И одной любви достаточно [Иван Цветков] (fb2) читать онлайн

И одной любви достаточно

Часть 1. Пробуждение

ВНИМАНИЕ!

Все персонажи вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми случайны!

(честно)

Пролог

Я не заслуживал этого. Но это произошло. И произойдет. Петля, закинутая на дверной косяк, шатающаяся табуретка. Я не хотел этого, но порой мне кажется, что вся жизнь меня вела именно к этому моменту. В конце концов, я никогда не стремился к долгой жизни. Счастливой да, но не долгой. Но и счастливой она не вышла. А вышла она полной боли, разочарования и предательства. Стандартный набор суицидника, впрочем, говоря. Мне ведь не нужно было многого. Просто я хотел любить. Неужели это много? Боже, какой я слабак, не могу даже повеситься! Я просто хотел любить. Но любовь всегда приносила мне страдания и боль. Для жизни мне было достаточно одной любви. Твоей любви. А я так больше не могу. Больше не могу. Я устал страдать из-за любви. А любить не могу. И как тогда мне быть? Не любить. Или не быть. И для меня ответ очевиден. Ну что же, пускай будет так. Голова уже в петле. Да, всё как в театральной постановке, в которой я играл в 11 классе. Она была связана с «битлами». И так и называлась: «Пусть будет так». Ну что же, пусть будет так.

Глава 1

Очередное 1 сентября. Будильник зовёт на «праздник знаний», который любят взрослые, а вот дети и студенты в это время ругаются благим про себя. И если в школе ты видишь смысл хотя бы в том, чтобы увидеть друзей, добрых и внимательных учителей, в конце концов вновь увидеть ту, что снилась тебе на протяжении всего лета… То сейчас? Идти в никчёмный ВУЗ, где всем на тебя плевать? Где видные доктора наук и по совместительству лекторы проводят занятия на порядок менее увлекательно, нежели ученики средней школы, которые просто рассказывают доклад, который их заставили представить классу? Но здесь разные стимулы. Лекторам всё равно на проведения лекции, тогда как у школьников от их рассказа зависит оценка. В ВУЗ, где на пороге тебя поджидает злобный, зубастый, но при этом всём зачастую очень красивый Цербер, или даже Церберша, который так и норовит снять с тебя бейдж за секундное опоздание? Вернуться в коллектив, где все разбились на мини-группы, в которых тебе нет места? Где все за глаза считают тебя таким умным, таким хорошим спортсменом, таким интересным, таким хорошим оратором, что никто не хочет даже попытаться завести дружбу? Всё как всегда, слишком много вопросов и так мало ответов. Какое же это клише.

Надо хотя бы почистить зубы. А в зеркале… А в зеркале на меня смотрит вечно уставший, озлобленный человек. Нанося на смугловатое лицо гель для бритья, я уничтожаю свою двухнедельную бороду. Уф, аж мерзко и больно сбривать такие запущенные волосы. Может попробовать хоть улыбнуться? Ну ладно, я попробовал. Чуть-чуть, уголками губ, но всё же. Как мне всё это надоело. А вообще ничем не примечательное утро. Стандартный распорядок дня: встаешь с третьей перестановки будильника, умываешься, споласкиваешься в душе, завтрак, состоящий из бутербродов с кофе, душишься парфюмом очередной голливудской звезды, решившей, что производство духов под брендом своего имени — хорошая идея для вкладывания средств с многомиллионных контрактов, надеваешь поглаженную вчера белую, как качественный, даже кинематографический наркотик, рубашку, мучаешься с этой удавкой-галстуком и в конце концов бросаешь на диван, и наконец, накидываешь главный атрибут мужского гардероба, в котором даже самый захудалый алкоголик будет выглядеть сносно — пиджак. Я где-то читал, что синий — цвет власти. Да, это то, что мне нужно. Надевая пиджак, ты как будто становишься овцой в волчьей шкуре. Ты всё тот же студент-неудачник с непомерными амбициями и жаждой максимальной власти, но в пиджаке чувствуешь себя тем, кем ты должен стать, даже будучи нагим. Однако спустя два года мечтаний о власти и славе я понял, что это не мой удел. И не потому что я глуп, не харизматичен или что-то в этом духе, вовсе нет. Просто я импотент. Ага, только не в сексуальном плане. А что гораздо страшнее, в жизненном. Да, я слабак. Что поделать? Только влачить и дальше своё жалкое существование.

Что было дальше? Всё было как будто сном. Я смотрел на свои действия, а не руководил ими. Ребята здоровались со мной, на их лицах были улыбки. Я же выдавливал из себя что-то вроде:

— Да, ага, привет.

И проходил дальше, даже если действие было в маленьком кабинете. Я просто проходил мимо них, словно бестелесный призрак. Ага, прям Каспер. Только вот Каспер, будучи призраком, явно живее меня. Грустно, досадно, но, как говорится ладно.

Перед последним мероприятием выдалась переменка, так что я выскользнул в коридор чтобы размять ноги и не видеть знакомых лиц. И если с первым всё хорошо, то со второй целью вышло паршиво.

— Привет Ванечка, — сказала Аня, которая стояла рядом с соседним кабинетом и подошла ко мне, — как дела? Как провёл лето?

— Привет Аня. Всё нормально. Каникулы провёл отлично, — сказал я с саркастической улыбкой на лице, от вида которой Аня сильно смутилась и подняла свои выразительные брови.

— Ааа, хорошо, понятно, — только и смогла ответить девушка и сильно замялась. — Слушай Вань, ты ведь съехал из общаги, да?

— Да. Теперь с другом квартиру снимаю. А что? — продолжал я холодно отвечать.

— Да просто без тебя как-то скучно в крыле. Тебя не хватает, — тихо сказала Аня, а я же напротив громко выдохнул и закатил глаза от этого бреда. — Ваня, вот не надо этого. Я правду говорю.

— Хорошо. Окей. А к чему это вообще? Зачем этот разговор?

— Вань, вообще-то разговор может быть самоцелью. Можно просто болтать и получать от этого удовольствия.

— А, то есть ты типа хочешь сказать, что сейчас получаешь удовольствие? — спросил я.

— Нет. Видимо как и ты, — сказала Аня и возникла небольшая пауза. — Мы ведь так и не выпили кофе, как хотели.

— Как я хотел. Ты хотела очевидно другого.

— Ваня, давай завтра после пар пересечёмся, сходим в кофейню, поговорим. В удовольствие я надеюсь.

— А я вот ни на что не надеюсь, — сказал я и стал бросать взгляд из стороны в сторону.

— Ну так что?

— Ладно, давай встретимся. Не каждый день тебя зовёт на свидание красивая девушка.

— Кхм, спасибо. Ну, тогда до завтра, — сказала Аня обняв меня. Я же от нечего делать тоже обнял её, а она пощекотала мне спину своими ноготками. — Соскучился по этому?

— Ну, есть немного, — смущаясь сказал я, отпуская Аню из своих объятий.

— Я тоже. До завтра Ванечка, — сказала девушка и отправилась в свой кабинет, а я в свой.

Занял своё законное место на первой парте среднего ряда. Странное желание скромного и тихого парня быть у всех на виду. Впрочем, какие-нибудь зашоренные психологи сказали бы, что у меня комплекс Наполеона. Желание власти и славы, коих не было в детстве. Ну и сюда приплюсовать невысокий рост. К чёрту этих докторишек. Я просто тянусь к знаниям, ага.

Досидев ещё одну пару, я пошёл домой. Хотя мне трудно назвать съёмную квартиру домом, но ладно. Оставим семантику в покое. Миша был дома. А, ну да, это только мы 1 сентября ходим в вуз на торжественную линейку. За лето я и забыл, что у нас особенный вуз. Экспериментальная площадка министерства образования, ничего не скажешь.

— Ну что как? Соскучился по одногруппникам? — спросил Миша, мой лучший друг, с которым мы дружим без двух дней 12 лет.

— Нет, не особо, — вяло ответил я.

— А по одногруппницам?

— Ой, тебе лишь бы девочек пообсуждать. По одногруппницам нет, но кое-кого встретил.

— И кого же?

— Аню.

— Аню? Что за Аня?

— А, блин, ты ведь не знаешь. Я рассказывал о ней только Владу, когда мы тут в конце июня в футбол последний раз ходили.

— О, ну тогда точно давай рассказывай. Что за Аня, что за история с ней?

— Блин. А так не хотелось, но ладно, ты ведь не отстанешь. Ну короче, Аня — моя бывшая соседка в общаге.

— Так, начинается очередная история любовных похождений Ивана? Можешь хоть описать её?

— Ну блин, она красивая. Брюнетка, с небесно-чистыми голубыми глазами. На пару сантиметров меня ниже. С хорошей фигурой. Ну блин, красивая. Я не знаю, что ещё сказать.

— Хорошо, я понял. Давай, продолжай.

— Ну так, красивая соседка. Долгое время мы просто хорошо общались. Ну типа немного поговорить, пожелать друг другу спокойной ночи — нормальное общение в общаге.

— Обнимались на прощание?

— Нет. Просто прощались и расходились по своим комнатам. Ну так вот, почти год мы просто хорошо общались. Потом как ты помнишь меня закрыли в изоляторе на две недели, как контактного с ковидным. Я возвращаюсь, и там сразу для Ани я перестал быть Ваней, а стал Ванечкой, сразу крепкие обнимашки. Ну и мы часто стали проводить время вместе. Ну не совсем вдвоём правда, с нами обычно тусил ещё мой сосед, с которым я жил в изоляторе. А, ещё немаловажный момент как мне кажется. Перед тем, как я попал в изолятор, я хотел сходить в кино. Крутой фильмец выходил, но я не успел. И почти сразу как вышел, позвал одну девочку в кино. Она мне продукты носила в изолятор если что. Ну мы и сходили. Если что, то это вряд ли можно было назвать свиданием. Я её как девушку не рассматривал, да и у неё вроде был парень.

— А почему ты её позвал, а не Аню?

— Так я тогда с Аней ещё общался не сказать, чтобы тесно. А та девочка мне еду носила, следовательно, часто общались. Ну и я просто позвал хоть кого-нибудь, чтобы скучно не было. Короче, потом, когда мы обсуждали на кухне поход в кино, мне показалось, что Аня заревновала. Ну так вот, сходили мы значит в кино. Чёрт, я ведь забыл! Ещё до изолятора я приглашал Аню сходить и попить кофе. Она отказалась, сославшись на то, что никуда не хочет идти. А спустя пару часов написала, что если у меня есть кофе, то можно попить на кухне. Ну, так и получилось. Сидели мы на кухне и болтали больше двух часов. А потом она сказала, чтобы я если что звал её вот так попить кофе.

— Так, но всё же. Почему ты позвал в кино не Аню?

— Да потому что у неё был парень. Ну, как мне казалось. Ну типа она выкладывала сторис, как гуляла с парнем, и ходила с ним в театр. А насчёт Лизы, той, с которой по итогу пошёл, я всё-таки уверен не был.

— Ладно, — протянул Миша, — допустим я тебя понял, хоть это и сложно. Что дальше?

— На следующий день после кино мы сидели с Аней в холле и играли на компе в Мортал Комбат у меня на компьютере. Поиграли, всё хорошо. Обнялись, она меня пощекотала по спине своими ногтями. И всё круто. Потом тоже до ночи сидели в холле и разговаривали. На следующий день в общаге было запланировано мероприятие, где сначала ты должен на пунктах выполнять задания, получать за них жетоны, которые тратишь на еду. Ну а потом маленький концерт. Короче говоря, как в лагере. Ну и Аня позвала меня пойти на это всё с ней. Я уж обрадовался, но потом она попросила меня позвать и соседа. Мы пошли вроде втроём, но сосед быстро отстал. И мы ходили вдвоём. На одном из конкурсов по аппликациям я засадил ножницами себе по пальцу до крови. Немного, но Аня всполошилась и собралась уж бинтовать меня. Там ей уж все говорили, я в том числе, что это ерунда, но она сказала, что: «Ну это же Ванечка», и полезла в аптечку. Разумеется, достаточно было просто промыть водой и кровь остановилась, так что обошлось без бинтов. Но конечно мне это польстило, что кто-то хочет заботиться обо мне. Я не затягиваю рассказ?

— Не, всё нормально, продолжай, — ответил Миша.

— Окей. Из-за этого мы не успели потратить жетоны на еду и пошли на концерт, где нормально сидели втроём. Буквально за минуту до конца представления Аня встала и вышла, чему я как бы удивился. Выйдя сам, я нигде её не нашёл, и пошёл обратно к себе на этаж. Там её тоже не было. Я написал ей, куда она пропала, она прочитала и не ответила. Я заволновался. Потом обнаружил, что и соседа нет, и тут стал даже ревновать. Уже перед отбоем я встретил Аню, и она сказала, что был срочный звонок от мамы. Я в принципе поверил. Дальше всё тоже шло хорошо, как и всегда. В один день не было дежурной по этажу, и мы сидели в холле и болтали. Опять же втроём. Потом она позвала нас к себе в комнату, в которой не было соседки. Там мы были до трёх ночи.

— Было что-то интересное?

— Да нет, просто опять говорили о всякой всячине. Вот выходные, я спрашиваю у неё насчёт планов, и она говорит, что все выходные занята. В субботу вечером она выкладывает сторис, в котором снова гуляет с тем парнем. И блять, у меня возник тремор левой руки и не проходил минут десять. Я ещё и сидел на кухне в компании, так что, наверное, это выглядело смешно: у меня остывает еда, а я выпрямился на стуле и просто глубоко дышу. Ну и я думаю, что с этой неопределённостью надо кончать, и решаюсь на понедельник позвать её попить кофе. Но сначала воскресенье. Как я уже говорил, она была занята. Или должна была быть занята. Потому что я выхожу из комнаты в туалет, а там она, ждёт моего соседа по блоку. Я спросил, куда они, а знаешь, что в ответ? «Ну так, никуда». Жопа у меня конечно сгорела. Но в понедельник я всё же пишу ей, зову попить на кухню кофе. И держу в голове, что нужно обязательно спросить, есть ли у неё парень. Потому что если есть, то можно не беспокоиться и забить. А если нет, то стоит срочно позвать куда-нибудь на свидание, пока мой сосед окончательно не опередил меня. Я зову, она отвечает, что с радостью. Но блин, я потом понимаю, что совершил ошибку. Зачем звать пить кофе на кухню, если можно позвать в нормальное место? Поэтому я пишу с предложением сходить в кофейню, но она не отвечает. Днём я встретил её. Стояла у своей комнаты и болтала с соседом. Спрашивать насчёт свидания при постороннем было не с руки, поэтому я как-то умолчал этот момент. Она же сказала, что у неё дедлайн горит до восьми вечера. Ну я и успокоился. В конце концов, после дедлайна ещё будет куча времени, чтобы сходить. Вот восемь, девять, почти десять. А сообщение она так и не прочитала. Ну и от нечего делать я пошёл на кухню попить чай.

— И тут что-то произошло, да?

— Ага. Я выхожу из комнаты, и прямо под моей дверью, в холле, сидит Аня с соседом и смотрят видосики смешные. Я спросил, что они делают, так, для вежливости, и пошёл на кухню. Пью чай, думаю о тленности бытия, смотрю телефон, и оказывается, что только сейчас Аня прочитала моё сообщение. Ну и потом мы практически не общались. А если и общались, то скорее перекидывались парой слов, только если что-то было нужно друг у друга. Ну и конечно Анечка и Ванечка без договорённостей, молча превратились в Аню и Ваню. Ну а потом учёба закончилась, и мы разъехались. Вот и вся история.

— Мда. Ну, что я могу сказать, она поступила максимально некрасиво. А как сегодня поговорили?

— Нормально. На удивление. Ну то есть она и Ванечкой меня назвала, и обняла первой, и пощекотала по спине. Короче говоря, как в те времена, когда всё было хорошо. А, ещё позвала завтра попить кофе.

— Ого, это интересно? Ты ведь согласился?

— Да. Делать-то нечего.

— О чём думаешь будете говорить?

— Не знаю. Завтра узнаю.

— Ну ладно, давай, удачи тогда завтра. Я просто сейчас ухожу на встречу одногруппников, так что давай.

— Ага, тебе тоже, — сказал я Мише. — Слушай, а ты себе там кого-нибудь нашёл уже? И я не про друзей если что.

— Да я уж понял. Не, никого. Все хорошие девчонки заняты, так что только подруги.

— Мда, жаль.

— Ну, у меня хотя бы друзья и подруги есть в универе, — сказал Миша иронично улыбаясь.

— Туше, — ответил я и вскоре мой друг ушёл. А я сел за комп и ждал завтрашнего дня.

День как день. Впрочем, я совру, если скажу, что учебный день мне был сегодня интересен. Конечно же меня волновало то, что будет потом. А потом мы с Аней встретились у входа в универ и пошли в ближайшую кофейню. Благо она была вполне хорошей. Хоть Аня и пыталась в возвращение «ламповой» атмосферы, всё же в воздухе витало ощущение напряжённости.

— Ох, спасибо большое Ванечка, — сказала Аня, когда я помог ей снять куртку.

— А, да не за что, — сказал я. — Что будешь?

— Капучино. А ты? — спросила меня Аня.

— То же самое, — ответил я, и вскоре перед нами стояли две кружки кофе, с узором в виде сердечка из пенки.

— Мда, видимо нас как-то неправильно поняли, — сказал я в сторону.

— Видимо это у них стандартная процедура, когда парень с девушкой приходят и берут кофе.

— Похоже на то. Как у тебя дела, Ань? Как на этаже?

— Да ничего, всё хорошо. На этаже много новеньких, первокурсники. Меня кстати выбрали старостой этажа.

— Ого, даже не знаю, поздравлять или нет. Вроде повышение, но это лишь больше ответственности и забот, тогда как выгод от этого особо и не найдёшь.

— Ну, в общем и целом да.

— Как перваши?

— Да ничего, но пока как-то трудно сделать вывод. Большинство приехало в самом конце августа. Всё так же два блока парней.

— Ну как они? Ничего?

— Нормальные. Но тебя не хватает. Как-то скучно без посиделок на кухне и в холле.

— А на что Коля?

— Он отчислился.

— А, понятно. А ты с ним до сих пор встречаешься?

— Встречаюсь? Вань, мы никогда и не встречались с Колей.

— О как. Ну ничего, найдёшь себя ещё кого-нибудь, с кем можно болтать до трёх часов ночи.

— Ваня блять, хорош язвить! Бесишь уже.

— Это ты меня позвала сюда, не я. Я полагал, что наше общение окончательно умрёт. Живём теперь раздельно, учимся мы на разных факультетах. Если и будем видеться в вузе, то будем ограничиваться обычным «привет». Но ты решила притащить меня сюда.

— Я вот не понимаю, куда делся тот Ванечка, которого я знала?

— В том-то и дело, что знала. Но вообще понятия не имею. Тот Ванечка просто не пошёл пить кофе, потому что его прокатили и молча, завуалированно послали на детородный орган.

— Ваня, ты просто всё не так понял.

— А, ну конечно! Конечно же это я неправильно понял, а не ты решила творить какую-то хрень. Что это вообще было, если ты с Колей не встречалась? Скажи честно, он тебе хотя бы нравился?

— Нет, — ответила Аня, спустя длительное молчание.

— Ага, зашибись. А я-то всё думал, стерва ты или просто тупая, с низким эмоциональным интеллектом, которая не может в простейшую эмпатию. Ведь это блять было очевидно, что ты мне нравилась! И ты поступила так, не испытывая симпатий к Коле. Ну класс. На что вообще эта игра? Просто чтобы поиздеваться? Браво. Нет, я серьёзно. Браво. Заставила двух парней бегать за тобой хвостиком, а сама послала их по очереди в одно место. Ты молодец. Я сам хотел так делать, но видать слишком честный для этого. Но ты умничка, сдала экзамен по манипулированию на «отлично». Но тебе что, не хватило? Иначе зачем ты позвала меня сюда? Решила добить?

— Не могу поверить, — тихо сказала Аня, — не могу поверить, что так в тебе ошибалась. Что ты такой.

— И какой же?

— Придурок. И законченная сволочь. Зачем я позвала тебя сюда?! — спросила Аня, перейдя на повышенные тона. — Да я хотела извиниться перед тобой. Извиниться! Попросить прощения и попробовать всё с самого начала. Потому что ты мне нравишься. И нравился. Зачем я всё это делала? Да потому что я приревновала тебя к Лизе, когда ты пошёл с ней в кино, а не со мной. Мне было неприятно, больно, поэтому я и решила устроить этот любовный треугольник. Я хотела, чтобы ты меня приревновал. Я думала, что из-за этого ты будешь решительнее и позовёшь меня на свидание, но ты просто стал игнорировать меня. Я поняла, что ошиблась в методе. Но видимо было уже поздно. Я старалась вернуться к тому, что между нами было, но ты даже перестал обнимать меня в ответ. Тогда я решила, что за лето забуду тебя. Но нет. И я позвала тебя сюда. Чтобы извиниться и попробовать начать с начала. Но после всего, что я услышала, я даже извиняться не буду. Какой же ты придурок, Ваня. Как тебя девушки терпели?

— А у меня никого и не было, — холодно, монотонно сказал я.

— Неудивительно, — сказала Аня, и оставив на столе сторублёвую купюру за кофе, встала и оделась. — Пока Ваня.

— Пока Аня, — сказал я, не глядя на неё.

Мда уж. Ладно хоть мне не придётся платить за неё из своих.

— Ваня, можно вопрос? Нахуя? — спросил Миша, когда придя домой, я обрисовал ему ситуацию. — Кто тебя за язык тянул? Не дал девушке ничего сказать, и сразу обвинениями бросаться.

— Ну, это просто было что-то вроде заготовки.

— Заготовки?

— Ну да, я планировал, что примерно это и скажу.

— Погоди, ты шёл с ней на свидание с мыслями о том, что сейчас якобы «отомстишь» ей?

— Да, что-то типа того.

— Капец, Ваня, что на тебя нашло? Ты с чего это решил быть таким злым?

— Не знаю, — сказал я тихо и неуверенно, — просто не знаю. Как же меня это достало.

— Мда, я конечно не ожидал.

— Да похер. Видимо я такой человек.

— Не думаю. Я же знаю тебя 12 лет. Ты таким раньше не был.

— Люди меняются. Видимо и я изменился. Нет больше того романтика и добренького парня. Он устал.

— Ладно, не накручивай. Но Вань, на будущее, не нужно срываться на девушек из-за того, что тебя все отшивают. Или игнорят. Или играют с твоими чувствами. Будь проще. И в конце концов они тоже люди. И испытывают те же чувства, что и ты. Ну что, понял?

— Да, понял. И давай спать. Я капец как устал от всей этой херни.

И всё пошло по накатанной. Мерзкое утро, якобы питательный завтрак из каши, часовая езда в утренний час-пик в метро, сон на убогих лекциях, чтение бесполезной художественной литературы на семинарах, езда домой, готовка набившей оскомину гречку, рис, картошку, и просиживание всего юношеского потенциала за компьютером. На имиджбордах я никогда не сидел, так что оставались лишь соцсети, YouTube, игры. И вот так я медленно умираю. Если у обычных людей жизнь представляется в виде часов, где наступление полночи — смерть, то у меня жизнь — связанная в петлю верёвка, где смерть — полное затягивание и помещение тонкой шеи внутрь. Каждый получает ту реальность, которую заслуживает? Что ж, видимо это и будет моей реальностью.

Глава 2

Осенний промозглый день конца сентября не предвещал ничего хорошего. Ничего хорошего он и не должен был принести. Самая скучная часть дня, а именно учёба в универе и езда в метро домой закончилась, а значит я в пяти минутах от своего свободного, горделивого сычевания. Всего-то перейти перекрёсток и оказаться в лачуге холостяков. Но вот только именно когда ты с нетерпением чего-то ждёшь, так оно и обламывается.

Догорали последние секунды красного света светофора, как я услышал сначала какое-то цоканье, а затем удар, даже скорее хлопок. Я чисто рефлекторно оборачиваюсь. И что же я вижу? На тротуаре лежит молодая девушка, лет 16–17 на вид, в светло-голубых потёртых джинсах, в бежевой кожаной куртке, застёгнутой на нижние три пуговицы. Короткие каштановые волосы едва спускались на тонкую и хрупкую шею. Лицо же мне не удалось толком разглядеть, так как оно скорчилось от боли.

Я поднял голову и обнаружил одну крайне любопытную деталь: за прошедшие несколько десятков секунд никто не обратил ни малейшего внимания. Ладно, я лукавлю. Они оглядывались, глядели на меня, на девочку, слегка улыбались, отворачивались и уходили прочь. Что, все они куда-то спешат? Нет, просто люди по своей сути отвратительнейшие создания. Даже животные помогают сородичам в беде. Но мы же люди, мы выше этого. Каким же я стал неудачником и слабаком, ведь раньше я бы и не осудил никого, ведь сострадание, это что? Правильно, бред. Или что-то вроде камня для собаки. Так, только погрызть. Ладно, Ницше, прочь из моей головы. Счастья ты мне не принёс.

Я опустил голову и встретился взглядом с потерпевшей неудачу девушкой. Я приметил её зеленовато-голубые глаза, тонкие невыразительные губы, да и всё. С плохим зрением и без очков попробуй разглядеть лучше. Она попыталась подняться, но я вовремя успел подскочить к ней, чтобы помочь подняться.

— Вы как? — спросил я.

— Ничего, но нога болит, — ответила потерпевшая.

— Можете ею пошевелить?

— Да, могу, но больно.

— Ну, значит не перелом. Скорее всего подвернули стопу. Прямо по дороге, недалеко, метров через 300 будет большое синее здание. Так вот, это поликлиника. Там подойдёте в регистратуру, вас куда-то отправят и подлатают. Думаю, не заблудитесь, — подытожил я.

Я развернулся и пошёл домой. Однако спустя буквально пару шагов остановился и склонил голову. Правильно ли я поступаю? Уйдя сейчас, я окажусь даже большим мерзавцем, чем те люди, что прошли мимо. Но я ей помог. Почему-то. Почему? Не знаю, но сейчас это не важно. И хоть я конечно негодяй, но не настолько же, чтобы бросать даму в беде. От потери десятка-другого минут не умру. Я вновь развернулся к потерпевшей.

— Кхм, я тут подумал, что Вам, возможно, понадобится помощь. И я, вот, в общем-то, кхм, могу помочь, — в этом момент моё лицо, наверное, налилось краской. Я. Предлагаю. Сам. Кому-то помощь. Что дальше? Раздавать милостыню?

— Ох, было бы здорово. Спасибо большое. Да и не стоит обращаться ко мне на Вы. Это как будто бы меня старит. А я, очевидно, сильно младше Вас.

— Ой, да как угодно, — уже с раздражением ответил я. Я ведь только помочь собрался, а не выслушивать, как стоит мне к ней обращаться.

Я подставил «знакомой» плечо, в надежде, что она удовлетвориться лишь моей рукой в качестве опоры. Ага, сейчас. Словно суккуб она закинула рука мне за спину и положила на плечо. Да, я и сам такой момент видел уйму раз в кино, но там обычно это обусловлено тем, что товарищ еле держится, а то и вовсе потерял сознание. Но у неё же просто подвёрнута нога! Ладно, этого я не знаю наверняка, но всё-таки не хотелось бы, чтобы было что-то серьёзное.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась моя спутница, решив разбавить молчание довольно-таки логичным вопросом.

— А какая разница? — с пренебрежением чуть ли не рявкнул я. Однако заметив смущение и чувство неловкости на лице девушки, я заставил свой голос смягчится. — Иван. Можно Ваня. Тебя как?

— Маша. Приятно познакомиться.

— Да, мне тоже, — на сей раз с каким-то равнодушием произнёс я.

Всю дорогу я смотрел себе под ноги. Нет, ну вот кто меня тянул за язык со своей помощью? Сейчас бы сидел дома и залипал в комп, а не вот это всё. Ладно хоть шли мы молча и достаточно скоро добрались до поликлиники. И конечно же моему взору предстала типичная картина: куча бабулек, ругающих правительство за маленький размер пенсий и систему здравоохранения за очереди в кабинет. Как же я могу их понять. Ха, шутка! К чёрту пенсии, не хочу и не буду сидеть на шее государства. Я и сейчас-то ходячий труп, а уж на пенсии… Нет уж, либо работай, либо заказывай гроб. «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь». Верно же сказано. Потому что не мной. Усадив Машу на скамейку у входа, я пошёл к регистратуре. Честно отстояв свою очередь, я начал разговор с регистраторшей. Интересно, их действительно так зовут?

— Здравствуйте, у меня вот потерпевшая упала, то ли ушибла, то ли подвернула ногу.

— У нас поликлиника, а не больница. Она у нас прописана?

— Эм, нет.

— Тогда могу посоветовать только обратиться в больницу или из дома вызвать врача из своей поликлиники.

Обессиленный своим провалом я развернулся, и собрался было уходить. Маша кривила своё лицо от боли, но как только встретила мой взгляд, сразу преобразилась, слабо улыбнулась и глянула с мольбой и едва заметной слезой в глазах. К великому удивлению, зная меня всего лишь несколько минут, она надеялась на меня. Увидев же мой понурый вид, загрустила и она.

— Молодой человек, Вам уже всё сказали, освободите пожалуйста очередь, — с раздражением, чуть ли не переходя на крик прожужжала престарелая женщина сзади.

— Нет, я ещё не закончил, — ответил я и повернулся к регистрационному окну. — Итак, где у вас дежурный врач?

— Молодой человек, я Вам всё сказала, — с невозмутимым лицом ответила регистраторша.

— Ей нужна помощь, ясно?! А вы работаете в здравоохранительном учреждении, так? И отказываетесь оказать первую медицинскую помощь пострадавшему, верно? Где тут жалобная книга? А, впрочем, не требуется, сейчас же век интернета. Благо я уже записал весь беспредел на видео, и завтра это уже будет в сети. Ухх, уже предвкушаю как это будут обмусоливать на различных ток-шоу на центральных телеканалах.

— Молодой человек, успокойтесь живо, пока я не позвала охрану! — уже чуть ли не крича регистраторша попробовала скомандовать.

— Этот инцидент может остаться между нами, если персонал вашей поликлиники осмотрит эту девушку, — сказал я спокойным тихим, но в тоже время требовательным голосом, указав рукой на Машу.

— Хорошо, пусть проследует в 118 кабинет.

— Отлично, с Вами приятно иметь дело, — съязвил я и с победоносным видом направился к Маше. Она чуть ли не смеялась, помогало лишь то, что она прикрыла рот ладонью.

— Пойдём, — скомандовал я, — кажется тебе всё-таки рады в этом месте. Просто они не смогли сразу этого понять.

— Ну ты конечно… Мощь! — хихикая еле произнесла девушка.

— Ты что, меня сейчас подкалываешь? — с обидой сказал я, сделав шаг назад от девушки.

— Да, есть немного, — всё ещё смеясь сказала Маша, — но всё равно большое спасибо тебе. Просто не стоило устраивать скандал из-за меня. Но это было действительно сильно и благородно, — уже спокойным и благодарным голосом произнесла девушка и подала мне руку.

Я же спустя пару секунд раздумий помог подняться девочке и двинул вместе с ней к нужному кабинету. Очереди не оказалось, однако в кабинете кто-то был, поэтому я движением головы указал Маше, та покорно уселась на железную скамейку. В обычный день я бы постоял, однако после концерта, что я устроил у окна регистратуры, слегка дрожали ноги. Было принято решение сесть.

— Ты должно быть храбрый, — начала разговор Маша после пары минут молчания, — так бесстрашно добился своего.

— Да нет, что ты, какой из меня храбрец? — ответил я с лёгкой ухмылкой и краснотой на лице.

— Ну, не может же быть, что ты стал храбрым ради… меня?

— Кхм, да ты права. Я всегда такой храбрый. Стоик как-никак. Просто не хотелось подтверждать комплименты в свою сторону, — морозил я уже откровенную чушь.

Наконец дверь кабинета открылась, и оттуда вышел невысокий старичок с перебинтованной рукой и в толстых очках. Впрочем, он сразу поспешил к гардеробу, а я скомандовал Маше заходить в кабинет.

— А ты не сбежишь? — с ухмылкой поинтересовалась девушка

— Ну, вообще именно это и хотел сделать, — с полной невозмутимостью парировал я игривость Маши.

— Ну вы там заходите, или как?! — гаркнул по ту сторону двери доктор.

— Ладно, пока. Спасибо ещё раз, — грустно протянула и выделила каждое слово девушка, прежде чем скрыться за дверью.

— Так значит это ты, дебошир и нарушитель общественного спокойствия? — сказал, будто отрепетировав заранее данную реплику, внезапно выросший у меня за спиной немолодой, под полтинник лет, охранник.

— Здрасьте, — коротко ответил я.

— Давай удаляй ты своё видео по-хорошему, если не хочешь проблем в молодом возрасте, — словно отчеканил охранник.

— Ха, да нету у меня никакого видео. Это был блеф, понимаете? Вот, смотрите, — и я продемонстрировал дату последней видеозаписи, числившуюся ещё зимой. Я надеялся на понимание и даже может быть на похвалу моей находчивости, но мои надежды так часто разрушались, что мне бы лучше не надеяться, авось и сбудется что-то.

— Ага, хорошо. Но я все равно вынужден попросить покинуть здание учреждения, — нахмурив брови, процедил старшина-охранник.

Ну да, прямо так вынужден, ага. Того требует лишь устав, а вернее персонал, а так-то я бы тебя чаем с сухарями угостил. Но, увы, вынужден.

— Но… — начал было я возражать.

— Никаких «но», — сказал, как отрезал охранник.

Что же, счёт 1–1, матч не закончен. У нас ещё будет овер-тайм. Ну а уж на крайний случай пробьём одиннадцатиметровые. Или буллиты, кто во что горазд. Мда, чего только больное воображение не придумает в состоянии стресса. Однако мне всё же пришлось удалиться из порядком наскучившего места. Оказавшись же на улице, я обнаружил, что…не хочу никуда идти. Солнце уже садилось за высотки, и буквально опыляло глаза жгуче-красным светом своего горнила. Я просто закрыл глаза и утонул в своих мыслях. Думать я любил, но обычно такие думы приводили меня прямо в гости к депрессии, ибо настроиться на позитивное мышление представлялось весьма проблематичным делом, однако сейчас всё было иначе. Я просто наслаждался тем, что живу. Никто не сможет помешать насладиться этим моментом. Никто. Ага. Как часто я упоминал о том, что все мои надежды рушатся?

— Ага, всё-таки ты ждал меня! — тыкнув мне в бок, чуть ли не завопила от счастья моя «спутница на сегодняшний вечер». — Знала ведь, что ты меня не бросишь.

— Да я и не ждал тебя, а лишь… — замялся я. Не хотелось говорить правду, ведь это было что-то личное, даже интимное. А эта егоза испортила мне такой прекрасный момент. А я ведь уже и не помню, когда просто с закрытыми глазами пропускал природу через всё своё нутро, — эм, с другом переписывался, и чтобы не впечататься в ближайший столб решил это сделать стоя. Теперь ясна суть моих действий?

— А, ну хорошо. Можно попросить тебя ещё об одном одолжении?

— Ой, ну чего тебе ещё? — с плохо скрываемым раздражением произнёс я.

— Проводишь меня до дома? — тихим голоском прошептала Маша. У меня же глаза были готовы выкатиться из орбит.

— Он не далеко, всего-то три дома пройти, а ногу мне хоть и забинтовали, но идти всё же больно, — словно скороговорку пропела девушка. У меня же тем временем рефлекторно кисти сжимались в кулаки, с силой в уйму ньютонов сжимались челюсти и наливались кровью глаза.

— То есть ты хочешь сказать, — начал спокойно я, — что до твоего дома всего каких-то три здания, но при этом мы потащились в эту мерзкую поликлинику?!

— Ну, — потупив взгляд начала оправдываться Маша, — ты сам повёл меня. И даже не спросил, где я живу. А я решила довериться взрослому, доброму сильному инициативному мужчине

Закончила свою речь Маша уже с плохо скрываемой улыбкой. Я же был готов признать свою полную и безоговорочную.

— Ну, веди. Куда? — произнёс я совершенно слабо и беспомощно. Чувствовал себя как какая-нибудь тряпичная кукла. Мною тоже сейчас вертела как хотела какая-то девчонка.

— Направо, а потом прямо, — сказала Маша, протянув мне свою руку. Тяжело вздохнув и как можно тяжелее для большей картинности выдохнув, я взял руку этой надоевшей егозы, предоставив ей своё тело в качестве опоры.

Шли мы практически молча. Да, именно практически. Маша что-то говорила, наверное, как всегда остроумный бред. Я не слушал её, и даже старался не ощущать, что тащу на себе словно раненого боевого товарища молодую девушку. Как всегда, мои мысли были далеко. Вглядываясь в лица проходящих мимо людей, наблюдая за бурной жизнью вечернего Петербурга, мои думы перескакивали с одной идеи на другую, словно мозг подхватил залихватский вирус и теперь переходит с одной ссылки на другую. Типичное состояние подростка — интроверта: думать обо всём и ни о чём.

— Эм, Ваня…Ты не мог бы идти чуть медленнее?

— А, да, извини. Просто я всегда хожу один и довольно-таки быстро шагаю.

— Синдром одиночки? Я просто где-то читала, что привычка быстро ходить связана с тем, что человек одинок, — сказала Маша, очевидно не подумав, а я же естественным образом аки Дуэйн Джонсон поднял одну бровь от удивления. — Ох, что я такое говорю, извини. Меня часто ругают за то, что говорю не думая. Но всё-таки, ты всегда такой задумчивый?

— Ага, — коротко и ясно ответил я, тем самым давая понять, что не настроен продолжать разговор.

— А что так?

— Эх, — тяжело вздохнув, я закатил глаза. Нет, ну хоть малейшие навыки эмпатии ведь быть должны, разве нет?! — не мне тебе рассказывать об этом.

— Оу, ладно, как знаешь, — сказала Маша, наконец поняв мои жирнющие намёки на нежелание беседовать. — Мы кстати пришли, и…

— Да, пойдём, доведу до квартиры, — без эмоционально ответил я на не произнесённый вопрос девушки. В конце концов, остался маленький шажок для человека, и от него отстанет другой человек. Аве индивидуализм и мизантропия! Оказалось, что моя спутница живёт на четвёртом из девяти возможных этажей. Достаточно лихо поднявшись, Маша зазвонила в дверь. Не дожидаясь пока откроется дверь, я стал прощаться, не испытывая ни малейшего желания пересекаться с родителями девушки, дабы не возникли кое-какие вопросы. А если там огромный папаша под шефе, углядевший во мне ухажёра его прелестной дочурки? Свят-свят. Необходимо сваливать.

— Ладно, я пойду, — начал я непривычно быстро для себя говорить. — Будь осторожна. Ладно, я побежал.

— Да, хорошо, я просто хотела ещё раз сказать спасибо, — отвечала Маша как будто специально как можно медленнее. — Да, спасибо тебе огромное.

— Да, хорошо, пока, — откровенно уже торопился я, выпалив одновременно все три слова. Я уже встал в стартовую позицию и согнув ноги в коленях собрался бежать с лестничной площадки, но… Эх, такое ведь бывает только с другими, да? Со мной такого никогда не случилось бы, верно? А случилось то, что встречается только в глупых романтичных комедиях или драмах: Маша обняла меня и прижалась щекой к моей груди, а в это время открылась дверь и из неё появилась женщина в самом расцвете сил, выглядевшая лет на 35–40, весьма высокого роста, одетая в домашний бархатный зелёный халат и розовые тапки с головой собачки. С рыжими и длинными, достающими до поясницы, волосами, а также с приятными чертами лица, женщина оказалась весьма привлекательной, в моём вкусе, так сказать. Однако то, что она оказалась симпатичной, вовсе не означало, что я сохраню свою голову на плечах. И вот в чём дело: меня всего завлекла мысль о дальнейшем, а не о настоящем. В дальнейшем меня ждало что угодно, но скорее всего либо оскорбления, либо тёплые слова благодарности. А что? Я помог её дочери! Но вот в настоящем…

— Ой, мама, привет, — быстро и громко выпалила Маша, оторвав от меня свою голову и наскоро отпрянув от меня, — познакомься, это Ваня, он мне очень сильно помог.

— Здрасьте, — сдавленно и тихо произнёс я.

— Здравствуй, меня зовут Наталья, и как ты уже понял, я мама Маши, — спокойно, с железной выдержкой произнесла женщина. Не в первый раз наблюдает подобную картину?

— Приятно познакомиться, — с неловкой натянутой улыбкой сказал я.

— Взаимно, — как будто парировала Наталья и создала неловкую паузу, во время которой я выстраивал свою короткую речь, целью произнесения которой было максимально деликатное и быстрое удаление с данного места. — Заходите на ужин, у меня сегодня плов. Не бог весть что, но всё же. Заодно расскажете, что случилось. Что скажете?

— Да я как-то не… Так-то мне домой надо, сготовить ещё ужин надо, — морозил я всё подряд, не отдавая себе отчёт в том, что своими словами подводил себя всё ближе и ближе к ужину у незнакомых людей.

— Ну вот, тем более! — чуть не воскликнули вместе мать с дочкой. — Готовить не придётся.

— Да я не…, — продолжал я лишь отнекиваться.

— Проходите, разувайтесь, ванная комната за первой дверью направо, — уже уходя вдоль коридора, вглубь квартиры говорила хранительница очага данного дома.

— Ну, чего стоишь? — подначивала Маша. — В подъезде холодно, отопления ещё не включили, так что не надо стужу запускать в дом.

С опущенной головой, издав глубокий вздох, я зашёл в квартиру. Сказать, что я был не в своей тарелке, ничего не сказать. Обычно, оказавшись в гостях, люди со всей внимательностью всё осматривают, чтобы понять, то ли им быть довольными, что уж у них-то лачужка получше, то ли начинать завидовать материальному положению хозяев. Мне же было всё равно. Может быть не дорос, а может быть потому, что сравнивать-то не с чем было. Съёмная квартира или родительская не могли подходить даже под саму идею сравнения. Сейчас я хотел остаться один, и уединение в уборной, пусть и всего на пару минут, было жизненно необходимо. Первое, и единственное, за что зацепился мой взгляд — два тюбика зубной пасти. Казалось бы, что тут такого, всего лишь обычная мятная паста и … «Дракоша» с клубникой. Да уж, вот не думал, что они ещё выпускаются. Может у Маши есть младшая сестра или братик? Ладно, на данный момент это вообще не важно. Наскоро помыв руки и умыв лицо, я занялся любимым делом звёзд, рекламирующих принадлежности для бритья: пялился на самого себя в зеркале.

— Что ты тут делаешь? Скажи, что у тебя аллергия на рис и вали отсюда.

— А в чём проблема?

— В чём? Да в том, что у тебя лицо красное и тебя слегка трясёт. Ты же на дух не переносишь чужих людей.

— Хех, чужих людей не люблю, но чужих люблю, а чужие любят людей.

Так, стоп. Хватит паясничать. Ничего сверхъестественного не произошло. Обычный ужин в довольно-таки милой семье. Ну, на первый взгляд. Я просто бесплатно поем домашнюю еду, немного поговорю и уйду. Всё. Ничего страшного, верно? Ладно, пора выходить, а то ещё подумают, что я решил вскрыть себе вены в их ванной. Или это только у меня такие мысли?

— У вас какое полотенце для рук, а какое для лица? — спросил я, выходя, и едва не врезался в Машу, которая стояла чуть ли не у самой двери. Хорошо, что внутренний диалог был самым, что ни на есть внутренним, а то словил бы сейчас на себе косые взгляды.

— Зелёное для лица, синее для рук, — выпалила Маша.

— Спасибо. А ты что тут стоишь? — поинтересовался я.

— Как что? Тебя жду, — как всегда быстро и с улыбкой на лице сказала девушка.

— Эм, а зачем? — совершенно потеряв связь с реальностью спросил я.

— Ахаха, ну ты смешной. Как зачем? Не тебе одному руки нужно мыть, — уже совсем заливаясь смехом трезвонила Маша.

— А, ну да, — смущённо ответил я, уже вытирая руки. — Прошу, уборная свободна.

— Ох, это так любезно с Вашей стороны, — всё смеясь говорила Маша. Она всегда такая? Если да… То это отлично. Нет, серьёзно. Я рад, что кто-то ещё способен находить и видеть пустяки, чтобы просто смеяться и радоваться жизни. Я же прошёл на типичную кухню, площадью квадратов этак семь.

— Присаживайтесь вот сюда пожалуйста, — сказала Наталья, указывая на один из двух стульев, однако я не успел смутиться. — Маша, принеси из своей комнаты кресло.

— Кресло? — спросил я, — Оно наверняка тяжёлое. Давайте помогу.

— Ох, не стоит, Маша и сама справиться. Это ведь обычное офисное кресло.

— Да мне не трудно, — сказал я и пошёл с кухни. Мне действительно было не трудно. Лучше уж что-то поделать, чем сидеть наедине с незнакомой женщиной на кухне.

— Ты что-то говорила, мам? — спросила девушка почему-то нервным голосом, только выйдя из ванной.

— Показывай свою комнату, — уже более живым голосом произнёс я.

— Зачем? — в упор непонимала девушка.

— Как зачем? Будешь показывать полку с достижениями. Твоя мама говорит, что есть чем гордиться, — иронично говорил я, решив пойти в наступление. В конце концов, не она одна может шутить.

— Что? Да я… Я поняла, — сказала она, сощурив глаза. — Разыгрываешь меня?

— Браво Холмс, Бэйкер-стрит и весь Лондон может Вами гордиться, — с нескрываемой улыбкой произнёс я. — Кресло надо принести, а я вот вызвался помочь.

— О как. Ну ладно, пойдём, — проговорила Маша, махнув рукой, едва не попав по моей. На убранство комнаты я специально не смотрел. В конце концов, это комната девушки, а я тут не пойми кто. Взяв обычное недорогое офисное кресло, я отнёс его на кухню. Всё прошло без происшествий. На редкость сегодняшнего вечера. За маленьким квадратным столом я устроился напротив Натальи и по левую руку от Маши. Разложив всем по добротной порции плова, Наталья села сама и начала разговор:

— Ну-с, рассказывайте. Что случилось?

— Знаете, я не самый лучший рассказчик, так что будет лучше, если Вам всё расскажет ваша дочь.

— Маш?

— А, да, конечно мамочка. День прошёл хорошо, в школе без изменений, в художественной школе работа над проектом идёт полным ходом. Через несколько занятий скорее всего закончу. Не терпится тебе показать.

— А после художки? — спросила Наталья, ведь очевидно, что к подобным новостям она привыкла.

— А, ну я побежала домой. Днём был дождь, дорога вся скользкая, и получилось так, что я поскользнулась, упала, подвернула ногу. Но Ваня мне помог подняться, отнёс меня на руках до поликлиники, там с боем прорвался через охрану, очередь и внёс меня к дежурному врачу. После он подождал меня, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке, и проводил до дома. Вот в принципе всё.

Моё лицо покраснело, глаза были, что называется навыкате. Нёс на руках?! Но успокоился почти моментально, как мне кажется даже не успев выдать первоначального замешательства.

— Ха, неплохая сказка у тебя получилась. Фантазии тебе не унимать. Будешь потом нашей Роулинг, будешь писать детские книги. Здесь додумала, там преувеличила, тут с нуля придумал и вуаля. Обычная ситуация превращается в сказку. Молодцом!

— И как много здесь «сказочного», Иван…? — поинтересовалась Наталья.

— Евгеньевич. Но не нужно обращаться ко мне по отчеству, не дорос ещё. А в рассказе процентов этак 70 прямиком из головы Марии, но никак не из реальности.

— Но Вы всё-таки ей помогли. Это здорово. Хоть травма и оказалась несущественной, Вы оказали моей дочери помощь. В современном жестоком и холодном мире дорого стоит найти таких людей.

— Кхм, хорошо, что Вы меня не знаете. Я не лучше других, скорее даже наоборот.

— Не любите, когда Вас нахваливают? Хорошая черта. Я работаю юристом в частной конторе, так что…

— Эм, я как-то не собирался в суд, — уже с потерянной уверенностью произнёс я.

— И всё же. Бесплатные консультации и различного рода помощь в правовых вопросах никогда не бывает лишней. Долг уважающего себя адвоката помогать прежде всего хорошим людям, коим Вы являетесь. Хоть и не хотите себе признаться в этом, — подытожила Наталья.

— Да, наверное, Вы правы. Хотелось бы верить, но вериться… — ужин уже закончился, и я понял, что следует поблагодарить хозяйку за гостеприимство и уходить. — Спасибо большое, плов оказался просто замечательным. Теперь можно и идти.

Спокойно одевшись и обувшись, я считал, что уже свободен, однако не тут-то было.

— Вот, возьмите мою визитку, — сказала Наталья, — на всякий случай. И я тут ещё кое-что у Вас не спросила за ужином. Почему вы обнимались?

Обращение было не ко мне, а именно к нам, ко мне с Машей. Я уж было обрадовался, что мама сие чада забыла про данный момент, но разве от мам ускользают какие-нибудь моменты, связанные с их детьми? Сглотнув слюну, я решил, что будет лучше, если я и в этот раз обязанность повествования передам Маше:

— А, ну об этом с радостью расскажет Ваша дочь, — подытожил я весь вечер.

— Эм, ну да как же, — сначала слегка обиделась Маша, очевидно из-за того, что не увидит меня краснеющего и сгорающего от стыда, — конечно, мамочка!

— Ещё раз спасибо большое за гостеприимство, — сказал, закрыв данную главу в своей жизни. Мама с дочкой попрощались, и я пошёл домой.

В человеке всё должно быть в балансе. Даже его эмоциональное самочувствие. Именно поэтому я часто слушаю хард-рок с экстрим-вокалом. Во мне не хватает эмоций и чувств, которые я черпаю в тяжёлых песнях. Но сейчас я и без того получил эмоциональную встряску. Поэтому мой выбор остановился на лёгких и спокойных треках одного исландского коллектива. Чувства успокаиваются, вновь легко и свободно дышится, хочется думать о прекрасном, и что все мы заслуживаем чего-то хорошего. Счастья. Но своё счастье я связываю либо с любовью, либо с властью, славой и деньгами. Но и на том и на другом пути судьба поворачивается ко мне одним местом. Казалось бы, нельзя опускать руки, нужно верить, надеется, делать. Но, как я уже говорил, я — типичный ходячий труп 21 века. Мои надежды так часто рушились, что я и вовсе перестал надеяться. «Надеюсь, пока дышу». Слова вроде Цицерона, или же другого, менее известного римлянина. Не суть. Но надеждой ничего не изменить, нужно делать. А для действия нужна вера и надежда в успех действий. Вот и получился замкнутый круг.

— Что-то ты долго, — вместо приветствия сказал давний друг, а ныне ещё и сосед по квартире.

— С девушкой на свидание ходил, — попытался отшутиться я.

— Что, правда? Круто! Ну и как она? — продолжал трещать Миша, не поняв плоскую шутку. — Хороша, по-любому. У тебя вкус хороший, да и губа не дура, чтобы вестись на каждую встречную.

— Ага, прям огонь. Всё на месте. 90-60-90, даже ещё лучше, блондинка с длинными волосами, да ещё и моделью работает. Конфетка просто!

— Э, слишком ты загнул. А я ведь сначала поверил, — разочарованно произнёс друг. — А если серьёзно, где был?

— По кабакам шлялся. Разве по мне не видно? — уже порядком раздражённым голосом сказал я. — Давай до завтра, устал я сильно. Пошёл я спать.

— А, ну давай, — только и сказал Миша.

Я действительно порядком устал и хотел спать. Даже не умывшись перед сном, я лёг на кровать. На мысли о том, что завтра опять шагать в этот тупой ВУЗ, я провалился в ночь. 

*** 

Будильник, подъём, проверка ленты новостей. Всё как всегда. Так, любимый клуб снова победил в чемпионате, в ММО-игре вновь скоро будет глобальный ребаланс, в надежде хоть ещё на год-другой продлить жизнь. Но онлайн-то просаживается. Одногруппники вчера ходили на концерт «рэп-звезды», который выпустил один трек на слабое удовлетворительное, а дальше занимается самокопированием. И я не говорю про тексты песен. Настолько отвратительные и бездарные, что даже у меня первое стихотворение было лучше. У Насти новая фотография.

Ну вот какого чёрта!? Я только стал её забывать, стирать из своей памяти, а она как специально напомнила о себе. Винить всех, кроме себя — вот удел неудачников. Я всегда могу исключить её из друзей, но что-то не позволяет мне этого сделать. Что-то, что надеется на её новую фотографию и радуется ей. Ну почему? Почему я не могу её разлюбить? Ааа, к чёрту! Только не меланхолия, нет. Нужно срочно включить что-то мощное. Песня «People = shit»?^[1] Да, то, что надо. Экстрим, адреналин, злость. Пускай меня наполняют они, а не беспричинная депрессия. Да здравствует скучный рутинный день!

Но мои ожидания на сегодня не оправдались. Он вышел не столь предсказуемым. Не тем, что я опоздал, а тем, что у меня не оказалось бэйджа-пропускного! И ладно если бы я знал, где его забыл, но нет. Я его не выкладывал из куртки, однако сегодня я обнаружил, что карман был открыт. Неужели он выпал? Если так, то это очень плохо. Как-то не хотелось платить штраф и писать дополнительную объяснительную. Я прокручивал на парах все варианты, где мог потерять бэйдж. Их было много. Улица, метро, улица, поликлиника, улица, дом той девушки, улица, дом. Вернее, не дом, а съёмная квартира. До звания малой родины, дома, ей ещё далеко. Ладно, поищу на квартире, если не будет, придётся идти с повинной. Но когда я уже смирился с возможным поражением, мой телефон завибрировал. Личное сообщение? Мне? Ой, как приятно. Ну и кто же это? Какая-то Мария. Что, лёгкий заработок предлагает?

— Привет. Слушай, у тебя вчера видимо из куртки выпал бэйдж. Тебе когда удобно будет встретиться? Может в пять часов в бургер кинге^[2] напротив поликлиники?

— Привет. Да, давай там. До встречи.

Значит всё-таки у неё я оставил бэйдж. Ок. Послушав моих псевдолиберальных одногруппников на семинаре по политологии, я поплёлся на место встречи.

— Привет. Как у Вас дела? — встретила меня уже с набором вредной еды и занятым столиком Маша.

— Эм, привет. Давай лучше общаться на «ты». Мы же договорились, помнишь?

— Да, точно. Составишь мне компанию? — спросила Маша, бросив взгляд на поднос. Выглядит аппетитно. А я ещё и не обедал в ВУЗе.

— Ладно, я сейчас возьму себе кое-что, — сказал я, и девушка слегка улыбнулась. Подождав минут пять в очереди, я вернулся к столику. Маша не притронулась к своей еде.

— Я уж думал, что ты всё съела, — произнёс я с улыбкой, ожидая, что девушка продолжит фразу какой-нибудь шуткой.

— Нет, я решила разделить трапезу с тобой, — сказала Маша. Поставив ударение в предложении на последнее слово, чем довольно сильно меня смутила. — Так как у тебя дела?

— Да всё нормально, ничего необычного. Написал объяснительную записку за забытый бэйдж да и всё, — быстро закончил я, не желая рассказывать о себе. Однако это не означает, что я не желал продолжения разговора в целом. — Лучше расскажи, как у тебя дела? Как нога?

— Ой, спасибо что спросил, — слегка смутившись сказала Маша, и оно не удивительно, ведь я не произвожу впечатление человека, заинтересованного жизнью других людей. — С ногой дела обстоят намного лучше, слегка хромаю, но в целом нормально. Ещё день-другой и буду наконец бегать.

— Ты любишь бегать? — поинтересовался я.

— Не-то чтобы люблю, просто у меня вроде хорошо получается. Вот и определили меня в команду по эстафете на день учителя. У нас там весёлые старты будут. Я вообще спорт не сказать, чтобы люблю, но побеситься на физ-ре бывает прикольно. Вот музыкой я люблю заниматься. В детстве отходила два года в музыкальную школу, играла на пианино. А так я очень люблю рисовать. А сегодня в школе…, — увлечённо говорила Маша, активно жестикулируя, но при этом совершенно неумело пользуясь интонацией. Речь напоминала шквальный огонь из крупнокалиберного пулемёта. Быстро, громко, мощно. Совершенно не поспевая за ходом её слов и устав кивать, спустя какое-то время я занялся единственным дельным занятием: рассматривал её. Нет, я вновь не смог разглядеть хоть что-то удивительное. С этим у меня всегда были проблемы. Даже окрылённый чувством любви я плохо, на мой взгляд, описывал в стихах внешность «богини на год-другой». Всё сводилось к простым, незамысловатым, но искренним эпитетам. Вот и сейчас, я вновь загляделся лишь на её глаза. Определить однозначно их цвет возможно было только по принципу ромашки: зелёный — голубой — зелёный и так далее, пока не кончатся лепестки. Зрачки очень расширены, очевидно, что то, о чём она говорит, ей сильно нравится. Мы пересекаемся взглядами. Искра? Любовь с первого взгляда? Чушь.

— Ваня, хватит на меня так смотреть. Ты меня смущаешь, — начала жаловаться Маша.

— Ха, а вчера у тебя моё смущение было главной целью, — лихо парировал я.

— Ты меня вообще слушал? — начала обижаться Маша.

— Лучше. Я тебя видел, — чётко и строго сказал я, от чего моя соседка по столику покраснела. — Можешь сыграть «Лунную сонату»?

— Да, могу. Любишь Бетховена? — уже простив меня спросила девушка.

— Да, есть такое. У него больше всего предпочитаю аллегретто седьмой симфонии. Божественная вещь, — с видом знатока утверждал я. — А если говорить о божественном… Можешь сыграть «Вход богов в Вальгаллу»?

— Да ты ценитель немецкой классики? — заглядывая ко мне в глаза, спросила Маша.

— Есть немного. Вообще Вагнер для меня фаворит. Его «Тангейзер», «Лоэнгрин», они… Вдохновляют. Окрыляют. Помогают почувствовать себя чем-то большим, чем ты есть на самом деле, — поняв, что этой девушке удалось каким-то невообразимом способом разговорить меня на личную тему, я встал на попятную. — Ну так что, такое можем?

— А-то! Приходи через недельку, сбацаю и Вагнера, и Бетховена, — уже как будто не шутя выпалила Маша.

— Эм, я даже не знаю, — искусственно замялся я, давая себе время, чтобы придумать тактическое отступление. Но времени мне не дали.

— Да ладно, хватит стесняться, приходи. В конце концов, ты оказал мне услугу, теперь моя очередь. Я тебе на выходных напишу, как, что и когда. Ок? — всё решив за меня сказала утвердительно Маша. Вопрос она в конце добавила только из вежливости.

— Ну ладно, видно будет, — ответил я, оставляя себе пространство для манёвра. — Ты бэйдж-то мой не забыла?

— Нет, что ты. Просто мы с тобой так хорошо разговорились, что я и забыла про цель встречи.

— Ну, говорила-то почти только ты, а я так, по большей части только слушал.

— Умение хорошо слушать стоит не меньше, чем умение хорошо говорить.

— «Все великие процессы приходят в движение только путём голоса, и никогда через силу пера»

— Хм, звучит неплохо. Ты придумал или чья-то цитата?

— Цитата. Одного немецкого философа и политика. Весьма эксцентричного, — с лёгкой ухмылкой произнёс я.

— А ты неплохо вышел на фотографии, — откровенно подкалывая меня и подавая бэйдж, сказала Маша.

— Очень смешно. На твою фотографию в паспорте взглянуть? — поинтересовался я, убирая бэйдж в рюкзак.

— Ой всё. Сильно влетело в ВУЗе? — осторожно спросила девушка.

— Да так. Я ведь говорил уже, написал объяснительную и всё, — произнёс я, махнув рукой.

— А, точно. Проводишь второй день подряд до дома?

— Сегодня мне в другую сторону, — с невозмутимостью сказал я, раскусив коварный план этой девушки. Ей нравится, когда парни краснеют, по крайней мере я. А сейчас подвернулась удачная возможность обломать весь кайф.

— Оу, ну ладно. Можно тогда последний вопрос на сегодня?

— Да, конечно. Валяй.

— Тебе сколько лет? — спросила Маша так, что стало ясно, ей это важно.

— Что? Ахахах, а зачем тебе это?

— Ну так, просто.

— А ты сколько бы дала?

— Ну, где-то двадцать три, двадцать четыре.

— Будем считать, что хронический недосып и двухнедельная небритость накинули мне пятак лет. Мне девятнадцать.

— Ого, это здорово, — едва не воскликнула Маша, но быстро пришла в себя. — Ну, в том плане, что жизнь ещё только начинается. Столько ещё впереди. Я хотела сказать, что и в двадцать три года тоже всё только начинается, но ты понял. Надеюсь.

— Эм, да, тоже надеюсь, что понял тебя, — сказал я, совершенно ничего не поняв из слов Маши. — Ладно, что-то мы действительно засиделись. Ну, во всяком случае я. Ты идёшь?

— Да, конечно! — воскликнула Маша, наспех оделась, взяла недопитую колу и смотрела на меня, буквально выпучив свои глаза, от чего мне стало неловко.

— Кхм, ты нашла новый способ, каким можно меня смутить?

— Ага!

— Ладно, пойдём. Провожу тебя, — сказал я, специально не ставя паузу, хотя она предполагалась. Реакция Маши не заставила себя долго ждать. Сразу после моих слов она широко улыбнулась, и уже начала радоваться, как вдруг…, — до двери бургер кинга.

— Эмм…

— Ахахаха, видела бы ты сейчас себя. Один — один. Пропустив первыми, красная команда отыгралась, — смеясь, говорил я. В то же время Маша сначала слегка погрустнела, но потом вновь повеселела.

— Хм, ладно. Первый тайм закончился ничьёй, но на второй синие выйдут замотивированными, — весело ответила мне девушка, заодно подмигнув. Ну а мы подошли к выходу.

— Ладно, хорошо посидели. Спасибо, что так быстро нашла бэйдж. Пока.

— Да. И тебе спасибо, хорошо посидели. Не правильно прощаешься кстати, — уточнила Маша, ожидая мой вопросительный взгляд. Когда же она его получила, она закончила. — До встречи.

— Так, я сказал, что будем решать на месте. Я ещё ничего не обещал.

— Неужели ты не составишь бедной, одинокой девушке компанию в тяжёлый дождливый осенний день в Петербурге, — сказала Маша, состроив трогательное личико. По крайней мере она так думала.

— Таким древним способом синие точно не победят, — подытожил я и развернулся. — Спишемся.

Вот на кой спрашивается, она ко мне прилипла? То до дома проводи, хотя всего лишь нога подвёрнута, то покушать вместе, теперь вообще приглашает к себе в гости, чтобы якобы сыграть Бетховена и Вагнера. Знаем мы это, по опыту других, но всё же. Раньше приглашали на «чай или кофе», теперь вот на концерт зазывают. Кхм, Маша конечно симпатичная, но её возраст, судя лишь по внешности, колеблется в промежутке от 13 до 20. Интересно, шутки про 8 лет строгача ещё актуальны? Вряд ли. А спрашивать возраст как-то неудобно. И вот что прикажете делать? Я не столь тупой, чтобы не заметить, что я ей симпатичен. Но начинать отношения с секса, даже если ей 18+? Нет, спасибо. Я один из тех ценителей высоких чувств и платонических отношений. Да вот только до чего они меня довели? Любование «ангелом», которое длилось больше года, а затем резкое, спонтанное признание в чувствах? А после закономерный отказ. А уж когда ты без повода приходишь к ней, чтобы подарить цветы, то тут уж и говорить нечего. Чувствуешь себя этаким ДЦП-шником, с дикой дрожью, с подкашивающимися ногами. А сейчас рыба сама плывёт даже не в сети, так как сети я никогда расставлял, и даже не на удочку, ведь удочку я уже убрал, а прямо в руки, которыми ты пропускаешь спокойную весеннюю воду меж пальцев. Мда, казалось, что метафора звучит лучше. Ну да и ладно, это же все равно разговор с самим собой.

Дом, милый дом, вот и ты. Только не милый. И не дом. Так что в сухом остатке осталось «вот и ты». Что же, ни убавить, ни прибавить. Надо вновь идти готовить… А хотя стоп. Я же поел. А на завтрак бутерброды сделаю, каша уже порядком надоела. Одной заботой меньше. А теперь другая забота, а именно учёба. На семинар нужно прочитать очередную умную, но бесполезную книгу. Хорошо. «Ок, Гугл, Аристотель «Метафизика» краткое содержание» Как же хорошо жить в 21 веке. И вот задание на часа этак 3 превратилось в получасовое. И на этом в принципе всё. Завтра ещё лекции и «аллес» Это значит, что можно пойти в классику РПГ, чтобы убить сотню-другую часов жизни. Начинать надо опять же с классики, со скрытного лучника вора-ассасина. Зачастую самая мощная сборка. И весьма интересная. Выбравшись из канализации, направляешься изучать игровой мир. Один квест за другим, одна пещера за другой и так далее. И вот уже я могу сказать, что мне сегодня на учёбу. Да и вставать через пять часов. Ой, не больно-то и хотелось выспаться. Но вспоминая мои прошлые случаи четырёхчасового сна, я решил всё же отправиться на боковую. Лучше завтра приду с учёбы и прикончу квесты гильдии. А что же насчёт Маши? Нет, спасибо. Лучше побуду жалкой грушей для битья. Не пойду я к ней. Не для неё я. Потом не будешь жалеть? Да пофиг. Не могу я представить сейчас себя с девушкой. Да и зачем ей жизнь портить?

Глава 3

Ауч, всё же спать меньше пяти часов не самая гениальная идея. Но ведь обожаемый когда-то мною Наполеон спал по четыре часа. Ну, до звания хотя бы капрала артиллерии мне ещё далеко. Про императора не будем даже вспоминать. Что у нас там сегодня? Лекция по экологии. Консументы и продуценты, серьёзно? Повторять школьную программу за 8 класс? Нет, спасибо, будет лучше, если я посплю. Разумеется, я бы на любой первой лекции стал бы спать, просто сейчас подвернулась возможность оправдать своё «безответственное» действие. А вторая лекция? Ага, история. История для меня хобби, но то, как её преподают…Нет, спасибо, лучше займусь своими делами. Например, продолжу читать «Вторую книгу» одного немецкого политика прошлого. Да, может не самое увлекательное чтиво, но запрещённый плод сладок. Это ещё что, в планах ознакомиться с Розенбергом и дневником хромого доктора. Скучно, глупо, наивно, но порой попадаются действительно умные мысли. Да и попади я на Украину, те самые карикатурные НС-скины, которых так любят показывать наши федеральные каналы, не станут для меня большой угрозой. Прогоню их по идеям Чемберлена, спрошу про Хорста Весселя и сочтут меня за своего. Неплохо ведь, правда? Хотя нет, после «Второй книги» почитаю что-то из Маркса, Энгельса, Ленина. Для разнообразия.

Но вот какой толк от учёбы в ВУЗе? По крайней мере в этом. Сижу и просто протираю штаны. Лекции все скучные, как на подбор. Семинар попадается интересный раз в неделю. И то, если повезёт. А так скука смертная. Но на пары всё равно ходишь. Ходишь и спишь. Эх, куда делось моё рвение к учёбе и знаниям? Видимо осталось в школе. Вместе с нереализованными амбициями. Да и дома дела обстоят не лучше. Рутина развлечений. Впрочем, это нытьё я прокручиваю у себя в голове уже сотый раз. А сделать что-то? Попытаться разорвать порочный круг? Пока что я не вижу подходящей возможности для этого. Хех, сейчас мне вспомнились песни одной канадской группы «What Are You Waiting For?» и «If Today Was Your Last Day»^[3]. Да, много дров я наломал, восприняв текст песен как знак к началу действий. Так что порой стоит просто сидеть и ждать. Ждать так скажем послания свыше. Или же обычного удачного стечения обстоятельств. Тут уж как кому больше нравится. Понятия не имею, какой из этих двух случаев произошёл в этот день, но мне всё равно. Телефон завибрировал, а затем и зазвонил. Звонок? ВКонтакте? Вот те раз. И кто? Маша?! Эм, ладно.

— Привет, — медленно и неуверенно протянул я.

— Привет, — всё так же бойко говорила девушка, — я тут освободилась, разгрузилась. Ты придёшь?

— Эм, куда? — совсем не понимал я.

— Как куда? — начала смеяться по ту сторону экрана Маша. — Ко мне, ну к нам с мамой, ну то есть вроде как ко мне.

— Так, стоп. Медленнее, пожалуйста. Куда я понял. А зачем?

— Ваня, — медленно и непривычно строго начала девушка, — это уже не смешно.

— Эм, я не смеюсь, как видишь. Или как слышишь. Я просто только проснулся.

— Ой, извини, я тебя разбудила? — поспешно начала извиняться Маша. — Просто скоро уже полдень.

— Да, я вчера засиделся. Так, стоп. Сегодня воскресенье?

— Ага.

— Точно. Вспомнил, мы должны были договориться о концерте.

— Ой, ну скажешь тоже, концерт. Так, сыграю несколько мелодий. Так ты придёшь? Завтра. В пять часов.

— Завтра значит? Дай подумать, — сказал я, давая себе большую паузу для раздумий. В прошлый раз, когда я об этом думал, я решил отказать ей и вообще разорвать все отношения. Но оказывается прошло уже несколько дней. Может это и есть тот судьбоносный случай? Бред. Но послушать в живую Бетховена и Вагнера… Да ещё и когда играют лишь для тебя…Ух, от такого я не мог отказаться. Так что я пойду, а дальше будем смотреть по обстоятельствам. — Да, конечно, я приду.

— Отлично. Просто супер. Тогда не буду тебя отвлекать. До завтра?

— Да ты и не отвлекаешь, — начал было я, но тут же остановился. — Да, до завтра. Пока Маша.

— До встречи.

Фух. Завтра я вновь иду в гости к Маше. Как я до этого докатился? Да и если честно, то это как-то неправильно что ли. Два раза в гостях был, а на свидании не были. Тот ужин в фастфуде не считать. Но да ладно. Это будет завтра. А какие планы на сегодня? Подготовиться к учёбе? Завтра только лекции. Надо бы сготовить. Точно. А вообще, первым делом нужно встать с кровати, умыться, а дальше по обстоятельствам. Отлично, решено.

Завершив все утренние дела, ко мне пришла одна хорошая мысль:

— Миха, погнали в футбол. Позовём всех наших, поиграем. Тем более сегодня погода хорошая.

— Хм, да, можно. Где-то в три пойдём. Сейчас я в беседу напишу, посмотрим, кто пойдёт.

— Отлично.

Оставшееся время, в виде пары часов я убил за просмотром YouTube. Впрочем, ничего нового. Футбол, кино, всё как всегда. Плюс к тому же недавно начался футбольный сезон, а это значит, что вернулась моя любимая Лига Чемпионов. Посмотрев ролики о премьерах четверга в кино, а также узнав о новостях в чемпионатах, я засобирался. Бутсы, форма любимого клуба, вратарские перчатки. Всё на месте. Потратив час на дорогу, мы с Мишей прибыли на поле. Позже всех остальных.

По старой доброй традиции, все разговоры переносятся на время после футбольного матча. Сначала матч, потом беседа. На счастье, сегодня собрались почти все питерские друзья. Разделившись на две команды по четыре человека, мы начали играть. Я, будучи капитаном, взял себе хорошего вратаря и отличного защитника. Полузащита и нападение? Пфф. Кому они нужны? По «именам» команда соперника выглядела сильнее, но мы же играем не профессионально, тика-таку Гвардиолы нам никто не привил, как и какое-нибудь Катеначчо^[4]. В дворовом футболе нет никаких схем, наигранных комбинаций. Будь проще, и победа у тебя в кармане. Ну и про универсализм тотального футбола не забывай. Отдаёшь мяч защитнику с хорошим дальним пасом, далее следует от него заброс, используя свои быстрые ноги, ты ускоряешься в свободную зону, смещаешься с фланга в центр, перекладываешь, если нужно, мяч под ударную ногу и бьёшь. С большими воротами это, как правило, гол. Соперник начинает разводить. Используя хорошую выносливость, прессингуешь, отбираешь мяч на чужой половине поля, улетаешь в атаку и пожалуйста, счёт уже 2–0 через 5 минут после начала матча. Соперник уже подавлен, а твоя команда на кураже. Повторяешь тактику с забросами ещё несколько раз, ведь не всегда передачи точные, не всегда удаётся выиграть единоборство, не всегда пробиваешь вратаря. Но в целом, незамысловатая тактика с забросами работает на ура. И команда, с не самым техничным нападающим, то есть мной, нулевым полузащитником, и с неплохим вратарём обыгрывает без труда весьма техничную команду с сильными игроками. После часа напряжённой игры счёт оказался весьма и весьма приятным: 7–3 в пользу моей команды и с пятью мячами на счету вашего покорного слуги. Пента-трик!

— Ну, что, теперь поесть? — спросил я.

— Да. Го в Мак? — сказал Миша.

— Да, давай, — поддержали все.

Еле перебирая ватными ногами, мы побрели в ближайший уголок вкусной и вредной пищи. То, что надо, чтобы набрать сгоревшие калории. В дороге беседа не клеилась от слова совсем. Видимо всё дело в том, что мы очень сильно устали. Молочная кислота в ногах давала о себе знать. С трудом заняв два столика в переполненном торговом центре, мы стали рассаживаться со своими заказами. И уж теперь, с подносом еды под носом и сидя на мягком стуле, разговор пошёл как надо.

— Ну что парни, как у вас дела? Давно ведь не виделись, аж с лета, так что давайте. Кто как отметил 1 сентября?

— Ой, это такой пиздец, — начал сразу Серёжа, — просто жесть. Отметил значит 1 сентября в общаге, где решили устроить посвят. Я в прошлом году откосил, так как был с девушкой, но в этот раз не вышло слинять, да я и сам не был особо против.

— Ужрался? — спросил Миша.

— И это тоже. Пиво, водка с минералкой, текила с лимонадом. Первый раз блеванул — ну, думаю, ладно. Бывает. А второй раз прям в своей комнате, куда пришёл спать. Моему соседу пришлось потом убирать. Капец как стыдно конечно, но я наутро извинился.

— Теперь совесть чиста? — спросил я.

— Да. Ну, почти. А вообще я понял, что нахер алкоголь. Буду пить только с вами ребята. Вот соберёмся как-нибудь в бар, или просто поедем снова на дачу к Владу, возьму Халзанчика и всё. Ваня, запомни мой совет — не нажирайся.

— Дааа, я же каждый день пью, чтобы мне такие советы давать, — ответил я.

— Ну кто тебя знает, вот сейчас не пьешь, а потом как сорвешься и всё, не остановишь.

— А значит если я сорвусь, то обязательно вспомню твой совет?

— Да, если ты сорвёшься, то тебя, 90-килограммовый м-монстр, ничто не ос-с-становит, — сказал Влад.

— Ой, мы ведь уже не на поле, где я 90-килограммовый монстр, теперь я Ваня, который и 70 не весит. Кость, а ты чего молчишь? — спросил я у друга.

— Да так, — ответил Костя, но при этом его глаза не переставали бегать, — короче, парни, я не девственник.

— Что? Кому-то уже свою жопу отдал? — спросил Серёжа, чью шутку мы поддержали смехом.

— Нет! Сколько раз я говорил, что не гей, а пансексуал.

— Всё равно ЛГБТ-шник. Но. Вы не понимаете, это другое, — сказал Миша. Дружеский стёб не прекращался.

— Ладно, может и правда хорош уже. Так что, кто она? Или всё-таки он? — спросил я.

— Это она. Она! Познакомились в музыкалке.

— В музыкалке? А когда успел?

— Да у меня сосед пошёл поступать, и позвал меня с собой. Я же всё-таки и на гитаре чуть-чуть играю, да и пою тоже немножко. По итогу он не прошёл, а вот я поступил.

— Ого, поздравляю, — сказал Серёжа, к поздравлению которого присоединились и мы все.

— Спасибо. Так вот, познакомился там с Дашей. Там что-то как-то завертелось, ну и вот.

— Что «ну и вот»? Даже не расскажешь как и в каких позах? — спросил Миша.

— Да ну, — ответил Костя. Повисла пауза. — Всяко разно.

— Молодцом! — поддержал я друга.

— Да, спасибо. Теперь кстати не только один Серёжа не девственник из нашей компании. Так что давайте парни, поднажмите. Кто последний — тот тухлое яйцо.

— На кого ставишь? — спросил Влад.

— Ну, вообще наверное на Ваню. Он просто один не пьёт, а это серьёзный бонус как бы. К тому же он вроде не очень хорошо на контакт с девушками идёт.

— Я бы так не сказал, — промолвил Миша.

— Да? Ну, может быть я и неправ, — сказал Костя.

— Я про то, что Ваня не очень хорошо идёт на контакт с девушками.

— О чём это ты? — спросил я.

— А то ты не знаешь. Господин Иван, — начал Миша, — как Вы поняли, сегодня не удастся отмолчаться. Куда завтра идёшь? Вернее, к кому? К какой Маше?

— Ооо, вот сейчас поподробнее, — сказал Серёжа.

— Да, давай, расскажи, — начали уже галдеть друзья в ответ на закатывание глаз с моей стороны.

— Кхм, Михаил, начну с того, что подслушивать нехорошо, — максимально серьёзно начал я, — продолжу тем, что сейчас ничего не буду рассказывать, так как и рассказывать-то не о чем, а закончу тем, что когда я рассказывал вам о своих похождениях, это заканчивалось плохо. Вам напомнить, как вы приходили ко мне в класс и пели ту песенку, которая, возможно, разрушила мои теоретически счастливые отношения?

— Ой, д-д-да ладно тебе, — начал говорить Влад, заикаясь, — у тебя бы все равно с ней ничего не вышло. Последующие события это продемонстрировали.

— Продемонстрировали? Не слишком ли много «р» для картавого? А вообще, я всё сказал, — строго сказал я. — Да и сам-то, Костя, например, рассказал только сейчас о бурной ночи. Что-то я не помню, чтобы ты распространялся нам о каждом своём действии на любовном поприще.

— Так значит от тебя ждать новости о лишении девственности? — ухмыляясь спросил Костя.

— Возможно, — закрыв тему, подытожил я.

Отменно посидев, мы стали расходиться. Кто на автобус, кто на метро. Всем в разные стороны. Когда встретимся в следующий раз? Через неделю? Месяц? А может больше? Чёрт его знает. Да и стоит ли сейчас об этом задумываться? Как захотим, так и свидимся. А дальше всё как обычно: душ, готовка еды, ужин, игры, сон. Ладно хоть сегодня выбрались встретиться. А-то так и просидел бы у компьютера всё воскресенье. Сильно устав, я даже не успел подумать о чём-то: будущем, о себе, о девушках, о жизни. Сон накрыл меня куда быстрее, нежели тяжёлые и не очень думы.

***

Сообразив полезный завтрак в виде овсяной каши и наспех умывшись, я заторопился на учёбу. Дорога, лекция одна, другая, обед — ничего не занимало меня. Мои мысли были сосредоточены на сегодняшнем вечере. Хоть что-то интересное. Да даже и не что-то. Для меня девушка будет играть на пианино или что там у неё. А может сыграет не только на пианино. Кхм, пошляку голос не давали. Отношения, которые начинаются с интима, для меня неправильны. Платоническая любовь рулит. Да и какая вообще любовь? Нравится она мне? Ну, внешне да. Да и вообще интересная. Но как девушка? Э, пожалуй, нет. С ней же свихнёшься! Та ещё егоза. Но она-то тянется ко мне. Ну, здесь есть два варианта: 1 вариант — после сегодняшнего вечера мы перестанем видеться, пускай не специально, но всё же. И потом уже как увлекательную историю я расскажу всё друзьям. 2 вариант — после вечера она не захочет отлипать от меня. Но она-то мне как девушка не интересна. И тут всё зависит от настроения. Я либо всё спущу на тормоза, разорвав попытку начала отношений. Либо предложу ей дружбу. Чтобы потом лучше понимать девушек. Наберусь опыта в общении с противоположным полом, так сказать. А-то опыта мне и не хватает. Очень сильно. А если она влюбится? Ну, все когда-то разочаровываются в любви. Будет лучше, если её разочарую я, чем другой. Уж я-то как-нибудь выкручусь. «Ты очень хорошая девушка, и ты мне очень сильно нравишься, правда. Ты действительно супер, но мы не можем быть вместе. Видишь ли, (вставить любую надуманную причину), но мы можем остаться друзьями. Я очень дорожу нашими отношениями, и ты всегда будешь много для меня значить. Какая-то часть меня хочет всегда быть с тобой, но я не могу. Но знай, что ты навсегда поселилась у меня в сердце». Ну и ещё что-нибудь наговорить. Лицемерно? Разумеется. Но она-то этого не узнает. А моя душа и так уже далеко не бела, так что замараюсь, ничего.

Придя домой, я понял, что практически ничего не успею. Нужно минут через 20 уже выходить. Ну ладно, ещё раз почищу зубы, подушусь туалетной водой, причешусь, ещё раз умою лицо и вперёд. А самое главное, конечно же, это побриться. Я не брал станок в руки уже почти три недели, отчего моё лицо стало похоже на не пойми что. В общем, оно было крайне неухоженным. И нет, это не свидание. Не свидание. Я просто иду в гости к девушке послушать классическую музыку, только и всего! И хоть я понимал, что это не свидание, однако средство контрацепции с собой всё-таки взял. Хотя не сказать, чтобы «взял». Вернее сказать, не выложил из рюкзака, в котором нетронутая пачка резиновых изделий валяется уже пару лет. На всякий случай. Однако этот случай всё никак не хочет наступать. Ну и ладно. Не больно и хотелось. Хорошо, хотелось, но сейчас не хочется. С лёгким нервняком я пошёл к Маше. Дорога, конечно, занимает не столь много времени, как бы мне хотелось. Привычным быстрым шагом я добрёл меньше чем за десять минут. Я рано. Делать нечего, придётся быть пунктуальным и дождаться своего часа у двери. Хотя с чего бы мне стараться прослыть пунктуальным? Вечно опаздываю, делаю всё в последний момент. Но что ты, перед девчонкой захотелось предстать во всей красе. Хотел было уже в мыслях произнести «своей красе», но как я уже подметил, пунктуальность мне не была свойственна, а значит не была «моей красой». Мда, куда только не уйдут мысли парня перед домом девушки. Хорошо, что всегда можно залезть в интернет и пролистать ленту новостей. Или почитать «Вторую книгу»^[5], что я и сделал. Пару страниц, конечно, но всё же. Наконец, звонок в домофон, однако мне никто не отвечал так долго, что устройство само сбросило вызов. Спустя несколько секунд я повторил действие и получил ожидаемый результат:

— Да? — произнёс голос по ту сторону домофона.

— Эм, это я, Ваня, — уже начав нервничать, замялся я.

— Да? Отлично, сейчас впущу. Заходи.

Победоносный звук открывшейся двери попытался меня подбодрить, но безуспешно. Чем ближе к цели, тем сильнее шалят нервишки. Всё-таки первый раз иду в гости к девушке тет-а-тет. Поднявшись на нужный этаж, я обнаружил, что дверь закрыта. Удостоверившись, что это та самая квартира, я нажал на кнопку звонка.

— Да-да-да, я сейчас. Подожди немного, пожалуйста, — раздалось за дверью.

— Хорошо, я жду, — с легкой раздражительностью сказал я.

Я, понимаешь ли, специально ждал перед дверью, чтобы точь-в-точь с назначенным временем прийти, а она ещё не готова? Нет, я слышал, что девушки обычно опаздывают на свидания и весьма сильно, но здесь же не свидание, да и ещё я в качестве гостя. Ну ладно. Можно подождать минутку.

Одна, другая, третья. Прошло уже 8 минут, а я всё так и стоял на лестничной клетке. Нет, ну это нормально?! Сжав руки в кулаки, я подумывал уйти, но решил всё-таки задержаться. Мне становилось понятно, что вечер испорчен. По крайней мере, для меня. Настроение ни к чёрту. Наконец дверь открылась, и я понял, что синие вновь начали вести в счёте. Передо мной предстала следующая картина: красивая и молодая девушка, одетая в короткие, даже не думающие хоть немного приблизится к коленям, чёрные шорты, или вернее сказать шортики, в синюю, плотно прилегающую и мокрую футболку, через которую было видно всё, вплоть до отсутствующего бюстгальтера. Короткие сырые волосы, не уложенные в причёску, а лишь свисающие с головы этаким вихром дополняли крайне пикантную картину. Я, очевидно, весь покраснел и не в силах что-то сказать, проглотил слюну. Сама же нарушительница моего либидо смотрела широко распахнутыми глазами и виновато улыбалась уголками губ.

— Привет, — начала тихо и неуверенно Маша, но потом тут же перешла на быструю и рваную речь. — Ты меня извини, дел было просто много. Не успела. В школе задержали, ещё сготовить надо было, а я одна. Всё бегаю и бегаю, но все равно не успеваю…

— Воу-воу, тише, Маша, тише, — успокоившись сам, я начал успокаивать девушку, — всё в порядке. Я тут. Никуда не ушёл. А ты большая молодец. Ты не против, если я пройду?

— Ой, да, конечно, заходи.

— Слушай, Маш, — начал я крайне неуверенно, заходя в квартиру, — пока я раздеваюсь, ты можешь собраться. Если тебе это нужно.

— Ох, да, точно, — поглядев на себя и при этом краснея, сказала Маша. — Спасибо, что напомнил.

Я начал разуваться, а Маша удалилась в свою комнату. Так всегда происходит? Мы постоянно краснеем, нам становится неловко. Эх, лучше бы дома сидел. Через короткое время Маша вышла, не поменяв одежду. Ну, разве что надев кое-что, чего недоставало.

— Пойдём? — сказала девушка надрывистым, взволнованным голосом.

— А волосы?

— Конечно, сейчас.

Маша достала из шкафчика прихожей фен и удалилась в ванную, оставив дверь нараспашку открытой. Я решил не мешать ей. Но вскоре изменил своё решение. Пройдя пару шагов вперёд по коридору, я остановился у ванной и осторожно начал наблюдать за Машей. Казалось бы, ничего особенного. Просто девушка, просто сушит волосы. Но дело в том, что в этом и не было ничего особенного. Просто это было куда интереснее, чем нервничая стоять в коридоре, ожидая выхода Маши.

— Ваня, — начала Маша привычно для себя весело, — тебе разве не говорили, что подглядывать за девушками нехорошо?

— Хех, ну, во-первых, подглядывают обычно скрытно, — бойко начал я парирование предсказуемого замечания девушки, — а я прекрасно понимал, что ты увидишь меня через зеркало. А во-вторых, подглядывают обычно за чем-то непристойным, так что я не подглядываю, а лишь смотрю на красивую девушку, — сказал я, осознав, что переигрался с этой бойкостью. Последний скудный, но всё-таки эпитет оказался явно лишний. В итоге обычная фраза превратилась в подкат. Ох и не этого я хотел, не этого.

— Кхм, спасибо, — залившись краской, тяжело произнесла Маша.

— Эм, извини, само вырвалось, — сказал я с виновато-идиотской улыбкой, после чего всё-таки удалился с наблюдательного пункта, покуда ещё чего не испортил. Спустя пару десятков секунд, Маша вышла. Вернее, даже выскочила и чуть ли не врезалась в меня.

— Ой, — робко сказала девушка, глядя на меня снизу вверх расширенными зрачками и широко распахнув ресницы, отчего мне стало некомфортно, — извини.

— Эм, слушай, когда ты так смотришь, я начинаю забывать, зачем пришёл, — сказал я с улыбкой, решив свести подобную ситуацию к шутке. Я надеялся, что это растормошит её. Так и вышло.

— Да, точно, пойдём, — ответила Маша, на последнем слове уже развернувшись и идя в свою комнату. Я последовал за ней.

Маша усадила меня на своё кресло. Сама же села на обычную табуретку с кухни. Раскрыла пианино, или как там оно называется, и… задрожала. Сначала я подумал, что это волнение. Потом вспомнил, что и у самого иногда бывает тремор рук при переживаниях. Но причина оказалась куда прозаичней. Балкон оказался нараспашку. Я молча встал и закрыл окно, а затем прикрыл и сам балкон.

— Лучше? — спросил я, подражая известной рекламе.

— Лучше, — чуть смеясь и поняв меня ответила Маша, спасибо. С чего начать?

— Ну, мне так-то без разницы. Но давай с Бетховена.

— Принято.

Теперь дела пошли значительно лучше. Началось ритмичное постукивание по клавишам пианино, из-под которых доносились чёткие звуки. Темп «Аллегретто» неспешен, поэтому Маша с лёгкостью и непринуждённостью перебирала клавиши, размахивая пальцами, для пущей артистичности. Однако она была полностью сконцентрирована. Мелодичная середина давалась не столь легко, но девушка безукоризненно со всем справлялась. Я же совсем ушёл в себя, уставившись в одну точку, а именно на ножки Маши. И не потому, что я хотел я на них смотреть, вовсе нет. Просто в такие моменты ты опускаешь глаза, очень редко моргаешь и уносишься куда-то далеко. Обычно так приходиться смотреть на пол или стену. Но сейчас я пялился на икры девушки. Наконец, наступила кульминация. Эта мощная, трагичная, зловещая музыка. Конечно, без оркестра звучит не столь внушительно, но всё же. Я даже не понял, что композиция закончилась, а лишь продолжал сверлить взглядом ноги девушки. О чём я тогда думал? Да ни о чём. Я просто был в своей нирване.

— Эм, Ваня, слушай, тут такое дело. Я могу попытаться сыграть Вагнера, но там действительно нужен оркестр, поэтому…

— Всё хорошо, — сказал я, не переводя взгляд, — сыграй что-нибудь, что хочешь ты. Сыграй свою самую любимую композицию.

В этот момент Маша начала играть крайне мелодичную и романтическую музыку. Она казалась очень знакомой. Прямо-таки очень. Эта композиция была современной и быстрой. Маша вся была в напряжении, но её руки буквально порхали по музыкальному инструменту. У меня же при звуках мелодии в голове вспыхивал образ Насти, а на глаза подступали слёзы. Очевидно, сейчас они покраснели. Музыка закончилась… Маша развернулась, но застав меня в трансе не стала ничего говорить. Эта ситуация давила на моё и так расшатанное психическое здоровье, поэтому нужно было возвращаться в реальный мир.

— Спасибо, — тихо сказал я, смахнув рукой возможные слёзы и переводя взгляд на девушку. Каково же было моё удивление, когда я увидел заплаканную Машу!

— Ага…, — чуть слышно произнесла девушка.

— Маш, чтослучилось?

— Да так, ничего. Всё в порядке. Просто…

— Воспоминания нахлынули?

— Да.

— За это мы и любим музыку. Она даёт нам возможность пережить памятные моменты, — говорил я как всегда с умным видом, совсем забыв про то, что передо мной сидела «расклеившаяся» девушка.

Я терпеть не могу жалость, но сейчас понял, что ей нужна хотя бы какая-никакая поддержка. Я встал и сделав пару шагов, протянул свою руку под глаза поникшей девушки. Она подняла голову, посмотрела на меня своими заплаканными зелёно-голубыми глазами, которые стали ярче, насыщеннее, глубже. Они тянули к себе словно магнит, не отпускали, а только завлекали в бездонный омут, в которой я был бы рад нырнуть. Расширенные зрачки, улыбка лишь уголками губ, чувство холодной маленькой ладошки на своей и…Да, я растаял. В этот момент я мог сказать, что что-то во мне ёкнуло. Любовь? Не хочу разбрасываться громкими словами, но я ощутил глубокую симпатию к этой девочке и спустя мгновение заключил её в свои объятия. Сначала опешив, Маша спустя короткое время уткнула свою головку в мою грудь. Я же опустил свой подбородок на её макушку, вдыхая аромат клубничного шампуня. Каково же было моё желание прильнуть губами к её волосам! Но я лишь второй рукой прижал её голову к себе крепче.

Как же мне сильно этого не хватало! Ощущать тепло человека, которому на тебя не чхать, вдыхать его аромат и прямо-таки млеть и таять от всего.

— Ваня…, — освободив голову, тихо проговорила Маша. Я ожидал какой-нибудь шутки, по типу что мы часто так стоим или чего-нибудь ещё, — спасибо тебе. Большое спасибо. За всё.

— Да брось, — вновь начал я сторониться благодарностей, отстранившись от Маши, но всё ещё держа её за плечи, — это тебе спасибо. За всё. Ну и за то, что ты появилась в моей жизни.

Я сказал это осознанно, а не как ещё недавно в ванной. Да, я растаял. Я вкусил плод платонических отношений.

— Слушай, а что за мелодию ты только что играла? — спросил я, уже отпустив девушку.

— А это композиция «River flows in you». Современная и весьма известная.

— Это да, я тоже обратил внимание, что не раз её слышал. Приду домой, добавлю трек. И да, ты сыграла великолепно. Просто супер!

— Спасибо. Я правда давно не играла, думала не получится так, как хотела. Но я рада, что тебе понравилось. Вань, можешь поставить чайник пожалуйста, я, пожалуй, это, умоюсь.

— Да, конечно. Ты что будешь пить?

— Кофе. Без молока. И без сахара.

— Ого, суровый выбор, — сказал я, иронизируя, в надежде, что это поднимет Маше настроение.

— Ну…,- видимо хотела как-то отшутиться девушка и посему сделала паузу, — наверное всё-таки лучше с сахаром.

— Хорошо. Я всё устрою.

Я удалился на кухню, а Маша в ванную. Совершая ряд привычных действий, а именно: налить в чайник воды, зажечь огонь на плите, поставить чайник, достать кружки и т. д., я всё думал. Что только что было? Я никогда за собой подобного не замечал. Последний год я существую как разумный (и то не факт) овощ. Без интересов. Без увлечений. Без развлечений. Без чувств. Друзья? Порой мне кажется, что здесь скорее дело привычки и естественная нужда в общении, а не какие-то священные узы товарищества, которые так восхвалял Тарас Бульба. А до этого я вообще ушёл в мизантропию. Ницше, Вагнер, антисемитизм, расизм, Гитлер, социал-дарвинизм, нацизм, — все эти слова ураганом носились в моём разуме. А сейчас? Сейчас что изменилось?! Наивно думать, что Маша или кто-то другой способен сделать из меня Человека. Я уже так думал, считал, что кое-кто спас меня, исцелил душу от зла. Но не тут-то было. Исцелив от зла, ненависти, презрения к другим людям, она не наполнила меня чем-то высшим, добрым. В итоге оставив лишь пустошь в моей душе. Не научив меня любить, она разучила меня ненавидеть. А Маша? Будто она другая? Чушь. Все люди такие же. Так что глупо надеяться на другой исход. И что делать? Продолжать отношения, не влюбляясь при этом в неё. Если повезёт, то всё дойдёт до секса. Да и вообще наберусь опыта общения с девушками. Но, однако, теперь я не настроен её бросать. А зачем? Я ей нравлюсь, она мне тоже симпатична. С ней я смогу удовлетворить все свои потребности, как романтические, так и сексуальные. Просто нельзя влюбляться. Хватит. Довольно мнимых богинь и ангелов в моей жизни. Все отношения строятся по принципу я-тебе, ты-мне. Но из дальнейших размышлений меня вывел свист чайника. Разлив напитки, я сел и стал ждать Машу. Она долго. Тоже думает. Вероятно, обо мне. О нас. Интересно, насколько различны наши мысли в этом вопросе? Мне кажется, что они диаметрально-противоположны. Наконец она пришла и молча села за стол.

— Кофе с молоком? — поинтересовалась Маша, — я уж думала ты меня и здесь удивишь.

— Ну, порой стоит побыть и весьма заурядным.

Мы не знали, о чём говорить. Не хотелось. Боялись. Не было возможности. Маша обхватила своими ладонями кружку и смотрела в окно. Вечерело. Близился закат. Солнце уже садилось, и зарево от него уже вовсю проглядывало из-за туч. Малиновый закат буквально искрил в глазах этой девушки. Уловив то, что я за ней наблюдаю, Маша прикрыла глаза и слегка улыбнулась. Не поворачивая голову, она буквально впитывала в себя лучи закатного солнца. И от этого становилась ещё прекраснее, счастливее, добрее, неотразимей. О чём она думает? Видимо о чём-то удивительном, чудесном, может даже волшебным. Хорошо, что я не подхожу ни под одну из этих категорий. Молодая девушка думает о чём-то замечательном. Заурядно, но при этом всё же волшебно. Главное, чтобы позже она не перестала предаваться чувству прекрасного.

— Ваня, можно задать личный вопрос? — вывела меня из раздумий Маша.

— Эм, да, пожалуй. Вперёд.

— Тебе нравятся закаты?

— Ох ты, неожиданный вопрос, — не слукавил я. — Ну, если честно, то не знаю. Раньше нравились. Раньше я вообще природу любил. Солнце, облака, дождь, гроза. Всё меня впечатляло. Порой сидел на крыльце дачного дома и наблюдал за грозой. Как сначала вспышка белого света озаряет тьму, а после идёт грохот.

— А сейчас?

— А сейчас всё сложно. Просто сейчас это… далёк я от сентиментализма и романтизма, так сказать.

— Хорошо, — тихо и спокойно ответила Маша.

— Слушай, Маш, — спустя пару минут и выпитое кофе сказал я, — я, наверное, пойду.

— Да, хорошо, сейчас провожу.

Пока я обувался, мы молчали. Пожалуй, всё, что в нас было, мы оставили там, в комнате. Вот и сейчас я решил, что прощаться объятиями будет слишком.

— Пока, — тихо, сказала девушка, опустив голову и глаза вниз, глядя на свои босые ноги.

— Неправильно прощаешься, — начал я, и Маша подняла голову и кинула на меня удивлённый взгляд. — До встречи.

— Да, до встречи, — всё так же тихо, но теперь глядя мне в глаза и улыбаясь сказала девушка.

Я вышел из здания, и спокойно, любуясь природой, пошёл домой. А в голове повторял как мантру: «Не влюбляться! Не влюбляться! Не влюбляться!»

Глава 4

— Толерантность нужна в современном мире и обществе, сейчас без неё никуда, — заканчивая своё выступление, говорила моя одногруппница Саша. Ох уж эта теория и методы формирования толерантности. Ну кому нужна эта дисциплина? Правильно, никому. Но теперь ещё иди, получай зачёт. Благо можно взять автоматом. Что и надо бы сделать. Может ответить, чтобы получить «плюсик» и приблизиться к автомату? Да не, как-нибудь в другой раз.

— Иван, я вижу Вы заскучали, — сказала преподавательница, заметив то, как я зеваю. — Может быть выступите?

— Да я как-то не особо готов. Может быть в другой раз.

— Вы не готовы? Тогда выступите экспромтом. Что вы думаете о толерантности? — сказал педагог, приглашая рукой на выступление.

— Ай, ладно, — раздражённо произнёс я, — что там за тема?

— Моё отношение к толерантности.

— А, ясно. Толерантность — это что такое? Терпимость. Терпимость к другим. Ну и… Ок, зайду с козырей. Толерантность — это бич современности. Делая толерантность чуть ли не главнейшей ценностью современного общества, мы обрекаем будущие поколения на сильнейшие потрясения. «Умные мира сего» навязывают чуждую терпимость и сострадание к группам людей, которые издавна были врагами. Пытаться примирить католических ирландцев с протестантами-шотландцами…Ну, это в крайней мере неразумно. Обществу, как и отдельным людям, нужно выплёскивать агрессию. От неё нельзя избавиться. Её можно либо копить, аккумулировать для более сильного выброса. Либо регулярно давать агрессии выход, срываться в разумных пределах. А смерть нескольких сотен людей в масштабах многомиллионных сообществ является тем самым разумным пределом. А как проходит эволюция? Верно, через постоянную борьбу. За выживание своего вида с другими. Или же, что встречается куда чаще, внутри своего вида, с так называемыми «другими». Мы прошли путь от амёб и инфузорий до кроманьонца отнюдь не благодаря толерантности, а совсем наоборот. Наши предки боролись ради нашего появления. Они гибли не сотнями, а сотнями миллионов. А мы вдруг решили отбросить всё это? Неужели людям стало стыдно? Стыдно за то, что мы животные? По всей видимости да. Европейский народ великодушно предоставил чуждой крови те же права, которые завоевал для себя в течение столетий ценой огромных собственных жертв. Рано, слишком рано люди посчитали себя юберменьшами. Но если вернутся к толерантности, то я не упомянул ещё одну вещь. Все эти меньшинства ждут не толерантности, не терпимости, нет. Они требуют любви к себе. И мне было бы все равно на все эти меньшинства, но они заставляют тебя полюбить их. Теперь даже если ты нормально к ним относишься, но при этом не любишь их, то ты ксенофоб, шовинист, расист. Эти так называемые либералы, прикрываясь свободой и борьбой за права ущемляют одну из главных свобод — свободу эмоций и чувств. А в Америке сейчас и эта тема с БЛМ. Всё началось с этого Джорджа Флойда. Виноват ли полицейский? Да. Было ли это актом расизма? Очень сильно сомневаюсь. Если бы на месте Флойда оказался такой же 100+ килограммовый и ростом 190+ белый с богатым опытом тюремной жизни, то коп поступил также. Приём был жёстким и болевым, но не смертельным. Для нормального человека. Ну а в крови Флойда нашли наркоту, из-за которой и были нарушены дыхательные процессы. Чёрных убивают потому что они чёрные? А согласно статистике преступлений за 2018 год, в Америке белые страдают от чёрных почти в 10 раз больше, чем чёрные от белых. Так, а что же с расовым беспределом от полицейских? А здесь примечателен случай Джастин Даймонд. Обычная 40-летняя белая женщина без судимостей вызвала полицию, так как слышала крики из соседних домов. Приехал полицейский и не выходя из машины застрелил её. Коп разумеется чёрный. Были какие-то протесты? Конечно нет. А теперь сравнить два случая: в одном чёрный коп застрелил безоружную белую женщину, а в другом белый коп применил опасный, но не смертельный приём против огромного чёрного с рядом судимостей. И это было задержание после преступления. БЛМщики всё так же требуют, чтобы ты их любил. Но я не буду. Извините, но даже самые сексуальные звёзды и красавицы афромариканки меня не сильно привлекают. Мне они не нравятся внешне. Дискриминация ли это? Да. Плохо ли это? Нет. Я пару раз сталкивался и скорее всего не раз столкнусь с дискриминацией по росту в свою сторону. Да, у некоторых предвзятое отношение к невысоким людям. Мы любим общаться с глупыми людьми? Нет, мы их сторонимся и избегаем их компании. Не хотим мы связываться с идиотами. Но ведь интеллект передаётся по наследству, генетически! Получается проявляя антипатию к тупым людям мы дискриминируем их по интеллекту. Как интроверт-флегматик я не особо люблю разговоры с другим интровертом-флегматиком. Потому что в разговоре мы пассивы — т. е. слушатели. Но в диалоге не может быть два слушателя. Кто-то не переносит холериков, или часто ноющих и апатичных меланхоликов. Но ведь характер и темперамент тоже заложены в нас генетически. Быть нетерпимым — это нормально. Нормально разделять людей на тех, кто нам нравится и на тех, кто не нравится. А признаками симпатии и антипатии может быть что угодно. От горбинки на носу до цвета кожи. Свобода выбора стоит слишком дорого. А свобода выбора, кого любить, а кого нет слишком дорога. Нельзя любить всех. Если вы любите всех и вся, то теряете естественную способность выбора. Любовь — сильнейшее чувство. И я не собираюсь растрачивать любовь на всех и вся. Я бы ещё продолжил про потерю индивидуальности, хоть религиозной, хоть национальной, про то, что люди в принципе не равны и многое другое, но через двадцать секунд звонок на обеденный перерыв, а задерживать голодных студентов я не имею права. Могу садиться?

— Да, садись пожалуйста, — недолго подумав, задумчиво сказал педагог. — Ребята, вы свободны. Иван, задержись немного. На следующем семинаре мы продолжим. Так что можешь подготовиться и к продолжению своего рассказа, и к возражениям других.

— Возражать будут глупые, неразумные, не разобравшиеся в этом вопросе люди. Они не сняли розовые очки, я же прозрел. Уже давно.

— Именно поэтому ты сидишь один?

— Хех, — усмехнулся я со злобной улыбкой, — источник, из которого пьют все или большинство неизбежно отравлен. Я же не хочу травиться. А одиночество… Это для слабых оно является проклятием, а для сильных неизбежностью, которую мы принимаем как дар.

— Хорошо, я тебя поняла. Можешь идти на обед.

Мда, всё как всегда. Стоило только задержаться в кабинете на минуту-другую, как все места в столовой заняты. Скопировав персонажа Джона Траволты из «Криминального чтива», я понял, что вариантов у меня не то чтобы много. Ну, в конце концов, стоя больше влезет.

— Ваня, садись к нам. Местечко есть, — окликнула слева меня Настя, сидевшая в своей привычной компании.

— Эм, ну ладно. Спасибо за приглашение, — сказал я и присоединился к компании одногруппников. — Всем приятного аппетита.

— Спасибо. Тебе тоже приятного, — тут же ответила Ника.

— Зажёг ты, конечно, сейчас, — прервал весьма длительное молчание Артём.

— Ну, мне не привыкать, — с ехидной ухмылкой подметил я. — Готовьтесь к следующему семинару. Препод сказал, что я продолжу выступать и защищаться от нападок группы.

— Она прямо так и сказала?

— Примерно. Не суть важно. В общем, готовьтесь меня переубеждать.

— О, это будет очень легко. Твоя аргументация проста и линейна. Её уже давно разбили все глобалисты мира, — самоуверенно заверил меня Даня.

— Нет смысла тебя переубеждать, — томно сказала Ника, — если ты в это веришь, то только ты сам разубедишься в этом. А наши споры и ответная аргументация…Они будут лишь ещё сильнее убеждать тебя в своей правоте. В конце концов, возможно ты и прав. Так что я просто с удовольствием выслушаю тебя на следующем семинаре. Ты главное тоже подготовься. Чисто чтобы не нести околесицу, которая у тебя бывает. Тему плохо знаешь, но в то же самое время понимаешь, что у тебя отличный голос и решаешь этим пользоваться. И да, голос становится ещё увереннее, крепче, завораживающей, но смысл слов-то от этого не меняется. Так что подготовься. Слушать тебя подготовленного — одно удовольствие.

Когда Ника это говорила, она, по большей части, смотрела мне в глаза, но всё же довольно часто отводила свои маленькие зелёные глазки от моего восторженного взгляда. Её глаза бегали по столу, опускались на тарелку с медовиком, рассматривали свой весьма заурядный маникюр голубого цвета, и наконец, скользили по моему телу: сточенные ногти, выпирающие вены на кистях, мощные предплечья, широкие плечи, губы, невероятно тёмные, почти чёрные, но всё-таки карие глаза. Я ощущал этот взгляд, поглощал этот приятный голосок, восхищался умом сидящей напротив девушки, кайфовал от растерянной ею из-за меня уверенности, а от последних слов, сопровождаемых миловидной улыбкой и широко распахнутых глаз я получил самый настоящий эмоциональный оргазм. Готов поспорить, что и она почувствовала что-то подобное. Ох уж эта пресловутая «химия». Жаль, что у неё есть парень.

— Ну что ж, Ника, для тебя я с радостью подготовлюсь. Перечитаю Ницше, социал-дарвинистов, Гитлера, — спокойно произнёс я, делая акцент лишь на имени и ставя паузу, которая бы подразумевала окончание моей речи, но не позволяла тут же вставить свои пять копеек кому-либо ещё, — доставлю тебе «одно удовольствие».

Всё сработало как надо. Пауза, томный голос, выделение последних двух слов, молчание и переглядывание между собой моих собеседников — всё было идеально, как я и надеялся.

— Спасибо ещё раз, что пригласили за стол, — спустя несколько секунд тишины сказал я, встал из-за стола, кивнул Нике и пошёл по своим делам. Благо есть ещё пара десятков минут до следующей пары. Отлично, почитаю «На игле»^[6].

«Голубые охотятся за натуралами — этакими клубными вышибалами с громадными бицепсами и храбростью во хмелю. Натуралы охотятся за женщинами, которые балдеют от грациозных, изнеженных гомосеков. Никто не получает того, чего хочет».

Просто? Да. Гениально? Конечно. И между прочим отличное оправдание своих неудач на романтическом поприще.

Спустя пару минут ко мне подошла Саша. Я заметил её боковым взглядом, стараясь не отрываться от чтения. Она же, немного выждав, начала разговор.

— Хорошая речь получилась. Я прямо-таки почти поверила в то, что ты говорил.

— А, у меня просто талант убеждать людей. Впрочем, мне понравилась и твоя речь.

— А мои идеи, облечённые в слова?

— Ну, я пока не могу сказать точно, — сказал я, улыбнувшись, поймав ответную улыбку.

— Скоро политические игры. Ты будешь участвовать?

— Да, буду. А ты?

— Вряд ли, я лучше послушаю кандидатов. Ты будешь брать за основу существующие сейчас партии, или своё придумаешь? Просто у одной группы будет анархо-капитализм.

— Возьму существующую. Но не ныне. Буду отталкиваться от национал-социалистической идеологии.

— Ого, неожиданный выбор. Много единомышленников нашёл?

— Гораздо больше, чем предполагал. Одиннадцать человек. Больше трети нашей группы. Учитывая это, мы практически точно будем выступать в лекционном зале от имени нашей группы. Будешь за меня голосовать?

— Посмотрим. Это зависит от того, понравится ли мне твоя программа. А ты лидер партии, да?

— Разумеется. Я же и предложил взять крайнюю, радикальную идеологию. Выбор был лишь между коммунизмом и фашизмом. Я, конечно, был не против взять троцкизм, но мои симпатии всегда были на стороне правых, нежели левых. Да и народ…Он и собрался быстро, никого не нужно было просить вступить в партии, так ещё и сам просил как можно больше жести. Ну а дальше я не в праве раскрывать все подробности. В конце концов, осталась лишь неделя.

— Да, с нетерпением жду. Хоть наконец интересный семинар будет.

— Ну, на остальных поспать можно.

— Да, точно, — усмехнулась Саша, и неясно было, продолжили ли бы мы говорить или нет, но прозвучал звонок, а вместе с ним к кабинету подходил наш педагог. Так что как только он открыл двери, мы просто молча расселись по своим местам. 

*** 

Придя домой я понял, что забыл кое-что важное. Саша напомнила мне об этом. Подготовка к политической игре. Да, пускай порядка 35 % голосов уже у меня в кармане, однако есть множество моментов, которые следует учесть. Во-первых, мои «единомышленники» могут предать, и под предлогом того, что программа или выступление другой партии понравились им больше, они могут отдать свои голоса за них. Этого нельзя предотвратить полностью, но шансы возможного предательства можно минимизировать посредством тщательной подготовки выступления. Во-вторых, представители других партий могут узнать, что у меня большое число последователей. Следовательно, они сделают вывод, что никто из них не сможет помешать мне победить. В одиночку. И они могут прийти к единственно-правильному выбору: всем объединиться и проголосовать за одну партию, дабы не допустить разделения голосов и победы радикальной партии. Конечно, я надеюсь на то, что мои противники окажутся столь неразумными, как и руководители коммунистических, центристских и социал-демократических партий в Германии в 30-е годы ХХ века. Во всяком случае, готовиться нужно. И я погрузился в литературу. Да, различную. Проблема заключалась в том, что электорат, в виде подростков до 20 лет отличается максимализмом, энергией, стремлением к борьбе. Само по себе это не проблема, однако нынешняя молодёжь, уверовавшая в Солженицына, видя стагнацию страны, усиление тоталитарного строя, «закручивание гаек», силовой разгон мирных демонстраций, недопущение ряда оппозиционных кандидатов до выборов, желает бороться как раз-таки против всех признаков тоталитаризма, попирательства свободы. С жадностью заглядывая в рот Западу, они обожествляют Америку, Соединённое королевство, Францию, Германию. Если в России делается что-то не так, то это плохо. Даже если это борьба за сохранение семейных ценностей через антагонизм к ЛГБТ-сообществу. Нынешняя молодёжь, ненавидящая «совок», гораздо с большим удовольствием пойдёт брать Бастилию, нежели свергать Временное правительство. Но при этом всём, подростки очень сильно подвержены мнениям авторитетов. Так что основной моей задачей было найти оправдание тоталитаризма и расизма у выдающихся людей прошлого. Гитлер и нацистская верхушка, несмотря на то, что они были выдающимися людьми, не подходили по понятным причинам. И так я начал готовиться.

Платон, Аристотель, Ницше, Гюстав Лебон — именно к этим авторитетам я обращался. Возьму за основу. Добавлю кое-что из программ иностранных современных ультра-правых организаций, движений, партий. И конечно же щепотку экспрессии, ярости, энергии от Гитлера и Геббельса. Речь о Тотальной войне в помощь.

Спустя 6 часов работы черновик был готов. Углубляться смысла не было, так как время будет ограничено, да и отдельные моменты я, если понадобится, опишу подробнее. Благо я углубился в тему, поэтому привести цитаты из «Государства» Платона и «Политики» Аристотеля для восхваления аристократии не составит труда. В расовом вопросе нужно будет придерживаться точки зрения между Лебоном и Розенбергом. Меня не могли загнать в угол. Так во всяком случае мне казалось. Однако философия, история, политология меня порядком извели. Послезавтра, в понедельник, выступление. Сейчас же, в субботу, после учёбы, я хотел развеяться. Сходить в кино? Да, думаю хороший вариант.

— Миша, пойдёшь в кино? — спросил я у друга, выйдя из комнаты.

— Не, не охота. Там сейчас ничего интересного. Можно в Мак условный сходить. Наших позвать.

— Да не, я есть не хочу. Завтра можно будет собраться, — сказал я и удалился обратно к себе.

Ну и что делать? Я глянул афишу кинотеатров. Да, действительно ничего стоящего. Ну ладно, может в следующий раз. Времени было лишь два часа дня, а я не знал, чем себя занять. Сериалы, игры, фильмы? Надоело. А впрочем… Пока мой мозг искал всевозможные варианты препровождения, я начал листать ленту новостей. Политические и спортивные новости, фотографии, лайки и комментарии друзей. Все смешалось в одно месиво перед остекленевшими глазами. Машинально крутя колёсико мышки, я хлопал веками, пока взгляд не зацепился за один пост. Какая-то женская хрень, про красоту мира, природы, с детской, наивно-сопливой цитаткой. Фу, терпеть не могу подобный бред. А сверху надпись: запись понравилась Марии…

Ха, ну кто бы сомневался. Было бы удивительно, если бы она не тащилась от этой фигни. Однако я тут же вспомнил нашу последнюю встречу, и мне стало немного стыдно. Немного, самую капельку. Но я подумал: «А почему бы не пригласить её в кино?» А стоит ли…Ой, пофиг. Маши не было в сети, так что я решил позвонить. Не люблю я конечно говорить с людьми по телефону, но в этот раз решил дать слабину.

— Ваня? Привет, — послышалось на том конце. — Рада, что ты позвонил. Как дела?

— Привет Маша. Дела-то в общем и целом нормально. У тебя как?

— Тоже нормально. Ты по поводу звонишь или просто поболтать? Ой, извини, немного не то сказала. В общем я и просто поговорить с тобой рада.

— А, всё нормально. Я даже не обратил внимания. Но я это, по поводу, — говорил я обрывисто, тщетно пытаясь скрыть волнение в голосе. — Не хочешь сходить в кино? Сегодня.

— Ого как! Я даже не знаю. Надо у мамы спросить. А на что?

— Да, мультик вроде какой-то идёт. Отзывы тоже вроде неплохие.

— Хм, можно. Я бы сходила. Ой.

— Что такое?

— Это что, получается свидание?

— Эм…, — я молчал секунд пять, пытаясь подобрать нужные слова. Маша застала меня врасплох. Я и так был смущён тем, что звал её по сути дела на свидание, так она меня ещё и в этом уличила, — свидание или дружеская прогулка? Всё зависит от того, на что ты согласна пойти.

— А если не согласна идти ни на то, ни на другое? — игриво спросила Маша, а я же, совсем отупев, готов был уже капитулировать и прощаться. — Да я же пошутила. Но я сегодня не могу, правда. Я в школе задержалась, а мама настоятельно требует уборки в комнате. Но можно завтра сходить. Ты как?

— А, ясно. Но у меня на завтра уже есть планы, так что может быть просто в другой раз?

— Да, давай.

— Хорошо. Ну ладно, давай, пока.

— Пока.

Ха, не влюбляться он собрался! А больно ты ей нужен? Или что, раз помог да раз обнял и всё, она уже течёт от тебя? Никому ты к чёрту не сдался. Ни работы, ни квартиры. Какая девушка?

С горечью в сердце и на душе я просто пошёл на улицу. Чтобы просто идти. Вперёд. Влево. Вправо. Назад. Чувствовалась ненависть к самому себе. К своей ничтожности. Ведь я уже начал верить, что с Машей у меня хоть что-то получится.

Банально, но мне действительно не было чем заняться. Именно поэтому я пошёл на улицу, где мне некуда было уйти. Хотелось домой. Хотелось уюта, любви, тепла. Но Питер сжимал и душил всё во мне. В мегаполисах нет индивидуальности. Она ещё есть у приезжих, но город ломает их и подстраивает под многомиллионное сообщество. Полнейшее равнодушие ко всему, которое люди пытаются скрыть за "фотками счастья" для инстаграмма. Жестокость, злоба, боль, скорбь пронизывают тебя насквозь вместе с леденящим морским ветром.

Еду на метро. Куда? Куда-нибудь до конечной. Прибывает поезд, а вместе с ним и то самое чувство, желание. Сделать ещё пару шагов вперёд за желтую линию. И всё будет кончено. Вот поезд уже показывает огни из сумрачного тоннеля, а его, как и всегда, сопровождает "дыхание смерти". Тот самый ветерок, который пробирает до мурашек, будь ты хоть на большой высоте перед невысокой оградой, или же как сейчас перед несущимся орудием возможной смерти. И этот ветерок постоянно тебе нашептывает, что стоит лишь протянуть руку навстречу, и ты навсегда забудешь, что такое боль. Эх, если бы я знал, что по ту сторону жизни меня будет ждать свой личный рай без подстав от тёмных сил, то я бы тут же сделал это. Если бы я знал…

— К красивым пионеркам захотелось? — спросил мой ехидный внутренний голос.

Я не был настроен на разговор, поэтому без единого слова заставил внутреннего собеседника заткнуться.

Да, я слабак. Я не готов бороться. Я бы давно сдался за уместное вознаграждение. Но кто мне его предложит? Одна за другой проносились станции, как и спешащие домой люди. Я же, словно неявный хозяин поезда был смотрителем. Выйдя из квартиры три часа назад, в моей голове уже не было ни одной хорошей мысли. Только вечная депрессия. Вечная и гнетущая грусть. К возвращению якобы домой, мысли уже просто летали и не могли уложиться в комплексную идею. Миша уже спал, но для меня это всё равно не имело значения. Пройдя на кухню, я налил себе крепкий, состоящий лишь из двух ложек с бугорком кофе, да кипяток. Не знаю сколько я просто сидел и смотрел в окно, знаю лишь то, что, когда притронулся к кофе, оно уже было холодным. На часах пятый час утра. Вспоминаются слова из песни:

Скоро рассвет, выхода действительно нет, но ключ я сегодня не повернул. Испугался. Как и всегда. Как и всегда. Не помню, как я заснул. Но вот то, что на подушке остались мокрые следы я утром заметил. Жаль, что это не от пота. 

*** 

Наконец. Вот он. Тот момент, которого я ждал. Финал игрушечных выборов. Я готовился хорошо. Чтение современных положений социализма и просмотр выступлений Гитлера и Геббельса. Я всех разнесу. Разнесу!

Люди должны поверить в то, что я говорю эмоциями. Они не должны и подумать, что выступлению предшествовало две репетиции. Заручившись поддержкой группы, я пошёл за трибуну. Всё шло по плану. Пауза. Непонимание и ожидание, которые накаляли лекционный зал в двести человек. Даже те, кто сидел за телефоном во время выступления предыдущих ораторов, отложили гаджеты. А я всего лишь молчал. Но все внимание уже было на мне. И я начал.

— Вот она, ваша проблема. Наша проблема. Равнодушие. Вам плевать на выступающих так же, как и на судьбу страны! Вы не желаете что-либо делать ради своей страны, ради своего народа. Поэтому мы здесь. Поэтому я здесь, глава партии Российской освободительной национальной партии, иначе говоря РОНП. От кого мы собираемся освобождать нашу священную страну и великий русский народ? Конечно же от зажравшихся капиталистов, которые пьют кровь из честного народа, от нелегальных мигрантов, которые словно чума заражают наше общество. И я с гордостью представляю наше знамя, которое будет пугать наших врагов и зажигать огонь в сердцах неравнодушных к нашему движению, — сказал я, и мой помощник переключил слайд, на котором и был наш символ.

Нацистский флаг. Красный, возбуждающий фон. Белый круг в центре. И греческая буква «Омега» в центре взамен свастики.

— За источником вдохновения, мы обратились к великим людям прошлого и их идеям, к Платону и Аристотелю. Идеи Платона и Аристотеля? Не про аристократию ли вы часом говорите, спросите вы меня? О да, именно об этом устройстве государства. Идеалом Сократа были аристократические Спарта и Крит, где соблюдались законы и правление осуществляли образованные люди. Похожих идей придерживались и Платон с Аристотелем. Как вы помните, демократию они относили к плохим режимам. И, если вы хорошо подумаете, то так оно и есть. Разве может голос какого-либо люмпена равняться голосу условного Пушкина? Кем проще манипулировать? Кого проще использовать для своих целей? Именно этим и занимается действующая власть. Она использует демократию, как предрекали ещё 2500 лет назад философы Древней Греции. При нас власть будет в руках лучших людей. И да, мы введём однопартийную систему. Ага, тоталитаризм, скажете вы. И будете неправы. У нас сейчас многопартийная система. И как, чувствуете, что у вас огромный выбор путей развития страны, что каждая партия предлагает свои варианты, предлагает свои реформы, разительно отличающиеся? Нет? Хм, мы тоже заметили, что на последних выборах всё чаще появляются слова, что от их голоса ничто не зависит, что у нас власть одной партии, оппозиции законной нет, а другую оппозицию делают незаконной. Однопартийная система решит эти проблемы.

Мы сделаем главное — сделаем так, чтобы быть русским не было стыдно. Сначала жидо-коммунисты втоптали в грязь русский народ, а потом это продолжили делать и жиды-капиталисты, которые начали геноцид русского народа в 90-е годы. Мы остановим это! Оглянитесь на Америку и Европу. Что там творят низкородные расы? Мы не позволим подобному пройти в нашей стране. Мы не позволим им уничтожить нашу культуру! Для этого мы немедленно начнём процесс репатриации большей части расово чуждых элементов, находящихся в пределах России. Во избежание психологических травм, процесс будет проходить самым гуманным способом. Наше правительство активно помогает нуждающимся странам. Поставляет гуманитарную помощь, прощает долги, выдаёт кредиты, зная, что деньги не будут возвращены. И это в то время, когда у нас треть людей находятся в бедности! Вопиющая, преступная несправедливость по отношению к русскому народу. Поэтому мы намерены в первую очередь обеспечить базовые потребности русского народа и только затем начинать оказывать помощь другим народам.

Но не только экономикой измеряется наша жизнь. Большое внимание стоит уделить культуре и науки. Мы требуем, чтобы государство поощряло и поощряло любую подлинную форму арийского культурного самовыражения. Мы также требуем, чтобы государство субсидировало чисто научные исследования. Далее мы требуем устранения всех чуждых влияний из культурной жизни арийской общины и ликвидации культа уродства и безумия, известного как “современное искусство” и “современная музыка” (например, “рэп”). Мы считаем, что высшая свобода — это свобода арийской души выражать и проявлять себя без вмешательства через произведения творческого гения. С этой целью мы считаем, что все сообщество должно оказать свою энергичную и безграничную поддержку. Мы также считаем, что государство несет особую ответственность за защиту расовой души от пагубных последствий искажающих чужеродных влияний — в искусстве, литературе, музыке, драме, развлечениях, образовании и научных исследованиях — и за установление тех стандартов, посредством которых могут быть отражены истинные арийские характеры и идеалы и выражен ищущий дух нашей расы. Мы должны поощрять и поощрять любую форму подлинной культуры белых, и мы должны прививать нашей молодежи уважение к красоте и порядку, которые характеризуют культуру подлинного белого человека. Мы должны пробудить новое понимание нашего расового и культурного наследия, чтобы творческие инстинкты нашего народа могли вновь найти выражение в направлении, которое будет постоянно обновлять и обогащать это наследие, а не унижать и унижать его. Мы требуем создания новой системы образования, которая будет уделять большое внимание физическому и нравственному развитию наших молодых людей, а также развитию их умственных способностей и которая будет прививать каждому молодому арийцу важнейший набор расовых ценностей. Мы считаем, что арийская молодежь представляет собой будущее нашей Расы, и что в ее приспособленности и способностях лежат наши надежды на будущее. Поэтому мы считаем, что долг государства-тщательно и всесторонне следить за развитием нашей молодежи, признавая, что в долгосрочной перспективе здоровый ум может жить только в здоровом теле и что наряду с тренировкой интеллекта должна идти строгая физическая и моральная подготовка.

Наконец, мы полагаем, что образование может считаться законченным только тогда, когда оно способно выжечь в сердце и уме молодого арийца высшую важность расовой идеи. Мы требуем от государства активного участия в духовной жизни расового сообщества. Наш народ должен свернуть с нынешнего пути материализма, цинизма и эгоизма и вдохновиться расовым идеализмом и возрождением традиционных арийских духовных ценностей. Мы верим, что материальная жизнь здорового, органического общества неотделима от его духовной жизни. Поэтому мы считаем, что государство обязано заботиться как о духовных, так и о материальных потребностях расового сообщества. Мы также считаем, что единство и сплоченность народа зиждется на наличии у него общего набора ценностей и идеалов, которые могут формировать его нравственное мировоззрение и служить основой его образа жизни и культуры. Мы также считаем, что арийцы должны найти свои духовные корни в глубинах своей собственной расовой души, а не в традициях и ценностях другой расы. Только через духовное возрождение нашего народа мы можем достичь глубокой переориентации, которая является предпосылкой построения здорового расового сообщества.

Наши враги? О, они нам не страшны, а вот их страх нам понятен. Ведь во все времена человек, у которого величие лежит выше среднего уровня общей глупости, неадекватности, трусости и высокомерия, всегда представляет большую угрозу для большинства.

— 30 секунд, — сказал судья, выведя меня из транса ораторства, и указав на то, что многое ещё не сказано, а времени нет.

— Окрылённые нашими героями и вдохновлённые Чайковским и Глинкой, мы уничтожим наших врагов! Мы возродим из пепла мощь русского гения и славянской силы. Да здравствует Россия. Слава России! — крикнул я, и мой возглас сопровождался вскидыванием кулака под углом в 45 градусов от моей группы в 30 человек, вставшей, буквально вытянувшейся по струнке. Я же, привычным жестом фюрера принял данное приветствие под овации ликующей аудитории.

Ещё раз разгромив противников при ответе на вопросы, я сел на своё место. Сказать, что я вымотался, это ничего не сказать. Красные щёки, боль в голове, резь в горле. К счастью последнюю проблему я быстро решил, опустошив бутылку с водой. Еле-еле досидев до конца выступлений и собственно выборов, забрав грамоту от преподавателя, я поспешил вместе со звонком сначала в уборную, чтобы умыть лицо, а после на улицу. Срочно требовался свежий воздух.

— Мда, это было нечто, — положив руку мне на плечо сказал Даня.

— Это было просто офигеть как круто. Ты просто разнес всех! Молодец! — поздравляла меня Саша.

— Слушайте, всем спасибо, но у меня есть вопрос. Сколько голосов я набрал?

— Ты не знаешь? Объявляли же. 65 % голосов. Около 130 человек.

— Спасибо. Я просто был занят.

Дальше весь день я спал, хоть на лекциях, хоть на семинарах. Поспав после пар в библиотеке и по дороге на квартиру в метро, я подходил к "дому". Как вдруг зазвонил телефон. Маша? Какого черта?

— Да?

— Ваня привет. Как дела?

— Всё круто. У тебя как?

— Да тоже хорошо.

— Ты с какой целью звонишь? — спросил я, но тут же понял, что выглядело это резко, так что посчитал нужным извиниться. — Кхм, извини. Резковато вышло. Просто устал.

— Да ничего, всё в порядке. Я это, хотела пригласить тебя к себе на день рождения.

— Эм, а когда?

— Сегодня.

— Сегодня?

— Ну, если быть точнее, то сейчас.

— Сейчас!? А предупреждать вовремя можно?

— Извини. Просто день рождения был запланирован давно, а мы с тобой познакомились не так давно. Вот я сейчас сижу и думаю, что кого-то не хватает. Ты если не можешь, то всё нормально, я не обижусь. А так приходи, подарка не надо. Я просто хотела бы тебя увидеть. Ну ты как?

— Эм, я даже не знаю. Как-то неожиданно всё это. Я, наверное, не смогу, дела. К семинару надо ещё подготовиться.

— Жаль. Ну ладно. Но если сможешь, то обязательно приходи! Ты же студент, так что я тебя накормлю, напою. Вряд ли тебе хочется самому готовить, — говорила энергично Маша, явно зная, на что нужно давить.

— Окей. Понял-принял. Ну ладно, давай, пока, мне ещё зайти кое-куда надо.

— Хорошо, давай, до встречи.

— Эй, может хватит менять моё пока на своё до встречи?! — слегка возмутился я, а в ответ было лишь тихое хихиканье.

Положив трубку, я стал обдумывать план действий. Что, собственно говоря, делать? Идти домой? В принципе, картошка с котлетами на ужин у меня есть. Да и семинар опять же. Но с другой стороны день рождения. Праздник. Тебя пригласили. Хоть и поздно, но всё же. Там наверняка еда будет вкуснее моей. Да и веселее всё это, нежели чем залипание в монитор. Ай, ладно, схожу. С пустыми руками? Да как-то не комильфо. Надо что-то купить. Но что? Я же понятия не имею, что ей нравится. Так, хорошо. Она кто? Правильно, девушка. А что любят практически все девушки? Бриллианты! Ага, сейчас. Уже бегу. Нет, цветы! Вот и ладненько, на том и порешали. Зайдя в киоск продажи цветов напротив дома Маши, я понял, что понятие цветы весьма обширно. Какие именно? Розы? Да. Или нет.

— Извините пожалуйста, — обратился я к продавцу, — что можете посоветовать подарить девушке на день рождения? Я студент без стипендии, если что.

— Хех, понимаю. Ну смотрите, есть тюльпаны, есть розы. Маме выбираете?

— Нет, не маме.

— Ага, значит девушке.

— Да нет, не девушке, — замялся я, — короче говоря подруге.

— Хорошо. Тогда могу посоветовать белые розы. Красные больше подходят для женщин, а белые подчёркивают молодость.

— О как. Хорошо, беру. Выберите пожалуйста три веточки и заверните в слюду.

— Хорошо. С вас 500 рублей, — подытожила продавщица после всех своих действий. Удачного времяпрепровождения.

— Спасибо. И вам не хворать.

Да, три розы конечно не ахти как круто, но всё же. Цветы нынче не дешёвые! Дойдя до дома Маши, я позвонил в домофон.

— Кто там? — раздалось по ту сторону.

— Почтальон Печкин, принёс телеграмму для одной крайне замечательной девочки, у которой сегодня день рождения.

— Ой, Ваня! Ты пришёл! Уже открываю.

И откуда в ней столько оптимизма? Да ладно, это она просто так на меня реагирует.

— Ваня! Ой, это мне?

— Разумеется. Здесь была ещё записка " самой милой девочке на свете", но её ветром сдуло.

— Как это… Чудесно. Они такие красивые! Спасибо! — вскрикнула Маша, бросаясь ко мне на шею. К нашим "обнимашкам" я уже привык, но в этот раз она прижалась к моему лицу щекой, потому что она натурально прыгнула на меня, поджав ноги в коленях. Я же от нечего делать, одолев растерянность, наконец обнял в ответ и склонил голову на её плечо. Чёрт. Я начинаю влюбляться! Но мне это нравится.

— Ну ладно, раздевайся и пойдём, — сказала Маша, слезая с меня.

— Хорошо, сейчас подойду. Ты иди пока, развлекай гостей.

Маша упорхнула в гостиную, а я стал раздеваться. И только сейчас заметил, что в коридоре много маленькой обуви. Мои большие кроссовки как-то слишком выделялись на этом фоне. Умывшись, я прошёл в гостиную, где уже сидело с десяток человек. В основном девушки, но было и пара парней.

— Ребята, это мой хороший друг, Ваня.

— Привет, — тихо произнёс я, но в ответ услышал громкое и весёлое "Привет!".

Сев за стол и взявшись сейчас еду, я то и дело ловил на себя взгляды. Складывалось такое ощущение, что это я, а не Маша в центре внимания.

— Ребята, позвольте сказать тост, — сказала какая-то девушка, сидевшая напротив меня. — Маша. Мы очень рады что ты нас собрала сегодня. Я хочу сказать, что ты просто замечательная подруга и отличный человек. В общем желаю тебе становиться с каждым днём всё счастливее и найти настоящую любовь, о которой ты мечтаешь. Ну и поздравляю с юбилеем! 15 лет как-никак.

И пока все собравшиеся стали чокаться стаканами с соком, я поперхнулся не то картошкой, не то своей совестью. Ей 15! И только сегодня исполнилось! Я звал на свидание четырнадцати-летку! Да мы даже были наедине в квартире! Моё лицо стало краснеть, а я понимал, что начинаю задыхаться. Кусочки еды всё настойчивее проходили в дыхательные пути.

— Ваня! — послышался чей-то крик, после чего по моей спине прошлась чья-то рука. И ещё раз. И ещё удар, после которого я наконец пришёл в себя. — Ваня! Ты в порядке?

— Да, конечно. Спасибо большое.

— Постарайся меня больше так не пугать, хорошо? — тревожно спросила Маша.

— Хорошо. Но эта просьба относится и к тебе.

— Что?

— Да нет, ничего. Не бери в голову. Я это, сяду, пожалуй, на диван, а вы это, веселитесь.

— Ваня? Всё в порядке?

— Э, да. Да, всё в порядке! — сказал я с кривой улыбкой на лице, за которой старался спрятать своё чувство неловкости, дискомфорта. И досады. Досады и обиды, которые давили и прижимали чуть ли не к плинтусу.

— Ваня, не надо стесняться ребят, они хорошие.

— Да, я знаю. Просто…Просто мне стоит уйти?

— Нет, — жёстко и бескомпромиссно сказала Маша, да так, что я немного испугался, — никуда ты не уйдёшь. Не сейчас.

— Эм…, — пытался ответить я, ощущая свою полную беспомощность.

— Никуда не отпущу. Без торта! — воскликнула Маша, залившись громким смехом.

— Ха, да, хорошая шутка. Я тебя понял, — с проглоченным комком в горле отвечал я, — хорошо. Я просто пока посижу, отдохну. В универе сильно умотался.

— Хорошо. Если что-то понадобится — скажи.

— Ок.

Сидя на диване, я постепенно стал приводить свои мысли в порядок. Маша — хорошая девочка. Очень. Она найдёт себе парня, будет любить его, он, я надеюсь, будет любить её и всё будет отлично. У Маши. А что до меня? Хех, мне не привыкать. Когда я успел перейти Рубикон? Когда я успел стать мазохистом? Очевидно, что тот миг давно прошёл. Простым вещам радоваться я не умею, а более-менее важные приносят лишь боль и разочарование. И что теперь делать? Ну, может быть…

— Привет. Ваня, верно? — подошла и спросила достаточно высокая девочка, с меня ростом, с длинными ногами и распущенными волосами, с приятными чертами лица, которые я не смог или не захотел рассмотреть, так как на разговор настроен не был. — Я Ксюша.

— Да, верно. Приятно познакомиться.

— Взаимно. А Вы с Машей встречаетесь? — спросила Ксюша и наступила тишина. Все обернулись на нас.

— Да, расскажи. Ну и вообще расскажите, как вы познакомились.

— Эм, начну с того, что мы не встречаемся. Просто я помог Маше, а Маша помогла мне. Вот и всё. Ну а сегодня она позвала меня сюда, на день рождения. Так что нас даже друзьями трудно назвать, скорее едва знакомые люди, — сказал я, и перевёл взгляд на Машу. Она едва заметно грустно улыбнулась, после чего опустила глаза и ушла на кухню.

В этот момент я вспомнил детство. Когда в 6 классе однажды симулировал простуду, чтобы не пойти на контрольную работу по математике. Родители меня поймали. Папа проверил, что как только они с мамой ушли на работу, я сразу включил компьютер. Мама же обнаружила, что никакой температуры нет и близко. А за несколько часов, без таблеток, она не могла так понизиться. Помню, как меня обвинили во лжи. Я стоял около электрошашлычницы, которая своим жаром опаляла руки. Невыносимое чувство стыда и вины шло рука об руку с желанием засунуть свои руки в эту шашлычницу. Именно это гнетущее, уничижающее чувство стыда я испытываю сейчас. Хочется просто сбежать на улицу. И бежать. Плакать и бежать. Почему я такой? Ничтожество. Но пускай я ничтожество, но она…Она не должна страдать из-за меня. Не должна! В голове пронеслись вихрем моменты наших встреч. Первый взгляд… Поликлиника… Объятия на «концерте»… А я сейчас всё это втоптал в грязь. Не знаю, что именно, но что-то внутри понесло мои ноги на кухню.

— Маш, — зайдя на кухню и сгорая от стыда сказал я, — и-извини меня.

— А? За что? Всё в порядке. Если хочешь за что-то извиниться, можешь помочь разрезать торт, — максимально холодно и безучастно отвечала эта милая девочка, в которую я по уши вторкнулся, и из мести к которой я сказал тот бред в зале.

— Маш, я…, — я не знал, что говорить. Сердце сжималось. Но, однако, всегда трезвый внутренний голос дал мне ответ на вопрос, почему же я поступил так. Всё-таки месть. Месть за то, что она оказалась слишком молодой для меня. Месть за то, что этим разрушила мои надежды. И ответ трезвым голосом подсказал, чем нужно продолжить фразу, — я придурок. Прости меня.

— Да что ты всё извиняешься!? — сорвавшись на крик и слёзы говорила Маша, — Мы же ведь даже не друзья. Так, едва знакомые люди.

— Это не так, ты же знаешь, — сказал я, закрывая дверь, так как у входа на кухню уже столпились люди.

— Тогда почему так сказал?

— Испугался.

— Чего? Меня?

— Не совсем.

— Ясно, возраст.

— Мда…, — только и выдавил я из себя, окончив страдательный диалог.

— И что теперь, разрываем наши отношения и контакты?

— Не хочу, — честно ответил я, отчего Маша наконец улыбнулась.

— Тогда что теперь?

— Будем друзьями, — сказал я, получив в ответ вопрошающее лицо девочки — Лучшими друзьями.

— Да. Я согласна, — тихо сказала Маша и мы обнялись. — Самыми лучшими друзьями.

— Вот и замечательно, но сейчас нужно привести именинницу в порядок, — говорил я, уже смахивая слёзы с лица этой прекрасной девочки, — а теперь пойдём, гости ждут торт.

— А ты?

— А я жду радостную и счастливую тебя.

Простые слова, простая мысль. Но тем не менее Маша расплылась в улыбке и до конца вечера заражала уже уставших гостей своей активностью и оптимизмом. Она порхала и смеялась в этот вечер.

Глава 5

Утро как утро. Ничем не примечательное. Ничем? Конец октября, а на улице солнце светит во всю мощь, и даже тучи расступаются перед кажущейся непреодолимой силой света. Потрясающая погода, такая мне больше всего нравится. Но нет времени любоваться видом из окна, я хоть и не переставлял будильник в этот раз, но поставил его на довольно позднее время, а значит мешкать нельзя. Умыться и помыться, позавтракать, всё надо делать быстро.

— Доброе утро. Опять опаздываешь? — спросил меня Миша.

— Доброе утро. Ну вообще…, — замешкался я, приспуская рукав рубашки, дабы свериться со временем на часах, — нет. Странно, вроде бежать надо было. Ну ладно.

Обменявшись пожеланиями удачного дня, я вышел наконец на улицу. Отсюда вид был ещё лучше. Природа. А ты, оказывается, красивая. В этот момент мне вспомнилось, что, будучи в выпускном классе, я в своём почитании Гитлера и Наполеона доходил до того, что верил, что являюсь их преемником. Жажда славы настолько затуманила мне мой мозг, что я на полном серьёзе верил если не в то, что в моём теле возродилась душа Наполеона или Гитлера, то во всяком случае в то, что мне судьбой, самим провидением, уготовано стать великим. Отсюда я во всём видел знаки судьбы, которые мне указывали на это. Неудачник в личной жизни? Значит она тебе не нужна, ты бы на неё отвлекался. Не поступил в универ мечты? Так надо, Гитлера тоже в художественную школу не взяли. Жил в убогой коммуналке с соседями алкоголиками? Так надо было, это закалит твой характер. Позже я избавился от этого бреда. Но сейчас… Сейчас это чувство вернулось. Но совершенно в другом, прямо противоположном проявлении. Неяркий, слабый солнечный свет, пробивающийся сквозь завесу тяжёлых, словно свинец, по-настоящему питерских туч. Солнце было в проигрышном положении, но оно не сдавалось, оно светило для людей. Для меня. Это всё мне напомнило мою душу. Всё, что было в ней за последние года два-три — это череда бесконечных туч, дождя, грозы. И лишь я был причиной этого.

В выпускных классах я отталкивал от себя людей своей нелюдимостью, отстраненностью. Амбициозный, властолюбивый сноб, который мнил себя выше других. А первый курс в универе? Я был просто жалок. Я настолько преуспел в самоуничижении, что всем было просто тошно смотреть на меня, поэтому и помогали охотно. Лишь бы не видеть меня. Или не видеть моё вечно недовольное лицо. Сделать так, чтобы оно хоть чуть-чуть, хотя бы уголками губ улыбнулось. А сейчас в моей жизни появился первый за пять лет новый друг. Первая в жизни подруга. И, наверное, первый человек со второго класса, с Кости, ради дружбы с которым я действительно что-то делал. С Костей конечно была интересная ситуация. Заступиться за пацана, которого кинул друг. Тот ещё и говорил, что позовёт старшего брата, и он нам надаёт. Эх, дети. Но я не отступился. При этом я верил в существование этого старшего брата, но заступился за правую сторону, за Костю, хоть и за целый первый год школы мы практически и не общались. Не знаю, что во мне тогда щёлкнуло, но это щёлкнуло и вчера. Я понял, что этот человек, эти люди, Костя и Маша, это те люди, рядом с которыми я хочу быть. Чувство глубокой, чисто интуитивной симпатии, что с этими людьми мне по жизни будет идти лучше, легче. Отсюда и внезапное заступничество, и вчерашние цветы с извинениями. Да блин, я даже не помню, когда последний раз извинялся! А тут ещё и перед маленькой девочкой. Да ещё и за что?! Если бы кто-нибудь мне обрисовал эту ситуацию ещё полгода назад, я бы рассмеялся. А с чего я начал свои рассуждения? Ах да, с погоды. Может это моя судьба. Всё было в тучах, но теперь показалось неуверенное, слабое, но солнышко. И…В этот момент у меня защемило нерв в висках. Вот они, последствия двух сотрясений мозга: частый тремор и защемление нервов в конечностях и голове. Но обычно это происходит при переживаниях, а тут…Надежда. Это слово было у меня в голове в момент удара. Надежда…Я столько раз надеялся, и столько же раз мои надежды разбивались. От такого количества боли я зарёкся не надеяться. Но сейчас…Я не знаю. Я хочу верить в то, что могу быть счастливым. Могу. Могу.

Перед глазами замаячило КПП ВУЗа, так что я отбросил свои около-философские мысли, и двинулся вперёд, навстречу знаниям. Поприветствовав гардеробщиц и отблагодарив за оказанную услугу, я двинулся в лекционный зал. Места были практически все заняты, но сидеть одному совершенно не хотелось. Как вдруг я приметил свободное место рядом со странными, но в тоже самое время уникальными и интересными одногруппницами.

— Девочки, у вас не занято?

— Нет, садись.

— Отлично.

Пробираясь в середину зала, я ловко протискивал своё тело между сиденьями и коленями сидящих. Наконец я добрался до своего пункта назначения.

— Доброе утро Нина, доброе утро Соня, доброе утро Рина.

— Эм…Доброе утро Ваня, — ответили мне почти хором слегка сконфузившиеся девочки, которые явно не ожидали подобного поведения от меня.

Две лекции прошли одна за другой. Я, насколько позволяла ситуация, вклинивался в разговор девушек, чтобы как-то привнести в беседу разнообразие. Получалось пока что не очень, сказывалось отсутствие багажа опыта локальных мемов, да и собственно навыков общения, особенно с девушками.

— Девочки, а вы где обычно кушаете на обеденном перерыве?

— В «деревяшке», а что?

— Да я просто хотел бы составить вам компанию. Вы не против?

— Да, собственно говоря нет, — ответила мне Нина, весьма привлекательная девушка, между прочим. Она была что-то вроде неформального лидера в этой компании. Самая решительная, самая громкая. Бывший панк как никак, о чём напоминал проколотый нос и короткая причёска. — Мы сначала с Соней в буфет зайдём купить еду, а потом в деревяшку. Так что, если что не теряй.

— Отлично. Буду ждать.

Я прихватил с собой в контейнере пару бутербродов, да банан. Добавьте к этому ещё бутылку воды, которую я всегда ношу с собой, то у вас получится мой обед. Скромно, сурово. Но я никогда не любил наедаться, да и сам кайф от поглощения калорий не испытывал. В этой самой деревяшке я тут же обнаружил свободной столик, аккурат на четверых, который конечно успел занять. Кому мне только не пришлось отказать в свободном месте. А может быть среди той компании двух подруг моя будущая судьба? Ну, значит не такая уж и судьба, правда? И то верно. Первой пришла Рина. Имея схожую проблему со мной, а именно плохое зрение, она долго высматривала свободные места в глухо освещённом месте, но сидячих мест не было, и тогда она было уже подалась в сторону стойки.

— Рина! — негромко крикнул я, махая рукой. Моё действие достигло адресата, и он медленной походкой пошёл в мою сторону. У Рины оказался контейнер с домашней едой, что выглядело куда лучше моего скудного обеда.

— Приятного аппетита! — весело и с улыбкой произнёс я.

— Спасибо, и тебе приятного… — напротив как-то тихо и неуверенно произнесла девушка.

Впрочем, и неудивительно. Весь первый курс она была тихой и скромной. Такой осталась и сейчас. Сони с Ниной ещё не было, а я уже прикончил свои бутерброды, поэтому от нечего делать я принялся разглядывать свою соседку по столу. Маленькая, стройная, совсем девочка, весом поди менее 50-ти килограмм, совсем дюймовочка. Забавно было то, что моё предплечье было раза в два толще её плеча, а я ведь совсем не качок какой-нибудь. Узенькое личико с опустившимися, часто грустными и меланхоличными карими глазами, которые по оттенку очень походили на мои собственные, с ярким набором пёстрых, солнечных веснушек на щёчках. Длинные волосы, с окрашенными в бирюзовый, в цвет морской волны, отдельными локонами, аккуратно свисали с головы, закреплённые заколкой в форме звезды. Ну и конечно этот заострённый подбородок, с характерной глубокой ямкой в центре.

— Ваня? Что-то не так? — спросила Рина, выводя тем самым меня из лёгкого ступора.

— А? Нет, всё в порядке. Просто задумался. И на тебя конечно загляделся, — ответил я, как мне казалось, с обезоруживающей улыбкой. — Хорошо выглядишь. Тебе идёт подобная игра с цветом волос. Очень хорошо смотрится.

— С-спасибо.

— Так, о чём говорим? — внезапно влезла в разговор Нина, которая пришла с Соней. Ну и с булочками конечно.

— Да так, ни о чём, — ответила Рина.

— Ни о чём? — переспросила Соня.

— Да, ни о чём, — ответил я, — просто я всего лишь учусь делать комплименты девушкам на Ринате.

— О, это хорошее дело, можешь и на нас тоже учится, — как всегда задорно и весело отвечала Нина.

— Хорошо, учту на будущее. И да, приятного вам аппетита.

— Спасибо!

— А знаете, зачем учитывать на будущее? Соня, я прямо-таки восхищаюсь твоей любовью к философии. А ещё к Достоевскому и Витгенштейну, — тихо добавил я.

— Ого, спасибо. Очень приятно.

— А где наш старый Ваня, который не идёт на контакт, не любит разговаривать, угрюмый? Кто это тебя так покусал? — спросил Нина.

— Нин, поражаюсь твоей проницательности. А покусал меня… Ну, кто-то вроде покусал, — замялся я, так как не был готов прямо сейчас, в первый день возможной будущей дружбы делится мыслями о Маше и прочем, что с ней связано.

— Можешь посоветовать? А то я тоже часто бываю такой угрюмой, депрессивной, может и мне поможет? — спросила Нина.

— О, если всё будет хорошо — обязательно познакомлю.

Так проходили мои следующие несколько дней. Весело, непринуждённо. В компании. Очень быстро, на моё удивление, стало правилом садиться на лекциях вместе. И хоть место на меня в лекционном зале ещё не начали занимать, но в столовой меня уже точно ждали. Так что я маленькими шагами заводил себе друзей в учебном коллективе. Да, только к середине второго курса. Но лучше поздно, чем никогда, верно?

— Ну что, как вам лекция по дилемме с вагонеткой? — спросил я на большом перерыве во время обеда у своих новых подруг.

— Ну, я за то, чтобы направить в сторону одного человека, — заявила Рината, с которой тут же согласились остальные девушки.

— Хех, какие у нас тут все утилитаристы собрались. А совесть мучать не будет?

— Ой, да какая совесть? Тем более у нас.

Мы стали вместе смеяться, но тут я почувствовал сначала вибрацию, а затем и музыку. Звонок. Кто может мне звонить во время учёбы? А, ну да, Маша.

— Доброе утро. Я тебя не отвлекаю?

— На удивление нет. У меня сейчас большой перерыв. Обедаю. Что звонишь?

— Да я хотела узнать во сколько ты освободишься.

— Я сегодня до двух учусь. А что?

— Да я встретиться хотела предложить.

— Ну знаешь, — протянул я.

— Ва-ня!

— Ахаха, как же тебя легко забайтить!

— Чего?

— А, не бери в голову. Это молодёжный сленг.

— А я что? Не молодёжь что ли?

— Ну, сама-то как думаешь, дитятко?

— ВАНЯ!!!

— Ахахахаха!

— Хватит меня подкалывать!

— Ладно, ладно. Успокойся. Ты-то до скольки учишься?

— До часу.

— А, ну хорошо. Мне в принципе после учёбы никуда не надо, так что можно встретиться.

— Отлично. Когда и где? И куда пойдём?

— Эм, я думал у тебя уже есть план. Всё-таки ты предложила.

— Ну а ты мужчина. Должен сам вести девушку, быть инициативным.

— Да-да-да, очень смешно.

— Хахаха, ну цветы-то ты уже мне подарил, так что нужно развивать успех.

— Давай чуточку серьёзнее, ок?

— Ой, ну и ладно. Пошли в кино? Там сейчас мультик интересный идёт. В три двадцать сеанс в торговом центре у метро.

— Ну, можно.

— Можно?

— Хорошо-хорошо, я иду.

— Отлично. Давай встретимся в три часа у кинотеатра.

— Зачем так рано?

— Надо. Купим билеты, займём места, попкорн возьмём.

— Ладно, в три часа у кинотеатра. Понял. У меня сейчас звонок на пару будет, так что пока.

— До встречи.

— Ну да, точно. Как я мог забыть. До встречи.

— Девушка? — спросила Нина, как только я положил телефон.

— По половой принадлежности да, девушка.

— А не по половой? — уточнила Саша.

— Подруга. Просто хорошая подруга, — ответил я не совсем уверенно, отчего мои собеседницы стали закатывать глаза. — Так, я же сказал, что просто хорошая подруга.

— Да вы, парни, все всегда так говорите.

— Ну да как же, а сейчас, позвольте спросить, я с кем сижу, а?

— С одногруппницами, — парировала с усмешкой Рина, чей задор тут же подхватили Нина с Соней, и начали смеяться.

— Бака, — только и смог ответить я.

— Да ладно, нам-то всё равно, — начали успокаивать меня девушки, — подруга так подруга. Да и не переживай, с подругами ты сейчас обедаешь.

— Мерси, — наигранно-лукаво произнёс я, — но ладно, на такой замечательной ноте я, пожалуй, распрощаюсь с вами до пары.

— Да, хорошо, — только и ответили мне девочки. А всё-таки больно они меня укололи. Вот же спецы по троллингу и чёрному юмору.

***

— Бу! — крикнул кто-то мне на ухо, отчего я вздрогнул и резко развернул голову, едва не стукнувшись лбами с этим «кем-то», который уже вовсю смеялся. Вернее, смеялась.

— Твою ж. Маш! Вот зачем так пугать? Ты у меня даже наушники перекричала!

— Ахаха, но ведь это же смешно. Тем более ты сидел как…Да как всегда, с кислой миной на лице, вот я и решила тебя взбодрить.

— Вот спасибо, взбодрила лучше любого кофе.

— Не будь букой. Было бы лучше если бы я к тебе подошла и запела бы подобную песню: «Привет Ваня. Хорошо выглядишь. Пойдём брать билеты»? — говорила Маша, зажав нос аккуратными пальчиками, пародируя не то меня, не то обычного скучного человека с мертвецки интересным голосом.

— Да, так было бы лучше, — соврал я, — а теперь пойдём брать билеты. И это…

— Да?

— Хорошо выглядишь, — сказал я с лёгкой улыбкой. — Нет, ну то есть я хотел сказать, что ты действительно хорошо выглядишь, а не просто вбросить это, так как так говорят все. Тебе идут чёрные джинсы. Да и футболка симпатичная.

— Спасибо.

— Ну, пойдём брать билеты что ли, — совсем одеревенев говорил я, пытаясь избежать ещё большой неловкости.

— Да, пойдём.

Подойдя к кассе, мы увидели, что зал практически пустой. До начала сеанса оставалось 10 минут, но купленных билетов было от силы штук пять. Взяв билеты в центр зала, мы сели и уткнулись в просмотр дурацкой рекламы. Разве что один свежий трейлер грядущего блокбастера показали, хоть и на этом спасибо. К моменту появления предупреждения, гласящего о том, что копирование преследуется по закону, я понял, что не хочу здесь находиться. Не знаю почему, но накатила волна какой-то необъяснимой грусти. Хотя как сказать не знаю. Обычное состояние меня как интроверта: спонтанное желание побыть одному, уйти в себя, рефлексировать, думать о чём-то вечном. И, к сожалению, зачастую грустном. Захотелось домой. А ещё лучше включить депрессивный, меланхоличный плейлист и идти. Просто идти. Опустив голову, чтобы не встречаться взглядами с прохожими. Не видеть их занятость, их улыбки, их жизнь. Просто идти. Однако было кое-что, что мне мешало сделать это. И это не билет, на который я потратил свои кровные, нет. Потому что это не кое-что, а кое-кто.

Мульт оказался на редкость пресным. Очередное творение западных миллиардеров про говорящих животных. Анимация? Да в «Короле льве» была лучше! Может интересные персонажи? Мимо. Сценарий, сюжет, диалоги. Туда же. Ну уж юмор-то должен быть хорошим. Должен. Но его нет. Даже в детском мультике шутки либо никакущие, либо сисько-пердёжные, в духе наших «лучших» комедий. Но моя соседка справа казалось, не замечала всех этих проблем мультфильма. Она просто…получала удовольствие! Она с умилением глядела на котиков и искренне и звонко смеялась над шутками, которые вгоняли меня в тоску. В один момент своего смеха, Маша положила свою руку на мою и начала своими тонкими, хрупкими и нежными пальчиками перебирать мои костяшки, а затем и гладить выпирающие и вздувшиеся вены. Её пальцы буквально скользили по моей руке. Складывалось впечатление, что она как слепой человек, запоминает так все черты, вплоть до мельчайших деталей. Так продолжалось пару минут, пока в напряжённый момент Маша не схватила меня за пальцы и сжала их. Эта маленькая, холодная ручка… Мурашки, пробежавшие по всему телу… Покусывание собственной губы до боли… Может быть, нужно было перевернуть руку и взять её ладонь. Но пускай этим занимаются романтики и актёры, мне же подобный дискомфорт не нужен. Сцена сменилась, вновь шутка, рука моей соседки, отпуская мои пальцы, взлетает вверх, но приземляется уже на твёрдый подлокотник. И тогда я понял, какая же я всё-таки сволочь! Дискомфортно ему видите ли! Господи, тебе повезло, что ты познакомился с такой девушкой, как Маша, как ты этого не можешь понять? Береги, цени и дорожи дружбой с ней, ведь она лучик света в твоей тёмной и никчёмной жизни. А теперь посмотри, что ты наделал. За пару секунд это милейшее создание, что сидит по правую руку от меня, пережила эмоциональную трансформацию от счастья, веселья, смеха до грусти, задумчивости, неловкости. Глаза стали реже моргать, голова чуть опустилась, уголки губ вернулись в нормальное, нейтрально-грустное состояние. Вот зачем? Зачем я пошёл в кино? Зачем убрал руку? Лишь для того, чтобы испортить настроение этой девочке? Да, она начала очень быстро отходить и возвращаться в своё привычное состояние беззаботной весёлости. Но чувство стыда и вины всё равно не давало мне покоя. Поэтому, когда в следующий раз рука Маши взметнулась вверх, а после упала на подлокотник, я накрыл её руку своей. Девушка повернула голову ко мне от удивления, и, увидев мою неловкую и стеснительную улыбку, широко распахнула глаза, посмеялась, обнажив свои молодые белые зубки, и взяла меня за руку. Я же, успокоившись, опустил плечи и шею на спинку кресла, смотрел сквозь фильм, думая о своём. О Маше. Держа её за руку, я словно чувствовал линии сердца на её ладони. Да, именно так. Линии её светлого, безгрешного сердца.

Глава 6

— Ну, чего у тебя там с таинственной девушкой? Это ведь не тульпа^[7] я надеюсь? — спросил за ужином Миша.

— А, да там всё хорошо. И нет, это не тульпа, а вполне даже реальный человек. И симпатичный.

— Покажешь фотки?

— Эм, пожалуй, нет.

— Так. Стоп. Чего начинаешь? Не буду я ей писать. Дай просто оценить твой вкус. Да и вообще интересно.

— Кхм, ну, мы как бы не парень и девушка. Мы друзья. Да и я же не прошу показывать тебя показывать мне своих подруг с группы.

— Ну, это твои проблемы. Я их сам тебе показываю. Но это ладно. Ты мне скажи лучше другое. Ты почему сразу угодил во френдзону?

— Не поверишь, но это было наше обоюдное желание. А конкретное предложение насчёт дружбы поступило от меня.

— Что?! Я тебя что-то не понимаю. Тебе 19 лет, ты, насколько я знаю, ни разу ещё не целовался, но при этом кидаешь девушек во френдзону? Она точно симпатичная?

— Да, весьма. Просто будет лучше, если мы останемся друзьями. Вернее, даже будем. Слово останемся здесь не подходит. Но мы ведь действительно друзья, что самое интересное. Ну, пока что конечно наша дружба не прошла испытание временем и трудностями, но нам хорошо вместе.

— И?

— Что и?

— Вам хорошо вместе. Так почему бы не быть вместе. Не как друзья, а как пара.

— Там всё сложно.

— У неё есть парень?

— Ну, можно и так сказать.

— То есть парня нет. Но при этом ты не хочешь делиться настоящей причиной. Ваня, мы сколько дружим? С первого класса. И ты боишься мне рассказать что-то о девушке? Да отношения с бабами тем и хороши, что их можно бесконечно долго обсуждать с друзьями!

— Ай ладно. На самом деле здесь никакой супер-тайны. Всё довольно-таки просто и прозаично. Ей 15.

— Рили? 15 лет? Ахахаха, жесть. Лолиту перечитал? На нимфеток потянуло?

— Ой да пошёл ты. Я же сказал, что как только узнал её возраст, то предложил дружбу, во избежание дальнейшего развития отношений. Вернее не так, избежание дальнейшего развития отношений в любовном русле. Я просто переключил стрелку на железной дороге и не остановил поезд, а направил его в другое направление.

— Хм, окей. Ладно. Покажи хоть фотки.

— На, держи, — сказал я, протягивая телефон с открытым профилем Маши.

— Хм, ну хз. Такое. Вроде симпатичная, но по фоткам, подпискам, складывается устойчивое впечатление, что она тупая.

— Так, но-но. Она не тупая. Во-первых, ей всего 15. Причём исполнилось недавно. Во-вторых, как я уже говорил, она не тупая. В-третьих, она прежде всего человек искусства, а не науки. Она и рисует классно, поёт и играет то ли на пианино, то ли на фортепиано. Я так не понял, чем они отличаются.

— Хорошо, я понял. Это твой выбор. И извини за тупую. Был не прав.

— Вот именно.

— Просто ты это, не натвори глупостей.

— Ой, как будто сам не знаю.

— Ну я так, мало ли. Хотя она доска доской, так что вряд ли тебя заведёт.

— Ахаха, как смешно, — с сарказмом произнёс я.

Однако до меня дошло то, о чём может быть хотел, а может и не хотел сказать мой лучший друг. Мне 19 лет, ни разу не было девушки, а сейчас я много времени провожу с красивой особой. С которой я хочу быть. Но не могу. Вот же гадство. Я хочу романтических отношений, очень хочу, но с Машей не вышло. Так ладно, я уже копался в себе, что мои слова «едва знакомые люди» были актом несознательной мести за разрушение собственных надежд и планов. Маша — замечательная девушка, и я рад, что обрёл такого друга, как она. Боже, если ты существуешь, а я как деист верю в это, спасибо тебе за нашу с Машей встречу. Хотя, при деизме же причастность Бога к людским делам отрицается, разве нет? Ай, неважно. Просто я очень рад, что встретил её. Но это всё не отрицает того, что моя потребность, потребность в романтических отношениях, остаётся неудовлетворённой. С этим нужно что-то делать. Что? Знакомиться с девушками. Но в реальной жизни я до одури боюсь подойти к незнакомой девушке, так что остаётся только интернет. Фотографий правда хороших нет для анкеты, а делать селфи я терпеть не могу. Ну ничего, что-нибудь придумаю. Ну а пока спать.

Так, стоп, может меня Маша пофоткает?

— Маш привет, — написал я своей подруге в социальной сети, — не спишь ещё?

— Привет Ваня, — ответила мне со смайликом-скобкой девочка, — ещё не сплю. Но вот собиралась.

— Отлично, я как раз ненадолго. Не хочешь на выходных погулять по городу?

— О как, можно на самом деле. А куда? Просто город-то огромный.

— Да я пока не думал, но как пример, я никогда не видел Лахту вживую. Это просто как пример, если будут идеи и места получше, по живописнее, обсудим.

— Хорошо, договорились. В воскресенье у меня вокал, так что в субботу после учёбы?

— Да, отлично. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — вновь со смайликом закрыла наш диалог Маша.

Ну вот, замечательно. И ноги разомну, а-то засиделся, и город наконец увижу, и с подругой погуляю, и фотографии сделаю для анкеты.

*** 

— Так, Ваня, нам надо поговорить, — начала Нина.

— Ну, хорошо, говорите, — с беззаботной улыбкой ответил я.

— Хмм, ну смотри. Ты нам рассказал, что на этих выходных идёшь гулять со своей подругой. Вы походите по городу, посмотрите красивые, романтические места, вы пофоткаетесь, она — тебя, ты — её, сделаете парное селфи. Фотки ты зальёшь в анкету для знакомств, так?

— Ну да.

— Ты скажешь ей, почему и для чего тебе эти фотки?

— Ну, скорее всего да. Я может специально и не буду говорить, но если спросит, то конечно скажу. А что, что-то не так?

— Эх, да нет, всё так, — тяжело вздохнув ответила Нина.

— Козёл ты, — буркнула под руку Рина, с которой тут же согласилась Соня, и казалось молча согласилась и Нина.

— Так, стоп. Я не понял. С чего это вы меня козлом нарекли? Я конечно понимаю, что вы юморные мужененавистницы, но тут…

— Ещё и дурак, — со смехом сказала Соня.

— Хватит! Вы можете мне объяснить в чём дело?

— А ты не понимаешь?

— Эм, нет.

— Ты идёшь гулять тет-а-тет с девушкой, для того чтобы сделать фотки, чтобы с помощью них кадрить других девушек.

— Ну и?

— Точно придурок, — обессиленно подводила черту Нина. Даже её выдержка заканчивалась, и более она не могла меня не оскорблять. — А ты не думаешь, что если для тебя это дружба, то для неё это нечто большее? Или что она хотела бы, чтобы ваши отношения стали чем-то большим, нежели дружба?

— Да ну нет, мы с ней это обговорили. Мы друзья.

— Да, а как это выглядело? Ты предложил дружбу и она согласилась? Или видя то, что ты не согласен ни на что другое кроме дружбы, она предложила её тебе, дабы не терять тебя? Дабы всегда быть рядом?

— Эм… Я не знаю, — только и смог я выдавить из себя прежде чем комок в горле перекрыл мне все возможности общения.

— Ну ты это, подумай. Мне, да я думаю и нам всем, девчонкам, будет просто очень обидно за девушку.

— Угу, — не открывая рта промычал я.

Дальнейший день проходил как в бездонном омуте. Я сел на заднюю парту и просто пялился в одну точку. А вдруг так оно и есть? Вдруг я ей нравлюсь как парень? Но разница в возрасте ведь… Дурак, думаешь для юной девушки, которая возможно первый раз познала, что такое влюблённость, существует такая преграда как возраст?! Но как мне узнать? Я не хочу разбивать ей сердце, но хочу общаться с ней. Да…И не только общаться. Но разница в возрасте. Я действительно хочу быть с ней. Или хотел… Я уже не знаю. Я пытался построить мысленный блок для романтических мыслей, связанных с Машей, но он не надёжен. Она мне нравится. Сильно. Но нам не суждено быть парой. Просто не судьба. Просто не судьба. Но мы знакомы ещё не так много, так что чувства, если они и есть, не должны быть сильны. Так что я в субботу при фотографировании сразу скажу, что буду искать девушку через приложения для знакомств. Не хочется её обижать, но если суждено, то лучше сделать сейчас, иначе потом будет поздно.

Вот и настала суббота. Отучившись как всегда нормально, и получив пожелания удачи от подруг-одногруппниц, я поехал на обозначенное место встречи. Прибыв на место куда раньше положенного часа, я стал ждать свою лучшую подругу.

— Бу! — крикнула с хлопнула в ладоши над моим ухом девушка со звонким смехом.

— Маша! Я рад тебя видеть! Отлично выглядишь. И да, я уже был готов к этому.

— Что, неужели громкость в наушниках выкрутил на максимум?

— Нет, совсем наоборот, даже не надел. Просто я бы сильно удивился, если бы ты встретила меня по-другому.

— Эх, становлюсь предсказуемой. Ну ничего, синие своё ещё отквитают.

— Посмотрим-посмотрим.

— Да, посмотрим. Ну, куда пойдём?

— Я думаю в парк 300-летия. А там видно будет. Что скажешь?

— Скажу, что такое предложение меня полностью устраивает! — радостно сказала Маша.

Мы отправились в парк. Жаль, что сейчас не лето, а так было бы хорошо сейчас расстелить покрывало, сесть, и наслаждаться погодой. Да, нужно будет устроить хоть раз в жизни пикник. Но сейчас осень. И благо не дождливая. Поэтому мы гуляли, делились историями из школы, делали селфи, устраивали целые фотосессии на пляже, на фоне Лахты.

— Фух, лично я проголодался, — сказал я через пару часов нашей прогулки.

— Да, я тоже. Давай перекусим, да по домам, хорошо?

— Я это и хотел предложить.

Мы двинулись в ближайший пункт быстрой еды. Надеюсь желудок мне это простит. Дело близилось к вечеру, и как это часто бывает свободных мест не оказалось. Нам с Машей пришлось взять заказ с собой, чтобы не мешаться с подносами. Далее мы стали караулить освобождающиеся места. В скором времени мы заняли своё законное парное место, усевшись друг напротив друга.

— Мда, ну и народу конечно.

— Да, но бывает куда как хуже.

— Точно. Можно я гляну фотки ещё раз?

— Да, конечно, — сказал я и протянул девушке свой телефон.

— Ой, здесь ты прям мачо. И тут очень хорош, такой задумчивый. А тут я. Ну просто я! О, а вот здесь смотри, так классно мы оба вышли. А вот эту я на аватарку в «Вконтакте» поставлю. Или эту. Ещё не знаю. А тебе вот эта хорошо подойдёт.

— Да, ну я домой приеду разберусь. Какую-нибудь на аватарку залью, какую-нибудь в анкету прикреплю.

— Анкета? А что за анкета?

— Да для приложений для знакомств. Там без красивых фотографий делать просто нечего.

— А зачем тебе приложение для знакомств? — казалось совершенно спокойно и просто спросила Маша. — Что, хочешь друзей найти?

— Эм, нет, мне друзей хватает. Ты одна стоишь десятка, — отвечал я с нервной улыбкой. — А так девушку хочу найти конечно.

— Конечно…, — прошептала Маша, да так, что я практически ничего не расслышал.

— Что? Извини, ты просто тихо сказала, а тут ещё потрескивание газировки.

— Да нет, всё хорошо. Я хотела сказать, что сглупила, что сразу не догадалась. Про друзей каких-то подумала. Ну ладно, удачи тебе с этим. И ты это, на правах друга делись со мной, что да как. А-то иначе буду сама всё выпытывать, — говорила девушка, совершив переход от задумчивости к привычной задорности.

— Попробуй от тебя утаить. Ты кстати доела? Просто я всё, да и поздно уже, надо до дома тебя доставить в целости, сохранности, и в раннее время.

— Да, доела, — ответила с широкой улыбкой Маша. Я же посмотрел на наш стол, и заметил, что на стороне Маши остался в паре местах надкусанный бургер.

— А ты…

— Пойдём уже.

Метро было в соседнем здании. Ехали мы молча. Ну, вернее кто просто молчал, а кто спал. На следующей после посадки остановке, Маша положила свою голову мне на плечо, и тихо задремала. Я же стал пялиться в одну точку, себе под ноги. Правильно ли я всё сегодня сделал? Ничего не испортил? Вроде она спит. Спит на мне. Значит всё хорошо. Должно быть. Я достал телефон, и пока не забыл, перекинул фотографии Маше. Но вот близилась и наша остановка.

— Маш, — тихо шепнул я девушке на ухо, — мы почти приехали.

— А? Что? Приехали?

— Почти. Сейчас наша остановка. Хорошо поспала?

— Да. Замечательно.

— Ну, обращайся. Можешь ко мне, а можешь к моему плечу лично.

— Хорошо, буду знать. А может мне твоё плечо и другом сделать?

— Ну нет, тут я уж ревновать буду.

— Ах вот как, в таком случае и обращаться буду к тебе.

— Я совершенно не против.

Прошли мы молча. Сильно устали. Маша попросила не провожать её, и обменявшись пожеланиями спокойной ночи вместе с объятиями, мы разошлись в разные стороны по своим домам. Несмотря на довольно-таки раннее время, меня сильно клонило в сон. Поэтому глянув пару видео, умывшись, я лёг спать, напоследок перед сном решив проверить всё-таки ленту новостей. И первой же записью стала новость об обновлении фотографии. Маша. Хорошая фотография. Она здесь действительно просто она. Весёлая, счастливая, задорная и жизнерадостная. Хорошей получилась фотография. Я её сделал. Но есть одно но… Эту фотографию я сделал с помощью монопода, иначе говоря селфи-палки. И на фотке я. Мы. Оба счастливые и довольные. Почему она поставила эту фотку? Почему не себя одну? Так, ладно. Завтра воскресенье, проснусь и разберусь. Я сильно вымотался физически, не хватало ещё вымотаться психологически. Утро вечера мудренее, так что утром и разберусь со своими мыслями, а сейчас спать.

На следующий день я напрочь забыл об этом. Воскресенье прошло чрезвычайно обыкновенно. За окном стеной лил дождь, так что весь день я сидел за компьютером, поглощая тонны развлекательного контента. О Маше я вспомнил только в понедельник.

*** 

— Доброе утро, — поздоровалась со мной Нина после семинара, на который я едва не опоздал, — идёшь сейчас есть?

— Привет Нин. Да, иду. В деревяшку?

Получив утвердительный ответ, я пошёл со своим заурядно скудным обедом в деревяшку. Вообще это место было весьма странным. Следуя из названия, оно всё было деревянным. Но вот чего я не понимал, так это того, что двери поставили словно из салунов. Прямо из дикого Запада. Тугие, тяжёлые двери могли и руку отбить, если впереди тебя идущий не придерживал их. В самой деревяшке был глухой и тусклый свет. Попытка в интимную обстановку? Не знаю, как мне кажется идея так себе. Наконец я дождался девушек. Я указал своё присутствие высоко поднятой рукой, и они направились в мою сторону, словно корабли на свет маяка.

— Ну что, как? — начала самая любознательная, а именно Нина.

— Что как?

— Не включай дурака. Как выходные?

— А, да нормально.

— Ты ей сказал?

— Что? Кому? — не совсем понимал я, отчего все три спутницы тяжело вздохнули.

— Подруге своей, что ты, козёл такой, вытащил её лишь для того, чтобы с её помощью кадрить других девушек, — не выдержав, и всё же тихо разъяснила мне Соня.

— А, вы про это. Ну, во-первых, красивые фотографии не были самоцелью. Я и без них бы позвал её гулять. И нам было бы хорошо. И было хорошо. А так да, сказал.

— А она?

— Да нормально, сказала, чтобы на правах друга делился с ней своими успехами.

— Ага, нормально. Именно поэтому она поставила на аватарку вашу совместную фотографию, так? — начала напирать Нина.

— Ха, ты про это. Да я как-то не думал… Да и вообще, откуда ты знаешь?

— Откуда? У тебя список друзей открытый, а найти из семидесяти людей твою подругу оказалось не очень-то сложно.

— Ну, наверное, да. Не очень-то и сложно. Но зачем ты искала?

— Интересно. Да и…, — Нина казалось начала говорить важные вещи, но осеклась.

— Что значит это «да и»?

— Она же ещё ребёнок, — тихо обозначила своё присутствие Рината.

— Ну да, я знаю. Именно поэтому мы друзья.

— Хорошо, что происходит у неё в голове мы не узнаем, а учитывая твои способности в понимании девушек… Иначе говоря, что она об этом думает, мы не узнаем. Но вот ты.

— А что я?

— Она для тебя лишь подруга только из-за возраста?

— Эм, о чём это ты? — осознанно я начал играть в дурака, чтобы хоть как-то выиграть несколько секунд на внятный ответ, ведь я понимал о чём она говорит.

— Будь она постарше, ты бы стал с ней встречаться? — не дожидаясь пояснений со стороны Нины, ответила Соня. Вопрос прямо в лоб.

— Я… Я как-то не знаю. Не думал насчёт этого.

— Понятно всё с тобой. Если что произойдёт, жаль будет в любом случае девушку, а не тебя.

— Так, ладно, я понял. Поддержки мне здесь не найти. Я так-то и покушал уже, так что пойду. До встречи на паре.

— До встречи.

Когда же я перестану возвращаться к этому вопросу? К вопросу о наших взаимоотношениях с Машей. Я не знаю. Просто не знаю. Хотя нет. Вот будет у меня уже по факту девушка, вот тогда и мне станет спокойнее, да и Маше, наверное. Так что придя домой из универа, я создал на самых популярных приложениях для знакомств анкету. Ну и разумеется начал всех свайпать. Ну а там уже ждать.

*** 

— Классная фотка, — сказал Миша, придя домой. — Это тебя Маша сфоткала, да?

— Да.

— Хорошо. У неё тоже фотография хорошая. Но ты это…, — начал говорить что-то мой друг, но которого я тут же оборвал.

— Миша, если хочешь сказать что-то по делу, то говори. Но только не обо мне и Маше, хорошо? Меня просто все задолбали с этим ещё в универе, да я и сам задолбался с этим, так что от твоих речей на эту тему точно свихнусь. Извини если что.

— Да нет, всё в порядке. Ты прав. Ты взрослый парень, и сам знаешь, что да как. Просто ты это, если нужна помощь или совет, то обращайся. Я же твой друг как никак.

— Конечно. Если будут какие-то проблемы, то обращусь.

— Ты ведь не попросишь помощи, даже если тебе будет максимально плохо, да?

Ответом послужила лишь моя натянутая улыбка. Никогда не любил просить о помощи. Зачем? Если можешь справиться сам — делай. Если не можешь, а таких дел очень и очень мало, — то не берись, не твоё. Ну или ты слабак. Зато так сразу видно, что ты из себя представляешь. Сильный ты человек или слабый. Звучит немного пафосно, но по сути так и есть. Я слабак. С задатками сильного. Но сколько не пытался я раскрыть эти задатки, с каждым разом лишь сильнее убеждался в том, что я слабый человек. Ну ладно, не всем же быть гигантами мысли и не только мысли, верно? Мда, над юмором даже в разговоре с самим собой стоит поработать.

— Слушай, а может нам на эти выходные позвать друзей на ночёвку? — внезапно вырвал Миша меня из потока мыслей. — Типа начало зимы, все дела. Да и так давно не собирались.

— Да, можно. Я с удовольствием.

— Ну я думаю только нашу компанию, которая с начальной школы, да Влада.

— Да, посидим компанией лучших друзей.

Дни проходили моментально. Буквально один за другим. Мой организм оказался не готов к тем переменам, что уготовила мне встреча с Машей. Требовалась разрядка. Поэтому всю неделю я только и делал, что спал, играл в компьютер, смотрел видяшки на ютубе. Ну и да, разумеется, переписывался с девушками. Успехов пока что не было особых, но с парочкой особ я хорошо общался и перешёл во «Вконтакте». На следующие выходные позову погулять. Или кофе посидеть попить, если не повезёт с погодой. Уж одна-то из двух точно должна будет согласиться. Да и за неделю кого-нибудь ещё найду в конце концов. Но вот суббота, а значит и движ с друзьями. Собрались все: Влад, Серёжа, Костя.

— Ну что, какие есть идеи? Что будем делать? — поинтересовался Влад.

— Да погоди ты, сейчас на месте решим и придумаем, — успокаивал его Серёжа.

— Да в самом деле, у меня сейчас собрались мои самые лучшие друзья, ещё бы не найдём что поделать. Есть куча настольных игр, да просто поговорить можно. Давно ведь не собирались.

— Да, давно. А вот про лучших друзей… Что-то я здесь среди нас не вижу одной девушки, которая замечательно провела прошлую субботу.

— Да ну хватит! — с шутливым восклицанием и недовольством говорил я, — нет, ну ей богу, как не надоело?

— Как же такое надоест? — сказал Костя смеясь,отчего и остальные засмеялись.

— Эх, вот вам лишь бы смеяться, а у человека может проблемы, может он хочет заручиться поддержкой друзей? — с улыбкой говорил Миша.

— Эм… Нет. Нет у меня никаких проблем. Да и вообще, у меня складывается такое ощущение по общению с вами, с девчонками в универе, что Маша интересует всех вас больше чем я сам.

— Ну да, так и есть, — прыснул Влад.

— Ясно, закрыли тему. Я просто отвык от этого.

— От чего?

— Что мы всегда так бурно обсуждаем личную жизнь кого-нибудь из нас. Примеры думаю приводить излишне. Вот я и реагирую остро, потому что позабыл это, когда друзья достают тебя насчёт девушек.

— Не, ну мы можем напомнить. «Два сердца слились в одно, Ненецкая и Вано» — запели все хором старую песенку, которая представляла из себя в смысловом плане изменённую версию тили-тили тесто.

— Ааа, хватит! Давайте без этого. Мне хватило в восьмом классе. Да и продолжение песни я помню. И вообще, почему Серёжу так не троллили в старшей школе? Вроде бы встречался, на перемене уединялся с Мариной, но дальше подглядываний ничего не было.

— Наверное потому, что я встречался, а не был просто влюблён, — ответил Серёжа. — А ты просто сох по очередной девушке, ничего не делая для того, чтобы замутить с ней.

— Ну да, справедливо, — сказал Костя.

— Вот уж давайте без клеветы. А вообще-то и цветы дарил одной, и на концерт к другой с цветами ходил, и третью на свидание звал, так что я не столь амёбный, как могло показаться.

— Показаться? Ты же по году сох, чтобы потом что-то сделать. Ну и тебя посылали, — сказал Миша.

— Хорошо. Я вас понял. А когда свадьба? Планируете уже? — спросил я у Серёжи.

— Ну так, разговариваем об этом. Ничего не решили, так как и так хорошо. Договорились вернуться к этому разговору через пару лет. Второй курс ведь всего лишь, успеем ещё свадьбу сыграть, — ответил мой друг.

— Блин, скоро ведь реально Серёжа женится, а за ним и остальные. Ваня, тебя в расчёт не берём, ты безнадёжен, — сказал Костя.

— Да хоспади, сколько ж можно? Всё, ищу я себе девушку. И на Маше я не зациклился, она просто… Просто хорошая девочка.

— Ууу, понятно всё с т-тобой, — сказал Валя.

— Так, надо срочно менять тему. Го в манчкин^[8]? — спросил я.

Сказать, что мы хорошо провели время — ничего не сказать. Мы сняли очередной короткометражный трэш-фильм, пообсуждали девушек, куда же без этого, поиграли в две настольные игры. Квартира, что называется, ходила ходуном. Миша боялся, что соседи вызовут полицию, но нам было все равно, хоть и после замечаний моего соседа стали вести себя чуть тише. Как открылось метро — все разъехались. Ну а я откинулся на кровать и отправился прямо в царство Морфея. Иду-иду к тебе, любимый. Сон. До жути странный сон. В нём ко мне домой пришли точно все лучшие друзья. Те же, что ушли, плюс Маша. Но непонятным образом в квартиру пробрался маньяк. У него была маска, непохожая ни на что, и здоровый кухонный нож. Мы поначалу отбивались от него, но он вырубил всех парней. Остались только я и Маша. И тогда я решил бежать. Бежать на улицу, чтобы позвать помощь. Но двоих ему было бы легче поймать, поэтому я сказал Маше, чтобы она звала на помощь в подъезде или спряталась у соседей, а сам выведу маньяка на улицу. Так и вышло. Я открыл входную дверь, отвлёк маньяка и выскочил в подъезд. Маньяк же пошёл за мной. Спускаясь вниз я увидел, что Маша тоже вышла и стала подниматься наверх и стучать в двери. Я улыбнулся, то ли от предчувствия скорой победы, то ли от того, что наверху одна дверь открылась и Маша забежала внутрь, а значит она спасена. С торжествующим видом я нажал на кнопку домофона, но ничего не произошло. Рывки дверью туда-сюда тоже ни к чему не привели. Дверь на улицу оказалось наглухо заперта. В этот момент я обернулся. Маньяк стоял в метре от меня и уже занёс руку для удара.

— Вот чёрт, — только и успел сказать я, прежде чем проснулся. Мда, и приснится же такое. Чушь полная. Впрочем, как всегда. Редко мне снились смысловые сны. Выпив воды, я собирался вновь лечь спать, но мне не дал этого сделать звонок.

— Ваня, доброе утро. Не спишь? — спросила Маша.

— Эм, нет, только встал, — ответил я, проверив время. На часах было одиннадцать.

— Я тут подумала, что мы давно не встречались, так что может нам сегодня пересечься? Вечером, так как я сейчас поеду на вокал.

— Разве давно? Неделю же назад встречались.

— Ну…, — робко начала отвечать девушка, после чего ярко и громко заговорила, — это ведь целая неделя! Мне интересно, что у тебя произошло. Как с поиском девушки и всё такое.

— А, да всё нормально. С девушками пока только переписываюсь. Я правда хоть и сказал, что только встал, но и лёг недавно. Ночёвка была с друзьями.

— А, понятно. Так я тебя разбудила? — испуганным голосом спросила Маша.

— Нет, сон оказался очень… странным.

— Расскажешь?

— Ну давай.

И я поведал ей все тонкости и перипетии своего сна. Впрочем сюжета там оказалось всего ничего, так что вскорости я кончил свой не слишком утомительный рассказ.

— Ого, интересный сон. Ну ужастики много кому сняться. От испуга получается проснулся?

— Видимо да. А, впрочем, мне было все равно. Ты главное спаслась, — отвечал я мягким голосом, который оказался таким вовсе не по моему желанию. Просто глаза сами собой смыкались и говорил я тихо, мягко, спокойно.

— Ой, спасибо, — отчётливо смущенно заговорила Маша. Правда причина этому оказалась для меня неясна. На тот момент.

— А? За что? Хотя в любом случае пожалуйста. Твой каприз всегда исполню и мечты осуществлю, — говорил я чуть ли не с пьяной от усталости улыбкой на лице.

— Ха, спасибо. Так что насчёт сегодня?

— Да я сейчас спать, а потом…

— Да хотя бы немного, просто встретиться. Я же не предлагаю, как неделю назад, на несколько часов. Мы же живём друг от друга в двадцати минутах ходьбы.

— Ой, ну ладно, уговорила. Давай я тогда тебя встречу у метро. Ты как с вокала поедешь, мне напиши.

— Отлично. Обязательно напишу. Ну всё, больше отвлекать не буду. Спокойного дня, — хихикнув сказал на прощание девушка.

— Спасибо, тебе удачи на вокале.

На том и порешали. Я же отложил телефон в сторону, и почувствовал только как моя голова соприкасается с мягкой, на бамбуковой основе подушке.

Перед встречей с Машей ничего не произошло. Встал, умылся, позалипал в компьютер. Время близилось к шести вечера, как позвонила Маша и сказала, что через сорок минут будет у метро. Я успел сыграть ещё один бой и неспешно пошёл на встречу. Прошло уже 50 минут со звонка, а девушки всё не было.

— Угадай кто? — весело спросила у меня очевидно Маша, зажав мне руками глаза.

— Хм, дай-ка угадаю, самая весёлая, задорная, красивая и талантливая девушка из всех, что я знаю?

— Ой, ну скажешь тоже, самая красивая, весёлая…, — засмущалась девушка, отводя руки в сторону.

— А что, ты хочешь оспорить это? — с задором и мягкой улыбкой спросил я.

— Я? Да ни разу! — засмеялась Маша.

— А, ну тогда отлично. Буду тогда почаще тебя радовать. Мне нужно в магазин зайти будет, так что составишь компанию?

— Конечно.

Знакомый район. Юго-восточная окраина города, которая один в один похожа на мой провинциальный город. Те же пятиэтажки, хрущевки, побитые и обшарпанные ларьки с сухофруктами и орехами. Те же угрюмые лица у прохожих. Часто складывается ощущение, что я никуда и переезжал, а лишь так, съехал от родителей в другой район.

— Слушай, Вань, как у тебя учёба? Что вообще делаете?

— Да не знаю, учёба как учёба. Лекции, где ты просто слушаешь препода. Ну или спишь. Семинары разные.

— Что, неужели так скучно?

— Обычно да.

— А необычно?

— Ну, если необычно, то как раз в твой день рождения у нас был крайне увлекательный семинар на весь поток. Политическая игра, где выступали различные партии.

— Ого, а ты участвовал?

— Ну да, я даже победил со своей партией.

— Ого, здорово! А какая партия была у тебя?

— Ну, знаешь…, — замялся я.

— Ну Вань, это же я. Твоя лучшая подруга, помнишь?

— Конечно помню. Ну ладно. Я просто боюсь, что ты не поймёшь.

— А ты не бойся.

— Ох уж эта детская непосредственность. Ну хорошо. Я был лидером ультра-правой партии.

— Ультра-правой? Это какой?

— Национал-социалистическкой.

— Национал…, — начала проговаривать Маша, и до неё стало всё доходить, — эм, это типа нацизм?

— Ага, — тихо ответил я.

— А почему такой выбор?

— Ох, долгая история. Давай как-нибудь в другой раз, хорошо?

— Хорошо. Но тогда у меня условие: ты расскажешь, что у тебя там с девушками.

— Да пока ничего серьёзного, только переписываемся. У тебя вообще как дела?

— О, в школе прямо завал. Четвертную оценку нужно вытягивать по математике и физике, так ещё угадай кто будет играть Снегурочку на новогоднем концерте?

— Ого, поздравляю! Я бы даже сходил посмотреть.

— Нет, не надо! — запаниковала Маша. — Это будет провал. Да и я стесняться буду. В пятницу вот начали репетировать, дак ещё и с финала. С танца с прекрасным принцем.

— Ну смотри, во-первых, ты не опозоришься, во-вторых нет слова дак, в-третьих я хочу поинтересоваться: что за принц?

— Ага, заревновал!

— Кто? Я? Да ни в жизнь. Да и кто у меня спрашивал про девушек?

— Ну да, это я. А танцевать буду с Димой, с параллельного класса, с физико-математического. Он у нас главная звезда всей параллели. И высокий, с тебя ростом, и спортсмен, и на олимпиады по математике ездит не первый год. Одним словом — мечта девушек. А ещё я ему нравлюсь.

— А как ты это узнала? Сплетни?

— Нет, просто на обоих медляках 1 сентября он приглашал меня.

— Ну да, это верный знак. А ты?

— А что я? Конечно согласилась оба раза. Тебя же я тогда ещё не встретила, — едва не крикнув сказала Маша и залилась своим громким смехом.

— Эм, Маш, шутка конечно хорошая, но зачем так смеяться, — говорил я с небольшим укором, сам едва сдерживаясь от смеха, которым меня заражала девушка.

— А вот.

— Что «а вот»?

— Да просто ты бы видел своё лицо, когда я сказала, что дважды с ним танцевала.

— Да всё нормально было с моим лицом! — начал активно возражать я.

— Оно у тебя так, — запыхаясь от смеха с трудом говорила Маша, — перекосилось. Вот что значит приревновал так приревновал.

— Да ничего я не приревновал! И лицо у меня не перекосилось! Тебе видимо просто показалось.

— Нет, не показалось, — уже отдышавшись говорила девушка, — лицо у тебя и впрямь было обычное.

— Ну да, я же говорю, что тебе…, — начал я выводить своё умозаключение как оборвался, — так, стоп. То есть ты меня разыграла?

Маши остановилась и её начало всю трясти. Лицо стало багроветь, а щёки наполняться воздухом из-за задержки воздуха. Наконец она не выдержала, и прыснув и глубоко вдохнув громогласно засмеялась. Изогнув спину и закинув голову, она так громко и беззаботно смеялась, что постепенно моя улыбка превратилась в смех, который звучал в унисон с девушкой. Мимо нас проходили те самые угрюмые прохожие, и тоже заражались нашим оптимизмом, так что отходили они от нас уже с нескрываемой улыбкой. Постепенно успокаиваясь, Маша начала приходить в себя и положила руку мне на плечо.

— Ты бы видел своё лицо, — говорила девушка, прерываясь на смех, — брови поднял прямо как та героиня из Игры престолов.

— Ну да, ты хороша.

— «То есть ты меня разыграла»? — пародировала мой голос и очевидно выражение лица Маша.

— Фух, ну хватит, надо и честь знать. А-то прохожие сейчас позвонят в психдиспансер, да поинтересуются, не пропала ли у них парочка пациентов?

— Ой, ладно, уговорил. А-то у меня уже живот болит. Ой, даже стоять больно.

— Ну вот смотри, до чего ты себя довела? Глаза все в слезах, спину разогнуть не можешь. Бабуль, помощь не нужна?

— Спасибо внучек, будь добр, помоги старой, — наигранно кряхтя говорила Маша, подавая руку для помощи, которую я не преминул заключить в своей. Кое-как, но Машу что называется полностью отпустило, и она разогнулась, однако отпускать мою руку была не намерена.

— Мда уж, спасибо тебе Маш. Я за последние сутки так насмеялся, что прибавил себе одну жизнь точно.

— Ну, как говорится, обращайся. Можно счётчик и до девяти докрутить.

— Да не, спасибо. Пожалуй, и двух хватит. А то ещё ценить перестану от количества. А так хоть одну и потратить можно.

— Вань, не надо так, — тихо сказала девушка.

— Эм, Маш, что-то не так?

— Ну просто я не очень люблю этот чёрный юмор, разговоры всякие о трате жизни. Смерти, — тихо добавила девушка.

— А, хорошо. Извини.

— Всё в порядке, только если уж зашла речь про вторую жизнь, про трату одной, то пообещай мне. Пообещай, что вторую не потратишь впустую.

— Ох, как-то шутка переросла в серьёзную тему. Но хорошо, я тебя понимаю. И обещаю, нет, клянусь, что не потрачу подаренную тобой вторую жизнь впустую. Что я сполна воспользуюсь твоим подарком.

— Да, вот так хорошо.

— Маш, я надеюсь мы больше не будем возвращаться к этой теме?

— Это от тебя зависит. Но если что, ты мне пообещал. И извини меня за это, если что.

— Эй, всё в порядке, — начал я успокаивать Машу, делая свой голос мягче.

Притянув девушку к себе, я обнял её, но она же вцепилась в меня буквально медвежьей хваткой. Я уже хотел отпустить руки, но Маша и не думала разжимать свои тиски. Тогда я начал гладить её по спине, и в скором времени она отпрянула от меня с заплаканными глазами. Ещё раз успокоив меня, она вытерла лицо и предложила продолжить наш путь в магазин. Я не отказался. Дальнейший путь до магазина и от магазина до дома девушки прошёл практически молча. Мы что-то спрашивали и что-то невпопад отвечали. Крепко обнявшись и пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись. Что сегодня произошло? Что за странная трансформация от икрящегося смеха до требований в клятве? Весь вечер я думал об этом. Что за предчувствие? Да и что вообще с ней, чёрт возьми, произошло?! Чем больше я думал, тем сильнее уставал и закапывался в тайне девушки, которая подарила мне сегодня вторую жизнь, которую я поклялся не разбазарить. Что бы это ни значило, для Маши это оказалось важно, а значит клятву нужно будет выполнить во что бы то ни стало. Пускай я даже не понимаю, что я должен или буду должен сделать.

***

Фиаско. Один провал за другим. Да что же это такое?!

— Ну давай, делись успехами на личном фронте, — спросил Миша за ужином.

— Да их как-то особо и нет.

— Ты сколько сидишь уже? Две недели?

— Чуть больше. Но я не знаю, не получается у меня. Я вроде пишу как нормальный человек. Привет, как дела, спрашиваю об увлечениях, что предпочитает из музыки, фильмов. Так, по мелочам всяким ещё. Где учиться, нравится ли город если приезжая, и так далее. Потом приглашаю встретиться. Отказ. Не могу. Зову ещё. И ещё. То же самое. Я уже не знаю, что делать. Может удалить?

— Мда, с тобой всё понятно, — сказал Миша, когда я обрисовал ему ситуацию.

— Что понятно?

— Ты представляешь себя в невыгодном свете. Ты изображаешь себя для них как обычного, самого заурядного скромного и трусливого парня, которому срочно захотелось отношений. Но ты же не такой.

— Ну…

— Так, давай без твоих ну. Ты классный и интересный парень, просто ты зажимаешь себя до каких-то ненужных формальностей. Вот и начинается стандартная переписка. Привет. Как дела? Чем увлекаешься? Ну и ты понял. Сам перечислил. Она, а уж если красивая, то тем более, получает подобные сообщения не от одного тебя в день. А за неделю такие оригинальные особы как ты, будут измеряться у неё десятками.

— А что в таком случае делать?

— Не знаю, попытайся действовать что ли более раскованно, более смело, нагло может быть даже.

— Нагло?

— А на самом деле да. Ты же ничем не рискуешь. Вон, у нас Егор баб посылает, а они ему на шею вешаются.

— Ну у Егора и внешность хороша.

— Да ладно, ты немногим хуже. Просто я тебе говорю, действуй наглее.

— Да не знаю, как-то неловко.

— Ой, давай я помогу тогда. Давай телефон.

— Зачем?

— В Тиндер пойдём, девочек кадрить.

— Ну вперёд, мачо-мен.

В приложении у меня было несколько ещё не слитых диалога, так что Миша поинтересовался, с кого начать. Я указал на самую красивую для меня девушку.

— Давай начни с этой.

— Хорошо. Ну смотри, опять ты про увлечения и всё. Надо копать глубже. Видишь, какие у неё красивые голубые глаза? Про это писать не надо. Про это и так написала уже куча народа. А вот родинка под губой выглядит замечательно, да про неё скорее всего никто и не писал.

Дальше Миша пошёл в разнос. Теперь он не только подмечал, но и сразу писал, так что я был лишь наблюдателем. Миша порядком разыгрался, и строчил наперебой. Было видно, что общение у него идёт как надо. Решения о том, что писать и как мы принимали сообща, но вскоре мне стало невтерпёж, и я поспешил в нужник. После выхода меня ждал сюрприз.

— Короче, — начал Миша, — она приехала с Архангельска, часто бывает летом в Абхазии, откуда и фотки. В детстве занималась плаванием, так что вам будет о чём поговорить. Сейчас учится современным танцам. Хип-хоп там, все дела. Учиться на историческом у меня, в СПбГУ, так что опять же есть о чём поговорить. Ты историю хорошо знаешь, даже более чем, так что если диалог будет не клеиться, то начинай говорить про историю. Туда же и твои исторические мемы. И да, ещё кое-что. Ты ведь не занят послезавтра?

— Да вроде нет, а что?

— Тогда я просто зову её именно на послезавтра.

— Зовёшь куда? На свидание типа?

— Ну, типа да.

— Ого, быстро ты. А куда?

— Сейчас зима, так что на улице не особо круто, всё тает, так что нужно куда-то в помещение. Рестораны дорого, фаст-фуд отстой, так что предлагаю в кофейню. Возьмёте по кружке кофе, поговорите, проводишь её до дома, ну а дальше видно будет. А насчёт быстроты… Смотри, на самом деле ничего сложного нет. Просто нужно было действительно капать глубже. Ты же удовлетворился лишь тем, что она занимается танцами. Я же узнал, какими именно и сколько времени. Ну и так во всех аспектах. И конечно делать комплименты, но не слишком очевидные. Желательно.

— А как же грубость?

— Не грубость, а наглость. Здесь можно было обойтись без неё. Наглость обычно нужна с подобными девушками. С сильными девушками нужно наглеть, а по этой всё было ясно. Ищет обычного, хорошего, доброго, преданного парня, с которым будет нескучно завернувшись в плед смотреть сериалы. Ну а ты по сути такой. Так что я лишь немного тебя отредактировал, так сказать.

— Ух, ну ладно, спасибо большое.

— Да ладно, обращайся. А сейчас извини, надо к семинару готовиться.

— Да, давай, удачи. Не буду отвлекать.

Ого, как всё быстро! Завтра иду на первое свидание. Ладно, не завтра, а послезавтра. Ну и то, что было с Машей я за свидания не считаю, так что да, это первое. Ух, может моя жизнь круто изменится, и новый год я начну совершенно не так, как начал и провёл этот. Хочется в это верить.

***

— Ваня, ты что, променял дезодорант на парфюм? С чего бы это? — спросила Нина на очередном обеденном обеде.

— А вот, на свидание после учёбы иду.

— Ага, понятно, значит для нас ты пользуешься обычным дезиком, а для кого-то там сразу дорогой парфюм? — строго поинтересовалась Соня.

— Ну…, в общем и целом да.

— Эх, всё с тобой ясно.

— Значит всё-таки нашёл девушку на просторах интернета? — спросила Нина.

— Да, можно и так сказать. Друг правда ещё сильно помог. По сути он и переписывался с ней, и он же позвал её на свидание.

— А ты всё такой же деревянный, да? — с усмешкой попыталась меня задеть Соня.

— Дя-дя-дя, весь из себя такой немощный, — с сарказмом отвечал я, — ничего не могу, вот в постели тоже буду писать другу за советом.

— Фу, здесь же цивилизованные люди собрались, — наигранно строго говорила Рината.

— Что?! Где-то здесь ректор? — возмущался с нескрываемым смехом я, отчего и мои собеседницы ухмыльнулись.

— С такими шутками в постель её ты точно не затащишь, — с невозмутимым видом говорила Рината. Девушки же явно были этой шуткой более довольны, нежели моей, поэтому разразились тихим смехом.

— Туше, — только и ответил я. Можно было ответить шуткой, но это была бы уже бесконечная череда подколов и ответных шуток.

— Что, нечего сказать?

— Я не ваш, вот вы и беситесь, — сказал я, отчего мои собеседницы все как одна закатили вверх глаза. Та самая реакция, которой я и добивался. — Ха, можете ничего не говорить, по глазам вижу, что забайтил.

— Ой молодец.

— Да что вы сегодня такие токсичные? Даже более, чем обычно.

— А вот.

— Решили отвечать мне по-моему? — спросил я, попытавшись повторить прищур Клинта Иствуда. — Хороший ход, но бесполезный. Ладно, ещё раз приятного аппетита, а я пошёл. Надо дочитать главу перед семинаром.

— Да, давай, — вместе сказали девушки.

Оставшаяся часть учебного дня прошла гладко, как я и рассчитывал. Спокойно отучившись, я пошёл на первое свидание в своей жизни. В метро труднее всего было не начать стачивать ногти от нервного напряжения, но пригвоздив свои руки к коленям я справился с этим искушением. На выходе из метро мне позвонила Маша. Вновь хотела встретиться. Я не стал скрывать причину моего отказа, решив быть с ней максимально честным. И хоть голосок её погрустнел, она пожелала мне удачи на предновогоднем свидании. С Аней (а именно так звали эту девушку) мы договорились встретиться на улице перед кофейней. Она задерживалась уже на пять минут. Я стою уже пятнадцать, а тем временем минус семь градусов по Цельсию. Так не долго себе что-либо и отморозить. Наконец я приметил её красный пуховик, который шёл от метро и был в метрах ста от меня. Увидев, что я смотрю на неё, она чуть прибавила шаг.

— Привет. Ваня, верно?

— Да, а ты должна быть Аня? Приятно познакомиться.

— Взаимно. Ну что, пойдём?

— Да, пойдём.

Дальше я начал действовать по алгоритму. Но нет, не по алгоритму, который мне сказал Миша, а по тому, который наблюдал в фильмах и книгах. Открыл дверь перед девушкой, помог снять пуховик и повесил его вешалку, отодвинул стул и так далее. Меню за столиком не оказалось, да и официант не торопился к нам подходить, так что мне пришлось его позвать. Заказав два капучино, я наконец сел за стол. И естественно, первым делом кинул обстоятельный, оценивающий взгляд на сидящую напротив меня девушку. Аня оказалась безусловно привлекательной девушкой. Блондинка, длинные волосы источали свежий аромат ванили, который ощущался даже на расстоянии метра. А кристально чистые голубые глаза… Да, Миша был прав, подчёркивать их красоту было излишним. Однако далее я не смог приметить сколько-нибудь уникальных и запоминающихся черт лица, хотя они оказались приятными. За рассматриванием девушки и её анализом я и не заметил, что мы так и не поговорили с того момента, как зашли внутрь ресторана.

— А здесь мило. Весьма хорошее заведение, — попытался я разрядить обстановку.

— Да, мне тоже здесь нравится. Хотя я нечасто хожу в подобные заведения.

— Я тоже. Ты же с Архангельска? Как тебе город?

— Город мне нравится, но правда пока что ничего кроме ВУЗа, метро и общежития практически не видела, — с улыбкой говорила Аня.

— Бывает. Но любому нужно побывать в Эрмитаже, в Русском музее. Они классные, но изматывают. Да и в Мариинку надо сходить, но я сам не был.

— Да, я очень в театр хочу. На балет или на оперу какую-нибудь. Вообще я бы хотела сходить на всё «Кольцо Нибеллунгов». Не пугайся, это не ругательство, это…

— Вагнер! — тихо воскликнул я. — Я его обожаю.

— Правда? Вот здорово! Что тебе нравится у него больше всего?

— Увертюры у него просто замечательные, что к «Тангейзеру», что к «Лоэнгрину», а ещё нравится гибель богов и вход богов в Вальгаллу.

— Да, это стоящие вещи.

— Это точно, — подметил я в тот момент, когда официант принёс нам кофе. Поблагодарив его, мы продолжили вечер. А он был замечательным. Так много у нас было общего, на столько различных тем мы могли говорить. Мы лишь посбивали верхушки с наших увлечений, а кофе был выпит, да и время проходило моментально. Музыка, учёба, история, спорт, плавание, игры — мы успевали пробежаться по всему и поняли, что у нас много общего.

— Здорово конечно сидеть, но я как-то готовилась к часовой посиделке, а мы говорим уже почти два. Я бы с удовольствием продолжила, но нужно готовиться к учёбе.

— Да, конечно, я всё понимаю. Пойдём.

Расплатившись, я помог Аня одеться, и мы вместе пошли на улицу. По дороге мы вновь болтали без умолку.

— Слушай, Ань, я пока не на метро, так что придётся прощаться сейчас.

— Хорошо, давай. Встретимся ещё раз?

— Да, я бы хотел этого. В этом году получится?

— Не знаю, я уезжаю через три дня. Но хотелось бы. Впрочем, если нет, то…

— То поздравляю с наступающим Новым годом!

— Да, и тебя. Ну так это… Пока.

— До встречи Ань, — сказал я и обнял девушку.

— Да, до встречи.

Вау! Супер! Какое удачное первое свидание. Если бы они все были такими, то я может и не стал бы мизантропом. Хех. Ох уж эта болячка в виде мизантропии, которую на себя навешивают подростки. Я ведь не ненавижу людей, я просто очень часто от них устаю. Вот и всё. Но сегодняшний день я точно занесу себе в актив. У меня наконец появилась девушка. У меня. Девушка. Трудно в это поверить. Но сейчас куда как проще. Придя домой и захлёбываясь от эмоций, я сбросил их на Мишу, которому и самому было невтерпёж всё узнать. Со спокойной душой я лёг спать. Менее чем через неделю Новый год, и скорее всего в новом году, в новом десятилетии моя жизнь действительно круто повернётся. Нужно только это сохранить. Сохранить успех…

Глава 7

Не помню, что происходило на следующий день. Сияя от счастья, я описывал всё моим подругам в последний учебный день.

— Ну что, ты теперь полностью доволен? — спросила Соня.

— Почти. До Нового года встретиться ещё раз не получиться. У неё завал на учёбе. Так что новое свидание только в новом году. Так что я взял билет уже на завтра, благо кто-то решил сдать свой билет на сидячее место.

— Ну ладно, поздравляем тогда. А что с той, подругой?

— А, ну с ней мы сегодня встречаемся. Напоследок перед праздниками.

— А она знает?

— Да, то что я был на свидании она знает. Если нужны будут подробности, то я расскажу.

Наконец, после скучных пар и официальной части, в которой подводили итоги семестра, я отправился на встречу с Машей. На улице стояла омерзительно-прекрасная погода: шёл настоящий снегопад с крупными хлопьями снега, однако была и плюсовая температура, а значит всё это превращалось в кашу под ногами. Обходя лужи снега, я прибыл на место встречи, лишь слегка припозднившись. Маша же была на месте и встречала меня, но не так как обычно, с громкими возгласами, а как-то… обычно, обыденно, по-человечески.

— Привет Ваня, — тихо произнесла Маша.

— Привет Маш. Ну что, идём?

— Да, пойдём. Хорошая сегодня погода, не правда ли?

— В том-то и дело, что это неправда. Снег валит хлопьями и тает прямо на куртке. Да ещё и на дорогах каша. Что в этом хорошего?

— Опять ты включил буку. Вот сейчас тебе на нос упала снежинка, и пока ты её не смахнул, выглядело всё это очень мило. В городе наконец снег появился перед Новым годом, а ты не рад.

— Я был бы рад снегу, но не такому.

— А тебе не угодить, да? Ну ладно, не нравится тебе такая погода. Бывает. Как свидание прошло?

— Отлично, весело поговорили, у нас оказалось много общего, проводил её до метро, обнялись. Так что можно сказать, что всё как у людей. Нормальных людей. У тебя как дела? Как закончила учёбу? Как постановка новогодняя?

— У меня всё хорошо, закончила также хорошо. Постановка удалась и всем понравилась.

— И всё?

— Ну, ты же только про это спросил. А что?

— Просто обычно ты куда как более разговорчива, общительна и весела. Что-то случилось?

— Нет, пока нет.

— Пока?

— Нет-нет-нет, это я так сказала, не думая. Ну ты же меня знаешь. Не бери в голову.

— Эм, Маш, ты можешь мне довериться. Это же я.

— Ох, ты прав. Просто, понимаешь, у меня в последние бессонница. Всё лежу и не могу уснуть. Вот и устаю сильно.

— Ты моя бедненькая, — сказал я и обнял Машу. — Это из-за учёбы и постановки?

— Ну, — начала отвечать Маша, — можно сказать и так. Но ладно, чего это мы всё обо мне да обо мне. Лучше скажи какие у тебя планы на каникулы?

— Ну, отдохнуть от всего в первую очередь. Хорошо провести время с семьёй, друзьями. Может вместе снимем очередной фильм. Схожу на каток, скорее всего поедем с родителями на лыжную турбазу. И конечно почитаю различную литературу. А что?

— Да так, ничего, — ответила непривычно тихо Маша.

Но она вновь улыбнулась. Однако не так мило и волнующе как обычно. Это было скорее лишь естественной реакцией, нежели непринуждённой и неподдельной улыбкой. Её изумрудно — небесные глаза не искрились, а напротив, источали какую-то тоску и грусть.

— Только не читай специализированную литературу, — продолжила Маша, — ну ту, что с ультра — правым уклоном.

— Эх, а так хотелось ознакомиться с трудами Альфреда Розенберга. Но раз уж ты просишь… Клянусь своей честью, моя королева, что не притронусь к этой гадкой литературе.

Я сказал это без тени сарказма, лишь с нотками детской непринуждённости и наигранного пафоса. Зачем? Я хотел увидеть её смеющуюся. Та мимолётная грустная улыбка не ускользнула от меня, и я конечно подумаю об этом. Но сейчас… Сейчас я хочу видеть её счастливой, ведь на носу Новый год, главный праздник страны. А именно в моменты доброго искреннего смеха мы видим на человеке отражение счастья.

— Ну хорошо, хорошо, — ответила Маша. — Принцесса принимает клятву рыцаря.

— Принцесса? Госпожа, вы понизили себя в статусе?

— Да. Королевы состоят в браках с напыщенными властолюбивыми королями, а вот принцессы… За принцесс благородные рыцари сражаются на поединках, а сами царственные особы выбирают наиболее достойного избранника по зову сердца.

— И что же, сердце прелестной дамы находится в поиске желанного рыцаря-героя?

— Не думаю. Сердце уже сделало выбор, — подытожила Маша.

У Маши есть парень? Отлично, я рад за неё. Даже очень. Она это заслуживает как никто. Главное, чтобы парень оказался и впрямь наиболее достойным. Ну и я надеюсь, что он не ревнивый и не заставит Машу прекратить нашу с ней дружбу. Может это тот Дима, о котором она упоминала несколько раз? Они вроде даже танцевали «медляк» на школьной дискотеке. Нужно будет спросить у неё как-нибудь.

— А какие планы на каникулы у тебя? — поинтересовался я.

— Ну, отметить с мамой Новый год, а потом… Да как-то не знаю. Буду рисовать, слушать музыку, гулять.

— А, ну понятно.

Да, это всё что я выдавил из себя. Маша тоже не знала о чём можно продолжить разговор. Повисла неловкая пауза. Благо мы уже подходили к её дому, и прошли молча от силы пару минут.

— Спасибо, что проводил меня, — сказала Маша кажется прощаясь. — Можно попросить тебя об одолжении?

— Да, конечно. В чём дело?

— Закрой глаза и не открывай, пока не досчитаешь до тридцати. Хорошо?

— Странная конечно просьба, но ладно.

— Тогда закрывай глаза, — сказала она как-то игриво. Или мне показалось?

— Хорошо-хорошо, уже закрываю.

Я подчинился по-детски глупой просьбе девочки и спустя мгновение ощутил необыкновенной силы жар на своих губах. И этот жар шёл рука об руку с какой-то небесной нежностью и лёгкостью.

— С наступающим, мой рыцарь, — буквально промурлыкала на ушко маленькая девочка.

Я не знаю, сколько я простоял вот так, перед подъездом с закрытыми глазами, но явно больше положенных тридцати секунд. Внутри всё горело. Она меня поцеловала! Мне идёт уже двадцатый год и меня впервые поцеловала девочка и так искренне, так нежно, так чисто, что… Да мне даже сравнить не с чем! Так, ладно, нужно успокоиться. Я ей нравлюсь, но… Нравится ли она мне? Как девушка? До этого я считал, что мы лишь хорошие друзья. Да и учитывая разницу в возрасте, такой вывод напрашивался сам собой. Ведь ей едва-едва исполнилось 15 лет.

Вот же дурак! Всегда и всем ведь твердил, что дружбы между полами не существует, так как кто-то обязательно испытывает более сильное чувство, нежели дружбу. И, соответственно, хочет, чтобы дружба вылилась в нечто большее.

Я посмотрел на окно её квартиры, Конечно же я увидел её. Лицо сияло счастьем и… надеждой? Наверное. Она выглядела потрясающе. Может это было и не так, но плохое зрение, хорошее воображение и моё желание видеть её именно такой сделали данную картину завораживающей. Однако это не отразилось на моём лице. Я глядел с отрешённым задумчивым взором, а потом… А потом я просто развернулся и пошёл домой. Только придя домой я понял, что внешняя безэмоциональность и холодность могла смутить и расстроить Машу. С мыслью о том, что я мог своим внешним безразличием испортить ей праздник, лёг спать. Но вот уснуть… Проще сказать, чем сделать.

Всю ночь я смотрел ужастики, в тщетной надежде, что уж старые — добрые «скримеры» смогут меня отвлечь от роя мыслей. Как я уже сказал, это было тщетно. Я не смотрел кино, а просто пялился в пыльный монитор ноутбука. Мои мысли были далеко. Мои мысли были с Машей. Она мне нравится. Очень сильно. Но для неё подобный опыт, опыт отношений, в новинку. Поделиться своим опытом, «отшив» её после каникул? Какой бы бредовой идея ни была, но какая-то часть меня говорит, что именно так и нужно поступить. Она ведь очаровательный ребёнок, у которого всё впереди. А я? А я озлобленный, властолюбивый честолюбец, который уже настолько устал от жизни, что какой-нибудь психологический тест дал бы мне полтинник. Правда, за несколько последних месяцев я скинул десяток-другой лет. Всё-таки Маша меня поменяла. И я уже ощущаю плюсы от этих перемен. Я стал добрее, приветливее, легче идти на контакт с людьми, депрессии и стрессы стали случаться реже. Я стал…более живым что ли? Мне видны возможности дальнейшего прогресса. И конечно же для меня ясны дивиденды от перехода на такую модель поведения. Я много раз пытался стать «лучше», но позднее убедился, что в этом деле мне нужна помощь. Мне нужен тот человек, который вцепится в меня всеми руками и зубами и словно Сизиф потащит к «свету». Но в этот раз труд не будет бессмысленным. Однако к кому бы я ни обратился, все меня «отшивали». И вот в чём дело. А может меня «отшивали» не из-за того, что я был «не в их вкусе», а потому что не мог предложить ничего ценного взамен? Конечно, я их любил, всех до одной. Но что я им мог дать кроме любви? Чтение собственных стихов под луной, божественные комплименты, изысканные и творческие подарки и прочая романтика? Но откуда им было знать наверняка, что их ждёт именно это? Да, от меня были сигналы, свидетельствующие о моей «тонкой и романтичной» натуре, но… Ааа, к чёрту! Меня они теперь не волнуют. Только Маша. Она ведь готова мне помочь просто так?

Если высказываться самоуничижительно, то ей просто стало жаль меня. Если посмотреть на эту ситуацию напротив, с верой в себя, то она увидела мой потенциал и осознаёт, что от отношений со мной она больше получит, нежели потеряет. А может ей просто нужен в моём лице и отец, и старший брат, и по совместительству парень? А может она действительно любит меня и ничего не просит взамен, кроме ответной любви? Ни денег, ни повышения общественного статуса, ни удовлетворения в физиологическом плане? Да не, бред какой-то. Так бывает только в глупых романтических книгах, особенно нацеленных на аудиторию девочек-подростков. В современной реальной жизни так не бывает. Да, всё верно. Это невозможно. Так не бывает. Но чем чаще я это повторял, тем сильнее убеждался в том, что именно такой расклад в случае с Машей наиболее вероятен. Я столько раз надеялся и верил, что заслуживаю настоящей, высшей любви. И столько раз разочаровывался в людях, в любви, в добре, в мире. Но Маша заставила меня вновь поверить. Поверить в добро, поверить в любовь. Я внутренне понимаю, что если сейчас пойду к ней навстречу, то обратного пути не будет. Либо я буду до конца своей жизни любить её и только её, будучи самым счастливым человеком в мире, либо всё хорошее, доброе во мне будет навсегда разрушено, предано огню. Возможно я слишком драматизирую, но суть мне ясна. Разрыва с Машей я не переживу. Не переживёт моя добрая часть. Останется только злая, нарциссическая, психопатическая, мизантропическая, нацистская часть. А этого я не хочу. А единственный путь к недопущению этой ситуации — это отсутствие разочарования в людях, а значит и отсутствие близких контактов с ними, ведь опасность предательства есть всегда. И я всё для себя решил. Пусть я хоть сгорю, но я поверил в эту девочку, а она поверила в меня. В конце концов, живём один раз. Я верю. Верю в жизнь. Верю, что я действительно стал героем хотя бы для одного, но самого важного для меня человека. «Надеюсь пока дышу»? Да, чертовски правильно!

С гордо принятым решением я собрался наконец лечь спать. Устанавливая будильник, я заметил, что Маша онлайн. Сообщение с незамысловатым содержанием набралось и отправилось само собой.

— Доброе утро.

— Я ещё не ложилась, — ответила Маша, — только сейчас собиралась. Как самому спалось?

— Да я сам всю ночь бодрствовал. Давай спать, время-то уже восемь утра.

— Хорошо, папа, — ответила с привычной скобкой-смайликом, отражавшей её настроение. — Спокойного утра.

— Спокойного сна, — казалось закончил я короткий диалог, но после отправил ещё одно сообщение. — Лучшая девочка в мире.

Последнее сообщение она не прочитала. Уже вышла из сети и очевидно легла спать.

Спокойного сна Маша. Спокойного сна…

***

Поездка прошла как обычно, кроме разве что одного: в свободное время я не только читал, но и впервые за последние пару лет начал писать стихи. Ничего особенного, простая любовная лирика, воспевающая прекрасную девочку. И вот он, родной город. Знакомый перрон, с которого всегда отправлялся на дачу. Проржавевший забор самого большого завода в области. Однако само предприятие выглядит неожиданно красивым. Видимо за полгода здесь был проведён прямо-таки капитальный капремонт. Хех, тавтология наше всё. А вот и зелёное здание вокзала. Взгляд так и старается выхватить из толпы встречающих родителей, но безуспешно. Что же, скорее всего это вина плохого зрения. Лямки нагруженных доверху сумок впиваются в руки, и приходится прикладывать атлантические усилия, дабы спина не согнулась «в три погибели» под тяжестью набитого всем, чем только можно рюкзака. Словно навьюченный мул я двинулся к выходу. На выходе с улыбками на лицах меня ждали родители. Мама встречает крепкими объятиями, а папа же не менее крепким рукопожатием. И хоть я уже полтора года живу в другом городе, родители всё ещё не привыкли. С щёк мамы текут слёзы, очевидно от счастья. Обычно я просто отворачивался, но сейчас я вновь обнял дорогую мамочку. Эх, любовь, что же ты делаешь со мной? Во всяком случае, мне это нравится.

Храня гордое молчание в машине, я решил перенести разговор домой, на кухню. На самом деле я любовался вновь открывшимся для меня с другой стороны городом. Привычные «хрущёвки», кавказцы на такси, мамочки с колясками, резвящиеся под русскую попсу дети уже не ввергали в уныние, а заставляли умиляться.

Поздравив с успешным окончанием семестра, родители начали задавать привычные вопросы: Как дела? Какие новости? Какие планы на каникулы? Что у тебя с Машей? Стоп. Что?!

— Ну, вы до сих пор встречаетесь? — переспросила мама.

— Встречаемся?

— Ну хорошо, гуляете.

— Ну да, позавчера виделись последний раз.

— И что у вас?

— Так, я понял к чему подобные вопросы. Мы не спим, ясно? Да и с чего вы вообще это взяли? Я же вам говорил, что мы просто очень хорошие друзья. Лучшие друзья.

— Да, мы помним, но просто столько времени уже прошло, вот мы и подумали, что вы уже встречаетесь.

— Нет, мы не встречаемся. Мы друзья и нам хорошо.

— Ладно-ладно, иметь хорошую подругу тоже здорово. Успеешь ещё девушку хорошую найти.

— Ага, конечно, — сказал я и закончил этот вымученную беседу.

О Маше я сообщил родителям во время одного из ежедневных звонков мамы. Не помню в точности, что я говорил, но скорее всего то, что девочка крайне милая и симпатичная. Что же до причины того, почему мы не пара? Об этом я умолчал. Но родителям пока и не надо знать, что Маше 15 лет. Успею ещё сказать. Например, когда буду знакомить.

***

Та пара дней, что были у меня перед Новым годом прошли в суете и заботах. Подарки, подарки, и ещё раз подарки. Сколько родственников, и ведь всем надо бы что-то подарить. А что я могу себе позволить на минимальную стипендию? Вот и проходилось выбирать очень тщательно, наматывать десятки километров по провинциальным магазинам, чтобы найти то недорогое, что понравится семье. Но поиски не прошли даром. Я закупился и был уверен, что мои подарки действительно понравятся всем. За это время я несколько раз списывался с Аней. Диалоги были короткие, бесчувственные, виной чему был я. С Машей же я ни разу за эту пару дней не контактировал. Забыл ли я о ней? Разумеется, нет. Она не вылетала у меня из головы. С её именем в голове я просыпался и засыпал. В памяти был ещё не затёрт тот фрагмент моей жизни, где она считай призналась в своих чувствах ко мне. Я же ни тогда, ни позже, не нашёл вразумительного ответа. Я понимал, что стою на перепутье. Маша. Аня. Да, пару дней назад я был уверен, что сделал свой выбор в пользу Маши, если так можно выразиться, но я ничего не сделал далее. Ну а это значит то, что я стою ещё на этой стороне Рубикона. Перейти его я боялся. Боялся как всегда сделать выбор.

Оставались считанные часы до боя курантов. Все гости пришли. Шумное веселье. Вопросы о том, как у меня дела и как отучился. Привычные для меня ответы, вроде универсального «нормально», казалось могли удовлетворить интерес спрашивающих. Достали шампанское. Предлагают мне. Отказываюсь в пользу сока. Значит до следующего года остались какие-то минуты. Большой телевизор, который ранее гудел и демонстрировал бездарных звёзд, переключился на Красную площадь. Родственники внимательно слушают пресную и шаблонную речь несменяемого президента про тяжёлый год и бла-бла-бла. Я же пытаюсь отделаться от сторонних мыслей тем, что сквозь бокал яркого, искрящегося позолотой яблочного сока совершаю отчаянную попытку разглядеть себя на дне стеклянной посуды. И вновь страх за то, что я собирался сделать. Наконец бой курантов. Тёплые объятия, рукопожатия, «выдача» подарков. Я не прогадал. Родители чуть ли не расплакались, увидев парные кружки сфотографиями их свадьбы. Бабушка тоже обрадовалась новой фигурке из гжели. Не остался без подарков и я. И только стоя в центре объятий своей семьи, я понял, кому благодарен за это. Взяв в руки телефон, я увидел длинное, красивое поздравление от Ани. Прости меня. Я не знал, что и как буду говорить, но рука тем временем сама нашла в списке контактов ласкающее слух имя.

Звонок. Непродолжительные гудки и почти сразу ответ:

— Ваня? Привет. С Новым годом!

— Да, с Новым годом, Маш. Как отмечается?

— Да ничего, сидим сейчас с мамой, телек смотрим. Ты как?

— А, да нормально, — отвечал я дрожащим голосом, стачивая при этом ногти на руках, — передавай поздравление маме.

— Хорошо. Ты тоже передавай поздравления своим. Ой, слушай, там вроде у ма горячее сготовилось, надо за стол возвращаться.

— А, да, конечно. Ладно, тогда…

— Вань? Всё в порядке?

— Да. Нет. Не в порядке.

— Что-то случилось?

— Да, случилось, — сказал я и сделал длительную паузу. Было слышно, как взглотнула она, не спрашивая далее. Маша прекрасно знала, что в такой момент лучше ничего не говорить и дать мне время. Я же отстранил телефон от головы и закрыв глаза глубоко вдохнул и выдохнул. Стало значительно легче. Я вернул телефон к уху, и буквально чувствовал, что произнесу сейчас то, от чего будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь. Судьба? Провидение? Мне всё равно. Я не понимал, что, как и почему, лишь чувствовал всю важность этого момента. — Ты. Ты случилась в моей жизни. И, кхм, то, что я испытывал с тобой и что испытываю к тебе, мне невозможно сравнить ни с чем другим. Всё, что связано с тобой, воспринимается как прикосновение Бога. Твоё появление в моей жизни словно восход солнца после грома и молний. И всё, чего я хочу — это чтобы ты была счастлива. И уж если я твой рыцарь, позволишь ли ты мне делать тебя счастливой?

— Вань…, — начала она, пытаясь скрыть своё волнение. Тщетно. Моё сердце замерло. Она плакала. От чего? От счастья? Или от разочарования? Вдруг её чувства ко мне остыли за эти дни? Вдруг…, — Ваня, я, я, боже, как это мило. И я, я не знаю, нет знаю. Я… Ваня, я люблю тебя. И всё, что ты мне сейчас сказал, я могу применить к себе. Ты тоже стал для меня подарком. Я…

— Маш, — говорил я дрожащим голосом, едва сдерживая слёзы, — не нужно ничего говорить. Давай всё оставим для личной встречи. Просто… Просто я не очень хочу, чтобы меня застукали родственники в слезах.

— Ха, ну да, мне бы тоже надо умыться. Ты прав. А то если мы продолжим, то я совсем вся разревусь, а тебя рядом нет.

— Да… Слушай, Маш, а может нам не списываться и не созваниваться на каникулах, как думаешь?

— Что? Зачем? Почему?

— Потому что я уже представляю, как мы лежим у тебя на диване и давимся от смеха, умиления, радости и счастья от наших историй. Я хочу соскучиться. И так мчаться к тебе, словно я прошёл всю Сахару без воды и увидел оазис. Увидел тебя.

— Так ты хочешь, чтобы при встрече я бросилась на тебя и заобнимала до смерти?

— А знаешь, звучит неплохо. Это именно то, чего я и хочу.

— Хорошо. Но я даже не знаю. Это же почти две недели без единой весточки от тебя.

— Зато потом у нас будет целая вечность.

— Да, целая вечность.

— Вечная бесконечность, — с усмешкой сказал я.

— Точно. Слушай, там мама уже всё положила и зовёт. Так что я пойду. И Вань…

— Да?

— Я люблю тебя.

— Можно я приберегу столь ценные слова для встречи? С праздником, лучшая девочка в мире.

На душе стало легче, гораздо легче. Словно я всё это время был атлантом, но вот подошёл Геракл и взял у меня неподъёмную ношу. Хех, словно расправил плечи. Я поблагодарил Аню за поздравление и написал друзьям, когда встречаемся. Через час-другой. Дома меня уже ничего не держало, так что попрощавшись с семьей, я отправился на улицу.

Нетрезвые прохожие с красными шапками на головах «от души» поздравляли с главным праздником страны. Тут и там громыхали салюты. Но главные салюты взрывались в моей душе. Убрав свежий снег со скамейки на автобусной остановке, я сел. Буря внутри успокаивалась, сменяясь на мирное лазурное море, которое лишь покачивается под силой ветра и щекочет лёгкими брызгами ноги загорающих. И от этого чувства мне жутко захотелось на море. Заключить в свои объятия Машу и смотреть, как красное вечернее солнце садится за море. Да, точно, надо будет устроить. Как? Пока не знаю. Но я это сделаю. Заворожённый своей фантазией, я потерял счёт времени, так что выйдя сильно заранее, умудрился опоздать на тусовку старых друзей.

— Так пусть будет так, чтобы в новом году у нас было больше. Больше чего? — начал главный тост ночи Миша.

— Секса!

— Денег!

— Так пусть в этом году наши кошельки будут просто ломиться от денег, а мы сами будем уставать от постоянного секса.

— Даааа! — кричали мы уже все.

— Ахаха, как же всё-таки забавно, — выпив шампанское, начал Серёжа, — хотим дофига денег и секса, но ничего для этого не делаем.

— Ну… — замычал я.

— Что ну? У тебя девушка есть?

— Ну…, — вновь нерешительно я замычал, а друзья кинули на меня удивлённый взгляд, — да. Есть.

— Да? Офигеть! И когда появилась, и кто?

— Ну, появилась как девушка можно сказать пару дней назад.

— А кто? — спросил Костя, а я же в качестве ответа потупил взгляд в пол.

— Ммм, Аня… Значит получилось. Молодец! — сказал Миша.

— Нет, не Аня.

— Так. Стоп. Маша?! — возмущённо спросил Миша.

— Да, — тихо и спокойно сказал я спустя пару секунд молчания.

— Вот блин.

— Так, а что за Маша? И почему Миша так негативно реагирует? — спросил Тимур.

— Да просто Маша — это мелкая школьница. Ей всего 15.

— А, так дело только в этом? — спросил Артём.

— Да. Да вы что, не понимаете? Дело ведь не только в возрасте. Они друг для друга первые. Первые свидания, обнимашки, поцелуи, или поцелуйчики, не знаю даже, что у них там будет точно.

— И?

— Я не в восторге. Ведь это не только большая ответственность, но и опасность. Они могут много делов наворотить. И дело тут не в сексе. Я уверен, что месяцев десять Ваня потерпеть сможет. Но… Я боюсь их разлуки. То, что она может разрушить жизни обоих.

— Возможно. Последствия от нашей разлуки могут быть, так сказать, катастрофичны, но это необходимая цена. Цена за то счастье, которое я обретаю, когда держу её крохотную ладошку, когда смотрю на её неотразимую улыбку, когда тону в её зелёно-голубых глазах, даже когда думаю о ней. В эти моменты я счастлив. И она похоже, что счастлива. Счастлива от того, что мы вместе. Даже сейчас мы вместе. Я готов рискнуть своим шатким психологическим здоровьем ради всего этого. Но я верю. В нас. В нашу любовь. И хоть я влюблялся раньше, я никогда не чувствовал, что это моя судьба. Сейчас же я чувствую именно это.

— Вау. Я чуть не расплакался. Браво, — сказал Костя. — Слушай, Вань, я сейчас наверное выскажу то, о чём думают все. Мы всегда с тобой и всегда поддержим. Ты прошёл через дерьмо, сломанные надежды и медные трубы, так что как никто другой заслуживаешь счастья.

— Так, внимание! У меня новый тост, — ворвался в череду спокойных монологов Серёжа. — За Ваню!

— За Ваню и Машу!

— Точно, — принял поправку к тосту Серёжа. — За Ваню и Машу!

— За Ваню и Машу! Ура! — кричали все и чокались кто чем. Жизнь определённо набирала обороты и становилась всё лучше и лучше.

Как прошли каникулы? Отлично! Семейный поход в кино, поездка на лыжную турбазу, каток, театр и ежедневный просмотр лучших фильмов. Тусовки и прогулки с друзьями. Сняли даже одну пародию на наш сериал. Так что я уже предвкушал возвращение в Санкт-Петербург, чтобы обо всём этом и не только рассказать Маше. И не только рассказать. Но я не выполнил своё обещание. Я написал ей. Но повод был. На рождество я записал кавер на колыбельную одной очень известной канадской рок-группы. Эта песня, «Lullaby», уже давно стояла особняком в списке моей музыки. Помню несколько лет назад я пообещал себе, что буду скидывать эту песню перед сном только той, с которой хочу провести всю жизнь. Так что повод представился. К тому же Маша перед новым годом говорила, что иногда плохо спит. Если эта проблема осталась, то мой долг помочь, верно? Но вот Маше сдержанности не занимать. Она не ответила мне. Но каждый последующий день, ровно в одно и то же время, за полчаса до полуночи, она включала эту песню. Она стояла у неё на репите полчаса. На второй день ей вторил и я. На эти полчаса я отключался от реальности и был вместе с ней. Воображение рисовало всегда разные картины мест встречи, но мы всегда были вместе. Надеюсь, она чувствовала то же самое. Но в этом не было нужды сомневаться.

Часть 2. Жизнь…

Глава 8

Миша поехал в город чуть раньше меня, так что прибыл в поселение на Неве я один. Рюкзак, ноутбук, и большая сумка — вот и вся поклажа. Не весь как много, но тащить через город на метро… Ну а что поделать? Зато сегодня вечером можно будет встретиться с Машей. Одна эта мысль уже не давала мне замерзнуть в холодный январский день. А вот и он, уже ставший родным Ладожский вокзал. В метро конечно будет утренний ужас, но как-нибудь сдюжу. Выйдя на перрон, я поставил сумки, и обомлел:

— Ваня! — вскричала Маша, кидаясь мне на шею.

— Маша? Что? Что ты здесь делаешь? — недоумевал я, перекладывая центр тяжести вперёд, ибо на спину меня тянул тяжеленный рюкзак и легковесная для меня девушка. — Я же тебе не сообщал, на каком поезде и когда приеду.

— А ты думаешь меня это остановило?

— Как видно нет. Ну ладно, — сказал я, перейдя на полтона тише, — слезай с меня. А-то люди чего лишнего подумают.

— А ты боишься, что подумают о нас люди?

— Разумеется нет, но всё же в обществе нам стоит быть братом и сестрой.

— Да, пожалуй, ты прав. Ну и вообще, ты же мужчина, да и притом ещё и старше меня, так что все решения за тобой.

— Ага, свою ухмылку ты хоть и пытаешься спрятать, но ничего не выйдет принцесса. Мисс, Вам не удастся сделать из благородного и честного рыцаря тирана в патриархальных отношениях. Не для этого рыцарь сражался за прекрасную даму.

— Ахаха, не ты ли мне только что говорил, что нам стоит быть потише и скромнее себя вести?

— Извини, не удержался. Просто я очень скучал. Так как ты меня нашла?

— А, да я через сайт РЖД посмотрела все поезда из твоего города в Питер, и решила все встречать. Мне повезло, ты приехал на самом раннем.

— Но там же вариантов было около восьми штук. Неужели бы ты…

— Ну а что, на вокзале полным-полно различных забегаловок. Да я ещё книгу взяла. Так что да, я бы подождала.

— Знаешь, я действительно удивлён, но понимаю, что на твоём месте сделал бы также. Может пойдём? Мне ведь нужно ещё разгрузиться, а потом весь день в нашем распоряжении. Идёт?

— На меньшее я и не рассчитывала, — сказала Маша, взяв в одну руку ноутбук, а в другую мою руку.

Так мы и ехали всю дорогу. В метро оказалось много народа, но на сей раз мне это даже нравилось. Я крепко сжимал ладошку Маши, а сами мы оказались плотно прижаты друг к другу. Наши лица были на расстоянии всего каких-то сантиметров десяти. Мы чувствовали жар друг друга, тяжёлое от волнения дыхание, один раз даже потёрлись друг об друга своими носиками. Единственный минус в том, что обстановка не располагала к общению, но сейчас это было и не нужно. Мы просто смотрели друг другу в глаза, и всё было понятно. Наверное, мы единственные, кому понравилось так ехать в метро. Но проехав центр города, вагон резко опустел, так что мы сели и продолжили наш разговор до самого моего жилища.

— Слушай, та песня, что ты мне скинул, просто великолепна! И у тебя хороший голос.

— Спасибо. Песня действительно великолепная, особенная. А вот моя запись… Голос может у меня и неплохой, но явно не певчий, а также у меня совершенно нет чувства ритма. К слову говоря, эту песню, которая не идёт и четырёх минут, я записывал два часа. А я ведь ещё и репетировал. Ох, как же я бесился от своих косяков, ты бы только знала!

— Хм, ну может быть. Слушай, а что если нам как-нибудь записать песню? Совместную.

— Можно. Но только ты запишешь свой парт с первой-второй попытки, а мне придётся мучиться и ещё раз мучиться.

— И что? Разве это важно? Главное, что это будет наша песня. А если долго мучиться, то что-то обязательно получиться. К тому же, я могу тебя поучить.

— Поучить? Слушай, я не сомневаюсь, что у тебя талант ко всякого рода музыке, но ты сама учишься. Так что не стоит меня заманивать к себе под предлогом учёбы. Можно ведь просто пригласить в гости, а между делом и попеть.

— Эх, тебя не провести.

— Ага, даже не рассчитывай.

— Ну хорошо. Слушай, а какое у тебя любимое животное?

— Любимое животное? Если из домашних, то кошка. А если вообще, то, ну, наверное, волк.

— Волк? Интересно. А почему он?

— Даже не знаю. Просто нравится. А что такое?

— Да нет, ничего, просто интересно. У меня вот, например, панда.

— Ну да, они милые. Кстати, а что за книгу брала?

— Да по школьной программе вот Лермонтова проходим. «Герой нашего времени». Читал?

— Спрашиваешь? Разумеется. Даже несколько раз. Мне книга очень понравилась, а Лермонтов у меня один из самых любимых литераторов. Тебе как?

— Вроде неплохо, но вот главный герой, Печорин, прям вылитый ты.

— Что?! — с неподдельным удивлением воскликнул я. — В каком это месте? Где моя Белла, где мои дуэли, где моя сабля, в конце концов, чтобы рубить черкесам головы?

— Ахах, ты и без этого прям Печорин. Ну вот встретила я в своё время прям Печорина. Такой холодный, невозмутимый, нелюдимый, грубоватый, с циничным взглядом. Ну я же говорю, что это ты!

— Хм, когда это ты успела выучить слово циничный?

— Да это мы анализом произведения занимались на уроке. Да и к тому же, если я принцесса рыцаря-философа, то стоит и мне чуть расширить словарный запас.

— Ну, удачи-удачи. Но вот вернёмся к Печорину. Если я такой весь из себя циничный и жестокий, то почему я тебе помог? — я задал этот вопрос не для поддержания разговора, а потому что мне было действительно интересно. Почему я тогда сделал это? К людям я относился не сказать, чтобы хорошо. Но Маше решил помочь. Почему? Ведь я тогда не влюбился, и порой грубил ей честно, чистосердечно, так сказать.

— Честно? Точно сама не знаю. А ты что думаешь?

— Не знаю. Сам иногда задаюсь подобным вопросом. Можно всё свалить на судьбу, но так неинтересно.

— Эх, философ. Мне и на судьбу нравится свалить всплеск твоей доброты и сострадательности. Но вообще у меня есть кое-какая идея.

— Да? Слушаю.

— Ты не был тогда злым циничным эгоистом. Ну, то есть не был на самом деле, в душе. Лишь снаружи. Короче, ты меня понял.

— Если честно, то нет.

— Ну смотри, твоя внешняя холодность и чёрствость от того, что ты хотел делать добро, но возможно кто-то не оценил этого. Ты хотел быть хорошим и добрым, но весь мир, как тебе казалось, повернулся к тебе одним местом. «Я хотел любить весь мир. Люди меня не поняли. И тогда выучился ненавидеть» Опять же Печорин. Может слова как-то и по-другому на самом деле звучат, но суть такая.

— Возможно ты права. Впрочем, сейчас не важно. Мы вместе, а с тобой я уж никак не Печорин.

— Это точно. Хотя бы улыбаться научился, — сказала и засмеялась моя принцесса. Так мы и дошли до места моего обитания. Миша оказался дома.

— Привет Ваня, — поздоровался со мной друг детства, после чего заметил Машу и порядком смутился, — ой, привет. Ты должно быть Маша?

— Да, она самая. А ты Миша? — спросила Маша и получила утвердительный ответ в виде кивка головы. — Приятно познакомиться.

— Ну чего Миха, дашь пройти? — сказал я.

— А, да, конечно. Проходи, — ответил друг, однако вскоре понял, что кое-чего он не договорил. — Ну, то есть проходите.

— Ну, вот здесь живу я. Не так просторно как у тебя, но всё же, — сказал я Маше, обводя рукой квартиру, после чего обратился к другу. — Миша, поставишь чайник? Я пока сумку разберу, а потом мы пойдём.

— Да, хорошо, сейчас поставлю.

— Слушай, а у тебя классный диван. Правда старый и скрипучий. Но ничего, нам это не помешает, — сказала Маша, разувшись и пройдя в комнату.

Вот же Штирлиц. Вроде бы сколько времени прошло, а всё неугомонное желание заставить меня краснеть и оправдываться в одном месте играет. Нет, ну сколько можно? Хотя, если бы не это желание, я бы возможно сейчас был один. Так что ладно, не мне обижаться. Но вот Миша поднял брови от удивления, глядя то на меня, то на Машу. Я же молчал. Нужно было выдержать паузу.

— Эм…, — только и смог промычать Миша.

— Ахаха! — засмеялись мы с Машей в унисон. Я понял её шутку и обратил внимание на Мишу. Теперь он стоял и краснел от недоумения.

— Миша, расслабься ты, она не имела в виду ничего из того, что ты подумал. Это просто шутка такая. Она, в меру своей испорченности, пытается меня подколоть на неудобные темы, чтобы я стал краснеть и оправдываться. На сей раз я понял, что это игра не против меня, а со мной против тебя, так что я подыграл. Ну а ты проиграл. Ничего, бывает. Я сам только недавно научился читать её и сохранять невозмутимый вид.

— Ясно. Ну ладно, я пошёл чайник ставить, — сказал Миша и ушёл на кухню.

— Так, я не поняла, какая это у меня мера испорченности?

— А ты сама как думаешь? — сказал я, опрокинув сидящую Машу на диван, после чего стал щекотать её.

— Ахахха, хватит, хва…ахахах, — только и могла произнести девочка, надрывая свой живот от смеха. Спустя буквально несколько секунд, я выпустил её из своих рук, — ты же знаешь, что я боюсь щекотки.

— На самом деле не знал. Теперь знаю, — сказал я улыбнувшись. В ответ я получил лишь короткий стон.

— Ребята, чайник вскипел, — известил нас голос с кухни.

— Маш, ты что будешь? Чай или кофе?

— То же, что и ты.

— Хорошо, тогда сделаю два кофе с молоком.

— Миша, не уходи, — сказала Маша, увидев на столе лишь две кружки, — посиди с нами.

— Да я как-то даже не знаю.

— Да ладно, у нас двоих ещё целая вечность. Хотя, подожди, Ваня, как ты там сказал?

— Вечная бесконечность.

— Точно, вечная бесконечность. А с лучшим другом моего парня не каждый раз удастся поговорить. Что? — спросила уже меня Маша, увидев моё скошенное от неловкой улыбки лицо.

— Да просто забавно слушать из твоих уст про своего парня.

— Ой, я просто думала, что ты мой рыцарь только наедине. Хочешь, чтобы и при знакомых мы друг к другу так обращались?

— Ладно, сдаюсь. Попался. Пускай это будет личным.

— Хорошо, давайте посижу с вами.

— Отлично! — обрадовалась Маша. — Слушай, а вы ведь дружите с первого класса? Каким он был?

— Страшным, неуклюжим и толстым, — невозмутимым голосом ответил я.

— Да это и так понятно, — с легкостью парировала Маша. Ну вот как ей это удаётся? — я про другое. Насколько сильно он изменился за школьное время?

— Да, знаешь, вроде и не сильно, а вроде и кидало его из стороны в сторону. Я просто даже не знаю, что можно говорить, а что нет.

— Говори всё — сказала Маша.

— Почти всё, — уточнил я.

— Тебе есть что скрывать от меня?

— Тсс.

— Ну что я могу сказать, — начал анализ прошлого Миша, — Ваня действительно мой первый друг в школе. Каким он был ребёнком я уже не помню, так что могу рассказать только разве что начиная со средней школы. До перехода в 10 класс, Ваня был обычным парнем, без каких-либо ярких, в негативную сторону, окрасов личности. Любил футбол и компьютерные игры, прост и понятен. Прямолинеен, консервативен, уперт, и ты четко знал его позицию по каждому вопросу. Доказывать что-то было бессмысленно, он обязательно останется при своем. С переходом в 10 класс, он заметно «ушел в себя». А про этот «уход в себя», я думаю расскажет Ваня. Если не сейчас, то тогда, когда посчитает это нужным.

— Это точно, всему своё время, — сказал я.

— Ну а подводя итог, могу сказать то, что Ваня всегда был стеснительным и робким. Разве что был добрее, чем в старших классах и здесь, в Питере. Ну, до тебя, как я понимаю. В старших классах у него что-то переклинило, и в принципе стал тем, каким ты его встретила. Хотя нет, в старших классах было ещё хуже. С ним порой было невозможно общаться.

— Был ещё циничнее?

— Мягко говоря.

— Понятно. А что у него с девушками было?

— Так, ну-ка тсс, я между прочим тут сижу. Ты серьёзно думаешь, что об этом стоит спрашивать у кого-то, помимо меня? — спросил я.

— Да, извини. Что-то меня не в ту сторону понесло. Извини.

— Всё в порядке.

— Ладно, я, наверное, всё рассказал из того, что интересно и что можно рассказать, — сказал Миша.

— Хорошо, спасибо. Сейчас пойдём? — спросила меня Маша.

— Да, я сейчас кофе допью и пойдём.

— Хорошо, я пока в туалет схожу.

— Ну что ты, принцессы ходят в уборные, — с улыбкой на лице возразил я, после чего получил локтем в бок.

— Прости, — сказал Миша, когда Маша удалилась.

— А? За что?

— Ну что порой резко высказывался насчёт неё. Теперь я действительно вижу, что вам хорошо вместе. Что вы, ну, любите друг друга. И такой любовью, о которой ты и говорил. Чистой, непосредственной, в какой-то мере платонической.

— Ой, ну хватит друже, я сейчас расплачусь. Ты же знаешь, по-другому я любить не могу.

— Да, точно, ты же мне ещё рассказывал про иерархию твоих потребностей в отношениях. Наибольшая потребность в том, чтобы лишь держать любимого человека за руку, потом обнимать его, потом поцелуйчики, потом уже поцелуи с языком, и только на вершине, с самой низкой потребностью секс. Тогда я помню посмеялся над тобой, но сейчас вижу, что ты не променяешь объятия с ней ни на что другое.

— Да. Это так.

— Ну и как сказал Костя, ты заслуживаешь счастья как никто другой, так что вперёд, бери её за руку и будь счастлив.

— Спасибо Миша. Спасибо друг.

— Ну что мальчики, сплетничаем? — сказала Маша, обозначая своё возвращение.

— Куда уж нам до некоторых, — сказал я, но быстро понял, что ляпнул что-то лишнее. Нужно было переводить разговор в другое русло. — Тебе ко скольки домой надо?

— Ой, да у меня весь день. Ну, почти. Где-то до девяти точно. Так что у нас ещё часов десять есть. Вперёд?

— Да, у нас. Вперёд!

Гуляли мы действительно почти десять часов. Прошли почти тридцать километров. И болтали, болтали. Ну и разумеется смеялись без умолку. Я на самом деле уже соскучился по косым взглядам прохожих. Интересно, что они думают о нас? Пациенты психиатрической больницы? Наркоманы? Нет, они тоже улыбались, глядя на нас. А значит видели тот заветный запас энергии, веселья, радости и счастья, которого так им не хватало. У нас же его было с избытком много. Хотелось поделиться своим отличным настроением со всем миром, но хватит и нескольких десятков людей. Они начинали улыбаться, глядя на нас. Мы заряжали людей светлым оптимизмом и неутомимым, как кажется беспричинным, весельем. Может быть они сохранят этот заряд и принесут его домой, к своим семьям? Поделятся радостью с самыми близкими и станут чуточку счастливее от того, что кто-то другой счастлив. Мне хочется в это верить. Хочется верить в то, что и просто улыбкой можно помочь. Хочется верить в то, что и от одной улыбки станет мир светлее. Мы с Машей верим в это. Поэтому не унываем и смеёмся. Смеёмся и любим.

Глава 9

— Ваня, тебе сейчас будет оказана большая честь, — сказала Маша, впуская меня к себе домой.

— Что?

— Ой, ну хватит уже чокать. Тебе сейчас дама будет хвастаться своими достижениями, а ты всё «что да что».

— О как, и когда это ты успела стать дамой?

— А вот. Успела.

— Ты ведь не знаешь значения этого слова и используешь его как синоним к определению особы женского пола, так?

— Фи! А вот ты сексист! Особа женского пола у него, понимаете ли.

— Ахаха, а что такого?!

— Ой всё. Сейчас не буду ничего показывать и всё.

— И даже без чая с печеньем оставишь? — сказал я, скорчив жалобную мордашку.

— И даже без чая с печеньем, — холодно произнесла Маша.

— Ноооооооооооуууу! — максимально картинно пародировал я Дарта Вейдера. На моё счастье Маша поняла шутку и залилась громким смехом.

— Ахахахаха, как же хорошо, что я не Падме.

— Чтоооо? Ты настолько увлекаешься Звёздными войнами?

— Нет, не настолько, насколько ты подумал. Я просто смотрела все фильмы и играла в пару лего-игр.

— О как. Хорошо, буду знать.

— Так, всё это конечно замечательно, но я позвала тебя для определённой цели, — сказала Маша и утонула в своём шкафу, — вот. Вуаля.

— Ты собираешься мне показать тубус?

— Не будь дураком, Ваня!

— То есть тебе можно, а мне нельзя? Это же сексизм!

— Ваня!

— Ауч, только не бей, мамочка.

— Ну хватит уже паясничать, я серьёзно.

— Ладно, — тяжело произнёс я. Было желание сказать всё как есть, что только благодаря Маше я могу паясничать, а раньше был обычной букой, что только с ней я становлюсь ребёнком. Но это желание быстро подавил.

— Открывай.

— Ок, — сказал я и машинально открыв тубус, извлёк из него очевидно рисунок, на листе формата А2 минимум.

Это была ещё не законченная картина. Эскиз будущего шедевра. Волк, воющий на луну. Какая чёткость, какая детализация! Ты прямо-таки чувствуешь шерсть волка.

— Но… Это просто замечательный рисунок. Впрочем, нет. Это даже не рисунок. Это больше. Это картина. Это, не побоюсь слова, произведение искусства.

— Правда?

— Чистейшая правда.

— Урааа! — вскрикнула Маша и бросилась ко мне на шею. Я же был к этому не готов, поэтому от пришедшего импульса, я ударился об спинку дивана, а после, сделав поворот на 90 градусов, оказался лежачим на Маше. Её руки обвивали мою шею, а щёки накалились до красна от радостных эмоций. И в этот момент всё стало каким-то медленным. Неважным и несущественным. Пустым. Всё, кроме этой девочки. Наши лица в считанных сантиметрах друг от друга, чувствуется, как вздымаются в общий такт наши груди, а эти глаза буквально завлекают прильнуть к маленьким и тоненьким губкам. В этот момент я услышал, как в замочной скважине начал проворачиваться ключ, и следуя безусловным рефлексам, вскочил с дивана, не глядя на Машу.

— Маша? Ты дома? — послышалось в коридоре.

— Да, мамочка!

В момент, когда дверь комнаты распахнулась, я аккуратно убирал рисунок в тубус, тогда как сама девочка, скрестив руки внизу, старалась улыбаться максимально безучастно, словно ничего не было.

— Привет, мамочка.

— Привет. Здравствуй Ваня.

— Эм… Ага, здравствуйте.

— Маш, у нас закончился хлеб. Сходи, пожалуйста, в магазин.

— Но мам, у нас есть хлеб.

— Я про батон.

— Но мам, мы же не едим батон.

— Я хочу сделать котлеты.

— Ну ладно. Пошли? — сказала Маша, обращаясь ко мне.

— Сходи сама Маш. Ты уже взрослая девочка, в магазин можешь и одна сходить.

— О нет, — шёпотом сказала Маша, после чего обратилась ко мне. — Ты это, держись. Удачи там. Я постараюсь как можно быстрее сбегать.

— Знаешь, мне кажется в этом нет необходимости. Можешь даже под задержаться. Обещаю, что буду стоять словно спартанец в Фермопильском проходе.

— Ну вы там долго шушукаться будете? — разрушила наши с Машей переговоры «на ушко» Наталья.

— Нет, мам, я уже пошла.

— Вы решили со мной серьёзно поговорить? — спросил я, как только входная дверь закрылась за Машей.

— А ты догадливый. Хочу сказать сразу — я тебе не враг, но я мать Маши. Это понятно?

— Разумеется.

— На самом деле не ожидала, что сегодня удастся с тобой поговорить. Так бы хоть речь приготовила. Но я всё же начну. И начну, пожалуй, с того, что ты мне нравишься. Я серьёзно. Но что важнее, ты нравишься моей дочери. Порой мне кажется даже, что слишком сильно нравишься. После каждой вашей встречи она чуть ли не взахлёб мне рассказывала о том, какой ты классный. И я сама видела, как она закрывалась в своей комнате, когда ты сказал ей, что будешь искать девушку. Она рыдала. Она не хотела терять тебя. Ведь за несколько месяцев ты стал для неё и другом, и братом, и папой, и парнем. Понятия не имею, как тебе удалось её охмурить, ведь обычно она сдержанно ведёт себя с парнями. Часто даже отчуждённо. Но вот в первый день вашего знакомства она уже кидается тебя обнимать. Почему?

— Да я на самом деле и сам не знаю. Я вроде наоборот был максимально неучтив с ней. Повышал голос, грубо отвечал, ну вы знаете.

— Ну, может быть когда-нибудь это прояснится. Но ладно, об этом в другой раз. А Новый год… О, как она изнывала от нетерпения. Ей было наплевать на подарки, на сам праздник, она лишь ждала твоего звонка. И ты бы только знал, каких усилий ей стоило невозмутимо тебе отвечать. Она сжимала подлокотник кресла так, что у неё вены вздулись, но я ей посоветовала вести себя именно так. А уж когда вы поговорили… Она бросилась ко мне обниматься и целоваться. Давно я не видела её такой счастливой. Так что тогда я точно поняла, что она влюбилась в тебя по уши. Но дело в том, что до тебя у неё никого не было. Был какой-то друг в начальной школе, но как ты понимаешь ничего дальше дружбы не зашло. И эта первая любовь, с мальчиком, который ощутимо тебя старше… Так что я просто не знаю. И немного боюсь. Ведь Маше было пять лет, когда мы с её папой развелись. И её воспитывала я. То есть она не знает мужской руки, и видимо в тебе увидела то, чего ей не доставало всю жизнь. Первая любовь конечно почти всегда неудачная, но мне бы хотелось, чтобы с моей дочкой всё было наоборот.

— Я хочу этого не меньше, чем Вы.

— Знаю, это меня и утешает. У тебя ведь был небогатый опыт с девушками, так? Извини если что, сужу лишь по твоему поведению.

— Ну, опыта Вам не занимать. У меня, собственно говоря никого не было.

— Угу, значит даже так. Не бойся, Маше я не скажу. Всё равно по мере течения времени вы будете всё больше и больше открываться друг другу. Может быть она расскажет тебе даже больше чем мне. Как ты заметил, я опускаю то, что моей дочери 15 лет. Ты взрослый и думающий парень, глупостей совершить не должен. Я вижу, что ты добрый и честный парень, так что просто будь таким, и мы поладим. Будешь меня ещё мамой называть, — напоследок с улыбкой на лице сказала Наталья.

— Хорошо. Но можно повременить с этим, скажем, на несколько лет?

— Этого я и ожидаю. Тогда может и будет время показывать детские фотографии.

— Не слишком ли рано мы об этом думаем?

— Да, скорее всего ты прав. Ну и напоследок. Как я уже сказала раньше, Маша сильно влюбилась в тебя. Я понимаю, что об этом трудно, а может быть и глупо просить, но… Не злоупотреби её чувствами к себе. Постарайся не разрушить её мечты и надежды.

— Мы с Машей делаем друг друга счастливыми, так что я Вам обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы делать Вашу дочь счастливее каждый день

— Хорошо. Я рада это слышать. Там Маша пришла. Иди, встречай свою ненаглядную.

— О, в этом деле меня не стоит подгонять, — сказал я и пошёл в коридор к Маше.

***

— Ваня, ты составишь мне компанию в походе в магазин, — сказала вдруг Маша. Она позвала меня на раннюю встречу в выходной, добавив, чтобы я освободил весь день.

— Серьёзно? Шопинг? И ради этого ты меня позвала? Могла бы и не скрывать.

— Да я просто знаю, что парни не любят по магазинам ходить, вот и решила сказать сейчас.

— Нет, ну если мы в магазин электроники, то я с удовольствием.

— Нет, я за обувью и одеждой.

— Что? Тратить часы своего времени, шляясь по магазинам одежды? Что может быть хуже? Мне как будто с мамой этого не хватало.

— В качестве утешения мы зайдём и в спортивный магазин. Сейчас скидка на кроссовки. Я конечно понимаю, что сейчас зима, но всё же. Да и к тому же всё в одном месте. В «Галерее».

— А что вообще собираешься приобрести?

— Кроссовки, как я уже сказала, а ещё туфли и платье для школы.

— Ммм, платье — это хорошо, — сказал я, пытаясь изобразить эротический акцент.

— Ваня, и кто это мне говорил не так давно про меру испорченности?

— Что? Я просто хочу увидеть тебя нарядной. Заметь, я не сказал слово красивой, потому что ты всегда прекрасна.

— Вот ведь подлиза, — сказала Маша, одарив меня поцелуем за нехитрый комплимент.

— А туфли и платье зачем? — спросил я, отлипнув от губ девушки.

— Для выпускного и фотосессии.

— А, точно. Ты же у нас теперь большая. Среднюю школу заканчиваешь. Скоро семи пядей во лбу будешь, — сказал я очередную глупость. Забыл, что с ней так лучше не шутить. Да я и не хотел, а вышло так, будто посмеялся над её трудностями в учёбе.

— Да, спасибо большое, — язвительно, что большая редкость, сказала Маша.

— Эй, прости меня, я снова глупость ляпнул. Просто в моём обществе такие шутки смешные, и порой я забываю, что ты особенная. Уникальная. Лучшая. И я же не раз говорил, что труд души, то есть культуру и творчество, ценю больше, чем умственный труд. Может быть потому, что в первом я полный профан, а во втором хоть что-то могу. Но если честно, не знаю. Я просто не хотел тебя обидеть и…, — я не сумел закончить фразу. От стресса я говорил не то, о чём думал. Фразы искажались и приобретали другой смысл. Но я всё говорил и говорил, всё больше утопая в собственном невежестве.

— Ваня, расслабься. Всё нормально. У меня тоже бывают неудачные шутки. И я примерно поняла, о чём ты хотел сказать.

— Спасибо Маш за понимание. Ну что пойдём? — спросил я и получил утвердительный ответ, после чего мы пошли в метро.

— Вау! Я, я просто не могу подобрать других слов. Почему я раньше не видел тебя в платье? — спрашивал я у Маши, ведь та была бесподобна. Она была одета в бирюзовое короткое платье. Вырез полукругом прикрывал плечи, рукава были из полупрозрачной ткани, а на запястьях находились бирюзовые манжеты. Тонкий коричневый ремешок в выгодном ракурсе визуально разделял тело девушки, помогая продемонстрировать стройность и изящность фигуры.

— Тебе действительно нравится? — спросила Маша.

— Шутишь? Да ты просто бесподобна. Знаешь, если бы я был твоим мужем, я бы прямо сейчас заплатил продавцам, и взяв тебя на руки пошёл бы встречать рассвет.

— До рассвета ещё долго, — смеясь сказала девушка. — Хорошо, если тебе так нравится, то беру. Подожди меня, я скоро. Перекусим и домой, всё остальное уже купили.

— Отлично. Я тебя снаружи подожду, — сказал я. Нет, ну как же она всё-таки прекрасна. А уж в этом плане вообще супер. Жаль только, что это платье не для меня, а для фотографа и того Димы.

— Ну что, теперь я не столь сногсшибательна? — спросила за спиной Маша.

— Для меня ты всегда сногсшибательна. В прямом смысле слова. Я сейчас еле-еле стою на ногах от твоей красоты, честно-честно.

— Вот же подлиза, — сказала Маша и вновь поцелуй. Мне нравится эта тенденция. Просто комплимент и поцелуй. Хорошая сделка!

— И вовсе я не подлиза, а влюблённый в самую очаровательную девушку мира человек, — сказал я и поцеловал Машу ещё раз. Взявшись за руки, мы направились к фуд-корту.

— Молодые люди, можно вас спросить, в каких отношениях вы состоите? — спросил коренастый, даже я бы сказал полный мужчина средних лет, схватив при этом меня за руку.

— Извините? — спросил я.

— Мне повторить вопрос? — почувствовав физическое превосходство стал напирать мужчина.

— Руку сначала уберите от меня, — ответил я, не позволяя ему завладеть инициативой. Другой рукой, которой я держал Машу, я отвёл её себе за спину. Инстинкт защиты дорогого тебе человека в стрессовой обстановке.

— Чтобы вы дёру дали? Ещё чего. Я видел только что, как вы целовались.

— И что? — спрашивал я.

— А то, что братья и сёстры так не целуются.

— Наши отношения вас не касаются, — всё жёстче отвечал я.

— Нездоровые отношения касаются всего общества.

— Во-первых, у нас здоровые отношения, а во-вторых, я не обязан сообщать Вам о подробностях наших отношений.

— Ты по хами мне ещё, малец.

— И не подумаю на этом останавливаться, если вы не отпустите мою руку.

— Охрана! — позвал мужчина.

— Что, струсил против «мальца» вдвое меньше тебя и маленькой девочки?

— Ты нарвёшься когда-нибудь.

— Ваня, — тихо, шёпотом начала говорить Маша у меня за спиной, — не надо. Не груби ему.

— Просто доверься мне, — повернув голову ответил я. И откуда во мне столько прыти и наглости? Наконец подошёл охранник.

— Что случилось? — спросил он.

— Да вот, очевидно малолетняя девочка целовалась с этим, возможно потенциальным педофилом.

— Поаккуратнее со словами, — сказал я, — так не далеко и до клеветы, а это между прочим статья. Мистер охранник, данный человек не имеет полномочий на рукоприкладство в отношении других лиц, так что Ваша обязанность заставить этого мужчину отвязаться от нас.

— Подожди, сейчас мы с этим разберёмся. Сколько Вам и девушке лет?

— Не корректно спрашивать у дамы про возраст, да мы и не обязаны сообщать подобную информацию. Вы не служитель закона, Вы всего лишь обеспечиваете порядок на вверенной территории.

— Но вы целовались?

— Наши отношения касаются только нас, — жёстко отчеканивая каждое слово ответил я.

— С каких это пор запрещены поцелуи? — спросила Маша, выдвигаясь вперёд.

— Ну, поцелуи конечно не запрещены, но запрещено то, что может следовать за ними.

— То, что следует за поцелуями с моим, кхм, — замялась Маша.

— Парнем, — невозмутимо дополнил я ответ девушки.

— Да, парнем. Вас это не должно интересовать.

— Вам всё ясно? — обратился я к охраннику и мужчине. Те переглянулись.

— Ладно, отпустите их, — нехотя скомандовал охранник. Бугай же в свою очередь явно без восторга разжал свою кисть.

— Мерси, с Вами приятно иметь дело, — максимально язвительно сказал я, после чего мы с Машей ушли. Не есть, а в метро. Аппетита конечно же не было.

— Кхм, я думала ты специалист по разрешению конфликтов, — сказала Маша в метро, нарушив тем самым тишину, которая сопровождала нас всю дорогу до вагона.

— Я лишь учусь. Да и я опешил от такой наглости. Схватить за руку, требовать рассказа об отношениях, спрашивать возраст. Кто он такой, чёрт возьми?! — снова разгорячившись сказал я.

— Да, это странно.

— И ещё я просто испугался. За тебя. За нас.

— За меня? Почему?

— Не знаю, просто было ощущение, что нас хотят разлучить. Оторвать нас друг от друга навсегда. Поэтому и стал агрессивнее, чем обычно.

— Мда, дела. Всё-таки надо придерживаться твоего совета, который ты дал на вокзале. Не стоит нам прилюдно демонстрировать свои чувства.

— Шутишь? Ты думаешь, что я позволю им ограничивать нас? Что я буду скрывать свои чувства к тебе из-за таких, как тот тип. Ни за что. Пускай они завидуют нам. Нашему счастью. Я не позволю им разрушить наши отношения!

— Ваня, успокойся. Ты чего так завёлся? Всё хорошо. Я тебя понимаю. Просто будем собой. Где бы то ни было. Хоть наедине, хоть в центре мира. Мы будем любить друг друга везде!

— Именно это я и хотел сказать, но у тебя, как всегда, вышло лучше, — сказал я, и в доказательство наших слов притянул Машу к себе и крепко поцеловал её.

Наступило 14 февраля. Впервые этот день был для меня праздником.

— Ну что, Ромео, готов? — спросила меня за обедом Нина.

— Ещё бы. Только и жду того, чтобы свалить из универа навстречу своей любви.

— Да, что же любовь делает с людьми. Ещё вроде бы недавно был хмурым хиккой, а теперь вот оно что, — сказала Рината. — Покажешь хоть подарок?

— А почему нет? — ответил я и достал из рюкзака парных маленьких плюшевых медведей. Один, поменьше, был нежно-кремового цвета, другой, побольше, чёрно-бурого. Они обнимались и соприкасались своими мордочками. На постаменте, на котором они стояли, находилось маленькое красное сердечко с надписью: «Я люблю нас».

— О, как это мило, — буквально растекалась от умиления Рина.

— Не переживай, глядишь через пару лет и тебе подарят что-то в этом духе, — сказал я.

— И что для этого нужно сделать? Упасть перед прекрасным принцем?

— Ну скажешь тоже, прекрасный принц, — сказал я.

— Нет Ваня, ты мне конечно нравишься, но я не имела в виду конкретно тебя, — сказала Рина.

— Ну всё, любовный треугольник, — подытожила Нина.

— Что? Нет, я не в этом плане имела в виду. Я просто, ну, это… — заминаясь говорила Рина.

— Да ладно, мы всё поняли. У меня есть парень, у Нины тоже, только у тебя нет парня и не было ещё, вот ты и переключилась на того, с кем больше всего общаешься, — с беззлобной улыбкой сказала Соня.

— Да нет же. Рррррррр, — буквально зарычала Рина, но этот рык был похож на тот самый рык молодого Симбы, так что кроме умиления не мог ничего вызвать.

— Что же, это было весьма привлекательно и сексуально, — сказал я, решив поддержать безобидную шутку над Риной, — мне понравилось.

— Да ну хватит, девочки. И мальчик. Да, ты мне нравишься, но просто как человек, а не парень, — начала обиженно отнекиваться Рина.

— То есть как парень тебя Ваня не впечатляет? — спросила Нина.

— Нет, ну он хорош, но… Ааа, хватит! Ваня хороший человек, и я искренне рада за то, что он встретил свою вторую половинку. Из-за этого он стал ещё лучше. Может быть я даже ему завидую, или завидую его девушке, потому что хотела бы такой же любви. Всё, — выпалила Рина, и наступила тишина.

— Спасибо Рина, — мягким голосом я прервал тишину.

— Да ладно, я не… — сказала Рина, уже вся покраснев.

— Так, хватит отнекиваться. Вставай, — сказал я и подошёл к Рине. Спустя секунду размышлений она послушалась меня и поднялась со скамейки, и тогда я её обнял, — Рина, ты замечательная девушка. Просто супер. И я сейчас даже не про внешность. Не переживай, ты тоже найдёшь свою любовь, и тебя будут любить сильно-сильно. Ты ведь практически идеальная девушка.

— Практически? — спросила Рина.

— Ну да. У тебя есть один минус. Повернутость на аниме, — сказал я с улыбкой на лице и отпустил девушку из своих объятий.

— Вот же бака, — сказала Рина смеясь. — А всё-таки я ошиблась, не настолько ты хорош.

— Эх, девушки, ничем нам не угодить, — сказала Нина.

— Спасибо Ваня, — мягким голосом сказала Рина, — пока что лучший подарок от парней в этот год на 14 февраля.

— Насчёт подарка. Мне нравится. И ей должно понравиться. А где отмечать будете? В ресторане или дома? — спрашивала Соня.

— На улице. Для нас она является оптимальной романтической обстановкой. А потом возможно к ней.

— Ну что же, удачи сегодня, — сказала Нина.

— Спасибо. Вам тоже удачи, — ответил я.

Обеденный перерыв подходил к концу, так что мы пошли к аудитории. На лекциях я ничего не слушал, но и не спал. Словно пребывал в благодатной дремоте. Я ждал встречи с Машей. Сегодня ещё один важный этап наших отношений. Ведь я ни разу не говорил заветные слова «Я люблю тебя». Ниразу. На Новый год я сказал, что приберегу эти слова для личной встречи, но за месяц так ни разу и не сказал. И хоть это вроде и так понятно, что я люблю её, но эти заветные, чуть ли не молитвенные слова необходимы. Вот же странно, вроде бы столько всего между нами произошло, столько раз мы говорили друг другу самые тёплые и нежные слова, но я все равно боялся. Хотя скорее даже нервничал. Казалось, что после моего признания наши чувства и отношения выйдут на новый уровень. И как всякого конформиста меня устраивало то, что было сейчас, и вместе с этим я боялся чего-то нового. Волнение конечно не такое, как в Новый год, но всё же. Так, хватит. Я люблю её? Конечно, больше всего на свете. Так просто скажи ей то, что чувствуешь, вот и всё! Точно. Как говорится «яйца в кулак» и вперёд.

— Привет, мой рыцарь, — сказала Маша, ожидавшая меня у выхода из универа.

— Привет, принцесса, — ответил я и обернулся. Студенческие подруги, которые только шли со мной, дружно мне подмигнули и пошли в другую сторону.

— Ух, мне стоит ревновать? — шутливо спросила Маша.

— Только если к самой себе.

— Слушай, маму вызвали срочно на работу, так что может сразу ко мне?

— Да, давай.

Шли мы практически молча. Было видно, как мы переживали и оттягивали приятный момент праздника до дома. Всё-таки я ошибся. Улица не так уж сильно располагает к романтике. Вернее, с романтикой всё в порядке, но вот с праздником не очень. Наконец мы пришли домой к Маше.

— Так, ну всё. Я больше не могу ждать! Это неловкое молчание сводит меня с ума, — чуть ли не крича говорила Маша. — Быстрее разувайся и давай ко мне в комнату.

— Да я уже словно лечу к тебе, — сказал я ушедшей к себе девушке. На одно мгновение в голове даже представилась картина, что сейчас я увижу её в одном лишь нижнем белье. Нет. Нет! Ну-ка брысь из моей головы. Ох уж эти гормоны. Наконец вошёл в комнату. Маша, поджав одну ногу под себя, сидела на диване.

— Ну что, кто первый начнёт? — спросила моя любовь.

— Знаешь, учитывая то, что мы оба сгораем от нетерпения, мы скорее устроим драку, чем уступим друг другу. Но давай ты первая. Ты просто прям вся кипишь.

— Это точно. Кипу. Или такого слова нет? Ай, неважно. Ладно. Фух. Ваня, как ты уже знаешь… Хотя нет. Я скажу всё. Прям всё. Ты ведь не против, если мы откроем друг другу наши чувства?

— Что? О чём ты? Как я могу быть против? Разве сегодняшний день не создан для того, чтобы делиться всем самым романтическим?

— Да, это так. Просто ты иногда сторонишься излишней сентиментальности. Например, я ни разу не слышала от тебя…, — сказала Маша, но не успела договорить.

— Маш, всему своё время. А то, что я сторонюсь сентиментальности…, — сказал я и глубоко вдохнул и выдохнул, — тут дело в моём опыте. И в моих бзиках, бедах с башкой, так сказать.

— Вань, ты можешь поподробнее? Если нет, то всё хорошо, просто тебе, наверное, будет легче.

— Всё хорошо Маш. О моём прошлом опыте я скажу, но не сейчас. Сейчас для меня есть только ты. Что же до моих внутренних проблем, то я с ними борюсь. Как ты могла заметить, я человек весьма закрытый и недоверчивый. Ригидный. И, как бы так сказать, я считал проявления чувств признаком слабости. Да, я настолько уверовал в неверно истолкованный и понятый рационализм, что стал противопоставлять разум эмоциям и чувствам. И поэтому учился блокировать чувства. Но сейчас я понимаю, какой же это бред. Благодаря тебе. Благодаря тебе я понял, какое счастье — чувствовать.

— О, Вань, иди ко мне, — сказала Маша и обняла меня, — теперь всё будет хорошо, теперь мы нашли друг друга и можем быть теми, кем являемся.

— Да, ты помогла мне открыть настоящего меня. Спасибо тебе.

— Нам спасибо, — сказала Маша и поцеловала меня в лоб. — Ну что же, я продолжу?

— Конечно, мой ангел.

— Хорошо. Вань, ты очень для меня дорог. Ты даже не представляешь насколько. Ты — главный мужчина в моей жизни. Я поняла, что влюбилась в тебя тогда, когда ты устроил ссору в поликлинике. Лишь для того, чтобы незнакомую тебе девушку осмотрел доктор. Но что было до этого? Ты грубил мне по дороге, не хотел представляться, делал вид, что на меня наплевать, что я тебе жутко надоела. Да ты ведь даже сначала не собирался помогать мне, а всего лишь сказал, где находиться поликлиника! Ух, как я тогда на тебя рассердилась. Я уж и материть тебя стала в голове.

— Ого, даже так? Ты меня материла в душе?

— А ты как будто бы меня нет, когда шли до поликлиники и моего дома?

— Хм, ну да, есть грешок. Ладно, хоть теперь груз с плеч.

— Ага. Но ты представь, подошёл, поинтересовался здоровьем, сказал, что нога не сломана и посоветовал отправиться в поликлинику, а сам отвернулся и пошёл по своим делам! Как это вообще понимать?

— Человек, который устал от жизни, от людей, от себя.

— Да, видимо так, — с тяжким вздохом сказала Маша. — Почему ты повернулся?

— Эх, если бы ты знала, сколько раз я задавал себе этот вопрос. И каждый раз различный варианты ответы. Иногда я помогал тебе, потому что мне было не чем заняться дома. От скуки, то есть. Иногда из-за того, что ты очень красивая девушка. А красивым всегда хочется помочь. Иногда помогал, держа в голове мысль, что было бы неплохо с тобой начать встречаться. В голове сразу рисовалась идеальная картина, где я предстал перед тобой как рыцарь на белом коне.

— Но это всё неправильные варианты, да?

— Не совсем. Они правильные отчасти. Всем этим я руководствовался, когда обернулся к тебе. Но я даже не знаю, какой является определяющим.

— А больше вариантов нет? — спросила Маша, заглядывая с любопытством ко мне в глаза, давая понять, что она ожидает услышать ещё.

— Есть. Да, есть ещё один вариант, — сказал я и сделал вынужденную паузу. Всё-таки тяжело говорить об этом, — мне просто хотелось помочь тебе. Я жил унылой серой жизнью, а тут у меня возникла возможность помочь кому-то, сделать хоть что-то полезное в жизни.

— Сделать добро, — завершила мою мысль Маша. — Я рада, что ты признался себе в этом. Я это сразу увидела. Увидела в тебе доброту, которая скрывается за разочарованием и страданием.

— Да, ты сделала меня хорошим.

— Нет Ваня, ты всегда был им. Просто я смогла увидеть это в тебе и раскрыть. В конце концов, если сначала ты меня бесил, потом заинтересовал, то сценой в поликлинике влюбил меня в себя. Тогда я поняла, что хочу быть с тобой. Именно поэтому я обняла тебя позже у двери моей квартиры. Я понимала, что если ты уйдёшь сейчас, то могу больше не встретить тебя. Так что так я задержала тебя. Ну а потом, пока ты был на кухне с моей мамой, я вытащила бэйдж из твоей куртки. Именно поэтому ты встретил меня в коридоре такой взволнованной. Я боялась, что попадусь. Ну а дальше всё шло к сегодняшнему дню.

— Ого. Какая же ты хитрая и коварная. Эх, знаешь, что забавно? Когда ты меня обняла в подъезде, я даже не думал об этом. Все мои мысли были заняты поспешным бегством. Либо от отца, что очень страшно, либо от мамы. Но мне повезло. Но какая же ты всё-таки хитрая, — сказал я и легко улыбнулся.

— Ну, за своё счастье надо бороться, разве нет? Ну и конечно от твоих слов на моём дне рождения я сильно расстроилась. Но поначалу согласилась быть твоей подругой. Лишь бы быть с тобой. Но потом ты стал искать девушку, и тогда я поняла, что если ничего не буду делать, то упущу тебя навсегда. Вот тогда и пришла в голову идея с поцелуем. И подожди, ничего не говори. Я хочу сказать, что не помню, когда была так счастлива и так довольна жизнью. Всё из-за тебя. И вот, прими мой подарок, — сказала Маша и вынула из-под подушки маленькую красную коробочку. Я взял и открыл её. Внутри лежало серебряное кольцо с гравировкой «Моё счастье связано с тобой. Навеки»

— О боже, оно так красиво. Знаешь, я могу сказать то же, что и написано здесь. Ты — моё счастье. И знаешь, что? До нашей свадьбы ему самое место здесь, — сказал я и надел кольцо на безымянный палец правой руки. — Ну а через несколько лет переедет на другой палец.

— Свадьба? Я бы сказала, что ты заглядываешь далеко, но на самом деле сама отсчитываю дни и недели до своего совершеннолетия.

— Что, пора выбирать дату свадьбы и определятся со списком гостей?

— Ну а что, ты пока делай заметки кое-какие, — сказала легким весёлым голоском Маша.

— Хорошо. Ну а теперь моя очередь. Не буду скрывать — главная заслуга в том, что мы сегодня вместе принадлежит тебе. Я же был честен тогда, в день знакомства, когда порой грубил тебе. Сцена же в поликлинике… Мне ведь сначала отказали, и я развернулся. И увидел тебя. Ты держалась за ногу и искривила лицо от боли, а потом подняла взгляд на меня и засияла. Мне показалось, что ты засияла надеждой. И я понял, что не могу разрушить надежды этой девушки. А вообще, у меня плохое зрение и я был без очков, так что мне может быть показалось, — сказал я, добавив чуть юмора в наши серьёзные разговоры.

— Значит хорошо, что зрение плохое, — сказала Маша смеясь.

— Да, значит повезло. А ёкнуло в сердечке у меня в тот день, когда ты играла на фортепиано. Я тогда прям растрогался. А уж когда ты заплакала… Эх, было очень тяжело не поцеловать тебя. Удержаться от соблазна. Ну а потом, когда узнал твой возраст, я обиделся. На тебя и на себя. Мне казалось, что ты разрушила мои надежды. Просто тогда в голове возник блок, барьер, что мне нельзя встречаться с тобой. Но ты помогла мне определиться и понять, что личное счастье важнее общественного мнения. Помогла мне побороть внутренний страх перед возможным общественным осуждением. Ну а теперь моя очередь дарить подарок, — сказал я и достал из рюкзака упакованных в прозрачную подарочную обёртку плюшевых медведей.

— Ааа, медвежата! — закричала от умиления Маша. — Как это прекрасно. Они такие классные. Это мы с тобой, да? Я та, что поменьше, верно?

— Да, это мы с тобой.

— Ох, — тяжело вздохнула Маша, и опустив глаза на сердечко, прочитала надпись — «я люблю нас». Божечки, я сейчас расплачусь.

— Всё нормально, — сказал я, и прижал моё сокровище к своей груди, — вместе мы можем вести себя так, как хочется, помнишь? И Маш, я ведь ни разу тебе этого не говорил. Но… Я люблю тебя. Люблю больше жизни.

— Да. Не говорил, — тяжело проговорила Маша, оторвав своё заплаканное лицо от моей груди. И я люблю тебя. Больше всего на свете. И буду любить тебя вечную бесконечность.

Моя принцесса сказала это и вновь уткнулась в меня. От чувств растрогался и я, отчего пустил слезу.

— Ты что, плачешь? А как же мужской принцип? — сказала Маша, подняв голову.

— Я же сказал, что ты помогла мне побороть внутреннюю солидарность с общественным мнением. Да и я же плачу от счастья. И да, Маш, сюрпризы не заканчиваются, — сказал я и достал из рюкзака мини-проектор.

— Что это?

— Мини-проектор. Арендовал на сегодня. Сейчас февраль, на улице на звёздное небо смотреть холодно, зато можно дома, — сказал я, подключая проектор к телефону и настраивая изображение на потолок. — Вот, прям планетарий. Давай, ляжем на пол.

Мы легли прямо на пол. В качестве подушек мои руки. Левая для Маши, а правая для себя. Маша, положив голову ко мне на плечо, разглядывает динамичную проекцию неба. А что нужно мне? Именно это. Блаженство. Счастье.

— Ух ты, как красиво! Действительно, как будто смотришь на настоящее звёздное небо. Спасибо тебе Ваня, — сказала Маша и поцеловала меня в щёчку.

— Да, это здорово. Ну что, когда свадьба?

— А, ты всё-таки решил вернуться к этой теме? Ну хорошо, смотри, нужно отталкиваться от моего дня рождения. Как мне исполниться 18 — сразу в ЗАГС, Слушай внимательно и запоминай, предложение сделаешь 24 сентября, в день нашего знакомства. Прям как полагается, на одно колено, с красивым кольцом. И да, предложение сделаешь на том месте, где мы встретились. Так вот, 24 сентября делаешь мне предложение, я вся плачу от счастья, конечно же говорю: «Да!». Ну а сама свадьба где-то в октябре.

— Хороший план. Правда мы лишь 5 октября сможем подать заявление о свадьбе, а пока наша очередь подойдёт…

— Ну да, точно. Хорошо, со свадьбой примерно определились, а что с детьми? Ты бы сколько хотел?

— Двух в самый раз, — мечтал я вместе с этой девочкой.

— Да, замечательно. Мальчика и девочку. Надо подумать ещё над именами. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Пока нет.

— Хм, у меня тоже. Перебираю варианты мужских и женских имён, и в голове только Ваня и Маша.

— Ахахаха, — засмеялся я вместе с девушкой. — Маш, смотри, звезда падает! Загадывай желание.

— Ой, и точно падающая звезда, — сказала девушка и закрыла глаза.

— Ну что, загадала? — спросил я и получил утвердительный ответ. — Хорошо, но мне можешь не говорить, а то вдруг не сбудется.

— Вань, а ты часто загадывал желания?

— Ну, каждый Новый год.

— И в этот? — спросила Маша, а я кивнул в ответ. — Ну и как, обычно ты их не раскрываешь, и они сбываются?

— Эм, нет. Я их не раскрываю, и они не сбываются.

— Так может желаниями нужно делиться?

— Даже не знаю, — невнятно ответил я. Помню, что загадал в этот Новый год. Всегда быть с ней. С Машей.

— Ну хорошо. А я вот скажу. Я загадала, чтобы всё, что мы сейчас запланировали про свадьбу и детей, чтобы всё это сбылось, и чтобы мы жили долго и счастливо. Вместе.

— Маш, я люблю тебя и сделаю всё возможное, чтобы твоё желание исполнилось.

Так и прошёл наш праздник. В этом дне было всё. Всё, чего я желал. Такого спектра чувств я не испытывал давно. А испытывал ли вообще? Вряд ли. С Машей у меня всё как будто впервые. Словно я только проснулся, только родился. Словно всю жизнь я был в небытие, но Маша вытащила меня оттуда. Показала саму жизнь. Показала, что я могу любить и быть любимым. Что могу быть счастливым. Ещё не так давно я сказал себе, что пора перестать надеяться. Но вот теперь я вижу такую картину: я сижу на морском пляже, обнимаю и целую в шею, сидящую впереди Машу, а обнимая меня сзади, сын положил свою голову на моё плечо. Мы провожаем солнце в закат и наблюдаем за тем, как оно тонет в бескрайнем море. И это воспринимается не как воздушный замок, а как реальная жизнь. Как нескорая, будущая, но реальная жизнь. Наша с Машей жизнь. Да, она будет именно такой. Есть события, которые происходят с тобой. А есть те, которые ты заставляешь произойти. В этом разница между наличием плана и его отсутствием. И картина, которую я только что представил, — это событие, которое я заставлю произойти. Так что это план. План нашего с Машей счастья.

Глава 10

Жизнь продолжила течь в привычном, в новинку привычном, русле. Учёба, Маша, дом. И так почти каждый день. Когда у неё не было музыкалки и школы ИЗО, она «забирала» меня с универа. Если же она была занята дополнительными занятиями, её забирал я. И знаете, что? Такой распорядок дней мне не надоедал. Вот и под конец февраля был такой распорядок. Всего-то делов, забрать Машу после музыкальной школы и проводить до дома. Вот и на сей раз мой путь был незамысловатым и проходил через очередной небольшой мост. Недалеко от центра столпились люди. Что там происходит? Любопытство сгубило меня, и я направился туда, перейдя перед этим дорогу, ведь я был на противоположной стороне моста. Настроение у меня было замечательное, но вскоре ему было суждено очень сильно испортится. С десяток людей стояли полукругом на почтительном расстоянии от конца моста. У всех в руках были телефоны. Подойдя ближе, я пробрался в этот полукруг и понял в чём дело. По ту сторону моста, на узком выступе, стояла девушка.

— Не подходите! — кричала она.

— Да мы и не подходим, — сухо сказал какой-то парень из полукруга.

— Зачем вы здесь встали? Чтобы потом эту запись отослать в СМИ? Запостить в инсте? Зачем?! — кричала девушка.

— Подожди. Успокойся, — сказал я и вышел полукруга на полшага. — Как тебя зовут?

— А тебе как будто не наплевать, да?

— Как видишь, в руках у меня ничего нет. Я не хочу снимать душевные терзания другого человека. Я хочу помочь. Ты можешь мне не верить, это твоё право, но просто поговори со мной, хорошо? Меня зовут Ваня. А как тебя?

— Настя.

— Хорошо Настя. Врать не стану, знакомство происходит не в самой приятной обстановке. Но мы можем это исправить. Мне вот, например, 19 лет, совсем скоро будет 20. Учусь на втором курсе. Гуманитарий. Что можешь рассказать о себе?

— Ну, мне в мае будет 22. Заканчиваю бакалавриат на технической специальности.

— Отлично. А что за специальность?

— Машиностроение.

— Ого, да ты у нас будущий инженер. Слушай, а почему ты выбрала такую, эм, так скажем, специфичную для девушки специальность?

— Да не знаю, так само вышло. Любила просто математику и физику. Ну а там ЕГЭ, все дела. А ты?

— Ну а я просто любил историю. И чуть меньше обществознание, — с улыбкой сказал я. Может это поможет разрядить обстановку?

— Хм, понятно, — сказала девушка, едва заметно улыбнувшись. Сработало.

— Слушай, а ты чем любишь заниматься? Чем увлекаешься?

— Ничем особо. Раньше танцевала, а теперь только учусь, сижу в общаге и смотрю сериалы.

— У меня конечно небольшой опыт в сериалах, но вот мой любимый — это «Во все тяжкие». Тебе какой больше всего нравится?

— «Мистер робот» нравится. А ещё «Пацаны» неплохи.

— Да, мне как фанату супергеройки «Пацаны» очень понравились. А что из музыки, фильмов предпочитаешь? — спросил я, сделав ещё незаметные полшага к девушке. Нужно заболтать её и уговорить вернуться на эту сторону моста. А если нет… Для этого я и подхожу. Чтобы в случае крайней необходимости быстро среагировать.

— Люблю популярную музыку. Ну, ту, что крутят в клубах. Фильмы смотрю редко.

— А, понятно. Слушай, а почему ты оказалась здесь? Что случилось? — сказал я и сделал ещё полшага. Оставалось всего каких-то три метра.

— Когда я сказала всем не подходить, это тебя тоже касалось, — сказала Настя, заметив моё приближение. Чёрт. План «Б» оказался разрушен. Он состоял в том, чтобы оказаться рядом и в критической ситуации схватить девушку и не дать упасть. Видел, как такое проворачивали спасатели. Да, они знают специальные приёмы, захваты, а я нет, но в критической ситуации можно было бы попробовать. Но план провалился. Теперь нужно было уповать только на мои навыки разрешения конфликтов. Лучше бы нас готовили к такой практике, а не заставляли заниматься перекладываем бумажек из одного места в другое.

— Хорошо, ты права. Стою на месте. Так что случилось?

— А какая разница? Да и как ты поможешь мне? Скажешь, что мои проблемы — пустяк? Что вот у других-то людей проблемы прям проблемы? Что у меня всё наладится и будет хорошо? Ну вот чем ты можешь помочь?

— Я… Я не знаю. Но я хочу помочь. И чем смогу — помогу.

— Мне не нужна ничья помощь. Мне никто не поможет.

— Насть, не отказывайся от помощи. Отказываясь от помощи, ты отказываешь человеку в добре. Ты лишаешь его радости дарения. Я сейчас говорю с тобой по своей воле. Я хочу подарить тебе свою помощь.

— Ты неплохо подготовился. Репетировал?

— К чему?

— К тому, что нужно будет спасать самоубийцу.

— О чём ты?

— Ну что ты. Сразу вопросы, о том, кто я, чем увлекаюсь, занимаюсь, что привело меня к этой ситуации. Как по учебнику работаешь. Иди куда шёл. Домой в монитор залипать, наяривать на своих вайфу, или кто там у тебя.

— Нет. Я не уйду. Знаешь, меня просто девушка не поймёт. Вот приду я сейчас к ней, она спросит о том, как у меня день прошёл. И что я скажу? Что видел на мосту человека в беде и пошёл дальше?

— Так только в этом дело?

— Что? Разумеется, нет! Это я просто как пример привёл. Дело всё в том, что я хочу, чтобы ты жила.

— Зачем? Ты же меня не знаешь. Если бы ты был сейчас в другом месте, а я бы прыгнула, ты бы об этом даже не узнал.

— Да, это так. Но теперь мы связаны между собой. Ты и я. Расскажи мне что случилось. Я не буду говорить о том, что это пустяки. Нет пустяковых проблем. Они либо есть, либо их нет. И они у тебя есть. Но ты не обязана справляться с этими проблемами в одиночку. Я готов помочь тебе. Если тебе некомфортно здесь, то вот, возьми мою руку, и мы сходим поесть. Там, внизу моста есть уйма забегаловок и кофеен, — сказал я и протянул ей свою руку.

— А твоя девушка не будет против? — сказала Настя, посмотрев вниз, в тёмную гладь ледяной воды.

— Ох, слушай, я ошибся. Не внизу моста, а там, вниз по мосту. Извини. А моя девушка будет только рада, если мы…, — не успел закончить я, как телефон в рюкзаке зазвонил. Вздрогнув от неожиданности, я скинул рюкзак с плеч и, достав телефон, сбросил вызов от Маши, — да, это была она.

— Почему ты сбросил?

— Потому что я стараюсь расставлять приоритеты. И тебе я сейчас важнее. И нужнее.

— А если она в беде?

— Тогда я этого себе простить не смогу, и завтра окажусь на твоём месте, — сказал я с улыбкой. Снова сработало. Она ухмыльнулась.

— Ты любишь её?

— Да, больше всего на свете.

— Мне тоже хотелось, чтобы меня так любили.

— Слушай, слова о том, что всё ещё впереди, конечно являются бесячими в такой обстановке, но всё же. Я сам не верил, что буду счастлив. Сам думал, что всю жизнь проживу неудачником, без жены, детей, без нормальной работы. Ладно, ничего из этого у меня нет и сейчас, но ты поняла о чём я. И я тоже думал о том, чтобы покончить с собой. Но, если честно, у меня просто не хватало решимости сделать это. Я не хотел, чтобы родители хоронили своего сына.

— Тебе хорошо, у тебя есть родители. 5 дней назад умерла от рака моя мама, и теперь я осталась только с вечно бухающим отчимом. И бухает он не из-за смерти мамы. Он просто всегда бухает. И издевается надо мной, когда я возвращаюсь домой. В семье я одна, а бабушка с дедушкой умерли давно из-за сердечной недостаточности. Так что мне плевать, как буду выглядеть в гробу. Учитывая то, что на похоронах будет только отчим, мне следует как можно сильнее себя изувечить.

— Я… Мне жаль, правда. Порой судьба выдаёт такие сложности, с которыми одному человеку не справиться. И тогда ему нужна помощь людей.

— Людей? Кого? Этих что ли?! — закричала Настя, указывая рукой на толпу.

— Нет, таких, как я. Которым не безразлична своя жизнь. И как следствие не безразлична жизнь других. Из затяжной депрессии, в которой я думал я проведу всю жизнь, меня вытащила она, моя Маша. Она мне помогла. Она протянула мне руку. И мы помогли друг другу. Я это к тому, что не стоит бороться со всем миром в одиночку.

— Слышь, психованная, ты на кого там пальцем показываешь, а?! — закричал из толпы какой-то мужик.

— Заткнись! — рявкнул я в ответ.

— Вот видишь? Таких, как ты ещё нужно встретить, но меня все равно будут окружать такие, как они, — сказала Настя, разрыдавшись и упёршись лбом в ограждение моста.

— Настя, посмотри на меня. Ты уже встретила такого человека, как я. И это я сам. У меня полно схожих друзей, так что они могут стать и твоими друзьями. Позволь себе окружить себя стоящими людьми. Это в твоих силах. И я помогу тебе.

— Да что вы там трагедию разыгрываете? Заползай обратно или прыгай уже! Чего стоять и сопли жевать? Только время наше тратишь. И время парня. Он бы уже сейчас развлекался в постели со своей девчонкой! — сказал кто-то у меня за спиной. Явно нетрезвый человек.

Его шутка понравилась бесноватой толпе, так что люди залились гоготом и смехом. От громкости их смеха защемило в ушах. Я не оборачивался на этих дикарей и смотрел в тёмные, заплаканные глаза Насти. Казалось, что в её взгляде была сосредоточена всемирная тоска и грусть. А ещё обида за человечество. Не сводя с меня глаз, она плавным движением покачала головой и отпустила руки с ограждения моста. Всё замерло. Казалось, что эта секунда длилась вечно. Каждую миллисекунду голова раскалывалась от боли, словно это были громыхающие каждый полдень пушки Петропавловской крепости. Два быстрых, широких шага, и я оказываюсь у ограждения моста. Вытягиваюсь словно акробат и тяну руку как можно дальше, чтобы поймать Настю. Я задел лишь кончики её пальцев. Она летела в воду, распластав руки и ноги. Времени до шлепка об воду мне хватило, чтобы оценить обстановку. Высота небольшая, метро десять. До берега где-то сто. Решение было принято моментально. Ещё не успела вода успокоиться под телом девушки, как я уже оттолкнулся от моста, и приняв положение ныряющего пловца, направился навстречу ледяной воде и возможной смерти.

Погружение в воду. Такое ощущение, что я упал на бетон. Всё тело сдавило, словно тисками. И они всё сильнее закручивались. Лёгкие буквально разрываются изнутри. Не дышать. Ни в коем случае не дышать! Но тело непроизвольно, рефлекторно хочет активизировать мои лёгкие. Нельзя! Ощущаю себя Волком из «Ну погоди». Вспомнился момент, когда, приняв голову Волка за арбуз, бегемот сдавил её что есть силы. Вот и у меня такое ощущение. Словно я положил голову под пресс, который всё опускается и опускается, давит всё сильнее и сильнее. От боли невозможно не закрыть глаза. Перед тем как закрыть их, я нахожу в мутной воде руку девушки. Закрываю глаза, и тяну девушку в сторону предполагаемой поверхности воды. Всё тело коробит. Я весь дрожу. Вместо акцентированных гребков лишь дрыгаю ногами и руками. Чуть не разжал кисть, в которой держал девушку. Нестерпимая боль всё накатывала. А мне ещё грести до берега.

Наконец моя гребущая рука почувствовала воздух. Я с криком вдыхаю свежий кислород. Вытягиваю Настю на поверхность. Без сознания. Только попробуй сдохнуть! Оценка обстановки и понимание того, в какую сторону плыть. Я опрокидываюсь на спину и беру девушку на буксир. Левой рукой я прижал её к своей груди, тогда как правой принялся грести. Времени мало. В моём случае слишком мало. Ещё в бассейне у меня нередко сводило ноги. А это при комфортной, нормальной температуре воды. Сейчас я в конце февраля. В Неве. Не хочу даже добавлять своё слабое сердце, из-за которого нормативы по физкультуре для меня были по желанию. Сейчас не стоит об этом думать. Нужно плыть. Если мой глазомер прав, до берега метров сто, а это четыре бассейна. Но глазомер у меня плох. Так что это расстояние может оказаться на порядок больше. Но я гребу. Удерживать голову девушки и свою становится тяжело. Под дополнительным весом тело сильнее просаживается под воду. Работаю ногами на пределе возможностей. Нужно быстрее. Быстрее. Напрягаю усилия, и ноги работают ещё быстрее. Большая ошибка. Нет. Нет! Я завопил от боли, а позже стиснул зубы. Левую ногу свело. Теперь она лишь придаток. Придаток, резкая боль которого проносится через всё тело. Но берег всё ближе. Замедляю темп. Помимо дрожи, в правой руке ощущаются как будто уколы. Скоро и она откажет. Запрокидываю Настю повыше. Сейчас будет маленькое погружение. Быстро, насколько это возможно, меняю руки. Хлебнул воды. Гребу левой. Мышцы ни к чёрту. Поворачиваю голову и вижу, что до берега метро 50. Не больше. Продолжаю грести. Грудь сдавливает всё сильнее. Сердце. Тело колбасит. Оно пытается свернуться калачиком. Сердце. Как будто в него забивают сваи. И каждую секунду удар кувалдой. Метров 40. Уже слышны крики людей с берега. Не удивлюсь, если они ждут, когда мы уйдём под воду. Метров 30. Правая рука готова. Её хватает лишь на то, чтобы поддерживать девушку на плаву. Если бы я не поменял руки тогда, сейчас бы пошёл на дно. Хотя нет. Пошла бы на дно Настя, ибо остаётся ещё одна рука и одна нога.

Дышать становится невозможно. Лёгкое словно пробито. Каждый вдох сопровождается адской болью. Сердце. Словно похоронным колоколом оно ударило по всему телу. Рука соскользнула с Насти. Нога перестала отвечать. Мда, тут не поможет и строка ввода и диспетчер задач. Последние гребки рукой и всё, а я шутки шучу. Подвижной остаётся только кисть руки. Тело начинает скрываться под толщей воды.

Вот и всё. Хочется заплакать от бессилия. От того, что не спас Настю и убил себя. От того, что сейчас у музыкальной школы стоит одинокая Маша. От того, что не дождётся меня сегодня и обидится. От того, что не услышу, как она кричит на меня из-за неявки. От того, что не поцелую её тонкие невыразительные губки. От того, что не смогу прижать её к себе. От того, что не смогу взять её за руку и посмотреть в её небесно-изумрудные глаза. От того, что не увижу её. Вода уже подобралась к верхней губе. Вот и всё. Сейчас будет вздох, потом судороги, а потом яма 3 на 2 и куча плачущих близких. Это конец. Внезапно к моим ногам вернулись чувства. Я не смог ими пошевелить, но определённо что-то почувствовал. Дно. Берег! Это не конец. Не конец! Настя всё ещё лежала у меня на груди, хоть и скатывалась в пучину ледяной воды, так что я начал одними лишь кистями грести. Пожалуйста, ещё пару метров. Пожалуйста, не дай мне умереть! И я словно полетел. Моё тело и моя душа устремились вверх. Значит всё-таки конец. Тогда я решил взглянуть на Бога. Повернул голову и увидел его. Моего спасителя. Сотрудник скорой помощи. Он подхватил меня сзади и потащил на берег. Ещё один человек в белой форме вытаскивал Настю. Вода не доходила им даже до пояса.

— Ты в порядке?! Слышишь меня?! — кричал врач мне, тогда как другой врач делал непрямой массаж сердца и искусственную вентиляцию лёгких Насте.

— Вода… По пояс, — тяжело, хриплым голосом говорил я. — Вы, ребята, даже не отморозили себе ничего. Везунчики.

— Юмор оставь при себе ясно?! — рявкнул врач и стал меня раздевать. — Есть какие-то особенности организма?

— Сердце…, — сказал я, вкладывая в это слово все свои оставшиеся силы. После этого я закрыл глаза. И остался наедине с самим собой. Боже, дай мне возможность хотя бы ещё раз её увидеть!

***

Белый потолок. Мягкая и удобная кровать. Пижама. Что, пижама? Руки-ноги? Целы и на месте. Даже двигать могу. Боль в груди поутихла, но все равно даёт о себе знать. Голова раскалывается, но всяко лучше, чем вчера. И вчера ли? Внезапно дверь распахнулась.

— Как спалось? — спросил порядком обросший мужчина в белом халате.

— Н…, нормально, — тихо и хрипло сказал я. Горло ни к чёрту. — Я ведь в больнице? И как я?

— Да, это больница. С тобой всё нормально. Просто умеренное обморожение.

— Умеренное? Да я же там чуть ли не окочурился и даже потерял сознание.

— Ты хочешь знать, как выглядит сильное обморожение? Когда всё тело мертвецки-синее, а нам, врачам, приходится проводить ампутацию?

— Ладно, я Вас понял. Но я ведь долго был без сознания.

— Да, вытащили из воды тебя в 19:57, а сейчас уже почти семь часов утра. Но здесь сказалось всё: и долгое пребывание в холодной воде, и термический шок, и слабый организм, и усталость в конце дня.

— Долгое пребывание? Я же вроде быстро…

— 15 минут. Мне нужно дальше обход продолжать, так что лежи, отдыхай, поправляйся. Пару дней полежишь тут, потом выпишем домой. На обеде приду, поговорим ещё. Твоим родственникам мы всё сообщили.

— Подождите, моя девушка. Я шёл к ней.

— Твой рюкзак принесли прохожие. Телефон в тумбочке справа.

— Хорошо, спасибо. Доктор!

— Что такое? — сказал врач, уже открыв дверь.

— А что с Настей? С той девушкой?

— Эх, — тяжело вздохнул врач и отвернулся.

— Она умерла, да? — спросил я хриплым голосом и почувствовал, как накатывают слёзы.

— Тебе в детстве не говорили, что портить чужие планы — это плохо?

— Эм, что?

— Вот и вчера ты нарушил планы этой девушки. Она хотела умереть, а ты ей помешал. Ей пришлось туже, чем тебе, но она жива. Благодаря тебе. Молодец.

— Ох, слава Богу!

— Всё, отдыхай, — сказал врач и вышел.

Вот значит оно что. Всё было не зря. Я спас человека. Спас чью-то жизнь. Что же, ради этого стоило рискнуть здоровьем. Я достал из тумбочки телефон. Десяток пропущенных звонков от Маши. Бедная моя девочка. Как же она, наверное, распереживалась. Нужно с ней связаться, и как можно скорее.

— Ваня! Ваня, с тобой всё в порядке? Что случилось? Где ты? — шквалом вопросов осыпала меня Маша.

— Маш, как же я люблю тебя, ты даже не представляешь, — сказал я, растрогавшись от такой заботы.

— Давай о любви потом. Ты не пришёл встречать меня, не отвечал на звонки, я пошла домой, написала Мише, он сам не знает где ты, написала час назад, он ответил, что дома тебя не было. Я всю ночь не спала! Что случилось?

— Маш, и всё же я скажу, что безумно люблю тебя. Я в больнице. Случилась со мной одна история интересная. Зайдёшь после школы?

— Спрашиваешь? Да я уже сейчас полетела к тебе!

— Маня, со мной всё нормально. Не стоит пропускать школу из-за меня. К тому же я сейчас буду спать. Приходи после школы.

— Ладно. Хорошо. Что-нибудь надо будет принести?

— Разве что зарядку для телефона. Ну и свою улыбку для меня принеси.

— Подлиза. Хорошо, после школы я сразу к тебе. Отдыхай. До встречи.

— Слушаюсь, мамочка. До встречи.

К слову о мамочке. Надо бы и ей позвонить. Но голова действительно болит, и сильно хочется спать. Но это мама. Тем более моя, которая сентиментальная и принимающая всё близко к сердцу. Она же может расплакаться из-за самой незначительной мелочи. Может пол ночи не спать, потому что ей не понравилась моя интонация голоса, когда я пытался скрыть от неё проблемы личного характера. Она часто переживает из-за всяких пустяков, а как она сейчас переживает? Сидит вся на нервах и пьёт таблетки и корвалол. Это мама. Моя мама. Так что в сторону все свои хотелки и я набрал её телефон:

— Ваня! Ванечка! Мой дорогой, как ты? — заплаканным голосом начала разговор мама.

— Мам, ты не представляешь, как я рад услышать твой голос. Мам, — продолжил я говорить, едва сдерживая слёзы, которые всё-таки не сдержал и заплакал, — я думал, что умру. Мне казалось, что это конец. Что я умираю. Что я не спас ту девушку. Что не увижу и не услышу больше тебя. Что ты больше не будешь массажировать мне голову, не будешь ругать за невымытую посуду за собой, что мы больше с папой не будем спорить о политике. Мам, я…

— Я так испугалась за тебя, Ванечка, думала… Ты не отвечаешь на звонки ни вечером, ни утром, звоню Мише, а он говорит, что ты не ночевал. Как я испугалась, когда поступил звонок из больницы! Я подумала, что… Что потеряла тебя.

— Мам, давай успокоимся. У тебя ведь и так слабая нервная система, — сказал я со слезливой улыбкой на лице, — так что не стоит её дальше напрягать. Всё хорошо мам, всё хорошо. Я жив. И скоро буду полностью здоров.

— Да, Ванечка, ты прав. Всё уже позади. Ты жив, и это главное. Да и тебе надо сейчас отдыхать и много спать, набираться сил. Сынок, я горжусь тобой. Мы с папой очень гордимся тобой. Я люблю тебя.

— И я мам тебя люблю. Целую крепко-крепко. И передавай привет папе, — сказал я и наш разговор завершился.

Мамочка, мой самый дорогой человек. Прости, что заставил тебя переживать и волноваться. Как же я тебя люблю. С этими мыслями я положил телефон на тумбочку и предался блаженному сну.

Проснулся я от стука в дверь. Только сейчас я понял, что был один в палате. Повезло.

— Да, входите, — сказал я с улыбкой на лице, ожидая появления Маши.

— Ну, как спалось? — спросил вошедший доктор.

— А, это вы, — небрежно ответил я. — Нормально спалось.

— А что мы такие не весёлые? Ожидали увидеть кого-то другого?

— По правде говоря, да.

— Оно и понятно. Знаете, в настойчивости Вашей сестре не занимать. Она чуть ли не с боем пыталась прорваться к Вам. Теперь вот второй час сидит на улице.

— Так пустите её, в чём дело?! — сорвался я на крик и сильно об этом пожалел. По горлу будто резанули ножом.

— Эй, Вам не стоит пытаться повышать голос. Для Вас это вредно. А не пускаем мы её потому, что в больнице есть специальные дни и часы для встреч с близкими. И сейчас не это время.

— Да ладно Вам, я один в палате, никто не обидится. К тому же я спас человека. Разве мне не причитается особое положение?

— На самом деле нет, не причитается. Пускай приходит завтра.

— Да она не спала всю ночь из-за меня, обзвонила всех знакомых, чуть с ума не сошла. Я же к ней и шёл вчера.

— Но ты же сказал, что шёл к девушке.

— Ну да, к девушке. К ней.

— А она сказала, что твоя сестра.

— Это она подумала, что сестру скорее пропустят, нежели девушку.

— Хм, у меня у самого дочь примерно одного с ней возраста. На год младше. Не сказал, что был бы рад, если бы она встречалась в таком возрасте со значительно старшим парнем.

— Вы отец, так что были бы против любых отношений дочери в этом возрасте. Сколько там лет парню, Вас бы не сильно интересовало.

— Да, возможно ты прав. А её родители знают о вас?

— Конечно. И даже совсем не против наших отношений.

— Ну ладно, тогда я полностью спокоен. Не мне читать тебе нотации. Ты их уже, итак, поди выслушал уйму. Ай, хорошо, сейчас пропущу её. Что я, изверг какой, чтобы над чувствами юных влюблённых издеваться?

— Спасибо большое, — сказал я скрывшемуся за дверью врачу.

— Ваня! Ты в порядке?! — спрашивала меня Маша, буквально влетевшая в палату.

— Хэй, как ты так быстро? Врач же вроде только вышел.

— Она просто решила, что не стоит идти за врачом, и узнав где ты находишься, она пулей рванула к тебе, — сказал вошедший врач.

— Ох, извините меня, — сказала Маша.

— И спасибо большое Вам. Как Вас зовут? — сказал я.

— Макар Алексеевич. Я пошёл, но вы тут это, не шумите сильно. Во всех других палатах сейчас тихий час, — сказал Макар Алексеевич и вышел из палаты.

— Слушай, я ведь не сказал, в какой больнице лежу. Как ты нашла меня? — спрашивал я у Маши, которая положила мне на грудь свои руки и голову. Смотрела она снизу вверх в полу горизонтальном положении, отчего у меня аж захватило дух.

— Сначала я подумала обзвонить все больницы, но всё оказалось проще. Тебя уже днём крутили в новостных пабликах Петербурга.

— Что?

— Один пользователь снял твоё путешествие от моста до берега и выложил в сеть.

— Ох, там был не один пользователь, — хмуро сказал я.

— Не грусти. Он подошёл позже тебя, так что ему оставалось действительно только снимать.

— Остальные видимо не стали выкладывать потому, что это выставит их в не самом выгодном свете.

— Да, скорее всего так. Знаешь, я смотрела на последней парте во время урока эту запись, и вся разревелась. У меня сердце чуть ли не выпрыгнуло из груди, когда ты сиганул с моста. А потом словно в прямом эфире смотрела на твой заплыв. Всё внутри так и сжалось. А тут на зло учительница меня заметила. Сначала она увидела только наушники, так что прямо заорала на меня. А потом увидела, что я вся в слезах.

— Оу. А ты что?

— Я сказала, что мой парень не просто парень, а в самом деле рыцарь. Герой. Я не выдержала и выбежала из класса. Так что теперь моей маме придётся к классной идти. Боже, я так горжусь, что с тобой я. Именно я. Ты теперь звезда, супергерой.

— Ой, да брось ты. Сказать, что было бы, если не ты?

— Эм, да, скажи.

— Если бы не ты, я бы не шёл по тому мосту. Если бы не ты, я бы не прыгнул в воду. Если бы не ты, я бы просто прошёл мимо. Так что ты не меньшая героиня, чем я.

— Тоже героиня? — смеясь сказала Маша.

— С тобой — как угодно, — ответил я. Маша потянулась ко мне, и мы слились в долгом, протяжном и страстном поцелуе. — Мне показалось, или ты сейчас захотела с языком?

— Это всё в меру твоей испорченности мечты, — смеясь сказала моя принцесса.

— Неважно, какая это мечта, ведь в любой моей мечте есть ты, — сказал я, смотря прямо в эти изумрудные глазки, полные любви и нежности.

— Как же мне нравится, что ты у меня такой романтик.

— А мне нравится, что ты моя муза. Маш, ты меня извини, но мне правда хочется спать.

— Вань, какие извинения? Я всё понимаю, тебе надо набираться сил, так что ты не против, если я посплю на тебе, пока доктор меня не прогнал?

— Располагайся как тебе удобнее.

— Кошечка хочет на груди, — сказала Маша, и положив голову на свои руки, мягко замурлыкала. В этот момент от удовольствия замурлыкал, наверное, и я.

Глава 11

— Ну, собственно говоря, ты свободен, — сказал Макар Алексеевич через пару дней. — У тебя конечно пневмония, но без осложнений. Так что сегодня мы тебя выпишем.

— Пневмония? — не на шутку испугался я.

— Да расслабься ты, сейчас же не 19 век.

— И то верно. А давно мы перешли на «ты»? Не поймите меня неправильно, я не имею ничего против.

— А, да просто ты теперь получается главный пациент в моей жизни.

— В смысле?

— Да вчера приходили журналисты. Я их к тебе не пустил, но сам от интервью не отказался. Так что вот, на телевизоре засветился. Жене и дочке показал. Порадовались за меня и за тебя. Да, точно, просили ещё привет передать. А маленький сын даже хотел поблагодарить тебя за то, что папу знаменитым сделал.

— Дети…, — усмехнулся я.

— Да, точно. Да, чуть не забыл. Журналистам я сказал, что выпишут тебя завтра. Так что по сути у тебя есть выбор. Можешь сегодня улизнуть, а можешь завтра предстать перед репортёрами.

— Док, у меня температура почти 39 градусов. Ну какое сейчас интервью?

— Вот и я так решил. К тому же, на выходе из больницы ты скорее всего захочешь видеть близких, нежели журналюг.

— Это точно. Спасибо Вам, док.

— Да ладно, это мой долг. Тебе спасибо, что спас юную душу.

— Вы верующий?

— Да. Что, так заметно?

— Просто слово «душа» редко используется неверующими. Ну, это из моих наблюдений.

— Хм, не знаю, не акцентировал на этом внимание. Тебя девушка встретит?

— Пока не знаю. Я же сам только узнал, что сегодня выписывают.

— Хорошо. Если ты сегодня собрался уходить, то до шести часов нужно будет освободить палату. Я выпишу тебе больничный, посидишь две недельки дома, окончательно поправишься.

— Звучит как план.

— Такого плана мы обычно придерживаемся. Ладно, я пошёл. Надо оформить документы на твою выписку, — сказал Макар Алексеевич и вышел.

Хотелось, чтобы меня забрала Маша. Но она опять увидит меня слабым, обессиленным, больным. Ладно в первый день, там она сильно распереживалась за меня. Да и я сильно переживал, что умру и больше не увижу её. Так, всё нормально. Более-менее поправлюсь и тогда вперёд, навстречу любви, прямиком в нежные объятия Маши. Но сейчас придётся немного поскучать. Так что я взял телефон и написал своему лучшему другу.

— Миша привет. Меня сегодня в шесть часов выписывают. Сможешь забрать меня?

— Привет. Сегодня? По новостям говорили, что завтра.

— Не, это мой лечащий врач соврал, чтобы репортёры не тревожили меня. У тебя какие-то планы? Если да, то ничего. Я Косте, Серёже напишу.

— Какие планы, о чём ты? Мой лучший друг, ставший героем, выписывается из больницы после подвига. Какие могут быть другие планы? В шесть? Отлично, я заберу.

— Спасибо тебе большое.

— Да ладно, это меньшее, что я могу сделать. Маша будет?

— Нет, я ей не писал.

— О, что-то случилось?

— Да не, всё норм. Просто я слишком устал для нас, если ты понимаешь.

— Если у вас все встречи протекают в том же ключе,как в последний раз, когда я её видел, то да, понимаю. Для такого действительно нужны силы. И много.

— Да, мы по-другому не можем. В этом и прелесть.

— Ладно, давай будешь предаваться романтике с Машей, а не со мной. В шесть буду у больницы. Я сейчас уже в ВУЗ вхожу, так что давай, до встречи.

— Ага, до встречи.

Я откинулся на подушку и завёл будильник на 5 часов. Одного часа на сборы мне хватит. Завтрак оказался плотным, так что есть совершенно не хотелось. Проснувшись, я начал собирать вещи и ждать доктора.

— Ну что, готов к возвращению в реальную жизнь?

— Всегда готов! — сказал было я громко, по-пионерски, но больное горло напомнило о том, что у меня двухсторонняя неинфекционная пневмония.

— Так, а горло кто будет беречь? — скомандовал Макар Алексеевич. — Ты смотри у меня.

— Слушаюсь, командир.

— Вольно солдат, — усмехнувшись сказал врач. — Я тебе принёс все документы. Тебя встретят?

— Да, друг. О, он уже у больницы, — сказал я, проверив уведомление на телефоне.

— Отлично. Ну что, будем прощаться, — сказал Макар Алексеевич, и обнял меня. — Давай, удачи тебе. Выздоравливай.

— Спасибо Вам.

— А, ладно, это моя работа. Так что… Чёрт, чуть не забыл. Совсем из головы вылетело. У меня же сын маленький для тебя открытку сделал.

— Что? Открытку?

— Да, сейчас, подожди, из портфеля достану, — сказал доктор и открыл свой портфель, — вот, держи.

— Ох, спасибо, — сказал я, даже не посмотрев ещё на открытку. Затем я опустил глаза и взглянул на неё. На ней были изображены люди, состоящие из палочек-чёрточек и кругов с овалами. Всё напоминало о боксе или о чём-то в этом духе. У одного человечка была на шее медаль, а его руку поднимал к небу другой человечек. И поднимая чужую руку, второй человечек слушал первого через стетоскоп. Странная конечно картина. Я бы даже сказал чудоковатая. А сверху была надпись: «Мой папа спас героя»

— Как ты понял, я тот, что со стетоскопом, — заметил Макар Алексеевич.

— Да, понял. Но какой же из меня герой? Герои — это вы, мед работники. А я так, раздолбай, который сиганул с моста.

— Ты добрый человек с большим сердцем, вот что я тебе скажу. Не забывай об этом. А знаешь, что? Я возьму на себя смелость даже написать это на оборотной стороне открытки. Ты не против?

— Да нет, — ответил я и вернул открытку врачу.

— Так что если вдруг взгрустнётся, то глянешь, и станет сразу лучше. Так в идеале, конечно.

— Спасибо ещё раз большое. И да, передайте слова благодарности сыну и тому, кто вытащил меня из воды. Ну и это, до свидания.

— Да, пока. Всем всё передам.

Мда, как-то, наверное, слишком долго мы прощались. Но ничего, не каждый день бываешь обязан кому-то своей жизнью. С этими словами я вышел из палаты и побрёл со своими вещами к выходу. На выходе меня ждал сюрприз.

— О, а вот и он! — завопил Костя. Его радостный клич подхватили другие друзья, которые все вместе бросились меня обнимать.

— Что? Что вы все здесь делаете? — с трудом из тесных объятий друзей обращался я к Косте, Серёже, Владу. — Миша, я же просил.

— Да ладно тебе, здесь же твои лучшие друзья. Неужели ты не рад?

— Честно? Нет, не рад. Парни, ну я же болею чёрт возьми. У меня температура, болит голова, горло. Мне как бы не до веселья. Я бы сейчас приехал домой, покушал, помылся и лёг спать. Так что давайте потом, хорошо?

— Успеется, — сказал Серёжа, — у нас тут лучший друг чуть не умер. Ты думаешь мы могли не приехать? Бред.

— Влад, ты что, плачешь? — спросил я.

— Н-н-ну да. Сука, как же я рад, что ты здесь, — сказал Влад и крепко меня обнял.

— Влад блин, ты мне так рёбра сломаешь, — сказал я.

— Извини, это просто от переи-избытка чувств, — сказал Влад и отпустил меня.

— Так, Ваня, короче смотри. Вот тебе яблоки, виноград, мандарины, а ещё натуральный гранатовый сок. Тебе сейчас витамины нужны, — сказал Костя, протягивая пакет.

— Говоришь, как какая-то мамочка.

— Да-да-да, прикинь, я тоже переживал и волновался за тебя, и хочу, чтобы ты поскорее пошёл на поправку. Совсем как мамочка.

— Ладно мамочка, спасибо. Спасибо большое парни, но я наверное сейчас действительно бы поскорее отправился домой и спать.

— Да ладно, мы всё понимаем, — сказал Серёжа. — Ты это, поправляйся.

— Хорошо, спасибо. Как поправлюсь — соберёмся, обещаю. Правда возможно уже сразу на моём дне рождения, но всё же.

— Тогда замётано, — сказал Костя, после чего вся братия нежданных гостей удалилась.

— Ну что, я тогда заказываю такси? — спросил Миша и получил утвердительный ответ.

***

Гадский больничный! Только лежишь, спишь, жрёшь, ходишь в туалет. А, ну ещё лечишься. Может быть где-то полгода назад мне бы и понравилось так чилить, но сейчас… Вроде бы неплохо, на учёбу не ходишь, сидишь дома, смотришь фильмецы, играешь в компьютер. Вроде бы круто. Но меня уже тянуло в ВУЗ. К коллективу, к обществу, к друзьям и подругам. Конечно же к Маше. Ох, и долго мне пришлось ей объяснять, что сейчас нам лучше не видеться. Она ничего не хотела слушать и слышать. Говорила даже, что заболеет, чтобы вместе со мной сидеть на больничном. Нет, ну вот как ей объяснить, что я не хочу рисковать её здоровьем? Разумеется, причина моей отстранённости не в этом, но всё же. Кое-как удалось ей напомнить, что у нас ещё вечная бесконечность впереди. Лишь для нас двоих.

Спустя три дня моего пребывания на больничном ко мне пожаловали вот уж точно нежданные гости. От просмотра вестернов с Клинтом Иствудом меня отвлёк звонок в дверь. Ну кого там нелёгкая занесла? Для Миши ещё слишком рано. Я подошёл к двери и посмотрел в глазок. Журналисты, будь они не ладны. Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю. Я открыл дверь и сразу заговорил:

— Итак, прежде чем вы не начали галдеть, скажу я. Я болею и неважно себя чувствую. Больничный у меня ещё на десять дней, так что будьте добры, оставьте меня на время поправки в покое. Потом я дам вам интервью, или что вы там хотите. Это понятно? — спросил я и получил в ответ лишь недоуменное мычание, — отлично, с вами приятно иметь дело. А теперь до свидания.

Я громко хлопнул дверью. В прямом и переносном смысле слова. Этим журналистам позарез нужно интервью со мной, так что никуда они не денутся. В то же время я не хочу давать интервью, будучи больным. Сейчас мой приоритет — выздоровление и возвращение в привычное русло жизни. Но кто-то явно хочет мне в этом помешать, ибо спустя полчаса в дверь снова звонили.

— Я же вам вроде бы всё сказал, — начал я грубо говорить, открывая дверь. Тут же пришлось себя корить за то, что не посмотрел в глазок.

— Давно мы стали общаться на Вы? — спросила стоявшая у порога Маша.

— Маш? Извини, просто тут буквально только что были журналисты. Я их вежливо спровадил, и подумал, что они вернулись.

— Ну да, не сомневаюсь, что вежливо. Можно я пройду?

— А, да, конечно, проходи, — сказал я, рукой пропуская Машу внутрь.

— Как у тебя дела? Как здоровье?

— Нормально, температура потихоньку снижается, но все равно остаётся высокой, — отвечал я, принимая пальто девушки. Под ним оказалось то самое платье, которое я помог выбрать. — Ого, а куда ты сегодня такая шикарная?

— Я всегда шикарная. Но обычно это говоришь ты, особенно когда подлизываешься.

— Я просто не в форме. Чаю?

— Да, давай.

— Отлично, уже ставлю. Так что, куда ты? Неужели только ко мне?

— Тебя это уже удивляет? — грустно ответила Маша.

— Что? О чём ты?

— Ваня, что между нами происходит?

— Не знаю. Мне всегда казалось, что у людей есть слово для обозначения того, что между нами. Любовь. Лав. Либе. Амур. И я не про реку, — усмехнулся я, но уже приготовился к чему-то серьёзному. Что-то гложет Машу. Но что?

— Да, мне тоже так казалось.

— Эй, Маш, что случилось?

— Я это хотела спросить у тебя. Просто у меня складывается такое ощущение, что ты стал отдаляться от меня. За последние шесть дней я вижу тебя лишь второй раз. И если бы не я, мне кажется мы бы вообще не увиделись. Ты ведь не рад меня видеть. Ни тогда в больнице, ни сейчас. Тогда я пришла к тебе, и ты почти сразу уснул. Хорошо, подумала я, наверное, он очень сильно устал, всё нормально. Но потом я узнаю, что тебя выписали. И узнаю не от тебя, а из новостей! Ты выписался, но не сообщил мне. Я хотела к тебе прийти вчера, но ты меня отговорил. Сказал, что не надо, что ты всё ещё лечишься, и мне не стоит приходить. А что я вижу сейчас? Ты вполне здоров, на ногах, только голос хриплый и всё! За всё это время мы перестали созваниваться и теперь только списываемся. Я даже не слышу твой голос, — говорила Маша нервным голосом. Было видно, что она еле держит себя в руках. — Ты стал сторониться меня. Почему? Ты… Ты разлюбил меня? Может ты полюбил ту, что спас? Или известность тебе вскружила голову? Что?

Маша всё говорит. Волнуется. А я? А я даже не знаю, что и сказать. Не знаю я и что произошло. Если раньше мне хотелось успокоить эту взволнованную девочку, обнять, погладить по голове, то сейчас я просто устал. Эта мысль даже режет в голове, но я устал и от Маши. Вот уж не думал, что такое произойдёт. Нет, я люблю её. И уверен в том, что буду любить всегда, но сейчас я так устал от её суетности. А вдруг так и заканчиваются отношения? Стоит познать Ничто и всё Сущее становится таким блеклым и незначительным.

— Потому что я не понимаю, что произошло между нами. Я как будто теряю тебя, — сказала Маша, взяв меня за руку.

— Маш, я…, — замялся я и отдёрнул руку и встал вполоборота от девушки. В горле застыл ком от того, что хочу сказать.

— Нет, не отпущу! — крикнула Маша, и схватив меня за руку, развернула к себе и обняла. — Никогда, слышишь? Никогда не отпущу. Никогда и ни за что. Но прошу тебя, не отталкивай меня.

Она — мой мир. В этот момент я это понял.

— Маш, прости меня.

— Вань, извинения сейчас не помогут. Скажи мне, что случилось. Прошу тебя.

— Навеки, — сказал я.

— Что?

— Помнишь медвежат? Я люблю тебя навеки. То, что ты сейчас сказала больно резануло у меня по сердцу. Разлюбил? Тебя? Да пусть у меня язык отсохнет, если я когда-нибудь скажу, что не люблю тебя! К чёрту вся эта слава и известность! Ты думаешь она мне нужна? Ты думаешь, что я мечтал о ней, когда меня доставали из воды? Ни хрена подобного! Я думал лишь о тебе. О том, чтобы я вновь увидел тебя, чтобы вновь взять твою ладошку и заключить тебя в свои объятия. Я отстранился? Это лишь потому, что я плохо себя чувствую. И…, — замялся я, — я не хотел, чтобы ты видела мен больным. Слабым. Просто я сейчас не в том состоянии, чтобы веселиться, радоваться, смеяться. Любить. Маш, не пойми меня неправильно, но тебе этого не понять. И я надеюсь, что никогда не поймёшь. Маш, я думал, что умру. У меня слабое сердце, руки и ноги свело, и я начал погружаться под воду. Я считал, что это конец. Такой глупый конец недолгой, но яркой из-за тебя жизни. Я тонул, и жалел о том, что не встретил тебя раньше. Я не испугался, нет. Это был ни страх, ни боязнь. А самый настоящий ужас. Ужас перед лицом смерти. Трансцендентный ужас перед Ничто, так сказать. Но я выжил. Однако мне действительно нужно восстановиться, и не только физически.

— Боже, какая же я дура! Я же ведь даже стала ревновать тебя, — начала корить себя Маша и заплакала.

— Маш, никакая ты не дура, — сказал я и обнял девушку, — просто ты очень сильно меня любишь. Очень сильно тебя люблю я, но в силу опыта, возраста и характера, я более сдержан. У тебя же душа и сердце открыты нараспашку. И ты любишь всем своим… Эм, подожди, сейчас слово подберу. Во, точно. Всем своим нутром, всеми фибрами души, всей своей сущностью.

— Ахах, а что такое нутро и фибры? — спросила Маша, подняв на меня заплаканное личико.

— Да я сам точно не знаю. Просто звучит высокопарно и романтично, — смеясь сказал я.

— Вас этому в университете учат, да? Заставляют запоминать заумные словечки без их значения?

— Так, я не понял, тебе про трансцендентость рассказать? Или о категорическом императиве Канта? Или о рессентименте Ницше?

— Это что ещё за марсианский язык? — смеясь говорила Маша.

— О, вижу тебе это интересно. Ну что, с кого начнём экскурс в философию? Как всегда, с Сократа?

— Нет, пожалуйста, нет. Я же сейчас сбегу!

— Сбежишь? От меня?

— Не от тебя, глупенький, а от твоих заумных речей. Я же и без них знаю, что ты у меня умный, — сказала Маша и потянулась ко мне.

— Вот же подлиза, — сказал я, дразня Машу и потянулся к ней, дабы наши губы слились в поцелуе.

— Эй, это же моя фраза, — наигранно возражала девушка.

— А ты думала только я могу подлизываться?

— Нет. Но я не против, если после наших комплиментов мы будем целоваться. Красавчик.

— Эй, ну это уже против всяких пра… — начал я возражать я, но мои губы оказались в плену у губ этой девушки, в которую я был без памяти влюблён.

— Что ты там говорил? Извини, из-за твоего восторженного мычания я ничего не поняла.

— Я говорил о том, что ты обворожительная девушка, — сказал я и вновь поцеловал Маша.

— Так, ну и кто тут главный подлиза?

— Разумеется я!

— Ахаха, рыцарь и принцесса, поцелуи при каждом комплименте. Что ещё уникального придумаем?

— Да ты подожди, не забегай наперёд. Надо сначала этим насладиться. Слушай, ты в этом платье просто божественно выглядишь, так что… Что? — недоумевал я, почему Маша так на меня посмотрела.

— Комплимент, — игриво сказала девушка.

— Да ты подожди, я ведь даже не про это…

— Поздно, — сказала Маша и поцеловала меня.

— Ты знаешь, что поцелуи очень эффективная тренировка? Они быстро сжигают калории. С тобой я пойду на поправкуточно раньше срока. Но я начал говорить не об этом. Так вот, ты в этом платье… Ладно, пропустим этот момент, а-то я никогда не дойду до сути, — сказал я, отчего Маша засмеялась. — Что?

— Нет, ничего, продолжай, — всё продолжала смеяться Маша.

— Нет, погоди, что такое?

— Да нет, просто это смешно, что нам придётся теперь исключать комплименты из наших слов, если мы хотим сказать что-то важное.

— Так, стоп. Значит ты всё-таки серьёзно? Ну о том, что при каждом комплименте мы будем целоваться?

— Не совсем.

— Фух, ну ладно. Я-то не особо против, но это может мешать в определённых ситуациях.

— Не совсем в другом плане. Если мы говорим комплименты, то целуемся, а если просто подумали друг о друге что-то хорошее, то обнимаемся.

— Что? Я как-то суть не уловил.

— Вроде бы умный, а сейчас тупишь. Ну вот смотри, я занимаюсь своими делами, и тут подумала о том, как мне с тобой повезло, — сказала Маша и обняла меня. — Понятно?

— Эм, да, вроде бы понятно.

— Отлично, я не сомневалась в тебе. Тогда с сегодня действует такое правило: комплимент — поцелуй, хорошая мысль — обнимашки. О чём ты там всё хотел сказать? Что-то о том, что в этом платье я божественно выгляжу.

— Да, точно. В этом платье ты просто божественна… Эх, правило верно? А знаешь, я и не против, — сказал я и поцеловал Машу. — Но как часто ты будешь ставить мне такие ловушки?

— А это мы посмотрим.

— Ну, хорошо. Так вот, ты в этом платье, и я просто не могу отпустить тебя без танца.

— Танца? Принцесса не против, но рыцарь, вы себя-то видели? Тапки, шорты и футболка. Для полного образа не хватает майки-алкоголички.

— Эх, эти принцессы такие привередливые… Ладно, пойду переоденусь для тебя, — сказал я и удалился с кухни в свою комнату. Достав брюки и пиджак из шкафа, я начал раздеваться. А тем временем в дверях показалась Маша. — Эй, принцесса, рыцарь меняет кольчугу на латы, к чему же подглядывать?

— Ну ты же подглядывал за мной во время «концерта», — игриво сказала Маша.

— Хей, это было не подглядывание, ты же знаешь. К тому же я тогда так и сказал, что не подглядываю, а лишь наблюдаю за красивой девушкой, — как только я окончил фразу Маша подошла ко мне, и положив свою руку на мою голую, волосатую грудь, поцеловала в губы, — It’s a trap!

— Верно, это была ловушка.

— Это вся Ваша мера испорченности, принцесса.

— Как будто кто-то против. Ты давай, переодевайся, принцесса ждёт хлеба и зрелищ.

— Вот уж зрелище, смотреть как я забираюсь в брюки и пиджак.

— Меня устраивает. Так под что будем танцевать? — спросила Маша, когда я переоделся.

— Я не думал на самом деле, но кое-что найти можно, — сказал я и взял телефон. Спустя несколько свайпов, я нашёл то, что искал. Спустя мгновение на полной громкости заиграла всем знакомая песня.

— О, я знаю эту песню. Вернее, много раз слышала. Что это?

— «Listen to your heart»^[9], — сказал я и предложил свою руку девушке. Конечно же, она тут же положила свою ладошку в мою руку, а затем устроила свои руки на моих плечах. Мои же руки расположились у девушки на талии. Всю песню мы не отводили глаза друг от друга. И молчали. А нужно ли было что-то говорить? Всё, что мы хотели сказать, мы сказали на кухне. Мы не позволили нашим чувствам разрушить нашу любовь. А это значит, что ещё одно испытание позади. Сколько их будет впереди? Отчего-то у меня такое предчувствие, что их будет немало. Но мы справимся. Мы всё преодолеем и сохраним свою любовь. Навеки.

— Ну что, я танцую лучше того Димы? — спросил иронично я, когда песня закончилась.

— Да, ты определённо танцуешь лучше, — сказала Маша, а я её поцеловал. Детская игра, но почему же она мне так нравится. Может быть потому, что Маша сама ещё отчасти ребёнок? А рядом с ней и я могу почувствовать себя ребёнком. — Ловушка.

— Как будто кто-то против, — сказал я, передразнивая девушку.

Вскоре Маше нужно было уходить. Так что мы пошли пить чай, за которым она стала рассказывать о том, что у неё нового.

— Что?! — возмутился я.

— Извини, так получилось. Я не хотела. Так само вышло.

— Само вышло так, что теперь вся школа знает о нас?

— Да подожди ты, дай я всё расскажу. Помнишь, я тебе рассказывала о том, что зарыдала на уроке? Дак вот, на следующий день у нас был классный час. В основном по поводу будущего выпускного, но под конец класснуха вспомнила о тебе. Приводила тебя в пример, что вот, мол, паренёк бросился с моста за незнакомой девушкой в ледяную воду, чтобы спасти её. Ну ты знаешь, это воспитание подрастающей молодёжи на живых примерах. Нам конечно не говорили, чтобы и мы прыгали в воду, но всё же приводили тебя в пример как образец храбрости, доброты и жертвенности. Я же, на тот день, только вчера вернулась от тебя, и слушая эту историю витала в облаках. Ну и по закону подлости, она меня заметила. И как завопила: «Маша, это тебя тоже касается. Или что, для нас подобная высокая тема слишком далека?» Я начала как-то оправдываться, но ты знаешь, что происходит в таких случаях. Ксюша, может быть помнишь с моего дня рождения, вставила свои пять копеек: «Ольга Дмитриевна, она наоборот слишком близка к этой теме». Ну вот кто её за язык тянул! Ну а дальше понеслась:

— Что? Маша, о чём она? — сказала классная.

— Ну, Ольга Дмитриевна, — как ты понимаешь начала отнекиваться я, но было поздно. И бесполезно. К тому же я вспомнила твои слова о том, что нам не стоит где-либо стесняться своих чувств. Так что собравшись с силами, я сказала всё как есть, — Ксюша видимо о том, что этот человек, Ваня, которого Вы именуете «героем и примером для подражания» является моим парнем. Мы встречаемся. И в тот вечер он шёл встречать меня с музыкальной школы.

— Что? Ты прямо так и сказала? — внезапно прямо-таки ворвался я в рассказ Маши.

— Да, представь себе. Ты расстроен? — виновато спросила девушка.

— Шутишь? Да я горжусь тобой! Ну, что было дальше?

— Ой, сначала Ольга Дмитриевна как будто язык проглотила, ты бы её видел, — получив от меня поддержку и смеясь сказала Маша. — Потом она начала что-то говорить про возраст, а я ей сказала о том, что у нас разница всего лишь четыре с половиной года. И сразу привела пример, что, когда тебе будет 30, мне будет 25. Идеальная разница в возрасте. Затем она сказала, что это же будет через 10 лет, маловероятно, что мы через столько времени будем вместе. Что первая любовь всегда тяжёлая и несчастная и так далее.

— Ну а ты?

— Сказала о том, что в мире полно пар, которые оказались друг для друга первыми и единственными. А, ну да, ещё сказала о том, что наша любовь навеки.

— Ну, в данном контексте лучше звучит на века.

— А, у меня с русским всегда было плохо. К тому же, слово «навеки» более символичное для нас. И для меня. Ах да, Ольга Дмитриевна пыталась припугнуть меня мамой. Ну а что я? Сказала то, что вы уже давно знакомы и ты ей нравишься. И ты не поверишь, что было потом.

— Ну давай, не томи.

— Она сказала, чтобы я уговорила тебя прийти к нам в школу на классный час.

— Что? Ты шутишь?

— Ни капельки. Я сказала, что подумаю, так что ни к чему не обязываю.

— А ты? Хотела бы, что бы я пришёл?

— Даже не знаю, но мне кажется это интересным опытом. Хотя нет, на самом деле хочу. Просто надоело, что на меня последние пару дней все смотрят как ненормальную. Слухи же быстро разлетаются по школе. А сейчас я уже представляю, как мы на большой перемене идём в столовую за ручку, все на нас оборачиваются, а я небрежно отмахиваю волосы, потому что иду с тобой.

— Ага, значит всеобщего внимания захотелось?

— Да нет, дело не в этом. А тебе не хочется, да?

— Смотря о чём я должен буду рассказывать. Если о наших отношениях, то меня это слабо интересует. На самом деле о спасении той девушки тоже. Хотя на самом деле…

— Что?

— О, нет-нет-нет. Мне ведь придётся на протяжении урока рассказывать что-то?

— Да, а что? Я думала ты уверенно чувствуешь себя перед публикой.

— Даже уверенней, чем ты думаешь. Просто вспомни наше недавнее соглашение. Нам же на протяжении всего урока придётся сидеть в обнимку. Да и поцелуев не избежать.

— Ахаха, ну да, это точно.

— Так вот, не думаешь ли ты, что это будет уже перебор?

— Может быть. Хм, у меня есть идея!

— Да? И какая же?

— Лёгкое послабление. В школе поцелуи не в губы, а в щёчку. Но только в школе. Хотя нет, давай внесём поправку.

— Что, как с Конституцией? Не успели пожить при старых правилах, как вносятся новые?

— Ну-ка цыц. Мы же договорились о том, что, не будем себя ограничивать, верно?

— На самом деле я не помню такую формулировку.

— Зато я помню. Ну дак вот, при комплиментах поцелуи, но у нас есть выбор какие именно. Вернее, куда именно.

— Ты знаешь, что это звучит довольно пошло? — усмехнувшись сказал я.

— «Мера испорченности» — закатывая глаза произнесла Маша. — В школе можно в щёчку. Можно в лобик, носик.

— Как же я конечно умиляюсь с твоих лобиков, носиков, щёчек.

— А что?

— Да я просто отвык от использования уменьшительно-ласкательных суффиксов.

— Ну вот, будешь привыкать. А-то ты вечно такой серьёзный, холодный, циничный.

— Это я-то холодный и циничный? А ну иди ко мне, — сказал я смеясь и притянул Машу к себе и заключил в свои объятия.

— Ну что ты делаешь? — тоже залившись смехом спрашивала Маша.

— Вот в лобик, вот в носик, вот в волосики, вот в макушечку, — говорил я и целовал Машуню, — вот в щечку, а вот и в губки.

— Ахаха, какой же ты всё-таки Печорин.

— Я ведь говорил тебе, что он мне нравится, и сравнение с ним комплимент для меня?

— Говорил. Это ловушка, — улыбнувшись сказала Маша.

— Как же я жил без тебя? — сказал я и поцеловал её прямо в губы.

***

К счастью моё состояние быстро улучшалось. Может это Маша так повлияла на моё самочувствие? Не знаю. Но я уже со всеми положительными чувствами связываю Машу. Забавно. Мы знакомы всего полгода. Встречаемся лишь пару месяцев. Но я уже не могу представить свою жизнь без неё. И хорошо, что не могу. Потому что её не будет. Жизни без Маши. Ведь наше счастье и наши жизни связаны. Навеки. А значит мы всегда будем в жизни друг друга. Что бы ни случилось.

Как я и предполагал, мой выход с больничного совпал с моим днём рождения. Ну ладно, шумно не будет, так как я никому не сказал, что приду сегодня. Хех.

— С днём рождения, герой ледяных вод!!! — завопила вся группа, когда я, опоздав на пару минут, вошёл в аудиторию.

— Эм, что? Как вы узнали?

— У нас есть свои источники. Да, Нина? — сказала Ника, наша староста.

— Что? Я же не сообщал никому, кроме родителей и друзей.

— И кое-кого ещё, — подметила Соня.

— Хмф, пытали мою девушку? — наигранно возмущался я.

— Что ты, свят-свят, она сама сообщила.

— Что?

— Знаешь, мне кажется она просто решила сделать тебе приятно, — подметил Артём.

— Да, это в её духе.

— Ну что, сегодня пропустим Бланшо? — спросил преподаватель. — Ладно, случай не частый, так что можно. Садись, Ваня, чего стоишь перед ребятами, как будто сейчас стихотворение будешь читать наизусть.

— Да, здесь все знают кроме Вани. На большой перемене идём в столовую. Я займу места для всех, а Роман Геннадиевич отпустит вас всех пораньше, верно? — сказал Даня.

— Да, отпущу за 10 минут до конца. Но только чтобы в столовую спустились тихо.

— Ох, что вы там такое приготовили? — спросил я.

— Да ничего особенного, просто вкусняшки на всех. И так только по праздникам собираемся все вместе, а сегодня повод есть. Даже двойной, — сказала староста. — У меня даже подруги с факультета журналистики просят организовать интервью с тобой.

— Ой, да хватит из меня уже пупа Земли делать. Я же так, просто головой не думал и всё. С интервью не получится, но спасибо вам большое. За всё что есть и что будет.

Это было замечательно. Ребята заранее подсуетились и скинулись на пирог. На тридцать человек готовить-ненаготовить, но по кусочку досталось каждому. Говорил я мало. Да и не было нужды. Рассказ о «подвиге» был коротким, а больше мне не о чем было говорить. Так что сразу после, группа по очереди начала меня поздравлять. В такой момент я осознал, что никогда не испытывал таких тёплых чувств к одногруппникам. Испытывали ли они ко мне раньше то, о чём говорили сейчас? Понятия не имею. Хотелось бы верить, что да. Что для того, чтобы тебя начали ценить и любить вовсе не обязательно прыгать с моста в февральскую воду. До конца учебного дня от меня не отходили мои подруги: Нина, Соня, Рината. Люди других курсов, факультетов узнавали меня и поздравляли с поправкой. Тогда мои спутницы сообщали также и о том, что у меня сегодня день рождения. И тогда поток поздравлений было не остановить. Так что день прошёл на высоте. Учебный день, потому что я был в предвкушении вечера, нашей встречи с Машей. Мы хотели пойти в какой-нибудь ресторан, но не решили в какой, поэтому ничего и не забронировали. Спрашивая подруг о том, куда стоит пойти с Машей, мы вышли из универа на улицу. И тут меня пришибло. Сразу у выхода из КПП стояла Настя.

— Н-Настя? — спросил я недоумевая.

— В-Ваня? П-привет. Я тут это… Я… — говорила Настя. Было очевидно, что нервничала она сильно.

— Эй, всё в порядке? Как ты?

— Я… Боже, спасибо тебе, — сказала Настя и кинулась мне на шею. Она уткнулась мне в плечо и заплакала. — Прости меня, дуру. Я же подвергла тебя опасности.

— Эй, Насть, всё хорошо. Ты пострадала сильнее, чем я. Из меня хотя бы никто воду не откачивал, — сказал я улыбаясь и стараясь разрядить обстановку.

— Вань, я знаю, у тебя есть девушка, но я надеюсь, она не будет против, — сказала Настя и поцеловала меня. Показалось даже, что она хотела с языком, но я этого не допустил. Все первые разы — с Машей.

— Она не будет против, если только ты не разрушишь цепь. А у нас все первые разы друг с другом. Так что извини, с языком не выйдет. Не сейчас, — сказал я и засмеялся. Настроение Насти тоже улучшилось, и она стала смахивать слёзы со своих глаз.

— Извини, так само вышло. Слушай, я пришла не только сказать тебе спасибо, но и поздравить с днём рождения. Можно?

— Эм, смотря о чём ты говоришь.

— Я вижу ты с подругами, так что предлагаю сходить и покушать. Не в макдак какой-нибудь, а в место поприличнее.

— Ох, Насть, я бы за, но сегодня хотел вечер провести с Машей.

— Ну, позови её с нами. Сейчас же только четыре часа, мы посидим, а потом у вас будет весь вечер. Если что, я угощаю.

— Хм, сейчас, я подумаю, — сказал я и, собственно говоря, стал думать. Хотелось провести вечер только с Машей, но с другой стороны она права. Мы можем посидеть, поболтать, покушать, а потом весь вечер будет в нашем распоряжении. И не придётся тратиться. — Ладно, я не против, но нужно узнать мнение Маши.

— Хорошо.

— Маш, привет, — сказал я, позвонив девушке. — Да, на сегодня всё в силе. Правда возможны изменения. Ты не поверишь кто меня встретил с универа. Настя! Да, та самая. И слушай, она предлагает сейчас собраться и посидеть где-нибудь, покушать там что-то. Разумеется, тебя она тоже зовёт. Да и ты же знаешь, я без тебя никуда. Ну, что скажешь? Не переживай, весь вечер будет только нашим. Да? Отлично. Я тогда сейчас напишу тебе, куда мы пойдём. Всё, жду.

— Ну что, всё хорошо? — спросила Настя.

— Да, отлично.

— Ну что, идём? — сказала Настя. — И да, девочки, вы тоже приглашены.

— Эм, я как-то даже не знаю, — замялась Рината.

— Да ладно тебе, Рина. Халявная еда. Пойдёмте, — скомандовала Нина.

— Да, девочки, пойдёмте, — сказал я. Соня тоже изначально была не против, ну а совместными усилиями мы склонили на нашу сторону и Ринату. И вот такой дружной гурьбой мы отправились в ближайшую пиццерию, о чём я тут же сообщил Маше.

— Ваня, мне кажется ты кое-что забыл, — сказала Нина, когда мы пришли.

— Эм, что? Цветы в студию?

— Вот вроде герой, а порой дуб дубом, — издевательски сказала Соня.

— Забыл? А, точно. Представить вас друг другу.

— Браво, — иронично подметила мою догадливость Рина.

— На самом деле я не забыл. Просто вот-вот придёт Маша, и мне снова придётся вас всех представлять и знакомить.

— Кого там будут знакомить? — сказал знакомый голос сзади.

— Маш! — воскликнул я, и мы бросились друг другу в руки.

— С днём рождения, мой рыцарь, — промурлыкала мне на ухо моя принцесса.

— Спасибо, о достопочтенная принцесса, — сказал я, и обернувшись увидел недоумевающие взгляды. — Это у нас такая фишка. Фетиш, так сказать.

— Эм, а есть фетишы, о которых мы ещё должны знать? — спросила Соня.

— Когда мы думаем друг о друге, то обнимаемся. А если делаем комплименты, то целуемся.

— Ну, каждому свои странности, — добавила Рина. — Ну что, «рыцарь», может теперь представишь нас друг другу?

— Рина, знакомься, это моя принцесса, моё счастье, Маша. Маша, это Рината, очень милая и скромная девушка. Любит философию и аниме с мангой, так что вы вряд ли поладите, — смеясь, сказал я, и продолжил всех знакомить.

— Приятно познакомиться, — сказала Маша, и получила идентичный ответ.

— А это Нина. Бывший гот, панк, но при этом тонкая и чувствительная натура, любит искусство и фотографию.

— Привет, Маша, — сказала Соня, перебив меня, — я Соня. Просто Соня. Если уж Ваня любит представлять других по тому, что они предпочитают, то я предпочитаю белое полусладкое.

— Шардоне урожая 1937 года поди-ка? — спросил я.

— О, да у Вас утончённый вкус, — ответила Соня. — Я рада познакомиться наконец с той, о которой Ваня все уши прожужжал, насколько она хорошая, прекрасная, волшебная и божественная.

— Ой, ну уж прямо-таки…, — начала смущаться Маша.

— Да, она у меня такая, — сказал я, обняв Машу и поцеловав в щёчку, — и даже лучше.

— Да? А куда ещё лучше? — спросила Маша, заглядывая в мои тёмно-карие глаза.

— Ты моя на вечную бесконечность. Это ещё лучше, — ответил я.

— Оооо, — заумилялась по-кошачьи Рина, — как это здорово.

— Так, Рина, хватит, — сказала Нина, — мы это уже проходили 14 февраля.

— Что проходили? — спросила Маша.

— О, это длинная история, — сказал я, пародируя одну рекламу. — И да, Маша, знакомься, это Настя. Настя, это Маша. Та девушка, которой я обязан своим перевоплощением из холодного и бесчувственного человека, который бы снимал твои душевные стенания на телефон в того человека, который сиганул за тобой с моста в февральскую воду.

— И-извини, что так вышло. Ваня ведь шёл тебя встречать, ты наверняка сильно переживала. Я сильно попортила вам нервы. Прости, — сказала робко Настя.

— Я звонила Ване каждые пять минут. Подняла на уши его друзей, знакомых. Не спала всю ночь. Я не виделась с Ваней долгое время. Мы сильно отдалились друг от друга за время поправки, — казалось отчитывала Маша Настю.

Как это удивительно. Я не видел Машу такой. Может стоит сказать, что надо бы помягче ей, мало ли она в силу возраста и неопытности просто не знает, как себя вести в подобной ситуации. Настя вся покраснела. Такое ощущение, что она сейчас провалится под землю от стыда.

— Спасибо тебе, — мягким голосом с лёгкой улыбкой сказала Маша, — спасибо, что убедила меня в том, что Ваня — лучший. Убедила в том, что знала ещё в день нашей встречи. Что он добрый и сострадательный человек, который обязательно поможет даже незнакомому человеку. Спасибо.

— Эм…, — промычал я, не в силах что-либо сказать.

— Спасибо, — сказала ещё раз Маша, и крепко обняла Настю.

— И тебе спасибо. За то, что сделала с Ваней, — уже плача говорила Настя.

— И спасибо за то, что учишься в художке, по пути к которой нужно пересечь злополучный мост, — сказала Нина, разряжая атмосферу, что ей и удалось.

Все негромко посмеялись над шуткой, Настя стала успокаиваться, и в ресторане повисла атмосфера лампового дружелюбного общения. Спустя уже минут пять, я понял, что всё пройдёт просто отлично. Познакомив всех, мы стали… Да собственно мы делали то, что и делают в группе друзей — общаются, шутят и смеются, рассказывают интересные истории. Конечно, Настя была слегка зажата, но держалась хорошо. К слову об интересных историях…

— Ахаха, это ещё что, на днях же Ваня ко мне в школу приходил, — сказала Маша в перерыве между пиццами.

— Что? К тебе в школу? — спрашивала Настя.

— Да. Там вышла чудная история, так что классная узнала, что мы встречаемся. Сначала конечно очень сильно удивилась, но потом попросила меня привести его в школу, на классный час. Ну а как вы уже знаете, мы же с нашим «фетишом», как сказал Ваня, никогда не расстаёмся.

— Ахах, и что было? — на этот с интересом спрашивала Нина.

— Ну, мы же сразу объявили, что будем сидеть вместе. Так и было, посадили нас за одну парту перед всем классом за учительский стол.

— Так ты сидела на коленях у Вани?

— Ахах, нет, до этого не дошло, мы сидели на двух стульях. Ване, конечно, достался мягкий учительский. Ну и сидим мы, Ваню спрашивают о жизни, почему он рисковал своей жизнью и так далее. А я раз его обниму, потом другой.

— Ага, а потом я сказал, что обязан своей добротой и жертвенностью этой прекрасной девушке, указав рукой на Машу. Ну а после этого она поцеловала меня в щёчку. Мыслей было уйма, так что пришлось в ответ обнять Машу.

— Ага, вы бы видели лица классной и директрисы в этот момент, — подхватила Маша. — Потом мы же ещё пошли в столовую на большой перемене.

— Да, а так как шли за ручку, то все на нас оборачивались.

— Ахахах, да что там оборачивались! — громко залилась лучезарным смехом Маша. — Ты охранника помнишь?

— Охранника? — спросила Соня.

— Ой, там просто комедия, — сказал я. — Маш, ты расскажешь или я?

— Давай я. Короче, у нас в школе два охранника, один уже давно работает, а другой совсем новенький, недели две работает всего лишь. Ну так вот, в школе Ваню пустил первый, который опытный. На большой перемене отошёл курить, и его подменял новенький. Ну а мы с Ваней идём за ручку, обнимаемся, иногда целуемся. А Ваня небритый, с недельной щетиной. Решил предстать этаким бруталом.

— Ох, — только тяжело вздохнула Рината, примерно понимая то, что произошло.

— Да там не только «ох», — продолжила Маша, — и вот мы поцеловались вроде на прощание, а он прямо-таки выскочил из своего поста и каааак заорёт! «Мистер, что Вы себе позволяете?! Целоваться как ни в чём не бывало с ученицей, да ещё и средних классов! Я сейчас директора позову!»

— «Не переживайте, перед ней мы тоже сегодня целовались» ответил ему я. У того словно челюсть отпала. Ну и он потом: «Как же? У вас в школе разрешены отношения между учителями и учениками?»

— Как же мы засмеялись в этот момент, — сказала Маша. — Мне даже было его немного жаль, когда мы сотрясались от смеха, а он стоял как вкопанный. Потом-то Ваня объяснил ему, что он не учитель, а мой парень, и что ему не 30, как может показаться, а всего лишь 19 лет.

— Мда, ребята, ну вы даёте, — сказала Настя, — всё же из-за такой, ну, как может показаться неудобной разницы в возрасте, вы попадаете в крайне интересные ситуации.

— Ну, не все похожие ситуации бывают смешными, — подметил я.

— Ты про супермаркет? — спросила Маша, а я подтвердил.

— Что за история с супермаркетом? — спросила Соня.

— Ох, эта история конечно не очень-то и длинная, но нам с Машей, — сказал я и взглянул на Машу. Она подмигнула в знак согласия того, о чём сейчас скажу, — нам пора. Время не очень позднее, но нам бы хотелось ещё побыть одним, да и мне надо будет проводить ребёночка домой.

— А, да, понимаем, — сказала Нина. — Ну ладно, мы, наверное, тоже пойдём. Спасибо Настя ещё раз за то, что накормила бедных студенток.

— А, да ладно, не за что. Девочки…, — робко начала Настя.

— Да? — спросила Соня.

— Вы мне понравились, с вами здорово проводить время. Да и Ваня тогда мне на мосту сказал, чтобы я нашла компанию хороших людей, с которыми бы проводила свободное время. Он сказал, что его друзья такие. И не соврал. Вы хорошие. И это, можно я буду вашей подругой? Спрашиваю так глупо и коряво, потому что лучше сейчас, лично услышать «нет», чем потом получить игнор в соцсетях.

— Эй, Насть, да какой разговор! — живо сказала Нина. — Ты тоже классная. Так что лично я буду рада проводить с тобой время. Девочки, а вы что скажете?

— Согласна, хороших подруг мало не бывает, — сказала Рината, с которой тут же согласилась Соня и Маша.

— Ох, девочки, спасибо большое. Я вас сегодня первый раз увидела, а уже люблю, — сказала Настя, — но и без друга мне не обойтись.

— Эх, даже в свой день рождения куда-то на задворки отодвинули, — иронично сказал я.

— Да иди ты уже сюда, балда, — сказала Рината, — сейчас кажется обниматься будем.

— Хм, кто я такой, чтобы отказываться от обнимашек? — сказал я и заключил в свои объятия всех, до кого дотягивались руки. Ещё несколько раз обнявшись и пообещав поддерживать контакты с Настей, мы разошлись.

***

— Ну что, как тебе девочки? — спросила Маша.

— Эй, это я тебя должен спрашивать. Так не честно, ты меня перехватила.

— Ох, ты прав, я виновата, — иронично сказала Маша, — но кажется я знаю, чем загладить свою ошибку. Ну-ка иди сюда.

— Хм, и что ты такое удумала? — спросил я и получил ответ. Поцелуй. Да не простой. Спустя мгновение после соприкосновения наших губ, я ощутил язык Маши. И с величайшим удовольствием принял это наслаждение. — Ух, такие извинения мне по душе. Что нашло на тебя?

— Не знаю, просто мне показалось, что нашим отношениям пора переходить на новую ступень. А ты что думаешь?

— Я согласен с тобой. Ну как?

— Ну…

— Ожидания явно были выше, да? — спросил я усмехнувшись.

— Что-то вроде того. Не знаю, зубы эти мешающиеся. Но мне все равно понравилось. Просто я ожидала, что это будет просто что-то невероятное.

— Это просто мы привыкли к невероятному. Но ничто нам не мешает практиковаться и оттачивать свои навыки, — томно сказал я и притянул голову Маши для поцелуя. Второй раз оказался удачнее. На сей раз мы хотя бы не забыли дышать, так что поцелуй длился кажется целую вечность.

— А всё-таки это интереснее, чем просто в губки, — сказала Маша.

— Да, но и поцелуй в губки обладает своим шармом. А знаешь, мне сейчас уже виделось, что мы стоим в ЗАГСе, я надеваю тебе кольцо на пальчик, и после объявления нас мужем и женой мы сливаемся в бесконечно нежном поцелуе.

— Да, я тоже это представила, — тихо сказала Маша и взяла меня под руку. — Если теперь наши поцелуи вышли на новый уровень, то считай переросли ходьбу за ручки, как думаешь?

— Нет, я так не думаю. В таком положении я не чувствую тебя. А держать твою маленькую и нежную ладошку — великое блаженство.

— Ты прав. Что-то в этом есть.

— Не нужно взрослеть раньше времени. Разве не прекрасно, что с тобой я вновь чувствую себя ребёнком? Тем самым ребёнком, который восторженным благоговейным взглядом смотрит на небо, наблюдая за тем, как перелетают птицы с одного дерева на другое.

— Тебе бы книги писать.

— Да ну, ни таланта, ни умения. Сочинения я всегда плохо писал.

— Но ты подумай об этом.

— Хорошо, подумаю, но всё-таки, как тебе девочки?

— Ой, они славные. Мне понравились. Но правда вы там как-то шутили на какие-то странные темы, что я ничего не понимала. Слишком умные вы.

— Какие твои годы. Как Настя? Не приревновала в этот раз?

— Да ну тебя. Что, так забавно смеяться над моими чувствами?

— Ну Маш, не принимай всё так близко к сердцу. Это же всего лишь подкол.

— Да я знаю. Я же сейчас только так, подколоть тебя. Чтобы ты там начал извиняться, а в качестве извинений может даже и поцеловал меня…

— Ох, прошу прощения моя принцесса, позвольте мне загладить свою вину, — сказал я и поцеловал Машу.

— Ну вот, другое дело. А вообще Настя хорошая девушка. На неё посмотришь, так и не подумаешь, что способна на это.

— Да, это точно. Она не только хорошая, но и сильная. Только выписалась и сразу встречать меня, чтобы поздравить с днём рождения. Ещё и позвала в пиццерию всю компанию. Да и вообще, я считаю, что, то, что она несколько раз смеялась — победой. Она многое пережила, но нашла в себе силы и прийти и вообще она молодец.

— Это точно. У неё всё будет хорошо. Не без нашей помощи конечно, — сказала Маша и мы уже подходили к её дому.

— Маша, знаешь, что говорил Наполеон о девушках? — спросил внезапно я.

— Нет. Он случаем не был женоненавистником?

— Отнюдь. Он сказал: «Красивая женщина радует глаз, добрая — услада сердца: первая — безделушка, вторая — сокровище».

— Интересно. И кто же тогда я?

— А мне повезло больше, чем величайшему императору. Ты у меня радуешь и глаз и сердце. Ты — драгоценнейшее сокровище. Спасибо, что поддержала Настю.

— Вань, это меньшее, что я могу сделать. Я же сделала это искренне.

— Знаю, поэтому и говорю, что ты у меня лучше всех. Ох, как же я устал за этот день, — сказал я, проводя Машу домой.

— Представляю, — сказала девушка.

— Ну что, будем прощаться?

— Воу, погоди, ты думаешь я тебя отпущу без подарка?

— Так тот поцелуй не был подарком?

— Не, это было лишь для подогрева. Я насамом деле удивлена, почему ты не спросил про тубус, который я сегодня весь день таскала.

— Ну, я не спросил потому, что ты говорила о том, что у тебя в школе какая-то выставка, и ты покажешь свою работу.

— А вот и нет. Никакой выставки не было. Это подарок тебе, — сказала Маша и сняла с плеча тубус и вручила мне, словно рыцарский меч.

— Ого, слушай, я даже не знаю, что и сказать…

— Нет, ты знаешь, что нужно сказать, — игриво проговорила Маша.

— Я люблю тебя. Всем сердцем и душой, — сказал я и поцеловал эту замечательную девушку.

— Ну вот, а сказал, что не знаешь, — промурлыкала Маша после нашего поцелуя. — Я люблю тебя. Больше жизни.

— Мы же так не разойдёмся, да? — спросил я после очередного поцелуя.

— Я могу маме написать, чтобы она спустилась и забрала меня, — смеясь сказала Маша.

— Я против твоей мамы ничего не имею, но давай не будем доводить всё до крайности.

— А разве не в этом суть?

— Маш, я люблю тебя, — сказал я и обнял девушку на прощание, после чего отпустил девушку. Нужно было найти в себе силы, чтобы сделать это. Настолько не хотелось с ней расставаться.

— Ай лав ю! Их либе дищ! — кричала Маша мне вслед.

***

— Здоров Ваня, — поприветствовал меня Миша. — С днём рождения, дружище! Ну ты и долго конечно.

— Привет. Да у меня сегодня день событий случился.

— Ну ладно. Расскажешь, наверное, завтра, да?

— Да не, почему? Думаю на выходных, когда всей компанией будем отмечать.

— А, ну хорошо. А что это у тебя? Тубус?

— Да, он самый. Подарок от Маши.

— Ну, если от Маши, то видимо не тубус, а его содержимое.

— Да. И у меня есть идеи о том, что там может быть. Но лучше не буду гадать, а сейчас открою.

— Вау! Я и не знал, что она так круто рисует, — сказал Миша, когда я развернул полотно. Это была та самая картина, которую мне показывала Маша накануне разговора с её мамой. Волк, воющий не на луну, а на выходящее из-за туч солнце.

— Да, она очень талантливая.

— Ты это и ожидал?

— Да. Я уже видел эту картину. Она показывала её мне. В первый день нашего знакомства она сказала маме, что со следующего занятия они берутся за выполнение индивидуальной объёмной работы. Она рисовала эту картину полгода. Ради меня.

— Ну, сейчас я вспоминаю свои слова в Новый год, и чувствую себя ещё большим придурком.

— Да ладно, всё хорошо. Просто мне повезло. Повезло, что юная и талантливая красавица, впервые надевшая туфли с каблуком, упала на тротуаре в метре от меня. Повезло.

— Нет, не повезло, — сказал Миша, и получив от меня вопрошающий взгляд, продолжил. — Помнишь слова Кости в Новый год?

— Что-то вроде о дерьме и медных трубах?

— Не совсем. Я о том, что ты это заслужил. Тебе не повезло. Ты заплатил за это счастье своими прошлыми страданиями и разрушенными надеждами. Ты это заслужил.

Глава 12

Пафос, торжество и красота. Так в трёх словах можно описать мэрию. В зале для награждений было людно. Награждали же не только меня. Обошёлся я без медали, но хотя бы грамоту дали. А всё-таки медаль была бы куда круче.

— Иван, можно Вас на пару слов? — спросили журналисты, стоило мне выйти из зала.

— Хорошо, давайте. Я же вам обещал. Что вас интересует? — ответил я.

— Вы чувствуете себя героем?

— Героем? Нет, нисколько. Я пытался спасти чужую жизнь, позабыв о своей. Как по мне, это не героизм. А опрометчивость, безрассудство. Слабоумие и отвага, если хотите.

— Было ли Вам страшно? Как Вы решились на этот поступок?

— Странно конечно, но в момент прыжка мне не было страшно. Но я боялся. И когда разговаривал с Настей на мосту, и когда плыл к берегу, а конечности начинало сводить. А как я решился? Ну, знаете, за это стоит сказать толпе, что окружила бедную девушку. Ведь вдвойне охотно бросаешься в воду спасать человека, когда находятся люди, которые не решаются на это.

— О чём Вы думали тогда на мосту?

— Ну, наверное, о том, что нужно помочь человеку. Я же не хотел прыгать вдогонку. Я думал, что смогу словами помочь, но не вышло. А когда Настя прыгнула, там уже как-то само решение пришло.

— Настя? Так зовут прыгнувшую девушку? Вы с ней виделись после этого события?

— Да, Настя — это та девушка, вслед за которой я прыгнул с моста. И да, мы уже пересекались пару раз. Один раз она пришла ко мне в ВУЗ, чтобы поздравить с днём рождения, а второй раз был совсем недавно, буквально на днях.

— Что вы можете сказать о ней?

— Ох, ну, я даже не знаю. Я же не её лечащий врач или отец. Мы виделись ведь всего три раза. Но она хорошая девушка, которой просто не повезло. Аккурат к моему дню рождения она прошла курс реабилитации в психиатрической больнице, так что думаю ей там помогли. Во всяком случае, Настя быстро сдружилась с моими подругами и моей девушкой.

— Да, насчёт девушки. Тогда, на мосту, Вы говорили, что многим обязаны ей. Что Вы имели в виду?

— Ну, я вроде всё тогда сказал. Что она своей любовью ко мне сделала меня более добрым, чутким, сострадательным. И да, раз уж вы снимаете это всё на камеры, то хочу сказать: «Маша, моя принцесса, я люблю тебя»

— А как отреагировали Ваши родители?

— Ох, ну вы знаете родителей. Конечно мама очень сильно перепугалась, но мой врач сразу успокоил её, сказав, что со мной всё будет хорошо, что у меня ничего серьёзного нет.

— Они гордятся Вами?

— Да вы знаете, раньше и поводов не было особых, а они все равно гордились мной. Теперь и подавно.

— Ну что же, и это было интервью с главным человека Санкт-Петербурга последней недели февраля. Спасибо ещё раз Иван за интервью и спасибо за то, что своим поступком спасли жизнь человека. Кто знает, может кто-то, глядя на Вас тоже станет чуточку добрее и сострадательнее?

***

— Слушай, это не смешно, — сказал я.

— Да я серьёзно. Ну давай попробуем! — сказала Маша.

— Ты шутишь? Спеть дуэтом песню на твоём выпускном?

— Ну а почему бы и нет? Ты же записал для меня кавер.

— Да, записал. Но с какой попытки? А тут живое выступление!

— Да не переживай ты так, у нас ведь ещё больше месяца впереди.

— Всего лишь! Маш, я не сомневаюсь в твоих способностях, но пожалей ты меня. Мне же, как говорится, медведь на ухо наступил.

— Всё будет хорошо, не переживай.

— Знаешь, ты говоришь, как радио, у них вон, тоже всегда «всё будет хорошо». Но что-то ничего хорошего я у них не слышал.

— Ахах, ладно, я поняла, из русских песен не выбираем.

— Ну, по моим вкусовым предпочтениям это и так было понятно.

— Хорошо, значит ты уже согласился. Осталось выбрать песню.

— Погоди, и ничего я не соглашался…

— Да? А кто подтвердил мои слова о том, что из русских песен не выбираем. Значит выбираем из других песен.

— Ловушка. Я так и знал. Но с другой стороны, если ты взялась за это дело с таким усердием, то всё, что я могу — это лишь немного поломаться. Однако итог всё равно будет одним.

— Вот и умничка. Хороший мальчик.

— Я вот даже и не знаю, комплимент это или издевательство? Целовать мне тебя или нет?

— А что, без комплиментов мы больше не целуемся?

— Ты же знаешь, что я снова лишь ломаюсь. Разве мне надоест тебя целовать? — спросил я и поцеловал Машу в щёчку.

— В щёчку?

— Ну да. Я же сказал, что не понял, что это было. Комплимент или издевательство? Поэтому только в щёчку.

— Ну хорошо. И да, я между прочим максимально иду к тебе навстречу. Выбрала песню из твоих аудиозаписей. А если конкретнее, то из твоего плейлиста «love».

— Погоди. Выбрала? Уже?

— Ну да. Ты же не думаешь, что я пришла к тебе в воскресенье не подготовленной? Вчера вот два раза прослушала твой плейлист. Хороший, мне понравился. Отметила понравившиеся песни, а из них уже выбрала. Нет, ты конечно можешь возразить. Вдруг тебе сильнее нравится другая песня.

— Ну, не томи. Что выбрала?

— Песню твоей любимой группы, «Broods», под названием «1000х».

— Эм…, — промычал я, чтобы дать себе время припомнить эту песню, — а, вспомнил. Песня хорошая, мне очень нравится. А группа не самая любимая. Одна из любимых. Одной любимой у меня нет. Но ты меня решила замучить, да?

— С чего ты это взял? Ты же сам сказал, что тебе песня очень нравится. И мне нравится. Очень красивая, романтичная, мелодичная.

— Ты хочешь, чтобы я пел партию Джаредда Джеймса? Ты не заметила, эм, что наши голоса «слегка» разные?

— Поэтому и выбрала эту песню. Во-первых, соло партия Джеймса там совсем небольшая, тебе будет гораздо легче. Во-вторых, в песне, когда солистка и Джеймс поют вместе, солистку слышно лучше, более отчётливо. Так что ты будешь петь тихо, а я погромче, прямо в такт оригинала. Таким образом, твой непрофессионализм будет не заметен. В-третьих, это всё-таки мой выпускной, так что и мой парт там куда как больше. Так что считай себя приглашённой звездой, — сказала Маша, нагловато поправив волосы.

— Кхм, когда это мы стали оттеснять друг друга на второй план?

— Эм… Да, ты прав. Извини. Я не это имела в виду. Ну, то есть я действительно считаю, что будет лучше, если моя партия будет больше твоей. А про приглашённую звезду… Это я так, как ты говоришь «ляпнула». Не подумала. Извини?

— Хорошо, мир. Но ты же помнишь, какие извинения у нас в почёте? — игриво сказал я.

— Конечно помню, влюблённый в принцессу рыцарь, — сказала Маша и наши губы соприкоснулись.

— Без языка? — спросил я.

— Ну да. Я просто не поняла, то ли на меня действительно обиделся, то ли ждал извинения, — сказала Маша, напоминая мне о своих недавних словах.

— Мда, персонаж издевательски возвращает фразу, сказанную тем ранее. Грех.

— Да хватит тебе. Лучше всё-таки скажи, что думаешь о песне и выступлении?

— Ну, можно.

— Отлично. Пока будем репетировать песню дома, как будет всё готово на уровне выше среднего, будем ходить в школу.

— В школу? Зачем? У меня аттестат есть, — попытался съёрничать я.

— Репетировать танец.

— Что? Танец? А это ещё зачем?

— А ты что, думал мы выйдем на сцену, встанем как вкопанные, споём песню и уйдём?

— Ну, в идеале конечно да.

— В идеале конечно, нет. Наши хореографы поставят нам танец, будем приходить и репетировать. Но сначала нужно разобраться с песней. Танец выучить куда как легче.

— Ох, вот же я попал.

Вот и начались репетиции. Мало мне было учёбы, так теперь ещё и это. И да, по началу я действительно ворчал как старый дед. Было сложно? Отчасти. Поначалу это сильно раздражало, что, оставаясь с Машей наедине, мы не могли заниматься друг другом. Но вскоре я осознал, что совместная работа только скрепляет наш союз. Видя напор и желание Маши, я не мог позволить себе прохлаждаться, сачковать. Она была требовательна к себе, в то же время снисходительна ко мне. Но я видел в её взгляде, что она очень сильно хотела, чтобы и я выложился на полную. Понял я это тогда, когда, придя к ней, взял ноту идеально, хотя ещё позавчера она была удовлетворена и тем результатом. Может быть это, новый этап в наших отношениях? Не только лишь жить для другого, а ещё и работать для другого. Не знаю, но нам было хорошо и за подготовкой к выпускному. Да, нам было бы хорошо, когда и где угодно, лишь бы мы были вместе, но это другое. Она искренне радовалась моим успехам, а я каждый раз, приходя домой, занимался дополнительно. И всё для того, чтобы обрадовать Машу. Чтобы сделать выпускной для неё незабываемым. Чтобы не подвести её. И так постепенно, строчка за строчкой, куплет за куплетом, репетиция за репетицией, мы вышли на пик готовности.

***

— Нет, ну ты просто красавец, — сказал Миша, когда я полностью приоделся в брюки, рубашку, пиджак и галстук, — модная причёска ещё. Ну прям голливудский актёр. Слушай, ты там только осторожно.

— А, ты о чём? — спросил я.

— Если ты неопрятный и небритый разбил сердечко Маши, то такой ты разобьёшь сердца всех выпускниц. Тебе вообще Маша разрешила так наряжаться? — шутливо спросил Миша.

— Как-то не удосужился спросить. Но я хочу, чтобы все взгляды были направлены на неё. Мальчишки будут смотреть на своих девчонок, те в свою очередь будут смотреть на меня, а я буду вместе с Машей. Таким образом все взгляды будут устремлены на неё. Это её выпускной. Так пусть она будет в центре софитов весь вечер. Ну а я лишь помогу ей с этим. Помогу сиять сквозь мрачные тучи, озаряя собой всех.

— Да, вот что значит любовь. Говоришь прям как поэт.

— Ты забыл? Я же в старших классах писал стихи.

— Точно. А Маше писал?

— Нет. Я и навык растерял, да и нам не нужны стихи, чтобы говорить о своих чувствах, — сказал я.

— Понятно. Ну ты как, готов?

— Всегда готов.

— Вот и отлично, потому что тебе пора выходить. Ты с Машей поедешь?

— Нет, мы отдельно доберёмся. Вот будь у меня своя машина, тогда другой разговор. Ну ладно, я пошёл.

— Ни пуха, ни пера.

— К чёрту!

В метро пришлось смотреть себе под ноги. Выпускной ведь не только в школе Маши, а это значит, что весь вагон был забит школьниками. И соответственно школьницами. Ну а таких молоденьких всегда тянет на парней постарше. Поэтому и пришлось смотреть под ноги, что бы ни напридумывали себе чего лишнего. Наконец я добрался до клуба, в котором должен был пройти выпускной. Маши ещё не было. Поздоровавшись со знакомым мне персоналом школы, я встал подальше у входа, чтобы первым встретить моё счастье. Тогда ко мне подошла одна девушка, которая показалась знакомой:

— Ждёте Машу? — спросила со спины девушка, отчего я слегка вздрогнул плечами.

— А? Да, жду Машу. А ты…

— Соня. Я в одном классе с Машей.

— Ага, тогда понятно, почему твоё лицо показалось мне знакомым.

— Она гордится Вами.

— Спасибо. И можно на «ты». Мне так легче.

— Договорились. Ей повезло с тобой. Если честно, у нас все девчонки завидуют Маше.

— Кхм, спасибо, — сказал я краснея.

— Просто каждой девочке хочется видеть рядом с собой большого, сильного, мужественного, храброго, доброго, умного мужчину. Так что Вы что-то вроде идеала. Прости, мы же договорились, что на «ты».

— Я не идеален. Я просто такой, какой есть. И если я такой идеальный, то где были девушки все мои 19 лет? — пошутил я.

— Хах, ну да. Ладно, я пойду. Удачно выступить с номером.

— Спасибо.

— И…

— Что такое?

— Я бы хотела с тобой потанцевать медленный танец потом, — сказала Соня и покраснела как переспелый помидор, — но это, наверное, тебе нужно обсудить с Машей.

— Эй, Соня, мы с Машей вместе, мы любим друг друга, и мы не можем представить жизнь друг без друга, но это не означает, что мы не можем принимать самостоятельные решения. Если тебя это успокоит, то мы договорились, что у нас только последний медляк. Все остальные в вашем распоряжении. Их там обычно сколько, три? Ну вот, всё будет в твоих руках. Я не откажу. Если только это не будет последним танцем.

— Хорошо, — сказала обрадовавшаяся девочка, — тогда сильно не смущайся, если я буду караулить около тебя. Уж слишком сильная будет конкуренция.

— Да, возможно, — сказал я и увидел подъехавшую машину с Машей. — Ну а теперь мне пора. До встречи.

— До встречи.

— Что же, надо… — начал говорить и не смог закончить фразу, сказанную в пустоту. Из машины вышла Маша. Она выглядела словно ангел, спустившийся спасти всех грешников. То самое платье, кремовые туфли с высоким каблуком, пышная и завитая причёска, и много косметики на лице. Нежные красно-розовые губы, яркие и выразительные тени и чёрные ресницы выгодно выделяли ослепительно-красивые глаза. Я так и стоял, наверное, даже с разинутым ртом, пока ко мне не подошла шедшая впереди мама Маши.

— Кавалер, подберите челюсть с асфальта, — сказала Наталья.

— Эм, да, сейчас. Только дайте налюбоваться. Маша, ты просто… — начал я говорить подошедшей девушке.

— Да, я тоже поражена твоим внешним видом. Захотел сердца всем школьницам разбить? — улыбаясь сказала Маша.

— Мне бы для начала дар речи вернуть. Маш, ты просто обворожительна. Само совершенство.

— Ну, ты тоже ничего, — сказала девушка и мы наконец поцеловались.

— Если бы ты сказала вчера, что будешь так выглядеть, я бы не согласился на всего лишь один медленный танец, — сказал я, смеясь, отчего заразил смехом и Машу.

— Ты главное слова песни не забудь.

— Да глядя на тебя я не то, что слова, я забуду какого это, петь.

— Ладно, идём, мой рыцарь, — сказала Маша и взяв её под руку, мы отправились в зал.

Как и всякий гость, я сидел отдельно от выпускников. И конечно же, я сидел вместе с Натальей Игоревной. Мы мило болтали, в основном о Маше, иногда обо мне. Меня зазывали на магистратуру перевестись на юридический факультет. А уж после выпуска Наталья Игоревна напряжёт все свои связи и устроит меня куда-нибудь. На крайний случай к себе ассистентом. А там поднаберусь опыта и можно будет свою кантору открыть. Такая перспектива мне приглянулась, так что я пообещал, что подумаю. Хотя думать тут было нечего. В гуманитарной среде юристы и экономисты наиболее востребованы и успешны. С математикой у меня плохо, тогда как право мне всегда было симпатично. А если есть возможность облегчить себе будущую жизнь, то почему нужно от такой возможности отказываться? И я опять начал мечтать. Вот я, такой успешный и богатый юрист и вот Маша, моя жена, известная певица. Или художник. Даже не знаю, ведь сама Маша не знает, кем она хочет быть в будущем. Но это неважно. Мы будем вместе, а нам для счастья больше и не надо.

Вдруг Наталья Игоревна подтолкнула меня в плечо. Наш выход. Наша песня. Я вышел и оказался перед Машей. Мы улыбнулись и кивнули друг другу. Общий свет погас, и в свете прожекторов остались лишь мы с Машей по разные стороны сцены. С первых нот у меня задрожали ноги, но я первый вступаю и задаю общий тон выступления. Подношу микрофон ко рту и начинаю петь. Есть. Получилось не выдать дрожь в голосе. Парт Маши. Справляется отлично, хотя видно, что и она волнуется. Ещё двустишье перед припевом, которое поём мы вместе и сближаемся друг с другом. Припев. Наши ладони соприкасаются и вскоре расходятся. Мы не изображаем любовные муки движениями рук, нет. Мы живём этим. С нами можно было не репетировать. Наши движения искренние, ведь эта песня о любви в тысячный раз. Нам нет смысла показывать и придумывать страсть между нашими лирическими героями, ведь между нами итак бушует страсть, которую мы переживаем особенно сильно, медленно кружась в трогательном танце любви. Припев заканчивается, и мы снова расходимся. Затем следует совместный парт и парт Маши. Я еле сдерживаю слёзы. Припев, и мы снова сходимся. Перед следующим припевом «передышка» поэтому мы кружимся в медленном танце, после чего расходимся, чтобы в последнем припеве показать все наши чувства. И мы их показываем, не скрывая. Нам не получается скрывать слёзы, поэтому мы их демонстрируем. Это песня о нас, о любви на тысячу лет. Припев заканчивается, как и было заготовлено, Маша падает на мою приготовленную руку. Я лишь немного наклонился, тогда как Маша едва доставала до пола своими пятками. Мы смотрели друг другу в глаза и горели. Не то мы, не то наши глаза. В них были слёзы счастья. Слёзы той неземной любви, что меняет мир. Вот-вот должны были вновь объявить нас, ведь номер на этом заканчивался, так что я понял, что нельзя терять ни мгновения. Я сильнее наклонился к Маше, и увидев согласие в её глазах, мы слились в жарком, страстном, долгом поцелуе любви. Открыв глаза, я заметил, что Маша их всё ещё держала закрытыми.

— Маш, ты можешь открыть глаза, — шёпотом сказал я на ушко девушке.

— Дай мне ещё секунду насладиться этим моментом. Ведь я словно в раю. Даже нет, мне и рай не нужен, если моя жизнь такая. И ангелы не смогут дать мне того чувства любви, которое даёшь мне ты.

— Потому что я и есть твой ангел, который будет с тобой всегда. Я всегда буду с тобой и в этой жизни, и в следующей и дальше.

— Значит мы обречены на вечное счастье?

— Да, мы самые счастливые люди в мире.

— Верно, — сказала Маша, поднимаясь на ноги.

— Пока ведущий не опомнился, — начал говорить я в микрофон, — я бы хотел кое-что сказать. Маша, я люблю тебя тысячу раз!

Из глаз, казалось успокоившейся Маши, вновь хлынули слёзы, так что она прикрыла лицо руками. Не в силах смотреть друг на друга, мы ушли в уборные, как только нас всё-таки вновь объявили. Нужно было умыться. В зале объявляли первый медленный танец, затем номера других классов и других ребят. Надо бы возвращаться. Глаза хоть и красные до сих пор, но я все равно сижу в дали, так что не страшно. Так что я побрёл к своему месту. Проходя на своё место мимо столиков, я заметил, что Маша ещё не вернулась. Но это и не удивительно, что ей требуется больше времени, чтобы прийти в себя.

— Ну вот что мне с тобой делать? Вернее даже с вами? — спросила меня Наталья Игоревна, как только я сел за столик.

— А разве с нами нужно что-то делать?

— Нет, но понимаешь, — замялась Наталья, — я за свою не столь короткую, но и не столь длинную жизнь не видела подобного. Подобной любви. Такой глубины и силы чувств.

— А это плохо? Чего Вы боитесь?

— Нет, это просто прекрасно. И знаю, что Маша отсчитывает каждый день до своего совершеннолетия. Каждый прожитый день приближает её к вашей свадьбе. Но до совершеннолетия ещё больше двух лет, и я боюсь…

— Что наши чувства остынут?

— Да, примерно этого.

— Этого не будет. Мы не допустим.

— Да, я хочу в это верить. Потому что я не хочу моей судьбы для дочери.

— Вы о разводе?

— Да. Я была юна и глупа. Наивно полагала, что ребёнок спасёт наш брак. Но спустя 5 лет после рождения Маши, мы развелись.

— А она видится со своим отцом?

— Да, конечно. Раза три в год. Он её любит, но меня похоже, что не любил никогда.

— Мне жаль, что у Вас всё так сложилось.

— Ничего, всё нормально. Я же уже 10 лет живу одна. О, смотри, ещё один номер от нашего класса. Танец.

— Маша не участвует?

— О, нет. Если бы она участвовала во всех трёх номерах, то это бы не поняли.

— Во всех трёх? То есть у Маши ещё будет выступать?

— Упс, кажется я проговорилась. Это должен был быть сюрприз.

— Кхм, ну ладно. Наталья Игоревна, а у вас были мужчины после развода? Всё-таки 10 лет, как Вы сказали.

— Да, мужчины были. Но до чего-то серьёзного никогда не доходило.

— А была какая-то одна причина, или множество факторов влияли на это?

— Пожалуй, что множество. Смотри, а вот и наша Маша вернулась. Ну вот, всю тушь пришлось смыть. Я ведь уже спрашивала у тебя, до чего ты довёл мою дочь?

— До счастья и блаженства?

— Эх, пожалуй что так. Я кажется начинаю ревновать.

— Ревновать?

— Да. Машу к тебе. Мне кажется, что… Да нет, даже не кажется, а так оно и есть. Она любит тебя больше меня.

— Я думаю Вы не правы. Просто любовь ко мне она демонстрирует, а свою любовь к Вам она скрывает глубоко внутри, как и все подростки в этом возрасте.

— Возможно. Вторые выступления заканчиваются, а значит пора для медленных танцев. Первый ты пропустил, а последний за Машей. Ого, ты только глянь! — сказала Наталья Игоревна и движением головы указала на группу из четырёх школьниц, которые двигались в нашу сторону, — да ты прямо нарасхват!

— Эм, да, бывает и такое, — сказал я неуверенно. Номер закончился и ведущий объявил о втором медленном танце.

— Ваня! Можно тебя пригласить на танец? — хором закричали девочки?

— Воу, девочки, мне конечно же льстит такое внимание, но вас много, а я один. Вы пришли одновременно, а бросать жребий — значит проявить неуважение к вам. Однако кое-кто не побоялся и подсуетился заранее. Соня? — сказал я и протянул девочке руку. Спустя мгновение раздумья, она вложила свою ладонь в мою, и мы пошли в центр зала. По дорогу Соня обернулась, взглянув на тех, кого она обошла.

— Спасибо, — сказала Соня, когда моя рука оказалась у неё на талии, а её рука на моём плече.

— Ну это же правда. Ты наверняка нервничала, прежде чем подойти ко мне тогда, перед выпускным, так что я вознаградил твою решимость. К тому же, это означает, что тебе это больше всех нужно. И да, ты что показала им язык?

— Ахах, нет, я лишь подмигнула и подразнила.

— Эх, подростки. Хотя я сам подросток, — сказал я и обвёл взглядом зал. Недалеко от нас Маша танцевала с каким-то парнем. Весьма симпатичным кстати. Мы с ней встретились взглядами и кивнули друг другу.

— Ты хорошо танцуешь, — сказала Соня.

— А мне всегда казалось, что плохо. Ну это видимо для тебя хорошо. А, и Соня, только не влюбляйся в меня, хорошо?

— Мне кажется поздно, — сказала девушка и опустила взгляд. Вскоре танец закончился, и поблагодарив Соню за танец, я отправился на своё место.

— Ну что, как поворковал? — спросила Наталья Игоревна.

— Хорошо, грех жаловаться, — невозмутимо сказал я. — Это видимо у вас семейное, да? Такие шуточки?

— Возможно. О чём поговорил с Соней?

— Сказал ей о том, что не стоит в меня влюбляться.

— Ух ты. А она?

— Сказала, что уже поздно.

— Мда, появился значит ловелас и разрушитель сердец девятиклассниц. Теперь все будут не только Маше, но и Соне завидовать.

— Ох, может хватит об этом? Я просто устал от этих разговоров, о том, какой я идеальный, ловелас, и вообще мужчина влажных грёз.

— Ахаха, ну ладно. На чём мы остановились? Ах да, на мужчинах в моей жизни. Причины были разные. И я уже не помню какие. Но помню, что вскоре решила, что в моей жизни есть место только для Маши и работы. Впустить в свою жизнь мужчину, значит пожертвовать чем-то. Разумеется, пожертвовать Машей, моей долгожданной дочкой, единственным ребёнком я не могла. Работа? И надеяться на то, что мужчина обеспечит достойную жизнь мне и дочери? Нет, благополучие дочери в моих руках, так что я сделала свой выбор. О, а вот и тот долгожданный момент.

— Вы о чём? — спросил я, и ответила мне не Наталья Игоревна, а ведущий, который объявил Машу.

— Можешь встать, — тихо сказала мне Наталья Игоревна, пока Маша ещё не начала петь, — ей это поможет. Ведь это песня для тебя.

— Я знаю эту песню…, — тихо сам себе сказал я и встал.

Это была Лана Дель Рей. «Young & beautiful». И теперь я понял, почему мне стоило встать. Чтобы Маша видела меня. Она была почти недвижима, лишь покачивалась слегка, словно травинка, колышимая ветерком. Плавные и нежные движения рук придавали изящества этому чуду. Мы не отводили глаза друг от друга. Но вскоре песня кончилась, и Маша вновь сошла со сцены прямо в уборную.

— Это было…, — замялся, подбирая нужные слова, — просто восхитительно.

— Да. Она сильно переживала, что не сможет. Песня очень сложная, но она чувствовала, что спеть нужно именно её.

— Да…, — только и сказал я. Остальные выступления конечно прошли мимо меня. Я ждал медленного танца. Нашего танца. Ведущий объявил о том, что основная программа заканчивается. Через несколько мгновений будет объявлен последний танец. Мы с Машей встречаемся взглядами. Чувствую, как ноги каменеют, не в силах поднять меня с места.

— Ну что, твой звёздный час, рыцарь, — помогла мне справиться с волнением Наталья Игоревна.

— Да, мой звёздный час, — сказал я себе и направился к Маше. — Принцесса, соизволите ли Вы подарить верному Вам принцу танец?

— Принцесса высоко ценит преданность и любовь своего рыцаря, так что она соглашается на танец, — сказала Маша, и взяла мою руку. По нам скорее всего было видно, как тяжело даётся этот наигранный пафос. Мы кружили в самом центре зала, но Маше было тяжело даже смотреть на меня, поэтому она опустила взгляд. Я же свысока наблюдал за несвойственным ей смущением.

— Буду, — сказал я, разрушив непривычную тишину.

— Что? — спросила меня Маша, подняв голову.

— Я про песню. Там же поётся о том, будешь ли ты меня любить, когда я уже не буду так юна и красива. И я тебе говорю: буду. Всегда.

— Да, я просто… Просто я боюсь.

— Маш, я полюбил тебя не потому, что ты моложе меня. А потому что ты — это ты. И ты великолепна. И ты любишь меня.

— Да, я знаю. Просто я сегодня чуть не сошла с ума от чувств. Извини. Извини, что не могла даже посмотреть тебе в глаза.

— Всё хорошо. И бояться — это нормально. Все бояться.

— Даже ты?

— Особенно я.

— Боишься за меня?

— Не только. Боюсь потерять тебя. Боюсь потерять счастье. Боюсь, что проснусь, и всё это окажется сном, а жизнь снова будет серой, мрачной, депрессивной.

— Это не сон. Это реальная жизнь. Наша жизнь. И я всегда буду с тобой. Навеки.

— Да, навеки. Ну что, можно насладиться этим днём максимально сильно. Пойдём встречать рассвет?

— Вань, часть этих людей я возможно больше не увижу, — тихо сказала Маша и прижалась своей щекой к моей груди, — я бы хотела погулять со своими подругами. Ты не против?

— Конечно нет. Я и так украл тебя практически на весь выпускной. А это вроде не 14 февраля. В конце концов, это твой праздник. Оттянись как следует!

И вот Маша ушла гулять, встречать рассвет со своим классом. Наталья Игоревна предложила подвезти меня, но я отказался. По всему городу гуляли сотни, тысячи выпускников, так что я решил пройтись пешком. И всё для того, чтобы напомнить себе об этой приятной атмосфере праздника и ожидания новой жизни. Я помню это. Витавшие в воздухе мечты и надежды о поступлении в ВУЗ мечты, об успешной учёбе, о престижной работе, о счастье в конце концов. Помню и то, года пришли результаты по ЕГЭ. ВУЗ мечты накрылся медным тазом, а вместе с ним я похоронил и остальные свои надежды. Мой выпускной был последним моментом моей жизни, про который я могу сказать, что был счастлив. Последний до Маши, разумеется. Она всё перевернула. Теперь видятся перспективы обучения и в моём ВУЗе, а предложение Натальи Игоревны лишь укрепляет мою уверенность в том, что счастье моё будет связано не только лишь с Машей. Общечеловеческий успех будет дополнять блаженство жизни, которое я испытываю от нашей любви.

Глава 13

Где-то через неделю после выпускного, Наталья Игоревна пригласила меня к ним в гости.

— Маш, это ты предложила пригласить меня? — спросил я у девушки. Мы шли после свидания, и как раз направлялись к Маше домой.

— Нет, что ты, я не предлагала. Разве что намекнула…

— Ага, понятно. Хорошо. Как думаешь, она согласится?

— Надеюсь. К тому же ты нравишься моей маме.

— Да здесь одной симпатии мало будет. Тут ещё вопрос доверия.

— А ты что, не доверяешь моей маме?

— Эм…

— Да я пошутила! Расслабься. Мне кажется ма тебе доверяет.

— Но доверит ли дочь?

— Да успокойся. Ты же знаешь, я на твоей стороне, а вдвоём мы сумеем пролоббировать наш выбор.

— Ого, ты откуда такие словечки узнала?

— Эй, у меня же мама адвокат.

— Ну это да, но я просто не думал, что ты все эти термины запоминаешь, узнаёшь правильное значение, ну и так далее.

— А я и не узнаю. А что, это слово здесь не подходит?

— Да нет, вполне подходит.

— Ну что, готов? — спросила Маша, когда мы подошли к её дому.

— А ты? Ты же мне помогать вроде будешь.

— Так в том-то и дело, что лишь помогать. Основная тяжесть ляжет на твои плечи. Ну всё, пойдём.

— Знаешь, мне вспомнилась серия Губки Боба. Там он очень много раз говорил «я готов». Так вот и я сейчас также. Я готов, я готов, я готов. Фух, всё, я готов. Пошли!

Вечер проходил спокойно. Мы втроём мило сидели и беседовали. Обсуждали будущее Маши, планы на лето. И вот тут что-то стукнуло по моей ноге. Было нетрудно догадаться, что это была нога Маши.

— Так что, Ваня, ты поедешь домой? — спросила Наталья Игоревна.

— Ну, да, — робея сказал я.

— Понятно. А когда и насколько?

— Эм, если честно, — тихо начал говорить я. Но вновь незаметный для Натальи Игоревны удар намекал мне, что стоит себя вести решительнее, с чем я согласился. Так что я собрался с силами и выдал что есть, — я бы хотел, чтобы Маша поехала со мной. Познакомлю её с моими родителями. Там у нас здорово, честно. Есть дача, а рядом с ней хорошая речка. И Маша тоже хочет.

— Да, хочу. Мамуль, можно? — жалобно спросила Маша.

— Ох. Я боялась чего-то в этом роде. Это конечно не самое худшее, что могло произойти, но всё же. Когда Маша стала намекать на то, что нам стоит собраться втроём, я уж испугалась, что вы сообщите мне новость о беременности.

— Чт…, — попытался сказать я и поперхнулся, — нет, что Вы.

— Да я знаю. И надолго?

— Ну, на месяц.

— Маш, я буду пересылать тебе деньги на карточку. Не заставляй платить родителей Вани за тебя. Если деньги кончатся — пиши.

— Мамочка? Это значит, что…

— Да езжайте вы. Я ведь все равно не смогу вас удержать.

— Ура! — завопила Маша, и бросилась обнимать свою маму. У меня же груз с плеч рухнул.

— А с твоими родителями всё согласовано? — спросила меня Наталья Игоревна.

— Конечно. Мы бы не пошли к Вам, если бы не были уверены в том, что Машу приютят.

— Когда едете?

— Мы планировали взять билеты на ближайший поезд. Это послезавтра. Хорошо?

— Ладно, чего уж там, я ведь разрешила. Удачно отдохнуть.

Мы ехали на ночном поезде, и при сборе вещей очень сильно устали, так что легли спать сразу, как у нас проверили билеты и выдали нам бельё. Проснулись мы рано утром.

— Слушай, а что ты говорил своим родителям обо мне?

— Ты думаешь я помню? Наверное, что ты чудо и я люблю тебя.

— Опять подлизываешься?

— А есть необходимость? Нам же не нужны комплименты для поцелуев, забыла?

— А всё-таки ты подлиза, — сказала Маша и мы поцеловались. — Эмм…

— Да, ты права, перед поцелуями лучше почистить зубы, — сказал я и мы засмеялись.

Путь был неблизкий, всё-таки почти сутки езды, так что мы решили скоротать время за просмотром сериалов. Чем успешно и убили время.

— Сейчас выходим? — спросила меня Маша, спустя ещё 10 часов езды после пробуждения.

— Да. О, а вот и мои родители, — сказал я, когда наш вагон проехал чуть дальше. — Ну что, готова?

— Если получилось позавчера у тебя, то получится и сегодня у меня. Ну а ты мне поможешь.

— Разумеется, — сказал я, и как только поезд остановился, мы пошли к выходу. Тогда я вспомнил, что ошибся с номером вагона, а значит родители ждут у соседнего. Мы с Машей вышли, а я стал озираться по сторонам в поисках родителей. Наконец я встретился взглядами со своим отцом. Посмотрев на нас он взглотнул от переживания. — Ох.

— Что такое? — шепнула мне Маша.

— Они не знают, что тебе 15.

— А это проблема?

— Дело в том, что мои родители — люди, так скажем, старой закалки. И весьма консервативны.

— Ну, тогда точно «ох».

— Мам, пап, привет, — сказал я, как мы подошли друг к другу.

— Ванечка, как же мы соскучились, — сказала мама и обняла меня.

— Ну, с возвращением, сына, — сказал папа и пожал мне руку.

— Спасибо. Мам, пап, знакомьтесь: это Маша, моя девушка. Маша, это мои родители, Ольга Ивановна и Игорь Станиславович, — сказал я, и на мгновение на перроне воцарилась тишина. Стало очень неловко. Настолько, что я уже хотел подтолкнуть Машу, чтобы она не стояла как вкопанная. Но в этом не было необходимости.

— Здравствуйте, очень приятно познакомится, — сказала Маша.

— Так значит о тебе Ваня говорил, что влюблён без памяти, да? — сказал папа.

— Ну, если не обо мне, то тогда не знаю о ком ещё, — нервно сказала Маша.

— Маш, расслабься, — сказал я, после чего обратился к родителям. — Мы с дороги уставшие, так что может поедем домой?

— Да, давайте, а-то мы застоялись, — согласилась со мной мама.

Как и полгода назад, в машине было тихо. Чтобы быть рядом с Машей, я уступил место впереди маме, а сам сел сзади. Маша нервничала. Наверное, как и всякая девушка, которая знакомится с родителями своего парня. Не знаю, о чём она думает, ведь мне по сути не приходилось знакомиться с Натальей Игоревной. Я же познакомился с ней спустя какой-то час после встречи с Машей! О чём люди думают в такие моменты? Да, я знакомлю их не перед непосредственно свадьбой, Маша мне пока что не невестка, но всё же. Маму должно обрадовать то, что Маша умеет готовить, ведь Наталья Игоревна очень часто задерживается на работе и приходится выкручиваться самой. О чём думает моя принцесса? Наверняка о том, что нужно понравиться моим родителям. Хотя она такая милашка, что понравится кому угодно. Я понимаю, что не могу сейчас помочь Маше словом, так что нужно помочь делом. Поэтому я взял её руку и поцеловал. Смотревшая до этого в окно девочка сначала удивилась, после чего мило улыбнулась и положила свою голову мне на плечо. Вскоре мы приехали.

— Ну что, ужинать? — спросила мама.

— Конечно. Лично я голодный как волк, — сказал я. — Сейчас, мы переоденемся и придём.

— Куда? — спросила меня Маша, указывая на свои вещи.

— В левую комнату. Это моя. Прошу Вас, принцесса, — сказал я, открывая перед девушкой дверь.

— Благодарю, — ответила Маша, входя внутрь, после чего зашёл и я, закрыв за собой дверь.

— Маш, не переживай. Я же с тобой. Ты им понравишься.

— Я даже не знаю, а вдруг…

— Так, Маш, оставь свои «вдруг», хорошо? Что самое главное для матерей сына? Чтобы невестка умела готовить и любила его сына. Ну и?

— Эм, ну, я умею готовить. И я люблю тебя!

— Вот и отлично! Этого уже хватит, так что не вешать нос, держать хвост пистолетом и вперёд, — подбодрил я Машу, после чего я переоделся и вышел, оставив девушку переодеваться.

— Сколько ей? — строго спросил папа. Строго видимо только от того, что громко работал телевизор, так что Маша бы нас не услышала. В данном случае это хорошо.

— 15, — невозмутимо ответил я.

— Почему ты скрывал от нас это? — спросил папа.

— А зачем мне было говорить об этом? Чтобы вы читали мне нотации о том, что это якобы неправильно? Что это осуждаемо?

— Да она же ещё ребёнок!

— Ну вот, о чём я и говорю. Отбросьте вы эти стереотипы. Мы любим друг друга. И если вы о сексе, то закон мы преступать не намерены. Так что волноваться вам не о чем.

— Все равно, это как-то…

— Странно? Возможно. Но неужели жизнь не странная штука?

— Вань, ты же знаешь, мы с папой очень тебя любим, и хотим одного: чтобы ты был счастлив. Ты счастлив с ней? Ты любишь её?

— Мам, я не помню, был ли я когда-нибудь так счастлив, как с ней. И конечно же я её люблю.

— Хорошо. Это самое главное.

— Уже за стол садимся? — спросила Маша, открыв дверь и выйдя в тех самых коротких шортах и футболке. В тех самых, в которых она была на нашем «концерте».

— Да, садимся. Руки мойте и за стол, — весело скомандовала мама. Сказано — сделано. Так что через минут пять мы сидели за столом и уплетали за обе щёки картошку с мясом. По крайней мере я уплетал, настолько соскучился по домашней еде. Вернее даже сказать по маминой. Очень скоро начались вопросы к Маше, чему я был рад. Пускай узнают друг друга получше.

— Ну что Маша, как учёба? В каком классе учишься? — спросила мама.

— Закончила девятый, буду переводиться в десятый. Дней 10 назад был выпускной. Надо будет обязательно показать вам. Там и Ваня был. У нас даже совместный номер был.

— Да ты что? Тогда обязательно нужно будет посмотреть.

— А учёба… Ну, аттестат получила и ладно.

— У Маши просто проблемы с точными науками. И естественными, — сказал я.

— Ну да. С гуманитарными получше. У меня просто мама адвокат, так что тут как-то попроще.

— Ого, у нас Ваня тоже гуманитарий. Были когда-то успехи и в математике, и в биологии, но всё же выбрал гуманитарное направление.

— Правда? А я и не знала, — сказала Маша, после чего обратилась ко мне. — Ты мне никогда не рассказывал, что увлекался биологией и математикой.

— Да это просто в детстве было. Так что я и подумал, что ничего серьёзного.

— Чем увлекаешься? — спросил на сей раз папа.

— Пением и рисованием. Раньше увлекалась танцами.

— Танцами? — удивлённо спросил я. — А вот это ты мне не рассказывала.

— Так это же в детстве было, — иронично подметила Маша.

— Что же, тогда квиты, — сказал я.

— Ну что, на следующих выходных на дачу? — спросил папа. — У меня через три недели отпуск, надо будет дом покрасить.

— Да, хорошо. Мы так и планировали. Недельку в городе, потом на дачу.

— Хорошо. Эм, тут ещё такое дело…, — замялась мама, — в твоей комнате диван, в нашей ещё есть тахта, так что…

— Мам, мы в отношениях, помнишь? — сказал я. — Не надо ломать комедию. Мы будем спать вместе. И не надо за нами подслушивать, хорошо?

— Ахах, ну хорошо-хорошо, — подхватил мою шутку папа. — В самом деле. Если вы уже полгода встречаетесь, какая тут тахта.

— Да, это я глупость сказала. Пойду приготовлю вам чистое постельное бельё, — сказала мама.

— Спасибо. И спасибо за ужин! — громко поблагодарили мы с Машей мою маму.

На сей раз нервничал я. Конечно, мы с Машей не раз и не два лежали в обнимку на кровати и не только на кровати, но мы никогда не спали вместе. Более того, лишь Маша видела меня только в нижнем белье. Видеть меня при параде, в пиджаке и брюках ей видите ли захотелось. До сих пор самым откровенным внешним видом Маши для меня была та девушка, что стояла у двери в коротких шортах, с мокрыми волосами и просвечивающиеся влажной грудью через футболку. Так что это был очередной шаг в наших отношениях. Совместный сон на одном диване. Первой помылась Маша, и пожелав моим родителям спокойной ночи отправилась в мою, а теперь в нашу комнату. Следом за Машей, в ванную отправился и я. Во время мытья посещали всякие странные, грязные, но при этом всё приятные мысли. Проскочила даже мысль удовлетворить себя, чтобы не смущать Машу. Что? Чёрт подери, о чём я таком думаю?! Фу! Ну-ка, брысь из моей голову, подобные мысли. Мы любим друг друга, встречаемся уже более полугода, а я её стесняюсь? Стесняюсь её красоты? Бред! И не я ли говорил о том, что мы не будем стесняться в выражениях своих чувств? Так, яйца в кулак и вперёд. Ведь что такого в том, чтобы просто спать вместе со своей девушкой?

— Эм, Вань, ты что, собираешься спать в футболке и шортах? — спросила меня Маша, когда я лёг.

— Эм…

— Не бойся, я не голая, — сказала Маша смеясь, и откидывая с себя одеяло. На ней оказался бесхитростный комплект белой пижамы. Вроде бы ничего особенного, но я проглотил слюну.

— Да, я сейчас, — сказал я и принялся раздеваться.

— М, вижу тебе понравилось моя пижама, — сказала Маша.

— Опять ты в эту игру, да? Хочешь довести меня до покраснения?

— Да ты уже.

— А вот и нет. Так что иди сюда, — сказал я и лёг к Маше. Я оказался сверху, одна моя рука нежно гладила девушку по щеке, тогда как вторая плавно скользила по утончённому телу Маши.

— Я люблю тебя, — сказала девушка, обхватив мою шею руками. Сладостный и мягкий как мёд поцелуй пронизывал всё тело.

— И я тебя люблю, — ответил я, — но хочу кое в чём признаться.

— В чём?

— Я не могу заснуть на спине, — сказал я, отчего моя любовь мило засмеялась.

— Ты же понимаешь, что это не помешает мне закинуть на тебя свои руки и ноги? — улыбаясь своей лучезарной улыбкой сказала Маша.

— Знаю. И ещё. Я бы хотел познакомить завтра тебя со своими друзьями. Мы почти год не ходили в футбол, так что ты не будешь против? Посмотришь нашу игру, потом сходим, покушаем.

— А ты много забиваешь?

— Как пойдёт игра. Но вообще да, я нападающий. А что?

— Хорошо. Тогда я согласна, но при одном условии.

— Каком?

— Все голы ты будешь посвящать мне.

— А разве у меня есть выбор? Спасибо. И спокойной ночи, — сказал я и лёг на спину.

— Спокойной ночи, — сказала Маша, закинув на меня руку. Стоило только мне усмехнутся, как она закинула ещё и свою ножку. Ну разве это не чудо?

Проснулся я один. Однако на душе стало теплее от того, что солнце приятно согревало через прикрытые жалюзи, тогда как на кухне слышалась какая-то возня. Глянув на часы, я понял, что это не мама. Значит Маша. Я тихонько вышел из комнаты и обнаружил Машу, сидящую в одном нижнем белье.

— Доброе утро. Мать, тебе не говорили, что вот так по дому не ходят, — с беззлобной улыбкой сказал я.

— Доброе утро. Мы же сейчас лишь вдвоём, а тебе, насколько я поняла, такой вид весьма симпатичен.

— Нет, ну ты странная. Какому же парню не понравится видеть свою девушку в нижнем белье?

— Я так и думала. Так, с поцелуями придётся повременить, — сказала Маша и остановила меня, — сначала зубы, помнишь?

— Да, точно. Положишь пока завтрак?

— Только тебя и ждала, чтобы сделать это.

Позавтракав, мы пошли гулять. И конечно знакомиться с моими друзьями.

— О, а вот и наш новый женатик! — приветствовали меня друзья.

— Да, в компании женатиков пополнение, — подтвердил я.

— А в семье Ростовых не планируется пополнение? — пошутил Костя. Все оценили шутку и посмеялись.

— Ну, если когда я забью гол, засуну мяч под футболку, то для вас уже не будет секретом, — сказал я, отчего мои друзья напряглись.

— Так, стоп. Чего? — спросил недоумённо Влад.

— Не только вам ведь шутить, правда? — сказал я.

— Блин, а я ведь на секунду даже поверил, — сказал Серёжа. — Ладно, пошутили и хватит. Маша, верно?

— Да, она самая, — ответила Маша. — А вы лучшие друзья Вани?

— Они самые. С первого класса. Правда за последний год у Вани стало на одного лучшего друга меньше, — с грустью в голосе сказал Костя.

— Что? — одновременно я одновременно с Машей.

— Ну а как? Осенью был лучший друг, а теперь всё, нет. Теперь девушка.

— Ну шутник, — сказал я, смеясь.

— Ох Маша, ты бы только знала, как он плакал от счастья в новый г-год, когда нам рассказывал о тебе, — сказал Влад.

— Ну парни, хорош уже. Шутки шутками, но клеветать-то не надо, — сказал я.

— Да ладно, как будто это далеко от правды? — сказал молчавший до этого Миша. — Может и не плакал, но весь сиял от радости и волнения.

— Вань, а ты чего? — спросила меня Маша. — У тебя ведь действительно дрожал голос. Когда мы разговаривали по телефону.

— Ой, Маш, ты не понимаешь, это другое. Во-первых, я не плакал, у меня лишь взмокли глаза. А во-вторых, я же признавался тебе в чувствах! А в такой момент трудно сдерживать эмоции. Да я и не пытался.

— О, а об этом ты нам не рассказывал, — подметил Серёжа.

— Поди вам всё расскажи. Ну что, может будем переобуваться и играть? — сказал я.

— Тебе лишь бы переобуваться, — опять пошутил Влад.

— Туше, — ответил я, и мы стали менять кроссовки на бутсы. Началась игра. Активность мою не унять, ношусь туда-сюда, и наконец моя активность находит своё воплощение в голе. Ну и конечно же сложенные в форме сердечка пальцы. Всё для тебя. Матч получается долгий, так как команд всего лишь две на поле. Решили играть до десяти голов. Ещё несколько забитых голов, которые все посвящены Маше. И вроде всё было хорошо, счёт 9–5, однако мы расслабились, и пропустили 3 гола. Счёт неприятный, надо забивать и заканчивать игру. Угловой, игра на опережение, удар в касание в ближний угол. Есть, победа! Я бегу к Маше, которая вскочила на ноги и радуется нашей победе как настоящая болельщица, и крепко обнимаю её и целую.

— Я же сказал перед матчем, что это победа будет для тебя, — сказал я.

— Да, сказал. Ты молодец. Поздравляю, — сказала Маша и вновь поцеловала меня. Где-то на фоне были слышны аплодисменты. Оторвавшись от сладких губ девушки, я понял, что хлопали как друзья, так и соперники. Ну ещё бы, такое зрелище, такой драматизм!

— Вот что творит с людьми бешеная мотивация, — сказал Миша, когда все мои друзья подошли. — Молодец, ничего не скажешь.

— Ну что, по домам? — спросил Костя.

— Да, я сейчас в душ, а вечером хотел ещё Маше город показать, — ответил я.

— Как будто есть что показывать, — усмехнулся Влад.

— В любом случае погуляем. Так что да, давайте по домам.

— Ну всё, пока, — сказали друзья, как только мы вновь переобулись. — Мария, приятно было познакомиться. Ты очень хорошая девушка. Ну, исходя из всей доступной информации.

— Ой, взаимно. Вы тоже славные ребята, — сказала Маша и мы отправились домой.

Пожив несколько дней в городе, на выходных мы поехали на дачу. И даже забрали с собой Нюсю, нашу кошку, которая гостила на даче бабушки. Спустя час езды, мы наконец были на месте. Небольшой двухэтажный дом, терраса перед входом, маленькая банька, ну и куда же без грядок овощей и теплиц. Разгрузив вещи, я решил показать Маше свои владения:

— Вот здесь лук, чеснок, там поляна картошки, ну а здесь, как ты видишь, грядки клубники, — говорил я, указывая на «плантацию».

— Да у вас ты прям фермерство, — говорила Маша.

— Да ну, так, грядка того, грядка сего. И нет, мне не нравится копаться в земле, но приходиться. Впрочем, это, наверное, всё, что можно показать. Думаю кусты с ягодами и яблони в представлении не нуждаются. Пойдём переодеваться? — спросил я.

— Давай. А речка есть?

— Есть, но далековато, километров пять. Так что пешком особо не сходишь, — сказал я проходя мимо бочки с дождевой водой. — Ох, опять нападали.

— Кто нападал? — недоумённо спросила Маша.

— Да насекомые всякие, — ответил я, доставая из воды одного за другим барахтающихся жучков и прочих насекомых.

— А что ты делаешь?

— Достаю их из воды и скидываю на траву. Кто-то может оклематься. Если это какая-нибудь пчела или шмель, то беру травинку и поддеваю.

— Серьёзно? И даже всяких мерзких?

— Ну, мерзких я не знаю, есть бесячие. Типа овода или слепня. Кровопийцы чёртовы.

— И их тоже достаёшь?

— Ну, да. Конечно потом я их без зазрения совести прихлопну, как только сядут на меня, но из воды вытаскиваю. Такой мучительной смерти не заслуживает никто. Ты сейчас, наверное, подумала, что я псих какой-то, да?

— Нет, что ты! Просто это действительно странно… Но очень мило. Я не ожидала. И давно ты так делаешь?

— Ой давно. Лет десять, наверное. Каждый раз приезжаю на дачу и проверяю все бочки с водой. Просто помню, как те самые лет десять назад я приехал с бабушкой на дачу, а там в бочке с водой барахтался кузнечик. Даже не барахтался, а только изредка дёргал лапками. Я его вытащил, но он почти не шевелился, и к вечеру умер. Потом я его похоронил. Да, странно, понимаю, но я тогда был ребёнком. Так что мне можно было.

— Нет-нет-нет, Вань, это здорово! Это неожиданно, но очень классно. К тому же это подтвердило мою теорию.

— Теорию о чём?

— О том, что ты всегда был добрым и сострадательным.

— Ой не всегда, ой не всегда.

— И опять ты оставляешь меня в недоумении. Можешь рассказать наконец?

— Не сейчас. Но обещаю, что очень скоро. Может сегодня, может на этой неделе. Не знаю. Но обещаю, что всё тебе расскажу. Если тебе действительно интересно моё прошлое.

— Конечно интересно! Спрашиваешь ещё.

— Хорошо, тогда и твоих парней обсудим. Договорились?

— Принято, — сказала Маша и мы пошли в дом.

— Так, стоять. Сначала мыть руки, — скомандовал я, и увлёк Машу за собой к умывальнику.

Начав мыть руки, я увидел на умывальнике муравья. Он ползал туда-сюда по оцинкованному литровому баку, не зная куда деться. Что он здесь делает? Зачем сюда забрался? Хм, видимо где-то неподалёку есть муравейник, а он оттуда отбился. Ну, судьбе отбившегося от «семьи» муравья не позавидуешь. Только я об этом подумал, как муравей не соскочил, нет, а натурально оттолкнулся от умывальника и полетел вниз в раковину, а с неё в смыв и дальше по трубе. Что это было? Самоубийство? Почему он бросился в слив?

— Вань, ты чего завис? — спросила меня Маша.

— Маш, а ты не знаешь, почему Настя бросилась с моста?

— Что? Да уж, сегодня ты меня точно удивляешь. Если честно, то смутно. У неё же там были проблемы и с парнем, и на учёбе, и в семье. Всё накопилось. Ты ведь не хуже меня знаешь.

— Это да, но что движет людьми в этот момент? Почему они выбирают именно такое решение проблемы? На самом деле трудный вопрос, хотя и кажется простым. Наверное, на него нельзя ответить точно, не очутившись на месте самоубийцы.

— Да, наверное, ты прав. Но лучше не стоит оказываться на их месте. А что вдруг ты спросил?

— Да тут муравей решил покончить с собой.

— Что?

— Ну, он взял и спрыгнул с умывальника прям вниз.

— Воу. Хорошо. Я поняла. Эм, давай уже в дом. Я обедать хочу.

— Да, конечно. Я тоже проголодался, — сказал я и уступил место за умывальником Маше.

***

— Мф, пап, — сказал я, уминая вкуснейший шашлык, — да и мам, мы бы хотели с Машей остаться тут на неделю.

— Что? Остаться здесь без нас? — спросила мама.

— Ну да. Вдвоём.

— Точно, а ещё мы бы могли покрасить дом, — сказала Маша.

— Покрасить дом? Я вроде собирался во время отпуска, — сказал папа.

— Пап, ну смотри, ты хотел ещё забором заняться в отпуске, так что можешь не успеть. Краска, кисти, валики ведь здесь есть?

— Да, я в принципе всё приготовил. Но вряд ли получится.

— Почему?

— Я следующую субботу работаю. До утра воскресенья. А значит мы с мамой приедем к вам только в воскресенье днём, чуть-чуть посидим и поедем.

— Ну, — сказал я и мы с Машей переглянулись. Она одарила меня миловидной улыбкой и кивнула в знак согласия наших мыслей, — тогда не на одну неделю, а на две останемся. В воскресенье вы нам продуктов привезёте и всё нормально. За две недели мы точно успеем покрасить, а потом я помогу тебе с баней. Хорошо?

— Покраска дома ведь лишь предлог для того, что остаться наедине? — спросил папа.

— Конечно, чего уж тут греха таить.

— Что скажешь? — спросил папа, обращаясь к маме.

— Ну, насильно мы их вряд ли в город загоним, да и пусть побудут на свежем воздухе. Да и чего им в городе делать. Пускай отдыхают. Но чтобы за две недели дом выкрасили! — сказала мама и шуточно погрозила нам пальцем. — А-то знаю я вас, молодых. И ещё поливать надо будет.

— Ура! — воскликнула Маша.

— Спасибо, мам, — сказал я.

— Ну ладно, давайте кушайте, а то за разговором поди всё остыло.

Весь следующий день мы с Машей только и ждали, когда останемся одни. После обеда родители стали собираться к отъезду.

— Ладно, мы поехали. Вы тут это, ничего не спалите, работайте в меру, отдыхайте, что самое важное, с умом, — сказала мама.

— Мам, говоришь так, будто мы не через неделю увидимся, а через полгода.

— И то верно, — сказал папа. — Всё, надо ехать. Еда у вас есть, если что сготовите сами что-нибудь. Ну и как сказала мама, отдыхайте с умом. Ты Ваня за главного. Всё, поехали. Закрывай ворота за нами.

— Ну что, теперь всю неделю только ты и я? — сказала Маша, когда мы помахали родителям на прощание.

— Именно так. Только мы. Ну и ещё наша кошка Нюся, — сказал я, и Маша улыбнулась своей фирменной, яркой как тысяча лампочек улыбкой, и обняла меня сзади.

— Здесь здорово, — сказала она мне на ушко.

— Будет ещё лучше, — повернув голову, ответил я Маше и поцеловал её.

И вот так, словно на крыльях незримого ветра мы вошли в новый день. Пора было приниматься за самую приятную работу в мире.

— А в какой цвет будем красить дом? — спросила Маша после завтрака.

— Там не понятно какой. Ну, то есть для меня непонятный. То ли жёлтый, то ли охра, то ли оранжевый. Начнём красить и поймём. Ты чем будешь красить, валиком или кистью?

— Кистью. А краска только такая?

— Да. Ну и ещё есть белая эмаль. А что?

— Да я просто подумала, что мои навыки можно применить и здесь.

— Маш, малярство очень далеко от рисования, — смеясь сказал я.

— Хорошо. Но как мы закончим основную покраску, я нарисую ромашки.

— Хорошо, художник, держи кисть и вперёд. Я пойду музыку включу, чтобы не было скучно.

— А разве нам будет скучно?

— Ну, покраска больших площадей — занятие весьма муторное и утомительное. А, у тебя акцент был на слове «нам»? Извини, не понял. Но с музыкой будет всё же повеселее.

— Какую музыку?

— А какую тебе хочется?

— Я бы послушала что-нибудь бодрое, ритмичное и танцевальное.

— Отлично, заказ принят. У меня есть подходящий плейлист для этого. Я сейчас магнитофон вытащу и включу. Можешь пока начинать красить, — сказал я и пошёл подключать музыку. Вернулся я к Маше и умилился. Она не красила, а рисовала. Она держала кисть лишь тремя тоненькими пальчиками, аккуратно обводя обналичники окон. Получалось очень изящно и весьма потешно, учитывая то, что нам нужно покрасить весь дом. Закончив с обналичниками, Маша перешла непосредственно к обширной площади дома. Пока она опускала кисть в банку с краской, я гадал, сейчас она будет красить или опять рисовать? Когда же Маша начала вновь точно выверенными, грациозными движениями «красить», я не смог сдержать смех.

— Что? Что тут смешного? — возмутилась Маша. — Мне кажется мы тут и за две недели не справимся. У меня уже рука начинает болеть. Давай помогай.

— Мань, ты же не на рисовании, — сказал я, подойдя к ней. Я встал сзади и взял руку девушки, — вот, смотри. Не тремя пальчиками, а всей кистью держишь. И движения сильные, размашистые.

— Ух, да так же неинтересно. Пропадает всякий интерес. Ты же просто водишь кистью туда-сюда и всё!

— Поэтому я и включил музыку. И давай ты лучше валиком поработаешь.

— Да подожди, я поняла, как надо.

— Маш, дело не в том, поняла ты или нет, просто так у тебя рука быстрее устанет. Валиком просто проще. Да и я забыл тебе сказать, что кистью лучше пройти только места стыка досок. Этакие ложбины. А плоскую поверхность лучше пройти валиком. Ну что, согласна?

— Согласна, — сказала Маша и работа пошла. — Не знала, что ты ещё и «рукастый».

— Да брось, я почти ничего не умею. Просто меня каждый год просят что-то покрасить. А, да, всё, что покрашено на участке — моя работа.

— И дом?

— И дом. Но дом вместе с папой. А так всё сам.

Работа кипела. У Маши проснулся тот неукротимый энтузиазм, который в своё время меня поразил. И влюбил, скорее всего. Так что Маша решила покрасить дом во что бы то ни стало до приезда родителей. К середине июля погода разгулялась, так что Маша переоделась в купальник, тогда как я сбросил футболку. И вот в таком виде мы буквально летали вокруг дома. А иногда и действительно летали. В один из дней, я услышал чириканье на одной из пихт около дома. Недолго думая я установил лестницу-стремянку и полез на верх.

— Ну что? Гнездо? — доносился снизу голос Маши.

— Да не просто гнездо. Птенчики! Дрозды, — сказал я.

— Птенчики? Вот класс! Какие они?

— Ну, их много. Так, подожди, сейчас посчитаю. Три, нет четыре. И здоровые такие! Хорошо их мамка откормила. Пока что вместо перьев пушок, но наверняка скоро оперятся и улетят, — сказал я и начал слезать, но тут же остановился. Отсюда, с высоты в метра этак четыре открывался потрясающий вид. Мягкое солнце, которое уже не жгло, как в первой половине дня, медленно садилось. Своими нежными лучами, проступающими через будто шёлковые иголки молодой пихты, оно будто гладило меня с материнской заботой и любовью.

— Ну ты чего там, долго? Я тоже хочу посмотреть, — сказала Маша, тем самым выведя меня из созерцания прекрасного и лёгких дум.

— Хорошо, сейчас спускаюсь. Оттуда просто хороший вид, — сказал я и через несколько секунд оказался на земле. — Ну что, вперёд. Обещаю под юбку не заглядывать.

— Вот ведь шутник, — сказала Маша, но всё-таки посмеялась над моей шуткой.

— Ну как? — спросил я, когда Маша оказалась на вершине.

— Подожди, мне надо чуть повыше забраться, чем тебе. Вот, так нормально. О бозечки, какие они милые! — завопила от умиления Маша. — Они прям такие ути-пути. Так бы и погладила!

— Маш, не надо. Птицы…

— Да, знаю, — грустно сказала девушка, — птицы потом чуют человеческий запах на своих птенцах и больше не кормят. Эх, жаль. Ну ладно, я спускаюсь.

— Давай. Если что — не бойся, лестница стоит надёжно. А если прям совсем плохо, то внизу ждёт приятная и мягкая подушка.

— Это ты про себя? — спросила, улыбнувшись Маша. — Ну, тогда точно стоит упасть. Ой, подожди, они мордашку запрокинули. И заорали! Видимо маму зовут.

— Ладно, Маш, спускайся. При тебе мамаша их не покормит, — сказал я, как вдруг откуда-то с дальних высоких сосен полетел прямо на нас огромный тучный дрозд. Он стремительно пикировал на Машу. Не успел я сказать и слова, как она крикнула от испуга и полетела вместе с лестницей вниз. Время как будто замерло, а я двигался в слоу-мо режиме. По неясной для меня причине, Маша оказалась дальше, чем я предполагал, так что мне пришлось сделать ещё один шаг, чтобы успеть подхватить её. Есть, поймал! Однако радость моя была недолгой, если так можно выразиться, ведь всё это происходило за доли секунды. Я не успел приставить вторую ногу во время шага, а опоры в виде одной ноги при таком импульсе сверху мне не хватило. И вот я уже лечу вперёд, держа Машу на вытянутых руках. Бам!

— Ааа! — продолжала кричать Маша, когда уже успела приземлиться на меня. Однако спустя какую-то секунду уже встала и не отряхиваясь стала помогать мне встать. — Ваня! Ты как?

— Мф, н-нормально, — сказал я, но из носа уже сочилась кровь. Опустив голову, я осмотрел себя и заметил, что и колени ободрал в кровь. — Ты сама как? Цела?

— Нет. Да. Кажется да, цела. Боже, я такая трусиха, прости меня!

— Маш, все нормально. Я же всего лишь разбил нос и разодрал колени, делов-то. Поможешь только подлечиться?

— Ваня, как ты можешь такое спрашивать? А ну пошли живо в дом. Где у вас аптечка, — начала командовать Маша, так что мне только делать и говорить то, что она желала.

— Ты точно в порядке? — спросил я у Маши, когда она смачивала вату перекисью водорода, чтобы обработать мои ноги.

— Точно. А сейчас сиди смирно. Будет больно, — сказала Маша и начала аккуратно проводить смоченной ватой по моим ранам.

— Больно? Маш, ты что, раньше никогда не падала? — пошутил я.

— Ну, падала, но это было давно. И тогда было больно, между прочим. А ещё я хрупкая девочка, и сужу по своим впечатлениям, — казалось обиделась Маша.

— Да ладно, я же пошутил.

— Тоже мне шутки.

— Маш, ты что, так перепугалась? Высоты испугалась? Боялась, что разобьёшься?

— Глупенький, я за тебя испугалась. Ну, то есть сначала за себя, а когда почувствовала твои руки, то испугалась за тебя.

— Спасибо.

— За что? Это же ты меня спас. Это тебе спасибо.

— Спасибо, что заботишься обо мне.

— Эй, я за кем попало не забочусь, а ты, между прочим, мой будущий муж. Так что за кем мне ещё заботится? А теперь не отвлекай меня, а-то вату вместо носа вставлю в рот.

— Тебе лишь бы вставлять, — несмешно пошутил я, из-за чего получил лёгкий удар в плечо.

— Ваня!

Так и проходили следующие несколько дней. Однообразно? Может быть. Но я бы всё отдал, ради такого однообразия. Просыпаться от того, что смысл твоей жизни гладит тебе волосы, смотреть в бездонные зелёно-голубые глаза и расплываться от счастья. Что может быть блаженнее этого? Прекраснее этого в жизни нет.

— Да, хорошо мамочка. Обязательно передам. Ну всё, давай, пока, — сказала Маша, разговаривая по телефону, — Вань, тебе привет от мамы.

— Тоже передавай привет, — сказал я, пока Маша не положила трубку.

— Ну, кажется она не сильно волнуется. Вроде спокойна, — сказала Маша.

— Отлично. Ну у твоей мамы и нет повода волноваться. Ты же со мной.

— Это точно, — ответила Маша, улыбнувшись мне и начав что-то печатать на телефоне.

— Подружки? — поинтересовался я.

— Почти, — неуверенно ответила Маша.

— Почти? Это как? — усмехнувшись сказал я.

— Ну, это значит, что не подружки, — тихо говорила девушка.

— Оу, Маш, я понял. У каждого свои секретики, всё понимаю.

— Да нет тут никаких секретов, — раздражённо сказала Маша. — Это мой отец. Увидеться хочет.

— Вот оно как. А что не так? Не хочешь с ним встречаться?

— Да не то чтобы не хочу. Просто мне скорее всего придётся уехать раньше тебя. А я, как ты понимаешь, этого не хочу.

— Мда, понимаю, — только и сказал я. Эх, опять нас с Машей разлучают. — Слушай, а что там с обедом?

— А, да, сейчас, — сказала моя принцесса и упорхнула на кухню, с которой принесла кастрюлю вермишелевого супа.

— Эм, Маш, мне кажется, или что-то не так?

— Ну, может быть.

— Какой-то он густой, тебе не кажется? — сказал я и прямо-таки воткнул ложку в суп. Ложка осталась стоять.

— Ну, самую малость. Вань, я не знаю, я вижу, что суп слишком жидкий, ну и добавила туда ещё вермишели. Потом смотрю, а он все равно жидкий, а вермишелевый суп таким быть не должен, ну и добавила ещё. А он вот каким густым получился, — говорила Маша быстро и взволнованно.

— Ну, макаронам свойственно разбухать в воде. Не волнуйся, всё хорошо. Тем более хорошо, что это не увидела моя мама. Так что не переживай, моё ты чудо. Всё хорошо, — сказал я и обнял Машу.

Оставалось пара дней до приезда родителей. Мы закончили все дела, поужинали.

— Маша, спасибо за ужин, — сказал я, выходя из-за стола.

— Пожалуйста. Вань, мы можем поговорить? — спросила Маша, а в ответ я лишь вздохнул.

— Маш, моя жизнь не была интересной, о ней нечего рассказывать.

— Вань, я хочу знать. Я ведь люблю тебя. А ты совсем ничего не говоришь о своём прошлом.

— Да потому что оно тяготит меня. Потому что моя жизнь оказалась поделена на две части, а поделена она оказалась встречей с тобой. Есть жизнь «до», и есть жизнь «после». И жизнь «после» мне нравится куда больше.

— Хорошо, если хочешь, то давай я начну, — сказала Маша и не дожидаясь моей реакции начала говорить. — Как ты знаешь, я воспитывалась в неполной семье. Отец рано ушёл из дома. Помнишь наш концерт? Как я заплакала, когда играла «свою любимую мелодию»? Ни черта она не любимая. Отец попросил её сыграть, перед тем как уйти якобы в магазин. Я сыграла. А он расплакался и обнял меня. Я удивилась, но через несколько дней мама сказала, что он не вернётся. Что он решил уйти из нашей семьи. Поэтому эта композиция и вызвала у меня слёзы.

— Маш, я не знал, — робко и тихо сказал я. — Но почему ты решила сыграть именно её?

— Не знаю. Наверное, потому что именно её я играла в последний раз, когда мужчина попросил меня что-то сыграть. Ты сидел там же, где и он, и на меня нахлынули воспоминания.

— Мне жаль, что так вышло, — сказал я и накрыл руку Маши своей.

— Но так вышло. Сейчас у него другая семья и мы видимся пару раз в год. Но всё хорошо. Он не жалуется, у мамы всё отлично, а я встретила тебя. Так что может так нужно было? Я не знаю. Вскоре после ухода я познакомилась с парнем в садике. Никита. Он был из выпускной группы. Ему 8 лет, мне 5. Мы общались, дружили, гуляли вместе. Хотя он был из не самой благополучной семьи, как мне говорила мама, но мне было всё равно. Он мне нравился. Наверное. Потом мы начали даже встречаться. Опять же, наверное. Насколько можно говорить об этом в отношениях детей. Прогулки за ручку, невинные поцелуйчики в щёчку. Всё как у всех. Он был очень милым. С дня нашего знакомства он всегда был добрым и внимательным ко мне.

— Он… — сказал я, так как Маша сделала долгую паузу.

— Нет, он не умер. Насколько я знаю. На своё 14-тилетие он пригласил меня в гости. Там было ещё несколько парней. Его друзья. Всё было вроде бы хорошо, болтали, шутили, играли на приставке. Но в один момент Никита позвал всех в свою комнату, чтобы показать, что ему подарили родители. Он взял меня за руку и повёл за собой. Его друзья шли за нами. Как только мы с Никитой вошли в комнату, его друзья закрыли дверь. Я попыталась открыть, но у меня ничего не выходило. Они держали её.

— Маш, я с тобой. Ты можешь этого не говорить.

— Вань, неужели ты не понимаешь? В раскрытии души и есть любовь. А это я не рассказывала никому. Даже маме. Они заперли меня. А Никита подошёл ко мне, и прижав к этой двери поцеловал в губы. Затем он начал касаться меня. Везде. Я попыталась вырваться, но он взял меня за руки и кинул на диван. Он что-то говорил о том, что любит меня, а я люблю его. И что так делают все, кто любит. Он… Он начал раздевать меня. Я начала кричать, но он заткнул мой рот одной рукой. Коленом он придавил мне живот, а другой рукой снимал юбку. И трусики.

— Нет! — крикнул я и ударил кулаком по столу. — Животное! Мразь! Я… Я… Боже, Маш, что ты пережила? Моя дорогая!

— Ваня! — вскрикнула Маша и кинулась мне в объятия. — Мне было так страшно. Так страшно. Он уже снял свои штаны и надрачивал свой член, чтобы изнасиловать меня. В этот момент я укусила его руку и вскочила с кровати. Взяв с письменного стола канцелярский нож, я стала угрожать Никите. И кричала. И плакала. Так громко, что эти дибилы испугались соседей и открыли дверь. Дали мне одеться. Я уже не могла переодеваться где-то закрывшись, так что пришлось переодеваться при них. Со слезами, вся в истерике я выбежала из дома. Я боялась рассказывать маме. Боялась, что станет меньше меня любить.

— Но Маш, это ведь не так.

— Я знаю. Но мне было 11 лет. И я не рассказала. Некоторые дружки Никиты учились в одной школе со мной, так что мне пришлось переводиться. Даже специально поругалась с классной, чтобы у мамы был повод перевести меня в другую школу. Разумеется, что после этого я и на пушечный выстрел не подпускала парней к себе. Шестой, седьмой, восьмой класс. Подружки начинали уже встречаться и хвастаться тем, как у них всё хорошо. Мне же было всё равно. Я считала всех парней козлами, которые хотят изнасиловать меня. Так я считала 3,5 года.

— А что изменило твой взгляд?

— Глупенький ты мой, я ведь встретила тебя!

— Ох, никогда бы не подумал, что способен изменить какое-то мнение о целой группе людей. А почему?

— Ну, все эти 3,5 года меня вокруг меня весьма часто крутились парни. Помогали с уроками, надеясь, что таким образом они мне понравятся. Звали на свидания. Угощали сладким, мороженым. Делали комплименты. Опять же, всё как у людей.

— А чем же я тебе приглянулся?

— А всё просто. Приглянулся ты мне тем, что бесил меня. Знаешь, за всё время я ни разу не видела такого хамского отношения к себе. Имя своё называть не хочешь, на диалог не идёшь, грубишь, всем своим видом даёшь понять, что я тебя бешу.

— И что, в этом был весь секрет? Быть с тобой грубым? Не верю.

— И правильно делаешь. Я ведь рассказывала тебе, что в твоих поступках увидела настоящее желание помочь. Доброту. Этим ты меня и зацепил. Если все были вежливы со мной, но при этом гнилыми внутри, то ты оказался полной противоположностью. Ты делал вид, что ты весь из себя бессердечный и чёрствый, но на деле показывал, что ты очень хороший. Не парень, а в первую очередь человек. Вот и всё.

— То есть если бы я был вежлив с тобой, то ты не кинулась тыкать в меня пальцем у выхода поликлиники?

— Скорее всего да. Но ты не был бы вежлив со мной. Потому что… Ну и как ты понял, сейчас мы должны плавно перейти к твоей истории.

— Да Маш. И мне жаль, что тебе пришлось перейти всё это.

— Да, мне тоже жаль. Раньше у меня были панические атаки из-за этого случая, но с тобой они закончились. А значит ты — тот самый. Мой.

— Конечно твой. И ничей больше. Только твой. Навеки, — сказал я и поцеловал Машу.

— Теперь твоя очередь рассказывать слёзо-выжимательную историю, — сказала Маша, смахивая слёзы со своего лица.

— Да, теперь моя очередь. Даже не знаю с чего начать.

— С переломного момента?

— Да, может быть. В общем-то я хорошо учился. После начальной школы пошёл в математический класс. Но душа всегда лежала к биологии. Поэтому после трёх лет обучения профильной математике, перевёлся в биологический класс. Но и там душой не задержался. Лет в пятнадцать, как тебе сейчас, я стал задумываться о смысле жизни. Кто мы? Зачем мы живём? Ответов я не находил. Мне казалось, что жизнь бессмысленна, а если смысла в жизни нет, то зачем и жить? И тогда я загорелся идеей. Идеей смерти. Нет, я не про самоубийство. Я не хотел убивать себя, я хотел, чтобы меня убили. Поэтому тогда я стал задумываться о карьере военного. Чтобы меня послали куда-нибудь в горячую точку и там убили. Смерть храбрых, все дела. Несколько бессонных ночей, мокрая от слёз подушка. Да, я хотел умереть. Но недолго. Где-то полгода. Потом меня по башке ударило другими мыслями. Дело было на 9 мая. Мы с родителями пошли на кладбище, почтить память наших родственников, которые погибли на войне. И знаешь, что я тогда понял? Что они — герои. Герои, но о которых мы вспоминаем только в их день рождения и смерти, а также 9 мая. Всё. А память — это всё, что останется после нас. Так что же остаётся, умереть, чтобы тебя вспоминали лишь два раза в год самые близкие родственники? И то, вспоминать будут лишь несколько следующих поколений. Через сто лет после смерти, тебя даже родственники по прямой линии забудут. И ты навсегда окажешься стёртым из истории человечества. Что ты был, что тебя не было.

— Прямо как в мультике «Тайна Коко», — тихо сказала Маша.

— Да, прямо как там. Человек умирает тогда, когда о нём забывают. Но до этой мысли я дошёл не только раньше, но даже и сам. Хотя позже и встречал эту идею у философов давно минувших дней. Короче говоря, в тот момент я понял, чего хочу. Бессмертия. Конечно не физиологического, а духовного. Сделать так, чтобы меня никогда не забыли. На миг вернулась идея с благородной смертью. Умрёшь героем в горячей точке, в родном городе переименуют улицу в твою честь и всё, миссия жизни выполнена. Но, однако я довольно быстро отогнал этот план на жизнь, ведь улицу могут потом спокойно переименовать обратно. А это меня не устраивало. Где-то неделя тяжёлых дум. Как мне стать известным? Как обрести славу? Как стать бессмертным? И тогда я нашёл ответ: политика. В политике бессмертие не всегда зависит от обстоятельств и от твоих личных качеств. Даже если ты был никчёмным премьер-министром, тебя будут помнить вечно, ведь ты был вторым лицом государства. И вот, летом после 9 класса я ударился в политику и философию. Знаешь, что самое забавное?

— Эм, нет, — робко сказала Маша.

— Я не думал о том, каким политиком стать. То есть авторитарным или либеральным. Мне было всё равно. Но вот я захожу в книжный магазин и беру книги, которые самим названием говорят о том, что они про политику.

— Что за книги?

— «Государь» Макиавелли, «Государство» Платона и «Политика» Аристотеля. И начал я с Макиавелли. Ну а дальше понеслась. Если вкратце и понятно, то Макиавелли проповедовал жёсткий и беспринципный метод ведения власти. Даже не ведения, а сохранения. Именно ему приписывают фразу «Цель оправдывает средства». И я уверовал в это. Затем и Аристотель подоспел со своей критикой демократии. И я, как и он, начал верить и ждать аристократии. Грубо говоря это как демократия, только голосуют не все, а только избранные члены общества. Элита. Научная, творческая, военная и так далее. Это власть не плебеев, а патрициев, власть достойных.

— А что дальше?

— Ох, а дальше мне было этого мало, поэтому я вновь пошёл в книжный. Мне понравилась философия, поэтому решил взять кое-что посовременнее, нежели Платон. А знаешь, кто был тогда у меня на слуху? Ницше. И вот я беру томик сочинений Ницше, а в довесок с ним и историю Третьего Рейха более чем на 1000 страниц. Ну и опять же понеслась. Идея Сверхчеловека у Ницше, критика демократии и прочее. Затем я взялся за историю Рейха. Всегда была интересна эта тема, ведь на истории мы мало уделяли этому внимания. И как специально, в самом начале книги очень много ссылок на другую известную книгу. На «Мою борьбу»

— «Мою борьбу»? — недоумевая спросила Маша.

— На «Майн Кампф».

— Оу. Теперь понятно.

— Да, ну и как ты могла понять, я не удержался. Найти на самом деле проще простого. Ну и что, я начал читать и сам себе промывать мозги. К слову говоря, всё это время я усиленно готовился к ЕГЭ, чтобы поступить в лучшие вузы страны, а оттуда уже в политику. И надо сказать, что данная литература давала мне хороший стимул для подготовки. Но она меняла меня. Однажды Влад меня спросил, что я сделаю, если стану президентом. И знаешь, что я ответил? Что развяжу третью мировую. Возможно ядерную. Ведь зло помнят намного сильнее, нежели добро.

— Это видимо тот самый момент, о котором говорил Миша? Когда ты стал невыносимым человеком?

— Да. Я стал злее, жёстче, жажда власти полностью увлекла меня. Тщеславие. Честолюбие. Однажды, опять же Влад, спросил, готов ли я расстрелять всю школу, чтобы стать президентом? И я сказал да. Потому что цель оправдывает средства. Стать президентом — великая цель? Безусловно. А значит требуются и великие средства. Несколько сотен трупов как раз годятся для этого. В это время я ещё увлекался Наполеоном. Считал его легендой человечества. Пару раз были споры, так кое-кто не хотел считать его великим. Видите ли, нельзя стать великим, если ты убиваешь людей. Бред конечно. Если что, сразу говорю, что сейчас я не такой и всячески осуждаю насилие в принципе. А уж про нацизм и геноцид и говорить не стоит. Ну, ты меня знаешь. Я ведь лапочка.

— Да, лапочка. А почему бред?

— Потому что величие определяется последствиями жизни данного человека. Насколько сильно он повлиял на жизни людей и на какое количество людей. Это во-первых. А во-вторых, величие определяется трудностью выполненной работы. Вот смотри, Пушкин велик?

— Да, конечно.

— Хорошо, я согласен. Но из-за чего он велик? Из-за своих стихотворений и произведений, из-за создания русского языка, каким мы его знаем сейчас. За создание литературного русского. Но что труднее, написать стихотворение или убить человека?

— Эм, я не знаю.

— Короче говоря, хоть я и не схожу с ума по Наполеону, как пару лет назад, но всё же считаю его пятым человеком в истории человечества.

— А кто выше него?

— Иисус, Моисей, пророк Мухаммед, Будда.

— О как. Хорошо.

— Так вот, читая Гитлера, я уверовал в его риторику. Он писал о том, что ему суждено спасти Германию от евреев и коммунистов. Что сама судьба, само Провидение ведёт его по этому пути. Я тоже в это поверил. Что мне судьбою определено стать великим. Однако всей этой уверенности суждено было разбиться. Но об этом позже. В конце 11 класса, когда мои глаза уже были плотно закрыты жаждой власти и славы, я влюбился. Да, я и до этого влюблялся. Но там я лишь совершал глупые поступки и всё. Например, прийти на концерт к девушке, подарить ей цветы, а спустя пару недель узнать, что она не хотела со мной общаться и я её раздражал. Что она рада, что я наконец заткнулся. В средней школе подкатывал ещё к одной. Звал на свидания, но всё без толку. Хотя нет, толк был. Полнейший игнор. Мы были в одном классе, но она не могла даже произнести моё имя. Напоминает «одного известного блогера», «немецкого пациента» и так далее. Меня не существовало для неё. На протяжении трёх лет. Ох, как я мог забыть самое главное? Однажды пришёл к ней домой и подарил цветы. Как я позже узнал, в квартире был будущий её муж. Но это всё неважно. В 11 классе я влюбился, как раньше не влюблялся. Именно тогда я начал писать стихотворения. Самые первые стихи посвящены ей. Как мне казалось, я тоже был ей симпатичен. Но это только казалось. И вот июнь. А в голове в это время вырисовывается идеальная картина будущего — у меня всё получается с этой девушкой, я успешно сдаю экзамены и поступаю в один из самых лучших вузов страны. Я был уверен в этом. Что сейчас я совершу прыжок и окажусь на самой вершине. Но реальность всегда разрушает надежды. Экзамены я сдал весьма успешно, но не для меня. Топовым вузам пришлось помахать ручкой. И с девушкой ничего не вышло. Она даже не приняла моё предложение о танце на выпускном. И тогда я понял, кто я. Ничтожество, возомнившее себя тем, кем оно никогда не было и не станет. «Летай иль ползай, конец один. Все в землю лягут, всё прахом станет». Это цитата Горького стала моим девизом на первом курсе.

— Вань, извини что перебью, но почему ты не называешь тех девушек по имени?

— Потому что они не сыграли в моей жизни важную роль. К тому же в моей жизни есть только ты. Только ты одна.

— А что с надеждой? Неужели реальность всегда разрушает надежды?

— Мои — да. Поэтому я и боюсь надеяться. Надеяться на наше будущее. Боюсь, но хочу.

— Вань, у нас всё получится. Мы со всем справимся, — сказала Маша, и поднявшись на цыпочки поцеловала меня в лоб. — А что с твоим увлечением нацизмом?

— Эту опухоль я удалил. Нацизм — идеология с лживой риторикой. Она находит тебя, когда ты слаб и предлагает простой способ стать сильным. Через агрессию, жестокость, презрение к другим людям. Но ты не становишься сильным. Ты всего лишь ещё дальше забуриваешься в свои проблемы. Это путь в никуда. Но я боюсь. Боюсь, что снова упаду в этот чан мизантропии. Стану вновь ненавидеть людей, желать перебить всех и так далее. Вернусь в это состояние, которое рвёт душу на части изнутри.

— Вань, пока я с тобой, этого точно не будет. А с тобой я буду всегда.

— Да, всегда… Знаешь, меня ведь трудно назвать хорошим человеком. И порой я задаюсь вопросом: за что мне такое счастье? Чем я заслужил тебя? Может я вообще тяну тебя на дно?

— Вань, ну хватит, что ты такое говоришь? Мы ведь уже с этим определились. Ты — хороший человек. Но да, ты тянешь меня. Но не на дно, а на самую вершину блаженства. И это чистая правда, — сказала Маша и поцеловала меня в щеку.

— Да, это правда. Мы любим друг друга. Мы счастливы. А это самое главное. Так что пора заканчивать с рассуждениями о нацизме и прочей ерунде. В конце концов, нацизм — язва. Но как тема, с которой можно посмеяться, мне нравится, — сказал я и улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. — И да, Маш, первый поцелуй в моей жизни был тогда, на новый год. С тобой.

— Ты ни разу до этого не целовался?

— Нет. Я же сказал, что я ничтожество. Вернее был им.

— Вань, прекрати так говорить, — строго сказала Маша. — Ты никогда не был ничтожеством. Тебе не везло, ты совершал ошибки, но ты не был ничтожеством. Да и как ты определяешь свою ничтожность? То, что у тебя не было девушки? Так зато теперь у тебя есть я! Неужели ожидания того не стоили?

— Шутишь? Любовь всей моей жизни. Это ты. И пусть провалятся к чёрту все те, кто меня отшивал. Ведь я сейчас здесь, с тобой, а большего мне и не надо.

— Ну вот, другое дело! А представь, если бы ты был занят, был в отношениях? У нас бы с тобой ничего не вышло.

— Погоди, но я ведь был бы в отношениях…

— Да ну, не обижайся, но вы бы разбежались через несколько месяцев. Обычная ссора, бытовуха. Мы-то ведь другие. Мы созданы друг для друга. Как ты там говорил, «тебе судьбою предначертано стать великим»? Значит нам судьбою суждено быть вместе. А от судьбы не уйдёшь. Так что это наоборот хорошо, что у тебя никого не было до меня. А у меня по сути никого не было до тебя. Неужели ты бы хотел променять меня на успех в школе среди девочек?

— Да ни разу! Они вместе взятые и близко с тобой не стоят.

— Вот то-то же. Ты считал себя ничтожеством, потому что не поступил в вуз мечты? Так вуз ведь мало влияет на нашу будущую жизнь. Если ты хочешь быть политиком, тебе вовсе не обязательно заканчивать МГУ или МГИМО. И опять же, уехал бы ты в Москву, мы бы не встретились с тобой. Так что всё, ты не ничтожество и никогда им не был. Это Вам ясно, мой рыцарь?

— Да, моя принцесса, — сказал я и притянул Машу для поцелуя. — Я люблю тебя.

— Я люблю тебя вечную бесконечность, — сказала Маша перед ответным поцелуем, запустив руки мне под футболку и как будто отталкивая. Вскоре моя футболка оказалась на полу.

— Маш, — тяжело дыша говорил я, — что ты делаешь?

— То, чего мы оба хотим, — сказала девушка, продолжая целовать меня и толкать в направлении кровати.

— Маш, нам… Нам ведь нельзя.

— Ты сказал, что мы не будем скрывать наши отношения, не дадим их ограничивать. Я не хочу прятаться и ждать. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, но…, — говорил я, тогда как мои рубки скользили по хрупкой фигурке девушки, снимая её футболку, оставляя в одном нижнем белье.

— Вань для нас нет никаких «но». Есть только мы и наши желания. И я этого хочу? Неужели ты… Не хочешь?

— Маш, я хочу. Но боюсь.

— Не бойся, ведь мы вместе, — сказала Маша, повалив на кровать и усевшись на меня сверху. — Никто об этом не узнает. А если и узнает, то через три месяца у меня день рождения, и это не будет играть никакой роли.

— Да, — сказал я и устроил руки на груди Маши. В следующее мгновение она расстегнула бюстгальтер, и он отправился куда-то в кресло, оголив прекрасное тело.

— Ты великолепна, — прошептал я.

— Да? А…

— А твои перси просто восхитительны, — сказал я, и Маша засмеялась и затряслась, сидя у меня на поясе, отчего жар пронёсся по всему телу.

— Вот и мой поэт проснулся, — сказала Маша и поцеловала меня в шею.

Блаженная пора. Мы словно Адам и Ева в раю. Нагие и без всякого стыда. Потому что любим друг друга. А любовь естественна. И чего нам стыдиться? Наших чувств? Моих чувств к этому ангелочку, который мирно спит на моей руке, укрытый тонкой простынёй? Нет, никогда.

— Доброе утро, милый, — сказала проснувшаяся Маша.

— Доброе утро, моя прелесть, — сказал я и поцеловал девушку в носик. — Как спалось?

— Лучше, чем когда бы то ни было.

— Мне тоже. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя сильнее, — сказала Маша улыбнувшись.

— А я сильнее сильного. Что ты мне скажешь на этот счёт?

— Скажу, что я хочу в туалет, — сказала Маша и засмеялась.

— Вот это я понимаю аргумент. Научишь меня риторике?

— Ага, только все уроки в кровати, — сказала Маша, встав и обмотавшись покрывалом, которое сдёрнуло с меня.

— Эй! А мне?

— А у тебя трусы есть.

— А может я хотел римскую тогу?

— Ну что я могу сказать? Не судьба, — проговорила Маша и буквально полетела.

Я последовал за ней на улицу. Словно точёная фигурка Афродиты, совсем босиком она порхала поутреннему лугу. Хорошо, что сейчас будни и соседей нет. А-то ведь влюбились бы! Она кружила вокруг клумб с цветами и вдыхала пьянящий аромат жизни. Проходя мимо бочек, она опустила ручку, и достав жучка, опустила его на землю.

— Я счастлива! — закричала Маша, глядя на небо и кружась на месте.

Боже, если ты есть, спасибо тебе за неё. Спасибо.

Вернулись родители. Суббота, банька.

— Так, ну что, Ваня иди в баню, я скоро приду, — сказал папа.

— Эм, пап, — замялся я.

— Сейчас тебе всё чистое дам, — сказала мама.

— Мам, пап, идите в баню. Ну, вместе, — сказал я.

— А ты?

— Я вместе с Машей, — сказал я и наконец поднял глаза на родителей.

Они сначала опешили. Затем стали переглядываться друг с другом. Сглотнули слюну. Сказали что-то вроде «хорошо», и засобирались.

Да, мне было хорошо. Нам было хорошо. Но ничто не длится вечно. Вот и в начале августа Маше пришлось возвращаться домой. Отец хотел с ней повидаться. Странно, но Маша практически не рассказывала о нём. Ладно, расспрошу её как приеду. Я хотел было ехать с ней, но мы подумали и решили, что небольшая и недолгая разлука будет только нам на пользу. Тогда я вспомнил разлуку на Новый год и нашу встречу. Да, я думаю это будет нам в плюс. Но как только Маша уехала, я должен был выдержать натиск со стороны родителей.

— Ты хоть думал головой? — строго спросил папа. — Это ведь преступление! Так сильно секса захотелось, что не выдержал нескольких месяцев?!

— Это не я. Это она захотела.

— А ты хоть и старше, но что-то не шибко умнее, да?

— Успокойся, — сказала папе мама.

— Мам, пап, мы любим друг друга. Она этого захотела и сказала мне. Этого хотел и я. Никто об этом не узнает, не бойтесь. Не переживайте за меня, а лучше поддержите.

— Да, сынок, прости нас. Просто это всё странно. Мы любим тебя и всегда поддержим. Просто вдруг она…

— Нет. Она не такая. Она — полная противоположность. Я не понимаю, неужели так сложно поверить в то, что сын наконец счастлив? Что его полюбила девушка небесной красоты и ангельских помыслов? Не все девушки такие, вы же знаете.

— Да, не все такие. Прости ещё раз. Я погорячился, — сказал папа. — Мы с мамой рады, что ты счастлив. И желаем тебе всего самого лучшего с этой девушкой. Мы видели, что вы без ума друг от друга. У неё гормоны и первая любовь, а у тебя первая любовь, да и к тому же ты романтик. Я давно не видел тебя таким довольным жизнью. Я рад за тебя, сын, — сказал папа и протянул руку. Я пожал её, и мы крепко обнялись.

Я побыл дома ещё пару недель и двинулся в Питер. Родители, как всегда, успели ко мне вновь привязаться и отпускали очень неохотно. Однако я успокоил их насколько это возможно тем, что в Питере я в надёжных руках. Усевшись на боковое сиденье в вагоне, я вспомнил как ехал в Питер два года назад. Да, два года прошло, и сколько всего изменилось. Если тогда я ехал за славой, то сейчас еду за любовью. Даже не за любовью, а к любви.

Глава 14

Маша вновь встречала меня. И вновь прыгая на меня от радости. Как же долго у нас длится конфетно-букетный период! Такое ощущение, что он может длиться вечно. И это здорово. Мы не устаём друг от друга, напротив, мы всё продолжаем наслаждаться нами. Короткая разлука действительно пошла нам на пользу. Мы соскучились друг по дружке. Мы соскучились по тому, чтобы ходить за ручку по Невскому, при этом целуясь у всех на виду и от души смеясь. Так что сейчас мы всё это навёрстывали. Получалось у нас замечательно. К сожалению начавшаяся учёба сократила время нашего времяпрепровождения, но почти каждый вечер мы были вместе. С Машей я и забыл, что могут существовать какие-то проблемы. Да и в самом деле, какие могут проблемы, если мы вместе и любим друг друга?

— Вань, тут такое дело, — сказала, нервничая Маша.

— Только не надо меня разыгрывать тем, что ты беременна, пожалуйста. Это уже не актуальная шутка, — сказал я.

— Нет, я не про это. И нет, я не беременна. Ну, насколько я знаю. Ладно, я не про это. Мой папа хочет встретиться с тобой.

— Что? Твой папа? Зачем?

— Я не знаю. Понятия не имею. Скорее всего просто беспокоиться за свою дочку. Вот и решил поговорить с её «ухажёром».

— Хм, а есть что-то, о чём я должен знать?

— Ну, могу лишь посоветовать быть аккуратнее. Он капитан полиции.

— Ну ни хрена себе! Офицер полиции! Значит я буду на допросе?

— Я не думаю. Да и не все ведь полицейские такие суровые.

— Ага, а ещё не все коррумпированные и не все подкидывают наркотики неугодным людям. Кхм, ладно, так что, когда он там хочет встретиться?

— Может завтра в шесть?

— Можно. А ты будешь?

— Не, он хочет встретиться с тобой лично.

— Чёрт, я уже начинаю бояться.

— Да не бойся, я сказала ему, что ты чудо. Да и ты же милашка, понравишься кому угодно. Вон, маме сразу понравился. В первый день знакомства, как только ты ушёл, она сразу сказала, что ты славный парень. Но оговорилась, что немножко староват для меня.

— Это точно, — сказал я, смеясь, — я же тогда был ещё и небритый.

— Ага, но когда я на следующий день сказала маме, что тебе 19 лет, она успокоилась. Так что успокойся и ты. Он тебя не тронет.

— Ладно, но бронежилет всё же следует прихватить, как думаешь?

— Дурачок, — сказала Маша и поцеловала меня.

Мда уж, встреча с отцом Маши. Жутко. Жутко от того, что встреча наедине. Мне было бы куда спокойнее, если бы поговорили вчетвером: я, Маша, её мама и папа. Ладно, разок поговорю и всё. В конце концов, мне ведь даже не нужно будет врать. Просто скажу, что мы с Вашей дочкой любим друг друга и не можем представить жизнь друг без друга. Вот и всё. А что ещё нужно?

***

— Уф, давно не выбирался в подобные места, — сказал отец Маши, ставя поднос с едой из фаст-фуда на стол, — так как тебя зовут? Иван, на сколько я помню?

— Да, Иван. А Вас?

— Михаил Игнатьевич. Приятного аппетита, Иван.

— Спасибо, Вам тоже, — сказал я и принялся за еду. О чём говорить? И надо ли мне начинать разговор?

— Ну так что, ты студент, да? Сколько лет? Работаешь? Извини, это не допрос. Просто профессиональная привычка.

— Всё нормально. Да, я студент. 20 лет. Нигде не работаю. Сейчас вот буду устраиваться. Думаю официантом куда-нибудь. Может в кофейню.

— Официантом? Интересно. Говорят в кофейню ходят много одиноких девушек. Можно будет познакомиться.

— Эм, зачем мне с кем-то знакомиться? У меня много друзей.

— Ну, с девушками же знакомятся не для дружбы, верно?

— Эм, Михаил Игнатьевич, у меня есть девушка. А для окружающих я вообще женат. Видите? — сказал я и продемонстрировал левую руку, на безымянном пальце которой находилось кольцо.

— Кольцо? Зачем?

— Маша подарила на день всех влюблённых.

— Оно с гравировкой, как я погляжу. Что написано?

— «Моё счастье связано с тобой. Навеки.»

— Ух, красиво. Так что у тебя с моей дочкой?

— Мы любим друг друга.

— Хм, хорошо. А ты уже раньше встречался?

— Нет, у меня до Вашей дочери никого не было. Как будто я берёг себя для неё.

— Да, берёг. Так значит ты любишь её?

— Больше всего на свете.

— Ты бы женился на ней?

— Только на ней.

— Хорошо. Я рад это слышать. Ну что же, я доел, да и ты вроде тоже. Может пойдём? Немного ещё погуляем, поговорим. Не каждый день всё-таки приходится разговаривать с парнем своей дочери.

— Да, хорошо, — сказал я и встал из-за стола.

Мы отнесли подносы и пошли на выход. А мужик вроде действительно не такой уж плохой. И не страшный. Так что по всей видимости мои опасения были напрасны.

— Ты славный парень, как мне и говорила Маша. Славный. Для неё.

— Что? О чём это Вы?

— А ты меня за идиота не держи, ясно?! Думаешь я ничего не знаю о тебе, чёртов любитель порнушки? Может ещё и детское порно любишь?

— Что Вы несёте?! Какое ещё детское порно?

— От любителя малолеток это — меньшее, что я ожидаю.

— Любитель малолеток? О чём Вы блядь?!

— Я о том, что моя дочь больше не девственница. Озабоченный ублюдок!

— Заткнитесь! Это было наше обоюдное решение, а Маша выступила инициатором.

— Да, сваливать всю ответственность на девочку, как это по-мужски. Хотя какой ты мужик? Педофил сраный. Ты понимаешь, что я тебя могу подвесить за яйца и вздёрнуть на колючую проволоку? Посмотрим, как ты запоёшь про любовь на зоне. А там очень «любят» педофилов, ты бы только знал.

— Что, на своём опыте узнали?

— Ублюдок! Тебе сильно повезло, что я мент, и меня могут разжаловать, если пальцем тебя трону.

— Что, уже и погоны стали важнее якобы защиты чести дочери?

— Вот же мразь! Посмотрим, как запоёшь у меня.

— Это ты запоёшь, потому что с Машей любим друг друга. И не Вам решать, быть нам вместе или нет. Вы свой шанс упустили 10 лет назад, когда бросили Наталью Игоревну. Вы больше не главный мужчина в жизни Маши. Это я. Вы появляетесь в её жизни раз в год. Ваше время вышло. Так что увидимся через год, — сказал я и развернулся.

— Не боишься тюрьмы?

— Нет. Потому что я верю в любовь. И Вы как «мусор» должны знать, что тюрьма мне не светит. Если всё всплывёт, то я сделаю Маше предложение. А она согласится, будьте уверены. И мы поженимся. Но этого ничего не всплывёт. Вы не станете разрушать счастье своей дочери. А если Вы с ней хорошо общались, то знаете, что со мной она счастлива.

— Да, ты прав, — сказал Михаил и расплакался, — я видел, с каким воодушевлением она рассказывала о тебе. Я видел счастье в её глазах, когда она говорила о тебе. И я вижу это в тебе. Ты действительно любишь её. И ты готов на всё, ради неё. А я повёл себя как мудак. Прости меня. На работе я имею дело со всякой швалью, а потом узнал о том, что Маша встречается. А позже, когда я повёл её на осмотр к гинекологу, доктор спросил у меня, знаю ли я о том, что она не девственница. Я был в шоке. Кровь во мне взыграла, и подумал, что ты из тех любителей малолеток. Но теперь я вижу, что это не так. Ты не струсил, не поджал хвост, ты стал отвечать, стал биться за свою честь и за своё счастье, которое связал с моей дочкой. Прости меня ещё раз.

— Ох, я даже не знаю, что и сказать. Но ладно, я прощаю Вас, — сказал я и пожал протянутую руку.

Так мы и расстались. Михаил Игнатьевич пожелал ещё удачи на прощанье и всё, мы наконец разошлись. Я попытался выбросить всё это поскорее из головы, тем более близилась наша первая с Машей годовщина. Годовщина со дня нашей встречи. Маша сказала, что подарки не нужны, но это же годовщина всё-таки. Так что я ломал голову над подарком. Цветы? Да, конечно, но нужно что-то ещё. Что-то недорогое и памятное. Так, что у нас было в день знакомства? Ужин, обнимашки в подъезде, поликлиника, подвёрнутая нога. Точно, подвёрнутая нога! Идея бредовая, но реализовать её можно. Так, посмотрим, что можно сделать…

И я стою на этом судьбоносном перекрёстке. Ровно год назад моя жизнь изменилась. Я закрыл глаза, и стал перематывать весь тот день. Вдруг позади меня слабый крик, я обернулся и увидел упавшую Машу.

— Вы как? — спросил я, подойдя к Маше и присев на корточки.

— Ничего, но нога болит. И сердце, — ответила она.

— Тогда позвольте помочь Вам с этими проблемами, — сказал я и протянул руку девушке. Она взяла меня за руку и тогда я потянул её к себе, заключив в свои нежные объятия, — но боюсь с сердечными проблемами будут трудности.

— Можешь помолчать и просто поцеловать меня? — спросила, улыбаясь Маша.

— Я едва сдерживаюсь от этого.

— А нужно ли? — спросила Маша и мы сплелись в долгом и страстном поцелуе. — С годовщиной, любимый.

— С годовщиной, любимая.

Мы просто пошли по улицам окраины города, взявшись за руки. А нужно ли больше?

— Слушай, а вот помимо нашей встречи, какие у тебя самые памятные моменты из этого года? — спросила Маша.

— Самые памятные? Спросила бы чего полегче. Мы же столько пережили вместе, и все моменты памятные.

— А без меня есть такие моменты?

— Пожалуй только спасения Насти. Остальное всё связано с нами.

— Ну так что?

— Уф, твой день рождения, Новый год, выпускной… Это не честно, я не смогу выбрать только один момент. Да и вообще, я же сравниваю этот год со всеми предыдущими, а в этом сравнении каждый миг этого года является запоминающимся. А у тебя есть такой момент?

— Ну, наверное, да. Это перед Новым годом. Когда мы ходили и фоткались. И когда ты сказал, что эти фотки тебе нужны для приложений для знакомств. Я тогда плакала и не спала всю ночь. Но потом успокоилась, вспомнив, что ты и раньше пробовал, но у тебя ничего не получалось. Так что я просто надеялась, что у тебя не получится и в этот раз. А потом ты мне сказал, что уже сходил с одной девушкой на свидание и вы вроде договорились о новой встрече после праздников. Вот тогда я вся рыдала. Мама долго меня успокаивала. Я ведь понимала, что не могу соперничать с ней, с ними.

— Не можешь? Ты шутишь?

— Да ну брось, где моим формам до их? У меня грудь по сравнению с ровесницами-то маленькая, а уж…

— Так, притормози, — сказал я и прервал речь Маши. — Неужели ты думаешь, что для меня важны формы?

— Конечно нет. Но тогда я думала, что окончательно проиграла. Что она и красивее, и умнее, и сексуальнее. А ты взрослый, тебе хочется. Ну, этого, секса, — сказала Маша краснея, — и не надо закатывать глаза, это я тогда так думала! Так вот, она умнее, а значит тебе будет о чём с ней поговорить. Ну и как бы да, с ней ты можешь хоть в день свидания заняться, кхм, любовью. И тогда мне пришла в голову только одна идея о том, чтобы тебя удержать.

— Поцеловать?

— Да, поцеловать. Я тогда действительно думала о том, что видела тебя в последний раз. Не могла уснуть. И каждые десять минут заходила и видела, что ты в сети. У мамы был выходной, так что она решила эту ночь провести со мной. Вот и уселись смотреть фильмы, а я всё открывала телефон и видела, что ты в сети. Уже прошла ночь, наступило утро, а мы всё сидели с мамой. А ты всё был в сети. И тогда ты написал. Пожелал спокойной ночи. А потом написал «лучшая девочка в мире».

— Ты ведь тогда не прочитала.

— Шутишь? Я просто закрыла диалог, но сообщение-то видно в уведомлении. Так что я завизжала от радости, но вскоре успокоилась. Ну как вскоре, где-то через час. Просто потом до меня дошло, что возможно не зря написал именно это. Я начала додумывать, что «лучшая» не значит «любимая», что «девочка» не значит «девушка». Но ты разрушил все мои опасения в Новый год. Спасибо тебе.

— Тебе спасибо. Спасибо, что вернула меня к жизни, — сказал я и поцеловал Машу. — Слушай, если ты думаешь, что я принёс только цветы, то ты ошибаешься.

— Вот как? Я тоже не с пустыми руками. Давай ты первый.

— Хорошо. Подарок не большой и скромный, но надеюсь он тебе понравится, — сказал я и запустил руку в карман, откуда достал брелок для ключей.

— Брелок?

— Не простой. Смотри, это брелок в виде памятной доски, а на ней написано: «Памятник левой ножке, которая так удачно подвернулась и свела двух людей вместе навеки. 24.09.19»

— Ух ты, как здорово! — сказала Маша и обняла меня. — Потрясающий подарок. Я теперь без него никуда. Вот уж точно, памятник моей ножке. Так удачно подвернулась.

— Очень удачно. Но и это ещё не всё, — сказал я и из рюкзака достал главный подарок.

— Ого, а это что такое?

— Здесь наш итог этого года. Альбом с фотографиями, которые мы делали постоянно на протяжении года. Здесь запечатлено всё, что было с нами.

— Божечки, — сказала Маша, еле сдерживая слёзы, — ты ещё и подпись сделал. «Моему лучику Солнца, ангелочку и просто самой лучшей девушке в мире от навсегда влюблённого в тебя Вани».

— Да, мой ангелочек ненаглядный, — мягко сказал я. — Посмотришь наш путь в фотографиях?

— Конечно, — тихо сказала Маша и принялась за просмотр альбома. — Да, здесь вся наша жизнь. Наше селфи в конце моего дня рождения… Опять же Лахта… Что? Это я?

— Да, я когда сказал твоей маме об идее подарка давно ещё, она мне скидывала всё, что у неё есть. И так оказалось, что она сфоткала тебя в момент, когда мы разговаривали в новый год. Мило, правда?

— Да ну я же там вся совсем разревелась, — чуть смеясь говорила Маша. — Я ведь в любви признавалась первый раз в жизни!

— Поэтому и вышло мило.

— Ахаха, а тут ты говорил, что любишь меня, — сказала Маша, указывая на скриншот моего интервью в мэрии, который я так и подписал: «Я люблю тебя!»

— Да, а ещё тут фотки твоих подруг, которые фоткали нас в школе, держащихся за ручки.

— Ох уж эти папарацци, — шутливо пожурила Маша своих одноклассниц.

— Наш выпускной. Наше лето.

— Да, и я с твоей кошкой.

— Нашей кошкой. И вы хорошо поладили между прочим.

— Ну конечно, кто её кормил, пока твоих родителей не было? — сказала Маша и засмеялась.

— Эх, а я уж думал у вас любовь.

— Да, любовь…, — тихо сказала Маша.

— Маша? Что-то не так?

— Вань, — сказала Маша и сделала паузу, — что было бы, если бы мы не встретились?

— Маш, я даже думать об этом не хочу. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Мы открылись друг другу так, как никому не открывались. Мы изменили друг друга. И без всяких сомнений в лучшую сторону. За этот календарный год, то есть начиная с признания в любви по телефону, я на пальцах одной руки могу посчитать дни, когда я просыпался не с твоим именем на устах. Ты — всё для меня. Ты и есть моя жизнь. И этот альбом — доказательство того, сколько всего мы пережили. Вместе. А наши чувства — доказательство того, сколько всего мы ещё переживём. Вместе.

— Да, сколько мы пережили, — сказала Маша и заплакала.

— Маш, что случилось? — сказал я, обняв девушку.

— Вань, я… Я боюсь, что это всё окажется сном. Что я проснусь, а тебя не будет рядом, но я буду знать, что ты был. Все мне будут говорить, что тебя и не было, или что стоит тебя забыть, но чувства ведь не обманешь. Они будут говорить, как сильно я люблю тебя. На что я готова пойти, ради тебя. Я проснусь в мире, где нет тебя, но всё будет напоминать о тебе. Плюшевые мишки, запись выпускного, этот альбом и брелок. Я буду знать, что ты где-то есть, возможно даже совсем рядом, но не буду иметь возможности увидеть тебя… Прикоснуться к тебе… Сказать, как сильно тебя люблю.

— Маша, я всегда буду с тобой. И всегда буду любить тебя. Хоть наяву, хоть во сне.

— Я знаю… Я знаю это, мой рыцарь, но порой обстоятельства бывают сильнее чувств, — говорила тихо, уже перестав плакать, Маша.

— Не моих. Не наших.

— Ладно, извини меня. Нагнала тут драмы понимаешь. Так, ну а теперь мой подарок, — сказала Маша, пытаясь придать своему голосу привычный оптимизм и убирая альбом к себе в рюкзак, откуда вскоре вытащила маленькую коробочку. — Вот, открой.

— Ого, я надеюсь там не кольцо. Хотя, если ты не встаёшь на колено, значит всё нормально. Ладно, посмотрим, чем удивишь на этот раз, а удивлять ты умеешь, — сказал я и открыл коробку. В ней оказались часы, сделанные под старину. Такие, которые прикрыты крышечкой. Не ручные, а те, которые встречаются у английских лордов. Я открыл крышечку, и на обратной стороне была наша фотография. — Боже, у меня просто нет слов. Это просто чудесно!

— Ты ещё переверни.

— Хорошо, — сказал я и перевернул часы. На оборотной стороне было выгравировано «Жизнь не я, она ждать не будет». — Ого, интересно, но к чему это?

— К тому, что я ждала тебя кажется всю жизнь.

— Маш, тебе ведь тогда было всего 14. Ты меня уж конечно извини, но половое созревание тогда только начинается. Или оно с 13 лет? Не суть.

— Вот пошляк, — подколола меня девушка.

— Маш, эта надпись ведь значит не то, что ты сказала, так?

— Ты всё поймёшь. Когда-нибудь, — сказала Маша, и заплакала.

— Маш, ну что такое? — спросил я и обнял девушку. Пошёл сильный дождь.

— Ничего, просто я так люблю тебя, — сказала Маша и обняла меня так сильно, как не обнимала никогда. Откуда у неё столько сил?!

— Я тоже люблю тебя.

— Я знаю. Пожалуйста, вернись ко мне, — говорила моя принцесса почти рыдая.

— Маш, я никогда не покину тебя. Никогда. Мы же вместе навеки, помнишь?

— Навеки. Помню. Пожалуйста, ты можешь сказать мне, что вернёшься? Поклянись.

— Да. Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Обещаю. Клянусь тебе. Я вернусь.

— Спасибо. А большего мне и не нужно, — сказала Маша и вновь крепко-крепко обняла меня.

Дождь заливал машины, канализационные люки не справлялись с таким количеством осадков, люди с зонтами бежали до ближайших укрытий. И только мы стояли и обнимались посредине улицы, не смея разомкнуть руки. Не смея что-то сказать. Что бы ни случилось, я вернусь к тебе.

На удивление мы не заболели. Так, лишь немного почихали пару дней и всё. Со мной захотела встретиться Настя. Хех, я прям нарасхват. Все-то хотят со мной встретится. Договорившись с Машей, я согласился на встречу в кинотеатре. Глянули фильм, а после решили перекусить и поговорить.

— Ну, как годовщина? — спросила Настя.

— Шикарно. Просто замечательно. Смотри кстати, что мне Маша подарила, — сказал я и достал часы.

— Ого, какие классные. Блин, прям вообще круто! И фотография милая.

— Ты ещё сзади посмотри.

— «Жизнь не я, она ждать не будет». Хм, странно. Что это значит?

— Она сказала, что со временем я пойму. У тебя есть какие-то идеи?

— Неа, нету. Но у вас всё хорошо?

— Да, абсолютно. Как и всегда. Ну, почти.

— Что за почти?

— Да я встречался с отцом Маши недавно. А он как бы десять лет ушёл из семьи и видится с Машей только раз в год. И он как мне закатил гневную тираду. Что я, мол, педофил, ублюдок, и что подвесит меня за яйца.

— Что, так и сказал?

— Ага, даже ещё жёстче. Ах да, ещё он капитан полиции. Вот. Но кажется я его убедил, что мы с Машей любим друг друга. По-настоящему.

— Хорошо. Хотя подожди, назвал педофилом?

— Ну, он водил Машу к гинекологу, и там выяснил, что…

— Ты… Вы…

— Да.

— Уф, ну ладно. Но ты ведь знаешь все последствия? Хотя, что я такое говорю, конечно знаешь. Как наверняка знаешь и то, как последствий можно избежать.

— Да, знаю. Свадьба. Я сделаю предложение, а Маша согласится. Так что я спокоен.

— Хорошо. А ты самой Маше говорил об этом? О разговоре с отцом и о том, чтобы она не боялась его угроз?

— Нет. Не говорил. Хотя думаю ты права, и надо бы сказать. Ладно, на следующей встрече скажу.

— Хорошо. Это ваше дело, вмешиваться не буду.

— Что, даже не спросишь, по обоюдному ли согласию?

— В этом нет необходимости. Это и так очевидно. Ты явно не из тех, кто будет склонять несовершеннолетнюю девушку к сексу. Так что я ничуть не удивлюсь, если это она решительно предложила, а ты лишь согласился.

— Как тебе это удаётся? Я настолько заурядный?

— Да ни разу. Хотя может иногда да. Но это не плохо. Просто ты хороший. И это видно сразу.

— Ой, ты меня идеализируешь. Ладно, хватит всё обо мне. Как у тебя дела? Нашла друзей? Может парень появился?

— Да у меня всё хорошо. Помимо общих подруг, в универе с одной девочкой ещё сдружилась. А с парнем как-то не очень.

— А что так? Он есть?

— Да, есть. И он мне очень нравится. Даже слишком сильно. Наверное, влюбилась.

— А он?

— У него есть девушка. И он с ней счастлив. А я не смею разрушать его счастье.

— Ух, какая драма. Но ничего, девушка ещё не жена. Да и других хороших парней вокруг много. Найдёшь ещё своё счастье. Ты же умница и красавица. Если бы не Маша, я бы замутил с тобой, — сказал я и засмеялся.

— Правда?

— Ну да. Но здесь ведь очень много подводных камней. Во-первых, если бы не Маша мы бы не познакомились. Во-вторых, я слишком сильно люблю Машу, чтобы думать о ком-то, как о потенциальной девушке. Но ты замечательная девушка. Я рад, что встретил тебя.

— Спасибо. А уж как я рада, что встретила тебя, ты даже не можешь представить.

— Ой, может хватит обмениваться любезностями? — сказал я, улыбаясь. — Может пойдём, погуляем ещё?

— Да, давай.

Была суббота, а значит во времени нас ничто не ограничивало. И мы гуляли и болтали, гуляли и болтали. Хорошая девушка Настя. И умная, и красивая, и добрая. Как же ей так не повезло, что она оказалась в тот день на мосту? Не знаю. А не спрашиваю потому, что не хочу заставлять её всё это переживать вновь. У Насти теперь новая жизнь. С новыми друзьями. И я рад, что причастен к этому. Как же здорово видеть улыбающегося человека и понимать, что причина этой улыбки — ты. Потрясающее чувство. А я причина для улыбки сразу у двух людей. Маша и Настя. Я спас Настю, а Маша спасла меня. Какой же круговорот. Была идея гулять аж до самого рассвета, но пришло сообщение от Маши, что она хотела бы встретиться со мной завтра. Хотел этого и я. Так что мы с Настей погуляли до часу ночи и разошлись. Я проводил её до общаги, мы крепко обнялись и пожелав друг другу спокойной ночи разошлись.

Проспав до полудня, я встал и начал приводить себя в порядок. Вечером свидание с Машей, а значит надо приготовиться. Умылся, позавтракал, и до вечера занимался учёбой. Вечер занят у меня, как-никак. Маша и в этот раз предложила встретиться на улице. Снова погуляем. И хорошо, намотаю километры за эти выходные да схудну чуть-чуть.

— Привет, принцесса, — как всегда задорно поздоровался я.

— Привет, — грустно сказала Маша, — пойдём в парк?

— Эм, ну ладно, пойдём. Маш, что-то случилось?

— Нет.

— Маш, это же я. Вместе и навеки, помнишь? — улыбаясь говорил я. Может удастся её хоть оптимизмом встормошить?

— Да, помню. Я в парке всё скажу. Сейчас просто надо подумать.

Всё это странно. С ней такое если и происходит, то очень редко. Что заставило её так сильно переживать и нервничать? О чём она думает? Может что-то в семье случилось? Чёрт, сколько вопросов, но ответы я получу только от Маши. А значит надо дать ей время подумать. И надо будет не забыть сказать о разговоре с её отцом. Наконец мы пришли в парк. Никого. Совсем никого.

— Сядем на скамейку? — предложил я.

— Нет, не стоит. На самом деле я хотела сказать тебе что-то очень важное, Вань.

— Что, всё-таки беременная? — спросил я и вновь улыбнулся. Ну может хоть сейчас она улыбнётся? — Тогда знай, что с тобой всегда и навеки. Я буду хорошим отцом. За кошкой я хорошо заботился.

— Вань, хватит паясничать. Я не беременна.

— Тогда что? — спросил я серьёзно.

— Вань, между нами всё кончено, — сказала Маша и тишина начала сдавливать мне уши. Я ждал продолжения. Ждал того момента, когда она не сможет далее сдерживаться и рассмеётся. Рассмеётся, и скажет, что всё это розыгрыш. Скажет, что видел бы я сейчас своё лицо. Но этого не происходило. Но всё же действительно не смогла дальше сдерживаться. Но она не рассмеялась, а заплакала горькими слезами.

— Слушай, Маш, шутка затянулась. Всё, я уже испугался, честно. Где съёмочная группа?

— Я серьёзно. Между нами всё кончено. Нет больше нас. Есть только ты и я. Всё.

— Маша, что ты чёрт подери такое несёшь?! О чём ты?

— Я о том, что люблю другого. И всегда любила. Помнишь Даню из моего класса? О, я с ним не только танцевала. Ты думаешь почему я в начале августа сорвалась в Питер? С кем я, по-твоему, переписывалась всё лето? Думаешь с папой? Ха, ничуть. Я обсуждала с Даней тебя. А потом, в августе, мы вдвоём здорово порезвились в кровати. Да, член может у тебя и больше, но это, пожалуй, единственное твоё достоинство перед ним.

— Маш, это говоришь не ты. Не ты!

— Да? А откуда тебе знать?

— Почему ты тогда плачешь?! Если тебе всё равно на меня, то почему плачешь?

— Потому что это эмоциональный момент, придурок! Скажи честно, я хоть иногда интересовала тебя как девушка, как человек, а не как мелкая девочка, с которой было бы неплохо переспать?

— Что ты несёшь? — потерянным голосом сказал я. Голова всё сильнее кружилась. Что происходит?

— Что слышал. Думаешь я поверю в то, что ты действительно меня любил? Да ты же грязный педофил, который и хотел только выебать меня, и всё! А теперь всё, с девственницей переспал, так что можно и на других переключиться, да? На Настю, например. Ну как, уже вчера сколько раз в неё кончил?

— Замолчи! — крикнул я.

— Нет, не замолчу! Я скажу всё! Я ненавижу тебя. И посмотри на себя, ты ведь ничтожество. А если бы не я, то и был бы разлагающимся ничтожеством. Абсолютный ноль. Без целей, без амбиций, без работы. Просто ноль.

— Если я такое ничтожество, то почему начала встречаться со мной? Почему к отношениям стремилась ты, а не я?

— Да потому что у меня тогда не было парня, а у всех подруг были. И я хотела выпендриться перед ними. Что у меня не просто парень, а ещё и студент. Всё было сделано для того, чтобы подружки завидовали. Мы же девочки любим посплетничать и пообсуждать парней. А с тобой как с прицепом я выглядела выигрышно на фоне остальных девок.

— А подарки? Зачем вообще это всё? Зачем было меня встречать тогда на вокзале? Зачем нужно было бросаться мне на шею? Зачем нужно было заботиться обо мне, когда я болел после больницы? Зачем всё это?!

— Чтобы ты не соскочил с крючка.

— Так я же, по-твоему, педофил! Как бы я соскочил с крючка, если единственная моя цель — выебать тебя, а?!

— Я… Я не знаю! Но что ты хочешь от маленькой глупой девочки? Я же не ты.

— Маша, ты ведь сама не веришь в то, что говоришь. Ты весь разговор плачешь! Пожалуйста, скажи мне правду. Пока не поздно, скажи мне правду. Пожалуйста, — сказал я и протянул Маше руку.

— Нет. Поздно. Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь. И не иди за мной. Если пойдёшь, я закричу, — сказала Маша, пытаясь сдержать слёзы. — Прощай.

Она развернулась и ушла, прикрывая лицо руками. Я остался стоять как вкопанный.

— До встречи, — сказал я тишине и упал на колени. — Пожалуйста, не уходи. Не покидай меня. Ведь ты не можешь оставить меня… Мы вместе навеки… У нас есть вечная бесконечность… Всего этого не может быть. Не может этого быть! Не может этого блядь быть!

— Так, тебе надо успокоиться. Успокоиться, понимаешь?

— Успокоиться? Ты издеваешься? Нет, этого не может быть.

Ладно, надо встать. Так, одна нога, другая. Мощный удар в сердце и долгое падение лицом на бетонную плитку.

— Да, так мне и надо. Так и надо! — закричал я, поднося руки к носу, из которого уже побежала алая струйка. — Да, вот так! Мордой в пол!

— Как и подобает ничтожеству…

Я перевернулся на спину, хлюпая носом свою кровь. Только тёмное сентябрьское небо и я. Только я и Ничто. Беззвёздное небо обволакивает меня, и как мама накрывает меня своим одеялом.

— Спасибо, мамочка, — тихо сказал я, — дай только удобнее устроюсь.

Приложив максимум усилий, я заполз на скамейку.

— А, что? Лечь на живот? Да, ты права, — сказал я и подчинился совету.

Вот и всё. Теперь я могу забыться. Теперь у меня есть защита. Если что, то я до конца боролся за свою жизнь. Так и напишите на могильной плите. Боже, пускай всё это будет сном.

Часть 3. … И смерть

Глава 15

Темнота и оцепенение. Как будто я снова окунулся в ледяную воду. Мерзкое шуршание листьев. Всё, вы отсохли, вы сдохли, так не мешайте! Какие-то глухие и медленные шаги. Кто-то уже пришёл на мои поминки?

— Молодой человек, Вы живы? — спросил голос, тряся меня за плечо.

— А? Что такое? — спросил я, открывая глаза. — Где я? Кто Вы?

— Ох, слава Богу, Вы живы! — воскликнула пожилая дама в изношенном, сапдеповском пальто и толстыми очками.

— А? Жив? А с чего мне умирать? А с другой стороны, жив ли я? Ведь для смерти вовсе не обязательно, чтобы перестало биться сердце.

— Как тебя так угораздило? Вроде приличный с виду молодой человек, а тут такое. Вроде и не пахнет от тебя алкоголем. А лежишь тут на скамейке, нос разбит. Избили?

— Да, наверное, — сказал задумчиво я и посмотрел вниз под скамейку. Там оказалось маленькое красное пятно. Странно, видимо кто-то разлил вино. Но почему прямо передо мной? А может оно уже было здесь, когда я пришёл? Так, стоп. А когда я пришёл? И что я здесь делал?

— А кто избил? Бандиты какие-то? — спросила бабулька, выводя меня из раздумий.

— Чо? Какие ещё нахрен бандиты? Понятия не имею, — послал я пожилую даму и встав со скамейки, пошёл в сторону.

— И даже спасибо не сказать. Тьфу, молодёжь пошла!

— А за что спасибо? Ты же ничего не сделала, — сказал и пошёл подальше от неё.

Вот пристала. Я ей что, за то, что она меня разбудила должен спасибо сказать? Обойдётся. Странно. Давно я себя так не чувствовал. Так озлобленно. Так… Одиноко. Но почему? Ни черта не помню. Я встретился с Настей, на следующий день с Машей. И всё. Офигеть. Такое бывает? У меня амнезия, или что? И почему так болит голова и нос? Сколько вопросов. Ладно, надо прийти домой и разобраться во всем. Так, ну хоть свой адрес я помню, да и ключи на месте. А вот и он, дом.

— Ваня? — услышал я обеспокоенный голос, едва зайдя в квартиру. — Ты где был?

— А, Миша, это ты, — устало сказал я.

— Чёрт, что случилось? Что с тобой произошло?

— Понятия не имею. А что?

— Да тебя твоя мама потеряла. Вчера не могла дозвониться. Сегодня написала мне, а я сам не знаю где ты ночевал и где был.

— А она так сильно волнуется? — равнодушно спросил я.

— Чего? Конечно волнуется! Да ты и себя видел?

— Эм, нет.

— Тогда глянь в зеркало, — посоветовал мне друг, а я так и сделал.

Уставшее выражение лица. Опущенные уголки губ. Чуть прикрытые веки. Мешки под глазами. И красное пятно под носом. Совсем как то пятно у скамейки.

— А что у меня с носом? Кто-то пролил на меня красное вино? — спросил я.

— Эм, я не эксперт, но, по-моему, это кровь. На вас с Машей напали?

— Напали? Не знаю. Может быть. Не помню. Так, погоди, на нас действительно могли напасть. Вот и связь. Красное пятно под скамейкой — это кровь из моего носа. Да, на нас напали! Чёрт, Маша! Нужно срочно узнать, что с ней!

— Твою мать, — сокрушённо сказал Миша, — получается тебя вырубили и уложили на скамейку, а Машу…

— Нет-нет-нет! Она в порядке! Она убежала. Она у меня девочка быстрая, — говорил я, набирая её номер на телефоне. — Чёрт, сбрасывает. Её… Её похитили и теперь её телефон у них. Мрази! Сволочи!

— Надо в полицию идти. И срочно! — сказал друг, пока я раз за разом набирал Машу, а на другом конце раз за разом сбрасывали.

— Да, пошли. Хотя подожди, она что-то написала. Может ей позволили отправить сообщение о выкупе, — сказал я разблокировав телефон и начав читать сообщение.

— Ну? Что там? Сколько просят? — спросил Миша. — Читай, пожалуйста. Ты чего завис? Вань, ты чего плачешь? Всё настолько плохо?

— Да… Плохо, — сказал я и без сил упал на колени, склонив голову и уронив телефон на пол.

— Боже… Она… Умерла?

— Нет. Не она, — сказал я, рухнув на пол. Миша же поднял мой телефон.

— «Ваня, я всё тебе вчера сказала. Не звони мне. И не пиши. Впрочем, я все равно кину тебя в чс. Я всё сказала. Между нами всё кончено. Ты мне больше не нужен. Я использовала тебя и выкинула как тряпичную куклу. Ведь на большее ты и не способен. Ничтожество. И ты там это, не выпиливайся, хорошо? У меня родители конечно со связями, но все эти разбирательства в суде и прочая чушь мне не нужны. Ну знаешь, нам с Даней будет не до этого. Всё, пока грязь из-под ногтей», — прочитал Миша и рухнул на диван не в силах что-либо сказать.

— Забавно, ко мне вернулась память, — сказал я, хлюпая соплями и слезами. — Да, вернулась память. Как она втоптала меня в грязь. Как тот человек, который клялся мне в вечной любви назвал меня педофилом и извращенцем. Как тот человек, в любви которому клялся я, сказал, что весь год отношений был холодным расчётом. А я… А я дурак поверил, что встретил ту единственную. Поверил, что вот оно, моё счастье, что я больше не буду разочаровываться в отношениях.

— Да как?! — воскликнул Миша, вскочив с дивана. — Ну как? У вас ведь всё было так замечательно. Такая сильная и крепкая любовь. Огонёчек счастья в глазах у обоих. Как она могла так поступить? Ну как?!

— Я не знаю. Видимо она тварь. А я купился. Ну а она использовала меня, — сказал я, вставая с пола. Мой взор упал на рабочий стол, на котором стояла рамка с нашей фотографией. Мы у Лахты. Чудесное время. Мы улыбаемся. Ещё друзья. Неужели и эта улыбка фальшивая? Неужели она тогда думала о том, как превратить дружбу в отношения, чтобы хвастаться перед подругами?

— Вань, я сегодня в универ не иду. Я понимаю, что тебе возможно хочется побыть одному, но я не могу тебя бросить. Если хочешь уединиться, то я просто буду на кухне. Хорошо? — спросил меня Миша, положив руку на плечо.

— НЕНАВИЖУ!!! — заорал я, швырнув рамку в стену.

Комната тут же наполнилась десятками мелких осколков стекла. Да, прямо как моё сердце. Я подскочил к разбитой рамке и стал рвать фотографию.

— Ненавижу! Ненавижу! — продолжал кричать и рвать фотографию на сотни клочков. — Почему? Почему ты так поступила? За что? За что?

— Вань, я сейчас уберу, — тихо сказал Миша.

— Да съебись ты уже на кухню или куда ты там хотел! Оставь меня! Да, а ещё лучше брось. Предай, как она. Скажи, что все 13 лет якобы дружбы ты на самом деле презираешь и ненавидишь меня. Давай, скажи. Лучше сейчас, чем потом, — говорил я, не то крича, не плача.

— Ваня, ты мой лучший друг. Я никогда тебя не предам.

— Она… Тоже так говорила, — сказал я уже рыдая.

— Да, знаю. Знаю, — сказал Миша и обнял меня. — Знаю. Знаю.

— Я любил её. Любил! Она была всем для меня. А она… Почему? Почему?! — говорил я, рыдая, уткнувшись в друга. — Господи, почему я не умер тогда, в ледяной воде? 

***

Мерзость. Грязь. Люди. И люди ли? Животные. Хищники, стервятники, которые хотят использовать тебя и унизить. Вот всё, чего они хотят. Раздавить меня? Не дождутся суки!

Я решил сесть на больничный. Сил моих нет смотреть на все эти морды. Типичная поликлиника. Та самая. Лучше бы она ногу сломала, а не подвернула.

— Молодой человек, разрешите пройти? Мне только справку взять, — вывела меня из размышлений какая-то бабулька, на которую мне даже взглянуть было лень.

— А что мне за это будет?

— Что будет? Ну, я не знаю… Н-ничего…

— А почему я должен Вам уступать за просто так?

— Я ведь быстро. Только справку взять и всё.

— А очереди для кого?

— Но ведь народу очень много. После Вас ещё человек пять.

— Да, представляю. Когда я пришёл, передо мной было как раз столько же человек. Пришлось час отсидеть свою очередь. И Вы хотите сказать, что теперь я должен Вам уступить?

— Нет, не должны, но я думала…

— В Вашем возрасте вредно думать. Идите и смотрите дома телевизор.

— Но я тороплюсь… Внука ещё забрать надо со школы.

— А меня это как касается?

— Женщина, давайте Вы зайдёте передо мной. Нечего с этим хамом разговаривать, — сказало какое-то тело справа. Видимо следующий в очереди. — Мелкий испорченный говнюк.

— Если Вы хотели меня задеть, то у Вас не вышло, — сказал я и широко растянул губы. — Мне похуй на всех Вас и на Ваши проблемы, и на Ваши слова.

Над дверью кабинета загорелась лампа, и я зашёл в кабинет. Забавная ситуация. Меня спрашивают о том, есть ли температура. 37,2. Честно-честно. А потом мне выдают градусник. 35,9. Заебись. Но больничный мне всё равно выдали, так что похеру. Отлично, теперь у меня есть неделя отдыха. Неделя, чтобы никуда не ходить и сидеть дома, смотреть фильмы, сериалы. Круто. Осталось только добраться до хаты и путём. Однако автобус оказался занятым. Класс, даже стоя нормально не уместиться. Зато какая-то жируха заняла целых два сидячих места. Хм, есть кое-какая идейка.

— Извините, пожалуйста, — сказал я, обращаясь к этой свиноматке, — я проверяющий, так что не могли бы Вы показать мне свой билет.

— Эм, показать билет? У меня проездной.

— Ага, тогда тем более. А за второй билет Вы заплатили?

— За какой второй билет? Я еду одна.

— Одна? А я думал вдвоём: Ваша левая и правая части.

— Что? О чём Вы?

— Эх, — громко выдохнул я, — я о том, что Ваша двухсоткилограммовая туша занимает два места.

В автобусе повисла немая тишина. Хотя какой ещё блядь может тишина?! Жируха с четырьмя подбородками разинула рот, не в силах что-либо сказать. Что, неужели до меня ей никто не говорил очевидные вещи? Зовите меня правдоруб. Часть автобуса, в которой я ехал, тоже замолчала. Все обернулись на нас. Ух, что сейчас будет. О, самое прикольное, если рядом стоит её муж. Вот хохма будет.

— Что Вы сказали? — спросила жируха, видимо полагая, что ей послышалось.

— Нет, Вам не послушалось. Я сказал, что Вы, жирная корова, занимаете два места, хотя заплатили за одно.

— Да я… Да ты у меня…, — говорила кабаниха, жадно проглатывая воздух.

— Что? Может тебе руку подать, чтобы ты хотя бы подняться смогла?

— Слушай ты, мелкий засранец, — сказал какой-то мужик, схватив меня за плечо, — не смей так разговаривать с женщинами. Извинись. Живо!

— О, да у нас защитник угнетённых нашёлся? Ну, во-первых, живо убрал свои культяпки от меня. Во-вторых, откуда ты знаешь, что это женщина? Там же наверняка даже пизды не видно! И извиняться за что? За правду? Мораль мне друг, но истина дороже.

— Ты… Ты ублюдок! Падаль. Выметайся из автобуса!

— Не, не подумаю. Мне выходить только через две остановки.

— Отлично, тогда и поговорим, — сказал мужик и отпустил меня.

Давно не дрался. Ещё с начальной школы. Мужик на сантиметров пять меня выше, и тяжелее где-то на десяток кило. Ну и ладно. Зато я быстрее и более ловкий. Хотя… Какая к чёрту разница? Я всё равно не буду драться. Ударит меня? Отлично! Напишу заяву в мусарню, а потом потребую с него несколько сотен тысяч рублей за возмещение ущерба. Наконец моя остановочка. Я выхожу, и оборачиваясь не вижу того мужика. Стою и жду. Ну где он там? Ага, показался в проходе и… Махнул рукой? Перед закрывающейся дверью?

— Ебать ты ссыкло! — крикнул я, пока автобус не отъехал.

Да, вот и весь гонор. Герой. Тоже мне. Вот я герой. У меня даже грамота от правительства есть. А этот мужик так, типичный подпивкович. Только пиздеть и может. Жалкое ничтожество. Хотя за такую бабу я бы тоже не стал заступаться! Эх, а так хотелось острых ощущений.

Добравшись до дома, я стал осуществлять свои планы. Моральное и физическое разложение. Тонны скучных сериалов с газировкой и чипсами.

— Вань, пока погода хорошая может в футбол сходим? Ты хоть развеешься, — сказал однажды Миша, заставив поставить сериал на паузу.

— В футбол? Ну а хули нет, погнали, — сказал я и Миша стал собирать нашу компанию.

Через пару часов мы уже были на футбольном поле. Где уже были мелкие школьники, лет 14–15.

— Блин, они уже играют. Что делать будем? — спросил Костя.

— Вань, ты, как всегда, договоришься? — спросил меня Миша.

— Ха, да, без «б». Я и забыл, кто тут главный решала из нас всех, — сказал я и к моим ногам прикатился мяч.

— Пните, пожалуйста, — сказали мелкие пацаны. Я же, взглянув на мяч, спокойно пошёл по направлению кэтим мелким.

— В футбол играете? На всё поле? Это хорошо, молодцы. Но теперь большие дяденьки пришли играть.

— Ну нам немного осталось. К тому же мы раньше пришли. А ещё нас больше, — говорили пацаны, дополняя друг друга.

— Да мне похуй, сколько вам осталось, кого больше, и кто раньше пришёл. Я вам просто и по факту говорю: съебались нахуй с поля.

— Эй, парни, — сказал Серёжа, подойдя к нам, — может это, компромисс? Поделимся на две команды и поиграем. Поля ведь на всех хватит.

— Соглашайтесь, пока хороший коп предлагает такой вариант, — сказал я.

— Хорошо-хорошо, — загалдели ребята.

— Вань, что за херня с тобой? Ты обычно у нас дипломатичен. Ты уже у нас решала не потому что всех посылаешь, а потому что можешь договориться.

— Да забей. Давайте уже играть.

Спустя несколько минут, когда все переобулись и размялись, мы разделились на две команды и начали играть. Чёрт, эта мелкая школота явно занималась футболом. Они шустрые, техничные, юркие. А у меня игра совсем не идёт. Пасы не туда, удары мимо или по штангам. А ещё эти мелкие без труда меня обводят. Чёрт, вот и теперь я оказался последний защитником и меня обошёл пацан и несётся прямо к воротам. Но ничего, я ведь быстрее. Хочешь забить гол? А вот хер тебе! Я почти догнал пацана, и понимая, что не дотягиваюсь до мяча, стелюсь в красивом подкате сзади и срубаю пацана по ногам. Тот летит, хватается за ногу и корчится от боли.

— Ваня, ты какого хуя творишь?! — крикнул подскочивший ко мне Влад, который как раз и стоял на воротах.

— Что я сделал? Сфолил. К тому же перед штрафной, а это значит, что не пенальти.

— Ты пацану чуть ногу не оторвал!

— Но не оторвал ведь, — сказал я и глянул на лежащего пацана. Тот уже плакал.

— Ваня! — крикнул Миша, подскочив ко мне и толкнув меня. — Ты совсем больной? Ты совсем ебанутый?!

— Это обычный игровой момент, — сухо говорил я. — Тактический фол.

— Твою мать, Ваня, это не большой футбол, — сказал Серёжа. — Ты пацану возможно ногу сломал.

— Ну, в жизни всякое бывает. Футбол — контактный вид спорта.

— Иди и живо извинись перед ним. И не надо мне закатывать глаза! — крикнул Миша.

— Ладно-ладно, мне вообще поебать, — сказал я и подошёл к пацану, которому помогали подняться его друзья. На ногу вроде опираться может, значит не перелом. Наверное. — Сори.

— Сори? И всё? — недоумевая спросил меня Костя.

— Да. А что ещё?

— Это даже не извини. Тебе было лень произнести на один слог больше? — поражаясь спрашивал Миша.

— Сори является привычным эквивалентом слова «извини».

— Слушай ты, привычный эквивалент, если тебя бросила Маша, то это не значит, что ты теперь должен срывать свою злобу на окружающих, ясно?!

— Что? Бросила Маша? — начали спрашивать друзья.

— Так, ну-ка захлопнули хлеборезки! Это, во-первых. Во-вторых, это имя отныне табуировано. И, в-третьих, — сказал я и взял небольшую паузу, — мне похуй. Просто похуй. Погнали уже отсюда.

И вскоре мы ушли с поля. Мои друзья ещё раз извинились перед парнем. Не знаю за что они извинялись. За повреждение или за моё поведение? Впрочем, это неважно. Меня уже всё заебало. 

*** 

— Вань, привет. Как дела? Как здоровье? — спросила Нина за обедом в столовке в нашей привычной студенческой компании.

— А? Здоровье? Нормально, — вяло ответил я.

— Всё точно нормально? Просто ты какой-то, ну, не знаю, не такой, как всегда.

— Да устал и всё. Ну и болел. У вас как дела?

— Да тоже нормально. Хотела вот сходить с Машей на аниме-сходку, вроде договорились, а потом обнаружила себя в чёрном списке. Ты что-нибудь знаешь об этом? — спросила Рината.

— Хм, пожалуй, знаю, — сказал я, подняв глаза.

— Мы все если что оказались в чс, — сказала Соня.

— Вы не поверите, но я тоже.

— Да? А что так? Поссорились?

— Ну типа, — ответил я.

— Ну ничего. Она ещё молодая, горячая, скоро одумается. Ты только не переживай. Я тоже такую херню творила в её возрасте. Так что послать любимого человека в чс — это ещё цветочки. Но опять же, ты не переживай, Маша любит тебя. Не накручивай себе, — сказала Нина.

— Ага, любит меня. Как же. Мы не поссорились. Мы расстались.

— Расстались? Что, прям совсем?

— Да. Совсем. Навсегда.

— Бля, это хуёво, — сказала Нина. — Это странно, ведь у вас всё было хорошо.

— Мне тоже так казалось. Но только казалось. Правда же не так приятна, нежели наши надежды, — сказал я и сделал паузу. Нет смысла скрывать от них прям всё, — она меня предала. Всё это время она пользовалась мной. Её нужен был парень-прицеп, чтобы возвыситься в глазах подруг. Социальный лифт, так сказать. Ах да, чуть не забыл, ещё она мне изменяла летом, как уехала в Питер. Якобы к отцу. Вот и конец романтической сказке. Не будет ни жили они долго и счастливо, ни двух ребятишек. Ничего не будет.

— Твою мать, Вань, нам очень жаль, — сказали девочки, и встав из-за стола обняли меня.

— Это паршиво. Очень.

— Да господи, что я сделал не так? Ну что? Не надо было помогать ей тогда подняться, не надо было везти в поликлинику, не надо было её ждать, не надо было проходить в гости, не надо было соглашаться на этот чёртов концерт, не надо было идти на её др. А самое главное не надо было признаваться в своих чувствах в новый год. У меня ведь была девушка. Прям почти. Но я отшил её в пользу этой стервы, — говорил я чуть не плача.

— Вань, ты сделал всё это. И сделал бы это вновь. Ведь ты полюбил её. В том, что она сделала нет твоей вины, — сказала Рината.

— Тебе надо забыть её. Да, я понимаю, что советовать в такой ситуации легко. Ты и сейчас, наверное, думаешь, что её хрен забудешь. Но её надо забыть. Вычеркнуть из своей жизни.

— Да, Генри Миллер, например, говорил, что лучший способ забыть девушку — написать о ней роман, — сказала Рина.

— Ага, я прям вот сейчас возьму и сяду писать чёртов роман. Я кто по-вашему, графоман? Тем более я писать нихера не умею. Сочинения всегда были между тройкой и четвёркой.

— Да это я как пример вспомнила.

— Да, я понимаю. Извините, что повысил голос. Просто это всё…

— Да, всё хорошо, мы понимаем, — сказала Рината. — Тебе сейчас нужно выговариваться.

— Спасибо девочки. Надеюсь хоть вы меня не предадите.

— Что? Что ты такое говоришь?

— Да блин, это опять я чушь несу. Просто теперь иногда кажется, что кто угодно может меня обмануть, предать, вонзить нож в спину.

— Не все люди такие Вань, не все.

***

Волк, решивший выть на Солнце на Луну. Интересно, что она действительно задумывала этим сказать? Может быть я Луна, а она волк. Ну а тот Даня типа Солнце. Она выла сначала на меня, а потом нашла не тусклую, пассивную и безжизненную Луну, а яркое Солнце в виде Дани. А выла сначала на Луну, чтобы быть как все в стае. Раз все воют на стаю, то есть у всех есть парни, то и я буду выть. Вау, какие всё-таки другие грани открываются, когда узнаёшь всю подоплёку создания.

— Ха, а я думал, что волк — это я. Что я выл на Луну, читай поклонялся злу, серости, а теперь вою на Солнце, то есть выбрал путь энергии, добра. Какая же чушь. Чушь! — крикнул я и кинул эспандер, который сжимал в руке, в картину. Рамка разбилась и десятки осколков стекла словно дождь упали на пол, — эх, опять стекло собирать. Достав полотно из рамки, мне хотелось одного разорвать всё это в клочья, как сделал я недавно с фотографией. Руки уже плотно схватились за центр картины, чтобы изничтожить это гнусное творение. Но… Но разве всё это имеет смысл? Уничтожение памяти о нашей жизни. Разве это что-то изменит? Разве это заглушит боль в моём сердце? Разве от этого мне перестанет хотеться покончить с собой? Нет, не думаю. Да и что дальше? Отправлять кольцо на переплавку? Часы сдавать в ломбард? «Моё счастье связано с тобой. Навеки.» Навеки… С тобой… Боже. Боже, если ты есть, то я больше не хочу. Не хочу любить. Забери у меня возможность любить, забери у меня эту боль. Ведь я верил в это. Я верил в то, что наше счастье связано друг с другом! Но всё это лишь игра, жестокая шутка. Розыгрыш от самой жизни. Ну что же, я надеюсь вам смешно. Сейчас она поди сидит с этим Даней, и они ржут надо мной как гиены. Что ж, имеют право. Кто запрещает им смеяться над хроническим неудачником и лузером, об которого все вытирают ноги? Правильно, пускай смеются. Ведь так мир и живёт. Всегда есть шуты, которые развлекают господ. И развлекают не всегда шутками, а порой и тем, что испытывают боль. Вот и я сейчас не более чем шут, над страданиями которого смеются. Смеются рыцарь и принцесса… Ну что за дурацкая хрень? Что за рыцарь с принцем? Эти поцелуи при комплиментах и обнимашки при хороших мыслях друг о друге… Господи, какая же эта жестокая игра! Неужели это и есть одна из тех игр, в которые играют люди? Игра на моральное уничтожение человека. Ладно, кольцо пускай отправляется в коробку из-под чайника. А картина обратно в тубус. Что у нас ещё? Куча фотографий, которые Маша решила распечатать, чтобы они остались на память. Лахта, каток, какой-то ресторан, масленица, которую мы праздновали у её мамы. Ха, Маша вся в муке. Кривляется. 15-ти летний ребёнок. Но мало кто способен посоперничать в жестокости с детьми. Дальше фотки с выпускного, дачи. Несколько десятков штук. Сжечь. Предать огню, как она поступила с моими чувствами и моим сердцем. Но вместо этого я бросаю пачку фотографий на дно коробки из-под микроволновки. Там им самое место. На дне коробки памяти.

От дальнейшего пребывания в рефлексирующей меланхолии меня отвлёк звонок в дверь.

— Кто? — вяло спросил я, подойдя к двери.

— Почта. Вам посылка, — сказал мужчина по ту сторону дверного глазка.

— А? От кого? — спросил я, открывая дверь.

— Вы ведь Иван Евгеньевич? Вам просили передать вот это, — сказал почтальон, вручив мне нечто средних габаритов, обернутое в подарочную бумагу.

— Так от кого? — спросил я, а почтальон уже скрылся.

— Ладно, плевать, — подумал я вслух и закрыл дверь.

Итак, главные вопросы: от кого и что? Пора отвечать на эти вопросы, и куда проще ответить на второй вопрос. Так, отлично, бумага хорошо рвётся, и это… Блять. Нет. Это всё специально? Как она так подгадала время? Ёбаный фотоальбом. Вернула. Ну правильно, нахер он ей нужен? А мне? Мне-то он зачем? Ещё и в подарочную бумагу упаковала. Небось хотела, чтобы я при виде посылки обрадовался, что мне кто-то что-то подарил. А потом я вскрываю посылку, а там… Да, видимо ради этого. Сука. Тварь. Пошла в пизду. И ты, альбом, иди в пизду. То есть туда же, в коробку памяти. Даже открывать не буду. Что у нас там ещё осталось? А, да, наконец часы. Последний подарок в предпоследнюю встречу. Нахер мне часы? Зачем она их подарила? При чём за несколько дней до того, как сказала правду. Ни черта не понимаю. Ещё и эта надпись: «Жизнь не я, она ждать не будет». Ну вот что это за чушь? Аааа, я понял! Эврика! Она ждала лоха, которого можно развести и уничтожить, а жизнь не будет, она и так меня разведёт и уничтожить. Офигеть она приколистка. Такая мелкая, а уже смотри что делает, подарки со скрытым смыслом. Чтобы ещё сильнее поиздеваться после расставания. Вот же змея! Вроде мелкая и тупая, но в коварстве ей не занимать. Ведь она знала, что после расставания я буду анализировать смысл этой надписи. Ха, я даже уже начинаю восхищаться коварством этой суки. Да, восхищаюсь и ненавижу. Ненавижу… А всего пару недель назад было только люблю. Люблю навеки. Люблю… Но я больше не хочу любить… 

*** 

Постепенно всё начало приходить в норму. Ну как в норму, нормой я считаю то, что я начал редко улыбаться краем губ. И даже смеяться. Впрочем, мне не раз говорили, что смех у меня страшный. Сами они не могли объяснить в чём дело, и почему им порой некомфортно. Возможно потому, что я не хотел смеяться. Но смеялся, чтобы не быть белой вороной в коллективе. Начал возвращаться аппетит. За три недели после так называемого «разрыва», я похудел на десять килограмм. От прежнего крепкого парня не осталось и следа. Синяки под глазами, атрофированные руки и худые ноги. Ну, возможно друзья и преувеличивали, когда так описывали мои изменения, при этом заставляя меня питаться нормально, но мне как-то плевать. Разве это важно? Разве хоть что-то в жизни важно? Да если так на то уж пошло, то разве жизнь важна? Вот сигану я под поезд и всё, боли не будет, страха не будет. Ничего не будет. А радости и счастья… И без поезда ни того, ни другого не будет. А боль… Она останется навсегда. А так подумаешь, ну поскорбят немного друзья и родственники, ну поплачут. Делов-то. Потом ещё и спасибо скажут, что больше не увидят мою тусклую отвратительную рожу.

В конце концов не всем ведь быть первыми. Если все будут первыми, то кто будет вторым? Не всем же быть успешными и счастливыми, довольными жизнью. Должны быть и такие, как я. Неудачники, обречённые на несчастье, страдания и боль. Ну подумаешь сдохну в 70 лет, будучи закоренелым холостяком, прожив всю жизнь без девушек, без отношений. Подумаешь…

Ведь мы пыль. Все станут ею. Ну а я и сейчас. Какая разница, каких червей я буду кормить, тех, которые живут сейчас, или тех, что будут жить через полвека? Суть не меняется. Какая разница, сколько тебе лет на момент смерти? Суть ведь в том, чтобы жить. А «жить» не значит праздновать десятки дней рождения, нет. Ведь жизнь как пьеса, не важно, короткая она или длинная, важно лишь то, как она сыграна. А я сыграл в жизнь очень посредственно. И эту роль не изменить. Всё, выдал мне сияющий Шекспир роль неудачника и я её играю. Хотя получается играю я хорошо. У меня ведь отлично выходит!

Эх, не будь я трусом, покончил бы с собой. Ну а смысл мне жить? Она забрала его. Но я слаб даже для этого. Поэтому всё, что мне остаётся — плыть по течению. Это всё, на что мне хватает сил. Просто держать себя на плаву.

Глава 16

— Ну что Миша, поздравляю с днём рождения! Желаю счастья, удачи, любви. Короче, всё как всегда. С праздником! — сказал я.

— Немногословно, но искренне. Спасибо Ваня, — ответил мне Миша. — Ладно парни, как у вас дела? Что нового?

— Да у меня н-ничего, всё нормально. Устроился вот на работу, электросамокаты сдаю в аренду, — сказал Влад.

— Опять брат старший помог? — язвительно спросил я.

— Ой, да пошёл ты. У меня хотя бы работа есть, — совершенно без заиканий сказал Влад.

— И что? Нашёл чем удивлять, — ответил я. — Ладно Серёжа, вот у него работа так работа. Кодер в гугле, а твои самокаты-то чем должны удивить?

— Что? Серёжа в гугл устроился? — спросил Костя.

— Да. А ты что, не в курсе? — спросил Серёжа.

— Нет, я видимо как-то этот момент упустил.

— Так ты как с девушкой съехал на квартиру, так совсем редко стал с нами видеться, — сказал Миша. — Как у тебя там с ней кстати?

— Это ведь всё ещё та, из музыкалки которая? — спросил я.

— Да, всё ещё она. А с ней… Да как-то тяжко. Ссоримся в последнее время весьма часто. Из-за всяких мелочей при чём. Забыл купить в магазине яйца — всё, скандал. Как же она останется без яичницы на завтра?

— Да, понимаю. Чёртова бытовуха, — сказал Серёжа. — Много она нервов съедает.

— Точно. В этом плане только Ване наверное повезло, — сказал Костя.

— Что? В каком смысле? — спросил я.

— Эм, ну, — замялся Костя, — я как бы про то, что, ну, у тебя с Машей не было этой бытовухи.

— Да блять, повезло, — тихо ответил я.

— Вань, может тебе девушку найти? — спросил Миша.

— Да, мне тоже кажется, что уже пора, — сказал Серёжа, с которым согласились остальные друзья.

— Ой начинается. Пошли обсуждать девушек, и меня нельзя ну вот никак оставить в покое. Почему? — сказал я.

— Да потому. Ты уже больше года словно ходячий труп. И мы переживаем за тебя.

— А при чём тут девушка?

— Ну, может новая любовь тебя заведёт так скажем. С Машей же так и вышло.

— Я же просил…

— Извини. Я помню, что это имя мы не произносим. Но слушай, через месяц Новый год, а ты выглядишь как сушеное дерьмо. Тебе надо забыть её. А лучший способ забыть девушку — найти другую.

— А Генри Миллер говорил, что, чтобы забыть девушку, о ней нужно написать роман.

— И что, будешь писать роман?

— Нет. А ты предлагаешь найти другую? Кому я сейчас могу быть интересен?

— Подожди, ты сначала скажи, есть ли те, кто тебе нравится?

— Ну, наверное, есть. Немного, наверное, девушки три.

— И кто это?

— Ну, Даша. С другой группы. Она красивая. Очень. Но курит и любит вписки.

— Не, это точно не для тебя. Но ты продолжай.

— Ну и Настя с Ринатой мне нравятся.

— Рината ведь твоя одногруппница и подруга, а Настя та, которую ты спас?

— Да, это они.

— Ну, вот это уже интереснее. Кого будем звать на свидание?

— Да какое свидание?

— Да, свидание, точно! Так, всё, не отвертишься. Кого зовём на свидание? Кто тебе больше нравится? Кому ты думаешь больше нравишься? С кем больше шансов замутить?

— Ну вы прям закидали вопросами. Я не знаю, кто мне больше нравится. Они обе хорошие девушки. Какие там вопросы ещё были? Кому больше нравлюсь и с кем больше шансов замутить? Ну, мне кажется, что я обеим нравлюсь. Больше, наверное, Насте. Но с ней меньше шансов замутить.

— Так, а теперь подробнее. С чего ты взял, что нравишься обеим и почему с Настей меньше шансов?

— Ух, ну, не знаю. Насте я нравлюсь потому, что спас её. Я ей кажусь очень хорошим и добрым парнем.

— А почему меньше шансов?

— Она вроде как до сих пор влюблена в другого. Так что я для неё лишь друг.

— Ага, понятно. А что с Риной?

— Ну, я не знаю, мне кажется, что, когда я рядом, она ведёт себя странно. Например, на днях я подошёл к закрытому кабинету, она там стоит. Стоило только мне подойти, как она накинула вуаль себе на голову и сказала, что спряталась от всего этого мира. Часто ловлю на себе её взгляд. Ну и мы иногда говорим, что о масс-культуре, что о философии. Ну и как бы у нас вроде как много общего. Мы гики. Она анимешница, я комикс-гик. Почитываем философию. Она одной из первых вступила в мою нацистскую партию. И да, об этом часто говорим. У нас схожий чёрный юмор. Шутим и про смерть, и про суицид. Не знаю, ещё что-то может быть, сейчас уж не вспомню. А, да, вспомнил. Был ещё любопытный момент на прошлом 14 февраля, когда она сказала, что нравлюсь ей. Потом начала отнекиваться, выкручиваться. По итогу сошлись на том, что я ей нравлюсь как человек. Что я тогда изменился в лучшую сторону.

— А сейчас вернулся в прежнее состояние.

— Да, — коротко ответил я.

— Мда, интересно конечно. Ну что же, тогда решено. Пиши и зови на свидание.

— Да ладно, я подумал, что это шутка.

— Не, мы тебя не рассмешить собирались. Всё, пиши. А чтобы тебя поддержать, я тоже буду искать девушку. Ты с Ринатой, а я в Тиндере. Как лучшие друзья и по совместительству соседи, будем делиться новостями с любовного фронта, — сказал Миша.

— Ладно, парни, я напишу. Но не сейчас. И не сегодня. На следующей неделе. Просто вдруг она согласится, а я выгляжу как сушёное дерьмо!

— Хах, ну ладно, но чтобы на следующей неделе точно позвал. Мы проверим.

Так мы и посидели. Вроде праздник не у меня, но как-то оказался в центре внимания. Ладно, они мои лучшие друзья и просто хотят помочь мне. Хочу помочь себе и я. Ведь я соскучился. Соскучился по любви. Чёрт, я уже просто не могу! Я уже не чувствую себя живым. Не чувствую себя человеком. Потому что вообще ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Ни радости, ни горя, ни счастья, ни боли, ни любви, ни ненависти. Ничего. Она всё высосала из меня. И вот почему я так быстро согласился с их планом. Я согласился не потому, что хотел, чтобы они поскорее отстали от меня, нет. Я согласился потому, что хочу что-то чувствовать. Хоть что-то. Но беда в том, что я сам не люблю. Нравится ли мне Рина? Да, возможно. Хотя нет. Она просто симпатичная и приятная в общении девушка, не больше и не меньше. А это значит, что план обречён на неудачу. Мне ни холодно, ни жарко не будет от того, полюбит ли она меня или нет. А ведь в этом и вся суть. И что тогда делать? Что же, остаётся только один вариант — влюбиться в неё. Как? Думать о ней. День и ночь. Утром и вечером. Пока умываюсь, когда ем, за учёбой, когда гуляю, всегда и везде. Надо думать о ней. И я стал это делать. Я просыпался, думая о том, что скоро увижу Рину. Я умывался, думая о том, что мои зубы должны быть как можно чище, когда я буду разговаривать с ней. Я шёл в универ, потому что понимал, что вот-вот увижу Рину. Мы сидели либо вместе, либо рядом. И я то и дело посматривал на неё. На её стройные ножки, на тоненькие ручки, которыми она рисовала аниме-девочек прямо на лекциях. На её тёмные-тёмные, почти чёрные, карие глаза. На её веснушки. На её заострённый подбородок, с характерной и хорошо заметной ямкой в центре. Я смотрел на неё, и с каждым днём, с каждой минутой понимал, что мне и не нужно влюбляться в неё. Ведь она прекрасна. Разве в такую красоту нужно влюбляться? Когда ребёнок видит свою маму, неужели ему нужно влюбляться в неё? Вот и я, словно этот ребёнок, уже был влюблён в Рину.

Нужно было ещё и подкреплять симпатии Рины ко мне. Так что я начал очень сильно интересоваться её творчеством. Было ли мне интересно? Ну, может быть. Я никогда не считал её рисунки искусством, но это было хобби. И как хобби мне оно нравилось. И я зауважал Рину за это. Она не просто каждый день занималась этим, но и выкладывала все, или почти все, рисунки в свою группу. На публичное обозрение. Она не боялась делиться своим творчеством с другими людьми, в отличие от меня. Я тоже хотел создать группу, куда бы публиковал свои стихотворения, но в глубине души боялся общественного осуждения. Да и самому мне нравилось от силы три стихотворения всего лишь. Так что я немного пописал для себя и бросил. Но за творчеством Рины я стал внимательно следит. Мы обсуждали рисунки, я ставил первые лайки. И ей это было приятно. Сама мне об этом сообщала.

Наконец неделя подходила к концу, а я уже был по уши влюблён в Ринату. Наступало время приглашения на свидание. Фух, ладно, я смогу. Да, с Машей, с кхм, той девушкой, выходило всё куда проще, и я не думал о свиданиях. Их по сути и не было. Мы сразу начали встречаться. Сначала как друзья, а потом как…Ладно, об этом либо позже, либо никогда. Лучше второй вариант. Так что у меня считай было лишь одно первое свидание. С той девушкой, почти два года назад. Как её там? А, неважно. Ладно, я следил за собой всю эту неделю и вроде бы не ходил как ходячий труп. Фух, всё, пишу. Тем более я уже достаточно поговорил с ней сейчас об учёбе и о всяких мелочах. Так что моё предложение не будет выглядеть совсем уж комично. Даже здороваться не надо!

— Рина, как смотришь на то, чтобы завтра после зачёта сходить выпить чашечку кофе в торговом центре около универа, просто посидеть-пообщаться?

— Даже не знаю. У меня столько планов. Надо много чего дорисовать…

— Разве может затянуться посиделка в кофейне надолго?

— Ухх, думать сложно. Мне спать пора. Может я завтра отвечу?

— Хорошо, спокойной ночи. Жду утром правильного ответа, — написал я со смайликом.

— Ой, вот не надо тут правильно неправильно. Мы не на экзамене. Ррррр, агрессирую.

— Просто не замечаю агрессии. Спокойной ночи.

Фух, ну, вот и всё. Что будет завтра? Посмотрим. Как мне кажется, я сделал всё возможное. Хорошо, а теперь спать. Нужно собраться с силами перед завтрашним днём.

Утро. Давненько я так усиленно не умывался и не душился. Так, а вот и универ, а затем и нужный кабинет. И Рина, которая сидит вместе с Ниной и Соней на задних партах. Как только я зашёл, они стали шушукаться. И смеяться. Если бы они не были моими подругами, я решил бы, что это плохой знак. Но они в хорошем настроении, и это хорошо. Главное, что она в хорошем расположении духа. А-то она часто бывает грустной. Я же сел, как и всегда за первую парту. Быстро получив автомат, я, не взглянув на Рину, вышел из кабинета. Подожду её внизу, в гардеробе. Пускай хоть сейчас будет думать обо мне. Может быть даже понакручивает себя. Ну всё я готов. Ребята с группы всё выходят, а Рины нет. И вот каждому второму нужно спросить, чего я тут сижу, кого жду. Ух, да просто так я сижу, понятно? Наконец спустилась и Рината. Вместе с Ниной и Соней. Они кинули на меня взгляд и подмигнули. Попрощались с Риной и ушли. Рина со всей своей грациозностью меняла босоножки на зимние берцы, которые она называет козлодавами. Интересный выбор для хрупкой девушки. Наконец она оделась, и мы двинулись друг к другу.

— Ну что? — спросила она вперёд меня.

— Мне казалось, что это я должен был задать такой вопрос. Идём?

— Идём.

Ну, и мы пошли. В самом начале пути с нами правда шёл и одногруппник, так что первые метров 50 мы шли молча. Благо до него дошло, что мы с Риной не просто идём с одинаковой скоростью и он ускорил шаг и покинул нас. Шёл сильный и мокрый снег, который облеплял всю одежду.

— Как же всё это странно, — мечтательно сказала Рината, глядя вверх.

Густой снег уже почти полностью покрыл её розовую шапку с помпоном и скапливался на ресницах. Рината прикрыла глаза. «Как же всё это странно». О чём она? Я не знаю, но запомню этот момент навсегда. Как же она прекрасна. Как же всё это странно… Может для неё странно то, что я пригласил её на свидание? Может я нравлюсь ей уже давно и для неё очень странно то, что я пригласил её на свидание? Может быть. Но наверняка я этого не узнаю.

— Да, странно. Давно такого снегопада не было, — сказал я первое попавшееся в голову, — да и вообще жизнь странная штука.

— Да, прямо как игра, — сказала Рина, открыв глаза и посмотрев на меня.

— Ты играла?

Так у нас и прошла короткая дорога до кофейни. Об играх, об её творчестве. Почему, когда, что дальше. У самого торгового центра за нашими спинами оказалась парочка с группы. Они начали что-то говорить, а я хотел лишь избавиться от них. Но Рину они заболтали, так что она прошла уже и кофейню. Я встал в ступор, так как не понимал, что нужно делать.

— Эм, Рин, нам сюда, — окликнул я девушку.

— Да, точно. Ну ладно, пока, — сказала Рина знакомым.

— Ага, не будем вам мешать, — ответили они.

Из-за того, что мы прошли дальше парадной двери, Рина ломанулась вперёд меня в запасную, которая ну очень туго открывается. Благо я успел помочь открыть её и пропустил девушку вперёд. Мы достаточно быстро решили, что сядем за столик у окна. Но пока я медлил, Рина уже разделась и повесила свою куртку на вешалку. Без моей помощи. Чёрт, торможу! Было решено взять по капучино. Официанта долго не было, так что мне пришлось покинуть мою спутницу и поторопить принять наш заказ. Вообще без понятия, делается так или нет. Но как-то пофиг.

Договорились мы о том, что посидим часик. Получилось почти два. Мы разговаривали обо всём: учёба, философия, рисование, даже нормально поговорили про табуированные на свиданиях темы, а именно про религию и политику, поговорили о поэзии, литературе. Словом, мы узнавали друг друга. И мне понравилось то, что я узнал о ней. Ведь с ней можно было действительно поговорить обо всём. Прямо на первом свидании мы спокойно узнавали кто какой веры. Шутили как всегда про смерть. Классика.

— Тебе какая музыка нравится? Какие-нибудь аниме-опенинги? — спросил я.

— Ахаха, да, а особенно эндинги, — смеясь сказала Рина. — А вообще нравится Земфира, Сплин.

— Выхода нет?

— Ага. Эта песня тем более про суицид в метро. Как раз то, что нужно.

— О да, за суицидик мы шарим.

— Ага, мне порой кажется, что я точно покончу с собой. Не вижу я иной смерти для себя.

— Ого, как-то ты слишком жёстко мне кажется.

— Наверное. А ты как видишь свою смерть?

— Ох, ну, мне кажется три варианта. Автокатастрофа, смерть от сердечной недостаточности и, опять же, самоубийство.

— Ну вот, а ещё мне говорил, что я слишком жёстко говорю.

— Но ведь у меня-то суицид только на третьем месте! — сказал я, и мы засмеялись.

Замечательное свидание. Но всё когда-нибудь заканчивается, вот и мы стали собираться. Наконец официант принёс счёт. И обрадовал нас тем, что сегодня два кофе по цене одного.

— Так, значит, чего, по 72,5 рубля получается? — спросила Рина.

— Эм, Рин, ты серьёзно? Я заплачу. К тому же я рассчитывал на 145 рублей. Так оно и получилось.

Рине нужно было не на метро, а на трамвай. Совсем недалеко от кофейни. Конечно же, я предложил провести её хотя бы до трамвая. Она согласилась. Дорогой мы ещё кое-что обсуждали. В основном учёбе. А ещё то, что своими познаниями философией она отшивает парней. Начинает им рассказывать про симулякры и про тленность бытия, отчего бедные парни ломаются. Забавно.

— Ну ладно, пока, — тихо сказала Рина и пошла в сторону остановившегося трамвая.

— Рина, подожди, — сказал я и она обернулась. А мне это и нужно было. И тогда я обнял её. — Вот теперь пока.

Она села в трамвай, а я, помахав ей рукой, пошёл домой. Там меня уже ждал Миша, который был весь в нетерпении.

— Ну что? Как? — спрашивал он. — Всё хорошо, да? Если судить по твоему довольному лицу, то всё действительно хорошо.

Да, всё было действительно хорошо. Рассказав всё Мише, я написал Ринате и поблагодарил её за вечер. Она ответила взаимностью. Да, кажется всё более, чем хорошо. Всё замечательно! Ну ладно, сейчас учёбы нет, так что видится мы не будем. А это значит, что нужно бы запланировать дату следующего свидания. Ага, после экзамена. Вот, хороший вариант. Как раз отдохнуть.

— Настаиваю на снятии напряжения после экзамена в виде совместного похода в кино сразу после экзамена или вечером. Ты как? — написал я вечером. Однако она не прочитала. Ладно, видимо легла спать пораньше перед экзаменом.

Я проснулся, а ответа на сообщение всё не было. Ладно, в универе спрошу. Правда я опаздываю на экзамен, но ничего. Пойду значит где-то в середине очереди. И вот я пришёл, а Рины нет. В кабинете? Нет, ушла. Спросив у одногруппников я узнал, что она зашла самой первой, быстро сдала на «4» и ушла. Вот те раз. И как это понимать? Ладно, после экзамена напишу. Сейчас надо подготовиться. А подготовился я отлично, сдав на «5». Ух, супер! Так, у меня отличное настроение. Надеюсь у Рины тоже.

— Привет. Ну что, когда? Я освободился.

Эх, она не в сети. Ну ладно, скоро отпишется. Пока зайду в магазин что ли, надо и продукты взять, да и побаловать себя можно тортиком.

— Вечером у меня дела с мамой. Завтра иду на день рождения подруги. Да и вообще я не хочу, — написала Рината, когда я выбирал торт.

— Хорошо, а когда ты можешь, и куда ты хочешь?

— Давай я потом разъясню всю ситуацию.

— Хорошо.

Вот и всё? Вот и бесславный конец нашим отношениям? Нет. Блядь, нет! Почему? Что за херня? К чёрту эти торты хреновы, возьму вот большую пачку чоко пая. Зашибись. И сожру 12 штук за два раза. Вот, зашибись.

Так я и сделал. А ведь было классное настроение. Пришёл Миша.

— Хей, что случилось?

— Она не хочет. Вообще не хочет, — сказал я, уминая за обе щёки сладкое и не поворачиваясь на друга.

— Ох, а как она это объяснила?

— Сказала, что потом мне всё разъяснит.

— Блин. Жаль. Но ладно хоть сейчас, после всего лишь одного свидания. Да и ты вроде не влюбился в неё, да?

— Ага, точно, — сказал я тихо, не оборачиваясь на друга. — Это конец.

— О чём ты? Найдёшь себе другую. В Питере полным-полно красивых и одиноких девушек.

— А толку-то? Девушек-то много, а вот я… Лузер. Неудачник. Аутсайдер на обочине жизни. Неликвид на рынке отношений.

— Да ну брось, — начал меня утешать друг.

— Нет, Маша была права. Я неудачник. Сдохну в 50 лет от одиночества. Без родных, без семьи. Ладно хоть не девственником. Есть за что Маше спасибо сказать. Да, видимо я не создан для отношений.

— Ты принимаешь всё близко к сердцу. Ладно с Машей, но тут-то. Всего одно свидание, так что не переживай ты так. Не успел ведь ещё влюбиться, так что не раскисай.

— У тебя как?

— Всё хорошо. Сегодня первый раз поцеловались.

— Как хоть зовут?

— Ксюша.

— Отлично, я рад за тебя. Тебя кстати взяли на работу репетитором?

— Да, сейчас формируют группу учеников. А тебя?

— Нет, вчера вечером пришёл отказ. Грёбаный порог в 90 баллов, когда у тебя 89. Бесит. Всё бесит и раздражает.

— Ну подожди, можно ещё раз попробовать подать заявку в какую-нибудь другую репетиторскую школу, а с Риной… Ну, может ещё не всё потеряно. Да и опять же, было всего лишь одно свидание, так что не переживай. Это ладно там с другими, в которых ты был влюблён, а тут мы тебя через силу заставили пригласить её на свидание. Так что вряд ли ты был в неё влюблён.

Да, не был влюблён в неё. Недели три назад. Но сейчас всё иначе. Я влюбился в неё. Но нужно успокоиться, нельзя рубить с плеча. Надо выслушать её. Благо возможности для этого есть. Вот, например, после ближайшего экзамена. Я пришёл пораньше, чтобы она не успела пройти вперёд меня как до этого. Заняв место в очереди перед ней, мы переглянулись и опустили взгляд в свои тетради. Я зашёл, спокойно сдал экзамен и вышел. Спустился, оделся, и вышел на улицу, чтобы подождать Рину тут. И вновь проходящие одногруппники спрашивали меня, кого жду. И вновь приходилось отмахиваться и отшучиваться. Наконец она вышла:

— Ой, а что ты здесь делаешь? — спросила Рина, явно не ожидавшая меня сейчас увидеть.

— Ну как же, ты ведь обещала всё разъяснить.

— А, да, точно, — тяжело сказала Рината. Сказала и замолчала. Какое-то время мы так и шли молча.

— Да, понимаю, тяжело начать, — сказал я.

— Да нет, не так уж чтобы. На самом деле всё просто. Всё можно разъяснить даже тремя словами.

— Ого, а что за слова?

— Жестокая бессердечная тварь. Это я про себя, если что.

— Что? Жестокая бессердечная тварь? Ты же не такая.

— О нет, я такая. Просто пойми, что дело не в тебе, а во мне. И я сейчас говорю правду, а не просто отшиваю тебя. Ты действительно хороший парень, но я нет.

— Почему? Почему ты так о себе думаешь?

— Не знаю. Может заниженная самооценка. И куча всяких проблем. И тараканов в голове. Просто пойми, что я сейчас не могу любить. Просто не могу. Я просто ещё не отошла от прошлых отношений. И как бы к новым не готова.

— А сколько времени прошло?

— Почти год.

— Почти год? Это много. Я тоже всегда долго отходил.

— И наконец отошёл?

— Эм, ну, наверное. Мне кажется да. Просто я хочу сказать, что понимаю тебя.

— Да, возможно. Но Вань, я правда сейчас не готова к отношениям. А морочить тебе голову не намерена. Но ты найдешь девушку, куда лучше меня, я знаю.

— А если я не хочу девушку лучше?

— Тогда не знаю. Да и вообще, отношения приносят только страдания и боль, так зачем они нужны? Слушай, сейчас трамвай уже подходит, а мне маме надо помочь с делами, так что…

— Да, понимаю. Ну ладно, до встречи, — сказал я и мы обнялись.

Она уехала, а я долго стоял на остановке. Чёрт! С одной стороны, многое стало явным, но с другой стороны она меня отшила. Так, где ключ? Ключ к её сердцу. Жестокая бессердечная тварь… Отношения приносят только боль и страдания… Отходит от прошлых отношений… А ещё постоянно говорит о том, что все мужики козлы… Заниженная самооценка…Ага, эврика! Ну, как мне кажется. Она думает о том, что не способна любить и не способны полюбить её. Вот в чём дело! Да, именно. Отлично, теперь нужен план. В чём он заключается? В том, чтобы убедить её, что она может быть любима, и что не все мужики козлы. Что она действительно мне нравится. Надо во всём этом её убедить, и тогда я уверен, что у меня с ней всё получится.

У нас в группе решили устроить тайного санту. Хм, кажется Рина уйдет на каникулы с двумя подарками. Но что подарить? Мангу? Не, я же вообще не шарю. Что тогда? Философские книги? Карандаши? Альбом для рисования? Не, подарок не должен быть полезным. Это должна быть просто безделушка. Милая, приятная, памятная, но безделушка. И тогда меня осенило. Я часто видел фигурки азиатских котиков с поднятой правой лапкой. Помощь гугла и я узнал, что это манеки-нэко. Вот, точно, идеальный подарок. Она ведь и помешана на всём азиатском, а ещё и котиков любит. Отлично. Нашёл. Возьму самого маленького, сантиметров 10 в высоту. Как раз, чтобы поставить на полочку или просто на столе.

И вот тайный санта. Я пронёс манеки в пакете с подарком для другого человека, которому и должен был дарить. В углу, в который мы складывали все подарки, я выложил подарок для Рины, с её именем на коробке. Как будто обычный подарок от Санты. Староста разнёс подарки, и Рина сильно удивилась тому, что у неё два подарка. Может Санта решил, что одного мало? Но нет, бумажки, на которых написано имя, разные. Да и почерк совершенно непохож. Значит подарки от разных людей. Видимо об этом думала Рина, когда мы шли в лекционный зал, чтобы послушать заключительную речь в этом семестре. Подведение итогов, награждение лучших учеников, и так далее. Я вновь сидел рядом. Рядом с Ниной, Соней. Рядом с Риной. Нина с Соней о чём-то болтали и смеялись. А Рина? Рина просто держала в своих руках маленькую коробочку со своим именем и смотрела куда-то вперёд, редко-редко моргая. Она поняла. И что теперь? Надо бы поговорить с ней. Но у меня скоро поезд. Так что может отложить разговор на потом? После всей основной части нужно было расписаться. Я расписался одним из первых, и пошёл сразу на выход. Я не знаю почему. Опаздывал ли я на поезд? Да нет, у меня ещё было часа два до выхода, а все вещи были собраны. Тогда почему я так сделал? Чёрт, придурок! Столько переживал и волновался, а в конце решил всё сломать. Чёрт. Какой же я дурак. Ей ведь было не легко. Это было видно по ней. Она сидела вся в ступоре, а я просто ушёл.

— Рина привет. Извини, что я такой мудак, — написал я ей на вокзале.

— Та не, ты-то хороший. И спасибо за котика, — ответила Рина.

— Зная твои предпочтения в виде котиков и восточной культуре, выбор манеки-нэко был очевиден.

— Тем более он деньги призывает.

— Не совсем. Там был с иероглифом богатство, а этот с сокровищем.

— И что это значит?

Да уж, что это значит? Может то, что я хочу, чтобы ты была моим сокровищем, а я твоим? Но поди такое скажи. Вернее, напиши.

— Просто кот с мешком со знаком доллара или сердечком в руках выглядит слишком банально, вот я и решил разнообразить. Слушай, поезд сейчас тронулся, так что вот-вот пропадёт связь. Не хочется прерываться, но приходится.

— Ну ладно, пока. Удачной дороги.

— Спасибо.

Фух, ну ладно хоть извинился. Сразу как-то камень с плеч упал. Но всё же, что мне делать дальше? Не стоит ли остановиться сейчас? Нет, уже не могу. Я уже слишком сильно привязался к ней. Я влюблён в неё. А это значит, что нужно идти до победного конца. Или до последней капли крови. Но всё-таки в голове стоит держать вариант с победным концом. У меня есть идея о том, как упрочить свои шансы на эту самую победу. Я начал смотреть её любимое аниме. Чушь конечно полная, но ей нравится. А значит у нас добавляется тема для общения. Так, большое и красивое поздравление с Новым годом? Есть. Долгие переписки? Есть. Отлично. Я сделал всё, чтобы она не забыла меня за каникулы, а это значит, что в Новом году я вновь вступлю в бой. Правда там практика почти сразу, и мы не будем видеться на протяжении двух недель, но ничего. Я прохожу практику вместе с Ниной и Соней, так что может даже расспрошу их о Рине. Может что посоветуют.

Началась практика. И лучше бы она закончилась. Тупое и бессмысленное перекладывание бумажек с одного места на другое. Радовало лишь то, что на обеденные перерывы мы с Ниной и Соней ходили вместе. Я долго не решался спросить их о Рине. Боялся. Но практика близилась к концу, и я решился. Но как назло в этот день Соню отпустили раньше, и на обед мы пошли вместе с Ниной.

— Слушай, Нин, тут такое дело, я бы хотел спросить твоего совета, — сказал я.

— Насчёт Рины? — спросила она.

— Точно. Как ты узнала?

— Это же очевидно. Так что хотел узнать?

— Что мне вообще делать? Что у неё в голове происходит?

— Мы с Соней дружим с Риной уже полтора года, но все равно задаёмся этими же вопросами. Кстати, она тебе правда нравится?

— Да, конечно. Нравится.

— Хорошо. Я кстати ещё до твоего приглашения на свидание говорила Рине, что что-то скоро будет. Просто было не привычно, что ты начал так много разговаривать с ней, стал так много внимания уделять её творчеству, да и в целом ей. Так что за пару дней до того, как ты пригласил её, я сказала Рине, что скоро что-то будет. Ну а потом ты её пригласил. Но не переживай, ты не палился, просто это я такая прозорливая.

— Ага, точно. Ну, а как ещё создавать почву для приглашения на свидание?

— Ну да. А, и мы говорили о тебе потом. И весьма часто.

— Да? И о чём конкретно?

— Всего уж и не вспомню сейчас, но мы с Соней говорили о том, что ты хороший парень.

— Эм, спасибо.

— Да ладно, это же правда. Я действительно считаю, что вы были бы хорошей парой. Прям вижу, как мы устраиваем двойные свидания: я с Вовой, ты с Риной. Вот реально. Я бы хотела, чтобы вы были вместе.

— Да уж, я бы тоже хотел этого. А она?

— Ох, её душа потёмки. Даже для нас, для подруг. Она всегда уклонялась от прямых ответов о тебе. Так что я точно и не знаю, что тебе делать, но мне кажется, что ты на правильном пути. Ну и то, что ты подарил ей на Новый год этого котика тоже высший класс. Ей понравилось.

— Да, но вот только до этого-то она мне сказала не очень приятные вещи. Например, то, что она жестокая бессердечная тварь.

— Ага, она мне рассказывала. Но слушай, это ведь Рина. Мы с Соней боремся с этим как можем.

— С чем боретесь?

— С её низкой самооценкой. Иногда получается. Всё-таки понимаешь, что все эти шутки про сапоги-козлодавы, про суицид, про то, что все мужики козлы берутся не из пустого места.

— Так что, она просто не доверяет всем парням?

— Нет, только тем, которые хотят быть с ней ближе, чем друзья.

— Дааа, вот же я влип.

— Но ты не расстраивайся, скоро 14 февраля к тому же. Подаришь ей что-нибудь, поговорите по душам. А мы с Соней ещё раз попробуем поговорить с ней о тебе. Попытаемся убедить её в том, что в отношениях нет ничего плохого. А всё даже наоборот, что отношения — это круто и здорово. Тем более с тобой. Словом, попробуем промыть ей мозги. Так что не отчаивайся. Я верю, что у вас всё получится.

— Да, спасибо большое. Твоя вера в успех многое для меня значит. Вот блин, перерыв заканчивается. Ну что, пошли?

— Да, погнали. А, и да, это мы с Соней убедили Рину пойти на свидание. Так что не забудь потом тех, кого стоит благодарить.

— Вот уж точно не забуду. А что думаешь стоит подарить на 14 февраля?

— Я думаю что-то для рисования. Например, скетчбук для рисования. Тем более он у неё как раз заканчивается.

— Хм, скетчбук говоришь? Ну, в принципе можно. Завернуть в подарочную бумагу и готово. Да, вроде как нормально.

— Ладно, погнали уже на практику.

— Погнали.

Скетчбук? Хм, не думал даже об этом. На самом деле у меня в планах было сделать самому сладкий букет. Но вот с транспортировкойв универ были бы проблемы. Хорошо, скетчбук так скетчбук. Февраль только наступил, так что у меня есть достаточно времени, чтобы подготовиться. Проходив с неделю по магазинам канцтоваров, я выбрал хороший скетчбук с картиной морского пирса. Красиво. Так, отлично. Подарок есть. Теперь в другой магазин, где я заказал красивую подарочную бумагу с нарисованными цветочками. Так, а ещё надо валентинку. Мне нужна пустая, чтобы я сам написал поздравление. Ну и может не только поздравление. Ага, такая нашлась. Средних размеров, розовая, красивая, с тесёмочкой. Отлично. Так, а что написать? Хм, а вот с этим проблемы. Может стихотворение? Да, можно. Но я уже давно не пишу, да и мои любовные стихотворения получались хуже всех. Тогда кого? Мой любимый Лермонтов? Или любимый ею Пастернак? Хм, а может Шекспир?

"Ты — это ты" — слова простые эти

Ужели не полней хвалы любой?

Прекраснее нет никого на свете,

Тебя сравнить возможно лишь с тобой.»

Идеально.

— Что ты ей скажешь? — спросил Миша ночью накануне праздника.

— Не знаю.

— Слушай, скажи ей, что любишь её и всё.

— Миш, я ведь говорил это только одному человеку.

— Ну и что? Не все ведь люди, которым ты скажешь «я люблю тебя», предадут тебя в дальнейшем. Ты ведь любишь её?

— Я не знаю. Я вообще не знаю, да и это слово «люблю»…

— Ох, ладно. Ты боишься этого слова, хорошо. Ну и да, возможно будет слишком говорить «люблю» после всего лишь одного свидания.

— Которое было два месяца назад.

— Точно. Тогда скажи, что влюблён в неё. Завтра ведь день всех влюблённых, так что вот.

— Блин, я не знаю. И боюсь. Это у тебя всё просто. Завтра ты идёшь не признаваться в чувствах, а просто на свидание. Тебе повезло, вон как всё быстро закрутилось-завертелось.

— Это да, повезло. Но повезти может и тебе. Давай, не дрейфь, у тебя всё получится. Завтра вручишь подарок, поздравишь с праздником, вы обниметесь, признаешься в своих чувствах, а она откроется тебе. И вы договоритесь о следующем свидании. Давай, я в тебя верю.

— А в неё?

— Ну, здесь я полностью беспомощен. Остаётся только надеяться, что подруги её и впрямь образумили. Ну что, готов? Скажешь, что влюблён в неё?

— Да, наверное. Ладно, давай спать. Завтра трудный день. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Так, валентинку я вложил в скетчбук, а его завернул в подарочную бумагу. Всё хорошо. Прошла одна пара. Другая. А вот и обеденный перерыв. Мы все вчетвером идём покушать. Ладно, надо сначала дать им возможность покушать, а-то будет сейчас Рина с набитым ртом принимать от меня подарок да слушать мою речь. Я же ничего не брал с собой, кушать не хотелось, да и выглядело в моём случае неуместным. Так что я якобы просто решил составить компанию. Наконец они закончили есть.

— Рина, тут такое дело, — робко сказал я, доставая подарок из рюкзака.

— Так, мы здесь лишние, — сказала Нина и взяв за руку Соню ушла вместе с ней куда-то.

— Слушай, Рина, сегодня как бы 14 февраля. Но ни ты не Валентина, ни я не Валентин. Так что остаётся только один повод для праздника. Так что вот, что я хотел сказать. Ты мне нравишься, Рина. И поэтому прими от меня этот подарок, — сказал я и протянул ей подарок.

— Ой, Вань, ну ты, ну я прям не ожидала, — говорила Рина, краснея. — Спасибо, это очень приятно.

— Ты открывай, бумагу не жалей. Уж сколько я вчера мучился, чтобы аккуратно завернуть, так что и сам хочу всё порвать. Так что не стесняйся, рви на здоровье.

— Хорошо, — сказала Рина и принялась вскрывать подарок. — Ох, скетчбук, это классно. У меня как раз заканчивается. Да и классный такой, красивый.

— Да, я долго выбирал. Там же и бумага разная используется.

— Это точно. Но этот прям то, что нужно. Спасибо тебе большое, Вань. Спасибо, — сказала Рина и мы обнялись.

Раньше мы обнимались только на улице, на трамвайной остановке. В плотной зимней одежде. Сейчас же мы обнялись в тёплом здании. На ней милое зелёное платьице, которое выгодно подчёркивает её форму. Под своими руками я чувствую не толстую куртку, а изящную спину. Её подбородок на моём плече согревает меня. Стояли мы так долго, правда будь моя воля, то я стоял бы так всегда. Что ещё нужно для счастья, как не обнимать любимого человека?

— Вань, мне перед парой надо ещё кое-куда сходить, так что я вынуждена тебя покинуть, — сказала Рина, оторвавшись от меня.

— Хорошо Рина. До встречи, — сказал я и мы вновь быстро обнялись, после чего она упорхнула из столовой.

Да, всё вроде хорошо. Вроде. Но я не понял одного: я ей нравлюсь или как? Мы так и не поговорили. Ну, на самом деле для этого будет время. Например, после пар. Немного посидев, я пошёл на пару. Направляясь в туалет, я проходил мимо нашего кабинета, около которого Рина что-то обсуждала с ещё одной подругой, с Лизой, с которой я не был дружен. Я не знал, о чём они говорят, но догадаться было несложно. Я услышал только один вопрос от её подруги: Ваня? Ага, Ваня. Приятно познакомиться. На протяжении остальных пар я не смел поднять на неё глаза. А Рина же активно всё обсуждала с подругами. Девушки, что поделать. Хорошо, после пар поговорю с ней, когда буду, как всегда, провожать на трамвай. Но мои планы поменялись, когда я краем уха услышал важную информацию. Рина что-то обсуждала с Лизой. Разговор шёл о сегодняшних праздничных танцах в универе, организатором которых была Лиза. Рина сказала, что побудет немного на них. Ага, хорошо. Танцы начинаются в шесть часов. Я успею прийти домой и собраться. Приду к половине шестого и буду караулить Рину.

После пар я пошёл домой, где застал Мишу, который активно причёсывался.

— Ну что, как всё прошло? — спросил он.

— Вроде нормально. Подарок она приняла хорошо. Поблагодарила, мы обнялись, в общем всё нормально. Но правда мы так и не поговорили.

— Нет? А по дороге после учёбы?

— В том-то и дело, что она ещё в универе. И будет ещё долго. У нас сегодня праздничные танцы в универе, и она решила посмотреть их немного. Вроде как у неё ключей нет, а мама вернётся только поздно. Вроде так, точно не помню.

— И что ты?

— Пойду на танцы. Участвовать не буду, как и она, но после них провожу и поговорю с ней.

— Хорошо. Давай, удачи. Я вот как видишь уже собираюсь на свиданку.

— Да, давай, хорошего времяпрепровождения.

Я попрощался с другом, а сам стал готовиться к вечеру. Времени оставалось немного, но этого хватит, чтобы перекусить и привести себя в порядок. Наконец дела были окончены, и я отправился обратно в универ. Придя, я очень долго искал Рину в темноте и редком свете софитов. Она стояла на втором этаже с той подругой, с которой и обсуждала этот вечер. И меня чуть ранее.

— Привет девочки, — поздоровался я, когда подошёл к ним.

— Привет, — тихо сказала Рина.

— Привет Ваня, — сказала Лиза. — Что здесь делаешь? Я думала тебе подобные мероприятия не интересны.

— По большей части да, но вот сегодня решил прийти. Дома просто делать нечего. А вы что здесь делаете?

— Ну, я как бы один из организаторов этого праздника, а Рина решила составить мне компанию.

— О как, понятно. А вы танцевать будете? В конкурсах там разных участвовать?

— Может немного и потанцуем, пока не знаю.

На этом короткий диалог и закончился. Ну, мне больше нечего спрашивать. Нервничаю. Как и Рина. Ладно, постою с ними немного. Чуть позже они спустились вниз, я же какое-то время оставался на втором этаже, но не упускал их из виду. Однако позднее спустился вниз и я, так как ведущие шоу попросили об этом. Началось всё с представления основных лиц этого вечера, а именно с костюмированных, якобы весёлых и разудалых парней и девушек, которые сияли, вернее пытались сиять по-голливудски. Они будут сражаться за звания короля и королевы вечера. Начались танцы. Я стоял в стороне и наблюдал за ритмичным телодрыганием. Бррр, ужас. Внезапно среди толпы беснующихся я увидел Рину и Лизу. Они тоже зажигали. Я оглянулся и увидел, что они скинули на один из стульев свои сумки. Они танцевали раз, другой. И Рина скрылась из моего поля зрения. Чёрт, вот только потерять её не хватало. Но я увидел Лизу, которая подошла к поклаже из сумок и взяв сумку Рины ушла в сторону выхода, а спустя полминуты вернулась. Пора действовать. Я направился в гардероб, где и застал Рину. Она успела одеться раньше меня и вышла, но в паре десятков метров от универа я её нагнал:

— Рина, привет ещё раз. Как тебе вечер? — спросил я.

— Ну, мне понравилось. Танцы прикольные, да и участники самого маскарада хороши.

— Ребята привет, — сказала девушка позади. Я обернулся и увидел Лену, одногруппницу, — а я вас и не видела.

— Привет Лен, — сказали мы с Риной хором, отчего оба улыбнулись.

— Я просто с Лизой сидела, — сказала Рина.

— А я просто так решил прийти, глянуть что да как, — сказал я.

— А, понятно. Ну ладно, я побежала, до завтра, — сказала Лена и ускорив шаг обогнала нас.

— Кхм, — прокашлялся я чуть позже, когда Лена удалилась на значительное расстояние, чтобы не слышать нашего разговора, — Рин, я думаю для тебя не секрет, что я пришёл не просто так. Я слышал ваш разговор с Лизой. Перед последней парой.

— Ясно, — сказала Рина тяжело выдохнув.

— Рин, я бы хотел поговорить с тобой, — сказал я. — О нас. Возможных нас.

— Вань, ну я же ведь вроде всё сказала, — как будто то ли с мольбой, то ли с жалостью сказала Рина.

— Да, я помню. Помню, что ты себя нарекла жестокой и бессердечной тварью. Помню, что ты отходила от прошлых отношений. Поэтому я и не стал форсировать события. Подарил этого котёнка, каждый день провожал до трамвая и обнимал. Я делал и делаю всё, чтобы ты привыкла ко мне.

— Я понимаю. Но Вань, ты всё это делал потому, что влюблён в меня и идеализируешь. А я не такая. Я вот именно что жестокая и бессердечная тварь. И я понимаю, какого это, видеть в человеке только хорошее. Когда не замечаешь ничего плохого.

— Да при чём тут идеализация? Да я и не говорил, что влюблён в тебя. Но ты мне нравишься, Рина. Очень сильно. И да, почему тогда нужно было соглашаться на свидание, раз ты отходила от отношений?

— Ты прав. То, что я отхожу от прошлых отношений — отмазка. Я согласилась на свидание и дала шанс.

— То есть ты дала шанс мне, а я тебя не впечатлил?

— Нет. Я дала шанс себе. Я дала шанс себе влюбиться в тебя.

— Что? Я тебе не совсем понимаю.

— Вань, я просто не хочу начинать отношения, если не влюблена в человека.

— Так в этом всё дело? Рина, да это же чушь, пойми! Я тоже так думал. Чёрт, да я столько страдал из-за этого в прошлом, ты себя не представляешь. Хотя ладно, возможно представляешь. Рина, это так не работает, понимаешь? Ты влюбляешься в человека, и в этот же момент ты становишься ему безразличным. Абсолютно. А потом ты страдаешь от этой неразделённой любви. Плачешь в подушку, рвёшь на себе волосы и далее по списку. Я никогда не звал девушек на свидание, если я в них не влюблён. И что в итоге? Ни одного свидания. Первое — с тобой.

— А Маша?

— Это было другое.

— Ты её любил?

— Да, — тяжело ответил я.

— Но она влюбилась в тебя первой. И сделала так, что в неё влюбился и ты. Так почему я так не смогу.

— Потому что она не влюбилась. Все отношения — холодный и циничный расчёт. И ничего более. Я же рассказывал. Кратко.

— А ты в это поверил?

— Да.

— Хорошо.

Повисла тишина.

— Рина, я же не предлагаю тебе сейчас обручиться. Я просто предлагаю провести время вместе. Давай сходим в Эрмитаж, например.

— Ну, если с Соней и Ниной, то можно.

— А со мной?

— Только с тобой я не пойду.

— Это потому, что ты не влюблена в меня? Но Рин, мы же практически ничего не знаем друг о друге. У нас было всего одно свидание. У нас есть возможность узнать друг друга лучше. Так почему не воспользоваться ею?

— Вань, я ничего не чувствую к тебе, прости. Ты хороший парень, и мне жаль, что у тебя всё так вышло с Машей, но я по-другому не могу.

— Да, понимаю, — сказал я, глядя на лужу растаявшего снега под ногами.

— Вань, трамвай подходит, а мне домой как бы надо.

— Да, понимаю, — сказал я и руками верёвками обнял её. — Пока.

Дом рядом. Не помню, как я пришёл.

— Ничего не чувствую к тебе, — сказал я, открыв дверь. Наверное, это я произносил и всю дорогу.

Я разделся и остановился посреди маленькой комнаты.

— Ничего не чувствую. Ничего не чувствую к тебе. А! Почему! Я! Чувствую?! — закричал я, ударяя на каждое слово кулаком стену. — Почему? Почему я чувствую?! ПОЧЕМУ Я ЧУВСТВУЮ, БЛЯТЬ?!

К зелёному цвету обоев стен добавились нотки бордового. Красного. Алого. Рука дрожит, костяшки разбиты в кровь. Ничего, у меня ещё есть левая. Удар. Ещё. И ещё. Всё, не могу сжать кисть в кулак. От бессилия я рухнул на пол, на ковёр. Не могу. Не могу больше держаться.

— Почему? Зачем всё это? — кричал я и рыдал. — За что мне это? Я ведь просто хочу немножко любви. Неужели этого слишком много? Просто немного любви. Быть для кого-то дорогим не из-за крови. Боже, зачем эта любовь? Почему она?

Лежу на полу в одних трусах. Свернулся калачиком. Голова раскалывается. Болят глаза. Надо помочь самому себе. Гравитацией например. Так, сесть за стул и… Да, так рыдается ещё проще.

— Ахаха, а она мне ведь даже не нравилась. Не нравилась! — кричал я и смеялся. — Не нравилась. Я ведь в неё специально влюбился. Специально думал о ней и влюблялся. Ахаха, ну что, довлюблялся, ублюдок?! Ахаха, влюбился в неё! Думал, что нравлюсь ей, ахаха! Влюбился! Нравлюсь ей! Ахаха, любви решил найти. Нашёл блять! Нашёл, — сказал я и подпёр голову руками.

Я больше не могу. Не могу больше плакать. С этими мыслями я включил первый попавшийся фильм из большого списка картин, которые хотел бы посмотреть. «Слон». Интересное название. О чём? Колумбайн. Хорошо, то что надо.

— Привет. Ну что, как? — спросил с порога Миша, как пришёл. Фильм закончился полчаса назад. Ну и муть.

— Привет, — сказал я, не выходя из комнаты.

— Так как всё прошло? — спросил Миша и вошёл в комнату.

— Я думаю по мне всё видно, — ответил я.

— Бля, что случилось? Всё настолько плохо? Просто ты выглядишь очень плохо.

— Да, поди-ка видон у меня не самый приятный сейчас. Но так всё нормально.

— Нормально? Да у тебя совсем убитый вид!

— Не, всё не так плохо. Глаза красные от конъюнктивита. Всё нормально. Давай завтра поговорим. Или ещё когда-нибудь. Я просто сейчас буду ложиться спать.

— Ладно, завтра поговорим. Так рано спать? Ещё десяти и нет, ну ладно.

— Я просто устал, — сказал и принялся разбирать кровать. — У тебя как?

— Всё хорошо.

— Хорошо, когда всё хорошо, — вяло ответил я и отправился на кухню, чтобы выпить воды перед сном. Выпив воду и собираясь уходить, я увидел на столе пирог. Пирог в форме сердечка. — Это тебе твоя подарила?

— Да, сама испекла, — сказал из глубины комнаты Миша.

— Ага, понятно.

Я смотрел на этот пирог. Смотрел, и хотел только одного: размозжить этот пирог об стену. Растоптать его в месиво. Уничтожить. Разбить. Сердце. Ненавистное сердце. Вместо этого я с сильного размаха ударил ладонью стену. Ударил бы с кулака, но руки не прошли.

— Что такое было? — спросил Миша, вбегая на кухню.

— А, да ерунда, задел плечом стену, забей. Спокойной ночи.

— Давай, спокойной ночи.

Я лёг спать. Но разве можно заснуть? Сколько я спал? Может быть час, может два. Я не считал. Помню лишь, что просыпался постоянно. Раза четыре. Болел живот. Голод. Да, точно, я же кроме завтрака ничего не ел. Ну и полдник после учёбы. Как же оказывается больно. И приятно. Приятно, что в этот момент ты не думаешь о том, что тебя действительно беспокоит, а думаешь лишь о том, что у тебя есть в холодильнике. В холодильнике полно еды. Четыре часа ночи. Я встал с кровати и выпил кружку воды. И ещё. Говорят, что у голода и жажды одинаковое чувство. Так что попью и всё пройдёт. В идеале конечно. А большего мне и не надо.

***

Я опоздал на лекцию. Ничего особенного. Сел на какое-то случайное место. На слух я понял, что «они» сидят двумя рядами выше. Обсуждают что-то. Но мне плевать. Я надеваю наушники, включаю оскароносную музыку Хильдур Гуднадоттир и читаю. Колумбайн. Подобные теракты в мире. У нас. Условия продажи и хранения оружия. Лекция заканчивается, и я иду на семинар. Около кабинета меня «вылавливают» Нина и Соня:

— Вань привет. Мы как бы в курсе всего, что произошло вчера. Жаль, что так вышло. Правда, — сказала Соня.

— Да, жаль. Ты сам-то как? — спросила Нина.

— Нормально, — сухо ответил я, и вновь уткнулся в телефон. Статья о рассказах суицидентов. Это люди, которые совершили попытку самоубийства, но остались живы. Да, именно нормально.

— Точно всё нормально? — спросила Нина.

— Точно. Всё нормально. Забейте. На меня. Обо мне. Забудьте.

— Что? Вань, ты для нас не чужой человек, так что если что не так, то говори. Я знаю, у тебя много друзей, но это всё парни. А если нужен будет какой девчачий совет или что угодно ещё, то обращайся. Хорошо?

— Ага, понял-принял, — ответил я.

Они видели моё состояние. Ха, да тут слепому было бы всё видно. Нина — хорошая девушка. Я думаю Вове повезло. Подойти ко мне — безусловно её решение. А Соню она потащила за собой, за компанию. Видимо, чтобы я не чувствовал себя одиноко. Провал. Начинается пара, а я вновь читаю. Так, как сделать так, чтобы тебя признали невменяемым? Звонок с пары. На лестнице очередь. Как всегда бывает на большой перемене. И я встречаюсь взглядом с Лизой. Той Лизой, которая была вчера вместе с Риной на танцах. Она не смотрит на меня, нет. Она пытается просверлить меня взглядом. Она видит мою боль, и хочет видеть её ещё и ещё, ещё и ещё. Делает вид, что оглядывается, но постоянно задерживает взгляд на мне. Нет, сука, я тебя раскусил. Хочешь видеть боль других? А мне хочется показать тебе боль твою собственную. Размозжить голову об плиточный пол. Чтобы мозги и кровь растеклись по белой керамической плитке. Ммм, какое вкусное, чисто эстетическое приятное зрелище было бы. Как же я всё это ненавижу. Люди. Жалкие и ничтожные люди. Ненавижу. Вычурно-помпезное здание. Ненавижу. Уничтожить бы. Всё это. Всё. Уничтожить, аннигилировать всё человечество и всё, что оно создало.

Жизнь словно состоит из обрывков, фрагментов.

— Здравствуйте, у меня пришла книга, — сказал я, зайдя в книжный магазин и продиктовав номер заказа. Продавщица стала искать в целой куче заказов. Переспросила номер заказа. И ещё поиски. За мной столпилась очередь. Стояла женщина, лет 30 с детьми, девочкой лет 10 и мальчиком лет 5.

— А как книга называется? — спросил продавец.

— Самоубийство. Эмиль Дюркгейм, — ответил я. Детишки позади подняли голову и сначала посмотрели на меня. Увидев мои стеклянные глаза, они стали смотреть на мамочку.

— Хорошо. Я всё нашёл. У нас новая программа лояльности, так что выбирайте подарочную карту, — сказал продавец и выложил три карты на выбор. Какая-то рыба, то ли утка, то ли гусь и воробей.

— С воробушком, — сухо ответил я, и вскоре забрал заказ с картой.

Жизнь становится всё невыносимее и невыносимее. Я тону в ничтожности своей и мира. Хожу на пары, но что там было понятия не имею. Потому что я читаю. Читаю эту книгу. Читаю рассказы суицидентов. Читаю о том, какие способы самоубийства самые эффективные. У некоторых аж 95 % вероятность успешного исхода! Но вариант не самый приятный. Ха, не самый приятный способ умереть! Как же это однако звучит, а? Каждый день одно и то же. Я больше не сидел с Ниной и Соней. Потому что они сидели с ней. Я сидел со всеми. По очереди. Читал книгу «Самоубийство». Все смотрели на обложку и продолжали заниматься своими делами. Поставил на рабочий стол телефона депрессивную картинку. Чёрный фон, а на нём потухшая спичка, с только зажжённым фитилём. Часто я доставал телефон и просто пялился на рабочий стол. Реакция окружающих? Та же самая. Видимо это моя жизнь. Маша зажгла спичку и тут же потушила. А Рина — это струя дыма, исходящая от бывшего огня. Эта спичка может гореть ещё долго. Вернее, могла гореть. Но она больше не зажжётся. Да, ей бы ещё гореть и гореть, согревать своим теплом других, помогать зажечься другим. Чтобы этот огонь любви пошёл дальше и дальше, по-цепочке. Но спичку затушила, едва она разгорелась.

Огонь. Любовь. Счастье. Это всё, чего я хотел. Любить и быть любимым. Всё, чего я хотел. Чего я хочу сейчас? Чтобы ничего не стало. Абсолютно ничего. Хех, вспомнил мой разговор с Владом в 11 классе. Тогда я сказал, что развязал бы третью мировую, ядерную войну для того, чтобы сделать себя бессмертным. Да уж, смешно. Но я бы хотел это сделать и сейчас. Не для того, чтобы обрести бессмертие, нет. А чтобы всё было разрушено, уничтожено.

Да, уничтожено. Хотя, для меня там и так всё мертво. Родители, друзья, Рина. Маша… Для меня они все мертвы. Скоро буду и я. Но какое дело им до меня? Ведь я неудачник. Друзей тяну на дно… Не оправдываю ожидания родителей… Не способен быть любимым. Вся эта петля ведь началась не сегодня и не вчера, нет, она тянется давным-давно. Сколько себя помню, всегда был нытиком. Да, это так. Мне 4 года. Юг. Папа пошёл кататься на водном аттракционе, мама пошла его фоткать. Я хотел с ней, но она сказала мне сидеть и сторожить вещи. А я… А я разревелся и с силой кинул очки для плавания об каменистый берег. Очки разлетелись на части. Глупый, инфантильный ребёнок. Такой я и сейчас. Только если 14 лет назад можно было сделать скидку на возраст, то сейчас… 21 год, ни разу не работавший долбаёб, который сидит на родительской шее, и которого унижает жизнь. Да и эти унижения… Какой в них смысл, если всё, что будет после — это «ничто»?

Сейчас… Слабительное купил. Сейчас бы вернуться на два года назад, в то самое 14 февраля. Где я подарил ей медвежат. Как мы лежали на полу и смотрели на звёздное небо. Казалось, что я нашёл то, что искал всю жизнь. Счастье. Да, я был счастлив. Как никогда. Но я утратил вкус этого чувства вот уже как полтора года. Полтора года небытия.

Ты забрала её у меня.

Вы все. Но можно ли судить вас по тому, что не захотели отношений с лузером? Конечно нет. Ничтожество. Полный ноль. Миру стало бы проще и легче без меня. Очередной корм в мире социал-дарвинистов. Да, подножий корм. Не более того.

Всё, что я бы ни делал, было ошибкой. Видимо, даже рождение. Стоило удавиться пуповиной. Жалкое существо, которое металось из угла в угол, чтобы «найти себя». Нет, ни в математике, ни в химии, ни в истории моё призвание. Моё призвание в земле. Лежать и кормить червей. Всяко больше смысла, чем в жизни.

А девушки… Так, мыло купил. Я ни уродлив, ни туп, но на мне видимо печать. Есть печать Каина, есть печать Сатаны, а у меня печать неудачника. Неудачника, которого все посылали и опрокидывали через детородный орган. А потом я встречаю её. Кажется, что вот она, та, ради которой стоит жить. Ради которой я пережил столько душевных терзаний. Но всё не имело смысла. Только её ложь и предательство. Это был не конец страданий, а кульминация. Апофеоз. А по законам драматургии за кульминацией следует затухание и конец. Да, конец страданий. Конец боли. Её больше не будет.

Ха, а ведь я хотел стать Наполеоном 21 века! Я, Наполеоном… А по итогу даже Раскольниковым не стал. Лучше бы стал ёбаным нацистом и сдружился с Тесаком. Там глядишь сотворил бы какую-нибудь хрень. Но даже нацики не такие лузеры как я.

Боже, как я устал. Хороший ремень есть. Устал от всей чуши, под названием «жизнь». Что это, как ни череда проёбов и разочарований? Всё начинается с возвышенных идеалов, а потом оказываешься там, где я. На дне. Да и какая разница, когда ты умрёшь, сегодня, завтра, или через полвека? Ты всё равно сдохнешь, а потом… Ничего. Ничто. Всегда смеялся с этих эко-активистов. Мол, спасём Землю для наших детей. А тебе какая разница? Ты уже будешь мёртв. М. Ё. Р. Т. В. Всё, тебя не будет! Тебе ли не похуй, что будет с планетой после того, как ты откинешь копыта? Ты ведь не будешь наблюдать за всем происходящим откуда-то сверху. Нет, тебя просто не будет. Вечное ничто. Только оно. Ну и «ужас, ужас» вместе с ним. Почему тех, кто желает посмертной славы считают больными и недалёкими, а эко-активистов такими хорошими? Ведь суть одна — жить ради будущего, которого ты не увидишь. А я знаю почему. Потому что общество любит нас. Да, оно нас любит. Неудачников. Потому что на них можно показать пальцем, и сказать, что я лучше их. А эти активисты суть неудачники. Тогда как человек, который добивается славы, возносится над массой, и она это ненавидит. Он был одним из них, но стал лучше. И теперь уже им будут указывать, что это они неудачники, которые могли бы достигнуть тех же высот, что и он. Но не достигли.

Да, мы нужны обществу. Но оно мне не нужно. Я устал быть этим бабуином в зоопарке, на которого приходят посмотреть зрители и посмеяться. Довольно. И пусть вы отгорожены от меня клеткой, это не означает, что вы и дальше будете смотреть на меня и смеяться с моих страданий и неудач.

Как же я устал. Всё надоело.

Я просто хотел любить. Но любовь всегда приносила мне страдания и боль. А я так больше не могу. Больше не могу. Я устал страдать из-за любви. А любить не могу. И как тогда мне быть? Не любить. Или не быть. И для меня ответ очевиден. Как очевидно и то, что я очень добротно сходил в туалет после изрядной дозы слабительного. Да, минутка сортирного юмора в моей голове. Видимо только это и остаётся. Особенно когда ты стоишь на табуретке, а ремень закинут на дверной косяк. С петлёй на другом конце. Видимо только и остаётся. Боже, дай я скажу что-то важное. Маша, я любил тебя. И люблю сейчас. Для жизни мне было бы достаточно и одной твоей любви… Ты даже не можешь представить, какую любовь ты убила. Что ты разрушила. Но не вини себя в произошедшем. Как и Рина. Не вини себя. Я знаю, ты можешь подумать, что я сделал это после того, как ты меня отшила. Но это не так. Просто это стало последней каплей. Просто я устал. Не вини себя. Не вини.

Что же, вроде всё. Остальное, что я хотел, я написал в своей предсмертной записке. Хотя по объёму получился предсмертный трактат. Да, оказывается и такие есть. Ну что же, пускай будет так. Голова уже в петле. Да, всё как в театральной постановке, в которой я играл в 11 классе. Она была связана с битлами. И так и называлась: «Пусть будет так». Ну что же, пусть будет так.

Глава 17

(Автор осуждает все действия, которые произойдут или которые будут описываться в данной главе)

Голова уже была в петле, а я ощущал скорый ужас асфиксии, как на телефон пришло уведомление. Я дал себе слово быть сильным и довести дело до конца, но был уверен, что меня ничто не остановит. Так что я слез со стула и включил телефон. Ага, Варя. Какая Варя? А хрен его знает.

— Даров. Го познакомимся, — написала эта девушка.

— А ты вообще кто? — спросил я.

— Варя. С вуза. Я с третьего курса, учусь на рекламе.

— Супер. И как ты на меня вышла? Я вроде подружку не искал и не ищу.

— Ты совсем дурак? У нас же бейджи, на которых указана вся необходимая информация. Так что я в курсе на кого ты учишься, и даже в какой ты группе.

— Ага, точно. А на кой ты пишешь мне?

— Я же написала. Хочу познакомиться. Не тупи.

— А почему со мной?

— Потому что ты давно приглянулся мне. Видела пару раз в гардеробе. А последнее время ты вообще прям уныл-кун. Прям без слёз не взглянешь. Выглядишь так, будто терпишь всю боль человечества.

— Ок. А зачем со мной знакомиться?

— Нет, ну ты точно конченный. Зачем люди блять знакомятся?

— Не знаю.

— Чтобы трахаться!

— А, ну тогда понятно.

— Чего тебе понятно? Погнали в бар.

— В бар? Когда? И зачем?

— Сейчас. Чтобы бухать.

— Сейчас? Я занят. У меня дела.

— Ха, да какие у тебя дела? Разве что суициднуться, но это ты всегда успеешь. Так что? Ты там ещё не головой в петле? Пойдёшь?

— Что? — задыхаясь, только и написал я. Что? Суициднуться? Головой в петле? Нет, я конечно подавал вид потенциального самоубийцы, но чтобы так точно? В этот момент я был готов поверить в судьбу. — Ладно, пойдём. И ничего я не пытался суициднуться. Даже в мыслях не было.

— Ага, давай, заливай больше. Короче, давай в бар у вуза.

— В бар? Слушай, я как бы не пью. Да и до конца ещё не уверен, что это хорошая идея.

— Да блин, знаю, что ты у нас весь из себя такой правильный и праведный. Не курю, не пью, девушек не соблазняю, спортом занимаюсь и забочусь о будущем человечества в целом.

— Ну, сарказм тебе хорошо удался. Но я и правда не особо хочу.

— Да ты задолбал ломаться. Кому нужны эти принципы, если они лишь ограничивают? Я же не предлагаю тебе нажраться в хлам, а просто хорошо посидеть, расслабиться за бокалом-другим алкоголя.

— Ладно, уговорила. Когда? — спрашивал я чтобы отвязаться от неё и вернуться, чтобы больше никогда не возвращаться.

— Сейчас.

— Что? Сейчас?

— Да, я писала уже о том, что сейчас, а тебя что не устраивает?

— Ну, просто ещё даже близко не вечер.

— А ты думаешь, что бухать можно только вечером? Погнали сейчас.

— Ой, ладно, уговорила. Пошли сейчас.

— Вот так бы сразу. Зашибись. В бар на междунаре?

— Мне без разницы. Давай туда.

— Всё, круто. Через час жду.

Распластавшись на полу, я смотрел на потолок, на котором мирно, едва заметно покачивалась петля. Петля нового начала. А новое начало всегда означает конец чего-то старого. Сегодня. Сегодня должно оборваться старое, чтобы появилось что-то новое, более живое, нежели я. А теперь вот Варя. Я согласился, но никто ведь не будет спрашивать у самоубийцы, почему это он не пришёл на свидание, верно? Шутка показалась мне удачной, так что я даже усмехнулся. Не в силах подняться сам, я ухватился за комод и встал на ноги. Спустя мгновение я стоял на стуле, а мои руки держали петлю из кожаного ремня. Уже готовый лезть головой, я остановился. Неведомый мне голос внутри убеждал дать жизни ещё один шанс. Последний шанс. Но в чём заключается этот последний шанс? В том, чтобы выпить алкашку с девушкой? Если это так, то не стоит и медлить. Но голос самосохранения всё продолжал убеждать поспешный в решениях разум одуматься. Последний шанс не в том, чтобы выпить «алкашку», а в том, чтобы открыть неизвестную сторону жизни. Ту сторону, которая может сделать мою жизнь легче, менее болезненной. Я обвинял алкоголь и распутный образ жизни в том, что так человек сбегает от проблем и заглушает боль, а не избавляется от неё. Но что если всё бред? Ведь что лучше, мужественно терпеть, изнывая от всепоглощающей и сжигающей изнутри боли или вместо этого опрокинуть рюмаху-другую, а потом мирно лечь спать? Что же, возможно я действительно был слишком строг. К алкоголю? Да ко всему! Может дать этому всему второй шанс одновременно со мной? Да, решено. От меня ничего не убудет, не сегодня, так завтра. Времени, чтобы покончить с собой полно. Так что с этими словами в голове я снял петлю и развязал. Ха, забавно. Иду на свидание с ремнём, с помощью которого несколько минут назад собирался покончить с собой.

Почему я согласился? Да потому что терять нечего. Да, может быть это какой-нибудь фейк. Я вообще ни разу не удивлюсь. Но по фоткам она довольно-таки симпатичная. Опять же, если это конечно она. Розовые волосы, куча татуировок что на руках, что на ногах. Стройная, с хорошими формами. Ладно, может поставила какую-нибудь модель на аватарку и всё.

По дороге я думал включить привычный для меня в последнюю неделю личный меланхолично-депрессивный плейлист, но быстро понял, что видон у меня и так не очень, а уж если я буду как овощ… Не, не стоит. А вот что-нибудь агрессивное будет в тему. Так, что тут у нас? «Satans propaganda»^[10]? Отлично, лучше и не придумаешь. Под такую музыку я хотя бы взбодрился и пришёл на место встречи не мертвецом, а вполне себе живчиком. Что творит музыка…

Пришёл к бару я раньше положенного времени, так что решил зайти внутрь и занять столик. Как оказалось, в этом не было необходимости. Помимо скучающего бармена в дальнем углу сидел парень, который показался мне знакомым. Я сел за свободный столик и отписался о прибытии Варе. Оказалось, что она опаздывает и будет только через полчаса. Ну что же, это я слишком рано пришёл. От одного лишь вида социальных сетей мутило, а пялится на рабочий стол со свечой на чёрном фоне уже устал. Ко мне подошёл бармен, который видимо решил ноги размять, но не успел он и слова сказать, как я его отрезал. «Я жду девушку. Потом мы что-нибудь закажем» — сухо, не поднимая тяжёлые глаза ответил я. Боковым зрением я заметил, что бармен смутился, ведь я его оборвал с открытым ртом, но мне было плевать. Пробурчав что-то вроде «хорошо», он развернулся и отправился за стойку. Я же стал стучать указательным пальцем по столу, пытаясь вспомнить, что за парень сидит в углу. Он огромный, ну то есть для меня огромный. Коренастый, с мощными плечами и предплечьями, с аккуратной, заурядной короткой причёской, с густой чёрной бородой и голубыми глазами. Редкое сочетание. Королевская кровь, так сказать. До прибытия Вари оставалось примерно 25 минут, так что я решил попробовать поговорить с ним. Возможно он меня прогонит, но что это для потенциального самоубийцы, верно?

— Эм, здравствуйте, — мямля сказал я, — можно к Вам присоединиться?

— Ко мне? — ответил незнакомец властным и глубоким голосом. — Зачем?

— Я просто жду девушку, а она придёт ещё не скоро, так что…

— Так что вы решили с кем-нибудь поговорить, ведь у Вас сейчас такая потребность? А раз я здесь единственный клиент, то вы подошли ко мне, верно?

— Эм…, — мне было тяжело говорить. Казалось, он видит меня насквозь. Он говорил всё это уверенно, как будто отвечал так по десятку раз на дню, — ну, в общем да, верно.

— Хм, хорошо. Присаживайтесь. Как Вас зовут?

— Иван. А Вас?

— Хо, поразительно! Не очень распространённое имя в наше время, но мы тёзки. Приятно познакомиться Иван.

— Да, взаимно. Мне тоже приятно познакомиться, — я протянул руку для закрепления приветствия, но Иван, сжав мою руку, наклонил её вниз, ладонью вверх.

— Что же, Иван, не изволите ли отведать «Джонни Уокера»?

— Что? Я знаю только Крутого Уокера.

— О, видимо Вы новичок в барах, верно?

— Д-да. А как вы узнали?

— Ну, дорогой друг, «Джонни Уокер» — один из лучших видов скотча серийного производства. Я купил эту бутылку у бармена за двести долларов. Добавил также полсотни за то, что не будет пускать никого, пока я её не разопью.

— Эм, подождите, но…

— Совершенно верно. Как только Вы вошли, бармен сделал шаг на встречу к Вам, но я остановил его кивком головы и успокаивающим жестом руки. По всей видимости, Вы это не заметили по той причине, что пол оказался для Вас интереснее окружающей действительности.

— Да уж, не знаю даже, что и сказать. Вы очень наблюдательный.

— Есть такое. Но этому, а также и чтению людей можно научиться. Так что флаг Вам в руки.

— Хорошо. Постараюсь удержать.

— Так что насчёт скотча?

— Да я даже не знаю, мы с девушкой вроде как хотели пиво или что-то в этом вроде, так что вряд ли.

— Дайте угадаю, Вы никогда не пили, и вот сегодня решили попробовать?

— Эм, я в очередной раз поражаюсь Вашей проницательности.

— Да бросьте. Не стоит мне льстить, — сказал Иван с надменной улыбкой, от которой меня аж передёрнуло. — А почему вы раньше не пили?

— Знаете, раньше это было дело принципом. Мол, алкоголь — главный фактор человеческого разложения. Он крадёт наш главный дар — разум. Мы перестаём контролировать сами себя. Отдаём вожжи нашей жизни кому-то другому, алкоголю.

— А что поменялось сейчас? По Вашим словам можно сделать вывод, что Вы любите всё контролировать. И в первую очередь себя. Но что сейчас?

— А сейчас мне просто плевать на эти прочие принципы. Бывают моменты в жизни, когда тебе ни до принципов, ни до ещё каких-либо ограничений.

— Даже моральных?

— Даже моральных.

— А Вы уверены в этом? Что оказавшись в «такой момент жизни» сможете отбросить моральные и культурные ограничения?

— Наверное нет. Я слишком слаб для этого. Вообще для всего. Даже для обычной человеческой жизни.

— Да ну бросьте Вы это самоуничижения. На мой взгляд, Вы — весьма сильный человек, способный на многое. В том числе и на слом моральных устоев общества. Попробуйте. Начните с чего-нибудь малого и Вы поймёте, насколько сильны.

— Начать с малого? Это как?

— Ну, скажем обгоняя старушку на тротуаре слегка толкнуть её плечом. А дальше — больше.

— Хм, интересный ход мыслей. Перестать быть плюшевым зайкой и показать всем, себе в первую очередь, свой звериный оскал? Можно попробовать.

— Обязательно попробуйте.

— А можно поинтересоваться, кем Вы работаете? — спросил я, чтобы перевести тему.

— Да, отчего же нельзя. Я политтехнолог.

— Ого. Интересная профессия наверное?

— Не сказал бы. По крайней мере мне она наскучила. Просто наступает такой момент, когда ты пресыщаешься манипулированием стадом тупых овец, который гордо зовёт себя народом, электоратом.

— Просыпается совесть?

— Нет, что Вы, какая совесть? Совесть — изобретение рабов для сдерживания своих господ. Здесь дело не в совести, вовсе нет. Просто я перерос это. Это не я должен быть политтехнологом, а у меня должны быть политтехнологи.

— Метите в президентство?

— Да, отчего же туда не метить?

— Вряд ли Вы хотите изменить жизнь людей в лучшую сторону, или я ошибаюсь?

— Ох, какого же Вы плохого обо мне мнения, — сказал мужчина и засмеялся. — Улучшить жизнь людей? Зачем? Разве фермеры сильно заботятся о загоне для свиней? Нет, они заботятся о том, чтобы кормить их хорошим сеном, чтобы получить больше мяса лучшего качества. Всё, что мне от них нужно — голос на выборах.

— Тогда зачем? Ради денег?

— Что Вы, какие деньги? Пустая цель. Власть и слава — вот настоящие человеческие ценности. Тщеславие — величайший двигатель прогресса человечества. Все гении были озабочены лишь своей славой, а сейчас тщеславие осуждается.

— Мораль рабов, будь она ни ладна.

— Именно. Вы быстро схватываете, — в этот момент он поймал мой взгляд, который позже перевёл на часы. — Ах, как жаль, что мне пора идти. Я бы с Вами ещё поговорил, Вы кажетесь мне интересным человеком.

— Но, я ведь ничего не говорил о себе.

— О, порой в этом нет необходимости. А, впрочем, напишите мне свой номер на салфетке.

— Что? Зачем? — словно в тишину говорил я, ведь мой тёзка в данный момент совершенно не обращал на меня никакого внимания.

— Бармен! Ручку! — звал он повелительным тоном бармена. — И да, подайте этому молодому человеку такую же бутылку. За мой счёт, разумеется. И да, не пускайте никого, до их ухода.

— Эм, подождите, — начал я возражать, держа уже в руках ручку и буквально царапая на салфетке свой телефонный номер.

— Не переживай друг, если начинать новую жизнь, то с размахом. Но уж никак с пива. Ладно, я пошёл.

— Хорошо, пока.

— До свидания.

Незнакомец ушёл, а я остался сидеть на месте, том самом месте в углу в раздумьях. Что произошло? Кто он? Почему всегда называл меня другом? Это такая манера общения или что? Внезапно из раздумий меня вывел звук открывающейся двери. Это была Варя. Настоящая. Не фейк. Бармен посмотрел на меня, я же в ответ слегка кивнул и движением руки оставил его на месте.

— Здорово! — громко сказала Варя. — Что брать будем?

— Привет, вообще-то уже взял. Не я. Но для нас.

— Ого, и что же это? — словно заслышав ключевое слово для выхода на сцену, бармен вышел из-за стойки с двумя рюмками и бутылкой Джонни Уокера Блю Лэйбель.

— Благодарю, — сказал я бармену.

— Офигеть! Откуда?

— О, это странная история. Очень странная. Привет.

Мы хороши посидели. Правда. Оказалось, что она художница и тату-мастер. Любит всякие заброшки, приключения. А ещё она байкер. Ужас. Куда так всего много? Короче говоря, крайне разносторонняя личность. Я же к слову пил очень аккуратно. Чтобы меня не унесло. Поначалу. Позже мне стало просто плевать на то, пью ли я и сколько. Какая разница, насколько я буду пьян, если несколько часов назад я был на табуретке с петлёй на шее?

— Вань, где ты был? — спросил меня Миша, когда я вернулся.

— В баре.

— Погоди, ты пьян? — сильно удивился мой лучший друг.

— Да, а что, так сильно заметно? — спросил я, пытаясь раздеться.

Так, никаких резких движений, иначе упаду. Чёрт, рвота подходит. Да ну нет. Только и подумал я, как рвота подошла, и я опорожнил рот в унитаз.

— Фух, бля, это конечно такой пиздец. Пол-литра виски на двоих. Это жёстко.

— Вань, чёрт, я понимаю тебе херово, но алкоголь ведь не поможет.

— Что ты там вякаешь? Сам ведь пьёшь.

— Да, а ты сегодня первый раз выпил, и сразу много и сразу крепкого алкоголя. Так и спится можно. А я этого не хочу. Бухло ведь не помощник.

— А кто помощник? Может ты? А может Рината? Кто надоумил меня найти девушку, чтобы справиться с хандрой после Маши? Нихуя вы не поможете мне.

— С кем хоть пил-то?

— Да, баба одна. Сама написала и предложила выпить. Такое ощущение, что шкура, но мне плевать. Всё равно это лучше.

— То есть ты думаешь, что выпивка с сомнительными личностями поможет тебе?

— Миша, ты мне конечно друг, но иди-ка ты нахуй.

— Что?

— Иди. Нахуй. Со своими ебучими советами. И помощь свою можешь засунуть куда подальше.

— Ладно Ваня, как знаешь, — сказал Миша и удалился.

***

— Хороший вечер, — подытожил я, проводив Варю до подъезда после очередного свидания.

— Да, мне тоже понравилось, — на удивление тихо и спокойно сказала Варя, — но его можно сделать ещё лучше. Айда ко мне!

— К тебе домой?

— У тебя есть другие варианты, умник? — вновь саркастически меня тролля говорила девушка.

— Эм, я правда как-то не знаю…

— Да иди ты блядь, заебал ломаться. Тебя блядь девушка к себе зовёт, а ты всё мычишь, как ссыкло позорное! Ладно, я немного погорячилась. Чай пить пойдёшь? — вежливо и скромно говорила Варя, после чего она разразилась историческим смехом. — Ахахаха! Видел бы ты сейчас своё ебало. Ты серьёзно подумал, что я зову тебя на секс? Ну наивный!

— Эм, так как всё это понимать?

— Да всё просто, я предлагаю тебе лишь чай и только. Ну или кофе, чего хочешь. Я просто не хочу с тобой прощаться, вот и всё, — покраснев и потупив взгляд сказала Варя.

— Ну ладно, я бы тоже не хотел сейчас идти домой. Так что я согласен. Пойдём.

— Вот и отлично, так бы сразу!

Поднимаясь в лифте на восьмой этаж, я всё никак не мог понять, что это за Варя. Она очень странная. Первая со мной познакомилась, продолжила встречаться со мной, несмотря на полную пассивность и не заинтересованность с моей стороны. Сейчас вообще всего лишь неделю после знакомства зовёт домой. Что такого она во мне увидела? Без понятия. Что во мне вообще можно увидеть? Ничего. Ну ладно, не стоит сейчасподдаваться самобичеванию. Всё нормально, у меня есть девушка, я иду к ней в гости, всё хорошо. Поднявшись и войдя в квартиру, я удивился тому, насколько она богата и роскошно обставлена. Начав подмечать различные детали интерьера, мой взгляд, и не только взгляд, натолкнулся на препятствие впереди, в виде наклонившейся для разувания Вари.

— Эй, осторожнее. Только чай, помнишь?

— Да-да, конечно. Я просто загляделся. Извини, — заливаясь краской скромно сказал я, в то время как в области паха началось бурное движение. Начал разуваться и я, но дабы не уткнуться лицом в пятую точку Вари, я сделал пару шагов назад, аккурат к двери.

— Ну ты долго!? — спросила Варя.

— Всё, да и куда ты так торопишься?

— Ладно тормоз, пойдём чаи гонять.

Сделав пару шагов к Варе, я получил неприятный сюрприз, нашедший своё отражение в виде разгоряченной щеки. Пощёчина была столь быстрой и неожиданной, что у меня не было ни шанса избежать этого.

— Это что сейчас было, а?! — возмутился я, но ответ последовал не тот, который я ожидал.

Боль. Вот самый красноречивый ответ твоего организма на что-либо из внешней среды. Боль. Именно она заставила меня скрутиться. Живот. Эта сука пнула меня. Боль. Хруст хрящей. И кулак этой шлюхи с отпечатком моего носа. Я падаю. В общем-то как всегда. Странный аромат и вкус на губах. О да, я знаю эту добавку. Она называется кровью. Смех. Дьявольский, громкий смех, сотрясает помещение и усиливает мою головную и не только оную боль. Убить. Задушить. Расчленить. И наконец выбросить останки в реку.

Боль. Её нет. Есть только она, ярость. И моё физическое превосходство. Да, превосходство. Способность и возможность схватит это отродье за запястья и с силой ударит суккуба о стену.

Боль. Теперь ты получишь её. Я поделюсь всей своей болью с тобой. Но ты не умрёшь. Ты будешь гореть в агонии. Со мной. Со своим палачом. Что, улыбаешься? Подожди, у меня заготовлены ещё тузы в рукаве. Так близко к этому монстру. Её рыжие, словно из ада, глаза смеются надо мной. Наши лица отделяют несколько сантиметров.

Боль. И новый вкус крови во рту. А ещё вкус её грязного языка и губ. Засосала меня, обкусав в кровь губы. Хочешь играть? Что же, давай играть. И я сделал тоже самое. Я с жаром и страстью целовал, рвя её губы в кровь. А дальше…

Боль. Страсть. Кровь. Моя голова раскалывается, и она — та, на ком я могу оторваться, не контролируя себя. Да, отпустить вожжи и будь что будет. А будет то, что я хочу. Швыряю её на кровать. Одежда лишь стесняет наше истинное лицо, которое на деле не лицо, а звериная морда. Футболка Вари под моим натиском разлетается на две части. Моя летит куда-то в неизвестном направлении. Пуговица с джинсовых шорт этой ведьмы также где-то потерялась, как и ошмётки трусов. Мои джинсы не потерялись, они лишь были отправлены вместе с носками и трусами в ближайшее неведение.

Боль. Сейчас ты получишь её. Засовываю свой член в её раздолбленную пизду и обхватываю руками её шею. Постепенно она начала синеть. Да, давай, мучайся, только не подыхай. Хотя и твой труп выебу. К носу подступает новая порция крови. Ты хотела моей крови? Получай! Да, выхаркиваю кровь прямо на лицо этой татуированной шкуры. Руками, которые теперь были свободны, или точнее сказать пальцами и ногтями Варя попыталась вспороть моё брюхо.

Боль. Пресс и грудь горят. Словно ты свинья на вертеле. Когда моя грудь и живот стали красными как угли на мангале, а бестия подо мной уже начала впиваться в глубь моей кожи своими сантиметровыми ногтями, я кончил. Прямо в неё. Но я не могу остановиться. Просто не могу.

— Не, сука, так просто ты от меня не отделаешься! — рявкнул я, слизав свою же кровь с её лица и перевернув девушку, я засадил свой инструмент вновь, избивая и сжимая упругую задницу. Вдоволь с ней наигравшись, я принялся точить свои не аккуратные ногти о спину этой проститутки словно кошка об доску. Да, я буквально раздираю свою добычу, ощущая чужую кровь, плоть и кожу под ногтями. Чувствую, что вот-вот кончу. Хватаю эту суку обеими руками за волосы и тяну на себя. Кажется, что если я ещё чуть-чуть сильнее стану тянуть, то сломаю ей шею. Так хочется сделать это самое лишнее движение. Кончили мы одновременно. Она, извиваясь и заливая своими вздохами всю квартиру, и я, притянув девушку к себе и пытаясь заглушить её овации своим тяжёлым выдохом. А потом я просто упал на кровать подле Вари.

— Фух, это, ах, был, уф, самый лучший секс в моей жизни! — переводя дыхание и восторгаясь мной говорила девушка. — Всё-таки ты не столь безнадежен.

— Да иди ты, сука тупая, — вяло ответил я, так как сил для слов просто не было. — Я в душ.

— Только вены не вскрой, — иронично подметила Варя.

— Не бойся, не вскроюсь. Я и так сегодня слишком много крови потерял.

Я еле доковылял до ванной. Всё тело болело. Расквашенный нос и голова, расцарапанная грудь, отбитый живот, усталость паховой области и всего что ниже. Смыв с себя всю кровь, я вышел из ванной, чтобы дать умыться и этой… даже не знаю, как её назвать девушке.

— Иди умойся, страшила.

— Ну, страшилой меня сделал ты.

— Могу ещё раз сделать.

— Ладно-ладно, только не бей, пожалуйста.

— Да иди ты. Сейчас тебе не получится развести меня на стыдливое отношение и чувство страха, так что сгинь.

Я лёг на пол, так как не было никакого удовольствия ложиться на кровать, которая уже успела пропитаться кровью и спермой. Свернувшись в позу эмбриона, я закрыл глаза. Спустя мгновение я ощутил, как ко мне прильнуло что-то мокрое, тёплое, мягкое. Не в силах открыть глаза, я закинул руку на это нечто. В ответ что-то обняло меня, и я окончательно провалился в сон.

Открыв глаза, я обнаружил на себя чей-то пристальный взгляд.

— Как спалось, мачо? — спросил взгляд.

— А? А, это ты, — постепенно приходя в себя и просыпаясь сказал я. — На удивление хорошо.

— Отлично!

— Да, спасибо тебе. Ну, за то, что легла со мной. Мне это понравилось, — сказал я это глядя куда-то в окно. Ссориться с ней сейчас никак не хотелось.

— Мы можем поговорить?

— А мы что сейчас делаем? Трахаемся?

— Можем и потрахаться!

— Нет, я не железный. И у меня не железный.

— Ну хорошо, я на самом деле тоже не хочу.

— Так что ты хотела сказать?

— А, я хотела поговорить о нас. О тебе. Мне. Честно. Максимально честно.

— А, ну ладно. Говори.

— Хм, окей. Ты ничтожество. И я серьёзно. Ты постоянно ноешь, ты пассивен, жалок, не имеешь никаких целей и устремлений. Ты ничего не хочешь. Тебе не хочется жить, но при этом у тебя кишка тонка покончить с собой. А что самое главное, так это то, что безэмоционален. Ты не способен ни радоваться, ни любить, ни ненавидеть. Ты вообще ни на что не способен. Полнейшее ничтожество.

— Спасибо. Я как будто этого не знал.

— Теперь расскажи ты обо мне что думаешь.

— Не хочу.

— Не будь блядь тряпкой! Говори!

— Ладно-ладно. Ты стерва. Богатая дура мажорка. Пацанка и хабалка. Татуированное чмо, которое ничего не может, кроме как бухать и трахаться, трахаться и бухать. Всё. Довольна!?

— Да, вполне.

— Но всё-таки, если я настолько убогий, то на кой чёрт ты подцепила меня. Ты познакомилась, ты звала на свидания. Зачем?

— Всё просто и сложно. Видишь ли, я проповедую здоровый эгоизм. Я использую людей для получения того, что мне хочется. Да я вообще делаю то, что хочу! И когда я увидела тебя, я поняла, чего хочу.

— Животного секса?

— Не только, — ухмыльнулась Варя. — Я захотела изменить тебя. Не знаю почему. Просто захотелось. Просто ты был таким жалким. Так что я захотела помочь тебе. Можешь считать меня альтруисткой.

— Не слишком сложное слово для тебя?

— Да пошёл ты. Я хочу, чтобы ты брал всё. От жизни и от людей. Секс? Пожалуйста! Ты симпатичен и умён. Благодаря первому ты будешь нравиться большинству, а благодаря второму находить ключик к сердцу каждой. Пацанка и хабалка как я? Споил на вписке и вперёд. Ранимая девственница? Сыграешь чуткого, доброго и нежного Ромео. Получение материальной выгоды? Да тоже самое. Так что бери от жизни всё, если не хочешь быть и дальше ничтожеством.

— "Что ты выберешь: стать врагом Бога или быть ничтожеством?"

— Что?

— Цитата из "Бойцовского клуба"

— Если ты это запомнил, то явно не с целью оправдания своей ничтожности, так?

— Верно. Слушай, Варя, я тебя понял, но я пойду прогуляюсь, мозги проветрю.

— Хорошо, я закрою за тобой.

Нескоро одевшись, я направился к выходу.

— Ладно, давай, пока, — сказала Варя, а я же встал как вкопанный на минуту, после чего ответил ей.

— До встречи.

И я вышел навстречу бесконечному рою мыслей. Первой, и самой волнующей из которых стала мысль о том, что я дважды кончил в девушку, будучи без презерватива. Вот чёрт! Хотя… Варя — та девушка, которую даже уговаривать на аборт не надо.

В голове всё перемешалось. Образы всплывали один за другим. Беззаботное детство, походы в церковь, учение добродетели, любовь, писание стихотворений "богиням на год", приучение к классической музыке, возрождение эгоизма, появление тщеславия, ожесточение, погружение в нацистскую литературу и идеологию, разочарование во всём и сход на дно, встреча с Машей. Маша… Да, Маша. Которая, как мне казалось реальная богиня, ангел во плоти, который спустился с небес, чтобы спасти мою душу. Я всегда был слишком наивен в этих делах. И теперь я снова на дне. И вот ко мне спустилась Варя. Но ей я верю. Почему? Да потому что она зла, жестока и порочна. А теперь только такие люди и способны завоевать моё доверие. Теперь я должен решить, стоит ли переходить рубикон. Остаться ничтожеством и продолжить влачить своё жалкое существование? Или пойти по кривой дорожке и стать полной мразью, стать негодяем и подлецом, который использует других, стать врагом Бога? Я знал ответ на этот вопрос. Но не хотел себе в этом признаваться. До последнего момента не хотел. Но пора. Пора. Пора перейти рубикон! Пора убить Авеля!

***

Ничем не примечательное утро. Правда оно было таким лишь до спуска в метро. Закрыв глаза в полном вагоне метро, я думал о сегодняшнем вечере. Очередная вписка. Сниму пару девочек. Кайф.

— Мрази. Ублюдки. Сволочи, — разнеслось тихо, но настойчиво по вагону, отчего я открыл глаза. Напротив меня сидел юноша лет 16, от которого даже до меня с заложенным носом несло перегаром. Блондин, со средней длины волосами с хвостом на затылке. В обычной одежде: белые кроссовки и футболка, джинсы и джинсовая жилетка. Парень всё продолжал сокрушаться. — Я вас всех ненавижу. Убью. Убью вас всех.

Хм, мизантроп? Интересно. Естественно, что на него косились все пассажиры вагона. А парень же продолжал повторять человеконенавистнические идеи, обводя присутствующих руками. В какой-то момент он закрыл лицо руками. Очевидно плакал. Так сидел он совсем немного, так как поезд прибыл на нужную и мне, и ему остановку. Выходя из поезда, я увидел, что при входе в соседний вагон упала пожилая женщина. По старой привычке я сделал шаг навстречу, но тут же остановился. Да и к женщине сразу же подошли и помогли ей. А позади раздался голос:

— Вот все вы такие! Только смотрите и смотрите, а помочь никто не хочет. Суки! — это говорил всё тот же парень, который, однако тоже даже не попытался помочь и пошёл дальше. Я последовал за ним, откинув мысли об опоздании в дальний ящик. — Убью вас. Убью вас всех. Так же, как вы убили мою мать.

Оп-па, ситуация стала значительно интереснее. Если поначалу я его считал тупым бухим мизантропом, который как протрезвеет забудет всё это, то сейчас… Сейчас я узнал, что у него есть реальный мотив, который сохранится и в трезвом состоянии. Всё это стало очень любопытно. И моё любопытство погубило. Я решил сыграть роль трикстера.

— Эй, парень, ты чего такой злой? — окликнул я его.

— Тебе-то какая разница?! — рявкнул он в ответ.

— Просто мне не всё равно.

— Тогда почему не помог той женщине, что упала, а?

— Если бы ты видел, то я сделал шаг к ней, чтобы помочь, но её уже окружили люди, которые стали помогать ей подняться. Я бы либо мешался, либо точно так же просто смотрел.

— Ну ладно. Но с чего ты взял, что мне нужна помощь?

— А ты как думаешь?

— И каким образом ты можешь помочь?

— Я могу выслушать. Посоветовать. Просто поговори.

— Чёрт, ладно, пофигу. Позавчера мою маму сбила машина. Тупая пьяница за рулём. День она боролась, а вчера вечером умерла. Этот хуев убийца просто уехал, как сбил маму. А люди подошли помочь только через десять минут. Врачи сказали, что именно этого времени не хватило, чтобы спасти её, — тяжело говорил парень, всхлипывая от слёз.

— Люди дерьмо. Я с тобой полностью согласен. И да… Мне жаль твою маму. Я уверен, что она не заслуживала это. В отличие от большинства людей. Они ничтожества. Злые, бессердечные, равнодушные, жестокие. Ничтожные прихлебатели и потребители, которым лишь бы набить себе желудок. Люди уже не на вершине. Они не цари природы. Они её позор. Но знаешь, что? Ты ничем не лучше. На что ты способен кроме нытья? Ты ведь только ноешь, ноешь и ноешь. А остальные люди тоже только ноют, ноют и ноют друг на друга. Так что ничем ты не лучше их. Так что и ты, и я, являемся жалкими созданиями, как и остальные люди. Потому что у нас кишка тонка что-то сделать. Потому что у тебя кишка тонка что-то сделать.

— О чём ты?

— Ты прекрасно понял, о чём я. Ты только треплешься о том, что всех убьешь, но на деле ты только примешь дозу алкоголя, надеясь заглушить боль. До действий ты не дойдешь, ибо, как я уже говорил, кишка тонка.

— Да, спасибо большое, охуенно помог, — сказал парень, вновь заплакав, — просто спасибо блять.

— Ха, а я и не сказал, что помощь моя выражается в этом.

— А в чём? Я что-то не догоняю, то ли ты мудак, то ли ты пиздец какой тупой.

— О, ты не представляешь насколько.

— Насколько тупой?

— Нет, насколько я мудак, — ответил я и ухмыльнулся.

***

— Как успехи? — спросила меня Варя.

— Всё чётко.

— Всё размениваешься на девочек?

— Пока меня всё устраивает. Секс пять раз в неделю. Минимум. Да ещё постоянно с разными партнёрами.

— Ха, ну давай, колись. Сколько?

— Что сколько? А, понял. За какой период?

— Ну вот с нашего первого раза. Это сколько, месяца четыре прошло?

— Да, примерно.

— Ну так сколько?

— Сейчас, подожди, надо подсчитать. Так, первый раз я познакомился с Аней спустя неделю после нашего первого раза. Спустя три дня мы переспали. За три недели отношений мы трахались чаще раза в день. Единожды устроили марафон: пачка презервативов за 12 часов. Секс, пять часов отдыха, секс, пять часов отдыха, секс. Если нужно точное число, то скажу, что раз 30 за три недели. Так, спустя три недели она начала мне капать на мозги, и я её кинул. Через два дня я нашёл Машу. В день знакомства я уже пошёл к ней на ночь. Повстречались дней десять, но спустя неделю уже переспал с Юлей. Ну а дальше по этой же схеме. Встречаюсь примерно две недели, через неделю после знакомства ищу следующую, так что практически всегда у меня как минимум две девушки. Но это работает только для легкодоступных баб. С Мариной я познакомился перед расставанием с Юлей. Ну и она оказалась типичной русской девушкой: длинные русые волосы, голубые глаза, красные щёчки, скромная, стеснительная, с тонкими ножками и подтянутыми ягодицами. Одним словом, чудо. С ней я до сих пор встречаюсь. Всё-таки не хочется бросать такой ценный трофей. Как-никак почти месяц добивался секса.

— А сейчас сколько у тебя девушек?

— Четыре. Вот Марина, потом Саша, тоже пай-девочка, только недавно познакомился, неделю назад, и пока не переспал, и ещё Света и Лиза. С первой на вписке поебался и дальше понеслась, другую в клубе снял.

— И как? Не палят?

— Не, они же тупые. А я шифруюсь. У меня три аккаунта в вк. И когда я встречаюсь с кем-то, то захожу в аккаунт, через который с ней познакомился. Ну а звонки я оффаю.

— Хм, интересно. Когда-нибудь проколешься.

— Знаю. Но мне плевать. Хоть сейчас все кинут, завтра найду другую. Это же Питер. Здесь полным-полно одиноких и красивых баб.

— Ты кстати, кое с чем ошибся.

— С чем?

— С подсчётом девушек на настоящий момент. У тебя их пять, — сказала Варя, и притянув меня за шею поцеловала.

— Да, пожалуй, пять.

— Ну что, устроим марафон?

— Марафон? У меня только один с собой.

— Ты забыл? Я же по кд принимаю противозачаточные. Наш первый раз, помнишь?

— А, точно. Это здорово, потому что на гондонах прямо разориться можно. У меня в месяц косаря полтора уходит на презики.

— И всё же это дешевле, нежели шлюха, верно?

— Сейчас я покажу, кто здесь шлюха, — сказал я и прервал любые возражения поцелуем.

Чёртовы выходные. Я пришёл к Варе в три часа дня. И пришёл на ночёвку. Сейчас пять часов утра воскресенья. За 14 часов мы поебались три раза. Я покину эту девушку где-то через 15 часов, а это означает, что нас ждёт ещё 3–4 половых акта. Давно не виделись, что поделать. Так что наше поведение свелось ко сну и сексу. Ничего более. Изредка мы говорили после секса, но не долго. Минут двадцать. Будильник стоял на каждые пять часов. Мы просыпались, и тут же принимались за обоюдные оральные ласки, потому что вид обнажённого тела уже не возбуждал.

И вот вновь прозвенел будильник. Уже шесть часов вечера. Последний, седьмой раз. Член уже весь синий и тугой. Но ведь марафон.

— Слушай, у меня есть идея, — сказала Варя, остановив мой рот в сантиметрах от её влагалища.

— Слушаю.

— Да нет, ты можешь продолжать, — ответила девушка, легко смеясь, — я, ах! Хотела предложить, ооо! Это, еду, аааа! Заказать. Ух!

— Да, поддерживаю, — сказал я, высунув язык из влажных мест. — Тоже проголодался. Аж живот урчит. Но ты это, давай не отлынивай.

— Да не отлыниваю я. Это ты такой шустрый. Так что давай, повернись ко мне пенисом, к киске ртом.

— Даааа, кто тебе сказки читал в детстве?

— Ахаха!

Вдоволь нарезвившись друг с другом, мы заказали еду. Пока её везли, мы решили отоспаться.

— Проснись и пой, половой гигант! Наши пять пицц приехали.

— О, отлично. Пошли кушать на кухню. Не хочу потом собирать собой крошки и кусочки пиццы.

— Эка неженка. Ну ладно, пошли на кухню.

***

— Ебать! Что с тобой? — вскричала Варя, когда я в очередной раз припёрся к ней.

— Ну так, упал с лестницы, — сказал я.

— Да на твоём ебале места живого нет. Тебя кто так расхерачил?

— Слушай, давай я пройду, ты меня подлатаешь, а я тебе всё расскажу. Идёт? — сказал я и получив утвердительный ответ вошёл в квартиру.

— Ну, рассказывай, — сказала Варя, смочив вату перекисью водорода.

— Ох, мы с тобой ведь сколько не виделись?

— Месяца два поди.

— А, хорошо. Просто это не первый раз со мной такое. Раньше как-то сам справлялся, а сейчас решил к тебе заглянуть. Слушай, мы так долго не виделись, что я уже и не помню, рассказывал ли я тебе о том, что мутил с кучей девушек одновременно.

— Да, рассказывал.

— Ага, хорошо. Значит есть от чего отталкиваться. А, вспомнил, мы последний раз виделись во время нашего секс-марафона. Всё, теперь хорошо. Короче говоря, я хоть тогда и хвастался тем, какой я крутой альфа, но вскоре мне это надоело. Нет, ну а в чём смысл? Просто мутить с девушками ради секса и бросать их? Это же скучно. И тут мне в голову пришла гениальная идея: бросать их максимально подло и жестоко.

— А в чём смысл? Просто поиздеваться над девушками?

— О нет, не только над ними. Сейчас расскажу, как это происходило. Помнишь может Марину, я про неё рассказывал. Прям красотка, так ещё и няша-стесняша. Так вот, она оказалась моей не первой, но так сказать самой эффектной «жертвой». К слову, её я бросил неделю назад. Ладно, надо бы переходить к делу. Итак, я зову Марину на свиданку и всё проходит отлично, зову к себе, занимаемся сексом, а потом предлагаю провести её до метро, на что она соглашается. Ну а теперь самое интересное:

— Спасибо что проводил Ваня, — сказала Марина и поцеловала меня.

— Да без «б», хочешь трахаться — люби и девушек провожать.

— Что?

— Что «что»?

— Нет, что ты сейчас сказал?

— А, ты не расслышала? Могу повторить для тебя. Хочешь трахаться — люби и девушек провожать.

— Вань, что ты такое несёшь? Это не смешно.

— Да я и не шучу. Или ты действительно думаешь, что я с тобой «по любви»? — сказал я, отчего у Марины зрачки расширились, а рот приоткрылся от удивления, я же начал смеяться. — Что? Ты серьёзно думала, что я тебя люблю? Небось уже и строили себе иллюзии счастливой семейной жизни?

— В-Ваня, я… я не верю своим ушам. Я не верю в то, что ты говоришь!

— Ну, бывает. Я тоже многому не верил. Однако сейчас я вообще ничему не верю! — сказал я и рассмеялся. — Что, не смешно? Эх, ну ладно, потом дойдёт.

— Вань, то есть всё…

— Да! Наконец-то до тебя начало доходить. Как только я встретил тебя у меня в голове мелькнула одна мысль: хочу её трахнуть. Ну и я этого добился. А сейчас мне это наскучило. Но не смог удержаться от соблазна заняться с тобой сексом ещё раз, поэтому и пригласил на свидание.

— А все эти нежные слова, полные любви, которые ты мне говорил?

— Чтобы затащить в постель, не больше.

— А любовь? — спрашивала меня Марина плача.

— Что? Любовь? Не знаю я дефиниции данного слова. Я раньше тоже был зелёным как ты, верил в добро и любовь. Но всё встало на свои места. И я прозрел. Теперь же я дал почву для прозрения и тебе.

— Какую почву? О чём ты?

— О, да ты оказывается тупей чем я думал. Нет, ну ты реально дура или не понимаешь? Я конечно понимал, что в тебе кроме внешности ничего нет, но это как-то перебор. Чёрт, нарастила сиськи капустой, накачала жопу в тренажёрке, да напудрила себе морду и думаешь, что крутая? Думаешь, что из высшего сословия, что стоишь выше других? Нет, нихрена! Ты чернь, ничтожество, убожество.

— А ты тогда сверхчеловек какой-нибудь?

— Нет, я та же самая чернь, то же самое ничтожество и убожество. Но наши различия в том, что я понял это и принял это. И это позволяет мне управлять другими подобными уродцами жизни. Позволяет управлять собой и делать то, что хочу, не смотря на какие-то нормы морали. Мораль правда придумала та же самая чернь, но они мнили себя господами. Я же обрёл истинную свободу в том, что признал себя тем, кем я являюсь. И я дал тебе трос к этой истинной свободе. Если честно, я надеялся, что хоть ты-то сможешь схватиться за этот трос, но ты можешь хвататься только за член.

— Хоть я-то?

— А, да, точно. Я же не рассказывал. Да и было бы странно, если бы я это рассказывал. Теперь для тебя не будет сюрпризом, что мягко говоря не моногамен. За всё время, что я встречался с тобой, я был с пятью девушками. И всех бросил. При схожих обстоятельствах. И все как одни твердили мне про любовь, про то что я не такой, что я несу бред и так далее.

— Но ведь это правда!

— Нет, не правда! Я нес не бред, а идею. Можешь считать меня пророком, мессией. Хотя ладно, ты всё равно будешь считать меня больным ублюдком. Твоё право. Удачи оставаться в мире грязи, лжи, предательства.

— За что ты так? — слабо спросила Марина, вся дрожа. Нервы. Плачет. Трогательная ситуация.

— Если надеешься на то, что это тронет меня, и я обниму тебя и упав на колени буду целовать твою ноги прося прощения, то ты ошибаешься. Мне похуй на тебя. Найду другую. Прощай, — сказал я и пошёл назад.

— Так, а откуда все фингалы и синяки? — спросила Варя.

— Её отец. Капитан полиции.

— Да ладно? Это он тебя так? Офигеть круто! Ну, я в том смысле, что можно с него денег стрясти нормально так.

— Да, можно. Можно было и с других стрясти.

— Других? Каких других?

— Ну я же сказал, что несколько девушек кидал подобным образом. У одной тоже был батя злой. У другой братья. Ну и так сказать колотили меня.

— Что? И ты не обращался в полицию?

— Нет. А смысл?

— Что, все такие мажорики, что суд бесполезен?

— Нет, что ты. Бессмысленность в другом. В деньгах. Нахера они мне нужны?

— Так, я тебя не понимаю. Тебя избивают, а ты ничего не требуешь взамен?

— Почему же, очень даже требую. И получаю своё.

— И что же?

— Ненависть. Гнев. Ярость и злость.

— Ты опять уходишь в философские бредни?

— Мне плевать как это называется. К слову одной из первых я бросил одну чеченку. У которой были два брата.

— Охх, представляю, что было.

— Ну, меня избили. Но со мной был товарищ молодой. С которым мы в одной команде сейчас. Я предупредил его о том, что может произойти, и он сныкался в кустах и стал снимать. К слову да, её братья заранее договорились «просто поговорить» со мной. Как говорят в новостях, в ходе короткой словесной перепалки, нападавшие ударили жертву. Ну, как-то так короче.

— А ты? Дал им сдачи?

— Нет, что ты. Лишь защищался. Для зрителей жертва всегда должна оставаться жертвой.

— Не, ты точно конченый.

— Возможно. Ну так вот, дал себя повалить и ушёл в защиту. А они всё били. Вскоре им стало не то страшно за то, что убьют меня, не то просто устали. Ты ведь помнишь моего маленького товарища, который снимал на видео моё избиение? Так вот, он залил это видео в интернет, которое тут же стало вирусным. Вк, ютуб, телега — его крутили везде. И везде одни и те же комментарии: «вон из России!», «твари монобровные», «совсем хачи охуели» и так далее. На ютубе сейчас почти миллион просмотров.

— Погоди, так в этом смысл и есть?

— Конечно. В создании атмосферы ненависти и злости. Вот тебе сейчас и всплеск ксенофобии и расизма. То, что надо.

— А мента ты заснял?

— Нет. В этом нет необходимости.

— А как же создание атмосферы ненависти и злости?

— Нет, здесь это ни к чему. У нас и так мусоров люди ненавидят и презирают. Здесь смысл в другом. Он совершил насилие и не понёс наказания. А это значит, что ему захочется ещё. Он будет думать о том, что с такими как я, только так и надо поступать. Что насилие решает все проблемы. И свою злобу, и агрессию с меня он перенесёт на работу, заражая ею своих коллег, жестоко обращаясь с преступниками. И цепь ненависти будет всё разрастаться и разрастаться, поглощая всё больше людей. Говорят, что одной улыбкой можно изменить мир. Мол, ты улыбнулся одному человеку, тому стало на душе хорошо, он помог другому, тот на радостях сделал приятное третьему и так далее. Мне кажется это работает. Да, это работает. В том числе и в другую сторону.

— То есть твоя идея заключается в том, чтобы заражать людей ненавистью и злобой?

— Бинго! Я знал, что ты смышлёнее остальных.

— Но я правда не понимаю, а в чём твой выигрыш? Или он в самой этой идее?

— Да, в идее. Я устал от всех этих лживых улыбок, от лести и лицемерной доброты. Тошнит! Я хочу открыть людям их истинное «Я». «Я», полное злобы, презрения, жестокости. Ненависти к людям.

— То есть ты хочешь, чтобы все стали мизантропами?

— Нет, что ты. Я хочу, чтобы люди поубивали друг друга, перерезали друг другу глотки, утопили планету в человеческой крови. Жаль правда, что я не доживу до следующего масштабного геноцида.

— Следующего геноцида?

— Ну да. Знаешь, наверное, как некоторые тупорылые свиньи клеят себе на машины наклейки с надписью: «Можем повторить». Я бы на самом деле бы тоже наклеил. Только чуть изменил. Вместо советского солдата, нагибающего раком немецкого, я бы установил офицера СС с газовыми печами, расстрельными командами, виселицами и так далее. Ну и надпись соответствующая: «Хотел бы повторить».

— Ты бы хотел повторить Вторую мировую?

— Почти. Тогда ведь погибло около 90 млн людей, но население планеты не стоит на месте. Так что думаю миллионов 150 было бы как раз. То есть это минимальная планка. Для меня.

— Минимальная планка в 150 млн погибших? Охуеть, ты точно ебанутый на голову.

— Классное было время 90 лет назад. Война не за победу, не за жизнь, не за территории, ресурсы, престиж и прочую чушь, а война на уничтожение. Война, в которой главное — уничтожить как можно большее количество врагов. Евреев, цыган, коммунистов. Просто уничтожить. Жаль правда, что сжигать и расстреливать начали поздно. Так было бы больше смертей. Но и война является лучшим из худших вариантов. Лучший — массовая резня. Та самая «война всех против всех» Томаса Гоббса. Королевская битва на восемь миллиардов людей. Deathmatch, так сказать. Я хочу мир, в котором люди убивали друг друга чаще. И ещё чаще. Не останавливаясь.

— А ты не думаешь, что и тебя в таком мире пустят в расход?

— Может пустят, может перед этим я пущу несколько человек в расход. Мне всё равно. Как будто я собираюсь долго жить.

— Знаешь, это всё звучит конечно круто, но мне кажется, что ты лишь демагог, не более. Ты говоришь о войне, о резне на 150 млн погибших, но на деле не смог бы убить и одного человека.

— Хм, думаешь у меня кишка тонка? Возможно. Однако твоё замечание по поводу «всего лишь одного человека» является бредом. Потому что, убив единожды, тебе станет потом гораздо легче делать снова и снова. Убийства — это как езда на велосипеде. Сначала ты боишься делать это, потом пробуешь, у тебя получается, и тебя уже за уши не оттащишь от этого. Так что стоит только начать. Когда время наступит, я буду готов. Потренируюсь на бездомных и диких собаках.

— Фу, это мерзко.

— Ха, как только я заговорил про убийство собак, тебе стало сразу мерзко. А насчёт людей такой реакции не было. Я рад, что тебе плевать на род человеческий.

— Если честно, то я охреневаю с того, каким ты стал. Менее чем за полгода ты изменился до неузнаваемости.

— Я не изменился, а всего лишь открыл своё «Я» и принял его. Всего лишь нашёл себя. Ладно, как там моё лицо?

— Ну, такое себе. Сам-то как?

— Нормально. Готов к нашему марафону.

— Серьёзно? Ты справишься?

— Секс-марафон, когда ты весь в синяках и фингалах, когда у тебя всё тело болит и возможно сотрясение мозга? О да, лучше не придумаешь. А теперь оставь свою аптечку и дай мне себя.

Невозможно бесконечно заниматься сексом, не подкрепляясь. Поэтому в конце нашего очередного марафона мы решили устроить перекус и отправились на кухню. Разговаривая о всякой ерунде, мы включили телевизор, чтобы он играл на фоне. Там шла обычная новостная хрень: обсуждение внешней политики, осуждение митингов, заявления политической элиты о том, что экономика растёт, теракт в школе… Что, опять? Где? Питер? Ничего себе. Ученик-смертник, погибших 7 человек, ранено 20. Взрыв произошёл вчера утром. Я глянул на телефон, который ломился сообщениями на эту тему. Начав отвечать маме, что со мной всё в порядке, меня отвлекла Варя.

— Смотри, по нему ведь и не скажешь, что террорист, — указала Варя на телевизор, в котором показывали фотографию убийцы.

— Ну да, ничем не примечательный пацан, просто…, — сказал я и оссекся. — Блять, ну что за ублюдок!

— Что такое? Ты уже не рад тому, что люди убивают друг друга?

— Нет, не в этом дело. Я знаю этого парня.

— Серьёзно? Откуда?

— Встретились как-то в метро. Это он, мой товарищ, который снимал как меня избивают хачи. Но не в этом суть. Сука, ну что он наделал?! Наш план был совсем иным.

— План? Ваш? Совсем иным? Я что-то не понимаю.

— Сейчас объясню. Мы вместе работали над планом теракта, но он должен был состояться много позже. Не сейчас. А теперь на меня могут выйти менты. Блять, надеюсь он захерачил все улики, иначе мне пизда! Это совершенно не то, чего я хочу. Он мне весь план возможно сломал.

— А что за план?

— План? Хм, я думаю тебе я могу рассказать. В конце концов я никому не доверяю настолько, насколько тебе.

Хм, с чего бы начать. Пожалуй, начать можно с того, что я познакомился с эти парнем тогда, когда он ныл в метро и хотел всех убить. Благодатная почва для вербовки. Вербовка куда? Пока никуда, ко мне. Дальше мы начали с ним ходить в тир. Я хожу и сейчас. Нет, не в игрушечный тир, а настоящий. Без всякой глупой и беспонтовой пневматики. Только хардкор, только настоящее оружие. У меня плохое зрение, поэтому пришлось раскошелиться на линзы, но это мелочи. Как я уже говорил, все события должны были произойти много позже.

Первым пунктом моего плана был сброс якорей. Тех балластов, которые удерживают тебя в этой мерзкой жизни. Тех людей, которые могут помешать тебе своим морализаторством и желанием помочь тебе. Друзей и родных. С родными всё просто, я живу в сотнях километрах от них, а значит они не представляют большой угрозы моим замыслам. Другое дело друзья. С ними я часто встречаюсь и уже сейчас они обеспокоены моим переменам, хотя я и пытаюсь шифроваться насколько это возможно. Но тот факт, что я уже не милый добрый и пушистый скрыть весьма тяжело. Так вот, надо вывести их из игры. Как? Послать их всех. Солгать, оклеветать, предать. Чтобы они возненавидели меня и попытались забыть. Как однажды поступили со мной. Придумать для каждого отдельную ложь. Это должна быть сакральная ложь, которая затронет самое важное в жизни моих друзей. То, в чём они уверены на все 100 %. Например, их характер, принципы, дорогие им люди, их хобби и поведение и так далее. Ну и сказать, что уже долгое время я их только терплю, а сейчас просто решил высказать всё, что думаю. Порвав с ними, можно приступать к следующему шагу в плане. Ах да, у меня же ещё есть подруги. Наверное, подруги. Хрен знает, считают ли они меня за друга, а это значит, что их можно просто «вынести за скобки». Им плевать на меня, а значит и якорем они для меня не станут.

Что же, вторая часть моего плана. Стоит отметить, что я трезво оцениваю свои силы и возможности. И у меня нет ресурсов для того, чтобы организовать полноценный теракт. А это значит, что мне нужна помощь. У кого? Конечно же у террористов. У условного ИГИЛ. Для этого я буду шариться по телеге и прочим вещам с резкими и аморальными высказываниями, дабы привлечь внимание вербовщиков. Когда же на меня выйдет вербовщик, начнётся главная игра, от которой зависит весь дальнейший план. Вычислят ли меня или нет? И здесь есть развилка? Если вычислят и посадят, то перед глазами надпись «try again», а в горле вилка. Ну или что-то такое. Смысла отматывать десяток лет за несовершённый теракт я не вижу, поэтому лучше будет покончить с собой. Но это если мне не повезёт. Да, здесь есть везение, потому что план сам по себе весьма авантюрный. Если меня не вяжут, то начинается самое интересное.

Что у нас там, третья часть? Отлично, часть подготовки. Здесь я должен узнать от кураторов смерти способы изготовления бомбы и её подрыва. Ну и должен научить этого парня тому же. Далее нужно приобрести лицензию на оружие. Эх, жаль, что короткоствол у нас практически не достать. Так что остаётся только охотничье ружьё, которое можно обрезать. Ну как можно, за изготовление обреза тебя могут посадить, но кто узнает о том, что ты сделал из своей Сайги обрез? И вот когда все приготовления готовы, настаёт время для кульминации.

Четвёртая часть, так сказать. Вынесение приговора этому грёбаному миру. Парень должен был как раз взорваться в метро, что он и сделал. Но он сделал это полностью в обход меня. Понятия не имею, как он изготовил бомбу и почему со мной ничем не поделился, но это уже не важно. Я же должен был выбрать совсем иное место. Но конечно же теракты должны были произойти одновременно. Моей целью должен был стать университет. Меры охраны там куда как хуже, нежели в метро. Твой рюкзак никто не проверяет, а значит ничего не стоит перед большой переменой с верхнего ряда лекционного зала улизнуть в туалет. В рюкзаке бомба и обрез с несколькими десяткам патронов. Также ещё большой охотничий нож, на случай если кто захочет побыть героем и напасть на меня и выбьет ружьё. Завожу бомбу на взрыв с телефона. Заряжаю обрез и прячу под пиджаком. Подхожу к коморке охраны и пускаю их в расход. Мозги разлетаются по стенам. Разворачиваюсь и пристреливаю ошарашенную от страха гардеробщицу. Звуки выстрелов не могли остаться неуслышанными, а значит у меня немного времени. Достаю нож, и кладу рюкзак с бомбой около главного входа. Теперь нужно спрятаться. В гардеробной самое то. Хм, никто не бежит. Что же, видимо звуки выстрелов остались незамеченными. Но ничего, через минуту уже звонок на большую перемену. Ага, а вот и они, студентики выходят из лекционных залов и видят мёртвых охранников. Ор, крики, ужас. Одним словом, суета. Спускаются люди с верхних этажей. Массовая давка, все друг друга толкают, все падают и орут. Рай для глаз и ушей. Вот он, час пик, когда обезумевшая толпа не видит препятствий на своём пути и бежит на выход, не замечая один ничем не примечательный рюкзак. Что же, это их проблемы. Звонок. Оглушительный взрыв сотрясает воздух, всё пространство заволакивает пыль, кровь, и строительный мусор. Ну, пора мне возвращаться на арену и солировать. Огромная куча тел. Кто-то пытается уползти, кто-то, кого не задел взрыв всё бегут на выход. Счастливчики. Теперь они пересмотрят свои взгляды на жизнь. Я же добиваю лежачих. Они еле шевелятся, цепляются руками за тела мёртвых словно за свою жизнь. Кто-то молится. Поздно. Здесь я управляю жизнью, я ваш бог, но мне не нужны ваши молитвы, мне нужны ваши бездыханные тела. Патроны почти закончились. Слишком я был расточителен в расстреле. Что же, теперь пора не менее важной части. И ты, наверное, скажешь, что в этот момент я застреливаюсь? Но нет, я не делаю этого. Совсем наоборот. Я специально упустил тот момент, что в рюкзаке у меня была ещё и маленькая аптечка. А вот недобитый подранок. Ха, вот он мой шанс. Я подхожу и успокаиваю его, насколько это возможно. Сильно ранена нога. Уже слышен вой сирен. То, что надо. А что я делаю? Перевязываю этого подранка и останавливаю кровь. А ещё прошу у него прощения. Наконец приезжает омон, полиция и так далее. Они заходят, а я уже стою на коленях безоружный.

— Погоди, то есть ты спас этого недобитка и сдался полиции?

— Именно. И Варя, не перебивай меня. Не разрушай целостности повествования.

Итак, я сдаюсь. И активно сотрудничаю со следствием, сдаю всех, кого могу, раскрываю все планы и так далее. Ну и конечно же раскаиваюсь в содеянном. Что чёртовы террористы промыли мне мозги, манипулировали мной, что я не контролировал себя. И только в конце я опомнился и помог тому недобитку. Кхм, жертве чудовищного преступления. Конечно же я признаю полностью свою вину, а на суде буду слёзно просить прощения у пострадавших и родственников погибших. Зачем я помог кстати? Ну, помощь раненым является одним из смягчающих условий. Нет, конечно пожизненного мне не избежать. Но это имеет далеко идущие планы. Нужно просто подождать. Что же, меня отправляют в тюрьму. На несколько десятков лет. Там я образцово себя веду, всем помогаю, всё делаю, много читаю и пишу. Да, пишу книгу. Книгу о том, что я сделал и как сильно сожалею о содеянном. Даю наставления людям, чтобы не допустили такое. Ведь я сыграю на жалости. Скажу о том, как мне было плохо и прочий бред. Так вот, в книге я напишу, чтобы уделяли больше внимания своим близким, особенно тем, которым сейчас плохо и больно. Короче говоря, это будет хит. Исповедь маньяка. Ах да, ещё я устрою так, что все средства, вырученные с продаж этих книг, будут идти на благотворительность. Словом, создам образ глубоко раскаявшегося, запутавшегося человека. Но писать я буду не одну книгу, а две. Которая выйдет намного позже. Так вот, чалить на зоне мне придётся долго, лет 30. Что потом? Прошение об освобождении. У нас практически нет случаев, когда выпускают заключённых с пожизненными сроками, но я прорвусь. Ведь у меня есть всё. И смягчающее обстоятельство, и сотрудничество со следствием и много всего ещё, о чём я только что сказал. Здесь правда опять упование на удачу, но мне повезёт.

Итак, я выхожу на свободу. Уже пожилым или практически пожилым. Целый рой журналюг захотят взять со мной интервью, которое я конечно дам, подтверждая всё, что написал в книге. Устрою встречу с жертвами и свидетелями теракта, плача горькими слезами буду просить у них прощения. И начну приступать к заключительной части плана. Разумеется, даже если меня освободили, то слежка какая-то точно будет. А это значит, что ни бомбы, ни ружья мне не видать. Но разве это проблема? Ничто не мешает мне сделать самодельный цестус и купить туристическое мачете. Ага, туристическое. Ну а дальше дело снова за малым — сделать то, что уже делал, но теперь с более эстетической точки зрения. Дождаться своего дня рождения и прийти к соседям, с которыми сдружусь. Показать в глазок торт и дождаться открытия двери. И вот она открывается, и мой левый кулак с железными пластинами летит в челюсть открывшего. Стоит ли описывать то, что будет дальше? Смерть. Всех в квартире. Конечно же будут крики, и соседи вызовут полицию. Оставаться в доме небезопасно, поэтому я выскачу на улицу. Люди. Много людей. То, что надо, чтобы совершить ещё несколько киллов. Не знаю, сколько удастся убить, я ведь буду уже немолодой, бегать прям резво не смогу. К слову в тюрьме я буду очень усиленно качаться. Короче говоря, буду надеяться на нерасторопность людишек и желающих погеройствовать и броситься на вооружённого человека. Времени у меня будет опять же немного, поэтому надеюсь хотя бы на пять трупов. Приезжают мусора. И знаешь, вот в этот момент очень большой соблазн покончить с собой. Взять мачете, занести руки за спину и словно гильотиной отрубить себе голову. Эффектно. Красиво. Или можно сдаться. Что я и сделаю. Но на сей раз я буду вести себя совершенно иначе. Помнишь я рассказывал о том, что в тюрьме буду писать две книги? Так вот, во второй книге я опишу всё как есть. Что я сам искал кураторов, что я сам хотел всех убить и раскаяние, и прочая чушь — часть моего плана по освобождению. А если вы это сейчас читаете, значит меня выпустили и прямо сейчас я убиваю людей. Да, книгу я выложу в интернет как раз перед самым выходом из своей квартиры перед резнёй. Ты прикинь как у всех бомбанёт! Всё будет охреневать, а я буду просто ржать со скамейки подсудимых в суде, и говорить, что буду и дальше жить за их счёт. Я буду смеяться им в лицо, говоря, что оставил им незабываемое наследие в виде дилогии книг, которые станут культовыми. Я буду смеяться над жертвами и над слезами близких погибших. Меня осудят и отправят в тюрьму, где я проживу до конца жизни. И ты представляешь, как буча поднимется по поводу возвращения смертной казни? Какие общественные волнения будут? Как много будет ненависти!

— Это весь твой план? Стать самым известным психопатом-маньяком и погрузить мир в ненависть?

— Да, я хочу открыть им истинное «Я», полное страха и гнева. Ты ведь понимаешь, что они перестанут доверять всем раскаявшимся преступникам? Не будет никакой пощады и милости, никакого добра. Изменится и взгляд на потенциальных рецидивистов, с бывшими зэками, даже самыми добрыми на первый взгляд и исправившимися, они будут бояться находиться рядом. Да, погрузить мир в хаос — вот моя цель.

— Если честно — охуенный план, номне кажется в нём кое-чего не хватает.

— И чего же?

— Оттраханной меня.

— Что же, это можно быстро исправить, — сказал я поцеловал Варю.

Глава 18

Это был мой мир. Мой идеальный мир. Но меня там не было. Я не знакомился с Варей. Существует ли она? Чёрт его знает. Вряд ли. Мне кажется это был образ какой-то случайной девушки из тиндера, которую я свайпнул влево. Да, что-то припоминаю. Розовые волосы, красивая, вся в пирсинге и татуировках, завсегдатай тусовок, вписок. И явно частый гость на Думской. Ширево? Не знаю. В конце концов это был лишь образ, в который я вдохнул жизнь. Как в детстве. В раннем подростковом возрасте. Я придумывал различные миры, где становился центром мироздания. Это были мои истории, а я был героем. Хотя нет, не всегда героем. Но всегда протагонистом. А что мне приходилось делать в этих мирах? Всё. Спасать. Убивать. Любить. Ненавидеть. Вырос ли я? Отчасти, потому что этот мир и впрямь оказался реалистичнее предыдущих. Здесь и девушка со мной знакомится первая, и случайная встреча с таинственным незнакомцем, который меняет жизнь. Откуда взялся он? Наверное, это был Я-идеальный. Красивый, богатый, успешный. Человек у власти. Не зря же у нас одинаковые имена. Я хотел убивать и видеть страдания людей. И я видел их. Этот теракт в метро… Десятки погибших… А затем и я устраиваю нечто подобное. Или всего лишь планирую? Эх, с этими таблетками порой теряешь нить своих мыслей.

Да, таблетки. Таблетки, будь они не ладны. Подходить два раза в день на раздачу. Стоять в очереди из людей в белой пижаме. Такие же как я. Неудачники. Отбросы общества. Помои.

Я не успел. Вернее, меня раскусил Миша. Он нашёл мой ежедневник, который на протяжении последней недели был моим единственным другом, которому я изливал все свои мысли. Который стал предсмертным трактатом. Не знаю, почему Миша решил залезть в мой отдел в столе. Дневник ведь и не сверху лежал, а под грудой тетрадей и книг. По итогу он последние пару дней опаздывал на пары, потому что возвращался проверить меня. Пары у него ведь утром, ближе к полудню, а я, сбивший режим сна, в это время крепко спал. Поэтому он возвращался, видел меня спящего и шёл на учёбу, пропуская первую пару. В этот день он решил проверить меня в последний раз. И попал. Я был уже практически в бессознательном состоянии, когда он ворвался в квартиру. Как мне рассказывали, когда он вытащил меня из петли, я уже потерял сознание. Жаль, что сознание. А не жизнь. Хрен его знает, сколько меня откачивали. Наверное, рассказывали, но разве суициднику интересно слушать про то, как его спасали? И, к сожалению, спасли.

Ха, помню в детстве почти каждый год ездил в лагеря. Классный отдых на три недели. Вот и теперь я «отдохнул» три недели. В больнице. Психиатрической. Нет, никаких мягких жёлтых стен не было. Как и смирительных рубашек. По крайней мере я их не видел. Но может быть дело в том, что я попал в крыло для «спокойных», если можно так выразиться в отношении пациентов психиатрической больницы. Как жилось? Не как овощ точно. Как я уже говорил, таблетки два раза в день. Ежедневные беседы с психиатром. Вот тут я не знаю, действительно ли он хотел помочь мне, или хотел оставить в психушке подольше. Да, с психиатром мне не повезло. А разве могло повезти? Всё было против меня. У них на руках был мой предсмертный трактат, в котором я подробно описывал план самоубийства. А чётко спланированные попытки «караются» строже, нежели спонтанные действия. Там ты можешь отмазаться, что сиганул с балкона с дуру, по пьяни. Да и вообще причину найти просто. Но вот если ты днями обдумывал то, как будешь совершать суицид… То тут уже предстоят долгие беседы с человеком в халате. Проблема была и в том, что я искренний человек. Да, я молчу, но по мне всегда можно прочитать, о чём я думаю. А уж если к делу подключается квалифицированный специалист… Короче говоря, персонал прекрасно видел, что я всё никак не возжелаю жить. А это самое главное для них — сделать так, чтобы пациент начал хотеть жить. Но я не хотел жить. Мне пришлось жить. Меня заставили жить.

День за днём проносился с чудовищной медлительностью. Казалось, что минутная стрелка идёт со скоростью часовой. Подъём, завтрак, таблетки, библиотека, обед, тихий час, разговор с психиатром, ужин, таблетки. А после этого пустой взгляд через окно с решёткой на свободу. Хотел ли я туда? Хотел ли я остаться? Хотел ли я жить? Хотел ли я умереть? Нет. Нет, я ничего не хотел. И не хочу. Чем эта реальность хуже той, которая по ту сторону окна? Там я псих. Больной. Здесь я пациент. Что меня ждёт там? Поседевшие родители, которые не могут сдержать слёз? Друзья? Рината? Жестокий и бессердечный мир, в котором я не нашёл себе места?

Я должен был остаться здесь надолго, но каким-то образом меня выписали спустя три недели. Разумеется, со списком лекарств, а также с ежемесячным посещением психолога. Ну, бывает. Первое что я сделал при выписке из клиники? Начал приводить шизофренический план в действие. Порвал со всеми друзьями. Я предал их. Моих самых дорогих людей в городе. Тех людей, которые будучи атеистами, молились за меня. Полтора десятка лет дружбы. Настоящие друзья, о которых мечтают тысячи одиночек. Я предал их. Оболгал. Оклеветал. Каждого. В лицо. Никто не идеален. У каждого есть свои недостатки. Всё, что я сделал, так это взял их недостатки, выкрутил их по максимуму, и не без дольки гиперболизации сказал. Втоптал в грязь. Вы… Я недостоин вас. У вас всех хорошая жизнь. Отношения, скорая женитьба, престижная работа, и в целом просто счастливая жизнь. Я не собирался портить её. Вам будет лучше. Ведь я обуза. Своим присутствуем я буду ввергать нашу компанию в уныние. Да, нашу компанию. Теперь она ваша. Дерзайте. Идите дальше. Обычно говорят, чтобы не забывали меня. Так вот, забудьте меня. Вычеркните из своей памяти, как я вычеркнул вас из своей жизни. Хотел ли я приводить в действие свой план? Не знаю. Я понимал лишь то, что хочу попрощаться с этой старой жизнью полностью. Поэтому и поступил так.

Вообще меня хотели также и отстранить от учёбы на некоторое время. Сделать там себе академический отпуск, отдохнуть пять месяцев и пойти вновь на второй курс. Но я запротивился и настоял на своём. Почему? Я ненавидел ВУЗ, ненавидел каждую плитку на полу, ненавидел персонал, ненавидел группу. Когда-то, но не сейчас. Сейчас мне было плевать. Плевать на всё и всех. На всех, кроме неё. Я хотел увидеть её. Хотел ещё раз увидеть её чёрные глаза, увидеть её веснушки, увидеть её ямочку на подбородке. Увидеть её, лайкнуть её новый рисунок, проводить до трамвая и извиниться. Извиниться за то, что сделал. Ведь она не жестокая и бессердечная тварь, она… Она тонкая и ранимая. Она словно белоснежный одуванчик, который надо беречь от слабейшего дуновения воздуха. А она переживала, я знаю. Для этого я иду в универ. Чтобы увидеть её, чтобы попросить у неё прощения. Попросить прощения, обнять её крепко-крепко, и посадить на трамвай. Вот и всё, ради чего я живу. Вот и всё, ради чего я всё-таки хотел выписаться из больницы.

В универе меня не ждали. Совсем. Оно и неудивительно, я бы тоже не ждал себя. Деканат сильно удивился, когда я пришёл к ним и сказал, что завтра приду на учёбу. Они для проформы спросили, хорошо ли я себя чувствую, точно ли готов вернуться к учёбе и прочую ерунду. Но я точно знал, что хочу пойти на учёбу. Чтобы увидеть её.

Я опаздывал, но не сильно. Отвык просто ходить быстрым шагом, а вышел в то время, в которое выходил раньше. Церберы на входе не стали снимать с меня бейдж. Видимо все в курсе, кто я. Поднявшись на четвёртый этаж, я добрался до нужной аудитории и замер. Я сейчас увижу их всех. Не только её, но всех. Что будет? Понятия не имею, но я робко постучал в дверь и потянул её на себя, пойдя навстречу неизвестности.

— Здравствуйте, — тихо сказал я, глядя себе под ноги. — Извините за опоздание. Можно войти?

Воцарилась тишина. Преподаватель хлопал глазами, не в силах что-либо сказать. Тогда я чуть повернулся к группе и увидел, что моё место свободно. Где-то там, на последних партах сидит она. Но я не в силах взглянуть на неё сейчас. Да, не сейчас. На обеденном перерыве. Хотя бы. Так что я сел на своё место, на первую парту, чтобы никого не видеть. Наконец семинар продолжился. Глядя на препода я понял, что одет слишком тепло. Толстовка с воротом на мне против обычной рубашки у препода. Что поделать, если неприятное напоминание о произошедшем ещё осталось? Не шарф ведь носить. И уж тем более не красоваться пятном вокруг шеи.

После пары ко мне подходили все по очереди. И начинались всё те же вопросы. Ребят, как может чувствовать себя человек, который меньше месяца назад попытался покончить с собой? Который сделал это не спонтанно, а спланированно, потому что жизнь для него была сплошным мучением и бесконечной болью? Да, у меня всё нормально. Хорошо! Отлично!

Подошли и Нина с Соней. Они не спрашивали о том, как я себя чувствую. Вместо этого они предложили вновь вместе пообедать. Я согласился.

— Приятного аппетита, — начала беседу за обедом Нина. — Как дела Вань?

— Да нормально, если можно так сказать, — ответил я.

— Вань, извини конечно за подобный вопрос, но ты правда был в психиатрической больнице? — робко спросила Соня.

— В психушке. Да, был. Три недели.

— Ох, ну ладно. А там всё так как описывают? — спросила Соня.

— Не, там всё описывают в слишком мрачных тонах. Никаких смирительных рубашек, жёлтых комнат. Никаких странных людей, которые пускают слюни. Может я попал в спокойное отделение, не знаю. А так как будто дома сычуешь: встал, позавтракал, сидишь за книгами до самого вечера с перерывами на приём еды. Ну а различие в том, что помимо еды ты ещё принимаешь таблетки, а ещё каждый день разговор с психиатром.

— Ну, не сказать, чтобы весело, — сказала Нина.

— Да, было бы странно, если бы было весело. Я же всё-таки не псих какой-то. Просто суицидник. Неудачный.

— Да, точно, — тихо и тяжело сказали вместе девочки.

— Гм, а где Рина? — спросил я и поймал на себе недоумевающие взгляды. Я видел подобное совсем недавно. Это были взгляды, полные боли.

— Рина? — спросила Нина и уткнулась в стол. Соня в этот момент встала и ушла. Что происходит? — Эм, она это, перевелась.

— Перевелась значит? Жаль. Она любила здесь учиться — сказал я.

— Да, любила… — дрожащим голосом сказала Нина. — Вань, ты прости, мне надо по делам.

— А, да, конечно. До встречи, — сказал я Нине, после чего она взяла свою сумку и закрыв лицо руками пошла прочь.

До пары ещё было долго, так что я решил написать Рине. Спросить про самочувствие, да и вообще, как у неё дела. Хм, странно. Страница удалена. Ладно, у девушек такое часто бывает. Закинув в себя необходимые таблетки, я отправился на пару. Вся та же первая парта. Нины и Сони ещё нет. Наконец они заходят и проходят мимо меня на свои места. Боже, что случилось? На них места живого нет! Тушь вся потекла и почти смыта, но всего лишь почти. Глаза все краснющие. Спросить об этом позже? Ой не знаю, что-то у меня такое ощущение, что это не моё дело. Я всё же спрошу, всё ли в порядке, могу ли чем-то помочь, но не думаю, что следует лезть дальше.

Так и проходил один день за другим. В каких-то скомканных и неловких разговорах. В какой-то тревожности, тяжести. А разве могло быть иначе? Со мной-то? Вряд ли. Но меня настораживало то, что преподаватели при оглашении списков присутствующих пропускали Рината. Обычно у нас списки не обновляются до конца года. А тут уже вычеркнули. Забыли. Словно её никогда и не существовало. Один раз преподаватель по праву почти назвал её, но осёкся и извинился. Странно. Может ушла со скандалом? Ах, ну да, точно. Тут же суицидент сидит, который попытался покончить с собой из-за неё. Ну, они так считают во всяком случае. Спросить неудобно, но ладно. Пусть шифруются, может считают, что не стоит её называть при мне. Прошла одна неделя, вторая. На моём лице даже стала появляться улыбка во время искромётных шуток и это заметили окружающие. Но они считали это улыбкой, на деле без эмоциональная ухмылка, которая является лишь имитацией, маской.

— Гм, ребята, здравствуйте. Садитесь, — сказал преподаватель по социологии, почему-то очень зажато. — Кхм, по плану мы должны сегодня начать изучать Дюркгейма, а именно его работу «Самоубийство». Я предложил для вашей группы заменить эту тему на другую, но пока что учебная комиссия не дала своего ответа. Ну а для вашей группы сделать исключение я решил из-за болезненности темы.

— Да ладно, давайте Дюркгейма, — сказал я, — не обращайте на меня внимания. Забейте. У нас же на экзамене всё равно будут вопросы по нему, а тут из-за меня портить подготовку к экзамену? Да ну, не стоит, к тому же я читал. Интересная книга, так что мне было бы любопытно пообсуждать её.

— Эм…, — только и промычал преподаватель.

— А ты такой же, как и большинство этих. Чёртов эгоист. Показушник! — крикнул позади меня Семён, буйный и циничный одногруппник.

— Чего? Показушник?

— Именно!

— Семён, заткнись! — закричала Нина.

— Нет блядь, я не заткнусь! Стоило только ему прийти, как все полезли спрашивать, как у него дела, всё ли нормально, надо ли чем помочь и прочая хрень. А вы забыли, что кое-кому мы не можем помочь? Не можем спросить, всё ли у неё нормально? Забыли?! Зато Ваня теперь в центре внимания, браво. Ещё и с барского плеча даёшь разрешение на знакомство с темой самоубийства. Спасибо, что бы мы без тебя делали?

— Сёма, завали ебало! — кричала Нина и встала со своего места и направилась к Семёну со сжатыми в кулак ладонями.

— Я же сказал, что не заткнусь! И хорош орать, Нина. Это ведь твоя подруга! Этот показушник всё предусмотрел. Написал предсмертный трактат. Нажрался слабительным, чтобы при возможной, я подчеркну здесь слово возможной, смерти его не нашли в собственном дерьме. Ещё и описал свой план в этом трактате, который не прятал. А не прятал почему? Правильно, чтобы его нашёл друг и спас. Вот и всё!

— Я… А куда мне было его прятать? В жопу что ли? Я закинул его подальше в свой отдел письменного стола и всё!

— Да, молодец. Всё предусмотрел. Чтобы не было сильно больно ещё и нажрался обезболивающими. Молодец. Классная, не совсем противная смерть. Как же сука жаль, что кто-то решил не париться над своим внешним видом после смерти, правда?! — заорал Семён и из его глаз потекли слёзы.

— Семён, хватит, — сказала Нина, которая подошла к нему и схватила его за руку, грозя кулаком.

— Как же сука жаль, что кто-то решил просто броситься под поезд метро, — тихо сказал Семён.

— Что? О чём ты? О ком ты?! — быстро спросил я. Удары сердца уже были ощутимы в голове.

— Что? Ты не знаешь? — тяжело спросил Семён, посмотрев на меня, после чего опустил голову на парту. — Боже.

— Не знаю чего? — спросил я.

— Вань, успокойся, пожалуйста. Тебе нельзя переживать и волноваться. Прошу тебя, успокойся, — говорила спокойным тоном Нина, подходя ко мне.

— Не знаю чего?! — закричал я и почувствовал, как меня всего трясёт.

— Вань, — начала говорить Соня, — пожалуйста, успокойся.

— Я не успокоюсь, пока вы мне не скажете, о чём только что говорил Семён. Кто, мать вашу, бросился под метро?! Говорите! И ни шагу ко мне!

— Хорошо, — тихо и спокойно сказала Нина, — как ты, наверное, знаешь, тебя долго откачивали. Ты был на грани жизни и смерти даже в больнице. И как-то так вышло, что твой трактат попал в руки журналистов. И они всё растиражировали. Всё краткое содержание твоего трактата. О твоей философии, твоей жизни, о твоей любви. Но почему-то они ошиблись. Они… Они сказали в эфире, что ты умер. Не то, что тебя откачивают, а что ты умер. Мы были в шоке. В трауре. На следующий день в универ не пришла Рина. Мы с Соней собрались навестить её после учёбы. Журналисты сказали в эфире, что основной причиной твоего поступка стала неразделённая любовь. Вечером, после эфира я поговорила с Риной по телефону. Мы рыдали, но пообещали прийти завтра в универ. Но она не пришла. И мы с Соней решили пойти к ней. В универе, к концу пар, мы узнали, что информация о тебе — фейк. Мы узнали, что ты жив, и хотели обрадовать Рину, если она ещё не знает. Ты бы только знал, как здесь все кричали от радости. Все сходили с ума. Мы пошли к Рине, обрадовать её. Она написала мне утром, что всё-таки плохо себя чувствует, что болит голова, но в целом всё нормально. Мы шли с Соней и рыдали от радости и счастья. Танцевали. А потом мы узнали, что движение на одной из линий метро ограничено. Что девушка прыгнула под поезд.

— Боже, нет, — прохрипел я. Нерв в ноге защемило, и я подкосился. Сердце каждым ударом старалось нокаутировать меня. Виски словно сжаты висками. Нет. Нет!

— Это была она, — в слезах сказала Нина.

— Она… Она в порядке? С ней всё хорошо? Её положили туда же, где был я, только в женское отделение?

— Вань, — сказала шёпотом Нина и сделала паузу, чтобы сказать самые больные три слова в моей жизни, — её больше нет.

Её больше нет. Нет больше и меня. Есть лишь пустая оболочка. Оболочка, которая каждый день ходит на трамвайную остановку. Сидит там часами и плачет. Оболочка. Ведь всё, что было внутри мертво. Теперь оболочка убивает саму себя. Ведь эта оболочка — всё, что осталось от меня. От прежнего меня. От человека, который хотел славы и власти. От человека, который разочаровался в кумирах. От человека, который не жил никем и ничем. От человека, который терзался муками любви. От человека, который был самым счастливым на Земле. От человека, который просто хотел любить. Но ничего этого больше нет. Как нет больше и её. Как нет больше меня.

Я выскочил из кабинета, и не видя ничего побежал куда глаза глядят. Но глаза не видели ничего. Слёзы закрывали всё. Не знаю куда меня несли ноги, но куда-то я бежал. Каким-то образом я оказался на мосту. Том самом мосту, где пыталась покончить с собой Настя. Как? Почему? Почему она сделала это?! Нет… Я… Я не верю. Не верю! Она не могла это сделать… Ведь она… Она такая милая и хорошая, она смеялась над самоубийствами… Она не могла… Почему она это сделала? Почему?!

— В-Вань? — окликнул меня знакомый голос.

— Почему она это сделала? — спросил я, не поворачивая голову на голос и продолжая смотреть в пучину холодной воды.

— Я не знаю. Вань, я… Я правда не знаю. И не думаю, что кто-то знает. Она ведь не оставила ничего после себя. Ни записки, ничего.

— Это я. Я убил её, — сказал я.

— Ваня, что ты такое говоришь? — спросил кто-то и взял меня за плечи и развернул к себе. Настя. — Ты не убил её.

— Нет, я убийца. Ведь она бы не сделала этого, если бы не попытался сделать это я. Я — причина её смерти. Но она бы не была причиной моей. Знаешь Настя, я не гений, я не так уж рано стал задаваться вопросами о том, кто я такой. Может лет с 14. С тех пор я всё спрашивал себя; «Кто я?». Кем я только себя не считал: добрым, сострадательным, жестоким, чёрствым, циничным. Бог знает кем ещё. И каждый раз я считал, что это константа, что я действительно такой. Что я злой и властолюбивый нацист, добрый и влюблённый в ангела счастливый человек. Но дело в том, что это всё был не я. Это всё маски. Моё лживоё «Я». Истинная суть всегда ускользала от меня. И видимо теперь всё встало на свои места. Я — монстр. Чудовище. Убийца. Я ни на что не способен, кроме как на причинение боли, страданий. На смерть.

— Ваня, это не так. Ты хороший парень. Ты ведь спас меня здесь два года назад. Монстр бы этого не сделал.

— Монстр не всегда действует в открытую. Да и может было бы лучше, если бы я не спас тебя. Ведь ты хотела сделать это. Может ты до сих пор втайне обижена на меня за то, что я помешал тебе? Как я на Мишу.

— Ваня, да что ты такое говоришь? — громко спросила меня Настя. — Я благодарна тебе. Ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя, ведь ты не просто спас меня, ты подарил жизнь. Новую жизнь. Я сильно переживала, что ты не захочешь видеть меня, когда я пришла к тебе в ВУЗ на день рождения. Боялась, что ты возненавидел меня за то, что тебе пришлось самому лежать в больнице, что захочешь вычеркнуть этот эпизод из своей жизни, и соответственно меня. Но ты принял меня с распростёртыми объятиями, познакомил с хорошими людьми, показал мне вновь другую изнанку жизни, которую я позабыла.

— И всё же…

— Нет Ваня, никакого всё же. Ты не монстр и не убийца, ты — хороший человек, которого ударила судьба поддых. Ты хороший.

— Да, конечно, — саркастически сказал я.

— Вань, это был последний пост Ринаты. «Ты-то хороший». Это был последний пост, выложенный за пару часов до её… Самоубийства. Прежде чем её родные предпочли удалить страницу. Вань, если не веришь мне, поверь тогда Ринате. Ведь она верила в тебя. Верила в то, что ты хороший, что выдержишь удар судьбы, нанесённый Машей. Она считала тебя лучшим из людей, с которыми она знакома.

— Я… Я хороший? — рыдая спрашивал я как будто у Бога. — Ну ответь мне! Почему ты не рыдаешь со мной? Где же чёртов дождь, когда он так нужен? Почему? Почему ты забрал её?! Я ведь её… Не любил. Но убил. Ненавижу тебя. Ведь ты смогла, а я нет. Мы бы сейчас могли быть вместе. Там. Наверху.

— Вань, — сказала Настя, положив руку мне на плечо, — ты хороший. И способен творить добро. И ты можешь быть счастливым.

— Да… Ведь «я-то хороший», — сказал я и снял с шеи серебряный крестик.

— Ваня? — спросила Настя, недоумевая, когда я встал с колен.

— Довольно. Хватит жить в мире страданий. Хватит… Упокой Господь её душу. Не наказывай её. Не отправляй её в ад. Ведь она ангел. Мы были недостойны жить рядом с ней. Я был недостоин её. Позаботься о ней. Аминь, — сказал я и поцеловав крестик, швырнул его в воду. — Упокой Господь её душу.

Часть 4. Воскрешение

Глава 19

Прошло 2 года

— Иван, как Вы себя чувствуете? — спросил привычный для меня голос.

— Нормально, док, — ответил я.

— Я слишком часто слышал это «нормально». Можете поподробнее?

— Док, я всем отвечаю, что со мной всё нормально.

— И куда Вас это привело?

— Прямо к Вам док. Я понимаю, что мы это обсуждали, но ничего, что я называю Вас «доком»?

— Нет, всё хорошо. Моё мнение не поменялось. Моя цель — помочь Вам.

— Да ладно Вам док, Вы же бесплатный психолог, какая там цель помочь?

— Мне кажется Вы заблуждаетесь. Если бы меня интересовала финансовая составляющая, я бы здесь не сидел.

— Да, наверное, Вы правы.

— Так что же, как у Вас дела?

— А, да, мои дела…

— Только давайте без своего «нормально». Вы помирились с друзьями? Вы мне обещали.

— Помирился? У меня же есть друзья, док. Их немного, но они есть.

— Да? Что ж, в таком случае я уточню вопрос: «Вы помирились со своими лучшими друзьями?».

— Ох, Вы про это.

— Да, я про это. Вы ведь дружили с этими ребятами с первого класса?

— Да, было дело.

— Слушайте, я не заставляю Вас вновь проходить через свои тёмные воспоминания. Я понимаю, что Вам больно. И было больно. Но неужели Вы решили порвать долгую и прочную дружбу?

— Док, к чему это?

— Потому что друзья — это те люди, которые способны помочь Вам гораздо сильнее, нежели я. Они — антисуицидальные факторы.

— Док, я же говорил, что про суицид больше не думаю.

— Да, говорили. Тем не менее, свою дипломную Вы писали по теме суицида.

— Ну да, а что в этом такого? Как говорится в одном старом меме: «Ребята, в этом я шарю».

— Хорошо, обсудим это позже. Забудем старых друзей. На время во всяком случае. Поговорим о нынешних друзьях. Как часто вы видитесь?

— Не чаще, чем с Вами, док.

— То есть раз в пару месяцев?

— Да, примерно так.

— Хорошо, а в ВУЗе Вы нашли себе товарищей?

— Ну, может быть…

— То есть Вы всё так же сидите один за партой и инициируете разговор только в том случае, если Вам в редкий случай нужно что-то узнать, верно?

— Наверное… Со мной всё нормально, док, честно.

— Да? Именно из-за этого «нормально», Вы в свои 24 выглядите как мужчина в кризисе среднего возраста.

— Ну, бывает. Да это я просто не побрился. А вот если побреюсь, то буду выглядеть не на 45, а на 40. Хорошо ведь?

— Чувство юмора — это конечно хорошо, но этот юмор злой, саркастичный, самоуничижительный.

— Спасибо, хоть кто-то оценил моё чувство юмора.

— Я раньше не замечал у Вас седых волос на висках. Что случилось?

— А, да это фигня. Они уже два года седые, просто обычно я их подкрашиваю, а в этот раз забыл. Так что можете насчёт моих волос не переживать. А так получается да, я прям на мужика в кризисе среднего возраста похож.

— Это точно. Что насчёт 20 апреля?

— Что? 20 апреля? А, Вы про это…

— Да, я про это.

— Слушайте, я думал мы это уже прошли и забыли.

— Нет. Мы не можем это «забыть». К тому же осталось меньше двух месяцев до 20 апреля.

— Док, Вы зря волнуетесь. Я же не фанатик. Мне плевать на дату. Главное чтобы было как можно больше людей, — сказал я и усмехнулся. — Ой, видимо зря я это сказал. Простите. Это шутка. Честно. Просто я расцениваю Вас как друга, который умеет отличать чёрный юмор от правды.

— То, что я для Вас друг — это хорошо. Но подобные шутки… Ваши «друзья» могут ещё и посмеяться над подобным, но я вижу здесь скрытие проблем. До дня «икс» Вы ведь часто «шутили» насчёт суицида, верно?

— Ну, я шутки свои в блокнот не заносил, но, наверное, да, Вы правы.

— И?

— Не-не-не, никакого «Колумбайна» не будет. Это было же почти два года назад, когда я только выписался из больницы. Тогда да, я много читал об этом теракте. Ну, и о подобных ему.

— Вы читали не только о терактах, но и том как к ним подготовиться. Как их устроить.

— Да, помню. Читал кучу статей и поглощал тонны информации о взрывчатке, огнестреле, о законах.

— Ага, у меня от Ваших рассказов волосы ставали дыбом. Сколько Вы придумали планов насчёт теракта? 12?

— Док, я что, по Вашему мнению, амёба какая-то? 12 идей относились только к ВУЗу, а так идей было около 30.

— Уф, 30 способов устроить резню.

— Да, а ещё не кончать с собой, как другие, а сдаться и закосить под невменяемого. У меня бы вышло, спору нет. Там бы посидел, полечился, думал даже автобиографию написать. «Моя борьба». Нет, ну а что, автобиография подростка-террориста. Это же хит!

— Надеюсь такого хита не будет. Мы это уже проходили ранее, но сейчас, ретроспективой, Вы можете мне ответить на один вопрос?

— Да без «б».

— О чём Вы тогда думали? Когда придумывали все свои планы о том, как достанете оружие, где устроите резню и так далее.

— Ну Вы и спросили док. О чём я думал? Хм, наверное, о бесконечной злобе. О гневе и ярости. Ненависти. Ненависти ко всему. Я ненавидел всё. Ненавидел себя. Ненавидел друга, за то, что он снял меня с петли. Ненавидел родителей за то, что родили меня, а не сделали аборт. Ненавидел девушку, что меня предала. Ненавидел девушку, которая меня отшила. Ещё больше я её возненавидел, когда узнал, что она покончила с собой. Почему? Потому что она смогла, а я нет. Ненавидел своих одногруппников, которые видели моё состояние, но не пытались даже заговорить со мной. Ненавидел одногруппниц, которые «глазели» на меня после того, как их подруга отшила меня. Что они хотели прочитать на моей морде? Что мне плохо? Браво, они прямо мастера по считыванию эмоций людей. А они всё смотрели. Делали вид, что просто оглядываются, но каждый раз задерживали взгляд на мне. И смотрели. Смотрели… Мне было плевать, что они «девушки». Просто плевать. Я хотел прописать им мощный джеб с правой, от которого они бы упали. Лежачих, беспомощных «баб» я бы стал избивать ногами, чтобы в конце концов размозжить им голову своим ботинком. Чтобы на моей подошве остался след макияжа, женской красоты и алой крови. Я ненавидел саму жизнь. Раз мне не дали умереть, тогда я не дам им жить. Я возненавидел ближнего, как самого себя. Вы довольны ответом, док?

— Эм, да, доволен. Извини, что заставил вновь всё это пережить.

— Всё нормально док, эти мысли в прошлом.

— А какие мысли в настоящем?

— Надежды больше нет. Боли больше нет.

— То есть Вы отождествляете надежду и боль?

— Конечно, а разве это не так? Я ни на что не надеюсь. Я просто живу. Живу, наплевав на всё.

— И всех?

— К Вам же я хожу по своему желанию.

— Хорошо Иван, я Вас понял.

— Ну как, мне легчает?

— Возможно. Что по хобби? Вы занимаетесь чем-нибудь?

— Док, ну Вы же спрашиваете об этом на каждой встрече. Какие у меня могут быть хобби? Я продолжаю ходить в тренажёрный зал. Врубаю мощный, агрессивный, человеконенавистнический рок и качаюсь.

— Хорошо. Как часто ходите?

— Раз в неделю. Я же хожу не для того, чтобы качаться. Просто за неделю накапливаются редкие эмоции, и я выплёскиваю их.

— Редкие эмоции?

— Ну да, редкие эмоции. Порой они проскакивают. Мысли. Мысли о том, как мне было тяжело. Как мне было хорошо. И я отправляюсь в тренажёрку, чтобы их спустить в унитаз.

— На первых встречах Вы мне говорили, что смысл жизни для Вас — эмоции. Теперь же Вы всячески пытаетесь от них избавиться. Почему?

— Док, неужели Вы не понимаете?

— Понимаю, но может это скажете мне Вы?

— Нет. Зачем говорить то, что собеседник и так знает?

— Да, если Вы так подходите к общению, то неудивительно, что у Вас есть в этом проблемы.

— Док, о чём Вы?

— Ты же понял о чём я, верно?

— Да. А Вы молодец, поймали меня в собственную ловушку.

— В этом нет повода для гордости.

— Как знаете. Так что, мы и дальше будем обсуждать только эти темы? Друзья, теракт, хобби и так далее?

— Они являются краеугольными. Но ещё есть одна тема, которую я ранее не затрагивал. Девушки.

— Ох, Док, эту тему Вы не зря пропускали.

— Совсем ничего? Нет никого, кто понравился Вам и кому понравились Вы?

— Да нет, почему. Такие люди есть. Во всяком случае были.

— И что же?

— Что же? Ну ладно, давайте я Вам всё распишу. Во-первых, первые особы начали клеиться ко мне тогда, когда я только вышел из больницы. И почему они клеились ко мне? Чёртов материнский инстинкт. Они не любили меня как парня. Они хотели утешить меня и помочь. Я был жалким. Слишком жалким, и чтобы не видеть меня таким, они хотели «помочь».

— Почему Вы так презрительно об этом говорите?

— Да потому что они просто не хотели видеть меня «таким». Я был символом того, что в жизни полно дерьма. Я был символом поражения их утопических надежд о прекрасном мире. И они, все эти напыщенные оптимисты, делали всё, чтобы об их поражении ничто не напоминало. А для этого было два варианта: либо не видеть меня, либо не видеть меня «таким». Так что они не любили меня. Ведь что было до? Я в открытую, демонстративно читал статьи и книгу про самоубийство, поставил на рабочий стол на телефон крайне грустную и депрессивную картинку. Про внешний вид и говорить нечего. Я всем своим состоянием буквально кричал: «Помогите! Мне очень больно, невыносимо больно. Помогите, просто поговорите со мной. Заставьте поверить в то, что мир стоит того, чтобы жить в нём». Но где там… Лишь один человек, моя нынешняя подруга, спросила один раз о том, случилось ли что у меня.

— А Вы?

— Я сказал, что всё нормально. Что я просто устал. Дело было на физре, так что это могло сработать. Но нет. Я понял, что она всё поняла. Она же поняла, что со мной не всё в порядке. Но на этом всё. Лишь один человек хоть как-то поинтересовался моей угасающей жизнью.

— А лучшие друзья?

— Мы ведь решили, что забудем о них на время?

— Да, конечно. Но жалость была лишь первой причиной. Есть ещё что-то.

— Да, конечно. Я не хочу. Сначала у меня была идея заводить отношения для удовлетворения своих потребностей, без всяких чувств. Но тогда в моём сердце бушевала злоба. Позже я понял, что это неправильно. А если она влюбится? А если я влюблюсь?!

— Разве это плохо?

— Плохо? Док, о чём Вы? Да это же… Ахаха, я же шучу, расслабьтесь Вы.

— Шутите?

— Да, разумеется. Я? Влюбиться? Ахаха. Знаете, это самая смешная шутка про меня. Но она может быть и трагедией. Вы же знаете историю про самый грустный короткий рассказ? «Продаются детские ботиночки. Неношенные». Так вот, у меня в два раза короче: «Ваня влюбился».

— Мда, странное у Вас всё-таки чувство юмора. Хорошо, Вы не хотите влюбляться, потому что считаете, что любовь принесёт только страдания. Но Вы ведь до сих пор любите, не так ли?

— Что, о чём Вы? — нервно сказал я.

— Вы ведь всё поняли. Хотите, чтобы это озвучил я?

— Нет, не надо. Пожалуйста, не надо. Мы же это прошли, док. Она предала меня и всё на этом.

— Хорошо. К сожалению, наша встреча близиться к окончанию. Положительные сдвиги наблюдаются. Но для возвращения к полной дееспособности придётся поработать.

— Что? Полной дееспособности? Я же все равно не смогу заниматься рядом дел.

— А, ну да, точно…

— Док, что так неуверенно?

— Нет, ничего.

— Хорошо. Ну что, до встречи?

— Да, до встречи. Хотя подождите немного. У Вас ведь скоро день рождения? Будете отмечать?

— Ну, отмечать — громко сказано. Так, куплю тортик и съем его в общаге. Хм, а ведь действительно через пять дней день рождения. О малозначимых вещах быстро забываешь.

— Что же, тогда вот Вам мой совет — отметьте свой день рождения. Позовите своих подруг, сходите куда-нибудь, посидите, пообщайтесь. Вам это пойдёт на пользу.

— Что ж, наверное, Вы правы. Ладно, будь что будет. Приглашу. В конце концов иногда-то мы ведь видимся.

— Вот и отлично. Ну а теперь действительно до встречи.

— Ага, до встречи.

Странно. Что за неуверенность в конце насчёт полной дееспособности? Я же знаю, что и машину теперь не смогу водить. Теперь на мне словно каинова печать. Только вместо этого пометка из психиатрической больницы, в которой указывается, что я совершил попытку суицида. Да, учусь я на юридическом, но вряд ли кто-то захочет, чтобы его защищал самоубийца-неудачник. В обществе любая пометка из психушки приравнивается к неуравновешенности. «Как меня защитит человек, у которого «не все дома»? И я их понимаю. Так что я собирался всего лишь всю жизнь провести в помощниках адвокатов. Ну а что, тоже неплохо. Особенно в моём случае. На крайняк пойду в какой-нибудь психологический центр. Буду «помогать». Но моё будущее трудоустройство меня мало волновало. Как и всё, что вокруг. Меня вообще мало что волновало. Вернее даже сказать, что ничего. Зато я спокоен, умиротворён. Как будто после лоботомии. Но ничего, ещё Пушкин сказал: «Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое». Так что я хорош вдвое. Так, что там говорил док о дне рождения? Пригласить подруг? Да, надо бы. Я соскучился по ним. Те люди, которых я не успел оттолкнуть от себя. Написав всем приглашения, я побрёл в сторону общаги. Мысли накатывали с неудержимой силой. Эти разрывающие голову воспоминания о прошлом праздновании дня рождения, которое было три года назад. Завтра соберёмся почти такой же компанией. Почти. Нет-нет-нет! Не надо об этом думать, не надо об этом вспоминать. Это в прошлом. Они в прошлом. Она в прошлом… Я заткнул себе уши наушниками и врубил первый попавшийся плейлист на максимальную громкость. Какой-то рок. Хорошо. Громкость идеальная для того, чтобы не оглохнуть, но при этом и не слышать свои мысли. А больше мне нечего сейчас желать. Только бы не слышать свои мысли.

«Подарки не нужны. Просто посидим, немного и скромно поедим. Просто дружеская встреча.» Примерно так я пригласил девушек на свой день рождения. У подруг возник резонный вопрос: «А куда пойдём?». Мозг сразу же дал ответ. Нет, туда не пойдём. Довольно. Хватит с меня. Я что, хочу испортить якобы праздник? Мак. Да, мак — идеальный вариант. Там и шумно, и людно, да и атмосфера не совсем праздничная. Но главное то, что людно. Это не позволит мне так сильно отвлечься на воспоминания, и как следствие на эмоции. Всё. Довольно с меня эмоций. Я охотился за ними. За любыми. Я жаждал эмоций. Не мог жить без чувств. Казалось, что без них я умираю. Хех, мне казалось, что без чувств я умираю, а из-за их избытка считай и умер. «Иронично», как сказал бы Михаил Сергеевич.

А всё-таки здорово не выставлять дату своего дня рождения в социальных сетях. Вот и в универе никто не поздравляет. Большая перемена. Никто не уходит кушать, потому что прошла всего лишь одна пара. И осталась одна. Потом пойду на встречу с подругами. С единственными друзьями.

— Ваня, с днём рождения! — сказала Юля, невысокая девушка, сидевшая позади меня.

— А, что? — тормознуто начал реагировать я. Всегда тяжело выхожу из своих размышлений. А окружающие потом думают, что я либо тормоз, либо тупой. Что же, и то и другое не лишено смысла.

— С днём рождения, — на этот раз чуть тише сказала Юля. Она была влюблена в меня. Хотя, один раз я тоже думал, что кое-какому человеку не безразличен. Итог трагичен.

— А, да, спасибо большое, — вяло сказал я, натянув скромную и миловидную улыбку. Во всяком случае она должна была быть такой.

— Ваня, у тебя сегодня день рождения? — спросила с задних рядов Аня. Вроде бы Аня. Почти за год учёбы в новом коллективе я запомнил не всех.

— Ну, да — сказал я, вжимая голову в плечи.

— И ты не говоришь об этом? — спросила Аня. Я понял о чём она. Просто был у нас одногруппник, который всем и всегда говорил, когда у него день рождения. Мол, дата особенная. Раз в пять лет выпадает на пятницу 13?

— Ну, да.

— Поздравляю! — сказала Аня, и поднялась с места. Она направилась в мою сторону.

— Эм, спасибо.

— Вань, желаю тебе в первую очередь здоровья, — начала Аня неуместную, на мой взгляд, речь.

— В первую очередь психологического, — крикнул Артём, едва зайдя в аудиторию.

— Да, психологического, — тихо сказала Аня, после чего продолжила. — Про любовь говорить не буду. Сам решишь. Но вот чего ещё желаю, так чтобы ты почаще улыбался. Ты так редко это делаешь, но при этом у тебя очень красивая улыбка. Улыбайся чаще, тебе идёт. Ну и конечно же желаю тебе счастья.

— Ох, спасибо большое, Ань, — сказал я, после чего оказался в крепких объятиях Ани. После чего к нам подошли ещё ребята, и так же кинулись в объятия.

— С днём рождения! С днём рождения! — доносились крики со всех сторон.

— Хорош хандрить уже, — строго, но при этом с дружеской улыбкой сказал Никита, положив мне на плечо руку, когда все разошлись. — Мир хорош. И он тебя любит, даже если ты считаешь, что все вокруг тебя ненавидят и осуждают. Или жалеют. Это не так. Ты классный парень. И возвращайся в жизнь. Она ждёт.

Что это только что было? Похоже на массовое помешательство и сумасшествие. Люди так себя не ведут. Это не в стиле человеческой природы. А где же зависть, злоба и другие смертные грехи? Ладно, я знаю, что утрирую. Но всё же. Это было неожиданно. Им что, действительно не наплевать, что со мной? Но нет, это не другие люди. Нет, это те же самые, что не замечали, что мне очень плохо. Те же самые, которым было плевать на меня, когда я кричал о своей боли. Просто тогда никто и подумать не мог, что я полезу в петлю. Но я это сделал. И теперь они настороже. Все знают, что большой процент неудачников-самоубийц пробуют ещё раз свести с собой счёты. Но тогда об этом никто и думал. Я много раз прокручивал то время в своей голове. Каждый раз задавал себе вопрос: «А как бы я повёл себя на их месте?». И никогда не отвечал. Потому что ответ был очевидным. Очевидным и мучительным. Так какое право я имел обвинять их в мнимом бессердечии? Им не было наплевать на меня. Просто у всех свои дела, свои приоритеты. И ничего плохого нет в том, чтобы времени и сил на других людей не остаётся. Но состояние Ринаты ничего не говорила. Она не кричала о боли. Она не искала помощи. Она просто шагнула навстречу смерти. Из-за меня.

— Нина, Соня, — тихо сказал я, после того, как все поздравительные слова были сказаны, — почему вы со мной дружите?

— Эм, что? Почему дружим? — спросила Соня.

— Наверное потому, что ты хороший человек. И ты нам нравишься. Ну, как друг, разумеется, — сказала Нина.

— Хороший человек? — спросил я. — А из-за кого мы сейчас сидим не впятером?

— Вань, — сказала Соня и тяжело вздохнула, — ты действительно считаешь, что виновен в этом?

— Да! Виновен! И хватит замалчивать этот факт. Хватит как-то обходить эту тему. За этим столом половина людей — суициденты. Ринаты с нами нет из-за меня. Я убил её! — буквально закричал я, отчего на нас все стали коситься.

— А где ты был, когда «убивал» её? — спросила невозмутимым тоном Нина.

— Я…, — промычал я. Мне нечего было ответить.

— Тебя откачивали и возвращали с того света, — вмешалась разговор Настя. — Вань, ты не виноват. Отпусти этот груз.

— Я тоже считала себя виноватой, — сказала Нина, — места себе не находила. Сначала известие о том, что ты в тяжёлом состоянии. Потом частичное, обрывчатое описание твоего предсмертного трактата. А на следующий день смерть Ринаты. Я бы сказала, что ты и понятия не имеешь, как мне было тяжело. Но ты не то что понятие имеешь, так и сам прошёл через это и даже более. Я спала по часу в день на протяжении пяти дней. Только Володя и Соня, их помощь помогла мне вынести всё это. И каждую минуту я рвала на себе волосы, ведь это я тебе сказала, что ты ей нравишься. Сказала и то, что вы были бы отличной парой. Внушила тебе эти мысли.

— Вселила в меня надежду, — тихо сказал я.

— Да, вселила надежду в тебя. Это было тяжело, но я отпустила всё это. Отпустила её. Никто не виновен. Это просто стечение обстоятельств. Ужасных. Трагичных. Я долго отходила, почти полгода. Но Вань, прошло уже два года, а ты до сих пор коришь себя за это. Хватит. Пора начинать жить. Возможно, это было неизбежно. Рина ведь, как и ты, ранимая и чуткая душа. И этот весь чёрный юмор, в том числе и о самоубийстве, рос не на пустом месте. Однажды мы с ней разговорились, и диалог зашёл в русло смерти. Она спросила меня о том, как я вижу свою смерть. Я ответила, что сдохну дома на диване за просмотром новогоднего обращения президента от сердечной недостаточности. С юморком, знаю. Рина же тогда ответила, что-либо разобьётся об скалы, либо прыгнет под метро. Тогда я спросила, связано ли это с очередным трогательным аниме, которое она смотрит. Я получила утвердительный ответ и успокоилась. Как оказалось зря. Все мы совершаем ошибки. И порой совершаем ошибки, исправить которые мы не в силах. Но наш долг не в том, чтобы всю жизнь нести на себе клеймо совершённой ошибки, а в том, чтобы своими действиями предотвратить подобные ошибки в будущем.

— Да, я так и делаю, — сказал я.

— Ничего подобного, — парировала Нина. — Ты прячешься. Своим отказом от жизни ты предотвращаешь подобные ошибки в будущем, но какой ценой? Прозвучит высокопарно, но делаешь ты это ценой своей жизни. Ты ведь умер тогда, в петле верно? Так не пора ли возвращаться в жизнь? Забудь всё, что было. Забудь Рину. Забудь Машу. Ищи счастье в настоящем, а не хорони его в прошлом.

Мне не чего было сказать. Наверное,она права. Я в этом не уверен, но всё же скорее всего она права. Искать счастье в настоящем, а не хоронить его в прошлом? Забыть Рину и Машу? Возвращаться в жизнь? Я не в силах ответить на эти вопросы сейчас. Я же тормоз в конце концов, так что если начну думать об этом, то зависну надолго. Так что я сказал, что серьёзно подумаю обо всём, что мне сказали. И непривычно для меня, но это была не отмазка. Но я молодец, вывел на разговор, который всем испортил как настроение, так и аппетит. В какой-то момент взгляд что Нины, что Сони упал на руки Насти, после чего Настя слегка кивнула им. Понятия не имею, о чём это они. Вернуться в жизнь? Но как? Вскоре мы засобирались, и обменявшись тёплыми словами, Нина и Соня пошли в одну сторону, тогда как нам с Настей было в другую.

— По правде говоря, я уже два года слышу эти слова, — сказал я Насте. — О том, что это всё стоит забыть.

— И в чём проблема? — спросила Настя.

— А как забыть, если порой мне снится изуродованная Рина? Или слова Маши во время нашего разрыва? Я не знаю. Всё это так странно, тяжело. Ладно, сменим тему. О чём вы там подмигивали друг другу? Какие-нибудь девичьи секретики?

— Нет, просто они заметили, а ты нет.

— Заметили что?

— Это, — сказала Настя и продемонстрировала левую руку. На безымянном пальце красовалось безумно красивое, серебряное кольцо с каким-то синим драгоценным камнем. — Я выхожу замуж, Вань.

— Что? Замуж? Но как? Когда? И почему ты мне не рассказывала?! — завёлся я. — Почему не сообщала о том, что встречаешься с кем-то?

— Что? Ваня, ты себя хоть слышишь?! Почему не рассказывала? А тебе было бы до этого дела? Ты же спрашиваешь о том, как у меня дела лишь на мой день рождения. Да и почему я вообще должна всё тебе говорить? И как вообще в тебе уживаются добрый внимательный парень с жутким эгоцентриком?

— Потому что мы друзья! Потому что я спас тебя!

— И поэтому ты думаешь, что я навеки обязана тебе? Что я всю жизнь должна любить только тебя? Что я твоя собственность?!

— Я… Чёрт, прости меня, — перейдя на шёпот говорил я. — Я не это имел в виду. Прости. Сколько ты с ним встречаешься?

— Почти год.

— Он хороший?

— Да, он славный.

— Хорошо. Ничего больше мне и не нужно. Прости ещё раз.

— Всё хорошо. Ты просто заботишься обо мне, я знаю. Пусть и заботу, и любовь ты закопал куда-то далеко в себя. Но и ты меня извини. Я слишком резко отреагировала. Но Вань, я действительно любила тебя.

— Да, знаю. Это было трудно не заметить. По крайней мере в то время, когда я был с Машей.

— И не только тогда. Я любила тебя в больничной палате после случая на мосту. Любила, когда ты был с Машей. Любила после вашего разрыва. Сейчас мне стыдно, но тогда часть меня радовалась вашей разлуке. Я думала, что теперь ты будешь со мной. Но вместе с тем и сильно переживала о тебе и твоём самочувствии. Любила и тогда, когда ты предпочёл Рину, а не меня. Любила после твоей попытки самоубийства. И любила последующий год.

— Но затем полюбила его, верно?

— Нет, не верно. Сначала я разлюбила тебя. Разлюбила тебя из-за того, что ты сдался.

— Сдался?

— Именно, сдался. Ты же ничего не хочешь. Вернее даже то, что ты хочешь одного — как-нибудь безболезненно сдохнуть. Ты утратил способность жить. Я думала, что ты поправишься. Мы с девочками всё шли на контакт с тобой, но ты закрылся в своём жалком мире. А я не могу ждать тебя вечно. А ты похоже, что способен ждать целую вечность.

— Чего? О чём ты?

— Маша.

— Забудь это имя. Оно мне ненавистно.

— Ладно, как знаешь. Ты отказался жить. Отказался от счастья. Но почему? Почему наши судьбы после попытки суицида так различаются? Почему я, потеряв всё, нашла в себе силы жить дальше, а ты нет? Почему я, не имея друзей, с родителями, которым на тебя наплевать смогла выбраться из омута отчаяния, а ты нет? Я сама стремилась вернуться в жизнь, пришла к тебе в универ, познакомилась с девочками, стала с ними дружить. А ты? Ты оттолкнул на почтительное расстояние нас, а своих самых близких друзей, с которыми дружил почти 15 лет, и вовсе вычеркнул из своей жизни. Почему ты утратил возможность любить, дружить, верить, быть добрым?

— Может у меня никогда и не было подобных качеств. Может это была иллюзия? Всего лишь образ, который создал вокруг себя?

— Я тогда тоже иллюзия?

— О чём ты?

— Ваня, ты спас меня. Разве это сделал бы образ? Ты прыгнул за мной в ледяную февральскую воду, зная, что у самого слабое и больное сердце. Ты знал, что подвергаешь себя огромной опасности. Но всё же ты сделал это.

— Скажем так, супергеройство у меня в крови.

— Ты хороший человек. И я ценю тебя, очень. Возможно, что я до сих пор люблю тебя. Возможно, что если бы ты сейчас попросил меня бросить моего жениха и выйти за тебя, то я бы согласилась. Но ты этого не сделаешь. Потому что ты не любишь. Никого и ничего. И что хуже всего, ты не любишь себя. Ты ненавидишь себя. Вань, посмотри мне в глаза.

— З-зачем?

— Там ты увидишь себя. Ты увидишь то, каким можешь быть.

Я подчинился. Чтобы ничто не мешало, ничто не попало в область зрения, мы встали почти вплотную. На миг мы даже соприкоснулись носами. Я чувствовал её горячее дыхание. Она чувствовала моё нервное. Я стал всматриваться в её светло-карие глаза. Что я должен здесь увидеть? Белок и радужку? Ну разве это не глупо?

— Так, давай завязывать со всеми этими спиритическими сеансами. А-то докатимся сейчас ещё до того, что будем вызывать духа моего прошлого, чтобы он вразумил меня.

— Ладно, — сказала Настя и тяжело вздохнула, — я догадывалась, что ты скажешь что-то в этом духе. Вань, пока мы не попрощались, я хотела тебе сказать кое-что ещё.

— И что же это?

— Вань, я — живое воплощение того, на что ты способен. А способен ты на спасение жизней. А значит способен на что угодно. Ты спас мне жизнь, но сделай мне и одолжение.

— Да без «Б». Какое?

— Спаси свою жизнь. Она бы этого сильно хотела, — сказала Настя, после чего обняла мою неподвижную фигуру и ушла. Взглянув пару раз в сторону дверей метро, я развернулся и пошёл в сторону общаги.

Да, без «Б». Спаси свою жизнь… Знать бы ещё как. Хотя кого я обманываю, я же знаю, как. Просто вот уже три года не делаю этого. Инструкция по возвращению в жизнь предельно проста. Во-первых, забыть Машу. Во-вторых, принять то, что в смерти Ринаты моей вины нет. В-третьих, помириться со своими старыми друзьями. Я им нагрубил, и очень сильно. Чувство вины за это до сих пор гложет. Всё элементарно. Но я этого не делал.

Девочки правы. Что Нина, что Настя. Я умер тогда в петле. Мне дали второй шанс, но я им не пользуюсь, в отличие от Насти. Я действительно хочу сдохнуть. Каждый день я ложусь спать с мыслью о том, что не проснусь. Упадёт самолёт на общагу, остановиться сердце, какой-нибудь маньяк-первокурсник забежит в комнату и вонзит в меня через подушку нож. Но этого не происходит. Самолёты падают, но не на меня. Сердце болит только при длительных нагрузках. А маньяки-ученики и вовсе плод моих навязчивых идей. Идей о том, что хотел сделать сам. Что там ещё мне говорили? Искать счастье в настоящем? Искать счастье… А где? Ох уж этот вечный вопрос в поисках смысла жизни? Да, имела бы жизнь смысл вообще… Ведь я умру. Все, кого я знаю, умрут. Всё, что меня окружает сгинет в вечном потоке истории. Все эти величественные здания, потрясающие мосты, многомиллиардная «Зенит-арена» — всё это будет предано забвению и небытию, лишь ненадолго пережив меня. Вот он, конец истории для человеческого мышления. Вся суть развития нашего разума и долгих философствований состоит именно в этом — прийти к «суете сует» Екклесиаста. Тотальный, всепоглощающий нигилизм с фатализмом, который сковывает и бальзамирует, словно мумию. Это мышление мёртвых. Или же близких к этому людей. Смертельно больных, стариков. В этой идее они видят спасение и облегчение своей боли. Да, облегчение боли… Видимо по этой причине мне всегда была близка эта идея. Но… Так, подожди, какая у меня есть боль? Измена Маши? Предательство друзей с моей стороны и муки совести? Неудачная попытка самоубийства? Смерть Ринаты? Да, безусловно. Всё это огромная боль, которая давит. Но… Да, позволь себе сказать «но» и продолжить рассуждения. Но всё это в прошлом. Прошло два года. Боже, как же летит время. Два года… Хорошо, давай сядем на скамейку и спокойно всё обдумаем.

Сказано — сделано. Одиноко стоящая скамейка в парке около общаги и толпы снующих туда-сюда людей. Хорошо, я не могу начать новую жизнь, потому что считаю всё бессмысленной суетой из-за боли. Причину и следствие я нашёл. Нужно искоренить проблему. Чёрт, думаю как робот какой-то. Ладно, надо избавиться от боли. Но как? Это такой большой комок психологических травм, что с ним невозможно справиться. Ну-ка, а если распутать клубок? Применить метод дедукции. Хорошо, давай разложим мою боль по полочкам. Измена Маши? Отправная точка всего. Как же я её любил… Любил…

— Любил! — громко сказал я вслух, отчего на меня обернулись люди. — Эм, это я так, случайно вырвалось. Синдром Туретта, все дела.

Да, я любил. Но что было бы, если бы в моей жизни не было Маши? Я бы не любил. Никогда. Никого. Так сильно. Но… Измена… Так, подожди, забудь про измену. Измена, наш разрыв — это что? Это один день. Чёрный как ночь день в моей жизни. А с ней у меня был год, полный счастья и любви. Но она использовала нас… Да, использовала. Но я не прошу прощать её. Нет, она этого не заслуживает. Я пока не настолько преисполнился. Просто… Надо помнить всё то хорошее, что она мне подарила. Нет, не подарила. Что она привнесла в мою жизнь. Это был лучший год в моей жизни. Чувство, что я в центре мироздания меня не покидало. Счастье, блаженство, даже величие и довольное самолюбие. Да, я был на вершине жизни. Но чем выше забирается макака, тем лучше всем видно её красный зад. Но я забрался. Достиг того, о чём мог только мечтать. И этого не произошло бы, если бы не Маша. Так что я должен… Должен начать ценить то время, которое мы были вместе. То, что её измена стала отправной точкой моего падения? А разве в этом её вина? Сколько пар распадается из-за предательств и измен? Неужели все потом доходят до ручки? Или в моём случае до петли на двери? Люди как-то справляются с этим. А я не смог. Оказался слабым. Она виновата в предательстве, но никак не в моём падении. «Не событие это является несчастьем, а способность достойно перенести его — счастьем». Да, вовремя всплыла в мозгу эта цитата. Я оказался не способен перенести измену Маши. Это моя ошибка. Теперь я это понял.

Попытка самоубийства? Смерть Рины? Ох, как же это… Чёрт. Ладно, я должен закончить это. Хорошо, попытка самоубийства — следствие слабости моего характера и неспособности перенести тяжёлые потрясения судьбы. Но Рина… Боже, Рина…

— Аааааааа, — заорал во всю глотку я.

— Ты чего орёшь больной? — громко сказал кто-то из прохожих.

— Эм, с Вами всё в порядке? — спросила женщина в возрасте, подойдя ко мне.

— Да, в порядке. Спасибо, что спросили, — мягко сказал я. — Это просто так, акт мучительной рефлексии. Когда от собственных ошибок становится так тяжело, что невозможно не кричать от боли.

— Хорошо. Не хотите поделиться?

— Знаете, порой с трудностями нужно справляться самому. Но в любом случае спасибо за участливость, это правда дорогого стоит. Хорошего вечера, и извините, если напугал.

— Да ладно, всё нормально. Вам тоже хорошего вечера. Ну и удачи в том, чтобы разобраться в себе, — сказала женщина и ушла.

Что же, как я и думал, мир не без добрых людей. Да, Рина. Какой же я мудак. Самовлюблённый, тщеславный эгоцентрик. Мудак! Да, я виновен в её смерти. И как бы ни разубеждали меня в этом подруги, для меня это факт. Хотя фактов нет, а есть лишь интерпретации… Хорошо, моя вина в смерти Рины — субъективная оценка объективной реальности. А реальность заключается в том, что на мертва, а я нет. Да, вина выжившего. Будь она неладна. Но… Слушай, а что если и сюда «впиндюрить» стоиков? Что там у них может помочь? Да, точно, дихотомия контроля. Есть то, что в нашей власти, а есть то, что вне её. В нашей власти наши суждения, мысли, настроение и т. д. Всё остальное либо не в полной нашей власти, либо вообще вне её. Хорошо, а что это даёт мне? Ну, во всяком случае понимание того, что жизнь Рины вне моей власти. И никогда не была в ней. Я не мог заставить её покон-… Наложить на себя руки. А следовательно, я не виновен в её смерти. Всё! Да, в собственной голове звучит охуенно, но почему-то мне не сильно полегчало, тогда как разбор ситуации с Машей реально помог. Ладно, хорошо, над чувством вины придётся ещё поработать, но ведь девочки правы. Прошло два года. Это большой срок. И… Она бы не хотела этого. Чтобы я убивался и закрыл за собой крышку гроба из-за этого. Она бы хотела, чтобы я жил. В этом я точно уверен. Ведь она считала меня лучшим из всех, кого она знала. А значит я должен жить. Вот, как я могу искупить свою вину перед Риной. Жить. Осталось найти источник счастья, который я всегда искал во вне. Но где же он? Ну, как мне кажется только лишь в себе самом. Да, точно! Я и есть источник своего счастья! Ни Маша, ни Рината, а я. Так, звучит громко, но что это мне даёт? А, неважно. Потом разберусь. У меня что-то наклёвывается, нельзя переставать думать. Настя. Нас-тя… Настя! Ты жива не благодаря мне, а благодаря себе. Ты захотела жить, и ты стала жить. Ты обзавелась друзьями, подругами, любовью, скоро ты будешь замужем, а там недалеко и до детей. Ты выбрала жизнь. Ты не захотела умирать, напротив, ты устремилась навстречу жизни. Так почему же я так не могу? А не могу ли? Меня ведь окружают добрые и чуткие друзья, у меня есть любящие, души во мне не чающие родители. Так разве я не могу устремиться к жизни? Ведь у меня есть всё. Преград нет. Только моя слабость. Слабость, которая всегда со мной. Да, это так, но я слишком часто говорил себе о том, что я слабак. Но после этих самоуничижительных слов я ничего не делал. Теперь же у меня появляется решимость уничтожить это. Уничтожить свою слабость. И у меня помощники в этом деле. Они помогут, так что всё, что мне нужно сделать — это сделать первый шаг. И я знаю, с чего начать. И нет, я не про просмотр мотивирующих фильмов, нет. Начать нужно с последнего груза, который давит на меня — чувство вины и стыда за то, что по-скотски поступил со своими друзьями. Да и с родителями я бы поступил ненамного лучше. Но они помогают мне финансово, хех. Чёртов эгоист. Но вот друзья… Я предал их. Бросил их. Хотя как никогда раньше нуждался в них. Есть ли путь назад? Смогут ли они меня простить? Как же много вопросов, от которых болит голова. Но ответы я получу только от них самих.

— Привет. Как дела? Давай встретимся на этих выходных? Я позвал ещё всех питерских, но кто придёт, а кто нет не знаю. Так, просто посидим, поболтаем. Сможешь в субботу в пять?

Письма примерно такого содержания я написал своим бывшим друзьям. Ответ у всех был максимально коротким: «Да». Ну, я хотя бы попытался. Но прийти всё же стоит. Вдруг кто-то всё же придёт.

Глава 20

Вот же гадство. Опаздываю! Всё-таки отвык я от наведения марафета. И побрейся, и зубы почисти, и футболку погладь. Одним словом — ужас. То ли дело мыться раз в неделю, бриться раз в месяц, и ходить всегда в мятой одежде. Много времени освобождается, которое я обычно трачу на игры и видео. Очень полезно, да. Ладно, опаздываю всего на семь минут, а по нашей старой традиции опоздание менее чем на 10 минут опозданием не считается. Так, всё, захожу в торговый центр.

— А ты не изменяешь своим привычкам, да? — окликнул меня голос позади.

— Эм… Влад? — спросил я, развернувшись.

— П-привет Вань, — сказал Влад прозаикавшись. — Как жизнь?

— Ох, давай лучше наверху об этом, — сказал я и пожал протянутую руку, — вдруг кто ещё пришёл.

— Ну, давай проверим.

Мы поднялись на верхний этаж.

— Похоже кое-кто пришёл, — сказал Влад и указал на стол, в центре фуд-корта оказался занят тремя парнями. Это были они, Миша, Костя и Серёжа.

— П-привет парни, — нервно сказал я, когда подошёл к друзьям. — А вы изменились. Я, слепой, вас бы и не узнал.

— Да, ты тоже изменился, — сказал Костя. — Наверное. Ну что, как у тебя дела?

— Да не знаю, нормально, наверное.

— Нормально? Я уже боюсь твоего «нормально», — строго сказал Миша.

— Да, понимаю. Но сейчас всё действительно нормально. У вас как дела?

— Нормально, — хором ответили друзья и засмеялись.

— Да ладно вам, давайте серьёзнее. Серёж, ты уже, наверное, отцом стал?

— Не, мы пока с этим не торопимся. Успеется ещё.

— Да, свадьба была красивая, — сказал Влад. — Жаль, что тебя не было.

— Да, жаль, — тихо, как будто в себя сказал Серёжа.

— Парни, давайте сделаем «стоп». Я так не могу! Просто не могу. Давайте я выговорюсь, а потом уже делайте что хотите. Парни, простите меня. Я был ублюдком. Мы столько лет дружили, а я просто убил нашу дружбу. Мы не виделись уже почти два года. Из-за меня. Я виноват. Очень. Я… Серёж, прости меня. Ты позвал меня на свадьбу, хоть к тому моменту мы и не виделись уже год. Ты хотел, чтобы друг детства присутствовал на дне твоего счастья. А я… Я послал тебя. Сказал, что мне плевать на тебя и твою будущую жену. Пожелал скорого развода. Я поступил как свинья. Потому что врал. Врал вам всем. Ведь Серёжа, ты большой молодец. Ты следишь за собой, умный, уже обеспечиваешь сам себя и свою жену. Я рад за тебя, и на самом деле горжусь, что ты мой друг. Ну, во всяком случае был другом. Влад, ты тоже прости меня. Ты звал меня погулять, сходить поиграть в футбол. Я же в последний раз назвал тебя недоразвитым заикой, и сказал, что не хочу иметь с тобой ничего общего. И это я сказал человеку, с которым делился в первую очередь своими влюблённостями и шизофреническими идеями мирового господства. Тот, с кем мы вместе ходили домой после школы. Тот, который в конце концов способен лечить своей добротой, как говорила о тебе учительница биологии.

— Ага, а про тебя она говорила, что ты полон сочувствия и сопереживания, хотя тогда ты грезил третьей мировой, — тепло улыбаясь сказал Влад.

— Да, точно. Было дело. Костя, тебя помню я назвал долбаным клоуном, бездарным рэпером и ничтожным музыкантом. Прости меня. Разумеется, я так не считал. Да, может порой твои шутки и оказывались невпопад, но ты тот, кто может добавить юмора в любую обстановку, а это дорогого стоит. А ещё ты отличный поэт. Мне прям понравились твои стихотворения.

— Что? Я же только год назад завёл паблик, где стал публиковать.

— Я ведь не забыл вас. Не мог просто так взять и вычеркнуть из памяти мою главную ошибку. Поэтому да, я следил за вашей жизнью. И очень рад, что у вас всех складывается жизнь удачно.

— Теперь видимо очередь Миши? — спросил Серёжа после моей паузы.

— Да, видимо. Просто… Очень трудно собраться с мыслями. Миша… Боже. Миша, ты спас меня, вытащил меня из петли, а я… Я сказал, что…

— Вань, всё нормально. Мы понимаем, — сказал Костя, увидев, что я уже на грани того, чтобы не зарыдать.

— Пусть продолжает, — сказал Миша, пристально глядя на меня.

— Да, я должен. Нужно, — сказал я и попытался успокоиться, сделав три вдоха. — Я сказал тебе, что ты не давал мне жить, так теперь не дал мне и сдохнуть. Я сказал, что ненавижу тебя. И в отличие от всего, что я наговорил парням, это было правдой. Я действительно ненавидел тебя. Мне казалось, что ты сломал мне жизнь. Мне казалось, что вместо небытия ты вернул в этот мир, который хочет пытать меня. Вернул в мир, в котором я психически неуравновешенный. В мир, в котором мне будет крайне трудно найти себе место. В мир, в котором она покончила с собой. Мне казалось, что если бы не ты, то мы встретились бы там, на том свете. Если он есть, конечно. А если он есть, то мы жили бы вместе всегда. Но ты вернул меня в мир, где я жив, а она — нет. Я проклинал тебя. Но, наверное, только сейчас я понял, как обязан тебе. Ты спас меня. Спасибо тебе, Миша. Спасибо. Я никогда не смогу отплатить тебе той же монетой. Я навечно твой должник. И прости меня. Простите все, если сможете. Я понимаю, это трудно. И я пойму, если вы сейчас встанете, плюнете в меня и уйдёте.

— Ты позвал нас сюда только для того, чтобы извиниться? — холодно спросил Миша.

— Нет. Не только. Я бы хотел возродить нашу дружбу. Если это возможно, — сказал я, опустив голову.

— Я думаю, нам стоит это обговорить. Не мог бы ты пока спустится вниз и купить скажем два литра лимонада или кваса? — мгновенно, не давая никому и возможности что-то проговорить, сказал Серёжа.

— Да, хорошо, — сказал я и ушёл.

О чём они сейчас говорят? Не знаю, но мне кажется о том, как бы деликатнее меня послать. Или может они уже ушли. Я приду, а их нет. А в социальных сетях я окажусь в бане. Может и такое быть. Во всяком случае, это будет коллективное решение. Так что вариантов у меня не очень много. Пан или пропал. Примерно так. И мне останется лишь принять их решение. Я сейчас ничего не решаю. Только жду их вердикта. А, ну да, ещё я выбираю лимонад, точно. Так что вот где я должен сделать выбор. Боже, пускай они не уйдут. Пускай они хотя бы примут мои извинения. Мне будет трудно начать новую жизнь, если останусь непрощённым изгоем в глазах моих бывших лучших друзей. Они всегда были рядом, а я не ценил. Помню второе сентября в первом классе. Прогулка на улице. Все смеялись, веселились, толпились около классного руководителя. Все, кроме двух «изгоев». Меня и ещё одного парня. Я долго стоял и мирно бродил один, но в какой-то момент мне это надоело, и я подошёл к этому парню.

— Привет. Тебя как зовут? — спросил я.

— Миша. А тебя?

— Ваня. Слушай, а давай поиграем в «Рейнджеров»?

— Это как?

— Ну, ты смотрел «Рейнджеров»?

— Да.

— Ну так вот, я допустим красный рейнджер, а ты синий или чёрный. И мы будем сражаться со злодеями.

— А кто будет злодеем?

— Да можно просто представить злодея. Мы же понарошку. Будем бить как бы злодея. А может кто-то играть злодея. Ну что, будешь?

— Ну, давай попробуем.

Так и завязалась наша дружба. Спустя пару месяцев у Миши был день рождения. Я оказался единственным, кого он позвал. Первый школьный друг. Ближе к концу первого класса «Рейнджеры» переросли в игру «Человек-паук и все, все, все». Суть та же. Но мы не были ограничены рамками. Мы примиряли на себя роль любого персонажа. Комиксы, игры, фильмы — мы брали вдохновение из всех возможных источников. Тогда же мы с Мишей подружились с Серёжей и Костей. Вернее, даже я подружился. С Серёжей из-за увлечения комиксами, а с Костей из-за того, что вступился за него перед возможной дракой. Так мы и стали дружить. Фантастическая четвёрка, не иначе. Хотя в нашем случае мы именовали себя черепашками — ниндзя. Костя, всегда весёлый, шутник, был Микеланджело. Миша, самый умный из нас и скромный подходил идеально на роль Донателло. Я же тогда был весьма вспыльчивым и часто лез в драки, так что примерил на себя красную повязку Рафаэля. Серёже досталась роль Леонардо. Но она ему подходила. Пожалуй, он действительно больше всех нас был одарён лидерскими качествами. Так мы и дружили четвёркой долгие годы. Даже придумали «Братство брутство». По принципу братства, тот, кто выбился из общего числа, нарекался брутом. Например, все получили за контрольную 4, а я 5. Я оказывался брутом. Разумеется, это не несло никакого осуждающего эффекта. Просто это был ещё один способ привнести интерес в нашу жизнь. Так что все хотели стать положительным брутом, значит преуспеть, переплюнуть всех остальных. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы установили закон конкуренции. Детской, но всё же конкуренции. Разумеется, каждый из нас стремился быть лучше другого. Да, обычная конкуренция в мужском коллективе, а ведь кто-то недалёкий помню говорил, что это «самоутверждение за счёт друзей». Мда, кто-то явно не разбирается в жизни. И ладно, найдите мне хоть одного человека, разбирающегося в жизни, но вот зачем совать нос? И зачем-то вывешивать ярлыки? Странные, неразумные люди. Мы взрослели, перестали играть в вымышленных героев и злодеев, вслед за парнями я пошёл в физ-мат класс, хотя душа к математике не лежала. Но тогда у меня всё получалось. Но с углублённой математикой я не справился, и через три года перевёлся в параллельный, хим-био класс. Там-то я сразу подружился с Владом. Жуткий болтун. А ещё нытик. Но ныл он только мне. Да и к тому времени я стал всё сильнее замыкаться в себе, так что вышло так, что мы ныли друг другу. Способствовало этому и то, что мы жили рядом, а значит после школы шли вместе. И часто именно по дороге домой я делился своими тёмными мыслями. О том, что хочу умереть героически. О том, что хочу развязать третью мировую, чтобы меня запомнили. Да, сейчас я понимаю, что это всё были отзвуки низкой самооценки. Я хотел славы и бессмертия. И в этом нет ничего плохого. Но я мотивировал всё это тем, что зло запоминается лучше. Эта мысль и заниженная самооценка привели меня к нацизму и ницшеанской идеи сверхчеловека. Ничего хорошего из этого не вышло. Только разочарование в своих силах.

Через меня Влад подружился и с парнями. Стали ли мы пятёркой? Не знаю, но эти четверо — мои лучшие друзья. Во всяком случае были. Что же сейчас? Понятия не имею, и лучше об этом думать. Я уже купил лимонад и поднимался наверх. Что сейчас будет? Фух, они на месте, никуда не ушли. Это уже хорошо.

— Ну что, вы всё обговорили? — спросил я неуверенным тоном.

— Да, можно и так сказать, — сказал Миша. — Вань, мы тебя прощаем. Все. Мы понимаем, что тебе было тяжело, и что ты наговорил нам это не со зла, более того, ты не верил в то, что говорил. Что же до дружбы…

— У нас есть к тебе одно условие, — сказал Серёжа.

— К-какое?

— Давай без подобных выкрутасов, — сказал Костя.

— Да, мы имеем в виду, что давай без попыток самоубийства, хорошо? — спросил Влад.

— Да, да, конечно. Я это, ни-ни теперь. Так получается, что мы теперь…

— Да подожди ты, не гони коней, — сказал серьёзно Миша. — Ты сказал, что навечно мой должник. Так вот, у меня есть просьба, которую ты будешь исполнять вечно, чтобы отплатить долг.

— Эм, и что это за просьба?

— Рассказывать о том, что происходит в твоей жизни, — сказал улыбаясь Миша, — потому что я прекрасно помню, как ты говорил, что всё нормально. Однако потом я нахожу твой предсмертный трактат, а потом и вовсе из петли вытаскиваю. Так что для нас, для меня, забудь ответ «нормально» на вопрос «как дела?». Идет?

— Конечно. Но, подождите, мы что, теперь снова… Друзья?

— Мы всегда ими были. Просто ты решил взять отпуск от нас.

— С возвращением, дружище, — сказал Серёжа. — Нам тебя не хватало.

Дальше пошла санта-барбара. Мы обнимались, а я не смог сдержать слёзы. От счастья? Наверное. Но мне было всё равно. Я помирился со своими лучшими друзьями.

— Вань, мы ведь даже не представляем, что ты перенёс. Какие муки и страдания. Но тебе всё воздастся.

— Нет, не воздастся. Никто не будет вознаграждён за страдания. Я сам могу воздать себе за всё, что пережил. Только я сам.

— Ты, сука, прав, — сказал Миша и обнял меня.

Мы поели, поболтали, я рассказывал о том, как у меня дела. Рассказ был коротким, так что я узнавал, что произошло в жизни моих друзей. Мы тепло расстались, и договорились о том, что как только снег полностью сойдёт и станет достаточно тепло, пойдём в футбол. Как в старые-добрые.

Кажется, жизнь стала налаживаться. Кажется? Нет, так и есть! Началось всё разумеется с привидения в порядок моего внешнего вида. Каждый день утренний душ, бритьё два раза в неделю, постоянная глажка одежды, использование туалетной воды. Словом, я делал всё, чтобы понравиться людям, и чтобы понравиться себе. Устроил генеральную уборку на весь день в своей комнате в общаге. Как я раньше жил в таком свинарнике? Куча пыли, разбросанные носки, гора немытой посуды, не застеленная кровать. Ужас. Жизнь действительно приходила в норму. В универе у меня не было друзей, но теперь появились. И ещё одна хорошая подруга. Юля. Не знаю, может быть я действительно нравлюсь как парень, но надеюсь, что всё-таки как друг. И вот, две одиночки, которые почти весь учебный год сидели за разными столами, уселись вместе. Юля оказалась очень приятной девушкой. С ней всегда было о чём поговорить. Как-то вышло само и то, что мы стали обедать вместе. Один раз в моей голове даже проскочила мысль о том, что стоит позвать её на свидание. Но дальше мысли дело не пошло. Мне было хорошо с ней. Так стоит ли подвергать нашу зародившуюся дружбу риску? Во всяком случае, меня устраивает и существующий порядок, так что стоит ли что-то менять? Не думаю. И нет, дело не в том, что я якобы до сих пор думаю о Маше, нет. Просто девушку найти легче, нежели хорошего друга. А уж так вышло, что Юлю я ценил именно как друга. И это здорово. Что же до Маши, то я забыл её. Разумеется, насколько это возможно. Её подарки, кольцо и картина ещё валялись где-то в комнате. Я их не выбросил. Потому что мне они дороги. Дороги воспоминания. Да, было и много хорошего у нас. Очень много. Да, я чувствовал себя счастливым. С ней. Я был очень привязан к ней. Настолько сильно, что её предательство серьёзно пошатнуло меня. Она была моим счастьем. Теперь же счастье не во вне, а внутри меня.

Да, я счастлив. Я доволен настоящим, ведь меня окружают замечательные люди, любящие родители. Я учусь, а в свободное время даже помогаю людям. Может быть даже спасаю их. Что это, если не добродетельная жизнь, ведущая к счастью? Что я пережил? Jedem Das Sein. «Каждому своё». И это моя жизнь. Ведь в том-то и дело, что это я пережил. Я, а не кто-то другой. Так почему же я должен отказываться от того, что поистине моё? Да, я хотел бы, чтобы Маша любила меня, и мы были бы сейчас вместе. Может быть уже бы поженились. Да, я не хотел бы делать трюк с петлёй на шее. Не хотел бы и такой судьбы Рины. Но ведь глупо требовать, чтобы события свершались так, как тебе хочется. Нужно принимать происходящее таким, какое оно есть. Мы не в состоянии изменить прошлое — это вне нашего контроля. Но мы можем и должны извлекать уроки из прошлого, и единственное, что в нашей власти — это происходящее здесь и сейчас. Я совершил много ошибок. Из-за трусости, слабости характера. Много из-за чего. Но я извлёк из этого уроки. И знаю, что делать дальше. Жить. И получать удовольствие. Делай что хочешь, но пусть сделанное приносит радость!

Проходили недели, месяца. Я наконец познакомил всех своих друзей. Сначала девушек с Юлей. Потом всех подруг со всеми друзьями. То был майский пикник на Марсовом поле. Погода стояла дивная. Солнце, тепло, мягкая трава, и общество друзей. Что может быть лучше? Фрисби, шашлычок, картишки. Если сначала ряд друзей отнёсся скептически к моему предложению собраться всем вместе, то к концу дня никаких сомнений быть не могло. Все были очень довольны и счастливы. Парни узнали с кем я тусовался последние года, девушки же узнали много чего из моего прошлого. Здорово всё-таки быть в центре внимания. Всем понравилось настолько, что поступило предложение повторить это, когда закончим сессию. Такое предложение сразу поддержали.

Мой психотерапевт также обозначил существенные положительные изменения в моём самочувствии. Поэтому мы сделали наши сеансы более редкими. Если раньше я наведывался раз в месяц, то теперь раз в два, а то и в три месяца. Да, жизнь наладилась.

***

Незаметно прошёл ещё один год. И вот я уже заканчиваю магистратуру. Май месяц, а это значит пора защиты магистерской работы, сессия.

Фух, тяжёлый выдался денёчек, ничего не скажешь. Но ничего, чем сложнее день, тем приятнее дорога домой. Вот и я иду домой. Только-только закончился дождь, так что приходится старательно выбирать, куда ступить, чтобы не шагнуть в лужу. И вот, аккуратно пробираясь через мины, расставленные природой, я подходил к общаге. Из магазина по правую руку вышла молодая девушка. Она убирала что-то в два пакета, которые несла, но не справилась с координацией, и оступилась, громко охнув. Я же в мгновение ока оказался неё.

— Вы в порядке? — спросил я.

— Да, в порядке. Вроде бы. Но нога болит.

— Можете ею пошевелить?

— Д-да, могу. Но больно.

— Хорошо. Значит не перелом. Я видел, как Вы упали, так что мне кажется Вы всего лишь подвернули ногу.

— Да, наверное, просто подвернула.

— Но даже в этом случае стоит приложить лёд. Я живу не так далеко, в общаге, у меня есть и лёд, и эластичный бинт, так что…

— Вы тоже студент? Я тоже там живу просто.

— Да? Тогда отлично. Пойдём вместе. Позвольте тогда мне взять Ваши пакеты, и можете облокотиться на меня. Сейчас не стоит давать излишнюю нагрузку на ногу.

— Ох, да я даже не знаю. Вам и правда нетрудно?

— Да, без проблем. Ну же, смелее.

— Ладно. Да и давайте на «ты».

— Отлично. Я буду только рад такому положению вещей, — сказал я, и занял одну руку пакетами девушки, а другую положил ей на талию. Конечно же только для поддержки, ведь она закинула свою руку мне на плечо. Так мы и пошли.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Ваня. А тебя как?

— Варя. Очень приятно познакомится.

— Взаимно. Где учишься?

— Экономический факультет, выпускной курс. А ты?

— Юридический. Первый год магистратуры.

— Получается ты на год меня старше?

— Получается так. Как нога?

— Да ничего. Спасибо тебе большое.

— Да ладно, пока не за что. Сейчас придём, приложу лёд, потом обвяжу ногу бинтом. Пару дней походишь с ним, а потом вернёшься в привычное русло жизни. Как дипломная?

— Хорошо. Успеваю.

Так и прошла наша дорога. Болтали мы в основном об учёбе. Меня же не покидало чувство дежавю. Возвращаюсь домой, девушка подворачивает ногу, я ей помогаю дойти до дома. А может быть вот она, моя будущая девушка? Вполне может быть. Наконец мы пришли ко мне.

— Ого, с девушкой?! — весьма бурно отреагировал на мой приход сосед Олег. Хикка. Как и я раньше. Всё сидит за компом. Наяривает на аниме. — Так вот почему ты последний месяц следишь за собой. Да ещё и уборку сделал.

— Да, и тебе привет Олег, — сказал я. — Варя, это мой сосед Олег. Олег, это Варя. Наша студентка, только с 4 курса экономического.

— Приятно познакомиться, — сказала Варя.

— Что же, вот, располагайся, — сказал я Варе, усадив её на свою кровать. — Снимай обувь, сейчас лёд из аптечки достану.

— Эм, Вань, у меня ещё колготки.

— Тоже снимай. И хватит краснеть, я же не домогаюсь до тебя в конце концов, а всего лишь собираюсь оказать первую медицинскую помощь. Мы с Олегом выйдем. Позовёшь, как закончишь. Пошли Олег, — сказал я, и вытащил соседа в коридор.

— Фига ты даёшь! — сказал он, едва мы вышли из комнаты. — Только познакомился, а уже сразу включил доминанта. Молоток! Не перестаю тебе удивляться. Сначала был унылым ходячим дерьмом, потом улыбчивым оптимистом, сейчас вообще альфа-самца включил.

— Ты меня вообще слушаешь? Я же сказал, что не домогаюсь до неё. Просто помогаю. Вот и всё.

— И что, как будто ты не попробуешь замутить с ней? Если нет, то я всерьёз задумаюсь над тем, что ты педик.

— Да пошёл, чёртов гомофоб!

— Ага, значит педик!

— Заткнись сыч, — сказал я и наступила тишина. — Я не голубой, ясно.

— Да ты же ни разу за год не водил девушку. И вообще я ни разу не видел тебя с девушкой.

— Плохо смотришь. Да и что ты вообще ко мне прикопался?

— Забей. Я просто хочу, чтобы ты с ней замутил.

— Точно сыч.

— Пошёл ты.

— Я готова, — сказала Варя.

— Ты слышал? Она готова! Вперёд! — вновь начал острить Олег.

— Какой же ты всё-таки засранец, — беззлобно, с улыбкой сказал я и вошёл в комнату.

— Слушай, Вань, а ты уверен, что… — заговорила неуверенно Варя.

— Да, уверен, — сказал я и бросил ей в руки медицинский лёд из аптечки. — Вот, приложи к месту, где болит.

— С-спасибо, — сказала Варя.

— Варя, а у Вас есть парень? — спросил Олег. Вот же говнюк. Я и сам хотел спросить.

— Да, есть, — ответила Варя. Вот облом. Ну ладно, не в этот раз, — но у меня есть одинокие и симпатичные подруги. Могу познакомить с вами.

— О, вот это уже интересно. Что скажешь, Ваня?

— Скажу, что стоит наложить эластичный бинт. А потом попьём чай и поговорим. Олег, поставишь чайник?

— Да, конечно, — безропотно ответил сосед.

— Эм, Вань, я, наверное, могу и сама, — неуверенно заговорила Варя.

— Наверное? Приходилось уже это делать?

— Ну, нет, но…

— Ну вот и всё, просто расслабься и получай удовольствие, — ухмыльнулся я. — И говори, если будет слишком туго.

— Хорошо.

Взяв её ножку в свои руки, я начал наматывать бинт. Мои движения были плавными и сильными. И надеюсь нежными. Нужно же произвести положительное впечатление на её подруг. Девушки ведь обожают обсуждать парней. Так что чем больше Варя будет говорить своим подружкам обо мне, тем лучше сложиться у них обо мне впечатление. А значит повышается мой шанс понравиться им. Так что убиваю двух, нет, даже трёх зайцев одним выстрелом. Первый заяц — помощь другому. Второй — задел на будущие отношения. Третий… Ну а третьим зайцем является, что я сейчас лапаю красивую девушку. Тоже своего рода плюс в копилочку.

— Вот и всё, — сказал я, когда закончил. — Сначала будет неудобно, но привыкать и не придётся. Можешь завтра-послезавтра зайти, там уже, наверное, можно будет снимать. Тебе как, не давит?

— Нет, всё хорошо. Спасибо большое. И у тебя сильные руки. Вышел бы отличный массажист, — сказала Варя. Это что, намёк? Или она про обычный массаж?

— Эротический массаж? — спросил Олег, как будто читая мои мысли. Хотя мысли взрослых парней, которые уже давно в отношениях со своей рукой весьма заурядны.

— Нет, — засмеялась Варя, — не обязательно. Можно и обычный. Но где обычный, там и эротический, да?

— Ничего не знаю, я просто хожу в тренажёрку раз в неделю и всё. На массажиста надо долго учиться, — ответил я. — Ну так что, чай или кофе?

— Чай, — ответила Варя, и мы сели за стол. — Слушай, Вань, ты так быстро сообразил в тот момент, когда я упала. Я прям удивилась. Часто приходится девушкам помогать?

— Не то чтобы часто, — ответил я, — раз в пять лет.

— А у тебя девушка есть? — спросила Варя.

— Да нет, нету.

— Ну, бывает. Вообще по тебе не сказать, что тебе нужны отношения.

— Да, можно и так сказать. Просто ищу свою судьбу, а не просто девушку.

— Жаль, ты вроде классный парень. Я уверена, скоро найдёшь свою судьбу. Есть у меня предчувствие, что скоро в твоей жизни что-то произойдёт. Судьбоносное.

— А, ага. Точно. Может одна из твоих подруг окажется той самой моей судьбой. Кто знает? Часто люди находят себе партнёров на всю жизнь потому, что их свели или познакомили.

— Это да. Ну что, может на следующих выходных замутим что-нибудь? Мне так точно нужно будет разгрузиться. А-то я точно с ума сойду. Вы как?

— Мы за, — не дожидаясь, как всегда, моего медленного ответа, сказал Олег.

— Да, может быть, — наконец сказал я.

— Вот и отлично. Подруг у меня куча, так что…

— Позови самых красивых. И конечно свободных, — сказал Олег.

— Хорощо-хорошо, — сказала, смеясь Варя, — красивых и свободных, поняла. Ну ладно, я, пожалуй, пойду. Во сколько вы будете дома? Ну, чтобы я бинт занесла. В шесть устроит?

— Да, конечно, — ответил я.

— Отлично, тогда завтра в шесть часов забегу. Ну а потом до следующих выходных. Ладно, я побежала. Хотя в моём случае вернее сказать пошла. Ну что ж, мальчики, не скучайте тут. До встречи, — сказала Варя и скрылась за дверью.

— Чёрт, она же колготки оставила, — сказал Олег. — Ну-ка, верни побыстрее, пока она не ушла.

— Олег, она живёт в соседнем блоке. На улице май месяц. А ты предлагаешь мне сейчас бежать по коридору с женскими колготками?

— Да ладно тебе, это же общага. Тут всегда так.

— Она завтра придёт, и я отдам ей колготки. Делов-то.

— А вот если бы она была свободна, то ты бы побежал, верно?

— Нет, нифига. Напротив. Зачем мне унижаться перед девушкой, которой хочу понравиться?

— Ну, наверное, ты прав. Ну что, теперь ждём следующих выходных?

— Да, точно, — вяло ответил я, и пошёл готовить себе ужин.

На следующий день Варя зашла, чтобы отдать бинт и забрать колготки. Она ходила к вузовскому врачу. Так вот, он меня похвалил. И за оказание помощи, и за правильно наложенный бинт. Дни протекали с неумолимой быстротой. Было забавно наблюдать за тем, как меняется Олег. Стал всё чаще поправлять спину, чтобы не выглядеть горбатым. Наконец стал голову мыть хотя бы через день. Ну и словом, проходил тот же путь, что и я. Пускай и куда как более поверхностный. Что же делает с одинокими парнями мысль о скором свидании с реальной девушкой, а не с какой-нибудь тульпой и прочими 2-д персонажами. Я же был расслаблен. Ну подумаешь, всего лишь познакомлюсь с девушками. В конце концов это будет именно знакомство, а не свидание. Так что я подходил к выходным полностью расслабленным. Да и учёба уже заканчивалась. Скоро я перестану ходить в ВУЗ на пары и обед с Юлей. Останется только сдавать зачёты и экзамены.

Вот и в пятницу, за день до назначенных выходных, был обычный день оканчивающегося учебного года. На перемене, как всегда, заболтался с одногруппниками.

— Ого, мощно! — сказал вдруг Артём.

— Что такое? — спросил Валя.

— Да момент аварии смотрю в «телеге»^[11]. Мент влетел в отбойник на трассе на своём джипе.

— И что, умер?

— Ну да. Его дочь говорят в тяжёлом состоянии. Всё, больше нет полковника Говорова.

При звучании этой фамилии в голове прошла резь. Боль в висках, от которой я скорчился.

— Вань? Всё хорошо?

— Эм, да, нормально. А как зовут этого мента?

— Так, сейчас гляну. Эм, да, вот, Михаил. Михаил Игнатьевич Говоров. А что? Знаешь его? Ты вроде не похож на тех, кто пересекается с мусорами.

— А можешь узнать, как зовут дочь и сколько ей лет? — спросил я, а самого начинало тошнить.

— Ладно, сейчас посмотрю. Так, нашёл. Мария Говорова, 20 лет.

— Ага, спасибо. Я это, пойду пожалуй. Самочувствие не очень.

— Да, оно и заметно, — сказал Саша, указав на мою руку.

— Блять. Тремор вернулся. Ладно парни, я пойду. До встречи.

— Ага, давай, до встречи, — сказали ребята и я ушёл.

Я достал телефон, чтобы убедиться в том, что это сон. Нет. Это не сон. Блять! Так, спокойно. Дыши глубже. Так, комната в общаге. Коробка памяти. Фотки, альбом, кольцо… Нет, всё не то. Пожалуйста, пусть будет так, что меня подводит память. Хоть бы я ошибался. Ага, вот она. Визитка. «Адвокат. Говорова Наталья Игоревна». Блять. Это она. Сука! Так, подожди. Твоя жизнь налаживается. Ты забыл про Машу, помнишь? Завтра ты пойдёшь знакомиться с красивыми и одинокими девушками. У тебя всё хорошо. Ты окружён друзьями и просто хорошими людьми. Завтра я пойду знакомиться с красивыми и одинокими девушками. Завтра. А сейчас мне стоит отбросить все мысли. Тишина давит. И душит. Не могу. Нужно заткнуть уши. Нужнозаткнуть эмоции. Бежать. Куда-нибудь. Завтра я пойду знакомиться с красивыми и одинокими девушками. Завтра…

Глава 21

Погода вышла на редкость паршивой. Ветер с силой рвал деревья, а всё небо затянуло свинцовыми тучами. Пикник точно будет на славу. Так что я рвал когти, чтобы не попасть под дождь.

— Мария Говорова лежит у вас? — спросил я дрожащим голосом на регистратуре.

— Девушка, которая попала в аварию? Да, она у нас. А что? — спросила с каменным лицом женщина.

— Мне бы попасть к ней.

— Вы кем ей приходитесь?

— Ну, — сказал я и сглотнул слюну, — бывший друг.

— Бывший друг? Тогда нет. Пускаем только родственников.

— Пожалуйста, — взмолился я.

— Не могу. Девушка в тяжёлом состоянии. Если мы будем пускать всех бывших друзей, то что здесь будет?

— А я могу хотя бы узнать, как она?

— Я Вам что, её лечащий врач?

— Да, извините, — сказал я, и опустив голову поковылял на выход.

Сильный ветер разогнал тучи, и из-за облаков показалось солнце. Боже, Господи, если ты есть, сделай так, чтобы у неё всё было хорошо! Чтобы травмы оказались несерьёзными. Она же ехала на японской машине, а они вроде надёжные. Да и пассажирское место вроде безопасное. А если она… Нет! Нет-нет-нет, замолчи! Она не умерла, это точно. И не умрёт! Не она. Она выживет. Обязательно выживет. Ради своей мамы. Ради своего парня, если он сейчас у неё есть. Если она его ещё не предала. Чёрт, мне точно нужно будет вновь наведаться к психологу. Я только забыл её… Стачивая всё это время ногти, у меня образовалась заусеница. С силой оторвав её, из-под ногтя посочилась кровь. Жадно припав губами к ране, я вспомнил наш первый поцелуй с Машей. Казалось, будто у моей крови одинаковый вкус с её губами. Я закрыл глаза и полностью отдался чувству блаженства. Почему? Почему я не могу забыть её? После всего того, что она со мной сделала. После предательства. Почему? Ответ по типу «первой любви» не принимается. Так почему? Может быть за всю жизнь меня так, как Маша любила только мама? Или из-за нашей разницы в возрасте, которая подарила нам ряд незабываемых жизненных ситуаций? Или из-за того, что тот год с Машей был для меня самым счастливым в жизни? А может быть это следствие вышеуказанных причин? Не знаю. Но что я знаю, так это то, что её предательство стало отправной точкой в моём падении. Она убила её… Нет, о чём я думаю?! Никто не виноват. Чёрт, жизнь ведь только наладилась. А я снова как будто откатываюсь назад. Ненавижу. Как же я тебя ненавижу. Ты кормила меня надеждами. Ты с ложечки угощала меня счастьем лишь для того, чтобы я прикрыл глаза и доверился тебе. А потом, когда я оказался в твоей власти, ты угостила меня не счастьем, а ложью и предательством. Не было никакой любви. Во всяком случае с её стороны. Я должен был об этом догадаться сразу, ведь изначально эта игра с доведением до смущения мне показалась странной. «Красные ведут… Синие ведут…» Она играла со мной. А я купился. Я поверил в то, что все эти игры — детские и невинные забавы. Но они готовили почву для будущих коварных планов. Я был нужен ей только для одного: для того, чтобы покрасоваться перед подругами, что она встречается со студентом. Ну и ещё может для того, чтобы переспать со мной. Тоже ведь будет о чём сплетничать. Мда уж, вот оно, стремление к просветлению и мудрости. Казалось бы, я прозрел, стал проще относиться к жизни. Я думал, что я невозмутимый стоик! Но где там. Стоит только столкнуться с по-настоящему большой проблемой как всё, снова возвращается тремор, загоны и состояние на грани нервного срыва. Моя большая проблема — призрак прошлого. Далёкого и больного прошлого.

Ладно, взгляну ещё раз на больницу, да пойду. Я развернулся и обомлел. Под крышей больницы стояла Наталья Игоревна и закряхтела. Не то от сигареты, не то от того, что увидела меня. Её глаза стали сразу размером с блюдце, так что я сразу понял, что она меня узнала.

— В-Ваня? Это ты? — спросила Наталья Игоревна.

— З-здравствуйте, — сказал я. Мы стояли и смотрели друг на друга в течение долгого времени, пока я не разрушил тишину. Нужно было что-то сказать, но я чувствовал, как почва уходит из-под ног, — она…

— Жива. И с ней всё хорошо, — сказала Наталья Игоревна, а я почувствовал невиданное доселе облегчение. Камень упал с плеч? Может быть, но теперь меня не скручивало от внутренней боли в животе. Страх.

— Меня не пустили, так что я вот и стою здесь, — промямлил я.

— Сколько лет уж прошло?

— Почти четыре года, — холодно подытожил я.

— Да, время конечно летит…, — сказала женщина и погрузилась в размышления. — Подожди меня немного, я сейчас вернусь.

— Да не, — моё предложение оказалось неуслышанным, так как мама Маши развернулась и нырнула внутрь больницы. Зачем она пошла? Может мне слинять? Нет, не стоит. Хватит. Хватит убегать от своих страхов. И от своего прошлого. Стоило мне закончить эту заурядную фразу, как Наталья вновь вышла на улицу.

— Всё, готово, — победоносно сказала женщина.

— Что готово?

— Вань, послушай меня внимательно. Пожалуйста.

— Эм, ладно, хорошо.

— Вань, я здесь сижу уже полтора дня и толком не спала. Думаю, по моему внешнему виду заметно. Маша не в коме, она в сознании, просто много спит. Она просыпалась и видела меня. И знаешь, мне бы не хотелось, чтобы она проснулась, и никого не оказалось рядом. Так что я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Есть же врачи, — сказал я шёпотом, процеживая слова через зубы. Я знал к чему она клонит. Знал и то, как мне будет тяжело вновь увидеть её. И увидеть какой?

— Вань, пожалуйста. Посиди с ней. Бабушки и дедушки у неё ведь нет, как нет теперь и отца. Так что из близких людей…

— Из каких людей? Близких?! — грубо и резко оборвал я Наталью на полуслове. — Может, тогда позовёте её парня?

— Его нет, — тихо сказала женщина, — пока нет. Или уже нет.

— А тот, как его, Дима вроде?

— Они плохо расстались.

— А мы как будто хорошо?! — спросил я, изрядно повысив голос.

— Но, тем не менее, ты здесь.

— Да, здесь, — смиренно сказал я.

— Вань, пожалуйста. Я с персоналом только что договорилась обо всём.

— Она не захочет меня видеть.

— Если будет так, то ты уйдёшь, а я извинюсь перед тобой. Звучит глупо, знаю. Но этого не будет, — сказала Наталья и посмотрела на меня вопрошающим, и вместе с тем умоляющим взглядом.

— Хорошо. Я согласен, — сказал я, потупив взгляд.

— Спасибо тебе большое.

— У меня есть вопрос: она знает?

— О чём? — спросила Наталь, сглотнув слюну.

— Об отце.

— А, да, знает, — облегчённо ответила женщина.

Ага, значит она подумала о чём-то другом. О чём могла подумать мама единственной дочери, которая потеряла только что отца и получила серьёзные травмы? О чём Маша не знает?

— Вань, я тогда пойду домой. Ну всё, до скорого, — сказала Наталья и пошла прочь от больницы.

Я её понимаю, тоже бы пошёл куда подальше. Но Наталья Игоревна всегда была добра ко мне. Она не виновата в том, как поступила её дочь. Так что я лишь помогаю Наталье, а не Маше. Я взглянул на выкинутый Натальей чинарик, и зашёл внутрь больницы. Пора встретиться с тем, что мучило меня последние года. Чтобы ни произошло, доку понравится мой рассказ.

— И снова здравствуйте, — обратился в регистратуре, — в какой палате находится Маша Говорова? О моём пропуске должна была договориться женщина одна.

— А, да, она подходила. Что же Вы сразу не сказали, что являетесь братом? Примите мои соболезнования об отце.

— Что? — на мгновение выдал я себя. — А, да, я брат. Да, спасибо за соболезнования. Так где моя сестра?

— В палате 137.

Я поблагодарил женщину и отправился куда-то, где должна была находиться палата 137. Числа проносились с чрезвычайной медлительностью. 131…132…133. Я шёл, а тошнота и чувство страха всё ближе подбирались к моему горлу. Мда, вот же будет конечно забавно, захожу к Маше, и меня тошнит на неё. Да, очень забавно. Обхохочешься. 137 палата. Здесь нужно ждать, чтобы загорелась лампочка над кабинетом, чтобы зайти? Или здесь живая очередь? Кто тогда последний? Мне только ответы забрать, честно. Остряк. А нужно ли стучать? Без понятия. А вдруг она спит и своим стуком я её разбужу? А вдруг она в непристойном виде и без стука нельзя? Ладно, подойду спрошу.

— И снова здравствуйте, — обратился я к женщине в регистратуре. — Знаете, для меня всё это в новинку. Да и последнее время я сам не свой. Отец, сестра… Ну, Вы понимаете. Так вот, мне как, стоит стучаться? Просто я боюсь, что разбужу её. А без стука входить как-то тоже не очень.

— О, Вы такой обходительный братик. Ей, наверное, повезло с Вами. Входите без стука. Она же Ваша сестра. Вы должно быть очень сильно любите её? Выросли порознь, но вот как печётесь о ней.

— Да, «люблю», — сказал я, буквально проскрипев последнее слово.

Ну что же, теперь-то мне хватит решимости зайти?

— Извините ещё раз, а бахилы надевать надо? Верхнюю одежду снимать надо? Перекреститься надо? Ой, прошу прощения, с этим вопросом не сюда, — продолжал я выяснять все «важные» для меня вопросы.

И снова 137 палата. Так стучаться надо или нет? Я уже забыл. Ладно, вхожу без стука. Рука дрожит как ненормальная. Как тогда, когда я во время учёбы в 10 классе оказался у двери любимой девушки с букетом цветов. Подъездную дверь открыли соседи. Благодаря знакомым узнал её дом и квартиру. И вот я перед входной дверью её квартиры. Ноги подкашиваются, в руках жуткий тремор. Собираюсь с силами, нажимаю на кнопку звонка. Тишина. Ещё раз нажимаю сильнее. Тишина. Не работает. Значит надо стучаться. Вы издеваетесь? Ладно, я смогу. Яйца в кулак. Стук. И ещё. Кто-то подходит и спрашивает: кто там? Это она. Надо было подумать над ответом, но я ответил первое, что пришло в голову: почта. Почта! Но она открыла. И увидела меня. Увидела ничтожество, которое трясётся перед ней, мямлит что-то дрожащим голосом, еле стоит с тремя белыми розами. Только спустя несколько лет я узнал, что в это время в квартире был её парень и будущий муж. Ну, бывает. Я же говорю, ничтожество. Но позже мне было хорошо. Хорошо и хреново. Хреново от того, что я окончательно поставил точку. Что больше не буду строить надежды на неё. А хорошо от того, что я сделал это. Я поставил точку. Я закончил это. Так что же мешает мне закончить всё и в этот раз? Поставить точку. Вперёд.

Я нажал на ручку и потянул дверь на себя. На моё удивление она подалась. А я уж думал от меня заперлись на все возможные замки. Я открыл дверь, и зажмурив глаза вошёл в палату. Открывать глаза уже можно? Секунда. Ещё одна. Ну, никто не кричит. Значит она спит. Или просто в шоке от того, кто пришёл. Подождать ещё? Нет, не стоит. Я открываю глаза и вижу обычную одиночную палату. Хм, интересная люстра. Она вроде бы обычная, но одной лампочки не хватает. Может стоит об этом сказать персоналу? Так, чтобы не бегать каждый раз, как в случае регистратуру, стоит подметить все подозрительные места. Так, палата маленькая. Но ладно, она одиночная. Не буду заносить это в минусы. Ага, в стороне, прямо у окна стоит кровать. Хорошо. А какой вид из окна? Хм, прямо на парк машин скорой помощи. Да, не очень-то живописный вид. Ещё и окна не евро. Так, а это что у нас? Потрескавшаяся побелка? Да и потолок не в лучшем состоянии. Что ещё есть интересного?

— Ты не соврал, — прохрипел позади меня голос. — Ты действительно мой ангел.

Я не в силах повернуться. Такое чувство, словно меня замотал в кокон огромной десятиметровой паук. Ещё и прикрепил к паутине, чтобы не мог даже кататься в таком коконе. В пол через ноги вбили сваи. А самого поместили в дыбу. А сейчас медленно, с мучительной болью поворачивают на 180 градусов. Я оказался перед ней. Узнать её было невозможно. Она была вся перебинтована, и лишь часть лица смотрела на меня. Что происходит?

— Извини, я, пожалуй, пойду, — сказал я полу и зашагал в сторону двери, не в силах поднять глаза.

— Нет! Пожалуйста, останься, — всё так же тяжело проговорило существо, лежавшее на кровати. — Просто я не могу поверить. Не могу поверить, что снова увидела тебя.

— Эм, да, я тоже не ожидал, что окажусь здесь, — сказал я, наконец обернувшись на девушку. — В планах было свидание на природе с девушкой, но погода внесла свои коррективы. Так что пикник пришлось отложить. Так что я от безделья оказался здесь. Проведать бывшую — чем не повод прогуляться?

— А ты всё тот же, — сказало существо, и поймав на мне вопросительный взгляд, продолжило. — Печорин.

— А ты всё так же плохо разбираешься в литературе, — с улыбкой сказал я.

— Видимо у меня не было хорошего учителя.

— Это точно. Но я, пожалуй, промолчу про то, кто в этом виноват.

— Да, об этом пока можно и умолчать. Как у тебя дела?

— Да знаешь, всё вроде как-то нормально, — ответил я. — Скажу, что лучше, чем были до первой встречи с тобой.

— Всё настолько плохо? Или хорошо?

— Всё замечательно. Ты же знаешь, я на жизнь не жалуюсь. Как твои дела?

— Да ты знаешь, у меня тоже всё нормально. Лучше, чем были до первой встречи с тобой.

— Подкалываешь меня да?

— А ты как думаешь?

— Я рад, что ты сохраняешь чувство юмора, — спустя какую-то паузу сказал я.

— А что ещё остаётся? Ты со мной, а значит, что я уже довольна настолько, насколько и не могла себе представить.

— Кхм, ну, во-первых, я не с тобой, а просто зашёл проведать тебя в тяжёлой жизненной ситуации, — сказал я, немного краснея, но быстро вернул себе самообладание. — Во-вторых, может хватит?

— О чём ты?

— Ты прекрасно знаешь о чём я. Хватит делать вид, что всех этих почти что четырёх лет не было. Довольно этих лживых слов о том, что ты рада меня видеть. Ибо я прекрасно помню твои последние слова. Помню дословно, — сказал я, прокручивая наш диалог в голове. От этих воспоминаний на глаза наворачивались слёзы.

— Эй, да у тебя же глаза покраснели.

— А вот и нет. Это просто… Этот, больничный запах. У меня на него аллергия.

— Прости меня Вань. Может когда-нибудь ты сможешь это сделать.

— Может. Когда-нибудь. Прогнозирую, что это случится, когда я буду уже на смертном одре.

— Да, — тихо и протяжно сказала Маша. — А как у тебя там на личном фронте? Лучше, чем было до встречи со мной?

— Да, более чем. Как я уже сказал, на сегодня у меня было запланировано свидание. Так что я в отношениях. Ну и между ней и тобой была ещё одна.

— Как зовут?

— Эм, это, её зовут Настя, — сказал я, и по всей видимости выдал себя. Надо бы научиться врать. Да и кому? Ей? А зачем? Чтобы показать ей, что у меня всё было замечательно?

— Хорошо. Я рада за тебя.

— Спасибо. А у тебя как? Как Дима?

— Да ты знаешь, с Димой рассталась. А после сделала упор на учёбу. Так что не до парней было. Но теперь всё, поступила, так что можно и выкроить время для выбора парня.

— А куда поступила?

— Психологический. На платной основе правда, но ничего. Мама зарабатывает нормально, а папа платил алименты.

— Понятно. Я, если честно, думал, что для тебя сейчас это будет больной темой.

— Ты про папу? — спросила Маша. Я кивнул. — Нет, это не больная для меня тема. Мы никогда не были близки. А несколько лет назад очень сильно поссорились, так что после этого почти и не общались. Так что я не из тех людей, которые будут скорбеть по тому человеку, которому всю жизнь не было до тебя дела.

— Вот оно как. Понятно. Извини, что вывел тебя на эту тему. Всё же это личное.

— Да личное. А раньше у нас было общее личное.

— Маш, не надо ворошить прошлое, хорошо?

— Хорошо. Теперь ты меня извини. Ладно, давай свернём на хорошую тему. Как Настя? Как познакомились?

— Настя хорошая девушка. Очень. Как познакомились? Да почти как с тобой. Иду в общагу, из магазина выходит девушка с пакетами, не справляется с управлением и падает. Я помогаю. Оказывается, что она учится в моём ВУЗе, и живёт в этой же общаге, только в соседнем блоке. Так что я привёл её к себе, там оказал первую медицинскую помощь, приложил лёд, обмотал ногу эластичным бинтом. Потом она пошла к себе. На следующий день она вернула бинт, и мы немного ещё посидели. Ну и вот на сегодня было запланировано свидание. Не знаю даже, с кем вышло интереснее: с тобой или с Настей. Хотя, вспоминая тот переполох в поликлинике, с тобой наверное вышло всё-таки забавнее, — сказал я и усмехнулся.

— Это да, помню тот день. А ещё то, как я тебя обняла перед мамой, — сказала Маша, негромко смеясь.

— Точно. Я тогда вообще не понял, что происходит. А ещё помнишь то, как я якобы ждал тебя после поликлиники?

— Да-да-да, конечно помню. А что было на самом деле?

— Да я просто кайфовал от природы, и успокаивал нервишки. Подобные выкрутасы были не в моём стиле. А ты решила, что я тебя ждал. Или ещё то, как ты вытащила у меня из куртки бейдж, пока я мыл руки и разговаривал с твоей мамой.

— Да, — мечтательно сказала Маша, — а что было бы с нами, если бы ты не остановился у поликлиники? Если бы я не вытащила твой бейдж?

— Если бы мы не встретились, — тихо сказал я, — что было бы с нами? Понятия не имею. К счастью, или к сожалению, но ты оказала на меня сильное влияние, и жизнь моя была бы другой. Не знаю, что там у тебя, так что говорю только за себя.

— Можешь говорить за нас. Моя жизнь без тебя тоже была бы совершенно иной.

— Вам пора спать, — сказала медсестра, войдя в палату и разрушив какую-то особую атмосферу, воцарившуюся в ней. — А Вас я попрошу выйти. Вашей сестре требуется отдых.

— А можно он останется? — спросила жалостливым голосом Маша. Увидев мой вопрошающий взгляд, она обратилась ко мне. — Вань, пожалуйста.

И что мне делать? С одной стороны, есть повод слинять. С другой, я обещал Наталье Игоревне посидеть с ней, а я тут всего-ничего. И тогда я вспомнил главное правило жизни. «Слушай своё сердце, делай то, что хочешь и кайфуй от жизни». От чего я получу больше удовольствия и эмоций? От ухода и прозябания дома? Или от того, что останусь?

— Молодой человек, решайтесь быстрее. Либо остаётесь и не выходите, либо выходите сейчас, — сказала медсестра.

— Хорошо. Я останусь. Но только при одном условии, — сказал я, обращаясь к Маше. — Ты сейчас же ляжешь спать. Никаких разговоров. Идёт?

— Идёт, — ответила она.

— Ладно, тогда я пошла, — сказала медсестра и удалилась.

— Слушай, я серьёзно, — обратился я к Маше, которая смотрела на меня и улыбалась, — ложись спать.

— Я и так лежу.

— Тогда спать.

— Хорошо, братик, — сказала Маша и прикрыла глаза.

Эх, во что я себя втягиваю? Ладно, я должен был сюда прийти. Просто не мог не прийти. Я всю ночь не спал. Что же я делаю сейчас? Не знаю, просто сдерживаю обещание, которое дал её маме. Вот и всё. Однако теперь я не испытываю жгучее чувство отвращения и ненависти по отношению к Маше. Ну, здесь ведь всё просто. Сколько бы боли не причинил тебе человек, как его можно ненавидеть, если он только что потерял отца, а сам лежит в больнице с множественными травмами. Так что да, ненависти более нет. Сопереживание? Сострадание? Жалость? Может быть давно забытое чувство любви? Нет, всё мимо. Так что же? Точно. Равнодушие. Именно от равнодушия моё сердце сейчас колотится быстрее. Точно. Равнодушие. Так, а что делать мне? Тихий час длится два, а то может и три часа. Позалипать в телефон? Послушать музыку? Не охота. Ну почему здесь нет ещё одной кровати? Или хотя бы кресла. Ладно, есть стульчик. Да на нём же невозможно уснуть. Хм, есть идея. Видел это в куче фильмов. Так, пододвинуть стул поближе к кровати. Отлично, главное получилось бесшумно. Теперь можно руки положить на край кровати, соорудив из них подобие подушки. Всё, а теперь спатеньки. Да, знаю, что в такой позе обычно оказываются либо родственники, либо самые любимые люди. Но мне плевать. Всю ночь не спал, а это отличная возможность сделать это.

Во сне мне приснилась Маша. Я лежал у неё на коленях, а она гладила меня по голове. Я проснулся, и увидел, что чья-то рука оказалась у меня на голове. Я приподнялся, оглянулся, и увидел, что это была Наталья Игоревна.

— Извините, — начал говорить я шёпотом, — немного закемарил.

— Ничего, всё хорошо. Спасибо, что побыл с ней.

— Ну что, я тогда пойду?

— Да, наверное, можешь идти. Спасибо ещё раз, что помог. Для нас это многого стоит, — сказала Наталья достаточно громко, так что Маша заворочалась, а после и открыла глаза.

— Мам? — тихо сказала Маша.

— Да, доченька моя дорогая? Я попросила Ваню посидеть с тобой, чтобы я смогла отдохнуть.

— Ну ладно, я оставлю вас наедине. Маш, выздоравливай, — сказал я, и направился к выходу.

— Мы ещё увидимся? — спросила девушка. В её голосе я почувствовал нервозность. Было чувство, что она вот-вот сорвётся на слёзы. Почему такая странная реакция на то, увидимся ли мы ещё или нет?

— Понятия не имею. Пока Маша, — сказал я, и дёрнул дверную ручку.

— До встречи, — бросила мне вдогонку девушка.

Едва выйдя в коридор, меня догнала Наталья Игоревна.

— Вань, есть разговор, — начала она.

— Да? Хорошо, я Вас слушаю.

— Ты в этот месяц не будешь занят?

— Ну, у меня сессия вот-вот начнётся, а так нет. А что?

— Я просто хотела предложить тебе работу.

— Работу? Интересно.

— Деньги хорошие. Но без трудовой книжки. Не официально, так скажем.

— А что значит «хорошие»?

— 5000 тысяч в день. На протяжении недели.

— Хм, 35 тысяч за неделю? В чём подвох?

— Работа не восьмичасовая. А по сути круглосуточная. Но у тебя будет время заниматься и готовиться к сессии.

— Значит фриланс?

— Почти.

— Хорошо, сумма меня заинтересовала. Теперь я бы хотел понять, что это за работа.

— Сиделка.

— Сиделка? — спросил, недоумевая я. А в следующую секунду меня шарахнуло озарением. — Вы надо мной издеваетесь? Это Вы так шутите?

— Нет, Вань, я не издеваюсь.

— Да Вы себя слышите?! Быть сиделкой у той, которая вытерла ноги об меня?

— Ты не знаешь всего…

— Я знаю достаточно! Вы же можете за такую сумму нанять лучшую сиделку в городе. Почему я? Чтобы унизить. Разве не понятно?

— Это не так. И ты это знаешь. Она бы этого хотела.

— То есть она не знает о Вашем предложении?

— Нет. Она начала бы меня отговаривать. Но она бы хотела, чтобы с ней сидел ты. Она же тебе не безразлична. Хватит прятаться.

— Я не прячусь! И да, она мне не безразлична. Я ненавижу её!

— Вань, послушай меня. Машу выпишут из больницы примерно через дней десять. За это время подумай над моим предложением. Посоветуйся с нужными людьми, с друзьями. Да и в конце концов, это ведь хорошие деньги. Можешь пообещать мне, что подумаешь?

— Хорошо. Я подумаю.

— Я рада. Я тебе позвоню, когда Машу будут выписывать. Ты ведь номер не менял?

— Нет, не менял.

— Тогда до встречи, — сказала Наталья Игоревна, и ушла прочь, вглубь больницы.

***

— Ты чего такой задумчивый сегодня? — спросил Серёжа. Мы с парнями решили собраться в футбол и до сессии, так что сейчас отдыхали и перекусывали.

— Точно, — подметил Миша, — я уже отвык тебя видеть таким. Что случилось? И мы договорились: никакого нормально.

— Знаю. Я обещал. По правде говоря, и как раз собирался всё рассказать. Я встретился с Машей, — сказал обречённым голосом.

— Что? Ту самую? Твою первую и единственную? — спросил Костя, поперхнувшись гамбургером. Остальные просто поперхнулись.

— Да, ту самую. Первую. И единственную.

— А как и где? — спросил Влад.

— В больнице.

— В больнице? — спросили парни хором.

— Да, в больнице. Она неделю назад попала в аварию. С отцом. Отец погиб. А она сильно пострадала. Сломала обе руки, левую ногу, и получила сотрясение мозга. Вообще случайно об этом узнал от одногруппников. Ну а на следующий день я пошёл в больницу.

— Пошёл? Или рванул, не сумев заснуть в ту ночь? — спросил Миша, который читал меня насквозь.

— Пошёл. Но поспать мне действительно не удалось.

— Мда, дела, — протянул Серёжа, — но ты вот её только проведал и всё, да?

— Не совсем. Её мама предложила мне срубить 35 кусков за неделю. Сиделкой.

— Что? Сиделкой? У Маши? — громко возмущался Костя. — Они там все с дуба рухнули?

— Да это же бред, — сказал Валя.

— Что ты ответил? — спросил Миша.

— Пока ничего. Через дней пять она позвонит. За ответом.

— И что собираешься отвечать?

— Пока не знаю. Всё это как-то странно. И жутко.

— А что ты чувствуешь? По отношению к ней, — сказал Серёжа.

— Не знаю. Жалость. Презрение. Равнодушие. Ненависть.

— Любовь? — спросил Миша.

— Да нет, какая там любовь. Вы же отлично знаете, как она со мной поступила.

— Да, а ещё мы знаем пример того, как над тобой кое-кто издевался в восьмом и девятом классе, а ты потом ей цветы дарил, стоя перед её квартирой, — сказал Влад.

— Да бросьте вы, она надо мной не издевалась.

— Да ладно? Ваня, а ты знаешь, что издеваться можно не только физически? И не только оскорблениями? Она же тебя просто игнорировала. Делала вид, что тебя нет. Если нужно было обратиться к парням, а нас тогда было уже трое, она называла меня и Влада по имени, а про тебя забывала. А ты всего лишь позвал её погулять. А она своим игнором лишь втаптывала тебя глубже в грязь. А ты и рад стараться. Да, ты её ненавидел. Но и безумно любил. И всё это воплощалось в мысли о жестоком, садистском сексе с ней. Так вот, не такая ли ситуация и в этот раз?

— Ну нет, в этот раз я не хочу изнасиловать её.

— Но значит любовь с ненавистью идёт рука об руку, верно?

— Парни, хорош на меня давить. Я сам понятия не имею. Я лишь знаю, что она сильно изменила мою жизнь, что я что-то чувствую к ней. Но что именно, я не знаю.

— Отказывайся, — сказал Миша. — У тебя началась новая жизнь. Без неё. В том, что мы здесь сидим вместе не её заслуга, а твоя. И наша. У тебя в универе появились товарищи и подруга. В этом тоже твоя заслуга. Ты стал больше улыбаться, чаще смеяться. Ты молодец. Не возвращайся в эту пучину. Забудь её. Всё, ты её проведал, она жива. Больше тебя не должно ничего волновать. Всё, ваши жизни разошлись. Она сделала свой выбор. Ты тоже его сделал. Не надо возвращаться. Двигайся вперёд.

— Миш, мне кажется ты сильно всё драматизируешь, — сказал Костя. — Ты говоришь так, будто если Ваня согласится, то обязательно вернётся в своё прошлое состояние вечно депрессивного парня. Он же всего лишь неделю поухаживает за ней и всё, да ещё и срубит 35 тысяч. А это неплохо.

— Кость, мне кажется ты неправ, — сказал Серёжа, — Миша дело говорит. Да и деньги того не стоят. Ты сам-то представь, быть сиделкой у человека, которого ненавидишь? Который поломал тебе всю жизнь? Нет, это того не стоит. Отказывайся, Вань.

С Серёжей и Мишей согласился и Влад, а втроём они и убедили Костю. И почти убедили меня. Я сказал им, что подумаю, но сейчас склоняюсь к отказу. Родители также были против такой «подработки». Они сильно ценили моё нынешнее оптимистичное психологическое состояние, и боялись, что я могу вновь захандрить. Им я ответил, что откажусь. Но я не переставал думать. И так совпало, что по календарю у меня выпала отличная возможность спросить совета ещё у кое-кого.

— Ого, как интересная складывается Ваша судьба, — сказал мой психолог.

— Да, вот так всё завертелось. Так что мне делать, док? — спросил я.

— Хм, всё это очень интересно. Очень. Отдаёт каким-то Фрейдом.

— Фрейд же писал не про это. Там был Эрос и Танатос. А ещё любовь к родителю. Ну и вообще секс. Даже не так. СЕКС! У него же там всё помешано на «сигарах», разве нет?

— Ну, если очень-очень грубо. Но сейчас психоанализом никто не пользуется. Дядюшка Фрейд своё отжил.

— Так что Вы можете мне посоветовать?

— Ну, я вижу, что Вам значительно полегчало с нашей последней встречи. Я рад. Да и по Вашему рассказу понятно, что в этом деле помогли друзья. И старые в том числе. Этому я вообще очень рад. Но вот что делать Вам? Хм, я бы согласился.

— Почему? Вы бы ведь согласились не из-за денег, верно?

— Верно. Просто, как бы это Вам выразить, в этой ситуации я вижу что-то высокое, я бы даже сказал возвышенное. Человек, у которого существуют психологические проблемы, будет сиделкой у человека, которого он ненавидит. Из-за которого эти самые психологические проблемы и вылезли наружу.

— Док, Вам бы в драматургию податься. Пьесы там писать.

— А, не, не стоит. Просто я убеждён, что через заботу о своём враге Вы не усугубите своё положение, а улучшите его. Ведь эта девушка — якорь, который всё это время тащил Вас назад. Спустя столько времени Вы не могли её забыть. И мне кажется, что именно так Вы забудете её. И тем самым совершите окончательное возрождение. Катарсис. Это ведь Вас гложет, я прав? Эта девушка. Вы не можете её простить. Помогите ей. И тогда Вы сможете простить её, и окончательно забыть её. Она более не будет призраком в Вашей жизни. Так что на Вашем месте я бы согласился. И я убеждён, что это поможет Вам сильнее, нежели встречи со мной. Так что соглашайтесь. И да, я назначу нашу следующую встречу намного раньше. Скажем через две недели. Я думаю Вам будет о чём рассказать. Что скажете?

— Хорошо. Я соглашусь с Вами во всём, док.

— Отлично, с этим разобрались. Я хотел ещё кое-что спросить у Вас. Как Ваша работа?

— Да ничего, не жалуюсь. Но вообще Вы вроде как можете лучше охарактеризовать мою работу. Я же ведь вроде как подмастерье.

— В том-то и дело, последнее время с клиентурой проблемы.

— Не, у меня нагрузка остаётся примерно такой же. Видать времена нынче спокойные. Или я прокачал свои навыки.

— Ладно, я в Вас не сомневаюсь. Ну что же, удачи в крайне увлекательном предприятии, что Вас ожидает.

— Спасибо док. И до скорой встречи.

Спустя пару дней позвонила Наталья Игоревна:

— Здравствуй Ваня. Как дела? Что решил?

— Здравствуйте. Я согласен. Когда нужно будет начинать?

— Завтра, с понедельника. Сможешь подойти к нашему дому в 7 часов утра? Я тебе передам ключи и проведу краткий инструктаж.

— Хорошо, я подойду.

Итак, я согласился. На что? Нет, ответ в виде «на роль сиделки» не подходит. Здесь всё глубже. Здесь всё сложнее. Но да ладно, была-небыла. В конце концов, через что только я ни прошёл. Неужели испугаюсь побыть сиделкой? Да и к тому же всего лишь неделю. Да и за какие деньги. Плёвое дело. Да и док говорит, что это поможет. А кто я такой, чтобы не внимать его советам. Друзья и родители конечно тоже советовали, но они всё же далеки от психологии. Так что надеюсь, что это поможет мне. Ну а если нет? Да пофиг. Теперь у меня есть мощная поддержка от друзей. С их помощью я справлюсь с чем угодно.

— Доброе утро, — сказал я Наталье Игоревне на следующее утро при встрече.

— Доброе утро, Ваня. В общем вот, держи ключи. Этот от почты, этот от верхнего ключа, этот от нижнего, — говорила Наталья, указывая на отдельные ключи на связке.

— Хорошо, а что насчёт продуктов?

— Ты покупаешь и отсылаешь мне, на сколько потратился. Я тебе перевожу деньги. Чего я, будто тебе не доверяю? Ну и покупай конечно не только на Машу, но и на себя. Так что у нас получается питание плюс пять тысяч. Ни в чём себе не отказывай. Но и не надо пытаться разорить меня, — усмехнулась женщина. Явно хотела меня подбодрить. А незачем. Не плохое у меня настроение, а просто я не выспался.

— Это всё?

— Не совсем. Я в некоторые дни буду ночевать на работе. Сейчас просто работы выше крыши. Так что тебе придётся оставаться и ночевать у нас.

— А что вообще нужно будет делать?

— Что делать? Ну, не знаю. Кормить в первую очередь. А там видно будет. А так-то всё, о чём попросит Маша. Для своего удобства. Кровать там расстелить, погулять с ней. Не знаю. Но ты справишься. Ну всё, пока. Мне надо бежать, — сказала женщина, я побежала к своей машине, оставив меня одного с ключами.

Кормить? Гулять? Зачем ей гулять, если у неё сломана нога? Понятия не имею. Ладно, пойду что ли. Работа зовёт. Ха, могу всё так же по памяти подняться на нужный этаж. Да, помню картину, которую лицезрел, когда пришёл на концерт. Пикантная всё-таки была картина. Ну, вот и нужная квартира. Проворачиваю ключ в двери, и сразу подмывает при входе крикнуть: «А вот и Джонни!». Но ладно, она скорее всего ещё спит. Так, отлично, вот я и попал внутрь. Да, здесь ничуть не изменилось за прошедшее время. А вот и распахнутая комната Маша.

— Что? — спросила девушка с разинутым ртом от удивления. — Ты?

— И тебе доброе утро, — сказал я. Класс. Её мама не сказала о том, кто будет сиделкой. Просто супер. Кажется, моя работа будет очень интересной и весёлой. Что-то точно наклёвывается.

Глава 22

— Мама тебе не сказала? — спросил я, когда уже разделся и помыл руки.

— Нет. Она просто сказала, что сегодня утром придёт сиделка. Уверила меня, что она мне точно понравится. Однако в этом она не соврала, — сказала Маша, усмехаясь.

— Ох, за что мне всё это?

— Да ты не переживай, я ведь не капризная, ты же знаешь.

— Ну ладно, ты завтракала? — спросил я, не позволяя зайти разговору в русло её внешности и красоты.

— И даже не спросишь про шрам? — спросила Маша, отведя взгляд. Да, шрам. Весьма глубокая отметина на левой щеке, которая проходит через глаз.

— Ну, — замялся я, — ты теперь похожа на Цири^[12].

— Ха, ну да, — сказала Маша с доброй усмешкой.

— А вообще меня мало интересует твоя внешняя красота. Я знаю твою внутреннюю «красоту». Так что может хоть теперь эти две красоты немного сблизились.

— Да, наверное, — тихо сказала Маша.

— Ладно, проехали. Я тут как сиделка, а не как бывший. Так что извини, не нужно было это говорить. Так что насчёт завтрака? Ты кушала?

— Нет. Мама сказала, что покормит сиделка. Она сама покушает на работе, времени на готовку совсем не было. Но в магазин сейчас идти не надо. Там в шкафчике над раковиной коробка овсяной каши. Сваришь?

— Да без «б». Сейчас всё сделаю, — сказал я и отправился на кухню. Так, что тут у нас? Ага, овсяная каша с кусочками фруктов и ягод. Отлично, сам часто такую ем. Ещё и нафасована в пакеты, что очень удобно. Так, заливаем водой, ставим на медленный огонь, мешаем, через 5 минут добавить молока, и после варить ещё две минуты, после чего выключить, закрыть кастрюлю крышкой и дать остыть. Готово.

— Ну что там? — спросила Маша из своей комнаты.

— Всё отлично, сейчас накладываю и несу, — ответил я и пошёл с тарелкой каши в комнату девушки. — Вот, кушать подано.

— Что ты сейчас сделал? — недоумевая спросила меня Маша.

— Тебе весь процесс описать?

— Да.

— Эм, ну я сварил кашу и принёс её тебе, а затем поставил на тумбочку рядом с твоей кроватью. А что не так?

— Вань, ты мои руки видел?

— Ну, я знаю, что они у тебя сломаны, но я как-то…

— Вань, у меня свободны лишь первые фаланги пальцев. Благо с их помощью я могу перелистывать страницы в книге.

— И что ты мне предлагаешь? Кормить тебя? — краснея спросил я.

— А в чём проблема? Раньше для нас это не было проблемой, и мы с удовольствием кормили друг друга с ложечки.

— То было как раз-таки раньше. Тогда я любил тебя, — тихо сказал я. — Чёрт, хватит уже предаваться ностальгии. Если тебе не повезло с Димой или как там его, и ты сейчас жалеешь о том, что бросила меня, то мне плевать.

— Хорошо. А сейчас что?

— Ты это о чём?

— Ты только что сказал, что тогда любил меня. А что ты чувствуешь сейчас?

— Ты серьёзно? Что я чувствую к тебе сейчас? А как ты сама думаешь? Почти четыре года… А ты всё та же, дёргаешь за ниточки моей души. Маша, я любил тебя. Наверное, твоя чёрствая душа никогда не поймёт, насколько ты была дорога мне. Год с тобой — самый счастливый год в моей жизни. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как с тобой. Держать тебя за руку, тонуть в твоих зелёных глазах. Целовать твои тонкие губки, жить полной жизнью, и быть благодарным судьбе за то, что ты так удачно подвернула свою ногу. Но тебе этого не понять. Для тебя ведь всё это было игрой. Это ведь даже предательством нельзя назвать. Просто игра, в которой ты меня перехитрила. У меня не было возможности тебя похвалить. Ведь я когда-то хотел так же как ты, разрушать чужие жизни, издеваться над людьми, причинять им боль. Ха, я рассчитывал, что увлечение нацизмом мне в этом поможет. Но урок жестокости мне преподнёс не Гитлер, а ты. Кто бы мог подумать. Но видимо я оказался плохим учеником, раз пришёл к тебе и не поправил подушку. Ну, знаешь, чтобы подушка оказалась сверху. Да, куда-то меня не туда понесло. Не обращай внимания, это всё неудачные шутки. А может я наоборот верно усвоил урок, и понял, что нельзя быть такой стервой, как ты. Я не знаю. Я вообще нихрена не знаю. Ты хотела знать, что я чувствую к тебе сейчас? Ненависть. И презрение. И чутка жалости из-за того, что с тобой случилось. Да, ты не поверишь, мне жаль тебя. Не все ведь люди такие, как ты. Ненавижу тебя.

— Хорошо, — тихо сказала Маша, и на её глаза стали наворачиваться слёзы, — я тоже.

— Что? — спросил я.

Осознание того, что она ненавидит меня, шарахнуло покрепче любой водки. За что? Я полностью отдавался ей. Я был всегда верен ей. Да и получается так, что верен до сих пор. Ведь Маша до сих пор для меня первая и единственная. А она ненавидит меня, хотя это она предала меня. Что за фигня? Чёрт, да она же плачет!

— Эй, Маш, ну хватит. Извини меня, я сказал то, что не должен был говорить. Прости меня. Я придурок, — сказал я, но она никак не успокаивалась, а я чувствовал вину, так что решил обнять её. — Извини, я полный придурок.

— Да что ты всё извиняешься? Мы же так, всего лишь едва знакомые люди, — сказала тихо мне в плечо Маша. Я её отпустил, а она слегка улыбалась сквозь заплаканное лицо.

— Ты же знаешь, что это неправда, — сказал я с улыбкой.

— Тогда почему так сказал?

— Слушай, давай с этим заканчивать. Мы же вроде договорились?

— Это ты начал, — сказала, улыбаясь Маша.

— Ладно, я рад, что ты вновь начала улыбаться. Ну что, как насчёт завтрака? Я покормлю.

— Ну, раз так, то я с удовольствием.

— Только нужно кое-что уладить, — сказал я и уловил вопросительный взгляд девушки. — Нужно привести тебя в порядок. Только скажи мне каким полотенцем, а то я же не знаю.

— У нас как бы нет полотенец для слёз. Ручкой?

— Ай ладно, я просто боюсь долго проискать полотенце, а там уже и каша остынет, — сказал я и потянулся к Маше. — Ты можешь закрыть глаза.

— Это вопрос?

— Нет. Просто предложение.

— В таком случае я его приму.

Тогда я притянулся к Маше. И всё как тогда. В день нашего знакомства. Эти зелёные глаза, полные боли и надежды. На тротуаре ей было больно, но в больнице они были полны надежды. Надежды на то, что я, её рыцарь, смогу пробиться через орды монстров и прочих врагов для того, чтобы ей, принцессе, помогли. А была ли она принцессой? И был ли я рыцарем? Не знаю, но сейчас сияние её зелёных глаз буквально прожигает меня насквозь. Всё внутри сжимается. Что это такое со мной? Я прикасаюсь к щеке Маши, и она вся вздрагивает и закрывает глаза. Маленькие мурашки покрывают её плечи, которые не закованы в гипс. Не могу удержаться. И левой рукой буквально глажу её уже не такую нежную, сморщенную не то от аварии, не то от мурашек, кожу. Пробегаюсь пальцами от локтя до плеча и обратно. Продолжаю смахивать слёзы с лица Маши, но она похоже что вновь плачет из-под закрытых глаз. Я чувствую, как она вся так и млеет. Чёрт, мне хочется. Хочется вернуть всё назад. И вот я тянусь к ней.

— Что, уже целоваться лезем? — спросила Маша, открыв глаза.

— Что? Да о чём ты? Тебе лишь бы мечтать. Какое там целоваться? У меня же есть девушки. Я просто сел поближе к тебе, чтобы было удобнее. Ну, вот и всё. Теперь можно и кушать. Тебя как, надо уговаривать как ребёночка? Ну, там за маму, за папу.

— Открой ротик, самолёт летит прямо в него? Вань, ты же сам говорил, что прошло уже три года. Я уже студентка.

— Ну и что? Ты и тогда вела себя куда непосредственнее своего возраста.

— Ты про рыцаря и принцессу? — засмеялась Маша.

— Да хотя бы взять их. Ну что за бред, называть друг друга рыцарем и принцессой? Когда тебе 15, а мне 20.

— Бред? А кто это начал?

— Кто? Ты ведь.

— Неужели. А кто мне, как принцессе, перед Новым годом давал клятву.

— Да, а кто поцеловал меня и прошептал нежно на ухо: «С новым годом, мой рыцарь»?

— Да, были времена. Я скучаю, — мечтательно прошептала Маша.

— Я тоже скучал. Очень долго скучал. По нам, — отвернувшись и глядя в окно сказал я, — но ты сделала свой выбор.

— Да, сделала. Ну так что, ты покормишь меня?

— С удовольствием, — сказал я с ядовитой улыбкой на лице.

Так и проходили первые дни. Благо за пару дней ни разу не приходилось оставаться на ночёвку. В первый день на ужин приготовил её любимое блюдо — картошка на противне с мясом. И всё это в духовку. Полюбила она это блюдо у меня на даче. Тогда его сготовила моя мама, в этот раз пришлось пробовать мне. Захотелось её побаловать. Почему? Не знаю. Может быть потому, что и сам обожаю такую картошку с мясом. А может быть потому, что до сих пор чувствовал свою вину за то, что накричал на неё. И буквально просто так. Так что вышло так, что мы теперь вместе кушали. И вот как раз за обедом меня словно ударило молнией.

— Ваня, а ты с девочками ещё общаешься? — спросила Маша.

— Да, мы сейчас хорошие друзья. А что?

— Как у них дела? Как у Нины с Вовой? Что там Настя, вышла уже замуж? Как там Соня и Рина?

Что? Что?! Она не знает? Но как? Точно, я припоминаю. Она же удалила прошлый аккаунт. И видимо с нового не стала добавлять в контакты девочек. Чёрт, хорошо, что это мясо, а не рыба какая-нибудь, а то у меня сейчас бы точно кость поперёк горла встала. Ага, эврика! Вот почему тогда Наталья Игоревна так понервничала при моём вопросе о том, знает ли Маша. Она не знает. Не знает о том, что Ринаты уже больше нет. Не знает и о том, что я пытался покончить с собой. Но всё же это странно. Она ведёт себя так, будто сильно виновата передо мной. Я и подумал, что она всё знает, и жалеет о том, что моя жизнь после неё пошла по одному месту. Но нет. Тогда почему она чувствует вину передо мной? Понятия не имею, видимо из-за того, что её совесть всё-таки проснулась. Может быть из-за аварии. Впрочем, меня это волновать не должно. Говорить ли Маше правду? Не, я конечно злодей, но не настолько.

— Да ты знаешь, у всех всё нормально. Настя скоро выходит замуж.

— Правда? Это здорово, — грустно сказала Маша.

— Всё нормально? Ты как-то часто грустишь в последнее время. Из-за отца?

— Нет, я же уже говорила. А сейчас просто как-то грустится.

— Грустится? Ну ладно.

Так и прошли первые дни. Кормил её, помогал дойти до туалета, приходилось даже переодевать в пижаму. Благо хоть она нижнее бельё не снимала. Правда, в нём, наверное, не так удобно, но мне так лучше. Работа в общем не пыльная. Так я думал. Пока в среду меня не огорошили вроде быочевидным, но для меня всё равно каким-то нереальным вопросом:

— Ваня, ты помоешь меня? — спросила Маша.

— В смысле голову? — ответил я вопросом на вопрос, явно краснея.

— Нет. Полностью. Ну, не считая тех мест, что скрыты под гипсом.

— Погоди, ты хочешь сказать, что и…

— Вань, а ты мне предлагаешь ждать ещё неделю? К тому же, что ты там не видел?

— Погоди, это было три года назад! А теперь…

Так, ладно. Нужно успокоиться. Да, это сложно, но это необходимо. Я просто буду сейчас мыть бывшую девушку во всех, и даже в непристойных местах. Хорошо, в конце концов, это моя работа. Вот и отнестись к этому нужно профессионально.

— Земля вызывает Ваню. Ну что?

— Ладно, я смирился с тем, что не всякая работа приятна, — сказал я и понял, что мог этими словами оскорбить Машу. — Нет, то есть я не это имел в виду. Не то, что мне не приятно мыть тебя или видеть тебя обнажённой. Нет, ты отлично выглядишь, просто я не имел в виду, что… Эм, я запутался.

— Всё хорошо. Я тебя поняла.

— Окей. Тогда я сейчас помогу тебе дойти до ванной, потом разденешься и позовёшь меня.

— А ты думаешь раздеться в моём положении будет легко?

— Эх, да, не подумал. Ну хорошо, пойдём. Обещаю, что домогаться не буду.

— Что? Без домогательств до беззащитной девушки? Так же совсем не интересно.

— Ох, за что мне это? — тяжело выдохнул я, и подал руку Маше, чтобы вместе проследовать в ванную.

— Ну всё, с лёгким паром, — сказал я, когда обтёр полотенцем Машу и помог одеться. Вернее одел девушку.

— Спасибо Вань. И как ты сказал: без домогательств. Почти.

— Почти? Что значит это почти? Если ты про мою дрожь волнение при мытье, кхм, так скажем, деликатных зон, то с этим я совладать не мог, уж извини.

— Да ладно, было бы за что извиняться. Всё нормально. Но как ты покраснел, — хихикая сказала Маша, — это конечно что-то с чем-то. Синие ведут?

— Синие ведут? Ну нет, этого я не допущу. Мне тебя что, ещё и потискать за все места надо было?

— Было бы неплохо, — засмеялась девушка.

— Ах так? Хорошо, но у меня есть план лучше, — сказал я и запустил правую руку под колено девушки, тогда как левой обхватил её плечи. Всего-то и нужно — приложить какие-то усилия, и вуаля! Она оказалась у меня на руках. Негромко взвизгнув, Маша засмеялась ещё сильнее и обхватила мою шею руками. — Ну, как тебе такой трюк?

— Я впечатлена. Красные сравняли, мой рыцарь. Ой, подожди, кажется синие снова ведут!

— Ой, да иди ты.

— Только с тобой, — сказала Маша, прожигая в моих глазах дыру своим взглядом.

— Я всегда проигрывал тебе в эту игру. И мне это нравилось.

— Это та игра, где проигравший оказывается в выигрыше.

— Точно. Ну что, куда идём, принцесса?

— В спальню, мой рыцарь.

— Ого, да Вы неутомимы для королевской особы. После совместного душа сразу в спальню. Что же, в спальню так в спальню, — сказал я и понёс Машу в её комнату.

— Знаешь, а синие могут разгромить красных.

— Почему-то мне не хочется узнавать каким образом. Ну всё, мы пришли. Отцепляйся от меня, сейчас положу, — сказал я, уже склонившись над кроватью, почувствовал, что меня тащат вниз. Давление в области шеи многократно усилилось и делая всё, чтобы она не сломалась, я упал на кровать. И как в дешёвых романтических фильмах, оказался на Маше.

— Вот таким образом, — сказала девушка, не убирая руки с моей шеи.

Глаза словно оказались в дымке. Такое чувство, когда едешь по ночной туманной дороге, а у тебя работает только обычный ближний свет без противотуманок. И ты видишь только крупицы мира перед собой. В моём случае это было лицо Маши. Её лобик, спрятанный за взлохмаченными и сырыми каштановыми волосами. Её тоненькие и невыразительные брови. Она всегда была за естественность, поэтому крайне редко применяла косметику, а уж с тушью я никогда её не видел. За исключением выпускного. Её большие глаза, словно у какой-нибудь аниме-девушки явно сверлили дыру то в моей переносице, то в губах. На эти же места был устремлён и мой взгляд. Я и забыл, какого это. Смотреть на губы и хотеть их поцеловать. Губы стали больше. Выразительнее. В голове витает клубничный запах. Шампунь. Которым я только что мыл её голову. За всё это время она не сменила свой любимый шампунь.

— Я…, — не то сказал, не то простонал я.

— Нет, не надо. Не порти момент, — тихо сказала Маша и закрыла глаза.

— Как тогда, на выпускном.

— Точно. А теперь просто помолчи немного.

— С удовольствием, — произнёс я и склонил голову, так что мы прижались лбами друг к другу.

Почему? Почему ты не можешь отпустить меня? Почему я не могу отпустить тебя? Ты принесла мне столько боли. Ты разрушила мою жизнь. Но я все равно… Люблю тебя. И любил всегда. Любил в день нашей встречи. Любил на твоём дне рождении. Любил в Новый год. Любил в день нашей разлуки. Любил тогда, когда ты произносила те гнусные слова, которые уничтожали меня. Любил и тогда, когда пытался начать встречаться с Риной. Я любил не её, а тебя. Любил и тогда, когда лез в петлю. Да, доктора мне потом рассказали про ряд суицидальных причин, но одной из причин было то, что я верил, что увижусь с тобой там. Если это там конечно есть, но тогда мне было все равно. Я просыпался посреди ночи от того, что сон был куда лучше реальности. Там была ты. И каждый раз по одному и тому же сценарию. Мы вновь встречаемся, у нас всё хорошо, порой свадьба, дети. Но в конце каждого сна одно и то же: ты бросаешь меня. Иногда с детьми, иногда берешь их с собой. Но ты бросаешь меня, сон за сном. И все последние три года я молился: пускай всё будет именно так. Пускай она меня бросит, но до этого момента я буду по-настоящему счастлив. Ведь моё счастье связано с тобой. Так было раньше. Механизм психологической защиты жертвы. Какой-то мазохизм. Всё, это в прошлом. А в настоящем… Прямо здесь и сейчас я хочу любить её. Да, окунуться в прошлое, в чувство блаженства. Казалось бы, нужно идти дальше, смотреть в будущее. Но всё это громкие слова. И пустые. Я легко представляю свою жизнь без Маши. В конце концов осталось всего несколько дней, и мы вновь разойдёмся как в море корабли. Но пока это не произошло, я хочу наслаждаться жизнью. Наслаждаться любовью. Наслаждаться Машей.

Зачем выбирать негатив и токсичность, когда можно выбрать нежность и любовь? Какой смысл в вербальной и невербальной агрессии к Маше, если от этого все проигрывают? Сейчас же мы лежим друг на друге. И нам хорошо. Делай что хочешь, но пусть сделанное приносит удовольствие. Ибо в чём ещё смысл жизни? И вот он, готовый план этих дней: любить, простить, уйти. Навсегда. Но пока есть время нужно выжать из этого максимум. Как же я тебя любил!

— Славно лежим, да? — спросила Маша.

— Точно.

— Но вот у меня уже всё тело затекает. Не ты ведь снизу, — ухмыльнулась Маша.

— Значит либо я слезаю, либо я снизу?

— В яблочко.

— И вот зачем всё это? — спросил я, слезая с Маши и устраиваясь рядом. — Я же мог и неудачно упасть. А кто у нас с переломами?

— Ой, да забудь ты про эти переломы. В гипсе же всё. К тому же скоро снимать. Ты лучше думай о том, как будешь отыгрываться.

— Хэй, ты тоже покраснела, так что разрыв всего лишь в одно очко.

— Ну ладно, как хочешь.

— Что значит «как хочу»? Ты же ведь действительно покраснела!

— Да хорошо-хорошо. Спасибо тебе, Вань. Большое спасибо.

— А, ты за головомойку? Да не за что.

— Нет, я хотела сказать тебе спасибо за тебя. Ты ведь пришёл ко мне в больницу, сейчас согласился нянчиться со мной. А я…

— Так, ну-ка стоп. Я же ведь всё сказал. К тебе я пришёл от ничегонеделания. А нянчусь за хорошие деньги. Да и хватит себе накручивать. Со мной всё хорошо.

— Я переживала за тебя. Ты же сентиментальный. А я видела твою любовь ко мне. И я боялась. Боялась за тебя. Боялась, что ты что-то сделаешь плохое, страшное. Что тебе будет очень плохо. И больно.

— А, забей, — сказал я и махнул рукой, — как видишь я в добром здравии. Что же до тебя… Ну, в этом нет ничего удивительного. В конце концов мы клялись в том, что будет любить друг друга вечно. А это самый большой обман в жизни. Так что ничего сверхъестественного в том, что ты не сдержала клятву, я не вижу.

— А ты?

— Эм, не понимаю о чём ты.

— Вань, а ты сдержал клятву?

— Ага, значит вот про что ты. Знаешь, я ведь давал две клятвы. Так что бы я ни сказал, я все равно нарушу одну из них. Поэтому промолчу, — сказал я и закрыл глаза.

— Хорошо лежим, — сказала Маша, прервав блаженную тишину. — Может ужинать?

— Подожди, дай я ещё полежу, — сказал я, не открывая глаза. — Не порть идиллию. Если хочешь, то можешь тоже прикрыть глаза.

— Я и так их не открывала. И правда хорошо лежим.

— Точно. Сначала соблазнила меня, затащила в душевую, теперь валяемся вдвоём на кровати. И правда хорошо.

— Да заткнись ты и наслаждайся моментом, — сказала Маша и ткнула загипсованной рукой меня в бок.

Действительно хорошо лежим. Да и вообще, всё что произошло в последние пару часов, это же просто что-то с чем-то. Настоящая буря эмоций. Прямо как в день знакомства. Рассказать друзьям — не поверят. А как вообще это будет выглядеть? Парни, девочки привет. Короче, я всё-таки вас не послушал и согласился на роль сиделки. Теперь я готовлю кашку на завтрак и картошку на ужин своей бывшей девушке, которая предательски бросила меня и разбила моё сердце. А, при этом я кормлю её с ложечки. Ох, ну как я мог забыть? Ещё мы принимаем ванну вместе. Ну, почти. Я раздеваю её, погружаю в ванну, мылю и мою во всех местах. Да, дорогие мои пошляки и озабоченные друзья, и там тоже. И с особенным придыханием и чувственной нежностью. Потом я понёс её на руках в спальню, где упал прямо на неё, и мы едва не поцеловались. А потом валялись на кровати, держась за руки. Да, хороший рассказ, ничего не скажешь. Что друзьям, что доку понравится. Да и родителям. Но мне плевать. Сейчас мне хорошо, как никогда, а значит я сделал всё правильно. Что будет дальше? Понятия не имею. Я не хочу отпускать её. И боюсь вновь подпустить к себе. Вернее даже впустить её вновь в своё сердце. В сердце, которое она разрушила, разорвала в клочья, сожгла в доменной печи. Ладно, как говорила одна Скарлет: «Я подумаю об этом завтра». А сейчас мне хорошо, так что стоит ли заморачиваться заранее? Но всё же кое-что не давало мне покоя и не позволяло отложить на завтра.

— Ладно, пойду поставлю твою картошку, — сказал я и встал с кровати. — Всё хорошее когда-нибудь кончается. Я бы сказал, что тебе везёт и ты можешь лежать дальше, но, пожалуй, промолчу.

— Вот и молчи. Мужчина, твоё место на кухне! — иронично, даже скорее саркастически сказала Маша. — Ой, извини если что.

— Бака, — ответил я и замолчал, потупив глаза в пол и сжав кулаки.

— Вань, ну извини, это ведь шутка. Я не хотела тебя обижать.

— Да, не хотела. Маша, я бы хотел извиниться. Извиниться ещё раз за то, что наговорил в первый день. Это было большой ошибкой.

— Вань, нет смысла извиняться за правду.

— Наверное ты права. Поэтому и извиняюсь. Прости меня.

— Хорошо, я прощаю тебя. Ну что, теперь кушать?

— Подожди. Это ещё не всё, — сказал я, и предался воспоминаниям. «Ничтожество… Педофил… Извращенец… Абсолютный ноль». Как же тяжело.

— Ваня, всё в порядке? — спросила обеспокоенно Маша.

— Маш, я не знаю, важно ли тебе это или нет, но…, — сказал я и закрыл глаза и сглотнул слюну.

— Да?

— Маш, — сказал я, выдохнув, — я прощаю тебя. За всё, что ты мне сделала и сказала. Я совру, если скажу, что мне не было больно. Но я прощаю тебя.

— Вань…, — робко начала говорить девушка.

— А, да, не знаю зачем я это сказал, тебе ведь всё равно. Короче, забей на это. Теперь ты, наверное, ещё сильнее убедилась в том, что я якобы ничтожество.

— Вань, подойди, пожалуйста, ко мне, — сказала Маша.

— Зачем? Хочешь поиздеваться? Сказать мне какие-то гадости на ушко? — спрашивал я, но всё же подошёл.

— Спасибо, — сказала Маша, внезапно, быстро и крепко обняв меня, — спасибо тебе большое. Это очень важно для меня. Ты даже не представляешь насколько.

— Кхм, ну, похоже, что мы оба закрыли многолетний гештальт, — сказал я и отпустил Машу. — Ну что, полегчало?

— Очень! — радостно, но со слезами на глазах сказала девушка.

— Да, мне тоже. И да, хорош уже плакать. Особенно на мне. Я тебе не мягкая игрушка, — с наигранным укором сказал я.

— Ваня! Вот умеешь ты испортить такие приятные моменты своими неуместными колкостями.

— А это чтобы они были в меру приятными, — улыбаясь сказал я и удалился на кухню.

Да, она выросла. Три года назад я специально избегал сарказма в разговоре с ней. Да и чёрный юмор про смерть и самоубийства приходилось оставлять на беседы с подругами с ВУЗа. Что поделать, тогда она была 15-летней девочкой. Юной, непорочной, весёлой, радостной, энергичной. Отчасти таким становился и я. А разве могло быть иначе? Я всегда был с ней. Либо в реальной жизни, либо в своих мечтах. А она всегда искрилась незапятнанным солнечным светом. Подумать только, при знакомстве я посчитал, что ей лет 16–17, однако ей было 14, а вела она себя вообще лет на 12. Девушка с душой ребёнка. Может быть поэтому я и влюбился в неё? Ответить сейчас невозможно. Но она выросла. Но всё-таки пускай держится от цинизма и сарказма подальше. Не хочу, чтобы она становилась такой, как и все. Не хочу, чтобы она ходила с опущенной головой, с бездвижимыми уголками губ, с равнодушным выражением лица. Почему не хочу? Да просто потому что не хочу, вот и всё. Ну а ещё я не хочу, чтобы она разрушила образ, который я любил последние три года.

Но это всё посторонние мысли, не существенные и не важные. Я простил её, а она приняла моё прощение. Всё, катарсис совершён? Видимо да. Она действительно повзрослела. И совсем не похожа на ту стерву, что вытирала об меня ноги. Такое ощущение, что для неё моё прощение не менее важно, чем для меня. Да, она действительно сожалеет о том, что сделала. Но она это сделала. И делала на протяжении года со мной. Нет, я больше не упёртый баран, и я считаю, что люди способны меняться. Поменялась ли она? Мне кажется, что да. Вряд ли всё это очередная разводка меня. Хотя она на протяжении года так искусно играла в любовь, что ей бы в актёрское. Но мне хочется верить, что она изменилась. Не для себя, а для неё. Вряд ли она была действительна счастлива всё это время. Как вообще можно быть счастливым человеком, если ты такая сволочь? Понятия не имею. Впрочем, это риторический вопрос. Да, для неё же будет лучше, если она изменилась. Этого хочу и я. Ведь все люди ошибаются, но ошибки можно исправлять. И я надеюсь, что у Маши получится. Или уже получилось. Заслуживает ли она второго шанса? Конечно. Но не от меня. Для нашего же благополучия, наши дороги после этой недели должны разойтись. Мы справились с нашими призраками прошлого, что было бы невозможно сделать в одиночку, но дальше нам не по пути. Как сказали друзья, у меня началась новая жизнь. Без Маши. И пусть так и будет.

— Всё, сейчас несу, — сказал я и отправился в ванную, чтобы вымыть руки. Какого же было моё удивление, когда после водных процедур я увидел, как Маша садилась за кухонный стол. — Что ты делаешь? Зачем ты пришла? Я бы принёс!

— Не сердись, пожалуйста. Просто я подумала, что это как-то несправедливо.

— Несправедливо?

— Ну, ты сначала кормишь меня, а потом ешь в одиночестве на кухне. Вот я решила разделить трапезу с тобой.

— Разделить трапезу? Да и как ты вообще добралась до кухни?

— Допрыгала на одной ноге.

— Подожди, у меня видимо проблемы со слухом. Что ты сейчас сказала?

— Что я допрыгала до кухни на одной ноге, — сказала Маша и потупила взгляд.

— Ага, прыгала на одной ноге. Хорошо, — спокойно говорил я, после чего взорвался. — Маша, это ведь опасно! А если бы ты упала? Кто бы отвечал, а?!

— Ну, я же не упала.

— Могла бы просто сказать, что давай поужинаем вместе. Зачем вот всё это?

— Хотела сделать тебе приятный сюрприз.

— Да уж, сделала.

— Вань, не переживай за меня так. Мне через пять дней уже гипс будут снимать. Там уже всё срослось. Да и я не инвалид ведь какой-то. Твоя забота льстит, но я ведь не при смерти.

— Типун тебе на язык. Сплюнь, — сказал строго я. Ведь я знал, какого быть при смерти. Хоть и от других людей, но всё же откачивали меня долго.

— Ого, ты чего так завёлся? Если хочешь, я могу уйти к себе, — бубня себе под нос, сказала Маша.

— Нет уж, сиди. Сейчас поставлю тогда себе греться и будем ужинать, — ответил я. Сказано — сделано. И через пару минут мы сидели за одним столом. — Приятного аппетита. А теперь открывай ротик.

— Спасибо, они-чан.

— Когда это ты успела подсесть на аниме?

— Никогда. Это бывшие подружки пытались подсадить.

— Именно теперь они бывшие, да?

— Точно, — сказала Маша смеясь.

— Ну как, не остыло? — спросил я, после того как ложка с едой отправилась в рот девушки.

— Нет, всё хорошо. Тебе тоже приятного аппетита. Я забыла сказать.

— Спасибо. Теперь правда придётся работать вдвое усерднее. И тебя кормить, и про себя не забывать.

— Вань, а можно узнать, как твои дела?

— Ты же ведь спрашивала. И я отвечал.

— Да, но твои ответы выглядели как обычно.

— То есть? Ты про моё «нормально»?

— Именно. Расскажи мне, как жил это время, как друзья, родители. Как твоя девушка?

— Между прочим, ты тоже мне отвечала по типу «нормально», так что имею право. И у меня действительно всё нормально. А что у тебя?

— Всё нормально, — ответила Маша усмехаясь.

— Мда, вот и поговорили, — сказал я.

Странно. Ладно мне есть что скрывать. Но ей? Она ни слова не говорила про Диму. Не говорила о том, как вообще жила это время. Ну что же, это её выбор, рассказывать мне или нет. Я ведь ей тоже не говорю о том, что полез в петлю, так что мы квиты. К моему сожалению, ужин прошёл в тишине. К сожалению, потому что хотелось поговорить с ней. Но о чём говорить? О том, что с нами случилось за эти три года, либо предаваться воспоминаниям о нашей любви. Будущее для нас было туманным и неясным. Настоящее тревожным, непостоянным. И только прошлое влекло нас. Оно влекло, но мы установили дверь с замком на прошлом. Жгучая смесь боли и любви, трагедии и счастья, горя и радости. Весь этот коктейль мог вывернуть любого. Во всяком случае меня. В перерыве между размышлениями, я накормил Машу и поел сам. А ещё напоил нас ароматным зелёным чаем.

— Спасибо большое, Вань, — сказала девушка, и кое-как встала из-за стола.

— Пожалуйста. И да, ты это дело брось.

— А? О чём ты? — спросила Маша, улыбаясь безвинной улыбкой.

— Я про твои прыжки. Помогу тебе уж, чего поделать. Просто я это, кхм, не хочу, чтобы напрягалась. Не подумай чего лишнего. Так что давай я отнесу тебя.

— Ой, даже так. Я правда не знаю, что и сказать. Это просто как-то неожиданно. Но знаешь, я согласна, но только при одном условии: тогда я забуду про прыжки до конца недели…

— Погоди, ты намекаешь на то, чтобы с этого момента я носил тебя на руках всегда? И до кухни, и до туалета?

— Именно.

— Погоди, то есть я предлагаю тебе помощь, а ты ещё и ставишь условия? Не слишком нагло?

— Разве? По-моему, в самый раз. Никаких полумер, помнишь?

— Туше, — сказал я, смирившись со своим поражением. — Хочешь на рученьки, будет тебе на рученьки.

В другое мгновение я подхватил девушку на руки и победоносно, имитируя печатный, прусский шаг, пошёл в спальню. Войдя в неё, я начал плавно опускать Машу на кровать, и как резко отпустил её, и та плюхнулась вниз, подлетев вверх от матраса.

— Ваня! — закричала, еле сдерживая смех Маша.

— Ахаха, что, не ожидала? Хотела ведь на рученьки? Получай, — говорил я, смеясь в унисон с девушкой, — и привыкай. Мы заключили договор, так что теперь буду носить на руках. А вот способ того, как я буду отпускать тебя с рук, остаётся за мной.

— Вот же жук. Ты у меня погоди, вот снимут с меня гипс, и я тебе такое устрою, — сказала Маша и погрозила кулачком. Она попыталась натянуть на себя маску серьёзности, но идея провалилась, так что спустя мгновение она не могла сдержать смех.

— Ути-пути, уже боюсь, — сказал я и наигранно задрожал, — ты сначала попытайся кинуть в меня подушку.

Да, так и проходила эта неделя. В объятиях давно забытого чувства — радости, веселья, безмятежности. Счастья. Постепенно вошло в привычку носить Машу в туалет на руках. Умывались мы вместе. Маша стояла на одной ноге, и закинув одну руку на меня, держалась. Для надёжности я поддерживал её за талию. А для надёжности ли? Да кто же знает, может мне просто хотелось приобнять её за талию? Однако вышло как вышло, и мы умывались, глядя на отражения друг друга в зеркале. Про совместный приём пищи я промолчу. От нечего делать мы смотрели кино. Развалившись вдвоём на диване, мы залипали в телек, лежа чуть ли не в обнимку. Интересно чувство всё-таки. Лежать с красивой девушкой в одной кровати, раздевать её, снимать с неё нижнее бельё, мыть всё тело, но при этом всём это не твоя девушка. Более того, она твоя бывшая. А, ну и ещё конечно мне пришлось один раз остаться на ночёвку. Ладно хоть кровать в квартире не одна, а то была бы совсем комичная ситуация. Наталья Игоревна сильно задерживалась на работе, так что на утро мне нужно было вести Машу на снятие гипса. Вот и всё. Бурная неделька подошла к концу. Моя работа ведь закончилась. Более я не обязан видеться с Машей. И что дальше? Надо подумать. Сейчас она в кабинете врача, так что как раз есть время на различные думы. Ох, ну почему так сложно? Чёрт, ну-ка брысь надежды. Да и надежды на что? На возобновление отношений с Машей. На зарывание топора войны, на любовь, на совместную жизнь, на свадьбу и двух детишек, мальчика и девочку. Нет, хватит. Довольно с меня надежд. Человек предавший однажды, поступит так ещё раз. Но в этот ещё один раз будет больнее. Развод, раздел имущества, алименты и редкие встречи с детьми. А, какого? Это другая сторона медали твоей надежды, дурацкая частичка непонятно чего у меня в мозгу. Видимо частичка, которая ищет счастье. А возможен ли такой исход событий? Да, более чем. Нет, в петлю я потом конечно не полезу, но зачем тогда всё это начинать? Провал ведь практически неизбежен. С подругами Насти тем более может что-нибудь и получится. Продолжить лишь дружить? Нет. Не могу. Из этой идеи ничего хорошего не выйдет. Я уже давно понял, что мы не можем дружить. Я могу либо любить её, либо не видеть. Так что выбор у меня скудный. Либо рискнуть и попытаться в отношения, либо окончательно расстаться. Так, хватит возвращаться к решённым вопросам. Всё уже давно решено. У нас разные жизни, которые пересеклись сейчас лишь на короткий миг. Дальше они вновь расходятся и скорее всего более никогда не пересекутся. Мы помогли друг другу, время, проведённое вместе, пошло на пользу нам обоим, но дальше конец. У меня своя жизнь, у неё своя. Хорошего должно быть в меру.

— Она там, да? — спросила внезапно подошедшая Наталья Игоревна. Внезапно настолько, что я вздрогнул. — Извини, не хотела тебя напугать.

— Н-нет, ничего, всё нормально. Доброе утро. А Маша там, да.

— Хорошо. И тебе доброе утро. О чём задумался?

— Да так, ни о чём.

— Да, если человек говорит, что ни о чём не думает, то он думает о самом важном для него. Но ты со мной не поделишься, я знаю. Что бы это ни было, не ошибись с выбором.

— С выбором?

— У тебя было сосредоточенное лицо. Такое обычно бывает, когда человек думает над тем, как ему потупить.

— Как Вы…?

— Физиогномика. Я же юрист, мне жизненно важно уметь читать людей по лицу. Ах да, поздравляю с окончанием рабочей недели. Устал, наверное, с Машей?

— Да нет, что Вы. Мы хорошо провели время вместе.

— Я рада. Слушай, предлагаю отметить снятие гипса Маши и окончание твоей работы. Как насчёт того, чтобы заказать пиццу и роллы и посидеть дома? Возьмём лимонад, вино. Ну что?

— Эм. Ну не знаю. А Маша получается пьёт?

— Нет. Я думала на нас двоих.

— А, ну я не пью, Вы же знаете.

— До сих пор? Это удивляет. Но ладно, значит обойдёмся без вина. Ну так что? Я настаиваю.

— Ладно, кто я такой, чтобы отказываться? — только ответил я, и из кабинета вышла Маша.

— Вуаля! И без костылей, — улыбаясь сказала девушка. — Привет, мам.

— Привет, доченька, — сказала Наталья Игоревна. — Я позвала Ваню к нам на обед сейчас. Ты что больше любишь, пиццу или роллы?

— Пиццу, — ответила девушка. — А ты Вань?

— Больше люблю пиццу, но сейчас предпочту роллы. Пиццу и так слишком часто ем.

Итак, взяв такси, сделав заказ и зайдя в магазин за напитками, мы пришли домой. Ничего вроде бы не поменялось, всё то же самое, как и пару часов назад. Но что-то не так. Может быть потому, что Маша теперь без гипса, и мне теперь не нужно её кормить и носить на руках? Ха, смешно. Дело не в этом. А в чём? Видимо в том, что вскоре мне придётся попрощаться с ней. Ладно, я ведь жил как-то без неё три года, так что ничего страшного.

— Ну рассказывайте теперь поподробнее о том, как сидели тут вместе, — сказала Наталья Игоревна.

— Ой тяжко, — ответил я.

— Славно, — вместе со мной ответила Маша.

— Ага, всё понятно. Ну, чем занимались?

— Фильмы смотрели, иногда сериалы. Играли во всякие устные игры, несколько партеечек в шахматы и шашки. И это без совместных приёмов пищи, без походов в туалет. И без мытья.

— Ого, мытьё? А вы шустро…, — сказала Наталья игривым голосом.

— И ничего не шустро, я же сиделка в конце концов. А ухаживание за Машей — моя обязанность.

— Ага, обязанность, как же, — сказала Маша и встав из-за стола, обняла меня сзади. — А кто носил меня на руках с десяток раз в день?

— Эй, что на тебя нашло? — стал возмущаться я. — Ты чего вдруг обниматься полезла?

— Потому что могу. До этого ведь руки были в гипсе, а сейчас могу прикоснуться к тебе. А ты как будто против? Кто там постоянно лез ко мне целоваться?

— Что? Какое целоваться? — завёлся я, и слишком поздно понял, что это была провокация.

— Ну как же, прямо как принц перед спящей красавицей, — говорила Маша смеясь.

— Да, вижу вы время даром не теряли. Ребята, вы меня извините, но работа вновь зовёт. Только что написали, что нужно вернуться. Так что вынуждена вас покинуть. А вы ещё посидите вместе. И да, Маш, проводишь меня? Ваня пока, спасибо ещё раз за помощь.

Я попрощался, а Маша послушно повиновалась и вышла вслед за мамой. Интересно, почему она позвала провожать Машу, а мне буквально сказала, чтобы я сидел на месте? Видимо о чём-то шушукаются. Ну ладно, это же мама и дочка в конце концов. Что же, есть время собраться с мыслями. Да и с силами тоже, чего уж греха таить. Сейчас Маша вернётся, мы немного посидим, попьём чай с тортиком и возникнет логичный вопрос: что нам делать дальше? Здесь важно не провтыкать момент. Если она спросит раньше меня о том, когда встретимся в следующий раз, то мой ответ в виде «никогда» будет смотреться как-то очень неочень. Значит нужно будет сказать первым. Так, а что сказать? Ну, наверное, правду. Хорошо, а как она будет звучать? Надо просто отрепетировать. «Маш, ты можешь верить мне или нет, но выслушай меня. У меня нет девушки, и когда я узнал о тебе, то не мог заснуть всю ночь. Я всё думал о тебе. А на утро я сразу рванул к тебе. Я люблю тебя, Маш. И любил всегда. Я не мог забыть тебя на протяжении всех этих трёх лет, несмотря на то, как ты поступила со мной. Вполне возможно, у тебя сейчас вспыхнули чувства ко мне, но всё это не важно. Важно здесь то, что я не могу. Мы не можем быть друзьями. Мы в этом убедились ещё тогда, почти четыре года назад, на твоём дне рождения. Ты никогда не будешь для меня только другом. Остаётся одно — любить друг друга и быть вместе. Но я не могу. Не могу вновь тебе довериться. Ты предала меня однажды, и я понимаю, что ты можешь предать и потом. Да, вот так забавно. Я люблю тебя, но не могу довериться. Странно, знаю. Эта неделя была для меня словно раем на земле. Спасибо тебе за это. Однако я должен идти дальше. Без тебя. Так что боюсь, что нам нужно расстаться навсегда.» Фух, ну вроде звучит нормально. В меру пафосно, и в меру сдержанно. Ладно, учитывая то, как я разволнуюсь, будет чудом, если я скажу хотя бы что-то близкое к этому. А-то будет что-то вроде: «Сегодня как бы праздник, правда я не Валентин, да и ты вроде не Валентина. Так что остаётся только один повод для праздника». Внезапно мой мысленный монолог прервали повышенные голоса:

— Ты должна сказать ему, — говорила видимо Наталья Игоревна.

Так, это странно. Очень. Эм, надо разобрать по полочкам. Ты. Это Маша. Ему. То есть мне. Но что сказать? Наталья Игоревна уговаривает Машу, чтобы она удержала меня? Прикол на грани кринжа конечно. Что отвечает Маша неслышно. Ох, давайте только без санта-барбары и соплей. Сейчас я просто скажу всё, что думаю и уйду. Могу ли я сдаться под давлением Маши? Если она начнёт пронзительную речь о прощении и настоящей любви? Да, могу. Поэтому нужен превентивный удар. Наконец Маша вышла. Она очень сильно встревожена. Вся покраснела, «ломает» себе руки, смотрит под ноги.

— Эй, Маш, всё в порядке? — спросил я.

— А? А, да, всё нормально, — ответила девушка. Да, в разведчика ей точно не играть.

— Ну, ты смотри, если что не так, то ты можешь мне рассказать. Я выслушаю.

— Да, выслушаешь, — куда-то в сторону сказала девушка, — Вань, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Ох, погоди, дай выдохнуть, — сказал я и прервал её серьёзный тон. Чуть не забыл про превентивные меры, — если ты хочешь начать мне затирать о том, что любишь меня, о том, что измена с Димой была ошибкой, и что ты жалеешь о произошедшем, то лучше не надо. Не надо возвращаться к пройденному этапу, потому что если это так, то я не смогу ответить тебе взаимностью. Спасибо тебе за эту неделю. Мне правда было хорошо с тобой. Но прошлого не вернуть. Это конец Маша. Конец нашим отношениям. Я не буду с тобой дружить. Это невозможно. А любовь… Здесь и говорить нечего.

— Хорошо, я понимаю.

— Извини, если вышло грубо, так получилось. Просто… Я не знаю, можно ли было это сказать иначе. В странной ситуации мы конечно оказались, сама понимаешь. И извини меня, что перебил. Ты хотела сказать что-то важное. И я надеюсь не то, что попытался спрогнозировать я. Так что ты хотела сказать?

— Примерно то же самое, — с искренней улыбкой сказала Маша. — Что мне было хорошо с тобой, но у нас разные дороги. И что я благодарна тебе, что ты пришёл ко мне. Ты единственный, помимо мамы, проведывал меня. Спасибо тебе. Что ты не стал возвращаться в то состояние, в которое боялся вернуться. Не стал жестоким, нелюдимым. А остался хорошим человеком.

— Скорее стал им, — спокойно сказал я.

Допив чай с тортиком в тишине, я стал собираться на выход.

— Ну что, на сей раз «пока», а не «до встречи»? — спросила Маша, когда я оделся.

— Видимо да. Сегодня «пока». Обнимемся что ли на прощание? — спросил я, улыбнувшись уголками губ.

— Да, конечно, — сказала Маша и крепко обняла меня.

— Маш, что бы ни случилось, я верю в тебя. Не переживай, не бойся, не сожалей о прошлом и иди вперёд. Я хочу этого, — говорил я и гладил девушку по волосам.

— Спасибо. За твою доброту. За тебя, — прослезившись сказала Маша, отстранившись от меня.

— Ой, ну хватит. Просто… Просто я многое понял, пока тебя не было в моей жизни. Вот и всё. Да и ты тоже изменилась за это время, — сказал я и приподнял пальцами подбородок девушки. — Уже не такая стервочка.

— Да, уже не такая мерзкая стерва, — сказала Маша, улыбнувшись и подавшись вперёд ко мне.

— Точно, — сказал я и убрал руку с лица девушки. — Слушай, я должен идти. А-то у меня такое чувство, что если я пробуду ещё немного времени с тобой, то не уйду.

— А нужно? — спросила с мольбой Маша.

— Да. Нужно, — спокойно ответил я. — И ты это знаешь. Пока Маша. И удачи в жизни.

— Да, знаю, что нам пора прощаться, просто так не хочется этого делать. Спасибо тебе Ваня за себя, за твою доброту. И удачи тебе по жизни. Пока.

Молчаливый кивок в знак прощания, машинально открытая дверь, пара шагов и лестничная клетка. А за спиной огромный пласт прожитых историй. Столько разных мыслей… Чёрт! Я не могу. Разворачиваюсь. Палец у дверного звонка. Одно лёгкое движение всего лишь одного пальца и жизнь круто меняется… Нет. Хватит. Хватит думать о том, что меня никто не полюбит, кроме неё. Да, такое ощущение, что она полюбила меня сейчас, но… Нет. Я опускаю руку, разворачиваюсь и бегом спускаюсь по подъезду и выхожу на улицу.

Довольно. Не надо цепляться за людей. Особенно за таких, которые однажды тебя предали. Да, люди меняются. Поменялся, наверное, и я. И как раз из-за перемен я и могу отпустить её. Да, нас многое связывало вместе. Но кто сказал, и это самое важное, что меня не будет связывать с другой девушкой? Ну, то есть миллионы пар расстаются. И, как правило, они через многое прошли вместе. Но расстаются. И не сходятся. Потому что идут дальше. Находят других. И расстаются с этими другими. И так далее. Я должен двигаться. Найти другую. И там как получится. Расстанемся ли мы? Возможно. А может быть сыграем свадьбу и будем жить долго и счастливо. Но что бы ни произошло, это будет с другой. Да, с другой…

Чёрт. Ключи. Как я мог забыть. Да блин, неужели надо возвращаться? Похоже на то. Ну почему я вспоминаю о том, что что-то забыл так поздно? Уже в метро, придётся пересаживаться и ехать обратно. Ладно, придётся помотаться.

Через час я уже был в исходном пункте. Звонок в домофон и… Ну да, он же выключен. Как я мог забыть. Ладно, тогда по-старинке. Поднимаюсь и открываю своим ключом дверь. Блин, ну вот всё делаю невпопад. Почему в дверь не позвонил? И… А почему ключ провернулся? Дверь же закрывается с той стороны тоже на ключ, а значит… Так, ладно, пофиг.

— Маша, — тихо сказал я, — я ключи забыл отдать.

В ответ тишина. И при этом её связка ключей на месте. Значит не ушла. Так, а что это такое на ключах? Мой брелок? Его же не было, я точно помню. Кхм, всё это странно. В высшей степени странно.

— Маааааш, — протянул я всё также шёпотом, — ты дома?

И опять тишина. Так, не-не-не. Ну-ка брысь. Не все девушки, которых ты знаешь, пытаются покончить с собой. Но проверить ванну в первую очередь всё-таки стоит и… Фух, ничего. Кухня? Тоже. Гостиная? Никого. Хорошо, проверю тогда её комнату. Открываю медленно дверь.

— Что? — тихо, сам себе я говорю.

Маша спит. В обнимку с моими медведями. С теми самыми, которые я подарил ей на 14 февраля. Ну что за бред. Почему она это не выбросила и хранит до сих пор? Да и… Что?! Мой взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой лежал раскрытый альбом. Наш альбом. Который я подарил на годовщину. Который она мне вернула по почте. Нет, ну это уже какой-то сюрреализм. Мне что всё это мерещится? Я подошёл и начал листать альбом. Да нет, это тот самый альбом. Даже надпись та же самая: «Моему лучику Солнца, ангелочку и просто самой лучшей девушке в мире от навсегда влюблённого в тебя Вани». Тогда вопрос: какого хрена? А что это за пятна на нём? Как будто следы от какой-то жидкости. Слёзы? Да ну, бред.

— Нет! — крикнула Маша и вскочив с кровати, отобрала у меня альбом.

— Аааа! — вскричал я от испуга. — Чёрт побери, Маша, ты что творишь? Заикой меня хочешь сделать? И заметь, не зайкой, а именно заикой. Ты же знаешь, что у меня слабое сердце и мне нельзя волноваться, — улыбнулся я, пытаясь успокоить и себя и Машу.

— Почему ты вернулся? — строго сказала Маша. И посмотрела так гневно, как я раньше никогда не видел. От такого взгляда и состояния общего испуга душа уходила в пятки.

— Я это, ключи забыл отдать, — говорил я тихо, пока взгляд мой метался по комнате.

— Вечно ты что-то забываешь. А вообще, мог бы и маме моей вернуть. А вместо этого вломился в мою комнату и… А если бы я была голой?!

— Да что я там не видел? Я же пару дней назад тебя намывал, — вернув самообладание и улыбнувшись сказал я.

— Это другое, — краснея сказала Маша.

— Ага, синие уступают. Теряешь хватку.

— Да пошёл ты, — несмотря на меня говорила Маша, крепко прижимая к себе альбом и медвежат.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Нет, не хочу.

— Тогда скажу я, — спокойно проговорил я. Понимание того, что здесь всё не так чисто, не позволяло мне просто положить ключи и уйти. — Откуда этот альбом? Ты ведь мне его вернула. Через почтальона. И почему ты спишь в обнимку с медвежатами?

— Медвежата просто красивые и приятные. Других у меня нет.

— Ага, и за столько лет ты не могла купить себе медвежонка больше, лучше, красивее, дороже, нежели тех, что тебе подарил… Ой, прошу прощения, подарило «ничтожество и полный ноль» на свою скромную стипендию?

— Не до этого было, — продолжала отнекиваться Маша, всё также боясь взглянуть на меня.

— Чёрт возьми, Маш, ну что ты несёшь? Бред какой-то. Неужели так сложно сказать правду?

— Да. Сложно, — тяжело произнесла Маша, наконец подняв на меня глаза, полные боли и грусти.

— Маша, — сказал я и сел рядом с ней на кровать, взяв её руку, — если это так сложно, то я помогу. Всё будет хорошо.

— Я в этом не уверена.

— И всё же. Ты можешь поделиться со мной?

— Тебе не понравится то, что ты услышишь.

— Ой, да брось, я за последний год слышал столько тяжёлых и мрачных историй, что ты меня вряд ли удивишь. Так что давай, вперёд, — уверенно сказал я, и накрыл её руку, которую держал, своей.

— Спасибо. Фух, с чего бы начать? Ладно, пожалуй, начну с начала. Хотя это очень сложно. Трудно понять, когда всё началось.

— Тебе карвалольчика налить? — спросил я. Было видно, что она сильно волнуется.

— Нет. И, пожалуйста, не перебивай меня, мне и так тяжело, — сказала Маша и громко выдохнула. — Я не изменяла тебе. Ни с Димой, ни с кем. Я до сих пор не изменила тебе.

Повисла мёртвая тишина. Я почувствовал, как в правом глазу начался нервный тик, а левая рука вновь подхватила тремор.

— Ч-что? Эм, так, ладно. Хорошо, допустим. Но тогда какого хрена ты тогда сделала?! Ты просто решила от меня избавиться, и придумала такую отмазку?! — встал с кровати и закричал я. — Класс. Молодец.

— Подожди, — ещё тише, едва различимым для уха голосом сказала девушка, — это не всё.

— Ладно, хорошо. Я слушаю, — сказал я, продолжая метаться по комнате взад-вперёд, пока не подпёр стену напротив Маши в трёх метрах от неё.

— Мне пришлось. Из-за отца. Я не ревновала тебя к Насти. С Димой после выпускного мы не виделись.

— Подожди, ты начала что-то говорить о том, что это всё из-за отца. За неделю где-то до, кхм, нашей разлуки, я говорил с ним. Он чуть ли не угрожал мне. Говорил, что если не брошу тебя, то он меня за яйца подвесит. Тогда я подумал, что это… Боже. Нет. Нет. Этого не может быть. Прошу тебя, скажи, что это не так! — говорил я истошно. Нет, не могу поверить в это. Нет, пожалуйста.

— Он узнал. Он долго обхаживал меня, пряником и кнутом выпытывал обо всех подробностях наших отношений. И я ему сказала. Сказала о том, что мы…

Маша… Она не выдержала и заплакала. Чувствую, что мои ноги пригвождены к полу. Не могу сдвинуться. Болит. Голова и живот. Острые, словно кинжал, боли пронизывают мои виски, наматывая серое вещество на себя. А в животе как будто оторвали селезёнку. Или что там можно отрывать, помимо кишков.

— Маш, я…, — сказал я и сделал шаг к ней.

— Подожди, я должна закончить, — вытерев слёзы и собравшись с силами сказала Маша, — тогда он начал запугивать меня. Говорил, что ты обычный педофил. Что как только я вырасту, ты бросишь меня и будешь гоняться за другими школьницами. Он говорил всякие мерзости, что тебя привлекает лишь моя плоская детская грудь, что ты дрочишь на девочек куда младше меня. Что ты грязный извращенец и педофил.

— И ты поверила?

— Ни во что. И никогда. Он это понял. Да и оказывается, что и тебя ему не удалось переубедить.

— Да. Я не сказал о том, что мы, ну, что ты уже не девственница, но я сказал ему, что если бы это и произошло, то я бы взял тебя в жёны. А ты бы точно согласилась выйти за меня.

— Да. Я бы вышла. И мы бы были сейчас счастливы. Но отец надавил на меня, и ткнув носом в уголовный кодекс, показал то, что тебя ждёт.

— Но свадьба…

— Я не знала. А он разумеется не сказал.

— Подожди, но твоя мама… — говорил я, жадно глотая воздух, чтобы выдавить из себя хоть слово.

— Да, я побежала к ней. Но она лишь подтвердила слова отца, — сказала Маша, глядя в угол комнаты.

— Но можно же было почитать об этом в интернете я не знаю…

— Вань, я была маленькой девочкой, которая безумно влюблена в тебя. Ты стал для меня вторым человеком в жизни, после мамы. А родители меня поставили перед выбором: или мы расстаёмся, или тебя садят.

— И ты напридумывала эту чушь…

— Да, тогда я не сказала тебе ни слова правды. А с заранее заготовленным текстом помогал папа. Я сказала, что ненавижу тебя, презираю тебя. Что ты ничтожество, которое бы без меня и продолжило бы быть разлагающимся ничтожеством. Боже, Ваня, если ты только можешь, прости меня. Прости меня…, — сказала еле живая Маша и рухнула на колени, закрыв лицо руками.

Почему? Почему я не умер тогда? Да за что мне всё это?! За что, ёбаный ты Бог?! Всё ложь. Весь мой мир построен на лжи. Нет, нет.

— Ааааргх! — крикнул я и засадил кулаком по стене. — Почему? Почему ты молчала? Почему отпустила меня, решив не говорить об этом?

— Потому что я понимала. Всё. Что ты… До сих пор любишь меня. Когда ты был рядом, мне было так хорошо, как было только с тобой. Но когда ты уходил… Мне было мучительно больно. Я зарывалась головой в подушку и рыдала. Потому что я видела любовь в твоих глазах.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что я провоцировала тебя на любовь, конечно. Если бы я увидела в тебе только презрение, жалость и ненависть ко мне, то я с радостью рассказала бы тебе всё. Мы бы за столом это обсудили, осознали бы свои ошибки и разошлись как в море корабли. Но ты любишь меня до сих пор. Как и я тебя. И рассказать правду — значит сделать тебе больно. Потому что тебе не всё равно. Я видела, как ты повернулся к двери когда ушёл и собирался позвонить. Видела через обычный дверной глазок всю бурю чувств у тебя в душе. И в сердце.

— Конечно мне блять не всё равно! Я… Да моя жизнь полетела в тартарары после тебя. Я только год назад нашёл себя, своё место в мире. Ведь ты была всем для меня. И…, — не смог договорить я и закрыл глаза ладонями. — Бляяяяяять! Ааагх! Сука! Вся… Вся моя жизнь.

— Ваня, прости меня. Мне так жаль, — сказала Маша, подобравшись на коленях ко мне и обняв мои ноги.

— Обман. Ложь.

Всё это. Мои нервные срывы. Моральная деградация. Попытка самоубийства. Рината… Боже, всё из-за того, что мы не подождали пару месяцев.

— Нет, пожалуйста, нет, — тихо сказал я и заплакал. Рината… Вся моя жизнь. Нет.

— Лучше бы ты не возвращался с этими ключами.

— Подожди, — сказал я, отстранившись от Маши. Так, нужно подойти к окну. Вид городской суматохи поройрасслабляет. Сделать глубокий вдох. И выдох. И ещё раз. Закрыть глаза и повторить процедуру ещё пару раз. — Это было… Больно. Очень. Так больно мне не было уже три года.

— Прости… — жалобно говорила Маша.

Прости… Да, такое ощущение, что вся моя жизнь — череда извинений, сожалений и прощения. Мы всегда виноваты, всегда сожалеем о содеянном, и всегда прощаем виновника. Но одно дело простить, и совсем другое дело — жить. Всё, что произошло — моя жизнь. Следствие моих ошибок и успехов, поражений и побед. Какая же каша в голове, хотя кто вообще в данной ситуации сможет оформить мыслительный процесс в чёткую структуру? Я знаю одно — мы любим друг друга. Спустя годы. Потрясения. Провалы и падения. Мы хоти быть вместе. А значит так тому и быть. Всё, что будет потом — будет потом. Всё, что происходит сейчас — невероятно важный момент моей жизни. И пусть всё, что «потом» подождёт, ведь я люблю её. Сейчас.

— Но я рад своей забывчивости, — сказал я и повернулся к Маше. — Мир теперь для нас совсем другой. И нам предстоит разобраться, как жить в нём.

— Нам?

— Да, нам. Маша, — прошептал я девушке на ухо, — я прощаю тебя.

— Боже, Ваня, прости меня.

— Я ведь простил.

— Нет, прости и за то, что люблю тебя, — сказала Маша и уткнулась мне в грудь.

— Нет, не прощу, — сказал я, отчего всхлипывания стали ещё сильнее, — потому что тебя не за что прощать.

— Что? — спросила девушка, подняв голову.

— Я люблю тебя, Маша, — сказал я и поцеловал девушку в лоб. — С возвращением нас, спустя 4 года.

Глава 23

Видимо Наталье Игоревне действительно нужно было срочно удалиться. И надолго. Конечно это она надоумила Машу всё мне рассказать. Вернее даже не так. Она уговаривала Машу мне всё рассказать. И тот разговор между ними в прихожей был именно об этом. Но она отказалась говорить мне правду. Мой ангелок… Ты совсем не изменилась. Почему же ты так сильно любишь меня? И почему так сильно люблю тебя я? Простыми химическими реакциями тут не отделаться. Любовь… Знать бы, что ты такое. Но и это блаженное неведение меня полностью устраивает.

Надо будет расспросить Наталью Игоревну потом обо всём конкретнее, но сейчас мне видится, что всё, что со мной произошло за прошедшее время — её рук дело. И задержка на работе вчера и сегодня для того, чтобы я отвёл Машу в больницу. И вся эта комедия с ролью сиделки. Ха, да я даже не слишком сильно удивлюсь, если и Юля окажется какой-нибудь дочкой её подруги. Ибо всё выглядело так, будто меня вели. Буквально за ручку. Всё должно было случиться именно так. А что сейчас? Сейчас мы лежим с Машей в обнимку. Мы вновь вместе. Навсегда? Не знаю. Да и знать не хочу. Мне просто хорошо, а большего мне и не нужно. Ей тоже хорошо. Она счастлива. Так нужно ли сейчас ломать всю эту интимную обстановку глупыми мыслями о том, как мы поженимся и какие чудные будут у нас дети? Я считаю, что нет. Да, сейчас мы вместе. Но что потом? Я прекрасно понимаю, что мы совсем не те, какими были четыре года назад. Мы многое пережили. Учитывая то, что мы оба лежали в реанимации, получается чудом пережили. Да, интересно конечно всё это. Что мы пережили…

Она похудела на 10 кг, после того, как «бросила» меня. Возненавидела отца. Стала постоянно ссорится с мамой. Проблемы в школе. Она стала почти изгоем в школе, так как всё полонилось слухами. И слухи эти были направлены против неё. Да, все эти разговоры за спиной были смутными и путаными, но различные слова об измене ходили. Так уж вышло, что не только я возвысился благодаря Маше. Но и она благодаря мне. Я встал на новую ступень потому, что стал лучшей версией себя. Она возвысилась потому, что смогла открыться миру в полной мере, а также потому, что была со мной. Что ты, девочка средней школы встречается со студентом-героем, у которого грамота от губернатора. Да ещё и этот студент постоянно говорит о том, что всем обязан ей. Ей все восхищались. Парни стали сходить по ней с ума. Девчонки же завидовали. Завидовали нашей любви. И вдруг всё это рухнуло. Благодаря мне, любви ко мне она открылась? Да, помню я говорил, что она прямо-таки солнце. Так она искрилась. Оказалось, что солнце потухло. Солнце стало мёртвенно холодным, безжизненным. Отношения с подружками какое-то время продолжались, но не очень долго. Частые разговоры о парнях и обо мне подрывали шаткое состояние Маши. Она почти всегда плакала, когда разговор заходил обо мне. Тогда-то и пошли слухи. А потом Маша создала новую страничку, в статусе которой не значилось «замужем за Иваном Рассказовым». Количество друзей перевалило уже за две сотни, а меня среди них не было. Как не было и наших фотографий, которые всегда украшали её страницу и были предметом восхищения и зависти подружек. Исчезли фотографии и из инсты. И тогда понеслась. Слухи, разговоры за спиной шли по пятам Маши. Она не выдержала. И перевелась в другую школу. И пускай там моя персона была не столь интересна, вечно грустная девочка так и не смогла обрести друзей. Мда, обычно в подобных предложениях добавляют что-то про любовь. Но, как мне сказала Маша, она всегда ждала меня. И надеялась, что мы ещё встретимся. Я же человек, который всегда был циником, понимал, что это не так. Если бы я не появился сейчас, позже она бы встретила своего человека. Я ведь тоже думал, что буду любить Машу всегда. Но аккурат перед больницей был готов к новым отношениям. И не для того, чтобы заглушить старую боль и не терять чувство любви, как было с Ринатой, а для того, чтобы просто получать удовольствие. Просто она пережила наш разрыв будучи ребёнком, поэтому и процесс восстановления задержался. Да, мне тоже было тяжело, так как я сентиментальный, но всё же. Ха, это что такое получается? Сентиментальный циник-романтик? Ух, гремучая смесь. Но, пожалуй, я такой и есть. Да, Маша говорила мне о том, что циничность — лишь маска, которую я надел на себя, чтобы не показывать людям себя настоящего, но эта маска настолько прилипла ко мне, что уже является неотъемлемой частью меня самого. Так кто я такой? Я тот человек, на руке которого лежит прекрасная девушка. Девушка, которая любит меня сильнее всех на свете. И это не просто слова. Вот она, моя новая жизнь. Она, закинув руку мне на грудь, тихо посапывает. Так мирно она спит. Чудо. Она очистилась. Рассказала мне, тому самому человеку, то, что хотела рассказать почти четыре года. Она сбросила груз с себя. И мы теперь вместе. Но что будет завтра? А завтра она будет спрашивать меня о том, как я жил эти четыре года. Завтра она захочет встретиться со своими прошлыми подругами. И обнаружит, что одной подруги нет. Как ей сказать об этом? Я не знаю. И не хочу. Понимаю, что это нужно будет сделать, но боюсь. И не хочу. Ведь я всё это пережил, я выплакал всё, что было возможно. Но я не хочу, чтобы через это прошла и она. Но мои хотелки жизнь не интересуют. Я должен буду ей всё рассказать. Но, как говорится, «я подумаю об этом завтра».

А завтра мы наслаждаемся друг другом. И нет, не в пошлом плане. Мы просто рады быть в объятиях друг друга. Мы вновь вспомнили это чувство — любить и быть любимыми. День проходил один за другим. В перерывах между любованием друг другом, мы готовились к сессии. Забавно, друзья меня уже потеряли и волновались. Спрашивали о том, не случилось ли что со мной? За привычным ответом «всё нормально» я маскировал не депрессию и суицидальные мысли, а чувство блаженства и счастья. Да, моё счастье. «Моё счастье связано с тобой. Навеки». Чувство мучительной ностальгии смешивалось с пьянящей радостью бытия. Мы вместе. Снова. Моя драгоценность… Я люблю тебя ещё больше, чем когда бы то ни было. Потому что я знаю цену этого счастья. Всё, через что мы прошли вместе, через что прошли порознь. Осознание хрупкости жизни и непостоянства мира — всё это заставляет ценить мгновения счастья ещё сильнее. Ценить, но при этом понимать, что они могут закончиться в любой момент.

У нас с Машей пошло всё так, будто мы вчера только познакомились. Но мы ведь в самом деле очень сильно поменялись, так что нужно было время для того, чтобы узнать друг друга лучше. Хотя кое-что мы узнали за ту неделю, что я был сиделкой. Например, то, что любим друг друга. Хм, я, наверное, произнёс в голове слов любовь и однокоренных с ним за эти пару недель больше, чем за прошедшие три года. Для начала мы решили освежить наши воспоминания, так сказать. Погуляли около поликлиники, сходили в кино на какой-то мульт, съездили для фотосессии до Лахты. Попытались даже организовать концерт, но как оказалось, Маша не только бросила музыкальную школу, но и её пальцы сейчас так скажем не в том состоянии, чтобы сбацать Бетховена. Не принимая возражений было принято решение о том, что Маша будет играть. И рисовать. Её пальцы дрожали, но я бросил всему вызов. Она будет творить. Успеет ещё в офисе посидеть, или где там психологи сидят. Но у неё есть талант. А ещё желание. И пускай это желание упирается в меня, в желание творить для меня, это всё отходит на второй план. Как я уже думал, далеко не факт, что мы теперь навсегда вместе, но я хочу, чтобы она была собой. Хочу, чтобы она была счастлива. А она действительно счастлива, когда видит мою сначала одобряющую, а затем восторженную улыбку, в те моменты, когда она садится за фортепиано. Получается сейчас далеко не всё, но у нас всё получится.

— Может уже хватит? — взмолилась Маша.

— Э, нет, я хоть и люблю тебя, но жалеть не обязан. Маш, у тебя всё получится. Ты же можешь. Слушай, у меня ведь до сих пор дома твоя картина. Да, три года она где-то валялась в тубусе, но сейчас она гордо висит на гвозде. Прямо над моей кроватью в общаге. Ты всё сможешь. Я же с тобой.

— Навсегда? — спросила девушка.

— Я… Маш, ты уже взрослая, и понимаешь, что я не могу дать такое обещание. Но я хотел бы этого. Хотел бы, чтобы «ты» и «я» всегда были «мы». И сделаю всё возможное для этого.

— Да, я тоже хочу этого, — мечтательно сказала Маша.

— Так, ладно, ты хоть и отвлекла меня, но пора возвращаться к практике. Ну-ка, давай ноту «Ля», — скомандовал шуточным тоном я.

— Ноту «Ля»! — рассмеялась Маша.

Так мы и жили несколько недель. Странно, но Маша ни разу не спрашивала о моём прошлом. Не зная её, я бы подумал, что ей всё равно. Видимо и здесь не обошлось без её мамы. Спрашивать об этом я у Натальи не стал, но поинтересовался всем остальным. Да, ранее я был удивлён тем, как всё меня вело к Маше, но это были лишь цветочки.

— Как у вас дела с Машей? Я вижу, что вам хорошо вместе, — сказала Наталья Игоревна.

— Да, нам хорошо. Но можно кое-что узнать. Вы ведь всё подстроили, верно? Вы сказали Маше, чтобы она всё мне выложила. А для этого вы специально наняли меня сиделкой, так? Что ещё я должен знать?

— Ох, одно дело должен знать, а другой вопрос в том, что ты можешь знать.

— Что же, я упрощу Вам задание. Расскажите мне всё. От и до. С самого начала.

— Ладно, хорошо. Я буду максимально честна с тобой. Обещаю.

— Отлично. Начну с самого важного: почему Вы это сделали? Почему позволили Вашему бывшему мужу разрушить наши жизни? Вы же адвокат, чёрт возьми! А мы любили друг друга. Да плевать мне было на угрозы её отца, я знаю законы. Я бы сделал ей предложение, а она…

— Согласилась бы, — прервала меня женщина, — я знаю. Она без раздумий бы согласилась.

— Да! И мы были бы счастливы. Возможно сейчас Вы были бы бабушкой, чем чёрт не шутит? Но почему Вы так поступили?

— Я не поняла. Не поняла силу ваших чувств. А думала, что это обычная первая любовь ещё юной девочки, что она немного пострадает, а потом влюбится в кого-нибудь ещё, как я, во время своей молодости. Тоже ведь думала, что я с этим человеком навсегда. Строила планы, выбирала в 16 лет день свадьбы и имена будущих детей. Но я ошиблась. Моя любовь и рядом не стояла с вашей. И если бы я знала, что всё случится так, я бы не позволила этому произойти. Мне жаль. Жаль, что произошло с вами. Мне жаль, что произошло с тобой, жаль тебя. Прости меня, — говорила Наталья дрожащим голосом.

— Что? Жаль меня?

— Вань, я знаю. В отличие от Маши.

— То есть, Вы об этом говорили мне в больнице, когда сказали, что она не знает об этом?

— Да. Она не знает, что ты пытался покончить с собой. И…, — голос женщины уже был готов сорваться. Было видно, каких усилий стоило ей не заплакать. Пришлось прокашляться, смахнуть возможные слёзы с глаз, и лишь тогда она продолжила, — что её бывшей подруги уже нет. Прости меня Ваня, если сможешь.

— Наталья Игоревна, хватит, это уже в прошлом, — мягким голосом говорил я.

— Да, в прошлом. Но я не сидела сложа руки наблюдая за тем, как твоя жизнь превращается в кошмар. Психолог, к которому ты всё время ходил, на самом деле не бесплатный. И да, я попросила его, чтобы он надоумил тебя стать сиделкой у Маши.

— Да, теперь понятно, почему я прошёл в магистратуру на юридический. Да и почему док настоял на том, чтобы я согласился на роль сиделки тоже понятно.

— Нет-нет, с поступлением на юрфак я не помогала. Это всё ты. Ты ведь большой молодец, что после всего этого смог найти в себе силы на учёбу и успешно сдал вступительный экзамен в магистратуру. Так что Вань, если что, то через год я жду тебя в качестве своего помощника.

— Попахивает аристократией блата. Но я подумаю о Вашем предложении, спасибо.

Мы оба успешно сдали сессию, и даже умудрились не слететь со стипендии. Оказывается, я что-то могу и без поводка Натальи Игоревны. Недели пролетали одна за другой. А мы с Машей были вместе. Близилось окончание лета, а с друзьями я так и не виделся. Почему? Потому что знал, что они друзья. И с ними я ещё успею навидаться в будущем. Успеем и ночёвки устроить, и в футбол сходить с парнями. Но Маша… Не знаю почему, но у меня складывалось впечатление, что это всё ненадолго. Что вся эта идиллия скоро закончится. Хотя казалось, что теперь ничто не разлучит нас. И действительно, со стороны мы, наверное, виделись той самой идеальной парой, у которой конфетно-букетный период в самом разгаре. Прогулки за ручку от заката до рассвета, невинные поцелуйчики, восхищенные глаза, устремлённые друг на друга. Да, восхищенные, но вместе с тем не лишённые и внутренней боли. Отпечаток той боли и тех страданий, которые мы пережили.

— Вань, что-то не так? — спросила меня Маша в один из таких моментов.

— Что? Нет, со мной всё в порядке.

— Просто мне кажется, что тебе до сих пор больно на меня смотреть, — сказала девушка, опустив голову.

— Хей, Маш, это не так. Ну-ка выше голову, я же люблю тебя. И смотрю на тебя влюблёнными глазами, прямо как раньше.

— Нет. У нас у обоих взгляд изменился. И изменился одинаково. Что случилось? Расскажи же мне, — взмолилась Маша, — что тебя гложет внутри?

— Это…, — сказал и замялся я. Смысла врать не было, она видела, что со мной что-то не в порядке. Но и говорить сейчас всю правду я не могу. И смогу ли когда-нибудь? — это просто с непривычки. Это всё из-за того, что я долго ненавидел и любил тебя одновременно. И как оказалось ненавидел напрасно. А сколько времени мы потеряли?!

— Да, сейчас бы возможно моя мама была бы уже бабушкой, — усмехнулась Маша. Отлично, я смог выкрутиться на этот раз, но если такие отмазки будут звучать постоянно, то это вызовет недоумение.

— Это точно, сейчас бы сидела с грудничком, пока мы тут гуляем за ручку.

— Да, — мечтательно сказала Маша. — А как бы ты назвал наших детей? Мальчика и девочку.

— Ох, да я даже не думал об этом. Так что и не знаю. А ты?

— Димой и Настей, — сказала Маша и засмеялась. — Слушай, Вань, а у тебя были отношения до меня? Ну, то есть получается между мной и мной? Только честно, это за измену считаться не будет.

— Да у меня и в мыслях не было врать. Не было у меня никого. Но я пытался. Много общался, звал на свидания. И очень редко всё ограничивалось одним свиданием. И вроде всё было хорошо. Но вот второе свидание, третье, четвёртое, а на прощание мы всего лишь обнимаемся. И вроде себе в голове говорил, что нужно поцеловать, но никогда не делал этого. Наверное, потому что понимал, что за поцелуем пойдут настоящие отношения. А их я боялся. Не в последнюю очередь из-за тебя конечно. Ну а после нескольких таких свиданий я больше не звал девушек. Зачем морочить голову человеку, если я понимаю, что ничего не выйдет? Вот и вся история моих любовных похождений. Не очень увлекательно, знаю. Но детей Димой и Настей мы точно не назовём! — сказал я смеясь.

Да, Димой и Настей. Те люди, которые якобы разрушили наши отношения. С кем якобы мы изменили друг другу. А у неё есть чувство юмора. Она начинала сиять, как и раньше. И разумеется, я чувствовал свою главную заслугу в этом.

Наталья Игоревна, как явно заинтересованная сторона в нашем воссоединении, нередко ночевала либо на работе, либо у подруг. Замечательно проведённый вечер, а затем и ночь с Машей, сладкий сон, который был нарушен звонком на телефон. Но не на личный, а на служебный, специально купленный для этого кнопочный телефон. Половина четвёртого ночи.

— Да? — спросил я.

— Я не ошиблась номером? Это…, — нервно отвечал женский голос на той стороне.

— Если нужна помощь, то Вы не ошиблись, — сказал я.

— Кто это? — спросила спросонья Маша.

— Подождите немного, — сказал я и прикрыл микрофон рукой. — Всё хорошо Маш, это по работе. Извини, не хотел тебя будить. Так вышло. Я выйду на кухню, поговорю и вернусь. Ложись спать. Завтра у нас будет насыщенный день, так что надо набраться сил. А я поговорю и лягу к тебе под бочок. Хорошо?

— Да, хорошо, — ответила Маша, а я, накинув халат, пошёл на кухню, предварительно закрыв за собой дверь.

— Вы ещё здесь? — спросил я.

— Да. Здесь.

— Хорошо. Говорите, пожалуйста. И да, как я могу к Вам обращаться?

— Вика. А Вас?

— Серёжа. Давайте теперь на «ты». Скажи, пожалуйста, Вика, почему ты решила позвонить на этот номер?

— Мне посоветовала Вас, то есть тебя моя подруга. Ты ей раньше помог.

— Вик, ты позвонила мне не потому что, я помог твоей подруге, а она сказала, что я ей помог. На частный номер психологической помощи редко когда звонят просто так. Да ещё и посреди ночи. Вика, что случилось?

— Я… Я даже не знаю с чего начать. Всё это странно, бред какой-то. Тебе всё равно ведь будет. Ладно, извините что позвонила и разбудила.

— Вика подожди! Не надо думать, что проблема пустяковая и нет, мне не всё равно. Пожалуйста, поделись со мной своей проблемой.

— Хорошо. Даже не знаю с чего начать. Серёжа, я не хочу жить, — сказала Вика и замолчала.

— Вик, продолжай. Почему ты утратила желание жить? Я конечно могу начать гадать, но будет лучше, если ты сама проговоришь всё, что тебя беспокоит. Это правда поможет. Не бойся. И доверься мне. Я не осужу тебя. И уж тем более не буду смеяться над твоими, как ты возможно думаешь пустяковыми проблемами. Ну так что, ты продолжишь? — спросил я и в ответ тишина. — Вика, ты здесь?

— Да, здесь. Хорошо, я продолжу. Блять, не знаю даже с чего начать. Я разругалась с лучшей подругой, и она неделю меня игнорит. Парень сначала признался в любви, а спустя неделю уже встречается с другой, и ты такой: «ммм, крута». Прихожу домой, а там мама, с которой я постоянно срусь. Нет, ну блять, как у неё хорошее настроение, то всё внимание к мелкой сестре, а как ей хочется наорать, так, пожалуйста, Вика же всегда есть. Получила тройку по матеше? Вика! Прогуляла занятие в музыкалке? Вика! И так постоянно. Отцу на меня вообще похер. Как мелкую Василису на ручки взять, так это пожалуйста, а как уделить внимание старшей дочери, так тут нет, у нас завал на работе, футбол, встречи с друзьями и так далее. Блять, как же хочется вскрыть себе вены и сдохнуть.

— Не советую.

— Ну да, не советуешь. Ты же типа помогаешь мне. Что ты, нельзя ведь чтобы кто-то покончил с собой. А-то потом будут муки совести и иная поебота. Слушаешь сейчас поди, и ржёшь с моего рассказа, мелкая девчонка жалуется на жизнь. У самого-то всё путём, я слышала ты там с девушкой. Небось купил какой-нибудь диплом психолога и сейчас думаешь, что можешь помочь.

— Ну, вообще-то я не психолог. И нет, ты меня неправильно поняла. Перерезание вен — это именно показуха. Там процент успешности самоубийств около пяти. Мне вон, даже 80 % успешности не помогло.

— Что? Ты…

— Суицидент, да. Человек, совершивший неудачную попытку самоубийства. Хотя можно ли это назвать неудачной попыткой, если ты остался жив? Если я сейчас дышу из-за «неудачи»?

— Блять, извини. Я не хотела…

— Всё нормально. Ты говоришь то, что чувствуешь, а это то, что надо.

— А можно нескромный вопрос?

— Конечно.

— Почему и как?

— Любовь. И повешение. Из петли меня вытащил лучший друг. А потом две недели в психушке. Там не так ужасно, как показывают в фильмах, но хорошего мало. Если оно вообще конечно есть. А потом справка, с которой тебе закрыт доступ на половину работ.

— Мне жаль. Бля, я сейчас чувствую себя максимально тупо.

— Вик, всё нормально. Для меня это пройденный этап. Но я хочу, чтобы как можно меньше людей проходили через это. Собственно поэтому твоя подруга и наткнулась на мой номер на просторах интернета. И Вика, то, что ты позвонила мне — это уже победа. Твоя победа.

— Да, спасибо, — тихо сказала девушка.

— Нет, Вик, я серьёзно. Ты молодец, что позвонила. Это действительно твоя маленькая победа. Ты признала проблему, а также признала и то, что тебе нужна помощь с решением этой проблемой. Я этого в своё время сделать не смог. Я, как и ты, считал, что всем на меня плевать, и никто мне не поможет. Но это не так. Вика, чего ты хочешь?

— Ну, эм, я даже не знаю…

— Нет, знаешь. Знаешь, просто боишься, стесняешься сказать. Считаешь свои желания может постыдными, может мелкими. Ну же, Вика, скажи мне, чего ты хочешь?

— Для начала перестать сраться с мамой. И найти нормальных друзей, которые не кидают тебя в чс, когда ты в них нуждаешься.

— Вика, поговори со своей мамой. Обо всём, что тебя беспокоит. Поделись с ней, как со мной, своими проблемами. Скажи, что ей что чувствуешь. Ведь ты наверняка скучаешь по ней. По её заботе, вниманию, ласке. Не бойся, ведь она твой самый родной человек. И она любит тебя. Очень сильно. Но она видимо она забыла, что она мама двоих детей, а не одного ребёнка. Честность редко когда вредит. Скажи ей, что любишь её и тебе не хватает её внимания. Поделиться своими чувствами — нормально. Так, давай, пообещай мне, что поговоришь с мамой, что называется «по душам».

— Ладно, хорошо, обещаю. Но как ты проверишь, выполнила ли я обещание?

— А я позвоню через три дня. Так что вот.

— Позвонишь? Зачем?

— Как зачем? Чтобы узнать, как твои дела, как себя чувствуешь. Так, теперь насчёт друзей. А что с той подругой, которая посоветовала тебе позвонить мне? Это одна и та же или нет? Ну, та, которая кинула в чс.

— Нет, кинула в чс лучшая подруга, с которой мы дружили четыре года. А посоветовала даже скорее не подруга, а знакомая. Одноклассница. Мы редко общаемся, но вот как-то она спросила, чего я такая грустная и понеслось.

— Ты ей дорога. Вика, не нужно держаться за людей, для которых ты ничего не значишь. Вокруг есть много людей, которым ты нравишься, даже если думаешь, что это не так. Эта одноклассница, ты ей нравишься. Очень редкие люди будут помогать всем людям без разбору. Всё же нам свойственно помогать тем, кто для нас важен. У неё есть подруги?

— Да вроде. Небольшая компания, три подружки. Ну, в столовой они обычно втроём сидят.

— Так, Вика, вот значит тебе ещё задание. Завтра зовёшь эту одноклассницу в кино. Или в магазин, или в кофейню, или просто погулять. Короче, зовёшь на дружеское свидание. А ещё в столовой на обеде подсаживаешься к этой компании.

— И что мне делать?

— Общаться конечно! Болтать о всякой всячине. Конечно, не нужно вываливать весь свой груз проблем, это может смутить и оттолкнуть. У них уже сплочённый коллектив, так что просто старайся поддерживать разговор. Быть активной, вовлечённой в беседу. Можешь и не только той девочке, а всей компании предложить собраться вместе. Вот, это второе задание.

— Хорошо. Постараюсь выполнить. Спасибо, — сказала Вика и сделала паузу. — Серёжа, а что делать с парнем?

— Ты всё ещё его любишь?

— Да.

— Если честно, то я не знаю, есть ли вообще задания по тому, чтобы разлюбить кого-то. Есть конечно что-то, например, написать всё то, что тебе не нравилось в партнёре, но это странно. Здесь только время лекарь.

— Наверное. А ещё я теперь боюсь влюбиться. Два раза отношений, и всегда именно предательство. Не обычное расставание, как у нормальных людей, а измена, предательство.

— Ох Вика, как я тебя понимаю. Я тоже долгое время боялся влюбиться. Но потом понял одну вещь: не надо бояться того, что можешь влюбиться. Бояться надо того, что можешь не влюбиться.

— Охуенно сказал, — с какой-то беззлобной ухмылкой сказала Вика.

— Спасибо. Любовь — это чувства, а я считаю, что именно они, чувства, эмоции, переживания и делают нашу жизнь полной. Но нельзя питаться одним лишь шоколадом, порой приходиться есть брокколи.

— Что-то тебя на метафоры понесло.

— Да, есть немного. Видно с недосыпа.

— Может быть. Серёж, спасибо большое, что выслушал. Правда спасибо, это было важно для меня. Чтобы кто-то выслушал.

— Вик, именно поэтому и есть этот номер. И да, заданий много, поэтому позвоню через пять дней, но чтобы все были выполнены, понятно? — с шутливым укором сказал я.

— Да-да-да, понятно, — ответила Вика, немного и тихо смеясь, — пока. И спокойно ночи. И ещё раз спасибо большое.

— И тебе спокойной ночи Вика. И да, чуть не забыл. Не стремись сейчас к отношениям, не пытайся заглушить боль от предательства новыми отношениями. Они вряд ли будут счастливыми. Дай себе отдых, перерыв. Не спеши. Ты поймёшь, когда будешь готова к новым отношениям.

— Хорошо, спасибо ещё раз. И удачи тебе Серёжа, надеюсь таких, как я, будет всё меньше и меньше.

— Да, это то, к чему я стремлюсь. Пока Вика. И да, если я всё-таки не квалифицированный специалист, так что всё-таки советую обратиться к психологу. Ну, если лучше не будет. Могу своего порекомендовать.

— Хорошо, спасибо. Я попробую пока сама, а если не полегчает, то уж обращусь. Обещаю. Пока, — сказала девушка и положила телефон.

Фух, как же я устал. Сколько людей. Сколько проблем. Но ей вроде помогло, а это главное. Так, надо занести в напоминания, что через пять дней надо позвонить ей. Ага, хорошо, сделано. Ну а теперь спать. Выпив стакан воды, я отправился в спальню. Сняв халат, я укутался под одеяло, закинув руку на Машу и обняв её.

— Это правда? — спросила Маша тревожным голосом.

Твою мать. Как же не вовремя. А разве может быть вовремя для таких разговоров? Но я не хочу, чтобы она переживала это. И за это. Ведь для меня это уже пройденный этап, а для неё… Маш, маленькая моя девочка, я не хочу, чтобы страдала. Тем более из-за меня.

— Вань, кого ты обманул: меня или эту Вику? — спросила Маша, повернувшись ко мне лицом.

— Никого, — ответил я, встав с кровати.

— Никого? Тогда почему ты говорил мне, что с тобой всё было нормально, а ей говоришь, что пытался покончить с собой?! — спрашивала Маша, срываясь на крик.

— Я ведь не говорил тебе, что у меня всё было хорошо, что моя жизнь без тебя стала только лучше. Я говорил, что мне было больно, но что я это пережил. И это правда. И то, что я сказал Вике тоже правда.

— Боже, Ваня, почему ты ничего мне не рассказал?

— А как ты думаешь, моя принцесса? Мы ведь две стороны зеркала. Я не хотел причинять тебе боль. Как не хотела этого делать и ты. Я хотел уберечь от этого тёмного пятна моей жизни. Пусть и скрытием правды. Прости меня.

— Это… Это из-за меня? — спросила Маша плача.

— Нет. Нет Маш, не из-за тебя. После тебя я был в отчаянии. Не помню, чтобы мне было когда-то настолько плохо. И больно. Сказать, что жизнь потеряла краски — ничего не сказать. Я потерял тебя, главную краску в моей жизни. Потеряв тебя, я потерял и себя. Ты была моей второй половинкой, без которой первая половинка была жизнеспособна, но не функциональна. Ты ведь отчасти была права, когда наговорила мне всякой всячины в день разрыва.

— Нет! Там не было ни капли правды.

— Поэтому я и говорю, что отчасти. Мы встретились, когда я был на дне. Я был слаб. Очень. А ты вдохнула в меня жизнь. Ты заполнила собой пустоту в моей душе. Но это путь в никуда. Нельзя заполнить внутреннюю пустоту за счёт другого человека. Но ты заполнила, и стала частью моей жизни. Я не мог мыслить жизни без тебя. И после разрыва я словно провалился в бездну. Бездну ужаса, беспомощности, безжизненности. Так прошёл год. Моя оболочка, тело, иссохлось. Но на удивление душа ещё подавала признаки жизни. И она хотела одного — чувствовать. Ты ведь забрала не только краски радости и счастья. Я и грустить не мог, и злиться разучился. Никаких эмоций, никаких чувств. И так целый год. Но я всё думал о тебе. И не то чтобы забыть тебя, не то чтобы начать вновь чувствовать, я решил завязать отношения. Так уж сложилось, что мой выбор остановился на Рине.

— Рине? Это которая подруга твоя?

— Да. Подруга. Мы начали как-то сближаться, и спустя несколько недель я обнаружил удивительную вещь: я чувствую. Я чувствовал стеснение при разговоре с ней, до конца боялся позвать её на свидание, замечал за собой, что волнуюсь и нервничаю, когда рядом с ней. Я влюбился в неё.

— А она нет?

— Она страдала заниженной самооценкой. Считала себя не достойной любви. Считала себя плохим человеком. Я думал, что смогу помочь ей. Но я не учёл одного: мне самому нужна была помощь, которую я рассчитывал получить от Рины. Я долго за ней ухаживал. Дарил подарки. И вот 14 февраля. Подарок, признание в чувствах. И я, уверенный в том, что смог растопить её сердце. А в ответ: «Ваня, я ничего к тебе не чувствую». Это стало концом для меня. В этот момент я почувствовал одно: усталость. Усталость от жизни, от боли, от надежд на светлое будущее. И тогда я совершил то, что сделал. Не в этот же день, несколько позже. Тщательно всё спланировав заранее. Но на моё счастье Миша меня спас. Иначе этого разговора бы не было.

— Боже, Вань, мне так жаль! — сказала Маша и бросилась на меня, крепко-крепко обняв, уткнувшись головой в грудь.

— Маш, для меня это уже далёкое прошлое. Я нашёл счастье в жизни. И оно действительно связано с одним определённым человеком.

— Каким? — спросила Маша, заглядывая мне в глаза.

— Нет Маш, ты меня извини, но не с тобой. А со мной. Только со мной и связано моё счастье. Но, конечно, ты картину не портишь, а даже наоборот, весьма сильно приукрашиваешь, — сказал я улыбнувшись, отчего лёгкая улыбка появилась и на лице Маша.

— Не знаю, что там насчёт картины, но теперь я тебя не отпущу.

— Я тоже тебя отпускать более не намерен.

— Боже, это всё из-за меня, — сказала Маша, вновь заплакав. — Ты ведь мог умереть!

— Ну, ради этого попытки самоубийства и совершаются, — попытался отшутиться я, но это не помогло.

— Всё пытаешься отшутиться?

— Извини, привычка сводить грустные моменты к постиронии. Ладно, хорошо. Извини, ситуация серьёзная, а я дурака валяю. Но Маш, сейчас всё хорошо. Никакого шрама или других следов, я с тобой, счастлив, здоров. Это прошлое Маш. Я понимаю, что глупо говорить тебе «Не переживай», но пойми то, что это уже прошло. И давно. И Маш, ты не виновата. Ты не могла знать о том, что я сделаю с собой спустя полтора года после нашей последней встречи. Ты не виновата, Маш. И я не устану повторять это тебе. И Маш, давай лучше не будем морочить себе голову, ворошить прошлое. Надо жить настоящим, в котором мы вместе и нам хорошо. Мы счастливы, так зачем нам вспоминать события многолетней давности, загоняя себя в депрессию? Давай оставим мои ошибки прошлого этому самому прошлому. Хорошо? — спросил я, и поднял пальцами подбородочек девушки, заглянув в её зелёные, словно кошачьи глаза.

— Хорошо. Наверное, ты прав, — сказала Маша и вновь крепко прижалась ко мне. — А ты ещё общаешься с Риной?

— Да, — ответил я спустя паузу и глубокий выдох, — общаюсь. Не часто правда, обычно два раза в год. Чаще как-то не получается встретиться.

— Надо будет встретиться с ней. Договоришься как-нибудь?

— Да, конечно. Я как раз довольно-таки скоро собирался встретиться с ней. Заодно и тебя возьму с собой.

— Хорошо. Значит договорились?

— Договорились.

— Ваня, а что с этим звонком? Что это вообще?

— А, это я не так давно начал этим заниматься. Завёл вторую симку, создал дополнительные аккаунты в соц сетях, и вбросил, что могу оказать альтернативную психологическую помощь.

— А когда говоришь начал этим заниматься?

— Ну, где-то год назад. Вообще я не ожидал, что хоть кто-то наткнётся на меня, а уж тем более позвонит. Но это произошло. Помню, как сильно волновался. Сначала подумал, что это розыгрыш, чем смутил звонившего. Но потом я оправдался тем, что он первый. Это был парень, выпускник школы. Бросила девушка. Плохо сдал экзамены, и теперь надежды на лучшие вузы накрылись медным тазом. Отчасти, судьба похожая на мою.

— И ты ему помог?

— Да, насколько я могу судить, да. Потом он запостил везде меня, что я помог ему. Ну и так я получил какую-то аудиторию. Потом сделал сообщество, в котором делился своими мыслями, как переживать сложности и начать жить счастливо. Словом, Эпиктет, Сенека и Марк Аврелий могли бы мной гордится.

— Это ведь философы, насколько я помню по курсу философии?

— Да, стоики. Стоицизм помог мне выбраться из пучины, так что я решил, что это поможет и другим. Людей в группе не сказать, чтобы много, но первые пять тысяч я собрал.

— А почему ты решил этим заняться?

— Настя, я, Ри…, — начал говорить я и осёкся. Боже, только не пойми. Слишком рано, — Ты знаешь, что нас объединяет. Мы совершили попытку суицида. На счастье Насти, рядом оказался я. На моё счастье рядом оказался Миша. Но у большого числа людей никого не оказывается рядом. Они умирают, а близкие люди теряют любимых, и годами винят себя в их смерти. У нас крайне закостенелое общество, большинство до сих пор считает, что депрессия просто от безделья. Россия в числе лидеров по самоубийствам, а у нас эту тему замалчивают. Даже ролик на ютубе нормально не выпустить с подзаголовком «самоубийство» или «суицид». Все делают вид, что этой проблемы не существует, а она есть, и она чудовищна. Вместо того чтобы молчать, людей нужно просвещать насчёт таких тем, как депрессия и самоубийство. Чем я и решил заняться. И да, не все, кто ко мне обращается хотят покончить с собой. Многие просто переживают сложные этапы в жизни и им нужен тот, с кем они могут поговорить, поделиться сокровенным. И находят на меня. Это конечно не легко, это вообще сильно изматывает. Вся эта накачка чужими негативными эмоциями и переживаниями. Поэтому я хожу в тренажёрный зал, чтобы там через физическую активность выплеснуть весь негатив, который собираю. Ну, как-то так. Можно сказать, что я фармак — священная жертва, которая впитывает в себя как губка всю грязь сообщества.

— А ты с ними встречался? Со своими клиентами. Лично, — спросила Маша.

— Нет, никогда. Но один раз со мной хотели устроить сходку. Немного, семь человек. И я согласился. Но пришёл туда под фальшивым именем и с выдуманной легендой. Мол, что я очередная жертва, которой помог этот незнакомец. Мы славно посидели, пообщались, и ребята с девочками даже не особо расстроились, что незнакомец, который помог им, не пришёл. Мы все обменялись контактами, и иногда списываемся, поздравляем друг друга с днём рождения и праздниками. Хорошо всё-таки, что я никогда не представлялся своим именем. А был всегда Серёжей, Мишей, Вовой и другими.

— А почему ты так шифровался?

— Видишь ли в чём дело, они списывались друг с другом и до сходки. И всем помогал кто-то иной, не тот, кто помогал другим. И по итогу они стали думать о том, что это не один человек. А мне это и нужно. Они ведь полностью, или почти полностью разочаровались в людях, в человечестве в целом. И тут понимание того, что есть не один человек, а несколько, которые готовы просто так помогать другим. И конкретно им. Думаю, это лучше всего. А, чуть не забыл, конечно же я направляю их к психологу. Рекомендую своего. Мы в таком тандеме работаем получается.

— А как же возможность побыть героем?

— Она мне не нужна. Мне хорошо и в сторонке. Чем выше заберешься, тем больнее падать, так что я решил, что не буду стремиться забраться на вавилонскую башню. И так слишком больно упал. Лучше просто жить. И получать от этой жизни удовольствие, вот и всё. Без излишков. А для счастья мне многого не надо. Любящие родители, относительная финансовая свобода, лучшие друзья, умиротворённый разум и… Конечно же ты.

— Вань, я не могу поверить, — сказала Маша с вновь мокрыми глазами.

— Чему?

— Я не могу поверить, что, пройдя через всё это, ты не только не утратил желание жить, но и многократно усилил его. Боже, ты пережил такое, но смог жить счастливо и помогаешь другим. Спасаешь чужие жизни. Какой же ты хороший! — сказала Маша, и крепко обняла меня.

— Я знаю, мне все так говорят, — улыбаясь сказал я, гладя девушку по голове, — а теперь давай спать. Ты просто не представляешь, как вымотался эмоционально за последний час. Хотя, ты, наверное, не меньше. Так что давай на боковую. И постарайся не думать о плохом. Думай не о моём прошлом, а о нашем настоящем, и о нашем возможном будущем.

***

Дни проходили один за другим. Время шло действительно быстро. Ведь мы были вместе. Один раз Маша напомнила мне об обещании встретиться с Риной. Спрашивала, когда встретимся. Что же, дата всегда для меня ясна. Она не меняется уже три года. Но как же правильно поступить? Какие слова подобрать? Это слишком сложно. Но это надо сделать. Здесь нет варианта с ложью во спасение. Только горькая правда. Очень горькая. Мне нужна разрядка. Мощная эмоциональная разрядка. Поноситься в футбол с парнями, а потом уставший, изнеможённый, делиться своими мыслями? Да, звучит идеально. Но уже напечатав приглашения собраться, я задумался: неужели я не могу справиться с этим сам? Беседа в основном будет о том, как мы вновь сошлись, а не о том, что мне делать. Извините друзья, но этот этап жизни я должен пройти сам.

Рина…

Была вторая половина августа. Я был задумчив, но теперь Маша понимала, что за этим стоит. Вернее, что может стоять.

— Маш, ты ведь хочешь ещё встретиться с Ринатой? — спросил я в один из вечеров.

— Да, конечно. А ты уже договариваешься насчёт встречи?

— Ну, уже договорился. Завтра. Вечером.

— О, хорошо.

— Тогда я зайду за тобой в семь.

— Зайдёшь? А ты не останешься ночевать?

— Да нет Маш, не в этот раз. Ладно, до завтра тогда, — сказал я и мы лишь обнялись на прощание.

Наталья Игоревна уже стабильно была дома, но комнат две, и никто не был против, если я оставался ночевать. Но не в этот раз. Не в этот раз.

Блять! Ну как не чувствовать себя сволочью? Как не чувствовать себя подонком, понимая, что сейчас я причиню сильную боль любимому человеку? Я не знаю. Я слишком многого не знаю. И страдал из-за этого. Но теперь страдать Маше, а значит и мне тоже. Боже, какой сумбур в голове. Шага назад нет.

Сегодня. Да, именно сегодня. Всё или ничего. Букетик из трёх белых роз, и я иду навстречу Маши.

— Ого, это мне? — спросила она.

— Нет, не тебе.

— Вот как? Значит Рине? — спросила Маша, а я кивнул головой. — Блин, у неё ведь сегодня вроде день рождения, да?

— Да, точно. Ну что, идём?

— Идём, — сказал я и вскоре мы зашагали по улице. Разговор не клеился. Редкое дело для нас.

— Ладно Маш, нет смысла ломать комедию. Ты выросла, и понимаешь, что не всё в порядке. Я должен тебе сказать кое-что важное, но не знаю, как начать.

— Может с самого начала?

— С самого начала? Что же, начало в таком случае — конец наших отношений.

— А почему мы остановились здесь? Рина приедет на трамвае? — спросила Маш, когда я остановился на трамвайной остановке около моего старого универа.

— Почти. Я продолжу, но пока предложу тебе сесть. Мы возможно надолго. Я уже говорил тебе, насколько мне было плохо без тебя. Я умирал. В буквальном смысле этого слова. Один раз на физ-ре у меня прихватило сердце. Отправился после этого к кардиологу. Не помню, что за чушь он мне говорил, но что-то вроде о риске сердечной недостаточности. Для того чтобы выжить, мне нужно было возвращаться в жизнь, как бы это странно не звучало. И да, я буду немного повторяться.

— Повторяться?

— Ну, это по сути продолжение нашего того ночного разговора.

— Это было не всё? — тихо сказала она.

— Нет, Маш, это не всё. Прости меня. Прости за то, что вновь скрыл от тебя правду. Но это было необходимо. Прости.

— Всё нормально, Вань, всё нормально. Мы через многое прошли. Я понимаю.

— Так вот, мне нужно было возвращаться в жизнь. Но она была не мила мне. Без тебя. Без любви. Я считал, что только любовь сможет вернуть меня. Но все девушки вызывали во мне отвращение. Все, кроме подруг. Нина была занята. Соня не в моём вкусе. Оставались Настя и Рината. Мне больше была симпатична Настя, и я был уже в шаге от того, чтобы позвать её на свидание. Однако уже взяв телефон, я вспомнил наш последний разговор. Вспомнил и то, как ты обвинила меня в измене как раз-таки с Настей. И именно это остановило меня. Я столько раз прокручивал в голове то, как могла бы сложиться моя жизнь, позови я Настю тогда на свидание. Ведь она любила меня. И хотела быть со мной. Хотел этого и я. Но я отложил телефон, а чуть позже позвал на свидание Ринату. Она сказала, что даст ответ позже, в универе. И вот я выхожу с занятий и жду её в гардеробе, а она упёрла руки себе в бока спросила: «Ну что?».

— И вы тогда пошли на это свидание?

— Да. Наше свидание. Первое после тебя.

— А можешь рассказать поподробнее, как у вас там с Риной вышло? Нет-нет-нет, я не ревную, мне просто интересно. Ведь насчёт этого ты был краток, но, как ты сказал, именно из-за этого ты…

— Да. Это стало последней каплей. Да и было бы глупо, если бы ревновала к… Рине. Итак, свидание состоялось. То была середина декабря, и валил густой и плотный снег. Он прямо-таки застилал глаза, но мы решили пойти в ближайший ресторанчик, посидеть и поболтать за чашечкой кофе. Разговор поначалу не особо клеился, но вот снег валит, Рина поднимает голову наверх, и глаза ей застилают белые хлопья. «Как это всё странно» — мягко сказала она. Я же ответил что-то вроде: «Да, такой снегопад редко бывает». Чуть позже я подумал, что её фраза относилась к тому, что странно, что я её пригласил. Что она, такая тихая мышка понравилась мне. Хотя и я не пойми кто. Но я подумал так. «Роковая ошибка», как говорят персонажи в фильмах.

— А как прошло свидание?

— Нормально. Я бы даже сказал хорошо. Вместо условного часа, мы сидели два. В романтику мы оба сейчас не могли, да и не хотели, так что все разговоры были общими. Мы узнавали друг друга лучше. Мывышли, и я проводил её на трамвай. Вышло забавно, ведь она хотела уже было ограничиться прощанием словесным, но я окликнул и обнял её.

— А что дальше? Второе свидание?

— Второе свидание так и не состоялось. Я пригласил её, но она сказала, что не может. И не сможет никогда. Потом мы после ВУЗа прошлись немного. По дороге она рассказала мне, почему нам не суждено быть вместе. Что она не способна любить, что не отошла от прошлых отношений, которые хоть и закончились больше года назад. Однако всё сводилось к одному. К тому, что она «жестокая бессердечная тварь». И это её слова про себя. Ну и далее слова о том, что я хороший парень, что встречу девушку куда лучше, чем она и так далее. Может быть этих конкретно слов и не было, но сути это не меняет. Ведь я уже влюбился. И поэтому начал придумывать оправдания всему этому.

— И что ты придумал?

— Я придумал то, что у неё никого не было. Что она просто боится парней. Однако это правда. А вот что я напридумывал, так это то, что я нравлюсь ей. Я действительно поверил в этот бред. Я придумал то, что нравлюсь ей, а все эти слова от низкой самооценки. Что она просто боится полюбить по-настоящему. Что она думает о том, что все отношения разрушаются, так стоит ли их начинать, если в конце будет плохо и больно. Что она боится того, что я её брошу. Боится того, что не оправдает моих ожиданий и надежд. Что я не оправдаю её. И тогда я поверил в то, что стоит мне приложить усилия, как она сдаться и поверит в меня. Поверит в так презираемую ею любовь. На Новый год я подарил ей маленького керамического Нэко. Она же анимешница, ты знаешь. Потом мы просто хорошо общались. Нина с Соней меня подбадривали, говорили о том, что мы были бы хорошей парой. Они с ней говорили обо мне, что я не так плох, как она думает. Что мне стоит дать шанс. Всё это придавало мне уверенности в моей теории насчёт её. Каждый день я провожал её до трамвая. И каждый раз мы обнимались. Иногда это даже было её инициативой, так что моя уверенность в её симпатии ко мне всё крепла. Наступило 14 февраля. Заранее узнав информацию, я узнал о том, что она останется в ВУЗе до праздничной вечеринки. Страха того, что она будет с парнем не было. Как и самого парня. От пар до вечеринки было несколько часов, так что я успел сходить домой, умыться, зайти в цветочный магазин и купить три белые розы. И вот я с цветами стою у ВУЗа и жду, когда она выйдет. И наконец она выходит и видит меня. Прячет от смущения лицо руками. Я же, полностью остолбенев от волнения, говорю это: «Сегодня вроде праздник. А я не Валентин, да и ты не Валентина, так что остаётся только один повод.» И мы обнялись. Стояли мы долго, люди проходили мимо и глядели на нас. Я чувствовал, что у меня всё получилось. Что мне удалось разбить её ледяное сердце и сделать его живым, способным любить и быть любимым. «Рина, ты мне нравишься. Очень сильно» — сказал я после того, как мы закончили обниматься. И мы вновь пошли до трамвайной остановки. Шли мы молча, но я не сомневался, что всё хорошо. Но тут она спросила: «И что мне с тобой делать?». Этот вопрос меня ошарашил. Что делать? «Быть со мной» — с улыбкой на лице сказал я. Это была последняя моя улыбка на долгое и долгое время. «Вань, ты хороший парень, но я ведь всё тебе сказала ещё тогда. Мне приятно твоё внимание, но я не люблю тебя. И я вообще ничего к тебе не чувствую.»

— Вань, — сказала тихо Маша и сжала мою руку крепче. Мой голос дрожит, я это знаю, но я должен всё рассказать.

— «Ничего к тебе не чувствую». Это проносилось в моей голове. Ничего. К тебе. Не чувствую. Ничего. То есть ты для меня никто. Разговор между нами на этом по сути и закончился. Я стоял, не в силах что-то сказать, а спустя какую-то минуту подъехал трамвай.

— А потом ты…?

— Нет. Я не совершил попытку суицида тогда. Я просто начал умирать. Не есть, не спать, писать предсмертный трактат, готовить план самоубийства. Который и привёл в действие.

— Вань, я не понимаю, зачем ты мне всё это рассказываешь? Если бы я не знала тебя, подумала бы, что ты просто хочешь сделать мне больно.

— Потому что ты хотела знать правду. И тебе было плевать на ту боль, которую она причинит. Ту боль, что причиняем мы друг другу.

— И плевать сейчас. Я копила в себе эту агонию несколько лет, но рассказав всё тебе, мне стало намного лучше. Поэтому рассказывай, я всё пойму. Но почему сегодня? Мы разве не должны были встретиться с Риной? Она придёт?

— Нет, она не придёт.

— Тогда зачем цветы?

— Потому что я жив. Спустя месяц я вернулся в ВУЗ. Да, меня тяготила мысль о том, что теперь я частично ограничен в правах, что мне нужно показываться врачам каждые два месяца. Но это всё была ерунда. Когда я пришёл в ВУЗ, я никого не предупредил. На меня смотрели, как на привидение. И все говорили о том, как им жаль. Спрашивали, всё ли со мной хорошо. Предлагали свою помощь, если хочу поговорить. А какая мне нужна была помощь тогда? Только если помощь в самоубийстве. Группа была не целая. Кто-то болел. Но они возвращались. Рины же не было. Прошла неделя, другая, третья, а её всё не было. На мой вопрос, Нина с Соней ответили, что она перевелась в другой универ. Наконец мы по программе дошли до «Самоубийства». Той самой книги, которую я читал после 14 февраля. Препод спросил, не стоит ли пропустить эту тему в связи с ситуацией в нашей группе. Я же ответил, что не стоит на меня обращать внимания, как и последний 21 год. «Вот же сраный эгоист, даже сейчас думаешь только о себе!» — крикнул один мой одногруппник. Я не понимал, что происходит и встал из-за парты. Заметил, что и Ника вышла из-за своей. Между ними завязалась словесная перепалка. Я почти ничего не понимал. Было что-то про то, что я «показушно» решил покончить с собой, а она нет. Что-то про то, что, если бы не я, и так далее. Суть слов ускользала от меня. Это выкрикивал однокурсник, тогда как Нина пыталась заткнуть его. Но я был на пределе. Я не понимал, о чём и о ком идёт речь. И заорал из-за этого непонимания. Все замолчали. Нина начала подходить ко мне и просила успокоиться. Но я не мог. Я кричал и требовал правды. Хотя в обычном моём состоянии до правды я бы уже догадался сам. Но я должен был это услышать от других.

— Боже, Ваня, нет…, — заговорила Маша, встав со скамейки и не вполне успешно пытаясь сдержать слёзы.

— Маш, я…, — сказал я, с мокрыми глазами, готовый заплакать. Боже, не помню, когда я последний раз плакал, — я был в тяжёлом состоянии, и было непонятно, спасут ли меня. А мой предсмертный трактат попал в руки журналистов. И они вырвали её имя из него. Она… Рина… Её больше нет.

Ноги Маши подкосились, и она начала падать. Я подхватил её и обнял крепко-крепко. Она не могла стоять и просто висела на мне.

— Неееееет! Нет! Боже, боже, почему? За что нам всё это? — уткнувшись в меня кричала Маша.

— Я не знаю. Просто не знаю.

— А почему здесь? Здесь она…

— Нет, сейчас мы здесь, на трамвайной остановке возле нашего ВУЗа. Здесь я провожал её. Здесь мы обнимались. И здесь я каждый год в этот день оставляю три белые розы. Сегодня у неё день рождения.

— Нет! Боже, нет! Это всё из-за меня.

— Нет, не смей так говорить, поняла?! Ты ни в чём не виновата. Хватит, довольно! Я винил себя в её смерти два года. Два года! Никто не виноват в произошедшем, никто. Ты ни в чём не виновата. Ни в чём. Ни в том, что произошло со мной, ни в том, что произошло с Ринатой.

— Но её больше нет! И если бы я не солгала тебе…

— Чушь! Здесь нет твоей вины. Ни чьей нет. Это трагическое стечение обстоятельств, слышишь? Не смей винить себя, как это делал я. Просто это жизнь. А есть смерть. Никто в этом не виноват, никто, — сказал я и положил букет рядом с рельсами.

Маша рухнула на колени и рыдала. Холодный ветер пронизывает всё тело до костей. Сотни машин несутся туда-сюда, а я вновь чувствую себя убийцей. Капли падают на белые, как злополучный февральский снег, лепестки роз. Мои слёзы. И каждый год один и тот же вопрос: «Любил ли я её?» Ответ я так и не нашёл. Сколько бы не думал, сколько бы слёз не лил над букетом, ответить я не мог. Как не мог понять и того, почему она это сделала. Стыд от того, что её обвинят в причастности к моей смерти? Звучит как бред. Таковым и является. А может она всё-таки любила меня, просто боялась признаться самой себе. Этого мы никогда не узнаем, так как она не оставила записку. Об истинных причинах можно только гадать. Но я знаю, что должен делать. Нельзя допустить того, чтобы Маша пошла моей дорогой. Я обвинил себя в гибели Рины и оттолкнул всех от себя. Не потому, что они были мне противны, а потому, что были мне дороги. А тогда я думал, что всех людей, которые мне дороги, ждёт несчастье. Бред, но поди это расскажи суициденту, у которого девушка, в которую он влюбился, бросилась под метро. И поди это расскажи Маше, ещё не зрелой, инфантильной девушке, которая сентиментальна и уже винит во всём себя. Да, в какой-то мере мне было проще. Ведь я винил себя лишь в смерти Рины, а Маша винит себя ещё и в том, что пережил я. Начинается дождь, но нам всё равно и мы остаёмся вкопанными в землю. Да, мне все равно. И я не покину, не оставлю мою принцессу одну.

— Я всегда буду с тобой. Всегда, — сказал я, встав на колени и обняв беззащитную девушку.

***

Мы не виделись с Машей несколько дней. Но я всегда был с ней на связи. И на связи с её мамой. Мы постоянно держали с ней контакт. Сама Наталья взяла отгул с работы, чтобы быть с дочкой в это время. Я изъявлял желание прийти к ним, но Маша была против. Звал её погулять и поговорить, но она всё отказывалась. Говорила, что ей нужно подумать. Наконец она согласилась встретиться и погулять. Договорились встретиться у кинотеатра у метро. Опять же тот самый кинотеатр, в котором прошло наше первое «свидание», которое свиданием и не являлось. Помню, как она позвонила мне на большой перемене и позвала в кино. А я тогда отнекивался в разговоре с подругами. И меня упрекали за то, что она влюбилась в меня. Даже угрожали, что если я разобью ей сердце, то они навставляют мне. Эх, вернуть бы те времена. Для меня то время как детский садик для выпускника. Время беззаботной радости и счастья. Если бы мы удержались тогда на даче и потерпели ещё несколько месяцев… Что было бы сейчас? Впрочем, это не важно, моя, наша нынешняя жизнь сейчас важнее. Я решил прогуляться перед встречей, так что вышло так, что я пришёл к кинотеатру с другой стороны. Вот и Маша, стоит спиной ко мне. Решение буквально выскочило из головы:

— Бу! — крикнул я сзади и засмеялся. Я понимал, что ей тяжело. Тяжёлый будет и разговор, так что своим детским поведением хотел развеселить её и напомнить о нашем прошлом, — прямо как ты тогда сделала.

— Да, прямо как я, — грустно ответила Маша. — Ну что, пойдём?

— Да, идём, — тяжело сказал я. План провалился. — Маш, как у тебя дела? Я понимаю, что вопрос в такой ситуации может казаться идиотским, но я переживаю за тебя.

— Я знаю. Я знаю, — не меняя голоса говорила девушка. Даже слепоглухонемому было бы ясно, что ей очень тяжело.

— Тогда ты должна знать и то, что не виновата. Ни в чём. А я всегда буду с тобой. Всегда буду рядом, — сказал я и обнял Машу, — всегда буду рядом. Ведь я люблю тебя. А вместе мы всё преодолеем.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Маша и заплакала, уткнувшись мне в грудь.

Она сжимала меня в своих руках так сильно, насколько это было возможно для неё. Последний раз такое было в нашу предпоследнюю встречу старой жизни. Она уже знала, что должна будет сделать на следующем свидании, поэтому понимала, что это свидание последнее. И она обнимала меня со всей возможной силой детских ручек.

— Я всегда буду с тобой, куда бы мы ни шли, — сказал я, гладя девушку по голове. — А куда мы идём?

— Теперь никуда. Пришли, — сказала Маша, оторвавшись от меня.

— Что? Сюда? Прямо посередине улицы?

— А ты не узнаёшь это место?

— Так, погоди. Стой! Я здесь раньше снимал квартиру. Да, точно. Догорали последние секунды зелёного света светофора, а позади меня слышалось цокание, которое вскоре закончилось глухим ударом. Я обернулся и увидел тебя.

— Да, место нашей встречи, — тепло сказала девушка.

— Почти пять лет прошло… Сколько всего произошло в нашей жизни. Подумать только, что было бы с нами, если бы мы не встретились. Если бы я решил перебежать светофор, пока он горел? Ведь часто я именно так и делал, но тогда мне просто было лень ускоряться, поэтому я решил подождать следующего светофора. Что было бы, надень ты более удобную обувь? Или не реши ты бежать? Ты бы встала рядом со мной в ожидании следующего зелёного света и наши жизни пересеклись бы только в этот момент. Да, если подумать, то наша встреча — ряд случайных совпадений. Но вся наша жизнь состоит из случайностей и совпадений.

— Точно, — мечтательно сказала девушка, глядя куда-то в небо. — Я хотела тебе кое-что сказать.

— Маш, я внимательно слушаю.

— Нам нужно расстаться. Перестать видеться, — сказала дрожащим голосом девушка.

— Что? О чём ты? Почему?! — повысил от недоумения я голос.

— Вань, я так не могу. Ведь ты любишь меня…

— А ты нет?

— В том-то и дело, что люблю тебя. Люблю тебя так сильно, что силе моей любви позавидовал бы и сам Иисус.

— Тогда в чём дело? Ведь мы любим друг друга!

— Я причинила тебе слишком много боли. И я не могу позволить себе причинить тебе ещё боли. Ты столько всего пережил, и всё из-за меня. Со мной тебе будет плохо. А твоя жизнь наладилась, чему я очень рада, очень. Ты хороший парень, у тебя много хороших и верных друзей, ты найдёшь своё счастье. Но я не принесу его тебе. Я способна приносить лишь боль, разочарование, страдание, ложь и обман. Ты для меня человек из сна, из мечты. И мне жаль, что я не стала для тебя девушкой из грёз. Вань, я знаю, что ты любишь меня, но отпусти меня. Ради своего блага и счастья, отпусти. Ты найдёшь свою настоящую вторую половинку, с которой ты построишь хорошую семью. Я знаю, у тебя получится. Но не со мной. Я люблю тебя, и вынуждена так поступить. Прости меня. Люблю тебя, больше всего на свете, — сказала Маша и поцеловала меня в губы. Затем она развернулась, и убежала прочь, оставив меня стоять в недоумении.

Что только что произошло? Всё кончено? Между нами всё кончено? Всё произошло настолько стремительно, что я только сейчас пришёл в себя. Это была заготовленная речь, без сомнений. Всё, конец? Нет, я отказываюсь в это верить. Почему я ничего не сделал? Почему не остановил её? Всего-то и нужно было схватить её руку, и развернув к себе, обнять её крепко-крепко. А теперь я стою один. Один на нашем перекрёстке. На перекрёстке наших судеб. Я не сделал этого потому, что она всё равно сказала бы это и убежала. Я не был в силах повлиять на её действия. Но моё будущее, возможно наше будущее в моих руках. Что мне делать? Я знаю, что нужно сделать. Отдохнуть. Отдохнуть от нас. А потом со свежей головой всё продумать и наконец решить, быть или не быть? Быть нам или не быть. Насколько нам хорошо вместе, настолько и плохо. Но будет ли лучше нам порознь? Или стоит действительно начать новую жизнь? Без Маши. Могу ли я так сделать? Да. Однозначно. Ведь Маша мне не принадлежит, она не часть меня, не моя вторая половинка. Просто человек. Человек, которого я люблю сильнее всех на свете.

Ох, и сложно всё это. А значит нужно отдохнуть. Послезавтра первое сентября, а значит есть повод собраться с друзьями. Да, хорошая идея кстати. Замутить пикник, как три месяца назад. И вот я вновь пишу всем и всех собираю. Хоть моим друзьям и кажется, что я сторонюсь их, но кто всегда собирает всех вместе? В течение дня ответили все. И почти все согласились. Только Соня сказала, что не может. А это значит, что будет тусовка на природе из пяти парней и трёх девушек. Отлично, эмоциональная разрядка — это именно то, что мне нужно.

Глава 24

Шумные приветствия и подготовка к долгой беседе. Как я и думал, они не встречались всё лето. Кто уехал в родные города, кто остался на подработку. Кто просто не проявлял инициативу и не звал на встречу.

— Ну, за встречу! — громко сказал Влад, поднимая пластиковый стаканчик с вином.

Все дружно поддержали и чокнулись. Кто вином, кто соком. Хотя соком баловался только я. Дальше пошли тосты в честь праздника и за успешное начало нового учебного года.

— Хей, вы ведь можете так собираться и без меня, — сказал я.

— Не, ты у нас связующее звено между девушками и парнями, — сказал Нина и засмеялась. Вместе с ней засмеялись все остальные друзья.

— Ну Вань, выкладывай. Что у тебя? Мы ведь когда последний раз виделись? Когда ты думал о том, стоит ли тебе идти работать сиделкой у Маши. А потом ты пропал на три месяца. И мне кажется, что здесь связь всем очевидна, — сказал Миша.

— Да, давай, расскажи. Ты согласился, да? — загалдели все остальные.

— Воу, тише ребята, тише. Сейчас всё скажу, — проговорил я, и все замолчали, глядя на меня. Как будто дети, ждущие сказку на ночь. — Да, я советовался с вами. А ещё с психологом.

— С психологом? — спросила Юля.

— А, вы же не знаете. Я это, три года уже хожу к психологу.

— После того случая?

— Именно. Так вот, он мне посоветовал согласиться. Говорил что-то про то, что через помощь человеку, которого ненавижу, я совершу катарсис и совершу очищение. И что это очень важно для моего полного выздоровления. Так что да, я согласился.

— Ну и? Какого быть сиделкой у человека, который разрушил тебе всю жизнь?

— Кайфого. Я ей готовил, кормил с ложечки, помогал сходить в туалет, мыл.

— Чего? — спросили возмущённо все.

— Да-да-да, я знаю. Звучит как дикость. Но я действительно пару раз её мыл. И да, полностью. Мы смотрели фильмы, валяясь вдвоём на кровати, много разговаривали, смеялись. Я носил её на руках.

— И тут всё завертелось, да? — спросила Настя.

— Не совсем. Я не собирался быть с ней более, чем неделю. Да, я любил её, но не доверял ей. Поэтому после окончания работы я собирался просто взять и исчезнуть из её жизни также стремительно, как и появился. А в эту рабочую неделю я решил получать максимальное наслаждение, вот и всё. Я отвёл Машу в больницу, ей сняли гипс, а её мама предложила в честь этого вместе пообедать. Я согласился. Мы посидели, а потом мама Маши отвела её в сторону и о чём-то недолго поговорила с ней, а после сказала что нужно срочно на работу и ушла. Мы остались вдвоём.

— И вот тут всё завертелось? Она ловко скинула с себя одежду и увлекла тебя за собой на кровать? — спросил Влад.

— Нет. Тебе вообще лишь бы только об этом и думать, пошляк. Нет, тогда она рассказала мне всю правду. Правду о своём предательстве. Она не изменила мне, и не ревновала меня к тебе, Настя. Она любила меня. Любила нас.

— Тогда почему она так поступила? — спросила Нина.

— Она испугалась за меня. Все ведь в курсе, что я нарушил закон? Что Маша потеряла девственность раньше 16 лет через связь со мной, совершеннолетним? А кто её отец?

— Вот блин, — обречённо вздохнул Костя.

— Да. Блин. Её батя узнал о нашей связи. Силой, нажимом, уговорами и прочими ментовскими штучками он заставил её расколоться. Конечно же он этого не стерпел и стал называть меня педофилом, маньяком, извращенцем. И всё это он говорил своей дочке. Говорил ей, чтобы она бросила меня, такого плохого человека. Но она не верила ему. Потому что любила меня. Тогда он пошёл ко мне с угрозами. Не подействовало. Я знал, что совершил, и знал, как из этого можно выпутаться. Но перспектива нашей с Машей женитьбы её папаше явно не улыбалась. Тогда он сошёл на кривую дорожку и стал шантажировать свою дочь. Он тыкал ей в лицо уголовный кодекс и статью про растление. Так что он поставил свою дочь перед выбором: либо её любимый сядет в тюрьму, либо она бросит своего любимого.

— Чёрт, но ведь возможная свадьба… Неужели она была не согласна?! — возмущённо спросил Серёжа.

— Она не знала. Разумеется, он ей это не сказал. Забыл сказать и я. Вернее не успел. Я собирался, но она опередила меня. Если бы разговор начал я, то ничего бы не было. Я сказал бы, что нам её отец и тюрьма не страшны, что если он не отстанет, то мы поженимся. Но первой заговорила тогда она. И разбила нам сердце и жизнь.

— Погоди, но ведь её мама вроде бы адвокат, разве нет? — спросил Миша.

— Да, адвокат. И я ей нравился. Но она думала, что у нас обычная первая любовь. Что её дочь спустя месяц-другой найдёт другого и будет спокойно жить дальше. А видеть свою дочь в фате в 15 лет она не хотела. Так что молча согласилась с бывшим мужем. И весь этот бред про Настю, Диму, парня, с которым она якобы встречалась, придумал её батя.

— Блин, но неужели было сложно загуглить статью и прочитать все примечания? — спросила Нина.

— Ник, а ты думаешь ей было до статей? Я был для неё вторым человеком в жизни, а теперь такое. Родители ставят тебя перед выбором: тюрьма или разрыв. А родители такие, которые ещё и разбираются в законах. Она им верила.

— Блять. Какой же это пиздец! — закричал Влад.

— Да, точнее и не скажешь. Она страдала от разрыва не меньше моего. Ей было очень плохо. Помните меня? Так вот, представьте теперь её, учитывая то, что она ещё девочка. Я хотя бы думал, что только мне хреново. А она знала, что хреново и ей, и мне, и что она сделала мне больно. Да, больно. Больно. Конечно я её простил, и я и она снова стали «мы». Нам было хорошо. Но она не знала ничего обо мне. Ничего.

— То есть она не знала, что ты… — сказала Настя.

— Нет. Но её мама знала. И считала себя виноватой в этом. Отсюда и платный психолог, хотя я думал, что он бесплатный. Всё по блату, — сказал я и усмехнулся. — Да, нам было хорошо, но вышло так, что я всё рассказал. Не было смысла утаивать правду. Рассказал о себе. О Рине.

— Ох, она, наверное, вся совсем поникла? — спросила Юля.

— Не то слово. Я считал себя виновным в гибели Рины два года, а тут ещё и такое. Что парень, которого ты любила всю жизнь полез из-за тебя в петлю. Я как мог, утешал её, говорил, что она ни в чём не виновата. Что я всегда буду с ней, что буду помогать ей, чтобы ни случилось.

— А она? — тихо спросил Миша.

— Мы не встречались три дня. Я постоянно писал ей, что я с ней. Спрашивал, как у неё дела. Звал на встречу, но она не соглашалась. Но позавчера согласилась. Мы встретились, и поговорили. Она страдала, я видел это. Пытался её развеселить, растормошить, но всё без толку. Мы пришли к месту нашей встречи, и тогда она мне сказала, что нам нужно расстаться. Перестать видеться. Что она любит меня, но что она причинила мне слишком много боли, и боится причинить ещё. Поцеловала меня, и в слезах убежала прочь. Я же просто не понимал, что происходит, и так и стоял как вкопанный. Пытался позвонить — сбрасывала. Писал — оказался в чёрном списке. На этом всё, рассказ окончен.

— Мда, ну и история конечно, — сказал Влад.

— Жесть у тебя, а не жизнь — сказала Нина.

— Да, ситуация конечно очень сложная, я даже не знаю, что тебе и посоветовать делать, — сказал Миша.

— Да, с одной стороны, жизнь у тебя наладилась, ты можешь спокойно идти своей дорогой и быть счастливым. С другой стороны, кроме неё ты никого не любил по-настоящему. И вас многое связывает. Даже не знаю. Я бы, наверное, забил на неё, — сказал Костя.

— Да, слишком много она нервов тебе потрепала, — сказала Нина.

— А сколько счастья он с ней испытал? — возразила Настя.

— Так, подождите вы со своими советами, — сказал Миша. — Ваня сам всё решит. Да и мне кажется, что он пришёл не за советами. Так?

— Точно. Я просто соскучился по вас. А ещё я хотел выговориться, вот и всё.

— Хорошо, это всё понятно, но что насчёт чувств? Ты описал события, но как будто специально избегал описания своих эмоций по поводу всего произошедшего, — сказал Миша.

— Да потому что это самое сложное. Я просто не знаю. Я… — не смог договорить я, бросая взгляд из стороны в сторону, пока не искал слова. А они оказались наиболее простыми, — люблю её. Да, люблю. Очень сильно. Даже больше, чем четыре года назад, перед нашим расставанием. Я люблю её, но не знаю, нужно ли нам быть вместе.

— Боишься снова привязаться к ней? — спросила Нина.

— Нет. Я готов к тому, что потеряю её. Да и боязнь привязанности… Уклоняться от привязанностей из страха потери — всё равно что уклоняться от жизни из страха смерти. Просто я хочу того же, что и все люди — счастья. Но не только для себя, но и для Маши. И я не знаю, будет ли она счастлива со мной. Могу ли я вообще сделать кого-то счастливым?

— Так, Вань, тебя уже куда-то понесло не туда. Она ведь не раз и не два говорила тебе, что ты делаешь её счастливой, так? Так. И как мы убедились, те слова были правдивы и искренне. Но важно даже не это. Лучше ответь на другой вопрос — будешь ли ты счастлив с ней? Приносит ли она тебе счастье или же всё это только тяготит тебя?

— Да. Буду. Раньше с ней я чувствовал себя другим человеком, лучше, чем был на самом деле. Сейчас этого нет, наверное потому что я знаю кто я. Но… Не знаю даже как объяснить, как будто рядом с ней я понимаю, что живу полной жизнью. Что вот оно — моё предназначение. Она — моё предназначение. Да, понимаю, звучит глупо и идёт даже в некое противоречие с моими «стоическими» жизненными установками, но мне плевать. Да, я понимаю, что могу найти другую девушку, которую буду сильно любить и с которой буду счастлив. Но Маша… Она ведь всегда будет для меня единственной и неповторимой.

— А что за стоические установки? — спросил Костя.

— А они… — сказал я и задумался, — они разные. Чёрт, я ведь на каждую прожитую секунду становлюсь ближе к смерти, а трачу время на бесконечное сомнение. Когда всё, что нужно — просто сделать то, что я хочу. Что подарит мне блаженство на дороге жизни с тупиком в конце.

— Да, это самое главное. Вань, ты ведь помнишь, что мы тогда сказали в Новый год? Чтобы ты ни сделал, что бы ты ни выбрал, мы желаем тебе счастья и поддержим любое твоё решение. Действуй так, как считаешь нужным, — сказал Серёжа.

— Спасибо друзья, я знал и знаю, что вы у меня лучшие.

На этом меня и оставили. Мы продолжали болтать и веселиться, но мою персону оставили в покое. Я сказал всё, что хотел, а большего мне и не нужно. Только выговориться, а уж решение я приму сам. Которое и принял для себя.

***

2 сентября. Улизнул с последней пары, лишь бы успеть. Через Наталью Игоревну я узнал, когда заканчиваются занятия у Маши. И вот я здесь, на выходе из её ВУЗа. Сейчас должен был прозвенеть звонок, а значит у меня есть от силы пара минут на то, чтобы подготовиться. Заготовленная речь? Какой в ней смысл, если я половину забуду? Лучше буду говорить, как есть. Что думаю. И будь что будет. Наконец она выходит. Идёт с тремя подругами, глаза опущены и дырявят плиточную дорожку.

— Я вновь увидел тебя

И в чувствах своих не усомнился,

Все дамы меркнут на фоне твоём,

Я знаю, мы вместе по жизни пойдём, — сказал я.

— Что? — спросила Маша.

— Привет, — окликнул я её, — принцесса.

— П-привет, — робко сказала она, подняв голову, — что ты здесь делаешь? И как ты узнал, когда?

— А сама как думаешь?

— Мама помогла?

— Конечно.

— Она попросила присмотреть за мной?

— Хорош издеваться надо мной. Ты прекрасно понимаешь, почему я здесь.

— А я тебе уже всё сказала, — проговорила Маша и развернулась.

— Это я уже слышал, — сказал я и схватив её за руку повернул к себе и обнял. Первые несколько секунд она делала вид, что сопротивляется, но потом сама впилась в меня руками. — Я так понимаю в харасменте ты меня не обвинишь?

— Опять сводишь к шутке серьёзный момент? Я ведь сказала тебе, что…

— Я это уже слышал. Послушай и ты меня.

— Хорошо, — сказала Маша, тихонько отпрянув от меня.

— Скажу сразу — такого бреда я давно не слышал. Причинила мне боль? Боишься причинить ещё? Ты сама себя-то слышала?

— Вань, из-за меня…

— Нет! Не из-за тебя. Не из-за меня. Это роковое стечение обстоятельств, сколько можно говорить? И это было целых три года назад. Три года прошло, Маш! Ты не имеешь права винить себя в событиях трёхлетней давности, о которых ты и не знала, — сказал я и сделал свой голос мягче и спокойнее. — Маш, прости что повысил голос тогда, на трамвайной остановке. Я не должен был этого делать. Вроде с людьми с проблемами по жизни говорю, а когда доходит дело ди личного то всё, столь нужные слова просто вылетают из головы.

— Срок давности говоришь вышел? — спросила Маша, улыбнувшись уголками губ.

— Да! Именно! Срок давности истёк! Ты не виновна. Так решил суд. И заслуженный судья России, Рассказов Иван Евгеньевич. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Освободить подсудимую прямо в зале суда. Фух, я рад, что смог поднять тебе настроение. Раньше это делала ты. Маш, посмотри на себя. Вчера был праздник, а ты сразу после линейки пошла домой и заперлась в своей комнате. Хватит мучить себя. Хватит. Я не позволю тебе это делать с собой.

— Вань, я…

— Подожди, я не закончил. Ты любишь меня?

— Да, больше всего на свете.

— И я тебя люблю. Так объясни мне, найди хотя бы одну причину, почему мы не должны быть вместе? Хотя бы одну.

— Из-за меня ты страдал…

— Маш, — сказал я и положил руки ей на плечи, — из-за тебя я испытывал незабываемое чувство счастья. С тобой я был в раю. Ощущал себя ангелом, которого коснулась длань господня. Да, мне жаль, что всё так произошло с Риной, но если брать только то, что произошло со мной, то я ни о чём не жалею. Если бы Бог предложил мне прожить другую жизнь, просто не встретить тебя, я бы отказался. Отказался бы, чёрт возьми! Пускай будет эта депрессия, пускай будет эта петля у меня на шее, пускай будет эта психушка, пускай! Пускай всё это будет, лишь бы ты была со мной.

— Боже, Вань…

— Нет, подожди. Ты сделала мою жизнь. Ты наполнила ею красками. Боже, что я пережил благодаря тебе? Что мы пережили? Все эти дни я прокручивал у себя в голове все воспоминания, связанные с тобой. Первая встреча, поликлиника. То, как ты обняла меня на лестничной площадке, чтобы я не ушёл. Концерт, на котором ты дала слабину и расплакалась. Твой день рождения, на котором я почувствовал себя последним кретином и ублюдком. Наша фотосессия у Лахты. Твой поцелуй перед Новым годом. Наш разговор в Новый год. Вспомнил то, как ты бросилась мне на шею, когда встречала меня с поезда. Как нас поймали в торговом центре. Наше 14 февраля, мой день рождения и первый поцелуй с языком. Твой выпускной и наша песня. Дача. Я бы ни на что это не променял. Сначала ты подарила мне жизнь, теперь же делаешь её яркой и насыщенной. Кто сказал, что жизнь должна быть только из цветов тёплых тонов? Оранжевая, красная, жёлтая? Да, это приятно, но мы лишаемся другой половины — синего, фиолетового, зелёного. Мы лишаемся другой половины жизни. Ты Маша, и только ты способна заполнить этот цветовой круг полностью.

— В тебе проснулся художник?

— Ну типа. Вспомнился год в художке. Но суть не в этом. Суть в том, что мы любим друг друга. И любим так сильно, что это даже похоже на нездоровую любовь. Маш, я не телепат и не могу знать твои мысли, так что и говорю за себя, но ты заставляешь мою душу летать. И если я Икар, то не будь Солнцем. Позволь мне лететь к тебе.

— Но Рина…

— А Настя? Маш, ты спасла её. Подумай об этом. Я ведь не шутил и не льстил тебе, говоря всем о том, что я бы не стал прыгать за ней, если бы не ты. Да что там, я не стал бы даже с ней говорить, даже если бы оказался там. А оказался я там из-за тебя. Маш, ты спасла её. Ты спасла хорошего человека от смерти, помни это. И в этом ты действительно «виновна». То, что Настя сейчас жива — твоя заслуга. А то, что Дили с нами нет… В этом нет чьей-либо заслуги. Никто не виноват. Давай, скажи, что не виновата в гибели Ринаты.

— Эм, Вань…

— Давай. Я ведь не отстану.

— Хорошо. Я не виновата в смерти Ринаты, — тихо сказала Маша.

— Ещё раз. И громче.

— Я не виновата в смерти Ринаты.

— Громче!

— Я не виновата в смерти Ринаты! — закричала Маша, да так, что на нас стали оборачиваться. — Всё, доволен?

— Вполне. Но я думаю, что ты довольна ещё сильнее. А теперь скажи также громко и то, что ты спасла Настю.

— Ты шутишь?

— Ни капельки. Давай. Можешь повторить за мной, смотри. Я спас Настю! — закричал я. — Ну? Чего ждём? Давай.

— Ох, хорошо. Я спасла Настю!

— О, ну как, скажи же лучше?

— Да, лучше, — сказала Маша, приходя в себя.

— Отлично, с этим разобрались. А на чём я остановился до этого? — спросил я у Маши. Было важно, что она ответит.

— Что ты вспоминал о нас. Что не променял бы эту жизнь ни на какую другую.

— Ага, а ещё раньше?

— Что мы любим друг друга. Больше всего на свете.

— Бинго. Мы любим друг друга, и через многое прошли вместе. Через многое порознь, но при этом все равно думали друг о друге. Чёрт, тебе почти 19, а кроме меня у тебя никого не было. Мне 23, а в моей жизни была только ты одна. Мы связаны друг с другом. И знаешь что? — спросил я и полез в карман джинсов. — Вот, знакомое кольцо, верно? Ты наверняка помнишь, что на нём выгравировано.

— «Ты моё счастье. Навеки» — тихо сказала Маша.

— Именно. Навеки. Маш, я, я даже не знаю, что и дальше говорить. Неужели ты не видишь, что мы должны быть вместе? Хотя нет, знаю. «Жизнь не я, она ждать не будет». Ничего не напоминает?

— Часы…

— Да. Маш, мы ждали друг друга почти четыре года. И всё это время мы шли к этому моменту.

— Вань, если честно, то я сделала два таких кольца.

— Два? — недоумевая спросил я.

— Одно для тебя, другое для меня, — сказала Маша и бросилась обнимать меня. — Видимо я закляла наши жизни. Как иначе объяснить то, что мы счастливы только тогда, когда вместе?

— Маш, объяснение простое, — сказал я, гладя девушку по макушке, — мы любим друг друга. Вспомни, как мы заражали всех прохожих своим счастьем, своей радостью и любовью. Мы — настоящий реактор любви. И пока мы вместе, мы будем счастливы. Всегда. Навеки. А что ещё нужно человеку, как не вечное счастье?

— Ваня, как же я…, — дрожащим голосом говорила Маша. Она плачет.

— Я знаю. Знаю. Я тоже, — сказал я и своим объятиями закрыл все возможности возражения. — И хватит уже плакать, всю футболку мне испортишь.

— Хорош меня подкалывать, — беззлобно сказала Маша.

— Эй, это моя фраза. Хотя ладно, тебе можно. Давай, нужно привести тебя в порядок, — сказал я, нежно смахивая слёзы с её лица.

— А чего ждёшь ты?

— Радостную и счастливую тебя. Жду нас.

— Ах, ты вспомнил, — радостно охнула девушка.

— Конечно. Твой день рождения. Ну что, может погуляем?

— Вань, мы ведь теперь навеки.

— Я сделаю всё возможное, чтобы это было так. Чтобы мы были навеки вместе.

— Большего мне и не нужно, — сказала Маша и поцеловала меня. — И Вань, можно я сегодня побуду с подружками?

— Конечно. Я тебя понимаю. Всё хорошо, у нас ведь ещё всё время мира впереди.

— Точно. Ну ладно, пока.

— Неправильно говоришь, — сказал я и поймал вопрошающий взгляд Маши, однако спустя мгновение она засияла нежной улыбкой.

— До встречи, мой рыцарь, — сказала Маша и мы вновь поцеловались.

— До встречи, моя принцесса. До встречи, моя принцесса, — сказал я уже куда-то вдаль ушедшей девушке. — До встречи.

Вот и всё. Что я сделал? Я выбрал жизнь. Выбрал борьбу за своё счастье, вместо того, что плыть по течению. Ведь всё, что я вспоминал, напоминало мне об одном: я не боролся за своё счастье. Я просто принимал это. Принимал это как должное. Считал, что это мне награда за все мои прошлые неудачи и поражения. Но судьбы нет. Люди сами творят её. Ведь если подумать, то наше счастье — целиком и полностью заслуга Маши. Кто обнял меня, чтобы я не ушёл? Кто вытащил мой бейдж, чтобы встретится ещё раз? Кто был инициатором первых встреч? Кто позвал меня на день рождения? Кто первым поцеловал? Кто первый из нас признался в чувствах? Кто предложил превратить выпускной в праздник нашей любви? Кто захотел приехать ко мне домой и познакомиться с родителями? Это всё Маша. Я же был просто доволен жизнью. Счастлив. Тогда я принимал это как данность. Что счастье оно именно такое. Оно приходит, и оно постоянно с тобой. Но это не так. За своё счастье нужно бороться. Я понял это слишком поздно. Если бы я тогда не поверил в этот откровенный бред от Маши, если бы я сказал, что готов взять её в жёны. Но я этого не сделал. Потому что трусил. Да, я был трусом. Мне бы мужества набраться у той 15-тилетней девочки. Но я изменился, честно. Теперь всё будет по-другому. Теперь я знаю хрупкость человеческой жизни и самой крепкой и нерушимой любви. Теперь я буду хранить и беречь это. Ну а что же до меня… Ха, даже не могу поверить, что всё это произошло со мной. Ведь ещё пять лет я полностью смирился со своей ничтожностью и бесперспективностью будущей жизни. А потом одна девочка подвернула ногу… А я в неё влюбился. В одночасье. Так что же это получается, для счастливой жизни и одной любви достаточно? Вряд ли. Здоровье, необходимый для жизни финансовый капитал, и прочее также важно. Но любовь… Она нас окружает повсюду. Родительская любовь, любовь между мной и Машей, любовь старушки к уличной бездомной кошке, которую та подкармливает на свою пенсию. Она повсюду. И самая главная ошибка человека — сознательный отказ от неё. Чем я и занимался в старшей школе и до Маши. Вот за что я тебе благодарен, моя принцесса. Что указала на мои ошибки, и помогла исправить их. Помогла открыть сердце людям. Помогла увидеть мир таким, какой он есть. Я знаю, что он неидеален, что в нём полно зла и жестокости, но и как же много в нём тепла и любви.

Так о чём я думал до этого? Ах да, о здоровье и деньгах, конечно же. Здесь штука в том, что они не в полном нашем контроле. Мы можем заниматься оздоровительным спортом, соблюдать диеты, быть на постоянном контроле у всех врачей, но никто не застрахован от хронических болезней. Или банально человек может зимой поскользнуться и упасть головой на бордюр. Ой. Стоит ли говорить, что потраченные усилия в профессиональном плане далеко не всегда окупаются? Ты можешь быть хоть трижды лучшим работником, но начальник повысит не тебя. А любовь… Истинная любовь даже взаимности не просит, чего уж там ещё говорить! И если ты один, если всю жизнь на протяжении десятилетий тебя преследует лишь неразделённая любовь, не нужно закрываться в тоске. Не жди, когда любовь придёт к тебе, но сам её отдавай. Родным, друзьям, да братьям нашим меньшим. Всему миру. Ведь ты полон ею. Отдавай и не надейся на ответ. Не жди его, и тогда он точно придёт. Так что да, для меня, для счастливой жизни и одной любви достаточно.

— Как всё прошло? — написала мне Наталья Игоревна и вывела меня тем самым из размышлений.

— Готовьтесь называть меня сыном, — написал я, добавив смайлик-скобку.

Эпилог

Так мы и зажили. Вместе. Вышло так, что пришлось знакомить Машу с друзьями заново. На Новый год в Санкт-Петербург приехали мои родители, и познакомились с Натальей Игоревной. Хотя да, когда я сказал, что вновь встречаюсь с Машей, они были очень скептически настроены. Но стоило им узнать всю правду, как сдержанный гнев сменился на милость. Время шло, и мы с Машей стали частыми гостями свадеб. Сначала у Миши с Ксюшей, а после и у Нины с Вовой. Ну и как же без бросков свадебных букетов? На свадьбе Миши цветы поймала одна из его подруг по учёбе. А как тянулась к букету Маша! Все гости позже посмеялись над её энтузиазмом, но цветы всё-таки перелетели её. Пока все поздравляли девушку с цветами, ко мне подошёл Вова:

— Ох, ну ты и влип, — сказал он.

— С чего это ты? — спросил я.

— Да я тут на днях собираюсь сделать Нине предложение.

— Правда? Вот здорово! Вы ведь уже долго вместе. Ну давай, кольцо-то готово?

— Кольцо-то готово. Но вот мне кажется есть кое-какая загвоздка.

— Что? — спросил я и слегка побледнел. — Ты думаешь Нина откажется?

— Не, я не про это. Ты свою видел сейчас? Для неё ведь летящий букет все равно что красная тряпка для быка. А Нина ещё и баскетболом в своё время увлекалась.

— Так ты боишься насчёт того, что Маша поймает букет на вашей свадьбе?

— И не без помощи Нины, прошу заметить.

— Я не боюсь. Напротив. Почему бы и нет?

— Да я знаю, что ты не из тех парней, которые панически боятся свадьбы. Для тебя не существует такого понятия как «нагуляться до свадьбы». Что же, значит, когда будет готовиться к свадьбе, я сообщу Нине, чтобы она кидала в зону, где будет располагаться Маша. Трёхочковый! — сказал Вова и ушёл. Мне же осталось лишь ухмыльнуться.

Собственно говоря, спустя почти пару месяцев я оказался на ещё одной свадьбе. Торжественная часть закончилась и вновь бросок букета. Все незамужние девушки скучковались и приготовились ловить цветы. Нина прошла рядом и внимательно осмотрела девушек. Было ощущение, что она мафия и выбирает жертву. Наконец она отошла от девушек и повернулась к ним спиной. В это мгновение на моё плечо опустилась чья-то рука:

— Смотри. Она репетировала этот бросок всю последнюю неделю, — сказал стоявший позади Вова.

Нина ещё раз повернула голову назад, чтобы осмотреться, и вновь отвернувшись бросила букет назад. Маша стояла в первом ряду. Букет полетел по идеальной траектории. Точно в зону. У соперниц не было шанса. Как бы они не тянулись, им было не дотянуться до букета. А моей принцессе нужно было лишь подставить руки. Идеальная подача! Маша сначала не поверила, но тут же её стали поздравлять, и в первую очередь Нина. Они о чём-то шептались, после чего устремили взгляды на нас с Вовой. Нина подмигнула не то мне, не то Вове, а Маше просто светилась вся от счастья. И вновь этот пронизывающий насквозь взгляд, полный надежды. А что я? Всего лишь улыбнулся и легко кивнул.

Однако я решил взять небольшой перерыв. И так получится три свадьбы за год, зачем время сокращать вдвое? Да и защита диплома была на носу. Ну а позже мне пришла в голову гениальная идея: сделать Маше предложение в день нашего знакомства. И в кои-то веки всё пошло по плану: я успешно закончил магистратуру и значился юристом. Дав летний отдых, Наталья Игоревна устроила меня своим помощником. Свидание с Машей на годовщину знакомства. Предложение, сделанное аккурат на месте нашей первой встречи. Слёзы счастья от любимой девушки, радостное и громкое «Да!», и миг любви, которая не поддаётся описанию.

***

Как же хорошо нежиться в постели в воскресное утро! Но вдруг в прихожей послушался характерный звук открывающейся двери. И тут я вскочил с кровати как ошпаренный, бросаясь в прихожую. Там меня встречала девушка 25 лет и мальчик 5 лет.

— Доброе утро, милый. Как спалось? — мягко и нежно спросила девушка.

— Доброе утро, пап, — сказал мальчик.

— Доброе утро Маш, доброе утро Миша, — сказал я. — Ну, не томи Маш!

— Подожди, сейчас всё скажу. А пока не мог бы ты…

— Да, конечно, сейчас, — сказал я и подскочил к Маше, помогая ей снять лёгкую осеннюю куртку.

— Миш, поставишь чайник? — сказала мояпринцесса, и мальчуган, не произнеся ни слова отправился на кухню.

— Ну? — спросил я.

— Подожди, за столом. Тебе ещё и умыться надо.

— Ааа, за что ты так надо мной издеваешься?! — наигранно взмолился я.

— А это за то, что только под утро вернулся с работы и сегодня не пошёл со мной.

— Ну Маш, сейчас я просто работаю над очень важным делом, ты же знаешь.

— Знаю милый, поэтому я и не сержусь, а всего лишь издеваюсь над тобой.

— Ухх, какая ты бака всё-таки.

— Иди умывайся, «бака».

Я пошёл в ванную, и весь горел от нетерпения. Как будто жду подарка от Деда Мороза. Сердце готово вырваться наружу, меня всего трясёт от ожидания. Наконец я заканчиваю свой утренний марафет, а в зеркале… А в зеркале на меня смотрит счастливый и довольный жизнью человек, улыбка которого разглаживает возможные морщины. А что, даже не дашь мне четвёртый десяток. Ну что же, надо бежать наконец к своей Маше.

— И всё-таки ты красавчик, — сказал я зеркалу и подмигнул отражению.

И выскакиваю на кухню. На столе уже находятся три чашки кофе.

— Маш, ну, пожалуйста, пощади меня, скажи, — вновь взмолился я.

— Сказать чего? — спросил Мишаня.

— Сказать то, что у тебя скоро будет сестрёнка, Мишаня, — сказала Маша.

— Что? Сестрёнка? — изумился мальчик.

— Девочка. Девочка! У меня будет дочка! — вскричал я и бросился обнимать. Кого? Да всех. И сына, и Машу.

— Да, у нас будет девочка, — сказала Маша и мы поцеловались.

Я встал на колени и приложил ухо к животику маши. Показалось, что моя доченька пнула ножкой. Тогда я повернулся лицом к животику и поцеловал его.

— Я люблю тебя, Рината, — сказал я шёпотом. Я поднял голову и увидел улыбку Маши, которая мне кивнула. — Я люблю тебя, Рината.

— Рината? Вы так решили назвать её? — спросил Мишаня.

— Да, — ответила Маша.

— Вы уже давно решили?

— Только что. Мы не говорили друг другу, но оба знали, как назовём девочку, — сказал я.

— Да, как же всё-таки нам, ну и вам в первую очередь повезло, — задумчиво сказал сынок. — Случайная встреча, и вот сейчас вместе. И живём хорошо, обеспечено. Очень повезло конечно.

— Нет сынок, нам не повезло, — сказала Маша.

— Мы заплатили за это счастье, — продолжил я.

Каждая история имеет своё начало, синопсис, развязку. Верно здесь только то, что я автор. Но это не история. Это жизнь. Моя жизнь. И она в самом расцвете.

Примечания

1

Песня группы Slipknot — «People = shit»

(обратно)

2

Сеть ресторанов быстрого питания.

(обратно)

3

Песни группы Nickelback

(обратно)

4

Тактические модели игры в футбол

(обратно)

5

Книга Адольфа Гитлера. Продолжение «Моей борьбы». Признана экстремистской на территории РФ.

(обратно)

6

Роман Ирвина Уэлша

(обратно)

7

Самовнушённая галлюцинация, взаимодействующая с некоторыми или со всеми чувствами человека.

(обратно)

8

Популярная настольная игра.

(обратно)

9

Песня Roxette — «Listen to your heart»

(обратно)

10

Песня группы Combichrist — «Satans propaganda»

(обратно)

11

Мессенджер Telegram

(обратно)

12

Одна из главных героинь цикла произведений и игр про Ведьмака

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Пробуждение

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть 2. Жизнь…

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Часть 3. … И смерть

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

Часть 4. Воскрешение

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Эпилог

*** Примечания ***