Доказательство [Ксения С. Сергеева] (fb2) читать постранично, страница - 2

смотрел на воду и ловил взглядом вырисованные на поверхности ленивого канала солнечные закорючки. Вот проплыл нос физика-Мегавольта, вот это дерево из того мультика — как же он назывался-то? А вот Адмиралтейство. Точно! И шпиль вон! В какой-то момент «Адмиралтейство» как-то перевернулось, заставляя Володьку резко склонить голову набок, а потом предательски поплыло под мост. Упустить его из виду почему-то никак не представлялось возможным. Володька перегнулся через перила сильнее — и в мгновение ока оказался в воде. Серое полотно сомкнулось над головой, лишая возможности вздохнуть. Барахтаясь изо всех сил, Володька вырвался из холодного плена волн, вдохнул и поплыл к берегу.

Выбравшись на серый бетон, он перевел дух, отфыркиваясь, пытаясь открыть глаза, откидывая прилипшие пряди волос со лба. И обмер. Чего-то не хватало на оживленной прежде набережной. Все казалось обычным, но вот тишина стояла оглушающая. Дома вроде бы и не изменили внешнего вида, только вот жались друг к другу как-то плотнее, а в окнах верхних этажей плескалось лишь отражение черной воды канала. Обезлюдевшая улица замерла. Вольский непроизвольно поежился. Город застыл в недвижимом величии, словно главный его архитектор, завершив свою работу, забыл вдохнуть в творение жизнь. Храмы и дворцы безмолвствовали, наслаждаясь красотой и изяществом, брусчатка и более современный асфальт предоставлены сами себе, расстилаясь серыми лентами, обвивая дома причудливыми изгибами, затягивая и без того строгий в своем молчании город в корсет тротуаров и узорных решеток. Река в жесткой вене канала тоже не двигалась. Вода была черной и тягучей, как если бы её пульс и прозрачность впитывались в гранит и исчезали навеки в безжизненном городе. Деревья и кусты покрывались в свете заходящего солнца глянцем, приближающиеся сумерки полировали их, как краснодеревщик, уберегающий мебель от старения и наносящий слой за слоем прозрачный лак. К алеющим листьям не хотелось прикасаться, потому что они казались такими же ненастоящими, как и всё вокруг. Только иногда клеенчатые кроны шевелились, словно забавлялись игрой тени на мостовой; будто ветер существовал лишь для того, чтобы подчеркнуть невозможность что-либо изменить в застывшем одиночестве улиц. Тени, смешавшись на мгновение, возвращались к той точке, с которой столкнул их поток воздуха.

— Хе-е-е, это у меня, что, посттравматический синдром? — Володька сразу же вспомнил о каком-то враче по ящику — его щетиной еще вечно восторгалась сестра. Вот этот врач все говорил про возможные временные помутнения…или это не он говорил? — Не, не может быть. — Вольский сильно зажмурился, словно бы это могло помочь избавиться от какого-то синдрома. — А может, бомба. Нейтронная. Дома-то стоят. А я ныркнулся, и мимо пролетело. — набор каких-то отрывочных воспоминаний из заунывностей Мегавольта не принес облегчения. — Точно что-то тут не так… — стащив куртку, мальчишка принялся выжимать рукава. — Реалити! Точно! Ре-а-ли-ти! Ну и где вы?! — Володька встал, поднялся к улице. В кроссовках противно хлюпало и чавкало, но куда интереснее было узнать, как в такое короткое время телевизионщики умудрились народ разогнать. — От ведь технологии!

Однако осмотр ближайших закоулков и полное отсутствие транспорта заставили Володьку поежиться снова. Противный озноб вышиб испарину над губой. Что же это? Куда все, всё подевалось? А дома как? Со всех ног мальчишка ринулся к своей улице. Не думать, бежать, не думать, бежать. Автоматически Вольский затормозил на оживленном перекрестке, но, оглядевшись, понял, что оживлен здесь только он. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Володька рванул бежать прямо по центру улицы. К черту тротуары! Еще несколько поворотов с надеждой за следующим увидеть привычный Петербург — живой, патетичный, полный спешащих сфотографировать всё туристов. Дыхание, учащенное долгим бегом, разрывало горло, обрывками мыслей — что-то о позабытом на мосту рюкзаке, но вот он, знакомый переулок, и — между домом N37 и домом N41 дома N 39 не оказалось.

Вместо него стоял какой-то голубой двухэтажный уродец, покосившийся и противно лязгающий решетчатой створкой ворот. Четыре окна второго этажа наглухо забиты досками. Почти лазурная и будто свежая краска фасада, словно нарочно, местами содрана, обнажая кирпичную кладку. Володька отчаянно хватал ртом воздух, голова шла кругом от быстрого бега, звонкой тишины и попыток понять, что же происходит. Сначала Вольский решил, что случайно свернул не туда и попал на какую-то другую улицу, но дома N37 и N41 будто бы добродушно смотрели на него, как на старого знакомца. Вот и магазин «Все для дома», и ларек, где тайком от матери покупал сигареты, и покосившаяся доска объявлений рядом. Только голубой дом был совершенно незнакомым, улица абсолютно пуста, и заходящее солнце выкрашивало собирающиеся тучи в несусветный лиловый оттенок. Казалось, если попробовать такую тучу, примостившуюся над новым архитектурным изыском улицы