Корзина желаний [Андрей Владимирович Смирнов] (fb2) читать онлайн

Корзина желаний

Глава 1

Вторая жизнь Вийона Раупа – а может быть, и первая, в зависимости от того, с какой стороны вести отсчет – началась с того, что жена выгнала его из дома. Давно минуло время, когда они нежно любили друг друга и были счастливы в шалаше на берегу Данги. Так они начинали – не имея ничего, кроме любви; остальное казалось неважным. За последующие пятнадцать лет они обзавелись неказистым домиком на Глинной улице, тремя детьми, и скудным, но стабильным доходом – Вийон плел корзины из веток ивы и продавал их на ближайшем рынке, Элеса прислуживала обеспеченной семье, живущей на Храмовой улице. Казалось бы, все стало если и не идеально, то, по крайней мере, намного лучше чем было, но характер Элесы портился гораздо быстрее, чем росли доходы семьи. Вийон потерял часть волос и должен был, вероятно, еще через несколько лет облысеть полностью; Элеса основательно растолстела, а беззаботное девичье щебетание сменилось вечно раздраженным голосом, регулярно срывающемся на крик. Во всех ее несчастьях, в испорченной жизни и загубленной молодости, виноват, конечно же, был только Вийон, и с этим невозможно было спорить, поскольку выйди Элеса пятнадцать лет тому назад замуж за кого-то другого – и жизнь ее, вполне вероятно, сложилась бы совершенно иначе. Кто знает, какой была бы эта жизнь? Элеса подозревала и с каждым днем эти подозрения укреплялись в ней все больше, что жизнь, которая не случилась, наверняка была бы лучше той, что есть. Дети постоянно шумели, не слушались, безобразничали и просили есть; муж относился ко всему слишком легко и изготавливал корзин меньше, чем мог бы, если бы не ленился, также он недостаточно хорошо торговался на рынке, а в последние годы еще и начал пить – и вот, наступил день, когда терпение Элесы лопнуло и она указала Вийону на дверь. Губить остатки своей жизни на этого бесполезного мужчинку она не намерена, хватит и пятнадцати уже загубленных лет; брат горшечника, жившего по соседству, уже несколько раз делал ей вполне прозрачные намеки, и если горшечник имел определенно больший достаток, чем семья Раупов, то, вероятно, и брат его не бедствовал; итак, она все решила – лучше она будет сожительствовать с братом горшечника, чем и дальше тянуть лямку с бесполезным и бесперспективным корзинщиком Вийон воспринял перемены в своей жизни стоически; он оказался удручен и деморализован, и не имел ни внутренних сил, ни желания вступать с женой в пререкания, хорошо усвоив за истекшие годы, что в любом серьезном споре последнее слово в любом случае останется за ней, а он окажется унижен и расстроен еще больше. Друзья, которым он, бывало, за чаркой вина жаловался на свою жизнь, советовали ему время от времени поколачивать жену для того, чтобы держать ее в тонусе, но Вийон даже и не пытался следовать этому совету. Он говорил себе, что слишком добр и поэтому не способен поднять руку на любимую женщину, но также немалое значение имело и то, что жена, особенно в последние годы, сделалась ощутимо массивнее Вийона, была гораздо агрессивнее и одними только своими криками умела приводить мужа в состояние совершенной растерянности и дезориентации, сбивала с мысли и заставляла чувствовать себя во всем виноватым. И если он никогда не мог даже переспорить ее – что уж говорить о большем! Нет, вариант с побоями был совершенно исключен, Вийон даже и не думал ни о чем подобном, когда собирал свои пожитки и перебирал в уме места, в которых он мог заночевать. Дети, как всегда, были заняты своими делами и не обращали внимания на происходящее – сыновья Вийона ссорились, а дочка, маленькая Иси, сидела в углу и насуплено играла в куклы, сплетенные Вийоном из соломы и наряженные в платья, сделанные из тряпичных обрезков. Иси отгородилась от мира незримой стеной – единственный способ существовать в единственной комнате дома, которую приходилось делить с шумными братьями, вечно раздраженной матерью и отцом, не вызывавшим уважения даже у собственных детей. Что-то в груди Вийона болезненно сжалось, происходящее вдруг показалось ему настолько нечестным и несправедливым, что ему пришлось отвернуться и приложить немалые усилия к тому, чтобы сдержать слезы. Жена презрительно смотрела на него, поджав губы – следила, чтобы он не вынес из дома ничего лишнего. Не став ни с кем прощаться, Вийон забросил на плечо мешок со своими пожитками и вышел за дверь.

Было лето. Из-за городской стены ветер то и дело доносил свежие запахи цветущих деревьев – иногда запахи столь сильные, что им даже удавалось перебить привычную вонь окраинных кварталов Дангилаты, заселенных преимущественно ремесленниками и бедняками. Рабство в Ильсильваре отменили четыреста лет тому назад, но на жизни беднейшей части населения страны это отразилось слабо, и не всегда в лучшую сторону: города оказались заполнены неимущими людьми, сыгравшими немаловажную роль в череде последовавших междоусобиц и переворотов. С течением лет все более-менее утряслось, но Ильсильвар продолжал оставаться страной контрастов: цветущие сады за городской чертой поражали своим великолепием, аккуратностью в расположении и изобилием плодов – однако бедняк, вздумавший поискать в тех садах себе пропитание или, тем паче, место для ночлега, рисковал навсегда отправиться в каменоломни. Рабство отменили – но только не для тех, кто нарушал закон.

Первую ночь Вийон провел на груде веток и прутьев, в сарае, принадлежащем господину Бейзу Лекариду. Бейз вот уже много лет предоставлял корзинщикам все им необходимые для работы материалы в обмен на часть их работы – лучшую часть – а затем продавал полученное на центральном рынке столицы, в то время как работникам оставалось довольствоваться более мелкими рынками на окраинах города. Бейз посочувствовал работнику, оставшемуся без крова, но предупредил, что долго здесь пробыть ему не позволит: Вийон может провести на складе одну ночь, но не более. Кое-как устроившись на груде веток, Вийон попытался заснуть, но сон не шел. Сердце корзинщика грызло беспокойство о будущем; привычный уклад жизни оказался нарушен, все сделалось тревожным и неопределенным. К этим чувствам примешивалась обида на жену, но в этой обиде не было злости – скорее, непонимание повзрослевшего ребенка, внезапно поставленного перед неприятной реальностью, которую он не хотел принимать. Уже миновала середина ночи, а Вийон все ворочался на шуршащих под его весом ветках и мысленно пережевывал случившееся. Нужно было поспать для того, чтобы завтра иметь силы для работы. Когда за окном стало светать, Вийон, среди прочих бессвязных мыслей, блуждавших в его голове, вспомнил вдруг слова Айнри Тозола, своего друга детства: Айнри говорил, что мечта имеет ту же природу, что и сон, и погружаясь в мечту, человек погружается в одну из форм сновидения. Вийон не видел Айнри уже много лет – происходивший из гораздо более обеспеченной семьи, Айнри в какой-то период перебрался вместе с семьей в Средний город, где, кажется, сделал успешную карьеру на поприще то ли архитектурной магии, то ли астрологии, то ли достиг высот в мастерстве изготовления чучел. «Если мечта – это сон, – подумал Вийон. – То я смогу выспаться, если хорошо помечтаю.» В авторитете умного и успешного Айнри не приходилось сомневаться, ведь он умел читать еще тогда, когда они оба были мальчишками, а сам Вийон не сумел освоить грамоты даже к тридцати с лишним годам. Вот только о чем мечтать? Что хорошего могло случиться в его жизни? Вийон глубоко задумался. Он мог бы завтра найти пару мелких монет на земле, когда понесет корзины на рынок. Он ясно представил, как идет, ощущая ноющую боль в мышцах от здоровенной груды корзин, вложенных друг в друга – не таких уж тяжелых, но довольно неудобных для переноски, если нести приходится сразу несколько штук – и замечает что-то поблескивающее в пыли, оглядывается по сторонам, но никто не обращает на него внимания, тогда он останавливается, опускается, ставит корзины на одно колено, придерживает их одной рукой, а вторую протягивает к лежащим на земле монетам… а может быть, это не медь, а серебро? Или даже золото? Нет, золото – это слишком смело, слишком неправдоподобно. Несколько серебряных монет, выпавших из разодранного кошеля почтенного седобородого торговца, атакованного уличными воришками – в самый раз. Вийон незаметно подберет деньги, снимет комнату в приличном доме, накупит всевозможной еды (ах, как урчит голодный желудок!..), возьмет кувшин вина и даже позовет на ночь красивую женщину. Пусть кто-нибудь расскажет Элесе, как весело он проводит время – тогда она поймет, что в жизни у него без нее складывается все совсем даже неплохо, и тысячу раз пожалеет о том, что прогнала мужа из дома…

Вийона разбудили голоса, сопровождаемые похлопыванием по плечу:

– Эй, лежебока, сколько можно дрыхнуть?

На улице уже рассвело, в сарае крутились Огис, Майрын и Флеб – корзинщики, пользовавшиеся, как и Вийон, услугами Бейза Лекарида, привозившего в Дангилату ивовую лозу. Вийон протер глаза, вышел на улицу, справил нужду в переулке, и вернулся на свое рабочее место. Все утро до полудня он плел корзины – голодный и немного сонный, но руки сами помнили, что им следует делать, и работа потихоньку шла. Ближе к полудню явился сам Бейз – успешный делец в белых шароварах, коротком халате, полузакрытых сандалиях с загнутыми вверх носочками и большой белой чалме. Южная мода, поддерживаемая императорским домом, все больше распространялась в центре страны.

У Огиса и Майрына поставщик прутьев забрал по две обычных корзины, у Флеба – одну, но очень хорошую и прочную, с удобными ручками и плетеной крышкой, у Вийона – три, да еще и попинал их ногой, проверяя на прочность.

– Плохая работа, – скривив губы, сказал Бейз. – Развалятся через неделю. Что-то ты даром переводишь мои прутья, дружок. Или где-то припрятал лучшие?

– Нет-нет, господин, что вы! Как можно?

– Я тебе кости переломаю, если узнаю, что где-то прячешь от меня часть товара, – пообещал Бейз.

– Господин, я бы никогда… – Молитвенно сложил руки корзинщик, но Бейз строгим голосом оборвал его:

– Помолчи. Ты уже нашел себе жилье?

– Нет, господин, еще нет. Сегодня я продам корзины и сниму где-нибудь угол.

Бейз поджал губы и отвернулся. Он сделал выговор Майрыну за разбросанные в беспорядке прутья, погрузил полученные корзины на тележку и удалился. Пора было двигать на рынок – согласно предсказанию астролога, продавать корзины сегодня следовало после полудня и до трех часов дня, после чего нужно было сделать перерыв – но перед этим следовало перекусить. Корзинщики принялись расспрашивать Вийона о том, как вышло, что он потерял жилье, и волей-неволей ему пришлось рассказать о ссоре с женой. Огис посмеялся, достал нож и стал нарезать помидоры, время от времени бросая фразы о том, что строптивую бабу нужно как следует проучить. Майрын, принесший с собой несколько огурцов, поменял один на помидор Огиса, а еще один – на лепешку Флеба.

– Так вот почему ты сегодня пустой, – посочувствовал Флеб. – На, держи.

Он отдал товарищу одну из двух оставшихся лепешек, а последнюю съел сам, похрустывая огурцом. Огис поделился с Вийоном двумя дольками помидора, показавшимися голодному бедолаге вкуснейшим и свежайшим царским лакомством – жаль только, что столь малым. Майрын молча жевал свою еду, никак не комментируя происходящее – спасибо ему и на этом.

Пообедав, Флеб и Вийон собрали свои корзины и отправились на рынок, а Огис и Майрын остались работать дальше. На восточном рынке у них была одна лавка на четверых, и товары свои они выставляли по двое, меняясь каждый день: завтра свои корзины пойдут продавать Огис и Майрын, а Флеб и Вийон останутся работать.

Солнце припекало, краешек дна нижней корзины привычно царапал плечо, поднятые и напряженные руки, удерживающие пирамиду корзин, быстро начали уставать. На середине пути они остановились передохнуть и напиться воды у колодца. Чистой воды в перенаселенном городе было мало, а потому магнаты давным-давно скупили все лучшие колодцы и делали легкие деньги на продаже воды. На пересечении Козьей улицы и Полукружной водой торговала бабушка Энни – само собой, она не была хозяйкой колодца, а лишь работницей, приставленной владельцем следить за его товаром и собирать деньги – но решала, кому и сколько налить «в черную», именно она. Корзинщики останавливались здесь каждый день, получая чарку обжигающе холодной и вкусной воды, за это каждую неделю один из четырех товарищей отдавал бабушке Энни обычную среднюю корзину или небольшую изящную корзиночку. Напившись и поблагодарив торговку, Вийон отправился дальше, а Флеб задержался для того, чтобы Энни погадала ему по руке. Как правило, предсказания Энни были для Флеба благоприятны, смущало только то, что они зачастую противоречили друг другу: так, один раз она нагадала, что женой Флеба станет светловолосая и голубоглазая девушка, другой раз – что он женится на темноволосой смуглянке, у которой уже будут дети. Также обстояло дело и с другими сторонами жизни: один раз она нагадала, что богатство Флебу принесет удачный брак, а другой раз – что все свои деньги он заработает сам; один раз она сказала, что семью Флеба ждет в Дангилате преуспевание, а в другой раз – что ему предстоит долгая поездка, из которой в столицу Флеб уже не вернется. Трудно было верить предсказаниям Энни, когда они так сильно противоречили друг другу, но говорили, что много лет тому назад, в молодости, она некоторое время была любовницей одного из учеников Рубула Табра Хитола, знаменитого хироманта – и это обстоятельство также не следовало сбрасывать со счетов.

Вийон услышал крики еще до того, как повернул за угол, но не придал им большого значения – на улицах большого, перенаселенного города всегда найдется, кому поскандалить. Его беспокоила только сохранность корзин, груда которых, покачиваясь перед лицом, закрывала немалую часть обзора. Между тем, что-то происходило на улице, куда он вышел. Вийон сдвинул корзины еще дальше вправо, и даже развернул корпус таким образом, чтобы получить лучший обзор. Много людей, некоторые из них свистели и улюлюкали, кто-то куда-то бежал, некоторые смотрели или показывали в дальнюю часть улицы – что там происходит, разобрать было никак невозможно. Уже собираясь сделать следующий шаг, Вийон вдруг заметил в пыли несколько тусклых кружков – и замер. Все в точности так, как в его сне, только монеты блестели не так ярко. Он сделал шаг, другой, поставил корзины на землю и протянул руку, чтобы поднять находку. Не может быть! Полновесный серебряный сикталь – столько, сколько сам Вийон мог бы заработать за полгода напряженного труда, не тратя деньги ни на что, даже на еду, а только откладывая полученное в кубышку. И вот еще один сикталь… два рикталя – большие медные монеты, равнявшиеся одной двенадцатой или одной тринадцатой серебряника – смотря где менять. А вот еще россыпь талей…

Звонкая оплеуха на мгновение оглушила Вийона и повалила его на землю. Кто-то стал пинать его и орать, толпа вокруг гудела, теперь пальцами показывали уже на Вийона. Что происходит? Он закрыл голову руками, защищаясь от ударов и только теперь смог разобрать крики избивавшего его человека:

– Шакал и сын шакала! Чтоб ты сдох и дети твои сдохли до седьмого колена! Сын больной ослицы с гнилым нутром, которую через задний проход покрыл Крысолов! Крысиный отброс, гнилье, сын шакала!

Гневные оскорбления перемежались с ударами. Вийон не мог вымолвить и слова.

– Э, что ты его бьешь?! – Раздался голос Флеба. Избиение прекратилось – кажется, Флеб оттолкнул гневливого человека или же встал так, что тому сделалось неудобно избивать лежащего. Осторожно приподняв голову и слегка разомкнув пальцы правой руки, защищавшие лицо (в левой он по-прежнему крепко сжимал подобранные деньги), Вийон увидел пожилого мужчину с пышной бородой, в которой темные участки обильно перемежались с сединой. Мужчина был одет как торговец, и, по видимому, таковым и являлся – во всяком случае, в сновиденье Вийона он был именно торговцем. Разодранная мошна на поясе также красноречиво свидетельствовала о том, почему он считает рассыпанные в пыли деньги своими.

– Вор он! Шакал! – Орал пожилой мужчина, пытаясь обойти Флеба для того, чтобы снова добраться до своей жертвы и продолжить избиение.

– Что он у тебя украл? Успокойся! – Флеб продолжал закрывать товарища. Вийон медленно поднялся. Болела разбитая губа и все еще от полученных оплеух гудела голова.

– Деньги мои украл! – Сейчас акцент в голосе торговца сделался более различим, чем раньше. – Я знаю как они делают: один хватает и бежит, другой собирает! Где стража? Пусть в яму его посадят, сына ослицы! Пусть там сидит пока все не отдаст!

Вийону стало дурно при мысли о том, что стража, если таковая сейчас появится, обнаружит при нем подобранные с земли деньги. Он поспешно протянул левую руку, разжимая кулак.

– Вот, возьми! Вот все!

Торговец забрал монеты, но не успокоился:

– И это все? А где остальное?

– Больше ничего не было, клянусь!

Торговец с воплями и проклятьями вновь решил было броситься на Вийона, но на этот раз остановил его не Флеб, а высокий и худой мужчина, с перепачканными глиной руками, которого Вийон не раз видел, проходя по этой улице. Мужчина был глиномесом и звали его, кажется, Йрам.

– Какой у тебя сегодня день? – Спросил Йрам.

– Что? – Не понял торговец. – Такой же, как у всех…

– Нет-нет, – Йрам покачал головой. – Что сказал твой астролог насчет сегодняшнего дня для тебя?

– Мой астролог? – Мужчина уставился на глиномеса так, как будто не мог понять, говорит тот серьезно или издевается над ним. – Понятия не имею! У меня нет астролога… Да при чем тут это? Где мои деньги?! Держите вора!

Он снова попытался обойти Флеба и Йрам, и снова ему не позволили этого сделать. Вийон ощутил, как настроение зевак меняется – если раньше симпатии толпы были скорее на стороне торговца, и избиение «вора» вызывало одобрение и смех, то теперь в отношении торговца ощущалось отчуждение. Высокий глиномес неодобрительно покачал головой.

– Ты вышел на улицу и даже не узнал, какой сегодня день для тебя? – Он говорил так, как будто бы поучал набедокурившего подростка, а не обращался к мужчине, который был как минимум на двадцать лет его старше, намного богаче и безусловно выше по положению в обществе. – Как так можно делать? Может, у тебя сегодня неблагоприятный день? Ты об этом подумал?

– Меня обокрали. – Сквозь зубы процедил торговец.

– Тебя обокрали потому, что ты пошел не в то время и не в то место, – заметил Флеб. – Хорошо еще, что не случилось большего несчастья!

– Эй, борода, что ты там орешь?! – Подала голос со своего места бабушка Энни. Указав на Вийона, она продолжила. – Я знаю этого человека много лет! Каждые два дня он пьет здесь воду и за все время я не слышала про него ничего плохого! Один раз он сделал такую хорошую корзинку для моей племянницы, загляденье просто! Всем у нас в семье эта корзинка понравилась! Что ты кричишь и дерешься?!

– Он не знает, какой у него сегодня день, бабушка Энни, – пояснил Йрам. – Не спросил никого, ничего не узнал, пошел куда глаза глядят, вот теперь жалуется…

Сверля глазами торговца, бабушка Энни, осуждающе покачала головой и громко поцокала языком, выражая свое порицание.

Торговец затравленно огляделся. Все вокруг смотрели на него подозрительно и даже враждебно. Вполголоса бормоча ругательства, он подобрал оставшиеся на земле монеты и направился к нагруженной товарами тележке, в которую был запряжен довольный неожиданной остановкой серый ослик.

Прищурившись, Вийон взглянул на солнце. Неожиданная задержка отняла немалую часть благоприятного времени, и, похоже, уже скоро прозвучит гонг, отмеряющий час дня. Как хорошо, что сам Вийон вовремя посетил астролога! Пусть его и побили, но не так уж сильно; горожане заняли его сторону, а не торговца; городской стражи, так любящей бросать бедняков в яму по малейшей жалобе богачей или приезжих, поблизости не оказалось – да, деньги, потраченные на благоприятное предсказание, безусловно себя окупили, жаль только, что время вышло впустую, а не было проведено с большей отдачей на рынке.

Вийон подхватил свою груду корзин и поспешил дальше, и Флеб последовал за ним.

Глава 2

До третьего часа Вийон успел продать четыре корзины. Флеб то приходил, то уходил, оставляя товарища присматривать за своим товаром. В какой-то момент Вийон заметил его беседующим с седобородым торговцем – тем самым, с которым они поссорились по пути к рынку, но теперь, кажется, беседа проходила вполне мирно.

– Что от тебя хотел этот человек? – Спросил Вийон, когда Флеб вернулся. – Он нарей[1]?

– Да, его зовут Куон Альтур Визот. Я подумал, что он, наверное, впервые в нашей стране и многого не понимает, поэтому посоветовал ему как быть и что делать, чтобы не попасть впросак.

В это время гонг на Часовой башне прогудел три раза.

– Постой за прилавком, Флеб. Мое время кончилось, нужно подождать один час.

– Хорошо.

Подошел тучный мужчина и заговорил с Флебом, расспрашивая, может ли тот сделать корзину на заказ. С другой стороны к прилавку приблизилась женщина.

– Какова цена? – Спросила она Вийона. Тот поднял руки и покачал ими в воздухе, показывая, что сделки не будет.

– Ничего не продаю.

– Мне нужно несколько корзин, хорошо заплачу.

– Нет-нет, – Вийон затряс ладонями еще сильнее. – Я ничего об этом не знаю.

Раздраженно поджав губы, женщина отошла. Вийон мысленно вздохнул. Не стоило гнаться за выгодой в неудачное время – совершенная сделка принесла бы ему несчастье. Седобородый нарей хорошо заработал и был доволен собой, но начал действовать без оглядки на положение звезд и планет – и потерял все, что получил. Может быть, деньги, которые могла бы дать ему женщина, оказались бы проклятыми или фальшивыми? Нет-нет, лучше не рисковать.

Чтобы не привлекать покупателей и не вступать с ними в разговоры, он отошел от прилавка и отправился бродить по рынку, здороваясь со знакомыми и подмечая все необычное. Гарип Эбия, продавец овощей, поделился с ним долькой сочного арбуза, привезенного из Гаснивы. Вийон перекинулся с ним парой слов о новостях с юга – кроме очередного набега скайферов, ничего заметного там за последнее время не произошло – и отправился дальше. На краю рынка он заметил стражников, Нанса и Макриба, и обошел их по длинной дуге, не желая попадаться на глаза ни тому, ни другому. Не то, чтобы он в чем-либо провинился, но чем меньше внимания стражи привлекает к себе бедный человек – тем лучше. Завершая свой маневр, Вийон заметил крупную крысу, выползающую из канавы; крыса подбежала к стене дома, поднялась на лапки и стала скрести зубами известь. Вийон наблюдал за крысой несколько минут и заметил в ее действиях определенный порядок – она как будто выводила какие-то вертикальные линии, соединенные друг с другом косыми и горизонтальными линиями, царапая зубами стену, покрашенную белой известью. Это было что-то необычное. Вийон пожалел о том, что не умеет читать – кто знает, вдруг это было послание, сообщавшее нечто важное? С другой стороны, если это было послание, то кто мог бы его направить? Трудно было заподозрить благих богов в том, что они для своего сакрального сообщения стали бы использовать такое грязное и презренное существо, как крысу. Однако, даже если крысу направляли и неблагие боги, то и в этом случае мнением высших сил не стоило пренебрегать. Но кому предназначалось сообщение? Вийон повертел головой и не нашел никого, кто также, как и он сам, наблюдал бы в этот момент за крысой. В это время крысу спугнула бродячая собака, с шумом и лаем погнавшаяся за ней, сопровождаемая проклятьями и бранью самых бедных торговок, разложивших свои товары прямо на земле, на лоскутах ткани или на соломенных циновках. Успела ли крыса закончить свое послание и было ли это вообще послание, а не просто набор случайных черточек? Вийон подумал, что, кажется, даже помоечная крыса в этом городе лучше понимает, что и зачем она делает, чем он.

Вийон вернулся к прилавку и стал ждать завершения третьего часа, чтобы снова начать торговать. Покупателей не было, Флеб скучал.

– Как ты думаешь, – спросил Вийон. – Можно ли увидеть знамение, если оно предназначено не тебе?

– Какое знамение?

– Какое-нибудь. Знак судьбы.

– Ты видел знак судьбы? – Удивился Флеб.

– Я не знаю, – пожал плечами Вийон. – Я хочу понять, что я видел. Если это был знак, то он не для меня. Но можно ли увидеть знак, который не для тебя? Если он не для тебя, то ты и не должен его заметить, не так ли?

– Странное дело, – согласился Флеб. – Расскажи, что произошло.

Вийон рассказал. Он даже хотел было показать знаки, выцарапанные крысой на стене, но, обернувшись, сразу понял, что с этого места они ничего не увидят: стена того дома находилась слишком далеко, ее закрывало несколько рядов палаток и лавок, и поток людей между ними был довольно оживленным. Тогда он наклонился и, выбрав место посуше, в пыли нарисовал по памяти крысиные знаки. Флеб посмотрел на них с одной стороны, потом с другой. Он тоже не умел читать.

– Подожди-ка… – Молодой корзинщик сорвался с места и ушел прежде, чем Вийон успел его остановить. Что за идея пришла ему в голову? Да еще и в такое время, когда Вийон не мог торговать.

Но ничего не поделаешь, приходилось стоять у прилавка, присматривая за корзинами. Некоторые люди, проходившие мимо, бросали на прилавок заинтересованные взгляды, но Вийон даже не пытался их зазывать, а если кто-то порывался подойти ближе, осуждающе качал головой. Потом он заметил, через фигуры торговцев и груды товаров, Флеба в параллельном ряду – тот разговаривал с горшечником Атабом и его братом Саджиром (тем самым, с которым теперь сожительствовала жена Вийона), и даже рисовал что-то перед ними на столе. Атаб умел читать и молодой корзинщик, похоже, хотел воспользоваться его знаниями, чтобы разобраться в случае, рассказанном Вийоном. Получив ответ, Флеб о чем-то задумался, а затем быстро ушел, но так и не вернулся к Вийону. Куда он же пропал? Вийон терпеливо ждал.

Корзинщик понял, что движется что-то недоброе еще прежде, чем увидел их: люди расступались, торговцы прятали деньги и заискивающе улыбались, в воздухе повисло напряжение. Нанс и Макриб, прогуливаясь, пересекали рынок. Третий час еще не истек и потому ничего удивительного, что остановиться они решили именно у лавки Вийона.

– Хорошие корзины, – заметил Нанс. – В какую цену?

– Для вас, господин, любая бесплатно, – как и полагалось, Вийон заискивающе улыбнулся. Мысленно он посылал проклятья на голову Флеба. Где шляется этот мальчишка?

Стражники не торопясь выбирали товар, распугивая прочих покупателей. Вийон мог бы назвать цену, но тогда бы его неприятности только бы начались. Ему предъявили бы неуплату налогов или содрали бы штраф за недостаточную чистоту на прилавке, или придрались бы к качеству товара – уж эти двое нашли бы, к чему прицепиться. Забрав две корзины, Нанс и Макриб ушли. Гонг пробил четыре раза, и наконец появился Флеб. Вийон чуть было не набросился на него с кулаками.

– Совсем забыл, – защищался Флеб. – Пришлось действовать быстро…

– Что еще случилось?

– Ничего. – Флеб поднял руки, признавая свою вину. – Просто твой рассказ и эта крыса натолкнули меня на одну мысль…

– Ты спрашивал о знаке у Атаба? Что он сказал?

Флеб покачал головой.

– Думаю, лучше мне не отвечать. Дядя не раз говорил «Слово расточает силу, а молчание ее сохраняет», а ему об этом сказал маг из Среднего города. Посмотрим, пойдет ли Куону Альтуру Визоту мой совет впрок, и если да, то я непременно обо всем тебе расскажу.

Вийону пришлось с этим смириться – однако все прояснилось уже довольно скоро, тем же вечером. Флеб снова отлучился. Вийон попросил торговку, собиравшую свой товар на соседней лавке, присмотреть за корзинами, и незаметно проследил за товарищем. Встретившись с седобородым, Флеб отвел его в переулок, а затем вышел на улицу Змей, где указал на дверь, над которой висела медная табличка с изображением крысы с двенадцатью лапами. Вийон едва не закричал, чтобы Куон Альтур Визот не входил в эту дверь, но так и не решился вмешаться. Седобородый торговец постучался и вошел, а Флеб повернул в сторону рынка. Заметив Вийона, молодой человек немного смутился.

– Вот, значит, что ты задумал, – покачал головой Вийон. – Что тебе сделал этот нарей? Зачем ты отправил его к Крысиному Мастеру?

– Куон богатый человек, – ответил Флеб. – Я думаю, он сможет заплатить Мастеру достаточно, чтобы не пришлось доплачивать собственной душой.

Вийон покачал головой, но ничего не сказал. Во второй половине дня он ничего не продал, и шагая со своими корзинами обратно к сараю Бейза, размышлял о том, как быть дальше. Он мог бы снять жилье, но тогда не сможет оплатить совет астролога, а значит – не сможет ни продавать, ни заниматься какими-либо иными важными делами, сделается парией в глазах товарищей и самого Бейза. Может быть, занять денег в долг? Эта идея показалась ему привлекательной, однако ни один из его товарищей не захотел одалживать – вероятнее всего потому, что все они были столь же нищими, как и он сам. Вийону пришлось идти в дом Бейза и просить того позволить ему переночевать в сарае еще раз.

Бейз был не один – покуривая кальян, он возлежал на подушках, ведя беседу с гостями – книгочеем Тейяром Анзифом и владельцем магазина амулетов Мангулом Эперидом. Между ними, на низеньком столике, стояла ваза с сушеными финиками, горшочек с медом и плошка с засахаренными орехами; а прислуживала им пышная наложница.

Бейзу не понравилось вторжение корзинщика; он разрешил Вийону остаться и на вторую ночь, но предупредил, что тот будет должен. Кланяясь и благодаря, Вийон попятился к двери, а затем отправился на улицу Третью улицу Звезд. Астролог забрал почти все, заработанное за сегодняшний день, но не сообщил никаких обнадеживающих известий: следующая неделя не обещала быть денежной, за исключением двух или трех часов в ее середине.

– Как же так! – С отчаяньем всплеснул руками Вийон. – Прошу вас, посмотрите еще раз! Мне нужны хорошие часы для торговли!

– Что изменится от того, что я посмотрю еще раз? – Подталкивая корзинщика к двери, спросил астролог. – Разве звезды изменят свое положение? Разве сделаются другими показания приборов, улавливающих незримые токи от движения Сфер? Если вселенная не расположена к тебе – подумай над своей жизнью, может быть, ты в чем-то виноват или что-то делаешь не так?

Вийон вышел из дома астролога в глубокой задумчивости. Уже смеркалось, он устал, отчаянно хотелось есть и спать. В чем он провинился? Может быть, боги наказывают его за то, что он не предупредил иноземца о том, чем тот рискует, обращаясь к Крысиному Мастеру? Стоило пойти в храм и замолить этот грех? Вийон поднял руку, в которой лежали два последних медяка. Есть хотелось все сильнее. «Как-нибудь потом замолю», – подумал он и отправился в таверну. Медяков хватило ровно на тарелку каши, кусок черного хлеба и кружку пива.

Поев, он сразу же отправился в сарай Бейза и завалился спать. Возможно, из-за полного желудка, а, возможно, из-за нечистой совести, его сны в эту ночь были тяжелы и неприятны. Он снова оказался на улице Змей, следя за дверью с бронзовой табличкой. Хотя он следил издалека, и прятался за повозкой, в какой-то момент, обернувшись, Вийон увидел вокруг себе не улицу, а полутемную комнату и понял, что находится в том самом месте, которого опасался. Здесь стоял странный, неприятный запах – амбре из подгнившего мяса, телесных выделений и ароматических специй, предназначенных для того, чтобы заглушить вонь. Стены утопали во тьме – кажется, там были полки с горшками и банками, а между полками развешаны амулеты – по счастью для Вийона, среди последних не оказалось ловцов снов. Невысокий, полуобнаженный Крысиный Мастер, лицо которого скрывала ярко разукрашенная маска, заканчивал приготовления к ритуалу, раскладывая на столике в центре комнаты зловещие инструменты. Затем он подошел к бочке в углу комнаты, отодвинул закрывавшую ее крышку и щипцами вытащил наружу грязную раненую крысу, отчаянно пытавшуюся вцепиться зубами в державшие ее щипцы. Вийон знал, что это была не обычная крыса – нет, обычная Крысиному Мастеру совсем бы не подошла. Мастер покупал крыс партиями, помещал их в одно пространство и не кормил. Оголодав, крысы начинали убивать друг друга, в конце концов оставалась одна, самая злобная и сильная, но она уже не была нормальной, и если ее отпустить – начала бы охотиться на других крыс и убивать их, сделавшись изгоем в своем племени. Мастеру, однако, не нужен был живой «крысиный волк», ему требовался дух этой безумной и злой твари. Положив крысу на стол, он прибил ее к столешнице – пока еще не убивая, всего лишь намертво фиксируя положение зверька. Затем полились песнопения. Четыре маленьких ремешка зафиксировали лапки жертвы. Кисточка окунулась в плошку с краской, затем коснулась крысы, выводя первый знак на ее шерстке – невидимый в полутьме глазам Вийона и, возможно, невидимый даже для глаз Крысиного Мастера, потому что краска впиталась неровно, но это не имело никакого значение, важен был символический жест, само действие по выведению знака. Затем кисточка была отложена и в руке заклинателя появился острый нож; крыса заверещала, когда был сделан первый надрез. Снова знак, наносимый кисточкой, и новый разрез скальпелем. И снова, и снова. Верещание твари, поначалу беспрерывное, начало стихать. Кровь разлилась по столу, в какой-то момент Крысиный Мастер удалил жертве кишечник, а сердце и печень бросил в жаровню, где тлели раскаленные угли. Монотонные песнопения сопровождали все его действия. Затихший зверек был лишен конечностей, затем Крысиный Мастер стал соскабливать кожу с его черепа. Вийон с ужасом наблюдал за происходящим.

Тьма как будто накапливалась в комнате на протяжении своего ритуала и, не смотря на расположенную поблизости от стола жаровню, все больше скрывала мертвое, но еще теплое тело, лежащее на столе. Затем Вийон осознал, что помимо него и Мастера, в комнате находится что-то еще. Кто-то еще. Бесформенная темнота поднималась над столом – расплывчатая дымная клякса с окровавленным крысиным черепом в верхней его части. Чудовище повернулось – Вийон ощутил, что оно ясно его видит и желает напасть, со всей своей безграничной злобой и яростью – но песнопение Крысиного Мастера заставило тварь обратить внимание на хозяина дома. Крысы были недобрыми существами, порожденными силой одного из Темных Князей, но у зла есть своя иерархия, а обыкновенные крысы, населявшие мир людей, мало чем отличались от всех остальных животных и птиц. Для того, чтобы воззвать к корням, питающим их, требовалось приложить определенные усилия. Создав «крысиного волка», Мастер заменил природное зло большим, а подвергнув «крысиного волка» мучительной смерти – призвал зло еще большее. Вийон с ужасом подумал о том, что случится, если человек в маске не сумеет совладать с тем, что он призвал – не было сомнений, что демон в этом случае сожрет их обоих. Но Мастер уже не в первый раз проделывал эту процедуру – во всяком случае, сопровождаемые пением указания показались демону достаточно весомыми, он больше уже не обращал внимание на Вийона, будто вовсе забыв о нем. Затем дымное облако будто бы смыл порыв ветра, а Вийон ощутил направление, невидимую нору, по которой стремительно летел демон. На другом конце «норы» находилась комната с несколькими людьми, и еще одна – комнаты будто бы накладывались друг на друга. Демон выбрал одну, вторая потускнела, но не исчезла совершенно, и было ясно, что он займется ею сразу же, как только завершит свои дела в первой. Он напал на людей в комнате, стал их кусать, бросаться на лицо, вгрызаться в их внутренности. Люди бросились врассыпную, но не могли открыть двери, и черные окна в их доме сделались непроницаемыми для проникновения… с криками они пытались спастись, но выпущенная Крысиным Мастером тварь преследовала их повсюду.

Вийон больше не мог этого видеть. Когда крысиный демон вцепился в лицо ребенку, он нарушил оцепенение сна, закричал, зашевелил руками и ногами – и в конце концов, вскочил на ноги. Он все еще был в сарае Бейза, на куче хвороста, в окружении недоделанных и непроданных корзин. Все было тихо, никаких чудовищ, омерзительных ритуалов и кричащих детей. Пот тек с Вийона градом. Остаток ночи он просидел на груде веток, боясь сомкнуть глаза.

[1] На нарейяне, наиболее распространенном языке Алмазных Княжеств, слово «нарей» означало человека вообще, а также указывало на представителя доминирующей в этом регионе национальности. Жители иных стран называли «нареями» всех обитателей Алмазных Княжеств без разбора.

Глава 3

Следующим утром четыре корзинщика, как обычно, с самого утра принялись за работу. Ближе к полудню Огис и Майрын ушли на рынок, а Вийон и Флеб остались делать корзины, которые будут продавать завтра.

– Ты плохо сделал, посоветовав торговцу обратиться к Крысиному Мастеру, – посмотрев на товарища, Вийон осуждающе покачал головой. – Что у него украли? Деньги? Эти воры – такие же люди, как мы с тобой, им нечего есть, а нарей богат. Ты подумал о том, что с ними сделает Крысиный Мастер? Это не стоит того, что они украли…

Флеб пренебрежительно отмахнулся.

– Не мне об этом судить, и дела Куона и Мастера с этими воришками – это их дела, а не мои. Разве я заставлял нарея платить Мастеру? А Мастера – делать то, что он делает? Я помог чужеземцу лишь тем, что дал ему выбор.

– Пусть воров искала бы стража, а не Крысиный Мастер, – произнеся эти слова, Вийон неприятно поразился тому, как фальшиво они прозвучали.

Флеб рассмеялся.

– Стража? Она не стала шевелить и пальцем, узнав, что Куона ограбили во время, о благоприятности или неблагоприятности которого ему ничего не было известно. Ты сам прекрасно знаешь, как они поступают в таких случаях.

Вийон, скрепя сердце, был вынужден согласиться со справедливостью того, что говорил его молодой товарищ. Потерявший деньги в неблагоприятный период сам виноват в своей неудаче, а тот, кто не удосужился узнать волю богов, отраженную в положении звезд, в полете птиц, виде внутренностей или в виде какого-либо иного знака – виноват вдвое. В то же время, если бы Куона ограбили в благоприятный период, стража также не стала бы долго думать, а, узнав имя того, кто сделал неверное предсказание, заявилась бы к астрологу, авгуру или хироманту, и содрала бы потерянные деньги с него – если бы только предсказатель не сумел бы доказать, что ограбление уберегло ограбленного от еще большего зла, и, таким образом, может считаться благоприятным событием. Единственное время, в которое стража могла начать расследование – это время неопределенности, когда может случится и хорошее, и дурное, но, будучи существами от природы ленивыми и жадными, стражники и тогда не стали бы шевелиться, не получив соответствующего вознаграждения. Таковы были реалии Нижнего города – здесь каждый мог рассчитывать на себя и еще, может быть, на своих соседей и родичей, но только не на закон.

Следующий час корзинщики работали молча – пока не приехал Бейз на телеге, загруженной свежими ветками. Вийон и Флеб сложили вязанки тонких прутьев в сарай, а Бейз, еще раз напомнив Вийону о том, что он уже сегодня же должен найти себе жилье, отбыл.

Плетя корзины, Вийон думал, как быть.

– Сегодня я ничего не смогу продать, – поделился он вслух своими размышления. – Значит, ничего не остается, как взять в долг, вот только у кого?

– Разве у тебя нет ни сестер, ни братьев? – Спросил Флеб. – Мне казалось, был кто-то…

– Одна сестра не живет в Дангилате – она уехала отсюда с мужем на побережье. Другая замужем за служкой в храме Солнца, но в их доме мне появляться нельзя – они там живут по строгим правилам, а гешцы – ты слышал? – издали буллу, согласно которой тот, кто пытается вызнать волю богов путем обращения к предсказателям, совершает непростительный грех, ибо, если бы боги хотели сообщить свою волю людям, они бы прямо о ней и сказали…

– Совсем с ума они там посходили, в своем Геше, – откликнулся Флеб. – Правильно сделал Лекхан, что прогнал из нашего королевства этих мракобесов.

– Прогнать-то прогнал, но для светлых жрецов гешский авторитет – все равно на высоте, пусть даже вслух об этом при властях они не скажут. Рунтар, муж моей сестры Яски, сказал, что ни помогать, ни общаться со мной не станет, пока я не покаюсь за то, что хожу к астрологам. А как я перестану? – Вийон всплеснул руками. – Тогда совсем ничего знать не буду, стану торговать в неудачное время и беду на себя навлеку.

– У тебя, кажется, был еще брат, – напомнил Флеб.

– Был, Варкин. Но я одалживался у него слишком часто, он больше не станет помогать мне. У него своя семья и дети, о которых надо думать.

– Тогда обратись к какому-нибудь ростовщику. Возвращать придется больше, чем брал, но что поделать?

– Пожалуй, ты прав, – кивнул Вийон. – Так я и сделаю.

Еще час он занимался корзинами, а затем, аккуратно сложив свою работу в сарай и прибрав за собой, отправился в Средний город. На углу Сытной улицы он заметил повозку с «императорской кашей» и длинной очередью, выстроившейся к ней, и поспешно занял место, ибо со вчерашнего дня ничего не ел. «Императорскую кашу», самую простую и дешевую, варили и раздавали в Нижнем городе бесплатно, ибо власти города справедливо полагали, что лучше дать бедняку немного еды, чем ждать, пока этот бедняк убьет кого-нибудь или ограбит, чтобы прокормиться. Привозя большие чаны с горячей кашей на какую-нибудь оживленную улицу, работники обычно кричали, что это дар сострадательного императора своим подданным, но иногда богачи и сановники, желая получить народную поддержку, также повозки с кашей, похлебкой или хлебом, и тогда прославляли уже их.

Отстояв очередь, горячего Вийон так и не получил – к тому моменту, когда он оказался перед раздачей, каша уже закончилась, но зато ему дали несколько сухарей и яблок – не так уж плохо, а если подумать о том, что это лучше, чем ничего, то и совсем хорошо. Перекусив, Вийон наконец добрался до ворот в обветшалой стене, что отделяла Средний город от Нижнего. Он опасался, что стража на воротах может не пропустить его из-за бедной одежды с множеством заплат, но на этот раз обошлось, и его, кажется, вовсе не заметили.

Ростовщики занимали Второкошельную улицу Среднего города, они давали деньги в рост обеспеченным горожанам, ремесленникам и даже выходцам из Нижнего города; в Верхнем же, как говорили, находилась Первокошельная улица, блиставшая умопомрачительным богатством,обеспечивавшая деньгами наиболее состоятельных горожан, купцов и вельмож.

Прошел час, затем другой и третий. Вийон ходил от дома к дому, послушно дожидался своей очереди, беседовал с ростовщиками, глядевшими на него сверху вниз – и уходил ни с чем. Никто не хотел давать денег бедняку просто так, под честное слово или под вексель, каждый желал получить что-нибудь в обеспечение долга, но у Вийона не было ничего, что могло бы стать надежным залогом, ведь по сути, кроме нескольких корзин и драной одежды, он не имел никакого иного имущества. Меж тем, день близился к вечеру, Вийон стал опасаться, что так и не найдет способ раздобыть средств, достаточных, чтобы снять самое дешевое жилье. Видя его отчаянье, один из ростовщиков посоветовал обратиться к Собирателю Дней, живущему в конце Второкошельной улицы. Прозвище это (или же это был титул?) сразу же не понравилось Вийону и насторожило его, ибо подобное именование в Ильсильваре, как правило, получал лишь тот, кто обладал особенной властью, и в большинстве случаев эта власть имела мистический характер. Однако, ему не пожелали ничего объяснять и просто выгнали за порог; Вийон пошел к следующему ростовщику, потом к следующем, и в какой-то момент история повторилась, ему вновь, в ответ на мольбы, равнодушно посоветовали Собирателя Дней, и вновь выгнали, ничего не объяснив. Между тем, уже смеркалось, лавки ростовщиков закрывались – да и будь они открыты, что толку? Вийон обошел уже почти все. Не видя другого выхода, Вийон развернулся и направился к дому в конце Второкошельной улицы – самому большому и богатому дому в этом районе. Дом выглядел столь изысканно и солидно, что корзинщик усомнился, пустят ли его хотя бы на порог. Однако, его пустили, попросили немного подождать, а затем провели в кабинет из красного дерева, где на одном из двух, поставленных напротив друг друга, диванов, возлежал Кусса Кутит, темнокожий и широкогубый Собиратель Дней. Поморщившись, он несколько секунд разглядывал гостя, а затем сделал ленивый жест, указывая на противоположный диван. Между диванами находился столик из красного дерева, а на столике высился кальян, одна из трубок которого покоилась в руке Куссы и время от времени прикладывалась к его губам. К курению кальяна гостю он, впрочем, присоединиться не предложил.

– Приветствую, господин, – Вийон поспешно поклонился, и лишь затем осторожно примостился на краешек дивана. – Да пребудет благодать в вашем доме!..

Он замолчал, ожидая ответа, но Кусса Кутит просто курил и молча поглядывал на него. Вийон откашлялся.

– Так получилось, что мне нужны деньги… и мне сказали, что вы можете помочь… Мне нужно совсем немного, всего лишь сикталь или хотя бы несколько рикталей, чтобы снять угол в каком-нибудь доме, я заработаю и верну, клянусь вам!..

– Не сомневаюсь, что вернешь, – наконец заговорил Кусса, и его хриплый и одновременно гнусавый голос заполнил комнату. Не будучи громким, вместе с тем, этот голос содержал в себе уверенность и власть. – Но ты должен будешь оставить залог, таковы правила.

– У меня ничего нет, господин! Я простой корзинщик… вряд ли вас заинтересует моя плошка, старый нож или износившиеся сапоги, которые я надеваю зимой – а больше у меня ничего нет!

– В залог ты оставишь десять лет своей жизни, – отмел слова Вийона Собиратель Дней. – Обычно я за столь ничтожную сумму требую меньше, но опыт подсказывает, что бедные люди скорее предпочтут расстаться с годом или два, чем станут возвращать долг. А что я буду делать с годом или два какого-то нищего? Десять лет – это уже хоть что-то, и есть надежда, что ты все же пошевелишься и найдешь способ вернуть мне мои деньги… естественно, с процентами.

Вийон оторопел.

– Я не понимаю, господин… как можно отдать год или два, или, тем более, десять лет жизни в залог?

– Тебе и не нужно этого понимать, – ответил Кусса. – Я заберу твои десять лет и верну их, когда ты вернешь мне долг.

– Могу ли я подумать?

– Ко мне не приходят люди, которым нужно подумать, – отрицательно покачал головой Кусса. – Ко мне приходят люди, которые опробовали все, но так и не смогли получить желаемого.

– Да, – согласился Вийон. – Вы правы, господин. Я согласен.

– Возьми трубку и дыши, – повелел Кусса, показав на кальян.

Вийон так и сделал. Он стал дышать, а затем лег на диван, потому что в голове его образовалась необыкновенная легкость, а в теле – слабость. Ничего не хотелось делать, и ни о чем не думалось, он будто впал в какое-то забытье или безвременье. Глядя на Куссу, корзинщик не замечал никаких признаков того, что кальян оказывал на хозяина дома схожее действие – напротив, Кусса, казалось, взбодрился. Вийону подумалось, что его жизнь перетекает по трубкам, как по венам, в кальян, а из кальяна – к Куссе, и тот выпивает ее и сохраняет где-то внутри себя. Эту простую мысль он думал по частям, долго, неопределенно долгое время, перемежаемое периодами забвения, пока не почувствовал, что кто-то вытаскивает конец трубки у него изо рта.

– Достаточно, – сказал Собиратель Дней, возвышаясь над клиентом. – Поднимайся, и уходи. И помни – чем позже ты вернешь мне долг, тем меньше твоих дней сохранится; если ты задержишь выплату более, чем на полгода – не останется ничего.

Кусса Кутит взял руку Вийона и вложил в нее серебряный сикталь, а затем позвал слугу, который сопроводил корзинщика до выхода из дома. На улице уже совсем стемнело, и Вийону нужно было поскорее добраться до ворот, соединяющих Нижний город со Средним – пока их не закрыли на ночь. Он шел, с трудом переставляя ноги – тело было ужасно слабым и как будто бы сделалось более медлительным и грузным, зубы болели, и дышалось с трудом. Прежде он почти не замечал своего тела, сейчас же ощущал слишком хорошо, насколько оно инертно и порядком уже изношено. Часть его жизни, его Шэ, осталась у Собирателя Дней, и Вийон впервые ужаснулся тому, что будет, если он не найдет способа вернуть долг. Прежде он мало думал о старости, но десять лет, исчезновение которых прошло столь внезапно и быстро, заставили его по-другому на все посмотреть. Маячившая впереди, надвигающаяся старость была ужасна – время увядания, потеря здравости ума, телесной силы, бодрости, остроты чувств, и хуже всего в ней была ее неотвратимость.

Ворота уже закрывали, но он успел пройти в Нижний город. Чтобы избавиться от накатывающей паники, он направился в пивную Нилкута, где все его знали: сикталь – это большие деньги, их с избытком хватит на снятие жилья, и потому вполне можно было позволить себе потратить несколько талей на дешевое вино. Нилкут радушно встретил его и принес вино, также в общем зале обнаружились Огис и Майрын, а также чистильщики улиц Уса и Лэн, и Вийон присоединился к их кампании. После первой чарки вина жизнь показалась ему немного лучше, чем прежде, а после второй и третьей – еще лучшей. Друзья спрашивали, отчего он выглядит так дурно, будто бы постарел за один день на десять лет, но Вийон отнекивался и отшучивался как мог, не называя истинной причины. Постепенно его дурное настроение сходило на нет, вино и дружеская кампания прогнали печаль, он смеялся шуткам и даже шутил сам; Лэн, как уже бывало не раз, стал предлагать скинуться и позвать блудницу, как обычно, ему отвечали, что дешевая шлюха – а позволить себе бедные корзинщики и чистильщики улиц могли только таких – окажется либо старой, либо страшной. либо наградит их нехорошими болезнями, а вероятнее всего – одновременно и старой, и страшной, и больной. Лэн уверен, что не все так плохо – если, конечно, выбирать тщательно, а не хватать первую, которая попадется. Оживленное обсуждение, сопровождаемое шутками, байками, присказками и рассуждениями о жизни, было прервано, когда внезапно в пивную вошла Элеса Рауп. Она была столь массивна, лицо ее столь зло, а двигалась она столь целеустремленно, что притих не только Вийон, но и его товарищи. Вийон знал, что она приходит всегда, когда ему хорошо, как будто чувствует это каким-то мистическим образом и немедленно стремится все разрушить, отнять у него любую, пусть даже самую ничтожную радость, которая только может возникнуть в его нелегкой жизни. Все как всегда, и даже то, что они расстались, ничего как будто бы не изменилось.

– Так я и знала, – низким, полным затаенной злобы, голосом сообщила вийонова жена, нависнув над столом. – Где же ты еще можешь быть? Идем-ка со мной…

Сопровождаемый неловким молчанием захмелевших друзей, Вийон поднялся и обреченно пошел вслед за женщиной. Как только они вышли из трактира на пустынную темную улицу, Элеса принялась орать. Все как обычно. Вийон не пытался вслушиваться в ее крики – он и так знал, что является пьяным, вонючим, тупым, безответственным, жалким, ничтожным, погубившим ее жизнь, уродом, нищим, ни на что не годным, тем, на кого она потратила свои лучшие годы, немужчиной, паразитом, плевком на дороге, не заботящимся о детях, тупомордым зверьем, ублюдком, куском дерьма, паскудой, тем, кому нечего сказать, вошью, слабаком, выродком, нечеловеком, снова ничтожным и жалким, вызывающим отвращение, плешивой тварью, пустым местом, говноедом, крысиным отродьем, безмозглым бараном, снова пьяницей, слизняком, хуже блевоты, с гнилой душой, лицемерной сволочью, еще раз немужчиной, бессовестным, грязью, помоечной крысой, червем, ничтожеством в третий раз, бесполезным существом, свиньей и конченой мразью. Все как всегда, он прекрасно знал все, что она скажет, ругаться и спорить было бесполезно, это лишь больше раззадоривало ее, нужно было просто дождаться, когда Элесе надоест и она уйдет.

Но отпускать так просто свою жертву Элеса не собиралась. В ее ругани и криках все чаще упоминались дети, которые в данную минуту умирали от голода, жажды и десятка болезней, сделав паузу, чтобы передохнуть, она потребовала у Вийона деньги. Сикталь корзинщик уже разменял, сунув руку в кошель, он достал несколько рикталей. Элеса забрала их, но не успокоилась.

– И это все? Я знаю, у тебя есть больше.

– Послушай, женщина! – Не смотря на свой мягкий нрав и памятование о том, что никогда, никогда, никогда нельзя спорить с женой, когда она в дурном расположении духа, Вийон не выдержал. – Ты же прогнала меня, живешь теперь с горшечником Саджиром! Что тебе до моих денег?! Пусть тебе дает деньги Саджир…

Лучше бы он этого не говорил! Элеса уперла руки в боки, и начала все по новой – на этот раз с визгами, от которых закладывало уши, пренебрежительными тычками и оплеухами, от которых его качало из стороны в сторону. Вийон снова узнал о себе все то, что знал уже давно и слышал не раз, и немного нового – в развитие темы его немужественности и непригодности, ничтожности и неспособности позаботиться о детях.

– И что, что Саджир! – Орала Элеса. – Твои дети, ты должен заботиться о них!

В красках она расписала, как плачут от голода Эбран и Гет, как затухает маленькая Иси, не способная понять отец ее бросил, как суровые взыскатели долгов ежедневно навещают их дом и требуют возвращения занятых средств, как выбивается из сил она сама и спит с Саджиром исключительно потому, чтобы обеспечить семье хоть какую-то надежду на будущее.

Откровенно говоря, Вийона уже не слишком волновали беды Элесы и сыновей, которые, переняв манеру матери, презирали отца и смеялись над ним за глаза – может быть, он не дал им достаточно любви или не проявил достаточной заботы, но что-то разладилось, и поправить это было уже нельзя. Но Иси… малышка была совсем другой, еще не испорченной, еще любящей своего отца простой и чистой любовью, доверявшей ему, и видевшей в нем только лучшее, а не худшее, как все остальные члены семьи – Элеса, Эбран, Гет, мать Элесы, и другие ее родичи… Что скажет о нем Элеса дочери, каким представит его сегодня и в последующие? Он понимал это слишком хорошо: в ее словах он сделается отвратительным чудовищем, которому плевать на Иси, и если Элеса на протяжении последующих дней и лет будет повторять это достаточно часто – в конце концов, придет день, когда Иси поверит. Он не мог этого допустить, испытывал ужас от одной мысли о том, что может произойти нечто подобное, и потому уже не сопротивлялся, когда Элеса сунула руку в его кошелек и забрала все оставшиеся деньги.

Процедив что-то раздраженное напоследок, жена ушла, а Вийон, пошатываясь, вернулся в пивную. Он едва соображал, что делает. Друзья поинтересовались, что произошло, налили выпить и попытались приободрить. Трясущимися руками Вийон взял чарку и выпил. Беды не ушли, но как будто слегка затерялись в тумане, он выпил еще, и расплакался. Напившись в хлам, он рассказал и о том, что бывшая жена выпотрошила его кошелек, и о том, какой ценой он раздобыл эти деньги. Что делать теперь, Вийон не знал. Ему сочувствовали, наливали еще, давали бессмысленные советы и даже, когда расходились, помогли добраться до сарая, ибо Вийон так напился, что самостоятельно идти уже не мог. В сарае, на привычной уже груде веток он погрузился в забытие, и в эту ночь не видел никаких снов.

Утром его не смогли разбудить – корзинщики занимались своей работой уже час или два, а Вийон продолжал храпеть на груде прутьев. Явился работник Бейза, и лишь ему удалось растолкать Вийона, опрокинув на последнего плошку с водой; работник сообщил, что Бейз Лекарид ждет Вийона в своем доме, и тот должен прибыть немедленно. Кое-как умывшись и прополоскав рот, Вийон отправился вслед за работником. Бейз принял его, полулежа на мягких подушках.

– Итак, – сказал Бейз. – Ты нашел жилье?

– Нет, господин, простите!.. Вчера у меня были деньги, но пришла жена и сказала, что Эбран, мой сын, чем-то заболел, а Гет и Иси голодают, и я отдал ей все, что удалось собрать…

– Меня это все не интересует, – отмахнулся Бейз. – Твои беды, вероятно, не столь уж велики, если ты позволяешь себе накачиваться вином до животного состояния, а утром из-за этого не можешь проснуться и приступить к работе. Я позволил тебе переночевать на складе один раз, но ты, похоже, решил, что нашел удобное место для жизни, и остался там на вторую и третью ночью, да еще и напился! Кажется, тебе нечем заняться. Что ж, у меня есть для тебя одно дело, и если ты выполнишь его, я прощу тебе долг и позволю и дальше жить на моем складе.

– Что я должен сделать, господин? – Склонил голову Вийон.

– Ты должен будешь сплести корзину…

– О, господин, конечно! Спасибо! – Вийон едва не заплакал от облегчения. Всего лишь еще одну корзину! Это было несложно. Какой же все-таки сострадательный человек, этот Бейз Лекарид, пусть иногда и кажется суровым, и даже жестоким! – Самую лучшую, какую только захотите! Я очень вам благодарен!..

– …но не простую корзину, – продолжал Бейз, не обращая внимания на излияния Вийона. – Сделай для меня корзину желаний.

– Что? – Вийону показалось, что он ослышался.

– Недавно мне рассказали историю о корзине, в которую можно было поместить желание, и затем оно исполнялось, – объяснил Бейз. – И я подумал: как же так вышло, что я – человек, на которого работают лучшие корзинщики Дангилаты – не имею в своем распоряжении такой корзины? А ведь она весьма бы мне пригодилась! Сделай для меня корзину желаний, корзинщик Вийон – и твой долг будет прощен.

– Но… – Вийон был настолько растерян, что даже не знал, что сказать. – Я никогда… я даже и не слышал ни о чем подобном! Я не представляю, как такое сделать!.. Если это вообще возможно… Да что вы, господин, неужели вы думаете, что если бы я мог создавать такие корзины, я бы вел ту жизнь, которую веду – жил бы в нужде и унижении, не имея, где преклонить голову и не зная, удастся ли поесть сегодня или же придется попоститься?..

Но Бейз лишь пренебрежительно отмахнулся от слов Вийона, будто от надоедливых мух.

– Твоя жизнь такова не потому, что ты что-то там умеешь или не умеешь, а потому, что являешься существом низшей природы. Ты не владеешь своей жизнью и никакая корзина желаний не поможет тебе ее наладить, ибо вся удача, сила и богатство всегда будут вытекать из твоих рук, словно вода из дырявой плошки, ибо такова твоя природа, а значит и судьба, ведь наша судьба порождается нашей природой, – доходчиво объяснил Бейз. – Тебя не вполне даже можно назвать человеком, ты скорее животное, пусть и способное говорить; занимая промежуточное положение между человеком и зверем, ты должен прожить еще тысячу жизней прежде чем – возможно – станешь чем-то, более-менее похожим на человека. То, как ты живешь сейчас, совершенно оправдано и закономерно, и лучшее, что ты можешь сделать – это слушаться людей разумных, сильных, влиятельных и имеющих открытый канал связи с духовным космосом.

На последних словах Бейз Лекарид слегка приосанился и продолжил:

– Людей, способных уже и в этой жизни увидеть в себе отражение превосходных качеств Космического Человека – в то время, как таким, как ты, требуется прожить еще множество жизней, чтобы получить хотя бы шанс приблизиться к такому подобию. Зачем мне нужны твои рассуждения, они ничего не стоят ибо ты глуп и отрезан от высших истин, ты не имеешь даже духовного наставника, который мог бы приходить и давать тебе советы в твоих снах!

Каждое слово хозяина дома, уверенное и точное, казалось Вийону гвоздем, заколачиваемым в его гроб.

– Все так, господин! – Проговорил он чуть не плача, склоняясь в поклоне еще ниже, чем прежде. – Я дурной человек и слабый, привязанный целиком к поверхности вещей и не ведающий ничего о глубине смыслов, что ведомы вам! Но я не в силах выполнить ваше желание, не могу сделать корзину, о которой вы говорите!

– Вийон, – теперь голос Бейза прозвучал тише, но стал вкрадчивым и опасным. – Два дня назад ты приходил сюда ко мне, ты помнишь?

– Помню, господин.

– А ты помнишь, что здесь тогда находились два уважаемых человека – Тейяр Анзиф, книгочей, и Мангул Эперид, которому принадлежит лавка редкостей и амулетов на улице Пантаклей?

– Помню, господин.

– А ты помнишь, Вийон, что при этих уважаемых людях я сказал тебе?

– Я… эээ… – Вийон мучительно пытался вспомнить, что такого особенного было сказано в ту встречу, но голова его была совершенно пуста.

– Я сказал тебе, что ты мне должен, сказал почему и сказал, что свой долг ты должен будешь мне вернуть, – все тем же негромким, но полным затаенной угрозы и силы, голосом напомнил Бейз. – И ты со мной согласился. Ты это помнишь, Вийон?

– Да, но я не могу…

– Меня слышали два уважаемых человека и твой ответ они тоже слышали, – голос Бейза набирал силу. – И если ты откажешься сделать то, что я хочу – я потащу тебя в стражу, и призову Тейяра и Мангула в свидетели, и ты окажешься в долговой яме. А ведь ты знаешь и сам, что человеку вроде тебя выбраться из ямы, будучи туда брошенным, почти невозможно.

– Господин! Пощадите!.. – Вийон упал на колени.

– Из долговой ямы для таких как ты, выход только один: в каменоломни, на соляные или на угольные прииски, а оттуда выход только в могилу, – без малейшей крупицы жалости продолжал Бейз. – Вот что с тобой будет, если ты не сделаешь то, что я хочу. Ступай, Вийон. Сделай для меня корзину желаний – и долг твой будет прощен. Даю тебе три дня, и если по прошествии этого времени я не услышу от тебя хороших новостей – клянусь небом и бездной, ты познакомишься со стражей и долговой ямой ближе, чем бы тебе хотелось!

Глава 4

Совершенно расстроенный и растерянный, Вийон кое-как добрался до знакомого сарая и дворика, в котором три корзинщика занимались своей работой. Он сел на свое место, поник головой, не делая никаких попыток присоединиться к общему труду, и, конечно, быстро привлек к себе внимание. Друзья стали расспрашивать Вийона о том, что случилось и слово за словом, вытянули из него всю историю. Флеб был растерян и не знал, что сказать; Огис вполголоса костерил богачей и вельмож, издевающихся над бедным человеком; а Майрын покачивал головой и цокал языком.

– Может быть, тебе сбежать? – Наконец предложил Флеб.

– Куда я сбегу? Без средств, без всего? На любой дороге меня быстро выловят и доставят обратно. Я уже немолод, чтобы решиться на такое, да и десять лет, взятые в залог Собирателем Дней, крепко держат меня в этом городе.

– Что еще за Собиратель Дней и что за залог? – Удивился Флеб, не участвовавший во вчерашней попойке. Вийон смолчал и повесил голову, а Огис и Майрын в двух словах объяснили молодому человеку, в чем дело. По мере рассказа глаза Флеба расширялись от удивления, а во взгляде появлялось понимание: Флеб подметил, что товарищ его выглядел сегодня намного хуже, чем вчера, но полагал, что это последствия попойки и плохого самочувствия Вийона, но теперь оказалось что нет, и детали, которые до сих пор выпадали из его внимания, вроде более грузной фигуры и новых морщин, теперь стали видны совершенно отчетливо.

– Что думаешь делать? – Спросил Вийона Огис. – Может быть, если предложить Бейзу деньги, он перестанет дурить и удовольствуется малым?

– Где я их возьму? – Вийон закрыл лицо руками. – Я и так должен Собирателю Дней…

– Ты мог бы продать свою дочь какому-нибудь богачу, – посоветовал Огис. – Есть такие, которым нравятся маленькие. Если она выживет и приживется в чужом доме, то сможет еще и потом иногда давать тебе деньги. Если не выживет – тоже неплохо, избавишься от лишнего рта. Я сам продал двух дочерей, и каждый раз вырученного мне хватало, чтобы жить почти год. Главное – сделать все с умом, потому как стража за такие дела может и прихватить: официально ведь никого продавать нельзя, даже своих детей, что за дурные законы!..

– Нет, нет… – Вийона даже затошнило о мысли, что Иси окажется в руках какого-нибудь старого, похотливого ублюдка, который начнет воплощать на ней свои больные фантазии. – Она слишком мала!.. Я на такую подлость никогда не пойду.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Огис, раздосадованный тем, что товарищ не только отверг, но и осудил его идею. – Видать, долговая яма тебе милее, дело твое...

– Можно попробовать достать деньги каким-нибудь другим способом, – подал голос Флеб.

Вийон покачал головой.

– Не думаю, что Бейз согласится их взять, даже если я каким-то чудом смогу их заработать или взять в долг еще у кого-нибудь. Денег у него и так полно, а вот мыслью к этой корзине желаний он, кажется, крепко прикипел. И кто только рассказал ему, что бывает такое? Сколько лет живу и плету из прутьев корзины, но никогда не слышал ничего подобного!

– Я слышал о корзине желаний, – сообщил Майрын своим низким, гулким и немного певучим голосом. Огис и Флеб удивились настолько, что даже прекратили работу, а Вийон убрал от лица руки и взглянул на Майрына, не веря своим ушам.

– Возьми прутья, Вийон, – посоветовал Майрын. – И займись уже делом, ведь ты и так потратил впустую все утро. А я расскажу, что слышал.

Вийон, похожий на человека, что, падая в пропасть, готов ухватиться за любую соломинку, немедленно принес из сарая груду прутьев, а Майрын, не отрываясь от работы, завел размеренный рассказ:

– Эту историю я слышал от своего деда, а тот ее слышал от своего деда, дед же моего деда слышал ее от своего, который в силу неизвестного колдовства и загадочных обстоятельств перебрался с обратной стороны мира на нашу. На обратной стороне мира тесть моего прапрадеда узнал эту историю от сноходца, спасённого отцом тестя моего прапрадеда от грабителей, каждому из сыновей спасшего его человека сноходец подарил по одной истории, в которой была заключена сила. Само собой, две другие истории мне неизвестны, ибо каждому из братьев было велено хранить свою историю в тайне. Историю, которую сноходец поведал тестю моего прапрадеда, ему самому рассказал обитатель сна, в котором время течет от будущего к прошлому. В том мире люди сначала умирают, затем их хоронят, затем они проживают долгую жизнь, беспрестанно молодея, пожирают свои детей, и заканчивают тем, что матери пожирают их самих странным способом, о котором лучше не задумываться. Сноходец говорил, что ему стоило немалых усилий научиться понимать речь того человека, ибо слова он произносил от конца к началу, а не наоборот, как это делаем мы. Человек из сна с обратным временем сказал, что продолжение его рода коротко, потому что через несколько поколений его потомки видели конец света, и ужас от увиденного передавался их отцам, дедам и прадедам – вплоть до поколения человека, с которым разговаривал сноходец. И он рассказал, что по словам, донесенным до него потомками, незадолго до конца света некоему чародею удалось создать корзину желаний, свойства которой были таковы, что желание, посаженное в эту корзину, непременно исполнялось при соблюдении известных условий. Желания различались по силе – каждому требовалась своя корзина: корзина, которая могла удержать небольшое желание, разрывалась в клочья, сильным, значительным и самоуверенным желанием. Также желание нужно было кормить, и каждому из них требовалась своя пища. И если удавалось продержать в корзине желание достаточно долго, своевременно его подкармливая, то, будучи уже прирученным, оно в момент освобождения обязательно осуществлялось. Вот все, что я могу рассказать о корзине желаний, Вийон. К сожалению, сноходец не разузнал у человека из сна с противоположным временем, как создаются такие корзины, а вероятнее всего – тот человек и сам этого не знал, ибо немало поколений отделяло его от времени, когда о существовании корзины желаний стало известно. Но поскольку в достоверности своего рассказа я абсолютно уверен – значит, такие корзины где-то существуют или по крайней мере, могут существовать и тебе не следует отчаиваться. Разумеется, вызнать секрет их изготовления будет непросто, ведь те, кому он известен, никогда не станут публично о нем распространяться. Жаль, что у тебя есть всего лишь три дня на решение столь непростой задачи. Шансов на успех маловато, но, надеюсь, мой рассказ хотя бы что-то тебе дал.

Вийон тяжело вздохнул. Чтобы поддержать Майрына, он постарался найти в этой истории хоть что-то положительное.

– Радует то, что где-то и кто-то такую вещь уже делал, пусть даже это и произошло в весьма далеком месте и времени. – Сказал Вийон. И, сказав так, он вдруг подумал, что благодаря рассказу Майрына поставленная Бейзом задача стала сделалась из невозможной и невероятной всего лишь безумно сложной.

Майрын кивнул.

– Именно. Если сделал один человек – значит, может и другой; пусть это и большой секрет, но секрет можно узнать; пусть это и сложно, но этому можно научиться.

– Что ж, дело осталось за малым: найти того, кто умеет и обучиться, – Вийон через силу улыбнулся. Товарищи также заулыбались, стремясь поддержать его оптимизм, они хлопали его по плечу, и легкомысленно заявляли, что дело совсем плевое, и половина его уже сделана.

– Жаль, что нельзя сделать дело, дважды начав его, – заметил Флеб. – Ведь если, как говорят «начало – половина дела», то из двух половин должно быть возможно собрать одно целое.

Эта шутка всем понравилась, и тема получила развитие, так, в непринужденных разговорах, четверо товарищей трудились еще некоторое время, пока не приблизился полдень и не пришло время Вийону и Флебу собирать корзины и двигаться в сторону рынка.

Хотя товара у Вийона мало, уже спустя несколько кварталов он почувствовал усталость и ощутил, как тяжелы корзины. Это показалось ему странным – до тех пор, пока он не вспомнил, что со вчерашнего дня стал старше на десять лет. Он еще не был стар, но если не найдется способа расплатиться с Собирателем Дней – старость и дряхлость нагрянут к нему уже совсем скоро.

Место на рынке, где они торговали, принадлежало Бейзу, и до полудня свой товар здесь предлагали корзинщики из южной части Нижнего города. Прежде чем они ушли, Вийон поинтересовался, не известно ли им что-нибудь о корзине желаний – может быть, какой-нибудь слух или история, а лучше всего – достоверные сведения, но получил в ответ лишь настороженные взгляды и отрицательные покачивания голов. Вскоре после того, как они выставили товар на прилавок, появился седобородый нарей Куон Альтур Визот – и, к удивлению корзинщиков, немедленно бросился обнимать и благодарить Флеба.

– Чтобы я делал без тебя, мой друг! – Восклицал пожилой торговец. – Ленивая, бесполезная стража не желала даже шевелиться, чтобы помочь мне, а твой совет оказался как нельзя более кстати! Вчера утром покрытый укусами мальчик, с разорванным ухом и кровоточащим правым глазом, принес мне мои деньги, все до единой монеты! Я так удивился, что даже поблагодарил его, хотя он и не заслуживал благодарности, ведь он просто возвращал украденное. Мальчик в ответ разрыдался и убежал, проклиная меня – кажется, он так и не извлек для себя урока из случившегося. Я очень доволен тем, как все закончилось и обязательно приеду в вашу страну в следующем году. Сожалею, что не смогу одарить тебя деньгами, мой друг, ведь выручки моей, с учетом того, что пришлось заплатить этому странному колдуну в пышной маске, едва хватит на то, чтобы закупить товаров, которые я затем продам в Асунарее. Однако, у меня есть для тебя кое-какой подарок – даже еще лучший, чем золото и серебро!

Заговорщически подмигнув, он поманил Флеба с собой, а Вийон остался, как бывало и раньше, торговать и за себя, и за товарища. Подошел высокий и худой мужчина. Он долго разглядывал товар, а затем поинтересовался, нет ли у Вийона несгораемой корзины.

– Корзина делается из веток, как она может не гореть? – Всплеснул руками Вийон.

Высокий и худой мужчина пристально взглянул на корзинщика и так долго не отводил глаз, что Вийону сделалось неловко. Еще он заметил, что глаза мужчины имеют разный цвет – один был голубым, а другой серовато-рыжим – и это показалось Вийону странным.

– Я полагал, что если ты спрашиваешь о, – голос мужчины внезапно пропал, но губы продолжали двигаться, он будто бы беззвучно произносил слова. Спустя короткое время голос вернулся и мужчина продолжил, как ни в чем не бывало:

– …то являешься мастером в своем деле, а раз так – должен знать и о других корзинах. Кажется, я ошибся.

Он резко повернулся и ушел, и недоуменный вопрос Вийона «спрашиваю о чем?..» повис в воздухе. Вийон повторил движения губ незнакомца, не поверил себе, повторил еще раз, и еще – и тогда наконец убедился, что не обманывает себя. Он выскочил из-за лавки и бросился искать мужчину, но нигде не мог его найти. Удрученный и раздосадованный, Вийон вернулся обратно задавая себе единственный вопрос «откуда он мог знать?..» Кроме друзей, о поручении Бейза он не рассказывал никому, а они вряд ли успели бы разболтать… Ах да, были еще Лэсс и Тервол, корзинщики из южной части Нижнего города. Возможно, разболтали они? Но даже если это и так, мужчина с глазами разного цвета все равно казался весьма загадочным. Вийон подумал, что следует расспросить о нем Лэсса и Тервола при следующей встрече.

Торговля шла плохо, прошел час, и у Вийона купили всего лишь две корзины, при том обе – из числа тех, что принадлежали Флебу. «Где околачивается этот мальчишка?» – В который уже раз подумал Вийон. Флеб появился в тот самый момент, когда Вийон уже начал задумываться, не отправить ли кого-нибудь на его поиски. Юноша казался немного ошарашенным.

– Вийон, послушай! Этот нарей действительно одарил меня! Ты даже не представляешь, чем! По дороге к нам, на острове в Выплаканном море, он у пиратов купил рабыню, захваченную ими совсем недавно – а теперь отдал ее мне! В Алмазных Княжествах у него семья, дети и жена его явно будет недовольна, если он привезет эту рабыню с собой!.. Он хотел продать ее здесь, но так и не нашел покупателя, и в итоге решил отдать ее мне. Вийон, ты не представляешь, какова она собой! Чистокровная хали – светловолосая, голубоглазая, высокая, с длинными волосами и широкими бедрами, с высокой грудью… Я и двух слов связать не мог, когда ее увидел. Я отвел ее домой и поручил маме присмотреть за ней, но боюсь, сейчас лучше не оставлять их одних, ведь эта Лорена совершенно не знает нашего языка!.. Жесткий и холодный язык халей в ее устах звучит так трогательно и музыкально – хотя я не понимаю ни слова… Прошу тебя, поторгуй сегодня за меня, а я подменю тебя в другой раз.

– Хорошо, – Вийон растеряно кивнул, ибо услышанная история казалась совершенно невероятной. Хали были гордым и сильным народом, некогда завоевавшим Хальстальфар, но не слишком многочисленным и постепенно растворявшимся в многочисленных племенах, что склонились перед воинственными северянами. Однако, чистокровные хали еще встречались: их мужчины высоко ценились как воины, а женщины поражали своей красотой. Цена хали-невольницы могла быть баснословной, если бы не одно «но».

– Это дурной подарок, – сказал Вийон. – Из-за нее тебя посадят в яму. Подумай хорошенько, Флеб: держать такую рабынь могут позволить себе только очень богатые и влиятельные люди, да и то – делают они это негласно, ибо в Ильсильваре уже четыреста лет как запрещено рабство. Но если на их шалости, в силу их богатства и влияния, стража закрывает глаза – то неужели ты думаешь, что также снисходительно стража отнесется к тебе?

– Не могу же я ее просто взять и выгнать! – Вскинулся Флеб с таким выражением на лице, что стало ясно: он не столько не может, сколько не хочет выгонять белокурую красавицу. – Ты подменишь меня или нет?

– Подменю, – вздохнув, успокоил товарища Вийон. – Но подожди немного: мне нужно отлучиться по нужде. Я вернусь, и тогда можешь идти.

Покинув рынок, Вийон сделал свои дела у мусорной ямы и зашагал обратно. Когда он проходил мимо переулка, ведущего на Улицу Змей, то вновь, как и два дня назад увидел крысу, которая грызла известку на стене дома. Сложно было сказать, та или эта крыса или другая – она была довольно крупной, но, кажется, не настолько крупной, как первая. Вийон стал наблюдать. Крыса выгрызла несколько линий и черточек, а затем ее кто-то спугнул и она убежала. В глубокой задумчивости корзинщик вернулся на свое место. Он хотел рассказать о случившемся Флебу, но юноша, раздраженно бросив «Что ты так долго?», умчался, не желая ничего слушать. Вийон снова остался один. Покупателей не было, солнце пекло нещадно, и все, что оставалось корзинщику – сидя в тени навеса, обдумывать свою жизнь. Столько всего случилось, и продолжало происходить! Он совершенно не чувствовал себя готовым к тому, чтобы события в его жизни развивались так быстро и чтобы их было так много. На него свалилось столько забот и бед, но, кажется, судьба как будто бы пыталась намекнуть ему на что-то сегодня: сначала этот странный разноглазый мужчина, а затем вновь эта крыса! Что все это могло значить, и если это были послания судьбы, то на что они намекали? Не зная, что и думать, корзинщик решил обратиться к Мелану Ортцену, торговавшему на столе по соседству. Как и корзинщики, Мелан получал материал для своей работы от Бейза, отдавая ему взамен свои лучшие изделия, но плел не корзины, а иные изделия – игрушки, обереги, ловушки для снов, различные украшения для дома – все из прутьев, соломы, бересты, иногда – с добавлением семечек или лоскутов крашенной ткани. Из совершенно бесполезных вещей, вроде арбузных косточек, Мелан мог выложить целую мозаику, изображавшую улицу, или дикого зверя, или портрет человека – при том, если смотреть на картину с разных точек зрения, изображение становилось разным. Товары Мелана хорошо расходились, и, по сравнению с корзинщиками, он жил совсем небедно – но, конечно, далеко не так богато, как Бейз.

Улучив минуту, когда покупателей не было, Вийон подошел к левому краю своей лавки и обратился к Мелану. Сначала, стремясь расположить собеседника, он осведомился о его здоровье и делах, а также о благополучии семьи, посмеялся над своими несчастьями в ответ на встречные вопросы (хотя ему самому было вовсе не смешно), а затем спросил:

– Послушай, ты ведь разбираешься в некоторых необычных вещах…

– Нет-нет, – поспешно ответил Мелан. – Я ничего такого не знаю, это все сплетни.

Вийон мысленно отвесил себе тумака за неудачное начало. Мелан, возможно, решил, что сосед хочет поговорить с ним о слухах, ходивших о нем – например, таких, где утверждалось, что некоторые его картины, если вглядываться в них слишком долго, могут отнять душу у зрителя. Мелана эти сплетни всегда раздражали, особенно, когда те, кто верил им, начинали заводить разговоры и искать совета о вещах, которые легко было бы счесть противозаконными, ибо черная магия в Ильсильваре была строго запрещена.

– Я вовсе не о том, – отмахнулся Вийон. – Я знаю, что ты близок к миру снов…

При этих словах он показал на соломенные амулеты и сложные хрупкие конструкции, висевшие над прилавком, предназначение которых состояло в том, чтобы улавливать и не подпускать к спящему дурные сны.

– Сегодня я видел странного мужчину, один глаз которого был голубым, а другой – серовато-рыжим, он повел себя необычно и знал то, чего знать не должен был. Когда я понял это и бросился за ним, он пропал, как будто растворился в воздухе, однако он был очень высоким и тощим, и затеряться в толпе так быстро никак не мог.

– Можно дать этому случаю тысячу разумных объяснений, не требующих никакой магии, – пожал плечами Мелан.

– Конечно, – кивнул Вийон. – И мой ум сразу же отыскал одно из них: этому человеку о моем интересе могли рассказать другие корзинщики. Но чем больше я думаю об этом случае, тем страннее все выглядит в свете иных событий, которые стали случатся в последние дни. Так вышло, что я задолжал Бейзу, и теперь он требует, чтобы я сделал для него корзину желаний – а я никогда ни о чем подобном даже и не слышал! Но едва ли не сразу же обнаруживается, что о такой вещи слышал мой товарищ, Майрын, а теперь еще и незнакомец намекает, что что-то знает о ней же, но уходит прежде, чем я успеваю понять, о чем речь! Я в большом замешательстве. И хочу спросить: может ли быть так, чтобы обитатели снов являлись к нам во время бодрствования? Может быть, этот худой разноглазый мужчина мне лишь померещился? Но померещился не так, как мерещится то, чего нет, а как то, что существует иначе – подобно снам, или духам, или невидимым силам, что окружают нас, но остаются сокрыты от всех, исключая немногих, посвятивших себя магии? Пусть я слаб и не знаю, как быть, но что, если мой долг имеет большее значение и больший вес, чем я? Тогда его вес мог бы привлечь к себе силы, которые я сам никогда бы не смог и не осмелился бы вызвать. Не могло ли появиться в таком случае нечто вроде щели, через которую эти силы или их посланники могли бы просачиваться из одного мира в другой на короткое время. И если это так, мог ли этот мужчина быть порождением сна? Ушел ли он потому, что сообщил все, что собирался или потому, что я не понял послания? Не знаю, как мне быть и что делать в этой ситуации, ведь я даже не понимаю, что происходит, и от того строю догадки.

– Конечно, могло быть и так, как ты говоришь, – со значительным видом Мелан Ортцен кивнул несколько раз. – Хотя, впрочем, могло быть и иначе… А что говорят звезды? Тебе известен свой гороскоп на сегодняшний день?

– Известен – и на сегодня, и на несколько последующих дней. Астролог сказал мне, что все пребывает в неопределенности и может повернутся и к добру, и к худу, в зависимости от моих решений. Пожалуй, это худшее предсказание из всех, ибо если знать о грядущей беде, то к ней хотя бы можно подготовиться или подумать, как избежать ее, а если не знать ничего определенного, то случившееся слишком легко может застать врасплох.

– Это верно, – согласился Мелан. – Но если будущее зависит от твоих решений, то какое же решение ты принял?

– Пока еще никакого, ибо я даже не знаю, с чего начать…

Он не договорил, потому что к столу Мелана подошел покупатель и стал выбирать товар, а продолжать в такой ситуации серьезный разговор, мешая и Мелану, и покупателю, не следовало. Покупатель долго выбирал и в конце концов приобрел маленькую плетеную птичку, которую можно было как подарить ребенку, так и повесить в качестве украшения под потолком. Не успел он отойти, как подошла еще одна женщина, которая ничего не купила ни у Мелана, ни у Вийона, хотя долго разглядывала выставленные на прилавок товары, щупала их и чуть ли не пробовала на вкус, а когда и она ушла, прошло уже слишком много времени и Вийон понял, что доверительный тон и настрой потеряны, и Мелан, вероятнее всего, ничего ему уже не ответит. Он знал совершенно точно (хотя и не мог сказать, откуда), что если попытается вновь начать разговор – Мелан ничего не ответит, кивнет или пробормочет что-то для проформы, но ничего не скажет по существу. Такое иногда случалось с ним и раньше (как, наверное, и с каждым человеком): точное понимание того, что произойдет через короткое время, если действовать определенным образом – и, как и большинство людей, обычно он отмахивался от этого чувства, ибо слишком желал иного развития событий и полагал, что может его достичь, совершая те самые действия, относительно которых интуиция говорила обратное. Но сегодня он не стал отмахиваться: жизнь и так уже преподнесла ему за короткое время немало неприятных сюрпризов и поставила задачи, которые он не мог решить, чтобы еще и терять время и силы на вопросы, которые все равно останутся без ответа. Поэтому он ничего не сказал, а вернулся к своим товарам, высматривая покупателей и тщетно пытаясь отыскать ответ в собственном уме.

Удивительно, но судьба вознаградила его за сдержанность и молчание. Когда стемнело и торговцы уже укладывали свои товары и покидали рынок, Мелан Ортцен вдруг сказал:

– Рыбу не ищут на ветках, а за косулями не выходят в море. Если ты задаешь вопрос, то следует искать ответ там, где его возможно найти, а не действовать наугад. Если разноглазый мужчина вышел из сна, то следует искать его во сне, разве это не очевидно? И если там ты его не обнаружишь – вот тогда уже стоит подумать о том, откуда еще он мог появиться и почему так себя повел.

Вийон обдумал услышанное.

– В этом что-то есть, – согласился он. – Но как мне его найти? Ведь я же не сноходец.

Мелан Ортцен пожал плечами.

– Ты так говоришь, как будто бы я могу изменить это обстоятельство или заняться поисками вместо тебя. Не перекладывай свои дела и беды на чужие плечи, Вийон: никто в таком деле не скажет тебе точно, как быть и что делать, а если же некто и найдется, то, вероятно, означать это будет, что ты попал в беду еще худшую.

С этими словами Мелан Ортцен повернулся к Вийону спиной и склонился над своими товарами и стало ясно, что разговор, по его мнению, окончен. Вийон не стал настаивать, собрал непроданные корзины и вернулся в сарай Бейза. За сегодняшний день он выручил несколько медных монет, и поэтому смог купить себе еды. Мелан сказал все правильно: если обитатель снов явился во время бодрствования, но пропал прежде, чем Вийон понял, что происходит, то искать его следовало уже не наяву. Устроившись поудобнее на вязанках прутьев, Вийон закрыл глаза и постаралсязаснуть. Но сон, как часто и бывает в таких случаях, никак не наступал, а когда все же охватил ум и тело усталого корзинщика, то пролетел незаметно, ничего не оставив к утру. Возможно, Вийон в этом сне отыскал все ответы на мучавшие его вопросы, а возможно, и нет – все это не имело никакого значения, ибо Вийон ничего не запомнил, и чем сильнее утром корзинщик пытался вспомнить то, что видел ночью, тем все более блеклыми и неопределенными становились ускользавшие от его внимания образы. Затем стали подходить другие корзинщики, и ему, как и всегда, пришлось переключиться на разговоры с товарищами и на привычную работу. Флеб запаздывал, и трудно было винить его в этом, если белокурая хали на деле была хотя бы вполовину так хороша, как описывал ее вчера молодой корзинщик. Вийон, конечно же, не преминул поведать во всех подробностях, какой неожиданный сюрприз преподнесла Флебу судьба; его рассказ, как и следовало ожидать, вызвал большое оживление, шутки и дружескую зависть со стороны Огиса и Майрына. Когда Вийон закончил, то подошел, наконец, зевающий Флеб. Корзинщики немедленно стали расспрашивать его о Лорене, посмеиваться и подзуживать сообщить что-нибудь о таких деталях прошедшей ночи, каковы разумный человек никогда не станет обсуждать даже с самыми близкими друзьями.

Но Флеб только отмахивался. Обычно веселый и бойкий, сейчас он отчаянно зевал, пытаясь проснуться.

– Вот так и бывает, – изображая расстроенный вид (хотя на самом деле расстроен он не был), сказал Вийон. – Все лучшее всегда достается кому-то другому. Тумаки от нарея получил я, и я сказал Флебу о крысиных знаках – а широкобедрая, белокурая хали, досталась не мне, а ему! И теперь он кувыркается с ней в постели целыми днями, а я должен вместо него стоять за прилавком!

Громкий смех был ему ответом, и даже Флеб рассмеялся – устало и немного виновато.

– Зачем тебе белокурая хали, Вийон? – Держась за бока, спросил сквозь смех Майрын. – У тебя одна жена есть, и ты с ней не знаешь как быть, куда тебе еще вторая?

– Твоя правда, – кивнул Вийон, подумав, что беспросветная его жизнь на самом деле, наверное, не так уж плоха, раз над ней можно посмеяться. – Двух жен я точно не переживу…

– А что еще за крысиный знак? – Осведомился Огис.

– Я видел крысу, которая грызла известку на стене дома, оставляя за собой линии, которые показались мне похожими на буквы, – объяснил Вийон. – Я не знаю грамоты, и Флеб не знает, но я показал эти знаки Флебу, а тот – Атабу и Саджиру, и они сумели прочесть, и после этого удача Флебу и улыбнулась.

– Так и было, – кивнул Флеб. – Эта крыса, о которой рассказал Вийон, вертелась у меня в голове, а когда к этим мыслям прибавилось слово, которое она написала, то все вместе сложилось в одно и я понял, что следует посоветовать нарею обратиться за помощью к Крысиному Мастеру, ибо никто другой в городе помогать ему не станет. Торговец так и сделал, и вернул свои деньги, и отблагодарил меня подарком, о котором я и мечтать не мог.

– Что же это было за слово, которое так удачно натолкнуло тебя на правильную мысль? – Спросил Вийон.

Флеб слегка скривился и отвел взгляд.

– Я боюсь говорить его, – признался юноша. – Что, если я скажу и нарушу какое-нибудь правило или закон, или прогневаю высшие силы? Столько ведь есть историй, когда некто получает все, что хочет, но хвастается или нарушает что-то по неведенью или потому, что пренебрегает предупреждениями – и у него отнимается и то, что он получил, и то, что он имел прежде.

– Что ж, молчи, – Майрын по-отечески хлопнул молодого человека по плечу. – Все равно сила этого слова уже использована и не будет никакой пользы от того, что ты его скажешь.

– Почему ты так думаешь? – Удивился Вийон.

– Эх, Вийон-Вийон, неужели ты думаешь, что могут быть слова, сохраняющие свою силу постоянно, для всех и всегда? Если бы такие слова существовали, все бы ими пользовались и всегда были бы удачливы! Но такого нет, и быть не может, а значит нет и знаков, чья сила неизменна.

– Может быть, может быть… – Вийон несколько раз кивнул. Затем он вскинул голову и корзинщики увидели, что глаза его как будто загорелись от пришедшей в голову идеи. – Но знаете, что самое удивительное? Вчера я видел эту крысу вновь, и она снова рисовала на стене знаки!

Корзинщики от удивления поразевали рты.

– Такие же? – Сиплым голосом спросил Огис.

– Нет, – Вийон покачал головой. – Другие. Как жаль, что я не умею читать! Может быть, там сказано о сокровищах забытых королей или о корзине желаний или о чем-то еще таком?

– Я немного знаю буквы, – все тем же сиплым голосом проговорил Огис. – Нарисуй эти знаки, вот здесь!..

Он показал на пыль на земле и даже провел рукой, выравнивая ее.

– Клянусь, я ничего не стану себе присваивать! Но ты ведь поделишься со мной, верно?

– Поделюсь, – пожал плечами Вийон. – Если это будет то, чем можно поделиться. А если эти знаки принесут женщину, как Флебу – забирай ее себе целиком, у меня и без того забот полон рот.

Он склонился вперед и тщательно вывел в пыли линии по образу тех, что видел вчера. Огис зашел с одной стороны, затем с другой – двигаясь очень осторожно и стараясь даже не дышать в сторону знаков. Он долго смотрел на линии, прорисованные на земле, жевал воздух губами и как будто-то что-то про себя произносил. Затем он быстро взглянул на Вийона, Майрына и Флеба, и если сонный Флеб этого взгляда не заметил, а Майрын был слишком сосредоточен на корзине, которую почти завершил, то Вийон заметил этот спешный и напряженный взгляд Огиса, и взгляд ему нисколько не понравился.

– Ну что там? – Поинтересовался Майрын, по прежнему большую часть своего внимания уделяя корзине. – Где спрятаны сокровища?

– Нет там никаких сокровищ, – зевая чересчур демонстративно, ответил Огис.

– Но ты прочел?

– Нечего тут читать. Это не буквы, а белиберда какая-то, – движением ноги Огис затер линии в пыли. – Нет тут никакого послания. Выдохлась твоя крыса, Вийон. Вся ее сила ушла на то, чтобы доставить этому желторотому птенцу блудливую халю, и теперь она грызет известковую стену без всякой цели и смысла, просто потому что хочет жрать или точит зубы…

Флеб неприязненно взглянул на Огиса. Сонным он больше не выглядел.

– Придержи язык, – посоветовал он. – Лорена не халя.

– Халя, халя, – отмахнулся Огис, усаживаясь на свое место. – Каждая из них халя. Ты просто еще слишком молод и не понимаешь этого…

Флеб отбросил прутья и ударил товарища, тот кинулся на него в ответ. Вийон и Майрын также побросали работу и кинулись разнимать дерущихся.

Словом «халь» именовали племя высоких светловолосых хальстальфарцев, а «хали» – их женщин. Слово «халя» изначально было вариантом последнего, но давно уже приобрело иное, уничижительное значение, близкое по смыслу к «шлюхе». Причина этого состояла в хальстальфарских обычаях и нравах: хальстальфарцы полагали, что мужчина и женщина сотворены равными и все, что позволено мужчине, также по умолчанию должно быть позволено и женщине. Некоторые их женщины становились воинами, другие – правителями, но более всего недоумения и насмешек у соседних народов вызывала распущенность хальстальфарских женщин. Справедливости ради следует сказать, что на деле эта распущенность не была так уж велика, но если женщины других народов скрывали свои связи добрачные с мужчинами, то женщины Хальстальфара связей своих до брака или после его завершения ничуть не стеснялись. Они выбирали мужчин сами и легко меняли их, если им что-то не нравилось. Хотя хальстальфарские женщины повсеместно и считались красивейшими, также бытовало мнение, что они – худшие жены из возможных, ибо, не смотря на все усилия Гешского священства, покорность мужу так и не стала для них добродетелью, а как может ехать телега, если одно ее колесо движется в одну сторону, а другое – в другую? Ведь какова бы ни была любовь, но согласие в семье нельзя поддерживать вечно, а значит – один из двоих должен уступать, и если уступает мужчина, то это уже не мужчина, даже в глазах его собственной жены. Так рассуждали в Алмазных Княжества, в Эйнаваре и Ильсильваре, и потому словом «халя» стали называть заносчивую, надменную, властную шлюху, с блудливым лоном, но холодным сердцем.

– Смотрю, сильно ты прикипел к своей Лорене, – сказал Майрын Флебу. – Зря, знаешь ее ты всего лишь один день.

Флеб в ответ процедил что-то раздраженное.

– Халя, – Огис широко улыбнулся. Одна из его губ была разбита. Он повторил еще раз, с наслаждением растягивая слово, глядя, как кипит злости молодой корзинщик. – Халя. Халя.

«Он слишком настойчиво провоцирует ссору, – подумал Вийон в то время, пока Майрын пытался удержать рвущегося в бой Флеба. – Почему?»

Он вспомнил напряженный взгляд Огиса и его ответ относительно знаков, который сразу же вызвал подозрения, показавшись слишком уж натянутым.

«Неужели он делает это для того, чтобы мы поскорее забыли о крысиных знаках? Что же он увидел?»

– Может быть, тебе знаки ничего сказали потому, что ты слишком плохо читаешь? – Спросил Вийон, внимательно следя за лицом Огиса. Он не мог не заметить, что при упоминании знаков тот едва заметно вздрогнул.

– Какие еще знаки? – И снова непонимание Огиса показалось Вийону слишком преувеличенным, слишком наигранным, чтобы быть правдой.

Вийон показал на пыль, где сначала были начертаны, а затем стерты загадочные линии.

– Ах, эти! – Огис пренебрежительно отмахнулся. – Я о них уже и забыл… тут разговор идет о хале…

– Может, это буквы, но не на нашем языке? – Не поворачивая головы и все еще удерживая Флеба, громко предположил Майрын. – Надо показать их кому-нибудь еще, вдруг кто поймет, что они значат.

Теперь Вийон был точно уверен, что Огис вздрогнул и заметно.

– Из-за дурного сопляка у меня разболелась башка, – Огис поднял к лицу трясущиеся руки. – Пойду умоюсь.

– Долго не задерживайся! – Откликнулся Майрын. – Скоро уже полдень, нам пора на рынок.

Огис пробормотал в ответ что-то неразборчивое и ушел, а трое корзинщиков вернулись к работе.

– Ты подумал, как поступишь с Лореной? – Спросил Флеба Вийон. – Если будешь держать ее дома рабыней, беды не миновать.

– А вдруг она уйдет, узнав, что свободна? – Флеб весь сник при этих словах. – С чего ей жить в лачуге бедного корзинщика? Она так красива, что я даже боюсь выпускать ее на улицу – все на нее смотрят! Вдруг уведет кто?

– Будь увереннее в себе и никто ее не уведет, – ответил Майрын.

– Сама уйдет, – сказал Вийон. – Ты верно рассуждаешь, Флеб – не твоего полета такая птица.

– Нет, – возразил Майрын. – Вы оба неправы. Женщин притягивает сила, будь то хоть надменная белокурая хали, хоть ильса, хоть услужливая нарейка, хоть дикая островитянка – все едино: если есть сила женщина потянется к ней.

– К богатству она потянется, – сказал Вийон.

Майрын отрицательно покачал головой.

– Даже если дело и в силе, – сказал Флеб Майрыну. – Где мне взять столько силы, чтобы удержать белокурую хали?

– Верить надо в себя, – ответил Майрын. – Собой всегда восхищаться и любить только себя. Как бы сильно не хотелось любить женщину – нельзя, только себя нужно. И ласки ей давать всегда лишь самую малость и лишь тогда, когда она делает то, что ты хочешь. Тогда все будет хорошо.

– Не настоящая это сила, – ответил Флеб. – Ну и что с того, что стану я верить в то, что являюсь богачом или, положим, самим императором? Императором я же от того не стану, только на посмешище себя выставлю! Легко верить в силу, когда она есть, если же ее нет, то и глупо верить в то, что ею обладаешь.

Майрын пожал плечами.

– Я свое мнение высказал и спорить не собираюсь.

– Может, в чем-то ты и прав, – сказал Майрыну Вийон. – Но нашему Флебу такие слова ничего не дадут. А тебе, Флеб, вот что скажу: уйдет она или не уйдет, уверен или не уверен – неважно это. Полбеды, если уйдет. Гораздо хуже будет, если тебя в яму посадят. Что с матерью твоей станет, если так случится? О ней подумай.

Флеб снова сник и задумался.

– Не могу я ее отпустить, – сказал наконец. – Хоть знаю ее совсем мало, очень прикипело к ней сердце и чувство такое в груди, которого никогда раньше не было, как будто что-то изнутри распирает, и плакать хочется сразу, и смеяться. Вот что я сделаю: отведу ее к сочетателю, пусть нас поженит. Лорена нашего языка не знает, и если мы в храм не пойдем, не поймет, что происходит. А если стража нагрянет – скажу им, что не рабыня она мне, а законная жена, а если усомнятся – то запись в книге сочетателя докажет, что я прав.

– Хитро, – хмыкнул Майрын. – Только ведь твоя Лорена рано или поздно ильский язык выучит и все узнает.

Флеб вздохнул.

– Может, к этому времени что-то изменится? Привыкнет уже и полюбит?

Майрын снова хмыкнул, но ничего не сказал. Вийон неодобрительно покачал головой – будучи человеком законопослушным и правдивым, он ни в коем случае не мог хорошо отозваться о столь сомнительном плане.

– Сегодня же это сделаю, – решил Флеб. – Поработаю только до полудня, все равно сочетатель спит пока что… Вийон, вчера никто моих корзин не покупал?

Вийон молча отдал товарищу его долю денег, вырученных со вчерашних продаж.

Сочетатели браков были появились в Ильсильваре давно, еще даже до правления знаменитого Короля-Еретика, ибо Гешская церковь предавала страну анафеме и раньше. Произнесенное первосвященником проклятье запрещало проведение каких-либо церемоний в ильсильварских храмах, будь то прощание с усопшим и молитвы за его посмертную судьбу, посвящение новорожденных светлым богам или же бракосочетание. Тогда-то, стремясь избавиться от гешского влияния и от неприятных последствий церковного проклятья, были изобретены светские профессии, занимавшиеся тем, чем прежде занимались только жрецы. Хотя анафему позже и отменили (а затем наложили вновь, и снова отменили – для Ильсильвара это уже стало чем-то привычным), популярность новых профессий со временем только возрастала, ибо еретические учения все больше разрастались и множились, и многие еретики не хотели или не могли пользоваться услугами гешских храмов даже тогда, когда проклятие снималось и те открывали свои двери для всех желающих.

Шло время. Вийон сплел одну большую корзину и принялся за другое. Следовало бы подумать о своих бедах, о том, как выполнить задание Бейза и о странных знаках и событиях, что слишком уж настойчиво лезли в его жизнь, о том, как быть с женой и детьми, как вернуть десять лет, отданных в залог Собирателю Дней и как жить дальше, но в голове корзинщика было пусто.

– Где ходит этот… – Майрын процедил нехорошее слово, бегло взглянув наверх, на ослепительное солнце, сиявшее в небе. – Уже полдень, на рынок пора!

– И мне пора, – Флеб стал собираться. – Сочетатель, думаю, проснулся уже и сидит скучает. Не хочу идти к нему вечером – там наверняка будет много народу, а сейчас никого нет.

– Послушай, Флеб, – сказал Майрын. – Ты ведь недалеко живешь от этого дурака! Загляни к нему по дороге, скажи чтобы сюда шел быстро, будь другом!

Флеб скривился. Видеть Огиса никакого желания он не имел, и разговаривать с ним тоже, но и отказывать Майрыну. Коротко и недовольно кивнул, показывая, что сообщение передаст, но не более.

Когда Флеб ушел, Вийон некоторое время работал молча, а затем сказал:

– Кого вы сегодня меняете, Лэсса и Тервола? Или Арда и Вале? Путаюсь в том, как они меняются – то через один день, то через два…

– Это кто такие? – Не отрываясь от работы, спросил Майрын.

Вийон уставился на него, а затем нервно засмеялся.

– Ты не перегрелся? – Теперь уже и он взглянул на палящее солнце, и отодвинулся подальше в тень, где было прохладнее. – Корзинщики, которые работают в южной части города. Мы их меняем каждый день на рынке: до полудня работают они, а потом мы. У нас общая лавка и…

Майрын перестал трудится и посмотрел на товарища. Во взгляде его читалось беспокойство.

– Не знаю, о чем ты говоришь. У нас общий стол с Меланом Ортценом; Бейз платит ему за то, чтобы после полудня мы могли выставлять на краю этого стола свой товар. Имен, которые ты назвал, я никогда не слышал.

– Ты разыгрываешь меня! – Вийон снова рассмеялся.

Майрын недоуменно пожал плечами и вернулся к работе. Вийон, посмеиваясь, поступил также. Странная шутка со стороны товарища не показалось ему смешной, но чувство юмора Майрына всегда было своеобразным. Он подумал о том, что, возможно, стоит поддержать эту шутку и тоже что-нибудь придумать, поднял голову, уже собираясь что-то сказать – но забыл, что именно, потому что увидел бредущего по улице Флеба.

Юноша выглядел плохо. Он шатался, как пьяный и тяжело дышал, словно только что быстро бежал. Глаза его были выпучены и смотрели дико.

Вийон поднялся с места и сделал несколько шагов навстречу Флебу; отложил свою работу и Майрын.

– Флеб, что случилось? – Спросил Вийон, когда молодой корзинщик подошел ближе.

Тот несколько секунд, не отрывая взгляда смотрел Вийону в лицо, а затем выдавил:

– Огис повесился. В своем доме. Выгнал на кухню жену и сына, подпер дверь и повесился. Жена залезла в окно, обрезала веревку, но спасти его не смогла. Сейчас там все плачут… Как такое могло произойти?

***

лачут… Как такое могло произойти?

Глава 5

От дома Огиса, во второй половине дня, Вийон возвращался в подавленном состоянии духа. Он и вовсе не хотел туда идти, не представляя, как сможет посмотреть в глаза Акине, зная, что именно он виноват в смерти ее мужа. А потерявший отца Этар – как теперь сложится его судьба и кем он станет? У семьи, и без того бедной, после потери кормильца дела пойдут совсем худо. Все эти мысли приводили Вийона в ужас, но не пойти было нельзя и он поплелся к дому Огиса следом за Флебом и Вийоном. В доме царило горе, присутствовало несколько соседок и родственниц, пришедших поддержать Акину. Некоторые из них время от времени принимались выть и заламывать руки, выказывая таким образом скорбь – не потому, что им действительно был дорог Огис (Вийон не был уверен, что этого человека вообще хоть кто-то любил, даже его собственные дети, которых он периодически продавал богатым сластолюбцам), а потому, что было положено поступать именно так. Кроме того, самой Акине и ее сыну сочувствовали довольно искренне, понимая, что ничего хорошего им теперь не светит.

Акина так и не узнала о его вине: сам Вийон так и не решился ей рассказать, а Флеб и Майрын молчали, то ли не желая выдавать товарища, то ли вовсе не связывая нарисованное в пыли слово со смертью Огиса. Более того, Флеб, как казалось, вполне искреннее упрекал себя в грубости и нападении на товарища; несколько раз он повторил, что сожалеет о том, что сделал и не может избавиться от мысли, что сделанное им каким-то образом повлияло на решение Огиса покончить с собой. Кто знает, какие мысли бродили в голове Огиса долгие месяцы и даже годы до того, как все произошло? Огис не был счастливым человеком, и если он долго вынашивал свое страшное решение, то любая неприятность или ссора могли подтолкнуть его к тому, чтобы наконец осуществить задуманное. Это было удобное, логичное объяснение, вот только Вийон знал, что оно неверное. Если что-то и подтолкнуло товарища, то это было неведомое слово, выцарапанное сначала крысой на стене дома, а затем начертанное Вийоном в пыли во дворе дома, где они вчетвером собирали корзины. То, что в этом слове содержалась магия, сомнений уже не вызывало. А что, если бы он сам владел грамотой, хотя бы самыми ее азами, как Огис, и сумел бы прочитать написанное крысой? Убило бы его прочитанное слово также неумолимо и быстро, как и его товарища? Вийон не мог представить себе, чтобы он когда-нибудь захотел свести счеты с жизнью, но ведь до сего дня и об Огисе нельзя было помыслить ничего подобного. Убивал ли этот знак любого, кто его прочел, или все же предназначался именно Огису, и крыса – или сила, которая направляла ее – заранее знала, что все сложится именно так, а не иначе, и что ее послание обязательно дойдет до адресата, а Вийон послужит всего лишь кем-то вроде почтового голубя, которому совершенно неведомо содержание переносимого им послания?..

И вот, покрутившись в доме Огиса какое-то время, и чувствуя себя в нем не просто лишним, а двуличным преступником, наблюдающим за причиненным им же самим несчастьем, и не имея сил больше выносить все это, Вийон отправился в обратный путь. Флеб не торопился уходить, а Майрын уже битый час спорил и ругался с кладбищенским служкой, безуспешно пытаясь убедить последнего в том, что не случится ничего дурного, если Огиса похоронят как положено, на общем кладбище. Служка же говорил, что этого никогда не будет, поскольку существует закон, запрещающий хоронить самоубийцу вместе со всеми и что семье покойного, известив обо всем стражу, следует вывезти труп и выкинуть в выгребную яму. Если бы служке предложили хорошую взятку, он бы наверняка изменил свое мнение, но достаточного количества денег ни у кого не было, и Майрын и женщины то пытались взывать к человеческим чувствам служки, то угрожали ему и давили под аккомпанемент воющих плакальщиц. Снедаемый нечистой совестью, Вийон тихо ушел, не привлекая к себе внимания.

Вернувшись в корзинный дворик, он некоторое время с тоской смотрел на брошенные корзины и связки прутьев, а затем, вздохнув, вновь приступил к работе. Спустя час подошел раздраженный и недовольный Майрын, которому, судя по всему, так и не удалось договориться со служкой, забрал свои корзины и отправился на рынок – хотя, по хорошему, он мог бы и не ходить, поскольку большая часть дня уже миновала и близился вечер. Флеб так и не появился. Вийон работал до темноты, дождался Майрына и убрал вместе с ним прутья и корзины в сарай, выпил дешевого вина в трактире, съел несколько сухарей и, завалившись спать, вновь не увидел никаких хоть сколько-нибудь внятных и связных снов – или, по крайней мере, не запомнил их.

Следующее утро началось как обычно: пришли Майрын и Флеб, и занялись работой, а спустя несколько часов появился Бейз Лекарид, чтобы забрать себе по одной-две корзины от каждого из корзинщиков. Он бросил испытующий взгляд на Вийона, будто оценивая, предпринял ли последний хоть какие-то шаги к тому, чтобы осуществить данное ему поручение, и от этого взгляда у Вийона душа ушла в пятки, поскольку из-за всех событий и неприятностей задание Бейза как будто бы отошло на второй план, а если бы Бейз заподозрил, как работник отнесся к его поручению, то мог бы поступить самым жестоким и непредсказуемым образом, будучи человеком решительным и безжалостным. Но о корзине желаний Бейз ничего не спросил: его внимание привлекло отсутствие четвертого корзинщика и он, конечно же, осведомился, где пропадает Огис. Узнав о самоубийстве, он скривился так, как будто разжевал кислую сливу, ведь теперь ему предстояло разыскивать нового работника. Пользуясь случаем, Майрын заявил, что хочет привести сына и обучить его своему ремеслу; Бейз, подумав, согласился.

Когда солнце почти поднялось к полудню и гонг на Часовой башне вот-вот должен был прозвучать двенадцать раз, Вийон и Флеб собрали свои корзины и отправились на рынок.

– Друг, подмени меня и сегодня, – еще по пути попросил Флеб. – Нужно отвести Лорену к сочетателю, вчера так и не удалось это сделать. А завтра похороны: неподходящий день для свадьбы.

Вийон едва не обругал Флеба последними словами, но сдержал чувства и лишь одними губами прошептал несколько неблагозвучных слов. Флеб постоянно находил поводы увильнуть от работы, и всегда, когда он отлучался с рынка, случалась какая-нибудь неприятность. Но делать нечего, причина у Флеба на сей раз и вправду была веская, и отказывать Вийон не стал.

Рынок находился выше Нижнего города и дорога постоянно шла вверх; от подъема и палящего солнца посредине пути Вийону сделалось дурно. Раньше он так никогда не уставал, но еще неделю назад он был моложе на десять лет. Вийон махнул Флебу – иди, мол, дальше сам – и присел передохнуть недалеко от колодца, охраняемого бабушкой Энни; хотя у него денег почти что и не было, он все же не удержался от того, чтобы отдать сабталь, или четвертинку – самую мелкую медную монету, получаемую путем разрубания обычного таля на четыре части – в обмен на плошку с восхитительной, чистой и холодной водой.

– Что-то ты нехорошо выглядишь, – прошамкала старуха. – Солнце что ли голову припекло? Садись вот сюда, Вийон, в тенечек, и отдохни немного. Дай мне руку, посмотрю, что и как…

– Благодарю, матушка. – Вийон уселся рядом и протянул правую руку ладонью вверх. Гадала Энни всегда бесплатно, поскольку, бери она за предсказания плату, то неизбежно привлекла бы к себе внимание наблюдательной службы Дангилатских хиромантов, а затем и стражи, и была бы посажена в яму как минимум на год (что для пожилой женщины равнялось бы смертельному приговору), ибо предсказали, не прошедшие квалификационный экзамен, не имели права оказывать населению какие-либо платные услуги.

Вийон закрыл глаза и постарался расслабиться. Он просто немного посидит в тени и все пройдет… Энни щурилась и водила пальцем с корявым и грязным ногтем по его ладони.

– Здесь сказано, что чем дольше от себя бежишь, тем дальше убегаешь, – сообщила старая женщина через какое-то время.

Вийон открыл глаза.

– Так прямо и сказано?

– Именно так, – старуха закивала с важным видом.

– И что это значит?

– Это тебе лучше знать. Мне-то откуда знать? Я всего лишь читаю, что написано.

– Как здесь может быть это написано? – Вийон поднес ладонь к лицу и принялся ее рассматривать. – Я не умею читать, но знаю, как выглядят некоторые буквы. Линии на моей руке совсем на них не похожи. И потом, линии остаются неизменными долгое время, а обстоятельства могут измениться очень быстро. Как же можно читать судьбу по руке?

– Линии всегда разные, – отрицательно покачала головой Энни. – Очень многое меняется от освещения и того, как ты держишь руку. Но даже будь все неизменным, это не имело бы значения, потому что знание возникает в голове, а не содержится в руке. Линии руки служат всего лишь ключом, даже если они неизменны, то один раз я обращу внимание на одни, а другой раз на другие из них, и знание, которое возникнет во мне, тоже будет разным. Мастерство предсказателя в том и состоит, чтобы уметь отделять рождающееся в уме знание от шелухи, а вовсе не в том, чтобы точно запомнить значение всех линий и комбинаций, потому что одни и те же линии и комбинации сегодня могут рассказать одно, а завтра другое.

– Мудрено вы говорите, матушка Энни, – Вийон, кряхтя, поднялся на ноги. – Но поверю вам на слово, даже не все понимая, ведь недаром же вы из школы самого Рубула Табра Хитола, как говорят, знание свое получили.

Энни довольно улыбнулась беззубым ртом.

– Недаром, это верно. А ты, Вийон, над словами моими подумай, небесполезно тебе это будет.

Но в голове Вийона, пока он шел к рынку, так и не появилось ни одной связной мысли. Жизнь слишком часто походит на сон, который прошел незаметно, и лишь по изменению времени и обстановки человек понимает, что что-то с ним было, но что – от того почти и не осталось следа. Большая часть жизни таким образом выпадает из внимания, и только старость и надвигающаяся смерть тревожат расслабленное и вялое сознание, беспокоя человека напоминаниями о том, что он теряет и что потерянного однажды уже никогда не вернуть.

Дорога от колодца до рынка утекла туда же, куда уходила большая часть жизни Вийона – в бездумное никуда, но вот на самом рынке это состояние прервалось, по крайней мере, временно, ибо Вийон увидел вдруг массивный стол, занятый по большей части плетенными оберегами и игрушками, и лишь на дальнем конце его сиротливо приютилась стопка высоких корзин, за которой позевывал Флеб. Мелан Ортцен главенствовал на большей части стола – переставлял какие-то из своих товаров и разговаривал с покупателем. А где же их лавка? Та самая, на которой они вчетвером, по очереди, торговали корзинами уже несколько лет. Вийон растеряно огляделся. Что-то случилось, лавку разобрали и унесли? Нет, не осталось даже пустого пространства: лавка Вассаи Крейф, заполненная, как и всегда, метлами и вениками, примыкала почти вплотную к столу Мелана Ортцена, между ними просто не было места, куда можно было бы втиснуть еще одну лавку. Может быть, стол корзинщиков снесли, а лавку Вассаи передвинули? Нет: за Вассаи торговал деревянными досками и ложками Махлен Абур, а еще дальше справа, как и прежде, стоял тучный Изги Халаб, продававший ящики и сундуки. Все было как и всегда, только сам рынок, казалось, стал чуточку меньше – на ровно на те пять локтей, которые прежде занимала лавка корзинщиков.

В совершенной растерянности Вийон подошел к столу. Раньше им с Флебом хватало места вдоволь, теперь же, на узеньком краю стола Мелана, едва-едва помещалась одна стопка корзин.

– Где наша лавка? – Спросил Вийон товарища.

Флеб посмотрел на него с недоумением.

– Какая еще лавка? Вот наше место.

Вийон опустил корзины на землю, вплотную к столу – другого места для их размещения, тут попросту не было.

– Лавка, где мы всегда торговали с Майрыном и Огисом… Меняли Лэсса, Тервола, Арду и Вале…

Флеб покачал головой.

– Не знаю, о чем ты. Кого мы меняли? Где? Впервые слышу об этих людях.

Вийон опустил глаза и молча протиснулся между столами – с другой стороны прилавка, среди новых и порченных товаров, кверху дном стояла старая, но довольно большая и прочная корзина, на которой можно было посидеть, когда уставали ноги. Ему определенно требовалось время, чтобы собраться с мыслями.

А ведь еще вчера Майрын говорил ему, что никакой лавки на рынке у них не было и нет, и что никаких корзинщиков с южной части Нижнего города они не меняют. Вийон подумал тогда, что это шутка, дружеский розыгрыш, но теперь становилось ясным, что Майрын был абсолютно серьезен. Что же изменилось? И почему? Не могла же целая лавка куда-то пропасть (вместе с четырьмя людьми!) так, чтобы никто этого не заметил и ничего не вспомнил. Происходящее не укладывалось в голове Вийона. «Может быть, я сплю?» – Подумал он и ущипнул себя за руку. Однако, боль была вполне настоящей.

Спустя час, все еще в растерянности и недоумении, он сменил Флеба за прилавком.

– Ну что, подменишь меня? – Спросил молодой корзинщик. – Клянусь, это в последний раз!

– Никогда не клянись, если не сдержишь клятвы, а ты не сдержишь, – отмахнулся Вийон. – Иди уже.

– Если тебе нужно отойти, я подожду, – сказал Флеб.

Вийон представил, как по пути к помойной яме, где обитатели рынка обычно справляли нужду, его опять перехватит странная крыса и напишет на стене еще что-нибудь – и отрицательно покачал головой. Лучше уж потерпеть до вечера, чем провоцировать новую встречу с силой, которая уже стала причиной смерти одного человека.

Флеб поспешно ушел – молодой любовник, предвкушающий долгие годы счастливой совместной жизни с женщиной, которая красотой своей превосходила всех, кого юноша за свою недолгую жизнь видел и даже, возможно, всех, о ком он когда-либо мечтал. Глядя в спину окрыленного, нетерпеливого Флеба, Вийон только вздохнул и покачал головой. Он сам давно не ждал от жизни ничего хорошего и был уверен, что столь щедрые подарки судьбы хуже привычных неприятностей, ибо неизбежно ведут к неприятностям куда большим. Потом он повернул голову вправо, на лавку Вассаи, и совершенно забыл о Флебе. В этом городе происходили куда более странные вещи, чем какая-то светловолосая красавица-хали, доставшая бедняку.

– Мелан, – обратился к соседу корзинщик. – Ты тоже не помнишь отдельной лавки, где торговали мы с Флебом, а по другим дням – Майрын и Огис?

– Что тебе за дело, что я помню, а что нет? – Пожал плечами Мелан. Как всегда, он выглядел сердитым и ужасно занятым, хотя не делал ничего и не происходило ничего такого, что могло бы вызвать его негодование. – Не цепляйся за то, что осталось в ушедшем сне, Вийон. Так недолго и с ума сойти.

Перед корзинщиком забрезжил луч надежды. Может, он все-таки не безумен?

– Ты думаешь, это был сон? – Вскричал он. – Наша лавка?

Мелан огладил бороду и важно кивнул.

– Все есть сон, а вернее – великое множество снов. Совокупности снов, имеющих друг с другом сходство, образуют миры. Есть сны, которые видят живые, а есть сны, которые видят мертвые – хотя, впрочем, называть их мертвыми не совсем верно, ведь мертвы они только для нас, а не для себя, и даже для нас они мертвы не вполне. Каждое из небес и каждая из преисподен также образованы совокупностью снов, как и мир людей, в котором мы существуем. Нам этот мир кажется большим и целостным, но на самом деле каждый из нас видит только свой собственный сон, сцепленный с соседними. Также бывают пустые сны или тени снов, тающие в силу того, что не осталось никого, кто мог бы их созерцать. Все это очень запутано и сложно, и умнейшие из мудрецов теряли рассудок, когда принимались рассуждать об этом. Поэтому по-настоящему осторожный и предусмотрительный человек станет не рассуждать, а пользоваться. Два дня назад ты жаловался, что стоишь перед задачей, которую не можешь решить и сталкиваешься с явлениями и вестниками, которых не понимаешь; я указал тебе путь, но ты настолько глуп, беспомощен и неразвит, что не способен даже совершить простые и ясные шаги, которые тебе подсказали. Мне следовало бы не предпринимать ничего и позволить событиям идти своим чередом, наблюдая как ты бултыхаешься в океане неведомого и медленно тонешь, но я, увы, слишком мягок. Я подготовил ловушку для снов, в которую должно было затянуть духа, явившегося тебе под видом худого человека с разными глазами, и оставил ее здесь, потому как если он появился здесь один раз, то может сделать это снова, и даже наверняка так сделает, ведь духи весьма надоедливы. Дух оказался довольно силен – придя на рынок ранним утром, я обнаружил, что ловушка порвана и лежит на земле. Тогда я сделал другую, лучшую, и снова установил западню. Дух, увы, в нее так и не попался, однако часть сна, в котором он появлялся, оказалась поглощена притяжением ловушки. Так и пропала твоя лавка, а ваши товары оказались на моем столе и в урезанном сне все его обитатели сделались уверенными, что так было всегда. Мне теперь тесно с вами и неудобно, но что поделать? Добрые дела всегда выходят боком тому, кто их совершает, с этим следует просто смириться… А тебе, Вийон, стоит смириться с тем, что некоторые вещи неуловимо меняются, другие исчезают и третьи появляются на их месте. Лучше жить одним днем, не цепляясь за то, каким, как тебе кажется, окружающий мир должен быть, потому что таким он никогда не будет.

– Вот, значит, как… – Пораженно пробормотал Вийон. – Это вы, господин Мелан, забрали нашу лавку! А я едва с ума не сошел, гадая, куда она подевалась! Но… как вам это удалось?..

При этих словах он бросил опасливый взгляд на красивые разноцветные ловушки для снов, болтавшиеся на веревочках под самым навесом.

– Лавка такая большая, а ваши ловушки такие маленькие…

– Как же ты глуп, Вийон! – С прискорбием вздохнул Мелан. – Вот посмотри-ка.

И Мелан, взяв корзинщика за плечи, развернул его и показал в просвет между навесами.

– Видишь там, далеко, Часовую башню? А гонг на ее вершине? Какого он, по-твоему, размера?

– Говорят, этот гонг настолько велик, что двое людей, взявшись за руки, лишь с трудом дотянутся до его краев, – бесхитростно ответил Вийон.

Мелан снова вздохнул и закатил глаза.

– Как же с тобой тяжело! Разве я спрашивал, что говорят люди? Я спросил: какого этот гонг размера?

– Аааээмм… не знаю точно, но гово… то есть я думаю, он довольно большой.

– Большой? – Саркастически усмехнулся Мелан. – Ну, давай-ка измерим.

Он взял руку Вийона в свою и вытянул ее в сторону Часовой башни, и надавливал на пальцы Вийона до тех пор, пока они почти не сошлись – а в крошечном промежутке между ними, куда с трудом могла бы пролезть и муха, свободно разместился поблескивающий на солнце бронзовый гонг Дангилаты.

– Видишь, Вийон, гонг крошечный, словно мушка.

– Ну, издали-то конечно, но ведь…

– А если ты подойдешь к нему вплотную, то не сможешь, раскинув руки, дотянуться до краев, все верно, – кивнул Мелан, отпуская Вийона. – Что же это значит? А это значит, что ни один предмет во всей вселенной не имеет настоящего размера. А если ни один предмет не имеет настоящего размера, то значит, что не имеет и размера вовсе. Ибо что есть «ненастоящее»? То, что лишь кажется, но не существует на деле. Что же получается? Если ничто не имеет размера, то и твоя лавка не имеет размера – так почему бы лавке, которая на самом деле не занимает никакого места, не оказаться внутри безразмерной ловушки для снов? В ловушку еще много чего может влезть и еще место останется!

– Простите, господин Мелан, – Вийон потупился. – Я простой, духовно неразвитый человек и не понимаю таких рассуждений. Но нельзя ли как-нибудь вернуть нашу лавку обратно? Без нее и нам неудобно, и вам. И четырех корзинщиков с юга города – Лэсса, Тервола, Арду и Вале – они тоже пропали…

Мелан Ортцен некоторое время смотрел на Вийона, и на лице его было написано глубокое разочарование.

– Я ведь для тебя это делаю, – напомнил Мелан. – Для тебя я поступился принципами не смотря на то, что мой незримый наставник всегда советует мне отвергать жалость, ведь как ее не имеют бессмертные Освобожденные, так и нам не следует ею руководствоваться. И что я получаю вместо благодарности?

– Я очень благодарен вам, господин Мелан, – Вийон молитвенно сложил руки на груди. – Но что, если кто-то узнает, что пропали четыре человека, а вы и я к этому каким-то образом причастны? Боюсь, никто даже и слушать не станет моих оправданий, сразу отправят в яму или на каменоломни, а то и сожгут, обвинив в черной магии.

– Никто не узнает, – отмахнулся Мелан. – В этом сне их либо вовсе нет, либо они занимаются какими-то другими делами, или торгуют на другом рынке, не этом.

– Вы знаете, и я знаю, – не унимался Вийон. – Вдруг узнает еще кто-нибудь? Такое нельзя исключать. Спасибо, очень вам благодарен за то, что помогаете мне, но у меня и так неприятностей полно, а если еще и это… тогда я уж и не знаю, как быть.

Мелан раздраженно сплюнул, подвинул короб, на котором сидел, когда хотел отдохнуть, залез на него, снял покачивавшуюся на ветру ловушку и грубо ткнул ею Вийона.

– На. И больше ко мне ни с чем не обращайся.

Вийон повертел в руках разноцветное изделие из веток, кожи и свернутых тряпиц. Выглядела ловушка очень странно, даже пугающе, ибо была непонятна. На ее концах болтались соломенные коробочки, перевязанные разноцветными лентами и короткими веревочками.

– Господин Мелан, простите!.. А как с нею быть, что делать?

– Развяжи веревки на конца и все вернется обратно. Нет, не сейчас, а когда будешь ложится спать. И все, не разговаривай со мною даже!

– Благодарю вас, господин Мелан!

Мелан заскрипел зубами и отвернулся.

Остаток дня прошел как обычно. У Вийона купили несколько корзин, еще одну забрал стражник. Когда не было покупателей, Вийон пересказывал Вассае Крейф новости, которые слышал сам и узнавал те, которые слышала она. Крейф удивила внезапная смерть Огиса и странная женитьба Флеба, она захотела узнать все подробности, и лишь с большим трудом Вийону удалось избежать обсуждения настоящих причин этих событий. День был долгим, и он, похоже, напрасно напился воды у колодца Энни – тянулись минуты и часы, а желание опорожнить мочевой пузырь становилось все сильнее. Но Вийон боялся уходить: мысль о том, что стоит ему отлучиться как непременно произойдет какая-нибудь очередная мистическая неприятность, не давала корзинщику покоя. Но дело близилось к вечеру, и терпеть стало совсем невмоготу. Вийон вышел из-за прилавка, даже не предупредив Мелана – поскольку рассудил, что ни один вор не станет трогать корзины, лежащие на том же столе, за которым стоит продавец. Местом, где обитатели рынка обычно справляли нужду, служила мусорная яма неподалеку, но к ней Вийон не пошел, а пристроился к перевернутой на бок телеге на краю рынка. Но справить нужду он так и не успел – Вийона заметил стражник и наорал на него, едва не избил и пригрозил штрафом. Если бы жители громадной столицы Ильсильвара гадили бы где им вздумается, город быстро утонул бы в нечистотах, и жить в нем стало бы невозможно – исторически, так и происходило несколько раз, и именно поэтому в последние века существовали жесткие императорские указы касательно мест для мусора и нечистот. Кое-как избавившись от стражника, Вийон бросился в ближайший переулок, а из него в другой, и наконец за третьим поворотом обнаружил совершенно пустую кривую улочку. Постоянно оглядываясь по сторонам и вздрагивая при каждом шорохе, Вийон, наконец, сделал то, что так хотел. Журчание бьющейся о стену струи показалось ему необыкновенно громким и он вздрогнул при мысли о том, что люди в домах по соседству услышат его и выбегут на улицу, чтобы прогнать или даже поколотить человека, вздумавшего помочиться прямо у них под окнами. Вийон хотел закончить все как можно скорее, но влага все лилась и лилась – так, будто бы в нем прятался целый бочонок этой жидкости – и никак не хотела кончаться. От нервного напряжения он начал даже слышать какие-то голоса и шорохи за спиной, но, оглядываясь через плечо, видел, что двери домов остаются закрытыми, и никого на улице как не было, так и нет.

Наконец, на землю упали последние капли. Вийон счастливо вздохнул, оправился, повернулся и…

И там была крыса. Ну конечно же. Шебуршала именно она, деловито выгрызая на побеленной стене противоположного дома свое сообщение.

– Что тебе от меня надо??? – Истошно заорал Вийон.

Крыса вздрогнула, но работы своей не прекратила. Завершив последнюю линию, она повернулась, бросила оценивающий взгляд на корзинщика, опустилась на четыре лапки, быстро побежала по улице и вскоре скрылась из глаз. Вийон перевел взгляд на кривые значки на стене. Хотел бы он их забыть. Или вовсе не видеть. Но нет, память человека куда хуже пергамента: многие воспоминания пропадают из нее почти сразу, другие же невозможно стереть, как бы этого не хотелось.

Вийон тупо смотрел на стену перед собой. Его крик не остался незамеченным: из окна выглянула какая-то женщина, затем мужчина. Вийона обругали и пригрозили побоями, если он продолжит орать. Но корзинщик почти не слышал говоривших. Он смотрел на знаки, пытаясь понять, как быть и что теперь ему делать. В первый раз начертанное крысой слово запустило цепочку событий, в результате которых оказались покалеченными крысиным демоном несколько людей, в другой раз повесился Огис, какую же разрушительную силу несло в себе третье слово? Он не хотел об этом и думать, как и о том, кто теперь должен стать жертвой этой страшной силы.

А может быть, дело именно вэтом? Вийон вспомнил слова Энни, сказанные сегодняшним утром. Что, если все становится хуже только потому, что он прячется и бежит? И если это страх, то что ему нужно сделать, чтобы воспротивиться страху? Не обращать внимания на знаки? Нет, это лишь форма самообмана, еще один способ бегства. Рассказать о знаках кому-нибудь, позволить кому-нибудь прочесть их? Нет, это уже убило одного человека и искалечило еще нескольких. Тогда что? Кто управлял этой силой и что он хотел от Вийона?

Когда он поставил перед собой вопрос таким образом, кое-что прояснилось. Ответ пугал Вийона до коликов, но отвергать его, искать другие, более легкие пути означало, что в ближайшие дни пострадает кто-нибудь еще, а главное – ужас на этом не закончится. Поток неконтролируемых, безумных событий будет только нарастать, и все больше и больше людей будут в него втягиваться. Этому нужно было положить конец.

Вийон не стал возвращаться на рынок. Никто не украдет его корзины, а даже если и украдет, то и черт с ними! Дойдя до конца кривой улочки, он вышел на другую, более широкую, повернул спустя два квартала, прошел немного по закутку между двумя домами и вышел, наконец, на улицу Змей. В Нижнем городе жил только один человек, который разбирался в крысах и их сообщениях лучше, чем кто бы то ни было, и страшными рассказами о нем родители пугали детей, когда те капризничали или не хотели выполнять то, что им говорили. Но он пугал не только детей, отнюдь нет. Говорили, что некоторые из людей, заходивших в его дом, пропадали бесследно, а по ночам до соседей и случайных прохожих доносились жуткие звуки, подобные скрежету зубов и сдавленным мучительным крикам.

Рука Вийона тряслась, когда он положил ее на ручку двери, над которой красовалась медная табличка с изображением многолапой крысы. Глубоко вздохнув, корзинщик отворил дверь и вошел в обиталище Крысиного Мастера.

Глава 6

В доме Крысиного Мастера царил мрак, а воздух был насыщен странными запахами – душистые ароматы неведомых трав переплетались с запахами пота и крысиного дерьма. Вийон шел наощупь, по длинному коридору, заставленному коробками и ящиками, под писки крыс, запертых в клетках и возню каких-то существ в больших ящиках внизу. Ему казалось… нет, он был почти уверен, что какие-то твари бродят здесь совершенно свободно, глядят на него в эту самую минуту из-за груды хлама, готовые в любой миг наброситься на человека, вошедшего в этот проклятый дом, вцепиться ему в глотку и растерзать. Были ли это демоны или дикие звери, Вийон не знал, но чувствовал на себе их взгляды, также он слышал, как крысы бегают по стенами и шебуршатся под полом и в щелях – конечно, в таком доме отнюдь не все из них сидели в клетках.

Где-то впереди мерцал тусклый свет, и когда коридор наконец закончился, Вийон очутился в комнате, которую видел во сне: со связками трав под потолком, с клетками, пузырьками и фигурками на полках. Крысиный Мастер сидел на полу, а перед ним стояла масляная плошка с огоньком – единственный источник света в этом устрашающем доме – и было ясно, что этот свет – единственное, что сдерживает ужас, и стоит Мастеру подуть или движение руки затушить огонь, как единственная преграда падет и начнется кошмар…

Вийон поклонился. Маленький, сутулый, темнокожий человек, большую часть лица которого закрывала пышная маска, сделал движение рукой, предлагая занять место напротив. Вийон так и поступил.

Шло время. Крысиный мастер молчал, выжидая. Вийон понял, что разговор должен начать он.

– Господин… – Вийон несколько раз кашлянул, чтобы избавиться от спазма, вдруг охватившего горла. – Для чего вы позвали меня?

– Позвал тебя? Я? – Маска качнулась из стороны в сторону. – Кто ты такой? Я тебя не звал, ты пришел сам.

– Я Вийон Рауп, корзинщик… господин.

– Корзинщик-господин? – Усмехнулся мастер. – Это что-то новенькое.

– Простите, господин, я… волнуюсь и поэтому говорю… не очень складно…

– Тебе не о чем волноваться, корзинщик-господин Вийон Рауп, – успокоил его Крысиный Мастер. – Правила таковы, что один раз в этот дом можно войти безбоязно – если, конечно, ты не замыслил что-либо дурное против меня, не пытаешься обмануть и не являешься доносчиком, подосланным теми, кто не желает терпеть меня в Дангилате. Мои услуги стоят дорого, не знаю, для чего ты пришел, но, надеюсь, ты способен оплатить свой заказ.

– Заказ?.. – Вийону потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем идет речь. – Нет, господин, я не собирался покупать ваши услуги… Даже если бы я и хотел, у меня и денег-то таких нет…

– Значит, ты просто тратишь мое время? – Голос Крысиного мастера сделался суше.

– Нет, господин, я… Послушайте, неужели это не вы меня позвали? Три крысы, каждая из которых написала на стене послание… а может, и одна крыса, написавшая три разных послания в разные дни, я не знаю. Один человек погиб, судьба другого изменилась, и вот теперь третья… Неужели это не ваших рук дело? Я полагал, что вы что-то хотите от меня, но не мог понять – что, и поэтому пришел.

– Три крысы с посланиями? – Теперь в голосе Крысиного мастера отчетливо слышался интерес. – Расскажи подробнее.

И Вийон рассказал: о том, как первое послание подало Флебу идею направить нарейского торговца в этот самый дом и что из этого вышло; о том, как второе послание, прочитанное Огисом, убило буквально в течении часа; и о том, как третья крыса выследила его сегодня, не смотря на все ухищрения и попытки спрятаться от нее.

Выслушав все, Крысиный мастер некоторое время молчал.

– Нет, это не я, – молвил он наконец. – Я не отправлял к тебе этих крыс, но понимаю, почему ты подумал на меня. Но нет. Ты ошибся. Я ничего об этом не знаю.

– Но… если это не вы, господин, тогда кто? Или что?

Крысиный мастер пожал плечами.

– Я мог бы разобраться в этом деле, хотя это и было бы непросто, но, как ты сам говоришь, платить тебе нечем, а я не работаю бесплатно. В качестве жеста доброй воли, впрочем, скажу, что это скорее «что», чем «кто», поскольку будь в этом городе другой заклинатель, связанный с силой Последовавшего, я это, несомненно, почувствовал бы.

Сердце в груди Вийона на несколько секунд как будто замерло, а руки и ноги онемели. Этот маленький темнокожий колдун открыто говорил о своей связи с худшими из богов тьмы, с сущностями настолько отвратительными, что они были отвергнуты всеми другими богами и навсегда изгнаны за пределы этого мира… по крайней мере, до тех пор, пока не настанет конец света и мир не будет разрушен для того, чтобы возродится в новом, более совершенном и чистом виде, как гласили пророчества.

– Не надо бояться, Вийон, – тихо сказал Крысиный мастер. – Как и все другие, ты боишься того, чего не понимаешь. Ваш страх рождает чудовищ больше, чем что-либо иное. Пусть злые боги и повержены, но силы их не исчезли, они всего лишь оказались лишены хозяев, но все еще дремлют, а иногда и действуют в нашем и других мирах. Поэтому я и такие как я приносим обществу не меньше, а то и больше пользы, чем все светлые жрецы или целители: мы тратим свои жизни на то, чтобы обуздать смертельно опасную мощь, которая существует вне зависимости от того, хочет ли кто-нибудь, чтобы она пребывала в мире или нет. Если же ничего не предпринимать и не пытаться овладеть могуществом темной стороны бытия – сила не перестанет действовать, но действие ее будет всегда непредсказуемо и разрушительно, как в твоем случае, Вийон. Бессмысленные смерти, болезни, катастрофы – вот что ждет мир, в котором не останется никакой черной магии, ибо смерти, болезни и катастрофы, которые насылаем мы, хотя бы имеют какую-то цель и направляемы так, как мы полагаем верным. Зло контролируемое может приносить пользу, обращаясь против дурных людей и служа для обуздания демонов, живущих в каждом из нас; если же от нас избавиться, то бессмысленного зла, не приносящего никакой пользы и не способствующего духовному становлению людей, станет намного больше. Теперь уходи. Даже если ты найдешь деньги на оплату моих услуг, двери этого дома для тебя закрыты: войти сюда и выйти живым можно лишь раз… Не надо спрашивать «почему?», Вийон. Я вижу, что ты уже открыл рот, чтобы задать этот вопрос. Закрой его и уходи. Таковы правила, и это все, что тебе нужно знать.

Вийон поклонился и ушел, ибо хотя беспокойство его от слов Крысиного мастера и усилилось, но возражать ему корзинщик не посмел. Пока он шел к выходу в полной темноте, что-то несколько раз мягко коснулось его щиколотки. В клетках пищали запертые в них твари, другие бросались на решетку и ожесточенно грызли ее, и их крошечные глаза поблескивали в темноте кровавым светом.

Когда Вийон вышел на улицу, был уже вечер. В голове бродили бессвязные мысли. Пусть Крысиный мастер и внушал ужас, но идея о том, что все случившиеся неурядицы и странные знаки являются делом его рук – по крайней мере, вносила хоть какой-то порядок в образовавшийся хаос; теперь же, когда стало ясно, что это не так, иррациональный страх Вийона только усилился. Отсутствие смысла страшит больше, чем любое чудовище, чем любой злодей – потому что чудовище и злодея по крайней мере можно понять, а то, что лишено смысла, понять невозможно.

Вийон вернулся на рынок и простоял за прилавком, пока совсем не стемнело; никто за это время ничего у него не купил. Когда рынок стал закрываться, он собрал корзины и медленно поплелся к своему сараю, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Вийон устал, был голоден и сильно измотан душой. Оставив корзины в сарае, он съел тарелку каши в ближайшей таверне и выпил кружку самого дешевого пива. Ложась спать, достал ловца сновидений и уже почти распустил узлы на первой ленте – но задумался и остановился. Если кусок сна находился в мире людей, и все привыкли к нему, и не отличали его отобычной реальности, то почему отсутствие этого куска заметил только он, и никто больше? Или все-таки были и другие, кто заметил? Но Мелан, человек разумный и знающий, не казалось сильно обеспокоенным этой возможностью, поэтому можно предположить, что, скорее всего, не заметил больше никто. Может быть, позже эта пропажа и вскроется, но какое-то время, кажется, еще есть – так, может быть, не стоит сходу отвергать чужую помощь? Худой человек с разноцветными глазами что-то знал о корзине желаний; если их лавка (а также, возможно, еще четыре человека, либо, по меньшей мере, некоторая часть жизни этих четырех) побудет некоторое время внутри сновиденной ловушки – ничего ведь дурного не случится, не так ли? Как только Вийон получит свои ответы от разноглазого, он сразу развяжет все узелки и ленточки, и вернет лавку и все остальное на место.

Вийон подвесил ловушку к балке, подальше от входа, и лег спать.

Сон, который приснился ему в эту ночь, отличался от виденных ранее. Сон был только один, и, казалось, длился всю ночь: Вийон видел серую извилистую дорогу, уходящую куда-то вперед, а справа и слева от дороги была пропасть. Небо в этом сне было двухслойным или двухсоставным: справа и слева от дороги оно было обыкновенным ночным небом с редкими огоньками звезд, центральная же часть, представляющая собой треугольник, обращенный вершиной вниз, была совсем иной по цвету и консистенции. В центральной части властвовали сероватые и охровые цвета, там были выпуклости и впадины, проплывали лиловые дымки и туманы. Вершина перевернутого треугольника смыкалась где-то на горизонте с точкой, в которую вела извивающаяся дорога; возможно, Вийону следовало пойти вперед, но он испугался и никуда не пошел, чувствуя нутром, что из этого путешествия можно и не вернуться. Всю ночь перед ним маячил этот открытый путь, и лишь утром сон отступил и развеялся, и Вийон очнулся, усталый и не выспавшийся, все в том же сарае. Ловец сновидений висел на прежнем месте в глубине сарая и слегка покачивался, как будто на ветру – хотя никакого ветра не было.

Вскоре, как обычно, пришел Майрын, а следом за ним Флеб, но Флеб был не один, рядом с ним и чуть позади шел мальчик одиннадцати лет; это был Этар, сын Огиса. Этар выглядел настороженным и смущенным; увидев его, Майрын нахмурился.

– Будет работать с нами, вместо отца, – сказал Флеб. – Мы его всему научим. Это самое меньшее, что мы можем сделать для его семьи.

Майрын, который рассчитывал, что место Огиса займет его собственный сын, нахмурился еще больше, но ничего не сказал, вздохнул и кивнул. Нельзя было оставлять семью Огиса без куска хлеба, это было бы не по-людски. Вийон также кивнул, даже несколько раз, и поспешно уткнулся в свою работу. Смотреть в глаза Этару он по-прежнему не мог. Работая над корзиной, он корил себя за то, что не сделал того, что сделал Флеб: пусть смерти товарища не изменить, но помочь его семье, научив мальчика самостоятельно зарабатывать себе на хлеб, было вполне возможно.

Затем появился Бейз Лекарид. Посмотрел, как трудятся корзинщики, окинул беглым взглядом мальчишку и коротко кивнул после того, как Этар был ему представлен, и отозвал Вийона в сторону.

– Итак, – сказал Бейз. – Три дня истекли. Ты нашел способ изготовить корзину желаний?

Вийон отрицательно замотал головой и умоляюще посмотрел на Бейза.

– Простите, господин. Почти никто и не слышал о ней, а те, кто слышали – не знают ничего конкретного! Это слишком трудная задача для меня, я не справлюсь, простите!..

Звонкая оплеуха была так сильна, что в ушах от нее зазвенело. Вийон потерял равновесие и едва не упал на землю. Закачавшись, он замахал руками, а затем выпрямился, но тут его настиг второй удар, и вот теперь он упал. Держась за горящее лицо рукой, снизу вверх он посмотрел на возвышавшегося над ним Бейза.

– Разве ты не помнишь, что я тебе сказал? – Недобрым голосом осведомился торговец. – Три дня, и если ты не находишь способа, я отдаю тебя страже?

– Господин!.. Пощадите!..

– Мне кажется, Вийон, ты хочешь меня провести. Ты мне должен, и твой долг за каждую ночь, которую ты проводишь под моей крышей, только растет. Я сказал тебе, что ты должен сделать, но ты почему-то не хочешь платить! Неужели ты думаешь, что я это спущу просто так? Ты думаешь, я такой человек, которого можно обвести вокруг пальца?!

– Нет, господин, нет!.. Прошу вас!..

– Еще один день, жалкое ты убожество! Один день! Если завтра я не услышу никаких хороших вестей о том деле, что я тебе поручил – ты пойдешь в долговую яму, клянусь небом и преисподней!

Бейз развернулся и ушел, а Вийон кое-как вернулся на рабочее место. В голове гудело. Что делать? Как быть? Он взялся было за работу, но вскоре остановился, ивовые прутья выпадали из рук. Мог ли он избежать наказания? Бейз обязательно сделает то, что грозился, его умолять бесполезно. Только чудо могло бы помочь Вийону, но толку надеяться на чудо в последний день, если за три предыдущих дня он понял лишь, что никто ничего о корзине желаний толком не знает. Даже разноглазый человек (или дух) только спрашивал о ней и об огненной корзине у Вийона, а если бы он мог создавать такие вещи сам, зачем бы ему приходить к корзинщику, живущему в мире людей? Разноглазый сделал бы себе столько волшебных корзин, сколько бы счел нужным, если бы мог; а раз он пришел и спрашивал – то, очевидно, не мог. Итак, выхода не оставалось и товарищи Вийона, кажется, думали также – они целиком ушли в работу, почти не разговаривали и старались не смотреть на Вийона. Может быть, они и сочувствовали ему, но ничем не могли помочь. Завтра Бейз бросит его в долговую яму, а Майрын посадит на его место своего сына, вот как будет.

Вийон отвернулся, глаза защипало. Из ямы он уже никогда не выберется, платить за него некому, а если и выйдет, то только для того, чтобы отправиться в каменоломни, где жизнь также не будет долгой. Итак, свободной жизни ему оставалось лишь около суток, на что потратить это время? Точно не на работу: он даже не успеет продать корзины, которые сплетет сегодня.

Вийон протер глаза и выпрямился. Он в последний раз вернется домой и повидается со своей семьей. Сейчас день, а значит горшечника в доме быть не должно. Пусть их отношения с Элесой и разладились, но ведь когда-то они были друг другу дороги, верно? Эбран и Гет, скорее всего, бегают по улицам, но могут оказаться и дома. Они никогда не слушали Вийона – не просто не слушались, как это бывает у детей, а никогда не слышали то, что он говорит. Он даже не мог сказать, с какого момента сделался пустым местом для двух своих детей. Но Иси… Вийон вздохнул, что-то защемило в груди, и в глазах снова защипало. Что будет с Иси, когда его посадят в яму? В этом городе и во всем мире для Вийона не было существа дороже. Иси еще слишком мала и чиста душой, еще не переняла привычку матери презирать его, нищего и слабого духом человека.

Вийон решительно зашагал к своему дому, находившемуся в Горелом переулке. Пожары в этом районе не были редкостью: соломенные домишки, лишь кое-как обмазанные глиной, вспыхивали как свечи от любого огонька, а готовили еду тут, как правило, на открытом огне. Вийон услышал мальчишечьи крики, проходя мимо небольшого соседского сада, и, кажется, узнал голоса Эбрана и Гета, но, как он не крутил головой, не смог отыскать сыновей.

Он вошел в дом и облегченно вздохнул: Саджира тут не было. Элеса возилась на кухне – злая, недовольная, как и всегда. Когда и как она изменилась, превратившись из красивой улыбчивой девушки в существо неопределенного пола с раздувшимся телом, с вечно прищуренными и недобро поблескивающими глазками, с плотно сжатым ртом и пренебрежительно скривленными губами.

Вийон стал рассказывать о том, что происходит, что скоро его, возможно, посадят в яму и на этом жизнь его закончится, но прервался, так и не договорив. Элеса не слушала его: гремела посудой, переставляла горшки, иногда даже разговаривала сама с собой, вслух вспоминая какие-то хозяйственные мелочи. Он для нее не существовал вовсе, был пустым местом или кем-то, кого можно унизить и из кого можно вытрясти деньги, но его заботы и беды ее никак не касались. Вийон ясно представил, что будет если он остается и продолжит ей надоедать: Элеса снова что-нибудь потребует или обвинит его в том, что он подстроил все специально, чтобы устранить себя от необходимости обеспечивать семью. Она придумает любую чушь, и тут же поверит в придуманное, не желая проявить даже крупицы сочувствия к бывшему мужу. От той девушки, которой она была когда-то, не осталось ничего – не только внешне, но и внутри, эта девушка умерла или исчезла, кто знает? Смотря на жену, Вийон сейчас, как и раньше, испытал чувство вины от мысли, что он, возможно, стал причиной или одной из причин этого медленного, растянувшегося на годы, превращения. Кто знает, вдруг эта девушка, живя во дворце, а не в лачуге, расцвела бы или, по крайней мере, сохранилась бы такой, как была, на долгие годы? Он не знал, в какой мере виноват в том, что случилось. Вийон вздохнул и замолчал, а затем тихо покинул кухню и вошел в комнату.

В их маленьком доме была только одна комната, отделенная от кухни тонкой, обмазанной глиной перегородкой. Большая кровать была огорожена двумя прямоугольниками ткани, представлявшей собой сшитое из многочисленных лоскутов полотно, грязное и рваное – стирать эту ветошь было уже нельзя, ткань расползалась в руках. Слева от хозяйской кровати стояли лавки, на которых спали мальчишки, справа находилась небольшая кроватка Иси. Девочка находилась там и сейчас – играла с куклой, а когда в комнату вошел отец подняла голову и посмотрела на него.

Как же она была красива и мила! Вийон почувствовал, что сердце его тает. Он раскрыл руки и Иси, вскочив, бросилась его обнимать. Она прижималась к нему со всех своих детских сил, словно матрос разбившегося корабля, сжимающий попавшуюся под руки доску посреди разбушевавшейся стихии; словно котенок, взобравшийся на дерево и цепляющийся за ствол во время сильного урагана, который, в ином случае, подхватит его и унесет с собой. Вийон наклонился и тоже обнял ее.

– Как ты, малышка? – Спросил он.

Она что-то неразборчиво ответила. Вийон потрепал ее по макушке и немного отодвинул, чтобы заглянуть Иси в глаза. Глаза ее были такие же красивые, мерцающие, со зрачками цвета древесной коры с крошечными вкраплениями рыжего цвета – в точности такие же, как когда-то у ее матери.

– Тебя не обижают?

Иси отрицательно замотала головой.

– Все хорошо?

Теперь она закивала. Кажется, ее глаза увлажнились – почему это? «Наверное, показалось», – подумал Вийон.

– Знаешь, может случится так, что мы больше не увидимся. – Вот теперь он ждал, что в ее глаза заблестят, но ничего подобного. Иси смотрела на него серьезно и внимательно. Неужели она была еще слишком мала и просто не могла понять, что он такое говорит? Или ей все равно? Нет, он не хотел и не мог верить в последнее. Элеса еще не могла испортить ее, не так рано! Иси не понимает, вот и все. Он сжал ее плечи и, стараясь говорить медленно и внятно, произнес:

– Это не потому, что я так хочу. Просто… – Вийон замялся, не зная, стоит ли рассказывать про долг, жестокость Бейза, долговую яму и прочее и решил, что не стоит. – Такова жизнь. Не все получается, как мы хотим. Но ты должна знать: я очень, очень люблю тебя. Я всегда буду тебя помнить, чтобы не случилось. Понимаешь?

– Да, – ответила Иси. Она протянула руку и погладила Вийона по короткой бороде, которую он отрастил за последние недели. Прижала руку к его щеке. – Я буду помнить тебя столько, сколько смогу.

Последняя фраза прозвучала немного странно, но Вийон не заметил этого из-за нахлынувших чувств. Ее пальцы касались его щеки так ласково и нежно, как пальцы Элесы когда-то. Вийон любил дочь больше, чем кого бы то ни было, может быть даже, на всем свете он любил только одну ее, но ужас состоял в том, что он любил ее не только как дочь. Он не знал, когда, в какой день и год к его чистой родительской любви примешалось эта мутное противоестественное чувство, но себя самого во время игр и объятий с маленькой дочкой он боялся и презирал больше, чем кого бы то ни было. Откуда в его чувстве, в его святой отеческой любви, в лучшем из плодов, что могла породить его несовершенная душа, завелся этот немыслимый, гнусный червь? Его никогда не тянуло к детям, но в случае дочери это было что-то особенное совсем странное. Может быть, причина в том, что никто на всем свете не любил его, кроме Иси, и вся накопленная в его душе любовь и страсть стремились вырваться наружу по единственному открытому пути, к единственному человеку, который любил Вийона и доверял ему настолько беззаветно, что мог бы принять даже эти, абсолютно порочные и разрушительные чувства? Страшная возможность воспользоваться доверием и любовью Иси била ему в голову, разрывала душу на части еще до ухода из семьи. Он гнал эти мысли, не хотел признаваться себе в том, что чувствует и чего хочет, молился Князьям Света о том, чтобы демоны убрались из его души, и, возможно, не стал спорить с Элесой и что-либо доказывать ей, когда она вышвырнула его из дома, в том числе и потому, что без него в доме Иси, возможно, будет в безопасности. Он слишком плохой человек, слишком слабый – что, если когда-нибудь он сорвется и сделает то, что наполняло его ум ужасом, а тело – вожделением? Нет, лучше уж он отрежет себе руки и другие органы, вырвет глаза, вырежет внутренние органы, или же просто уйдет и не будет появляться в доме, чем допустит подобное. У Иси впереди долгая жизнь, она должна быть счастлива, если только такой дурной человек, как ее отец, не станет мешать ей.

Он вдруг услышал возню и шум, мальчишечьи голоса, повернул голову – но не увидел ничего, комната по-прежнему была пуста. Однако, чувство, что Эбран и Гет совсем рядом, не покидало его – Вийону казалось, что он слышит, как они ходят и переговариваются, но он все же никого не видел. Тогда его объял ужас: выходило, что преследовавшие его в последние дни мистические силы пришли за ним следом, в этот дом и то ли забрали себе его сыновей, то ли просто издевались над ним, издавая звуки, подражавшие их голосам и шагам.

– Ты слышишь это? – Тихо спросил Вийон у дочери.

Иси кивнула.

– А видишь их?

Девочка сделала неопределенное движение головой. Кажется, ее губы шевельнулись, но корзинщик ничего не услышал.

– Давно это так?

Она покачала головой из стороны в сторону: «Нет».

Вийон выпрямился.

– Я должен идти, малышка. Прощай.

– Прощай, – откликнулась девочка с грустью, не отводя взгляда от его глаз.

Больше всего ему хотелось прижать дочку к себе, остаться, или же схватить и унести ее с собой, но ничего из этого он не мог позволить себе сделать. Он повернулся и ушел, чувствуя спиной, что маленькая Иси смотрит ему вслед.

Глава 7

Четыреста лет тому назад в Ильсильваре отменили рабство, но люди не стали равны: сложившаяся еще до реформ Разима Освободителя градация сословий сделалась более жесткой, стремясь превратиться в систему каст, при которой переход из одной социальной группы в другую становился все более затруднен. Декларировали, что существуют четыре основных касты: вассаим – те, чья власть основана на мудрости; арсаим – те, чья власть основана на оружии; нутасаим – те, кто приобретает власть с помощью богатства; и иесаим – те, кто не имеет власти, не может ее приобрести и всю свою жизнь должен повиноваться тем, кто власть имеет, в надежде в следующей жизни родиться более удачливо. Однако, попытки ввести жесткую систему каст в конечном итоге не удались, прежде всего из-за бесконечных споров и ссор среди «мудрецов»: гешское священство претендовало на исключительное положение в этой касте, в то время как императорская власть уже и тогда весьма лояльно относилась к великому множеству колдунов, ересиархов, духовных учителей и философов с целыми философскими школами, начисто игнорировавшими гешскую догматику или извращавшие ее до невообразимой степени. Разделение в касте вассаим, умаление власти гешцев и даже временное изгнание их привело к обширной полемике о том, каковы подлинные истоки духовности и каким образом приобретают ее три остальных касты. Итогом дискуссии стало мнение о том, что у каждой из каст (кроме неимущих иесаимов) – свой источник духовности, и жрецы и мудрецы, хотя и имеют к духовному миру наиболее широкий и полный доступ, не могут, однако, объять целиком все незримые связи между мирами высших истин и грубых вещей: у воинской аристократии и наиболее влиятельных торговцев есть к этому высшему миру какие-то свои, особенные тропы. Только иесаим, неимущие, считались не имеющими собственного, прямого доступа к духовности, и долженствующими получать эту духовность посредством других, в первую очередь, конечно, жрецов и мудрецов.

Как нетрудно догадаться, просуществуй система каст в данном виде все четыре столетья, Вийон оказался бы причислен к касте неимущих, а его работодатель, Бейз Лекарид – к касте тех, чья власть основана на деньгах.

Система эта рухнула потому, что с течением лет накапливалось все больше людей, которых можно было бы отнести сразу к двум, а то и к трем кастам. Начало этому смешению положила императорская власть – поначалу бывшая в чистом виде властью меча, но вскоре охотно принявшая от придворных льстецов также и статус «вассаим», а затем и статус «нутасаим», ведь, действительно, не было во всей стране никого богаче императора! Мудрецы, приобретая богатство, приобретали и статус тех, чья власть основана не только на духе, но и на деньгах; в то же время богачи, отправлявшие на учебу своих детей, требовали для них признания статуса мудрецов. Не все вчерашние рабы оставались в нищете – некоторые из них, наиболее предприимчивые и умелые, образовывали ремесленные гильдии и приобретали уважение и влияние, заставляя общество задуматься – то ли вводить для этих ремесленников отдельную касту, то ли причислить их к нутасаим, и хотя исторически были реализованы оба решения, каждое из них имело свои недостатки, подробно рассказывать о которых здесь неуместно.

Важно то, что четыре основных касты существовали в Ильсильваре некоторое время, а затем это разделение осталось в прошлом, не отвечая новым реалиям, хотя и наложило определенный отпечаток на культуру и мышление как современников, так и последующих поколений. В некоторых случаях наименования каст использовались и до сих пор, особенно в тех случаях, когда требовалось подчеркнуть социальное положение человека.

Однако, помимо четырех основных каст, существовало еще несколько, и об одной из них необходимо упомянуть для того, чтобы стало понятно, к кому направился Вийон, покинув свой бывший дом, зачем и почему.

Веротерпимые, мистичные и созерцательные ильсильварцы всегда с недоумением и пренебрежением относились к чужакам – как правило, куда более прагматичным и куда менее склонным ритуализировать свою жизнь. «Бездуховных» чужаков, а также наиболее приземленных иесаим, согласных выполнять любую работу, для самую грязную, без учета расположения звезд, не желающих или не способных ничему учиться у мудрецов, стали называть «гуафим», что означало – отверженные, находящиеся за чертой, безнадежные, пустые люди. Изначально это была самая презираемая каста, на которую свысока могли смотреть даже люди вроде Вийона, отношениями с которой гнушались все, и даже разговаривать с представителями которой было зазорно, разве что передавая им слова через своих слуг или специально нанятых бедняков. В связи с таким отношением, гуафимы быстро сделались весьма замкнутым сообществом, из которого не было пути в иные касты, и в которое также никто не желал входить по доброй воле. Большинство из гуафимов так и остались в нищете и невежестве, а впоследствии, когда касты ушли в прошлое, слились с городской беднотой, с самыми ее низшими слоями. Однако, еще в период, когда касты существовали, среди гуафимов выявилось определенное ядро людей, которые при иных обстоятельствах были бы приняты в круг мудрецов – но в силу их происхождения это было никак невозможно. То, за что их презирали, гуафимы подняли на щит: отрицание духовности они провозгласили своей доктриной, на место отвергаемой мистики они выдвинули философию, основанную на разуме и рациональности, понимаемым весьма своеобразно, как будто бы рациональным может быть лишь то, что не мистично, и наоборот. Гуафимы отрицали существование богов и духов, не верили в астрологию, хиромантию и иные системы гадания, магию полагали явлением, основанным на скрытых в человеке психических силах, а иные расы, вроде карлов и скайферов, считали разновидностью людской расы с уродливыми отклонениями, возникшими и закрепившимися в результате близкородственных браков. За непочтение к богам в иной стране их бы, конечно, сожгли, но в Ильсильваре терпели, поскольку на фоне огромного множества сумасшедших мудрецов и ересиархов скептически настроенные гуафимы не казались чем-то совсем уж неприемлемы, а были лишь одной из многочисленных философских школ, пусть даже просвещенные мудрецы и гнушались вступать с ними в споры.

Изначально будучи особенными и нечистыми, и основавшими свое учение на этой бездуховной нечистоте, гуафимы привлекали к себе определенное опасливое внимание, схожее с вниманием, которое оказывают черному магу, вздумавшему открыть в городе свою практику и умудряющемуся каким-то образом, подобно Крысиному мастеру, избегать конфликтов с блюстителями морали и с городской стражей. Активно проповедовать свое учение гуафимам было запрещено, однако со временем их услуги неожиданно оказались востребованы: люди, доведенные переизбытком мистики до крайней степени отчаянья, обращались к скептикам-гуафимам для того, чтобы те одним махом разрушили незримые сети, которыми они оказались связаны. Жречество, а также в целом сословие мудрецов такие действия не одобряло, провозглашая, что ничто не случайно, и боги посылают беды не просто так, а тот, кто запутался в сетях неизведанного, должен выпутываться из них сам, ибо будучи освобожден другим человеком, он пострадает в конечном итоге еще больше, ибо причины, которые привели запутавшегося к плачевному состоянию, не устранены. Вийон слышал это наставление многократно, и, как и другие горожане, брезговал подходить или даже смотреть на гуафимов, когда они, в белых одеждах – единственный цвет, который им разрешалось носить – шли куда-нибудь по своим делам, но сейчас речь шла уже не только о его личной судьбе. Что-то преследовало его, обессмысливая саму жизнь, наполняя ее странными, пугающими вещами, убивая одних людей и как будто стирая других. Нужно было это прекратить, любым способом, пока зло не коснулось кого-либо еще, например, Иси или Флеба, или сына Огиса, или старую Энни, и вот корзинщик, покинув свой бывший дом, направился в отдаленную часть Нижнего города, в гетто, где раньше жили гуафимы по происхождению и где ныне стояли дома тех немногих из них, что сохранили свой презираемый статус даже тогда, когда уже не были обязаны это делать. Ему нужен был белый дом в квартале Бездушных, со знаком, похожим на букву «Н» внутри круга, висящим над дверями. «Н» иногда истолковывалось как «нет» или «никогда» или еще какое-нибудь отрицание, но на самом деле вовсе не было буквой, а было очень схематичным и приблизительным изображением двух материков Кельриона, соединенным широкой перемычкой Речного Королевства. Круг означал целостность, единственность и самодостаточность мира людей, не нуждающихся ни в богах, ни в духах, ни в пророчествах.

Кварталом Бездушных это место назвали те, кто в прежние века презирал гуафимов и не считал их за людей, заявляя, что души их ущербны, а может быть, их и вовсе нет. Позже, желая выказать свою добрую волю, власти хотели переименовать место обитания отверженных, дав ему какое-нибудь нейтральное официальное название, но теперь уже воспротивились сами гуафимы, философия которых к этому времени уже вполне сформировалась: как оказалось, грубое и немного зловещее именование «бездушные» их вполне устраивает, поскольку, по их убеждению, никаких душ ни у кого и вовсе не было, и человек, равно как звери и птицы, состоял исключительно из крови, мяса, костей, мозга и сухожилий. Впрочем, это еще не делало гуафимов самой странной сектой в Ильсивальре: скажем, в среднем городе немалое влияние имела другая секта, утверждавшая, что все на свете лишено не только душ, но и тел, и кажется существующим лишь постольку, поскольку воспринимается – а уж в Верхнем городе, как говорили, существуют еще более тонкие и парадоксальные учения, балующие умы скучающей пресыщенной аристократии. Вийон, будучи простым необразованным человеком, никогда не понимал всех этих умствований, и не стремился понять, но сейчас ему нужна было практическая, прямая помощь, и не оставалось ничего другого, кроме как обратиться к одному из тех людей, чье учение, как говорили, могло эту помощь оказать.

Дома и люди в квартале Бездушных выглядели небогато, но ничего особенного по сравнению с тем, как выглядел и жил сам Вийон, не представляли, а если и отличались, то в сторону чуть большего достатка и благополучия. Белый дом с вывеской в виде «Н» в круге он отыскал без труда – самое большое и богатое строение в квартале. На двери, на двух отдельных цепочках, были прикреплены молоток и перчатка. Для чего нужна перчатка, Вийон понял не сразу, но как только он перестал об этом размышлять, перевел взгляд на молоток и засомневался, стоит ли его брать, ведь безблагодатность этого места и дома могла, словно зараза, перейти на него самого – как предназначение перчатки сразу же стало понятным. Толерантность неверующих гуафимов была достаточно велика, чтобы самим предлагать посетителям способ избежать соприкосновения с ними и их вещами, позволяя, таким образом, избежать осквернения тем, кого это беспокоило. Толерантность эта, само собой, образовалась не на пустом месте, а была частью сложившейся традиции, восходившей ко временам, когда гуафима, вольно или невольно осквернившего своим прикосновением свободного человека, могли высечь или даже убить.

Вийон продел руку в печатку, взял молоток и постучал по двери. Услышав шаги с той стороны, он поспешно отступил на шаг. Дверь открыла женщина средних лет, без всякого выражения она молча уставилась на Вийона.

– Добрый день, – Вийон чуть наклонил голову. Использовать обычное обращение «почтенная» к жене или служанке в доме гуафима у него язык не повернулся. – Могу ли я видеть Бару Хуркая? Пусть снимет повязку с моих глаз.

Женщина молча кивнула и ушла в дом, Вийон после короткого колебания отправился за ней.

Первая комната, через которую они прошли, судя по длинному столу и двум десяткам сидений, служила в качестве столовой Бару и его домашним, но сейчас пустовала. Вторая комната, с пюпитрами и свитками, предназначалась для чтения и письма. Короткий коридор привел их к третьей комнате, в которую женщина входить не стала, а лишь молча поклонилась, жестом предложила Вийону войти, и ушла.

Стены помещения, в котором находился Бару Хуркай, были выкрашены в белый цвет, а само помещение разделено тонкой, прозрачной белой тканью надвое. Считалось, что даже дыхание гуафима может осквернить обыкновенного человека, и завеса белой ткани служила преградой – пусть и символической – для разделения посетителя и бездуховного наставника, которого также именовали Устранителем Заблуждений, Разрушителем Магии или просто Очистителем – при чем последний титул прямо указывал не только на роль современных гуафимов, но и на то, чем они были прежде, когда выполняли самую грязную, самую презираемую работу, спускаясь в канализационные стоки, вывозя и сжигая мусор или же собирая по всему городу испражнения людей и животных.

Бару, широкоплечий пожилой мужчина с густой черной бородой, с обильными вкраплениями седины, сидел на подушках, читая какую-то книгу. При появлении посетителя он внимательно осмотрел его, затем отложил книгу в сторону и жестом предложил Вийону занять место напротив, что тот и сделал. Легкая белая занавеска между ними слегка покачивалась из стороны в сторону от дыхания хозяина и гостя.

– Прежде чем мы начнем, – проговорил Бару, – я должен предупредить, что не могу принимать какую бы то ни было плату за свои услуги, ибо плата в таком деле означает обучение, а учить нам чему бы то ни было негуафимов запрещено. Все, что я могу предложить – лишь частную беседу, а за беседу, конечно же, никто не вправе требовать денег. Однако, если вы, уважаемый, следуя непредсказуемому движению души, вдруг захотите внести пожертвование, то ящик слева от вас предназначен именнодля этой цели.

Вийон слышал об этих правилах раньше, и поэтому, развязав кошель, взял два таля из четырех, находившихся там, и опустил их в прорезь в небольшом темном ящике, про который говорил Бару. Говорили, что можно ничего не платить гуафимам за их услуги, и все равно получить желаемую помощь, однако также бытовало мнение, что подобного рода действия не принесут удачи, поэтому Вийон не стал рисковать. Возможно, он поступал глупо, ведь Бару был намного богаче его самого, однако Вийон, как человек честный, полагал, что нельзя пользоваться чужими услугами без возмещения, хотя бы и символического, затрат времени и труда.

– Как вас зовут, уважаемый? – Спросил Бару Хуркай. Корзинщик поежился, настолько непривычным было слышать вежливое обращение в свой адрес.

– Вийон Рауп, гос… – Он осекся, потому что назвать «господином» гуафима не мог, хотя большой и небедный дом Бару, и почтенный внешний вид его самого прямо-таки располагали к этому. Стремясь как-нибудь загладить, затереть неловкий момент, Вийон поспешно продолжил:

– Я бедный человек, простой корзинщик, но говорят, вы помогаете всем, независимо от происхождения и достатка.

– Это так, – величественно кивнул Бару. – Учение, которому мы следуем, спасительно для всех людей и полезно для каждого. Источник всех бед – заблуждения и предрассудки: ни стихийные бедствия, ни войны, ни голод, ни иные несчастья не сравнятся по вредоносности с омрачениями, которыми преисполнены умы людей, и более того – все эти несчастья и все другие имеют своей причиной ум человека. Жадность толкает людей к войне, но разве это не омрачение? Ведь торговать выгоднее. Неурожай и следующий за ним голод вычищает, бывает, целые страны, но разве не омрачение ума побуждает людей проедать все добытое, не делая никаких запасов на случай неурожая? Стихийные бедствия и жизненные неурядицы будто бы насылаются богами, и человек бросается в храм для того, чтобы вымолить себе лучшую долю – вместо того, чтобы потратить больше времени и сил для подготовки к новым ударам, которые произойдут неизбежно, ведь такова жизнь. Люди пытаются отыскать «незримые связи» там, где они якобы есть, и недооценивают силу обычных, естественных причин. Отсюда произрастают все беды, из ложного виденья. На чем же основано это ложное виденье? Только на вере. На вере в богов, в духов, в судьбу, во влияние звезд, даже в магию… Да, маги показывают кое-какие чудеса, но пользуются при этом в очень маленькой степени естественными силами природы, а по большей же части производят свои «чудеса» посредством ловкости рук, фокусов, мистификации, прямого обмана и, наконец, благодаря распространению историй, которые не имеют под собой никакой надежной основы. Проще говоря, все маги, жрецы и мистики дурят толпу, морочат голову простым людям, обманываются сами и вводят в заблуждение других, и все, абсолютно все несчастья в этом мире происходят от этой иллюзии, сплетенной с помощью лжи. Вера – вот зерно порока, стоит лишь разрушить веру и тогда глаза людей откроются, они увидят истинное положение дел, и смогут организовать свою жизнь так, чтобы жить счастливо, или, по крайней мере, комфортно. Всякая вера есть зло, а знание есть благо. Не следует верить никому и ничему, даже мне, следует уничтожить в себе всякую веру, и тогда рассеются и все заблуждения, и человек сможет узреть мир таким, какой тот есть на самом деле.

– Но если я не буду вам верить, – сказал Вийон. – То не буду и отрекаться от того, во что верю. Как же быть?

– Да, это непростой выбор, – согласился Бару. – Но я могу вам помочь, уважаемый: приведите пример того, что вас смущает и я подскажу, как быть. Научившись убивать в себе веру и постепенно прозревая, со временем вы станете делать это без моих подсказок, следуя правильном пониманию вещей, которое в вас зародится.

Вийон отрицательно замотал головой.

– Я не хочу становится гуафимом…

– И не станете, – успокоил его Бару. – Это путь не для всех, лишь для немногих. Но учение наше оказывает пользу всем, даже тем, кто не принимает его полностью. Что же вас беспокоит, уважаемый? Ведь не просто же так вы пришли.

Вийон кивнул.

– Что-то происходит с моей жизнью… – С трудом выдавил он. – Я не понимаю. Творятся вещи… лишенные смысла. Пугающие и странные.

– Например?

Вийон выдохнул так тяжело, что белаязанавеска закачалась из стороны в сторону. Мысли его путались.

– Многое… вот, скажем, я видел на рынке человека с глазами разного цвета…

– Такое бывает. Редко, но бывает.

– Да, но… мой сосед сказал, что это не человек, а дух. И сделал сновиденную ловушку, чтобы поймать его. Но дух туда не попался, а вместо этого пропала наша лавка на рынке. Сосед сказал, что ее затянуло в ловушку и что она теперь там…

– И вы поверили? – Бару осуждающе покачал головой.

– Но ведь лавка и в самом деле пропала!

– Возможно, ее просто унесли, а вам, уважаемый, задурили голову.

– Нет! Я тоже так подумал, но другие лавки стоят теперь вплотную к лавке соседа. Там просто нет места, где она могла бы теперь поместиться! Да что там – о том, что она была, никто не помнит. Только я и сосед…

– Тогда все гораздо хуже, уважаемый Вийон, – вздохнул Бару. – Вы, вероятно, весьма внушаемы, а ваш сосед убедителен. У вас появилось ложное воспоминание – возможно, по причине яркого, похожего на правду, сна, либо по причине гипнотических талантов вашего соседа. Он убедил вас в том, что у вас была лавка, а сам он – великий колдун, а вы и поверили! Но подумайте сами: может ли это быть правдой? Большая лавка – и вдруг каким-то образом влезает в маленькуюсновиденную ловушку – бесполезное украшение, набитое внутри соломой и мусором, эксплуатирующее людские страхи и предрассудки. А если бы ваш сосед сказал, что лавка уменьшилась и залетела ему в ухо, или что ее унесла в нору семихвостая мышь – вы бы тоже поверили?

– Нет… – Неуверенно сказал Вийон, почесав затылок.

– А в другую историю, столь же нелепую, вы поверили. – Укорил его Бару.

Вийон тяжело вздохнул. Устранитель Заблуждений обещал, что отказ от веры сделает окружающий мир более простым и понятным, но пока что хаоса в нем только прибавлялось. Если Мелан Ортцен ошибся, и сновиденная ловушка в самом деле не при чем, то что же тогда случилось с лавкой? Поверить в то, что лавка – это всего лишь выдумка его собственного ума, Вийон никак не мог. В этом он и признался вслух.

– Наш ум – сложный инструмент, – сказал на это хозяин дома. – Он иногда играет с нами в странные игры. Нам кажется реальным то, что нереально, и наоборот. Для этого люди и приходят сюда – чтобы разобраться, где то, что действительно с ними случилось, а где то, что лишь показалось им или подумалось – а потом они поверили в эти мысли и решили, что именно так все и было.

– Черт с ней, с этой лавкой, – сказал Вийон. – Но ведь происходят и куда худшие вещи. Пропали два моих сына. Сегодня я приходил домой – мы с женой поссорились и живем раздельно – и слышал их смех и голоса, как будто они находились рядом, но никого не было. И не говорите мне, это мне это приснилось или я во что-то поверил: голоса сыновей также слышала моя дочь, но как и я, не видела их.

– Вы с дочерью были в это время в доме или на улице?

– В доме.

– У нас в это время года погода переменная, то зной, то холод, – ответил Бару. – От потоков горячего и холодного воздуха могут возникать искажения цветов, форм и звуков. Вы находились в доме, а ваши сыновья рядом на улице, но в силу необычного атмосферного эффекта их голоса донеслись до вас очень хорошо и четко, и вы подумали, что они рядом, хотя они были чуть дальше – где-нибудь за стеной, например. Разве вы никогда не слышали эха? В ущелье или в подземелье голос разносится подчас очень далеко. Также могло произойти и в вашем доме: в определенных случаях потоки воздуха могут отразить звук не хуже свода пещеры.

– Не знаю… – Вийон чувствовал себя еще более растерянным, чем прежде. – Может быть, вы и правы. В другой день я бы пошел и поискал их, но… тут одно навалилось, потом другое… я как-то сразу решил, что это продолжение всех бед.

– Вот видите, – удовлетворенно кивнул Бару. – Вы начинаете прозревать. Не имея точного знания, вы истолковали случившееся неверно, сами поверили в свою трактовку, и поставили это выдуманное событие в ряд других, хотя и события-то никакого не было. Это именно то, о чем я говорю: людьми управляют заблуждения, основанные на вере. Но давайте пойдем дальше. Что еще с вами случилось? С чего вообще начались все «беды», о которых вы говорите?

Вийон размышлял лишь секунду.

– С крысы.

– С крысы?

– Да, с крупной крысы, которая стала грызть стену.

– Что же в этом необычного или дурного? Или вы имеете в виду, что большая крыса прогрызла дыру в стене в вашем доме?

– Нет-нет, – Вийон слабо покачал рукой в воздухе, показывая, что все не так. – Я увидел, что крыса грызет известь на стене дома, находящегося рядом с рынком, где я торгую.

– И что же? Мало ли что грызут крысы? Они могут пробовать на зуб все что им вздумается, таковы уж они, – пожал плечами Устранитель Заблуждений.

– Да, вы правы, – согласился Вийон. – Но она не просто грызла стену, а как бы выгрызала линии. Я не умею читать, но мне сказали, что эти линии похожи на буквы, и их даже смогли прочитать, и это слово изменило жизнь моего напарника, торговавшего рядом со мной.

– Что же это за слово?

– Не знаю, он так и не сказал.

– Это всего лишь случайность, уважаемый Вийон. Несколько царапин на стене показались кому-то похожими на буквы, кто-то их «прочел» в согласии со своими тайными мыслями и планами, и вот результат: человек решил, будто ему подан мистический знак и стал действовать, хотя этот «знак» он подал себе сам.

– Пусть так, – Вийон не стал спорить. – Но ведь я пришел на рынок в другой день, опять увидел крысу, и опять эта крыса выгрызала на стене какие-то знаки.

– И что, их тоже прочитали? – Слегка усмехнулся Бару.

– Да, представьте себе! А человек, который прочитал их, вскоре повесился!

Хозяин дома слегка пренебрежительно отмахнулся.

– Ну, не берите в голову. Это просто совпадение.

– Но ведь я и в третий раз пришел на рынок и опять там эта крыса стала грызть стену! – Вскричал Вийон.

– А это, уважаемый, – Бару Хуркай назидательно поднял вверх палец. – Это уже привычка.

– Привычка?! Чья?!

– Крысы, конечно же. Вероятно, эта крыса сбежала от дрессировщика, который научил ее грызть стены или доски так, чтобы на них оставались следы, похожие на буквы. Вполне можно натренировать так животное, а затем выступать с ним, удивляя доверчивую публику. Улучив случай, крыса сбежала, но привычка ее сохранилась, ведь дрессировщик всегда давал ей что-нибудь вкусное по выполнению трюка. Вот она теперь ходит и грызет стены, но ничего не получает, а вы видите в этом какой-то «знак».

Вийон задумался и долго молчал. Неужели все так просто? Всего лишь несколько нелепых совпадений, а он уже навоображал себе невесть что! Объяснения Устранителя Заблуждений показывали все случившееся в совершенно ином свете.

– Может быть, вы и правы, – сказал наконец Вийон. – Но если дрессированная крыса грызла стену раз за разом так, как ее научили, то почему каждый раз буквы, которые там появлялись, были разные?

– Вы же говорили, что не умете читать?

– Не умею, но я не слепой. В одном случае были одни линии и завитки, в другом другие, а в третьем третьи.

Бару вздохнул.

– Что ж, раз вас это так беспокоит, давайте разберемся с этими «завитками» подробнее. Как они выглядели?

– Извините, – Вийон замотал головой. – Я н-н-не могу… вы почти меня убедили, но все же… вдруг вы неправы? Из-за этого уже погиб один человек. Я боюсь… я не хочу, чтобы на моей совести было еще одно несчастье. Нет, я не стану показывать.

Бару поджал губы.

– Хорошо, давайте иначе. Слова эти были на ильском языке?

– Полагаю, что да… Те, кто их прочел, других и не знают, кажется.

Взяв колокольчик, Бару позвонил. Вскоре в проеме за спиной Вийона появился подросток – внук или родственник Бару, также одетый в белую сорочку и белые штаны. Бару велел мальчику принести Азбучный свиток, а когда тогда выполнил поручение – разложить свиток на коврике перед Вийоном. Вийон увидел два ряда значков и закорючек.

– Это свиток, по которому я учу детей грамоте, – сказал Бару. – Укажите на букву, уважаемый, и я скажу, как она звучит. Указывайте в любом порядке и можете добавлять буквы, которых не видели. Таким образом, вы узнаете слово целиком, а я не буду его знать, пока вы мне не скажете. Полагаю, вы быстро поймете, что дело этого и выеденного яйца не стоит, и мы вместе посмеемся над этой вашей якобы «грамотной» крысой.

– Хорошо, – сказал Вийон. Нельзя было исключать, что слова крысы еще сохранили в себе злую магию, но бояться ему уже надоело. – Что это за буква? А эта? А эта?..

Он спрашивал и спрашивал, и иногда просил повторить, потому что забывал значение некоторых букв. Он хорошо помнил изображение, но вот связать воедино образ и звук было гораздо труднее. Наконец, первое слово было составлено. Вийон несколько раз произнес его одними губами, а затем сказал вслух. Если в нем и была сила, то теперь ее уж точно не осталось, и точно не было ничего страшного.

– «Куон». Это имя торговца-нарея, у которого украли кошелек, а нарей обвинил меня, побил, спасло только то, что вовремя вступился мой товарищ Флеб. Потом уже Флеб, узнав от меня эти и переведя их, вероятно, связал вместе крысу и торговца, и посоветовал торговцу обратиться к Крысиному мастеру, тот так и сделал…

– Не отвлекайтесь, Вийон. Вы уже начинаете рассуждать здраво. Знаки показались вашему товарищу похожими на имя человека, с которым недавно случился конфликт, а крыса навела на мысль о Крысином мастере – хитром фокуснике, играющем на заблуждениях невежественных людей. Как видите, ничего необычного. А что со вторым словом?

Вийон снова стал спрашивать. Второе слово состояло из пяти букв, а не из четырех, но также, как и первое, было именем – на этот раз, правда, женским. Обычное имя, Вийон покрутил его в уме и так и сяк, но оно ничего ему не сказало… хотя его не покидало смутное ощущение, что где-то и когда-то он это имя слышал. Но что может быть опасного в имени?

– Бару, вам доводилось слышать имя «Лакри»? – Наконец осторожно спросил он.

Бару пожал плечами.

– Доводилось, и не раз.

– Вот и мне доводилось. Что такого в этом имени, что могло заставить человека повеситься?

– Очевидно же, что ничего, – произнес Бару. – Убился тот человек по каким-то своим причинам, но несчастье это произошло после того, как он узнал от вас это имя, и потому вы думаете, что одно связано с другим. Но «после» вовсе не значит «вследствие», это весьма распространенная ошибка!

– Пусть так, – согласился Вийон. – Вы меня почти успокоили. Давайте посмотрим, что значит третье?

Он стал спрашивать, а Бару отвечал. На этот раз Вийон постарался набрать побольше лишних букв, чтобы Бару точно не смог сам догадаться, ведь третье слово он не показывал еще никому и если в этих словах вообще была хоть какая-то сила, то сохраниться она должна была именно в третьем, ведь первые два уже оказали свое действие. Третье слово состояло из пяти букв, так же было именем, на этот раз мужским.

Когда Вийон прочел это имя в первый раз, он ничего не понял. Имя было неожиданным и неуместным.

Ошибка?

Он попросил Бару повторить буквы. Нет, ошибки не было. Но откуда крыса могла знать это имя?

Имя, которое также было вполне обычным, но ведь вполне обычная «Лакри» привела циничного и озлобленного на весь белый свет Огиса к самоубийству, означая для последнего, видимо, что-то особенное, неизвестное никому другому.

Также было и с третьим именем: мало что значащее для всех остальных, оно словно открыло перед Вийоном невидимые доселе двери. Как будто бы он бродил впотьмах, и кто-то вдруг принес в комнату свет. Все снова перевернулось, снова открылось с совершенно неожиданной стороны.

Вийон со страхом взглянул на Бару Хуркая. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы это имя узнал и он и все разрушил.

– Благодарю вас, вы очень мне помогли, – сказал Вийон, вставая. – Мне нужно идти, прошу меня извинить!

Он поспешно вышел, не слушая голоса Бару, предлагавшего ему остаться и все обсудить, убеждавшего Вийона в том, что всему есть здравое объяснение и что очищенный от выдумок и заблуждений мир гораздо лучше мира, лишенного логики и погруженного в иллюзии. Может быть, Бару был прав, да, вполне возможно, вот только Вийон слишком хорошо осознавал, что если будет разрушена магия последнего имени, завтра Бейз позовет стражу и посадит его в яму, и жестокосердному Бейзу будет глубоко наплевать, логично ли он поступает или нет, есть ли в этом здравый смысл или нет, существует ли на самом деле корзина желаний или же это лишь выдумка – Бейз просто возьмет и посадит его в яму, и хотя, возможно, это и будет настоящая, подлинная, очищенная от иллюзий и заблуждений реальность, но все же такой реальности Вийон для себя совершенно не хотел. И пусть все странности, все необычные явления, знаки и пророчества, пусть все это было лишь заблуждением, но в последнем имени содержался ответ, содержалась надежда на то, что безумное требование Бейза можно выполнить или, по крайней мере, получить такой силы свидетельство невозможности исполнить поручение, что склониться перед этим свидетельством будет вынужден даже Бейз.

Удивительно, но ответ все время лежал у Вийона перед носом. Так же, как что-то в «Лакри» подтолкнуло Огиса к самоубийству, а «Куон» подсказал Флебу разыскать нарея и дать ему совет, также и третье имя навело Вийона на путь, который всегда лежал перед ним, но которого он почему-то не замечал.

Среди философов, гадалок, сектантов и множества разных мистиков Дангилаты, маги – как, впрочем, и везде – всегда были «белой костью». Маги обладали подлинной силой, и что бы не говорили про них странные философы вроде Бару – от порчи таковой философ мог умереть также легко, как любой другой, пусть даже твердо убежденный в истинности своего учения гуафим до последнего момента и считал бы, что губящая его болезнь вызвана сугубо естественными причинами, а не воздействием того или иного колдуна. Маги творили удивительные дела, и уж конечно, могли что-то знать о том, как сотворить корзину, исполняющую желания.

Третье имя, которое выгрызла крыса на стене, так взволновало Вийона потому, что был один маг, которого он когда-то – пусть и очень-очень давно – близко знал. Принадлежа к совершенно разным семьям, они, будучи еще детьми, мало обращали внимание на богатство и социальный статус, дружили и бегали вместе, ловили лягушек, дрались с другими ребятами, делились всеми радостями и печалями, что у них были. Вийон был нищим и обречен всю жизнь провести на самом дне общества, в то время как его друг, Айнри Тозол, происходил из богатой семьи, а кроме того, еще и имел врожденный магический Дар.

Именно это имя – «Айнри» – крыса выгрызла на стене в третий раз.

Глава 8

Второпях покинув дом Бару Хуркая, Вийон сделал несколько шагов и остановился посреди улице, в самом центре квартала гуафимов. Нужно было как можно скорее уйти отсюда, чтобы не растерять удачу и не осквернить себя случайным прикосновением к отвергнутым или к вещам, которыми они пользовались – но прежде чем идти, следовало решить, куда именно двигаться.

С Айнри они дружили очень давно, будучи еще детьми. Как ни старался, Вийон не мог вспомнить дома, в котором жила семья Тозолов – вполне возможно, так было потому, что он никогда и не был в этом доме и даже не подходил к нему близко: Айнри всегда сам приходил в те места, где играли мальчишки Нижнего города – и, кажется, его родители были этим не слишком довольны, поскольку он всегда старался скрыть от них своих друзей. Вийон смутно помнил женщину в паланкине, который переносили четверо мускулистых мужчин, а еще двое вооруженных бойцов, а также слуга и служанка сопровождали процессию. Женщина, приходившаяся Айнри матерью, подозвала сына к себе и поинтересовалась, с кем это он играет, и Айнри, быстро скосив глаза на Вийона, ответил «ни с кем». Вийон, хотя и был еще ребенком, но уже понимал, что далеко не все люди в этом городе равны, но то, что его назовут «никем» было как-то совсем неожиданно и обидно. Во время следующей встречи Вийон не хотел ни разговаривать, ни играть с этим зазнайкой, и Айнри пришлось несколько раз извиниться, прежде чем Вийон смягчился и заговорил. Айнри сказал, что у него не было другого выхода: если бы его родители только узнали, с кем он проводит время, они бы немедленно запретили ему общаться с Вийоном, а то и вовсе заперли бы в доме. Мать Вийона, со своей стороны, узнав через некоторое время об этой дружбе, также отнеслась к ней неодобрительно, ведь если бы с Айнри что-то случилось бы во время прогулок по свалкам и лазанья по заброшенным участкам городской стены, Вийону было бы несдобровать, и более того, серьезные неприятности могли бы настичь всю семью Раупов, поскольку нищие потомки ильсильварских рабов не имели почти никаких прав, а богатые и благородные семьи имели все права и даже больше.

Вийон подумал, что его мама, вероятно, могла знать, где находился прежний дом Тозолов, но увы – поделиться этим знанием с сыном она уже не могла, поскольку умерла от болезни несколько лет тому назад, пережив отца Вийона всего лишь на год. Кто еще мог знать о Айнри Тозоле или хотя бы о месте, в котором тот некогда жил (а уже от этого места можно было бы вести дальнейшие поиски)? Стоя на улице в квартале гуафимов, Вийон копался в своей памяти, но не припоминал никого, кто мог бы обладать нужной ему информацией. С Айнри они всегда играли вдвоем, в стороне от остальных детей, которые юного аристократа, кажется, побаивались; Вийон же, бывший до встречи с Айнри в самом низу мальчишеской иерархии (в силу более юного возраста и робкого характера), гордился дружбой с «проклятым» и «чернокнижником» – как его называли другие дети, обычно за глаза или издалека. На самом деле Айнри, конечно же, не был никаким черным магом, но Одарен он, безусловно, был, и это проявлялось уже в детстве, когда по его слову менялся ветер или из дыхания и движения рук рождались призрачные цветы и бабочки. Айнри был добрым мальчиком, в этом Вийон был уверен точно. Добрым и одиноким: волшебная сила, которую Айнри, к тому, не всегда мог полностью контролировать, часто пугала окружающих. Поэтому он был так рад, когда встретил Вийона, который его не боялся; а Вийон был рад тому, что нашелся кто-то, кто не подшучивал над ним, не издевался и не шпынял по каждому поводу.

Сколько было, этих встреч? Не слишком много. Иногда между ними случались длительные перерывы: Айнри не хотел или не мог прийти. Но проходили дни, иногда недели, и благородный мальчик в аккуратной чистой одежде, одна застежка на которой стоила больше, чем весь дом вийоновой семьи, вновь появлялся на Горелой улице для того, чтобы встретить там своего необразованного и неумытого приятеля, и вместе с ним устроить охоту на крыс на городской свалке или же залезть на старую стену, или отправиться изучать какой-нибудь неизвестный городской квартал. Но однажды случилось так, что Айнри не пришел на встречу, о которой они договорись заранее, не появился на следующий день, и на следующий, и не появился более в бедняцком квартале уже никогда. Вийон ходил сам не свой, и это заметили родители; мама обещала разузнать, что случилось. Неизвестно, выполнила ли она свое обещание, или же придумала историю для того, чтобы успокоить сына – но спустя несколько дней она сказала, что Тозолы переехали в другую, лучшую часть города, а сделали они это столь поспешно потому, что их сын заболел колдовской лихорадкой – болезнью, которая поражает чародеев, чей магический талант не употребляется должным образом. Айнри Тозол должен был научиться правильно направлять свою силу и семья его наводила справки, куда лучше отдать Одаренного мальчика на обучение – к астрологам на улицу Звезд, к мастерам архитектурного дежьена на улицу Чертежей, либо к какому-нибудь охотнику или чучельнику на Охотничьей улице.

Все эти три улицы располагались в Среднем городе, но довольно далеко друг от друга, и все три за время, оставшееся до закрытия ворот, Вийон никак бы не смог обойти. Поэтому, поразмыслив, он решил начать с ближайшей – с улицы Звезд, тем более, что там он и прежде бывал неоднократно. Маловероятно, что Айнри работал там, и лишь по случайности за все эти годы ни разу не столкнулся с Вийоном, но эту возможность следовало проверить и исключить прежде, чем приступать к поискам в более отдаленных районах.

Миновав ворота и достигнув вскоре Второй улицы Звезд, Вийон направился в дом Азира Монтарида, к которому обращался два-три раза в год, когда имел в кармане несколько лишних монет и хотел получить особенно хороший и точный гороскоп. Но Азир был занят и не смог его принять; тогда, не желая тратить время на ожидание, Вийон постучался в соседний дом, а затем в следующий и так далее. Кое-где ему отказали сразу, не пожелав даже разговаривать, ведь вид бедняка Вийона не был слишком презентабельным и не свидетельствовал о том, что время, потраченное на разговор с ним, обернется для астролога денежной выгодой. В других домах отрицательно покачали головой и выставили за дверь уже после того, как был озвучен вопрос; в третьих – ответили, что такого не знают и ничего не слышали о нем, но предложили составить гороскоп, который мог бы подсказать Вийону, когда и какие действия предпринять для того, чтобы повысить свои шансы отыскать нужного человека. Будь у Вийона деньги, он бы, возможно, даже и согласился бы на последнее предложение, но увы – последние две мелкие монеты, которые он рассчитывал вечером потратить на тарелку похлебки и кусок хлеба, были суммой слишком незначительной, чтобы удовлетворить аппетиты предсказателей из Среднего города. Он ходил так по Второй улице Звезд до самого вечера, и заторопился в обратный путь лишь заслышав звук гонга на Часовой башне. Как он и ожидал, поиски Айнри на улице астрологов не принесли результатов, но это и не удивительно, ведь талант Айнри был совершенно иного рода, и Вийон не мог представить себе своего друга, проводящего весь день за скрупулезными расчетами где-нибудь взаперти.

Вийон поел и лег спать. В эту ночь ему снова приснилась извилистая дорога между двух бездн; кажется, в этот раз он прошел по ней немного к точке, где песочное треугольное небо смыкалось с лентой земного пути. Утро началось как обычно, вот только Вийон уже не отчаивался. Обретенная в доме Бару надежда была очень слаба, но она, по крайней мере, предполагала хоть какой-то порядок действий, указывала направление, в котором следует прилагать усилия, в отличии от полной растерянности, в которой Вийон пребывал прежде.

Прибыли Этар и Флеб, затем Майрын, но он был не один – следом за ним шел мальчик, бывший лишь на год или два младше Этара. По чертам лица сразу становилось ясно, что это сын Майрына; так и оказалось, звали мальчика Гипел.

– Пусть учится вместе с Этаром, – сказал Майрын. – Мало ли что случится со мной…

Ближе к полудню пришел Бейз, посмотрел как трудятся корзинщики, и подозвал к себе Вийона.

– Итак. Есть ли у тебя какие-либо новости о корзине желаний?

– Кое-что есть, но не так много, как хотелось бы, – ответил Вийон. – О самой корзине я пока не могу ничего сказать, но думаю, я могу узнать о ней от человека, на которого мне указали. Мне нужно найти его, а это дело не быстрое.

– Кажется, ты испытываешь мое терпение, – недобро прищурился Бейз.

Удивительно, но впервые за все время их общения Вийон не испугался и не оробел.

– Вы задали мне непростую задачу, господин, – сказал он, чуть поклонившись. – Кроме того, мне нужно работать, чтобы прокормить себя и на выполнение вашей задачи я не могу тратить слишком много времени. Я делаю, что могу. Если вы полагаете, что этого недостаточно – что ж, избейте меня или бросьте меня в долговую яму! Но неужели вы думаете, что если вы поступите так, корзина желаний явится к вам сама собой? Если вам хочется погубить мою жизнь – губите. Как я вас остановлю? Но если вы хотите получить волшебную корзину – дайте мне время.

Бейз некоторое время рассматривал лицо Вийона так, как будто бы встретил незнакомца; он не казался слишком довольным, но и не был разгневан.

– Хорошо, пусть так, – бросил Бейз. – Дам тебе еще неделю, но через неделю новости должны быть лучше, чем те, которые я услышал сегодня.

Вийон поклонился; он почти не верил тому, что случилось – он говорил так смело, и не был наказан! Более того – жестокий и непреклонный Бейз Лекарид вдруг уступил.

В этот раз Бейз не стал ничего забирать у корзинщиков. Поглядев, как работают Гипел и Этар, он вскоре ушел, а Вийон и Флеб отправились на рынок. Торговля шла плохо, и Флеб приуныл: содержать красавицу-хали было не так-то легко.

– Выбирает лучшее, ни на чем не экономит, – жаловался Флеб. – Если что-то ей не нравится – выкидывает, а где я возьму лучшее?

– Тебя предупреждали, – ответил Вийон. – А ведь не прошло и дня, как ты женился.

Мелан Ортцен по-прежнему не разговаривал с Вийоном и даже не хотел смотреть лишний раз в сторону корзинщиков; Вийон подумывал, как бы умаслить его и снова расположить к себе, но ничего так и не придумал. В этот день он не стал дожидаться вечера, и когда гонг пробил пять раз, обратился к Флебу:

– Что ж, теперь мне нужно уйти, и твоя очередь подменять меня.

Флеб не стал возражать; забрав свою часть выручки, Вийон вновь отправился в Средний город – на этот раз его путь лежал на Охотничью улицу.

Это была одна из самых старых улиц города. Во времена, когда столица Ильсильвара была в разы меньше; когда Нижнего города не существовало вовсе, а бедняки и простые люди жили там, где сейчас селились более-менее обеспеченные горожане, на место, теперь называемое Охотничьей улицей, приходили охотники и ловцы со своей добычей, там торговали шкурами, мехами, мясом, подстреленными птицами и живыми, пойманными в силки. Торговля шла успешно, город рос, и леса в его округе постепенно вырубались, заменяясь полями и садами. Охотников приходило все больше, но каждый раз им приходилось совершать все более длительный путь за добычей, ибо вместе с ростом города звери и птицы уходили все глубже в леса, а сами леса отступали. Затем частокол, окружавший внешнюю часть города, сменился вторым кольцом каменных стен; внутри этих стен места для новых домов уже почти не осталось, и земля подорожала – поэтому бедняки начали селиться с внешней стороны стены, образовав еще одно кольцо, которое позже назовут Нижним городом – кольцо, включившее в себя парочку деревушек, располагавшихся вокруг Дангилаты. Охотники теперь все чаще продавали добычу в Нижнем городе, а то и на подходах к нему, в Средний же, на Охотничью улицу приносили лучший товар самые богатые и успешные из них. Мяса здесь было уже не найти, зато количество шкур, отрубленных голов, черепов и украшений из когтей и клыков только увеличилось. Чтобы товары не портились, их покрывали специальными составами; еще позже то там, то здесь начали появляться лавки чучельников, набивавших свои изделия опилками или соломой и придававших им посредством множества хитроумных приемов вид почти что живых существ. Слухи о магическом искусстве этих людей поползли практически сразу с появлением первых чучел, ибо мертвое, но кажущееся живым, изначально, по самой своей природе несет в себе некоторую магию, и люди, которые восприимчивы к подобным вещам, могут уловить ее даже в самом обыкновенном, но искусном изделии, выполненным рукой мастера. В Ильсильваре же, в условиях довольно высокой терпимости этой страны к ересям и к колдунам, Одаренные сыскались не только в числе зрителей, но и среди изготовителей чучел, и так со временем родилась целая мистическая профессия, впитав в себя многое как мастерства изготовителей обычных чучел, так и от мастерства демонологов и заклинателей теней и духов. Вот почему не было ничего удивительного в том, что родители мальчика, больного колдовской лихорадкой, могли решить отдать его на обучение кому-нибудь на Охотничьей улице – ведь здесь жили те, кто в используемых приемах и силах имел немало общего с Крысиным мастером, но при этом был более успешен и респектабелен.

Вийон обошел несколько лавок. Далеко не везде с ним пожелали разговаривать; а некоторые лавки казались настоящими вратами в Преисподнюю – почти лишенные света, но полные жутких фигур, которые при приближении начинали издавать утробное рычание. Вийон не настаивал: там, где пойманные Укротителями духов существа пугали его, отказываясь пустить внутрь или предупреждая, что войти он может, но вряд ли выйдет – он без споров поворачивал назад и шел в другую лавку. Тут же, между мест, внушающих страх, располагались также и почти обыкновенные лавки и магазинчики – в них торговали шкурами и украшениями из костей, а магия, как поначалу показалось Вийону, сводилась к десятку-другому неказистых талисманов в дальнем углу. Он понял, что ошибся, немногим позже, когда в один из таких магазинчиков, где находился Вийон, зашел какой-то высокомерный аристократ со слугой – Вийон подался в сторону, потерял равновесие и чтобы восстановить его, был вынужден сделать лишний шаг, едва не уткнувшись в медвежью шкуру, висевшую на стене. Хозяин лавки, до сих пор вполне любезно отвечавший на вопросы, мигом подскочил к корзинщику, отвесил ему тумаков, наорал и выгнал прочь: как оказалось, достаточно было накинуть на себя ту самую медвежью шкуру, чтобы превратиться в медведя, а если бы это произошло, то кто бы заплатил хозяину за его товар?

В дальнейшем Вийон старался действовать осторожнее; он обходил одну лавку за другой, но увы – с ним либо отказывались разговаривать, либо отрицательно качали головой в ответ на все его вопросы. Между тем, уже смеркалось; Вийон дошел до конца улицы и растеряно повернул обратно. Неужели и здесь никто ничего не слышал о его друге? Конечно, оставалась еще улица Чертежей, но, направляясь на Охотничью, он был почти уверен, что отыщет Айнри или узнает о нем что-либо именно здесь, ибо магический Дар мальчика из его детства как нельзя более точно подходил именно тому опасному и странному мистическому искусству, которым владели чучельники Дангилаты. Айнри умел оживлять свои мечты, создавая призрачные цветы или разноцветные потоки ветра, или нелепых и странных существ, некоторые из которых даже почти умели разговаривать. Где еще, в какой магической гильдии, у каких мастеров или ремесленников Айнри мог бы наиболее полно развить свой талант? Вийону не приходило на ум ничего более подходящего, чем Охотничья улица.

Дойдя до середины улицы, корзинщик остановился перед одним из домов, в которые он так и не осмелился войти. Дом был богат – пожалуй, богаче всех прочих на этой улице, украшен барельефами и статуэтками демонов. Как и другие дома, напугавшие Вийона, он, казалось, был объят тьмой: внутри ничего не горело, зато глаза статуй, казалось, поворачивались за Вийоном, куда бы он ни шел. Попытавшись приблизиться в первый раз, он не услышал ни рычания, ни иных звуков, но зловещая тишина показалась ему еще страшнее: эта тишина не была просто отсутствием звука, а была наполнена каким-то внутренним алчным ожиданием, весьма неприятным. Двери в этот дом казались входом в пасть чудовища, а затемненные окнам – глазами. Но так ли были оправданы его страхи? В самом деле, ведь не мог же этот дом и магазин заживо поедать потенциальных покупателей! Не говоря уже о неизбежных проблемах со стражей, действуя таким образом, хозяин людоедской лавки вскоре остался бы без клиентов вовсе. Что же, войти и спросить?.. Вийон сделал шаг к дверям, отступил, снова шагнул и остановился. Иррациональных, ни на чем не обоснованный страх то накатывал, то отступал. Если это было наваждение, то любопытно, каким же образом чары – или сторожевые духи – различали, кого отгонять от лавки, а кого пропускать?..

Пока Вийон колебался, гонг на Часовой башне пробил восемь раз. Оставался еще час до закрытия ворот: конечно, он успеет, немного времени в запасе еще оставалось, но задерживаться здесь точно не следовало. Что же, уйти прямо сейчас или?..

С последним ударом гонга дверь неожиданно открылась, и из темного дома на улицу выглянул сухой длинноносый мужчина невысокого роста. Глянув по сторонам, он остановил взгляд на Вийоне. Поглядев на корзинщика некоторое время, спросил:

– Что-то хотите?..

– Да, я… – Начал было Вийон, но пожилой сухощавый мужчина не дал ему продолжить:

– Проходите.

И ушел обратно в дом. Вийон осторожно шагнул к дверям. Место все еще внушало опасение, но накатывающий страх исчез; осмелев, корзинщик зашел внутрь магазина и прикрыл за собой дверь.

Внутри оказалось не так темно, как он ожидал: довольно сумеречно, повсюду тени, но никакого непроглядного мрака. Повсюду располагались чучела различных животных и птиц, на стене висели головы оленей, медведей, косуль, волков и тигров. Талисманы из клыков и когтей украшали витрины и стойки; так же в дальней части помещения было несколько медвежьих и тигриных шкур, на которые Вийон, по понятным причинам, взглянул с опаской.

– Итак, – нетерпеливо спросил хозяин лавки. – Что у вас за дело? Говорите быстрее и по существу. Согласно гороскопу, я должен внимательно отнестись к обращениям и сделкам, которые могут быть предложены мне сегодня в восемь вечера и послезавтра между двумя и тремя часами дня, но если вы пришли клянчить денег – клянусь, я собственноручно изобью вас вот этой самой палкой!

И он продемонстрировал Вийону удобную и прочную трость из лакированного дерева, украшенную начищенными медными колечками. Трость вызвала у корзинщика невольное уважение, ведь так умело сделанным и, вероятно, дорогостоящим, предметом его еще никогда не били.

– Нет, господин, что вы! Я и не собирался. – Поклонившись, поспешно сказал он. – Я всего лишь хотел спросить вас – не слышали ли вы что-нибудь о человеке по имени Айнри Тозол? Я знал его давным-давно, и так уж случилось, что теперь задался целью разыскать его; не уверен вполне, но ходили слухи, что родители отдали его в обучение то ли астрологам, то ли мастерам архитектурного дежьена, то ли сюда, на Охотничью улицу, ведь он был колдуном от рожденья.

– Хммм, – потянул хозяин лавки. – Я слышал об одном Айнри…

Сердце Вийона учащенно забилось.

– … но ничего не слышал об Айнри Тозоле. Тот Айнри, о котором я слышал, носил иную фамилию. – Закончил мужчина.

Внутри Вийона как будто бы все опустилось. Обрести надежду и тут же потерять ее – как же это было неприятно! Лучше бы хозяин лавки и вовсе бы не знал никакого Айнри, чем знал, да не того.

– Что ж, господин, прошу прощения за отнятое у вас время, – Вийон грустно вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

– Постой, – остановил его хозяин. – И это все? Ты ничего больше не скажешь? Не предложишь? Не спросишь? Даже не начнешь клянчить милостыню?

– Нет, господин, я ведь и в самом деле пришел не за этим. Мне нужно найти Айнри Тозола, если вы не знаете о нем ничего – что еще я могу вам сказать или предложить? Простите еще раз…

– Хмм… Кто ты и как тебя зовут?

– Вийон Рауп, господин. Я простой корзинщик.

– Мое имя Эгиар Амарид, и как ты мог догадаться, я не обычный чучельник, но еще и Укротитель духов. По виду не скажешь, но теперь ты кажешься мне добропорядочным человеком – не то, что всякие попрошайки рабского рода из Нижнего города, которые каждый день выбираются к нам в Средний для того, чтобы клянчить и воровать. Кроме того, мой астролог – а уж поверь мне, это не какой-то неуч с Третьей Звездной, и я не зря плачу ему очень хорошие деньги – дал мне вполне ясные указания, когда на этой неделе проявить уступчивость и благорасположенность, а когда стоять на своем и не уступать. Других клиентов, увы, нет, ты здесь один, подумай еще раз. Что, снова ничего?

Вийон отрицательно покачал головой. Эгиар Амарид тяжело вздохнул и почесал кончик носа.

– Ну хорошо, – сказал хозяин лавки. – Если все дело в том, чтобы найти кого-то, то я мог бы тебе помочь…

Сердце Вийона снова взлетело вверх и снова рухнуло, когда Эгиар продолжил:

– Нет, не мог бы. У меня есть готовый и свободный Союзник – очень хороший, обученный, взнузданный, удерживаемый идеально выверенными узами – конечно, он мог бы найти кого угодно из тех, кого найти возможно и даже кое-кого из тех, кого найти нельзя. Но… но… но он очень дорого стоит. Я не могу отдать его просто так! Над ним я трудился почти год! Если я буду раздаривать таких Союзников направо и налево, только потому, что так написано в гороскопе – я, черт побери, разорюсь! Пусть даже моя удача возрастет от того в чем-либо другом – к чему мне это, если я останусь без гроша?!. Ты ведь не сможешь заплатить даже половины его стоимости, верно? Даже четверти?

Вийон представил, сколько может стоит год работы такого мастера и с сожалением покачал головой.

– Думаю, господин, что я даже и сотой доли его цены оплатить не смогу.

– Это очень грустно, – вздохнул Эгиар. – Очень жаль.

– Но, может быть, вы в чем-либо нуждаетесь? Что-нибудь, что я могу сделать для вас?

– Сделать? Ты? – Чучельник смерил Вийона взглядом и криво усмехнулся. – Не представляю, что ты мог бы сделать. Я ни в чем не испытываю нужды.

– Неужели у вас есть все, что вы хотите и больше вы ничего не желаете? – Корзинщик покачал головой. – Если так, то осмелюсь спросить, не скучно ли вам, господин? Ведь иметь все желаемое значит не иметь уже возможности желать.

– Конечно, не все, – Эгиар отмахнулся. – Возможно, я бы не отказался от более роскошного дома… хотя и этот неплох… Или от горы золота… хотя я и так не бедствую… Или от красивой женщины… хотя у меня и так есть две молодые наложницы, и в моем возрасте забавы с ними, поверь мне, подчас весьма утомительны… Да чтоб ты провалился с такими вопросами, Вийон Рауп! До сего дня все в моей душе было спокойно, а теперь я буду мучиться мыслью о том, что ничего уже не желаю! А ведь истощение желаний – признак дряхлости и следующей за ней смерти: наши стремления и страсти – вот то, что не дает нам омертветь.

– Простите, господин, я не хотел…

– Но ты это сделал. – Эгиар сурово посмотрел на гостя, а затем вдруг его лицо озарилось улыбкой. – Вспомнил! Есть кое-что, что я давно хочу получить. Однако, тебе это не поможет – ведь если даже я не знаю, как раздобыть желаемое, то уж откуда об этом знать корзинщику вроде тебя?!.

– Наверное, так и есть, господин. Я могу идти? – Вийон снова стал поворачиваться к дверям.

– Да. Нет.

– Простите?

– Помочь ты ничем не сможешь, – сказал Укротитель духов. – Но раз уж ты здесь и раз уж мой астролог посоветовал мне прислушаться к предложениям и обращениям, что прозвучат в этот час – так уж и быть, я скажу тебе, чего желаю. Мне нужен глаз из сумы Аллешариха.

– Что?.. – Ужаснулся Вийон и отступил на шаг. Прозвучавшее в комнате имя бессмертного демона казалось сгустило тьму и сделало тени еще глубже.

– Не бойся, Вийон, я не так глуп, чтобы заключать сделки с демонами такого рода. Как тебе, наверное, известно, Аллешарих собирает глаза опрометчивых колдунов и носит их в своей сумке; редко, но иногда бывает так, что в ходе путешествий между мирами какой-нибудь глаз из этой сумки выпадает. Вот именно такой глаз я бы и хотел найти.

– Это невозможно… господин. Я не знаю, как выполнить вашу просьбу и даже не представляю, кто мог бы это сделать!

– Это вполне возможно, Вийон. Я слышал о Колесном звере – пятиногом существе, лапы которого двигаются вокруг тела, подобно спицам во вращающемся колесе – говорят, некий колдун с помощью этого существа сумел разыскать в Нижних мирах один из потерянных Аллешарихом глаз. Колесный зверь – создание не слишком высокого ранга, это совсем не властитель демонов, а мистическое существо, происхождение которого в точности неизвестно. Уверен, я мог бы обуздать его и заставить подчиняться – также, как делаю это с иными духами. Но как его найти или призвать? Я искал ответы в книгах и разговаривал с мудрецами, однако, так и не нашел подходящей формулы. Полагаю, и в этом вопросе ты мне ничем не поможешь?..

– Увы, господин… меня пугает то, что вы говорите, и ни о каких Колесных зверях и подобных тому я ничего не слышал и не знаю даже, где искать ответы на вопросы, что вы задаете.

– Очень жаль, – снова вздохнул Эгиар Амарид. – Похоже, мне придется сменить астролога или, по меньшей мере, потребовать назад свои деньги. Что же, Вийон-корзинщик, не стану больше задерживать. Доброго пути!

– Благослови вас боги, господин.

Вийон вышел на улицу. Солнце зашло, небо темнело, и кое-где уже поблескивали звезды. Вечерний воздух освежил его после душного и слегка затхлого помещения, насыщенного непривычными и неестественным запахами. Странную беседу в доме чучельника следовало уложить в голове, найти ей место в общей картине мира, но мысли о том, что этот человек, возможно, якшается с действительно страшными демонами вроде Аллешариха, не давали Вийону успокоиться. И как только Эгиар не боится произносить все это вслух, да еще и при первом встречном? При всей терпимости, за черную магию в Ильсильваре могли и сжечь, а уж если Аллешарих и подобные ему демоны – это не черная магия, то что же она такое?.. Нет-нет, лучше об этом и вовсе не думать и поскорее забыть разговор.

В этот момент прозвучал звук гонга, отмечающего девятый час, и Вийон бросился со всех ног прочь из Среднего города, молясь всем богам Света о том, чтобы каким-нибудь чудом успеть добраться до ворот прежде, чем они окажутся закрыты.

Глава 9

К закрытию ворот Вийон, конечно же, не успел. В воротах имелась калитка, но после заката стража пропускала через нее лишь тех, кто мог заплатить большой медный рикталь, а у Вийона в кошельке имелось всего лишь семь талей. Он был вынужден остаться в Среднем городе ночевать на улице, и хотя ночь не была холодна, поспать так и не смог – любые звуки, любые шаги заставляли Вийона беспокоиться и вскидывать голову, озираясь – не идет ли стража? Бродяг и нищих с улиц Среднего города стража отправляла в ямы на неопределенное время, а далее, если за бедняком никто не приходил и он не мог уплатить штраф, его либо выгоняли за ворота столицы, либо находили за ним иные преступления и отправляли в каменоломни.

Не выспавшийся, усталый, с ломотой в костях и затекшими мышцами, Вийон кое-как дождался утра. Когда он, сидя у стены дома, ненадолго проваливался в забытие, приходившие к нему видения были пугающими и бессвязными. Наконец, после шестичасового перерыва, гонг пробил шесть раз, и Вийон, не без труда поднявшись, направился к воротам. Вскоре их открыли и он вернулся в родной Нижний город. Он подремал в сарае несколько часов, но толком не смог поспать – звуки пробуждающегося города, разговоры Майрына и Флеба, звонкие голоса Этара и Гипела настойчиво врывались в его разум. Извивающаяся между двух бездн дорога влекла его к себе, но в этот раз он не прошел по ней сколько-нибудь долго. За два часа до полудня онвыбрался из сарая, умылся и приступил к работе вместе со всеми. Этот день ничем не отличался от всех прочих, разве что тянулся очень уж долго. Майрын и мальчишки ушли после полудня, Флеб погрузился в свои мысли, и Вийон также не был настроен общаться. Вечером он понял, что слишком устал и голоден, чтобы снова идти в Средний город, поэтому никуда не пошел, сытно поел в таверне и выпил большую кружку дешевого пива, после чего вернулся к бейзовскому сараю и лег спать. Извивающаяся дорога ждала его. Во сне Вийон прошел еще часть пути к точке, где дорога соединялась с нижней вершиной треугольного неба и заметил, что при приближении точка разрастается в какой-то столб или башню или стену или что-то иное, довольно странное, но именно – рассмотреть в ту ночь не успел.

Новый день, работа до полудня, потом поход на рынок вместе с Флебом и долгие тянущиеся часы ожидания среди шума, разговоров, криков зазывал, перебранок, а также звуков, издаваемых животными, которых на рынке также продавали либо использовали для переноса товаров. Ближе к вечеру Вийон попросил Флеба снова постоять за него, купил небольшую, еще теплую лепешку (свой обед и ужин в этот день) и двинулся в Средний город. Пшеничная лепешка стоила очень дорого для такого бедняка, как Вийон, но, о боги, как же она была хороша! Еще теплая, нежная, сводящая с ума одним своим запахом, лепешка была съедена корзинщиком еще прежде, чем он добрался до внутригородских ворот.

Дежьен означает «порядок», и это слово имело огромное значение для мистики Ильсильвара. Все подчинено определенному порядку вещей: астролог может совершать предсказания потому, что звезды соблюдают порядок, располагаясь на небе строго определенным образом, а не абы как, и предсказания его будут тем точнее, а ум острее, чем более точно астролог будет следовать дежьену, определенному для людей, наблюдающих за звездами: вставать и ложиться в определенное время, принимать определенную пищу, выбирать согласно предписанным правилам время для изучения неба, время для расчетов, время для прогулок и для иных дел. Борцы и мечники, всадники и пехотинцы, желавшие достичь вершин воинского искусства, следовали – кто в большей мере, кто в меньшей – дежьену Воителя, также предписывавшего им определенный распорядок дня, определенную пищу, упражнения, поведения и даже время, которое они могли потратить на любовные забавы. У любой сферы деятельности был свой дежьен – благородные и образованные люди знали его лучше, те, кто победнее – хуже, совсем же бедные вроде Вийона и его сотоварищей не знали почти ничего и довольствовались предсказаниями, определявшими для них жизнь в самых общих чертах – в то время как дежьен определял ее гораздо более полно и тщательно. Единственной кастой, вовсе не следовавшей никакому дежьену, являлись гуафимы, и это была одна из причин, в силу которой на них смотрели как на проклятых и отверженных, опасаясь даже прикасаться к ним, чтобы не оказаться под действием проклятья или не потерять удачу.

Среди великого множества дежьенов, разработанных мистиками Ильсильвара, были те, которые имели давнюю историю и были разработаны очень хорошо, и были такие, что появились относительно недавно либо в силу тех или иных причин до сих пор нуждались в развитии и проработке. Впрочем, определенную эволюцию проходили все из них, но некоторые развивались быстро, другие до времени оставались словно на обочине. Дежьен Опор и Проемов принадлежал к числу первых, появившись изначально из наблюдений мистиков за потоками энергий в домах при различном расположении дверей, окон, лестниц, взаимного соотношения комнат, фактуры стен, а также организации пространства вокруг дома. Все это влияло на характер людей, которые поселялись в домах, на их склонности и предпочтения, привычки, мораль, мистические таланты и финансовый успех. С течением времени из наблюдений выявлялись закономерности, а осознанное соблюдение этих закономерностей давало пищу для новых наблюдений, позволяя учитывать не только силу отдельных элементов, но и их взаимное влияние. В итоге в Ильсильваре научились возводить удивительные строения, некоторые из которых казались почти невесомыми, другие же, напротив, будучи весьма монументальными, сопротивлялись землетрясением или иным катастрофам гораздо лучше обычных домов. Строили замки и целые крепости с Источниками Силы внутри них – благодаря не одному только архитектурному дежьену, используя также и иные области обычного и мистического знания, но основой и первым по значимости при таких постройках оставался, конечно же, дежьен Опор и Проемов. Знатоки же этого дежьена обитали преимущественно в Среднем городе, на улице Чертежей.

Вийон поступил так, как действовал при походе к астрологам и чучельникам – стал обходить все дома по очереди, разговаривая то со слугами, а то, если везло, с хозяевами домов, и всюду расспрашивая об Айнри Тозоле. Кое-где от него молча отворачивались, в иных местах без разговоров указывали на дверь, но к подобному обращению корзинщик давно привык и потому просто кланялся, извинялся и шел к следующему дому. У одного из домов он заметил скопление людей, услышал шум и рассерженные выкрики. Подойдя ближе, он также заметил телегу, на которую грузили дорогую мебель, ковры сундуки и тюки; здесь же находилась стража, которая охраняла работников и сдерживала толпу, в то время как собравшиеся горожане были настроены весьма сердито, выкрикивали оскорбления и одновременно пытались усовестить стражников. Также Вийон заметил седого взъерошенного старика, который показался ему хозяином дома – старик волновался больше всех, вцеплялся едва ли не в каждую вещь, которую выносили из дома и умолял дать ему время.

Выбрав одного из людей, одетого не слишком богато, Вийон обратился к нему:

– Скажите, чей это дом и что тут происходит?

Человек, бывший, судя по манерам и одежде, слугой кого-то из тех, кто обитал на этой улице, посмотрел на Вийона с пренебрежением.

– Дом Байла Хадзи, самого чудного мастера в этом квартале. Витает в облаках, а про обычные дела думать не думает, вот и влез в долги, да еще и обманул там, как говорят, кого-то. Имущество его забирают, чтоб продать, а потом и дом выставят на продажу. За него, быть может, и заплатили бы, только долг слишком большой, а Хадзи – человек необязательный, дела с ним вести уже никто не хочет.

– Вот как… очень печально, – Вийон проводил глазами Байла, который, вцепившись руками в ковер и крича «Мне лучше думается, когда я по нему хожу!», пытался тащить ковер назад, в то время как два здоровых работника неумолимо волокли и ковер, и Байла в сторону телеги. – А про Айнри Тозола вы, случаем, ничего не слышали? Он мог жить на этой улице лет двадцать пять назад.

Слуга отрицательно покачал головой и отвернулся.

Поглазев еще немного, Вийон двинулся дальше, справедливо решив, что происходящее к нему никакого отношения не имеет, а поскольку настрой толпы становился все более ожесточённым, нельзя было исключать, что из словесной перепалки и оскорблений в адрес стражников все перерастет в побоище, и пострадать, будучи по ошибке избитым или брошенным в тюрьму, корзинщику нисколько не хотелось.

Он обошел всю улицу, но никто из тех, с кем он говорил, не слышал об Айнри Тозоле. Смеркалось. Когда Вийон двинулся назад, толпа уже рассосалась, также не было видно ни стражи, ни с добром. Дом, довольно большой и дорогой, выглядел пустым и покинутым, однако Вийон заметил, что входная дверь в него слегка приоткрыта. Он подошел ближе и постучался, но ответа не последовало. «Невежливо домогаться хозяев с вопросами, когда они разорены и имущество их отнимают из-за долгов, – подумал Вийон. – Но тот старик выглядел человеком весьма умудренным годами и сведущим, вдруг он что-нибудь слышал о моем друге?»

Он постучался еще раз, а когда и на этот раз не ответили – толкнул дверь и вошел.

Не смотря на отсутствие освещения, внутри дом также выглядел весьма богато – даже не смотря на то, что часть обстановки отсутствовала, по отделке стен и оставшейся мебели можно было предположить, что обитают тут весьма небедные люди – либо стремящиеся казаться таковыми. Вот только – обитают ли? Вийон миновал прихожую, прошел одну комнату, другую, и никого не встретил. Каких-либо звуков в доме также не было слышно. Неужели единственным человеком, который жил тут все время, был тот несчастный старик, цеплявшийся за каждую выносимую из дома вещь? Трудно было поверить, что он мог жить в этом доме один, без слуг и семьи, и покинул свое жилище только сейчас, когда к нему пришли из-за накопившихся долгов.

Но нет, хозяин дома свое жилье не покинул. Вийон обнаружил его на втором этаже, в комнате, где еще сохранилось несколько предметов обстановки – старый письменный стол, пара стульев, пюпитры и чертежная доска. В комнате было немало книг и свитков, размещенных преимущественно на стеллажах, но некоторые лежали прямо на полу, сложенные беспорядочными стопками. Вероятно, часть мебели отсюда уже вынесли, неясно было только, почему выносили именно мебель, а не книги, ведь стоили последние намного больше.

Старик, которого безызвестный слуга называл Байлом Хадзи, сидел за столом, также заваленным книгами и чертежами, но не работал и не читал, а разглядывал, держа в руках, какой-то продолговатый предмет из фарфора. Также на столе стояла большая темная бутыль, а рядом с ней – кубок. Когда старик поднял взгляд на вошедшего, Вийон заметил, что глаза его блестят от влаги в свете трех свечей, освещающих комнату.

Несколько долгих секунд хозяин дома и незваный гость смотрели друг на друга.

– Кто вы такой? – Хрипло спросил старик. – Мародер? Грабитель? Берите, что хотите и уходите.

– Нет-нет, простите… Я обычный прохожий. Я стучал, но ответа не было, а дверь была открыта и я…

– …решили вломиться в чужой дом? – Раздраженным тоном закончил Байл неуверенные самооправдания корзинщика. Затем, опустив взгляд, и, казалось, утратив всякий интерес к гостю, он пробурчал:

– Что вам от меня нужно?

– Я разыскиваю одного человека, Айнри Тозола, – ответил Вийон. – Он мог учиться у кого-нибудь на этой улице лет двадцать или двадцать пять тому назад. Я обошел все дома, но никто из тех, с кем мне удалось поговорить, ничего не слышал о человеке с таким именем.

– Тозол?.. – Пожевав губами, переспросил Байл. Он посмотрел в верх и в сторону, как часто делают люди, пытаясь что-то вспомнить. – Я слышал об одном Тозоле…

Сердце Вийона встрепенулось при этих словах. И упало, когда Байл продолжил:

– …но его звали не Айнри, а… Как же его звали?..

Он размышлял лишь секунду, а затем махнул рукой, отвлекаясь от этих мыслей.

– Да какая, в сущности, разница, как его звали? С тех пор минуло уже много лет. – Архитектор помолчал, а затем вновь посмотрел на Вийона. – Не знаю я никакого Айнри Тозола. Уходите.

Вийон поклонился и даже отступил на два шага, но затем вернулся.

– Про какого Тозола вы говорите? Может быть, ваш Тозол – родственник Айнри Тозола, которого я ищу? Простите. Мне очень нужно его найти.

– А мне нет никакого дела до того, что вам нужно, – отмахнулся старик. – Почему меня это должно волновать? Разве вас волнуют мои дела и беды? Да и кто вы вообще такой?

– Я Вийон Рауп, господин. Я корзинщик.

– Корзинщик! Пффф!.. – Байл издал губами пренебрежительный звук. – Что может быть корзинщику нужным от Тозолов? Где вы и где они? Это несопоставимо. Да ни один Тозол даже и смотреть в вашу сторону не станет.

– Я знаю, господин, все так. – Вздохнул Вийон. – Мой друг происходил из очень хорошей, благородной семьи. Конечно, ни к лицу такому как он дружить с такими, как я. Но мы были детьми и не думали о статусе и положении. Он был одинок и нуждался в друге, а я играл с ним, а не с другими детьми потому, что он никогда меня не дразнил и не обижал.

– Как трогательно! – Фыркнул старик. – Итак, неожиданно вы решили разыскать друга детства, который вам, мягко говоря, совсем не ровня, но с чего вы взяли, что ваша детская дружба что-то значит для него сейчас? Он повзрослел, и наверняка не захочет даже и знаться с вами.

– Вы так думаете?.. – Вийон опустил взгляд. Мысль о том, что Айнри просто отвернется при встрече или велит слугам отогнать от своей особы какого-то оборванца, впервые посетила его, и была ужасна. Нет, не может такого быть. Ведь они поклялись друг другу в вечной дружбе – в тот самый день, когда Вийон помог сохранить Айнри достоинство в весьма неприятной ситуации, а может быть даже, и спас ему жизнь! Пусть они были детьми, и многое изменилось, но образ высокомерного, чванливого, лишенного сострадания человека никак не увязывался в голове Вийона с тем Айнри, которого он помнил – ведь мальчик в его воспоминаниях был полной противоположностью этого образа.

Вийон затряс головой и сердито посмотрел на Байла.

– Не говорите так!..

Старик встретил его взгляд со снисходительной улыбкой.

– Он другой… был другим… – Добавил Вийон уже не так уверенно. – Во всяком случае, я должен попытаться.

– Что ж, желаю вам удачи, – пожал плечами Байл. – Надеюсь, ваши надежды сбудутся и когда вы его найдете, он и в самом деле будет хотя бы на одну десятую так добр к вам, как вам бы хотелось. Но лучше бы вам не питать ложных надежд, чтобы не испытывать боль, когда они не сбудутся. Люди придают огромное значение деньгам и статусу, и поразительно меняются, когда меняется ваше собственное положение – в ту или иную сторону. Вот, например, я. Пока у меня водились деньги, слуги ходили на цыпочках, кланялись при каждой встрече, а молоденькие горничные смотрели на меня, старика, так, как будто бы я был прекрасным принцем… Нет, не подумайте дурного! У меня ничего не было ни с одной из них, но как они себя вели, какую выражали готовность разделить со мной мое одиночество после смерти Камии!..

Старик покачал головой, тяжело вздохнул и снова уставился вниз, на продолговатое фарфоровое изделие в своих руках.

– И вот я разорен. – Мрачно констатировал он. – И что же? Слуги смеются мне в лицо, отворачиваются, говорят со мной сквозь зубы, а под конец сбегают, прихватив в собой всю серебряную посуду! Горничные уходят, кухарки уходят – все покидают меня, хотя совсем недавно клялись в вечной любви и преданности!.. Нет, не подумайте, я не виню их. Я даже не стал жаловаться в стражу из-за украденного серебра. В конце концов, я ведь задолжал им жалование, а им нужно кормить свои семьи… Но как же они изменились, как только я все потерял! Это поразительно. Казалось, что я знал их, но нет – они всего лишь казались мне милыми и обходительными, а на деле были совершенно ко мне равнодушны, и не смотря на столько лет, проведенных рядом, даже не видели во мне человека. Для них я был всего лишь способом получить свои деньги – и деньги немалые, ведь я платил им весьма щедро! – а как только я перестал им платить, я совершенно для них исчез. Казалось бы, в мои-то года надо быть умнее и понимать, что к чему, но перемены произошли так быстро, что я до сих пор не могу привыкнуть к новому миру, в котором теперь живу…

И старик вновь с горечью покачал головой и испустил тяжелый вздох. Вийон ощутил вдруг, что сочувствует хозяину дома, чьи иллюзии вдруг оказались разбиты вдребезги.

– Мне жаль, – сказал корзинщик.

Старик вскинул голову. Глаза его вспыхнули.

– Жаль? Меня?.. Да как ты смеешь! – Он слишком устал и был слишком подавлен, чтобы гневаться по-настоящему, кричать, топать ногами или бросаться на обидчика с кулаками, но явно короткая фраза оборванца вызвала всю ярость, которую он еще был способен испытывать в своем положении. – Ты мне это говоришь?!. Ты… Ты…

Он не нашел подходящего слова, чтобы точно выразить то, что думает по поводу запредельной наглости Вийона.

– Простите, – пользуясь паузой, произнес корзинщик. – Я лишь хотел сказать, что сожалею, в каком положении вы оказались. Я не хотел оскорбить вас, господин. Простите.

Ярость во взгляде Байла погасла также быстро, как и вспыхнула, глаза вновь потускнели. Он провел рукой по лицу и вздохнул.

– Ну что же я говорю такое?.. – Вздохнул архитектор. – Сам жалуюсь на то, как много значат для людей богатство и статус, и сам же бросаюсь на единственного человека, который решил посочувствовать мне, лишь потому, что этот человек бедно одет и происходит из другого слоя общества!.. И смешно, и глупо вести себя так в моем-то положении. Кто знает, не окажусь ли я завтра в той же канаве, или лачуге или где вы еще там живете…

Вийон хотел было сказать, что уже почти две недели живет в сарае, но, подумав, решил, что вряд ли это утешит старика. Вместо этого он постарался перевести разговор на другую тему.

– Господин, простите… но что с вами случилось? Почему вы вдруг оказались разорены?

Байл некоторое время молча смотрел на гостя с выражением, которое Вийон не мог понять. Неужели он опять сказал что-то не то, разозлил или обидел старика? Вийон почувствовал себя неловко, и с каждой секундой тишины это чувство только усиливалось. «Надо извиниться, попрощаться и уйти, – подумал он. – Тем более что ворота, наверное, скоро закроют…»

Впрочем, насчет ворот можно было не беспокоиться, ведь гонг пока еще не пробил даже и восьми раз. Однако, не успел Вийон открыть рот, чтобы попрощаться, как Байл, похоже, пришел в своих мыслях к какому-то решению, махнул рукой и сказал:

– Да какого черта?.. Почему бы и нет?.. Это история длинная, но если хочешь, я расскажу, Ви… Ва… как тебя там?

– Вийон Рауп.

– Вийон Рауп, значит. Что ж, очень приятно. Меня зовут Байл Хадзи.

– Да, я слышал, господин…

Байл махнул рукой, показывая, что его не слишком интересует, что там слышал Вийон. Он встал и показал на одну из табуреток.

– Поставь посуду на пол и можешь садиться. Я сейчас вернусь.

Старый архитектор вышел из комнаты, а Вийон, как ему и было велено, убрал грязные тарелки с табуретки. Но садится он не стал, а, движимый любопытством, прислушиваясь и оглядываясь на дверь, подошел ближе к столу. Фарфоровое изделие, которое Байл держал в руках во время всего их разговора, лежало на столешнице среди бумаг, свитков и странного вида инструментов. Изделие было овальным и почти плоским, и Вийону пришлось обойти стол для того, чтобы хорошенько разглядеть изображение. На белом фарфоре тонкой кистью был запечатлен образ немолодой, но все еще изящной женщины в красивом платье и в сетке с жемчугами, покрывавшей ее волосы. Услышав шум за дверью, Вийон поспешно отступил от стола и занял место на табуретке.

Вошел хозяин дома, в руках он нес еще один кубок – который, подойдя к столу, не замедлил наполнить, а затем протянул Вийону. Взяв свой собственный кубок, в котором еще плескалось вино, он поднял его и провозгласил:

– Твое здоровье, корзинщик.

– Ваше здоровье, господин. – Привстав, ответил немного смущенный Вийон.

Выпили. Байл вернулся на свое место за столом. Вийон сел на табуретку, держа свой кубок обеими руками. Никогда раньше он не пробовал ничего подобного – это был удивительный, божественный букет ощущений. Вино имело изысканный вкус, но хорошо было не столько им самим, сколько послевкусием, наступавшим после глотка. Казалось, что таким нектаром можно наслаждаться вечно, делая один небольшой глоток за другим.

– Наша семья, начиная еще со времен моего деда, была известна всем своим талантам к архитектурному дежьену, также называемому Дежьеном Опор и Проемов, – начал свой рассказ Байл Хадзи. – Мой дед, мой отец, мой дядя и старший брат – все они достигли высот в этом деле и заработали хорошее состояние, которое, в конце концов, досталось мне. Я также пошел по стезе этого благородного ремесла и, не побоюсь признаться, достиг в нем кое-каких успехов. Еще в далеком моем детстве наш семейный астролог, составляя мой гороскоп, сказал, что если у старших членов моей семьи талант и деловые качества присутствовали в равной степени, то у меня нет никакой деловой предрасположенности, зато талант выражен с особой силой. Не знаю, прав ли он был относительно второго, но относительно первого все, увы и ах, было именно так. Видишь ли, корзинщик, мастеру Опор и Проемов недостаточно быть просто знатоком своего дела, или даже гением, он должен еще и уметь продать свой талант, убедить богатого клиента выбрать именно его проект, выглядеть респектабельно, вращаться в высшем свете, заводить и поддерживать полезные знакомства. Я никогда всего этого не умел и тяготился светской жизнью, я чурался людей и всегда больше думал о своих проектах, чем о том, как бы сделать себе имя и поддерживать нужные связи. Но мне повезло: хотя в молодости я мало думал о женщинах, побаивался их и понятия не имел, как вести себя с ними, мой брак был очень удачным. Признаться, я не выбирал Камию и она не выбирала меня – обо всем договорились наши родители, а нас только поставили в известность. При первой встрече Камия нисколько не понравилась мне, а я, кажется, не слишком приглянулся ей, но на меня надавил отец, на ее – ее родители, и в итоге мы поженились. Поначалу мы были друг другу почти что чужими людьми, но прошло немного времени, и мы стали смотреть друг на друга совсем иными глазами. Я полюбил – первый и единственный раз за свою жизнь, и останусь верен моей дорогой Камии до самой смерти. Как же красива она была в молодости! Годы никого не щадят, но даже по прошествии сорока лет я не переставал видеть в ней ту же красавицу, которой она была когда-то. Этот портрет сделан двадцать лет назад.

И Байл, подняв со стола фарфоровый овал, показал Вийону изображение женщины, которое тот уже успел подсмотреть, пока хозяин дома выходил из комнаты.

– Наш брак был удачным не только потому, что мы искренне любили друг друга, – продолжал архитектор, отпив вина. – Но и еще потому, что Камия обладала теми самыми качествами, которых не доставало мне – она умела заводить полезные знакомства и находить выгодные контракты, а также напоминала мне о делах, которые необходимо было сделать, когда я забывался, с головой уходя в свои проекты. Видишь ли, Вийон, хотя я и знал свою работу прекрасно, я никогда не любил проектировать обычные дома, мне всегда хотелось сделать что-то особенное, но, как правило, мои задумки были слишком смелы и экстравагантны и не находили себе покупателей. Мягко, но настойчиво Камия возвращала меня на землю, когда я слишком воспарял в облака, и благодаря ее заботам мы преумножили состояние, оставшееся от отца и брата, купили этот дом, завели десяток слуг и даже подумывали о переезде в Верхний город. Хотя боги и не дали нам детей, мы прожили хорошую жизнь. Но вот пять лет тому назад моя дорогая Камия скончалась. Перед смертью она сказала, что больше всего беспокоится о том, кто позаботится обо мне после ее кончины, но я, конечно же, не придал тогда ее словам никакого значения. Я приглашал лучших врачей и целителей, но никто из них не мог мне помочь, потому что старость, увы, исцелить невозможно. Когда Камии не стало, я был безутешен. Я не следил за расходами – потому что никогда не следил за ними, но если Камия, осуществляя траты, думала о благополучии нашей семьи, то управляющего больше беспокоило то, как бы набить собственный карман. Я слишком поздно понял, что он меня грабит, выгнал его и нанял другого, но положения дел это не спасло. Весь этот дом и слуги – все это требовало немалых средств на содержание, а я был настолько поглощен горем, что более двух лет никак не мог сосредоточиться на работе. Когда положение дел стало угрожающим, мне подвернулся случай, который, казалось, позволил мне поправить свои дела – но он же и погубил меня окончательно… Еще вина?

Вийон с благодарностью кивнул, и хозяин дома разлил по кубкам то, что еще оставалось в бутылке.

– У меня был один проект, особенный, который я вынашивал много лет. Полагаю, ты мало что знаешь о том, как создаются дома по правилам дежьена Опор и Проемов, какие свойства они могут иметь, какие открытия в этой области уже сделаны и какие еще предстоит сделать в будущем. Я спроектировал немало домов, и среди них было несколько, наделенных мистической силой, но тот проект, о котором я говорю, был необычным даже по сравнению с ними. Осмелюсь сказать, такого еще не делал никто никогда, хотя некоторые, возможно, и пытались! Итак, в чем же дело? Свойства дома определяются взаимным расположением его элементов как относительно друг друга, так и относительно окружающего пространства. Можно сделать дом, в котором людям будет холодно, или грустно, или они начнут болеть, а можно, наоборот, сделать дом, который будет оставаться теплым даже зимой или же потребует минимального топлива для обогрева, в котором всегда будет царить легкая и приятная атмосфера, дом, где люди будут заболевать реже, а выздоравливать быстрее, и так далее, и тому подобное. Все это давно известно и не ново. Но что, подумалось мне, если пойти еще дальше? Почтенный Фиар эс-Сетарид в своих книгах неоднократно высказывал мысль, с которой соглашались многие уважаемые люди, что пространство есть свойство материи. Если это так, и если дежьен Опор и Проемов позволяет организовывать материю так, как нам удобно, то отчего же нельзя организовать и пространство? В Среднем городе, а уж тем более в Верхнем, все застроено очень плотно, и потому нередки случаи, когда вполне обеспеченные люди оказываются вынуждены переселиться в Нижний потому, что не могут найти себе жилье в лучших районах. Говорят, надо расширять Дангилату еще больше, создавать еще один круг – но куда расширять город? Он и так уже слишком велик. А подумай, как было бы хорошо, если бы можно было строить дома, которые внешне занимали бы совсем немного места, зато внутри имели бы множество комнат и этажей! Это кажется удивительным, но таковым представляется все новое. Кое-кто, с кем я обсуждал эту идею, говорил мне, что, якобы, в ней содержится парадокс – но это, конечно же, не так. Разве всякий человек не является внутри себя большим, чем то, что мы видим снаружи, когда смотрим на этого человека? Маги говорят, что все миры, вся Сальбрава содержится внутри человека – а что мы видим снаружи? Всего лишь маленькое и хрупкое тело, беспомощное перед силой стихий. Итак, когда я удостоверился, что идея моя не противоречит ни здравому смыслу, ни правилам дежьена Опор и Проемов, ни человеческой природе, я приступил к проекту над домом, внутреннее пространство которого было бы больше внешнего. Я долго работал над этим проектом и почти завершил его, когда умерла Камия, и я забыл обо всем. Но прошел год, затем другой. Постепенно, я стал возвращаться к работе, а нужда в средствах подтолкнула меня к поиску клиентов. Один мой знакомый, весьма богатый алхимик по имени Норис Белтарид, узнав о доме, внутреннее пространство которого больше, чем внешнее, весьма заинтересовался этим проектом. Человек он весьма скупой и, как я полагаю, хотел приобрести такой дом не столько для того, чтобы жить в нем, а чтобы со временем, удивив всех, выгодно его перепродать. Конечно, он сомневался, что то, что я замыслил, достижимо, однако мое имя и незапятнанная репутация моей семьи убедили его в том, что подобного рода проект вполне осуществим. Он дал мне задаток – весьма крупную сумму, которую в течении следующего полугода я потратил как на собственную жизнь, так и на строительство на участке земли, купленным Норисом в Верхнем городе. Все это предприятие потребовало многих хлопот и дополнительных вложений, без которых можно было обойтись, потому как я прежде делал только проекты домов, а здесь мне пришлось еще и самому руководить строительством. Но вот, дом закончен, вставлены окна и установлены двери, сделана внутренняя отделка – сделано почти все, остались только сущие мелочи. Я зову Нориса осмотреть и принять результаты моих трудов – но что же? Когда мы приходим к дому, то не обнаруживаем дверей!

Вийон поневоле улыбнулся, услышав это, но заметив гневный взгляд Байла, поспешно согнал улыбку с губ.

– Вы забыли сделать двери?

– Нет же! Чем ты слушаешь меня, корзинщик! Мы сделали и двери и окна, все строго по моему плану, из строго определенных материалов в соответствии с временем, рассчитанным одним из лучших астрологов Дангилаты. Но дверей не было, когда мы на следующей день пришли к дому вместе с Норисом!

– Как такое может быть? – Удивился Вийон.

– Я поначалу тоже ничего не понял. Норис, увидев глухую стену, разозлился и сказал, чтобы мы вырезали в камне дверные проемы в ближайшее время, и тогда он придет еще раз и все осмотрит. Но я понимал, что просто ломать стену нельзя, ведь последствия грубого смещения элементов в таком доме могут привести к непредсказуемым последствиям. Я отпустил рабочих и бросился к себе домой, перепроверять все расчёты. Это заняло немало времени, и наконец, я нашел ошибку. Маленькая деталь, которую я не заметил. Пространство дома и его свойства организуют все составляющие дом элементы. Пока рабочие трудились над реализацией моего проекта день и ночь, все было хорошо, но когда дом был закончен и они разошлись, кто-то из них закрыл только что установленную дверь. И из-за моей ошибки в проекте через несколько часов, когда все спали, дверь сместилась в положение, которого попросту нет в нашем мире.

– Что это значит, господин?

– Стоит ли мне объяснять? Ты ведь все равно не поймешь. Достаточно сказать, что вернуть все назад довольно просто – достаточно лишь снова открыть эту дверь. Но кажущееся простым на деле невозможно: и я, и рабочие, которых я позвал, когда закончил проверку, залезали по лестнице в дом изнутри, через окно, но ничего не нашли. Нет ни дверей, ни большей части комнат. Дом изнутри сейчас намного меньше, чем должен был быть, если бы он был построен обычным способом.

– Но… – Вийон помедлил, прежде чем продолжить. Ситуация выглядела необычно, но не казалась неразрешимой. – Неужели нельзя пробить еще одну дверь… ах да, вы же сказали, что нельзя. Но если осторожно? Чтобы ничего не испортить.

– Я думал об этом, – вздохнул Байл. – Но в самом лучшем случае, разрушая дом в строгой последовательности, нам придется полностью сломать все строение для того, чтобы добраться до проклятой двери, а в худшем – пострадают также и соседние.

– Вот же незадача… – Вийон покачал головой, в которой от выпитого вина воцарилась необыкновенная легкость. – Полагаю, Норис не очень обрадовался, узнав об этом?

– Не то слово! – Старик возвел глаза к потолку. – Он обвинил меня в мошенничестве, сказал, что я с самого начала замыслил надуть его. Я оскорбился, мы поругались, и Норис потребовал вернуть деньги назад, а также заплатить неустойку. Я сказал, что не могу, просил его подождать и дать мне время, чтобы найти решение – но он не захотел и слушать. Когда я не принес деньги в указанный им срок, он обратился к судье, и судья, конечно же, решил дело в его пользу. Поскольку же мне нечем было платить, все мое имущество подвергли аресту. Теперь его забирают по частям – уже вывезли почти всю мебель, потом возьмутся за книги, а если я так и не верну Норису его денег – до продадут и мой дом, а меня самого вышвырнут на улицу. Все слуги разбежались, растащив столовое серебро, и вещи, которые хранят столько воспоминаний о нашей с Камией жизни, завтра продадут по дешевке какому-нибудь безголовомудурню, который будет садится в мое кресло и класть ноги в сапогах на мой стол!.. А книги?! Проблема с домом, который я возвел для Нориса, не разрешится, сама собой. Если не отыскать решение, то при поломке может пострадать весь район. А как я найду решение без своих книг? Это очень сложные расчеты, а я не могу держать в голове все формулы и таблицы.

– А что, если уговорить Нориса подождать еще немного? – Спросил Вийон.

– Он не хочет теперь со мной даже разговаривать, его злобный слуга гонит меня с порога и грозится побить. Если Норис втемяшит себе что-нибудь в голову, то переубедить его очень сложно.

– Хотите… хотите, я схожу и попрошу за вас? – Вино сделало Вийона куда более решительным и смелым, чем он был обычно, освободив от мыслей о последствиях совершаемых поступках, о подводных камнях и от памяти о своем собственном ничтожном положении – положении, при котором следовало сидеть тихо и ничего не предпринимать.

Байл отрицательно покачал головой.

– Не стоит… не думаю, что тебя послушают. А могут и побить. Хотя, скорее, просто не пустят на порог.

– К побоям бедняку не привыкать! – Вийон встал на ноги. Его почти не качало. – Скажите, где живет этот алхимик?

Байл пожал плечами и назвал адрес, повторив еще раз, что затея Вийона ни к чему не приведет.

– Но если уж ты решил идти, то иди сейчас, – сказал архитектор. – Пока еще не слишком поздно, Норис любит засиживаться допоздна. Если же завтра стража и приставы нагрянут снова, то отнимут мои книги, а без них я как без рук.

Заверив Байла, что он отправится к алхимику немедленно, Вийон покинул пустынный дом. Вечерний воздух освежил его, немного прогнав хмель. Не успел Вийон сделать и двух шагов, как гонг на Часовой башне пробил восемь раз. До закрытия ворот оставался час, и ночевать опять на улице корзинщику совсем не хотелось. Успеет ли он за час дойти до Нориса Белтарида и убедить его отложить взыскание долгов с несчастного старого архитектора? В этом были большие сомнения, ведь дом Нориса находился на изрядном расстоянии отсюда. Так что же, бросить все и идти к воротам, а к алхимику заглянуть завтра? Но если Норис засиживается допоздна, то встает поздно, и когда он сможет принять посетителей – неизвестно. Значит, будет потерян еще один день, из дома Байла вывезут книги, а без них он не сможет исправить свою ошибку, и все станет намного хуже, чем теперь. Да, Вийон ничем не обязан старику, но он обещал, что пойдет сегодня и свое обещание он сдержит, даже если придется еще раз переночевать на улице.

Глава 10

Дом алхимика располагался в Дымном переулке, где из труб вместо обычного дыма поднимались пары ртути и кипящего свинца еще в те времена, когда Средний город был единственным внешним кольцом, окружавшим Верхний. За прошедшие века мало изменилось, не считая лишь того, что наиболее удачливые и богатые алхимики переселились повыше, а менее удачливые, начинающие или те, чьи эксперименты порождали слишком много неприятных для обоняния и вредных для легких паров, переселились в Нижний город, на Зольную улицу. Норис Белтарид, будучи человеком известным и далеко не бедным, вполне мог бы позволить себе переезд в Верхний город, но чрезвычайная скупость не позволяла ему это сделать. Даже заказ на дом Байлу Хадзи он сделал, рассчитывая не поселиться в Верхнем, а выгодно перепродать дом, внутреннее пространство которого было бы больше внешнего. Поэтому он оказался так взбешен «обманом» – желай он приобрести новое жилище для себя, Норис, возможно, согласился бы подождать еще, но поскольку дело касалось денег, его подозрительность и нетерпимость возросли десятикратно. Имея возможность выкупить едва ли не половину Дымного переулка, он ютился здесь в одном из самых старых и кривых домов (при том, что и до сих пор Дымный переулок считался худшим местом для поселения в Среднем городе), а из всех слуг держал только старую кухарку и здоровенного, хотя уже и пожилого, сторожа, служившего Норису также конюхом и телохранителем. Слугу этого звали Харбус, он был хальстальфарцем с примесью эйнаварской крови – огромным, широкоплечим, с бандитской физиономией, изуродованной левой щекой и отсутствующими же с левой стороны зубами. В Ильсильвар Харбус сбежал после бурной молодости, итогом которой стало изуродованное лицо, несколько шрамов на теле и статус «вне закона» в нескольких городах Речного королевства. В Ильсильваре Харбус остепенился, перестал пить вино – от которого происходили почти все его беды, нашел работу, на которой почти ничего не нужно было делать, и так привык к ней, что прожил в доме Нориса почти тридцать лет без каких-либо эксцессов, вполне завоевав доверие своего господина.

И вот теперь эта здоровенная туша возвышалась над Вийоном подобно горе и пристально глядела на него через прищуренные, глубоко посаженные глазки, в которых плескались подозрительность и агрессия – не потому, что Вийон успел совершить что-то такое, что могло бы разозлить Харбуса (несчастный корзинщик всего лишь постучался в дверь по адресу, сообщенному ему Байлом), а потому, что таково было всегдашнее состояние Харбуса.

– Ты кто? – Процедил громила.

– Я… я… Вийон Рауп… простите…

– Не мямли. – Хрипло оборвал корзинщика Харбус. – Что надо?

– Мне нужно… – Вийон почувствовал, что у него пропал голос. Сглотнул и повторил еще раз:

– Мне нужно увидеть вашего господина, Нориса Белтарида. Очень важное дело.

– Какое еще дело? – Скривился Харбус. – Ты вообще кто ты? Что ты?

Вийон понял, что если он начнет объяснять, что ему в действительности нужно и о чем он собирается говорить с Норисом – его точно не пустят. А то и отделают так, что потом даже сотоварищи-корзинщики не узнают.

– Я должен… – Вийон снова сглотнул и постарался говорить увереннее. – Должен ему кое-что передать.

– Я передам. – Харбус протянул руку.

– Нет, это… на словах. Кое-что важное. Важное сообщение.

Харбус несколько секунд молча смотрел на худощавого человечка, ростом достававшего ему едва ли до середины груди, а весом уступавшего хальстальфарцу, как минимум, втрое. Взгляд его был злобен и раздражен. Вийон уж было подумал, что жуткий сторож с волосами цвета грязной соломы сейчас его убьет – просто сдавит шею двумя пальцами и слегка их сожмет – но тут на лице Харбуса отразились какие-то мучительные внутренние процессы, связанные с попыткой что-то вспомнить или сопоставить.

– А, так ты от Милгая Арсина? Принес ответ?

Вийон поспешно кивнул, даже не сообразив поначалу с чем соглашается и за кого себя выдает – просто уцепился за свой единственный шанс. Чуть позже пришло осознание: названное имя принадлежало одному из известнейших астрологов Дангилаты, потомку семьи звездочетов, вот уже несколько поколений оказывавших услуги богачам и аристократам на Первой улице Звезд. Ужас сковал внутренности Вийона. Что будет, когда все раскроется?

– Иди за мной.

Внутри домик Нориса Белтарида оказался не слишком чистым и чрезвычайно захламленным. Норис скупился на слуг и, конечно же, ничего не убирал сам. Повсюду громоздились пыльные емкости – стеклянные, глиняные и металлические – некоторые из которых были пусты, другие же заполнены мутными жидкостями; бутыли, колбы, горшки и мешки с сухими ингредиентами, образцы минералов, щипцы, трубки, измерительные приспособления, а также многочисленные странные приборы непонятного назначения заполняли как многочисленные полки, так и пол, оставляя для прохода по дому лишь небольшие дорожки. Ставни на окнах были опущены, источниками освещения в прихожей служили лишь масляная лампа в руке Харбуса и тусклый мерцающий свет со стороны кухни. В комнате, которая в ином доме могла бы стать небольшой, но уютной гостиной, а в доме Нориса Белтарида напоминала еще одну захламленную кладовку.

Оставив Вийона в комнате, охранник вышел – по тяжелым шагам, заставлявшим отчаянно скрипеть старую лестницу, стало ясно, что он поднимается на второй этаж. В комнате, где оказался Вийон, также были закрыты ставни (а одно из окон дополнительно еще и закрыто небольшим шкафчиком), но огонь в камине, не смотря на летнее время, был разожжен и в его свете Вийон смог осмотреться. Висящий над огнем закрытый котелок иногда издавал булькающие звуки вкупе с приторно-соленым запахом, подобного которому Вийон не встречал никогда: что бы не варилось в этом котелке, это точно была не похлебка. На стенах, в местах, не занятых полками или шкафами, висели бумажные и пергаментные листы с таинственными изображениями, сразу показывающими, что хозяин сего дома не чужд высокому искусству науки и магии. Глаза Вийона быстро привыкли к полутьме; заинтересовавшись изображениями, он подошел ближе, стараясь не наступить при этом на какую-нибудь колбу, ржавый прибор или пакет с реагентами.

На одном из листов был изображен вписанные в круг человек с шестью ногами и шестью руками, при том лишние конечности в местах, примыкающих к телу, не соседствовали с показанными на первом плане, а вырастали из тех же самых мест, словно принадлежали другим людям, стоявшим за первым, либо же изображали различные положения одних и тех же рук и ног. В теле человека присутствовали также странного вида круги и звезды – восемь общим числом, если большой кристалл, расположенный немного пониже горла, считать за один из этих звездчатых кругов – или же семь и один, если не считать. Звездчатые круги были связаны между собой линиями, и когда Вийон отвлекся от рисунка человека и сосредоточил внимание только на линиях и кругах, он вспомнил, что нечто подобное как-то палочкой на земле нарисовал Айнри Тозол и объяснил ему, что это – изображение семи душ, или семи тел; при том, поскольку Живой Алмаз, являясь вместилищем высшей из душ, сам не является душой, а Лийт, в свою очередь, будучи высшим и вечным, не может быть никак обнаружена – эти два звездчатых круга считаются за один. Две пары сфер были расположены слева и справа от Живого Алмаза, занимавшего место в центре верхней части человека: Анк и Тэннак – слева, а Тобх и Келат – справа. Тела бессмертия и магии, и судьбы и разума, соответственно. От Живого Алмаза, Тэннака и Келат линии тянулись к сфере в районе пупка – это была Шэ, сфера жизненной силы. Между ногами, ниже паха, располагалась сфера, называемая Холок – последняя из семи человеческих душ, наиболее плотная и инертная, соответствующая плотскому миру. Тонкий и не по-детски серьезный голос Айнри вспомнился вдруг Вийону с такой точностью, словно прозвучал над ухом в эту самую минуту, а не шел из прошлого двадцатипятилетней давности: «Душа не содержится в теле, само тело – это лишь одна из душ, наиболее грубая и видимая лучше других.» Тогда, в прошлом, Вийона поразило это утверждение, поскольку оно все переворачивало, заставляя совершенно иначе смотреть на известное, но удивление длилось недолго, будучи непоседливым, как все дети, он быстро забыл об этих словах, вернувшись к своим обычным играм и занятиям. Но сказанное осталось где-то в глубине – затем, чтобы неожиданно и не к месту всплыть сейчас, в доме, куда Вийон пробрался обманом, в ожидании хозяина, который сразу же разоблачит его. Сказанное жило в нем все это время, и было вспомнено и осознано лишь сейчас, спустя долгих двадцать пять лет.

Вийон перевел взгляд на другой рисунок. Тут у него никаких особенных воспоминаний не возникло, но, как и всякий ильсильварец, он сразу понял, что изображено и с кем ему предстоит иметь дело. Линии на пергаменте также складывались в изображение человека, и в его тело также были вписаны звездчатые круги – но куда более крупные и числом всего лишь три. Над и заголовой человека, словно нимб, сияло благое Солнце, в середине груди находилась Луна, а в паху, словно клякса или многоногое насекомое, чернело Светило Тьмы, Горгелойг. Рисунок этот означал, что хозяин дома, полностью или частично, разделяет учение лекханитов – последователей Короля-Еретика, веривших в Космического Человека, внутри которого содержится все сущее, все миры, все боги и духи.

Под этим рисунком был еще один, частично скрытый пергаментом с Космическим Человеком – Вийону захотелось подойти ближе, приподнять и рассмотреть его хорошенько, но в этот момент он услышал тяжелые шаги наверху, и поспешно отступил назад. Харбус грузно спускался по скрипучей лестнице, но когда закончил свой путь, то не вошел в гостиную, а двинулся куда-то еще. Вийон ждал, но ничего не происходило. «Может быть, хозяин дома сейчас занят и он велел охраннику вернуться к своим обязанностям, а сам подойдет позже?» – Подумал Вийон. Он вновь сделал несколько осторожных шагов среди бутылей, минералов и реагентов и приподнял край пергамента.

На третьем рисунке также были изображены Луна, Солнце и Горгелойг, но на этот раз расположение Светил было уже иным. Луна – где-то вверху, совсем крошечная, окруженная линиями и цепочками таинственных знаков, казалась скорее декорацией или частью орнамента, а не основным элементом картины. Солнце и Горгелойг располагались слева и справа, напротив друг друга, и каждое из светил окружали вытянутые кольца с надписями и значками. Некоторые из кругов пересекалась друг с другом, а в месте пересечения находилось изображение города в кольце крепостных стен. Город отбрасывал длинную тень, а общая композиция была построена таким образом, что круги, исходящие от Солнца, захватывали тень города, а сам город оказывался захвачен кругами Горгелойга. Всюду было множество значков и надписей, как идущих вдоль кольцевых линий, так и находящихся рядом с изображенными объектами, но хранимый ими смысл, конечно же, остался сокрыт от Вийона. Ах, если бы он мог читать! Буковки эти, складывавшиеся в слова, наверняка могли бы раскрыть смысл странной картины. Почему город, означающий, вероятно, человеческий мир, принадлежит Горгелойгу, а тень от города – Солнцу? Ведь должно быть наоборот, не так ли? Конечно, можно было заподозрить Нориса, держащего у себя дома, не только в лекханитстве, но и в чернокнижии, однако в целом странный рисунок не производил явного негативного впечатление. Предвечные прародители богов и людей были расположены симметрично, имели равный размер и влияние, и явного преимущества ни того, ни у другого заметить было невозможно.

– Что же это значит?.. – Пробормотал Вийон.

И едва не грохнулся на пол, потеряв равновесие, прямо на все эти хрупкие колбочки и бутылочки, когда сухой голос за его спиной произнес:

– Это значит, что тени порождаются светом, когда свет вступает во взаимодействие с вещью – и в то же время сама вещь порождается тьмой, вступающей во взаимодействие с тенью. Эти два процесса не совершаются один за другим, а происходят одновременно, и были таковыми всегда, по крайней мере с тех пор, как возникло само время и началось бытие тварного мира. На первый взгляд может показаться, что симметрии между тенью и вещью никакой нет, и вещь куда более реальна и необусловленна, чем зависимая от нее тень, но это не так. Вещи не более реальны, чем тени, и тени не менее реальны, чем вещи – то и другое есть лишь образ, который смешивающиеся действия Изначальных принимают для наших глаз и ума.

Стараясь ничего не разбить, едва удерживая равновесие от неожиданности и волнения, Вийон медленно повернулся и увидел в нескольких шагах от себя пожилого мужчину с короткой бородой и всклоченными волосами. На лице мужчины были очки с темными стеклами, которые можно было приподнять наверх, самих очков при этом не снимая. Облачен мужчина был в некогда добротную, а теперь довольно замызганную разного рода красителями и химикалиями, одежду, поверх которой находился плотный кожаный фартук. Руки его были облачены в такие же плотные темные перчатки, при том одну из них он снял, пока просвещал Вийона, и готовился снять вторую.

– П-п-простите… – Едва выговорил Вийон, краснея и более всего желая немедленно провалиться сквозь землю. Как же хозяин дома мог подойти к нему так внезапно и незаметно? Вероятно, он спустился по лестнице вместе с Харбусом, поэтому Вийон и не услышал его шагов, и не вошел в комнату сразу, отвлекшись на что-то еще, возможно – отправившись на кухню давать указания служанке. Дверь в гостиную открывалась без скрипа, а ковер на полу скрыл его шаги.

– Ничего, – великодушно отмахнулся алхимик. – Стремление к знанию не зазорно, а наоборот похвально, даже в том случае, если оно пробуждается в человеке низкого происхождения, необразованном и грубом.Симметрия двух Светил образует известное нам бытие, а Луна не включена в эту систему потому, что этот источник силы гораздо слабее двух других Изначальных, и, вдобавок, силы ее ограничены Солнцем после известной всем войны богов в древнее время.

Вийон кинул быстрый взгляд назад, на рисунок, оказавшийся вновь закрытым более чем наполовину Космическим Человеком. Историю, о которой говорил Норис, он, конечно же, знал: на разные лады ее повторяли как еретики и вольные философы, так и вполне ортодоксальные служители Света – интерпретируя и расставляя акценты, конечно же, по-разному.

– Но ведь Темный в той войне был побежден и уничтожен… – Вийон с опаской посмотрел на город, нижний краешек которого оставался видимым, выглядывая из-под закрывавшего рисунок листа, а затем опять перевел взгляд на Нориса Белтарида.

– Верно, – спокойно ответил алхимик. – И именно поэтому конец света неизбежен. Баланс сил в Сальбраве нарушен. Энергии, исходящие от темного Изначального, лишены скрепляющего их центра воли и власти, а значит – рано или поздно сделаются причиной разрушения всеобщего миропорядка… если только Космический Человек не пробудится и не восстановит нарушенный в нем самом баланс. Впрочем, он пробудится в любом случае, вне зависимости от того, будет ли разрушено бытие или нет, а вернее даже так – вне зависимости от того, что именно послужит причиной его пробуждения, известное нам бытие прекратится или перейдет в какое-то иное, непредставимое состояние, когда состоится пробуждение… Однако, отвлечемся от высокого и вернемся к делам земным. Мне сообщили, что вы принесли ответ от Милгая Арсина и должны сообщить его или вручить строго лично. Я весь внимание.

Внутри Вийона все похолодело. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова, и закрыл его, чтобы не выглядеть глупо.

– Ну же, – поторопил лже-посланника хозяин дома.

– Ааа… эээ…

– Вы что – забыли, что должны передать? – На лице Нориса Белтарида отчетливо проступило раздражение.

– Эээ… нет. То есть, да. У меня несколько сообщений, к разным людям… бегаю весь день… простите… – Вийон задрожал от напряжения и страха, что его обман вот-вот раскроют. Внезапно его озарило:

– А не могли бы вы напомнить, в связи с каким делом обращались к господину Милгаю? Хоть что-то? Тогда мне было бы проще вспомнить ответ… простите…

– Я провожу сложный, ответственный эксперимент, – с явным неудовольствием ответил алхимик. – Я далеко продвинулся, но впереди еще немало работы. Работы весьма тонкой, требующей точного соблюдения баланса энергий и сочетания элементов. Я разбираюсь в астрологии достаточно сносно, но расчеты такого рода отнимают слишком много времени – тем более, что в случае моего опыта они требуют регулярной корректировки. Конечно, я мог бы нанять какого-нибудь неуча из Нижнего или Среднего города, который совершал бы расчеты кое-как, но мне нужна предельная точность, а кроме того, мое достоинство и моя репутация не позволяют вести мне работу абы с кем. Поэтому всем наиболее известным астрологам Верхнего города я разослал письма с приглашением принять участие в моей работе. Некоторые из них отказались сразу, другие запросили такую сумму, на которую можно было бы купить половину города, а наиболее заносчивые даже не сочли нужным мне отвечать!

Норис скрипнул зубами и со злостью посмотрел на Вийона, но быстро отошел и закончил уже спокойно.

– Последним, кому я отправил письмо, был Милгай Арсин – человек весьма известный и уважаемый, настоящий мастер своего дела. Прошло немало времени и я уже начал беспокоиться – неужели и Арсин оказался столь же недальновидной и жалкой личностью, как и остальные его собратья? Но при вашем появлении у меня отлегло от сердца. Если уж Арсин счел необходимым отправить послание, которое должно быть сообщено строго лично, то это, конечно же, не банальный и глупый отказ. Итак, теперь вы вспомнили, что вам велено было сообщить?

– Эээ… да, да, начинаю припоминать, – Вийон почувствовал, что ему не хватает воздуха. От волнения спазм сдавил его горло и грудь, не давая дышать.

– Ну же! – Прикрикнул Норис.

Вийон с трудом сумел взять себя в руки.

– Господин Арсин… сейчас очень занят…

Лицо Нориса застыло и побелело. Вийон подумал, что сейчас алхимик его убьет и поспешно продолжил:

– Но он не отказывается, нет!.. Он просит вас… немного подождать… пока он уладит свои дела… и потом он… только потом… потом…

– Что «потом»?

– Сможет принять решение.

– А пока, значит, не может? – Норис скривился.

– Увы, – Вийон виновато развел руками.

– Что ж, ясно. – Холодно проговорил Норис. – Очень жаль.

Он сделал шаг в сторону, освобождая лже-посланнику путь к дверям. Самая страшная угроза миновала, обман удался. Но Вийон не мог просто так уйти – несчастного старика в большом пустом доме на улице Чертежей завтра лишат его драгоценных книг, а после завтра – отнимут и сам дом, и выгонят на улицу, если он ничего предпримет.

– Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? – Хрипло спросил он алхимика. Это был бросок наугад.

– Что? – Норис переспросил с таким лицом, как будто бы проверял, не ослышался ли. – Помочь? Вы? Мне?! Чем же, интересно знать? Разве вы астролог? Что-то я сомневаюсь.

Он окинул Вийона пренебрежительным взглядом.

– Нет, господин, нет… Но Милгай Арсин… он был расстроен тем, что не может сразу ответить согласием на ваше предложение и велел мне помочь вам в случае, если вам будет что-то нужно… может быть, куда-нибудь сходить… или что-то сделать… или выполнить какую-нибудь работу… или… я не знаю…

Норис Белтарид некоторое время молча рассматривал лже-посланника. Взгляд его ничего не выражал.

– Полагаю, – произнес он наконец. – Вы можете принять участие в испытании нового экземпляра. Не то, чтобы мне требовались именно вы, обычно я провожу такие тесты сам или приглашаю случайных людей, но раз уж вы здесь и горите желанием чем-нибудь мне помочь, так уж и быть, я пойду вам навстречу. А заодно вы сможете в подробностях описать господину Милгаю то, что увидите и может быть, хотя бы тогда в нем пробудится интерес к совместной работе. Идите за мной.

Он повернулся и вышел, а Вийон поспешил за ним следом, гадая, какой улучить момент для изложения своей просьбы и как убедить алхимика ее исполнить. Ну правда, что ему стоит совсем ненадолго отложить судебное преследование несчастного мастера Байла? А Байл за выигранное время, глядишь и придумает способ открыть дверь в том злосчастном доме, не разрушая его полностью…

Покинув комнату, Норис повернул налево и стал подниматься по лестнице на второй этаж, при том под его ногами лестница, действительно, почти не скрипела. Вийон старался не отставать и едва не врезался в хозяина дома, когда тот сойдя со ступенек на площадку второго этажа, внезапно остановился и развернулся к гостю.

– Несколько предварительных замечаний, – назидательным тоном сообщил Норис. – Да будет вам известно, последние годы своей жизни я посвятил опытам по созданию искусственной жизни, иначе говоря, выращиванию вне женской утробы живого разумного существа, гомункулуса. Не нужно говорить, насколько важны подобные исследования! Ведь если будет достигнут успех, это послужит исчерпывающим доказательством самозарождения жизни и разума во вселенной, а значит, все эти клерикальные сказки о якобы сотворении людей – богами, а богов – Тремя Изначальными, можно будет со спокойной душой окончательно сдать в утиль. Вы меня понимаете?

– Да, но…

– Что «но»? – Норис вопросительно приподнял бровь.

– Я простой человек и многого не понимаю… простите… но если сотворите новую жизнь – разве не будет это доказательством того, что и нас когда-то сотворили?..

Лицо алхимика перекосило от злости. Вийон запоздало вспомнил, что имеет дело с лекханитом – еретиком, верящим в разум и знание гораздо сильнее, чем иные гешцы верят в божественную милость. Лучше бы ему держать язык за зубами и лишний раз не злить хозяина дома.

– Нет, – ядовитым тоном процедил Норис. – Не будет. Еще что-нибудь хотите сказать – или, может быть, позволите уже мне изложить вам суть опыта, в котором вы так рвались принять участие?

– Да, господин, простите. Что я должен сделать?

– Не будучи существом, омраченным обычным зачатием, не имеющий родовых травм и не подлежа божественному проклятью, что ограничивает способности обычного человека, гомункулус имеет прямой, незамутненный канал, связующий его разум с духовным космосом. Другими словами, он знает все или почти все на свете. Или, правильнее будет сказать – может знать или почти все. Он чистый лист, на котором может быть записано все, что угодно. Догадываетесь уже, для чего вы мне нужны?

– Эмм… еще не вполне…

– Ну это же очевидно! Текущий экземпляр гомункулуса – уже не первый, а одиннадцатый по счету. Более ранние экземпляры выходили неудачными, погибали почти сразу или вместо всезнания оказывались полнейшими имбецилами, или же сходили с ума от напряжения во время беседы со мной, ибо я задавал им весьма непростые вопросы – да, совсем непростые, а некоторые содержали в себе парадокс, к чему искусственные существа, по всей видимости, весьма уязвимы: они либо сходят с ума, либо умирают, либо, в лучшем случае, на долгое время полностью обессиливают. Нынешний экземпляр достаточно устойчив (а я уверен, что с помощью хорошего астролога следующий будет еще выносливее и умнее), но я опасаюсь подвергать его чрезмерным нагрузкам, а кроме того, есть неподтвержденное подозрение, что гомункулус изначально знает все, что знаю я, и знает, каких ответов я жду, и дает их мне, черпая знание не из космического пространства, а из моего собственного ума. Поэтому нужен кто-то другой. Вам нужно будет просто задать гомункулусу какой-нибудь вопрос, ответ на который вы не знаете, вот и все.

– Эээ… – Вийон открыл рот, а потом закрыл. Услышанное стало для него полной неожиданностью.

– Вы готовы? – Поинтересовался алхимик.

– Не совсем… Просто спросить, и все?

– Да, просто спросить. Он плавает в жидкости, но вас услышит. Вам нужно будет не только проговорить вопрос вслух, но и сосредоточить внимание на том, что вы спрашиваете. И, повторюсь еще раз, вопрос не должен содержать в себе внутреннего противоречия.

– Противоречия? – Вийон почесал лоб. – А если я спрошу его, как поймать Колесного зверя, это подойдет?

– Нет! – Неожиданно рявкнул алхимик, заставив Вийона вздрогнуть. – Не подойдет! Вы что, не слушали меня? Я ведь сказал, что это существо, вероятно, знает все, что знаю я! Вы не должны озвучивать вопрос заранее! Я не должен знать вопрос до того, как вы его зададите! Кроме того, этот вопрос не годится еще и потому, что я и так знаю на него ответ, а значит, и гомункулус знает!

– Вы… вы… – Вийон снова утратил голос от волнения. – Вы правда знаете, как поймать Колесного зверя?!

– Любезный, вас не должно волновать, что я знаю, а что нет! Что еще за вопросы такие у вас? Какое вам дело до проблемы Колесного зверя, она же – парадокс Лусса и прочих нетривиальных научных вопросов? Спросите гомункулуса о чем-нибудь простом и конкретном, чего я точно не могу знать! Куда пропала ваша кошка, или с кем изменяла мужу ваша соседка, или где ваш дедушка закопал кубышку с монетами – что угодно. Только без парадоксов Лусса и прочих таких вещей, которые могут убить или вырубить моего гомункулуса на пару суток!

Вийон поспешно кивал, слушая раздраженный выговор Нориса, а в голове у него билась мысль: «Колесный зверь! Как бы заставить Нориса рассказать о нем!»

За этой мыслью пришла другая: «А зачем? Ведь можно же просто…»

Взволнованный и окрыленный, Вийон шагнул следом за хозяином дома в одну из дверей, и оказался в еще более загроможденной бутылями, склянками, пробирками, горшочками и разнообразными приборами комнате, чем та, которую он видел внизу. Здесь, впрочем, было намного светлее: горело несколько масляных ламп, а также три спиртовки подогревали емкости, в которых что-то варилось. Окна в комнате были плотно закрыты, а воздух наполняли густые и резкие запахи алхимических порошков, мазей и жидкостей. На полках, помимо ингредиентов и катализаторов, стояли прозрачные емкости с неподвижными телами жуткого вида существ. На стенах, где еще оставалось место, а также на полках, загораживая расставленные на них склянки, висели астрологические графики, листы с изображениями созвездий, в которых отдельные звезды соединялись линиями в сложные запутанные фигуры, а также еще более запутанные схемы с прерывистыми и сплошными кругами. Вийон мог изумляться увиденному часами, но Норис, конечно же, не собирался предоставлять ему такое количество времени. Нетерпеливым движением он поманил Вийона к себе и молча указал ему на пузатую прозрачную емкость размером с тыкву, в которой плавал уродец, похожий на недоразвитый человеческий плод. Большая деформированная голова и тщедушное тело, тоненькие, болезненно-хрупкие ручки и ножки… Содрогнувшись, Вийон подошел ближе. Какая же страшная тварь! Может быть, это демон? Не зря же гешская церковь проклинала и обещала вечные муки всем лекханитам!..

Плавающий в жидкости уродец чуть приподнял голову и медленно открыл большие глаза. Вийон услышал в своей голове спокойный, немного отстраненный голос, похожий на голос его собственного отца, когда тот, плетя очередную корзину, ровным, почти монотонным голосом рассказывал что-нибудь сыну:

«Нет, я не демон.»

Вийон вздрогнул. Эта тварь говорила! И ее голос раздавался прямо у него в голове!

– Ну же!.. – Прошипел в спину Норис. Его яростный тон привел корзинщика в чувство, напомнив, зачем он здесь и что должен сделать.

Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь не отводить взгляда от глаз жуткой твари в стеклянном емкости, Вийон как мог более четко произнес:

– Где мне найти Айнри Тозола? Где он сейчас?

Чувство невидимой связи, возникшее, когда гомункул ответил на его первый вопрос, все еще сохранялось, Вийон чувствовал, что будто бы тонет в его глазах, вполне соразмерных голове, но таких огромных по сравнению с остальным телом – эти глаза были больше ладоней, даже больше крошечных стоп существа. Он ждал ответа, но гомункул молчал. Затем его глаза стали закрываться, чувство связи начало слабеть, пока не пропало совсем. Гомункул опустил голову и немного поджал ноги, словно возвращаясь к положению зародыша внутри женского тела – с тем лишь уточнением, что утробой в данном случае ему служила стеклянная колба.

Норис Белтарид отстранил корзинщика с дороги и быстрым шагом подошел к прозрачной емкости с гомункулом, сел на корточки, так что его лицо оказалось на уровне емкости и осторожно прикоснулся к ней рукой.

– Вы что, убили его?.. – Проговорил он тихо, но с такой яростью, что Вийон понял – если это окажется правдой, убивать будут уже его.

Но нет, пронесло. Когда Норис слегка постучал ногтем по колбе, гомункул внутри слабо дернулся. Глаз он не открыл и не изменил положение своего тела, однако и крошечного движения алхимику хватило, чтобы прийти к заключению о том, что случилось.

– Нет, вы всего лишь его истощили. Несколько суток он будет бесполезен. – Норис выпрямился и бросил на Вийона испепеляющий взгляд. – Вы хоть представляете себе, насколько хрупка и коротка жизнь этих существ сейчас, пока мне еще не удалось отыскать способа стабилизировать их?! Я ведь вас предупреждал: никаких парадоксов! Это их убивает! Вы что, специально решили мне навредить?!

– Что вы, господин!.. – Вийон воздел руки в умоляющем жесте, привычно сгибая спину. – Вы ведь сказали сами – спросить что-то простое, вроде того:«куда пропала кошка?» А я спросил, куда пропал мой друг, которого мне очень нужно найти. Если бы вы сказали, что нельзя спрашивать про людей, я бы и не спрашивал!

– О, Бессмертный Лекхан, дай мне сил! – Алхимик закатил глаза. – Дай мне сил удержаться и не прибить этот кусок глупости и невежества прямо сейчас!.. Можно! – Он снова вперился в Вийона яростным взглядом. – Можно спрашивать о людях! О ком угодно! Но без метафизики и без парадоксов! Каким образом, остолоп, гомункулус может ответить тебе на вопрос «где он сейчас?», если Айнри – это она?

– Что??? – Вийон вытаращил глаза. – Что значит «она»? Айнри Тозол – мой друг, мы с ним дружили в детстве! Сейчас это, наверное, солидный мужчина!

– Мужчина с женским именем? – Ядовито уточнил Норис. – Неужто вы со своим другом подрабатывали в детстве, ублажая богатых мужеложцев? Я слышал, такие люди иногда дают своим мальчикам-любовникам женские имена!

– Нет… – Вийон был совершенно ошарашен. – Нет, ничего такого не было… С чего вы вообще взяли, что это женское имя?

– У моей двоюродной тетки была подруга, которая назвала свою дочь Айнри.

– Может быть, это одно из тех имен, которые дают и мальчикам, и девочкам… – Неуверенно произнес Вийон. Такие имена встречались редко, так как считались дурными, но все же существовали в силу того, что в одной стране определенное имя мог носить мужчина, а в другой такое же или схожее по звучанию, считалось, напротив, женским.

– Тогда почему гомункул потерял силы? А? – Норис показал рукой на колбу со спящим человечком. – Только одна причина: ты задал вопрос, на который невозможно ответить, потому что нельзя сказать, где «он», если «он» – это она.

– Но я уверен…

– В чем ты уверен? Ты когда-нибудь видел этого Айнри голым? Купался вместе с ним?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Вот видишь, – с печалью и усталостью сказал Норис. – Ты не знаешь, какого он пола. Она.

– Но…

– Она могла притворяться мальчиком, разыгрывать тебя. Переоделась в мужскую одежду и говорила о себе в мужском роде, вот ты и поверил!

– Но… – Вийон осекся и не договорил, хотя на этот раз Норис не стал прерывать его. Вийон был уверен, что Норис не прав, но как это доказать?.. А если вдруг… Уверенный тон Нориса зародил в нем крупицу сомнения. Могло ли такое быть? Вийон вспомнил Айнри, его мягкий высокий голос, полное отсутствие агрессии, дружелюбие и душевную теплоту, которые больше подошли бы девушке, чем парню… Нет-нет-нет. Не может этого быть.

– Я бы понял, если бы это была девочка. – Тихо сказал он. – Но это была не «она». Это был мальчик, мой друг.

– Как бы ты это понял? – Спросил алхимик. – Груди у нее могло и не быть, бывают плоские девушки, а тем более, ты говоришь – вы дружили в детстве! Не выросло у нее еще ничего.

Вийон хотел возразить, но алхимик махнул рукой, заранее отметая все возражения и показывая, что ему больше не интересна эта тема.

– Впрочем, думай что хочешь, мне до этого нет дела. Да уж, хорошо же ты мне «помог» с опытом над гомункулусом – только все испортил!.. Ну что ж, остается надеется, что он придет в себя через два-три дня. А ты можешь идти. Больше мне от тебя ничего не нужно.

И Норис сделал жест в сторону двери. Вийон не шелохнулся.

– Что такое? Еще что-нибудь?

– П-простите… да, есть еще кое-что…

Это был крайне неподходящий случай, но лучший уже вряд ли представится. Вот только что спросить? Алхимик раздражен, даже зол на Вийона. Шансы на то, что он проявит снисхождение в ответе хотя бы на один вопрос, были крайне малы, а у Вийона таких тем было целых две. Ему очень хотелось спросить Нориса о Колесном звере и загадочном «парадоксе Лусса», но ведь если он использует свой призрачный шанс на этот вопрос, то до обсуждения долга Байла Хадзи речь точно не дойдет. Он уже и так порядком разозлил алхимика.

Затем Вийон понял, что не сможет внятно говорить о Колесном звере, потому что совесть ему не даст вести этот разговор спокойно, он будет путаться и вряд ли что-то запомнит. А значит, лучше было действовать в ущерб себе, чтобы хотя бы чего-нибудь добиться, пусть и не для себя. Ему говорили, что так поступать неправильно, и заботиться в первую очередь надо о себе, но следовать этому мудрому совету Вийону никогда не удавалось.

– Я знаю, что вам задолжал один мастер Дежьена Опор и Проемов, Байл Хадзи…

Норис прищурился и посмотрел на гостя уже совершенно по-новому. Вийон продолжал:

– Он должен был сделать для вас дом, но тот не получился таким, как хотели вы и мастер Байл. Теперь вы хотите разорить Байла, отобрать у него все имущество и жилье… Пожалуйста, не делайте этого! Господин Байл – не мошенник, он просто старый человек, одинокий, его все покинули, он уже и так почти разорен! Не отнимайте у него книг и дома, в котором он прожил всю жизнь! Дайте ему еще немного времени – вдруг он сумеет найти способ переделать тот дом так, как вы хотите без большого разорения! Прошу вас!..

– Ты не посланник Милгая Арсина. – Холодным голосом констатировал Норис. – Ты самозванец. Тебя послал Байл. Сколько тебе заплатил этот лжец, а? Отвечай!..

Но прежде чем Вийон успел сказать хоть что-либо, Норис отвернулся и крикнул в дверной проем:

– Ха-а-арбус! Сюда поднимайся! Есть для тебя работа…

Последние слова он произнес не так громко, а но весьма зловеще, уже разворачиваясь обратно к лже-посланнику.

Вийон упал на колени.

– Господин, простите! – Взмолился несчастный корзинщик. – Байл мне не платил! Ему и нечем! Так уж случилось, что я оказался в его доме – он там совсем один, брошенный слугами, потерянный старый человек!.. Из-за смерти жены он допустил маленькую ошибку в расчетах, когда проектировал дом для вас, и из-за той ошибки начались все несчастья! Дайте ему еще немного времени! Неужели он не заслуживает еще одного шанса?!. Избейте меня, если хотите, но сжальтесь над стариком!

С ужасом Вийон услышал, как заскрипела лестница под тяжелыми шагами поднимающегося по ней громилы.

– Мир был бы совсем другим, если бы все получали то, чего они заслуживают, – холодно и утомленно, но уже без такой злости, как прежде, сказал Норис. – А чего заслуживаю я? Разве я заслуживаю быть разоренным по милости твоего Байла? Этот участок земли в Верхнем городе, материалы для строительства, в том числе и довольно редкие, плата строителям и мастерам по камню, наконец, оплата услуг самого Байла – все это, знаешь ли, недешево мне обошлось. Да на эти деньги я мог бы купить себе пять лабораторий! И вот теперь ты просишь пощадить этого мошенника?! А как же я? Кому интересны мои трудности и беды? Никому! Я лучший алхимик в Дангилате, а может быть и во всем Ильсильваре – но чванливые обитатели Верхнего города смотрят на меня сверху вниз лишь потому, что я не живу в роскоши, как они и не трачу деньги просто так, а во всем себе отказываю, жертвуя всем во имя науки! На мои письма даже не отвечают – а я, значит, должен проявлять великодушие и прощать долги, хотя потратьденьги, отданные Байлу, на обычный дом в Верхнем городе, на приемы и слуг – как те же самые люди, заметив мой достаток, проявили бы ко мне куда больше любезности!.. Нет, молчи. Я не желаю ничего больше слышать.

К этому моменту Харбус уже достиг конца лестницы и вошел в комнату, не без труда протиснувшись мимо хозяина. Он еще не вполне понимал, для чего его позвали, но чувствовал напряжение и неприязнь, исходящие от алхимика, да и покаянная поза Вийона, по-прежнему стоящего на коленях, определенно намекала на то, что гость в чем-то сильно провинился. Верхняя губа звероподобного хальстальфарца слегка приподнялась, обнажая зубы; глаза сжались в узкие щелочки.

– Харбус, – отстраненным тоном велел громиле хозяин дома. – Выкини вон отсюда этого самозванца.

Глава 11

Харбус не стал бить его, а, буквально исполняя приказ своего хозяина, сграбастал корзинщика в охапку и вышвырнул за дверь с такой силой, что Вийон перелетел через середину улицы и, ударившись о землю, едва не переломал себе руки и ноги. Услышав, как за огромным хальстальфарцем захлопнулась входная дверь, Вийон ощупал себя, а затем кое-как поднялся с земли и побрел, прихрамывая, по темной улице, по дороге отряхиваясь от грязи и пыли. Возвращаться домой было уже слишком поздно, гонг на Часовой башне пробил девять раз уже давным-давно, и надо было думать о ночлеге. Ранее, направляясь к дому алхимика, Вийон в глубине души лелеял мысль о том, что если все пройдет удачно, то можно будет вернуться к Байлу Хадзи и попросить на ночлег, заодно порадовав старика известием об отсрочке в выплате долга – но, сейчас, конечно, возвращаться было нельзя, да и попросту стыдно.

На перекрестке Вийон обнаружил колодец, рядом с которым никого не было, умылся и почистил одежду. Был ли этот колодец свободным в силу того, что продавец воды с наступлением ночи ушел отдыхать или же здесь всегда можно было брать чистую воду бесплатно? Вийон не настолько хорошо знал Средний город, чтобы с уверенностью сказать наверняка.

Он нашел закуток среди домов, и поудобнее уселся, защищенный от ветра и лишних взглядов стеной и поленницей. Стража не должна его здесь обнаружить – во всяком случае, если только его не заметят хозяева дома и позовут с улицы солдат, несущих ночной дозор в этой части города. Обхватив себя руками, Вийон прислонился к стене и постарался заснуть.

Эта ночь на улице прошла лучше, чем предыдущая. Вийона никто не побеспокоил, стража каждый раз проходила в стороне. Посреди ночи кто-то вышел из соседнего дома, но либо не заметил дремлющего человека, либо не стал придавать этому значения. Вийон несколько раз проваливался в сон и несколько раз пробуждался, чтобы размять затекшее тело. Мешанина образов во сне несколько раз складывалась в знакомую уже картину извилистой дороги между двух бездн, треугольного неба и странного образования в месте, где небо и дорога сходились в одно. В эту ночь он подошел к месту пересечения еще ближе. Место пересечения походило на здоровенный щит с щипами, или, может быть даже на ворота с многочисленными длинными выступами, или на неровную стену – чем ближе подходил Вийон, тем больше казалась эта штука. В какой-то момент она выросла настолько, что закрыла собой половину неба, и также глубоко она протянулась куда-то вниз. Разглядывая ее и стараясь понять предназначение прямоугольных выступов, Вийон ощутил, что его тянет вперед, поначалу едва-едва, а затем все сильнее. Странное образование выросло еще больше, выступы увеличились; горизонтально падая на необъятные «ворота», Вийон понял вдруг, что выступы на них шириной не уступают домам Среднего города, а высотой – превосходят их, и намного. С какого-то момента горизонтальное падение стало вертикальным, он падал вниз, в пространство между огромными прямоугольными башнями, не имевшими ни окон, ни бойниц. Затем он упал, и несколько секунд лежал, оглушенный, в полной уверенности, что на этот-то раз точно переломал себе все кости – но, поскольку это был сон, то вскоре поднялся, понимая, что каким-то чудом избежал серьезных повреждений – но не понимая, почему: он почти не осознавал себя в том сне. Поднявшись, он побрел по каменной улице между зловещими темными домами, желая найти в этом месте хоть что-то, что отличалось бы от остального пейзажа – но вокруг были только стены, проход между ними и сумерки, скрывавшие то, что находилось более чем в полусотне шагов впереди и более чем в полусотне шагов позади. Иногда стены справа или слева заканчивались, являя взору Вийона новый, как правило, не слишком длинный проход, также имевший несколько ответвлений. Вийон сворачивал то вправо, то влево, бесцельно блуждая по лабиринту; он даже не понимал, что именно ищет. Однообразное, сумрачное место наводило тоску – оно чем-то напоминало Вийону Дангилату, но в самом худшем ее качестве: громадный бездушный город, которому совершенно безразлична судьба отдельного человека. Так и не найдя выхода из лабиринта, он проснулся от пения петухов и не без труда поднялся на ноги.

Ушибленное вчера колено побаливало, ныли шея и поясница, правая рука затекла. Справив нужду, Вийон двинулся в сторону колодца, рассчитывая умыться и попить прежде, чем проснется продавец – либо, если этот колодец общественный, прежде чем к нему потянутся горожане.

Как же теперь быть и что делать? Вийон размышлял об этом, бродя взад-вперед в ожидании, когда отворят ворота. Нужно было отправляться на работу, но ему отчаянно не хотелось этого делать. Провести еще один день, возясь с прутьями, чтобы сплести несколько корзин, половину которых заберут либо Бейз, либо стражники на рынке, а вторую половину, даже при большой удаче, он продаст за гроши, которых толком ни на что не хватит? Да, он жил так уже много лет, и свыкся с такой жизнью, но сегодня она стала особенно невыносима – возможно, из-за чувства вины и злости на самого себя: ведь он обещал помочь Байлу Хадзи, но так и не сумел этого исполнить.

Существовали ли у него другие варианты, кроме как вернуться к работе? Может быть, в этих повторяющихся снах содержался какой-то знак? Лабиринт во сне показался ему похожим на Дангилату в худшей ее ипостаси – так, может быть, где-то в городе есть такое же мрачное место, которое он должен отыскать? Да, так он и поступит. К работе над корзинами можно будет вернуться во второй половине дня, а в течении первой он обойдет Средний город и посмотрит, нет ли тут мест вроде тех, что он видел во сне. Но сначала нужно было поесть! Вийон был ужасно голоден.

На кашу, кусок хлеба и кружку дешевого пива ушли почти все его деньги, но Вийону было не привыкать – хотя, если бы он только знал, что случится дальше, то перетерпел бы голод, но сохранил в кошельке монеты. Итак, позавтракав, он принялся бродить по Среднем городу, но вскоре понял, что вряд ли найдет тут место, соответствующее тому, что увидел во сне – не смотря на то, что дома тут были намного больше лачуг Нижнего, они явно уступали размером огромным прямоугольным домам-башням из его видения. Да и было ли то, что он видел во сне, домами? Лишенные окон и дверей, казавшиеся совершенно монолитными, они больше походили на огромные камни или отштукатуренные стены, но не здания, в которых можно было жить. А раз так, то лучше перестать бездельничать и вернуться к работе.

Он уже повернулся, чтобы направиться к воротам, когда заметил крупную крысу, стоявшую на двух лапках у стены дома. Нет, к счастью, она ничего не выгрызала, но то, как она смотрела – а голова ее и тело были развернуты точно в сторону Вийона – заставило корзинщика почувствовать себя весьма неуютно.

– Что тебе от меня надо?! – Крикнул он.

Кто-то из прохожих оглянулся, другие остались и вовсе безучастны. Кажется, на крысу никто, кроме Вийона не обратил внимания, что было неудивительным – Дангилата издревле кишела этими тварями.

Между тем, сама зверушка вийонового окрика ничуть не испугалась. Поглядев на корзинщика еще несколько секунд своими черными глазами-бусинками, она опустилась на четвереньки и неторопливо побежала вдоль стены.

«Надо проследить за ней, – подумал Вийон. – Вдруг гуафим прав и все это – дело рук какого-то безумного дрессировщика?»

Он торопливо отправился вслед за крысой, но вскоре умерил шаг, чтобы ненароком не спугнуть ее. Крыса, казалось, ничего не замечала. Она бежала вдоль стены, иногда ненадолго останавливаясь для того, чтобы почиститься мордочку или, привстав, посмотреть по сторонам. На первом же перекрестке она свернула направо и продолжила свой бег вдоль стены, а Вийон последовал за ней. Крыса ненадолго скрылась из глаз, проскочив под колесами телеги, которую разгружали двое рабочих. Вийон обошел телегу с другой стороны, но крысы не увидел. Неужели она успела далеко убежать? Он ведь потерял ее из виду буквально на несколько секунд. Или же она прячется под телегой? Вийон наклонился, но ничего не заметил.

– Эй, любезный! – Окликнули его с другой стороны улицы.

Вийон повернулся, реагируя скорее на звук, чем на обращение: для обитателей Среднего города он был пустым местом, бедняком или попрошайкой, забредшим туда, где побогаче, в поисках работы или подачки, и не мог даже представить, чтобы кто-нибудь из местных жителей обратился бы к нему таким образом. Однако, худощавый человек средних лет, прилично одетый, с короткой и аккуратно подстриженной бородой, стоя на пороге недавно отремонтированного дома, обращался именно к нему.

– Да, вы!.. – Человек сделал жест, подзывая Вийона ближе.

Корзинщик осторожно подошел, в глубине души ожидая какой-нибудь неприятности, оскорбления, выговора или даже удара. Человек с бородкой не выглядел агрессивно, даже скорее старался произвести дружелюбное впечатление, но именно это и настораживало Вийона больше всего. Напоследок Вийон оглянулся в последний раз. Нет, крысы по-прежнему нигде не было видно.

– Не желаете ли немного заработать? – Спросил человек, демонстрируя серебряный сикталь.

Вийон уставился на монету, открыв рот. «Немного заработать»? Столько он зарабатывал за месяц, а то и за два. Что же нужно будет делать? Мысль о том, что за эти деньги ему предстоит удовлетворять извращенные похотливые желания худощавого человечка не пришла в голову Вийона лишь потому, что он твердо знал: услуги такого рода со стороны бедняков, особенно немолодых и некрасивых, стоят намного дешевле.

Неужели ему придется кого-то убить? Или совершить какое-то преступление? Нет-нет, Вийон замотал головой. Он на такое не пойдет.

– Что? Вам не нужны деньги? – Удивился худощавый мужчина.

– Нужны, но… что мне придется делать? – С опаской поинтересовался Вийон.

– О, ничего особенного! Мы просто с вами поговорим – час или два, как получится – а затем вы отправитесь дальше по своим делам.

– Поговорим? – Вийон все меньше понимал, что происходит. – О чем?..

– О чем-нибудь… О вас, например.

– Обо мне? А что во мне такого интересного?

– Пока не знаю, но наверняка что-нибудь да есть… – Худощавый пожал плечами. – Я понимаю, вы удивлены. Позвольте представиться: Ильмар Эпаларис, душевидец. Вы когда-нибудь слышали о душевидцах?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Неудивительно, – бодрым голосом продолжил Ильмар. – Ведь это совершенно новая наука! Самая передовая на данный момент, смею вас заверить!.. А как ваше имя, любезный?

– Вийон Рауп, господин… А вы что, правда можете видеть души? – Вийон посмотрел на худощавого с опаской и на всякий случай отодвинулся на полшага назад.

– В некотором роде – да. Но вы сами все поймете после сеанса. Ну что, идете?

– Нееет, – Вийон замотал головой с еще большей амплитудой, чем в первый раз. – Я за какой-то там серебряник свою душу продавать не стану!

– Ничего с вашей душой не случится, ну что за глупости вы говорите! – Душевидец всплеснул руками. – Наоборот, вы станете лучше себя понимать и еще спасибо мне скажете! Да что там – за услуги хорошего, опытного душевидца, люди готовы отдавать огромные деньги, ибо тонкое искусство наше помогает прийти к миру с самим собой и справится со множеством душевных недугов. Но я не только не беру с вас ничего, но еще и готов заплатить за ваше время – а почему? А потому, что из-за исключительной новизны нашей науки мало кто о ней еще знает – а нам, чтобы не утратить навыка, требуется практика.

– Да? – С сомнением спросил Вийон. Соглашаться на уговоры подозрительного мужчины не хотелось, но… но серебряный сикталь – это серебряный сикталь. Такие деньги на дороге не валяются. Вдобавок, худощавый мужчина не выглядел грозно: уж насколько никудышным бойцом был Вийон, но даже он, наверное, справится с этим душевидцем, если вдруг что-то пойдет не так. Он дал согласие и вошел следом за Ильмаром Эпаларисом в его дом.

Внутри все было аккуратно и чисто. Возникшую на пороге служанку средних лет Ильмар отослал на кухню, велев не беспокоить его в ближайшие часы – и служанка, двигаясь почти беззвучно, тот час же ушла. Хозяин и гость проследовали в большую, удобную гостиную на первом этаже. На полу комнаты, на манер ковра, была разложена шкура огромного тигра, в шерсти которой тонули шаги; также здесь имелся неразоженный камин, несколько глубоких кресел, а стены украшали цветные картины с мирными пейзажами – сразу становилось ясно, что это жилье принадлежит хорошо обеспеченному человеку.

– Прошу вас, садитесь, – душевидец показал Вийону на одно из кресел с мягкими налокотниками и спинкой, сильно отклоненной назад. Сам же, закрыв дверь, занял кресло сбоку.

Вийон сел на краешек кресла, опасаясь испачкать его обивку. Под мягкими налокотниками уходили вниз изящные линии резных узоров лакированного красного дерева – наверное, одно это кресло стоило больше, чем он заработал за всю свою жизнь.

– Устраивайтесь поудобнее, – сказал Ильмар. – Сядьте поглубже, откиньтесь назад… Да, вот так. Чувствуйте себя как дома. Нет, совсем не обязательно смотреть на меня все время. Просто расслабьтесь.

Кресло и в самом деле оказалось удивительно удобным. Если вытянуть ноги, то можно было почти лежать в нем, глядя в потолок – а потолок, как обнаружил сейчас Вийон, украшен многочисленными разноцветными узорами наподобие мозаики. Какого-то определенного рисунка там не было, просто мешанина фрагментов различных цветов, но в хаосе ощущался какой-то скрытый порядок, который Вийон никак не мог уловить. Созерцание мозаичного потолка успокаивало и расслабляло, чувство времени быстро терялось.

– Итак, давайте начнем, – голос Ильмара донесся до гостя с правой стороны. – Расскажите немного о себе.

– Что рассказать, господин?

– Нет-нет, давайте без «господина». Просто «Ильмар». Мы ведь с вами друзья, верно? Рассматривайте этот разговор как обычную непринужденную дружескуюбеседу, договорились?

– Эээ… эммм… попробую.

– Ну вот и хорошо. Итак. Расскажите о себе.

– Что рассказать, госп… – Вийон осекся. – Что именно рассказать?

– Что хотите. – Голос душевидца был мягок и полон дружелюбия. – Начните с чего угодно. Кто вы? Чем занимаетесь? Что вас беспокоит?

– Я… простой корзинщик… делаю корзины… продаю их на рынке…

Слово за слово, и вот, спустя какое-то время Ильмар, не устававший задавать наводящие вопросы каждый раз, когда Вийон замолкал, в общих чертах уже знал все самое существенное про своего посетителя. Вийон обратил внимание, что странного душевидцаинтересуют не столько конкретные обстоятельства его жизни (хотя и они тоже), сколько его, Вийона, отношение к этим обстоятельствам и переживания, с ними связанные. Особенное внимание Ильмар уделил семье Вийона, его детству, отношениям с матерью и отцом, а также потратил немало усилий, пытаясь отыскать соответствия между взаимоотношениями его родителей и его собственным браком с Элесой, и оставил эту тему лишь когда понял, что Вийону она не слишком-то интересна. Касательно же работы – душевидец не проявил никакого интереса к корзине желаний и усилий, которые Вийон прилагал к тому, чтобы хоть что-то о ней разузнать, а вот взаимоотношения с Бейзом его очень заинтересовали, и он даже высказался в таком духе, что в образ вийонового работодателя является архетипическим образом строгого отца. Вийон возразил: его отец, хотя и любил выпить, но всегда оставался добрым и совсем не жестоким человеком – однако, от этого возражения Ильмар лишь отмахнулся, как от несущественного. На вопрос о тревогах и беспокойствах Вийон поначалу ответил, что у него все хорошо, но дальнейшие расспросы показали, что таковых тревог и проблем у бедняка, задавленного нищетой и презрением окружающих, пруд-пруди. Но ни одна из проблем Вийон не задерживался долго, не выказывал каких-либо особенных переживаний, даже когда речь заходила о невыполнимой задаче добыть корзину желаний или же о расставании с женой – как будто бы по-настоящему, всерьез, все это его не касалось, либо же он настолько уже привык к своим бедам, что сделался к ним отчасти равнодушен. Ильмар заметил некоторое оживление и даже волнение, когда посетитель впервые упомянул Айнри Тозола, и умело подтолкнул разговор в нужном направлении, когда это имя прозвучало в следующий раз.

– Меня беспокоит, что я нигде не могу найти своего друга, – признался Вийон. – Никто не слышал о нем, только лишь архитектор упоминал, что знает кого-то с фамилией Тозол, но это был не Айнри. А чучельник сказал, что знает Айнри, но не Тозола. Когда же я пришел к мастеру Норис – тот и вовсе сказал, что Айнри не может быть моим другом, ведь это женское имя. Даже его гомункул, который почти всезнающ, не смог сказать, где искать Айнри… А ведь если бы он просто умер, гомункул бы узнал об этом, верно? Теперь я не знаю, что и думать и как быть. Еще меня мучает совесть, что я не смог помочь старому мастеру Байлу, как обещал и теперь его выгонят на улицу, но с этим я уже ничего не могу поделать.

– Если вы не можете ничего изменить, может быть стоит это просто принять? – Мягко спросил Ильмар.

Вийон свесил голову и посмотрел на пол.

– Да, наверное, так. – Вздохнул он.

– Хорошо. Давайте теперь поговорим об Айнри. Какой он? Вы можете его описать?

– Эээ… он был мальчишкой, когда мы познакомились… я не знаю, какой он сейчас… Хотя почему-то мне кажется, он не сильно должен был измениться. Ничего не могу с этим поделать – когда думаю о нем, представляю подростка, хотя знаю, что он давно взрослый человек.

– Опишите, что помните.

– Ну… он худощавый, со светлой кожей… с очень красивой и светлой, как у хальстальфарцев… – Вийон подумал о грубой, обветренной коже Харбуса, вспомнил его налитые кровью кабаньи глазки и поправился:

– Как у хальстальфарских девушек или детей… Но он не с востока, его мать – ильса, я видел ее пару раз, а вот про отца ничего не знаю…

– Продолжайте.

– Он… всегда хорошо и аккуратно одет, из богатой семьи, единственный ребенок… не помню точно, но кажется, он говорил, что у его матери не может быть больше детей, а с его отцом что-то случилось, поэтому она так его любит и бережет, даже сверх меры… У Айнри каштановые волосы и глаза… знаете, они карие, но не совсем, в них есть немного оранжевого и золотистого, как будто бы распускающийся цветок из огня, в центре которого – зрачок. У него тонкие пальцы… про светлую кожу я уже говорил?.. Он был очень хорошим и добрым мальчиком… не умел драться… однажды его чуть не забили до смерти, да и меня вместе с ним, но испугались его силы и убежали… хотя их было больше и они были старше нас… но он сам никогда ни на кого не нападал. Его сила была доброй. Он разговаривал с ветром и огнем, с живыми существами – все откликалось на его зов, только люди могли причинить вред… он даже мог создавать существ, если сосредотачивался, представляете?! Они получались у него очень забавными и милыми, хотя иногда и могли напугать. Всякие Прыгушки, и Бумкалки, и Журчалки, и Дразнюли и много еще кого… это были призраки или духи, наполовину прозрачные, как бы растворяющиеся в воздухе… они играли с нами, веселились, некоторые даже могли что-нибудь сказать, но исчезали, когда заканчивалась сила, которую Айнри в них вложил… но не всегда… одна Бумкалка протянула почти два дня! Уже после того, как Айнри ушел, она увязалась за мной и залезла в чулан и просидела там все время, пока родители не позвали жреца, а тот не провел ритуал очищения от нечисти, после которой ее не стало… ну, наверное, она и в самом деле была нечистью, но хорошей нечистью, и никому вреда не причиняла…

– А как выглядела эта ваша «Бумкалка»? – Осведомился Ильмар.

Вийон открыл рот, потом закрыл. Ответить смог не сразу.

– Что-то круглое… – Он сделал неопределенный жест руками. – Существа Айнри… они не были как вещи… они то появлялись, то исчезали, то растворялись в воздухе, то меняли форму… Но Бумкалка была круглая, это я помню. Большую часть времени. Мы ее назвали Бумкалкой, потому что она могла бумкать. Знаете, как будто бы что-нибудь неожиданно падает или громко хлопает, и раздается такой низкий звук «буууммм!»? Вот она также делала. Маму это напугало, да и отца тоже, вот они и обратились к священнику…

– И больше ничего такого не происходило?

– Нет, ту Бумкалку я больше не видел…

– А других существ?

– Раньше да, а после того случая – кажется, уже нет. Не помню точно, но это вроде бы была последняя наша встреча с Айнри… или одна из последних… я хотел его найти, хотел узнать, куда он переехал, но тогда я тяжело заболел, потом отец загрузил меня работой, стал каждый день водить с собой плести корзины, а мама… она всегда была против того, чтобы мы дружили с Айнри. Говорила, что к добру это не приведет.

Душевидец почесал кончик носа.

– И почему же теперь вы решили отыскать вашего друга?

– Я ведь уже говорил вам – если кто и знает, как сделать корзину желаний, так это он… Может, конечно, на свете есть и другие маги, но они-то на меня даже смотреть не буду, они же белая кость! Меня даже в Верхний город не пустят, где они живут! А Айнри… он не такой. Он никогда не придавал значения тому, что он благородного рода, а я – никто.

– Вы так тепло о нем говорите… – Ильмар слегка улыбнулся.

– Да… сейчас я думаю, что он был единственным моим другом, единственным человеком в моей жизни, которому был важен я сам, который никогда не стремился обидеть меня или унизить… и никогда не предавал.

– Что ж… – Все еще продолжая сохранять на лице улыбку, душевидец вздохнул. – Похоже, у меня для вас есть две новости: хорошая и плохая. Даже скорее так: это одна и та же новость, но вы, возможно, воспримите ее… не сразу. С трудом. Но когда вы все-таки воспримите – все встанет на свои места и вы ощутите душевный покой.

– Что еще за новость? – Приподняв и повернув голову, спросил Вийон. Хозяин дома жестом велел ему принять прежнее положение.

– Видите ли… – Душевидец поставил локти на колени и сцепил кончики пальцев. – По всей видимости, вашего «Айнри Тозола» никогда на свете не существовало.

– Что?! – Вийон выпрямил спину и уставился на собеседника.

– Да, именно так, увы и ах. Вы правда думаете, что в силу случайности и неудачи вы никак не можете его найти? А имя? Кто станет давать мальчику женское имя?

– Оно не женское! – Закричал Вийон, поднимаясь на ноги. От обиды и злости его кулаки сжались сами собой. Он, дурак, все о себе рассказал этому душевидцу – а тот что? Повторяет теперь выдумки Нориса! – Бывают имена, которые дают и мужчинам и женщинам!

– Сядьте, успокойтесь… Не переживайте так. Да, такие имена бывают, однако не случайно ведь ваш алхимик был уверен, что…

– Да он не мой алхимик! Он ошибся! И зачем я только вам об этом рассказал?!!

– Вы сделали все правильно, – мягко, но настойчиво проговорил Ильмар. – Ваши реакции очень ясно показывают, что мы с вами на верном пути. Сейчас вы в стадии гнева, затем наступит фаза сомнения, а затем и принятия. Можете кричать, если вам это нужно. Все в порядке.

– Да не хочу я кричать! – Заорал Вийон. – Он был моим другом! Настоящим!

– Конечно, конечно, – успокаивающим тоном проговорил душевидец.

– Что «конечно»?! Вы ведь сказали, что его нет и никогда не было! Откуда вы это можете знать?!

– Я наблюдаю за вашими реакциями и вижу, насколько для вас важна эта тема. Но вы не дали мне договорить. Пусть Айнри Тозола никогда не существовало в качестве реального человека, но для вас он, безусловно, был более чем реален. Вы спроецировали на Айнри все то, чем хотели бы быть или чем хотели бы обладать, но чего не имели. Посмотрите сами: вы говорили, что ваш отец запил после смерти Эркина, вашего младшего брата, которого в семье любили гораздо больше вас, а мать после этого печального события и вовсе перестала обращать на вас внимание. Но об Айнри Тозоле всегда заботились и любили его, даже сверх меры. Идем дальше. Вы бедный человек, из бедной семьи, а Айнри был богат настолько, что – как вы сказали? – «одна его пуговица стоила больше, чем ваш дом», верно? У него было все, чего не было у вас – любящая мать, слуги, роскошь, вкусная и дорогая еда, красивая одежда. Разве вы не желали этого? Вполне естественно желать подобных вещей, но вы не могли себе их позволить и поэтому подавили желание, а затем спроецировали его на созданный вами образ… Нет, не перебивайте меня, позвольте закончить. Далее, вы говорите, что у Айнри Тозола была сила, которая всех пугала, только почему-то не пугала вас, верно? Но ведь это же совершенно типичная история: многие дети придумывают себе друзей, обладающих огромной мощью, физической или магической. Ну, и наконец, друзья. Вы говорили, что в детстве у вас не было друзей. Никто не хотел играть с вами, а если вас и принимали в игру, то обижали или обманывали или придумывали, как бы поиздеваться над вами, верно? Айнри стал вашим единственным другом, потому что вы нуждались в друге, но этого друга вы придумали сами! Также, как придумали всех этих Бумкалок и прочих…

– Нет! – Вийон сжал голову руками и склонился вперед. Чувства, для которых в его словарном запасе не находилось подходящих наименований, распирали его изнутри. – Все не так!

– Вийон, мой друг! – Мягко и сочувственно сказал Ильмар, осторожно кладя руку на плечо корзинщика. – Я все понимаю. Это трудно принять. У вас непростая жизнь, много проблем, бед, умершие родители, не складывающиеся отношения с детьми, ссора с женой, ваш работодатель – самодовольная и жестокая скотина, которая при любом удобном случае третирует вас… окружающий мир давит на вас и всегда давил. Поэтому вы нуждались в друге, который будет принимать вас таким, какой вы есть (поскольку никто, даже ваша мать, вас не принимали) и который никогда вас не предаст, всегда поддержит и защитит какой-то своей сверхъестественной силой.

– Не трогайте меня! – Вийон сбросил руку душевидца.

– Хорошо, не буду. Вийон, я ваш друг. – Хозяин дома произнес этого доверительным и немного печальным тоном. – Я желаю вам только добра. Я понимаю, как вам тяжело признаться себе в том, что никакого Айнри никогда не существовало. Но обещаю: как только вы примите правду, вам станет легче. Поверьте мне.

– Не верю!

– Вы спроецировали на Айнри Тозола все свои самые лучшие качества, но эти качества не взялись из воздуха. На самом деле это вы, Вийон, добрый и отзывчивый человек, сострадающий другим и готовый принимать к сердцу их страдания и невзгоды. Вы видите прекрасного Айнри… или, может быть, прекрасную Айнри – в вашем идеальном друге присутствуют явные женственные черты, от имени до нежной кожи, указывающие, быть может, на вашу скрытую гомосексуальность… вы видите идеальный образ, но этот образ отображает ваше собственное «я», ваш внутренний мир, скрытый от посторонних глаз…

– Замолчите! – Закричал Вийон, тряся головой так, как будто бы мог таким способом вытрясти вкрадчивые слова душевидца, проникающие в его голову через уши. – Хватит! Будьте вы прокляты!

И он бросился прочь из этого внешне столь приятного, а внутри столь коварного дома, вполне соответствующего своему как будто бы дружелюбному, но на самом деле ужасному хозяину. Бежал, напрочь забыв об обещанном серебре.

Глава 12

Вийон пробежал несколько кварталов и перешел на шаг, только завидев впереди ворота, ведущие в Нижний город. Он постарался идти спокойно, чтобы не привлекать внимание стражи.

В душе корзинщика царил хаос. Проклятая крыса! Завела его к душевидцу – и что в итоге? Ничего не изменилось, напротив – все стало еще хуже. Алхимик посеял в нем зерна сомнений, а душевидец закончил начатое – подобрал ключик к душе Вийона и нашел в ней самую болезненную, самую уязвимую точку, на которую немедленно и надавил. Вийон и сам не понимал своей реакции. Казалось бы, чего проще – отмахнуться от нелепых измышлений Ильмара и Нориса, беззаботно рассмеяться и тот час забыть об их нелепых фантазиях, и жить дальше спокойно, но он не мог. Если с исчезнувшей лавкой и четырьмя другими корзинщиками, то ли пропавшими, то ли получившими новую судьбу, еще как-то можно было смириться, то теперь Вийон чувствовал, что у него пытаются отобрать нечто действительно важное. Воспоминания о дружбе с Айнри грели его сердце, оставались с ним даже когда все шло не так – так неужели они все были ложью, выдумкой, детской фантазией о друге, которого на самом деле никогда не существовало? Он ясно помнил Айнри – но почему же тогда никто из тех, кого он опрашивал, не смог ничего о нем вспомнить? Айнри Тозол словно растворился в этом огромном городе, оказался стерт из реальности и из воспоминаний людей, которые наверняка должны были его знать. Да и жил ли он когда-нибудь вообще?..

Вийон прошел мимо стражи, дежурившей на воротах, сутулив плечи и опустив голову. Раз за разом он задавал себе страшный вопрос, и не мог дать на него однозначного ответа. Что, если он сам был немного не в себе и душевидец почуял это и именно поэтому пригласил Вийона к себе в дом? А если он безумен, пусть даже и слегка, то как можно доверять собственным воспоминаниям? Собственным чувствами и собственной уверенности в том, что реально, а что нет? Душевидец выбил у него опору из-под ног и теперь Вийон чувствовал себя как ныряльщик, нырнувший ночью глубоко-глубоко, утративший в глубине погруженного во мрак моря всякое направление и не понимающий уже, где верх, где низ, куда следует плыть, чтобы добраться, наконец, до вожделенного воздуха и снова вдохнуть полной грудью…

Нужно было вернуться ко дворику Бейза и приступить к работе, он и так спустил в никуда целое утро, но Вийон не мог сейчас сосредоточиться ни на чем. Мысли его хаотично сменяли друг друга, попытки найти хоть что-то в себе или в окружающем мире, за что можно было зацепиться, оставались бесплодны. Знакомый город казался незнакомым, каким-то чужим и даже враждебным, все ощущалось так, как будто бы находилось не на своих местах, все цвета были либо слишком яркими, либо слишком тусклыми и чуточку не тех тонов, которых должны быть, окружающие люди были глубоко порочны и злы, хотя и скрывали это за фальшивыми улыбками и блеском смеющихся глаз… Куда пропали светлые боги, сотворившие Сальбраву – мир людей, мир звезд, многочисленными миры духов и ангелов? Ничего этого здесь не ощущалось, лишь всевластие обыденного зла, чуждости и порочности, железная связь причин и следствий без малейшего проблеска свободы, совершенная безысходность…

– Держи его!.. Бей!..

Вийон обернулся, понимая уже, что действительно безумен, потому что голос из его воспоминаний прозвучал настолько отчетливо, что казался прозвеневшим в ушах. На углу стайка подростков окружила хрупкого светлокожего мальчика, его толкали и оскорбляли, а коренастый Джадур, самый опасный и злой среди них, небрежно помахивал ножом, угрожая пустить «неженке» кровь. Сын каторжника, осужденного отбывать наказание до конца своих дней за насилия и убийства, Джадур, без сомнения, собирался последовать по стопам отца – вместе с нищими и наглыми мальчишками он отнимал деньги и хлеб у тех, кто послабее – собирал «дань» с детей и подростков, выхватывал вещи из рук женщин, и убегал с похищенным, и даже мог наброситься вместе со своими дружками на пьяного или бездомного мужчину.

Мальчик сопротивлялся отчаянно, но банда пока лишь играла с ним, стремясь перед избиением, как следует напугать и унизить. Вийон хотя и не был привлекательной целью для Джадура и его дружков, всегда старался избегать встречи с ними – избить его могли и без причины – но сейчас…

Мальчик вдруг увидел его в просвете между покачивающимися замызганными телами, и закричал:

– Вийон! На помощь!

Вийон закрыл лицо руками и со свистом вдохнул воздух сквозь неплотно сжатые зубы. Он прекрасно помнил, что произошло дальше. Он уже бежал к Айнри со всех ног, когда тот увидел его и закричал; бежал, повинуясь внезапному импульсу и совсем не думая о том, что даже вдвоем они ничего не сумеют противопоставить банде подростков. Малолетние грабители обернулись, желая увидеть, кого это там зовет на помощь их жертва, но прореагировать не успели, вернее – не успел Джадур, на которого и нацеливался щуплый и боязливый сын корзинщика, каким-то странным образом осознавая, что в первую очередь нужно вывести из игры наиболее опасного противника. Что было силы он ударил пяткой по колену Джадура, и здоровяк заорал и согнулся, а потом повалился наземь, выронив нож. Айнри тут же метнулся вперед, подобрал нож, выставил его перед собой и встал так, чтобы Вийон мог защищать его спину. Джадур орал и скулил, клялся, что обидчику теперь не жить, и посылал своих в бой, но теперь, конечно, стало намного проще. Четверо подростков пытались атаковать их, но нож в руках Айнри действовал на них завораживающе – по крайней мере, когда Вийон ударил одного из нападающих в горло, тот не сумел защититься. Мальчишка закашлялся и схватился за горло – двое выбыли, остались еще трое. Айнри взмахнул ножом, как будто собирался метнуть его – цель вильнула в сторону, но броска не было, а вместо этого Вийон пнул ком грязи, который попал точно в лицо уворачивавшемуся от броска подростку. Этого хватило, чтобы они отступили – бросились вниз по улице, забыв о товарищах, а все еще кашляющий мальчик и хромающий Джадур, как могли, поспешили за ними.

Вийон и Айнри посмотрели друг на друга. Они что, победили?.. Не может быть.

Шпана выкрикивала с безопасного расстояния оскорбления и проклятия, звучали обвинения в черной магии и одержимости, но не Вийон, ни Айнри не обращали на эти крики никакого внимания. Они все еще не могли до конца поверить в то, что победили. И все-таки, это было именно так. Вдвоем они наваляли пятерым, каждый из которых был на два-три года старше. Вийон видел в сияющих глазах Айнри обожание и восхищение и знал, что тот читает в его собственных глазах те же чувства. В тот день они поклялись друг другу в вечной дружбе.

Вийон – уже не мальчишка, а зрелый мужчина, бывший, к тому же, на десять лет старше, чем должен – медленно отнял руки от лица. Угол, где произошла та самая драка, был пуст, и дома изменили свой вид, возвращаясь к современному состоянию – одни покосились, другие сделались намного грязнее, третьи, напротив, засверкали свежепобеленными стенами. Тогда, тридцать лет назад он не задумывался, почему Джадур и его дружки начали обвинять Айнри в черной магии – а теперь ему это обстоятельство показалось странным. Айнри ведь в тот день не совершил ничего сверхъестественного – в чем же дело? Может быть, они что-то знали о нем еще до нападения и напали именно потому, что хотели посмотреть, на что способен богатенький и чистенький мальчик-чародей? Или была другая причина?.. Теперь этого уже никогда не узнать.

Вийон свернул в один из проулков и прошел два квартала, пока не увидел дом с плоской крышей и каштановым деревом, растущим у самой стены. Сейчас дом выглядел обитаемым, но тридцать лет его двери и окна были заколочены; они с Айнри не раз забирались на крышу, рвали каштаны и бросались ими – иногда в случайных прохожих, а иногда просто так, проверить, кто из них сумеет забросить каштан дальше. Каштановое дерево сильно разрослось за прошедшее время – теперь его ветви заслоняли, наверное, треть, а то и половину крыши.

Могло ли это быть нереальным? Сном, или выдумкой, возникшей от нужды в единственном друге? А как же тогда быть Джадуром и его бандой? Не мог же Вийон победить их всех в одиночку! Он всегда уносил ноги, только завидев издали Джадура и его дружков. Удивительно, как они его не убили и не искалечили после того случая… Задумавшись об этом, Вийон вдруг осознал, что совершенно не помнит, как после того дня сложились его отношения с Джадуром и другими мальчишками из банды. Кажется, он больше их не встречал. Но этого не могло быть, он целыми днями торчал на улице и должен был с ними сталкиваться. Но сколько не напрягался, он не мог вспомнить, чтобы та драка привела к каким-либо неприятным для него последствиям или что бы хоть кто-нибудь о ней вообще вспоминал. Так что же – снова ложь? Детская фантазия о победе, которую он сам сочинил для себя, прячась где-нибудь в углу от компании наглых и жестоких мальчишек?..

Вийон обхватил голову руками, застонал и поспешил дальше. Проклятый душевидец! Его вкрадчивые и доброжелательные слова – хуже яда Нечестивой Матери Демонов, изгнанной из Сальбравы в незапамятные времена вместе с остальными Последышами. Что этот душевидец сделал с ним, с его разумом, душой и сердцем? То, что казалось незыблемым, подверглось сомнению; самые лучшие и светлые воспоминания перестали дарить надежду и уверенность, потому что, возможно, всегда были ложью, придуманной слабым и жалким мальчиком для самоуспокоения.

Вийон брел, почти не разбирая дороги, следуя маршруту, которым они вместе с Айнри проходили по Нижнему городу несколько раз – или же ему казалось, что он гуляет тут со своим другом, хотя на самом деле был всегда один?.. Пришло еще несколько коротких воспоминаний – слишком обрывочных и бессвязных, не имеющих никакого определенного начала или продолжения, чтобы с их помощью можно было хоть в чем-то разобраться.

В конце концов, Вийон добрел до городской свалки, находившейся к северу от квартала гуафимов. Жители города десятилетиями, а может быть – и столетиями свозили сюда мусор, и иногда его скапливалось так много, что поднимающаяся вонь накрывала не только Нижний и Средний, но и Верхний город. Мусор периодически жгли, а золу вывозили за город, но выбрасывали и выплескивали сюда помои гораздо быстрее, чем от них избавлялись. Нищие, а также потомки гуафимов (уже не называющие себя так, но гораздо более похожие на настоящих, изначальных гуафимов, чем философ Бару Хуркай) постоянно пробирались на свалку и рылись в выброшенных вещах и объедках в поисках чего-нибудь мало-мальски пригодного для еды или для продажи; их регулярно прогоняли, но также регулярно они возвращались вновь. Иногда сюда пробирались и дети из бедных кварталов – в мусорных ямах можно было прыгать с горки на горку или покопаться в грязи, надеясь обнаружить что-нибудь необычное. Вийон привел Айнри сюда, и тому понравилось, позже они еще несколько раз играли тут – швырялись мелкими камешками в нищих и немедленно убегали от погони, прятались от сторожей, выслеживали крыс, водившихся тут во множестве, сражались друг с другом на палках, словно на мечах, болтали и спускались вниз, к помойной луже, где ползали здоровенные черные жуки, некоторые из которых, если их подбросить в воздух, раскрывали крылья и раздраженно жужжали, а другие просто, кувыркаясь, падали в помойную жижу и пропадали бесследно.

Вийон вскарабкался на мусорную гору и огляделся. Нищих не было видно, что означало, что, вероятно, очередную облаву тут провели совсем недавно. Двигаясь дальше, он спустился вниз и поднялся на следующий пригорок. Глиняные черепки и кости животных хрустели под ногами. Удивительно, он огромный потрескавшийся котел, который он помнил еще с детства, до сих пор был тут. Сейчас – почти полностью утонувший в мусоре, замызганный грязью и копотью, до краев заполненный всякого рода отбросами и обломками, покоился на том же самом месте, где они с Айнри когда-то от души повеселились, загнав в этот огромный, чуть ли не с корыто размером, котел, крупную крысу. Тогда котел еще был пуст. Крыса металась внизу, не в силах выбраться наружу, а смеющиеся мальчишки писали на нее сверху, гоняя прицельными струями мочи от одного края котла до другого. В какой-то момент крыса взглянула Вийону прямо в глаза и ему сделалось не по себе от этого взгляда; хотя тогда, в детстве, он почти сразу же забыл об этом чувстве, продолжая терроризировать взъерошенного зверька. Сейчас он этот взгляд вспомнил и подумал: «Не из-за той ли крысы все мои беды? Она смотрела так, как будто бы хотела запомнить меня и отомстить.»

Но…

Постойте.

Вийон замер на месте, уставившись на колодец, а затем – на то место, где, в его воспоминаниях, стоял Айнри.

Тогда, в детстве, он смотрел на мечущуюся крысу, а не на член Айнри, которым тот направлял струю мочи на животное – но одно было очевидно: девчонка вытворить такой фортель никогда бы не смогла.

– Идите к черту, – прошептал Вийон, обращаясь мысленно сразу и к душевидцу Ильмару, и к алхимику Норису. – Не знаю, почему его так назвали, но Айнри – не девчонка. Девчонка не смогла бы… Он мне не врал и не притворялся! И не был выдумкой! Вы меня чуть с ума не свели!

Он поднял голову вверх, закрыл глаза и улыбнулся, ощущая кожей льющийся с небес солнечный свет. В эту минуту он не был на помойке, а был где-то в раю или, по крайней мере, в его преддверии, ощущая себя так, словно тяжкий и мрачный груз свалился сразу и с его плеч, и с сердца.

– Айнри – настоящий! – Заорал Вийон что было мочи и рассмеялся.

Теперь нужно было вернуться назад и потребовать обещанные деньги у вкрадчивого и доброжелательного шарлатана, якобы видящего души.

Глава 13

По дороге Вийон определился с тем, как будет себя вести и что говорить. Жизненный опыт подсказывал ему, что спорить с людьми, уверенными в своей правоте и превосходстве, совершенно бессмысленно – так можно лишь потерять свое время и силы, и даже если что-то из сказанного им проймет душевидца – то, скорее всего, попросту разозлится и ничего не заплатит. Следовало действовать хитростью.

Ильмар Эпаларис открыл дверь на стук собственноручно – либо у него, в его роскошном и аккуратном доме, вовсе не водилось иных слуг, кроме кухарки (хотя в это и трудно было поверить), либо в данный момент они были заняты чем-то другим или отсутствовали. Все с тем же доброжелательным интересом он посмотрел в глаза посетителю. Вийон опустил взгляд. Неизвестно, как душевидцы видят души, но если этот шарлатан хотя бы чуточку что-то умеет – взглядом с ним лучше не встречаться, ведь хорошо известно, что глаза – это окна души.

– Простите, – промямлил корзинщик. Мямлить и заискивать за свою долгую жизнь, полную беспросветной нищеты и унижений, он научился великолепно. – Я… вы… Наверное, вы были правы. А я… не должен был себя так вести…

– Ничего, – успокоил его душевидец. – Вы пережили сильное потрясение, я все понимаю. Гнев – это одна из стадий принятия истины, я был готов к всплеску эмоций с вашей стороны, хотя и не ожидал, что это произойдет… так бурно.

– Простите… – Повторил Вийон.

– Не извиняйтесь, я же сказал: все в порядке. Хотите пройти и продолжить беседу?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Нет, мне нужно все это… хорошенько переварить. Нужно подумать. Вы и так мне очень помогли. Может быть, в другой раз?

– Хорошо, как хотите. Но учтите: я плачу за время или провожу бесплатный сеанс только в первый раз. Затем – если посетитель осознает, что наша с ним беседа принесла ему какую-то пользу, платит уже он. Не то, чтобы я нуждался в средствах, совсем нет. Но моя работа должна быть оплачена, и оплачена хорошо, это необходимая часть терапии – ведь иначе посетитель не будет ценить мои усилия и советы, а если не будет их ценить, то не станет им следовать, и все труды окажутся напрасны. Вы понимаете меня, мой друг?

– Да, господин… – Вийон быстро взглянул на душевидца и снова уставился в пол. – Мне нужно подумать…

– Конечно, думайте, – Ильмар прямо-таки источал благодушие. – Кстати, как раз сейчас проходит акция – два посещения по цене одного – но она скоро закончится, имейте это в виду.

– Да… наверное… Я приду… но не сейчас. Мне нужно работать… и все уложить в голове, что вы сказали… а потом я… наверное…

– Конечно-конечно, дорогой… как вас?..

– Вийон.

– Дорогой Вийон. Думайте столько, сколько вам будет нужно. Ну что ж, на этом, я полагаю, все? Больше я вас не задерживаю.

– Да… – Вийон чуть отступил. – А могу ли я… простите… могу я получить сикталь, который вы обещали?

Последовала короткая пауза, во время которой Вийон кожей ощутил пристальный и внимательный взгляд хозяина дома. Смотреть в пол стало невыносимо трудно, но он знал, что стоит поднять взгляд – как собеседник сразу все поймет. И что тогда? Разозлившись, ничего не заплатит? Прогонит Вийона вон? Начнет читать мораль? А может быть, душевидец уже и так все понял?.. Заплатит или нет?

– Конечно, мой друг, вот он, держите. – Ильмар протянул руку, в которой лежалсеребряный сикталь. И откуда он только его извлек? Неужели все это время держал зажатым в кулаке?

– О, благодарю вас! Благодарю, господин!

Вийон был готов пуститься в пляс, но сдержался и не стал выказывать свою радость слишком бурно, чтобы не вызвать подозрений. Он опустил монету в кошель, попрощался с Ильмаром и еще раз его поблагодарил, вышел за дверь и лишь когда душевидец затворил ее за ним, позволил себе подпрыгнуть от счастья. Серебряный сикталь! Он сказочно богат!

Быстрым шагом, а иногда и вприпрыжку, он двинулся по улице, счастливо улыбаясь прохожим. На что же потратить эти деньги? Снять, наконец, жилье? Нет, в этом нет смысла – Бейз уже установил цену, и даже если Вийон сейчас переедет, это не освободит его от выплаты долга. Купить еды для детей? Хорошая мысль, но Элеса не так давно отняла у него такой же сикталь, и, по идее, в ближайшие недели семья не должна была ни в чем нуждаться. Отправиться к Собирателю Дней и выкупить свои десять лет? Нет, не получится: ведь кроме сикталя, Вийон должен Собирателю еще и проценты, а значит – ему придется искать, где занять. Сохранить сикталь до лучших времен? Да, очень хорошая мысль, но… но время составленного астрологом гороскопа истекло еще вчера, и жить дальше, не зная, когда следует действовать, а когда лучше повременить, Вийону совсем не улыбалось. Может быть, если бы он не полез к алхимику сдуру, под влиянием вина, а спланировал бы свой поход на удачное время, когда звезды ему бы благоволили – кто знает, как бы все обернулось? Может быть, все прошло бы куда удачнее?

Да, без всяких сомнений: нужно как можно скорее получить новый гороскоп. Но на этот раз Вийон не станет обращаться к недалеким звездочетам Нижнего Города – ведь у него есть целый сикталь! – нет, он пойдет к Азиру Монтариду на Вторую Улицу Звезд, и заплатит за хороший, подробнейший гороскоп, как делал это в самые лучшие свои дни! И не просто заплатит за гороскоп, но еще и спросит, в какое время и где нужно действовать, чтобы помочь несчастному мастеру Байлу. Поскольку звезды знают все – значит, они должны знать и это тоже.

Знакомый слуга отворил дверь в дом Азира и провел корзинщика внутрь. По дороге Вийон обратил внимание, что часть мебели закрыта тканью, а в некоторых комнатах стоят пустые ящики и лежат стопки мешковины. Что-то тут происходило, но Вийон не стал задавать вопросы слуге, не желая лезть не в свое дело.

Высокий, уже начинающий полнеть от сидячей работы, астролог принял Вийона в своем кабинете. Он был немногим моложе Вийона – если считать по возрасту Вийона до посещения Собирателя Дней, и гораздо моложе – если считать с учетом посещения. Вийон в первый раз пришел сюда лет шесть или семь назад, когда Азир только поселился на Второй Улице Звезд и начал вести свою практику: заслышав о новичке, Вийон подумал, что тот, не имея клиентов, не станет брать с него слишком много – и не ошибся. В последующие годы Азир постепенно обзаводился знакомствами и клиентами, он по-прежнему вел себя доброжелательно по отношению к корзинщику, но все чаще отказывал ему в приеме, ссылаясь на наличие другого, более важного посетителя. Вийон не таил зла, хорошо понимая свое невысокое место в этом мире.

– Вийон! – Приветствовал его Азир. – Давно тебя не было. Снова наступили хорошие деньки? Пришел за гороскопом?

– Да, господин Азир, – поклонился корзинщик. – И не только за ним. Посмотрите, пожалуйста, что говорят звезды насчет одного дела: где и в какое время мне его лучше начать.

– Что это за дело?

– Старый мастер Опор и Проемов попал в неприятную историю, и может потерять все, что имеет. Может быть, напрасно, но я обещал ему помочь, только вот не знаю как. Я уже пытался поговорить с тем, кому должен старый мастер, но из этого ничего не вышло… Но что, если бы я пришел в другое время или оказался бы в другом месте, где звезды мне бы благоволили – кто знает, как бы все повернулось, верно?

– Ты верно рассуждаешь, Вийон, – согласился астролог. – Однако расчеты такого рода нетривиальны, отнимают немало времени, а значит, и стоят немало.

– Не беспокойтесь об этом, господин Азир! У меня есть деньги!

И Вийон поспешно полез в кошель, желая продемонстрировать серебряную монету. Может быть, в глазах успешного звездочета из Среднего города это и не была бог весть какая сумма – но это было намного больше, чем Вийон платил ему обычно.

Вот только… не было в его кошельке никакого серебра. Единственная монета, которая там обнаружилась – обычный медный таль. Вийон уставился на монету во все глаза. Он хорошо помнил, что потратил всю свою медь, оставшуюся со вчерашнего дня, на похлебку и хлеб сегодня утром. Откуда же взялась эта монетка? И главное – куда запропастился серебряный, буквально четверть часа отданный ему душевидцем? Украли? Вийон судорожно ощупал кошель, но не нашел никаких дыр или разрезов, а иначе вытащить монету было бы невозможно.

Он стоял и тупо смотрел на медяк в своей руке. Астролог откашлялся.

– П-п-простите… – Еле выдавил Вийон. – У меня был… я думал…

– Ничего, – Азир небрежно махнул рукой. – Я скоро переезжаю, и в последний раз составлю для тебя гороскоп бесплатно. По сути, я и так всегда брал с тебя намного меньше, чем с других моих клиентов, ведь ты был первым, кто когда-то обратился ко мне за услугами.

– Я помню, господин Азир… благодарю вас… А что случилось, почему вы переезжаете?

– Мой дядя – императорский царедворец, – объяснил Азир. – Недавно он умер, а поскольку он был бездетным, то имущество его было разделено между родственниками. Мне досталась старая башня в Верхнем городе – когда-то она была частью городских укреплений, но Дангилата так разрослась за последние столетия, что такого рода сооружения в Верхнем городе потеряли всякий смысл. Часть из них была продана сановникам или передана им во владение, поскольку, как ты наверное, знаешь, земля в Верхнем городе стоит очень дорого. Долгое время башня, которой владел мой дядя, служила обычным складом, но я хочу переделать ее под свои нужды, а позже приобрести и разместить на ее крыше большой телескоп. Астролог с собственной обсерваторией буквально под стенами императорского дворца – что может быть престижнее?

– О, поздравляю вас, господин Азир! Жаль, конечно, что не смогу вас больше увидеть, но искренне за вас.

– Спасибо, Вийон. Хотя радоваться случившемся и не слишком прилично – все-таки это наследство умершего человека… но я понимаю, о чем ты говоришь. Но к делу. Назови точную дату и место рождения человека, которому ты хочешь помочь.

– Ааа… – Вийон почувствовал себя глупо. – Я не знаю ни того, ни другого.

Азир Монтарид строго посмотрел на него.

– И с чем же мне прикажешь работать?

Вийон в ответ промямлил что-то бессвязное и растеряно развел руками.

– Ладно, – астролог поджал губы. – Пойдем другим путем. Твою дату и место рождения я знаю, а значит – можно отталкиваться от тебя, а не от твоего знакомого. Конечно, такой гороскоп будет менее точен, но что поделать? Итак, мне нужно узнать расположение благоприятных и неблагоприятных для тебя периодов на следующей неделе, а также выяснить, какой период лучше всего подходит для… как бы обозначить твое желание оказать помощь? Благотворительность и деловые сделки, я думаю? Период, который будет сочетать успешного того и другого?

– Полагаю, что так, господин Азир.

– Посиди там пока, – астролог указал на кресло в углу комнаты. – И не мешай мне, пока я работаю.

Вийон молча кивнул и устроился в кресле. Азир погрузился в вычисления – что-то чертил на бумаге, листал справочники, разложенные на его столе, сверялся с большой картой звездного неба, висевшей справа от входа в комнату, менял положение хитроумных механизмов, установленных на его столе и рядом с ним, и также заносил на бумагу полученные данные. Он уже почти завершил работу, когда явился слуга и сообщил, что прибыл и просит встречи некий Лассей – вероятно, еще один клиент Азира Монтарида. Астролог велел слуге попросить гостя подождать пару минут, наскоро зачитал Вийону его гороскоп на следующую неделю; относительно места, где тому следует быть для осуществления задуманного – сказал, что без даты и места рождения старого мастера вычислять это слишком долго и хлопотно; а по поводу времени, лучше всего подходящего для той же цели – указал две или три даты на следующей неделе, упомянув, правда, что благоприятствование для каждой из них выражено не слишком значительно.

– Но есть и период, когда для действий, направленных на благотворительность, на осуществление задуманного и на успех в начинаниях, звезды особенно благоволят, с удивительной силой, – сообщил Азир. – Этот период – сегодня, с трех до четырех часов сегодняшнего дня.

– Между тремя и четырьмя часами дня? Сегодня? – Заволновался Вийон. Из-за душевидца, выбившего его из равновесия на несколько часов, он потерял счет времени, перестав следить за ударами гонга на Часовой башне. – А сколько сейчас?..

Астролог молча показал на водяные часы в левой части комнаты. Часы показывали без четверти четыре.

Вийон в ужасе схватился за голову.

– Уже почти четыре!.. Мое время!.. Значит, если бы я что-то делал сейчас, был бы где-то еще – я бы смог… Прошу вас, господин Азир, скажите место, где мне нужно находиться! Ведь другого шанса у меня не будет!

Но Азир отрицательно покачал головой.

– За пятнадцать минут я все равно не успею его вычислить, а ты – не успеешь добежать. Прости, Вийон. Может быть, не следовало мне говорить об удачном времени, которое вот-вот закончится, чтобы не волновать тебя понапрасну… А теперь, будь добр, уйди – у меня очень важный и богатый клиент, а деньги мне сейчас, в связи с переездом, очень пригодятся.

Растерянный и расстроенный до глубины души, Вийон вышел из комнаты, медленно направился к выходу и прижался к стене, пропуская хорошо одетого, тучного мужчину, которого слуга препровождал в кабинет Азира Монтарида. Корзинщик замешкался у двери, терзаясь мыслями о том, что было бы, если бы он не пошел к астрологу, а направился бы какое-нибудь другое место – как знать, вдруг там судьба улыбнулась бы ему и он бы осуществил задуманное?.. Но что он мог сделать, куда пойти?.. На ум не приходило ничего путного. И все же, ему казалось, что что-то было, какое-то несовпадение или наоборот соответствие, какая-то даже не мысль, а ее тень, неоформленная и еще не осознаваемая идея на самом краю сознания. Он так ушел в себя, что не заметил, как подошел слуга и отворил дверь. Вийона выпроводили; он медленно побрел к воротам, пытаясь ухватить ту ускользающую мысль.

А когда ухватил, то замер посреди улицы, не веря себе и еще раз – и не раз, а раз за радом – пытаясь все сложить.

Затем он обернулся и со всех ног помчался обратно к дому Азира Монтарида.

– Хозяин занят, – недовольно сообщил слуга, открывая дверь, в которую неистово молотил Вийон. – Не шуми.

– Мне нужно… очень нужно!.. очень-очень нужно увидеться с ним прямо сейчас!..

– Нельзя, он занят, – слуга стал закрывать дверь, но Вийон поставил в щель ногу.

– Потом такой возможности не будет! Это очень важно, и для него тоже!..

– Что такое? – Слуга посмотрел на корзинщика недоверчиво и надменно.

– Нет времени объяснять, последние минуты уходят! Срочно! Минутный разговор! Я все равно не уйду! Буду колотить в дверь пока не пустите!

– Стражу позову! – Пригрозил слуга.

– Делай что хочешь, но мне нужно поговорить с Азиром!.. Да он тебя уволит, если узнает, что упускает!

Взгляд слуги по-прежнему выражал недоверие, но теперь в нем появилось сомнение.

– Хорошо, я спрошу…

Велев Вийону подождать в коридоре, слуга заглянул в кабинет хозяина. Через несколько секунд он вышел, а следом за ним – Азир Монтарид.

– Вийон? – Астролог был не на шутку рассержен. – Я ведь сказал тебе, что это наша последняя встреча и что сейчас у меня важный клиент! Похоже, я все это время был слишком добр к тебе, и ты решил, что теперь тебе все позволено?!

– Простите, господин Азир! Это очень важно и займет всего одну минуту вашего времени! Вы говорили, что собираетесь переезжать в Верхний Город, в башню, которую хотите перестроить в обсерваторию и всячески обустроить под свои нужды. А что, если я скажу вам, что знаю лучшего в городе мастера Дежьена Опор и Проемов, который мог бы превратить ваше жилище в нечто совершенно необыкновенное? Место, где все помогало бы вам в работе, и сами звезды были бы ближе и читались бы яснее, чем где-либо еще?

Астролог заскрипел зубами.

– И для этого ты оторвал меня от дела? – Казалось, еще чуть-чуть, и он ударит Вийона. – Мне и самому нетрудно разузнать адреса мастеров архитектурного дежьена! В этом ли дело?! Услуги лучших из них стоят баснословных денег, и именно поэтому тебе нечего больше делать в моем доме! А теперь – убирайся!..

– Подождите еще минуту, господин Азир! А если бы я сказал, что лучший в городе, а может быть и во всем Ильсильваре мастер поможет вам перестроить башню совершенно бесплатно, не возьмет ни единого таля за свою работу, и все, что вамнужно будет сделать – оплатить услуги строителей и цену материалов.

Сжав губы и прищурив глаза, астролог несколько секунд пристально разглядывал корзинщика, словно пытаясь отыскать на его лице признаки безумия или обмана.

– Если бы я услышал нечто подобное, – медленно и взвешенно выговаривая слова, произнес Азир. – То ответил бы, что это, несомненно, какой-то обман или розыгрыш. С чего бы лучшему в Ильсильваре мастеру трудиться на меня задарма несколько месяцев?

– С того, что и от вас кое-что потребуется в ответ.

– Вот как? И что же?

– Несколько месяцев, в свободное от иных дел время, вы будете помогать другому человеку, нуждающемуся в помощи астролога.

– Другому? – Азир снова прищурился. – А мастеру-архитектору что с этого?

– А это, господин Азир, долгая история. Я бы поведал вам ее, но не хочу отнимать слишком много вашего времени, – Вийон показал глазами на дверь кабинета. – Если захотите, расскажу в другой раз, но сейчас я хочу получить ваш ответ.

– Я даже не знаю… А как зовут твоего мастера и того, кому я должен буду помочь?

Вийон назвал имена.Азир раздумывал некоторое время, почесывая короткую поросль на подбородке.

– О Байле Хадзи я наслышан, но, говорят, он стал совсем стар и больше не работает. О Норисе Белтариде многие отзываются неприязненно, как о человеке бессердечном и скупом, но, полагаю, я мог бы потерпеть его общество два или три месяца…

– Он очень увлечен своим новым детищем, господин. Полагаю, вас оно заинтересует. Что касается Байла, то для вас он сделает исключение.

– Ну что ж, если все действительно так и если нет других условий… я был бы дураком, если бы отверг такое предложение!

Вийон мысленно выдохнул. Неужели все получилось? Но нет, это был лишь первый шаг. Для того, чтобы все сложилось, как надо, следовало уговорить еще трех человек и совершить несколько действий, в успехе которых корзинщик вовсе не был уверен.

– Есть еще одно условие, совсем небольшое. Если вас спросят – говорите, что живете в Верхнем городе, а в Среднем практиковали лишь временно, с целью получить дополнительную практику или еще для чего-нибудь.

– Ну… – Азир задумчиво покачал головой. – Полагаю, я могу это сказать. Ведь по сути, так оно и есть.

– Благодарю вас, господин. – Вийон склонился в поклоне. – Простите, что пришлось отвлечь. Не смею вас больше задерживать. Как только все будет устроено, я сообщу вам о подробностях, времени и месте встречи с мастерами Байлом и Норисом.

– Всего хорошего, Вийон.

Астролог вернулся в свой кабинет, а Вийон в сопровождении слуги направился к выходу из дома. Еще по пути к двери он начал обдумывать свой следующий шаг, и продолжил напряженно думать, оказавшись за порогом. Теперь нужно было уговорить алхимика, а добиться встречи с ним и убедить помочь будет потруднее, чем в случае астролога, настроенного по отношению к Вийону,как правило, благожелательно.

Спустя полчаса или немногим больше, Вийон достиг Дымного переулка. Во время предыдущего посещения он был здесь поздно вечером, почти ночью, когда людей на улицах почти уже не было, а сам переулок пованивал химикалиями значительно слабее, чем днем, когда алхимики из всех соседних домов варили киноварь, жгли серу и смешивали над горящим огнем различные едкие кислоты. В лавках продавали редкие материалы, порошки и смеси – при том часть товаров предназначалась только для алхимиков, для дальнейших смешений и опытов, а часть могла быть полезна и простым людям – некоторые зелья, по утверждению продавцов, продлевали жизнь и излечивали все болезни, кроме лишь тех случаев, когда выпивший их травился и заболевал еще тяжелее, чем прежде. Вийон обогнул лавочников и прошел по вонючему темному переулку; достигнув нужного дома, он постучался в дверь.

Открылось смотровое окошечко, откуда выглянул налитый кровью глаз хальстальфарского великана.

– Опять ты. – Послышался гулкий голос. – Я тебе все кости переломаю.

– Господин Харбус, мне очень нужно поговорить с вашим хо…

– Пошел вон! – Проревел сторож.

Глаз пропал, окошко закрылось и стало слышно, как с той стороны двери отодвигают засов. Вийон благоразумно отошел на несколько шагов назад.

– Вон! – Рявкнул Харбус, появляясь на пороге. – Вон пошел!

– Господин Харбус, мне очень нужно по…

– Вон!

Как-то раз на памяти Вийона в Дангилату привезли удивительное животное – слона, который оглушительно трубил посредством длинного хобота и мог подниматься на задние лапы, когда дрессировщик колол его острым железным шипом. Слон вскоре умер, не пережив зимы, но рев его корзинщик запомнил на всю жизнь. Сейчас же он подумал, что Харбус, наверное, смог бы переорать того слона без каких-либо усилий.

– Господин Харбус, – пробормотал Вийон, отступая еще на шаг. – Мне очень нужно…

От рева, полного ярости и злобы, у корзинщика едва не заложило уши.

– Сюда иди! – Орал Харбус, двигаясь вперед, сжимая и разжимая свои страшные руки, каждая из которых была толще Вийоновой ляжки. – Щас я тебе все дам, что нужно! Давай! Иди ко мне! Ну?!

Вийон правильно оценил ситуацию и бросился бежать прочь со всех ног за секунду до того, как вперед рванулся Харбус. Говорили, что хальстальфарцы не только сильны и высоки ростом, но и ловки – однако, если когда-то это было верно и в случае Харбуса, то спокойная жизнь в Ильсильваре и ежедневные пивные возлияния сделали свое дело. Сразу он Вийона не поймал, а долго гнаться за щуплым корзинщиком либо не захотел, либо не смог. Пробежав два квартала так, как будто за ним гнался тигр (хотя, возможно, тигр был бы более разумен и менее опасен, чем Харбус), Вийон позволил себе глянуть назад – и понял, что его уже никто не преследует. Тогда он остановился и, тяжело дыша, стал смотреть как Харбус возвращается в дом и,кинув напоследок злобный взгляд на улицу, запирает за собой дверь. Стало ясно, что таким образом к Норису Белтариду не пробиться.

Но Вийон не собирался отступать. Подобрав камешек, он снова приблизился к дому. Он помнил расположение комнат и полагал, что Норис и сейчас, как обычно, работает у себя наверху. Прицелившись, он кинул камешек в ставни второго этажа и закричал:

– Господин Норис! Господин Норис!

На этот раз вылетевший из двери Харбус гнался за ним уже гораздо дольше, но и в этот раз не сумел поймать. Когда сторож вернулся в дом, Вийон подобрал следующий камушек, снова запустил им в ставни и снова закричал. На третий раз тяжело дышащий, совершенно багровый от ярости и напряжения Харбус не стал гнаться за корзинщиком, а вышел на улицу, держа в руках арбалет. Вийон едва не упал в обморок, увидев оружие, но в этот момент, на его счастье, открылось, наконец, окошко на втором этаже и из дома выглянул недовольный алхимик.

– Что тебе надо, мошенник?! – Крикнул он. – Проваливай!

– Только поговорить с вами, господин Норис!

– Мне не о чем с тобой разговаривать.

– Я от вас не отстану!

– Тогда Харбус тебя пристрелит, как шелудивого пса. Каковым ты, собственно говоря, и являешься.

– Тогда… тогда… – Вийон с ужасом посмотрел на сторожа, неторопливо целящегося в него из арбалета. – Тогда сюда придет стража и вам придется с ними объясняться!

– Ну и что?

– Это отнимет у вас час! А то и два! А я не займу у вас много времени! Всего минуту, господин Норис! Одну минуту и я уйду.

Норис Белтарид поморщился. Затем он посмотрел на своего охранника.

– Харбус. Пусть зайдет.

Норис закрыл окно. Огромный хальстальфарец опустил арбалет и с омерзительной ухмылкой поманил Вийона пальцем. Вийона била нервная дрожь, а каждый шаг давался с неимоверным трудом, когда он подходил к дверям.

Как только он подошел достаточно близко, Харбус положил ему тяжелую руку на плечо, наклонился и вкрадчиво прошептал:

– Надеюсь, ты замолил все грехи, прежде чем идти сюда?

Вийон сглотнул. Стыдно сказать, но в этот момент он думал не столько о незамоленных грехах, сколько о том, как бы ненароком не обмочить штаны.

– Хотя о чем я говорю, – сам себе ответил Харбус. – В вашей поганой еретической стране, наверное, уже и божьих храмов-то не осталось.

Охранник втолкнул Вийона в прихожую. Не отпуская плеча корзинщика, повесил арбалет на стену, запер за собой дверь и толкнул Вийона едва ли не в ноги спускающемуся по лестнице Норису Белтариду.

– Я слушаю. – Холодно сказал Норис, останавливаясь на лестнице за две ступеньки до пола. – У тебя одна минута.

– Вы думаете, что я мошенник, господин Норис, но я честный человек! Я нашел для вас астролога, как вы хотели…

– Какого-нибудь неумеху и шарлатана, вылезшего из той же помойной ямы, что и ты сам? – Презрительно скривился алхимик.

– Нет, одного из лучших! Астролога с очень большой практикой! Из Верхнего города! С целой башней, обустроенной лучшими мастерами Опор и Проемов! С телескопом! Со своей обсерваторией!

– Что ты мелешь? Тебя в Верхний город и не пустит никто! Я удивлен, что тебя пускают в Средний…

– Думайте, что хотите, но я говорю правду! Более того, астролог этот так заинтересовался вашей работой, что готов помогать вам два или три месяца совершенно бесплатно! Он очень состоятельный человек и не нуждается в деньгах! А уж потом – как пойдет, вы уж с ним сами договоритесь…

– И как же зовут твоего знаменитого астролога? – Скривился Норис. Видно было, что он не верит ни одному слову Вийона.

– Скажу, если вы пообещаете кое-что сделать!

Норис вопросительно приподнял бровь.

– Расскажите мне, как поймать Колесного Зверя!

Губы Нориса сжались в тонкую ниточку. Он некоторое время разглядывал Вийона, прежде чем ответить.

– Зачем тебе это знание? Оно ничего тебе не даст. Воспользоваться им ты не сможешь.

– Очень нужно. Если вы уверены, что оно для меня бесполезно – так тем лучше для вас: вы ничего не потеряете.

– Ну хорошо, – Норис пожал плечами. – Если меня устроит кандидатура твоего астролога, я расскажу тебе, как поймать Колесного Зверя.

– Азир Монтарид.

– Ну вот, как я и думал, – Норис махнул рукой и отвернулся. – Снова обман. Юнец из Среднего города. И это все? Как же ты глуп и убог, мошенник. Неужели ты думал, что меня так легко провести и я не знаю ученых людей Дангилаты? Харбус, можешь делать с ним…

– Нет!!! – Заверещал Вийон, ощущая, как тяжелая рука на его плече неумолимо сжимается. – Он из Верхнего! Клянусь!.. У него там целая башня!.. А здесь он только учился!.. Ааааа!.. Клянусь!..

Норис сделал легкий жест, веля охраннику слегка ослабить хватку. Ужасающее давление ослабло, но Вийон все еще не был уверен, что ему не раздавили кости и попытался пошевелить рукой. Харбус тут же слегка сжал пальцы, намекая, чтобы корзинщик и не думал дергаться.

– Зачем врать, если я знаю правду? – Укоризненно сказал Вийону Норис. – Азир Монтарид живет и принимает клиентов на Второй Улице Звезд.

– Он здесь лишь временно, – тяжело дыша, ответил Вийон. – Только для практики. Но он из хорошей, состоятельной семьи и вскоре вернется в свою обсерваторию в Верхнем городе, как только там будет завершен ремонт. И он давно уже не юнец! Он уважаемый астролог, один из лучших!

– Ты обманул меня один раз и я не позволю тебе сделать это еще раз, – Норис осуждающе покачал головой.

– Я не лгу! Вы ведь можете это проверить! Спросите своего человечка, владеет ли Азир Монтарид башней в Верхнем городе!

В глазах Нориса появилось сомнение.

– Что-то ты слишком настойчив для лжеца... Гомункул еще не отошел от того, что ты учинил с ним вчера, но полагаю, одну простую вещь спросить у него можно. – Алхимик испытующе заглянул в глаза несчастного Вийона. – Но предупреждаю: если окажется, что ты лжешь, я не стану слушать никаких оправданий. Харбус переломает тебе все кости – и это не пустая угроза, Вийон.

– Хорошо, пусть так. – Вийон затрепетал. А что, если гомункул наврет? Или ошибется? Или Норис задаст ему неправильный вопрос. Нет-нет, не стоило об этом думать – теперь у него не только мучительно пульсировало плечо, но и подкашивались от страха ноги.

Заикаясь, он все же сумел из себя выдавить:

– Я г-говорю правду. М-можете это проверить.

– Харбус, тащи его наверх. – Утомленно распорядился Норис и стал подниматься по лестнице.

Лаборатория ничуть не изменилась со вчерашнего дня. Булькало варево в котелке над огнем, пованивали колбы, заспиртованные уродцы плавали в своих банках на полках. Сморщенный крошечный человечек одиноко висел посреди стеклянной емкости, заполненной мутноватой жидкостью.

Норис подошел к аквариуму с гомункулом, присел на корточки и легонько постучал по стеклу. Веки человечка слабо дрогнули, изможденным вздором он посмотрел на Нориса.

– Есть ли у астролога Азира Монтарида собственная башня в Верхнем городе? – Негромко спросил Норис.

Вийон не чувствовал связи с маленьким искусственным существом – как в прошлый раз, когда алхимик велел ему самому задать вопрос, но ощутил отзвук ответа, подобие беззвучного шелеста или непроизнесенного, но совершенно ясного слова, пролетевшего по комнате, и это слово было короткое «Да». А потом гомункул закрыл глаза и Норис выпрямился.

– Удивительно, – хозяин дома почесал подбородок. – Ты не солгал…

– Эта… – Вдруг прогудел Харбус откуда-то из-под потолка. – А эта чо, господин Норис – этот уродец ваш, выходит, все на свете знает? Так может его спросить, кто где золото запрятал, а?

– Харбус, – алхимик закрыл лицо ладонью. – Ступай вниз.

– А с ним чо? – Охранник подвигал рукой с Вийоновым плечом так, что несчастного корзинщика замотало туда-сюда, словно моряка во время шторма. Бедолага взвыл от боли.

– Оставь его.

Когда Харбус ушел, Вийон осторожно подвигал плечом. Болело ужасно, но, по крайней мере, он мог шевелить рукой – а это значило, что кости не сломаны, и вскоре все, дай бог, само заживет.

– Что ты знаешь о Колесном звере? – Спросил Норис.

Вийон хотел было пожать плечами… но нет – это была плохая идея. Он снова едва не вскрикнул. Справившись с приступом боли, сказал:

– Почти ничего. Он бродит по мирам и способен находить очень редкие, особенные вещи.

– Тебе эти вещи не принесут никакой пользы, – сказал Норис. – Потому что ты не маг и не сноходец. Ты даже не сможешь заключить их в зелье или эликсир, как это делаем мы, алхимики. Потому что эти вещи – не всегда, но как правило – не появляются в вещественном мире. Это вещи из снов и с тонких планов, где живут демоны и ангелы.

– И все же, я хочу знать, как его поймать, – произнес Вийон. – Вы обещали.

– Я помню, что обещал. Колесный Зверь порожден смешением сил Безумца и сил Луны, вот почему он обходит правила, непреложные для других. Будучи живым, также он подобен колесу, что в бесконечном своем беге легко пересекает границы яви и снов. Поймать его одновременно и сложно и легко. Колесо может свободно катиться до тех пор, пока не застрянет в грязи. Итак, если мы хотим поймать Колесного Зверя, нам требуется грязь, но не обычная грязь, а особенная грязь – чистая эссенция грязи. Имея некоторое количество этой эссенции, следует разлить ее в сновиденном отображении собственного дома – и далее ждать, пока к тебе не забредет Колесный Зверь и не увязнет в расставленной ловушке. Может пройти день, может неделя, а может год или два прежде чем это произойдет. Способ муторный, не спорю, но другого нет.

– А как изготовить эту… эссенцию? – Растеряно спросил Вийон. Все оказалось намного сложнее, чем он думал.

– Я могу сообщить тебе формулу, но, во-первых, ты ее не запомнишь и не поймешь, а во-вторых, не сможешь воспользоваться ею. Может быть, всего два или три алхимика в этом городе достаточно искусны, чтобы управляться с чистыми эссенциями явлений, заключая их в сложные зелья и эликсиры. Полагаю, ты не раз видел якобы торгующих на улице эссенциями Доброжелательности, Ума, Любви, Удачи и прочими такого же рода? Это все шарлатаны, и изделия их в лучшем случае не имеют никакой силы, а в худшем могут принести вред, ибо в них намешано бог весь что, и даже в самом редком и лучшем случае продаваемые ими эссенции недостаточно хорошо очищены и потому могут иметь массу побочных эффектов. Так что да – я могу дать тебе формулу, ибо она и так известна тем, кто способен ею воспользоваться, но формула будет совершенно бесполезна и даже вредна для тебя или для неумехи, которому ты ее отнесешь.

– А вы сами… можете изготовить это зелье?

– Конечно, – Норис пожал плечами. – Но я не собираюсь терять целых две недели своей жизни на то, чтобы выполнять твои прихоти. Ты никогда не соберешь достаточно средств, чтобы оплатить мои услуги, и дети твои не соберут и внуки – даже если вы все будете трудиться не покладая рук сто лет подряд.

– А сколько стоит ваш дом? Не этот, а тот, который в Верхнем городе, с внутренним пространством большим, чем внешним? Что, если я верну вам его в целости и сохранности? Тогда вы сделаете для меня это зелье?

Алхимик рассмеялся.

– Ты очень самонадеян, Вийон. Или держишь меня за дурака. Как ты можешь вернуть мне дом в целости и сохранности, если даже его создатель Байл не может никак его поправить?

– Он может! Вы просто не дали ему время!.. – Воскликнул корзинщик.

– Мы это уже обсуждали, Вийон. Не стоит повторяться.

– Вы получите свой дом! А взамен вы сделаете для меня зелье, которым ловят Колесного Зверя и перестанете преследовать мастера Байла!

Норис покачал головой и заметил.

– Мне кажется, ты хочешь меня надурить.

– Вы не верили мне, но я нашел вам астролога из Верхнего города, как вы и хотели – талантливого и состоятельного человека с собственной обсерваторией, работа с которым ничуть не принизит ваш статус! Поверьте мне и на этот раз!

– Я ничему не собираюсь верить. – Отрезал Норис. – Если случится чудо и мой дом вернут мне в том виде, в каком он должен быть – ты получишь свое зелье. Но только после того, как я получу дом, и не днем раньше!

– Хорошо. Но отзовите приставов, которые мучают мастера Байла! Пусть ему хотя бы вернут его книги и не выгоняют из дома! Иначе он просто не сможет сделать того, что вы хотите. Дайте ему еще неделю или две – что изменится за это время?

Норис задумался.

– Хорошо, – вздохнул он. – Ты меня порядочно утомил, Вийон. У твоего Байла есть еще неделя, и я попрошу судью вернуть ему книги. Доволен? Но упаси тебя боги и демоны обмануть меня на этот раз. Я очень не люблю чувствовать себя дураком. Если в течении недели этот дом так и останется закрытым, без дверей, с двумя комнатами внутри – я отниму все у Байла, все до последнего медяка, а тебя… я даже не знаю, что с тобой сделает Харбус. И, поверь мне, тебе этого тоже лучше не знать.

– Вы все получите вовремя, господин Норис, – стараясь, чтобы его голос не дрожал, проговорил Вийон.

Когда он спустился вниз, вышел за дверь и покинул Дымный переулок, солнце уже садилось. Вийону нужно было поговорить еще с двумя людьми, но беседу с Байлом можно было и отложить (тем более, что Вийон был уверен в положительном ответе), а вот посещение чучельника могло затянуться. Ночевать же опять на улице, рискуя попасться страже, Вийону нисколько не хотелось. Поэтому, почесав затылок, он отправился домой, в Нижний город, по пути осторожно разминая ноющее плечо. Денег у него на еду не было совсем, ведь на один таль ничего толком-то и не купишь, но Вийону же не впервые было ложиться спать на пустой желудок. Ни Флеба, ни детей во дворе уже не было, а вскоре по возвращении Вийона появился Майрын, таща за собой нераспроданные за день корзины. На рынке Майрын так устал и так торопился домой, к жене и сытному ужину, что даже не стал расспрашивать товарища о том, где тот пропадал весь день. Попрощавшись с Майрыном, Вийон лег спать и снова во сне оказался в лабиринте с высокими темными стенами. Он брел вперед, сворачивая то вправо, то влево, искал выход, но никак не мог его найти. Иногда ему казалось, что впереди есть кто-то живой, но мысль об этом вызывала не радость, а тревогу и страх. Вийон прятался в темноте, выжидал и снова шел дальше, а лабиринт все никак не кончался.

Глава 14

Вийон проснулся усталым и вялым. Какой-то своей частью он все еще был в лабиринте, бродил по его бесчисленным коридорам в поисках выхода, и эти повторяющиеся сны с каждым разом отнимали все больше сил. С трудом поднявшись, он посетил нужник, а затем пошел к колодцу, чтобы умыться – все как обычно. Не смотря на раннее утро, к колодцу уже выстроилась очередь в полтора десятка человек, а когда поднимется солнце, людей станет в десять раз больше. Из Данги – реки, на берегу которой стояла столица ильского государства – пить было нельзя, потому что большую часть городского мусора, в конечном итоге, сбрасывали в реку. Спасали только колодцы, но воды из них не хватало, особенно с учетом того, что половина из них находилась в частной или государственной собственности, а каждый день платить за воду могли позволить себе далеко не все.

Начался день – такой же, как все остальные. Вийон многое отдал бы, чтобы отдохнуть день-другой как следует и хорошенько выспаться, без навязчивых снов с лабиринтом, но увы – выбирать не приходилось. Ему как можно скорее нужно было посетить еще двух человек в Среднем городе, однако даже и это дело уступало более насущному: в кошельке, не считая злосчастного таля, не было ровным счетом ничего. Следовало заработать хотя бы немного, чтобы было, на что купить поесть.

Из-за усталости и вялости он работал медленнее обычного, и ощутимо отстал от Майрына и Флеба. Мальчишки – Этар и Гипел – определенно делали успехи: скоро их корзины уже можно будет выставлять на продажу, но пока еще они выходили кривыми и недостаточно прочными. То Майрын, то Флеб иногда отвлекались от своей работы, чтобы поправить мальчиков или прикрикнуть на них, если те начинали проказничать вместо того, чтобы заниматься делом. Ближе к полудню появился Бейз – он оценил работу каждого из корзинщиков и неодобрительно поджал губы, увидев результаты сегодняшнего труда Вийона.

– Загулял вчера? – Осведомился Бейз, подбирая несколько прутьев и складывая их друг с другом в пучок.

– Так получилось, господин.

– Я тебя тут не для того держу, чтобы ты шатался без дела, – ровным голосом сказал Бейз, сжимая пучок прутьев в руке на подобие самодельного хлыста. – Что насчет моей корзины желаний? Забыл уже о ней?

– Нет, господин, я…

Вийон вскинул руки, чтобы защититься и опустил голову, но Бейз был проворнее. Пучком прутьев он хлестнул Вийона по щеке, по боку, по плечам, по спине – каждый раз меняя направление удара таким образом, чтобы корзинщик не мог защититься. Вийон скулил и вскрикивал от каждого удара, а под конец – свернулся на земле, закрыв лицо руками и поджав ноги. Поначалу он просил Бейза не бить его, но быстро перестал – во-первых, это было бесполезно и как будто бы только раззадоривало работодателя, а во-вторых, он просто не хотел этого делать. Было странно и непривычно ощущать, что проще перетерпеть боль, чем просить о сострадании. Ведь он привык жаловаться и умолять, что же изменилось на этот раз?..

Бейз выбросил ивовые прутья и с отвращением вытер руки, испачканные в древесном соку. Он тяжело дышал и смотрел на Вийона с ожесточением.

– Будет намного хуже, если ты не сделаешь того, что я хочу, – пообещал он. – Намного, намного хуже… мешок бесполезного дерьма.

Цедя ругательства и угрозы, Бейз ушел. Кое-как поднявшись, Вийон вернулся к работе. Трепка немного его расшевелила, вот только теперь к усталости и голоду добавилась боль от рассеченной и опухшей кожи. Товарищи, молча пялившиеся на избиение, теперь усердно делали вид, что целиком погружены в работу и ничего не видели и не слышали.

К тому моменту, когда Вийону и Флебу пора было отправляться на рынок, кожа на теле Вийона еще кое-где саднила, но в целом, боль уже прошла. Торговля в этот день протекала относительно неплохо, даже не смотря на то, что на один час Вийон отошел подальше от лавки, так как по полученному вчера гороскопу, это время не было благоприятным для ведения дел. Он посмотрел по сторонам – не вылезет ли снова та странная крыса с очередным посланием? – но ничего подозрительного или примечательного не заметил, и поэтому направился в сторону лавки хлебопека: вырученных монет как раз хватало на то, чтобы купить свежую лепешку. Перекусив, Вийон почувствовал себя лучше, но все же усталость и вялость полностью не ушли. «Что такое со мной?» – Подумал Вийон. – «Неужели, я заболел?» Эта мысль пугала, ибо для бедняка вроде него любой серьезных недуг означал катастрофу – кормить задарма его во время болезни никто не станет. Но нет: он чувствовал потерю сил, но не было ни жжения в горле, ни болей в животе, ничего подобного, что указывало бы на болезнь. Стоило ему закрыть глаза, как он снова видел стены лабиринта. Неужели причина в этом? Дурной повторяющийся сон, который отнимает силы?

Делать нечего, неприятность эту надо было как-то устранять, и поэтому, вернувшись к лавке, Вийон обратился к Мелану Ортцену, который, поздоровавшись утром с Флебом, демонстративно не замечал Вийона.

– Господин Мелан…

В ответ сноходец немедленно повернулся к Вийону спиной, демонстрируя полнейшее нежелание вести какие-либо беседы. Но выхода у Вийона не было, и он продолжил:

– Господин Мелан, простите меня! Я не хотел показаться невежливым! Я очень ценю то, что вы потратили на меня свое время и попытались помочь! Я не стал расплетать вашу ловушку – как видите, нашей лавки здесь до сих пор нет…

– Какой еще лавки? – Встрял Флеб.

Вийон легонько ударил его по щеке и показал на стол с товарами, веля обратить внимание на покупателей. Раздраженно ворча, Флеб отошел, а Вийон, снова обращаясь к широкой спине Мелана, добавил:

– Мне стала сниться извивающаяся дорога под треугольным небом, а затем я попал в лабиринт. Я хожу по нему уже несколько ночей и не нахожу выхода, а днем после этих снов чувствую себя нехорошо. Господин Мелан, подскажите, как быть? Очень вас прошу.

Мелан совершил четверть оборота, затем повернул голову и окинул Вийона неприязненным взглядом.

– Лабиринт поглощает силу, – сказал Мелан. – Но также и сохраняет ее. Некоторые полагают, что сонных лабиринтов несколько, другие же уверены, что существует только один лабиринт с разными отделениями. Чем сильнее притяжение и чем запутаннее лабиринт, тем сложнее найти выход или сокровищницу, но тем выше награда.

– Что за сокровищница, господин Мелан?

– Место, связанное либо с потерянной сноходцем силой, либо с родовой силой, либо с иной силой, которой он мог бы обладать, но не обладает.

– И эта сокровищница одновременно есть и выход?

– Нет! – В голосе Мелана прозвучало раздражение. – Выходов множество, как и входов.

– И как мне отыскать их? И сокровищницу? – Озадаченно спросил Вийон.

– Откуда я знаю? Ищи сам! – Мелан снова отвернулся. – Я больше никому не помогаю. Каждый добрый поступок выходит мне боком! Скажу лишь, что если ты не найдешь ни того, ни другого, то лабиринт со временем поглотит твою душу, ибо, по всей видимости тот лабиринт, в которым оказался ты, чрезвычайно силен. Больше не мешай мне и не лезь с разговорами.

И с этим словами Мелан завел беседу с покупателем, подошедшим к его краю стола, а Вийон, задумчиво потирая лоб, вернулся к своему краю. Слова о потере души серьезно его обеспокоили.

– Флеб, – сказал Вийон. – Мне нужно уйти.

– Что, опять? Мне надоело уже торговать вместо тебя! Да, ты тоже подменял меня – но не также часто!

– Надеюсь, это в последний раз. Все, что заработаешь сегодня с моих корзин, можешь оставить себе.

– Нет-нет! – Молодой корзинщик замахал руками. – Мне чужого не надо! Иди уж, раз так необходимо!..

– Спасибо, Флеб.

Вийон покинул рынок и снова направился в Средний город. На этот раз его путь лежал в магазин чучельника.

Зловещая лавка с застывшими животными и птицами, как раньше, была погружена в полумрак, становившийся беспроглядной темнотой в дальней части комнаты. Звуки улицы как отрезало, когда Вийон, приложив немало усилий, зашел внутрь и закрыл за собой дверь. Удивительное дело: магазин, который не притягивал покупателей, а напротив, внушал страх и отпугивал их – однако, судя по всему, дела у Эгиара Амарида шли неплохо. Вийон стоял у дверей, не в силах идти дальше. Нечто большое и опасное как будто подбиралось к нему все ближе и ближе. Вийон осознал, что еще немного и нечто либо разорвет его на части, либо он сам, не выдержав накатывающего страха, в панике бросится прочь, и отчаянно закричал:

– Господин Эгиар! Господин Эгиар!

Зловещая невидимая сила приблизилась, но не стала убивать корзинщика – может быть, приглядывалась к нему и облизывалась, а может быть, ей и вовсе было запрещено нападать на посетителей без разрешения. Мучительно тянулись секунды, отмеряемые бешено колотящимся сердцем Вийона… Он не услышал ни скрипа двери, ни звука шагов, ни шороха одежды – Укротитель Духов выплыл из темноты словно призрак, обретающий видимую форму передней стороной своего туловища, а задней оставаясь растворенным во тьме. Слегка выпученные, неподвижные глаза делали его еще больше похожим на демона или, по крайней мере, на одержимого. Он стоял напротив Вийона и молчал.

– Г-господин Эгиар, – едва выдавил из себя Вийон. – Я з-заходил к вам несколько дней назад…

– Я помню, – равнодушным голосом оборвал его чучельник. – Что тебе надо?

Вийон сглотнул, собрался с духом и произнес, уже почти не запинаясь:

– Вы говорили про Колесного зверя, что, мол, хотите поймать его. А еще вы говорили, что у вас есть Союзник, который может найти все, что можно найти и даже то, что найти нельзя… Я знаю, как поймать Колесного зверя и даже принесу вам средство для этого, если вы отдадите мне того Союзника.

– Каким образом нищий и неученый человек вроде тебя может знать что-либо о Колесном звере? – Скривив губы, спросил Эгиар.

– Нищий и неученый человек поговорил с человеком состоятельным и ученым, и кое-что узнал, – ответил Вийон.

– Никто не станет делиться сведениями подобного рода просто так. – Пожал плечами чучельник. – Ты либо обманулся сам, либо надеешься обмануть меня… надеюсь, верно первое, ибо второе с твоей стороны было бы большой глупостью.

– Я бы никогда не стал обманывать вас, господин Эгиар! По правде сказать, я боюсь вас до коликов. – Признался Вийон. – Но также я уверен, что не стал жертвой обмана, потому что цена за эти сведения была высока, и человек, который сообщил мне их, хоть и не слишком добр, но не кажется склонным ко лжи.

– Что ж, – помолчав, сказал Эгиар Амарид. – Если ты не лжешь и сам не обманут – я согласен на сделку. Я отдам тебе лучшую из своих ищеек в обмен на сведения о Колесном звере и средстве для его поимки.

– Сведения я могу предоставить хоть сейчас, – ответил Вийон. – Но средство принесу лишь через какое-то время и лишь после того, как вы отдадите мне ищейку.

– Нет, – покачал головой Эгиар. – Так не пойдет.

– Господин Эгиар! – Вийон молитвенно сложил руки. – Иначе никак не получится! Ваше существо нужно мне для того, чтобы вернуть часть долга тому человеку… Это долгая история и в нее замешано много людей. Поверьте мне, прошу вас!.. Помните, почему вы в первый раз вообще заговорили со мной? Ваш астролог сказал, что в это время вы можете заключить удачную сделку – а в тот час не было другого посетителя в вашей лавке, кроме меня!

– Это верно, – согласился Эгиар, погладив пальцами гладко выбритую щеку. – Но время для той сделки давно прошло.

– Однако, я все тот же и вы тоже, и то, что вы пожелали тогда, теперь может быть вами получено! Что вам несколько дней? В любом случае, тот человек сказал, ожидание Колесного зверя может затянуться надолго.

– Что же это за человек? – Спросил чучельник.

– Норис Белтарид, алхимик из Дымного переулка.

– Мстительный и обидчивый скряга, как говорят…

– …но один из лучших алхимиков в городе, – добавил Вийон.

– Это верно. Хмм, алхимик… – Эгиар задумчиво погладил свой подбородок. – Признаться, я не беседовал с алхимиками о Колесном звере и даже не думал, что они могут знать что-либо на этот счет. Знаешь, Вийон, а ведь я могу вышвырнуть тебя за дверь и договориться обо всем с Норисом самостоятельно, за куда меньшую цену, чем стоит моя лучшая ищейка…

У Вийона потемнело в глазах, колени подкосились и он едва не рухнул на пол.

– Но обирать бедняка – значит, открываться веяньям Нижних Миров, а характер моей работы таков, что я и так подчас открываюсь им чрезмерно, – все тем же будничным тоном продолжал рассуждать Эгиар. – Поэтому считай, что тебе повезло, Вийон-корзинщик, и говори смело. Что там за способ ловли Зверя и какое требуется средство.

Вийон торопливо пересказал все, что услышал от Нориса: о грязевой эссенции, которую следует использовать в сновиденном продолжении собственного дома и о том, что, возможно, придется немало времени провести в ожидании, пока Колесный зверь попадет в ловушку. Чучельник внимательно слушал, иногда едва заметно кивая – похоже, что рассказ Вийона вполне согласовался с тем, что он и так знал о способах ловли духов. Когда корзинщик закончил, хозяин дома повернулся и произнес, растворяясь в темноте:

– Следуй за мной.

Вийон двинулся вперед, выставив вперед руки. Темнота впереди ужасала его, страх перед незримыми чудищами, обитающими в лавке, уступил место страху неизвестности, боязни заплутать и потеряться. Он шел пока не наткнулся на что-то и не упал. Откуда-то со стороны прозвучал голос с тенью раздражения:

– Попробуй только что-нибудь здесь уронить!

– Простите! – Взмолился Вийон. – Я ничего не вижу.

– Не нужно видеть, – ответил голос из темноты. – Разве я велел тебе видеть? Закрой глаза и иди за мной.

Вийон так и сделал. Удивительно, но так двигаться стало намного легче – с закрытыми глазами в нем как будто открылось другое, внутреннее зрение: он отчетливо увидел путь между застывшими на своих постаментах зверями и птицами, а также обычными предметами мебели, беспорядочно расставленными тут и там.

Следуя за Эгиаром, Вийон покинул основную залу, пересек коридор и вскоре оказался в помещении в глубине дома. Здесь также было совершенно темно, пока чучельник не снял покрывала с трех серебряных зеркал.

– Можешь открыть глаза, – бросил он Вийону, щелкая кресалом перед одним из них.

Вийон открыл глаза и увидел короткую вспышку в темноте… нет, не просто вспышку. Одно из серебряных зеркало уловило свет и отправило его дальше, следующее зеркало уловило отраженный и отразило его в свою очередь, и третье зеркало поступило точно также, направив поток света в первое. Свет двигался между тремя зеркалами медленно, будто поток воды в неспешной реке или беловатый пар, вырывающийся изо рта на морозе. Свет был не слишком ярким, скорее даже тусклым, но его хватало, чтобы разглядеть то, что находилось в комнате.

Здесь было несколько чучел и статуэток, сделанных особенно хорошо: звери и птицы здесь не просто неподвижно сидели на месте, а, казалось, были пойманы в момент какого-нибудь красивого движения. Великолепный ястреб, повернувший голову на четверть оборота влево, смотрел так яростно и пронзительно, что казалось – в любой момент неуловимым, стремительным движением он может ударить, выколов глаз чучельнику или разорвав ему горло.

– Это Нейсинаран, – сказал хозяин дома, подойдя к ястребу почти вплотную. – Произнеся его имя, ты можешь призвать его во сне либо в медитации – если ты знаешь, что это такое и способен погружать в ее свой ум достаточно глубоко.

– Айнри Тозол как-то раз сказал мне, что мечта – это сон наяву, – ответил Вийон. – Как вы думаете, получится ли призвать ястреба таким способом?

– Не знаю, кто такой твой Айнри Тозол, – пожал плечами чучельник. – Но он либо знал, о чем говорит, либо нет. В любом случае, ничто не мешает тебе попробовать. Только не здесь! Пойду поищу ткань, чтобы завернуть в него вместилище.

Эгиар ушел, а Вийон на пару минут остался наедине со статуями и неподвижными зверями. Он старался не шевелиться и даже не дышать чересчур глубоко, ощущая всей кожей, как за ним наблюдают и изучают. Одним богам ведомо, каких тварей Укротитель духов заключил в оболочки из перьев, кожи, мехов, костей и раскрашенной бумаги. Хотя разговор прошел на удивление хорошо, Вийон больше всего на свете желал покинуть этот дом как можно скорее.

Вернулся Эгиар. Вдвоем они замотали птицу в белую ткань, а сверху еще и накрыли мешковиной.

– Обращайся с вместилищем максимально аккуратно, – напутствовал Вийона хозяин дома. – Установи его в своем доме, в сухом и прохладном месте. Не трогай вместилище руками и не давай другим людям это делать.

– Ах, – вздохнул Вийон. – У меня нет дома, господин Эгиар. Я живу в сарае, который принадлежит…

– О нет! – Простонал Эгиар. – Избавь меня от этого! Я уже начинаю жалеть, что отдаю тебе своего лучшего Союзника! И для чего? Чтобы ты испоганил его через два дня?

– Я буду бережно относиться к нему, обещаю вам, господин Эгиар. Найду место в сарае, где крыша не протекает и запрещу кому бы то ни было даже и подходить к нему близко!

–Нет, нет… не хочу даже слушать, что ты там лопочешь.

– Позвольте только один последний вопрос, господин Эгиар. Почему вы не стали использовать вашего Союзника для поиска глаз… ну, того демона? Зачем вам Колесный зверь, если Ней… – Вийон осекся, не будучи уверенным, что ему позволено произносить имя Союзника в этом доме и выразился иначе, кивнув на чучело. – …если он может найти все, что угодно?

– Нейсинаран парит в мире людей и окружающих его снах, путь в миры демонов тяжел и опасен. Кроме того, Аллешарих может отыскать след того, кто заберет потерянный глаз – в то время как Колесный зверь не оставляет никаких следов и может свободно перемещаться где угодно.

– Понятно. Благодарю вас, господин Эгиар.

Когда Вийон покинул магазин чучельника, неся в руках огромный сверток, солнце уже начинало склоняться к закату. Следовало поспешить, если он хотел осуществить задуманное до того, как закроют ворота.

Добравшись до своего сарая, Вийон нашел самый сухой угол, распаковал ястреба и, поманив к себе Майрына и мальчишек, наврал им с три короба об ужасных проклятьях, падающем на всякого, кто прикоснется к чучелу. Дети испугались не на шутку, особенно, когда Вийон принялся живописать гниющую и сползающую с рук кожу, полное червей мясо и превращающиеся в студень кости. Неизвестно, поверил ли Майрын – по крайней мере, он также пообещал не трогать ястреба и сообщить Флебу, чтобы не трогал и он. Удостоверившись, что все всё правильно поняли, Вийон торопливо зашагал, иногда переходя на бег, в сторону ворот, ведущих в Средний город.

В этот раз двери дома на улице Чертежей оказались заперты, и Вийону пришлось не одну минуту колотить в дверь, прежде чем она отворилась. В образовавшуюся щель выглянул Байл Хадзи; взгляд, которым он окинул Вийона, выражал недоумение.

– Добрый вечер, мастер Байл. Вы помните меня? Я заходил к вам несколько дней назад. Я Вийон Рауп, корзинщик.

Старый архитектор нахмурился.

– Да, припоминаю… Мы с вами выпили, верно?

– Да-да, именно так. Могу я войти?

Поколебавшись, Байл снял цепочку, блокирующую дверь и впустил корзинщика. Тот сразу заметил перемены – пустая во время его первого визита прихожая сейчас была заполнена мебелью, корзинами и мешками, все это пребывало в совершеннейшем беспорядке.

– Удивительное дело, – сообщил Байл, заметив, на что смотрит гость. – Вчера эти злодеи вынесли остатки мебели и принялись за мои книги… Как я ни умолял их остановиться, как ни просил – все бестолку! А сегодня – вернули то, что забрали вчера, только свалили все в совершеннейшем беспорядке… как мне теперь все это разгребать? Но хорошо хотя бы то, что вернули книги…

– Я ведь обещал вам, что постараюсь убедить Нориса Белтарида отложить взыскание вашего долга перед ним, – смущенно, но вместе с тем не без гордости, ответил Вийон.

Старик ошеломленно выпучился на Вийона.

– Что?! Так это ваших рук дело?! Как вам удалось?!.

– Я расскажу все в подробностях, но дело еще не закончено. Кажется, я знаю, как помочь вам с тем домом, что вы построили для Нориса Белтарида в Верхнем городе. Вы ведь сможете исправить свою ошибку, если дверь снова окажется открыта?

– Да, конечно… Полагаю, что достаточно будет сдвинуть одну из лестниц немного влево, чтобы внутренний порядок всех элементов здания пришел к новому результату, и дверь – а вместе с ней и значительная часть внутренних помещений – не пропадали бы вне зависимости от того, закрыт вход в дом или открыт. Команда плотников справится с этой задачей за два-три дня. Но как вы отыщите дверь?

– Я… я не уверен, что стоит говорить об этом. – Сказал Вийон. Чувство, что не стоит попусту трепаться о своих намерениях, было неожиданно сильным, и он не стал его подавлять. – Давайте я просто попробую, хорошо?

– Хорошо… – Растеряно согласился старик. – Вам что-нибудь потребуется?

– Только ваше согласие помочь мне в другом деле, если у меня все получится. А именно – обустроить башню для астролога в Верхнем городе. Материалы и строителей он оплатит сам, от вас же потребуются только ваш ум и знания. Вы не возьмете с астролога денег за эту работу – вам заплачу я, вернув в ваше распоряжение дом, который вы должны Норису Белтариду. Если, конечно, все получится.

Произнеся это, Вийон мысленно взмолился: «Светлые боги, сделайте так, чтобы получилось!»

– Полагаю, выбора у меня нет? – Байл Хадзи пожевал губами. – Наверное, в моем положении это лучшее, на что я могу рассчитывать. Что ж, я сделаю, что вы просите, тем более что редко удается поработать с настоящими башнями, обычно меня просят сделать проекты домов… А ведь башни обладают большим потенциалом! У меня есть несколько интересных идей, какие свойства им можно придать…

– О, мастер Байл! Умоляю вас, давайте без этого! А то не вышло бы, как с домом Нориса…

– Что?! Вы не доверяете мне, молодой человек?! – На лице старика отобразились возмущение и гнев. – Вы, вообще, понимаете, что говорите с гением дежьена Опор и Проемов? Вас забудут сразу после смерти, да и при жизни мало кто знает, а мои работы будут помнить в веках, на них будут ссылаться наши далекие потомки, мое имя будет вписано красными буквами во все учебники архитектурного дежьена!..

– Да, мастер Байл, я понимаю, но…

– Нет, нет и нет! – Архитектор гневно воздел палец вверх. – Либо я творю так как хочу и делаю то, что будет поражать и современников и потомков – либо не делаю ничего! Достаточно я за свою жизнь прогибался и тратил время на никчемные, скучные заказы! Вам это понятно?

– Понятно, – обреченно вздохнул Вийон. Стало ясно, что если старик втемяшил себе что-то в голову, его уже не переубедить. – Делайте, что считаете нужным, только умоляю вас – будьтеаккуратны, все проверяйте и перепроверяйте…

Байл пренебрежительно фыркнул в ответ на это увещевание.

– Давайте отправимся к тому дому прямо сейчас? – Предложил Вийон. – Время уже позднее, как бы нам не опоздать к закрытию ворот.

– Да, пойдемте.

Старик переоделся, накинул легкий плащ и обулся в башмаки с серебристыми застежками. Заперев дверь, быстрым шагом он поспешил на угол Лучевой улицы, что поднималась наверх, к центру города.

– У меня есть к вам один вопрос, – сказал Вийон, когда они прошли большую часть расстояния до Верхнего города. – Я задавал его вам в прошлый раз, но вы не ответили, а я забыл переспросить. Вы сказали, что знаете что-то о некоем Тозоле. Пусть даже это и не Айнри Тозол, которого я ищу, но он может быть родственником моего друга и может что-нибудь знать о нем, и я буду благодарен вам, если вы расскажете подобнее.

– Вряд ли он может быть родственником вашего друга, – ответил Байл. – Ведь Руэн Тозол, с которым меня познакомили на каком-то пышном приеме во времена моей молодости, был царедворцем самого императора.

Вийон расстроено покачал головой. Сколь не было б высоко происхождение Айнри, вряд ли он мог быть близким родственником царедворца, верно? Никто бы не отпустил его из Верхнего города играть с каким-то нищем в Нижнем. Да и семья Айнри жила не в Верхнем, а в Среднем, недалеко от ворот – сыну царедворца там совсем не место. Неужели снова – ничего? Он уже оббегал весь этот город, расспросил всех кого можно, но Айнри Тозол как будто бы растворился в воздухе! Ничего, ни малейшей зацепки, никто не помнил о нем – так, как будто бы он вовсе не существовал!

– Хотя, надо признаться, царедворцем он пробыл недолго, – заметил Байл после длительной паузы. – Недолго после того, как нас с ним познакомили, я имею в виду.

– Что-то случилось? – Безразлично спросил Вийон.

– Да, кое-что… Пройдем ворота и я расскажу.

Стража на воротах, ведущих в Верхний город, пропускать Вийона не захотела – пришлось Байлу убеждать солдат, что Вийон – его слуга.

– Одевайте вашего слугу поприличнее, – раздраженно бросил седоусый сержант. – Ходить в лохмотьях по Верхнем городу запрещено, ведь из окон дворца может выглянуть сам император! И что он увидит? Ничто не должно оскорблять его взор.

Их пропустили, лишь когда Байл пообещал купить своему «слуге» хорошую одежду завтра же днем.

В Верхнем городе Вийон был впервые и смотрел по сторонам, широко раскрыв глаза. А посмотреть было на что: он удивлялся красоте и ухоженности Среднего, поднимаясь к тому от родных лачуг и помоек, но по сравнению с Верхним – уже Средний казался мрачным и грязным местечком. Здесь все было аккуратно и соразмерно, булыжники мостовой пригнаны друг к другу с идеальной точностью, дома украшали полуколонны и барельефы, аккуратно постриженные деревья и кусты радовали глаз. Стены домов были чистыми – одни покрашены, другие выложены камнем – а сами дома возносились ввысь, подобно крохотным дворцам. Некоторые из них достигали четырех этажей, но то было редкостью, однако и двух, и трехэтажные были намного выше домов Среднего, а уж тем более Нижнего города за счет высоких потолков и просторных помещений. То тут, то там стояли клумбы с душистыми цветами, в изобилии текла чистейшая вода из многочисленных фонтанов.

«Удивительно, – подумал Вийон. – Богатые люди, которым ничто не стоит заплатить за воду, пользуются ею бесплатно и имеют ее в изобилии – в то время как бедные люди воду должны покупать, отдавая за нее последние гроши…».

– Итак, о чем мы говорили? – Откашлялся Байл. – Руэн Тозол вскоре после нашего знакомства лишился своего поста, а с ним и головы, попав в опалу при новом императоре. Я это хорошо помню, потому что моя дорогая Камия заводила полезные знакомства и уже почти договорилась о нашем приглашении в императорский дворец на один из самых многочисленных и пышных приемов – как императора свергли в ходе дворцового переворота, а на трон взошел его брат – отец императора Теланара, правящего нами ныне, да благословят его боги и да продлит Святое Солнце его дни…

«Опала? – Подумал Вийон. – Вероятно, она распространилась и на его родственников. А что, если…»

– А что случилось с родными Руэна? – Спросил корзинщик. – Вам что-нибудь известно об этом?

– Кого-то также казнили, другие были вынуждены бежать. Беременную жену Руэна, однако, не тронули – некоторое время она жила в доме покойного мужа… вот, кстати, этот дом, – Байл показал рукой в сторону трехэтажного особняка, спрятанного за постриженными кустами и металлической оградой в виде вьющейся виноградной лозы. – Но вскоре была вынуждена его продать и куда-то переехала.

– Куда? – Взволнованно спросил Вийон, то смотря на Байла, то вновь вглядываясь в роскошный особняк на другом конце улицы, стараясь запомнить и его внешний вид, и расположение относительно других построек.

– Этого я не знаю, – вздохнул Байл. – За все светские и деловые связи в нашей семье отвечала Камия, а мне все это никогда не было интересно. Моя жена предпочитала не тратить время попусту и не поддерживала знакомств с теми, кто находился в опале.

– Вот как… – Вздохнул Вийон. – Очень жаль.

Если не останется другого пути, он проберется в Верхний город опять, найдет особняк Руэна и расспросит слуг. Шансов на то, что кто-нибудь из них знает, что произошло со старыми хозяевами дома и где они сейчас, было немного, но это, кажется, была последняя ниточка за которую можно было потянуть, прежде чем сдаться и бросить поиски. Была еще одна, которой Вийон собирался воспользоваться в ближайшее время и на которую возлагал самые большие надежды, но сущность ее была настолько таинственна и неопределённа, что можно было ожидать совершенно произвольного результата, поскольку мистические силы и неземные существа нередко вели себя совсем не так, как ожидалось.

Нет… было что-то еще…

Какая-то ускользающая мысль, которая возникла у него совсем недавно, но додумать которую он не успел. Вийон шел по Верхнему городу, более уже не обращая внимания на его великолепие и пытался ухватить ту самую мысль, а она все никак не давалась, выскальзывая из рук, словно скользкая рыба – но при этом не уплывая далеко, а как будто дразня собой незадачливого рыбака.

Определенность наступила, когда он вспомнил обстоятельства, при которых эта мысль впервые пришла ему в голову. Он бродил по Нижнему городу, совершенно потерянный и деморализованный после разговора с душевидцем, цепляясь за воспоминания из прошлого и одновременно мучаясь сомнениями в их реальности, когда одно из воспоминаний показалось ему немного странным. Подростки, напавшие на Айнри Тозола и побежденные каким-то чудом Айнри и Вийоном, кричали, что Айнри «колдун» – выходит, еще до нападения они знали, с кем имеют дело? Можно попытаться найти кого-нибудь из них и расспросить… Да, еще одна крошечная и слабая надежда, которая скорее всего обернется ничем, но никаких лучших мыслей у Вийона попросту не было.

– Вот он, – сказал Байл, замедляя шаг.

Они остановились у небольшого углового домика в конце улицы, плотно примыкавшему к своим соседям. Домик был весьма изящен, но вместе с тем невелик по меркам Верхнего города – три этажа, если считать за этаж благоустроенный чердак под самой крышей, и два, если не считать. В длину и ширину он был в полтора, а то и в два раза меньше, чем в высоту. Также в изяществе его ощущался некий дефект, смещение общей композиции, в силу которой строение казалось незавершенным или даже ущербным. С двух сторон домик был огорожен забором из каменных столбов, чередующихся с медной решеткой, прутья которой были выполнены в виде копий. В небольшой дворик с мощеными дорожками и местами под клумбы вели воротца, которые Байл отпер своим ключом, но в само здание никаких дверей не вело. Голые стены – где-то выбеленные, а где-то выложенные камнем, при том никакого порядка в расположении выбеленных и каменных участков Вийон не заметил.

– Внутрь можно попасть через окно, – сказал Байл, поднимая лежащую у стены лестницу. – Вам… много времени понадобится, чтобы осуществить то, что вы собираетесь сделать?

«Если я вообще сумею это осуществить», – с легкой паникой подумал Вийон. Вслух же он ответил – честно, но более уверенно:

– Не знаю. – Он помог Байлу установить лестницу так, чтобы один ее конец упирался бордюр рядом с будущей клумбой, а другой в стену у подоконника на втором этаже. Ночь уже готовилась накрыть город, а гонг на Часовой башне пробил восемь раз, когда они спорили со стражниками на воротах. – Вам лучше пойти домой, господин Байл. Ворота скоро закроют. Я в любом случае не успею к себе и переночую здесь, если позволите. Надеюсь, завтра у меня для вас будут хорошие новости.

– Хорошо, – кивнул старый архитектор. – Я загляну к вам утром, как только откроют ворота. Да благословят вас боги, Вийон-корзинщик!

– Благодарю, господин.

Байл подержал лестницу, пока Вийон лез наверх и открывал ставни – прикрытые, но не запертые теми, кто проникал этим путем в дом до него. Затем архитектор закрыл на ключ воротца и поспешил домой.

Вийон в это время осторожно спускался вниз – окно в комнате оказалось расположено довольно высоко над полом, и в целом внутренний вид здания выглядел очень просто: широкая комната с единственной дверью в стене, противоположной той, у которой находился корзинщик. Всего окон было четыре, и расположены они были неровно, на разных уровнях; пол представлял собой странную мозаику из паркета и едва обструганных досок, а кое-где не было даже и верхнего слоя досок, был виден щебень и песок, насыпанные поверх фундамента и опор.

Ноги Вийона опустились на стол, установленный под окном, затем он спрыгнул на пол и еще раз огляделся – насколько это было возможным в слабом свете, падавшем внутрь из окон. Помимо стола тут были еще шкаф, сундук и кресло; но из-за странного преломления света казалось, что предметов в комнате намного больше. Вийон пересек комнату и заглянул за ту единственную дверь, которую заметил еще сидя на подоконнике: с той стороны оказалась комната поменьше, с перегородкой, разделявшей помещение надвое; пол здесь был такой же хаотической смесью паркета и грубых досок, а стены и пространство также заполняли тени от предметов, которых не существовало – или, по крайней мере, не было видно.

Вийон вернулся обратно и встал посреди первой комнаты, чувствуя себя неуверенно и глупо. Куда он полез? Зачем? Магия – это не для него. У него никогда не было таких способностей, как у Айнри, и вообще никаких не было. Ничего не получится.

«Нет, – мысленно сказал он себе с ожесточением. – Все получится. Я не уйду отсюда, пока не найду эту чертову дверь.»

Он вытянул левую руку в сторону и постарался вспомнить ястреба, подаренного ему Укротителем Духов. Всю его силу, стремительность и бесстрашие – ясно ощущаемые не смотря на то, что Эгиар подарил ему всего лишь неподвижное чучело, которое, если рассуждать здраво, уже не могло иметь никакой воли и силы. Но нет, так думать нельзя. Это было не просто чучело. Эгиар сказал, что этого Союзника следует призывать во сне, но ведь…

– Мечта это сон наяву, – одними губами прошептал Вийон. Так когда-то сказал ему Айнри Тозол, а Айнри не стал бы врать. Только не Айнри и только не своему лучшему другу. Мысли об Айнри, как это бывало всегда, наполнили сердце Вийона уверенностью и силой. Все еще отчетливо представляя себе ястреба – его огромные размеры, что скорее бы подошли орлу, загнутый клюв, серо-бурое, перемежаемое с белым, оперение, острые когти и пронзительный взгляд, неотвратимый как сама смерть – Вийон четко и раздельно позвал:

– Нейсинаран!

Он услышал приглушенное хлопанье крыльев и почувствовал, как ветер, поднятый их взмахами, волной окатил его лицо и грудь – но не увидел ничего. Острые когти вонзились в левую руку – так отчетливо и резко, что Вийон охнул от боли – а сама рука покачнулась от веса, но Союзник по-прежнему оставался невидим. И все же он был здесь – незримый, но ощущаемый совершенно отчетливо, и становящийся почти видимым тогда, когда Вийон оставлял попытки отыскать ястреба глазами и обращал взор внутрь себя, в пространство снов и воображения.

«Неужели получилось?..»

Вийон подавил эту мысль – она все еще была неуместна. Теперь оставался самый последний и важный шаг.

– Найди дверь на улицу, – сказал он. И добавил, подумав, что у духов могут быть свои, недоступные людям пути. – И покажи мне путь к этой двери – такой, которым я смогу пройти.

Снова хлопанье крыльев, и покачнувшаяся рука, от которой оттолкнулся взлетающий ястреб. Нейсинаран перелетел вглубь комнаты и устроился на шкафу. «Неужели дверь здесь?» – Подумал Вийон, подходя и открывая дверцы. Резкий крик ястреба остановил его. Что-то он делает не так. Снова крик. Вийон закрыл дверцы. Шумно хлопая крыльями, ястреб перелетел на стол.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь, – вслух произнес корзинщик.

Ястреб молча смотрел на него, ожидая, когда человек подойдет. Когда Вийон это сделал – новый прыжок-полуполет, на этот раз к двери. Вийон последовал за птицей, открыл дверь и хотел было шагнуть во вторую комнату, когда гневный предупредительный крик показал ему, что делать этого определенно не стоит. Ястреб взмыл к одному из окон и уселся на подоконнике. Попытка передвинуть к окну стол вызвала новый всплеск ярости, и на этот раз одним криком дело не ограничилось. Крича, ястреб спикировал вниз, ударил корзинщика крыльями и вцепился когтями в его одежду. Там, где когти касались кожи, они вспарывали ее, как острые ножи. От удара и боли Вийон упал на пол, закрыв голову руками. Огромная птица уселась сверху, и некоторое время покачивалась, переставляя лапы и поворачивая голову то вправо, то влево, словно раздумывая, не полакомиться ли сегодня человечинкой. Затем Вийон вновь услышал хлопанье крыльев и почувствовал, как Нейсинаран перелетает куда-то. Корзинщик открыл глаза и осторожно поглядел вокруг через закрывающие лицо пальцы рук. Присутствие и взаимодействие с призванным духом к этому моменту стало настолько близким, что Вийон уже почти видел его и обычным зрением. Ястреб сидел на шкафу, смотрел на Вийона с холодной яростью и ждал, пока он подойдет.

Поднявшись, Вийон, как мог, ощупал и осмотрел себя. Все оказалось не так плохо – глубоких ран не было, но те, которые имелись, болели довольно ощутимо. Медленно и осторожно корзинщик приблизился к шкафу. Наученный горьким опытом, дверцы он уже не трогал. Ястреб немедленно перелетел на стол, затем к двери, потом опять к окну – все повторялось, как и в первый раз. Вийон бросил затравленный взгляд на стол, шкаф и сундук, которые в ином случае могли бы стать удобным подспорьем – но не стал искушать судьбу и злить птицу. Возможно, в следующий раз он так легко не отделается.

Разбежавшись как следует, он бросился вперед, прыгнул и уцепился за край подоконника. Стоило больших усилий подтянуться, но кое-как ему это удалось. Ястреб отступил на край подоконника и ударил клювом по ставням. Намек был понятен. Как только Вийон отворил ставни, ястреб прошествовал через образовавшийся проход, раскрыл крылья и полетел по спирали вниз, постепенно снижаясь. В конце концов он уселся на край высокой клумбы.

«Светлые боги, – подумал Вийон, смотря вниз. – Если я сорвусь и переломаю себе ноги, то буду круглым идиотом…»

Уцепившись за край подоконника, корзинщик повис в воздухе, а затем разжал руки. Приземление вышло не самым приятным, но, кажется, он ничего себе не сломал. Ястреб немедленно поднялся в воздух и подлетел к другому окну.

– Ты что, издеваешься? – Хрипло спросил Вийон.

Ястреб не ответил. Он смотрел на человека так, что становилось ясно: все неприятности, что происходили с Вийоном до сих пор, покажутся ему сущей ерундой, если корзинщик не подчинится.

– Я не смогу забраться туда сам, – обратился к хищной твари Вийон. – Можно, я хотя бы лестницу возьму?

Ястреб молчал. Решив, что это хороший знак, Вийон сделал осторожный шаг в сторону. Затем еще один. И еще. Он хотел сделать четвертый шаг, но ястреб издал предупредительный крик и Вийон вернул поднятую было ногу на место. Ну ничего. Если опереться на стену и сильно вытянуться влево – возможно, удастся зацепить лестницу. Он подошел к ней уже достаточно близко.

Не с первой попытки, но ему все же удалось ухватиться краешками пальцев за лестницу и потянуть ее к себе, а затем поймать, когда она начала падать. Эта маленькая победа воодушевила Вийона. Он перетащил лестницу к нужному окну, закрепил ее и полез вверх.

Ястреб не стал дожидаться, пока Вийон доберется до окна – ударил в ставни клювом, взлетел и уселся на краешек крыши.

Вийон закинул голову вверх.

– Мне что, лезть за тобой?

Рассерженный крик. Нейсинаран упал вниз, ударил ставни клювом и снова поднялся на крышу. Возможно, он уселся там лишь потому, что больше сидеть было негде? В любом случае, первоочередная задача заключалась в проклятых ставнях, а не в том, как забраться на крышу.

В отличии от окна, через которое Вийон по напутствию Байла проник внутрь, это было надежно закрыто. Вийону пришлось толкать, а затем, встав на последнюю ступеньку лестницы, бить ногой, рискуя с каждый ударом улететь вниз – но в итоге щеколда поддалась и это окно также оказалось открытым для доступа. Ястреб опустился вниз, сел на подоконник и прошел на другую его сторону, а затем взлетел и подлетел к дверям во вторую комнату.

– Светлые боги, дайте мне терпения… – Пробормотал Вийон.

Он последовал за птицей, отметив по дороге, что что-то в комнате неуловимо изменилось. Тени теперь располагались чуть по-другому, шкаф уже не стоял в углу, а находится на небольшой расстоянии от одной из стен, потолок был чуть выше. Но удивляться странностям времени не было – Вийон находился в одном пространстве с жестокой, сумасбродной тварью, управлять которой должен бы, по хорошему, опытный чародей, а не забитый и презираемый всеми корзинщик. Совсем не следовало об этом забывать, и поэтому Вийон беспрекословно последовал за своим Союзником во вторую комнату. Там было почти все также, как раньше – не считая изменивших свое положение теней и пары-тройки новых предметов мебели. Ястреб перелетел на вторую половину комнаты, закрытую от глаз перегородкой. Когда Вийон подошел к нему, он больше уже не улетал. Напротив, взмахнув крыльями, он уселся корзинщику на плечо, проткнув кожу бритвенно-острыми когтями. Но Вийон не обратил внимание на боль. Широко открытыми глазами он смотрел налево, за перегородку. Там был узкий проход, совсем незаметный. Как он мог его пропустить, когда осматривал комнату в первый раз? Нет, он совершенно точно был уверен, что никакого прохода в этом месте не было. Наклонившись так, чтобы потолок не задел ястреба, Вийон прошел через проход и оказался на кухне, пустой и холодной, со следами незаконченного ремонта, с грубым досчатым полом – никакого следа мозаики из паркета и досок, как в двух предыдущих комнатах. Из кухни вела еще одна дверь, и когда Вийон пересек кухню и прошел через нее, то оказался в прихожей. Еще одна дверь в комнату слева, лестница на второй этаж, и – главное! – то, что не могло быть ничем иным, кроме как входной дверью. Нервная дрожь била Вийона, когда он приближался к ней, брался за ручку и открывал…

Знакомый дворик с мощеными дорожками и пустыми клумбами. Запертые ворота, решетка в виде копий, перемежаемая колонами из камня. В свете луны картинка казалась до боли обыденной.

– Неужели… – Выдохнул Вийон. От избытка чувств он был готов расплакаться.

Он хотел поблагодарить ястреба, но того нигде не было. Вийон больше не ощущал ни когтей на своем плече, ни тяжести крупного тела, щекотки от прикосновения к уху мягких перьев. Демон или дух, существо, которому не место в мире людей, вновь вернулось в свой таинственный незримый мир. Наверное, Вийон мог бы позвать его снова, но зачем? То, что Нейсинаран должен был сделать сегодня, он сделал, и Вийон не был уверен, что во второй раз сможет удержать тварь или хоть как-нибудь управлять ею. Он слишком устал, и внешне, и особенно внутренне, чувствовал себя таким одновременно разбитым и счастливым, что решил не гнать коней дальше. Сегодняшняя задача была выполнена, осталось дождаться утра и Байла Хадзи, а затем…

Затем он использует ястреба с той целью, которую ставил перед собой изначально. Он разыщет Айнри Тозола, где бы тот не находился. Дело было не только и не столько в корзине желаний. За последние дни Вийон отчетливо осознал, как много значил для него мальчик-чародей и далекого детства, и продолжает значить до сих, не смотря на то, что прошло уже двадцать пять или даже более лет. Он разыщет Айнри, заглянет вновь в его колдовские глаза, и более уже никто не посмеет сказать ему, что Айнри не существует.

Удовлетворенный этой мыслью, Вийон вернулся на кухню и устроился на полу у камина. Он быстро погрузился в сон, а во сне вновь увидел бесконечный, запутанный лабиринт.

Глава 15

– Господин Мелан!

Широкая спина, красноречиво демонстрирующая степень интереса к просителю.

– Господин Мелан, прошу вас!

Никакого движения. Надоедливый сосед должен все понять и замолкнуть.

– Господин Мелан! Вы помогли мне один раз, а значит должны довести дело до конца! Иначе, у вас не будет удачи.

Мелан Ортцен медленно повернулся. Зубы его были сжаты, а верхняя губа слегка приподнята, словно он собирался вот-вот зарычать. Худой, немного сутулый, темнокожий корзинщик встретил взгляд торговца сновиденными ловушками и не отвел глаза, как обычно. Это было необычно.

– Что-что ты сказал? – Опасным тоном, надвигаясь на Вийона, процедил Мелан. – Так значит, это я тебе должен?

Вийон не отступил и не отвел взгляда. «Что-то в нем изменилось.» – Подумал Мелан.

– Именно так, – сказал корзинщик. – Раз начали дело – доведите его до конца.

Сжав зубы, Мелан несколько секунд вглядывался в лицо стоящего перед ним человека. Вийон не суетился, выглядел решительным и спокойным. Пожалуй, таким его Мелан видел впервые. Одежда корзинщика местами была запачкана кровью, на руках и плечах виднелись свежие порезы, покрытые сукровицей, но все это Вийона, казалось, ничуть не беспокоило.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – вздохнул Мелан, отводя взгляд. – Ну что тебе еще от меня надо?

– Я нашел кое-что в лабиринте, но не могу понять – что это? Та ли это сокровищница, о которой вы говорили, и если да, то что мне с ней делать?

– Расскажи все подробнее, – сказал Мелан, полузакрывая глаза, складывая руки на выдающемся пузе и приготовившись слушать.

– Вчера я заснул и снова оказался в лабиринте… – Начал Вийон, но тут же был перебит.

– Ты спал в своем доме?

– Нет, в доме другого человека, в Верхнем городе. Это имеет значение?

– Не знаю. Возможно. Продолжай.

– Сплю ли я сарае Бейза, на улице или в чужом доме – в последние дни нет никакой разницы, – сказал Вийон. – Всегда один и тот же сон с лабиринтом, после которого я чувствую себя измотанным, и с каждым разом все сильнее. Но вчера у меня кое-что было. Точнее, кое-кто. Я позвал его, и он показал мне путь…

– Подожди. – Снова перебил корзинщика Мелан. – Почему этот «кое-кто» вообще стал помогать тебе?

– Потому что это укрощенный дух, Союзник, отданный мне мастером из Среднего города в ходе сделке, о которой я не хочу рассказывать, так как она не имеет никакого отношения к этому делу и лишь отвлечет вас и меня.

– Хорошо. – Согласился Мелан. – Ты призвал Союзника и…? Каков был твой приказ?

– Я вспомнил то, что слышал от вас и сказал ему: «Говорят, здесь есть какая-то сокровищница. Проведи меня к ней.» И он полетел вперед, а я пошел за ним. Мы сделали всего лишь два или три поворота. Затем в стене обнаружилась неприметная щель, и Союзник повернул туда. Я протиснулся за ним. Наверное, будь мы в реальном мире, он бы не смог лететь, но этот сон был таков, что он свободно летел там, где я едва мог протиснуться. В конце концов я пришел к двери, за которой мерцал золотистый свет. Я прошел через дверь и оказался в высоком, просторном зале. Поначалу я решил, что это какой-то храм и… может быть, это действительно был храм, я не знаю. Вдоль стен, подпирая потолок стояли статуи разных людей. В руках они держали чаши с огнем, от которого и исходил тот мягкий золотистый цвет. Это были именно статуи людей, а не богов, я в этом уверен, потому что как минимум двоих я узнал: одна из статуй была похожа на моего отца, а другая – на старика Арбела, который многому меня когда-то научил. Впрочем, другие статуи могли изображать богов или полубогов, я не знаю. У некоторых из них были крылья, а у других – две пары рук или три головы… В общем, я поклонился отцу и Арбелу и попросил у них благословления. В тот момент мне это показалось правильным. И…

– И?

– И все. – Вийон развел руками. – Мне кажется, что это какое-то особенное место, вот только сокровищница ли это? Я полагал, что в сокровищнице должно быть золото, драгоценные камни, украшения…

– Зачем тебе золото, драгоценные камни и украшения во сне? – Фыркнул Мелан. – Без сомнения, это сокровищница. Сокровищницы в наших снах могут приобретать разный вид в зависимости от своего назначения и того, кто их сновидит. Грамотные люди нередко видят библиотеки, а люди простые, желающие не знаний, а богатства или того, чтобы добрые и могучие силы взяли их за ручку и повели за собой – святилища и закопанные клады. Больше в том зале ничего не было?

– Было. Чуть не забыл вам об этом рассказать. В самом центре располагалось нечто вроде алтаря или какого-то возвышения. Но если это и был алтарь, то странный, потому что рядом с ним и на нем лежали инструменты…

– Какие инструменты?

– Каких там только не было! – Вийон всплеснул руками. – Небольшие пилы, кусачки, какие-то держатели, заклепки, пинцеты, ножи… и еще столько всяких разных и хитроумных, которым я и названий-то не знаю. Очень такие, знаете, удобные и аккуратные на вид, так и хотелось взять их в руки!..

– Это все?

– Почти. Еще были прутья.

– Прутья?

– Да, они самые, – кивнул Вийон. – Ивовые, ольховые, тополиные, и всякие другие. Лежали аккуратными стопками справа и слева.

– Любопытно.

– А знаете, что было посреди всего этого, господин Мелан? В самом центре алтаря?

– Понятия не имею.

– Незаконченная корзина. Вернее даже, одно только плетенное донышко от нее. Но у меня-то уж глаз наметан. Я сразу понял, что это будущая корзина.

– Хмм, и что же ты от меня хочешь? – Спросил Мелан.

– Что это за место, господин, и для чего оно? Зачем там эти прутья, инструменты и прочее? Статуи отца и Арбела? Что мне со всем этим делать?

– Ну… – Мелан сделал важное лицо и потер подбородок. – Что тебе с этим делать, я не скажу, это ты сам должен знать. А вот что это за место – скажу. Это сокровищница.

– Ах, господин Мелан, вы это уже говорили! – Вийон всплеснул руками.

– А еще я говорил, что в сокровищнице таится сила – личная или родовая. А тут, кажется, сразу и личная, и родовая, и еще та, что с твоим ремеслом связана. Очень хорошее место. Почаще тебе бы его посещать – а там и сам разберешься, как быть.

Вийон задумался и долго молчал.

– Все началось из-за корзины желаний, которую господин Бейз велел мне изготовить, – сказал он наконец. – Может быть, это она и есть? Та, что на алтаре? Мне просто надо закончить работу в том храме и… и все?

– Хорошо, если так, – пожал плечами Мелан. – Проверь и посмотри… Да, госпожа, чего желаете? Вот этого ловца снов? Отличный выбор, повесьте его в детской и можете быть спокойны: кошмары станут обходить вашего малыша стороной.

Мелан отвлекся на покупательницу, а Вийон вернулся к своему краю лавки. Гипел и Этар опять начали проказничать, и ему пришлось прикрикнуть на них, чтобы вразумить. Не хватало еще, чтобы они тут что-нибудь перевернули!

Сегодня с мальчишками должен был торговать Майрын, но Вийон поменялся с ним, чтобы поскорее поговорить с Меланом Ортценом об увиденном ночью. Удивительно: уже второе крупное дело завершилось удачей, и если окажется, что плетенка на том алтаре – это и есть основа для корзины желаний, самая большая головная боль Вийона, наконец, закончится. Он расплатится с Бейзом и уедет – да-да, уедет из Нижнего города. Переберется в Средний. Сегодня утром, обнаружив открытую дверь и трехэтажный дом, пребывающий в полном порядке (со всеми комнатами, коридорами и лестницами внутри), Байл Хадзи буквально расцеловал корзинщика. С деньгами у старика пока было туго, и будет так еще два-три месяца, пока он не закончит проектировать внутреннюю архитектуру башни астролога, а затем примется за новую работу, возьмет за нее полную цену и достаток вернется в его роскошный дом на улице Чертежей. Байл очень хотел отблагодарить человека, протянувшего ему руку помощи тогда, когда все от него отвернулись: он позвал Вийона к себе в услужение, обещал хорошо платить, как только сможет себе это позволить и разрешал занять любые незанятые комнаты в своем просторном доме. Вийон мог бы перебраться к Байлу уже сегодня или завтра, но хотел сначала закончить все свои дела с Бейзом, ибо в ином случае Бейз мог отыскать его где угодно и испортить жизнь в силу одной лишь душевной злобы. И еще нужно было найти Айнри. Пусть даже Вийон и нашел способ изготовить корзину желаний без его помощи, его желание отыскать старого друга не стало слабее.

Ночью он снова был в храме посреди лабиринта, внимательно осмотрел его, поклонился отцу, старому Арбелу и другим предшественникам и предкам, ибо все каменные гиганты в том храме, как ему подумалось, даже и те, что были крылаты и четырехруки, имели хоть какое-то отношение либо к его роду, либо к мастерству лозоплетения. Затем он подошел алтарю, еще раз внимательно осмотрел инструменты и материалы и уже было хотел приступить к работе, когда подумал: а как Бейз сможет получить корзину, если она остается здесь, во сне? С этой мыслью Вийон и проснулся.

Он все еще думал об этом, когда появились Майрын и зевающий Гипел, а следом – Флеб и Этар, и начался новый рабочий день. Вийон был бодр и полон энергии, но работа не шла: мысли о том, как быть с корзиной на алтаре в сновидческом храме, как связать воедино сон и реальность не давали ему покоя. Затем он – в который уже раз за последние дни – вспомнил оброненную Айнри Тозолом фразу о сновидении и мечте, и что-то, кажется, начало проясняться. Удивительно, но как будто бы продолжал оставаться для него маяком в этом мире, пусть даже Вийон и не видел его много лет: одного лишь воспоминания о нем хватало, чтобы увидеть пути, что прежде были скрыты, или ощутить надежду и уверенность в положении, ранее казавшимся безвыходным.

– Мечта это сон наяву, – тихо проговорил Вийон.

Затем он положил руки на прутья, как мог более отчетливо и ясно представил тот зал со статуями, представил… нет, уже не просто представил, а увидел алтарь с заготовкой под корзину, и приступил к работе.

Поначалу он сбивался и замирал на какое-то время, ибо движения, которые нужно было совершить, оказывались не всегда привычны; в какой-то момент он поймал себя на том, что захватывает лозу двумя пальцами, как делал это старый Арбел, а не тремя, как привык он сам; что выбирает прутья чуть более тщательно, становясь похожим на отца, который работал медленно, но подходил к работе очень тщательно. Изменились и другие мелочи, подчас едва уловимые – от кого, от каких мастеров прошлого они сейчас перешли к Вийону? Чем дольше он работал, тем реже ошибался и тем короче становились паузы выбора между привычным образом действий и новым.

Гипел и Этар, как обычно, больше отвлекались и баловались, чем были заняты собственно работой, однако то Майрын, то Флеб бросали на Вийона заинтересованные взгляды. Флеб даже что-то хотел спросить, но Вийон только отмахнулся, стараясь не потерять тот ритм и то особенное состояние духа, в котором находился.

Наконец, работа была закончена. Вийон немного отстранился назад и увидел, что сделанная им корзина намного лучшего всего того, что он создавал до сего дня.

– Где ты этому научился? – Спросил Майрын. – Такую корзинку можно продать и подороже.

– Она не для продажи, – тихо сказал Вийон, боясь спугнуть чудо. – Это корзина желаний.

Флеб открыл рот и привстал, во все глаза пялясь на изделие Вийона, но Майрын бросил еще один взгляд и отрицательно покачал головой.

– Вийон, ты уверен? Это просто хорошая, красивая корзина. К тому же, у нее нет крышки.

– Ну и что, что нет крышки? – Вийон передернул плечами.

– Как это «ну и что»? Желание кладут в корзину желаний, и в ней оно лежит, пока не созреет. А потом его выпускают, и оно исполняется. А если нет крышки – что тогда? Оно же куда-нибудь денется. Ветер выдует или унесет кто-нибудь, или само сбежит. Крышка обязательно нужна.

Вийон почесал затылок.

– Ну, значит, сделаю еще и крышку, – сказал он и вернулся к работе.

Крышка получилась широкой и надежной, цепляющейся за выступы на краях корзины таким образом, что не могла случайно слететь или отодвинуться, требовалось приложить усилие, чтобы немного отогнуть ее, а затем уже снять полностью. Теперь рядом с Вийоном собрались уже все, включая Гимела и Этара. Мальчишкам было особенно интересно, они трогали корзину пальцами, наклонялись поближе, чтобы внимательно рассмотреть ее изнутри, и казалось, готовы забраться в нее с ногами – до тех пор, пока Майрын не надавал им по рукам, сказав, чтобы вели себя смирно и не лезли в серьезное дело.

– Вийон, ты уверен? – Повторил Майрын свой вопрос.

Вийон только вздохнул. Он ни в чем не был уверен.

– Надо бы проверить, – подал идею Флеб. – Загадай что-нибудь. Или давай я загадаю? А что, она вообще любое желание выполнить может? Императором сделает меня, если захочу?

На лице Флеба появился намек на улыбку, когда он посмотрел на товарищей, ожидая, не засмеются ли они, чтобы засмеяться вместе с ними. Но Вийону было не до смеха, и Майрын также остался серьезен.

– Не думаю, – сказал Вийон. – Не знаю, что она может, но вряд ли такое… большое желание исполнится.

– Да, надо что-нибудь попроще для начала, – согласился Майрын.

– Ну тогда пусть… пусть… пусть я сегодня найду полтора сикталя, чтобы наконец расплатиться с Собирателем Дней и вернуть десять лет своей жизни, – сказал Вийон и быстро накрыл корзину крышкой, а затем надавил на нее, чтобы закрепить.

Минуту или две все трое напряженно стояли вокруг корзины, поглядывая на нее, прислушиваясь и глазея по сторонам в ожидании, не посыпятся ли с неба сиктали. Но ничего не происходило. Флеб и Майрын вернулись к своим делам, а ближе к полудню ушли на рынок. Мальчишки отправились домой, обещав вернуться после обеда, но так и не появились в этот день. Вийон сделал еще несколько корзин, стараясь лучше осознать и освоить навыки, приобретенные в ходе создания корзины желаний. Иногда он думал о том, что будет дальше. Эту корзину желаний он отдаст Бейзу, но ведь он может сделать и другую, для себя самого. Ему было очень любопытно, каковы же границы возможного для этих корзин? Вряд ли они способны сделать кого-либо императором, как хотелось бы Флебу, но Вийону вполне хватило бы и обычного достатка. Уютный домик где-нибудь в Среднем городе, красивая и добрая жена, послушные дети и… Иси он, конечно, заберет с собой. Даст ей все самое лучшее, наймет ей умных учителей грамоте и этикету, и когда-нибудь подыщет хорошего мужа. В его доме не будет ни болезней, ни несчастий, и жить его семья будет в радости и любви, долго-долго, а может быть и всегда – если, конечно, корзина желаний способна дать людям вечную жизнь.

Мысли об Иси вызвали в нем отчаянное желание вновь ее увидеть; в какой-то момент он понял, что работа уже не идет, а мысли о дочери становятся все сильнее и настойчивее. Со вчерашнего дня в кошельке Вийона осталось несколько монет; он убрал прутья и корзины в сарай, а по дороге к дому Элесы купил у торговца пирожок с ежевикой. Иси будет рада, а на ругань и брюзжание Элесы плевать.

Из отверстия в потолке шел дым – это значило, что Элеса что-то готовит. Из-за стены доносились голоса Эбрана и Гета. Страх, что он снова столкнется с голосами без тел, на мгновение кольнул Вийона в сердце, но корзинщик только отмахнулся: гуафим доходчиво объяснил ему, что это была лишь игра воображения, внимания на которую обращать не стоит.

Дверь оказалась заперта. Вийон постучался, затем еще раз. Ждать пришлось долго. Затем он услышал, как кто-то отодвигает задвижку и увидел, как слегка приоткрывается дверь – ровно настолько, чтобы пропустить Иси.

Дочь не стала выходить к Вийону и не открыла дверь настолько, чтобы он мог войти. Напротив, она осталась на пороге, загораживая ему путь в дом.

– Привет, малышка, – улыбнулся Вийон. – Посмотри, что я тебе принес.

Он протянул Иси ежевичный пирожок. Но девочка покачала головой и не стала его брать. Кажется, она что-то тихо сказала, но Вийон не расслышал, что именно; а может быть, не говорила ничего, только шевельнула губами.

– Что такое, дочка?

– Я не малышка, – отчетливо произнесла Иси, глядя Вийону в глаза. – Уходи. Мне ничего от тебя не нужно. Уходи и больше никогда не возвращайся. Я не твоя дочь.

Она смотрела на Вийона еще несколько долгих мгновений, а затем отступила назад и закрыла дверь. Вийон услышал, как легла на место задвижка и уже вытянул вперед руки, чтобы толкнуть дверь, забарабанить кулаками по дереву, а если понадобиться – и вышибить дверь к чертям, но остановился. Он выбьет дверь – и что? Ударит Иси? Наорет на нее? Зарежет Элесу и ее любовника? Во всех этих действиях не было никакого смысла. Эти действия не вернут ему дочь, а только оттолкнут ее еще дальше – хотя дальше, казалось бы, уже и некуда. Он знал, что рано или поздно Иси переймет повадки своей матери, пойдет по пути, на который уже вступили его сыновья, перестанет любить Вийона, станет его презирать – но не думал, что это произойдет так быстро. И эти ее слова, что она Вийону не дочь – они сводили с ума. Как она могла сказать такое? Как ей это в голову пришло?.. Нет-нет, она не могла придумать такое сама. Ей это сказала Элеса, настраивая дочь против отца, но даже Элеса, при всей злобе, вряд ли могла бы придумать такое на пустом месте. Выгнав Вийона из дома, она стала сожительствовать с Саджиром, но как долго они встречались до того, у Вийона за спиной? Его странные чувства к Иси – чувства, которые отец не должен испытывать к собственной дочери – могли ли они возникнуть от того, что Иси и в самом деле была не его дочерью, а чьей-то еще: Саджира или какого-то другого любовника, с которым Элеса наставляла Вийону рога пять или шесть лет тому назад?.. Боги, за что ему все это? Разве он плохой человек? Разве он не делал для своей семьи, для Элесы все, что мог? Не отдавал ей все, что имел (пусть даже и не имел он почти ничего)?.. За что она с ним так? Почему она так поступила?..

Вийон отошел от дома, который долгое время по недоразумению считал своим, шатаясь, как раненый или пьяный. Сердце истекало кровью. Он шел куда глаза глядят, брел по городу – час, другой, и наконец вернулся к своему сараю. Хотелось выпить, но было не на что. Когда с рынка вернулись Майрын и Флеб, он уговорил их пойти в таверну, обещая заплатить за всех в следующий раз. Вийон ничего не ел, но пил один стакан дешевого вина за другим – и скоро оказался валяющимся на полу без чувств, как и мечтал. По крайней мере, в беспамятстве душа его больше уже не болела. Майрын и Флеб дотащили товарища до сарая с прутьями и корзинами, уложили Вийона на привычное место, и разошлись по домам.

Глава 16

Сны Вийона в ту ночь были смутны и тяжелы, и не сохранились в памяти при пробуждении. Корзинщик проснулся ранним утром с мерзким привкусом во рту, страдая от жажды и мучаясь от головной боли. Кое-как добредя до колодца, Вийон вытянул ведро воды и долго умывался, приводя себя в порядок. Напиваться без меры, да еще и за счет друзей, было не лучшей идеей – пусть беспамятство и заглушило боль, но сегодня, стоило ему только вспомнить о своей семье, как душа и сердце снова начинали кровоточить.

Вийон вернулся к сараю, сел во дворе на чурбанок у стены, откинулся назад и полузакрыл глаза. Медленно-медленно, но дурнота и головная боль отступали. Душевную боль унять было намного сложнее, но было в ней что-то… освобождающее. С его семьей… нет: с семьей Элесы его больше ничего не связывало. Это было ужасно, невыносимо, мучительно – но вместе с тем он осознал вдруг, что свободен. Нет обязательств, ответственности, необходимости думать о том, как прокормить жену и трех детей, как всем угодить и никого не обидеть. Он им не нужен, они презирают его и гнушаются им – пусть так. Окончательно оттолкнув его, объявив, что он даже не вправе считать детей Элесы своими, они лишь приблизили его недавнюю мечту о жизни в Среднем городе и новой семье, которая будет такой, как он захочет, еще на один шаг. Ведь Вийон заключил успешную сделку между четырьмя разными и не самыми последними в Среднем городе людьми; нашел способ вернуть Норису его магический дом, внутреннее пространство которого превосходило внешнее; отыскал сокровищницу в лабиринте снов и сплел корзину желаний. Пусть перемены в его жизни пока и не слишком заметны, но он на верном пути: он добьется успеха, и Элеса еще тысячу раз пожалеет, что оттолкнула его. От зависти и злобы она будет каждый день рассказывать детям небылицы о бывшем муже, поливать его грязью и клеветать, ну и пусть – ведь это не его дети. Он все еще любил Иси и сожалел, что все так сложилось, отдал бы многое, а может быть и все, чтобы девочка стала относиться к нему по-прежнему, но теперь Вийон, по крайней мере, мог смириться с тем, что этой любви он никогда больше уже не получит. Сердце его будет болеть еще долго, но теперь он знал, что сумеет в конце концов пережить и это, последнее предательство. Рано или поздно боль утихнет и он перестанет вспоминать «свою малышку».

Начинался рассвет, солнечные лучи окрасили крыши домов далекого Верхнего города и башни огромного императорского дворца. Кряхтя, Вийон не без труда поднялся, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы не потревожить больную голову. Он зашел в сарай и вскоре вышел обратно во двор, держа в руках закрытую крышкой корзину. Созрело ли желание, помещенное в нее? Неизвестно. Корзина осталась такой же, как прежде, и весила столько же. Изнутри не доносилось никаких звуков. Должно ли быть как-то иначе, ведь внутри одно только желание? Вийон не мог ответить на этот вопрос.

Вчера он загадал полтора серебряника, но ничего не получил, кроме ужасного разговора с Иси. Но ведь он и не должен был ничего получить именно вчера (пусть даже и сказал, что желает разжиться деньгами в этот же день), потому что желание осуществлялось лишь после открытиякорзины. Если оно готово, следует выпустить его и подождать, что произойдет сегодня. Если к Вийону сегодня каким-либо образом попадут полтора сикталя, то цель достигнута, а если нет – значит, нет.

Он снял крышку и осторожно заглянул внутрь. Корзина, естественно, была пуста.

«Можно ли пользоваться корзиной желаний после того, как желание выпущено на волю? – Подумал Вийон. – Наверное, нет. Нужно ее сжечь.»

Он хотел было уже разжечь во дворе огонь, однако затем подумал, что можно отложить это дело до момента, пока желание не исполнится. А значит – пока оставалось только приступить к обычной работе и ждать, что произойдет дальше. Вийон так и сделал. Вскоре подошли его товарищи, заняли свои места во дворе и все пошло по накатанной.

Появился и Бейз Лекарид – зевающий и недовольный, как обычно. Забрал себе все лучшие корзины, обругал корзинщиков за беспорядок во дворе и медленную работу, а затем стал донимать Вийона своей обычной, с недавних пор, претензией.

– Вийон, где моя корзина желаний? Когда она будет готова?

– Скоро, господин, я работаю над этим.

– Не дури мне голову, – Бейз взвесил тяжелую ладонь, как будто раздумывая, ударить Вийона или нет. – Ты говоришь «работаю», «потом», «скоро» – но я не вижу результатов. Может быть, ты держишь меня за дурака?

– Нет, господин, клянусь вам, я делаю все, что могу.

– Если корзины желаний все еще нет – значит, ты делаешь недостаточно.

– А ведь вчера Вийон сде… – Подал было голос Гипел, но Майрын отвесил сыну подзатыльник, и тот прикусил язык.

Бейз не обратил на возню за своей спиной никакого внимания. Он смотрел только на Вийона.

– Может быть, позвать стражу? Тогда ты наконец уже начнешь шевелиться?

– Зовите кого хотите…

– Что ты сказал?! – Бейз аж задохнулся. Он шагнул к наглому работнику, замахиваясь для удара.

– Зовите кого хотите, – повторил Вийон с ожесточением, посмотрев Бейзу в глаза. – Я не стану работать быстрее и лучше от того, что вы меня изобьете. Корзина желаний скоро будет готова. Позовите стражу – и вы не получите ничего.

Бейз несколько секунд простоял с поднятой рукой, скаля зубы и бешено сверкая глазами, а затем опустил руку, так и не ударив работника.

– Что ж, посмотрим, – процедил он, развернулся и ушел.

Оставшееся до полудня время корзинщики трудились молча. Затем Майрын ушел на рынок, дети убежали обедать. Флеб несколько раз пытался завести с товарищем разговор, но Вийон отвечал односложно или молчал, концентрируясь на работе. Чем чаще он думал о храме со статуями отца и Арбела, тем чаще в движении его рук проскальзывало что-то новое, не всегда поначалу понятное ему самому, но всегда оказывавшееся в итоге полезным. Вийон старался запоминать эти новые приемы, а досужие разговоры его только отвлекали.

В этот день он сплел больше корзин, чем когда-либо раньше, и все они были на удивление хороши. Конечно, он не сидел весь день на одном месте – вставал, чтобы попить воды, или посетить отхожее место, или просто размяться, однако в этот день он не просто вставал и ходил, а еще и смотрел под ноги, ожидая увидеть где-нибудь вы пыли пару серебряных сикталей. Но ничего привлекательного на земле не валялось, и прохожие на улице, куда Вийон иногда выглядывал, также не спешили одаривать его.

Прошел день, приблизился вечер. Вийон начал беспокоиться. Флеб ушел домой, а вскоре с рынка вернулся Майрын, поставил в сарай непроданные корзины и также удалился. Село солнце, ночь вот-вот должна была опуститься на город. Вийон украл из соседского сада пару кислых яблок и перекусил ими – это было единственное, что он съел за сегодняшний день. Сикталей по-прежнему не было. И только когда гонг на Часовой башне пробил полночь, Вийон окончательно понял, что их и не будет. Либо он сделал что-то неправильно, в чем-то ошибся, либо, что более вероятно, изготовленная вчерашним утром корзина вовсе не была корзиной желаний. Это было хорошее, добротное изделие, но никакими волшебными свойствами оно не обладало и совершать чудеса не могло.

Значит, оставался только один путь: поскорее найти Айнри Тозола и упросить старого друга помочь в изготовлении корзины желаний. Поначалу Вийон хотел лечь спать, чтобы заняться поисками следующим утром, но понял, что заснуть не сможет. Да и зачем откладывать до утра? Завтра начнется привычная обыденная суета, его связь с Нейсинараном станет слабее и чувствовать духа среди болтовни и суеты он будет хуже. Он и так слишком долго откладывал этот шаг – поначалу был готов и землю рыть, чтобы найти Айнри, но как только в его руках оказалось надежное, лучшее из возможных, средство для поиска скрытого и потерянного, как враз растерял свой энтузиазм. Почему? Может быть, в глубине души он боялся, что встреча с повзрослевшим Айнри пройдет совсем не так, как ему хотелось бы? Нет-нет, к черту страхи. Он больше не будет бояться.

Вийон встал посреди двора, вытянул левую руку в сторону и твердо произнес в тишине спящего города:

– Нейсинаран!

Послышалось знакомое хлопанье крыльев. Огромный ястреб вылетел из сарая, где в виде чучела неподвижно стоял вот уже три дня, и уселся на левую руку. Вийон знал, что почувствует боль от его когтей и был готов к ней – возможно, поэтому боли на этот раз почти не было, ведь он не стал дергаться и продолжал держать руку ровно, когда на нее опустилась мистическая птица. Своими страшными загнутыми когтями ястреб сжимал руку корзинщика твёрдо, но бережно, почти не повреждая кожу, и то смотрел на Вийона одним глазом, то быстро поворачивал голову вправо или влево, как будто следя за движениями в незримом для человека мире духов и демонов.

– Найди Айнри Тозола, – велел Союзнику Вийон. – Проведи меня к нему.

Ястреб остался неподвижен. Он как будто не услышал приказа, и остался сидеть на руке человека, поворачивая голову то вправо, то влево. Когда Вийон повторил приказ, ястреб чуть расправил крылья и тут же сложил их обратно. В ответ на третий приказ он закричал, широко раскрыв клюв и повернув голову к Вийону, недвусмысленно показывая, что если человек продолжит настаивать, то может лишится глаза, уха, кадыка или чего-нибудь еще, не менее важного. Вийон не стал искушать судьбу. Он стоял так еще несколько секунд, не в силах поверить в свою неудачу.

– Хорошо, – сказал он Союзнику. – Возвращайся назад.

Сильный толчок, хлопанье крыльев, дуновение ветра – и вот уже огромная птица, ставшая тенью, вновь растворилась в темноте.

Вийон устало присел на чурбанок у стены сарая. Почему средство, на которое он возлагал больше всего надежд, оказалось бессильным? Что он сделал не так? А может быть, Айнри Тозола нельзя найти потому, что он умер?

Эта мысль ужаснула Вийона почти также сильно, как и настойчивые убеждения душевидца о том, что Айнри никогда не жил на свете. Нет, нет, он не мог умереть! Это было бы… неправильно, нечестно, такого не должно было случится. После всех поисков, после всех усилий, всех надежд – этого просто не могло быть. Не могло быть и не должно было.

Но что, если это правда? Вийон обхватил голову руками и едва слышно застонал. Он не хотел верить в такой исход, но что, если это правда? Люди иногда умирают, такое случается. Айнри заболел в детстве колдовской лихорадкой, и его должны были отдать на обучение либо на улицу Чертежей, либо на Вторую улицу Звезд, либо в Дымный переулок – но Вийон не нашел ни следов, ни памяти об Айнри ни там, ни там, ни там. Айнри как будто бесследно растворился в воздухе – так может быть, все дело только в том, что он умер двадцать пять лет тому назад?..

Совершенно разбитый и опустошенный, Вийон, дрожа от бившего его озноба и еле переставляя ноги, зашел в сарай и без сил опустился на свое самодельное ложе из старых тряпок поверх ивовых прутьев. Еще недавно он не мог заснуть от нервного возбуждения, от готовности действовать прямо сейчас, но призыв духа и, главное, мысли о смерти Айнри как будто выжали из него все соки. Обычно мысли об Айнри придавали ему сил, добавляли в окружающий мир красок и делали его самого более живым – но только не в тех случаях, когда он думал о том, что Айнри мог умереть или что он никогда не существовал. Эти мысли оказывали совершенно противоположный эффект, выбивали из колеи и вытягивали все душевные силы.

Вийон закрыл глаза и забылся. Поначалу сны его были мутны и неосознанны, но вот он опять очутился в каменном лабиринте. Помощи Нейсинаран ему уже не требовалось, чтобы попасть в сокровищницу, он теперь всегда мог и сам легко отыскать к ней путь – не потому, что изучил лабиринт, нет: этот лабиринт изучить, наверное, было и вовсе невозможно – а потому, что путь в храм-сокровищницу находился теперь всегда, когда Вийон этого хотел. Но зачем ему туда идти? Что его там ждет? Он не хотел сейчас там работать, достаточно наработался и днем.

Вийон сел у стены и просто сидел так неопределенное время, не желая ничего вспоминать, размышлять, приходить к каким-то выводам. Айнри не мог умереть, не мог так поступить с Вийоном. Лучше было вообще ни о чем не думать. Почему он не может забыться даже во сне? Стоит попросить у Мелана какую-нибудь простенькую приблуду, которая позволит спокойно спать, не видя вообще никаких снов.

Откуда-то справа послышался шорох. Это не был звук в прямом смысле слова, а скорее тактильное ощущение легкой и беспорядочной вибрации, сложенное с отчётливым знанием «это звук». Поворачивая голову, Вийон на мгновение задумался: как бы он воспринял это, если бы мысль о звуке не пришла ему в голову и не придала бы событию именно такую форму? Ведь во сне нет чувств вроде зрения, слуха или обоняния, есть только их подобия, имитация. Он «услышал» что-то потому, что привык слышать – так может быть, и лабиринта этого на самом деле не существовало, а было нечто совсем иное? Это соображение складывалось со словами о том, что лабиринт и сокровищница для каждого обретают какой-то свой, особенный образ.

Повернув голову на шорох, Вийон увидел крысу, сидевшую на задних лапках у стыка стены и пола. Крыса пристально посмотрела на корзинщика, пискнула и побежала прочь.

Опираясь на стену, Вийон медленно поднялся. Тварь явно звала его за собой, но стоило ли идти? В прошлый раз она привела его в лапы душевидца, который едва не свел Вийона с ума, а до этого выгрызла на стене слово, которое убило Огиса. С другой стороны, при первой встрече она – через Вийона – преподнесла, пусть и ценой покалеченной и искусанной семьи, Флебу роскошный подарок, и, кроме того, эта тварь, кажется, что-то знала об Айнри – ведь именно его имя она выгрызла на стене в третий раз.

Последнее обстоятельство все решило. Вийон не мог понять, откуда взялась эта крыса и что она от него хочет, но она знала – или знал тот, кто ее послал – нечто очень важное для Вийона, и нужно было, наконец, понять, что же конкретно она знает и почему преследует корзинщика. Вийон поспешил следом за крысой – вперед, в темноту.

Они долго шли по извилистым коридорам, и каждый раз, когда Вийон терял своего проводника в темноте, крыса шуршала или попискивала, подавая знак, в какой именно коридор она повернула. Лабиринт постепенно менялся: стены сделались ниже и выглядели древнее, появился потолок, который чем дальше, тем становился ниже, многие проходы были завалены, стены выщерблены, а пол усеян каменой крошкой. В какой-то момент все это стало напоминать в большей степени извилистую сеть пещер, чем искусственное сооружение, пол перестал быть ровным, появились то плавные, то крутые спуски вниз и наверх, прямые углы пересекающихся коридоров сменили плавные повороты. Затем крыса полезла в один из завалов, и поначалу Вийон думал, что уже не сможет последовать за ней – но нет, там был проход, совсем узкий, куда пришлось бы протискиваться лежа. Вийон убрал с пути несколько камней, расширяя проход и полез в образовавшуюся щель…

Проползти пришлось немало, при том ход был крайне неровным, но вот наконец он закончился и Вийон выбрался на поверхность, при том последнюю часть пути он пробирался вверх по узкому колодцу. Черное небо с редкими огоньками звезд – первое, что он увидел. Оглядевшись вокруг, Вийон обнаружил, что находится в каньоне, среди безжизненных скал, кольцом окруживших кратер. В центре кратера темнела яма. Крысы, приведшей Вийона в это место, нигде не было заметно. Корзинщик хотел уж было лезть обратно в колодец, как сухой низкий стон прокатился по каньону:

– Аааайййнриии…

Голос производил жуткое впечатление, да и темное углубление в центре кратера не выглядело привлекательным – исходившее оттуда зло Вийон буквально ощущал всей своей кожей, но выбора не было. Голос произнес то единственное слово, которое могло заставить Вийона спуститься, а не бежать, сломя голову, прочь от этого места.

Склоны кратера не были крутыми, и чем ближе к центру, тем становились все более пологими. Вийон медленно шел вперед, дрожа от страха, но все же переставляя одну ногу за другой, вслушиваясь и вглядываясь в чернеющую впереди яму. Чернота эта не была просто тенью или отсутствием света – нет, это было что-то другое, больше похожее на дым или облака миазмов, которые растекались по дну кратера и слепо шарились по безжизненной земле, словно пальцы великана или отростки кракена, ищущего добычу. Выбрав такое место, где облаков тьмы не было, Вийон опустился на землю и пополз вперед, прижимаясь к земле. Он боялся показываться в полный рост тому, что покоилось в яме, он вообще не хотел никак контактировать с этим, хотел лишь узнать, почему оно произнесло одно-единственное слово…

Он слышал звуки движения чего-то большого и какие-то шепотки еще на пути; когда же корзинщик подполз к краю ямы и заглянул в нее, то увидел крысу, размеры которой превосходили слона – крысу, имевшую три головы и столько же хвостов. Чудовище лежало на дне ямы брюхом кверху, а из его тела, из лап, из шеи, груди и брюха торчали многочисленные копья и пики, которые как будто прибивали трехголового гиганта к земле. Местами шкура крыса облезла, так же она казалась совершенно высохшей, буквально сухая белая кожа на костях, пустые глазницы на облезлых черепах, безгубые рты с желтыми зубами. Но эта огромная мумифицированная каким-то образом оставалась жива, три ее головы постоянно что-то шептали – то ли разговаривая друг с другом, то ли обращаясь к кому-то еще.

Вийон не хотел быть здесь. И зачем он только сюда полез? Он попытался отползти назад, но не смог – ужас парализовал все его тело. Он не хотел слушать, о чем шепчутся головы, но не мог не слушать…

– …ничего не добьешься, ни здесь, ни сейчас, никогда!.. Конец неотвратим: все, что появилось – умрет. Ничего не сможешь изменить. Все ваши усилия – ничто: я слышу поступь братьев, пришедших взять виру за смерть отца. Ни искусство, ни магия, ни доблесть, ни бесстрашие, ни воля, никакие усилия и добродетели, пороки, договора и союзы – ничто не поможет. Все закончится, этого не избежать, закончится уже совсем скоро; закончится и никогда уже не начнется снова. Все твои усилия значат не больше, чем попытки муравья остановить лавину; не найдется хитрости или умения, или удачи, не достанет помощи духов или бессмертных, чтобы отвратить то, что должно случится. Конец всего сущего неотвратим; я ожидаю этого часа, чтобы освободиться и сгинуть со всеми; не останется ничего, и самому времени будет положен предел…

Вийон чувствовал, как открывается его рот и рвется наружу истошный крик, и не мог даже пошевелиться, чтобы зажать себе рот руками и не кричать. Низкий, исполненный бесконечной ненависти ко всему живому, голос павшего бога проникал, казалось, в каждую частицу его дрожащего тела, вызывая мучение, и повергая в беспросветную бездну отчаянья. А затем одна из голов повернулась к Вийону и отчетливо произнесла – уже не рассуждая о каких-то отвлеченных вещах, о конце света и тщете всех попыток его предотвратить – произнесла, обращаясь к человеку и смотря на него:

– Я вижу тебя. Тебе не уйти.

Земля завибрировала и затряслась, смещая Вийона к краю ямы, и лишь тогда оцепенение спало. Он рванулся назад – отчаянно, бездумно, без мысли и памяти, как загнанный зверь, бросающийся прочь от охотника даже тогда, когда уйти уже невозможно. Земля затряслась сильнее, и склоны кратера накренились – пологие и ровные прежде, они вздымались, перегораживая путь Вийону. Каким-то чудом Вийону удалось продвинуться дальше, в то время, когда комья земли и целые пласты, дрожа, соскальзывали в яму – и тогда трехголовая крыса издала звук, напоминающий грохот или раскатистый вой: писк, исполненный на самых низких тонах.

Земля по-прежнему тряслась, но теперь вверх взлетали не камни и не комья земли, а крысы. Они лезли отовсюду, и с каждым мгновением их становилось все больше: Вийон собственными, расширенными от ужаса глазами, увидел, как ком земли, поднятый вверх очередным толчком, изменил форму и цвет, и рассыпался на сотню крысиных тел. Земля превращалась в море из бесчисленного множества обезумевших грызунов.

Каждый из подземных толчков грозил свалить Вийона на землю, и иногда он падал, но тут же вставал и бежал дальше, бежал так быстро, как только мог. Крысиное море вспучивалось за его спиной, крысы прыгали ему на спину, на голову, на плечи, пытались кусать за ноги – Вийон отмахивался от них как мог, не прекращая бега. Он добрался до колодца в скале и нырнул в него без промедления. Выступающие камни разорвали ему кожу, он едва не переломал руки и ребра, но продолжал ползти, не обращая внимания на боль, ужом проскочил по узкому ходу и вернулся в лабиринт, и лишь тогда позволил себе оглянуться.

Крысы были уже здесь – сначала узеньким ручейком, а потом уже всей массой, бурлящим потоком – вливались в лабиринт следом за корзинщиком и устремлялись к нему. Их было так много, а напор с той стороны был так силен, что камни, закрывавшие проход, начало выворачивать и откидывать в сторону, а поток крысиных тел становился все шире.

«О, боги!..» – Подумал Вийон и опять бросился в бегство. Он изо всех сил хотел проснуться, но не мог. Да, это всего лишь сон, но не было сомнений, что если крысы доберутся до него, сожрут, или, что еще хуже, притащат тому гигантскому трехголовому чудищу в яме – ничего хорошего от этого не выйдет не только во сне, но и в обыденном мире. Эта тварь была одним из павших богов, чьи имена преданы забвению, или одним из осколков его злобы и силы, и Вийону совершенно не хотелось узнавать, что сотворит темный бог с его душой, когда ее получит.

Крысы уже бежали за ним – их стало так много, что они катились, кувыркаясь, сплошной волной по коридору, преследуя бегущего человека, занимая своими телами все пространство от пола до потолка, от одной стены до другой. Куда бежать? Где скрыться от этого? Вийон подумал о храме предков, но тут же отбросил эту мысль. Если эта сила, преследуя его, проникнет в храм, будет еще хуже.

– Нейсинаран! – Закричал он во все горло, сворачивая в очередной поворот. – Выведи меня отсюда!

Явившийся из ниоткуда ястреб полетел вперед, а Вийон бросился за ним. Он задыхался, бежал из последних сил, но сейчас, пожалуй, лишь смерть могла бы заставить его перестать двигаться. Его преследовал ужас, худший из кошмаров, который он когда-либо видел или представлял, и этот кошмар не был из числа тех, что можно развеять, всего лишь повернувшись к нему лицом.

Повороты мелькали один за другим. Лабиринт снова изменился, проходы расширились, освещение изменилось. В какой-то момент Вийон понял, что стен и вовсе нет – это только камни, и нет лабиринта, а он сам бежит по неровной местности, иногда взбираясь по скалам наверх. Вийон остановился и огляделся. Он стоял на горном перевале, едва удерживая равновесие от шквального ветра, толкавшего его назад. Крыс нигде не было видно. На горизонте горы то ли сливались с небом, то ли небо твердело и становилось горами, а где-то воздушное пространство было похоже на жидкий янтарь или медленно двигающуюся воду. Впереди открывалась долина, наполненная рыжими и алыми цветами – поначалу Вийон подумал, что там бушует пожар, но приглядевшись, разглядел деревья, совсем не похожие на обугленные стволы во время пожара, и пришел к мнению, что там, в долине, царит яркая и красочная осень. Долина выглядела мирной и Вийону захотелось ее посетить – во всяком случае, этот вариант был не хуже, чем остаться и торчать на перевале. Он сделал первый шаг вниз, затем второй – и проснулся на третьем.

Глава 17

Утром, по завершении обычных дел, когда дикий ужас от пережитого ночью немного отпустил его разум, Вийон вновь призвал Нейсинарана и снова велел ему отыскать Айнри. Реакция была такой же, как и вчера – Союзник не стал ничего делать и недвусмысленно давал знать, что попытки человека настоять ни к чему хорошему не приведут. Вийон изгнал ястреба и вернулся к работе.

Айнри был жив, теперь он в этом почти не сомневался. Гигантская крыса что-то знала о нем, жаль только, что выведать это знание Вийон так и не смог. Айнри был врагом этой твари или, по крайней мере, чем-то мешал ей: не зря же она пыталась убедить всех и каждого, а в первую очередь себя саму в том, что ни у кого ничего не получится и все бесполезно. Нужно было найти Айнри хотя бы для того, чтобы предупредить о том, что чудовище в глубине снов точит на него зуб.

После полудня Вийон и Флеб отправились на рынок. Новые корзины Вийона расходились хорошо, и он быстро распродал все, что принес.

– Выходит, твоя корзина желаний все-таки действует? – Подмигнул ему Флеб. – Таким путем ты скоро соберешь полтора сикталя для выкупа своего времени у Собирателя Дней.

– Нет, – Вийон вздохнул. – Я ведь хотел получить деньги в тот же день. Это была всего лишь хорошая, добротная корзина. Флеб, я все продал и пойду, хорошего тебе вечера!

– До завтра, Вийон. Только, боюсь, после твоих корзин на мои уже никто не и смотреть не станет…

Вийон купил чистой воды и горячего хлеба и даже позволил себе редкое угощение – взял немного вяленого мяса. Поужинав, он отправился в путь.

Двадцать пять лет назад пятеро подростков напали на Айнри, но бежали, когда на помощь другу пришел Вийон. Помимо их лидера, Джадура, казненного лет пятнадцать тому назад (Вийон уже и не помнил, почему и за что), Вийон знал только одного – самого младшего из них, Гсина Куда, всегда неумытого, с двумя отсутствующими зубами и вечно текущим носом. Кажется, они или дружили когда-то, совсем давно, либо их семьи были знакомы – как Вийон не напрягал память, но точных обстоятельств далекого детства вспомнить не удавалось. Впрочем, все это не имело значения, а имело значение то, что он знал, где находится дом Гсина.

Пришлось немного поискать, потому что район сильно изменился за прошедшие десятилетия, но в конце концов, руководствуясь где-то памятью, а где-то и расспросами соседей, Вийон разыскал крошечную грязную хибарку, затерявшуюся в скопище таких же лачуг и сараев. Блохастая собака с гниющим глазом ткнулась ему в ноги, прося еды или хотя бы ласки, но Вийон отстранил ее и подошел к дверям. На пороге играли дети – бегали друг за другом, шумели, возились в грязи. Вийон обратился к девушке, которая за ними присматривала:

– Скажите, не здесь ли живет Гсин Куд?

Лицо девушки приобрело удивленное выражение, она смерила Вийона настороженным взглядом.

– Что вам нужно? – Спросила она.

– Просто поговорить, – Вийон поднял руки ладонями от себя, демонстрируя миролюбие. – Когда-то давно я был знаком с Гсином, есть один вопрос, который я хотел бы ему задать.

– Если вы хотите поговорить с моим братом, – хмуро ответила девушка. – То вам следует обратиться к вопрошателям мертвых. Он давно умер.

Она перестала смотреть на Вийона и начала трясти ребенка, сидевшего у нее на руках, пытаясь его успокоить. Качала она, однако, его слишком нервно и быстро, и ребенок в результате расплакался еще сильнее. Тогда девушка прикрикнула на ребенка и даже занесла руку, грозя ударить – это подействовало, дитя стало ныть не так громко.

– Умер? – Растеряно переспросил Вийон. – Очень жаль… Как это произошло?

– Это давнее дело, – отмахнулась девушка. – Не хочу говорить. Уходите.

Вийон полез в кошелек и достал все, что заработал за сегодня. В глазах девушки вспыхнул интерес.

– Я заплачу вам, – сказал корзинщик. – Вот, все это будет ваше. Сможете поесть и накормить детей.

– Хорошо, – девушка откинула волосы назад и заговорила:

– Что вы хотите знать? Как он умер? Его казнили на площади, вместе с Джадуром и другими его дружкам. Хуже того: наказали и других моих братьев, мать отправили на каторгу, и также поступили с семьями всех, кто был в банде. А для Джадура и Гсина казнь стала долгожданным избавлением, ибо их долго перед этим пытали.

– Теперь я припоминаю, что слышал о чем-то подобном… – Пробормотал Вийон. – Четырнадцать или пятнадцать лет назад, верно? Отец заставлял меня работать, а дома мы не обсуждали такие вещи. Поэтому я не знаю подробностей. Что же произошло? Почему их всех так жестоко наказали?

– Джадура и его банду наказали справедливо, – ответила девушка. – Но из-за этих ублюдков пострадали и другие люди. Я сама избежала смерти лишь потому, что была лишь году от роду, и когда забрали мать, взяли меня к себе и воспитали. А началось все с того, что Джадур и Гсин и другие изловили молодую девку из Верхнего города, изнасиловали ее, а когда она пригрозила, что им не жить – перерезали ей глотку. Но эта девка оказалась дочерью префекта Варана эс-Кэламида, а он человек суровый…

– Да-да, – кивнул Вийон. О жестоком военноначальнике, некогда служившем на юге и прославившемся в сражения со скайферами, а затем переведенным в столицу из-за чрезмерной суровости к собственным подчиненным, слышали все. Он и по сей день занимал должность одного из префектов Дангилаты.

– …и за свою ненаглядную Лакри обещал казнить не только тех, кто ее снасиловал, но и их семьи. Говорю же, я сама чудом осталась в живых, потому что была еще ребенком…

– Подожди! – Вийон поднял руку. – Что ты сказала?

– Что? – Передернула плечами девушка.

– Имя дочери префекта. Как ты сказала?..

– Лакри эс-Кэламид, безголовая, избалованная девка, привыкшая к тому что ей все можно и решившая поискать приключений вечером в Нижнем городе…

Вийон стоял неподвижно несколько минут и молчал. Сестра Гсина говорила что-то еще, жаловалась на жизнь и судьбу, на несправедливость властей, но он не слышал. Очнувшись, он отдал ей обещанные деньги и задал последний вопрос:

– Айнри Тозол. Ты слышала когда-нибудь это имя?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, никогда.

Вийон и не сомневался, что ответ будет именно таким. Что бы не было на уме у подростка Гсина, вряд ли бы он стал рассказывать об этом десять лет спустя своей годовалой сестре, а если бы и стал – она бы все равно не запомнила.

Вийон поблагодарил девушку за ответы, развернулся и ушел.

Он брел по трущобам Дангилаты, погруженный в свои мысли и пытаясь разложить по местам услышанное и то, что он знал прежде, а ночь, между тем, уже начинала предъявлять свои права на затихающий город.

Отец не пускал Вийона смотреть на казни, происходившие на городской площади и пресекал любые разговоры о них, но имя «Лакри» Вийон уже слышал. Может быть, и не в юности (а если и в юности, то он забыл об этом), а совсем недавно, буквально неделю тому назад…

Огис Хатур пробыл среди корзинщиков четырнадцать лет, но когда он пришел к ним впервые, он вовсе не был похож на ремесленника. Повадки выдавали в нем разбойника, хотя он и старался не выдавать себя и вести себя как все. Его привел старый Арбел, с которым Огис как будто бы дружил или был его дальним родственником – так, по крайней мере, они сказали остальным, но, вероятно, настоящая причина была в том, что Огис уже тогда гулял с дочерью Арбела, Акиной, и последняя носила под сердцем их первого ребенка. Было ли вообще имя и фамилия Огиса Хатура настоящими? Теперь Вийон в этом сомневался. Огис либо был одним из тех, кто вместе с Джадуром насиловал и убивал префекторскую дочку, либо приходился родственником одному из убийц – в любом случае, он жил в страхе с тех пор вот уже четырнадцать лет, и совсем обезумел, когда крыса начертала на стене имя убитой. Вот почему он повесился: Огис все еще страшился мести префекта и знал, что в случае, если властям доложат, кто он и в чем виноват – мучительной смерти подвергнется не только он сам, но и его жена, и сын.

В какой-то момент Вийон очнулся от своих дум и огляделся по сторонам. Он находился на Гусиной улице; в двух квартала слева в грязном переулке прятался домик Флеба и его матери, в двух же кварталах справа стоял дом, хозяином в котором когда-то был Арбел, затем Огис, а теперь хозяйничала Акина. Уже поздно, но, может быть, вдова Огиса еще не спит? Он всего лишь задаст ей пару вопросов.

Повернув направо, быстрым шагом Вийон миновал два квартала и постучался. К его удивлению, дверь открыл Флеб.

– Вийон? Проходи. Акина скоро подаст ужин, думаю и тебя угостит.

Все еще недоумевая, Вийон проследовал за товарищем в дом. Что Флеб тут забыл, в такое время? Почему он не у себя? Будь у Вийона в услужении белокожая хальстальфарская красавица, он бы кувыркался с ней в постели все свободное время – ведь хоть какая-то польза с этой хали должна же быть!

В доме плавали запахи сытной бобовой похлебки, а в правой части хибары суетилась Акина, помахавшая Вийону рукой. Она совсем не выглядела безутешной вдовой. Напротив, в доме царил порядок, которого Вийон тут давно не помнил; а также Акина была трезва – событие совсем удивительное, ибо в последние годы Вийон чаще видел ее пьяной, чем трезвой: возможно, она заливала вином память о двух дочерях, проданных по настоянию Огиса богатым людям из Среднего города, а может быть, пила потому, что пил Огис – а он был совсем не дурак выпить.

Флеб обошел стол и уселся на полу, напротив Этара. Пол между ними был расчерчен на клетки, на которых располагались белые и черные камни: похоже, тут шла напряженная игра в «Двенадцать камней», заключавшаяся в поочередном смещении своих камней с целью окружения чужих.

– Присоединишься? – Спросил Флеб, кивая на поле. – Кое-кто скоро вылетит.

И он насмешливо посмотрел на Этара. Мальчик насупился, подпер подбородок кулаком и стал размышлять над следующим ходом еще напряженнее.

– Нет, благодарю, – ответил Вийон. – Мне нужно кое-что спросить у Акины.

Он прошел на кухню и поздоровался с хозяйкой. Бобовая похлебка была уже почти готова, Акина сняла горшок с огня и собиралась разливать по тарелкам.

– У меня есть вопрос… или даже два, – Вийон помялся на пороге кухни. – Насчет Огиса…

Он увидел, как напряглась спина вдовы. Она отложила тарелки и повернулась к Вийону. Теперь никакой доброжелательности на ее лице не осталось.

– Что «насчет Огиса»? – Спросила она.

– Не знаю даже, как и начать… Ну, ладно. Он когда-нибудь упоминал при тебе имя «Айнри Тозол»?

Акина задумалась, затем пожала плечами.

– Не припоминаю такого. А что?

– А «Лакри»?

Акина замерла. Ее глаза превратились в узкие щелочки, а губы и челюсти плотно сжались. Теперь она рассматривала Вийона как врага. Будь у нее в руках при этом хоть что-то, похожее на оружие, Вийон бросился бы бежать, не раздумывая.

– Нет, – отчеканила женщина. – Никогда такого имени не слышала.

«Она лжет, – подумал Вийон. – Она все знала про Огиса и покрывала его все это время, потому что была влюблена и не бросила его даже тогда, когда он отдал двух ее дочерей на потеху богачам.»

– К чему эти вопросы? – Даже не пытаясь скрывать враждебности, спросила Акина. – Что ты хочешь, Вийон?

– Ничего, – он поднял руки все тем же своим обычным жестом – ладонями вперед, демонстрируя отсутствие злых намерений и отступление. – Должно быть, я обознался. Прошу прощения за беспокойство.

Акина не ответила, а провожала его злым взглядом почти до самой двери.

– Вийон, ты что, не останешься на ужин? – Бросил Флеб, отвлекаясь от игры с мальчиком.

– Нет-нет, в другой раз. Мне нужно идти.

Вийон вышел, закрыл дверь и направился к сараю Бейза, ставшему за последние недели ему уже почти родным домом. Еще одна частица мозаики заняла свое место, но что толку? Ни к корзине желаний, ни к Айнри Тозолу раскрытая тайна его не приблизила.

Во дворе и в сарае все было без изменений, чучело Нейсинарана неподвижно стояло в углу, а под потолком покачивалась ловушка для снов, изготовленная Меланом.

«Надо бы расплести ее или сжечь, – подумал Вийон, опускаясь на свое ложе. – Толку от нее уже никакого нет, храм в лабиринте теперь я всегда отыщу и сам, а если вдруг что – позову Союзника-ястреба…»

Он закрыл глаза и заснул, и во сне оказался на том же месте, которое видел последним во время вчерашнего сна: горный перевал, странное небо слева и справа, и осенний лес в долине впереди. Лес тянул к себе Вийона, как раньше тянула извилистая дорога под треугольным небом; он двинулся вперед и вниз, ища взглядом тропинки, по котором можно было бы спуститься в долину.

Когда долгий спуск завершился, Вийон понял, что ошибся: нет, в этом месте не властвовала осень. Деревья и кусты, травы и цветы, ровные ряды растений с крупными плодами, похожими на тыквы – все было объято огнем. Растения горели, но оставались неповрежденными, более того – кажется, они же сами служили источником огня и питали его. Когда Вийон поднес руку к ветке куста, то почувствовал жар, и поспешно отдернул ее обратно.

Над огненным лесом – или, может быть, садом, ведь деревья, кусты и овощи были рассажены тут в определённом порядке – плыло рыжее марево, иногда сгущавшееся в форму тусклых огненных шаров, беспорядочно перемещавшихся по воздуху. Иные огненные сгущения таились тут и там, некоторые из них отдалялись, когда Вийон подходил к ним, другие же, будто демонстрируя интерес, кружились рядом.

Вдалеке Вийон заметил несколько высоких рыжих фигур, также состоящих из огня, но поначалу не обратил на них внимания, больше занятый огненными сгустками, что кружили вокруг него, с каждым разом подлетая все ближе – их жар обжигал, и Вийон начинал опасаться, что в конце концов эти сгустки сожгут ему глаза, волосы или одежду. Одна из высоких фигур, между тем, направлялась к нему; она двигалась как будто бы неспешно, но перемещалась при этом довольно быстро; Вийон заметил, что уже не один лишь когда она оказалась совсем рядом, и думать об отступлении было уже поздно.

Это был человекоподобный великан, ростом превосходивший Вийона вдвое; он был лишен кожи, а мышцы его, охваченные ореолом легкого прозрачного пламени, состояли из тяжелого и медленного огня. Глаза напоминали кристаллы – один, серовато-рыжий, почти терялся в пламени, окружавшем лицо, но другой, голубой, светил ослепительно ярко, словно самое сильное пламя, какое только можно разжечь.

– Я понял, что ты придешь, когда путь открылся, – произнес гигант. – Сможешь ли ты сделать корзину, которая не будет гореть, мастер из мира людей?

«Это высокий человек с рынка, – подумал Вийон. – Нет, не человек, а дух. Он лишь притворялся человеком, а это – его настоящая форма.»

– Раньше я бы сказал, что не знаю, как такое сделать, – ответил корзинщик. – Но многое изменилось, и теперь я скажу, что мне необходимо подумать. Для чего тебе нужна эта вещь?

Огненный дух, полуобернувшись, показал рукой на поля и сады.

– Эти плоды, – дух вытянул руку в направлении растений, похожих на тыквы из лавы. – Сжигают все, с чем соприкасаются. Мы используем их, но не можем хранить; нужно что-то, в чем можно было бы их содержать. Однако, свойства их таковы, что сгорает все, что с ними соприкасается; ни один, даже самый прочный и жароустойчивый материал не выдерживает их жара, потому что жар этот делается тем сильнее, чем сильнее ему сопротивление.

– А если корзину обложить льдом? – Спросил Вийон.

– Она сгорит, и даже если сама будет состоять изо льда – тоже сгорит.

– Как может сгореть лед? – Удивился корзинщик.

– Лед превратится в воду, вода в пар, а раскаленный пар сделается легким и быстрым огнем.

– Хмм, непростая задача. И даже если корзина будет из камня, она все равно сгорит?

Дух кивнул.

– Верно. Камень станет лавой, растечется и потеряет форму.

– Что ж… – Произнес Вийон. – Не знаю как, но если я найду способ сделать такую корзину –могу ли я рассчитывать на вознаграждение?

– Конечно, – дух согласно наклонил голову. – Чего ты желаешь?

– Рассказа о том, как изготовить корзину желаний.

– Увы, – тяжелый вздох окатил лицо Вийона жаром. – Эту цену я заплатить не могу. Я ничего не слышал о корзине желаний, кроме лишь того, что на земле некий человек искал способ ее изготовить. «Это великий мастер, – подумал я. – Если он решает такую задачу, значит, сумеет сплести и корзину попроще, которая всего лишь не будет гореть, сохраняя в себе то, что все сжигает.» Тогда я отправился на землю, в долгий и утомительный путь, и пришел к тебе.

– Хорошо, – сказал Вийон. – Я подумаю, что тут можно сделать. Как твое…

Он едва не спросил «как твое имя?», но прикусил язык, подумав о том, что вопрос может прозвучать невежливо, ведь немало чародеев из мира людей призывают духов и обретают власть над ними, постигая их имена. Поэтому он спросил иначе:

– Как мне тебя называть?

– Как пожелаешь, – ответил дух.

Вийон задумался.

– Я буду называть тебя Огненным Великаном, – сказал он наконец. – Ты не против?

– Нет, нисколько, – высокая фигура после того, как Вийон нарек ее выросла в размерах еще больше. – Это хорошее имя, я чувствую его силу, ощущаю меняется мое тело. Ваши слова, мастер из мира людей, обладают властью, ты знаешь об этом?

– Теперь знаю, – сказал Вийон. – Прощай. Надеюсь, когда мы увидимся вновь, я принесу тебе хорошие вести, Огненный Великан.

Глава 18

Следующие несколько дней обошлись без происшествий. Вийон усердно трудился, осваивая все больше приемов, которые узнавали его руки, когда разум обращался к храму корзинщиков в глубине сновидений. Корзины, коробы и плетенки, выходившие из рук Вийона, расходились быстро, и вечера его оставались свободны. Последнее было весьма кстати, так как требовалось уладить еще несколько дел в Среднем городе: сведя друг с другом Байла и Азира, Азира и Нориса, договориться с Норисом о времени, когда будет готово зелье с грязевой эссенцией, сообщить о сроках Эгиару Амариду, дабы зловещий чучельник, расставшийся со своим лучшим Союзником, но до сих пор не получивший зелье, не подумал бы ненароком, что его обманули. Касательно поисков Айнри Тозола дела обстояли так, что теперь у Вийона, после всех неудач, оставалась лишь последняя, слабая и неверная надежда, связанная с большим домом за узорчатой решеткой, расположенном в Верхнем городе. Он откладывал этот поход до последней возможности, каждый день находил причины, чтобы не идти, потому что страшился потерпеть неудачу и на этот раз, и утратить уже всякую надежду, а вместе с ней – свободу и жизнь, ибо, похоже, никто, кроме Айнри Тозола, не смог бы помочь ему выполнить поручение Бейза. Да и как идти? В Верхний город такого, как он, попросту не пустят, ведь даже в сопровождении такого уважаемого человека, как Байл Хадзи, его пропустили лишь после скандала, обещаний и просьб.

В один из дней он призвал Нейсинарана и повелел духу найти другой путь в Верхний город, не через ворота. Ястреб выполнил приказание – поводив Вийона кругами по городу, он вывел его за ворота, провел через знаменитые яблоневые сады Дангилаты, и уселся на ветке одного из деревьев в глубине сада.

– Ну и что тут? – Спросил Вийон, подходя ближе. – Куда ты меня привел? Ты меня вообще слышал? Нам нужно не сюда, а в Верхний город…

Он замолчал, услышав странный звук под ногой. Наступил еще раз, с силой – гулкий звук повторился. Тогда Вийона стал разрывать землю и вскоре наткнулся на крышку деревянного люка. Ястреб привел его именно туда, куда он и хотел – к подземному ходу, ведущему в сторону города и приводящему, по всей видимости, в конце концов, к подземельям Верхнего города.

Вийон спустился вниз и двинулся вперед в полной темноте, держась правой рукой за стену. Вскоре он миновал одну развилку, затем другую, но продолжал идти прямо, считая развилки и думая о том, как бы не заблудиться. Он шел очень долго, когда услышал впереди голоса и отсветы пламени, и затаился в темноте. Кто это мог быть? Голоса звучали грубо и развязно, также было слышно, как люди волокут что-то тяжелое. Не только ястреб знал об этих подземельях, ими пользовались воры и контрабандисты, а может быть, убийцы и похитители прятали тут тела своих жертв или держали на цепи в каких-нибудь закутках несчастных пленников, ожидая, пока родственники заплатят выкуп. Кто бы это ни был, связываться с ними Вийон не хотел, он тихо отступил назад и вернулся тем же путем, каким и пришел. Возможно, следует спуститься в катакомбы в другое время – может быть, ему повезет и он ни с кем не столкнется. Но также могло выйти, что ему не повезет, и он столкнется с бандитами в подземельях лицом к лицу; о том, что они сделают с посторонним человеком, который проник вниз для того, чтобы, возможно, выведать их секреты, Вийону не хотелось и думать.

Пока он колебался и раздумывал, спускаться в подземелья или нет, произошло еще одно событие – безусловно, хорошее, но такое, какого Вийон никак не ждал и не мог предвидеть. В один из дней Флеб сильно опоздал и появился лишь когда Вийон уже прибыл на рынок и раскладывал свои корзины. Вийон хотел было отчитать юношу за опоздание, но поленился, а вот Флеб, подмигнув старшему товарищу, полез в кошель и выложил на прилавок полтора сикталя. Вийон раскрыл от удивления глаза. Откуда такое богатство? Но Флеб удивил его еще больше.

– Столько тебе нужно было для того, чтобы выкупить свои десять лет у Собирателя Дней? – Поинтересовался юноша. – Бери, возвращать не нужно. У меня еще есть.

И он потряс увесистым кошелем.

– Флеб! – Понизив голос, взволнованно проговорил Вийон, приблизившись к товарищу. – Ты что? Откуда такие деньги? Ты где их взял?

Больше всего корзинщик боялся, что Флеб кого-нибудь ограбил – для бедняка из Нижнего города это был легкий, но очень скользкий путь.

– Бери, это честные деньги, – Флеб пренебрежительно отмахнулся от ненужно заботы. – Я продал свою хали.

– Что? – Вийон не мог поверить своим ушам. – Но почему?

– Потому что надоела сверх меры, не было сил больше терпеть… – Вздохнул молодой корзинщик.

– Как она могла тебе надоесть, если она даже ильский язык не знает?

– Оказалось, что она немного говорит по-эйнаварски, а моя бабка, ты ведь знаешь, оттуда. Так что общаться мы могли. К сожалению.

– Почему «к сожалению»? – Вийон все еще не мог понять, что случилось.

– Потому что надоела она, – повторил Флеб. – То ей не то и это не это. Находила каждый повод,каждый случай, чтобы сказать какую-нибудь гадость или для себя что-нибудь потребовать. И что не делаешь для нее – все ей не любо. Мать из дома почти выжила, да и меня тоже, да еще и недовольна! И это она думала, что рабыней живет у нас, что я ее купил! А как бы она повела, если бы знала, что рабства у нас нет и она живет со мной как жена?.. Ууу, нет: вовремя я от нее избавился.

– Как избавился, Флеб?

– Она пусть стерва и сволочь, но красивая – глаз не оторвать. Много кто на нее поглядывал, я уж боялся ее и из дома выпускать. А потом прознал о ней какой-то императорский чиновник, прибыл ко мне, предложил хорошую цену. Не знаю уж, как бы он поступил, если бы я деньги не взял, я это проверять не стал… Но к тому моменту я и сам думал, как бы избавиться от этой хали… Да что «хали»! Халя она, Огис был прав, а я-то, дурак, в драку с ним полез тогда…

– И ты ее продал? – Вийон покачал головой, не зная – отнестись к поступку Флеба с порицанием, или, напротив, похвалить его.

Флеб кивнул.

– Продал и не жалею. Лучше б тогда Куон Альтур Визот вместо такого «подарка» сразу бы деньгами меня отблагодарил, но уж получилось то, что получилось… Но я не забыл, Вийон, что по твоему знаку к Киону пошел и совет ему дал, за который он меня отблагодарил, потому часть денег за халю – твои. Бери и выкупи свои годы.

– Так я и сделаю, – сказал Вийон, забирая серебро и медь. – Благодарю, Флеб. А вот скажи, Флеб – точно ли дело в одном лишь несносном характере хальстальфарки? Не в другом ли причина? Или, вернее, не в другой ли? Я не забыл, как ночью тебя в доме Акины встретил.

Флеб ответил смущенной улыбкой. Другого ответа, как показалось Вийону, уже и не будет, но спустя пару минут Флеб заговорил:

– Странное дело, Вийон: Акина и старше меня, и сын у нее есть, и внешне ни в какое сравнение с белокурой хали не идет, но с ней мне хорошо, а с той – нет. К Акине я заходил несколько раз, потому что места себе не находил из-за Огиса, сдружился с ее сыном, и потом все как-то так вышло… ну, знаешь…

Флеб развел руками, пытаясь хотя бы жестами изъяснить то, что не удавалось словами, и Вийон кивнул, показывая, что понимает.

– Ни разу меня ни в чем не упрекнула, ничего не потребовала, а сама, напротив, старалась меня радовать, – продолжил Флеб. – Что еще нужно? Как только она с Огисом жила – ума не приложу. Он и бил ее, и обижал – а она все терпела. Не хочу ее оставлять, пропадет без меня, еще с каким-нибудь негодяем свяжется. Как время пройдет – пойду к сочетателю браков, скажу, мол, хали пропала, сбежала и нет ее уже целый год – ну, как положено. Разведут нас, и женюсь тогда на Акине.

– Не торопись, – посоветовал Вийон. – Кто знает, какой она окажется? Ты вот любишь делать все не подумав, а потом тебе же это боком выходит.

– Ну, минимум год до того времени ждать, – откликнулся Флеб. – Думаю, за год все про нее пойму…

«Ну, вот и еще одно предсказание бабушки Энни сбылось, – подумал Вийон. – Нагадала она Флебу двух жен – одну белокурую, а вторую с ребенком… Надеюсь, хоть в этот раз Флебу повезет.»

Он выкупил десять лет в тот же день, вечером, заглянув в дом Собирателя Дней после того, как продал все корзины. Кусса Кутит принял его в той же комнате, и дал подышать волшебным кальяном, другую же трубку он взял сам. Вийон ощутил бодрость и легкость, и не мог понять, идя домой – вернулась ли к нему молодость, или же Кусса просто одурманил его разум особыми травами. Не исключено, что имело место и то, и другое. В тот вечер Вийон не находил себе покоя, впадая то в радость, то в грусть, тоскуя по прошлому; воспоминания, в которых они с Элесой были вместе, теснились в уме, а мысли об Иси и вовсе вызывали слезы. Он не сдержался и снова отправился к дому бывшей жены, но повторилось тоже самое, что и в предыдущий раз: Иси открыла дверь лишь самую малость, велела ему уходить и не возвращаться и, не став ничего слушать, дверь тут закрыла. Вийон потеряно стоял на пороге несколько минут, затем повернулся и ушел. В этот вечер он не стал напиваться (хотя и мог бы, деньги у него теперь водились), вернулся в сарай и лег спать, а когда проснулся на утро и вспомнил вчерашнее – почувствовал грусть, но боль в душе, кажется, стала меньше. Вийон подумал, что в кальяне Собирателя Дней, без сомнений, содержался какой-то дурман, вызывавший перепады настроения и ослаблявший волю, вот почему он и не сдержался вчера, хотя уже и так было ясно, что в доме Элесы его никто не ждет и по его отсутствию никто не горюет.

Спустя три дня он заглянул в дом Нориса Белтарида – забрать зелье для поимки Колесного зверя, которое Вийон затем должен был передать чучельнику Эгиару.

Харбус встретил корзинщика со своим всегдашним злобным выражением разжиревшего лица, но Вийон хальстальфарского бандита больше не боялся. Норис принял посетителя в своей лаборатории, ненадолго отвлекшись от проводимого опыта, вручил зелье, и еще раз объяснил, как им пользоваться. Вийон внимательно слушал, стараясь запомнить все дословно, а когда алхимик закончил, спросил:

– Господин Норис, нравится ли вам новый дом в Верхнем городе?

Норис благожелательно кивнул.

– Вполне. Байл заканчивает переделывать лестницу, еще день-другой, и я либо въеду туда, либо выставлю дом на продажу, как собирался изначально. Полагаю, строение, которое внутри больше, чем снаружи, должно стоить дороже обычного дома, ты не находишь, Вийон?

– Не сомневаюсь, господин Норис, что вы хорошо заработаете, когда его продадите, – произнес Вийон, стремясь привести жадного алхимика в как можно более благодушное состояние. – А астролог, которого я для вас нашел – довольны ли вы его работой?

– Мы пока лишь начали сотрудничать, и ничего плохого на данный момент сказать о нем я не могу, – пожал плечами Норис. – Что тебе нужно, Вийон? Говори прямо.

– Есть вопрос, который я хотел бы вам задать, но мне нечем за него заплатить, – признался корзинщик.

– Что за вопрос? Если он не касается чего-то личного и не требует раскрытия тайных секретов алхимии – я, возможно, и отвечу. Как я уже говорил ранее, твое стремление к познанию похвально: удивительно уже и то, что оно могло зародиться в человеке столь низком и безыскусном.

– Благодарю вас, господин. Вопрос мой таков: существует ли что-то, в чем можно хранить плод, который сжигает все?

– «Плод, который сжигает все»? – Норис насмешливо приподнял левую бровь. – Что еще за вздор?

– Не вздор, а так и есть, но плод этот находится не у нас, а в мире духов. Он горит, и не сгорает, но при этом сжигает все, с чем ни соприкоснется, и чем сильнее устойчивость к жару у предмета, тем сильнее и его пламя.

– Мир духов! – Теперь ненадолго взметнулись вверх уже обе брови алхимика. – Ого! Какие интересы у простого корзинщика!.. В мире духов, Вийон, все по-другому. Там нет вещей, есть лишь энергии и свойства, и они представляются нам вещами лишь потому, что мы привыкли видеть все, что нас окружает, в виде вещей. Некоторые философы, впрочем, полагают, что и наш мир – ровно таков же, и представляет собой всего лишь чуть более плотный и устойчивый сон, чем другие, или даже совокупность снов, однако не будем вдаваться в метафизику, ведь тебе требуется четкий и конкретный совет, так ведь?

– Именно так, господин. – Вийон поклонился.

– Давай порассуждаем. Есть свойство «сжигание» – полагаю, оно оформилось для тебя в виде перца, чеснока или еще какой-нибудь ерунды в этом роде…

– Скорее, они были похожи на тыквы, господин.

– Это несущественно, – пренебрежительно отмахнулся Норис. – И требуется что-то, что могло было бы неподвластно сжиганию, однако задача осложняется тем, что свойство это носит абсолютный характер, и сжигает вообще все. Я верно излагаю?

– Совершенно верно, господин. Вы так умно говорите, прямо как будто по полочкам все раскладываете.

– На ум мне приходят только две вещи, сжиганию неподвластные, – продолжал Норис, не обращая внимания на лесть. – Хотя одну из них назвать «вещь», по правде говоря, никак нельзя. Это пустота. Пустота ведь не может гореть, не так ли, Вийон? Ты видел когда-нибудь горящую пустоту? Я нет.

«Как можно сделать корзину из пустоты? – Вийона пробрал озноб от одной мысли об этом. – Она же ничего не удержит, все сквозь нее провалится и куда-нибудь упадет… Что за странные мысли в головах у тех, кто причастен к магии!»

– Я тоже не видел, господин, – смиренно произнес корзинщик вслух. – Но не думаю, что это подходит. Как удержать что-то пустотой? Не представляю…

– Можно, если захотеть, я тебя уверяю, – ответил Норис. – Но если этот вариант тебя не устраивает, есть и другой: огонь сжигает, но может ли что-либо сжечь сам огонь? Нет, не может. Огонь можно погасить, развеять, уничтожить, однако если у нас тут чистое свойство сжигания, нельзя применить его по отношению к огню. Сделай хранилище для своего огненного плода из огня, только и всего!.. А теперь пошел вон, мне нужно работать, а не разгадывать твои глупые загадки. И Грязевое зелье не забудь.

Вийон покинул дом алхимика и побрел в сторону Охотничьей улицы, размышляя о сказанном. Корзина из огня для хранения огненных плодов? Все бы хорошо, вот только как бы сплести из огня корзину? Впрочем, сделать ее Вийону нужно будет не в мире людей – где такое, конечно же, невозможно – а в мире духов и снов, где царствуют другие законы. Кто знает, вдруг там что и получится?

В эту же ночь он предпринял попытку осуществить задуманное. Взяв в храме корзинщиков несколько инструментов (статуи предков, кажется, отнеслись к сему действу с неодобрением), Вийон отправился в огненную долину и попытался срезать несколько стеблей, на которых росли огненные тыквы. Ничего не вышло: огненные сгустки, словно надоедливая мошкара, летали вокруг, и приближались, заставляли одежду и волосы человека тлеть, а стебли оказались настолько горячими, что обжигали руки еще когда Вийон только приноравливался к тому, чтобы их срезать. Провозившись некоторое время, он понял, что ничего не выйдет, и направился из долины обратно к горному перевалу в расстроенных чувствах.

Проснувшись утром, Вийон долго лежал неподвижно, глядя на балку, где покачивалась от сквозняка плетеная ловушка для снов.

«Корзина из пламени – это, конечно, хорошо, – подумал он. – Но даже пусть я найду способ ее сделать для Огненного Великана – как мне это поможет? Надо найти Айнри Тозола, и побыстрее, пока Бейз не рассвирепел окончательно и не бросил меня в долговую яму.»

Глава 19

…Иси-Элеса закрыла дверь на задвижку и замерла, прислушиваясь к звукам с той стороны. Не доносилось ни звука шагов, ни стука, ни требований, ни просьб – а это значило, что Вийон молча стоит с той стороны, потерянный и не знающий, как поступить. Иси не двигалась, затаила дыхание – ждала. Наконец, послышались удаляющиеся шаги – Вийон уходил. Может быть, через несколько дней он опять вернется, а потом еще и еще, но с каждым разом промежутки между его появлениями будут становится все дольше, и когда-нибудь, возможно, он перестанет приходить, перестанет навязывать свою любовь и заботу и избавит ее, наконец, от искушения продлить агонию еще ненадолго.

Она повторяла ему не раз, иногда даже кричала: «Я не твоя дочь, не твоя малышка, я твоя жена!» – но Вийон не слышал. Сценарий действующего сна попросту не предусматривал такой возможности. Самое большее, что он иногда, может быть, замечал – как открывается ее рот или слышал шепот, который не мог разобрать. В последние дни он, по крайней мере, начал слышать ту часть фразы, где она отказывалась называть себя его дочерью – хотя, конечно, и трактовал сказанное по-своему. Ну и наплевать. Все равно, что он думает, главное, чтобы больше не приходил и не сводил ее с ума призраками настоящей жизни, вернуть которую уже невозможно.

Переступая грязными босыми ногами по полу, покрытому прелой соломой, Иси-Элеса сделала несколько шагов в сторонуобщей комнаты. Слева доносились голоса Эбрана и Гета, но их самих не было видно – не считая редких моментов, когда из воздуха появлялись то части плеча или головы Эбрана, то нога или предплечье его брата. Мало сказать, что «сыновья» Вийона не были живыми – Иси-Элеса живой тоже не была, но она по крайней мере, могла чувствовать и понимать, а Эбран и Гет были лишены и этого, вернее даже, не «лишены», а не имели таких способностей никогда, будучи всего лишь объектами сна, обладающими не большим самосознанием, чем табуретка, камни у очага или прелая солома.Элементы окружения, исчезающие от того, что надобность в них отпадала и никому, кроме Вийона, не нужно было поддерживать их существование.

Иси-Элеса с сомнением посмотрела на свою постель. Правила этого сна требовали время от времени принимать пищу, и если этого не происходило – наступал голод. Ее так называемая «мать» никогда не готовила, предлагая вместо этого разделить с ней совершенно иную трапезу, но Иси-Элеса решала возникающую проблему по-своему, ложась спать с намерением проснуться уже сытой, и чаще ей удавалось это провернуть, чем нет.

Иси-Элеса не была живой, да что там – ее и звали когда-то совершенно иначе, но как именно – она не помнила и не хотела вспоминать: воспоминания требовали усилий и не приносили ничего, кроме боли и тоски. Лучше забыть. Все забыть.

Не помня деталей, она, тем не менее, еще помнила, что прошлая, настоящая ее жизнь завершилась давным-давно. Кажется, она была ведьмой. Далеко не самой лучшей, надо признать – как в плане силы и мастерства, так и в плане моральных качеств. Не исключено, что в конце концов ее сожгли или утопили, а может быть и нет – это все было уже совершенно неважно. Как и положено, ее душа отправилась во владения Князя Мертвых, в земли тоски и покоя, где души, подобные теням, истлевают с течением времени – путь для подавляющей части людей, не слишком хороших и не слишком плохих. Женщина, которой была Иси-Элеса, отчаянно хотела жить. Ведьмовского ее таланта хватило на то, чтобы заключить сделку с демоном – уже там, в лимбе, в стране теней. Демон не мог оживить ее полностью, но мог дать подобие жизни, связав ее сны со снами живых людей – не со всеми, совсем нет, лишь с некоторыми, кто в силу неудачи или разного рода обстоятельств становился способным видеть ее. А она, в свою очередь, становилась способной влиять на этого человека.

Так называемый «реальный мир», казавшийся целостным и неделимым,состоял из множества снов, частичное наложение которых друг на друга создавало иллюзию огромного общего мира. Сны живых смешивались со снами мертвых – первые расцветали, питаясь прибывающей силой, вторые медленно угасали, противясь наступающему небытию как только можно, подбирая крохи энергии со стола жизни или присасываясь к снам живых на манер паразитов и поглощая их силы. Желая продлить собственное существование, Иси-Элеса обрела лишь его суррогат: границы ее собственного сна были довольно невелики, связь с людьми практически отсутствовала, любое усилие и действие требовало энергию, получить которую простым и привычным для людей способом она не могла.

Она еще раз посмотрела на кровать. Нет, эта уловка не поможет. Не только правила текущего сна обуславливали испытываемый ею голод, другая причина, более глубокая, заключалась в общем истощении и упадке сил, в алчных желаниях демона, которые давили на нее даже сейчас, после всех жертв, после всех усилий отгородиться от своего Союзника и партнера.

Иси-Элеса повернулась назад и прошла за перегородку, отделявшую кухню от остальной части дома.

На полу, прислонившись к стене, безвольно сидел Саджир. Голова его была откинута назад и немного вбок; застывший правый глаз бездумно уставился куда-то вдаль. Элеса-демон стояла над ним, длинный призрачный отросток, выходивший из ее рта, был глубоко погружен в левый глаз мужчины. Было видно, как по полупрозрачному каналу, связывающему этих двоих, от Саджира к женщине перетекает что-то, похожее на слизь – иногда слегка розоватую, а иногда приобретающую желтые, зеленые или серые оттенки.

При появлении девочки Элеса-демон слегка зарычала – также, как рычит занятый едой хищник, когда к нему приближается посторонний. Иси-Элеса не обратила на скрытую угрозу никакого внимания. Вид человека, используемого в качестве живой еды, также оставил ее равнодушной. По крайней мере, это был не Вийон, к которому за долгое время она, против своей воли, успела привязаться. Саджир слаб и уже почти бесполезен; в любом случае, его не хватит надолго.

Элеса-демон закончила поглощать жизненную силу человека и вытащила длинный и тонкий язык, с тонкими иголками и даже подобием челюстей на конце, из головы Саджира. Через какое-то время мужчина придет в себя. Возможно. Он будет болен и слаб, и, возможно, проведет без сил несколько дней, толком ничего не осознавая, тупо смотря в потолок в ожидании, пока слабость пройдет и голова прояснится. Но, как только его состояние начнет улучшаться, Элеса-демон пообедает снова.

Девочке, которая умерла старухой, а затем стала молодой женщиной, было все равно. Поскорее бы все закончилось.

– Ты отпустила его, – прорычала Элеса-демон, оттопыривая губы и демонстрируя выдвигающиеся темные жвала. – В нем снова появилась сила. Ты не должна была его отпускать!

У Вийона было много силы, когда они впервые его встретили. Вийон не был колдуном (иначе, конечно, он бы наверняка раскусил, с кем имеет дело), но силы имел больше, чем обыкновенный человек. Откуда проистекала эта сила? Заключалась ли причина в скрытом таланте или в ином, стороннем источнике, о котором не знал и сам корзинщик? Невозможно сказать. Тогда Элеса была еще едина, еще не разделилась надвое, и демон, который поселился в ней в согласии с условиями сделки, ощущался больше как неудобство, как неприятный, но невидимый постороннему глазу изъян. Вийон стал источником пищи, обеспечившим их обоих энергией на долгие годы. Слишком поздно она осознала, что не может, не хочет так жить. Лучше бы она не сопротивлялась смерти и приняла бы свою судьбу в стране мертвых, потому что «жизнью» ее текущее состояние назвать было нельзя, а за безрадостное существование приходилось платить слишком высокую цену. Она не могла разорвать связь с демоном, но попыталась отгородиться, поставить преграду между ним и собой, изолировать какую-то часть, пусть небольшую, часть собственной души от зла и нечистых желаний, источником которых была поселившаяся в ней тварь. Отчасти ей это удалось – именно так и появилась Иси-Элеса, чистое и невинное дитя, которое Вийон любил безумно, находя в ней все то, что стремительно утрачивала Элеса-демон. В ее основной части демон царил уже почти безраздельно, и ей стоило немалых трудов убедить его – и саму себя, другую себя, слившуюся с демоном почти до неразличимости – в том, что следует выгнать корзинщика и найти кого-нибудь другого. Решающим аргументом стало указание на то, что у Вийона почти не осталось силы, он уже почти бесполезен, и если продолжать им питаться, он вскоре умрет, что может привлечь к ним обоим излишнее внимание. Демон согласился, но потребовал новую жертву; тогда они нашли Саджира. Брат горшечника, однако, быстро иссяк, а вот Вийону разрыв с «семьей», безусловно, пошел на пользу – свет его души стал ярче и хотя еще не восстановился полностью, продолжал прибывать день ото дня.

– Мы уже достаточно отняли у него, – сказала Иси-Элеса, глядя в глаза Элесе-демону. – Пусть живет своей жизнью.

– Ты такая мягкая. Такая слабая. Такая жалкая. Ну хорошо. Нам нужна еда. Этот уже почти кончился, – Элеса-демон показала на все еще пребывающего в беспамятстве Саджира. – Нужен другой.

– Нет, – непреклонным тоном произнесла Иси-Элеса. – Хватит. Мы никого больше не тронем.

Элеса-демон издала звук, похожий на шипение. Выражение агрессии? Злобы? Да, но совсем не прямолинейной, как могло бы показаться поначалу. Ее губы изогнулись – и если бы не жвала, мешающие точно соответствовать человеческой мимике, можно было бы решить, что она… он… оно улыбается.

– Ты знаешь, что будет, если мы не найдем другого, – прошипела Элеса-демон. – Знаешь, что я буду есть.

Не смотря на всю свою волю и решимость, девочка, которая когда-то была женщиной, а еще раньше – старухой, не смогла удержаться от дрожи. Не получая другой пищи, демон начнет питаться ею, поедать заживо, и так до тех пор, пока не выест всю. Боги, выдержит ли она? Хватит ли ей духа пройти через это, не сдаться и не вцепиться в новую жертву лишь для того, чтобы демон пожирал кого-то другого, а не ее, и даже делился бы с ней крохами своей трапезы, хватит ли воли не продлевать агонию все дальше и дальше? Она выдержит, как бы ни было трудно. Да, она сумеет. Только бы Вийон больше не приходил сюда и не мучил ее своей любовью, вниманием и заботой, с готовностью отдавая всего себя демону, притаившемуся за маской некогда любимой жены и все еще любимой дочери.

– Пусть так, – произнесла Иси-Элеса так твердо, как только могла. – Чем скорее все это закончится – тем лучше.

Глава 20

Утром Майрын, поработав немного и дождавшись Флеба, отвел молодого человека в сторону и о чем-то с ним поговорил, а затем велел Гипелу и Этару ненадолго пойти погулять. Вийона, поначалу не обратившего внимания на происходящее, указания мальчишкам весьма удивили, очень уж они шли вразрез с обычным поведением Майрына, прикрикивавшего на детей всякий раз, когда те отвлекались от работы. Майрын и Флеб заняли свои места во дворе, но к работе, так и не приступили.

– Вийон, – мрачноватым голосом произнес Майрын. – Есть у нас к тебе серьезный разговор.

– Что такое? – Вийон поначалу не хотел бросать работу над корзиной с двойным дном, которую плел, но Майрын смотрел так выразительно, что пришлось отвлечься и отпустить лозу.

Пожилой корзинщик откашлялся и заговорил:

– Так, друг, дело не пойдет. Не знаю уж, кто тебя обучил или кому ты продал душу, но так дела не делаются. Теперь все покупают только твои корзины, а наши никто не берет, – он посмотрел на Флеба, и молодой человек кивнул, подтверждая слова старшего товарища.

– Знаешь, что мне сказали на днях, когда я стоял за прилавком с мальчиками? – Продолжал Майрын. – «Зачем опять выставляете этот хлам? Где корзины Вийона, который торговал тут вчера?» Вот что мы слышим. Если дело пойдет так дальше – ни я, ни Флеб семьи свои прокормить не сможем.

Вийон растеряно посмотрел на товарищей. Ему и в голову не приходило, что знания, приобретенные в сновидческой сокровищнице, могут выйти им боком.

– Ты должен обучить нас, – подал голос Флеб.

– Эээммм… – Потянул Вийон, лихорадочно соображая, как объяснить сверхъестественную природу своих новых талантов.

– Что? – Недобро прищурился Майрын. – Жалко? Не желаешь делиться? С нами, с твоими друзьями? У тебя же, Вийон, кроме нас никого нет. Когда тебе плохо, кто тебя вином угостит? Флебу вон богатство привалило – так что он сделал в первую очередь? Твои десять лет выкупил, которые ты по дурости Собирателю Дней заложил. А ты, значит, обучился где-то втихаря, втайне – а нас без куска хлеба хочешь оставить?!

– Нет-нет, – торопливо замахал руками Вийон. – Все ты правильно говоришь, друг. Только дело это непростое, вот я и думаю, с чего начать…

– А, ну тогда другой разговор, – Майрын расслабился. – Уж подумай и начни хоть с чего-то.

– Эмм… ну да… – Пробормотал Вийон.

– Про артель ему скажи, – подсказал Майрыну Флеб.

– Скажу, не суетись, – бросил пожилой корзинщик. – В общем, Вийон, дело такое. К чему нам этот Бейз? Толку с него никакого, только орет и ругается, а иногда и дерется еще. Лучшие корзины себе забирает. А не пошел бы он вместо того к нехорошей матери? Сами и лозу покупать, и торговать можем. Флебу удача на днях привалила – халю свою дурную продал, денег поднял. И пока деньги есть, надо их в дело вложить, а не прокутить. Я могу лозу достать – сам нарежу и привезу, а позже человека наймем, который нам ее привозить будет. Работать поначалу сможем в моем дворе, там же и хранить все будем. Немного раскрутимся – снимем отдельный дом или сарай вроде этого. А на Флебовы деньги пока место на рынке себе займем, хватит уже на одном столе с Меланом тесниться, сколько можно? Всех покупателей к себе переманим, на других рынках корзины брать не будут, а у нас будут. А когда с претензиями другие корзинщики придут – их тоже обучим, но не забесплатно.

– Гильдию свою сделаем, – предложил Флеб. – Поначалу артель, а потом гильдию!

– Во! – Майрын поднял вверх палец, подчеркивая значение сказанного. – Очень дельная мысль. Чем мы кузнецов или горшечников хуже? Из-за таких, как Бейз, объединиться не можем, батрачим на него с утра до ночи, а рабство-то, меж тем, уже четыреста лет как отменили! Даже гуафимы эти, с которыми хоть бы и по нужде рядом садится зазорно – даже и те за прошедшие годы за ум взялись, жизнь свою наладили. А мы-то чем хуже?

– Ничем не хуже! – Воскликнул Флеб.

Вийон несколько раз кивнул, соглашаясь со сказанным.

– Что ж, – сказал Майрын. – Тогда дело только за тобой. Учи нас.

– Не все так просто, – вздохнул Вийон. – Знание это… оно… ну, навроде дежьена. Как вот бывают дежьены эти архитекторов там, садовников, астрологов и ювелиров – так же и тут, только для корзинщиков.

Майрын и Флеб переглянулись и уставились на Вийона во все глаза.

– Ну все, – решительно сказал Майрын. – Теперь точно как люди заживем. Ты, Вийон, в гильдии нашей главой станешь, сам ничего делать не будешь, только учить – поначалу нас, а потом и других, а после, если все хорошо пойдет, еще и в Средний город переедешь, как главе и положено… А дежьен этот новый называется как?

– Не знаю, – признался Вийон. – Я еще не придумал…

– Название красивое надо, – озабочено сказал Майрын. – Название – половина дела.

– Корзинный дежьен? – Предложил Флеб.

– Нет, ну это не годится… – Майрын помотал головой. – Дежьен Лозоплетения, как вам?

– Дежьен Плетеной Лозы, – сказал Вийон. Он не услышал возражений, ибо хотя они и были друзьями, но слово главы гильдии – последнее.

– Ну что, мы готовы, – Майрын приосанился, ожидая урока, и Флеб также изменил позу с расслаблено-вольной на рабочую.

– Даже не знаю, с чего начать… – Сказал Вийон. Вздохнул, закрыл глаза и подумал о храме со статуями отца, Арбела и других, ему неизвестных корзинщиков. Мысль о храме принесла успокоение. – Что ж, слушайте! Дежьен наш таков: перед началом работы следует омыть лицо и руки чистой водой и обратиться за благословлением к предкам и мастерам прошлого. В мире духов стоит незримый храм, куда попадают души корзинщиков, дабы и после смерти служить своему роду и наследникам своего мастерства. Всякий из нас, мысленно посетив это святилище, обретет в нем и благословление, и наставление. Перед началом работы лозу следует подготовить следующим образом…

Вийон говорил и говорил, а Флеб и Майрын внимали. Когда вернулись Этар и Гипел, Майрын усадил их рядом с собой и строго-настрого велел молчать об услышанном, а Вийон повторил наставление. В течении дня он говорил еще несколько раз, разбирая те или иные аспекты дежьена Плетеной Лозы, соединяя в своих словах известное всем с новым знанием, которое и сам приобрел лишь недавно и все еще продолжал осознавать. Никто из них в этот полдень на рынок так и не отправился, лишь к концу дня Майрын решил попытать удачи и постоять за столом несколько часов. Флеб остался во дворе, осваивать показанные ему Вийоном новые приемы плетения; мальчики разошлись по домам; а сам Вийон двинулся в Средний город, на улицу Чертежей.

У дверей дома Байла Хадзи он остановился и постучался, подождал немного и постучался еще раз. Наконец, раздались шаркающие шаги. Байл открыл дверь, расплылся в улыбке, увидев Вийона, обнял его и пригласил в дом.

– Что, корзинщик? – Спросил старый архитектор. – Как идут твои дела? Когда ко мне переедешь, как обещал?

– Простите, мастер Байл, – Вийон поклонился. – Не то, чтобы я не ценил ваше предложение – поверьте, я его очень ценю! – но сейчас, кажется, не самое подходящее время. Мои товарищи задумали сделать гильдию, и поставить меня во главе; мне многому нужно обучить их. Не думаю, что из меня выйдет хороший слуга: всю свою жизнь я занимался корзинами и теперь должен передать свое знание другим.

– Очень жаль, – вздохнул Байл. – Но, может быть, ты переедешь позже? К тому же, главе гильдии более пристало жить в Среднем городе, чем в Нижнем. Не подумай, Вийон, что я вижу в тебе слугу, которому смогу платить мало или ничего не платить – вовсе не так. Ты спас мою репутацию и отстоял этот дом – теперь он по праву такой же твой, как и мой, а с ним и вечная моя благодарность. Не как на слугу, а скорее как на сына, пусть и приемного, я смотрю на тебя, ведь своих детей боги мне так и не дали. Кому же достанется все это, когда я умру? Каким-нибудь ворам, расхитителям, или, хуже того – императорским чиновникам? Нет уж, пусть все достанется человеку достойному, и лучшего наследника, чем ты, я не вижу.

– Ох, мастер Байл… Не знаю, что и сказать… Это большая честь для меня… Не думаю, что я достоин…

– Брось эти глупости, Вийон – раз я считаю, что достоин, значит так оно и есть! – Строго сказал Байл.

– Тогда… тогда я просто безмерно благодарен вам…

– Ну вот и хорошо. – Байл хлопнул его по плечу и подмигнул. – Ты, наверное, трудился весь день и порядком проголодался? Пойдем, угощу тебя ветчиной в сырном кляре, а запьем мы все это отменным Ирнейским вином пятилетней выдержки!

– Простите, мастер Байл, я вновь откажусь…

– Ну что ж ты… – Старик посмотрел на корзинщика с укором.

– Признаться, я зашел к вам по делу. Попросить о небольшой услуге, если у вас найдется время…

– Какой же?

– Не могли бы вы меня вновь провести в Верхний город? – Сказал Вийон. – Попробую расспросить слуг в том доме, что вы мне показывали – в том, где некогда жил Руэн Тозол. Вдруг они знают, куда переехала его супруга…

– Ирцина Тозол? – Задумчиво переспросил архитектор.

У Вийона сердце забилось чаще. Кажется, он где-то уже слышал это имя и, определенно, оно ассоциировалось с той женщиной переносном паланкине, которая несколько раз появлялась, чтобы увести Айнри домой… Наверное, Айнри ему это имя и называл, а Вийон и забыл.

– Провести могу, но сначала тебе нужно переодеться, – сказал Байл. – И, как я и обещал сержанту, новую одежду я тебе предоставлю. Идем-ка со мной.

Они поднялись, в жилые помещения с дорогой мебелью, с сундуками, заполненными старинными вещами и шкафами, в которых висела одежда Хадзи – часть из которой принадлежала Байлу, другая досталась ему в наследство от покойных родичей, при том часть вещей надевалась лишь раз, а были и такие, что Хадзи, приобретя, не одевали ни разу. Покопавшись в шкафах и сундуках, Байл вскоре подобрал Вийону верх и низ, а также нашел хорошие кожаные башмаки по размеру.

Одевшись и глянув в бронзовое зеркало, Вийон поначалу не смог себя узнать – перед ним стоял обеспеченный молодой горожанин, а то и аристократ, собирающийся на прогулку.

– Думаю, справишься теперь и без меня, – сказал Вийону Байл. – Ноги у меня уже не те, что прежде, а уходился я сегодня изрядно с твоим Азиром… Только задерживать тебя буду, а скоро стемнеет, и как бы тебе к закрытию ворот не опоздать. Иди. А если, все-таки опоздаешь – не ночуй на улице, приходи в мой дом, тут для тебя всегда найдется местечко…

От всей души поблагодарив Байла, Вийон поспешил наверх по Лучевой улице, к воротам Верхнего города. Стража окинула его незаинтересованным взглядом и пропустила без всяких вопросов; поиски большого дома из светлого камня за узорчатой решеткой не отняли много времени. Вийон поговорил с привратником, но ничего не узнал; однако, поскольку теперь он совершенно не был похож на нищего, привратник позвал нескольких слуг, работавших в доме дольше него. Увы, никто из них не слышал ни об Айнри, ни об Ирцине Тозол, и даже о царедворце, владевшем этим домом двадцать пять лет тому назад, никто из них не знал. Дом несколько раз переходил из рук в руки, пока хозяином его не сделался молодой аристократ по имени Тэсин эс-Сорн, и каждый новый владелец приводил с собой собственных слуг, а те, что трудились в доме прежде, либо уходили вместе с прежним владельцем, либо переходили к кому-либо еще, и лишь изредка оставались с новым хозяином.

Услышанное Вийона совсем не обрадовало, но чего-то подобного в глубине души он и ждал, а потому не ощущал никакого отчаянья от разбившихся надежд. Он отдал столько сил, столько способовиспользовал, чтобы разыскать Айнри Тозола – и все без толку! Что ж, видимо, такова уж его судьба и ничего не исправить. Боги как будто смеялись над ним: посылая успех в одном и окрыляя надеждой, обращали в пыль все усилия в другом, в самом главном. Без Айнри не видать ему корзины желаний, а без корзины желаний Вийону не жить. Бейз его убьет, сгноит в яме, или прибьет собственноручно – в этом сомнений не оставалось.

Между тем, гонг на Часовой башне пробил восемь раз, и Вийон, наскоро поблагодарив слуг Тэсина, отправился в обратный путь. Он мог бы пойти в дом Байла, сытно и вкусно поесть, поспать на мягкой кровати, но тяготился сейчас, после очередной и окончательной неудачи, радушием старика. Поэтому он вернулся в Нижний город, снял дорогую одежду… и понял, что оставил в доме Байла свои лохмотья, а других у него и не было. Пришлось вновь натягивать черные, с золотистыми узорами вдоль бедра, штаны, и подворачивать их до колена, дабы случайно не запачкать в грязи. К Байлу он сходит завтра и заберет свои лохмотья. Или купит какую-нибудь простую одежду для повседневных дел и работы, а эту красивую и дорогую прибережет для особых случаев.

Вийон лег спать, но сон не шел, накатывали беспокойные мысли о том, что будет завтра или через несколько дней, когда Бейз вновь начнет требовать свою корзину. Закончится ли на этом его путь или же удастся избежать самого сурового наказания и начать новую жизнь, о которой говорили сегодня Майрын и Флеб? В любом случае, хорошо бы развязаться перед этим с оставшимися долгами и исполнить обещанное. Вийон закрыл глаза и сконцентрировался на образе храма в сердцевине лабиринта.

На этот раз, с учетом прошлого неудачного опыта, он выбрал другие инструменты, подлиннее и посложнее (назначение далеко не всех было ему понятно), и направился в долину огня. Он вновь попытался добыть стебли огненных плодов, но опять потерпел неудачу. Хотя теперь, из-за длины инструментов, он почти не обжигал руки, но металл по-прежнему свободно проходил сквозь огонь.

– Что ты делаешь, мастер из мира людей? – Прозвучал рядом с Вийоном глубокий голос. Вийон подпрыгнул от неожиданности и выронил из рук бесполезные инструменты.

– Ты подошел так близко, а я и не заметил, – сказал он Огненному Великану, что обнаружился вдруг за левым его плечом.

– Я был рядом с тобой все время и в этот раз, и в предшествующий, – ответил дух. – Иногда мое пламя видимо для тебя, а иногда нет, ведь зрение твое ограничено.

– Ограничено, увы, не только мое зрение, – с досадой произнес Вийон. – Загадку твою я, кажется, решил, вот только не знаю, как приступить к выполнению заказа. Нельзя сжечь лишь пустоту и сам огонь; но я не представляю, как можно сделать корзину из чего-то, чего нет, а что до огня, то он никак мне не поддается. Мои пальцы и инструменты проходят через пламя, не захватывая ничего, все что я приобретаю таким образом – лишь ожоги, а не огонь.

– Это обстоятельство нетрудно поправить, – сказал ему дух. – Дай мне свои руки.

Вийон вытянул руки вперед, и Огненный Великан накрыл его кисти своими и сжал их. Вийон закричал от боли, чувствуя, как пламя впивается в его тело, отчаянно задергался, пытаясь освободиться, но Огненный Великан держал крепко. Его пламя проникало в Вийона, даруя поначалу боль и ужас от неминуемой мучительной смерти, затем – неприятное и раздражающее жжение, а в конце – силу и успокоение. И лишь когда Вийон перестал кричать и смирился, Великан медленно разжал свои пылающие ладони. Вийон уставился на собственные руки – его кисти и предплечья охватывало пламя, постепенно слабея к локтям. Он чувствовал некоторый жар, но этот жар не обжигал: нельзя сказать, чтобы он был приятен, но его можно было терпеть также, как можно было потерпеть теплые рукавицы, одетые на руки в жаркий день для какой-либо рабочей надобности.

– Теперь ты можешь касаться огня, не обжигаясь, – сказал Вийону Огненный Великан. – И брать пламя так, как берешь вещи в мире людей.

– Они так и будут гореть?.. – Спросил Вийон, по-прежнему отрывая взгляда от своих рук. Одновременно с ответом «Нет» он понял и сам, что желанием и усилием воли может погасить этот огонь, как бы спрятав его под кожу, а затем вызвать снова – что он немедленно и проделал.

– Благодарю, – произнес Вийон, посмотрев на Огненного Великана. – Посмотрим, что я теперь смогу сделать.

Он подобрал инструменты, и действуя где-то руками, а где-то инструментами, нарвал и нарезал стеблей, что удерживали плоды, подобные огненным тыквам. Инструменты, когда он держал их в руках, нагревались, но не настолько, чтобы этого нельзя было терпеть и могли теперь резать пламенные растения так, как будто бы это были обыкновенные стебли. Вероятно, предметам, которые Вийон держал в руках, отчасти передавались свойства его изменившихся рук.

Набрав стеблей, он отправился в храм-сокровищницу, приступил к работе, понял, что стеблей не хватает и наведался в долину еще раз – и с каждым разом, переходят от храма к долине или от долины храма, Вийон замечал, что время пути становится все меньше, словно эти два места в мире духов и снов благодаря его передвижениям медленно сближаются друг с другом. Работа спорилась, и вот, он отправился в долину огня уже в третий раз за сегодняшнюю ночь. Великан ожидал его на краю долины и двинулся навстречу, заметив, что Вийон спускается вниз с перевала; приблизившись, он протянул вперед свои длинные руки и бережно принял из рук Вийона корзину, сплетенную из чистого огня.

– Удивительная вещь… – Пророкотал Великан. – Именно о такой я всегда и мечтал. Какова же будет твоя цена за нее, корзинщик?

– Полагаю, ты мне уже заплатил, – ответил Вийон, поднимая вверх сжатые кулаки и окружая их пламенем. – Смогу ли я вызывать огонь в мире людей или же эта способность будет действовать только здесь, в мире духов?

– Не знаю, – признался Огненный Великан. – Полагаю, это будет зависеть от твоей силы. Возможно, пламя этого мира останется невидимым для глаз большинства людей, ибо оно не совпадает с тем, что они ожидают увидеть, однако, обретенная здесь способность останется с тобой хотя в виде тени или отблеска того, что сделалось тебе доступным у нас.

– Что ж, благодарю еще раз, – корзинщик поклонился. – Смогу ли я посещать твою долину как гость, без какой-либо цели и без условий сделки?

– Конечно, – ответил Огненный Великан, продолжая разглядывать полученную корзину. – Отныне тебе здесь всегда рады, мастер из мира людей. Если элементали или другие мелкие духи вновь примутся докучать тебе – сообщи мне, и я их строго накажу.

Вийон смотрел, как высокий пылающий дух любуется своим новым приобретением, и подумал: «Если обыкновенная корзина из ивовой лозы может удержать в себе плоды земли, а корзина из пламени может удержать плоды из огня, значит, для того, чтобы сплести корзину, способную удержать желание, необходимо…»

Вийон пробудился, не успев додумать эту мысль до конца.

Глава 21

Весь следующий день Вийон работал, обучая Майрына и Флеба всему, что успел освоить сам, стремясь передать им как можно больше прежде, чем Бейз придет по его душу. В перерывах он размышлял о событиях минувшей ночи, о разговоре с Огненным Великаном и работе над огненной корзиной – Вийон ощущал приятную гордость всякий раз, когда вспоминал о том, что сумел-таки справиться с непростой задачей. И дело было не только в гордости – еще одна победа в его серой жизни, заполненной до недавнего времени лишь цепочкой обид и неудач, питала его и придавала ему уверенности. А ведь это была далеко не единственная победа: он помог Байлу и еще троим людям из Среднего города, нашел способ восстановить дом в Верхнем, проник в сердце лабиринта и отыскал храм-сокровищницу, сделался основателем нового дежьена – который будет развиваться своими путями, даже если завтра самого Вийона не станет. Он принес что-то свое в этот мир, что-то сделал и кому-то помог, и это было очень важно, потому что совершенное и достигнутое утверждали его место в этом мире, и он неожиданно для себя понял, что вправе считать себя человеком и иметь к себе уважение, а не быть презренным изгоем или пустым местом, как прежде.

Вечером, когда товарищи уже разошлись по домам, Вийон разжег во дворе огонь и, вызвав в себе то самое чувство, что испытывал во сне, зажигая собственную руку, поместил руку в огонь. Возникло чувство жара, но огонь не опалил кожу, и когда Вийон извлек руку из огня, на мгновение ему показалось, что кисть окружена танцующим, прозрачным, едва заметным пламенем. Можно ли было сделать его таким ярким, чтобы увидели и окружающие? Может быть, и да, но зачем? Пламя имело ту же природу, что и Союзник-ястреб, и Вийону было достаточно уже и того, что эти вещи видит он сам, и не только видит, но и способен использовать их в своих целях.

Сидя у огня, Вийон вновь вернулся к мысли о том, что плести корзину, способную хранить желания, следует из самих же желаний. Вот только как это осуществить? Можно найти и срезать лозу, можно даже, как оказалось, использовать для работы отдельные виды огня, но где, в мире людей и в мире духов, ему найти место, где пребывают желания? И есть ли такое место вообще?

«А стоит ли его искать? – Подумал Вийон затем. – Для чего искать то, что всегда рядом? Не во мне ли мои желания и чувства, не они ли пронизывают все мои воспоминания и побуждения, служа топливом воли и указателем для ума? Не я ли решаю, какому желанию предаться, а какое обуздать и ограничить, или даже вовсе подавить в себе? Не нужно никуда идти, не нужно ничего искать – все необходимое уже и так у меня есть.»

И, поразмыслив так, он глубоко вздохнул, принес из сарая лозу, занял свое обычное рабочее место, закрыл глаза и представил, что стоит в сновиденном храме. Его погружение было как никогда более глубоким и полным – он осознавал себя столь же ясно, как если бы находился в мире людей, вот только вокруг были стены храмы, статуи предков и алтарь для священнодействий, и ремесло Вийона было тем самым священнодействием, которое следовало здесь совершать. «Мечта есть сон наяву», – сказал ему как-то давным-давно Айнри Тозол, и в состоянии, в которое Вийон погрузился сейчас, сполна и неразрывном присутствовали все три компонента. Идея и вещь соединились, сделавшись одним целым, поддерживаемые и сплавленные воедино мечтой – тем образом мира, что рождается в душе от усилия воли, а непринимается пассивно, как те два сна, один из которых видится ночью и называется «сном», а другой видится днем и называется «реальным миром».

К чему же в себе, к каким желаниям и чувствам он мог обратиться? Сильнейший отклик в нем вызывали мысли об Айнри Тозоле, но Вийон не стал их касаться – нет, не в этот раз, не сейчас. Требовалось что-то иное, но все же достаточно важное, ибо корзинщик понимал, что чем слабее будут чувства и воспоминания, используемые в этой работе, тем менее надежной и прочной станет корзина желаний. Он подумал об Элесе, о своей семье, о сыновьях, к которым стал почти что равнодушен, к маленькой Иси, память о которой по-прежнему откликалась в его душе глухой болью. Это были сильные чувства, страстные желания мужа и настойчивые поступки отца, желавшего своей семье лишь блага. Любовь и обиды; непослушание детей и радость от их рождения; нежность и влечение к Элесе, а затем схожие чувства к Иси – противоестественные и извращенные в своей сердцевине, но все же несущие в себе немалую силу; ссоры с женой, боль и тоска, примирения и новые ссоры, невыносимое чувство удушья в собственном доме, предательство и измена, мертвая стена безразличия, и вновь – память о былых временах, о радости, плескавшейся в его сердце и заливистом смехе молодой Элесы; ночи в отчаянье и другие ночи без сна, проведенные в тихих разговорах обо всем на свете; безграничное доверие и открытость; каменное сердце, сжатые губы и бесконечно звучащие требования; трактиры, в которые он убегал от невыносимого гнета; нежный поцелуй, оставленный на его губах молодой и красивой девушкой во время того, первого, их свидания у реки…

Все, что было, все что он чувствовал и помнил об Элесе и своей семье, вложил Вийон в эту корзину. Ивовые прутья в руках его стали намерениями и побуждениями, или же наоборот – желания и воспоминания сделались гибкой лозой, пропускаемой через умелые пальцы? Уже на середине работы он осознал, что невозможно поставить создание корзин желаний на поток, потому что каждая из них требует вложения части души создателя. Вийон отдавал то, что составляло немалую часть его жизни, но не сожалел, напротив – так было лучше всего, ибо все в его семье пришло в такое положение, когда ничего хорошего уже не осталось и то, что прежде дарило счастье, теперь приносило лишь боль, раздражение, гнев и тоску. Элеса не раз попрекала мужа тем, что он украл ее жизнь, отнял ее лучшие годы, что живя с ним она лишь понапрасну тратит свое время, ничего не чувствует к нему и ничем ему не обязана – пусть так. Он сам виноват в том, что все зашло так далеко. Но ничего, теперь он все исправит.

Вийон завершил работу и застыл над не очень большой, но плотной, сделанной так, чтобы не оставалось ни малейших щелей, корзиной.

– Пусть к Элесе вернется ее молодость, – произнес он, вспоминая ту девушку, которую повстречал когда-то. – Пусть к ней вернется ее прежняя жизнь.

Чудовищное, невыносимое напряжение начало стремительно сгущаться перед ним столь внезапно, что он ничего не успел бы понять и сделать, если бы заранее не знал, как следует поступить дальше. Озвучив желание, он немедленно закрыл корзину крышкой, и приналег на нее, ибо то, что оказалось внутри, начало рваться наружу – как бешенный зверь, как шаровая молния, мечущаяся по замкнутому пространству. Вийон отчаянно сопротивлялся напору, и трижды был близок к тому, чтобы проиграть, допустив слабину, но все же сумел сохранить крышку на месте. Он закрепил ее надежно, как только мог, изможденно выдохнул, оперевшись руками на алтарь и… проснулся.

Он ведь не ложился вчера, не так ли? Он работал всю ночь или, как минимум, большую ее часть, сновидя наяву, творя магию, к которой, шаг за шагом, его привели самые разные люди и духи. И все же он проснулся в сарае, на привычном своем месте, на ложе из ивовых прутьев, накрытых ветошью, под раскачивающимся на балке ловцом сновидений. Что произошло? Как он оказался в таком положении? Он так устал, что лег и заснул, но забыл об этом? Или же мистерия, творившаяся вчера ночью, была лишь видением, красочной мечтой, не имеющей никакой силы?..

Нет, не была. Когда Вийон повернул голову, то увидел в углу сарая корзину, которой вчера на этом месте не было. Небольших размеров, и столь плотную и прочную, что в ней не оставалось ни единой щели. Закрытой такой же плотной крышкой, примотанной к корзине так крепко, как будто бы внутри сидел демон или бешенный зверь, которого следовало во что бы то ни стало удержать взаперти. И эта корзина совсем не казалась обычной, нет. Она по-прежнему источала угрозу, напряжение, недовольство – уже, быть может, не столь ярко выраженные, не такую безумную ярость, которую демонстрировала вчера, но вполне, вполне еще ощутимую неприязнь. Тени вокруг нее были глубже, чем в остальных частях сарая и как будто укутывали корзину сумеречным покрывалом; странные же формы этих теней словно происходили от предметов, которых в сарае Бейза не было и быть не могло.

Вийон Рауп, корзинщик из Дангилаты, сел на своем безыскусном ложе, положил вспотевшие руки на колени и долго, не отрывая взгляда, смотрел на корзину желаний. А корзина желаний, в свою очередь, как будто бы глядела на него – хмурясь, оскаливая зубы, злясь, но более не пытаясь разорвать сдерживающие ее путы и напасть.

Вийон бы смотрел на корзину и дальше, если бы его не отвлек шум во дворе. Думая, что это явились товарищи к началу нового рабочего дня, он вышел наружу и с недоумением уставился на толпу людей. Некоторые из них были вооружены и облачены в легкую броню, другие нет, но все были настроены решительно.

– Вон он! – Крикнул кто-то из задних рядов. – Он, это он!

Рослый мужчина в колете, утяжеленном железными пластинами, в шлеме, закрывающем большую часть лица, с наручами и толстыми перчатками на руках, в тяжелых сапогах, в юбке из толстых кожаных пластин – шагнул к обомлевшему корзинщику, похлопывая дубинкой, которую держал в правой руке, по ладони левой.

– Пойдем-ка с нами, – велел он.

– Куда? – Спросил Вийон. – Кто вы такие? Что вам от меня надо? Я простой корзинщик, вы, должно быть, ошиблись…

– Закрой рот и идем, – оборвал его все тот же рослый мужчина, бывший, по всей видимости, руководителем группы. – Больше разыскивать тебя по всему городу мы не намерены. Или мне нужно сначала сломать тебе пару костей, чтобы стало понятнее?

– Ну х-хорошо, – пробормотал Вийон, подчиняясь силе. Он не столько боялся, сколько решительным счетом не мог понять, что происходит. Бейз все-таки пожаловался на него в стражу? Но почему тогда мужчина сказал, что не намерен больше разыскивать Вийона, как будто тот был каким-то беглым преступником, скрывающимся от правосудия? И для чего его разыскивать? Все и так знают, где он живет. По крайней мере, Бейз точно знает. Значит, это не работодатель Вийона прислал всех этих громил. Но кто?

Немногочисленные прохожие расступались перед бойцами, окружавшими Вийона, позади же основной боевой силы, как шлейф за снарядом, брошенным в воду, следовала та часть группы, что выглядела менее брутально. В просвете между фигурами воинов Вийон заметил вытянутое лицо Флеба, двигавшегося к месту своей каждодневной работы и вдруг столкнувшегося с вооруженной толпой.

– Не трогай корзину в углу! – Заорал Вийон что было силы, осознав вдруг, какой угрозе себя, а может быть, и не только себя, подвергнет его сотоварищ, если из любопытства прикоснется к корзине желаний прежде, чем желание, заключенное в ней, достигнет нужной кондиции. – И Майрыну скажи!.. Ох!.. Ой…

Последние бессвязные звуки из него выбил командир отряда, обернувшийся и ткнувший Вийона сначала кулаком в живот, а затем – ладонью по лицу. Бил он не сильно, но Вийон бы, без сомнения, упал, если бы другие солдаты не подхватили его за руки и не поволокли дальше – и держали так до тех пор, пока он кое-как не начал переставлять ноги сам. Открывать рот понапрасну не следовало, это было уже ясно. Но что вообще происходит? Кто эти люди?

Что-то начало проясняться, когда, еще на пути к воротам в Средний город, Вийон среди сопровождающей его толпы разглядел мужчину крикнувшего «это он!». Лицо мужчины показалось ему знакомым, а прозвучавшие в переговорах воинов и слуг слова «господин», «Тэсин», «эс-Сорн» убедили корзинщика, что он не ошибся. Позже он разглядел и другие знакомые лица – да, его явно сопровождали слуги из дома Тэсина эс-Сорна, с которыми он беседовал всего лишь пару дней назад, а воины либо были телохранителями аристократа, либо наемниками, которым заплатили за разовую работу. Но что от него, простого корзинщика, могло понадобиться благородному вельможе из Верхнего города, да еще и чародею?

Отряд миновал ворота Среднего, а затем и Верхнего города, и стража ни там, ни там не стала чинить воякам препятствий, а лишь отдала честь и переключилась на наблюдение за другими прохожими. Вийон стоически молчал, не задавал вопросов, и лишь иногда потирал скулу, по которой пришлась командирская оплеуха.

Наконец, они достигли ворот в заграждении из металлических цветов и листьев и вошли во двор. Шлейф из слуг стал рассеиваться, несколько воинов также отделились от отряда, но основной его костяк, во главе с командиром, продолжал сопровождать Вийона. Вошли в дом, поднялись на второй этаж, миновали несколько комнат, убранных столь роскошно, что Вийон даже стал сомневаться – не обманывают ли его глаза? У входа в одну из комнат в глубине дома, двери которой охраняли два вооруженных человека, отряд остановился, и командир доложил о том, что человек, которого желал видеть господин, доставлен. Один из охранников постучался, заглянул в комнату и что-то сказал, а затем повернулся и сказал:

– Пусть проходит. Один.

С трудом переставляя ноги от слабости и волнения, Вийон вошел в дверь, которая неслышно закрылась за его спиной.

Комнату украшали ковры, у стен стояли сундуки и шкафчики со свитками, другие свитки находились на пюпитрах. Столик в фруктами и водой, несколько деревянных кресел, а также многочисленные подушки на возвышениях, где можно было как сидеть, так и лежать. Хозяин дома – молодой человек с кожей более светлой, чем у большинства ильсильварцев – стоял в углу, изучая содержимое одного из шкафов; когда Вийон вошел, он немедленно повернулся в его сторону и принялся разглядывать вошедшего напряженным пристальным взглядом.

Вийона кольнуло легкое чувство узнавания – он что, видел этого человека раньше? Может быть, это Айнри? Светлая кожа, во всяком случае, вполне подходила, а также энергичность и уверенность хозяина дома. Но лицо его Вийон никак не мог сопоставить с пусть и изменившимися со временем, но все же вполне определенными чертами своего давнего друга.

– Айнри? – Спросил он на всякий случай, хотя и был почти уверен, что это не так.

Взгляд молодого человека сделался напряженнее, челюсти сжались.

– Что? – Отрывисто произнес он, как будто не был уверен в том, что услышал. И тоном, не терпящим возражений, приказал:

– Повтори-ка еще раз.

– Простите… – Вийон неловко поклонился. – Я подумал на минуту, вдруг вы – Айнри Тозол? Я давно его ищу, но не могу найти, никто о нем ничего не слышал… Простите ради всех богов, если обознался… я ведь обознался?

– Я не Айнри Тозол, – медленно и таким тоном, как будто бы речь шла о несусветной глупости, проговорил молодой аристократ. – Как ты… как вы вообще можете произносить его имя?

Неожиданный переход на «вы» со стороны столь богатого и влиятельного господина окончательно выбил Вийона из колеи.

– А почему… что такого?.. – Забормотал корзинщик. – Я н-не понимаю…

Молодой человек подошел ближе и, слегка наклонив голову, снова принялся изучать Вийона – уже не с таким напряжением, как прежде, но все еще с изрядной долей любопытство.

– Вы вообще знаете, кто он такой? – Спросил хозяин дома мягким, почти что ласковым голосом.

– Мы… дружили с ним в детстве… – Растеряно ответил Вийон. – Не знаю, кто он и где он сейчас, но мы с ним когда-то…

– «Дружили»? – Переспросил аристократ так, как будто бы только что услышал самую нелепую, самую немыслимую и абсурдную вещь в своей жизни. – «Дружили»?! Я не ослышался?! Вы, вообще, кто такой, позвольте вас спросить?

– Я… эээммм… корзинщик… Вийон Рауп меня зовут, господин.

Аристократ пренебрежительно махнул пальцами рук, как будто бы отгонял от лица надоедливую муху.

– Я это уже знаю. Позавчера вы явились сюда, будучи одетым более-менее прилично, поэтому поначалу мои люди искали вас в Верхнем и Среднем городе, и лишь сегодня наконец узнали, что вы скрываетесь в Нижнем…

– Я н-не скрываюсь…

– Не смейте меня перебивать, – процедил молодой аристократ. – Я, Тэсин эс-Сорн, наследник древнейшего и благороднейшего рода, не потерплю к себе неуважения!

– Простите, господин…

– Да будет вам известно, дражайший корзинщик, что Айнри Тозол, единственный сын царедворца Руэна Тозола – величайший маг из ныне живущих в Ильсильваре, а может быть, и во всем известном нам мире – если, конечно, не брать в расчет полубогов и бессмертных, от которых Айнри, впрочем, отстает лишь на полшага и нет сомнений, что вскоре он присоединится к их сомну, обретя вечную жизнь. Могущество его поражает воображение, ведь не зря он уже много лет является придворным магом самого императора Ильсильвара! Наставниками ему, как говорят, служат Безликие и бессчётное множество демонов и духов подчинены его воле. Я, Тэсин эс-Сорн, наследник древнейшего и благородного рода, урожденный чародей в двенадцатом поколении, считаю за честь числится в ближнем кругу его учеников и доверенных лиц!.. И теперь вы, какой-то безызвестный корзинщик, пыль под ногами сильных мира сего, приходите сюда ко мне и заявляете, будто бы являетесь другом самого Айнри Тозола! Вы что, за дурака меня держите?! Смеетесь надо мной?!

«Я бы к вам не приходил, если ваши люди меня сюда не притащили…» – Подумал Вийон, а вслух, на всякий случай поклонившись, сказал:

– Нет, что вы, господин!.. Как бы я мог?!. Я знал Айнри давным-давно, еще ребенком, мы были примерно одного возрастаи иногда играли вместе, когда он сбегал от опеки в Нижний город… я и не знал, что он так поднялся с тех пор, даже представить себе не мог!.. Придворный маг самого императора!.. – Вийон недоверчиво покачал головой. – Неужели правда?.. То есть, я хочу сказать, господин, вы ведь не шутите, не смеётесь надо мной?..

– Мне кажется, это вы надо мной смеетесь, – сухо ответил Тэсин. – Невозможно, чтобы Айнри Тозол имел какие-либо общие дела с таким человеком, как вы!..

– Вы, наверное, правы, господин… трудно представить, но что есть, то есть. Мы были детьми, а других друзей у Айнри не было…

– Нет, нет… Не могу в это поверить.

– Господин, – Вийон согнулся в поклоне, вдруг осознав, что нашел-таки того, кто близко знает Айнри Тозола, а значит, и знает, где Айнри находится и как к нему попасть. – Это легко проверить. Пожалуйста, позвольте мне поговорить с Айнри хотя бы минуту! Уверен, он узнает и вспомнит меня! И поблагодарит вас за то, что вы…

Тэсин захохотал, и смеялся так громко и оглушительно, что в дверь даже заглянул один из стражников – убедиться, что с его господином все хорошо.

– Вийон, вы… вы невозможны… – Отсмеявшись, Тэсин опустился в одно из кресел и вытянул ноги. – «Увидеться с Айнри на минуту». Я живу в этом доме уже лет пять, а может быть шесть или семь – черт его знает, сколько прошло времени по меркам этого сна, я даже и следить за ним не хочу… Я не видел Айнри все это время и понятия не имею, где он находится, и тут заявляетесь вы и говорите «извините, а нельзя ли мне с ним немного поболтать?» – вы это серьезно?

– Пять или шесть лет? Или даже семь? – Вийон потряс головой. – Подождите… вы ведь сказали, что он придворный маг императора.

– Так и есть, – кивнул Тэсин.

– Но почему… почему тогда никто не знает, где он? А если он вдруг потребуется императору?

– Пять-семь лет по меркам этого мира, – терпеливо объяснил Тэсин. – Этого сна. Я не знаю, как местное время соотносится с временем, в котором живет император. Впрочем, это неважно. Айнри все учел перед тем, как исчезнуть. Он сотворил заклятье, которое заставило всех забыть о его существовании. Кроме нас – сорока четырех его учеников и доверенных лиц, расставленных в качестве стражей в сорока четырех снах, дабы сформировать великую линзу, способную преломить мощь малой линзы, которую создаст сам Айнри, но где и когда это произойдет – никому не известно. Известно лишь, что дело это чрезвычайно важное, связанное с делами мирового масштаба, ибо если даже и Айнри Тозол не сумеет отвратить надвигающуюся на всех нас беду, то кто сможет?..

– Какую беду, господин?

Аристократ устало отмахнулся.

– Не загружайтесь свой ум проблемами мирового масштаба, дражайший Вийон. Добра от этого не будет ни вам, ни кому-либо еще…

– Хорошо, – вздохнул Вийон. – Жаль, что Айнри так занят. Я бы хотел помочь ему или как-нибудь поддержать… конечно, он справится. Он всегда был решительным и бесстрашным…

– Может быть, слишком решительным и бесстрашным, – вздохнул Тэсин. – Занят ли он? Я не знаю. Я понятия не имею, сколько времени прошло для самого Айнри. Где он сейчас, в каком из миров? Семь лет я сижу в этом проклятом доме и не могу даже прогуляться или выйти в свет… Сижу и гадаю – что с ним и как? Добился ли он хоть чего-то или потерпел неудачу? Или попал в ловушку, и пребывает там, пока время в мире людей стремительно уходит и положение дел становится в более безнадежным? Существует ли вообще мир людей, или же мы заперты в осколках сновидений, которые разлетаются друг от друга, словно куски разбитого стекла?.. Ничего не известно. Я бы уже отправился его искать, но не могу покинуть свой пост. Если все идет по плану, а я уйду раньше времени, разрушив круг – ууу… даже если это не будет иметь значения и остальные справятся без меня, слабость мне не простят. Айнри вышвырнет меня вон, из дворца прогонят с позором, и это еще в самом лучшем случае. Остается только сидеть и ждать. И молиться – Светлым Богам, Безликим, Космическому Человеку, всем подряд – чтобы все обошлось…

– Но вы ведь не знаете, где он? – На всякий случай еще раз уточнил Вийон. – А если бы знали, где бы вы стали его искать?

Тэсин задумался.

– Никто из нас – его учеников – не знает, где Айнри, – сказал он наконец. – Но есть кое-кто еще, кто может знать. Ей Айнри, без сомнения, доверяет больше всех… Да, ей он мог бы и сказать. Может быть даже, время от времени он прерывает свои поиски и навещает ее иногда…

– «Ее»? О ком вы говорите, господин?

– О матери Айнри, Ирцине Тозол.

– Она живет где-то здесь? – Взволнованно спросил Вийон. – В Дангилате? В Верхнем городе? Или во дворце?

Тэсин отрицательно покачал головой.

– Никто не знает, где она живет. Собственно говоря, она и вовсе не живет. Она умерла лет десять тому назад.

– Но… вы сказали, что…

– Я знаю, что я сказал! – Перебил Вийона Тэсин. – Не нужно повторять мне то, что я сам же и сказал. Да, она умерла. Ну и что? Айнри Тозол не даром считается величайшим чародеем в империи. Он был нежно привязан к своей матери и не позволил ее душе попасть в мир мертвых. Он соткал для нее тонкий сон из прошлых ее воспоминаний, украсив образами вещей и тенями людей, которые некогда доставляли ей радость. Нельзя сказать, что получился полноценный рай – но, по словам Айнри, вышло вполне себе неплохо, особенно с учетом того, что мы, свободные и просвещенные люди, подчинившие себе силы природы, пока еще, к сожалению, не можем добраться до настоящего рая.

– Не может быть… – Пробормотал Вийон.

– Вы что, хотите сказать, что я лгу? – Тэсин строго посмотрел на корзинщика.

– Нет-нет, господин, что вы!.. Как вы могли такое подумать… Я человек простой, неученый, у меня в голове не укладывается то, что вы говорите…

– Это потому, дражайший Вийон, – Тэсин назидательно поднял вверх указательный палец. – Что вы зачем-то полезли не в свое дело. Совершенно не в свое. Не вашего уровня, и близко не вашего!.. Забудьте об Айнри, держите рот на замке, и возвращайтесь к своей жизни. Наслаждайтесь тем, что имеете, пока еще можете, и не думайте о том, чего не в силах изменить, даже и не лезьте в это. Вы меня поняли?

– Да, но… что вы имели в виду, когда сказали «пока еще можете»?

– Не вашего ума дело, Вийон. Вам стоит поменьше думать и побольше работать, как и надлежит человеку вашего достоинства и положения…

– Да, господин, вы правы… Могу я идти?

– Можете… Впрочем, нет, подождите.

Вийон замер и стал терпеливо ждать. Молодой аристократ устроился поудобнее в кресле, положил одну ногу на другую, приставил указательный палец левой руки к виску, а остальными пальцами, сжатыми вместе, подпер скулу и некоторое время рассматривал Вийона столько же пристально, как и в начале беседы.

– Во всем этом, – произнес наконец Тэсин. – Я не могу понять только одного. Айнри перед тем, как уйти наложил заклятье, которое никому не удалось преодолеть. Вообще, если быть точным, цель заклятья была не просто в забвении как таковом, а… нет, что толку вдаваться в тонкости магии, вы все равно ничего не поймете. Просто примем, в самом упрощенном виде, что это было заклятье забвения, сильнейшее из всех, что когда-либо произносились в этом мире, и лишь мы, сорок четыре стража в сорока четырех снах не попадали под его действие. Айнри исчез, его не просто не помнят, его невозможно найти, он как будто бы стерт из всех миров, будто бы не жил никогда – и так будет до тех пор, пока он не осуществит задуманное и не вернется, как я предполагаю, в тот же самый момент времени, когда начал свой путь… Ну хорошо, я могу допустить, что он оградил от заклятья свою мать, тем более что она и так мертва, и не имеет в своем распоряжении вообще ничего, кроме воспоминаний. Но вы – вы! Как, каким образом, такой человек, как вы, сумели уберечься от действия заклятья Айнри! Немыслимо!

– Мы были друзьями, – тихо ответил Вийон. – Да, были, хотя вы мне и не верите… Однажды я спас его от побоев и грабежа, а может, и от смерти, потому что в руках Джадура был нож… Вскоре после того мы поклялись друг другу в вечной дружбе, и я думаю теперь, что это были не пустые слова. Может быть, в этом все дело?

Глава 22

… Погруженный в свои мысли, Вийон шел по пыльным улицам Дангилаты, спускаясь от Верхнего города к Нижнему. Тэсин отпустил корзинщика, убедившись, что ничего умного или познавательного Вийон ему не сообщит; возможно, изначально он полагал, что Вийон знает нечто важное об Айнри или несет какое-то от него сообщение, но в этом высокомерного чародея из «древнего и благородного рода» ждало разочарование. Вийон же, возвращаясь к своему привычному месту обитания, прокручивал в голове недавний разговор и поражался: как же, все-таки, высоко сумел подняться тот мечтательный и наивный мальчик, который все еще жил в его памяти! Удача или у Айнри и вправду обнаружились какие-то необыкновенные таланты в волшебстве? Конечно, талант у него был, Вийон это помнил прекрасно – но придворный маг самого императора? сильнейший из чародеев Ильсильвара, быть учениками которого почитали для себя честью отпрыски старинных и влиятельных фамилий? стоящий в одном лишь шаге от обретения бессмертия, и наставляемый Безликими – особенной кастой то ли демонов, то ли особенной ветвью бессмертных богов, о которых в Ильсильваре предпочитали не говорить, ибо Безликие всегда были где-то рядом, знали все и наблюдали за всем, не имели жалости, и крали (как говорят) иногда детей из бедных семей, а иногда – людские души… Это все казалось невероятным. Да, Айнри был особенным, Вийон всегда знал это, но мир, к которому он на минуту прикоснулся во время разговора с Тэсином, потрясал размахом сил, действующих в нем, масштабом проблем и изощренностью в их решении. Это была магия какого-то совершенно иного, недостижимого для Вийона порядка.

Наверное, и в самом деле лучше не лезть во все это. Сильные и мудрые мира сего сами во всем разберутся и сами все решат, не стоит им мешать, а у корзинщика Вийона Раупа есть дела куда как более насущные, и проблемы его, пусть и несоизмеримо более мелкие, чем дела таких людей, как Айнри или Тэсин,в случае неудачного исхода для самого Вийона могут оказаться не менее, а более горькими, чем беды всеобщие.

Пройдя ворота меж Средним и Нижним городом, Вийон вспомнил о корзине желаний, остававшейся без присмотра все время, пока он отсутствовал, хлопнул себя по щеке, наказывая за нерасторопность, и побежал к бейзовскому сараю со всех ног.

Он ворвался во двор, тяжело дыша и затравлено оглядел открывшееся пространство. Майрын, Флеб и мальчишки мирно работали над своими корзинами. При появлении Вийона все поглядели на него и заулыбались. Флеб приветственно помахал рукой.

– А вот и он! – Потянул Майрын. – Где пропадал, друг? А мы тут сидим, гадаем, куда это тебя увели…

– Все потом, – оборвал товарища Вийон, по прежнему тяжело дыша. – Вы не трогали запертую корзину?

Все четверо дружно замотали головами.

– Не, мы ж не дураки какие-то, – немного обиженно ответил Майрын. – Флеб нам передал что нельзя. А раз мастер дежьена говорит, что нельзя – что ж мы ее трогать будем? Может, это правило какое-то новое или еще что, кто его знает?..

– Я вот слышал, например, что в дежьене цветочников в вазы и кувшины лягушек сажают и держат их там строго определенное время, при том ни додержать, ни передержать ни в коем случае нельзя, – поддакнул Флеб.

– Вот-вот. Я о чем и говорю.

У Вийона отлегло от сердца. На всякий случай, однако, он все равно заглянул в сарай. Корзина желаний стояла в том же углу, где он ее оставил, и, кажется, вела себя смирно. Она уже не была похожа на бешенного зверя, едва удерживаемого на цепи, а наталкивала на мысли, скорее… о спящем волке или леопарде. Все еще опасном и диком, но в данный момент не собирающимся нападать.

Вийон осторожно, чтобы не побеспокоить сумеречную корзину, набрал в сарае прутьев, вернулся во двор и занял свое рабочее место.

– Я расспрашивал всех об Айнри Тозоле, – объяснил он случившееся утром. – И кое-кого привлек мой интерес. Отсюда и все эти люди. Ничего путного я ему сообщить не смог, так что думаю, больше они тут не появятся… Все подробности расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас давайте займемся делом. Мне надо еще многому вас научить. Чья очередь идти на рынок сегодня – наша, Флеб? Не пойдем никуда, будем учиться, а заодно и наделаем побольше хороших корзин и продадим их потом.

Он учил Майрына, Флеба и мальчишек весь день, прерываясь ненадолго лишь для того, чтобы поесть, посетить нужник и умыться. Бейз мог нагрянуть по его душу в любой момент, и Вийону хотелось передать товарищам как можно больше знаний до того, как этот момент наступит.

Вечером все разошлись, а Вийон, вновь заглянув в сарай, приблизился к корзине желаний.

Сейчас изменения в ней были еще более заметны. Нет, внешне она все это время оставалась такой же, какой была вчерашней ночью, на алтаре сновиденного храма, когда Вийон только-только сотворил ее. Но впечатление, которое она производила, отличалась разительно. Теперь это не был яростный, рвущийся с цепи зверь, и даже волка, забывшегося чутким сном, она больше не напоминала. Сейчас корзина была похожа на пушистую домашнюю кошку, мирно свернувшуюся калачиком и едва ли не мурчащую во сне. Она сделалась безопасна и чиста, и даже вес ее изменился, когда Вийон подошел и осторожно взял ее в руки – корзина стала ощутимо легче.

«Она готова, – подумал Вийон. – Будь я проклят, если это не так…»

Он вышел во двор, постоял немного, все еще сомневаясь, а затем поставил корзину на чурбанок и открыл крышку. Чего он ждал? Россыпи лепестков? Свернувшегося на дне белого кота? Хоровода весело щебечущих фей? За последние дни произошло столько всякого, что Вийон был уже готов ко всему.

Корзина оказалась пуста, и лишь что-то, похожее на светлую тень или солнечного зайчика, мелькнуло на миг перед глазами Вийона – а может быть, ему лишь померещилось, слишком уж велики были его ожидания, чтобы не увидеть ничего.

«И?.. – Подумал Вийон. – Что дальше?.. Неужели и теперь ничего не вышло?»

Он понял, что не заснет, если не узнает наверняка и, покинув двор Бейза, зашагал в сторону Горелой улицы. На Дангилату опустились сумерки, но люди на улице еще были, некоторые из них узнавали его и приветствовали; Вийон даже, кажется, раз или два услышал обращение «мастер». Неужели кто-то из корзинщиков все же проболтался об их общих планах? Наверняка это были Флеб или Этар, которые проболтались Акине, а уж та разнесла известие по всем своим соседкам и родственницам. Вийон с осуждением покачал головой. Предстоящий с Бейзом разговор тяготил его все больше и больше, а уж это известие и вовсе доведет торговца лозой до белого каления.

Знакомый дом на Горелой улице встретил Вийона совершеннейшей тишиной. Вийон постучался, позвал Элесу, затем Иси и сыновей, затем снова Элесу – ни звука за дверью, ни шороха, ни движения. Вийон толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта, он вошел в дом и увидел совершенно пустой дом. Ни вещей, ни следов кого-либо живого, и общее ощущение затхлости и запустения такого, что не оставалось сомнений – дом стоит покинутым вот уже много лет. Вийон заглянул в комнату. Последней деталью, убедившей его в том, что случилось, стало отсутствие царапин и полос на стенах – в тех местах, где раньше портили стены для игры или от нечего делать Эбран и Гет. Вийон присел на корточки и коснулся рукой пола. Солома была старой, сухой и пыльной, а не гниловато-влажной, как он помнил.

«Желание осуществилось, – подумал корзинщик с грустью. – Элеса обрела то, что хотела. Все изменилось: она никогда не встречалась со мной и полюбила кого-то другого; может быть, это Саджир, а может быть – кто-то еще. Есть ли у нее теперь дети и если да, похожи ли они на тех, что были у нас?..»

Он думал об Иси, Эбране и Гете как о своих детях, хотя и не мог забыть слова Иси о том, что она не его дочь. Было ли это правдой или же Элеса изобрела эту ложь, а потом внушила ее дочери, чтобы отвратить ее от отца?.. Это было уже неважно. Все изменилось. Оставалось надеяться лишь, что получив новую жизнь и вернув свою молодость, Элеса проживет более счастливую жизнь, чем та, которую она прожила с ним.

Вздохнув, Вийон поднялся, вышел из дома и осторожно притворил за собой дверь. Может быть, теперь он переедет сюда на время, пока не решит поселится в доме мастера Байла, ведь эта хибара на Горелой улице принадлежала и ему тоже – а может быть, и нет. Кто знает, как все сложится? Вийон снова подумал о неизбежном разговоре с Бейзом Лекаридом и вновь отогнал эти мысли, ибо ничего хорошего они не несли.

По засыпающему городу Вийон направился в обратный путь, а когда прибыл на место, то развел огонь во дворе, и бросил в пламя корзину желаний и ловца снов. Первое следовало сделать в любом случае, ибо он откуда-то знал, что каждая корзина подходит лишь для одного желания, и не удержит другого. Но вещь эта, даже употребленная, оставалась необычной, поэтому ее следовало уничтожить, поставив последнюю точку. Что до ловца сновидений – плетенка Мелана Ортцена уже отдала Вийону все, что могла, и даже более того, и теперь следовало вернуть все на место – в частности, лавку, которую засосал в себя ловец, а может быть, и нескольких людей. Торговать за одним столом с Меланом становилось уже неудобно.

Когда огонь догорел, Вийон разворошил угли, сполоснул у колодца руки и лицо, вернулся к сараю и вытянулся на своей лежанке.

– Нейсинаран, – проговорил он, смотря в потолок. И когда хлопанье крыльев нарушило тишину, а тень призрачного ястреба загородила обзор перед Вийоном, корзинщик, закрывая глаза, негром но произнес:

– Разыщи сон, в котором живет покойная Ирцина Тозол, и отведи меня к ней.

Да, он решил для себя совсем недавно, что не станет лезть в дела великих – но ведь он и не собирался, не так ли? Он просто нанесет визит пожилой женщине, которой наверняка уже наскучили ее воспоминания, пусть даже и самые лучшие, и вежливо поинтересуется, все ли у нее хорошо и нет ли вестей от Айнри Тозола? Наверняка она будет не прочь поболтать о своем сыне, все матери это любят.

В круговороте призрачных образов и бликов, тусклых линий, переплетающихся знаков и вещей, наполовину растворенных в сумеречном мареве, Вийон увидел себя и огромного ястреба, сидящего на его левой руке. Ястреб разевал клюв и вертел головой, но не кричал.

– Ну же, – Вийон сделал легкое движение рукой, подталкивая птицу. – Лети.

Несколько секунд ястреб оставался неподвижен; Вийон подумал было, что неудача постигнет его и здесь, и место обитания своей матери Айнри Тозол защитил от поисков также надежно, как и себя самого. Но нет: когда Вийон уже почти уверился, что ничего не выйдет, Союзник вдруг оттолкнулся от его руки и полетел вперед, в марево из бликов и несформировавшихся вещей. Вийон двинулся за ним, с каждым шагом все глубже погружаясь в сон. Окружающее пространство усложнялось и раздавалось вширь, вещи становились все более отчетливыми, блики и тени складывались так, чтобы дополнять общую картину и придавать ей больше достоверности, а не нарушать ее целостность.

«Неужели весь мир, вся вселенная такова? – Подумал Вийон. – В ней нет вещей, нет ничего независимого – есть только я и то, что я вижу?..»

Красочные пейзажи сменяли друг друга: горы, морское побережье, шумный город, кладбище, подземные пещеры, мистические древние места с торчащими из земли идолами, парящие в небе дворцы из платины и хрусталя, океан, вставший стеной по левую руку от одинокого путника… Картины сменяли друг друга, и невозможно было уже разобраться, какие из них отражают «реальный мир» (чтобы ни значило это слово), а какие – видения или образы, рождающиеся в сознании человека от соприкосновении с невыразимыми мирами духов.

И вот, на холме, над городом, немного похожим на Дангилату, но меньшим по размеру и без трех колец стен, Вийон увидел старую башню. У входа в нее стояла скамейка, на которой сидела женщина средних лет в красивом платье и легкой накидке, закрывавшем ее голову и плечи. Нейсинаран пропал из виду, и это стало знаком, что цель Вийона достигнута.

Он подошел ближе и сел на край скамейки, противоположный тому, что занимала женщина. Она даже не взглянула на него, хотя и не могла не заметить, что он подошел – любовалась городом и плывущим над ним облаками.

– Простите, госпожа… – Заговорил Вийон.

Теперь она обернулась и посмотрела на Вийона внимательно и с удивлением – может быть даже, с удивлением подчеркнуто нарочитым, как будто бы он сделал нечто неожиданное и оригинальное. Женщина была моложе той, которую помнил Вийон, когда она приходила за Айнри – но, без всякого сомнения, это была она.

– Удивительное дело, ты разговариваешь!.. – Произнесла Ирцина таким тоном, как если бы при ней заговорил плюшевый медведь или как если бы на вопрос «сколько будет 2 + 2 ?» маленькая собачка отчетливо протявкала четыре раза. – Я думала, что знаю всех призраков этого места, способных на такое.

– Я не призрак, госпожа, – ответил Вийон. – Я друг вашего сына, Айнри Тозола, и пришел узнать, все ли у него хорошо…и у вас?

– Все замечательно, – ответила женщина с едва заметной иронией. – Лучше и быть не может. Вот только… у Айнри нет друзей. Императорский двор – совсем не то место, где следует заводить друзей, это я ему всегда говорила. Знакомиться, искать союзников, завоевывать доверие врагов, ожидая подходящего момента для нанесения удара – да. Заводить дружеские связи – да, может быть. Но не друзей.

– К счастью, я никогда не был при дворе и никогда там не буду, – ответил Вийон. – Вы говорите об этом месте так, как будто бы там собрались какие-то звери, волки и скорпионы, а не люди…

– Так и есть, – согласилась Ирцина.

Ненадолго установилась тишина.

– Госпожа, могу я спросить?

– Да, конечно.

– Почему вы дали своем сыну женское имя?

– Оно не женское, – подбородок Ирцины качнулся из стороны в сторону, выражая отрицание. – В Эйнаваре и кое-где у нас встречается похожее имя, которое дают девицами «Анрия». Я и хотела так назвать своего ребенка, поскольку по гороскопу должна была родиться девочка, но либо ошибся астролог, либо я неправильно определила время зачатия – и на свет появился сын. Тогда я взяла другое имя, похожее на то, что хотела дать изначально – хальстальфарское «Айнри». Айнри, Джетри, Ингви… у людей с другого берега Выплаканного моря полным-полно таких имен, и все их носят мужчины…

– Вот как… а я все гадал, почему же так…

– Ну вот, теперь, когда я развеяла твое любопытство, развей мое и ты, – улыбнулась женщина. – Где вы подружились с Айнри?

– Это случилось очень давно, – с охотой приступил к рассказу Вийон. – Помните, как он сбегал от вас в Нижний город, когда был еще ребенком? Меня зовут Вийон Рауп и вот тогда мы с ним…

Он не договорил, потому что Ирцина вдруг начала смеяться. Она заливалась смехом, искренне хохотала, позабыв о приличиях (ведь благородным дамам не следует громко смеяться) и едва не свалилась с лавочки.

«Что с ней такое? – Обеспокоенно подумал Вийон. – Она что, сумасшедшая? Мертвая женщина – это еще куда ни шло, но безумная мертвая женщина – это уже слишком!»

– Ох, Вийон!.. Вийон! – Женщина еще несколько раз повторила его имя, постепенно успокаиваясь. Потом она посмотрела на небо и произнесла:

– Святые боги, Айнри, ну что у тебя в голове!..

Вийон молча сидел на своем месте, не зная, как себя с ней вести и что говорить. Женщина вновь повернулась к нему. Она улыбалась, и глаза ее лучились озорством и весельем.

– Да, теперь я вспомнила, – сказала она. – Ну конечно, Айнри не раз говорил про тебя. Как я могла забыть!.. Ты и правда был его лучшим другом.

Она взглянула на Вийона с теплотой и почти что с нежностью.

– Но ты ведь был ребенком, разве не так? – Продолжала Ирцина.

– Да, – согласился Вийон. – Но я повзрослел.

Его слова вызвали у нее новый приступ смеха.

– Повзрослел!.. Аха-ха-ха!..

«Что с ней нетак? – Подумал Вийон. – Почему они надо мной смеются? И Тэсин этот тоже… Что я такого смешного сказал?»

– Ну что ж, Вийон, расскажи, где ты живешь и чем занимаешься, – произнесла Ирцина с преувеличенной серьезностью – так, как будто бы говорила с ребенком. – Почему я раньше не видела тебя ни разу?

Вийон решил не обращать внимание на ее тон.

– Вы ведь знаете, что с вами случилось? – Осторожно спросил он.

– Конечно, я знаю. – Женщина надула губы и сама стала похожа на ребенка. – Я уже десять лет как мертва. Не нужно мне об этом напоминать.

– Простите, госпожа… – Вийон по привычке поклонился. Вышло немного нелепо, ведь он при этом так и остался сидеть на скамейке. – Я простой корзинщик, живу в Нижнем городе… у меня была жена и трое детей… а впрочем, это уже неважно, мы разошлись… делаю корзины и продаю их на рынке… у меня есть друзья – Майрын и Флеб… может быть, скоро мы сделаем свою гильдию и станем учить новому дежьену, который будет называться дежьеном Плетеной Лозы… как-то так… я совсем не сноходец, лишь совсем недавно кое-чему научился и случайно услышал о вас, вот и зашел навестить, подумал, может вы тут скучаете и хотите поговорить с кем-нибудь живым…

– «Живым»? – Переспросила женщина, улыбаясь так, как будто бы знала что-то, чего не знал Вийон.

– Ну да… простите, если я вам помешал…

– Нет, ну что ты, – женщина успокаивающе погладила Вийона по руке. – Тут, в этом сне, который Айнри сотворил для меня, все прекрасно, но действительно, подчас не достает свежих лиц и впечатлений… Я очень рада, что ты пришел. При жизни, я бы, конечно, начала выкаблучиться и говорить, что ниже моего достоинства разговаривать с кем-то там из Нижнего города, но после смерти на многое начинаешь смотреть иначе. То, что раньше казалось важным, теряет смысл, а на первый план выступают какие-то совершенно обычные вещи, которым мы не придавали никакого значения раньше…

– Вот как, – улыбнулся Вийон. – Что ж, тогда я тоже рад, что немного скрасил ваш досуг… А Айнри часто навещает вас?

– Далеко не так часто, как мне хотелось бы, – покачала головой женщина. – Но я ужасная собственница и держала бы его привязанным к своей юбке все время, если бы только могла... Нет, конечно, он хороший сын и иногда ко мне заходит. Но он очень занятой человек, ты, наверное, знаешь?..

– Да, госпожа, я слышал, что он стал придворным магом императора в тридцать лет или даже раньше…

– В тридцать лет? – Переспросила Ирцина. – Нет, ему было сорок три года, когда это произошло… Я это хорошо помню, потому что я умерла шесть лет спустя, ровно за месяц до того, как…

– Что?! – Вийон уставился на женщину. Прерывать благородную даму было недопустимой грубостью, особенно для человека низкого происхождения, но он так поразился ее словам, что забыл обо всем. – Сорок три года? И потом еще шесть?.. И еще после этого десять?.. Тогда, выходит, Айнри сейчас почти шестьдесят?..

Ни писать, ни читать Вийон не умел, зато считал отменно, благодаря многолетней работе на рынке.

– Быть такого не может, – твердо сказал корзинщик. – Мы были ровесниками, а мне сейчас тридцать пять.

– Мне говорили, что в разных снах время течет по-разному, – задумчиво проговорила женщина.

– Но ведь мы с Айнри живем не в снах! – Воскликнул Вийон. – Мы оба еще живы, и живем в реальном мире!..

– Не будем это обсуждать, – вздохнула женщина и, посмотрев на Вийона, снова чуть улыбнулась. – Удивительно то, что ты вообще вырос, откровенно говоря… Но нет, нет, прости. Давай о чем-нибудь другом поговорим. Ты значит, живешь с семьей…

– Уже нет.

– … у тебя есть друзья, ты делаешь корзины и продаешь их на рынке. Это же замечательно! Очень, наверное, интересная жизнь. А почему ты решил отыскать меня, на самом деле?.. В сценарий твоей жизни, если подумать, совсем не входит беседа с благородными дамами. Нет, я очень рада, что ты пришел, мне просто интересно. Что-то случилось?

«Какой еще сценарий? – Подумал Вийон. – Что она несет?..»

– Нет, ничего такого, – сказал он вслух. – Просто я подумал… захотел узнать, как у Айнри Тозола идут дела, вот и все. Помнит ли он меня? Я его хорошо помню… Когда увидите его в следующий раз – скажите, что я заходил, хорошо? Не подумайте только, что я жду от него каких-то благ или чего-то такого, совсем нет! У меня все хорошо. Просто… если он вдруг захочет увидеться, то меня легко найти в Нижнем городе, или, если он пришлёт весточку, я сам приду, куда он скажет… Нет, я понимаю, что он занятой человек и я ему совсем не ровня и никогда ровней не был – я это все знаю, но если вдруг… вы передайте ему это, ладно? Я просто хотел, чтобы он знал, что я его не забыл.

– Ах, Вийон, – женщина отвернулась и снова посмотрела на небо. Теперь она казалась растроганной. – Тебе лучше никогда не встречаться сАйнри.

– Но… почему, госпожа?

Женщина вздохнула.

– Некоторых вещей лучше не знать, поверь мне. Правда бывает весьма неприятной. Например, правда состоит в том, что мое тело сожжено, а пепел брошен в яму, где затем посажено какое-то дерево. Но зачем мне знать эту правду? – Она вытянула руку и посмотрела на нее так, словно видела ту впервые. – Иллюзия о том, что я жива, что я все еще вижу, слышу, чувствую, могу думать, смеяться, любить – куда лучше, чем истина.

– Я не боюсь правды, – сказал Вийон. – О чем вы умалчиваете? Почему у нас с Айнри такая большая разница в возрасте? Что произойдет, если я его встречу?..

– Не исключено, что ты узнаешь правду, если его встретишь, – ответила женщина, бросив на Вийона быстрый взгляд и вновь отвернувшись. – И уж поверь, радости она тебе не доставит.

– Какую правду?! – Вийон подался вперед.

– Ты бы мог и сам уже догадаться, – Ирцина вздохнула. – Ты неглупый призрак. По крайней мере, не кажешься глупым.

– Я не призрак! Я живой человек!.. Или что, вы хотите сказать, что я тоже умер но не помню об этом? Этого не может быть. У меня есть друзья, была жена и дети, я хожу каждый день на рынок…

– И что же, разве хождение на рынок способно доказать, что ты никогда не умирал? – Ирцина посмотрела на корзинщика с иронией.

– Конечно, – растерялся Вийон. – Ведь я вижу людей… торгую с ними… продаю им корзины…

– Ты видишь лишь только собственный сон, – ответила Ирцина. – И в этом сне присутствуют тени других людей. Некоторые из них, возможно, живы, а другие – нет, третьих же вообще не существует… Но неужели ты считаешь, что их мир в точности такой же, как твой?

Вийон не ответил. Он не знал, что сказать.

– Думаешь, я никогда не спускаюсь туда? – Ирцина показала пальцем вниз, на городок у подножья башни. – Там тоже есть рынок, и иногда я на нем что-нибудь покупаю. Некоторые из торговцев, вполне возможно, живые люди. Мы существуем в разных мирах, и соприкасаемся лишь мимоходом, я для них – ничем не примечательный покупатель, одна из многих, просто человек, который возникает лишь на минуту, а затем бесследно растворяется в толпе…

Вийон вздрогнул, вспомнив свою первую встречу с Огненным Великаном, который ненадолго заглянул в его лавку в образе человека. Изменил ли тогда Великан свой огненный образ по собственной воле – или же этот образ, независимо от его воли, придал Великану мир людей, в который он попал?..

– Но насчет своей смерти ты можешь нисколько не беспокоиться, – продолжала Ирцина. – Ты призрак совсем другого рода.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду Айнри, его силу и богатое воображение. У Айнри не было друзей. Довольно сложно их иметь, когда обладаешь такой силой, но не умеешь еще ее контролировать. Ему было пять лет, когда он покалечил девочку, с которой играл. Не со зла, нет, но эмоции детей во время ссоры берут вверх над разумом. Он не хотел причинять ей вред, и очень сожалел о том, что сделал. Но кто мог поручиться, что он не сделает этого снова, с другим ребенком? Поэтому мне пришлось сильно ограничить его круг общения, запретить ему играть с другими детьми. И тогда он придумал тебя.

– Нет, – Вийон ощутил вдруг, что его пробирает дрожь. – Нет. Нет. Нет. Я вам не верю.

– Ты был для него лучшим другом. Он много рассказывал о тебе. Иногда он даже убегал от слуг и телохранителей, которые должны были за ним наблюдать, только для того, чтобы поиграть с тобой. Я ему запрещала так делать, ругала, но чем старше он становился, тем меньше он меня слушал. Обычного ребенка можно было бы строго наказать или запереть, но только не Айнри. Он отводил глаза слугам, а двери и замки открывались сами собой. Да что там! Некоторые из них при этом еще и начинали болтать всякие глупости!.. – Ирцина передернула плечами, вспоминая хихикающие дверные ручки, крадущиеся по коридору подставочки для ног, танцующие щетки, и книги, бормочущие несусветную чушь. – Все дети оживляют то, что видят, но Айнри, в отличии от них, делал это не только в своем воображении! Это был лишь вопрос времени, когда его фантазии станут не только пугать всех вокруг, двигать вещи и щипать служанок за ягодицы, но и начнут обретать плоть и кровь. В конце концов я смирилась. Пусть гуляет, где хочет, лишь бы не устраивал бедлам в доме. Дети – как поросята: если дать им свободу, то выяснится, что больше всего их привлекает грязная лужа или мусорная куча. Вот он и стал пропадать в Нижнем городе. Слуги с ума сходили: они знали, что я с них голову сниму, если с Айнри что-нибудь случится, однако и уследить за ним, если он этого не хотел, было невозможно. Ты стал для нас просто благословлением, Вийон. Тихие и безобидные игры на окраине города, пусть даже и на помойке, но вдали от людей, которым магия Айнри могла повредить – что еще было нужно?

– Я вам не верю, – тихо повторил Вийон. Он чувствовал себя растерянным и опустошенным.

– И не надо, – Ирцина ободряюще похлопала корзинщика по тыльной стороне ладони. – Мы, призраки, не должны обижать друг друга без нужды. Забудь все, что я тебе сказала и возвращайся к прежней жизни. Но не ищи Айнри. Встреча с правдой лоб-в-лоб радости тебе не принесет.

– Я помню свою семью, – сказал Вийон. – Отца, брата, мать и сестру… что же, их Айнри тоже придумал?

– Не исключено, – Ирцина пожала плечами. – Мой сын и не на такое способен. Но все-таки, я думаю, нет. В том возрасте… нет. Скорее всего, он придумал какую-то общую историю для тебя, а затем ты привязался к уже существующей семье и стал думать, что они – твои родня, а они поначалу тебя не замечали, а затем приняли за своего, уверенные, что ты был с ними всегда.

– Нет, – пробормотал Вийон, обхватывая себя руками. – Нет-нет-нет-нет…

Но память услужливо подсовывала ему воспоминания из далекого детства, когда никто в доме его не замечал. Он что-то говорил, но на него не обращали внимания; звал – но никто не откликался. Только Айнри всегда был рад его видеть. И они с Вийоном всегда находили друг друга в многолюдном городе, даже не договариваясь заранее о месте и времени встрече.

– Все хорошо, – Ирцина вновь потрепала корзинщика по руке. – Не переживай так. Подыши. Со временем ты привыкнешь.

– К чему?! – Вийон едва сдерживался, чтобы не завыть. – К тому, что меня нет?

– Ну… да. Наверное. – Ирцина вздохнула. – Хочешь подняться ко мне в башню? Попьем чаю с пирожными, а заодно и проверим, насколько вариативен сценарий твоего сна. Ведь по идее, бедного корзинщика не должна приглашать к себе домой красивая, молодая и богатая дама, это нонсенс, что-то такое, что не соответствует обычному порядку вещей.

– Нет, спасибо, – Вийон помотал головой. – Я лучше посижу…

Ирцина улыбнулась всепонимающей улыбкой, как бы говоря: ну, вот теперь степень вариативности твоего сценария нам стала известна. Вийону захотелось ее придушить.

Осознав, что больше не хочет и не может здесь находиться, он поднялся на ноги.

– Я пойду, – сказал он. – Благодарю за беседу, госпожа Тозол.

Ирцина также поднялась и сделала изящный реверанс. В иное время Вийон был обомлел от того, что придворная дама приседает в поклоне перед ним, но сейчас ему было все равно. Ирцина же улыбалась – для нее все происходящее было игрой, способом провести время, вновь что-то пережить и почувствовать. Вийон повернулся и двинулся вперед, не разбирая дороги.

Было ли правдой то, что он услышал? Если и так, Ирцина была тысячу раз права, говоря, что есть правда, которую лучше не знать, находясь вместо этого во власти самообмана. Был ли он и в самом деле призраком, плодом воображения человека, которого так сильно любил и к которому был так сильно привязан? Многие дети, не имея возможности регулярно играть со своими сверстниками, заводят себе воображаемых друзей – но Айнри Тозол, конечно, был не просто «одним из многих». Его фантазия вкупе с магическим даром оживляли все, к чему прикасались: вещи двигались, в доме раздавались стуки и необычные звуки, иллюзии разгуливали то там, то сям так, как будто бы это было в порядке вещей. Этим дело не ограничивалось – были еще Прыгушки, Бумкалки, Журчалки, Дразнюли и множество прочей мелюзги, в большинстве своем незримой, но вполне способной произвести какой-нибудь эффект – например, начать кого-нибудь передразнивать, журчать в самых неподходящих местах, издавать звуки грохота или падения, или же внезапно прыгать на человека, вызывая в нем чувство, прыгнувшей на голову кошки или крупной жабы. Был ли Вийон такой же бездушной сущностью, только чуть более сложно устроенной и более похожей на человека, но точно также призванной Айнри Тозолом то ли из глубин собственного ума, то ли из бездн Преисподней исключительно по причине того, что Айнри нужен был друг, похожий на него самого?

Вийон вспомнил случай, когда они вдвоем сидели на заборе на улице Слив, и болтали о шутках и проказах, которые Айнри устраивал дома при помощи своей незримой свиты. Пара-тройка Прыгушек и Дразнюлей расположились рядом – незримые и притихшие, но готовые в любой момент откликнуться на зов своего господина и творца. Вийон спросил друга, может ли тот сделать бабочку, и тот, ответив «да», сосредоточился на вытянутой руке. Через несколько секунд Вийону и в самом деле показалось, что там что-то есть, а еще через несколько что-то легкое и невесомое, будто состоящее из световых бликов, вспорхнуло с руки Айнри и улетело прочь.

– Ого! – Восхитился Вийон. Он чувствовал, что должен так себя повести, потому что восхищения Айнри и ждал, и несомненно, обиделся бы, если бы реакция оказалась более прохладной. Вийон не лгал и не фальшивил, он действовал так, как казалось ему правильным – вот только сейчас, вспоминая этот эпизод, уже не был уверен, в чем же заключалась настоящая причина его удивления и восторга: в естественном движении детской души или же в том, что это Айнри хотел, чтобы Вийон ощутил восторг.

– А можешь сделать собаку? – Спросил Вийон. Айнри кивнул.

– А лошадь? А человека? А дракона?

Айнри посмотрел на него и улыбнулся, но ничего не сказал. Его мягкая улыбка, наполнившая тогда, в детстве, душу Вийона теплом, сейчас заставила повзрослевшего Вийона ощутить, как встают дыбом волосы на затылке.

В это время мимо них прошла женщина, бросившая на детей удивленный взгляд. Вийон подумал тогда: чему это она удивляется? Неужели видела, как с руки Айнри слетает бабочка из световых бликов? Но сейчас, бредя наугад сквозь мешанину снов, он как будто бы увидел происходившее тогда глазами той женщины. Она посмотрела на Айнри, скользнула взглядом в сторону Вийона, проскочила через него чуть дальше и опять, не задерживаясь на Вийоне, вернула внимание к Айнри. Видела ли она второго мальчика на заборе в тот день или же удивилась тому, что неизвестный мальчишка разговаривает сам с собой с таким видом, как будто бы у него есть невидимый собеседник?

А история с нападением Джадура, Гсина и еще трех малолетних ублюдков на чистенького и богатого мальчика, невесть каким ветром занесенного в Нижний город? Вийон прокручивал в голове то, что случилось тогда, вновь и вновь и видел эту сцену сейчас как будто вживую. Айнри крикнул, зовя Вийона на помощь, и тот побежал, и достиг группы прежде, чем подростки успели причинить Айнри какой-либо вред. Джадур только-только разворачивался и шарил глазами по округе, ища того, к кому обращался Айнри – а Вийон уже был тут как тут и ударил его по ноге со всей силы. Как Вийон успел пересечь всю улицу за такое короткое время? Почему Джадур не защитился, будто не видя ни нападающего, ни направления удара? Не потому ли, что видеть было нечего, был лишь порыв ветра в ответ на зов юного чародея и удар, нанесенный отнюдь не мальчишечьей ногой? Это потом Вийон придумает, убедит себя самого, что бил ногой по ноге Джадура со всей силы. Но будь так на самом деле – он бы ничего не сумел сделать, слишком уж неравны были силы.

А потом, когда они с Айнри как будто бы встали спиной к спине и дрались с четверыми? Подростки нападали со всех сторон, и Вийон некоторое время просто отталкивал тех, кто лез к Айнри сбоку или со спины. А потом он ударил высокого мальчика, второго в банде после Джадура, и бой на этом закончился. Шпана бежала, крича «одержимый!» и «чернокнижник!» потому, что они наконец поняли, что мальчик, которого они хотели запугать, избить и ограбить, был сильнее их всех вместе взятых, потому что его охраняла незримая и текучая сущность, которая продолжала кружить вокруг мальчика-чародея, поднимая в воздух с земли песчинки и мелкий мусор. Вийон не был тогда человеком, еще не успел им стать, но Айнри продолжал дарить ему свою силу, внимание и любовь, и все это не исчезло бесследно.

Почему же они расстались? Раньше, когда Вийон вспоминал об этом, ему чаще всего казалось, что Айнри заболел и переехал, но иногда он думал, что надолго заболел он сам. На самом же деле, Ирцина, по видимому, нашла своему сыну подходящих учителей, которые во-первых, установили границы для его сил, сделав почти невозможным бесконтрольное их использование, а во-вторых, так загрузили учебой юного чародея, что тому сделалось не до игр.

Но иногда он, по всей видимости, все же возвращался к мыслям о своем друге. Вийон, тоскующий и потерянный, кое-как приспособился к жизни среди людей, стал одним из них, вырос и даже женился, потому что Айнри придумал для него эту историю. Хотел ли Айнри, чтобы у них с Элесой все вышло именно так, как вышло? Вряд ли. Вийон был уверен, что Айнри никогда не желал ему зла. Он делал то, что считал хорошим и правильным делом, вот только усилия его преломлялись и искажались, сталкиваясь с реалиями мира людей. Айнри возвращался к мыслям о своем друге все реже, и жизнь Вийона становилась все более серой и обыденной, наваливалась тоска, любовь сменялась ссорами, дети стали презирать своего безропотного отца, а место благодушного старого Таршина Лекарида занял его жестокий сын. Айнри придумал доброго и мягкого человека, но человек этот, оказавшись в реальном мире, сделался предметом насмешек и унижений потому, что сотворивший его чародей был еще слишком юн, чист душой и смотрел на окружающий мир еще слишком неопытным и наивным взглядом.

Но ведь… Вийон изменился, не так ли?

Айнри заложил в нем лишь основу, но Вийон не застыл навсегда в своем первозданном виде. Он менялся со временем, накапливал опыт, и пусть множество ошибок – но кто из людей их не совершает? В конце концов, он завоевал расположение и уважение своих товарищей и стоял в двух шагах от того, чтобы сделаться главой новой гильдии, он дал начало новому дежьену и даже нашел способ сотворить корзину желаний. Впрочем… имели ли все эти усилия хоть какое-то значение, если он не был настоящим человеком, и не имел даже собственной души, оставаясь порождением чужого воображения?

…Вийон вдруг очнулся от дум и огляделся вокруг. Он стоял на балконе, опираясь руками на белоснежные перила и смотрел на город, расстилавшийся внизу. Кажется, это была Дангилата, озаренная лучами восходящего солнца, но с такого ракурса Вийон еще ни разу ее не видел. Что это? Где он? На одной из башен Верхнего города? Но что это за дом и как он здесь оказался? Вийон чуть наклонился вперед, а потом посмотрел направо и налево. Нет, Верхний город – вот он там, за стеной дворца, немного внизу… За стеной дворца? Светлые боги, как он сюда проник? Что с ним сделает стража, когда обнаружит его здесь? Нет-нет, это какая-то ошибка, такого не может быть… Потом он вспомнил, что спал и странствовал в сновидениях, встречаясь с душой Ирцины Тозол, и немного расслабился. Все вокруг выглядело чертовски реалистично, но, наверное, это просто еще один сон. Он постоит тут еще немного и полюбуется городом, а затем вернется в сарай, откроет глаза и окунется в повседневность.

Вийон сосредоточился на ощущении своего оставленного где-то тела и постарался проснуться. Ничего не получалось. Ну же!.. Нет, ничего.

Взглянув на свои руки, он в первое мгновение подумал, что руки эти принадлежат не ему – они были богато украшены перстнями, укрыты тканью расшитого серебром и золотом халата и имели, как и у многих аристократов в Ильсильваре, кожу более светлую, чем та, которой обладали жители Нижнего и Среднего города. Потом все смазалось и вернулось на место: бедная одежда, темные руки с парой болячек и грязью под ногтями вместо каких-либо украшений. Похоже, что «сценарий этого сна», как выражалась Ирцина, навязывал ему изначально роль богатого и влиятельного человека. Может быть, и не стоило от нее отказываться? Побыть нищим он всегда успеет.

Вийон услышал за своей спиной шаги и, обернувшись, увидел Бейза Лекарида, мягко входящего в комнату. Комната, кстати говоря, была чрезвычайно роскошна, украшена коврами и была обставлена безукоризненной лакированной мебелью.

«Что делает Бейз в моем сне? – Недовольно подумал Вийон. – Что он здесь забыл? Торговца из Нижнего города не должно быть во дворце!»

Впрочем, и его самого здесь быть не должно.

Но сон не смазывался и не менялся (если не считать разве что метаморфозы, произошедшей чуть ранее с одеждой Вийона и кожей его рук), все было предельно натурально и это начинало беспокоить.

– Вот, значит, ты где, – проговорил Бейз, подходя ближе. – Ну что, ты сделал корзину желаний?

«Ясно. Это кошмар, – подумал Вийон. – Поскорее бы проснуться… Хотя мне и наяву придется видеть его мерзкую рожу… Так что нет разницы. Скажу ему все сейчас. И повторю, если придется, при пробуждении.»

– Да, – сказал он, набравшись смелости. Бейза он боялся даже здесь, во сне. Тем более, во сне столь реалистичном. – Да, я нашел способ создания этих корзин, и одну из них уже сделал, испытал и сжег. Все работает.

– Великолепно! – Обрадовался Бейз, потирая руки.

– Вы ничего не получите, – произнес Вийон. – Корзина желаний – слишком опасная и могущественная вещь, чтобы принадлежать такому злому и жестокому человеку, как вы. Делайте со мной что хотите: бейте, зовите стражу, режьте на части – от меня вы ничего не получите. Я слишком многое в своей жизни сделал не так, но я учусь, и пусть даже я никто, пустое место, меньше чем человек – теперь я буду поступать только так, как сам считаю правильным. Вам меня больше не запугать.

И сказав так, он отвернулся от Бейза и вновь посмотрел на город, озаренный утренним светом. Он ожидал, что услышит ругательства, разгневанные крики, что его ударят и бросят на пол, начнут избивать – но стоял спокойно, не поворачиваясь, не пряча голову, не дрожа и не напрягая мышцы тела. Пусть будет то, что будет. Он будет делать то, что считает правильным, а все остальные пусть делают то, что считают правильным они. Он больше не будет бояться, кланяться и умолять о пощаде. Может быть, его убьют, и уже совсем скоро, но хотя бы немногие оставшиеся дни – или даже минуты – он побудет самим собой. Побудет тем, кем всегда хотел быть он сам, а не тем, к чему его склоняла излишняя мягкость характера, вложенная в него Айнри, и жестокий мир, в котором он был принужден жить.

Но Бейз его не ударил и не стал кричать. Торговец лозой подошел и встал рядом, также оперевшись руками о белоснежный балкон.

– Вообще-то, я и не ждал, что ты отдашь мне корзину, – как бы между делом сообщил Бейз. – Вполне достаточно уже и того, что ты способен ее сделать.

– Раньше вы говорили иначе, – заметил Вийон.

– Раньше ты говорил, что ты Вийон Рауп, обычный корзинщик, – парировал Бейз. – Но я же не выставляю тебе это на вид.

– А кто же я, по-вашему? – Спросил Вийон. – Я и есть обычный корзинщик из Нижнего города, Вийон Рауп.

– Айнри, – сказал Бейз. – Этот спектакль уже и так слишком затянулся. Если ты все сделал, как надо, если ты создал наконец малую призму, как собирался – продолжать игру никакого смысла уже нет. Пора пробуждаться.

– Вы что-то путаете, – помолчав несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, ответил Вийон. – Я даже не буду спрашивать, откуда вы знаете про Айнри и как можете помнить его имя, если сделал заклятье, которое… нет, это неважно. Но вы ошибаетесь насчет меня. Между нами действительно есть связь, но я – это не он. А большего вам знать и не нужно.

– Айнри, – повторил торговец лозой. – Не морочь мне голову. Вернее сказать, хватит морочить ее самому себе. Цель достигнута. Ты либо создал малую призму, либо научился ее создавать – эту твою корзину желаний или какую еще там форму ты пожелал ей придать. На этом все. Сон окончен. Пора просыпаться и приступать к делу.

Голос Бейза менялся от начала к концу речи, и когда Вийон повернул к нему голову, то увидел не Бейза, а Мелана Ортцена. Он потряс головой и потер глаза, а когда открыл их – не было уже и Мелана, и рядом с Вийоном стояла миловидная темноволосая женщина в весьма фривольном наряде.

– Не знаю, что все это значит, – сказал Вийон. – Не понимаю природы снов и по каким законам тут все меняется, но пора, действительно, это все прекращать. Сейчас я досчитаю до десяти и проснусь в своем сарае…

– Тогда уж – в моем сарае, – с непередаваемой язвительностью сообщила ему женщина, которая минуту назад была Бейзом. – Тебе там позволили лишь провести несколько ночей, а ты, похоже, решил, что теперь это твой собственные апартаменты.

Вийон, закрывший глаза и приготовившийся считать, вновь открыл их, потому что голос опять изменился. Теперь не было уже и женщины. Бесполая фигура в длинной хламиде, с голым черепом и движущемся по часовой стрелке мясным киселем вместо лица. Вийон долго вглядывался в мясную массу, заменявшую существу лицо – понимая, что все это значит, и одновременно всей душой не желая понимать.

– Нет. – Сказал корзинщик.

– Да. – В тон ему ответил Безликий. – Ты можешь проснуться в сарае или еще где угодно, но неужели, Айнри, ты думаешь, что я не последую в это место вслед за тобой?

– Я не Айнри, – возразил Вийон.

– Пока еще нет, ты слишком увлекся своей ролью. Пробудись – и ты вернешься к самому себе.

– Нет, все не так. Айнри придумал меня…

– Верно, – согласился Безликий.

– Поэтому мне не к чему возвращаться. Он мой друг, мой создатель, но не…

– А вот это уже неверно. – Безликий поднял кисть и поводил указательным пальцем из стороны в сторону. – Да, Айнри хотел друга и дал тебе максимум самостоятельности. Но он не мог сотворить новую душу, и поэтому твоя стала лишь отображением его собственной. Проекцией одной из сторон его личности – мягкой и доброй стороной, которую он здесь, во дворце, мало кому мог показать. Если бы все шло своим чередом, ты бы так сохранял автономность еще долгие годы, медленно истаяв, возможно, лишь после кончины Айнри. Но кое-что произошло, кое-что не слишком приятное, и оно продолжает происходить прямо сейчас. Айнри понадобилось вся его сила, а в тебя он вложил ее очень много. Уж поверить, сотворить настолько полное подобие человека, взаимодействующее со множеством других, в основном живых, но иногда и мертвых людей – это очень непросто и требует немалых затрат. И теперь эта сила должна вернуться к нему. К тебе-настоящему. Вместе со знаниями и навыками, которые ты получил, когда учился создавать корзину желаний.

– Так значит, я – всего лишь сгусток силы? – Сказал Вийон, вновь отвернувшись к городу. Солнце уже поднялось над горизонтом и Дангилата постепенно оживала с наступлением нового дня. – Сгусток силы и немного полезных знаний? Так?.. А знаете что? Идите-ка вы к черту! Возвращайтесь в свою Преисподнюю или откуда еще вы там вылезли! Я больше ничего не боюсь, даже вас! Я сделаю новую корзину желаний и пожелаю стать настоящим человеком. Вложу в нее всю свою память, всю свою душу (пусть даже у меня ее и нет), все свои надежды, все хорошее и плохое, что со мной случалось – в общем, всю свою жизнь, и обрету новую жизнь! Вот что я сделаю.

Безликий вновь принял облик торговца лозой Бейза Лекарида, и почтенный и жестокий Бейз облокотился на перила дворца, чуть подавшись вперед.

– Ты можешь это сделать, – согласился Безликий-Бейз. – И может быть даже, обставишь все так, что я не сумею тебя ни отыскать, не пробудить. Да, твоей силы на это хватит, Айнри Тозол – особенно, если учесть, что мощь малой призмы, усиливающей твое волеизъявление, будет поддержана сорока четырьмя учениками в сорока четырех снах, круг которых представляет собой вторую, великую призму. Да, я допускаю, что ты можешь все это устроить. Остается только один вопрос: а ты готов заплатить за все это удовольствие ту несоизмеримую цену, в которую тебе – и всем нам – твой каприз обойдется?

– Несоизмеримую? – Вийон равнодушно пожал плечами. – Чему несоизмеримую? Вам на меня плевать, я для вас просто… заблуждение, призрак, ложная личность… Сгусток силу, которую нужно поглотить и крупица знаний, которые нужно освоить. Так почему мне должно быть дело до вас и ваших проблем? Я хочу жить. Жить настоящей, а не иллюзорной жизнью…

– Проснись – и у тебя будет эта жизнь! – Повысив голос, перебил его Бейз.

– Но в этой жизни не будет меня! – Перекричал Бейза Вийон и хлопнул ладонями по белому камню перил. – Зачем мне какая-то другая жизнь, если она будет принадлежать не мне, а кому-то еще?! Пусть даже и Айнри! Я хочу жить сам, я ничего не хочу и никогда не хотел так сильно, как сейчас хочу жить. Я словно ходил в полутьме, в тенях, подчинялся влияниям – вашим, жены, знакомых, тому, что вложил в меня Айнри – существовал, но не жил. Да одни только минуты, что я стою здесь и говорю – наконец-то – от себя самого, говорю то, что хочу сказать, стоят всей моей предыдущей недожизни! Больше никому я не позволю определять свою судьбу, я буду определять ее сам, руководствуясь исключительно собственными решениями и целями!

– Браво, – Безликий, приняв облик алхимика Нориса, легонько похлопал четырьмя пальцами одной руки о ладонь другой. – Блистательная речь! Сколько патетики, энергии, силы и гордости! Очень красиво! Я тронут до глубины своей бесстрастной души. Но ты, мой друг, не хочешь ли задуматься, хотя бы на минуту, откуда, вообще говоря, проистекают в тебе вся эта неожиданная сила, страсть, решимость и гордость?

– Нет, – сказал Вийон, мотая головой. – Неееет, вы мне голову не заморочите. Это все мое и только мое! И ничье больше!

– Ну конечно же твое, мой дорогой Айнри, и больше ничье, и оно станет еще более твоим, когда ты проснешься.

– Нет. Я на это не поведусь.

– Ну что ж, – констатировал Безликий. – Ослиное упрямство, стремление сделать все по-своему, безграничная уверенность в своих силах – все это мне слишком хорошо знакомо, мой друг. Айнри Тозол очень близок к пробуждению, его качества перетекают, перехлестываются через барьер между вашими личностями – но, конечно, ты все еще можешь сделать то, чем грозился, и уйти в какой-нибудь маленький уютный мирок в надежде провести там «самостоятельную» жизнь. Уговаривать тебя больше смысла не вижу – чем настойчивее я убеждаю, тем сильнее ты сопротивляешься. Хорошо. Я сейчас объясню тебе, какие будут последствия твоего бегства в уютный комфортабельный сон, а потом уйду, и что делать дальше – решай сам.

Вийон скосил взгляд на бессмертного демона и изобразил на губах легкую усмешку. Вот как, и это все? Какими еще последствиями собирается напугать его это существо? Что еще, более худшее, может произойти с ним, чем то, что уже случилось?

– Посмотри-ка вон туда, – Бейз поднял руку, показывая на небо.

Вийон посмотрел. Поначалу он не увидел ничего особенного, но затем глаза его расширились от удивления: над привычным светло-голубым небом, пронизанным светом восходящего солнца, высилось еще одно небо – словно второй, более высокий и сильнее изогнутый купол над другим. И это небо вовсе не было мирным и пронизанным светом. Там плыли сумерки, переходящие по краям в сероватую мглу, в центре же клубилась тьма, подобная армии грозовых туч, наползавшая с севера.

– Это конец всего, – тихо сказал Безликий, и больше он язвил и не шутил. – Гибель людей и богов, исчезновение мира, который мы любим и знаем. Эта тьма поглотит землю, затронет каждого из живущих, погасит или извратит все сны. Не найдется места, где можно будет спрятаться. Конечно, можно растянуть время и проживать целые годы в отдаленных сновидениях в то время, когда здесь, в мире людей, будет царить такой ужас, который невозможно представить. Но рано или поздно это зло доберется до всех, погубит и извратит все, что ты любишь, растерзает твою семью у тебя на глазах, отнимет у тебя волю и сделает соучастником своих злодеяний, рабом тех, кто некогда был изгнан Князьями Света за пределы вашего мира, и кто вернулся, потому что все пророчества, предвещавшие конец света, начинают сбываться. Узнав, что грядет, Айнри Тозол, искусный и могущественный маг, чье искусство и сила – пыль под ногами некогда низринутых, а теперь восставших из бездны богов – захотел остановить неизбежное. Корзина желаний, малая призма и большая – нужны только для этого. Шанс невелик, мы говорили ему об этом, но Айнри все равно хотел попытаться. Поэтому ему понадобилась вся сила, которую он мог получить, даже та, которую он некогда передал призраку, получившему от своего «друга детства» вполне самостоятельную и независимую жизнь. Айнри знал, что заклятье, которое он собирался сотворить при помощи этих двух призм, скорее всего, убьет его, вберет в себя всю его душу – но был готов заплатить даже и такую цену. И да, призрачную жизнь своего друга-корзинщика он тоже был готов забрать, раз уж это было необходимо. На этом все, Вийон Рауп. Или Айнри Тозол. Выбор за тобой. А я ухожу.

– Подожди… – Попросил Вийон, проводя ладонью по лицу. Он вспомнил слова Майрына, переданные тому по сложной и долгой цепи от человека из сна, где время шло в обратную сторону: о том, что корзина желаний будет сотворена незадолго до конца света. И как только он не подумал об этом раньше? Выходило, что Безликий не лжет.

– Что еще? – Сухо спросил Бейз.

– Была крыса. Писала на стенах странные слова, в том числе и «Айнри». Я долго не мог понять, вредит она мне или помогает. Потом… она привела меня в ужасное место. Какая-то яма с трехголовым поверженным богом, похожим на огромную иссохшую, но все еще живую крысу… Меня до сих пор начинает колотить дрожь, когда вспоминаю об этом. Чудовище говорило, что у меня ничего не выйдет, но называло меня «Айнри». Я тогда еще не понимал, что так оно обращается ко мне… Почему? Почему оно хотело, чтобы я вспомнил, кто я такой?

– Разве не очевидно? – Пожав плечами, спросил Бейз. – Если бы ты пробудился прежде, чем научился создавать корзину желаний – это было поражение. Чудовище в образе крысы, которое ты видел – одно из тех, что направляются сюда прямо сейчас. И если не осуществится то, чего хочет Айнри Тозол, осуществится то, чего желают они. Подумай об этом, корзинщик Вийон.

Бейз ушел, а Вийон остался на балконе. Он смотрел на город и небо, стараясь не замечать то, второе, небо над небом, что было расположено выше. Предоставленная свобода казалась невыносимой, терзала и выворачивала душу наизнанку – или то, что заменяет душу призракам и чересчур самостоятельным фантазиям. Но существовал ли выбор вообще? Или же он и так давным-давно все решил, и спорил лишь потому, что не хотел принимать решение, навязанное кем-то другим? Проще было спорить с Безликим, чем соглашаться с самим собой.

«Как странно, – подумал Вийон. – Я полагал, что делаю корзину желаний лишь потому, что этого требовал Бейз – но он, как оказалось, всего лишь помогал мне осуществить мою настоящую волю. Я бегал по городу, разыскивая Айнри Тозола, донимая всех подряд вопросами о нем – но на самом деле все это время я искал себя самого. Вспомнит ли Айнри обо мне с теплотой хотя бы на мгновение после того, как проснется?»

И, подумав так, Вийон Рауп, смиренный и бедный корзинщик из Нижнего города, сомкнул глаза – а открыл их гордый и своенравный вельможа, придворный маг императора Ильсильвара, великий волшебник Айнри Тозол.

10

Дом алхимика располагался в Дымном переулке, где из труб вместо обычного дыма поднимались пары ртути и кипящего свинца еще в те времена, когда Средний город был единственным внешним кольцом, окружавшим Верхний. За прошедшие века мало изменилось, не считая лишь того, что наиболее удачливые и богатые алхимики переселились повыше, а менее удачливые, начинающие или те, чьи эксперименты порождали слишком много неприятных для обоняния и вредных для легких паров, переселились в Нижний город, на Зольную улицу. Норис Белтарид, будучи человеком известным и далеко не бедным, вполне мог бы позволить себе переезд в Верхний город, но чрезвычайная скупость не позволяла ему это сделать. Даже заказ на дом Байлу Хадзи он сделал, рассчитывая не поселиться в Верхнем, а выгодно перепродать дом, внутреннее пространство которого было бы больше внешнего. Поэтому он оказался так взбешен «обманом» – желай он приобрести новое жилище для себя, Норис, возможно, согласился бы подождать еще, но поскольку дело касалось денег, его подозрительность и нетерпимость возросли десятикратно. Имея возможность выкупить едва ли не половину Дымного переулка, он ютился здесь в одном из самых старых и кривых домов (при том, что и до сих пор Дымный переулок считался худшим местом для поселения в Среднем городе), а из всех слуг держал только старую кухарку и здоровенного, хотя уже и пожилого, сторожа, служившего Норису также конюхом и телохранителем. Слугу этого звали Харбус, он был хальстальфарцем с примесью эйнаварской крови – огромным, широкоплечим, с бандитской физиономией, изуродованной левой щекой и отсутствующими же с левой стороны зубами. В Ильсильвар Харбус сбежал после бурной молодости, итогом которой стало изуродованное лицо, несколько шрамов на теле и статус «вне закона» в нескольких городах Речного королевства. В Ильсильваре Харбус остепенился, перестал пить вино – от которого происходили почти все его беды, нашел работу, на которой почти ничего не нужно было делать, и так привык к ней, что прожил в доме Нориса почти тридцать лет без каких-либо эксцессов, вполне завоевав доверие своего господина.

И вот теперь эта здоровенная туша возвышалась над Вийоном подобно горе и пристально глядела на него через прищуренные, глубоко посаженные глазки, в которых плескались подозрительность и агрессия – не потому, что Вийон успел совершить что-то такое, что могло бы разозлить Харбуса (несчастный корзинщик всего лишь постучался в дверь по адресу, сообщенному ему Байлом), а потому, что таково было всегдашнее состояние Харбуса.

– Ты кто? – Процедил громила.

– Я… я… Вийон Рауп… простите…

– Не мямли. – Хрипло оборвал корзинщика Харбус. – Что надо?

– Мне нужно… – Вийон почувствовал, что у него пропал голос. Сглотнул и повторил еще раз:

– Мне нужно увидеть вашего господина, Нориса Белтарида. Очень важное дело.

– Какое еще дело? – Скривился Харбус. – Ты вообще кто ты? Что ты?

Вийон понял, что если он начнет объяснять, что ему в действительности нужно и о чем он собирается говорить с Норисом – его точно не пустят. А то и отделают так, что потом даже сотоварищи-корзинщики не узнают.

– Я должен… – Вийон снова сглотнул и постарался говорить увереннее. – Должен ему кое-что передать.

– Я передам. – Харбус протянул руку.

– Нет, это… на словах. Кое-что важное. Важное сообщение.

Харбус несколько секунд молча смотрел на худощавого человечка, ростом достававшего ему едва ли до середины груди, а весом уступавшего хальстальфарцу, как минимум, втрое. Взгляд его был злобен и раздражен. Вийон уж было подумал, что жуткий сторож с волосами цвета грязной соломы сейчас его убьет – просто сдавит шею двумя пальцами и слегка их сожмет – но тут на лице Харбуса отразились какие-то мучительные внутренние процессы, связанные с попыткой что-то вспомнить или сопоставить.

– А, так ты от Милгая Арсина? Принес ответ?

Вийон поспешно кивнул, даже не сообразив поначалу с чем соглашается и за кого себя выдает – просто уцепился за свой единственный шанс. Чуть позже пришло осознание: названное имя принадлежало одному из известнейших астрологов Дангилаты, потомку семьи звездочетов, вот уже несколько поколений оказывавших услуги богачам и аристократам на Первой улице Звезд. Ужас сковал внутренности Вийона. Что будет, когда все раскроется?

– Иди за мной.

Внутри домик Нориса Белтарида оказался не слишком чистым и чрезвычайно захламленным. Норис скупился на слуг и, конечно же, ничего не убирал сам. Повсюду громоздились пыльные емкости – стеклянные, глиняные и металлические – некоторые из которых были пусты, другие же заполнены мутными жидкостями; бутыли, колбы, горшки и мешки с сухими ингредиентами, образцы минералов, щипцы, трубки, измерительные приспособления, а также многочисленные странные приборы непонятного назначения заполняли как многочисленные полки, так и пол, оставляя для прохода по дому лишь небольшие дорожки. Ставни на окнах были опущены, источниками освещения в прихожей служили лишь масляная лампа в руке Харбуса и тусклый мерцающий свет со стороны кухни. В комнате, которая в ином доме могла бы стать небольшой, но уютной гостиной, а в доме Нориса Белтарида напоминала еще одну захламленную кладовку.

Оставив Вийона в комнате, охранник вышел – по тяжелым шагам, заставлявшим отчаянно скрипеть старую лестницу, стало ясно, что он поднимается на второй этаж. В комнате, где оказался Вийон, также были закрыты ставни (а одно из окон дополнительно еще и закрыто небольшим шкафчиком), но огонь в камине, не смотря на летнее время, был разожжен и в его свете Вийон смог осмотреться. Висящий над огнем закрытый котелок иногда издавал булькающие звуки вкупе с приторно-соленым запахом, подобного которому Вийон не встречал никогда: что бы не варилось в этом котелке, это точно была не похлебка. На стенах, в местах, не занятых полками или шкафами, висели бумажные и пергаментные листы с таинственными изображениями, сразу показывающими, что хозяин сего дома не чужд высокому искусству науки и магии. Глаза Вийона быстро привыкли к полутьме; заинтересовавшись изображениями, он подошел ближе, стараясь не наступить при этом на какую-нибудь колбу, ржавый прибор или пакет с реагентами.

На одном из листов был изображен вписанные в круг человек с шестью ногами и шестью руками, при том лишние конечности в местах, примыкающих к телу, не соседствовали с показанными на первом плане, а вырастали из тех же самых мест, словно принадлежали другим людям, стоявшим за первым, либо же изображали различные положения одних и тех же рук и ног. В теле человека присутствовали также странного вида круги и звезды – восемь общим числом, если большой кристалл, расположенный немного пониже горла, считать за один из этих звездчатых кругов – или же семь и один, если не считать. Звездчатые круги были связаны между собой линиями, и когда Вийон отвлекся от рисунка человека и сосредоточил внимание только на линиях и кругах, он вспомнил, что нечто подобное как-то палочкой на земле нарисовал Айнри Тозол и объяснил ему, что это – изображение семи душ, или семи тел; при том, поскольку Живой Алмаз, являясь вместилищем высшей из душ, сам не является душой, а Лийт, в свою очередь, будучи высшим и вечным, не может быть никак обнаружена – эти два звездчатых круга считаются за один. Две пары сфер были расположены слева и справа от Живого Алмаза, занимавшего место в центре верхней части человека: Анк и Тэннак – слева, а Тобх и Келат – справа. Тела бессмертия и магии, и судьбы и разума, соответственно. От Живого Алмаза, Тэннака и Келат линии тянулись к сфере в районе пупка – это была Шэ, сфера жизненной силы. Между ногами, ниже паха, располагалась сфера, называемая Холок – последняя из семи человеческих душ, наиболее плотная и инертная, соответствующая плотскому миру. Тонкий и не по-детски серьезный голос Айнри вспомнился вдруг Вийону с такой точностью, словно прозвучал над ухом в эту самую минуту, а не шел из прошлого двадцатипятилетней давности: «Душа не содержится в теле, само тело – это лишь одна из душ, наиболее грубая и видимая лучше других.» Тогда, в прошлом, Вийона поразило это утверждение, поскольку оно все переворачивало, заставляя совершенно иначе смотреть на известное, но удивление длилось недолго, будучи непоседливым, как все дети, он быстро забыл об этих словах, вернувшись к своим обычным играм и занятиям. Но сказанное осталось где-то в глубине – затем, чтобы неожиданно и не к месту всплыть сейчас, в доме, куда Вийон пробрался обманом, в ожидании хозяина, который сразу же разоблачит его. Сказанное жило в нем все это время, и было вспомнено и осознано лишь сейчас, спустя долгих двадцать пять лет.

Вийон перевел взгляд на другой рисунок. Тут у него никаких особенных воспоминаний не возникло, но, как и всякий ильсильварец, он сразу понял, что изображено и с кем ему предстоит иметь дело. Линии на пергаменте также складывались в изображение человека, и в его тело также были вписаны звездчатые круги – но куда более крупные и числом всего лишь три. Над и за головой человека, словно нимб, сияло благое Солнце, в середине груди находилась Луна, а в паху, словно клякса или многоногое насекомое, чернело Светило Тьмы, Горгелойг. Рисунок этот означал, что хозяин дома, полностью или частично, разделяет учение лекханитов – последователей Короля-Еретика, веривших в Космического Человека, внутри которого содержится все сущее, все миры, все боги и духи.

Под этим рисунком был еще один, частично скрытый пергаментом с Космическим Человеком – Вийону захотелось подойти ближе, приподнять и рассмотреть его хорошенько, но в этот момент он услышал тяжелые шаги наверху, и поспешно отступил назад. Харбус грузно спускался по скрипучей лестнице, но когда закончил свой путь, то не вошел в гостиную, а двинулся куда-то еще. Вийон ждал, но ничего не происходило. «Может быть, хозяин дома сейчас занят и он велел охраннику вернуться к своим обязанностям, а сам подойдет позже?» – Подумал Вийон. Он вновь сделал несколько осторожных шагов среди бутылей, минералов и реагентов и приподнял край пергамента.

На третьем рисунке также были изображены Луна, Солнце и Горгелойг, но на этот раз расположение Светил было уже иным. Луна – где-то вверху, совсем крошечная, окруженная линиями и цепочками таинственных знаков, казалась скорее декорацией или частью орнамента, а не основным элементом картины. Солнце и Горгелойг располагались слева и справа, напротив друг друга, и каждое из светил окружали вытянутые кольца с надписями и значками. Некоторые из кругов пересекалась друг с другом, а в месте пересечения находилось изображение города в кольце крепостных стен. Город отбрасывал длинную тень, а общая композиция была построена таким образом, что круги, исходящие от Солнца, захватывали тень города, а сам город оказывался захвачен кругами Горгелойга. Всюду было множество значков и надписей, как идущих вдоль кольцевых линий, так и находящихся рядом с изображенными объектами, но хранимый ими смысл, конечноже, остался сокрыт от Вийона. Ах, если бы он мог читать! Буковки эти, складывавшиеся в слова, наверняка могли бы раскрыть смысл странной картины. Почему город, означающий, вероятно, человеческий мир, принадлежит Горгелойгу, а тень от города – Солнцу? Ведь должно быть наоборот, не так ли? Конечно, можно было заподозрить Нориса, держащего у себя дома, не только в лекханитстве, но и в чернокнижии, однако в целом странный рисунок не производил явного негативного впечатление. Предвечные прародители богов и людей были расположены симметрично, имели равный размер и влияние, и явного преимущества ни того, ни у другого заметить было невозможно.

– Что же это значит?.. – Пробормотал Вийон.

И едва не грохнулся на пол, потеряв равновесие, прямо на все эти хрупкие колбочки и бутылочки, когда сухой голос за его спиной произнес:

– Это значит, что тени порождаются светом, когда свет вступает во взаимодействие с вещью – и в то же время сама вещь порождается тьмой, вступающей во взаимодействие с тенью. Эти два процесса не совершаются один за другим, а происходят одновременно, и были таковыми всегда, по крайней мере с тех пор, как возникло само время и началось бытие тварного мира. На первый взгляд может показаться, что симметрии между тенью и вещью никакой нет, и вещь куда более реальна и необусловленна, чем зависимая от нее тень, но это не так. Вещи не более реальны, чем тени, и тени не менее реальны, чем вещи – то и другое есть лишь образ, который смешивающиеся действия Изначальных принимают для наших глаз и ума.

Стараясь ничего не разбить, едва удерживая равновесие от неожиданности и волнения, Вийон медленно повернулся и увидел в нескольких шагах от себя пожилого мужчину с короткой бородой и всклоченными волосами. На лице мужчины были очки с темными стеклами, которые можно было приподнять наверх, самих очков при этом не снимая. Облачен мужчина был в некогда добротную, а теперь довольно замызганную разного рода красителями и химикалиями, одежду, поверх которой находился плотный кожаный фартук. Руки его были облачены в такие же плотные темные перчатки, при том одну из них он снял, пока просвещал Вийона, и готовился снять вторую.

– П-п-простите… – Едва выговорил Вийон, краснея и более всего желая немедленно провалиться сквозь землю. Как же хозяин дома мог подойти к нему так внезапно и незаметно? Вероятно, он спустился по лестнице вместе с Харбусом, поэтому Вийон и не услышал его шагов, и не вошел в комнату сразу, отвлекшись на что-то еще, возможно – отправившись на кухню давать указания служанке. Дверь в гостиную открывалась без скрипа, а ковер на полу скрыл его шаги.

– Ничего, – великодушно отмахнулся алхимик. – Стремление к знанию не зазорно, а наоборот похвально, даже в том случае, если оно пробуждается в человеке низкого происхождения, необразованном и грубом.Симметрия двух Светил образует известное нам бытие, а Луна не включена в эту систему потому, что этот источник силы гораздо слабее двух других Изначальных, и, вдобавок, силы ее ограничены Солнцем после известной всем войны богов в древнее время.

Вийон кинул быстрый взгляд назад, на рисунок, оказавшийся вновь закрытым более чем наполовину Космическим Человеком. Историю, о которой говорил Норис, он, конечно же, знал: на разные лады ее повторяли как еретики и вольные философы, так и вполне ортодоксальные служители Света – интерпретируя и расставляя акценты, конечно же, по-разному.

– Но ведь Темный в той войне был побежден и уничтожен… – Вийон с опаской посмотрел на город, нижний краешек которого оставался видимым, выглядывая из-под закрывавшего рисунок листа, а затем опять перевел взгляд на Нориса Белтарида.

– Верно, – спокойно ответил алхимик. – И именно поэтому конец света неизбежен. Баланс сил в Сальбраве нарушен. Энергии, исходящие от темного Изначального, лишены скрепляющего их центра воли и власти, а значит – рано или поздно сделаются причиной разрушения всеобщего миропорядка… если только Космический Человек не пробудится и не восстановит нарушенный в нем самом баланс. Впрочем, он пробудится в любом случае, вне зависимости от того, будет ли разрушено бытие или нет, а вернее даже так – вне зависимости от того, что именно послужит причиной его пробуждения, известное нам бытие прекратится или перейдет в какое-то иное, непредставимое состояние, когда состоится пробуждение… Однако, отвлечемся от высокого и вернемся к делам земным. Мне сообщили, что вы принесли ответ от Милгая Арсина и должны сообщить его или вручить строго лично. Я весь внимание.

Внутри Вийона все похолодело. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова, и закрыл его, чтобы не выглядеть глупо.

– Ну же, – поторопил лже-посланника хозяин дома.

– Ааа… эээ…

– Вы что – забыли, что должны передать? – На лице Нориса Белтарида отчетливо проступило раздражение.

– Эээ… нет. То есть, да. У меня несколько сообщений, к разным людям… бегаю весь день… простите… – Вийон задрожал от напряжения и страха, что его обман вот-вот раскроют. Внезапно его озарило:

– А не могли бы вы напомнить, в связи с каким делом обращались к господину Милгаю? Хоть что-то? Тогда мне было бы проще вспомнить ответ… простите…

– Я провожу сложный, ответственный эксперимент, – с явным неудовольствием ответил алхимик. – Я далеко продвинулся, но впереди еще немало работы. Работы весьма тонкой, требующей точного соблюдения баланса энергий и сочетания элементов. Я разбираюсь в астрологии достаточно сносно, но расчеты такого рода отнимают слишком много времени – тем более, что в случае моего опыта они требуют регулярной корректировки. Конечно, я мог бы нанять какого-нибудь неуча из Нижнего или Среднего города, который совершал бы расчеты кое-как, но мне нужна предельная точность, а кроме того, мое достоинство и моя репутация не позволяют вести мне работу абы с кем. Поэтому всем наиболее известным астрологам Верхнего города я разослал письма с приглашением принять участие в моей работе. Некоторые из них отказались сразу, другие запросили такую сумму, на которую можно было бы купить половину города, а наиболее заносчивые даже не сочли нужным мне отвечать!

Норис скрипнул зубами и со злостью посмотрел на Вийона, но быстро отошел и закончил уже спокойно.

– Последним, кому я отправил письмо, был Милгай Арсин – человек весьма известный и уважаемый, настоящий мастер своего дела. Прошло немало времени и я уже начал беспокоиться – неужели и Арсин оказался столь же недальновидной и жалкой личностью, как и остальные его собратья? Но при вашем появлении у меня отлегло от сердца. Если уж Арсин счел необходимым отправить послание, которое должно быть сообщено строго лично, то это, конечно же, не банальный и глупый отказ. Итак, теперь вы вспомнили, что вам велено было сообщить?

– Эээ… да, да, начинаю припоминать, – Вийон почувствовал, что ему не хватает воздуха. От волнения спазм сдавил его горло и грудь, не давая дышать.

– Ну же! – Прикрикнул Норис.

Вийон с трудом сумел взять себя в руки.

– Господин Арсин… сейчас очень занят…

Лицо Нориса застыло и побелело. Вийон подумал, что сейчас алхимик его убьет и поспешно продолжил:

– Но он не отказывается, нет!.. Он просит вас… немного подождать… пока он уладит свои дела… и потом он… только потом… потом…

– Что «потом»?

– Сможет принять решение.

– А пока, значит, не может? – Норис скривился.

– Увы, – Вийон виновато развел руками.

– Что ж, ясно. – Холодно проговорил Норис. – Очень жаль.

Он сделал шаг в сторону, освобождая лже-посланнику путь к дверям. Самая страшная угроза миновала, обман удался. Но Вийон не мог просто так уйти – несчастного старика в большом пустом доме на улице Чертежей завтра лишат его драгоценных книг, а после завтра – отнимут и сам дом, и выгонят на улицу, если он ничего предпримет.

– Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? – Хрипло спросил он алхимика. Это был бросок наугад.

– Что? – Норис переспросил с таким лицом, как будто бы проверял, не ослышался ли. – Помочь? Вы? Мне?! Чем же, интересно знать? Разве вы астролог? Что-то я сомневаюсь.

Он окинул Вийона пренебрежительным взглядом.

– Нет, господин, нет… Но Милгай Арсин… он был расстроен тем, что не может сразу ответить согласием на ваше предложение и велел мне помочь вам в случае, если вам будет что-то нужно… может быть, куда-нибудь сходить… или что-то сделать… или выполнить какую-нибудь работу… или… я не знаю…

Норис Белтарид некоторое время молча рассматривал лже-посланника. Взгляд его ничего не выражал.

– Полагаю, – произнес он наконец. – Вы можете принять участие в испытании нового экземпляра. Не то, чтобы мне требовались именно вы, обычно я провожу такие тесты сам или приглашаю случайных людей, но раз уж вы здесь и горите желанием чем-нибудь мне помочь, так уж и быть, я пойду вам навстречу. А заодно вы сможете в подробностях описать господину Милгаю то, что увидите и может быть, хотя бы тогда в нем пробудится интерес к совместной работе. Идите за мной.

Он повернулся и вышел, а Вийон поспешил за ним следом, гадая, какой улучить момент для изложения своей просьбы и как убедить алхимика ее исполнить. Ну правда, что ему стоит совсем ненадолго отложить судебное преследование несчастного мастера Байла? А Байл за выигранное время, глядишь и придумает способ открыть дверь в том злосчастном доме, не разрушая его полностью…

Покинув комнату, Норис повернул налево и стал подниматься по лестнице на второй этаж, при том под его ногами лестница, действительно, почти не скрипела. Вийон старался не отставать и едва не врезался в хозяина дома, когда тот сойдя со ступенек на площадку второго этажа, внезапно остановился и развернулся к гостю.

– Несколько предварительных замечаний, – назидательным тоном сообщил Норис. – Да будет вам известно, последние годы своей жизни я посвятил опытам по созданию искусственной жизни, иначе говоря, выращиванию вне женской утробы живого разумного существа, гомункулуса. Не нужно говорить, насколько важны подобные исследования! Ведь если будет достигнут успех, это послужит исчерпывающим доказательством самозарождения жизни и разума во вселенной, а значит, все эти клерикальные сказки о якобы сотворении людей – богами, а богов – Тремя Изначальными, можно будет со спокойной душой окончательно сдать в утиль. Вы меня понимаете?

– Да, но…

– Что «но»? – Норис вопросительно приподнял бровь.

– Я простой человек и многого не понимаю… простите… но если сотворите новую жизнь – разве не будет это доказательством того, что и нас когда-то сотворили?..

Лицо алхимика перекосило от злости. Вийон запоздало вспомнил, что имеет дело с лекханитом – еретиком, верящим в разум и знание гораздо сильнее, чем иные гешцы верят в божественную милость. Лучше бы ему держать язык за зубами и лишний раз не злить хозяина дома.

– Нет, – ядовитым тоном процедил Норис. – Не будет. Еще что-нибудь хотите сказать – или, может быть, позволите уже мне изложить вам суть опыта, в котором вы так рвались принять участие?

– Да, господин, простите. Что я должен сделать?

– Не будучи существом, омраченным обычным зачатием, не имеющий родовых травм и не подлежа божественному проклятью, что ограничивает способности обычного человека, гомункулус имеет прямой, незамутненный канал, связующий его разум с духовным космосом. Другими словами, он знает все или почти все на свете. Или, правильнее будет сказать – может знать или почти все. Он чистый лист, на котором может быть записано все, что угодно. Догадываетесь уже, для чего вы мне нужны?

– Эмм… еще не вполне…

– Ну это же очевидно! Текущий экземпляр гомункулуса – уже не первый, а одиннадцатый по счету. Более ранние экземпляры выходили неудачными, погибали почти сразу или вместо всезнания оказывались полнейшими имбецилами, или же сходили с ума от напряжения во время беседы со мной, ибо я задавал им весьма непростые вопросы – да, совсем непростые, а некоторые содержали в себе парадокс, к чему искусственные существа, по всей видимости, весьма уязвимы: они либо сходят с ума, либо умирают, либо, в лучшем случае, на долгое время полностью обессиливают. Нынешний экземпляр достаточно устойчив (а я уверен, что с помощью хорошего астролога следующий будет еще выносливее и умнее), но я опасаюсь подвергать его чрезмерным нагрузкам, а кроме того, есть неподтвержденное подозрение, что гомункулус изначально знает все, что знаю я, и знает, каких ответов я жду, и дает их мне, черпая знание не из космического пространства, а из моего собственного ума. Поэтому нужен кто-то другой. Вам нужно будет просто задать гомункулусу какой-нибудь вопрос, ответ на который вы не знаете, вот и все.

– Эээ… – Вийон открыл рот, а потом закрыл. Услышанное стало для него полной неожиданностью.

– Вы готовы? – Поинтересовался алхимик.

– Не совсем… Просто спросить, и все?

– Да, просто спросить. Он плавает в жидкости, но вас услышит. Вам нужно будет не только проговорить вопрос вслух, но и сосредоточить внимание на том, что вы спрашиваете. И, повторюсь еще раз, вопрос не должен содержать в себе внутреннего противоречия.

– Противоречия? – Вийон почесал лоб. – А если я спрошу его, как поймать Колесного зверя, это подойдет?

– Нет! – Неожиданно рявкнул алхимик, заставив Вийона вздрогнуть. – Не подойдет! Вы что, не слушали меня? Я ведь сказал, что это существо, вероятно, знает все, что знаю я! Вы не должны озвучивать вопрос заранее! Я не должен знать вопрос до того, как вы его зададите! Кроме того, этот вопрос не годится еще и потому, что я и так знаю на него ответ, а значит, и гомункулус знает!

– Вы… вы… – Вийон снова утратил голос от волнения. – Вы правда знаете, как поймать Колесного зверя?!

– Любезный, вас не должно волновать, что я знаю, а что нет! Что еще за вопросы такие у вас? Какое вам дело до проблемы Колесного зверя, она же – парадокс Лусса и прочих нетривиальных научных вопросов? Спросите гомункулуса о чем-нибудь простом и конкретном, чего я точно не могу знать! Куда пропала ваша кошка, или с кем изменяла мужу ваша соседка, или где ваш дедушка закопал кубышку с монетами – что угодно. Только без парадоксов Лусса и прочих таких вещей, которые могут убить или вырубить моего гомункулуса на пару суток!

Вийон поспешно кивал, слушая раздраженный выговор Нориса, а в голове у него билась мысль: «Колесный зверь! Как бы заставить Нориса рассказать о нем!»

За этой мыслью пришла другая: «А зачем? Ведь можно же просто…»

Взволнованный и окрыленный, Вийон шагнул следом за хозяином дома в одну из дверей, и оказался в еще более загроможденной бутылями, склянками, пробирками, горшочками и разнообразными приборами комнате, чем та, которую он видел внизу. Здесь, впрочем, было намного светлее: горело несколько масляных ламп, а также три спиртовки подогревали емкости, в которых что-то варилось. Окна в комнате были плотно закрыты, а воздух наполняли густые и резкие запахи алхимических порошков, мазей и жидкостей. На полках, помимо ингредиентов и катализаторов, стояли прозрачные емкости с неподвижными телами жуткого вида существ. На стенах, где еще оставалось место, а также на полках, загораживая расставленные на них склянки, висели астрологические графики, листы с изображениями созвездий, в которых отдельные звезды соединялись линиями в сложные запутанные фигуры, а также еще более запутанные схемы с прерывистыми и сплошными кругами. Вийон мог изумляться увиденному часами, но Норис, конечно же, не собирался предоставлять ему такое количество времени. Нетерпеливым движением он поманил Вийона к себе и молча указал ему на пузатую прозрачную емкость размером с тыкву, в которой плавал уродец, похожий на недоразвитый человеческий плод. Большая деформированная голова и тщедушное тело, тоненькие, болезненно-хрупкие ручки и ножки… Содрогнувшись, Вийон подошел ближе. Какая же страшная тварь! Может быть, это демон? Не зря же гешская церковь проклинала и обещала вечные муки всем лекханитам!..

Плавающий в жидкости уродец чуть приподнял голову и медленно открыл большие глаза. Вийон услышал в своей голове спокойный, немного отстраненный голос, похожий на голос его собственного отца, когда тот, плетя очередную корзину, ровным, почти монотонным голосом рассказывал что-нибудь сыну:

«Нет, я не демон.»

Вийон вздрогнул. Эта тварь говорила! И ее голос раздавался прямо у него в голове!

– Ну же!.. – Прошипел в спину Норис. Его яростный тон привел корзинщика в чувство, напомнив, зачем он здесь и что должен сделать.

Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь не отводить взгляда от глаз жуткой твари в стеклянном емкости, Вийон как мог более четко произнес:

– Где мне найти Айнри Тозола? Где он сейчас?

Чувство невидимой связи, возникшее, когда гомункул ответил на его первый вопрос, все еще сохранялось, Вийон чувствовал, что будто бы тонет в его глазах, вполне соразмерных голове, но таких огромных по сравнению с остальным телом – эти глаза были больше ладоней, даже больше крошечных стоп существа. Он ждал ответа, но гомункул молчал. Затем его глаза стали закрываться, чувство связи начало слабеть, пока не пропало совсем. Гомункул опустил голову и немного поджал ноги, словно возвращаясь к положению зародыша внутри женского тела – с тем лишь уточнением, что утробой в данном случае ему служила стеклянная колба.

Норис Белтарид отстранил корзинщика с дороги и быстрым шагом подошел к прозрачной емкости с гомункулом, сел на корточки, так что его лицо оказалось на уровне емкости и осторожно прикоснулся к ней рукой.

– Вы что, убили его?.. – Проговорил он тихо, но с такой яростью, что Вийон понял – если это окажется правдой, убивать будут уже его.

Но нет, пронесло. Когда Норис слегка постучал ногтем по колбе, гомункул внутри слабо дернулся. Глаз он не открыл и не изменил положение своего тела, однако и крошечного движения алхимику хватило, чтобы прийти к заключению о том, что случилось.

– Нет, вы всего лишь его истощили. Несколько суток он будет бесполезен. – Норис выпрямился и бросил на Вийона испепеляющий взгляд. – Вы хоть представляете себе, насколько хрупка и коротка жизнь этих существ сейчас, пока мне еще не удалось отыскать способа стабилизировать их?! Я ведь вас предупреждал: никаких парадоксов! Это их убивает! Вы что, специально решили мне навредить?!

– Что вы, господин!.. – Вийон воздел руки в умоляющем жесте, привычно сгибая спину. – Вы ведь сказали сами – спросить что-то простое, вроде того:«куда пропала кошка?» А я спросил, куда пропал мой друг, которого мне очень нужно найти. Если бы вы сказали, что нельзя спрашивать про людей, я бы и не спрашивал!

– О, Бессмертный Лекхан, дай мне сил! – Алхимик закатил глаза. – Дай мне сил удержаться и не прибить этот кусок глупости и невежества прямо сейчас!.. Можно! – Он снова вперился в Вийона яростным взглядом. – Можно спрашивать о людях! О ком угодно! Но без метафизики и без парадоксов! Каким образом, остолоп, гомункулус может ответить тебе на вопрос «где он сейчас?», если Айнри – это она?

– Что??? – Вийон вытаращил глаза. – Что значит «она»? Айнри Тозол – мой друг, мы с ним дружили в детстве! Сейчас это, наверное, солидный мужчина!

– Мужчина с женским именем? – Ядовито уточнил Норис. – Неужто вы со своим другом подрабатывали в детстве, ублажая богатых мужеложцев? Я слышал, такие люди иногда дают своим мальчикам-любовникам женские имена!

– Нет… – Вийон был совершенно ошарашен. – Нет, ничего такого не было… С чего вы вообще взяли, что это женское имя?

– У моей двоюродной тетки была подруга, которая назвала свою дочь Айнри.

– Может быть, это одно из тех имен, которые дают и мальчикам, и девочкам… – Неуверенно произнес Вийон. Такие имена встречались редко, так как считались дурными, но все же существовали в силу того, что в одной стране определенное имя мог носить мужчина, а в другой такое же или схожее по звучанию, считалось, напротив, женским.

– Тогда почему гомункул потерял силы? А? – Норис показал рукой на колбу со спящим человечком. – Только одна причина: ты задал вопрос, на который невозможно ответить, потому что нельзя сказать, где «он», если «он» – это она.

– Но я уверен…

– В чем ты уверен? Ты когда-нибудь видел этого Айнри голым? Купался вместе с ним?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Вот видишь, – с печалью и усталостью сказал Норис. – Ты не знаешь, какого он пола. Она.

– Но…

– Она могла притворяться мальчиком, разыгрывать тебя. Переоделась в мужскую одежду и говорила о себе в мужском роде, вот ты и поверил!

– Но… – Вийон осекся и не договорил, хотя на этот раз Норис не стал прерывать его. Вийон был уверен, что Норис не прав, но как это доказать?.. А если вдруг… Уверенный тон Нориса зародил в нем крупицу сомнения. Могло ли такое быть? Вийон вспомнил Айнри, его мягкий высокий голос, полное отсутствие агрессии, дружелюбие и душевную теплоту, которые больше подошли бы девушке, чем парню… Нет-нет-нет. Не может этого быть.

– Я бы понял, если бы это была девочка. – Тихо сказал он. – Но это была не «она». Это был мальчик, мой друг.

– Как бы ты это понял? – Спросил алхимик. – Груди у нее могло и не быть, бывают плоские девушки, а тем более, ты говоришь – вы дружили в детстве! Не выросло у нее еще ничего.

Вийон хотел возразить, но алхимик махнул рукой, заранее отметая все возражения и показывая, что ему больше не интересна эта тема.

– Впрочем, думай что хочешь, мне до этого нет дела. Да уж, хорошо же ты мне «помог» с опытом над гомункулусом – только все испортил!.. Ну что ж, остается надеется, что он придет в себя через два-три дня. А ты можешь идти. Больше мне от тебя ничего не нужно.

И Норис сделал жест в сторону двери. Вийон не шелохнулся.

– Что такое? Еще что-нибудь?

– П-простите… да, есть еще кое-что…

Это был крайне неподходящий случай, но лучший уже вряд ли представится. Вот только что спросить? Алхимик раздражен, даже зол на Вийона. Шансы на то, что он проявит снисхождение в ответе хотя бы на один вопрос, были крайне малы, а у Вийона таких тем было целых две. Ему очень хотелось спросить Нориса о Колесном звере и загадочном «парадоксе Лусса», но ведь если он использует свой призрачный шанс на этот вопрос, то до обсуждения долга Байла Хадзи речь точно не дойдет. Он уже и так порядком разозлил алхимика.

Затем Вийон понял, что не сможет внятно говорить о Колесном звере, потому что совесть ему не даст вести этот разговор спокойно, он будет путаться и вряд ли что-то запомнит. А значит, лучше было действовать в ущерб себе, чтобы хотя бы чего-нибудь добиться, пусть и не для себя. Ему говорили, что так поступать неправильно, и заботиться в первую очередь надо о себе, но следовать этому мудрому совету Вийону никогда не удавалось.

– Я знаю, что вам задолжал один мастер Дежьена Опор и Проемов, Байл Хадзи…

Норис прищурился и посмотрел на гостя уже совершенно по-новому. Вийон продолжал:

– Он должен был сделать для вас дом, но тот не получился таким, как хотели вы и мастер Байл. Теперь вы хотите разорить Байла, отобрать у него все имущество и жилье… Пожалуйста, не делайте этого! Господин Байл – не мошенник, он просто старый человек, одинокий, его все покинули, он уже и так почти разорен! Не отнимайте у него книг и дома, в котором он прожил всю жизнь! Дайте ему еще немного времени – вдруг он сумеет найти способ переделать тот дом так, как вы хотите без большого разорения! Прошу вас!..

– Ты не посланник Милгая Арсина. – Холодным голосом констатировал Норис. – Ты самозванец. Тебя послал Байл. Сколько тебе заплатил этот лжец, а? Отвечай!..

Но прежде чем Вийон успел сказать хоть что-либо, Норис отвернулся и крикнул в дверной проем:

– Ха-а-арбус! Сюда поднимайся! Есть для тебя работа…

Последние слова он произнес не так громко, а но весьма зловеще, уже разворачиваясь обратно к лже-посланнику.

Вийон упал на колени.

– Господин, простите! – Взмолился несчастный корзинщик. – Байл мне не платил! Ему и нечем! Так уж случилось, что я оказался в его доме – он там совсем один, брошенный слугами, потерянный старый человек!.. Из-за смерти жены он допустил маленькую ошибку в расчетах, когда проектировал дом для вас, и из-за той ошибки начались все несчастья! Дайте ему еще немного времени! Неужели он не заслуживает еще одного шанса?!. Избейте меня, если хотите, но сжальтесь над стариком!

С ужасом Вийон услышал, как заскрипела лестница под тяжелыми шагами поднимающегося по ней громилы.

– Мир был бы совсем другим, если бы все получали то, чего они заслуживают, – холодно и утомленно, но уже без такой злости, как прежде, сказал Норис. – А чего заслуживаю я? Разве я заслуживаю быть разоренным по милости твоего Байла? Этот участок земли в Верхнем городе, материалы для строительства, в том числе и довольно редкие, плата строителям и мастерам по камню, наконец, оплата услуг самого Байла – все это, знаешь ли, недешево мне обошлось. Да на эти деньги я мог бы купить себе пять лабораторий! И вот теперь ты просишь пощадить этого мошенника?! А как же я? Кому интересны мои трудности и беды? Никому! Я лучший алхимик в Дангилате, а может быть и во всем Ильсильваре – но чванливые обитатели Верхнего города смотрят на меня сверху вниз лишь потому, что я не живу в роскоши, как они и не трачу деньги просто так, а во всем себе отказываю, жертвуя всем во имя науки! На мои письма даже не отвечают – а я, значит, должен проявлять великодушие и прощать долги, хотя потратьденьги, отданные Байлу, на обычный дом в Верхнем городе, на приемы и слуг – как те же самые люди, заметив мой достаток, проявили бы ко мне куда больше любезности!.. Нет, молчи. Я не желаю ничего больше слышать.

К этому моменту Харбус уже достиг конца лестницы и вошел в комнату, не без труда протиснувшись мимо хозяина. Он еще не вполне понимал, для чего его позвали, но чувствовал напряжение и неприязнь, исходящие от алхимика, да и покаянная поза Вийона, по-прежнему стоящего на коленях, определенно намекала на то, что гость в чем-то сильно провинился. Верхняя губа звероподобного хальстальфарца слегка приподнялась, обнажая зубы; глаза сжались в узкие щелочки.

– Харбус, – отстраненным тоном велел громиле хозяин дома. – Выкини вон отсюда этого самозванца.

11

Харбус не стал бить его, а, буквально исполняя приказ своего хозяина, сграбастал корзинщика в охапку и вышвырнул за дверь с такой силой, что Вийон перелетел через середину улицы и, ударившись о землю, едва не переломал себе руки и ноги. Услышав, как за огромным хальстальфарцем захлопнулась входная дверь, Вийон ощупал себя, а затем кое-как поднялся с земли и побрел, прихрамывая, по темной улице, по дороге отряхиваясь от грязи и пыли. Возвращаться домой было уже слишком поздно, гонг на Часовой башне пробил девять раз уже давным-давно, и надо было думать о ночлеге. Ранее, направляясь к дому алхимика, Вийон в глубине души лелеял мысль о том, что если все пройдет удачно, то можно будет вернуться к Байлу Хадзи и попросить на ночлег, заодно порадовав старика известием об отсрочке в выплате долга – но, сейчас, конечно, возвращаться было нельзя, да и попросту стыдно.

На перекрестке Вийон обнаружил колодец, рядом с которым никого не было, умылся и почистил одежду. Был ли этот колодец свободным в силу того, что продавец воды с наступлением ночи ушел отдыхать или же здесь всегда можно было брать чистую воду бесплатно? Вийон не настолько хорошо знал Средний город, чтобы с уверенностью сказать наверняка.

Он нашел закуток среди домов, и поудобнее уселся, защищенный от ветра и лишних взглядов стеной и поленницей. Стража не должна его здесь обнаружить – во всяком случае, если только его не заметят хозяева дома и позовут с улицы солдат, несущих ночной дозор в этой части города. Обхватив себя руками, Вийон прислонился к стене и постарался заснуть.

Эта ночь на улице прошла лучше, чем предыдущая. Вийона никто не побеспокоил, стража каждый раз проходила в стороне. Посреди ночи кто-то вышел из соседнего дома, но либо не заметил дремлющего человека, либо не стал придавать этому значения. Вийон несколько раз проваливался в сон и несколько раз пробуждался, чтобы размять затекшее тело. Мешанина образов во сне несколько раз складывалась в знакомую уже картину извилистой дороги между двух бездн, треугольного неба и странного образования в месте, где небо и дорога сходились в одно. В эту ночь он подошел к месту пересечения еще ближе. Место пересечения походило на здоровенный щит с щипами, или, может быть даже на ворота с многочисленными длинными выступами, или на неровную стену – чем ближе подходил Вийон, тем больше казалась эта штука. В какой-то момент она выросла настолько, что закрыла собой половину неба, и также глубоко она протянулась куда-то вниз. Разглядывая ее и стараясь понять предназначение прямоугольных выступов, Вийон ощутил, что его тянет вперед, поначалу едва-едва, а затем все сильнее. Странное образование выросло еще больше, выступы увеличились; горизонтально падая на необъятные «ворота», Вийон понял вдруг, что выступы на них шириной не уступают домам Среднего города, а высотой – превосходят их, и намного. С какого-то момента горизонтальное падение стало вертикальным, он падал вниз, в пространство между огромными прямоугольными башнями, не имевшими ни окон, ни бойниц. Затем он упал, и несколько секунд лежал, оглушенный, в полной уверенности, что на этот-то раз точно переломал себе все кости – но, поскольку это был сон, то вскоре поднялся, понимая, что каким-то чудом избежал серьезных повреждений – но не понимая, почему: он почти не осознавал себя в том сне. Поднявшись, он побрел по каменной улице между зловещими темными домами, желая найти в этом месте хоть что-то, что отличалось бы от остального пейзажа – но вокруг были только стены, проход между ними и сумерки, скрывавшие то, что находилось более чем в полусотне шагов впереди и более чем в полусотне шагов позади. Иногда стены справа или слева заканчивались, являя взору Вийона новый, как правило, не слишком длинный проход, также имевший несколько ответвлений. Вийон сворачивал то вправо, то влево, бесцельно блуждая по лабиринту; он даже не понимал, что именно ищет. Однообразное, сумрачное место наводило тоску – оно чем-то напоминало Вийону Дангилату, но в самом худшем ее качестве: громадный бездушный город, которому совершенно безразлична судьба отдельного человека. Так и не найдя выхода из лабиринта, он проснулся от пения петухов и не без труда поднялся на ноги.

Ушибленное вчера колено побаливало, ныли шея и поясница, правая рука затекла. Справив нужду, Вийон двинулся в сторону колодца, рассчитывая умыться и попить прежде, чем проснется продавец – либо, если этот колодец общественный, прежде чем к нему потянутся горожане.

Как же теперь быть и что делать? Вийон размышлял об этом, бродя взад-вперед в ожидании, когда отворят ворота. Нужно было отправляться на работу, но ему отчаянно не хотелось этого делать. Провести еще один день, возясь с прутьями, чтобы сплести несколько корзин, половину которых заберут либо Бейз, либо стражники на рынке, а вторую половину, даже при большой удаче, он продаст за гроши, которых толком ни на что не хватит? Да, он жил так уже много лет, и свыкся с такой жизнью, но сегодня она стала особенно невыносима – возможно, из-за чувства вины и злости на самого себя: ведь он обещал помочь Байлу Хадзи, но так и не сумел этого исполнить.

Существовали ли у него другие варианты, кроме как вернуться к работе? Может быть, в этих повторяющихся снах содержался какой-то знак? Лабиринт во сне показался ему похожим на Дангилату в худшей ее ипостаси – так, может быть, где-то в городе есть такое же мрачное место, которое он должен отыскать? Да, так он и поступит. К работе над корзинами можно будет вернуться во второй половине дня, а в течении первой он обойдет Средний город и посмотрит, нет ли тут мест вроде тех, что он видел во сне. Но сначала нужно было поесть! Вийон был ужасно голоден.

На кашу, кусок хлеба и кружку дешевого пива ушли почти все его деньги, но Вийону было не привыкать – хотя, если бы он только знал, что случится дальше, то перетерпел бы голод, но сохранил в кошельке монеты. Итак, позавтракав, он принялся бродить по Среднем городу, но вскоре понял, что вряд ли найдет тут место, соответствующее тому, что увидел во сне – не смотря на то, что дома тут были намного больше лачуг Нижнего, они явно уступали размером огромным прямоугольным домам-башням из его видения. Да и было ли то, что он видел во сне, домами? Лишенные окон и дверей, казавшиеся совершенно монолитными, они больше походили на огромные камни или отштукатуренные стены, но не здания, в которых можно было жить. А раз так, то лучше перестать бездельничать и вернуться к работе.

Он уже повернулся, чтобы направиться к воротам, когда заметил крупную крысу, стоявшую на двух лапках у стены дома. Нет, к счастью, она ничего не выгрызала, но то, как она смотрела – а голова ее и тело были развернуты точно в сторону Вийона – заставило корзинщика почувствовать себя весьма неуютно.

– Что тебе от меня надо?! – Крикнул он.

Кто-то из прохожих оглянулся, другие остались и вовсе безучастны. Кажется, на крысу никто, кроме Вийона не обратил внимания, что было неудивительным – Дангилата издревле кишела этими тварями.

Между тем, сама зверушка вийонового окрика ничуть не испугалась. Поглядев на корзинщика еще несколько секунд своими черными глазами-бусинками, она опустилась на четвереньки и неторопливо побежала вдоль стены.

«Надо проследить за ней, – подумал Вийон. – Вдруг гуафим прав и все это – дело рук какого-то безумного дрессировщика?»

Он торопливо отправился вслед за крысой, но вскоре умерил шаг, чтобы ненароком не спугнуть ее. Крыса, казалось, ничего не замечала. Она бежала вдоль стены, иногда ненадолго останавливаясь для того, чтобы почиститься мордочку или, привстав, посмотреть по сторонам. На первом же перекрестке она свернула направо и продолжила свой бег вдоль стены, а Вийон последовал за ней. Крыса ненадолго скрылась из глаз, проскочив под колесами телеги, которую разгружали двое рабочих. Вийон обошел телегу с другой стороны, но крысы не увидел. Неужели она успела далеко убежать? Он ведь потерял ее из виду буквально на несколько секунд. Или же она прячется под телегой? Вийон наклонился, но ничего не заметил.

– Эй, любезный! – Окликнули его с другой стороны улицы.

Вийон повернулся, реагируя скорее на звук, чем на обращение: для обитателей Среднего города он был пустым местом, бедняком или попрошайкой, забредшим туда, где побогаче, в поисках работы или подачки, и не мог даже представить, чтобы кто-нибудь из местных жителей обратился бы к нему таким образом. Однако, худощавый человек средних лет, прилично одетый, с короткой и аккуратно подстриженной бородой, стоя на пороге недавно отремонтированного дома, обращался именно к нему.

– Да, вы!.. – Человек сделал жест, подзывая Вийона ближе.

Корзинщик осторожно подошел, в глубине души ожидая какой-нибудь неприятности, оскорбления, выговора или даже удара. Человек с бородкой не выглядел агрессивно, даже скорее старался произвести дружелюбное впечатление, но именно это и настораживало Вийона больше всего. Напоследок Вийон оглянулся в последний раз. Нет, крысы по-прежнему нигде не было видно.

– Не желаете ли немного заработать? – Спросил человек, демонстрируя серебряный сикталь.

Вийон уставился на монету, открыв рот. «Немного заработать»? Столько он зарабатывал за месяц, а то и за два. Что же нужно будет делать? Мысль о том, что за эти деньги ему предстоит удовлетворять извращенные похотливые желания худощавого человечка не пришла в голову Вийона лишь потому, что он твердо знал: услуги такого рода со стороны бедняков, особенно немолодых и некрасивых, стоят намного дешевле.

Неужели ему придется кого-то убить? Или совершить какое-то преступление? Нет-нет, Вийон замотал головой. Он на такое не пойдет.

– Что? Вам не нужны деньги? – Удивился худощавый мужчина.

– Нужны, но… что мне придется делать? – С опаской поинтересовался Вийон.

– О, ничего особенного! Мы просто с вами поговорим – час или два, как получится – а затем вы отправитесь дальше по своим делам.

– Поговорим? – Вийон все меньше понимал, что происходит. – О чем?..

– О чем-нибудь… О вас, например.

– Обо мне? А что во мне такого интересного?

– Пока не знаю, но наверняка что-нибудь да есть… – Худощавый пожал плечами. – Я понимаю, вы удивлены. Позвольте представиться: Ильмар Эпаларис, душевидец. Вы когда-нибудь слышали о душевидцах?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Неудивительно, – бодрым голосом продолжил Ильмар. – Ведь это совершенно новая наука! Самая передовая на данный момент, смею вас заверить!.. А как ваше имя, любезный?

– Вийон Рауп, господин… А вы что, правда можете видеть души? – Вийон посмотрел на худощавого с опаской и на всякий случай отодвинулся на полшага назад.

– В некотором роде – да. Но вы сами все поймете после сеанса. Ну что, идете?

– Нееет, – Вийон замотал головой с еще большей амплитудой, чем в первый раз. – Я за какой-то там серебряник свою душу продавать не стану!

– Ничего с вашей душой не случится, ну что за глупости вы говорите! – Душевидец всплеснул руками. – Наоборот, вы станете лучше себя понимать и еще спасибо мне скажете! Да что там – за услуги хорошего, опытного душевидца, люди готовы отдавать огромные деньги, ибо тонкое искусство наше помогает прийти к миру с самим собой и справится со множеством душевных недугов. Но я не только не беру с вас ничего, но еще и готов заплатить за ваше время – а почему? А потому, что из-за исключительной новизны нашей науки мало кто о ней еще знает – а нам, чтобы не утратить навыка, требуется практика.

– Да? – С сомнением спросил Вийон. Соглашаться на уговоры подозрительного мужчины не хотелось, но… но серебряный сикталь – это серебряный сикталь. Такие деньги на дороге не валяются. Вдобавок, худощавый мужчина не выглядел грозно: уж насколько никудышным бойцом был Вийон, но даже он, наверное, справится с этим душевидцем, если вдруг что-то пойдет не так. Он дал согласие и вошел следом за Ильмаром Эпаларисом в его дом.

Внутри все было аккуратно и чисто. Возникшую на пороге служанку средних лет Ильмар отослал на кухню, велев не беспокоить его в ближайшие часы – и служанка, двигаясь почти беззвучно, тот час же ушла. Хозяин и гость проследовали в большую, удобную гостиную на первом этаже. На полу комнаты, на манер ковра, была разложена шкура огромного тигра, в шерсти которой тонули шаги; также здесь имелся неразоженный камин, несколько глубоких кресел, а стены украшали цветные картины с мирными пейзажами – сразу становилось ясно, что это жилье принадлежит хорошо обеспеченному человеку.

– Прошу вас, садитесь, – душевидец показал Вийону на одно из кресел с мягкими налокотниками и спинкой, сильно отклоненной назад. Сам же, закрыв дверь, занял кресло сбоку.

Вийон сел на краешек кресла, опасаясь испачкать его обивку. Под мягкими налокотниками уходили вниз изящные линии резных узоров лакированного красного дерева – наверное, одно это кресло стоило больше, чем он заработал за всю свою жизнь.

– Устраивайтесь поудобнее, – сказал Ильмар. – Сядьте поглубже, откиньтесь назад… Да, вот так. Чувствуйте себя как дома. Нет, совсем не обязательно смотреть на меня все время. Просто расслабьтесь.

Кресло и в самом деле оказалось удивительно удобным. Если вытянуть ноги, то можно было почти лежать в нем, глядя в потолок – а потолок, как обнаружил сейчас Вийон, украшен многочисленными разноцветными узорами наподобие мозаики. Какого-то определенного рисунка там не было, просто мешанина фрагментов различных цветов, но в хаосе ощущался какой-то скрытый порядок, который Вийон никак не мог уловить. Созерцание мозаичного потолка успокаивало и расслабляло, чувство времени быстро терялось.

– Итак, давайте начнем, – голос Ильмара донесся до гостя с правой стороны. – Расскажите немного о себе.

– Что рассказать, господин?

– Нет-нет, давайте без «господина». Просто «Ильмар». Мы ведь с вами друзья, верно? Рассматривайте этот разговор как обычную непринужденную дружескуюбеседу, договорились?

– Эээ… эммм… попробую.

– Ну вот и хорошо. Итак. Расскажите о себе.

– Что рассказать, госп… – Вийон осекся. – Что именно рассказать?

– Что хотите. – Голос душевидца был мягок и полон дружелюбия. – Начните с чего угодно. Кто вы? Чем занимаетесь? Что вас беспокоит?

– Я… простой корзинщик… делаю корзины… продаю их на рынке…

Слово за слово, и вот, спустя какое-то время Ильмар, не устававший задавать наводящие вопросы каждый раз, когда Вийон замолкал, в общих чертах уже знал все самое существенное про своего посетителя. Вийон обратил внимание, что странного душевидца интересуют не столько конкретные обстоятельства его жизни (хотя и они тоже), сколько его, Вийона, отношение к этим обстоятельствам и переживания, с ними связанные. Особенное внимание Ильмар уделил семье Вийона, его детству, отношениям с матерью и отцом, а также потратил немало усилий, пытаясь отыскать соответствия между взаимоотношениями его родителей и его собственным браком с Элесой, и оставил эту тему лишь когда понял, что Вийону она не слишком-то интересна. Касательно же работы – душевидец не проявил никакого интереса к корзине желаний и усилий, которые Вийон прилагал к тому, чтобы хоть что-то о ней разузнать, а вот взаимоотношения с Бейзом его очень заинтересовали, и он даже высказался в таком духе, что в образ вийонового работодателя является архетипическим образом строгого отца. Вийон возразил: его отец, хотя и любил выпить, но всегда оставался добрым и совсем не жестоким человеком – однако, от этого возражения Ильмар лишь отмахнулся, как от несущественного. На вопрос о тревогах и беспокойствах Вийон поначалу ответил, что у него все хорошо, но дальнейшие расспросы показали, что таковых тревог и проблем у бедняка, задавленного нищетой и презрением окружающих, пруд-пруди. Но ни одна из проблем Вийон не задерживался долго, не выказывал каких-либо особенных переживаний, даже когда речь заходила о невыполнимой задаче добыть корзину желаний или же о расставании с женой – как будто бы по-настоящему, всерьез, все это его не касалось, либо же он настолько уже привык к своим бедам, что сделался к ним отчасти равнодушен. Ильмар заметил некоторое оживление и даже волнение, когда посетитель впервые упомянул Айнри Тозола, и умело подтолкнул разговор в нужном направлении, когда это имя прозвучало в следующий раз.

– Меня беспокоит, что я нигде не могу найти своего друга, – признался Вийон. – Никто не слышал о нем, только лишь архитектор упоминал, что знает кого-то с фамилией Тозол, но это был не Айнри. А чучельник сказал, что знает Айнри, но не Тозола.Когда же я пришел к мастеру Норис – тот и вовсе сказал, что Айнри не может быть моим другом, ведь это женское имя. Даже его гомункул, который почти всезнающ, не смог сказать, где искать Айнри… А ведь если бы он просто умер, гомункул бы узнал об этом, верно? Теперь я не знаю, что и думать и как быть. Еще меня мучает совесть, что я не смог помочь старому мастеру Байлу, как обещал и теперь его выгонят на улицу, но с этим я уже ничего не могу поделать.

– Если вы не можете ничего изменить, может быть стоит это просто принять? – Мягко спросил Ильмар.

Вийон свесил голову и посмотрел на пол.

– Да, наверное, так. – Вздохнул он.

– Хорошо. Давайте теперь поговорим об Айнри. Какой он? Вы можете его описать?

– Эээ… он был мальчишкой, когда мы познакомились… я не знаю, какой он сейчас… Хотя почему-то мне кажется, он не сильно должен был измениться. Ничего не могу с этим поделать – когда думаю о нем, представляю подростка, хотя знаю, что он давно взрослый человек.

– Опишите, что помните.

– Ну… он худощавый, со светлой кожей… с очень красивой и светлой, как у хальстальфарцев… – Вийон подумал о грубой, обветренной коже Харбуса, вспомнил его налитые кровью кабаньи глазки и поправился:

– Как у хальстальфарских девушек или детей… Но он не с востока, его мать – ильса, я видел ее пару раз, а вот про отца ничего не знаю…

– Продолжайте.

– Он… всегда хорошо и аккуратно одет, из богатой семьи, единственный ребенок… не помню точно, но кажется, он говорил, что у его матери не может быть больше детей, а с его отцом что-то случилось, поэтому она так его любит и бережет, даже сверх меры… У Айнри каштановые волосы и глаза… знаете, они карие, но не совсем, в них есть немного оранжевого и золотистого, как будто бы распускающийся цветок из огня, в центре которого – зрачок. У него тонкие пальцы… про светлую кожу я уже говорил?.. Он был очень хорошим и добрым мальчиком… не умел драться… однажды его чуть не забили до смерти, да и меня вместе с ним, но испугались его силы и убежали… хотя их было больше и они были старше нас… но он сам никогда ни на кого не нападал. Его сила была доброй. Он разговаривал с ветром и огнем, с живыми существами – все откликалось на его зов, только люди могли причинить вред… он даже мог создавать существ, если сосредотачивался, представляете?! Они получались у него очень забавными и милыми, хотя иногда и могли напугать. Всякие Прыгушки, и Бумкалки, и Журчалки, и Дразнюли и много еще кого… это были призраки или духи, наполовину прозрачные, как бы растворяющиеся в воздухе… они играли с нами, веселились, некоторые даже могли что-нибудь сказать, но исчезали, когда заканчивалась сила, которую Айнри в них вложил… но не всегда… одна Бумкалка протянула почти два дня! Уже после того, как Айнри ушел, она увязалась за мной и залезла в чулан и просидела там все время, пока родители не позвали жреца, а тот не провел ритуал очищения от нечисти, после которой ее не стало… ну, наверное, она и в самом деле была нечистью, но хорошей нечистью, и никому вреда не причиняла…

– А как выглядела эта ваша «Бумкалка»? – Осведомился Ильмар.

Вийон открыл рот, потом закрыл. Ответить смог не сразу.

– Что-то круглое… – Он сделал неопределенный жест руками. – Существа Айнри… они не были как вещи… они то появлялись, то исчезали, то растворялись в воздухе, то меняли форму… Но Бумкалка была круглая, это я помню. Большую часть времени. Мы ее назвали Бумкалкой, потому что она могла бумкать. Знаете, как будто бы что-нибудь неожиданно падает или громко хлопает, и раздается такой низкий звук «буууммм!»? Вот она также делала. Маму это напугало, да и отца тоже, вот они и обратились к священнику…

– И больше ничего такого не происходило?

– Нет, ту Бумкалку я больше не видел…

– А других существ?

– Раньше да, а после того случая – кажется, уже нет. Не помню точно, но это вроде бы была последняя наша встреча с Айнри… или одна из последних… я хотел его найти, хотел узнать, куда он переехал, но тогда я тяжело заболел, потом отец загрузил меня работой, стал каждый день водить с собой плести корзины, а мама… она всегда была против того, чтобы мы дружили с Айнри. Говорила, что к добру это не приведет.

Душевидец почесал кончик носа.

– И почему же теперь вы решили отыскать вашего друга?

– Я ведь уже говорил вам – если кто и знает, как сделать корзину желаний, так это он… Может, конечно, на свете есть и другие маги, но они-то на меня даже смотреть не буду, они же белая кость! Меня даже в Верхний город не пустят, где они живут! А Айнри… он не такой. Он никогда не придавал значения тому, что он благородного рода, а я – никто.

– Вы так тепло о нем говорите… – Ильмар слегка улыбнулся.

– Да… сейчас я думаю, что он был единственным моим другом, единственным человеком в моей жизни, которому был важен я сам, который никогда не стремился обидеть меня или унизить… и никогда не предавал.

– Что ж… – Все еще продолжая сохранять на лице улыбку, душевидец вздохнул. – Похоже, у меня для вас есть две новости: хорошая и плохая. Даже скорее так: это одна и та же новость, но вы, возможно, воспримите ее… не сразу. С трудом. Но когда вы все-таки воспримите – все встанет на свои места и вы ощутите душевный покой.

– Что еще за новость? – Приподняв и повернув голову, спросил Вийон. Хозяин дома жестом велел ему принять прежнее положение.

– Видите ли… – Душевидец поставил локти на колени и сцепил кончики пальцев. – По всей видимости, вашего «Айнри Тозола» никогда на свете не существовало.

– Что?! – Вийон выпрямил спину и уставился на собеседника.

– Да, именно так, увы и ах. Вы правда думаете, что в силу случайности и неудачи вы никак не можете его найти? А имя? Кто станет давать мальчику женское имя?

– Оно не женское! – Закричал Вийон, поднимаясь на ноги. От обиды и злости его кулаки сжались сами собой. Он, дурак, все о себе рассказал этому душевидцу – а тот что? Повторяет теперь выдумки Нориса! – Бывают имена, которые дают и мужчинам и женщинам!

– Сядьте, успокойтесь… Не переживайте так. Да, такие имена бывают, однако не случайно ведь ваш алхимик был уверен, что…

– Да он не мой алхимик! Он ошибся! И зачем я только вам об этом рассказал?!!

– Вы сделали все правильно, – мягко, но настойчиво проговорил Ильмар. – Ваши реакции очень ясно показывают, что мы с вами на верном пути. Сейчас вы в стадии гнева, затем наступит фаза сомнения, а затем и принятия. Можете кричать, если вам это нужно. Все в порядке.

– Да не хочу я кричать! – Заорал Вийон. – Он был моим другом! Настоящим!

– Конечно, конечно, – успокаивающим тоном проговорил душевидец.

– Что «конечно»?! Вы ведь сказали, что его нет и никогда не было! Откуда вы это можете знать?!

– Я наблюдаю за вашими реакциями и вижу, насколько для вас важна эта тема. Но вы не дали мне договорить. Пусть Айнри Тозола никогда не существовало в качестве реального человека, но для вас он, безусловно, был более чем реален. Вы спроецировали на Айнри все то, чем хотели бы быть или чем хотели бы обладать, но чего не имели. Посмотрите сами: вы говорили, что ваш отец запил после смерти Эркина, вашего младшего брата, которого в семье любили гораздо больше вас, а мать после этого печального события и вовсе перестала обращать на вас внимание. Но об Айнри Тозоле всегда заботились и любили его, даже сверх меры. Идем дальше. Вы бедный человек, из бедной семьи, а Айнри был богат настолько, что – как вы сказали? – «одна его пуговица стоила больше, чем ваш дом», верно? У него было все, чего не было у вас – любящая мать, слуги, роскошь, вкусная и дорогая еда, красивая одежда. Разве вы не желали этого? Вполне естественно желать подобных вещей, но вы не могли себе их позволить и поэтому подавили желание, а затем спроецировали его на созданный вами образ… Нет, не перебивайте меня, позвольте закончить. Далее, вы говорите, что у Айнри Тозола была сила, которая всех пугала, только почему-то не пугала вас, верно? Но ведь это же совершенно типичная история: многие дети придумывают себе друзей, обладающих огромной мощью, физической или магической. Ну, и наконец, друзья. Вы говорили, что в детстве у вас не было друзей. Никто не хотел играть с вами, а если вас и принимали в игру, то обижали или обманывали или придумывали, как бы поиздеваться над вами, верно? Айнри стал вашим единственным другом, потому что вы нуждались в друге, но этого друга вы придумали сами! Также, как придумали всех этих Бумкалок и прочих…

– Нет! – Вийон сжал голову руками и склонился вперед. Чувства, для которых в его словарном запасе не находилось подходящих наименований, распирали его изнутри. – Все не так!

– Вийон, мой друг! – Мягко и сочувственно сказал Ильмар, осторожно кладя руку на плечо корзинщика. – Я все понимаю. Это трудно принять. У вас непростая жизнь, много проблем, бед, умершие родители, не складывающиеся отношения с детьми, ссора с женой, ваш работодатель – самодовольная и жестокая скотина, которая при любом удобном случае третирует вас… окружающий мир давит на вас и всегда давил. Поэтому вы нуждались в друге, который будет принимать вас таким, какой вы есть (поскольку никто, даже ваша мать, вас не принимали) и который никогда вас не предаст, всегда поддержит и защитит какой-то своей сверхъестественной силой.

– Не трогайте меня! – Вийон сбросил руку душевидца.

– Хорошо, не буду. Вийон, я ваш друг. – Хозяин дома произнес этого доверительным и немного печальным тоном. – Я желаю вам только добра. Я понимаю, как вам тяжело признаться себе в том, что никакого Айнри никогда не существовало. Но обещаю: как только вы примите правду, вам станет легче. Поверьте мне.

– Не верю!

– Вы спроецировали на Айнри Тозола все свои самые лучшие качества, но эти качества не взялись из воздуха. На самом деле это вы, Вийон, добрый и отзывчивый человек, сострадающий другим и готовый принимать к сердцу их страдания и невзгоды. Вы видите прекрасного Айнри… или, может быть, прекрасную Айнри – в вашем идеальном друге присутствуют явные женственные черты, от имени до нежной кожи, указывающие, быть может, на вашу скрытую гомосексуальность… вы видите идеальный образ, но этот образ отображает ваше собственное «я», ваш внутренний мир, скрытый от посторонних глаз…

– Замолчите! – Закричал Вийон, тряся головой так, как будто бы мог таким способом вытрясти вкрадчивые слова душевидца, проникающие в его голову через уши. – Хватит! Будьте вы прокляты!

И он бросился прочь из этого внешне столь приятного, а внутри столь коварного дома, вполне соответствующего своему как будто бы дружелюбному, но на самом деле ужасному хозяину. Бежал, напрочь забыв об обещанном серебре.

12

Вийон пробежал несколько кварталов и перешел на шаг, только завидев впереди ворота, ведущие в Нижний город. Он постарался идти спокойно, чтобы не привлекать внимание стражи.

В душе корзинщика царил хаос. Проклятая крыса! Завела его к душевидцу – и что в итоге? Ничего не изменилось, напротив – все стало еще хуже. Алхимик посеял в нем зерна сомнений, а душевидец закончил начатое – подобрал ключик к душе Вийона и нашел в ней самую болезненную, самую уязвимую точку, на которую немедленно и надавил. Вийон и сам не понимал своей реакции. Казалось бы, чего проще – отмахнуться от нелепых измышлений Ильмара и Нориса, беззаботно рассмеяться и тот час забыть об их нелепых фантазиях, и жить дальше спокойно, но он не мог. Если с исчезнувшей лавкой и четырьмя другими корзинщиками, то ли пропавшими, то ли получившими новую судьбу, еще как-то можно было смириться, то теперь Вийон чувствовал, что у него пытаются отобрать нечто действительно важное. Воспоминания о дружбе с Айнри грели его сердце, оставались с ним даже когда все шло не так – так неужели они все были ложью, выдумкой, детской фантазией о друге, которого на самом деле никогда не существовало? Он ясно помнил Айнри – но почему же тогда никто из тех, кого он опрашивал, не смог ничего о нем вспомнить? Айнри Тозол словно растворился в этом огромном городе, оказался стерт из реальности и из воспоминаний людей, которые наверняка должны были его знать. Да и жил ли он когда-нибудь вообще?..

Вийон прошел мимо стражи, дежурившей на воротах, сутулив плечи и опустив голову. Раз за разом он задавал себе страшный вопрос, и не мог дать на него однозначного ответа. Что, если он сам был немного не в себе и душевидец почуял это и именно поэтому пригласил Вийона к себе в дом? А если он безумен, пусть даже и слегка, то как можно доверять собственным воспоминаниям? Собственным чувствами и собственной уверенности в том, что реально, а что нет? Душевидец выбил у него опору из-под ног и теперь Вийон чувствовал себя как ныряльщик, нырнувший ночью глубоко-глубоко, утративший в глубине погруженного во мрак моря всякое направление и не понимающий уже, где верх, где низ, куда следует плыть, чтобы добраться, наконец, до вожделенного воздуха и снова вдохнуть полной грудью…

Нужно было вернуться ко дворику Бейза и приступить к работе, он и так спустил в никуда целое утро, но Вийон не мог сейчас сосредоточиться ни на чем. Мысли его хаотично сменяли друг друга, попытки найти хоть что-то в себе или в окружающем мире, за что можно было зацепиться, оставались бесплодны. Знакомый город казался незнакомым, каким-то чужим и даже враждебным, все ощущалось так, как будто бы находилось не на своих местах, все цвета были либо слишком яркими, либо слишком тусклыми и чуточку не тех тонов, которых должны быть, окружающие люди были глубоко порочны и злы, хотя и скрывали это за фальшивыми улыбками и блеском смеющихся глаз… Куда пропали светлые боги, сотворившие Сальбраву – мир людей, мир звезд, многочисленными миры духов и ангелов? Ничего этого здесь не ощущалось, лишь всевластие обыденного зла, чуждости и порочности, железная связь причин и следствий без малейшего проблеска свободы, совершенная безысходность…

– Держи его!.. Бей!..

Вийон обернулся, понимая уже, что действительно безумен, потому что голос из его воспоминаний прозвучал настолько отчетливо, что казался прозвеневшим в ушах. На углу стайка подростков окружила хрупкого светлокожего мальчика, его толкали и оскорбляли, а коренастый Джадур, самый опасный и злой среди них, небрежно помахивал ножом, угрожая пустить «неженке» кровь. Сын каторжника, осужденного отбывать наказание до конца своих дней за насилия и убийства, Джадур, без сомнения, собирался последовать по стопам отца – вместе с нищими и наглыми мальчишками он отнимал деньги и хлеб у тех, кто послабее – собирал «дань» с детей и подростков, выхватывал вещи из рук женщин, и убегал с похищенным, и даже мог наброситься вместе со своими дружками на пьяного или бездомного мужчину.

Мальчик сопротивлялся отчаянно, но банда пока лишь играла с ним, стремясь перед избиением, как следует напугать и унизить. Вийон хотя и не был привлекательной целью для Джадура и его дружков, всегда старался избегать встречи с ними – избить его могли и без причины – но сейчас…

Мальчик вдруг увидел его в просвете между покачивающимися замызганными телами, и закричал:

– Вийон! На помощь!

Вийон закрыл лицо руками и со свистом вдохнул воздух сквозь неплотно сжатые зубы. Он прекрасно помнил, что произошло дальше. Он уже бежал к Айнри со всех ног, когда тот увидел его и закричал; бежал, повинуясь внезапному импульсу и совсем не думая о том, что даже вдвоем они ничего не сумеют противопоставить банде подростков. Малолетние грабители обернулись, желая увидеть, кого это там зовет на помощь их жертва, но прореагировать не успели, вернее – не успел Джадур, на которого и нацеливался щуплый и боязливый сын корзинщика, каким-то странным образом осознавая, что в первую очередь нужно вывести из игры наиболее опасного противника. Что было силы он ударил пяткой по колену Джадура, и здоровяк заорал и согнулся, а потом повалился наземь, выронив нож. Айнри тут же метнулся вперед, подобрал нож, выставил его перед собой и встал так, чтобы Вийон мог защищать его спину. Джадур орал и скулил, клялся, что обидчику теперь не жить, и посылал своих в бой, но теперь, конечно, стало намного проще. Четверо подростков пытались атаковать их, но нож в руках Айнри действовал на них завораживающе – по крайней мере, когда Вийон ударил одного из нападающих в горло, тот не сумел защититься. Мальчишка закашлялся и схватился за горло – двое выбыли, остались еще трое. Айнри взмахнул ножом, как будто собирался метнуть его – цель вильнула в сторону, но броска не было, а вместо этого Вийон пнул ком грязи, который попал точно в лицо уворачивавшемуся от броска подростку. Этого хватило, чтобы они отступили – бросились вниз по улице, забыв о товарищах, а все еще кашляющий мальчик и хромающий Джадур, как могли, поспешили за ними.

Вийон и Айнри посмотрели друг на друга. Они что, победили?.. Не может быть.

Шпана выкрикивала с безопасного расстояния оскорбления и проклятия, звучали обвинения в черной магии и одержимости, но не Вийон, ни Айнри не обращали на эти крики никакого внимания. Они все еще не могли до конца поверить в то, что победили. И все-таки, это было именно так. Вдвоем они наваляли пятерым, каждый из которых был на два-три года старше. Вийон видел в сияющих глазах Айнри обожание и восхищение и знал, что тот читает в его собственных глазах те же чувства. В тот день они поклялись друг другу в вечной дружбе.

Вийон – уже не мальчишка, а зрелый мужчина, бывший, к тому же, на десять лет старше, чем должен – медленно отнял руки от лица. Угол, где произошла та самая драка, был пуст, и дома изменили свой вид, возвращаясь к современному состоянию – одни покосились, другие сделались намного грязнее, третьи, напротив, засверкали свежепобеленными стенами. Тогда, тридцать лет назад он не задумывался, почему Джадур и его дружки начали обвинять Айнри в черной магии – а теперь ему это обстоятельство показалось странным. Айнри ведь в тот день не совершил ничего сверхъестественного – в чем же дело? Может быть, они что-то знали о нем еще до нападения и напали именно потому, что хотели посмотреть, на что способен богатенький и чистенький мальчик-чародей? Или была другая причина?.. Теперь этого уже никогда не узнать.

Вийон свернул в один из проулков и прошел два квартала, пока не увидел дом с плоской крышей и каштановым деревом, растущим у самой стены. Сейчас дом выглядел обитаемым, но тридцать лет его двери и окна были заколочены; они с Айнри не раз забирались на крышу, рвали каштаны и бросались ими – иногда в случайных прохожих, а иногда просто так, проверить, кто из них сумеет забросить каштан дальше. Каштановое дерево сильно разрослось за прошедшее время – теперь его ветви заслоняли, наверное, треть, а то и половину крыши.

Могло ли это быть нереальным? Сном, или выдумкой, возникшей от нужды в единственном друге? А как же тогда быть Джадуром и его бандой? Не мог же Вийон победить их всех в одиночку! Он всегда уносил ноги, только завидев издали Джадура и его дружков. Удивительно, как они его не убили и не искалечили после того случая… Задумавшись об этом, Вийон вдруг осознал, что совершенно не помнит, как после того дня сложились его отношения с Джадуром и другими мальчишками из банды. Кажется, он больше их не встречал. Но этого не могло быть, он целыми днями торчал на улице и должен был с ними сталкиваться. Но сколько не напрягался, он не мог вспомнить, чтобы та драка привела к каким-либо неприятным для него последствиям или что бы хоть кто-нибудь о ней вообще вспоминал. Так что же – снова ложь? Детская фантазия о победе, которую он сам сочинил для себя, прячась где-нибудь в углу от компании наглых и жестоких мальчишек?..

Вийон обхватил голову руками, застонал и поспешил дальше. Проклятый душевидец! Его вкрадчивые и доброжелательные слова – хуже яда Нечестивой Матери Демонов, изгнанной из Сальбравы в незапамятные времена вместе с остальными Последышами. Что этот душевидец сделал с ним, с его разумом, душой и сердцем? То, что казалось незыблемым, подверглось сомнению; самые лучшие и светлые воспоминания перестали дарить надежду и уверенность, потому что, возможно, всегда были ложью, придуманной слабым и жалким мальчиком для самоуспокоения.

Вийон брел, почти не разбирая дороги, следуя маршруту, которым они вместе с Айнри проходили по Нижнему городу несколько раз – или же ему казалось, что он гуляет тут со своим другом, хотя на самом деле был всегда один?.. Пришло еще несколько коротких воспоминаний – слишком обрывочных и бессвязных, не имеющих никакого определенного начала или продолжения, чтобы с их помощью можно было хоть в чем-то разобраться.

В конце концов, Вийон добрел до городской свалки, находившейся к северу от квартала гуафимов. Жители города десятилетиями, а может быть – и столетиями свозили сюда мусор, и иногда его скапливалось так много, что поднимающаяся вонь накрывала не только Нижний и Средний, но и Верхний город. Мусор периодически жгли, а золу вывозили за город, но выбрасывали и выплескивали сюда помои гораздо быстрее, чем от них избавлялись. Нищие, а также потомки гуафимов (уже не называющие себя так, но гораздо более похожие на настоящих, изначальных гуафимов, чем философ Бару Хуркай) постоянно пробирались на свалку и рылись в выброшенных вещах и объедках в поисках чего-нибудь мало-мальски пригодного для еды или для продажи; их регулярно прогоняли, но также регулярно они возвращались вновь. Иногда сюда пробирались и дети из бедных кварталов – в мусорных ямах можно было прыгать с горки на горку или покопаться в грязи, надеясь обнаружить что-нибудь необычное. Вийон привел Айнри сюда, и тому понравилось, позже они еще несколько раз играли тут – швырялись мелкими камешками в нищих и немедленно убегали от погони, прятались от сторожей, выслеживали крыс, водившихся тут во множестве, сражались друг с другом на палках, словно на мечах, болтали и спускались вниз, к помойной луже, где ползали здоровенные черные жуки, некоторые из которых, если их подбросить в воздух, раскрывали крылья и раздраженно жужжали, а другие просто, кувыркаясь, падали в помойную жижу и пропадали бесследно.

Вийон вскарабкался на мусорную гору и огляделся. Нищих не было видно, что означало, что, вероятно, очередную облаву тут провели совсем недавно. Двигаясь дальше, он спустился вниз и поднялся на следующий пригорок. Глиняные черепки и кости животных хрустели под ногами. Удивительно, он огромный потрескавшийся котел, который он помнил еще с детства, до сих пор был тут. Сейчас – почти полностью утонувший в мусоре, замызганный грязью и копотью, до краев заполненный всякого рода отбросами и обломками, покоился на том же самом месте, где они с Айнри когда-то от души повеселились, загнав в этот огромный, чуть ли не с корыто размером, котел, крупную крысу. Тогда котел еще был пуст. Крыса металась внизу, не в силах выбраться наружу, а смеющиеся мальчишки писали на нее сверху, гоняя прицельными струями мочи от одного края котла до другого. В какой-то момент крыса взглянула Вийону прямо в глаза и ему сделалось не по себе от этого взгляда; хотя тогда, в детстве, он почти сразу же забыл об этом чувстве, продолжая терроризировать взъерошенного зверька. Сейчас он этот взгляд вспомнил и подумал: «Не из-за той ли крысы все мои беды? Она смотрела так, как будто бы хотела запомнить меня и отомстить.»

Но…

Постойте.

Вийон замер на месте, уставившись на колодец, а затем – на то место, где, в его воспоминаниях, стоял Айнри.

Тогда, в детстве, он смотрел на мечущуюся крысу, а не на член Айнри, которым тот направлял струю мочи на животное – но одно было очевидно: девчонка вытворить такой фортель никогда бы не смогла.

– Идите к черту, – прошептал Вийон, обращаясь мысленно сразу и к душевидцу Ильмару, и к алхимику Норису. – Не знаю, почему его так назвали, но Айнри – не девчонка. Девчонка не смогла бы… Он мне не врал и не притворялся! И не был выдумкой! Вы меня чуть с ума не свели!

Он поднял голову вверх, закрыл глаза и улыбнулся, ощущая кожей льющийся с небес солнечный свет. В эту минуту он не был на помойке, а был где-то в раю или, по крайней мере, в его преддверии, ощущая себя так, словно тяжкий и мрачный груз свалился сразу и с его плеч, и с сердца.

– Айнри – настоящий! – Заорал Вийон что было мочи и рассмеялся.

Теперь нужно было вернуться назад и потребовать обещанные деньги у вкрадчивого и доброжелательного шарлатана, якобы видящего души.

13

По дороге Вийон определился с тем, как будет себя вести и что говорить. Жизненный опыт подсказывал ему, что спорить с людьми, уверенными в своей правоте и превосходстве, совершенно бессмысленно – так можно лишь потерять свое время и силы, и даже если что-то из сказанного им проймет душевидца – то, скорее всего, попросту разозлится и ничего не заплатит. Следовало действовать хитростью.

Ильмар Эпаларис открыл дверь на стук собственноручно – либо у него, в его роскошном и аккуратном доме, вовсе не водилось иных слуг, кроме кухарки (хотя в это и трудно было поверить), либо в данный момент они были заняты чем-то другим или отсутствовали. Все с тем же доброжелательным интересом он посмотрел в глаза посетителю. Вийон опустил взгляд. Неизвестно, как душевидцы видят души, но если этот шарлатан хотя бы чуточку что-то умеет – взглядом с ним лучше не встречаться, ведь хорошо известно, что глаза – это окна души.

– Простите, – промямлил корзинщик. Мямлить и заискивать за свою долгую жизнь, полную беспросветной нищеты и унижений, он научился великолепно. – Я… вы… Наверное, вы были правы. А я… не должен был себя так вести…

– Ничего, – успокоил его душевидец. – Вы пережили сильное потрясение, я все понимаю. Гнев – это одна из стадий принятия истины, я был готов к всплеску эмоций с вашей стороны, хотя и не ожидал, что это произойдет… так бурно.

– Простите… – Повторил Вийон.

– Не извиняйтесь, я же сказал: все в порядке. Хотите пройти и продолжить беседу?

Вийон отрицательно замотал головой.

– Нет, мне нужно все это… хорошенько переварить. Нужно подумать. Вы и так мне очень помогли. Может быть, в другой раз?

– Хорошо, как хотите. Но учтите: я плачу за время или провожу бесплатный сеанс только в первый раз. Затем – если посетитель осознает, что наша с ним беседа принесла ему какую-то пользу, платит уже он. Не то, чтобы я нуждался в средствах, совсем нет. Но моя работа должна быть оплачена, и оплачена хорошо, это необходимая часть терапии – ведь иначе посетитель не будет ценить мои усилия и советы, а если не будет их ценить, то не станет им следовать, и все труды окажутся напрасны. Вы понимаете меня, мой друг?

– Да, господин… – Вийон быстро взглянул на душевидца и снова уставился в пол. – Мне нужно подумать…

– Конечно, думайте, – Ильмар прямо-таки источал благодушие. – Кстати, как раз сейчас проходит акция – два посещения по цене одного – но она скоро закончится, имейте это в виду.

– Да… наверное… Я приду… но не сейчас. Мне нужно работать… и все уложить в голове, что вы сказали… а потом я… наверное…

– Конечно-конечно, дорогой… как вас?..

– Вийон.

– Дорогой Вийон. Думайте столько, сколько вам будет нужно. Ну что ж, на этом, я полагаю, все? Больше я вас не задерживаю.

– Да… – Вийон чуть отступил. – А могу ли я… простите… могу я получить сикталь, который вы обещали?

Последовала короткая пауза, во время которой Вийон кожей ощутил пристальный и внимательный взгляд хозяина дома. Смотреть в пол стало невыносимо трудно, но он знал, что стоит поднять взгляд – как собеседник сразу все поймет. И что тогда? Разозлившись, ничего не заплатит? Прогонит Вийона вон? Начнет читать мораль? А может быть, душевидец уже и так все понял?.. Заплатит или нет?

– Конечно, мой друг, вот он, держите. – Ильмар протянул руку, в которой лежалсеребряный сикталь. И откуда он только его извлек? Неужели все это время держал зажатым в кулаке?

– О, благодарю вас! Благодарю, господин!

Вийон был готов пуститься в пляс, но сдержался и не стал выказывать свою радость слишком бурно, чтобы не вызвать подозрений. Он опустил монету в кошель, попрощался с Ильмаром и еще раз его поблагодарил, вышел за дверь и лишь когда душевидец затворил ее за ним, позволил себе подпрыгнуть от счастья. Серебряный сикталь! Он сказочно богат!

Быстрым шагом, а иногда и вприпрыжку, он двинулся по улице, счастливо улыбаясь прохожим. На что же потратить эти деньги? Снять, наконец, жилье? Нет, в этом нет смысла – Бейз уже установил цену, и даже если Вийон сейчас переедет, это не освободит его от выплаты долга. Купить еды для детей? Хорошая мысль, но Элеса не так давно отняла у него такой же сикталь, и, по идее, в ближайшие недели семья не должна была ни в чем нуждаться. Отправиться к Собирателю Дней и выкупить свои десять лет? Нет, не получится: ведь кроме сикталя, Вийон должен Собирателю еще и проценты, а значит – ему придется искать, где занять. Сохранить сикталь до лучших времен? Да, очень хорошая мысль, но… но время составленного астрологом гороскопа истекло еще вчера, и жить дальше, не зная, когда следует действовать, а когда лучше повременить, Вийону совсем не улыбалось. Может быть, если бы он не полез к алхимику сдуру, под влиянием вина, а спланировал бы свой поход на удачное время, когда звезды ему бы благоволили – кто знает, как бы все обернулось? Может быть, все прошло бы куда удачнее?

Да, без всяких сомнений: нужно как можно скорее получить новый гороскоп. Но на этот раз Вийон не станет обращаться к недалеким звездочетам Нижнего Города – ведь у него есть целый сикталь! – нет, он пойдет к Азиру Монтариду на Вторую Улицу Звезд, и заплатит за хороший, подробнейший гороскоп, как делал это в самые лучшие свои дни! И не просто заплатит за гороскоп, но еще и спросит, в какое время и где нужно действовать, чтобы помочь несчастному мастеру Байлу. Поскольку звезды знают все – значит, они должны знать и это тоже.

Знакомый слуга отворил дверь в дом Азира и провел корзинщика внутрь. По дороге Вийон обратил внимание, что часть мебели закрыта тканью, а в некоторых комнатах стоят пустые ящики и лежат стопки мешковины. Что-то тут происходило, но Вийон не стал задавать вопросы слуге, не желая лезть не в свое дело.

Высокий, уже начинающий полнеть от сидячей работы, астролог принял Вийона в своем кабинете. Он был немногим моложе Вийона – если считать по возрасту Вийона до посещения Собирателя Дней, и гораздо моложе – если считать с учетом посещения. Вийон в первый раз пришел сюда лет шесть или семь назад, когда Азир только поселился на Второй Улице Звезд и начал вести свою практику: заслышав о новичке, Вийон подумал, что тот, не имея клиентов, не станет брать с него слишком много – и не ошибся. В последующие годы Азир постепенно обзаводился знакомствами и клиентами, он по-прежнему вел себя доброжелательно по отношению к корзинщику, но все чаще отказывал ему в приеме, ссылаясь на наличие другого, более важного посетителя. Вийон не таил зла, хорошо понимая свое невысокое место в этом мире.

– Вийон! – Приветствовал его Азир. – Давно тебя не было. Снова наступили хорошие деньки? Пришел за гороскопом?

– Да, господин Азир, – поклонился корзинщик. – И не только за ним. Посмотрите, пожалуйста, что говорят звезды насчет одного дела: где и в какое время мне его лучше начать.

– Что это за дело?

– Старый мастер Опор и Проемов попал в неприятную историю, и может потерять все, что имеет. Может быть, напрасно, но я обещал ему помочь, только вот не знаю как. Я уже пытался поговорить с тем, кому должен старый мастер, но из этого ничего не вышло… Но что, если бы я пришел в другое время или оказался бы в другом месте, где звезды мне бы благоволили – кто знает, как бы все повернулось, верно?

– Ты верно рассуждаешь, Вийон, – согласился астролог. – Однако расчеты такого рода нетривиальны, отнимают немало времени, а значит, и стоят немало.

– Не беспокойтесь об этом, господин Азир! У меня есть деньги!

И Вийон поспешно полез в кошель, желая продемонстрировать серебряную монету. Может быть, в глазах успешного звездочета из Среднего города это и не была бог весть какая сумма – но это было намного больше, чем Вийон платил ему обычно.

Вот только… не было в его кошельке никакого серебра. Единственная монета, которая там обнаружилась – обычный медный таль. Вийон уставился на монету во все глаза. Он хорошо помнил, что потратил всю свою медь, оставшуюся со вчерашнего дня, на похлебку и хлеб сегодня утром. Откуда же взялась эта монетка? И главное – куда запропастился серебряный, буквально четверть часа отданный ему душевидцем? Украли? Вийон судорожно ощупал кошель, но не нашел никаких дыр или разрезов, а иначе вытащить монету было бы невозможно.

Он стоял и тупо смотрел на медяк в своей руке. Астролог откашлялся.

– П-п-простите… – Еле выдавил Вийон. – У меня был… я думал…

– Ничего, – Азир небрежно махнул рукой. – Я скоро переезжаю, и в последний раз составлю для тебя гороскоп бесплатно. По сути, я и так всегда брал с тебя намного меньше, чем с других моих клиентов, ведь ты был первым, кто когда-то обратился ко мне за услугами.

– Я помню, господин Азир… благодарю вас… А что случилось, почему вы переезжаете?

– Мой дядя – императорский царедворец, – объяснил Азир. – Недавно он умер, а поскольку он был бездетным, то имущество его было разделено между родственниками. Мне досталась старая башня в Верхнем городе – когда-то она была частью городских укреплений, но Дангилата так разрослась за последние столетия, что такого рода сооружения в Верхнем городе потеряли всякий смысл. Часть из них была продана сановникам или передана им во владение, поскольку, как ты наверное, знаешь, земля в Верхнем городе стоит очень дорого. Долгое время башня, которой владел мой дядя, служила обычным складом, но я хочу переделать ее под свои нужды, а позже приобрести и разместить на ее крыше большой телескоп. Астролог с собственной обсерваторией буквально под стенами императорского дворца – что может быть престижнее?

– О, поздравляю вас, господин Азир! Жаль, конечно, что не смогу вас больше увидеть, но искренне за вас.

– Спасибо, Вийон. Хотя радоваться случившемся и не слишком прилично – все-таки это наследство умершего человека… но я понимаю, о чем ты говоришь. Но к делу. Назови точную дату и место рождения человека, которому ты хочешь помочь.

– Ааа… – Вийон почувствовал себя глупо. – Я не знаю ни того, ни другого.

Азир Монтарид строго посмотрел на него.

– И с чем же мне прикажешь работать?

Вийон в ответ промямлил что-то бессвязное и растеряно развел руками.

– Ладно, – астролог поджал губы. – Пойдем другим путем. Твою дату и место рождения я знаю, а значит – можно отталкиваться от тебя, а не от твоего знакомого. Конечно, такой гороскоп будет менее точен, но что поделать? Итак, мне нужно узнать расположение благоприятных и неблагоприятных для тебя периодов на следующей неделе, а также выяснить, какой период лучше всего подходит для… как бы обозначить твое желание оказать помощь? Благотворительность и деловые сделки, я думаю? Период, который будет сочетать успешного того и другого?

– Полагаю, что так, господин Азир.

– Посиди там пока, – астролог указал на кресло в углу комнаты. – И не мешай мне, пока я работаю.

Вийон молча кивнул и устроился в кресле. Азир погрузился в вычисления – что-то чертил на бумаге, листал справочники, разложенные на его столе, сверялся с большой картой звездного неба, висевшей справа от входа в комнату, менял положение хитроумных механизмов, установленных на его столе и рядом с ним, и также заносил на бумагу полученные данные. Он уже почти завершил работу, когда явился слуга и сообщил, что прибыл и просит встречи некий Лассей – вероятно, еще один клиент Азира Монтарида. Астролог велел слуге попросить гостя подождать пару минут, наскоро зачитал Вийону его гороскоп на следующую неделю; относительно места, где тому следует быть для осуществления задуманного – сказал, что без даты и места рождения старого мастера вычислять это слишком долго и хлопотно; а по поводу времени, лучше всего подходящего для той же цели – указал две или три даты на следующей неделе, упомянув, правда, что благоприятствование для каждой из них выражено не слишком значительно.

– Но есть и период, когда для действий, направленных на благотворительность, на осуществление задуманного и на успех в начинаниях, звезды особенно благоволят, с удивительной силой, – сообщил Азир. – Этот период – сегодня, с трех до четырех часов сегодняшнего дня.

– Между тремя и четырьмя часами дня? Сегодня? – Заволновался Вийон. Из-за душевидца, выбившего его из равновесия на несколько часов, он потерял счет времени, перестав следить за ударами гонга на Часовой башне. – А сколько сейчас?..

Астролог молча показал на водяные часы в левой части комнаты. Часы показывали без четверти четыре.

Вийон в ужасе схватился за голову.

– Уже почти четыре!.. Мое время!.. Значит, если бы я что-то делал сейчас, был бы где-то еще – я бы смог… Прошу вас, господин Азир, скажите место, где мне нужно находиться! Ведь другого шанса у меня не будет!

Но Азир отрицательно покачал головой.

– За пятнадцать минут я все равно не успею его вычислить, а ты – не успеешь добежать. Прости, Вийон. Может быть, не следовало мне говорить об удачном времени, которое вот-вот закончится, чтобы не волновать тебя понапрасну… А теперь, будь добр, уйди – у меня очень важный и богатый клиент, а деньги мне сейчас, в связи с переездом, очень пригодятся.

Растерянный и расстроенный до глубины души, Вийон вышел из комнаты, медленно направился к выходу и прижался к стене, пропуская хорошо одетого, тучного мужчину, которого слуга препровождал в кабинет Азира Монтарида. Корзинщик замешкался у двери, терзаясь мыслями о том, что было бы, если бы он не пошел к астрологу, а направился бы какое-нибудь другое место – как знать, вдруг там судьба улыбнулась бы ему и он бы осуществил задуманное?.. Но что он мог сделать, куда пойти?.. На ум не приходило ничего путного. И все же, ему казалось, что что-то было, какое-то несовпадение или наоборот соответствие, какая-то даже не мысль, а ее тень, неоформленная и еще не осознаваемая идея на самом краю сознания. Он так ушел в себя, что не заметил, как подошел слуга и отворил дверь. Вийона выпроводили; он медленно побрел к воротам, пытаясь ухватить ту ускользающую мысль.

А когда ухватил, то замер посреди улицы, не веря себе и еще раз – и не раз, а раз за радом – пытаясь все сложить.

Затем он обернулся и со всех ног помчался обратно к дому Азира Монтарида.

– Хозяин занят, – недовольно сообщил слуга, открывая дверь, в которую неистово молотил Вийон. – Не шуми.

– Мне нужно… очень нужно!.. очень-очень нужно увидеться с ним прямо сейчас!..

– Нельзя, он занят, – слуга стал закрывать дверь, но Вийон поставил в щель ногу.

– Потом такой возможности не будет! Это очень важно, и для него тоже!..

– Что такое? – Слуга посмотрел на корзинщика недоверчиво и надменно.

– Нет времени объяснять, последние минуты уходят! Срочно! Минутный разговор! Я все равно не уйду! Буду колотить в дверь пока не пустите!

– Стражу позову! – Пригрозил слуга.

– Делай что хочешь, но мне нужно поговорить с Азиром!.. Да он тебя уволит, если узнает, что упускает!

Взгляд слуги по-прежнему выражал недоверие, но теперь в нем появилось сомнение.

– Хорошо, я спрошу…

Велев Вийону подождать в коридоре, слуга заглянул в кабинет хозяина. Через несколько секунд он вышел, а следом за ним – Азир Монтарид.

– Вийон? – Астролог был не на шутку рассержен. – Я ведь сказал тебе, что это наша последняя встреча и что сейчас у меня важный клиент! Похоже, я все это время был слишком добр к тебе, и ты решил, что теперь тебе все позволено?!

– Простите, господин Азир! Это очень важно и займет всего одну минуту вашего времени! Вы говорили, что собираетесь переезжать в Верхний Город, в башню, которую хотите перестроить в обсерваторию и всячески обустроить под свои нужды. А что, если я скажу вам, что знаю лучшего в городе мастера Дежьена Опор и Проемов, который мог бы превратить ваше жилище в нечто совершенно необыкновенное? Место, где все помогало бы вам в работе, и сами звезды были бы ближе и читались бы яснее, чем где-либо еще?

Астролог заскрипел зубами.

– И для этого ты оторвал меня от дела? – Казалось, еще чуть-чуть, и он ударит Вийона. – Мне и самому нетрудно разузнать адреса мастеров архитектурного дежьена! В этом ли дело?! Услуги лучших из них стоят баснословных денег, и именно поэтому тебе нечего больше делать в моем доме! А теперь – убирайся!..

– Подождите еще минуту, господин Азир! А если бы я сказал, что лучший в городе, а может быть и во всем Ильсильваре мастер поможет вам перестроить башню совершенно бесплатно, не возьмет ни единого таля за свою работу, и все, что вам нужно будет сделать – оплатить услуги строителей и цену материалов.

Сжав губы и прищурив глаза, астролог несколько секунд пристально разглядывал корзинщика, словно пытаясь отыскать на его лице признаки безумия или обмана.

– Если бы я услышал нечто подобное, – медленно и взвешенно выговаривая слова, произнес Азир. – То ответил бы, что это, несомненно, какой-то обман или розыгрыш. С чего бы лучшему в Ильсильваре мастеру трудиться на меня задарма несколько месяцев?

– С того, что и от вас кое-что потребуется в ответ.

– Вот как? И что же?

– Несколько месяцев, в свободное от иных дел время, вы будете помогать другому человеку, нуждающемуся в помощи астролога.

– Другому? – Азир снова прищурился. – А мастеру-архитектору что с этого?

– А это, господин Азир, долгая история. Я бы поведал вам ее, но не хочу отнимать слишком много вашего времени, – Вийон показал глазами на дверь кабинета. – Если захотите, расскажу в другой раз, но сейчас я хочу получить ваш ответ.

– Я даже не знаю… А как зовут твоего мастера и того, кому я должен буду помочь?

Вийон назвал имена.Азир раздумывал некоторое время, почесывая короткую поросль на подбородке.

– О Байле Хадзи я наслышан, но, говорят, он стал совсем стар и больше не работает. О Норисе Белтариде многие отзываются неприязненно, как о человеке бессердечном и скупом, но, полагаю, я мог бы потерпеть его общество два или три месяца…

– Он очень увлечен своим новым детищем, господин. Полагаю, вас оно заинтересует. Что касается Байла, то для вас он сделает исключение.

– Ну что ж, если все действительно так и если нет других условий… я был бы дураком, если бы отверг такое предложение!

Вийон мысленно выдохнул. Неужели все получилось? Но нет, это был лишь первый шаг. Для того, чтобы все сложилось, как надо, следовало уговорить еще трех человек и совершить несколько действий, в успехе которых корзинщик вовсе не был уверен.

– Есть еще одно условие, совсем небольшое. Если вас спросят – говорите, что живете в Верхнем городе, а в Среднем практиковали лишьвременно, с целью получить дополнительную практику или еще для чего-нибудь.

– Ну… – Азир задумчиво покачал головой. – Полагаю, я могу это сказать. Ведь по сути, так оно и есть.

– Благодарю вас, господин. – Вийон склонился в поклоне. – Простите, что пришлось отвлечь. Не смею вас больше задерживать. Как только все будет устроено, я сообщу вам о подробностях, времени и месте встречи с мастерами Байлом и Норисом.

– Всего хорошего, Вийон.

Астролог вернулся в свой кабинет, а Вийон в сопровождении слуги направился к выходу из дома. Еще по пути к двери он начал обдумывать свой следующий шаг, и продолжил напряженно думать, оказавшись за порогом. Теперь нужно было уговорить алхимика, а добиться встречи с ним и убедить помочь будет потруднее, чем в случае астролога, настроенного по отношению к Вийону,как правило, благожелательно.

Спустя полчаса или немногим больше, Вийон достиг Дымного переулка. Во время предыдущего посещения он был здесь поздно вечером, почти ночью, когда людей на улицах почти уже не было, а сам переулок пованивал химикалиями значительно слабее, чем днем, когда алхимики из всех соседних домов варили киноварь, жгли серу и смешивали над горящим огнем различные едкие кислоты. В лавках продавали редкие материалы, порошки и смеси – при том часть товаров предназначалась только для алхимиков, для дальнейших смешений и опытов, а часть могла быть полезна и простым людям – некоторые зелья, по утверждению продавцов, продлевали жизнь и излечивали все болезни, кроме лишь тех случаев, когда выпивший их травился и заболевал еще тяжелее, чем прежде. Вийон обогнул лавочников и прошел по вонючему темному переулку; достигнув нужного дома, он постучался в дверь.

Открылось смотровое окошечко, откуда выглянул налитый кровью глаз хальстальфарского великана.

– Опять ты. – Послышался гулкий голос. – Я тебе все кости переломаю.

– Господин Харбус, мне очень нужно поговорить с вашим хо…

– Пошел вон! – Проревел сторож.

Глаз пропал, окошко закрылось и стало слышно, как с той стороны двери отодвигают засов. Вийон благоразумно отошел на несколько шагов назад.

– Вон! – Рявкнул Харбус, появляясь на пороге. – Вон пошел!

– Господин Харбус, мне очень нужно по…

– Вон!

Как-то раз на памяти Вийона в Дангилату привезли удивительное животное – слона, который оглушительно трубил посредством длинного хобота и мог подниматься на задние лапы, когда дрессировщик колол его острым железным шипом. Слон вскоре умер, не пережив зимы, но рев его корзинщик запомнил на всю жизнь. Сейчас же он подумал, что Харбус, наверное, смог бы переорать того слона без каких-либо усилий.

– Господин Харбус, – пробормотал Вийон, отступая еще на шаг. – Мне очень нужно…

От рева, полного ярости и злобы, у корзинщика едва не заложило уши.

– Сюда иди! – Орал Харбус, двигаясь вперед, сжимая и разжимая свои страшные руки, каждая из которых была толще Вийоновой ляжки. – Щас я тебе все дам, что нужно! Давай! Иди ко мне! Ну?!

Вийон правильно оценил ситуацию и бросился бежать прочь со всех ног за секунду до того, как вперед рванулся Харбус. Говорили, что хальстальфарцы не только сильны и высоки ростом, но и ловки – однако, если когда-то это было верно и в случае Харбуса, то спокойная жизнь в Ильсильваре и ежедневные пивные возлияния сделали свое дело. Сразу он Вийона не поймал, а долго гнаться за щуплым корзинщиком либо не захотел, либо не смог. Пробежав два квартала так, как будто за ним гнался тигр (хотя, возможно, тигр был бы более разумен и менее опасен, чем Харбус), Вийон позволил себе глянуть назад – и понял, что его уже никто не преследует. Тогда он остановился и, тяжело дыша, стал смотреть как Харбус возвращается в дом и,кинув напоследок злобный взгляд на улицу, запирает за собой дверь. Стало ясно, что таким образом к Норису Белтариду не пробиться.

Но Вийон не собирался отступать. Подобрав камешек, он снова приблизился к дому. Он помнил расположение комнат и полагал, что Норис и сейчас, как обычно, работает у себя наверху. Прицелившись, он кинул камешек в ставни второго этажа и закричал:

– Господин Норис! Господин Норис!

На этот раз вылетевший из двери Харбус гнался за ним уже гораздо дольше, но и в этот раз не сумел поймать. Когда сторож вернулся в дом, Вийон подобрал следующий камушек, снова запустил им в ставни и снова закричал. На третий раз тяжело дышащий, совершенно багровый от ярости и напряжения Харбус не стал гнаться за корзинщиком, а вышел на улицу, держа в руках арбалет. Вийон едва не упал в обморок, увидев оружие, но в этот момент, на его счастье, открылось, наконец, окошко на втором этаже и из дома выглянул недовольный алхимик.

– Что тебе надо, мошенник?! – Крикнул он. – Проваливай!

– Только поговорить с вами, господин Норис!

– Мне не о чем с тобой разговаривать.

– Я от вас не отстану!

– Тогда Харбус тебя пристрелит, как шелудивого пса. Каковым ты, собственно говоря, и являешься.

– Тогда… тогда… – Вийон с ужасом посмотрел на сторожа, неторопливо целящегося в него из арбалета. – Тогда сюда придет стража и вам придется с ними объясняться!

– Ну и что?

– Это отнимет у вас час! А то и два! А я не займу у вас много времени! Всего минуту, господин Норис! Одну минуту и я уйду.

Норис Белтарид поморщился. Затем он посмотрел на своего охранника.

– Харбус. Пусть зайдет.

Норис закрыл окно. Огромный хальстальфарец опустил арбалет и с омерзительной ухмылкой поманил Вийона пальцем. Вийона била нервная дрожь, а каждый шаг давался с неимоверным трудом, когда он подходил к дверям.

Как только он подошел достаточно близко, Харбус положил ему тяжелую руку на плечо, наклонился и вкрадчиво прошептал:

– Надеюсь, ты замолил все грехи, прежде чем идти сюда?

Вийон сглотнул. Стыдно сказать, но в этот момент он думал не столько о незамоленных грехах, сколько о том, как бы ненароком не обмочить штаны.

– Хотя о чем я говорю, – сам себе ответил Харбус. – В вашей поганой еретической стране, наверное, уже и божьих храмов-то не осталось.

Охранник втолкнул Вийона в прихожую. Не отпуская плеча корзинщика, повесил арбалет на стену, запер за собой дверь и толкнул Вийона едва ли не в ноги спускающемуся по лестнице Норису Белтариду.

– Я слушаю. – Холодно сказал Норис, останавливаясь на лестнице за две ступеньки до пола. – У тебя одна минута.

– Вы думаете, что я мошенник, господин Норис, но я честный человек! Я нашел для вас астролога, как вы хотели…

– Какого-нибудь неумеху и шарлатана, вылезшего из той же помойной ямы, что и ты сам? – Презрительно скривился алхимик.

– Нет, одного из лучших! Астролога с очень большой практикой! Из Верхнего города! С целой башней, обустроенной лучшими мастерами Опор и Проемов! С телескопом! Со своей обсерваторией!

– Что ты мелешь? Тебя в Верхний город и не пустит никто! Я удивлен, что тебя пускают в Средний…

– Думайте, что хотите, но я говорю правду! Более того, астролог этот так заинтересовался вашей работой, что готов помогать вам два или три месяца совершенно бесплатно! Он очень состоятельный человек и не нуждается в деньгах! А уж потом – как пойдет, вы уж с ним сами договоритесь…

– И как же зовут твоего знаменитого астролога? – Скривился Норис. Видно было, что он не верит ни одному слову Вийона.

– Скажу, если вы пообещаете кое-что сделать!

Норис вопросительно приподнял бровь.

– Расскажите мне, как поймать Колесного Зверя!

Губы Нориса сжались в тонкую ниточку. Он некоторое время разглядывал Вийона, прежде чем ответить.

– Зачем тебе это знание? Оно ничего тебе не даст. Воспользоваться им ты не сможешь.

– Очень нужно. Если вы уверены, что оно для меня бесполезно – так тем лучше для вас: вы ничего не потеряете.

– Ну хорошо, – Норис пожал плечами. – Если меня устроит кандидатура твоего астролога, я расскажу тебе, как поймать Колесного Зверя.

– Азир Монтарид.

– Ну вот, как я и думал, – Норис махнул рукой и отвернулся. – Снова обман. Юнец из Среднего города. И это все? Как же ты глуп и убог, мошенник. Неужели ты думал, что меня так легко провести и я не знаю ученых людей Дангилаты? Харбус, можешь делать с ним…

– Нет!!! – Заверещал Вийон, ощущая, как тяжелая рука на его плече неумолимо сжимается. – Он из Верхнего! Клянусь!.. У него там целая башня!.. А здесь он только учился!.. Ааааа!.. Клянусь!..

Норис сделал легкий жест, веля охраннику слегка ослабить хватку. Ужасающее давление ослабло, но Вийон все еще не был уверен, что ему не раздавили кости и попытался пошевелить рукой. Харбус тут же слегка сжал пальцы, намекая, чтобы корзинщик и не думал дергаться.

– Зачем врать, если я знаю правду? – Укоризненно сказал Вийону Норис. – Азир Монтарид живет и принимает клиентов на Второй Улице Звезд.

– Он здесь лишь временно, – тяжело дыша, ответил Вийон. – Только для практики. Но он из хорошей, состоятельной семьи и вскоре вернется в свою обсерваторию в Верхнем городе, как только там будет завершен ремонт. И он давно уже не юнец! Он уважаемый астролог, один из лучших!

– Ты обманул меня один раз и я не позволю тебе сделать это еще раз, – Норис осуждающе покачал головой.

– Я не лгу! Вы ведь можете это проверить! Спросите своего человечка, владеет ли Азир Монтарид башней в Верхнем городе!

В глазах Нориса появилось сомнение.

– Что-то ты слишком настойчив для лжеца... Гомункул еще не отошел от того, что ты учинил с ним вчера, но полагаю, одну простую вещь спросить у него можно. – Алхимик испытующе заглянул в глаза несчастного Вийона. – Но предупреждаю: если окажется, что ты лжешь, я не стану слушать никаких оправданий. Харбус переломает тебе все кости – и это не пустая угроза, Вийон.

– Хорошо, пусть так. – Вийон затрепетал. А что, если гомункул наврет? Или ошибется? Или Норис задаст ему неправильный вопрос. Нет-нет, не стоило об этом думать – теперь у него не только мучительно пульсировало плечо, но и подкашивались от страха ноги.

Заикаясь, он все же сумел из себя выдавить:

– Я г-говорю правду. М-можете это проверить.

– Харбус, тащи его наверх. – Утомленно распорядился Норис и стал подниматься по лестнице.

Лаборатория ничуть не изменилась со вчерашнего дня. Булькало варево в котелке над огнем, пованивали колбы, заспиртованные уродцы плавали в своих банках на полках. Сморщенный крошечный человечек одиноко висел посреди стеклянной емкости, заполненной мутноватой жидкостью.

Норис подошел к аквариуму с гомункулом, присел на корточки и легонько постучал по стеклу. Веки человечка слабо дрогнули, изможденным вздором он посмотрел на Нориса.

– Есть ли у астролога Азира Монтарида собственная башня в Верхнем городе? – Негромко спросил Норис.

Вийон не чувствовал связи с маленьким искусственным существом – как в прошлый раз, когда алхимик велел ему самому задать вопрос, но ощутил отзвук ответа, подобие беззвучного шелеста или непроизнесенного, но совершенно ясного слова, пролетевшего по комнате, и это слово было короткое «Да». А потом гомункул закрыл глаза и Норис выпрямился.

– Удивительно, – хозяин дома почесал подбородок. – Ты не солгал…

– Эта… – Вдруг прогудел Харбус откуда-то из-под потолка. – А эта чо, господин Норис – этот уродец ваш, выходит, все на свете знает? Так может его спросить, кто где золото запрятал, а?

– Харбус, – алхимик закрыл лицо ладонью. – Ступай вниз.

– А с ним чо? – Охранник подвигал рукой с Вийоновым плечом так, что несчастного корзинщика замотало туда-сюда, словно моряка во время шторма. Бедолага взвыл от боли.

– Оставь его.

Когда Харбус ушел, Вийон осторожно подвигал плечом. Болело ужасно, но, по крайней мере, он мог шевелить рукой – а это значило, что кости не сломаны, и вскоре все, дай бог, само заживет.

– Что ты знаешь о Колесном звере? – Спросил Норис.

Вийон хотел было пожать плечами… но нет – это была плохая идея. Он снова едва не вскрикнул. Справившись с приступом боли, сказал:

– Почти ничего. Он бродит по мирам и способен находить очень редкие, особенные вещи.

– Тебе эти вещи не принесут никакой пользы, – сказал Норис. – Потому что ты не маг и не сноходец. Ты даже не сможешь заключить их в зелье или эликсир, как это делаем мы, алхимики. Потому что эти вещи – не всегда, но как правило – не появляются в вещественном мире. Это вещи из снов и с тонких планов, где живут демоны и ангелы.

– И все же, я хочу знать, как его поймать, – произнес Вийон. – Вы обещали.

– Я помню, что обещал. Колесный Зверь порожден смешением сил Безумца и сил Луны, вот почему он обходит правила, непреложные для других. Будучи живым, также он подобен колесу, что в бесконечном своем беге легко пересекает границы яви и снов. Поймать его одновременно и сложно и легко. Колесо может свободно катиться до тех пор, пока не застрянет в грязи. Итак, если мы хотим поймать Колесного Зверя, нам требуется грязь, но не обычная грязь, а особенная грязь – чистая эссенция грязи. Имея некоторое количество этой эссенции, следует разлить ее в сновиденном отображении собственного дома – и далее ждать, пока к тебе не забредет Колесный Зверь и не увязнет в расставленной ловушке. Может пройти день, может неделя, а может год или два прежде чем это произойдет. Способ муторный, не спорю, но другого нет.

– А как изготовить эту… эссенцию? – Растеряно спросил Вийон. Все оказалось намного сложнее, чем он думал.

– Я могу сообщить тебе формулу, но, во-первых, ты ее не запомнишь и не поймешь, а во-вторых, не сможешь воспользоваться ею. Может быть, всего два или три алхимика в этом городе достаточно искусны, чтобы управляться с чистыми эссенциями явлений, заключая их в сложные зелья и эликсиры. Полагаю, ты не раз видел якобы торгующих на улице эссенциями Доброжелательности, Ума, Любви, Удачи и прочими такого же рода? Это все шарлатаны, и изделия их в лучшем случае не имеют никакой силы, а в худшем могут принести вред, ибо в них намешано бог весь что, и даже в самом редком и лучшем случае продаваемые ими эссенции недостаточно хорошо очищены и потому могут иметь массу побочных эффектов. Так что да – я могу дать тебе формулу, ибо она и так известна тем, кто способен ею воспользоваться, но формула будет совершенно бесполезна и даже вредна для тебя или для неумехи, которому ты ее отнесешь.

– А вы сами… можете изготовить это зелье?

– Конечно, – Норис пожал плечами. – Но я не собираюсь терять целых две недели своей жизни на то, чтобы выполнять твои прихоти. Ты никогда не соберешь достаточно средств, чтобы оплатить мои услуги, и дети твои не соберут и внуки – даже если вы все будете трудиться не покладая рук сто лет подряд.

– А сколько стоит ваш дом? Не этот, а тот, который в Верхнем городе, с внутренним пространством большим, чем внешним? Что, если я верну вам его в целости и сохранности? Тогда вы сделаете для меня это зелье?

Алхимик рассмеялся.

– Ты очень самонадеян, Вийон. Или держишь меня за дурака. Как ты можешь вернуть мне дом в целости и сохранности, если даже его создатель Байл не может никак его поправить?

– Он может! Вы просто не дали ему время!.. – Воскликнул корзинщик.

– Мы это уже обсуждали, Вийон. Не стоит повторяться.

– Вы получите свой дом! А взамен вы сделаете для меня зелье, которым ловят Колесного Зверя и перестанете преследовать мастера Байла!

Норис покачал головой и заметил.

– Мне кажется, ты хочешь меня надурить.

– Вы не верили мне, но я нашел вам астролога из Верхнего города, как вы и хотели – талантливого и состоятельного человека с собственной обсерваторией, работа с которым ничуть не принизит ваш статус! Поверьте мне и на этот раз!

– Я ничему не собираюсь верить. – Отрезал Норис. – Если случится чудо и мой дом вернут мне в том виде, в каком он должен быть – ты получишь свое зелье. Но только после того, как я получу дом, и не днем раньше!

– Хорошо. Но отзовите приставов, которые мучают мастера Байла! Пусть ему хотя бы вернут его книги и не выгоняют из дома! Иначе он просто не сможет сделать того, что вы хотите. Дайте ему еще неделю или две – что изменится за это время?

Норис задумался.

– Хорошо, – вздохнул он. – Ты меня порядочно утомил, Вийон. У твоего Байла есть еще неделя, и я попрошу судью вернуть ему книги. Доволен? Но упаси тебя боги и демоны обмануть меня на этот раз. Я очень не люблю чувствовать себя дураком. Если в течении недели этот дом так и останется закрытым, без дверей, с двумя комнатами внутри – я отниму все у Байла, все до последнего медяка, а тебя… я даже не знаю, что с тобой сделает Харбус. И, поверь мне, тебе этого тоже лучше не знать.

– Вы все получите вовремя, господин Норис, – стараясь, чтобы его голос не дрожал, проговорил Вийон.

Когда он спустился вниз, вышел за дверь и покинул Дымный переулок, солнце уже садилось. Вийону нужно было поговорить еще с двумя людьми, но беседу с Байлом можно было и отложить (тем более, что Вийон был уверен в положительном ответе), а вот посещение чучельника могло затянуться. Ночевать же опять на улице, рискуя попасться страже, Вийону нисколько не хотелось. Поэтому, почесав затылок, он отправился домой, в Нижний город, по пути осторожно разминая ноющее плечо. Денег у него на еду не было совсем, ведь на один таль ничего толком-то и не купишь, но Вийону же не впервые было ложиться спать на пустой желудок. Ни Флеба, ни детей во дворе уже не было, а вскоре по возвращении Вийона появился Майрын, таща за собой нераспроданные за день корзины. На рынке Майрын так устал и так торопился домой, к жене и сытному ужину, что даже не стал расспрашивать товарища о том, где тот пропадал весь день. Попрощавшись с Майрыном, Вийон лег спать и снова во сне оказался в лабиринте с высокими темными стенами. Он брел вперед, сворачивая то вправо, то влево, искал выход, но никак не мог его найти. Иногда ему казалось, что впереди есть кто-то живой, но мысль об этом вызывала не радость, а тревогу и страх. Вийон прятался в темноте, выжидал и снова шел дальше, а лабиринт все никак не кончался.

14

Вийон проснулся усталым и вялым. Какой-то своей частью он все еще был в лабиринте, бродил по его бесчисленным коридорам в поисках выхода, и эти повторяющиеся сны с каждым разом отнимали все больше сил. С трудом поднявшись, он посетил нужник, а затем пошел к колодцу, чтобы умыться – все как обычно. Не смотря на раннее утро, к колодцу уже выстроилась очередь в полтора десятка человек, а когда поднимется солнце, людей станет в десять раз больше. Из Данги – реки, на берегу которой стояла столица ильского государства – пить было нельзя, потому что большую часть городского мусора, в конечном итоге, сбрасывали в реку. Спасали только колодцы, но воды из них не хватало, особенно с учетом того, что половина из них находилась в частной или государственной собственности, а каждый день платить за воду могли позволить себе далеко не все.

Начался день – такой же, как все остальные. Вийон многое отдал бы, чтобы отдохнуть день-другой как следует и хорошенько выспаться, без навязчивых снов с лабиринтом, но увы – выбирать не приходилось. Ему как можно скорее нужно было посетить еще двух человек в Среднем городе, однако даже и это дело уступало более насущному: в кошельке, не считая злосчастного таля, не было ровным счетом ничего. Следовало заработать хотя бы немного, чтобы было, на что купить поесть.

Из-за усталости и вялости он работал медленнее обычного, и ощутимо отстал от Майрына и Флеба. Мальчишки – Этар и Гипел – определенно делали успехи: скоро их корзины уже можно будет выставлять на продажу, но пока еще они выходили кривыми и недостаточно прочными. То Майрын, то Флеб иногда отвлекались от своей работы, чтобы поправить мальчиков или прикрикнуть на них, если те начинали проказничать вместо того, чтобы заниматься делом. Ближе к полудню появился Бейз – он оценил работу каждого из корзинщиков и неодобрительно поджал губы, увидев результаты сегодняшнего труда Вийона.

– Загулял вчера? – Осведомился Бейз, подбирая несколько прутьев и складывая их друг с другом в пучок.

– Так получилось, господин.

– Я тебя тут не для того держу, чтобы ты шатался без дела, – ровным голосом сказал Бейз, сжимая пучок прутьев в руке на подобие самодельного хлыста. – Что насчет моей корзины желаний? Забыл уже о ней?

– Нет, господин, я…

Вийон вскинул руки, чтобы защититься и опустил голову, но Бейз был проворнее. Пучком прутьев он хлестнул Вийона по щеке, по боку, по плечам, по спине – каждый раз меняя направление удара таким образом, чтобы корзинщик не мог защититься. Вийон скулил и вскрикивал от каждого удара, а под конец – свернулся на земле, закрыв лицо руками и поджав ноги. Поначалу он просил Бейза не бить его, но быстро перестал – во-первых, это было бесполезно и как будто бы только раззадоривало работодателя, а во-вторых, он просто не хотел этого делать. Было странно и непривычно ощущать, что проще перетерпеть боль, чем просить о сострадании. Ведь он привык жаловаться и умолять, что же изменилось на этот раз?..

Бейз выбросил ивовые прутья и с отвращением вытер руки, испачканные в древесном соку. Он тяжело дышал и смотрел на Вийона с ожесточением.

– Будет намного хуже, если ты не сделаешь того, что я хочу, – пообещал он. – Намного, намного хуже… мешок бесполезного дерьма.

Цедя ругательства и угрозы, Бейз ушел. Кое-как поднявшись, Вийон вернулся к работе. Трепка немного его расшевелила, вот только теперь к усталости и голоду добавилась боль от рассеченной и опухшей кожи. Товарищи, молча пялившиеся на избиение, теперь усердно делали вид, что целиком погружены в работу и ничего не видели и не слышали.

К тому моменту, когда Вийону и Флебу пора было отправляться на рынок, кожа на теле Вийона еще кое-где саднила, но в целом, боль уже прошла. Торговля в этот день протекала относительно неплохо, даже не смотря на то, что на один час Вийон отошел подальше от лавки, так как по полученному вчера гороскопу, это время не было благоприятным для ведения дел. Он посмотрел по сторонам – не вылезет ли снова та странная крыса с очередным посланием? – но ничего подозрительного или примечательного не заметил, и поэтому направился в сторону лавки хлебопека: вырученных монет как раз хватало на то, чтобы купить свежую лепешку. Перекусив, Вийон почувствовал себя лучше, но все же усталость и вялость полностью не ушли. «Что такое со мной?» – Подумал Вийон. – «Неужели, я заболел?» Эта мысль пугала, ибо для бедняка вроде него любой серьезных недуг означал катастрофу – кормить задарма его во время болезни никто не станет. Но нет: он чувствовал потерю сил, но не было ни жжения в горле, ни болей в животе, ничего подобного, что указывало бы на болезнь. Стоило ему закрыть глаза, как он снова видел стены лабиринта. Неужели причина в этом? Дурной повторяющийся сон, который отнимает силы?

Делать нечего, неприятность эту надо было как-то устранять, и поэтому, вернувшись к лавке, Вийон обратился к Мелану Ортцену, который, поздоровавшись утром с Флебом, демонстративно не замечал Вийона.

– Господин Мелан…

В ответ сноходец немедленно повернулся к Вийону спиной, демонстрируя полнейшее нежелание вести какие-либо беседы. Но выхода у Вийона не было, и он продолжил:

– Господин Мелан, простите меня! Я не хотел показаться невежливым! Я очень ценю то, что вы потратили на меня свое время и попытались помочь! Я не стал расплетать вашу ловушку – как видите, нашей лавки здесь до сих пор нет…

– Какой еще лавки? – Встрял Флеб.

Вийон легонько ударил его по щеке и показал на стол с товарами, веля обратить внимание на покупателей. Раздраженно ворча, Флеб отошел, а Вийон, снова обращаясь к широкой спине Мелана, добавил:

– Мне стала сниться извивающаяся дорога под треугольным небом, а затем я попал в лабиринт. Я хожу по нему уже несколько ночей и не нахожу выхода, а днем после этих снов чувствую себя нехорошо. Господин Мелан, подскажите, как быть? Очень вас прошу.

Мелан совершил четверть оборота, затем повернул голову и окинул Вийона неприязненным взглядом.

– Лабиринт поглощает силу, – сказал Мелан. – Но также и сохраняет ее. Некоторые полагают, что сонных лабиринтов несколько, другие же уверены, что существует только один лабиринт с разными отделениями. Чем сильнее притяжение и чем запутаннее лабиринт, тем сложнее найти выход или сокровищницу, но тем выше награда.

– Что за сокровищница, господин Мелан?

– Место, связанное либо с потерянной сноходцем силой, либо с родовой силой, либо с иной силой, которой он мог бы обладать, но не обладает.

– И эта сокровищница одновременно есть и выход?

– Нет! – В голосе Мелана прозвучало раздражение. – Выходов множество, как и входов.

– И как мне отыскать их? И сокровищницу? – Озадаченно спросил Вийон.

– Откуда я знаю? Ищи сам! – Мелан снова отвернулся. – Я больше никому не помогаю. Каждый добрый поступок выходит мне боком! Скажу лишь, что если ты не найдешь ни того, ни другого, то лабиринт со временем поглотит твою душу, ибо, по всей видимости тот лабиринт, в которым оказался ты, чрезвычайно силен. Больше не мешай мне и не лезь с разговорами.

И с этим словами Мелан завел беседу с покупателем, подошедшим к его краю стола, а Вийон, задумчиво потирая лоб, вернулся к своему краю. Слова о потере души серьезно его обеспокоили.

– Флеб, – сказал Вийон. – Мне нужно уйти.

– Что, опять? Мне надоело уже торговать вместо тебя! Да, ты тоже подменял меня – но не также часто!

– Надеюсь, это в последний раз. Все, что заработаешь сегодня с моих корзин, можешь оставить себе.

– Нет-нет! – Молодой корзинщик замахал руками. – Мне чужого не надо! Иди уж, раз так необходимо!..

– Спасибо, Флеб.

Вийон покинул рынок и снова направился в Средний город. На этот раз его путь лежал в магазин чучельника.

Зловещая лавка с застывшими животными и птицами, как раньше, была погружена в полумрак, становившийся беспроглядной темнотой в дальней части комнаты. Звуки улицы как отрезало, когда Вийон, приложив немало усилий, зашел внутрь и закрыл за собой дверь. Удивительное дело: магазин, который не притягивал покупателей, а напротив, внушал страх и отпугивал их – однако, судя по всему, дела у Эгиара Амарида шли неплохо. Вийон стоял у дверей, не в силах идти дальше. Нечто большое и опасное как будто подбиралось к нему все ближе и ближе. Вийон осознал, что еще немного и нечто либо разорвет его на части, либо он сам, не выдержав накатывающего страха, в панике бросится прочь, и отчаянно закричал:

– Господин Эгиар! Господин Эгиар!

Зловещая невидимая сила приблизилась, но не стала убивать корзинщика – может быть, приглядывалась к нему и облизывалась, а может быть, ей и вовсе было запрещено нападать на посетителей без разрешения. Мучительно тянулись секунды, отмеряемые бешено колотящимся сердцем Вийона… Он не услышал ни скрипа двери, ни звука шагов, ни шороха одежды – Укротитель Духов выплыл из темноты словно призрак, обретающий видимую форму передней стороной своего туловища, а задней оставаясь растворенным во тьме. Слегка выпученные, неподвижные глаза делали его еще больше похожим на демона или, по крайней мере, на одержимого. Он стоял напротив Вийона и молчал.

– Г-господин Эгиар, – едва выдавил из себя Вийон. – Я з-заходил к вам несколько дней назад…

– Я помню, – равнодушным голосом оборвал его чучельник. – Что тебе надо?

Вийон сглотнул, собрался с духом и произнес, уже почти не запинаясь:

– Вы говорили про Колесного зверя, что, мол, хотите поймать его. А еще вы говорили, что у вас есть Союзник, который может найти все, что можно найти и даже то, что найти нельзя… Я знаю, как поймать Колесного зверя и даже принесу вам средство для этого, если вы отдадите мне того Союзника.

– Каким образом нищий и неученый человек вроде тебя может знать что-либо о Колесном звере? – Скривив губы, спросил Эгиар.

– Нищий и неученый человек поговорил с человеком состоятельным и ученым, и кое-что узнал, – ответил Вийон.

– Никто не станет делиться сведениями подобного рода просто так. – Пожал плечами чучельник. – Ты либо обманулся сам, либо надеешься обмануть меня… надеюсь, верно первое, ибо второе с твоей стороны было бы большой глупостью.

– Я бы никогда не стал обманывать вас, господин Эгиар! По правде сказать, я боюсь вас до коликов. – Признался Вийон. – Но также я уверен, что не стал жертвой обмана, потому что цена за эти сведения была высока, и человек, который сообщил мне их, хоть и не слишком добр, но не кажется склонным ко лжи.

– Что ж, – помолчав, сказал Эгиар Амарид. – Если ты не лжешь и сам не обманут – я согласен на сделку. Я отдам тебе лучшую из своих ищеек в обмен на сведения о Колесном звере и средстве для его поимки.

– Сведения я могу предоставить хоть сейчас, – ответил Вийон. – Но средство принесу лишь через какое-то время и лишь после того, как вы отдадите мне ищейку.

– Нет, – покачал головой Эгиар. – Так не пойдет.

– Господин Эгиар! – Вийон молитвенно сложил руки. – Иначе никак не получится! Ваше существо нужно мне для того, чтобы вернуть часть долга тому человеку… Это долгая история и в нее замешано много людей. Поверьте мне, прошу вас!.. Помните, почему вы в первый раз вообще заговорили со мной? Ваш астролог сказал, что в это время вы можете заключить удачную сделку – а в тот час не было другого посетителя в вашей лавке, кроме меня!

– Это верно, – согласился Эгиар, погладив пальцами гладко выбритую щеку. – Но время для той сделки давно прошло.

– Однако, я все тот же и вы тоже, и то, что вы пожелали тогда, теперь может быть вами получено! Что вам несколько дней? В любом случае, тот человек сказал, ожидание Колесного зверя может затянуться надолго.

– Что же это за человек? – Спросил чучельник.

– Норис Белтарид, алхимик из Дымного переулка.

– Мстительный и обидчивый скряга, как говорят…

– …но один из лучших алхимиков в городе, – добавил Вийон.

– Это верно. Хмм, алхимик… – Эгиар задумчиво погладил свой подбородок. – Признаться, я не беседовал с алхимиками о Колесном звере и даже не думал, что они могут знать что-либо на этот счет. Знаешь, Вийон, а ведь я могу вышвырнуть тебя за дверь и договориться обо всем с Норисом самостоятельно, за куда меньшую цену, чем стоит моя лучшая ищейка…

У Вийона потемнело в глазах, колени подкосились и он едва не рухнул на пол.

– Но обирать бедняка – значит, открываться веяньям Нижних Миров, а характер моей работы таков, что я и так подчас открываюсь им чрезмерно, – все тем же будничным тоном продолжал рассуждать Эгиар. – Поэтому считай, что тебе повезло, Вийон-корзинщик, и говори смело. Что там за способ ловли Зверя и какое требуется средство.

Вийон торопливо пересказал все, что услышал от Нориса: о грязевой эссенции, которую следует использовать в сновиденном продолжении собственного дома и о том, что, возможно, придется немало времени провести в ожидании, пока Колесный зверь попадет в ловушку. Чучельник внимательно слушал, иногда едва заметно кивая – похоже, что рассказ Вийона вполне согласовался с тем, что он и так знал о способах ловли духов. Когда корзинщик закончил, хозяин дома повернулся и произнес, растворяясь в темноте:

– Следуй за мной.

Вийон двинулся вперед, выставив вперед руки. Темнота впереди ужасала его, страх перед незримыми чудищами, обитающими в лавке, уступил место страху неизвестности, боязни заплутать и потеряться. Он шел пока не наткнулся на что-то и не упал. Откуда-то со стороны прозвучал голос с тенью раздражения:

– Попробуй только что-нибудь здесь уронить!

– Простите! – Взмолился Вийон. – Я ничего не вижу.

– Не нужно видеть, – ответил голос из темноты. – Разве я велел тебе видеть? Закрой глаза и иди за мной.

Вийон так и сделал. Удивительно, но так двигаться стало намного легче – с закрытыми глазами в нем как будто открылось другое, внутреннее зрение: он отчетливо увидел путь между застывшими на своих постаментах зверями и птицами, а также обычными предметами мебели, беспорядочно расставленными тут и там.

Следуя за Эгиаром, Вийон покинул основную залу, пересек коридор и вскоре оказался в помещении в глубине дома. Здесь также было совершенно темно, пока чучельник не снял покрывала с трех серебряных зеркал.

– Можешь открыть глаза, – бросил он Вийону, щелкая кресалом перед одним из них.

Вийон открыл глаза и увидел короткую вспышку в темноте… нет, не просто вспышку. Одно из серебряных зеркало уловило свет и отправило его дальше, следующее зеркало уловило отраженный и отразило его в свою очередь, и третье зеркало поступило точно также, направив поток света в первое. Свет двигался между тремя зеркалами медленно, будто поток воды в неспешной реке или беловатый пар, вырывающийся изо рта на морозе. Свет был не слишком ярким, скорее даже тусклым, но его хватало, чтобы разглядеть то, что находилось в комнате.

Здесь было несколько чучел и статуэток, сделанных особенно хорошо: звери и птицы здесь не просто неподвижно сидели на месте, а, казалось, были пойманы в момент какого-нибудь красивого движения. Великолепный ястреб, повернувший голову на четверть оборота влево, смотрел так яростно и пронзительно, что казалось – в любой момент неуловимым, стремительным движением он может ударить, выколов глаз чучельнику или разорвав ему горло.

– Это Нейсинаран, – сказал хозяин дома, подойдя к ястребу почти вплотную. – Произнеся его имя, ты можешь призвать его во сне либо в медитации – если ты знаешь, что это такое и способен погружать в ее свой ум достаточно глубоко.

– Айнри Тозол как-то раз сказал мне, что мечта – это сон наяву, – ответил Вийон. – Как вы думаете, получится ли призвать ястреба таким способом?

– Не знаю, кто такой твой Айнри Тозол, – пожал плечами чучельник. – Но он либо знал, о чем говорит, либо нет. В любом случае, ничто не мешает тебе попробовать. Только не здесь! Пойду поищу ткань, чтобы завернуть в него вместилище.

Эгиар ушел, а Вийон на пару минут остался наедине со статуями и неподвижными зверями. Он старался не шевелиться и даже не дышать чересчур глубоко, ощущая всей кожей, как за ним наблюдают и изучают. Одним богам ведомо, каких тварей Укротитель духов заключил в оболочки из перьев, кожи, мехов, костей и раскрашенной бумаги. Хотя разговор прошел на удивление хорошо, Вийон больше всего на свете желал покинуть этот дом как можно скорее.

Вернулся Эгиар. Вдвоем они замотали птицу в белую ткань, а сверху еще и накрыли мешковиной.

– Обращайся с вместилищем максимально аккуратно, – напутствовал Вийона хозяин дома. – Установи его в своем доме, в сухом и прохладном месте. Не трогай вместилище руками и не давай другим людям это делать.

– Ах, – вздохнул Вийон. – У меня нет дома, господин Эгиар. Я живу в сарае, который принадлежит…

– О нет! – Простонал Эгиар. – Избавь меня от этого! Я уже начинаю жалеть, что отдаю тебе своего лучшего Союзника! И для чего? Чтобы ты испоганил его через два дня?

– Я буду бережно относиться к нему, обещаю вам, господин Эгиар. Найду место в сарае, где крыша не протекает и запрещу кому бы то ни было даже и подходить к нему близко!

–Нет, нет… не хочу даже слушать, что ты там лопочешь.

– Позвольте только один последний вопрос, господин Эгиар. Почему вы не стали использовать вашего Союзника для поиска глаз… ну, того демона? Зачем вам Колесный зверь, если Ней… – Вийон осекся, не будучи уверенным, что ему позволено произносить имя Союзника в этом доме и выразился иначе, кивнув на чучело. – …если он может найти все, что угодно?

– Нейсинаран парит в мире людей и окружающих его снах, путь в миры демонов тяжел и опасен. Кроме того, Аллешарих может отыскать след того, кто заберет потерянный глаз – в то время как Колесный зверь не оставляет никаких следов и может свободно перемещаться где угодно.

– Понятно. Благодарю вас, господин Эгиар.

Когда Вийон покинул магазин чучельника, неся в руках огромный сверток, солнце уже начинало склоняться к закату. Следовало поспешить, если он хотел осуществить задуманное до того, как закроют ворота.

Добравшись до своего сарая, Вийон нашел самый сухой угол, распаковал ястреба и, поманив к себе Майрына и мальчишек, наврал им с три короба об ужасных проклятьях, падающем на всякого, кто прикоснется к чучелу. Дети испугались не на шутку, особенно, когда Вийон принялся живописать гниющую и сползающую с рук кожу, полное червей мясо и превращающиеся в студень кости. Неизвестно, поверил ли Майрын – по крайней мере, он также пообещал не трогать ястреба и сообщить Флебу, чтобы не трогал и он. Удостоверившись, что все всё правильно поняли, Вийон торопливо зашагал, иногда переходя на бег, в сторону ворот, ведущих в Средний город.

В этот раз двери дома на улице Чертежей оказались заперты, и Вийону пришлось не одну минуту колотить в дверь, прежде чем она отворилась. В образовавшуюся щель выглянул Байл Хадзи; взгляд, которым он окинул Вийона, выражал недоумение.

– Добрый вечер, мастер Байл. Вы помните меня? Я заходил к вам несколько дней назад. Я Вийон Рауп, корзинщик.

Старый архитектор нахмурился.

– Да, припоминаю… Мы с вами выпили, верно?

– Да-да, именно так. Могу я войти?

Поколебавшись, Байл снял цепочку, блокирующую дверь и впустил корзинщика. Тот сразу заметил перемены – пустая во время его первого визита прихожая сейчас была заполнена мебелью, корзинами и мешками, все это пребывало в совершеннейшем беспорядке.

– Удивительное дело, – сообщил Байл, заметив, на что смотрит гость. – Вчера эти злодеи вынесли остатки мебели и принялись за мои книги… Как я ни умолял их остановиться, как ни просил – все бестолку! А сегодня – вернули то, что забрали вчера, только свалили все в совершеннейшем беспорядке… как мне теперь все это разгребать? Но хорошо хотя бы то, что вернули книги…

– Я ведь обещал вам, что постараюсь убедить Нориса Белтарида отложить взыскание вашего долга перед ним, – смущенно, но вместе с тем не без гордости, ответил Вийон.

Старик ошеломленно выпучился на Вийона.

– Что?! Так это ваших рук дело?! Как вам удалось?!.

– Я расскажу все в подробностях, но дело еще не закончено. Кажется, я знаю, как помочь вам с тем домом, что вы построили для Нориса Белтарида в Верхнем городе. Вы ведь сможете исправить свою ошибку, если дверь снова окажется открыта?

– Да, конечно… Полагаю, что достаточно будет сдвинуть одну из лестниц немного влево, чтобы внутренний порядок всех элементов здания пришел к новому результату, и дверь – а вместе с ней и значительная часть внутренних помещений – не пропадали бы вне зависимости от того, закрыт вход в дом или открыт. Команда плотников справится с этой задачей за два-три дня. Но как вы отыщите дверь?

– Я… я не уверен, что стоит говорить об этом. – Сказал Вийон. Чувство, что не стоит попусту трепаться о своих намерениях, было неожиданно сильным, и он не стал его подавлять. – Давайте я просто попробую, хорошо?

– Хорошо… – Растеряно согласился старик. – Вам что-нибудь потребуется?

– Только ваше согласие помочь мне в другом деле, если у меня все получится. А именно – обустроить башню для астролога в Верхнем городе. Материалы и строителей он оплатит сам, от вас же потребуются только ваш ум и знания. Вы не возьмете с астролога денег за эту работу – вам заплачу я, вернув в ваше распоряжение дом, который вы должны Норису Белтариду. Если, конечно, все получится.

Произнеся это, Вийон мысленно взмолился: «Светлые боги, сделайте так, чтобы получилось!»

– Полагаю, выбора у меня нет? – Байл Хадзи пожевал губами. – Наверное, в моем положении это лучшее, на что я могу рассчитывать. Что ж, я сделаю, что вы просите, тем более что редко удается поработать с настоящими башнями, обычно меня просят сделать проекты домов… А ведь башни обладают большим потенциалом! У меня есть несколько интересных идей, какие свойства им можно придать…

– О, мастер Байл! Умоляю вас, давайте без этого! А то не вышло бы, как с домом Нориса…

– Что?! Вы не доверяете мне, молодой человек?! – На лице старика отобразились возмущение и гнев. – Вы, вообще, понимаете, что говорите с гением дежьена Опор и Проемов? Вас забудут сразу после смерти, да и при жизни мало кто знает, а мои работы будут помнить в веках, на них будут ссылаться наши далекие потомки, мое имя будет вписано красными буквами во все учебники архитектурного дежьена!..

– Да, мастер Байл, я понимаю, но…

– Нет, нет и нет! – Архитектор гневно воздел палец вверх. – Либо я творю так как хочу и делаю то, что будет поражать и современников и потомков – либо не делаю ничего! Достаточно я за свою жизнь прогибался и тратил время на никчемные, скучные заказы! Вам это понятно?

– Понятно, – обреченно вздохнул Вийон. Стало ясно, что если старик втемяшил себе что-то в голову, его уже не переубедить. – Делайте, что считаете нужным, только умоляю вас – будьте аккуратны, все проверяйте и перепроверяйте…

Байл пренебрежительно фыркнул в ответ на это увещевание.

– Давайте отправимся к тому дому прямо сейчас? – Предложил Вийон. – Время уже позднее, как бы нам не опоздать к закрытию ворот.

– Да, пойдемте.

Старик переоделся, накинул легкий плащ и обулся в башмаки с серебристыми застежками. Заперев дверь, быстрым шагом он поспешил на угол Лучевой улицы, что поднималась наверх, к центру города.

– У меня есть к вам один вопрос, – сказал Вийон, когда они прошли большую часть расстояния до Верхнего города. – Я задавал его вам в прошлый раз, но вы не ответили, а я забыл переспросить. Вы сказали, что знаете что-то о некоем Тозоле. Пусть даже это и не Айнри Тозол, которого я ищу, но он может быть родственником моего друга и может что-нибудь знать о нем, и я буду благодарен вам, если вы расскажете подобнее.

– Вряд ли он может быть родственником вашего друга, – ответил Байл. – Ведь Руэн Тозол, с которым меня познакомили на каком-то пышном приеме во времена моей молодости, был царедворцем самого императора.

Вийон расстроено покачал головой. Сколь не было б высоко происхождение Айнри, вряд ли он мог быть близким родственником царедворца, верно? Никто бы не отпустил его из Верхнего города играть с каким-то нищем в Нижнем. Да и семья Айнри жила не в Верхнем, а в Среднем, недалеко от ворот – сыну царедворца там совсем не место. Неужели снова – ничего? Он уже оббегал весь этот город, расспросил всех кого можно, но Айнри Тозол как будто бы растворился в воздухе! Ничего, ни малейшей зацепки, никто не помнил о нем – так, как будто бы он вовсе не существовал!

– Хотя, надо признаться, царедворцем он пробыл недолго, – заметил Байл после длительной паузы. – Недолго после того, как нас с ним познакомили, я имею в виду.

– Что-то случилось? – Безразлично спросил Вийон.

– Да, кое-что… Пройдем ворота и я расскажу.

Стража на воротах, ведущих в Верхний город, пропускать Вийона не захотела – пришлось Байлу убеждать солдат, что Вийон – его слуга.

– Одевайте вашего слугу поприличнее, – раздраженно бросилседоусый сержант. – Ходить в лохмотьях по Верхнем городу запрещено, ведь из окон дворца может выглянуть сам император! И что он увидит? Ничто не должно оскорблять его взор.

Их пропустили, лишь когда Байл пообещал купить своему «слуге» хорошую одежду завтра же днем.

В Верхнем городе Вийон был впервые и смотрел по сторонам, широко раскрыв глаза. А посмотреть было на что: он удивлялся красоте и ухоженности Среднего, поднимаясь к тому от родных лачуг и помоек, но по сравнению с Верхним – уже Средний казался мрачным и грязным местечком. Здесь все было аккуратно и соразмерно, булыжники мостовой пригнаны друг к другу с идеальной точностью, дома украшали полуколонны и барельефы, аккуратно постриженные деревья и кусты радовали глаз. Стены домов были чистыми – одни покрашены, другие выложены камнем – а сами дома возносились ввысь, подобно крохотным дворцам. Некоторые из них достигали четырех этажей, но то было редкостью, однако и двух, и трехэтажные были намного выше домов Среднего, а уж тем более Нижнего города за счет высоких потолков и просторных помещений. То тут, то там стояли клумбы с душистыми цветами, в изобилии текла чистейшая вода из многочисленных фонтанов.

«Удивительно, – подумал Вийон. – Богатые люди, которым ничто не стоит заплатить за воду, пользуются ею бесплатно и имеют ее в изобилии – в то время как бедные люди воду должны покупать, отдавая за нее последние гроши…».

– Итак, о чем мы говорили? – Откашлялся Байл. – Руэн Тозол вскоре после нашего знакомства лишился своего поста, а с ним и головы, попав в опалу при новом императоре. Я это хорошо помню, потому что моя дорогая Камия заводила полезные знакомства и уже почти договорилась о нашем приглашении в императорский дворец на один из самых многочисленных и пышных приемов – как императора свергли в ходе дворцового переворота, а на трон взошел его брат – отец императора Теланара, правящего нами ныне, да благословят его боги и да продлит Святое Солнце его дни…

«Опала? – Подумал Вийон. – Вероятно, она распространилась и на его родственников. А что, если…»

– А что случилось с родными Руэна? – Спросил корзинщик. – Вам что-нибудь известно об этом?

– Кого-то также казнили, другие были вынуждены бежать. Беременную жену Руэна, однако, не тронули – некоторое время она жила в доме покойного мужа… вот, кстати, этот дом, – Байл показал рукой в сторону трехэтажного особняка, спрятанного за постриженными кустами и металлической оградой в виде вьющейся виноградной лозы. – Но вскоре была вынуждена его продать и куда-то переехала.

– Куда? – Взволнованно спросил Вийон, то смотря на Байла, то вновь вглядываясь в роскошный особняк на другом конце улицы, стараясь запомнить и его внешний вид, и расположение относительно других построек.

– Этого я не знаю, – вздохнул Байл. – За все светские и деловые связи в нашей семье отвечала Камия, а мне все это никогда не было интересно. Моя жена предпочитала не тратить время попусту и не поддерживала знакомств с теми, кто находился в опале.

– Вот как… – Вздохнул Вийон. – Очень жаль.

Если не останется другого пути, он проберется в Верхний город опять, найдет особняк Руэна и расспросит слуг. Шансов на то, что кто-нибудь из них знает, что произошло со старыми хозяевами дома и где они сейчас, было немного, но это, кажется, была последняя ниточка за которую можно было потянуть, прежде чем сдаться и бросить поиски. Была еще одна, которой Вийон собирался воспользоваться в ближайшее время и на которую возлагал самые большие надежды, но сущность ее была настолько таинственна и неопределённа, что можно было ожидать совершенно произвольного результата, поскольку мистические силы и неземные существа нередко вели себя совсем не так, как ожидалось.

Нет… было что-то еще…

Какая-то ускользающая мысль, которая возникла у него совсем недавно, но додумать которую он не успел. Вийон шел по Верхнему городу, более уже не обращая внимания на его великолепие и пытался ухватить ту самую мысль, а она все никак не давалась, выскальзывая из рук, словно скользкая рыба – но при этом не уплывая далеко, а как будто дразня собой незадачливого рыбака.

Определенность наступила, когда он вспомнил обстоятельства, при которых эта мысль впервые пришла ему в голову. Он бродил по Нижнему городу, совершенно потерянный и деморализованный после разговора с душевидцем, цепляясь за воспоминания из прошлого и одновременно мучаясь сомнениями в их реальности, когда одно из воспоминаний показалось ему немного странным. Подростки, напавшие на Айнри Тозола и побежденные каким-то чудом Айнри и Вийоном, кричали, что Айнри «колдун» – выходит, еще до нападения они знали, с кем имеют дело? Можно попытаться найти кого-нибудь из них и расспросить… Да, еще одна крошечная и слабая надежда, которая скорее всего обернется ничем, но никаких лучших мыслей у Вийона попросту не было.

– Вот он, – сказал Байл, замедляя шаг.

Они остановились у небольшого углового домика в конце улицы, плотно примыкавшему к своим соседям. Домик был весьма изящен, но вместе с тем невелик по меркам Верхнего города – три этажа, если считать за этаж благоустроенный чердак под самой крышей, и два, если не считать. В длину и ширину он был в полтора, а то и в два раза меньше, чем в высоту. Также в изяществе его ощущался некий дефект, смещение общей композиции, в силу которой строение казалось незавершенным или даже ущербным. С двух сторон домик был огорожен забором из каменных столбов, чередующихся с медной решеткой, прутья которой были выполнены в виде копий. В небольшой дворик с мощеными дорожками и местами под клумбы вели воротца, которые Байл отпер своим ключом, но в само здание никаких дверей не вело. Голые стены – где-то выбеленные, а где-то выложенные камнем, при том никакого порядка в расположении выбеленных и каменных участков Вийон не заметил.

– Внутрь можно попасть через окно, – сказал Байл, поднимая лежащую у стены лестницу. – Вам… много времени понадобится, чтобы осуществить то, что вы собираетесь сделать?

«Если я вообще сумею это осуществить», – с легкой паникой подумал Вийон. Вслух же он ответил – честно, но более уверенно:

– Не знаю. – Он помог Байлу установить лестницу так, чтобы один ее конец упирался бордюр рядом с будущей клумбой, а другой в стену у подоконника на втором этаже. Ночь уже готовилась накрыть город, а гонг на Часовой башне пробил восемь раз, когда они спорили со стражниками на воротах. – Вам лучше пойти домой, господин Байл. Ворота скоро закроют. Я в любом случае не успею к себе и переночую здесь, если позволите. Надеюсь, завтра у меня для вас будут хорошие новости.

– Хорошо, – кивнул старый архитектор. – Я загляну к вам утром, как только откроют ворота. Да благословят вас боги, Вийон-корзинщик!

– Благодарю, господин.

Байл подержал лестницу, пока Вийон лез наверх и открывал ставни – прикрытые, но не запертые теми, кто проникал этим путем в дом до него. Затем архитектор закрыл на ключ воротца и поспешил домой.

Вийон в это время осторожно спускался вниз – окно в комнате оказалось расположено довольно высоко над полом, и в целом внутренний вид здания выглядел очень просто: широкая комната с единственной дверью в стене, противоположной той, у которой находился корзинщик. Всего окон было четыре, и расположены они были неровно, на разных уровнях; пол представлял собой странную мозаику из паркета и едва обструганных досок, а кое-где не было даже и верхнего слоя досок, был виден щебень и песок, насыпанные поверх фундамента и опор.

Ноги Вийона опустились на стол, установленный под окном, затем он спрыгнул на пол и еще раз огляделся – насколько это было возможным в слабом свете, падавшем внутрь из окон. Помимо стола тут были еще шкаф, сундук и кресло; но из-за странного преломления света казалось, что предметов в комнате намного больше. Вийон пересек комнату и заглянул за ту единственную дверь, которую заметил еще сидя на подоконнике: с той стороны оказалась комната поменьше, с перегородкой, разделявшей помещение надвое; пол здесь был такой же хаотической смесью паркета и грубых досок, а стены и пространство также заполняли тени от предметов, которых не существовало – или, по крайней мере, не было видно.

Вийон вернулся обратно и встал посреди первой комнаты, чувствуя себя неуверенно и глупо. Куда он полез? Зачем? Магия – это не для него. У него никогда не было таких способностей, как у Айнри, и вообще никаких не было. Ничего не получится.

«Нет, – мысленно сказал он себе с ожесточением. – Все получится. Я не уйду отсюда, пока не найду эту чертову дверь.»

Он вытянул левую руку в сторону и постарался вспомнить ястреба, подаренного ему Укротителем Духов. Всю его силу, стремительность и бесстрашие – ясно ощущаемые не смотря на то, что Эгиар подарил ему всего лишь неподвижное чучело, которое, если рассуждать здраво, уже не могло иметь никакой воли и силы. Но нет, так думать нельзя. Это было не просто чучело. Эгиар сказал, что этого Союзника следует призывать во сне, но ведь…

– Мечта это сон наяву, – одними губами прошептал Вийон. Так когда-то сказал ему Айнри Тозол, а Айнри не стал бы врать. Только не Айнри и только не своему лучшему другу. Мысли об Айнри, как это бывало всегда, наполнили сердце Вийона уверенностью и силой. Все еще отчетливо представляя себе ястреба – его огромные размеры, что скорее бы подошли орлу, загнутый клюв, серо-бурое, перемежаемое с белым, оперение, острые когти и пронзительный взгляд, неотвратимый как сама смерть – Вийон четко и раздельно позвал:

– Нейсинаран!

Он услышал приглушенное хлопанье крыльев и почувствовал, как ветер, поднятый их взмахами, волной окатил его лицо и грудь – но не увидел ничего. Острые когти вонзились в левую руку – так отчетливо и резко, что Вийон охнул от боли – а сама рука покачнулась от веса, но Союзник по-прежнему оставался невидим. И все же он был здесь – незримый, но ощущаемый совершенно отчетливо, и становящийся почти видимым тогда, когда Вийон оставлял попытки отыскать ястреба глазами и обращал взор внутрь себя, в пространство снов и воображения.

«Неужели получилось?..»

Вийон подавил эту мысль – она все еще была неуместна. Теперь оставался самый последний и важный шаг.

– Найди дверь на улицу, – сказал он. И добавил, подумав, что у духов могут быть свои, недоступные людям пути. – И покажи мне путь к этой двери – такой, которым я смогу пройти.

Снова хлопанье крыльев, и покачнувшаяся рука, от которой оттолкнулся взлетающий ястреб. Нейсинаран перелетел вглубь комнаты и устроился на шкафу. «Неужели дверь здесь?» – Подумал Вийон, подходя и открывая дверцы. Резкий крик ястреба остановил его. Что-то он делает не так. Снова крик. Вийон закрыл дверцы. Шумно хлопая крыльями, ястреб перелетел на стол.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь, – вслух произнес корзинщик.

Ястреб молча смотрел на него, ожидая, когда человек подойдет. Когда Вийон это сделал – новый прыжок-полуполет, на этот раз к двери. Вийон последовал за птицей, открыл дверь и хотел было шагнуть во вторую комнату, когда гневный предупредительный крик показал ему, что делать этого определенно не стоит. Ястреб взмыл к одному из окон и уселся на подоконнике. Попытка передвинуть к окну стол вызвала новый всплеск ярости, и на этот раз одним криком дело не ограничилось. Крича, ястреб спикировал вниз, ударил корзинщика крыльями и вцепился когтями в его одежду. Там, где когти касались кожи, они вспарывали ее, как острые ножи. От удара и боли Вийон упал на пол, закрыв голову руками. Огромная птица уселась сверху, и некоторое время покачивалась, переставляя лапы и поворачивая голову то вправо, то влево, словно раздумывая, не полакомиться ли сегодня человечинкой. Затем Вийон вновь услышал хлопанье крыльев и почувствовал, как Нейсинаран перелетает куда-то. Корзинщик открыл глаза и осторожно поглядел вокруг через закрывающие лицо пальцы рук. Присутствие и взаимодействие с призванным духом к этому моменту стало настолько близким, что Вийон уже почти видел его и обычным зрением. Ястреб сидел на шкафу, смотрел на Вийона с холодной яростью и ждал, пока он подойдет.

Поднявшись, Вийон, как мог, ощупал и осмотрел себя. Все оказалось не так плохо – глубоких ран не было, но те, которые имелись, болели довольно ощутимо. Медленно и осторожно корзинщик приблизился к шкафу. Наученный горьким опытом, дверцы он уже не трогал. Ястреб немедленно перелетел на стол, затем к двери, потом опять к окну – все повторялось, как и в первый раз. Вийон бросил затравленный взгляд на стол, шкаф и сундук, которые в ином случае могли бы стать удобным подспорьем – но не стал искушать судьбу и злить птицу. Возможно, в следующий раз он так легко не отделается.

Разбежавшись как следует, он бросился вперед, прыгнул и уцепился за край подоконника. Стоило больших усилий подтянуться, но кое-как ему это удалось. Ястреб отступил на край подоконника и ударил клювом по ставням. Намек был понятен. Как только Вийон отворил ставни, ястреб прошествовал через образовавшийся проход, раскрыл крылья и полетел по спирали вниз, постепенно снижаясь. В конце концов он уселся на край высокой клумбы.

«Светлые боги, – подумал Вийон, смотря вниз. – Если я сорвусь и переломаю себе ноги, то буду круглым идиотом…»

Уцепившись за край подоконника, корзинщик повис в воздухе, а затем разжал руки. Приземление вышло не самым приятным, но, кажется, он ничего себе не сломал. Ястреб немедленно поднялся в воздух и подлетел к другому окну.

– Ты что, издеваешься? – Хрипло спросил Вийон.

Ястреб не ответил. Он смотрел на человека так, что становилось ясно: все неприятности, что происходили с Вийоном до сих пор, покажутся ему сущей ерундой, если корзинщик не подчинится.

– Я не смогу забраться туда сам, – обратился к хищной твари Вийон. – Можно, я хотя бы лестницу возьму?

Ястреб молчал. Решив, что это хороший знак, Вийон сделал осторожный шаг в сторону. Затем еще один. И еще. Он хотел сделать четвертый шаг, но ястреб издал предупредительный крик и Вийон вернул поднятую было ногу на место. Ну ничего. Если опереться на стену и сильно вытянуться влево – возможно, удастся зацепить лестницу. Он подошел к ней уже достаточно близко.

Не с первой попытки, но ему все же удалось ухватиться краешками пальцев за лестницу и потянуть ее к себе, а затем поймать, когда она начала падать. Эта маленькая победа воодушевила Вийона. Он перетащил лестницу к нужному окну, закрепил ее и полез вверх.

Ястреб не стал дожидаться, пока Вийон доберется до окна – ударил в ставни клювом, взлетел и уселся на краешек крыши.

Вийон закинул голову вверх.

– Мне что, лезть за тобой?

Рассерженный крик. Нейсинаран упал вниз, ударил ставни клювом и снова поднялся на крышу. Возможно, он уселся там лишь потому, что больше сидеть было негде? В любом случае, первоочередная задача заключалась в проклятых ставнях, а не в том, как забраться на крышу.

В отличии от окна, через которое Вийон по напутствию Байла проник внутрь, это было надежно закрыто. Вийону пришлось толкать, а затем, встав на последнюю ступеньку лестницы, бить ногой, рискуя с каждый ударом улететь вниз – но в итоге щеколда поддалась и это окно также оказалось открытым для доступа. Ястреб опустился вниз, сел на подоконник и прошел на другую его сторону, а затем взлетел и подлетел к дверям во вторую комнату.

– Светлые боги, дайте мне терпения… – Пробормотал Вийон.

Он последовал за птицей, отметив по дороге, что что-то в комнате неуловимо изменилось. Тени теперь располагались чуть по-другому, шкаф уже не стоял в углу, а находится на небольшой расстоянии от одной из стен, потолок был чуть выше. Но удивляться странностям времени не было – Вийон находился в одном пространстве с жестокой, сумасбродной тварью, управлять которой должен бы, по хорошему, опытный чародей, а не забитый и презираемый всеми корзинщик. Совсем не следовало об этом забывать, и поэтому Вийон беспрекословно последовал за своим Союзником во вторую комнату. Там было почти все также, как раньше – не считая изменивших свое положение теней и пары-тройки новых предметов мебели. Ястреб перелетел на вторую половину комнаты, закрытую от глаз перегородкой. Когда Вийон подошел к нему, он больше уже не улетал. Напротив, взмахнув крыльями, он уселся корзинщику на плечо, проткнув кожу бритвенно-острыми когтями. Но Вийон не обратил внимание на боль. Широко открытыми глазами он смотрел налево, за перегородку. Там был узкий проход, совсем незаметный. Как он мог его пропустить, когда осматривал комнату в первый раз? Нет, он совершенно точно был уверен, что никакого прохода в этом месте не было. Наклонившись так, чтобы потолок не задел ястреба, Вийон прошел через проход и оказался на кухне, пустой и холодной, со следами незаконченного ремонта, с грубым досчатым полом – никакого следа мозаики из паркета и досок, как в двух предыдущих комнатах. Из кухни вела еще одна дверь, и когда Вийон пересек кухню и прошел через нее, то оказался в прихожей. Еще одна дверь в комнату слева, лестница на второй этаж, и – главное! – то, что не могло быть ничем иным, кроме как входной дверью. Нервная дрожь била Вийона, когда он приближался к ней, брался за ручку и открывал…

Знакомый дворик с мощеными дорожками и пустыми клумбами. Запертые ворота, решетка в виде копий, перемежаемая колонами из камня. В свете луны картинка казалась до боли обыденной.

– Неужели… – Выдохнул Вийон. От избытка чувств он был готов расплакаться.

Он хотел поблагодарить ястреба, но того нигде не было. Вийон больше не ощущал ни когтей на своем плече, ни тяжести крупного тела, щекотки от прикосновения к уху мягких перьев. Демон или дух, существо, которому не место в мире людей, вновь вернулось в свой таинственный незримый мир. Наверное, Вийон мог бы позвать его снова, но зачем? То, что Нейсинаран должен был сделать сегодня, он сделал, и Вийон не был уверен, что во второй раз сможет удержать тварь или хоть как-нибудь управлять ею. Он слишком устал, и внешне, и особенно внутренне, чувствовал себя таким одновременно разбитым и счастливым, что решил не гнать коней дальше. Сегодняшняя задача была выполнена, осталось дождаться утра и Байла Хадзи, а затем…

Затем он использует ястреба с той целью, которую ставил перед собой изначально. Он разыщет Айнри Тозола, где бы тот не находился. Дело было не только и не столько в корзине желаний. За последние дни Вийон отчетливо осознал, как много значил для него мальчик-чародей и далекого детства, и продолжает значить до сих, не смотря на то, что прошло уже двадцать пять или даже более лет. Он разыщет Айнри, заглянет вновь в его колдовские глаза, и более уже никто не посмеет сказать ему, что Айнри не существует.

Удовлетворенный этой мыслью, Вийон вернулся на кухню и устроился на полу у камина. Он быстро погрузился в сон, а во сне вновь увидел бесконечный, запутанный лабиринт.

15

– Господин Мелан!

Широкая спина, красноречиво демонстрирующая степень интереса к просителю.

– Господин Мелан, прошу вас!

Никакого движения. Надоедливый сосед должен все понять и замолкнуть.

– Господин Мелан! Вы помогли мне один раз, а значит должны довести дело до конца! Иначе, у вас не будет удачи.

Мелан Ортцен медленно повернулся. Зубы его были сжаты, а верхняя губа слегка приподнята, словно он собирался вот-вот зарычать. Худой, немного сутулый, темнокожий корзинщик встретил взгляд торговца сновиденными ловушками и не отвел глаза, как обычно. Это было необычно.

– Что-что ты сказал? – Опасным тоном, надвигаясь на Вийона, процедил Мелан. – Так значит, это я тебе должен?

Вийон не отступил и не отвел взгляда. «Что-то в нем изменилось.» – Подумал Мелан.

– Именно так, – сказал корзинщик. – Раз начали дело – доведите его до конца.

Сжав зубы, Мелан несколько секунд вглядывался в лицо стоящего перед ним человека. Вийон не суетился, выглядел решительным и спокойным. Пожалуй, таким его Мелан видел впервые. Одежда корзинщика местами была запачкана кровью, на руках и плечах виднелись свежие порезы, покрытые сукровицей, но все это Вийона, казалось, ничуть не беспокоило.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – вздохнул Мелан, отводя взгляд. – Ну что тебе еще от меня надо?

– Я нашел кое-что в лабиринте, но не могу понять – что это? Та ли это сокровищница, о которой вы говорили, и если да, то что мне с ней делать?

– Расскажи все подробнее, – сказал Мелан, полузакрывая глаза, складывая руки на выдающемся пузе и приготовившись слушать.

– Вчера я заснул и снова оказался в лабиринте… – Начал Вийон, но тут же был перебит.

– Ты спал в своем доме?

– Нет, в доме другого человека, в Верхнем городе. Это имеет значение?

– Не знаю. Возможно. Продолжай.

– Сплю ли я сарае Бейза, на улице или в чужом доме – в последние дни нет никакой разницы, – сказал Вийон. – Всегда один и тот же сон с лабиринтом, после которого я чувствую себя измотанным, и с каждым разом все сильнее. Но вчера у меня кое-что было. Точнее, кое-кто. Я позвал его, и он показал мне путь…

– Подожди. – Снова перебил корзинщика Мелан. – Почему этот «кое-кто» вообще стал помогать тебе?

– Потому что это укрощенный дух, Союзник, отданный мне мастером из Среднего города в ходе сделке, о которой я не хочу рассказывать, так как она не имеет никакого отношения к этому делу и лишь отвлечет вас и меня.

– Хорошо. – Согласился Мелан. – Ты призвал Союзника и…? Каков был твой приказ?

– Я вспомнил то, что слышал от вас и сказал ему: «Говорят, здесь есть какая-то сокровищница. Проведи меня к ней.» И он полетел вперед, а я пошел за ним. Мы сделали всего лишь два или три поворота. Затем в стене обнаружилась неприметная щель, и Союзник повернул туда. Я протиснулся за ним. Наверное, будь мы в реальном мире, он бы не смог лететь, но этот сон был таков, что он свободно летел там, где я едва мог протиснуться. В конце концов я пришел к двери, за которой мерцал золотистый свет. Я прошел через дверь и оказался в высоком, просторном зале. Поначалу я решил, что это какой-то храм и… может быть, это действительно был храм, я не знаю. Вдоль стен, подпирая потолок стояли статуи разных людей. В руках они держали чаши с огнем, от которого и исходил тот мягкий золотистый цвет. Это были именно статуи людей, а не богов, я в этом уверен, потому что как минимум двоих я узнал: одна из статуй была похожа на моего отца, а другая – на старика Арбела, который многому меня когда-то научил. Впрочем, другие статуи могли изображать богов или полубогов, я не знаю. У некоторых из них были крылья, а у других – две пары рук или три головы… В общем, я поклонился отцу и Арбелу и попросил у них благословления. В тот момент мне это показалось правильным. И…

– И?

– И все. – Вийон развел руками. – Мне кажется, что это какое-то особенное место, вот только сокровищница ли это? Я полагал, что в сокровищнице должно быть золото, драгоценные камни, украшения…

– Зачем тебе золото, драгоценные камни и украшения во сне? – Фыркнул Мелан. – Без сомнения, это сокровищница. Сокровищницы в наших снах могут приобретать разный вид в зависимости от своего назначения и того, кто их сновидит. Грамотные люди нередко видят библиотеки, а люди простые, желающие не знаний, а богатства или того, чтобы добрые и могучие силы взяли их за ручку и повели за собой – святилища и закопанные клады. Больше в том зале ничего не было?

– Было. Чуть не забыл вам об этом рассказать. В самом центре располагалось нечто вроде алтаря или какого-то возвышения. Но если это и был алтарь, то странный, потому что рядом с ним и на нем лежали инструменты…

– Какие инструменты?

– Каких там только не было! – Вийон всплеснул руками. – Небольшие пилы, кусачки, какие-то держатели, заклепки, пинцеты, ножи… и еще столько всяких разных и хитроумных, которым я и названий-то не знаю. Очень такие, знаете, удобные и аккуратные на вид, так и хотелось взять их в руки!..

– Это все?

– Почти. Еще были прутья.

– Прутья?

– Да, они самые, – кивнул Вийон. – Ивовые, ольховые, тополиные, и всякие другие. Лежали аккуратными стопками справа и слева.

– Любопытно.

– А знаете, что было посреди всего этого, господин Мелан? В самом центре алтаря?

– Понятия не имею.

– Незаконченная корзина. Вернее даже, одно только плетенное донышко от нее. Но у меня-то уж глаз наметан. Я сразу понял, что это будущая корзина.

– Хмм, и что же ты от меня хочешь? – Спросил Мелан.

– Что это за место, господин, и для чего оно? Зачем там эти прутья, инструменты и прочее? Статуи отца и Арбела? Что мне со всем этим делать?

– Ну… – Мелан сделал важное лицо и потер подбородок. – Что тебе с этим делать, я не скажу, это ты сам должен знать. А вот что это за место – скажу. Это сокровищница.

– Ах, господин Мелан, вы это уже говорили! – Вийон всплеснул руками.

– А еще я говорил, что в сокровищнице таится сила – личная или родовая. А тут, кажется, сразу и личная, и родовая, и еще та, что с твоим ремеслом связана. Очень хорошее место. Почаще тебе бы его посещать – а там и сам разберешься, как быть.

Вийон задумался и долго молчал.

– Все началось из-за корзины желаний, которую господин Бейз велел мне изготовить, – сказал он наконец. – Может быть, это она и есть? Та, что на алтаре? Мне просто надо закончить работу в том храме и… и все?

– Хорошо, если так, – пожал плечами Мелан. – Проверь и посмотри… Да, госпожа, чего желаете? Вот этого ловца снов? Отличный выбор, повесьте его в детской и можете быть спокойны: кошмары станут обходить вашего малыша стороной.

Мелан отвлекся на покупательницу, а Вийон вернулся к своему краю лавки. Гипел и Этар опять начали проказничать, и ему пришлось прикрикнуть на них, чтобы вразумить. Не хватало еще, чтобы они тут что-нибудь перевернули!

Сегодня с мальчишками должен был торговать Майрын, но Вийон поменялся с ним, чтобы поскорее поговорить с Меланом Ортценом об увиденном ночью. Удивительно: уже второе крупное дело завершилось удачей, и если окажется, что плетенка на том алтаре – это и есть основа для корзины желаний, самая большая головная боль Вийона, наконец, закончится. Он расплатится с Бейзом и уедет – да-да, уедет из Нижнего города. Переберется в Средний. Сегодня утром, обнаружив открытую дверь и трехэтажный дом, пребывающий в полном порядке (со всеми комнатами, коридорами и лестницами внутри), Байл Хадзи буквально расцеловал корзинщика. С деньгами у старика пока было туго, и будет так еще два-три месяца, пока он не закончит проектировать внутреннюю архитектуру башни астролога, а затем примется за новую работу, возьмет за нее полную цену и достаток вернется в его роскошный дом на улице Чертежей. Байл очень хотел отблагодарить человека, протянувшего ему руку помощи тогда, когда все от него отвернулись: он позвал Вийона к себе в услужение, обещал хорошо платить, как только сможет себе это позволить и разрешал занять любые незанятые комнаты в своем просторном доме. Вийон мог бы перебраться к Байлу уже сегодня или завтра, но хотел сначала закончить все свои дела с Бейзом, ибо в ином случае Бейз мог отыскать его где угодно и испортить жизнь в силу одной лишь душевной злобы. И еще нужно было найти Айнри. Пусть даже Вийон и нашел способ изготовить корзину желаний без его помощи, его желание отыскать старого друга не стало слабее.

Ночью он снова был в храме посреди лабиринта, внимательно осмотрел его, поклонился отцу, старому Арбелу и другим предшественникам и предкам, ибо все каменные гиганты в том храме, как ему подумалось, даже и те, что были крылаты и четырехруки, имели хоть какое-то отношение либо к его роду, либо к мастерству лозоплетения. Затем он подошел алтарю, еще раз внимательно осмотрел инструменты и материалы и уже было хотел приступить к работе, когда подумал: а как Бейз сможет получить корзину, если она остается здесь, во сне? С этой мыслью Вийон и проснулся.

Он все еще думал об этом, когда появились Майрын и зевающий Гипел, а следом – Флеб и Этар, и начался новый рабочий день. Вийон был бодр и полон энергии, но работа не шла: мысли о том, как быть с корзиной на алтаре в сновидческом храме, как связать воедино сон и реальность не давали ему покоя. Затем он – в который уже раз за последние дни – вспомнил оброненную Айнри Тозолом фразу о сновидении и мечте, и что-то, кажется, начало проясняться. Удивительно, но как будто бы продолжал оставаться для него маяком в этом мире, пусть даже Вийон и не видел его много лет: одного лишь воспоминания о нем хватало, чтобы увидеть пути, что прежде были скрыты, или ощутить надежду и уверенность в положении, ранее казавшимся безвыходным.

– Мечта это сон наяву, – тихо проговорил Вийон.

Затем он положил руки на прутья, как мог более отчетливо и ясно представил тот зал со статуями, представил… нет, уже не просто представил, а увидел алтарь с заготовкой под корзину, и приступил к работе.

Поначалу он сбивался и замирал на какое-то время, ибо движения, которые нужно было совершить, оказывались не всегда привычны; в какой-то момент он поймал себя на том, что захватывает лозу двумя пальцами, как делал это старый Арбел, а не тремя, как привык он сам; что выбирает прутья чуть более тщательно, становясь похожим на отца, который работал медленно, но подходил к работе очень тщательно. Изменились и другие мелочи, подчас едва уловимые – от кого, от каких мастеров прошлого они сейчас перешли к Вийону? Чем дольше он работал, тем реже ошибался и тем короче становились паузы выбора между привычным образом действий и новым.

Гипел и Этар, как обычно, больше отвлекались и баловались, чем были заняты собственно работой, однако то Майрын, то Флеб бросали на Вийона заинтересованные взгляды. Флеб даже что-то хотел спросить, но Вийон только отмахнулся, стараясь не потерять тот ритм и то особенное состояние духа, в котором находился.

Наконец, работа была закончена. Вийон немного отстранился назад и увидел, что сделанная им корзина намного лучшего всего того, что он создавал до сего дня.

– Где ты этому научился? – Спросил Майрын. – Такую корзинку можно продать и подороже.

– Она не для продажи, – тихо сказал Вийон, боясь спугнуть чудо. – Это корзина желаний.

Флеб открыл рот и привстал, во все глаза пялясь на изделие Вийона, но Майрын бросил еще один взгляд и отрицательно покачал головой.

– Вийон, ты уверен? Это просто хорошая, красивая корзина. К тому же, у нее нет крышки.

– Ну и что, что нет крышки? – Вийон передернул плечами.

– Как это «ну и что»? Желание кладут в корзину желаний, и в ней оно лежит, пока не созреет. А потом его выпускают, и оно исполняется. А если нет крышки – что тогда? Оно же куда-нибудь денется. Ветер выдует или унесет кто-нибудь, или само сбежит. Крышка обязательно нужна.

Вийон почесал затылок.

– Ну, значит, сделаю еще и крышку, – сказал он и вернулся к работе.

Крышка получилась широкой и надежной, цепляющейся за выступы на краях корзины таким образом, что не могла случайно слететь или отодвинуться, требовалось приложить усилие, чтобы немного отогнуть ее, а затем уже снять полностью. Теперь рядом с Вийоном собрались уже все, включая Гимела и Этара. Мальчишкам было особенно интересно, они трогали корзину пальцами, наклонялись поближе, чтобы внимательно рассмотреть ее изнутри, и казалось, готовы забраться в нее с ногами – до тех пор, пока Майрын не надавал им по рукам, сказав, чтобы вели себя смирно и не лезли в серьезное дело.

– Вийон, ты уверен? – Повторил Майрын свой вопрос.

Вийон только вздохнул. Он ни в чем не был уверен.

– Надо бы проверить, – подал идею Флеб. – Загадай что-нибудь. Или давай я загадаю? А что, она вообще любое желание выполнить может? Императором сделает меня, если захочу?

На лице Флеба появился намек на улыбку, когда он посмотрел на товарищей, ожидая, не засмеются ли они, чтобы засмеяться вместе с ними. Но Вийону было не до смеха, и Майрын также остался серьезен.

– Не думаю, – сказал Вийон. – Не знаю, что она может, но вряд ли такое… большое желание исполнится.

– Да, надо что-нибудь попроще для начала, – согласился Майрын.

– Ну тогда пусть… пусть… пусть я сегодня найду полтора сикталя, чтобы наконец расплатиться с Собирателем Дней и вернуть десять лет своей жизни, – сказал Вийон и быстро накрыл корзину крышкой, а затем надавил на нее, чтобы закрепить.

Минуту или две все трое напряженно стояли вокруг корзины, поглядывая на нее, прислушиваясь и глазея по сторонам в ожидании, не посыпятся ли с неба сиктали. Но ничего не происходило. Флеб и Майрын вернулись к своим делам, а ближе к полудню ушли на рынок. Мальчишки отправились домой, обещав вернуться после обеда, но так и не появились в этот день. Вийон сделал еще несколько корзин, стараясь лучше осознать и освоить навыки, приобретенные в ходе создания корзины желаний. Иногда он думал о том, что будет дальше. Эту корзину желаний он отдаст Бейзу, но ведь он может сделать и другую, для себя самого. Ему было очень любопытно, каковы же границы возможного для этих корзин? Вряд ли они способны сделать кого-либо императором, как хотелось бы Флебу, но Вийону вполне хватило бы и обычного достатка. Уютный домик где-нибудь в Среднем городе, красивая и добрая жена, послушные дети и… Иси он, конечно, заберет с собой. Даст ей все самое лучшее, наймет ей умных учителей грамоте и этикету, и когда-нибудь подыщет хорошего мужа. В его доме не будет ни болезней, ни несчастий, и жить его семья будет в радости и любви, долго-долго, а может быть и всегда – если, конечно, корзина желаний способна дать людям вечную жизнь.

Мысли об Иси вызвали в нем отчаянное желание вновь ее увидеть; в какой-то момент он понял, что работа уже не идет, а мысли о дочери становятся все сильнее и настойчивее. Со вчерашнего дня в кошельке Вийона осталось несколько монет; он убрал прутья и корзины в сарай, а по дороге к дому Элесы купил у торговца пирожок с ежевикой. Иси будет рада, а на ругань и брюзжание Элесы плевать.

Из отверстия в потолке шел дым – это значило, что Элеса что-то готовит. Из-за стены доносились голоса Эбрана и Гета. Страх, что он снова столкнется с голосами без тел, на мгновение кольнул Вийона в сердце, но корзинщик только отмахнулся: гуафим доходчиво объяснил ему, что это была лишь игра воображения, внимания на которую обращать не стоит.

Дверь оказалась заперта. Вийон постучался, затем еще раз. Ждать пришлось долго. Затем он услышал, как кто-то отодвигает задвижку и увидел, как слегка приоткрывается дверь – ровно настолько, чтобы пропустить Иси.

Дочь не стала выходить к Вийону и не открыла дверь настолько, чтобы он мог войти. Напротив, она осталась на пороге, загораживая ему путь в дом.

– Привет, малышка, – улыбнулся Вийон. – Посмотри, что я тебе принес.

Он протянул Иси ежевичный пирожок. Но девочка покачала головой и не стала его брать. Кажется, она что-то тихо сказала, но Вийон не расслышал, что именно; а может быть, не говорила ничего, только шевельнула губами.

– Что такое, дочка?

– Я не малышка, – отчетливо произнесла Иси, глядя Вийону в глаза. – Уходи. Мне ничего от тебя не нужно. Уходи и больше никогда не возвращайся. Я не твоя дочь.

Она смотрела на Вийона еще несколько долгих мгновений, а затем отступила назад и закрыла дверь. Вийон услышал, как легла на место задвижка и уже вытянул вперед руки, чтобы толкнуть дверь, забарабанить кулаками по дереву, а если понадобиться – и вышибить дверь к чертям, но остановился. Он выбьет дверь – и что? Ударит Иси? Наорет на нее? Зарежет Элесу и ее любовника? Во всех этих действиях не было никакого смысла. Эти действия не вернут ему дочь, а только оттолкнут ее еще дальше – хотя дальше, казалось бы, уже и некуда. Он знал, что рано или поздно Иси переймет повадки своей матери, пойдет по пути, на который уже вступили его сыновья, перестанет любить Вийона, станет его презирать – но не думал, что это произойдет так быстро. И эти ее слова, что она Вийону не дочь – они сводили с ума. Как она могла сказать такое? Как ей это в голову пришло?.. Нет-нет, она не могла придумать такое сама. Ей это сказала Элеса, настраивая дочь против отца, но даже Элеса, при всей злобе, вряд ли могла бы придумать такое на пустом месте. Выгнав Вийона из дома, она стала сожительствовать с Саджиром, но как долго они встречались до того, у Вийона за спиной? Его странные чувства к Иси – чувства, которые отец не должен испытывать к собственной дочери – могли ли они возникнуть от того, что Иси и в самом деле была не его дочерью, а чьей-то еще: Саджира или какого-то другого любовника, с которым Элеса наставляла Вийону рога пять или шесть лет тому назад?.. Боги, за что ему все это? Разве он плохой человек? Разве он не делал для своей семьи, для Элесы все, что мог? Не отдавал ей все, что имел (пусть даже и не имел он почти ничего)?.. За что она с ним так? Почему она так поступила?..

Вийон отошел от дома, который долгое время по недоразумению считал своим, шатаясь, как раненый или пьяный. Сердце истекало кровью. Он шел куда глаза глядят, брел по городу – час, другой, и наконец вернулся к своему сараю. Хотелось выпить, но было не на что. Когда с рынка вернулись Майрын и Флеб, он уговорил их пойти в таверну, обещая заплатить за всех в следующий раз. Вийон ничего не ел, но пил один стакан дешевого вина за другим – и скоро оказался валяющимся на полу без чувств, как и мечтал. По крайней мере, в беспамятстве душа его больше уже не болела. Майрын и Флеб дотащили товарища до сарая с прутьями и корзинами, уложили Вийона на привычное место, и разошлись по домам.

16

Сны Вийона в ту ночь были смутны и тяжелы, и не сохранились в памяти при пробуждении. Корзинщик проснулся ранним утром с мерзким привкусом во рту, страдая от жажды и мучаясь от головной боли. Кое-как добредя до колодца, Вийон вытянул ведро воды и долго умывался, приводя себя в порядок. Напиваться без меры, да еще и за счет друзей, было не лучшей идеей – пусть беспамятство и заглушило боль, но сегодня, стоило ему только вспомнить о своей семье, как душа и сердце снова начинали кровоточить.

Вийон вернулся к сараю, сел во дворе на чурбанок у стены, откинулся назад и полузакрыл глаза. Медленно-медленно, но дурнота и головная боль отступали. Душевную боль унять было намного сложнее, но было в ней что-то… освобождающее. С его семьей… нет: с семьей Элесы его больше ничего не связывало. Это было ужасно, невыносимо, мучительно – но вместе с тем он осознал вдруг, что свободен. Нет обязательств, ответственности, необходимости думать о том, как прокормить жену и трех детей, как всем угодить и никого не обидеть. Он им не нужен, они презирают его и гнушаются им – пусть так. Окончательно оттолкнув его, объявив, что он даже не вправе считать детей Элесы своими, они лишь приблизили его недавнюю мечту о жизни в Среднем городе и новой семье, которая будет такой, как он захочет, еще на один шаг. Ведь Вийон заключил успешную сделку между четырьмя разными и не самыми последними в Среднем городе людьми; нашел способ вернуть Норису его магический дом, внутреннее пространство которого превосходило внешнее; отыскал сокровищницу в лабиринте снов и сплел корзину желаний. Пусть перемены в его жизни пока и не слишком заметны, но он на верном пути: он добьется успеха, и Элеса еще тысячу раз пожалеет, что оттолкнула его. От зависти и злобы она будет каждый день рассказывать детям небылицы о бывшем муже, поливать его грязью и клеветать, ну и пусть – ведь это не его дети. Он все еще любил Иси и сожалел, что все так сложилось, отдал бы многое, а может быть и все, чтобы девочка стала относиться к нему по-прежнему, но теперь Вийон, по крайней мере, мог смириться с тем, что этой любви он никогда больше уже не получит. Сердце его будет болеть еще долго, но теперь он знал, что сумеет в конце концов пережить и это, последнее предательство. Рано или поздно боль утихнет и он перестанет вспоминать «свою малышку».

Начинался рассвет, солнечные лучи окрасили крыши домов далекого Верхнего города и башни огромного императорского дворца. Кряхтя, Вийон не без труда поднялся, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы не потревожить больную голову. Он зашел в сарай и вскоре вышел обратно во двор, держа в руках закрытую крышкой корзину. Созрело ли желание, помещенное в нее? Неизвестно. Корзина осталась такой же, как прежде, и весила столько же. Изнутри не доносилось никаких звуков. Должно ли быть как-то иначе, ведь внутри одно только желание? Вийон не мог ответить на этот вопрос.

Вчера он загадал полтора серебряника, но ничего не получил, кроме ужасного разговора с Иси. Но ведь он и не должен был ничего получить именно вчера (пусть даже и сказал, что желает разжиться деньгами в этот же день), потому что желание осуществлялось лишь после открытия корзины. Если оно готово, следует выпустить его и подождать, что произойдет сегодня. Если к Вийону сегодня каким-либо образом попадут полтора сикталя, то цель достигнута, а если нет – значит, нет.

Он снял крышку и осторожно заглянул внутрь. Корзина, естественно, была пуста.

«Можно ли пользоваться корзиной желаний после того, как желание выпущено на волю? – Подумал Вийон. – Наверное, нет. Нужно ее сжечь.»

Он хотел было уже разжечь во дворе огонь, однако затем подумал, что можно отложить это дело до момента, пока желание не исполнится. А значит – пока оставалось только приступить к обычной работе и ждать, что произойдет дальше. Вийон так и сделал. Вскоре подошли его товарищи, заняли свои места во дворе и все пошло по накатанной.

Появился и Бейз Лекарид – зевающий и недовольный, как обычно. Забрал себе все лучшие корзины, обругал корзинщиков за беспорядок во дворе и медленную работу, а затем стал донимать Вийона своей обычной, с недавних пор, претензией.

– Вийон, где моя корзина желаний? Когда она будет готова?

– Скоро, господин, я работаю над этим.

– Не дури мне голову, – Бейз взвесил тяжелую ладонь, как будто раздумывая, ударить Вийона или нет. – Ты говоришь «работаю», «потом», «скоро» – но я не вижу результатов. Может быть, ты держишь меня за дурака?

– Нет, господин, клянусь вам, я делаю все, что могу.

– Если корзины желаний все еще нет – значит, ты делаешь недостаточно.

– А ведь вчера Вийон сде… – Подал было голос Гипел, но Майрын отвесил сыну подзатыльник, и тот прикусил язык.

Бейз не обратил на возню за своей спиной никакого внимания. Он смотрел только на Вийона.

– Может быть, позвать стражу? Тогда ты наконец уже начнешь шевелиться?

– Зовите кого хотите…

– Что ты сказал?! – Бейз аж задохнулся. Он шагнул к наглому работнику, замахиваясь для удара.

– Зовите кого хотите, – повторил Вийон с ожесточением, посмотрев Бейзу в глаза. – Я не стану работать быстрее и лучше от того, что вы меня изобьете. Корзина желаний скоро будет готова. Позовите стражу – и вы не получите ничего.

Бейз несколько секунд простоял с поднятой рукой, скаля зубы и бешено сверкая глазами, азатем опустил руку, так и не ударив работника.

– Что ж, посмотрим, – процедил он, развернулся и ушел.

Оставшееся до полудня время корзинщики трудились молча. Затем Майрын ушел на рынок, дети убежали обедать. Флеб несколько раз пытался завести с товарищем разговор, но Вийон отвечал односложно или молчал, концентрируясь на работе. Чем чаще он думал о храме со статуями отца и Арбела, тем чаще в движении его рук проскальзывало что-то новое, не всегда поначалу понятное ему самому, но всегда оказывавшееся в итоге полезным. Вийон старался запоминать эти новые приемы, а досужие разговоры его только отвлекали.

В этот день он сплел больше корзин, чем когда-либо раньше, и все они были на удивление хороши. Конечно, он не сидел весь день на одном месте – вставал, чтобы попить воды, или посетить отхожее место, или просто размяться, однако в этот день он не просто вставал и ходил, а еще и смотрел под ноги, ожидая увидеть где-нибудь вы пыли пару серебряных сикталей. Но ничего привлекательного на земле не валялось, и прохожие на улице, куда Вийон иногда выглядывал, также не спешили одаривать его.

Прошел день, приблизился вечер. Вийон начал беспокоиться. Флеб ушел домой, а вскоре с рынка вернулся Майрын, поставил в сарай непроданные корзины и также удалился. Село солнце, ночь вот-вот должна была опуститься на город. Вийон украл из соседского сада пару кислых яблок и перекусил ими – это было единственное, что он съел за сегодняшний день. Сикталей по-прежнему не было. И только когда гонг на Часовой башне пробил полночь, Вийон окончательно понял, что их и не будет. Либо он сделал что-то неправильно, в чем-то ошибся, либо, что более вероятно, изготовленная вчерашним утром корзина вовсе не была корзиной желаний. Это было хорошее, добротное изделие, но никакими волшебными свойствами оно не обладало и совершать чудеса не могло.

Значит, оставался только один путь: поскорее найти Айнри Тозола и упросить старого друга помочь в изготовлении корзины желаний. Поначалу Вийон хотел лечь спать, чтобы заняться поисками следующим утром, но понял, что заснуть не сможет. Да и зачем откладывать до утра? Завтра начнется привычная обыденная суета, его связь с Нейсинараном станет слабее и чувствовать духа среди болтовни и суеты он будет хуже. Он и так слишком долго откладывал этот шаг – поначалу был готов и землю рыть, чтобы найти Айнри, но как только в его руках оказалось надежное, лучшее из возможных, средство для поиска скрытого и потерянного, как враз растерял свой энтузиазм. Почему? Может быть, в глубине души он боялся, что встреча с повзрослевшим Айнри пройдет совсем не так, как ему хотелось бы? Нет-нет, к черту страхи. Он больше не будет бояться.

Вийон встал посреди двора, вытянул левую руку в сторону и твердо произнес в тишине спящего города:

– Нейсинаран!

Послышалось знакомое хлопанье крыльев. Огромный ястреб вылетел из сарая, где в виде чучела неподвижно стоял вот уже три дня, и уселся на левую руку. Вийон знал, что почувствует боль от его когтей и был готов к ней – возможно, поэтому боли на этот раз почти не было, ведь он не стал дергаться и продолжал держать руку ровно, когда на нее опустилась мистическая птица. Своими страшными загнутыми когтями ястреб сжимал руку корзинщика твёрдо, но бережно, почти не повреждая кожу, и то смотрел на Вийона одним глазом, то быстро поворачивал голову вправо или влево, как будто следя за движениями в незримом для человека мире духов и демонов.

– Найди Айнри Тозола, – велел Союзнику Вийон. – Проведи меня к нему.

Ястреб остался неподвижен. Он как будто не услышал приказа, и остался сидеть на руке человека, поворачивая голову то вправо, то влево. Когда Вийон повторил приказ, ястреб чуть расправил крылья и тут же сложил их обратно. В ответ на третий приказ он закричал, широко раскрыв клюв и повернув голову к Вийону, недвусмысленно показывая, что если человек продолжит настаивать, то может лишится глаза, уха, кадыка или чего-нибудь еще, не менее важного. Вийон не стал искушать судьбу. Он стоял так еще несколько секунд, не в силах поверить в свою неудачу.

– Хорошо, – сказал он Союзнику. – Возвращайся назад.

Сильный толчок, хлопанье крыльев, дуновение ветра – и вот уже огромная птица, ставшая тенью, вновь растворилась в темноте.

Вийон устало присел на чурбанок у стены сарая. Почему средство, на которое он возлагал больше всего надежд, оказалось бессильным? Что он сделал не так? А может быть, Айнри Тозола нельзя найти потому, что он умер?

Эта мысль ужаснула Вийона почти также сильно, как и настойчивые убеждения душевидца о том, что Айнри никогда не жил на свете. Нет, нет, он не мог умереть! Это было бы… неправильно, нечестно, такого не должно было случится. После всех поисков, после всех усилий, всех надежд – этого просто не могло быть. Не могло быть и не должно было.

Но что, если это правда? Вийон обхватил голову руками и едва слышно застонал. Он не хотел верить в такой исход, но что, если это правда? Люди иногда умирают, такое случается. Айнри заболел в детстве колдовской лихорадкой, и его должны были отдать на обучение либо на улицу Чертежей, либо на Вторую улицу Звезд, либо в Дымный переулок – но Вийон не нашел ни следов, ни памяти об Айнри ни там, ни там, ни там. Айнри как будто бесследно растворился в воздухе – так может быть, все дело только в том, что он умер двадцать пять лет тому назад?..

Совершенно разбитый и опустошенный, Вийон, дрожа от бившего его озноба и еле переставляя ноги, зашел в сарай и без сил опустился на свое самодельное ложе из старых тряпок поверх ивовых прутьев. Еще недавно он не мог заснуть от нервного возбуждения, от готовности действовать прямо сейчас, но призыв духа и, главное, мысли о смерти Айнри как будто выжали из него все соки. Обычно мысли об Айнри придавали ему сил, добавляли в окружающий мир красок и делали его самого более живым – но только не в тех случаях, когда он думал о том, что Айнри мог умереть или что он никогда не существовал. Эти мысли оказывали совершенно противоположный эффект, выбивали из колеи и вытягивали все душевные силы.

Вийон закрыл глаза и забылся. Поначалу сны его были мутны и неосознанны, но вот он опять очутился в каменном лабиринте. Помощи Нейсинаран ему уже не требовалось, чтобы попасть в сокровищницу, он теперь всегда мог и сам легко отыскать к ней путь – не потому, что изучил лабиринт, нет: этот лабиринт изучить, наверное, было и вовсе невозможно – а потому, что путь в храм-сокровищницу находился теперь всегда, когда Вийон этого хотел. Но зачем ему туда идти? Что его там ждет? Он не хотел сейчас там работать, достаточно наработался и днем.

Вийон сел у стены и просто сидел так неопределенное время, не желая ничего вспоминать, размышлять, приходить к каким-то выводам. Айнри не мог умереть, не мог так поступить с Вийоном. Лучше было вообще ни о чем не думать. Почему он не может забыться даже во сне? Стоит попросить у Мелана какую-нибудь простенькую приблуду, которая позволит спокойно спать, не видя вообще никаких снов.

Откуда-то справа послышался шорох. Это не был звук в прямом смысле слова, а скорее тактильное ощущение легкой и беспорядочной вибрации, сложенное с отчётливым знанием «это звук». Поворачивая голову, Вийон на мгновение задумался: как бы он воспринял это, если бы мысль о звуке не пришла ему в голову и не придала бы событию именно такую форму? Ведь во сне нет чувств вроде зрения, слуха или обоняния, есть только их подобия, имитация. Он «услышал» что-то потому, что привык слышать – так может быть, и лабиринта этого на самом деле не существовало, а было нечто совсем иное? Это соображение складывалось со словами о том, что лабиринт и сокровищница для каждого обретают какой-то свой, особенный образ.

Повернув голову на шорох, Вийон увидел крысу, сидевшую на задних лапках у стыка стены и пола. Крыса пристально посмотрела на корзинщика, пискнула и побежала прочь.

Опираясь на стену, Вийон медленно поднялся. Тварь явно звала его за собой, но стоило ли идти? В прошлый раз она привела его в лапы душевидца, который едва не свел Вийона с ума, а до этого выгрызла на стене слово, которое убило Огиса. С другой стороны, при первой встрече она – через Вийона – преподнесла, пусть и ценой покалеченной и искусанной семьи, Флебу роскошный подарок, и, кроме того, эта тварь, кажется, что-то знала об Айнри – ведь именно его имя она выгрызла на стене в третий раз.

Последнее обстоятельство все решило. Вийон не мог понять, откуда взялась эта крыса и что она от него хочет, но она знала – или знал тот, кто ее послал – нечто очень важное для Вийона, и нужно было, наконец, понять, что же конкретно она знает и почему преследует корзинщика. Вийон поспешил следом за крысой – вперед, в темноту.

Они долго шли по извилистым коридорам, и каждый раз, когда Вийон терял своего проводника в темноте, крыса шуршала или попискивала, подавая знак, в какой именно коридор она повернула. Лабиринт постепенно менялся: стены сделались ниже и выглядели древнее, появился потолок, который чем дальше, тем становился ниже, многие проходы были завалены, стены выщерблены, а пол усеян каменой крошкой. В какой-то момент все это стало напоминать в большей степени извилистую сеть пещер, чем искусственное сооружение, пол перестал быть ровным, появились то плавные, то крутые спуски вниз и наверх, прямые углы пересекающихся коридоров сменили плавные повороты. Затем крыса полезла в один из завалов, и поначалу Вийон думал, что уже не сможет последовать за ней – но нет, там был проход, совсем узкий, куда пришлось бы протискиваться лежа. Вийон убрал с пути несколько камней, расширяя проход и полез в образовавшуюся щель…

Проползти пришлось немало, при том ход был крайне неровным, но вот наконец он закончился и Вийон выбрался на поверхность, при том последнюю часть пути он пробирался вверх по узкому колодцу. Черное небо с редкими огоньками звезд – первое, что он увидел. Оглядевшись вокруг, Вийон обнаружил, что находится в каньоне, среди безжизненных скал, кольцом окруживших кратер. В центре кратера темнела яма. Крысы, приведшей Вийона в это место, нигде не было заметно. Корзинщик хотел уж было лезть обратно в колодец, как сухой низкий стон прокатился по каньону:

– Аааайййнриии…

Голос производил жуткое впечатление, да и темное углубление в центре кратера не выглядело привлекательным – исходившее оттуда зло Вийон буквально ощущал всей своей кожей, но выбора не было. Голос произнес то единственное слово, которое могло заставить Вийона спуститься, а не бежать, сломя голову, прочь от этого места.

Склоны кратера не были крутыми, и чем ближе к центру, тем становились все более пологими. Вийон медленно шел вперед, дрожа от страха, но все же переставляя одну ногу за другой, вслушиваясь и вглядываясь в чернеющую впереди яму. Чернота эта не была просто тенью или отсутствием света – нет, это было что-то другое, больше похожее на дым или облака миазмов, которые растекались по дну кратера и слепо шарились по безжизненной земле, словно пальцы великана или отростки кракена, ищущего добычу. Выбрав такое место, где облаков тьмы не было, Вийон опустился на землю и пополз вперед, прижимаясь к земле. Он боялся показываться в полный рост тому, что покоилось в яме, он вообще не хотел никак контактировать с этим, хотел лишь узнать, почему оно произнесло одно-единственное слово…

Он слышал звуки движения чего-то большого и какие-то шепотки еще на пути; когда же корзинщик подполз к краю ямы и заглянул в нее, то увидел крысу, размеры которой превосходили слона – крысу, имевшую три головы и столько же хвостов. Чудовище лежало на дне ямы брюхом кверху, а из его тела, из лап, из шеи, груди и брюха торчали многочисленные копья и пики, которые как будто прибивали трехголового гиганта к земле. Местами шкура крыса облезла, так же она казалась совершенно высохшей, буквально сухая белая кожа на костях, пустые глазницы на облезлых черепах, безгубые рты с желтыми зубами. Но эта огромная мумифицированная каким-то образом оставалась жива, три ее головы постоянно что-то шептали – то ли разговаривая друг с другом, то ли обращаясь к кому-то еще.

Вийон не хотел быть здесь. И зачем он только сюда полез? Он попытался отползти назад, но не смог – ужас парализовал все его тело. Он не хотел слушать, о чем шепчутся головы, но не мог не слушать…

– …ничего не добьешься, ни здесь, ни сейчас, никогда!.. Конец неотвратим: все, что появилось – умрет. Ничего не сможешь изменить. Все ваши усилия – ничто: я слышу поступь братьев, пришедших взять виру за смерть отца. Ни искусство, ни магия, ни доблесть, ни бесстрашие, ни воля, никакие усилия и добродетели, пороки, договора и союзы – ничто не поможет. Все закончится, этого не избежать, закончится уже совсем скоро; закончится и никогда уже не начнется снова. Все твои усилия значат не больше, чем попытки муравья остановить лавину; не найдется хитрости или умения, или удачи, не достанет помощи духов или бессмертных, чтобы отвратить то, что должно случится. Конец всего сущего неотвратим; я ожидаю этого часа, чтобы освободиться и сгинуть со всеми; не останется ничего, и самому времени будет положен предел…

Вийон чувствовал, как открывается его рот и рвется наружу истошный крик, и не мог даже пошевелиться, чтобы зажать себе рот руками и не кричать. Низкий, исполненный бесконечной ненависти ко всему живому, голос павшего бога проникал, казалось, в каждую частицу его дрожащего тела, вызывая мучение, и повергая в беспросветную бездну отчаянья. А затем одна из голов повернулась к Вийону и отчетливо произнесла – уже не рассуждая о каких-то отвлеченных вещах, о конце света и тщете всех попыток его предотвратить – произнесла, обращаясь к человеку и смотря на него:

– Я вижу тебя. Тебе не уйти.

Земля завибрировала и затряслась, смещая Вийона к краю ямы, и лишь тогда оцепенение спало. Он рванулся назад – отчаянно, бездумно, без мысли и памяти, как загнанный зверь, бросающийся прочь от охотника даже тогда, когда уйти уже невозможно. Земля затряслась сильнее, и склоны кратера накренились – пологие и ровные прежде, они вздымались, перегораживая путь Вийону. Каким-то чудом Вийону удалось продвинуться дальше, в то время, когда комья земли и целые пласты, дрожа, соскальзывали в яму – и тогда трехголовая крыса издала звук, напоминающий грохот или раскатистый вой: писк, исполненный на самых низких тонах.

Земля по-прежнему тряслась, но теперь вверх взлетали не камни и не комья земли, а крысы. Они лезли отовсюду, и с каждым мгновением их становилось все больше: Вийон собственными, расширенными от ужаса глазами, увидел, как ком земли, поднятый вверх очередным толчком, изменил форму и цвет, и рассыпался на сотню крысиных тел. Земля превращалась в море из бесчисленного множества обезумевших грызунов.

Каждый из подземных толчков грозил свалить Вийона на землю, и иногда он падал, но тут же вставал и бежал дальше, бежал так быстро, как только мог. Крысиное море вспучивалось за его спиной, крысы прыгали ему на спину, на голову, на плечи, пытались кусать за ноги – Вийон отмахивался от них как мог, не прекращая бега. Он добрался до колодца в скале и нырнул в него без промедления. Выступающие камни разорвали ему кожу, он едва не переломал руки и ребра, но продолжал ползти, не обращая внимания на боль, ужом проскочил по узкому ходу и вернулся в лабиринт, и лишь тогда позволил себе оглянуться.

Крысы были уже здесь – сначала узеньким ручейком, а потом уже всей массой, бурлящим потоком – вливались в лабиринт следом за корзинщиком и устремлялись к нему. Их было так много, а напор с той стороны был так силен, что камни, закрывавшие проход, начало выворачивать и откидывать в сторону, а поток крысиных тел становился все шире.

«О, боги!..» – Подумал Вийон и опять бросился в бегство. Он изо всех сил хотел проснуться, но не мог. Да, это всего лишь сон, но не было сомнений, что если крысы доберутся до него, сожрут, или, что еще хуже, притащат тому гигантскому трехголовому чудищу в яме – ничего хорошего от этого не выйдет не только во сне, но и в обыденном мире. Эта тварь была одним из павших богов, чьи имена преданы забвению, или одним из осколков его злобы и силы, и Вийону совершенно не хотелось узнавать, что сотворит темный бог с его душой, когда ее получит.

Крысы уже бежали за ним – их стало так много, что они катились, кувыркаясь, сплошной волной по коридору, преследуя бегущего человека, занимая своими телами все пространство от пола до потолка, от одной стены до другой. Куда бежать? Где скрыться от этого? Вийон подумал о храме предков, но тут же отбросил эту мысль. Если эта сила, преследуя его, проникнет в храм, будет еще хуже.

– Нейсинаран! – Закричал он во все горло, сворачивая в очередной поворот. – Выведи меня отсюда!

Явившийся из ниоткуда ястреб полетел вперед, а Вийон бросился за ним. Он задыхался, бежал из последних сил, но сейчас, пожалуй, лишь смерть могла бы заставить его перестать двигаться. Его преследовал ужас, худший из кошмаров, который он когда-либо видел или представлял, и этот кошмар не был из числа тех, что можно развеять, всего лишь повернувшись к нему лицом.

Повороты мелькали один за другим. Лабиринт снова изменился, проходы расширились, освещение изменилось. В какой-то момент Вийон понял, что стен и вовсе нет – это только камни, и нет лабиринта, а он сам бежит по неровной местности, иногда взбираясь по скалам наверх. Вийон остановился и огляделся. Он стоял на горном перевале, едва удерживая равновесие от шквального ветра, толкавшего его назад. Крыс нигде не было видно. На горизонте горы то ли сливались с небом, то ли небо твердело и становилось горами, а где-то воздушное пространство было похоже на жидкий янтарь или медленно двигающуюся воду. Впереди открывалась долина, наполненная рыжими и алыми цветами – поначалу Вийон подумал, что там бушует пожар, но приглядевшись, разглядел деревья, совсем не похожие на обугленные стволы во время пожара, и пришел к мнению, что там, в долине, царит яркая и красочная осень. Долина выглядела мирной и Вийону захотелось ее посетить – во всяком случае, этот вариант был не хуже, чем остаться и торчать на перевале. Он сделал первый шаг вниз, затем второй – и проснулся на третьем.

17

Утром, по завершении обычных дел, когда дикий ужас от пережитого ночью немного отпустил его разум, Вийон вновь призвал Нейсинарана и снова велел ему отыскать Айнри. Реакция была такой же, как и вчера – Союзник не стал ничего делать и недвусмысленно давал знать, что попытки человека настоять ни к чему хорошему не приведут. Вийон изгнал ястреба и вернулся к работе.

Айнри был жив, теперь он в этом почти не сомневался. Гигантская крыса что-то знала о нем, жаль только, что выведать это знание Вийон так и не смог. Айнри был врагом этой твари или, по крайней мере, чем-то мешал ей: не зря же она пыталась убедить всех и каждого, а в первую очередь себя саму в том, что ни у кого ничего не получится и все бесполезно. Нужно было найти Айнри хотя бы для того, чтобы предупредить о том, что чудовище в глубине снов точит на него зуб.

После полудня Вийон и Флеб отправились на рынок. Новые корзины Вийона расходились хорошо, и он быстро распродал все, что принес.

– Выходит, твоя корзина желаний все-таки действует? – Подмигнул ему Флеб. – Таким путем ты скоро соберешь полтора сикталя для выкупа своего времени у Собирателя Дней.

– Нет, – Вийон вздохнул. – Я ведь хотел получить деньги в тот же день. Это была всего лишь хорошая, добротная корзина. Флеб, я все продал и пойду, хорошего тебе вечера!

– До завтра, Вийон. Только, боюсь, после твоих корзин на мои уже никто не и смотреть не станет…

Вийон купил чистой воды и горячего хлеба и даже позволил себе редкое угощение – взял немного вяленого мяса. Поужинав, он отправился в путь.

Двадцать пять лет назад пятеро подростков напали на Айнри, но бежали, когда на помощь другу пришел Вийон. Помимо их лидера, Джадура, казненного лет пятнадцать тому назад (Вийон уже и не помнил, почему и за что), Вийон знал только одного – самого младшего из них, Гсина Куда, всегда неумытого, с двумя отсутствующими зубами и вечно текущим носом. Кажется, они или дружили когда-то, совсем давно, либо их семьи были знакомы – как Вийон не напрягал память, но точных обстоятельств далекого детства вспомнить не удавалось. Впрочем, все это не имело значения, а имело значение то, что он знал, где находится дом Гсина.

Пришлось немного поискать, потому что район сильно изменился за прошедшие десятилетия, но в конце концов, руководствуясь где-то памятью, а где-то и расспросами соседей, Вийон разыскал крошечную грязную хибарку, затерявшуюся в скопище таких же лачуг и сараев. Блохастая собака с гниющим глазом ткнулась ему в ноги, прося еды или хотя бы ласки, но Вийон отстранил ее и подошел к дверям. На пороге играли дети – бегали друг за другом, шумели, возились в грязи. Вийон обратился к девушке, которая за ними присматривала:

– Скажите, не здесь ли живет Гсин Куд?

Лицо девушки приобрело удивленное выражение, она смерила Вийона настороженным взглядом.

– Что вам нужно? – Спросила она.

– Просто поговорить, – Вийон поднял руки ладонями от себя, демонстрируя миролюбие. – Когда-то давно я был знаком с Гсином, есть один вопрос, который я хотел бы ему задать.

– Если вы хотите поговорить с моим братом, – хмуро ответила девушка. – То вам следует обратиться к вопрошателям мертвых. Он давно умер.

Она перестала смотреть на Вийона и начала трясти ребенка, сидевшего у нее на руках, пытаясь его успокоить. Качала она, однако, его слишком нервно и быстро, и ребенок в результате расплакался еще сильнее. Тогда девушка прикрикнула на ребенка и даже занесла руку, грозя ударить – это подействовало, дитя стало ныть не так громко.

– Умер? – Растеряно переспросил Вийон. – Очень жаль… Как это произошло?

– Это давнее дело, – отмахнулась девушка. – Не хочу говорить. Уходите.

Вийон полез в кошелек и достал все, что заработал за сегодня. В глазах девушки вспыхнул интерес.

– Я заплачу вам, – сказал корзинщик. – Вот, все это будет ваше. Сможете поесть и накормить детей.

– Хорошо, – девушка откинула волосы назад и заговорила:

– Что вы хотите знать? Как он умер? Его казнили на площади, вместе с Джадуром и другими его дружкам. Хуже того: наказали и других моих братьев, мать отправили на каторгу, и также поступили с семьями всех, кто был в банде. А для Джадура и Гсина казнь стала долгожданным избавлением, ибо их долго перед этим пытали.

– Теперь я припоминаю, что слышал о чем-то подобном… – Пробормотал Вийон. – Четырнадцать или пятнадцать лет назад, верно? Отец заставлял меня работать, а дома мы не обсуждали такие вещи. Поэтому я не знаю подробностей. Что же произошло? Почему их всех так жестоко наказали?

– Джадура и его банду наказали справедливо, – ответила девушка. – Но из-за этих ублюдков пострадали и другие люди. Я сама избежала смерти лишь потому, что была лишь году от роду, и когда забрали мать, взяли меня к себе и воспитали. А началось все с того, что Джадур и Гсин и другие изловили молодую девку из Верхнего города, изнасиловали ее, а когда она пригрозила, что им не жить – перерезали ей глотку. Но эта девка оказалась дочерью префекта Варана эс-Кэламида, а он человек суровый…

– Да-да, – кивнул Вийон. О жестоком военноначальнике, некогда служившем на юге и прославившемся в сражения со скайферами, а затем переведенным в столицу из-за чрезмерной суровости к собственным подчиненным, слышали все. Он и по сей день занимал должность одного из префектов Дангилаты.

– …и за свою ненаглядную Лакри обещал казнить не только тех, кто ее снасиловал, но и их семьи. Говорю же, я сама чудом осталась в живых, потому что была еще ребенком…

– Подожди! – Вийон поднял руку. – Что ты сказала?

– Что? – Передернула плечами девушка.

– Имя дочери префекта. Как ты сказала?..

– Лакри эс-Кэламид, безголовая, избалованная девка, привыкшая к тому что ей все можно и решившая поискать приключений вечером в Нижнем городе…

Вийон стоял неподвижно несколько минут и молчал. Сестра Гсина говорила что-то еще, жаловалась на жизнь и судьбу, на несправедливость властей, но он не слышал. Очнувшись, он отдал ей обещанные деньги и задал последний вопрос:

– Айнри Тозол. Ты слышала когда-нибудь это имя?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, никогда.

Вийон и не сомневался, что ответ будет именно таким. Что бы не было на уме у подростка Гсина, вряд ли бы он стал рассказывать об этом десять лет спустя своей годовалой сестре, а если бы и стал – она бы все равно не запомнила.

Вийон поблагодарил девушку за ответы, развернулся и ушел.

Он брел по трущобам Дангилаты, погруженный в свои мысли и пытаясь разложить по местам услышанное и то, что он знал прежде, а ночь, между тем, уже начинала предъявлять свои права на затихающий город.

Отец не пускал Вийона смотреть на казни, происходившие на городской площади и пресекал любые разговоры о них, но имя «Лакри» Вийон уже слышал. Может быть, и не в юности (а если и в юности, то он забыл об этом), а совсем недавно, буквально неделю тому назад…

Огис Хатур пробыл среди корзинщиков четырнадцать лет, но когда он пришел к ним впервые, он вовсе не был похож на ремесленника. Повадки выдавали в нем разбойника, хотя он и старался не выдавать себя и вести себя как все. Его привел старый Арбел, с которым Огис как будто бы дружил или был его дальним родственником – так, по крайней мере, они сказали остальным, но, вероятно, настоящая причина была в том, что Огис уже тогда гулял с дочерью Арбела, Акиной, и последняя носила под сердцем их первого ребенка. Было ли вообще имя и фамилия Огиса Хатура настоящими? Теперь Вийон в этом сомневался. Огис либо был одним из тех, кто вместе с Джадуром насиловал и убивал префекторскую дочку, либо приходился родственником одному из убийц – в любом случае, он жил в страхе с тех пор вот уже четырнадцать лет, и совсем обезумел, когда крыса начертала на стене имя убитой. Вот почему он повесился: Огис все еще страшился мести префекта и знал, что в случае, если властям доложат, кто он и в чем виноват – мучительной смерти подвергнется не только он сам, но и его жена, и сын.

В какой-то момент Вийон очнулся от своих дум и огляделся по сторонам. Он находился на Гусиной улице; в двух квартала слева в грязном переулке прятался домик Флеба и его матери, в двух же кварталах справа стоял дом, хозяином в котором когда-то был Арбел, затем Огис, а теперь хозяйничала Акина. Уже поздно, но, может быть, вдова Огиса еще не спит? Он всего лишь задаст ей пару вопросов.

Повернув направо, быстрым шагом Вийон миновал два квартала и постучался. К его удивлению, дверь открыл Флеб.

– Вийон? Проходи. Акина скоро подаст ужин, думаю и тебя угостит.

Все еще недоумевая, Вийон проследовал за товарищем в дом. Что Флеб тут забыл, в такое время? Почему он не у себя? Будь у Вийона в услужении белокожая хальстальфарская красавица, он бы кувыркался с ней в постели все свободное время – ведь хоть какая-то польза с этой хали должна же быть!

В доме плавали запахи сытной бобовой похлебки, а в правой части хибары суетилась Акина, помахавшая Вийону рукой. Она совсем не выглядела безутешной вдовой. Напротив, в доме царил порядок, которого Вийон тут давно не помнил; а также Акина была трезва – событие совсем удивительное, ибо в последние годы Вийон чаще видел ее пьяной, чем трезвой: возможно, она заливала вином память о двух дочерях, проданных по настоянию Огиса богатым людям из Среднего города, а может быть, пила потому, что пил Огис – а он был совсем не дурак выпить.

Флеб обошел стол и уселся на полу, напротив Этара. Пол между ними был расчерчен на клетки, на которых располагались белые и черные камни: похоже, тут шла напряженная игра в «Двенадцать камней», заключавшаяся в поочередном смещении своих камней с целью окружения чужих.

– Присоединишься? – Спросил Флеб, кивая на поле. – Кое-кто скоро вылетит.

И он насмешливо посмотрел на Этара. Мальчик насупился, подпер подбородок кулаком и стал размышлять над следующим ходом еще напряженнее.

– Нет, благодарю, – ответил Вийон. – Мне нужно кое-что спросить у Акины.

Он прошел на кухню и поздоровался с хозяйкой. Бобовая похлебка была уже почти готова, Акина сняла горшок с огня и собиралась разливать по тарелкам.

– У меня есть вопрос… или даже два, – Вийон помялся на пороге кухни. – Насчет Огиса…

Он увидел, как напряглась спина вдовы. Она отложила тарелки и повернулась к Вийону. Теперь никакой доброжелательности на ее лице не осталось.

– Что «насчет Огиса»? – Спросила она.

– Не знаю даже, как и начать… Ну, ладно. Он когда-нибудь упоминал при тебе имя «Айнри Тозол»?

Акина задумалась, затем пожала плечами.

– Не припоминаю такого. А что?

– А «Лакри»?

Акина замерла. Ее глаза превратились в узкие щелочки, а губы и челюсти плотно сжались. Теперь она рассматривала Вийона как врага. Будь у нее в руках при этом хоть что-то, похожее на оружие, Вийон бросился бы бежать, не раздумывая.

– Нет, – отчеканила женщина. – Никогда такого имени не слышала.

«Она лжет, – подумал Вийон. – Она все знала про Огиса и покрывала его все это время, потому что была влюблена и не бросила его даже тогда, когда он отдал двух ее дочерей на потеху богачам.»

– К чему эти вопросы? – Даже не пытаясь скрывать враждебности, спросила Акина. – Что ты хочешь, Вийон?

– Ничего, – он поднял руки все тем же своим обычным жестом – ладонями вперед, демонстрируя отсутствие злых намерений и отступление. – Должно быть, я обознался. Прошу прощения за беспокойство.

Акина не ответила, а провожала его злым взглядом почти до самой двери.

– Вийон, ты что, не останешься на ужин? – Бросил Флеб, отвлекаясь от игры с мальчиком.

– Нет-нет, в другой раз. Мне нужно идти.

Вийон вышел, закрыл дверь и направился к сараю Бейза, ставшему за последние недели ему уже почти родным домом. Еще одна частица мозаики заняла свое место, но что толку? Ни к корзине желаний, ни к Айнри Тозолу раскрытая тайна его не приблизила.

Во дворе и в сарае все было без изменений, чучело Нейсинарана неподвижно стояло в углу, а под потолком покачивалась ловушка для снов, изготовленная Меланом.

«Надо бы расплести ее или сжечь, – подумал Вийон, опускаясь на свое ложе. – Толку от нее уже никакого нет, храм в лабиринте теперь я всегда отыщу и сам, а если вдруг что – позову Союзника-ястреба…»

Он закрыл глаза и заснул, и во сне оказался на том же месте, которое видел последним во время вчерашнего сна: горный перевал, странное небо слева и справа, и осенний лес в долине впереди. Лес тянул к себе Вийона, как раньше тянула извилистая дорога под треугольным небом; он двинулся вперед и вниз, ища взглядом тропинки, по котором можно было бы спуститься в долину.

Когда долгий спуск завершился, Вийон понял, что ошибся: нет, в этом месте не властвовала осень. Деревья и кусты, травы и цветы, ровные ряды растений с крупными плодами, похожими на тыквы – все было объято огнем. Растения горели, но оставались неповрежденными, более того – кажется, они же сами служили источником огня и питали его. Когда Вийон поднес руку к ветке куста, то почувствовал жар, и поспешно отдернул ее обратно.

Над огненным лесом – или, может быть, садом, ведь деревья, кусты и овощи были рассажены тут в определённом порядке – плыло рыжее марево, иногда сгущавшееся в форму тусклых огненных шаров, беспорядочно перемещавшихся по воздуху. Иные огненные сгущения таились тут и там, некоторые из них отдалялись, когда Вийон подходил к ним, другие же, будто демонстрируя интерес, кружились рядом.

Вдалеке Вийон заметил несколько высоких рыжих фигур, также состоящих из огня, но поначалу не обратил на них внимания, больше занятый огненными сгустками, что кружили вокруг него, с каждым разом подлетая все ближе – их жар обжигал, и Вийон начинал опасаться, что в конце концов эти сгустки сожгут ему глаза, волосы или одежду. Одна из высоких фигур, между тем, направлялась к нему; она двигалась как будто бы неспешно, но перемещалась при этом довольно быстро; Вийон заметил, что уже не один лишь когда она оказалась совсем рядом, и думать об отступлении было уже поздно.

Это был человекоподобный великан, ростом превосходивший Вийона вдвое; он был лишен кожи, а мышцы его, охваченные ореолом легкого прозрачного пламени, состояли из тяжелого и медленного огня. Глаза напоминали кристаллы – один, серовато-рыжий, почти терялся в пламени, окружавшем лицо, но другой, голубой, светил ослепительно ярко, словно самое сильное пламя, какое только можно разжечь.

– Я понял, что ты придешь, когда путь открылся, – произнес гигант. – Сможешь ли ты сделать корзину, которая не будет гореть, мастер из мира людей?

«Это высокий человек с рынка, – подумал Вийон. – Нет, не человек, а дух. Он лишь притворялся человеком, а это – его настоящая форма.»

– Раньше я бы сказал, что не знаю, как такое сделать, – ответил корзинщик. – Но многое изменилось, и теперь я скажу, что мне необходимо подумать. Для чего тебе нужна эта вещь?

Огненный дух, полуобернувшись, показал рукой на поля и сады.

– Эти плоды, – дух вытянул руку в направлении растений, похожих на тыквы из лавы. – Сжигают все, с чем соприкасаются. Мы используем их, но не можем хранить; нужно что-то, в чем можно было бы их содержать. Однако, свойства их таковы, что сгорает все, что с ними соприкасается; ни один, даже самый прочный и жароустойчивый материал не выдерживает их жара, потому что жар этот делается тем сильнее, чем сильнее ему сопротивление.

– А если корзину обложить льдом? – Спросил Вийон.

– Она сгорит, и даже если сама будет состоять изо льда – тоже сгорит.

– Как может сгореть лед? – Удивился корзинщик.

– Лед превратится в воду, вода в пар, а раскаленный пар сделается легким и быстрым огнем.

– Хмм, непростая задача. И даже если корзина будет из камня, она все равно сгорит?

Дух кивнул.

– Верно. Камень станет лавой, растечется и потеряет форму.

– Что ж… – Произнес Вийон. – Не знаю как, но если я найду способ сделать такую корзину –могу ли я рассчитывать на вознаграждение?

– Конечно, – дух согласно наклонил голову. – Чего ты желаешь?

– Рассказа о том, как изготовить корзину желаний.

– Увы, – тяжелый вздох окатил лицо Вийона жаром. – Эту цену я заплатить не могу. Я ничего не слышал о корзине желаний, кроме лишь того, что на земле некий человек искал способ ее изготовить. «Это великий мастер, – подумал я. – Если он решает такую задачу, значит, сумеет сплести и корзину попроще, которая всего лишь не будет гореть, сохраняя в себе то, что все сжигает.» Тогда я отправился на землю, в долгий и утомительный путь, и пришел к тебе.

– Хорошо, – сказал Вийон. – Я подумаю, что тут можно сделать. Как твое…

Он едва не спросил «как твое имя?», но прикусил язык, подумав о том, что вопрос может прозвучать невежливо, ведь немало чародеев из мира людей призывают духов и обретают власть над ними, постигая их имена. Поэтому он спросил иначе:

– Как мне тебя называть?

– Как пожелаешь, – ответил дух.

Вийон задумался.

– Я буду называть тебя Огненным Великаном, – сказал он наконец. – Ты не против?

– Нет, нисколько, – высокая фигура после того, как Вийон нарек ее выросла в размерах еще больше. – Это хорошее имя, я чувствую его силу, ощущаю меняется мое тело. Ваши слова, мастер из мира людей, обладают властью, ты знаешь об этом?

– Теперь знаю, – сказал Вийон. – Прощай. Надеюсь, когда мы увидимся вновь, я принесу тебе хорошие вести, Огненный Великан.

18

Следующие несколько дней обошлись без происшествий. Вийон усердно трудился, осваивая все больше приемов, которые узнавали его руки, когда разум обращался к храму корзинщиков в глубине сновидений. Корзины, коробы и плетенки, выходившие из рук Вийона, расходились быстро, и вечера его оставались свободны. Последнее было весьма кстати, так как требовалось уладить еще несколько дел в Среднем городе: сведя друг с другом Байла и Азира, Азира и Нориса, договориться с Норисом о времени, когда будет готово зелье с грязевой эссенцией, сообщить о сроках Эгиару Амариду, дабы зловещий чучельник, расставшийся со своим лучшим Союзником, но до сих пор не получивший зелье, не подумал бы ненароком, что его обманули. Касательно поисков Айнри Тозола дела обстояли так, что теперь у Вийона, после всех неудач, оставалась лишь последняя, слабая и неверная надежда, связанная с большим домом за узорчатой решеткой, расположенном в Верхнем городе. Он откладывал этот поход до последней возможности, каждый день находил причины, чтобы не идти, потому что страшился потерпеть неудачу и на этот раз, и утратить уже всякую надежду, а вместе с ней – свободу и жизнь, ибо, похоже, никто, кроме Айнри Тозола, не смог бы помочь ему выполнить поручение Бейза. Да и как идти? В Верхний город такого, как он, попросту не пустят, ведь даже в сопровождении такого уважаемого человека, как Байл Хадзи, его пропустили лишь после скандала, обещаний и просьб.

В один из дней он призвал Нейсинарана и повелел духу найти другой путь в Верхний город, не через ворота. Ястреб выполнил приказание – поводив Вийона кругами по городу, он вывел его за ворота, провел через знаменитые яблоневые сады Дангилаты, и уселся на ветке одного из деревьев в глубине сада.

– Ну и что тут? – Спросил Вийон, подходя ближе. – Куда ты меня привел? Ты меня вообще слышал? Нам нужно не сюда, а в Верхний город…

Он замолчал, услышав странный звук под ногой. Наступил еще раз, с силой – гулкий звук повторился. Тогда Вийона стал разрывать землю и вскоре наткнулся на крышку деревянного люка. Ястреб привел его именно туда, куда он и хотел – к подземному ходу, ведущему в сторону города и приводящему, по всей видимости, в конце концов, к подземельям Верхнего города.

Вийон спустился вниз и двинулся вперед в полной темноте, держась правой рукой за стену. Вскоре он миновал одну развилку, затем другую, но продолжал идти прямо, считая развилки и думая о том, как бы не заблудиться. Он шел очень долго, когда услышал впереди голоса и отсветы пламени, и затаился в темноте. Кто это мог быть? Голоса звучали грубо и развязно, также было слышно, как люди волокут что-то тяжелое. Не только ястреб знал об этих подземельях, ими пользовались воры и контрабандисты, а может быть, убийцы и похитители прятали тут тела своих жертв или держали на цепи в каких-нибудь закутках несчастных пленников, ожидая, пока родственники заплатят выкуп. Кто бы это ни был, связываться с ними Вийон не хотел, он тихо отступил назад и вернулся тем же путем, каким и пришел. Возможно, следует спуститься в катакомбы в другое время – может быть, ему повезет и он ни с кем не столкнется. Но также могло выйти, что ему не повезет, и он столкнется с бандитами в подземельях лицом к лицу; о том, что они сделают с посторонним человеком, который проник вниз для того, чтобы, возможно, выведать их секреты, Вийону не хотелось и думать.

Пока он колебался и раздумывал, спускаться в подземелья или нет, произошло еще одно событие – безусловно, хорошее, но такое, какого Вийон никак не ждал и не мог предвидеть. В один из дней Флеб сильно опоздал и появился лишь когда Вийон уже прибыл на рынок и раскладывал свои корзины. Вийон хотел было отчитать юношу за опоздание, но поленился, а вот Флеб, подмигнув старшему товарищу, полез в кошель и выложил на прилавок полтора сикталя. Вийон раскрыл от удивления глаза. Откуда такое богатство? Но Флеб удивил его еще больше.

– Столько тебе нужно было для того, чтобы выкупить свои десять лет у Собирателя Дней? – Поинтересовался юноша. – Бери, возвращать не нужно. У меня еще есть.

И он потряс увесистым кошелем.

– Флеб! – Понизив голос, взволнованно проговорил Вийон, приблизившись к товарищу. – Ты что? Откуда такие деньги? Ты где их взял?

Больше всего корзинщик боялся, что Флеб кого-нибудь ограбил – для бедняка из Нижнего города это был легкий, но очень скользкий путь.

– Бери, это честные деньги, – Флеб пренебрежительно отмахнулся от ненужно заботы. – Я продал свою хали.

– Что? – Вийон не мог поверить своим ушам. – Но почему?

– Потому что надоела сверх меры, не было сил больше терпеть… – Вздохнул молодой корзинщик.

– Как она могла тебе надоесть, если она даже ильский язык не знает?

– Оказалось, что она немного говорит по-эйнаварски, а моя бабка, ты ведь знаешь, оттуда. Так что общаться мы могли. К сожалению.

– Почему «к сожалению»? – Вийон все еще не мог понять, что случилось.

– Потому что надоела она, – повторил Флеб. – То ей не то и это не это. Находила каждый повод, каждый случай, чтобы сказать какую-нибудь гадость или для себя что-нибудь потребовать. И что не делаешь для нее – все ей не любо. Мать из дома почти выжила, да и меня тоже, да еще и недовольна! И это она думала, что рабыней живет у нас, что я ее купил! А как бы она повела, если бы знала, что рабства у нас нет и она живет со мной как жена?.. Ууу, нет: вовремя я от нее избавился.

– Как избавился, Флеб?

– Она пусть стерва и сволочь, но красивая – глаз не оторвать. Много кто на нее поглядывал, я уж боялся ее и из дома выпускать. А потом прознал о ней какой-то императорский чиновник, прибыл ко мне, предложил хорошую цену. Не знаю уж, как бы он поступил, если бы я деньги не взял, я это проверять не стал… Но к тому моменту я и сам думал, как бы избавиться от этой хали… Да что «хали»! Халя она, Огис был прав, а я-то, дурак, в драку с ним полез тогда…

– И ты ее продал? – Вийон покачал головой, не зная – отнестись к поступку Флеба с порицанием, или, напротив, похвалить его.

Флеб кивнул.

– Продал и не жалею. Лучше б тогда Куон Альтур Визот вместо такого «подарка» сразу бы деньгами меня отблагодарил, но уж получилось то, что получилось… Но я не забыл, Вийон, что по твоему знаку к Киону пошел и совет ему дал, за который он меня отблагодарил, потому часть денег за халю – твои. Бери и выкупи свои годы.

– Так я и сделаю, – сказал Вийон, забирая серебро и медь. – Благодарю, Флеб. А вот скажи, Флеб – точно ли дело в одном лишь несносном характере хальстальфарки? Не в другом ли причина? Или, вернее, не в другой ли? Я не забыл, как ночью тебя в доме Акины встретил.

Флеб ответил смущенной улыбкой. Другого ответа, как показалось Вийону, уже и не будет, но спустя пару минут Флеб заговорил:

– Странное дело, Вийон: Акина и старше меня, и сын у нее есть, и внешне ни в какое сравнение с белокурой хали не идет, но с ней мне хорошо, а с той – нет. К Акине я заходил несколько раз, потому что места себе не находил из-за Огиса, сдружился с ее сыном, и потом все как-то так вышло… ну, знаешь…

Флеб развел руками, пытаясь хотя бы жестами изъяснить то, что не удавалось словами, и Вийон кивнул, показывая, что понимает.

– Ни разу меня ни в чем не упрекнула, ничего не потребовала, а сама, напротив, старалась меня радовать, –продолжил Флеб. – Что еще нужно? Как только она с Огисом жила – ума не приложу. Он и бил ее, и обижал – а она все терпела. Не хочу ее оставлять, пропадет без меня, еще с каким-нибудь негодяем свяжется. Как время пройдет – пойду к сочетателю браков, скажу, мол, хали пропала, сбежала и нет ее уже целый год – ну, как положено. Разведут нас, и женюсь тогда на Акине.

– Не торопись, – посоветовал Вийон. – Кто знает, какой она окажется? Ты вот любишь делать все не подумав, а потом тебе же это боком выходит.

– Ну, минимум год до того времени ждать, – откликнулся Флеб. – Думаю, за год все про нее пойму…

«Ну, вот и еще одно предсказание бабушки Энни сбылось, – подумал Вийон. – Нагадала она Флебу двух жен – одну белокурую, а вторую с ребенком… Надеюсь, хоть в этот раз Флебу повезет.»

Он выкупил десять лет в тот же день, вечером, заглянув в дом Собирателя Дней после того, как продал все корзины. Кусса Кутит принял его в той же комнате, и дал подышать волшебным кальяном, другую же трубку он взял сам. Вийон ощутил бодрость и легкость, и не мог понять, идя домой – вернулась ли к нему молодость, или же Кусса просто одурманил его разум особыми травами. Не исключено, что имело место и то, и другое. В тот вечер Вийон не находил себе покоя, впадая то в радость, то в грусть, тоскуя по прошлому; воспоминания, в которых они с Элесой были вместе, теснились в уме, а мысли об Иси и вовсе вызывали слезы. Он не сдержался и снова отправился к дому бывшей жены, но повторилось тоже самое, что и в предыдущий раз: Иси открыла дверь лишь самую малость, велела ему уходить и не возвращаться и, не став ничего слушать, дверь тут закрыла. Вийон потеряно стоял на пороге несколько минут, затем повернулся и ушел. В этот вечер он не стал напиваться (хотя и мог бы, деньги у него теперь водились), вернулся в сарай и лег спать, а когда проснулся на утро и вспомнил вчерашнее – почувствовал грусть, но боль в душе, кажется, стала меньше. Вийон подумал, что в кальяне Собирателя Дней, без сомнений, содержался какой-то дурман, вызывавший перепады настроения и ослаблявший волю, вот почему он и не сдержался вчера, хотя уже и так было ясно, что в доме Элесы его никто не ждет и по его отсутствию никто не горюет.

Спустя три дня он заглянул в дом Нориса Белтарида – забрать зелье для поимки Колесного зверя, которое Вийон затем должен был передать чучельнику Эгиару.

Харбус встретил корзинщика со своим всегдашним злобным выражением разжиревшего лица, но Вийон хальстальфарского бандита больше не боялся. Норис принял посетителя в своей лаборатории, ненадолго отвлекшись от проводимого опыта, вручил зелье, и еще раз объяснил, как им пользоваться. Вийон внимательно слушал, стараясь запомнить все дословно, а когда алхимик закончил, спросил:

– Господин Норис, нравится ли вам новый дом в Верхнем городе?

Норис благожелательно кивнул.

– Вполне. Байл заканчивает переделывать лестницу, еще день-другой, и я либо въеду туда, либо выставлю дом на продажу, как собирался изначально. Полагаю, строение, которое внутри больше, чем снаружи, должно стоить дороже обычного дома, ты не находишь, Вийон?

– Не сомневаюсь, господин Норис, что вы хорошо заработаете, когда его продадите, – произнес Вийон, стремясь привести жадного алхимика в как можно более благодушное состояние. – А астролог, которого я для вас нашел – довольны ли вы его работой?

– Мы пока лишь начали сотрудничать, и ничего плохого на данный момент сказать о нем я не могу, – пожал плечами Норис. – Что тебе нужно, Вийон? Говори прямо.

– Есть вопрос, который я хотел бы вам задать, но мне нечем за него заплатить, – признался корзинщик.

– Что за вопрос? Если он не касается чего-то личного и не требует раскрытия тайных секретов алхимии – я, возможно, и отвечу. Как я уже говорил ранее, твое стремление к познанию похвально: удивительно уже и то, что оно могло зародиться в человеке столь низком и безыскусном.

– Благодарю вас, господин. Вопрос мой таков: существует ли что-то, в чем можно хранить плод, который сжигает все?

– «Плод, который сжигает все»? – Норис насмешливо приподнял левую бровь. – Что еще за вздор?

– Не вздор, а так и есть, но плод этот находится не у нас, а в мире духов. Он горит, и не сгорает, но при этом сжигает все, с чем ни соприкоснется, и чем сильнее устойчивость к жару у предмета, тем сильнее и его пламя.

– Мир духов! – Теперь ненадолго взметнулись вверх уже обе брови алхимика. – Ого! Какие интересы у простого корзинщика!.. В мире духов, Вийон, все по-другому. Там нет вещей, есть лишь энергии и свойства, и они представляются нам вещами лишь потому, что мы привыкли видеть все, что нас окружает, в виде вещей. Некоторые философы, впрочем, полагают, что и наш мир – ровно таков же, и представляет собой всего лишь чуть более плотный и устойчивый сон, чем другие, или даже совокупность снов, однако не будем вдаваться в метафизику, ведь тебе требуется четкий и конкретный совет, так ведь?

– Именно так, господин. – Вийон поклонился.

– Давай порассуждаем. Есть свойство «сжигание» – полагаю, оно оформилось для тебя в виде перца, чеснока или еще какой-нибудь ерунды в этом роде…

– Скорее, они были похожи на тыквы, господин.

– Это несущественно, – пренебрежительно отмахнулся Норис. – И требуется что-то, что могло было бы неподвластно сжиганию, однако задача осложняется тем, что свойство это носит абсолютный характер, и сжигает вообще все. Я верно излагаю?

– Совершенно верно, господин. Вы так умно говорите, прямо как будто по полочкам все раскладываете.

– На ум мне приходят только две вещи, сжиганию неподвластные, – продолжал Норис, не обращая внимания на лесть. – Хотя одну из них назвать «вещь», по правде говоря, никак нельзя. Это пустота. Пустота ведь не может гореть, не так ли, Вийон? Ты видел когда-нибудь горящую пустоту? Я нет.

«Как можно сделать корзину из пустоты? – Вийона пробрал озноб от одной мысли об этом. – Она же ничего не удержит, все сквозь нее провалится и куда-нибудь упадет… Что за странные мысли в головах у тех, кто причастен к магии!»

– Я тоже не видел, господин, – смиренно произнес корзинщик вслух. – Но не думаю, что это подходит. Как удержать что-то пустотой? Не представляю…

– Можно, если захотеть, я тебя уверяю, – ответил Норис. – Но если этот вариант тебя не устраивает, есть и другой: огонь сжигает, но может ли что-либо сжечь сам огонь? Нет, не может. Огонь можно погасить, развеять, уничтожить, однако если у нас тут чистое свойство сжигания, нельзя применить его по отношению к огню. Сделай хранилище для своего огненного плода из огня, только и всего!.. А теперь пошел вон, мне нужно работать, а не разгадывать твои глупые загадки. И Грязевое зелье не забудь.

Вийон покинул дом алхимика и побрел в сторону Охотничьей улицы, размышляя о сказанном. Корзина из огня для хранения огненных плодов? Все бы хорошо, вот только как бы сплести из огня корзину? Впрочем, сделать ее Вийону нужно будет не в мире людей – где такое, конечно же, невозможно – а в мире духов и снов, где царствуют другие законы. Кто знает, вдруг там что и получится?

В эту же ночь он предпринял попытку осуществить задуманное. Взяв в храме корзинщиков несколько инструментов (статуи предков, кажется, отнеслись к сему действу с неодобрением), Вийон отправился в огненную долину и попытался срезать несколько стеблей, на которых росли огненные тыквы. Ничего не вышло: огненные сгустки, словно надоедливая мошкара, летали вокруг, и приближались, заставляли одежду и волосы человека тлеть, а стебли оказались настолько горячими, что обжигали руки еще когда Вийон только приноравливался к тому, чтобы их срезать. Провозившись некоторое время, он понял, что ничего не выйдет, и направился из долины обратно к горному перевалу в расстроенных чувствах.

Проснувшись утром, Вийон долго лежал неподвижно, глядя на балку, где покачивалась от сквозняка плетеная ловушка для снов.

«Корзина из пламени – это, конечно, хорошо, – подумал он. – Но даже пусть я найду способ ее сделать для Огненного Великана – как мне это поможет? Надо найти Айнри Тозола, и побыстрее, пока Бейз не рассвирепел окончательно и не бросил меня в долговую яму.»

19

…Иси-Элеса закрыла дверь на задвижку и замерла, прислушиваясь к звукам с той стороны. Не доносилось ни звука шагов, ни стука, ни требований, ни просьб – а это значило, что Вийон молча стоит с той стороны, потерянный и не знающий, как поступить. Иси не двигалась, затаила дыхание – ждала. Наконец, послышались удаляющиеся шаги – Вийон уходил. Может быть, через несколько дней он опять вернется, а потом еще и еще, но с каждым разом промежутки между его появлениями будут становится все дольше, и когда-нибудь, возможно, он перестанет приходить, перестанет навязывать свою любовь и заботу и избавит ее, наконец, от искушения продлить агонию еще ненадолго.

Она повторяла ему не раз, иногда даже кричала: «Я не твоя дочь, не твоя малышка, я твоя жена!» – но Вийон не слышал. Сценарий действующего сна попросту не предусматривал такой возможности. Самое большее, что он иногда, может быть, замечал – как открывается ее рот или слышал шепот, который не мог разобрать. В последние дни он, по крайней мере, начал слышать ту часть фразы, где она отказывалась называть себя его дочерью – хотя, конечно, и трактовал сказанное по-своему. Ну и наплевать. Все равно, что он думает, главное, чтобы больше не приходил и не сводил ее с ума призраками настоящей жизни, вернуть которую уже невозможно.

Переступая грязными босыми ногами по полу, покрытому прелой соломой, Иси-Элеса сделала несколько шагов в сторонуобщей комнаты. Слева доносились голоса Эбрана и Гета, но их самих не было видно – не считая редких моментов, когда из воздуха появлялись то части плеча или головы Эбрана, то нога или предплечье его брата. Мало сказать, что «сыновья» Вийона не были живыми – Иси-Элеса живой тоже не была, но она по крайней мере, могла чувствовать и понимать, а Эбран и Гет были лишены и этого, вернее даже, не «лишены», а не имели таких способностей никогда, будучи всего лишь объектами сна, обладающими не большим самосознанием, чем табуретка, камни у очага или прелая солома.Элементы окружения, исчезающие от того, что надобность в них отпадала и никому, кроме Вийона, не нужно было поддерживать их существование.

Иси-Элеса с сомнением посмотрела на свою постель. Правила этого сна требовали время от времени принимать пищу, и если этого не происходило – наступал голод. Ее так называемая «мать» никогда не готовила, предлагая вместо этого разделить с ней совершенно иную трапезу, но Иси-Элеса решала возникающую проблему по-своему, ложась спать с намерением проснуться уже сытой, и чаще ей удавалось это провернуть, чем нет.

Иси-Элеса не была живой, да что там – ее и звали когда-то совершенно иначе, но как именно – она не помнила и не хотела вспоминать: воспоминания требовали усилий и не приносили ничего, кроме боли и тоски. Лучше забыть. Все забыть.

Не помня деталей, она, тем не менее, еще помнила, что прошлая, настоящая ее жизнь завершилась давным-давно. Кажется, она была ведьмой. Далеко не самой лучшей, надо признать – как в плане силы и мастерства, так и в плане моральных качеств. Не исключено, что в конце концов ее сожгли или утопили, а может быть и нет – это все было уже совершенно неважно. Как и положено, ее душа отправилась во владения Князя Мертвых, в земли тоски и покоя, где души, подобные теням, истлевают с течением времени – путь для подавляющей части людей, не слишком хороших и не слишком плохих. Женщина, которой была Иси-Элеса, отчаянно хотела жить. Ведьмовского ее таланта хватило на то, чтобы заключить сделку с демоном – уже там, в лимбе, в стране теней. Демон не мог оживить ее полностью, но мог дать подобие жизни, связав ее сны со снами живых людей – не со всеми, совсем нет, лишь с некоторыми, кто в силу неудачи или разного рода обстоятельств становился способным видеть ее. А она, в свою очередь, становилась способной влиять на этого человека.

Так называемый «реальный мир», казавшийся целостным и неделимым,состоял из множества снов, частичное наложение которых друг на друга создавало иллюзию огромного общего мира. Сны живых смешивались со снами мертвых – первые расцветали, питаясь прибывающей силой, вторые медленно угасали, противясь наступающему небытию как только можно, подбирая крохи энергии со стола жизни или присасываясь к снам живых на манер паразитов и поглощая их силы. Желая продлить собственное существование, Иси-Элеса обрела лишь его суррогат: границы ее собственного сна были довольно невелики, связь с людьми практически отсутствовала, любое усилие и действие требовало энергию, получить которую простым и привычным для людей способом она не могла.

Она еще раз посмотрела на кровать. Нет, эта уловка не поможет. Не только правила текущего сна обуславливали испытываемый ею голод, другая причина, более глубокая, заключалась в общем истощении и упадке сил, в алчных желаниях демона, которые давили на нее даже сейчас, после всех жертв, после всех усилий отгородиться от своего Союзника и партнера.

Иси-Элеса повернулась назад и прошла за перегородку, отделявшую кухню от остальной части дома.

На полу, прислонившись к стене, безвольно сидел Саджир. Голова его была откинута назад и немного вбок; застывший правый глаз бездумно уставился куда-то вдаль. Элеса-демон стояла над ним, длинный призрачный отросток, выходивший из ее рта, был глубоко погружен в левый глаз мужчины. Было видно, как по полупрозрачному каналу, связывающему этих двоих, от Саджира к женщине перетекает что-то, похожее на слизь – иногда слегка розоватую, а иногда приобретающую желтые, зеленые или серые оттенки.

При появлении девочки Элеса-демон слегка зарычала – также, как рычит занятый едой хищник, когда к нему приближается посторонний. Иси-Элеса не обратила на скрытую угрозу никакого внимания. Вид человека, используемого в качестве живой еды, также оставил ее равнодушной. По крайней мере, это был не Вийон, к которому за долгое время она, против своей воли, успела привязаться. Саджир слаб и уже почти бесполезен; в любом случае, его не хватит надолго.

Элеса-демон закончила поглощать жизненную силу человека и вытащила длинный и тонкий язык, с тонкими иголками и даже подобием челюстей на конце, из головы Саджира. Через какое-то время мужчина придет в себя. Возможно. Он будет болен и слаб, и, возможно, проведет без сил несколько дней, толком ничего не осознавая, тупо смотря в потолок в ожидании, пока слабость пройдет и голова прояснится. Но, как только его состояние начнет улучшаться, Элеса-демон пообедает снова.

Девочке, которая умерла старухой, а затем стала молодой женщиной, было все равно. Поскорее бы все закончилось.

– Ты отпустила его, – прорычала Элеса-демон, оттопыривая губы и демонстрируя выдвигающиеся темные жвала. – В нем снова появилась сила. Ты не должна была его отпускать!

У Вийона было много силы, когда они впервые его встретили. Вийон не был колдуном (иначе, конечно, он бы наверняка раскусил, с кем имеет дело), но силы имел больше, чем обыкновенный человек. Откуда проистекала эта сила? Заключалась ли причина в скрытом таланте или в ином, стороннем источнике, о котором не знал и сам корзинщик? Невозможно сказать. Тогда Элеса была еще едина, еще не разделилась надвое, и демон, который поселился в ней в согласии с условиями сделки, ощущался больше как неудобство, как неприятный, но невидимый постороннему глазу изъян. Вийон стал источником пищи, обеспечившим их обоих энергией на долгие годы. Слишком поздно она осознала, что не может, не хочет так жить. Лучше бы она не сопротивлялась смерти и приняла бы свою судьбу в стране мертвых, потому что «жизнью» ее текущее состояние назвать было нельзя, а за безрадостное существование приходилось платить слишком высокую цену. Она не могла разорвать связь с демоном, но попыталась отгородиться, поставить преграду между ним и собой, изолировать какую-то часть, пусть небольшую, часть собственной души от зла и нечистых желаний, источником которых была поселившаяся в ней тварь. Отчасти ей это удалось – именно так и появилась Иси-Элеса, чистое и невинное дитя, которое Вийон любил безумно, находя в ней все то, что стремительно утрачивала Элеса-демон. В ее основной части демон царил уже почти безраздельно, и ей стоило немалых трудов убедить его – и саму себя, другую себя, слившуюся с демоном почти до неразличимости – в том, что следует выгнать корзинщика и найти кого-нибудь другого. Решающим аргументом стало указание на то, что у Вийона почти не осталось силы, он уже почти бесполезен, и если продолжать им питаться, он вскоре умрет, что может привлечь к ним обоим излишнее внимание. Демон согласился, но потребовал новую жертву; тогда они нашли Саджира. Брат горшечника, однако, быстро иссяк, а вот Вийону разрыв с «семьей», безусловно, пошел на пользу – свет его души стал ярче и хотя еще не восстановился полностью, продолжал прибывать день ото дня.

– Мы уже достаточно отняли у него, – сказала Иси-Элеса, глядя в глаза Элесе-демону. – Пусть живет своей жизнью.

– Ты такая мягкая. Такая слабая. Такая жалкая. Ну хорошо. Нам нужна еда. Этот уже почти кончился, – Элеса-демон показала на все еще пребывающего в беспамятстве Саджира. – Нужен другой.

– Нет, – непреклонным тоном произнесла Иси-Элеса. – Хватит. Мы никого больше не тронем.

Элеса-демон издала звук, похожий на шипение. Выражение агрессии? Злобы? Да, но совсем не прямолинейной, как могло бы показаться поначалу. Ее губы изогнулись – и если бы не жвала, мешающие точно соответствовать человеческой мимике, можно было бы решить, что она… он… оно улыбается.

– Ты знаешь, что будет, если мы не найдем другого, – прошипела Элеса-демон. – Знаешь, что я буду есть.

Не смотря на всю свою волю и решимость, девочка, которая когда-то была женщиной, а еще раньше – старухой, не смогла удержаться от дрожи. Не получая другой пищи, демон начнет питаться ею, поедать заживо, и так до тех пор, пока не выест всю. Боги, выдержит ли она? Хватит ли ей духа пройти через это, не сдаться и не вцепиться в новую жертву лишь для того, чтобы демон пожирал кого-то другого, а не ее, и даже делился бы с ней крохами своей трапезы, хватит ли воли не продлевать агонию все дальше и дальше? Она выдержит, как бы ни было трудно. Да, она сумеет. Только бы Вийон больше не приходил сюда и не мучил ее своей любовью, вниманием и заботой, с готовностью отдавая всего себя демону, притаившемуся за маской некогда любимой жены и все еще любимой дочери.

– Пусть так, – произнесла Иси-Элеса так твердо, как только могла. – Чем скорее все это закончится – тем лучше.

20

Утром Майрын, поработав немного и дождавшись Флеба, отвел молодого человека в сторону и о чем-то с ним поговорил, а затем велел Гипелу и Этару ненадолго пойти погулять. Вийона, поначалу не обратившего внимания на происходящее, указания мальчишкам весьма удивили, очень уж они шли вразрез с обычным поведением Майрына, прикрикивавшего на детей всякий раз, когда те отвлекались от работы. Майрын и Флеб заняли свои места во дворе, но к работе, так и не приступили.

– Вийон, – мрачноватым голосом произнес Майрын. – Есть у нас к тебе серьезный разговор.

– Что такое? – Вийон поначалу не хотел бросать работу над корзиной с двойным дном, которую плел, но Майрын смотрел так выразительно, что пришлось отвлечься и отпустить лозу.

Пожилой корзинщик откашлялся и заговорил:

– Так, друг, дело не пойдет. Не знаю уж, кто тебя обучил или кому ты продал душу, но так дела не делаются. Теперь все покупают только твои корзины, а наши никто не берет, – он посмотрел на Флеба, и молодой человек кивнул, подтверждая слова старшего товарища.

– Знаешь, что мне сказали на днях, когда я стоял за прилавком с мальчиками? – Продолжал Майрын. – «Зачем опять выставляете этот хлам? Где корзины Вийона, который торговал тут вчера?» Вот что мы слышим. Если дело пойдет так дальше – ни я, ни Флеб семьи свои прокормить не сможем.

Вийон растеряно посмотрел на товарищей. Ему и в голову не приходило, что знания, приобретенные в сновидческой сокровищнице, могут выйти им боком.

– Ты должен обучить нас, – подал голос Флеб.

– Эээммм… – Потянул Вийон, лихорадочно соображая, как объяснить сверхъестественную природу своих новых талантов.

– Что? – Недобро прищурился Майрын. – Жалко? Не желаешь делиться? С нами, с твоими друзьями? У тебя же, Вийон, кроме нас никого нет. Когда тебе плохо, кто тебя вином угостит? Флебу вон богатство привалило – так что он сделал в первую очередь? Твои десять лет выкупил, которые ты по дурости Собирателю Дней заложил. А ты, значит, обучился где-то втихаря, втайне – а нас без куска хлеба хочешь оставить?!

– Нет-нет, – торопливо замахал руками Вийон. – Все ты правильно говоришь, друг. Только дело это непростое, вот я и думаю, с чего начать…

– А, ну тогда другой разговор, – Майрын расслабился. – Уж подумай и начни хоть с чего-то.

– Эмм… ну да… – Пробормотал Вийон.

– Про артель ему скажи, – подсказал Майрыну Флеб.

– Скажу, не суетись, – бросил пожилой корзинщик. – В общем, Вийон, дело такое. К чему нам этот Бейз? Толку с него никакого, только орет и ругается, а иногда и дерется еще. Лучшие корзины себе забирает. А не пошел бы он вместо того к нехорошей матери? Сами и лозу покупать, и торговать можем. Флебу удача на днях привалила – халю свою дурную продал, денег поднял. И пока деньги есть, надо их в дело вложить, а не прокутить. Я могу лозу достать – сам нарежу и привезу, а позже человека наймем, который нам ее привозить будет. Работать поначалу сможем в моем дворе, там же и хранить все будем. Немного раскрутимся – снимем отдельный дом или сарай вроде этого. А на Флебовы деньги пока место на рынке себе займем, хватит уже на одном столе с Меланом тесниться, сколько можно? Всех покупателей к себе переманим, на других рынках корзины брать не будут, а у нас будут. А когда с претензиями другие корзинщики придут – их тоже обучим, но не забесплатно.

– Гильдию свою сделаем, – предложил Флеб. – Поначалу артель, а потом гильдию!

– Во! – Майрын поднял вверх палец, подчеркивая значение сказанного. – Очень дельная мысль. Чем мы кузнецов или горшечников хуже? Из-за таких, как Бейз, объединиться не можем, батрачим на него с утра до ночи, а рабство-то, меж тем, уже четыреста лет как отменили! Даже гуафимы эти, с которыми хоть бы и по нужде рядом садится зазорно – даже и те за прошедшие годы за ум взялись, жизнь свою наладили. А мы-то чем хуже?

– Ничем не хуже! – Воскликнул Флеб.

Вийон несколько раз кивнул, соглашаясь со сказанным.

– Что ж, – сказал Майрын. – Тогда дело только за тобой. Учи нас.

– Не все так просто, – вздохнул Вийон. – Знание это… оно… ну, навроде дежьена. Как вот бывают дежьены эти архитекторов там, садовников, астрологов и ювелиров – так же и тут, только для корзинщиков.

Майрын и Флеб переглянулись и уставились на Вийона во все глаза.

– Ну все, – решительно сказал Майрын. – Теперь точно как люди заживем. Ты, Вийон, в гильдии нашей главой станешь, сам ничего делать не будешь, только учить – поначалу нас, а потом и других, а после, если все хорошо пойдет, еще и в Средний город переедешь, как главе и положено… А дежьен этот новый называется как?

– Не знаю, – признался Вийон. – Я еще не придумал…

– Название красивое надо, – озабочено сказал Майрын. – Название – половина дела.

– Корзинный дежьен? – Предложил Флеб.

– Нет, ну это не годится… – Майрын помотал головой. – Дежьен Лозоплетения, как вам?

– Дежьен Плетеной Лозы, – сказал Вийон. Он не услышал возражений, ибо хотя они и были друзьями, но слово главы гильдии – последнее.

– Ну что, мы готовы, – Майрын приосанился, ожидая урока, и Флеб также изменил позу с расслаблено-вольной на рабочую.

– Даже не знаю, с чего начать… – Сказал Вийон. Вздохнул, закрыл глаза и подумал о храме со статуями отца, Арбела и других, ему неизвестных корзинщиков. Мысль о храме принесла успокоение. – Что ж, слушайте! Дежьен наш таков: перед началом работы следует омыть лицо и руки чистой водой и обратиться за благословлением к предкам и мастерам прошлого. В мире духов стоит незримый храм, куда попадают души корзинщиков, дабы и после смерти служить своему роду и наследникам своего мастерства. Всякий из нас, мысленно посетив это святилище, обретет в нем и благословление, и наставление. Перед началом работы лозу следует подготовить следующим образом…

Вийон говорил и говорил, а Флеб и Майрын внимали. Когда вернулись Этар и Гипел, Майрын усадил их рядом с собой и строго-настрого велел молчать об услышанном, а Вийон повторил наставление. В течении дня он говорил еще несколько раз, разбирая те или иные аспекты дежьена Плетеной Лозы, соединяя в своих словах известное всем с новым знанием, которое и сам приобрел лишь недавно и все еще продолжал осознавать. Никто из них в этот полдень на рынок так и не отправился, лишь к концу дня Майрын решил попытать удачи и постоять за столом несколько часов. Флеб остался во дворе, осваивать показанные ему Вийоном новые приемы плетения; мальчики разошлись по домам; а сам Вийон двинулся в Средний город, на улицу Чертежей.

У дверей дома Байла Хадзи он остановился и постучался, подождал немного и постучался еще раз. Наконец, раздались шаркающие шаги. Байл открыл дверь, расплылся в улыбке, увидев Вийона, обнял его и пригласил в дом.

– Что, корзинщик? – Спросил старый архитектор. – Как идут твои дела? Когда ко мне переедешь, как обещал?

– Простите, мастер Байл, – Вийон поклонился. – Не то, чтобы я не ценил ваше предложение – поверьте, я его очень ценю! – но сейчас, кажется, не самое подходящее время. Мои товарищи задумали сделать гильдию, и поставить меня во главе; мне многому нужно обучить их. Не думаю, что из меня выйдет хороший слуга: всю свою жизнь я занимался корзинами и теперь должен передать свое знание другим.

– Очень жаль, – вздохнул Байл. – Но, может быть, ты переедешь позже? К тому же, главе гильдии более пристало жить в Среднем городе, чем в Нижнем. Не подумай, Вийон, что я вижу в тебе слугу, которому смогу платить мало или ничего не платить – вовсе не так. Ты спас мою репутацию и отстоял этот дом – теперь он по праву такой же твой, как и мой, а с ним и вечная моя благодарность. Не как на слугу, а скорее как на сына, пусть и приемного, я смотрю на тебя, ведь своих детей боги мне так и не дали. Кому же достанется все это, когда я умру? Каким-нибудь ворам, расхитителям, или, хуже того – императорским чиновникам? Нет уж, пусть все достанется человеку достойному, и лучшего наследника, чем ты, я не вижу.

– Ох, мастер Байл… Не знаю, что и сказать… Это большая честь для меня… Не думаю, что я достоин…

– Брось эти глупости, Вийон – раз я считаю, что достоин, значит так оно и есть! – Строго сказал Байл.

– Тогда… тогда я просто безмерно благодарен вам…

– Ну вот и хорошо. – Байл хлопнул его по плечу и подмигнул. – Ты, наверное, трудился весь день и порядком проголодался? Пойдем, угощу тебя ветчиной в сырном кляре, а запьем мы все это отменным Ирнейским вином пятилетней выдержки!

– Простите, мастер Байл, я вновь откажусь…

– Ну что ж ты… – Старик посмотрел на корзинщика с укором.

– Признаться, я зашел к вам по делу. Попросить о небольшой услуге, если у вас найдется время…

– Какой же?

– Не могли бы вы меня вновь провести в Верхний город? – Сказал Вийон. – Попробую расспросить слуг в том доме, что вы мне показывали – в том, где некогда жил Руэн Тозол. Вдруг они знают, куда переехала его супруга…

– Ирцина Тозол? – Задумчиво переспросил архитектор.

У Вийона сердце забилось чаще. Кажется, он где-то уже слышал это имя и, определенно, оно ассоциировалось с той женщиной переносном паланкине, которая несколько раз появлялась, чтобы увести Айнри домой… Наверное, Айнри ему это имя и называл, а Вийон и забыл.

– Провести могу, но сначала тебе нужно переодеться, – сказал Байл. – И, как я и обещал сержанту, новую одежду я тебе предоставлю. Идем-ка со мной.

Они поднялись, в жилые помещения с дорогой мебелью, с сундуками, заполненными старинными вещами и шкафами, в которых висела одежда Хадзи – часть из которой принадлежала Байлу, другая досталась ему в наследство от покойных родичей, при том часть вещей надевалась лишь раз, а были и такие, что Хадзи, приобретя, не одевали ни разу. Покопавшись в шкафах и сундуках, Байл вскоре подобрал Вийону верх и низ, а также нашел хорошие кожаные башмаки по размеру.

Одевшись и глянув в бронзовое зеркало, Вийон поначалу не смог себя узнать – перед ним стоял обеспеченный молодой горожанин, а то и аристократ, собирающийся на прогулку.

– Думаю, справишься теперь и без меня, – сказал Вийону Байл. – Ноги у меня уже не те, что прежде, а уходился я сегодня изрядно с твоим Азиром… Только задерживать тебя буду, а скоро стемнеет, и как бы тебе к закрытию ворот не опоздать. Иди. А если, все-таки опоздаешь – не ночуй на улице, приходи в мой дом, тут для тебя всегда найдется местечко…

От всей души поблагодарив Байла, Вийон поспешил наверх по Лучевой улице, к воротам Верхнего города. Стража окинула его незаинтересованным взглядом и пропустила без всяких вопросов; поиски большого дома из светлого камня за узорчатой решеткой не отняли много времени. Вийон поговорил с привратником, но ничего не узнал; однако, поскольку теперь он совершенно не был похож на нищего, привратник позвал нескольких слуг, работавших в доме дольше него. Увы, никто из них не слышал ни об Айнри, ни об Ирцине Тозол, и даже о царедворце, владевшем этим домом двадцать пять лет тому назад, никто из них не знал. Дом несколько раз переходил из рук в руки, пока хозяином его не сделался молодой аристократ по имени Тэсин эс-Сорн, и каждый новый владелец приводил с собой собственных слуг, а те, что трудились в доме прежде, либо уходили вместе с прежним владельцем, либо переходили к кому-либо еще, и лишь изредка оставались с новым хозяином.

Услышанное Вийона совсем не обрадовало, но чего-то подобного в глубине души он и ждал, а потому не ощущал никакого отчаянья от разбившихся надежд. Он отдал столько сил, столько способовиспользовал, чтобы разыскать Айнри Тозола – и все без толку! Что ж, видимо, такова уж его судьба и ничего не исправить. Боги как будто смеялись над ним: посылая успех в одном и окрыляя надеждой, обращали в пыль все усилия в другом, в самом главном. Без Айнри не видать ему корзины желаний, а без корзины желаний Вийону не жить. Бейз его убьет, сгноит в яме, или прибьет собственноручно – в этом сомнений не оставалось.

Между тем, гонг на Часовой башне пробил восемь раз, и Вийон, наскоро поблагодарив слуг Тэсина, отправился в обратный путь. Он мог бы пойти в дом Байла, сытно и вкусно поесть, поспать на мягкой кровати, но тяготился сейчас, после очередной и окончательной неудачи, радушием старика. Поэтому он вернулся в Нижний город, снял дорогую одежду… и понял, что оставил в доме Байла свои лохмотья, а других у него и не было. Пришлось вновь натягивать черные, с золотистыми узорами вдоль бедра, штаны, и подворачивать их до колена, дабы случайно не запачкать в грязи. К Байлу он сходит завтра и заберет свои лохмотья. Или купит какую-нибудь простую одежду для повседневных дел и работы, а эту красивую и дорогую прибережет для особых случаев.

Вийон лег спать, но сон не шел, накатывали беспокойные мысли о том, что будет завтра или через несколько дней, когда Бейз вновь начнет требовать свою корзину. Закончится ли на этом его путь или же удастся избежать самого сурового наказания и начать новую жизнь, о которой говорили сегодня Майрын и Флеб? В любом случае, хорошо бы развязаться перед этим с оставшимися долгами и исполнить обещанное. Вийон закрыл глаза и сконцентрировался на образе храма в сердцевине лабиринта.

На этот раз, с учетом прошлого неудачного опыта, он выбрал другие инструменты, подлиннее и посложнее (назначение далеко не всех было ему понятно), и направился в долину огня. Он вновь попытался добыть стебли огненных плодов, но опять потерпел неудачу. Хотя теперь, из-за длины инструментов, он почти не обжигал руки, но металл по-прежнему свободно проходил сквозь огонь.

– Что ты делаешь, мастер из мира людей? – Прозвучал рядом с Вийоном глубокий голос. Вийон подпрыгнул от неожиданности и выронил из рук бесполезные инструменты.

– Ты подошел так близко, а я и не заметил, – сказал он Огненному Великану, что обнаружился вдруг за левым его плечом.

– Я был рядом с тобой все время и в этот раз, и в предшествующий, – ответил дух. – Иногда мое пламя видимо для тебя, а иногда нет, ведь зрение твое ограничено.

– Ограничено, увы, не только мое зрение, – с досадой произнес Вийон. – Загадку твою я, кажется, решил, вот только не знаю, как приступить к выполнению заказа. Нельзя сжечь лишь пустоту и сам огонь; но я не представляю, как можно сделать корзину из чего-то, чего нет, а что до огня, то он никак мне не поддается. Мои пальцы и инструменты проходят через пламя, не захватывая ничего, все что я приобретаю таким образом – лишь ожоги, а не огонь.

– Это обстоятельство нетрудно поправить, – сказал ему дух. – Дай мне свои руки.

Вийон вытянул руки вперед, и Огненный Великан накрыл его кисти своими и сжал их. Вийон закричал от боли, чувствуя, как пламя впивается в его тело, отчаянно задергался, пытаясь освободиться, но Огненный Великан держал крепко. Его пламя проникало в Вийона, даруя поначалу боль и ужас от неминуемой мучительной смерти, затем – неприятное и раздражающее жжение, а в конце – силу и успокоение. И лишь когда Вийон перестал кричать и смирился, Великан медленно разжал свои пылающие ладони. Вийон уставился на собственные руки – его кисти и предплечья охватывало пламя, постепенно слабея к локтям. Он чувствовал некоторый жар, но этот жар не обжигал: нельзя сказать, чтобы он был приятен, но его можно было терпеть также, как можно было потерпеть теплые рукавицы, одетые на руки в жаркий день для какой-либо рабочей надобности.

– Теперь ты можешь касаться огня, не обжигаясь, – сказал Вийону Огненный Великан. – И брать пламя так, как берешь вещи в мире людей.

– Они так и будут гореть?.. – Спросил Вийон, по-прежнему отрывая взгляда от своих рук. Одновременно с ответом «Нет» он понял и сам, что желанием и усилием воли может погасить этот огонь, как бы спрятав его под кожу, а затем вызвать снова – что он немедленно и проделал.

– Благодарю, – произнес Вийон, посмотрев на Огненного Великана. – Посмотрим, что я теперь смогу сделать.

Он подобрал инструменты, и действуя где-то руками, а где-то инструментами, нарвал и нарезал стеблей, что удерживали плоды, подобные огненным тыквам. Инструменты, когда он держал их в руках, нагревались, но не настолько, чтобы этого нельзя было терпеть и могли теперь резать пламенные растения так, как будто бы это были обыкновенные стебли. Вероятно, предметам, которые Вийон держал в руках, отчасти передавались свойства его изменившихся рук.

Набрав стеблей, он отправился в храм-сокровищницу, приступил к работе, понял, что стеблей не хватает и наведался в долину еще раз – и с каждым разом, переходят от храма к долине или от долины храма, Вийон замечал, что время пути становится все меньше, словно эти два места в мире духов и снов благодаря его передвижениям медленно сближаются друг с другом. Работа спорилась, и вот, он отправился в долину огня уже в третий раз за сегодняшнюю ночь. Великан ожидал его на краю долины и двинулся навстречу, заметив, что Вийон спускается вниз с перевала; приблизившись, он протянул вперед свои длинные руки и бережно принял из рук Вийона корзину, сплетенную из чистого огня.

– Удивительная вещь… – Пророкотал Великан. – Именно о такой я всегда и мечтал. Какова же будет твоя цена за нее, корзинщик?

– Полагаю, ты мне уже заплатил, – ответил Вийон, поднимая вверх сжатые кулаки и окружая их пламенем. – Смогу ли я вызывать огонь в мире людей или же эта способность будет действовать только здесь, в мире духов?

– Не знаю, – признался Огненный Великан. – Полагаю, это будет зависеть от твоей силы. Возможно, пламя этого мира останется невидимым для глаз большинства людей, ибо оно не совпадает с тем, что они ожидают увидеть, однако, обретенная здесь способность останется с тобой хотя в виде тени или отблеска того, что сделалось тебе доступным у нас.

– Что ж, благодарю еще раз, – корзинщик поклонился. – Смогу ли я посещать твою долину как гость, без какой-либо цели и без условий сделки?

– Конечно, – ответил Огненный Великан, продолжая разглядывать полученную корзину. – Отныне тебе здесь всегда рады, мастер из мира людей. Если элементали или другие мелкие духи вновь примутся докучать тебе – сообщи мне, и я их строго накажу.

Вийон смотрел, как высокий пылающий дух любуется своим новым приобретением, и подумал: «Если обыкновенная корзина из ивовой лозы может удержать в себе плоды земли, а корзина из пламени может удержать плоды из огня, значит, для того, чтобы сплести корзину, способную удержать желание, необходимо…»

Вийон пробудился, не успев додумать эту мысль до конца.

21

Весь следующий день Вийон работал, обучая Майрына и Флеба всему, что успел освоить сам, стремясь передать им как можно больше прежде, чем Бейз придет по его душу. В перерывах он размышлял о событиях минувшей ночи, о разговоре с Огненным Великаном и работе над огненной корзиной – Вийон ощущал приятную гордость всякий раз, когда вспоминал о том, что сумел-таки справиться с непростой задачей. И дело было не только в гордости – еще одна победа в его серой жизни, заполненной до недавнего времени лишь цепочкой обид и неудач, питала его и придавала ему уверенности. А ведь это была далеко не единственная победа: он помог Байлу и еще троим людям из Среднего города, нашел способ восстановить дом в Верхнем, проник в сердце лабиринта и отыскал храм-сокровищницу, сделался основателем нового дежьена – который будет развиваться своими путями, даже если завтра самого Вийона не станет. Он принес что-то свое в этот мир, что-то сделал и кому-то помог, и это было очень важно, потому что совершенное и достигнутое утверждали его место в этом мире, и он неожиданно для себя понял, что вправе считать себя человеком и иметь к себе уважение, а не быть презренным изгоем или пустым местом, как прежде.

Вечером, когда товарищи уже разошлись по домам, Вийон разжег во дворе огонь и, вызвав в себе то самое чувство, что испытывал во сне, зажигая собственную руку, поместил руку в огонь. Возникло чувство жара, но огонь не опалил кожу, и когда Вийон извлек руку из огня, на мгновение ему показалось, что кисть окружена танцующим, прозрачным, едва заметным пламенем. Можно ли было сделать его таким ярким, чтобы увидели и окружающие? Может быть, и да, но зачем? Пламя имело ту же природу, что и Союзник-ястреб, и Вийону было достаточно уже и того, что эти вещи видит он сам, и не только видит, но и способен использовать их в своих целях.

Сидя у огня, Вийон вновь вернулся к мысли о том, что плести корзину, способную хранить желания, следует из самих же желаний. Вот только как это осуществить? Можно найти и срезать лозу, можно даже, как оказалось, использовать для работы отдельные виды огня, но где, в мире людей и в мире духов, ему найти место, где пребывают желания? И есть ли такое место вообще?

«А стоит ли его искать? – Подумал Вийон затем. – Для чего искать то, что всегда рядом? Не во мне ли мои желания и чувства, не они ли пронизывают все мои воспоминания и побуждения, служа топливом воли и указателем для ума? Не я ли решаю, какому желанию предаться, а какое обуздать и ограничить, или даже вовсе подавить в себе? Не нужно никуда идти, не нужно ничего искать – все необходимое уже и так у меня есть.»

И, поразмыслив так, он глубоко вздохнул, принес из сарая лозу, занял свое обычное рабочее место, закрыл глаза и представил, что стоит в сновиденном храме. Его погружение было как никогда более глубоким и полным – он осознавал себя столь же ясно, как если бы находился в мире людей, вот только вокруг были стены храмы, статуи предков и алтарь для священнодействий, и ремесло Вийона было тем самым священнодействием, которое следовало здесь совершать. «Мечта есть сон наяву», – сказал ему как-то давным-давно Айнри Тозол, и в состоянии, в которое Вийон погрузился сейчас, сполна и неразрывном присутствовали все три компонента. Идея и вещь соединились, сделавшись одним целым, поддерживаемые и сплавленные воедино мечтой – тем образом мира, что рождается в душе от усилия воли, а не принимается пассивно, как те два сна, один из которых видится ночью и называется «сном», а другой видится днем и называется «реальным миром».

К чему же в себе, к каким желаниям и чувствам он мог обратиться? Сильнейший отклик в нем вызывали мысли об Айнри Тозоле, но Вийон не стал их касаться – нет, не в этот раз, не сейчас. Требовалось что-то иное, но все же достаточно важное, ибо корзинщик понимал, что чем слабее будут чувства и воспоминания, используемые в этой работе, тем менее надежной и прочной станет корзина желаний. Он подумал об Элесе, о своей семье, о сыновьях, к которым стал почти что равнодушен, к маленькой Иси, память о которой по-прежнему откликалась в его душе глухой болью. Это были сильные чувства, страстные желания мужа и настойчивые поступки отца, желавшего своей семье лишь блага. Любовь и обиды; непослушание детей и радость от их рождения; нежность и влечение к Элесе, а затем схожие чувства к Иси – противоестественные и извращенные в своей сердцевине, но все же несущие в себе немалую силу; ссоры с женой, боль и тоска, примирения и новые ссоры, невыносимое чувство удушья в собственном доме, предательство и измена, мертвая стена безразличия, и вновь – память о былых временах, о радости, плескавшейся в его сердце и заливистом смехе молодой Элесы; ночи в отчаянье и другие ночи без сна, проведенные в тихих разговорах обо всем на свете; безграничное доверие и открытость; каменное сердце, сжатые губы и бесконечно звучащие требования; трактиры, в которые он убегал от невыносимого гнета; нежный поцелуй, оставленный на его губах молодой и красивой девушкой во время того, первого, их свидания у реки…

Все, что было, все что он чувствовал и помнил об Элесе и своей семье, вложил Вийон в эту корзину. Ивовые прутья в руках его стали намерениями и побуждениями, или же наоборот – желания и воспоминания сделались гибкой лозой, пропускаемой через умелые пальцы? Уже на середине работы он осознал, что невозможно поставить создание корзин желаний на поток, потому что каждая из них требует вложения части души создателя. Вийон отдавал то, что составляло немалую часть его жизни, но не сожалел, напротив – так было лучше всего, ибо все в его семье пришло в такое положение, когда ничего хорошего уже не осталось и то, что прежде дарило счастье, теперь приносило лишь боль, раздражение, гневи тоску. Элеса не раз попрекала мужа тем, что он украл ее жизнь, отнял ее лучшие годы, что живя с ним она лишь понапрасну тратит свое время, ничего не чувствует к нему и ничем ему не обязана – пусть так. Он сам виноват в том, что все зашло так далеко. Но ничего, теперь он все исправит.

Вийон завершил работу и застыл над не очень большой, но плотной, сделанной так, чтобы не оставалось ни малейших щелей, корзиной.

– Пусть к Элесе вернется ее молодость, – произнес он, вспоминая ту девушку, которую повстречал когда-то. – Пусть к ней вернется ее прежняя жизнь.

Чудовищное, невыносимое напряжение начало стремительно сгущаться перед ним столь внезапно, что он ничего не успел бы понять и сделать, если бы заранее не знал, как следует поступить дальше. Озвучив желание, он немедленно закрыл корзину крышкой, и приналег на нее, ибо то, что оказалось внутри, начало рваться наружу – как бешенный зверь, как шаровая молния, мечущаяся по замкнутому пространству. Вийон отчаянно сопротивлялся напору, и трижды был близок к тому, чтобы проиграть, допустив слабину, но все же сумел сохранить крышку на месте. Он закрепил ее надежно, как только мог, изможденно выдохнул, оперевшись руками на алтарь и… проснулся.

Он ведь не ложился вчера, не так ли? Он работал всю ночь или, как минимум, большую ее часть, сновидя наяву, творя магию, к которой, шаг за шагом, его привели самые разные люди и духи. И все же он проснулся в сарае, на привычном своем месте, на ложе из ивовых прутьев, накрытых ветошью, под раскачивающимся на балке ловцом сновидений. Что произошло? Как он оказался в таком положении? Он так устал, что лег и заснул, но забыл об этом? Или же мистерия, творившаяся вчера ночью, была лишь видением, красочной мечтой, не имеющей никакой силы?..

Нет, не была. Когда Вийон повернул голову, то увидел в углу сарая корзину, которой вчера на этом месте не было. Небольших размеров, и столь плотную и прочную, что в ней не оставалось ни единой щели. Закрытой такой же плотной крышкой, примотанной к корзине так крепко, как будто бы внутри сидел демон или бешенный зверь, которого следовало во что бы то ни стало удержать взаперти. И эта корзина совсем не казалась обычной, нет. Она по-прежнему источала угрозу, напряжение, недовольство – уже, быть может, не столь ярко выраженные, не такую безумную ярость, которую демонстрировала вчера, но вполне, вполне еще ощутимую неприязнь. Тени вокруг нее были глубже, чем в остальных частях сарая и как будто укутывали корзину сумеречным покрывалом; странные же формы этих теней словно происходили от предметов, которых в сарае Бейза не было и быть не могло.

Вийон Рауп, корзинщик из Дангилаты, сел на своем безыскусном ложе, положил вспотевшие руки на колени и долго, не отрывая взгляда, смотрел на корзину желаний. А корзина желаний, в свою очередь, как будто бы глядела на него – хмурясь, оскаливая зубы, злясь, но более не пытаясь разорвать сдерживающие ее путы и напасть.

Вийон бы смотрел на корзину и дальше, если бы его не отвлек шум во дворе. Думая, что это явились товарищи к началу нового рабочего дня, он вышел наружу и с недоумением уставился на толпу людей. Некоторые из них были вооружены и облачены в легкую броню, другие нет, но все были настроены решительно.

– Вон он! – Крикнул кто-то из задних рядов. – Он, это он!

Рослый мужчина в колете, утяжеленном железными пластинами, в шлеме, закрывающем большую часть лица, с наручами и толстыми перчатками на руках, в тяжелых сапогах, в юбке из толстых кожаных пластин – шагнул к обомлевшему корзинщику, похлопывая дубинкой, которую держал в правой руке, по ладони левой.

– Пойдем-ка с нами, – велел он.

– Куда? – Спросил Вийон. – Кто вы такие? Что вам от меня надо? Я простой корзинщик, вы, должно быть, ошиблись…

– Закрой рот и идем, – оборвал его все тот же рослый мужчина, бывший, по всей видимости, руководителем группы. – Больше разыскивать тебя по всему городу мы не намерены. Или мне нужно сначала сломать тебе пару костей, чтобы стало понятнее?

– Ну х-хорошо, – пробормотал Вийон, подчиняясь силе. Он не столько боялся, сколько решительным счетом не мог понять, что происходит. Бейз все-таки пожаловался на него в стражу? Но почему тогда мужчина сказал, что не намерен больше разыскивать Вийона, как будто тот был каким-то беглым преступником, скрывающимся от правосудия? И для чего его разыскивать? Все и так знают, где он живет. По крайней мере, Бейз точно знает. Значит, это не работодатель Вийона прислал всех этих громил. Но кто?

Немногочисленные прохожие расступались перед бойцами, окружавшими Вийона, позади же основной боевой силы, как шлейф за снарядом, брошенным в воду, следовала та часть группы, что выглядела менее брутально. В просвете между фигурами воинов Вийон заметил вытянутое лицо Флеба, двигавшегося к месту своей каждодневной работы и вдруг столкнувшегося с вооруженной толпой.

– Не трогай корзину в углу! – Заорал Вийон что было силы, осознав вдруг, какой угрозе себя, а может быть, и не только себя, подвергнет его сотоварищ, если из любопытства прикоснется к корзине желаний прежде, чем желание, заключенное в ней, достигнет нужной кондиции. – И Майрыну скажи!.. Ох!.. Ой…

Последние бессвязные звуки из него выбил командир отряда, обернувшийся и ткнувший Вийона сначала кулаком в живот, а затем – ладонью по лицу. Бил он не сильно, но Вийон бы, без сомнения, упал, если бы другие солдаты не подхватили его за руки и не поволокли дальше – и держали так до тех пор, пока он кое-как не начал переставлять ноги сам. Открывать рот понапрасну не следовало, это было уже ясно. Но что вообще происходит? Кто эти люди?

Что-то начало проясняться, когда, еще на пути к воротам в Средний город, Вийон среди сопровождающей его толпы разглядел мужчину крикнувшего «это он!». Лицо мужчины показалось ему знакомым, а прозвучавшие в переговорах воинов и слуг слова «господин», «Тэсин», «эс-Сорн» убедили корзинщика, что он не ошибся. Позже он разглядел и другие знакомые лица – да, его явно сопровождали слуги из дома Тэсина эс-Сорна, с которыми он беседовал всего лишь пару дней назад, а воины либо были телохранителями аристократа, либо наемниками, которым заплатили за разовую работу. Но что от него, простого корзинщика, могло понадобиться благородному вельможе из Верхнего города, да еще и чародею?

Отряд миновал ворота Среднего, а затем и Верхнего города, и стража ни там, ни там не стала чинить воякам препятствий, а лишь отдала честь и переключилась на наблюдение за другими прохожими. Вийон стоически молчал, не задавал вопросов, и лишь иногда потирал скулу, по которой пришлась командирская оплеуха.

Наконец, они достигли ворот в заграждении из металлических цветов и листьев и вошли во двор. Шлейф из слуг стал рассеиваться, несколько воинов также отделились от отряда, но основной его костяк, во главе с командиром, продолжал сопровождать Вийона. Вошли в дом, поднялись на второй этаж, миновали несколько комнат, убранных столь роскошно, что Вийон даже стал сомневаться – не обманывают ли его глаза? У входа в одну из комнат в глубине дома, двери которой охраняли два вооруженных человека, отряд остановился, и командир доложил о том, что человек, которого желал видеть господин, доставлен. Один из охранников постучался, заглянул в комнату и что-то сказал, а затем повернулся и сказал:

– Пусть проходит. Один.

С трудом переставляя ноги от слабости и волнения, Вийон вошел в дверь, которая неслышно закрылась за его спиной.

Комнату украшали ковры, у стен стояли сундуки и шкафчики со свитками, другие свитки находились на пюпитрах. Столик в фруктами и водой, несколько деревянных кресел, а также многочисленные подушки на возвышениях, где можно было как сидеть, так и лежать. Хозяин дома – молодой человек с кожей более светлой, чем у большинства ильсильварцев – стоял в углу, изучая содержимое одного из шкафов; когда Вийон вошел, он немедленно повернулся в его сторону и принялся разглядывать вошедшего напряженным пристальным взглядом.

Вийона кольнуло легкое чувство узнавания – он что, видел этого человека раньше? Может быть, это Айнри? Светлая кожа, во всяком случае, вполне подходила, а также энергичность и уверенность хозяина дома. Но лицо его Вийон никак не мог сопоставить с пусть и изменившимися со временем, но все же вполне определенными чертами своего давнего друга.

– Айнри? – Спросил он на всякий случай, хотя и был почти уверен, что это не так.

Взгляд молодого человека сделался напряженнее, челюсти сжались.

– Что? – Отрывисто произнес он, как будто не был уверен в том, что услышал. И тоном, не терпящим возражений, приказал:

– Повтори-ка еще раз.

– Простите… – Вийон неловко поклонился. – Я подумал на минуту, вдруг вы – Айнри Тозол? Я давно его ищу, но не могу найти, никто о нем ничего не слышал… Простите ради всех богов, если обознался… я ведь обознался?

– Я не Айнри Тозол, – медленно и таким тоном, как будто бы речь шла о несусветной глупости, проговорил молодой аристократ. – Как ты… как вы вообще можете произносить его имя?

Неожиданный переход на «вы» со стороны столь богатого и влиятельного господина окончательно выбил Вийона из колеи.

– А почему… что такого?.. – Забормотал корзинщик. – Я н-не понимаю…

Молодой человек подошел ближе и, слегка наклонив голову, снова принялся изучать Вийона – уже не с таким напряжением, как прежде, но все еще с изрядной долей любопытство.

– Вы вообще знаете, кто он такой? – Спросил хозяин дома мягким, почти что ласковым голосом.

– Мы… дружили с ним в детстве… – Растеряно ответил Вийон. – Не знаю, кто он и где он сейчас, но мы с ним когда-то…

– «Дружили»? – Переспросил аристократ так, как будто бы только что услышал самую нелепую, самую немыслимую и абсурдную вещь в своей жизни. – «Дружили»?! Я не ослышался?! Вы, вообще, кто такой, позвольте вас спросить?

– Я… эээммм… корзинщик… Вийон Рауп меня зовут, господин.

Аристократ пренебрежительно махнул пальцами рук, как будто бы отгонял от лица надоедливую муху.

– Я это уже знаю. Позавчера вы явились сюда, будучи одетым более-менее прилично, поэтому поначалу мои люди искали вас в Верхнем и Среднем городе, и лишь сегодня наконец узнали, что вы скрываетесь в Нижнем…

– Я н-не скрываюсь…

– Не смейте меня перебивать, – процедил молодой аристократ. – Я, Тэсин эс-Сорн, наследник древнейшего и благороднейшего рода, не потерплю к себе неуважения!

– Простите, господин…

– Да будет вам известно, дражайший корзинщик, что Айнри Тозол, единственный сын царедворца Руэна Тозола – величайший маг из ныне живущих в Ильсильваре, а может быть, и во всем известном нам мире – если, конечно, не брать в расчет полубогов и бессмертных, от которых Айнри, впрочем, отстает лишь на полшага и нет сомнений, что вскоре он присоединится к их сомну, обретя вечную жизнь. Могущество его поражает воображение, ведь не зря он уже много лет является придворным магом самого императора Ильсильвара! Наставниками ему, как говорят, служат Безликие и бессчётное множество демонов и духов подчинены его воле. Я, Тэсин эс-Сорн, наследник древнейшего и благородного рода, урожденный чародей в двенадцатом поколении, считаю за честь числится в ближнем кругу его учеников и доверенных лиц!.. И теперь вы, какой-то безызвестный корзинщик, пыль под ногами сильных мира сего, приходите сюда ко мне и заявляете, будто бы являетесь другом самого Айнри Тозола! Вы что, за дурака меня держите?! Смеетесь надо мной?!

«Я бы к вам не приходил, если ваши люди меня сюда не притащили…» – Подумал Вийон, а вслух, на всякий случай поклонившись, сказал:

– Нет, что вы, господин!.. Как бы я мог?!. Я знал Айнри давным-давно, еще ребенком, мы были примерно одного возрастаи иногда играли вместе, когда он сбегал от опеки в Нижний город… я и не знал, что он так поднялся с тех пор, даже представить себе не мог!.. Придворный маг самого императора!.. – Вийон недоверчиво покачал головой. – Неужели правда?.. То есть, я хочу сказать, господин, вы ведь не шутите, не смеётесь надо мной?..

– Мне кажется, это вы надо мной смеетесь, – сухо ответил Тэсин. – Невозможно, чтобы Айнри Тозол имел какие-либо общие дела с таким человеком, как вы!..

– Вы, наверное, правы, господин… трудно представить, но что есть, то есть. Мы были детьми, а других друзей у Айнри не было…

– Нет, нет… Не могу в это поверить.

– Господин, – Вийон согнулся в поклоне, вдруг осознав, что нашел-таки того, кто близко знает Айнри Тозола, а значит, и знает, где Айнри находится и как к нему попасть. – Это легко проверить. Пожалуйста, позвольте мне поговорить с Айнри хотя бы минуту! Уверен, он узнает и вспомнит меня! И поблагодарит вас за то, что вы…

Тэсин захохотал, и смеялся так громко и оглушительно, что в дверь даже заглянул один из стражников – убедиться, что с его господином все хорошо.

– Вийон, вы… вы невозможны… – Отсмеявшись, Тэсин опустился в одно из кресел и вытянул ноги. – «Увидеться с Айнри на минуту». Я живу в этом доме уже лет пять, а может быть шесть или семь – черт его знает, сколько прошло времени по меркам этого сна, я даже и следить за ним не хочу… Я не видел Айнри все это время и понятия не имею, где он находится, и тут заявляетесь вы и говорите «извините, а нельзя ли мне с ним немного поболтать?» – вы это серьезно?

– Пять или шесть лет? Или даже семь? – Вийон потряс головой. – Подождите… вы ведь сказали, что он придворный маг императора.

– Так и есть, – кивнул Тэсин.

– Но почему… почему тогда никто не знает, где он? А если он вдруг потребуется императору?

– Пять-семь лет по меркам этого мира, – терпеливо объяснил Тэсин. – Этого сна. Я не знаю, как местное время соотносится с временем, в котором живет император. Впрочем, это неважно. Айнри все учел перед тем, как исчезнуть. Он сотворил заклятье, которое заставило всех забыть о его существовании. Кроме нас – сорока четырех его учеников и доверенных лиц, расставленных в качестве стражей в сорока четырех снах, дабы сформировать великую линзу, способную преломить мощь малой линзы, которую создаст сам Айнри, но где и когда это произойдет – никому не известно. Известно лишь, что дело это чрезвычайно важное, связанное с делами мирового масштаба, ибо если даже и Айнри Тозол не сумеет отвратить надвигающуюся на всех нас беду, то кто сможет?..

– Какую беду, господин?

Аристократ устало отмахнулся.

– Не загружайтесь свой ум проблемами мирового масштаба, дражайший Вийон. Добра от этого не будет ни вам, ни кому-либо еще…

– Хорошо, – вздохнул Вийон. – Жаль, что Айнри так занят. Я бы хотел помочь ему или как-нибудь поддержать… конечно, он справится. Он всегда был решительным и бесстрашным…

– Может быть, слишком решительным и бесстрашным, – вздохнул Тэсин. – Занят ли он? Я не знаю. Я понятия не имею, сколько времени прошло для самого Айнри. Где он сейчас, в каком из миров? Семь лет я сижу в этом проклятом доме и не могу даже прогуляться или выйти в свет… Сижу и гадаю – что с ним и как? Добился ли он хоть чего-то или потерпел неудачу? Или попал в ловушку, и пребывает там, пока время в мире людей стремительно уходит и положение дел становится в более безнадежным? Существует ли вообще мир людей, или же мы заперты в осколках сновидений, которые разлетаются друг от друга, словно куски разбитого стекла?.. Ничего не известно. Я бы уже отправился его искать, но не могу покинуть свой пост. Если все идет по плану, а я уйду раньше времени, разрушив круг – ууу… даже если это не будет иметь значения и остальные справятся без меня, слабость мне не простят. Айнри вышвырнет меня вон, из дворца прогонят с позором, и это еще в самом лучшем случае. Остается только сидеть и ждать. И молиться – Светлым Богам, Безликим, Космическому Человеку, всем подряд – чтобы все обошлось…

– Но вы ведь не знаете, где он? – На всякий случай еще раз уточнил Вийон. – А если бы знали, где бы вы стали его искать?

Тэсин задумался.

– Никто из нас – его учеников – не знает, где Айнри, – сказал он наконец. – Но есть кое-кто еще, кто может знать. Ей Айнри, без сомнения, доверяет больше всех… Да, ей он мог бы и сказать. Может быть даже, время от времени он прерывает свои поиски и навещает ее иногда…

– «Ее»? О ком вы говорите, господин?

– О матери Айнри, Ирцине Тозол.

– Она живет где-то здесь? – Взволнованно спросил Вийон. – В Дангилате? В Верхнем городе? Или во дворце?

Тэсин отрицательно покачал головой.

– Никто не знает, где она живет. Собственно говоря, она и вовсе не живет. Она умерла лет десять тому назад.

– Но… вы сказали, что…

– Я знаю, что я сказал! – Перебил Вийона Тэсин. – Не нужно повторять мне то, что я сам же и сказал. Да, она умерла. Ну и что? Айнри Тозол не даром считается величайшим чародеем в империи. Он был нежно привязан к своей матери и не позволил ее душе попасть в мир мертвых. Он соткал для нее тонкий сон из прошлых ее воспоминаний, украсив образами вещей и тенями людей, которые некогда доставляли ей радость. Нельзя сказать, что получился полноценный рай – но, по словам Айнри, вышло вполне себе неплохо, особенно с учетом того, что мы, свободные и просвещенные люди, подчинившие себе силы природы, пока еще, к сожалению, не можем добраться до настоящего рая.

– Не может быть… – Пробормотал Вийон.

– Вы что, хотите сказать, что я лгу? – Тэсин строго посмотрел на корзинщика.

– Нет-нет, господин, что вы!.. Как вы могли такое подумать… Я человек простой, неученый, у меня в голове не укладывается то, что вы говорите…

– Это потому, дражайший Вийон, – Тэсин назидательно поднял вверх указательный палец. – Что вы зачем-то полезли не в свое дело. Совершенно не в свое. Не вашего уровня, и близко не вашего!.. Забудьте об Айнри, держите рот на замке, и возвращайтесь к своей жизни. Наслаждайтесь тем, что имеете, пока еще можете, и не думайте о том, чего не в силах изменить, даже и не лезьте в это. Вы меня поняли?

– Да, но… что вы имели в виду, когда сказали «пока еще можете»?

– Не вашего ума дело, Вийон. Вам стоит поменьше думать и побольше работать, как и надлежит человеку вашего достоинства и положения…

– Да, господин, вы правы… Могу я идти?

– Можете… Впрочем, нет, подождите.

Вийон замер и стал терпеливо ждать. Молодой аристократ устроился поудобнее в кресле, положил одну ногу на другую, приставил указательный палец левой руки к виску, а остальными пальцами, сжатыми вместе, подпер скулу и некоторое время рассматривал Вийона столько же пристально, как и в начале беседы.

– Во всем этом, – произнес наконец Тэсин. – Я не могу понять только одного. Айнри перед тем, как уйти наложил заклятье, которое никому не удалось преодолеть. Вообще, если быть точным, цель заклятья была не просто в забвении как таковом, а… нет, что толку вдаваться в тонкости магии, вы все равно ничего не поймете. Просто примем, в самом упрощенном виде, что это было заклятье забвения, сильнейшее из всех, что когда-либо произносились в этом мире, и лишь мы, сорок четыре стража в сорока четырех снах не попадали под его действие. Айнри исчез, его не просто не помнят, его невозможно найти, он как будто бы стерт из всех миров, будто бы не жил никогда – и так будет до тех пор, пока он не осуществит задуманное и не вернется, как я предполагаю, в тот же самый момент времени, когда начал свой путь… Ну хорошо, я могу допустить, что он оградил от заклятья свою мать, тем более что она и так мертва, и не имеет в своем распоряжении вообще ничего, кроме воспоминаний. Но вы – вы! Как, каким образом, такой человек, как вы, сумели уберечься от действия заклятья Айнри! Немыслимо!

– Мы были друзьями, – тихо ответил Вийон. – Да, были, хотя вы мне и не верите… Однажды я спас его от побоев и грабежа, а может, и от смерти, потому что в руках Джадура был нож… Вскоре после того мы поклялись друг другу в вечной дружбе, и я думаю теперь, что это были не пустые слова. Может быть, в этом все дело?

22

… Погруженный в свои мысли, Вийон шел по пыльным улицам Дангилаты, спускаясь от Верхнего города к Нижнему. Тэсин отпустил корзинщика, убедившись, что ничего умного или познавательного Вийон ему не сообщит; возможно, изначально он полагал, что Вийон знает нечто важное об Айнри или несет какое-то от него сообщение, но в этом высокомерного чародея из «древнего и благородного рода» ждало разочарование. Вийон же, возвращаясь к своему привычному месту обитания, прокручивал в голове недавний разговор и поражался: как же, все-таки, высоко сумел подняться тот мечтательный и наивный мальчик, который все еще жил в его памяти! Удача или у Айнри и вправду обнаружились какие-то необыкновенные таланты в волшебстве? Конечно, талант у него был, Вийон это помнил прекрасно – но придворный маг самого императора? сильнейший из чародеев Ильсильвара, быть учениками которого почитали для себя честью отпрыски старинных и влиятельных фамилий? стоящий в одном лишь шаге от обретения бессмертия, и наставляемый Безликими – особенной кастой то ли демонов, то ли особенной ветвью бессмертных богов, о которых в Ильсильваре предпочитали не говорить, ибо Безликие всегда были где-то рядом, знали все и наблюдали за всем, не имели жалости, и крали (как говорят) иногда детей из бедных семей, а иногда – людские души… Это все казалось невероятным. Да, Айнри был особенным, Вийон всегда знал это, но мир, к которому он на минуту прикоснулся во время разговора с Тэсином, потрясал размахом сил, действующих в нем, масштабом проблем и изощренностью в их решении. Это была магия какого-то совершенно иного, недостижимого для Вийона порядка.

Наверное, и в самом деле лучше не лезть во все это. Сильные и мудрые мира сего сами во всем разберутся и сами все решат, не стоит им мешать, а у корзинщика Вийона Раупа есть дела куда как более насущные, и проблемы его, пусть и несоизмеримо более мелкие, чем дела таких людей, как Айнри или Тэсин,в случае неудачного исхода для самого Вийона могут оказаться не менее, а более горькими, чем беды всеобщие.

Пройдя ворота меж Средним и Нижним городом, Вийон вспомнил о корзине желаний, остававшейся без присмотра все время, пока он отсутствовал, хлопнул себя по щеке, наказывая за нерасторопность, и побежал к бейзовскому сараю со всех ног.

Он ворвался во двор, тяжело дыша и затравлено оглядел открывшееся пространство. Майрын, Флеб и мальчишки мирно работали над своими корзинами. При появлении Вийона все поглядели на него и заулыбались. Флеб приветственно помахал рукой.

– А вот и он! – Потянул Майрын. – Где пропадал, друг? А мы тут сидим, гадаем, куда это тебя увели…

– Все потом, – оборвал товарища Вийон, по прежнему тяжело дыша. – Вы не трогали запертую корзину?

Все четверо дружно замотали головами.

– Не, мы ж не дураки какие-то, – немного обиженно ответил Майрын. – Флеб нам передал что нельзя. А раз мастер дежьена говорит, что нельзя – что ж мы ее трогать будем? Может, это правило какое-то новое или еще что, кто его знает?..

– Я вот слышал, например, что в дежьене цветочников в вазы и кувшины лягушек сажают и держат их там строго определенное время, при том ни додержать, ни передержать ни в коем случае нельзя, – поддакнул Флеб.

– Вот-вот. Я о чем и говорю.

У Вийона отлегло от сердца. На всякий случай, однако, он все равно заглянул в сарай. Корзина желаний стояла в том же углу, где он ее оставил, и, кажется, вела себя смирно. Она уже не была похожа на бешенного зверя, едва удерживаемого на цепи, а наталкивала на мысли, скорее… о спящем волке или леопарде. Все еще опасном и диком, но в данный момент не собирающимся нападать.

Вийон осторожно, чтобы не побеспокоить сумеречную корзину, набрал в сарае прутьев, вернулся во двор и занял свое рабочее место.

– Я расспрашивал всех об Айнри Тозоле, – объяснил он случившееся утром. – И кое-кого привлек мой интерес. Отсюда и все эти люди. Ничего путного я ему сообщить не смог, так что думаю, больше они тут не появятся… Все подробности расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас давайте займемся делом. Мне надо еще многому вас научить. Чья очередь идти на рынок сегодня – наша, Флеб? Не пойдем никуда, будем учиться, а заодно и наделаем побольше хороших корзин и продадим их потом.

Он учил Майрына, Флеба и мальчишек весь день, прерываясь ненадолго лишь для того, чтобы поесть, посетить нужник и умыться. Бейз мог нагрянуть по его душу в любой момент, и Вийону хотелось передать товарищам как можно больше знаний до того, как этот момент наступит.

Вечером все разошлись, а Вийон, вновь заглянув в сарай, приблизился к корзине желаний.

Сейчас изменения в ней были еще более заметны. Нет, внешне она все это время оставалась такой же, какой была вчерашней ночью, на алтаре сновиденного храма, когда Вийон только-только сотворил ее. Но впечатление, которое она производила, отличалась разительно. Теперь это не был яростный, рвущийся с цепи зверь, и даже волка, забывшегося чутким сном, она больше не напоминала. Сейчас корзина была похожа на пушистую домашнюю кошку, мирно свернувшуюся калачиком и едва ли не мурчащую во сне. Она сделалась безопасна и чиста, и даже вес ее изменился, когда Вийон подошел и осторожно взял ее в руки – корзина стала ощутимо легче.

«Она готова, – подумал Вийон. – Будь я проклят, если это не так…»

Он вышел во двор, постоял немного, все еще сомневаясь, а затем поставил корзину на чурбанок и открыл крышку. Чего он ждал? Россыпи лепестков? Свернувшегося на дне белого кота? Хоровода весело щебечущих фей? За последние дни произошло столько всякого, что Вийон был уже готов ко всему.

Корзина оказалась пуста, и лишь что-то, похожее на светлую тень или солнечного зайчика, мелькнуло на миг перед глазами Вийона – а может быть, ему лишь померещилось, слишком уж велики были его ожидания, чтобы не увидеть ничего.

«И?.. – Подумал Вийон. – Что дальше?.. Неужели и теперь ничего не вышло?»

Он понял, что не заснет, если не узнает наверняка и, покинув двор Бейза, зашагал в сторону Горелой улицы. На Дангилату опустились сумерки, но люди на улице еще были, некоторые из них узнавали его и приветствовали; Вийон даже, кажется, раз или два услышал обращение «мастер». Неужели кто-то из корзинщиков все же проболтался об их общих планах? Наверняка это были Флеб или Этар, которые проболтались Акине, а уж та разнесла известие по всем своим соседкам и родственницам. Вийон с осуждением покачал головой. Предстоящий с Бейзом разговор тяготил его все больше и больше, а уж это известие и вовсе доведет торговца лозой до белого каления.

Знакомый дом на Горелой улице встретил Вийона совершеннейшей тишиной. Вийон постучался, позвал Элесу, затем Иси и сыновей, затем снова Элесу – ни звука за дверью, ни шороха, ни движения. Вийон толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта, он вошел в дом и увидел совершенно пустой дом. Ни вещей, ни следов кого-либо живого, и общее ощущение затхлости и запустения такого, что не оставалось сомнений – дом стоит покинутым вот уже много лет. Вийон заглянул в комнату. Последней деталью, убедившей его в том, что случилось, стало отсутствие царапин и полос на стенах – в тех местах, где раньше портили стены для игры или от нечего делать Эбран и Гет. Вийон присел на корточки и коснулся рукой пола. Солома была старой, сухой и пыльной, а не гниловато-влажной, как он помнил.

«Желание осуществилось, – подумал корзинщик с грустью. – Элеса обрела то, что хотела. Все изменилось: она никогда не встречалась со мной и полюбила кого-то другого; может быть, это Саджир, а может быть – кто-то еще. Есть ли у нее теперь дети и если да, похожи ли они на тех, что были у нас?..»

Он думал об Иси, Эбране и Гете как о своих детях, хотя и не мог забыть слова Иси о том, что она не его дочь. Было ли это правдой или же Элеса изобрела эту ложь, а потом внушила ее дочери, чтобы отвратить ее от отца?.. Это было уже неважно. Все изменилось. Оставалось надеяться лишь, что получив новую жизнь и вернув свою молодость, Элеса проживет более счастливую жизнь, чем та, которую она прожила с ним.

Вздохнув, Вийон поднялся, вышел из дома и осторожно притворил за собой дверь. Может быть, теперь он переедет сюда на время, пока не решит поселится в доме мастера Байла, ведь эта хибара на Горелой улице принадлежала и ему тоже – а может быть, и нет. Кто знает, как все сложится? Вийон снова подумал о неизбежном разговоре с Бейзом Лекаридом и вновь отогнал эти мысли, ибо ничего хорошего они не несли.

По засыпающему городу Вийон направился в обратный путь, а когда прибыл на место, то развел огонь во дворе, и бросил в пламя корзину желаний и ловца снов. Первое следовало сделать в любом случае, ибо он откуда-то знал, что каждая корзина подходит лишь для одного желания, и не удержит другого. Но вещь эта, даже употребленная, оставалась необычной, поэтому ее следовало уничтожить, поставив последнюю точку. Что до ловца сновидений – плетенка Мелана Ортцена уже отдала Вийону все, что могла, и даже более того, и теперь следовало вернуть все на место – в частности, лавку, которую засосал в себя ловец, а может быть, и нескольких людей. Торговать за одним столом с Меланом становилось уже неудобно.

Когда огонь догорел, Вийон разворошил угли, сполоснул у колодца руки и лицо, вернулся к сараю и вытянулся на своей лежанке.

– Нейсинаран, – проговорил он, смотря в потолок. И когда хлопанье крыльев нарушило тишину, а тень призрачного ястреба загородила обзор перед Вийоном, корзинщик, закрывая глаза, негром но произнес:

– Разыщи сон, в котором живет покойная Ирцина Тозол, и отведи меня к ней.

Да, он решил для себя совсем недавно, что не станет лезть в дела великих – но ведь он и не собирался, не так ли? Он просто нанесет визит пожилой женщине, которой наверняка уже наскучили ее воспоминания, пусть даже и самые лучшие, и вежливо поинтересуется, все ли у нее хорошо и нет ли вестей от Айнри Тозола? Наверняка она будет не прочь поболтать о своем сыне, все матери это любят.

В круговороте призрачных образов и бликов, тусклых линий, переплетающихся знаков и вещей, наполовину растворенных в сумеречном мареве, Вийон увидел себя и огромного ястреба, сидящего на его левой руке. Ястреб разевал клюв и вертел головой, но не кричал.

– Ну же, – Вийон сделал легкое движение рукой, подталкивая птицу. – Лети.

Несколько секунд ястреб оставался неподвижен; Вийон подумал было, что неудача постигнет его и здесь, и место обитания своей матери Айнри Тозол защитил от поисков также надежно, как и себя самого. Но нет: когда Вийон уже почти уверился, что ничего не выйдет, Союзник вдруг оттолкнулся от его руки и полетел вперед, в марево из бликов и несформировавшихся вещей. Вийон двинулся за ним, с каждым шагом все глубже погружаясь в сон. Окружающее пространство усложнялось и раздавалось вширь, вещи становились все более отчетливыми, блики и тени складывались так, чтобы дополнять общую картину и придавать ей больше достоверности, а не нарушать ее целостность.

«Неужели весь мир, вся вселенная такова? – Подумал Вийон. – В ней нет вещей, нет ничего независимого – есть только я и то, что я вижу?..»

Красочные пейзажи сменяли друг друга: горы, морское побережье, шумный город, кладбище, подземные пещеры, мистические древние места с торчащими из земли идолами, парящие в небе дворцы из платины и хрусталя, океан, вставший стеной по левую руку от одинокого путника… Картины сменяли друг друга, и невозможно было уже разобраться, какие из них отражают «реальный мир» (чтобы ни значило это слово), а какие – видения или образы, рождающиеся в сознании человека от соприкосновении с невыразимыми мирами духов.

И вот, на холме, над городом, немного похожим на Дангилату, но меньшим по размеру и без трех колец стен, Вийон увидел старую башню. У входа в нее стояла скамейка, на которой сидела женщина средних лет в красивом платье и легкой накидке, закрывавшем ее голову и плечи. Нейсинаран пропал из виду, и это стало знаком, что цель Вийона достигнута.

Он подошел ближе и сел на край скамейки, противоположный тому, что занимала женщина. Она даже не взглянула на него, хотя и не могла не заметить, что он подошел – любовалась городом и плывущим над ним облаками.

– Простите, госпожа… – Заговорил Вийон.

Теперь она обернулась и посмотрела на Вийона внимательно и с удивлением – может быть даже, с удивлением подчеркнуто нарочитым, как будто бы он сделал нечто неожиданное и оригинальное. Женщина была моложе той, которую помнил Вийон, когда она приходила за Айнри – но, без всякого сомнения, это была она.

– Удивительное дело, ты разговариваешь!.. – Произнесла Ирцина таким тоном, как если бы при ней заговорил плюшевый медведь или как если бы на вопрос «сколько будет 2 + 2 ?» маленькая собачка отчетливо протявкала четыре раза. – Я думала, что знаю всех призраков этого места, способных на такое.

– Я не призрак, госпожа, – ответил Вийон. – Я друг вашего сына, Айнри Тозола, и пришел узнать, все ли у него хорошо…и у вас?

– Все замечательно, – ответила женщина с едва заметной иронией. – Лучше и быть не может. Вот только… у Айнри нет друзей. Императорский двор – совсем не то место, где следует заводить друзей, это я ему всегда говорила. Знакомиться, искать союзников, завоевывать доверие врагов, ожидая подходящего момента для нанесения удара – да. Заводить дружеские связи – да, может быть. Но не друзей.

– К счастью, я никогда не был при дворе и никогда там не буду, – ответил Вийон. – Вы говорите об этом месте так, как будто бы там собрались какие-то звери, волки и скорпионы, а не люди…

– Так и есть, – согласилась Ирцина.

Ненадолго установилась тишина.

– Госпожа, могу я спросить?

– Да, конечно.

– Почему вы дали своем сыну женское имя?

– Оно не женское, – подбородок Ирцины качнулся из стороны в сторону, выражая отрицание. – В Эйнаваре и кое-где у нас встречается похожее имя, которое дают девицами «Анрия». Я и хотела так назвать своего ребенка, поскольку по гороскопу должна была родиться девочка, но либо ошибся астролог, либо я неправильно определила время зачатия – и на свет появился сын. Тогда я взяла другое имя, похожее на то, что хотела дать изначально – хальстальфарское «Айнри». Айнри, Джетри, Ингви… у людей с другого берега Выплаканного моря полным-полно таких имен, и все их носят мужчины…

– Вот как… а я все гадал, почему же так…

– Ну вот, теперь, когда я развеяла твое любопытство, развей мое и ты, – улыбнулась женщина. – Где вы подружились с Айнри?

– Это случилось очень давно, – с охотой приступил к рассказу Вийон. – Помните, как он сбегал от вас в Нижний город, когда был еще ребенком? Меня зовут Вийон Рауп и вот тогда мы с ним…

Он не договорил, потому что Ирцина вдруг начала смеяться. Она заливалась смехом, искренне хохотала, позабыв о приличиях (ведь благородным дамам не следует громко смеяться) и едва не свалилась с лавочки.

«Что с ней такое? – Обеспокоенно подумал Вийон. – Она что, сумасшедшая? Мертвая женщина – это еще куда ни шло, но безумная мертвая женщина – это уже слишком!»

– Ох, Вийон!.. Вийон! – Женщина еще несколько раз повторила его имя, постепенно успокаиваясь. Потом она посмотрела на небо и произнесла:

– Святые боги, Айнри, ну что у тебя в голове!..

Вийон молча сидел на своем месте, не зная, как себя с ней вести и что говорить. Женщина вновь повернулась к нему. Она улыбалась, и глаза ее лучились озорством и весельем.

– Да, теперь я вспомнила, – сказала она. – Ну конечно, Айнри не раз говорил про тебя. Как я могла забыть!.. Ты и правда был его лучшим другом.

Она взглянула на Вийона с теплотой и почти что с нежностью.

– Но ты ведь был ребенком, разве не так? – Продолжала Ирцина.

– Да, – согласился Вийон. – Но я повзрослел.

Его слова вызвали у нее новый приступ смеха.

– Повзрослел!.. Аха-ха-ха!..

«Что с ней нетак? – Подумал Вийон. – Почему они надо мной смеются? И Тэсин этот тоже… Что я такого смешного сказал?»

– Ну что ж, Вийон, расскажи, где ты живешь и чем занимаешься, – произнесла Ирцина с преувеличенной серьезностью – так, как будто бы говорила с ребенком. – Почему я раньше не видела тебя ни разу?

Вийон решил не обращать внимание на ее тон.

– Вы ведь знаете, что с вами случилось? – Осторожно спросил он.

– Конечно, я знаю. – Женщина надула губы и сама стала похожа на ребенка. – Я уже десять лет как мертва. Не нужно мне об этом напоминать.

– Простите, госпожа… – Вийон по привычке поклонился. Вышло немного нелепо, ведь он при этом так и остался сидеть на скамейке. – Я простой корзинщик, живу в Нижнем городе… у меня была жена и трое детей… а впрочем, это уже неважно, мы разошлись… делаю корзины и продаю их на рынке… у меня есть друзья – Майрын и Флеб… может быть, скоро мы сделаем свою гильдию и станем учить новому дежьену, который будет называться дежьеном Плетеной Лозы… как-то так… я совсем не сноходец, лишь совсем недавно кое-чему научился и случайно услышал о вас, вот и зашел навестить, подумал, может вы тут скучаете и хотите поговорить с кем-нибудь живым…

– «Живым»? – Переспросила женщина, улыбаясь так, как будто бы знала что-то, чего не знал Вийон.

– Ну да… простите, если я вам помешал…

– Нет, ну что ты, – женщина успокаивающе погладила Вийона по руке. – Тут, в этом сне, который Айнри сотворил для меня, все прекрасно, но действительно, подчас не достает свежих лиц и впечатлений… Я очень рада, что ты пришел. При жизни, я бы, конечно, начала выкаблучиться и говорить, что ниже моего достоинства разговаривать с кем-то там из Нижнего города, но после смерти на многое начинаешь смотреть иначе. То, что раньше казалось важным, теряет смысл, а на первый план выступают какие-то совершенно обычные вещи, которым мы не придавали никакого значения раньше…

– Вот как, – улыбнулся Вийон. – Что ж, тогда я тоже рад, что немного скрасил ваш досуг… А Айнри часто навещает вас?

– Далеко не так часто, как мне хотелось бы, – покачала головой женщина. – Но я ужасная собственница и держала бы его привязанным к своей юбке все время, если бы только могла... Нет, конечно, он хороший сын и иногда ко мне заходит. Но он очень занятой человек, ты, наверное, знаешь?..

– Да, госпожа, я слышал, что он стал придворным магом императора в тридцать лет или даже раньше…

– В тридцать лет? – Переспросила Ирцина. – Нет, ему было сорок три года, когда это произошло… Я это хорошо помню, потому что я умерла шесть лет спустя, ровно за месяц до того, как…

– Что?! – Вийон уставился на женщину. Прерывать благородную даму было недопустимой грубостью, особенно для человека низкого происхождения, но он так поразился ее словам, что забыл обо всем. – Сорок три года? И потом еще шесть?.. И еще после этого десять?.. Тогда, выходит, Айнри сейчас почти шестьдесят?..

Ни писать, ни читать Вийон не умел, зато считал отменно, благодаря многолетней работе на рынке.

– Быть такого не может, – твердо сказал корзинщик. – Мы были ровесниками, а мне сейчас тридцать пять.

– Мне говорили, что в разных снах время течет по-разному, – задумчиво проговорила женщина.

– Но ведь мы с Айнри живем не в снах! – Воскликнул Вийон. – Мы оба еще живы, и живем в реальном мире!..

– Не будем это обсуждать, – вздохнула женщина и, посмотрев на Вийона, снова чуть улыбнулась. – Удивительно то, что ты вообще вырос, откровенно говоря… Но нет, нет, прости. Давай о чем-нибудь другом поговорим. Ты значит, живешь с семьей…

– Уже нет.

– … у тебя есть друзья, ты делаешь корзины и продаешь их на рынке. Это же замечательно! Очень, наверное, интересная жизнь. А почему ты решил отыскать меня, на самом деле?.. В сценарий твоей жизни, если подумать, совсем не входит беседа с благородными дамами. Нет, я очень рада, что ты пришел, мне просто интересно. Что-то случилось?

«Какой еще сценарий? – Подумал Вийон. – Что она несет?..»

– Нет, ничего такого, – сказал он вслух. – Просто я подумал… захотел узнать, как у Айнри Тозола идут дела, вот и все. Помнит ли он меня? Я его хорошо помню… Когда увидите его в следующий раз – скажите, что я заходил, хорошо? Не подумайте только, что я жду от него каких-то благ или чего-то такого, совсем нет! У меня все хорошо. Просто… если он вдруг захочет увидеться, то меня легко найти в Нижнем городе, или, если он пришлёт весточку, я сам приду, куда он скажет… Нет, я понимаю, что он занятой человек и я ему совсем не ровня и никогда ровней не был – я это все знаю, но если вдруг… вы передайте ему это, ладно? Я просто хотел, чтобы он знал, что я его не забыл.

– Ах, Вийон, – женщина отвернулась и снова посмотрела на небо. Теперь она казалась растроганной. – Тебе лучше никогда не встречаться с Айнри.

– Но… почему, госпожа?

Женщина вздохнула.

– Некоторых вещей лучше не знать, поверь мне. Правда бывает весьма неприятной. Например, правда состоит в том, что мое тело сожжено, а пепел брошен в яму, где затем посажено какое-то дерево. Но зачем мне знать эту правду? – Она вытянула руку и посмотрела на нее так, словно видела ту впервые. – Иллюзия о том, что я жива, что я все еще вижу, слышу, чувствую, могу думать, смеяться, любить – куда лучше, чем истина.

– Я не боюсь правды, – сказал Вийон. – О чем вы умалчиваете? Почему у нас с Айнри такая большая разница в возрасте? Что произойдет, если я его встречу?..

– Не исключено, что ты узнаешь правду, если его встретишь, – ответила женщина, бросив на Вийона быстрый взгляд и вновь отвернувшись. – И уж поверь, радости она тебе не доставит.

– Какую правду?! – Вийон подался вперед.

– Ты бы мог и сам уже догадаться, – Ирцина вздохнула. – Ты неглупый призрак. По крайней мере, не кажешься глупым.

– Я не призрак! Я живой человек!.. Или что, вы хотите сказать, что я тоже умер но не помню об этом? Этого не может быть. У меня есть друзья, была жена и дети, я хожу каждый день на рынок…

– И что же, разве хождение на рынок способно доказать, что ты никогда не умирал? – Ирцина посмотрела на корзинщика с иронией.

– Конечно, – растерялся Вийон. – Ведь я вижу людей… торгую с ними… продаю им корзины…

– Ты видишь лишь только собственный сон, – ответила Ирцина. – И в этом сне присутствуют тени других людей. Некоторые из них, возможно, живы, а другие – нет, третьих же вообще не существует… Но неужели ты считаешь, что их мир в точности такой же, как твой?

Вийон не ответил. Он не знал, что сказать.

– Думаешь, я никогда не спускаюсь туда? – Ирцина показала пальцем вниз, на городок у подножья башни. – Там тоже есть рынок, и иногда я на нем что-нибудь покупаю. Некоторые из торговцев, вполне возможно, живые люди. Мы существуем в разных мирах, и соприкасаемся лишь мимоходом, я для них – ничем не примечательный покупатель, одна из многих, просто человек, который возникает лишь на минуту, а затем бесследно растворяется в толпе…

Вийон вздрогнул, вспомнив свою первую встречу с Огненным Великаном, который ненадолго заглянул в его лавку в образе человека. Изменил ли тогда Великан свой огненный образ по собственной воле – или же этот образ, независимо от его воли, придалВеликану мир людей, в который он попал?..

– Но насчет своей смерти ты можешь нисколько не беспокоиться, – продолжала Ирцина. – Ты призрак совсем другого рода.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду Айнри, его силу и богатое воображение. У Айнри не было друзей. Довольно сложно их иметь, когда обладаешь такой силой, но не умеешь еще ее контролировать. Ему было пять лет, когда он покалечил девочку, с которой играл. Не со зла, нет, но эмоции детей во время ссоры берут вверх над разумом. Он не хотел причинять ей вред, и очень сожалел о том, что сделал. Но кто мог поручиться, что он не сделает этого снова, с другим ребенком? Поэтому мне пришлось сильно ограничить его круг общения, запретить ему играть с другими детьми. И тогда он придумал тебя.

– Нет, – Вийон ощутил вдруг, что его пробирает дрожь. – Нет. Нет. Нет. Я вам не верю.

– Ты был для него лучшим другом. Он много рассказывал о тебе. Иногда он даже убегал от слуг и телохранителей, которые должны были за ним наблюдать, только для того, чтобы поиграть с тобой. Я ему запрещала так делать, ругала, но чем старше он становился, тем меньше он меня слушал. Обычного ребенка можно было бы строго наказать или запереть, но только не Айнри. Он отводил глаза слугам, а двери и замки открывались сами собой. Да что там! Некоторые из них при этом еще и начинали болтать всякие глупости!.. – Ирцина передернула плечами, вспоминая хихикающие дверные ручки, крадущиеся по коридору подставочки для ног, танцующие щетки, и книги, бормочущие несусветную чушь. – Все дети оживляют то, что видят, но Айнри, в отличии от них, делал это не только в своем воображении! Это был лишь вопрос времени, когда его фантазии станут не только пугать всех вокруг, двигать вещи и щипать служанок за ягодицы, но и начнут обретать плоть и кровь. В конце концов я смирилась. Пусть гуляет, где хочет, лишь бы не устраивал бедлам в доме. Дети – как поросята: если дать им свободу, то выяснится, что больше всего их привлекает грязная лужа или мусорная куча. Вот он и стал пропадать в Нижнем городе. Слуги с ума сходили: они знали, что я с них голову сниму, если с Айнри что-нибудь случится, однако и уследить за ним, если он этого не хотел, было невозможно. Ты стал для нас просто благословлением, Вийон. Тихие и безобидные игры на окраине города, пусть даже и на помойке, но вдали от людей, которым магия Айнри могла повредить – что еще было нужно?

– Я вам не верю, – тихо повторил Вийон. Он чувствовал себя растерянным и опустошенным.

– И не надо, – Ирцина ободряюще похлопала корзинщика по тыльной стороне ладони. – Мы, призраки, не должны обижать друг друга без нужды. Забудь все, что я тебе сказала и возвращайся к прежней жизни. Но не ищи Айнри. Встреча с правдой лоб-в-лоб радости тебе не принесет.

– Я помню свою семью, – сказал Вийон. – Отца, брата, мать и сестру… что же, их Айнри тоже придумал?

– Не исключено, – Ирцина пожала плечами. – Мой сын и не на такое способен. Но все-таки, я думаю, нет. В том возрасте… нет. Скорее всего, он придумал какую-то общую историю для тебя, а затем ты привязался к уже существующей семье и стал думать, что они – твои родня, а они поначалу тебя не замечали, а затем приняли за своего, уверенные, что ты был с ними всегда.

– Нет, – пробормотал Вийон, обхватывая себя руками. – Нет-нет-нет-нет…

Но память услужливо подсовывала ему воспоминания из далекого детства, когда никто в доме его не замечал. Он что-то говорил, но на него не обращали внимания; звал – но никто не откликался. Только Айнри всегда был рад его видеть. И они с Вийоном всегда находили друг друга в многолюдном городе, даже не договариваясь заранее о месте и времени встрече.

– Все хорошо, – Ирцина вновь потрепала корзинщика по руке. – Не переживай так. Подыши. Со временем ты привыкнешь.

– К чему?! – Вийон едва сдерживался, чтобы не завыть. – К тому, что меня нет?

– Ну… да. Наверное. – Ирцина вздохнула. – Хочешь подняться ко мне в башню? Попьем чаю с пирожными, а заодно и проверим, насколько вариативен сценарий твоего сна. Ведь по идее, бедного корзинщика не должна приглашать к себе домой красивая, молодая и богатая дама, это нонсенс, что-то такое, что не соответствует обычному порядку вещей.

– Нет, спасибо, – Вийон помотал головой. – Я лучше посижу…

Ирцина улыбнулась всепонимающей улыбкой, как бы говоря: ну, вот теперь степень вариативности твоего сценария нам стала известна. Вийону захотелось ее придушить.

Осознав, что больше не хочет и не может здесь находиться, он поднялся на ноги.

– Я пойду, – сказал он. – Благодарю за беседу, госпожа Тозол.

Ирцина также поднялась и сделала изящный реверанс. В иное время Вийон был обомлел от того, что придворная дама приседает в поклоне перед ним, но сейчас ему было все равно. Ирцина же улыбалась – для нее все происходящее было игрой, способом провести время, вновь что-то пережить и почувствовать. Вийон повернулся и двинулся вперед, не разбирая дороги.

Было ли правдой то, что он услышал? Если и так, Ирцина была тысячу раз права, говоря, что есть правда, которую лучше не знать, находясь вместо этого во власти самообмана. Был ли он и в самом деле призраком, плодом воображения человека, которого так сильно любил и к которому был так сильно привязан? Многие дети, не имея возможности регулярно играть со своими сверстниками, заводят себе воображаемых друзей – но Айнри Тозол, конечно, был не просто «одним из многих». Его фантазия вкупе с магическим даром оживляли все, к чему прикасались: вещи двигались, в доме раздавались стуки и необычные звуки, иллюзии разгуливали то там, то сям так, как будто бы это было в порядке вещей. Этим дело не ограничивалось – были еще Прыгушки, Бумкалки, Журчалки, Дразнюли и множество прочей мелюзги, в большинстве своем незримой, но вполне способной произвести какой-нибудь эффект – например, начать кого-нибудь передразнивать, журчать в самых неподходящих местах, издавать звуки грохота или падения, или же внезапно прыгать на человека, вызывая в нем чувство, прыгнувшей на голову кошки или крупной жабы. Был ли Вийон такой же бездушной сущностью, только чуть более сложно устроенной и более похожей на человека, но точно также призванной Айнри Тозолом то ли из глубин собственного ума, то ли из бездн Преисподней исключительно по причине того, что Айнри нужен был друг, похожий на него самого?

Вийон вспомнил случай, когда они вдвоем сидели на заборе на улице Слив, и болтали о шутках и проказах, которые Айнри устраивал дома при помощи своей незримой свиты. Пара-тройка Прыгушек и Дразнюлей расположились рядом – незримые и притихшие, но готовые в любой момент откликнуться на зов своего господина и творца. Вийон спросил друга, может ли тот сделать бабочку, и тот, ответив «да», сосредоточился на вытянутой руке. Через несколько секунд Вийону и в самом деле показалось, что там что-то есть, а еще через несколько что-то легкое и невесомое, будто состоящее из световых бликов, вспорхнуло с руки Айнри и улетело прочь.

– Ого! – Восхитился Вийон. Он чувствовал, что должен так себя повести, потому что восхищения Айнри и ждал, и несомненно, обиделся бы, если бы реакция оказалась более прохладной. Вийон не лгал и не фальшивил, он действовал так, как казалось ему правильным – вот только сейчас, вспоминая этот эпизод, уже не был уверен, в чем же заключалась настоящая причина его удивления и восторга: в естественном движении детской души или же в том, что это Айнри хотел, чтобы Вийон ощутил восторг.

– А можешь сделать собаку? – Спросил Вийон. Айнри кивнул.

– А лошадь? А человека? А дракона?

Айнри посмотрел на него и улыбнулся, но ничего не сказал. Его мягкая улыбка, наполнившая тогда, в детстве, душу Вийона теплом, сейчас заставила повзрослевшего Вийона ощутить, как встают дыбом волосы на затылке.

В это время мимо них прошла женщина, бросившая на детей удивленный взгляд. Вийон подумал тогда: чему это она удивляется? Неужели видела, как с руки Айнри слетает бабочка из световых бликов? Но сейчас, бредя наугад сквозь мешанину снов, он как будто бы увидел происходившее тогда глазами той женщины. Она посмотрела на Айнри, скользнула взглядом в сторону Вийона, проскочила через него чуть дальше и опять, не задерживаясь на Вийоне, вернула внимание к Айнри. Видела ли она второго мальчика на заборе в тот день или же удивилась тому, что неизвестный мальчишка разговаривает сам с собой с таким видом, как будто бы у него есть невидимый собеседник?

А история с нападением Джадура, Гсина и еще трех малолетних ублюдков на чистенького и богатого мальчика, невесть каким ветром занесенного в Нижний город? Вийон прокручивал в голове то, что случилось тогда, вновь и вновь и видел эту сцену сейчас как будто вживую. Айнри крикнул, зовя Вийона на помощь, и тот побежал, и достиг группы прежде, чем подростки успели причинить Айнри какой-либо вред. Джадур только-только разворачивался и шарил глазами по округе, ища того, к кому обращался Айнри – а Вийон уже был тут как тут и ударил его по ноге со всей силы. Как Вийон успел пересечь всю улицу за такое короткое время? Почему Джадур не защитился, будто не видя ни нападающего, ни направления удара? Не потому ли, что видеть было нечего, был лишь порыв ветра в ответ на зов юного чародея и удар, нанесенный отнюдь не мальчишечьей ногой? Это потом Вийон придумает, убедит себя самого, что бил ногой по ноге Джадура со всей силы. Но будь так на самом деле – он бы ничего не сумел сделать, слишком уж неравны были силы.

А потом, когда они с Айнри как будто бы встали спиной к спине и дрались с четверыми? Подростки нападали со всех сторон, и Вийон некоторое время просто отталкивал тех, кто лез к Айнри сбоку или со спины. А потом он ударил высокого мальчика, второго в банде после Джадура, и бой на этом закончился. Шпана бежала, крича «одержимый!» и «чернокнижник!» потому, что они наконец поняли, что мальчик, которого они хотели запугать, избить и ограбить, был сильнее их всех вместе взятых, потому что его охраняла незримая и текучая сущность, которая продолжала кружить вокруг мальчика-чародея, поднимая в воздух с земли песчинки и мелкий мусор. Вийон не был тогда человеком, еще не успел им стать, но Айнри продолжал дарить ему свою силу, внимание и любовь, и все это не исчезло бесследно.

Почему же они расстались? Раньше, когда Вийон вспоминал об этом, ему чаще всего казалось, что Айнри заболел и переехал, но иногда он думал, что надолго заболел он сам. На самом же деле, Ирцина, по видимому, нашла своему сыну подходящих учителей, которые во-первых, установили границы для его сил, сделав почти невозможным бесконтрольное их использование, а во-вторых, так загрузили учебой юного чародея, что тому сделалось не до игр.

Но иногда он, по всей видимости, все же возвращался к мыслям о своем друге. Вийон, тоскующий и потерянный, кое-как приспособился к жизни среди людей, стал одним из них, вырос и даже женился, потому что Айнри придумал для него эту историю. Хотел ли Айнри, чтобы у них с Элесой все вышло именно так, как вышло? Вряд ли. Вийон был уверен, что Айнри никогда не желал ему зла. Он делал то, что считал хорошим и правильным делом, вот только усилия его преломлялись и искажались, сталкиваясь с реалиями мира людей. Айнри возвращался к мыслям о своем друге все реже, и жизнь Вийона становилась все более серой и обыденной, наваливалась тоска, любовь сменялась ссорами, дети стали презирать своего безропотного отца, а место благодушного старого Таршина Лекарида занял его жестокий сын. Айнри придумал доброго и мягкого человека, но человек этот, оказавшись в реальном мире, сделался предметом насмешек и унижений потому, что сотворивший его чародей был еще слишком юн, чист душой и смотрел на окружающий мир еще слишком неопытным и наивным взглядом.

Но ведь… Вийон изменился, не так ли?

Айнри заложил в нем лишь основу, но Вийон не застыл навсегда в своем первозданном виде. Он менялся со временем, накапливал опыт, и пусть множество ошибок – но кто из людей их не совершает? В конце концов, он завоевал расположение и уважение своих товарищей и стоял в двух шагах от того, чтобы сделаться главой новой гильдии, он дал начало новому дежьену и даже нашел способ сотворить корзину желаний. Впрочем… имели ли все эти усилия хоть какое-то значение, если он не был настоящим человеком, и не имел даже собственной души, оставаясь порождением чужого воображения?

…Вийон вдруг очнулся от дум и огляделся вокруг. Он стоял на балконе, опираясь руками на белоснежные перила и смотрел на город, расстилавшийся внизу. Кажется, это была Дангилата, озаренная лучами восходящего солнца, но с такого ракурса Вийон еще ни разу ее не видел. Что это? Где он? На одной из башен Верхнего города? Но что это за дом и как он здесь оказался? Вийон чуть наклонился вперед, а потом посмотрел направо и налево. Нет, Верхний город – вот он там, за стеной дворца, немного внизу… За стеной дворца? Светлые боги, как он сюда проник? Что с ним сделает стража, когда обнаружит его здесь? Нет-нет, это какая-то ошибка, такого не может быть… Потом он вспомнил, что спал и странствовал в сновидениях, встречаясь с душой Ирцины Тозол, и немного расслабился. Все вокруг выглядело чертовски реалистично, но, наверное, это просто еще один сон. Он постоит тут еще немного и полюбуется городом, а затем вернется в сарай, откроет глаза и окунется в повседневность.

Вийон сосредоточился на ощущении своего оставленного где-то тела и постарался проснуться. Ничего не получалось. Ну же!.. Нет, ничего.

Взглянув на свои руки, он в первое мгновение подумал, что руки эти принадлежат не ему – они были богато украшены перстнями, укрыты тканью расшитого серебром и золотом халата и имели, как и у многих аристократов в Ильсильваре, кожу более светлую, чем та, которой обладали жители Нижнего и Среднего города. Потом все смазалось и вернулось на место: бедная одежда, темные руки с парой болячек и грязью под ногтями вместо каких-либо украшений. Похоже, что «сценарий этого сна», как выражалась Ирцина, навязывал ему изначально роль богатого и влиятельного человека. Может быть, и не стоило от нее отказываться? Побыть нищим он всегда успеет.

Вийон услышал за своей спиной шаги и, обернувшись, увидел Бейза Лекарида, мягко входящего в комнату. Комната, кстати говоря, была чрезвычайно роскошна, украшена коврами и была обставлена безукоризненной лакированной мебелью.

«Что делает Бейз в моем сне? – Недовольно подумал Вийон. – Что он здесь забыл? Торговца из Нижнего города не должно быть во дворце!»

Впрочем, и его самого здесь быть не должно.

Но сон не смазывался и не менялся (если не считать разве что метаморфозы, произошедшей чуть ранее с одеждой Вийона и кожей его рук), все было предельно натурально и это начинало беспокоить.

– Вот, значит, ты где, – проговорил Бейз, подходя ближе. – Ну что, ты сделал корзину желаний?

«Ясно. Это кошмар, – подумал Вийон. – Поскорее бы проснуться… Хотя мне и наяву придется видеть его мерзкую рожу… Так что нет разницы. Скажу ему все сейчас. И повторю, если придется, при пробуждении.»

– Да, – сказал он, набравшись смелости. Бейза он боялся даже здесь, во сне. Тем более, во сне столь реалистичном. – Да, я нашел способ создания этих корзин, и одну из них уже сделал, испытал и сжег. Все работает.

– Великолепно! – Обрадовался Бейз, потирая руки.

– Вы ничего не получите, – произнес Вийон. – Корзина желаний – слишком опасная и могущественная вещь, чтобы принадлежать такому злому и жестокому человеку, как вы. Делайте со мной что хотите: бейте, зовите стражу, режьте на части – от меня вы ничего не получите. Я слишком многое в своей жизни сделал не так, но я учусь, и пусть даже я никто, пустое место, меньше чем человек – теперь я буду поступать только так, как сам считаю правильным. Вам меня больше не запугать.

И сказав так, он отвернулся от Бейза и вновь посмотрел на город, озаренный утренним светом. Он ожидал, что услышит ругательства, разгневанные крики, что его ударят и бросят на пол, начнут избивать – но стоял спокойно, не поворачиваясь, не пряча голову, не дрожа и не напрягая мышцы тела. Пусть будет то, что будет. Он будет делать то, что считает правильным, а все остальные пусть делают то, что считают правильным они. Он больше не будет бояться, кланяться и умолять о пощаде. Может быть, его убьют, и уже совсем скоро, но хотя бы немногие оставшиеся дни – или даже минуты – он побудет самим собой. Побудет тем, кем всегда хотел быть он сам, а не тем, к чему его склоняла излишняя мягкость характера, вложенная в него Айнри, и жестокий мир, в котором он был принужден жить.

Но Бейз его не ударил и не стал кричать. Торговец лозой подошел и встал рядом, также оперевшись руками о белоснежный балкон.

– Вообще-то, я и не ждал, что ты отдашь мне корзину, – как бы между делом сообщил Бейз. – Вполне достаточно уже и того, что ты способен ее сделать.

– Раньше вы говорили иначе, – заметил Вийон.

– Раньше ты говорил, что ты Вийон Рауп, обычный корзинщик, – парировал Бейз. – Но я же не выставляю тебе это на вид.

– А кто же я, по-вашему? – Спросил Вийон. – Я и есть обычный корзинщик из Нижнего города, Вийон Рауп.

– Айнри, – сказал Бейз. – Этот спектакль уже и так слишком затянулся. Если ты все сделал, как надо, если ты создал наконец малую призму, как собирался – продолжать игру никакого смысла уже нет. Пора пробуждаться.

– Вы что-то путаете, – помолчав несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, ответил Вийон. – Я даже не буду спрашивать, откуда вы знаете про Айнри и как можете помнить его имя, если сделал заклятье, которое… нет, это неважно. Но вы ошибаетесь насчет меня. Между нами действительно есть связь, но я – это не он. А большего вам знать и не нужно.

– Айнри, – повторил торговец лозой. – Не морочь мне голову. Вернее сказать, хватит морочить ее самому себе. Цель достигнута. Ты либо создал малую призму, либо научился ее создавать – эту твою корзину желаний или какую еще там форму ты пожелал ей придать. На этом все. Сон окончен. Пора просыпаться и приступать к делу.

Голос Бейза менялся от начала к концу речи, и когда Вийон повернул к нему голову, то увидел не Бейза, а Мелана Ортцена. Он потряс головой и потер глаза, а когда открыл их – не было уже и Мелана, и рядом с Вийоном стояла миловидная темноволосая женщина в весьма фривольном наряде.

– Не знаю, что все это значит, – сказал Вийон. – Не понимаю природы снов и по каким законам тут все меняется, но пора, действительно, это все прекращать. Сейчас я досчитаю до десяти и проснусь в своем сарае…

– Тогда уж – в моем сарае, – с непередаваемой язвительностью сообщила ему женщина, которая минуту назад была Бейзом. – Тебе там позволили лишь провести несколько ночей, а ты, похоже, решил, что теперь это твой собственные апартаменты.

Вийон, закрывший глаза и приготовившийся считать, вновь открыл их, потому что голос опять изменился. Теперь не было уже и женщины. Бесполая фигура в длинной хламиде, с голым черепом и движущемся по часовой стрелке мясным киселем вместо лица. Вийон долго вглядывался в мясную массу, заменявшую существу лицо – понимая, что все это значит, и одновременно всей душой не желая понимать.

– Нет. – Сказал корзинщик.

– Да. – В тон ему ответил Безликий. – Ты можешь проснуться в сарае или еще где угодно, но неужели, Айнри, ты думаешь, что я не последую в это место вслед за тобой?

– Я не Айнри, – возразил Вийон.

– Пока еще нет, ты слишком увлекся своей ролью. Пробудись – и ты вернешься к самому себе.

– Нет, все не так. Айнри придумал меня…

– Верно, – согласился Безликий.

– Поэтому мне не к чему возвращаться. Он мой друг, мой создатель, но не…

– А вот это уже неверно. – Безликий поднял кисть и поводил указательным пальцем из стороны в сторону. – Да, Айнри хотел друга и дал тебе максимум самостоятельности. Но он не мог сотворить новую душу, и поэтому твоя стала лишь отображением его собственной. Проекцией одной из сторон его личности – мягкой и доброй стороной, которую он здесь, во дворце, мало кому мог показать. Если бы все шло своим чередом, ты бы так сохранял автономность еще долгие годы, медленно истаяв, возможно, лишь после кончины Айнри. Но кое-что произошло, кое-что не слишком приятное, и оно продолжает происходить прямо сейчас. Айнри понадобилось вся его сила, а в тебя он вложил ее очень много. Уж поверить, сотворить настолько полное подобие человека, взаимодействующее со множеством других, в основном живых, но иногда и мертвых людей – это очень непросто и требует немалых затрат. И теперь эта сила должна вернуться к нему. К тебе-настоящему. Вместе со знаниями и навыками, которые ты получил, когда учился создавать корзину желаний.

– Так значит, я – всего лишь сгусток силы? – Сказал Вийон, вновь отвернувшись к городу. Солнце уже поднялось над горизонтом и Дангилата постепенно оживала с наступлением нового дня. – Сгусток силы и немного полезных знаний? Так?.. А знаете что? Идите-ка вы к черту! Возвращайтесь в свою Преисподнюю или откуда еще вы там вылезли! Я больше ничего не боюсь, даже вас! Я сделаю новую корзину желаний и пожелаю стать настоящим человеком. Вложу в нее всю свою память, всю свою душу (пусть даже у меня ее и нет), все свои надежды, все хорошее и плохое, что со мной случалось – в общем, всю свою жизнь, и обрету новую жизнь! Вот что я сделаю.

Безликий вновь принял облик торговца лозой Бейза Лекарида, и почтенный и жестокий Бейз облокотился на перила дворца, чуть подавшись вперед.

– Ты можешь это сделать, – согласился Безликий-Бейз. – И может быть даже, обставишь все так, что я не сумею тебя ни отыскать, не пробудить. Да, твоей силы на это хватит, Айнри Тозол – особенно, если учесть, что мощь малой призмы, усиливающей твое волеизъявление, будет поддержана сорока четырьмя учениками в сорока четырех снах, круг которых представляет собой вторую, великую призму. Да, я допускаю, что ты можешь все это устроить. Остается только один вопрос: а ты готов заплатить за все это удовольствие ту несоизмеримую цену, в которую тебе – и всем нам – твой каприз обойдется?

– Несоизмеримую? – Вийон равнодушно пожал плечами. – Чему несоизмеримую? Вам на меня плевать, я для вас просто… заблуждение, призрак, ложная личность… Сгусток силу, которую нужно поглотить и крупица знаний, которые нужно освоить. Так почему мне должно быть дело до вас и ваших проблем? Я хочу жить. Жить настоящей, а не иллюзорной жизнью…

– Проснись – и у тебя будет эта жизнь! – Повысив голос, перебил его Бейз.

– Но в этой жизни не будет меня! – Перекричал Бейза Вийон и хлопнул ладонями по белому камню перил. – Зачем мне какая-то другая жизнь, если она будет принадлежать не мне, а кому-то еще?! Пусть даже и Айнри! Я хочу жить сам, я ничего не хочу и никогда не хотел так сильно, как сейчас хочу жить. Я словно ходил в полутьме, в тенях, подчинялся влияниям – вашим, жены, знакомых, тому, что вложил в меня Айнри – существовал, но не жил. Да одни только минуты, что я стою здесь и говорю – наконец-то – от себя самого, говорю то, что хочу сказать, стоят всей моей предыдущей недожизни! Больше никому я не позволю определять свою судьбу, я буду определять ее сам, руководствуясь исключительно собственными решениями и целями!

– Браво, – Безликий, приняв облик алхимика Нориса, легонько похлопал четырьмя пальцами одной руки о ладонь другой. – Блистательная речь! Сколько патетики, энергии, силы и гордости! Очень красиво! Я тронут до глубины своей бесстрастной души. Но ты, мой друг, не хочешь ли задуматься, хотя бы на минуту, откуда, вообще говоря, проистекают в тебе вся эта неожиданная сила, страсть, решимость и гордость?

– Нет, – сказал Вийон, мотая головой. – Неееет, вы мне голову не заморочите. Это все мое и только мое! И ничье больше!

– Ну конечно же твое, мой дорогой Айнри, и больше ничье, и оно станет еще более твоим, когда ты проснешься.

– Нет. Я на это не поведусь.

– Ну что ж, – констатировал Безликий. – Ослиное упрямство, стремление сделать все по-своему, безграничная уверенность в своих силах – все это мне слишком хорошо знакомо, мой друг. Айнри Тозол очень близок к пробуждению, его качества перетекают, перехлестываются через барьер между вашими личностями – но, конечно, ты все еще можешь сделать то, чем грозился, и уйти в какой-нибудь маленький уютный мирок в надежде провести там «самостоятельную» жизнь. Уговаривать тебя больше смысла не вижу – чем настойчивее я убеждаю, тем сильнее ты сопротивляешься. Хорошо. Я сейчас объясню тебе, какие будут последствия твоего бегства в уютный комфортабельный сон, а потом уйду, и что делать дальше – решай сам.

Вийон скосил взгляд на бессмертного демона и изобразил на губах легкую усмешку. Вот как, и это все? Какими еще последствиями собирается напугать его это существо? Что еще, более худшее, может произойти с ним, чем то, что уже случилось?

– Посмотри-ка вон туда, – Бейз поднял руку, показывая на небо.

Вийон посмотрел. Поначалу он не увидел ничего особенного, но затем глаза его расширились от удивления: над привычным светло-голубым небом, пронизанным светом восходящего солнца, высилось еще одно небо – словно второй, более высокий и сильнее изогнутый купол над другим. И это небо вовсе не было мирным и пронизанным светом. Там плыли сумерки, переходящие по краям в сероватую мглу, в центре же клубилась тьма, подобная армии грозовых туч, наползавшая с севера.

– Это конец всего, – тихо сказал Безликий, и больше он язвил и не шутил. – Гибель людей и богов, исчезновение мира, который мы любим и знаем. Эта тьма поглотит землю, затронет каждого из живущих, погасит или извратит все сны. Не найдется места, где можно будет спрятаться. Конечно, можно растянуть время и проживать целые годы в отдаленных сновидениях в то время, когда здесь, в мире людей, будет царить такой ужас, который невозможно представить. Но рано или поздно это зло доберется до всех, погубит и извратит все, что ты любишь, растерзает твою семью у тебя на глазах, отнимет у тебя волю и сделает соучастником своих злодеяний, рабом тех, кто некогда был изгнан Князьями Света за пределы вашего мира, и кто вернулся, потому что все пророчества, предвещавшие конец света, начинают сбываться. Узнав, что грядет, Айнри Тозол, искусный и могущественный маг, чье искусство и сила – пыль под ногами некогда низринутых, а теперь восставших из бездны богов – захотел остановить неизбежное. Корзина желаний, малая призма и большая – нужны только для этого. Шанс невелик, мы говорили ему об этом, но Айнри все равно хотел попытаться. Поэтому ему понадобилась вся сила, которую он мог получить, даже та, которую он некогда передал призраку, получившему от своего «друга детства» вполне самостоятельную и независимую жизнь. Айнри знал, что заклятье, которое он собирался сотворить при помощи этих двух призм, скорее всего, убьет его, вберет в себя всю его душу – но был готов заплатить даже и такую цену. И да, призрачную жизнь своего друга-корзинщика он тоже был готов забрать, раз уж это было необходимо. На этом все, Вийон Рауп. Или Айнри Тозол. Выбор за тобой. А я ухожу.

– Подожди… – Попросил Вийон, проводя ладонью по лицу. Он вспомнил слова Майрына, переданные тому по сложной и долгой цепи от человека из сна, где время шло в обратную сторону: о том, что корзина желаний будет сотворена незадолго до конца света. И как только он не подумал об этом раньше? Выходило, что Безликий не лжет.

– Что еще? – Сухо спросил Бейз.

– Была крыса. Писала на стенах странные слова, в том числе и «Айнри». Я долго не мог понять, вредит она мне или помогает. Потом… она привела меня в ужасное место. Какая-то яма с трехголовым поверженным богом, похожим на огромную иссохшую, но все еще живую крысу… Меня до сих пор начинает колотить дрожь, когда вспоминаю об этом. Чудовище говорило, что у меня ничего не выйдет, но называло меня «Айнри». Я тогда еще не понимал, что так оно обращается ко мне… Почему? Почему оно хотело, чтобы я вспомнил, кто я такой?

– Разве не очевидно? – Пожав плечами, спросил Бейз. – Если бы ты пробудился прежде, чем научился создавать корзину желаний – это было поражение. Чудовище в образе крысы, которое ты видел – одно из тех, что направляются сюда прямо сейчас. И если не осуществится то, чего хочет Айнри Тозол, осуществится то, чего желают они. Подумай об этом, корзинщик Вийон.

Бейз ушел, а Вийон остался на балконе. Он смотрел на город и небо, стараясь не замечать то, второе, небо над небом, что было расположено выше. Предоставленная свобода казалась невыносимой, терзала и выворачивала душу наизнанку – или то, что заменяет душу призракам и чересчур самостоятельным фантазиям. Но существовал ли выбор вообще? Или же он и так давным-давно все решил, и спорил лишь потому, что не хотел принимать решение, навязанное кем-то другим? Проще было спорить с Безликим, чем соглашаться с самим собой.

«Как странно, – подумал Вийон. – Я полагал, что делаю корзину желаний лишь потому, что этого требовал Бейз – но он, как оказалось, всего лишь помогал мне осуществить мою настоящую волю. Я бегал по городу, разыскивая Айнри Тозола, донимая всех подряд вопросами о нем – но на самом деле все это время я искал себя самого. Вспомнит ли Айнри обо мне с теплотой хотя бы на мгновение после того, как проснется?»

И, подумав так, Вийон Рауп, смиренный и бедный корзинщик из Нижнего города, сомкнул глаза – а открыл их гордый и своенравный вельможа, придворный маг императора Ильсильвара, великий волшебник Айнри Тозол.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22