Амулет (СИ) [TolstyjRyzh] (fb2) читать онлайн

====== Часть 1- Разными дорогами ======

Комментарий к Часть 1- Разными дорогами В произведении используются цитаты из песен различных авторов, как правило, название произведения и имя автора приведени внизу цитаты.

Кубки недопитые. Струны под рукой.

Звонкими копытами за ночной рекой.

Песни не исправлены, дни не сочтены.

Перепутье травами свило сны.

Канцлер Ги, “Разными дорогами”

Исчезло солнце и выползшая луна обливала лес расплавленным серебром. Безветрие придавало чаще особое очарование – не двигались листья, не шумели кроны. Казалось, природа затихла перед какой-то страшной бурей. Уж слишком неестественной была такая всеобъемлющая тишина.

Он прислонился спиной к дереву. Страшно болели все мышцы, голова горела и кружилась, очень хотелось пить. Нет, не пить. Хотелось выпить, нализаться, до поросячьего визга и танцев на столе. До забвения. До синих чертей. До невозможности.

Ибо невозможно было забыть, как и невозможно было помнить. Нельзя было сейчас шевелиться. И сидеть спокойно он тоже уже не мог. Какая-то жажда деятельности овладела им, словно каждая мышца и каждая жила дрожали от нетерпения.

Он хорошо знал эту дрожь, и без этого утомленного тела, подстёгиваемого – чем? Долгом? Нуждой? Телесной немощью?

Он хорошо знал, что нужно сделать сейчас и страшился этого.

Есть вещи уродливее смерти, в сотый раз повторил он себе. А есть и те, что краше жизни.

Так будет лучше для всех.

Он сжал в руке эту проклятую мелкую вещицу, нащупав ее острые грани, ощутив странный, неестественный холод и тяжесть, почти непристойное удовольствие обладания этим…

Сжал крепко. И сделал, что должно.

- “В этом году весна выдалась просто на удивление красивой. Распустились даже те цветы, которые уж много лет как не цвели в этой местности.

Солнце грело мягко и ласково, избегая чрезмерного зноя, дожди были обильны, но не слишком продолжительны. Птицы – и те пели как-то очень уж слаженно, словно задавшись целью создать великолепный хор, на зависть людям” – ну и пошлость, черт побери! Какой слащавый идиот это написал? Право слово. Мабель, чье это творчество ты изволишь читать? – пожилой господин с недоумением обернулся к своей собеседнице, едущей рядом с ним на смирной серой лошадке.

- Но отец! Это же история о прекрасной Иможине и храбром рыцаре Достарбарусе Свирепом! Это сборник баллад, каждая сама по себе поучительна и достойна внимания. И потом, посмотри вокруг. Как красиво! – с детским восторгом воскликнула совсем ещё юная дама.

С первого же взгляда можно было узнать в них отца и дочь – сходство прямо-таки бросалось в глаза. Девушка была из тех, кого трудно назвать “писаной красавицей”, но про кого говорят в современном обществе “чертовски мила”. На вид ей можно было дать лет шестнадцать – семнадцать. Высокий лоб, длинные светлые волосы, завитые и убранные под белую ткань, серые глаза. Стройная, хоть и не слишком высокая – не более пяти футов роста, девушка была богато, хоть и по дорожному, одета.

Ее спутником был человек старше пятидесяти лет, одетый как типичный представитель богатой саксонской фамилии, крепкий, немного начинающий полнеть, но вполне бодрый и готовый к трудностям.

Оба ехали на дорожных лошадях, по бокам же от них передвигались их слуги. В целом, отряд был весьма неплохо вооружен, хотя и ясно было, что это не профессиональные военные, а просто крупный землевладелец с дочерью, возвращаются из дальней поездки.

- Мабель, дорогая, я не уверен,что тебе стоит ехать сейчас верхом. Не хочешь ли ты сесть в носилки?

- Нет, отец, благодарю, но я так люблю чувствовать на своем лице свежий воздух! Смотреть по сторонам и дышать полной грудью. Отец, я так редко выхожу из нашего поместья!

- Ладно уж, тыковка, как захочешь. Просто местность здесь опасная, не зря говорят, что в окрестных лесах пошаливают разбойники. Такая юная девушка, как ты, сама может показаться им достойной добычей.

- Ну что ты, отец, ты слишком мрачен. Гляди, как играет солнце на краю облаков! Как весело чирикают птички!

Пожилой господин только рукой махнул. Уж если дочери опять взбрело в голову твердить о птичках, мышках, ёжиках и прочих лесных тварях – ее не остановить.

- Да вот как раз птицы что-то нынче раскричались, хозяин – старый слуга не упускал ни слова из разговора своих господ.

- О Господи, и этот туда же. Да, Вальдинг, ты прав. Мабель, я боюсь, что твоя романтика на сегодня окончена. Живо в носилки, возьми с собой Бланш, закройте все занавеси и ни звука! Рогар, Вальтер, держите арбалеты наготове. Чтоб меня черти живьём в ад уволокли, если вон за той опушкой нас не поджидает теплая компания!

- Хозяин, а может, попробуем вернуться? – на правах старого слуги, которому позволено больше,чем остальным домочадцам, заикнулся было Вальдинг.

- Вряд ли, старый пёс – Томас из Рокингема, а именно так звали пожилого землевладельца, слишком хорошо помнил те времена, когда он крепко держал в руках арбалет и длинный кинжал, защищая свое поместье от нападений местной шушеры, вконец озверевшей от жестокого налогообложения.

- Мне показалось, будто за кустами я увидал случайно промельк стали. Боюсь, что нас успели окружить. И не пришлось бы голову сложить.

- Мабель, это все твои дурацкие стихи. Какой нормальный человек будет так по-идиотски разговаривать?

- Отец, ну вы же сами говорите стихами! А ещё твердили мне,что это только в сказках возможно. Может, это место проклято? – высунувшаяся из носилок девушка поёжилась.

- Дочь моя! Не отвлекай своего отца от наблюдения за дорогой, иначе он проклянет это место своим страшным проклятием, сугубо и трегубо.

Девушка скорчила гримаску, но промолчала.

Дома ее, рано лишившуюся матери, как правило, баловали слуги и няньки, но отец был строг, и уж если приказывал, ожидал от дочери незамедлительной реакции.

Добравшись до вышеупомянутой опушки, Томас и его старый слуга с удивлением увидели группу людей, совершенно не похожих на разбойников.

На поваленном дереве сидела девушка, точнее, молодая женщина, одетая в черный дорожный плащ с нашитым на нем белым крестом. Под плащём виднелось простое дорожное платье, из грубой коричневой материи. Темные волосы были собраны, карие глаза мрачно глядели на новоприбывших. Рядом с ней сидел мужчина, облаченный в полный дорожный доспех. Кольчужный капюшон его был снят, шлем и вовсе валялся рядом с импровизированным сиденьем.

Мужчина сидел в странной позе – склонившись, он держался за голову, как будто страдая от сильной боли в висках. Женщина обтирала ему лицо влажной тряпицей, а тот приглушённо постанывал.

Прямо на земле расположился ещё один молодой человек, одетый в причудливую, слишком яркую одежду. Он держал в руках великолепную лютню, монотонно наигрывая на ней какой-то тоскливый мотивчик, и кажется, вовсе не обращал внимания на страдания своего господина. Неподалеку, расседланные, паслись три коня, один из которых выделялся своей статью.

Увидев новоприбывших, женщина осторожно встала, чтоб не потревожить молодого рыцаря, и протянула руки, как бы прося о помощи.

- Милостивые государи, заклинаю вас, умоляю, не откажите в помощи моему спутнику! – голос её был чуть хрипловат, как у человека, долго лишённого воды.

- Что с ним произошло, добрая девушка? – невольно смягчившись спросил хозяин Рокингема.

- Увы, господин, мой добрый друг, благородный сэр Осберт ле Дюк из Йорка, внезапно захворал. В бытность его в Палестине, во время сражения за гроб Господень, сэр Осберт получил сильный удар крестовиной меча по голове. Хоть он и поправился и с честью сражался вместе с королем Ричардом, порой у него возникают приступы страшной головной боли. Вот и сейчас, мы едва добрались до этого благословенного местечка, как сэр Осберт не смог больше ехать верхом. Заклинаю вас, есть есть в вашей душе хоть капля жалости, помогите нам добраться до аббатства святого Витольда. Это всего двадцать миль отсюда к западу.

Любезная девица, но ведь ты понимаешь, что….

В этот самый момент юная Мабель, изнывая от вполне обоснованного любопытства, выбралась-таки из своих носилок и стояла позади отца, всем видом изображая жалость к рыцарю. Тот, кстати, не выказывал никакого внимания происходящему. Он совсем согнулся, сполз со ствола дерева и сейчас лежал на мягкой траве.

Третий мужчина вдруг негромко, но чисто пропел, аккомпанируя себе на лютне.

- Моя трагедия комедий балаганных смешней,

И потому безумно мне дорога. Я научился находить себе прекрасных друзей,

Но не могу найти по силам врага!

(Канцлер Ги, “Единственный враг,”)

Томас и его челядинцы остолбенели в ответ на это внезапное проявление искусства.

- Отец! – укоризненно вмешалась в беседу Мабель, не глядя на сурового родителя, казавшегося очень недовольным поведением дочери.

- Отец, прошу тебя, позволь этому рыцарю занять мое место в носилках. Он так болен, а его спутники совершенно беззащитны. И они очень вежливо просят нас о помощи.

- Ага, и весьма необычным способом, – уточнил её отец – сударыня, – обратился он к девушке, – а кто ваш спутник, который столь любезно, хоть и совершенно бесполезно, услаждает наш слух ? Его слуга или шут? И где, черт побери, его оруженосец?

- Простите, милостивый господин ...- девушка остановилась, видимо вспомнив, что и сама не представилась, и имени собеседника не знает.

- Томас из Рокингема, сударыня – тут же подсказал ей Вальдинг .

- Господин Томас, это Хамон, бывший придворный шут его величества Ричарда Плантагенета. Он был когда-то оруженосцем сэра Осберта, но с тех пор предпочел нелегкую долю придворного….шута. – на последнем слове девушка явно запнулась, как бы не решившись продолжать.

- Это в высшей степени странно, милая девушка.

- Что, сударь?

- Все то, что вы мне сейчас рассказали. Молодая женщина, путешествующая в компании из больного рыцаря и спятившего оруженосца.

- О нет, что вы – женщина весело рассмеялась, показав белые зубы. Простите его, добрый господин. Хамон вовсе не сумасшедший, хоть и ведёт себя порой необычно. Просто он всегда любил шутки и розыгрыши. Когда-то, ещё в Палестине, он подшутил над самим монархом, возможно, слишком зло. С тех пор Хамон добровольно принял обет всегда говорить цитатами из песен, и по возможности, петь. У него обширнейший репертуар, он знает саксонские, норманнские, арабские, еврейские, испанские, и много других баллад, лэ, виреле и прочее. Он может прекрасно развлечь вас и ваших спутников в дороге.

Почтенный землевладелец был несколько ошеломлён такими радужными перспективами.

- Нет, сударыня, я бы лучше попросил достойного Хамона (это точно не прозвище? Оно смахивает на название ветчины!) помолчать, насколько это возможно, раз уж он только поёт. В этих лесах частенько водится зверьё покрупнее волков, и коль уж об этом зашла речь, покрупнее людей. Говорят, – он практически перешёл на шёпот, – что люди в этих местах пропадали, и после них не находили даже костей, кои любой зверь обглодал бы на месте, не слишком напрягаясь, дабы утащить их с собой.

- Но сударыня, вы так и не изволили назвать нам ваше имя.

- Простите, сударь, представилась она. Меня зовут Доминика, я послушница в монастыре святой Ирменгильды, подле обители блаженного Кондратия. Может, слышали, это недалеко от Йорка.

- Слышали, конечно. Но девица, – прогудел Томас, – на тебе плащ ордена Госпитальеров. Как попала к тебе их одежда? Или ты украла её? – он нахмурил брови, что смотрелось не страшно, а, скорее, комично.

Томас из Рокингема был добрым человеком. К тому же, он свято чтил древнюю заповедь здешних мест – на тракте в помощи отказу быть не может, ибо и тебе когда-нибудь понадобится подмога.

Поэтому он, хотя и с недоверием, принял решение оказать содействие путникам.

Он подал знак слугам и те аккуратно отодвинули Хамона, подняли все ещё безучастного ко всему сэр Осберта и положили его в крытые носилки Мабель. Та пересела на свою смирную рыжую лошадку, а Доминике дали гнедую, из запасных лошадей. Хамон, вежливо поклонившись, сел на одного из коней слуг, не расставаясь с лютней.

- Видите ли, достопочтенный господин, – продолжала Доминика, – я не так давно вернулась из Палестины, куда ездила вместе с рыцарями ордена Святого Иоанна, в статусе послушницы.

- Как, сударыня! – с непритворным изумлением вскричала Мабель, ехавшая рядом с девушкой, – разве женщины достойны того, чтоб вместе с благородными рыцарями освобождать священный Гроб Господень? Ах, как это интересно!!! Расскажите,пожалуйста, побольше о Палестине. Я умираю от любопытства!!!

- Мабель!!! – отец девушки был возмущен её восторгом, – Сию же минуту изволь отъехать подальше от этой странной женщины. Не думаете ли вы, сударыня, – с упрёком обратился он к Доминике, – что мы поверим вашим россказням? Женщине не место на поле боя, как и вообще на Святой Земле! Не лгите мне, иначе мы остановимся и оставим вас, этого ненормального оруженосца, притворяющегося шутом и этого полудохлого рыцаря возле ближайшей же просеки!

Уверяю вас, господин – его вспышка гнева как будто и не смутила девушку, – у меня и мысли не было лгать вам и вашей прелестной дочери. Я и впрямь была послушницей ордена Святого Иоанна в Иерусалиме. Там я провела три года, леча раненных и больных и исцеляя страждущих. Потом командор нашего ордена приказал мне вернуться в Англию с другими сестрами, ибо пребывание на святой земле дурно сказалось на многих из нас, – на этой фразе Мабель недоуменно нахмурилаись, зато ее отец и слуга вполне понимающе переглянулись.

- Вернувшись, я переехала в монастырь святой блаженной Инмергильды, где и готовлюсь принять постриг. Сейчас мы с сэром Осбертом и его оруженосцем возвращаемся с турнира в Дейлингеме. Полагаю, что и вы едете оттуда же, ведь так?

Томас нахмурился, явно что-то припоминая, а его порывистая дочь, и не пытаясь скрыть свой восторг, всплеснула руками и воскликнула:

- Так ведь это же сэр Осберт был одним из рыцарей в группе славного сэра… ах, как же его зовут, такой высокий, с красными перьями на шлеме, ну да, сэра Ансельма Миллингэмского. Ведь это же сэр Осберт с таким пылом прорубал себе дорогу сквозь враждебный ему строй на второй день турнира, в общей схватке? Он ведь спасал самого сэра Ансельма, не правда ли?

- Так и есть, – ответила Доминика, слегка покраснев, – но сейчас, к моему большому сожалению, чрезмерное напряжение последних дней слишком дорого ему обошлось.

- Госпожа Доминика, пожалуйста, заклинаю вас, расскажите, расскажите нам все о Палестине – как вы туда попали, и что там делали, и… – Мабель очаровательно покраснела и кокетливо прикрыла губы руками, – и о сэре Осберте. Ну отец, это же так интересно, это же как древняя легенда – дева – воительница, прекрасный рыцарь!!

Послушница едва подавила смешок. Право слово, она даже в свои четырнадцать, кои минули уж десять лет как, не была столь наивной.

Отец девушки напротив, нахмурился, хоть и промолчал.

- Видите ли, сударыня – начала молодая женщина, – Палестина очень далека от той красивой картинки, которая представляется вам, когда вы думаете о ней. Там жарко и пыльно, полчища скверных насекомых, да и местные жители далеки от галантности нашей аристократии. Там убивают и ранят за вопросы чести, которые так же нелепы, как и единорог, запряженный в повозку маркитантки. Иерусалим прекрасен снаружи, как яркая картинка, но его узкие и кривые улочки полны грязи и нищих. Сарацины ревностно охраняют свои святыни, да и защитники Гроба Господня ни в чем им не уступают. Это включая их глубокую, в чем-то даже наивную жестокость к любым иноверцам,. – она чуть перевела дух и продолжала.

Вы заблуждаетесь, Мабель, если вы думаете, что женщина может в таких условиях быть кем-то, кроме как целителем, скромной женой, почти не покидающей своего дома (и никогда – с открытым лицом) или…- она запнулась на мгновение, – дамой, с лёгкостью угождающей любой мужской прихоти.

Едущий рядом и внимательно слушающий эту беседу слуга коротко и зло всхохотнул.

- Но вы же… вы ведь – от смущения Мабель сложно было продолжать.

Я – целитель – невозмутимо откликнулась Доминика. – Орден рыцарей святого Иоанна с любезностью дал мне всякую защиту. О да, там было широкое поле для исследований! Отрубленные конечности, вспоротые животы, малярия и лихорадка, кровавый понос и черная смерть – там было много и разнообразно, – лицо слушающей девушки затуманилось, а его цвет наводил на мысли о придорожных кустах.

- Но кроме этого, – казалось, послушница не заметила отвращения собеседницы, – там было огромное количество новыхй лечебных трав, различных веществ, применяемых в медицине. А сколько умных голов и гениальных идей рождались там, привлеченные боевыми надобностями! К примеру, использование горечавки, амаранта, полыни! А сколь полезно оказалось применение трепанации черепа при различных тяжких травмах! – воодушевление женщины, казалось, передается окружающим.

Глаза молодой женщины горели и неприкрытое увлечение темой разговора делало её лицо одухотворённым. Собеседники, однако, слабо разделяли её восторги.

- Простите, любезная Доминика, а что такое “треперация”? – с недоумением спросил Томас.

- О, прошу прощения, я невольно излишне увлеклась и использовала “заумные слова”, как говорил мой наставник, блаженный Фома Кондратьевский. Трепанация – это, грубо говоря, высверливание небольшой дырочки в человеческом черепе, дабы выпустить ненужную жидкость и дать телу передышку от…

- От бессилия и от дури не излечит даже мертвый нефелим! (Канцлер Ги, “Нефелим”) – со злорадством перебил ее в своей необычной манере шут-оруженосец, который, как выяснилось, держался совсем неподалеку и слышал весь разговор.

- Госпожа,- обратился он к послушнице, – сэр Осберт изволил прийти в себя и просит вас подъехать к носилкам.

Прошу прощения, – от окружающих не укрылось лёгкое смущение молодой женщины, и румянец, так не вовремя появившийся на ее щеках, не мог бы яснее показать ее отношения к больному.

Тем временем, оруженосец, пока что манкирующий своими служебными обязанностями, извлёк из чехла лютню и негромко запел:

- Во мне безмолвие ума, и эти голоса – единственный на свете яд

Что даст мне силы разгадать, какой конечный сон и скоро ли конец…

(Екатерина Яшникова, “Далёкая радуга”)

Пел он на удивление хорошо, хотя ясно чувствовалось, что пением он занимается от случая к случаю – голос Хамона был чуть хриплым и странно натянутым, что придавало его манере исполнения своеобразное очарование.

Мабель, у которой объяснения Доминики вызвали очень противоречивые чувства, невольно ощутила укол ревности.

Старый Вальдинг, немного послушав шута, сплюнул, ворча себе под нос:

- Ну что за препаршивейшие песни сочиняют и поют молодые крикуны! Нет, чтоб как встарь, душевно эдак:

Конунг Олаф Моржовый Ус,

Отправился в поход!

А сейчас… Сон у него, видите ли. Безмолвие ума, понимаешь ли. Да там того ума нет, чтоб ещё и безмолвствовал!

Девушка тихонько хихикнула,услышав эту неожиданную критику. Ей-то песня понравилась, только показалась чрезмерно непонятной и мрачной.

Ее отец напротив, потерял всякий интерес к разговору. Он внимательно наблюдал за дорогой, крепко держа поводья одной рукой. Вторую руку он держал на рукоятке большого обоюдоострого кинжала. Помимо этого оружия, к седлу достойного землевладельца был приторочен пучок дротиков длинной около трёх футов, коими, по уверению слуг и соседей (а так же различной живности, забредавшей в его охотничьи угодья), Томас владел отменно.

Он оглядывался по сторонам, периеодически шикая на шута, хотя тот и пел совсем тихо.

Впрочем, это не слишком повлияло на исход дня. Уже под вечер, когда небо на западе вовсю алело, предвещая вечер, а воздух остыл, маленький отряд оказался окружён.

Это был, вероятно, один из отрядов так называемых “лесных людей” – здоровые молодцы из окрестных селений частенько промышляли не совсем честной, да и незаконной, охотой в угодьях, не принадлежавших им. Их охотничий интерес, к большому прискорбию путешественников, не ограничивался только оленями и ланями, а включал в себя неосторожных (или скверно вооруженных) путников. Справедливо было полагать, что драконовские подати (а королева-мать, она же Алиенора Аквитанская, не останавливалась ни перед чем, дабы выкупить своего сына Ричарда из австрийского плена), обнищание населения, нужда и несправедливость по отношению к низшим сословием довершала дело.

Крепкие и молодые мужчины нередко скрывались от правосудия, сперва по какой-либо незначительной причине, но чем дальше, тем сложнее было им оставить мысль о лёгких деньгах, вернуться в родную деревню и тянуть лямку, промышляя относительно честным трудом.

Периодические рейды, проводимые владельцем этих мест, бароном Жеро да Маконом, с последующим вылавливанием нескольких разбойников и показательным повешением оных на стенах близлежащего замка, давали относительное затишье. Впрочем, длилось оно недолго. Видимо,в этот приятный весенний вечер, теплая и тихая погода послужила прекрасным поводом для “народного гнева” (обычно поводами могли быть такие, казалось, тривиальные вещи как “дождь”, “корова лягнула” и “милая выпить не дала”) и они напали на группу всадников. Нападение было организовано в том неудобном для всадников месте, где отряд Томаса Рокингемского мог двигаться только попарно. Йомены громкими воплями призывали их спешиться, а после попытки Томаса и его слуг к сопротивлению, перейдя от слов к делу.

Почтенный землевладелец был немало удивлен таким положением дел. Дело в том, что он и его домочадцы были саксами, за редким исключением. Насколько ему было известно, местные разбойники тоже в большинстве своем были саксонского происхождения. Не то чтоб среди норманнов их не было, просто их “охотничьи угодья” были справедливо поделены ими же. Но напрасно храборый саксонец взывал к совести своих соотечественников.

Надо сказать, что, несмотря на все усилия Доминики, сэр Осберт так и не смог сесть на коня. Он лежал, полубесчувственный, в крытых носилках.

Путешественники, быстро перейдя от растерянности к защите, оборонялись по мере сил.

Даже Хамон перестал тренькать на лютне и достал длинный кинжал, коим управлялся с отменной ловкостью. При этом он довольно громко выкрикивал, насколько хватало дыхания, какую-то боевую песнь. Доминика даже успела сообразить, что речь идёт о норманнских завоевателях, про храброго, но несколько безрассудного Олафа Моржового Уса. Возможно, в горячке битвы ей показалось, что шут немного перепутал прозвище славного Олафа, назвав того Моржовым.. дальше она не расслышала, но это определённо был не “ус”.

Томас разрядил арбалет и обернулся, успев увидеть в догорающих лучах солнца, как стащили с коня и перерезали горло бедняге Вальдингу, до последнего прикрывавшего спину своего господина.

При этом с лица слуги не успела ещё сбежать слабая улыбка, вероятно, связанная с любимой боевой песней. Или же со счастьем умереть за своего господина.

Девушки оказались в центре небольшого отряда. Пока Доминика пыталась пробраться к носилкам, перепуганная Мабель соскочила со своей лошадки и оказалась в ещё большей опасности – в сумерках вокруг нее метались люди и кони, арбалетные болты и стрелы пролетали мимо, один из них легко оцарапал ей плечо, другой воткнулся в край ее вуали, да там и повис. Они тихонько завизжала от ужаса, но понимая, что сейчас никто на нее внимания не обратит, решила незаметно сбежать в лес. Надо признать, что даже если бы ей это удалось, участь ее была бы незавидна – в здешних лесах водились различные хищники, двуногие и четвероногие. Быть может, жизненный опыт девушки был слишком скуден для того, чтоб осознать грозящую ей опасность.

Меж тем, сражение продолжалось, и было уже понятно, что победа разбойников – дело решённое.

Доминика, пытавшая спрятаться под носилками, внезапно услышала чей-то громкий боевой клич. Больше всего он напомнил ей Палестину, и она невольно сжалась в комок от внезапно нахлынувшего страха. Было уже совсем темно, да к тому же, тело желало уменьшиться до минимальных размеров, и молодая женщина невольно уступила инстинкту. Другая часть ее души, не столь сильно поражённая застарелым ужасом, требовала выйти и помочь раненным. Послышался топот множества бегущих ног, громкие крики. Прямо рядом с ней упал кто-то, выругался по-английски, вскочил, вскрикнул, снова упал и уже навеки затих.

Она выждала ещё немного, но, когда почувствовала движение в носилках над ней, страх за беспомощного сэра Осберта заставил её выбраться из своего убежища и попытаться вникнуть в ситуацию.

Было темно, носилки раскачивались так, словно в них сидел великан, которому стало тесно и он пытался просочиться наружу, не поломав хрупкого сооружения.

Доминика собрала в кулак всю свою решимость и осторожно заглянула внутрь. В темноте она никого не услышала, но тихое дыхание свидетельствовало о том, что рыцарь ещё жив.

Она залезла было в носилки, стараясь двигаться как можно тише и аккуратнее, но в этот самый момент какая-то сила выдернула ее наружу.

- Так, а это ещё кто? – громко и удивлённо сказал мужской голос по-французски.

Щелкнуло кресало, искра запалила факел и перед едва проморгавшейся послушницей предстала неприглядная картина вечернего побоища.

====== Часть 2 Паэнгард ======

Серая ночь. В окнах дымит рассвет

Солнце взойдёт, а может быть, больше нет.

DDT, “Песня о свободе”

Ночь. Как много сказок и страхов выдумали люди, для которых это время суток, как не крути, но в определенной степени пугающее. Зрение – важнейшее из чувств человека, позволяющее ему ощущать себя в пространстве. Убирая его, мы рискуем получить бесполезных, тычущихся во все стороны без всякого ладу слепышей. Как ни важны слух, вкус, осязание и обоняние, зрение было и остаётся их царём, бессменным владыкой на престоле людского восприятия. А сколько выражений, сказок и песен было придумано и рассказано о вынужденной его потере! Как превозносили (и превозносят поныне) его наличие менестрели, поэты и сказители! Неудивительно, коль так, что девушка невольно ощутила благодарность к зажёгшему огонь, хотя понимала,что увиденное её не слишком-то порадует.

Доминика ошеломленно глядела по сторонам. Она, конечно, наблюдала результаты кровавых сражений при Акре и даже при Аскалоне, куда ее занесла надобность ордена в хороших врачах, но здесь, в родной и знакомой Англии, такая резня казалась нелепой и от этого ещё более ужасной.

“На турнире это почему-то воспринималось проще.” Успела подумать она до того, как сильные руки повернули её к пленителю.

Он был высок, и казался худощавым. В неровном свете факела глаза его были странно светлыми. Это контрастировало с относительной смуглостью его лица, нимало не уступающей ее собственной. “Южный загар” констатировала она факт, углядев на его плаще красный крест в районе левого плеча.

“Вот и разгадка. Это один из тамплиеров, недавно, как и я, вернувшихся из Святой Земли. Тонкие черты лица, шрам на правой щеке, чуть подтягивающий уголок рта кверху. Внимательные глаза, бегло осмотревший меня с головы до ног. И выражение лёгкого презрения к тому, кто посмел, даже невольно, стать на его пути.”. Доминика, насколько это было возможно, попыталась плотнее запахнуть полы плаща. Лицо державшего её незнакомца вспыхнуло удивлением. Рукой в кольчужной перчатке он грубо приподнял ее подбородок, вглядываясь в лицо.

- Послушница ордена Иоаннитов? Здесь? Зачем? Сударыня, потрудилась немедленно объяснить , что вы здесь делаете и куда направляетесь? Да и кстати, кто вы такая?

От него пахло потом, железом и кровью. Знакомый запах, ее замутило. “Интересно, что произойдет, если ее стошнит прямо на его сапоги? Пожалуй, не стоит проверять, хоть телу и не прикажешь”.

Пытаясь сохранить остатки самоуважения, она промедлила несколько секунд.

- Мое мирское имя Доминика, на данный момент я послушница в монастыре святой Ирменгильды, как вы не изволили угадать. Я возвращалась в монастырь из турнира в Дейлингеме.

- Дейлингеме? – казалось, рыцарь был ошеломлён ее ответом. – Но что вы делали на турнире? Никогда не поверю, что молодая монашка может сама, без провожатых, посетить увеселительное зрелище, а после направиться в обитель, словно в старинной легенде о невинной девице с мешком золота, пешком пересекающей страну на радость сказителям. Впрочем, – он нагло усмехнулся, – возможно, послушница не так уж юна и красива? Или не столь невинна, как того требовалось в легенде? – он притворно нахмурился, а вокруг раздались сдержанные смешки.

Оглянувшись, Доминика поняла, что стоит в самом центре так называемого “рыцарского копья” – группы, состоящей из рыцарей, оруженосцев, пажей и вооруженных наёмников.

Рядом с державшим ее тамплиером стоял второй рыцарь, бледнокожий и чуть пониже ростом. Он молча ухмылялся, явно предвкушая развлечение, а может, и лёгкую добычу.

Сбоку от остальных женщина послушница заметила сбившихся в кучку Мабель, ее отца и их нескольких слуг, в том числе служанку Бланш, а так же Хамона, с неизменной лютней в руках. Он выглядел отрешённым, как обычно, но здоровым. На его плечо тяжело опёрся…

- Сэр Осберт! – она не сдержалась, одним поспешным движением вырвавшись из рук своего пленителя – тот, впрочем, практически не прилагал усилий для ее удержания.

Подбежав к своему подопечному, Доминика поддержала его, приобняв за плечо. Он был слаб и страшно бледен, но по крайней мере, в сознании.

- Вот так встреча! – тамплиер явно преувеличивал свою радость, с глумливым выражением лица подходя к Осберту. – Да никак это достойнейший и благороднейший сэр Осберт ле Дюк, один из победителей вчерашнего турнира, соратник и паж самого Ричарда Да-и-Нет! – при звуках прозвища действующего монарха “копьё” зашлось дурашливым хохотом. – С каких это пор ваше христианнейшее добродетельство путешествует с послушницей в плаще иоаннитов? После Палестины я был уверен,что ваша светлость питает нелюбовь к представителям всех рыцарских орденов. Видимо, по отношению к их представительницам ты не столь щепетилен!

Сэр Осберт поднял голову и попытался сфокусировать взгляд на том, кто к нему обратился.

- Сэр Амори де Сен Клер – простонал он, с ненавистью вглядываясь в лицо говорившего. – Выполз из своей грязной тамплиерской норы? Что ж, это в твоём стиле, насмехаться над безоружным. Я в твоей власти, пока не приду в себя, но отпусти хотя бы этих людей, они не сделали вам с сэром Этьеном ничего плохого, да и удерживать их помимо их воли незаконно.

Брови храмовника и его спутника синхронно поползли вверх в притворном удивлении.

- Отпустить кого? Этого борова, Томаса из Рокингема, дочку которого сэр Этьен лично выдернул из рук грязного местного мужика, собиравшегося проверить, не тронута ли она? Или послушницу, которая, не думая о своем благополучии, пыталась убедиться, что ты ещё жив? Приди в себя, Осберт, мы отогнали эту славную компанию в зелёных куртках, но они вернутся. Такие шакалы никогда не откажутся от ясных очей, алых губ и всей этой мишуры, а ещё меньше шанс на то, что они откажутся от своей, как они считают, законной добычи.

- Сударь! – Томас, наконец, нашел в себе силы отойти от испуганно вцепившейся в него дочери и приблизиться к грозному сэру Амори. – Я премного благодарен вам, благородные господа, за неоценимую помощь и вашу защиту меня и моих людей от разбойников. Могу ли я рассчитывать на то, что вы с вашим отрядом проводите нас и будете моими гостями в моем же поместье? Я обещаю, никто из вас и ваших людей не будет ни в чем нуждаться в Рокингеме, до которого не более полудня пути!

- Сэр Томас – саркастический тон его собеседника подтвердил худшие подозрения несчастного землевладельца, – не далее как минуту назад я при вас упомянул тот факт, что нам нужно с наибольшей скоростью удалиться от этого места. Nom de deiu, Джослин, Альбин, Фалько! Собрать всё мало-мальски ценное. Луи, Рикман – впрягайте лошадей в носилки. Шевелитесь, паршивцы, я хочу к рассвету уже добраться до Паэнгарда. Сэр Осберт – с издевательской вежливостью обратился он к рыцарю, – не будет ли любезен верный – он выделил это слово с каким-то особым смаком – вассал его величества, занять, наконец, подходящее для него место в женских носилках? Ибо я не задержусь даже на минуту, потребную для того, чтоб ты сел в седло, разве что привяжу тебя к крупу коня последнего из своих пажей!

- Быстрее, и не слишком шумите, ленивые задницы! – поддержал соратника сэр Этьен, до этого молчавший.

Он приблизился к испуганной Мабель, и невзирая на ее слабое сопротивление, усадил ее на коня впереди себя. Девушка стиснула зубы, чтоб не разрыдаться. Ясно было, что романтические мечты о прекрасном и благородном воине, который спасёт её, а после на благородном скакуне умчит в страну эльфов и розовых единорогов, несколько утратили связь с реальностью. Она со страданием во взоре обернулась к отцу, которого надёжно связали и посадили позади одного из пажей. Так же связали и служанку, участь которой отличалась от участи остальных слуг лишь тем, что копейщик, которому она досталась, откровенно ухмылялся и тискал несчастную, будто курицу перед ощипыванием.

Впрочем, сэр Этьен, несмотря на насмешливое выражение лица, обращался с девушкой максимально вежливо, даже пытаясь развлечь ее подобием галантной беседы.

Хамона тоже связали и посадили верхом, оставив, впрочем, шуту лютню, но пригрозив ему разбить её, при попытке издать любой громкий звук. Сэр Осберт кое-как дотащился до носилок и не без помощи Доминики, почти упал в них. Она была благодарна уже тому, что ей позволили остаться с ним, хоть и плохо представляла себе их дальнейшую участь. Впрочем, тяжёлые условия последних лет закалили её, а природное жизнелюбие и оптимизм не позволяли девушке окончательно пасть духом.

Отряд двинулся в сторону замка Паэнгард, даже не позаботившись о своих и чужих убитых, оставляя их тела на поживу местных “санитаров леса”.

Однако за то короткое время, прошедшее между окончанием битвы и отправкой “копья” и пленников, расторопные слуги и наемники прибрали все, имевшего хоть малую ценность, и перевязали своих раненных. По просьбе Доминики, ей даже вернули ее сумку с бинтами и лекарственными травами и бальзамами.

Ехали быстро и почти молча, разве что изредка перекликаясь между собой. Лошади тихо похрапывали, да и кое-кто из пленников тоже – сказалась усталость и треволнения дня.

Сен Клер гнал отряд что было духу, не останавливаясь на привалы. Надо признать, что дисциплина была отменная – каждый воин или паж знал свое место и роль, послушание командирам было беспрекословным – чувствовалось, что эти люди много и часто воевали вместе, привыкнув, таким образом, мыслить и действовать как отдельный организм.

Сам тамплиер ехал сразу позади своего оруженосца Джослина, внимательно вглядываясь в окружающую темноту. Что уж он там видел, было малопонятно, впрочем, судя по выучке и повадкам рыцарь был опытным воином, готовым практически к любой неожиданности. Сэр Этьен же, казалось, был гораздо более легкомысленен, целиком и полностью занявшись успокоением своей пленницы. Внимательный зритель, однако, мог бы заметить, что несмотря на напускную беспечность, глаза его так же были в основном сосредоточены на окрестностях.

Сэр Осберт снова уснул, положив голову на колени своей спутницы, отчего ноги у нее быстро затекли, но она боялась пошевелиться, чтоб не помешать его отдыху, надеясь, что проснувшись, он сможет гораздо более эффективно заступиться за своих спутников.

Она и сама чутко дремала, понимая, что день будет долгим и усталость не будет для нее помощником.

Появление Паэнгарда они проспали, очнувшись лишь тогда, когда шум спускаемого моста возвестил о прибытии к цели.

Протерев глаза, послушница высунула голову из носилок, с немалым интересом разглядывая замок.

Паэнгард, как и другие твердыни тех времён, строился много лет назад, хотя был не таким уж и старым. Он, как и другие замки такого типа, стоял на небольшом возвышении. Стены его были прочны, а башни – весьма высоки и заметно было, что их периодически ремонтируют. На башнях развевались флаги его бессменных хозяев – семейства де Макон – серебряный лис на черном поле, а по бокам от него – два дуба. Геральдически правильная, но странная поза лиса частенько приводила к тому, что, кстати, владельцев Паэнгарда иногда, хотя и тихо и с оглядкой, называли “помечающими свои владения”.

Вокруг замка шёл глубокий ров, наполненный водой из соседней речушки, через который был перекинут широкий мост.

Приблизившись к замку, тамплиер громко и нетерпеливо затрубил в рог. Ясно было,что он ни единой лишней минуты не желает находиться на открытом пространстве. Да и его люди периодически оглядывались на оставшийся позади лес, как бы опасаясь того, что может оттуда выйти.

- Сэр Осберт – послушница осторожно тронула рыцаря за плечо. Тот медленно раскрыл свои глаза, небесно-голубого цвета и попытался сфокусироваться на её лице.

Девушка только мрачно вздохнула. Рыцарь выглядел совсем больным. Она и раньше видела его в похожем состоянии, но сейчас головная боль донимала его уже более двенадцати часов. Сколько ещё он сможет выдержать?

Она не сказала всей правды Томасу Рокингемскому и его восторженной дочке. Рыцарь действительно был ранен при взятии Акры, точнее, на устроенном после взятия турнире, но его головные боли усиливались после обильных возлияний. Так случилось и вчера – перебрав на пиру, который устроил отец Осберта, сэр Адальберт ле Дюк после турнира, он с большим трудом дотащился до опушки леса.

Доминика действительно была послушницей в монастыре святой Ирменгильды. Она и вправду отправилась на турнир с целью лечить там раненных. Но, как любая женщина в те времена, одна она могла доехать лишь до ближайшей к монастырю уборной.

Они отправились в обратный путь, не мешкая, сразу по окончанию пира. И втемяшилось же не слишком протрезвевшему Осберту решить, что без его сопровождения отряд монахов и послушниц непременно затеряется в лесу!

Так и получилось, что отстав от остальных, полупьяный рыцарь, его странноватый шут и пожалевшая воина девушка оказались одни.

Пока Доминика размышляла, носилки ввезли в замок и практически вытряхнули оттуда пленников.

Всех повели в разные комнаты, слуг просто заперли в нижней оружейной (впрочем, кроме пары куч проржавевшего хлама, оружия там не было), Мабель и ее служанку Бланш куда-то увел один из пажей сэра Этьена. Она плакала и рвалась к отцу, но ей отказали, вежливо, но неумолимо.

Хозяин Рокингема громко кричал, призывая в свидетели всех святых и папу демонов, что мерзавцы без чести и совести, похищающие людей и отделяющие ребенка от отца (тут его красноречие достигло пределов, даже у наёмников вытянулись лица), заслуживают несомненной строгой кары. От требовал сию же минуту представить ему хозяина замка, сэра Жеро де Макона, иначе его жалоба дойдет до самого принца Иоанна.

Хамона и плохо стоявшего на ногах сэра Осберта заперли отдельно, причем Хамон громко распевал что-то про песню, которую невозможно задушить или убить. С чего он взял, что кто-то собирается с ним это делать, было непонятно. Слуги на всякий случай старались держаться от него подальше, справедливо полагая, что безумие может быть заразно.

Доминике досталась крошечная келья чуть ли не под самой крышей. Пока ее вели туда, она старалась запоминать повороты или считать ступени, но это оказалось напрасным трудом – замок был столь велик и запутан, что казался сотами – коридоры вели то все в одно место, то в тупики, башенки и комнатушки лепились друг к другу безо всякого склада и лада.

Ещё при въезде в Паэнгард, девушке показалось, что на верхней галерее промелькнул странный силуэт.

“Женщина?” – гадала она про себя, сидя на низкой лавке в той келье, которую ей определили тюрьмой. – “Пожилая женщина, да ещё и с младенцем? Откуда бы ей здесь взяться?”.

Доминика чувствовала, что голова у нее уже идёт кругом от множества событий, случившихся за последнее время.

Она открыла сумку и принялась бездумно перебирать лежащие там пучки трав, пытаясь собраться с мыслями и занять руки. Так, горечавка, полынь, наперстянка, арника, кориандр, мята, пижма…. А это ещё что ?!

В руках у девушки заблестел странного вида мешочек, украшенный золотистой нитью. Что-то восточное было в нём, и девушка вспомнила, как перед отъездом из Акры собирала кое-какие мелкие вещи. “Слаб человек и суетен, хочется ему обладать безделушками”, с неудовольствием подумалось ей. Видимо, так с техпор в сумке и валялся.

Тихий стук в дверь прервал ее занятие.

- Войдите, если вы не враг мне!- крикнула она, и усмехнувшись, добавила про себя – “А коли враг – сиди и жди? Похоже, что поведение Хамона и впрямь заразно.”.

Дверь отворилась с жутким скрипом, и неудивительно – дверные петли, судя по их виду, не смазывались примерно с основания замка.

Сильно прихрамывая, в келью вошла женщина, силуэт которой столь удивил послушницу часом ранее. И было чему удивляться – седая, со спутанными и падающими на глаза волосами, на первый взгляд – сгорбленная старуха.

На второй, третий и прочие взгляды становилось ясно, что женщина это не такая уж и старая, лет сорока, не больше. Глаза ее были серыми, будто подернутыми дымкой, а волосы и платье срочно нуждались в мыле и воде.

При этом вошедшая отнюдь не выглядела слабой или больной – выражение ее лица было скорее проказливо-умильным. Так кривляются маленькие ребятишки, для которых весь мир – пока ещё площадка для игр.

В левой руке она держала свёрток, который издалека можно было принять за младенца. Да женщина и обращалась с ним, как с младенцем, ловко управляет со всей остальной работой одной рукой.

- Славную девочку нам с тобой привели, малышка, славную! – она переводила взгляд со свертка на Доминику и обратно.

- А скажи-ка ты нам, девица-розумница, как тебя зовут?

- Я послушница из монастыря святой Ирменгильды, мое имя Доминика, – за последние годы девушка столько раз видела и пользовала юродивых, что была совершенно спокойна.

Она прекрасно знала, что в большинстве своем это несчастные и больные люди, нуждающиеся в помощи и утешении.

- Ай, какое красивое имя! Божья девочка, значит!! Ай, старая Айлуфа уже давно не слышала такого имени! И моя малышка Гуннхильда тоже не слышала, да, Гуннхильда?! – она наклонила голову к свертку, как бы вслушиваясь в ответ.

- Да, божья девочка, Айлуфа рада видеть тебя здесь, да, рада, хоть и жаль нам тебя. Очень, очень жаль бедную божью девочку, ну да что ж поделать, были здесь и моложе, и краше. Все, все здесь были. И даже Айлуфа здесь была, – она по-прежнему обращалась к безмолвному свёртку.

Доминику продрала дрожь. Женщина явно знала, что происходит потом с бедными “девочками”. Уж если после того, что с ними делали в этом замке, все они дошли до состояния Айлуфы, ей нужно постараться поскорее сбежать отсюда.

- Тётушка, – ласково обратилась она к Айлуфе, – молю тебя, расскажи мне, а нельзя ли отсюда выбраться? У меня есть друзья, они будут щедры с тем, кто поможет мне вернуться в свой монастырь!

- Можно, можно, божья девочка. Конечно, можно,. – женщина как-то не по-доброму усмехнулась.

Она подошла к оторопевшей Доминике поближе, улыбнулась во все четыре оставшихся зуба и вдруг неожиданно громко и зло рявкнула ей в лицо:

- Уйдешь отсюда тогда, когда наступит время, не позже и не раньше. Когда все мужское население замка натешится тобой, и зарастёт нога, которую сломают тебе, чтоб ты не смогла убежать. Когда твоего ребенка бросят в ров, смеясь в ответ на твои мольбы! – гнилостное дыхание заставило послушницу вжаться в стену. – Когда ты умрёшь в горячке, под очередным мерзавцем, берущим своё. Вот тогда ты отсюда выйдешь, да нет, вылетишь, упокоившись в ближайшем лесу, зашитая в мешок. О, как я приближаю этот день. Вот только Гуннхильдочку мне не с кем оставить, да, родная моя? – она обернулась к свёртку и словно забыв о присутствии девушки, снова стала его ласкать и тетешкать.

Доминика в ужасе отшатнулась, роняя сумку. Давно она не сталкивалась с такой злобой – выстраданной, закалённой и кристаллизовавшейся.

Юродивая будто успокоилась, по-прежнему держа в левой руке свой свёрток,она правой ловко схватила сумку девушки и начала развязывать шнурок, пытаясь открыть её. Наконец, ей это удалось, и, как ребенок, добравшийся до шкатулки матери, она принялась с жадным любопытством разглядывать содержимое, осторожно трогая мешочки трав.

- О!!! Как хорошо пахнет!! Смотри, божья девочка, Гуннхильдочке тоже нравится!!! – она открыла мешочек с полынью и вытряхнула на ладонь пучок трав.

Ааапчхи!!! Какая славная полынь, прожигает до печёнок!!! Я возьму немного, Гуннхильдочка просит, мы ведь не откажем ей, правда? Правда, божья девочка?! – она с мольбой заглянула в глаза ошеломлённой Доминике, и не дожидаясь ее разрешения, засунула в свёрток пучок полыни.

Тут руки ее натолкнулись на ярко украшенный мешочек, так и не опознанный послушницей. Айлуфа с восторгом осмотрела его и обнюхала со всех сторон, кажется, даже попыталась попробовать на зуб и с мольбой уставилась на Доминику. Та, обрадовавшись, что может обойтись столь малым, нежно, но твёрдо забрала у женщины свою сумку. Та не обратила на это внимания, тараторя и закрепляя в свой свёрток подаренный мешочек. После она ушла, не переставая бормотать и хихикать себе под нос, обращаясь к воображаемой дочери.

Девушка с облегчением упала на колени, ноги отказывались ее держать. Айлуфа наводила на нее ужас, смешанный с острой жалостью. Она ведь была не виновата в своем безумии, после всего того, что ей пришлось испытать. “Интересно, почему юродивая до сих пор в замке? Вроде бы барон Жеро не отличался милосердием”.

“Он держит её из своеобразной привычки”, вдруг поняла она. “Всегда есть над кем поиздеваться, да и служанка лишней не бывает”. Вполне возможно, что и сейчас Айлуфа выполняла распоряжение своего господина, шныряя по замку, запугивая и вынюхивая.

Послушница истово молилась, чувствуя под ногами холодный пол, а на душе – усталость и отупение от происходящего.

Как бы ей хотелось сейчас оказаться в обществе сэра Осберта! Его лучистые глаза, его нежная улыбка, озарявшая лицо при взгляде на неё. Его голос, приятный и ведущий в основном учтивые речи. Наконец, тот факт,что сейчас он был болен и нуждался в ней. Кто остудит его пылающий лоб? Кто утишит боль? А если его сейчас пытают?

Молитва так и не была окончена, девушка закрыла лицо руками и залилась беззвучным плачем.

====== Часть 3 Сэр Осберт и его шут ======

Мы постигаем хитрость света, не случайно живем, мы вероломны, так что даже честны.

Канцлер Ги, “Гимн клана Бреган д’Эрт”

Если бы Доминика могла видеть или просачиваться сквозь стены, ей, скорее всего, не пришлось бы горевать.

Сэр Осберт, конечно, не слишком-то хорошо себя чувствовал, но Хамон был сиделкой не хуже девушки, когда в этом была надобность.

Другое дело, что понятие “сестры (в этом случае, скорее брата) милосердия” у шута-оруженосца несколько разнилось с общепринятым. Поэтому, как только за слугой, помогшем его господину подняться по лестнице, закрылась дверь, Хамон, без всякого пиетета приподнял господина и влил ему в рот добрую половину фляжки с водой. После чего, невзирая на невнятные стоны и мычание рыцаря, оруженосец под руку вывел господина из комнаты и подтащил-таки его к отхожему месту, практически окунув в него головой. Дождавшись, пока сэр Осберт перестанет, по меткому выражению гроссмейстера тамплиеров Жильбера Эррайля, “пугать медведя в кустах”, шут так же невозмутимо помог ему дойти до его до кровати.

И если б все это время он молчал, но нет, Хамон в принципе не умел молчать дольше пары часов, даже во сне.

- Я пил вино любых сортов без всяких мер

И всех ругал, как настоящий тамплиер! (Канцлер Ги, “Бэлль”)

- Враньё! – мрачно пробулькал рыцарь. – Никто не ругался смачнее воинов короля Ричарда. Ыыэээээ…..Хамон, да чтоб тебя, когда ты начнёшь нормально выражаться?!

- Каркнул ворон – никогда! (Эдгар По, “Никогда”) – шут явно издевался над господином.

- Я серьезно, болван. И откуда ты взял это идиотское прозвище? Хамон по-испански – это ж ветчина!

Сардонически усмехнувшись, оруженосец наиграл лёгкую мелодийку.

- Да ну, брось. Кто тебя сейчас слышит, кроме твоего господина? И как это нам так повезло? Ведь принц Иоанн ждёт нашего приезда, а мы не можем отсюда выбраться!

- Пей, и дьявол тебя доведет до конца!(Р.Л. Стивенсон, “Остров сокровищ”)

- Да уж, тут ты прав, мой верный дурак. После того турнира мне вообще заказано пить больше одного кубка. Но прицепились же все – ещё один, выпей с нами, за сэра Адальберта! За победу, за богатырское здоровье! Ага, с такой попойки станет оно у меня богатырским, как же. Едва в себя пришёл. Ладно, Хамон, давай будем думать, как бы выбраться самим и вытащить девочку.

Шут приподнял одну бровь, с интересом глядя на господина. Тот прекрасно понял, что слуга имел в виду.

- Доминика послушница, это верно, но без нее мы пока не сможем привезти принцу Иоанну то, что обещали.

Новая мелодия, помрачнее. Рыцарь домурлыкал окончание.

- Это ты верно подметил. Да, мой ходячий требник, нужная нам вещь пока у неё. Ты удивлён? Всё просто – её не обыскали, в отличии от меня. Да и оно в надёжном месте. Но надо торопиться. А насчёт малышки… Она прелесть, Хамон.

- Ты когда-то был мечтой девичьей,

Был когда-то ты прекрасным принцем.(Канцлер Ги, “Страшная сказка)

- Почему был?! Я вполне им остался. Не забудь, я сэр Осберт, победитель турнира в Дилингейме, рыцарь короля Ричарда Английского, крестоносец. Сын сэра Адальберта из Йорка, богатого и успешного. Она же – девица на выданье, в конце-то концов. И я уверен, что придусь ей по сердцу. Знаешь, я устал от этой бесконечной гонки. От хихиканья пажей, от сражений, от нашего капризного и взбалмошного монарха. Да, и от этого тоже устал. Знаешь, с тех пор, как ты принял этот обет, с тобой стало гораздо проще беседовать.

На этот раз лютня весело тренькнула, наиграв разухабистую плясовую

- Вот и я о том же. Надо осесть на месте и показать наконец,что я взрослый мужчина, а не очередной… Ладно, довольно об этом. А ее отец… ну что же, в конечном итоге, я всегда могу договориться с бароном, уплатить выкуп за девицу, а старый Томас пусть сам разбирается со своими трудностями.

- Нам наплевать на то, что думают другие про нас.(Канцлер Ги, “Гимн клана Бреган д’Эрт”)

- Глупости, Хамон. Девчонка богата, хороша собой и влюблена в тебя. При таких условиях, всё прочее – пустая болтовня.

- Ты нынче платишь? Ну, так что же?

Мы с тобою сейчас.

А завтра с нами будет кто – то другой.(с)

- Так и есть, дружок. Так и есть. Ладно, дождемся, пока нас отведут к барону на переговоры о выкупе. Де Макон любит звон золотых монет не меньше, чем вкус тонкого вина, или ужас в черных глазах очередной сарацинской прелестницы. Боюсь, впрочем, что послушницу все же придётся оставить ему в подарок. Разумеется, после всех формальностей и только если этого окажется совсем не избежать.

Хамон с такой силой дёрнул струны, что лютня жалобно тренькнула.

- Но это не любовь!( Канцлер Ги, “Дикая охота”)

- Ясное дело. Любовь нынче не в моде, друг мой наивный. Любовь, как и все в этом суетном мире, продается и покупается. Не могу же я, как благородный и честный рыцарь, проявлять знаки внимания к двум дамам сразу! И позволю себе сказать вместо тебя, процитировав ту самую песню, которая и мне самому очень нравится. “И мой девиз предельно ясен скоро станет тебе; передай их всех, останься верен себе, ля-ля, передай их всех, останься верен себе!”(с). Так, кажется? Что ты там говорил про обед, а, шут? Не говорил? Не страшно, зато он здесь и я наконец-то могу отдать ему должное.

Шут предпочел промолчать и вместе с хозяином принялся за еду.

====== Часть 4 Беспокойный день ======

Замок временем срыт и укутан, укрыт

В нежный плед из зелёных побегов,

Но… развяжет язык молчаливый гранит —

И холодное прошлое заговорит

О походах, боях и победах.

В. Высоцкий, “Баллада о времени”

Пожалуй, не было таких средневековых замков, которые не были бы полны потайными дверями, подвалами и выходами “с черного хода”. Другое дело, что сами обитатели замка частенько не помнили, где какой ход и куда ведёт тот хитро закрученный коридор, который влево от северной башни, к примеру.

Паэнгард в этом смысле не был, как мы раньше уже указывали, исключением. Но в нем уж точно жил человек, который прекрасно изучил его вдоль, поперек, вверх и даже вниз. Полубезумная служанка, в прошлом пленница жестокого барона де Макона, вынюхивала, подслушивала (для нее это было проще простого, в замке была масса залов, где акустика позволяла слышать даже то, что говорилось шёпотом в другом их конце) и подглядывала. Она с одной стороны, всем сердцем ненавидела своего хозяина, а с другой, с какой-то извращённой радостью грела ему постель, помогала готовить молоденьких наложниц для господина, когда ему хотелось чего-то более изысканного.

В то же время, Айлуфа не всегда адекватно воспринимала реальность. Свёрток, который она почти всегда носила с собой, был для нее живым ребёнком. Поэтому она не могла удержаться от того, чтоб “баловать” свою Гуннхильд, заматывая в свёрток маленькие камешки, лоскутки и безделушки, которые иногда перепадали ей от других слуг. От всех этих подачек “Гуннхильда” разбухла, став ещё тяжелей, так что таскание её было для женщины своеобразной тренировкой.

В одном из подвалов она оборудовала себе маленький потайной уголок. Там стоял небольшой топчан, стул, рукомойник и даже самодельная колыбелька.

Туда Айлуфа и уложила свой свёрток. Сейчас она не выглядела такой уж безумной. Просто нестарая ещё женщина, поющая колыбельную над детской кроваткой. Волосы она расчесала, умылась и переменила платье, отчего помолодела, пожалуй, лет на десять.

- Так, моя Гуннхильдочка, – жарко шептала она, – думаю,что мы с тобой хорошо справляемся. Но какие интересные эти новые люди! Лишь бы они задержались здесь подольше, правда, Гуннхильда? Маминой девочке нравится эта девушка, о да, божья девочка, он таких любит, он таких ломает, слышишь, Гуннхильда? Хорошо, что до тебя ему не добраться, моя милая. Ты ещё мала, а уж как вырастешь, о, ты сможешь дать ему достойный отпор, правда, золотце моё? – он перевела дух, покачала ещё колыбельку (внутри что-то звякнуло) и продолжала, – А этот красавец, ах, он хорош. Он такой умный, такой ловкий. Мы найдем тебе такого же муженька, моя родная. Он будет заботиться о тебе, Гуннхильдочка, когда мама уйдет на небеса. Нет, мама уйдет ниже, но не печалься, доченька, тебе ещё не скоро, мама обождёт. А мы с тобой пойдём, пойдём , ещё послушаем, ещё посмотрим, Гуннхильда,. – и она подняла полуистлевший свёрток из колыбели, придерживая различные верёвочки и лоскутки, которыми он был перевязан.

Ловко закинув “младенца” на плечо, она удивительно прытко похромала в сторону главного зала, откуда, как она хорошо знала, вели коридоры во все части замка.

Поднявшись на несколько лестничных пролетов и привычно переругиваясь со слугами ( она даже не обижалась, когда при ней упоминали дряхлую сову и выжившую из ума летучую мышь), Айлуфа приблизилась к небольшому коридорчику, из определенного места которого было слышно все, что происходило в этой комнате.

Бланш, чуть полноватая, но веселая и расторопная служанка Мабель, утешала свою юную госпожу, которая никак не могла привыкнуть к тому, что её отец не с ней. Кроме этого, юную девушку угнетало полное крушение романтичных мечтаний, а так же отсутствие ванны, чистой одежды и вкусной еды.

Выплакавшись и посетовав на судьбу, обе решили, что стоит подкрепить силы едой, как вдруг дверь открылась и на пороге появился сэр Этьен, собственной не слишком трезвой персоной.

Благородный рыцарь ещё вполне держался на ногах, но вот язык уже слегка подводил его, и поэтому девушку скорее озадачило, чем испугало его предложение “нежжжжжно обмять” прекрасную даму.

- Простите, сударь, что вы имеете в виду? – пролепетала она, пятясь .

- Вожжжжжж...- рыцаря немножко повело,что не отразилось на громкости его жужжания, – ...жжжделенная моя, не стоит меня бояться. Я лишшшь хотел предложить вам мое дружжж... – определённо, слова с жужжащими сегодня не давались рыцарю, но он не сдавался.

- Дружеское расположение? – робко поддержала его Мабель.

Рыцарь просиял.

- Да, его самое. И в знак серь-ез-но-сти своих нмерний, я предлагаю вам скреп.. скрип…. Короче, давайте я вас поцелую! – это он выговорил совсем членораздельно и подошёл ещё ближе.

Мабель вжалась в стену так, что ещё немного – и слилась бы с ней. Без особого труда увильнув от неточных объятий сэра Этьена, девушка перебежала к противоположной стене, под защиту служанки. Бланш заслонила собой госпожу, всем видом изображая мрачную решимость не подпускать к ней никого.

В этот момент дверь снова распахнулась и на пороге появился юноша лет двадцати. Девушка вспомнила, что уже видела его в лесу. Именно он, как выразился сэр Амори, спас ее от йоменов, на которых она имела несчастье наткнуться во время своего панического бегства.

- Добрый день, госпожа, – вежливо сказал он, будто бы не заметив рыцаря. – Сэр Этьен, мой господин изводить ждать вас в нижнем зале. Я осмелюсь предложить вам свою помощь, – добавил он, видя, что с передвижением тот испытывает лёгкие затруднения.

Аккуратно подхватив под руку что-то бормочущего Этьена, оруженосец обезоруживающе улыбнулся Мабель, и вышел, не забыв проследить, чтоб рыцарь не ударился головой о слишком низкую притолоку.

- Повезло нам, госпожа. – Бланш испуганно шептала.

- Это отсрочка, – грустно сказала девушка. – Он всю дорогу рассказывал мне о том, как он увезет меня отсюда в Нормандию и до тех пор не покажет родственникам, пока я целиком и полностью не стану “Мадам Этьен де Баже”.

- Госпожа моя, что тут поделаешь, каждая девушка рано или поздно выйдет замуж. Вы и так уже подзасиделись в девах, того и гляди, женихи перестанут осаждать наше поместье.

- Бланш! – с укором воскликнула Мабель, принимаясь за овсяную кашу. – Ты фе понифаефь, что я не мофу так профто… – она проглотила и продолжила – отец не может выдать меня замуж за первого встречного.

Служанка закатила глаза. Томас Рокингемский был человеком весьма практичным, пока дело не доходило до его “любимого конька” – чистоты крови саксов. Несмотря на то, что битва при Гастингсе отгремела почти сто тридцать лет назад, и к тому периоду, о котором идёт речь, саксы и норманны успешно смешались, почтенный землевладелец зачем-то вбил себе а голову, что Мабель должна выйти замуж за человека, родословная которого должна восходить чуть ли не к самому королю Эдуарду.

Сама девушка отнюдь не разделяла национального устремления отца, тем более, что никакой практической цели такой брак не нёс. Их семья была слишком проста и незнатна, чтоб в самом деле породниться с саксонской аристократией, коей осталось уж слишком мало. Кроме того, всегда существовала опасность вырождения, ибо многие семьи, истово блюдущие чистоту крови, приходилось друг другу родственниками.

Сама девушка мечтала, конечно, о достойном (и что греха таить, богатом и знатном) муже, но так, именно в виде девичьих грёз. Как уже было сказано, реальность грубо указала Мабель на ее ближайшее будущее.

На этом фоне ещё милее и интереснее девушке казался загадочный рыцарь, встреченный ими вчера на лесной опушке. Он казался таким благородным (а ведь она своими глазами видела, как на турнире в Дейлингеме он ловко сбросил с коня сильнейшего из соперников и проследил за тем, чтоб того безопасно убрали с ристалища), учтивым и ловким. Кроме этого, из разговоров в поместье она слышала, с что он не так уж давно вернулся из Палестины, куда ездил в качестве одного из вассалов короля Ричарда, и где стяжал себе славу храброго и удачливого воина. Пробегали, правда, и другие, тихие и стыдливые сплетни о его быстром продвижении среди соратников короля, на которые девушка предпочитала не обращать внимания.

Поохав и обсудив перспективы удачного брака, девушки едва успели расправиться с обедом, как дверь без всяких церемоний открылась в третий раз.

- Это постоялый двор какой-то! – Бланш вскочила, шаря руками на столе в надежде найти из посуды чего-нибудь поувесистее.

- Оооо, какие тут милые девочки, ты погляди, Гуннхильдочка! – вошедшая прямо-таки лучилась доброжелательностью.

- Вы эээ... кто, простите ? – от удивления Мабель даже не добавила “сударыня”.

- Мы?! Мы тут вот живём, служим нашему господину, добрейшему и милейшему барону де Макону, чтоб он был нам многажды здоров и процветал!!! Мы с Гуннхильдой решили узнать, удобно ли здесь нашим милым гостьям?

И дама, и служанка явно считали себя недостойными такого высокого знакомства. Не то чтоб они не видели юродивых, но уж очень много всего произошло за сегодняшний день. Наконец, Мабель, запинаясь, предложила гостье сесть. Та, как ни в чем не бывало, устроилась поудобнее и принялась рассказывать невольным слушателям о крутом нраве владельца замка, о Гуннхильдочке и о себе – короче, почти дословно повторила все, что до этого сказала Доминике.

Вот только дочь землевладельца восприняла Айлуфу не так, как послушница. Угрозы и обещания Мабель пропустила мимо ушей, зато она ещё сама не забыла, как играла в куклы. И наивное увлечение юродивой она приняла если и не с восторгом, то уж точно с пониманием. И когда она вежливо спросила, указывая на свёрток, “Можно ли её покачать?” , Айлуфа обрадовалась, хоть и не отдала “Гуннхильдочку”.

- Какая тут хорошая девочка, да, доченька? – вопрошала она свёрток, качая его. – Красивая девочка. И мальчик красивый, как раз нашей девочке под стать.

- Вы видели сэра Осберта? – вспыхнули щеки девушки.

- Да, видела, красавица, и слышала. Какой красивый мальчик, да, красивый, и умный. Славная будет тебе пара, милая, о да, старая женщина всё знает, всё понимает, всё слышит.

- Ему лучше? Он был так болен при нашей встрече, как он себя чувствует?

- Он здоров, милая, о да, здоров и силён, как никогда, и все только о тебе и говорит, все только о тебе и грезит. Когда, говорит, возьму ее в жены, то-то заживёт она у меня в парче и бархате, да, милая, заживёшь, как королева.

Девушка окончательно смутилась, а более практичная служанка начала расспрашивать Айлуфу, что ещё та видела и слышала. Но та почти не отвечала, а вскоре и вовсе ушла, загадочно ухмыляясь.

День незаметно подошёл к вечеру, слуга, принёс ужин, факелы и даже разжёг камин – к вечеру похолодало. Мабель забросала было его вопросами, но тот на все отвечал коротко и односложно, ссылаясь на запрет разговоров с кем бы то ни было, и быстро ушёл. Хозяева замка, судя по всему, предпочитали челядь, исполняющих только одну команду – “бегом”.

- Вот чурбан бесчувственный, – кипятилась ему в спину Бланш, до крайности доведённая тайнами и загадками вокруг. – Куда это годится, чтоб моя благородная хозяйка не могла даже помыться и переменить одежды после долгого дня! Того и гляди, заболеет от долгого сидения в духоте и грязи.

- Кажется, Бланш, мне это уже неважно. ,- к вечеру девушка совсем пала духом, и еле держалась, чтоб не разреветься самым постыдным образом.

- Мужайтесь, хозяйка, все будет хорошо, вот увидите. Ваш батюшка заплатит положенный в таких случаях выкуп, и мы снова будем свободны. Он-то уж не поскупится для своей голубки.

- А как же рыцарь, послушница и шут? Кто позаботится о них?

- Да господь с вами, леди, отец сэра Осберта – один из самых богатых лордов в Йорке! Осберт – его старшенький, вот увидите, барон де Макон и его приспешники получат целое состояние.

- Бланш, а что ты знаешь о том жестоком человеке, который взял нас в плен?

- О сэре де Сен Клере? Судя по слухам, он не так давно вернулся из Палестины. Вот ведь, всем в этой пустыне мёдом намазано!

- А что, может, и намазано. Недаром в библии написано, что это земля, текущая молоком и мёдом.

- Что-то терзают меня смутные сомнения, леди, – Бланш старательно расчесывала деревянным гребнем волосы госпожи на ночь. – Уж если бы там и вправду все было так расчудесно, не возвращались бы оттуда такими… странными,. – она помедлила, будто собираясь с мыслями и продолжала, – кто болен какой редкой и страшной болезнью, кто полный дом нехристей с собой приволочёт, кто оденется эдак вычурно, словно попугай, или вон, как тот оруженосец, дикие песни орёт. Помяните мое слово, леди, их там сам нечистый искушает, прости Господи. Да и тянет их обратно, все им туда надо, то ли славы ещё, то ли денег. Да, вот леди, перебили вы меня, так совсем не о том, говорю, о чем надо бы. Сен Клер, говорят, из знатного Аквитанского рода, как бы не родич самим Ибилинам, из французских аристократов. Рассказывали, вроде как храбрый он рыцарь и хороший командир, да только вот очень уж жестокий и рисковать любит. Якобы он в Акре и Иерусалиме сражался успешно, но о том, как обращался с пленными, говорят шёпотом. Гордый он вроде очень, о таких говорят – себя не жалеешь, так хоть других пожалей, но куда там. И вроде была там какая-то история, после которой он в тамплиеры ушёл, как всегда, густо замешано все на любви и крови….

Девушке очень хотелось узнать, что там была за история, но она слишком устала и уснула, так и не услышав, до чего досплетничала её служанка.

====== Часть 5 И так печальна мне судьба моя ======

Так помолитесь за душу мою,

Я мертв шестьсот с половиной лет.

Я прошу, хоть в аду, хоть в раю

Не ищите тайны, которой нет.

Канцлер Ги, “Жак де Моле”

Сэр Амори де Сен Клэр поднялся с колен. “Какая всё-таки странная часовня у Жеро, куча статуй святых, что вроде бы идёт вразрез с “не сотвори себе кумира”, поломанная мебель, разбросанные предметы обихода. Она явно никогда не использовалась по назначению с момента постройки замка. Впрочем, он и сам не молиться сюда пришел, так что какая разница”.

Рыцарь потёр глаза. В эту ночь ему не пришлось вздремнуть, да и день выдался хлопотливым. В отличие от беспечно нализавшегося сэра Этьена, которого почти приволок на себе оруженосец, он все время был чем-то занят. Нанявший его барон только похохатывал и хлопал тамплиера по плечу – сам бы он не стал так возиться с пленниками, да и цель у него была совсем другая.

По дороге в главный зал храмовник вспоминал, как барон де Макон дружески попросил его о помощи. На его языке, “попросил” звучало как “Помнишь, как я спас тебе жизнь, честь и физиономию при Хаттине? Вот и пришло время возвращать долги”. Сэр Этьен, увидев дочку землевладельца на турнире, просто вбил в свою ветреную башку, что такая “цыпочка” во что бы то ни стало должна принадлежать ему. Он воспринял это как очередное приключение, до которых был большим охотником.

“Может, и вправду, остепенится и успокоится”, думал Сен Клер, привычно морщась от суеты вокруг. Ситуация в замке напоминала, по меткому выражению его оруженосца Джослина, “Прибытие магистра ордена в объятый чумой дом терпимости”.

“Старею”, вдруг пришло к нему понимание. “Мне всего каких- то тридцать пять лет, а брюзжу, как столетний старик”.

“Вот и хватит брюзжать”, не унимался внутренний голос, в прошлом гордо именовавшийся “совестью”, но за последние годы поистрепавшийся до ее огрызков.

“Думай, храбрый рыцарь храма, зачем твоему, совершенно необузданно жестокому другу, понадобился этот человек? Зачем он потребовал следить за ним на турнире и после него? Догадывался ли он о том, что на него нападут?”

От внезапной догадки Сен Клер едва не врезался в колонну, увернувшись в последний момент.

Неужели этот прохвост и интриган нанял и разбойников? Что в этом сэре Осберте так важно? Обычный пустоголовый капризный сыночек богатенького папаши. Прихвостень и лизоблюд Ричарда Да-и-Нет, как знать, не являются ли те слухи, которые о нём ходят, правдой?

С другой стороны, тамплиер был вынужден признать сэра Осберта хорошим воином, к тому же, не лишеным определённого благородства.

“Хорошо всё же, что на турнире победила партия сэра Ансельма”. Честно признаться, он был рад тому ,что проигрыш скрыл тех, кому положение не позволяло открыть свое лицо. Храмовникам строго-настрого запрещалось участвовать в “суетных забавах”, и если бы его узнали, не миновать бы ему сурового наказания.

Он рассчитывал доставить пленников в замок барона и распрощаться с ним, считая свой долг дружбы уплаченным, но Жеро рассудил иначе. Теперь он требовал от него присутствовать во время переговоров по поводу выкупа. Сен Клер поднимался по витой лестнице главной башни.

Замок давил на него, он был мрачен, а люди, прислуживающие жестокому барону были либо запуганы до полной безучастности, либо безумны, как старая Айлуфа.

В Палестине было проще, отрешенно думал он, ожидая, пока приведут пленников и рассматривая гобелены, висевшие на стенах – как для своеобразной красоты, так и для защиты от холода.

“Уж и не знаю, кто ткал это великолепие, но вместо роз тут кочаны капусты, а пастушка больше всего смахивает на злобного гнома. Видимо, вешали, что первым под руку подвернулось. Но вот и он, наконец-то, что ж, скоро многое прояснится”.

Первым появился барон Жеро де Макон, высокий и сильный светловолосый мужчина лет сорока. С лица его не сходило насмешливое выражение. Он мог бы показаться несведущему человеку добродушным гигантом, из тех, кто горазд вкусно есть, сладко пить и щипать за бока смазливых служанок, если бы не складки около рта, указывающие на жёсткость, и даже жестокость.

Много лет назад, отец нынешнего барона приказал выстроить Паэнгард, надеясь, что его дети унаследуют и преумножат отцовское добро. Что ж, и унаследовали, и преумножили. А потом старший брат убил младшего, по слухам, в мелкой и глупой ссоре, из-за молоденькой потаскушки-служанки.

Так оно было, или нет, но старый барон не пережил последствий ссоры своих детей. Молодой барон Жеро жил на широкую ногу, поддерживал того из претендентов на корону, кто был на данный момент ему более выгоден, ходил в крестовый поход, держал своих крестьян в ежовых рукавицах и всячески наслаждался жизнью. Он не гнушался тем, чтоб изредка “разворошить осиное гнездо” – то есть, ограбить лесных разбойников, при этом полагал, что делает достойное и доброе дело, ибо сказано же в святом писании (которого барон не смог бы прочитать даже ради спасения своей жизни), что “у вора укравший – избавлен от наказания”.

“Но сейчас этот гигант явно чем-то увлечён”, рассеянно подумал рыцарь, наблюдая за тем, как его соратник разваливается в удобном кресле, попивая подогретое вино – ночь обещала быть прохладной.

- Что, Сен Клер, отмолил свои грешки? – барон дурашливо захохотал, прекрасно зная о том, что его друг не верит ни в черта, ни в бога.

- Да уж, отмолил – позволил себе ухмыльнулся тамплиер. – Скажи мне, дружище, за каким дьяволом тебе понадобился этот выскочка?

- Кто, ле Дючёнок? Да он мне и через порог не нужен, но мне нужно кое-что из его барахла. Дело в том, что незадолго до отплытия в Англию довелось мне присутствовать при пытке одного сарацина, приближенного самого султана Саладина. Ну это он так говорил, возможно, набивая себе цену. Перемирие с этим проклятым нехристем было уже подписано, так что формально, мы должны были отпустить мерзавца, но ты же знаешь, не в моих правилах отказаться от развлечения, тем более что мы все равно отпустили его после. Правда, – де Макон подмигнул, – он несколько потерял в цене, лишившись языка и кончика носа, а так же кое-чего ещё, но я полагаю, что этим мы оказали ему услугу, ибо на востоке немые слуги ценятся больше, а уж для гаремов – самое то!

- Прямо, можно сказать, облагодетельствовали ! – иронически подхватил тамплиер, и оба рассмеялись.

- Но что с того, что ты кого-то там пытал? – спросил храмовник, когда смех поутих. – Я так понимаю, что эта нечестивая собака рассказала тебе кое-что интересное, касательно младшего ле Дюка?

- Да, весьма интересное. Но вот его уж и ведут, сейчас мы все выспросим. Кстати, и шута прихватили, послушаем, что он нам там нашутит.

Сэр Осберт держался с непринуждённым достоинством, и вообще, ощущение было такое, как будто храмовник присутствовал при отлично срежиссированном спектакле – каждый играл свою роль, и подавал реплики в нужное время.

- Здравствуйте, барон де Макон.

- И вам не хворать, благородный сын славного сэра Адальберта. Здоров ли ещё ваш батюшка?

- Вполне. А как поживаете вы, достопочтенный Жеро? Не подцепили ли вы эту новомодную болезнь, как бишь её? – Ле Дюк прищелкнул пальцами, как человек, пытающийся вспомнить заковыристое название.

Лицо барона побагровело, а слуги, явно знающие, чего нужно ожидать, попятились.

- Мальчишка! Дерзкий сопляк! – проревел владелец Паэнгарда, да так, что Сен Клер ощутил покалывание в ухе. – Ты что это себе позволяешь, королевское охвостье?!

- Я не знаю, что вы имели в виду, сэр де Макон, лично я говорил о… подскажи, Хамон, хроническое… Ах, да, хроническое спиннокинжальное расстройство.

- Что?! – образованность и тонкий юмор никогда не были присущи здоровяку.

Воткнули огненный клинок, туда, куда достали!(с) – пропел Хамон, аккомпанируя себе на лютне.

- Хватит! – рявкнул барон, делая знак страже, и Хамона схватили. Тут возникла неожиданная заминка. При попытке отобрать у шута лютню, она выскальзывала у стражей из рук, как намыленная. Сен Клер махнул рукой и что-то шепнул барону, и оруженосца отпустили.

- Сэр Осберт, – продолжил владелец замка, когда суматоха несколько улеглась. – ты понимаешь, что сейчас ты – мой пленник. Твой король и покровитель сейчас далеко, в плену, твой отец тебе тут не поможет. Я могу обвинить тебя в том,что ты вместе с разбойниками напал на группу монахов, направлявшихся в монастырь святого Как-его-там. И у меня найдутся свидетели этого. Так что давай не будем ходить вокруг да около, и сразу перейдем к вопросу твоего выкупа.

- Какой же ты наглец, де Макон. Ты отлично знаешь,что я был слишком слаб, чтоб сопротивляться тебе… Заткнись, болван, твоих сентенций не хватало (это уже оруженосцу). Ты словно петух, встал на кучу мусора и кукарекает, чтоб похвалиться собой перед остальным курятником. – рыцарь перевел глаза на Сен Клера и по лицу его скользнула ненависть пополам с презрением .

- А это твой верный пёсик, собачка с крестом на спинке? Часто ли он лижет тебе зад, по проклятым обычаям его ордена? А, сэр Амори? Нравится ли вам такое времяпровождение?

- Довольно – барон уже взял себя в руки и говорил спокойно, хотя огонёк ярости и тлел в его маленьких голубых глазках.

Ты знаешь, сэр Осберт, для чего я взял тебя в плен, нет никакого смысла притворяться дураком, котом, при всех твоих недостатках, не являешься. Где оно? Только без глупостей, ты мог и не заметить, конечно, но поверь мне, стоящий слева от тебя слуга держит заряженный арбалет.

- Что “оно”? О чем ты говоришь, де Макон? – актером, увы, ле Дюк был плохим. Уж слишком нарочито он таращил глаза, словно хотел так доказать свое полное непонимание происходящего.

- Стивен! – барон повернулся к слуге, и в его голосе послышалась сталь. – Разряди-ка ему арбалет в бок. Только аккуратно, чтоб не слишком высоко. С болтом в брюхе эта падаль проживет ещё пару часов и успеет поведать мне много интересного.

- Нет, постой. – зал был освещен скудновато, но даже сейчас тамплиер увидел, как заблестел пот на лбу пленника. – Не знаю, о чем ты говоришь, черти бы тебя взяли, но ты понимаешь, что за меня могут дать более чем хороший выкуп. Не лучше ли тебе взять реальные, твердые и звенящие монеты, вместо того, чтоб мечтать о чём-то непонятном?

- Ещё скажи, недостижимом. Вот ты и выдал себя, трусливый хорёк. – голос владельца замка был убийственно спокоен.

- И так печальна мне судьба моя(Канцлер Ги, “Блюз ленивца”)…- тихонько пропел Хамон.

- Заткнись, убогий. Твой господин и так уже вывернулся наизнанку, с потрохами. Давай, сэр Осберт, говори, где оно. Кстати, шут, ты подал мне отличную идею. Слышишь, рыцарь, я передумал насчёт арбалета. Ты не заслуживаешь такой быстрой смерти. Я вначале разрежу на куски твоего шута. Или переломаю ему пальцы и вырву язык, а ты будешь смотреть. – идеи явно переполняли де Макона. – Потом я повешу его на стену замка, на поживу стервятникам и остальным падальщикам. А уж потом, когда вдосталь натешусь его песнями, займусь тобой, а смотреть на это будет та самая девчонка, дочка этого жирного борова-сакса. Кстати, она вполне недурна собой, но ее придется иногда уступать этому повесе, Этьену де Баже. А от многократного употребления дамуазели, как известно, быстро портятся. Тьфу, я столько болтал, что в горле пересохло – осушив кубок подогретого вина, здоровяк продолжал – Да, так вот, девчонки, как я уже поведал вам, господа – он издевательски склонил голову в сторону пленника, – от большой любви обтрепываются, словно старый ковёр. Вот лишнее тому доказательство. Поди ко мне, моя цепная крыса. – лицо его исказилось подобием саркастической улыбки.

Айлуфа, к которой относились и эти слова и гримаса на лице её господина, подошла, подобострастно кланяясь. Свёрток она по прежнему держала в левой руке и сэр Осберт, не успевший ещё встретиться со служанкой, поражённо прищурился, пытаясь разглядеть, что она там держит.

- Что, усердная моя Айлуфа, слышала ли ты, о чем там беседовали вон тот храбрый воин со своим оруженосцем в своих покоях? Ах, вот оно что!

Айлуфа улыбнулась, показав пару зубов и что-то зашептала своему господину на ухо.

- Фу, мерзкая ты ведьма, отойди – сморщился барон, отталкивая излишне ревностную служанку. – У тебя из рта несёт мертвечиной. Может, ты уже сдохла и сама этого не заметила, а, Айлуфа? – слуги барона захохотали, сама женщина сморщилась и отошла.

Барон осклабился и повернулся к храмовнику, который смотрел на это представление с привычной брезгливостью. Его одновременно и раздражала вся эта пустая болтовня, и привлекало предчувствие тайны. Он давно понял, что эта история отличается от обычного бандитского рейда, которыми де Макон не брезговал и в которых раньше доводилось тамплиеру участвовать.

Послышались шаги и на входе в залу появились двое наёмников из отряда де Баже, волокущие за собой несчастного Томаса из Рокингема.

- Ага, вот и саксонская свинья, дочку которого обхаживает этот манерный рыцарь – “приветствовал” вновь прибывших хозяин.

На лице и руках почтенного землевладельца видны были свежие синяки и ссадины. Видимо, он отчаянно бился против своих пленителей и лишь веревки помешали ему довершить начатое и попробовать сбежать. “Впрочем, далеко бы он без дочки не убежал”, подумалось рыцарю.

Томас мрачно смотрел в лицо своему пленителю. Он прекрасно понимал, что без выкупа ему в любом случае не выбраться, но его гордая и буйная натура яростно противилась навязанному ему унизительному положению.

- Ба, какие люди! Наш доблестный капитан наемных стрелков изволил проспаться! – дурашливо заорал барон.

С другой стороны зала появился сэр Этьен, бледный и опухший, но умытый и вполне трезвый. Он кивнул тамплиеру и стал рядом с ним, с интересом наблюдая за происходящим.

- Что тут наш боевой товарищ за судейство устраивает ? – тихо спросил он у Сен Клера.

- Пытается извлечь из Ле Дюка сведения о какой-то очень дорогой вещице, как я понимаю. Он и раньше вскользь упоминал о “талисмане из Палестины”, но я думал, что это обычная дорогая игрушка. Сейчас у меня создалось впечатление, что не все так просто. Ле Дюк, конечно, известный храбрец – это слово храмовник произнес с лёгкой иронией,- однако сопротивляется изо всех сил. Не пойму я, почему столько шума из-за безделушки, пусть она хоть десять раз драгоценная и красивая. Так что есть у меня подозрение, что сейчас господин барон устроит тут небольшую “пыточных дел мастерскую”. – тон его был небрежен, несмотря на зловещий смысл этих слов.

- Думаешь? – с сомнением ответил капитан наёмников. – Он, конечно, не воплощает собой христианское всепрощение, но страшно не любит пачкать стены и пол. Впрочем, лишь бы он натешился, наконец, и позволил мне увезти свою добычу с собой. По сути, мы сделали то, ради чего нас позвали, нам здесь совершенно незачем оставаться.

- Нет уж, дорогой друг, хоть я, в отличии от тебя, связан некоторыми своими обязательствами, я с большим интересом останусь и досмотрю это представление. Есть у меня подозрение, что здесь можно ухватить куш пожирнее смазливой девицы.

- Но-но, – с дурашливой укоризной произнес де Баже, – ты говоришь о будущей госпоже де Баже, владелице нашего родового гнезда, правда, боюсь, что без ее денег это гнездо будет шататься на веточке!

Он, видимо, произнес эти слова громче, чем требовалось. Томас, и без того донельзя рассерженный пленом, судьбою дочери и собственным положением, вспыхнул, как греческий огонь.

- Ах ты мерзавец! – громко вскричал он, пытаясь броситься на сэра Этьена, и лишь цепи помешали ему сделать это. Стражники, ожидавшие чего- то подобного, повисли на них, и почтенного землевладельца дёрнуло назад.

- Чудовище, нелюдь, грязный демон, фальшивый рыцарь, выродок обезьяны! – орал что было сил саксонец, не оставляя попыток добраться-таки до объекта своей ненависти. –Да чтоб тебя разорвало, чтоб кишки вытекли у тебя из чрева, чтоб твоими костями подавился дракон! О, дайте мне только волю и я оторву тебе парные органы, а в дыры засуну колокольчик,чтоб слышно было издалека, что идёт ублюдок и подлец!

Де Макон с интересом следил за происходящим.

- Однако, какие изощренные проклятия! Право, мне стоит позвать своего писаря. Ах, да, он уж год, как помер от срамной болезни. Друг Амори, не сослужишь ли мне службу, записывая то, что вопит этот неотесанный чурбан? Я буду требовать зачитывать мне это на ночь, вместо Библии!

- Право же, – подхватил храмовник, – я и сам услышал парочку новых выражений. – - Охотно запишу тебе все, что он скажет далее.

- Исказилось понятие прекрасного,

притупилась чувствительность зрителя!(“Не покидай”, “Песня бродячих актеров”)- внезапно заорал Хамон.

Барон нахмурился.

- Заткните-ка рот этому болвану! – приказал он слугам.

Те поспешили выполнить приказание господина, несмотря на то, что оруженосец вертелся, как угорь, не переставая орать:

- Оборвали все струны и морду набили.

Ну и пусть – все равно вам меня не сломить!(Тэм Гринхилл, “Пленный менестрель”).

- Да держите же вы этого сбрендившего! – сердился здоровяк, в то время как Хамон, отбегая подальше, пел:

- Трепещите враги: я уже начинаю,

буду песни орать я всю ночь напролет.

Краем глаза чего-то не то замечаю...

Отойди от меня с этим кляпом, урод!!!(с) – наконец, и его успокоили, засунув ему в рот грязную тряпку, хотя некоторое время после шут ещё мычал, страшно вращая глазами.

- Так, вот и разобрались с ненормальным оруженосцем. Явно в Палестине твоего слугу, Осберт, покусал бешеный шакал. Или на него его величество так повлиял! – барон громко рассмеялся своей же шутке.

Его слуги разошлись по углам, потирая синяки и ссадины, а один явно вывихнул челюсть.

Пока челядь гонялась за Хамоном, Томас Рокингемский ещё некоторое время вдохновенно бранился, причем в ход пошёл уже и арабский (“И откуда только выучил, смотри-ка, цветистее некуда” мелькнуло в мозгу у Сен Клера), и латынь – словом, пока почтенный землевладелец не охрип, он не замолчал.

Сообразив, что пленник выдохся, барон снова обратился к нему.

- Что дружок, раз уж ты связан, то дал волю своему языку? Смотри-ка, экую проповедь ты мне прочитал! Напоминаю, однако, что сегодня не воскресенье, а здесь – не церковь. Так вот, Томас Рокингемский, да будет тебе известно, что, хотя ты знатно позабавил меня, я не буду столь снисходительным и милым, как прежде. Ты, твоя перезрелая дочка и ваши тупые свинопасы, по недосмотру именуемые вами “слугами”, теперь принадлежите мне, со всеми потрохами. И я не уступлю ни пяди своего законного выкупа. Сколько ты сможешь отвалить за себя звонких золотых монет? Слуг мы посчитаем отдельно.

- Шестьсот золотых – прошипел землевладелец, сообразив, что переговоры уже начались.

- Низковато ты себя ценишь, ну да ладно, я не столь щепетилен. Но где же твоя набожность, сакс?! Надо бы добавить, дабы славный рыцарь Храма Сионского мог употребить твои деньги на богоугодные дела! – с этими словами де Макон обернулся к сэру Амори, который изобразил самое елейное выражение лица.

Саксонец побагровел ещё больше, хотя уж и казалось, что дальше некуда.

- Чтоб вас всех…- опять начал он, но тут же взял себя в руки и обречённо согласился ещё на триста золотых.

- Отлично. Теперь, что касается твоей челяди, мы не станем обижать их слишком низкой ценой. Скажем, по пятьдесят золотых на человека; идёт?

Томас только рукой махнул, мол, “пропадай моя телега, все четыре колеса”. Но тут же беспокойство отразилось на его лице, и он обратился к хозяину замка, негодующие шипя:

- А что же насчёт моей дочери? За какую цену я смогу вернуть её?

- Дочери? – притворно удивился здоровяк, – О чем ты, Томас? Я был уверен, что тебе отлично известно, что твоя дочь – больше не твоя забота. Она выйдет за Этьена де Баже, храброго и удачливого капитана наёмников, и будет жить с ним, как оно, а, да “В радости и в горести, в болезни и здравии”, чего-то там траляля-ля-ля, ммм… “Пока смерть не разлучит вас”... То есть, их. Ты сможешь попрощаться с ней, когда за тебя внесут выкуп. Кстати, кого из слуг ты собираешься отправить за ним? Мы дадим ему хорошую охрану, чтоб никакие разбойники не отняли у бедняги нашу законную добычу!

Будничность, с которой барон решил судьбу его дочери, так легкомысленно относясь к чужим предпочтениям, на миг лишила Томаса дара речи. Он не был слишком уж знаком с де Маконом, да, признаться, и не стремился к тому, справедливо полагая его жестоким, жадным и бессердечным человеком.

Но то, что произошло сейчас, не укладывалось ни в какие рамки. Законы были полностью на стороне землевладельца, поэтому он, нимало не колеблясь, пообещал, что будет жаловаться принцу Иоанну.

Барон, кстати, отлично сознавал, что пленник прав – такое поведение со его, де Макона, стороны и впрямь сурово каралось законом. Если, конечно, возможно было доказать преступление. Тем не менее он гнул свою линию.

- Ты можешь жаловаться на меня хоть папе Римскому, хоть господу Богу, хоть всем святым в моей часовне, имён которых я уж и не упомню. И вообще, я не понимаю, чего ты упрямишься? Взгляни на этого доблестного рыцаря, он молод, дамы считают его привлекательным, знатен. Уж о большем твоя дочь, которая, кстати, скоро выйдет из брачного возраста, и мечтать не может. – он повернулся к сэру Этьену, с усмешкой наблюдавшему за происходящим.

В самом деле, для вас честью должен быть тот факт, что я вообще изволил обратить внимание на вашу девицу – смею надеяться, она ещё девица? И она весьма хороша собой, а уж за приданным для единственного дитя вы, я надеюсь, не поскупитесь. Конечно, у нее есть некоторые недостатки, и все благодаря вашему воспитанию. Скажите мне, сударь, – он обратился к несчастному отцу, который даже не находил слов, чтоб ответить, – За каким дьяволом ваши попы научили ее читать? Вы хоть понимаете,что слабый разум женщины не в силах вынести этой ноши?! Кроме того, какой мужчина потерпит рядом с собой супругу, которая может написать письмо сама, следовательно, за ней и проследить-то нельзя?!

Окружающие аж притихли в ответ на столь неожиданную сентенцию. Для тех времён была нормой всеобщая безграмотность, даже среди аристократов. Сэр Осберт сморщился, как будто раскусил гнилой фрукт. Однако, он быстро овладел собой и с неподдельным удивлением воскликнул:

- Но сударь, и вправду, зачем вам это понадобилось?

- На этот вопрос могу ответить я, – спокойно сказал тамплиер, слушавший беседу со скучающим видом.

- Дело в том, что, судя по слухам, наш герой собирается выдать дочь за непосредственного потомка святого Эдуарда Исповедника.

Веселье, охватившее окружающих при этих словах, не поддавалось описанию. Казалось, потолок зала сейчас рухнет, так громко и продолжительно звучат дикий и неудержимый хохот. Не смеялись только Айлуфа, печально качавшая головой, и Хамон, стоявший рядом с саксонцем, почти что спиной к спине. Оруженосец вообще подозрительно притих, высвободившись из рук стражников и под шумок придвинувшийся почти вплотную к пленникам. Слуги, державшие его до тех пор, сочли Хамона не слишком опасным, тем более, что он держался подальше от своего господина, и даже не пытался вытащить кляп.

Барон хохотал так, что глаза его слезились.

- Нет, ну это надо же! – он только рукой махнул, не в силах продолжать. – Сэр Амори, вы вгоните меня в гроб задолго раньше времени. Честное слово, друг мой, вам стоило бы попробовать себя на поприще лицедейства. Да шучу я, шучу- заметил он, как нахмурились лицо храмовника. – Но такое сказануть! Даже я, человек далёкий от какой бы то ни было науки, имею понятие о сплетнях касаемо здешних монархов. Болван же ты стоеросовый, Томас, если не знаешь, что король Эдуард Исповедник был настолько же отличным духовным лицом, насколько был паршивым королем, что даже не приобщился утех плотской любви. Так за кого ты собирался выдать дочь, за ризницу или за алтарь? – он вновь захохотал, ещё громче прежнего, и его слуги вторили ему.

Нельзя сказать, что все присутствующие совсем потеряли бдительность и расслабились от внезапного приступа смеха, сразившего хозяина замка. Дружина Де Макона славилась своим послушанием, сосредоточенностью и преданностью господину, да и остальные его союзники отнюдь не были новичками в ратном деле. Однако и пленники не были совсем уж беспомощны.

Все увёртки и шутовство Хамона, пока он с помощью песен и ужимок усыплял бдительность барона и охраны, выдавая себя за безобидного дурачка с лютней, ополоумевшего от страха перед пытками, вознаградились украденным у одного из них короткого кинжала, именуемого так же “мизерикордией”. В полумраке зала оруженосец ловко ввинтил его в рукав, а пока Томас перетягивал внимание окружающих на себя, шут решал, как ему поступить. Лишенный возможности говорить даже стихами, он не мог подать знак ни одному из своих союзников. Но в то же время он заметил, что державшая землевладельца прислуга вовсю смеется над шутками своего господина. Поняв, что другой возможности может и не представиться, Хамон резким движением метнул нож в голову барона – кольчуги тот не снимал, даже будучи дома.

Оруженосец прекрасно понимал,что, даже если ему удастся его самоубийственная затея, проживет он после этого, самое большее, несколько минут, поэтому изначально не собирался спасаться бегством. Он и кинжал-то бросил больше наудачу, надеясь, что господин сумеет воспользоваться моментом и хотя бы попытаться сбежать. Впрочем, была ещё одна причина такого безрассудства, которую уместно будет прояснить позднее.

Де Макон был опытным воином, но и он был застигнут врасплох. Если б не сэр Амори, который единственный из присутствующих внимательно следил за пленниками, жестокий барон был бы уже мертв, или, по крайней мере, тяжело ранен.

Храмовник с силой толкнул своего друга, так,что кинжал глубоко вонзился в спинку кресла.

Но вот чего Сен Клер не мог предугадать,так это поведения Томаса, на несколько мгновений оказавшегося без присмотра. Доведенный до отчаяния и презрев веревки, коими были связаны его руки, пожилой мужчина всем телом рванулся вперёд, как бы с целью добраться до ненавистного ему пленителя.

Внезапно раздался щелчок и несчастный сакс оказался на полу, с болтом в шее. Тело его сотрясла судорога, он всхлипнул и затих. Вокруг его головы медленно начало расползаться тёмное пятно.

У Стивена, о заряженном арбалете которого де Макон ещё в начале беседы предупредил сэра Осберта, не выдержали нервы.

====== Часть 6 Тайна ======

И пока ничего,

ничего не случилось.

Я вчера еще помнил,

что жизнь мне приснилась.

Этой осенью стала она.

ДДТ, “Люби всех нас, Господи, тихо”

Доминика не слишком долго предавалась отчаянию. “Слезами горю не поможешь” резонно решила она, съела свой нехитрый обед и решила проверить, может ли она передвигаться по замку. Первая попытка отдалиться от комнаты на чуть дальше, чем до ближайшего отхожего места, провалилась – ее заметил один из слуг и вежливо, но непреклонно проводил в комнату. Потом она едва не столкнулась с Айлуфой, спешившей к своему господину. Та только цыкнула на пленницу, и девушке пришлось ретироваться. Потом она едва не заплутала, перепутав коридор. В общем, послушница немного изучила окружающие покои, но дальше этого не продвинулась.

Из ее комнаты дверь вела на небольшой балкончик, стоя на котором можно было видеть часть внутреннего двора. Набегавшись по коридорам, Доминика вышла подышать свежим воздухом и вдруг заметила вещь, которая была ей слишком хорошо знакома. Возле одной из стен стояла повозка, та, на которой они с монахами приехали на турнир!

Несколько минут девушка недоверчиво изучала повозку,как бы пытаясь найти неоспоримое доказательство того, что это именно она. Но знакомые по многочисленным поездкам выщербины, косые спицы в левом заднем колесе (а как раз его и было видно), и наконец, цвет… грязно-рябо-козюльчатый, как говорили в детстве, но такой привычный.

Доминика зажала себе рот ладонью, как бы испугавшись, что может невольно вскрикнуть. Вряд ли отец Варфоломей отдал бы повозку миром, да и продавать её он не стал бы. Ясно было, что и он и остальные монахи оказались в этом ужасном месте, быть может, их пытали, а возможно, что их уже и в живых-то нет.

Она тщетно склонялась по комнате до темноты, пытаясь выработать план побега. Так толком ничего и не узнав, девушка пришла к выводу, что утро вечера мудренее и устроилась на ночлег.

Под утро стало совсем холодно, и ей пришлось встать, с целью поискать, чем же ещё можно укрыться. Вчера ей так и не зажгли очаг, а кремня у нее не было – возможно, выронила или его ненароком унесла Айлуфа, копавшаяся в сумке послушницы.

Не найдя ничего подходящего, она так и промаялась до рассвета. Голодная, невыспавшаяся и расстроенная,

Доминика уже собиралась повторить попытку побега, с тем, чтоб хоть попытаться выяснить судьбу несчастных узников, как громкий крик со стороны двора отвлек ее внимание.

Несколько стражников пересекали замковую площадь, практически волоча на себе насмерть перепуганного паренька. Он вопил и сопротивлялся, как мог, елозил босыми ногами по грязным камням, устилающим двор, пытался падать на колени. Лица его не было видно – спутанные светлые волосы падали на глаза, а головного убора на нем не наблюдалось. Из одежды на нем осталась одна камиза, грязная, изорванная и окровавленная.

Из того, что он кричал, девушка сумела разобрать только “Верность!”, “Господин!” и “Пощады!”.

Воины двигались механически, избегая глядеть на своего пленника. Они очень скоро скрылись из поля зрения послушницы, и только по воплям она сумела определить, что несчастного потащили к стенам замка, в сторону ворот.

Визг достиг своего апогея, внезапно оборвавшись. Спустя короткое время, стражники промаршировали назад.

Доминика не сомневалась, что паренька убили, вздернув на замковых воротах, скорее всего, по приказанию их жестокого владельца. Но за какую провинность? Был ли это кто-то из стражи или наоборот, из узников? Вроде его голос не показался ей знакомым, но она не успела перемолвиться и словом со слугами Томаса Рокингемского, а те из них, кто пережил нападение разбойников, должны находиться тут же.

Послушница ломала голову, пытаясь понять, что же произошло и не будет ли она следующей, кого непонятно за что повесят на стене замка, но при отсутствии нужной информации это было совершенно бесполезно.

Часы шли, слуга принёс завтрак, и она засыпала его вопросами, на которые он не отвечал, лишь кивая и кланяясь. Вид у него был какой-то встрепанный, словно он одевался в большой спешке, и руки дрожали, когда он ставил тарелку с кашей на стол, но больше она ничего особенного не заметила.

Проводив взглядом ушедшего, девушка мигом проглотила нехитрую еду и внимательно прислушалась. Уже какое-то время она ощущала некое беспокойство, переходившие в тихую панику. Что-то было неправильно. Что-то было не так. Больше всего это походило на те минуты перед большим сражением, к примеру, при Акре, когда она и другие медики с лёгкой паникой обозревали пока ещё пустой лазарет. Они хорошо понимали, что очень скоро тут будет ад – запахи крови, пота, мочи и кишок, стоны и вздохи раненых и умирающих, крики солдат и их командиров.

От ожидания сводило живот и холодели руки, а по спине бежали мурашки.

Потом, во время сражения, когда раненые сотнями приносились и привозились, когда фоном становилось все,что так давило раньше, страх исчезал, ибо некогда было его испытывать. “Потом, не сейчас” говорила она страху. “Я занята, видишь, этот раненый кричит оттого, что в животе у него застрял арбалетный болт, а тому нужно что-то сделать с кровотечением из руки”. “Делай, что должно, и будь, что будет”. Так говорил отец настоятель Жак.

Если б она хоть знала, что ожидает её.

Если б могла хоть как-то приготовиться к этому.

Если б сумела устоять перед невозможным, нереальным, нечеловеческим.

Если бы….

Все произошедшее в главном зале на мгновение обратило присутствующих в статуи, наподобие жены Лота, так некстати испытавшей тоску по родным местам. Но тут барон грозно рявкнул “Взять!”.

Хамона схватили и повторно скрутили, предварительно несколькими ударами кулака в живот выбив из него желание петь или говорить.

Стивен затравленно озирался, не пытаясь даже перезарядить арбалет. Впрочем,ему это и не удалось бы. Осознав, какую ошибку он сделал, бедняга бросился на колени, как бы в безмолвной попытке просить прощения. Де Макон, осознав, какой куш он только что упустил, как и то, чей гнев навлечет на него это нечаянное убийство, был вне себя от ярости, настолько, что лишь с большим трудом можно было понять, о чем он говорит.

- Повесссссить! Сссссей же часссс!!!- сипя и брызгая слюной, он указывал на шута. Тот закрыл глаза, скорчившись на полу.

- Стой! – изо всех сил заорал сэр Осберт, глядя, что дело принимает совсем не весёлый оборот.

- Ты не можешь его повесить! Он – живое доказательство!!!

- Доказательство чего? – барон трясся от злости.

- Существования того, о чем ты спрашивал меня ранее. Если ты убьешь его, это может привести к непоправимому! Я скажу тебе, где взять эту вещь, но не убивай моего оруженосца!

Он метнул в меня нож! Если б не сэр Амори, он убил бы меня!

Это именно то, чего он добивается. Убей его – и проклятие падёт на тебя и всех присутствующих! Это не игрушка, это мощное оружие!

- О чем он говорит? – тон Сен Клера был жестким, и барон не сомневался, что если он не ответит, вопрос будет задан снова, в гораздо менее вежливой форме.

- А ну, все заткнулись и дали мне поразмыслить! – рявкнул хозяин замка.

Он осмотрел присутствующих. Слуги беспокойно перешептывались, шут свернулся клубком на полу, сэр Осберт смотрел с нескрываемой ненавистью и страхом, храмовник же казался бесстрастным, но в глубине его глаз то и дело пробегали злые огоньки. Все смотрели на де Макона, ожидая дальнейших распоряжений. Томас Рокингемский лежал в большой луже крови, широко раскрытыми глазами глядя в закопченный потолок.

Айлуфа была единственной, кто никак не отреагировал на грозный приказ хозяина. Она подошла вплотную к убитому, и на лице её была искренняя жалость. Она что-то пробормотал, обращаясь к де Макону, и возможно, это была последняя капля, переполнившая чашу его, и так невеликого, терпения.

- Пошла вон, старая ведьма, и забери с собой эту мерзость! – барон Жеро отпихнул ее ногой, подходя к сэру Осберту.

Женщина потеряла равновесие и упала прямо на мертвеца, уронив свой свёрток и перепачкавшись в крови. Она барахтались, пытаясь одновременно удержать свой свёрток и подняться, но руки скользили по алой жиже и она падала обратно. Это выглядело одновременно жутко и жалко, а вязавшие молчаливого Стивена стражники ещё и добавили неразберихи. Наконец, кто-то из них протянул старухе руку.

- Я жду ответа, Жеро. – Сен Клер не двигался с места.

Рядом с ним стоял сэр Этьен, и выражение его лица понравилось барону ещё меньше.

- Что ж, господа, мне не остаётся ничего другого, нежели поговорить с вами наедине. Эй, Герард,- бросил он начальнику своей стражи, – свяжите этого паршивого шута покрепче и оставьте нас. И заберите с собой эту падаль и вооон ту ещё не падаль. – он указал рукой на едва успевшую привстать на колени Айлуфу.

Та подняла голову, посмотрела на де Макона. Взгляд её был абсолютно, совершенно безумен и в нем проглядывало что-то, бесконечно далёкое от человека. Так мог бы смотреть медведь, разбуженный посреди спячки в его пещере, не до конца проснувшийся и прикидывающий, как бы ему поступить с этими жалкими существами, посмевшими потревожить его покой.

Потом она медленно шевельнула рукой, начертила в воздухе окровавленным пальцем две вертикальные черты, и одну косую, перечеркнувшую их слева направо.

Еле открыв рот, прошептала что-то типа: “Хагал”.

Повернулась, покрепче прижала к себе свёрток, и вышла из зала, ни на кого не глядя.

Слуги убрали труп и увели арестованного, оставив господ наедине с пленниками. Хамон приподнялся по приказу своего господина, и прислонился к стене. Рот у него был заткнут, а руки крепко связаны. Забытая лютня валялась в темном углу.

Хозяин замка и двое его соратников переглянулись.

- Ну, ничтожество? – прорычал барон.

Сэр Осберт тяжело вздохнул, бросил быстрый взгляд на оруженосца, пошевелил плечами связанных за спиной рук. Прочистил горло.

И начал рассказывать.

====== Часть 7 Вне смерти ======

Всё богатство людей – это грязь и гнильё! Так пускай мертвецы охраняют своё!

Для меня же бесценно – встретить её,

Эту новую жизнь вне смерти!

Павел Пламенев, “Вне смерти”

Мабель проснулась утром от кошмара, в котором пьяный сэр Этьен гонялся за ней, держа в руках свёрток Айлуфы и голосом Бланш требовал, чтоб она немедленно закончила с вышиванием, вместо того, чтоб марать пергамент пустыми россказням.

На деле, выяснилось что ничего настолько страшного не произошло, просто служанка искренне боялась, как бы девушка не проспала завтрак.

Умывшись и поев, девушка спросила у Бланш, не слышала ли она чего странного. Та замялась, видно было, что она очень не хочет признаваться, но понимая, что ее юная госпожа и так рано или поздно все узнает, сказала, что вскоре после рассвета она слышала ужасные вопли, но не поняла, кто и зачем кричал, а с их балкона этого не было видно. Ещё она призналась девушке,что видела, как стражники несли какую-то явно тяжёлую ношу, положив ее в одну из повозок во дворе, но что это, она так и не поняла.

Бланш вышивала, Мабель скучала, рисуя на полу кусочком угля из очага какие-то силуэты. К обеду, который так и не принесли, терпение у обеих дам уже лопалось. Мабель совершенно серьёзно сказала, что ещё час назад готова была расцеловать первого, постучавшего в дверь, теперь же она готова его покусать.

В это время со стороны двора послышался топот ног. Выглянув наружу, они заметили нескольких человек, убегающих от какого-то странного мужчины. Он бежал босиком, неловко наклонив голову, одетый в одну нижнюю рубашку (“Фи, госпожа, не смотрите, срам какой, прости господи!”), а за ним волочился обрывок веревки, как хвост какого-то диковинного животного.

Пока девушки гадали, что бы это могло значить, причем Мабель строила теории об обете в честь прекрасной дамы, а Бланш предполагала внезапный приступ горячки, при которой, как всем известно, человек сходит с ума и бегает в поисках чертей, за дверью послышался какой-то шум.

- Не открывайте, госпожа! – служанка испуганно оглядывалась по сторонам в поисках чего потяжелее, чтоб забаррикадировать дверь.

- Глупости, Бланш. Мы во власти наших тюремщиков. Кто захочет войти, в любом случае войдёт. Бог не оставит нас, вот увидишь.

Мабель упрямо тряхнула головой и приоткрыла дверь. В коридоре было темно и глаза девушки не сразу заметили главное.

На полу лежала Айлуфа. Она была залита кровью и забрызгана грязью, ранена в голову, руки и наверняка куда-то ещё, и совершенно выбилась из сил, но свёртка из рук не выпустила.

- Хорошая девочка – бормотала женщина, пока Мабель и очнувшаяся от столбняка служанка втягивали ее в комнату. – Такая хорошая девочка, но совсем глупая. Слушай меня, девочка, и ты, тоже слушай….

- Боже милосердный, сударыня, вам плохо, вы ранены, давайте мы перевяжем вас и позовём на помощь! – предложила Бланш.

- Не трать время, дурочка. – Айлуфа говорила тихо, но из ее горла вырывалось зловещее бульканье.

- Они уже близко, я знала, что делала, но не думала… эх, а как хорошо было это видеть… – она закрыла глаза и замолчала, собираясь с мыслями.

Открыла их, увидела, что служанка направилась к выходу и приподнявшись, пробулькала:

- Не смей, ты погубишь нас!!

- Что с вами случилось, Айлуфа?

- Неважно. Они сделали то, о чем я их попросила. Скоро они доберутся до него, о, как сладок этот миг. Слушай же, – она приподнялась и ухватила девушку за плечо, губы женщины окрасились красным, – заприте дверь и никому не открывайте, даже если – особенно если! – это будет кто-то знакомый. Даже мне не открывайте.

- Как вам не открывать? Вы же здесь!

- Это не надолго, девочка. Ты хороший человек, милая, но слишком наивная. Я оставляю тебе Гуннхильду, позаботься о ней. Она скрашивала мое одиночество и спасала меня, теперь она сделает то же для тебя. Дьявол меня уже заждался, да, мы с ним старые друзья…. – она заговаривалась, бледность ее стала уходить в синеву.

Кровь струилась по рукам Айлуфы и подтекала изо рта. Она протянула ничего не понимающей Мабель свой свёрток, и та машинально взяла его. Из него на девушку смотрело лицо куклы с двумя точками на месте глаз.

- Помогите... добраться до... окна – прошелестела женщина. Она ловила ртом воздух, и Мабель со служанкой подтащили ее к балкончику

- Вот и славненько, милые, вот и хорошо. Гуннхильдочка, будь хорошей девочкой, мама любит тебя, но сейчас маме надо закончить одно важное дельце, а потом она вернётся, да, вернётся к своей девочке,. – голос её ослабел, но последним, самым страшным усилием она выпрямилась, оглянулась, борясь с головокружением, бросила пламенный взгляд на свёрток и перекинулась через стену.

С криком ужаса обе девушки подбежали, стремясь выглянуть за стену. Бланш успела первой и укусила себя за руку, стремясь проверить, не сон ли это.

Тело Айлуфы распростерлось на камнях двора, голова неестественно вывернулась, словно в нелепом стремлении заглянуть себя за спину, а под ней образовалась красная лужа.

Странно, что поступок старой служанки произвел непонятное впечатление на находящихся во дворе. Заметив ее падение, они вдруг развернулись и побежали что было силы к одной из угловых башен.

- Бланш, отойди! – Мабель пыталась отпихнуть служанку, чтоб своими глазами увидеть происходящее, но та застыла, как тролль из сказки, превратившийся в камень на рассвете.

- Бланш! Сию минуту дай мне посмотреть! – таким тоном она говорила со слугами очень редко, они это знали и беспрекословно подчинялись ей, но сегодня, казалось, все было шиворот-навыворот и служанку пришлось трясти, и даже залепить ей пощечину, чтоб она пришла в себя.

Наконец-то, оттолкнув Бланш от окошка, Мабель заглянула вниз и не поверила своим глазам. Переломанное тело Айлуфы шевельнулось раз, другой, потом начало двигаться, видимо, пытаясь приподняться. С десятой примерно попытки ей это удалось. Так и не развернув смотрящую вверх голову, женщина весьма резво поползла по двору, опираясь на локти.

От такого зрелища сомлел бы и человек с куда более крепкими нервами. Хорошо, что Бланш вышла из ступора и успела поймать госпожу.

Мабель очнулась ближе к вечеру и сначала думала, что ей приснился очередной кошмар. Но пятна крови на полу заставили ее усомниться в собственных глазах.

- Бланш!- слабо позвала она.

Верная служанка тут же подбежала к девушке. На нее было жалко смотреть, так тряслись ее руки и губы, лицо было перекошено ужасом и она долго не могла ничего сказать.

- Что это было? – наконец спросила Мабель.

- Осмелюсь сказать, госпожа, я могу только предполагать. Конечно, девочкой я слышала страшные сказки об эльфах и феях…

- На фею это уж точно не похоже – девушка содрогнулась от ужаса. – Ты тоже видела это… это… – она не смогла найти подходящего слова.

- Да, госпожа, и уж лучше бы я этого не видела! Вы как упали, я вас сразу на кровать, дверь столом и стульями припёрла, так перепугалась, чуть камин на подпорки не разобрала! А сама набралась смелости, да выглянула через балкончик. А там такая страхолюдина по двору на четвереньках бегает, да и не одна, штук пять или шесть их, все какие-то перекрученные. Гоняют стражников, двоих на куски разорвали. А некоторые подраные, а ходят. Конец света, госпожа, конец света! Господи, помилуй нас, грешных!! – она истово крестилась и пыталась читать обрывки молитв. Мабель дрожащими руками пыталась сотворить крестное знамение, горло пересохло так, что молиться получилось только шёпотом.

Она села и попыталась привести мысли в порядок. Итак, они заперты в комнате, куда уже скоро наверняка начнут ломиться… неизвестно кто, но точно не феи. Еды и воды у них почти нет, нет и оружия, да они и не умеют им пользоваться. Кроме этого, судя по тому, что происходит во дворе, этих существ не слишком-то просто убить.

Ещё одно сильно тревожило девушку. Если судить по путанным предсмертным словам Айлуфы, ей не стоит верить никому, включая собственного отца. “Значит ли это, что он уже…. Тоже?” Даже в страшном сне ей не могло привидеться, что ее надёжный, любящий отец может превратиться в такое чудовище и будет угрожать ей.

“И кто сможет их спасти, да и захочет ли?”.

За окном стало темнее, но никаких факелов видно не было.

“Возможно”, – подумалось Мабель, “люди барона отсиживаются в башнях, а завтра нам удастся с кем-нибудь из них связаться. Хорошо бы сэру Осберту удалось освободиться и прийти за ней…. В таком бедственном положении, все, что осталось – это только мечтать”, – подумала девушка, механически ощупывая свёрток, лежащий рядом с ней. Он был залит кровью, уже подсохшей и отвердевшей. Но она обещала старой женщине, до того, как…

Совсем стемнело, и снаружи стало тихо. То ли чудовищ убили, хотя и не слышно было бряцанья оружия и боевых криков, то ли наоборот, защитники замка отступили и заперли двери.

Они с Бланш дремали вполглаза, стараясь не думать о происходящем снаружи, когда мощный удар в дверь вырвал их из полузабытья.

- Кто там? – спросонья подскочила к двери девушка, забыв о том,что сейчас ей лучше было бы затаиться и сделать вид, что в комнате никого нет.

Снаружи послышался стон, и что-то с силой заскреблось, словно кот, вернувшийся с ночной охоты на мышей. Раздался топот.

Стон повторился, теперь в нем было отчётливо слышна умоляющая интонация.

- Боже, Бланш, ты узнаешь? – в темноте Мабель едва различала силуэт служанки.

- Мне как будто кажется,что я знаю этот голос, – задумчиво прошептала служанка.

- Конечно, дурочка, ты его знаешь. Это голос моего отца и твоего господина! О, боже всемогущий, спаси и помилуй нас, грешных, он освободился и пришел сюда, спасти меня! Бланш, он нас нашёл!!

- Госпожа, погодите. Вспомните, что сказала сумасшедшая, что мы с вами видели во дворе. Опомнитесь, прошу вас, заклинаю вас, вдруг это не он?!

- Маловерная! Как тебе не стыдно, неблагодарная ты женщина! – пыхтя и загоняя занозы под ногти, Мабель пыталась отодвинуть мебель. Стоны снаружи усилились, раздался чей-то предупреждающий крик.

- Отец!!! – не помня себя от радости, девушка кричала, уже почти преуспев в отодвигании тяжёлого стола.

- Отец, подожди, держись, отец, мы сейчас!!! Мы уже… лезем… – от натуги и отчаяния она бормотала невесть что.

Служанка с ужасом наблюдала за этой сценой, но она была недолгой. Дверь сильно вздрогнула, раз, другой, а потом в ней появилась щель. Бланш инстинктивно дернула госпожу назад, больно ударившись при том о стол, но, возможно, спасла ей жизнь. За дверью метался свет факела.

В щель просунулась большая рука с памятным перстнем, развернулась, дернула, щель увеличилась. Вот и вторая рука смогла влезть и обе они расширяли проход, попутно обшаривая окрестности

- Отец?!! – в ужасе крикнула Мабель, наконец-то сообразив, что Айлуфа, похоже, была права в худшем из своих предположений.

- Нет, госпожа не надо, это не он!!! Изыди, нечистый дух! – Бланш пыталась бросить в упырчатого бывшего хозяина настенным крестиком, без особого, впрочем эффекта.

Вот он уже всунул внутрь голову и обе руки, и урча от близкого предвкушения добычи, принялся подтягиваться внутрь.

Мощный удар снёс дверь с петель, и она упала, придавив внутренней своей частью застрявшего в ней Томаса.

Пока он неловко и неуклюже пытался высвободить корпус, раздирая доски и рыча, в комнату вбежал сэр Этьен, а за ним кто-то из его отряда. Походя, ударом топора рыцарь перерубил спину несчастному саксонцу, что не слишком отразилось на его жизнеспособности. Выдернув топор из спины несостоявшегося тестя, он подошёл к девушке вплотную.

“Сэр Этьен выглядит не самым лучшим образом”, отстраненно подумала та, пытаясь схватиться за уплывающее сознание. “Совсем не похож на благородного рыцаря, явившегося на помощь дамы в беде”.

И в самом деле, доспехи де Баже были во многих местах погнуты и залиты кровью, накидка порвана, меч в его руках был также окровавлен.

- Жива? – хмуро поинтересовался он у Мабель, которая не сводила глаз с того, во что превратился ее отец.

Это, без сомнения, было отталкивающее зрелище. Лицо Томаса было бледным и каким-то рыхлым, раздувшимся, как у утопленника, денёк пролежавшего в воде. Шея его была повернута чуть набок, руками он с лёгкостью разламывал прочные доски, но не мог сообразить, как выпутаться из-под двери, что подвергало сомнению наличие у существа хоть мало-мальского разума и способности к мышлению.

Существо не оставляло попыток добраться до людей, несмотря на то,что ходить он явно не мог. Страшная рана на спине не кровоточила.

- Живо, уходим отсюда, пока нас тут не захлопнули, как в мышеловке! – он схватил девушку за руку повыше локтя и дёрнул. Та никак не могла выйти из ступора, хотя и понимала, что сейчас ничего лучше бегства он ей предложить не может.

- Подожди, сэр рыцарь, – она попыталась вырвать свою руку из его латной перчатки, живо оставившей ей на память великолепный синяк.

- Что ещё? Ты сама видишь, что это чудовище не сожрало тебя только благодаря моей скорости и твоему везению. Нам нужно выбраться туда, где они не смогут запереть нас и сожрать.

- Но моя служанка… и это мой отец...

- Он такой же твой отец, как любая тварь в болоте в соседнем лесу. Ты что, ослепла, что ли, дурочка?! Бегом отсюда! – он повернулся ко второму воину, с нетерпением переминавшемуся с ноги на ногу. – Клеман! Хватай служанку и живо вниз, по дороге прихвати все оружие, что сможете унести, лучше щиты.

Клеман не заставил себя долго ждать. Сэр Этьен так дёрнул Мабель за собой, что она почувствовала, как ее ноги на секунду оторвались от пола и едва удержала равновесие. Повинуясь какой-то неведомой силе, в последнюю секунду девушка успела схватить свёрток за край ткани. Кровь настолько плотно спаяла его, что грязная тряпка осталась на месте, удерживая внутри куклу.

Они выбежали из разоренной комнаты, и только разочарованный вой лежащего на полу упыря донесся им вслед.

====== Часть 8 Проклятый замок ======

По дороге в закат

Есть долина одна,

Где убитые спят,

И больная луна там танцует смешно

Танец, дикий как бред,

Тех, кто умер давно, вызывая на свет

Канцлер Ги, “Песня о мертвой долине”

Сэр Амори де Сен Клер вскочил с кровати, не успев толком проснуться – сказалась привычка к мгновенному действию в случае опасности.

Он не сразу понял, что за звук разбудил его, поэтому звук любезно повторился.

Скрежет, словно что-то тяжёлое тащат по полу. Ещё раз. Стон, крик, ещё крик.

Дверь распахнулась, судя по всему, от удара ногой и перед тамплиером предстал его оруженосец.

Джослин был крепким, отменно спокойным и здоровым молодцом, уже не первый год сопровождавшим своего господина. Умный, сметливый и ловкий малец к тому же обладал ямочками на щеках, которые находили очаровательными представительницы слабого пола от пяти и до пятидесяти пяти лет.

Тем разительнее выглядела перемена, происшедшая с ним, пока его хозяин мирно спал.

Волосы молодого человека стояли дыбом, а лицо было искажено ужасом. Он попытался что-то сказать, но голос не шёл. В широко раскрытых глазах плясало безумие.

- Джослин! Джослин! Проклятье, nom de Deiu, очнись, сопляк! – Сен Клер высвободил из судорожно сжатой руки паренька окровавленный меч и прислонил его (меч, а не оруженосца, хотя и оруженосца прислонить бы не помешало), к стене.

- Выыыы… – оруженосец честно пытался что-то сказать, но получалось плохо. Он глубоко вздохнул и попробовал ещё раз, – - Тттттааааа….Оооонннн….

- Черт бы побрал этих впечатлительных маменьких сынков! – храмовник оправдал поговорки о своем ордене и грязно выругался, помянув оруженосца, собак, свиней, замок, барона и пленников в противоестественном родстве.

- Джослин, успокойся и говори толком. Что произошло?

- Гогогосподин… – наконец, прыгающие губы парня справились с первым словом. Он согнулся, упер руки в колени, попытался перевести дух – и его стошнило прямо под ноги сэру Амори.

Тот понял, что ситуация далеко-таки не штатная. Никогда ещё никто из его отряда не осмеливался вести себя подобным образом, да вроде и причин для такого не было. Он запер дверь, и невзирая на шум, доносившийся снаружи, сел и стал ждать, пока несчастный Джослин придет в себя.

Тот прокашлялся, снял с пояса флягу и трясущимися руками открыл крышку, не с первой попытки, разумеется. Промочив горло глотком вина, оруженосец, наконец, немного успокоился.

- Господин, я прошу прощения! – он упал на колени перед рыцарем, едва не в собственную блевотину. – Вы не представляете, что там случилось.

Где это – там? – с любопытством спросил Амори.

Татататамммммм , – оруженосец опять начал заикаться, досадливо тряхнул головой и продолжил – внизу, в главной зале, когда мы несли тело этого несчастного, Томаса из Рокикингемммма. Он был мертвым, я точно знаю.

Храмовник досадливо махнул рукой. Джослин вроде и говорил связно, но ясности от этого не прибавлялось.

Мы положили его на повозку во дворе, накрыли и ушли. Как вы и велели, поужинали и легли спать. Перед рассветом меня разбудил Клеман, как раз была моя стража. Потом я вышел во двор, там вешали этого болвана Стивена, он орал так, что хоть святых выноси.

И вдруг я вижу – бегут те, кому поручили его… словом, закончить с ним. И орут, не хуже того бедолаги! Я никак не мог понять, что с ними, спросил, а они только руками машут. Вдруг вижу – Стивен, живехонек! Бежит эдак-то странно, как бы семенит, лицо и не разглядеть, а голова повернута, ровно у висельника и конец веревки за ним тянется, ни дать, ни взять, змеиный хвост, Господи, спаси и сохрани! – оруженосец торопливо перекрестился.

Не тяни, мерзавец! Отчего ты влетел сюда, словно в зад ужаленный? Что происходит снаружи? – Сен Клер был относительно терпеливым человеком, но сейчас ему хотелось скорее разобраться в происходящем и терпение его было на исходе.

-Так вот, господин, он сперва проковылял мимо меня, а потом вдруг развернулся, и я увидел его лицо. Господи, никогда ещё я не видел ничего подобного! Белое, рыхлое, как тесто, глаза словно слепые, и вроде принюхивается. Я ему говорю, мол, так и так, Стивен, что с тобой, дружище? А он эдак вдруг подобрался – и ко мне. Вроде и не быстро, а мне страшновато стало. Ну, думаю, спятил, бедолага, шутка ли, веревка оборвалась, когда вешали. Это ж прямо из преисподней выдернули, тут любой с ума сойдёт!

- В общем, я попятился, а он все ближе. И тут мимо меня просвистел арбалетный болт, видать, кто-то из ребят в него стрельнул. А он как ни в чем ни бывало, дальше идёт, не пошатнулся даже. В самую грудь ему вонзилось, а он же в одной рубашке, и на той – ни пятна. Потом смотрю – стрела у него в животе торчит, никак стрельнули сразу за арбалетом, а все так же – шагает, как шёл. Я – бегом оттуда, но он за мной. Потом я добежал до входа в главное здание, а эта тварь за мной, я было дверь закрыл, так он ее руками ломать начал! Я побежал вверх по лестнице, к вашим покоям, и тут ,видно, на шум кто-то снизу из караульной вышел, и, не разобравшись, в чем дело, дверь открыл. И сразу Стивен, или что он теперь такое, его трепать начал, чисто собака зайца. Я услышал крик, потом ещё. Там же люди были, и наши, и барона. Повезло, что никто меня не приметил, и я с лестницы видел, как он...оно грызло и расшвыривало все, до чего могло дотянуться. Кровь во все стороны брызжет, в тварь эту кинжалами тычут, дротиками, топорами – а всё без толку, дьявол его забери. Господин, – оруженосец поднял на тамплиера совершенно несчастные глаза, – вы видели меня в бою, никогда я не боялся ничего, не гнушался ранеными, спокойно смотрел на самые страшные травмы и увечья, но ничего страшнее мне видеть не доводилось. На мое счастье, один из людей барона, Кривой Жиль, кажется, умудрился достать страхолюда топором и перерубить ему хребет. Тот сразу же упал и все, не двигался более. Зато зашевелились другие. Те, кого чудище не порвало в клочья или не оторвало им голову,начали вставать. Не мертвые и не живые, лица бледные, отекшие, глаза как слепые. И пошли на Жиля, тот и мяукнуть не успел, как мигом оказался погребён под горой тел. Я едва успел убежать, но куда нам теперь….

Перед Сен Клером стоял нелегкий выбор. Никто не смог бы поверить в ту бессмыслицу, которую наговорил оруженосец. Но при этом рассказ его звучал связно, логично – и нереально.

- Кто ещё жив внизу? – наконец спросил рыцарь.

- Не знаю, господин, но вот что я вам скажу – этих тварей очень сложно убить, они почти неуязвимы, разве что хребтину перерубить. И если так пойдет и дальше, в смысле, они будут всех живых превращать в себе подобных, то очень скоро в замке останутся только чудовища.

- Ты прав,. – тамплиер в задумчивости расхаживал по комнате.

Со двора доносились крики, в коридоре пока было вроде тихо. Впрочем, им все равно нужно отсюда выбираться побыстрее. Тем более, после вчерашнего разговора с бароном, храмовник чувствовал настоятельную потребность в разговоре с сэром Осбертом. “Проклятье, вот было же у меня чувство, что вся эта идиотская затея с захватом пленников плохо кончится. Но кто бы мог подумать, что такое может случиться?”.

- Джослин, собери поскорее все, что может нам пригодиться, – он оглядел скудное убранство комнаты.

В силу принадлежности к ордену храма, или же просто по природной склонности, Сен Клер терпеть не мог излишней роскоши, предпочитая практичность во всем, касающемся повседневной жизни. Исключением являлись всякие богатые попоны для коней, позолоченные уздечки и прочее. Это было для него необходимым злом, к примеру на турнирах, в которых ему, разумеется, нельзя было участвовать, но как, говорил один восточный мудрец, “уж если очень хочется, и никто не узнает, то исключаем исключенное”.

В комнате, отведенной тамплиеру бароном, были стол и стул, простая кровать под балдахином, очаг, подставка для факела, и некоторое количество оружия. Торопливо одеваясь, Сен Клер заставил Джослина помочь ему натянуть доспех, получше защититься самому и захватить все оружие, которое они смогут унести.

- Так, мальчишка, вспоминай, что ещё может нам помочь. Я так понимаю, что твари не боятся распятия и молитв?

- Да, господин, многие из тех, кто был внизу, пытались защититься крестом и молитвою, однако ж это не к чему не привело.

- И сейчас день, то есть, они не боятся света, что идёт вразрез со всем, что положено добропорядочным бесам. Хм… – Сен Клер потёр жуткий шрам на щеке.

- Осмелюсь предложить, господин мой, ещё один способ.

- Говори, Джослин.

- Когда я был ребенком, моя досточтимая бабка, Фрида, да упокоится она со святыми…

- Короче, парень, черт бы побрал твою бабку и все ее потомство! – в бешенстве крикнул рыцарь, заслышав шум уже и в коридоре.

- Да, простите, сэр, так вот, она рассказывала мне сказки, в которых с нечистой силой сражались золотым и серебряным оружием. Может, попробуем проверить, так ли оно?

- Боюсь, хотим мы того или нет, а проверять все равно придётся. – Сен Клер сорвал с шеи массивную золотую цепь (нелепая и неудобная цацка, а поди ж ты, пригодилась), и взял ее поудобнее. – Что ж, попробуем!

Они открыли дверь и выглянули наружу. В полумраке коридора сначала не было заметно ничего особенного, но тут оруженосец услышал тихий звук, который указал им на истинное положение вещей – к воинам, урча и тихо чавкая, приближалась одна из тварей. При жизни это был, очевидно, один из наёмников, высокий и очень толстый мужчина, по прозвищу Филь Кабан. Сейчас же он, хоть и был покрыт кровью из многочисленных ран, и не слишком уверенно опирался на правую ногу, подрубленную под коленом, довольно резво ковылял к ним, сладострастно урча при виде того, что он считал поздним завтраком (или ранним обедом).

- Джослин, прикрой мне спину! – храмовник привычным жестом задвинул оруженосца себе за спину и раскрутил золотую цепь.

Та явно не произвела на Филя особенного впечатления, и он продолжил свою чудовищную охоту. Когда до храмовника оставалось не больше трёх футов, тот внезапно качнулся вперёд, и с быстротой и ловкостью гадюки, стеганул тварь цепью. Филь и бровью не повел, замахнулся, чтоб поймать добычу, рыцарь пригнулся, и монстр промахнулся, что его вовсе не обескуражило. Было видно, что он обладает терпением скалы и готов продолжать это упражнение до тех пор, пока жертва не устанет или совершит ошибку.

Так они какое-то время потоптались по кругу, все уменьшавшемуся в диаметре, пока в коридоре не появились ещё несколько тварей. Их вид был пострашнее, один щеголял отрубленной рукой, чудом державшийся на коже и обрывках кольчуги, другой измерял путь за собой собственными кишками, путавшимися у него в ногах, отчего он поминутно спотыкался. Третий лишился носа, что сильно затрудняло его опознание.

- Итак, мальчишка, байки твоей бабки были сплошной чепухой, – в перерыве между двумя выпадами выдохнул храмовник.

- На то они и байки. А что существенного могли предложить вы? – огрызнулся оруженосец, ловко отрубая голову замешкавшейся безносой твари ,. – Надо же, как нос меняет человека! Никогда не подумал бы, что это Рябой Жак!

- Не болтай попусту, а вспоминай, – пропыхтел Сен Клер, кончиком топора доставая шею толстого Филя, отчего тот лениво попятился, недалеко, впрочем.

- Господин, мне кажется, что в сказке ещё говорилось, мол, серебро лучше. Может, попробуем?

- Куда ж мы денемся, nom de Deiu!? – тварь со вспоротым животом никак не отступала, – Погоди-ка… – тамплиер отскочил назад, насколько ему позволяла ширина коридора, и хлестнул чудовище цепью, стараясь держать его на расстоянии. – Прикрой меня! – он бросился вперёд, взял меч рукой в перчатке за острие и ткнул его оголовьем прямо в лоб Кабану.

Раздалось шипение, и урчание монстра перешло в рев. Его лоб украсился аккуратным ожогом – что, если учесть некоторые особенности его внешности, уже никак не повлияло на красоту Филя.

- Ах ты ж черт, чтоб тебя ! – Джослин отмахнулся от очередной твари, на этот раз – с клонящейся на плечо головой. – Ну как, господин, помогло? Ему стало сильно хуже?

+ Сейчас все брошу и побегу выяснять, хуже ли этой гадине! – тамплиер шипел от натуги, но удерживал Кабана на расстоянии меча. – Вроде помогло, но не отпугнуло, просто, видимо, это их сильнее ранит. Надеюсь,что в аду, куда ты непременно попадешь за свою дурость, твоя покойная бабка крепко приложит тебя скалкой! Это ж надо – вспомнить всякие глупости, но забыть самую очевидную вещь!

- Это какую жеееее?!....- оруженосец взвизгнул, едва не упав на колени, но устоял-таки. – Ах ты ж гад ползучий! – он отрубил очередную руку, пытавшуюся схватить его за ногу.

- Огонь, дуралей ты безмозглый!. Во всех сказках и побасенках чудовища боятся огня.

Поминутно отвлекаясь на недружелюбных бывших соратников, Сен Клер и Джослин умудрились высечь-таки огонь, и зажечь висящий на стене факел. Филь завороженно уставился в сторону огня, недовольно заворчал и отшатнулся.

- Действует! – в восторге воскликнул оруженосец, от радости не замечая приблизившуюся к нему очередную тварь, жаждущую излишне близкого знакомства. – Господин, вы гений, это сработало! Ай! – он почувствовал, что его схватили за руку и не глядя, отмахнулся мечом.

- Живо, Джослин, высеки огонь, подожги, что можешь и попробуем добраться до темницы.

- До темницы? – оруженосец подумал, что ослышался.

Сен Клер нетерпеливо выдохнул. Они подожгли ещё два факела и размахивая ими, побежали по коридору, то и дело натыкаясь на куски трупов, а то и на чудищ жадно пожирающих своих бывших союзников. Людей в гарнизоне было довольно много, уж никак не менее сорока человек, а тут были ещё и отряды храмовника, сэра де Баже, пленники.

Рыцарь и оруженосец выскочили во двор, миновали второе внутреннее строение, и сейчас спускались по узкой и темной лестнице в одну из угловых башен.

- Джослин, гляди в оба. Я попытаюсь найти ключи от темницы сэра Осберта и его спятившего оруженосца.

- Но зачем они вам? – недоумевал парень.

- Кто, болван, ключи? Ты считаешь, что я должен руками ломать дверь, подобно этим тварям?!

- Да нет же, господин, пленники. Этот рыцарь и как его там, Хамон?

- Этот паршивый прихвостень Дика да-и-нет – единственный, кто знает, что тут происходит, – с неохотой признался Сен Клер. Ключи, по закону подлости, никак не находились, и храмовник с оруженосцем были вынуждены сбивать замок. Хорошо ещё, что пленников заперли в обычной бывшей караульной, с хлипкими дверями, а не в подземных темницах в западной части замка. Барон явно считал, что за одну ночь Осберт и Хамон никуда не денутся.

- Сэр, простите, он-то к этому как причастен?

- Долго рассказывать, да и не поймёшь ты ни черта. Прикрой меня лучше пока и помолчи.

Им повезло – хотя простукивание небольших конурок, в которых барон запирал не слишком сговорчивых узников, не дало никакого результата, внизу было относительно тихо. Пока оруженосец внимательно следил, не появились ли новые твари, храмовник услышал какие-то странные звуки из-за угла.

Они успели отшатнуться, когда мимо них пробежало одно из чудищ, шарахнувшись от огня, а потом возобновились звуки, похожие на тихое пение.

- Это точно тот сумасшедший, господин!

Делай что велено, дурья твоя башка, чтоб тебя живьём в ад уволокли! – Замешкаешься – первый попадешь на обед к этой дряни.

Сен Клер отпер камеру, маленькую и узкую. Пленники были связаны, но, на его и своё счастье, приковать их к стене то ли не успели, то ли поленились. Сэр Осберт с нескрываемым удивлением всмотрелся в лицо вошедшего, щурясь от огня. Хамон же довольно громко пел одну из своих безумных песен:

Тараканы уходят спать

Подсчитывая потери

Бурые пятна на потолке

Полоска света под дверью

Душное утро, нечего есть

Тени на стенах резче

И кто-то ходит в соседней комнате

Передвигая вещи

Кто-то ходит в соседней комнате

Позвякивая ключами

Оставляя повсюду свои

Жирные отпечатки

Может быть, это борцы за всё?

Может — смотрители трещин?

Кто там ходит в соседней комнате

Передвигая вещи?

То ли просто расчётный час

То ли конец истории

То ли они проверяют капканы

То ли метят мою территорию

Потрескивает, раскаляясь, очаг

Пощёлкивают клещи

Зачем они ходят в соседней комнате

Передвигая вещи?

(И. Лагутенко, “Передвигая вещи”)

Утро выдалось довольно хлопотливым, и времени на то, чтоб поразмыслить над происходящем, у сэра Амори не было. Но сейчас он почувствовал, как холодок пробежал по телу. Почему-то песня шута отозвалась в нем сильнее,чем схватка с ожившими мертвецами. “Возможно потому, что я привык к сражениям и воспринимаю их обыденно, в отличии от всей этой дикой колдовской мути?”.

- Осберт! Позор своего сословия, что здесь, черт тебя подери, происходит?

- А что происходит? – ухмыльнулся рыцарь, довольный тем фактом,что его слова приняли-таки всерьез.

- Ты обещал нам, что это вещь находится в надёжном месте. Видимо, его надёжность столь велика, что сейчас по всему замку бегает толпа упырей, которая увеличивается с каждой секундой! Ты хоть понимаешь, что если мы не сдержим эту заразу, нам всем крышка?

- О чем ты говоришь? – недоуменно переспросил рыцарь, выгнув шею под очень неудобным углом, чтоб заглянуть храмовнику в лицо.

Даже Хамон заткнулся и внимательно вслушивался в разговор.

- Перестань изображать идиота! – сердито сплюнул Амори. – Кто-то или что-то поднимает мертвецов, а те убивают ещё и ещё. Мы едва сюда прорвались, и, если ты немедленно не расскажешь мне, как это остановить, я клянусь, что приволоку сюда парочку тварей и закрою дверь. Вам сразу найдется, чем заняться. Правда, ненадолго. Так что?

- Храмовник, я клянусь тебе собственной честью, я не понимаю, что произошло. Мы тут с ночи, до сих пор ни одна свинья не принесла нам еды или воды, и все, что я слышал за сегодня, так это песни моего болвана. Развяжи нас, и я попробую помочь.

- У меня вариантов не особенно много, – досадливо молвил Сен Клер и принялся разрезать веревки, связывающие рыцаря и его оруженосца.

Хамон утвердительно закивал, всем своим видом изображая готовность помочь.

- Шут! – мрачно обратился к нему тамплиер, – Чтоб я от тебя никаких более песен не слышал. Уж коли ты не можешь иначе, так помолчи, или просто мычи, как немые.

- Что же это делается в мире,

что же это сделалось с людьми?(“Не покадай”, “Песня принцессы”)- тихонько прошептал Хамон.

Храмовник мрачно поморщился, но промолчал.

- Так, вот что. Джослин, отдай сэру Осберту свой факел, и зажги себе другой. Эти твари боятся огня, но буду бежать за тобой, пока могут тебя почуять.

- Почему же они не вбежали за вами сюда?

- Во дворе ещё есть живые люди. – - -Проклятье, надо бы узнать, что там с Этьеном и бароном.

- Забудь о бароне. Он, верно, давно сбежал, или отсиживается где-то. А возможно, что он и есть причина всего произошедшего.

- Это исключено. Сомневаюсь, чтоб барон так поступил бы, не предупредив своих соратников. И зачем ему убивать собственных людей? Нет, ле Дюк, здесь что-то не так. Твоя дьявольская игрушка сработала сама, при этом убив массу народу. Как, интересно, ты собираешься все это исправлять? Ты понимаешь, что произойдет, если эти твари выйдут за стены крепости?

Сэр Осберт побледнел. Он не успел увидеть, что именно произошло во дворе замка, но по выражениям лиц людей, которые считались отчаянными смельчакам даже среди своих недругов понял, что шутки кончились.

Они вышли в двор, вооруженные факелами и щитами, найденными в темнице. Рыцарь и шут отчаянно моргали и щурились на дневной свет, поэтому не сразу сообразили, что залитый кровью и заваленный телами и кусками трупов двор – это то же самое место, так мирно выглядевшее вчера.

Несколько набросившихся упырей довершили жуткое впечатление. Одного храмлвник отогнал огнем, другому отрубил голову Джослин, остальные разбежались, но явно держались недалеко. Осберт забрал длинный кинжал у одного из погибших стражников.

- Полюбовался? Давай, говори уже, где эта чертова побрякушка, пока мы тут все не начали жрать друг друга!

- Где девушка? – Осберт мало-помалу пришел в себя.

- Какая девушка? Черт, Хамон, а ты куда собрался? Как ребенок, nom de Deiu! Осберт, успокой своего сбрендившего оруженосца!

- Он пошел за лютней. Отпусти с ним своего оруженосца, пусть защищает его. Неизвестно ещё,что случится, если его убьют.

- Почему? Ты серьезно намереваешься следовать своему первоначальному плану? Пойми же, куриные твои мозги, нам сейчас нужен твой талисман, или как там его…

- Амулет, – подсказал рыцарь, задыхаясь – все время беседы он удерживал пытающегося сбежать шута.

- Амулет твой, запихать бы тебе его туда, где солнце не светит, он нам нужен,чтоб прекратить этот кровавый кошмар!

- Хамон, стоять! Господи, парень, да помоги же мне! – шут брыкался и порывался сбежать, еле удалось уговорить его, что за лютней он сможет вернуться позже.

- Сен Клер, я тебя уже спрашивал, где та послушница, которую ты так лапал в лесу? Черноволосая, в плаще иоаннитов?

- Зачем тебе... – тамплиер осекся на полуслове. – Ну конечно! Мы не обыскивали её. Какой в этом смысл? Что с тех послушников вообще можно взять?! Ещё и девушка. Да, сэр Осберт, ты меня удивил. Джослин, ты уже все тут высмотрел и вынюхал, пройдоха. Куда заперли девчонку?

- Осмелюсь доложить, господин, она в западной башне.

- Отлично, значит, отправимся туда. Ты умеешь пользоваться этим своим амулетом, надеюсь? – не прекращая расспросов, он перешел на бег. Осберту оставалось только последовать его примеру.

- Умею, только дай мне до добраться, – пропыхтел рыцарь.

Они быстро добежали до западной башни, но на входе в неё резко остановились, пораженные страшным зрелищем, открывшимся им.

Прислонившись спиною к башне, там сидел барон Жеро, одна нога его кровоточила, левая рука ниже локтя вообще отсутствовала, от смерти де Макона отделял только импровизированный жгут, явно намотанный впопыхах. В правой руке гигант сжимал секиру, лицо его было густо залито кровью, но хищный оскал не сходил с него даже сейчас. Вокруг него лежало по крайней мере, пять трупов – стража, пленники и наемники, у всех были отрублены головы. Услышав топот ног, Жеро открыл глаза и зло ухмыльнулся.

- Однако, господа, как мило с вашей стороныыыыы…. составить мне компанию… Да, славная будет компания по дороге в ад, ха-ха.. А, и ты здесь, гнусный ублюдок?! – он повернул голову к Осберту. – Полюбуйся делом рук своих, дерьмо собачье. Какой же я дурак, что не запытал тебя до смерти ещё вчера!

- Клянусь, я не понимаю, что могло случиться! Принцип действия амулета совершенно иной! Я понимаю, что произошло, не больше чем ты, де Макон!

- Это уже неважно… Нужно смываться отсюда, и как можно скорей. Тут есть подземный ход,я покажу его вам, если вы дотащите меня туда.

- Что с твоей рукой, Жеро? – спросил храмовник, беспокойно оглядываясь.

Полдень уже миновал, и он не без оснований беспокоился, что с наступлением ночи твари станут только активней. Да и запас факелов у них был ограничен.

- Этот сопляк Герард совсем спятил. Когда одна из этих тварей укусила меня, он отхватил мне руку, хорошо, хоть перетянул жгутом сначала. Черт его знает, может, он и прав. Один из упырей выгрыз ему кадык, и после смерти он встал, с явной целью перекусить своим хозяином. Вон он, валяется, как и другие.

- Мы обязательно заберём тебя, но если сейчас не подняться и не найти амулет, нам всем не поздоровится. Осберт спрятал его в вещах девченки послушницы, которую ты хотел отдать стражникам в качестве утешительного приза.

- Я догадался, – мерзко осклабился барон, – поэтому и шел сюда, да и не один. Тварей там видимо-невидимо, и все злые, как осы. Видимо, чуют, кто ими управляет, маленькая грязная ведьма. Ты сентиментальный идиот, Сен Клер, какого дьявола ты не позволил мне в первый же день отдать ее на развлечение моим ребятам ? Чего ты хотел от нее получить, старый развратник?! Мало тебе было Эвелины?

- Жеро, – тамплиер скрипнул зубами – сейчас не время и не место выяснять отношения, но я клянусь тебе святой Богородицей, ещё одно слово – и я упокою тебя лично. Хамон, останься ним. Сэр ле Дюк, прошу вас, – с наигранной вежливостью обратился он к рыцарю, с любопытством прислушивающемуся к перепалке, – Извольте сопровождать меня наверх, к прекрасной даме, пока вы тут со страху не наложили в штаны! Джослин, ты останешься здесь, приглядывать за этим бесноватым полудурком. И за его светлостью бароном, который такими темпами вскорости лишится своего болтливого языка! – он с раздражением потянул за собой Осберта.

- Господин, – спохватился Джослин, – она на третьем этаже, в комнате, окна которой выходят внутрь замка.

Храмовник кивнул и они с рыцарем скрылись в башне.

Мрачные прогнозы барона на толпу мертвецов не оправдались. Они бежали по ступенькам, поминутно останавливаясь, прислушиваясь, собирая факелы со стен. Но вот на третьем этаже возникла неожиданная сложность – двери комнат были заперты, девушка не отзывалась ни на крики, ни на стук. Наконец, храмовнику послышался слабый шорох, словно кто-то осторожно подходит к двери, чтоб сразу же отпрянуть и не выдать своего присутствия.

“Кто там ходит в соседней комнате, передвигая вещи?” – вспоминать ему мрачная песня шута.

- Доминика! – в сотый раз крикнул Осберт, стуча по двери. – Открой, Доминика! Это я, Осберт! Пожалуйста, отвори дверь, девушка! Мы хотим помочь тебе! Доминика!!! Во имя нашей дружбы!

- Дружбы? – удивленно приподнял левую бровь храмовник, – Какая у тебя, сэр рыцарь, к чертовой матери, “дружба” с послушницей? Тебе мало светских дам?

- А тебя это так огорчает? – ответно огрызнулся тот, – Не хочется быть пятидесятым в очереди после самого барона и его свиты, перед любимым волкодавом де Макона?

Сен Клер, неожиданно для самого себя, рассвирепел и неизвестно ещё,чем бы кончилась эта дурацкая перебранка, если б одна из дверей внезапно не отворилась и на обоих рыцарей уставилась недоумевающая и перепуганная девушка.

Доминика весь день просидела в комнате, не слишком понимая, что происходит снаружи, но по крикам и обрывкам увиденного с балкончика догадываясь, что ситуация в замке совершенно вышла из-под контроля.

Ей не в новинку были трупы, но никогда ещё не доводилось послушнице видеть, как заведомо смертельно ранненый человек встаёт и идёт, как ни в чем не бывало. Вкупе с ее религиозными убеждениями, весь жизненный опыт подсказывал молодой женщине, что происходящее дико, нелепо, неправильно и совершенно невозможно.

Она пыталась было выглянуть в коридор, но грохот и скрежет, перемежающийся предсмертными стонами и ругательствами, доносящиеся снизу, слишком напугали ее. Нечего было и думать о том, чтоб спуститься с балкона на распоротых простынях (девушка проверяла и такой вариант действий) – во дворе, наполненном упырями, она не продержалась бы и дюжины минут.

Доминика была практичным человеком по своей натуре, но как любая женщина ее возраста, все ещё питала некие иллюзии, в особенности касаемо определенных людей.

Поэтому голос сэра Осберта, услышанный ей за дверью, привёл девушку в восторг. “Он пришёл!”, – подумалось ей почти помимо ее воли, – “Он нашел способ освободиться, чтоб спасти меня! Сколь сладостно осознавать это!”.

Каким же было ее удивление (и в немалой степени разочарование), когда рыцарь, наскоро поздоровавшись и пробормотав что-то вроде “О, хорошо, что вы в порядке, сударыня...”, ринулся мимо нее в комнату и начал как одержимый выворачивать содержимое ее сумки.

Тамплиер зашёл вслед за сэром Осбертом в комнату, втолкнув туда же девушку и внимательно осмотрев обстановку. Беспорядок в помещении и разорванная на полосы простыня не ускользнули от его цепкого взгляда. Он обернулся к Доминике, и прежде,чем она сумела хоть что-то сказать, произнёс:

- Вы целы, сударыня? Вы не ранены? Понимаете ли вы, что происходит?

- Я цела, благодарю за заботу, – сухо ответила девушка, недоумевая, с чего это храмовнику вдруг печься о ее здоровье. – -Но я не понимаю,что произошло. Почему во дворе кровавое побоище и что сэру Осберту понадобилось в моей сумке?

В этот момент рыцарь взвыл в гневе и досаде и швырнул сумку на пол. Девушка испуганно подобрала ее и начала собирать рассыпавшиеся оттуда травы и бинты.

- Его здесь нет! – рыцарь обхватил себя за плечи и забегал по комнате. – Говори, несчастная, где он? Кто взял его из твоей сумки?! Или, – он подошёл к испуганной послушнице вплотную, – это твоих рук дело? Что ты сделала с амулетом, чертовка? Откуда ты знаешь о нём? – с каждым предложением он встряхивал девушку, да так,что у нее клацали зубы. –

-Ты давала его кому-то? Кому? Неужели этот пройдоха дурил нам голову все это время? Отвечай немедленно!

Сен Клер плечом отпихнул ополоумевшего от ярости и страха Осберта от девушки и встал напротив него.

- Ты с ума сошел? Одумайся, она же не понимает, о чем ты говоришь! Хороший же ты рыцарь, Осберт, обвиняешь более слабого в том, в чем виновен сам,. – он обернулся к послушнице и заговорил с ней более спокойным тоном, – Сударыня, вы должны вспомнить. Было ли в вашей сумке что-то, чего вы туда не клали?

Доминика была бледна, но в глазах ее зажглась злость и решимость.

- Нет! Там не было ничего необычного! И объясните мне наконец, чего вы оба от меня хотите?!

- Сэр Осберт подсунул в вашу сумку некий амулет, обладающий могущественной силой. Он рассчитывал, что вас, как женщину, не будут обыскивать и его расчет оправдался. Но сейчас амулет кто-то нашел и использовал в кошмарных целях. В результате действий этого человека, в замке резвится целая стая оживших мертвецов, черти бы их всех забрали, да так оно скоро и будет, Боюсь, что вместе с нами.

- Господи помилуй! – Доминика прижала ладонь ко рту.

- Барон ранен, его люди перебиты и страшно подумать, что произойдет, если эта зараза вырвется наружу. Нам надо забрать амулет и снять проклятие. У нас очень мало времени. Девушка, заклинаю вас всем, что вам дорого, где клятая безделушка? – он всё-таки сорвался на крик.

- Я… я не знаю. Я не помню – пролепетала перепуганная девушка.

- Вспоминайте, сударыня. – Сен Клер взял себя в руки. – Давайте, вот вы были здесь,в комнате, так? – он почти силой усадил ее на койку и сам сел рядом, крепко держа ее за руки. – Что произошло потом?

- Я… дайте подумать…. Тут крутилась эта несчастная женщина. .

- Айлуфа? Сбрендившая служанка и подстилка барона?

- Ддда, наверное, она. Такая седая, с куклой.

- Она, конечно она, больше некому. И что? Она брала вашу сумку?

- По-моему, да. Я была так растеряна всем, что случилось, что не обратила внимание, что она там брала.

- Ясно. – из сэра Амори будто выпустили воздух. Он отпустил руки девушки и на пару секунд уставился в одну точку, пытаясь сосредоточится на происходящем.

- Она жива? Вы знаете, где она?

- Я сомневаюсь в том,что мои знания нам помогут. И вряд ли она смогла бы выжить в том кровавом мессиве, что творится там, снаружи.

- Храмовник, негодяй, делай хоть что-то!!! – Осберт был вне себя от злости.

- Заткнись и дай подумать, капризная баба! Это я не вам, леди! – тамплиер яростно повернулся к рыцарю, смерив того полным презрения взглядом. – С амулетом или без, от нас будет больше толку в убежище барона, чем здесь.

- Но сэр, почему? – не поняла Доминика. Она немного пришла в себя и страшилась встречи с тем, кто находился во дворе замка.

- Потому, что тут нет пищи и воды. Или мы тут будем питаться забежавшими крысами, и пить свою же мочу, либо перейдем на людоедство. Рано или поздно нам придется высунуться, а к тому времени уже все население замка будет общаться рычанием и жрать друг друга. Нет, девушка, мы выйдем и попробуем найти Айлуфу. Или амулет, что предпочтительнее. Собирайтесь, сударыня. Здесь нас ничто больше не держит.

Пока послушница поспешно паковала в сумку все, что до того оттуда выбросил ополоумевший сэр Осберт, тот отвёл Сен Клера в угол и, глядя на него в упор, спросил храмовника, зачем ему тащить с собой Доминику.

- Ну и болван же ты, ле Дюк, прости Господи! – вздохнул тамплиер – Вот скажи, ты умеешь врачевать раны? И я не особо. Ты швырял барахло из сумки этой девочки, не озаботившись даже взглянуть, что ты там разбрасываешь. А меж тем, у нее перевязочные материалы, лечебные травы и бальзамы. Ты можешь быть уверен в том, что твою шкуру не продырявит очередной демон? Вот и я не могу. К тому же, имея дело с тварями, охочими до человеческого мяса, никогда не повредит запастись людьми, могущими отвлечь оных тварей. – от понимающей ухмылки на лице рыцаря, тамплиеру стало противно, но он не показал этого ни словом, ни делом, ибо превосходно понимал, что дрязги им сейчас ни к чему.

Маленький отряд, запасшийся факелами, медленно продвигался по ступенькам. Смеркалось, и причудливые тени, ложившиеся на стены и пляшущие в коридорах, замедляли их, создавая ложные тревоги и пугая их возможностью пропустить настоящую опасность. Одну тварь, бывшую, судя по одежде, женщиной из прислуги замка, убил сэр Осберт. Вторую тамплиер втолкнул в ту же комнату, откуда она появилась, и запер там, ещё и толстой скамьей для надёжности подпёр.

Они собирали все факелы, какие могли найти, так что к выходу Доминика несла очень солидную вязанку.

На свежем воздухе дышалось гораздо легче, хоть и было прохладно. Возле выхода из башни мало что переменилось. Накатывающая тьма вселяла панику и усталость. Не слышно было блеянья животных, перекрикиваний часовых и громкого хохота из караульной. Замок погрузился в хаос и кровавый кошмар. Изредка доносилось приглушённые рычания или вопли. Очевидно, что оставшиеся люди дорого продавали свою жизнь, но и ясно было, что долго это не продлится.

Барон лежал с закрытыми глазами, прикрытый грязным и окровавленным плащем кого-то из убитых. Он был бледен и явно без сознания, но дышал.

Хамон тренькал на обожаемой лютне – “Принёс-таки, паршивец!” – проворчал хозяин шута, а Джослин внимательно оглядывался по сторонам. Рядом валялись ещё три твари, указывая на то, что без дела оруженосцы не сидели.

Увидев выходящих из башни, паренёк просиял было, но тут же сообразил, хорошо зная своего господина, что радость несколько преждевременна.

- Господин? – неуверенно обратился он к тамплиеру.

- Отстань, мальчишка, не до тебя нынче. Живо, поднимаем барона. Хамон! Оставь свою дурацкую бряцалку и помоги моему оруженосцу! Девушка, – обратился он к Доминике, которая при свете факелов пыталась разглядеть, как именно ранен хозяин замка, – прости, я забыл твое имя. Мы должны во что бы то ни стало сохранить жизнь де Макону. Только он знает, где находится убежище,в котором можно укрыться от этих тварей! Приведи его в чувство, чтоб он мог сказать нам, куда идти.

- Ладно – голос Доминики слегка дрожал, как и руки, но она быстро справилась и подсунула здоровяку под нос флакон, заставивший его замычать и дёрнуть головой.

- Мммм… чёртовы ублюдки, вы не слишком торопились. – простонал барон, осознав, что все ещё лежит в неудобной позе, а раны его страшно болят. – По вашим кислым рожам я понимаю, что драгоценная фитюлька уплыла из-под носа, так, Сен Клер?

- Все так, но сейчас не время предаваться унынию…

- И вы там решили предаться разврату, что ли?! Ублюдки без чести и совести, я тут едва не удостоился аудиенции самой жирной из этих тварей, хорошо ещё, что твой оруженосец, тамплиер ты проклятый, исполняет свои обязанности как должно, в отличии от тебя!! Да, вы и впрямь там за бабу кости кидали, как я погляжу! – в изумлении прошипел де Макон, заметив Доминику. – И судя по тому, что эта чертова девка тоже здесь, так и не выявили победителя!!

- Жеро, ты просто кладезь шуток. Мы с удовольствием их и дальше выслушаем, в твоём убежище. Живо, хватайте этот щит- приказал он шуту и оруженосцу.

Огромный вогнутый норманнский щит, каплевидной формы, валялся без дела недалеко от входа. Очевидно, с его помощью пытались остановить атаку тварей. Если судить по тому, что владелец щита лежал тут же, и был весьма мертв, безуспешно.

С большими предосторожностями, насколько было можно при создавшихся обстоятельствах, раненого положили на импровизированные носилки и понесли. В кольчуге, при оружии, по неудобным лестницам, путь занял никак не меньше двух часов. Конечно, беглецов сильно замедляла необходимость то и дело осматриваться, оглядываться а то и отбиваться от особо назойливых чудищ, непременно жаждавших личного отношения. Сен Клер украдкой наблюдал за девушкой. Та, к его лёгкому удивлению и неясной радости, держалась достойно. Она четко исполняла приказы, не пыталась излишне драматизировать ситуацию, не падала в обморок, а наоборот, всеми силами старалась если не помочь, то уж точно не помешать остальным.

Джослин, Хамон и Осберт пыхтели под тяжкой ношей, храмовник вел маленький отряд в том направлении, куда указывал барон. Жеро был бледен, как призрак, тяжело дышал и временами ругался самыми скверными словами, но при этом точно указывал направление.

Многое из того, что им довелось увидеть по дороге, они предпочли бы забыть. Кровь, обломки оружия, какой-то утвари. Откуда-то доносился истошный лай. Вспомнив о любимых собаках де Макона, Сен Клер поежился, представляя себе их незавидную участь. “Хотя” подумал он, “возможно, псы сейчас жируют, получая удовольствия от неожиданно обильной трапезы. Интересно, а не ожидают ли нас чудища в виде адских гончих?”.

Самым же страшным и в то же время, вызывающим жалость, была серая кобыла. Он вышла из стойла неуверенным шагом, волоча за собой окровавленные внутренности. Доминика всхлипнула и отвернулась.

Хамон, бесы тебя забери, куда..?! – Джослин злился, так как шут, по обыкновению, не предупредив, бросил край щита и подошёл к несчастной лошади.

+ Запугали коня вольной волей – Хамон погладил кобылу по гриве, вытаскивая кинжал.

Та тихонько, жалобно заржала. Шут молниеносно перерезал ей горло и едва успел отскочить, когда бьющееся в агонии животное начало падать.

- Не пускали коня в чисто поле. Я не знал до сих пор, что на свете, где-то есть конь простор и конь ветер (Андрей, “Кони”)- он ухватился рукой за край щита, одновременно плечом вытирая щеку.

- Чего остановились? Прибавьте ходу! – рявкнул Сен Клер.

Паэнгард не был особенно большим замком, но к вящему удивлению тамплиера, они давно миновали все знакомые ему строения, а конца и края пути не было.

Сумерки почти закончились, и тварей стало попадаться больше. Убить их всех не было ни времени, ни возможности, а факелы отпугивали чудовищ ненадолго, поэтому, в очередной раз оглянувшись, Сен Клер со злостью сообразил, что за ними тянется длинный “хвост” из голодных тварей, рычащих, визжащих и стремящихся к близкому знакомству.

Он был так заворожен открывшимся ему зрелищем, что внезапно споткнулся о что-то и едва не упал.

Змеиное шипение под ногами несколько сбило его с толку, но приглядевшись, он понял, что это было куда опаснее змеи.

Плюясь от ненависти, протягивая к нему руки и шипя, перед ним лежала Айлуфа.

Голова ее была развернута назад, что создавало впечатление сломанной куклы. Одна нога волочилась за ней по земле, второй не было. Судя по тому, что ползла она как ящерица, упираясь лишь руками, ее позвоночник был перебит – при жизни или после смерти, было уже непонятно.

Самым страшным были ее открытые глаза. Безумные в жизни, в посмертии они стали беловатого оттенка, при этом цепко вглядывались в Сен Клера. Вытянутые руки пытались схватить его за ногу, а из разверстого рта капала слюна .

Отряд замедлил скорость и оруженосец, шатавшийся от усталости, разглядел наконец, во что так всматривается его господин.

- Мадонна! – вскрикнул Джослин, от ужаса едва не уронив барона.

Осберт грязно выругался, Доминика перекрестилась, а шут, по обыкновению, пропел что-то странное, вроде “Ты ведь ночью не святую деву звал.. ” (Канцлер Ги, “Дикая охота”)

Почувствовав остановку, де Макон приоткрыл глаза.

- Чего вы вылупились, олухи? Дьявол, тут темно, как у сарацина в… а, вон оно что. Краса моя неземная, чем дальше, тем краше.

На звук голоса своего бывшего хозяина, Айлуфа ощерилась и мерзко взвыла.

Это, и остановка отряда произвело неожиданный эффект – твари за ними, находившиеся до того в некотором удалении, благодаря факелам, ответили на вой и качнулись ближе. И ещё ближе. Тамплиер понял, в какую передрягу они угодили, сплюнул и громко крикнул:

- Все ко мне! Стать кругом барона, живо! Девушка, внутрь! Факелы наизготовку! Как говорил мой старый прецептор, “ничего не конечно, пока мы живы”. Не выходить из круга, иначе вас завалят и сожрут!

Они прекрасно понимали, что шансов против такой толпы у них мало и готовы были дорого продать свои жизни. Но едва первые твари, смыкая ряды, надвинулись на беглецов, издалека послышался чей-то весёлый голос:

- Сен Клер, ты как всегда, один развлекаешься! Это не по-товарищески!

- Этьен! Nom de Deiu, старый плут, как ты здесь оказался? – храмовник отразил очередной удар, привычно оглядывая свой отряд.

Все были более-менее целы, Хамон помогал подняться Джослину, которого одна из тварей – в темноте их совсем уж сложно было опознать – уронила-таки наземь, едва не закусив им при этом. Осберт с видимым удовольствием раздавил кованым сапогом грудную клетку бывшей служанки барона и Айлуфа, наконец, затихла.

Они находились под небольшой аркой, недалеко от входа в дальние кладовые замка.

Этьен пробился к ним, расшвыривая на своем пути чудищ, и тыча тем в морды факелом. За ним, как оказалось, было ещё несколько человек – Сен Клер умудрился опознать Симона-заику, Николаса и молодого Андрэ. Оруженосец де Баже, Клеман, как-то странно семенил за господином. Его поддерживала худенькая фигурка, в которой тамплиер с изумлением узнал дочку Томаса Рокингемского.

Приглядевшись, он сообразил, что девушка обнимала навалившегося на нее парня за пояс, а в другой руке у нее была латная перчатка. С другой стороны Клеману помогала пухленькая и невысокая служанка, пыхтевшая от натуги.

Отряды слились, что немного облегчило их продвижение.

- Далеко ещё? – едва ли не в ухо закричал тамплиеру де Баже, стараясь не промахнуться и попасть случайно по живому человеку.

- Не знаю – так же криком ответил Сен Клер, пинком откидывая очередную тварь в темноту, где ее с распростёртыми объятиями приняли свои. – Как ты выбрался?

- Почти случайно.. Назад, собаки! – рыцарь едва отдернул Мабель от особо ретивой твари. – Леди, вы спятили, как же вы мне все… дороги, что ли? Куда вас несёт… то есть, аккуратно, тут ступенька!

- Ну ты истинный рыцарь, Этьен! – не смог удержаться от смеха храмовник.

- Зря смеёшься, Сен Клер. Девчонка-то боевая, как она угостила ту тварь, которая попробовала на зуб Клемана, той перчаткой! Так и несёт ее с собой, как оружие. Смехота, а всё же, я не ожидал от обычной дамочки такой прыти.

- Де Баже, поганец ты эдакий, я рад тебя видеть, хоть ты и не заслуживаешь спасения. – барон говорил негромко, но его было слышно.

Твари ненадолго отстали, ошеломленные отчаянным отпором. Однако было ясно, что это временно, и вот-вот последует новая атака.

- Так, Жеро, изволь напрячь мозги и думай скорее, нам жизненно необходимо попасть в твое убежище, иначе скоро мы превратимся в ужин. Долго ли ещё до него?

- Людоеда людоед приглашает на обед. На обед попасть не худо, но отнюдь не в виде блюда! (Самуил Маршак)- Хамон, как всегда, был удивительно красноречив.

- Первый раз, когда этот болван сказал что-то к месту! – наигранно восхитился барон. – Ты прав, Амори. – в его голосе, несмотря на слабость, послышались стальные нотки. – Речь идёт о моем убежище. – он выделил слово “моем”. – И коль уж оно мое, я решаю, кто туда попадет. Так вот, господа, в моем убежище мне не нужны капризные барышни, как и придурковатые шуты. Осберта я, так уж и быть, возьму с собой, как и вас, Сен Клер и Этьен, а больше не поместится.

- Ты мне угрожаешь, Жеро? – тихим голосом храмовника, казалось, можно было резать камни. – Помни о том,что амулет может быть где угодно. Айлуфа погибла, а это значит, что он валяется где-то в замке. Мы донесли тебя сюда, мы и войдём с тобой в убежище. Все, кто сможет туда дойти. Ещё одна угроза – и ты останешься здесь, в прекрасном обществе, искать чёртову побрякушку. Очень, знаешь ли, неудобно ползать на раздробленном колене, шаря по земле одной рукой!

Бледное в свете факела, лицо здоровяка исказилось от злости и осознания собственного бессилия. Мабель, только сейчас заметившая сэра Осберта, радостно пискнула и повернулась было к нему. Тот же напряжённо вглядывался в лицо барона, словно пытаясь прочитать по нему дорогу в убежище.

- Обнаглел ты, соратничек, как я погляжу. Мало тебе того, что ты убил мою сестру, ты весь мой род, как я вижу, готов истребить. Что ж, давай, я и так уже почти покойник. Но помни, после смерти я встану, как и те, кто так жарко дышит нам в спины. И приду к тебе, Амори, знай, в любом случае.

- Де Макон – лицо храмовника казалось неподвижной глыбой льда, на которой двумя светлыми промельками выделялись глаза. – Давай просто спустимся в твое убежище, ладно? Мы донесем тебя, я клянусь. Главное, дорогу нам укажи, а уж кто дойдет, тот дойдет.

Барон скрипнул зубами, когда его понесли дальше. Так, отгоняя особенно настырных тварей, спускаясь все ниже и ниже, спугивая летучих мышей и крыс, они дошли до самой нижней галереи в западной части замка. Здесь, насколько помнил Амори, редко кто бывал. Ходили слухи, что именно в этих коридорах де Макон держал тюрьмы и пыточные для особенно важных узников, о которых после никто не слышал. Впрочем, до недавнего времени, сам тамплиер считал эти слухи пустыми россказнями.

Стены коридора влажно поблескивали при свете факелов. Воздух пах сыростью и плесенью, идти было трудно.

“Черт, и огня маловато осталось” подумал храмовник. “Ещё несколько факелов – и мы очутимся в обществе чудищ в темноте”.

Хамон и Джослин, вместе с Андрэ и Симоном, несли барона. Бланш помогала, а скорее, мешала, своей госпоже, задыхаясь от быстрой ходьбы. Мабель и Доминика поддерживали раненого Клемана, за ними брел Николас, который дико озирался по сторонам и что-то бормотал себе под нос, иногда глупо хихикая. “Не иначе, парень тронулся умом”, мрачно подумал сэр Этьен, “надо от него избавиться поскорее, хоть и жаль, а ну как он озвереети пойдет всех резать направо и налево”. Сам он, вместе с Осбертом, шел в хвосте маленького отряда. Сен Клер, шедший впереди, первым увидел вход в убежище.

В осклизлых стенах появился темный провал, и тамплиер не сразу сообразил, что это дверь. Окованная железом, тяжёлая, явно запирающаяся на несколько засовов.

- Стой! – скомандовал он, повернувшись.

Он легонько встряхнул барона, который, казалось, впал в забытьё.

- Жеро! Это оно? Твое убежище?

- Да… – вяло, словно каждая губа весила по фунту, ответил здоровяк. Капли холодного пота блестели на его лице, и видно было, что он с трудом хватает ртом воздух.

- Де Макон! – сэр Осберт подскочил к ним, начал тормошить барона, но было ясно, что это бесполезно – тот еле раскрыл глаза и слегка шевельнул серыми губами.

- Джослин, вина! – оруженосец подал храмовнику флягу, тот влил пару глотков в рот раненого, но все вылилось обратно.

- Поздно. – булькнул барон – Амори, наклонись ко мне. – речь де Макона замедлилась.

Оттолкнув тамплиера, сэр Осберт приник ухом к лицу барона, но тот, насколько мог, оттолкнул его.

+- Пошел вон! За шкуру свою трясешься, падаль? – прошипел де Макон, которому ярость, казалось, придала сил.

- Хватит! – жалобно сказала Мабель и все изумлённо уставились на неё. – Сэр рыцарь – она умоляюще смотрела на Осберта, и тот невольно подбоченился, пытаясь произвести на девушку лучшее впечатление. – Умоляю вас, барон, помогите нам. Как войти в ваше убежище?

- Глупая девка. Отойдите все, иначе я так и подохну, ничего не сообщив. Я уже вижу, – продолжал он слабеющим голосом, и явно заговариваясь, – врата ада. Сам Сатана выйдет поприветствовать меня! Как тут темно! Зажгите факелы, болваны! Побольше факелов! Людей на стены замка! Держать строй! Они повсюду! Огня, дайте ещё огня! – он заметался, ловя ртом воздух, потом будто прислушиваясь, приподнялся на руках держащих его, дернулся всем телом и затих.

Затрещал и погас очередной факел, Джослин, тяжело вздохнув, зажёг следующий. Тени, страшные тени плясали на стенах, напоминая путником о том, что ждало их наверху, рыскало, вынюхивало и выслушивало, в любой момент готовое атаковать.

В наступившей тишине раздался громкий, безумный смех Николаса. Очевидно, страшная смерть хозяина окончательно помутила его, и так не слишком ясный, рассудок.

- Ха-ха-ха, наконец-то он сдох, собака эдакая! Скоро и он встанет, и этот дурень Клеман, и девки, а вы так и будете стоять перед запертой дверью, пока не рассыплетесь в прах. Славно, славно выглядит конец света! Повсюду будут твари! Еда! Много вкусной еды! Человеческая плоть… такая мягкая, сочная… – он, шатаясь и размахивая факелом, поплелся куда-то в тоннель, не заботясь о безопасности и выкрикивая какие-то бессвязные слова.

Очень скоро тьма поглотила его, а эхо скрыло крики и шум шагов.

Оставшиеся осенили себя крёстным знамением, аккуратно опустили щит и барона наземь и накрыли его лицо плащом.

Сэр Этьен и Джослин попытались открыть дверь, но она не поддавалась. После нескольких бесплодных совместных попыток надавить всем вместе, стало ясно, что открыть её силой не удастся.

- Может, мы сможем ее как-нибудь снять с петель? – робко подала голос Доминика.

- Бесполезно, девушка. Я уже осмотрел петли, они новые и в отличном состоянии. Барон прекрасно следил за своим убежищем.

- Интересно – послушница обняла себя руками за плечи, в тоннеле было холодно, – зачем оно ему вообще понадобилось? Он надеялся переждать в нем осаду?

- Ты не слишком много о нем знаешь, так ведь? – улыбнулся тамплиер. – Барон не доверял никому, даже своим самым преданным слугам. Он панически боялся, что в один далеко не прекрасный момент, они восстанут и прикончат своего жестокого господина. Ты же видела решетки в тоннеле. Сюда попадали разные люди, но никто не ушёл отсюда по своей воле. Де Макон, упокой Господи его душу, имел каменное сердце, и не считался ни с какими законами.

- И ты помогал ему в этом! Ты такой же, даже хуже, ибо знал, но не остановил его! Господи, спаси и помилуй, Господи! – она отшатнулась от тамплиера и отойдя в сторонку, принялась горячо молиться.

Все стояли и ждали неизвестно чего, слышны были только тихие вздохи Клемана. Оруженосец сэра Этьена выглядел неважно. Хозяин бегло осмотрел его и не нашел особых повреждений, кроме следа укуса на щеке и шишки на голове, где того случайно задела латной рукавицей Мабель. Но при этом, молодой и здоровый мужчина шатался, с трудом дышал и не мог ответить ни на один вопрос. При свете факела Мабель вдруг заметила,что лицо его приобрело тот же неестественно белый цвет, как и лица тех, кто уже перестал быть людьми. Из горла несчастного оруженосца послышался тихий стон, переходящий в рык. Он внезапно оттолкнул поддерживающего его Андрэ в сторону, и крикнул что-то вроде “Назад!!!”.

Де Баже первым сообразил, что происходит. Он оттолкнул Мабель так, чтоб оказаться между ней и Клеманом.

Дальше все произошло очень быстро. Тело бедолаги сотрясла дрожь, он зашатался, потом, резко остановился, оглядел всех белым взглядом уже нечеловеческих очей. Внезапно он сделал глубокий выпад вперед. Схватив не успевшего увернуться Симона, несчастный мигом перегрыз ошеломленному воину глотку. Пока он с жутким чавканьем поедал своего бывшего соратника, сэр Этьен одним быстрым движением снёс Клеману голову. Увидев все происходящее,

Доминика завизжала и бросилась бежать, но на ее счастье, была поймана Хамоном, который крепко схватил девушку за руки, прижав ее голову к своей груди и быстро зашептал ей какую-то песню, Сен Клер разобрал только “Спи мой разум, мой малютка, ты ведь так устал….”(Фредди Адра). Она недолго вырывалась. Сэр Осберт без толку колотил по запертой двери кулаком, а сам храмовник уже собирался было что-то сказать – да слова так и остались на его устах.

- Господин… – потрясённо прошептал Джослин, проследив его взгляд.

В углу, сдернув плащ, медленно поднимался барон Жеро де Макон.

Он встал во весь свой немалый рост, не слишком уверенно качаясь, и с утробным урчанием начал подходить к оставшимся в живых беглецам, перегородив собой узкий коридор.

- Конец, друзья, хватайте арбалеты! – громко запел шут, задвигая дрожащую девушку себе за спину. – Мне кажется, закончились веселье!

- По моему, нам придется петь куплеты! – неожиданно для себя самого подпел Хамону тамплиер, поднимая меч, – На глубине сырого подземелья!

- И мне знаком таинственный оскал! – Этьен жутко врал мелодию, но зато помнил слова, – Надежды быть не может, как и шанса!(Канцлер Ги, “Великий инквизитор”)

- Боже мой, боже всемогущий, еже си на недели, да святится имя твое.. – шептала Доминика.

- Да прииде царствие твое… – Мабель упала, угодив руками в лужу крови, и теперь , при помощи Бланш, онемевшей от страха, пытаясь очистить от нее что-то, что она держала в тот момент. – Яко на земле.. Яко на земле… Яко… я больше не могу! – ее шепот не заглушал песни, топота сапог бывшего барона, ругательств слуг и молитв послушницы. – Ну пожалуйста, добрый Боженька, пусть откроется эта несчастная дверь! Пусть мы будем внутри, в безопасности. Умоляю, Господи! Обещаю быть послушной, не марать бумагу и во всем слушаться мужа, если я до него доживу, конечно.

- Мужайтесь, леди – выдавила из себя служанка, обнимая свою госпожу.

Шлёп. Грузный де Макон переминается с ноги на ногу по полу.

Шлёп. Капли, падающие где-то вдалеке. Писк и шуршание крыс.

Свистящее дыхание, когда поющие, наконец, замолчали.

Скрип, даже не слишком громкий.

Дверь отворилась.

====== Часть 9 Легенды и сказки ======

Глава 9

Есть правда светлая,

Есть правда темная,

Есть на мгновенье

И на времена

Бывает добрая,

Бывает твердая

И только истина всегда одна

Л. Дербенёв, “Да только истина одна”

В детстве у сэра Осберта была одна мечта – чтоб его не гнали спать вечером, а позволили бы подольше просидеть за столом, со взрослыми.

Как-то, когда к отцу приехали важные гости, шестилетний Осберт улизнул от няньки и спрятался в погребе, за большим кувшином вина, в надежде потом выскользнуть и незаметно прокрасться в большой зал. Конечно, он уснул там же, где и спрятался, а когда хватившаяся прислуга прочесала весь отцовский замок, его нашли и разбудили. Почесываясь и ежась от ночной прохлады, он с недоумением и страхом глядел на сердитого отца, испуганную мать и плачущую служанку. Но больше всех нотаций и порки его пугало другое. Когда он проснулся в подвале, открыл глаза и понял, что остался один, темнота показалось ему живой. Что-то дышащее пряталось в углах, ворочалось там в неудобной позе, облизывалось. Что-то неуловимое, неосязаемое, но вместе с тем, угрожающее.

Сейчас, глядя на темный проем открытой двери, рыцарь вспомнил то далёкое ощущение живой тьмы, которое так поразило его много лет назад.

Времени не было. Оно как будто не двигалось, меж тем, каждая клеточка его тела кричала: Жить! Бежать, туда, там нет чудовищ, там убежище!

Он первым вбежал внутрь, сломя голову, но факел не потерял, что и помогло ему не столкнуться с тем, кто ждал его за дверью.

Старик! Высокий и худой, судя по выбритой тонзуре – монах, одетый в грязную и поношенную рясу. Он казался испуганным и удивленным, но разбираться было некогда – в раскрытую дверь мигом забежали все остальные.

Хамон тащил за собой Доминику, сэр Этьен – Мабель, а толстенькая Бланш, совсем уж выпучив глаза, бежала следом. Джослин и Андрэ придержали дверь, пока Сен Клер не удостоверился, что все внутри. Бросив последний взгляд на упыристого бывшего соратника, тамплиер поспешно захлопнул за собой тяжёлую дверь, выдохнул и обернулся.

Члены маленького отряда жались к стене. Осберт с факелом в руке стоял напротив какого-то старика в рясе. Судя по всему, оба не рассчитывали на эту встречу. Затянувшееся молчание прервал радостный возглас Доминики.

- Отец Варфоломей! Вы живы! – она подбежала к старику.

- Доминика! Девочка, как ты здесь очутилась?! А где остальные?

- Здесь только сэр Осберт и я. Ну и Хамон, конечно.

Старик слабо улыбнулся.

- Конечно, как я мог забыть, – он сощурился, пытаясь слабым зрением найти шута.

Хамон махнул рукой, привлекая его внимание.

- Что там происходит? – старик с недоумением смотрел на грязных и запыхавшихся пришельцев, покрытых кровью и синяками.

Послушница очень коротко описала творившийся снаружи кошмар. Священник только охал и истово крестился.

Храмовник, меж тем, внимательно осматривался по сторонам.

Они находились в небольшом помещении, площадью примерно пятьдесят квадратных футов, сыром и прохладном. Оно не было освещено, хотя на стенах были подставки для факелов, а в одном из углов виднелась их солидная вязанка. Пол был земляной, хорошо утрамбованный. Стены темные, осклизлые, местами заросшие каким-то грибком.

В подземелье было тихо, если не считать капель воды.

- Ну, милая, – старый священник покровительственно похлопал девушку по плечу. – Вы в безопасности. Все будет хорошо, девочка.

- Отец Варфоломей, объясните нам, пожалуйста, откуда вы здесь взялись? – взмолилась послушница, подождав, пока все немного успокоилось.

- Меня бросил сюда барон. Он отбил нас у отряда разбойников, напавших, когда мы возвращались с турнира. Де Макон ужасный человек… – отец Варфоломей содрогнулся при воспоминании о том, что обещал ему жестокий хозяин замка. – Но погодите, благородные дамы и господа. Вы бледны, покрыты кровью, девушки же и вовсе едва держатся на ногах. Пойдёмте за мной, я накормлю вас и все расскажу. Вы сможете умыться и отдохнуть.

Слуги как завороженные, качнулись вслед за священником, но сэр Этьен и сэр Амори недоверчиво смотрели на старика. Сэр Осберт же остался стоять и на лице его проглядывало понимание.

- Погодите, отец Варфоломей. Откуда вам известно это место?

- Сэр Осберт, вы сами хорошо знаете, за чем охотился барон. Полагаю, что он получил-таки искомое, но управлять им не смог. Я прав?

- Откуда вы знаете? – Доминика закусила губу, лицо ее выражало искреннее недоумение и даже ужас.

- Про амулет? Девочка моя, я много что знаю, но почему бы нам не обсудить это в более спокойной обстановке?

- Я никуда не пойду, – пробурчал сэр Этьен, хватая Мабель за руку повыше локтя. Та, занятая разглаживанием складок на обтрепавшемся и пришедшем в негодность платье, возмущённо пискнула. – Пока этот древний скелет не расскажет мне всего, я с места не сдвинусь. Ещё и подумаю, стоит ли ему доверять. В его годы не по подвалам шастают, а тихонько сидят в монастырском саду, да бородой трясут.

Взгляды всех присутствующих почему-то устремились на храмовника. Тот нехорошо ухмыльнулся.

- А и в самом деле, отче, – он поднес факел к самому лицу старика, – вы как-то слишком к месту появились. Как джинн в восточных сказках. По мановению руки открыли дверь, спасли нас, при этом просидев внутри достаточно долго, чтоб барон успел отдать концы. А теперь что? Исполните нам три желания? Это как же интересно получается – совершенно случайно нас выручает единственный человек, кроме нас, который знает об этой колдовской дряни. Не доверяю я такому везению, уважаемый.

- Как ты смеешь?! Это святой человек, настоятель монастыря святого Кондратия, отец Варфоломей! – послушница решительно встала между храмовникомв и священником, словно желая защитить последнего. — Да он...он… – от возмущения ей было трудно подобрать слова – он больше людей окрестил, чем от тебя родилось!!!

Эта нелепая фраза неожиданно разрядила обстановку. Сэр Этьен, сэр Осберт, сэр Амори и даже сам священник дико расхохотались. Сказались нервное напряжение и усталость прошедшего дня. Слуги тихо подхихикивали, а Доминика, поняв, что она сморозила, покраснела и спрятала лицо в ладонях.

- Воистину, девица, – Сен Клер вытер смешливую слезинку в уголке глаза, – со сказанным сложно спорить. Неужели ты не знаешь, что рыцари Храма Сионского обречены на безбрачие?

- Знаю, конечно,.- сконфуженно ответила девушка. Тут проказливые огоньки зажглись в ее глазах и она добавила: – Знаю так же то, что вовсе необязательно мужчине состоять с дамой в браке, чтобы зачать дитя.

- Ой, госпожа, стыд-то какой, не слушайте вы её, глупая девка, уж и не знает, что мелет со страху, – разохалась Бланш.

Полно тебе, милочка – Мабель понимающе улыбнулась – я уже не та девочка, которая верила, будто детей приносит аист.

- Ага, болван, придумавший эту легенду, никогда не видел аиста, – пробурчал Этьен, но выпустил ее руку.

От соседа, тамплиера, совратит – и не заметит ! – тихонько пропел Хамон. Сен Клер только рукой махнул.

Отец Варфоломей робко улыбнулся и, вытащив из мешочка на поясе кремень и кресало, зажёг факел.

- Господа, право слово, пойдёмте. Клянусь вам своим монастырем и всем его хозяйством, что не покушаюсь ни на ваши жизни, ни на ваши души. К тому же, мне очень много нужно вам поведать.

С этими словами он решительно пошел вперёд, не оглядываясь на своих невольных спутников.

Смежный подвал, куда привёл священник своих невольных подопечных, был полной копией предыдущего, разве что там горели факелы и около одной из стен стояло нечто вроде большого ларя. Вдоль остальных стен были скамьи, длинные и довольно широкие. Они не пострадали от сырости и, несмотря на грубую простоту, казались крепкими.

В дальней стене была крепкая дверь, запертая на большой засов. Около нее стояли друг на друге бочки – по словам священника, там была вода.

- Однако ж, каким затейником был наш покойный барон! – поражённо присвистнул сэр Осберт, намекая на известный непристойный анекдот.

- Очень возможно, что его предусмотрительность спасла нам жизнь, а может, и кое-что ещё. – проворчал де Баже, озираясь по сторонам.

- Да, пожалуй,. – храмовник тщательно обошел комнату, проверил все углы и пространства под скамейками, даже в ларь заглянул. – Еда?! Одеяла? Это место не перестает меня удивлять.

Ничего подозрительного не обнаружив, он кивнул остальным и те, словно по команде, расселись по скамьям.

Старик заторопился, раздавая беглецам еду – солонину, сухари и твердый, как камень, сыр. Нашлась и вода. Только вот вина не было – неприкосновенный запас в виде фляги Джослина тамплиер категорически запретил трогать, к разочарованию рыцарей и оруженосцев.

По словам священника, за дверью даже был небольшой коридор, где находилось отхожее место. Воздух был затхлым, но в стенах имелись маленькие окошечки, забранные решеткой, правда, непонятно было,куда они выходят. По всему видно было, что барон постарался на славу, готовя для себя это убежище.

Пища и питье, вкупе с отдыхом и ощущением безопасности, заставили всех немного расслабиться. Насытившись, Хамон тихонько перебирал струны лютни.

- Зачем ты, болван, вообще потащил с собой эту рухлядь? На кой черт она тебе так нужна?! – невольно удивился де Баже.

Он-то видел, какие усилия прилагал шут, для того, чтоб уберечь ценный инструмент во всей сумятице.

Хамон нахмурился, струны тренькнули громче и жалобнее. Он, словно проверяя, есть ли голос, пропел:

- Я не видел людей уже несколько лет.

Думал, после войны их нигде уже нет.

Но сегодняшним утром... Я нашёл след!

В мире мало воды, и её нельзя пить, Заражённая плоть всюду брошена гнить. Вам нужна катастрофа, чтоб оценить:

Что есть мусор, а где Свет Жизни?!

(Павел Пламенев, “Вне смерти”)

- Ну и глуп же ты, де Баже. – Осберт дожевал кусок солонины, рыгнул. – Прошу прощения, дамы. Я же вам с этим вот недорыцарем-перемонахом, – он кивнул в сторону Сен Клера, нахмурившегося при насмешке,. – и покойным бароном все подробно объяснил. Ему без нее просто нельзя.

- Постойте, сэр рыцарь, – отец Варфоломей повернул к ним седую голову. – Осмелюсь попросить вас повторить то, что вы, очевидно, уже сказали ранее. Это очень важно для того, чтоб картина была более целостной.

- Это не для женских ушей, – нахмурился сэр Осберт. – Да и слугам всего знать не обязательно.

- Полегче на поворотах, Осберт. Эк ты расхрабрился-то за крепкой дверью,. – тамплиер сложил руки на груди и откинулся на холодную стену, не спуская с ле Дюка глаз. – Как минимум, вы двое, – он указал на рыцаря и его шута, – обязаны мне жизнью. И можешь поверить мне на слово, я не удовольствуюсь откупом от твоего папаши.

- Что, Сен Клер, как хозяин-то окочурился, так ты сразу голос подал? – Осберт ядовито усмехнулся. – Я хорошо запомнил намеки барона. Это как же тебя угораздило так бедняге насолить? – он издевательски- сочувственным голосом передразнил умершего де Макона: – “Род мой ты истребил…” сестру, значит. А ещё рыцарь славного Сионского храма! Вам же вроде вообще запрещено к женщинам приближаться, даже матерей своих целовать не дозволяется. Прямо и не знаю, что думать, как быть – прославленный тамплиер до смерти залюбил сестру могущественного барона! Сколько ж ты уставов и заповедей нарушил, племенной жеребец? Ах, да, какое уж тут племя...

Сен Клер с шипением выдохнул, встал и медленно направился к Осберту, чувствуя, как в его теле разгорается давняя ярость. Ощущение упавшего забрала, даже перед глазами потемнело. И в то же время – всколыхнулись скорбь и тоска, вроде уже перегоревшие.

- Надо же! Обиделся наш зануда-любовник,. – ле Дюк и не подумал сбавлять обороты.

- Господа, – голос Доминики звучал встревоженно, – сэр Осберт, почему бы вам не… успокоиться? – последнее слово потонуло в рыке тамплиера, дошедшего-таки до насмешника.

- Сию же секунду возьми свои слова обратно, мерзавец! – Этьен вскочил, с огромным трудом удерживая друга, ухватив его за пояс.

Храмовник же, словно и не почувствовал преграды, дотянулся до ле Дюка, сгреб того за плечо и притянул его к себе.

- Ты подавишься этой правдой, сопляк!! – прохрипел он в лицо рыцаря.

Заставь меня, неутомимое копьё будуаров! – придушенно хихикнул тот, потеряв, очевидно, всякое чувство самосохранения.

Тамплиер отвесил Осберту звонкую пощечину и они сцепились, упав на пол подземелья. Этьен почел за лучшее отползти.

Соперники били друг друга почти молча, слышны были только удары, шлепки и тяжёлое дыхание.

Мабель закусила губу, оруженосец и Андрэ спорили, явно делая ставки, старик встревоженно наблюдал за дракой.

Шут тоже не остался в стороне, наигрывая на лютне быструю легкомысленную мелодийку.

- Хватит! – громовой рев, которого уж точно никто не ожидал от скромной послушницы, не охладил пыл дерущихся.

Но Доминика не растерялась и плеснула на драчунов питьевой водой из ведра, стоявшего неподалеку.

- Если сию же секунду благородные рыцари не успокоятся, – рявкнула она, изо всех сил сдерживая предательскую дрожь в голосе, – то я не потрачу более ни капли драгоценной воды, но полью на вас из иного источника! Где там у нас отхожее место, отец Варфоломей?!

Старец только рукой махнул.

Нелепость ситуации заставила противников с пыхтением разойтись по разным углам. Сен Клер украдкой потирал потемневшую скулу. Под левым глазом сэра Осберта наливался полновесный синяк.

Послушница ловко приложила к синяку Осберта арнику, дала тамплиеру прижать к скуле холодный компресс и продолжила; в голосе ее звучала сталь:

- А вот теперь, когда все угомонились, я, как лицо заинтересованное, хотела бы понять, что здесь, в конце-то концов, происходит?

Сэр Амори смотрел на девушку в немом изумлении. Он догадался, что она была одной из послушниц, отправившихся в Палестину при помощи ордена Иоаннитов, дабы помогать братьям в госпиталях. Благословение на это паломничество давал сам великий магистр ордена Госпитальеров. Таких женщин было крайне мало, они отбирались по весьма строгим критериям, а ещё меньше возвращались домой. Послушницы, юные и не очень, часто становились жертвами сарацинов, диких зверей, лихорадки, тифа и чего греха таить, своих же единоверцев, кои вдали от дома теряли человеческий облик. Некоторые женщины гибли, другие оставались в Палестине, правда, в несколько ином статусе.

“Как она посмела вмешаться в выяснение отношений между двумя мужчинами, оба намного выше и сильнее ее? Да не просто мужчинами, а цветом рыцарства. Ее могли задеть, сбить с ног, ненамеренно отбросить в стену и Бог весть что ещё. Хрупкая и слабая, она не побоялась сделать то, на что не решились другие!

Какая неукротимая решимость! Какое упорство в достижении цели! Воистину, эта девушка более достойна рыцарских шпор, чем некоторые именитые мужчины”.

Кажется, теперь он понял, как именно ей удалось остаться в живых, да ещё и приплыть назад, в Англию.

Красота девушки, на которую он с самого начала обратил внимание, совместно с ее твердостью, несомненным умом и силой духа, произвела на него неотразимое впечатление.

Внезапный стон раздался с одной из скамьей. Мабель, сила духа которой и так подверглась сегодня жестокому испытанию, не выдержала и забилась в истерике, хохоча и плача одновременно.

Бланш засуетилась, взяла из рук Доминики пузырек с нюхательный солью, едва не уронила его, не зная, за что ей хвататься.

- Милостивые господа, – лепетала служанка, с трудом удерживая мечущуюся госпожу, – заклинаю вас, ради господа бога нашего, помогите же мне!!

- Спокойствие, только спокойствие, как завещал нам Гуго де Пайен, первый магистр тамплиеров, – с этими словами храмовник отложил компресс и встал.

Он снял перчатки, крепко взял Мабель за плечо, и внезапно несильно ударил ее по лицу, так быстро, что никто не сумел этому помешать. Бланш ахнула и попыталась оттолкнуть рыцаря, но тот крепко держал девушку, пока истеричные рыдания не перешли в тяжёлые вздохи и слезы. После чего Сен Клер спокойно передал госпожу на попечение служанки, которая уложила ее на лавку и укрыла одеялом.

- Спасибо, друг мой, – учтиво произнес де Баже, садясь на лавку подле девушки,. – Я мало чего не люблю так, как женские слезы. Вот истинная власть леди над нашим братом. Успокойтесь, душа моя,. – обратился он к все ещё плачущей Мабель, крепко обняв ее, закутав в одеяло наподобие рулона ветчины.

Бланш сделала слабое движение, словно намереваясь помешать рыцарю, но остановилась, увидев, что усмирение подействовало на девушку весьма благоприятно – та притихла и только всхлипывала, безотчетно прижавшись к мужчине.

В наступившей тишине отец Варфоломей тяжело вздохнул.

- Да, дети мои, трудно вам пришлось. И все же, – глаза его с укором скользнули по храмовнику, – вам следует держаться вместе. Только сообща вы сможете противостоять напасти.

- Для того, чтоб чему-то противостоять, хорошо бы знать, о чём идёт речь. По всем недомолвкам и намеком, при всем уважении, нельзя понять главного. Рассказывайте, отец Варфоломей, мы впитываем каждое ваше слово, как губка,. – послушница дрожала от холода, но стояла прямая, как копьё, сложив руки на груди, ожидая ответа.

Хамон на минуту отложил лютню, взял одно из одеял и с поклоном предложил его девушке.

- Благодарю вас, сударь, – она улыбнулась шуту и Сен Клер внезапно ощутил что-то странное в груди.

Давно забытое чувство, он и не думал, что способен испытать его вновь.

Впрочем, минуту спустя старый священник начал свой рассказ, и тамплиер весь превратился в слух.

- Дети мои, мне известно далеко не всё, и в то же время я попытаюсь пролить немного света на происходящее. Итак, несколько месяцев назад ко мне прибыл посыльный от уважаемого господина, сэра Адальберта ле Дюка. Он принес тщательно запечатанное письмо, и на словах предписал мне вскрыть его без свидетелей, что я и сделал. В том письме была кратко изложена история некоего амулета. Нужно сказать, что при этом оговаривались чрезвычайно строгие условия. Сэр Адальберт умолял меня о помощи, он боялся, что этот сильнейший артефакт попадет в неправильные руки. Я долго колебался, но господь бог укрепил меня и дал мне силу и знания, чтоб вынести эту ношу. Сама ценная вещь должна была храниться в нашей обители, дабы потом попасть к королеве матери.

- Погодите, святой отец, – Осберт не скрывал своего удивления, – отец говорил мне, что я должен просто отдать вам амулет. Он ничего не упоминал о ваших знаниях!

- Верно, сын мой. Прошу простить меня, но, возможно, отец утаил от вас часть информации, уж и не знаю, намеренно или нет, – в голосе священника появились лукавые нотки, что не укрылось от слуха рыцаря.

- Старый интриган! – вполголоса пробурчал тот – Его уже фамильный склеп заждался, а туда же!

- Простите, на чем я остановился? Ах, да, так вот, я изучил имеющиеся в нашей обители книги, коих оказалось недостаточно. В поисках нужных знаний я исколесил все окрестные прецептории, обители и монастыри, обивал их пороги и умолял о помощи. Наконец, в отдаленной обители мои поиски увенчались успехом.

- Так о чем мы говорим? – вмешался де Баже, слушавший долгое вступление с некоторым пренебрежением.

Как и вся неграмотная знать тех времён, он считал чтение книг скучным и бесполезным занятием, уделом монахов и слабаков.

- При чем тут этот шут и его лютня? Какого дьявола по замку шляются неупокоенные трупы? И как нам все это остановить? Говори, старик, не темни, а то ты ходишь вокруг да около, а, как говорят сарацины, “караван уже ушёл”.

- Терпение, мой юный друг, – священник, казалось, не слишком удивился грубости капитана наёмников,. – Как я имел возможность узнать из старинных рукописей, в древние времена был создан некий артефакт, могущий исполнить любое, но искреннее желание своего владельца.

- Любое? – ахнул Джослин, от удивления подавшись вперёд,. – То есть, захоти я, к примеру, стать Папой Римским, и нате вам, пожалуйста?! Это ж сколько можно всего наворотить, ежли у тебя такая вещица есть, а?!! – восторг оруженосца не передался остальным. Сен Клер шикнул на паренька, а Хамон тихо сыграл что-то очень мрачное.

- Да, мой юный друг, но есть несколько условий. Слышал ли ты сказки о бесах, искушающих честных людей и обещающих им несметные богатства? – дождавшись кивка, отец Варфоломей продолжал: – Любая вещь, которая не от господа бога нашего, суть зло и ересь, оскверняющая сердце того, кто пытается ей управлять. Ибо нет такого искушения, которое не придумает для человечества лев рыкающий, он же дьявол.

Осенив себя крёстным знамением и дождавшись, пока слушатели последуют его примеру, старик отпил воды и продолжал:

- Сия богомерзкая вещица не действует просто так, подобно волшебным палочкам из побасенок глупых селян. О нет, она требует платы и платы кровавой. Притом, должны быть соблюдены и другие условия. Амулет должен быть напоен кровью, помещен в травы и лишь тогда он исполняет истинное желание своего владельца.

- Что значит истинное? – спросила Доминика.

Послушница затаила дыхание, как ребенок, слушавший страшную сказку.

- Истинное, дочь моя, это то, чего ты в самом деле хочешь всей душой. Не мелкое и суетное желание богатства, счета и иных мирских благ, а то, без чего в данный момент владелец амулета не сможет.

- Чего не сможет? – переспросила девушка.

- Ничего не сможет, дитя мое. Так вот, поскольку над амулетом нужно было провести сложный обряд, я не слишком боялся, что он попадет в неправильные руки. Сэр Осберт успешно сразился на турнире, а на обратной дороге должен был передать мне амулет и добраться до обители, дабы охранять нас в пути. В общем, дальше вы уже догадались – барон откуда-то узнал про амулет и решил его похитить. Он подкупил лесной сброд, те атаковали меня и братьев, их увезли, а меня сочли хранителем ценного артефакта и привезли в Паэнгард,. – он опустил голову,. – Под страхом пыток я не утаил от барона ничего. Впрочем, сейчас я понимаю, что он и сам знал о силе амулета. Он запер меня здесь, распорядился принести сюда еду и воду, даже какие-то рукописи, факелы. Мне показалось, в своем скудоумии, что он готовит надёжное убежище, на случай предательства. Но я и помыслить не смел, что он разберётся, как именно использовать амулет, да ещё и так страшно его применит….

- Святой отец, не будьте к себе слишком строги, – живо откликнулась послушница,. – Нас захватили в плен примерно так же,. – она повернулась к Осберту и гневно сказала: – Теперь я понимаю, что вы вовсе не были столь больны и беспомощны, сэр рыцарь! Вы умело воспользовались моим состраданием, чтоб спрятать амулет среди моих лекарственных трав. Так же вы использовали своего преданного шута, не так ли? – она повернулась к Хамону, который с отсутствующим видом смотрел куда-то за спину священнику.

Осберт кашлянул, будто в смущении.

- Сударыня, нет смысла так кричать. Да, я поместил амулет в вашу сумку, дабы он не достался сумасброду, взявшему нас в плен!

- Да если бы вы, сэр рыцарь, не напились, как свинья, на пиру после турнира, никто бы вас в плен не захватил!!

- Сейчас это уже ничего не меняет. И кстати, мой шут, он же мой оруженосец, пострадал по воле нашего монарха, всемилостивейшего короля Ричарда Львиное Сердце!

- Это как? – поднял бровь старик, видимо, он не был посвящен в ту часть истории.

- Ещё в то время, когда мы были в Палестине, Хамон, будучи моим оруженосцем, умудрился какой-то глупой выходкой разозлить короля. Буквально за несколько дней до того король получил в дар этот трижды проклятый амулет. От кого, не знаю, но подозреваю, что это был “данаец, дары приносящий”. К амулету прилагалось короткое письмо, в красках расписывающее его достоинства и возможности, а также призывая соблюдать осторожность и умеренность в своих желаниях. Король заинтересовался и пожелал лично проверить волшебные свойства подарка. Тогда он призвал меня к себе и приказал привести Хамона.

Лицо храмовника выражало презрение.

- И ты отдал своего оруженосца? Даже не попытавшись предложить иного? Впрочем, чего с тебя взять, избалованный папенькин сынок!

- А что бы ты противопоставил прямому приказу своего монарха? – огрызнулся ле Дюк,

- Да что угодно, nom de Diue! Пленного, чужого слугу, кровного врага! – сэр Этьен согласно кивнул на эти слова.

- Пфф, тебя спросить забыл, как мне было себя вести. А, точно, нужно было предложить одного болтливого тамплиера,. – рыцарь мрачно усмехнулся, – Ты дурак, Сен Клер, ни черта не смыслящий в магии. Он поставил меня в такие условия, что участь Хамона была предпочтительнее любой другой.

- Я не понимаю… – беспомощно произнесла Доминика.

- Нечего понимать. Ричард дал мне амулет и приказал мне окунуть его в травы, потом в чашу с кровью. После этого он поставил моего оруженосца на колени и пригрозил мне, что ему немедленно отрубят голову, если я сейчас не загадаю желание. Хамон закричал “Господин! Простите меня, господин, я был вам верен!”. – он оглянулся на шута, которого его рассказ, кажется, не интересовал.

Я не знал, что загадать и не понимал, почему именно я должен это делать. И тогда его величество сказал: “Если твой проказник-оруженосец станет шутом и будет лишь петь, я, пожалуй, оставлю его на свою потеху”.

Я пожелал этого всем сердцем, и когда Хамон открыл рот, он смог лишь петь или читать стихи.

- То есть, это не обет?! Он не бесноватый, а просто не способен говорить?! – Сэр Этьен поражённо расхохотался, Сен Клер последовал, правда, гораздо более сдержанно, его примеру.

Старый настоятель печально покачивал головой, Мабель тихо слушала, закрыв себе рот ладонью. Осберт опустил глаза. Доминика была в ярости. Никогда она не слыхала о подобной низости и гнусности. Заколдовать человека, пусть и слугу, лишь для проверки!

- А что было дальше?? – спросил, отсмеявшись, де Баже.

- Хамон стал шутом, именно тогда он и взял себе это имя, как я понимаю, оно было в одной из баллад. Прежде его звали иначе, но это неважно. Король Ричард попал в плен во время возвращения в Англию, к Леопольду Австрийскому. Я сумел сбежать с амулетом. Он наказал мне доставить его Алиеноре Аквитанской, королеве-матери. Оруженосца отпустили, так мы с шутом снова оказались вместе. Он давно простил меня, да и кроме этого, какой у меня был выбор?!

- Неужели у вас не было искушения использовать амулет? Вы могли бы помочь вашему оруженосцу, накормить голодных, вылечить страждущих!

- Я не мог этого сделать, хоть и хотел, не скрою. Кроме крови, которая обязательно должна быть свежей, есть еще травы. Да и истинное желание… Короче, ни черта у меня не вышло. Отец тоже пытался, не добившись хоть какого-то результата. Тогда он написал отцу Варфоломею, который в миру немного знался с алхимией.

- Я давно оставил это богомерзкое поприще, но тут был исключительный случай.

- Какая же вы скотина, сэр Осберт! – устало сказала Доминика – Ради своих амбиций, вы предали того, кто полностью зависел от вас. Использовали меня, хотя я ничего вам плохого не сделала.

- Сударыня, я не собираюсь отвечать на ваши дикие и нелепые обвинения! – надменно произнес ле Дюк. – Очевидно, что вы своим женским умом просто не в силах оценить и принять происходящее целиком. Во все времена великие открытия требовали жертв!

- Которые, конечно же, должен был принести кто-нибудь другой, – насмешливо подхватил Сен Клер. – А мне вот другое интересно. С какой радости сам Ричард Да-и-Нет не захотел воспользоваться амулетом? Почему не вызволил себя из темницы, не захватил Иерусалим, да что там Иерусалим, всю Ссвятую Зземлю? И не надо рассказывать мне о том, как его величество любит приключения в стиле какого-то сэра Бэвиса или иных Тристрамов. Одно другому не мешает.

Священник пожал плечами, однако от проницательного взора храмовника не скрылись злые огоньки в глубине его глаз.

- Не могу знать, – ответил он. – Вероятно, его стесняло то, что амулет исполняет лишь истинное желание владельца. Или для Ричарда важнее было скорее доставить амулет матери, дабы она могла помочь ему достойно управлять страной.

Сен Клер мрачно ухмыльнулся.

- Алиенора Аквитанская душит простой народ налогами, чтоб собрать выкуп на обожаемого сынка, в очередной раз жаждой приключений на свою здравницу, навлекшего на себя беду. Я не являюсь его подданным, но на месте англичан просто взбунтовался бы. И они ещё считают принца Иоанна бедствием! Да любому ежу в лесу ясно, что монарха хуже, чем Дикон да-и -Нет, земля не родила!

- Сэр храмовник! Хотя бы из приличия, если уж не из осторожности, избегали бы вы вести о богопомазанном короле столь нечестивые речи! – запротестовал священник.

- В этом каменном мешке можно вести любые речи. Все равно мы пока не знаем, как выбраться отсюда,. – Этьен спустил спорщиков с небес на землю.

- Позвольте мне прервать ваши вечные споры, позвольте расшатать скрепы и опоры. Время беспощадно: оно как волчица. Вот мы сидим здесь, а оно мчится (Гребенщиков, “Время Н”)- тихонько пропел шут, впервые подав голос после рассказа своего хозяина.

Факел догорал, и ни у кого не было сил и желания встать и зажечь новый. Понимание их бедственного положения вдруг предстало перед честной компанией. Молчание нарушалось только дыханием Мабель, уснувшей на скамье, головою у Этьена на коленях.

Было душновато, хотя подземелье продувалось, судя по колебанию факела. Сложно было определить время, но судя по ощущениям, давно миновала полночь. Холод проникал в кости и одеяла оказались кстати.

- Хамон прав,. – голос послушницы нарушил воцарившуюся было тишину,. – Нам нужно выйти отсюда и попытаться понять, где амулет. Мы проследили его до момента, когда Айлуфа вытащила его из моей сумки, но далее его следы теряются.

- Зачем? Наивная девочка, ты не теряешь надежды вылечить проклятых? Почему бы нам не отсидеться тут, пока они не перебьют друг друга? – спросил Осберт, и в кои-то веки мнение остальных было на его стороне.

- Не знаю никого, кто сейчас рискнул бы покинуть этот гостеприимный подвал, даже ради крупного вознаграждения, не то что высоких идеалов. – заметил де Баже.

- А я не знаю, имею ли я здесь право голоса, милостивые господа, но я склонен поддержать сэра Осберта,. – священник приоткрыл дверь в отхожее место, чтобы дамы могли пройти туда, “куда и король”, по выражению Джослина, “ходил пешком”.

Джослин и Андрэ промолчали, хотя было заметно, что им не слишком-то нравится идея покидать безопасный подвал.

Вернувшаяся в помещение послушница выглядела растерянной.

- Однако же, господа, мы не можем позволить чудовищам выбраться из замка. Мы уже видели, что их одержимость распространяется, подобно оспе в осажденном городе. Как вы думаете, насколько быстро эта зараза достигнет города? Разойдется по стране? По миру? Вы хотите, как персонаж детской сказки, быть “Властелинами ничего”? Боюсь, что если мы не найдем способ остановить это бедствие, мы очень скоро будем так же слепо таращиться белым взглядом во тьму и пожирать друг друга.

Жаркий призыв девушки пропал втуне, подобно воде, пролившейся на раскаленный металл – зашипело и погасло. Слишком уж уставшими были все присутствующие.

Одну из скамьей переместили в первый подвал. Сен Клер распределил между мужчинами, за исключением старого священника, ночные стражи. Конечно, сложно было определиться без временных ориентиров.

Постепенно все уснули, кроме караульных. Храмовник и его оруженосец взяли на себя первую стражу, после них должны были дежурить сэр Осберт и сэр Этьен, а потом – Андрэ и Хамон.

====== Часть 10 В убежище ======

Что ни вечер, то мне, молодцу,

Ненавистен княжий терем,

И кручина, злее половца,

Грязный пол шагами мерит.

Мельница, “Оборотень”

Этьену де Баже снился чудесный сон. Прелестница Мабель, игриво смеясь, манила его к себе, приподняв подол платья так, что он видел ее очаровательные розовые коленки. Дух прямо-таки захватывало от открывшегося ему зрелища и перспектив.

Ах, сэр рыцарь! – шаловливо шептала девушка, приближаясь и намекая на большее.

- Чаровница! Фея! – улыбался ей в ответ капитан наёмников.

- Сэр рыцарь! – голос девушки из сна почему-то огрубел, и Этьен обнаружил себя лежащим в темном помещении, в то время, как стражник осторожно покачивал его за плечо.

- Сэр рыцарь, ваша стража!

- Тьфу ты, парень, такой сон испортить! – де Баже сел на узком ложе и осмотрелся.

Горел один факел, закреплённый на стенке, его и внёс Андрэ, когда пришел будить рыцаря. На дальней скамье укладывался спать Осберт, рядом с ним сидел Хамон, неразлучный с проклятой лютней.

- Все спокойно, Андрэ?

- Да, мой господин,. – Этьен только вздохнул, вспомнив погибшего Клемана. Вот уж кто любил музыку. Самому рыцарю, как говорила его кормилица в детстве, “медведь на ухонаступил”. Ну, медведь – не медведь, но пел он редко, разве что пьяным орал дикие песни, или испускал военный клич.

Пора было вставать. Размяв затёкшие члены, он вышел в соседний подвал. Из зарешеченных окошек тянуло холодом, скорее всего, час был предрассветный.

Они с Хамоном уже пару часов сидели в “караулке”, как он про себя обозвал подвал, играя в “мельницу”, правда, денег здесь было взять неоткуда, поэтому ставкой служили щелчки, когда остальные начали потихоньку просыпаться.

Мабель и после сна была прехорошенькая, даже с припухшими глазами и растрёпанными волосами. Впрочем, служанка тотчас раздобыла воды для умывания и достала из-за пазухи костяной гребень.

Произнеся обязательную утреннюю молитву, священник на пару с Доминикой готовили скудный завтрак. И воду и еду нужно было беречь, кто мог знать, сколько времени понадобится чудищам, чтоб уничтожить друг друга. О варианте, в котором твари покидают надёжно укреплённый замок и пожирают окрестные деревни, думать не хотелось.

Сэр Осберт лениво зевнул и выбрался из под одеяла. Хамон тщательно проверял лютню, вытирая ее и молясь про себя, чтоб инструмент не разбух от влаги, которая висела в воздухе.

Мабель морщилась, отбиваясь от служанки, которая непременно желала накормить девушку получше.

- Оставь меня, Бланш! Я не капризный ребенок, который ест “ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за саксонское государство, ложечку на погибель завоевателям”… Ой, простите, сэр рыцарь! – она смутилась, увидев как за ней наблюдает сэр Этьен.

- Ничего, сударыня, меня в детстве кормили гораздо менее ласково. “Этьен, сучье семя! Живо ступай обедать, иначе собаки сегодня получат славный ужин!”. Как ваше состояние с утра?

- Я признательна вам, сэр рыцарь, за вашу помощь. Мне уже лучше, благодарю. Обещаю впредь не вести себя так… недостойно.

- Чепуха, леди, ваша сила в вашей слабости. Я ещё не успел сказать вам этого, но вчера вы замечательно угостили ту тварь латной перчаткой. Прошу простить меня...- увидев, что прекрасные глаза собеседницы налились слезами при упоминании о вчерашнем дне, де Баже поспешил ретироваться в другую часть комнаты.

Сен Клер ещё лежал под одеялом, что казалось странным, учитывая то, что остальные уже давно проснулись.

- Эй, Джослин! – капитан наёмников окликнул проходящего мимо оруженосца, – Давай, парень, встряхни-ка своего господина! Чего это он бока належивает, давно пора вставать.

- Я сейчас, сэр Этьен…. – Джослин явно спешил за крайнюю дверь, и Этьен, понимающе усмехнувшись, сам подошёл к скамье, на которой устроился храмовник.

Де Сен Клер, вставайте – громко произнес он, одновременно встряхивая спящего за плечо. – Иерусалим ждёт! Выдвигаемся через полчаса!

Тот, ещё не проснувшись толком, вскочил, едва не обрушив скамью. Увидев, кто его разыгрывает, тамплиер хотел было возмутиться, но только слабо улыбнулся. Рыцарь заметил, что его друг выглядит не слишком хорошо, ему явно мешал свет факела. Вернувшийся Джослин помог господину одеться и принес ему воды для омовения.

- Господин… – тихо прошептал оруженосец, так, чтоб не услышали остальные – вы в порядке, господин?

- Отстань, Джослин, право, ты опекаешь меня не хуже, чем курица – своего цыпленка! Я в полном порядке, жив, здоров и весел – насколько это возможно в создавшейся ситуации,. – раздражённо отшил слугу тамплиер.

Джослин с сомнением покачал головой. Он хорошо знал храмовника, и не сомневался в том, что тот переупрямит и черта.

После короткой трапезы вся честная компания так и осталась сидеть на скамьях, благо заняться было особенно нечем. Бланш причесывала длинные густые волосы Мабель, чем открыто восхищался капитан наёмников. Шут, как и обычно, бренчал на лютне, Андрэ пытался что-то напевать, Джослин выпросил у служанки иглу и нитку и подшивал куртку Сен Клера, который точил свой меч.

Старый священник вместе с Доминикой углубились в какой-то потрёпанный манускрипт.

Сен Клер поднял голову, расправляя затекшую шею, да так и остался, любуясь послушницей. В свете факелов тонкий профиль девушки выгодно выделялся на фоне темных стен. Темные волосы она причесала одолженным у Мабель гребнем, заплела в длинную косу и спрятала под головной убор. Лицо ее было очень сосредоточенно, она спорила о чем-то с отцом Варфоломеем и была до невозможности хороша.

Почувствовав чей-то взгляд, она безошибочно обернулась в сторону тамплиера. Нахмурившись про виде его глаз, в которых загорелись два огонька, точно гнилушки на болотах, она сжала губы и повернулась к собеседнику.

Тамплиер ещё с минуту смотрел на девушку, а потом вернулся к своему занятию.

Де Баже заснул, похрапывая, на одной из скамеек, Джослин закончил с курткой хозяина и занялся своей.

Сэр Осберт в дальнем углу рисовал на полу какие-то знаки остриём кинжала. Мабель подошла к нему и судя по всему, между ними завязался очень интересный разговор. Щеки девушки то и дело вспыхивали, и судя по ее тихому смеху, она явно получала от него удовольствие.

Время текло медленно, тянулось, как густая патока. Несмотря на внешнюю непринужденность, гнетущее чувство довлело над всеми присутствующими. С одной стороны, деятельная натура толкала тамплиера к действию. С другой стороны, понятно было, что выходить из относительно безопасного места – по меньшей мере, безрассудно.

Храмовник, с молчаливого согласия остальных, кроме, конечно, мятежного ле Дюка, взял на себя командование. Он отмерил порции воды и пищи на человека, с расчетом на максимальную экономность.

Он обследовал все комнаты, выйдя туда, где небольшой коридорчик служил им отхожим местом. За этим коридором начинались узкие ходы, куда не пролез бы и ребенок. Священник приноровился выливать туда поганое ведро, кроме этого, из коридорчика тянуло сквозняком, что указывало на то, что где-то там есть даже выход наружу.

Тяжело было без ориентиров, указывающих на время, да и сильная скученность людей на небольшой территории давала свои плоды. Тут и там вспыхивали небольшие ссоры, сэр Этьен откровенно ревновал Мабель к сэру Осберту, треньканье лютни периодически раздражало остальных, Бланш визгливо выговаривала Андрэ за что-то.

В убежище было прохладно, казалось, холод проникал всюду, топорщил кожу пупырышками, ломил кости.

Еда казалаось безвкусной, как и вода, которую необходимо было строго экономить. От сырости подземелья и чада факелов болела голова и донимал насморк.

Настрение у обитателей убежища резко упало, поэтому, когда священник согласился на просьбу заскучавшей Мабель рассказать ей историю, остальные как-то незаметно оказались рядом, словно дети, усевшиеся в кружок подле наставника.

“Или бабушки” , – неожиданно для самой себя хихикнула Доминика.

Девушка весь день изучала, напрягая и без того болевшие глаза, рукописи, оставленные старому священнику бароном. Она читала их отцу Варфоломею, а он уж делал разные предположения насчёт написанного. Рукописи были древние, пергамент местами протерся так, что часть написанного приходилось угадывать, а зрение уже не раз подводило старика, так что помощь послушницы он воспринял как высшее благо.

- Я вижу, дети мои, что вам тягостно выносить все лишения этого добровольного плена, – начал священник, важно сложив руки на груди и выпрямившись,. – внемлите же мне, и я потешу ваши души…

- Ибо потешить тела вам пока нечем, – проворчал сэр Этьен, стараясь плечом оттереть Осберта подальше от Мабель.

- Тихо, сэр рыцарь, имейте совесть! – приглушённо шикнула на него Бланш, руки которой так и мелькали за неизменным вязанием. Этьен только фыркнул на излишне наглую служанку, но в ссору не полез.

- Мда… – задумчиво пробормотал себе под нос сэр Осберт, – интересное пожелание. Безусловно, я имел дело с разными дамами, но ни одна из них не обладала столь редким и экзотическим именем, как “совесть”.

Оруженосец приглушённо хихикнул.

Сен Клер прислонился к стенке и безвозбранно разглядывал послушницу. Все они были закопченными и грязными, все страдали от жажды (порции воды очень тщательно отмерялись) и не могли толком умыть лицо.

Сырость и сажа проникали всюду, раздражали горло, вызывали тихий кашель. Послушница терла воспалённые и покрасневшие от усталости глаза, на лице её остались разводы, придавая ей вид замарашки. Маленькие руки с тонкими пальцами потемнели от возни с пыльными пергаментами, но она казалось довольной и даже умиротворённой. Лицо девушки выражало искреннюю вовлеченность в историю священника, и тамплиер вдруг ощутил зависть к старику. Ему захотелось, чтоб и на него она смотрела бы с таким интересом, так же щурилась и наклоняла голову чуть вправо. Он вдруг задумался о том, как это – провести пальцем по ее щеке, ощутить ее тепло и нежность кожи.

“Одумайся, глупец”, – сказал он себе, проводя рукой по лбу, – “однажды ты уже вошёл в эту реку. Ты тамплиер, давал обеты, в том числе и обет безбрачия, да и сейчас совсем не подходящее время для таких мыслей. И к тому же, она послушница! Очень скоро она станет монашкой, зачем ей нужна интрижка, идущая против воли людской и божественной?!”. Он отвернулся, почти против своей воли.

Андрэ и Хамон стояли (а точнее, играли) на страже в караульной, откуда доносились звуки щелчков и громкие возгласы.

Отец Варфоломей откашлялся и начал свою историю.

- Много лет назад в одном дальнем городе, жил да был могущественный рыцарь, лорд Дарксторм. Он правил городом, который назывался… впрочем, имя его стёрлось из моей памяти, да это и несущественно. Его верными слугами были рыцари сэр Рикон и сэр Мортимер. Как-то лорд Дарксторм вместе со своими слугами поступили на службу к могущественному чародею Мирклину. Этот чародей наделял своих слуг удивительными способностями – они могли по желанию превращаться в птиц и зверей, вызывать волшебных помощников (сохрани нас господь, всеблагой и всемогущий, ясно ведь, кем были эти помощники!) и использовать другие колдовские силы.

- Оборотни, значит, – с ужасом сказала служанка, осеняя себя крёстным знамением. На нее зашикали.

- Простите, святой отец, – перебила старика Мабель, – а в каких именно птиц и зверей преображались благородные рыцари?

- О, сударыня, это самое интересное в этой истории. Чародей построил целый лабиринт, дабы испытать силу рыцарей, желавших пойти к нему на службу. Те, кто прошел испытания (а таких было не менее десяти человек), получили волшебный знак, каждый по своему характеру. Кто был силен – получил знак медведя и мог оборачиваться в него, умный и коварный стал лисом, трусоватый – презренной букашкой,. – раздался хохот.

- А как же этот трусоватый прошел лабиринт? – спросил сэр Осберт.

- Воистину, иной раз и трусость имеет силу. Но дайте же мне продолжать. Лорд Дарксторм превращался в огромную ящерицу, да ещё и плюющуюся огнем наподобие дракона. А его помощники превращались в сокола и медведя.

Тут отец Варфоломей на минуту прервался, дабы промочить горло. Пока он пил, слушатели развлекались тем, что, словно дети, пытались угадать, кто из присутствующих в какое животное превратился бы. Мабель уверяла, что уж она-то стала бы гордой орлицей, с чем горячо соглашались сэр Осберт и сэр Этьен, назначавшие друг друга навозным жуком (“Он копия вас, прекрасный сэр, такой же дерзкий!”), черепахой (“Сударь, скорость, с которой вы выступали на турнире, только этим тварям и присуща!”), упрямым ослом, наглой крысой и летучей мышью.

Джослин что-то бормотал себе под нос о жеребцах и соколах, даже служанка оставила вязание и задумалась. Доминика обернулась и внезапно заметила взгляд храмовника.

- А кем вы стали бы, сэр рыцарь? ,- впервые за время знакомства, она говорила с ним без горечи или страха.

Сен Клер едва не поперхнулся от удивления.

- Простите, сударыня, но мне сложно вот так представить, на какую божью тварь я мог бы быть похож. Да и как-то не по христиански это, отдает оборотничеством, фарисейством и прочей ересью.

- Вы правы, сэр рыцарь, но разве нет в вас чистого и праздного любопытства, касаемо той черты вашего характера, которая могла бы определить вас?

- А как бы вы ответили на мой вопрос, сударыня?

- Я...я даже не думала. Я и себя-то оценить не могу, как же мне характеризовать вас, кого я совсем не знаю?

- Хорошо, девушка, давайте-ка придумаем вот что. Вы скажете, в качестве какого животного вы видите меня, а я окажу вам ту же услугу. Согласны? – он слегка улыбнулся, чтоб не спугнуть её.

- Хорошо. – она решительно тряхнула головой. – Я начну. Сэр рыцарь, вы кажется мне похожим на... кабана.

Сен Клер приподнял брови в выражении бескрайнего удивления.

- Интересно, чем это ?

- Вы мощный, несетесь напролом, не считаясь с условиями пути. Вы опасны для недругов.

- А ещё, он щетинистый и всеядный! – громко рассмеялся сэр Этьен.

- Ага. А так же вонюч и обожает возиться в грязи. Точное определение, браво, девица! – паскудно ухмыльнулся сэр Осберт.

- Закрой пасть, шакал облезлый – рявкнул храмовник, рука которого потянулась к поясу. Ле Дюк что-то пробормотал, понимая, что сейчас зашёл слишком далеко, и перебранка затихла сама собой.

- Да уж, сударыня. – тамплиер посмотрел на очень смущенную девушку. – Однако, припечатали вы меня знатно. Что ж, я не стану платить вам той же монетой и скажу, что вы похожи на… кошку.

- Почему кошку? – теперь был черед Доминики удивляться. Кошки считались не слишком уважаемыми животными, их терпели за то, что они избавляли селян, да и аристократию, от грызунов, использовали в роли блохоловок, но гораздо более ценили и уважали собак, которые понимали команды и выказывали истинную преданность хозяину.

- Я объясню. Вы легко и ловко двигаетесь, с поистине кошачьей грацией, умеете мяукнуть и мурлыкнуть именно тогда, когда это необходимо и судя по вашему поведению, всегда приземляется на все четыре лапы. Кроме этого, я несколько лет провел в Палестине, а поклонники Магомета относятся к кошкам совсем не так, как мы, христиане. Там их почитают, почти как языческих божков. Говорят, сам их обожаемый пророк отрезал рукава своих одежд, если замечал сидевшего на них кота.

- Дикость какая! – пробурчал Джослин, котов не любивший.

- А ещё, мой друг, вам не терпится ее погладить... – тихонько прошептал себе под нос сэр Этьен, который, хоть и был грубоват и неграмотен, все же отнюдь не был глупцом и обладал хорошим зрением.

Его расслышал только сам храмовник, метнувший в приятеля грозный взгляд.

Доминика не нашлась, что ответить. С одной стороны, и она своим неосторожным замечанием едва не спровоцировала ссору, с другой стороны, в какой-то степени ей польстила неожиданная характеристика Сен Клера. Она хорошо помнила, как предупредительно он отнёсся к ней тогда, в башне, когда они с Осбертом искали амулет.

И, хотя она вменяла ему в вину тот факт, что оказалась в замке жестокого барона, девушка признавала, что до этой минуты храмовник не обидел лично ее ни словом, ни делом.

Как оказалось, отец Варфоломей уже какое-то время сидел на своем месте, прислушиваясь к беседе. Как только тема разговора исчерпала себя, все присутствующие вновь повернулись к нему и он продолжал свой рассказ.

- Так вот, милостивые дамы и господа, чародей Мирклин время от времени давал своим рыцарям разные задания, и вознаграждал их за это своей магией. Как-то раз он отправил их вернуть ему украденную прежде волшебную книгу, равной которой не было на свете. Владелец этой книги обладал серьезнейшей силой, которая, в отличии от известного нам артефакта, подчинялась ему целиком и полностью. Лорд Дарксторм добыл эту книгу, но тот чародей, который украл ее у Мирклина, неосторожно рассказал благородному лорду, что книгой может пользоваться любой человек, а не только волшебник. И несчастный лорд впал в такое искушение, которое оказалось сильнее его. Дьявол вложил в его руки волшебную книгу. Дьявол же подсказал ему, что в ней было написано, ибо то был колдовской язык, спаси нас Бог от таких искусов.

- Но отче, ведь лорд Дарксторм мог столько хорошего сделать при помощи этой книги! – не удержалась Мабель. Бланш истово закивала в знак согласия, ее вязание давно лежало в стороне.

- Как и покойный барон, при помощи амулета. Но что-то я не заметил, чтоб человек, получивший в свои руки огромную силу, хоть раз бы применил ее во благо,. – иронически заметил Сен Клер.

- Гмм… боюсь, что благородный сэр рыцарь прав, к сожалению. Но позвольте мне продолжить рассказ. Когда Мирклин сообразил, что лорд Дарксторм решил сам воспользоваться книгой, он попытался было помешать ему. Но лорд оказался достаточно проницательным и немедленно заточил чародея в колдовскую тюрьму, где тот и колдовать не мог. Лорд Дарксторм проштудировал волшебную книгу от корки до корки, и вообразивши себя великим чародеем, стал казнить и истязать людей направо и налево. Он заколдовал почти всех своих соратников, стоило им хоть раз упомянуть о Мирклине, иссушил реки и истребил своих врагов. Но в очередной раз перечитывая книгу, лорд Дарксторм заметил в самом конце какое-то короткое заклинание. Оно называлось “Наиглавнейшее колдовство”.

- Ничего себе, подходящее названьице для того, кто хочет привлечь внимание, – пробурчал сэр Осберт, делавший вид, что история его не слишком интересует, а сидит он тут исключительно для того, чтоб быть поближе к Мабель.

- Верно, благородный рыцарь, и сейчас вы поймёте, в чем дело, – невозмутимо продолжал священник. – Так вот, найдя это заклинание, лорд Дарксторм, ослеплённый собственным величием, немедленно решил испытать его. Созвав всех оставшихся верными ему соратников (а таких было не так уж и много), он произнес это заклинание, с интересом ожидая, что случится какое-нибудь невообразимое чудо.

- И как, случилось? – с нетерпением спросила Мабель.

- Случилось. Но не совсем то, которого лорд Дарксторм ожидал. Видите ли, дети мои, дьявол хоть и обещает нам златые горы, однако никогда не исполняет обещанного. Как говорится в притче…

- Святой отец, простите, но хотелось бы услышать…

- Да, прости, дочь моя, я отвлекся. Так вот, как только лорд Дарксторм произнес последние слова чародейского заговора, тотчас же затрясся его дворец, потом громадные глыбы огня стали падать с неба и едва не разрушили весь город. Следом за ним явились твари хищные, наподобие огромных ящеров. Люди Дарксторма бились с ними, но не могли одолеть этих чудовищ. Страницы в книге изменились, теперь они не давали сказать ни одного заклинания, но предсказывали конец света.

Слушатели ошарашенно молчали.

- Тогда лорд Дарксторм понял, что в гордыне своей он забыл господа и начал неистово молиться. Он молился день и ночь, не вкушал никакой пищи, оделся в рубище, истязал себя и не мыл лица своего, что покрылось копотью…

- Прямо, как мы, – тихо шепнул Джослин и повернулся на бок.

Лорд молился так отчаянно, что господь бог сжалился над ним и послал ему утешение. Вместе со своими верными соратниками, кои молились и истязали себя вместе с ним, он принес колдовскую книгу в чародейскую тюрьму, где был заключен чародей Мирклин. В пути их едва не убили землетрясения и страшная жара, а под конец воды омыли их и почти что внесли в темницу.

- И что сказал ему чародей? – полюбопытствовал сэр Этьен, который к этому моменту почти оттеснил соперника от девушки. – Небось отправил его к чертовой бабушке, простите, дамы, или ещё куда подальше.

- Нет, сэр рыцарь, – священник тонко усмехнулся, и его улыбка не слишком-то понравилась Сен Клеру. –

- Мирклин взял у лорда Дарксторма чародейскую книгу и поблагодарил его. Он сказал, что эта книга была проверкой. Таких книг было несколько, и если они попадали в неправильные руки, рано или поздно заполучивший их человек произносил запретное заклинание.

- То есть, отче, поправьте меня, если я недопонял, – произнес храмовник, – тот, кто произнес запретное заклинание, рано или поздно сам принес бы книгу чародею?

- Правильно, сын мой, – просиял старик. – Чародей остановил грядущий конец света, все непотребства, совершенные лордом Даркстормом, были исправлены, а сам он покаялся, удалился в дальний монастырь и до конца дней своих вел благочестивый образ жизни, не знаясь с магами, чародеями и иными еретиками.

- Нет уж, простите, святой отец, – не унимался тамплиер, сам не ожидавший, что эта история настолько заинтересует его. – А в таком случае, какого дьявола это заклинание не было помещенно на первые страницы книги, чтоб этот лорд Даркстрем, или как там его, произнес его сразу,как полез без спроса в книгу?

- И снова скажу, что вы правы, сэр рыцарь – отец Варфоломей скривился так, будто хватил стакан уксусу. – Но видите ли, тогда бы и история была бы значительно короче.

- Хорошая история! – одобрил сэр Этьен, тихонько поглаживающий замечтавшуюся Мабель по руке.

Все слушавшие словно очнулись – задвигались и заговорили. Джослин, судя по всему, мечтал о чародейской книге, а Доминика выглядела уставшей.

Поздно уже, – зевнул сэр Осберт, вставая. – Чья первая стража?

====== Часть 11 Наружу ======

Здравствуйте, призраки завтра

Со мной так всё время нельзя

Для героев фатальность безнадёжно смешна

Здесь большая игра

Пленных не брали в расчёт

Женщина, твой ядовитый укус — роковой

И. Лагутенко, “Призраки завтра”

С момента добровольного заключения отчаянных узников в каменном мешке пошли третьи сутки, когда дежуривший во внешнем подвале сэр Этьен услышал какой-то странный звук, явно доносившийся снаружи.

Они пытались открыть дверь и ранее, но страх пересиливал в них необходимость в свежем воздухе.

Звуки, привлекший внимание рыцаря, повторялся снова и снова, но это не было попыткой вломиться в дверь, скорее уж, каким-то пыхтением и скулежом. Один раз ему даже почудился собачий лай, но остальные с презрением отмели эту догадку – собакам было не убежать от голодных мертвецов.

Возможно, что и сейчас никто не обратил бы внимания на странные звуки, если бы еды не осталось так мало. Вода, как ни странно, ещё была.

Без свежего воздуха было совсем туго, и обитатели подвала все чаще проводили время в дреме, кашляя и беспокойно ворочаясь. Каждый старался заняться каким-нибудь делом, хоть спать, хоть болтать, хоть читать, только бы не чувствовать, насколько медленно ползет время.

- Милостивые господа! Не будет ли вы так любезны выслушать смиренного служителя матери нашей церкви? – витиевато начал свою речь старый священник. Он тоже похудел и осунулся, но, в отличие от остальных, был немного бодрее.

- Чего тебе, старец? – проворчал сэр Осберт, не открывая глаз.

- Я так понимаю, что рано или поздно нам все же придется, подобно лисице, высунуть нос из своей норы. Возможно, стоит сделать это сейчас, пока благородные рыцари ещё не совсем ослабели?

- Кто это ослабел? Мы? Да глупости какие, старик, не говори, чего не знаешь. Мы бодры и полны сил, уж по крайней мере я отвечаю за себя! Вот, смотри и дивись, святой отец! – с этими словами сэр Этьен поднял сидевшую на скамье Мабель на руки, не обращая внимание на ее слабое сопротивление.

Служанка бросилась было госпоже на помощь, но та сама освободилась от хватки рыцаря, к его неудовольствию.

- Сэр Этьен! Нет никакой нужды носить меня на руках, я ещё не настолько плохо себя чувствую. И вообще, – возмущённо продолжала девушка, – рядом с вами я чувствую себя детской игрушкой – вам постоянно необходимо трогать меня, гладить мне руку или ещё что, похуже – брови рыцаря невольно взлетели вверх, но девушка не обратила на это внимание, занятая гневной отповедью.

- Простите, сударыня, но я не ослышался? Где располагается это самое “похуже”, которое, по вашим словам, я изволил гладить?!

- Хватит! – решительно рявкнул Сен Клер, слушавший всю эту беседу и похожие на неё уже некоторое время и смертельно уставший от безделья, бездействия и бесконечных перепалок “на ровном месте”.

- Вы беситесь от скуки, господа.

Он чуть ли не пинками выгнал всех мужчин, кроме священника, которому тамплиер по-прежнему не слишком доверял, в первый от входной двери подвал.

- Сожалею, сударыня, мы продолжим наше выяснение позднее! – Этьен фамильярно послал возмущённой девушке воздушный поцелуй.

Удостоверившись в том, что все его хорошо слышат, Сен Клер заговорил – тихо и отрывисто, но чётко, как говорил бы в засаде со своими людьми.

- Оставаться здесь опасно. Воздух плохой, воды мало, а еда скоро и вовсе закончится. Вполне возможно, что твари снаружи уже перебили друг друга, как мы и надеялись. Но на данный момент я не могу быть до конца уверен в этом. Поэтому мое предложение – сделать вылазку, для того, чтоб понять ситуацию, плюс принести по возможности еды и воды в убежище. Быть может, мы сможем и вовсе покинуть замок.

- Ты прав, Амори, и я с радостью пойду с тобой – Этьен мигом посерьёзнел.

- И я! Господин, умоляю, позвольте мне пойти с вами, я тут уже корни пустил и мхом покрылся! – взмолился оруженосец.

- Что ж, сэр храмовник, вы конечно редкий мерзавец, но тут вы правы – сэр Осберт изрядно удивил всех присутствующих.

Андрэ и Хамон промолчали, но было видно, что и им не терпится выйти наружу.

Улыбка тамплиера, и без того кривоватая из-за шрама, стала ещё страшнее.

- Ну что же… – медленно произнес он. – Мне кажется, что не стоит класть все яйца в одну корзину. Я возьму с собой сэра Осберта, Андрэ и Хамона. Сэр Этьен и Джослин останутся здесь, охранять дам и священника, и ожидать нашего возвращения

– Господин! – Джослин выглядел возмущенным и обиженным до глубины души.

- Что ещё?! А, кстати, подойди-ка, парень, я должен шепнуть тебе кое-что на ухо.

Оруженосец нехотя повиновался. Сен Клер долго шептал ему что-то, и понемногу лицо Джослина просветлело, насколько можно было увидеть в полумраке.

- И запомни, первое – самое главное! – напутствовал его тамплиер. С этими словами он повернулся к остальным.

- Ну что? Никто больше не хочет ничего сказать?!

- Я понимаю, что ты хочешь сам приглядеть за сэром Осбертом, а не оставлять нам это сокровище. – спокойно сказал де Баже, – видит Бог, я хочу помочь тебе, но… что ж, Мабель останется на моем попечении!

- Размечтался!- фыркнул сэр Осберт. – Эта девушка уже без пяти минут моя невеста, так что умерьте свои необузданные страсти, глубоконеуважаемый сэр.

- Так, достаточно! – храмовник встал между спорщиками. – мы сейчас все в одной тарелке. Я подозреваю, ле Дюк, что ты, как и я, не доверяешь старому священнику. Поэтому я оставляю с девушками и рыцарем своего оруженосца…

- Которому ты, без сомнения, дал строгий наказ относительно того, что он должен сделать, дабы использовать девицу в своих целях! – ослеплённый ревностью, Осберт не видел ничего и никого.

- Можешь прекратить верещать, я не претендую на девицу Мабель. Я все ещё тамплиер, забыл? И мой обет безбрачия принят не просто так. Посему успокойся и перестань ревновать этого тощего цыпленка к каждому столбу.

- Уж чья бы корова мычала! Да ты как коршун, вьешься над послушницей. Бедная девочка и не знает, как избавиться от твоего настырного присутствия!

- Если вы на женщин слишком падки,- вдруг запел Хамон, – в прелестях ищите недостатки. Станет сразу все намного проще: девушка стройна, мы скажем: мощи! Умницу мы наречем уродкой, добрую объявим сумасбродкой. Ласковая – стало быть, липучка, держит себя строго – значит, злючка (“Собака на стене”, “Песня Тристана”)

- Вот именно, – согласился с шутом сэр Этьен,. – и вообще, какое тебе дело, что будет с послушницей? Она в любом случае потеряна для мира, несмотря на красоту. Так что направь свою ярость против тварей и успокойся пока.

Осберт последовал мудрому совету, все ещё что-то недовольно бурча.

Сен Клер обернулся к приятелю.

- Что ты думаешь о моем выборе? Только хоть на минуту забудь о своей страсти к девушке и шутках.

- Побойся бога, Амори, я мрачен, как надгробие. Андрэ я доверяю, он человек барона, и в силу обстоятельств будет тебе полезен – он лучше всех знает замок. Шут ловок и осторожен, но как ты сможешь говорить с ним в случае чего? И потом, он предан своему господину до печенок.

Об этом не беспокойся. Но справишься ли ты с одним оруженосцем?

- Мне будет всяко проще, чем тебе.

- Возможно.

В этот момент шут внезапно подошёл к храмовнику, низко поклонился и указал сперва на себя, затем на дверь. Потом он изобразил в воздухе что-то небольшое, вроде квадрата, от которого отходили две линии вверх.

Рыцари с интересом смотрели на эту пантомиму.

“Он явно знает больше, чем может сказать” подумал Сен Клер.

- Амулет! – осенило Осберта. – Да, мой дорогой шут, ты ведь знаешь, где находится амулет?

Хамон посмотрел на господина со странным выражением лица, чуть наклонив голову налево. Будто не знал, соглашаться ему или нет.

Потом он, отчаявшись, схватил лютню и пропел :

За годом год мои слова,

Он произносит с трона.

Моя всем правит голова,

Но на другой корона. (“Не покидай”, “Песня Канцлера”)

- Хамон! – рявкнул Осберт – Да за такое тебя мало просто высечь, хороший господин с тебя шкуру бы спустил, и ты ещё должен был ему спасибо сказать, негодяй! Я не желаю брать с собой на вылазку предателя и дурака, способного испортить дело.

- Нет, – сказал тамплиер. – Хамон пойдет с нами.

- Я его господин, я и решаю, куда он пойдет и с кем! – заартачился ле Дюк.

- Ты, – храмовник выделил это слово, – уже нарешал до того, что он говорить не может. Сдается мне, что твой шут владеет какой-то информацией, и ты очень не хочешь, чтоб она дошла до меня. Напоминаю тебе, сэр Осберт, что коль уж мы пока в одной упряжке, так и надо научиться действовать сообща . В противном случае твоя якобы невеста имеет все шансы узнать о том, как именно ты выслуживался перед королем! – последние слова он тихо, но яростно прошипел прямо в лицо рыцарю, который от такого пошел красными пятнами.

- Ты… ты что, шантажируешь меня? Ах ты ж… позор своего ордена, проклятый пёс!

- Да! Черт меня раздери, да, я шантажирую тебя и буду делать это до тех пор, пока ты научишься слушать людей мудрее тебя, и не лезть в драку по желанию своей левой ноги! А сейчас иди и попрощайся с девушкой, да держи язык за зубами, иначе и я молчать не буду! – он толкнул рыцаря в грудь, в сторону прохода во второй подвал.

Осберт был в таком замешательстве, что аж послушался. Обвинения в содомском грехе были сами по себе серьезной причиной для вызова на дуэль, но сейчас было не время и не место. Кроме этого, проклятый храмовник явно владел какой-то неизвестной ему информацией, что было непонятно и неприятно. Привыкнув всегда думать на шаг вперёд и владеть ситуацией, ле Дюк вдруг ощутил, что умение предугадывать не слишком-то помогает ему теперь, а лидерство у него выдернули, как коврик из-под ног, ещё ранее.

Приойдя, наконец, к решению касаемо количества выходящих на разведку, рыцари посвятили в него остальных обитателей подвала. Мабель казалась обеспокоенной разлукой с Осбертом, что не радовало де Баже, священник был отрешен и спокоен, а Доминика лишь кивнула и снова принялась за чтение рукописей. В последнее время послушница явно находила в них утешение, в отличии от Мабель, которой все было не мило. Та часто плакала, вспоминая погибшего отца, и в отчаянии утверждала, что скоро она встретится с ним, а другого ей и не надо. Этьен и Осберт, конечно, из кожи вон лезли, дабы утешить несчастную девушку. Хамон же старался по возможности развлекать ее песнями. Когда Мабель не плакала, она сидела подле шута, тихо нашептывая ему что-то – скорее всего, он стал для нее чем-то вроде любимой собаки, которая так умна, что всё понимает, только сказать ничего не может.

Хамон подошёл к девушке, развел руками, прощаясь.

- Ох, Хамон, только не ты! – заливаясь слезами, воскликнула она. – Что я буду делать без твоих песен?!

- Сожалею, девица, но пока что вам придется довольствоваться мной, – вмешался неутомимый де Баже.

- Сэр, простите, но вы неисправимы! Ваш голос груб, как старая циновка, а очарования в нем – не больше, чем вот в этой скамье!

- Зато я умею делать комплименты, сударыня! Ну, право слово, вот вы и улыбнулись!

Мабель и вправду улыбнулась сквозь слезы. Она порывисто обняла шута и отошла, чтоб нежно попрощаться с сэром Осбертом. Тот уж пушил павлиний хвост, стараясь улестить девушку и расположить ее к себе.

Уходящие вооружились кто чем – выбор был не так уж и велик, но лучше, чем ничего, да и снаружи оружия наверняка хватало, умылись и оставили последние указания остающимися, в основном касаемо воды, еды и безопасности.

Сен Клер предупредил де Баже, что если через два дня (насколько можно было рассчитать время), маленький отряд не вернётся, им лучше попытать счастья и выйти, иначе они в любом случае умрут как крысы, в ловушке, от голода и жажды, да и нехватка воздуха поспособствует скорейшему их переходу в мир иной.

Наконец, все были готовы. Помолившись на дорогу и заверив остающихся, что они вернутся так быстро, как только смогут, тамплиер, сэр Осберт, Андрэ и Хамон, неразлучный с лютней, отперли жутко заскрипевший замок входной двери.

Тут возникла заминка – тяжёлая дверь едва открывалась, двигаясь буквально по дюйму, и понадобились усилия храмовника, Хамона и Этьена, пока не появилась щель, достаточная для того, чтоб выпустить наружу четырёх мужчин.

- Святой отец! – тихо спросил храмовник у отца Варфоломея, принимавшего деятельное участие в общих усилиях, – а как же вы умудрились открыть нам эту дверь в свое время? Она же заедает, да и весит немало.

- С Божьей помощью, сын мой, и никак иначе! – с некоторым недоумением ответил священник. Казалось, он и сам только сейчас задумался об этом.

Оказавшись снаружи, они осмотрелись. Было тихо и темно, тянуло свежим воздухом. Внезапно Сен Клер увидел в дверном проёме личико Доминики. Послушница глотнула свежего воздуха, словно выпила дорогое вино – смакуя и восторженно улыбаясь, несмотря на страх в глубине ее глаз.

- Сударыня! – он почувствовал волнение и оттого говорил суше, чем надо было,. – Прошу вас, дайте нам закрыть дверь, чтоб не подвергать вас излишней опасности.

- Благодарю вас даже за эту минуту, сэр рыцарь. – шепнула девушка, сама не зная почему, испытывая некое странное смятение, – Благословляю вас! – она молниеносно перекрестила их и исчезла в глубине подвала.

Появившийся на ее месте капитан наёмников подмигнул приятелю, нажал посильнее, дверь поддалась. Откуда-то изнутри щёлкнул замок. Храмовник тяжело вздохнул, что не укрылось от глаз Осберта.

Тишина окутала их, и тишина была их спутником. Они захватили с собой факелы, хотя бы на первое время. Стараясь ступать как можно тише и не разговаривать, чтоб не привлекать ничьего внимания, маленькая группа медленно продвигалась.

Впереди шел Андрэ, с левой стороны прикрываясь щитом, тем самым,на котором они несли барона и бросили его перед дверью. В руках у него был топорик, найденный в убежище. За ним шел Хамон, лютня была у него за спиной, а спереди висел арбалет. Замыкали строй сэр Осберт и тамплиер, вооруженные мечами.

Длинный коридор они прошли довольно спокойно, лишь летучие мыши носились под потолком.

А вот дальше уже начались неприятности.

Барон, страшно израненный, с белыми глазами и белым же тестоообразным лицом, поджидал их возле выхода из подземелья.

Урча и пуская слюни, бывший хозяин замка набросился на бывшего же слугу. Андрэ оборонялся отчаянно, но без помощи остальных ему бы пришлось несладко – дни ожидания не сказались на де Маконе, или же он хорошо питался. Здоровяк не выказывал никакой усталости, хотя дрался сразу с четырьмя.

Некоторое время они нападали и оборонялись, пока наконец, тамплиер не отвлек барона на себя, после чего шут удачно сделал ему подножку и Осберту осталось лишь довершить дело, отрубив голову чудовищу.

- Фух, – Андрэ вытер пот со лба, и перекрестился.

- А я всегда говорил, что совместный труд, для моей пользы, он объединяет – подняв палец вверх, важно продекламировал Хамон.

- Ну что ж,. – Сен Клер преклонил колено, тихо пробормотал поминальную молитву и встал,. – Оттащим его в дальний коридор, чтоб не мешал по возвращению.

Никто не возражал, и расчистив путь, отряд двинулся дальше.

Выйдя на нижнюю галерею, сэр Осберт тихонько застонал от удовольствия. Свежий воздух ощущался невыразимой сладостью. Солнце садилось, значит, время они высчитали более-менее правильно.

Остальные на миг остановились, но тут же двинулись дальше, то и дело вытирая глаза – даже от неяркого солнца они слезились и болели.

Храмовник в сто пятый раз мысленно похлопал стражника по плечу. Если бы не Андрэ, они десять раз заплутали бы в лабиринте коридоров.

Он поглядел на своих спутников и еле сдержал нервный смешок – такими они казались пятнистыми, копоть и сырость размазались на их лицах толстыми полосами, превратив их в каких-то нищих. Одежда, которую у них не было возможности переменить, была ужасно грязной, с пятнами запекшейся крови, плесени, и бог знает чего ещё.

Однако сейчас все мысли мужчин занимал другой вопрос, а именно – где чудовища? Неужели в замке их не осталось, как и надеялся тамплиер?

Так они дошли до колодца, умылись и набрали воды во фляги, которые предусмострительно взяли с собой.

Но пока они приводили себя в относительный порядок, к ним пришёл ответ на ранее заданный вопрос. Как водится, ответ пришел не один, а в большой компании, жаждущей личного общения.

Их атаковали сразу с трёх сторон, и, вынужденные защищаться, они не заметили, что отряд оттеснили к одной из стен. Тварей было много, и обороняться становилось все сложнее – сказалось долгое сидение в каменном мешке, голод и общая оглушенность.

Отпихнув очередную тварь, тамплиер внезапно обнаружил, что его товарищи куда-то бегут, и припустил за ними. Он с удивлением сообразил, что они уже находятся под той башней, откуда они с ле Дюком когда-то спасли Доминику. “Надо же”, подумалось Сен Клеру, “тогда этот путь казался вечностью, а сейчас мы быстро добежали сюда! Возможно, все дело в том, что сейчас нет нужды нести тяжёлого барона, одновременно отбиваясь от тварей”.

Те, кстати, не отставали, двигаясь вроде и не слишком быстро, а вот поди ж ты, оторваться не получалось.

- Куда сейчас? – прокричал он Андрэ, поравнявшись с ним.

- К погребам, за провизией. – задыхаясь, ответил тот.

Тамплиер только кивнул, не тратя дыхания.

Сэр Осберт, на удивление, молчал почти всю дорогу, иногда односложно отвечая. Он старательно отбивался от тварей, и Сен Клер выпустил его из своего внимания, справедливо полагая, что сперва им нужно добраться до погребов, а потом уже, спрятавшись там, можно начать думать о том, как доставить туда остальных.

Они добежали до запасов вина и провизии достаточно быстро, чтоб с разочарованием понять, что дверь туда сорвана, и внутри, насколько можно было увидеть, кто-то основательно похозяйничал. Андрэ сунулся было внутрь, чтоб тотчас же с ругательствами отпрянуть.

- Проклятые трусы! – быстро сообразил ле Дюк, и тамплиер в кои-то веки ощутил с ним полное единение. – Эти ничтожества пытались тут укрыться, пока кто-то из них не помер от ран.

- Или от обжорства, – у Сен Клера иногда, в совершенно не подходящее время, просыпался юмор висельника. –

И восстал потом, как я понимаю, поев остальных?

- Да, видимо,. – неохотно согласился с ним рыцарь.

- Андрэ! Тут есть другие погреба? –

Сстражник отрицательно покачал головой.

- Это был главный погреб, здесь была и еда и вино. Теперь тут все залито кровью, да и дверь едва держится на петлях. А вонь какая….

- Живо! Хватаем то, что можем, и бежим в ближайшую башню.

- Мы не добежим, господин!

- Добежим, у нас приличная фора, минут на пять точно. Я беру копчёности, сэр Осберт – бочонок вина, Хамон – сухари, а Андрэ несёт, что может, и прикрывает нас, насколько это возможно. Быстро, нечего тянуть кота за... хвост, пошли!

Как же печально,что в те давние времена не было художника, который мог бы запечатлеть этот бег!

Осберт, нагруженный вином, Андрэ, обмотавшийся колбасками, Хамон, нагруженный всем тем, что не успели сожрать крысы или твари, и наконец, храмовник, с грудой копченных окороков в руках и мечом едва ли не в зубах – прекрасная картина бы получилась!

Твари, которые увидели всю торжественную процессию, опешили. Жаль, что ненадолго.

Четверо храбрецов бежали, нагруженные так, чтоот тяжести вещей им было трудно переговариваться.

- За мной! – пропыхтел Андрэ, сворачивая куда-то влево, и ныряя в темноту.

- Что там? – крикнул Осберт, шатавшийся под своей ношей.

- Личные покои барона! Они…. Оооо… – стражник выпучил глаза так, что казалось, они вот-вот вывалятся.

Бежавший за ним Хамон увидел, что затаившаяся в тени тварь ударила его в живот, выбив из бедняги воздух. Шут ловко шибанул ее щитом. Андрэ с трудом выпрямился.

- Спасибо, друг. Скорее, мы уже почти рядом.

Они выбежали в покои де Макона, находившиеся на втором этаже главной башни . Вслед за ними, мешая закрыть дверь, влезла рука кого-то из упырей, но Андрэ метко попал в нее из арбалета. Раздалось разочарованное рычание, рука исчезла и дверь удалось захлопнуть.

Снаружи в нее били, словно тараном.

Они посмотрели друг на друга в полутьме и рассмеялись, громко и немного истерично, как и полагается людям, бывшим на волосок от смерти, но избежавшим ее объятий.

Сен Клер высек огонь и зажёг факел.

Комната была в беспорядке, но гораздо лучшем состоянии, нежели подвал. Тут не было трупного запаха.

Всюду валялись куски изрубленой мебели и разных предметов интерьера. Подоконники были завалены всяким мусором, и вообще, создавалось впечатление, что это место покинули гораздо раньше, нежели пару дней назад.

- Я думаю, – сказал храмовник, осмотревшись, – что мы можем переночевать здесь. А завтра решим, либо пытаться уйти из замка, уведя с собою остальных, либо доставить им хотя бы еду и воду.

- Хотелось бы мне знать, – с расстановкой произнес Осберт, – а дальше-то что? Твари уходить не собираются. Мы здесь, как лисица , которой охотники подожгли вход в нору – можем убежать только в одну сторону. Помощи нам ждать не от кого, а где амулет – можно только гадать. Не искать же его по всему замку.

- Чего не знаю, того не знаю,. – тамплиер сел прямо на пол. – Давайте пока подкрепимся и ещё раз хорошенько тут все осмотрим. Возможно, что Айлуфа побывала здесь с амулетом.

- В качестве служанки? – презрительно фыркнул сэр Осберт, набивая рот колбасой.

- В качестве любовницы, – невозмутимо парировал Сен Клер, внимательно понюхав мясо.

Оно казалось хорошим, но от погони ли, или по иной причине, он начисто потерял аппетит, наоборот, чувствуя небольшую тошноту. “Старею” подумал он, “вот и мутит меня от запахов, крови и убийств. Такими темпами я скоро сам в дальнюю прецепторию попрошусь, отдыхать от мирской жизни.”.

Он сам усмехнулся своим мыслям, прекрасно понимая, что не с его деятельной натурой о таком мечтать. Да и некоторые чувства, проснувшиеся некстати и не вовремя... Сен Клер поймал себя на том,что грезил наяву о чьем-то нежном лице и темных волосах.

Слуги присоединились к трапезе, стараясь поменьше обращать внимание на шум за дверью. Сэр Осберт, казалось, был крайне удивлен его последней фразой. – Ты не знал? – тамплиер взглянул прямо в вытаращенные глаза ле Дюка, который едва не подавился куском колбасы. – Она не была такой уж древней, ей было лет сорок, не больше. Для женщины, конечно, это старость, но не слишком глубокая, видал я и старше.

- Простите, господин, а как же тот свёрток, что старая карга вечно носила с собой?- поинтересовался стражник.

- Это была её память, о ребенке.

- Ребенке де Макона? – удивился рыцарь.

А дьявол его там разберет, чьем ребёнке. Это случилось лет двадцать назад, я тогда был совсем зелёным юнцом и мне эту историю тоже рассказали, так что “за что купил, за то и продаю”. Якобы барон, который тогда не был ещё бароном, повздорил со своим старшим братом из-за смазливой служанки,. – дождавшись утвердительного кивка Осберта, он продолжал, – Вот Айлуфа и была той самой служанкой. Кто-то из братьев обрюхатил ее. Она, говорят, была красивой в молодости, не знаю. Но факт остаётся фактом – Жеро с Филиппом рассорились так, что схватились за мечи. Жеро оказался искуснее. А потом у Айлуфы родился ребенок, но долго не прожил, и года не было той девочке, когда она умерла.

- Барон запрещал даже упоминать имя брата... – почти прошептал Андрэ.

- Конечно, – невесело усмехнулся тамплиер,. – сдается мне, они и без служанки друга друга бы уничтожили, это была просто последняя капля. Айлуфа спятила, но, пока она была красива, барон держал ее при себе. Она грела ему постель и докладывала обо всем, что происходило в замке.

- Она, говорят, все плакала вначале, а уж потом привыкла и даже помогала барону кое-где. Не из брезгливых была, – стражник содрогнулся от отвращения. – Господин, а я слыхал, что у барона сестрица вроде была, моложе его ?

Лицо храмовника потемнело даже в этом скудном освещении.

- Мало ли что ты слыхал… была у него сестра. Умерла…. Давно,. – Сен Клер явственно скрипнул зубами.

- Ладно, Андрэ, – проявил неожиданный такт сэр Осберт, – хватит болтать.

Они наелись и сложили найденное на большое покрывало с изрубленной кровати покойного – теперь уж точно – де Макона.

Комнату обшарили буквально дюйм за дюймом, но не нашли ничего, похожего на амулет.

Осберт выдохся первым:

- Коль уж мы не нашли то, что искали, думаю, завтра нам нужно вернуться. Распределим дежурства?

Сен Клер стоял у окна и не сразу обратил внимание на вопрос Осберта.

- Ну-ка, господа, не изволите ли вы взглянуть на то, что там происходит?

Башня, в которой находились главные покои де Макона, была расположена так ,чтоб удачно обозревать внутризамковый двор. Тамплиер подозвал к себе собеседников и указал им на дальнюю часть двора.

- Погасите факел! – резко скомандовал он, и шут тотчас же выполнил его приказ.

- Что там? – тихо спросил сэр Осберт.

Да вот пока не пойму, но мнится мне, что наши упыристые друзья куда-то идут. Неужели ими кто-то все ещё управляет? Или у них все же есть своя воля, а не просто тупая и сокрушительная сила?

Стражник страшно и витиевато выругался, помянув стену, замок, мертвецов, бесов и селян в противоестественных отношениях.

Тамплиер чувствовал себя как-то странно, его слегка знобило, но он старался не придавать этому большого значения.

Осберт же пребывал в глубокой задумчивости, но причинами ее он явно не собирался делиться с невольными соратниками.

- Первая стража – Хамон и ты, ле Дюк. Не возражаете, сударь?

- Нет, конечно. К середине ночи разбудим вас,. – рыцарь встал и подозвал к себе Хамона.

Тот внимательно слушал беседу, наигрывая какую-то тихую мелодию. Услышав свое имя, он подошёл к дверям, за которыми пока все стихло, и вопросительно посмотрел на Сен Клера.

- Да, я понимаю тебя. Вооружимся получше и переждем ночь.

- Свое непревзойденное оружие

Для подвига готовь и береги!(“Не бойся, я с тобой”)

- Вот-вот, каким бы оно не было,. – тамплиер обнадеживающие потрепал шута по плечу. Осберт ревниво покосился на это.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать того, что несколько раз за дверью что-то ревело и рычало, иногда что-то большое билось в запертые створки, шумно дышало и возилось. Но дальше этого вроде бы не шло.

====== Часть 12 Лихорадка ======

Я с бедой на плечах

доползу до дороги.

Умереть – ничего,

если выпить немного.

DDT, “Люби всех нас Господи тихо”

На свою стражу храмовник просыпался тяжко. Судя по ощущениям в районе головы, вчера он весь вечер пил, причем что-то очень низкопробное, а состояние глаз вообще заставило вспомнить песчаные бури Палестины, особенно в начале осени. На это намекала и страшная сухость в рту, которую не унять было вином.

Пришедший будить его Осберт лишь внимательно глянул и не сказал ни слова. Андрэ же, казалось, ничего не заметил.

Хамон моментально заснул, завернувшись в плащ. Сэр Осберт ещё долго ворочался и пыхтел, но наконец, сморило и его.

За дверью было тихо, но тамплиеру казалось, что темнота грохочет и рокочет, словно колокол в церкви. Он умыл лицо, пытаясь хоть так прийти в себя.

Факел ровно горел, напоминая об одной из самый странных заповедей ордена Храма – о запрете спать в полной темноте. Сколько Амори не спрашивал, пока ещё был послушником и находился “на искусе”, сколько не пытался выяснить причину этого запрета – так и не дознался. Наставники пожимали плечами и толком ничего не объясняли, хотя к нему относились гораздо лучше, чем к другим – уж очень богатые взносы он внёс в казну ордена.

А он готов был внести всё, что у него было. Он не мог смотреть на то мирское, от чего должен был отречься.

Ему было двадцать четыре года, он был молод, силен и хорош собой, он был богат, из знатной семьи.

И вдовец, nom de Deiu!

Ах, Эвелин, Эвелин, кто бы мог не влюбиться в тебя? Точная копия покойной матери, полная противоположность брату. Смешливая, бойкая, вроде и не красавица, но живая и такая интересная!

Им было, по выражению неисправимого Этьена, “друг друга мало”. Он посватался к ней, ее отец поколебался, но согласился. Кажется, она тоже обрадовалась.

Целый год он был счастлив, целый год предпочитал общение с молодой женой всему другому. Дружеские попойки, турниры, охота и иные мужские развлечения – все отодвинулось, стало неважным, скучным, тягостным.

Их первый ребенок, мальчик, родился мёртвым. “Красивый маленький Амори”, плакала его жена. Он не мог утешить ее, и, что самое страшное, медики, осмотревшие Эвелин после родов, категорически запретили ей иметь других детей.

Ха! Они не знали, с кем связались. Это была кошка, тигрица. Любви, требовало ее истерзанное лоно. Любви и как можно больше!

Она не верила медикам, он боялся и никак не мог решиться.

Ее брат смеялся над ним и советовал ему своих смазливых служанок и любовниц. “Какие груди!” – восклицал Жеро, обрисовывая в воздухе нечто огромное, в чем можно было утонуть. – “Какой у этой бабы зад! Не то, что моя сестра, там же есть за что подержаться!”. Барон советовал ему прогнать жену, но Сен Клер и помыслить не мог о таком. Он отшучивался, но долго так продолжаться не могло. Природа требовала своего, и когда жена в очередной раз вошла к нему ночью, он не сумел оттолкнуть ее, как делал это раньше, ради ее же блага.

Она была счастлива, глупая девчонка. Она думала, что родит ему дитя и все будет хорошо, а бестолковые врачи… что вообще они понимают?

Она шутила и смеялась, подтрунивая над своим животом, который рос день ото дня. Она не знала страха, вот только голова ее все чаще болела, но это ведь пройдет, думал он, глядя, как она сидит за рукоделием, иногда морщась и трогая пальцем висок.

Она становилась все полнее, красивое лицо совсем опухло, и навестивший их барон смеялся над ней, называя его влюбленным слепцом, обожающим луну – “И вправду”, думал Амори, обнимая жену, “моя луноликая”.

А в одну проклятую ночь он уснул рядом с ней, после той любви,что она ещё могла дать ему. Через пару часов проснулся от ее храпа – спросонья не понял, в чем дело, потом ощутил, что кровать мокра – слуги внесли свет и он увидел свою Эвелин, с пеной на губах, она смахивала на бешеную собаку, которой пугала его кормилица в раннем детстве. Ее лицо посинело, воды излились, но ребенок внутри был мертв – тоже мальчик, вот только он был страшен – расплывшееся тельце, темно-багровая кожа.

Их так и похоронили вместе в фамильном склепе.

Он пил и выл неделю, а потом приехал барон и они кутили ещё две недели. Потом Этьен, потом ещё кто-то…

Этьен тогда мерзко пошутил, сказав, что беременным женщинам надлежит писать завещание. Сен Клер едва не убил его, хвала Господу, их растащили...

Через два месяца беспробудного пьянства он плюнул на все, оставил родовое гнездо тётке и ушел в орден Храма, послушником, потом рыцарем. Потом была Палестина, будь она проклята, это чертова жара, мухи, мертвецы, Хаттин.

Он моргнув, почти вскочил. Неужели он задремал?

- Господин, что с вами? – донёсся чей-то голос. – “Дьявол, кто это? Где он? Сейчас ночь, его стража. Проклятье, почему так ломит все тело? Сколько они выпили вчера с бароном? С каким бароном, стой-ка, барон-то мёртв, а как же это?”

- Господин? Сэр Сен Клер!! Сэр Осберт!!! На помощь!

Он упал на колени и его стошнило, в основном вином. Храмовника трусило, на лбу появилась испарина, он силился подняться и что-то сказать, но руки страшно дрожали и никак не получалось встать

Сэр Осберт проснулся, неспешно встал, подошёл к тамплиеру и с минуту смотрел на него.

- Мерзость какая! – наконец желчно сказал он. – Вставай, Хамон. Его, наверное, укусила вчера одна из тварей, и он вот-вот обратится. Живо, берите еду и вино, оставим его здесь.

- Что, вот просто так и бросим? – ужаснулся Андрэ. – Одного, умирать среди чудовищ?!..

- А чего ты собираешься ждать, болван?! – пренебрежительно заявил рыцарь. – Пока он превратится и встанет? Ну так давай, оставайся с ним, будете вместе бегать, бледные и красивые, и на пару жрать людей. А мы вернёмся в убежище и хоть чем-то попробуем помочь тем, кто нас ждут.

- Но господин, это не по-христиански! – зароптал было стражник, но умолк, натолкнувшись на тяжёлый взгляд ле Дюка.

- Ну так прочитай над ним поминальную молитву. – ухмыльнулся тот.

– Осберт, – прохрипел Сен Клер, приходя в себя, – это не… никто меня не кусал… это жёлтая лихорадка… спроси Джослина.

- Какая ещё жёлтая лихорадка? – рыцарь торопливо собирал вещи, увязывая все в мешок из покрывала. – Хватит мутить воду, храмовник. Смирись и прими свою участь, как и подобает доброму христианину. Как там было, Хамон? Аве Матер Деи… чего-то там… траляляля..

- Есть два пути: либо славить Свет,

либо сражаться с Тьмой. Смертью венчается мой обет, как и противник мой. Крест на моей груди ярко ал,

как кровь на червленом щите. Ave Mater Dei! (Лора Бочарова, “Ave mater dei”)- Хамон почти прокричал эти строки.

-Вот-вот, считайте, что помолились. Пойдёмте скорее отсюда, Андрэ, Хамон!

- Господин… может, позовём на помощь? Он бы вам помог…

- Да неужто? – ле Дюк нехорошо прищурился, рассматривая стоящего на коленях тамплиера, лицо которого раскраснелось и плыло от жара. – Он бы отрубил мне голову и не поморщился бы. И я скажу, что это доброе и благое дело. Живо, парень, я не буду два раза повторять! И не намерен торчать тут до вечера, ради Пресвятой Богородицы!

- Хорошо, не сердитесь, господин,. – стражник поднял на плечи один мешок.

- Хамон! Чего ты стоишь, как пень? Немедленно помоги Андрэ!! Или ты вознамерился остаться и скрасить нашему упырю время превращения? А то и себя на роль завтрака предложить? Ну, чего встал?! – со злостью заорал он на шута.

Тот не двинулся с места. Он сложил руки на груди и бесстрастно смотрел на беснующегося сэра Осберта.

- Ах так? – рыцарь, весь вне себя от злости и растерянности, шагнул к беспомощному Сен Клеру, который, лежа ничком на полу, шарил по сторонам в поиске меча. Не то, что меч ему много дал бы, даже найди он его вдруг, но умирать безоружным было совсем уж противно.

- Как жили мы борясь, и смерти не боясь, так и отныне жить тебе и мне. В небесной вышине , и в горной тишине, в морской волне и в яростном огне! (“Не бойся, я с тобой”)- раздался сильный голос шута, и храмовника вдруг заслонила чья-то тень.

- Отойди, предатель! – взвизгнул Осберт.

Шут только оскалился в ответ. Он показал своему господину один из метательных ножей – более чем красноречивый жест.

- Сию же секунду отойди и дай мне убить его! Он опасен, как ты не понимаешь? Он в любой момент может превратиться в кровожадное чудовище. Он сожрет тебя, дурак.

Хамон никак не отреагировал, оставаясь на своем месте.

Храмовник, так и не нашарив меча, нечеловеческим усилием поднялся на локтях, заглянув в глаза рыцарю.

- Давай, ле Дюк! Давай, режь меня, безоружного! Ну! Ты же спал и видел избавиться от меня. Ты что, считаешь меня соперником за амулет? Да подавись ты своей цацкой, где бы она ни была! – плохо понимая, что именно он говорит, он продолжил: – Ты глупец, Осберт. Ты лишил себя единственного истинно преданного тебе человека… – говорить было тяжело, мысли уплывали, язык еле шевелился в сухом рту.

- Я не убью тебя, тамплиер. Это сделают другие, менее щепетильные. Догнивай же в своей мерзости, ничтожество!!! И забери этого подонка без чести и совести, который осмелился предать своего господина. Прощай, храмовник! – рыцарь отвесил издевательский поклон, и исчез в дверном проёме, ухватившись одной рукой за мешок в едой и вином.

Андрэ поспешил схватиться за другой край мешка и последовал за сэром Осбертом. Последним, что видел Сен Клер перед тем, как его накрыло спасительное забытьё, были виноватые глаза стражника.

Хамон поспешно захлопнул дверь. Не известно, сколько ему удастся продержаться самому, но бросить больного на произвол судьбы он не мог.

Тамплиер пылал жаром. Шут уложил его на сломанную кровать, раздел и как мог, протер оставшейся водой из фляги, надеясь хоть немного сбить жар.

Из еды у них осталось немного сухарей и солонины, из питья – примерно полфляги воды, чуть подкрашенной вином.

Хамон подтащил всю мебель, какую смог найти, ко входу, соорудив своеобразную баррикаду. Иногда снаружи слышался стук, а один раз шуту даже показалось, что снаружи раздался крик. Из окна были видны передвигающиеся по внутреннему двору твари. Они были изломанные, полуголые и чем дальше, тем меньше напоминали людей, ещё неделю назад живших в замке. При этом они явно чувствовали себя достаточно хорошо, чтоб то и дело затевать драки. Иной раз две твари дрались за кусок сырого мяса, или вообще за третью тварь.

Зрелище было совершенно омерзительное.

Тамплиеру, меж тем, становилось все хуже. После лихорадки, продолжавшейся до полудня, его вдруг затрясло, начался озноб, от которого несчастный едва не падал с кровати. Не раз и не два шут чувствовал, что храбрость изменяет ему, но он бывал на Востоке и хорошо знал, что такое малярия. Он видел, как она истязала крестоносцев, покусанных комарами в болотах на севере Палестины.

Белки глаз тамплиера пожелтели, как и скулы, лоб и подбородок. Он изредка открывал глаза, но нес такой бред, что сразу становилось понятно, что он сейчас не соображает.

В наши времена малярию успешно лечат препаратами на основе хинина, но тогда Новый Свет ещё не был открыт, посему для лечения жёлтой лихорадки, как она называлась, нужна была полынь одноцветная. Растение это, кстати говоря, служит сейчас базой для необходимого препарата.

Нужна была так же вода, еда и какое-никакое тепло.

Из всего этого Хамон располагал только некоторым количеством мебели, которую можно было сжечь, обрывками одеял барона, плащом шута (плащ Сен Клера пришлось сушить) и кремнем.

Он, как мог, успокаивал больного колыбельными (связно говорить он с ними все равно не смог бы), и кутал его во что было. Так прошла ночь и наступил новый день.

Хамон не спал уже очень давно. Упыри изредка стучались в их дверь, но в гости пока не просились.

К утру тамплиеру слегка полегчало, он открыл глаза, вспомнил все, что произошло, даже попил немного воды.

- Хамон! – позвал он. Шут с трудом разлепил смыкающиеся глаза. Ночью он дремал урывками, но глядя на него становилось ясно, что ещё одну ночь он просто не продержится.

- Хамон, послушай меня, – Сен Клер осторожно сел на постели.

Его голова кружилась, постель была совершенно мокрая от пота, волосы слиплись в сосульки. Мутило, но хоть не так сильно, как раньше.

- Это временное облегчение, – покачал он головой в ответ на безмолвный вопрос шута. – Через несколько часов я опять буду в состоянии вареного червя. Или дохлого ёжика, как говорил мой собрат по Ордену, сэр Александр Хаскиль. У нас не так уж много вариантов. Я думаю, стоит попробовать добраться до убежища, беда в том, что мы совершенно не знаем дороги.

Хамон согласно кивнул.

- Какой всё-таки мерзавец этот твой хозяин, ты уж извини, парень, но дрянь он редкостная.

- Но он противник, лучше не бывает. Ты упадешь, а он не добивает. (“Не бойся, я с тобой”) – тихо спел шут.

- Это да. Хоть не добил. Подозреваю, правда, просто потому, что об тебя руки марать не хотелось. Ладно, помоги мне встать. Только вот… если мне опять станет совсем плохо, если тебе придется меня бросить тварям, прошу тебя, убей меня. Отруби мне голову моим мечом. Не хочу и в посмертии тут шататься, да и ждут меня там. Кто ждёт? – Храмовник слабо улыбнулся, как бы вспоминая дорогие черты,- Кому я нужен, тот и ждёт. Все, пойдем.

Хамон помог больному одеться и вооружиться – к счастью, Осберт не забрал меч тамплиера.

- Эх, жаль что арбалет и болты у Андрэ остались, нам бы не помешало. – размечтался Сен Клер, с большим трудом вставая.

Он тяжело навалился на шута, держа в правой руке меч. Кроме воды во флягеи, у них ничего больше не осталось. Спуск по ступенькам прошел спокойно, хотя ноги у обоих подгибались. Одинокая тварь, вспугнутая ими, ощерилась и зашипела, шут метнул в нее кинжал и она исчезла. “Минутная передышка. И кинжала жалко”, – подумалось храмовнику. – “По крайней мере, они нас все ещё побаиваются”. Но удача изменила им в ту же минуту, когда они вышли во двор.

На них напали сразу три упыря. Сен Клер машинально отметил, что и вправду, их облик перетерпел большие изменения. Кожа стала совсем белой, мраморной, с грязноватым разводами сосудов, отвратительной сеткой опутывающей их тело. Одеждой они себя более не стесняли, да и оружие за ними не волочилась, как вначале. Зубы заострились, а глаза, наоборот, словно ушли в глубь. Возможно, что упырям зрение было не особенно важно. Плоть их стала гораздо более упругая, да и крови было не видно. Они смахивали на статуи, которые сумасшедший скульптор изваял из глины, да так и оставил без обжига.

Шут и тамплиер встали спина к спине, понимая, что шансов на спасение почти не осталось, но не желая сдаваться.

Первую атаку они отбили почти одновременно. Потом на них напали сразу две твари, одна нацелилась в голову Сен Клера, другая едва не укусила Хамона за ногу. Тот пнул ее, почти теряя равновесие и тут же выпрямляясь.

- Отлично! – тамплиер пригнулся, быстро выпрямился и перерубил хребет одному из чудищ.

Шут кивнул, улыбнулся и тут же отбежал чуть в сторону, пропуская мимо себя очередного нападающего упыря. Почти неуловимым движением он метнул кинжал, попавший прямо в голову твари и навсегда упокоивший ее.

Тамплиер пошатнулся, отпрянул от падающей туши и всё-таки не удержал равновесия. Он упал на колени, длинные и темные волосы совсем заслонили его лицо. Хамон схватил его за руку, поднял, оперев на свое плечо.

- Ты прекрасный оруженосец, Хамон. Уходи,. – шут не тронулся с места.

Уходи, дурак, кому сказал?! – ему показалось,что он рявкнул, а на деле он лишь прошептал.

Шут так мотнул головой, что слышно было, как щёлкнуло у него в шее.

- Хватит, парень, правда. Нас тут убьют обоих. Ну!!! – ноль эффекта. –

Сен Клер жутковато улыбнулся, чувствуя, как стягивает щеку слева старым шрамом. Последний аргумент.

– Я бы тебя бросил! – сказал, как выплюнул.

Ты закричишь: “Я жить хочу!” (“Не покидай”) парировал шут.

- Да на кой мне такая жизнь! – едва не взвыл храмовник, чувствуя, как становится очень жарко.

Во всех смыслах. Прямо на них бежало что-то… пот заливал ему глаза, он уже не мог оценить, сколько им осталось. Кольчуга весила тонну. Хотелось рухнуть на пол и спать, спать, спать.

“Это будет очень долгий сон”, – промелькнуло у него в голове.

Хамон упрямо не отходил.

Лай, громкий, злобный. “Собака? Откуда, всех собак с псарни барона поели упыри?”.

Нет, не всех.

Арбалетный болт воткнулся в голову бегущей на них твари, сметя ее с дороги, шут проследил глазами, откуда прилетел болт и обомлел – навстречу к ним бежал Джослин, а перед ним несся радостный пёсик.

Собака выглядела очень странно – короткие и мощные лапы, сильная грудь, хитрая лисья морда и пушистые стоячие уши. Хвост был длинным, как и тело собаки, и казалось, он тоже любит весь мир – он вилял с бешеной скоростью, словно приглашая поиграть.

Пёс лаял, но лай этот был, скорее, радостный, как будто собака выполнила важный приказ хозяина и теперь дожидается похвалы.

- Это же свежекупленная собака барона, – рядом с ним потрясённо ахнул тамплиер. Он сидел на полу, точнее, стоял на коленях, опираясь руками в землю. Неудивительно, что собака, подбежав, первым делом радостно лизнула его в лицо,. – Я думал, его первым сожрали. Как там его зовут, погодите, ах, да Булка. Ко мне!

- Господин! Господин! Боже мой, господин, мой, что с вами?! – Джослин упал рядом с тамплиеров на колени, и Булка воспринял это как приглашение, радостно облизав и оруженосца.

- Все хорошо, Джослин. Откуда вы тут взялись? И почему собака… – храмовник говорил бессвязно, для того чтоб мало-мальски следить за речью, нужны были силы, но он чувствовал, как заливает его страшная усталость.

- Хамон, скорее, помоги мне приподнять господина. Булка, за мной!!! – оруженосец подхватил Сен Клера с одной стороны, Хамон с другой.

Колени тамплиера подгибались, но он шел, стараясь если уж не помогать, то хотя бы не мешать своим спасителям.

Сзади громко взвыло, Джослин на минуту отпустил хозяина, резко повернулся и выстрелом в голову уложил тварь.

- Давайте, господин, тут не очень далеко, нам нужно попасть в одну из угловых башен!

Храмовник кивнул, не слишком понимая, что происходит. Он бездумно следил за радостным бубликом собачьего хвоста.

Этого уродца барон купил за большие деньги аж в Уэльсе, куда ездил по делам. Собака оказалась очень смышленой

По словам де Макона, она умела прекрасно загонять скот, понимала команды едва ли не с полуслова и была передана хозяину. К моменту прибытия друзей барона в замок, собачка порядком наскучила прихотливому здоровяку. Но в псарне он ее не держал, понимая, что обычные волкодавов просто разорвут беднягу. Поэтому Булке отводилось какое-то особое помещение, был даже слуга, которого к нему приставили.

Друзья втихомолку смеялись, как над собакой так и над ее хозяином, который потратил на уход и содержание массу денег, но барон был слишком самовлюблен, чтоб обращать на это внимание.

Неровным и косым ходом беглецы добрались-таки до той самой угловой башни, о которой говорил оруженосец. С храмовника градом лил пот, он уже мало что видел и думал только о том, чтоб не уронить меч.

Твари дышали им в спины, но их было всего штуки три – по сравнению с той толпой,что преследовала их в прошлые разы, стоило им только высунуть носы из убежища – это было совсем немного.

- Господин, – из полузабытья Сен Клера вырвал голос Джослина, – тут ступеньки, осторожнее. Давай, Хамон, скорее. Булка, за мной. Тихо, хорошая собака, тихо! – пёс радостно лаял, пока оруженосец, отпустив хозяина, возился с большим засовом, которым он запер за ними дверь.

Даже закрытая, дверь производила впечатление хлипкой, но, как выяснилась, была не единственной. Поднявшись по узкой винтовой лестнице, (Сен Клер опирался на стену и на шута), примерно до высоты третьего этажа, они остановились перед тяжёлой, явно дубовой дверью, обитой железом. Джослин нетерпеливо постучал, выбивая какой-то особый ритм, вот только затуманенное болезнью сознание тамплиера уже воспринимало реальность, как сон.

Несколько минут спустя оруженосец повторил свой стук. Шум снизу указывал на то, что первая дверь вот-вот не выдержит.

- Черт вас дери, сожри вас твари, откройте!! – исступлённо заорал Джослин, не стесняясь в выражениях. – Я тут не один, дьявол бы вас… – щёлкнул замок, послышался шум отодвигаемого засова, и дверь мало-помалу отворилась.

Храмовник, которого буквально внесли внутрь шут и оруженосец, мало что успел рассмотреть, так как с исключительным чувством времени лишился-таки сознания, ничком упав почти что на пороге.

====== Часть 13 Полынь ======

Я жёлтая пыль, я пустыни мираж,

Полынь и ковыль я сплетаю в витраж,

Но в вихрях пустыни, в песчаных зыбях

Всегда и отныне я вижу Тебя.

Канцлер Ги, “Полынь и ковыль”

Булка подбежал к девушке, сидевшей за небольшим столиком, весело тявкнул и опёрся передними ногами о ее колени, прося ласки. Она машинально почесала пёсика за ушами, потом вскочила и подбежала к лежащему на полу тамплиеру.

- Вот так номер! – поражённо воскликнул сэр Этьен, следуя примеру девушки, – Напился он что ли? И где только винишко нашел, гурман несчастный?

Шут осмотрелся по сторонам, аккуратно снял со спины лютню и поставил ее в угол.

- Джослин! – громко и возмущённо крикнул человек, отперший им дверь, опасливо глядя на Сен Клера.

Он был одет как местный йомен, довольно молод и светлобород. Булка сел рядом с ним, весело высунув язык, явно признавая его за хозяина.

- Ты что придумал, садовая твоя голова! – напустился мужчина на оруженосца. – Судя по всему, твой господин укушен одной из тварей, и в течении короткого времени обратится, как и остальные в этом проклятом замке! Зачем же ты приволок его сюда, самоубийца ты эдакий? Не терпится побегать и порычать? А о нас ты подумал?!

- Успокойся, Валентайн. – Джослин даже не взглянул на говорившего, занятый тем, что раздевал своего господина,. – Госпожа, это по вашей части. У него жёлтая лихорадка.

- Да, я вижу, – отозвалась девушка.

Доминика, а это была именно она, поспешно подошла к оруженосцу.

Вдвоем они подняли тамплиера на кровать, стоявшую поодаль, раздели и по мере возможности обмыли. Желтизна его кожи и склер глаз не оставляла сомнений в характере болезни. Он был очень горячим, и первым делом девушка позаботилась о компрессе на его пылающий лоб.

Валентайн, наблюдавший за ними, желчно заметил, что воды и так не слишком много.

Сэр Этьен суетился, грея воду в небольшом котелке по просьбе девушки.

Шут задремал, завернувшись в одеяло на скамье. Булка тоже улёгся спать, возле двери, не желая пренебрегать своими обязанностями сторожа. Иногда какой-нибудь звук тревожил его, тогда пёс поднимал голову, внимательно смотрел в направлении источника звука, а потом опускал ее обратно.

Достав из своей сумки разные травы, а так же небольшую деревянную ступку с пестиком, девушка принялась готовить целебное питьё.

Валентайн успокоился и подошёл к ней, с любопытством принюхиваясь к ароматам сушенных трав.

- Что ты готовишь, милая девушка? – спросил он.

- Хочу напоить его отваром из полыни одноцветной, она хороша для успокоения приступов жёлтой лихорадки. Правда, надо будет найти что-нибудь жаропонижающее, к примеру, ромашку, шиповник, мать-и-мачеху, и смешать их с липовым цветом. Сейчас посмотрим, что у меня есть...

Занятая, она не обратила внимания на то, с каким восторгом смотрит на нее мужчина. Де Баже принес горячую воду, часть которой она отлила в небольшую чашку и ссыпала туда травы, перемешав отвар и оставив его настаиваться.

За окном вдруг сверкнула молния и послышался гром.

Сгущавшиеся с утра тучи готовы были в любой момент излиться дождём.

Похолодало, девушка зябко закуталась в свой изодраный плащ.

- Как ты думаешь, милая девушка, с моим отважным другом все будет в порядке? – нерешительно спросил де Баже, усаживаясь за тот же стол, на котором стояло и питье. Сделал это он так неловко и стремительно, что едва не опрокинул стоявшую на столе чашу.

- Аккуратнее, господин,. – предупредила его послушница, осторожно перемешивая содержимое сосуда. – Я так понимаю, что головокружение все ещё тревожит тебя, сэр Этьен?

- Есть немного,- рыцарь поморщился, трогая шишку солидных размеров на своем затылке. – Сударыня, я и так весьма благодарен вам за то, что починили мой котелок, – шишка опять подверглась всестороннему исследованию, – но уж если вы вылечите моего друга, цены вам не будет!

- Не за что благодарить, сэр Этьен. Вы спасли меня, я всего лишь возвращаю долг.

- Далеко не все благородные рыцари, кого я знаю, могли бы похвастаться тем, что вернули хоть кому-нибудь какой-нибудь долг. Вас же спасли не столько я, сколько вот этот храбрый оруженосец и его хозяин.

- И я! – вскинулся Валентайн, видимо, боясь что его недооценят.

- И вы, конечно. И он. – девушка нежно взглянула на Булку , приоткрывшего один глаз и насторожившегося.

Сен Клер, лежавший на кровати, скрипнул зубами, заметался, что-то зашептал неразборчивой скороговоркой. Послушница подошла к нему, сняла с его головы нагревшийся компресс. Провела рукой по его слипшимися волосам, потрогала лоб, нахмурилась.

Джослина подбросило, словно пружиной.

- Госпожа, давайте ваше питье.

- Хорошо, Джослин, попробуем напоить его. Я помогу поднять ему голову, – она приобняла больного за плечи и оперла его голову себе на плечо.

- Господин… господин, выпейте это. Пожалуйста, господин. Давайте же. – умолял Джослин.

Тамплиер закашлялся и выплюнул то, что оруженосец влил ему в рот. Тот в отчаянии посмотрел на послушницу.

- Погодите-ка, Джослин. Дайте мне,. – он неуверенно взглянул на нее, как бы сомневаясь в ее силах.

- Я смогу.- спокойно сказала она.

Девушка обняла храмовника, зашептала, почти касаясь губами его уха:

- Сэр Амори, послушайте меня. Вы больны, и для того, чтоб поправиться, вам необходимо выпить отвар. Пожалуйста, не противьтесь мне. Все будет хорошо.

Джослин поднес чашу к губам господина. На сей раз тот выпил все, что было в ней. Отдышался, и девушка осторожно опустила его на кровать.

В глазах оруженосца стояли слезы.

- Надо же! Мне тоже необходимо научиться так шептать! – восторженно произнес он.

Доминика улыбнулась про себя, укутала тамплиера потеплее – начался дождь и снаружи, да и внутри, похолодало.

Она бросила в чашу ещё трав, налила туда горячей воды. По комнате поплыл горьковатый запах. Проснувшийся шут принюхался, чихнул и внезапно вскочил, подбежал к Доминике, взял из ее сумки пучок травы, понюхал его, бросил, взял другой и так пока очередной пучок не заставил его радостно улыбнуться.

- Что? Что ты хочешь нам сказать, Хамон? Боже милостивый, до чего же тяжко то, что с ним сделали. Вроде и язык в норме и голос есть, а сказать не может. Ровно собака, прости Господи! – шут только усмехнулся на слова послушницы.

- Эх, и дурак же я, а ведь именно ты спас жизнь моему господину! – вдруг хлопнул себя по лбу Джослин.

Он подошёл к шуту, поклонился ему, после чего взял руку оторопевшего Хамона в свою и церемонно ее поцеловал. Шут в полном недоумении отдернул руку, глядя на оруженосца, как на умалишенного.

Сэр Этьен расхохотался, Валентайн недоуменно улыбнулся, а Булка оглушительно гавкнул. Он покрутился рядом с дверью, а после вновь лег около нее, всем своим видом показывая, что готов защищать порученных его вниманию людей круглосуточно.

- Что? – обвел всех взглядом оруженосец. – Это обычай из Палестины, я выказываю ему почтение за спасение моего рыцаря.

- Ты б ему это объяснил, а то мы не в Палестине, знаешь ли. – усмехнулся Этьен.

- Он же там был, должен знать такие вещи, – отмахнулся Джослин.

- Судя по его реакции, – молвил рыцарь, – вы с ним явно были в разных Палестинах.

Хамон взял лютню и тихо пропел :

- Случится ль тебе проходить по мосту –

Полынью сквозь камни его прорасту;

Пройдешь ли в долине по кромке воды –

Ковылью твои я укрою следы.

Где звонких небес расстилается синь,

От века не вянут ковыль и полынь,

И там я предам смерти, полной огня,

Всех тех, кто с тобой разлучает меня...

(Канцлер Ги, “Полынь и ковыль”)

- Красиво… – задумчиво промолвил Валентайн.

- Да, но мне кажется, дело тут не в красоте. Насколько я знаю Хамона, он пытается нам что-то сказать,. – Доминика сидела на скамье, прислонившись к стене и обняв руками колени. Эта поза не была особо удобной, но девушка замёрзла, слишком устав, чтоб встать и накинуть на себя одеяло.

- Почему же он не говорит?

- Я объяснила тебе. Он не может. Только петь или читать стихи .

- Ну, нашел бы такие стихи, чтоб в них было бы все нужное. Сам бы сочинил, в конце-то концов.

- И это без толку, увы. – девушка грустно улыбнулась. – Судя по словам его бывшего хозяина, – она выделила голосом слово “бывшего”, – пожелание было составлено так хитро, чтоб он не мог поделиться никакими знаниями.

- Даааа… – с сомнением протянул мужчина. – Ситуация дурацкая. Но можно попробовать прояснить ее немного. – Сейчас покажу:. – Хамон, – обратился он к шуту, – не могли бы вы немного сузить круг наших поисков? Скажем, пропеть одну строку, а не всю песню?

Хамон нахмурился и кивнул. После чего пропел снова:

- Случится тебе проходить по мосту, полынью сквозь камни его прорасту.

- Так, чудно, – потёр руки Валентайн. – А теперь я буду по очереди произносить слова из песни, а вы кивните мне, пожалуйста, на правильное слово. Договорились?

Шут кивнул, как загипнотизированный глядя на мужчину.

Джослин зажёг очаг и стал собирать скудный ужин, внимательно прислушиваясь к разговору. Сэр Этьен подвинулся поближе к огню и тоже весь обратился в слух. Послушница, всё-таки накинув на себя одеяло, присела на кровать рядом с храмовником, да там и осталась.

- Итак, давайте попробуем. – сказал Валентайн. – Случится? Тебе? Проходить? – после каждого слова он делал небольшую паузу. – По? Мосту? Полынью? – кКивок со стороны шута.

- Прекрасно! – в восторге воскликнул мужчина, да так громко, что больной беспокойно заворочался, а девушка шикнула. – Простите, я увлекся. А теперь, дорогой Хамон, давайте-ка вы попытаетесь пропеть нам следующую строку, имеющую отношение к тому, что вы хотите сказать нам про полынь.

Шут слегка призадумался, потом тряхнул головой и тихо спел:

- Это любовь уносит меня.. (Пламенев, “Вне смерти”)

- Ага. Это? – кивок. – Отлично. Значит, мы знаем, что “Полынь это…”. Попробуем снова?

- Я голубая трава что поёт (Мельница, “Голубая трава”)…- добавил шут.

- Так, ну-ка, я? Голубая? Трава? – кивок. – Полынь это трава… несомненно, вы правы. Артемисия, как ее ещё называют на латыни, она и впрямь трава. Хотите добавить ещё?

Шут отчаянно закивал. На лице его расцветало выражение счастья. Наконец-то его понимали, хоть и ценой определенных усилий.

- В котором нет ни одного изъяна!...(Собака на сене)

- Ага, отлично. В? Котором? Котором, или правильнее сказать, которая? – кивок,. – Дивно! Полынь это трава, которая… что она делает, эта трава?

- Кажется.. – Доминика аж зажмурилась от внезапной догадки, словно в глаза ей ударил яркий свет. – Кажется, благородные господа, я поняла, что имеет в виду Хамон. Полынь, это трава, которая запускает амулет?

- В точку! – воскликнул сэр Этьен, наблюдая за реакцией шута.

- Наконец-то мы хоть что-то поняли? А где сейчас амулет? – с интересом спросил Валентайн.

Очевидно было, что он понимал, о чем речь.

Девушка лишь грустно покачала головой.

- Сэр Осберт забрал девушку и отца Варфоломея с собой, но он не сказал, нашли ли они амулет.

Шут яростно замотал головой и замахал руками как ветряная мельница.

- Ах, видите, значит они его не нашли,. – послушница лишь рукой махнула.

- Я совершенно не понимаю, что за игру затеял этот содомитский мерзавец! – рявкнул де Баже, вскакивая и в исступлении измеряя шагами комнату. – Подонок, тварь без чести и совести, бросить беззащитного товарища, привести тварей к убежищу, похитить силой девушку, которая уже без пяти минут чужая жена, пожилого священника и наконец, вырубить меня ударом по голове! – последнее привело рыцаря в такую ярость, что он стукнул кулаком по столу, заставив еду на нем подпрыгнуть.

- Довольно, сэр рыцарь! – девушка немного повысила голос, глазами указав разозленному Этьену на Сен Клера, которого начало трясти.

- Госпожа, что это с ним? – испугался оруженосец.

Он подбежал к господину, который бился в жестоком ознобе. Доминика, сидевшая на кровати рыцаря, сняла с себя плащ и укрыла больного. Ее примеру последовал и де Баже. Девушка подоткнула одеяла со всех сторон, но это помогало слабо – зубы Сен Клера стучали, в слабом свете очага видно было, что его ногти посинели.

Согрев ещё воды, они с большим трудом напоили больного лекарством. В поисках тепла рыцарь, явно мало что соображая,протянул руки и обнял девушку. Та вначале попыталась вырваться, но очень быстро поняла, что это будет трудным заданием. Сэр Этьен рассмеялся. Доминика была сбита с толку.

- Что в этом смешного? – обиженно спросила она, силясь освободится из крепкой хватки тамплиера. От него пахло потом, болезнью и полынью.

- Ничего, госпожа, простите, – смутился рыцарь. – Просто я вспомнил, как он обнимал одну девушку.

- Это кого же? – послушница, наконец, успокоилась и тихо лежала в объятиях больного.

Остальные мало-помалу устроились на ночлег. Шут с Булкой сидели у двери, с почти одинаковой сосредоточенностью прислушиваясь к происходящему за дверью. Снаружи послышался рев и громкий стук.

- Опять… – вздохнула девушка,в то время, как шут и собака вскинулись.

Звуки не повторились и все мало-помалу успокоилось.

- Так кого же обнимал ваш друг? – спросила послушница, осторожно отцепляя пальцы задремавшего тамплиера от своего платья.

- Свою жену. Он обнимал ее всегда, когда только у него была возможность. Отпустил только туда, куда ему путь был заказан.

- Я так понимаю, что на тот свет? – всё-таки Доминика была медиком, что накладывало определенную печать цинизма на ее личность.

- Правильно понимаете, добрая девица.

- Насколько я знаю, тамплиеру нельзя сочетаться браком. Как вышло, что он был женат?

- Это было ещё до того, как Амори ушел в орден Святого Сионского храма, передав туда большую часть своих богатств и лишив престарелых родителей надежды, что род Сен Клеров будет хоть когда-нибудь продолжен. Его женой была Эвелин де Макон, сестра покойного барона, доставившего нам столько беспокойств.

- И что, вы говорите, их брак был по любви? – недоверчиво спросила послушница. – Сложно в это поверить, простите.

- Почему? – недоуменно вскинул брови рыцарь.

- За свою не слишком-то долгую жизнь я повидала много браков, но по обоюдному согласию и истинной любви такое бывает редко. Как правило, любовь и уважение приходят после, когда супруги уже хорошо знакомы и привыкли друг к другу.

- Вы рассуждает очень разумно, в особенности для послушницы, которая должна знать такие вещи лишь в теории.

- Отчего же? – устало улыбнулась девушка. – Я имела честь знать все это и на практике.

- Милая девушка, неужели вы были замужем? Не дайте сгореть от любопытства, что же случилось с вашим мужем?

Девушка не успела ответить, даже если бы и хотела – храмовник, неосознанно добавляя драматизма ситуации, сдавленно застонал. Она поспешно, явно радуясь поводу прекратить тяжёлый для нее разговор, повернулась к нему.

- Сэр рыцарь, если вас не затруднит, не могли бы вы подать мне ещё отвар, он стоит на столе.

- Да, конечно. Случалось Амори спасать мне если не жизнь, то здоровье, вот и настал мой черед отплатить ему за все хорошее.

Губы больного обметало белым налетом, он раскраснелся и был беспокоен – очевидно, снова усилился жар. Девушка и рыцарь по очереди поили его отваром, меняли компрессы и обтирали водой.

- Если завтра мы не принесем ещё воды, положение наше будет сложным,. – заметила девушка.

- Пустяки, сделаем вылазку и добудем все, что надо. Я уже пришел в себя, меня больше не мутит и голова не кружится, так что я смогу послужить общему благу.

- Рада, что это так. Всё-таки удар был сильным, я не была уверена, насколько быстро вы восстановитесь.

- Да уж. Экий всё-таки отменный мерзавец этот Осберт. Я и раньше слышал о нем разную молву, но он превзошел себя. Предать тех, кто ему верил и с кем он в одной связке, во вред самому себе! Подло, исподтишка нанести коварный удар другому рыцарю! А главное, похитить девушку и монаха!

- Вот по последнему пункту позволю себе с вами не согласиться, сэр Этьен. Не вы ли вместе с сэром Сен Клером совершили то же действие в отношении нас? Да если бы вы не привезли нас сюда, всего этого не случилось бы! – она стояла перед ним, уперев руки в бедра, раскрасневшаяся и сердитая.

Де Баже сделал пару шагов назад, искренне не понимая причину быстрой смены настроения Доминики.

- Сударыня… – начал было он, но послушница только погрозила ему пальцем и не дала вставить и слово.

- Что “сударыня”?! “Вы не понимаете, это другое”? – явно передразнила она его. – Вы и только вы вместе с бессовестным бароном, упокой Господи его грешную душу, надменным тамплиером и группой ваших воинов ответственны за произошедшее! И не смейте мне перечить, ибо сейчас мы в столь бедственном положении, что я и сама не знаю, доживём ли мы до завтра. А сколько людей уже погибло и сколько ещё погибнут?! Не говоря уж о том, что произойдет, когда эти чудовища вырвутся наружу, за стены замка! Господи, почему власть и силу имущие никогда не задумываются о том, что и впрямь важно в жизни каждого человека?

- О деньгах? – умудрился вставить рыцарь, которого неожиданная вспышка девушки удивила, хоть и немного позабавила.

- Нет! – отрезала послушница, вновь приподнимая тамплиера, чтоб дать ему отвара. – Об ответственности за свои поступки! – припечатала она.

Храмовник дернулся и питье частично пролилось на его грудь, захватив и рукав девушки.

- Да что ж ты будешь делать! – с сердцем сказала Доминика, укладывая больного обратно.

Сэр Этьен растерянно смотрел на нее. Его так не ругали женщины лет с восьми, наверное. Причем самым обидным было то, что судя по всему, девушка была права. Подлая авантюра, в которую втянул их жадный до силы и власти барон, обернулась не просто провалом, а катастрофой, причем с неясными перспективами. Можно было, конечно, сбросить всю ответственность на покойного, но легче от этого не становилось.

Он пробормотал что-то неясное и поспешил заступить на свою стражу, сменив около двери клюющего носом Хамона.

Девушка же, с помощью шута напоив-таки Сен Клера жаропонижающим, удалилась на покой.

Джослин, которого она разбудила, сменила ее около постели господина. Тот дремал, иногда ворочаясь и тяжело дыша. Жар немного спал, но больной все ещё не приходил в себя.

Внезапно сухие губы тамплиера шевельнулись, и он тихо, но внятно произнес :

-Где она? – глаз при этом храмовник не открывал и непонятно было, то ли он спрашивает осознанно, то ли просто беседует с тем видением, которое ему услужливо подсунула малярия.

- Кто, господин? – обеспокоенно нагнулся к нему Джослин. – Доминика? Так она сидела с вами все это время, только прилегла ненадолго.

- Я.. – голос был тихий и хриплый. – Я люблю её. Я люблю её…

- Что? Господин?! – оруженосец так и не понял, что именно хотел сказать ему рыцарь, да и хотел ли?

- Люблю… – ещё раз пробормотал Сен Клер, не открывая глаз. Потом он надолго забылся, иногда вздрагивая всем телом.

Оруженосец пожал плечами. Он и не такое видел, так что поведение господина его слегка удивило, конечно, но не шокировало. Мало ли что мнится человеку, которого бьёт лихорадка.

Утро застало всех присутствующих спящими, даже стражей сморило в предрассветный час.

Булка забавно похрапывал во сне и дёргал задней лапой.

Валентайн проснулся первым и вскочил, как ужаленный. Именно он должен был дежурить у двери, но прикорнул, и был разбужен первыми лучами солнца.

Остальные обитатели комнаты спали, кто где. Сэр Этьен устроился на скамье, Хамон положил голову на стол, да так и заснул, а преданный оруженосец чутко дремал на побитой молью медвежьей шкуре, валявшеийся на полу, возле кровати, на которой спал его господин.

Доминика со всеми возможными удобствами спала на тюфяке из соломы, около дальней стены. Девушка завернулась в одеяло, но ей явно не доставало плаща.

Валентайн почесал за ухом проснувшегося пса, кинул ему немножко сухарей и солонины и задумался, невидящим взором глядя куда-то в дальнюю стену.

Из этого состояния его вывел чей-то тихий голос, пробормотавший несколько слов по французски.

Мужчина поднял голову и переспросил:

Что, простите?

- Я спросил – кто вы, черт побери, такой, и где я нахожусь? – тамплиер смотрел на него, приподнявшись на локте.

====== Часть 14 Дневные беседы ======

В твоих глазах качнется боль,

Я разделяю ее с тобой,

А в зеркалах качнется призрак –

Призрак любви.

Ария, “Возьми мое сердце”

Булка потянулся, вежливо гавкнул и опер передние лапы о кровать, с явной надеждой облизать Сен Клера. Тот удивлённо смотрел на собачку, видимо пытаясь понять, не видение ли это.

Как ни тихо звучал голос храмовника, верный Джослин тотчас же вскинулся, услышав, что господин говорит, да ещё и разумно.

- Сэр Амори! – ох, нечасто он мог позволить себе называть тамплиера по имени, но в этот раз ему все сошло с рук.

- Мой верный слуга...- храмовник слабо улыбнулся, и даже это ничтожное усилие утомило его.

Он откинулся на постель, тяжело дыша.

- Отдохните, господин. Хотите пить? Воды мало, но тут есть немного вина, да и отвар, которым поила вас девушка, он…

- Может убить твоего обожаемого господина, Джослин, если ты смешаешь отвар с вином. Кроме того, на вкус это неимоверная гадость. – Доминика подошла к кровати больного и строго посмотрела на него, отобрав у оруженосца чашу.

Сен Клер выглядел так, что ” краше не в гроб кладут, а краше из гроба достают”. “Желтоватый цвет лица, бледные запекшиеся губы, запавшие глаза – упыри снаружи киснут от зависти” – усмехнулась про себя послушница. Она выплеснула в очаг остатки отвара, налила в чашу чистой воды и помогла храмовнику утолить жажду.

Он смотрел на нее, не отрываясь, точно хотел навсегда запечатлеть в памяти ее черты.

- Благодарю. – тихо пробормотал он, закрывая глаза.

- Не за что. Вам лучше, сэр рыцарь? – спросила послушница.

- Да, пожалуй. Где мы, девица?

Доминика понимала, что он старается говорить как можно меньше, что он страшно устал и невозможно ожидать от него бурных славословий и изъявления благодарности – увы, ей все равно была немножко обидна краткость и сухость его речей.

Пока она подыскивала ответ, дыхание Сен Клера выровнялось, он задремал.

Подошёл де Баже, кивнул на тамплиера, движением бровей задал безмолвный вопрос. Девушка коротко кивнула и приложила палец к губам, мол, все в порядке, только тише.

Они разделили между собой остатки сухарей, засохшего сыра и солонины. Оставили немного для больного, хотя такая пища и не могла пойти ему впрок, по словам послушницы.

После завтрака стало ясно, что, как не изворачивайся, а выйти из башни необходимо – продовольствие заканчивалось, как и запасы воды.

Де Баже, как самый опытный и самый знатный, на этот раз принял командование на себя. Голова его больше не кружилась, и если бы не швы и отек на затылке, он и забыл бы о полученном ранении. Джослин стремился помочь ему, хотя и поглядывал украдкой на господина, как бы прикидывая, стоит ли оставлять его без своей защиты.

Доминика, ясное дело, должна была остаться и заботиться о тамплиере. Сомневались только, выходить ли Хамону или Валентайну. Ни тот, ни другой не горели желанием снова подвергаться опасности, поэтому они просто кинули жребий , в результате которого с девушкой остался последний. Шут с сомнением посмотрел на мужчину.

Скромная одежда Валентайна плохо вязалась с его манерами и внезапной ученостью. Судя по всему, мужчине не доверял никто из присутствующих, исключая разве что храмовника по причине бессознательного состояния и Булку, который вообще любил людей.

Но выбора не было – вдвоем вышедшие рисковали не только не справиться с заданием, но и погибнуть. К тому же сэр Этьен негласно очень надеялся всё-таки понять, “в какой крысиной дыре скрывается этот мерзавец, достойный забора, смолы и перьев, а так же хулительных псалмов”.

Остальные спешно вооружились, кто чем, и соблюдая все предосторожности, вышли, прихватив с собой и Булку, который уже давно приплясывал возле выхода, намекая на то, что любому терпению приходит конец.

Утро выдалось прохладное и дождливое. Это затрудняло вылазку – факелы могли погаснуть, да и солнечный свет хоть немного, но приостанавливал тварей – однако выхода не было.

Доминика из окошка смотрела за тем, как идут рыцарь и два оруженосца – поминутно останавливаясь, оглядываясь так, словно они марионетки, которые хозяин дёргает за ниточки. Земля под их ногами раскисла и следы были отчётливо видны даже сверху.

Она поежилась, и не от холода – ясно было, что любая вылазка может оказаться для них последней, и тогда – страшная смерть от голода и жажды, или прыжок с башни в ждущие объятья упырей внизу – нечего сказать, достойный выбор!

Оставив мрачные мысли, девушка вскипятила последнюю порцию воды, заварив травы для них и для больного. Ей было скучновато – спать уже не хотелось, травы она успела разобрать накануне, а старинные рукописи остались в прежнем убежище, которое таковым уже не являлось.

Она подошла к кровати – да уж, смешно было называть кроватью этот явно наспех сколоченный ящик, заполненный соломой для мягкости и накрытый поверх овечьими шкурами. Но лучше этого не было. В позапрошлую ночь его уступили ей, как единственной девушке. Этой ночью она сама отдала его больному.

“Круговорот кроватей в природе”, усмехнулась послушница про себя. Сен Клер спал, наконец-то спокойно, без стонов и метаний. “Он красивый” – вдруг пришло на ум послушнице, – “только исхудал немного. Подкормить бы его и помыть – как мужчина, он смотрелся бы весьма неплохо”. Она усмехнулась своим же мыслям – нечего сказать, размышления достойные скромной послушницы, почти уже монашки. “Может, это знак того, что монашкой мне становиться ещё рано?” – невольно подумала она. – “Забавно, что в Палестине я видела сотни раненых и больных, многих я знала лично, многие были хороши собой, но почему-то никого из них я не могла воспринимать, как мужчину. Возможно, матушка Сотофия была права, и я понемногу оттаиваю. Но Господи, укрепи и направь меня в моем намерении, ибо это чувство сродни боли в отогревающихся с мороза пальцах – нестерпимо, и неясно, сколько продлится”.

Доминика помолилась на единственное распятие, криво прибитое к одной из стен, и немного навела порядок. За окном шелестел дождь, и девушка уже почти решилась прилечь, как вдруг сообразила, что возле очага почти не осталось топлива. Они использовали дрова, заготовленные этажом выше, откуда был узкий и неудобный выход на крепостную стену. Дров было много, но очаг исправно съедал свою порцию, а ей не хотелось, чтоб он потух. Пока она таскала топливо вниз, Валентайн не мог оставить свой пост, так что искоса наблюдал за тем, как девушка двигается.

Темные волосы Доминики растрепались, и хотя она она все ещё пыталась уложить их так, чтоб они были меньше видны из-под головного убора, непослушные пряди все равно выбивались, падая на глаза и заставляя девушку безотчетно сдувать их. Она ходила тихо и легко, хотя в ее движениях и сквозила усталость. От скудной пищи она похудела, так что скулы девушки казались выше, а глаза – больше.

Даже неизбежная в этих условиях копоть и грязь словно не прилипали к послушнице.

Когда с дровами, наконец, было покончено, Доминика села на скамью и тяжело вздохнула. Она машинально вытерла пот со лба и увидела глазеющего на нее мужчину.

- Госпожа Доминика, вам кто-то уже говорил, что вы истинно прекрасны?

- Благодарю вас, сударь, но право же, не стоит расточать мне суетные комплименты. Это все дым, духовное гораздо важнее.

- Ну, сударыня, не хотите ли вы сказать, что хотите уйти в монастырь лишь потому, что и вправду считаете духовное важнее мирского?

- Истинно так, сударь. В моем случае сам господь укрепил меня в вере и подчеркнул мне правильность моих решений.

Какой-то звук послышался с кровати больного. Девушка украдкой взглянула на храмовника. Тот повернулся, но лежал спокойно, его грудь ровно вздымалась и опускалась.

- В самом деле? – Валентайн казался заинтересованным и подсел ближе к девушке. – Не расскажете ли, как такое могло случится?

- Особо нечего рассказывать,. – пожала плечами Доминика. Видно было, что ей не слишком-то приятна тема разговора,. – Меня постигла утрата, вследствие которой я полностью пересмотрела свои ценности и решила отринуть все мирское. Я решила взять на себя самое тяжёлое бремя, чтоб по возможности забыться и не думать ни о чем, кроме как о бесконечной, изнуряющей работе. Так я оказалась послушницей в монастыре святой Ирменгильды. Впоследствии Иоанниты оценили мое рвение и преданность. Довольно быстро меня определили в число тех, кого отправили на Святую Землю,. – она задумчиво смотрела в огонь, опираясь на столик.

- О, таких было очень мало! – со знанием дела сказал Валентайн. Он, как бы невзначай, накрыл своей ладонью узкую кисть девушки. Та не отдернула ее, будучи слишком занятой воспоминаниями.

- Да, это правда. Нас была всего дюжина, одна из женщин умерла ещё на корабле от болезни, которую мы не смогли излечить. Счастье ещё,что она никого не заразила. А потом была Палестина. Акра, Иерусалим… забытый Богом Аскалон. Мы были частью госпиталя. Четыре года ежедневно я просыпалась, не зная, найду ли в своем башмаке скорпиона или фалангу. Доживу ли я до вечера, и если да, то в каком качестве. Нас одевали в самые темные и скромные одежды, нас всячески уродовали,только бы мужчины не видели в нас женщин. Вот только это не особо помогало… Всегда находились те, кому это… было неважно.

- Сударыня, – рука Валентайна скользнула выше, в сторону локтя девушки. Он откашлялся и продолжал, – Сударыня, вы прекрасны. Я уверен, что вы были восхитительной, хотя бы и с бритой головой и в рубище.

- Простите, – она мягко высвободила руку из его влажных ладоней,. – Валентайн, я виновата, что задумалась и наболтала вам всякого вздора. Что было, то прошло. Сейчас мы здесь и меня нет нужды защищать от других, разве что от упырей снаружи.

- Вот именно,. – он проявил недюжинную силу, стараясь снова взять ее за руки так, чтоб притянуть к себе,. – Доминика, вам нужно забыть о всех тех ужасах, которые вам пришлось пережить, как там, так и здесь. А так как клин клином вышибают, я готов предложить себя для вашего скорейшего излечения! – он поцеловал ей руку, не обращая внимания на ее замешательство и даже брезгливость.

- Не стоит, сударь. Я не тот тип женщины, которую нужно спасать от ее же воспоминаний, – послушница уже откровенно вырывалась, но все ещё надеялась, что это простое недоразумение.

- Ваши волосы.. ваши глаза… они словно рубины, мерцающие в жерле вулкана, – мужчина явно ошалел от похоти и нес откровенную околесицу, все крепче прижимая упирающуюся девушку к себе и пытаясь поцеловать ее в губы, но только обслюнявив щеки.

- Нет... Хватит, Валентайн! – она почти кричала.

Глаза мужчины стали жёсткими, теперь он уже не пытался изображать нежность. Он поцеловал ее насильно и грубо, а его ладони шарили по ее телу, словно руки торговца, ощупывавшего скотину на продажу.

Нельзя сказать, чтоб девушка не попадала раньше в подобные неприятности, но сейчас она слегка смешалась, из-за необычности ситуации не смогла достойно ответить. Тем более, что мужчина оказался сильнее, чем она думала изначально. Доминика трепыхалась в его руках, точно бабочка, которую собирался заглотнуть прожорливый воробей.

Валентайн подтолкнул девушку к стене, невзирая на ее активное сопротивление, одной рукой придавливая ее шею, а другой разрывая ворот ее платья.

В этот момент, как ему показалось, ударил гром и страшной болью отдался у него в ушах. Мужчина отпустил девушку и упал на колени, ошеломленный, так и не поняв, что случилось.

Сэр Амори Сен Клер был благородным рыцарем, родственником Ибилинов по женской линии, он знал фехтовальные приемы мечом и секирой, и умело применял их в бою. Однако это не отменяло использования приема, который у простолюдинов назывался “лодочкой по ушам”.

Нейтрализовав несостоявшего насильника, тамплиер, пошатываясь, подошёл к ошеломленой Доминике.

- Сударыня? – хрипло спросил он и даже улыбнулся своей кривоватой улыбкой, после чего, подобно своему сопернику, без сил опустился на колени.

Послушница шмыгнула носом и помогла ему встать, подставив свое плечо, чтоб он мог опереться.

Валентайн сидел на полу, растирая ладонями уши. Он как-то сразу превратился из угрозы в жертву, плаксиво повторяющую, что “она сама хотела, а он вовсе не то имел в виду”.

Доковыляв до постели, Сен Клер сел, опершись руками позади себя. Ему очень хотелось лечь, но он чувствовал, что если выкажет собственное бессилие, только раззадорит насильника и спровоцирует его на то, чтоб попробовать осуществить-таки свой гнусный замысел.

Доминика тыльной стороной ладони прикоснулась к его лбу, проверяя, нет ли жара. Рука ее дрожала, а губы вообще прыгали, но только делая то, что умела, она могла управлять ситуацией. “Ничего не случилось”, – упрямо думала она, отгоняя все остальные мысли и стараясь сосредоточиться на главном, – “Все хорошо, я должна заняться больным, а со всем остальным можно и повременить”.

Неприятные мурашки бегали по ее спине, но девушка упорно не обращала на них внимания.

- Сэр Амори, – обратилась она к храмовнику, который запрокинув голову и глядел ей прямо в глаза, – как ваше самочувствие?

- Вашими трудами, лучше. Обычно приступ длится пару дней, потом проходит. Я очень благодарен вам за помощь,. – его взгляд говорил о большем, нежели он смел сказать словами.

- Вам сейчас нужно много пить, да и поесть бы не мешало. Вы голодны?

- Нет, но я понимаю, что капризничать и требовать разносолов бесполезно,. – он улыбнулся.

- Давайте хотя бы попробуете поесть. Изысканных блюд и впрямь взять неоткуда, но сухари и воду я вам могу обеспечить.

- Вот на хлеб и воду меня не сажали с времён послушничества, – хмыкнул Сен Клер. – Что ж, как говорил наш прецептор, “не жили богато, нечего и начинать”.

Он медленно жевал сухари, размоченные в смеси вина и воды, и молился про себя удержать их в желудке. Его морозило, хотя и не так сильно, как раньше, а мышцы ощущались как провисшие веревки. Тем не менее, тамплиер старался всячески показать, что он уже здоров и бодр. Обмануть послушницу он не особо надеялся, ну так его игра и не была ей предназначена.

Валентайн сидел у двери, опасливо косясь на больного. Видно было, что весь запал у него пропал, как не было. На обеих щеках незадачливого любовника алели следы от ударов, уши тоже пылали.

Он всячески делал вид, что ничего особенного не произошло.

Кое-как поев, храмовник с видимым трудом, хотя и без посторонней помощи дотащился до окна. Оперся на подоконник и зорким взглядом окинул зону видимости. Девушка примостилась рядом, плечом ощущая его тепло.

- Кто это там? – спросил Сен Клер, указывая в сторону двух силуэтов, припадающих на бегу на сторону.

- Немного затруднительно сказать, но, пожалуй… – Доминика сощурилась. Снаружи снова полило, и видимость упала ещё ниже,. – Кажется, это упыри – наконец сказала она.

- Да, скорее всего. Не расскажете мне, что произошло, откуда взялся этот – он кивнул в сторону Валентайна, – ублюдок и где все остальные?

- А что последнее вы помните, сэр рыцарь? – вкрадчиво спросила девушка. Ей казалось, что они в этой башне уже год сидят, а ведь прошло всего три дня.

- Я помню, как отбивался от чудовищ вместе с шутом. Потом… нет, потом, видно, уже начался бред. Собака барона, мой оруженосец, да ещё и сэр Этьен… мне казалось, что я слышал его голос, но я мог и ошибиться.

- Вы помните больше, чем думали. Собака тут и вправду была, и с Божьей помощью, скоро будет снова. И ваш оруженосец, и Хамон, и сэр Этьен де Баже скоро вернутся, если, конечно, будет на то воля господа.

- Так они живы? Это добрая новость, я уж было, грешным делом подумал, что кроме нас с вами никто не спасся. А как же священник, девушка и служанка? Их убили или они обратились?

Лицо послушницы сразу погрустнело, и тамплиер понял, что его предположения попали в точку.

- Их забрали. – тихо сказала она.

- Расскажите все толком, прошу вас. Если они ещё живы, их можно попробовать выручить. Или, по крайней мере, достойно упокоить.

- Не сомневаюсь, их бессмертные души будут в восторге от такого, – фыркнула девушка. Она задумчиво накрутила выбившуюся прядь волос на палец и продолжала – После того, как вы ушли тогда, мы честно прождали день, как вы и сказали. А на исходе следующего дня – я думаю, что это был день, у нас очень перепуталось ощущение времени в том каменном мешке. – он кивнул, и послушница молвила – Так вот, на исходе второго дня к нам постучали. Сначала тихо, потом сильнее, а под конец мне показалось, что дверь сейчас сломают. Мы с трудом расслышали голос сэра Осберта и, поднапрягшись, открыли ему. Они ворвались к нам вместе с Андрэ, взбудораженные, покрытые грязью и кровью. Сэр Осберт сказал, что вы с Хамоном погибли, прикрывая их. Он намекнул, что знает, где искать амулет, но ему обязательно нужна помощь отца Варфоломея. Тот, не ожидая худого, вызвался ему помочь.

- И что было дальше?

- Дальше было странно. Священник поманил за собой Мабель, и прежде, чем сэр Этьен смог помешать, та пошла за ним. И тогда сэр Осберт подозвал рыцаря, якобы что-то сказать ему по секрету, а сам ударил того по голове, схватил девушку и прижал нож к ее горлу. Он сказал, – Доминика опять шмыгнула носом, – сказал, что если мы не отойдем, то он убьет ее. Сэр Этьен лежал без чувств, а Джослин один ничего не мог поделать. Только Бланш попросила забрать ее с собой, и сэр Осберт ей не отказал. А отец Варфоломей.. я даже не знаю, но мне показалось, он пошел за ним добровольно. Может, он решил, что сможет сам исправить все зло, что причинил амулет?

- Вы наивны, Доминика. Старый священник наверняка хочет добраться до амулета и владеть им единолично. Да, я недооценил Осберта. Он умен, хоть и подл и труслив.

Глаза девушки широко распахнулись, она замотала головой.

- Что вы такое несёте, сэр рыцарь! – возмутилась она,. – Отец Варфоломей – духовное лицо, он не мог предать обитель и свою клятву!

- Мог, милая девица, ещё как мог. Он с самого начала вызвал у меня подозрения. Покойный барон был не тем человеком, который стал бы защищать старого человека, запирая его в убежище с едой, водой, оружием и прочими удобствами, без всякой выгоды для себя. Они наверняка были в сговоре. А сейчас этот престарелый интриган скорее всего переметнулся к более сильному.

- Не может быть! — решимость послушницы слегка поколебалась, но она продолжала упорно гнуть свою линию,-. – Наверняка мы чего-то не знаем.

- Продолжайте же, Доминика. Что было дальше?

- Потом, – она собралас ь к мыслями, вспоминая,. – они выбежали из убежища,а мы остались в ошеломлении. Еле привели в себя рыцаря, но его страшно...э… тошнило, и он шатался. Мы с Джослином не смогли закрыть эту дверь, будь она неладна,. – девушка прикрыла себе рот ладонью, словно опасаясь, что сгоряча скажет что-то похуже,. – В общем, мы остались в убежище, каждую минуту ожидая, что толпы упырей нападут на нас. Потихоньку собрали кое-какие вещи и побрели по тоннелю. Джослин спас мне жизнь не единожды, эти чудища очень упрямые в своих желаниях. А потом мы услышали лай.

- Это были мы с собакой! – Валентайн многозначительно поднял вверх указательный палец на правой руке.

Послушница слабо улыбнулась. Она, казалось, готова была не упоминать о его отвратительной попытке ей понравиться.

- Да, сударь, это были вы. Правда, осмелюсь заметить, что лаял все-таки Булка.

- Это верно, для меня такой способ беседы был бы затруднительным,. – обрадованно попытался пошутить мужчина.

- Он бы весьма вам подошёл, неуважаемый, – резко заметил храмовник.

- Прошу прощения, сэр рыцарь, давайте я все же расскажу, что произошло дальше,. – девушка изо всех сил старалась не допустить ссоры между мужчинами, понимая, что от нее никто не выиграет.

- Да, конечно,. – тамплиер с неохотой отдвинулся от окна, за которым уже начинало темнеть.

- Валентайн помог нам, они с Булкой привели нас в это убежище, где он укрывался до того. Он же уступил нам часть припасов, и ничего не попросил взамен. Об амулете мы ему рассказали, пытаясь объяснить, что произошло в замке и откуда взялись ожившие мертвецы.

- Он, как и наш старичок-разбойничек, появился подозрительно вовремя и уместен во всей этой истории примерно так же, как церковный хор в кустах, уж простите мне мою недоверчивость,. – молвил тамплиер.

Он выглядел очень уставшим, но упрямо стоял, опираясь руками на столик, как бы из удобства, а на самом деле для того, чтоб не упасть. Валентайн презрительно фыркнул в ответ на его слова. Он видел слабость рыцаря, но опасался, как бы ему не пришлось снова противостоять ему. Впечатления от “лодочек” были ещё свежи в его памяти.

Доминика уже открыла рот, собираясь что-то ответить, как вдруг снаружи послышался шум.

Они одновременно бросились к окну и успели увидеть, как отголосок пламени мелькнул около входа в башню.

- Сидите тихо! – живо шепнул Сен Клер, подходя к двери.

Снизу раздался грохот, потом жуткие ругательства и лай, а потом злобное рычание собаки. Слышно было, как отпирают первую дверь, причем лай и рычание усилились. Доминике показалось, что она воочию видит, как шерсть на собаке встаёт дыбом и в оскаленной пасти показываются острые зубы.

- Откройте! – раздался голос снаружи. По двери стучали то ли руками, то ли чем-то покрепче.

- Кто это? – зычно крикнул Сен Клер, хоть сил этот крик у него отнял порядочно.

- Амори! – раздался снаружи рев де Баже, которому мог позавидовать медведь в охоте. – Отопри дверь, старый сыч! Нас тут сейчас завалят и сожрут! Живо, друг мой!!!

Храмовник отбросил сомнения и открыл дверь, пропуская в комнату Этьена, Хамона, Джослина и счастливого Булку, немедленно подбежавшего знакомиться.

Все зашедшие с большим трудом втащили за собой объёмистые тюки с едой и водой, большую бадью и даже небольшой бочонок вина.

Они были жутко промокшими, грязными и уставшими, но вроде никто из вошедших не был ранен.

Джослин бурно приветствовал своего господина, который, поняв,что теперь есть кому проследить за Валентайном, вдруг ощутил, что ноги его не слишком держат и прямо-таки упал на скамью.

От взгляда оруженосца не укрылся сконфуженный вид мужчины, к которому сразу же подбежал пёс за порцией ласки. Джослин внимательно проследил за взглядом хозяина и понимающе кивнул.

Хамон первым делом бросился к обожаемой лютне, остававшейся в башне, и погладил струны.

Доминика подбросила дров в очаг, где они затрещали и с помощью оруженосца принялась выгребать из тюков припасы.

- Эк мы знатно сходили в лавку нынче ! – насмешливо сказал де Баже, вытирая мокрые волосы. Его примеру последовал Булка, ставший поближе к камину и отряхнувшийся так мощно, что брызги полетели на всех.

- Еда, питье, кое-какая одежда и утварь, даже одеяла и… бадья? – последнее обескуражило девушку.

- Должны же мы были принести все, а бадья удобная и вместительная – пояснил Джослин. – Впрочем, госпожа, я так понимаю, что вы здесь тоже времени не теряли?

- Что ты имеешь в виду? – вскинулся Валентайн, наглядно изображая пословицу про вора и шапку.

- Он говорит о том, что мы лечили его господина! – быстро изобразила “прелесть, какую дурочку” послушница. У нее это не особо получилось, так что все вернувшиеся, включая пёсика, с интересом переглянулись.

Свежеизлеченный тамплиер отнюдь не чувствовал себя здоровым. При этом он понимал, что слишком много пропустил и жаждал узнать, что и как изменилось за последнее время. От него не укрылось то, какими взглядами обменялись рыцарь и оба оруженосца, а потом Хамон тихонько спел:

- Смело в бой, лишь вперёд.

Где враг ? Прочь страх... Ну, выходи, вот клинок! Кровь! Смерть! Пыль! Прах!

(Песня Сильвио, “Труффальдино из Бергамо”)

Сен Клер, несмотря на плохое самочувствие, насторожил уши, невольно уподобляясь Булке. Тот умильно просил еды, заигрывая перед девушкой.

- Это ты к чему поёшь, Хамон? – спросил храмовник.

Я смогу тебе ответить, – с готовностью сказал де Баже. – Нам повезло обнаружить логово этой гадюки Осберта.

====== Часть 15 Ночные беседы ======

Остался б равнодушен к таким словам лишь камень.

-От ваших слов летаю я над облаками.

-Лицо мое горит, ни снег, ни ветер не остудят.

-Помехой счастью нам застенчивость не будет.

Дуэт Смеральдины и Труффальдино, “Труффальдино из Бергамо”

Храмовник почувствовал, как лицо его мгновенно запылало. Ощущение было такое, словно жар ненависти опалил его.

- Однако! – хрипло шепнул он, чувствуя как комната вращается вокруг. – И как вы поняли, что он там?

Этьен вдруг смешался, а лица оруженосцев стали одинаково виноватыми. Они как по команде стали смотреть куда угодно, только не на девушку.

- Там был очень заметный след. Видно было, короче…

- Где он шёл? – докончил за рыцаря тамплиер. – Послушай, Этьен, хватит вилять, точно хвост вот этого пса, – он указал на Булку, который получив свою порцию еды, радостно урчал в одном из углов.

- Да что тут вилять, Амори. – тускло сказал де Баже. – Осберт в своем репертуаре, который не слишком-то меняется годами. Одним словом, он перебил ноги служанке и оставил ее на поживу тварям.

- Как вы поняли, что это она? И про ноги?

- Мы его выследили, видишь ли. Это собаке надо сказать спасибо. Хамон нашел у себя какую-то тряпицу господина, даже не знаю, что это было, и знать не хочу. А на улице сильный дождь, и все тонет в грязи, зато и следы остаются.

- И что? – храмовник был сосредоточен и даже, кажется, забыл о своей болезни.

- Там везде были следы тварей и кровь. Служанку они разорвали на куски, восставать было некому. Но мы нашли ее одежду – то, что осталось от камизы, там оборки, не перепутать. И волосы… – де Баже передёрнуло. – А про ноги… понимаешь, Бланш могли ранить или укусить, но Мабель все равно потребовала бы тащить ее с собой. Мне так кажется.

- Ладно, упокой Господи душу этой несчастной женщины. И что дальше?

- Они заперлись в такой же угловой башне, возле конюшен, недалеко от входа. Думаю, что делали то же, что и мы – выходили за припасами. Джослин божится и клянётся, что видел Андрэ с арбалетом.

- Если Осберт, как он думает, знает, где амулет, то почему он ещё не использовал его? – Сен Клер устало потёр глаза, перед которыми некстати повисла какая-то муть.

- Погодите, господа,. – вмешался в общую беседу Валентайн, – а почему вы думаете, что он его не использовал?

- А что ты вообще знаешь об амулете, Валентайн? – с подозрением спросил де Баже. Он как раз нарезал ножом копчёный окорок, игнорируя пляшущего у его ног пёсика.

- То, что вы мне рассказали, господа, – развел руками мужчина.

- Не лги, подлец! – тамплиер стукнул кулаком по столу, что едва не лишило его равновесия. Остальные с удивлением посмотрели на него.

- Хорошо, господин,. – покорно сказал Валентайн. Видимо, он побаивался грозного храмовника, или же понял, что его легенда не выдерживает никакой критики. – Больше никаких тайн. Меня на самом деле зовут Валентайн, и я имею определенное отношение к местным йоменам. Я и есть тот самый главарь шайки разбойников, оказавшийся не в то время и не в том месте.

- Это как это? – выпучил глаза Джослин.

Очень просто. Мы выследили отряд Томаса Рокингемского, – все присутствующие набожно перекрестилась при упоминании его имени, – и напали на него. Но тут вмешались эти два благородных рыцаря, со своими отрядами, – в голосе Валентайна мелькнула тщательно скрываемая ненависть, – и часть моих людей погибла, а остальным пришлось отступить.

- Это ты нам рассказывал и раньше, Валентайн,. – сэр Этьен зевнул и демонстративно начал чистить ногти кинжалом. – И как ты героически прятался в коридорах замка, и как от упырей бегал, и как Булку спас. Да, собака, я о тебе говорю, но окорок не дам. Так вот, шпион из тебя очень так себе.

- Я не шпион! – мужчина аж вскочил, изображая оскорбленное достоинство.

- Ага, а я – сушенные грибы,. – рыцарь покрутил рукоятку кинжала в руке. – Знаешь, кем я тебя считаю? Предателем, таким, чтоб ни нашим и ни вашим. У тебя есть в этой истории своя выгода. И кстати, Сен Клер, который неплохо разбирается в людях, косится на тебя, как воин на прости, Господи, вошь. Поэтому вот что… – он неожиданно сделал резкий выпад и ухватил не успевшего увернутся мужчину за ворот, – или ты сейчас же расскажешь нам все, или упыри снаружи получат деликатес. Предварительно нашинкованный дольками, чтоб самим за ним не гонятся.

- Отпусти! – полузадушенно прохрипел Валентайн, пытаясь сохранить остатки гордости.

- Ага, конечно. Сейчас, только к окну подтащу..

- Умоляю…

При виде трепыхающегося мужчины, Доминика почувствовала отвращение.

- Он скажет, сэр Этьен. Отпустите его, пожалуйста! – попросила она.

- Хорошо, сударыня. Не знаю, что тут было, пока нас не было, но сдается мне, этот слизняк не скучал. Говори, страдалец, – обратился рыцарь к своему пленнику, растирающему шею ладонью.

- Я – посланник принца Иоанна – обречённо прошептал тот.

- Кого? – удивился тамплиер. – Посланник самого Безземельного? Эк ты высоко взял, убогий. А чего не самого Целестина Третьего, понтифика?

- Клянусь честью, я на самом деле человек принца. Думайте, что хотите, это уже неважно. Да, я знал об амулете и его действии. К тому же, я должен был, при помощи лесного сброда, забрать амулет у сэра Осберта.

- Откуда же Безземельный знал об амулете? – поинтересовался Сен Клер.

- Оттуда же, откуда и другие, полагаю. Преданные люди есть везде. Или просто те, кого оскорбил своими необузданными выходками Ричард Плантагенет. Так или иначе, я втерся в доверие к местным лесным разбойникам (это было не слишком трудно, они наивны, как дети) и почти захватил амулет, когда он внезапно уплыл у меня из под самого носа! – Валентайн возмущённо втянул носом воздух.

- Это многое объясняет,. – задумчиво произнес Сен Клер.

Остальные напряжённо слушали, боясь пропустить хоть слово. Хамон перебирал струны, хоть так участвуя в беседе.

- Хорошо, допустим,что мы тебе поверим. Но тогда что ты знаешь об амулете? – молвил храмовник, тяжело опираясь на стол. Его глаза блестели, а лицо раскраснелось, и это заставило Доминику встревоженно наблюдать за ним.

- Полагаю, что вряд ли больше вас. Амулет сложен и непонятен, он исполняет лишь истинное желание владельца,. – Валентайн говорил, загибая пальцы,. – Кроме того, для того, чтоб использовать его по назначению….

- Я бы использовал бы его не по назначению, применительно к тому, кто его сюда притащил! – тихо буркнул де Баже, и Джослин не удержался от смешка.

- Кхм… – кашлянул шпион, желая продолжать, – да, так вот, для того, чтоб колдовать нам нужна свежая кровь, как я понимаю, человеческая, и полынь.

Брови тамплиера поползли вверх.

- А про полынь-то вы как узнали? – спросил он.

- Это Валентайн смог разговорить Хамона.

- Надо же ! – в голосе Сен Клера послышалось удивление и некий скептицизм, – То есть вот так прямо шут и сказал ему, человеческим голосом, мол, полынь нужна?!

- Не совсем так, и вы зря плохо обо мне думаете, сэр рыцарь, – напыжился Валентайн. – Хамон, а что, если нам с вами повторить наш вчерашний разговор?

Шут кивнул и призадумался. Наконец он сыграл замысловатое вступление и начал.

Все могут короли, все могут короли, и судьбы всей земли…(А. Пугачева, “Все могут короли”).

- Достаточно, сударь, не увлекайтесь чрезмерно. Начнем. Все? Могут? Короли? Ага, короли. Продолжим.

- Я не знаю, я совсем не знаю…

- Я? Не? Так, значит “Короли не..”. Ещё! – Валентайн пушил перья, точно павлин.

- Все могут короли…

- Что, опять?! Были вроде уже короли. Ах, это другое слово. Итак: все? Могут? Отлично, могут. Короли не могут… чего же они не могут, интересно? В песне вроде по другому…

- Не останавливайте его, дайте Хамону спеть, наконец! – Доминика прервала цветистые размышления шпиона.

Шут благодарно кивнул и продолжил:

- Сама себя легенда повествует,

Само себя предание хранит.

- Угу. Само? Да, само. Короли не могут само..

- Может, “сами”, а не “само”? – робко вмешался Джослин. Они так увлеклись решением головоломки, что даже не обращали внимания на грозу, шум снаружи и усталость.

- Может, и сами, – откликнулся Валентайн. –Продолжим же!

- И ты попала к настоящему колдуну!(КиШ, “Кукла колдуна”)- шут порядком устал, но сдаваться не собирался.

- И? Ты? Попала? К? Настоящему? Колдуну? Эге, интересно. Посмотрим-ка, что у нас получилось. “Короли не могут само...сами… колдуну”?

- Возможно, он имеет в виду “Короли не могут сами колдовать?” – предположила Доминика.

Шут радостно закивал.

- Звучит логично, – осторожно сказал Валентайн.

- Да, весьма,. – молвил тамплиер. Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, – тогда понятно, почему сам Ричард не мог проверить работу амулета. И хранить при себе его бесполезно, только украсть могут и использовать против него.

- Поэтому он и хотел отправить амулет с Осбертом к королеве-матери. Какой же, получается, бесполезный подарок. – хмыкнул де Баже

- Да, но это ни на йоту не приближает нас к разгадке. – досадливо сказал Сен Клер.

- Как знать, господа. – Валентайн выглядел уставшим, но довольным. – Нам нужно узнать, кто же оживил этих тварей, где сейчас амулет и можно ли вернуть все обратно. Хамон, у меня к тебе есть ещё вопрос. Тебе достаточно просто кивнуть. – он промедлил и спросил: – Короли – это только коронованные особы, или же любой человек, в котором есть королевская кровь?

Шут задумался на миг, потом кивнул.

- Ага, так я и думал. Мне кажется, господа, что тут есть очень важный момент.

- Какой же? – с любопытством спросил Этьен. – Я потерял нить твоих размышлений.

- Зато я нашел ее, – усмехнулся тамплиер,. – получается, если я, к примеру, родня Ибилинам, то я не смогу использовать амулет?

Хамон кивнул.

- Ясно. Хотелось бы знать, откуда такой запрет?? Хамон, ты знаешь?

Шут беспомощно пожал плечами.

- Ну, допустим, короли не могут колодвать. И те, кто с ними в родстве, тоже. Вернёмся к нашим баранам, – подытожил Сен Клер. – А почему Осберт не может использовать амулет сейчас? Он же не помазанник Божий и не его родич.

- Он же говорил, – вмешалась Доминика, – он не знает, какую траву использовать.

- А и верно, совсем я запамятовал. Голова, как барабан – пустая и гулкая. Хорошо, но в таком случае, если он знает, где амулет, рано или поздно он попробует узнать, о какой траве речь. А сушеные травы есть только у нее, – он повернулся к послушнице.

- Следовательно, нам есть смысл оберегать девушку, как зеницу ока,. – сказал Валентайн.

- Не меня, а знание о траве. – поправила его Доминика. – Полынь можно нарвать, если знать, как она выглядит. Или вообще в кладовой найти, не такая уж это редкость.

- Или нам надо отобрать амулет у этого мерзавца. Вместе с Мабель, которая, кстати сказать, является моей законной добычей! – возмутился де Баже.

- Интересно, а сам Осберт знает, что короли колдовать не могут? – подумал вслух Валентайн.

Шут отрицательно покрутил головой. Все задумались, пытаясь сообразить, что это даёт лично им.

- Господа! – громко сказала Доминика.

- В чем дело? – головы всех присутствующих повернулись к ней.

- Мне кажется, что сейчас уже очень поздно, – девушка указала на спящего Булку. – Нам всем неплохо было бы отдохнуть, особенно тому, кого лихорадит – не отпирайтесь, сэр рыцарь, я вижу это невооружённым глазом. Утро вечера мудренее, я думаю, что завтра мы ещё успеем обо всем наговориться.

Как не досадно было присутствующими прерывать интересный разговор чуть ли не на полуслове, они признали, что девушка была права. Шут даже тихонько напел

Спать пора, и не вздумай со мною ты спорить, и не вздумай глаза открывать до утра…

- Вот именно, а утро уже близко, кажется, хотя из-за туч не видно, насколько.

Амори, – обратился Этьен к тамплиеру, – помочь тебе дойти до кровати?

- Ты ещё до нужника меня проводи, – желчно усмехнулся тот. – А Джослин мне на что?

- Господин, пойдёмте, – оруженосец немного запоздало подставил Сен Клеру свое плечо.

- Иду, куда ж я денусь… – было совершенно очевидно, что храмовник держится из последних сил, но он хорохорился, не желая показывать своей слабости даже самому себе.

- Джослин, все хорошо. Я помогу господину, видно же, как ты устал. Я справлюсь,. – Доминика чуть-чуть улыбнулась и оруженосец поймал себя на идиотски-восторженной гримасе в ответ.

- Нечего его баловать! – запротестовал тамплиер. – Эдак он вовсе разленится. И потом, сударыня, вы и впрямь собрались сопровождать меня ээээ… на встречу с Папой Римским?

- Что вы имеете в виду?

Давясь от смеха, Джослин разъяснил покрасневшей послушнице, что этим выражением они заменяют более грубое определение для отправления естественных надобностей.

Доминика только хихикала, слушая многочисленные кённинги – пометить снег за стенами замка, порычать в кустах, встретить солнце, на аудиенцию к понтифику и прочее, и прочее.

Под шумок Сен Клер добрался до искомого места сам, правда, вернувшись из похода, он совсем выдохся. Из списка стражей его исключили, конечно, впрочем, храмовник и не настаивал.

Он добрался до кровати и почти что упал туда. Голова болела, в висках стучало, губы пересохли, его бросало то в жар, то в холод. Выпив предложенный послушницей отвар, он вытянулся на постели.

Остальные мало-помалу заснули, кроме Валентайна, сидевшего около двери и Булки, бессменного стража. Последний, правда, нагло дремал, иногда подергивая задней лапой, но при малейшем подозрительном звуке мигом вскакивал, находясь в полной боеготовности.

Доминике не спалось. То ли нехватка свежего воздуха, то ли просто беспокойство не давали ей провалиться, наконец,в глубокий сон.

Она уплывала и просыпалась от малейшего шороха. В грёзах ей виделся тот, о котором, как она думала, она уже давно не вспоминала, спрятав его в самый дальний угол своего сознания, заперев там и выбросив ключ. А вот, поди ж ты. Он звал ее, манил за собой, но она знала, что идти за ним нельзя ни в коем случае, и это делало ее дрёму ещё более беспокойной.

Наконец, она устала бороться с самой собой, встала и подошла к окну.

Дождь кончился, но небо все ещё было затянуто облаками, поэтому видно было очень плохо. Где-то внизу почти постоянно слышались вой, бормотание, иногда рычание и звуки стычки.

“Как странно”, подумала она, “мы почти привыкли к этим мерзким звукам. Человек ко всему привыкает, это я знаю со времён Палестины, но все, что тут происходит – немыслимо, невозможно, нереально. И тем не менее, оно уже стало мне, в некоей степени, знакомым и понятным. Видимо, главное принять те законы, по которым тебе приходится жить и подстроиться под них”.

Ее насторожил шорох, послышавшийся девушке от входной двери и она оглянулась. Валентайн смотрел на нее, и в скудном освещении (один факел они на всякий случай оставляли гореть, и именно возле входа) ей показалось,что она снова видит в его глазах похотливые огоньки.

- Что вам нужно, сударь? – тихо спросила она, стараясь никому не помешать.

С таким же успехом она могла бы орать во все горло – громкий храп Этьена, присвистывание Джослина и ритмичное дыхание Хамона указывали на то, что сон их был крепок и здоров. Девушка вдруг поймала себя на мысли о том, что она не понимает, спит ли храмовник, но тут ее внимание отвлек ответ Валентайна.

- Милая девушка, я прошу простить меня. Я был излишне настойчив, груб и несдержан. Обещаю, что этого больше не повторится.

- Прощаю вас, сударь,. – сухо ответила послушница – Я прощаю вас, как христианка.

- Это значит, что она и не думает тебя прощать, ничтожество, – раздался с кровати голос тамплиера.

- Да... смею лишь надеяться, что в дальнейшем госпожа будет более благосклонна к опозоренному разведчику, – совсем скис Валентайн и повернулся лицом к стене, наглаживая Булку.

- Размечтался, – совсем уж тихо произнес Сен Клер. – Не беспокойтесь, Доминика, он вам больше ничего не сделает, обещаю.

- Я и не боюсь, – а сердце ее стучало так, что казалось, трепыхалось уже где-то в районе горла.

- Верю, что не боитесь,. – он усмехнулся и приподнялся на локте. – Вы не составите мне компанию?

- Вам тяжело уснуть, сэр рыцарь? – она присела на краешек его кровати, но та была столь неудобна для подобных действий, что девушка с тихим писком съехала в самый центр ящика, частично упав в объятия лежащему, да так, что он охнул от неожиданности, но поймал ее.

- Спасибо, так гораздо приятнее! – сказал он, как только восстановил дыхание.

- Извините! – девушка предприняла попытку встать, но Сен Клер легко удержал ее.

Как-то это получилось у него так, что Доминика поняла – как только ей захочется высвободиться, ей тут же это позволят. В этом не было ничего от принуждения – просто он каким-то образом прочитал ее желание простого человеческого тепла.

Так они и лежали какое-то время, и дыхание тамплиера, поначалу быстрое, стало выравниваться. От него пахло потом, немного вином и травами, но удивительным образом, ей эти запахи напомнили о доме. Он был теплым и живым, нуждался в ее помощи и уж точно не желал ей зла. Послушница поняла, что сейчас она может ни о чем не думать, и наслаждалась его объятиями. Давно ей не было так хорошо и спокойно.

Видимо, она задремала и тело ее, расслабляясь, дернулось. Сен Клер моментально проснулся, словно и не спал.

- Простите, сэр рыцарь, – тревожно шепнула она, – я разбудила вас.

- Просить прощения должен я, любезная. Я практически похитил вас, и лишил даже возможности к бегству. К тому же, я наверное, ужасно храпел, да и помыться бы не мешало. А уж как мы тут все заросли, – он погладил рукой короткую, но жёсткую бороду, отросшую за последнюю неделю.

Девушка тихо рассмеялась. Почему-то рядом с ним было легко.

- Это пустяки. И вы не храпите даже вполовину так ужасно, как ваш друг.

- Это да, – охотно согласился тамплиер – Этьен чемпион Англии и Франции по храпу. В Испании боятся его грозного рыка. Львы из Палестины бежали после того, как он случайно уснул рядом с логовом одного из них. Да что тут говорить, сам Саладин договорился с Ричардом о перемирии исключительно под давлением сарацин, смертельно испуганных кошмарными звуками, доносившийся из его шатра…

Доминика вытерла выступившие от сдерживаемого смеха слезинки.

- Не знала, что храмовники умеют так занятно рассказывать.

- Это вы, сударыня, ещё не встречали моего приятеля, Александра Хаскиля. Вот тот и правда мог насмешить. Он вечно рассказывал небылицы.

- А… где он сейчас? Он в порядке? – обеспокоилась девушка.

- Он? Да, конечно, в полном. Скорее всего, выкинув арфу и использовав нимб как оружие, он сбежал из рая в ад, потому, что обожал приключения и терпеть не мог скуки.

- Я не хотела напоминать вам о грустном, извините.

- Да что вы все извиняетесь, девушка? Хаскиль был хорошим человеком, хоть и крысячил помаленьку, да и у всех нас были потери. Ведь и вы стали послушницей не от хорошей жизни, верно?

- Я? Да, пожалуй.

- А вы расскажите, Доминика. Я ведь не враг вам, да и время располагает. Когда ещё можно делиться сокровенным, как не ночью, когда и собеседник-то почти не виден, и чувство такое, словно говоришь сам с собой. Считайте, что я – это ваша тень, которая лежит себе на полу, есть и пить не просит, а смиренно слушает.

- Да уж, тень,. – она горько усмехнулась, но не отодвинулась, лежа в его объятиях. – Сэр Сен Клер, а вы как относитесь к женским слезам? Я давно никому эту историю не рассказывала, а когда вспоминаю о том, что привело меня в монастырь, невольно могу заплакать.

- Сударыня, я был женат на самой темпераментной женщине из всех, кого я знал, включая капризную супругу Ричарда Львиное Сердце. Поверьте мне, я не боюсь женских слез.

- Ох, прошу прощения, вы были женаты? Я и не знала. – девушка решила не выдавать болтливого сэра Этьена, догадываясь, что друг его за это не похвалит.

- Девушка! – с мнимым укором сказал тамплиер, – мы же вроде бы договорились, чтоб без лишних извинений. И кроме того, сейчас я ваша тень, и вы рассказываете мне о себе, а не наоборот.

- Да, вы правы,. – она задумчиво потерла подбородок и устроилась поудобнее. – Я из довольно знатного, но обедневшего рода Мондидье. Мне повезло, в детстве мы жили очень неплохо, а когда моего старшего брата учили читать и писать, я сидела рядом, со своими куклами, и все запоминала. Потом брат женился, отец умер, и наши дела пошли совсем плохо. Мы с матерью и несколькими слугами едва сводили концы с концами. Брат не мог помогать нам – у него самого была семья. Поэтому, когда за меня посватался старый знакомый моего отца, я не слишком сопротивлялась. Он был милым и обходительным вдовцом, правда, раза в три меня старше. И он был весьма богат, правда, его дети не были особо рады мне – могу их понять, кому хочется делить наследство с пигалицей младше их?

Храмовник сочувственно вздохнул, но промолчал.

- И тогда мне просто не повезло. Он умер, прямо во время первой брачной ночи. Можно сказать, на мне, от волнения. Я вначале не поняла, что случилось. Мне было всего шестнадцать. Он охнул и побледнел, и пока я пыталась понять, кликнуть ли мне служанку или сначала хоть прикрыться, он испустил дух. Брак не был осуществлён, и я не могла считаться его женой.

- Однако! Ох, я же тень. Молчу, сударыня.

- Да уж, молчите. Вот и я молчала. Молчала, пока дети моего несостоявшегося мужа обвиняли меня во всех грехах, а особенно в смерти их отца. Молчала, пока его старший сын делал вид, что жалеет меня. Молчала, пока он взял меня силой и заделал мне ребенка. Молчала… – она поняла, что ей не хватает воздуха и порывисто вздохнула.

Валентайн сменился на страже, разбудив Хамона. Тот с любопытством поглядел на лежащих в одной кровати девушку и тамплиера, но не издал ни звука.

Доминика, меж тем, продолжала свой рассказ тихим шёпотом.

- А потом, когда оказалось, что я непраздна, меня прогнали, заплатив за мое молчание. Соседи судачили и поливали нас грязью. Мать жалела меня, слуги смеялись а брат ненавидел меня и открыто желал мне сдохнуть и перестать, наконец, быть “позором семьи”. Ребенок родился в срок и был премилым. Я была ему хорошей матерью, мне было плевать на позор и смешки соседей, но видно, я ещё мало вынесла – Господь прибрал моего Артура, когда ему не минуло и двух лет. Как сладки были его невинные детские поцелуи! Какие у него были мягкие темные кудряшки! И эти нежные пальчики на руках и ногах! Но самое страшное, сэр рыцарь, это то, что когда он умер,все вдруг стали вести себя так, словно он был шелудивой собакой, издохшей наконец и избавившей хозяина от необходимости кормить ее. Мне начали подыскивать нового мужа, даже брат как будто успокоился. А я… я так и не смогла оттаять с тех пор. Я оставила все матери и ушла в монастырь святой Ирменгильды. Бралась за самую тяжёлую и страшную работу, даже в Палестине побывала. А вот все равно не могу ничего забыть. Какая уж мне разница, если я никак не могу замолить этот свой грех, если мало что не каждую ночь он приходит ко мне, мой Артур, и зовёт за собой. Когда-нибудь я все же пойду за ним и спасусь, но пока мое малодушие держит меня на этом свете.

Она не ощущала своих, слез, пока внезапно не почувствовала его руку, смахивающую влагу с ее щек. И тут послушница позволила себе то, что не могла позволить годами – она уткнулась головой в бок лежавшего рядом тамплиера и разразилась тихим, но сладостным плачем. Она плакала, выплескивая из себя ту боль, что копилась в ней годами, все то, что девушка – нет, молодая женщина – так старалась похоронить в себе.

Он лежал тихо, был, как и обещал, тенью и молчал, пытаясь разобраться в себе. Наконец, слезы иссякли и Сен Клер неловко погладил девушку по голове.

- Все будет хорошо, Доминика. Я обещаю тебе, все будет хорошо.

- Простите меня, сэр. – она совсем по детски шмыгнула носом и встала. – Я морочила вам голову своими глупыми россказнями, а потом и вовсе повела себя недостойно.

- Отчего же ты извиняется, милая девушка? Я же твоя тень, помнишь? Тень слушает и ничего не говорит. Тени можно жаловаться без страха выслушать упрёки.

- Да… благодарю вас… тебя, сэр Амори.

От двери послышалось тихое пение. Улегшаяся на свое место девушка разобрала только начало колыбельной шута, уснув уже на второй строфе. Храмовник продержался чуть дольше, но вскоре сон сморил и его. Ему снилась девушка, лежащая рядом и ее тихий шёпот, что казался для него таким родным.

А Хамон все мурлыкал себе под нос.

Ночь решает проблемы любые:

Простые и сложные.

Все что день натворил, наломал,

Исправляет подряд.

Обо всем остальном людям знать не положено...

Почему ты не спишь? Спи, тебе говорят!(с)

(Л. Дербенёв, Р. Крылатов, “Спать пора”)

====== Часть 16 Супружеский долг ======

Ненависть – в почках набухших томится,

Ненависть – в нас затаенно бурлит,

Ненависть – потом сквозь кожу сочится,

Головы наши палит!

В. Высоцкий, “Баллада о ненависти”.

Сэр Осберт проснулся в состоянии изумительного похмелья.

Голова раскалывалась, и даже бегущий мимо постели жучок- короед явственно топал , словно боевой конь подковами. Во рту была пустыня Негев во время восточного ветра.

Не то, чтоб ему никогда не было так паршиво, но тут звёзды, видно, так сошлись, и все располагало к тому, чтоб допиться до летающих свиней – капризы и хныканье Мабель, которая, видите ли, скучала по служанке и не могла сама зашнуровать платье (а расшнуровать – так просто не хотела), идиотские разглагольствования старого священника, у которого прорезалась очередная гениальная идея примерно раз в десять минут и наконец, угрюмое молчание Андрэ, которому новый господин нравился ещё меньше старого.

Кроме этого, как оказалось, в башне жили полчища крыс и мышей, покушавшихся на еду и одежду, и приводивших девушку в состояние панического ужаса.

Вчерашняя вылазка не увенчалась успехом – несмотря на то, что бывший стражник прошерстил все места, где хранились сушеные травы, несмотря на то, что Осберт изрезал руки себе, священнику, Андрэ и даже едва не подошёл с ножом к девушке, амулет не желал работать.

Отец Варфоломей выдвигал все более нелепые и дикие теории относительно причин неудачи, но ни одна из них не могла помочь, так же как не помогали молитвы и даже жертвы. Кровь несчастной служанки пролилась не напрасно, часть ее даже удалось собрать и использовать при очередной попытке, но тщетно – даже искорки магии не наблюдалось.

Ле Дюк лежал тихо, стараясь не менять позу – малейший поворот головы грозил обернуться потерей вчерашнего ужина – и вспоминал все что знал, стараясь не упустить какого-либо ключевого момента.

В тот день, когда ему пришлось (конечно же, пришлось) бросить занозу тамплиера и дурачка оруженосца, Осберт как раз и проснулся не от шума, который наделал бестолковый стражник, и не от того беспорядка , который развел вокруг себя Сен Клер, а от мысли, пронзившей его мозг, словно молния – ночное небо.

Он знал, где амулет. И ему было очень важно как можно скорее добраться до него, пока остальные, даром что дураки, не сообразили того же, что и он.

Рыцарь никогда не считал себя слишком сильным или ловким. Не было такого, чтоб он побеждал своих соперников лицом к лицу, являя особую стать или благородство. Его оружием всегда был и оставался его острый ум и изворотливость. Просчитывая на три хода вперёд, он опережал других настолько, что постепенно становился для них недосягаем.

Поэтому они с Андрэ захватили всю найденную еду и даже бочонок с вином, и перетащили ее в заранее высмотренную стражником башню, большой плюс которой был в ее относительной укрепленности и близости к воротам. По какой-то неизъяснимой причине ворота отпугивали тварей сильнее всего. Казалось бы, чудовища должны были пытаться сбежать из замка, но пока они довольствовались драками, рычанием и попыткой поймать уцелевших его обитателей.

Закончив с предполагаемым убежищем, рыцарь и стражник направились в подвал, надеясь застать его обитателей в добром здравии.

С трудом преодолев длинный путь, поминутно оглядываясь и отстреливаясь (а то и отбиваясь от чудовищ врукопашную), они добежали-таки до убежища. Дальше было проще – священник сам перешёл на сторону рыцаря, глупая девчонка только хныкала и требовала не разлучать ее со служанкой, а оруженосцу важнее было не дать Осберту добраться до послушницы, чем помочь де Баже. Лишив последнего сознания хорошо рассчитанным ударом по голове, Андрэ и Осберт выскользнули за дверь, надеясь, что твари хоть немного задержат погоню. Уже пробираясь по тоннелю, они услышали странные звуки, но не задерживались, рассчитывая добраться до башни поскорее.

Расчет оправдался частично – ещё в замковом дворе несчастная Бланш подвернула ногу, и быстро бежать ей было не под силу. Задыхаясь и обливаясь потом, служанка ковыляла за рыцарем, но несмотря на все мольбы – ее и ее госпожи – он не сбавлял хода.

Отчасти Осберт понимал, что лишаться верной служанки и как минимум, одного человека, который может сделать хоть что-то полезное, глупо. Но в то же время его подстегивал страх разоблачения и в особенности нежелание иметь лишних свидетелей. Всё-таки рыцарь надеялся, что рано или поздно он сумеет выбраться из замка, и не хотел бы, чтоб настоящая история о произошедшем всплыла.

Так или иначе, Бланш вконец замедлилась и поплатилась за это. Изголодавшиеся по свежатинке упыри сделали свое дело настолько быстро и качественно, что ле Дюк невольно подумал о том, насколько были бы эти твари полезны, если б нашелся способ ими управлять.

Он схватил повыше локтя Мабель, которая от ужаса и горя словно застыла, и потащил за собой в сторону конюшен, остановившись только перед первой дверью из тех, что охраняли их новое жилище.

Пока он возился с засовом, девушка плакала и причитала, не переставая, так что у него уже в ушах кололо.

- Хватит! – наконец рявкнул взбешённый Осберт, вталкивая девушку в комнату.

Но там же Бланш, боже, моя бедная, они убили ее, убили, Господи, я не вынесу! – снова завела она, и рыцарь не выдержал – он схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

- Девушка! Твоя служанка спасла нас всех. Она героически пожертвовала собой во имя нашего избавления от упырей! Мы будем чтить ее во веки веков! – дьявольщина, если эта ерунда ее успокоит, значит, она ещё глупее, чем он думал.

- Правда? – глаза девушки, и без того большие, казалось, сейчас вылезут из орбит.

- Ну конечно, милая,. – вмешался старый священник, который быстро понял, что, если бы не служанка, то это он остался бы там, во дворе. – Я буду денно и нощно молиться за упокой ее души, а когда вернусь в монастырь святого Кондратия, похлопочу о том, чтоб Бланш причислили к лику святых.

- Ллладно… – Мабель вышла, наконец, из ступора и села на скамью. Комната была большой, и вполне удобной, из мебели в ней были светильники, тюфяки, скамьи, и даже небольшой столик. Припасы Андрэ аккуратно сложил поодаль, от тварей их отдаляли две тяжёлые двери, и рыцарь тяжело сел на другую скамью.

- Мабель, я давно хотел сказать тебе – гораздо более спокойным голосом обратился он к девушке, – что ты красивейшая из всех женщин мира!

Она с тоской во взгляде обернулась к нему. Растрёпанная, лицо пересекали темные полосы. Глаза страшно опухшие, а волосы и вовсе напоминали древнегреческую легенду о женщине, взглядом обращающей в камень, что в детстве рассказывала ему старая нянька. Да ещё эта вечно скорбная гримаса, и уныло опущенные уголки рта…

Но что поделать, не отправлять же дуреху обратно.

- Спасибо, сэр рыцарь, – меж тем, тускло произнесла девушка.

- А теперь, сударыня, для нашего с вами общего блага, отдавайте-ка амулет.

- Какой амулет? Сэр Осберт, вы здоровы? У меня его нет и не было!

Рыцарь понял, что эта маленькая дурочка даже не знает, каким сокровищем обладала все это время. И вновь ему на помощь пришел отец Варфоломей.

- Ну же, милая девушка, давайте вместе подумаем. Как бы я мог отворить дверь в свое убежище без

вашего на то желания, и помощи амулета?

- Вы же сказали, что Господь вел вас! – пролепетала Мабель, ничего не понимая.

- Да что вы, сударыня, какой уж господь! – священник только рукой махнул, – Я имел в виду, что конечно, Господь заботиться о своих заблудших чадах – тут же поправил он себя,. – но дверь открыли вы!

- Я… я молилась Богу, и он спас нас, он услышал мое отчаяние.

Да, дитя, но Бог в милости своей дал тебе особый амулет, дабы спасти себя и остальных для служения ему.

- Короче, Мабель, – рыцарю явно наскучило упрямство девушки, – давайте нам амулет. Он где-то у вас.

- У меня его нет и не было, сэр рыцарь! – в ее голосе звенело отчаяние.

- Погодите, сэр Осберт, – старик взглядом остановил ле Дюка, у которого на лице отпечаталсь злость и недоумение. – - – Давайте пойдем иным путем. Девочка моя, – обратился он к девушке, вновь всхлипывавшей, – попробуем вспомнить те прискорбные обстоятельства, при которых вы поняли, что в замке что-то происходит.

Осберт недооценивал девушку. Из тихой и перепуганной овцы она мигом в

преобразилась в волчицу, готовуя порвать на клочки весь мир.

- Что-то происходит? Что-то, дьявол вас всех забери, происходит ?!! Да вы издеваетесь, что ли, святой отец? – последнее она словно выплюнула, а после набрала воздух и продолжала: – Ко мне в комнату ввалилась служанка барона! Вся в крови, черт возьми, она отдала мне свою дурацкую куклу и бросилась с окна! А после, уже мертвая, она встала и поползла!

Стражник зажал руками уши, опасаясь, что ещё немного – и он оглохнет окончательно. Но Мабель как с цепи сорвалась.

- Потом ко мне в комнату ворвался мой, тысяча чертей, мертвый отец! Откуда мне знать, сэр Осберт, что это не вы его убили?! – она наставила на рыцаря грозно вытянутый указательный палец, и взяла на одну октаву выше – Я едва успела убежать, и если б не Айлуфа, которая нас предупредила, и де Баже, который вытащил нас с Бланш оттуда, я бы сейчас с вами не разговаривала! – Осберт с опаской взглянул вверх, уверенный, что потолок если и устоял, то уж точно потрескался.

+ Ээээ… – отец Варфоломей отнял руки от ушей и перекрестился. – Господь простит тебе, дитя моё, твое опрометчивое богохульство. А теперь подумайте, сударыня, не передала ли вам Айлуфа чего-то необычного.

- Кроме куклы, она ничего мне не передала, – уже спокойнее и медленнее произнесла Мабель, и вдруг замерла, понимая, о чем говорил Осберт.

- Как вы догадались,что амулет был на кукле? – спросила она его, вновь превращаясь в тихую, испуганную девочку.

- Ваша служанка, Бланш, да упокоится душа ее в свете, рассказала мне о том, как вы героически отбили несчастного оруженосца де Баже, запямятовал, как его звали, от мертвяков. Тогда же она и сказала, что у вас, мол, была с собой кукла старой безумицы, которая умерла. И тогда я сообразил, что амулет мог попасть к вам, если уж в покоях барона мы ничего не нашли.

- Да, я забрала куклу в память о несчастной, почти случайно. В дороге ворох тряпок развалился, и из него выпала деревянная голова куклы. – она вытащила из-за пазухи деревянный шар, размером примерно с ее кулак. На шар была намотана нить, к которой был призязан маленький свёрток.

Осберт взял его из ее рук, осторожно,как святыню.

Свёрток на ощупь казался тяжёлым и теплым. Крови на нем видно не было, и в самой его середине что-то поблескивало, тускло, как блуждающие огоньки на болотах.

- Там, возле тяжёлой двери внизу, я безотчетно вынула шар, и поскользнувшись, упала, рукой, прямо в кровь барона. Получается, я тогда открыла ту дверь?

- Да, милая. Ведь это было твоим заветным желанием? – мягко сказал священник.

- Наверное, мне очень хотелось попасть в безопасное место. Но как он сработал тогда, и почему бы нам сейчас не попробовать его использовать?

- Рискну предположить, что тогда на нем были ещё и травы.

- Я не помню, но возможно, когда я сжимала его в руке, я чувствовала, что-то хрупкое, может, это и была та трава.

- Я думаю, – Осберт с трудом оторвался от созерцания амулета, после чего спрятал его за пазуху, – что мы все ошибались изначально. Амулет был использован случайно, скорее всего Айлуфой. Видимо, она люто ненавидела своего господина, или вообще всех людей и прокляла замок, сама того не желая.

- Она же и стала жертвой собственного проклятия, – кивнул священник.

Мабель нахмурилась, пытаясь припомнить последние слова безумной служанки. Ей казалось, что она и сейчас слышит ее надтреснутый голос: “Я сделала то, чего хотела. Они придут за ним”.

- Она знала,. – девушка прервала беседу между Осбертом и стариком,. – Она говорила,что хочет отомстить.

- Глупости, – махнул рукой рыцарь, – ничего эта старая дура не знала. Просто вообразила, что ей с неба упало могущество, которое она якобы вымолила.

- Кто знает.. .- задумчиво произнес священник,. – может, она в безумии своем и впрямь смогла что-то сообразить? Нужную травку же она подобрала.

- Вряд ли она ее специально подбирала. Просто утащила у послушницы из сумки первое попавшееся.

Вот после того разговора рыцарь и стражник обыскали весь замок, проверили всё сухие и свежие травы, какие могли найти и испробовали все, что только можно было. За эти несколько дней не появилось ни одной достойной мысли. Они зашли в тупик, и это привело к тому, что Мабель целыми днями плакала, священник придумывал все новые способы обмануть амулет, стражник от всех шарахался, а сам рыцарь испытывал непреодолимое желание нализаться с горя.

Воспоминания немного успокоили Осберта. Он открыл глаза, пытаясь понять, какое сейчас время дня и что происходит.

Не так давно им удалось обнаружить следы пребывания остальных в замке, что, с одной стороны, добавило рыцарю забот, но с другой стороны, не особо и мешало. Он все ещё расчитывал в самом скором времени оказаться единственным, кто сможет использовать волшебную силу амулета.

Ле Дюк сел, стараясь удержать вместе обе половинки головы и не дать ей развалиться. Первым, что он увидел, был Андрэ, стоявший на страже. Мабель спала, по обыкновению, свернувшись клубком, и рыцарь вдруг ощутил желание взять ее за горло и держать, пока она не перестанет трепыхаться.

Он никогда не считал себя жестоким, но последние дни знатно изменили его отношение к Мабель. “Девушка может быть опасна”, мрачно твердил он себе, “вспомни ее всплеск ярости”. Когда мы выберемся отсюда, уж и не знаю, с помощью Бога или дьявола, ее придется долго учить, что и кому можно говорить. Впрочем, тогда у меня будут неограниченные возможности, и она будет об этом знать. Можно будет вообще сделать эту капризную дуру безголосой, чтоб ничего сказать не могла”. Помечтав немного о том, как он распорядится неограниченной силой в самом скором времени, ле Дюк сполз с кровати и привел себя в более-менее достойный вид.

Сколько же он вчера выпил? И не понадобится ли сегодня вновь выйти за припасами?

От размышлений его отвлек тихий стон со скамьи девушки. “О дьявольщина”, – подумал Осберт, – “она опять принялась за своё.”

Он умылся, отпустил стражника на отдых и даже попробовал что-то съесть, пока девушка всхлипывала под тонким одеялом.

Амулет Осберт надел на шею, и сейчас бездумно играл с ними, вытаскивая и засовывая свёрток за пазуху. Мысли его текли лениво. Перед его глазами внезапно пронеслось лицо Доминики, и на губах рыцаря заиграла улыбка ,которую можно было бы назвать мечтательной, не будь она столь жестокой.

Тогда, в лесу, страдая от похмелья, он притворился, что ему совсем плохо, и пока послушница беседовала с папашей Мабель, ловко спрятал в сумке Доминики амулет. Знать бы, что так все обернется, он действовал бы по-другому. Эх, надо было ковать железо, пока было горячо. Ведь он же видел, как Доминика смотрит на него, ещё там, на турнире, когда он пришел в лекарскую палатку с каким-то пустяковым ранением, просто чтоб придумать, как бы ему передать амулет старому священнику. Перевязывая ему кисть, девушка трогательно покраснела. Да уж, с женщинами ему, как правило, везло, тут папенька подсобил, да и внешностью господь не обидел. Даже в Палестине, где разыскать чистую и сговорчивую девицу было сложнее, он не страдал от одиночества. Впрочем, тамошние женщины ему всё равно меньше нравились. Вначале новизна ощущений пересиливала некоторую брезгливость, а потом пресыщенность заставляла его испытывать отвращение.

Он мысленно вернулся ранее, в тот страшный день, когда король Ричард продемонстрировал ему свою власть и силу. Бедняга шут не знал, что его хозяин тогда был унижен намного сильнее. А самым страшным была беспомощность.

“Какая-то странная власть есть у этой, в сущности, бесполезной вещи”, – думал рыцарь, поглаживая свёрток пальцем, почти лаская его. – “Ведь он исполняет далеко не все, да и условий для его работы слишком много. Зачем вообще Саладин отдал его королю? Султан никогда не считался дураком, да и обстоятельства были странными. И главное, почему Ричард не колдовал сам? Зачем сделал то, что сделал со мной и Хамоном? Нет ли у амулета дополнительных требований, которые мы, в скудности ума, не видим?”.

Перед глазами рыцаря снова встала послушница. “Вот вроде она и не такая молодая, как Мабель, и не яркая, но по всему даст той сто очков вперёд. Одно плохо – слишком уж неприступная, да и излишне самостоятельная. Недаром сказано в писании – “жена да убоится мужа своего”. А так как мужа у нее нет и быть не может, ей и бояться некого. Хотя… Если бывает божья невеста, почему бы не быть божьей жене?”

Размышления о Доминике привели ле Дюка совсем не туда, куда он метил изначально.

Он внезапно понял, что может и, главное, хочет установить свою власть над Мабель иным способом.

Осберт подошёл к постели девушки и присел рядом. Та уже не всхлипывала, а просто лежала, уставившись в потолок.

“Тупая курица!” – с неудовольствием подумал он, ощутив нарастающее возбуждение.

- Мабель! – позвал он, выдернув девушку из сна наяву.

- Что, сударь? – она сделала над собой усилие и села.

- Вы знаете, любовь моя, что в этом замке вы остались последней из женщин?

- Нет…- ее губы вновь задрожали. – А как же Доминика?

- Она послушница, а вскорости и монашка, да и жива ли она? Очень вряд ли, мы уже какое-то время не видели никого из тех…

- Тех, кого вы бросили в подвале? – колко спросила девушка.

- Тех, кого мы принуждены были оставить, ради того, чтоб спасти вас, милая! – он ласково провел пальцем по ее щеке, но девушка отшатнулась.

- И так как вы, как я сказал, истинная Ева, то должны, так сказать, воодушевлять на подвиги того, кто неустанно печется о вашей безопасности, и охраняет остальных от чудовищ!

- И… и что я должна делать, чтоб вас воодушевить ? – в ее глазах мелькнул страх.

- Сударыня, я и не знаю, как сказать вам, чтоб не оскорбить ваши нежные ушки тем, что ханжи и невежды называют… ммм, “любовью ради любви”.

- Простите, сударь, – девушка встала и рыцарю пришлось последовать ее примеру, – я надеюсь, что я васм не правильно поняла.. вы предлагаете мне стать вашей любовницей?!

- Почему же любовницей, – он изобразил оскорбленное достоинство, – я предлагая вам стать моей женой. Впоследствии, после того, как мы выберемся отсюда.

Голубые глаза девушки удивлённо расширились.

- Простите, сэр Осберт, я, видимо, плохо расслышала. Вы предлагаете мне руку и сердце здесь?

- И даже сейчас. Не все ли равно, дорогая, когда будет заключён брак? – он обнял ее, невзирая на то, что она стояла, как безвольная кукла и никак не отвечала на его прикосновения.

- Но погодите... – осознав, что ее самым бессовестным образом лапают, девушка сделала слабую попытку оттолкнуть мужчину.

- Что, душа моя? – невнятно промычал ле Дюк, рот которого был занят ее шеей, а потом и мочкой уха, дальше – щекой и наконец губами.

- Не надо.. сэр рыцарь, я же невинная девица, я же…

Со своей лежанки священник услышал сперва треск разрываемого ворота платья, а после – звук пощёчины.

- Да-да, все прекрасные леди делятся на дам, не дам, и дам, но не вам…- эту сентенцию Осберт тоже частично проглотил, ибо язык его находился где-то в районе груди девушки.

На его щеке заалел отпечаток ее ладони, что его совершенно не остановило.

Понимая, что вот-вот падёт последний бастион, Мабель в отчаянии воскликнула:

- Я поклялась оберегать свое девичество до свадьбы! Вы не можете заставить меня нарушить клятву!!! – она саданула коленом рыцарю в очень чувствительное место, откуда и прыть взялась.

- Святой отец! – что было силы заорал Осберт, скорчившись, но девушку не отпустив.

Священник попытался сделать вид, что он не слышит, но с разъяренным ле Дюком номер не прошел.

- Да, сын мой, – наконец сказал он, вставая.

- Обвенчайте нас! Немедленно! – Осберт повернул девушку к себе спиной и удерживал ее за шею, завернув ее правую руку за спину. В такой позиции она не могла пинаться и кричать, хотя все ещё пыталась вырваться.

- Но, сэр рыцарь… у вас нет колец, да и мой сан не достаточно высок, чтоб…

- Чепуха! – громко сопя от возбуждения и натуги прервал его разозленный мужчина. – Отец Варфоломей, сию же секунду прекратите делать из себя идиота! Вы прекрасно понимаете, что нас необходимо обвенчать сейчас же, если женщина просит. Сами же знаете, – он прервался на то, чтоб половчее схватить упирающуюся Мабель, – что желание дамы – закон. Ай, дрянь! – он отвесил укусившей его девушке полновесную пощечину, на секунду лишившую ее чувств.

- Вот, святой отец, полюбуйтесь на то, что вы натворили! Из-за вашего промедления и нерешительности я был вынужден ударить собственную невесту! Извольте немедленно исправиться, иначе сразу после укрощения этой строптивой девицы я возьмусь за вас . Да стой же ты, ддд..дама! – Мабель почувствовала, что его хватка чуть ослабла, пока он говорил и попыталась взбрыкнуть, но не тут-то было.

- Хорошо, сын мой, – с видимой неохотой сказал старик.

Он встал и начал медленно, нараспев произносить подобающие случаю слова.

Мабель, видимо не смирившись с ситуацией, громко кричала, зовя на помощь хоть кого-нибудь. Она была уверена, что стражник не спит, но тот молчал, отвернувшись к стене. Снаружи доносились не менее истошные вопли упырей, в нижнюю дверь кто-то бился.

Когда она, в ответ на торопливый вопрос лица Варфоломея, “Согласна ли девица Мабель, дочь Томаса из Рокингема, взять в мужья сэра Осберта ле Дюка, благородного рыцаря из Йорка” замотала головой и попыталась ответить отрицательно, “благородный рыцарь ” зажал ей рот так, что едва не выдавил зубы, и ответил вместо нее.

“Объявляю вас мужем и женой его” лишило девушку всякой надежды, но самое страшное было впереди. Ошалев от похоти и вседозволенности, Осберт пожелал взять свою невесту тут же, невзирая на присутствие священника и стражника. Да и чудища, вопящие снаружи, были плохой заменой голосам гостей на свадьбе, по обычаю подбадривающим жениха и невесту в их первую брачную ночь.

- Ничего, – жестоко усмехаясь, пробормотал новоиспеченный муж, – зато наш с вами брак, радость моя, будет иметь свидетелей, подобно бракам венценосных особ. Кстати, Мабель, а ведь ты же из рода королей, разве не так? Ваших, саксонских? – говоря это, он целовал девушку, не слишком обращая внимание на ее вялое сопротивление. –

- Да, жена? – глумился Осберт, раздеваясь и раздевая девушку, тщетно пытавшуюся закрыться руками. – Отвечай мне, ибо теперь я твой муж перед богом и людьми, и не годится жене проявлятьясь свое неповиновение. Ну? – он больно сжал ее сосок двумя пальцами.

- Да,. – очень тихо сказала она, понимая, что ей и терять-то уже нечего, никто не придет и не защитит ее. – Наш род восходит к сестре Этгара Этелинга, Маргарите.

- Ты что-то темнишь, милая, – рыцарь грозно положил свою ладонь на ее горло и немного придавил, как бы желая показать серьезность своих намерений. – Как же при таком родстве, тебя могли назвать норманнским именем Мабель?

- Это не мое имя,. – она выдавливала слова тихо и хрипло, и священник, помимо воли, настрожил слух,. – Это прозвище. Мое настоящее имя – Гундреда.

- Фу, какое некрасивое имя! – он, наконец, отпустил ее горло, но теперь придавил ее всем своим весом, и девушка поняла, что недолго ей таковой оставаться. – Словно камни жуешь. Нет, Мабель тебе больше подходит. А теперь, моя законная жена, лежи спокойно и дай мне совершить это таинство, ибо сказано в писании,что жена должна ублажать мужа и служить сосудом для его нужд, а тут я вынужден ублажать тебя, так как ты ещё не слишком искушена в таких делах.

Она закрыла глаза и постаралась сделать себя твёрже камня, крепче стали илегче пуха, чтоб не чувствовать, не видеть и не понимать, что он с ней делает.

Было больно и горячо, страшно и противно, и в тот момент, когда он издал торжествующий рык, она молчала, чувствуя, как внутри нее копится ненависть, как она кружится в груди, плотным черным шаром, и как становится все больше, желая выплеснуться и уничтожить его.

Брак был подтверждён.

====== Часть 17 О королях и амулетах ======

Упадут сто замков и спадут сто оков,

И сойдут сто потов с целой груды веков,-

И польются легенды из сотен стихов

Про турниры, осады, про вольных стрелков.

В. Высоцкий, “Баллада о времени”

Наутро храмовник выглядел гораздо лучше – видимо, приступ лихорадки и впрямь оставил его. “До следующего раза”, – мрачно напомнил он себе.

Ещё вечером Доминика заставила Хамона и Джослина выставить на стену принесенную ими бадью, для того, чтоб собрать немного дождевой воды. Так как лило почти всю ночь и утро, воды и впрямь собралось много. Нагрев некоторое ее количество, девушка заставила остальных вымыться, хотя оруженосец и ворчал, что воду можно было бы употребить на более полезные нужды. С одной стороны, Сен Клер признавал его правоту, а с другой, ему, как и остальным, внезапно захотелось порадовать послушницу. Да и положа руку на сердце, грязь и копоть мешали им самим.

Джослин даже слегка побрил господина, как и сэра Этьена, и поскреб свой собственный подбородок, после чего он, по словам Валентайна, выглядел так, словно его “запихали в мешок с дюжиной злых кошек”.

Девушка внимательно осмотрела принесенные вчера одеяла и одежду, огорчённо цокая языком .

- Нет, ну я понимаю, что в замке был и остался недостаток женщин. Но пока моя одежда высохнет, я совершенно не понимаю, что же мне надеть? Тут же только мужское платье!

- Вот так и развязывались в древние времена войны, – шепнул де Баже своему другу. – Все из-за дамского платья.

- Женские наряды, рюши, кружева, кофточки, оборочки, платьица.

Женщина не хочет знать, и она права, сколько денег за наряды платится!(“Не покидай”, “Песня о нарядах”)- радостно запел Хамон, а Булка весело залаял и запрыгал вокруг шута, стараясь подпрыгнуть повыше.

- Откуда вообще у де Макона взялся этот пёсик? – запоздало поинтересовалась Доминика, покраснев от песни шута.

- Он его купил, за хорошие деньги. В качестве игрушки, вот только игрушка ему быстро наскучила. А поди ж ты, – Сен Клер лениво чесал Булку за ушами, а тот свесил язык и улыбался по-собачьи, – остальных собак, судя по тому, что я видел, сразу, поймали и прикончили эти твари, а такой вот уродец на коротких лапках – жив и здоров.

- Он очень умный, – вступился за пёсика Валентайн, и остальные с ним согласились.

Послушница все- таки решилась, и вымывшись в бадье, переоделась в мужское платье. Надо сказать, что несмотря на некоторое несоответствие в размерах, шло оно ей изумительно. Как правило, девушки в мужской одежде выглядят нелепо, именно потому, что некоторые выпуклости излишне натягивают платье, не всегда удобны самим девушкам и придают облику общую неловкость.

Однако за время, проведенное в замке, послушница немного похудела, и мужская камиза не открывала ничего ненужного. Тамплиер смотрел на нее во все глаза, тщательно скрывая глуповатую улыбку,в которую так и норовили разъехаться губы.

Доминика старательно делала вид, что ничего не замечает.

После обеда как-то получилось так,что продолжилось то обсуждение, которое было начато вчера.

- Я просто хочу понять, – Этьен жестикулировал колбаской, вызывая у песика бурный восторг и обожание,- что нам делать сейчас?

- У нас есть два варианта, – Сен Клер, не спеша, прихлебывал отвар, который ему сделала послушница, временами морщась от горечи. – во- первых, мы можем просто сидеть и ждать, пока твари не перемрут естественным путём, иногда совершая вылазки. Не знаю, сколько времени это может занять, к тому же мы сильно рискуем, думается мне.

- Почему? – спросил де Баже, и остальные уставились на храмовника с интересом.

Потому, что твари сами не исчезнут. Да, они могут пожирать более слабых, и возможно, пока что боятся ворот, но как знать, не попытаются ли они выйти за пределы замка? Кроме того, нам все тяжелее будет находить еду, да и неясно, сколько мы здесь продержится.

- Есть и ещё один момент,. – тяжело произнес Валентайн. – Я боюсь, что этот ваш Осберт мог найти амулет и попытаться им воспользоваться.

- Ну, это как раз не так уж и плохо,. – отмахнулся де Баже, – мы ведь с ним в одной лодке. Он наверняка пожелает, чтоб чудовища исчезли, и мы сможем выйти из замка, разве нет?

- Друг мой, я бы не сомневался ни секунды, доверяя тебе свою жизнь на поле битвы и на турнире, но проницательность – не твоя сильная сторона,. – тамплиер чуть-чуть улыбнулся. – Видишь ли, само наше существование мешает ему. Во-первых, Осберт хочет убраться отсюда, унеся собой амулет, как и тайну его использования. Во-вторых, он, как не крути, бросил нас с Хамоном, а это бесчестье, да и орден мой его за это по головке не погладит. Я не так уж богат и знатен, как думают, но все же храмовники держатся друг за друга. Если поступок ле Дюка всплывёт, он покроет свое имя позором. Да и кроме того, очень интересно, что сделает король Ричард, когда поймет, что его рыцарь не передал амулет тому, кому нужно.

- Королеве-матери ? – спросил Валентайн.

Да, судя по всему. Мне кажется, что и священник с ним в сговоре, что заставляет нас поторопиться.

- Почему вы так думаете, сэр рыцарь ? – возмущённо спросила послушница, которая за отца Варфоломея была готова вступиться со всей горячностью.

- Мне жаль огорчать вас, сударыня, но священник, судя по вашим же словам, добровольно присоединился к Осберту. Да и потом, он страшно много знал про амулет. Барон зачем-то запер его в то убежище, явно рассчитывая на его мудрость, а зачем? Не проще ли было пытками выбить из старика все нужные сведения? – Сен Клер взглянул на расстроеную его словами девушку и более мягко продолжал, – Опять же, для того, чтоб представить себе всю полноту картины, давайте попробуем собрать воедино эту головоломку.

- Осмелюсь доложить, мой господин, – вставил Джослин, – что нам бы не помешало хоть ненадолго выйти с Булкой и поразмять лапы, а иначе здесь в скором времени будет до невозможности грязно.

Песик понуро сидели около двери, всем видом намекая на правильность сказанного оруженосцем.

Мне только интересно, – усмехнулся де Баже, – кому из вас необходимо поразмять лапы? Ладно, попробуйте выйти ненадолго. Возьми с собой Хамона и Валентайна.

- Слушаюсь, господин.

Они остались втроём, впрочем Этьен добровольно взял на себя охрану двери, под предлогом того, что тамплиер пока не слишком здоров, а послушница вообще занята стиркой на крепостной стене.

Сам храмовник грелся на солнышке, присев на торчащий камень, и глядя на то, как Доминика стирает.

После ночного разговора он чувствовал себя не в своей тарелке – от природы закрытый и ненавидящий публичность, он, тем не менее, в последние годы был вынужден считаться с уставом ордена. А уж это включало в себя и частые исповеди, и настырное присутствие в его жизни огромного количества людей, каждому из которых, казалось, было дело до его личных мыслей и чувств. Да и жизнь в послушниках, а потом в младших рыцарях таила в себе массу вмешательств в то немногое, что оставалось его.

Девушка смахнула с лица пот рукавом и вновь углубилась в свое занятие, тихо мурлыкая что-то про себя. Вот ей-то общество мужчины, более того, храмовника почему-то совершенно не мешало.

“Наверное, после того, что она видела в Палестинских госпиталях, шокировать Доминику сложно” – подумал Сен Клер, невольно представляя себе то, что там творилось. Ему самому Палестина была глубоко чужда – адская жара и суховеи летом, весной и осенью, вечная нехватка воды, местные змеи и скорпионы, от яда которых если и не умрешь сразу, то будешь долго мучиться потом. Дикие обычаи сарацин, безликие гурии, на поверку могущие оказаться женщиной в возрасте твоей бабушки, да ещё и с усами. Он вдруг представил себе миловидную послушницу, отбивающуюся от настырных “поклонников” и просто любителей молоденьких девушек разных религий. Картина получилась печальная, тем хуже, что он догадывался, что реальность может оказаться ещё непригляднее.

Меж тем, девушка не догадывалась о том, какие сложные чувства обуревают его. Он прислушался к тому, что она тихонько напевала за работой.

- Ты спроси у флейты из сухого тростника, что на дне своем скрывает мутная река.

Моя любовь, ты моя любовь….

(Сплин, “Моя любовь”)

- Не слишком-то подходящая песня для послушницы,. – сказал тамплиер, вставая.

- Да, наверное,. – безмятежно откликнулась девушка. – В монастыре мне снова запретят петь, так что могу я хотя бы сейчас отвести душу? – она повернулась к нему, в глазах ее плясали чертики. – А как насчёт вас, сэр рыцарь? Вы любите петь?

- Брр…- Сен Клера передёрнуло, ему сразу вспомнились те до безумия нудные псалмы, которые впихивали в послушников. Мало того, что далеко не у всех обнаруживалось соответствие между голосом и слухом, так ещё и тексты были скучными. Мирские же песни не поощрялись, а уж фривольные – не дай-то бог услышал прецептор, или кто из его помощников. – Прошу прощения, но когда я думаю о музыке, у меня ноет спина, через которую наш настоятель вколачивал в меня псалом “Из-за чего задрожали народы”.

- Ладно, бог с ним, с пением, а слушать музыку вы любите?

- Когда-то любил. Моя жена привечала менестрелей, так что у нас частенько звучали песни. Иногда они были излишне грустными, но чаще – очень весёлыми. Это было так давно, я уже не очень-то помню.

Доминика остановилась, уголки ее рта чуть-чуть опустились. “Красивые у нее губы” – некстати мелькнуло у Сен Клера в голове.

- Я напомнила вам о хорошем или о плохом? – немножко требовательно спросила она.

- Скорее, о хорошем,. – удивился храмовник ее вопросу. – Мы с ней хорошо жили.

- Она, по вашим словам, была весьма темпераментной особой. Вам не было тяжело вместе, двум порывистым людям?

- Порывистым? – он усмехнулся. – Я не слишком-то порывист, если меня не злить, конечно.

- И что же, ваша жена вас не злила?

- Злила. Иногда даже очень. А особенно разозлила один раз, – ему, наконец, надоели эти расспросы, тем более, что тактичностью они не отличались. – Когда умерла родами, потеряв ребёнка! – он почти выкрикнул это ей в лицо, да так, что она отшатнулась.

- Простите, сэр рыцарь. – запоздало извинилась послушница, словно просто наступила ему на ногу, а не разбередила старую рану.

- Прощаю, – буркнул он, ощутив вдруг, что мимолётный выплеск гнева заставил его почувствовать себя чуть легче.

- Так что там случилось с вашей женой? – как ни в чем не бывало спросила Доминика, снова принимаясь за стирку. – Кстати, я тут что-то плоховато слышу, видимо, ухо застудила, так что можете кричать погромче. Как, как? Да, ещё громче. А, все равно не слышно ничегошеньки!

И тут произошла удивительная вещь. Сен Клер, который, по выражению друзей, плакал раз в жизни, в день, когда родился, тот, кого даже жена нежно называла “сухарем” и “бесчувственной дубиной”, тот, кто на ее же похоронах не смог выдавить из себя ни слова, ни слезинки – нет, не заплакал.

Он просто рассказал ей всю историю своего короткого и счастливого брака, свою тоску о нерожденных детях, историю прихода в орден и многое другое. Громко, почти крича. Рубленными и короткими фразами. Выкричался.

Выдохнул.

И с удивлением посмотрел на послушницу. Та аккуратно выковыряла из ушей кусочки сухого мха.

- Вы и вправду меня не слышали? – изумился тамплиер.

- Слышала, просто я жуть как не люблю громких звуков. Но вам следовало хорошенько выкричаться.

- Но… как… – слова застряли у него в горле. “Он чувствовал себя… спокойным?”

Послушница чуть улыбнулась и подошла к нему, оставив постиранное белье.

- В Палестине, ухаживая за ранеными, я вдруг поняла, что, несмотря на страшное количество смертей, на которое я никак не могла повлиять, есть одна вещь, которую я могу дать человеку, независимо от его состояния.

- Какая же?

- Покой.

- Вы что, сударыня, считаете, что мёртвым недостаточно покойно?

- Рано или поздно, так или иначе, мы все упокоимся. Твари снаружи со мной бы не согласились, но я искренне надеюсь, что и на них найдется управа. А до тех пор, мы мечемся по жизни, как слепые котята, тыкаемся во все стороны, но вместо уюта, комфорта и любви жизнь вечно щелкает нас по носу. А то и пинает под зад, если уж совсем не везёт. Поэтому, даже если человек готовится встретиться со своим создателем, ему больно и страшно,все, чего он хочет – это покоя. А как ещё привести мужчину в состояние покоя, если не дать ему выкричаться? Женщины плачут, ибо господь в мудрости своей дал им возможность это сделать. Мужчинам слезы запретны, а как иногда сладостно поплакать. Поэтому иногда просто нужно сделать так, чтоб человек закричал. И тогда, уже неважно, кто это будет – воин или монах, простолюдин или граф, да человек любого вероисповедания иногда должен просто, извините , проораться. Громко и изо всех сил. Вот,. – она начала развешивать белье, давай храмовнику понять, что все сказала.

Сен Клер не знал, что на это ответить. Эта девушка была моложе его лет на десять, а возможно, что и больше. Но ни у кого он не встречал такой мягкой мудрости,такого спокойного достоинства. И этот мох. Он вдруг усмехнулся.

- Неужели вас настолько позабавили мои речи? – спросила послушница

- Нет, что вы. Я просто представил себе, как вы достаете из ушей этот мох, я вас спрашиваю, слышали ли вы что-то, а вы мне отвечаете “Нет, но вы так смешно махали руками”! Я тут соловьём разливался, рассказывая разный бред, а вам оно вряд ли интересно.

- Ну, слушали же вы вчера мой бред.

Откуда вы знаете, что слушал? Может, просто лежал и о своем думал? – он прищурился и кривовато ухмыльнулся.

- Ага, под мое вытье. Видите, сэр Амори, как мы с вами мило провели время?

- Искренне вам за это благодарен, милая девушка! – он спустился вслед за ней в жилую комнату, все ещё поражённо качая головой. Давно храмовнику не преподавали такого наглядного урока его же несовершенства.

Де Баже хитро посмотрел на вернувшихся, словно расчитывал увидеть что-то необычное. Только притворно вздохнул и помянул “свою без пяти минут жену, прекрасную деву Мабель, которая, несомненно, была бы поласковее”. Тамплиер украдкой показал ему кулак, и Этьен замолчал.

Валентайн, Хамон и Джослин с Булкой вернулись возбуждёнными – судя по всему, они едва избежали зубов и когтей тварей, которые стали ещё и больше – видимо, за счёт поглощённых ими же сородичей.

- Пока они побаиваются ворот, но, мнится мне, что в самом скором времени эти мертвяки станут ещё больше, и смогут выйти из замка через стены. И так уже есть пару огромных вмятин, словно от тарана, изнутри,. – Валентайн выглядел озадаченным, – Я не ожидал, признаюсь, такого.

- Чего ты не ожидал? – удивился де Баже. – Ты что, имел раньше дело с этими тварями?

- Нет, конечно. Но мне казалось, что пока амулет здесь, их передвижение должно быть ограничено замком.

- Чепуха, – отмахнулся Сен Клер. – Если бы так дело обстояло бы, Хамон уже мог бы нормально разговаривать.

- А может, это связано с проклявшим? – робко предположил Джослин, гладя веселого песика. – Осберт недалеко, вот Хамон и проклят. Пока,. – многозначительно добавил он.

- Хорошо бы, но мы слишком мало знаем, чтоб понять, насколько это возможно. Давайте попробуем хотя бы подумать, где может быть амулет? – молвил тамплиер.

Мужчины сидели на скамьях вокруг стола. Доминика прошла мимо него к очагу и Сен Клер вдруг ощутил настоятельную потребность коснуться ее. Желание это было столь сильно, что он уже и руку поднял, но вовремя опомнился и опустил ее на стол, сильнее, чем следовало. Не ожидавший стука Булка гавкнул и подбежал к храмовнику, виляя хвостом, а остальные посмотрели удивлённо. Послушница лишь повела плечом, не глядя в его сторону. При этом он откуда-то отлично знал, что она поняла его движение.

Доминика снова продефилировала мимо храмовника, чуть задев его краем рукава. Она поддразнивала его, понимая, что играет с огнем, но почему-то не желая останавливаться.

- Итак, – сказал он, желая отвлечься от странного чувства, охватившего его, – давайте сложим воедино нашу головоломку. Давайте начнем сначала, с того, что мы услышали от ублюдка Осберта.

- А он и вправду ублюдок? – насторожился Валентайн, игравший с Булкой в перетягивание ремешка.

- Нет, насколько я знаю, он таков лишь по характеру, но не по рождению. А какая разница? – раздражённо переспросил храмовник.

- Не гневайтесь, господин, – заслонился руками мужчина, – я лишь думал, что если он, возможно, имеет отношение к какому-либо королевскому дому, амулет у него работать не будет.

- Хотелось бы, но нет. Правда, я свечку не держал, но если судить по его выходкам, он не монарший отпрыск – подытожил Этьен.

- Продолжим же. Осберт получил амулет, привез его к своему папаше, и старый ле Дюк потребовал у священника помощи. А почему они не отвезли амулет туда, куда потребовал у Осберта Дикон Да-и-Нет?

- Очевидно же, – вставил Валентайн, – что рыцарь или его отец сами намеревались воспользоваться амулетом.

Хамон кивнул в ответ на этот невысказанный вопрос.

- Поэтому, – инициатива перешла к шпиону, – они с сэром Адальбертом решили узнать о амулете побольше. Королева-мать подозревала что-то такое, по словам моего патрона, она знала об амулете из почты – не голубиной, конечно.

- Да уж ясно, что человеческой,. – усмехнулся Джослин, вместе с Доминикой накрывавший на стол.

- А вот дальше интереснее. Сударыня, где вы встретили сэра Осберта? – обратился мужчина к Доминике.

- На турнире возле местечка Дейлингем. Он приходил в госпиталь. Полагаю, вы все там были, – девушка обвела глазами присутствующих. – Сэр Этьен был выбит из седла в своем втором бою, Джослин приходил за примочкой для шишки на лбу, а сэр Сен Клер очень старался скрыть свое там присутствие, но кто-то узнал и сестры шептались о “красивом тамплиере, который пропадает зря”, как они выразились,. – она так невинно сказала это, что самый суровый блюститель нравов ничего не заподозрил бы.

- Эгхм… – храмовник запнулся, а остальные заулыбались – открыто смеяться при тамплиере никому не хотелось.

Хамон ухмыльнулся и пропел:

- Вот опять похожие рядом мы стоим.

Взгляд мой настороженный встретился с твоим. Даль в глазах безмерная, звезд огни горят, и опять я первая опускаю взгляд.(Чародеи)

- Хамон! – сурово отдернула мужчину послушница. – Это что за намеки?

- Видимо, он тоже успел побывать в госпитале,. – хмыкнул Джослин, который знал гораздо больше, чем говорил.

- Это к делу не относится! – отрезала девушка. Так вот, в госпитале было много работы в тот день, это да, но у отца Варфоломея нашлось время для рыцаря. Они побеседовали, пока ему бинтовали руку – лёгкий румянец покрыл ее щеки, но она продолжила – И словно невзначай, сэр Осберт предложил проводить тех, кто возвращался в монастырь.

- Верно. И вот, на следующий день недопротрезвевший Осберт сопровождал священника и остальных в обитель святого Кондратия. Понятно, почему он не просто отдал амулет – не хотел с ним расставаться. И если бы не разбойники… – Джослин почесал затылок.

- Стойте, господа, давайте я уж добавлю то, что я знаю,. – опять взял в свои руки инициативу Валентайн. – Я ещё задолго до турнира втерся в доверие к лесной шушере, и предложил им напасть на отряд, следующий в монастырь святого Кондратия. Каюсь, я не подумал, что рыцарь почувствует себя настолько плохо, что остановится посреди леса.

- Да, – перебил мужчину сэр Этьен – когда мне опять станет жалко себя, напомни мне, пожалуйста, Сен Клер, о том, что по сравнению с людьми Томаса Рокингемского, у меня все отлично. Вот уж повезло беднягам оказаться не в том месте, не в то время. А все потому, что некоторые не умеют пить!

- Я не защищаю сэра Осберта, но честности ради, судя по его рассказам, он не может пить после того, как на турнире в Акре неудачно упал с коня и ударился головой. И кстати, если б вы не выполнили позорное приказание де Макона, всего этого беспорядка не возникло бы,. – едко заметила послушница.

- Хватит, девушка,. – мрачно заметил рыцарь, – сейчас нет никакого толку во взаимных упреках. Даже ежу в лесу ясно, что нас с храмовником нагло и цинично использовали. Как и вас, сударыня, если уж на то пошло.

- Кстати, если уж об этом зашла речь, – добавил Валентайн, – неизвестно ещё, что бы произошло, если бы сэр Осберт и священник добрались бы до обители. Они много чего могли нажелать, начиная от смены власти со всеми вытекающими из этого последствиями и кончая драконом для охоты, чтоб скучно не было.

- Да, – вынужден был согласится с ними тамплиер, – воображение у Осберта, судя по всему, богатое, но не слишком здоровое.

- Сейчас это не имеет особого значения,. – незаметно для себя, Доминика стала полноценной участницей беседы, которую до того больше слушала. – Продолжим же. Айлуфа пришла ко мне скоро после того, как меня привезли в замок. Тогда она вытащила у меня из сумки амулет, и, вероятно, один из мешочков с сухой полынью. Кстати, Хамон, – она повернулась к шуту, – а полынь обязательно должна быть сухой? Свежая не пойдет?

Тот отрицательно покачал головой и пропел:

- Тебя это вряд ли уже зацепит. Возьмёт за живое, за мёртвое. Не прикует ко мне на цепи…

- Ага, то есть, тут важно чтоб было живое – кровь и мертвое – сушеная полынь, – радостно потёр руки Валентайн. – Я пробрался в замок под видом одного из слуг Томаса Рокингемского, взятого в плен – продолжал он, – переоделся в одежду, снятую с трупа. Правда, потом пришлось от нее избавиться. А когда началась суматоха, мне просто повезло – я сумел выскользнуть в беспорядке и добежать до псарни, где встретил Булку. С ним мы и прятались эти несколько дней в башне.

- Вернёмся лучше к Айлуфе,. – прервал его храмовник. – Она долго ходила по замку, и в покои барона заходила, и в главном зале была. А потом она упала в лужу крови этого несчастного сакса. Видимо, тогда амулет и заработал.

- Чего ж он сразу не восстал? – спросил де Баже.

- Черт его знает. Хотя… есть одна мысль. Возможно, что проклятие ждало, пока в замке умрет хоть кто-то.

- Ну конечно! – пришелкнул пальцами Джослин, от восторга, что догадался даже не заметив, что ввязался в беседу господ. – Этого беднягу, Стивена, как раз и повесили на следующее утро.

Тогда все встаёт на свои места. А вот куда пошла старая служанка после…

Этьен пожал плечами.

- Когда мы забрали Мабель из ее комнаты, там были только она и Бланш. Господи, как вспомню, так вздрогну, право слово. Я не из пугливых, это и Амори подтвердит, но когда эта гора мяса, покойный Томас Рокингемский, вломился в ту комнату, всем стало не по себе. Да и пока мы пробирались по этим чертовым коридорам… Мабель дрожит, служанка визжит, Клеман тычет мечом во все стороны, чуть голову мне не отхватил, тут ещё эта прекрасная дддд...девушка роняет какие-то тряпки, бежит их поднимать. Клеман из-за этого и подставился, очень уж ему хотелось помочь. А она молодец, кстати, оказалась, как жахнула латной перчаткой эту тварь по морде, та и остановилась.

- Тпру, Этьен, не горячи коней. Какие тряпки? – тамплиер насторожился, став неуловимо похожим на Булку в поисках источника интересного запаха.

- Да пёс их разберёт, какие. Что-то она в руках несла, все в крови, я уж и не приглядывался.

Шут вдруг резко ударил по струнам.

Доминика и Сен Клер бросили друг на друга быстрый взгляд, и де Баже внезапно показалось, что они похожи, точно брат и сестра.

- Кукла! – в один голос сказали они.

- Амулет! – воскликнул Джослин, тоже что-то начинающий понимать.

- Что? – спросил Валентайн, не желая оставаться за бортом событий.

- Так вот как открылась та дверь в убежище! – хлопнул себя по лбу тамплиер. – Амулет все это время был у Мабель.

Теперь интересно только одно – как скоро Осберт обо всем догадается?

Молчание было ему ответом.

- Я все ещё не очень понял про дверь… – задумчиво произнес де Баже.

- Это просто, – отмахнулся тамплиер, – Она тяжёлая, священник оказался там, по сути, замурован. Барон просто не успел нам сказать всего. Или вообще не захотел. Когда мы оказались перед лицом неминуемой смерти, девушка подскользнулась на луже крови барона, шлёпнулась туда и амулет, видимо, намок. Так что ей хватило на то, чтоб открыть снаружи дверь, которую мы втроем-то еле изнутри открыли.

- Ну хорошо, а что же нам делать сейчас? – взял быка за рога Валентайн.

- Можно попытаться отнять у Осберта амулет. Или выманить его хитростью. Или попытаться его прикончить и снять безделушку с трупа, – размечтался де Баже.

- Он может и не знать, где амулет, – вмешался Джослин.

- Мне очень хотелось бы так думать, – сказал тамплиер, – но я не считаю сэра Осберта таким уж дураком. Он трус, это факт, и он подлец, в том нет сомненья. Но он умен в достаточной степени, чтоб сделать примерно то же, что и мы. Хочу напомнить вам, что он рассказал мне, де Баже и барону часть правды об амулете, сразу после убийства Томаса. Конечно, он не был бы Осбертом, если б не приврал. Да так ловко, что отличить правду от лжи было бы невозможно, не будь у нас иных источников знаний. Кроме этого, прости, Этьен, если я задеваю твои чувства, но девушка к ле Дюку неравнодушна. Даже если она сама не знает, что обладает амулетом, она может просто случайно возбудить его подозрения.

- Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился де Баже.

- Господи всемогущий, Этьен! Подумай хорошенько. Осберт может просто заметить у нее амулет, может соблазнить ее, может просто, простите, сударыня, навязать себя силой. И обнаружить эту клятую безделушку .

Рыцарь, до которого наконец дошло, что имел в виду храмовник, издал какой-то сдавленный рык. Казалось, он только сейчас сообразил, какой опасности подвергается девушка.

- Дьявольщина! Почему ты не мог мне раньше этого объяснить, черт бы тебя подрал?!

- Успокойся, ничего он ей не сделает, по крайней мере, не убьет, – тамплиер, казалось, сам удивился реакции друга. – Я просто имею в виду, что нам желательно поспешить с решением.

У меня есть идея,. – помедлив, сказала послушница.

Все взгляды обернулись к ней.

====== Часть 18 Жажда ======

Знают только сосны и янтарная смола

Как в высоких травах заплетаются тела

Моя любовь, ты моя любовь

Ты спроси у флейты из сухого тростника

Что на дне своем скрывает мутная река

Моя любовь, ты моя любовь

Сплин, “Моя любовь”

Пробуждение было весьма приятным. Определенно, брак таил в себе новые и неизведанные стороны, которых Осберт не касался ранее.

“Какой, однако, дивный момент”, – говорил он про себя, утром обнаруживая рядом покорную и тихую жену. – “Я никогда не задумывался о том, как полезна для мужчины собственная женщина. Глупо было тратить столько времени и денег на дам сомнительной чистоты и свежести. Воистину, правы те, кто советует мужчине вступать в брак не позднее тридцати лет. Иначе, женившись пожилым, мужчина не сможет в полной мере насладиться обладанием женой”. С этими мыслями он просыпался уже второй день подряд. Интересным было то, что Мабель почти перестала плакать. Она полюбила стоять у окна, а по ночам и утром тихо и неподвижно лежала, пока он исполнял супружеский долг. Конечно, хотелось бы чуть больше страсти и нежности, но он полагал, что это придет со временем.

Старый священник тоже перестал докучать ему, а стражник, судя по всему, и вовсе дал обет молчания.

Вот и в это утро он проснулся, улыбнулся лежащей рядом Мабель – ее настоящее имя Осберт не смог бы произнести, даже если б захотел, –

после чего встал и подошёл к окну, разведать обстановку. Вчера они с Андрэ сумели выяснить, что в одной из стен чудовища активно проделывают выход из замка. “Оно и к лучшему”, – решил рыцарь, – “пусть займутся местными крестьянами, возможно, проще будет сбежать отсюда”.

Он снова крутил в руке амулет, пытаясь понять, какие ещё методы они не использовали, чтоб заставить чёртову безделушку работать.

Возможно, была особенная трава, которая должна была заставить амулет служить своему хозяину. Священник настаивал лишь на том, что трава должна быть сухой. Из того, что он вычитал в своих книгах, было ясно только, что сухая, то есть, мертвая сущность противопоставляется в заклинании живой крови.

Сам ле Дюк не без основания полагал, что это может быть почти любая сухая трава, именно потому, что она не прорастет больше.

На подоконнике были в беспорядке разбросаны разные пучки зелени – Мабель безуспешно пыталась научиться их сушить.

Сама молодая женщина вновь стояла у окна, смотрела вдаль. Словно ждала кого-то. Она почти не разговаривала, даже на прямые вопросы отвечая односложно. “Хорошее качество для жены”, – думал Осберт. Пожалуй, он был прав, выбрав именно ее, не пытаясь завести интрижку с послушницей. Хотя во снах та все ещё приходила, улыбалась, манила за собой, сулила невиданные блаженства.

Рыцарь, занятый собственным благополучием, не обращал внимание на стражника и священника. Последний угождал ему во всем, старательно пряча жаркий интерес к той стороне жизни, которая святому отцу вроде как и не к чему. А стражник просто подчинялся приказам, явно не слишком их обдумывая. Ему нужен был хозяин, который заботился бы о пропитании и брал бы на себя все решения.

Ле Дюк не придумал пока, как он будет поступать с ними, когда сможет, наконец, управлять строптивым амулетом.

“Скорее всего, священника придется взять с собой – кто знает, какие ещё подводные камни могут оказаться на этом непростом поприще? А вот от Андрэ надо будет избавиться. Возможно, упыри позаботятся об этом, главное – точно знать, когда это выгодно сделать. Но самое важное – убедиться, что тайна амулета надёжно похоронена вместе с остальными невольноыми постигшими ее. Кто знает, где они и не выбрались ли из замка? Впрочем, неважно. Когда у него будет в руках контроль над безделушкой, его искренним желанием будет искоренить их, где бы они в тот момент не находились”. Осберт хорошо понимал, что рано или поздно власть имущие будут охотиться на него и хотел упредить лекарство болезни.

Внезапно ему померещилось что-то вдали.

Он протер глаза, с трудом доверяя им, но хрупкая одинокая фигурка никуда и не думала исчезать.

“Послушница? Одна? Да ее же сейчас сожрут!”.

Рыцарь отпихнул Андрэ, отпер дверь, вторую дверь и скатился по ступенькам с мечом в руках раньше, чем сообразил, что он, собственно, делает.

- Сэр рыцарь! – Доминика, казалось, стала ещё краше. От быстрого бега ее лицо покрылось румянцем, обычное для послушницы темное одеяние растрепалось, а головной убор и вовсе свалился, и темные волосы вились по ветру.

- Девушка! Что ты делаешь здесь, одна? Ты сбежала?

- Да, сэр Осберт, пойдёмте же скорее, за мной гонятся.

- Чудовища? – сСпросил он, увлекая девушку за собой в башню.

- Да, но … не только они. Пойдёмте же, я все вам расскажу… – она никак не могла отдышаться. Грудь вздымалась от быстрого бега, что заставило рыцаря на минуту потерять нить размышлений и позавидовать султанам, которым гарем был законно разрешён.

Он повел ее за собой, и они как раз успели захлопнуть дверь перед очередной тварью, выбежавшей из-за башни. Не обращая никакого внимания на удары с той стороны двери, Осберт толкнул послушницу к стене, прижал ее своим телом и жарко зашептал ей в ухо: – “Рассказывайте, сударыня, я вас очень внимательно слушаю”. Руки его тем временем провели по ее животу и выше, к груди, напоминая девушке о Валентайне. Впрочем, она ожидала чего-то подобного, поэтому мягко оттолкнула распаленного рыцаря и выскользнула из- под его руки.

- Сэр Осберт! – лукавая усмешка скользнула по ее губам, и она игриво шлепнула его по кисти пальцем. – Вы забываетесь!

- Ничуть. Хотя, вы правы, сударыня, в ваших объятиях легко забыться.

- Давайте все же повременим,. – она не отказывала прямо, но рыцарь почувствовал, что сейчас ему интереснее узнать, что она здесь делает, чем просто поразвлечься. Да и настойчивый стук в дверь, перемежающийся рычанием и треском щеколды, не добавлял уверенности в ситуации.

Они зашли в комнату и, пока ле Дюк вместе с Андрэ запирали вторую дверь, Доминика с интересом озиралась вокруг. От ее внимания не укрылся ступор Мабель – та просто стояла, глядя куда-то в окно. Ее волосы были в беспорядке, глаза казались красными, хоть и сухими.

Священник же, казалось, был очень рад девушке. Он сразу засуетился, вскипятил воду и начал собирать нехитрый завтрак.

Послушница подошла к девушке, которая, казалось, не заметила ее.

- Мабель? Это я, Доминика.

- Сударыня, она немного не в себе, – извинился за девушку подошедший Осберт. Он по-хозяйски обнял жену, и оторопевшая Доминика воочию увидела то, что называется “вздрогнуть от отвращения”. При этом Мабель не отстранилась от рыцаря, справедливо полагая, что на людях ей точно нужно научиться играть свою роль правильно.

- Ах, ну да, вы же ещё не знаете,. – рыцарь прищелкнул пальцами ,- Сударыня, позвольте представить вам мою супругу, госпожу Мабель ле Дюк.

- Как, – только и сумела выговорить потрясенная послушница, – так скоро?

- А чего нам было ждать? – пожал плечами Осберт, щипая безмолвную жену за щёку. – Она молода и привлекательна, я – чертовски привлекателен, священник при себе, опять же, – он тихо засмеялся, и отец Варфоломей угодливо вторил ему.

Так что, сударыня? Вы хотите – на одно безумное мгновение девушке показалось, что рыцарь сейчас предложит ей присоединиться к нему второй женой, как на Востоке,. – хотите рассказать мне, какая нужда закинула вас в наше скромное убежище?

- Да, конечно.

За сутки до:

- Мне это не нравится,. – тамплиер говорил не так уж и громко, но и не бормотал себе под нос.

- Да брось, это не так уж сложно,. – де Баже, казалось, забавлялся предстоящим, точно весёлым приключением.

- Я не говорю о сложности замысла. Я говорю о том, что сомневаюсь в роли девушки.

- Амори, вот перестань из меня дурака делать! За милю видно твое к ней отношение. Забудь, слышишь! Она тебе не пара, не говоря уж о том, что церковь исторгнет вас обоих из себя быстрее, чем твои земли перейдут во владение твоего ордена!

- Господи, да какое тебе до этого дело, Этьен!

- Мне? Никакого, разумеется. Но жаль будет лишиться тебя, когда в первой же прецептории твоего ордена, если ты только решишься туда сунуться, тебя закуют в цепи и оставят в казематах ещё эдак на полгода, пока ты не отпишешь им даже собственный ночной горшок.

- И снова, это будет моей и только моей бедой. С какой радости ты решил, что я захочу оставить орден?

- Сен Клер, – проникновенно сказал рыцарь, подходя к другу вплотную и беря того за локти, – я знаком с тобой с тех пор, как мы оба были сопливыми оруженосцами у этого старого козла, как бишь его, Ральфа де Випонта. И я знаю, что если уж ты что делаешь, то никогда – наполовину. Тебе не повезло, приятель, очень не повезло, но это не причина бросаться из крайности в крайность. Всем сейчас непросто, мы уже неделю находимся в смертельной опасности, а как известно, смерть, бродящая рядом, – лучшая приправа к любви. Но молю тебя, одумайся! Иначе ты сломаешь судьбу и себе, и ей.

- Так, душеспасительная беседа окончена,. – храмовник сердито высвободился из медвежьей хватки де Баже, – тоже мне, проповедник нашелся. Никому я ничего ломать не собираюсь, что бы ты там себе не воображал. Мне просто неприятно думать, что пока мы, крепкие мужчины, сидим в засаде, эта девица останется без защиты. На нее могут напасть упыри, она может просто неудачно упасть, или же этот недоделанный сэр Осберт, распаленный, как ты выражается, близостью смерти, просто над ней надругается, – помимо своей воли, Сен Клер скрипнул зубами, представив себе, как такое может произойти.

Этьен слабо улыбнулся.

- Ты правда думаешь, друг мой, что эта мысль не приходила мне в голову, относительно Мабель? Просто я умею выжидать, а тебя твоя страсть влечет и заставляет делать ошибки. Почему она, Амори? Она совсем не походит на Эвелин.

Тамплиер промедлил, прежде, чем ответить.

- Не знаю. Честно, может, именно потому, что не похожа. Черт, Этьен, почему мы ведём сейчас такую идиотскую беседу? Пойдем лучше, разберёмся с остальными деталями нашего плана.

- Да уж, – подхватил рыцарь, радуясь, что они сошли со скользкой темы, – никогда бы не подумал, что могу всерьез обсуждать с простолюдинами и оруженосцами, да ещё с девушкой, план, от которого зависят наши жизни!

Сен Клер усмехнулся.

- Ещё пару недель назад ты не смог бы даже в страшном сне представить себе, что мы окажемся в замке де Макона, окружённые толпой живых мертвецов, в поисках волшебного амулета.

- Я всегда знал, что не умру своей смертью, – подмигнул ему де Баже, – но так все гораздо интереснее!

Они посмеялись и спустились вниз, в комнату, где их ждали оруженосец, шут, шпион и девушка. И верный Булка, деловито выкусывающий блох из своего хвоста.

План, предложенный послушницей, и в самом деле был неплох, хоть и не без изъяна. Опять же, предугадать и предусмотреть все мог один лишь господь Бог, но как раз с ним-то советоваться никто и не спешил.

Доминика должна была втереться в доверие к Осберту настолько, чтоб остаться вместе с Мабель, желательно наедине. При этом девушка считала, что она сможет понять, где амулет и забрать его себе. Далее она должна была подать остальным сигнал, чтоб те захватили Осберта.

Храмовник сомневался в том, что амулет будет у Мабель. Он небезосновательно считал, что Осберт уже прибрал ценную безделушку к себе и что Доминике грозит опасность, ибо ле Дюк ни перед чем не остановится в своем желании использовать его.

Этьен всецело полагался на друга, но бездействие претило его пылкой натуре, поэтому он был готов сделать что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки. Главной бедой было то, что Осберт смог бы сделать любую из девушек, а то и обеих, своими заложницами.

Они уговорились вести наблюдение за башней, в которую утром должна была отправиться девушка.

Весь день шли приготовления, изучались отходные пути и окрестности, даже рисовались карты, правда, де Баже, как и шут, читать не умели.

Они рассчитывали условный сигнал и время его подачи, и ломали себе голову над тем, как согласовать все это между собой.

День прошел суетно и хлопотливо. Вечер порадовал отличной погодой – заметно потеплело, лето было уже на подходе. Ночь была лунная, лёгкие облачка иногда пробегали по небу. Идиллическая картина нарушалась только порыкиванием упырей, да жутковатым чавканием снизу.

В последнее время чудища, казалось, увеличились в размере, правда, их стало меньше. Валентайн предположил, что они ведут себя, подобно “крысиному волку” – пожирают слабейших и становятся сильнее, злее и больше – пока не останется один, самый впечатляющий.

Правда, судя по поведению упырей, которые все чаще бились в стены замка, последний из них отнюдь не собирался коротать век в отшельничестве, а пытался выбраться на свободу, дабы, как выразился Джослин, “обеспечить себя друзьями к ужину”.

- Уж и не знаю, насколько нам удалось предугадать все на завтра, но сейчас я намерен отдыхать! – объявил де Баже, устраиваясь поудобнее на скамье и благосклонно принимая подношение Джослина в виде кубка с вином. – Давай, Хамон, спой что-нибудь зажигательное! Хватит нам тут киснуть, пора выбираться в большой мир!

- Да, пожалуй, на сегодня можно и отдохнуть. – последовал его примеру храмовник. – Джослин, собери ужин да поторопись, бездельник!

- Слушаюсь, господин,. – Оруженосец спешно подчинился, взяв в помощь Валентайна и послушницу.

Хамон же в это время услаждал слух господ самыми весёлыми мелодиями, которые только мог вспомнить.

Были сыграны уже и “Бастард, король английский”, и “Палестинская песня”, и “Herr Mannelig” , и “Пьяный моряк”, и многое другое. Разгоряченные ожиданием завтрашних действий, они пили, пели и даже танцевали.

Доминика потихоньку выскользнула на стену, желая вдохнуть свежего воздуха, а, возможно, и утомившись от грубых мужских разговоров и выходок.

Она тревожилась перед завтрашним днём, но, в то же время, ей простохотелось, чтоб все это скорее закончилось. Она страшно устала от ощущения безнадёжности, от бездействия, от ужаса, творившегося вокруг. В то же время, ежедневная угроза гибели заставляла ещё больше ценить жизнь. Девушка ловила себя на том, что порой смотрела на тамплиера заинтересовано. “Да что там говорить, милая моя, он тебе определенно нравится”, – усмехнулась она сама себе. Она никогда не любила, ей сложно было оценить зарождающееся чувство. Пока – просто интерес. А развиться во что-нибудь более сложное она ему не даст. Она – будущая сестра ордена святого Иоанна, она ждёт пострига и желает его. Не может так случиться, чтоб мимолётная симпатия, привидевшаяся ей, перечеркнула все то, чего она достигала годами.

Снизу послышались нетвердые шаги и разухабистое пение.

- Ооооо, эгегей, отец сказал мне! – громко фальшивил де Баже.

- Oh, le monde est beau! – ни в склад, ни в лад вторил ему тамплиер.

- Так, дружище, погоди, я, должен прогуляться к понтифику, – хихикнул

Этьен, и тяжело утопал куда-то вбок.

Сен Клер вышел на стену и прислонился к перепету, бессмысленно озирая крупные звёзды. Вскоре на свежем воздухе хмель выветрился., “Да и сколько там было того хмеля, это я с непривычки окосел”, – подумал храмовник. – “Какой болван выдумал поговорку “Пить, как тамплиер”? Можно подумать, остальные представители орденов все сплошь трезвенники!”. Он не спешил уходить, тем более, что шум внизу порядком ему надоел.

Доминика стояла совершенно неподвижно, не собираясь показываться на глаза перебравшим рыцарям, и не решаясь спуститься. Она подозревала, что остальные внизу не в лучшем состоянии, зато скорее всего, в весьма игривом настроении, исключая Булку. “Впрочем, с них станется и собаку напоить” усмехнулась сама про себя послушница.

Видимо, задумавшись, она неосознанно сделала шаг назад, потерялав равновесие и оперлась о стену. Несколько мелких камешков отслоились и тихо покатились по парапету.

Этого, однако, хватило храмовнику,чтоб и вовсе протрезветь, мгновенно подобравшись.

- Кто здесь? – крикнул он, развернувшись.

Простите, сэр рыцарь,. – сказала девушка, нехотя выходя вперёд. – Я… не думала мешать вам.

- Праздновать? – дополнил предложение Сен Клер, правильно истолковав ее заминку. Он провел ладонью по глазам и улыбнулся. – Не бойся, девушка, я не причиню тебе зла. Не настолько уж я пьян.

- Редко когда можно встретить человека, достойно оценивающего себя во хмелю, – усмехнулась Доминика, однако попятились.

- Мне нечего оценивать. Трезвый или пьяный, не было такого, чтоб я брал женщину силой,. – он казался очень серьезным, но тут же добавил с лукавинкой: – Ибо я всегда находил способ ее уговорить!

- Благодарю вас уже за то, что вы не пытаетесь применить этот способ ко мне.

- Доминика, вы правда не должны опасаться никого из тех, кто пирует там, внизу. Они считают, уж Бог знает почему, что я положил на вас глаз. А, судя по моей репутации, я страшно не люблю уступать кому бы то ни было то, что считаю своим.

- Вы считаете меня своей? – брови девушки подскочили вверх.

- Я? Да ни боже мой! – искренне рассмеялся тамплиер, – Но ведь нам не обязательно говорить об этом. Вы можете просто подождать здесь, пока там, внизу, наши соратники не заснут.

- А кто будет стоять на страже? – нахмурилась она.

- Хамон. Я приказал ему не пить, да и кроме того, он слишком опьянён своей музыкой, ему нет нужды в добавочных средствах. И собака.

- По крайней мере, он не пьет, разве что его напоил ваш верный друг.

- Ну, полно вам, Этьен, конечно, не самый острый меч в оружейной, однако ж и он знает границы. К тому же и Булка умён, уж точно больше некоторых людей, – в его голосе прозвучала горечь.

- Почему? – удивилась девушка, невольно подходя ближе.

- Он не терзается различными глупостями перед завтрашним утром.

- О чем вы, сэр рыцарь? Вас не устроил мой план?

- Он хорош, не скрою. Меня не устраивает ваше в нем участие, уж извините за прямоту.

- Что, простите? – она совершенно неосознанно уперла руки в бедра.

- Мне не слишком нравится ситуация, в которой девушка остается один на один с заведомым негодяем, подлецом без чести и совести, который не поморщившись, пожертвует ею ради своей гнусной цели! – тамплиер стоял напротив девушки, в позе, почти зеркальной ее.

- Ну так предложите план получше, сэр рыцарь! Такой, чтоб вы могли втереться к нему в доверие и забрать амулет! – она надавила на слово “вы”, а слово “амулет” и вовсе точно выплюнула.

- И предложил бы, да все так ухватились за твою идею, сумасбродка! Рискуешь жизнью, не думая ни о себе, ни о других!

- Уж чья бы корова мычала, храмовник! Сам втянул меня во все это, а теперь ещё и недоволен! – в пылу ссоры она даже не заметила, что они перешли на “ты”.

- Да я такая же жертва обстоятельств как и ты, Доминика! – Сен Клер вдруг понял, что они стоят вплотную и говорят гораздо громче,чем это требуется.

Казалось, даже упыри снизу притихли, и вдруг со стороны входа послышалось пение шута.

В последнем месяце лета я встретил тебя.

В последнем месяце лета ты стала моей.

В последнем месяце лета речная вода,

Ещё хранила тепло июльских дождей

Внезапно послушница поняла,что расстояние между его и ее лицом сократилось настолько, что казалось чем-то абсолютно несущественным. Она, сама не понимая, что делает, чуть вытянула шею вперёд и вверх, а когда он, словно заворожённый, повторил ее движение, меж их губами совсем не осталось места.

И мы вошли в эту воду однажды,

В которую нельзя войти дважды.

С тех пор я бьюсь тысячи лет,

Но не смог утолить этой жажды

Жажда! – билось его сердце.

Жажда! – в унисон вторило её.

Сен Клер, чувствуя, что теряет над собой контроль, притянул ее к себе, прижал так крепко, словно пытаясь поглотить всем собой. Она не сопротивлялась, а наоборот, подалась ему навстречу, обнимая его за шею, лаская его лицо руками, не отрывая своих губ от его.

Запах вина, исходящий от него, пьянил ее, заставлял глубоко дышать.

Его руки были настойчивы, они нежно пробегали по ее телу, ласкали, требовали.

Доминика вдруг поняла, что не смогла бы оторваться от храмовника, даже под страхом смертной казни.

- Первая любовь была слепа

Первая любовь была, как зверь Ломала свои хрупкие кости Когда ломилась с дуру в открытую дверь

Он целовал ее шею, ласкал плечи и грудь, потом подхватил девушку и приподнял, а она, молчаливо соглашаясь, сцепила ноги за его спиной.

Тамплиер заглянул ей в глаза, чуть наклонив голову вправо, в негласном вопросе.

- Да! – тихо выдохнула послушница, забыв об амулете, упырях, завтрашнем дне и всем остальном. Осталась лишь шершавая поверхность стены, к которой он ее прижал, нетерпеливо задирая ее юбки и разрывая тесемки своих штанов.

Он приник губами к ее шее, чувствуя биение ее сердца, ее прерывистое дыхание, жар ее тела, биение своей плоти внизу.

- Амори! – ее стон, его имя.

- До.. ми...ника… – горло перехватило, воздуха вокруг, казалось, осталось совсем немного.

Девушка ощутила, как онемели кончики пальцев, как в ее спину впивается мелкая каменная крошка, как она и Сен Клер становятся одним целым.

Блаженство было безгранично, он растворялся в ней, пил ее дыхание, двигаясь.

Храмовник замер, послушница положила голову на его плечо, глубоко вздохнула. Вернулись звуки, пропавшие было, уступившие свое место ощущениям.

Хамон пел так громко, что можно было расслышать каждое слово.

В последнем месяце мы распрощались с тобой.

В последнем месяце мы не сумели простить. В последнем месяце лета жестокие дети Умеют влюбляться, не умеют любить.

Он поставил ее на землю и поспешно отвернулся, пока она поправляла одежду.

- Доминика! – его голос был глухим.

- Что ? – в ее глазах плясали чертики, она протянула к нему руки и прежде, чем он успел сказать хоть слово, бросилась к нему на шею и крепко прижалась. Из-за разницы в росте ее голова оказалась у него на уровне груди, он нагнулся, обнял ее, чуть приподнял, так что ее подбородок удобно устроился в ямке его ключицы.

- Что мы сделали?! Господи, зачем все это?.... Зачем? – он ещё шептал, а она накрывала его губы своими, терлась щекой о его щетину, урчала, словно большая кошка.

- Ты понимаешь, что я не смогу тебя потерять? Глупая… девочка…

- Не сможешь. И что с того? Я справлюсь. А иначе и не может быть.

И мы вошли в эту воду однажды,

В которую нельзя войти дважды. С тех пор я бьюсь тысячи лет, Но не смог утолить этой жажды (Наутилус Помпилиус, “Жажда”)

Пение лилось, вплетаясь в их дыхание, в их нервы, в их мысли. Растворяясь в них, снова соединяя в одно целое, теснее и крепче, чем то, что было минутой ранее.

Он молчал, вбирая в себя ночь, ветерок, ее тепло. Ее запах, ее улыбку, которую он скорее осязал, чем видел в темноте.

Высунувшийся было наверх оруженосец увидев их объятия, только пьяно ухмыльнулся и попятился обратно.

Не сразу, но им пришлось спуститься в жилую комнату.

Хамон все ещё пел, хотя и тише.

Этьен и Валентайн спали в обнимку с Булкой, причем храпели все трое.

Джослин умиленно улыбался, норовя облобызать руки послушницы, пока господин в настойчивой форме не отправил его спать.

Храмовник чувствовал, что его лицо горит, понимал, что глядя на него, причина ясна любому дураку, но ничего не мог с собой поделать.

Девушка почти сразу уснула, и лицо ее было столь безмятежно, что у Сен Клера защемило сердце.

Видимо-невидимо звёзд

Видимо-невидимых нам Видимо горят и остывают где-то там. Видимо-невидимо звёзд, Видимо-невидимых здесь Видимо-невидимых, но точно где-то есть!

(Н. Гринько, “Видимо-невидимо)

Шут пел, улыбаясь. Он полностью отдавался ритму, играл голосом, покачивал головой. Казалось, его переполняла какая-то неиссякаемая внутренняя энергия.

Тамплиер вдруг понял, что если завтра что-то пойдет не так, ему будет дело только до девушки. Он без колебаний предаст, убьет и умрет ради того, чтоб она жила.

Он сменил шута, потом разбудил Этьена и лег, но даже во сне с лица его не сходило выражение мучительного раздумья.

====== Часть 19 Защита от дурака ======

Мчится время песчаною змеёй,

Утекает песок водой из рук,

Ты вопросом смущаешь мой покой:

“Для чего мы пришли сюда, мой друг?”

Канцлер Ги, “Терра Санкта”

Сен Клер вглядывался в башню так, словно надеялся пронзить взором камень и проследить за тем, чтоб у послушницы все получилось как надо.

Они с де Баже спрятались за той самой телегой, на которой привезли в замок отца Варфоломея.

Джослин с арбалетом прикрывал их сзади, а Валентайн и Булка расположились на входе в часовню. Хамон ожидал своего выхода спрятавшись так, что сообразить, где он, было решительно невозможно.

Сен Клер понимал, что шуту будет очень непросто выступить против своего хозяина, даже если тот и считал его бывшим. Это было одно из слабых мест плана. “Дьявол бы меня побрал”, думал храмовник, вне себя от беспокойства, “весь этот план – одно сплошное слабое место. Кой бес дёрнул меня на него согласиться?!”.

Его отношения с девушкой одновременно радовали, пугали и злили его, что не могло не сказаться на ситуации в целом. Этьен и Валентайн с утра одновременно были скорбны головой, Джослин – мило улыбался, шут казался отстранённым.

Доминика вела себя так, словно вчерашний вечер им обоим почудился, и он был признателен ей за это. Но

произошедшее вселило в него чувство, которое он уже много лет как не испытывал – страх не за себя.

Он тихо выругался – уже несколько минут, как хрупкая фигурка послушницы забежала в башню ле Дюка, “что там происходит, Nom de Deiu?! ”

Наконец, силуэт девушки мелькнул в широком окне, и тамплиер позволил себе перевести дух.

Итак, она смогла. Судя по всему, Осберт пока что не заподозрил ее ни в чем, иначе он без промедления бы вышвырнул девушку из укрытия, в ждущие объятия упырей. Этих тварей, кстати, под башней “паслось” не меньше полудюжины.

- Интересно, – еле слышно шепнул де Баже, – у них там что, сходка?

- Или это амулет на них так влияет. – в тон ему ответил Сен Клер.

- Тоже вариант, кстати. Ох, голова раскалывается. Зачем я вчера так напился?!

- Очень интересный вопрос, и главное, своевременный.

- Ты во всем виноват! – рыцарь страдальчески скорчился, пытаясь потереть висок под кольчужным капюшоном.

- Я?! – изумился тамплиер, не отрывая глаз от башни, – Это почему ж это я?

- А кто должен был являться “гласом моей совести”? Кто обещал остановить меня, а сам вместо этого убежал глядеть на звёзды в обществе дамы?

- Де Баже, ты бредишь. Какие звёзды? Какие дамы? Я был не трезвее тебя, просто голова у меня крепче, вот и вся разница. И хватит ныть, лучше прикрой меня, пока к нам не набежали гости.

- Они уже тут, – проворчал рыцарь, вскакивая и мощным ударом откидывая навязчивых “гостей” – двух упырей поменьше и одного большого.

- Амори, демоны тебя забери, помоги мне! – зашипел он от натуги, и тамплиеру ничего не оставалось делать, как отвлечься от своего наблюдения и ввязаться в драку.

Шум привлек ещё пару тварей, они довольно хаотично приближались и удалялись, но оставались примерно на одном расстоянии.

Занятые битвой, они едва не пропустили момент появления большого кувшина на окне башни.

- Де Баже, прикрой меня! – Сен Клер пинком в пах отправил упыря поменьше в недолгое путешествие вокруг собственной оси.

- Спокойно, Амори, это пока всего лишь кувшин. Вот когда она его башку там выставит…

- А тебе все шуточки, да? – храмовник почувствовал, что звереет. Полубессонная ночь вкупе с остатками лихорадки, и чего греха таить, определенными переживаниями, отнюдь не сделали его терпеливее.

- Мы же договорились, – Этьен пригнулся, и очередной упырь перелетел через него, за что и поплатился собственной головой. Рыцарь отряхнул меч и продолжал: – Кувшин – это знак, что все идёт неплохо. Значит, она жива и ее ещё даже не тискали. Эй, тамплиер, ты что? Шуток не понимаешь? Да Амори, что с тобой, нас тут убьют сейчас, не твари, а сбрендивший Осберт, пока ты в меня молнии мечешь! Я не девица, от взглядов не краснею. Сзади! – он чуть сдвинулся влево и метнул кинжал над моментально пригнувшимся храмовником, вынуждая тварь с шипением отступить. Вконец разозленный, Сен Клер прикончил ее одним ударом меча.

- Так-то лучше! – Этьен выдернул кинжал и обтер его о чахлый кустик, чудом не вытоптанный в этом углу двора. – Не кипятись, дружище, Доминика умна и осторожна. С ней все будет хорошо.

- Твои б слова, да Богу в уши, – хмыкнул тамплиер.

Пока они сражались и препирались, в означенном окне ничего особенно не изменилось. Зато изменилось чуть ниже. Дверь распахнулась и оттуда вышел, толкая перед собой пленника, сэр Осберт.

Беда была в том, что этим пленником была послушница.

Доминика налила себе воды, оставив кувшин на подоконнике, словно задумавшись. Вгляделась в окно, чуть улыбнулась еле заметным за телегой силуэтам. Даже промурлыкала под нос какую-то простую мелодийку.

- Так вот, сэр Осберт, понимаете ли, я очень разочарована вами, – она намеренно использовала самый игривый тон, какой только мог быть уместным в этой ситуации.

- О, сударыня, вы иссушаете мне душу! – тон рыцаря был не менее ироничен, но вот попался ли он…

- Да, сэр. Вы так поспешно….удалились, захватив с собой ту, о которой более всего томилось ваше… сердце, – она сделала многозначительную паузу и кивнула головой в сторону безмолвной Мабель.

- Прошу прощения, милая девушка, но я был почти один, и прекрасно понимал, что не смогу спасти всех. А моя жена столь хрупка и нежна, ей не под силу было бы выдержать всех тех испытаний, которые выпали на вашу долю. О, я обещаю искупить свои грехи, – он шутливо поклонился.

- Ну уж нет, сэр рыцарь, одними извинениями вы не отделаетесь! – послушница капризно надула губки, что по ее разумению, придавало ей сходство с упрямой козой – но мужчины почему-то всегда от этой гримаски млели.

Осберт не стал исключением. В глазах его, и без того масленых, зажглись огоньки уже непритворной похоти. Это одновременно пугало и забавляло Доминику.

“С одной стороны”, – подумала она, – “радует то, что он считает меня легкомысленной бабенкой, убежавшей от тупоголовых мужланов. С другой стороны, как бы он не решил последовать старинным палестинским традициям, гласившим, что мужчина имеет право на столько жен, сколько он может прокормить”.

Тем не менее, видя, что игра продолжается, она не решилась прерывать ее.

- Вы убежали, – продолжила она, словно торопясь высказать все,что был у нее на сердце, – а я вынуждена была проводить время в обществе этих… рыцарей, и их слуг, и вашего шута – она остановилась, увидев на лице ле Дюка неожиданно жесткое выражение, словно на миг приоткрылось его настоящее “я”.

- О, сударыня, я и помыслить не могу, как тяжко вам было в их обществе. Однако ж, все восполнимо, и теперь, когда вы убежали… А кстати, как вам это удалось?

- Мне просто повезло. Они потащили меня с собой в примерно такую же башню в другом конце замка. Еды и воды было совсем мало, а тут ещё и храмовник – он ужасно распутен, представляете? – девушка изо всех сил старалась не переиграть. Счастье, что зритель ей попался не слишком взыскательный, а остальные как будто не обращали на их беседу внимания.

- О, милая Доминика, так вы голодны? – спросил Осберт, нетерпеливо щёлкая пальцами. – Дорогая, накорми же гостью, – он явно наслаждался ролью рачительного хозяина, принимающего гостей и кичащегося своим хлебосольством.

- У нас… у нас почти ничего не осталось, – Мабель, вышедшая из ступора, беспомощно пожала плечами.

- Как не осталась? Негодница, да ты ешь за троих! – рыцарь больно ткнул пальцем в живот несчастной, отчего та инстинктивно согнулась и попыталась отскочить, но не тут-то было.

- Стой смирно, когда с тобой изводить говорит твой законный супруг и господин! – девушка замёрла в непритворном ужасе, и послушница поняла, что пришло время вмешаться.

- Сэр Осберт.. я совсем не голодна, право же, выслушайте меня!

- Да, сударыня, но мы ещё вернёмся к твоему обжорству, милая, – он так посмотрел на жену, что обе девушки немедленно ощутили острое желание оказаться где-нибудь подальше отсюда.

- Так вот, сэр Осберт, я хотела рассказать вам всё. Видите ли, они с какого-то перепугу решили, что амулет может находиться у вас! – она чуть презрительно усмехнулась.

Священник, до сих пор молча внимавший беседе, выразил живейший интерес к сказанному.

- Продолжай же, дочь моя, – ласково обратился он к послушнице. – Отчего это они так решили?

- Право, святой отец, я затрудняюсь ответить вам на этот вопрос. Слабому женскому уму не дано постичь мужских размышлений. Так вот, пока они перепились украденным вином и строили планы на амулет, я сумела сбежать. Едва ускользнула от упырей, но, наконец, я вас нашла!

- Это чудесно, дорогая Доминика, – в голосе ле Дюка прозвучали металлические нотки. – Но как же вы ухитрились нас найти? Ведь мы не трубили в трубы и не вывешивали наших гербов на стенах? – он почти оттолкнул Мабель и вплотную подошёл к девушке. Та, казалось, не осознавала нависшую над ней опасность.

- О, это было не так уж трудно, потому что, видите ли, я была не одна. Благородный сэр Осберт, я надеюсь, вы сумеете найти в себе достаточно сострадания, чтоб принять назад вашего верного шута и оруженосца? Он искренне раскаивается в содеянном!

- Хамон? – не веря своим ушам, переспросил Осберт. – Он здесь?

- Да, сэр рыцарь, он ждёт вас снаружи, со своей верной лютней. Готов принести вам повторную вассальную присягу, или же героически погибнуть.

- Проклятый шут! – ле Дюк в раздражении забегал взад-вперед по комнате, да с такой быстротой, что послушница ощутила лёгкое головокружение.

- Право, сэр Осберт, он смущён и полон раскаяния! Как добрый христианин, вы ведь можете даровать ему свое прощение?

- Я? Прощение?! – выплюнул рыцарь, вне себя от гнева, – Вы бредите, сударыня. Мой шут предал меня, и я никогда не смог бы принять его назад, уж тем более не сейчас,. – он резко схватил Доминику за запястье, и дёрнул ее лицом к окну, завернув ее руку за спину.

- Вот он, ваш спаситель, не так ли, храмовничья подстилка?

Хамон стоял прямо напротив окна, и что удивительно, твари почти не обращали на него внимания. Зато в дверь они ломились с завидным упорством.

Шут прекрасно видел послушницу, правда, ее спутник был менее заметен сзади, но по выражению ее лица Хамон догадывался, что ситуация несколько выходит из-под контроля.

Он кашлянул, огляделся по сторонам и начал:

Итак, стою

У жизни на краю

Но лик ее

И в этот миг прекрасен

И если ты со мной,

Мой друг согласен

Бессмертью жизни

Жизнь отдай свою!

(“Не бойся, я с тобой”, “Вот так стою..”)

Его прервал тихий крик послушницы, которую рыцарь дёрнул за руку.

Сэр Осберт, вы причиняете мне боль! – она бабочкой трепыхалось в его руках, в то же время поглядывая наружу.

- Говори сей же час, девушка, зачем тебя прислали сюда? – он почти шептал ей в затылок, явно наслаждаясь ее беспомощностью.

- Никто не присылал меня! – Доминика сопротивлялась, даже не притворяясь – от боли на ее глаза набежали слезы. В то же время она внимательно следила за происходящим за окном.

Шут застыл в нерешительности, как бы не зная, что предпринять. Потом он развернулся и исчез. Несколько минут спустя ле Дюк и Доминика, которую он волок за собой, точно паук – муху, появились во входе в башню.

- Вы были правы, сударыня, – издевательски-вежливо произнес рыцарь, все ещё крепко сжимая руку послушницы за ее спиной. – Амулет у меня. А сейчас, мы с вами пройдемся, и вы покажете мне, где можно раздобыть ту траву, которая заставляет его работать. Что, не хотите показать? Тогда я сломаю ваши прекрасные пальчики. Без пальцев медик из вас будет никудышный.

Доминика, к его вящему удивлению, улыбнулась ему, точно он и не держал ее рукой в латной перчатке, причиняя боль.

- Вы столь нетерпеливы, сэр рыцарь. Право же, вам бы следовало заняться более продуктивным занятием, вроде ловли блох.

- Я сам разберусь, чем мне заняться, девушка. Впрочем, сомневаюсь, что вы ещё девушка, милая Доминика. Живо за мной, и чтоб без лишних глупостей.

Он едва поверил собственным ушам,когда понял, что она тихонько напевает под нос какую-то странную песенку. “Кажется, со страху эта дурочка совсем спятила”, – подумал Осберт. Твари шли за ним, но почему-то не атаковали, хотя и могли.

- Теперь ты знаешь, почему

огонь похож на рыжую лису. Но если ты хотела спрятать это дерево, то спрячь его в лесу… (Сплин, “Моя любовь”)- тихонько мурлыкала себе под нос девушка.

- И никому не доверяй ключи от дома.

Не клянись на молоке ни сердцем, ни рукой.

И я хочу надеяться на то, что ты останешься со мной….

- Замолчи, ведьма! – разозлился Осберт.

- Уууу, он вылетел за ней в трубу… – не желала замолкать послушница, – уууу, он вылетел за ней в трубу и крикнул ей – Моя любовь! – она и вправду крикнула последние строки. Так как они уже добрались до входа в главную башню, эхо гулко подхватило крик.

Прямо перед ошеломленным Осбертом появился тамплиер, и выражение его лица могло бы навести оторопь и на Геракла.

- Ну и ты подонок, ле Дюк! – Сен Клер смотрел на соперника с определенной долей брезгливости, словно на опасное, но мерзкое насекомое.

- Ага, не скрою. Но и ты далеко не святой, храмовник,. – Осберт молниеносно обхватил девушку за живот, левою рукою приставляя к ее шее кинжал.

– А просто один на один кишка тонка? Обязательно нужно прикрываться, хоть кем? – поинтересовался Сен Клер, одновременно плавно перемещаясь вправо.

- Не двигайся, храмовник, иначе я ее не просто убью. За нами идет целая армия тварей, и я уже успел убедиться в том, что они не трогают того, у кого амулет. Зато твою подружку они с удовольствием разорвут на куски. Или сделают одной из них, что ещё забавнее.

Тихое рычание подтвердило правоту рыцаря, и несколько минут тамплиер был весьма занят. Отбросив очередного упыря, он обернулся – как раз вовремя, чтоб увидеть перед собой Андрэ. Стражник облизнул губы, и направил свой арбалет ему в грудь. Осберт, усмехаясь, втащил девушку внутрь донжона.

На таком расстоянии шансов уклониться от болта не было, но не в характере храмовника было заранее складывать лапки, на манер лягушки из басни. Он дернулся вниз, инстинктивно закрываясь руками.

Щёлкнула тетива, и Сен Клер почувствовал боль в левой руке. “Что ж, это определенно лучше, чем если бы попало в грудь!” пронеслось в его голове.

Он рванул вперёд, сокращая дистанцию между собой и Андрэ, когда перед ним пролетел небольшой, но очень недобрый, хоть и пушистый ком .

Булка свирепо зарычал, тамплиер услышал тихий вскрик сзади себя. Обернулся и успел увидеть молниеносное движение Хамона. Тот взмахнул рукой и стражник попятился, уцепившись правой рукой за кинжал, торчавший из его левого плеча.

Дикий рев отвлек их внимание. За Булкой бежал Валентайн, а его догоняла огромная тварь, уже совсем не похожая на человека – ростом футов в семь, заросшая густой светлой шерстью. Открытый рот её был полон острых зубов, а снизу болталось что-то, определенно похожее на хвост.

“Или не хвост”, – ошарашенно вспомнил тамплиер старый непристойный анекдот.

Он осмотрел руку – болт зацепил ее, крови было прилично, но движениям вроде не мешало.

Тварь прихватила замешкавшегося стражника, откинула его с обманчивой лёгкостью – он неудачно приземлился головой на каменную плиту, да так и остался лежать, глядя в небо уже остановившимся взглядом.

Валентайн явно трусил, но упорно лез вперёд, прямо на чудище. Хамон тоже стоял наготове. Бросив тоскливый взгляд туда, куда ле Дюк утащил послушницу, храмовник стал с шутом “спина к спине”. Булка захлебывался лаем.

Бой был страшен, но краток – Хамон отвлек чудовище на себя, Сен Клер удачно увернулся от длинных когтей, не имевших уже совсем ничего общего с человеческими, финт, отскок, выпад, отскок, он зашёл твари за спину и рубанул по хребту. Меч мало что не вырвало из рук, но тварь чавкнула и упала мордой вниз.

Тамплиер бессмысленно смотрел на чудище, с трудом вытирая лезвие меча. “Кем оно было раньше? Слугой, конюхом, стражником?”.

Он кивнул шуту и Валентайну, который, на свое счастье, не успел близко познакомиться с тварью.

- Амори! – со стороны убежища группы Осберта к ним бежал Этьен. Он спотыкался, махал руками и производил столько шума, что, казалось, все оставшиеся упыри должны были забеспокоитьлся и прибежать, чтоб узнать, в чем дело.

- Что ты здесь делаешь? – удивился храмовник.

- Хочу найти этого ублюдка Осберта и оторвать ему его мерзкую башку, – с готовностью откликнулся рыцарь, вслед за другом вбегая в донжон.

Они бежали по ступенькам вверх, чутко прислушиваясь. Кроме рычания упырей, которых в башне и вправду было прилично, ничего не было слышно.

Булка мчался впереди, восторженно-злобно рыча. Шерсть на его загривке встала дыбом, уши воинственно торчали, хвост вилял, будто штандарт на сильном ветру.

Валентайн пыхтел следом, не желая отставать от питомца.

- Кто с Мабель? – на бегу крикнул храмовник.

- Джослин. Он связал старого пройдоху священника и сейчас пытается уговорить бедную девочку, что я буду куда более приятным мужем, чем этот поганец Осберт.

- В смысле?! – Сен Клер аж приостановился на секунду, – Он ее…

- Он женился на бедной дурочке, и сейчас она не понимает, что ей делать, ведь по ее мнению, они муж и жена перед богом и людьми. Ну ничего, попадись он мне на расстояние удара, она моментально овдовеет! Это ж надо такую пакость сотворить! Упырь болотный! Это я не тебе, тварюка, ты обычное чудище! – с этими словами де Баже скинул с лестницы удачно подставившегося монстра.

Лестница была узковата, но выбора не было – пришлось подниматься, освещая себе путь оставшимися факелами. Снаружи мало-помалу начинало темнеть, и такая же тьма сгущались на сердце у храмовника. Он боялся даже помыслить о том, что ле Дюк может при желании сделать с послушницей. Сен Клер проклял бы себя уже двадцать раз, если б не верил, что это совершенно ничего не изменит.

Сверху раздалось жутковатое чавканье, и сердце тамплиера пропустило удар.

Нет, упыри просто пожирали тело одного из собратьев, очевидно, попавшего под горячую руку рыцаря.

Все на свете имеет свой конец. Их суматошный бег закончился в главном зале замка.

- Гости дорогие! – Ле Дюк удобно устроился в кресле хозяина Паэнгарда, силой усадив девушку к себе на колено, зажав ее ноги своими, точно непослушному ребенку, коего нужно напоить горькой микстурой. Руками он держал ее за локти – за спиной, так что она могла только извиваться и проклинать своего мучителя.

- Заходите, господа. Тут все началось, тут оно и закончится, с Божьей помощью. Или с дьявольской, право же, я перестал различать этих двоих, уж больно похоже то, что творится в последнее время с их попущения. Познакомьтесь с моими новыми слугами. Они, как видите, крепки телом и духом, послушны и неутомимы. А главное – их преданность мне не вызывает сомнений. Не то, что этот жалкий шут! – занятый послушницей , он только мотнул головой в сторону Хамона.

Вбежавшие оглянулись. Сэр Осберт был прав – не менее дюжины упырей стояли вокруг, частично скрываясь в неровном свете факелов. Серьезность их намерений не была наигранной – раскаленные зубы и капающая с раззявленых глоток слюна производили вполне однозначное впечатление.

Один из них качнулся вперёд, но громкий окрик ле Дюка “Стоять!!” заставил тварь с ворчанием повиноваться.

Громкий лай Булки нарушил воцарившееся было молчание.

- Собаку нашли? – ласково спросил Осберт. – Ух, какой уродец! – восхитился он, свободной рукой поглаживая волосы послушницы.

- Ну что, девочка моя? Я так понимаю, заветная травка у тебя с собой? Я так и знал, моя сладкая.

- Ле Дюк, отпусти девушку. Или тебе мало твоей мнимой жены? – де Баже смачно харкнул в сторону трона.

- Мало, Этьен, ох, как мало. Хотя она сладенькая, не буду спорить. Что, де Баже, обидно тебе, нищий французик из обедневшего рода, что не тебе досталась девственность Мабель? Кстати, знаешь ее настоящее имя?

- Ты о чем, погань трусливая? – на лице норманна проступили презрение и лёгкое недоумение.

- Ну ты и болван, де Баже. Ты и вправду верил, что такой сакс до мозга костей, как покойный Томас Рокингемский назвал бы дочку столь милым и ласкающим твое лягушачье ухо именем, как Мабель? Она Радогунда или Гундабада, или вообще Брунгильда. Или ещё как-то, в общем, не имя, а звук камнепада.

- Гундреда – тихо сказала Доминика, на которую временно перестали обращать внимание.

- Как скажешь, сладчайшая. Но это неважно, ведь когда я получу то, что хочу, никого не будет интересовать ее имя. Она родит мне наследников, да и деньги ее отца, как и его имение будут приятным дополнением к моему добру. Взять их! – приказ он произнес, совершенно не меняя тембра голоса или интонации, буднично, словно слуге приказывал подать суп.

Упыри, явно заскучавшие, мгновенно рванулись вперёд.

На каждого пришлось штуки по три, даже на песика.

Храмовник едва успел отскочить, и две излишне целеустремлённые твари встретились головами, произведя много шума, но, к сожалению, почти не пострадав.

Этьен отмахивался от огромного чудища другим, поменьше, схватив того за ноги и действуя им, как дубиной. Снеся противника, рыцарь размозжил голову мелкого упыря о стену и поспешил на помощь остальным.

Отважный пёсик умудрялся держать на расстоянии тварей, громко лая и бросаясь то на одного, то на другого, чувствительно кусая их за ноги. Те пятились, слишком неповоротливые, чтоб быстро ему отвечать.

Валентайн пока спасался бегством, но бледнел с каждой минутой и зажимал левой рукой правый бок.

Хамон метнул последний кинжал, метко поразив соперника в глаз и вынул меч. Неизменная лютня на сей раз осталась у входа в башню, и он все сильнее уходил от образа шута. Сейчас это был именно оруженосец – ловкий, сосредоточенный, серьезный и молчаливый.

Сен Клер тоже не тратил зря слов. Он слышал захлебывающуюся скороговорку Осберта, который грубо обыскивал послушницу, одновременно тиская ее.

Та сопротивлялась, судя по его недовольству.

Перед храмовником появилась очередная тварь, крик Доминики на секунду вырвал его из битвы и мощная оплеуха сбила его с ног.

Превозмогая головокружение, он вскочил так быстро, как смог, и обнаружил себя над Валентайном, который уже лежал. Ноги тамплиера поехали по кровавой луже, он рубанул на звук – и отскочил, снова подскользнувшись.

Встал, весь в крови и понял, что шпиону он помочь уже не успеет – у того был разорван живот, лицо серело на глазах.

Валентайн поманил Сен Клера окровавленной рукой, тот склонился насколько позволял момент – вокруг кипел бой, нельзя было мешкать ни минуты, но храмовник в своей жизни видел достаточно умирающих и резонно сообразил, что мужчина не стал бы тратить попусту то время, которого у него практически не оставалось.

Впустую! Глаза шпиона остекленели, он успел лишь прошептать “Не противься…” и жизнь покинула его. Тамплиер рубанул бывшего соратника мечом по шее, дабы он не перешёл на другую сторону, и продолжил пробиваться к послушнице, от которой его отделяла добрая половина зала.

Совсем стемнело, бой приходилось вести почти вслепую – горел лишь один факел у входа, видимо остальные погасли или же их и вовсе не успели зажечь.

Сен Клер чувствовал каждый фунт веса собственного меча, а уж звенья кольчуги и вовсе казалось втрое тяжелее против положенного. Хотя в прошлом ему приходилось биться и подольше, и в гораздо менее удобных условиях, но личная заинтересованность мешала, отвлекала и выматывала.

Она, эта заинтересованность, чтоб ей быть здоровой, молчала уже какое-то время, а уж когда храмовник мельком бросил взгляд на трон посреди залы, то увидел немыслимое – послушница и рыцарь слились в страстном поцелуе, причем не похоже было, что девушку к этому хоть кто-то принуждал!

Руки рыцаря все ещё держали Доминику самым грубым образом, но его хватка несколько ослабла – видимо, он все же частично увлекся процессом.

Сен Клер почувствовал горечь во рту – столь сильна была волна желчи, разлившаяся по телу. Он яростно рубанул очередного соперника, и всеми доступными ему способами попытался хоть на полшага приблизиться к паре.

Его теснили и толкали, под ногами противно хлюпало, дюжина мелких порезов и один крупный на руке немилосердно саднили, но самым худшим было то, что он отчётливо понимал – не успеет.

“Нет времени, нет времени”, – стучало, словно крохотными молоточками, в висках. Каждый шаг вяз, словно в болоте, каждое движение давалось мукой.

“Не успеваю, не успеваю”, – твердил он себе, будто заклятие. “Неуспеваюнеуспеваюнеуспеваюне… “. Рывок.

Он успел.

Рванул девушку и рыцаря в разные стороны, треск материи и скрежет кольчуги слились воедино.

По полу покатились баночки и скляночки, пучки трав – сумка Доминики лопнула, содержимое смешалось с кровью и грязью на полу, разбилось, раскрошилось.

Осберт вскочил моментально, Доминика отлетела к самой стене, ударилась спиной и свернулась в клубок, оглушенная.

- Что, храмовник, ревность замучила? – насмешливо молвил ле Дюк, запуская левую руку за пазуху. В правой он держал пучок, и несложно было догадаться,что это была за трава.

- Сэр Осберт, – в голосе тамплиера чувств было примерно столько же, сколько их могло быть в высохшем лесном пне. – Я вызываю вас на поединок.

- Ты успокоиться не можешь, падаль? Через минуту тебя и вовсе не будет, ибо на свете нет ничего, чего я хотел бы больше, чем избавиться от всех вас, ублюдки. Итак, у меня есть нужная травка, амулет, – он поднял повыше руку, – и крови вокруг хоть отбавляй! Приступим же!

- Сен Клер! – де Баже теснило целых три твари, причем на щеке у него виднелись четкие следы зубов. Храмовник мгновенно оценил ситуацию, и сделал последнее, что мог – метнул в ближайшего из упырей свой меч, оставшись безоружным.

- Ну и дурак же ты, Сен Клер! – усмехнулся ле Дюк, сжимая в ладони окропленный кровью амулет и посыпая его крошками сухой полыни. – Он все равно обречён, а ты использовал свой последний шанс остановить меня.

- Давай же, – сквозь зубы процедил тамплиер, – избавь нас от этого бренного мира со всеми его мерзостями!

- Не извольте беспокоиться. Итак, мое сокровенное желание – чтоб все находящиеся здесь люди, кроме меня, исчезли, словно их и не было.

Никто не двинулся и не произнес ни слова против. Взгляды всех, включая чудищ, были прикованы к Осберту.

Минуту ничего не происходило, а потом рыцарь, вскрикнув, словно ужаленный, отбросил мешочек в сторону. Но тот не долетел до земли, а взмыл под потолок и там завис, мерцая, словно одинокая звезда.

- Проклятье! – крикнул ле Дюк, потирая обожженную ладонь. – Что-то не то…

Он не успел продолжить.

Амулет засиял, точно греческий огонь, переливаясь всеми цветами радуги. Раздался звук, очень похожий на треск лопнувшей струны, вот только струна должна была быть исполинских размеров.

Осберта приподняло, перевернуло в воздухе и растянуло, как куклу, которую ребенок решил попробовать на прочность.

Он издал жуткий крик, потом ещё, а потом резко замолчал. Раздалось бульканье и на стоявших снизу пролился настоящий кровавый дождь. Доминика подняла глаза, тщетно пытаясь укрыться от красных струек, стекавших по лицу.

Упыри, оторопело таращившиеся на происходящее, один за другим издавали те же омерзительные звуки и исчезали в облачке кровавых капель.

Храмовник ошарашенно смотрел по сторонам. В зале было светло, как днём, амулет пылал, паря под потолком, и Сен Клеру даже почудился запах дыма. Он подбежал к послушнице, совершенно инстинктивно обнял ее, в тщетной попытке прикрыть от крови, но слишком уж много алого было вокруг.

Потом они почувствовали, что поток воздуха захлестнул их, словно подул теплый ветер, с тем же солоновато-кровавым привкусом.

Красные капли, плававшие повсюду, влекомые этим воздухом, втягивались в амулет, который мерцал все ярче.

Наконец, после долгих минут такого обдува, амулет вобрал в себя всю кровь. Лица и платье людей, шерсть недоумевающего Булки, гобелены и стены, даже пол – все приобрело свой первоначальный цвет.

Этьен и Хамон подошли поближе к тамплиеру и послушнице, вцепившейся в мужчину, едва ли отдающую себе в этом отчёт.

Сияние мало-помалу затухло.

Булка громко гавкнул и ухватил зубами с пола какой-то маленький мешочек, едва светящийся пурпурным.

Де Баже потрясённо провел рукой по лицу – следы от укуса исчезли.

- Ну вот и все. – тихо произнес Хамон. Он тут же взялся за горло, словно пораженный неожиданной болью. – Я… голос сорвался, и он скорее прохрипел – Могу… просто… говорить!

====== Часть 20 Польза ======

Опять впадаю я в контраст извечный,

В прореху между дьяволом и богом.

Ведь мой девиз всей жизни быстротечной:

Не шляться по проторенным дорогам,

Сеньорам ложных клятв не приносить,

Не льстить тому, кто заслужил презренье,

Не забывать полезное уменье:

Щадить врага и дурака простить

Канцлер Ги, “Романс Дезире”

Джослин во все глаза смотрел на Мабель. Красивая, несмотря на слезы, прочертившие дорожки по ее впалым щекам. Несмотря на бледность и дрожание рук. И на ее полную безучастность.

“Она не может быть моей”, – восторженно скакали мысли оруженосца, срываясь в галоп совсем уж невозможных сцен, – “но она может быть той мечтой, к которой я буду стремиться, пока дышу”.

class="book">Он со всей почтительностью подал ей чашу воды, которую девушка машинально взяла и так же машинально поставила на стол, не отпив ни глоточка.

- Добрый юноша! – подал голос старый священник, привязанный к колченогому стулу в дальнем углу комнаты. – Прошу вас, имейте же сострадание к немощному старику! И потом, ведь я же духовное лицо! Разве ж вы хотите навлечь на себя гнев нашей матери церкви? Кара Господня падет на того, кто осмелиться тронут хоть волосок на голове смиренного служителя Его!

- Так- то ж смиренного, старик,. – насмешливо откликнулся оруженосец,. – А в вас, святой отец, смирения меньше, чем алмазов в борозде.

- Юноша! – с непритворной скорбью сказал священник, безуспешно пытаясь развязать узлы., – Боюсь даже помыслить о том, какой вред вы наносите своей бессмертной душе!

- А я, святой отец, – последние слова оруженосец произнес с явной издёвкой, – страшусь подумать о том, как в вашем присутствии и с вашего же попущения, совершилось надругательство на этой невинной девушкой, которая не сделала вам никакого зла!

- Брак – это священный и благословенный Господом союз между любящими сердцами! – заблеял отец Варфоломей.

- Ага, так и веет от состояния этой молодой женщины любовью и уважением к супругу! Госпожа, прошу вас, не слушайте этого старого пройдоху!

- Но он прав… – ломким голосом почти что прошептала Мабель. – Я жена, и должна подчиняться мужу.

- Этому чудовищу? Который при живой жене домогался другой?!

- Он мужчина. Его право утолять свои нужды там и с кем он считает правильным. Моя же обязанность – ждать его, – казалось, она сама не вникает в смысл сказанного, говоря лишь для того, чтоб услышать свой же голос.

- Мабель, вы прекрасная девушка сами по себе. Вам нет никакой необходимости подчиняться тому, кто так унизил вас.

Я не девушка более, Джослин,. – она впервые повернулась к оруженосцу и он ужаснулся тому подобию улыбки, которое появилось на ее лице.

- Сударыня, вы не правы. Это не имеет значения! – пылко воскликнул он. – Тто есть, имеет, конечно, что я говорю, но знавал я блудниц, чище и возвышеннее многих дев, – он осознал, что несет чушь и умолк.

- Не надо, я все понимаю,. – ох, он много отдал бы за то, чтоб не слышать этих жутких ноток в ее голосе. Внезапно его внимание привлекло что-то вдали.

- Госпожа! – она плавно повернулась к окну, прижала руки к лицу, замерла.

С той стороны, куда направились его господин, ровно как и Осберт, Доминика и остальные, поднималось алое зарево невиданных размеров.

“Если мы так хорошо видим это от сюда, какой же оно величины!” – невольно ужаснулся оруженосец. Мабель была в ступоре, и он поспешил положить свою ладонь на ее, как бы обещая, что в случае надобности сможет защитить её. Вот только знать бы от чего.

Даже священник примолк, видимо, пораженный увиденным до самых печенок.

Громкий звук, похожий на колокольный звон, донёсся до ушей всех присутствующих, мощный же порыв теплого воздуха принудил их покрепче ухватиться за мебель, чтоб устоять на ногах.

Яркий свет стал почти непереносимым, они зажмурилась, а когда открыли глаза, Джослина ожидал неприятный сюрприз. Веревки одиноко висели на стуле – священник сбежал.

Топот его ног ещё звучал на лестнице, когда оруженосец рванулся было за ним.

- Погодите минутку, госпожа, я мигом приволоку обратно этого старого пня!

- Да, конечно,. – тембр голоса девушки показался оруженосцу странным, и он оглянулся, уже от самой двери.

Мабель легко подтянулась и встала коленями на подоконник. Бум! Гулко бухнул снаружи скинутый ей кувшин.

“Следом за кувшином полетит она!” – запоздало сообразил ошарашенный оруженосец. Пока его разум крутил так и эдак эту неожиданную мысль, тело приняло единственное правильное решение – и прыгнуло вперёд.

Шаг, ещё шаг, прыжок – и они вместе, не удержавшись на подоконнике, вылетели в воздух, попутно выбив деревянные рамы.

Стараниями Джослина Мабель оказалась сверху, поэтому и осталась жива, несмотря на то, что падение оглушило ее и она надолго потеряла сознание.

Оруженосец ещё дышал, когда час спустя до них с девушкой доковылял сэр Этьен, опиравшийся на Хамона.

- Джослин? Мабель?! – он упал на колени рядом с девушкой, приподнял ее. Она пришла в себя, но плечо на которое, видимо, пришлось падение, было выбито с места – рука висела плетью, на лице девушки была гримаса боли.

- Сэр Этьен… вы не должны дотрагиваться до меня, – она едва слышно шептала. – Мой муж…

- Ах, сударыня,а я тут как раз думал, как бы сообщить вам это ммм… своеобразное известие. Видите ли, милая Мабель, вы – вдова! Ну что за девушки пошли, Хамон, ну за каким дьяволом она все время в обморок падает! Мне даже завидно немного, я там не бывал ни разу!

- Сэр де Баже… – шут все ещё шептал, с видимым усилием произнося слова, – что нам делать с оруженосцем сэра Сен Клера?

- Он жив? – изумился рыцарь. Ноги отказывались держать его и он сел рядом с Мабель, положив ее голову себе на колени.

- Он дышит, но боюсь… что ненадолго.. – Хамон глухо закашлялся.

- Вот ведь история… – рыцарь задумался, но из этого состояния его вывел подбежавший к нему пёсик, который радостно залаял и принялся весело скакать вокруг сидевших и лежавших.

Пользуясь тем, что у людей не было особых сил сопротивляться его ласкам, Булка облизал лицо Мабель, проделал ту же операцию с носом Этьена и нежно прихватил зубами пальцы Хамона, которые тот в последний момент отдернул. Бывший шут вообще выглядел каким-то потерянным. Однако ж его лютня была при нем, голос – тоже, единственное, что ему оставалось

К ним подошли Сен Клер и Доминика. Храмовник бросил один взгляд на своего оруженосца, чтоб понять – дело дрянь.

Джослин дышал неглубоко и редко, на губах его вздымались и лопались кровавые пузыри, под головой расплывалось алое пятно, а ноги – те и вовсе были выгнуты под неестественным углом.

Послушница бросилась на колени возле бедняги, однако ж и ей было совершенно нечего противопоставить смерти.

- Как это случилось? – глухо спросил тамплиер, всматриваясь в лица сидевших.

Это я виновата. – Мабель сидела в объятиях де Баже, обхватив правой рукой выбитое плечо. – Я хотела покончить со всем этим…. Мне очень жаль, честно.

- Жаль, не жаль… какая разница? Этьен, держи ее крепче,. – Сен Клер одним ударом вернул ее плечо на место, отчего не ожидавшая подобного девушка протяжно вскрикнула. Де Баже обнял ее, а Доминика поспешила оторванной от платья полосой ткани плотно прибинтовать руку Мабель к телу.

- Его может спасти только чудо, господин, – негромко сказал Хамон.

- Я боюсь, что сегодня с нами уже произошли все возможные и невозможные чудеса,. – мрачно хмыкнул храмовник.

- Нет, ещё не все,. – это был голос священника, который, как оказалось, не слишком далеко убежал.

- Отец Варфоломей? – удивилась Мабель, пытаясь привстать, что в ее положении было куда как непросто.

Булка злобно зарычал, обернувшись к новоприбывшему.

- Друзья мои! – торжественно начал священник.

- Нет, сэр, мы вам враги, – закончил за него де Баже, стремительно вскакивая на ноги.

- Погодите, милостивые господа, – отец Варфоломей попятился назад от не слишком-то дружелюбно настроенных людей и собаки.

- Назад, Булка! – резко скомандовал Хамон, закашлявшись. Он подошёл к священнику почти вплотную, словно собирался его обнюхать.

- Расскажи нам, что здесь произошло, мигом! – рыцарь направил на святого отца свой меч. Зашедший священнику в тыл Булка не делал даже попытки вильнуть хвостом, а слегка прикусил Варфоломею ногу, точно барану, коего он желал направить к знакомому дому.

- Да выслушайте же меня! – с досадой воскликнул священник. – Ваш оруженосец, сэр храмовник, умирает. Неужели вы не хотите спасти его?

- Как, черт возьми? – вырвалось у Сен Клера. – С помощью этого богом проклятого артефакта? Никто из нас не хочет повторить веселенькую судьбу сэра Осберта!

- Я правильно понимаю, он погиб, пытаясь использовать амулет? – осведомился священник.

- Именно. И так как он уже делал это ранее, я не могу понять, почему так случилось?

- Боюсь, я тоже не могу этого понять. Неужели никто из вас не готов помочь этому храброму юноше?

Воцарившееся молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием и бульканьем лёгких раненого, было ему ответом.

Наконец, Мабель вышла вперёд. Этьен попытался было ее удержать, но случайно схватил девушку за раненное плечо, что вызвало у нее вскрик боли. Рыцарь страшно смутился и отступил.

- Отец Варфоломей, я виновна в беде этого юноши. Говорите, что нужно сделать, я согласна рискинуть своей жизнью. Она и так мне не слишком дорога, но самоубийство – страшный грех, а Джослин, судя по всему, не дал мне отправиться прямиком в ад.

- Отлично, сударыня. Но несмотря на ваш благородный порыв, я вынужден отказать вам.

- Отчего же, святой отец?

- Вы сама говорили не далее, как несколько дней тому назад, что принадлежите к королевскому роду. В случае с вами амулет просто-напросто не сработает. Господа, у нас очень мало времени. Молчите? Экие тут все храбрецы, право слово. Хорошо же, дайте мне амулет, я сам попробую спасти этого несчастного.

- Нет уж, святой отец, – усмехнулась Доминика.

Она вытащила из-за пазухи маленький мешочек, и небольшой лоскут ткани. Посыпала амулет тем, что оказалось в лоскуте – темный порошок с запахом полыни. И обмазала его загустевший кровью из лужи, что натекла из-под головы бедняги оруженосца.

- Я желаю всем сердцем, чтоб этот достойный юноша, Джослин де – как его полное имя? – спросила она у храмовника, оцепеневшего на месте.

- Де Иври – ответил тот – Но Доминика, не надо, а что, если…

Он не успел договорить, девушка прервала его. Глядя на амулет, она продолжала неожиданно сильным голосом:

- Де Иври, немедленно излечился от своей хвори и предстал перед нами живой и здоровый, без всяческих последствий и недомоганий!

Казалось, ничего не произошло, разве что лёгкий ветерок повеял, распушив шерсть недоуменно заворчавшего песика, взъерошив волосы девушек и края одежды всех присутствующих.

Священник во все глаза смотрел на мешочек, который чуть мерцал в наступивших сумерках.

Джослин слегка шевельнулся и задышал ровнее.

- Всё? – удивлённо спросила Мабель.

- Думаю, да. Кажется, фанфар в этот раз не предусмотрено,. – усмехнулся тамплиер, обнимая оцепеневшую послушницу. – Девушка, я очень ценю то, что ты сделала для моего балбеса-оруженосца, но в следующий раз, клянусь, я сам лично убью его, чтоб лишний раз не подвергать себя тому чувству, которое было мне незнакомо первые тридцать пять лет моей жизни. Честно признаться, я бы без него обошелся ещё лет пятьдесят!

- Однако ж, Амори, ты крайне оптимистично относишься к своей старости!

- У меня прабабка ещё в свои восемьдесят гоняла слуг, как молодая и дралась табуретками, – шутливо заметил Сен Клер.

- Ладно с ней, с твоей бабкой! Кто-нибудь может мне сказать, как именно сейчас послушница не разлетелась столь же эффектно, как это сделал сегодня сэр Осберт, чтоб ему в аду подобрали самую неудобную сковороду? – возмутился де Баже. – Не то, чтоб мне этого хотелось! – поспешно прибавил де Баже, увидев мгновенно вспыхнувшее лицо храмовника.

- Этьен, у тебя язык длиннее, чем змей, который соблазнил в райском саду праматерь нашу, Еву,. – устало сказал тамплиер, вместе с Хамоном поднимая Джослина.

Тот выглядел скорее спящим, чем умирающим. Насколько послушница видела, жуткая рана на его голове затянулась, обе ноги двигались под правильным углом, и дышал он тихо, разве что слегка похрапывая.

Они двинулись в сторону башни, де Баже с трудом и чертыхаясь, зажёг-таки факел.

Лай Булки напомнил им о священнике. Тот, словно зачарованный, смотрел на амулет, который девушка держала в руках.

Выбрав момент, когда все, казалось, были заняты, Варфоломей с прытью, не слишком свойственной его преклонным годам, бросился вперёд, с целью выхватить из слабых женских рук волшебный мешочек.

Впоследствии Сен Клер крестился, только вспоминая этот эпизод. Ибо маленький, но очень умный пёсик первым сообразил, чем это чревато и прыгнул, в несколько раз выше собственного роста. Короткие, но мощные лапки бросили крепкое тельце вверх и вперед, острые зубы сомкнулись на горле священника и тот замер, упав на землю – ибо понял, что сейчас он полностью зависим от собачьей милости.

Доминика тоже упала, но в отличии от остальных, вскочила почти моментально. Она выхватила факел у опешившего де Баже, опустила его на землю и ткнула им в амулет.

- Нет!!! – вопль отца Варфоломея и Этьена слился воедино.

- Да! – торжествующе воскликнула послушница, окинув остальных взором, в котором радость от собственного поступка мешалась с бесконечной усталостью.

- Что ты натворила, глупая девчонка? – спросил отец Варфоломей, все ещё лёжа на земле.

Хамон свистнул, и Булка с видимой неохотой отпустил своего пленника.

- Все она правильно сделала,. – спокойно возразил Сен Клер. – Эта волшебная дрянь едва не угробила нас. Кто знает, что сделал бы с ней ты, старый мерзавец?

- Как что? Отправился бы прямиком в ближайший бор….эээ, то есть , трактир. – ухмыльнулся де Баже. – Я бы точно так поступил.

- Не сомневаюсь,. – хмыкнул храмовник, – однако же, боюсь, что наш священник меньше бы нас порадовал. Что смотрите, неуважаемый? – обратился он к отцу Варфоломею, все ещё сидящему на траве. – Вон отсюда, пока мы слишком глупы от счастья, чтоб прихлопнуть тебя, словно муху. Я не собираюсь тратить ни секунды своего драгоценного времени на то, чтоб тебя преследовать, ублюдок, но если ты ещё раз попадешься мне на дорогое, клянусь Босеаном, символом моего ордена, что я найду за что вздернуть тебя на ближайшей ёлке. Или просто проткну тебя, как бешенную лисицу, прихваченную в курятнике. Ты понял меня? И даже не надейся вернуться в ваш монастырь святого Кондратия. Я наведаюсь туда при первой же возможности.

Священник исчез столь быстро, что, если б не топот его ног, можно было бы подумать, что сатана лично унес его для близкого знакомства. Во всяком случае, именно это предположение высказал шут.

На земле догорал загадочный амулет, так и не раскрывший никому своей природы. От него осталась бесформенная лужица неизвестного вещества.

Хамон на минуту встретился глазами с храмовником, кивнул ему, отпустил ноги Джослина и затоптал остатки амулета землёй. На его худом лице отразилось нечто вроде улыбки, слабой, как затухающий день.

====== Часть 21 Сэр Лондерик ======

Плакать некогда, не в чем каяться:

Что получено, то оплачено,

Не сыграть эту жизнь иначе нам —

Ведь иначе не жить, а маяться

На дорогах судьбы распутица,

Грязь да холод — куда направиться?

Вправо, влево, вперёд — что нравится,

Лишь назад, увы, не получится

Ольга Громыко, “Год Крысы”

К моменту, когда они дотащили Джослина до комнаты, которую они с Мабель так поспешно покинули, и с возможными удобствами расположились там, уже совсем стемнело.

Оруженосца положили на единственную кровать. Сэр Этьен, правда, пытался отвоевать ее для Мабель, но та перекрестилась, заявив, что никогда не могла бы снова лечь на это “ложе скверны”, как она его назвала.

Остальные расположились кто где, на стульях, скамьях и тюфяке. В очаге уютно горел огонь, Доминика и Хамон даже нашли и собрали нехитрый ужин, в основном, состоящий из остатков сухарей, вина и сыра.

Откровенно говоря, никому из присутствующих не хотелось есть, хоть голод и покусывал их нутро. Уж слишком омерзительное зрелище предстало их взору днём. А Мабель, которая не видела страшной кончины своего постылого, но всё-таки мужа, не горела желанием узнать, что именно с ним случилось.

Внимание к себе де Баже она принимала без особой радости, но и без недовольства. Ему больше и не надо было – теперь, когда главный конкурент был мертв, рыцарь прекрасно осознавал, что гораздо проще будет склонить девушку на свою сторону, а там уж и до замужества недалеко.

Храмовник с улыбкой следил за послушницей, предпочитая не думать пока о каком-либо совместном будущем.

Он чесал за ушами песика, который сонно щурился на огонь.

- Зря ты не прикончил старого пройдоху, – задумчиво обратился к тамплиеру де Баже.

- Ты прав, – не поворачивая головы, ответил тот. – Но я слишком устал от смерти. Сегодня Мрачный Жнец собрал достойный урожай.

- Да что ты говоришь! – притворно изумился рыцарь. – Он прямо-таки обогатился за наш счёт!

- Ну, положим, не за наш, а за счёт Осберта и его армии упырей… – поправил приятеля Сен Клер.

Хамон слушал их зубоскальство, машинально перебирая струны лютни. Он почти все время молчал, словно опять онемев. Привычка разговаривать лишь цитатами из песен и баллад не могла забыться так быстро, став в определенной степени его натурой.

Храмовник внимательно вгляделся в шута, потом кивнул второму рыцарю, дождался ответного кивка.

- Хамон! Иди-ка сюда. Не бойся, мы не причиним тебе вреда. Этьен, подними свою здравницу и подай мне меч. На колени! – скомандовал он, и как только оруженосец исполнил приказ, Сен Клер легонько ударил его мечом по обоим плечам.

- Встань, Хамон, ээээ… Стой, Хамон ведь не твое настоящее имя?

- Лондерик де Монсо. – тихо сказал шут. Шут ли? Нет, уже не шут и даже не оруженосец.

- Встань, сэр Лондерик де Монсо, рыцарь, и верно служи своему вассалу.

Доминика захлопала в ладоши от радости и даже Мабель улыбнулась.

Хамон, то есть, Лондерик, встал. Поклонился окружающим, взял в руки лютню и запел. Негромко, явно остерегаясь излишне напрягать голос. Но видимо, выразить свою признательность по-другому свежеиспеченный рыцарь Ле Монсо просто не мог.

- Тошно душе среди равнодушных стен,

Холод-клише, сумерки перемен.

Они за столом поют что-то про свой уют

В сытую ночь к черному дню…

Они слушали, затаив дыхание. Казалось, будто сейчас творится какая-то магия, в разы мощнее той, которую излучал амулет.

- Серая ночь, в окнах дымит рассвет,

Солнце взойдет, а может быть больше нет.

Ночь без любви, пусты между людьми мосты,

Нет ничего, есть только ты...

Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

(ДДТ, “Песня о свободе”)

Его пальцы так и летали по струнам, по щекам скользнула пара капель, голос то и дело надламывался, но он не умолкал.

Мабель подалась вперед.

Даже Джослин приоткрыл глаза, с недоумением оглядев остальных.

- Темный проход, еще одного ко дну,

Боль на полу, капля за каплей в нас

В этой ночи она – рваная та страна

Сгребает золу остывающих глаз…

Он почти кричал, выдавливая из себя по капле всю боль, всю тоску и ненависть последних дней.

- Серая речь в темном больном окне,

Сдаться и лечь, в серую ночь во мне,

Нет не могу, прости, в мертвую жизнь врости,

Нет, не она в этой горсти…

Долгий проигрыш, вой песика, всхлипы Мабель.

Храмовник обнял послушницу, наплевав на то, что это видят другие. Та даже не заметила, всем своим существом, кажется, впитывая каждую ноту, пропуская ее сквозь себя, раскрываясь навстречу волне музыки, что захватила их и повлекла.

- Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

Лондерик умолк, голова его сама собой склонилась, лютню он держал одной рукой, а другую положил на грудь.

- Теперь я могу говорить, – серьезно сказал он, и окружающие перевели дыхание.

- Мой бывший господин, известный вам сэр Осберт, не сказал вам всей правды.

Де Баже нервно хихикнул, но промолчал.

- Он и вправду получил амулет от короля Ричарда. За определенные услуги. Простите, дамы, что позволяю себе упоминать о таких низменных вещах при вас, но как говорится, “из песни слова не выкинешь”. Ричард Плантагенет, король Англии, отличается весьма извращённым наклонностями. Он соблазнил, или, правильнее будет сказать, совратил молодого Осберта ещё давно. Теперь же, в Палестине, их отношения зашли столь далеко, что находились те, кто высказал свое мнение на этот счёт. Сам Ричард, кстати, не считал свои наклонности чем-то грешным. Это все баловство, говорил он, полудетские забавы.

- Я знал! – не вытерпел Этьен, на лице которого была гримаса такой брезгливости, какой Сен Клеру у него видывать не доводилось.

- Да только ленивый не знал! – не выдержал храмовник, нетерпеливо махнув рукой. – Продолжайте, сэр … Лондерик.

- Можете продолжать звать меня Хамоном, – улыбнулся тот, – я не обижаюсь. Так вот, наш король как раз получил в подарок этот проклятый амулет, якобы от самого Саладина. Лично я думаю, что это мог бы с таким же успехом быть и от самого дьявола, уж очень страшной вещью оказалось действие амулета. Между прочим, прежде чем использовать его лично, Ричард проверил амулет на одном из своих вельмож, как выяснилось, своем родственнике. Тот погиб так же, как впоследствии сам Осберт. Никто этого не знал, кроме меня.

- Так вот почему тебя лишили дара речи! – хлопнул себя по лбу Сен Клер.

- Именно,. – кивнул рассказчик. – Его величество поймал меня, и приказал Осберту, которому доверял, наложить на меня заклятие. Кстати, сейчас мне пришло в голову, что таким образом он мог проверить и самого Осберта – вдруг бы амулет посчитал их греховную связь неким извращённым подобием брака? Но нет, все сработало как должно.

- И тогда ле Дюк объявил, что ты стал шутом и дал обет только петь? – спросил Этьен.

Де Монсо только улыбнулся. Ответ был ясен.

- Вот я все поняла, – подала голос Мабель, и де Баже обрадовался тому, что она участвует в беседе.

- Но тогда зачем король отдал Осберту амулет, якобы для своей матери? Ведь она не смогла бы им воспользоваться и он это знал.

Лондерик не успел ответить, когда подал голос тамплиер.

- Кажется, мне ясно, почему. Но если это так, наш король – просто чудовище в человеческом обличье!

- Боюсь, что ваша догадка верна, сэр Сен Клер, – молвил бывший шут.

- То есть, он хотел избавиться от остальных конкурентов на престол? Вместе с собственной матерью? – тамплиер, казалось, не может поверить своим же словам.

- Да, увы,. – кивнул Лондерик с горькой улыбкой. – Он надеялся, что его мать или брат попробуют использовать амулет, после чего с ними произойдет то же, что и с тем несчастным парнишкой.

- Ничего себе, несчастным! Да этот клятый содомит Осберт!... – начал было сэр Этьен, но храмовник жестом попросил его замолчать.

- Он имеет в виду первого, кто проверил действие амулета, дурья твоя голова!

- Простите, сэр Этьен, дайте мне закончить. Ричард не ожидал, что его возьмут в плен, и не сообщил своему любовнику, какой травой нужно воспользоваться для того, чтоб загадать желание и освободить своего монарха. Сэр Адальберт ле Дюк узнал об амулете от сына и тут же связался с отцом Варфоломеем. Вся ваша поездка на турнир была прикрытием для того, чтоб якобы передать амулет в монастырь.

- На деле, отец Варфоломей и сэр Осберт собирались с ним сбежать! – осенило Доминику. – И уж точно, Осберт не освободил бы своего... – она запнулась на минуту, – ...своего короля.

- Истинно, вы одна из умнейших женщин, знакомых мне, Доминика! – храмовник почувствовал лёгкий укол ревности, когда послушница зарделась в ответ на комплимент. – Только не думаю, что Осберт собирался брать с собой Варфоломея. Он же не знал, сколько тому известно.

- Продолжайте же, сэр де Монсо, – поторопил он рассказчика, продвигаясь ближе к девушке.

- Де Макон, узнавший об амулете по своим каналам, организовал засаду, вот только Осберт умудрился спрятать амулет, а священник, видимо, наоборот, моментально согласился с бароном сотрудничать. Тогда-то барон и запер его в убежище, рассчитывая туда вернуться. Ну, а если бы не вернулся – все равно священник не смог бы сам открыть ту дверь. Ее открыла госпожа Мабель, своим отчаянным желанием. Дальше вы все знаете.

Наступившее молчание прервал слабый голос Джослина с койки.

- Господин де… простите, не запомнил вашего имени… – он приподнялся и сел, придерживаясь о стену.

- О, глядите-ка, кто очухался! – обрадовался сэр Этьен.

- Джослин,. – голос тамплиера был суров, но лицо его даже в скудном освещении дышало радостью.

- Господин мой, как я рад видеть вас живым и в добром здравии! – радостно пролепетал оруженосец.

- Своей жизнью ты обязан ей, парень, – Сен Клер кивнул на послушницу.

- Благодарю вас, госпожа, от всего сердца! Вся эта история слишком интересна, и потом, мне очень хотелось бы посмотреть, что будет дальше.

- Любезный юноша! – Мабель с трудом встала, покачнувшись – удерживать равновесие, когда одно плечо неподвижно и болит, оказалось трудно. – Простите меня, молю вас. Я не хотела… я вам очень благодарна.. – она закрыла лицо рукой, и ее правое плечо затряслось.

Джослин смущённо дождался, пока девушка выплачется и заверил ее,что является ее покорным слугой и ни в коей мере не винит ее в случившемся.

После того, как всё успокоилось, храмовник задал вопрос, мучивший его с момента страшной гибели ле Дюка и упырей.

- Но почему Осберта постигла столь.. хм, интересная участь? Да и чудовища – они уничтожены, все до одного.

- Господин, позвольте мне сказать.- промолвил Джослин, внимательно слушавший, невзирая на слабость, весь разговор, дождался кивка храмовника, и продолжил, -Я слышал, что когда убивают колдуна, все его колдовство исчезает.

- Так ведь упырей не Осберт создал, – задумчиво произнесла Доминика, кутаясь в свой плащ, несмотря на жар очага.

- Да, девушка, но ведь амулет-то был у него. Признаться, я был уверен, что это вы загадали то желание, благодаря которому ле Дюк так своевременно.. лопнул… – с лёгкой растерянностью сказал сэр де Баже.

- И я так думал, – нахмурился тамплиер, обернувшись к послушнице. – Ведь разве не ради этого ты его.. – он так и не смог произнести “поцеловала”, но девушка поняла его без лишних слов.

- Нет, сэр Амори, даю вам слово чести, что это была не я. Дело в том, что я просто не успела,. – она покраснела, и храмовник вновь почувствовал закипающую в нем ревность.

- Я кажется, понял, в чем было дело, – своевременно вмешался Лондерик. – Вы помните, как священник рассказал нам ту притчу о лорде Даркстроме?

- О том, который едва не вызвал конец света? – переспросил Джослин, отличавшийся хорошей памятью на разного рода сказки и легенды.

- Да, о нем. Помните, в колдовской книге была эдакая “защита от дурака”? Именно она и сработала, как мне кажется.

- Валентайн! – щёлкнул пальцами Сен Клер. – Он перед смертью пытался сказать мне, чтоб я не противился желанию Осберта! Я-то грешным делом, думал, что он уже не соображает, что несет. Ан вот как было дело….

- Как ? – наморщила носик Мабель.

- Очень просто, дорогая, – вместо друга ответил сэр Этьен, радуясь, что сообразил, о чем речь. – Женившись на тебе, этот законченный болван, да ещё и содомит Осберт, стал твоим законным мужем. Так как ты, оказывается, из рода королей, он приобщился твоей славной родословной. Поэтому амулет отнес этого извращенца к монархам. А их эта клятая цацка не жалует.

- Это и есть та самая “защита от дурака”. Попавший в королевские руки амулет уничтожает своего мнимого хозяина, заодно убирая последствия сработавших заклятий,. – Сен Клер с внезапным ужасом посмотрел на своего оруженосца.

- Поэтому я снова могу обычно говорить, а упыри исчезли. Нет, сэр тамплиер, Джослин не умрет и не испарится, – угадал его мысли бывший оруженосец, а ныне рыцарь де Монсо. – Ведь амулет уничтожен.

- И хорошо, что так,. – с явным облегчением произнесла послушница. – Теперь, когда мы во всем разобрались, не отдохнуть ли нам, хотя бы до утра? – предложила она.

- Весьма своевременная идея, тем более, что мы уже с ног валимся. – поддержал ее Этьен, бросивший алчные взгляды нет, не на Мабель, а на один из соломенных тюфяков в углу комнаты. – Первая стража твоя, Амори, как наименее пострадавшего, и свежеиспеченного сэра Лондерика. Доброй ночи господа!

Храмовник усмехнулся.

- Ты хитрец и пройдоха, де Баже. Дай хотя бы остальным уснуть, а то из-за твоего храпа они до утра глаз не сомкнут!

- Даю им ровно пять минут, – пробормотал из своего угла рыцарь, рухнувший на тюфяк прямо в кольчуге и сапогах.

Доминика задремала было, благо женщин от стражи освободили, но сон ее был не спокоен.

Ее тащил за руку сэр Осберт. Выглядел он как-то странно – лицо, прежде красивое, теперь было искажено неестественной гримасой, кровь стекала из глаз и губ, пачкая одежду и собираясь светящейся лужицей под ногами.

- Девушка, а девушка, поцелуй меня! – смеялся мертвец, и от этого тихого смеха ужас пробирал ее всю.

- Доминика, ты ведь любишь меня, а? Пойдем со мной, милая моя, у тебя будет все, чего пожелаешь. Нас тут много, нам тут хорошо. Мы день-деньской танцуем, а ночью веселимся, пьем вино и обнимаем таких красавиц, как ты, дорогуша! – он все пытался обнять ее, провести руками, мокрыми от крови, по ее лицу.

Внезапно она поняла, что вокруг стоят слуги из замка, те самые, кто стал упырями. Вначале они просто смотрели темными провалами глаз, а потом начали подходить к ней, шепча ее имя.

- Доминиииикаааа…. Доминиииикаааа… ты принесла его сюда, ты убила наааассс… – они смыкали кольцо все теснее. Среди слуг она видела и Андрэ, и хозяина замка, де Макона, и Валентайна.

Не бойся, девочка! – она вдруг увидела Айлуфу, единственное улыбающееся лицо среди жутких силуэтов, которые таяли на глазах, исчезали.

- Ничего они тебе не сделают. – старая служанка, казалось, помолодела и похорошела. – Все будет хорошо, девочка. – голос Айлуфы изменился, став более глубоким и низким.

Она резко села, сообразив, что лежит на соломенном тюфяке, а за плечо ее аккуратно придерживает Сен Клер. Лицо храмовника, заросшее жесткой, темной щетиной, казалось обеспокоенным в затухающем свете очага.

- Что? – сонно спросила послушница, кутаясь в свой рваный плащ, служивший ей одеялом. Она порядком замёрзла, несмотря на позднюю весну и очаг.

- Ты стонала во сне. Я подумал… прости, что разбудил,. – он отвернулся, собираясь вернуться на свое место возле двери.

- Погодите, сэр рыцарь. Вы что, не ложились? – она встала, взглянув в сторону окна. Судя по небу, до рассвета оставалось не так уж и много.

- Видимо, я не слишком устал. Да и вы… почти все этой ночью просыпались, и не раз. Мабель вообще плакала, пока Этьен не перелег рядом с ней. По-моему, он это сделал, не приходя в сознание, – храмовник улыбнулся уголком рта.

- Но… вы же не можете не спать. – она шептала очень тихо.

- Почему не могу? Мне приходилось не покидать седла по три дня, и уверяю тебя, я был вполне бодр. Правда, однажды я слегка задумался и мой конь самовольно поскакал в сторону вражеского лагеря, увлекая за собой других рыцарей. Это была героическая битва, жаль только, что проснулся я уже под ее завершение,. – девушка неуверенно хихикнула, а тамплиер невозмутимо продолжал – Зато, как выяснилось, мы заняли стратегически важный оазис. Правда, уже на следующий день его у нас отвоевали сарацины, но это была единственная битва, на которую я вдохновил свой отряд совершенно искренне.

- Вам не нравилось в Палестине? – осторожно спросила его девушка.

Он сгреб ее в обнимку вместе с плащом, прижал к своей груди. Левая рука его болела, после того, как ещё вчера ее оцарапал арбалетный болт, но сейчас для него не было ничего, кроме ее голоса, запаха, тепла и тяжести ее тела. Ее волос, щекочущих его подбородок. Ее дыхания, биения сердца.

- Нет, Доминика,. – он осторожно, словно к святыне прикоснулся губами к ее волосам. – Я не люблю жару и змей, тучи мух в любое время года, яды и песок, скрипящий на зубах. Меня не привлекают закутанные с ног до головы гурии, на деле оказывающимися усатыми матронами устрашающих размеров. А музыка местных трубадуров…

- Да, их музыка мне тоже не понравилась,. – согласилась девушка – То, что у них считается красивым, напоминает мне завывания кота в канаве. Но я слышала, что это оттого, что в восточной музыке много полутонов, кажущихся нам фальшивыми.

- Мне все на востоке кажется фальшивым,. – задумчиво проговорил храмовник. Он гладил лицо девушки, все смелее целуя ее. Доминика, казалось, была не против.- Фальшивые цели, фальшивые знамёна. Фальшивые дары и монархи. Только друзья и враги там настоящие. Впрочем, как и здесь.

- И любовь,. – тихонько добавила Доминика, мало-помалу поддаваясь его поцелуям.

- И она,. – согласился тамплиер, губами нащупывая в темноте ее улыбку.

- Послушай, Доминика,почему ты продолжаешь разговаривать со мной так, будто мы едва знакомы? Это, в конце концов, невежливо! – поддразнил он девушку.

- Простите… то есть, прости…. Амори. Так и вправду, гораздо лучше.

- Вот видишь, сладчайшая, истинный рыцарь плохому не научит.

- Кажется, именно плохому он и научит… ох…

- А что, тебе разве плохо?- искренне удивился он.

Их губы слились, а несколько секунд спустя девушка почувствовала, что ее накрывают одеялом. Она не успела удивиться этому, когда поняла, что одеяло просто служило прикрытием. Ибо под его мягким теплом Сен Клер аккуратно высвободил все, с его точки зрения, мешавшее детальному изучению того, что могло бы ей понравиться. Изучение затягивалось, к вящему интересу обеих сторон. Послушница не изображала стыдливости, а наоборот, крепче прижималась к храмовнику, наслаждаясь близостью и теплом.

Казалось, будто осторожное шуршание не разбудило никого из присутствующих.

После они задремали, не в силах расцепить объятий, лишь слегка поправив одежду.

Впервые в жизни Сен Клер наплевал на стражу и не разбудил часового.

Впрочем, де Баже вскоре проснулся сам. Оглядел окружающих, прикрыл потеплее Мабель, трогательно свернувшуюся клубочком. Потрепал по загривку мигом встрепенувшегося Булку. Тихо присвистнул при виде крепко спящих в обнимку тамплиера и послушницы.

Уселся возле двери и начал с невозмутимым видом точить меч. Времени было предостаточно, чудовища исчезли, а в кладовых и сокровищницах замка наверняка завалялась масса интересных вещей.

Звёзды за окном побледнели, светало. Как там пелось в одной из забавных песенок Хамона? “То есть, сэра Лондерика”, – поправил себя рыцарь. – “Начинался новый день”.

====== Часть 22 Эпилог ======

Эпилог

Ну вот и все, конец игре

Канцлер Ги, “Гийом де Ногарэ”

“Исчезло солнце и выползшая луна облила лес расплавленным серебром. Безветрие придавало чаще особое очарование – не двигались листья, не шумели кроны. Казалось, природа затихла перед какой-то страшной бурей. Уж слишком неестественной была такая всеобъемлющая тишина.

Он прислонился спиной к дереву. Страшно болели все мышцы, голова горела и кружилась, очень хотелось пить. Нет, не пить. Хотелось выпить, нализаться, до поросячьего визга и танцев на столе. До забвения. До синих чертей. До невозможности.

Ибо невозможно было забыть, как и невозможно было помнить. Нельзя было сейчас шевелиться. И сидеть спокойно он тоже уже не мог. Какая-то жажда деятельности овладела им, словно каждая мышца и каждая жила дрожали от нетерпения.

Он хорошо знал эту дрожь, и без этого утомленного тела, подстёгиваемого – чем? Долгом? Нуждой? Телесной немощью?

Он хорошо знал, что нужно сделать сейчас и страшился этого.

Есть вещи уродливее смерти, в сотый раз повторил он себе. А есть и те, что краше жизни.

Так будет лучше для всех.

Он сжал в руке эту проклятую мелкую вещицу, нащупав ее острые грани, ощутив странный, неестественный холод и тяжесть, почти непристойное удовольствие обладания этим…

Сжал крепко. И сделал, что должно”.

Она перевела дух. Получалось красиво, хоть и груствовато. Впрочем, во всех романах присутствовала определенная доля печального,что отнюдь не делало их хуже.

- Мабель! Милая, ну где ты? Тут принесли твои заказы от портного. К тому же, повариха опять, видимо, влюбилась и суп совершенно пересолен. И вдобавок паж привез письмо, явно от этого старого плута Сен Клера, а я… словом, мое зрение опять подводит меня и все эти маленькие закорючки сливаются в одну! Любовь моя, да где же ты? Мы с Уинифред тебя уже обыскались, скоро зарыдаем. Оба! – последнее звучало очень комично из уст мужчины лет сорока, с жалобным видом рыскающего по коридорам замка.

Девочка лет четырех, сидевшая на руках у сэра де Баже, а это был именно он, совсем не выглядела расстроенной. И уж если и зарыдала бы, то лишь от смеха и ненадолго.

Хозяйка замка, а по совместительству и жена рыцаря, в прошлом Гунндреда Рокингемская, а ныне Мабель де Баже, поняла, что прятаться бесполезно.

Последние семь лет отразились на ней скорее хорошо, округлив ее лицо и стан, и внеся в нее уверенность в завтрашнем дне. Сейчас это была уже не перепуганная девчонка, боявшаяся каждого взгляда и шума, но почтенная мать семейства, бдительно следящая за хозяйством и ведущая учёт деньгам и богатству.

Она с лёгкостью взяла девочку у отца, и пристроила ту на уже приличном животе, в котором, как они оба надеялись, созревал наследник рода де Баже.

Появившаяся из-за угла кормилица, полная и румяная девушка, показала родителям вторую дочь – возмущенный краснолицый свёрток, громко сообщающий окружающему миру о том, что именно в нем стоило бы изменить. Попав в надёжные руки отца, свёрток удивленно притих.

- Вот эта – моя порода! – удовлетворённо крякнул Этьен, чуть покачивая девочку. – Такая же крикливая и бесстрашная. И сын, надеюсь, будет в меня.

- Если это и вправду будет сын, мой господин. – усмехнулась Мабель.

- У тебя все руки в чернилах – отдавая ребенка кормилице, заметил муж. – Опять писала о всяких Долгоюбках, или как их там, Доставарусов? Бумагомарание обходится нам не так уж дёшево. Может, тебе вышивать лучше?

- Сэр Этьен! – мгновенно вскипела супруга – Коль скоро вы обучитесь грамоте, дабы иметь возможность прочесть, о чем я пишу, вы узнаете, что я подробно описываю то, что с нами случилось!

- Можно подумать, кто-то этому поверит ..- проворчал де Баже, обнимая жену.

- Где там то самое письмо, от которого вы с Уинифред едва не изволили рыдать? – переключила внимание мужа Мабель.

- Во оно! – он подал женщине письмо, уже изрядно затертое на сгибах.

Мабель внимательно осмотрела его, но печать была целой. Она осторожно сломала ее и бегло пробежала глазами написанное.

- Ну, что там? – нетерпеливо спросил Этьен, устраиваясь в большом кресле у камина. Весна в этом году выдалась прохладная, а в последние годы о себе давали знать даже те шрамы, о которых он благополучно успел забыть.

- Хммм… – женщина задумчиво потерла рукой подбородок. – Ага, вот оно! – торжествующе воскликнула она, словно углядев в написании тайный смысл. – Доминика пишет, что они нашли-таки суку той же породы, что и Булка!

- Господи! – рыцарь не знал, смеяться ему или сердиться. – Жена, ты невозможна! Как я вообще живу с тобой эти шесть лет? Ты, мать моих детей, больше всего радуешься породистой суке где-то в Аквитании?!

- Муж мой, ты совершенно ничего не понимаешь в собаках. Я боюсь, что и в лошадях не слишком. Боже милостивый, куда покатилось бы наше хозяйство, не обладай я хотя бы начатками знаний в этой области!

- Куда-куда… лошади нужны для того, чтоб носить своих седоков в бой и на охоту. Ну, запрягать их в телеги. Но торговаться за породу лошака и следить за холощением? Это дело конюха, а не благородного рыцаря!

- Ты неисправим, дорогой мой! – Мабель глядела на мужа с лёгкой жалостью.

- А что ещё пишет нам Доминика де Сен Клер? Как поживает маленький Амори?

- Пишет, что он в добром здравии, уже катается на низкорослых лошадках с севера и учится обращаться с деревянным мечом. Ей грустно будет расставаться с ним через пару лет, когда он пойдет впажи, но в то же время, она сможет наконец-то заняться составлением эликсиров…

- О Господи, у всех жены как жены, вышивают и рожают детей, и только нам с беднягой Амори повезло на образованных, заумных… дам… – де Баже явно проглотил словечко поострее.

Женщина подбоченилась и с вызовом глянула на супруга.

- Этьен де Баже! Кажется, вы забываетесь, господин мой!

- Ах, простите, сударыня Мабель, не имел никакого намерения говорить вам правду! – насмешливо ответил ей супруг. – Ладно уж, читайте дальше.

- Так вот, об эликсирах – ее лицо помрачнело, но тут словно солнце взошло, рассеяв тучи и Мабель улыбнулась. – Госпожа де Сен Клер пишет, что к началу осени ей будет чем заняться помимо эликсиров. Что ж, надеюсь, что все пройдет хорошо.

- Это чем ещё? Она что, снова собралась в обитель святого Кондратия, перелопачивать источники о талисмане?! – Да как Амори ее отпустит-то?

- Нет, что вы. Я думаю, им обоим хватит того раза – в кои-то веки согласилась с мужем женщина. Она подперла рукой щеку и вспомнила, как бывшая послушница рассказала ей о том случае.

Четыре года назад они встретились в этом же зале, когда чета Сен Клер приехала погостить к ним. Сама Мабель была уже на сносях, и быстро устала, но мужчины в первый же вечер напились, по выражению Доминики, “до крылатых ёжиков”.

Было ли то состояние молодой женщины, или же жуткие воспоминания прошлого, но они с бывшей послушницей проговорили весь следующий день, иногда утирая слезы.

Доминика, ни на минуту не отпускавшая от себя малыша Амори, во всем похожего на отца, рассказала Мабель, что именно случилось три года назад в обители святого Кондратия.

Оказалось, что через неделю после того, как все семеро, включая Булку, покинули замок, предварительно обшарив сокровищницы и кладовые барона, послушница и тамплиер достигли-таки обители.

С остальными они расстались ещё раньше, как только купили лошадей в соседней деревне, приоделись и наняли необходимых им слуг. К тому моменту слухи о проклятом замке уже пошли гулять по округе, приобретая совсем уж дикие подробности. Конечно, все спасшиеся предпочли помалкивать о случившемся, как из осторожности так и из приличия. Барон Жеро был законным владельцем этих земель, наследников у него не было и очень скоро за обладание замком и прилегающими к нему землями и деревушками должна была разгореться нешуточная война. Впрочем, как метко пошутил сэр Лондерик, ещё неизвестно, за что бы претенденты бились – за обладание замком, или наоборот, за то, чтоб никогда его не видеть. Уж очень страшно смотрелся Паэнгард даже при свете дня, а ночью о том, чтоб пробраться туда, не хотелось и думать.

Останки чудовищ, кои нашлись в башнях и коридорах, они похоронили, но многочисленные лужи крови не желали подсыхать, а трупы обглоданных животных, которых ещё не успели сожрать упыри, разлагались, испуская жуткую вонь и миазмы.

В обители святого Кондратия их встретили с недоумением. Доминика была послушницей в женской обители святой Ирменгильды, откуда ее отпустили без лишних церемоний. Слухи о том, что в замке барона не Макона случилось ужасное убийство, исчезновение отца Варфоломея и необходимость назначить нового настоятеля занимали все свободное время жителей обители, а ведь его и так не было особо много.

Храмовника без возражений допустили в библиотеку, где он не нашел ничего особенного о амулете.

“Возможно, что отец Варфоломей все же добрался сюда?” спрашивал он себя, направляясь к женскому монастырю .

- Господин, глядите! – позвал его Джослин. Он был уже совсем здоров и ехал на крепкой дорожной лошади позади Сен Клера.

- Что там, Джослин? – тамплиер упорно высматривал Доминику впереди.

Дикий лай прервал его занятие. Булка рванулся вперёд, злобно рыча на какого-то человека в потрёпанной сутане. Человечек отбивался от пса палкой, в пылу драки капюшон свалился с его головы и глазам присутствующих предстал священник, собственной похудевший и грязной персоной.

- Отец Варфоломей? Я же сказал вам, чтоб вы даже не приближались к стенам обители! – храмовник прямо-таки восхитился наглостью священника.

- А вам-то какая печаль, сын мой? – окрысился тот – Вы ведь и сами духовное лицо, должны понимать, что без святых текстов никакой уважающий себя священник жить не может.

- Не те тексты вы почитаете святыми, отец мой. – задумчиво ответил ему Сен Клер, спешиваясь. – К тому же, я очень щепетильно отношусь к своей репутации. Я вам при свидетелях сказал, отец Варфоломей, что повешу вас на самой удобной для этого ёлке. Выбирайте же, не задерживайтесь!

Кто знает, чем окончилась бы эта беседа, если бы в этот самый момент на дорожке не появилась бы Доминика. Конечно, она ехала верхом в сопровождении служанки и нового слуги Сен Клера, Гуго. Конечно же, ей было строго-настрого наказано быть внимательной.

Конечно же, при виде тамплиера бывшая послушница соскользнула со спокойной кобылки Ромашки и побежала к тамплиеру, не видя никого и ничего.

Священник в этот раз оказался проворнее песика. Он невозможным прыжком оказался позади ничего не понимающей девушки и схватил ее за горло левой рукой, правой приставив лезвие короткого, но острого ножа к ее виску.

Все это произошло столь стремительно, что никто не успел и пошевельнуться.

Храмовник только и мог, что угрожающе поднять меч, но священник только жестоко усмехнулся, показав редкие и темные зубы. “Видимо, лесные коренья были не слишком мягкими и питательными” помимо воли подумал Сен Клер.

- Назад, сын мой, если хотите увидеть эту девчонку живой и здоровой! – прошипел он и тамплиеру ничего не оставалась, как сделать шаг назад.

Неизвестно, чего хотел отец Варфоломей потребовать от Сен Клера, и зачем ему понадобилось брать девушку в заложницы. Впрочем, это перестало быть важным в следующий миг.

Длинная, фута в три, стрела пропела в воздухе и воткнулась старику в затылок. Он моментально упал, выпустив девушку. Та едва не сомлела, увидев острие, вышедшее из головы священника и почти касающееся ее собственной.

Храмовник подхватил Доминику и кинул внимательный взгляд туда, откуда прилетела стрела. Очень скоро он увидел то, на что рассчитывал. Фигура, одетая в темно-зеленый кафтан, отсалютовала ему и исчезла в тени деревьев.

- Что ж, – пробормотал он, обнимая испуганную девушку, – Хамон не подвёл.

- О чем вы, господин? – спросил его подъехавший Джослин.

Бывший шут, а ныне сэр де Монсо пообещал мне сообщить лесным разбойникам об обстоятельствах гибели Валентайна. Поехали отсюда, любовь моя, – он помог девушке сесть на кобылу. – в этих лесах нам нечего бояться.

Из нахлынувших воспоминаний Мабель вывели лишь слова супруга, жаждавшего узнать, о чем ещё написано в письме.

Она быстро поведала ему последние новости – о невиданном урожае репы, о новом оруженосце Сен Клера (он некрасив, но весьма обходителен и не чужд поэзии) , о том, что к осеннему равноденствию ожидается пополнение, (и хорошо бы, чтоб хоть это была девочка). Передала вести о сэре Лондерике, который вернулся-таки в Палестину, правда, уже после смерти Ричарда Плантагенета.

Джослин оставался при господине ещё пару лет, а потом он неожиданно решил уйти в тот самый монастырь святого Кондратия. Приняв постриг, он углубился в изучение святого писания, а после и древних манускриптов, коих в обители хранилось великое множество. Видимо, бывшему оруженосцу страстно хотелось докопаться до тайны амулета, а заодно и удостовериться в том, что его собственная жизнь не окончится из-за чего-то колдовства. Но покамест вроде бы все шло хорошо.

- В общем и целом, они живы и здоровы, кланяются нам и просят простить их, что так давно не навещали нас и неизвестно, когда теперь навестят. – подытожила женщина.

Она усмехнулась, глядя на мирно похрапывающего в кресле у камина супруга. “Видимо, слишком много новостей утомили его”, решила Мабель. Она погладила свой живот, все норовящий брыкнуть владелицу побольнее, и тихонько запела колыбельную, которой научила ее бывшая послушница.

– Солнце моё ясное, ну-ка ложись на бочое. Закрывай глазки да, ой, не грусти ни о чём… (с) “Колыбельная Яги”, Ежовые рукавицы.

Скоро наступит лето. У нее родится мальчик, а у Доминики – долгожданная девочка. Они встретятся, обнимутся и будут сплетничать о мужьях, собаках и детях.

Пройдут годы. История амулета так нигде и не всплывёт. Замок Паэнгард много лет будет стоять заброшенным, пока не разрушится окончательно.

Мабель одряхлеет, станет почтенной матроной, матерью многочисленного семейства. Похоронит мужа, и всю оставшуюся жизнь будет чтить память о нем. Свое “бумагомарание” она допишет и спрячет подальше. Выросшие дети найдут хрупкий пергамент и будут переписывать, передавая из поколения в поколение, пока много столетий спустя не напечатают и даже издадут под названием “Кровавый амулет” – роман ужасов в мягкой обложке.

Джослин станет настоятелем обители святого Кондратия, и несмотря на свой сан, будет настоящим учёным, весьма сведущим в старинных текстах.

У Лондерика родится сын Юлиан, который вырастет известным поэтом. Большая часть его стихов будет утрачена, но те, которые сохранятся, изменят представление современников о поэзии вообще.

Булка и его лохматая избранница дадут обильное потомство, которое даст начало породе, известной как вельш корги пемброк, они же “собаки королевы Англии Елизаветы”.

Доминика упокоится в фамильном склепе Сен Клеров двадцать лет спустя, успев женить старшего сына и выдать замуж дочь.

Сен Клер, не вынеся ее смерти, сядет на корабль и отправится в нелюбимую Палестину, пытаясь таким способом заглушить боль.

Корабль затонет возле берегов Акры, а восемьсот лет спустя местный ныряльщик найдет меч Сен Клера в отличном состоянии. Он отнесет его в музей и целая дюжина учёный и историков будет гадать, кому он принадлежал и как оказался под тем камнем.

И никто не узнает, что этим мечом убивали упырей, защищали любимую и сражались в битвах, которые в наши времена невозможно даже вообразить.