Всё равно не приду [Алексей Борисович Сальников] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Всё равно не приду

Когда Шибов устроился в котельную, ему тут же выдали синюю спецовку с маленькими пластмассовыми пуговицами и запахом залежалости, ботинки из материала, похожего на брезент, выделили шкафчик для одежды и показали, где находятся запасы чая, чтобы чувствовать себя бодрее во время ночной смены. В первые же две недели на новом месте Шибов поучаствовал в трех аварийных остановках котла, и это состояние перехода от беззаботного дежурства к небольшой суете очень ему приглянулось. Вообще, каждые двенадцать часов на работе были наполнены действиями, похожими на развлечения, или казались такими несерьезному девятнадцатилетнему Шибову. Стояла весна, под котлами набиралась талая вода, тяжелый углекислый газ, вместо того чтобы устремляться в трубу, начинал скапливаться в котельной, из-за чего повсюду стоял запах газировки без сиропа. Так можно было задохнуться, поэтому воду из-под котла нужно было откачивать, а для этого рядом с каждым котлом имелся специальный насос. Одно дело, если бы насос запускался каким-нибудь выключателем — сплошная скука. Но тут, будто специально, чтобы развлечь Шибова, да и остальных тоже, предусмотрен был отваливающийся шланг, ведро с водой, воронка поверх насоса, и все это нужно было совместить в одном стремительном действии: чтобы шланг не отвалился, чтобы вылитая в воронку вода из ведра не успела полностью исчезнуть в недрах насоса, чтобы нажатие очень приятной на ощупь теплой пластиковой кнопки с выемкой для пальца совпали — тогда насос начинал работать с глухим, сытым звуком, а Шибов чувствовал, что вот, сумел хоть что-то немного исправить в своей жизни и жизни окружающих, выглядывал в открытое окно, и запахи весенних одуванчиков, крапивы, углекислоты, весеннего тепла, что называется, кружили ему голову.

Каждый час присутствовала необходимость записывать показания приборов — действие настолько же бессмысленное, насколько и ритуальное, оставшееся с восьмидесятых, когда показания эти что-то значили, когда в закутке котельной еще работали автоматы — что-то вроде черных ящиков, которые дублировали человеческие наблюдения за температурой в котле, давлением воды и газа, рисовали нечто похожее на кардиограммы по медленно тянувшимся бумажным лентам. Шибов застал эту автоматику уже в виде мертвых, покрытых пылью снаружи и изнутри экспонатов. «Вот такая вот херня тут работала. Вообще, все строго было, не то что сейчас», — сказал Шибову напарник по смене, когда они проходили мимо безжизненных металлических шкафов, «даже на перфокартах что-то тут программировали, чтобы все само по себе работало».

Остался журнал на посту — канцелярская тетрадь, игравшая скорее роль календаря, но Шибову нравилось отмечаться в ней, как бы (и на самом деле) вычеркивая из жизни одну двенадцатую рабочей смены.

Котельная была газовая, не угольная, никакого махания лопатой, но в идеальном мире дежурство проходило бы еще менее активно, потому что для каждого из четырех котлов (которых работало только два, а еще два крякнули окончательно) предусмотрена была электронная задвижка и датчики уровня воды в котле. В идеальном мире, где киповец не просто беспомощно таился в своем закутке, выползая к остальным на покурить, был бы обеспечен запчастями, датчики ловили бы момент, когда воды стало слишком много или слишком мало, электронная задвижка сама рулила бы процессом подачи воды, можно было просидеть на дежурном посту всю смену, поднимая задницу со стула только раз в час, но давно уже все сдохло в котельной из того, что могло дать работникам лень и негу, машины, вместо того чтобы восстать, как предрекали две части «Терминатора», тихо умерли от старости. Роль электронных задвижек исполняли теперь люди: если воды становилось слишком мало или слишком много, об этом сигнализировал специальных звонок, и тогда кто-нибудь из персонала не спеша подходил к морде котла, задирал голову, смотрел на шкалу уровня, освещенную не очень яркой лампочкой, почесывался, брался за задвижку и пытался так сдвинуть ее влево либо вправо, так угадать момент, чтобы вода по мере необходимости прибывала или убывала как можно медленнее — иногда так можно было поймать этот момент, что половину смены звонок не звучал ни разу. Имелось в этом что-то такое от искусства эквилибра, что тоже привлекало Шибова.

Были еще обеды в столовой, которая находилась в двадцати минутах ходьбы от котельной. Многие сотрудники давно махнули рукой на такое питание, слегка совмещенное с невольной физкультурой. Тем более что на дворе стояли девяностые, вторая их половина, те самые годочки между дефолтом и миллениумом. Да, по талонам обед давали бесплатно, однако меню состояло только из одного и того же непонятного супа, едва теплящейся тушеной капусты и холодной ячневой каши, но Шибову и тут повезло. Он еще с детсадовских времен любил тушеную капусту, именно столовскую — пахла она по-особенному, чего никто не мог оценить по достоинству, кроме Шибова, —