Чужой [Рэймонд Ф. Джоунс] (fb2) читать онлайн

1

За пределами орбиты Марса «Лавуазье» осторожно пробирался сквозь пояс астероидов. На борту лаборатории лишь немногие из членов «Астероидной Экспедиции Смитсона» осознавали, что они находятся в движении. — Так они были увлечены своей работой. Еще бы, ведь всюду на астероидах они находили следы культуры, существовавшей полмиллиона лет назад.

Начальник лабораторного корабля «Лавуазье» Доктор Делмар Андервуд звонит Доктору Илие Моровой в «Наземный Медицинский Центр». На экране появилось изображение Илии. Светлые, аккуратно уложенные волосы выделяются золотистым на фоне ее совершенно белого хирургического халата. Илия узнала Андервуда и ее глаза засверкали от радости:

— Дел! Я уже думала, что ты там лег спать с какой-нибудь мумией, ведь прошло больше месяца с тех пор, как ты звонил. Что нового?

— Не так уж много. Терри нашел новые доказательства существования Строида III. У Файфа есть новый кусок металла с надписями, и он  предполагает, что это могло быть электронной книгой пятьсот тысяч лет назад. Я работаю над этим. В остальном все спокойно и это замечательно!

— Ты, я вижу, все еще убежденный отшельник? — Глаза Илии потеряли часть своей насмешливости, но ни капли нежности.

— Здесь больше покоя и удовлетворенности, чем я когда-либо мечтал найти. Я хочу, чтобы ты прилетела сюда, Илия. Приезжай на месяц. Если ты не захочешь остаться и выйти за меня замуж, то сможешь вернуться обратно, и я больше не скажу ни слова.

Она решительно покачала головой:

— Земля отчаянно нуждается в ученых. Слишком многие уже сбежали. Венерианские колонии процветают, но я говорила тебе еще год назад, что бегство, это не решение вопроса. Я думаю, что к настоящему времени ты и  сам это понял.

— А я сказал тебе год назад, — твердым тоном заявил Андервуд — что единственный возможный выбор для здравомыслящего человека — это побег и своего мнения я не поменял.

— Ты не сможешь убежать, Дел. Ведь экспедиция, которая предоставила тебе возможность стать отшельником, зависит от Земли. Если Конгресс урежет средства Института, тебя сразу же вышвырнут обратно, туда где ты был. Ты никуда не денешься.

— Всегда есть венерианские колонии.

— Ты же знаешь, что и там невозможно существовать независимо от Земли.

— Я не говорю о науке и технике. Я говорю о социальной дезинтеграции, о уровне культуры, которые на Венере весьма сильно отличаются от земных, и заметь в лучшую сторону.

— Земное общество ни в чем не виновато, — серьезно сказала Илия, — и все человечество тоже. Ты же не высмеиваешь ребенка за его неуклюжесть, когда он учится ходить.

— Я думаю, что детство человеческой расы далеко в прошлом!

— Условно говоря, это не так. Дрейер считает, что мы только сейчас выходим из стадии пещерного человека, и наше время следовало бы правильнее называть младенчеством человечества, стадией «главного человека».

— Я думал, он семантик,^[1] а он оказывается специалист и в этой области.

— Чтобы узнать, что он из себя представляет, нужно хоть раз поговорить с ним. Он оторвет каждое второе слово, которое ты произнесешь, и бросит его тебе обратно. Но  я считаю, что он прав. Действительно, людям на данном этапе развития общества нужен какой-то лидер или «главный человек», более сильный, чем они сами, для руководства, принятия ответственности и вины в случае неудачи группы. В процессе эволюции так случилось, что в человеке не развились нужные качества, он пока не может сам отвечать за себя. Но это грядет — в этом весь смысл работы Дрейера.

— И вся эта путаница и нестабильность общества, как предполагается, имеют к этому какое-то отношение?

— Это росло десятилетиями. Мы видим, что это достигло пика в наше время. Старые фетиши потерпели неудачу, вожди оказались пустыми богами, а вера в них людей превратилась в насмешку. Президенты, диктаторы, губернаторы и священники — все они упали со своих высоких пьедесталов, и массы человечества больше не верят ни в кого из них и вообще ни в кого, и ни во что.

— И это развитие расы? Да? Каждый человек станет «главным человеком» и какой-то другой «главный человек» больше не нужен. — Ведь в этом случае наступит абсолютная анархия.

— Нет, Дрейер утверждает: именно когда «каждый» человек станет «главным человеком», когда именно все или почти все люди станут способны к независимому, конструктивному поведению, именно тогда впервые в мировой истории станет возможна настоящая демократия.

— Если все это так или иначе произойдет, по теории Дрейера, почему бы не попытаться избежать безумия переходного периода? Не переждать его к примеру на Венере?

Глаза Илии Моровой сузились в недоумении, она посмотрела на Андервуда с полным непониманием:

— Разве  тебе все равно, что раса людей переживает один из величайших кризисов за всю историю? Разве ты не хочешь применить свои способности именно на Земле? Странно, что именно те из вас, кто занимается физическими науками, бегут в наибольшем количестве. Венерианские колонии, должно быть, прекрасно проводят время с физиками, топчущими друг друга, убежавшими от всего этого, — а Земля почти лишена их. Неужели физические науки разрушают всякое чувство социального долга?

— Ты забываешь, что я не совсем согласен с теориями Дрейера. Для меня то, что происходит на нашей планете, это не что иное, как гниение структуры, разрушающейся от внутренних противоречий. Я не вижу ничего позитивного в таком развитии.

— А я вижу. Что ж, было мило с твоей стороны позвонить, Дел. Я всегда рада тебя слышать. В следующий раз не жди так долго.

— Илия…

Но она отключила связь, и экран медленно потускнел, не дав Андервуду привести доводы убеждающие Илию в его правоте. Раздраженный, он переключился на общедоступные каналы новостей.

Неужели он не прав? Прошедший год, с тех пор как он присоединился к экспедиции в качестве главного физика, он прожил как раю, если сравнивать с его жизнью в нестабильном, безответственном обществе на Земле. Он понимал, что желание сбежать было чисто невротической реакцией. Но ведь невротизм не болезнь, а норма в таком запутанном мире.

Зазвучали новости:

Президенту снова объявлен импичмент — третий за последние шесть месяцев. Кандидатов на его должность нет.

Церковь сожжена ее прихожанами.

Два мэра убиты с интервалом в несколько часов.

Такие же новости он слышал полгода назад. То же самое повторится завтра и в следующем месяце. Это были новости планеты, отвергающей всякое лидерство. Беззаконие, которое было хуже анархии, потому что существовало правительство беспрестанно сменяемое и управляемое сошедшим с ума населением.

Дрейер называл нынешнюю ситуацию тщетным поиском людьми «главного человека». Андервуд не доверял этому бойкому объяснению, как и многие другие ведущие ученые мира. Обнаружив, что больше не могут выносить нестабильность своей собственной культуры, большинство из них отправились в джунгли Венеры. Научных учреждений по его профилю в джунглях Венеры было мало и с устройством туда на работу у Андервуда возникли сложности, но он был очень близок к этому как раз перед тем, как получил предложение от «Института Смитсона» стать главным физиком «Астероидной Экспедиции Смитсона» в поясе астероидов.

Зажужжал сигнализатор внутренней связи. Андервуд выключил новости, но сразу на звонок отвечать не стал, не хотелось, может, ошиблись номером. Но звонок не прекращался и пришлось ответить. Раздался размеренный голос оператора связи:

— Док Андервуд. Вызывается Доктор Андервуд.

— Слушаю, — раздраженно ответил Андервуд.

— Соединяю.

В комнату ворвался голос Терри Бернарда:

— Эй, Дел!  Ты что там, уснул что ли?

— Терри! Дурак, чего ты хочешь? Почему ты не сказал оператору, что это ты звонишь? Я подумал, что, это этот слоноподобный Мэйнс, с кусочками слюды, которые он принял за молитвенные палочки.

— Строиды не использовали молитвенные палочки.

— Хорошо, проехали. Что нового?

— Много чего. Ты можешь приехать к нам на некоторое время? Мы здесь что-то нашли.

— Лучше бы вы все решили сами. «Лавуазье» направляется по вызову к Файфу. Где ты?

— Астероид C-428. В 2000 милях от тебя. И захвати все инструменты для разработки твердых пород, которые у вас есть. Мы не можем внедриться в это.

— Это все, чего ты хочешь? Используй свои сверла с двойным покрытием.

— Мы излохматили их пять штук. Даже царапин не видно на этой находке.

— Ну, тогда используй «Поток Атомов». Это, вероятно, не повредит артефакту.

— Не помогло, даже не разогрело эту штуку. Есть еще какие-нибудь идеи?

Ум Андервуда, который был наполовину занят обдумыванием своих личных проблем, пока он разговаривал с Терри, внезапно переключился на то, что говорил археолог:

— Ты имеешь в виду, что вы нашли материал, который не берет «Поток Атомов»? Это невозможно! Уравнения потока доказывают…

— Я знаю. Так теперь ты придешь ко мне?

— Почему ты сразу этого не сказал? Я приведу весь корабль.

Андервуд отключился и переключился на линию капитана:

— Капитан Доусон? Это Андервуд. Не могли бы вы, пожалуйста, как можно быстрее доставить корабль в окрестности астероида С-428?

— Я думаю, доктор Файф…

— Я отвечу за это. Пожалуйста, передвиньте корабль.

Капитан Доусон согласился. — По инструкции кораблем распоряжался Андервуд.

Беззвучно и невидимо поля искажения прыгнули в пространство вокруг массивного лабораторного корабля, и «Лавуазье», легко изменив направление, двинулся с ускорением в пустоте. Его совершенное управление инерцией позволяло находящимся внутри пассажирам вести обычный образ жизни, они даже не почувствовали этого маневра. Это также никак не отразилось и на хрупких элементах оборудования лабораторий. Двадцать минут спустя «Лавуазье» завис рядом с маленьким черным астероидом, который блестел в слабом свете далекого Солнца.

Пилот на одном экране видел фигуры в скафандрах Терри Бернарда и его помощника Пака Феджина цепляющихся за поверхность астероида, ползающих, как мухи, по этому почерневшему, замороженному яблоку. А на другом — Андервуда, который уже был в шлюзовой камере, оседлав маленький космический скутер, который  использовался для перемещения между кораблями экспедиции и астероидами.

Убедившись, что все безопасно, пилот подал сигнал Андервуду. Физик нажал на кнопку, открывающую шлюз, и верхом на скутере рванул с места в космос. Приветствуя такую лихость, Терри Бернард издал по интеркому дикий ковбойский вопль, который пронзил уши Андервуда. 

Усмехнувшись про себя, Андервуд приступил к делу:

— Твое заявление о материале неподдающемся «Потоку Атомов» заставляет меня сомневаться в том, что ты ученый, и тебе лучше придумать хорошую отмазку, поскольку у Файфа была кое-какая работа, которую он хотел сделать сегодня на борту «Лавуазье».

— Иди и посмотри сам. Вот оно.

Когда скутер приблизился к астероиду, Андервуд смог разглядеть его странность. Половина его была покрыта обычным астероидным материалом из обломков никелевого железа. Но половина, очищенная Терри, выглядела  блестящей вещью из черного дерева, плоскости и углы которой были обработаны с математической точностью,  в ней было, по меньшей мере, тысяча отдельных граней.

При виде этого Андервуд смог понять этих археологов годами пропадавших в космосе в поисках потерянных королевств и рас. Предмет, который обнаружил Терри, был великолепным артефактом. Андервуд задавался вопросом, как долго артефакт вращался вокруг Солнца после того, как разум, сформировавший его, умер. Теперь он обрадовался, что Терри не использовал «Поток Атомов» для очистки всего артефакта, потому что соотношение радий — свинец в покрытии могло указать на возраст этой вещи.

Терри, почувствовав что-то от благоговения в молчании Андервуда, поинтересовался:

— И что ты об этом думаешь, Дел?

— Это… красиво. У тебя есть какие-нибудь догадки, что это такое?

— Ничего конкретного. На нем нет никаких следов.

Дел Андервуд направил скутер к поверхности астероида, мягко пристыковался, отстегнул ремни, сошел и сказал Терри Бернарду:

— Файф простит все твои грехи за это. Но прежде чем ты продемонстрируешь мне, что «Поток Атомов» неэффективен, давай оторвем пару тонн покрытия и поместим его в корабль. Возможно, мы еще сможем установить возраст этого сокровища. Почти все эти астероиды содержат небольшое количество радиоактивности. Давай отколем с противоположной стороны, где «Поток Атомов» еще не оказал своего влияния.

— Хорошая идея, — согласился Терри. — Я должен был подумать об этом, но когда я обнаружил это чудо и то, что «Поток Атомов» не берет его, я был слишком взволнован. И хорошо, что мы не сожгли всю поверхность астероида.

— Для того чтобы быстрее закончить работу и полностью очистить астероид, я пришлю в помощь своих людей с корабля.

Потребовался почти час, чтобы отколоть и переместить на «Лавуазье»  образцы, предназначенные для попытки установить возраст артефакта. Затем интенсивный огонь «Потока Атомов» был обращен на оставшуюся часть астероида, чтобы очистить его.

— Нам нужно быть начеку, Терри, вполне возможно, что эта штука не однородна, мы можем наткнуться на слабое место и спалить находку. Тогда папа Файф будет очень зол.

Из-за тяжелого щита, который защищал его от рассеянного излучения, образованного «Потоком Атомов», Делмар Андервуд наблюдал, как жгучий огонь прорезался между похожим на драгоценный камень артефактом и металлическими сплавами, которые покрывали его. Сплавы трескались и отваливались большими кусками, уносимыми взрывами, возникающими, когда интенсивный жар испарял металл почти мгновенно.

Чары древнего и неизвестного обрушились на Делмара и увлекли его в древние тайны и неизвестные языки. Обученный точным методам физических наук, он долго боролся с очарованием загадок, которые пытались разгадать археологи, но ни один человек не мог долго сопротивляться этим чарам. В тихой, залитой звездным светом черноте звенели древние воспоминания о планете, полной жизни, планете странных языков и неизвестных песен — планете, которая умерла так жестоко, это пространство все еще было усеяно его останками. Эхо этого смертельного взрыва все еще должно было звенеть в дальних сводах космоса.

Андервуд всегда думал об археологах как о «немного не в себе» антикварах, копающихся в древних могилах и кучах мусора, но теперь он увидел их такими, какими они были — поэтами в поисках тайн. Цитирование Библии Файфом и ругань рыжеволосого Терри Бернарда были всего лишь тонкой маскировкой их поэтического романтизма.

Андервуд наблюдал за струящимся белым огнем «Потока Атомов», через свинцовое стекло защитных линз для глаз.

— Я сегодня разговаривал с Илией, — сказал он. — Она говорит, что я сбежал.

— А разве нет? — спросил Терри.

— Я бы так это не назвал.

— Не имеет большого значения, как ты это называешь. Когда-то я жил в квартире под валторнистом, который практиковался по восемь часов в день. Я убежал. Весь этот бардак на Земле похож на постоянное гудение у тебя над головой и зачем поднимать из-за этого шум? Гораздо проще убежать, я считаю. Я бы, наверное, и сам присоединился к ребятам на Венере, если бы моя работа не удерживала меня здесь. О, конечно, с тобой все по-другому. Есть Илия, и ее нужно убедить — вместе с твоей собственной совестью.

— Она цитирует Дрейера. Он и твой идеал, не так ли?

— Лучшего семантика никогда не существовало, — решительно сказал Терри. — Его  долгосрочный прогноз, говорит о том, что «все перемелется, мука будет». Я с ним согласен, так зачем беспокоиться, зная, что все само собой уладится, и от меня ничего не зависит? Так что, я редко беспокоюсь о своих обязательствах перед человечеством и просто стараюсь быть достаточно законопослушным. Поступай аналогично, брат Дел, и будешь жить дольше или, по крайней мере, счастливее.

Андервуд ухмыльнулся. Хотелось бы, чтобы жизнь была такой простой, как говорит Терри. Может быть, так оно и было бы, подумал он, если бы не Илия.

Андервуд наблюдал за разлетающимися обломками, а думал он о том, кто создал это сооружение и с какой целью. Черные, непроницаемые поверхности изделия говорили об отличном механическом мастерстве и высокой науке, которая могла создать материал, невосприимчивый к «Потоку Атомов». Кто мог создать его полмиллиона лет назад? 

Старый, отвергнутый астрономами, как псевдонаучный, Закон Боде^[2] указывал на пропавшую планету, которая легко могла бы вписаться в Солнечную систему вместо пояса астероидов. И вот более ста лет тому назад были обнаружены артефакты древней цивилизации на многих астероидах. Монументальная задача их исследования была предпринята тогда же «Институтом Смитсона». Хотя им всегда мешала нехватка средств, но им удалось сохранить один корабль в полевых условиях в качестве постоянной экспедиции. В данный момент таким кораблем являлся «Лавуазье».

Доктор Файф, руководитель нынешней экспедиции, был, вероятно, величайшим представителем астероидной археологии. Молодые археологи уважительно называли его папой Файфом, несмотря на вспыльчивый нрав, который, возможно, объяснялся постоянным переключением его мыслей с происходившего полмиллиона лет назад на настоящее.

Андервуд пришел к выводу, что как ученые археологи намного опередили ученых-физиков, поскольку археологи успешно решали сложнейшую задачу по восстановлению ментальных концепций инопланетных рас из нескольких обрывков техники и искусства. Из всех археологов, которых он встречал, Андервуду больше всего нравился Терри Бернард. Чрезвычайно компетентный семантик и археолог, Терри, тем не менее, не воспринимал себя слишком серьезно. Он даже не возражал Андервуду, когда тот, подначивая, утверждал , что археология не является наукой. Терри просто заявлял, что если даже это и так, то все равно заниматься этим весело, а это все, что ему необходимо.

Наконец, две группы приблизились друг к другу с противоположных сторон астероида и объединили усилия, чтобы убрать последние обломки. Когда они отключили страшные «Потоки Атомов», ученые посмотрели на то, что они очистили.

Терри тихо сказал:

— Теперь понимаешь, почему я археолог?

— Понимаю, вот теперь, — ответил Андервуд.

Похожее на драгоценный камень сооружение под их ногами блестело, как полированное черное дерево. Оно ловило далекие звезды в тысячу своих граней и отбрасывало. Создавалось впечатление, что оно сияло, как будто своими собственными бесчисленными огнями. Рабочие тоже были захвачены этими чарами, ибо они стояли, молча созерцая тайну народа, создавшего такую красоту. Чары были разрушены приближением космического корабля. Андервуд поднял взгляд:

— Папа Файф выходит на тропу войны. Держу пари, он готов отрезать мне уши за то, что я взял лабораторный корабль без его согласия.

— Но ведь ты же начальник лабораторного корабля, не так ли? — спросил Терри.

— Это довольно гибкая договоренность — по крайней мере, по мнению Файфа, я босс, пока он не решит, что корабль ему зачем-то нужен.

Штабной корабль остановился, и его шлюз открылся, испуская огненную вспышку скутера, на котором Док Файф восседал с гневной самоотверженностью.

— Андервуд! — Его голос резко прозвучал в ушах. — Я требую объяснений…

Это было все, что он успел сказать, потому что увидел, на чем стоят его люди. А издали то, что он видел, еще больше походило на черный драгоценный камень в небе. Мгновенно Файф снова стал нетерпеливым археологом, а не администратором экспедиции, роль, которую он всегда исполнял с раздражением.

— Что это у вас там? — прошептал он.

Ответил Терри.

— Мы не знаем. Я попросил доктора Андервуда помочь в обнаружении артефакта. Если это вызвало у вас какие-либо трудности, я сожалею, это моя вина.

— Ах! — сказал Файф. — Вещь, какая вещь! Почему немедленно не уведомили меня?!

Терри и Андервуд улыбнулись друг другу. Терри и Андервуд улыбнулись друг другу. — Файф всегда выговаривал каждому археологу в экспедиции за то, что тот не уведомлял его немедленно, когда обнаруживалось что-либо, от мельчайшего обработанного фрагмента металла до величайших каменных памятников, и если бы они его слушались, он бы только и путешествовал от астероида к астероиду по сотням тысяч миль космоса.

— Но вы ведь были заняты своей собственной работой, — ответил Терри.

Файф опустился рядом с ними, слез со скутера и застыл в изумлении. Терри, стоявшему рядом с ним, показалось, что он увидел слезы в глазах старика сквозь шлем скафандра.

— Это прекрасно! — пробормотал Файф в благоговейном трепете. — Замечательно. Самая великолепная находка за столетие астероидной археологии. Мы должны немедленно организовать его доставку на Землю.

— Я хочу вам напомнить, — сказал Терри, — что с сохранностью некоторых артефактов, отправленных нами на Землю, возникли там проблемы. Разрушение во многих случаях началось в…

— Ты пытаешься сказать мне, что эта штука может растрескаться? — Маленький серая бородка задрожала от волнения.

— Я думаю о температурных напряжениях. Доктор Андервуд лучше в этом разбирается, но я думаю, что масса такой величины, находящаяся при абсолютном нуле, может подвергнуться большим нагрузкам, если ее перенести на Землю и там будет нормальная для Земли температура. Мы уже использовали на нем «Поток Атомов», но, я думаю, этого тепла было недостаточно, чтобы создать большие внутренние напряжения. 

Файф выглядел нерешительным и повернулся к Андервуду:

— Каково твое мнение?

Андервуд не понял поведения Терри, пока не поймал его подмигивание. — Терри стоял сзади Файфа. Как только артефакт покинет космос и окажется в музейной лаборатории, Терри, возможно, никогда больше не сможет его изучать. Это была вечная проблема полевых людей.

— Я думаю, что доктор Бернард прав, — сказал Андервуд. — Я бы посоветовал оставить артефакт здесь, в космосе, до тех пор, пока не будет проведено тщательное обследование. В конце концов, у нас на борту «Лавуазье» есть все те же средства, что и на Земле.

— Согласен, — сказал Файф. — Доктор Андервуд  приступит к физическому осмотру находки. Доктор Бернард, будет отвечать за материалы с археологической точки зрения. Все заинтересованные стороны удовлетворены?

Это было гораздо больше, чем Терри ожидал.

— Я буду на постоянной связи, — продолжил Файф. — Немедленно сообщайте мне о любых событиях.

Затем недостоверная маска руководителя спала с лица маленького старого ученого, и он посмотрел на находку со смирением и благоговением:

 — Как это прекрасно, — снова пробормотал он, — как прекрасно.

2

Андервуд и Терри поручили своей команде рутинную задачу — взвешивание, измерение и фотографирование объекта. Пока все это происходило, Андервуд обдумывал, что еще можно сделать:

— Знаешь, эта штука загнала меня в тупик, Терри. Поскольку она не реагирует на «Поток Атомов», это означает, что нет ни одной процедуры, на которую она будет реагировать. В ваших знаниях о Строидах есть ли какое-либо упоминание о таком изделии?

Терри покачал головой, стоя у иллюминатора лабораторного корабля и наблюдая за работой экипажа снаружи:

— Ничего нет. Мы знаем, очень немного о Строидах. И почти все, что мы находим, имеет назначение нам совершенно непонятное. И таких объектов с совершенно неизвестными функциями мы нашли очень много. Я тут подумал — а что, если это окажется просто природным драгоценным камнем из недр планеты, возможно, образовавшимся во время ее разрушения. Что если это полностью природный объект, а не артефакт?

— Это было бы самое большое кристаллическое образование, когда-либо встречавшееся, и самое совершенное. Я бы сказал, что шансы на его естественное образование ничтожно малы. Но если это действительно драгоценный камень, то его стоимость равна всему земному бюджету. Я все же убежден, что это должен быть артефакт, хотя его материал и назначение находятся за пределами моего понимания. Начнем с анализа радиации и будем надеяться, что нам повезет и он отреагирует каким-то образом, который даст нам ключ к разгадке.

Когда экипаж закончил обычное обследование, Андервуд приказал своим людям смонтировать генераторы волн, чтобы можно было генерировать излучение полного спектра от длинных звуковых волн до жестких космических лучей.

Работа была кропотливой, детальной и длительной. Объект облучался определенной длиной волны и тщательно фотографировался. Затем длину волны увеличивали, выбрав очень малый шаг, и процедура повторялась.

Понаблюдав за работой в течение двух дней, Терри устал от, казалось бы, непроизводительного труда.

— Я полагаю, ты знаешь, что делаешь, Дел, — сказал он. — Но это хоть что-нибудь тебе дало?

Андервуд покачал головой:

— Пока есть только вот эта пачка фотографий. Вероятно, ты захочешь, чтобы они проиллюстрировали твой отчет. Еще могу привести цифры, описывающие отклонения этой конструкции от правильной геометрической формы. Эти цифры доказывают, что создавшие это, были гениями механики.

— А что говорит радиоактивный анализ о возрасте изделия?

— Судя по всему, около полумиллиона лет.

— Это согласуется с тем, что мы знаем о Строидах. — Подтвердил Терри

— И еще, на мой взгляд, их культура находилась примерно на одном уровне с нашей собственной.

— Лично я думаю, что они опередили нас, — сказал Терри. — И ты понимаешь, что это значит для нас, археологов? Это первый случай в истории науки, когда нам пришлось иметь дело с остатками цивилизации, равной или превосходящей нашу собственную. Проблемы умножаются в тысячу раз, когда пытаешься сделать шаг вверх, а не шаг вниз.

— Есть идеи о том, как Строиды выглядели?

— Не найдено никаких скелетов ни даже изображений, но считается, что они были, приблизительно антропоморфны. Они были дальше от Солнца, чем мы, но тогда оно было моложе и, вероятно, давало им примерно такое же количество тепла. Их планета была больше, и Строиды, по-видимому, были несколько крупнее, чем мы, судя по обнаруженным нами артефактам. У них, похоже, была подходящая атмосфера — кислород, разбавленный соответствующими инертными газами.

Разговор был прерван приходом лаборанта, который положил на стол перед Андервудом  фотографию: 

— Я подумал, что это может вас заинтересовать.

На снимке был изображен огромный, похожий на драгоценный камень артефакт, некоторые грани его были покрыты замысловатыми отметинами из коротких волнистых линий.

Андервуд пристальнее вгляделся в эту штуку:

— Что это, черт возьми, такое? Ранее мы фотографировали каждую грань, и ничего подобного не было. Сделай мне их увеличенное изображение.

— Вот, пожалуйста. — Ассистент протянул еще одну фотографию, на которой отметины были отчетливо различимы.

— Что ты об этом думаешь? — обратился Андервуд к Терри.

— Я бы сказал, что это похоже на письмо, — сказал Терри. — Но это не похоже ни на одну из надписей Строидов ранее мной виденных — что, конечно, мало что значит, потому что могут быть тысячи других, которых я никогда не видел. Только как получилось, что эти надписи появились сейчас, как мы раньше их не заметили?

— Давайте выйдем и посмотрим, — сказал Андервуд. Он схватил фотографию и запомнил номера граней, на которых появились символы.

Через несколько мгновений Андервуд и Терри мчались верхом на скутерах над нужными им гранями, тщательно, но тщетно всматриваясь.

— Что такое, — удивлялся Терри. — Я здесь ничего не вижу.

— Давай осмотрим все грани. Эти ребята, возможно, напортачили с нумерацией.

Они начали медленный облет, внимательно вглядываясь с высоты всего трех метров, но ничего не нашли.

— Давай поговорим с командой, которая делала снимки, — предложил Андервуд.

Они направились к платформе с оборудованием, плавающей в свободном пространстве, с которой производилось облучение артефакта и делались снимки. Сейчас, когда Андервуд и Терри крутились вокруг артефакта, облучение, естественно, было отключено, и народ отдыхал.  Мейсон, один из старших физиков, который руководил этими операциями, спросил у Андервуда:

 — Нашли какие-нибудь зацепки, шеф?  Мы сделали все возможное, чтобы поджарить это яблоко, но ничего не происходит.

— Нет, кое-что произошло. Ты это видел? — Андервуд протянул фотографию механическими пальцами скафандра. Мейсон поднес ее к свету и уставился на нее:

— Мы ничего подобного не видели. И мы не могли пропустить это. 

Он обратился  к членам экипажа:

— Кто-нибудь видел эту надпись на этой штуке?

Они посмотрели на фотографию и покачали головами.

— Какая была длина волны, при которой была сделана эта фотография? — спросил Мейсона Андервуд.

Мейсон взглянул в свои записи:

— Ста пятьдесят ангстрем.^[3]

— Значит, это должно быть что-то, что становится видимым только в поле излучения примерно такой длины волны, — сказал Андервуд. — Продолжайте работать, может появится что-нибудь еще на какой-нибудь частоте.

Вернувшись в лабораторию, они сели за стол и просмотрели папку с сотнями фотографий.

— Ничего, кроме этого, — сказал Терри. — Это похоже на сообщение, предназначенное только для того, кто знал, какая частота сделает его видимым.

Андервуд покачал головой:

— Для меня это звучит слишком мелодраматично. Тем не менее, возможно, что этот артефакт является своего рода хранилищем, и мы нашли ключ к нему. Но какой ключ! Похоже, нам придется расшифровать язык строидов, чтобы использовать ключ.

— Лучшие специалисты в этой области пытаются расшифровать язык строидов уже около семидесяти пяти лет.  И если это все, что нам нужно, мы можем забыть об этих надписях прямо сейчас.

— Ты сказал, что надпись не похожа ни на одну из надписей Строидов, которые ты видел. Может быть, она относится к другому культурному слою, который проще взломать. Кто лучший специалист в этой области?

— Дрейер из лаборатории семантики. Но он заявил, что потратил пятнадцать лет своей жизни на  расшифровку письменности Строидов и с него хватит, что больше он не прикоснется к этому.

— Держу пари, он займется нашей надписью, если она так необычна, как ты говоришь. Так и будет, я хорошо знаю этих любителей древностей. Мы попросим Файфа передать ему несколько копий этого письма. Кто следующий из лучших специалистов?

— Вероятно, сам Файф.

— Держу пари, будет нетрудно заставить его начать это делать.

Старый ученый был в восторге от открытия надписей на огромном Драгоценном Камне. Он взял копии фотографий в свой кабинет и провел целых два дня, сравнивая их с известными записями.

— Это совершенно новый набор символов, — сказал он после завершения предварительного осмотра. — У нас уже есть три набора иероглифов, которые, похоже, никоим образом не связаны между собой. Это уже четвертый. Вы послали копии Дрейеру?

— Да, но Дрейер давно признал, что потерпел поражение.

В течение недели Файф более внимательно знакомился с надписями. За это время  работа по анализу облучения артефакта различными длинами волн была завершена. Результат оказался полностью отрицательным, за единственным исключением — излучение 150 ангстрем делало видимыми символы на Драгоценном Камне. Никаких других эффектов, имеющих какое-либо значение, отмечено не было. Материал полностью отражал каждую наложенную на него частоту.

Таким образом, Андервуд снова оказался на исходных позициях. Невозможно было проанализировать материал, который отказывался реагировать на любую приложенную частоту. Андервуд сказал Терри по завершении серии химических тестов:

— Если ты хочешь, чтобы  артефакт оставался здесь и в дальнейшем, боюсь, тебе придется придумать какой-нибудь более эффективный способ для его изучения, а я сделал все, что мог. С физической точки зрения этот артефакт такая же загадка, что и язык строидов. Я, по крайней мере, умываю руки.

— Ну, того что артефакт отправят в музей, теперь я не боюсь. — Папа Файф вцепился в него зубами и не отпустит, пока не найдет ключ к этому  жаргону.

Андервуд не верил, что язык Строидов когда-нибудь будет понят, разве только им повезет, и они по какой-то счастливой случайности наткнутся на своего рода Розеттский камень.^[4] Даже если бы Строиды и были несколько внешне похожи на человека, как полагали археологи, могло оказаться так, что их разум был настолько чуждым, что человек по своей природе не мог их понять.

Андервуд почувствовал серьезное желание отказаться от этой проблемы. Будучи бесспорно захватывающей, она была также неразрешимой, как проблема состава звезд в те дни, когда еще не был изобретен спектроскоп. Ни у археологов, ни у семантиков, ни у физиков еще не было инструментов, чтобы решить проблему Строидов. До тех пор, пока инструменты не будут изобретены, проблему нужно просто отложить в сторону. Его желание отказаться окрепло, когда пришло известие от Дрейера, который вернул посланные ему копии  с короткой запиской, в которой утверждалось, что проблема в принципе не может быть решена.

Файф был встревожен ответом Дрейера:

— Этот человек просто пытается поддержать свою падающую репутацию, утверждая, что проблема не может иметь решения. Отправьте копии в музей, и пусть они начнут над ними работать. Я буду уделять этому все свое время. Вы поможете мне, если захотите, Доктор Бернард.

Сам Терри был очень встревожен масштабом тайны, которую следовало раскрыть. Он знал бульдожье упорство Файфа, когда тот за что-то брался, и не хотел быть привязанным к семантику до конца своих дней.

Андервуд занялся рентгеновскими снимками, пытаясь определить молекулярную структуру артефакта с кристаллографической точки зрения, чтобы выяснить, нельзя ли каким-то образом нарушить эту структуру. Он занимался этим уже неделю, когда Терри пришел к нему в лабораторию. Глянув на него Андервуд поинтересовался:

— Почему такое подавленное настроение? Ты выглядишь так, как будто Папа Файф тебя отшлепал.

— Я хочу подать в отставку и вернуться в музей. Бесполезно больше работать над этой головоломкой.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что написанное не соответствует законам семантики.

— Может быть, законы можно изменить.

— Ты же знаешь, что это не так. Послушай, ты так же хорошо знаком с Законом Карнована, как и я. В нем говорится, что в любом языке существует, обязательно должна быть определенная постоянная частота семантических концепций. Это похоже на старые частотные законы, которые раньше использовались в криптографическом анализе, только, это в тысячу раз сложнее. Мы сделали тысячи замен в частотной шкале Карнована, и ничего не вышло. Ничего. Не появляется никакой концепции эго, идентичности, совершенства, регресса или общения. Это выглядит так, как как-будто это и не является языком.

— Может быть, это и не язык.

— Чем еще это может быть?

— Ну, может быть, эта вещь, которую мы нашли, — памятник какой-то эпохи, а надписи — ритуальная дань уважения погибшим героям или что-то в этом роде. И эти надписи могут не нести какого-то конкретного смысла. Может быть надпись была сделана так, чтобы появляться только ночью. Проблема с вами, строгими семантиками, в том, что вы не включаете свое воображение.

— Хочешь попробовать свои силы в нескольких занятиях с Папой Файфом?

— Нет, спасибо, но я действительно думаю, что есть и другие возможности, которые вы упускаете из виду. Я не претендую ни на что, но предположим, например, что надписи вообще не являются языком в обычном смысле.

— Но они должны представлять передачу мысли в той или иной форме.

— Верно, но посмотри на различные формы мышления. Вы привязаны к концепции языка, которой придерживался еще Коржибский.^[5] Вы не рассматривали концепцию музыки. Это очень реальная возможность, но она будет бессмысленной без указаний на конкретный музыкальный инструмент. Подумай также… Подожди минутку… Терри! Мы все просто кучка чистокровных придурков!

— За что ты нас так?

— Посмотри на геометрическое и механическое совершенство артефакта. Это подразумевает математические знания высокого порядка. Надписи могут быть какими-то математическими записями. Это объяснило бы нарушение принципов Карнована. Они не применимы к математике.

— Но какая математика может быть написана на такой вещи?

— Кто знает? Мы можем попробовать выяснить.

По внутреннему распорядку пора было отправляться спать, но Терри воспламенился внезапным энтузиазмом Андервуда. Он принес полную копию всех надписей, найденных на гранях черного Драгоценного Камня. Андервуд разложил их на большом столе в том порядке, как они находились на артефакте.

— Для меня сплошная абракадабра, — сказал Терри. — Я худший математик в мире.

— Смотри! — воскликнул Андервуд. — Вот и начало всего этого. — Он внезапно передвинул листы так, чтобы один, бывший ранее в середине, образовал начало последовательности. — На что это похоже для тебя?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Да, неудивительно, что Файф обнаружил здесь высокую частоту. Это не что иное, как объяснение строгой концепции дифференциала. Этот знак здесь должен быть знаком производной, соответствующий нашему dy/dx.

Андервуд поспешно нацарапал несколько символов на блокноте, используя комбинации «x» и «y» и странные, неизвестные символы Строидов:

— Так проверим. Они показывают нам, как различать! Но только это значит, что у нас есть ключ к их числовой системе в экспонентах, потому что они дали нам дифференцирование целого ряда выражений. Теперь где-то мы должны найти интегральное выражение, которое мы могли бы проверить с помощью дифференциации. Вот оно!

Терри, оставшийся без дела, пошел на камбуз, сварил кофе. Вернувшись с дымящимся кофейником обратно, он нашел Андервуда невидящим взглядом уставившегося перед собой в темные, пустые углы лаборатории.

— Что с тобой? — воскликнул Терри. — Что ты нашел?

— Я не уверен. Но ты знаешь, каков конечный результат всей этой математики?

— Какой?

— Набор волновых уравнений, но таких волновых уравнений, которые любой физик счел бы безумием выдумывать. Тем не менее, в свете некоторых новых манипуляций, введенных Строидами, они кажутся осуществимыми.

— Что мы можем с ними сделать?

— Мы можем построить генератор и посмотреть, что получится, когда мы будем управлять им в соответствии с этой математикой. Строиды, очевидно, намеревались, чтобы кто-то нашел это и научился производить описанное излучение. С какой целью, мы можем только догадываться, но мы могли бы выяснить.

— У нас на борту достаточно оборудования, чтобы построить такой генератор?

— Я думаю достаточно. А кроме того недостающие элементы мы можем извлечь из нашего работающего оборудования. Так что давай за работу.

Терри колебался:

— Я не совсем уверен, но… ну, эта штука вызывает у меня то, что обычно называют мурашками. Почему-то эти строиды кажутся слишком… слишком тревожащими. Это звучит безумно, я знаю, но здесь такая чуждость.

— Чушь. Давай построим их генератор и посмотрим, что они пытаются нам сказать.

3

Файф был в восторге. Он не только дал разрешение на строительство генератора, но и потребовал, чтобы все работы на борту лабораторного корабля отдавали приоритет новому проекту.

Проектирование машины было нелегкой задачей, поскольку Андервуд был физиком, а не инженером. Но в его штате было два первоклассных инженера — Муди и Хансен. На них легло главное бремя проектирования, Андервуд разрабатывал лишь грубые технические характеристики. Для проекта была расчищена одна из главных лабораторий площадью почти девятьсот квадратных метров.  Спецификации передавались со стола Андервуда к Муди и Хансену, а оттуда в лабораторию, где была собрана масса оборудования со всех судов флота.

Медленно росла масса импровизированного оборудования. Это было бы трудной задачей и на Земле со всеми ее возможностями, но в этих условиях, с этими самодельными приспособлениями было чудом, что генератор продолжал развиваться. Десятки раз Андервуду приходилось идти на компромиссы, которые, как он надеялся, не изменят характеристик волны, которую две недели назад он объявил бы невозможной для генерации.

И вот создание генератора закончено, можно было приступать к пробной проверке, — огромная лаборатория превратилась в сплошную мешанину проводов, куда никто, кроме Муди и Хансена, не осмеливался заходить. После бурой деятельности наступил резкий спад. Великий проект, который почти остановил все остальные полевые работы, был завершен — и никто не знал, чего ожидать.

Хансен включил переключатель, который подавал энергию от преобразователей в гигантские трубки, и ничего не произошло, — лишь слабый вой преобразователей и раскачивающиеся стрелки счетчиков, развешанных по всей комнате, показывали, что луч работает.

На носу «Лавуазье» находился неуклюжий, самодельный излучатель диаметром в тридцать метров, который распылял в неведомые глубины космоса вновь созданную энергию. Андервуд и Терри находились снаружи корабля, за этим излучателем, наблюдая за воздействием луча, при помощи специальных приборов. В космосе луч был совершенно невидим, не создавая заметного поля, и казался просто ультрафиолетовым лучом, пронзающим звездную тьму.

Андервуд поднял трубку интерфона:

— Капитан Доусон. Развернитесь, пожалуйста, на сто восемьдесят градусов.

Капитан отдал приказ и «Лавуазье» начал разворот вокруг своей оси — но это было не направление нужное Андервуду, он просто забыл его уточнить, считая, что это и так понятно. А Доусон предположил, что направление не имеет значения. И, прежде чем Андервуд успел выкрикнуть уточнение, луч попал прямо в таинственный Драгоценный Камень, который они нашли в сердце астероида. В тот же миг небеса наполнились невыносимым светом. Терри и Андервуд бросились ничком на корпус корабля, прячась за оборудование, Андервуд кричал в телефон, чтобы Доусон отвернул в сторону. Но крики его были напрасны — все находящиеся в рубке корабля были ослеплены этой яркой вспышкой света, и «Лавуазье» продолжал поливать артефакт своим таинственным излучением.

Затем небеса приняли свой обычныйвид. Андервуд, спотыкаясь, поднялся на ноги, за ним последовал Терри. Двое мужчин стояли с открытыми ртами, не веря в зрелище, которое предстало их глазам. — Там, где Драгоценный Камень дрейфовал в пространстве, теперь была покрытая пузырями кипящая масса аморфной материи, — вздымающаяся и испаряющаяся в пустоте. Все сходство с блестящим, ограненным, черным драгоценным камнем исчезло.

— Он уничтожен! — хрипло воскликнул Терри. — Величайшая археологическая находка всех времен, и мы уничтожаем ее, и ни чего не узнаем об этом…

— Заткнись! — резко скомандовал Андервуд. Он попытался сосредоточиться на происходящем перед ним, но не мог найти в этом никакого смысла. Он оплакивал тот факт, что у него не было камеры, чтобы зафиксировать все происходящее, и молился, чтобы у кого-нибудь внутри хватило ума включить ее.

Пока корабль продолжал медленно раскачиваться, как бесчувственное животное, пульсация аморфной массы, которая ранее была артефактом, постепенно прекратилась. И в серой мгле космоса появилось новое чудо. — Тот же Драгоценный Камень, но полупрозрачный!

Андервуд ахнул. На границах граней были видны ребра, и вся эта усиленная структура образовывала скелет. Каждая ячейка между ребрами была заполнена густым веществом, поверхность была прозрачной и частично раскрывала неизвестный мир внутри. Между одной парой ребер он увидел то, что, как ему показалось, было пустотой, дверью внутрь!

— Пошли, — позвал он Терри. — Посмотрим на это отверстие!

Они вскочили верхом на скутеры, которые стояли рядом прикрепленные к кораблю, и помчались к артефакту. Подведя скутеры поближе к отверстию, прижались к поверхности артефакта. Андервуд решил, что этот Драгоценный Камень является кораблем из далекой Вселенной, потому что были видны механизмы незнакомого вида и непонятного назначения. Корабль был настолько заполнен механизмами, что невозможно было заглянуть далеко внутрь даже с помощью мощных ламп на скутерах. И, что самое удивительное, на этом объекте возникла сила тяжести, она была чуть меньше земной, так что в это отверстие можно было просто спрыгнуть 

— Луч был ключом, чтобы проникнуть в эту штуку, — сказал Терри. — С самого начала было задумано, чтобы луч был направлен на него. Восхитительная выдумка!

Треугольное отверстие было достаточно большим, чтобы в него мог войти человек. Андервуд и Терри опустились на колени у его края, вглядываясь вниз, освещая фонарями открывшийся интерьер. Отверстие находилось над центром маленькой пустой комнаты.

— «Ты заглянешь ко мне в гости? - Муху спрашивал Паук» ^[6], — процитировал Терри. — Я там ничего не вижу, а ты?

— И я ничего. А к чему этот стишок?

— Знаешь, все как-то слишком гладко. Я чувствую, как будто кто-то наблюдает за нами сзади, практически дышит нам в затылок и подталкивает нас идти тем путем, которым он хочет, чтобы мы шли. И когда мы туда доберемся, нам это не понравится.

— Я полагаю, что это строго научное предположение, которое нам, невежественным физикам, ни за что не понять.

Но Терри рассуждал серьезно. Вся задумка Строидов пугала его тем, что получалось так, что людей шаг за шагом невидимые силы направляли в нужную этим силам сторону, а сопротивляться люди не могли из-за своего любопытства.

Андервуд в последний раз хмыкнул и спрыгнул в яму. Быстро посветил вокруг фонариком. Терри, поколебавшись, последовал за ним. Они оказались в центре круглой комнаты шести метров в диаметре, высота помещения была около трех метров. Стены и пол, буквально покрытые от пола до потолка надписями, слабо светящимися в темноте, были из того же эбеново-черного материала, из которого состояла внешняя оболочка артефакта до его превращения,

— Узнаешь иероглифы? — спросил Андервуд.

— Строид III, — сказал Терри с благоговением. — Это самая красивая коллекция гравюр, которая когда-либо была найдена. Мы никогда раньше не находили и сотой части такого. Понадобится помощь Дрейера.

— У меня есть предчувствие на этот счет, — медленно сказал Андервуд. — Я ничего не знаю о процедурах, используемых при расшифровке неизвестного языка, но держу пари, вы обнаружите, что это учебник по их языку, точно так же, как надписи снаружи дали ключ к их математике, описывая волновые уравнения.

— Возможно, ты прав! — Глаза Терри загорелись энтузиазмом, когда он оглядел полированные стены со слабо светящимися иероглифами, инкрустированными в них. — Если это так, то мы с Папой Файфом справимся с этой работой без Дрейера.

Они вернулись на корабль за фотооборудованием и сообщили о своей находке Файфу, который был  немного не в себе. Зрелище этой кипящей, аморфной массы буквально шокировало его, он чувствовал себя так, будто он  стоит на берегу ручья и беспомощно смотрит, как тонет любимый человек. Но отчет Терри о произошедших изменениях и найденных надписях буквально излечил Файфа. И вскоре Файф, Андервуд, Терри, два фотографа, Карсон и Энрайт и помощник семантика  Николс, вновь направились к Драгоценному Камню.

Андервуд, погрузившись в размышления, стоял рядом, пока фотографы устанавливали свое оборудование, а Файф, наклонившись, рассматривал иероглифы с близкого расстояния. Терри же по-прежнему преследовало ощущение, что их водят за нос и все это закончится нехорошо, почему нехорошо  он не знал, но факт огромной и тщательной подготовки его тревожил. Какова конечная цель всего этого? — задавался он вопросом.

Файф сказал Андервуду:

— Доктор Бернард сказал мне, что, по твоему мнению, эта комната является ключом к языку Строидов. Возможно, ты прав, но в настоящее время я не нахожу никаких признаков этого. Что навело тебя на эту мысль?

— Я предположил, что создатели этого чуда поставили перед собой цель, чтобы в далеком будущем какие-нибудь представители разума обязательно проникли внутрь, в центр этого… скажем, корабля. На вопрос «зачем» у меня естественно ответа нет. Впрочем, я не совсем точно выразился, не «какие-нибудь», о стоящие на соответствующем этапе развития, способные построить генератор излучения  150 ангстрем, способные понять их математику и построить генератор на основе их волновых уравнений. И они должны были учесть, что их письменность для представителей той цивилизации будет трудна для перевода, поэтому конечно оставили соответствующую подсказку. Я думаю эта подсказка перед вами.

— Возможно, ты прав, — сказал Файф, — но мы, археологи, работаем с фактами, а не с догадками. Скоро мы узнаем, правда ли это.

Андервуду было приятно размышлять, пока остальные работали. Ему больше ничего не оставалось делать. Двери из прихожей не было видно, но он был уверен, что путь внутрь будет найден, когда надписи будут расшифрованы. Он вышел на поверхность и медленно прошелся, вглядываясь в прозрачные глубины.

Что лежало в этом хранилище, оставленном древней расой, которая, очевидно, сравнялась или превзошла человека в научных достижениях? Будет ли это огромный запас знаний благом для человечества? Или это будет новый ящик Пандоры, откуда на мир хлынут новые беды, которые добавятся к их и без того ошеломляющему количеству? В мире сейчас бед было максимум того, что он мог выдержать, размышлял Андервуд.

В течение столетий научное производство Земли переживало бум. Ее заводы гудели от непрерывного производства, и Утопия всех планировщиков истории постепенно воплощалась в жизнь. Производственные возможности человека неуклонно увеличивались в течение пятисот лет, и также неуклонно росли возможности потребления, все меньше времени затрачивалось на производство и все больше времени тратилось на потребление.

Но Утопия не осуществилась так, как об этом мечтали утописты. Вездесущее проклятие вынужденного досуга правило бал на Земле. Мораль не соблюдалась, ее просто не было. Мужчины буквально сходили с ума от чрезмерного изобилия роскоши.

Год назад так называемая «Мания Крика» охватила все города и страны. Это была волна истерии, которая разразилась в масштабах эпидемии. Тысячи людей в городах были поражены бессмысленным плачем и отчаянием. Один член семьи подхватывал где-то эту болезнь и заболевала вся семья, а от этой семьи Мания распространялась  по всей улице, далее по всему городу, — и один общий громкий крик, как у раненого животного, поражал небеса.

Андервуд видел только один случай «Мании Крика», и он бежал от него, как будто его преследовали. Невозможно было описать его воздействие на нервную систему — целый город в агонии истерии.

Жизнь стала такой же дешевой, как и другие предметы роскоши на Земле. Тысячи убийств совершались каждый месяц, — на это почти не обращали внимания, а владение оружием для защиты стало признаком новой эпохи, ибо никто не знал, когда он может не понравиться своему соседу.Правительства быстро поднимались и падали. Правительство становилось не более чем инструментом для выполнения безумных требований народа, пресыщенного излишествами жизни. Однако хуже всего было то, что любого ранга лидер мог удерживать своих последователей лишь на очень короткое время.

Из всех жителей Земли было всего несколько сотен тысяч ученых, которые были не подвержены «Мании Крика», и большинство из них теперь бежали с Земли. 

Андервуд подумал, что Терри тоже волнуется о том, что будет означать для человечества открытие этого хранилища секретов, запечатанного полмиллиона лет назад.

 Около трех часов Андервуд оставался снаружи артефакта, позволяя своему разуму бездельничать под сиянием звезд. Внезапно телефоны в его шлеме ожили. Это был голос Терри Бернарда:

— Мы справились, Дел, — тихо сказал он. — Мы можем читать эту чушь, как детские стишки. Спускайся вниз. Мы знаем, как проникнуть в эту штуку.

Андервуд не торопился. Он еще немного посидел, посмотрел на звезды, на те самые звезды, которые смотрели когда-то на существ, запечатывающих вот это самое хранилище. Затем медленно поднялся и направился к отверстию. Вот оно, думал он, — с этого момента у Человечества пути назад не будет.

Доктор Файф был странно спокоен, несмотря на быстрый успех в расшифровке языка Строидов. Андервод гадал, что творится в голове у старика. Чувствовал ли он тоже величие этого момента?

Файф сказал:

— Они тоже были семантиками. Они знали частоту Карнована. Вот они прямо здесь указывают на нее, это ключ, который они использовали, чтобы раскрыть свой язык. Народ, менее продвинутый в семантике, чем наша цивилизация, не смог бы расшифровать язык, но со знанием частоты Карнована это просто.

— Практически они сами выбрали нас для этой работы, —  сказал Терри.

Острые глаза Файфа внезапно повернулись и уставились на него через очки и прозрачный шлем скафандра:

— Возможно. Возможно, так и есть. В любом случае, необходимо выполнить определенные манипуляции, которые откроют дверь и обеспечат проход внутрь.

— Где дверь? — спросил Андервуд.

Следуя сделанным им заметкам, Терри прошелся по комнате, обращая внимание Андервуда на особенности конструкции. Изящно вырезанные подвижные рычаги образовали сложную комбинацию под его руками, и участок пола точно в центре комнаты медленно опустился, а затем отодвинулся в сторону. Какое-то мгновение никто не произносил ни слова. Затем Файф подошел к отверстию и заглянул вниз. Лестница из того же блестящего материала, что и стены вокруг них, вела вниз, в глубины хранилища. Файф начал спускаться и чуть не свалился в проем.

— Обратите внимание, — предупредил он. — Расстояние между ступенями больше, чем необходимо для людей.

Андервуд попытался представить себе гигантов, которые ходили по этой лестнице и касались этих поручней, которые были на уровне его головы.

Лестница закончилась, и они оказались в ниже лежащей комнате, заполненной артефактами странных форм и разных размеров. Напротив подножия лестницы был пьедестал, на котором покоился предмет, похожий на книгу с металлическими листами покрытыми надписями на языке Строидов. Терри  не смог сдвинуть книгу с места, но металлические страницы были заперты простой застежкой, которая откликнулась на его прикосновение, и листы легко поворачивались на петлях.

— Похоже, нам придется ее читать, — сказал Терри. — Я полагаю, что это подскажет нам, как попасть в следующую комнату.

Андервуд и другие члены экспедиции осторожно передвигались по комнате, осматривая ее содержимое. Два фотографа начали делать упорядоченную съемку всего, что находилось вокруг. Стоя в одиночестве в углу, Андервуд вглядывался в установленную на пьедестале фигуру из нескольких непрозрачных разноцветных шаров, касающихся друг друга. Была ли это какая-то машина или памятник, кто мог сказать?

 — Ты тоже это чувствуешь, — раздался за его спиной тихий голос, и Андервуд удивленно обернулся. Позади него стоял Файф, его хрупкая фигура казалась бесформенной тенью в скафандре.

— Чувствую что?

— Я наблюдал за тобой, доктор Андервуд. Ты физик и находишься в гораздо более тесном контакте с реальным миром, чем я. Ты же знаешь, — я даже не могу эффективно управлять экспедицией — мой разум постоянно живет в прошлом, и я не могу понять значение современных вещей. Скажи мне, что это будет означать, это вторжение чужой науки в нашу собственную?

После этих слов Андервуд почувствовал к Файфу глубокое уважение. Ему и в голову не приходило, что у маленького археолога такой проницательный взгляд на самого себя в его отношении к окружающему.

— Хотел бы я ответить на этот вопрос, — сказал Андервуд, качая головой. — Но я не могу. Возможно, нам необходимо немедленно уничтожить эту штуку, а возможно, кричать о своем открытии на всю Вселенную. Но мы не можем знать, и, я считаю, мы не должны быть судьями. Что бы это ни было, древние Строиды, похоже, намеренно пытались обеспечить выживание своей культуры. — Он колебался. — Это, конечно, мое предположение.

Файф медленно кивнул:

— Ты, конечно, прав. Это единственный подход. Мы не можем быть судьями.

Андервуд решил научиться хотя бы немного читать строидские надписи сам. Он ухватил Николса за пуговицу и пять дней семантик помогал ему в этом. Именно столько дней потребовалось Файфу и Терри,  чтобы прочитать написанное в книге с металлическими страницами. Это мало удовлетворило их любопытство относительно древней планеты и ее культуры. Как уже было очевидно, хранилище было подготовлено для того, чтобы спасти высочайшие произведения древней культуры Строидов от разрушения, обрушившегося на их мир. Но записи даже не намекали на природу этого разрушения, и в них ничего не говорилось о предметах в комнате.

Ученые были немного разочарованы тем немногим, что им пока открылось, но, как и ожидалось, там были инструкции о том, как перейти на следующий более низкий уровень.

Камера, в которую они попали, спустившись по длинной винтовой лестнице, узкой, но с такими же высокими ступенями, как и раньше, имела сферическую форму. Находилась она в центре всего артефакта. В ней был один-единственный предмет. Объект представлял собой куб в центре камеры, со стороной около шестидесяти сантиметров. От углов куба длинные опоры сложной пружинной конструкции вели к внутренней поверхности сферической камеры. По-видимому, это было высокоэффективное противоударное крепление.

Зрелище, представшее перед людьми, было впечатляющим в своей простоте, но в то же время разочаровывающим, потому что здесь не было ничего из тех великих чудес, которые они ожидали найти. Там был только подвешенный куб — и книга.

Файф быстро двинулся по узкому переходу, который вел от входа к кубу. Книга лежала на полке, прикрепленной к боковой стенке куба. Файф открыл ее на первом листе и прочел, запинаясь и старательно:

— Приветствую вас, Неизвестные Друзья. Вас приветствует Единственно Великий. То, что вы сейчас читаете это, является доказательством, что ваша цивилизация способна понять новый мир знаний и открытий, который может стать вашим.

— Я Демарзул Великий, Величайший из великих Сирении — и последний. И в сокровищнице моего разума хранятся обширные знания, которые сделали Сирению величайшим миром во всей Вселенной. Несмотря на все ее величие, разрушение пришло в мир Сирении. Но ее знания и ее чудеса никогда не пропадут. В последующие века возникнут новые миры, и существа, населяющие их, достигнут минимального уровня знаний, который позволит им оценить чудеса мира Сирении.

У вас есть минимальные технические знания, поскольку вы смогли создать излучение, необходимое для того, чтобы сделать хранилище проницаемым. У вас есть минимальные семантические знания, иначе вы не смогли бы понять мои слова. Уровень ваших знаний такой, что вы способны увидеть Величайшего Сиренианца.

Файф перевернул первый металлический лист, — мужчины посмотрели друг на друга и семантик Николс произнес:

— Есть лишь два варианта, либо это написал маньяк, либо действительно высшее существо. До сих пор в истории человечества не встречалось такого высшего существа. И если он действительно существует, было бы замечательно познакомиться с ним.

Файф остановился и, с трудом вглядываясь сквозь шлем скафандра, продолжил:

— Я живу. Я вечен. Я нахожусь здесь, рядом с вами, Неизвестные Друзья, и на ваши руки ложится задача донести речь до моего голоса, зрение до моих глаз и чувства до моих рук. Затем, когда вы выполните свою великую задачу, вы узрите Меня и Величие Великого из Сирении.

Энрайт, фотограф сказал:

— Что, черт возьми, это значит? Парень, должно быть, был чокнутым. Похоже, он ожидал, что вернется к жизни.

Чувство внутри Андервуда было не таким однозначным, оно состояло из нарастающего предвкушения и тихого страха, которые смешались в бурлящем потоке.

Никто не издавал ни звука, пока Файф читал дальше:

— Я буду жить снова. Великий вернется, и вы, мои Неизвестные Друзья, поможете мне вернуться к жизни. Тогда и только тогда вы узнаете великие тайны мира Сирении, которые в тысячу раз превосходят ваши собственные. Только тогда вы станете могущественными, воспользовавшись секретами Сирении, запертыми в моем мозгу. С помощью сил, которые я открою, вы станете самыми могущественными во всей Вселенной.

Файф перевернул страницу. Внезапно он повернулся к Андервуду:

— Остальное — твое.

— Что?…

Андервуд посмотрел на написанное, и молча взялся за чтение. Содержание написанного представляло концепции чужой науки и после беглого просмотра стало очевидно, что необходимо нескольких дней для изучения всего здесь изложенного. Но Андервуду стало ясно, что речь идет о великой мечте, мечте о возвращении к жизни, преодолении эпох, преодолении времени, когда миры угасали, умирали и вспыхивали заново. Приводились формулы неизвестного излучения, направленного на живые клетки, превращающего их в первобытную протоплазму, в которой не было ничего кроме символа метаболизма. Далее говорилось о другом излучении и сложной химической обработке, фантастическом процессе, который мог снова восстановить жизнь, которая была сохранена в дремлющей протоплазме.

Андервуд поднял глаза. Он перевел взгляд с безликого куба на лица своих товарищей:

— Оно живое! Пятьсот миллионов лет — и он живой! Это инструкции, с помощью которых его можно восстановить!

Никто из остальных не произнес ни слова, но глаза, которыми они смотрели на Андервуда, были такими, как будто они на него возлагали великое поручение. И из круговерти мыслей у него возникла единственная цель, ясная и бесповоротная. — Внутри этого куба лежала спящая материя, которая могла быть сформирована в мозг, чужой, могучий мозг. И он молча себе поклялся, что если это будет в его власти, это существо снова будет жить и расскажет свои древние секреты. Андервуд чувствовал иррациональное родство с древним существом, которое так победило время.  

4

Шок от удивления и румянец удовольствия усилили красоту тонких черт Илии. Она стояла в дверном проеме, ореол ее бледно-золотистых волос подсвечивался светом из комнаты. —  Такая красавица и лучший хирург Медицинского центра. Кто бы мог подумать? Как всегда у Андервуда перехватило дыхание после первого взгляда на Илию и он с трудом выдавил:

— Удивлена? 

— Почему ты не дал мне знать, что придешь? Это несправедливо…

— …не дал тебе времени укрепить свою оборону?

Она молча кивнула, когда он обнял ее, но быстро отстранилась и провела его к креслу у широких окон, выходящих на ночные огни города внизу:

— Ты вернулся?

— Вернулся? Ты вкладываешь такое запутанное количество смысла в обычные слова. Илия.

Она улыбнулась, села рядом с ним и быстро сменила тему:

— Расскажи мне о своей поездке. Археологию я всегда считала самой бесполезной из всех наук, вероятно потому, что не видела ничего общего между ней и медициной. А ты, как физик, что нашел в археологии?

— Думаю, у нашего последнего открытия и у твоей медицины найдется очень много общего. У нас есть живое, хотя и дремлющее существо, находящееся на равном или более высоком уровне интеллекта с нами. Его возраст составляет около полумиллиона лет. Я уверен, что тебя заинтересуют медицинские аспекты этого вопроса.

Какое-то мгновение Илия сидела так, словно не слышала его. Потом она сказала:

— Это может быть открытием, которое изменит мир если… А вы уверены в том, что нашли?

Андервуд почувствовал раздражение больше из-за того, что сам понимал необходимость быть уверенным в полезности для человечества этой находки, чем из-за того, что Илия высказала то же сомнение.

— Мы нашли существо из другой эпохи и другой культуры, но оно не разрушит и не изменит к худшему наше общество. Файф считает так же как и я.

— Если это научно превосходящая культура, откуда вы знаете, как она будет себя вести?

— Мы этого не знаем, но считаем что нельзя быть судьями с завязанными глазами. Нам понадобится биологический консультант. Я подумал, что ты, возможно, захочешь стать им.

Ее глаза смотрели вдаль, сквозь ореол городских огней. Она спросила:

— Дел, это человек?

— Человек? Что такое человек? Является ли интеллект только человеческим? Может ли какой-либо другой фактор нашего существования быть определен как человеческий? Ответь мне на эти вопросы и я возможно смогу ответить тебе на твой. Пока мы знаем только, что это разумное существо высокой научной культуры.

— Значит, только это предполагает его отношения с нами благожелательными?

— Ну, я полагаю, что да. Я не вижу причин, почему бы и нет.

— Да. Да, я согласна с тобой! Разве ты не видишь? Это может быть зародыш омоложения, ядро, которое соберет разрозненные импульсы нашей культуры и объединит их в освоении этой новой науки. Посмотри, на какие биологические знания указывает простое свидетельство приостановленной жизни.

— Хорошо. — Андервуд слабо рассмеялся в знак покорности судьбе. — Нет смысла дискутировать с тобой, не так ли, Илия? Ты сравниваешь нашу цивилизацию с первым весенним цветком, а нашу находку с наступающим теплым благодатным летом, не так ли?

— Но разве я ошибаюсь в этом? Людям Земли нужно что-то, что сплотит их вместе в этот период разочарования. Это может быть оно.

— Я знаю, — сказал Андервуд, — Мы обсудили это там, прежде чем решили приступить к реставрации. Мы разговаривали и спорили часами. Некоторые предлагали немедленно уничтожить эту вещь, потому что невозможно предсказать эффект этого открытия со строго научной точки зрения. У нас нет никаких данных. Терри Бернард высказывался за его уничтожение. Файф боится возможных последствий, но он утверждает, что мы не имеем права уничтожать его, потому что это слишком великое наследие. Я утверждаю, что с чисто научной точки зрения мы не имеем права рассматривать что-либо, кроме реставрации, независимо от последствий. И есть еще кое-что — мое личное мнение. Существо, чье воображение и смелость были достаточно велики, чтобы сохранить свое эго в течение пятисот тысяч лет, заслуживает чего-то большего, чем казнь без суда и следствия. Он заслуживает права быть узнанным и услышанным. Нелепо бояться всего, что может из этого выйти. Файф и Терри — они боятся…

— О, они ошибаются, Дел! Должно быть, они ошибаются. Ведь у них нет никаких данных, у них есть только догадки, предубеждения, им, как ученым, смешно поддаваться таким чувствам.

— Я не знаю. Я отказываюсь от обсуждения всех подобных аспектов проблемы. Я только знаю, что у парня, у которого есть мозги и мужество, должен быть шанс быть услышанным. Пока что я на стороне победителей. Завтра я собираюсь встретиться с Бордером и Комитетом директоров вместе с Файфом. Если ты заинтересована в работе, о которой я говорил, приходи.

Энтузиазм директоров был даже больше, чем у Илии. Никто из них, не разделял страхов некоторых членов экспедиции. И почему-то в теплой, знакомой обстановке зала заседаний комитета эти опасения казались фантастически беспочвенными. Бордер, старший член комитета директоров, не смог сдержать слез, когда Андервуд  закончил доклад.

— Как замечательно, что это должно произойти при нашей жизни, — сказал он. — Как вы думаете, это возможно? Это кажется такой… такой фантастикой, — восстановление живого существа, жившего полмиллиона лет назад.

— Я не знаю ответа на этот вопрос, — пояснил Андервуд. — Никто не знает. Однако конструкция оборудования, описанного в книге Строидов, полностью соответствует нашим техническим возможностям. Я уверен, что мы сможем настроить его в точном соответствии со спецификациями. Но возможно, прошло слишком много времени, и протоплазма умерла. Вполне возможно, что Демарзул думал, что прежде чем его найдут пройдет несколько сотен лет или, самое большее, нескольких тысяч. Нет другого способа узнать это, кроме как сконструировать оборудование и провести эксперимент, что я и сделаю, если директора пожелают санкционировать расходы.

— Об этом не может быть и речи! — сказал Бордер. — Если бы не хватило денег для этого, мы бы заложили весь Институт! Мне интересно, какое лабораторное помещение мы можем использовать. Почему бы не поместить его в новое здание «Музея Карлсона»? Образцы для «Карлсона» могут остаться на складе еще некоторое время.

Бордер оглядел стоявших перед ним директоров. Он увидел кивки и призвал к голосованию. Его предложение было поддержано. Получив одобрение, Файф вернулся в экспедицию, чтобы проследить за подготовкой хранилища Демарзула к переносу на Землю, в то время как Андервуд занялся планированием строительства и настройки оборудования в соответствии с инструкциями, которые он привез из хранилища Строидов. Великого семантика Дрейера попросили помочь в качестве консультанта для проверки точности перевода записей, чтобы быть абсолютно уверенным в интерпретации научных инструкций.

Дрейер — невысокий, приземистый, постоянно с толстой черной сигарой во рту. Лицо круглое, по-детски спокойное, абсолютно спокойное, что было удивительно в мире, охваченном непрекращающимся беспорядком. Он, не проявляя никаких эмоций, выслушал Файфа и Андервуда, и сказал:

— Да, я буду рад помочь. Это дело огромной важности.

Андервуду не было времени думать о социологических и других последствиях той работы, которую он выполнял. Техническая работа, связанная с этим, была огромной сложности и масштаба. Необходимо было спроектировать и изготовить огромное количество сложнейшего оборудования, согласно инструкций Строидов, перевод которых был проверен Дрейером, более коротких путей было не видно и он даже не пытался их найти.

«Музей Карлсона» был спроектирован по образцу древнегреческого храма и располагался на видном месте, на невысоком холме, отдельно от других групп зданий «Института Смитсона». Его сверкающие мраморные колонны служили ориентиром на многие мили вокруг. Андервуд подумал, что в некотором смысле это было довольно символично, что такое внушительное сооружение было предназначено для воскрешения древнего Великого.

Центральный зал музея был очищен от уже установленных витрин. Андервуд отправлял  заказы на изготовление и покупку странного электронного оборудования и биологических материалов в разбросанные по всей Земле магазины и заводы.

Когда было объявлено, что «Карлсон» не откроется в назначенную ранее дату, мировые новостные ассоциации заинтересовались, и Андервуд внезапно был осажден журналистами. Он вкратце рассказал об открытии и предложил журналистам, чтобы они в своих рассказах о том, что в «Карлсоне» будет восстановлена целая раса монстров из космоса, хотя бы  в качестве научной информации приводить его сегодняшний доклад директорам.

Дэвис из «Сайенс Пресс» покачал головой:

— Нет, освещать это событие следует по-другому. Как, вы сказали, его называли надписи? Великий? Нужно создать у людей образ не монстра, а существа вызывающего сочувствие. Примерно так: Таинственный, всезнающий мозг, веками дремал в пустоте, ожидая прикосновения милосердной руки. Эта рука может вернуть жизнь этому могучему интеллекту и получить в награду великолепный запас знаний. Вот примерно под таким углом нужно освещать происходящее.

Медленно проходил монтаж оборудования в большом зале. Центром конструкции была керамическая ванна, которая будет удерживать массу протоплазмы в питательном растворе и поддерживать ее при контролируемых температурах и давлениях. Сложный наблюдательный пульт собирали рядом, с которого можно было наблюдать за каждой физиологической функцией развивающейся массы по мере ее прогрессирования. Десятки электронных счетчиков будут давать  показания, которые можно было бы интерпретировать с точки зрения развивающихся функций. Это было почти то же самое, что наблюдать за развитием и ростом человеческого зародыша. Автоматические клапаны будут управлять впрыском в ванну питательных веществ с точностью до тысячной доли миллиграмма. Дюжина операторов будет обучена, в настоящее время их отбирают, для наблюдения за ванной в течение каждой секунды роста организма.

Верхняя половина стенок ванны была прозрачной, как и крышка. Внутри, под крышкой, широкий отражающий конус излучателя будет обдавать древнюю протоплазму живительным излучением. Гигантские генераторы, необходимые для создания этого излучения, заполняли другие части зала.

Прошло пять месяцев после фактического обнаружения хранилища. Монтаж восстанавливающего оборудования был завершен, оно было протестировано и готово к использованию. Общественный интерес к проекту был вызван сенсационными новостными сообщениями. Мимо «Карлсона» постоянно лился людской поток, желающих взглянуть на происходящее внутри. Новостные сюжеты возвели «Великого Строида» в ранг благодетеля человечества, как и предлагал Дэвис. Средства массовой информации давали описание вызывающего симпатии существа, заключенного в тюрьму на долгие века, а теперь освобождаемого из рабства и готового изливать благословения на своих благодетелей. Андервуд не обращал особого внимания на новости, но увеличивающиеся толпы людей начали мешать работе. Он был вынужден попросить директоров отгородить большую территорию вокруг «Карлсона».

В течение всех этих пяти месяцев «Лавуазье» медленно вращался по орбите вокруг Земли, чтобы сохранить контейнер с протоплазмой, помещенный в его трюм, при температуре космоса до тех пор, пока не наступит время для переноса протоплазмы в питательную ванну.

Теперь, когда в музее все было закончено, Андервуд отправился на «Лавуазье», чтобы руководить подготовкой контейнера с протоплазмой к перевозке, оставив Терри Бернарда ответственным за музей. Операторы и техники были готовы приступить к своим обязанностям. Перенос протоплазмы на Землю был критически важной операцией.

 Температура ванны в «Карлсоне» была доведена до абсолютного нуля. Бордер и другие директора Института не разделяли нежелания Андервуда огласки, поскольку большую часть доходов Институт получал от рекламы, и о прибытии «Лавуазье» было широко объявлено. Толпа в десять тысяч человек собралась, чтобы понаблюдать за прибытием протоплазмы, которая когда-то была великим и чуждым существом.

«Лавуазье» вошел глубоко в атмосферу Земли. Андервуд, стоя в рубке корабля, наблюдал за происходящим по приборам, — что это за черное пятно вокруг белокаменного здания, которое сверкает, как греческий храм? О, Боже:

— Коллинз! Посмотри на эту толпу! Свяжись с базой, пусть очистят поле! Весь город, должно быть, вышел встречать нашего гостя. Если они не уберутся с посадочной площадки, дело будет плохо.

Офицер связи сделал вызов. Лабораторный корабль лениво кружил, в то время как толпа медленно отступала, чтобы позволить кораблю приземлиться рядом со зданием.

Андервуд выбежал из корабля и бросился в здание, чтобы своими глазами убедиться все ли приготовлено должным образом. Затем он перезвонил на корабль и приказал приступить к перевозке. Сразу же открылся массивный грузовой отсек и из него выкатили контейнер с толстыми стенками, в котором находился куб с протоплазмой. Толпа заметила его. Кто-то в дальних рядах издал крик. «Приветствую Великого! Добро пожаловать на Землю».

Крик был подхвачен сотнями, затем тысячами глоток, море звуков захлестнуло уши всех находящихся в здании. Андервуд остановился и повернулся на крик. Слабый холодок пробежал по его телу.

— Дураки, — сердито сказал он Терри. — Они доведут себя до истерики, если будут продолжать в том же духе. Почему директора не замяли все это дело? Они должны были знать, как это повлияет на толпу зевак.

Илия и Дрейер молча наблюдали за происходящим. Андервуд помотал головой и занялся делами. Контейнер подкатили вплотную к ванне, состыковали с ней, образовался специальный желоб, по нему на стерильных предметных стеклах замороженная протоплазма скользнула в ванну и наконец остановилась внутри машины, которую она ждала полмиллиона лет. Видимой реакции это окончательное размещение массы не произвело. И все же те, кто наблюдал, знали, что великий эксперимент начался. Через шесть месяцев они узнают, добились ли они успеха.

 Андервуд отправил членов экипажа, которые прикатили контейнер, обратно на корабль и «Лавуазье», поднявшись в воздух, направился в космопорт Института. Затем вошел Бордер в сопровождении десятка фотографов и репортеров. Они сфотографировали оборудование и техников, а также протоплазму, неподвижно лежащую в ванне, в которую будут помещены питательные жидкости после достижения соответствующей температуры. У Андервуда не было времени обращать на репортеров никакого внимания. Он старался быть везде одновременно, проверяя счетчики и датчики, убеждаясь, что все работает хорошо. Каждый элемент оборудования был трижды продублирован для обеспечения безопасности в случае поломки. Инструкции предупреждали, что, начавшись, процесс восстановления не должен прерываться, иначе это приведет к смерти Великого. Закончив осмотр, Андервуд внезапно почувствовал полный упадок сил. Он постарался найти укромный уголок, чтобы избежать встречи с журналистами, которым Бордер сейчас читал лекцию о странном хранилище в космосе и его еще более странном обитателе. Зайдя в нишу между двумя панелями, Андервуд обнаружил там Файфа. Когда Андервуд приблизился к нему, старый археолог медленно заговорил:

— Это началось. И это никогда не может быть отменено.

Андервуд снова почувствовал холодок дурного предчувствия и пристально посмотрел на Файфа, но тот головы не повернул, продолжая смотреть на ванну с протоплазмой

5

Файф попросил освободить его от обязанностей руководителя экспедиции, все еще находящейся в полевых условиях, чтобы посвятить все свое время изучению существующих в настоящее время текстов Строидов. Терри Бернард отказался от полевых работ, чтобы помогать Файфу и чтобы быть рядом с местом эксперимента. Тем же занимался и Дрейер, лихорадочно атакуя язык, который так долго не поддавался ему. Андервуд был озабочен самим воскрешением. Он чувствовал, что в работе, которую он делал, была заключена самая сокровенная тайна жизни. Однако книга инструкций, оставленная Строидами, имела характер руководства по эксплуатации, а не теоретического текста, и теперь, когда эксперимент шел полным ходом, Андервуд сосредоточил все усилия,  пытаясь изучить происходящие процессы.

Ученые были так заняты своими собственными исследованиями, что реакция общественности на существо, которое они пытались восстановить, оставалась им неизвестной. Первым внешним признаком этой реакции был тот дикий приветственный крик в день, когда протоплазма была доставлена на Землю. Следующим была воскресная проповедь, произнесенная одним из множества малоизвестных религиозных лидеров на малопосещаемом собрании в роскошной церкви города.

Проповедник Уильям Б. Хеннесси в первые годы своей жизни был рекламным агентом и хорошо понимал ее важность. Вполне вероятно, что в то воскресенье были и другие проповедники, которые говорили на ту же тему, но именно Хеннесси позаботился о том, чтобы его выступление и имя получили огласку в новостях.

Силу его речи придало то, что он наполовину верил в то, что говорил:

— Сколько из вас, находящихся сегодня утром здесь, тех, кто сдался в гонке жизни, кто разочаровался в ценностях и стандартах, за которые можно цепляться, кто не признает никаких руководителей? Возможно, вы принадлежите к миллионам тех, кто оставил всякую надежду на решение своих жизненных проблем. Если да, то я хочу спросить, были ли вы среди тех, кто был свидетелем чудесного прихода Дара из глубины Веков. Были ли вы среди тех, кто видел прибытие Великого?

 Уильям Б. Хеннесси сделал паузу, затем продолжил:

— На протяжении веков мы искали лидера в своей среде и не находили его. В конце концов, мы выбирали всего лишь из людей. Но теперь, в руки наших благородных ученых Провидением была передана великая задача пробуждения спящего Великого, и когда они завершат свою работу, Золотой век Земли настанет для нас. Я призываю вас сбросить оковы отчаяния. Выйдите из тюрьмы своего разочарования. Приготовьтесь приветствовать Великого в день его восхода. Пусть ваши сердца и умы будут готовы принять послание, которое он даст, и повиноваться словам совета, который вам, несомненно, будет дан, ибо воистину из более великого мира и более светлой земли, чем наша, пришел Великий, чтобы сохранить нас!

В течение часа слова Хеннесси облетели весь мир. Терри был единственным из ученых, участвовавших в проекте, кто услышал об этом. Днем он отправился в музей, нашел Андервуда и Дрейера и сообщил им новость:

— Какой-то сумасшедший проповедник сегодня утром произнес проповедь о нашем Оскаре. — Терри ткнул большим пальцем в сторону ванны. — Проповедник заявляет, что у нас есть решение всех мировых проблем. Он призывает людей поклоняться Оскару.

Дрейер выпустил взрывной клуб сигарного дыма:

— Можно было предвидеть, что произойдет какая-нибудь глупость, подобная этой.  — Религиозный культ, основанный на этом инопланетном разуме. Я удивляюсь, почему это для вас оказалось неожиданностью.

— Я думаю, что это опасно, — сказал Терри. — Это может иметь серьезные последствия.

— Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, — сказал Андервуд.

— Разве ты не видишь последствий? Вся беда нашей культуры в разочаровании, отсутствии лидерства. Если эта штука окажется разумной, по разуму даже превосходящей нас, — что ж, она может стать всем, чем люди захотят ее сделать, президентом, диктатором, богом или чем-то еще.

— О, успокойся, — сказал Андервуд. — Это всего лишь один мелкий проповедник, у которого, вероятно, было не больше сотни прихожан. Акулы пера, должно быть, восприняли это как юмористический комментарий к нашим экспериментам. Тем не менее, мы никогда не должны были широко рекламировать нашу работу. Все началось с той истеричной толпы в тот день, когда мы привезли сюда протоплазму.

Дрейер покачал головой в дымовой ауре:

— Нет. Это началось давным-давно, когда первый пещерный человек оштукатурил своих глиняных богов и обнаружил, что они потрескались на Солнце и смыты дождями. Это началось, когда первый пещерный бог был уничтожен соперничающим лидером, и его разочарованные последователи искали нового главу. С тех пор это продолжается по сей день. Один за другим падают боги и вожди, люди ищут новых лидеров, которые понесли бы бремя человечества и указали бы путь к тому призрачному раю, к которому стремятся все люди. На протяжении веков всегда были те, кто позволял возвысить себя и назвать великими, кто брал на себя руководство. Некоторые призывали идти в далекие звездные места, предлагали цели, которых человек никогда не сможет достичь, и их ученики отступали, убитые горем и обескураженные. Другие стремились лишь к своей выгоде, господствуя над людьми и купали своих последователей в крови и бедствиях. Но всегда звезда лидеров гасла, и люди никогда не находили ту неуловимую цель, которую они не могли даже толком ни назвать, ни определить.

— И вот наступило наше время, время разочарований, — с горечью сказал Андервуд.

— Но разочарование — это здоровая вещь. Это ведет к пониманию реальности.

— Как ты можешь называть все это здоровым? — возмутился Андервуд. — Люди ни во что не верят. Они потеряли веру в саму жизнь.

— Вера в жизнь? Интересно, что это значит, — задумчиво произнес Дрейер. — Следите за своими определениями, доктор Андервуд.

Андервуд покраснел, вспомнив замечание Илии о том, что Дрейер оторвет каждое второе слово и бросит ему обратно.

— Я считаю, — продолжил Дрейер, — что все в порядке. Нет ни правительств, ни лидеров, ни религий, на которые можно было бы опереться в трудную минуту, люди просто не доверяют им. Все это является признаком того, что они приближаются к этапу, на котором им больше не будут нужны ни правительств, ни лидеры, ни боги. И они в начале этого нового пути, и как ребенок, делающий первые шаги, они спотыкаются и падают. Они получают синяки и плачут, как, я знаю, делали многие наши ученые, иначе они не сбежали бы на Венеру и в другие места.

Андервуд моргнул от язвительного упрека Дрейера. — Это уже второй раз, когда меня обвиняют в побеге, — сказал он.

— Без обид, — сказал Дрейер. — Я просто констатирую факты. Я не осуждаю вас за то, что вы не верите в людей, не верите, что они идут в светлое будущее,  а лишь подчеркиваю уровень ваших знаний. Но ваши знания инамерения могут иметь далеко идущие последствия для реализации этого проекта. От вашего отношения к этому будет зависеть многое.

— Вы ошибаетесь, все определяется директорами, а они будут руководствоваться вашими рекомендациями…

Дрейер покачал головой:

— Нет, я думаю, будут только тогда, когда мои предложения будут им нравиться. А вот если я когда-нибудь решу уничтожить инопланетянина, мне придется убеждать в этом и их, и вас. И убедить в этом вас будет нелегко, не так ли?

— Очень нелегко, — сказал Андервуд. — Вы уже пришли к такому выводу?

— Еще нет. Нет, еще нет.

Дрейер медленно направился к массивной ванне, в которой находился инопланетянин Демарзул Великий из Сирении, Величайший.

Андервуд, глядя в спину семантика, чувствуя себя опустошенным этим разговором, задавался вопросом, возможно ли и ему приобрести такой же иммунитет к беспорядкам.

Он повернулся к Терри, по которому было видно, что он полностью согласен с Дрейером:

— Как у вас с Файфом идут дела?

— Это медленный процесс, даже с помощью ключа в хранилище. Это был, по-видимому, чистый Строид III, но у нас есть два других языка или диалекта, которые очень отличаются от него, и текстов на них больше, чем на Строид III. Однако Файф считает, что он на пути к взлому как Строида I, так и II. Лично я хотел бы вернуться на астероиды, если бы не Демарзул. Мне не суждено осилить эту науку.

— Нет, продолжай эту работу. Постарайся получить хоть какое-то представление о том, какой была цивилизация Строидов к тому времени, когда Демарзул возродится. Это очень важно.

— Как продвигается дело?

— Формирование клеток происходит, но как будут развиваться органы — это больше, чем я могу себе представить. Мы просто ждем и наблюдаем. Постоянно работают четыре кинокамеры, применяются электронные микроскопы. По истечении шести месяцев у нас, по крайней мере, будет запись о том, что произошло, независимо от того, что это такое.

Масса жизни росла и мутировала в миллионах своих клеток. Тем временем другой рост, рост некой идеи, менее ощутимый, но не менее реальный, быстро охватывал всю Землю. Число людей, в мозгу которых вспыхивала эта идея, росло не менее быстро, чем число клеток, что росли в здании мраморного музея. В эффективное руководство людей людьми никто не верил, никто не верил, и даже не мечтал, в появление смертного человека, который мог бы поднять своих собратьев до высот звезд. Но «Единственно Великий», совершенно превосходящий все земные создания, незапятнанный недостатками землян, это было что-то другое. Это было приходом богов к человеку. — Он был богом, который вознесет человека на вечные высоты, о которых мечтало все человечество. Пламя этой идеи распространилось по всей Земле, перепрыгнуло океаны, охватило людей всех вероисповеданий, рас и цветов кожи.

Делмар Андервуд раздраженно поднял глаза от книги на столе, когда его секретарь ввел напыщенного краснолицего мужчину невысокого, плотного телосложения. Мужчина остановился на полпути между дверью и столом и слегка поклонился:

— Я обращаюсь к Пророку Андервуду по специальному поручению Учеников.

— Какого дьявола? — Андервуд нахмурился и протянул руку к кнопке, но позвонить не успел, услышав продолжение:

— И по специальному разрешению директора Института!

Посетитель протягивал конверт. Не сводя глаз с мужчины, Андервуд взял конверт и разорвал его. Формальным языком в обычной бюрократической манере письмо предписывало Андервуду выслушать посетителя, некоего Уильяма Б. Хеннесси, и удовлетворить его просьбу. Теперь Андервуд, вспомнил откуда ему известна эта фамилия и у него внезапно пересохло в горле.

— Что все это значит?

Мужчина пренебрежительно пожал плечами: 

— Я всего лишь бедный Ученик Великого, которому его товарищи поручили просить милости у Пророка Андервуда.

Глядя в глаза этого человека, Андервуд почувствовал озноб, и волна дурного предчувствия накрыла его с ошеломляющей силой. Интересно, подумал он, чтобы сказал Дрейер, если бы был здесь, как это согласуется с его теорией?

— Садись, — произнес Андервуд. — Чего ты хочешь?

— Ученики Великого хотят иметь привилегию лицезреть Учителя, — сказал Хеннесси, садясь за стол. — Вы, ученые, — инструменты, отобранные для великой задачи. Великий пришел не только к немногим избранным. Он пришел ко всему человечеству. Мы просим права спокойно посещать храм и наблюдать за великолепной работой, которую вы выполняете, возвращая нашего Мастера к жизни, чтобы мы могли получить его великие дары.

Андервуд представил себе лабораторию, заполненную кланяющимися, молящимися, кричащими, фанатичными поклонниками, толпящимися вокруг, уничтожающими оборудование и, вероятно, пытающимися уйти с кусочками святой протоплазмы. Он нажал кнопку и яростно крутанул диск. Через мгновение на крошечном экране перед ним появилось лицо директора Бордера.

— Этот фанатик Хеннесси здесь. Я просто хотел узнать, что мне грозит за то,что я схвачу его за ухо и вышвырну вон.

Лицо Бордера стало бордовым от ярости:

— Только попробуй! Ты получил мою записку? Делай в точности, как я сказал. Это приказ!

— Но мы не можем продолжать эксперимент с кучей фанатиков, тявкающих у нас за спиной.

— Мне все равно, как вы это сделаете, Но вы должны дать им то, что они хотят. Либо так, либо сворачивайте эксперимент. Последний опрос, проведенный полмесяца назад, показывает, что они эффективно контролируют сто восемьдесят миллионов голосов. Ты знаешь, что это значит? Одно их слово Научному Комитету Конгресса, и все мы в мгновение ока вылетим со своих мест.

— А Комитет не боится, что в этом случае мы можем просто прихлопнуть эту штуку. Протоплазма просто тихо умрет, и тогда чему будут поклоняться эти птицы?

— Уничтожение государственной собственности может повлечь за собой смертную казнь, — зловеще сказал Бордер. — Кроме того, ты слишком ученый, чтобы сделать это. Ты хочешь довести дело до конца так же сильно, как и все мы. Если бы у меня был хоть малейший страх, что ты его можешь уничтожить, я бы вытащил тебя оттуда, уже давным-давно, — но у меня такого страха нет.

— Да, ты прав, но эти…

Андервуд скорчил гримасу, как будто пытался проглотить неочищенную устрицу.

Бордер кисло усмехнулся:

— Я знаю. Мы должны смириться с этим. Ученый, который хочет выжить в наши дни и в наш век, — должен приспосабливается к нашему обществу.

— Я отправился в космос, чтобы сбежать от этого общества. Теперь я снова в нем и мне гораздо хуже, чем когда-либо.

— Ну, послушай, Андервуд, почему ты не можешь просто построить что-то вроде балкона с пандусом, проходящим через лабораторию, чтобы эти Ученики Великого могли смотреть вниз в ванну? Вы могли бы накормить их в одном конце здания и выгнать в другом. Таким образом, это не будет сильно мешать вам. В конце концов, это продлится всего шесть месяцев.

— Когда Строид оживет, они, вероятно, захотят посадить его на трон с сияющим нимбом вокруг головы.

 Бордер рассмеялся:

— Если он представляет цивилизацию, артефакты которой мы нашли на астероидах, я думаю, что он быстро позаботится о своих «Учениках». В любом случае, тебе придется сделать так, как они требуют. Это не продлится долго.

Бордер отключился, и Андервуд повернулся к вежливому Хеннесси, который сидел так, как будто его ничто никогда не может потревожить.

— Видите ли, — сказал Хеннесси, — я знал, каков будет результат. Я верил в Великого.

— Вера! Вы знали, что Научный Комитет поддержит вас, потому что вы представляете сто восемьдесят миллионов невротических психов. Что вы будете делать, когда ваш Великий проснется и пошлет вас всех к черту?

Хеннесси спокойно улыбнулся:

— Не пошлет, я верю.

6

Два дня спустя Андервуду позвонил Файф и попросил о встрече. Встретиться нужно срочно — это было все, что сказал ему Файф.

Археолог не знал о требованиях Учеников. Он был удивлен, увидев ведущееся строительство в большом центральном зале, где было установлено реставрационное оборудование. Найдя Андервуда с Илией в лаборатории, где те изучали пленки протоплазменного роста, он спросил:

—Что ты там строишь? Я думал, у тебя есть все оборудование.

— Памятник человеческой глупости, — прорычал Андервуд. Затем он рассказал Файфу о полученных им приказах. — Мы устанавливаем балкон, чтобы верующие могли смотреть вниз на своего Великого. Бордер говорит, что нам придется мириться с этой ерундой в течение шести месяцев.

— Почему шесть месяцев?

— Демарзул будет возрожден к тому времени, или мы потерпим неудачу. В любом случае, Ученикам придет конец.

— Почему?

Андервуд раздраженно взглянул на него:

— Если он мертв, им некому будет поклоняться. А если он выживет, то уж точно не будет иметь с ними ничего общего.

— Я мог бы спросить снова «почему», — сказал Файф, — но я сформулирую это так. Вы ничего не знаете о том, как он будет действовать, если выживет. А если он умрет, то станет мучеником, — возникнет новая всемирная религия, а всех нас, кто имел отношение к этому эксперименту и его провалу, сожгут на костре.

Андервуд отложил пачку пленок. Там, среди астероидов, он научился уважать мнение старого археолога, но Дрейер слишком большую ответственность возлагает на него, а зачем, кстати, он пришел?

— Так что ты пришел мне сообщить?

— Некоторые пластинки Строидов представляют собой небольшие металлические пластинки, молекулярная структура которых была изменена в результате воздействия звуковых волн. Ребята в лаборатории разработали устройство для прослушивания этих аудиозаписей. Мы действительно слышали голоса Строидов! По крайней мере, есть звуки, которые напоминают разговорный язык. Но это так к слову, ведь именно то, что мы нашли в письменных записях, привело меня сюда. Более восьмидесяти пяти лет назад на одном из астероидов  Диккенсом, одним из первых исследователей в этой области, был найдено хранилище с металлическими пластинами. Они почти слились воедино, и молекулярные изменения были едва заметны из-за воздействия ужасающего тепла. Но нам удалось разделить пластины и перенести их записи на новые листы. И мы смогли их прочесть. Теперь мы имеем удивительно полный раздел истории Строидов непосредственно перед их гибелью, и, если мы правильно прочитали, там есть удивительные вещи.

— Что это такое?

— Они не были уроженцами этой Солнечной системы. Они были внегалактическими беженцами, чей родной мир был разрушен в результате чего-то совершенно отвратительного. Тот, которого мы восстанавливаем, предвидел гибель мира и собирался обеспечить лишь свое личное сохранение.

— Но это только ваша собственная субъективная трактовка, — заметила Илия. — В тексте не может так прямо об этом говориться.

— Не может говориться? Эгоизм, абсолютное отсутствие заботы о ближних существах — все это семантически содержится в этих записях. И именно поэтому я более чем немного боюсь существа, которого мы оживляем. Кстати как оно развивается?

— Похоже, он проходит своего рода обычный эмбриональный рост, — ответила Илия. — До сих пор у него все характеристики млекопитающих, больше ничего пока сказать невозможно. Я не могу, и не буду думать ни о каких других аспектах кроме медицинских.

— Ты должна! — Глаза Файфа внезапно загорелись, требовательные, непреклонные. — У нас есть новые предположения о морали этого Строида. Терри, возможно, был прав, когда настаивал на уничтожении протоплазмы.

Илья застыла:

— Какие предположения?

— Какой тип менталитета попытался бы сохранить себя в результате планетарной катастрофы, уничтожившей всех его современников? — спросил Файф. — Представь себе великий межзвездный конфликт. Враги выследили и уничтожили мир, в котором жил этот древний народ, погибли все, остался только этот единственный индивид. Вы понимаете значение этого? Если он выживет, он снова будет жить с той же ненавистью, порожденной войной, и жаждой мести, которая наполнила его, когда он увидел, как рушится его собственный мир!

— Но он же увидит, что все, против чего он боролся, исчезло в прошлом, что прошли геологические века, — возразил Андервуд. — Кроме того, ты противоречишь сам себе. Если он был так равнодушен к своему собственному миру, возможно, его не интересовал конфликт. Может быть, он был величайшим гением своего времени и хотел только спастись от бесполезной бойни, которую он не мог остановить.

— Нет, здесь нет никакого противоречия, — серьезно сказал Файф. — Это типично для военного лидера, который привел свой народ к гибели. В тот момент, когда на них обрушивается беда, он думает только о себе. Образец, который мы имеем здесь, является высшим примером того, к чему приводят такие эгоцентрические желания самосохранения.

Файф резко поднялся со стула и бросил пачку бумаг на лабораторный стол:

— Вот, прочтите это сами. Это довольно свободный перевод истории, которую мы нашли в записях Диккенса.

Файф ушел. Илия и Андервуд начали читать оставленные им бумаги:

Сотня могучих кораблей Сиренианской империи неслась через пространство. Глубоко в корпусе флагманского корабля сиренианский Хетрарр, Демарзул, угрюмо сидел перед сложным пультом, который сообщал обо всех действиях его флота. Рядом с ним стояла старая, но жилистая фигура Тошмера, гения, изобретения и бурная деятельность которого пока еще спасали этот остаток некогда могучего народа, народа когда-то одновременно запускавшего в космос миллион подобных кораблей.

Тошмер произнес:

— Дальнейший полет бессмыслен. Наши приборы показывают, что Драгборы нас настигают. Их флот превосходит наш в десять раз. Даже с моими защитными экранами мы не сможем долго сопротивляться. У них есть такое оружие, которому мы не можем противостоять. Они полны решимости стереть с лица земли остатки Сиренианской империи.

— А я полон решимости уничтожить последнего из Драгборов! — рявкнул Демарзул во внезапной ярости. Он поднялся со стула и прошелся по комнате. — Я буду жить! Я доживу до того, чтобы увидеть, как их мир превратится в энергию, а последний Драгбор умрет. Хранилище почти готово?

Тошмер кивнул.

— И вы уверены в своем методе?

— Да. Не хотите ли посмотреть на окончательные результаты?

Демарзул кивнул, и Тошмер повел его через дверь и дальше по длинному коридору в лабораторию, где находились надежды Демарзула на то, чтобы преодолеть эпохи и сбежать от врага, который поклялся быть беспощадным. Сиренианский Хетрарр бесстрастно наблюдал, как ученый поместил маленькое животное в похожую на чашу камеру и, отступив за щит, нажал на выключатель. Мгновенно животное залилось потоком оранжевого свечения, на морде животного появилось ужасное выражение боли, а из его горла вырвались отвратительные крики.

— Не очень приятное зрелище, — заметил Демарзул.

— Да, не очень, — сказал Тошмер. — Но необходимо, чтобы все происходило с не отключенным сознанием. В противном случае надлежащая реставрация не может быть произведена.

Правитель был бесстрастен, крики животного постепенно стихали, его тело таяло под светом луча — буквально таяло, пока не превратилось в лужицу на дне чаши, где оно дрожало от остаточных жизненных сил.

— Чистая протоплазма, — объяснил Тошмер. — Ее можно заморозить до абсолютного нуля, и оставшийся метаболизм будет незаметен, но жизнь сохранится, возможно, в течение тысячи лет, достаточно долго, чтобы образовались новые миры, а старые умерли.

— Достаточно долго, чтобы последний Драгбор умер — в то время как я, Демарзул, Хетрарр Сирении, буду жить в славе и триумфе.

Тошмер улыбнулся тонкой улыбкой, которую Демарзул не заметил. Да, для будущих цивилизаций, подумал Тошмер,  будет очень плохим подарком, если Демарзул или любой другой остаток Сиренианской империи выживет. Ведь не зря Драгборы, решили полностью уничтожить сиренианцев. Его собственная жизнь была бы гораздо более достойна спасения от надвигающейся гибели, чем жизнь Демарзула. С первого момента, когда он задумал хранилище и представил эту идею Демарзулу, Тошмер планировал, что в нем будет находиться не Демарзул, а сам Тошмер. Был только один способ осуществить такой гигантский проект, поскольку это не могло быть подготовлено в тайне, — это убедить Демарзула в том, что это будет для него. Демарзул согласился на строительство. Идея пришлась по душе его эгоистичному уму. Мысль о том, что его собственная личность переживет эпохи, в то время как вся цивилизация, которую он знал, придет в упадок и исчезнет, привела его в восторг.

— Возрождение, — сказал Демарзул. — Позвольте мне посмотреть, как можно вернуть жизнь.

Тошмер развернул еще один проектор над чашей и щелкнул другим выключателем. Невидимые лучи осветили массу бесформенной протоплазмы на дне чаши. Пока они смотрели, она дрожала и текла, быстро меняя формы, рост и жизнь овладели ею. Правитель сиренианцев наблюдал за восстановлением животного. Конечности и туловище сформировались в неясные серые очертания, затем резко затвердели, и животное вскочило, живое и испуганное.  Демарзул был ошеломлен этим чудом:

— Так быстро. Образец цел и невредим? 

— Полностью, — сказал Тошмер. — Процесс идет не так быстро по прошествии длительного периода времени. Уровень жизни становится очень низок, но он никогда полностью не исчезнет. И чем уровень ниже, тем больше времени требуется для восстановления.

— Но это будет обязательно успешным, несмотря ни на что?

Тошмер кивнул.

Сотня кораблей сирениан шла своим ровным курсом, а враг неуклонно приближался, хотя и находился еще на расстоянии в несколько Галактик, но для их скорости это было в сущности пустяком. Тут дозорный доложил о звездной системе, в которой пятая планета проявляла признаки пригодности для жизни. Демарзул приказал готовиться к остановке. Планета, которую они обнаружили, была населена остатками умирающей цивилизации, которая деградировала почти до своего младенчества. Это препятствие было быстро устранено, и сирениане приступили к отчаянной и безнадежной задаче по созданию защитных сооружений против наступающих превосходящих сил Драгборы, эта защита, как они знали, была проницаема, как воздух, для нового страшной силы оружия врага. Но в то время как гигантские экраны поднимались к небу и создавались огневые точки, лучшие и мудрейшие из ученых были заняты подготовкой хранилища для Хетрарра, Демарзула. Это был огромный, похожий на кристалл контейнер, который был непроницаем для всех известных сил за исключением ключевой частоты, формула которой была написана снаружи. Он должен был быть опущен как можно глубже в недра планеты, в надежде защитить его от взрыва, который разнесет планету на куски. Два человека войдут в это хранилище, но только один переживет эпохи. Тошмер был единственным, кто был полностью знаком со всем процессом, так что ему предстояло руководить работой приборов. Но у Тошмера был намечен план и приготовлен механизм, позволявший ему без посторонней помощи, самому отправиться в будущее. Правда он не догадывался, что Демарзул подозревает его в этом.

Сирениане работали неистово, возводя свои мощные оборонительные сооружения, но тут их наблюдатель, размещенный в ста тысячах световых лет в космосе, сообщил о прибытии ужасного флота Драгборов. Он успел сообщить за секунду до того, как пучок излучения унес его в вечность.

Тошмер приблизился Демарзулу в его штабе, как только пришло сообщение:

— Времени не осталось. Пора  в хранилище.

Демарзул посмотрел на раскинувшиеся заводы и огромные машины, так жалко сбившиеся в кучу на чужой планете, — это было все, что осталось от огромной империи, которую он мечтал расширить до пределов самого космоса, империи, в которой он должен был стать верховным Хетрарром. И в короткий миг все это будет уничтожено более могущественной Драгборой. Он нерешительно посмотрел на Тошмера. Перед лицом неминуемой смерти старый, худощавый, жилистый ученый не выказывал ничего, кроме спокойствия. Хетрарр бросил последний взгляд на остатки своей Сиренианской империи и кивнул:

— Я готов.

Они пошли ко входу в шахту, ведущую к сердцу планеты. Только несколько сиренианцев знали о прокладке этой шахты, но никто из них не знал о ее назначении, они думали, что это средство защиты. Никто кроме меня не видел, как Хетрарр и гений Тошмер вошли в лифт, навсегда унесший их в глубины планеты.

Только я был свидетелем спуска этих двоих в глубины планеты, но я ничего не знаю о том, что произошло, когда они достигли дна и запечатали хранилище, не знаю, кто из них выжил в той борьбе, которая, должно быть, произошла внизу. Никого из сиренианцев не волновала судьба их дезертировавшего Хетрарра, потому что на нас обрушился огромный флот Драгборов. С могучим, неизвестным оружием, которое вселяло ужас в самых могущественных из Сирении, они появились из космоса и быстро уничтожили оборону сиренианцев. Это была бойня, которая была ужасна даже для сиренианцев, так хорошо обученных методам пролития крови. Наша защита была малоэффективна. Сначала одного затем другого, а потом смерть стала поражать операторов десятками, и их машины превратились в руины. Наконец, когда от сиренианского флота остался только расплавленный раскаленный металл и распростертые тела, вражеские корабли отступили, а горстка выживших стала надеяться на спасение. Но спасения не было. Когда весь флот исчез, остался единственный маленький корабль в небесах, и выжившие кричали, зная, что это за кораблик. Он направился к планете и она раскололась на составные части, которые разлетелись во всех направлениях в космос.

Андервуд и Илия дошли до конца страницы, и Андервуд тихо выругался, перелистав несколько оставшихся листов. — Больше ничего не было о древнем Демарзуле и Тошмере. Автором текста, по-видимому, был сиренианский ученый, друг Тошмера, близкий ему в те последние дни и по-видимому спасшийся в последний момент на каком-то небольшом научно-исследовательском космическом ботике, который никто не заметил. Этот ботик доживал свои последние дни на одном из вновь образовавшихся астероидов, где Диккенсом и было найдено хранилище с этой историей.

Андервуд отложил бумаги, перед его глазами все кружились сцены огромной и ужасной битвы, которая произошла так давно.

 Эта история дала ответ на некоторые проблемы, стоящие перед астроидальной археологией. Изложенное объясняло полное отсутствие связи между Строидом III, который был языком сиренианцев, и Строидом I и II, которые, несомненно, были родными для исчезнувшей, превратившейся в пояс астероидов планеты. Но этот отрывок истории, подготовленный неизвестным ученым-компаньоном Тошмера, загадал и величайшую загадку. Глаза Илии встретились с глазами Андервуда.

— Кто из них победил? — спросила она. — Если Тошмер, то это одно дело. Если победил Демарзул, то Терри прав, его следует уничтожить.

Андервуд взглянул в сторону питательной ванны, где рос инопланетянин, где в туманных глубинах питательного раствора уже появились неясные очертания едва различимой человеческой фигуры.

— Это должен быть Тошмер, — сказал он, надеясь, на лучшее.

7

Смотровой балкон над музейным залом был завершен, и ученики Великого потекли нескончаемым потоком. Для Андервуда это было отвратительное зрелище. Лица тех, кто приходил поклоняться в это «святилище», преображались, как будто они видели какое-то великое зрелище. Они приходили с грузом забот на лицах — всех возрастов, молодые и старые — а уходили с сияющими глазами и просветленными лицами. Были даже больные и калеки, которые на выходе оставляли свои костыли, очки и повязки. Два раза в день, Уильям Б. Хеннесси, стоя на балконе, произносил молитву Великому, — поток фанатичных поклонников останавливался и опускался на колени. Один из биологов Андервуда, Крейвен, был так очарован демонстрацией массовой истерии, что попросил разрешения провести ее исследование. Андервуд заставлял себя не реагировать на это сумасшествие. Он знал, что не сможет работать в музее, если позволит своему разуму зациклиться на упадке человечества.

Масса протоплазмы в питательной ванне все больше и больше превращалась в типичный эмбрион млекопитающего, антропоморфный во многих отношениях, но с отличиями, которые Илия и Андервуд не могли приписать естественному развитию существа или необычным обстоятельствам его возрождения, потому что не было стандарта, с которым его можно было бы сравнить. Затем, однажды, ближе к концу четвертого месяца, Андервуд получил срочный звонок от Файфа.

— Приезжай немедленно! — сказал тот. — Мы нашли ответ в хранилище. Мы знаем, кто такой Великий.

— Кто?

— Я хочу, чтобы ты сам увидел.

Андервуд выругался, когда Файф отключился. Он оставил за себя дежурного оператора и вышел из здания. Секции лексикографии и филографии института располагались в старом квартале на другом конце города, рядом с космопортом, там же размещалась секция семантики. Хранилище было доставлено туда для дальнейшего изучения. В офисе находились Дрейер и Файф. Старый археолог дрожал от возбуждения:

— Я нашел мумию! 

— Какую мумию?

— Мумию того, кто был в хранилище, которого убил успешный.

— Кто это был?

— Ты увидишь. Он оставил запись для открывателей хранилища. Пошли.

Они вышли из здания.

Вокруг инопланетного сооружения была сооружена невысокая ограда. Там артефакт выглядел во много раз больше, чем казалось в космосе. Андервуд спустился за Дрейером и Файфом  знакомым путем в главную камеру, в которой ранее хранилась протоплазма Великого. Оказавшись там, Андервуд заметил отверстие, ведущее далее вниз:

— Ты нашел путь в остальную часть хранилища?

—Да, и как нам не повезло, что мы не нашли дорогу в эту часть раньше. Но пойдем.

Файф исчез в узком проеме. Они отправились за ним вниз по лестнице и, преодолев еще три уровня, заполненных неизвестными артефактами, оказались в маленькой камере, образованной изгибом внешнего корпуса.  Помещение  такой высоты, что они не смогли стоять прямо, быстро наполнялось дымом сигары Дрейера.

— Вот он, прямо там, где мы его нашли, — сказал Файф.

Андервуд смотрел, не понимая на что это похоже, — скорее на огромную высохшую летучую мышь, валявшуюся в углу комнаты.

— Полностью высох, такой бесформенный, что трудно сказать, как он выглядел — сказал Файф. — Я хотел бы, чтобы биологи нашли какой-нибудь способ восстановить его.

— Но кто он такой?

— Вот здесь запись, которую он оставил. Очевидно, у них был какой-то маленький электрический инструмент, который они носили с собой, чтобы писать на металлических поверхностях. Как они их читают, остается загадкой, потому что для расшифровки нам нужна масса оборудования размером с эту камеру. Вот фотография его послания, после того как мы сделали послание видимым.

Андервуд взял фотографию, на которой была виден, четко выделяющийся белыми буквами длинный текст, написанный древним существом много веков назад.

— Ты можешь это прочесть? — спросил Файф.

Андервуд просмотрел иероглифы и медленно кивнул. Он не был таким же знатоком языка, как Файф, но уже мог читать на нем с достаточной легкостью. Первая часть сообщения была кратким повторением истории о злополучных беженцах, которую он знал, но затем шла новая информация.

«Демарзул убил меня!» — Прочитав эти слова, он почувствовал словно ледяные шарики, внезапно ударили ему в лицо со скоростью пули. Посмотрев в бесстрастные лица Дрейера и Файфа,  Андервуд прочел там принятое ими решение. Затем, медленно, его глаза снова опустились на лист, и он продолжил чтение:

«Я пытался добраться до главного зала и уничтожить оборудование для трансформации, но не смог. Демарзул разгадал мой план и научился управлять оборудованием. Хотя в нем нет ничего творческого, и все его цели — завоевание и разрушение, он все же владеет обширными запасами сиренианской науки. Я не воин и не дока в способах борьбы. Демарзулу не составило труда одолеть меня. Я скоро умру, но надеюсь вы сможете прочитать это в грядущие века. Это мое послание вам, мое предупреждение: уничтожьте содержимое камеры протоплазмы без пощады. Демарзул там, и он будет бичом любой цивилизации, в которой он возникнет. Он мечтает о завоеваниях и не успокоится, пока не станет хозяином Вселенной. Он уничтожал галактики, и будет уничтожать другие, если будет жить снова. Убейте его! Сотрите все знания об ужасной Сиренианской империи из своей памяти!

Если у вас возникнет соблазн восстановить Хетрарра решив, что сможете его контролировать, поскольку подумаете, что ваша наука находится на одном уровне с нашей, помните, что знания, необходимые для входа в это хранилище, преподаются нашим детям в самом начале их обучения. Это самый низкий уровень. Следовательно, убей…»

Запись прерывалась. Это нацарапанное предостережение древнего ученого Тошмера ставило проблему ребром. В течение долгих мгновений в помещении царила тишина. Файф увидел, как напряглась челюсть физика, а глаза пристально уставились в пространство, как будто он хотел проникнуть сквозь века своим невооруженным взглядом, пытался представить умирающего ученого, выцарапывающего свое послание на стенах камеры смерти.

Затем Файф прервал молчание:

— Мы не можем рисковать возрождать Демарзула, Дел. Подумай, к чему это может привести — выпустить на свободу такой менталитет, владеющий наукой на столько превосходящей нашу.

— Мы не планируем отпускать его, — сказал Андервуд, защищаясь. — У нас все еще будет контроль, когда он оживет. Его можно держать в подходящем заключении — и, наконец, избавиться, если это необходимо. Кажется, оно того стоит, если мы сможем воспользоваться наукой, которую он знает.

— Ты забываешь, что у нас нет контроля над ним в определенном смысле этого слова, а у Учеников есть. Наш Институт может быть уничтожен в одно мгновение Научным Комитетом Конгресса, члены которого, является всего лишь марионетками Учеников, обладающих правом голоса. Когда Демарзул оживет, у него будут готовые последователи, которые будут считать его не только императором, но и богом. Я говорю тебе, что у нас нет альтернативы.

Челюсти Андервуда сжались еще сильнее. Была возможность ускорить нормальное развитие науки Солнечной системы, ускорить на тысячи лет. Как трудно отказаться от такого дара, какой предлагала сиренианская культура. Со слабой надеждой Андервуд посмотрел в глаза Дрейера, который спокойно, молча сидел на корточках и курил, но в них он прочел то же окончательное решение.

— Хорошо, — сказал он. — Вы победили, вы и старина Тошмер. Давайте пройдем к телефону, и я дам команду отключить излучение.

Они быстро карабкались по лестнице, словно убегая от чего-то грязного, нечистого. Из офиса Файфа Андервуд позвонил Илие. Она ответила мгновенно, как будто ждала его сообщения.

— Это Демарзул, завоеватель, — сказал он. — Выключите излучение и слейте воду из бака. Нам дорого это будет стоить, но продолжать реставрацию будет преступно.

Илия прикусила губу и кивнула. — Это мог бы быть великий шанс Земли, — сказала она, и в ее голосе было что-то похожее на рыдание. — А я лишу ее этого шанса своими руками.

Файф сказал:

— Знаешь что, Андервуд? Из-за этого будут проблемы. Я думаю, что попрошу о переводе обратно в экспедицию. Не хочешь ли пойти со мной?

— Я полагаю, что так, но я боюсь, что Научный Комитет не позволит нам так легко уйти. С нами все кончено. Ты не подумал об этом, Файф? Нам повезет, если нам не придется провести остаток жизни в тюрьме. Но тебе, Дрейер, не обязательно быть с нами за компанию. Убирайся, пока не поздно, отсюда.

— Я не рассматривал это с такой точки зрения, — сказал Файф, — но, полагаю, ты прав. Ученики вряд ли позволят нам так легко уйти.

Дрейер не успел закончить фразу, как раздался звонок по офисному интерфону. Файф включил, и появилось безумное лицо Эсмонда, одного из младших археологов:

— Файф!  Я не понимаю, что все это значит, но полиция уже на пути в ваш офис. У них есть ордера на арест вас и доктора Андервуда!

 Файф кивнул:

— Спасибо, Эсмонд. Я позабочусь, чтобы у тебя из-за этого не было никаких проблем. Я ценю это. 

Файф, отключившись, обратился к Андервуду:

— Они не теряли времени даром, не так ли? Но Демарзул уничтожен, мы сделали то, что должны были сделать.

— Постой! — сказал Андервуд. — Ты уверен, что Демарзул был уничтожен? Видимо, что-то пошло не так — полиция приехала слишком быстро.

— Смотрите! — Лишенный своего обычного спокойствия, Дрейер показывал в окно на другой конец города. Там, на месте «Карлсона» и вместо него, был виден огромный сияющий пузырь света.

— Силовая оболочка! — воскликнул Андервуд. — Как?…

— Они, очевидно, подготовились к этому моменту давно, — сказал Дрейер, — видимо телефон прослушивали.

Андервуд снова попробовал позвонить и позвать Илию, но ведь это была силовая энергетическая оболочка и ответа естественно не последовало. Чувство страха за Илию охватило Андервуда, как она там? Ее арестовали?

— Все понятно, — воскликнул Файф, десять к одному, что Демарзул не уничтожен. В таком случае нам лучше не попадаться!

— Куда мы сможем скрыться? Здание будет окружено. У нас ни малейшего шанса выбраться отсюда.

— Это очень старое здание. Есть комнаты и подвалы, о которых мало кто знает, а весь персонал — ученые. Они будут лояльны. Идем!

— Нет, постой, — сказал Андервуд. — Мы ничего не добьемся, если будем прятаться как крысы. Есть только один шанс уничтожить Демарзула, я вернусь в музей и сделать это лично.

— Ты сумасшедший! Ученики никогда не позволят тебе вернуться туда. Давай, парень, мы теряем время!

— Вы двое идите и спрячьтесь. Я попытаюсь возложить вину на вас и группу ученых и поклянусь в своей невиновности. Это единственный способ получить доступ к Демарзулу. Отправляйтесь. Подожди — у тебя есть ствол?

— Вон в том ящике.

Андервуд рывком открыл ящик, нашел оружие, поднес дуло к плечу и выстрелил. Его лицо непроизвольно исказилось от боли. Дрейер и Файф ошеломленно уставились на него, комната наполнилась зловонием обожженной плоти.

— Зачем? — спросил Файф.

 Андервуд бросил ему оружие:

— Ты выстрелил в меня, когда я отказался приказать отключить излучение и пригрозил убить, если я этого не сделаю, так что мне пришлось. Если они не поверят в эту историю, мне конец. Но нужно рисковать, иначе Демарзул станет следующим правителем Земли.

Дрейер кивнул:

— Это шанс. Может сработать. Удачи.

Шум в коридоре за дверью предупредил о приближении полиции. Файф бросил последний отчаянный взгляд на Андервуда, который зажимал рукой рану. Затем они с Дрейером исчезли за дверью в задней части офиса. Почти тут же главная дверь широко распахнулась, и в комнату ворвались два вооруженных до зубов офицера. Но они слегка растерялись, увидев стонущего физика.

— Мне нужна помощь, — в отчаянии сказал Андервуд. — И скорее в музей. Возможно, еще не слишком поздно отменить приказ Доктору Моровой выключить луч. Файф заставил меня приказать. Ученые не хотят, чтобы Великий возродился. Он стрелял в меня, когда я отказался. И убил, если бы…

Андервуд не договорил фразу и потерял сознание.

8

В переполненном зале слушаний председатель Научного Комитета Конгресса, этот разжиревший боров, выносил вердикт Андервуду, изображая праведный гнев как бы от лица примерно миллиона избирателей:

— В помиловании, о котором вы просили, вам отказано, потому что ваше преступление считается слишком тяжким, ведь ваш поступок угрожал свержению правительства, которое потенциально может изменить всю жизнь на Земле к лучшему, такое преступление карается смертной казнью. Однако вы единственный человек, способный руководить проектом и завершить его. Поэтому приведение в исполнения приговора откладывается и приговор будет смягчен и пересмотрен, если вы успешно завершите проект восстановления Великого. Только так вы сможете доказать свою невиновность. Если, по несчастью, вас постигнет неудача, три отдельных комитета компетентных ученых вынесут вердикт, который решит, останетесь ли вы в живых.

— А как насчет Доктора Илии Моровой?

— Ее приговором является пожизненное заключение за попытку уничтожить Великого.

— Она собиралась выполнить мои приказы, отданные под давлением, как я уже объяснял. Ее знания абсолютно необходимы для успеха работы. Если мне будет отказано в ее компетентной помощи, я не могу гарантировать успешное восстановление.

Председатель нахмурился:

— Гражданские суды вынесли решение. Возможно, она действовала по вашему приказу, но ее приговор не может быть смягчен, кроме как путем специальной апелляции и повторного рассмотрения. Мы посмотрим, что можно сделать в этом вопросе.

Андервуд надеялся только на то, что Илие будет оказано снисхождение, что каким-то образом они смогут придумать способ уничтожить инопланетянина. Теперь он осознал, какие беды может принести землянам разум, подобный Демарзулу, с его инстинктом завоевателя, вооруженный сверхнаукой Сирены. И теперь Андервудом двигало желание уничтожить, столь же сильное, как и его прежнее желание спасти и восстановить. Земля и без Демарзула была в достаточно плохом состоянии. Он надеялся, что они с Илией смогут спастись от гнева Учеников — возможно удастся перебраться в Венерианские колонии.

Председатель многозначительно добавил:

— Просто чтобы исключить всякий риск для Великого, вас будет постоянно сопровождать вооруженная охрана. Вы будете тщательно объяснять каждое свое движение, прежде чем его сделать, иначе вас может не быть в живых, чтобы сделать это движение.

Андервуда повели под усиленной охраной между рядами присутствующих, большинство из которых были Учениками. Он чувствовал сомнение и ненависть, исходящие от них. Когда он вернулся в музей, повсюду стояли охранники. Ученые работали с пустыми, ничего не выражающими лицами — за спиной каждого вооруженный охранник.

Крейвен, биолог, который подробно изучал массовую истерию Учеников, назначенный ответственным, на время отсутствия Илии и Андервуда, поднял глаза от своего стола и взглянул Андервуда:

— Я сожалею… обо всем, Дел. Особенно о докторе Моровой. Когда я увидел, как она выключает излучение, я понял, что что-то не так, и когда она сказала, что это сделать приказал ты, я понял, что пришло время движению Учеников взять происходящее под контроль. Я рад, что установлено, что вы не сочувствовали ученым, которые хотели уничтожить Великого.

Эти слова не укладывались в голове Андервуда, — ученый и на стороне Учеников? Но через мгновение это нашло подтверждение — к каждому ученому был прикреплен личный охранник, но никого не было за спиной Крейвена. Итак, Крейвен был одним из них, Учеником. А если он, то возможно и другие ученые. Биолог изучал природу Учеников слишком тщательно,  может из-за этого ему стала близка их идеология? Это была проблема, недоступная пониманию Андервуда и он решил, что сейчас не время искать ответ на этот вопрос:

— Как дела? Ускоряется ли деление клеток? Интенсивность излучения и питательного раствора повышается в соответствии с графиками?

Крейвен кивнул:

— Насколько я могу судить, Великий развивается должным образом. Вы, конечно, захотите провести полную проверку. Ежедневные отчеты готовы.

Андервуд хмыкнул и вышел, сопровождаемый молчаливым охранником. У пульта за происходящими процессами постоянно наблюдали трое техников. Все функционировало в соответствии с инструкциями, подготовленными Тошмером. Повсюду стояли стражники, а по балкону текли непрерывно потоки Учеников Великого. Для Андервуда это было похоже на ночной кошмар. Как они потеряли контроль над проектом? Это произошло так быстро и коварно, что он даже не заметил. Но дело было не в этом, правда заключалась в том, что у него никогда и не было контроля. С того момента, как ученые доставили протоплазму Демарзула на Землю и рассказали историю своей находки, лишение ученых принципиального контроля  над процессом было неизбежным. То, что они об этом не подумали, было их роковой ошибкой. Было бы хорошо, если бы это был Тошмер, а не Демарзул. В течение столетия в мире не было лидеров, кроме неумелых политиков, покупающих голоса избирателей. Тошмер мог бы вернуть людям подобие силы и инициативы, но что сделает завоеватель и разрушитель Демарзул?

На следующий день вернулась Илия. Внешний ее вид говорил о переносимых нравственных страданиях. Ведь она мечтала о новом и более разумном мире, который принесет пришелец  из космоса, а пришелец оказался чудовищем, и Илия считала себя ответственной за все то зло, которое он причинит людям. Андервуд хорошо ее понимал, — он испытывал точно таки же чувства и его  мечты о громадном объеме новых знаний тоже канули в Лету. Плохо было то, что они не могли откровенно поговорить друг с другом. В этом мире кошмара под силовой оболочкой рядом с каждым из них постоянно находился охранник, и приходилось притворяться перед ними невиновными.

— Это были Файф и Дрейер, — сказал Андервуд Илие. — Я рад, что тебе не удалось уничтожить Демарзула.

Она на мгновение заколебалась, затем понимающе кивнула:

— Я по твоему тону поняла, что с тобой не все ладно, не мог ты такое сказать, и не очень спешила выполнять приказ, ждала команды отставить. Я и не подозревала об этом ужасном заговоре, у меня в голове такое не укладывалось.

И это было все. Больше они ничего не могли сказать. Он не мог даже выразить свое отчаяние по поводу ее бледного, тусклого вида.

Масса росла и обретала форму. Конечности, голова и туловище были отчетливо сформированы и потеряли свой устрашающий, эмбриональный облик. Андервуд видел, что существо сразу будет взрослым, минуя стадию младенчества. Демарзул уже достиг высоты полметра и был гуманоидным до такой степени, что имел четыре конечности, голову и туловище, но рентгеновские снимки показали радикальные отличия в структуре костей и суставов от человеческих. Два органа в брюшной полости и один в основании черепа были совершенно незнакомы и не могли быть идентифицированы ни одним из биологов, участвовавших в проекте.Какое-то время Андервуд лелеял надежду, что эти структурные различия могут сделать невозможным выживание Демарзула на Земле. Но чем дальше шло развитие, тем очевиднее становилось, что этого не случится. Легкие Сиренианца приспособились к земной атмосфере, и не было никаких сомнений в том, что и с питанием у него проблем не будет. К шестому месяцу уже стало безнадежно предполагать, что что-то пойдет не так с процессом восстановления. Тошмер слишком хорошо все спланировал.

Было не известно, что стало с Файфом и Дрейером, были ли они схвачены и убиты или все еще жили в глубинах древних зданий под городом. — Вокруг никто не говорил об этом, разговоров об этом не было слышно, а сам Андервуд разговаривал только с охранниками и своими коллегами-техниками, и то только по делу. Он не знал никого, кому мог бы доверять, так как был уверен, что среди ученых, работающих рядом с ним, были те, чьей обязанностью было шпионить за ним. Крейвен с каждым днем становился все более угрюмым и теперь он почти постоянно избегал Андервуда, как будто стыдился того, во что верил и что делал, но и отречься от этого, и тем самым обрести душевное равновесие, не мог. — Симптомы истерии становились все более и более очевидными. Андервуд искал их в других ученых, но он был недостаточно опытен, чтобы квалифицировать это однозначно. Единственным способом было перестраховаться и никому не доверять.

Естественный ход времени не ощущался в этом мире ночных кошмаров. Ночных — потому что солнечный свет не проникал через силовую оболочку. Глядя в окно на эту черноту, — даже звезд не было видно, — Андервуд подумал, что столетия назад, когда человечество стояло на грани самоуничтожения в смутном начале атомного века, силовая оболочка служила во благо, она спасла мир. Только благодаря открытию силовой оболочки, — по́ля, непроницаемого для любого вещества или излучения, люди были спасены от полного уничтожения. Но теперь силовая оболочка играет негативную роль, — защищает монстра, который возможно погубит человечество. Сейчас Человека может погубить другая мощная разрушительная сила — его собственное желание подчиниться лидеру, который принесет освобождение от необходимости самостоятельно принимать решения и нести ответственность за свои действия. Инопланетянин, безусловно, сможет дать это людям, чего не смог бы ни один человек, но не обернется ли это кровавой диктатурой?

Это фантастика, думал Андервуд, что он не может найти способа ускользнуть от своих охранников и убить растущего монстра. Изменения в силе излучения могли бы это сделать, но не было никакой возможности изменить излучение. Охранники были технически обучены, имели доступ к документам ученых, в которых не только содержались подробности предыдущей работы, но и описывался каждый шаг, который должен быть сделан в процессе восстановления, пока эта процедура не будет полностью завершена. Андервуд не осмеливался отступать от этих рекомендаций, изложенных письменно. Сама ванна была окружена прозрачной защитой, непроницаемой для любого вида оружия — защита отключалась только при необходимости, яды тоже не могли быть помещены в питательный раствор, да и где он мог достать оружие или яд. Ничего нельзя было сделать, пока Демарзул находится в питательной ванне. Но в день его пробуждения? В голове Андервуда возник отчаянный, дерзкий план. Он объяснил своему охраннику:

— Когда Великий восстанет, было бы хорошо, если бы кто-нибудь приветствовал его на его родном языке. Лишь немногие из нас, ученых, способны на это, и из тех, кто может, я здесь единственный. С вашего разрешения, я буду рядом с ним и поприветствую его, когда он восстанет.

Охранник задумался:

— Я передам вашу просьбу Первому Верховному Пророку Хеннесси. Если это будет сочтено уместным, вы будете назначены приветствовать Великого.

Андервуд пожалел, что не оказал Хеннесси более теплый прием в тот первый день, когда фанатичный пророк пришел в его офис, но Хеннесси немедленно дал разрешение. Была какая-та злая  ирония в том, что Андервуд первым будет приветствовать Великого и Андервуд представил себе какое немалое удовольствие получает от этого Пророк.

Рядом с узким мостиком между смотровой площадкой и ванной были установлены приборы управления, которые должны были, наконец, уменьшить излучение и слить питательный раствор, когда процесс восстановления подойдет к концу. Здесь также были водяные клапаны, используемые для промывки ванны. В этом узком пространстве Андервуд мог на мгновение скрыться от пристального взгляда своей охраны. Он надеялся, что сможет снизить уровень излучения и преждевременно осушить ванну. Если это не удастся сделать, можно было наполнить ванну водой и утопить Демарзула до того, как охранники смогут вмешаться или добраться до запорного клапана. Андервуду удалось спрятать в кармане гаечный ключ, с помощью которого он надеялся сломать клапан после того, как он будет открыт.

Массивная фигура Демарзула уже несколько дней шевелилась, как эмбрион, и Андервуд внимательно наблюдал за его первой попыткой подняться. Это был тот самый момент, когда можно было предпринять попытку уничтожить сиренианца. Он боялся, что Илия может предпринять свою собственную отчаянную попытку.

Цвет кожи сиренианина приобрел глубокий оттенок, похожий на темно-красное дерево, и это, казалось, был его естественный тон. Волосы на голове были медного цвета, темнее кожи. Весь облик Демарзула был воплощением мощи и силы, даже сейчас, когда он лежал неподвижно. У него были смелые черты лица, широко посаженные глаза и острый нос. Рот был твердым, суровым.

Истерия среди Учеников нарастала с каждым часом. Их поток по балкону прекратился, людей там становилось все больше и больше, каждый надеялся увидеть пробуждение Великого. Некоторых столкнули вниз, были погибшие. Затем Ученики хлынули в главный зал и столпились среди массы оборудования. Это приветствовалось Андервудом, который надеялся, что толпа повредит оборудование и таким образом положит конец Демарзулу.

Истерия оказывала свое воздействие и на охранников, это было как болезнь, бдительность их падала.  Андервуд уже два дня не спал, боясь упустить свой единственный шанс. Было раннее утро, сотни фанатиков заполнили зал, тысячи других ждали снаружи, стояли в ожидании чуда. Андервуд уловил первое слабое движение, указывающее на то, что Демарзул вот-вот встанет. Андервуд ткнул пальцем в сторону ванны и вопросительно посмотрел на охранника. Мужчина кивнул, и Андервуд помчался по узкому мостику. Не было и речи о преждевременном сливе раствора и уменьшении излучения, это время ушло. — Демарзул уже поднимался, его легкие вдыхали первые порции земной атмосферы.

Андервуд крутанул колесо клапана. Вода хлынула в камеру мощным потоком. Гаечным ключом он оторвал колесо от вала. Демарзул с трудом принял сидячее положение и уставился на него, словно в оцепенении. Лицо Демарзула выразительно исказилось. Ученики увидели его. Вопль экстаза прогремел по залу и другим пустым комнатам музея. А потом раздался голос, перекрывший этот вопль:

— Бей его! Убей захватчика!

На балконе, на месте, которое недавно занимал Пророк Хеннесси, Андервуд увидел Терри Бернарда. Пистолет в руке Терри вспыхнул красным. Охранник Андервуда, который один видел внезапный подъем воды в ванне и понял его значение, упал мертвым. Крики, проклятия, вопли и молитвы, заполнили зал, лучи смертоносного огня проносились в воздухе. Для Андервуда все это было так неожиданно и непонятно. Он увидел, что у некоторых техников и ученых появилось в руках оружие, они избавились от своих охранников и теперь прицельно стреляли в толпу из-за оборудования, убирая вооруженных вожаков. Внутри непроницаемого ограждения гигантский сиренианский олень неуверенно, словно ошеломленный, замер. Вода быстро поднималась и уже достигла его бедер. Воздух, уходя по трубе системы дыхания, позволял воде подниматься в герметично закрытой камере. Еще несколько минут, и Демарзул дышать не сможет. Сколько времени потребуется, чтобы утопить его, Андервуд не знал. Это будет во многом зависеть от его нынешнего уровня метаболизма, это было большой неопределенностью. Но можно ли так долго сдерживать толпу? Это нужно сделать непременно! Он наклонился и схватил пистолет, который выронил его бывший охранник. Что означало это внезапное нападение? Насколько основательно оно было организовано, и кто стоял за ним? Терри подал сигнал к атаке, и многие ученые, участвовавшие в проекте, были готовы к этому, но Андервуду не было дано ни малейшего намека на то, что такая атака состоится. Он удивлялся, почему его оставили в стороне.

Крики истеричных Учеников были оглушающими. Те, кто был впереди, пытались пробиться назад с линии огня, а те, кто был сзади, пытались протиснуться вперед, чтобы хотя бы мельком увидеть Демарзула. Было не ясно, кто берет верх в этом конфликте.  Он решил охранять водяной клапан, чтобы быть уверенным, что его никто не перекрыл. К нему подскочили две фигуры, и одна схватила его за руку:

— Дел! Давай, давай выбираться отсюда!

Окровавленное лицо Терри было почти неузнаваемо, другой рукой он держал за руку Илию.

Андервуд крикнул:

— Вы двое, убирайтесь, если сможете. Я должен остаться — чтобы убедиться, что он утонет.

— В ванну вода больше не поступает! Разве ты не видишь?

Андервуд в ужасе обернулся. — Уровень воды падал, а не поднимался. Кто-то перекрыл воду другим клапаном, расположенным перед этим, и открыл слив. Демарзул стоял неподвижно, глядя на кипящую массу людей, как будто размышляя об их судьбе. Животный страх за свою жизнь исчез с его лица, и он смотрел на сражающуюся толпу с насмешливым презрением.

— Мы потерпели неудачу! — воскликнул Андервуд. — Должно быть, это Крейвен отключил воду.

— Сейчас у нас нет ни единого шанса, и не будет, если мы останемся здесь. Ну же. Мы можем затеряться в этой толпе и выбраться наружу. Там нас ждет корабль, Файф и Дрейер уже там. «Лавуазье» укомплектован и готов к полету.

— «Лавуазье»! К полету куда?

— Кто знает? Пошли.

В отчаянии Андервуд позволил Терри втолкнуть себя в самую гущу толпы. Признаки вооруженного конфликта исчезли. Андервуд предположил, что ученые были подавлены, ибо теперь зал был полностью заполнен Учениками. Невозможно, — подумал он, — что нам удастся выбраться отсюда, наверняка нас задержат. Нет, нужно сделать все, чтобы выбраться, он должен выжить, чтобы еще раз противостоять сиренианцу. Он оглянулся:

Демарзул стоял прямо. Его огромные руки медленно  поднялись, и простерлись, как бы в благословении и приветствии. Стоны восторженных Учеников превратились в дикий вопль. Затем из этих инопланетных губ, усиленный в тысячу раз аудиосистемой, установленной в камере, чтобы улавливать любые звуки, раздался инопланетный голос, который мог понять только Андервуд. И когда эти странные слова полились наружу, он содрогнулся от их значения. 

— Мой народ, — произнес Демарзул. — Мой великий и могучий народ!

9

Победный громовой голос вырывался из горла Демарзула. Теперь никто не обращал никакого внимания на троих ученых. Лица Учеников были обращены к Великому, все внимали ему. Андервуд, Терри и Илия пробивались сквозь толпу, а громкий голос продолжал звучать в их ушах:

— Я одержал победу над смертью. Я победил века, и теперь я пришел к вам, мой народ. Я пришел, чтобы повести вас к звездам и Галактикам, где само ваше имя заставит трепетать существа далеких миров.

Каждое слово для Андервуда было подобно удару ножа, ибо становилось ясно, что Демарзул уже понял ситуацию и овладел ею. И хотя люди не понимали слов, тон его голоса хорошо передавал смысл речи, и в этой массе Учеников не было никого, кто сомневался бы в том, что для Земли наступил день величия. Все подобие организации под руководством мелких пророков и священников, таких как Хеннесси, исчезло. Да и не было сплоченных эффективных организаций, потому что люди не доверяли ни одному человеку.

Этот хаос нам на пользу, подумал Андервуд, Демарзулу потребуется время, чтобы узнать, кто покушался на его жизнь, кто мы такие, сколько нас, и куда мы делись. Если только, конечно, он понял, что было покушение, если он уже был в сознании, как вода стало заполнять камеру. То, как он быстро сориентировался в обстановке, разобрался в том, кто такие Ученики, продемонстрировало наличие такого ума, какому позавидовали бы лучшие ученые Земли.

Выбравшись из здания, трое беглецов стали продвигаться быстрее. Пространство между зданием и внешним краем силовой оболочки было заполнено борющимся почти в абсолютной темноте человечеством. Слова Демарзула были едва слышны.

— К Северным воротам, — предложила Илия. — Они самые широкие. Их труднее охранять. Больше шансов пройти.

Терри Бернард кивнул:

— Тем более от их ближе всего к нашему флаеру. На выходе давай понесем Илию и будем кричать, что она ранена. Это может помочь нам пройти.

— Но держи пистолет наготове, — согласился Андервуд. Он чувствовал себя как в кошмарном сне, от которого никак не может проснуться. Множество вопросов возникало у него в голове. Интересно, что случилось с другими учеными, участвовавшими в короткой и бесполезной битве? Неужели все они погибли?  Не было ли какого-то способа использовать науку Демарзула, не подвергая опасности человечество? Хотя отрицательный ответ на последний вопрос теперь после появления Демарзула не вызывал сомнения. — Сиренианин не изменился за полмиллиона лет. Какие ближайшие действия Демарзула? Скорее всего, будет создана марионеточная организация, представители которой в глазах народа будут иметь ореол святости из-за их близости к Великому. Организация будет по всей Земле поощрять добровольно преданных, безжалостно уничтожая небольшие очаги оппозиции, которые могут возникнуть. На заводах всего мира будет создаваться оружие, неизвестное оружие сирениан. Какая сила могла сдержать эту лавину? Ответ был один. — Никакая! Не было силы, которая могла бы остановить ее. Они, ученые, понимающие гибельность происходящего ничего не могли сделать, чтобы помешать Земле, под руководством Демарзула с его страшной наукой, захватывать Галактики. Космический полет. Это был единственный выход для них, чтобы избежать уничтожения. Но это должно быть нечто большее, чем просто бегство. Каким бы безнадежным это ни казалось, те из земных ученых, которых удастся собрать, должны  посвятить свою жизнь задаче свержения Демарзула, спасению землян от безумного курса завоеваний.

Рядом с Северными воротами в стене силовой оболочки искажающими полями было  образовано отверстие. Весть о пробуждении Великого распространилась подобно вирусу и тысячи людей собрались за пределами купола силовой оболочки, тщетно пытаясь пробиться внутрь. Охранять вход было совершенно невозможно, троица беглецов протиснулась через отверстие и вышла на солнечный свет, которого Илия и Андервуд не видели так долго. На мгновение Андервуд задумался, не могли ли они задержаться и рискнуть застрелить Демарзула, когда он покинет защитный щит вокруг ванны? Но нет, это невозможно, — решил он. Скорее всего, Демарзул не  выйдет до тех пор, пока комната не будет очищена, и фанатики не будут стоять вокруг на страже с оружием, готовые выстрелить в любого потенциального убийцу. Нет, другого пути у них не было.

Они вышли на относительно свободное пространство, где смогли передвигаться быстрее. Андервуд заметил маленький летательный аппарат на трех человек на вершине невысокого холма, в километре от ворот.

— А как насчет остальных? — спросил Андервуд, когда они побежали. — Неужели никто из них не уцелел?

— Думаю, что так — ответил Терри. — Мы шли на смерть, чтобы уничтожить Демарзула, то, что я вас вытащил — чистая случайность.

Двое бегущих мужчин, один с забинтованной рукой, а другой с окровавленным лицом, и бледнолицая девушка привлекали нежелательное внимание, но им удалось беспрепятственно добраться до возвышения, где лежал флаер, и забраться внутрь. Не теряя ни секунды, Терри взялся за рычаги управления, и аппарат взмыл в воздух. Андервуд оглянулся на купол силовой оболочки. Дороги, ведущие к этому месту, были черны от людей, верующие стремились увидеть Великого и услышать его голос. Андервуд обратился к Терри:

— Введи меня в курс дела.

— Файф и Дрейер связались со мной — знаешь, полиция меня не подозревала. Была организована небольшая группа ученых, которым, как мы чувствовали, могли доверять. Мы рассказали им все о Демарзуле и о нашем ошибочном решении его оживить. Мы организовались с целью уничтожить Демарзула любыми возможными способами, но, конечно, у нас не было средств. Силовая оболочка сделала невозможной прямую атаку, поэтому мы попытались проникнуть вместе с Учениками. Четверо из нас были пойманы и убиты. Мы не пытались связаться с вами, потому что чувствовали, что это слишком опасно, и знали, что вы сделаете все возможное. Нам удалось собрать достаточное количество наших людей к концу шоу и передать оружие некоторым ученым проекта, но мы, по-видимому, потеряли всех наших людей, не причинив вреда Великому. Только то, что мы затерялись в этой толпе, спасло нас троих. Я подозреваю, что только потому, что теперь они чувствуют себя в полной безопасности под защитой Демарзула, они решили не травить газом всю толпу, чтобы добраться до нас.

— Каковы дальнейшие планы? — спросила Илия.

— «Лавуазье» пришел две недели назад за припасами. Большая часть команды на нашей стороне, а остальных там больше нет. Файф и Дрейер уже на борту, как и остальные ученые нашей группы. Все, что мы можем сделать, это задрать нос и двигаться так быстро, как только сможем. Это может быть всего лишь вопросом нескольких часов, пока Демарзул узнает о нас и пошлет флот в погоню. После того, как мы выйдем в космос, остальное зависит от босса. Он ткнул большим пальцем в сторону Андервуда.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Андервуд.

— Я имею в виду, что как первоклассный физик и единственный, кроме нас, нескольких небоевых археологов и семантиков, кто понимает сиренианский жаргон, не говоря уже о твоем знакомстве с Демарзулом, ты был избран председателем нашей компании.

Андервуд коротко и горько рассмеялся:

— Я несу ответственность за беспорядок, поэтому именно я и должен быть тем, кто обязан найти выход? Я правильно понял?

— Мы отправим тебя в психушку, если ты не прекратишь такие разговоры, — мрачно сказал Терри.

— Прости. Я, конечно, благодарен всем вам за то, что вы думаете, что я могу быть полезен, но, боюсь, в моем мозгу совершенно нет представления, как решить эту проблему.

— Ты самый квалифицированный из нас всех, чтобы найти средство против Демарзула.

Андервуд уставился на появившийся перед ними ряд зданий, где, как он знал, ученые противостояли Ученикам. Он попытался представить, чем были для них последние месяцы, но он не догадывался о сотнях отчаянных побегов, стычках с охранниками и офицерами и мгновенных убийствах в городских подземельях.

Большой исследовательский космический корабль «Лавуазье» лежал на специальной площадке, сияя в лучах поднимающегося Солнца. Внезапно яркие вспышки появились на поле. Илия увидела это первой. — Стреляют! — закричала она.

— Их атакуют! — воскликнул Терри. — Мы должны как можно скорее оказаться на корабле, иначе, им придется улететь без нас. Достань эту пару тяжелых горелок из-под своего сиденья, Дел. Нам придется заняться стрельбой.

Андервуд вытащил оружие. Флаер стремительно помчался к полю. Основное боестолкновение происходило у входа в здание, ближайшего к кораблю, но другой отряд подходил на помощь нападающим из далекого кустарника.

— Мы пролетим над ними, — сказал Терри. — Хорошенько выстрели в них из обоих стволов.

Андервуд открыл люк и направил носы смертоносного оружия наружу. Непрерывный поток огня устремился к земле, проносясь сквозь ряды нападавших, которые прятались за кустами и заборами. Затем Терри быстро развернул аппарат, избегая столкновения со зданием, и они взмыли вверх. В этот момент с крыши здания во флаер выстрелили.

— В нас попали! — крикнул Терри. — Повредили двигатель. Приготовьтесь к аварийной посадке. Я постараюсь добраться до корабля.

Андервуд приложился к оружию, как будто ничего не произошло. Когда нос опустился, он открыл огонь по тому месту, откуда был сделан повредивший их машину выстрел. Ему показалось, что он услышал крик боли, хотя, возможно, это был всего лишь звук ветра, бьющегося о корпус маленького флаера. Теперь они быстро падали, по направлению к открытому люку большого космического корабля. Там были видны вооруженные люди, прикрывавшие их посадку. Листы обшивки огромного корабля, мелькали мимо борта маленькой машины, но вот они закончились. — Резко повернув, флаер влетел внутрь и сильно ударился о палубу. От удара двери распахнулись, и они вывалились в гущу группу прикрытия, снаружи был видны вспышки ведущегося по ним огня.

— Наконец-то! — крикнул один из мужчин. — Нам почти пришлось уехать без вас. К ним идет подкрепление. — Это был Мейсон, физик. Андервуд кивнул. — А все остальные на борту?

— Да.

Рядом с Андервудом внезапно раздался крик боли, — один из встречающих, выронив пистолет, схватился за руку. Мейсон и Терри потащили его вглубь судна, подхватив под руки. Андервуд сжал руку Илии и они поспешили следом. Позади захлопнулись створки люка.

— Файф ждет вас в рубке управления, — сказал Мейсон. — О Питерсе позаботятся. Терри тоже лучше отправиться к медикам.

Андервуд вместе с Илией проходили мимо людей, занятых своими делами. Некоторых из них он знал, других никогда раньше не видел. Он надеялся, что Файф и Терри сделали тщательный отбор. — Ему пришло на ум воспоминание о биологе Крейвене. Они подошли ко входу в рубку, там находились капитан Доусон и Файф. В это время по аудиосистеме прозвучал голос Мейсона, услышав его, Файф кивнул Доусону:

— Поехали!

И почти мгновенно корабль взмыл в воздух.

— Подождите! — воскликнул Андервуд, входя в рубку. Файф и Доусон посмотрели на него.

— Не может быть никакого «подождите», — молвил Файф. — Мы почти отказались от вас, от тебя, от Терри и от Илии. Полиция разыскивала нас неделями, и теперь, когда мы на свободе, они не пожалеют сил, чтобы схватить нас.

— Мы не можем уйти без записей Строидов, — сказал Андервуд. — Терри сказал мне, что меня избрали главой этой организации. Если это так, то мой первый приказ — собрать все записи и артефакты, которые когда-либо были найдены, до того, как мы улетим.

В это время вошел Дрейер, он с интересом выслушал слова Андервуда, но оставил без комментариев его заявление.

— Все записи? — спросил Файф. — Я не совсем понимаю.

— Было оружие, — сказал Андервуд, — оружие, которого боялись сиреняне, оружие Драгборов. Если во Вселенной остались хоть какие-то следы этого оружия, наша цель — найти их. Это может быть нашей единственной надеждой победить Демарзула.

Остальные смотрели на него так, словно сомневались в его здравомыслии, но все же надеялись, что он напал на след решения.

— Но это было пятьсот тысяч лет назад! — сказал Файф. — Как мы можем надеяться найти оружие, которое исчезло так давно? У нас нет никаких зацепок…

— У нас есть записи Строидов. Вот почему они мне нужны.

— Но сиреняне, похоже, ничего не знали о природе оружия.

— Мы в этом не совсем уверены. Но даже если это так, существовала великая цивилизация Драгборов. Мы не знаем, вымерли ли они, мы ничего не знаем о их местонахождении, оружие может быть там. А ключ к местоположению Драгборы может быть в записях Строидов.

Дрейер кивнул, выпустив сильную струю дыма:

— Он прав, Файф. Мы об этом не подумали, но, возможно, это наш единственный шанс. По крайней мере, это дает нам цель, а не просто погружение в бесцельный полет.

— Я полагаю, что да, — с сомнением сказал Файф. — Но я не понимаю, как…

Андервуд быстро повернулся к Доусону и приказал посадить корабль рядом со зданием музея Строидов у ограды, за которой находилось хранилище, бывшее когда-то астероидом.

— Я займусь этим сам. — Заявил Андервуд. — Сначала хранилищем, а потом расскажите мне, где находятся записи, и займемся ими.  Нужно, чтобы все это было доставлено на борт.

 Затем он подошел к корабельному интерфону и объяснил всем свое решение. Он отобрал из добровольцев двадцать человек, которые взяли скутеры и оружие, чтобы прикрывать тех, кто должен был изъять записи.

Внизу, на земле, полицейские, наблюдавшие за побегом своей жертвы, застыли в недоумении, когда «Лавуазье» развернулся и снова начал снижаться. Три полицейских флаера кружили в воздухе вокруг огромного космического корабля. Группа прикрытия, собралась вокруг Андервуда на смотровой площадке.

— Первой вашей задачей будет сбить эти флаеры, — инструктировал группу Андервуд, — затем будете обеспечивать постоянное прикрытие тех, кто покинет корабль, чтобы вернуть записи. Идите к назначенным вам воздушным шлюзам. Я подам сигнал, когда полицейские машины окажутся под ударом одной из ваших групп.

Байерс, инженер-механик, назначенный старшим группы, кивнул.

— Они и не поймут, что их поразило, — пообещал он.

— Я надеюсь на это, — сказал Андервуд. — Занимайте свои места и подайте мне сигнал, когда будете готовы.

Группа покинула комнату, «Лавуазье» медленно приближался к Земле. Три полицейских флаера продолжали сопровождать его с непонятным любопытством. Получив по связи сигнал, что группа готова к действиям, Андервуд продолжал внимательно следить за флаерами. Вот один из них оказался рядом с носовым шлюзом «Лавуазье», с других флаеров его не видели, — его закрывал корпус корабля.  Андервуд резко скомандовал:

— Номер три, в атаку!

За ничего не подозревающим полицейским флаером открылся шлюз, и из него вылетели три скутера, их всадники выпустили смертоносные струи, которые сосредоточились на хвосте флаера. Вспышка пламени, столб черного дыма, и флаер устремился к Земле, не поняв, что произошло. Но второй флаер обогнул корпус «Лавуазье» и, заметив скутеры, открыл огонь, уничтожив один скутер.

— Номер семь! Ваша очередь. 

Шлюз в верхней части корпуса открылся, и оттуда вылетело второе трио скутеров. Флайер полиции находился под ними, и у его экипажа было время посмотреть вверх и увидеть огонь, который велся по ним, но больше ни на что у них времени не было. Теперь с земли по скутеристам открылся плотный огонь, и они, вынужденные уворачиваться и изворачиваться, спикировали вниз и обстреляли полицейских. Однако сверху с разрушительной яростью их атаковал третий флаер. Упали еще два скутера. Андервуд приказал всем остальным скутерам идти в бой. Одновременно они высыпали из корабля, и последний флайер был уничтожен.

Уцелевшие полицейские рассредоточились и из-за укрытий вели редкий огонь по скутеристам. Те, оставив полицейских в покое, полетели занимать позиции у хранилища.

— Приземлитесь так, чтобы грузовой люк номер один оказался с торца хранилища, — инструктировал Андервуд капитана.

Корабль опустился на поверхность без малейшего толчка. Под руководством Мейсона, взявшего на себя погрузку, началась большая работа. Была сломана ограда с торца хранилища. И начался монтаж G-линии. По всей длине артефакта с двух сторон установили несколько вертикальных стоек. Вверху над хранилищем стойки связали балками. К балкам прикрепили рельсы, по которым перемещались тележки с грузовыми блоками. Концы этих рельс заходили в трюм огромного космического корабля и были раскреплены там. Наконец все было закончено. Мейсон отдал команду, и огромная масса медленно поднялась с того места, где она покоилась. Затем грузовые тележки двинулись по рельсам, перемещая хранилище в трюм корабля. Когда люк с лязгом захлопнулся, Андервуд тяжело выдохнул:

— Это была главная часть нашей работы. Еще полчаса, чтобы собрать записи в здании, и мы закончим.

Илия внезапно пронзительно вскрикнула:

— Дел! Здание — оно в огне!

Из музея, где лежали записи Строидов, поднимались клубы дыма и вырывались языки пламени.

— Они, должно быть, догадались, что нам нужно, — сказал Файф, — и подожгли здание. Теперь нет никаких шансов спасти записи.

— Нет, есть! Большинство пластинок металлические. — Андервуд подошел к переговорному устройству. — Каждому человеку, кроме взлетной команды одеть скафандры, взять оружие и быть готовым войти в музей.

— Что ты собираешься делать? — воскликнула Илия. Андервуд уже был у шкафчика, с трудом влезая в неуклюжий скафандр.

— Возможно, скафандра будет достаточно для защиты от огня,  и мы сможем спасти записи.

Старое здание, словно символ общества, охотно летящего в тартарары, охотно поддавалось огню. Это была древняя, лишь частично защищенная от огня конструкция, а система противопожарной защиты была полностью выведена из строя. Андервуд быстро просмотрел план, который дал ему Файф, чтобы определиться, где находится основная часть записей, затем заковылял к грузовому отсеку где уже собралась почти вся команда. Он приказал каждой паре мужчин взять с собой грузовую тележку. Это была странная процессия фигур в космических скафандрах, неуклюже спускавшихся с корабля и поднимавшихся по ступеням горящего здания. Андервуд и Мейсон составляли пару, буксируя тележку. Почти ничего не видя в дыму, процессия прошла через залы и направилась к стеллажам, где на полках лежали пластинки возрастом в полмиллиона лет.

— Загружайся! Вот они, — крикнул по связи Андервуд. Все начали опустошать полки, наполняя тележки всем, что попадалось под руку. Деревянные балки, поддерживающие высокую, архаичную конструкцию крыши, были сухими и ревели от пламени. Картина была фантасмагорическая — неземного вида существа в огне ада.  Воздух наполнился дождем штукатурки и каменной кладки.

— Все, — сказал Мейсон. — Наша тележка полона, поехали.

Подтащили тележку к двери, через которую вошли.

— Ты тащи тележку, — сказал Андервуд. — А я возьму еще охапку.

Мейсон исчез в дыму. Андервуд сгреб еще одну охапку материалов и почти вслепую стал искать выход. Все остальные уже ушли, утащив свои тележки. Андервуд оглянулся. Какие тайны еще могут скрываться здесь, среди записей, которые они не смогли забрать? Он надеялся, что боги случая были достаточно милосердны, чтобы послать в их руки какие-нибудь записи, которые направят ученых к древнему врагу Сиренианской империи, Драгборе, чьего ужасного оружия так боялись орды сиренианцев.

Вернувшись на корабль, Андервуд с тоской оглянулся на охваченное пламенем здание. Было бесполезно пытаться совершить еще одну поездку. К полиции, видимо, подошло подкрепление и она возобновила атаки со все возрастающей яростью. Андервуд по связи приказал Байерсу скутеристам отходить и открыл шлюзы, по которым полиция тут же начала стрелять. Скутеры вернулись на корабль, в общей сложности вернулось только четырнадцать человек, многие из них были ранены.

— Это все, — мрачно сказал Байерс. — Остальные мальчики не вернутся.

На какой-то момент Андервуд задумался, стоят ли записи таких жертв. Стоят, сказал он себе, они дают надежду найти на оружие, способное победить сиренианца, без этого не было бы никакой цели в полете в космос. И Андервуд отдал приказ поднимать корабль.

10

В иллюминатор Андервуд наблюдал, как удаляются близлежащие здания. Солнечный диск взметнулся над горизонтом и облил их золотистым сиянием. Затем пилот отрегулировал управление, и к кораблю было приложено страшной величины сокрушительное ускорение, но для пассажиров это было незаметно.

Увидя, как Файф словно усталый старик, впрочем каким он и был, плюхнулся в мягкое кресло рядом со столом штурмана, Андервуд, сочувственно улыбнувшись, сказал ему:

— Ты выглядишь так, как будто тебе пришлось нелегко с тех пор, как я видел тебя в последний раз. До сих пор ты прекрасно всем здесь руководил. Что случилось?

— Знаешь, мой вид не должен вызывать удивление. Мне уже слишком поздно оказываться в эпицентре планетарного кризиса. Это не мое дело, ведь в течение пятидесяти лет я был просто ученым и археологом.  Я не мог удовлетворительно руководить даже экспедицией, и, тем более, мне не под силу руководить коллективом такого рода. Терри мог бы, но ему не хватает физических знаний, которыми обладаешь ты. Мейсон мог бы, но он ничего не знает о сиренианцах. Ты лучше всех нас подходишь для этой работы.

— Я хочу быть уверен, что и остальные так думают, — сказал Андервуд. — Возможно, было бы неплохо провести выборы. В любом случае, мы должны созвать всех на собрание. Многие ученые недостаточно знакомы с этой проблемой. А для подготовки какой-то системы защиты, их нужно организовать в соответствии с их специальностями.

Было созвано совещание ста двадцати пяти ученых и членов экипажа «Лавуазье». Файф, как номинальный председатель, официально предложил выбрать их лидером Андервуда и поставил этот вопрос на голосование. Одобрение было единодушным, поскольку репутация Андервуда была известна всем, а многие знали его лично. Вкратце Андервуд рассказал о событиях, связанных с открытием и восстановлением Демарзула, о тщетных попытках ученых противостоять требованию человечества о новом боге. Затем он предложил Дрейеру описать характеристики врага, который противостоял им. И Дрейер произнес великолепную речь:

— В прошлые века истории Земли были завоеватели, императоры, диктаторы и тираны, но никогда не было Демарзула, сиренианина. Для сиренианцев победы и лидерство были так же важны, как еда. Их целью было полное господство над всеми галактиками. Они решили или достичь этого или умереть. Несомненно, нашему собственному миру повезло, что Драгборы преуспели в их уничтожении.

Что касается нашей нынешней проблемы, я вам скажу следующее. Я уверен, что Демарзул внушит народам Земли идею их полного превосходства над всеми другими расами во Вселенной. Они созрели для принятия такой доктрины. Он будет использовать сверхъестественный аспект своего появления среди людей, и поощрять благоговейное к себе отношение. Он, я думаю, начнет строительство боевых флотов и изготовление оружия — не тех кораблей и оружия, которые мы знаем, а тех, что сиренианская наука могла создать полмиллиона лет назад. И сравнивать их даже смешно, настолько сиренианская наука превзошла нашу. В течение нескольких часов с этого момента Демарзул обязательно узнает о нашем побеге и о том, что мы враги. Невозможно поверить, что он не пошлет корабли преследования, чтобы уничтожить нас. Наш единственный шанс — быть слишком далеко, чтобы они могли нас догнать, по крайней мере, на земных кораблях. К тому времени, когда сиренианские корабли будут построены, у нас должен быть ответ.

Такова, значит, природа проблемы, с которой мы сталкиваемся. Наша единственная надежда — и она невелика — состоит в том, чтобы обнаружить оружие, с помощью которого Драгборы когда-то давным-давно одолели орды сиренианцев. Если мы останемся ограниченными рамками нашей собственной науки, я убежден, что проблема безнадежна, хотя я знаю, что, к счастью, есть те из вас, чей разум радикально отличается от моего и не признает поражения даже при таких ограничениях. У кое-кого из вас были возражения против нашего бегства, были предложения остаться и вести подпольное оппозиционное движение. Это были те, кому не хватало правильной оценки нашего врага. Я хочу, чтобы вы поняли, что такое движение было бы абсолютно бесперспективным. Успешное подпольное движение должно быть движением угнетенного большинства против меньшинства правящих сил. А большинство Человечества хочет Демарзула. Никогда не забывайте об этом. Вот почему мы убегаем.

Но мы сражаемся не с нашими собратьями, их ошибки коренятся в темных процессах эволюции и развития расы. Появление Демарзула, однако, является посторонним фактором, которого эволюция не учла. Без него люди в конце концов достигли бы зрелости и вышли бы из конфликтов подросткового возраста своей расы. С Демарзулом в качестве бога и лидера развитие пойдет другим путем.

Вы должны помнить, что мы выбрали единственно возможный путь — побег. Мы были бы всего лишь детьми рядом Демарзулом. Он супермен из суперрасы, которая опередила нашу задолго до того, как наш первый пещерный предок добыл огонь. Будем надеяться, что мы найдем оружие Драгборов, чтобы наш вид мог подняться по длинной эволюционной лестнице, на которой он так жестоко споткнулся с Демарзулом.

После речи Дрейера все прониклись серьезностью положения. Семантик донес до большинства из них всю необъятность угрозы, с которой они столкнулись. До этого некоторые относились к ситуации легкомысленно. Затем людей стали распределять по подразделениям в соответствии с их специальностями. Андервуд обнаружил, что преобладают физики и биологи. Была создана группа из тридцати физиков под руководством Мейсона. Перед ними стояла задача создавать оружие и средства защиты, которые можно было бы использовать против нападений, которые, несомненно, последуют. Люди инженерных профессий были прикреплены к этой группе, они должны были при необходимости выполнять заказы Мейсона. Биологическая группа включала дюжину хирургов и четырех психиатров под руководством Илии. Дрейеру и его коллегам-семантикам было поручено вместе с археологами изучить записи, спасенные от пожара, в надежде найти ключ к миру Драгборов и оружию, которое могло там находиться.

Большинство ученых-физиков в той или иной степени владели станками и оборудованием и могли помочь в изготовлении вооружения для корабля. Первая задача состояла в том, чтобы оснастить корабль поглощающими экранами, исключающими радиолокационное эхо и сводящими на нет это средство определения их местоположения. Это был относительно простой проект, и он был завершен к концу их первых двадцати четырех часов в космосе.

Через шесть дней полета, когда «Лавуазье» находился уже в ста тысячах световых лет от Земли, Файф обнаружил первое доказательство того, что фортуна была на их стороне. Он, Дрейер, Терри, Андервуд и другие семантики и археологи работали в единственной большой комнате, отведенной для изучения записей. Внезапно восклицание Файфа разорвало тишину:

— Посмотри. Это выглядит так, как будто это мог быть журнал одного из судов с беженцами.

 Он держал в руке небольшой металлический рулон, оплавленный снаружи, развернувшийся спирально, концы рулона были отломаны.

Андервуд склонился над маленькой машиной, изобретенной для чтения текстов. С нее подавалось корректирующее излучение, делающее символы на металле видимыми. Обычно они выделялись на тусклом металлическом фоне, как белое пламя, но на этом рулоне они были тусклыми почти до полного исчезновения.

Андервудн читал  вслух, медленно, старательно вглядываясь:

— Меатс. 2192903. О: детела с тех пор, как покинул Сирению. Дозорный докладывает, что корабли Драгборов находятся в пределах досягаемости. Их тысяча, а это значит, что нас в десять раз меньше. Пеленг полета 3827…

Андервуд поднял глаза. Он не мог читать дальше:

— Эти последние цифры…

— Может это направление между флотом и родной планетой? — предположил Файф.

— Более вероятно, что это направление движения флота Драгборов по отношению к сиренианцам. Эти цифры были бы ключом к местоположению миров, если бы нам была бы известна их система координат. А так для нас это совершенно бесполезно. Но даже если она и была бы известна, то для того чтобы определить местоположение планет и их Галактик, необходимо было бы учесть изменения произошедшие в астрономических положениях за пятьсот тысяч лет.

Андервуд вынул рулон из автомата и осмотрел его более внимательно:

— Почти безнадежно извлечь из этого что-то еще. Есть ли еще какой-нибудь образец, найденный в той же местности?

Файф проверил записи и покачал головой:

— Это было найдено прилипшим к полностью расплавленной массе железа, по-видимому, части корабля, в котором оно находилось, когда Драгбора ударила. Давай отправим его в лабораторию для восстановления, может удастся прочесть еще что-нибудь.

Через четыре часа рулон вернулся, восстановленный, насколько это возможно. Андервуд включил максимальную мощность излучения, которая помогала выявить иероглифы, но сжигала их, если рассматривать слишком долго. Внезапно у него перехватило дыхание:

— Послушайте это. Наши координаты сейчас 6749367 Сирения, мы проехали 84 тре-дома, Сирения. Через два фe-ea мы приземляемся. Возможно, в последний раз…

— Вот и все! — воскликнул Файф.

— Все, кроме ключа к их системе координат, — сказал Андервуд. — Вы видите какую-нибудь возможность истолковать это, Дрейер?

Семантик покачал головой:

— Никакой. Возможно, наши астрономы могли бы что-то предложить.

Мастерсон и Эберт, два астронома, которым была поручена задача по составлению звездных карт Вселенной полумиллионной давности, рассмотрели представленные Андервудом факты. Мастерсон сказал:

— Боюсь, что это невыполнимая задача. Нужна хотя бы одна ссылка на какую-нибудь известную звездную систему. Нужно искать дальше.

Андервуду и Дрейеру пришлось согласиться. Поиски этого клочка необходимой астрономической информации продолжилась среди записей и артефактов.

На восьмой день полета группе Мейсона удалось сконструировать оборудование для создания силовой оболочки вокруг «Лавуазье», теперь он стал абсолютно невидимым и защищенным от любого вида оружия, и мог путешествовать бесконечно долго под защитой этого непроницаемого щита. Данные для навигации получались от почти бесконечно малых пилотных блоков, установленных снаружи силовой оболочки,  тонкие провода, проходили через маленькие отверстия в нем. Андервуд гордился этим достижением. С их ограниченными производственными мощностями было почти чудом, что они смогли изготовить массу сложного оборудования за столь короткое время. Каким-то образом это показалось ему символичным, как будто высшие силы, способствовали их успеху — успеху Земли.

В дальнейшем группа Мейсона работала над проблемой, которая ставила в тупик оружейников на протяжении многих поколений, — проблемой стрельбы «Потоком Атомов» через силовую оболочку. Андервуд неоднократно высказывал сомнение в том,что они решат эту проблему, но они на него за это не обижались.

В тот же восьмой день, от дежурного наблюдателя поступило по интерфону сообщение:

— С Земли стартовали двадцать военных кораблей типа «Кориус». Курс 169 46 12 и 48 19 06. Скорость…

Оповещение разнеслось по всему кораблю, и люди на мгновение оторвались от своих дел, а затем продолжили ими заниматься с более мрачными глазами и более твердыми губами.

Андервуд, Файф и Дрейер собрались в штурманской рубке для оценки сложившейся ситуации.

Андервуд, оценив курс «Лавуазье» и курс флота, недоумевающе спросил:

— Интересно, как они нас заметили? Наш эхо-экран не мог сломаться. Должно быть, это чистое совпадение, что они идут в нашу сторону.

Лейтенант Уилсон, штурман, нахмурился, указывая на экран, на котором отслеживались траектории вражеских кораблей:

— Я не верю, что этот флот преследует нас. Если это так, то они идут длинным обходным путем, потому что их курс в настоящее время отклоняется более чем на четырнадцать градусов от нашего.

— Достаточно легко определить, преследуют они нас или нет, — сказал Андервуд. — Мы могли бы просто изменить наш собственный курс на девяносто градусов. Возможно, они рассчитывают просто на удачу, стараясь раскинуть сеть поисков пошире.

— Демарзул не отправил бы простую рыболовную экспедицию, — сказал категорично Дрейер.

— Тогда каков же вывод? — спросил Андервуд, но в голове у него уже появилась дикая идея, интересно, согласится ли с ней Дрейер? — Я думаю, он такой. Если бы мы просто слепо летели в космос, чтобы спастись, Демарзулу не было бы до нас никакого дела. И флот он отправил не за нами. Он боится, что мы можем, чисто случайно, попасть в мир Драгборов и, если это произойдет, этот флот уже будет там,  чтобы позаботиться о нас

Глаза Андервуда загорелись. Он прочел на лице Дрейера полное с собой согласие.

— И следовательно, этот флот направляется в мир Драгборов! — Закончил, торжествуя, Андервуд.

Файф задумался, затем медленно кивнул:

— Ты прав.

— И Демарзул тем самым показал нам путь к оружию Драгборов! — яростно-весело воскликнул Андервуд.

11

Курс был изменен таким образом, чтобы полет «Лавуазье» шел параллельно полету земного флота. Ускорение было увеличено до двадцатипроцентной перегрузки инерционных блоков, что привело к необходимости каждому человеку носить небольшой блок, для корректировки своего увеличенного веса.

Андервуд был уверен, что расстояние между их параллельными курсами было достаточно велико, чтобы предотвратить обнаружение «Лавуазье» любыми средствами, которые флот мог иметь.

На корабле установилась нормальная жизнь, искусственные «день» и «ночь» сменяли друг друга. Теперь, когда у каждого и у всех вместе была в жизни цель, было легче сосредоточиться на своей работе — они не смели сомневаться, что эта цель осуществится.  

В последнюю неделю третьего месяца этого совместного полета было замечено  внезапное резкое замедление кораблей земного флота. Андервуд предупредил всю свою команду. Если их выводы были верны, они приближались к миру Драгборов.

«Лавуазье» сбросил свою огромную скорость, по всем расчетам, флот, направлялся к небольшой галактике с группой желтых звезд у ее внешнего края. Андервуд позволил их кораблю несколько сократить огромный разрыв между ними и врагом, но он хотел сохранить разумную дистанцию, поскольку флот, несомненно, начнет прочесывать всеми имеющимися у них приборами небо чужой планеты, когда он туда прибудет и обнаружит, что «Лавуазье» там нет. Наконец было замечено, что флот приблизился к одному из желтых солнц, у которого была система из пяти планет. Флот направился к четвертой планете и Андервуд наблюдал, как корабли приземлились на ней. Значит вот она Драгбора!

— Давайте спрячемся за одной из других планет, — инструктировал он Доусона. — Вторая кажется самой подходящей. Там сможем развернуться, зайти за луну четвертой планеты, и сесть на ней, там решим, что делать дальше.

Единственным недостатком маневра было то, что они вышли из тени планеты номер два на два часа, и эти два часа были временем, когда их могли заметить с четвертой планеты. Затем они зашли за луну четвертой планеты и после этого с планеты их уже видеть не могли. В течение этих двух часов пока была видна четвертая планета — предположительно Драгбора, фотографы были заняты съемкой ее. Луна Драгборы сначала казалась бесплодной сферой, но когда они приблизились и продвинулись дальше по ее окружности, они обнаружили область пышной растительности, занимающую примерно восьмую часть поверхности. В момент их приближения к луне на ней была ночь. Никаких признаков жилья не было видно, хотя Андервуду на мгновение показалось, что он заметил столб дыма, спиралью поднимающийся в небо, когда они опускались на поверхность, но  он не был уверен, что действительно что-то видел. «Лавуазье» совершил посадку на поляне, заросшей травой, в покрытом растительностью районе в остальном бесплодного мира. В этот момент в командный пункт вошел Мейсон.

— Я не знаю, что мы можем найти на четвертой планете, — сказал он, протянув Андервуду пачку фотографий. — Похоже, нам не повезло. На планете нет ни капли атмосферы. Одни безжизненные строения.

— Тогда это определенно делает проблему чисто археологической, — сказал Файф. — Было бы слишком смело надеяться, что такая развитая цивилизация, как драгборанская, могла просуществовать еще полмиллиона лет. Но фотографии — что они показывают?

Он взглянул поверх руки Андервуда:

— Смотри, города! Нет сомнений в том, что планета когда-то была обитаемой. Но они выглядят так, что их покинули только вчера!

— Это можно было бы объяснить отсутствием атмосферы, — сказал Андервуд. — Города не могли быть засыпаны песками в безвоздушном мире. Должно быть, какой-то великий катаклизм одновременно убрал с планеты и атмосферу, и жизнь. Возможно, в этом случае нам скорее повезло, чем нет. Если катастрофа произошла спустя небольшое время, после того, как Драгборы победили сиренианцев, среди руин может быть достаточно их оружия.

В командный пункт  вошла Илия, за ней Дрейер с Терри и состоялся импровизированный военный совет.

— Нам придется подождать, пока флот улетит, — предложил Терри. — Мы не можем надеяться пойти и убрать их с дороги.

— Откуда мы знаем, что они улетят? — спросила Илия. — Они могут организовать пункт постоянной охраны. Им через какое-то время может прилетать смена.

— Мы не знаем, что они будут делать, — сказал Андервуд. — Вариант, о котором говорит Илия, вполне возможен, поэтому ждать нельзя. Но даже двадцать кораблей — небольшая сила на планете такого размера. Мой план состоит в том, чтобы совершить ночную посадку около одного из крупных городов, с помощью скутера провести разведку, определить, есть ли в городе корабль противника. Если есть, лететь к другому городу, если нет, — спрятать корабль и начать поиски.

— Это так безнадежно! — Файф яростно замотал головой. — Это работа для тысячи археологов на сто лет, — исследовать и изучить такие руины, нас же сотня и мы должны еще скрываться при этом от смертельного врага! Это совершенно невозможно.

— Я так не думаю, — сказал Андервуд. — Мы ищем только одну вещь. Нам нужно только оружие. Вполне разумно полагать, что в трудах по истории Драгборы о нем может быть много упоминаний, поскольку оно было средством уничтожения соперничающей империи. Единственная реальная трудность связана с флотом, но я думаю, что мы сможем работать у них под носом достаточно долго.

— Ты неисправимый оптимист, — сказал Терри.

— Как и все остальные из вас, иначе вы бы никогда не отправились в эту поездку.

— Я согласна, — сказала Илия. — Есть только одна вещь, которую я хотела бы предложить. Если эта луна окажется пригодной для жизни, то я думаю, нам следует отдохнуть денек-другой и размять ноги на свежем воздухе, на солнышке.

На это не было никаких возражений. Рассвет на луне Драгборанского мира почти совпал с наступлением «утра» на корабле. Был проведен анализ внешних условий. Атмосфера оказалась подходящей, хотя и разреженной. Температура снаружи казалась высокой, как и следовало ожидать, учитывая их близость к солнцу. Затем, когда Андервуд приказал поднять силовую оболочку и открыть люк, он испытал шок удивления, заставивший его громко воскликнуть. Илия, не отставшая далеко, подбежала.

— В чем дело, Дел?

Его палец указывал вниз, на группу фигур у основания корабля. Они были похожи на людей по внешнему виду — так же, как и Демарзул. Более высокие, чем земляне, и меднокожие, они низко поклонились Андервуду и Илие. Четверо туземцев стояли, вокруг пятого, лежащего на носилках.

— Может быть, нам не стоит выходить из корабля, — с сомнением сказал Андервуд. — Нет смысла связываться с суеверными туземцами. У нас на это нет времени.

— Нет, подожди, Дел. Тот, что на носилках, ранен, — сказала Илья. — Я полагаю, что они принесли его сюда, надеясь, что мы ему поможем. Может быть, мы сможем что-нибудь для него сделать.

Андервуд знал, что бесполезно пытаться противится ее желанию помочь. Он сказал:

— Давай позовем Дрейера. Возможно, он сможет поговорить с ними.

Но звать Дрейера не пришлось, поскольку он, его помощник Николс  и Файф уже вышли к шлюзу. Их удивлению, естественно, не было границ.

— Это может быть ответвлением либо драгборанской, либо сиренианской цивилизации, — сказал Файф. — В любом случае они могут оказаться полезными для нас.

— Они принимают нас за богов, хотят, чтобы мы вылечили раненого, — сказал Андервуд. — Но я не думаю, что мы можем найти что-либо полезное для себя в таком примитивном обществе, как это.

Внезапно Дрейер издал звуки, которые напоминали серию хрюканья с меняющимися интонациями. Мужчина-туземец в ответ произнес длинную речь, совершенно бессмысленную для Андервуда. Но Дрейер стоял с напряженным вниманием, как будто с трудом понимая этот чужой язык. Затем Андервуд вспомнил об утверждении Дрейера, что настоящий семантик должен уметь понимать и разговаривать на любом иностранном языке с первого раза, лишь прослушав достаточно длительную речь. Во всех языках есть звуки и интонации, которые имеют фундаментальное и одинаковое смысловое содержание. Они, утверждал Дрейер, могут быть идентифицированы достаточно искусным семантиком, который может продолжить начатый разговор. Андервуд всегда считал, что это не что иное, как хвастовство, но теперь он видел это в действии.

Трое туземцев, — две женщины и мужчина, — выглядели совершенно потерянными в своем поклонении богам. Но четвертый, тот, кто говорил, стоявший немного в стороне, имел бунтарской вид. Он говорил отрывисто, короткими фразами.

— Этот парень — здоровый скептик, — сказал Дрейер. — Он готов принять нас как богов, но он хочет доказательств того, что мы боги. Он готов пойти на хитрости, чтобы выяснить это.

— Мы не можем отвлекаться на них, — сказал Андервуд. — Здесь для нас ничего полезного мы не найдем.

— Может быть и так, — сказал Дрейер. — Но мы должны позволить Илие осмотреть раненого.

Андервуд согласился и Дрейер приказал туземцам пронести своего компаньона на корабль. Там, в операционной, Илия осмотрела раны. Раненый выглядел очень старым, но в его лице было такое радостное и умиротворенное выражение, что Андервуд поймал себя на том, что почти ему завидует. Но Илия покачала головой.

— Это безнадежно, — сказала она. — Мы ничего не можем для него сделать.

Она включила флюороскоп, чтобы Андервуд мог рассмотреть внутренние органы туземца. Он пошевелил прибором, а затем воскликнул:

— Илия! Эти странные образования под диафрагмой…

У нее резко перехватило дыхание:

— Такие же, как у Демарзула. Они, должно быть, одной расы!

Дрейер разговаривал с товарищами раненого, объясняя, что спасти жизнь пожилого человека невозможно. Реакцией «бунтаря» было дикое рычание в его горле. Затем он заговорил мягким тоном с раненым, как бы объясняя. Безмятежное выражение лица не изменилось, но глаза спокойно закрылись, и земляне поняли, что он быстро умер, «бунтарь» вытащил из ножен стеклянный нож и небрежно полоснул им по трупу. Он извлек один из чужеродных органов и поместил его в контейнер, который был у него с собой. Отказавшись больше разговаривать, туземцы в сопровождении Николса печально и медленно покинули корабль. Андервуд смотрел им вслед.

— Похоже, у нас труп, — сказал он. — Попроси пару человек вынести его и закопать, хорошо, Терри? В любом случае, мне интересно, что все это значит. Это остатки сиренианской культуры?

Его размышления были внезапно прерваны ревом интерфона:

— Доктор Андервуд, дозорный докладывает, что весь земной флот покинул планету Драгборов!

В операционной повисла тишина, все смотрели друг на друга.

— Теперь там нам ловить нечего, — сказал наконец Терри.

— Так и есть, — медленно произнес Андервуд. — Если они нашли и уничтожили то, что мы надеялись найти.

— Но они могут и вернуться, — добавил Дрейер. — Нам лучше подождать пару дней и посмотреть продолжится ли их полет, так что, если кто-то хочет осмотреться на этой Луне, у него есть шанс.

Терри был в восторге от возможности исследовать Луну. Казалось, что этот мир был живым фрагментом древней цивилизации, который каким-то образом пережил ее гибель. Оставив Мейсона техническим директором корабля, Терри, Илия, Файф, Дрейер и Андервуд отправились на скутерах в путь.

За травянистой равниной лежал густо поросший лесом участок. Группа скутеров поднялась над деревьями, и скрылась из глаз тех, кто оставался на борту «Лавуазье».

Долгое время они ехали на уровне верхушек деревьев, глядя на бесплодные песчаные пустоши далекого горизонта. Внезапно Терри указал вниз:

— Дорога!

Сверкающий на солнце пояс тянулся через лес почти под прямым углом к линии их полета. Они спустились к дороге, чтобы осмотреть ее. Андервуд остановился и потрогал поверхность:

— Стекло, а? Стеклянное шоссе!

Дрейер посмотрел на его озадаченное лицо и, не прекращая выпускать изо рта  столб сигарного дыма, тоже коснулся рукой покрытия:

— Да, выглядит и ощущается так, очевидно, что на луне не хватает минеральных ресурсов, поскольку она состоит в основном из неметаллических силикатов. Стеклянный нож, который наш друг использовал на трупе, говорит о редкости металлов, это шоссе подтверждает это, и показывает, что у населения есть высокоразвитая технология обработки стекла. Поэтому мы ошибались, считая эту цивилизацию примитивной, и нам лучше быть осторожными, потому что наш друг, похоже, был разочарован нашей неспособностью спасти его раненого товарища.

Они полетели вдоль шоссе в метре над поверхностью. Прошло минут двадцать, затем вдалеке показалась быстро движущаяся им навстречу фигура. Терри прищурился и вдруг воскликнул:

— Мы преодолели расстояние в столько световых лет, чтобы найти суперцивилизацию, а, гляньте, нашли велосипедиста!

Файф сказал:

— Я не вижу в этом ничего странного. Велосипед — очевидный способ передвижения в умеренно механической культуре. Это может означать, а может и не означать отсутствие самодвижущихся механизмов.

— Узнаете этого парня? — спросил Андервуд, когда велосипедист приблизился. Им оказался «бунтарь», приходивший к ним утром.

— Интересно, ни к нам ли он снова направляется? — поинтересовался Терри.

— Как удачно, что мы его встретили — сказал Дрейер. — Я хочу знать, что он сделал с тем органом, который он удалил из трупа. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным во всех моих этнологических экспедициях. Я подозреваю, что это может быть какой-то обряд, связанный с верой в этот орган как средоточие жизни, каким у нас когда-то считалось сердце.

Туземец, подъехав, остановился и злобно посмотрел на них. Затем яростная речь сорвалась с его губ:

— Шазер на джурли!

Дрейер нахмурился и медленно пробормотал несколько слогов. Незнакомец повторил это яростное утверждение.

— Говорит, что мы не боги, — сказал Дрейер.

— Мы могли бы и сами сказать ему это, — сухо сказал Андервуд. Разговор на незнакомом языке продолжался до тех пор, пока Дрейер снова не повернулся к своим спутникам:

— Этот парень называет себя Джандро, и тот факт, что у нас есть металлы, все еще не убеждает его в том, что мы боги, а его товарищи считают нас богами. Кто-нибудь находит в этом какой-нибудь смысл?

Файф воскликнул:

— В этом есть замечательный смысл! Планета, лишенная металлов, но населенная высокоразвитой расой. Они обладают хорошего уровня технологией использования материалов, имеющихся в их распоряжении, и они откуда-то знают о существовании и свойствах металлов. Что может быть естественнее для них, чем создать религию о богах, использующих металл?

Дрейер сказал Джандро:

— Мы не боги. Мы пришли к вам не как боги, а как гости. Мы из места, называемого Земля.

Это признание, казалось, сильно потрясло Джандро, потому что выражение его лица заметно изменилось.

— Мне жаль, — сказал он, — если я обвинил вас в том, чего вы не утверждали. Но я не понимаю, о чем вы говорите. Если вы пришли из Небесного Мира, отведите меня туда и помогите мне вернуться назад с секретами, чтобы возвысить мой народ.

— Небесный мир? — Дрейер нахмурился. Джандро указал на горизонт, где планета Драгбора висела подобно серебряному диску.

— Почему ты называешь это Небесным Миром?

Джандро поднял глаза с тоской и горечью, прежде чем спросить:

— Вы не оттуда пришли?

— Нет.

— Но вы можете отправиться туда в своем металле?

— Да.

— Вы возьмете меня?

— Это не мне решать, но, возможно, я смогу повлиять на других. Скажи мне, почему ты хочешь там побывать и почему ты называешь это Небесным Миром.

— Давным-давно, — сказал Джандро, — еще до того, как люди поселились на Треаре, они жили с богами в Небесном Мире, но за восстание и недовольство были изгнаны на Треар, который был совершенно бесплодным. После многих декар люди преуспели в распространении крошечных семян жизни, которые они захватили с собой, и вырастили великие леса. Они дали нам дерево, а пустыни дали нам стекло. Итак, люди создали мир на бесплодном Треаре и ждали, когда боги снова заберут их в Небесный Мир. Это история рассказанная отцами, но я в нее не верю, — закончил Джандро. — Я не знаю, чему верить, просто я хочу, чтобы наследие нашего родного мира было возвращено нам.

Дрейер рассказал эту историю своим спутникам и добавил:

— Это звучит очень похоже на то, что предки Джандро были какой-то группой беженцев, которые покинули планету до разрушения, поглотившего атмосферу.

— Итак, он хочет пойти с нами, — сказал Андервуд. — Интересно, может ли он быть нам полезен в разгадке тайн планеты.

— Я хотел бы использовать его просьбу, чтобы поторговаться с ним, — сказал Дрейер. — Я очень хочу знать, почему он вырезал этот орган и что он с ним сделал. То хирургическое мастерство, которое он продемонстрировал, не пришло инстинктивно.

— Мы его возьмем, — согласился Андервуд. Дрейер снова обратился к Джандро:

— Ты сможешь отправиться на планету с нами. Есть только одна вещь, которую мы хотели бы получить взамен — информацию о том, почему ты вскрыл труп и удалил орган.

— Для дискары, конечно. О! Вы имеете в виду, что хотите оказать апологетику? — Внезапные выражения понимания и крайнего недоумения смешались на его лице.

Дрейер на мгновение запнулся:

— Апологетика? Да, конечно! Мы хотим оказать апологетику.

— Очень хорошо. Вы гости в моем доме. Мой отец будет доволен.

Джандро развернул свой велосипед и помчался по шоссе. Дрейер передал содержание разговора остальным, и они направили свои скутера за незнакомцем. Следуя за всеми, Терри возмущался:

— Что, черт возьми, такое апологетика?  Мы не знаем, с чем ее едят. Мы можем оказаться в затруднительном положении, если будем совать нос в религиозные обряды этих хирургов-любителей!

12

Летя над дорогой, Андервуд размышлял о Дрейере. За спокойной внешностью этого человека скрывался мозг, чья непрерывная активность часто текла по самым извилистым каналам. Какие цели он ставил перед собой, проявляя такой глубокий интерес к особенностям чужой культуры? Андервуд был уверен, что это был не просто праздный интерес, как  казалось на первый взгляд. Общеизвестный факт, — у каждой вещи существует особое слабое место для соответствующего оружия. Может быть Дрейер так тщательно изучал чужие культуры с целью найти их слабые места и подобрать для них оружие, которому они не смогут противостоять?

Лес закончился, и они оказались на поляне, которая сияла на солнце, как лужица мыльных пузырей. Впереди начинался город. Его дома, как и покрытие улиц, были из разноцветного стекла, которое сверкало, словно своим собственным светом. Весь город был похож на гигантскую корону из драгоценных камней. На улицах и бульварах было много высоких меднокожих людей. Андервуд был впечатлен их изяществом и простой без вычурности красотой. Безмятежность и довольство жизнью были в их лицах и в изяществе осанки. Земляне, верхом на скутерах, летевшие над поверхностью дороги, привлекли к себе внимание. Крики поднялись в воздух и десятки людей распростерлись ничком.

Джандро слез с велосипеда и жестом показал скутерам остановиться. Затем он обратился к своему народу с речью, которая была слишком быстрой даже для понимания Дрейера. Дрейеру удалось уловить только то, что Джандро говорил, что пришельцы явились, чтобы оказать апологетику его отцу, и что Джандро был избран, чтобы отправиться с ними в Небесный Мир. Некоторые  смотрели на Джандро с удивлением и недоверием, другие же склонялись перед ним, как перед землянами. Джандро закончил говорить и вновь жестом пригласил продолжить движение. Все соплеменники Джандро поднялись на ноги и стояли в тишине и благоговении. Джандро  остановился перед большим одноэтажным кубом оранжевого оттенка, спешился и посторонился, пропуская их внутрь.

— Вы делаете честь моему дому, — сказал он.

Дрейер остановился у входа и с сомнением посмотрел на свою сигару. Невозможно было ее бросить —  безукоризненная чистота вокруг. Он потушил сигару о ботинок и засунул разорванные остатки в карман.

Интерьер дома был обставлен с простой роскошью. Обильный солнечный свет струился из цветных   декоративных полупрозрачных панелей, образующих стены. Из противоположной двери в комнату вошли две женщины. Одна выглядела пожилой, другая была моложе Джандро. Это были те самые женщины, которые были на корабле с Джандро утром. При виде землян они от неожиданности вскрикнули. Вкратце, Джандро объяснил женщинам случившееся, особенно подчеркнув, что чужаки отрицают то, что они боги. Постепенно женщины успокоились, и Джандро представил их Дрейеру, который на языке туземцев сказал женщинам, что он и все земляне рады с ними познакомиться. 

— Они приготовят нам еду перед тем, как мы уйдем, — сказал Джандро, — но вы хотели посмотреть дискару моего отца и оказать апологетику. Идите за мной.

Он повел их через весь дом. Даже железное спокойствие Дрейера покидало его, когда он задавался вопросом, что произойдет, если он не сможет мгновенно понять, чего от них ожидают. Джандро, остановившись у двери одной из комнат, широко распахнул ее, впустил их внутрь и сказал:

— Побудьте одни, я вас подожду. — Затем он закрыл дверь и ушел.

Все очень нервничали, что им предстоит увидеть? Но войдя, несколько успокоились, — зрелище, которое предстало их глазам, особого беспокойства не вызывало. Большая комната, стены от пола до потолка заставлены полками, как в библиотеке. На полках квадратные стеклянные банки, совершенно одинаковые, и в каждой банке находится красновато-коричневый орган, точно такой же, как тот, который Джандро изъял у трупа на борту их корабля. Органы были залиты прозрачной жидкостью, а банки запечатаны.  Одна такая банка стояла на столе, а в ней лежал орган. По его виду они поняли, что это тот самый, который они видели вырезанным этим утром. Терри набрал полные легкие воздуха:

— Ну, это уже кое-что. Морг для вымершей печени, а заведует им хирург-любитель, который ездит на работу на велосипеде. Что, черт возьми, вы об этом думаете?

Илия внимательно рассматривала образцы:

— Не все они были изъяты такими хорошими хирургами, как Джандро. Большинство из них выглядят так, как будто работали мясницким топором. Некоторые из них, похоже, находятся здесь с начала времен.

— Что-то вроде поклонения предкам, — сказал Андервуд. — Апологетика должна быть какой-то формой социального ритуала, оказываемого умершим. Сейчас мы должны совершить этот ритуал для его, как я понял, отца.  Все это интересно, но совершенно бесполезно для наших целей в данный момент.

— Все это не так просто, — сказал Дрейер. — Примите во внимание тот факт, что, хотя Джандро понимает, что мы из другого мира, он считает, что мы знакомы со всем этим. Видимо он считает, что эти вещи знакомы всем гуманоидным существам. За этим может быть научно обоснованная причина.

— Какая? — спросил Андервуд.

— Я не знаю, но я собираюсь это выяснить.

Джандро ждал их, когда они вышли. Он показал им на стол, где была приготовлена и ждала еда. Для Андервуда и Илии это была странная трапеза, потому что они не могли общаться с хозяевами. Файф и Терри постепенно вступали в диалог. Гости испытывали неудобства из-за негабаритной мебели, посуды и столовых приборов, но хозяйки старались, как могли гостям, в этом помочь. Чопорная сдержанность двух женщин к концу трапезы исчезла совершенно и, казалось, они стали воспринимать землян, как старых знакомых, зашедших в гости. После обеда Джандро сказал:

— Я полагаю, вы хотели бы увидеть нашу резу и установку абасы?

Не демонстрируя своего непонимания, Дрейер перевел коллегам этот вопрос.

— Я готов увидеть все, что можно увидеть, — сказал Андервуд, думая, что время у них еще есть, нужно дать земному флоту отлететь подальше.

Они вышли из дома и пешком пересекли город. Джандро привел их к одной из красивейших жемчужин этого сверкающего города, — к большому зданию кроваво-красного цвета, стоящему отдельно от других конструкций.

— Я хочу объяснить, — сказал Джандро. — Это место моей работы. Я установщик. Сегодня я не работаю, но операции проводятся, так что вы сможете оценить наши методы, а также материнскую плоть абасы. 

Он провел их по извилистым коридорам великолепного сооружения из стекла. Андервуд заметил, что каким-то образом блестящие полы обладали высоким коэффициентом трения, не теряя при этом своего блеска. Они вошли в помещение, которое образовывало небольшой амфитеатр, в некоторых отношениях похожий на операционные амфитеатры земных больниц. С некоторым шоком они обнаружили, что это было именно операционной. Они заняли места у защитных перил. Под ними, на столе, где работала пара хирургов, лежал младенец с большим разрезом на животе. Один из хирургов достал маленький мясистый орган из ближайшей ванны, и умело вставил его в разрез. Они с завороженным изумлением наблюдали, как орган был пришит на место, крошечные кровеносные сосуды срастили, а соседние органы присоединили к новому органу. Илия, схватив Андервуда за руку, прошептала:

— Они прививают те странные органы, которые мы не идентифицировали. Они вообще не рождаются с ними!

— Но где они их берут? — пробормотал Терри. — Может быть, поэтому они вынимают их после смерти — чтобы использовать их снова. Но это не может быть потому, что они их маринуют. Я сдаюсь. Это слишком сложно для меня.

Глаза Илии были устремлены только на умелые руки внизу, которые творили такие чудеса с живой тканью. Лишь однажды она глянула в сторону — лицо Джандро было спокойным. Илия вспомнила слова Джандро «Я установщик». Если он проводит такие же операции, то, значит, он может дать фору величайшим хирургам Земли! Операция была долгой. Когда два хирурга закрыли разрез, они начали аналогичную операцию у основания мозга, пересадив и туда фрагмент бесформенной плоти. Земляне не могли понять, как младенец мог выдержать шок от такой радикальной операции, но, если верить своим глазам и словам Джандро, это делалось каждому ребенку, рожденному на луне. Джандро сказал:

— Вы видели нашу технику. Как она соотносится с вашей?

Дрейер уклончиво кивнул:

— Очень похоже, за исключением того, что мы сочли более целесообразным не проводить операцию на мозге.

— Ты имеешь в виду абасу-три? Так вот в чем дело. Я буду откровенен. Я пытался обнаружить вашу эпталию сразу, как только вы прибыли, и не мог. Я задавался вопросом о причинах такого явления и думал, что вы каким-то образом мешали мне ее обнаружить. Хотя все считают, что это не возможно.

— Да, — глубокомысленно ответил Дрейер. Он перевел разговор своим товарищам и заявил:

— Мы не сможем долго морочить ему голову, но я не думаю, что было бы хорошей идеей раскрывать отсутствие у нас этих органов. Джандро уверен, что они должны быть у всех гуманоидов, и он сочтет нас недочеловеками, если узнает об этом.

Андервуд пришел к выводу, что визит к этим людям является пустой тратой времени,  однако за те несколько часов, что они провели вместе, у него возникла довольно сильная симпатия к Джандро. Он почувствовал в Джандро родственную душу, его бунт против условностей своего мира, был сродни чувству, которое Андервуд испытывал к обществу Земли. И ему хотелось за время их совместного нахождения на планете Драгборов познакомиться с Джандро  поближе.

После того, как ребенка закончили оперировать, Джандро заявил:

— Вы должен увидеть мать-плоть. Это займет всего несколько минут. Она бессмертна и в наших исторических записях ничего не говорится о том, как и когда она у нас оказалась.

Он по извилистым коридорам привел землян к двери, которая открылась только после сложной кодовой процедуры. Заходя внутрь, они заметили, что стены были толщиной почти полтора метра из цельного стекла свинцово-серого оттенка. Джандро пояснил:

— Такая защита необходима, чтобы уберечь мать-плоть от стихийных бедствий и от тех безумцев среди нас, чья страсть — разрушать. Никакая сила, о которой мы знаем, не сможет преодолеть эту защиту.

Андервуд догадывался о значении этого названия, но о природе вещества догадаться было невозможно. Бункер, в который они вошли, был большим, оборудованным как лаборатория, с деревянными и стеклянными приборами повсюду. В центре находился большой прозрачный куполообразный контейнер около шести метров в диаметре, наполовину заполненный странной формы массой, по большей части сероватой, пронизанной багровыми прожилками красного цвета. Масса пульсировала, как живой спящий организм, плавая в густой, похожей на суп жидкости. 

— Это наша мать-плоть, — сказал Джандро.

Илия слегка вздрогнула при виде этого зрелища:

— Это выглядит… напоминает огромную раковую опухоль.

К куполу подошел техник, неся инструмент с длинной ручкой, который был им только что вынут из стерилизатора. Он открыл отверстие в куполе, резко воткнул инструмент в плавающую плоть и провернул его там. Масса задрожала, дернулась. Техник вытащил из контейнера инструмент, на конце которого находился шар, вырезанный из глубины массы. Образовавшаяся в результате процедуры рана медленно закрылась, и густая темная кровь перестала течь. Техник сбросил с инструмента шар в контейнер и перенес его через комнату к одному из нескольких сотен похожих на клетки блоков.

— Видите, — сказал Джандро. — Первобытная плоть вырезается и помещается в формирующую коробку, где хирургические манипуляции и облучение вызовут образование специализированных клеток, которые превратят ее в одну из трех абас.

— Я бы поклялась, что это раковая ткань, — сказала Илия. — Каково бы ни было предназначение этих странных органов, развившихся из нее, возможно, этим людям удалось усовершенствовать мутацию, с которой человечество борется на Земле и пока безуспешно.

— Но какова может быть цель этого? — потребовал ясности Андервуд. — Какие способности дают эти органы, которыми мы не обладаем? Сравнивая нас с Джандро и Демарзулом, я не вижу способностей демонстрирующих результаты работы этих органов.

— Кто знает? — сказал Дрейер. — Но я верю, что Иллия может быть права. У нас раковое образование имеет все признаки дикой мутации, от которой страдают люди, но похоже здесь совсем другое дело. Возможно, с Джандро на борту корабля мы сможем выяснить, что делают эти органы.

Они вернулись в дом Джандро. Там Джандро попрощался со своей матерью и сестрой. Они казались странно равнодушными к тому, что должно быть событием огромного значения в их истории, подумал Андервуд.

Джандро сел на скутер позади Андервуда. Они поднялись высоко в воздух и взяли прямой курс на то место, где лежал «Лавуазье». Джандро ничем не показал, что такой полет был для него необычен. Через несколько минут они заметили корабль и членов экипажа находившихся снаружи, некоторых довольно далеко от него. Сделав круг, они приземлились и поставили скутеры в гараж. Подошел Мейсон и доложил обстановку:

— Флот Демарзула возвращается на Землю и их скорость даже больше той, с которой они летели сюда. Похоже, у нас больше нет причин здесь задерживаться.

Андервуд отправился в штурманскую, чтобы проверить результаты наблюдений. На его глазах могучий флот таял в глубинах космоса по направлению к Земле. Он проверил их скорость и нахмурился. Какая цель была в этом внезапном отлете? Означало ли это ловушку, приготовленную для ученых на планете Драгборов? Не было никакого способа это узнать. Андервуд связался с капитаном и отдал приказ:

— Капитан Доусон? Это Андервуд. Пожалуйста, переведите корабль на Драгбору. 

13

«Лавуазье» резко изменил курс, — Доусон старался, чтобы планета закрывала его, чтобы с удаляющегося флота его не заметили. Интересно, — размышлял Андервуд, глядя как Джандро наблюдает за проносившимися мимо звездами с таким видом, как будто это было для него привычным делом, — много ли правды в мифе о изгнании предков Джандро с планеты? Как возникла эта странная мать-плоть из которой они для каких-то непонятных целей создавали органы в своих собственных телах? И самое главное, могли ли эти люди иметь какое-либо отношение к оружию, в поисках которого земляне прилетели сюда? Андервуду это казалось маловероятным, ведь этот народ не имел никакого представления о технологии обработки металлов. Они были волшебниками в технологии стекла и в хирургии, но было сомнительно, что они вообще знали о существовании электричества.

Путешествие от луны до ее планеты заняло всего несколько часов, и все это время ученые старались рассмотреть Драгбору как можно более подробнее, настроив необходимые для этого приборы на самую высокую чувствительность. Отсутствие атмосферы позволяло это делать прекрасно. Здесь все выглядело так, как будто жители только вчера покинули огромные города, оставив их в полной сохранности. Файф был в восторге от этого зрелища:

— Археологи в восторге. Идеальное сохранение древней цивилизации.

— Я не могу понять, как атмосфера могла исчезнуть, а планета осталась абсолютно не поврежденной, — недоумевал Андервуд. — Это невозможно. Подождите, вот в чем дело!

На горизонте появился огромный шрам, охватывающий по меньшей мере восьмую часть поверхности планеты, глубина которого достигала нескольких километров. Все выглядело так, будто здесь был зажжен факел, поглотивший все газы атмосферы планеты. На десятки тысяч километров вокруг все было разрушено. Оказывается, только на противоположной стороне планеты уцелели строения древних обитателей.

— Нам еще повезло, — сказал Андервуд — что сохранилось несколько почти неповрежденных городов, возможно, мы сможем найти, то, что ищем.

Они облетели планету, стараясь не попадать в поле зрения уходящего флота, сделав десятки снимков останков внизу для дальнейшего изучения. В точке, наиболее удаленной от центра разрушений, находился один из крупнейших неповрежденных городов, и было место, которое выглядело как космодром. Туда Андервуд и приказал посадить «Лавуазье».

В соответствии с их заранее составленным планом, Файфу было поручено руководить их археологической деятельностью. Их первоначальными целями должны были стать библиотеки и лаборатории, поскольку их первой задачей было овладеть языком драгборов.

Когда Джандро посмотрел на безжизненную планету, на его лице появился первый признак эмоций. Он уставился на заброшенные руины, и его губы зашевелились:

— Небесный Мир! — пробормотал он.

Дрейер подошел к нему сзади:

— Это был просто мир, в котором жили люди. Что-то случилось давным-давно, что сделало его непригодным для твоего народа. Те, что уцелели, по-видимому, переселились на луну и продолжили вашу цивилизацию. Вот что стоит за вашими легендами о Небесном Мире.

Джандро медленно кивнул:

— И это означает, что мы никогда не сможем завладеть этим миром. Я думал, что приведу свой народ обратно сюда, буду первым, кто вернет себе свое наследие, — а возвращать нечего. Навсегда мы останемся на нашей бесплодной луне из стекла, и только призраки богов будут владеть нашим металлическим Небесным Миром!

— Ты не веришь в богов, и, еще меньше, в их призраков, — прямо напомнил ему Дрейер. Джандро продолжал молча смотреть в иллюминатор. Дрейер продолжил:

— Большинство твоего народа не последовало бы за тобой сюда, даже если бы планета была такой, о какой вы мечтали. Ты ведь знаешь это, не так ли?

Джандро испуганно обернулся, как будто Дрейер прочитал его мысли. Дрейер сделал вид, что ничего не заметил:

— В каждой цивилизации есть те, кто мечтает о лучшем для себя и своего мира. Станет ли тебе легче, если я скажу, что из всех народов, которые люди встретили в своих странствиях в космосе, ваш самый цивилизованный?

— Народ осколков стекла?

— Народ, который совершенствование личности считает самым насущным общественным делом. Но ты все это знаешь. Давай выйдем и посмотрим, твой Небесный Мир.

Одетые в скафандры земляне начали покидать корабль. Файф и Андервод руководили рассредоточением небольших исследовательских групп, которые должны были двигаться радиально во всех направлениях. Хотя немногие были обучены методам археологии, они достаточно хорошо понимали свои задачи, чтобы помочь в предварительном выявлении специализированных центров и в сборе информации. Одна за другой группы на скутерах, взмывали в небо, как пчелы, вылетающие из улья. Андервуд предпочел войти в группу Файфа. Терри, Дрейер, Илия и Джандро также вошли в эту группу, эта шестерка должна была исследовать здания в непосредственной близости от космодрома.

Андервуду было любопытно, какие мысли проносились в голове Джандро, при виде развалин Небесного Мира. Здесь, где должны были быть солнечный свет, сады и жизнь, был только безумный контраст ослепительно ярких плоскостей и теней. Не ожидал ли Джандро, что откуда-нибудь из  ужасающей тьмы могли внезапно восстать призраки умерших полмиллиона лет назад? Какой-то странный у него взгляд. — На лице Джандро, вышедшего из корабля в наспех модифицированном скафандре, который едва вмещал его габариты, появилось вопросительное выражение, как будто он был уверен, что земляне что-то немедленно должны сделать, и не понимал, почему они медлят. Андервуд был удивлен этим, хотел выяснять причину, но отвлекся на странное сооружение, которое возвышалось по меньшей мере на шестьсот метров в небо и находилось где-то в километре от корабля.

— Что это? Давайте взглянем, — предложил он. Джандро приоткрыл губы, словно собираясь что-то сказать, и на лице его появилось выражение ужаса. Но к несчастью, как это выяснилось впоследствии, Андервуд этого не заметил. Он направил свой скутер к огромному сооружению, которое вырисовывалось прямо впереди, и облетел вокруг него. Не было ни окон, ни других отверстий в огромных, безликих стенах. Он спустился обратно на уровень земли и нашел своих спутников в начале огромного пандуса, ведущего вниз, в глубины под зданием. Он заметил, что их было только четверо.

— Куда делся Джандро?

Терри быстро огляделся:

— Я думал, он был с тобой. Нет? Вероятно, он пошел за чем-то, что показалось ему знакомым. Я думаю, он не может заблудиться. Корабль достаточно заметен там, в центре поля… Может, посмотрим, что там внизу?

Дрейер указал на дорогу, ведущую из глубины:

— Возможно, это подземный ангар для их судов, возможно, посадочная станция, с которой корабли буксировали в зону взлета.

Андервуд коснулся рычагов управления своим скутером и повел его вниз по склону, всего в метре над его поверхностью. Прожекторы скутеров освещали впечатляющие размеры этого туннеля  пятидесяти метров в диаметре.  Он привел их в ангар, заполненный рядами судов незнакомых форм. Длинные, блестящие в лучах прожекторов суда выглядели так, словно были готовы к полету в любой момент. Земляне слезли со скутеров и направились к ближайшему кораблю, выискивая глазами вход.

— Корабли! — воскликнул Андервуд. — Ты был прав, Дрейер. Это не могло быть ничем другим. 

— Это замечательные находки с археологической точки зрения, — сказал Терри, — но на них мы вряд ли найдем то, что ищем, потому что они, по виду, являются сугубо коммерческими судами, а не военными кораблями.

— Это еще как сказать, — сказал Андервуд. — Если было такое состояние галактического беспорядка, как конфликт между сиренянами и Драгборой, возможно, все коммерческие корабли были вооружены.

— Это люк? — спросил Файф, указывая вверх. Андервуд посмотрел в направлении луча фонарика археолога. И в этот  момент, они оказались со всех сторон освещенными ослепляющими потоками света. В их ушах резко зазвенел голос:

— Именем Демарзула Великого! Стоять, бросить оружие!

 Осознание чудовищной ошибки обрушилось одновременно на голову каждого из них, с такой же сокрушительной силой, как удар молота. — Они не предусмотрели оставление на планете засады. Они недооценили Демарзула! 

Андервуд, увеличив до максимума мощность микрофона, крикнул, предупреждая всех, кто оставался на корабле и был в городе: 

— Я Андервуд. На нас напал гарнизон Демарзула. Защищайтесь,кактолько…

Смех в наушниках прервал его крик:

— Они не в состоянии защищаться, так же, как и вы. Неужели вы могли думать, что сможете перехитрить всезнающий разум Великого? Он будет рад видеть тех, кто осмелился состязаться с ним. И он будет доволен своими слугами за то, что они поймали вас.

Андервуд не мог видеть говорящего, потому что кольцо огней ослепило их, но теперь одна из фигур в скафандрах вышла вперед и в свете других фонарей властно жестикулировала:

— Возвращайтесь на свой корабль! Мы немедленно вернемся на Землю, как только всех вас соберут. Не думайте о побеге. Нас в этом городе в десять раз больше, чем всех вас, а еще наши люди стоят на страже и в других городах. Наш флот уже уведомлен о нашем успехе, и они немедленно вернутся, чтобы сопроводить нас обратно.

Говорил явно землянин, но в его голосе была такая интонация, какую семантически тренированный, чувствительный слух Дрейера никогда раньше не слышал ни у кого на Земле. Эта интонация испугала Дрейера, он ощутил разливающийся внутри себя холод. Андервуд тоже почувствовал это, и пытался оценить последствия, к которым может привести появление на Земле людей с такими голосами. Говоривший грезил великой и могущественной судьбой, которая суждена ему и всей расе землян, судьбой сияющей, не ограниченной реальностью. И в этом великом и иллюзорном сне все существа, кроме него самого и его избранного бога, превратились в ничтожества. Это был голос выдававший мечты сумасшедшего. Никто из остальных его людей не произнес ни слова, они как прилежные пастухи, гнали ученых пешком обратно по длинному склону, пятеро конвоиров во главе с начальником умчались на скутерах вперед.

Оказавшись на поверхности, Андервуд увидел, что сопровождают их  два десятка Учеников Великого. Он надеялся, что, возможно, некоторым другим группам повезло больше, чем им, но это было маловероятно, поскольку ученые были совершенно не готовы к нападению, которое было тщательно спланировано, несомненно, с помощью карт, предоставленных Демарзулом. Подразделения гарнизона были размещены во всех стратегических точках, ученые должны были бы исследовать.

Андервуд с товарищами медленно шли к «Лавуазье» и видели, как конвоировали другие группы ученых. Корабль уже был захвачен. Это было нетрудно, предположил Андервуд. Приближающиеся фигуры были приняты за возвращающихся ученых. Внутри же корабля, куда захватчики врывались через шлюзы с оружием наготове, у ученых было мало шансов.

Андервуда с товарищами четверо охранников, держа оружие наготове, провели в шлюз, где передали их другим, которые ждали их внутри корабля, а сами вернулись наружу. Шлюз был закрыт, и ученым было приказано снять скафандры. На лицах Учеников Великого Андервуд не увидел никаких человеческих эмоций, только свет фанатизма тускло сиял в их глазах. Илию увели, видимо, чтобы запереть в отдельной каюте. А их четверых затолкали в другую каюту, и звук запирающейся двери был последний ударом, похоронившим все их надежды. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Наконец Терри мрачно усмехнулся.

— Похоже, на этот раз нам крышка, не так ли? Даже если бы мы смогли найти выход из этой крысиной ловушки, линкоры флота уже на пути сюда.

Прошло достаточно много времени. Каждый из них ушел глубоко в себя. Андервуд, сидя на стуле в углу каюты, задавался диким вопросом, не обладал ли Демарзул такими способностями, что мог знать о всех их передвижениях. Все с ними произошедшее наводило на эту невероятную мысль. Файф, рухнувший на койку, лежал с открытыми глазами ничего не видя вокруг. Терри беспокойно ерзал, сидя на полу. Дрейер, стоя у вентиляционной решетки, курил очередную сигару, и на его лице было такое жестокое отчаяние, которого Андервуд никогда раньше там не видел.

Андервуд вдруг поймал себя на том, что напрягается, пытаясь распознать звуки, смутно доносящиеся  в комнату. Как будто кто-то внутри его заставлял это делать. Был один звук, который выделялся среди всех остальных, но это был не скрежет ног по стальному полу, не стук закрывающихся и открывающихся дверей. Скорее, это был звук голоса, такого далекого, что его едва можно было расслышать. Это звучало на пороге его сознания в течение нескольких минут, прежде чем он осознал, что, скорее всего, это ему не кажется. Он посмотрел на каждого из остальных — слышат ли они это? Затем впервые различил слова:

— Чужаки с Земли, — голос был слабый, призывающий.

Андервуд резко встал. Терри повернул к нему голову:

— Ты тоже это слышал?

Андервуд кивнул:

— Я мог бы поклясться, что в этой комнате кто-то говорил.

Пока они вопросительно смотрели друг на друга, в центре комнаты появилось что-то непонятное. Оно колыхалось и извивалось, как будто это было изображение на простыне, развеваемой ветром. Затем картинка приобрела устойчивость, и они увидели высокого человека с медной кожей.

— Джандро! — воскликнул Андервуд. Изображение померкло и снова заколебалось. 

— Как это может быть? — пробормотал Файф.

Андервуд понимал, что на самом деле Джандро здесь нет. Это было не более чем наведенная реальность в их собственном мозгу, но ведь все они его видят и слышат. То, что Джандро каким-то странным образом общался с ними, не подлежало никакому сомнению, но, то как это происходило, было совершенно непостижимо.

— Я не знаю, слышите вы меня или нет, — раздался в их головах голос Джандро. — Я вижу и слышу вас, и ваши действия указывают на то, что вы осознаете мое присутствие. Я общаюсь с помощью абасических чувств. Теперь я знаю, что вы не обладаете абасическими органами. Вы, конечно, не люди, потому что люди не могут жить без абасы. Доказательством того, что вы ими не обладаете, для меня стало то, что вы позволили заманить себя в ловушку и захватить в плен. Я не мог понять ваших действий, потому что почувствовал ваших врагов в тот момент, когда ваш корабль коснулся поверхности планеты.

При этих словах Джандро у Андервуда мелькнула мысль: «Так вот что означали его странный взгляд и вопросительное выражение лица, когда мы вышли из корабля!»

Джандро продолжил:

 — В наших древних мифах и легендах говорится о таких существах, как вы, животных, которые могут жить без абасы, но в них нет упоминаний, что они могут обладать интеллектом, а вы его демонстрируете. Давайте заключим с вами сделку. Вы поможете мне и моему народу освоить древнюю науку наших предков в обмен на мою помощь в победе над вашими врагами. Вы готовы это сделать?

— Где ты находишься в данный момент?  — спросил Андервуд на языке Земли.

— Вы можете понимать А-мысли, но я не понимаю ваш язык, — сказал Джандро.

— Ответ может быть только один, — обратился к своим Дрейер. — Не так ли?

Остальные кивнули, и Дрейер быстро произнес на языке Джандро:

— Мы сделаем все, что в наших силах.

— Я чувствую, что ты достаточно умен, чтобы сдержать свое слово, — сказал Джандро. — Когда один из твоих врагов в следующий раз войдет в комнату, я одолею его, вы сможете завладеть его оружием и уйти. 

Изображение и голос исчезли, и четверо мужчин посмотрели друг на друга, словно очнувшись от сна, который они чудесным образом разделили.

— Итак, органы, которые они пересаживают, дают им телепатические способности, — сказал Терри. — Почему же он не понимал нас с самого начала, когда мы все время использовали разговорный язык. Ведь он читал наши мысли?

— Нет, он не телепат, читать наши мысли он не может — сказал Файф. — Вспомните о том, что он не понял, когда Андервуд задал ему вопрос на языке Земли. Это наводит на мысль, что одна способность заключается в том, чтобы наши мозги видели и слышали его, а другая в том, чтобы он видел и слышал нас. Вы согласны, Дрейер?

Семантик кивнул:

— И я думаю, что мы станем свидетелями еще одной способности полученной Джандро от прививки ему этих органов, если он сможет сдержать свое обещание одолеть следующего Ученика, который войдет в нашу комнату. Кроме того, не забывайте об историческом значении абасы для Джандро. Он человек, а мы для него низшие животные. Возможно, нам никогда не удастся изменить эту точку зрения. Мы должны это учитывать.

На мгновение воцарилась тишина, затем они напряглись в ожидании, когда в тишине щелкнул дверной замок и в комнату вошел один из Учеников. Он стоял в дверях, разглядывая их, это был мужчина средних лет, с прямой осанкой, явно профессиональный военный. Он сухо сказал:

— Во имя Великого приказано одного из вас доставить на допрос к Командующему. Пойдешь ты… — Внезапно его глаза остекленели, а на лице промелькнуло выражение невыносимой муки. Его застывшая, высокомерная фигура стала полностью безжизненной, и он медленно опустился на пол.

14

Андервуд подхватил пистолет, выпавший из разжавшихся пальцев, прежде чем тот упал на пол. Он рывком перевел его в боевое положение и осторожно приблизился к открытой двери. На данный момент коридор был свободен.

— Вы с Дрейером остаетесь здесь, — сказал он Файфу. — А мы с Терри попытаемся добраться до штурманской, или где там этот так называемый Командующий держит штаб. Если мы сможем получить контроль над кораблем, вы получите от нас известие в течение часа. Если нет, вы будете знать, что мы потерпели неудачу, и тогда придет ваша очередь попробовать это сделать.

Старики кивнули головами, согласившись, что бойцы из них никудышные. Бесшумно Андервуд с Терри проскользнули в дверной проем. Все остальные двери в коридоре были закрыты. Андервуд разблокировал замок соседней каюты. Там находились Робертс, один из хирургов, и три его ассистента.

— Как это понять! — воскликнул Робертс. — Что случилось?

Андервуд предупредил его, чтобы он не шумел, и коротко объяснил:

— Найдите какое-нибудь оружие. В шкафчиках дальше по коридору оно должно быть. Отправляйтесь к главному шлюзу, и попытайтесь удержаться там, не позволяя новым силам противника попасть внутрь, пока мы не получим контроль над кораблем. Мы понятия не имеем, сколько их здесь, но лишних нам здесь не надо.

Говоря так, Андервуд знал, что там, куда он их посылал, оружие должно быть обязательно.

Мужчины кивнули, радуясь возможности сражаться.  Но им с Терри тоже не плохо было бы вооружиться получше. Для этого они отправились в следующий отсек, где, как знал Андервуд, на складе это можно было сделать. В первой же комнате, в которую они там заглянули, они нашли лежащего на полу залитого кровью  раненного человека. Андервуд и Терри, закрыв дверь, подошли к нему. Мужчина открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Привет, док, — сказал он. Это был Армстронг, один из корабельных инженеров.

— Что случилось? — спросил Терри. — Ты пытался противостоять им?

Инженер ответил с болью в голосе:

— Нет, я думаю, это был своего рода наглядный урок для других. Их командир — Ренни, как они его называют — решил лично на моем примере показать свою решительность. Но вы получили корабль обратно?

Андервуд покачал головой:

— Мы только что вырвались и сумели освободить нескольких других. Ты можешь подождать немного, пока мы не сможем привести помощь?

— Да, конечно. Не беспокойтесь обо мне.

— Ты знаешь, сколько их на борту?

— Больше десятка, они захватили корабль моментально. Мы были удивлены, увидев, что так рано возвращается столько народу. Сешнс и Тредвелл внизу, в машинном отделении, были убиты на месте, а еще пара парней довольно сильно ранены, когда попытались сопротивляться. Это о ком я знаю. Ренни и его банда расположились в штурманской и рядом с ней, это последнее, что я слышал. Это все, чем я вам могу помочь.

— Это очень ценные сведения, — сказал Андервуд. — Мы позаботиться об этих подонках и пришлем тебе помощь.

Инженер улыбнулся и закрыл глаза. Андервуд и Терри поспешили выйти, закрыв за собой дверь. Они подошли к складским помещениям и, к своему облегчению, обнаружили, что захватчики не забрали хранившееся там оружие. Основательно вооружившись, они направились к штурманской.

— Я бы хотел, чтобы мы снова услышали о Джандро, — говорил на ходу Терри.

— Возможно, он помогает группе внизу у шлюзов. Похоже, мы здесь сами по себе.

Коридор, по которому они шли, уткнулся в переборку штурманской рубки, она имела два входа, повернув по коридору налево и пройдя метров пятьдесят, можно было в нее зайти, тоже самое можно было сделать, повернув направо. Такое расположение являлось следствием особенности расположения навигационного оборудования корабля.

— Давай разделимся, — сказал Андервуд. — Это даст нам возможность атаковать с двух направлений. Возможно, у них нет слишком бдительной охраны, так как они должны думать, что она им вообще не нужна.

— Хорошая идея, — сказал Терри. Он сверил свои часы с часами Андервуда. — Начинай стрелять ровно через минуту!

Они разделились и быстро пошли в противоположных направлениях. Когда Андервуд подкрался к крутому повороту, за которым находилась дверь в диспетчерскую, он остановился и прислушался. Судя по звукам, часовой был один. Андервуд повернул за угол и нажал на курок. Струя пламени угодила мужчине в грудь, дикий вопль вырвался из его горла. Андервуд перепрыгнул через упавшее тело и вбежал внутрь, там раздавались растерянные крики и приказы. Андервуд увидел две фигуры, бегущие ему навстречу. Он выстрелил дважды и бросился на пол. Первый человек рухнул на пути второго, но последний был лишь слегка ранен. Он, укрывшись за металлическим столом, открыл оттуда огонь по  Андервуду. Андервуд перекатился под защиту ящика с инструментом, но ноги спрятать было некуда и другого укрытия видно не было. Луч выстрела угодил в пол рядом с ногой Андервуда и он почувствовал жар от нагревшегося металла. Пока он пытался поджать под себя ноги, он увидел кого-то еще, выглядывающего из-за стеллажей, буквально в нескольких шагах. Это был, несомненно, командир Ренни, его резкий, высокомерный голос приказывал позвать помощь с другого конца корабля. Затем, внезапно, командир напрягся, его взгляд остекленел. Это Андервуду хорошо было видно.  Джандро? Противник, услышав грохот падения тяжелого тела, на мгновение потерял бдительность и высунулся из-за стола, посмотрев в том направлении. Этого было достаточно, чтобы Андервуд поднял пистолет и отправил противника на тот свет. А затем в противоположной стороне рубки блеснул луч выстрела и раздался, похоже, предсмертный крик. Наконец-то, Терри был там! Андервуд вздохнул с облегчением. Он боялся, что Терри погиб. Очевидно, археолог столкнулся с серьезным сопротивлением, но, в конце концов, его преодолел. 

— Терри, это ты там?  — крикнул Андервуд.

— Да. И, похоже, в живых здесь больше никого не осталось. — Донеслось оттуда и Андервуд увидел Терри смело идущего по проходу, хотя безрассудно, — ведь кто-нибудь еще мог прятаться среди этой мешанины всевозможного оборудования. Но все обошлось.

Рыжеволосый шел, ухмыляясь, но его левая руку повисла безжизненно.

— Терри! Ты ранен!

— Ерунда. Со мной все будет в порядке. Что нам делать дальше?

— Мне пришла в голову идея, жаль, что мы не сообразили этого раньше, можно было бы тогда не штурмовать рубку. Давай бросим немного хлорилтриптаната в воздушную систему. Все уснут, и корабль будет в наших руках. Но даже после этого мы не сможем вернуться на луну, чтобы вернуть Джандро его собственному народу — это обрушило бы на них весь флот.

— Мы что-нибудь придумаем, — оптимистично сказал Терри. —  Интересно, что случилось с  Джандро? Ты уже выяснил, где он на самом деле находится?

— Нет, он, по-видимому, убил Ренни, но со мной он больше не связывался.

Тут они заметили, что лежащий на полу Ученик, тот которого Андервуд «отправил на тот свет», не был мертв.  Его глаза открылись, губы скривились в злобном оскале. Он сплюнул, — изо рта текла кровь:

— Дураки! Вы думаете, что сможете одолеть Великого? Человечество ждало этого Спасителя десять тысяч лет. Человек, ведомый Великим, станет величайшим во всей Вселенной. Склоняясь перед Великим, все Галактики будут преклоняться перед нами!

— Почему? — Поинтересовался Андервуд.

— Потому что мы самые великие! — Ответил человек и умер.

Глядя на этого человека, слушая его предсмертные слова, они в очередной раз поразились, — Демарзул уничтожил все человеческое в людях одним своим присутствием.

Андервуд и Терри вышли из штурманской рубки и отправились в химическую лабораторию. Врагов здесь не было, видимо, они штурмовали шлюз внизу, оттуда доносились звуки боя. Найдя в лаборатории нужные химикаты, они ввели себе противоядие, установили вентиляционной системе химической лаборатории аварийный режим проветривания и вылили в нее содержимое бутылки.

Жидкость быстро испарялась, и зараженный воздух поступал к вентиляторам центральных вентиляционных воздуходувок, из которых он проникал в каждое помещение корабля, усыпляя там всех. Ожидая, когда это произойдет, Андервуд и Терри и Терри вели разговор.

— Интересно, как Джандро убивает. — Рассуждал Андервуд. — Есть ли какая-то защита от этого у его соплеменников? Как существует общество, в котором все обладают таким умением?

Терри кивнул:

— Я подумал об этом, когда он убил того охранника в нашей каюте. Цивилизация, в которой каждый держит бесшумное оружие над головой своего соседа. Невероятно, что она может существовать.

— Но она существует, и я готов поспорить, то, что Джандро применил эту силу, случилось впервые за много, много канувших в лету поколений.

— Это, безусловно, подразумевает стабильность общества и особую мораль, которой никогда не существовало среди землян. И я сомневаюсь, что она когда-нибудь появится.

— Когда-нибудь это может случиться.

— Мы до этого не доживем.

— Знаешь, — сказал Андервуд. — Это может быть спасением для нас. Предположим, что у кого-то из нас появится сила, которой обладает Джандро. Это было бы то оружие против Демарзула, которое нам нужно!

Терри сомневался:

— Мы вряд ли получим эту силу, а если бы и получили, то никогда не смогли бы подобраться достаточно близко к Демарзулу, чтобы использовать ее.

— Нет? А если, позволить флоту захватить нас? Я предполагаю, что Демарзул захочет заполучить нас живыми. Захочет насладиться видом поверженных врагов. Это соответствует его характеру. И вот тогда мы поступим с ним, как Джандро поступил с Ренни.

— Ты забываешь, что Демарзул обладает теми же органами и теми же способностями. Ты не знаешь, возможно, они сами невосприимчивы к таким атакам. Возможно, этим и объясняется устойчивость таких цивилизаций. Может быть, Демарзул сможет обнаружить наличие у нас таких органов. Наконец, в любом случае, у нас нет абсолютно никакой возможности получить их. 

Лицо Андервуда потемнело:

— Да, это существенный недостаток плана, но должен быть способ. Похоже, это единственная оставшаяся у нас надежда уничтожить инопланетянина. Нам пришлось бы разгромить весь флот, чтобы продолжить поиски оружия Драгборов, а на это нет никаких шансов.

— Я надеюсь, что такой способ найдется. Ну что ж, все уже должны были уснуть. Давай оживим наших людей и приступим к поиску этого способа.

На всем корабле не было слышно ни звука, который мог издавать человек. Один за другим они открывали двери кают, спускаясь к шлюзам. Они подносили тряпки, смоченные восстанавливающим лекарством, к ноздрям каждого из своих людей. Первыми были Дрейер и Файф. Затем обнаружили Мейсона и его команду. Им были даны быстрые разъяснения и инструкции. Приведенные в сознание, приступили к поиску и оживлению своих товарищей по всему кораблю.

Андервуд нашел в каюте Илию и осторожно привел ее в сознание.

— Мне приснился чудеснейший сон, — сказала она. — Я поняла, что ты держишь ситуацию под контролем, как только почувствовала запах триптаната.

— Мы еще не контролируем ситуацию. Флот прибудет в течение нескольких часов и загонит нас в угол. Большинство из экипажа ожили, за исключением большой группы у шлюзов. Тебе нужно подняться к Армстронгу, инженеру. Он в Б 05 и тяжело ранен.

Илия кивнула:

— Я позабочусь о нем.

Андервуд расстался с Илией в коридоре и поспешил к шлюзу. Там он увидел большую группу, стоящую полукругом. Дурное предчувствие заставило его ускорить шаги. Люди обернулись, услышав его, и дали ему дорогу.

Смерть собрала обильную жатву. Тела ученых и Учеников лежали рядом, бок о бок на полу. Там были Робертс, хирург, два химика — Паркер и Мут. Трое других были так изуродованы, что опознать их невозможно. Шестеро из экипажа и пятеро Учеников погибли до того, как газ мгновенно и бескровно положил конец битве. Андервуд отвернулся, мучаясь мыслью, что это он направил этих людей на смерть. Но ведь нужно было удержать шлюз, иначе Ученики открыли бы его, впустили подкрепление и овладели бы кораблем. Он поманил Терри, который вместе с Мейсоном проверял по списку все ли люди на борту:

— Есть ли пропавшие?

— Нет. Питерс, Атчисон и Маркхэм, похоже, те трое, которых трудно идентифицировать, — сказал Терри. — Нет только Джандро. Никто его не слышал и не видел с тех пор, как он убил Ренни.

— Я не совсем уверен, но, кажется, я видел его на экране шлюза минуту назад, — сказал капитан Доусон. — Огромный скафандр на земле.

— Если его убили… — Андервуд помчался к ближайшему экрану, включил его и осмотрел местность вокруг корабля. Ученики слонялись вокруг, ожидая приказа своего Командира, ведь им было не известно о том, что произошло внутри. Доусон указал пальцем:

— К корме — вон там!

Это был однозначно Джандро, луч попал в верхней правую часть скафандра, и в нем виднелась щель.

— Если самозапечатыватели шлема сработали, он еще может быть жив — сказал Андервуд. — Доусон, отгони толпу «Потоком Атомов», затем поставь силовую оболочку так, чтобы мы могли выйти и забрать Джандро.

Доусон, позвав своих помощников, поспешил в рубку управления. Андервуд продолжал наблюдать на экране за происходящим. Внезапно Ученики повернулись и в панике бросились бежать. Голубое сияние «Потока Атомов» играло вокруг корабля. Затем вид на весь древний город и бегущих Учеников пропал, когда непроницаемая для света силовая оболочка накрыла корабль. Мейсон и двое из команды уже стояли в скафандрах в шлюзе. Они открыли его в тот момент, когда силовая оболочка стабилизировалась. 

 Трое подошли к Джандро, осторожно приподняли его, положили на носилки и понесли на корабль.

Андервуд нашел Эйкерса, хирурга, следующего по мастерству после Илии, и приказал ему подготовить операцию, а затем отправился на поиски Илии. Джандро понадобится все ее мастерство, если он конечно еще жив. Андервуд нашел Илию в комнате, где лежал Армстронг. Она поднялась с колен, когда он вошел:

— Для него ничего нельзя было сделать, он только что умер. Я тебе еще где-нибудь нужна?

— Да. Джандро ранен. Эйкерс готовится к операции, но я хочу, чтобы ты взяла это на себя. Джандро — ключ ко всему нашему успеху здесь.

— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала Илия и отправилась в операционную. А Андервуд созвал в конференц-зале общее собрание. Посмотрев на измученные, напряженные лица собравшихся, он начал: 

— Мы упустили свой шанс найти здесь в руинах драгборанское супероружие, флот вот-вот будет здесь, а если выйдем наружу, множество Учеников в любой момент могут нас атаковать.  Мы не можем бежать, потому что флот может двигаться быстрее. Я смог придумать только один возможный выход из создавшейся ситуации.

Собранию не нужно было напоминать о безнадежности их положения, но все оживились, услышав последнюю фразу. Андервуд продолжил, вкратце изложив свою идею получить органы и силы, которыми обладал Джандро, и позволить захватить себя и доставить к Демарзулу.

— Это звучит неплохо для последней попытки, — сказал Мейсон. — Но, как мы сможем вернуться на луну за этими органами.

— Это единственное слабое место плана, — сказал Андервуд. Затем он яростно добавил. — И это должно быть решено! Вот почему я позвал вас сюда. У меня нет ответа, но вместе мы должны его найти. Это наш последний шанс остановить Демарзула.

Мейсон вскочил на ноги:

— До прибытия флота должно пройти еще несколько часов. Возможно, мы успеем соорудить генератор поля и установить здесь манекен, чтобы Ученики поверили, что мы прячемся под ним, в то время как мы на самом деле отправимся на луну.

— Вот и решение! — воскликнул Андервуд. — Только нам придется огибать планету так, чтобы местный гарнизон этого не увидел. Но мы сможем это сделать!

Зазвонил аппарат внутренней связи. Илия сказала:

— Мы закончили обследование, Дел. Джандро жив, но он умрет в течение часа. Если хочешь его увидеть, тебе лучше прийти сейчас.

15

Услышав эти слова, Андервуд без колебаний направился к двери, проговорив:

— Хорошо, приступай к реализации своего плана, Мейсон. Командуй.  Дрейер , Файф, пожалуйста, пойдем со мной.

Они поспешили в операционную. Джандро лежал в постели неподвижный, глаза закрыты. С ним были только Илия и Эйкерс. При виде этой неподвижной фигуры Андервуд испытал глубокую печаль и жалость, которые на мгновение вытеснили все остальные мысли. Он чувствовал, что он один из всех землян мог понять эту мятежную душу, мечты и надежды, которые были движущей силой в жизни Джандро. И это был подлый конец для таких светлых мечтаний — смерть от рук сумасшедших фанатиков. Андервуд думал о зеленой, сияющей луне Драгборы, где люди жили в мире друг с другом. Луне, которую Джандро никогда больше не увидит. Глаза Джандро медленно открылись, и в них постепенно появилось узнавание. Дрейер тихо сказал:

— Мы сожалеем. Если бы в наших силах было что-то сделать, чтобы вернуть тебя в твой мир к твоему народу, мы бы это сделали. Я надеюсь, ты это знаешь.

— О, конечно, — медленно сказал Джандро. — Я хотел бы, чтобы моя сеа-абаса была с моими предками в тот день, когда вернется жизнь. Но я думаю, что, возможно, этого никогда не произойдет. Похоже наш сон о богах, только иллюзия. Что касается смерти, то она неизбежна для каждого человека. Как и когда это произойдет, не важно. Мне странно наблюдать за горем животных по человеку. Странно…

— Разве он не предполагает, что было время, когда у Драгборов не было материнской плоти и абасы? — Спросил Андервуд и Дрейер перевел этот вопрос.

— Естественно, — ответил Джандро. — Тогда мы были просто животными, как и вы сейчас. Когда вы прибыли на своих металлических кораблях, все мы, несомненно, подумали, что боги пришли, чтобы снова вернуть нас в Небесный Мир. Вы оказали нам большую услугу, показав, как мы ошибались в своих легендах и мечтах. Но пока мы не прибыли на эту планету, я все еще думал, что вы высшие существа, раз способны скрывать от меня вашу эпталию, ведь я не мог ее обнаружить. Ни у кого из нас нет возможности скрывать это друг от друга.

— Но что ты подумал, когда на нас напали? — спросил Дрейер.

— Я не мог понять, почему вы не действовали, чтобы опередить своих врагов, присутствие которых было так очевидно для меня. Потом я понял, что это потому, что у вас вообще не было абасы. Я был напуган, потому что не знал, что делать. Я никогда в жизни не думал, что встречу существ, которые были богами, потому что обладали металлами, и все же были ниже людей, потому что у них не было абасы. Я не мог этого понять.

— Мы многого не понимаем друг в друге, — сказал Андервуд, — но, возможно, теперь ты понимаешь нас достаточно хорошо, чтобы знать, что нам нужна ваша помощь против наших общих врагов. Много сотен тысяч лет назад существовала раса, называемая сиренийцами, и они были смертельными врагами вашей расы, драгборов. Как и вы, они владели абасой, но вместо того, чтобы жить мирно, они отправились завоевывать миры и Галактики. В конце концов, они были побеждены твоими предками, у которых было какое-то оружие, которое позволило добыть эту победу. Мы прибыли в ваш мир, чтобы найти ключ к этому оружию, потому что одному из сиренианцев удалось выжить и теперь он на свободе в нашем мире. Он захватил контроль над нашим народом и собирается покорить Галактики завоеваниями и кровью. Со временем он найдет даже ваш маленький мир. Цивилизации многих Галактик будут страдать от столетий регресса. Мы не нашли оружие, за которым пришли, и теперь наш шанс упущен, потому что флот Демарзула, сиренианца, прибудет сюда через несколько часов. У нас осталась только одна надежда. Мы верим, что его люди захватят нас живыми и доставят к нему. Если бы мы могли предстать перед ним, неся в себе разрушительную силу, заключенную в абасе, мы могли бы уничтожить его. Можно ли привить абасу некоторым из нас?

Дрейер как можно быстрее перевел речь Андервуда, Джандро все это время лежал с закрытыми глазами, как будто спал. Прошло много времени после того, как Дрейер закончил, когда Джандро снова медленно открыл глаза.

Его голос был таким тихим, что Дрейеру пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать.

— Вы рассказываете странную историю, — сказал он, — но я впечатлен тем, что вы говорите правду. Что касается вашей просьбы — нет. Для вас было бы совершенно невозможно получить свежую абасу, как это делают молодые представители нашей расы. Не то чтобы я не хотел, но абаса может быть установлена только младенцам. Использование абасы аналогично использованию органов ходьбы или речи. Органы должны развиваться из своих зачаточных форм в течение долгих лет, и умение обращаться с ними приходит гораздо медленнее, чем приобретаются другие навыки. Хотя органы заложены в нас в младенчестве, большинство из нас становятся взрослыми, прежде чем приобретают умение хорошо пользоваться абасой. Только по этой причине для вас было бы невозможно получить органы.

Глаза Андервуда встретились с глазами Илии, стоящей по другую стороне кровати, в них он искал силы, чтобы пережить сокрушительное разочарование,  и через мгновение у него появилась слепая уверенность, что еще не все потеряно.

— Ваша раса со временем разовьется и научится пользоваться абасой, — продолжал Джандро, — для этого должна будет смениться не одна сотня поколений, поскольку из того, что я успел узнать о вашем народе, я не представляю, каким был бы ваш мир, если бы каждый обладал способностью убивать по своему желанию, бесшумно и незаметно. Сам факт того, что вы еще не развили абасу, является доказательством того, что вы к этому не готовы. Драгборы живут в мире, обладая такой ужасной силой, потому что они знают, как люди должны жить друг с другом. Сила смерти, присущая абасе, всего лишь одна из неизбежных функций, которая необходима для того, чтобы были возможны другие более великие и полезные умения, большинство из которых вы, конечно, никогда не освоите. Мне интересно, захотели бы вы получить абасу, если бы после этого у каждого человека вашей расы появилась возможность обладать силой смерти? — закончил Джандро.

Нет! Андервуд содрогнулся при мысли о том, что каждый человек на Земле обладает мгновенной властью над своим ближним.

— В этом ты прав, Джандро. Какими бы ни были другие возможности абасы, мы не смогли бы жить с этим. Но Демарзул — совершенно посторонний фактор, не учитываемый в нашей собственной эволюции. У нас нет защиты от него. Если бы сила смерти в абасе могла быть использована для его уничтожения, это дало бы нашей расе единственный шанс избежать варварства. Но ты говоришь, что это невозможно. Это означает, что нет никакой надежды защитить нашу цивилизацию и другие цивилизаций Галактики, включая и твою.

В комнате наступила тишина, было слышно лишь дыхание, земляне избегали смотреть друг другу в глаза, все взгляды были устремлены на Джандро.

— Ваш народ вряд ли заслуживает бедствий владычества Демарзула с его религией сиренианского превосходства, — медленно сказал Джандро. — И то, что ты говоришь об остальной Вселенной, — правда. В некотором смысле, Драгборы несут ответственность. Демарзул — продукт сирениандрагборанской культуры. Моим предкам следовало бы быть более уверенными в полном исчезновении сиренианской ветви. Возможно, есть один способ, вам помочь.

— Ты можешь помочь? — Андервуд говорил нетерпеливо и недоверчиво.

— Мне осталось немного жить. Было бы полезно, если бы за этот оставшийся мне час я успел совершить это доброе дело — дать вам возможность попытаться победить Демарзула. Если кто-то из вас готов рискнуть, я сделаю все, что в моих силах.

— Никакой риск не может быть слишком велик! Но что можно сделать?

— Насколько я знаю, это никогда не предпринималось, но, возможно, моя собственная абаса может быть передана вам.

Что-то вроде надежды появилось в глазах Дрейера и он перевел это предложение, переводя взгляд с Илии на Андервуда. У Андервуда резко перехватило дыхание:

— Набор полностью развитых абасов, перенесенных в мое собственное тело! Я встречусь с Демарзулом как с равным. Илия…

Ее лицо внезапно побелело:

— Это невозможно, Дел! Я не могу выполнить такую операцию без какого-либо предварительного изучения их анатомии. Я не могу этого сделать!

— Это должно быть сделано, Илия. Я рискну положиться на твое мастерство.

— Это совершенно нелепое заявление. У меня нет навыков в подобном деле. Скажите ему, доктор Дрейер. Он не может ожидать от меня многого.

— Я не знаю, Илия, — сказал семантик. — Мне кажется, что вы путаете свой анализ со своими личными эмоциями. Вы не можете правильно оценивать ситуацию в таких условиях.

Она закусила губы, чтобы сдержать дальнейшую вспышку гнева. Затем, наконец, она сказала:

— Не требуй от меня невозможного, Дел. Я видела, как они распределяли нервы во время операции, за которой мы наблюдали. Это невозможно сделать без долгой практики. Я не могу рисковать тобой.

Как будто почувствовав смысл их спора, внезапно заговорил Джандро:

— У тебя будут большие трудности с успешной установкой, потому что ты не знакома с нашей анатомией, это правда, но я могу помочь. Я могу руководить, направлять твои руки, вплоть до того момента, когда нужно будет перерезать нервы абасе-три. Ты добьешься успеха, если позволишь мне вести тебя.

Андервуд не сводил глаз с бледного лица Илии. Наконец, после долгого раздумья, переборов себя,  она сказала: 

— Я постараюсь, Дел.

Новости о планируемом эксперименте быстро распространились по кораблю, и  Андервуд  стал восприниматься всеми никак обычный, хорошо знакомый человек, а как мифический герой, действующий в туманном мире, где его вполне может ожидать смерть. Через несколько минут после принятия решения ассистенты вкатили в комнату операционные столы для Андервуда и Джандро. Странный покой, своего рода экстаз установился на лице Джандро. Андервуд слышал о смирении перед лицом смерти, но никогда не видел такого спокойствия, которое овладело Джандро. Это подействовало на Андервуда успокаивающе, и он отбросил мысли о собственной возможной смерти или увечьях в результате этой странной операции. Он думал только о миссии, которая ему предстоит, как только он овладеет силами Драгборов. Какое бы смятение ни владело Илией, по ней это было незаметно. Когда она подошла к лежащему на столе Андервуду, он увидел перед собой уверенного профессионала, мастера своего дела, в стерильно белом хирургическом халате. Андервуд ухмыльнулся ей, когда ему ввели анестетик:

— Когда проснусь, я расскажу тебе, каково это — быть драгбором.

За соседним операционным столом Эйкерс проводил предварительную подготовку Джандро к обнажению абасических органов. Затем в головы Илие и Эйкерсу пришла команда Джандро отказаться от своих медицинских знаний и умений. Это был невероятный, неземной опыт, — направляющие импульсы из мозга драгбора хлынули в их собственный.

С возрастающей скоростью Эйкерс и Илия делали электронным скальпелем  надрезы на телах перед ними. Их руки двигались уверенно, как будто Джандро видел их глазами и использовал их руки. Вырез сделан в черепе Андервуда, пульсирующий мозг лежит на виду. В голову Илие от Джандро потекли волны инструкций. Скальпель быстро выполнил нужную работу. Она перешла к соседнему столу и заглянула в рану, которую Эйкерс выполнил в голове Джандро. До нее дошли слова Джандро:

— Я не могу больше двигать твоими руками. Сейчас я тебе перешлю инструкции, следуй им и добьешься успеха.

Мелькающие, непонятные вещи хлынули в ее сознание, производился показ оставшейся части этой операции и той, которая будет выполняться в брюшной полости, Илия знала, что каждое изображение вернется в свое время, чтобы направлять ее руки по незнакомым путям.

— Продолжайте! — внезапно скомандовал Джандро. — Я удаляюсь. Прощайте!

Кино-инструкции прекратились, и Илия внезапно почувствовала себя одинокой, как ребенок, заблудившийся в ночном лесу. Теперь не на что было полагаться, кроме ее собственного мастерства и телепатических инструкций.

Эйкерс пристально наблюдал за ней, пока она стояла, уставившись на странный, неземной орган, лежащий в черепной коробке мертвого Драгбора. 

Для Илии же в этом органе не было ничего странного. Она знала его строение, анатомию и сложную нервную систему. Они были так ясны, как будто она изучала их много лет. Волна радости и уверенности наполнила ее. Она была одинока да, но это больше не имело значения. Она была уверена, что обладает способностью провести операцию, результатов которой ждал весь мир.

Ее скальпель вошел в разрез и микроскопическим движением срезал ткань с нежных белых нервных волокон, обслуживающих абазический орган. В течение целого часа, а затем еще одного, Эйкерс с недоверчивым восхищением наблюдал, как Илия перерезала двенадцать отдельных нервных волокон, обслуживающих орган, затем перерезала артерию и наполнила его химическим раствором, который будет питать клетки до тех пор, пока кровь Андервуда не сможет течь через него. Наконец все, что осталось, — это перерезать соединительные ткани, которые удерживали орган на месте. Илья разрезала их и погрузила руки в стерилизующий, защищающий состав, который был приготовлен по указанию Джандро. Она смазала орган и вытащила его, затем быстро засунула его в соответствующую полость в черепной коробке Андервуда. После всего проделанного операция была выполнена только наполовину. Кровеносные сосуды должны были быть подготовлены для обслуживания нового органа в теле Андервуда, и двенадцать нервов должны были соединиться в Великую Симпатическую систему, где раньше ее не было.

Прошло еще два часа, прежде чем последние швы закрыли рану на голове Андервуда. Когда это было сделано, Илии внезапно задрожала от изнеможения всем телом.

— Давай отложим на некоторое время вживление двух других органов. — Предложил Эйкерс. — У тебя же сил нет.

— Я боюсь, что ткани слишком сильно дегенерируют, если мы будем медлить. Если бы я была так же быстра, как эти драгборанские хирурги. Какими людьми они должны быть! Сделай мне укол  и взбодрись сам. Мы продолжим.

Эйкерс не верил, что Илия сможет выдержать еще несколько часов сложной операции. Однако после минутного отдыха и укола стимулирующего препарата они вернулась к операционным столам, чтобы закончить начатое, и Эйкерс сделал предварительные надрезы.

В рубке управления руководители групп ждали новостей. Все нервничали. Терри Бернард расхаживал взад и вперед, его рыжие растрепанные волосы метались по комнате. Файф стоял, наблюдая по приборам за неумолимым приближением флота Демарзула. Доусон сидел на своем капитанском месте, перебирая пальцами неактивные переключатели на панели перед ним. Самый спокойный из всех, Дрейер просто сидел в кресле навигатора  и курил сигары одну за другой с такой интенсивностью, что вентиляционная система едва справлялась. Терри с тревогой взглянул на часы и перестал расхаживать:

— Прошло более тринадцати часов с тех пор, как Андервуд вошел туда. Вам не кажется, что мы должны узнать…

— Есть только две альтернативы, — сказал Дрейер. — Успех или неудача. Наши расспросы помощи не окажут. Нам лучше не мешать.

Мейсон с тревогой следил за продвижением флота. Никто не знал, что произойдет, когда линкоры прибудут и окружат «Лавуазье», но им не пришлось долго ждать. Корабли находились едва ли более чем в нескольких минутах от планеты. Корабли медленно поворачивались в черном небе, затем их навигаторы и наблюдатели заметили и взяли курс на светящийся пузырь, силовой оболочки «Лавуазье». Для членов экипажа, наблюдавших изнутри, было страшным зрелищем наблюдать за внезапным стремительным полетом этих двадцати могучих кораблей. На пузырь обрушилось множество страшных «Потоков Атомов», конечно, не надеясь прожечь защиту, а для того, чтобы уничтожить мельчайшие сенсорные зонды, размещенные в крошечных отверстиях оболочки, и помешать кораблю удалиться от планеты. В пространственном бою, где корабль мог свободно вращаться, поворачиваться и защищаться, уничтожить зонды было бы не так просто. Но когда корабль неподвижно стоял на поверхности планеты, потоки огня омывали каждый квадратный миллиметр поверхности оболочки, разрушая и отключая множество реле внутри «Лавуазье». Мейсон отодвинулся от приборов, — внешний мир стал невидим, и повернувшись к остальным, указал на мертвые приборы:

— Вот и все.

Установившаяся тишина отчаяния была нарушены резким голосом Илии по интерфону:

— Операция завершена.

16

Сознание пришло к Андервуду, как будто он откликнулся на настойчивый голос какого-то оратора. Это вызвало его из глубин вечного существования в царство конфликта и реальности. Любопытно, что это было похоже на то, когда невидимый  Джандро выходил с ним на связь. Он открыл глаза, увидел белое, напряженное лицо Илии. Увидев, что он очнулся, она к нему наклонилась, ее голубые глаза заблестели:

— Дел! О, Дел!…

Терри, Файф, Мейсон и Эйкерс стояли у кровати с озабоченными лицами. Сумев преодолеть боль, Андервуд улыбнулся окружающим:

— Похоже, мы все сделали правильно, интересно, что я теперь могу делать с этими абасами? Думаешь, они заработают, Илия?

Она, взяв шприц для инъекций на столике рядом с кроватью, ответила оживленная и деловитая:

— Какое-то время ты этого не узнаешь. Я намерена вырубить тебя на хорошие двадцать четыре часа. Дай мне свою руку.

Сначала это было похоже на то, как если бы он спотыкаясь, пытается убежать в темноте от невидимого преследователя. Но внезапно Андервуд понял, что ему вообще не нужно бежать.

Гипофизблокировал сенсорное оборудование во всех других частях его тела, но гипофиз не смог повлиять на абазические органы, как ни старался. Андервуд перестал бежать и наблюдал, как все его тело засыпает, в то время как он стоит в стороне в полной неприкосновенности. Как будто он смог выйти наружу и посмотреть на себя со стороны. И, внезапно, Андервуд понял, что именно это он и сделал!

Он мог видеть комнату, наблюдающих ученых и Илию, тщательно проверяющую его сердцебиение и дыхание. Он видел себя неподвижно лежащим с закрытыми глазами. Любопытно, что он не мог определить точку, с которой он на все это смотрит. На мгновение ему показалось, что он находится где-то под потолком и смотрит вниз, но это тоже было неправильно, потому что он мог видеть потолок так же хорошо, как пол или четыре стены. Сцена была похожа на снимок, сделанный с помощью объектива, имеющего угол съемки в триста шестьдесят градусов. Он задался вопросом, сможет ли он выйти за пределы комнаты, попробовал и обнаружил, что это довольно легко сделать. Была некоторая неуклюжесть из-за неопытности, необходимости преодолеть обычные человеческие условности, ведь человек не может проходить сквозь стены. Он на мгновение испытал клаустрофобический страх оказаться в ловушке между металлическими панелями, но все закончилось в одно мгновение, и он прошел. Он направился в рубку управления и обнаружил, что там находится только Дрейер, который спокойно курит сигару в кресле штурмана.

Андервуд хотел пообщаться с семантиком, но не знал, как это сделать. Это было все равно, что пытаться говорить с полным ртом сухарей.

Но Дрейер, внезапно вздрогнув, огляделся по сторонам. Он вынул сигару изо рта и, разинув рот, огляделся в поисках невидимого собеседника.

— Дрейер, ты меня слышишь?

— Андервуд! Тебе это удалось!

— В некотором роде. Пока это все равно, что ходить по глубокой грязи, но я постепенно привыкаю к этому.

— Это замечательно — замечательно! — Дрейер вздохнул. — Я не смел надеяться, что когда-нибудь снова услышу твой голос. Где ты?

— Это сложный вопрос. Теоретически, я снова без сознания в лазарете с уколом неоморфа, который продержит меня без сознания двадцать четыре часа. Илия и остальные наблюдают за мной. На абасические чувства наркотик совершенно не влияет. Кажется, я могу бродить по кораблю, где захочу. Самое смешное, что я не могу определить точку зрения. Кажется, меня нигде нет. Тем не менее, мои органы чувств воспринимают отдаленные звуки и предметы, включая мое собственное тело.

— Ты можешь читать мои мысли? Джандро, похоже, не мог этого делать.

Андервуд рассмеялся:

— Я не знаю, могу я или нет. Я пытаюсь, но все, что я получаю, — это нечеткие помехи. Я уверен, что у этих органов есть десятки функций, о которых мы еще даже не мечтали. Я надеюсь, что смогу научиться использовать их все.

— Что ты теперь планируешь? Тебе нужен период упражнений и учебы?

— Небольшой, ведь мне пересадили уже зрелые органы Джандро. И, знаешь, есть кое-что, о чем я только сейчас подумал.

— Что это такое?

— Мы все еще можем искать оружие Драгборов, за которым пришли сюда. Я могу выйти за пределы корабля с помощью новых органов. Я не знаю, смогу ли я охватить всю планету, но если нет, мы можем передвигать «Лавуазье». Это будет медленно, потому что я единственный, кто сможет вести поиски, даже в присутствии флота.

— А ты знаешь, что он уже прибыл? — Дрейер указал на пустые панели приборов.

— Нет, не знал. И что они там делают?

Андервуд сразу понял абсурдность своего вопроса. Дрейер мог знать об этом не больше, чем он сам, поскольку вся связь с внешним миром была разрушена.

Со всей силой, которую он мог собрать, Андервуд выбросил свою новую сущность за пределы корабля, в жару и холод бесплодной планеты. Это было так, как если бы он взмыл высоко в космос, потому что обозревал широкие просторы мира Драгборы и маневрирующий флот Демарзула. Чувства Андервуда возмутились тем, что он увидел. «Лавуазье» был в кольце огня, все пылало. Великий город Драгборы превращался в расплавленные руины двадцатью кораблями, которые медленно вращались по спирали, их мощные лучи «Потоков Атомов» были направлены на здания внизу. Пока Андервуд наблюдал, они завершили свою работу над этим городом и отправились к другому большому городу, расположенному где-то в ста километрах. Какая цель стояла за этим бессмысленным разрушением, Андервуд не мог понять. Возможно, таким образом пытались наверняка уничтожить супероружие, которое могло бы свергнуть Демарзула. Через несколько часов крупнейшие города планеты превратятся в бесформенные груды застывшей лавы. Он размышлял о том, чтобы попытаться проникнуть на корабли и вывести из строя их экипажи. Разум сразу же сказал ему «нет», потому что, во-первых, он еще не освоил как следует свои новые способности. А во-вторых, кораблей двадцать и пока он будет их атаковать, какой-нибудь корабль пошлет об этих необычных  происшествиях сообщение на Землю, и Демарзул легко догадается, о том, какое оружие появилось у его врагов, что весьма нежелательно.

Андервуд знал, как это уничтожение археологических сокровищ повлияет на Файфа и Терри, но более важной была потеря любого шанса найти оружие. Он опять посмотрел на светящийся пузырь силовой оболочки «Лавуазье», — единственную неповрежденную вещь во всем этом огромном городе,  и его поразила мысль, что он — по крайней мере, его чувства — прошел сквозь непроницаемую силовую оболочку, а это теоретически невозможно! Внезапный страх. — Сможет ли он вернуться обратно? Как он вообще преодолел барьер? Было математически невозможно, чтобы материя или энергия могли проникнуть через него. Неужели его чувства не являлись ни материей, ни энергией? Он рванулся к пузырю, ожидая удара — и ничего не почувствовал. Затем он прошел, осматривая внутреннюю часть оболочки и корабль внутри нее. Его разум горел от осознания важности своего открытия, когда он ворвался в рубку управления. Кроме Дрейера там было много народа. Мейсон с помощниками пытались заменить некоторые зонды теперь, когда атака на корабль прекратилась.

— Мы нашли это! — крикнул Андервуд. — У нас есть оружие, которым можно победить  Демарзула!

Илия вскрикнула, — для ее измученной адской операцией нервной системы это было слишком. Мейсон в ужасе закричал:

— Андервуд! Где ты?

— Мы можем ударить по нему, где бы он ни попытался спрятаться, — заявил Андервуд, — независимо от того, куда Демарзул попытается сбежать, я найду его. Нет такого места во Вселенной, где он мог бы спрятаться от меня!

17

Физическое тело Андервуда медленно оправлялось от тяжелого шока, вызванного операцией. Однако он был невосприимчив к этой боли, потому что обладание абазическими чувствами было похоже на обладание другим телом. Он мог закрыть все обычные людские каналы восприятия и существовать, пользуясь только абазическими органами.

Пока флот огибал планету, проводя бесполезные разрушения, Андервуд тренировался в использовании своих новых способностей. Постепенно он получал представление об их свойствах и некоторых функциях. Абаса-три была органом чувств, расположенным в основании его мозга, она обеспечивала все обычные человеческие чувства, только радиус действия был очень необычным, и были еще кое-какие отличия, которые  он обнаружил, выйдя за пределы корабля. — Он не ощущал ни межзвездный холод, ни жару, ни вакуум. Дор-абаса была органом связи, но она работала только в сочетании с абасой-три для передачи информации и ощущений тепла, холода, света, звука. И эти же два органа были способны нести быструю и бесшумную смерть. Как это происходило, было величайшей загадкой, которую Андервуду предстояло разгадать. Он пытался это сделать, экспериментируя со специально созданной искусственной нервной системой, пытаясь разрушить ее электромагнитные поля, и обнаружил, что это с каждым разом ему удается все лучше. Полного понимания того, как это разрушает нервную ткань не было, но это могло подождать, сначала нужно навести порядок на Земле. Третий орган, сеа-абаса, была самым странным органом из всех. Тесно связанный с двумя другими нервными каналами, он, тем не менее, не имел очевидных функций. Джандро называл его вместилищем жизни. По-видимому, драгборы верили, что все, составляющее личность, может быть втянуто в сеа-абасу, когда приближается смерть. Тысячелетия назад искусство воссоздания новых личностей с использованием сеа-абас, — процесс, представляющий собой буквальное воскрешение, было утрачено, но Драгборы жили в надежде восстановить забытые знания. Это было объяснением сохранения ими сеа-абас, каждая семья обладала обширной коллекцией органов своих предков со времен изгнания их из родительского мира. С каждой смертью сеа-абаса религиозно удалялась и сохранялась.

Андервуд чувствовал себя каким-то древним гладиатором, готовящимся к битве на арене, но никогда еще ни один гладиатор не сражался за такой приз. Никто лучше его самого не знал, что в тот момент, когда он столкнется с Демарзулом и бросит вызов сиренианцу, он может столкнуться с равными и, возможно, превосходящим по силам врагом, поскольку Демарзул был опытнее.

На корабле под руководством Андервуда создали оборудование, на котором пытались моделировать поля, воздействующие на искусственную нервную систему также как Андервуд со своими новыми органами. Оборудование потребляло кошмарное количество энергии и было совершенно неэффективным, действовало похоже, но очень слабо. И Андервуд обратил внимание, что этот слабый разряд был поглощен его дор-абасой. Оказывается этот орган обладал способностью поглощать негативные, разрушительные энергии. Древняя драгборанско-сиренианская культура, очевидно, обладала дор-абасой, в качестве защитного органа против таких атак. А драгборы вероятно научились как-то преодолевать эту защиту у сиренианцев. Теперь Андервуду стала понятна фраза из документа, оставленного другом Тошмера:

«Наша защита была малоэффективна. Сначала одного затем другого, а потом смерть стала поражать операторов десятками».

Речь шла именно об этом — дор-абаса драгборов стала работать гораздо эффективнее, чем у сирениан. Так может и у меня она эффективнее, чем у Демарзула? — Подумал Андервуд.

 Еще одно беспокоило Андервуда. Хотя ученые «Лавуазье» почти полностью потерпели неудачу в своих попытках  создания искусственного абасического оружия, но ведь кое-что у них получилось. А вдруг на Земле под руководством Демарзула в этом добьются успеха. Хотя вряд ли, ведь Демарзул, несмотря на его обширный запас научных знаний, был всего лишь диктатором, политиком. Он не был ученым.

На третий день после операции Андервуд смог физически подняться со своей постели, хотя с помощью абазических чувств он все это время наблюдал за работой в лаборатории. Его силы росли с каждым часом, это было ошеломляющее ощущение. Он чувствовал слабые намеки на то, что абазические органы обладают и  другими свойствами, но с ними экспериментировать он не решался. — Будет достаточно времени, когда-нибудь в дальнейшем.

За боевым флотом тщательно следили. Бессмысленное разрушение древних городов было завершено. Наблюдатель сообщил, что корабли разворачиваются и возвращаются в направлении «Лавуазье».

— Нам лучше отправиться в космос, — сказал Андервуд. — Нет причин оставаться здесь дольше, чтобы они снова сожгли все наши зонды. Они могут попытаться послать требование о капитуляции или что-то в этом роде, но давайте будем в космосе, где мы сможем маневрировать.

«Лавуазье» поднялся с поверхности планеты и направился к Земле, находящейся более чем в девяноста миллионах световых лет. Силовая оболочка вокруг корабля сверкала в космосе, как вспыхнувшая сверхновая. Флот устремился за ними в погоню. 

Физическое тело Андервуда осталось сидеть за штурманским столом, но сущность его покинула корабль. Двадцать могучих линкоров уже догоняли «Лавуазье». Андервуд направился к ближайшему из них и вошел через корпус.

Это был гигантский флагман, «Создатель». Ученики, составляющие его экипаж, были не те пресыщенные развлечениями, разочарованные в жизни люди, составляющие большинство населения Земли до прихода Демарзула. Это были ревностные фанатики, вдохновленные новой идеей. Это пугало Андервуда. Это была безумная, отчаянная, нездоровая идея. Он подумал, что даже после смерти Демарзула идея может не исчезнуть. Демарзул может стать мучеником и еще долго жить в умах последователей. Так скоро эту идею, эту заразу, не выведешь. 

Андервуд, двигаясь среди своих врагов, слышал замечания, касающиеся «Лавуазье» и его обитателей. — Богохульник и неверный были самыми ласковыми произносимыми терминами. В рубке управления адмирал совещался с капитаном флагманского корабля.

— У нас есть приказ, капитан Монтроуз, — говорил адмирал. — Уничтожение корабля и всех его обитателей должно быть полным.

— Значит, пленных не брать?

Адмирал кивнул:

— Приказываю, всем кораблям одновременно провести атаку, применив новую систему нейтрализации силового поля, ее сборка наконец-то завершена.

Андервуд замер при этих словах. Неужели у них появилось какое-то ужасное средство, делающее силовую оболочку бесполезной? Это же единственная защита «Лавуазье», ведь проекторы «Потоков Атомов» были у каждого из двадцати кораблей эскадры и даже более мощные, чем у него. Судя по словам адмирала, оружие новое, еще не опробованное. Может, не сработает? Он все еще не верил, что что-то может разрушить силовую оболочку, ведь это теоретически не возможно. Если это произойдет, то это означает конец цивилизации, которая для своей защиты полагалась только на силовую оболочку.

Раздались приказы. Наэлектризованная боевая обстановка. По всему флагману разлилось нервное напряжение. Каждый член экипажа флагмана жаждет убивать, убивать, убивать! За сложными пультами устанавливалась последовательность подачи энергии, производилась  фокусировка излучателей на удаленной цели, — на беспомощном лабораторном корабле.

Андервуд помчался к далекому «Лавуазье», чтобы посмотреть, какой эффект произвела эта атака. Силовая оболочка вокруг корабля светилась слабой розоватой аурой двадцати лучей, которые сходились на нем. Затем внезапно блестящая оболочка стала красной в одном месте, когда силовое поле ослабло. Андервуд понял, как достигается нужный врагам результат. Силовая оболочка не разрушилась, это невозможно, но она стала вращаться. Что вызвало огромный поток энергии через генераторы на борту «Лавуазье» и вскоре они сгорят, тем самым не станут создавать силовую оболочку. Корабль станет беззащитной добычей «Потоков Атомов» противника.

Андервуд с бестелесной скоростью вернулся к «Создателю». Там, в глубинах корабля, он нашел Главного Оператора, который направлял эти лучи в сторону «Лавуазье». Со всей мощью своих новых органов, он бросил разрушительную волну энергии в нервные каналы этого человека. Мужчина резко выпрямился перед своей панелью, неуверенно пошатнулся и упал на пульт в лабиринт переключателей. У Андервуда не было времени осознать, что он почувствовал, совершив свое первое убийство с помощью абазических органов. Так, скорость вращения силовой оболочки «Лавуазье» уменьшилась. Андервуд перешел в тот отсек корабля, где мощные проекторы «Потоков Атомов» ожидали свою добычу. Он тщательно расширил полномочия Дор-абасы. Это было почти так, как если бы он нащупал путь по нервным каналам разума оператора в глубины его мозга и стал там хозяином, стал отдавать команды:

«Цель — соседний корабль».

Оператор беспрекословно покрутил колесики, которые сдвигали излучатели. Они остановились на ближайшем корабле флота. 

«Огонь!».

Пальцы оператора повернули переключатель. Поток атомов хлестнул в космос, разорвал на куски соседний корабль, которые полетели в разные стороны, врезаясь в другие корабли, повреждая их, сбивая с курса. Комнату наполнили истерические крики оператора, который все это натворил.

— Я этого не делал! — кричал он. — Что-то заставило меня! …

Но некоторые корабли все еще атаковали «Лавуазье». Андервуд не знал, как долго «Лавуазье» сможет продержаться. Он поспешил к ближайшему кораблю, отыскал камеру управления огнем, нащупал нужный путь по нервным каналам оператора и тот развернул излучатели. На этот раз целью был могучий флагман. Оператор ахнул от ужаса, когда в поле его зрения появился титанический корпус, но его руки с безошибочной точностью переместили излучатели точно в центр цели. Его пальцы повернули переключатель. Беззвучно цветок пламени возник там, где только что был космический левиафан. Обзорные экраны всего флота отключились, защищаясь от этого ужасного светового потока. Лучи атакующие «Лавуазье» пропали. Остались восемнадцать ошеломленных кораблей. Андервуд распространял свои силы, пока не охватил весь флот. Он заговорил, и его голос был услышан каждым человеком на этих могучих кораблях:

— Люди Земли! — Вы присягнули на верность Демарзулу, сиренианцу, из-за его могущества. Теперь вы поклянетесь в верности силе, которая достаточно могущественна, чтобы стереть Демарзула с лица цивилизации. Я убил ваших товарищей, находясь прямо посреди вас, уничтожил два ваших самых могучих корабля — и никто из вас не видел меня. Вы не знаете, где я сейчас, как я оказался среди вас, и как получилось, что вы все одновременно, каждый человек на каждом корабле, слышите мой голос. Вы предали свой род людской инопланетянину, который разрушал миры и Галактики. Вы величайшие изменники в истории человечества. Что вы можете сделать, чтобы загладить свою вину, стереть с лица Земли такую подлость? Вы можете присоединиться к нам, которые уничтожат монстра Демарзула! Или вы подчинитесь нашей воле — или будете уничтожены. Выбирайте!

Грянула ошеломляющая тишина, а затем внутри кораблей воцарился бедлам, который Андервуд слушать и наблюдать не стал, а вернулся в рубку управления «Лавуазье» и вошел в свое физическое «я», все еще сидящее за штурманским столом, обхватив голову руками. В рубке царило отчаяние. — Мейсон правильно оценил оружие, которым флот атаковал корабль. Андервуд быстро объяснил произошедшее, и потребовал у  Мейсона: 

— Доложи уровень ущерба?

— Осталось только два очень сомнительных генератора. Еще немного и все было бы кончено. Откуда у них такие машины?

— Я не знаю. Возможно, это разработки Тошмера, которые землянам удалось закончить и довести до опытного образца с помощью подсказок Демарзула. Но сейчас это не важно. Давайте мы с вами обсудим сложившуюся ситуацию. Мы поймали медведя за хвост. Сейчас они в растерянности, но что произойдет, когда они возьмут себя в руки. Если они не примут мой ультиматум, положение может стать затруднительны .

— Да, ты прав, если они не примут твой ультиматум, что мы будем делать с целым флотом фанатиков и простофиль?

— Нам необходимо во чтобы-то ни стало заполучить их в союзники. Несомненно, на Землю была передана весть об этой катастрофе. И теперь Демарзул знает, что мы идем, и осознает, какой силой я обладаю. Он, несомненно, пошлет мощные перехватчики, чтобы уничтожить нас. А с этими восемнадцатью кораблями, мы сможем бороться с врагом и, возможно, нам удастся прорваться к Земле. Не имеет значения, что случится с флотом, с каждым из нас — просто так я смогу подобраться достаточно близко к Демарзулу, чтобы сцепиться с ним.

В этот момент капитан Доусон получил сообщение и озвучил его радостным тоном:

— Они безоговорочно сдаются!

Вышедшие из стоя генераторы и другое оборудование были сняты с одного кораблей, который пришлось бросить, распределив экипаж по другим. Установленные на «Лавуазье», они могли легко довести его скорость до скорости самого быстрого корабля флота. Итак, с лабораторным кораблем «Лавуазье» в качестве флагмана реорганизованный флот направился к Земле. Проходили долгие дни в космосе, они неслись к Земле с невероятной скоростью. За это время физики и инженеры превратили «Лавуазье» в полноценный военный корабль, равный любому из их флота. Были установлены новые, более мощные проекторы «Потоков Атомов».

Пока они неслись по космическому своду, Андервуд, переходя с корабля на корабль, с помощью своих новых способностей, проверял, изучал и отфильтровывал людей из боевых экипажей. Большинство из них были жалкими, тщеславными личностями, поверившими в непобедимость Демарзула и свою исключительность. Они уважали только силу и, общаясь с ними,  Андервуд всегда демонстрировал силу, убеждая их, что люди с таким лидером как он, который смог походя, не напрягаясь уничтожить два боевых корабля, смогут стать великой расой  и не подчиняясь воли какого-то чужака, инопланетянина. Андервуд убирал с ключевых мест тех, кто сомневался в его всемогуществе, он ежедневно, на протяжении всего долгого путешествия разговаривал с ними, промывая им мозги, демонстрируя им свои уникальные способности, стараясь стать в их головах новым Демарзулом.  В конце концов, он почувствовал, что у него есть команда, заслуживающая доверия настолько, насколько это возможно для землян с их всеобщим пренебрежением честностью и не доверяющих вообще никому. Конечно, он понимал, что их преданность ему была ненадежной вещью, но надеялся, что ее хватит на одну битву.

 Он постоянно практиковался в применении абасы, и по мере того, как его способности росли, росло и его уважение к маленькому ответвлению драгборанской культуры, которая процветала на маленькой бесплодной луне. Такие силы, которыми они обладали, означали бы самоубийство для расы землян. Иногда он задавался вопросом, сможет ли он сам выдержать искушения использовать эти способности для достижения власти и богатства.  Нет, после победы над Демарзулом он удалит органы, человеческий разум на этой стадии эволюции не способен справиться с такими искушениями, человеческая раса еще не готова к обладанию ими.

Когда флот достиг орбиты Марса, с Земли им навстречу стартовало два десятка быстроходных перехватчиков. Андервуд пожалел, что не уделял раньше достаточного внимания военному искусству. Он не мог доверить командование флотом никому из командиров, которые в данный момент находились под его руководством, ибо нельзя было заронить в их головы даже мысль, что он может оказаться ниже их в каком-то отношении, заронить сомнение в его всемогуществе. Но ни он, ни кто-либо другой из ученых не были способны умело вести такую сложную военную единицу, как их флот, в водоворот битвы. Андервуд сделал все, что мог. Он построил флот конусом, вершиной к врагу, с «Лавуазье» внутри. Не было никакого профессионального маневрирования, только тупая, сокрушающая сила. Скорость кораблей флота Андервуда, которую они не успели полностью погасить, была так велика, что они проскочили мимо Земли. Враги, поливая друг друга из «Потоков Атомов», пронеслись, разминувшись. Скорость флота падала.

Андервуд открыл глаза в рубке управления, вернувшись в свое нормальное физическое состояние.

— Я уверен, что мой полезный радиус действия с этими способностями составляет, по меньшей мере, восемьдесят тысяч километров. Джандро должен был иметь возможность исследовать планету Драгборан с помощью абасы, но, возможно, он этого не осознавал. Я чувствую, что мои собственные способности постоянно увеличиваются.

— Что ты собираешься делать? — спросил Терри. — Мы должны приземлиться или ты будешь атаковать Демарзула отсюда?

— Я считаю, что нам будет безопаснее оставаться в космосе. Маневрируя на орбите примерно в ста километрах от поверхности Земли, можно сдерживать атаки врага достаточно долго, чтобы я смог найти Демарзула. Если приземлимся, то станем легкой добычей.

Все были в целом согласны с оценкой Андервуда, хотя никто на борту корабля не чувствовал особой уверенности в своей способности отразить атаки.

Они постоянно напоминали себе, что не столь важно спасти себя или свои корабли. Важно дать Андервуду достаточно времени для применения силы абасического оружия на Демарзуле. 

Сражающиеся, развернувшись, снова понеслись друг на друга, завязалась фантастическая битва между кораблями, которые практически нельзя было повредить, поскольку каждый из них был защищен силовой оболочкой. Правда, трое перехватчиков были уничтожены, не успев ее создать.

Уязвимыми местами являлись лишь отверстия в оболочке через которые велся огонь «Потоков Атомов» и была возможность лишить противника приборов обеспечивающих ориентирование в пространстве — уничтожить мельчайшие сенсорные зонды, размещенные в крошечных отверстиях оболочки. Линкоры флота Андервуда применяли в бою особую тактику, — огонь велся в сложной последовательности, таким образом, что ни одно отверстие не существовало достаточно долго, чтобы в него можно было, прицелившись, попасть. Перехватчики были слишком малы, на них нельзя было установить оборудование для такой обороны. Но они были очень маневренны. Один из огромных линкоров взорвался, когда совершенно случайно, по закону подлости в не успевшее закрыться отверстие попал луч «Потоков Атомов». Сам перехватчик был уничтожен мгновением позже сосредоточенным огнем двух соседних линкоров, но его потеря была несущественна для противника. Поскольку Андервуд увидел, еще два десятка перехватчиков стартовавших с Земли и медленно, тяжело поднимающийся ужасный флот из пятидесяти дредноутов с огромной огневой мощью.

— Каково расстояние до Земли? — резко спросил Андервуд у штурмана. 

— Шестьдесят тысяч километров.

— Принимай командование, Мейсон, — сказал Андервуд. — Я пошел.

Наступление этого момента поразило их всех, хотя они и знали, что это должно произойти. Дело было не в возможной смерти  Андервуда, которая вскоре могла случиться у них на глазах, и не в их собственной, почти неизбежной, от огня этой приближающейся армады. Дело было в том, что этот момент определял дальнейший ход истории человечества. Все зависело от одного-единственного странного оружия, полученного из рук маленького народа, единственным божественным предназначением существования которого, возможно, было пронести это оружие сквозь время до настоящего момента. И только один из них мог владеть этим оружием, в то время как остальные стояли в стороне, не в состоянии помочь.

Андервуд сел в глубокое кресло, в котором будет находиться его физическое тело, в то время как его сущность устремится к Земле, чтобы сокрушить чудовище, которого он вернул к жизни на беду всех цивилизаций. Этот бой — его святая обязанность, он должен загладить свою вину, иначе жить незачем.

Из всех, кто находился в рубке управления, только Илия издала едва слышный крик. Одновременно с криком Илии раздался оглушительный сигнал тревоги и страшное сообщение разнеслось по комнате:

— В нас попали! Четыре генератора силовой оболочки вышли из строя!

В это время Андервуд сидел расслабленный, с закрытыми глазами в кресле рубки управления «Лавуазье», но его сущность уже находилась в шестидесяти тысячах километров отсюда, парила над куполом силовой оболочки, скрывавшим «Музей Карлсона».

Андервуд увидел толпу, которая, как по волшебству, собралась вокруг сияющей оболочки. Как будто зная о битве, которая должна была состояться между их кумиром и дерзким безумцем. Тысячи фанатиков собрались, приветствуя выход боевых флотов в космос. Они наблюдали, чего-то ожидая, каким-то образом чувствуя, что решается их судьба. Затем все это пропало из вида — Андервуда нырнул под защитную оболочку музея, как будто ее не существовало. Темноты внутри оболочки не было. Повсюду сияли огни, музей превратился в роскошный дворец. Охранники и слуги собирались в группы, спрашивали друг друга, что означал этот внезапный старт всего земного военно-космического флота. Было немыслимо, чтобы кто-то мог бросить вызов Великому, но сама вероятность этого наполнила их страшным ужасом.

Огромное множество инструментов и машин, заполнявших главный зал, когда Андервуд был в нем последний раз, теперь исчезло, замененное богатыми картинами и сказочными гобеленами, собранными из лучших сокровищниц Земли. А вот и Демарзул. С невольным потрясением Андервуд снова увидел инопланетное существо, которое он вернул к жизни. Оно сидело в похожем на трон кресле в центре самого большого зала, похожее на бронзовую скульптуру древнего бога зла. Только поразительная белизна его глаз свидетельствовала о жизни в этой огромной туше. Двадцать землян сидели вокруг Демарзула. Царило молчание, затем Демарзул медленно пошевелился и его слова прозвучали в голове Андервуда:

— Итак, ты, наконец, пришел. Ты бросаешь вызов Демарзулу Великому, слабак. Я знаю тебя, Делмар Андервуд. Мне сказали, что это ты нашел и восстановил меня. Я многим тебе обязан, и я бы предложил тебе высокое место в моем царстве, которое охватит всю Вселенную. А ты настроил себя против меня. Но я милосерден. У тебя все еще может быть место возле меня, если ты захочешь. Мне нужен такой, как ты, точно так же, как мне нужны были мозги и руки Тошмера, который был настолько глуп, что думал, что сможет покорить время вместо меня. Я уверен, ты знаешь о его судьбе.

Услышанное Андервуда поразило, поразило то, что инопланетянин обнаружил его присутствие, хотя если подумать, этого следовало ожидать. Через абасу он почувствовал мощь и силу Демарзула, все возможности, заложенные в его трех органах, которые развила древняя раса, возможности, которых он едва коснулся за короткие недели экспериментов. На мгновение его затошнило от страха почти неминуемого поражения. Затем он ударил, яростно и со всей силой, которая была в нем. Никогда прежде он не метал такую молнию опустошения. С удовлетворением он почувствовал, как силы Демарзула колеблются и увядают под его ударом, но Великий поглотил его и восстановился через мгновение.

— Делмар Андервуд — достойный противник, — сказал Демарзул. — Ты многого добился за столь короткое время, но, боюсь, недостаточно. Еще раз я предлагаю присоединиться ко мне в качестве моего лейтенанта, ты мог бы стать губернатором многих Галактик.

Андервуд хранил молчание, сохраняя силы для еще одного удара, который Демарзул, конечно же, не смог бы вынести. Он швырнул его и почувствовал, как энергия вытекает из него разрушающим жизнь потоком. Бронзовое лицо Демарзула только сардонически улыбалось, когда он встретил эту атаку — и принял ее:

— Когда ты устанешь, будь внимателен, — сказал он, — я продемонстрирую свои собственные силы — но медленно, чтобы смерть не была для тебя слишком быстрой.

Создание волн такой силы было изнурительным для Андервуда, но он знал, что поглощающий орган Демарзула скоро достигнет предела, переполнится, просто ему нужно не давать времени восстанавливаться. И он поторопился выстрелить в третий раз. Затем к нему пришло внезапное, ужасное осознание того, что его удары до Демарзула не доходят. Энергия уходила куда-то в сторону. Охваченный чем-то близким к панике, Андервуд направил свои чувства на поиск того куда же она утекает. И обнаружил, что энергия его ударов  воспринимается  двадцатью землянами, неподвижно сидящими вокруг Демарзула, и в каждого из них была вживлена дор-абаса, причем энергия распределяется поровну между ними. Демарзул понял, что Андервуд осознал сложившуюся ситуацию.

— Да, — сказал он, — я продублировал абасу. Раковые опухоли распространены среди вас. Еще через пять тысяч лет вы бы перестали с ними бороться и научились бы ими пользоваться. Их двадцать штук. Ты бы не пришел сюда, если бы знал о моей придумке, не так ли? Но теперь уже слишком поздно для тебя, что-то менять!

После этих слов Андервуд ощутил волну парализующей, разрушающей силы, — медленно, постепенно жизнь утекала из него, Демарзул выполнял свое обещание, что смерть Андервуда не будет слишком быстрой.

Нужно делать отсюда ноги. — Андервуд напрягся и бросил свою сущность обратно на корабль — и потерпел неудачу! Внезапно металлического блеска губы Демарзула приоткрылись в реве демонического смеха, это был миг его триумфа:

— Нет, мой храбрый землянин, ты не можешь отступить. Ты этого не знал? Для тех, кто бросит вызов Великому, отступления нет. Твоя участь решена, ты умрешь, — но только тогда, когда я захочу, и твои земляне найдут развлечение в том, чтобы поиграть с тобой, как кошка с мышью, прежде чем я нанесу последний удар, который уничтожит твое опрометчивое, нетерпеливое эго.

Отнимающий жизнь огонь атаки Демарзула продолжался, а Андервуд яростно и тщетно пытался отступить. Как его удерживали, несмотря на его попытки отступить? Он не знал, что абаса обладает такой функцией, и не знал, как ей пользоваться. Он сдался и повернул назад, позволяя силе течь в поглощающие клетки дор-абасы, но это не могло продолжаться долго, так как орган скоро должен был переполниться. Затем, словно в соответствии с его обещанием продлить агонию, Демарзул позволил ему отдохнуть. — Атака прекратилась

— Ты был дерзок, не так ли? — насмехался Демарзул. — Как ты мог осмелиться выступить против величайшей силы Вселенной, величайшего разума, когда-либо созданного, и атаковать своими ничтожными силами? Ты богохульствуешь над Великим своей самонадеянностью!

— Однажды, давным-давно, — сказал Андервуд, — силы Сирены были разбиты Драгборой. И снова ты сталкиваешься с Драгборой, Демарзул. Помни об этом и защищайся!

Андервуд был поражен. Невероятно, но он не произносил этих слов, он узнал голос Джандро. Внезапно сущность Андервуда наполнилась новыми умениями. И он набросился, но не на Демарзула. Он быстро нанес удар по ближайшему землянину. Почти мгновенно несчастный вздрогнул и упал на пол мертвым. В быстрой последовательности Андервуд нанес удар по нервным клеткам следующих пяти, и они умерли без звука. В рычащей ярости возмездия, Демарзул нанес страшный удар. Андервуд удар поймал — и невероятно быстро отбросил удар назад, приемом, которым раньше не обладал. Он не знал, что можно было отразить разрушающую нервы силу своей собственной дор-абасой и отбросить ее назад на нападающего, как теннисная ракетка отбивает летящий мяч.

Вряд ли он действовал по собственной воле, и все же он действовал. Он почувствовал удивление Демарзула и в этот момент понял, что земляне, по-видимому, лишь коллективно могли выдерживать его удары, такими примитивными органами они обладали, которые лишь отдаленно напоминали дор-абасу. Еще четверо из них рухнули, а затем Андервуд был вынужден снова столкнуться с атакой Демарзула. Теперь что-то похожее на ужас вошло в разум инопланетянина. Андервуд почувствовал мысли о возможном поражении, которые затопили разум Демарзула.

— Помнишь тот день на пятой планете? — спросил Андервуд голосом Джандро. — Помнишь, как силы Драгборов пробили силовую оболочку, которой вы накрыли планету? Помнишь, как ваши люди падали один за другим, и их оружие остывало, а силовая оболочка исчезла из-за гибели операторов? Демарзул, это с Драгборами ты сражался в тот день, и с Драгбором, ты сражаешься сейчас. Я пришел не для того, чтобы бросить тебе вызов, как жалкий землянин. Я пришел как Драгбор — завершить незаконченное дело моих предков!

Сиренианец молчал, и новая уверенность наполнила Андервуда. Он чувствовал, что сражается не в одиночку, что вся древняя цивилизация Драгборов стоит за ним, сражаясь со своими вековыми врагами. Он чувствовал себя так, словно сам Джандро был рядом. Энергию атаки Демарзула, он отразил, направив на людей, которые сидели оцепенев от страха, наблюдая, как их товарищи падают на пол в беззвучной смерти, и последние двое защитников Демарзула умерли. Демарзул усилил свои атаки. Он отражал атаки Андервуда с все нарастающей силой. Андервуд быстро уставал.

Энергия, вытекающая из него, истощала каждую клеточку его существа, и там, на борту «Лавуазье, каждый спазм этой пытки отражался на его физическом лице. Те, кто наблюдал, страдали за него. Илия прижала кулаки к щекам  так, что щеки стали белыми. Нервная реакция Дрейера выражалась в непрерывных затяжках и жевании его обычно неизменной сигары. Остальные просто наблюдали с напряженными лицами и впившимися в губы зубами.

В зале большого дворца-музея темп битвы нарастал. Хотя он чувствовал себя измотанным почти до предела, Андервуд напрягся, чтобы создать больше энергии, и обнаружил, что это в его власти. Его дор-абаса стала отражать атаки Демарзула тоже с добавленным энергетическим потенциалом. В каждом из них происходил один и тот же процесс, сила ударов поочередно возрастала, и было не понятно, кто из них сможет выдержать и нанести окончательный, результирующий поток разрушительной силы. Андервуд почувствовал, что теперь он может отступить. Он сомневался, что Демарзул сможет оказать на него сдерживающее воздействие, но чего он добьется, если сейчас откажется от битвы? И нарастающие по силе удары продолжились. Внезапно что-то дрогнуло, и Андервуд внутренне возликовал. — Сила Демарзула дрогнула на малейшую долю мгновения, и это не было ложным маневром.

— Ты стар и слаб, — сказал Андервуд. — Полмиллиона лет назад наша цивилизация отвергла вас. Мы отвергаем вас, и теперь.

Андервуд поймал направленный в него поток энергии Демарзула и безжалостно швырнул его обратно. Он почувствовал, что сопротивления почти нет. Поток энергии нашел путь в самые сокровенные уголки сиренианского разума и уничтожил жизненно важные нервные связи. Огромная фигура Демарзула скорчилась от боли, раздался громкий крик, а затем гигантская фигура Демарзула, Сиренианина-Великого — рухнула на пол. 

Все было закончено. Андервуд чувствовал себя почти мертвым. И все же нужно было еще кое-что сделать. Он вышел из здания, разыскал охранников и смотрителей и прошептал им в головы:

— Демарзул мертв! Великий умер, и вы снова стали людьми.

Он нашел управление силовой оболочкой и заставил оператора опустить щит. Затем он прошептал:

— Великий мертв.

Подобно ветру, его голос охватил тысячи собравшихся. Это сообщение проникло в их головы, и каждый из них посмотрел на своего соседа, как бы спрашивая, как оно пришло. Обезумевшая толпа людей привыкших не думать,  а только повиноваться рванулась вперед и ворвалась в здание, колотя, царапая друг друга. Увидели тело павшего сиренианца. Весть вскоре облетела всю Землю.

Андервуд, глядя на эту извивающуюся, сбитую с толку массу, думал, а мог ли Дрейер быть прав? Может ли закончится когда-нибудь это бездумное стремление людей ставить над собой лидеров, царей и богов? Наступит ли когда-нибудь время, когда люди будут опираться на собственные силы? Всегда было одно и то же: лидеры возникали, держа перед людьми иллюзию огромных, славных обещаний, и неизменно вели людей в ад потерянных мечтаний и нарушенных обещаний. Да, все может быть по-другому, сказал себе Андервуд. Драгбора доказала, что все может быть по-другому. Их происхождение могло быть не менее низким, чем у человека. Должно быть, они прошли по той же извилистой лестнице к мечтам, по которой сейчас шел человек, и научились жить друг с другом. Человек был уже ближе к цели — намного ближе теперь, когда Демарзул был мертв. Андервуд мысленно поблагодарил Бога, за то, что судьба была милостива к человеку в этом отношении. И он почувствовал минутную гордость, за то, что это он помог своей цивилизации.

Андервуд метнулся в космос. Там он увидел страшную картину. От его флота осталось только два линкора, но и они атакованные хищными перехватчиками подавали сигнал о полной капитуляции. «Лавуазье» потемнел и дрейфовал, его силовая оболочка ослабла, три дредноута сосредоточили на ней свой огонь.

Андервуд бросился к ближайшему из вражеских кораблей. В его глубинах он отыскал стрелков и оборвал в них жизнь прежде, чем они осознали его бестелесное присутствие. Он быстро направил лучи дредноутов друг на друга и наблюдал, как они барахтаются и исчезают во внезапном пламени. Но осталось еще больше двух десятков вражеских кораблей, с ними нужно что-то быстро делать. Но тут Андервуд увидел, что они прекратили огонь и медленно вразброд направились в разные стороны.

Ничего не понимая, Андервуд вгляделся в эти корпуса и понял, что произошло. До них дошла весть о смерти Демарзула. Подобно людям, околдованным миражом, они не смогли справиться с реальностью, которая наступила с исчезновением их мечты. Поражение было полным и окончательным. По всей Земле поражение Демарзула было поражением всех людей, которые еще не стали достаточно сильными, чтобы ходить под солнцем своих собственных решений, но цеплялись за тень иллюзорного лидерства.

Андервуд обследовал «Лавуазье». Он двигался, как призрак, по его мрачным залам и пустым коридорам. Внизу, в генераторных, он обнаружил причину катастрофы — взорванные остатки перегруженных генераторов силовой оболочки. В рубке управления было темно, как и на всем корабле. Его товарищи были разбросаны по полу. Но жизнь в них еще была, и он говорил с их разумом, настойчиво, повелительно, возвращая жизнь и сознание в их нервные клетки. Затем обошел весь огромный корабль и помог всем людям, кому можно было помочь. Он обнаружил в себе доселе неведомые ему силы воскрешения, и ему удалось совершить чудо. Он вошел в свою собственную физическую форму и сидел в кресле, в то время как его товарищи оживали, и жизнь постепенно возвращалась на умирающий корабль. Вражеского флота больше не было, ибо он спускался на Землю, потерявшую надежды на завоевание всей Галактики.

Корабль ожил, команда занималась ремонтом. Андервуд и Илия стояли одни, наблюдая, как звезды скользят на экранах внешнего обзора. Андервуд не знал, стали ли его силы больше, чем у Джандро, подобно окрепшему растению на новой почве, но, несомненно, они росли. Тайны Вселенной, казалось, открывались перед ним одна за другой. Достаточно было одного взгляда на кусок инертной материи, и его чувства могли проникнуть в состав ее атомов, рассортировать и предсказать ее свойства и реакции. Да, его сила и восприятие росли, и куда это могло привести, он не осмеливался даже предполагать. Он мог бы встать на место Великого, если бы захотел! Соблазн был велик и он боялся, что не сможет с ним справиться. Видимо, как человек, он не дорос до обладания абазическими органами. Ему нужно опять стать обычным человеком с привычными людскими целями и желаниями.

Илия была теплой рядом с ним, мягкой в егообъятиях.

— Я хочу, чтобы ты прооперировала меня, как можно быстрее, — произнес Андервуд.

Илия вздрогнула:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должны удалить абазические органы. Они выполнили свою задачу. Я не хочу жить с ними. Я могу не удержаться и стать еще одним Демарзулом с той силой, которая у меня есть.

Ее глаза были бледно-голубыми в свете, исходившем от экрана, в них он прочел нечто такое, что заставило его испугаться.

— Всегда есть потребность в людях с бо́льшими способностями и бо́льшими знаниями, чем у среднего человека, — сказала она. — Раса нуждается в своих мутантах. Они так редко встречаются, что мы не можем позволить себе ими разбрасываться.

— Мутанты?

— Ты настоящий мутант, обладающий уникальными органами и способностями. Раса нуждается в этих способностях. Ты не должен просить меня уничтожить их.

Он никогда не думал о себе как о мутанте, но она была права. Его способности, возможно, не появятся естественным образом ни у одного человека его расы еще в течение тысячелетий. Возможно, он мог бы использовать их, чтобы ускорить прогресс человечества.

— Но ведь я могу стать величайшим преступником в мире, — сказал он. — Нет никакого секрета, никакой собственности, которая была бы в безопасности от моей хватки. Я могу обладать абсолютной властью.

— Ты слишком сильно беспокоишься об этом, — сказала она легко. — Ты не сможешь стать злодеем.

— Почему ты так в этом уверена?

— Разве ты не помнишь свойства сеа-абасы? Ах да, ведь ты не слышал последних слов, которые произнес Джандро. Он сказал: «Я ухожу в сеа-абасу». Ты знаешь, что это значит? Сейчас эта сеа-абаса находится в тебе!

Внезапно Андервуду стало холодно. Он вспомнил момент, когда он впервые очнулся после операции, когда казалось, что смерть настигнет его, и только сила требовательной воли помогла ему уцепиться за жизнь. Это был  голос Джандро, который, казалось, проникал и звал его обратно. А затем бой с Демарзулом. Новые навыки и новая сила внезапно пришли к нему, словно ниоткуда. Он был тщеславен, считая это своим возросшим опытом и способностями. Но неужели Джандро внутри меня? Он отчаянно и настойчиво искал признаки присутствия Джандро  в своих собственных нервных каналах, в клетках своего собственного существа и в путях чужеродных органов, которые давали ему эти неземные чувства. Казалось, там не было ничего, кроме эха, как будто в огромном пустом зале. Признаков не было, и все же казалось, что по этим каналам восприятия скользит смутная тень осторожного зверя, которого никогда нельзя поймать, которого нельзя найти на этих бесконечных тропинках, но который всегда будет там. Тогда Андервуд понял, что если Джандро там и был, он бы обозначил свое присутствие лишь в каких-то чрезвычайных обстоятельствах. И внезапно Андервуд ощутил покой, как будто он обрел какое-то тайное знание, как будто его вознесли на высокое место и он, оглядев мир, смог с ним примериться. Найдет ли он когда-нибудь Джандро или нет, он был уверен, что страж был там.

Илия говорила:

— Я не буду оперировать, Дел. Даже если ты будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, я этого не сделаю. И в мире больше нет никого, кто знал бы, как это сделать. Ты умрешь во время операции, если ты позволишь кому-то удалить эти органы. Скажи мне, что ты веришь, что я права.

— Да, — сказал он с веселой покорностью, — но не забывай, что в таком случае тебе придется провести остаток своей жизни с мутантом.

Она повернула к нему свое лицо:

— Ну что ж, моя судьба могла быть и гораздо хуже.

Примечания

1

Семантика — раздел лингвистики, изучающий смысловое значение единиц языка. В качестве инструмента изучения применяют семантический анализ. В конце XIX — начале XX века семантика часто называлась также семасиоло́гией (от др.-греч. σημασία «знак; указание»). Учёные, занимающиеся семантикой, до сих пор обычно называются семасиологами. Также «семантикой» может обозначаться сам круг значений некоторого класса языковых единиц (например, «семантика глаголов движения»).

(обратно)

2

Немецкий астроном Иоганн Боде (1772) — По Закону Боде (относительное расположение планет солнечной системы) пояс астероидов между Марсом и Юпитером ничто иное, как остатки «погибшей пятой планеты».

(обратно)

3

Ангстрем — единица длины. Использовалась в атомной физике и спектроскопии как единица длины волны. Это приблизительный диаметр орбиты электрона в невозбуждённом атоме водорода. Тот же порядок имеет шаг атомной решётки в большинстве кристаллов.

(обратно)

4

Розеттский камень — стела, найденная в 1799 году в Египте возле небольшого города Розетта (теперь Рашид), недалеко от Александрии, с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами, в том числе двумя на древнеегипетском языке — начертанными древнеегипетскими иероглифами и египетским демотическим письмом, и одним на древнегреческом языке. Древнегреческий был хорошо известен лингвистам, и сопоставление трёх текстов послужило отправной точкой для расшифровки египетских иероглифов.

(обратно)

5

 Альфред Коржибски (1879 — 1950) — Польский и американский исследователь, ученый, основатель общей семантики.

(обратно)

6

Паук и Муха (The Spider and the Fly) - Стихотворение Мэри Хауитт, опубликованное в 1829 году. Сказка-нравоучение.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

*** Примечания ***