Время сказать (СИ) [lReine / Reinneke] (fb2) читать постранично, страница - 5

лицо разбил.

«Сдохни, если хочешь. Только отстань. Надоел».

Потому что надоел ты ему со своей любовью. Лезешь, ноешь, требуешь. Пытаешься выспросить, когда увидитесь. Расспрашиваешь, с кем он был.

И все надежды — камнем в пропасть. Планы, фантазии о том, как будете вы всегда вместе — туда же. Наверное, сто тысяч людей узнали бы в моей истории свою и осуждающе покачали головой: «тряпка — нюни распустил». Но когда больно тебе, от осознания, что не ты первый — почему-то не легче.

А Паша между тем меняет тему, будто руку от огня отдергивает:

— Может тебе денег надо, Кир — а то у тебя тут…

Убого. Знаю. Но попробовал бы он сказать это вслух.

— Старомодно. Ремонт сделаешь…

— Полтора месяца до зимы.

— А зимой что?

— Уеду.

Косой всегда кривится, когда я отвечаю ему в таком духе. Злится. А Паше только смешно.

— На юга собрался? Мигрируешь к зиме?

— Хочется верить, что на юга… Первого декабря поезд. Придешь проводить?

— И билет уже есть?

Паше больше хочется спать, чем слушать мои россказни. Свесив руку, он пристраивает на полу около дивана часы — чтоб с утра не проспать, натягивает на голые плечи одеяло.— Билет покажешь, поверю, а так… Спи, лягушка-путешественница.

Билета у меня нет, и доказать нечем. Не Косому же звонить, чтоб подтвердил. И я послушно закрываю глаза.

***

Ноябрь — время смирения. Сентябрь — злой шутник — подначивает надеяться, и ты покорно покупаешься на его шутки и каждый день ждешь: выглянет ли солнце, станет ли теплей. Ноябрь шепчет: «Смирись. Нечего брыкаться. Закрывай глаза и спи. И если приснится тебе лето, то вина в этом будет лишь твоя».

— …ты серьезно?

— Все может быть.

— Кирилл, серьезно. Ты серьезно? Что смешного?

— Паш, ты сам себя сейчас слышал?

К ноябрю краски лета уходят из памяти и поневоле начинает казаться, что ничего не было, а тебя просто запутал и обманул глупый цветастый сон.

— Куда ты собрался ехать? Зачем? Что это — шутка?

— Нет. Первого — приходи проводить?

— Кирилл, у меня итоги года на носу, я же говорил. Мне некогда за тобой бегать с твоим бредом, — Паша краснеет от досады, раздраженно приглаживает волосы, не зная, злиться ему или волноваться. — Ради Бога, Кирилл, что за блажь? Я вообще ничего не понимаю. Ты толком даже не можешь объяснить куда, зачем и насколько…

Сегодня он не останется. Сегодня ему хочется унылой рутины. Вечерних новостей, нормального ужина и не отключать телефон, чтобы позже соврать благоверной, будто работал всю ночь в поте лица над отчетами на благо семейного очага и не заметил, как села батарейка.

Паша уходит, а ноябрь заканчивается. Истекает днями, как истекает последними каплями воды опрокинутая на бок бутылка, и жизни во мне остается с каждым новым утром все меньше, жалкий глоток лишь на самом дне.

В один из таких дней Паша притаскивает раскидистую герань.

— Для интерьера. А то у тебя немного уныло тут… — туманно поясняет он, водворяя горшок на комод, и отступает на два шага, полюбоваться со стороны. — Так гораздо лучше.

Я киваю, пряча улыбку. Действительно, неплохо. И мелкие фиолетовые цветы ничуть не хуже роз. В самом деле, было бы странно дарить парню классический букет в качестве извинений за недавнюю ссору. А так — традиции соблюдены. Цветок — он и есть цветок. В горле стоит ком. И поэтому когда я слышу самое главное — тихое «прости», то могу лишь молча кивнуть — «прощаю».

А потом наступает первое декабря, как-то уж слишком внезапно. И осень заканчивается, а я становлюсь лишним.

«Не испарись», — гласит смс на телефоне. Приветствие от Паши, немного грубоватое по сравнению с обычным: «Хорошего дня». Но тут уж моя вина — слишком уж долго я твердил про первое декабря.

Утро течет плавно и тихо, окрашенное сероватой дымкой, словно говорит: «нам некуда торопиться». И я долго лежу, глядя в потолок. Потом медленно тщательно моюсь, завариваю на кухне чай, и долго сижу над горячей чашкой, не выпив ни глотка.

Косой заваливается ближе к обеду и тоже нарушает традицию. Вместо того, чтобы, не разуваясь, прошлепать на кухню, упасть на табуретку и заныть, как у него пусто в животе, мой нерадивый подельник замирает у входной двери и спрашивает:

— Готов?

Голос у него звучит глухо и с хрипотцой, словно Косой подхватил простуду.

— Готов

— И не передумаешь? Мог бы и остаться, Кир.

Мог бы, а зачем?.. Паши нет, не пришел он. У него итоги года. Я обвожу взглядом квартиру, служившую мне логовом на эту осень, и подвожу свои итоги. И выходит, вроде как,