Теория относительности [Наташа Кокорева Фиал] (fb2) читать постранично

Наташа Кокорева (Фиал) Теория относительности

Промокший лист оторвался от ветки и медленно опустился на грязный асфальт. Мария поднесла к бледным губам замерзшие пальцы, не закрытые обрезанными перчатками, и попыталась согреть их дыханием. Глаза напряженно всматривались в пелену дождя, что отгораживала от скромной похоронной процессии впереди. Она слишком хорошо знала ту, что хоронили, и поэтому не решалась сдвинуться с места. Не хотелось верить, что ее больше нет.

Хлопнула дверь катафалка, взревел мотор. Наверное, она должна быть сейчас с подругой, провожать ее в последний путь. Но это слишком страшно. Не хочется верить, что все свершилось. Ветер рванул зонт, на лицо полетели осенние дождинки, разбавив стынущую на губах соль. Мария вздрогнула. И в этот момент послышалась музыка, до боли знакомая, но чужая. Точнее, не чужая, а чуждая. Медленно, стараясь не разрушить слякотную хрупкость осени, она двинулась в сторону музыки, сливаясь с дождем.

Ноги привели в недорогое тихое кафе, которое они когда-то так любили с подругой. Золотистый уют и тепло окутали с головы до ног. Мария замерла, растерянно озираясь по сторонам. Вдруг она ощутила на себе прямой открытый взгляд. Что называется, «в упор». Она вздрогнула второй раз. И осознала, что манившая ее музыка льется из его наушников. Он едва заметно кивнул. Она неуверенно присела на край стула.

— Плачешь? — неожиданно раздался вопрос.

— Да, — ответила она, не видя смысла отрицать очевидное.

— Как это случилось? — взгляд был непроницаем.

— Она одна возвращалась домой. Поздно. А утром ее нашли на мокром асфальте, — язык не хотел слушаться, не хотел произносить эти страшные слова.

— Ты рада за нее? — усмехнулся незнакомец.

— Что? — Мария просто потеряла дар речи. Да и дар мысли заодно.

— Она же теперь счастлива. Или у вас не принято радоваться счастью подруг? — теперь он засмеялся в голос.

— У вас? О чем ты? Она же умерла! — в сердце бешено закипала ненависть, а в глазах горели слезы.

— Ошибаешься. Они просто ушли, — он заглянул в глаза.

— Кто? — ей откровенно не нравился этот молодой человек.

— В мире все относительно. И то, что для тебя горе — для нее великое счастье. Подумай над этим. Все в мире относительно. Она бы не хотела, чтобы ты плакала из-за ее счастья. Впрочем, мне пора, — он встал из-за стола.

— А… подожди!.. — она растерянно смотрела в спину.

Он обернулся лишь на миг:

— Кстати, да, почти забыл. Ты на верном пути. У тебя все будет правильно. Только помни, что в мире все относительно. Только не плачь, она не хотела бы… — И он ушел, а она еще долго смотрела в запотевшее окно, за которым темнел осенний вечер.

Мария чувствовала, что соприкоснулась с тайной, но ничего не поняла. Она смотрела на стекло и не плакала. Она смотрела. Пристально смотрела на дорожки, что оставляли дождинки. Сквозь пелену проступило лицо подруги. Дыхание перехватило. Но образ размылся, и Марию захватил водоворот чужих мыслей, слез и переживаний. Кто-то невидимый позволил ей заглянуть на месяц назад в жизнь растворившейся в осеннем дожде подруги, чтобы понять, почувствовать и порадоваться.

… Начинался очередной день, он обещал ничем не отличаться от предыдущих: те же дела, те же заботы, та же работа, и то же ожидание. Она всегда ждала чего-то. Всегда. Сколько помнила себя. По дороге Она всматривалась в серый асфальт, словно надеясь разглядеть чьи-то следы, в маршрутке, ныряла в каждое лицо, словно пытаясь отыскать зацепку, словно стремясь кого-то найти. Но кого — Она и сама не знала. Серая лента дороги ускользала вправо, сминаемая черными колесами автобуса, а ежедневная рутина закручивала в вялой круговерти, отнимая мысли. Но это ожидание никому было не под силу отнять. Она всегда что-то искала.

Вот это здание. Офис. Вот дверь, которую нужно открывать каждое утро. Вот каменное лицо охранника. Бесцветные приветы, пустые разговоры. Это все не то, это не Ее жизнь. Мысль заставила на секунду затормозить. Она остановилась посредине оживленного коридора, сама не зная почему. Ощутимый толчок в плечо безвозвратно прогнал состояние задумчивости.

— Прости, я… э… Тебе не больно? — замялся Макс, улыбчивый парень с живыми глазами. Всегда в центре событий, всегда первый, всегда с шуткой-прибауткой или красивым жестом. Девушки в отделе любили ловить его обжигающие взгляды и смеяться над меткими фразами.

— Нет, что ты! Я сама сглупила! Стою — ворон считаю! — Она уже погружалась в привычный мир болтовни ни о чем и взглядов в никуда.

— Могу ли я как-то загладить свою оплошность? — Макс отступил на шаг и чуть склонил голову в театральном жесте, глаза блестели.

— Ну… — Она протянула, не зная, что ответить, впрочем, на самом деле ей было глубоко наплевать, чем кончится этот разговор.

— Как на счет попкорна?

— Чего? — левая бровь чуть приподнялась.

— В кино я тебя зову, — Макс