Одна сатана [Анри Труайя] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ничего о мсье Дюброе. Он немного беспокоил ее темным, может быть, нечистым, что она угадывала в нем. Но Жинет говорила себе, что у каждой женщины в крови призвание переустраивать этот мир к лучшему и что она сумеет опилить зазубринки в характере Дюброя, как она умела опилить его ногти. Назавтра с холодной решимостью парашютиста, бросающегося в бездну, она ему ответила: да.

* * *
Он предпочел бы гражданскую церемонию, самую простую, но Жинет, получившая религиозное воспитание, хотела только церковного обряда.

Сын консьержа был их шафером. Приглашенных было немного. Со стороны ее — кое-кто из парикмахерского салона, с его стороны — никого.

Во время службы вдруг гасли свечи, орган то и дело выходил из строя, на мальчиков-хористов ни с того ни с сего нападала неудержимая икота. Эти мелкие происшествия не помешали новобрачным принимать с сияющими лицами поздравления их друзей.

В тот же день они уезжали в свадебное путешествие. Мсье Дюброй отказался сказать Жинет, куда он ее отвезет. Она очутилась в роскошном отеле, в Венеции, толком не понимая, как туда попала. Окна комнаты выходили на Большой канал. На возвышении стояла кровать из золоченого дерева. В алебастровых вазах благоухали белые цветы. Восхищенная Жинет спрашивала себя, не видение ли это, навеянное одним из ее любимых романов. Она повернулась к мсье Дюброю и, полная признательности, протянула к нему руки. Со сладким замиранием она ждала, чтобы он обнял ее и отнес на брачное ложе, устланное леопардовыми шкурами. Но он оставался неподвижным, с безвольно опущенными руками, лицом сумрачным и полным грусти. Вдруг он попросил разрешения снять башмаки.

— Пожалуйста, друг мой, — сказала она.

Он разулся… Жинет увидела вместо ступней козлиные копыта. Ужаснувшись, она отвернулась, не проронив и слова.

* * *
Утром она проснулась — умиротворенная, чувствуя приятную истому в объятиях мсье Дюброя, одетого в пижаму из ярко-красного шелка. Быть женой дьявола — не так это страшно, как казалось ей накануне. Все цветы в комнате из белых стали красными. На кресле вместо маленького пеньюара, привезенного ею, красовался другой — превосходный, с золотистым кружевом. Распахнутые дверцы шкафов открывали взгляду, наверное, пятьдесят новых платьев, одно красивее другого. Вошел слуга в ливрее, толкая к кровати столик на колесиках, где в серебряных вазах дразнили аппетит фрукты и пирожные. Когда настала очередь апельсина, они были уже во Флоренции. Потом мсье Дюброй ударил в ладони, и они оказались в Пизе, Неаполе, Риме. Картины, которыми днем Жинет восхищалась в музеях, ночью появлялись в ее комнате. На заре они возвращались на свои законные места таким же таинственным образом.

После месячного путешествия супруги Дюброй вернулись в Париж и обосновались в частном пансионе на границе Булонского леса. Жинет больше не вернулась в парикмахерский салон, но не отказалась тем не менее от своей профессии, потому что один ее муж стоил десяти клиентов. Каждый вечер она подолгу ухаживала за его руками с наивозможным тщанием, в котором профессиональное мастерство дополнялось супружеской нежностью.

Мсье Дюброй отправлялся каждый день к девяти часам на свою работу и возвращался — минута в минуту — в 18.30. В воскресенье, когда обстоятельства призывали его в город, он управлялся всегда так, чтобы к обеду быть дома. Никогда он не жаловался на свои дела, никогда не отказывал жене в деньгах. В этой атмосфере порядка и безопасности Жинет чувствовала, как расцветают в ней твердые буржуазные добродетели. Они жили счастливо и имели много детей с твердыми ногтями и раздвоенными копытцами.


Рис. Павла ЧЕРНУСКОГО

Перевел с французского Эдуард ШЕХТМАН