Уровень отравления [Эри-Джет] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Верхний мир распирал меня изнутри, я становился больше, рос неуправляемо, и вскоре стены проточины, внезапно ставшей слишком тесной, затрещали и с грохотом обрушились…

… я проснулся и понял, что какой-то звук разбудил меня.

В темной комнате кто-то ходил. Копался в моих вещах. Что-то искал. Проповедник?

В темной комнате в моих вещах копался проповедник, и бледное пятно света поочередно переходило с полки на полку. Он держал в руке одну из своих скляночек, время от времени взбалтывал ее, и та слабо светилась.

Документы! Ему нужны документы и деньги, чтобы выбраться из города! Он хочет меня ограбить! Тупой юнец, безобидный омилий, уличный бродяга, которого я вытащил из третьей стадии отравления!

Да, все же тупой. Кто ж ему оставит документы на полке?

Я медленно и бесшумно поднялся, подхватил табурет за ножку, подкрался — и с силой опустил его проповеднику на голову. Он осел мне под ноги, скляночка хлопнулась на пол, и слабое свечение растеклось лужей по моей спальне.

Второй раз за сегодняшний день я тащил омилия волоком в машину. Скрутил ему руки за спиной и пристегнул его к сиденью. Сумку бросил под ноги, в ней что-то звякнуло. Наверно, правильным было бы вызвать полицию домой, но я хотел избавиться от юнца как можно скорее.

Как только машина тронулась, он очнулся.

Ну, конечно, это же я пропустил выход в Верхний мир, а он-то был свеженький, только что оттуда.

— Куда ты меня везешь? — спросил он.

В банк, подумал я. Банковскую ячейку тебе показать, чтобы ты и там пошарил.

— Я бы ничего тебе не сделал, — сказал он. — Мне очень нужны документы.

Я молчал, а он возился на сиденье, дергался.

— Ты не понимаешь, — сказал он. — Но сейчас нельзя в полицию. Ни тебе, ни мне. Ты хороший человек, ты мне помог, хотя не должен был.

Не должен был. Теперь-то я это понимал.

Пока я выезжал с уровня на проспект — мимо с сиреной промчался полицейский наряд. Я провожал автомобили взглядом, а омилий не умолкал.

— Я думал рассказать, правда! Тебе! Но ты бы не поверил. Сейчас, конечно, поздно, и ты все равно не поверишь, но я расскажу! Каждый день, каждый час люди отравляют Верхний мир. Проточины работают на износ, мы выбрасываем яд — постоянно! Мы и есть отрава для обоих миров! Потому что мы несовершенны! Мы должны измениться!

— Заткнись, — сказал я и прибавил скорость.

— Самоочищение! Это возможно! Отказ от выхода в Верхний мир, аскеза, лекарственные травы…

— Видел я твое самоочищение. Мне не понравилось.

— Мы знали, что никому не понравится, — а голос у юнца звенел от волнения и искренности. Проповедник из него и, правда, не последний. — Мы знали, что не понравится, и потому решили за вас.

Я сбросил скорость — мимо пролетело еще несколько полицейских машин. Они свернули с проспекта на том самом перекрестке, где поворачивал и я вчера, когда направлялся к проточине.

— Нельзя оставаться в городе, — прошептал омилий. — Проточины будут взорваны. Одна за другой. Все. Взорваны.

Я припарковал машину возле здания полиции и вытащил омилия, схватив за плечо. Подтолкнул в сторону входа:

— Вот им об этом и расскажешь.

Проповедник глянул на меня цепко — и промолчал.

Среди полицейских царила паника. Двери — нараспашку, освещение уровня пляшет. То и дело раздавались выкрики, постоянно отъезжали автомобили. Гражданских, правда, было мало — по графику еще ночь, жители города спят. А вот когда они проснутся…

Я втолкнул омилия внутрь — и так и застыл на проходе.

— Взрыв на Пятнадцатой линии!

— Еще один у храма!

— Горит торговый комплекс! Парк Возрождения! С третьего по верхний уровень!

— Жертвы! Есть жертвы!

Нас толкнули, грубо, раз и другой — мы стояли на проходе.

У меня вдруг все поплыло перед глазами, закружилось, отдаляясь…

Я отпустил омилия, вернулся к машине и сел на тротуар, привалившись спиной к колесу. Проповедник увязался следом и теперь стоял надо мной со связанными руками и осматривался. Спокойный, как дохлая тварь из бездны.

Наверняка где-то должны быть резервные проточины. Но где? И сколько их? А скольким жителям нужен выход прямо сейчас? Завтра? Послезавтра? И сколько времени понадобится, чтобы починить хотя бы одну разрушенную проточину?

Я не знал ответов.

Я знал только одно — через две недели даже самые крепкие свалятся в четвертую стадию отравления, из которой нет спасения. Я умру раньше — я уже на первой.

Где-то вдалеке грохотало, и тротуар едва ощутимо подрагивал. Дальше по проспекту все сильней поднималось зарево — это горел торговый центр.

А я сидел, опершись о колесо, и думал.

О том, что будет с городом эти две недели. После того, как потушат пожары. После того, как разберут завалы и достанут раненых и погибших. После того, как поймут, что проточин не осталось. Что Верхний мир закрыт, запечатан обугленными микросхемами, заперт коротким замыканием. Что всей этой техники, которая позволяла нам жить, больше нет. Что мы не успеем ее починить. Мы