Бунт колдунов [Тед Постон] (fb2) читать онлайн

Тед Постон БУНТ КОЛДУНОВ

РАССКАЗ

Большое драматическое представление школы имени Букера Т. Вашингтона для цветных бывало обычно самым значительным событием года в общественной жизни нашего Хопкинсвилля, штат Кентукки. Это был единственный случай, когда нам разрешали играть в старом оперном театре Купера, и даже некоторые белые каждый год приходили и аплодировали нашему представлению. Первые два ряда в оркестровой яме всегда оставляли для наших белых друзей, а наши самые видные цветные граждане сидели за ними — их, разумеется, разделял пустой ряд.

Мистер Эд Смит, наш местный гробовщик, неизменно занимал левую ложу и надевал визитку с полосатыми брюками. Этот выдающийся наряд он обычно надевал в тех редких случаях, когда исполнял свои обязанности на похоронах наших самых видных цветных граждан. Мистер Тадеуш Лонг, наш цветной почтальон, однажды взял напрокат смокинг и тоже купил ложу. Но никто особенно не обратил на него внимания. Мы знали, что он просто хочет пустить пыль в глаза.

Название нашей пьесы — «Очаровательный Принц и Спящая Красавица» — никогда не изменялось, но никогда одно представление не было похоже на другое. Мисс X. Белл Ла Прад, наша учительница шестых классов, переделывала пьесу каждый сезон, и текст ее совершенно отличался от того, который можно было прочесть в книгах.

Мисс Ла Прад называла представление «современной пьесой на моральную тему о борьбе сил добра и зла». И силы зла, разумеется, всегда терпели поражение.

Школа имени Букера Т. Вашингтона для цветных находилась в состоянии брожения с рождества до февраля — это был период, когда распределялись роли. Прежде всего выбирали добрых волшебников и колдунов. Это было очень важно, поскольку добрые волшебники надевали белые костюмы, а колдуны — черные. И что довольно странно, у большинства добрых волшебников обычно оказывались удивительно светлый цвет кожи, прямые волосы и черты лица белых. В редких случаях какой-нибудь девочке с темной кожей удавалось стать доброй волшебницей, но никогда ей не давали роли со словами.

Относительно Очаровательного Принца и Спящей Красавицы никогда никаких сомнений не было. Они всегда были светлокожими. И хотя никто никогда не обсуждал этого открыто, непреложным фактом было то, что слабая пигментация была решительным преимуществом в споре за роли Принца и Спящей Красавицы.

В этом-то и состояла моя личная трагедия. В классе я успевал лучше всех, слыл заядлым спорщиком, и я был отпрыском уважаемой в нашей общине семьи. Но я никогда не мог быть Принцем, потому что я был черный.

В самом деле, каждый год, когда начиналось распределение ролей для нашего большого драматического представления, мои родители начинали прицениваться к черной марле в универмаге Франклина, потому что они знали: я буду вести силы тьмы и скрываться во тьме — ждать, когда меня повергнут в третьем акте. У мамы в этом деле был богатый опыт: все мои братья окончили школу имени Букера Т. Вашингтона до меня.

Не то чтобы я был одинок в своем разочаровании. Многие мои соученики чувствовали то же самое. Я, вероятно, принимал все слишком близко к сердцу. Рэт Джойнтер, например, мог дать рационалистическое объяснение ситуации. Но Рэт выражал все так:

— Если ты черный, ты черный.

Я бы, наверное, тоже смог отнестись к этому делу спокойно, поскольку наше большое драматическое представление было всего лишь отражением повседневной жизни нашей общины в Хопкинсвилле. Неграм со светлой кожей доставалось все лучшее. Ими была занята большая часть мест учителей в школе имени Букера Т. Вашингтона для цветных. Они были негритянскими врачами, юристами, страховыми агентами. У них даже было общество «Голубая вена», и если твоя темная кожа скрывала твою утонченность, то вряд ли ты был членом элиты.

Однако я был безутешен, когда мне впервые отказали в роли Принца. Это было в тот год, когда на эту роль выбрали Роджера Джексона. Роджер не только был глупый, он еще и заикался. Но кожа у него была довольно светлая, чтобы сойти за белого, а этого было, по-видимому, достаточно.

Честно говоря, однако, надо признать, что у Роджера были другие качества. Его отец был владельцем единственного бара в городе и довольно-таки крупной фигурой в местной политической жизни. В самом деле, мистеру Клинтону Джексону было что сказать как раз о тех, кто учил в школе имени Букера Т. Вашингтона для цветных. Так что выбор Роджера на роль Принца можно было понять.

Тем не менее настоящий удар я получил в тот год, когда Сару Уильямс выбрали на роль Спящей Красавицы. Я был влюблен в Сару с детского сада. У нее были мягкие светлые волосы, голубовато-серые глаза и ямочка на левой щеке, которую было видно независимо от того, улыбалась она или нет.

Разумеется, Сара не слишком-то ободряла меня. Она никогда не отвечала на мои страстные любовные письма, и Рэт очень презрительно высказался о моих односторонних амурных делах. «Ты будешь волочиться за нею до тех пор, — глумился он, — пока она не назовет тебя черной образиной».

После того как Сару выбрали на роль Спящей Красавицы, я вложил всю свою душу в работу над ролью Принца. Если на предыдущих отборочных конкурсах я декламировал смело и с пафосом, то теперь мне не было ровни. Если раньше я приставал к маме во время репетиций дома, то теперь я ей до смерти надоел. Да, и я стянул у сестры банку пальмеровского крема для отбеливания кожи.

Я знал роль Принца от начала до конца, поскольку два сезона играл противостоящую ей роль Главного Колдуна. И Принц был единственным действующим лицом, чьих слов мисс Лa Прад никогда не изменяла в своих многочисленных вариантах. Но хотя я никогда и никому — даже самому себе — не признавался в этом, я с самого начала знал, что обречен. Роль отдали Леонардиусу Райту. Кожа у Леонардиуса была, разумеется, светлая.

Учителя чувствовали мою обиду. Они чуть ли не извинялись. Они подчеркивали, что я так хорошо играл Главного Колдуна два сезона, что было бы преступлением дать кому-нибудь другому попробовать себя в этой роли. Они напоминали мне, что маме не придется покупать черную марлю, потому что я мог выступать в своем старом костюме. Они настаивали, что Главный Колдун даже важнее Принца, потому что это он заколдовывает Спящую Красавицу. Поэтому, что мне оставалось делать, кроме как согласиться?

Леонардиус Райт мне никогда не нравился. Он был фарисеем, и даже мама всегда приводила его мне в пример. Но, главное, он тоже был влюблен в Сару Уильямс. А теперь у него появилась возможность целовать Сару каждый день при репетировании сцены пробуждения.

Что ж, спектакле должен идти, маленькие черные ребята должны его видеть. Поэтому я вложил всю душу в свою роль и сделал Главного Колдуна ярким, запоминающимся образом. Когда я отошел от ложа Спящей Красавицы и отступил в тень при приближении Принца, на выражение моего лица стоило посмотреть. Когда я был повергнут сверкающей шпагой Принца в последнем акте, я, возможно, играл немного натянуто, но потрясающе!

В тот год на наше большое драматическое представление народу пришло больше, чем когда-либо за всю историю этой пьесы. Даже белым не хватило двух оставленных для них рядов, и несколько человек были вынуждены сидеть в промежуточном ряду. Это создало щекотливое положение, но все его тактично игнорировали.

Когда занавес пополз вверх перед третьим актом, зал был в очень хорошем настроении. Для меня все тоже сошло хорошо — кроме одного места во втором акте. Когда я крадучись стал отступать в тень, Леонардиус неожиданно стукнул меня по голове своей шпагой. Этого не было в тексте, но мисс Ла Прад успокоила меня, сказав, что, во всяком случае, получилось неплохо. Рэт сказал, что Леонардиус сделал это нарочно.

Все же третий акт шел гладко, пока мы не дошли до сцены повержения, где я крадучись в последний раз выбрался из тени и вызвал Принца на смертный бой. Герой потянулся за своей сверкающей шпагой — я всегда считал, что это несколько нечестно, поскольку мисс Ла Прад всегда оставляла Главного Колдуна безоружным — и вот тут-то все и произошло!

Позже я громко доказывал — но тщетно! — что тут все дело было в самообороне. Я подчеркивал, что у Леонардиуса был подлый взгляд, и приводил в пример тот импровизированный удар, который он нанес мне во втором акте. Но никто и слушать ничего не хотел. Они просто отказывались поверить, что Леонардиус собирался размозжить мне голову, когда потянулся за своей шпагой.

Во всяком случае, это ему не удалось. Как только его глаза — а может, мои? — сверкнули зловещим блеском, я двинул ему правой в подбородок, и Очаровательный Принц выронил свою сверкающую шпагу и отшатнулся. Его удивление, правда, длилось всего минуту, так как, опустив голову, он бросился вперед и замахал кулаками. У Леонардиуса только кожа была желтого цвета, а так он был совсем не трус.

Публика подумала, что эта драка была чем-то новым, вписанным мисс Ла Прад. Люди, возможно, так бы и остались этого мнения, если бы мисс Ла Прад не кричала так истерически из-за кулис. И если бы Рэт Джойнтер не решил, что самое это подходящее время свести старые счеты. Он повернулся и дал пинка одному из ближайших к нему Добрых Волшебников.

Когда занавес опустился, силы добра и зла сцепились в схватке. А Спящая Красавица совсем проснулась и унеслась за кулисы.

Пятнадцать минут спустя занавес снова поднялся, и мы докончили пьесу. Я лег на пол и согласно тексту испустил дух, но Принц, наверное, запомнит мой усмехающийся труп до конца дней своих. На следующий год мне даже не дали и появиться в этом большом драматическом представлении. Но мне было наплевать. Ведь мне бы все равно не бывать Принцем.

Перевели с английского В. ПОСТНИКОВ и И. ЗОЛОТАРЕВ