Все мои Надежды и Мечты (ЛП) [taiyakisoba] (fb2) читать онлайн

Вообще, девочкой-цветочницей хотел быть Папирус, но Андайн насилу удалось отговорить своего товарища от этой идеи. Зря, думала я тогда: платье надевать мне страшно не хотелось.

— Неужели без этого никак нельзя? — спрашивала я маму с самыми жалобными выражениями лица, на какие была способна. — От платьев кожа чешется… и вообще, мне всегда так неуютно в них… может, я просто шорты надену?

Папа задумчиво погладил бороду:

— Ну, только если это будут очень красивые шорты…

Мама просто рассмеялась:

— Доченька, ну это же всего на пару часов! И Альфис с Андайн будут очень тебе признательны, если ты примешь на себя эту жертву.

Я вздохнула. Приму, чего уж тут…

Так что мама повела меня покупать платье. Больше всего на свете я ненавидела примерять одежду и очень хотела, чтобы Аз пошел с нами, но мама отказала мне в этом желании:

— Это самое что ни на есть женское дело! Мужчины будут только путаться под ногами.

Я попробовала сократить время своей пытки, сказав, что сильнее всех платьев мне нравится то, которое я надела самым первым, и дальше смотреть нет смысла, но мама снова рассмеялась и заявила, что мы должны примерить столько, сколько получится, а если первое платье мне к тому моменту так и не разонравится, значит, мы его только тогда и купим. В итоге к нашим услугам оказалась целая дюжина магазинов. Правда, к моему удивлению, процесс выбора в самом деле начал в какой-то момент доставлять удовольствие; под самый конец примерок нам попалось потрясающее платье с желто-зеленым пояском, которое привлекло меня чуть ли не с первого взгляда. Надев его, я встала перед зеркалом. Неужели я правда выглядела в нем так неплохо? Наверно, даже замечательно. Сделав поворот-другой на одном носке, я с удовольствием следила за тем, как его подол надувается воздухом.

Словом, платье было великолепное.

— Вот это, мама. Оно самое лучшее! — сказала я. Мама только улыбнулась. Она поняла, что я говорю это не чтобы побыстрее закончить.

Между тем наступил день свадьбы. Меня как следует умыли, причесали и вообще привели в самый образцовый порядок. Под конец мама помогла мне надеть недавно купленное платье.

— Мальчики нас уже заждались, — весело сообщила она мне, когда все приготовления были окончены. В гостиную я шла, как на расстрел: кровь прилила к каждому сантиметру кожи, а еще недавно роскошное платье казалось мне тесным и неудобным — даже заколки в волосах казались мне такими тяжелыми, будто их отлили из свинца. Папа и Аз сидели на диване. В смокингах они выглядели как два брата-близнеца — повыше и пониже. Аз казался старше, чем на самом деле. При виде меня их глаза широко распахнулись. Я расхохоталась. Неудивительно: ведь я очень нервничала, а тот факт, что они уставились на меня синхронно, будто два зеркальных отражения одного монстра-босса, был просто уморителен.

— Дитя мое, покрутись, — попросила мама.

Именно так я и сделала — правда, гораздо более неловко, чем в магазине.

— Ого… — протянул Азриэль. Его глаза при этом стали еще больше. — Выглядишь отпадно!

Я отвернулась к стене, судорожно прижимая руки к груди. Пунцовый оттенок моего лица Азу было видеть совсем необязательно. Надо сказать, рук с груди я не сняла и по дороге до часовни. Мой сводный брат сидел рядом со мной на заднем сидении и рассматривал пейзаж, мелькавший в окне автомобиля. На каком-то участке пути последний неожиданно въехал в туннель. Стоило этому произойти, и Аз рассмеялся.

— Что смешного? — спросила я.

— Посмотри на отражение в стекле.

Из отражения на нас смотрели человеческая девочка в белом платье и мальчик-монстр в черном смокинге. Я сразу поняла, что его рассмешило.

— Выглядит так…

— …будто это мы сегодня женимся! — закончил за меня Азриэль.

Я рассмеялась, но смех получился фальшивым: мое сердце будто провалилось на дно желудка, когда он это сказал. Через некоторое время он снова подал голос:

— Знаешь… если мы никого себе не найдем, когда вырастем… кто знает, может, нам правда стоило бы пожениться?

Мама на переднем сидении прыснула.

— Ой, батюшки-светы, — протянул папа сладким голосом.

— Дорогой, что такое? — настороженно спросила его мама.

— У меня сердце тает, когда я слышу такие беседы…

Мама пару секунд посверлила его идеально круглыми глазами, а потом легонько шлепнула по плечу. Бывший король монстров захихикал.

Пожениться? Выйти замуж за Азриэля? Да уж, смех да и только! Рассмеяться у меня, правда, уже не получилось: я же не просто так не снимала рук с груди в течение всей поездки. Сердце колотилось, как мотор — вроде того, что спрятан где-то в глубине папиной машины. Даже в часовне и в течение всей свадьбы подумать хоть о чем-то другом не получалось. Папа, несмотря на то, что больше не был королем, все еще мог женить монстров друг на друге, и Альфис с Андайн обратились к нему с этой просьбой первыми. Папирус, несмотря на то, что должность девочки-цветочницы так ему и не досталась, вдрызг расспорился с Меттатоном, выясняя, кто же из них будет свидетелем на этой свадьбе. Конфликт предотвратила Андайн, любезно предложившая Меттатону должность фрейлины. Надо сказать, что для скелета в доспехах Папирус выглядел просто потрясающе.

Альфис, одетая в смокинг, топталась перед алтарем. Ее лоб влажно блестел — волноваться в этот день ей пришлось больше, чем когда-либо. И я все время представляла себе Аза, так же топчущегося на месте и сгорающего от волнения. Моим фантазиям не мешало даже то, что он ни на шаг не отходил от меня — с самого начала приготовлений к церемонии. Интересно, когда Азу придет пора жениться, он будет нервничать так же сильно, как и Альфис? Не на мне жениться, разумеется. Он бы не смог. Он бы не захотел. Хотя бы потому, что я его сестра. Но от мысли, что он ждет не меня, а кого-то другого, одетого в гораздо более роскошное платье, чем сейчас на мне, стало почему-то невыносимо тоскливо. Я даже чуть не пропустила момент, когда Меттатон окончил шествие по ковровой дорожке и подал мне сигнал — спасибо Азу, ткнувшему меня в бок. Я встрепенулась и, позволив Азриэлю взять меня под локоть, двинулась вслед за Меттатоном, покрывая красный ковер лепесткам цветов. Ни одного желтого среди них не было — Альфис лично на этом настояла.

— Отлично держишься, сестренка, — прошептал Аз.

Мы заняли свои места рядом с мамой — сбоку от алтаря. Она улыбнулась нам обоим. Я прижала опустевшую корзинку к груди так же крепко, как пару часов назад прижимала руки.

Через пару мгновений музыка торжественно усилилась, и в зал вошла Андайн. Ее крепкое тело облегало шелковое свадебное платье самого белого цвета, который я когда-либо видела. По чешуйчатым плечам рыжим водопадом сбегали роскошно завитые волосы. Прекрасней ее в часовне в эти мгновения не было никого. Стоило ей начать свой путь по красному ковру до алтаря, как Альфис начала шататься, потеть и так сильно таращить глаза, что в какой-то момент я успела поверить, что она потеряет сознание. Но Андайн, увидев, в каком та состоянии, лишь широко ухмыльнулась и, в два прыжка преодолев все, в общем-то, немаленькое расстояние, схватила свою невесту прежде, чем та успела лишиться чувств.

Папин голос гулко загремел, летя к высоким сводам часовни и прося молодоженов жить в любви и правде, деля друг с другом все радости и печали. Временами мой отец впечатлял меня самым невероятным образом. Несмотря на то, что мама всегда находила, за что упрекнуть своего мужа, я всегда относилась к нему с настоящим почтением. Когда папе приходилось вести себя «царственно», ему не было равных. Наверное, правление Подземельем складывалось примерно так: харизматичный папа был «лицом», а практичная мама — «мозгами» организованного монстрами государства. Толк в таком правлении, безусловно, был.

— Обменяйтесь кольцами, — наконец сказал папа.

Это уже была задача Азриэля. Я легонько сжала его руку. Мой брат кивнул и двинулся по направлению к Альфис и Андайн, держа на вытянутых руках бархатную подушечку. Но на полпути с Азом случилось то, чего никто не ожидал: из-за алтаря выпрыгнул крошечный белый песик и, схватив то, что лежало на бархате, бросился бежать наутек.

— ЭТОТ ЗЛОДЕЙ ПОВИНЕН В КРАЖЕ!!! — завопил Папирус под всеобщие вздохи и перешептывания. — НО НЕ БОЙТЕСЬ! ВЕЛИКИЙ РЫЦАРЬ ПАПИРУС ВЕРНЕТ КОЛЬЦА!!!

Произнеся эту речь, скелет бросился в толпу, преодолев расстояние между ней и алтарем, как и Андайн, в каких-то два прыжка. Свадебная церемония моментально превратилась в мешанину из беготни, шума и криков: все гости вскочили со своих мест и принялись гоняться за песиком по всей часовне, как по стадиону. Да что уж там: бегала даже я, приподняв полы своего недавно идеально выглаженного платья. Единственным, кто не шелохнулся и не произнес хотя бы одного звука, был Санс: он просто стоял в уголке, наблюдая с ленивой улыбкой, как мы бегаем за крошечным белым пятнышком, опрокидывая скамьи, стулья и замешкавшихся гостей.

Поняв наконец, что без него мы не справимся, он пожал плечами и поднял вверх костлявый палец. Пасть собаки озарилась голубым светом, и кольца, повинуясь магии Санса, взмыли в воздух. Песик, явно не ожидавший подобного развития событий, прыгал вверх и вниз, пытаясь вернуть то, что, по его мнению, успело стать его законной собственностью, но Санс удерживал парящие кольца на достаточном расстоянии. Прямо как пачку с картошковыми чипсами. В точности.

Два сине-золотых сияния поплыли по воздуху — вдоль поваленных стульев на первом ряду по направлению к оторопевшим невестам. Песик, не теряя надежд в конце концов завладеть крадеными атрибутами свадебной церемонии, шел под ними и обиженно тяфкал. Поняв в какой-то момент, что рассчитывать ему не на что, он сдался: прыгнул в купель, налакался святой воды и благополучно покинул часовню, не прекращая лаять.

Кольца снова приземлились на бархат. Аз, последние минут пять стоявший как вкопанный, выдохнул. Мы с Папирусом вернулись к алтарю, а гости, расставив столы и стулья по прежним местам, снова уселись на них, как ни в чем не бывало. Альфис трясущимися пальцами взяла свое кольцо с подушечки, поданной Азом, и взяла Андайн за руку. Последнюю происшествие с похищением колец тоже вывело из равновесия: ее ладонь тряслась ничуть не меньше, чем у Альфис, а в ногах кудрявились желтые опилки: монстр-рыба, ковыряя пол ногой, протерла его, как рубанком.

Надевать трясущееся в руках кольцо на трясущийся же палец непросто — особенно, когда ты носишь очки: Альфис поэтому потребовалось ровно четыре попытки. Зато Андайн управилась сразу же — ловкости ей было не занимать даже в самой безвыходной на первый взгляд ситуации.

Папа блаженно улыбнулся и пропел, в последний раз потрясая стены часовни своим басом: «Можете поцеловать невесту!».

Альфис встала на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Андайн, и та ответила ей долгим, глубоким поцелуем. Я представила, как Аз, так и не нашедший себе жену, целует меня, и у меня задрожали колени. Зал гудел: в тысячу раз сильнее, чем когда бы гонялись за кольцами. Неладное заметил только один-единственный человек во всей часовне. Вернее, не человек, а монстр:

— Эй, сестра, ты как?

— Голова кругом идет, — ответила я.

— Облокотись об меня.

Я облокотилась. Его рука обвила мою талию. Вздохнув, я положила голову ему на плечо. Пах Аз тоже «по-взрослому»: наверное, папа позволил ему надушиться собственным одеколоном. Мне стало гораздо легче. Сердце, правда, все равно не унималось — до самой ночи.

Время шло. Подходило к концу наше обучение в начальной школе под руководством мамы: на горизонте маячил быт учеников средней школы. Несмотря на волнение, я была в предвкушении. У Аза, к сожалению, унять волнение предвкушением не получалось.

— Я же никого там не знаю, — причитал он. — Я слышал, там несколько сотен детей! И почти нет монстров — одни люди!

— Да ладно тебе! — смеялась я. — Принцу монстров — и бояться людей!

— Некоторых не бояться не выходит… — сказал он, глядя на меня с серьезным выражением лица.

— Не волнуйся ты так, — утешала его я. — Я же буду с тобой!

Он улыбнулся мне немного неуверенной улыбкой. Но все же улыбнулся!

— Разве твоя старшая сестричка тебя когда-нибудь подводила? — спросила я, пытаясь сделать его улыбку увереннее.

Вообще, по возрасту Азриэль меня превосходил. Если считать также многочисленные прожитые им в обличие Цветика жизни — превосходил значительно. Но я все время чувствовала себя старшей сестрой, и ничего не могла с этим поделать.

Увереннее улыбка не стала, поэтому я привстала на цыпочки и потерлась своим носом о его морду. Мама и папа часто проделывали что-то подобное, и мы с раннего возраста подражали им, но, похоже, с возрастом это превратилось в наш «фирменный» жест. Аз отстранился, хихикая. Расстроить его было проще простого, но, стоило нам потереться носами, и от плохого настроения не оставалось и следа.

В одно погожее утро тех бесконечно длинных летних каникул, которые переживают все школьники, которым в новом учебном году придется учиться в новом месте, Аз подошел ко мне после завтрака с предложением:

— Слушай… ты не хотела бы сходить на смотровую площадку?

Я посмотрела ему в глаза. Смотровая площадка, действительно, не посещалась нами уже очень давно — ни вместе, ни поодиночке: с возрастом мы становились все более занятыми, и времени на это у нас просто не находилось. А если и находилось, то мы охотнее проводили его со своими школьными друзьями: бродили по Городу, устраивали ночевки, и все такое прочее. Но поскольку друзья у нас были общие, мы никогда не разлучались и, следовательно, приводить мысли в порядок нам не приходилось. Оттого, едва услышав о площадке, я почувствовала такую щемящую горечь, что чуть не заплакала: наше детство кончалось, и я ничего не могла с этим поделать. Может, жалеть об этом было глупо, ведь в нашей жизни ничего не обещало кардинальных перемен — даже в среднюю школу мы бы ходили, как и прежде, вдвоем, но стойкое чувство тоски от этого осознания все же не притупилось. Может, правда, дело было в том, как протекают любые летние каникулы: тебе все время кажется, что ты теряешь время попусту, и когда лениво тянущийся, душно разогретый день сменяется сиреневой ночной прохладой, ощущение того, что ты навсегда утратил частичку блаженного бытия, мучает тебя, пока ты не уснешь и не начнется новый день. Это периодически переживаемое чувство утраты было сравнимо и с той моей мгновенной горечью. Вряд ли детям часто приходится сталкиваться с такого рода мыслями, но я, во-первых, уже прощалась с детством, а во-вторых, повидала достаточно тяжелых вещей, чтобы быть серьезнее, чем можно ожидать от ребенка.

Я согласилась. Встретиться мы условились там, где всегда — перед этим мне нужно было допить кофе. Я тогда пыталась приучить себя к его вкусу, потому что, как мне казалось, этот «взрослый» напиток придаст мне более серьезный вид к началу нового учебного года, но давалось мне это тяжело — даже если я разбавляла его таким количеством молока и сахара, что у меня першило в горле. Сделав пару глотков на глазах у Аза, я выплеснула содержимое кружки в раковину, когда он хлопнул входной дверью.

Папа в тот день был занят черепицей и ползал по крыше. Он помахал мне рукой, когда я вышла на улицу, щурясь от света стоящего прямо над головой солнца:

— Как денёчек, пирожочек?

Я ничего не ответила, но помахала в ответ. Азгор становился мне все роднее и роднее с каждым годом. Это было странно. Если вы помните, когда-то давно он пытался меня убить — наверное, чувство вины так и не покинуло его, он старался обходиться со мной как можно ласковее.

Я же говорила, что тяжелых вещей на мою долю выпало немало. Хорошо, что они позади…

Азриэль был на месте и нетерпеливо прохаживался около знакомого кедра. Едва заметив мою голову, показавшуюся из-за куста дикой азалии, он бросился ко мне.

— Смотри, смотри! — затараторил он, уткнувшись лбом мне в подбородок, чтобы я увидела его темя. Он даже плотно прижал волосы к голове.

Не понимая, чего он от меня хочет, я на всякий случай сделала пару шагов назад, недоуменно изогнув брови. На мой вопрос, что, собственно, я должна увидеть, Аз нетерпеливо фыркнул и взял меня за запястье, приложив ладонь к тому же самому месту между лбом и затылком.

— Вот, сказал он. — Так точно почувствуешь!

По-прежнему держа меня за запястье, он начал водить моей рукой по своей голове. И тут я поняла о чем он. Рука нащупала пару отчетливых бугорков — уже довольно твердых и острых.

Рожки.

— Ну надо же, — произнесла я, убрав руку из уже растрепанных волос. — Тебе рога наставили! Клёво!

Азриэль, гораздо менее испорченный, чем я и дети его возраста вообще, моего каламбура не понял и только заулыбался, плюхаясь на кедровый ствол и закидывая ногу за ногу:

— Клёво! Очень-очень клёво!

Я присела с ним рядом.

— Как думаешь, мои рога хоть когда-нибудь будут такими же, как у папы? — спросил он, сияя, как июльский день.

— Может быть, — ответила я. Откуда мне было знать? Восторга Азриэля я разделить не могла, хотя понимала, что чем больше рога у монстра-босса, тем он, вероятно, красивее для представителей своего вида. Это, наверное, как грудь у женщин — чем она больше, тем женщина привлекательнее, так, что ли? Я посмотрела на свою футболку, и тут же пожалела, что подшутила над Азриэлем, даже если моя непонятая ирония его не задела. Грудь у меня была плоская — как ни посмотри. О какой же привлекательности могла идти речь? Я вспомнила о Терпии — девочке из нашей школы, которую все за глаза назвали «та, с бантом на голове», потому что бант этот она берегла как зеницу ока, и никогда не снимала, несмотря на то, что ее, как и нас, ожидала средняя школа, в которой пора отказываться от всяческих «детских» атрибутов. Но не в этом дело: ее грудь уже была просто огромной. А ведь мы были ровесницами…

Вообще, Терпия мне не нравилась. А все потому, что когда-то в школе она, заговорив со мной, вдруг вынула из своего рюкзака нож. Я жутко перепугалась — пусть нож и оказался игрушечным и вообще неопасным. Но лично мне на любой нож смотреть тошно. Всегда их опасалась!

Ножи напоминали о ней.

А зачем она его показала? Очень просто: ее папа работал в цирке (как можно догадаться, метателем ножей), и она хотела пойти по его стопам, а для этого надо постоянно тренироваться — вот она и хотела продемонстрировать мне пару приемчиков, которые уже успела освоить.

— Терпенье и труд все перетрут! Когда-нибудь я смогу проделать это с настоящим ножом! — гордо сообщала она всем, кто был готов ее выслушать.

Терпенье и труд все перетрут.

Терпенье и труд.

Терпенье.

Терпия.

Это странное имя ей подходило.

Аз часто укорял меня, что я слишком несправедлива по отношению к Терпии. Ну да. Я несправедлива. А нечего было махать ножом у меня перед лицом!

Еще и эти ее громадные сиськи…какой же лютой ненавистью в тот момент было переполнено мое сознание.

Дело тогда еще было совсем не в зависти: у моей мамы грудь тоже была немаленькая — но ведь ее я не ненавидела. И не смогла бы! Хотя надоесть ее общество мне очень даже могло. Я даже помню один такой случай…

В тот день мама предложила мне посетить пару магазинов и купить новые лифчики. Наверное, так она хотела показать свою любовь к своей неуклонно взрослеющей дочери. Но вообще поначалу это было даже забавно: перед началом покупок мы перекусили замороженным йогуртом. Пока мы ели, мама шутила о том, что даже если в такой простенькой кафешке, как та, в которой мы сидели, нет йогурта с улиточным вкусом, день можно считать потраченным зря. К концу походов по магазинам считать день потраченным зря стала уже я: из всего ассортимента мне подошли лишь скучные спортивные бюстгальтеры, похожие либо на чехлы с лямками, либо на детские купальники. Примерять их было неловко. Мама же, кажется, была мной искренне горда.

Вообще, если б я могла, я бы вообще не переживала о несовершенстве моего формирующегося тела: ну, проживу я всю жизнь, как плоскодонка, и что с того? Но мама постоянно давала мне какие-то советы, от которых я начинала нервничать и убеждаться, что выгляжу плохо — например, просила, чтобы я отрастила волосы. Мне приходилось отчаянно отказываться.

— Но тебе бы так пошло!.. — настаивала мама. — Не хотела бы ты носить хвостики, как паучиха Маффет?

Я ответила, что мне гораздо больше нравятся прически Тэмми, и папа так рассмеялся, что его чай пошел не в то горло. Мама смерила его ледяным взглядом.

Но факт оставался фактом: у Аза начали расти рога. Он вообще очень быстро рос, почти ежемесячно обгоняя меня еще на сантиметр-другой. Я же, кажется, вообще перестала расти.

Но характер у меня продолжал портиться.

С началом обучения из-за него у меня начались проблемы. Новая школа казалась просто громадной, и монстров там почти не было. Подросток-козел и узкоглазая девчонка, похожая скорее на щуплого мальчика, смотрелись как две белые вороны. Поэтому мы старались проводить друг с другом как можно больше времени, хотя учеба наша протекала в разных классах.

Однажды я застала его перед шкафчиком — он просто стоял и смотрел в узкое пространство, как будто вот-вот готовясь залезть туда с головой. Это было в самом начале второй перемены, когда ученикам, согласно расписанию, полагалось завтракать. Мы с Азом предпочитали безвкусной столовской стряпне мамины завтраки, которые она заботливо укладывала в пакеты и, будьте уверены, готовила в тысячу раз вкуснее, чем самому лучшему повару самой лучшей школьной столовки снилось. Пакеты с завтраками мы хранили в шкафчиках — поэтому-то мы и непременно встречались с ними в коридоре на второй перемене. Но в тот раз Аз выглядел явно как-то не так…

— Эй, брателло, — сказала я, положив руку ему на плечо. — Что с тобой?

Он вздрогнул. Я подошла ближе и все поняла. Он прижимал к разбитой губе кусок какой-то ткани. Глаза у него были красные:

— Ненавижу это место, — просипел он.

Он так и не сказал мне, кто его побил. Боялся, что я пойду выяснять отношения, ведь когда девочка заступается за избитого брата, у них обоих могут быть еще большие неприятности. Боялся он не напрасно. Драться я не любила, но зла во мне в тот миг хватило бы на десять драк.

Я отвела Аза к медсестре, которой он тоже ничего не сказал. Избитым я его встречала еще несколько раз после этого. После небольшого расследования у меня появилась наводка на того, кто издевался над ним. Вы таких детей точно знаете: крупные, грубые и безнаказанные. Жертвами таких становятся только те, кто слабее их. Или же монстры, потому что те меньше сопротивляются. Помню, как к ним в лапы однажды попал бедный Том-Тэмми: причиной стал тэммийский язык, который они, стараясь оскорбить Тома, извратили до неузнаваемости, и внешний вид. Кажется, хулиганы требовали объяснить, какого Том пола.

Вообще пол Тэмми — загадка для них самих, но что уж ты попишешь против горстки подростков, которым хотелось кого-то унизить?

Я решила немного подождать, пока под их горячие руки опять попадет Аз, и ждать мне пришлось, к моему собственному удивлению, совсем недолго.

Я забыла рассказать, что наша компания пополнилась третьим участником: у меня появился еще один друг. Тихоня из тихонь, носящая толстые очки и прижимающая к груди старую потрепанную тетрадь. Когда я спросила о назначении этой тетради, она только крепче сжала ее, а ответ дала только спустя время, когда мы стали уже совсем близки друг другу:

— Я пишу рассказы… вообще, в основном фанфики… о Меттатоне, Папирусе, и, ну, других монстрах… — она посмотрела на меня и тут же выпалила: — Это же благодаря тебе монстры теперь живут с людьми, да? И живешь ты тоже в семье монстров, если я не ошибаюсь…

На все ее сбивчивые вопросы я отвечала так подробно, как только могла. Звали ее, как она сама мне сообщила после пары встречных вопросов, Филиппия. Однако тут же попросила меня, чтобы ее звали просто Липпи.

Дружба с Азом у Липпи поначалу не клеилась: едва только я их познакомила, как тот оказался по уши засыпан вопросами о Подземелье, наших родителях, культуре монстров и обо всем подобном. Чувствовал себя он неловко. Ему хотелось просто общаться, а не отвечать на вопросы, некоторые из которых ставили его в тупик. Быть центром чьего-то внимания ему не нравилось от слова «совсем», и именно по этой причине он нисколько не расстраивался от того, что унаследовать королевский титул своих родителей ему не придется.

Неожиданная экскурсия в зоопарк с классом дала нам шанс сблизиться друг с другом. Наверное, цель ее заключалась именно в этом; несмотря на то, что перед входом в широкие ворота нам раздали пластиковые планшеты с парой листов бумаги, на которой шариковой ручкой надлежало писать все, что мы узнаем о животных, никто серьезно не отнесся к этому заданию, предпочитая просто ходить между вольерами и болтать, о чем придется.

Лично мне хотелось просто прогуляться с Азом. Я очень скучала по свободному времени, которое раньше мы тратили друг на друга. Даже если мы всегда обедали вдвоем, или же иногда пересекались в классах, это было уже совсем не то.

От Липпи он поначалу отмахивался, ожидая новых вопросов, на которые ему пришлось бы отвечать, как на уроке. Но ничего подобного моя новая подружка и в мыслях не имела: ей хотелось того же, чего и мне. Дать голове отдых.

Мы носились по всему зоопарку. Свобода, довольно нечасто достающаяся школьникам посреди недели, дурманила наши мозги. К остальному классу мы вернулись только, когда настала пора обедать. Не успел Азриэль раскрыть свой пакет, как я тут же вспомнила, что забыла планшет с бумагой и ручкой в вольере с окапи. Я пыталась нарисовать их с натуры. Ключевое слово «пыталась» — рисовала я неважно.

Возвращаясь к ребятам с планшетом, я оторопела: у дальнего угла собралась небольшая толпа, а взволнованная Липпи, едва увидев меня, начала кричать:

— Фриск! Фриск! Аза бьют!

Я протиснулась сквозь толпу. Аз катался по земле, сцепившись с каким-то мальчишкой. Его звали Лука, и я о нем была наслышана: высокий, грубый и высокомерный — может, именно он и разбил Азриэлю губу много дней назад. Двое его дружков отталкивали тех, кто кидался, чтобы растащить их. Из толпы кто-то выбежал. Его я тоже знала: Алекс. Он часто угощал нас домашними кексами, и вообще считался душой компании.

— Я за учителем, — только и сказал он, скрываясь из виду.

Ждать, когда в дело вмешаются взрослые, я не стала. Помогая себе локтями, я отпихнула дружков-шестерок и нависла над комком сцепившихся тел:

— Не трожь его! — крикнула я на Луку, еле сдерживаясь, чтобы не врезать ему ногой: он сидел на Азриэле, как на коне, и тянул его за уши. Из носа у моего брата текла кровь, а из глаз — слезы. Вцепившись своему обидчику в запястья, он пытался оторвать его от себя, но тот только хохотал и тянул еще сильнее.

Глаза заволокла красная пелена. Я все-таки бросилась на Луку и повалила его на землю. Главарь хулиганской шайки не увидел, кто посмел напасть на него. В глаза окружившей нас толпы полетела пыль, в которой бешено закрутился смерч с четырьмя ногами, двумя руками и таким же количеством кулаков. Крутился он недолго — Лука пришел в себя и оттолкнул меня прочь. После попробовал наподдать и мне, но к моему счастью битвы с монстрами в Подземелье научили меня быть увертливой, так что это у него не получилось. В какой-то момент я вскочила на ноги и так саданула его по коленке, что он повалился прямо на меня. Инстинктивно выбросив руки перед собой, чтобы смягчить падение, он заехал мне прямо в глаз и я, вскрикнув первый раз за всю драку, упала на землю.

— Фриск! — крикнул Азриэль в ужасе. Его заплаканные глаза налились кровью. — Гад ползучий, ты побил мою сестру!

— Азриэль, не надо!.. — пискнула Липпи в отчаянии.

Шепоток окруживших нас одноклассников стремительно перерастал в крики, которые заглушал один — самый надрывный и громкий. Запахло дымом.

Я ощупала пораженное место. Мой правый глаз уже опух и в нем мелькали пятна света, но левый был в полном порядке, и я увидела, что происходит с Лукой. Дым шел от его одежды, которую он тщетно пытался потушить, со всей силы хлопая по ней руками. Азриэль стоял чуть поодаль — там же, где пару минут назад его колотил Лука. Его рот искривила гримаса гнева, в обычно добрых лиловых глазах, полных слез, плясало пламя, которым были охвачены его ладони.

Эти глаза… такими я их еще никогда не видела. Я была потрясена.

Дружки-шестерки, кстати говоря, не спешившие на помощь своему главарю, замерли, как вкопанные. Парнишка, которого они пару минут назад схватили за плечи, чтобы тот не оттащил Луку от Азриэля, воспользовавшись ступором своих мучителей, бросился к Азриэлю:

— Остановись! Остановись сейчас же! — тряс он Азриэля за плечо. — Ты его убьешь!

Азриэль моргнул и будто очнулся ото сна. Огонь потух и я увидела прежнего Азриэля с такими же добрыми лиловыми глазами. Опустив руки, он разрыдался.

Наконец прибежавший учитель накинул на Луку одеяло, толкнул на влажный газон и принялся катать влево и вправо, пока тот не потух.

На этом экскурсия в зоопарк окончилась.

Скоро я узнала, что произошло в мое отсутствие. В школе об этом только и разговоров было, так что не узнать было невозможно: Лука забрался в загон к козам, и, встав позади одной из них схватил ее за рога:

— Эй, Аззи, — крикнул он, слегка качая бедрами. — Зацени! Прям как с твоей мамашей!

Кто-то засмеялся. Азриэль подошел к своему обидчику и оттолкнул его от козы — как, мол, он вообще посмел заикаться о его маме?

— Хотя вру. От козы душок поприятнее будет, — не унимался Лука.

Аз замахнулся на него, но наглый хулиган легко увернулся и, пользуясь значительной разницей в росте, поднял его над землей за уши, отчего тот закричал от боли. Наверное, всеобщий смех и тот факт, что никто не пришел к нему на помощь, просто довел моего брата до ручки, и он сцепился с Лукой, а я влезла в самом начале драки.

Естественно, в школу вызвали родителей. Выглядели мы ужасно: в грязи, ссадинах, он — с кровоточащим носом, а я — с распухшим глазом. Директор начал распинаться о том, что подвергать чужую жизнь опасности при помощи магии неприемлемо, в отношении нас обоих будут приняты соответствующие меры, и вообще…

Но мама не дала ему договорить. Одного взгляда на нас ей хватило, чтобы вскочить на ноги:

— Вы в своем уме?! О чем вы? — кипела она. — Посмотрите на моих детей! О каких мера вы вообще говорите?! Как вы можете? Кто сделал это с ними?! Да я его…

Если бы папа вовремя не схватил маму за руку, она бы продолжила бушевать. Он вообще был более снисходительным. Разговор с директором продолжался уже с его стороны. Стоило только мне услышать его речь, как я тут же поняла, что монстры не ошиблись, избрав его своим королем: вежливые слова и мягкое, но настойчивое убеждение делали свое дело. С каждым новым папиным замечанием директор менялся в лице и, кажется, начинал нервничать, поняв, против кого следовало бы применить меры на самом деле. Под конец совещания директор выглядел совершенно уничтоженным и уверял наших родителей, что хулиганские выходки учеников отныне будут пресекаться на корню. Это же было сообщено и другим родителям. Не все из них встали на нашу сторону, но помощь пришла неожиданно: со стороны Маленькой-Мисс-Совершенства. По крайней мере, именно так Элли прозвали в нашей школе. Впрочем, она все-таки пользовалась уважением среди одноклассников, что было нетипично: она была из очень богатой семьи, а ее родители, вдобавок ко всему, были членами школьного совета. Друзей у нее было мало, но те, что были, в один голос заявляли, что не любить ее нельзя: честнее и надежнее ее не было во всей школе.

Элли видела всю драку от и до, и пересказала ее своим родителям в мельчайших подробностях, и поэтому, когда по школе поползли слухи о нанимаемых родителями «пострадавших» адвокатах и судебных разбирательствах, они обратились к ним, и слухи угасли так же быстро, как и распространились. Ученикам прочитали пару лекций о том, как решить любой конфликт без насилия, и больше о произошедшем не вспоминали.

С другой стороны, подобные лекции почему-то никогда не посещают те, ради которых они и затеваются: если Лука и его шайка и присмирели, то капельку. Они знали, что Азу теперь, как главному представителю монстров в людском коллективе, было запрещено пользоваться огнем — мама строго настояла на этом запрете. Драться отныне он мог только по правилам. Правда… мама не учла, что дрался ее сын неважнецки. Я не всегда могла быть рядом, и его нередко задирали.

После очередного раза — когда Аза вытолкнули из очереди в столовке, — к нему подошел крепко сложенный парень — Джаред, по кличке «Перчатка». Его отец был боксером, и он, чтобы стать таким же, как он усердно тренировался.

— Вот, — сказал он, вручая Азриэлю пару боксерских перчаток. — На здоровье. На твои лапы налезут в два счета. Жду тебя в спортзале после занятий.

С тех пор Азриэль стал заниматься спортом. Я часто приходила посмотреть на него. Это было не слишком интересно, но у самого Аза, похоже, от тренировок значительно прибавилось уверенности. Джаред был отличным товарищем, и они крепко подружились. Я была рада за него: друзей-парней моему брату, по вполне понятной причине, недоставало.

Со временем наши разговоры за едой становились все страннее и страннее. Когда мы были младше, тем для общения было гораздо больше: прогулки по лесу, ссоры из-за еды, мама, папа… как вы помните, я была очень общительной и даже немного развязной девочкой.

Что ж, а теперь… теперь все было иначе. Я и сама не заметила, как стала больше времени проводить с Липпи, беседуя о таких вещах, как сериалы и фанфики. Мы часто стали прохаживаться по магазинам, как раньше — с мамой. В один из таких заходов я даже купила себе заколки для волос, которые раньше ненавидела настолько, что просто просила маму стричь меня покороче, чтобы избавиться от необходимости их носить. Сейчас же я позволила своим волосам отрасти — и довольно сильно. При этом я сама не понимала, зачем это делаю. Возможно, потому что все в классе носили длинные, а мне не хотелось чувствовать себя белой вороной, как в первые дни учебы. Волосы Терпии, перешедшей вместе со мной и Азриэлем из начальной школы, были длиннее всех. Ее мама была из Японии, и одни только волосы — черные-пречерные и густые-прегустые, так что расчесать их было целым делом — буквально кричали о происхождении своей владелицы. Выглядела она всегда неотразимо, какую бы прическу не решалась сделать. Чернее этих волос была только моя зависть. Хотя внешности Терпии вообще все завидовали. Правда, ничего и никогда ей не говорили. Если вы приплюсуете к прекрасным волосам не менее прекрасную внешность и, как я уже говорила, привлекательную фигуру, вы сможете понять, что Терпия пользовалась популярностью как у парней, искавших ее любви, так и девушек, искавших ее дружбы. Несмотря на то, что Терпия была еще и очень доброй и открытой, я продолжала ее ненавидеть. Вы сможете меня понять: в подростковом возрасте зависть — это почти всегда отражение ненависти. И наоборот.

Круг друзей Аза тем временем пополнялся. Помните паренька, который рвался на помощь Азриэлю, несмотря на то, что ему мешали шестерки Луки? Это, оказывается, был друг Джареда, Джастин. Он тоже оказался классным, хотя порой был чересчур серьезен. Я почему-то совершенно забыла сказать о том, что он тоже посещал мамину начальную школу, как и Терпия и Том-Тэмми. Тогда он щеголял в ковбойской шляпе и всегда держал наготове пару игрушечных револьверов.

— Пиф-паф! — вопил он, выпрыгивая из кустов, когда тот, кто посягнул на его территорию, поворачивались к ним спиной. И нет, он играл не в бандита. Он был шерифом. Храбрым и отважным шерифом, который всегда был готов защитить слабых и обделенных. Эти качества он пронес через всю школу, хотя больше и не носил ни шляпы, ни револьверов. Пожалуй, он был даже выше, чем Джаред, и всегда искал, кому бы помочь. Когда он был рядом с Азом, хулиганы и близко не подходили.

Аз… наши пути разделились уже тогда. Я даже внимания на это не обратила. Я слишком зациклилась на учебе, вечеринках и общении со своими друзьями.

«Друзьями?» — спросите вы. Ага, друзьями. Я перестала играть в одиночку и сама не верила в то, какой стала моя жизнь. Но мы с Азом по-прежнему были близки. Ближе, чем можно представить себе брата и сестру…

Брат, сестра… как же меня воротило от этих слов.

В один из дней в конце учебного дня я укладывала учебники в шкафчик, как тут ко мне подскочила Липпи:

— Фриск! Фриск! — кричала она. — Они же сейчас подерутся!

— Кто? С кем подерутся?

— Да Аз! К нему опять пристал Лука!

Найти их было проще простого: знавшие о предстоящей битве двигались в одном направлении ровно с той скоростью, которую может соблюдать только подросток, который хочет одновременно и не опоздать, и не привлечь лишнего внимания. За территорией школы располагался старый пустырь, на котором уже собралась небольшая толпа. Сквозь нее пришлось протискиваться, но меня, в общем, никто не останавливал — все знали, что одному из затеявших драку я считаюсь сестрой. В первом ряду я столкнулась с Терпией.

— Ой, Фриск, какой же он красавчик! — протянула она, затаив дыхание.

— Ты о ком?.. — глупо заморгала я.

— О твоем брате! О ком еще? — уставилась она на меня, как на сумасшедшую.

Я махнула на нее рукой и стала смотреть на происходящее в кругу из стоящих плечом к плечу школьников, как на своеобразную арену. Аз и Лука стояли в самом центре.

— Этот дурак снова прикопался к Тому… или к Том?.. — тараторила Терпия. — Тискал ее, как кошку, и заставлял говорить по-тэммийски…

Я сразу поняла, что послужило причиной конфликта: Том на самом деле неплохо владел (или владела? Пол этого маленького котоподобного монстра теперь не давал и мне покоя…) английским, но стоило ей занервничать, как английская речь превращалась в чистейший тэммийский язык, для человеческого уха звучащий как тарабарщина. Такой негодяй, как Лука, просто не мог пройти мимо этого факта.

Зрители вдруг заволновались и загудели: Лука без предупреждения бросился на Аза, и мне на мгновение стало нечем дышать, но, к счастью, тот увернулся, и Лука потерял равновесие, после чего мой брат оттолкнул его от себя. Задира чуть-чуть не упал на землю, оставшись на ногах буквально чудом. Он поднял красное от ярости лицо, и бросился во второй раз — в этот раз увернуться у Аза не получилось, но он не растерялся, и просто выгнул шею, когда нападавший был в полуметре от него — в результате Лука налетел прямо на рога, которые, увеличиваясь день ото дня, недавно стали закручиваться назад: случись эта драка на пару месяцев раньше, и, вероятно, живот главного хулиганы школы оказался серьезно поврежден на тот момент еще довольно острыми концами. Ухнув, он упал на землю и что-то процедил сквозь зубы. Сомневаюсь, что это были слова благодарности… Аз тем временем отступил назад. Глаза его полыхали до боли знакомым огнем…

— Остановись!!! — закричала я, выбегая на центр «арены». Я уже чувствовала запах гари и слышала крики подожженного Луки, сопровождаемые хлопками по одежде — совсем как в тот раз. Ярость на лице Аза заставила меня дрожать.

— Да-да, Аззинька, не огорчай свою сестренку, — подал вдруг голос Лука, вставая с земли и притягивая меня к себе, сомкнув руки кольцом. — Магия запрещена. Вдруг тебя исключат?.. — пропел он издевательским голосом, после чего пристально посмотрел мне в лицо. — Скажи ему, Фриск!

— Аз, оставь его в покое! Он не стоит этого! — протянула я сквозь плотно сомкнутые зубы, пытаясь освободиться.

— «Онь ни стёить этава…» — передразнил меня Лука. — Хорошие братья слушаются своих сестер! Особенно если эти сестры втюрились в них!

Аз оторопел и замер.

— Замолкни! — крикнула я.

Лука разжал руки и я плашмя упала на землю.

— Не лезь не в свое дело, шмара толстозадая! — прорычал он, разбрызгивая слюну. Долго ждать Аз не стал.

Он бросился на Луку с такой энергией, что от страха я закрыла глаза руками. Но нет, магией Азриэль так и не воспользовался. Отведя кулак в сторону, он врезал Луке прямо по зубам. Хлюпнув кровью, потекшей сразу из двух губ, главарь хулиганской шайки рухнул на землю, проехавшись по ней мягким местом.

— Только попробуй еще хоть раз подойти к моей сестре! — прошипел Аз.

— УУУУЧИИИТЕЕЕЛЬ!!! — завопил поверженный Лука. Толпу как ветром сдуло. Очень скоро подоспели и учителя, которые взяли бойцов за руки и повели в школу, соблюдая значительное расстояние друг от друга. Впрочем, этого можно было и не делать: после драки кулаками уже не машут. Это знал даже Лука.

Само собой, в тот же вечер в школу прибыли родители. Разговоров на этот раз не было: и Луку, и Аза исключили. Полагаю, педсовету быловсе равно, кто начал драку: они просто не захотели утруждать себя долгими разбирательствами, поэтому и наказали всех, до кого дотянулись руки.

Мама наказала Аза дополнительно. На месяц. Папа… ну, естественно, он был им горд, а вы чего ожидали?

Вообще, я тоже была горда. В ту ночь, стоило мне лишь закрыть глаза, передо мной вставал Азриэль, бьющий своего обидчика окровавленным кулаком. Аз выглядел… красиво. Терпия не ошиблась, а уж она-то знала толк в красивых мальчишках, вившихся перед ней днями напролет. Но красота эта пугала. Очень пугала. В гневе Азриэль был прекрасен и страшен: подобную смесь из противоречивых эмоций я чувствовала, когда стояла в ужасающей пустоте, где не было ничего, кроме воя ветра. Даже возможности «СОХРАНИТЬСЯ». Воспоминания о самой драке внушали скорее страх. Но я все равно не могла остановиться, прокручивая ее в голове вместе со всем, что было до и после.

«Только попробуй еще хоть раз подойти к моей сестре!»

В темноте я обнимала подушку, надеясь, что сквозь ее набивку стук моего сердца окажется не таким оглушительным.

Аз смог восстановиться. Чудом, но смог — через пару недель он снова был в школе. Он изменился. Удивительно, но за время своего отсутствия он стал еще выше, еще сильнее раздался в плечах. Даже его рога удлинились. Может, он просто стал прямее держать спину, а может, я просто нафантазировала себе все изменения.

И все-таки чувство, что Азриэль нарочно растет только тогда, когда я на него не смотрю, меня не покидало.

До выпуска оставалось совсем немного. Старшие классы. Мне начинало казаться, что как только нам удавалось привыкнуть к чему-то и наконец-таки освоиться, как тут же надо было начинать сначала и в новых условиях. К счастью, без исключения все наши друзья начинали сначала вместе с нами, и осваиваться было не так уж и тяжело. Тем более, что монстров в старшей школе оказалось гораздо больше, и Азриэль тут же стал своим в этом новом коллективе.

Ближе к концу лета десятый класс, в котором нам к тому времени надлежало учиться с первых чисел сентября, отправился в лагерь. Это была традиция, которая должна была помочь незнакомым друг с другом ученикам сблизиться благодаря таким занятиям, как походы, катание на лодках, стрельба из лука, и прочие типично «лагерные» вещи.

После приезда, пользуясь внезапно свалившимся на нас с неба свободным временем, мы переоделись в купальники и побежали плескаться в озере.

У Липпи были месячные, поэтому она тихонько сидела на крошечном деревянном молу и рисовала, а я, Терпия, Элли и другие девушки ныряли, покачивались на волнах, брызгались и визжали.

— Смотрите, — прошептала Элли восторженным шепотом, указывая в сторону. — Мальчишки…

— Только посмотрите, какой Алекс бледный! — рассмеялась Терпия, чего ей можно было и не делать. Алекс был хорошим парнем, и бледность этого не отбавляла. Я нахмурилась.

— Кстати… Это что, Аз? — прошептала Элли мне в самое ухо.

Я проследила за ее пальцем. Да это, был он: прыгая от охватившего их беззаботного веселья, они с Джаредом хлестали друг друга полотенцами. Подойдя к озеру, она расстелили их на земле и вошли в воду.

— Ничего себе… — продолжала шептать Элли. — Твой брат такой качок…

Качок? О чем она?

Я оглядела Азриэля, который, выждав момент, подкрался со спины и толкнул Джареда в воду. Качок. Ну да, мышцы у моего брата были развиты неплохо. Он очень вытянулся, став, пожалуй, не ниже Джастина. А я и не заметила. Ничего удивительного: они с Джаредом не вылазят из спортзала. Плюс он недавно записался в школьную команду по плаванию. С чего бы ему не иметь именное такое тело?

Папа у нас тоже неслабый. Так что тут замешана еще и генетика. Только у Азриэля и в помине не было такого огромного живота и круглых бицепсов: стройный и крепкий, он был просто ходячей иллюстрацией к словосочетанию «атлетическое телосложение». А еще у него на груди рос густой пучок меха. Ну что за прелесть…

Прелесть. Это слово приходило мне на ум каждый раз, когда я видела его. И испытывала при этом совсем не то, что может испытать любой другой человек, называющий «прелестью» милого котенка или щеночка.

Я посмотрела на Терпию и Элли. Из глаза были прикованы к Азриэлю.

— Так, — сказала я. — Ну-ка перестаньте пялиться.

— Чего?.. — недоуменно произнесла Элли, как будто впервые видя меня.

— Того. Прекратите пускать слюни. Он же мой брат!

Терпия пускать слюни не прекратила:

— Вы же сводные…

— Ну, а живем, как кровные. Причем с малых лет.

— Тогда чего ты пыжишься? — спокойно спросила Терпия. — Не на парня же твоего мы смотрим!..

Да уж. Не на парня…

Элли, видимо, решив подыграть мне, шлепнула ладонью о водную гладь, обрызгав легендарные черные волосы Терпии:

— Одно дело — смотреть… а другое — пожирать глазами! Хватит! Оставь мне хоть кусочек!..

— Ох, сестричка, нажила ты себе врага… — проговорила Терпия, вынимая из глаз слипшиеся черные пряди. Последовал всплеск и взвизг. Потом другой. Мои подруги начали брызгаться с новой силой. Если бы в тот миг я чувствовала себя хоть чуть-чуть лучше, может, я бы к ним и присоединилась…

Азриэль… как же хорошо ты выглядел. Не просто «мило» или «красиво». Нет. Ты выглядел сногсшибательно. С е к с у а л ь н о. Раньше я этого просто не замечала.

Ну, ты был всего лишь моим бра…

Хотя погодите…

Нет. Не был. Никогда не был. Мы же сводные!

Через какое-то время мокрый Азриэль в одиночестве поплыл к берегу. Я оставила плескающихся девчонок наедине друг с другом и забарахталась, чтобы догнать его. Удалось мне это сделать только когда он уже наполовину вылез из озера, и вода плескалась у его колен.

— Братан, здорово! — протянула я, хватая его за плечо.

Он резко обернулся, но, поняв, что это я, и бояться нечего, расплылся в широкой улыбке:

— О! Здорово! Водичка что надо, а?

Я кивнула.

Аз смерил меня взглядом. Я моргнула и постаралась понять, что именно привлекло его внимание. Наши взгляды столкнулись и он, застенчиво улыбаясь, отвел свой в сторону.

— Ты не замерзнешь на ветру? Пойдем, надо обсохнуть. Знала, что тут можно сплавляться вниз по реке?

Я взяла его за руку, слегка повиснув на ней. Он удивленно заморгал, но даже и не подумал отталкивать меня. Что ни говори, последний раз, когда мы могли так прогуляться, я и не вспомнила бы. И только сейчас я поняла, что мне, оказывается, очень сильно не хватало этих прогулок…

Какой же он был красивый! А его рука… как бы ее описать… под мягкой шерстью буквально переслаивались твердые, рельефные мышцы.

Он смотрел на меня. Жизнь в отдельных комнатах избавила нас от многих детских обыденностей. Например, мы ни разу не видели друг друга без одежды. А под ней порой скрывается так много всего…

Может, Аз, как и я, считал, что взросление колдует надо мной только тогда, когда он не смотрит. Плюс я всегда носила довольно мешковатые свитера. Моя грудь, отсутствие которой перед началом средней школы так меня расстроило, все-таки «отросла», заняв довольно неплохой объем. Потягаться с фигуристой Терпией я по-прежнему не могла, но от Фриск-плоскодонки не осталось и малейшего следа. О зависти речи больше не шло: я даже отчасти сочувствовала своей подруге, потому что понимала, растирая перед сном свою ноющую поясницу, насколько большие габариты определенных частей тела иногда осложняют жизнь; честно говоря, иногда я все-таки скучала по плоскодонке, хоть и не сильно…

Впрочем, если бы дело окончилось только на этих женских прелестях, я бы и слова не сказала… но бедра… каким-то непостижимым образом я умудрилась достичь маминых обхватов… не успев окончить школу. И если мамины круглые ягодицы, скорее всего, очень шли ей в молодости, разя всех мужчин наповал на пару с ее полной и широкой грудью, мои лишь наотрез отказывались влезать в подавляющее большинство брюк, рассчитанных на девушек с тонкими талиями. Да-да, средняя часть моего туловища была тонкой.

Аз смотрел на меня как-то странно. Разглядывал ли он меня?.. кажется, нет. Смотреть было просто не на что: на мне был закрытый купальник, так как администрация лагеря запрещала плавать в бикини. Может, Азриэль думал, почему он выглядит так по-детски? Хотя, даже если бы устав и позволял более откровенные купальники, я бы такой ни за что не надела — цену своему телу я ставила довольно невысокую. Вот Терпия бы точно была неотразима в бикини — это ясно, как день.

Как только мы вышли на берег, я тут же обернулась. Как я предполагала, на нас смотрели во все глаза. Я отпустила его руку, и к горлу подступил горький комок. Да что ж такое? Да, сводные. Но все-таки брат и сестра! Тогда почему же я так ревновала его?

Однако осознание своей ревности не помешало мне ходить с ним парой в течение всей смены. Если я ему и надоела, он этого никак не показал. Мы вдвоем прекрасно провели время. В последнюю ночь перед отъездом было решено разжечь костер на берегу озера. Из-за ветра мне очень скоро показалось, что ничего из этой затеи не выйдет. С доверенными мне обязанностями у меня почему-то очень часто не клеилось — и чаще всего не по моей вине. Неслышно осыпая ветер проклятиями, я почувствовал, что кто-то положил руку мне на плечо.

— Дай-ка я тебе помогу…

Над кучей хвороста повисла вторая рука, белый мех на которой в лунном свете блестел, как натертый фосфором. Спустя мгновение в когтистой ладони вспыхнул красный огненный шар.

— Аз! — зашипела я, хватая его за локоть. — Ты же знаешь, что по правилам ты…

— …не могу пользоваться магией в целях обороны. Разве я с кем-то сражаюсь? — шепнул он мне в ответ. Прикосновение его уха к моей щеке, остуженной порывами холодного ночного ветра, было теплым, а в ноздри так и полз аромат его тела. Почти все мальчишки моего возраста пахли, как мартышки. А вот Азриэль — нет.

Его рука накрыла мою. Огненный шар упал на сухие ветки, и красный язык пламени взвился почти до самой луны.

— Ничего себе… — пробормотала я. Его магические способности невероятно улучшились с того злополучного дня в зоопарке. Вскоре он отвел руку в сторону. Все видели, что произошло, и восторженно перешептывались. Потом начали хлопать. Моей гордости не было предела, но заметив, как ему улыбаются девушки из моего отряда, я снова ощутила горечь проклятого комка, подкатившего к горлу.

— А если тебя накажут? — спросила я. Вопрос был предельно глупым, но задала я его только потому, что хотела побыть с Азом подольше. Рядом с ним было тепло, а дувший от реки ветер не спешил нагреваться, несмотря на жар пламени костра.

— Скажу, что помогал тебе, — недоуменно пожал он плечами. — Есть же разница между человеком и хворостом, ведь так? Кстати, — вдруг произнес он, поворачиваясь к остальным. — Кому показать еще пару фокусов?

Я встревожилась. Я не хотела, чтобы он попал из-за своих «фокусов» в какую-нибудь неприятную историю, но также и не хотела прослыть ханжой, сующий свой нос куда попало по поводу и без. Все замерли, когда Азриэль вышел к приозерному пляжу. Он поднял руки, и ночное небо рассекли разноцветные лучи света. Все задохнулись от восторга — даже сопровождавшие нас учителя. После секундного молчания последовали вздохи, переросшие в настоящие вопли восхищения: лучи соединились в двенадцать радуг, которые повисли над водой идеальными дугами.

Удивительно, но даже такие по-настоящему прекрасные вещи не утихомирили кошек, скребущихся у меня на сердце. И я понятия не имела, на что все это время был способен Азриэль. Вообще, своей магией в быту он пользовался не единожды: например, чтобы сократить путь до дома, или чтобы поднять мне настроение, когда я чувствовала себя хуже некуда: скажем, валялась на кровати в обнимку с подушкой, потому что с треском провалила контрольную. В такие дни я могла ожидать, что дверь приоткроется, и в воздухе заплавают десятки крошечных сверкающих радуг, сплетающихся друг с другом в одну большую. Честно сказать, когда я столкнулась с его поддержкой в первый раз, то не на шутку струхнула: вспомнила давнюю битву с ним, когда была еще совсем маленькой. Но я тут же опомнилась. Порхающие по маленькому пространству моей комнаты радуги не шли ни в какое сравнение с его улыбающимся лицом. Я обожала его «фокусы», и до той ночи на озере он показывал их только мне.

Теперь же радуги висели над озером, у всех на виду. Их мог любить кто угодно. Они больше не были только моими.

Я чувствовала, что моя власть над Азом постепенно ослабевала. Это бы…

Стоп. Какая власть? О чем это я вообще? Он же мне не раб! Какая я эгоистка…

Азриэль был хозяином той ночи. Правда, ровно до той поры, как остальные монстры, поддавшись его уговорам и собственному желанию, продемонстрировали свои способности. Отличился (или все-таки отличилась?..) даже Том-Тэмми, показав, на какие сумасшедшие расстояния может растягивать свои лапки.

Да уж. Та ночь выдалась по-настоящему волшебной. Во всех смыслах.

Но расслабиться у меня не получилось: я знала, что после это удержать Аза при себе будет труднее. Я вспомнила глаза Терпии, пожирающие, по выражению Элли, его роскошное тело издалека.

Пожирать глазами…

Господи, как же я боялась, что глаза, каждый день смотрящие на меня из зеркала, в одни момент не оставят от Азриэля даже самого маленького кусочка…

====== Глава третья ======

Весь первый месяц учебы в десятом классе прошли для меня в ожидании неприятностей за лагерные «фокусы», но все окончилось благополучно. Аз поджег Луку кучу лет назад, да к тому же в другом месте — к началу наших занятий в старших классах люди привыкли к монстрам окончательно. Подумайте сами: всех, кого я знала (и среди людей, и среди монстров) с удовольствием следили за сюжетами шоу Меттатона, которое показывали далеко не на последних каналах. Я, кстати, тоже за ними следила. По словам мамы и папы, «фокусы» все-таки были упомянуты на собрании родительского комитета, но только один раз и в положительном ключе: директор поздравил родителей учащихся-монстров с тем, как хорошо те ассимилируются в непривычном для них человеческом обществе, раз не стесняются делиться с ним своей невероятной культурой.

«Фокусы» сделали Аза первым парнем школы. За спиной его называли «Королевич» — должно быть, кто-то из монстров случайно проговорился, кем были наши родители до того, как выйти на Поверхность.

— Фри, слушай, — однажды обратилась ко мне Липпи за обедом. — Если Аз у нас Королевич, то ты, получается, Королевна, да?

Я проглотила плохо разжеванные куски бутерброда и уставилась на нее. Должно быть, выглядела я очень грозно, потому что глаза моей подруги забегали и она принялась грызть яблоко, стараясь не смотреть мне в глаза. Возможно, помимо обхвата бедер я унаследовала от мамы ее коронный ледяной взгляд.

Я посмотрела на стол, за которым расположился Аз со всей своей компашкой. Они, как и всегда, беззаботно дурачились. Иногда мне казалось, что Королевич вообще ни к чему серьезно не относится, но потом нам сообщали результаты всевозможных контрольных, проверочных и лабораторных, и я впадала в ступор. Ну как, как можно вдобавок ко всему еще и так хорошо учиться?! Впрочем, прекрасная внешность вовсе не отменяет прекрасных способностей к учебе.

Прекрасная внешность. Да-да, я уже сто раз о ней говорила: от Аза было невозможно оторвать взгляда. Я понятия не имею, почему он так и не начал ни с кем встречаться, потому что девушки буквально увивались за ним. Даже Терпия однажды спросила, не могу ли я познакомить ее с ним, но когда вместо ответа ей пришлось столкнуться с фирменным маминым ледяным взглядом, то она рассмеялась и сказала, что всего лишь шутит.

А я знала, что шутками тут и не пахнет.

Пожирать глазами...

Но я бы не стала буравить ледяным взглядом каждую девушку, которая захотела бы познакомиться с ним через меня. Пусть знакомятся, мне-то что. Кому от этого хуже? Свидания, поцелуи и все остальное… это абсолютно нормально. Да даже меня, чтоб вы знали, однажды пригласили. Этот сделал Алекс — как раз в то утро, когда Липпи спросила о Королевне.

Я места себе не находила от волнения, когда услышала, что он хочет провести со мной время. Не подумайте: мы считались очень хорошими друзьями. Мы оба ходили на семинары по кулинарии и, в тот день работали в паре.

— Это прикол такой, да? — спросила я ему, наклонив голову над кипящей кастрюлей.

— Нисколечко, — ответил он посеревшими губами.

— Понятно… — пробормотала я. — Алекс, слушай, ты мне очень нравишься. Но как друг. Я не готова к свиданиям и прочей подобной муре.

— Понимаю, — бросил он, и тут же начал говорить, сколько орегано потребуется нам для одной порции супа. О свидании он больше не вспоминал.

В тот вечер я лежала в ванне и все думала, почему же отказала ему. Он же мне нравился — не в смысле «привлекал» меня, но разве не хорошо было бы иметь парня, с которым я могла бы ходить куда-то, подолгу гулять, переписываться и звонить, когда свободного времени в обрез, или же делать домашку?

Просто у меня уже все это было. Благодаря Азу.

Дура ты, шептала я самой себе, с Алексом ты наконец-то могла бы узнать, каково это, когда тебя целуют. И потом, когда на горизонте замаячил бы настоящий парень, тебе не пришлось бы краснеть от своей неопытности. Не на Азе же ты будешь тренироваться! Да и при каких обстоятельствах мне бы вообще пришлось его целовать? Аз… мой мозг быстро нарисовал для меня такой сценарий, как бы я от него не отмахивалась:

Аз посреди ночи заходит в мою спальню, как он все еще иногда делал: кошмары, хоть и притупились с возрастом, все еще иногда случались. Он ложится ко мне на кровать, обхватывает меня руками, согревая мое лицо своим дыханием с тем самым уникальным запахом, который мне так нравился.

— Сестричка, — шепчет он. — Послушай… знаю, что вопрос внезапный, но скажи: ты умеешь целоваться?

— Нет, — отвечу я, чувствуя, как по моему лицу разливается краска. — А т-ты?..

— И я нет, — скажет он после некоторого задумчивого молчания.

— А почему?

— Полагаю, я берегу себя. Для кого-то очень мне дорогого.

— Вот как…

— Например, для тебя.

После этого он наклонится над моим лицом, и его и без того горячее дыхание станет просто обжигающим, а спина — те ее части, к которым он прижимался во сне, когда мы были младше, начнут зудеть, и, прямо как тогда, я услышу его сердцебиение, хотя тогда нам с ним будет совсем не до сна, потому что у нас мигом найдутся дела поважнее...

Я бы глубоко вздохнула, когда его губы наконец коснулись моих. Поцелуй был бы теплым, мягким и таким страстным — словом, достойным своего владельца. Только когда я наконец расслаблюсь и закрою глаза, его язык покинет мой рот — но с той лишь целью, чтобы я встретила его острым кончиком своего, как будто прося не торопиться. О, да…

Какой вкус у этого поцелуя? Вероятно, очень-очень хороший — я почувствую не только неповторимый аромат Азриэля, но еще и вкус. И мех на его лице будет щекотать мой подбородок, когда он обнимет меня своими сильными руками так крепко, как только сможет, а твердая подкачанная грудь будет крепко прижата к моей мягкой, и моя рука дотронется до его пылающего…

Я открыла затуманенные горячим паром и сладкой фантазией глаза. Моя правая рука находилась между широко расставленных ног. Вернее, только пара пальцев… черт возьми, я что, правда делала это?.. да я, должно быть, спятила! Он же мой брат, а не…

Нет. Нет, нет и нет: он не был моим братом. Мы не родственники. Братом и сестрой нас нарекли мама с папой, то есть, Ториэль и Азгор, которым Азриэль и приходился сыном. Королевич. Принц монстров — добрый, храбрый, нежный, сильный и неотразимый Принц… мой прекрасный Принц. Тот, которого я так любила.

Любила?.. Любила?!

Задрожав всем телом, я опустилась на дно пенной ванны. Там я свернулась калачиком и лежала, затаив дыхание, пока сладкая судорога удовольствия сводила мне ноги и текла к голове по всему остальному телу. Когда волны удовольствия сошли на нет, мне показалось, что я начала медленно умирать, а потому просто лежала, даже не пытаясь всплыть, чтобы глотнуть воздуха, сладко пропахшего шампунем. Мне просто не хотелось. Будто я и впрямь умерла, или даже еще не родилась. Мне не хотелось покидать тепла, мягкости и безопасности…

Мои легкие заныли. Я рванулась вверх — расплескав почти полванны. Пропотевшие стены содрогнулись от моего громкого, глубокого вдоха.

— Дитя мое, что случилось? — раздался за дверью мамин голос.

— Все нормально, мама, все нормально, — забормотала я. — Не входи, пожалуйста. Я поскользнулась. Голова, если что, цела!

Вот бы я могла так сказать не только о голове… я почувствовала, как по моей спине пушистыми лавинами ползут клочья пены, и представила, что это мои грехи. Обмывшись под душем, я наскоро вытерлась и забралась под одеяло. С головой.

В ту ночь Азриэль так и не пришел — он крепко проспал до самого рассвета. Кошмары его не мучали. Зато мне выспаться так и не удалось — я будто отдувалась и за себя, и за него.

Да что ж такое…

Волнение последних месяцев учебы было значительно сильнее стыда: у меня не было времени расчесывать язвы. Вместо этого я готовилась к выпускным экзаменам, писала бесчисленное количество проверочных работ, собирала портфолио для колледжей и еще много чего другого: тысячи дел и обязанностей отвлекали от жизненных неурядиц. Аз был все таким же, как и прежде, хотя, конечно, видел, как сильно я отдалилась от него. Наверное, думал, что это все из-за стресса. Хорошее настроение из-за него меня почти не посещало.

Зато мрачные мысли стали такими частыми гостями, что я в какой-то момент уже не знала, на какую стенку лезть. Я часто бродила по лесу в полном одиночестве. Старалась не смотреться в зеркала. И вообще не видеть своего лица. Кто бы мог подумать, сколько грязи в душе у этой узкоглазой, смуглокожей и паршивой девки? Будь она проклята.

Дело, впрочем, было совсем не в моей внешности. Иногда мне казалось, что я превращаюсь в неё. Конечно, только казалось, но легче от этих игр сознания не становилось. Грудь в такие моменты словно начиняли камнями — такая тупая тяжесть царила там вместо хоть одной осмысленной эмоции. Я вспомнила давние слова Альфис о том, что с моей душой было что-то не так, и я начала раздумывать, не напомнить ли ей о похороненных в долгом ящике осмотрах, до которых так и не дошло дело. Но для этого мне нужно было отправиться в Город, да и к тому же такие визиты нельзя делать без предупреждения.

Хотя осмотры были мне совсем не нужны. Я прекрасно знала, что это такое, и подтверждать мое состояние нотариально было незачем.

Стыд.

Я понимала, что была ничем не лучше её.

Аз получил права. На вождение. Дома он появлялся все реже и реже. Как и я. Дом без него казался со всем пустым, и я не могла находиться с этой пустотой один на один. Пусть мама и папа всегда были рядом, но… кто в этом мире вообще смог бы заменить мне Аза? Без него все было другим.

Однажды, когда я вернулась от Липпи, я застала его в гостиной. Он меня ждал.

— Собирайся, — заговорил он. — Мы выходим в свет.

— В какой свет?.. — оторопела я.

— В Закусочную МТТ, — ухмыльнулся он всеми зубами. — Уж извини, крох с моей работы ни на что другое не хватит.

— А как же мамин ужин?

— Мама с папой пошли в кино, — принялся объяснять он. — Так что ужина нет и не будет. Ужинать сегодня мы будем только там и только вдвоем.

У меня екнуло сердце.

Мы отправились в Закусочную. Даже хмурый кассир за прилавком не смог своим видом испортить моего счастья. Пока я откусывала куски от гамбургера, Аз подробно рассказывал, что с ним случилось за все время, пока мы не виделись.

— И как только у тебя рук на все это хватает? — хихикала я.

— Наверное, мне просто нравится быть занятым, — пожал он плечами и тут же, отложив свой заказ, посмотрел на меня серьезными глазами. — Сестричка, скажи, пожалуйста, как ты без меня справляешься?

«Превосходно», — уже хотела сказать я, но потом поняла, что это будет неправдой. С целой кучей вещей я без него вообще не справлялась. Стоило мне дать волю языку, как я почувствовала, что камни один за одним покидают мою грудь, и я вот-вот взлечу в небеса. Слушал Аз внимательно. Он вообще всегда был хорошим слушателем — с детства. Я шутила, что именно поэтому его уши такого размера.

Серьезность постепенно покидала его глаза, и он даже рассмеялся, когда я рассказала ему о том, как Терпия решила обучить Тома-Тэмми играть в баскетбол.

Наши руки неожиданно соприкоснулись, и я остановилась на середине истории, потому что уставилась на них.

— Что такое? — спросила я недоумевающим голосом.

— У меня тот же вопрос, — улыбнулся Аз.

Я захлопала глазами.

— В последнее время ты все время молчишь. И я начал волноваться…

Спина намокла. Он читал меня как открытую книгу. Чтобы сбить Аза с толку, я ухмыльнулась, принимая самую расслабленную позу:

— Настроение такое. Ты же знаешь, я никогда не слыла особо разговорчивой…

— А вот и нет, — вдруг ответил он и отнял свою руку. — Доедай бургер. Я хочу отвезти тебя кое-куда еще…

— «Куда-нибудь еще»? — переспросила я. — Мама дорогая, мы будто на свидании!..

— На свидании? — задумался Аз. — А что, очень даже на это похоже! — усмехнулся он наконец.

В машине он попросил меня закрыть глаза, чтобы не испортить сюрприз. Я послушно выполнила его просьбу.

— Приехали, — сказал он наконец, заглушая двигатель.

Я открыла глаза. Всю дорогу я гадала, куда мы можем направляться, считая повороты и прислушиваясь к звукам за окнами. Ехали мы без остановок и практически в полной тишине, так что мне сразу стало понятно, что остановимся мы далеко от Города.

Я не ошиблась. Перед нами колыхалось море, по которому до самой луны тянулся длинный серебряный след.

— Это пляж?

Аз открыл дверь и помог мне выйти:

— Пошли. Здесь есть очень красивое местечко…

Он повел меня через холодные песчаные горбы. Мы бывали на этом пляже уже много раз — с мамой и папой, но эта его часть находилась очень далеко от излюбленного купальщиками залива: по крайней мере, я о ней ничего не знала. Здесь было очень спокойно и тихо. Наша машина стояла на крошечной пыльной стоянке в полном одиночестве. В какой-то момент я была уверена, что сердце сломает мне ребра своими ударами. Куда мы шли? Здесь царил такой покой, и никого кроме нас не было…

— Ты замерзла? — спросил Аз, поняв, что я дрожу.

— Чуть-чуть, — соврала я.

Он прижал меня к себе. Его тело согревало меня сквозь рубашку. Я была на седьмом небе и улыбалась так широко, как умела только в детстве.

— Вот оно, — сказал он спустя какое-то время пути по хрустящему песку. Он сел на него. Я примостилась рядом.

Город, полыхавший разноцветными огнями и ронявший их мерцание на поверхность черной воды, будто подражая белоснежной луне, казался поднявшимся из глубины детских воспоминаний Далеким-Предалеким Королевством. Сердце перестало рваться наружу, начав стучать редко и глубоко. Я и подумать не могла, что увижу Город таким прекрасным…

— Какое чудо… — прошептала я.

— Я знаю, — сказал Азриэль и приобнял меня за плечо. — Фриски, у тебя правда ничего не случилось?

«Фриски». Он так давно не называл меня этим именем…

— Конечно же, — ответила я, но, едва посмотрев в знакомые лиловые глаза, замотала головой. — Хотя нет. Случилось. Вернее, случился…

— Назови мне имя. Я от него мокрого места не оставлю… — сказал Аз. В посуровевших глазах заплясал уже знакомый мне огонь.

Я опешила и посмотрела на него с ног до головы. Он согнул правую руку так, что твердые мыщцы едва ли не порвали рукав его рубашки, а ладонь сжал в увесистый кулак. Он говорил серьезно. Я не могла не рассмеяться:

— Не кипятись, Аз! Было бы жалко, если б ты не оставил от себя мокрого места!..

— «От себя»?.. — потряс он головой.

Мне опять стало нехорошо. Конечно, говорить ему о своих чувствах я не собиралась — я сама их не признавала и предпочитала замалчивать, несмотря на все мрачные и влажные фантазии, посещавшие меня. Впрочем, когда я в подробностях рассказала ему о том, как скучаю по тем временам, когда мы проводили больше времени вдвоем, я совсем не лгала. Максимум недоговаривала…

— Так вот оно что… — протянул он, когда выслушал все мои жалобы. — А я-то думал, что ты с парнем поругалась…

От его смеха у меня задрожали губы. Хорошо еще, думала я, что на пляж мы поехали ночью, и в лунном свете Аз не увидит моего лица.

— Не смеши меня, — ответила я, сжав в ладонях холодный песок. — Откуда на парней найдется время? Дел у меня, что ли, нет? Взять хотя бы ту же школу…

— Согласен. Первым делом — самолеты, ну а девушки — потом…

— Де-ву-шки?! — подскочил мой голос. — То есть, у тебя никого…

Аз то ли кивнул, то ли пожал плечами:

— Знаешь, кто приглашал меня на свидание на прошлой неделе?

— Терпия?.. — спросила я, чувствуя в горле знакомый горький комок.

— Если бы! Элли!

Элли? Эта примерная отличница? Элли, Маленькая-Мисс-Совершенство? С Азом?! Я хотела рассмеяться, но комок в горле заткнул меня, как пробка бутылку. Я же дружила с ней, и она ни разу не говорила, что питает к Азриэлю чувства.

— Ты ей, конечно, отказал, — предположила я.

— Совершенно верно, — заверил меня Аз. — Спору нет: Элли очень хорошенькая, но у нас же скоро экзамены! Как бы я к ним готовился, если бы в свободное от учебы и работы время начал бы бегать с ней на свидания?

— Вы могли бы просто по очереди сидеть в квартирах друг и друга и готовиться «сообща», — предложила я. Я думала, что придумала смешную шутку, но стоило мне произнести ее вслух, и перед глазами сразу встала картинка, на которой полуголые Аз и Элли лежали на одной постели, готовились по одному учебнику и время от времени обменивались поцелуями, и мне захотелось вырвать прямо на песок.

— Да не нужна мне девушка, — фыркнул Аз. — «Сообща» я и с тобой готовиться могу. Вспомни: как будто когда-то мы готовились по-другому!

— В средней школе — да, — ответила я. — Но сейчас мы на разных профилях, и будем друг друга только путать.

Азриэль тяжело вздохнул и повесил голову. Глаза его не отрываясь смотрели на зыбкую лунную дорожку:

— Фриски, я так скучаю по тому, что было. По детству, по времени, проведенному вдвоем… я… так не хочу отпускать все это…

— Не отпустишь, — сказала я, сжимая его руку. — Ты мой брат, и я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — пробормотал он, прижимаясь ко мне в ответ.

Хорошо, что в темноте ничего не видно. Мои глаза засияли.

Когда я сказала, что люблю его, то имела в виду, разумеется, совсем не брато-сестринскую любовь. И чувствовать, что он, сам того не подозревая, ответил на эту любовь взаимностью, было… просто замечательно.

Аз поднялся с песка. Подумав, что мы собрались уходить, я тоже начала вставать, но он остановил меня, положив руку мне на плечо.

— У меня для тебя новый фокус, — только и произнес он.

Он двинулся к тихо бившей о берег воде. Его голова была повернута в мою сторону. Что-то начало происходить: это было заметно даже в призрачном мерцании далекой луны. С каждым шагом его темный силуэт очерчивали полосы света: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя, фиолетовая — радужный спектр, семицветным ореолом окруживший его с ног до головы; до самых кончиков рогов. Он поднял руки к небу. Над ними запрыгали белые искорки света, и тут небо над нами вспыхнуло, и я увидела ослепительные звезды, переливавшиеся прямо над этим заброшенным участком пляжа, как застывшие огненные брызги фейерверка. Аз поднял руки еще выше, и фейерверк ожил. Звезды начали вращаться, мерцать и раскачиваться на своих длинных хвостах, как маятники. Воздух над пляжем наполнился нежной трелью — будто мелодией сотен серебряных колокольчиков.

А потом звезды начали падать.

Они будто скатывались с покатого края неба, оставляя за собой следы из сверкающей пыли. Когда они достигли поверхности моря, то разлетелись на тысячи блестящих брызг, свет от которых еще долго не гас, затмевая собой огни мерцавшего вдали Города.

Я лишилась дара речи. Когда его магия успела стать такой могущественной? Вернее, такой могущественной и красивой одновременно?

Наконец в море упала последняя звезда, подняв переливающийся фонтан и лишний раз убедив меня, что ничто хорошее не длится вечно: «фокус» Азриэля прекратился так же внезапно, как и начался.

— Что скажешь? — спросил он наконец, опустив руки и открыв глаза.

— Замечательно… — пролепетала я тонким-претонким голосом. — Аз, это невероятно…

Я бы могла еще бесконечно хвалить и волшебные звезды, и его самого, но и этих двух предложений хватило высокому мускулистому монстру за глаза: его глаза наполнились гордостью, а рот разъехался в разные стороны, как у мальчишки:

— Спасибо! — сказал он, пытаясь скрыть свою улыбку. — Я… очень долго готовился, прежде чем применить это заклинание. Хотел, чтобы все прошло, как по маслу.

— А мама с папой знают об…

— Нет. Ты первая, кому я это показал. — сказал он, садясь на примятый песок.

— Первая?..

— Первая, — повторил он, беря меня за руку.

Мы просидели еще какое-то время. Позднее время суток делало свое дело: я начала клевать носом и ронять тяжелеющую голову Азу на плечо.

— Спатки хочешь, да? — ласково спросил он меня.

— Это все экзамены… — промурлыкала я ему в мех.

— Поедем домой?

— Нет, — тут же вскочила я. — Не надо… тут так весело.

— Весело? — рассмеялся Аз. — Сидеть на холодном песке?

— Зато с тобой, — ответила я.

— И не поспоришь…

— Слушай, — спросила я, чувствуя, что долго так я не протяну. — Можно… можно я прилягу? На минуточку…

— Приляг, — кивнул он, погладив свою ляжку.

По телу тепло разлилось долгожданное блаженство. Я улеглась на песок, положив голову аккурат на то место, которое он погладил.

— Мягонько, — зажмурила я глаза.

— Думаю, это из-за меха, — улыбнулся Аз. — Защитный слой…

Проведя ладонью по моей щеке, он убрал каштановую прядь, накрывшую глаза.

— Длинные же у тебя волосы… — пробормотал он, почесывая мою голову.

— Нравятся?

Раздумие отняло у него ровно минуту:

— Тебе идут и такие, и короткие.

— Спасибо, — ответила я, прекрасно понимая, что с короткими волосами я выглядела для него привычнее. Поэтому тут же добавила: — А тебе не кажется, что с короткими я похожа на пацана?

— Тебя с пацаном даже слепой не перепутал бы, — расхохотался Аз. Слушать его ответ и заливистый смех было невероятно приятно. Я приоткрыла глаза и смотрела, как в высоте мерцали звезды. Вот и тема для разговора!

— Звезды сегодня такие красивые… с твоими, правда, ни в какое сравнение не идут!

— Согласен… — задумчиво ответил он. — Фриски, напомни, пожалуйста: мама с папой говорили тебе, что монстры загадывают желания под звездами? Это давняя традиция — еще с той поры, когда война не случилась, и мы жили на Поверхности вместе с древними племенами. Не помнишь?

— Кажется, помню. Знаешь, у людей есть похожая традиция — только желания мы загадываем под падающими звездами.

Аз недоуменно уставился в небо:

— А на кой ляд ждать, пока они начнут падать?..

— В этом и суть! — засмеялась я. — Ведь это случается так редко! Вот и заветные желания должны сбываться редко, иначе чудеса превратятся в обыденность.

— Хочешь, я наколдую тебе падучую звезду? Мне несложно…

— Ну нет, — сказала я. — Это нечестно.

В приморском покое снова застыло молчание.

— Аз? — спросила я наконец.

— Погодь, — отмахнулся он. — Я думаю, что мне загадать…

— А можно и я загадаю? — в шутку спросила я. — Только не падающей звезде, а обычной — как монстр.

— Для монстров ты своя, — ответил Аз. — Так что давай.

— Мне нужно просто выбрать звезду, и загадать?

— Точно.

Я всмотрелась в небо. Погода стояла ясная, и звезды были видны все до одной — несмотря на далекий городской свет. Их было так много, что я могла загадать бесконечное количество желаний. Их яркость вселила в меня твердую уверенность, что все, что я у них не попрошу, обязательно сбудется.

Я начала шептать, стараясь делать это так тихо, чтобы не разжимать губ:

— Звезды. Милые, добрые звезды. Пожалуйста, сделайте Азриэля моим. Моим и только моим. Навсегда. Пусть никому, кроме меня он не достанется…

Осознание того, каким мерзким было это желание, ужаснуло меня, стоило ему только прийти ко мне через пару секунд после того, как я перестала шептать.

— Чего ж ты там такого нажелала… — улыбнулся Азриэль. — Сердце так колотится, что я даже ногой чувствую…

— А сам? — бросила я, внезапно осознав: — Ой, точно. Нельзя же рассказывать, а то не сбудется…

— Это если под падучей звездой, — пошутил Азриэль. — Обычные звезды честнее, и желания исполняют, даже если ты о них расскажешь.

— Так что же ты загадал?

— Чтоб мы остались друзьями до конца наших дней, — ответил он после секундного молчания.

Друзьями.

До конца наших дней.

Глаза зачесались, как будто в них попал песок. Я повернула голову в сторону моря, стараясь, чтобы он не заметил, как исказилось мое лицо.

— А что ты загадала? — спросил он. — Скажи мне, пожалуйста…

— Не поверишь! То же, что и ты!

Удивительно, но у меня получилось не разрыдаться.

Лишь только дома, когда мы разошлись по своим комнатам и я уселась на кровать, то позволила слезам хлынуть горячим и неудержимым потоком. Лицо я закопала в подушку, чтобы звуки моего горя не вынудили Азриэля пойти и посмотреть, что стало его причиной. И даже когда слез уже не осталось, то я все равно продолжила так лежать — вплоть до того часа, когда солнце, выкатившееся из-за горизонта, не затмило своим светом все звезды до последней.

Правильнее всего было бы дистанцироваться от Аза, чтобы мутить себе же душу дальше — ровно до той поры, пока мои чувства не остыли бы. Но я делала с точностью до наоборот, будто желая надоесть ему и навсегда лишить себя надежды на то, что мои бесстыжие мечты когда-либо осуществятся: я ходила за ним по пятам, повисая на его руке, как змея на дереве. Я пробиралась к нему на занятия, всегда подсаживалась к нему во время школьных завтраков и обедов, терпеливо ждала его с тренировок после занятий, шла с ним до дома, валялась на его кровати, и допоздна торчала в его комнате, делая уроки, пока мама не гнала меня спать, ссылаясь на поздний час. Я даже укоротила волосы, потому что, как вы помните, поняла, что короткие прически ему нравились больше длинных.

Представляю, как я его раздражала — у меня самой не хватало на себя зла. Однако Аз не сделал мне ни одного замечания, терпеливо вынося мою внезапную прилипчивость. Наверное, мое счастье было для него важнее, чем личное пространство.

Хотя я не чувствовала ни капли счастья: быть с ним рядом, но скрывать то, что накопилось за долгие годы, становилось невыносимо. Хуже всего было то, что многие детские привычки он так и не растерял, и мог неожиданно ввернуть какую-нибудь из них посреди нашего совместного времяпрепровождения, отчего черти ломали меня все больше. Само собой, за ручки мы больше не держались, но делали кое-что другое: когда мы были детьми и я, лежа у себя на верхнем ярусе, читала или готовила легкие уроки, Аз мог вскарабкаться по лестнице и, осторожно встав мне на спину, начать топтаться. Мне очень нравился такой «массаж»: Азриэль каким-то шестым чувством знал, какие участки моей спины нуждаются в нем, и, под благодарный хруст разминаемых суставов, заставлял меня едва ли что не пускать слюни от удовольствия. Иногда он предлагал мне повторить его, «как когда-то в детстве», и отказа от меня никогда не получал. Я ложилась на пол, сняв футболку и расстегнув лифчик (уже совсем не похожий на чехол с лямками), и чувствовала, как его горячие руки с крупными пальцами и длинными когтями трут каждый сантиметр моего благодарного тела. Казалось, он прижимал ладони своих рук к моей спине, налегая всем весом своего мускулистого тела, а когда слышал хруст или щелчок, сообщающий о том, что массаж дает свои плоды, сам вдохновенно шептал себе что-то под нос самым мягким шепотом на свете, пока я, придавленная к полу, соображала, чем бы заткнуть рот, чтобы не закричать от истомного удовольствия. Я знала, что выглядит это не совсем нормально, и нам лучше перестать, но сказать ему об этом не могла — такприятна была эта истома. Иногда мне казалось, что это прелюдии перед сексом, на который я, конечно, не могла рассчитывать, и которого мне так не хватало: только мы вдвоем; он сверху, я снизу; тянущийся по полу холодок, жар его рук и нежность моей спины, лишающие меня и его всех осмысленных слов.

После массажа я чувствовала себя превосходно. Иногда даже слишком: когда я понимала, что оргазмически-сильный приступ испытанного мной удовольствия имеет все шансы не остаться незамеченным, я просила его остановиться, и шла в ванную, на ходу снимая лифчик окончательно. Из глаз сыпались искры, нижняя половина туловища горела, но кошки на душе больше не скреблись. Зато скреблось кое-что другое… в ванной я снимала штаны, стягивала промокшие трусики, меняли их на свежие, а улику прятала на самое дно корзины с грязным бельем, будто маленькая девочка, прячущая по тайникам фантики от тайком съеденных конфет.

Горячий душ и правая рука помогали мне прийти в себя окончательно: я ложилась пылавшим низом живота на холодный борт ванны, и стонала сквозь крепко стиснутые зубы. Слюна капала на кафель, и я при этом старалась “передергивать затвор” так, чтобы никто не услышал.

Я прекрасно понимала, что наше излишне тесное общение не может оставаться незамеченным. Липпи даже сказала мне, что все влюбленные в нас парни и девушки рискуют умереть от зависти, видя, как мы себя ведем:

— Подумай о бедняге Алексе. Ты же так ему нравишься…

— Ну не вижу я в нем парня, Липпи!.. друга — да. Парня — нет. Я ему это уже говорила, — тяжело вздохнула я в ответ.

— Мы всего лишь старшеклассники, Фри. Всегда можно прекратить, если не понравится. Не под венец же он тебя зовет! — убеждала она меня, поправляя прыгающие на переносице очки.

— Что за шум, а драки нет? — поинтересовалась подсевшая к нам Терпия.

— Мы об Алексе, — ответила Липпи.

Терпия залилась хохотом:

— Фриск, дорогуша, дай же ты ему шанс! Он же буквально у тебя в ногах валяется! Бьюсь об заклад, онн бы для одних твоих грязных носков храм воздвиг!

Я посмеялась в ответ, хотя смешно мне было. Сразу после этого натужного смеха я добавила холодным голосом:

— В отличие от некоторых, мне нужна не «тренировочка», а серьезные отношения. Если Алекс достоин шанса, зачем мне играть с его чувствами?

Сказала я это не просто так. «Тренировочкой перед настоящими отношениями» сама Терпия называла свои отношения с Джастином, продлившиеся ровно неделю и оставившие бедного парня с разбитым сердцем. Свою ветреность главная красавица оправдывала именно этим словосочетанием.

На лице Терпии расцвела хитрая улыбочка, а бровь изогнулась дугой. Подобное выражение лица, тут же спрятанное за раскрытой книгой, появилось и у Липпи.

— Что смешного? — процедила я сквозь зубы, так как теряла остатки терпения.

— Да ничего, — ответила мне она все тем же веселым голосом. — Не всем везет на сексушных сводных братьев, на которых можно тренироваться дома, пока не надоест.

Я задохнулась и распахнула рот. Но скандала не произошло: за секунду до того, как я была готова вспыхнуть, к нам подскочила Элли и всунула в руки по приглашению. Это было очень в ее стиле: потратить время на аккуратные бумажные открытки, вместо того чтобы сообщить о своих намерениях, создав групповой чат, или просто обзвонив всех, кто ей был нужен.

— Мои родители на неделю улетают за границу. А это значит, что весь дом в нашем распоряжении! Да начнется вечеринка! — объяснила она.

Спор был забыт так же быстро, как и начат: дом Элли представлял из себя внушительных размеров особняк, к которому прилегал также кусок пляжа.

— Я не узнаю нашу старую добрую Эл! — протянула Терпия. — Маленькая-Мисс-Совершенство устраивает вечеринку за спиной у родителей! Сенсация!

— Они мне разрешили, — виновато поправила ее Элли.

— Здорово, что они тебе доверяют… — протянула Липпи, перемигиваясь с Терпией.

— А теперь пора приглашать мальчишек!

— Давай, я передам его Азу, — протягивая руку к приглашению с соответствующим именем. Элли улыбнулась и покачала головой:

— Да зачем! Лучше я сама!

Ледяной взгляд сверлил спину уходящей в сторону парней Маленькой-Мисс-Совершенство. Отвлекаясь на Липпи и Терпию, я совершенно забывала, что она медленно, но верно к нему подкрадывается.

«Лучше я сама!»...

Ну, может, я просто придумала себе это. Элли я не доверяла, вспоминая слова Аза о том, как она пыталась пригласить его на свидание. И вообще относилась к ней с каким-то пренебрежением.

По дороге до дома я только и говорила, что о вечеринке в особняке у Элли.

— …и костер на пляже мы развести сможем, потому что он их собственный! — тараторила я, махая руками. — Будет зашибись!

— Что-то я сомневаюсь… — протянул Азриэль. — Ты видела список приглашенных? Как по мне, это рецепт катастрофы!

Я шлепнула его по руке:

— Значит, я по-твоему катастрофа?

— Нет-нет, не кипятись… — застенчиво забормотал он сквозь улыбку.

— А… а о ком ты тогда говорил?.. — пролепетала я, прикидывая всевозможные варианты.

— О нас с тобой. Сама знаешь, характеры у нас не сахар…

— Говори за себя, — шлепнула я его во второй раз.

Самым лучшим в предстоящей вечеринке было то, что родители, едва услышав о том, кто затеял вечеринку, давали свое согласие без единой задней мысли. Не забывайте: Элли была Маленькая-Мисс-Совершенство, и была свободна от подозрений.

Терпия же… что ж, тут все было несколько иначе. Когда мы с Азом подходили к особняку, мы увидели ее в компании Алекса и Джастина, вынимавших из багажника ее автомобиля большую спортивную сумку.

— Аперитивчики, — объяснила она, едва увидев выражение наших лиц.

— Какие еще аперитивчики? — нахмурилась я.

— Да винище, — раздраженно бросил нагруженный тяжестями Алекс. — Наверняка обчистила закрома своих предков до нитки!

— Да ну, всего пара бутылочек, — парировала Терпия. — Они по ним и скучать не будут.

В распоряжении у нас был дом, бассейн и пляж: упрекнуть Элли в скупости было нельзя. На ветках деревьев в саду покачивались бумажные фонари. Стоило нам с Азом войти, и восхищение овладело мной с головы до ног:

— Какое все красивое… — пропищала я, оглядываясь по сторонам и теребя большую белую руку.

— В тебе все меньше от той малолетней буки, — заметил он с широкой улыбкой. Его правда: помните, как отчаянно той буке не хотелось надевать платье на свадьбу? Но все-таки я попробовала возразить ему:

— Красивые вещи мне всегда нравились.

— Оно и видно. Выглядишь ты сногсшибательно… — сказал он, осмотрев меня с ног до головы.

— А макияж тебе как? — захлопала я накрашенными ресницами. — Брэтти и Кэтти научили меня, как его накладывать.

— Ну, — ухмыльнулся Аз. — До теней тебя лучше не допускать: с ними явный перебор!

Я надулась:

— Знаешь, я вообще-то почти ими и не пользовалась! Просто у меня глаза маленькие, и кажется, что я переборщила.

— И ничего не маленькие. Твои глаза — это верх совершенства!.. — значительно произнес он, подняв палец вверх.

— О, Аз, Аз, Аз, какой же вы льстец! — пропела я с широкой улыбкой на лице.

Вечеринка началась. Лично я ожидала получить от нее только то, что в итоге и получила. Никаких особых катастроф, вопреки предчувствиям Азриэля, не произошло, хотя Терпия, кажется, вовсе бы от них не отказалась: недаром она усилиями Алекса и Джастина предоставила в наше распоряжение столько вина. Впрочем, когда мы поровну разделили его по многочисленным стаканам, то поняли, что на всех его не так уж и много: как раз столько, чтобы слегка опьянеть и смотреть на мир веселее, а не свалиться без чувств с больной головой. Бог знает, как Терпии удалось так грамотно рассчитать эту дозу на всех.

Дело было уже за полночь: на ногах остались только самые заядлые тусовщики — не столь заядлые махнули на все рукой и завалились спать. Алекс лежал в обнимку с Липпи на пуфике: начинающий кулинар допоздна колдовал над грилем, пока не выбился из сил, а Липпи перебрала с вином — единственная из всех. Увы, для этого ей хватило всего одного стакана. Поддавшись нашим уговорам, она выпила его до дна, после чего тут же задремала.

Уложить их на один пуфик и переплести руки предложила Терпия. Фотографии спящей парочки, естественно, оказались выложены в Интернет. Вскоре после этого сумасбродная девица предложила показать всем нам, каких успехов она достигла в жонглировании тремя ножами одновременно. Мы с Азом с трудом убедили ее заменить ножи ложками в целях безопасности. Впрочем, скоро мы поняли, что беспокоились напрасно: мастерство, во-первых, не пропьешь, а терпенье и труд, во-вторых, все перетрут. На землю ни одна ложка не упала.

Но теперь заядлые тусовщики слонялись без дела, не зная, чем бы им заняться. Иногда они посматривали на пустые бутылки, мечтая, чтобы они снова наполнились. Виновнице торжестве — Элли — первым пришло в голову, как их можно было бы использовать, чтобы веселье продолжилось:

— Слушайте, слушайте-слушайте!.. а не поиграть ли нам в «бутылочку»?..

— Еще не хватало… — заворчал Джастин.

— Я в деле! — гаркнул подвыпивший Аз. — Как в нее играть?

Выслушав объяснения красной, как рак, Элли, он покраснел еще больше и призадумался:

— Ну… у монстров таких игр нет… значит, играем!

— Слушай, а вы ж с Фриск родственники, — проговорил какой-то знакомый Джастина. — Вот, допустим, ты ее покрутишь, а она повернется горлышком на нее. Что тогда вы будете делать?

— Да не родственники мы! — вскипела я. Однако сердце мое ликовало при одной мысли о том, «что тогда мы будем делать», и я чувствовала себя не в своей тарелке. — И вообще! Нас… гм… одиннадцать человек, — сказала я, быстро пробежавшись глазами по заядлым тусовщикам. — Шанс того, что мы выпадем друг другу, равен нулю.

— Ну, не скажи. Шансик все же есть… — возразил мне Джаред.

— Ой ну не ломай ты комедии, — поморщилась Терпия. — В таких «шансиках» самое веселье!

Схватив пустую бутылку, она положила ее на землю:

— Разрешите «бутылочку» считать открытой, господа!

С Терпией я была согласна: в «шансиках» всегда таится самая большая часть веселья. Особенно когда речь идет о таких играх, как «бутылочка», где все решает исключительно случай: бутылка крутится, а ты кусаешь себе локти и гадаешь, на кого укажет ее горлышко, причем не можешь быть уверен в этом на сто процентов, даже когда она начнет замедляться. А что… что если мне придется кого-то целовать? — думала я, с содроганием осматривая собравшихся в кружок знакомых. И как на это отреагирует Аз? А что будет со мной, если целоваться придется ему?

Первые раунды уже были полны сюрпризов. Вращать бутылку выпало Терпии:

— Я эту кашу заварила, я же и буду ее расхлебывать! — ответила она, беззаботно смеясь.

После нескольких кругов горлышко бутылки уставилось на одну из подруг Липпи. Все замерли, но Терпия оставалась невозмутима: подавшись вперед, она обхватила девушку за талию и небрежно поцеловала в губы. Раздался хохот, а девушка в полном шоке рухнула на свое место, прижимая ладонь ко рту. Кажется, глаза у нее увеличились раза в два.

— Теперь ты крути, — бросила ухмыляющаяся Терпия. — Посмотрим, кому повезет так же, как мне…

Горлышко бутылки оказалось в опасной близости сначала от меня, потом от Аза, но в итоге остановилась на ком-то другом. Примерно так же шла и вся остальная игра: странно, но случайность была почему-то на стороне Терпии: ее целовали чаще других. Все, как один, поцелуи были небрежными и слишком «поспешными», но так как мы были поддаты, то веселье все-таки ощущали.

Веселье смолкло лишь когда Терпии выпало передать жребий Джастину. Если вы не забыли о случае с «тренировочкой», то поймете, почему. Аз был уже готов подставить другу свое плечо (или, вернее, губы), но Джастин мужественно отверг эту жертву, качая головой:

— Игра есть игра.

Все замерли. Что, если и в этот раз ему выпадет его несостоявшаяся любовь? С точки зрения статистики, шансы у всех нас были абсолютно одинаковыми, но ведь, как я уже говорила, королеве сегодняшней тусовки везло на поцелуи. Поэтому когда бутылка снова замедлила свое вращение в опасной близости от меня, я особо не занервничала. Ну, выпадет ему сидевшая рядом со мной Терпия, и что с того? Но случай решил распорядиться Джастином совсем уж неожиданным образом. Когда горлышко значительно замедлившейся бутылки не остановилось на бывшей девушке Джастина, та, вдохнув, спокойно констатировала, что губы у нее все равно уже устали. Знали бы мы, кто достанется Джастину…

Ведь этим счастливчиком (счастливицей?! Как мне ставить падежные окончания?!) оказалась Том-Тэмми, сидевшая сбоку от Терпии.

— Чего?.. — опешило маленькое существо, заглядывая прямо в узкое зеленое горлышко. Я всегда стеснялась поинтересоваться, какого оно все-таки пола, поэтому не могу сказать, к разряду какого поцелуя относился тот, что выпал на его долю. Пожалуй, к разряду самого необычного, потому что Джастин не стал возражать. Справедливость была главным его качеством, а значит, любые правила, вплоть до самых дурацких, соблюдались им неукоснительно. Поэтому он припал к земле и поцеловал Том-Тэмми в губы. Причем не небрежно или поспешно, как все до этого, а с самой настоящей страстью: ушки Тома встали дыбом, а глаза вылезли из орбит, но почти сразу же та (или тот?) кому они принадлежали, зажмурился и подался навстречу своему неожиданному партнеру. Воздух затвердел. Чтобы не рухнуть на землю раньше времени, Том-Тэмми забросил лапку на плечо Джастину и приобнял его за талию. Терпия смотрела на это, не мигая. Но все знали, что это ей вряд ли очень нравится.

Наконец Джастин вытащил свой язык изо рта Тома:

— Ёлки-моталки… — протянул он. — А неплохо…

Рот Тома-Тэмми в буквальном смысле лежал на земле: коронным магическим приемом этих монстров были различные манипуляции со своим эластичным телом, как вы можете помнить по той летней ночь на озере. Он (или она?) был в настоящем восторге и пару минут лежал на животе, пока обеспокоенный Джаред не потыкал его в белый бок:

— Том, дружище… ты как?

— аввАвааввваВва — воскликнул Том на чистейшем тэммийском языке, — БЖЕМОЙ! Цоловаца с людьми… ТАААААК МИИИИИЛООО! — после чего перевернулся на спину и, немного подрыгав задними лапками, замер.

Не хохотала только Терпия.

— Том, вращай бутылочку… — пролепетала она, совершенно обескураженная.

Приняв прежнее положение, тот стукнул по бутылке лапкой, придав ей вращение. Ему выпал джекпот: описав два круга, бутылка уставилась горлышком на Аза.

— Только не это, — улыбнулся он.

Две девушки, имен которых я не знала и которые сидели между Джаредом и Джастином, переглянулись. Выражение их лиц показалось мне знакомым. Возможно, потому, что на моем собственном лице оно появлялось довольно часто. Не сказать, чтобы оно мне нравилось…

Терпия окинула меня взглядом, но ни одной эмоции прочитать у нее не получилось.

— «Бутылочка» — это дело чести! — заявил приободрившийся Азриэль и раскрутил пустой сосуд из-под вина, как того требовали правила.

«Только бы мальчишка, только бы мальчишка…» — твердила я про себя, смотря, как на зеленых боках маслянисто отражался свет бумажных фонариков. — «Это будет и смешно, и не трагично… пожалуйста, только не Терпия, Элли, или вообще кто угодно из девчонок… пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста… пусть лучше он поцелует Тома-Тэмми, если никаких других вариантов не останется…»

Вращение прекратилось. Горлышко бутылки, как дуло из зеленого стела, смотрело на меня в упор. Девчонки стали перешептываться.

Я смерила горлышко долгим взглядом, а потом подняла глаза к небу. Круг из одиннадцати заядлых тусовщиков смотрел на меня двадцатью горящими глазами.

Лиловые глаза Аза были к тому же еще и широкими, как два блюдца, а мех на лице медленно розовел — так он под ним покраснел. Он глупо захихикал.

— Так, — опешила Терпия, принявшись загибать пальцы. — Шанс равен нулю, говорите…

— Точнее, примерно девяти процентам, — поправил результат моего оказавшегося ошибочным подсчета Джаред.

— Так, — сказала я. — Подождите. Дайте мне секундочку…

Все зашептались.

— Фриск, да не затягивай ты, — начинала нервничать Терпия. — Это просто поцелуй. Ребенка у вас от него не будет…

Голова шла кругом. Я взглянула он Аза. Он поцелует меня?.. а если нет? Вдруг он откажется и сведет все к шутке?..

Наверное, я напоминала оленя, на которого на всей скорости несется истошно сигналящая пятитонка. Аз точно напоминал: те же горящие глаза, которым дано только смотреть перед собой, и то же недоумение, наложившее отпечаток на каждую черту лица. Я понятия не имела, о чем он думал.

Он откажется, твердила я себе. Не будет он со мной целоваться на глазах у этой толпы. Нет и нет. Я буду чувствовать себя растоптанной, но он на это все же не решится.

Но Аз вдруг подался вперед, видимо, поняв, что написано на моем лице. Он слегка облизнул свои губы. Я все поняла. Закрыв накрашенные глаза, я тоже вытянула спину по направлению к нему. В тишине раздался чей-то вздох, но мне было на него плевать. Мне вообще было на всех плевать: я хотела, чтобы Аз меня поцеловал. Пускай все обзавидуются. Он был мой. Они поймут это, когда мы наконец поцелуемся.

— Они не шутят… — донесся до моего уха чей-то шепоток. Пусть...

Дыхание Аза, пропахшее выпитым вином, обожгло мои губы. Он был так близко… я закрыла глаза и смочила язык слюной. Мне хотелось этого поцелуя. Я ж а ж д а л а его…

Невесомое винное жжение неожиданно отдалилось от губ, сворачивая куда-то вбок. Я открыла глаза в недоумении.

И тут же получила кроткий поцелуйчик в щеку.

Тишина. С нас никто не сводил взгляда.

Аз снова занял свое место. Смотрел вокруг себя он как-то виновато. Я коснулась щеки пальцами и почувствовала, что этот несчастный поцелуйчик все еще горит на ней, как крошечный пчелиный укус.

— Ооо... — разочарованно протянула Терпия. — А ещё отстойнее не могли?..

— А чего ты хотела?.. — развел руками Аз. — Она моя сестра!

— Мне… мне нужно в туалет… — забормотала я, вставая с земли.

До туалета я дошла, пытаясь сохранить невозмутимое спокойствие, или, по крайней мере, убедить собравшихся на вечеринке у Элли, что ничего страшного не случилось. Осторожно закрыв дверь, я во все глаза уставилась на отражение в зеркале. Я даже заплакать не могла, потому что макияж тогда бы раскис, и об этом узнали все. Вместо этого я выдавила из себя улыбку. Возможно, самую фальшивую из всех, которые мне приходилось из себя выдавливать. Выглядела она ужасно — будто ее выцарапали на моем лице ножом. Мысли о фальшивой улыбке и ноже слились в забытые образы: пустая комната, в которой завывает ветер, и она — не двигающаяся, не моргающая и не прощающая.

Я подставила лицо под холодную воду, чтобы в буквальном смысле смыть воспоминание об улыбке. Это мне удалось. Глаза, под которыми потекли серые разводы, защипало, но я нарочно не заплакала.

В дверь постучали.

— Занято!!! — выпалила я.

— Фриск, ты там? Говорить можешь? Все ништяк? — донесся до меня голос Аза.

— Да, — выдохнула я. — Ништяк.

— Извини, — бормотал он. — Дурацкая эта «бутылочка». Ну подумай, какова была вероятность, что нам…

— Около девяти процентов, — мрачно пропела я, вытирая серые разводы. — Ровно столько, и не меньше.

====== Глава четвертая ======

С Азом было покончено. Мне надоело набивать себе одни и те же шишки. Сердце как будто превратилось в знакомый вам горький комок, в свое время так и норовивший подкатить к моему горлу. А может, не сердце, а душа? Сказать было тяжело.

Перемену Аз заметил. И пытался подбодрить меня, пользуясь самой сильной своей способностью. Но даже вереницы радуг, порхающих по моей комнате, не помогали. Однако я продолжала улыбаться, а иногда даже смеялась над его шутками и непростительно плохими каламбурами: я не хотела, чтобы он волновался.

Выпускные экзамены были близко, как никогда. Это пугало. Страшнее экзаменов был только предстоящий выпускной бал.

Бал… мы еще не видели в глаза ни одного выпускного бала, так что самые невероятные догадки все время держали нас в томительном напряжении.

Надо ли говорить, что старая добрая Фриск не ждала его: идти ей было не с кем. Чувствовала она себя почти как все эти героини старых фильмов, так и не дождавшиеся своих супругов с войны: потерянной, разбитой и обделенной всеобщим счастьем. Словом, гаже некуда.

В один из вечеров после занятий я валялась в своей комнате в обнимку с книжкой, как вдруг в дверь постучали.

— Туки-тук, — услышала я голос Аза.

— Очень приятно, а я Фриск. Входи давай, — бросила я, закрыв книгу на половине.

Дверь скрипнула и на пороге встал он — как всегда, высокий, и с цветком в руке.

Удостоив золотые лепестки коротким взглядом, я перевела его на лицо Аза. Он широко улыбался

— На, — сказал он, протянув мне его.

— Что это? — неловко улыбнулась я, принимая неожиданный подарок.

— Первый из образцов моего нового подвида!

— То есть, просто золотой цветок? — спросила я, чувствуя, как исчезает моя улыбка.

— Не совсем. Гибрид. С раздвоенной чашевидной полостью. Кажется, у меня получилось!

Я присмотрелась повнимательнее. Ну да, получилось: на одном стебельке покоилось две золотые головки.

— Твоя проектная работа по биологии, да? — спросила я, просовывая палец в пространство между ними.

— Единственный предмет, который мне удалось освоить, — улыбнулся он еще шире.

— Ой, ищите дурака, господин Ни-Одной-Четверки-В-Аттестате, — беззлобно фыркнула я.

— Как успехи с современной литературой? — поинтересовался он, увидев, что я читаю.

— Да так… — ответила я, отставляя книгу подальше. — Постмодернизм можно любить только на расстоянии…

— Ну что ж…

— Ну то ж, — буркнула я.

Аз застыл на месте.

— Да присядь ты, — закатила я глаза. — Не укушу.

Он уселся на кровать. Наши взгляды соединились и, Аз нахмурился:

— Фриски, у тебя глаза красные… как тебе спится?..

— Плохо, — снова буркнула я.

— Кошмары, — сказал он. Именно сказал, а не спросил.

— Не-а, — соврала я. — Просто волнуюсь. И захочешь — не уснешь.

— Аналогично, — вздохнул он. — Ждешь ответов из колледжей, да?

Я невесело хихикнула:

— Ну кто мог знать, что их придумали в наказание за наши грехи? Я все лето убила этими проклятыми эссе…

Разговор с Азом действовал успокаивающе. С ним вообще всегда было спокойнее — ровно до той поры, пока я не начинала сходить с ума от распиравших меня чувств. Двухчашечный цветок я заткнула за ухо и села на ковер, сложив ноги по-турецки:

— Ты отправил заявление в этот помпезный универ на самом краю штата?

— До последнего сомневался, стоит ли вообще, — задумчиво покачал он головой. — Попытка — не пытка, но скорее всего ничегошеньки мне там не светит.

— Аз… — опешила я. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не рассказать все, что я думала об этой его затее, потому что мне не хотелось ранить его чувства. — Если тебя примут, ты…

— Знаю-знаю, — он положил руку мне на плечо. — Но сама подумай: мы все равно будем встречаться в этом доме, как и прежде. Каникулы у всех студентов начинаются примерно в одно и то же время! Хотя что толку мне тебя утешать, если и так понятно, что ничегошеньки мне там не светит?..

— Да уж, — пробубнила я. — Не светит…

— Ладно, я к тебе не жаловаться пришел. — хлопнул он себя по коленям. — Через пару недель у нас будет бал. Ты нашла себе…

— Нет. Я пойду одна. Как солдатская вдова, — отрезала я тихим голосом.

— Чего? Какая еще вдова?.. — смутился Аз.

— Солдатская. Буду стоять в сторонке и смотреть, как вы пляшете, — настолько твердо ответила я, будто вынашивала этот план с самого рождения.

— Тебя что, вообще никто не позвал?! — ахнул он.

— Почему. Алекс позвал. Принес мне целый пирог.

— Целый пирог? — продолжал хлопать глазами Азриэль.

— Ирисковый. Прикрепил к нему открытку, на которой писал, что хотел бы быть моим кавалером на балу. Очень мило! И пирог был вкусный…

— Ну а чего ж ты ему отказала?!

— Потому что мне… ну, сам догадайся, — отмахнулась я.

Ну а что мне еще было делать? Закричать «мне нужен ты и только ты» прямо ему в лицо? Какая же я дура, черт бы меня побрал. Дура… Дура. Дура! Дура!!!

— Фриски, ну не под венец же вы идете! Сходила бы с ним просто как с другом!

— Как с другом, говоришь?

— Ты ему еще спасибо скажешь!

— А сам-то ты с кем идешь?

— Я… еще не знаю…

— Что, глаза разбегаются от вакансий, а? — брякнула я, подумав, что прозвучит это как шутка, но лицо у Аза поникло. Только после этого я поняла, какой эмоцией на самом деле был пропитан этот мой вопрос. Я попыталась улыбнуться, чтобы он подумал, что неправильно меня понял, и затараторила: — Эй! Бро! Не дуйся!

Он и бровью не повел:

— Ладно. Если уж ты так не хочешь составить Алексу компанию…

— Да не знаю я, хочу или не хочу! Почему это ты так обеспокоился тем, с кем мне предстоит идти?

Аз порозовел. Таким я его не видела уже очень давно. Горький комок в груди стал заметно мягче. Я хотела подняться с пола и обнять его шею, но не стала:

— Ну… просто… может, мы тогда пойдем вдвоем…

Вдвоем… горький комок вспомнил, что когда-то был сердцем, и воспарил в небеса, но почти сразу занял прежнее место и покрылся еще более толстой коркой:

— Нет.

— Но почему?.. — обиженно опустил свои широкие плечи Аз.

— На нас будут коситься. Подумают, что мы извращенцы, или типа того.

— Извращенцы? Только потому, что я монстр, а ты человек?

— Да не в этом дело. Сейчас этим никого не удивить: вспомни Джастина и Том. Тома… не суть. Но ведь мы брат и сестра!

— Так вот оно что… — горько произнес он.

— Именно. Помнишь, как все на нас пялились на вечеринке у Элли?

Мне сразу же захотелось спросить его, правда ли он собирался поцеловать меня немного иначе, чем в итоге: я не могла забыть винное дыхание этого фантомного поцелуя, чуть не обжегшего мои губы и язык. Его лицо было так близко… но я не спросила ничего. Молчание заметно затянулось. Чтобы как-то развеять его, я решила похоронить солдатскую вдову раз и навсегда:

— Наверное, все-таки с Алексом пойду.

— Рад твоему выбору, — улыбнулся мне Аз. — Я тогда с Сариной.

— Постой, — нахмурила я брови. — Что еще за Сарина?

— С курсов по биологии. Она меня попросила.

Я не учла, что Аза окружало гораздо большее количество миловидных девушек, чем мне казалось, потому что наши учебные пространства не пересекались.

Снова молчание. И снова затянувшееся. Чтобы дать Азу понять, что разговор продолжать нет смысла, я открыла книгу на заложенной странице и снова погрузилась в чтение. Моего жеста не понял:

— Фриски, можно я тебе кое-что скажу?

«Фриски». Мама дорогая, как же меня тогда бесило это прозвище! Оно звучало, как название марки кошачьего корма, или чего-то подобного, и заставляло меня морщиться. Правда, тогда я сдержалась: во второй раз захлопнула книгу и вполне спокойно ответила:

— Конечно, Азриэль.

— Сарина не моя девушка. Между нами ничего нет, — говорил он это по-заговорщически серьезно. — Я… я пойду с ней, как с другом. Точь-в-точь, как и ты с Алексом. Не обижайся, пожалуйста…

— О как. Ну, понятненько.

Он еще немного постоял на пороге, как будто ожидая, что я скажу что-то еще, но, поняв, что говорить я больше не намерена, вышел и пошел к себе.

— Увидимся за ужином, — бросил он, закрывая мою дверь на ходу.

Я выдохнула и попыталась вернуться к постмодернизму, но, прочитав два раза подряд один и тот же абзац и поняв, что в голову мне ничего не идет, с ненавистью отшвырнула книгу куда подальше.

Сарина, значит? Ну, хоть не Элли и не Терпия. И то хлеб…

Аз, мой дорогой Аз. Ты действовал мудрее, чем мне тогда казалось. Приняв приглашение Сарины, ты избавил меня от стольких дилемм… взять хотя бы то, что я начала относиться к идее пойти на бал с энтузиазмом. Первым делом нужно было озаботиться платьем. Мама, как когда-то давно, предложила мне свои услуги партнера по закупкам, от которых я не смогла отказаться. Хотя Липпи и предлагала мне прошвырнуться по магазинам вместе с ней и Терпией, я отказалась: смотреть, как последняя примеряет платье за платьем, в конце концов превращаясь из просто фигуристой старшеклассницы в настоящую секс-бомбу, мне не хотелось. Если бы с нами пошла еще и Элли, я, может быть, подумала, но своим платьем она озаботилась заранее, и составить Липпи и Терпии компанию ей не пришлось. Что уж тут поделать. Тем более, что мама была просто в восторге от того, что я обратилась к ней за помощью.

Мама предпочитала классику, я — фасоны посовременней, и это означало, что глыбы наших мировоззрений частенько сталкивались. Первое столкновение произошло, лишь стоило мне показать ей первый понравившийся мне наряд. Она уставилась на него с таким выражением лица, словно тот был скроен из шкур Фроггитов:

— Доченька, не кажется ли тебе, что этот вырез несколько… вызывающий?..

— Ну мам, — закатила я глаза, — Во-первых, нет, а во-вторых — я хочу себе нравиться.

— Как насчет этого? — ласково спросила она, вручая мне платье, которое понравилось ей.

— В нем у меня будет гигантский зад! — протестовала я.

— Дитя мое, не говори глупостей, — мягко отвечала мне мама. — К твоим чреслам оно будет в самый раз!

Я хрюкнула от смеха:

— Как-как ты его назвала? «Чресла»?!

Перемирие в итоге было достигнуто. Знаменем этого перемирия оказалось шуршащее синее платье, едва закрывавшее мои колени пышной тюлевой юбкой, в которой «чресла» выглядели даже привлекательно. Дополнительными украшениями служили переливавшиеся блестки и темно-фиолетовый поясок. Я не могла перестать крутиться перед зеркалом:

— Мам, что скажешь? Каково?

Мама только закивала и шмыгнула носом. Глаза у нее были на мокром месте.

— Что такое?.. — нахмурилась я, взяв маму за руки и пытаясь понять, в чем дело.

— Я… я вижу… я вижу перед собой ту маленькую девочку, которой только что купили платье на свадьбу Альфис и Андайн… как же это было давно… — Мама посмотрела на меня заплаканными глазами и улыбнулась. — Ты так быстро выросла…

— Мамочка… — бросилась я в ее объятия. Как же я соскучилась по ним!

— Я уж думала, что ты считаешь себя слишком взрослой для обнимашек, — говорила она мне, когда мы наконец прекратили обниматься и стояли, вытирая глаза.

— Скажешь тоже! Для твоих обнимашек нельзя быть слишком взрослой! — уверила я ее и улыбнулась.

За несколько часов до выпускного бала нас посетили Брэтти и Кэтти: главные специалисты по маникюру и макияжу.

— Блин, — говорила Брэтти — крокодилица со светлым пучком на голове, — приступая к моим собственным волосам. — Я, типа, так удивилась, когда ты открыла нам дверь. Ты реально оч выросла, и все такое…

— А еще ты реально стала настоящей милахой! — пела фиолетовая кошка Кэтти, подравнивая мои ногти. — Типа, ваще! Не то что раньше…

— Кэтти! — укорила подружку Брэтти.

— Ну, блин, типа, она ж была совсем еще крохой! — поправила себя Кэтти. — Я даж не въехала, пацаненок это, или деваха!

— Но уже тогда ты была просто прелесть! — закончила Брэтти.

— Ага, просто прелесть!.. — поддакнула ей Кэтти.

Пока эти двое творили надо мной свои чудеса, я внимательно смотрела на девушку в овальном зеркале на стене. Мамины условия, данные этой парочке, были предельно строги: минимум — значит идеал. Но даже с этим минимумом я выглядела… не знаю, как и описать. Поднося наманикюренную руку к подбородку, я отказывалась верить, что девушка в зеркале — это я. Под конец всех процедур подруги сделали от меня два шага назад и принялись наперебой восхищаться плодами собственных трудов:

— Ты чудесно поработала над ее глазами, Кэтти! — всплеснула руками Брэтти.

— А помада на ее губах, типа, ваще супер, Брэтти! — дрожала от восторга Кэтти.

— Блин, ее ногти — это ваще, типа, произведение искусства! — зажмурилась Брэтти.

— Ой, ну что ты за душечка! Так бы тебя и съела! — обратилась ко мне Кэтти, облизывая свои белоснежные клычки.

— Кэтти! — возмутилась Брэтти. — Людей есть нельзя, ты забыла?

— Ой, ну конечно же нет! — отмахнулась Кэтти. — Это ж, типа, просто фигура речи, и все такое!

— Но вообще она права, — задумчиво пробормотала Брэтти. — Выглядишь ты как конфетка…

— Точно, конфетка… — снова облизнулась Кэтти и подергала подругу за рукав: — Слушай, а у тебя не завалялось какого-нибудь мусора? Я, типа, такая голодная…

— Кэтти! — снова задохнулась Брэтти. — Как не стыдно клянчить мусор, чтобы поесть!

— А, типа, что в этом такого? — пожала плечами Кэтти.

— Побереги свою фигуру! — расхохоталась Брэтти и разговор на этом кончился. После пары мелких штрихов, добавленных ими постфактум, со мной было покончено, и я встала из кресла, чтобы пойти и посмотреть на Аза, которому привести себя в порядок помогал папа. Спуститься в гостиную мне, однако, не дали ни Брэтти, ни Кэтти, вцепившись в мои плечи довольно острыми накрашенными когтями:

— Фриск, типа, подожди секундочку, — сказала мне Брэтти.

— Ага, еще секундочку, — поддакнула подруге Кэтти.

— Тебе реально нужна грандиозная демонстрация, — закивала Брэтти.

— Ага! Супер-пупер грандиозная! — потрясла мое плечо Кэтти.

— Типа, чтоб у всех парней челюсти поотваливались! — ухмыльнулась Брэтти.

— Точно! Чтоб Азриэль понял, с какой девахой он сегодня будет отжигать!

— Кэтти! Азриэль идет не с Фриск! — вытаращилась на подругу Брэтти.

— Чего? Не с Фриск? Как так? — захлопала глазами Кэтти. — Они ж, типа, так подходят друг другу!

— Кэтти! — рявкнула Брэтти.

Та посмотрела на мое лицо и заспешила вниз:

— Сделаю-ка я тебе рекламку. Блин, меня аж всю трясет!..

Через пару секунд из гостиной гулко раздалось:

— Кэтти и Брэтти с гордостью предсталяют вам Фриск! Типа, ваще самого лучшего и красивого человека на Поверхности!

— Это о тебе, детка, — шепнула Брэтти, снимая свою лапу с моего плеча и легонько подталкивая меня к лестнице.

Я подходила к гостиной. Мама вертелась у приоткрытой двери, вероятно, следя за тем, чтобы Брэтти и Кэтти не наделали дел с моей прической, а Аз и папа сидели на диване. Стоило им увидеть меня, как мама закрыла рот руками, а Азриэль и папа вскочили с дивана и вытянули руки по швам.

— Господи, — пробормотала я. — Все настолько плохо?

— Дорогая, ты выглядишь… просто… — замялся папа, покачивая головой.

— Просто отпадно! — закончил за него Азриэль. Подойдя поближе, он взял мою руку. Опомнившаяся мама подошла к сыну взяла его за руку:

— Ох, Азгор, наши дети… они уже такие взрослые!.. — И на глаза ей навернулись крупные слезы. Папа заключил ее в объятия и тоже дал волю слезам, но были ли они такими же крупными, как у мамы, я не видела: меня гораздо больше интересовал внешний вид Аза. Как и его — мой. Наши глаза бегали вверх-вниз, прикидывая, кто как выглядит.

Смокинг — одежда явно не для всех. Вы наверняка понимаете, что я имею в виду: когда встретите человека в смокинге, обязательно обратите внимание, как тот на нем сидит. Скорее всего, пиджак будет еле-еле сходиться на животе, при этом болтаясь на плечах, а на рукава и штанины вообще будет страшно взглянуть. Но Аз… о, Аз выглядел так, будто такую одежду, как смокинг, придумали специально для него и специально к этому выпускному балу. Он выглядел неотразимо. Истинный принц. С лиловыми глазами и полыхавшими щеками.

— Ну что?.. — заговорил он, водя по ковру носком своей левой туфли. — Как считаешь, папа хорошо надо мной поработал?

— Ты что, побрился? — произнесла я, прикасаясь к нижней части его лица.

— Просто подравнял бородку, — сказал он. — Иначе она бы во все стороны торчала.

— Мне очень нравится. А что с твоими рогами?

Он согнулся в поясе, чтобы я могла их потрогать:

— Подпилил их и натер воском. Папа показал мне, как это делать…

До нас вдруг дошло, что говорим мы, во-первых, вслух, а во-вторых, при целой толпе народа, и смущенно отошли друг от друга.

— Видала? — громко шептала Кэтти подруге. — Что я тебе говорила? Так. Подходят. Друг. Другу!!!

— Кэтти! — зашипела на нее Брэтти. Потом она повернулась к нам и улыбнулась во все свои несколько десятков острых зубов: — Ну, типа, наша работа на этом полностью окончена, и все такое, так что нам пора идти. Покажите всем, кто хозяева этого бала!

— И про резинки не забывайте! — ляпнула Кэтти.

— О чем она? Какие такие резинки? — нагнулась к нам мама. — Для волос, что ли?

Лица у нас стали красные, как помидоры.

Брэтти в очередной раз зашипела на свою подругу, и, распрощавшись в последний раз, покинула наш дом. Кэтти выбежала вслед за ней и захлопнула входную дверь, оставив нас наедине с целой кучей хлопот:

— Где твоя бутоньерка?

— Да вот же, мама!

— Ты не забыл заправить машину?

— Спрашиваешь, любимая! Не подскажешь, куда ты дела камеру?

— Никуда. Вспоминай сам! Это ты за ней следил!

Нас подгоняли и торопили. Фотографии были сделаны почти сразу же. Бутоньерку прикололи к платью, а потом еще раз, потому что видна была булавка.

— Я сам ее сделал, — объяснил Аз, укрепляя маленький букетик на лифе.

— Такие красивые золотые цветы… — хвалила я его, вращая маленький аксессуар двумя пальцами. Если вы помните, любовь своих родных к ним я не слишком-то разделяла. И тут в дверь позвонили.

— Это Алекс… так, пожалуйста, всем вести себя по-нормальному! — пришикнула я на родных.

Мама открыла дверь и до меня донеслось, как Алекс с ней здоровается. Мама захихикала и повела его в гостиную. В руках она держала букет цветов.

— Только посмотри, — рассыпалась она в радостных возгласах. — Как же это трогательно, Азгор!

— Очень трогательно! Замечательные цветочки! — подтвердил папа ее слова.

Алекс подошел к нему и они обменялись рукопожатиями. Да уж, рядом с папой он казался просто крохотным… но это не значит, что выглядел он плохо. Вовсе нет: наряжен он был ничуть не хуже Аза. Правда, он не был принцем.

— Прекрасно выглядишь, — обратился ко мне мой будущий провожатый.

— Спасибо тебе, — поблагодарила его я.

Он вынул припасенную для меня бутоньерку. Она мне понравилась гораздо больше: никаких золотых цветов — только классические белые розы. Он уже почти приколол ее к моему лифу, но в последний момент мама взяла эту инициативу на себя.

— Какой замечательный у тебя вкус! — похвалила она его.

Аз перекинулся с Алексом парочкой дружеских напутствий и направился к двери.

— Увидимся уже на балу, ребята, — обратился он к нам обоим. — Я пошел за Сариной.

— Береги себя! — попросила его напоследок мама.

Стоило Азу уйти той же дорогой, что и Брэтти и Кэтти пару минут назад, я начала чувствовать себя как-то не так. Пока Алекс о чем-то беседовал с папой, мама подошла ко мне. У нее было крайне странное выражение лица:

— О, Фриск! — выдохнула она. — Он просто загляденье! И готовить умеет!..

В общем, ясно, что Алекс ей понравился. Как и папе.

И все-таки он был не принц…

Машина у Алекса оказалась неплохая. И вел он ее аккуратно, в отличие от Аза, который при первой удобной возможности начинал гнать, как сумасшедший. Вскоре мы прибыли к школе и Алекс, открыв дверь, помог мне выйти. Я посмотрела на его улыбающееся лицо, и лишний раз прокляла себя за то, что все-таки не смогу его полюбить. Ну что со мной не так-то? Насколько же все стало бы тогда проще…

Войдя в холл, мы сфотографировались. Не знаю, какая муха укусила школьный комитет с Липпи во главе, но темой выпускного вечера было Подземелье. Выглядело странновато, но все выпускники-монстры от такого выбора были в восторге. Длинный коридор былоформлен, как Руины, столовка — как Водопадье, танцпол был Ядром, и так далее.

— Липпи постаралась на славу, а? — шепнул мне Алекс. — Это же все ее идея…

— Ну да, — сказала я. — Нравится мне, что танцпол-Ядро обтянут фольгой. В Подземелье было точно так же…

Алекс прыснул. Отличать сарказм от правды он умел безошибочно:

— Ну, ладно тебе. Смотри: все наши друзья уже на месте!

Не все, чуть не ответила я. Ни Алекса, ни Сарины по-прежнему не было.

Мы поприветствовали тех, кто уже подтянулся. Девчонки наперебой трещали о своих нарядах, в то время как мальчишки, сжавшись в тесный круг, тихо недоумевали, как об этом вообще можно трещать, и потягивали свои напитки. Вскоре я почувствовала, что мрачные мысли наконец-то отпустили меня. В этом была заслуга Алекса, потому что провожатым он оказался отменным: следил, чтобы стакан в моей руке всегда был полон и искренне смеялся над всеми моими глупыми шутками.

До нас неожиданно донеслись аплодисменты и восторженные возгласы. Протиснувшись сквозь толпу, я увидела, кому они адресовались: на бал наконец-то пришли Сарина и Аз. Они фотографировались встав к стене — к картонке с изображенными на ней Эхо-цветком, щедро обсыпанным блестками, и голубым потоком, текшего сверху вниз и пересекавшего всю ее длину. Аз широко улыбался.

Сарина. Вот ты какая…

Ничего особенного, как я уже успела себе напридумывать, в ней не было: худая, чересчур высоковатая для девушки, плюс голову ее украшала прическа из волос мышиного цвета. Но и ничего безобразного тоже. Она выглядела так, как может выглядеть только девушка-выпускница на балу. Широкая улыбка была, определенно, очень ей к лицу. Она висела на мускулистой руке Аза и смотрела на него с озорным огоньком в глазах.

Я прекрасно понимала, что она чувствует. Понимала и то, что ненавижу ее за это.

Вспышки фотоаппаратов наконец прекратились. Аз повел ее по коридору, и их окружило огромное множество старшеклассников: одни хлопали его по спине и пожимали ему руки, другие чмокали Сарину в щечки и хвалили ее наряд.

— А платьице-то хорошее… — ткнула меня локтем в бок Терпия.

— Еще бы бюст побольше был, — сказала я с ядовитой улыбкой.

— Могу одолжить ей свой, — кокетливо предложила первая красавица школы, положив согнутую руку под обозначенную часть тела, чтобы затем весело рассмеяться: — Ну, ладно, вернемся к нашим мальчикам; пусть Аз и Сарина сами нас ищут.

Искали они недолго: все начали здороваться, обниматься, целоваться и обмениваться прочими комплиментами. Я отставила стакан и искренне попробовала быть милой.

— Прекрасно выглядишь, — сказала я, приобняв Сарину, и чувствуя, как каждая острая косточка ее плоской груди прижимается к моей. Это было не слишком приятно, но я не проронила ни слова.

— Спасибо большое, — сказала она, взяв меня за руки. — Ты тоже!

Произнесено это было без тени иронии и таким добрым голосом, что мне стало стыдно. Ну почему эта Сарина, доставшаяся моему брату, была настолько приятнее меня?

— Спасибо, что уступила мне Аза, — вдруг прошептала она, слегка наклонившись над моим ухом.

— Ты о чем? — шепнула я в ответ, чувствуя, как внутри меня все натягивается.

— Ой, ну, как бы это сказать… — захихикала Сарина. — Вы с ним не разлей вода… я не хочу, чтобы ты волновалась: я о нем позабочусь!

Я о н е м п о з а б о ч у с ь !

— Аз привык заботиться о себе сам, — фыркнула я. — Да и потом, чего мне волноваться? Я же его сестра! Пусть и сводная…

— Ой, ну, это все знают… — неловко забормотала Сарина.

Аз подоспел к ней как раз вовремя: прежде, чем ревнивая сучка, спящая в моей душе, продрала свои глаза.

— Так-так-так, — сказал он, осматривая всех нас. — Чем занимаетесь? Скоро подадут закуски!

О закусках я не скажу вам ни слова: не помню, ни чем нас кормили, ни вкусно ли это было. А все потому, что не взяла в рот даже маковой росинки. Вместо еды я массировала свои гудящие виски и изо всех сил старалась не смотреть на Аза и Сарину.

Длинный стол, за который мы сидели, был целиком предоставлен во владение всем нашим друзьям и их партнерам: Липпи сидела с парнем, которого я не знала, и который, как и она, был членом школьного комитета, а Терпия привела своего последнего на тот момент почитателя: капитана школьной регбийной команды по имени Люк. Джаред и Элли пришли вдвоем, «как друзья», а Джастина сопровождал (или все-таки сопровождала?) Том-Тэмми. Судя по тому, что на монстре было симпатичное красное платьице, а не смокинг, все-таки «сопровождала». Хотя уверенной на сто процентов я не была: не забывайте, что пол Тэмми — загадка для них самих. Но не подумайте, что я была бы менее счастлива за них с Джастином, если бы Том оказался мальчиком. Они были милейшей парой! Правда, Джастин был выше своей пассии в два раза, даже когда последняя вставала на задние лапки, но, когда они оба сидели за столом в нарядной одежде, в глаза эта разница совсем не бросалась. Ну, а я была с Алексом.

Мой провожатый вел себя непринужденно. Впрочем, как и всегда: он травил байки из жизни, и все за столом время от времени покатывались со смеху. Наверное, он чувствовал нависшее надо мной напряжение, и делал все возможное, чтобы оно не овладело всеми. Ко мне он был очень внимателен и следил, чтобы я тоже была вовлечена в общую беседу.

Но от его внимания напряжение медленно превращалось в чувство вины.

Очередная скучная речь члена педсовета подошла к концу. Терпия, видимо, решив, что за столом становится скучновато, решила развлечь нас.

— Эй, ребят, смотрите, чего покажу, — воскликнула она, схватив Люка за руку и положив ее на стол.

— Началось… — протянул Люк, — Терп, может, не надо?..

— Люк, ну не капризничай, — сладким голосом ответила ему Терпия. — Я сегодня не пила, и рука у меня твердая…

После этого она схватила свой нож и игриво облизнула его шею:

— Потерпи немного, котенок. Не дернись, как в прошлый раз…

Острие ножа запрыгало между пальцами, довольно глубоко вонзаясь в стол. Все ахнули. С каждой секундой Терпия ускоряла темп. Все замерли и с открытыми ртами уставились на стол. Люк постепенно бледнел и в итоге сорвался, когда нож воткнулся в промежуток между его указательным и средним пальцами:

— Терп, аккуратнее! Я не смогу хватать мяч!

— Да потерпи же ты наконец!.. — только и бросила дочь циркового артиста своему «котенку», ни на йоту не сбавляя скорость.

Лезвие превратилось в мутную дымку. Все были так ошарашены, что просто смотрели на происходящее широко распахнутыми глазами и боялись лишний раз моргнуть. А нож в руках Терпии все подпрыгивал и подпрыгивал, вонзался и вонзался, искусно минуя широко растопыренные пальцы уже давно готового хлопнуться в обморок регбиста.

— Ладно, мы поняли, — неожиданно сказал Аз, хватая будущую легенду трюков с ножами за руку. — Пожалей Люка. На сегодня хватит.

— На самом интересном месте! Я даже во вкус войти не успела… — обиженно протянула она.

Невольный ассистент Терпии тут же убрал трясущуюся руку и схватился ей за сердце. Рот Том-Тэмми лежал у нее на тарелке — про свойства тел этих монстров, я думаю, напоминать не нужно. Это был идеальный момент для Алекса — обстановку нужно было разрядить:

— Том, — неожиданно обратился он к провоажатой Джастина. — Всегда хотел спросить: Тэмми умеют танцевать?

Глаза Тэмми загорелись, когда она поняла, что все взгляды теперь прикованы к ней. Ее рот тут же встал на положенное место, и она радостно сообщила:

— ДаДа!1 Тэм ЛюБт ТАНТсЫ1! ОЙ! — вдруг закрыла она рот лапкой. — Тэм говорит ПО-ТЭММИЙСКИ, потому что ПЕРЕЕЛА шоколада!..

Все так и покатились со смеху. Все, кроме меня. Увидев, как вытянулось мое лицо, Аз помрачнел, но сказать ничего не успел: со сцены грянула музыка.

Сарина взяла Аза за руку, и они поднялись со своих мест. Я увидела, с каким выражением лица он посмотрел но меня, но Алекс уже отодвигал свой стул, чтобы пригласить меня на танцпол-Ядро.

— Отожжем? — спросил он.

Я кивнула и подала ему руку.

Танцплощадка озарилась лазерным светом. Музыка очень заводила, да и Алекс оказался прекрасным танцором. Становилось все жарче. Играть в солдатскую вдову я больше и не думала, а поэтому, когда из колонок хлынули звуки песен Меттатона, я решила продемонстрировать самые свои лучшие движения. Одобрительные возгласы завели меня окончательно, и я начала отрываться по полной. Жизнь наконец-то повернулась ко мне светлой полосой, и я была рада стать ее частью.

Но музыка вдруг смолкла — так же внезапно, как и началась.

— Настало время представить вам короля и королеву бала! — произнес спутник Липпи в микрофон. Тот «дал петуха», и ему пришлось стремительно отвести его в сторону, морщась от нестерпимого звона, похожего на дельфиний писк. В толпе раздалось болезненное ойканье. Положение пришлось спасать самой Липпи. Она взяла микрофон из рук своего приятеля, и под барабанную дробь принялась говорить:

— Мы долго подсчитывали ваши голоса, и выбрали двух счастливчиков! Двое наших одноклассников неплохо обогнали своих конкурентов! Встречайте нашего короля! А именно… Азриэля Дримурра!

Всеобщий рев и аплодисменты. Аза вытолкнули на центр танцпола, и он стоял там, огромный и смущенный.

Естественно, мой брат стал королем. А вы как думали? Он был хорош буквально во всем, и все его любили.

Все.

И мне было от этого плохо.

Но я все равно свистела и хлопала в ладоши — ничуть не слабее, чем все остальные. Я очень гордилась и понимала, что этой победы мой брат был достоин на все сто процентов. Он опустился на колени, чтобы Липпи со своим приятелем помогли ему утвердить на голове корону и закрепить на плечах фиолетовую накидку с меховой подкладкой. Когда он выпрямился во весь рост, рев и аплодисменты стали почти невыносимыми.

И корона, и накидка были абсолютной театральной бутафорией, причем не самого высокого качества, но, как и в случае со смокингом, Аз будто был создан для них, потому что смотрелся сногсшибательно. Улыбаясь своим зубастым ртом и махая огромной рукой, он выглядел совсем как папа, когда тот еще носил титул Короля Подземелья.

Но нет, он больше не был моим принцем. Он стал всеобщим королем.

Найдя меня в толпе, Аз помахал лично мне. Я помахала в ответ, благодаря двухцветное лазерное освещение за то, что ему не придется увидеть, как горит мое лицо.

— Но не забывайте про королеву, — снова заговорила Липпи в микрофон. — Битва в этом году за этот титул выдалась жарче, чем мы предполагали… но, к сожалению, королева может быть только одна! И ей становится…

Барабанная дробь. Край платья, крепко сжатый в моей руке, намок. Я прекрасно понимала, что титулы «короля и королевы бала» ничего не весят, но слова подруги заставили меня не на шутку встревожиться: «битва выдалась жарче…», «королева может быть только одна…». Так точно: только одна — безжалостно расправляющаяся со всеми конкурентками в жаркой битве, чтобы в итоге получить то, что должно принадлежать ей. Что же мне делать…

Какая бы битва не поджидала меня в течение всей жизни, я никогда бы не смогла выйти из нее победительницей. Мне не дано было быть ничьей королевой. Подругой — да, сестрой — да, но не королевой. И этих двух титулов мне было чертовски мало…

Тишина накрыла танцпол, как стеклянный купол, который, казалось, даже самому времени не позволял идти, как раньше. Липпи вытащила конверт и принялась открывать его. Наконец спрятанные под очками глаза запрыгали по буквам имени, и в тишине раздалось имя королевы:

— Терпия Спенсер!

Купол лопнул. От шума и гама я чуть не оглохла, глядя на то, как обворожительная Терпия становится центром внимания. Липпи всунула в руки Азу диадему. Он водрузил ее на голове моей подруги, упавшей на колено. После этого она выпрямилась во весь рост. Тиара заблестела в ее черных-пречерных волосах, словно созвездие на ночном небе. Ярче блестели только ее зубы, обнажившиеся в довольно улыбке. Их с Азом руки, сцепленные в замок, взмыли над толпой, которая заорала сотней голосов в тысячу раз сильнее, чем всего несколько минут назад. В ушах начало звенеть.

— Фриск? Ты как? — обратился ко мне Алекс, взявший меня под локоть.

— Да знаешь… голова кружится… — сказала я, чувствуя, что ноги мне отказывают.

— Слава Королю Азу!!! — раздавалось вокруг. — Слава Королеве Терпии!!!

— Просим Их Величества осенить нас своим королевским танцем! — откололся от общего хора голос Липпи.

Крики моментально стихли. Колонки, издав предварительный хлопок, снова заработали, но музыка, затопившая танцпол, была уже не заводной, а медленной, элегантной и невероятно нежной. Аз опешил, но Терпия молча положила его руку себе на талию, а свою собственную положила на широкое плечо. Через мгновение они уже вторили учтивым движениям своих тел, как того требовала техника вальса.

Я стояла, как статуя, освещенная мертвенным светом белых прожекторов. Из-за высоких каблуков Терпии они казались почти одного роста — идеальная пара, которой все невольно любовались.

Мне поплохело. И чего это, спрашивается? Неужели я правда поверила, что могу рассчитывать на титул королевы бала? Как бы не так!

Но я все равно не могла поверить, что мои глаза меня не обманывают. Я почему-то думала, что королевой выберут Элли — всеобщую Маленькую-Мисс-Совершенство. Спала и видела, как она, поправив диадему на светлых волосах, примется вальсировать с ним, как сейчас это делала Терпия. Потому что знала, что Аз не любит ее, и никогда не полюбит. Она была неопасна.

Но Терпия… Терпия была воплощением всех слухов о неуловимых женских чарах и их демоническом происхождении: потрясающее лицо, соблазнительная фигура и острый язычок, против которых Аз, как и любой другой представитель мужского пола, был беззащитен. Если он уедет за тридевять земель от дома, чтобы продолжить свою учебу, таких девиц, как Терпия, будет гораздо больше; и как быстро одна из них, опередив всех соперниц, вцепится в него железной хваткой, навсегда делая его сердце своим, и ничьим больше? Я видела его вместе с этой ждущей своего часа девицей: как она ласкает самые чувствительные части его тела, позволяет покрыть свое лицо поцелуями и сделать со своим телом все, для чего таким, как я, приходилось обходиться всего лишь рабочей рукой и отсутствием посторонних глаз. Все, что я так хотела от Аза, и не могла получить, как бы ни старалась.

Смотреть дальше стало невозможно. Пока танцпол медленно заполнялся парнями и девушками, я выскользнула в школьный коридор. Если бы эта пытка продлилась еще хоть чуть-чуть, у меня бы началась истерика. Представляю, какую историю тогда бы все пересказывали друг другу на переменах: о дуре-Фриск, которая не может смотреть на то, как ее брат танцует с другими девушками. Вот ведь ненормальная! Просто чокнутая…

Чокнутая.

Вдыхая всеми легкими заметно более холодный воздух пустого коридора, я услышала чей-то плач. Похоже, коридор был не таким уж и пустым. Обернувшись к источнику звука, я увидела Элли, которая закрыла лицо руками и горько рыдала.

— Элли? Что случилось?..

Она вздрогнула, как будто я пришла ее убивать. Вместо ответа она затрясла головой и, повернувшись, выбежала через стеклянную дверь.

Как я и говорила, коридор был не таким уж и пустым: редкие старшеклассники, слонявшиеся по этажу без дела, напряглись и принялись перешептываться, глядя прямо на меня. Кто-то усмехнулся. Очень напрасно усмехнулся: от смеха мне стало так плохо, что я и думать не стала о том, чтобы бежать за Элли следом и утешать ее. Нет и нет. Не в таком я состоянии. Лучше ей в моей компании не станет.

— Фриск? — опустилась на мое плечо рука Алекса. — Что с тобой такое? Почему ты…

— Алекс, — вцепилась я в его запястья. — Ты должен найти Элли. Она убежала вся в слезах!

— В слезах? — нахмурился он.

— Я хотела побежать за ней, но… Алекс, умоляю тебя, просто найди ее! Ей нужно кому-то выплакаться, а я…

— Но Фриск, ты точно уверена, что это необходимо?.. — окинул он стеклянную дверь серьезным взглядом.

— Уверена! Я бы и сама побежала, но у меня голова разболелась в этой духоте, — улыбнулась я утомленной улыбкой. — Найди ее, Алекс. Хотя бы ради меня…

Алекс кивнул и отпустил мои руки. Распахнутая им стеклянная дверь обдала мое горевшее лицо прохладным воздухом. Я прекрасно понимала, что такая лгунья и гадина, как я, не заслуживает ни такого провожатого, как Алекс, ни такой подруги, как Элли. Ни даже такого брата, как Аз. Вообще никого и ничего…

В стекле, вделанном в остановившуюся дверь, отражалось мое лицо. Не знаю точно, кто был виноват в том, что я себя не узнала: положение ли головы, неудачный свет, или что-то другое. Кто эта девушка? Зачем она надела это синее платье? Красивой, что ли, себя возомнила? Низкая, толстозадая, с косыми глазами и кожей землистого цвета. А еще удивляется, что ее никто не любит: да на кой дьявол она вообще кому-то сдалась?!

Слезы подступили к глазам, но мне все же удалось сдержать себя. Отсюда надо было уходить. Я вспомнила, что забыла сумочку, и решила за ней вернуться. Нашла я ее на том самом столе, за которым не съела ни кусочка. Потянувшись за ней, я заметила странную возню за одним из горшков с бумажным Эхо-цветком, и присмотрелась. Так и есть. Том-Тэмми и Джастин.

Том стояла на стуле, чтобы целовать своего высокого кавалера ей было удобнее. Ее передние лапки лежали у него на плечах, а задние так и дергались — столько удовольствия этот поцелуй ей доставлял.

Слез я больше не сдерживала. Схватив сумку, я спешно покинула бал, стараясь никому не попадаться на глаза.

====== Глава пятая ======

Таксист, везший меня до дома, был достаточно любезен, чтобы молчать в продолжение всего пути. Поэтому я просто смотрела в темноту и время от времени потирала мокрые глаза. Каждый раз, когда у обочины дороги вырастал фонарь, оранжево-желтым туманом проносившийся в окне, я видела свое лицо. Это была определенно я, и не кто другая: сумрачное чувство, охватившее меня перед стеклянной дверью, больше не давало о себе знать. Но видеть мне вообще ничего и никого не хотелось. Хорошо еще, что иногда никакого света не было вообще, и в стекле была видна только темнота.

Телефон иногда начинал жужжать, поэтому я просто отключила его, даже не посмотрев, кому могла понадобиться. Когда такси остановилось у нашего дома, я пошла от него в противоположную сторону. Прямиком в лес. Я не хотела видеть ни мамы, ни папы. Просто не могла разочаровывать их своим состоянием. Мне нужно было привести мысли в порядок.

Я добралась до смотровой площадки и уселась на кедр. Огни города полыхали, словно звезды какой-то далекой галактики, усыпавшие пространство между лесом, морем и горным массивом. Я принялась считать, сколько среди них красных, и почувствовала, что постепенно успокаиваюсь.

Когда же я чувствовала себя подобным образом? Кажется, в совсем раннем детстве, когда поднялась на самую вершины горы Эботт. Я точно так же осматривала город, опираясь на сломанную в лесу палку и потирала грязный бинт, которым было обернуто мое колено. Оно очень болело, и сейчас, казалось, я вновь чувствовала эту боль на том же самом месте.

В этот день я впервые увидела город издалека, да еще и с высоты птичьего полета. Он поразил меня, но я прекрасно понимала, кто воздвиг его, и кем он был населен. Жестокими, безразличными людьми. А зачем я вообще полезла на такую верхотуру? Я ведь знала, что тот, кто взбирается на гору, больше никогда не возвращается. Причина у меня была весомая: я и хотела исчезнуть. Навсегда. И на вершине горы, под синим-пресиним небом я поняла, что это мне удастся. Горы сильнее человека, как бы тот не пытался их покорить. Что случилось со мной потом, вы и так прекрасно знаете.

От осознания этой истины на сердце у меня тогда стало очень приятно. Прямо как сейчас. Одиночество эту приятность только распаляло. Оно обнимало мою душу, дарило безмятежность, а не боль. Ту боль, которую я испытала уже столько раз, что сбилась со счета.

Сердце защемило.

В тишине раздался хруст. На смотровую площадку кто-то карабкался. Лунный свет, процеженный листьями азалии, уперся тупыми концами множества прозрачных клиньев в чей-то разлапистый силуэт. Сделав его подозрительно белым…

Я с такой силой вцепилась в кедр, что под накрашенными Кэтти ногтями у меня остались чешуйки коры. Думаю, вам не нужно рассказывать, кому этот силуэт принадлежал.

— Фриск?

— С кем ты?.. — воскликнула я неожиданно противным писклявым голосом.

— Я один, — ответил Аз, щурясь в темноте, чтобы понять, откуда раздается мой голос.

— А почему ты не встречаешь рассвет со всеми?

Аз расхохотался:

— Я собирался спросить у тебя то же самое!

— Извини… — непонятно почему бросила я. Никакой вины я не чувствовала. Зато волнение — еще как.

— Я тебе обзвонился. Телефон не…

— Я его отключила.

— Ой. Понятно… — взгляд его упал на кедр. — Можно присесть?

От его ответа приятное чувство, обволокшее сердце, исчезло начисто. Зачем ты спрашиваешь? Забыл? Это же наше тайное место! Садись, да и все! — думала я тогда.

— Плюхайся, — бросила я.

— Фриски, — начал он, едва сев рядом со мной. — Мне кажется, что что-то не так…

— Не зови меня так, — вспылила я. — «Фриски». Терпеть это прозвище не могу!

Вынуждена признать, что я не терпела его совсем не потому, что оно напоминало мне о кошачьем корме. Не только. В основном — о детстве, в котором все было так легко и беззаботно…

— Извини… — пробормотал он. — Слушай, если тебе надо побыть одной, я, пожалуй, пойду.

— Нет, — выпалила я умоляющим шепотом. В голове все стало на свои места. Побыть одной… я и так все время была одна! Как бы ни было приятно общество одиночества, оно заставляло меня видеть все окрашенным в мрачные тона, и, поддаваясь ему, я все больше отдалялась от тех, кем так дорожила… Господи, ну почему, почему я была такой бесхребетной?

Сердце снова защемило.

Аз накрыл замок из моих рук своей ладонью. Я вздрогнула, но не отстранилась. Я просто не могла. Я не хотела… даже наоборот — я хотела податься ему навстречу, но не могла. И в этом-то была главная проблема: мне было плохо не от самой любви, а лишь от того, что я не могла реализовать ее, потому что приходилась ему сестрой. Но ведь это было не так! Родственниками мы были только номинально. Потому что так захотела судьба. Она свела нас. Мы были всего лишь сводными…

Что, если Азриэль на самом деле любил меня не как сестру, и преградой для его чувств служило то же, что и у меня? Знать этого я не могла.

Я повернулась к нему. Настала пора расставить все точки над «i».

— Аз, зачем ты пошел на бал с Сариной?

— Я же сказал тебе: я пошел с ней, как с другом.

— А если бы она не была твоим другом? Пошел бы ты, скажем, на свидание с ней?

Аз тут же начал тянуть левое ухо книзу. Этот жест я знала слишком хорошо. Он нервничал.

— Нет. То есть, я влюблен… но не в Сарину, — в итоге сказал он.

Я чуть не повалилась на спину. Разум захлестнуло волной: у него кто-то есть, а он не может называть ее имени при мне. Не со зла — он просто не хочет, чтобы мне было больно. Моя любовь не была ему нужна. Он видел во мне только сестру. Даже, наверное, мог бы сказать нечто вроде «сестренка, я все прекрасно понимаю, но мы не будем вместе, потому что сестры с братьями не спят». Мог бы, если бы хотел, чтобы я окончательно похоронила себя в бездне ненависти и отчаяния.

— Как ее зовут?.. — пролепетала я.

— А вот догадывайся! — повысил голос Аз. Он начинал злиться, и мне это не нравилось.

— Это из-за нее ты не пошел со мной на бал?

— Так… так ты же сама отказалась!.. — уставился он на меня круглыми глазами, едва находя слова от недоумения. — Ты сказала «нет»! Я точно не ослышался!

— Дурак, — диким голосом прошипела я, каким-то шестым чувством понимая, что дура тут по-настоящему только я. — Ты не просил меня об этом!

— Нет, просил!

— Так не просят. Ты сначала поинтересовался, есть ли у меня провожатый. Это было не по доброй воле: ты просто не хотел, чтобы я шла одна.

Аз замер. По его лицу пробежала судорога:

— Если бы я не узнал, пригласили тебя, или нет, я бы не смог предложить тебе свою кандидатуру, — сказал он. — Мне ведь правда этого хотелось… ты бы согласилась, если бы я позвал тебя, ничего не спрашивая?..

Я опустила глаза в пол. Разглядывая свои ноги, твердо стоящие на земле, я почему-то подумала, что могла бы поболтать ими, если бы все еще была такой маленькой, как много лет назад, когда они были короче. Молчать было нельзя:

— Да, — довольно громко ответила я.

— И зачем я тогда допрашивал тебя… — выдохнул пораженный Аз.

Я не понимала, чему он поражается.

— Но разве это не было бы странновато? — спросила я его. — «Ведь мы брат и сестра!» Ты сам так сказал.

— Вообще это сказала ты, Фриск.

Я чуть не бросилась на него с кулаками, но вовремя спохватилась. Действительно. Это сказала я. Слово в слово. А перед этим еще и то, что мы будем выглядеть как извращенцы.

— А ты… разве тебе хотелось, чтобы на нас косились?

— Плевать я хотел на тех, кто косится, — огрызнулся Азриэль.

— Не плюйся. Вспомни, что ты сказал, когда мы играли в «бутылочку» у Элли! «Она ведь моя сестра!».

— Дурацкая эта «бутылочка»… — слово в слово повторил он произнесенные тогда слова.

— Дурацкая. Согласна, — вздохнула я.

Все стало на свои места. Преграду пора было преодолеть. Мы слишком долго бились, как рыбы об лед. Яда в моем сердце, душе и разуме было уже слишком много — и я не хотела ждать того дня, когда отравлюсь им окончательно. Не хотела слететь с катушек. Не хотела волочить свою жизнь, как мельничный жернов, болтающийся на шее. Не хотела, чтобы Аз волочил ее.

— Слушай, — спросила я. — Если бы на нас никто тогда не смотрел, ты бы поцеловал меня? Я имею в виду, не в щечку…

Я ждала, что он пожмет плечами или, еще хуже, попросит повторить, что я только что сказала. Как вызванный учителем к доске мальчишка. Но Аз ничего не сказал. Он просто отпустил мою руку, и я уже приготовилась страдать. Как оказалось, напрасно.

Он поднес освободившуюся руку к моей щеке, приподнимая мой подбородок, а кончиками пальцев заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.

А потом закрыл глаза и накрыл мои губы своими.

Это был далеко не поцелуй в щечку. Это был далеко не братский поцелуй. И даже не дружеский.

Я жадно приоткрыла рот и почувствовала остроту его клыков на моей нижней губе. Пахло изо рта чем-то холодным и сладким. Кола. Поцелуй дышал колой, которую он пил на ужине за тем столом.

Кончик моего языка подался вперед — прямо навстречу его собственному. Он ждал этого, потому что только шире открыл свой рот. Тогда я впервые почувствовала, каков настоящий поцелуй на вкус. Душный. От него так и разит влажностью и жаром. Его длинный язык проник в мой рот настолько глубоко, что у меня начало сводить челюсти. Но когда они сомкнулись и начали сплетаться друг с другом, я поняла, что это такое — когда ты чувствуешь себя на седьмом небе. Я таяла. Я хотела таять целую вечность, но Азриэль отстранился от меня. Слишком рано…

— Ого… — протянула я, дыша, как после хорошей пробежки. — Вот это да…

— Ты получила ответ на свой вопрос? — холодным голосом сказал он мне.

Я накрыла рот рукой, чтобы жар и влажность не испарились раньше времени. Губы дрожали от сладкого зуда. Сердце — тоже. Зуд стекал по моему телу вместе с потом — все ниже, ниже и ниже… впервые за много месяцев мне было так хорошо, как никогда раньше.

— Почему ты молчишь? — напрягся он.

— Э… Аз… — забормотала я. — Что это такое было?.. не мог бы ты повторить?.. я, кажется, не очень поняла…

Он улыбнулся и снова наклонился ко мне. В этот раз я была абсолютно готова. Я взяла его за руку, и наши пальцы переплелись — почти так же, как языки. На этот раз я надеялась, что он не отстранится в самый неподходящий момент. Вот уж нет. Я хотела, чтобы поцелуй длился как минимум вечность-другую…

Новый поцелуй Аза был нежнее и мягче. Мой — голоднее и горячее. Язык снова проник в клыкастый рот, чтобы как можно скорее прикоснуться своим кончиком к его. Еще более душные жар и влажность окутали меня изнутри. Мне стало не хватать воздуха, но я все равно продолжила свое наступление, неожиданно сопроводив его глубоким однотонным звуком — почти кошачьим мурлыканием.

Пальцы его свободной руки закопались в мою прическу. Свою же свободную руку я поднесла к его широкой груди. Мне нужно было потрогать ее. Мне хотелось тепла его тела. Ладонь скользнула в промежуток из двух половинок хлопковой ткани, застегнутых на твердую пуговицу. Пальцы запутались в мягком клоке шерсти, росшем прямо над солнечным сплетением. Грудь у Аза ходила ходуном. Моя, впрочем, тоже…

На этот раз отстранилась уже я. Выбора не было. Еще пара секунд, и я задохнулась бы, расточив себя в этом поцелуе.

— Фриск, мать-перемать… — шептал Аз, тяжело дыша.

Я улыбнулась и снова запустила обе ладони под хлопковую рубашку, стараясь ощупать все, что было вокруг этого густого пучка.

— Ммм… — удовлетворенно протянула я. — Аззи… какой же ты крепкий…

— Я? — игриво улыбнулся он, заливаясь густой краской. Даже глаза у него стали какими-то менее лиловыми.

— Ты, — заверила его я. — Слушай. Дай-ка… дай-ка мне пару секунд…

Я вынула руку из-за его пазухи. Попыталась расстегнуть пуговицу одной рукой, но у меня ничего не вышло. Пришлось помогать себе второй, вынутой из вожделенного тепла.

— Фриск… — закрыл Аз глаза. — Неужели… неужели мы правда это делаем?

Пуговица наконец поддалась, и его тепло обожгло мои руки локоть, а не только по запястья, как раньше.

— Разве ты возражаешь? — задала я встречный вопрос.

Он затрясся и крепко сжал зубы, когда я провела пальцами по всей поверхности его груди:

— Ничуть… а ты?..

Вопрос заставил меня беззаботно рассмеяться. Справившись со второй пуговицей, я целиком погрузилась свою руки в колышущееся тепло. Почти по самые плечи.

— Боже, — произнесла я. — Аз, как же долго до тебя все доходит…

Тепло колыхалось не просто так: каждый удар сердца я чувствовала так отчетливо, будто прижимала руки к клетке с дикой птицей, которая хочет выбраться на волю. Я затаила дыхание, изучая его мохнатую грудную клетку. Аз едва не застонал, когда кончики моих пальцев соприкоснулись с его твердыми сосками. Я ласкала его, как могла, дразня месяцами копившиеся похотливые мысли. Зуд тысячами мелких иголочек исколол все, что находилось у меня ниже пояса. Я продолжала таять — почти в прямом смысле, — и все, к чему бы я не прикасалась, заставляло меня дрожать от опьяняющей смеси из удовольствия и возбуждения.

Я еле смогла оплести его тело обеими руками и провела ногтями по рельефным мышцам на ребрах. Вопреки всем моим ожиданиям Аз дернулся и расхохотался, едва меня не оттолкнув.

— Нет! Нет! Только не там! — махал он руками.

От его смеха у меня опустились плечи:

— Тебе не нравится?..

— Что ты, что ты… — заговорил он, приходя в себя. — Просто… ну…

— Точно! — усмехнулась я, когда вспомнила историю с картошковыми чипсами. — Тебе щекотно, да?

— Очень.

Я попыталась поцеловать его, но в последний момент передумала и, прищурившись, пощекотала мех за ушком. Он снова разразился хохотом и повалился с кедра на спину.

— Ты что, все еще щекотки боишься? Сколько тебе лет? — смерила я взглядом его содрогающееся от смеха тело.

Он быстро пришел в себя и ответил мне, вытирая набежавшие на глаза слезы:

— Столько же, сколько и тебе, сестренка.

Лежа на спине, он выглядел еще сексуальнее: мускулистый, с расстегнутой рубашкой и обнаженной грудью, которая в свете луны белела, как вылепленная из снега, если только на свете бывает такой горячий снег.

Я наклонилась к нему с хитрой улыбкой. Он вытаращил глаза и попытался уползти, почуяв неладное.

— Братишка, ну не убегай! Я больше не буду тебя щекотать! — пообещала ему я.

— Клянешься? — недоверчиво спросил он.

— Клянусь и пальцем не трогать там, где щекотно, — обетно положила я руку на сердце. — Ну, конечно, если ты меня об этом не попросишь…

Последовавшее выражение его сузившихся глаз напомнило мне мамин ледяной взгляд:

— А чем ты докажешь, что говоришь правду?

— Ты мне не доверяешь?! — потеряла я дар речи.

— Потому что ты слишком часто нарушала свои щекоточные клятвы.

Вот ведь каков, подловил-таки…

— Ну, — сказала я, протягивая ему руку. — Не проверив — не узнаешь…

Поданную мне ладонь я положила уже прямиком на свою грудь — на самые округлости. Пару мгновений он застыл и просто смотрел перед собой, но в конце концов сжал их. Самой нежной хваткой, о которой я и мечтать не могла.

— Э-э-э… что это за странные толчки?.. — спросил он, увлеченно напрягая то один, то другой палец. От этих прикосновений у меня затряслись поджилки:

— Мое сердце, — протянула я срывающими в писк удовольствия голосом. — Чувствуешь этот жар? Чувствуешь, как я горю?..

— Ну, наверное, — сказал он, ни на секунду не прекращая сминать мои женские прелести. — Вполне себе.

— Ммммм… — промурлыкала я. — В этих тряпках мне только жарче… может, тебе стоит…

Азриэль все понял и робко запустил руку мне под лиф. Платье для выпускного, несправедливо названное мной «тряпками», оказалось просто изумительным. Хотя бы потому, что в нем эта часть моего тела выглядела крупнее. Я застонала и опустила его руку глубже. Она оказалась окутана теплом — на сей раз уже моим. Я задрожала, а дыхание Аза стало гулким и хриплым. Почти сразу же он сжал мою голую грудь железной хваткой. Голый сосок, оказавшийся у него между пальцами, сладко заныл, и я почувствовала, будто каждый нерв в моем теле ноет с ним в унисон. Даже прикосновение ночного ветерка к мокрой шее возбуждало меня.

— Не слишком удобно, да? — еле произнесла я. — Подожди, дай я тебе помогу… совсем чуть-чуть… — с этими словами я начала дергать молнию на спине дрожащими пальцами.

— Фриск, погоди, — одернул меня Азриэль, вынув руку из платья.

— В чем дело? — остановилась я как вкопанная. Расстегнутое платье удерживалось на моем разгоряченном теле просто чудом.

— Фриск, мы… — заговорил Азриэль, дергая ухо книзу. Это была его детская привычка, и сейчас она показалась мне невероятно милой. — Мы действительно займемся сексом?..

— Ты беспокоишься о маме с папой? — спросила я с улыбкой, тронутая его беспокойством.

— Не о них. О нас. Как… как мы потом будем смотреть друг другу в глаза?..

— Ну… — заморгала я. Естественно, этот вопрос у меня до сих пор ни разу не возник. А ведь Аз был прав.

— Фриск, — сказал он, пряча свое смущенное лицо. — Я так хочу быть с тобой рядом…

— Быть со мной рядом?.. — переспросила я, не веря своим ушам.

— Да! Как парень с девушкой!

— Ой… — протянула я дрожавшим голосом.

Как парень с девушкой!

Не как брат с сестрой!

И не как лучший друг с лучшим другом!

Я глубоко задумалась. «Парень с девушкой» устроили в моей и без того затуманенной голове настоящую свистопляску.

— Аз, — наконец заговорила я, — Если мы начнем встречаться, будем ли мы такими же, как раньше?

— Какими «такими же»? — нахмурился он.

— Такими же, какими мы были, пока росли под одной крышей…

— Ну конечно же! — залился счастливым смехом Аз. Нахмуренное лицо превратилось в такое светлое и по-мальчишески открытое, что я, кажется, влюбилась в его обладателя больше, чем когда-либо. — Так что ты скажешь?

— Я тоже этого хочу! — чуть не заплакала я, обвивая его шею и ставя на губы быстрые поцелуи. — О, Аз! Еще как хочу! Сильнее, чем ты думаешь!

Вместо ответа на мои возгласы и эту череду неаккуратных прикосновений губами к его шее он поцеловал меня. Почти так же, как и в самый первый раз. Очень и очень страстно. Я с трудом оторвалась от его рта: мне хотелось куда большего…

— Итак, — произнесла я. — Может, отыщем местечко поудобнее?

— Ай, а ведь точно, — проговорил Аз, постукивая длинными когтями по стволу явно не подходящего для того, что мы затеяли, кедра. — Кажется, я знаю, где можно отыскать неплохой пятачок травы…

— Надеюсь, он растет не на обрыве? — в шутку поинтересовалась я, вставая с горизонтально лежащего ствола.

— Нет-нет, — хихикал он. — Там нам будет удобно и безопасно…

Пятачок этот произрастал в рощице под большим ветвистым деревом.

— Я любил здесь подремать, когда был помладше… — мечтательно протянул он.

— А почему мне никогда об этом дереве не говорил?

— Догадывался, что ты будешь ходить сюда и нарочно меня будить.

— Вот ведь ты крыса какая! — легонько толкнула я его локтем.

— Ну хорошо. Отныне наши тайны будут общими…

Мы сели рядом, и вдруг поняли, что сгораем от стыда, который мешает нам продолжить начатое. Решив проявить инициативу, я принялась снимать расстегнутое еще на смотровой площадке платье.

— Одежду лучше поберечь, — пояснила я.

Аз не сводил с меня своих глаз и глубоко дышал:

— От чего?..

— От пятен. Трава, земля, и, ну… — замешкалась я, оголившись до талии.

— А, ну да… — буркнул он, и с поразительной скоростью расстегнул все пуговицы, после чего отложил рубашку в сторону. Глаз при этом он с меня так и не спустил…

Сняв платье, я положила его сверху на рубашку. По коже поползли мурашки. Совсем не от ночной прохлады. Будь температура мягкой майской ночи хоть ниже нуля по Цельсию, я бы этого не почувствовала: от меня едва ли не валил пар. Глаза Азриэля застыли на моих обнажившихся грудях — и от его-то оценивающего взгляда мне и становилось не по себе: я прекрасно понимала, что он прикидывает их размеры, так как голой меня ему не доводилось видеть ровно с той поры, как нас расселили по разным комнатам. Наверное, мое тепло ему тоже понравилась.

Не поймите меня неправильно: я вообще ни капли не стеснялась! Просто очень волновалась. Если бы мы дальше продолжали тянуть с этой неловкой прелюдией, я бы, наверное, тряслась, как в лихорадке.

А тянули мы из-за Аза, который как раз-таки стеснялся. Он никак не мог расстегнуть брюки.

— Позволь мне тебе помочь, — не выдержала я в какой-то момент и наклонилась над его вытянутыми ногами. Само собой, моими руками водила не одна лишь добрая воля: я хотела, чтобы он посмотрел, как я могу выгнуться в пояснице. Мне отчего-то казалось, что у всех без исключения парней срывает крышу от вида голой девушки, задравшей свои выпуклые ягодицы, обтянутые тонкими трусиками, кверху, и упершейся в землю грудью, наподобие потягивающейся кошки. Да так, что мягкие буфера этой условной голой девушки аж расплываются по земле, как очень густое и плохо пропеченное тесто. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что в этой позе моментально затекает спина, а руки, нащупывающие пряжку на ремне, наотрез отказываются подчиняться своей соблазнительной, но не слишком умной владелице. В итоге, правда, ремень все же поддался и я вырвала эти проклятые брюки из-под его зада, как фокусница — скатерть.

— Поосторожнее, — предупредил Аз. — Я брал их в аренду, и если ты их порвешь, должен буду отвалить кругленькую сумму…

— Да ну? А я уже отвалила. И за платье, и за трусы, — попробовала отшутиться я.

— Они мне очень нравятся… — пробежался он по крутым изгибам моих бедер.

— Ты о платье, или о трусах?

— Обо всём…

— Шалунишка… — сладко зажмурилась я, проводя по губам языком. Брюки я положила туда же, куда и все остальное.

Мы выдохнули. Из одежды на нас осталось только нижнее белье.

— Как хорошо, что погода выдалась теплая, — сказал Аз.

— Точно, — согласилась я с ним. И тут же поняла, что ни минуты больше не протяну. Аз, может и вырос, но остался таким же нерешительным, как и раньше. Первый шаг мне пришлось взять на себя: перекинув ноги через его напрягшийся пах, я уселась верхом.

— Надеюсь, тебе не тяжело? — спросила я.

Аз только покачал головой. Его тяжелые ладони вдруг обхватили мою голую талию, и я ахнула. После чего наклонилась вперед и поцеловала, заставив шею выгнуться так сильно, что ему пришлось лечь на спину.

Блин… какой же маленькой я была рядом с ним.

— Будто на камнях сижу, — сказала я.

Азпокраснел и почему-то опустил глаза.

— Я имела в виду твой пресс, — рассмеялась я. Но затем поерзала, и поняла, почему именно он их опустил. — Но… вообще… пониже ты тоже довольно твердый… прямо как тогда…

— Когда — «тогда»?

— Когда мы дрались за чипсы, а я начала тебя щекотать. А потом мама нас застукала.

— Вот те на… — проговорил Аз. — И ты до сих пор помнишь?..

— Ага… — сказала я. Согнув руки в локтях, я подняла их на уровень головы и согнула пальцы, как будто готовясь пощекотать его. От этого он принялся извиваться подо мной и дико вращать лиловыми глазами.

— Да успокойся же ты, — улыбнулась я. — Я тебе пообещала, Аз. И клятвы в этот раз точно не нарушу…

Я снова поцеловала его мохнатые губы. Духота, влажность и жар, смешанные с тонким ароматом колы, по-прежнему пьянили меня. В какой-то момент, чтобы не потерять сознание, мне все же пришлось оторваться от его рта.

— На тебе так много мест для поцелуев, здоровяк… — замурлыкала я, касаясь губами его ключицы и голой груди — в самом деле невероятно широкой.

Аз сменил размеренное дыхание на глубокое и прерывистое, будто только что переплыл дюжину школьных бассейнов. Я знала, что мои поцелуи ему нравятся. Нащупав ртом сосок, я поцеловала и его. Он со свистом выдохнул воздух и я почувствовала, как по его мускулам пробежали мурашки. Реакцию на тот или иной мой жест я всегда угадывала безошибочно. После этого я закопала левую реку в пучок белой шерсти, ласково почесывая его, а правой коснулась резинки от трусов. Едва только мои пальцы добрались до великолепного твердого холмика, тот, кому он принадлежал, чуть из кожи вон не вылез. Я зажмурилась, прикидывая, какой размер у монстров-боссов считается средним, и игриво сжала спрятанное в трусах мужское достоинство.

— Ах!.. — затрясся подо мной Аз.

Я хихикнула, но всего пару раз: чтобы не затягивать с долгожданным удовольствием. Потом принялась покрывать поцелуями дорожку из чуть более длинных волос, протянувшихся от солнечного сплетения до самого лобка — прямиком через твердые кубики мощного пресса. Но не успела я припасть языком к центру его плоского живота, обозначенного пупком, как Азриэль снова принялся трястись. На сей раз не от удовольствия, а от смеха:

— Фриск, нет!.. Не надо!.. Здесь тоже щекотно!..

Я фыркнула и, вообще говоря, немного обиделась, что вкладываемая страсть вернулась мне в виде смеха, но ничего не сказала. Пересев с накачанного живота на траву перед его бедрами, я приняла удобную позу и наконец-таки раздела Аза полностью, сняв трусы и бросив их в общую кучу.

— Ваааау… какой огромный… — замурлыкала я себе под нос.

Я взяла его член в рот примерно наполовину. Аз хрипло замычал. Само собой, это было у меня впервые, но я все же знала, что нужно делать. Девчонки из моей компании в разгар полового созревания постоянно обсуждали, как лучше всего доставляется подобного рода удовольствие, а Терпия так и вовсе считалась негласным экспертом, хотя никакой практики у нее, естественно, ни разу не было. Я испробовала все виды фрикций, и вскоре поняла, какие нравятся Азу больше всего. Можно сказать, что он был для меня как открытая книга: каждое легкое вздрагивание, возглас, а также учащавшийся или замедлявшийся пульс будто сообщали мне, когда стоит ускориться, сбавить темп, или вообще «сменить пластинку». Я прикрыла глаза от удовольствия, постепенно пробуя взять в рот на пару-другую сантиметров побольше. Его пальцы слега придерживали мою голову, будто подталкивая навстречу. Мне не о чем было волноваться: я знала, когда примерно стоит остановиться.

Мой язык вдруг ощутил усиливающиеся с каждой долей секунды биения где-то в самом центре горячего члена, и я, тут же подалась вверх, чтобы не дать случиться неизбежному:

— Погоди, Аз, только не сейчас! — затараторила я, отплевываясь. — Потерпи еще чуть-чуть… мы только начали…

— Ой, Фриск, да ну тебя… — выдохнул он, поднимая голову к черному небу и недоверчиво поглядывая на меня после серии вздохов и выдохов. Его грудь вздымалась и опускалась, как будто он проделывал дыхательные упражнения перед марафоном. — Ты… когда-нибудь… раньше… делала…

Длинные темные ресницы придавали его лиловым глазам почти женскую застенчивость. Он выглядел таким хрупким, что я поневоле улыбнулась ему:

— Ни разу. Наверное, у меня талант…

И я всегда знала, что он у меня когда-нибудь проявится...

Сев на колени, я уж было хотела снять с себя трусики, как вдруг до меня донесся обиженный голос Аза:

— Т-т-ты что?.. —

— Ну а как ты сам думаешь? Я не хочу, чтобы они мешали тебе… ну… — тут уже настала моя очередь краснеть и опускать очи долу. Но Азриэль настойчиво коснулся моего колена:

— Я сам хочу снять их с тебя. Своими руками…

— А? Ну… гхм… чего же ты тогда ждешь? Задай мне жару…

Аз не заставил меня повторять дважды, одним движением обхватив бедра и повернув меня вокруг своей оси, утверждая на четвереньках.

— Эй!!! Ты что удумал?! — запаниковала я.

— Сестричка, не боись. Теперь моя очередь!

Эта «сестричка» пронзила меня сильнее, чем что-либо другое, более подходящее в данной ситуации. Он что, нарочно так меня назвал?..

Времени на раздумье у меня, однако, не нашлось: Аз засунул большие пальцы под резинку, и, будто дразня меня своей неторопливостью, стянул трусики на траву.

— О Боже… — тихо произнес он.

— В-в чем дело?.. — произнесла я, чувствуя, будто с меня сняли не нижнее белье, а кожу.

— Ты вся мокрая…

— Извини… — зашевелились мои губы. — Я просто так…

Окончить фразы я не успела. Аз схватил меня за самые мягкие места, и я почувствовала, как внутрь вошел его горячий язык, в котором тонко билась кровь. Я застонала, потому что по спине как будто прошел разряд тока, и закачалась: ноги были вот-вот готовы разъехаться в разные стороны. Он с причмокиванием приложился к разгоряченной полости, словно бы пытаясь выпить из меня все соки.

«Аз!!! Аз!!! Аз!!!» — только и было слышно сквозь все влажные звуки.

Я прижала тыльные стороны ладоней к пылавшим глазам и напрягла каждый мускул, поддаваясь всем порывам Азриэля доставить моему телу удовольствие. Ни одна точка или складка не осталась нетронутой. Мне казалось, что я таю, и из меня вытекает удовольствие. Прямо ему в рот…

— Ты такая сладкая!.. — обалдело прохрипел он с высунутым языком, наконец отрываясь от моих половых губ.

По подбородку у меня рекой катились слюни: я вообще едва дышать могла и единственное, чего мне в этот момент хотелось — отдаться ему окончательно. Я выгнула спину, предоставив Азу свою заднюю часть, и представила, как головка его огромного члена достает мне до самого сердца, но, поняв, что счастливый обладатель столь немаленьких гениталий никак не решается приступить, вскочила и повалила его на траву. Я окончательно сняла измятые трусы и швырнула их куда подальше. Одежды на нас не осталось.

Его великолепное тело, белоснежное и неподвижное, как лежащая в траве статуя из каррарского мрамора, умоляло меня начать, и как можно скорее. Я снова перебросила ногу через его пах, и приняла все еще влажный член внутрь. Во всю длину.

— Фриск!.. — задохнулся Азриэль.

В самое первое мгновение мне показалось, что я лопну — таким острым был болезненный толчок, переросший в горячее покалывание, но потом… потом… это было не описать. Аз впервые стал частью меня — мы были ближе, чем когда-либо до этого. Я задрожала от невероятной силы этого нового удовольствия.

— Ммм… — чуть наклонила я верхнюю часть туловища, боясь, что Азриэль в отличие от меня ничего не чувствует и разорвет эту внезапную связь, если я перестану проявлять свою инициативу. Но ладони Аза снова оказались у меня на талии, удерживая мое тело в прежнем устойчивом положении. Слегка поерзав и поняв, в чем истинная соль подобной позы, я все-таки наклонилась и в очередной раз поцеловала его. Удовольствие, пробежавшее по моему телу огненной волной, сожгло в себе все ненужные мысли. Сладкий зуд, настойчиво коловший внутреннюю сторону бедер, отнял у меня вообще все мысли, которые по какой-то причине пощадило удовольствие: тело было как будто стиснуто между двумя стенами дрожи, которые выжимали из меня липкую влагу, текшую прямо на белый лобок Азриэля. Чистота наших тел совершенно меня не заботила: если бы мы слишком сильно перепачкались, то нашли бы способ, как привести себя в порядок. Но это потом, потом…

Я терлась о его мохнатые мускулы, стараясь, чтобы наши запахи тоже стали одним целым. Из глаз у меня сыпались искры, и я едва не кричала ему в уши своим сдавленным шепотком:

— О, Аз, о, Боже мой…

Мои ногти прошлись по его мокрой спине. Аз заурчал, как дикий зверь, а потом слегка приподнял меня над собой, толкнувшись бедрами, возвращая выскользнувшую треть члена на прежнее место.

На сей раз — никаких огненных волн. Только зуд. Все такой же сладкий и неутолимый.

Постоянный темп нащупал тоже Азриэль, хотя двигался он неуверенно и как-то рвано. Правда, я была так возбуждена, что, наверное, даже если бы он лежал бревном, то все равно вскрикивала, дрожала и пищала ему комплименты — так хорошо мне было. Но Аз чувствовал все, постепенно понимая, что же так нравится моему телу. Он замедлялся, ускорялся, пробуя то резкие, то мягкие толчки, как будто испытывая меня на прочность. Думаю, это было следствием такой долгой жизни под одной крышей: он ловил каждый мой вздох, гримасу или взгляд почти что с детской внимательностью, так в итоге пригодившейся ему. Но он все же очень волновался — об этом можно было судить, чувствуя, как судорожно он сжимает мой зад:

— З-з-зачем т-ты так вцепился?.. — заикалась я после каждого поцелуя, потому что мне не хватало дыхания.

— У тебя… такая упругая попка… — шипел он.

Я снова упала ему на грудь, чтобы слиться в поцелуе, едва набрав в легкие кислорода. Милый, милый Аз… «такая упругая попка»…

Я бы скакала на Азриэле еще очень и очень долго, но у всего есть свои пределы. Бедный Аз… он уже очень устал. Он так вспотел, что шерсть на его лице стояла замусоленными иголками. Когда парень находится снизу, а девушка сидит верхом, последней обычно легче, и ее хватает на дольше, но ведь это был мой самый первый секс. Я тяжело шаталась над грудью Азриэля, чувствуя, что заботливо уложенная Брэтти прическа превратилась в копну мокрых спиралей, лезших в глаза, рот и нос.

— Ах!.. Фриск… мммх!.. — подал голос Аз. — Может… ах! Хватит?..

Я подняла голову, продолжая обрушиваться на его таз с влажными хлопками. Остановиться было невозможно: это было бы все равно, что затормозить в воздухе, когда летишь к земле:

— Ни за что… почему «хватит»?..

— У меня… ну… ах! Нет презервативов…

— Забудь о них… — посоветовала я ему, забыв все неловкие мамины лекции о заболеваниях, которые можно подцепить только половым путем.

— А что будет, если ты забереме-…

— Тссс… ммм… — припала я к его рту, не дав закончить совершенно справедливое рассуждение, показавшееся мне тогда даже заманчивым. — Если ты так боишься, то давай и правда прекратим…

— Нет!.. — выпалил он с самым отчаянным и милым выражением лица за весь вечер. Чтобы выразить ему свою признательность, я ускорила темп, так что мои груди стали подпрыгивать с теми же влажными хлопками, что и бедра. Он был мне так нужен… я хотела услышать, как он выкрикивает мое имя, теряя последние силы.

— Ммммых!.. мммхах!.. Фриск!.. я сейчас…

— Я тоже «сейчас», — ухмыльнулась я похотливой улыбкой, закрыв глаза.

— Фриск! Фриск!!! МАЭ!.. — неожиданно коснулся моего уха глубокий грудной звук, живо напомнивший о всех нарушенных мной щекоточных клятвах.

— Братик… — пролепетала я. — Ты что… блеешь?!

— Нет. Да. Не знаю. Господи!.. — выпалил он на одном дыхании.

Аз был на пределе. Я еле сдерживалась, чтобы не потерять сознание от усталости и дурманившего меня удовольствия: внутри все застыло, и по внутренним органам прополз заряд тока, подобно тому, как по черному небу в полной тишине проползает молния. То, что произошло дальше, вполне можно было бы сравнить с оглушительным громом…

Аз хрипло закричал, и я почувствовала, как разгоряченная полость наполнилась до отказа. В глазах поплыло. Я повалилась на его живот, прижимаясь так крепко, как только могла. Восторг занял место зуда и прошел по каждой косточке, как вибрирующий отзвук далекого взрыва. По всему телу растекся такой густой и приятный жар, что я потеряла волю и простонала его имя, чувствуя, как по сплетениям наших тел катится пот. Бедра, хлопнув, подпрыгнули еще пару раз, а потом замерли. Я обмякла, почувствовав полное изнеможение. Ноги и руки мне сводила судорога, а шерсть Азриэля казалась липкой, как тина, растущая на речных камнях. Шевелиться я уже не могла.

Его когтистые ладони соскользнули с моей «упругой попки» и переместились на талию, скользя по мокрой коже, как по маслу. Я почувствовала, что он почесывает мою спину, и замурлыкала, вспомнив сеансы «массажа». Казалось, что все мои мечты наконец-таки сбылись. Рядом с ним было так тепло и уютно… я была прямо-таки переполнена счастьем. Да и не только им…

Я попробовала подняться чуть-чуть повыше, чтобы опять поцеловать его в губы, но у меня ничего не вышло: не хватило сил. Поэтому мишенью для поцелуя стала шея.

— О, Фриск… — тяжело дышал Аз, поглаживая мои волосы — мокрые и оттого тяжелые.

— Не надо… — лепетала я. — Мои волосы… такие липкие…

— Фриск… тут все липкое!.. — слабо хихикнул он.

— Да… — пропищала я.

Горячие тела будто сплавились друг с другом. Это было замечательно… а удовольствие тем временем отступало, оставляя после себя сладкую дрожь, в которой отчетливо чувствовался уже, казалось, навсегда удовлетворенный зуд. Я дотронулась до мокрого пучка волос на его груди, и он взял меня за руку, прижимая ее к еще не остывшему поту:

— Как же я люблю тебя, Фриск…

— И я тебя, Аз…

Я с радостью осознала, что наша любовь перестала быть неразделенной.

Я была готова блаженно пролежать на твердом животе до самого рассвета, но потом спохватилась:

— Аз, слушай…

— Ась?.. — проговорил он каким-то сонным голосом.

— Может, пойдем домой? Мама с папой наверняка все еще ждут нас…

— Черт возьми… — мрачно усмехнулся он. — Что мы им скажем?

— Ну… — сжалась я в комок. — Может, нам вовсе не стоит им ничего говорить… пусть они сперва привыкнут к этой мысли, и мы только тогда все им и расскажем.

— Пожалуй, ты права, — вздохнул Аз. — Довести маму до инфаркта мне бы не хотелось…

Инфаркт? Как бы не так! Я куда охотнее верила в то, что Ториэль подожжет нас своей магией, как две спички!

— Угу, — шлепнула я себя по мягкому месту.

— Кажется, у меня в машине завалялась бутылка с водой, — воскликнул Аз, приподнимаясь с земли.

К машине мы спускались голышом, держа под мышками свертки с одеждой. Мама и папа, казалось, таились за каждым кустом, готовясь выскочить и оторвать нам головы, но происшествий по пути в машину все-таки не случилось. Аз припарковал ее у обочины — почти прямо под смотровой площадкой. Он совершенно точно знал, куда я сбежала с бала.

Аз зажег фары. Я посмотрела на свое тело. В рассеянной двумя снопами света темноте этого было не понять, но оно было грязным.

— Так, — произнесла я, тщательно осматривая себя. — Всего лишь пара пятен крови…

— Не могу не порадоваться, — бросил мне Аз.

Я посмотрела на него. Круглый зад, над которым покачивался короткий хвост, пока его обладатель раскладывал наши вещи на заднем сидении, показался мне таким милым, что я не удержалась.

— Берегитесь, Принц Пышнобулки! — воскликнула я, нежно поглаживая мохнатые ягодицы.

— Фриск! — подпрыгнул он от неожиданности, сжав в руках бутылку воды.

Я рассмеялась, но потом он повернулся ко мне лицом, и я перевела взгляд на его бедра. Внушительный половой орган Аза обмяк и свободно покоился между его ногами. Этот покой был вполне заслуженным: я еле дошла до машины. Но прямо вокруг него…

— Аз! — воскликнула я, вытянув палец. — Кровь!!!

Он уставился вниз. Зрачки сузились до размеров точек, когда он увидел что мех на внутренней стороне его бедер темно-красного цвета от налипшей крови. Открыв крышку зубами, он принялся энергично обливаться водой, проводя по кровавым потекам руками.

— Хотя погоди… — задумалась я, пока в спешке изучала содержимое багажника на предмет полотенца. — Это же тоже моя кровь, да?

— Получается… — ответил Аз.

Я засмеялась:

— Кто же знал, что во мне ее столько!..

— Я — точно не знал!

Передав ему полотенце, я выплеснула на себя остатки воды, поражаясь тому, какой холодной она мне показалась:

— А как такое может быть? Почему на мне крови меньше, чем на тебе?

— Без понятия, — рассмеялся Аз и помог мне вытереться. Потом я прошлась намокшим полотенцем по его телу. Мне безумно хотелось немножко потискать его, но на это не было времени: мы обещали родителям, что не будем задерживаться, а в итоге именно это и сделали. Причем не просто так…

Усевшись в машину и поправляя измятую одежду, мы уставились в зеркало заднего вида:

— Блиииин… — протянула я.

— В чем дело?

— Да только слепой не поймет, что мы только что переспали!

— Спокойно. Никто ни о чем не догадается, — утешил меня Аз.

Я выбросила в окно прилипшие к волосам травинки и закрыла глаза. Аз… Аз и я… в зеркале заднего вида мы выглядели совсем как пара… каждая клеточка моего тела пела. Неужели блаженство чувствуется именно так? Как щемящее тепло, пробегающее от кончиков пальцев до самой макушки…

Я пристегнулась и откинулась на спинку кресла, позволяя теплу разыграться как можно жарче. Аз дал задний ход, и мы выехали с обочины.

За окнами горел свет. Аз сжал мою руку и повел меня по ступеням:

— Не боишься?

— Не боюсь, — опустила я голову.

Он открыл дверь и мы вошли внутрь

Папа спал на диване перед включенным телевизором. Мамы, кажется, вообще не было дома. Когда мы закрывали дверь, он все же проснулся и вздрогнул.

— Ух ты… — тер он свои глаза. — Который час?..

— Ну… — подумал Аз, изучив настенные часы. — Поздний…

— Папочка, извини нас, — опустила я голову.

Папа усмехнулся в усы и уселся на диване, заспанно моргая. Потом его глаза пробежались сперва по Азу, а потом по мне. Сверху вниз. Только тут я поняла, что мое платье было измято, как салфетка, на коже темнеет куча травинок, которые я не удосужилась тщательнее смыть, потому что блаженство заметно притупило мое внимание. Костюм Аза выглядел получше, но вот волосы зато торчали в разные стороны, а щеки предательски пылали.

В усталых глазах папы мелькнула странная искорка, и он улыбнулся:

— Ребята, скажите, вы хорошо провели время?

Не краснеть. Не краснеть. Не краснеть. Не краснеть.

— Очень, — ответили мы хором.

— Я услал маму спать, а сам остался «на карауле», — принялся объяснять нам папа. — Она очень переживала, но я убедил ее, что вы вернетесь, когда сможете, — встал он с дивана. — Пора бы уже и спать ложиться. Время позднее… но сначала — в душ, — снова пробежался он по нам глазами. После чего почесал свой массивный живот и поковылял в спальню к уже давным-давно уснувшей маме.

— Хочешь принять душ вместе со мной, пельмень?.. — схватила я руку Аза, как только услышала скрип матраса.

Аз хитро ухмыльнулся и довольно хмыкнул, но от предложения все же отказался:

— Пожалуй, не сегодня, сест… миленькая.

М и л е н ь к а я… он назвал меня миленькой! В восторге я припала к тыльной стороне его ладони губами:

— Господи, как же я хочу снова заняться с тобой этим!..

— Я тоже, — самым бархатным голосом на свете ответил мне Аз.

Естественно, мылись мы отдельно. Вместе было бы слишком рискованно. Я согласилась мыться второй. В конце-концов, это не мои бедра были перепачканы кровью…

Когда он вышел, я все-таки нарушила щекоточную клятву, запустив руку за воротник его халата и проведя ногтями по рельефным ребрам. Он подпрыгнул и замахал руками, но все-таки не рассмеялся, так как закусил губу.

Господи, как же он был хорош: зачесанные назад волосы и снежно-белый, тщательно вымытый мех, лоснящийся в свете зажженных лампочек. Я почувствовала, что снова становлюсь горячей и липкой…

Но я решила пощадить Аза и отпустила его. В конце концов, нас в любой момент могли застукать. Потом я зашла в ванную и сняла платье через голову. Да уж, душ мне был очень даже нужен…

Намыливая свое тело шампунем, я размышляла о маме и папе. Что они скажут, когда узнают о том, чем мы занимаемся? Теперь, когда перед глазами у меня больше не стоял голый Азриэль, я столкнулась с правдой и начала переживать. Взять хотя бы искорку в папиных глазах, когда он задавал нам свой вопрос. Догадался ли он, что мы?..

Нет. Определенно нет. В смысле, вряд ли бы тогда она стал улыбаться, да?

Кто знает… вдруг все будет даже лучше, чем мы думаем? Нужно просто перестать волноваться и дать событиям течь по своему руслу. Поэтому я тщательно смыла весь шампунь со своего тела. Но даже после этого запах Азриэля, так дразнивший меня раньше, остался со мной навсегда. Мы наконец-то сделали это…

====== Глава шестая ======

На следующее утро, едва только солнце заглянуло в окна нашего дома, я уже была в комнате Аза. Он крепко спал, и я могла любоваться своим любовником, сидя за его рабочим столом. Спустя какое-то время я подкралась поближе.

— Аз? — прошептала я.

Он что-то блаженно пролепетал сквозь сон и подоткнул одеяло под подбородок, но даже и не подумал просыпаться. Тогда я взяла его длинное ухо двумя пальцами и, почувствовав, как низ моего живота тяжелеет, положила кончик себе в рот, слегка придавив языком. Его губы приоткрылись.

Расценив это, как знак, я изобразила нечто, что напоминало поцелуй, и позволила знакомому глубокому звуку, напоминавшему кошачье мурлыканье, подняться со дна моей груди. Но и после этого Аз не проснулся.

Тогда я опустилась на колени перед его кроватью и засунула голову под одеяло. Душно разогретый полумрак был напоен неповторимым ароматом, всегда дурманившим мне мозги, но я почувствовала кое-что еще: очень тонкий запах, которым я и сама пахла после ночи на смотровой площадке. Ровно до тех пор, пока не залезла под душ. Это был запах секса. Я почувствовала, как кожа на внутренней стороне моих бедер становится невероятно чувствительной от вновь растущего зуда. Едва нащупав на Азе пижамные штаны, я стянула их вниз. Его член, не твердый и не мягкий, почему-то показался мне даже привлекательнее, чем вчера. Я облизнула губы…

Спящий Аз довольно заулыбался и начал ерзать, но даже и не подумал просыпаться. Мне потребовалось немного времени, чтобы хорошенько обласкать его половой орган, прежде чем все его тело захлестнула дрожь и он открыл глаза. А рот мой наполнился скользкой и плотной жидкостью с едким вкусом.

— Фриск?.. — хлопал он ресницами спросонья. — Что ты творишь?..

Я ухмыльнулась и жадно сглотнула. Мой рот снова был свободен:

— Доброе утро, братишка.

— О, Боже… — потер он переносицу. — Я думал, что ты мне просто снишься… как долго ты… ну…

— Совсем недолго, — ответила я, после чего залезла на него, положив руки ему на грудь и уткнувшись носом в белую подмышку. Ее запах дразнил усиливающийся зуд.

Он положил свои руки мне на лопатки, и я почувствовала, что еще вот-вот — и все-таки начну мурлыкать.

— Всегда бы так просыпаться, — сказал он, покрывая поцелуями мои длинные волосы. — Тебе хочется, чтобы я тоже… ну…

Не находя нужных слов, он принялся поглаживать мой бочок, постепенно перемещая ладонь на бедро.

— Я просто хотела тебя побаловать, — покачала я головой. Губы мои были растянуты в улыбке. Мне захотелось опустить голову на согнутые руки и просто лежать, наслаждаясь теплом его тела. — Мне очень интересно: это был твой первый раз?

— Ну конечно, — ответил он, слегка посмеиваясь.

— Я не обижусь, если ты скажешь правду. В этом же нет ничего такого…

— Я тебе не вру.

— Ой… — протянула я. — Ну хорошо. Просто…

— «Просто» что?

— Просто ты был так чертовски хорош…

— Хватит читать мои мысли! Я хотел сказать тебе то же самое! — широко улыбнулся он.

— П-правда?.. — покраснела я.

— Да.

— Наверное, это все потому… — задумчиво пробормотала я, расстегивая верхнюю пуговицу его пижамы и проводя рукой по знакомому пучку белых волос. — …что мы просто хорошо знаем вкусы друг друга.

— Ну да, похоже на то, — проговорил он, запуская руку мне в пижамные штаны и сжимая мою ягодицу.

— Что ты делаешь? — спросила я Аза.

— Трогаю тебя за задницу.

— А зачем?

— Мне она очень нравится.

Я вцепилась в подушку у него под затылком и, напружинив руки, выдернула ее, а потом подняла над рогами:

— Задница моя ему, видите ли, понравилась!.. — игриво закричала я, а потом накрыла этой подушкой его лицо, надеясь получить на свою шаловливую атаку такой же шаловливый отпор. Но в кухне чем-то загремели. Наши глаза на пару мгновений стали круглыми, как монеты, а потом мне пришлось швырнуть подушку на место.

— Мама уже встала, — застывшим в горле голосом констатировал Аз.

На негнущихся ногах я подошла к двери и выглянула в коридор, пытаясь понять, есть ли кто-то в гостиной. Та была пуста. Я вышла из комнаты и с облегченным выдохом закрыла дверь. Чтобы понять, что смотреть нужно было не прямо, а по сторонам: надо мной нависла папина борода.

Вся моя решимость ушла на то, чтобы не закричать.

— Пирожочек? — заморгал он. — Рановато же ты сегодня встала!..

— Да-да-да, рановато. Доброе утро, пап.

— А поцеловать папу, чтобы утро стало еще добрее? — спросил он с улыбкой, наклоняясь надо мной и поглаживая свою щеку.

Я уже приготовилась встать на цыпочки и вытянуть губы, а потом вспомнила, что побывало у меня во рту.

— Папочка, извини, пожалуйста, но… но мне срочно нужно в туалет, — тараторила я, протискиваясь в ванную комнату сбоку от него.

Замок щелкнул и, после того, как вода в унитазе завертелась (так что папу я почти не обманула), «пирожочек» тщательно вычистил зубы. Три раза подряд.

Выходной превратился в идиллию. Как только события поворачивались к нам с нужного бока, мы с Азом тетешкали друг друга, как маленькие. Сидя за столом, например, мы тайком щекотали друг другу ноги. Коварный Аз, когда мама с папой упускали его из поля зрения, жадно щипал мои мягкие места. Когда же он упускал меня из виду, я подкрадывалась к нему со спины, мяла его хвост и покусывала уши, прямо как утром.

Вскоре напряжение между нами начало расти и, чтобы не попасться на месте преступления, Аз сказал родителям, что мы давно собирались съездить на пляж, и сейчас хотим наконец-таки это осуществить. Мама не возражала, поставив только одно условие: быть дома не позже вечера. Я прекрасно понимала причину этого ее условия: мы и вправду слишком поздно вернулись домой с бала, заставив ее волноваться перед сном. Но все же попросила она нас об этом почти без раздражения. Быть может, папа, прикрывая нам спины, сказал ей, что мы пришли гораздо раньше, чем на самом деле? Кто знает…

Поэтому мы запрыгнули в машину Аза, стараясь не медлить ни минуты.

— А мы правда поедем на пляж? — спросила я.

— Тебе разве не хочется? — изумился он.

— Пожалуйста, давай лучше снова съездим в лес, — сжала я его руку. — Я больше ни часа не протяну…

— Да ладно тебе, Фриск! — рассмеялся Аз. — Нам следует быть поаккуратней с этим…

— Пожалуй, соглашусь… — ответила я. Если вы еще не поняли, он всегда был довольно прозорливым, и его словам было лучше довериться.

Машина колесила в сторону моря. Я смотрела в окно, удивляясь тому, как похорошел со вчерашней ночи мир: будто его кто-то подменил копией, убрав все то, от чего мне было так плохо.

— Слушай, Аз… — все-таки протянула я.

— Да?

— Ну вот нутром я чую, что папа обо всем знает…

— Да ладно?! — чуть не выпустил он руль из рук.

— Боюсь, что да… — прикусила я язык и поведала о странной искорке, мелькнувшей в его глазах, когда он нас оглядывал.

— Ну… он не злился?

— Он вообще хоть когда-нибудь злился? — со смешком протянула я. — Вообще, мне почему-то кажется, что он бы не возражал…

— А что насчет мамы?.. — спросил Аз, создав в салоне практически ватную тишину. Развеивать ее пришлось мне:

— Думаю, с мамой нужно будет разговаривать отдельно… — проговорила я, поджав губы. Я прекрасно понимала, что практически все матери на свете неохотно уступают сыновей их пассиям.

Наконец мы добрались до пляжа. Того самого, на котором Азриэль устроил для меня звездопад. Ни плавок, ни купальников мы не взяли, но какое это имело значение? Мы приехали не чтобы купаться! Вместо этого мы просто шли по пляжу, держась рука за руку. И я просто дождаться не могла, когда мы наконец смогли бы ходить так, где и когда захотим. Я хотела, чтобы все любовались нами. Мной и моим прекрасным парнем.

Правда, в школе бы из-за этого были проблемы. Липпи, Алекс, Терпия… они не поймут. По крайней мере, поначалу.

Рука Азриэля снова переместилась на мою ягодицу — прямо как утром в постели. Он точно так же сжал ее. Я подпрыгнула и высунула язык — конечно же, понарошку.

— Держите ваши руки при себе, сэр! Я все-таки вам в сестры гожусь, если вы еще не забыли…

Азриэль замер и вдруг побрел от меня прочь — так быстро, что под белыми пятками заклубился песок.

— О, нет… — упал мой голос. Я ринулась вслед за ним, понимая, впрочем, что это тоже понарошку. Хотя бы потому, что через несколько мгновений он остановился и аккуратно усадил меня у раскаленного камня и попытался поцеловать. Я принялась отбиваться — мягкими взмахами рук.

— О нет!.. нет!.. остановись!.. — тянула я протяжно-безразличным голосом.

— Подожди, Фриск… — обиженно посмотрел на меня Аз. — Ты же… ты же все еще шутишь, да?

— Ах, бестолковый, вислоухий монстр!.. — притворно захныкала я, еще пару раз стукнув его в грудь. Удары мои были похожи скорее на своего рода поглаживания…

Аз снова заулыбался и притянул меня себе, обжигая губы многочисленными поцелуями. После этого мы снова занялись сексом — во второй раз.

Мой дорогой молодой человек припас на сей раз пачку с презервативами. Я не спорила. Ведь прекрасно понимала, что так будет безопаснее, хотя и чуть-чуть огорчилась, не ощутив во второй раз, как меня наполняет его горячее семя. Но, как бы то ни было, все было по-прежнему очень хорошо, если даже не лучше. Мы знали, как нам следует поступать друг с другом, и хоть двигались медленнее и мягче, чем в прошлый раз, но зато этот акт занял у нас гораздо больше времени.

И так прошло несколько беззаботных недель. Каждый свободный промежуток времени, поделенный пополам. Энергия в нас не иссякала. Я даже начала думать, не была ли разбавлена кровь козоподобных Дримурров каплей-другой кроличьей? Недаром же у Аза были такие уши, и, ну… выносливость. Интересно, все ли молодые любовники так часто «оформляют» свою любовь?.. но разве могло быть иначе? Аз и я должны были быть вместе. Мы были созданы друг для друга. Наши судьбы были переплетены с самого рождения, и мы не могли быть хоть с кем-то еще. Я понимала это только теперь. Влюбленность, судьба и разыгравшиеся гормоны сделали нас наконец одним целым…

Даже пережитое на выпускном балу было неспособно снять с меня этих розовых очков; в какой-то из дней мне позвонила Липпи и задыхающимся шепотом принялась рассказывать о том, что видела Алекса и Элли на пляже в компании друг друга.

— Ооой, — протянула я. — Ну все. нет больше мальчишкам веры, — со стыдом припомнив, как Алекс прислал мне сообщение, в котором подробно рассказал, что с Элли теперь все лучше, чем в порядке, но Аз не дал мне на него ответить, начав… понятно, что.

— Что-то не очень-то ты и сердишься… — сказала мне Липпи.

— А с чего бы мне сердиться? Пусть. Я даже очень счастлива за них!

— Ты пропустила отличный вечер… о! Кстати, ты знала, что Том и Джастин теперь официально пара?

Я вспомнила, как случайно застала их целующимися. Тогда это пробило меня на слезы, но сейчас я… радовалась за них. Честно. Даже сильнее, чем за Алекса и Элли.

— Я догадывалась, — хихикнула я в трубку. — Чтобы поцеловать его, Том вскарабкивается на стул.

— Знаешь, а мне вот интересно… как они… ну… того-этого… — смущенно начала тараторить Липпи.

— «Того-этого»? — переспросила я с улыбкой, потому что на самом деле прекрасно все поняла.

— Ну того!.. — понизила она свой голос до шепота. — Сводят шашни…

— Ну, наверное, Том всегда сверху!.. — ответила ей я.

Мысль о том, как могли бы заниматься любовью эти двое, была довольно извращенной, и в то же время невинной: монстры и люди всегда приходят к интересным решениям. Уж я-то знала… и хотела узнавать дальше.

Я положила трубку, сказав смеющейся Липпи пару каких-то пошлых шуток на прощание, и отправилась на поиски Аза. Нашла я его на заднем дворе. Он мыл машину.

— Приветик, — мило поздоровался он.

Мама была в школе и проверяла итоговые контрольные младшеклашек, переводящихся в средние школы, а папа постригал газон на школьном стадионе — в последний раз перед каникулами, так что я запрыгнула на Аза без малейшей тревоги. Шланг, упавший из его рук, принялся извиваться на земле, окатывая нас шипящими белыми потоками, а ведро покатилось в траву, разливая мыльную воду, укрытую крепко взбитой пеной. Зачерпнув пару белых пригоршней, я швырнула ими в Аза, как слишком рыхлыми снежками, а он до нитки промочил меня, поймав в итоге извивавшуюся зеленую кишку. Я прижала мокрую футболку к твердым соскам и показала ему язык. Отбросив шланг в сторону, Аз бросился на меня, а я подалась ему навстречу, смеясь и хватая его за хвост. Очень скоро он повалил меня на землю, сорвал всю самую ненужную одежду, и овладел мной. А потом опять и опять, опять и опять, заставляя меня выкрикивать его имя в ликующее голубое небо.

Возвращаясь домой из школы в понедельник, я чувствовала, что мне немедленно нужно уединиться с Азом — так сильно зуд сводил мои ноги. Мы не виделись с самого утра, и после обеда я искренне рассчитывала получить от него самые теплые ласки.

Аз отпросился домой пораньше, прикрывшись почти что доведенным до совершенства проектом по биологии, а я осталась еще на часик, чтобы Элли сообщила мне все, что произошло после выпускного бала. Она все еще была несколько подавлена, но Алекс, по ее словам, оказался просто прекрасным «плечом», как я, впрочем, и ожидала. Слушать это было радостно. Я понимала, что моя подруга получила-таки наконец все то, чего ей так недоставало.

Что уж говорить про меня…

Стоило мне войти, как я увидела Аза, сидящего за кухонным столом.

— Привет, — обратилась я к нему. — Мама и папа дома?

Он покачал головой.

— Прекрасно. Снимайте штаны, Принц Пышнобулки!..

— Фриск, — без капли страсти сказал он. Мое собственное имя сразу показалось мне холодным и чужим…

— Да, Азриэль?

Он кивнул на стол. Только тогда я заметила, что на нем лежало вскрытое письмо.

— От кого оно? — спросила я. Хотя и так все прекрасно поняла. Из университета. Из самого престижного университета на самом-пресамом краю штата. По телу пробежал холодок. Включив всегда готовую утешить расстроенного брата сестру, я улыбнулась:

— Тебя не взяли, да? Ну что ж, в море еще полно рыбы…

— Это приказ о зачислении, — ответил он.

— Ух ты, — забормотала я, не вполне понимая, что это означает. — Ну, поздравляю!.. Надеюсь, твое имя находится так близко рядом со счастливчиками, которые выиграли конкурс, что ты…

— Фриск, — сказал он, прикрыв веки. — Если они выслали приказ о зачислении, значит, уже зачислили. Я официально студент.

— Аз, ты же не можешь… — зашептала я горьким шепотом. — Ты же не поедешь, да?..

— Фриск, я не могу не… — начал он, беря меня за руку.

— Ты… ты расстаешься со мной?.. — зашептала я уже не горьким, я попросту плачущим шепотом.

— Что? — опешил Аз. — Нет! Ни за что! Вот уж нет. Я же тебя люблю. Ты моя девушка.

— Но ты уедешь от меня за тысячу миль!

— А что это изменит? Мы по-прежнему будем вдвоем. Мы будем встречаться на каникулах. Или каждый раз, как только освободимся от учебы. Я буду звонить тебе каждый вечер. Я…

— Это будет совсем не то! — задрожала я. — Аз… я не могу жить, когда тебя нет рядом!

Мой мозг окутали самые темные мысли, темнее которых я не чувствовала даже в самые тяжелые времена.

— Фриск, успокойся.

— Успокойся?! — захохотала я истерическим смехом. — Да пожалуйста! Сколько хочешь! Смотри, я уже спокойна! Это же так легко!.. Раз-два — и готово!..

— Фриск, не надо…

— Только посмей упомянуть муху и слона… — прошипела я сквозь зубы.

— Фриск, выслушай меня. — сжал он мою руку. — Просто…

— Что с нами случится?.. — кусала я собственные пальцы.

— Фриск, да ничего с нами не случится.

— Так вот, в чем было дело!.. — выдернула я руку из его пальцев. — Я была просто легкой добычей, да? Просто зверьком, которого можно поставить на карачки, и…

Азриэль ударил кулаком о стол. Не веря своим глазам, я остановилась.

— Да что с тобой не так?! — рявкнул он. — Ты правда ревнуешь меня к университету?! Так это, или нет, я тебя спрашиваю?!

Я уставилась на его кулак. Меня трясло. Обида и страх не давали мне даже моргнуть.

— Фриск, я же люблю тебя…

Я наконец закрыла глаза. В этой колющейся горячей темноте его голос звучал так, будто он уже был очень-очень далеко:

— Фриск, пожалуйста, пойми меня. Этот универ… это самый большой мой шанс. Я наконец-то прикоснусь к тому, чего так добивался! Ты же знаешь, как сильно я люблю ботанику, а их профессора и оборудование — первые в стране… это моя самая заветная мечта…

Самая заветная мечта…

— А моей заветной мечтой был ты, — открыла я глаза. — И ты даже не представляешь, как я тебя добивалась…

— Фриск, ну почему ты продолжаешь повторять одно и тоже?..

— Потому что знаю, что со мной произойдет, — шептала я. — Я слишком часто видела это… в ночных кошмарах…

— Ночных кошмарах?

— Ты забудешь обо мне. Найдешь себе кого-то получше.

— Я никогда тебя не брошу… — замотал он головой.

— Не ври.

Я опустила голову. От происходящего мне захотелось вырвать. Мой живот вдруг показался мне таким тяжелым. Что если… что если я…

— Что, если я беременна?! — подскочил мой голос от страха.

— Беременна?.. — растерялся Аз. — Но я же всегда…

— Что, если у нас родился бы ребенок?

— Если бы ты была беременна, — выпрямил он спину. — Я бы сделал все, чтобы наш ребенок увидел свет.

— Лгун, — отрезала я.

Глаза Аза налились холодом. Я вспомнила о мамином взгляде, который, как думала, мне удалось каким-то образом унаследовать. Оказывается, нет. Я же не ее родная дочь. Поэтому-то его и унаследовал Аз.

— Я бы ни за что от тебя не отвернулся, — остолбенел он. — А ты… как бы ты поступила?..

Я не ответила. Я просто смотрела на свои руки, которые сцепились в дрожащий замок. Я ничего на чувствовала — даже боли, когда один из пальцев оказался чересчур сильно выгнут. В глазах стояли слезы, которые через мгновение потекли по моим щекам.

Аз поднялся со стула и подошел ко мне:

— Фриск, я же…

Едва только на моем плече оказалась его рука, я рванулась вбок:

— Не смей меня трогать!!!

Я не плакала: я рыдала. Убежать не получилось: ноги подвели меня, и я упала на пол и теперь смотрела на Азриэля через плечо. На его лице была написана боль.

— Сестренка… — прошептал он, совсем как в детстве.

— Никакая я тебе не сестра!!! И ты мне никто!!! Просто монстр!!! Монстр!!!

Я вскочила на ноги и выбежала из дома, обливаясь слезами. Они выедали мне глаза все время, пока я слонялась по лесу, искреннее желая заблудиться и больше никогда не найтись, провалиться в глубокую яму и не оставить ни одной косточки целой, или наткнуться на дикого зверя, который разорвал бы меня на куски, едва увидев. Вкакой-то момент до меня донеслось далекое эхо: Азриэль выкрикивал мое имя. Я замерла. Часть меня уже была готова повернуться и бежать к нему, но другая — пухнущая, черная, извивающаяся от боли и не прощающая никакие обиды, заставила убежать еще дальше. Я больше не могла выносить этой агонии.

Поздней ночью меня нашел папа. Свет его фонарика пробежал по моему лицу и я открыла красные глаза, просыпаясь от тяжелого и мутного сна, больше похожего на похмелье.

— Пойдем, пирожочек, — утешал он меня. — Пора домой.

Ни я, ни Аз так и не рассказали маме с папой о том, что же произошло на самом деле. Сквозь приоткрытую дверь я слышала, как они взволнованно строили самые различные предположения. Виноватыми в итоге оказался трудный возраст и проблемы с учебой.

Между Азом и мной с тех пор высилась стена. Непреодолимая. Со всеми, на кого падала я ее тень, я перестала общаться. В моей душе вращался водоворот из самых плохих эмоций и чувств. Кошмары, от которых я успешно пряталась столько лет, полезли из всех щелей и атаковали меня с новой силой.

Нет. Кошмары, от которых меня успешно прятал Аз.

Теперь я даже смотреть на него не могла. Я боялась его, почти как настоящего монстра, подобного тем, какими взрослые привыкли пугать маленьких детей. А ведь он пытался… он так отчаянно пытался перелезть через эту стену. Но ведь именно от его внимания я ей и огородилась.

Нет.

Я огородилась сама от себя. И попросту не могла найти силы, чтобы ее разрушить. Ненавидеть себя было все же приятнее, чем бояться. А Аз все пытался и пытался… он не успел. Пухнущая половина меня окаменела, придавив своим весом ту, что попыталась вернуться, слыша эхо далекого голоса. Я вела себя с ним, мамой и папой так вежливо, будто ничего не произошло. Совсем ничего. Будто Аз так никогда меня и не поцеловал, а ужасный бал, истрепавший мне все нервы, состоялся только каких-нибудь пару минут назад.

Мама и папа были рады видеть меня наконец вылезшей из этого ужасного состояния. Но Аз — нет. Он прекрасно понимал, что я притворяюсь. Кто, как не он, знал, что такое, когда в веселых глазах на самом деле нет ни одной эмоции? Ни. Од. Ной.

Однажды вечером в дверь моей комнаты раздался стук:

— Это я.

— Входи.

Я лежала на краю кровати и готовила уроки. Аз вошел и примостился рядом.

— Приветик.

— Приветик.

Он долго расспрашивал меня о школьных делах и о том, что новенького было в жизни у моих друзей. Я знала, что уходить он, пока мы не наговоримся, не станет. А поэтому рассказала историю о Джастине и Томе. Они поссорились. А все потому, что Джастин погладил свет очей своих по голове, как кошку, на глазах у знакомых, и этим ужасно унизил.

— Бедолаги, — тепло улыбнулся Аз. — У них же все так хорошо складывалось, а?

— Даже очень, — согласно кивнула я.

— Слушай, Фриск… — неожиданно заговорил он. — А можно… можно мне с тобой поговорить…

— Мы и так говорим, — покосилась я на него.

— Нет, — сказал он, посерьезнев. — Я хочу поговорить о нас.

— Никаких «нас» больше не предвидится, — ответила я. — У меня были месячные. Я не беременна.

Аз с облегчением выдохнул. От этого у меня затряслись кулаки.

— Видишь, — пропустила я каждое слово сквозь зубы. — Вовсе бы ты ничего не сделал, чтобы наш ребенок увидел свет.

Он открыл рот и, казалось, был уже готов что-то сказать мне. Но в итоге просто встал и вышел из комнаты прочь.

После той ночи играть в то, что ничего между балом и проживаемым им днем не было, стал уже он. И я с горькой радостью ему подыгрывала. А потом просто выбросила все бредни о предназначенной нам с детства любви из головы.

После расставания я остригла свои волосы так коротко, как никогда до этого. Я никому не говорила, почему. Даже наперебой интересующихся моим «сменившимся имиджем» подружкам.

А все потому, что каждое зеркало улыбалось мне знакомой натянутой улыбкой. Той, имени владелицы которой я так опасалась. Глаза, пылавшие под челкой, напоминали две бездонных пропасти и корили меня за то, что я была точно такой же никчемной эгоисткой, которая не пожалела всего, что у нее было, чтобы лишний раз доказать это.

И я, и Аз сдали выпускные экзамены. Причем на высшие баллы. Чему тут удивляться: последние дни учебы в школе я не расставалась с учебниками, потому что только уходя с головой в их бесстрастные прописные истины понимала, что хоть какая-то правда в этой жизни все еще осталась. Вся параллель благополучно получила свои аттестаты и все лето промучила головы над тем, по какой дороге им идти во взрослую жизнь. Я проводила вне дома столько времени, сколько могли мне позволить обстоятельства. Аз тоже. Мама и папа, но в особенности почему-то папа, начали страдать от так называемого «синдрома опустевшего гнезда», и каждый раз, когда кто-то из нас появлялся рядом, с радостью принимались окружать его вниманием. Но мы слишком изменились.

Я даже не провожала Аза, который, собрав все нужные вещи за два дня до отлета, готовился уезжать в университет. Ему предоставили комнату в кампусе, и он хотел как можно скорее заселиться в нее, чтобы к началу учебных занятий беспорядок не отвлекал его. Однако я знала, в чем на самом деле была причина его спешки. Пока осень медленно вступала в свои права, готовя и меня к отъезду в колледж, я становилась все более мрачной и все менее приятной в общении. В отношениях почти со всеми моими старыми друзьями наступила пауза. Со всем, кроме Липпи.

О, Липпи. Как же ты спасала меня тогда.

Поскольку у нее единственной не было молодого человека, о котором она была бы готова без умолку трещать при каждой встрече, ее компания казалась оазисом, цветущим посреди пустыни иссушавшего меня одиночества, гнева и зависти. Именно в этом оазисе легче всего было не замечать, что Аз уезжает, и ничто больше не будет, как прежде.

— Вы с братом, кажется, поссорились, да? — спросила она меня, когда мы уселись в какой-то кофейне.

Я чуть не поперхнулась кофе. Да-да, вкус «взрослого» напитка больше меня не отталкивал. И никакого вам молоха и сахара. Ни одной ложки. Только обжигающее варево; черное, как уголь, и горькое, как деготь. Моя рука задрожала и я чуть не выплеснула горячую чашку ей в лицо, но, к собственной моей неожиданности, выплеснулось кое-что совсем другое. Накопленные за лето слезы.

Я заревела. Липпи вскочила и прижала мою коротко стриженную голову к себе. Я не отстранилась.

— Он уезжает, Липпи. Он уходит!..

Если бы я не прикусила язык и не зашлась в новом приступе рыданий, то точно бы сказала «он уходит от меня».

— Вы еще встретитесь, — гладила меня Липпи.

Я понимала, что она хотела сказать. Но нет. Нет и нет.

О, Азриэль — мой прекрасный, нежный и любящий принц. Моя любовь и сладострастие. Тот, кого я любила больше всех на свете. Ты никогда не вернешься.

В мире было полно людей, достойнее и чище меня. И я знала, что ты обязательно найдешь такого человека. Зачем я буду нужна тебе после этого?..

Я осознавала, что до сегодняшнего дня ситуация была еще поправима. Я могла бы просто сказать ему, что мне очень жаль, и я не хочу расставаться с ним на такой ноте. Я бы хотела снова быть рядом с ним. Как лучший друг, как сестра, или как кто угодно другой. Но было уже слишком поздно. Та часть меня, которая сперва чернела, пухла и набухала ядом, будто стремительно сгнивая, а потом окаменела всего за одну ночь, не хотела этого. Прежняя я была похоронена под ней, как под могильной плитой. И мне нравилась ее тяжесть. Нравилась, что она загораживает от меня свет. Нравилось, что сердце, придавленное ей, все еще боролось. Вернее, не нравилось. Я просто понимала, что заслужила это.

Я часто задышала и в конце концов фыркнула. Слезы прекратились. В глазах остался только острый спазм, словно бы шептавшийся с тем, что клокотал у меня под сердцем.

— Вот, — протянула мне Липпи стопку бумажных салфеток. — Вытри слезы…

Я сделала ровно то, о чем меня попросили. Вынув из кармана зеркало, я посмотрела на себя. Да уж, видок был такой себе. Из-за коротких волос мне показалось, что я снова вернулась в тело десятилетней девочки.

Я улыбнулась. Мое отражение осклабилось в ответ. Ухмылка получилась омерзительной: натянутой, болезненной и насквозь фальшивой. Зеркало будто отразило не лицо, а то, что я волочила в своей душе. Даже с короткими волосами сходство с ней было просто необъяснимым.

Азгор не ошибся. Давным-давно, когда монстры еще не вышли в Подземелье, он сказал мне, что мы похожи. Может, мы даже могли бы быть сестрами…

Я захлопнула зеркало, едва не швырнув его под колеса какой-нибудь машины.

— Мне пора, — вдруг заторопилась я.

— Он же еще не уехал, да? — закивала Липпи.

Да. Именно. Он еще не уехал. Он бы не смог. Он ждал меня.

Он загружал багажник папиной машины бесконечными картонными коробками. Какие-то вещи он передал курьеру неделю назад, но машина все равно была забита под самый потолок. Как только я показалась вдалеке, он замахал мне руками.

— Приветик, — сказала ему я.

— Приветик, — ответил он.

Я подошла ближе и повисла у него на шее. Он обнял меня в ответ.

— Еще увидимся, братан. Береги себя.

— Спасибо, сестренка. Не скучай по мне.

Я повисела еще ровно секунду, а потом разомкнула объятия.

— Фриск, ты точно не поедешь с нами в аэропорт? — поинтересовался папа. — Я уверен, что эти картонки могли бы и потесниться…

— Спасибо, — покачала я головой. — Лучше уж подожду первых каникул…

— И я их подожду! — ухмыльнулся Аз.

Машина заурчала и выехала со стоянки перед гаражом. Я подбежала к обочине и замахала рукой. Аз высунулся из машины и замахал мне в ответ.

— Пока, сестренка! — кричал он. — Еще увидимся! Я тебя люблю!

Машина стала пятнистой от обрызгавших ее солнечных лучей, текших сквозь пожелтевшие деревья. Росли они в самом конце нашей улицы.

— Я тоже тебя люблю.

Плита обрушилась на меня всей своей тяжестью. Раздавленное сердце перестало бороться.

====== Глава седьмая ======

Прошли годы, сказала бы я, если бы не устала врать самой себе. Годы не прошли, а протащились, волоча меня за собой, как сбегающая по склону горы лавина. Так медленно время тащится только во снах. Причем в плохих.

Я съехала. Как бы мама и папа не отговаривали меня от этого, ссылаясь на то, что им будет очень одиноко, а колледж мой находится прямо в Городе, но я все же оставила дом. Выносить плохие воспоминания, которые поджидали меня в каждом пустом углу, в какой-то момент стало невозможно.

Плохие воспоминания, сказали бы вы. В доме Азгора и Ториэль. Плохие воспоминания, конечно… — покачали бы вы головой. Об Азе?..

Да. Именно так. И я сама не верила в то, что вдали от семьи мне было чуточку спокойней. Это казалось бессмысленным и страшным.

Училась я так, как никогда до этого. Учеба стала центром моего бытия. Друзей я так и не завела. Они были мне не нужны. Я кое-как поддерживала связь с приятелями из старшей школы в Андернете, но по минимуму. В сети я была так редко, что статус мог не обновляться полгода, а почтовый ящик на первых порах был забит письмами с вопросами о том, в порядке ли я.

Ответ на каждое подобное письмо всегда был положительным. Ну конечно же я в порядке. В полном. Все просто замечательно.

Ящик спустя время стал и наполовину не таким забитым.

В Андернет я заходила совсем не ради того, чтобы развеять свое одиночество непринужденной дружеской беседой. Мне было интересно, чем занят Аз. Он завел друзей. Вступил в команду университета по плаванию. Его снова и снова отмечали на групповых фотографиях. Смотреть на них я не могла. Мне было больно оттого, что все без исключения люди на них широко улыбаются. И он тоже.

Но я все равно тайком посматривала на его статус.

«Не женат» — всегда сообщало «семейное положение». Это позволяло мне прожить еще неделю-другую. Ровно до того момента, когда я тайком заходила на его страницу.

Рождественские каникулы…

Чтобы отпраздновать Рождество, мы оба раз в год возвращались домой. Для Аза путь туда и обратно был отнюдь не близким, но он не пропустил ни одного Сочельника, пока учился. Общалась я с ним с предельной непринужденностью, но конечно же, прикидывалась, как могла. Это было очень тяжело. Когда наставала пора вернуться в съемную квартиру, я выдыхала с облегчением, стараясь не думать о том, что в ближайшие пару дней меня снова посетят ночные кошмары.

Присутствие Аза как будто бы отгоняло их, и я могла отдохнуть хотя бы во сне.

В один из выходных я обнаружила новое сообщение. Я была в недоумении. Мне казалось, что сообщения от друзей уже давным-давно сошли на нет. Я не ошиблась. Письмо было не от друзей. Его отправил Аз. Недоумение переполнило меня, и я почувствовала, что оно очень даже легко может политься через край. Писал он обычно только в преддверии моего дня рождения. Или вообще какого угодно праздника. Но праздников на горизонте не намечалось: это была середина семестра.

«Приеду в Город четвертого числа. Хочешь поужинать со мной?».

«Только вдвоем?» — напечатала я дрожащими пальцами.

«Нет. Я хочу кое с кем тебя познакомить» — пришло мне в ответ.

Телефон упал на пол, перекувырнувшись в воздухе. Я дернулась, как будто на мгновение он превратился в ядовитого паука. «Кое с кем». «Кое с кем»… Как же это трогательно!..

Я бросился на кровать, уже готовясь зарыть мокрое лицо в подушку. Но глаза остались сухими.

Все, что могло гореть и ныть, горело и ныло. Странно, но я почти этого не чувствовала. Ведь давным-давно поняла, что подобное сообщение — лишь вопрос времени, и я обязательно его получу. За годы, проведенные в ожидании, слезы улетучились. Остался только страх, днями мучавший меня в виде тревоги, а ночи превращавшийся в ночные кошмары.

Хотя нет.

Это был совсем не страх. Я уже почти забыла, как это состояние называется по-настоящему.

Облегчение.

Если бы этот «кое-кто» был нашим общим знакомым, он бы рассказал об этом сразу. Но «кое-кто» был совсем не Элли. И не Терпия. Я не могла его знать. Может… может, это не так уж и плохо. Вдруг этот «кое-кто» окажется очень даже хорошим?

Я подняла телефон с пола. Я знала, что Аз ждет моего ответа.

«Хорошая идея. Куда пойдем?».

Легче было бы ответить, что я по самые гланды завалена учебой. Но я не могла. С ложью пора было покончить раз и навсегда. Пусть чувство вины уступит место боли. Я должна увидеть, какая она. Иначе потеряю последние остатки рассудка. Я должна была доказать себе, что умею смотреть правде в глаза. Может, тогда кошмары оставят меня. Может, тогда я смогу двигаться дальше не потому, что ничего другого мне больше не остается.

Мне живо пришлось вспоминать, как класть макияж на лицо. Я не пользовалась косметикой уже столько, что действовала скорее по какому-то наитию, чем по привычке. Волосы напоминали свалявшийся клубок и явно требовали, чтобы их укоротили, но я не стала им потакать. Когда ты сам стрижешь себе волосы, получившиеся прически выглядят в лучшем случае странно.

— Неужели они правда так отросли?.. — проговорила я, изучая отражение в зеркале. Я казалась себе чужой. Схватив чуть приподнимавшуюся над макушкой копну волос, я убрала ее за шею. И из зеркала мне вдруг замигала она — маленькая девочка, провалившаяся в гору Эббот так много лет назад. Землистый цвет лица, узкие раскосые глаза, будто готовые разлететься в разные стороны, маленький чуть приподнятый нос и каштановые волосы — слишком короткие для девочки и слишком длинные для мальчика.

Как такую вообще можно было полюбить? Может, Аз и все, что между нами было, этой маленькой девочке просто приснилось?

В ресторан я, естественно, опоздала. На мысли о том, как бездарно я поступила со своей жизнью, у меня ушло явно больше времени, чем на все прихорашивания вместе взятые: выглядела я неряшливо. Слишком неряшливо для такого ресторана: французского, в самом дорогом районе Города. Наверное, его выбрала «кое-кто», потому что на вкус Аза это было совсем не похоже. Подойдя к стойке регистрации, я сказала, что мне нужно пройти к зарезервированному на три персоны столику. Близстоящий официант кивнул и повел меня внутрь.

Чтобы как-то отвлечь внимание от ужасного макияжа, я решила надеть еще и платье. Я не надевала их уже кучу времени, но слава Богу, внутрь все-таки влезла, хотя это и далось мне нелегко: я как будто и поправилась, и осунулась одновременно. Платье, может, справлялось с возложенной на него задачей, но мимо столиков я шла так неуверенно, словно набранный между приступами депрессии лишний вес тянул меня к земле.

Официант, кружившийся над дальним столиком, наполнял три бокала вином. Аз внимательно следил за его руками. Место рядом с ним пустовало. При виде меня его лицо просияло и он вскочил со стула:

— Фриск!

Я застыла. Не задрожала. Не лишилась чувств. Даже ничего не сказала. Просто остановилась как вкопанная.

Аз вырос еще сильнее. Если, конечно, это было возможно — мы очень давно не виделись. От типичной подростковой сухощавости, которую я считала пиком хорошего физического развития, не осталось и следа: его тело превратилось в настоящую гору мускулов. Судя по фотографиям, которые я могла иногда видеть на его странице, он часто и помногу занимался в зале. Его рога загибались назад — прямо как у папы, но на этом сходство заканчивалось: на маму Аз все же походил куда сильнее. Та же добрая улыбка, те же широко распахнутые лиловые глаза с длинными ресницами…

Какой же он был красивый. Я и забыла об этом…

— Ох, сестричка… — обошел он стол, чтобы обнять меня. — Как же давно мы не виделись!..

— Да. Очень давно…

Я прижалась к нему, как утопающая — к обломку корабля. Его тепло прошло сквозь мое тело, и я сразу вспомнила его запах. На пару мгновений я снова стала маленькой девочкой, а потом подростком. Я снова сидела на его животе и щекотала его подмышки, чтобы он заблеял. Я снова шла к лагерю от озера, повиснув на его руке. Я снова лежала под звездным небом и просила у звезд исполнить мое желание. Я снова целовала его, сидя на старом кедре, я снова чувствовала на потной груди его горячее дыхание и переполнялась его густым жаром изнутри. Я снова…

Я снова не хотела его отпускать.

Он разъединил руки первым. А потом застенчиво заулыбался:

— Здравствуй, Фриск! Познакомься, пожалуйста: это Грация!

Я повернулась. За спиной у меня стояла женщина. Человек. В зеленом платье, которое с шелковым шуршанием стекало по ее стройной фигуре и длинным ногам. Она была почти одного роста с Азом, и рядом с ней я выглядела так же, как гусеница рядом с бабочкой. Маленькой и пухлой. Ее длинные волосы цвета красного золота были рассыпаны по плечам, казавшимся восковыми — такой нежной и светлой была ее кожа. Она протянула мне изящную руку, лучезарно улыбаясь искусно накрашенным ртом.

Красавица. Никаких других слов было не нужно. В ней торжествовала женская красота. Даже имя у нее было красивое. Только…

…я никак не могла отделаться от мысли, что мы все же чем-то похожи. Неуловимо… у нее был почти такой же приподнятый нос. Такие же тонкие губы. Может, даже выражение глаз ее показалось мне похожим… наверное, из-за цвета. Только ее глаза по сравнению с моими показались бы просто гигантскими. Но все же никто в здравом уме не перепутал бы бабочку с гусеницей.

— Ты, наверное, и есть Фриск, — пропела она теплым бархатным голосом. От лучезарной улыбки на щеках у нее появились две ямочки.

— Оч-чень п-приятно… — пробормотала я, пожав ее руку.

Рука у нее оказалась не по-женски тяжелой. Наклонившись надо мной, она поставила неаккуратный поцелуй на мою щеку. Я чмокнула ее в ответ. Пахло от нее чем-то очень густым и сладким. Дорогим шоколадом.

Улыбка Аза из застенчивой превратилась в нервную. Я знала, что он пристально смотрел за моим лицом, стараясь понять, что я могу чувствовать.

Хотите знать, что я чувствовала?

Ничего.

Ни одной эмоции.

Это даже немного пугало.

Но пугалась я недолго: у меня чуть пар из ушей не повалил, стоило мне увидеть, как Аз отодвигает стул для Грации. В висках стучал пульс, а земля уплывала из-под ног. Я изо всех сил вцепилась в спинку своего собственного стула, чтобы не дать земле уплыть окончательно.

Ну конечно. Она же его девушка. Быть вежливым с тем, кого любишь — первое правило хорошего тона.

С т е м , к о г о л ю б и ш ь . . .

Живот закрутило. Я вцепилась в стул так, что у меня побелели пальцы.

Да подними же ты голову, дура, подними голову!!!

Я подняла голову. Аз и Грация улыбались. Я тоже принялась улыбаться. Я надеялась, что они примут мое странное поведение за робость, а не за истерику.

По спине потек пот. Мне было страшно. Я чувствовала себя растоптанной и не хотела, чтобы Аз и Грация поняли поняли это. Именно этот страх и заставил меня натянуть такую широкую улыбку, что мои щеки чуть не треснули.

Аз взглядом указал мне на бокал с вином. Я ответила на это благодарным кивком. В последние годы я держалась от алкоголя на расстоянии, боясь спиться на нервной почве, но мне нужно было чем-то занять руки. Только бы они не увидели, что пальцы, которыми я держу бокал, белые…

Сделав пару жадных глотков, будто это было вовсе не вино, а чай, я почувствовала, как мою голову заволок винный пар, и выдохнула. К пальцам вернулся их законный землистый цвет. Над нашим столиком склонился официант, и мы сделали заказы. Размышление о том, чего бы мне хотелось съесть, на пару секунд позволило мне забыть о страхе обнаружить перед ними свои настоящие чувства.

На первое Аз заказал улиток по-бургундски. Я усмехнулась над его выбором. Этого хватило, чтобы я начала казаться почти веселой.

— Так я и не смогла полюбить их. С самого детства, — сказала я.

— А вот я их очень люблю, — ответила мне Грация. — Но, впрочем, они действительно «не для всех»…

На ее овальном лице снова расцвела лучезарная улыбка, окруженная двумя ямочками. Мне стало противно. Она не сказала ничего плохого, но почему-то я почувствовала себя очень сердитой…

— Ну так… как ты поживаешь? — поинтересовался Аз. Уверена, что выражение моего лица в тот момент он ни с чем бы не спутал.

Я глотнула вина, чтобы промочить пересохшее горло и задумалась. Как я поживаю? О чем мне было ему рассказывать?! О том, как каждое утро я просыпаюсь, тащу себя в колледж, покупаю продукты на пару дней вперед, прихожу домой, ужинаю, заваливаюсь спать, просыпаюсь, тащу себя в колледж… и так далее, и тому подобное, и до бесконечности. Я вдруг поняла, что жизнь моя вообще не имеет никакого смысла.

Вместо этого я кашлянула и принялась рассказывать о том, чем занимаюсь в колледже. Грация в продолжение этого разговора учтиво кивала и иногда задавала какие-то уточняющие вопросы. Аз смотрел на нас с нервной улыбкой, которая, наконец, потеплела, только когда он понял, что непринужденному тону разговора ничего не угрожает.

Еду наконец-таки принесли, и я набросилась на свой террин. Пока мы ели, Грация рассказывала мне, как познакомилась с Азом. Она была интерном в местной больнице, а также работала в цветочном магазине. Аз проходил мимо его витрины каждый день, когда направлялся на учебу. Иногда он останавливался и любовался цветами.

— Он всегда знал толк в настоящей красоте! Правильно, Азик? — сказала она, касаясь его руки. «Азик» потряс головой, как будто отгоняя от себя какие-то ненужные мысли, и смущенно улыбнулся ей.

Кончилось все тем, что Грация подарила ему букет. Не спросив за это ни цента. Ставя их в воду по возвращении домой, он с удивлением наткнулся на карточку с ее номером.

— Он выглядел так трогательно… — пела его нынешняя любовь. — Мне всегда тяжело делать первый шаг: я довольно робкая… но я так хотела увидеть его счастливым!

Я улыбнулась милой истории. Как хорошо, что такие еще случаются в нашей жизни, думала я. Пусть и обходят некоторых стороной…

Аз прекрасно понимал, что долго я не протяну. Он принялся рассказывать мне, чем занимался в университете все эти годы. Я многого не знала. Вообще, думала я с грустью, мне даже ни разу не довелось спросить его об этом. И мне стало очень стыдно за это.

Свой рассказ Грация перемежала различными байками из жизни. Она была без двух минут хирургом. Умным, красивым хирургом… вскоре принесли второе и я обрадовалась, что от улыбок и кивков можно немного передохнуть.

Я сгорала от зависти. Они выглядели такими счастливыми… я ненавидела их за это. И еще сильнее — себя, потому что не могла просто порадоваться чужому счастью.

Ковыряя свое суфле ложкой, я пыталась понять, что именно с моей головой было не так. Была бы я рада, если бы Аз оказался таким же несчастным, как я? Нет. Конечно нет!.. может, я бы и хотела увидеть его таким… но разве это было нормально?! Я пожалела о том, что больше не могу СОХРАНЯТЬ И ПЕРЕЗАГРУЖАТЬ. Но как можно было перезагрузить саму себя? Аз же был действительно счастлив… я не имела права отбирать у него это счастье.

«Отбирать у него»…

Именно.

Мне-то вообще никакого счастья после стольких лет не досталось.

Я выдохнула. Мрачные мысли стали развеиваться. Она была прекрасной женщиной. Ни капли спеси. Ни капли зависти. Вообще ни одного отрицательного качества. Она была лучше меня. И Азу досталась абсолютно справедливо.

Грация отрезала кусочек от поджаренного мяса — движение получилось по-медицински точным и очень быстрым. Положив его в рот, она улыбнулась мне. Я закусила губы, смотря, как двигаются ее челюсти. Между нашими взглядами протянулась ледяная полоска.

— Слушай… — неожиданно обратилась я к Азу. — А мама с папой знают, что ты приехал?

Вопрос, казалось, застал Аза врасплох — он поперхнулся и взглянул на свою спутницу:

— Конечно. Мы ездили к ним сегодня утром…

— Я чуть не умерла от страха! — шутливо воскликнула Грация, промокая губы салфеткой.

— Почему? — опешила я.

— Видела бы ты глаза своей мамы, — ответила она мне.

— Мама просто завалила Грацию вопросами, — засмеялся Аз.

— Как будто я преступление совершила! — закивала высокая женщина. — Думаю, если бы ко мне с утра пораньше нагрянула какая-нибудь незнакомка и заявила, что мы с ее сыном собираемся пожениться, я бы тоже на нее набросилась…

Я кивнула. Посыл ее слов дошел до меня только секунды через три. Будто огонек, бегущий по бикфордову шнуру и наконец-то добравшийся до пороха. Внутри меня произошел взрыв и уголки рта опустились вниз:

— Пожениться?..

Аз уставился на Грацию. Та ойкнула и виновата закрыла рот рукой:

— Прошу прощения… не сдержалась. Я забыла, что Азик сам хотел рассказать тебе об этом. Мы помолвлены!

— А… п-п-палец… — задохнулась я.

Грация нахмурилась и растопырила все пальцы сразу, пытаясь понять, о каком именно я говорю. Едва ее осенило, на лице снова расцвела лучезарная улыбка:

— Ах, так ты про кольцо… Азик сказал, чтобы мы их не надевали. Он хотел, чтобы это был сюрприз.

Аз застыл. Наверное, он пытался казаться спокойным, но один его взгляд пресекал подобную попытку на корню. Это были глаза оленя, застывшего перед пятитонкой.

Ладони пронзила боль. Только потом я поняла, что вцепилась в край стола.

— Фриск? — потрепал меня по плечу Аз. — Ты чего?..

— Примите мои поздравления! — расплылась я в улыбке, наконец оторвав пальцы от скатерти.

Зрачки Аза уменьшились. Я была почти уверена, что эта улыбка выдала меня с головой. Это была именно та самая фальшиво-натянутая улыбка, которую я не могла видеть в зеркале, но все равно демонстрировала каждый раз, когда на самом деле хотела рвать и метать. Но Грация ничего не заподозрила. Она перегнулась через весь стол и обхватила меня за руки:

— Ой, дорогуша, спасибо тебе! Как я рада!..

Я поежилась. Объятия ее не по-женски тяжелых рук были почти болезненными…

Очередной официант, вновь наклонившийся над нами, учтиво спросил, что мы выберем в качестве десерта. Грация взглянула сперва на меню, а потом на меня, легонько дернув плечом. Я должна была заказывать первой. Взяв толстую кожаную папку, которая чуть не выскользнула из моих рук, я провела пальцем по списку блюд. Буквы расползались в разные стороны, как муравьи:

— Наверное… пусть это будет крем-брюле…

Я протянула толстое меню Азу, но к моей неожиданности его взяла Грация:

— Нам, пожалуйста, гато о шёколя, — сказала она, возвращая меню официанту. Потом повернулась в мою сторону и принялась объяснять: — Мы всегда берем шоколадные десерты. Мой Азик так любит шоколад, правда?

Шоколад… мой Азик так любит шоколад…

Искусно накрашенный рот, ямочки на щеках и блестящие глаза Грации превратились в багровый туман. Она была так счастлива… как же иначе? Она скоро станет женой Аза. Женой того, которого я так сильно любила и так бесчеловечно оттолкнула. Горький комок, вновь подкативший к горлу спустя столько лет, затвердел и вдруг обрушился вниз — как лезвие гильотины. Он скользнул по сердцу, разрезая его точно таким же точным и быстрым движением, каким Грация резала свое мясо.

Я встала со стула. Тело казалось набитым ватой. Я словно превратилась в робота, в котором что-то закоротило. Каждое движение давалось мне с невероятным усилием:

— Мне… мне надо в уборную…

Аз понял все сразу же:

— Фриски, ты же не…

— Да, дорогуша, что с тобой? — обеспокоенно перебила его Грация. — На тебе лица нет…

Я снова вцепилась в стул. Белыми на сей раз кроме пальцев оказались обе мои руки — вплоть до локтей. Я смотрела на Грацию, не мигая. Эти ямочки… весь мой гнев, казалось, сфокусировался в этих двух впадинках по бокам ее рта.

— Со мной-то? Все нормально. — отрезала я. — А вы чего хотели? Или это твой брат женится на какой-то потаскухе, которая даже не дает заказать ему, что он хочет?!

Мой голос смолк, перед этим успев превратиться в тихий крик. Поняла я это, только начав оглядываться по сторонам. Люди смотрели на меня широко вытаращенными глазами. Аз и Грация — тоже. Взгляд Грации был задумчивым и печальным, а Аза — ледяным. Совсем как у мамы.

— Фриск… — только и сказал он.

Схватив сумку, я умчалась прочь. Дорога, тянувшаяся между столами и стульями, показалась мне бесконечным лабиринтом. Хлопнув дверью уборной, я упала перед раковиной. Мой желудок налился свинцом, но меня при этом не тошнило.

Я подняла голову. Она уставилась на меня из зеркала. Какая же ненависть полыхала в этих глазах… но ненавидела она только саму себя.

— Фриск?

Мое имя. Но голос не его. Это была Грация.

— Прошу… — вцепилась я в раковину и зажмурила глаза. — Прошу тебя… прости меня… пожалуйста, прости…

— Все в порядке, — сказала она, кладя руку мне на плечо. — Я понимаю, что ты чувствуешь…

Я подняла голову. Какая же она была высокая… впрочем, нет. Это я была маленькая. Как гусеница.

— П-п-правда?.. — захлопала я губами.

— Азик говорил мне, что ты слишком сильно дорожишь им. Ты думаешь, что теряешь брата. Но это не так — ты не теряешь, а обретаешь. Еще одну сестру!.. ну, в смысле, невестку, конечно…

Теряю брата? Мое отражение захлопало намокшими ресницами. Прекрасное лицо Грации, белевшее над ним, заставило его выглядеть еще более жалким.

— Я так люблю твоего братика, Фриск… — улыбнулось мне лицо. — Я обещаю тебе, что со мной ему будет очень хорошо…

Рука на плече показалось мне тяжелее, чем камень.

Со мной ему будет очень хорошо…

В ушах зазвенело. Перед глазами один за другим принялись вырастать образы, порожденные моей растоптанной гордостью.

Вот Аз заходит в цветочный магазин к Грации. Вот их первое свидание. А потом они смеются и едят какой-нибудь шоколадный десерт из одной тарелки. Их пальцы переплетаются, они целуются и отдаются друг другу. Гора мускулов наваливается на Грацию всей своей тяжестью, и ее длинная стройная шея выгибается от экстаза, а он все толкается и толкается — прямо вглубь нее, и ей остается только выкрикивать его имя, а на щеках у нее от удовольствия появляются ямочки, и она царапает его мохнатую спину…

— Я… я так не могу… — сказала я, наконец всхлипнув. — Я пойду домой…

Каменная рука соскользнула с моего плеча. Грация даже не попыталась меня остановить.

За те несколько минут, что я провела в уборной в компании будущей жены Аза, бесконечный лабиринт стал больше в несколько сотен раз. Я ползла по бескрайней равнине из столов, стульев и белых скатертей, как настоящая гусеница.

«Фриск! Фриск!» — ожидала услышать я.

Мне казалось, что Аз попытается задержать меня. Он не мог не заметить, что я уже покинула уборную. Но в ушах у меня белым шумом стояли лишь обрывки тихих бесед посетителей, звон столовых приборов и мягкие шаги официантов.

Я зачем-то обернулась в его сторону, собрав последние крохи своей решимости в кулак. Наш столик находился в самом конце зала — у окна. Но он лишь смотрел на меня. Совершенно не двигался, совершенно не говорил. Он и не думал меня задерживать. Вместо этого он просто смотрел. Даже не на меня, а сквозь меня, как будто я превратилась в невидимку.

Затем к нему вернулась Грация, и он отвернулся в ее сторону.

Он выбрал ее. Это был правильный поступок. Ведь Грацию можно было любить. В отличие от меня. Кошмарного сна из прошлого, неудавшейся интрижки. Я застыла посреди ресторана. Никто не обращал на меня внимания. Я и вправду превратилась из гусеницы в невидимку. В мокрое место. В бесплотного призрака.

Я толкнула стеклянные двери и вышла наружу. В ресторане, наверное, уже даже забыли, что я вообще существую на свете. Я с трудом отыскала свою машину и, забравшись внутрь, упала головой на руль. С первого раза машина не завелась. Я думала, что обязательно въеду в первый же столб, потому что в глазах у меня будут стоять слезы. Но их не было. Вообще. Я никак не могла заплакать.

Я подождала пару мгновений. Но ни слезы, ни Аз так и не появились.

Вот и все. Именно такие воспоминания пришли мне на ум после очередной беспокойной ночи. За окном уже рассвело, и я сидела на кухне с чашкой черного-пречерного, давным-давно остывшего кофе и коробкой из-под рукодельных конфет. Полной фотографий, писем и открыток…

Я больше не могла смотреть на них. Поэтому коробка захлопнулась.

Ночные кошмары следовали за мной по пятам в течение всего дня. Лекции, семинары и визиты в библиотеку казались одним сплошным ритуалом — монотонным и бессмысленным. Все, что бы я ни сделала, казалось им. Вся моя жизнь превратилась в этот ритуал. Единственные напоминания о том, что этот ритуал я соблюдала не всегда, пылились между красными картонными стенками, придавленные такой же крышкой. Я продолжала смотреть в телефон, но сообщения все не было.

Разве распоследние сволочи заслуживают сообщений?

В машину после уроков я села совершенно никакая. Сама мысль о том, чтобы вернуться домой к пыльным коробкам, напугала меня. Я не стала сворачивать на привычном повороте. Я двигалась прямо — в сторону возвышавшихся над лесом гор, немногим ниже Эботт, высившейся по правую мою руку.

Я возвращалась. Но не домой.

Машину я припарковала на самом краю лесной опушки. Ноги сами понесли меня к, возможно, последнему месту, где я могла бы ощутить себя счастливой и привести мысли в порядок.

Смотровая площадка.

Лес очень изменился. Он уменьшился, став похожим на иллюстрацию из детской книжки. Я казалась себе огромной, пока шла по знакомым тропинкам, которые в конце-концов начали подниматься в гору.

Бедный поваленный кедр лежал на своем месте. Он жалобно скрипнул, когда я села на него. Кусок коры отвалился, и я сразу поняла, что дерево начало гнить.

Я уронила загоревшееся лицо в ладони. Слезы. Мои старые знакомые!.. я вас заждалась. Только ваша горечь могла вытравить эту бесконечную ненависть к самой себе.

Разросшийся до невероятных размеров куст азалии вдруг захрустел, и я увидела, как ко мне карабкался кто-то высокий. Аз!..

Но нет. Это была Грация. Едва увидев ее, я вскочила на ноги.

— Фриск! Дорогуша! — протянула она сладким голосом, сразу обзаведясь парой ямочек на щеках. — Пожалуйста, сиди, где сидишь!

— Ч-что ты тут делаешь?.. — ошарашенно опустилась я на прежнее место. — Аз...

— Нет. Аз не со мной, — сняла она с языка мой вопрос. Потом ткнула длинным пальцем в поваленный ствол. — Ты не возражаешь, если я присяду?

— Нет, конечно! — ответила я. С чего бы мне было возражать?

— Фриск, — обратилась ко мне Грация, усевшись рядом. — Похоже, наше знакомство немножко не задалось…

Чувство стыда поднялось со дна сердца до самых кончиков моих ушей, потопив в себе удивление от внезапной встречи:

— Я так корю себя за то, что случилось в том ресторане! Я не заплатила за еду, нагрубила тебе, и…

— Пожалуйста, давай оставим это в прошлом!.. — покачала она головой, крепко сжимая мою пылавшую руку.

— Я так хочу, чтобы вы были счастливы друг с другом! Но…

— Нет-нет-нет, — зажмурила глаза Грация. — И слышать не хочу. Забудь об этом. Давай сменим тему… отсюда такой чудесный вид, не так ли?

Я посмотрела на Город.

— Очень, — только и сказала я.

— Я помню, как Азик впервые привел меня сюда… он сказал, что хочет показать кое-что особенное… только мне, и никому еще!..

Мое сердце болезненно затрепетало: Аз и вправду… привел ее сюда? Ну да. От кого же еще она могла знать о нашем секретном месте?..

— Мы часто приходили сюда детьми, — неожиданно для самой себя выпалила я.

— Ух ты! — снова продемонстрировала мне свои ямочки Грация. — Ты бы не могла рассказать мне об этом поподробнее?

— К сожалению, нет, — ответила я.

Я не могла.

— Ах… — счастливо закрыла свои огромные глаза Грация. — Помню как вчера: это было вечером. День тогда был хуже некуда, и Азик захотел поднять мне настроение. Он встал на самом обрыве, поднял руки к небу, и с него вдруг посыпались звезды… я, конечно, знала, что его магические способности очень сильны, но даже не предполагала, насколько!..

Меня будто ударили кнутом по оголенному мозгу: Аз показал ей фокус… тот самый, который предназначался только для меня… ну да. Она же его невеста! Ты просто дура, Фриск! Ты форменная идиотка, если думаешь, что сестру можно любить больше невесты, показывая свои лучшие способности только ей!..

— Это было так красиво, что у меня чуть сердце не лопнуло от восторга!.. — продолжала задыхающимся шепотом петь Грация. — Мне стало жарко, мои ноги перестали меня слушаться!.. если ты, конечно, понимаешь, о чем я. Я предложила ему потрахаться. Прямо под тем деревом!.. — махнула она рукой куда-то за спину. Я даже не посмотрела, куда именно; я не могла сделать ни одного вздоха. Она… она не шутила?.. я не могла поверить своим ушам…

— Он набросился на меня, как голодный зверь… — ухмыльнулась Грация. — Да я от одного только его взгляда чуть не кончила! И драл меня, как последнюю шлюху… а потом заблеял… представляешь? Ты когда-нибудь слышала, как Азик блеет от удовольствия? Это так мило…

Я вскочила. Мои кулаки тряслись, а в глазах стояла пелена. Отчаяние и ярость текли по каждой моей вене:

— Зачем… — прошипела я. — Зачем ты мне об этом рассказываешь?!

— Ну Фриск, — надула тонкие губы Грация. — Что в этом такого? Он же тебе вообще никто. Или я ошибаюсь?..

— За что ты меня так ненавидишь?! — нагнулась над ней я. — Что я тебе…

Она поднялась во весь рост, заслонив меня тенью. В мои уши вполз ее смешок:

— Ты думаешь, что достойна моей ненависти, Фриск? О, нет… ненавидеть тебя — это то же самое, что заставлять слепого смотреть в зеркало… Мы же так похожи друг на друга! Две капли воды, две стороны одной медали… может, это мы на самом деле родственники? Две сестры…

— Ты бредишь, что ли?.. — не сдержала я нервного хохота. — Какие еще две сестры?!

— Ах, так ты и вправду не помнишь… — пожала плечами Грация. — Все понятно… впрочем, как давно это было… я слегка изменилась с той поры. Даже Азриэль меня не узнал! Наверное, это все волосы. Я немножко опустила их с момента нашей первой встречи…

Длинные локоны, лежавшие на ее плечах, она убрала за шею, прямо как я прошлым вечером. Ее челка, пожалуй, была коротковата для женщины, и длинновата для мужчины. Совсем как…

— Так лучше?

Я задрожала. Мой мозг обожгла ужасная догадка:

— Нет…

Ее улыбка стала широкой, как акулий оскал: