Чеченские дороги 2 [Эдуард Павлович Петрушко] (fb2) читать постранично, страница - 3

– Мы, конечно, испереживались, отвезли ее в соседнее село к ветеринару, заштопали, обезболивающее кололи пару дней. А потом закормили ее. Каждый из нас втихаря дает ей что – то вкусненькое, ласкает и говорит приятные слова. В общем расслабилась наша собачка и обленилась. Начала хитрить, мол ей плохо и уходит на блок пост спать, команды не слышит, что вы мол хотите, контуженная я. Однако насчет пожрать она все слышит и видит. Сейчас начали ее дисциплинировать и в боевое состояние приводить.

Рассматриваю ребят все осунувшиеся, с кругами под глазами и красными глазами. Работа на блокпосте – это тяжелая психологическая война. Проверить сотни, если не тысячи машин – серьезное испытание для нервов. Некоторые чеченцы после проверки документов презрительно плюют на землю. На все крики, истерики омоновцам рекомендована вежливость. Особенно нервозно, когда недовольны женщины.

Слышу, с блиндажа выходит Дима, за ним старший блок поста – капитан плотный мужик в годах и жестикулируя руками говорит:

– Я-то вас пропущу, но за рекой блок пост, там якуты стоят и им по фиг будут твои пропуска и ксивы, назад завернут, они упрямые. Нам команда дана четкая: никаких передвижений. Я прощаюсь с омоновцами, еще раз глажу Неру и топаю в Волгу.

– Порвемся, ты только по рации предупреди им, что мы едем, – отвечает Рыжков, и мы садимся в машину. Щедро насыщенный влагой воздух, остывая к утру, окутывает землю настолько плотной пеленой, что мысль мультяшного ежика о том, что лошадь может потеряться в тумане, не кажется абсурдной. Да что там лошадь! Сегодня туман поглотил почти пол Республики, что на руку боевикам и прочим провокаторам.

Едем в густой пелене влажного воздуха. Думаю о том, что жизнь есть изделие одноразовое. Надо держать ухо в остро, чтобы она не отлетела от тебя как пробка из-под шампанского. Нежно поглаживаю, цевье автомата как родную женщину и внимательно смотрю по сторонам.

Блок пост, еще блок пост, везде нервяк и легкие разборки. Почему едем в комендантский час, куда, что за срочность, убить могут и свои, и чужие. Прямо дежавю. На последнем блок посту где-то вдалеке бабахнула очередь. Фыркнув, как испуганная кошка, рванула вверх ракета и исчезла в низких облаках. Через пару секунд жидкие тучи изнутри осветило бледно – красным светом. Залюбовался, но повторная очередь вывела из праздного любопытства. На блокпосту занимали оборону, мы с Димой не знаем, что делать, то ли прыгать в окопы, то ли ехать. Решили двигаться дальше, быстро сели в машину, притопили.

Фильтрационный пункт Чернокозово в самом лояльном Наурском районе Чечни в советские времена был обычной зоной. В годы правления Масхадова сюда сажали по приговорам шариатского суда. В январе 2000 года российская группировка поспешила перестроить зону под следственный изолятор. Разное говорят про «современное» Чернокозово, некоторые сидельцы сравнивают содержание в ней с условиями содержания приговоренных к смертной казни. Говорят что мол, бьют и калечат боевиков, не дают еду и гнобят в карцерах. По мне так порядок, все чисто, ГУИН – цы опрятные и бритые, водкой не воняют. Нигде не кричат и некого не избивают.

Сразу идем к начальнику СИЗО большому великану с крупным носом, который переходит в густые пакляные брови. На полных губах приветственная улыбка, будто знакомы с ним тысячу лет:

– За своим приехали? Не боязно вам мотаться в комендантский час?

«Свой» это наш человек из чеченцев, который помогает нам разоблачать боевиков и полевых командиров. Назовем его Василий. Некоторое время назад Василий «зазвенел», начали к нему присматриваться чеченцы нехорошо, мол не «красный» ли ты, мил человек. В воздухе запахло керосином, наш источник хоть и смелый, но сам попросился в тюрьму для прикрытия, ненадолго. Просил на три дня и на больше не соглашался, мы понимали, что три дня какой – то «липовый» срок содержания. И держали его в Чернокозово почти две недели. Перекидывая его с камеры в камеру, чтоб по больше людей видело, что мол страдает человек за «единое исламское государство». А Чечня это как большая деревня, слухи быстро расходятся.

Когда «садили» Василия, я инструктировал начальника оперативной части, конопатого капитана из Тулы:

– Пожестче с ним, дергайте на «допросы», каждые два дня меняйте камеры. Можете всыпьте ему слега.

– Какие допросы? У него, что нет следователя? И как всыпать сильно или средне? Хлопал глазами деревенский тульский парень с изрезанными морщинами лицом.

– Какой следователь? Это мероприятие прикрытия, выведите его посадите куда-нибудь на час, потом нос слегка разбейте.

– Куда я его посажу, только в карцер и не бьем мы до крови. Мы знаем, как бить больно и без следов, не первый год служим.

– В нашем случае наоборот, – злюсь я. Надо не