Пришелец [Екатерина Неверова] (fb2) читать онлайн

Да, это мое место. Мое и только мое. Мое – по праву первого. И пусть кто-нибудь только попробует сюда сунуться. Братики и сестричка остались в другом доме. В доме, где мы родились и росли, где все было знакомым и безопасным. Дорогу обратно уже не найти. Долгие поиски не увенчались успехом.

Это случилось неожиданно. Утром, когда все еще спали, меня схватили. Схватили и запихнули в темноту. Меня заперли. Заперли наглухо. Вырваться было невозможно. Мой голос срывался от надрывного крика. Тело обессилело от тщетных ударов в невидимые стены. Потом все задрожало и затряслось. Рокочущий страшный гул безжалостно бил по ушам не умолкая ни на секунду, заглушая мои истошные вопли. Резкая, отвратительная вонь наполнила воздух и дыхание перехватило. Меня швыряло и колотило не переставая. Затем все прекратилось. Грохот и рычание смолкли. Темница распахнулась и меня вывалили наружу. Свет ударил в глаза. Меня тошнило, голова кружилась, дышать по-прежнему получалось с большим трудом. Было непонятно, что страшнее – оставаться на месте или бежать неизвестно куда. Мое тело инстинктивно вжалось в землю и замерло. Послышались знакомые голоса, потом опять этот душераздирающий звук. Гул удалялся, становился тише, и наконец, совсем смолк. Теперь можно было оглядеться и позвать своих. На зов откликались только вороны и собаки, а место было совсем незнакомым. Бескрайнее поле на сколько хватало глаз. Оставаться на открытом пространстве всегда небезопасно. Надо было срочно убираться. Идти пришлось долго. Голод, страх и надежда найти родной дом гнали меня вперед. А потом, неожиданно подул ураганный ветер. Стало темно. Над головой то и дело ужасно грохотало и сверкало, а в довершении всего, сверху немилосердно полила вода. Единственным укрытием могла стать лишь темневшая вдалеке полоса деревьев. Быстро бежать по мокрой высоченной траве оказалось очень непросто. По пути пришлось перепрыгивать через канаву, и конец был близок, когда раскисшая земля на краю глубоченного рва предательски заскользила. К тому моменту, как удалось добраться до предполагаемого укрытия, с меня уже лило в три ручья. Молодые тоненькие деревца росли на некотором расстоянии друг от друга, и редкая крона не спасала от ливня. Мое тело абсолютно вымокло и тряслось от холода так, что стучали зубы. Ветер гнул стволы и ломал ветки. Бежать дальше было некуда. Сразу за деревьями начинался высокий глухой забор. Ноги несли меня по узкой тропинке вдоль этого непреодолимого препятствия. Накатила паника. И вдруг, уже нежданно, мне улыбнулась удача. Плотная изгородь резко сменилась редким покосившимся штакетником, сквозь щели которого виднелось гигантское старое дерево. Под ним был навален какой-то хлам, и там наверняка можно было укрыться. Найти дыру в дряхлой ограде не составило труда. Вблизи оказалось, что к могучему стволу прислонена покатая крыша, подпертая настоящими стенами из огромных оконных рам с небольшими частыми стеклышками. Тут даже имелась железная дверь, выкрашенная зеленой краской. Открыть ее не получилось, но зато с другой стороны странного сооружения часть стекол отсутствовала, и мне удалось залезть внутрь. Почти все пространство занимали бревна, и ящики, но для того чтобы комфортно разместиться места вполне хватало. Главное, здесь было абсолютно сухо, и ураган, как ни старался, никак не мог сюда ворваться. Постепенно зубы перестали стучать от холода, а сердце от страха и возбуждения. Меня одолел сон.

Рассвело. Буря закончилась, с деревьев все еще падали редкие капли, звонко ударяясь о крышу. Но меня разбудил не этот звук. Кто-то шел сюда. Отчетливо слышались приближающиеся шаги, которым вторило легкое поскрипывание. Вскоре мимо прошла женщина с тяжелым ведром в руках. А уже через пару минут она продефилировала в обратном направлении, и емкость, судя по ее быстрой походке и легким движениям, явно опустела. В воздухе на мгновенье пахнуло чем-то съестным. Покидать убежище не хотелось, но лютый голод выгнал меня наружу. Определить, куда подевалось содержимое ведра было легко. Запах… старый, испорченный, смешанный с чем-то еще, отвратительным и гадким, но это пахла еда. Есть хотелось так сильно, что было уже все равно. Невысокая дощатая загородка огораживала источник манившего меня амбре. Перемахнуть через нее было делом одной секунды. Почти все, что здесь лежало, оказалось безнадежно испорченным, хотя кое-чем всё-таки удалось поживиться. Имело смысл проследить откуда все это приносят. Возможно, там могла найтись добыча и посвежее.

Лев Васильевич, как обычно, встал раньше всех. Выпил чашку растворимого кофе с бутербродом и вышел на утренний бодрящий воздух дачного участка. Он присел на любимую скамейку под навесом, дабы побыть в тишине, полюбоваться цветущим садом, подышать восхитительными летними ароматами, подумать, повспоминать. Старик сидел тихо, почти неподвижно, когда заметил тощее осторожное существо, бегущее по дорожке к дому. Озираясь и принюхиваясь, утренний гость поднялся по ступенькам крылечка и привстал на задние лапы над мусорным ведром. Ловким движением оттуда была извлечена куриная кость и в мгновение ока утащена под крыльцо. Судя по сноровке, операция проделывалась далеко не в первый раз. Через пару минут зверек появился снова и технично повторил финт. Раз на пятый, кости видимо закончились, и тщетно пошарив лапой в помойке, налетчик удалился в сторону заднего двора, так же бесшумно, как и пришел. Тем же утром Лев Васильевич рассказал о происшествии домочадцам.

–Беременная кошечка приблудилась, – сообщила Муся Львовна приехавшей на выходные дочери. – Выкинул кто-то несчастную животинку. Подкармливаем. А то питается на помойке бедная, представляешь? Я сама видела, как она сигает оттуда при моем приближении. Сегодня соседская собака загнала ее на липу, так она, кажется, спуститься теперь не может, мяукает уже сколько времени.

Янка уточнила, в какой стороне участка находится спасательное дерево и немедленно отправилась посмотреть на несчастную жертву собачьего террора с целью оказания первой помощи.

– Кыс-кыс-кыс, – тихонечко позвала девушка, высматривая кошку на верхних ветвях в густой зеленой листве. Отклик не заставил себя ждать, правда, вовсе не с дерева. Жалостливое, тоненькое мяу раздалось с соседского участка. Полосатый, тощий зверек сидел прямо с той стороны пограничной рабицы и в упор разглядывал девушку зелеными печальными глазами.

–Привет,– поздоровалась Янка. Зверек ответил еще более горестно и заунывно. «Мы сами не местные, подайте, кто сколько может» – отчетливо слышалось в кошачьем голосе. Янка побежала обратно к дому.

– Может дать ей чего-нибудь? Она голодная похоже. С дерева слезла, но мяукает жалобно, сил нет, – сообщила девушка матери. Вторя ее голосу, из-за сарая, уже с этой стороны ограды, раздалось знакомое: «мы сами не местные…». – Кыс-кыс-кыс,– снова позвала Янка.

–Что ты, она к себе не подпускает. Еду ставлю, отхожу метров на десять, тогда она только к миске приближается. Дикая совсем. Муся Львовна сходила в дом и вынесла на улицу кастрюлю с утренними остатками геркулесовой каши на молоке.

– Ого!– восхитилась Янка объемами.

– Ну, я специально больше варю. Сейчас ничего не останется,– заверила ее женщина. Каша была вылита в не менее угрожающих размеров лохань и поставлена на некотором отдалении. -Кыс-кыс,– вкрадчиво позвала теперь уже Муся Львовна. Из-за сарая выглянула знакомая усатая физиономия. После тщательной оценки окружающей обстановки и, допустимых техникой безопасности расстояний, кошка вылезла из укрытия и двинулась к еде. Косясь одним глазом на стоящих поодаль женщин, голодающая приступила к трапезе, давая возможность разглядеть себя во всей красе. Ярко выраженная полосатость по всему телу, бывшие когда-то белыми, носочки разной длины на лапах и асимметричная манишка на груди. Смешная морда, как будто котейка макнула усы в сметану, а потом облизнула их только с одной стороны, да и то, не слишком тщательно. На фоне сильной худобы, заметно выпирали круглые бока.

– Скоро родит наверное, – вздохнула Муся Львовна с выражением безграничного сострадания на лице. В этот момент кошка, всецело увлеченная процессом питания, видимо потеряла всякую бдительность, и повернулась к потенциальной опасности спиной…. То есть хвостом… то есть…

– Мааам?– удивленно произнесла Янка, прищуривая глаза и внимательно изучая неприкрытый тыл зверька. – А ты уверенна, что у беременных кошечек такое бывает? Янка сделала пару осторожных шагов вперед, дабы изучить предмет своего удивления с более близкого расстояния. Несколько секунд она присматривалась, потом издала странный громкий звух – нечто средне между фырканьем и хрюканьем, и уже не в силах больше сдерживаться, расхохоталась громко и безудержно. Зверек подпрыгнул на месте и рванул обратно за сарай сверкая маленькими шустрыми пятками. -Какая же это беременная кошка?– вытирая слезы простонала девушка. -Какая же это кошечка, когда там такие нехилые бубенцы под хвостом?! Убеждать Мусю Львовну в очевидном пришлось всем семейством и целых два дня. Та наотрез отказывалась смиряться с конфузной ошибкой. Говорила, что издалека ничего не видно и у всех зрительные галлюцинации.

– А бока тогда почему такие раздутые?– апеллировала женщина к последнему, казалось бы, неоспоримому факту.

– Ну, у бездомных животных, ведущих помоечный образ жизни, обычно бывает… Независимо от пола… – с ехидной улыбкой парировал старший сын Тимофей. От такой «беременности» хорошо помогают глистогонные таблетки.

Все семейство нежно и преданно любило разнообразную флору и фауну. Зеленое и лохматое, пернатое, цветущее, бегающее и порхающее давно уже не переводилось в доме. Когда Тимофей был маленьким, завести пушистого питомца ему так и не удалось. Родители были молоды, учеба, работа, командировки, отсутствие своей жилплощади, ребенку и тому не хватало внимания. А потом Тима и вовсе – вырос. В общем, не сложилось. Зато настырная и упертая как коза, младшая Янка в свои 9 лет вытрясла таки из родителей всю душу и свою первую собаку заодно. С тех пор минуло почти 20 лет. Были другие собаки, коты и кошки, птички, хомяки и даже рыбки. Всего лишь месяц назад погибла, обожаемая всеми, Лора- черная могучая боксерша в расцвете лет. Хватанула на улице в городе какой-то яд, удалось откачать, но почки сильно пострадали и через некоторое время отказали окончательно. Лора уходила очень тяжело. Тима таскал ее по лечебницам, сам ставил капельницы – все напрасно. Умерла здесь же, на даче. Похоронили на заднем дворе рядом со старым дубом. Мария Львовна, после всех переживаний, зареклась когда-либо еще заводить животных.

–Ты понимаешь, – вкрадчивым шепотом говорил Тимофей сестре, нежно прижимая к себе, ошалевшего от забытой ласки, полосатого беспризорника, – он ведь не просто так к нам пришел ровно через месяц после Лоры.

– Понимаю, только мама не согласится,– вздыхала сестра. -Она же сказала, что больше никакого зверья в доме, никогда и ни за что. Ты видел, как она его из дома тряпкой гоняет? Не гладит, даже тереться об ноги не дает – все, чтобы не привязаться. Кормит вот только на убой, с этим инстинктом она совладать не может. А как на меня ругалась и кричала, когда я его подманивать и гладить начала. А как же можно было иначе? Он весь аж затрясся, задрожал, когда я к нему впервые прикоснулась. Изголодался бедолага по человеческому теплу. Юный совсем дуралей, месяцев восемь ему, не больше. Жил-то видно с людьми, не дикая тварь из дикого леса какая-нибудь…

–Назовем его Мавриком, – неожиданно сказал Тима, почесывая кота за ухом.

–Почему Маврик?– удивилась Янка. Мавр – это для черных котеек больше подходит.

–Ты разве сама не видишь, что он Маврик? – с недоумением спросил брат. -Маврик и все. Маврик, Мавруша, Маврикий… На том и порешили.

–Надо брать,– твердо сказал Лев Васильевич на тайном совещании, посвященном противостоянию Муси Львовны коту Маврику в роли нового члена семьи.

– Да, надо брать! Котейку – осенью в Москву, а маму измором,– поддакнула внучка.

–Однозначно!– подвел итог Тима.

Впереди были еще два летних месяца, времени для маневра было предостаточно. Однако, стойкая в своем решении, Муся Львовна держалась как кремень, невзирая на массированную атаку домочадцев. Целыми днями кот сидел на коленях у Льва Васильевича, был кормлен и обласкан. Но из дома его по-прежнему гнали, несмотря на многочисленные поначалу, попытки зайти внутрь. Котейко вел себя очень воспитанно, если не сказать интеллигентно. Топтался на пороге, нежно терся о косяк двери, если его не вытуривали сразу, делал несколько шагов внутрь и скромно присаживался, в ожидании приглашения пройти дальше. Обычно, именно на этом этапе его и встречала негостеприимная хозяйка с веником, тряпкой или шваброй наперевес. Понятливый гость, видя столь красноречивые атрибуты в руках принимающей стороны, мгновенно покидал территорию, не дожидаясь физических контактов. К осени Маврик прекратил свои поползновения и смиренно довольствовался общением во дворе. Муся Львовна усиленно выдвигала самоуспокоительную теорию о том, что кот явно хозяйский и ходит сюда исключительно пожрать. Обосновывала она это долгими отлучками и неизвестным местонахождением котофея в течение дня. Гипотеза позорно рухнула, когда Лев Васильевич отвел ее к дровяному складу под дубом и продемонстрировал, обнаруженного там, мирно отсыпающегося среди дня, котейку. После этого Тимофей окончательно уверовал, что все не просто так, раз зверек еще и поселился почти рядом с могилкой умершей собаки. Ночевал Маврик теперь под домом, дабы слышать первые шаги проснувшихся обитателей. Муся Львовна долго удивлялась, откуда же кот может так точно знать, когда она проснется. Каждое утро, когда женщина отворяла входную дверь, хвостатый-полосатый уже сидел на крыльце с неизменным тягучим мявом, так напоминавшем Янке любимый текст всех профессиональных попрошаек.

Лето пролетело стремительно, да и сентябрь был уже на исходе. Вечера стали темными и холодными, а ночи непроглядными и студеными. Вот уже несколько дней подряд с неба сыпал мерзопакостный, мелкий, нескончаемый осенний дождик. И вот, дождливым, темным и холодным вечером, в разговоре с мамой по телефону, Янка предприняла очередную отчаянную и вероломную попытку.

– Ну, что, – спросила она безобидным, ничего не предвещающим тоном, – тепленько там у вас в доме, не мерзнете?

–Да, Тима натопил печку, жарко даже, – радостно ответила ни о чем не подозревающая Муся Львовна.

–Поужинали уже? Хорошо вам, чай небось с конфетами пьете?– продолжила дочь. В ответ прозвучал искренний отчет о зажаренной курице с вареной картошечкой, чае с тортиком и печеньками. И тут Янка сделала резкий и неожиданный выпад: – а кот-бедолага, одинокий, мокрый, продрогший и голодный сидит сейчас на крыльце, прислушивается к вашим голосам, смотрит на свет в окнах и ждет, когда настанет утро и кто-нибудь к нему выйдет. Покормит, приласкает, обогреет…

Муся Львовна, от возмущения неслыханным коварством, от прямого и болезненного попадания в цель стрелы праведной укоризны, сначала потеряла дар речи, а потом взвилась до потолка. Она кричала, что это подло – давить на больные точки, брать измором, вынимать мозг и душу, терроризировать, шантажировать и доканывать бедную больную и уставшую мать. Было еще много всяких слов, а под конец – была даже брошена трубка. Однако, на утро Муся Львовна позвонила дочери и сообщила, что после вчерашнего разговора долго не могла успокоиться. Мучимая чувством вины и угрызениями совести от настырно стоящих перед глазами живописных полотен кошачьих страданий, она отправилась посмотреть, не сидит ли всеми покинутый несчастный котейка на крыльце. И он таки там сидел и ждал – голодный, холодный и несчастный. Расчувствовавшаяся Муся Львовна сгребла кота в охапку и потащила в дом. Далее события приняли неожиданный оборот. Будучи перенесенным через запретный порог женщиной, которая нещадно гоняла его отсюда разными страшными предметами в течение всего лета, кот решил, что сейчас его, видимо будут убивать. С диким криком он вырвался из рук Муси Львовны и со всех лап ломанулся на улицу, где немедленно укрылся в подполе. Жертва угрызений и раскаянья долго пыталась выманить беглеца обратно, но безрезультатно. Так и промаялась всю ночь, преследуемая мучительными образами и растерянностью от совершенно необъяснимого, как ей показалось, кошачьего поведения.

– Он же все лето в дом рвался, а тут, как с ума сошел! – жаловалась женщина дочери.

–Так ты ж его все лето гоняла планомерно и целенаправленно, – смеялась та в ответ. -Надо теперь его так же планомерно и целенаправленно внутрь заманивать, – деловито вставила Янка, расплываясь в ликующей улыбке, незримой для собеседницы. Все получилось. Грубая психологическая атака обернулась долгожданной победой, оборона сломлена, прорыв по всем фронтам увенчался полной и безоговорочной капитуляцией.

Когда через пару недель Янка приехала на дачу, ее взору предстала восхитительная картина неизвестного, но чрезвычайно талантливого художника-идеалиста. На диване перед телевизором живописно восседало все семейство. На экране шла незабвенная фильма про Холмса, Ватсона и собаку Баскервилей. На маленьком круглом столике красовался дивный натюрморт – ополовиненный румяный яблочный пирог, дымящийся еще, пузатый эмалированный чайник, печеньки, конфетки…. Тима и Лев Васильевич сидели по краям, попивая ароматный чай из толстых керамических чашек. В центре композиции расположилась Муся Львовна. Одной рукой она держала кусок шарлотки а второй крепко прижимала к себе осоловевшего от счастья, заметно потолстевшего и распушившегося кота, на чьей морде огромными буквами было написано: «Я к вам пришел навеки поселиться».

«Да, это мое место…. Мое и только мое…» – сонно думал Маврик сладко нежась в объятьях Муси Львовны.

*Дизайн и фото обложки – Е.Неверова