Дыра: Провинциальные истории [Сергей Корнев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

кажется, и свою молодую мачеху, студентку, приехавшую учиться – а заодно и налаживать личную жизнь – в большой город из мест далёких и безнадёжно несчастных.

Снисходительность – удел либо добрых, либо сильных. Сергей Иваныч не был добрым. Он ещё в девяностых приобщился к категории сильных и с тех пор с каждым годом лишь приумножал силу. И – в качестве побочной неизбежности – грубость. Грубость сильного человека тяжела, и люди её боятся, сам же источник втайне ненавидят. Поэтому Сергей Иваныч не имел друзей. В среде внешних, вне семьи, людей он имел только партнёров и конкурентов. И они все были врагами. Те же, кто не попадал в область партнёров и конкурентов, не попадал и в область жизни. В его глазах их попросту не существовало.

Единственным человеком за много-много лет, с тех самых девяностых, который отчего-то попался ему на глаза из всей этой не заслуживающей внимания внешности, была она – Наташка. Ласково-игривая девочка с тёплыми зелёными глазами, темноволосая, невысокая, по-детски беззащитная и по-женски влекущая, соблазнительная. Сергей Иваныч, соблазнившись, долго не тянул – сразу позвал замуж, сильно опасаясь молодых конкурентов и ещё сильнее немолодых партнёров. Он пустил в ход всю свою силу, и девочка не устояла.

Свадьбу сыграли в «Angels» – самом дорогом ресторане города, приглашённых веселили лучшие в городе музыканты, невеста сидела в платье, заказанном у модного московского модельера за сумму, равную стоимости путёвки на двоих «всё включено» куда-нибудь в Таиланд. Кстати, свой медовый месяц молодожёны там, в Таиланде, и провели.

Въехав полноправной хозяйкой на Набережную, 27 – в новый особнячок Сергея Иваныча, старый дом он оставил дочерям, – Наташка успела всячески насладиться силой мужа и привыкнуть к ней. С грубостью же, напротив, столкнулась впервые и потому не на шутку испугалась.

– Что случилось, Серёж? – хлопала она глазками, слёзно залитыми ужасом, искренним и чистым, как у ребёнка. – Что случилось?

Сергей Иваныч, страшный, почерневший от злости, не выбирая выражений, орал на кого-то в трубку телефона:

– Меня не интересуют ваши проблемы! А?! Что?! И возможности ваши меня не интересуют! Я сказал: узнать! Узнали?! Не узнали! Я сказал: найти! Нашли?! Нет! И кто вы после этого?! Что?! Да меня не интересует, кто вы, я знать вас не хочу!

– Серёж, я тебя боюсь, – робко проговорила Наташка, когда всё стихло.

– Меня? – лицо его, страшное и почерневшее, вдруг побледнело и сделалось виноватым, и он зачастил: – Меня? Ангел мой, девочка моя, ты что? Испугалась? Ну что ты? Ну? Меня испугалась? Меня?

– Да, – то ли смущаясь, то ли досадуя на саму себя, нахмурилась она. – Ты какой-то злой дядя был…

– Я? Злой дядя? Ну что ты? Да разве я дам тебя в обиду? Это так, по работе. На работе иногда надо быть… злым дядей.

Он притянул её к себе нежно, но настойчиво, ощущая упрямое недовольство.

– Ну, не упрямься же, всё хорошо, всё хорошо…

– Нет! – раскапризничалась она. – Мне не нравится, когда ты такой.

– Какой?

– Мне не нравятся грубости.

– Да хватит тебе… Разве я грубый?

– Грубый.

– Да перестань! Я с тобой грубый?

– Вот ты начинаешь злиться, и я уже боюсь, что ты станешь на меня орать, как по телефону, и хватать вот так – что есть силы…

– Неправда, я не хватаю тебя, я просто… обнять тебя хочу, вот упрямая, а!

– Обнимают нежно, а не как злые дяди!

– Я нежно.

– Грубо!

– Тоже мне грубости нашла. Ну ладно, ну прости меня. Простишь?

– Прощу… Только не кричи так больше, пожалуйста. Ладно?

Она наконец поддалась и прижалась к нему, обнимая ласково-игривыми ручками.

– Ладно. И откуда только знает, как злые дяди обнимают? Ох, Наташка, девочка моя…

– И не охай так! – рассмеялась она весело. ¬– Как дед старый!

Сергей Иваныч взглянул в её тёплые зелёные глаза и, радостно подхватив на руки её тельце, все эти влекущие, соблазнительные женские прелести, понёс в спальню, на сладко пропахшую её духами кровать.

Нет, он не был с ней грубым. Глядя на почти детскую, с по-девичьи невыраженными формами фигурку, он боялся своей грубости. Старался быть лёгким и чутким. А позже – засыпая в разгорячённом бреду, нежно клал руку на влажную трепетность беззащитного места. Закрывал ладонью. Защищал… Умиляясь детскостью, Сергей Иваныч временами и сам впадал в детство. Заражался странной, бездумной, непростительной для взрослых глупостью. Ему нравилось чувствовать руками то, что у него в руках.


Глава II. В руках


В руках много не удержишь: рано или поздно начнёт что-нибудь валиться из них. Поднимешь вроде – упадёт другое. И ещё одно. И опять первое. И пошло-поехало…

Осенью Сергей Иваныч захандрил, часто подходил печальный к окну, смотрел на потемневшую, налившуюся холодом реку и что-то думал. И надумал – в день, когда лёг снег. Позвонил старшей дочери. Приезжай, мол, разговор есть.

– Решил я часть бизнеса тебе передать, – пояснил он. – Справишься?

Та, конечно, не ожидала. Растерялась. С одной стороны, радостно, с другой – боязно. А