Сикль за твои мысли (ЛП) [In_Dreams] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Ты ведь даже не пытаешься сконцентрироваться?

Его глаза, по цвету напоминавшие сталь, встретились с ее.

— И не рассчитывай.

С раздражением выдохнув, Гермиона Грейнджер скрестила руки на груди и пристально посмотрела на Драко Малфоя.

— Тогда что мы вообще здесь делаем?

Усмехнувшись, он отвел взгляд.

— Не знаю, как ты и твоя сердобольная натура, а я предпочитаю камере в Азкабане твой бубнеж.

— Ну, тогда я больше не буду бубнить, — заявила Гермиона, прижимаясь спиной к краю стола.

Все это время Малфой что-то рисовал обычной маггловской ручкой. Заинтересовавшись, Гермиона приблизилась и, рассмотрев, удивленно распахнула глаза. Драко набрасывал эскизы темной метки, один за другим, меняя детали так, что получалось нечто похожее на обычную татуировку. Выходило так хорошо, что Грейнджер слишком увлеклась и не сразу одарила его хмурым взглядом.

Комнатушка, в которой они расположились, была превращена в класс специально для занятий по ускоренному министерскому курсу для студентов, пострадавших во время войны.

Соглашаясь занять должность наставника, Гермиона ожидала, что ей поручат кого-нибудь помладше, например, студента, готовящегося к сдаче СОВ. То есть того, кому она сможет передать свои знания и опыт.

Но уж точно не Драко — черт бы его побрал — Малфоя.

Кингсли, к слову, об этом не упомянул.

Почему Драко оказался среди участников программы одним из первых, Гермиона так и не поняла: оба они остановились на одной и той же образовательной ступеньке, а посчитать Малфоя свихнувшимся из-за ужасов войны не сумел бы и самый большой фантазер. К тому же, если память ей не изменяла, его отметки лишь немного уступали ее собственным.

Малфой, тщательно вычерчивающий линию на пергаменте, прервал поток ее мыслей:

— Как бы то ни было, ты со спокойной душой можешь помолчать. Просто оставь меня в покое, и я сам сварю зелье.

Гермиона вздохнула и опустилась на ближайший стул.

— Почему ты здесь?

— Я же говорил, — протянул он, не отрываясь от рисунка, — что либо это, либо Азкабан. Министерство придумало замудренный способ приглядывать за мной — ты полная дура, если до сих пор этого не поняла.

— Я не дура, — возразила она.

Первые несколько дней занятий прошли не лучше. Впрочем, иного Гермиона и не ожидала, когда узнала, кто будет ее учеником. Во-первых, Малфой пропускал всё мимо ушей, а во-вторых, так пренебрежительно относился к ее времени, что доводил ее до белого каления.

Он наплевал и на стиль одежды: ходил на занятия в джинсах и футболке в противовес Гермионе, носившей хогвартскую мантию.

— Тогда не притворяйся дурой, — он усмехнулся и покачал головой. — Забавно, но мы оба готовимся к одним и тем же экзаменам.

И это тоже было правдой. Через два месяца им обоим предстояло сдавать ЖАБА — поблажка тем, кто из-за войны не смог закончить седьмой курс. Был и второй вариант — вернуться в Хогвартс еще на год, — но желающих оказалось так мало, что пришлось создать этот пресловутый ускоренный курс.

Но Малфой, по-прежнему высокомерный Малфой, уверенный, что всё в мире вертится вокруг него, несмотря на свое послевоенное положение, выводил Гермиону из себя. В животе у нее ворочалось какое-то беспокойное чувство.

— Замечательно, — фыркнула Гермиона, уставившись в пол рядом с ее вытянутыми ногами. А ведь до конца занятий целых четыре часа! — Приступай.

Осторожно положив рисунок меж книжных страниц, Малфой посмотрел на нее так пронзительно — будто прожег насквозь. Живот тут же скрутило.

— О великий и мудрый учитель, — протянул Драко, — как вы добры!

Пока он раскладывал на столе инструменты, легкая усмешка не покидала его лица.

Час спустя Гермиона, тоже взявшаяся за зелье, почувствовала на себе взгляд. Малфой.

— Есть еще сушеные златоглазки? У меня кончились, — спросил он. Вздохнув, Гермиона порылась в сумке и, выудив оттуда небольшую банку, подошла к Драко.

— Зачем они тебе? — она с удивлением посмотрела на варево, мерцающее в котле. — Их же нет в рецепте.

— Я в курсе, — выпалил он, а после, заметив, что Гермиона по-прежнему смотрит на него, цокнул языком: — Они увеличивают продолжительность действия.

— Этому нет никаких доказательств.

Тут ей вспомнился Гарри со своим проклятым учебником Принца-Полукровки, вечно менявшего рецепты. Малфой медленно ухмыльнулся, вогнав ее в краску, снова цокнул.

— Верь во что хочешь, Грейнджер, — он покачал головой.

Сжав губы в тоненькую линию, Гермиона протянула руку, чтобы отобрать банку.

— Я не позволю тебе добавлять это. Если ты сделаешь то же самое на экзамене, то обязательно провалишься.

Но его рука была тверда — Малфой не отдал банку и, будто назло, открыл крышку, взял ложку, помешал зелье против часовой стрелки…

— Не суй свой нос куда не просят, — припечатал он.

— Нет, — прошипела Гермиона и схватила его за руку, пытаясь забрать ложку.

Их глаза встретились, и Малфой снова ухмыльнулся. Он тут же вцепился в ее запястье, сжав так сильно, что Гермионе невольно пришлось разжать пальцы.

Тогда она потянулась к банке, но Малфой зачерпнул ложку сушеных златоглазок и, хихикнув, опрокинул ее над котлом. Зелье зашипело, меняя цвет, а они просто смотрели.

Отступая, Гермиона ненароком толкнула Малфоя — тот как раз собирался сказать очередную глупость, — и содержимое банки, которую он все еще сжимал в руках, высыпалось в котел.

Гермиона задержала дыхание — времени ей хватило, только чтобы заметить, как широко у Малфоя распахнулись глаза, прежде чем зелье взорвалось.

*

Возвращаясь домой после осмотра в госпитале имени Святого Мунго, Гермиона была вне себя от злости. Завтра Грейнджер снова предстояло заниматься с Малфоем, чего ей очень не хотелось, и оставалось только надеяться, что он выбросил испорченное зелье.

Целители уверяли, что ни на ней, ни на ее магической сущности зелье никак не сказалось, в том числе отрицательно. Но Гермиона, памятуя, что малфоевское зелье не соответствовало рецепту, ни в чем не была уверена.

Она ведь даже не знала, какое именно зелье он готовил! При этом в ней крепла убежденность: малфоевское варево как-то на нее действует, правда, пока незаметно.

На следующий день она все же собралась с духом и отправилась в Министерство, жалея, что ей приходится заниматься с этим белобрысым полудурком. Но она уже связала себя обещанием Кингсли, если не чем-то большим, да и не в ее правилах было убегать с поля боя.

Малфой, сидевший в классе, продолжал свои вчерашние рисунки. На этот раз им предстояло занятие трансфигурацией, чему Гермиона была несказанно рада: больше никаких катастроф с зельеварением. Драко взглянул на нее лишь мельком, но в его глазах не отразилось ни сожалений, ни мук совести, так что Гермиона решила забыть о вчерашнем происшествии, и как можно скорее.

Просматривая свои записи, она почти слышала его тяжелые вздохи и еще пристальней вчитывалась в текст.

— Сегодня займемся трансфигурацией человека.

— Знаю, — он усмехнулся. — С памятью у меня все в порядке.

Гермиона подняла глаза, чтобы увидеть отсутствующее выражение на его лице.

— Что, прости?

— Ничего, продолжай бубнить.

Снова обратившись к записям, Гермиона тряхнула головой и спросила:

— Поработаем над движениями или тем, как держать палочку?

— Только если ты возьмешься за мою, — Малфой издал сдавленный смешок.

Распахнув глаза, Гермиона обернулась к нему.

— Что?

— Ничего, — он приподнял бровь.

— Это абсолютно неуместно, — выдавила залившаяся румянцем Гермиона. Малфой с прищуром посмотрел на нее, и его рот дрогнул, готовый рассмеяться.

— Грейнджер, я ничего не говорил.

Странная тактика — отрицание. Их ведь в классе только двое.

Нахмурившись, Гермиона вернулась к занятию.

— Отлично, как скажешь, Малфой.

— Дам сикль за твои мысли.

Малфой получил еще один пристальный взгляд.

— Займемся движениями палочки, — с непроницаемым лицом произнес Драко, пока его глаза скользили по Гермионе, распаляя нечто внутри ее живота. Может, он и придурок, но симпатичный придурок, вот только смотрит так, будто мысленно делает нечто мерзкое и отталкивающее.

— Так и есть, — его губы расплылись в кривой усмешке. — И в этом вся соль.

Гермиона зыркнула на него, и Малфой вдруг зарделся.

Не зная, игнорировать его или бранить, она внезапно поняла, что с самого начала занятия сидит на стуле, уставившись в стену.

— Скукота, — протянул Малфой. — Встань и отойди: я хочу посмотреть, как юбка обтягивает твою задницу.

От затопившей ее ярости разом стало жарко.

— Малфой! — воскликнула Гермиона, но он, приподняв брови, невозмутимо ответил:

— Спокойно, Грейнджер, я всего лишь проверяю одну теорию.

— Какую такую теорию? — она скрестила руки на груди: Малфой улыбался так загадочно, что у нее скрутило живот.

— Моя теория состоит в том, что на тебя все еще действует вчерашнее зелье.

Сердце замерло. Кровь застыла в жилах.

— А как именно ты изменил рецепт?

— Я вообще не следовал первоначальному рецепту. Я придумал совершенно новое зелье, но как оно действует, я тебе не скажу — хочу повеселиться.

— Малфой, — сквозь зубы процедила Гермиона, — ты сейчас же скажешь, что за варево было в твоем котле, или я лично прослежу, чтобы тебя отправили в Азкабан.

Он нервно облизнул губы и тут же сжал их в тонкую линию, сглотнул.

— Злись дальше, — пробормотал он и, оставив без внимания ее возмущенный возглас, добавил: — Я скажу только, что зелье безвредно. Ну, а поскольку из-за тебя в котле оказалось больше златоглазок, чем следовало, действие продлится несколько дней. Или больше — кто знает…

Раздражающий, отвратительный, злокозненный, как чума.

Малфой расхохотался.

Напряжение мускулов под футболкой, руки, закинутые за голову, — все это пробудило внутри Гермионы негасимый жар.

Их глаза вновь встретились, и Малфой ухмыльнулся, будто дразня ее, и задумчиво протянул:

— Грейнджер, а ты неплохо скрываешь это.

— Что «это»? — взвилась Гермиона, сытая по горло его хождениями вокруг да около. Малфой глядел на нее так, будто давал какую-то подсказку и ждал, когда она наконец догадается.

— А ведь все вокруг говорили, что ты выдающаяся ведьма, — вкрадчиво проговорил он, наклоняясь вперед.

Щелк! — Гермиона вдруг ощутила всю неловкость ситуации.

— Ты слышишь мои мысли, — прошептала она.

— А ты слышишь мои. По-моему, очаровательно, что скажешь?

— Это ведь твое зелье? Его эффект — телепатия?

— В какой-то мере, — он пожал плечами. — Правда, устроенный тобой взрыв я не предусмотрел. Кто же знал, что ты способна на такое?

— Это все ты виноват, — прошипела Гермиона.

Малфой закатил глаза.

— Ну или ты могла просто дать мне златоглазок, как тебя и просили, а не цепляться, как истинная зубрила, к каждой мелочи. Ты же знаешь, я разбираюсь в зельях.

— Но это ты придумал сам, — покачала головой она.

— Да, Грейнджер, его придумал я. Так, для справки: я слышу и не связанные с учебой мысли.

Жгучий румянец залил ее щеки: она ведь думала о его внешности, руках…

— Ты знал, — прошептала она, — вот зачем все эти пошлости о моей заднице.

— Тайное стало явным, а, Грейнджер?

— Но ты же ненавидишь меня! — поразилась Гермиона.

Его губы дрогнули.

— Ненависть — слишком громкое слово. Ты меня раздражаешь. Заставляешь завидовать. Пожалуй, пробуждаешь во мне похоть.

Кровь вновь прилила к лицу, вынудив Гермиону отвести взгляд.

— А разве у тебя не целый вагон смертных грехов? Гордыня, алчность, гнев?

Малфой склонил голову набок и расплылся в улыбке:

— Каюсь, я страшный грешник. Я ленив и, раз уж мы говорим начистоту, прожорлив, когда дело касается тебя, — и он впился взглядом в ее губы.

— Почему ты это говоришь? — вздохнула Гермиона, ощутив, как ноги в мгновение ока тяжелеют, будто налитые свинцом.

— Потому, — Малфой вдруг поднялся с места. — Судя по твоим мыслям, мои чувства взаимны. Уроки мне не нужны — мы оба это знаем, — зато у нас так много времени, чтобы побыть наедине…

— Ни за что!

Метнувшись к сумке, она принялась складывать внутрь свои записи, пока не заметила, что ее руки мелко дрожат.

— Раз уж моя помощь тебе не нужна, наши занятия окончены.

В выражении лица Малфоя вдруг промелькнуло веселье.

— Ты должна проводить здесь столько же времени, что и я, — и, хихикнув, он добавил: — Хорошо, если ты не готова признать свою симпатию вслух, я об этом больше не упомяну.

Он прошел обратно к своему месту.

— Пожалуйста, продолжай свой бессмысленный урок: я даже сделаю вид, что заинтересован.

— Как любезно с твоей стороны, — огрызнулась Гермиона и с раздражением вернулась к своим записям, больше сосредоточившись на том, чтобы не думать о неуместных вещах.

Ближе к вечеру она вдруг заметила, что больше не слышит развязных малфоевских мыслей. Наверное, заснул. Но, обернувшись, Гермиона вдруг встретилась взглядом с его прищуренными серыми глазами.

— Эффект от зелья уже прошел? — выравнивая дыхание, спросила она.

— Даже близко нет, — протянул Малфой, старательно рисуя свои каракули на том же пергаменте. — Честно говоря, твой внутренний монолог так утомляет. Твоя голова, оказывается, изматывающее местечко.

Гермиона подошла ближе.

— Тогда почему я тебя не слышу? И вообще, зачем ты все это рисуешь?

— Просто ты, Грейнджер, довольно посредственный окклюмент, и не спорь. Ну, а я не хочу, чтобы ты копалась в моих мыслях — они точно тебя разозлят. Ну, а рисунки, — он постучал ручкой по пергаменту, — это эскизы. Я собираюсь набить татуировку.

— Татуировку? — испуганно повторила она. — Поверх метки?

Он тут же сжал зубы.

— Ты же не думала, что я захочу оставить это уродливое клеймо на своей руке до конца жизни?

У нее закружилась голова: прежде они никогда не затрагивали тему войны, а тут Малфой сам упомянул свое прошлое, причем в такой небрежной манере.

— О, Грейнджер, прекращай, — фыркнул он. — Да-да, большой злой Пожиратель Смерти. Думай, что хочешь.

С трудом закрыв рот, Гермиона направила все усилия на то, чтобы ни о чем не думать, тем более что Малфой уставился на нее своими серыми глазами, будто провоцируя. Наконец она пробежалась взглядом по пергаменту и тихонько сказала:

— Мне нравится вот этот. Не то чтобы мое мнение что-то значило, но у тебя большой талант.

Увидев, куда она ткнула пальцем, Малфой удивленно распахнул глаза: Грейнджер указывала на темную метку, тонущую в цветах.

— Нарциссы. В честь моей мамы.

Гермиону вдруг охватило нечто, похожее на жалость. Может, она его недооценила? Может, Малфой оказался такой же жертвой, как и все остальные? Жертвой обстоятельств, которые он не в силах был контролировать?

Она заметила, как крепко Малфой сжал ручку, но промолчала. И, прежде чем вернуться на место, прошептала:

— Эти цветы… они прекрасны.

Но Малфой с обезоруживающей легкомысленностью протянул:

— Ты ошибаешься. Я знал, на что иду, когда вступал в войну, — по крайней мере, мне так казалось. Мы принимаем решения, и за последствия этих решений отвечаем тоже мы. Так что я, как мне все говорят, «заслуживаю Азкабана».

Было в его лице что-то… строгое, но при этом молящее.

— Не совсем так. Иногда принятые нами решения — вынужденные. Ты сделал то, что посчитал нужным, чтобы уберечь свою семью. Не думаю, что за такое нужно бросать в тюрьму, особенно таких заблудших, как ты.

Его глаза вдруг потемнели, но Гермиона никак не могла заставить себя отвести взгляд: ей все казалось, что он либо бросится на нее, либо выскочит из комнаты. Но вместо этого Малфой, отвернувшись, хихикнул:

— «Заблудших». Отличное слово, Грейнджер. Ты всегда ищешь в людях хорошее, даже в тех, кто этого не заслуживает.

— Это не так, — высоко подняв голову, возразила она.

— Но это не недостаток. Просто для меня эта твоя черта… непривычна.

— Может, тебе самому нужно, чтобы в тебе разглядели хорошее.

Слова сорвались с языка прежде, чем Гермиона успела подумать. Впрочем, какая разница, если он все равно прочёл бы их в ее мыслях.

— Полагаю, разглядывать будешь ты? — Малфой ухмыльнулся, убирая рисунки в сторону.

— Я не вижу других добровольцев, — цокнула языком она.

Одарив ее долгим взглядом, Малфой сначала открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл.

— Без разницы. Кстати, ты опять бубнишь.

Гермиону пронзило разочарование: Малфой в одно мгновение разрушил этот маленький момент доверия, возможно, никогда прежде с ними не случавшийся. Ей представлялась стальная крепость, которую Малфой возвел внутри себя — огромный механизм, помогающий держать оборону.

Услышав ее мысли, Драко усмехнулся:

— В этом я настоящий эксперт.

Гермиона, покраснев, вернулась к своим записям.

*

Малфой упоминал, что действие зелья продлится не день и не два, поэтому на следующий день Гермиона с ужасом ожидала, когда же на нее обрушится его мыслительный поток. Но после их странной беседы накануне Малфой продолжал удерживать непробиваемый окклюменционный щит, оставив Гермиону по другую сторону.

Будучи в бегах с Гарри и Роном, она так и не нашла времени на упражнения в легилименции и окклюменции, о чем теперь сильно жалела.

Малфой встретился ей в коридорах министерства, хотя обычно другие студенты и наставники пересекались только после занятий или во время обеда.

— Доброе утро, — сказал он с озорным огоньком в глазах.

— Здравствуй, — Гермиона кивнула. Нечто глубокое, личное, проскользнувшее во вчерашнем разговоре, теперь тревожило ее.

— Мы всегда можем поделиться чем-то личным, — усмехнулся Малфой и придержал ей дверь в класс.

— Прекрати превращать все мои мысли в грязные намеки, — отрезала она. — Я вообще предпочла бы, чтобы ты не совал свой нос куда не следует. Свои мысли ты мне читать не даешь.

Бросив сумку на стол, Малфой принялся выкладывать оттуда пергамент и ручки.

— Тогда теперь я для тебя открытая книга. Хотя ты наверняка об этом пожалеешь.

— Делай, что хочешь, — выдавила Гермиона, чувствуя, что губы невольно складываются в улыбку. — По крайней мере, мы будем на равных.

Он так взглянул на нее, что Гермиона почувствовала, как внутри все сжалось от сдерживаемого желания.

— Ну, раз ты уверена, что сможешь сдержаться… — рассмеялся он. — А мое предложение все еще в силе — на случай, если ты все-таки пожелаешь предаться плотским утехам. Кто бы мог подумать, что ты контролируешь себя лучше, чем я.

— Меня это не интересует, — сказала Гермиона, причем куда громче, чем следовало.

— Кстати, — Малфой прикусил нижнюю губу, сдерживая усмешку, — мне следует извиниться. Я дал тебе поверить, что меня волнует только твое тело. Хотя, — тут он понизил голос, и у Гермионы по спине пробежали мурашки, — твой блестящий ум привлекает не меньше.

Она вдруг поняла, что стоит к Малфою непростительно близко, тем более при подобных обстоятельствах, но не смогла сдвинуться с места.

— Вчера ты заявил, что мой разум тебя утомляет.

— Черт побери, это правда: не могу дождаться, когда действие зелья кончится. Но вот твой подход к жизни, твое мировоззрение… — Его глаза горели. — Ты другая, а еще чертовски умная. Меня это заводит.

К ее щекам вновь прилила краска.

— Малфой, — процедила Гермиона, — почему ты это делаешь?

— Потому, — протянул он и вдруг убрал челку от ее лица. — Ты же не хочешь, чтобы я скрывал свои мысли.

— Было бы чудесно, если бы ты сдержал себя и не думал обо мне в сексуальном плане, — выдавила Гермиона.

— И что еще мне следует делать до конца дня? — посмеиваясь, спросил Драко.

— Сосредоточиться на учебе, — чтобы увеличить расстояние между ними, Гермиона отвела взгляд. Слишком близко, слишком неловко…

Своими усмешками Малфой снова прервал ход ее мыслей.

Их разумы слились, и Гермиона вдруг заметила, что чувствует разницу между словами, сказанными вслух и про себя, даже если не видит, двигаются его губы или нет.

Ты не пожалеешь, Грейнджер.

Она позволила себе вновь взглянуть на него, а после намеренно показала одну из своих мыслей. Влечение не отменяет многолетней вражды.

А как насчет страсти?

Малфой стоял перед ней, уперевшись руками в разделявший их стол, с челкой, упавшей на глаза. На фоне его уверенности ее собственные мысли были едва слышны.

Ты ненавидишь меня.

Мерлин, нет. Даже в мыслях он сделал ударение на последнем слове. Вчера я уже говорил: я не ненавидел тебя в детстве — если это вообще была ненависть.

Следующие слова казались по-детски глупыми, но Гермиона не смогла их сдержать.

Ты всегда жалуешься, что я бубню. И никогда не обращаешь на меня внимания.

Ты на самом деле бубнишь. И я обращаю на тебя внимание, просто не так, как ты хочешь. Он облизнул губы. Я обращаю внимание на изгибы твоих бедер; на то, как ты расстегиваешь верхние пуговицы на блузке; на твои великолепные волосы и на мое желание взяться за них и…

— Хватит, — вспылила Гермиона и, отвернувшись, принялась рыться в сумке. Непрошенный, совершенно неуместный образ мелькнул в ее голове: Малфой стоит позади, обхватив ее бедро одной рукой, а другой тянет ее за волосы назад, к своему плечу. Потом прикусывает ее за подбородок, а пальцы скользят под юбку, тянут ткань вниз. Кожа головы ноет от беспрестанного давления, но желание продолжает пульсировать внизу живота.

Картинка вдруг исчезла — так же внезапно, как появилась, — и Гермиона вдруг заметила, что пальцами вцепилась в столешницу. Случайный взгляд в сторону Малфоя сразу все объяснил. Как жестоко было подсовывать ей этот образ!

— Малфой, я думала, что зелье позволяет читать мысли.

— Что поделаешь, если мои мысли так наглядны.

— Прекрати.

— Хорошо, — и он так просто занял свое место, готовясь к занятию, что Гермиона просто диву далась.

— Не надо так удивляться. Я ведь не собираюсь что-либо тебе навязывать — просто развлекаюсь. Но, если хочешь, чтобы я остановился, я так и поступлю.

Все его слова и действия выбивали ее из колеи, а теперь еще и возбуждали!

— Значит, мы договорились: я прошу прекратить — ты прекращаешь?

— Ага. Я даже снова начну закрывать свои мысли, чтобы тебя не смущать, — и он невесело усмехнулся. — Гермиона, я ведь не монстр.

Прежде он не звал ее по имени — по крайней мере, она такого не помнила. Это обескураживало. Но Малфой даже не обратил внимания на эту мысль.

— Ты в курсе, что тебя невозможно понять? — прошептала Гермиона.

— Удивительно, ведь ты буквально читаешь мои мысли, — он нервно постучал ручкой по пергаменту. — Можно было бы подумать, что ты все уже поняла.

— Что именно? — во рту вдруг стало сухо.

— Я ожидал от твоих выдающихся мозгов большего. Так что давай вернемся к уроку.

Нахмурившись и еще больше смутившись, Гермиона только и смогла, что кивнуть, прежде чем они продолжили занятие.

*

До конца дня Гермиона не слышала ни скабрезных, ни грубых мыслей, хотя уверенности в том, что Малфой все это время использовал окклюменцию, не было. Ее собственные мысли вслух не комментировались.

На самом деле, Малфой был не только самым сдержанным, но и самым дружелюбным из тех, с кем ей приходилось сталкиваться с начала работы в качестве наставника.

От этого открытия сразу стало не по себе. И вчера, и сегодня утром они вели себя не как друзья, но как приятели. Гермионе оставалось только изумляться.

После последнего урока — гербологии — Малфой тихо собирал сумку: ручку он зажал в зубах, а два листка пергамента заложил между книжных страниц, чтобы не смять их.

Гермиона подошла к нему, когда он убирал ручку во внутренний карман сумки.

— Спасибо, что был сегодня так сосредоточен.

— Не за что, — он кивнул. — Спокойной ночи, Грейнджер.

Итак, снова Грейнджер. Хотел ли он вообще называть ее по имени?

Малфой тем временем накинул на плечи плащ.

— Хотел. Но, на твоем месте, я бы не стал на этом зацикливаться. В конце концов, завтра действие зелья кончится, и все снова будет по-старому, верно?

Он выжидающе посмотрел на нее, и Гермиона поймала себя на том, что прикусила нижнюю губу.

— Верно.

Малфой так быстро перекинул ремень сумки через плечо, будто рвался поскорее отсюда уйти.

— Все хорошо? Я ведь не обидела тебя?

— Обидеть меня? — Малфой самодовольно фыркнул. — Чтобы меня обидеть, надо действительно постараться. А ты просто поставила меня на место. Значит, до завтра?

Сбитая с толку Гермиона кивнула.

— Да, до завтра.

Он ушел прежде, чем она успела сказать что-нибудь еще.

*

Отстраненная вежливость, с какой они общались вчера, никуда не исчезла. Гермиона вновь задалась вопросом, почему Малфой прекратил ее поддразнивать, да еще и стал таким безразличным. А главное, почему это ее волнует?

Малфой по прежнему слышал ее мысли — в этом она была уверена, — но предпочитал их игнорировать, в том числе изумление его необычным поведением.

В перерыве на обед, когда Малфой собрался уйти, Гермиона схватила его за руку:

— Куда ты?

Обычно эти короткие полчаса они ели вдвоем, в тишине класса.

— Я вернусь. Просто я не взял с собой ничего поесть.

— Я тоже.

— Тогда нам обоим стоит пойти и где-нибудь пообедать, — он легкомысленно пожал плечами.

Но Гермиона выдохнула:

— Малфой, это всё потому что вчера я попросила тебя остановиться?

Он посмотрел на нее — снисходительно, сверху вниз.

— Это потому что всё хорошо в меру. Я устал от беспорядка в твоей голове. Если мои расчеты верны, эффект пропадет к концу дня.

Гермиона вдруг почувствовала себя опустошенной.

*

Малфой вернулся в класс, опоздав на пять минут, и снова уселся на свое место с пустым выражением лица. Присев на краешек стола, Гермиона вгляделась в его лицо, пытаясь догадаться, о чем он думает. Но, похоже, Малфой по-прежнему держал ментальный щит.

Он вдруг хмыкнул, но ничего не сказал. А Гермиона продолжала смотреть: и когда он выкладывал вещи из сумки, и когда начал варить зелье.

Наконец Малфой пробормотал:

— Не навреди самой себе, Грейнджер.

За несколько дней, что действовало зелье, Гермиона успела разглядеть некоторые уголки его сознания. Теперь любопытство заставляло ее сожалеть и тревожиться — его мысли так и останутся тайной за семью печатями.

Его шпильки, неуместные и крутящиеся в сексуальной плоскости, очаровательные комплименты ее выдающемуся уму — все это было на поверхности, но должно же что-то скрываться там, на глубине?

Неужели ее собственные чувства выходят за рамки дозволенного?

Из-за многолетней вражды Гермиона никогда не задумывалась, какой он — Драко Малфой? Ее удивляло, что Малфой, кажется, и не очень изменился во время войны. Но при этом он собирался очиститься от темной метки и, возможно, жалел, что оказался не на той стороне.

— Не могла бы ты остановиться, — сквозь зубы процедил Малфой, уставившийся на стол. — Если есть вопросы, просто задавай, не стесняйся.

Ей понадобилась секунда, чтобы собраться с духом.

— Что все это значит? Почему ты прекратил донимать меня из-за моих мыслей?

— Ты просила остановиться, я остановился. Ты, оказывается, не знаешь, чего хочешь.

— Я хочу побольше узнать о тебе, — слова вырвались прежде, чем она успела подумать.

На лице Малфоя отразилось изумление. Он поднял голову и, встретившись с Гермионой взглядом, начал:

— Обо мне не так уж много можно рассказать. Посредственный Пожиратель Смерти, едва избежал тюремного заключения, теперь настоящий затворник. Едкий, жестокий, язвительный, богатый.

А она вдруг стала добавлять:

— Вдумчивый. Артистичный, умный, творческий.

Его губы тут же плотно сжались.

— Какая разница? Я просто получаю удовольствие. Да, меня к тебе влечет, но не думай, что это серьезно.

— Несерьезно? — в горле пересохло. — Ты ведь говорил, что тебе нравится мой ум.

— Он завораживает. Как и твоя сердобольная гриффиндорская натура.

Глубокий вдох. Раз у Малфоя вышло спроецировать ей в сознании свою эротическую фантазию, то и у нее выйдет спроецировать свою.

Он вкладывает свою руку в ее, переплетает пальцы. С улыбкой касается губами виска, притягивает ее ближе. Нежно гладит обнаженную кожу. Бормочет что-то неразборчивое, и она прижимается к нему.

Малфой раскрыл рот, с удивлением уставившись на нее, но ничего не сказал.

— Вот что я должна была выловить в твоих мыслях? — Гермиона выдохнула. — Этого ты хотел? Не так уж и сексуально.

— О нет, еще как сексуально, — выдавил он. — Потому что этому никогда не бывать. Мне никогда не завоевать твое сердце.

Но она снова принялась передавать ему образ за образом.

— А тебе не кажется, что последнее слово здесь за мной.

Всхлип вырывается из ее горла, стоит только ей к нему прижаться. Он обхватывает ее грудь, губами захватывает нежную кожу у горла.

Малфой не отвечал — только тупо таращился и будто готовился сбежать.

— Что за мысли ты от меня скрывал?

— Точно не о твоей заднице, -выдохнул он, проведя рукой по волосам. Гермиона заметила и его быстро вздымающуюся грудь, и покрасневшие щеки. — Грейнджер, пожалуйста, прекрати.

Его нежные пальцы скользят под юбку, обхватывают задницу. Он входит. Она поворачивает голову, находит своими губами его.

Смущенно отведя взгляд, Гермиона спросила:

— Разве ты ничего не понимаешь?

Он лишь покачал головой.

— Я ведь не нужен тебе, Грейнджер. Я никому не нужен больше, чем на одну ночь.

— Может, ты лучше, чем думаешь, — она сделала несколько шагов вперед. — Ты никого к себе не подпускаешь, прячешься за бравадой, потому что считаешь себя недостойным.

Она обошла стол и продолжила.

— Может, ты посредственный Пожиратель Смерти, потому что ты создан для другого. И, может, ты не попал в Азкабан, потому что… заслуживаешь второго шанса.

Тяжело дыша, Малфой посмотрел на нее и скользнул пальцами по тыльной стороне её руки.

— Грейнджер, ты…

Но Гермиона вдруг приподнялась на цыпочки и, положив руку ему на грудь, легко коснулась губами его губ, как бы дразня. Отстранилась.

Она выдержала его взгляд, хотя знала: он слышал каждую ее мысль, даже самую неприличную, и при этом продолжал закрывать свои.

Но потом он вдруг поцеловал ее. Стена рухнула, и мысли, хлынувшие из-за нее, накрыли Гермиону с головой. А Малфой тем временем запустил пальцы в ее волосы, вырвав из ее груди судорожный вздох и заставив обхватить себя за шею.

Одна из рук Малфоя скользнула ей на поясницу, прижимая ее тело к своему.

Его мысли смешались с ее собственными, открытыми как книга, и Гермиона остро ощутила, как крепко он к ней прижимается, целуя лицо, шею.

Закинув ноги ему на талию, Гермиона застонала — Малфой захватил губами кожу у ее ключиц. Желание в животе скрутилось тугой пружиной, и Гермиона потянула его рубашку вверх.

Растрепанный и раскрасневшийся Малфой отстранился, чтобы поймать ее улыбку. Он быстро скинул собственную рубашку и потянулся к пуговицам на ее блузке, расстегнув их, взялся за кружевные чашечки лифчика. Нащупав волшебную палочку, быстро произнес несколько заклинаний — заглушающее, запирающее и противозачаточное — и, закрыв глаза, принялся выцеловывать дорожку к ее груди.

На ощупь его волосы оказались невероятно мягкими — Гермиона поняла это, запустив пальцы ему в волосы. Другой рукой она взялась за застежку его брюк. Малфой довольно ухмыльнулся.

Высвободив грудь из лифчика, он облизнул сначала один сосок, потом другой. Поднял глаза — и встретился с Гермионой взглядом.

— Нам бы следовало заниматься подобным в постели.

Но Гермиона только рассмеялась и, расстегнув его брюки, с придыханием прошептала:

— Странно, но мне и здесь хорошо.

Драко усадил ее на стол и, просунув руку ей под юбку, снял с нее мокрые трусики.

— Тогда стоит упомянуть, что я хотел трахнуть тебя прямо на парте с шестого курса.

Гермиона хотела было что-то сказать, но тут он скользнул в нее сначала одним пальцем, потом вторым, задавая медленный, дразнящий ритм.

Тогда она в отместку взялась за его затвердевший член и провела ладонью вверх-вниз. Разомлевший Малфой уткнулся лицом в ее шею, попутно стягивая трусы.

Сердце забилось, как дикое, а голова откинулась назад, когда Малфой наконец вошел в нее.

— Мерлин, да, — сгорая от похоти, выдавила она, и их стоны слились в один. Он притянул ее ближе, наращивая темп.

«Драко!» — слетело с ее губ, в глазах потемнело.

Запутавшись пальцами в его волосах, Гермиона притянула Драко к себе, а тот уткнулся носом ей в шею. Сделав несколько толчков, он замер. Ленивая улыбка расплылась на его губах, когда он снова потянулся ее поцеловать.

Драко вышел из нее, произнес очищающее заклинание, поправил на ней лифчик, юбку. Довольно улыбаясь, Гермиона нежно гладила его руки.

— Это был лучший твой урок, — сверкнул серыми глазами Драко.

Гермиона, смеясь, спрыгнула со стола, и оказалась к Драко почти вплотную.

— И поэтому ты был особенно внимателен.

— Ты не бубнила, так что… — он постепенно начал одеваться.

Драко долго глядел на нее — за это время Гермиона успела привести себя в порядок — прежде чем задать вопрос:

— Значит, не на один раз?

— Определенно не на один. А как насчет окклюменции?

— Стена уже опущена, — задумчиво произнес он. — Тем более действие зелья пройдет до конца дня.

— Ну, тогда тебе придется быть со мной честным.

— Если у тебя хватит терпения — я ведь обязательно оступлюсь.

Приблизившись, Гермиона пробормотала прямо ему в губы:

— Ты ведь украл мои трусики?

— Виновен. Терпение, помнишь?

— Твоя логика — это что-то.

— Знаю, — и он обхватил ее бедро. — Но я ведь предупреждал.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — Гермиона притянула его к себе, взявшись за рубашку.

— Не знаю, но, кажется, теперь у меня появились планы.

Что ж, многообещающее начало.