До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
февральском снегу радугами отражались огни движущихся машин. Похоже, мы притормозили возле какого-то пастбища, только я не знал, где именно. И еще я не понял, сколько оставалось до Боулдера.
Сняв перчатки и очки, я положил их в карманы пальто. Затем, нагнувшись, пробил грязную корку сугроба. Под настом снег оказался чистым и белым. Набрав в ладони снега, я приложил холодную массу к щекам и долго держал руки прижатыми, так, что кожа на лице начала гореть.
— Что, оклемался? — спросил Сент-Луис.
Подошел сзади, да еще с дурацким вопросом. Это напомнило мое собственное «Что вы чувствуете?».
Игнорируя заведомую тупость, я только сказал:
— Поехали.
Мы вернулись в машину, затем Векслер молча вывел автомобиль на шоссе. Скоро я увидел указатель на поворот к Брумфилду: значит, мы остановились почти на полпути от места.
Я вырос в Боулдере и тысячу раз проезжал до Денвера по нашему маршруту, но сейчас местность выглядела совершенно чужой.
Тут я впервые подумал о родителях и о том, как они это перенесут. Скорее всего стоически. Они вообще люди мужественные. Ничего и никогда не обсуждают, просто живут себе дальше. Так было с Сарой. Так будет с Шоном.
— Почему он это сделал?
Я задал вопрос после нескольких минут молчания.
Векслер и Сент-Луис сидели молча.
— Я его брат. И мы с ним, слава Богу, близнецы.
— Ты репортер, — сказал Сент-Луис. — И если мы взяли тебя с собой, то только ради нее: пусть Райли побудет с семьей, если захочет. Ты всего лишь...
— Чушь! Мой брат убил себя?!
Я сказал это чересчур громко. Походило на истерику, а на копов истерики не действуют. Ты начинаешь орать, а они получают возможность заткнуть тебе рот, оставаясь невозмутимым.
Я продолжил тоном ниже:
— Полагаю, я имею право знать, что произошло и почему. И я не пишу никакой долбаной статьи. Ей-богу, ребята, вы даже...
Тут я замотал головой, не сумев договорить. И, посмотрев в окно, увидел огни Боулдера. Их слишком много. Больше, чем тогда, в детстве.
— Пока мы не знаем, что и почему, — наконец произнес Векслер после полуминутной паузы. — Ты понял? Можно сказать одно: так вышло. Бывает, полицейские устают наблюдать за дерьмом, что плывет по трубе мимо них. Мак просто устал, вот и все объяснение. Как теперь узнаешь? Расследованием, естественно, занимаются. Когда они узнают причины, буду знать и я. И расскажу тебе. Обещаю.
— Кто ведет следствие?
— Сначала дело передали нам, потом его забрало к себе УСР.
— Управление специальных расследований? Они не занимаются самоубийцами.
— Обычно не занимаются. Ими должны заниматься в криминальном отделе полиции, то есть мы, копы. В данном случае возникает конфликт интересов: ты ведь понимаешь, они не позволяют расследовать то, что с нами же и связано.
«КОП, — подумал я, — криминальный отдел полиции: расследование преступлений против личности. Убийства, вооруженные нападения, изнасилования, суицид».
— Это ведь из-за Терезы Лофтон? — спросил я.
Думаю, я не ждал ни подтверждения, ни опровержения. Просто высказал очевидное вслух.
— Не знаю, Джек, — ответил Сент-Луис. — Давай оставим пока эту тему.
* * *
Смерть Терезы Лофтон относилась к преступлениям особого рода. Они дают людям повод застыть от ужаса даже на бегу. Не только в глубинке, в Денвере. Где угодно. Заставляют всякого, кто услышит или прочитает новости, замереть хотя бы на мгновение, мысленно прокручивая перед глазами сцену насилия и ощущая внутри тошнотворную слабость.
Большинство убийств — обычные, ничем не примечательные. «Маленькие убийства», как их называют в нашем газетном бизнесе. Воздействие подобных случаев на общество незначительно, и память о них выветривается быстро. Все, на что они рассчитывают, — это несколько абзацев где-то в середине газетного выпуска. А жертвы оказываются погребенными в толще бумаги. Точно как в земле.
Но если случится иное, когда, к примеру, исчезает привлекательная студентка, а потом ее находят в виде мертвого тела, расчлененного на две части, и если событие происходит в мирном до того месте вроде Вашингтон-парка, тогда в газетах просто не хватает полос для всех вариаций его описания.
Смерть Терезы Лофтон — совсем не «маленькое убийство». Здесь нашлось место многим леденящим душу деталям. Таким, что в Денвер ехали отовсюду — из Нью-Йорка, Чикаго или Лос-Анджелеса, с телевидения и радио, из редакций таблоидов. Целую неделю репортеры наводняли более-менее приличные отели, сновали по городу и университетскому кампусу, задавая всем подряд ничего не значащие вопросы и получая на них ничего не объясняющие ответы.
Некоторые репортеры осаждали детский сад, где Лофтон работала на полставки, другие совершали поездки в Бат, где она выросла. И куда бы они ни направились, везде слышали одно и то же: Тереза Лофтон всего лишь соответствовала стереотипу обычной американской девушки.
Убийство неизбежно вызывало аналогии, напоминая случай с Черной Далией, преступлением, произошедшим пятьдесят лет назад в Лос-Анджелесе.
Последние комментарии
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 10 часов назад