Дикая не для Бороды [Николь Брэдли] (fb2) читать онлайн

Дикая не для Бороды

1. Дикая из ниоткуда

Она проснулась на голой земле где-то в лесу, в крепких сжимающих ее объятиях и не сразу поняла, где она вообще. Да и, что собственно произошло, кроме того факта, что в ней что-то инородное, принадлежавшее, тому, кто крепко держал ее. Руки, в поле зрения, были в растительности, как и нога, поперек ее бедра. Его ступня, так и вовсе в земле, грязная.

Одна рука служила ей подушкой и пролегала вдоль ее голого тела, охватывая грудь, другая спускалась вниз и была где-то между ног. А еще ужасно болела область между шеей и плечами, и, казалось, там были полукругами укусы, что сейчас начинали болеть.

Первой ее попыткой было убрать его ногу, но стоило ей пошевелится и объятия сжались еще сильнее, так сжимает змея свою добычу, а руки, вернее пальцы, пришли в движение, сжимая грудь и лаская плоть между ног. Мягкий тембр зашептал ей в ухо:

— Только без резких движений!

Хотелось взвыть, вырваться, заставить его выйти из неё. Она ведь была… Да, воспоминания, не сразу, но приходили: "Её первый раз, случился, в лесу? С дикарем? А, если так, почему она ничего не помнит?"

— Расслабься! — но она не из таких и пыталась, скребла землю, в попытке скинуть его, вытолкнуть, а ничего не происходило и он не двигался в ней, и вытолкнуть не получалось. Она не узнаваемо зарычала, а он прикусил шею сзади, обжигая дыханием.

— Спокойнее, девочка! — еще миг и она оказалась на земле лицом, а он сверху сзади и такой расклад, ее, совсем не устраивал. Только руки двигались, не только по прижатому телу, он давил сверху массой, теперь уже и вторую пуская в ход, чуть надавливая там, где ей было бы стыдно, если бы что-то такое…

Ярость, она затопила и ему стоило больших усилий удержать ее, даже такой она брыкалась и дергалась, а потом оглушил шлепок по её оголенной плоти, обожгло то место и она взвыла, да почему то расслабилась, там, неожиданно. Только тот сверху этого и ждал, и медленно, едва-едва за двигался в ней.

"Чертова девственница!" — оглушил и задел за живое.

— Эй! — хрипело в горле возмущение. Мощь его тела вдавливала её в землю, в нос с воздухом возмущения попала пыль и она закашлилась, а он, кажется, только и пользовался положением, глубже и сильнее входя в нее. Задыхаясь от возбуждения. Пальцы были где-то в складках её интимности, а пальцы другой руки вдавливали в другую часть. Боли, как ни странно не было, тяжело, сложно дышать, движение, усилия его и упор.

"Еще немного!" — слышалось отчетливо, медленно разжимались одеревенелые мышцы, что крепким стальным захватом в замке, держали его друга в ней.

— Подчинись мне! — звучал его голос у нее над ухом, пока он медленно двигался. Где-то в голове разносился эхом. Требовательный и настойчивый, так, что дрожала каждая клетка. Неспеша, рукой убрал прядь волос с уха, вдыхая в него новое: — Подчинись мне!

Отчетливо слышались переминания с ноги на ногу где-то совсем не далеко, дыхания, как и биения чужих сердец гулко и многогранно. Жизнь, что кипела в лесу и голоса приглушенно, слышались, преимущественно женские. Так много звуков и запахов. А для неё гипнозом действовал его голос, только его голос на фоне остального был близок, так близок к чему-то. Шуршание травы. Движения где-то не подалеку.

— Подчинись мне! — уже не требование, не угроза, скорее просьба, мольба даже где-то. Сознание еще не пришло в норму. Память не дорисовала еще, всего, что было, не заполнила пробелы. Его рука горячая и нежная у нее на голове и всего одно, не верное движение, молодого и слишком не терпеливого кого-то и где-то, как магия всего момента была упущена, она в доли секунд обернулась. Ярость, на раз-два-три, ее, как баран крутанула и трансформация, была почти, мгновенной.

"Никогда такого не видел!" — с долей восхищения слышалось уже смутно. Она легко и невесомо в развороте вывернулась, да так, что снова полетела шерсть в разные стороны. Она бросилась на него и легко пружила, от земли или дерева, выворачивалась и царапалась, трепала его за шею, летели слюни. Хрипели оба в этой утренней тишине.

Его почему-то удивляло, что, сама, она не собиралась причинять ему что-то больше, чем просто синяки, да царапины, не насмерть билась, уже. Их связывала интимная область, где его детородный орган крепко, будто в замке, держали ее мышцы. Бой был уже не первый и каждый раз, она, будто, без памяти просыпалась, порядком его измотав, но и себя тоже.

Замкнутым кругом стояли парни из его клана, на отдалении. Больших усилий ему стоило загнать ее сюда, на свою землю, уже после того, как они повстречались на пробежке. После того, как она кинулась, одна на пуму и ведь загрызла ее, правда, сейчас, царапины были вдоль всей спины и, оттого, он какое-то время удерживал ее на боку, да на животе. Кровь молодая сворачивалась быстро. Ему надо было, что она подчинилась ему, как Альфе. Он уже с трудом держался на лапах, а невозможность расцепить этот замок, изматывала еще больше, как и их боевые схватки. Они снова сцепились, она снова вывернулась и не в первой, он оказался на лопатках, ее горячее дыхание обнаженной челюсти у него на горле.

"Нет, дурак! Стой! Это приказ!" — рык его куда-то в другую сторону, без возможности, вырваться из этих то объятий. Но мелкий брат уже сорвался с места и нарушил магию круга, его круга, кидаясь озлоблено и остервенело на нее, защищая брата, конечно же. Высшая цель. Она снова легко вывернулась, в прыжке.

"Боже, какая грация! Будто лисица или кошка?!" — он, всё, это видел немного в не привычном ракурсе, ибо каждый ее такой манёвр бил по нему, из-за связки их обоих в интимной области. Почему то Альфа сейчас, казался, без вольным волком, в очередной раз летел где-то в невесомости по пространству. Только страшнее волчицы в первую течку, ничего нет. Гормоны настолько перекрывают всё и её запах, он, как наркотик, обвалакивал и подчинял. Там не важно было сколько у Альфы или у самца, впринципе, было опыта. Но такая, редкая дикая, молодая, была необходима ему сейчас.

Брата, она, отпихнула лапами, да такой силы, что он улетел и глухо стукнулся о дерево, взвыл и что-то хрустнуло. В этом полете получилось, что частью бока она потерлась о него, снова перекидывая и ударяя о землю, всей его массой, передними лапами упираясь в его грудь.

Ярость теперь, снова, стала ощутимой, ее слюна на его шее, рык и холка дыбом. Невидящая пелена чистого гнева, готовая растерзать за любое движение, за малейшее раздражение. Она основательно потрепала его, даже за что-то цапнула, остры молодые клыки. Пасть раскрытая в миллиметре, готовая вцепиться в него и уже основательно его покалечить, как опасного противника. Пришла в движение стая, как по мановению пальца, в выжидающей оборонительной защите, они вдруг ополчились против нее, ощутимой стала угроза.

И, снова, дело случая, расталкивая всех, на нее неслось грозное со звонким лаем на всю округу, на защиту отца, его несмышленая дочурка, почувствовав угрозу.

"И, ведь никто не остановит!" — скорее с сочувствием, потому как, только долетев до них, она будет звонко лаять на дикарку, а там, как она себя поведет?! Шаманка Асура шла на выручку, а уж его дочурку удержать сложно, в папашку настойчивостью пошла. Долго, они тут, возились, но кто ж знал, что пути пересекуться.

И комок не собирался сдаваться, в пару прыжков преодолела пространство, звонко ее облаяла и даже хотела цапнуть. Стая, еще больше, пришла в движение, переминаясь с ноги на ногу, угроза то уже не шуточная. Ряды были плотно сомкнуты и малейшее разъединение, грозило всей деревне угрозой разрушительного порядка. Магия круга ослабляла её, питая в первую очередь самца и стаю тоже. А энергии в ней било неуемной силой. Итог, мог быть абсолютно непредсказуемым и оттого угроза была более осязаемой.

Только, вот, эмоции на ее лице и в глазах переменились. Удивление. Непонимание. Втянула воздух рядом с мелкой, щелкнут зубы неподалеку от её носа, укусить себя не дала и за лапу тоже. Только, явственная угроза, вдруг исчезла самой собой.

Она, стала совсем другой, так же легко, как прыжинила от любой поверхности, как выделывала такие финты, что акробатки бы обзавидовались. Переменаясь с лапы на лапу, не спуская глаз с мелкой, отступила от него, медленно. Влажность прибывала и она вдруг расслабляла медленно мышцы. Эта ситуация его ошарашила, только спешить было опрометчиво. Мелкая же оглушительно лаяла и рычала потешно, холку дыбом ставила.

А еще его удивила, с какой легкостью она выпустила его с позы под ней и позволила снова стать позади нее, возвышаясь грозным самцом. Приподая верхней половиной туловища и втирая в шею запах его земель. Облизала его тявкающий комок неуемной прыти, чем совсем выбила из привычной колеи. Женская половина стаи тоже прибывала, вклиниваясь между мужской половиной. Только ее не заботило ни их количество, ни их земли, ни близость с деревней.

Однако же, голову в сторону шаманки повернула, он уловил едва заметное движение, как она ухом по земле шоркнула, и не приветствие, а такой поклон, как дань уважения, но там не было угрозы. Мышцы совсем расслабились, позволяя ему, как выйти, так и продолжить, если пожалает. Это снова ошарашило, пока он искал подступы к ней. Она шумно выдохнула в пыль и комок унесло, не без помощи жеста шаманки, конечно. Это совсем выбило его, как вожака, как человека в нем, так и волка.

Только страсти и желанию владеть ею, это никак не помогло и не остановило, он входил и двигался в ней, капая слюной ей на спину. Дотягиваясь до загривка, чтоб вцепиться в нее и не отпустить её сейчас, да закончить соитие и она выгивала спину. Дабы, потом, снова, не доказывать своё право на нее, если другие не отприходуют?! Она, так странно вертела шеей, да по земле водила подбородком, втирая запах и пыль. Как бы глубоко он не входил, ему все время, казалось, мало, сдерживаться было сложно, хотелось большего. Волк впадал в безумие, от ее запаха. Заканчивал соитие и снова хотел. Снова держал ее зубами, капая слюной. Порыкивал, если она хотела отстраниться.

Даже, когда он был на свободе, даже когда все закончилось, она не спешила обращаться в человека. Терлась спиной о землю. И он наклонился, чтобы вылизать её, в первую очередь, говоря, что она важнее всего его. Её влажность на его языке и крыша поехала, волк становился не управляемым, силы в нем было так много, усталость исчезла. Только голая похоть, голое желание, голое соитие. А она тут, перед ним на спине и он даже так вошёл, она снова дугой выгнула спину. Он не мог насытиться. Хотел большего, хотел её всю, без остатка, всю во всех возможных позах и она была тут, и она от давалась ему.

Такие её действия, такое поведение дикарки не соответствовало волчьим принятым. Что несомненно сбивало с толку. Напряжение спало.

Она легко подскочила к нему, потерялась о шею, он снова был готов и теперь уже, говорили на зверином, она снова под него подныривала, что однако, не означало, что она ему подчинилась. Только в облике зверя. 

2. Добро пожаловать в семью!

Девушка дремала, уже не спала, а настороженно дремала. Болело всё тело, но спину, стягивало сильнее и перебинтованные ребра, повязки мешали. Шея в укусах, синяки где-то по телу. Низ ныл и болел.

Женщина, не молодая шаманка, Асура, ходила по помещению, шуршали мешочки с травами, заваривался отвар, кипела вода в котле, что на огне стоял. Останавливалась, молчала, сверлила ее взглядом, но молчала. Слишком много запахов в душной комнате, свет с частичками пыли играл в лучах уже после обеденного солнца. За окном много говорили, на отдалении.

Был еще один на койке, охая, вертелся. Неприятный для ее обоняния запах, отталкивал. Постоянно скулит, что-то просил, вечно чего-то ему надо было. С терпким горманальным запахом перестроение тела, еще не мужчина, но и не подросток уже.

Женщина не молодая уже, в годах, отворила дверь, приглашая кого-то знакомого, по запаху, по движениям, по тяжелым шагам, отчего половицы скрипнули. Стул рядом с другой койкой встал на свои метки, едва заметные дырочки от нажима, в видавших виды половых досках.

"Значит, часто приходит к больным?!" — насторожились оба, не вертлявый, этому лишь бы пожалели, пожурили, да отпустили, носиться дальше, с ветром в голове.

— Ты, чего полез? — звучал знакомо чужой голос. Вот, так без предисловий, грубовато, но властно.

— Так, — вертелся молодой, — а, чего она кинулась то!?! — накалялась обстановка, это было не ощутимо, но явственно. Двое медлили, даже двигались, как-то инертно, едва уловимо. Дыхание ровное.

— А круг зачем нарушил? Ты ж первый ее спровоцировал!

— Да, ну сколько можно было!

— Сколько потребуется! Столько и нужно было! А если б разорвала?

— Да, ладно! — фыркнул. — Молодая девка, тебя Альфу-самца?! Не шути, так, Борода.

— Да, легко! — прошуршал впервые голос женщины, приятный. — И, не только его могла.

— Да, быть не может! — перевел он уже менее уверенный взгляд, на соседнюю койку.

— Да, легко! — снова сказала женщина. — Я, в ее годы не одного самца положила и заметь не просто на лопатки.

— Так… — только и повисло растеряное.

— Вот тебе и так! — двое снова напряглись, так как приближался кто-то еще и не один.

— Ты, что, не предупредил? — с укором спросила женщина.

— Попробуй, удержи ее! — хмыкнул, а дверь отворилась, стукнулась о что-то глухо и звонко кидаясь на мужчину на стуле, затораторила девочка. Дверь, кто-то закрыл и встал с той стороны.

— Пап! А, как тут дядя? Пап, а ты почему, так, долго? Пап, а здорово я… — осеклась и в одно мгновение, в едва различимом полете с одних рук на другую койку прыгнула.

Девушка, даже и сама не поняла, как сработали инстинкты, это движение в пространстве детского запаха в ее сторону, а ее с койки сдуло, впечатывая в мощную грудь у двери Альфы-самца, что держал ручку, а женщина стул ногой придерживала от падения.

— Здорово, пап! — звенело где-то очень громко, заливисто смеясь и прыгая на койке. — А можно она останется? Пап, мне, так, мамы не хватает! Вы же будете моей мамой? Пап, а что у нее на спине?

— Какого? — только ошалело смотрел молодой, его мозг не мог уловить этот ее финт. Расстояние было приличным, а у нее даже голова не закружилась.

Только бинты мешали и она их сдернула, там же, инертно, не осознавая, что под ними ничего, в этом движении.

— Охринеть! — выдал новый возглас молодой. — Не, ты видел, брат?!

Он не шелохнулся, только пытался приобнять ее, но очень медленно. Смотрел в глаза, пытаясь найти, ту, что несколько раз, видел, вчера, осознание, что она быть может и не помнит вчерашнее, ну, может хоть что-то?!

— Все в порядке, милая! — шуршал настороженный голос женщины, она перемещалась осторожно в то место, единственное незащищенное место, откуда подул ветер.

Визгливо прыгала в нетерпении девочка на ее койке. А для нее все застыло и только спасительный глоток свободы, это дуновение ветра, и рука Альфы поймала лишь воздух уже в следующие доли секунд. Так как в этом прыжке, она нырнула, в это окно, уже волком.

"Да, что б вас!" — кидаясь за ней и бросая клич. Отозвались не все быстро, парни были измотаны. Только ей не крикнешь, погоди, не убегай, мои устали, но скоро догонят. Там, только образы, только инстинкты, только кровь в ушах, да ветер, что поманить может в любое место.

Виляла и пыталась сбросить его, а он ни в какую. Скакала и меняла направление, пока подтягивались его волки из стаи. Упорно шла к границы между владениями, где ее уже ждали. Весть о новой дикой быстрее ветра неслась и сейчас его владения обступили, обложили всё, кто только мог. Постовые доложили и грызлись, не пуская чужаков, но стая еще не могла собрать тот круг, в который он загнал ее и потом не выпускал несколько томительно долгих часов, прелюдий.

Она вихрем влетела в разборку у границы, острой пулей налетела на того, Альфу, подрала ему ухо, что он и не заметил, полоснула когтями по морде, едва не зацепив глаза. Клубком валяла его же по пыльной земле, а сама маневрировала, да так, что не уловимо быстро пестрел окружающий миг. На его не поворотливые движения, ураганом, вихрем делала подсечки и в каких-то долях секунд исход боя был решен. Она вцепилась ему, в итоге, в задницу, выдрала кусок и бросила рядом, так и не ступив на эту землю. А ему то и оставалось только очень жалобно скулить, верещать на всю округу, извещая о поражении и другие кланы. Завыли другие вожаки и она понеслась к ним. Собратья обернулись быстро на вой Альфы Бороды, пригнулись перед новым вожаком, некогда бывшими соседом. Территория расширялась быстро. Охренели всё.

А он как ни старался не успевал. Она виляла и петляла, скакала у деревьев, у стволов. Обернулась лишь раз, на запах, это шаманка присоединилась к ним, что позволило ему чуть-чуть сократить расстояние.

У другой границы она также влетела, в плотные ряды вдоль границы двух разных кланов, налетела на двоих сверху, перелетев в воздухе через его бойцов. Они и пасти разинули, а она уже петляла, мячиком отскакивая от стволов деревьев. Там был другой вожак, более опытный и мудрый. Так же массой пытался задавить, авторитетом. Поймать ее хвост хотя бы. Тут она встала в полный рост и на землю наступила, и валяла его в пыли, впивая в плоть клыки, рвала и юрткого уходила от прямых атак и чем жестче он бил ее, тем стремительнее она атаковала, прыгала и изворачивалась. Он зацепил ее сбоку у рёбер. Хрипел отрывисто старый вояка, выдержки не хватило, воздуха в легких не хватало. Подрала одно ухо, а другое к земле прижала, пока бойцы его дрались насмерть за границы, за территорию. Он еще пытался вырваться, скалился, боль застилала всё. Запах ее сбивал, подавлял волю. Даже женщина, что пришла на его защиту, жена, служившая долго ему верой и правдой, никак не смогла ничего изменить. Он был повержен, жив, но повержен в бою. Собратья известили воем о поражении. Новый Альфа уже был тут и всё было решено.

Ярость полыхнула и женщины сошлись, молодая и более мудрая, клубком сошлись, поднимая пыль, клацкали клыки, летела шерсть в стороны, слюна летела в траву и на землю. Мудрая вскользь задела незажившие шрамы, а молодая мячиком излавчилась и оттолкнулась от нее, выварачивая новый финт, посылая в полете мудрую прямым ударом в дерево.

— Хватит! — рявкнула шаманка, ударяя обеих палкой и об землю. Мудрая склонилась, держась за ребра.

А молодую в полете будто пуля нашла, подкосило, но не пискнула, лежала на земле. Магия круга медленно обвалакивала, они снова вставали в круг, смыкая ряды уже в новом пополнении. Бешено колотилось сердце, ухо прижатое будто насильно к земле, смотрела с земли на них, на шаманку, на Альфу, что еще не успел войти в это магическое таинство.

"Не надо!" — это всё, что свистнуло где-то очень далеко. Она внезапно стала человеком, на которого еще не действовали эти правила. Подскочила в прыжке, вырвала палку из рук шаманки, швыряя в кусты уже волком и снова легко и быстро перебирая лапами воздух, отскочила от дерева, унеслась в пределах его границ.

А он взвыл, круг распался, но бежал рядом, измотанный и усталый. Это было так странно, но только рядом на расстоянии, он вдруг расслабился. Ему показалось, что она готова за ним пойти, не в круг, не в деревню, в другое место. Она больше не сбегала, что-то изменилось в ее движениях, в том, что он поспевал за ней и они шли почти вровень. Шаманка и остальные отставали и уступали ей, а сейчас, по его просьбе занялись ранеными. Он еще плохо понимал, но почему-то доверился.

Самым красивым местом и уединенным тоже, было озеро, вроде, нейтральной зоны. Горы подступали где-то далеко, опушка леса вдоль берега. Рыба плескалась. Бабочки махали крыльями. Он привел ее сюда и она послушно пошла за ним.

Такого щенячьего восторга от воды, он не видел даже у дочери. Она нырнула в воду с разбега, не сбавляя скорости и, даже показалось пар шел. Бегала по берегу и снова ныряла, повизгивая от счастья, бросалась на брызги, что сама же и поднимала вверх. Каталась спиной по дну у мелководья. Разбегалась и снова ныряла, повизгивая.

"Мы у озера! Мне бы пару бойцов, по периметру!" — отдавая приказ своим, так как вода уже намочила ее рыжую с белым шкуру и ее запах потянулся вдоль воды, вдоль берегов, с ветром, что сейчас разносит его по всем округам. А пахла она по особенному, сводила с ума, шекотала нервы, на грани безумия. Он и сам не заметил, как снова закапала слюна и, он, снова несмотря на усталость, был готов, только поступиться, как к ней не знал.

Эти темные глаза вдруг поймали его в фокусе этого яркого пестрого мира вокруг. Хитрый прищур ее глаз. И она так смешно тявкнула, приглашая в воду, в эту игру с ней. Вышла, потерлась о его шею, заманивая за собой и он сделал с трудом шаг, выгнулась игриво, виляя шикарной попкой, чуть выше, чем все остальное тело, и снова в воду, поднимая брызги и повизгивая от удовольствия и счастья.

"Поиграй со мной!" — впервые услышал он ее, осторожные мысли. Он сделал еще несколько шагов, шальная мысль посетила его с хитрая улыбка расползлась по лицу, он обернулся, медленнее, чем она, но в воде трансформация была легче.

Так и стоял, и смотрел самодовольно на нее хитро, по колено в воде, голый, пока она носилась рядом, пыхтела недовольно, фыркала и сопела, мотала головой. Видела его желание, видела и желала его, но эта его выходка, взбесила. Даже, когда кинулась на него, прокатила спиной по мелким камушкам у берега, улыбка все еще играла на его победном лице и он не собирался снова становится волком. Он не мог себе этого сейчас позволить, только бы соклановцы не вовремя не помешали или еще кого не принесло бы на его голову.

Она перемахнула через его голову, и он лишь проследит глазами. "Уйдешь?" — и чувствуя ее запах, что становился сильнее, от его обнаженного тела, понимал, где-то на затворках понимал, что не уйдет. Так и есть, разбежалась и прыгнула, водя мордой из стороны в сторону, будто боролась с собой, в воду, на глубину, а вынырнула человеком.

А он уже был рядом с этой улыбкой хитрого лиса, конечно, ему бы там и остаться, да не смог. Одни глаза на поверхности, смотрят на него, сверлят, берег и опушку леса, озеро опасливо и горы, задержится взгляд на горах, а потом снова на него и вытянутую руку, от которой пар идет.

— Иди ко мне, милая! — руку протянет, а она тянется, только круг, осторожно, сделает вокруг него, но притянется к его теплу и мощи его.

Стучат зубы у нее от прохлады осенней погоды, от температуры в воде, что для волка привычна. Всем телом прижмется к нему в объятиях, сжимается и он начнет движение к берегу. Расслабиться ее тело покачиваясь на волнах от его движения, от тепла и сердцебиения. Исследуют ручонки грудь его, шею, затылок и спину, торс и, то, что ниже. Пульсирует в его руках, не от холода.

По грудь уже в воде, а она из объятий выскользнет и вдоль него вытянется, в руки лицо его возьмёт, а он поглаживает в воде ее попку, чтоб к себе ближе её притянуть, да ноги развести. Только по желанию должно быть, а она медлит. Вытащит его руку одну из воду и смотрит долго на волосы, на саму руку от локтя до кисти.

— Ты, держал меня в лесу? — тихо говорит. Приятный голосок, хоть и робкий.

"Помнит, значит, что-то!" — мелькает мысль.

— Я! — рука ее ниже спускается и изучает его твердый и мощный орган мужской силы, что только рад вниманию.

— Ты был… — запнется, покраснеет.

— Был! И еще хочу! — дрогнет ручонка не от холода. Хрипит пересохшее горло от желания, да аккуратно надо же. — Если позволишь, конечно! — глаза поднимет на него, покраснеет до самых ушей.

— А тогда… — снова запнется, глаза прячет.

— Только по обоюдному! Ты хотела, не помнишь?

Мотнет отрицательно головой, а ручку не разжала. Его пальцы другой руки зайдут к ней сзади и она подпрыгнет, а ему хватит времени, между ног ее оказаться, да удерживать чуть подразнивая на весу. Ноги сведет немного напряженно у него за спиной.

— Поцелуй меня, милая! — глаза удивленные снова поднимет, краснеет. А его рука на ее загривке, притягивает ее в страстном поцелуи, в сокращении пространства между ними.

"По желанию должно быть!" — а сил сдержать почти не осталось, больше суток она его в пыли и грязи в земле катала, весь вечер и ночь не раз сходили в бою, по утру еще несколько раз, от желания все набухло, а стояк не уменьшался. Слюна, как капала, так и течёт.

"Заговоренная, что ли?!" — она прильнет к его губам, что уже извелись, немели от желания ее тепла.

Он ворвется в ее рот нахрапом, наглостью, силой напирает, а она на попятную, упрет ручонки в плечи его мощные. Только рука сзади не даст ей уже вырваться, а вторая поможет войти в нее теплую, мокрую, тесную до отказа, расширятся глаза и выгнет спину. Охнет, попытается. А у него крышу сорвало, судорогой свело всё, что было можно и выпустив ее губы, укусит ее за шею, взвизгнет где-то в районе уха, а волна возбуждения и ее накрывает, желания и страсти, он уже двигается в ней и теплом согревает в прохладной воде. Слышит и ее прирывистое сбитое дыхание, желание слиться воедино. Она исцарапает ему всю спину в этом запале вожделения, покачиваясь безмятежно в его руках на воде после. Вода исцелит потом все, что натворил его безудержный и обезумевший похотливые самец.

"Боже, она же девственница! Была, еще вчера! Ни за что бы не сказал, по ее то поведению!" — билось где-то очень далеко, но он ее за получил, не мытьем, так катанием, она теперь только его, никто не посмеет поднять хвост.

"У нас гости, вожак!" — услышит через пелену такой усталости. — "Северяне!"

"Чёрт!" — они были уже на берегу. Вода забрала последние остатки сил и она хорошо его потрепала. Лежала сейчас в его объятиях, на груди и дремала. Он знал это настороженный дрем ее волка. 

3. Не назначенная встреча

"И, чего им?" — не хочется ему вставать, да на разборки идти. Сил никаких.

"Пообщаться хотят с тем, кто два клана за утро подмял!" — волчий диалог в голове, как телепатия, для своих соклановцев.

"Ага, как же! На нее посмотреть хотят!

"Визг слышали!"

"На запах пришли!" — недовольно поворчит. Она уже поднялась резко и внезапно, смотрит в его глаза.

— Я, спросить хотел, — начнет неуверенно: "Не так это делается, деликатнее, да ситуация, может выйти, в любой момент, за грань реального! Они же отморозки эти северяне!" — ты, как контролируешь волка?

— Какого волка? — смотрит на него не понимающим взглядом.

— Своего волка! — он снова на нее.

— У меня нет с собой карманных волков, как и карманов тоже! — выпремляясь перед ним в полный рост, без стеснения и указывая на отсутствие одежды, как таковой, абсолютно серьезно, сейчас, с полным непониманием смотрит на него. "С юморком, значит!"

— Ты превращаешься, так быстро, что просто невероятно! — продолжил с другой стороны.

— Спасибо за комплемент, но я не понимаю, о чем ты?!

"И, ведь не понимает, реально! Так?!" — начиная заводиться от непонимания.

— Кстати, а где мы? Что это за озеро? И горы? Мне домой пора, на пары в институт! — она выпалит скороговоркой и завертится по сторонам.

— Так, в лесах…

— Лес это прекрасно, — перебъет его на пол слове, — а город далеко? И мне бы одежду!

"Вот тебе и скромница, девственница!" — а она, так смотрит на него сверху вниз. Только его, все это, позабавило, что расплывшись в улыбке и положив руки под голову, смотрит на нее по прежнему.

— А город, то, какой тебе нужен? — припоминая, хоть какой-то город поблизости, леса да, горы хоть отбавляй, а с городами тут туговато.

— Тот, что поблизости! — как-то с удивлением, что он не понимает.

— Ты вообще помнишь, что с тобой произошло? — серьезно так, понимая, что он ни фига уже не смыслит.

— Ты же помнишь, расскажешь по пути!

— По пути, куда? — забавляясь. Она пришла, хер, ее знает, откуда, просто появилась в лесу на их тропе. Уложила за прошлое утро пуму, счастливая бегала по лесу, с трудом ему подчинилась, после чего он себе, казался, не Альфой, а тряпкой половой, у которого хош на сучку с течкой и, когда это закончится, он понятия не имел. Подмяла два клана, решив, что Альфа-самцы, там, слабоваты, просто показала силу, поиграла чутка. Сутки с момента ее появления, а лес уже трещал по швам. Визжала от восторга в воде, брызгалась, будто видела впервый раз. Им предстоит сейчас встреча с северянами, что пришли она ее запах, от ее визга. А она, не только, судя по всему не в теме, где она, так еще и не понятно, с чего так быстро обращается. В чем триггер обращения?! Надеяться на нее? Или в сторонке постоит?

— А, что поблизости? — рационально взвешивая что-то в своей голове.

— Моя деревня! — еще забавнее все выходило.

— Отлично, пойдем! — с полной готовностью идти и удивляюсь, почему он лежит и не встает.

— Мы не можем! — развел руками.

— Почему? — удивленно немного, не наблюдая препятствий.

— Сейчас, сюда, выйдут гости нежданные! Встреча, так сказать, не запланированная, но уйти пока не можем. Да, и от исхода, будет многое зависеть! — он их уже видел сквозь деревья, троих, одна из них женщина: "Быстро добрались! Не похоже, что только выдвинулись! Скорее были неподалеку!"

— А, зачем? — не понимая, что он видит за деревьями. Но он встал и это был прогресс, напрягся и тяжело вздохнул, оборонительно поставил ее чуть сбоку, как бы отгораживая от гостей.

— На тебя посмотреть! — отрезал, он был уже не здесь. Они двигались бесшумно, слаженно. Женщина не сводила с нее глаз. Глаза стеклянные у её спутников, напрягли и их белые, невзрачные лица.

— Я голая! — протестовала дикарка.

— Они тоже! — кивая в их сторону. — Просто, стой и помолчи!

— Это лес нудистов? — отвлекает она его внимание, снова.

— Кого? — не понял он вопроса.

— Ну, тех, что обнажаться любят!?! — сказала и, наконец, заметила, куда он смотрел. Замолчала. Носом повела едва-едва, ощущая и впитывая их запахи. Напряглась.

— Ну, типа того! — отмахнулся он.

Их сопровождали пару волков, просто вышли из леса и шли неспешно в их сторону. Впереди шла женщина, а двое, будто просто сопровождали ее, да двое уже его из клана.

— У вас волки переростки водятся! — он едва уловил изменения ее интонации, но сейчас было не до нее. Она стояла позади и он не мог видеть, всех эмоций и изменений. Только рука сжимала ее бедро. Но она не прилегала к нему, не таилась, не боялась. Сверлила взглядом женщину и дрожь легкая по её телу пробегала.

— Прошу прощения за вторжение! — грубым, почти мужским басом начала женщина, такая же белая, глаза только насыщенные синие, выделялись на всем её лице. Пепельно-белые волосы, длинные прикрывали грудь.

— Мимо пробегали?! — "Только бы не ляпнула что-то в прошлом роде!" — он почти молился, чтоб она молчала.

— За травами! — показывая сумку через плечо. Он кивнул. — Услышали звук, решили проверить! Вы ведь не против?!

— Зона нейтральная! Почему бы и нет!

— Такая редкость услышать неподдельный восторг в наше время и плеск воды, не по сезону! Не простое утро? — тонкий намек, ничего не скажешь.

— Ну, можно и так сказать! — отшутился.

— Вы ведь наблюдали вчера вспышку? — предлагая пройтись им по берегу, он отказался. Жест не изменил, хватку на ее бедре тоже, вибрация её дрожи под пальцами усиливалась, как беззвучное урчание.

— Были неподалеку! — уклончиво.

— Ничего подозрительного?! — скорее полуутвеждением, чем вопросом.

— Да, нет, вроде! — а сам дышать боялся, она не спускалась с дикой глаз, зрительный контакт был мощным, но и в голову могла легко к нему залезть, вот так, не оборачиваясь.

- Новое приобретение? Не видела ее раньше!

— Моя женщина! — без гордости, просто данность, чтоб не было покушения на его собственность. Реакция на лице женщины была едва уловимо, перекосило.

— В представлении не нуждается! — грубо как-то. И совсем другим голосом. — А свадьба будет?

— Дату выбирали! — снова шутил, она не смеялась. Снова её перекосило, едва-едва заметно, но он то заметил и напряжение её спутников.

"Быть начеку!" — только и махнул своим, а она перехватила, её парни напряглись.

— А, чего ее выбирать! — от этих слов он чувствовал ее дрожь, вибрации все сильнее, будто едва сдерживается она у него в руках, так гортань или ярость клокочет. — Никогда! — едва заметное движение, а потом полыхнула вспышка, ослепляя его и не только.

От него отделилось что-то очень важное и дорогое. Он тряс головой и тер глаза, слышал рык и схватку. Скулили его парни из клана. Мимо него пронеслось что-то неприятное, пахнуло холодом и камнями.

"Вода! Иди к воде!" — услышал он ее голос. В один прыжок сунул морду в воду, а потом своих за шкирку туда же швырнул.

Женщина, так и стояла, неподалеку, пока ее бойцы кидались на дикую, вязала узлы и заклинания. Не обернулась, даже, когда его пасть опустилась ей на плечо, прокусывая плоть. Продолжала будто в трансе, говорить. А он тряс ее, из стороны в сторону швырял, да убить её не мог.

Рыжая, как могла виляла и пятляла, прыгала и уходила к воде. Они были больше, бело синие, морозные — редкие окрасы. Один легче другого, теснили и прижимали, прокусывая ей лапы, чтоб меньше прыти было, пока один в полете на холку ей опустится хотел, чтоб в ухо вцепиться. Кубарем отлетел к дереву, так же резко развернулся и снова в полет. Другой ближе к земле, к траве стелился. И, даже, когда на доли секунд им удалось опрокинуть ее спиной о землю, она отшвырнула одного и рванула шкуру другого, шкура так легко отделилась от плоти. Только вот, будто не заметил этого, раненый.

Один из своих завыл, наконец, вызывая подкрепление, разлепляя ослепленные глаза. И присоединяясь к бою, в защите. Женщина только рукой свободной махнула и их в воду по самые уши унесло, заскулили волки.

Кубарем двое белых мелькали и элементы рыжего, на фоне золотого леса и еще пока зеленой травы. Синее озеро и темным пятном горы с белыми вершинами. Спешила подмога, как могла ускоряя темп.

Она виляла вдоль берега, далеко не уходила, разила их ударами и бросками, а они будто и не чуяли боли. Да, выхода ей не оставили, теснили на чужую территорию, пришлось маневрировать. Скалилась, рвала и билась на смерть, а им хоть бы хны! Один хвост цапнул, и клоком выдерая шерсть, отплевывался и снова к лапами, чтоб прокусить.

Вой послышался с гор, протяжный и длинный. Шаманка напряглась еще больше, а двое и ухом не повели. Дикую спасло, как раз только то, что не отвлеклась на вой, не работали на нее здешние правила, не остановилась, как и белые. А ведь эти доли секунд, могли помочь им выйграть схватку.

— Не твоя она! — басила женщина ему в самое ухо. — И, не будет никогда! Не для тебя ее… — пытаясь оборнуться в волка, так как старую приятельницу учуяла. Он не выпустил плечо, трансформации мешая. Подоспевшая, наконец, Асура помогла не обернутся и эта только гневно плевалась, закованная по самое не могу заклятием, да Альфой.

Его волк рвался в бой, туда к ней, Асура не пустила, головой только мотнула, что не сейчас, ломило в висках от необходимости стоять и просто сжимать целюсть, чтобы не дать этой доделать, да выжидать приходилось.

Не одни они тут, свидетели. С гор смотрели, не хорошо так, на ее повадки, оцениваяще, на нее в бою, как мячиком отскакивала, пружиня и снова кидалась, как разила когтями и зубами.

Одного ослепила на оба глаза, другому глотку выдрала и только потом на стыке границ, обернулась в сторону зова, долго смотрела и лишь тяфкнула как-то негромко, да фыркнула, но тот зовущий слышал, еще смотрел, как она перевела взгляд на того, что ослеплен был, прислушивался и шел с рыком на её запах, на её звук, скалился и кинулся. Поймала в полёте его челюсть и рванула, только хрип вместо рыка, движения заторможенные и падение недалеко от воды. Развернулась, бросив последний взгляд на горы и пошла вдоль берега.

— Сейчас, всё, и решится! — только и выдала Асура, запечатав рот подруге.

Пока она шла к нему, к его клану, размер её на глазах изменился, будто выше стала, да грудина мощнее. Лапы её в крови, прокусаные все четыре и все же это не мешало ей идти. Очертания её менялись, рыжий в огненный за доли секунд менялся. Шла не спеша, величественно, в глаза ему смотрела, а он их не узнавал. Кровь убитых, капала с шерсти морды, оставляя кровавую цепочку, пасть сжимала выдранную челюсть.

Стая ощетинилась. Затряслась та, что с сумкой стояла, молча, затряслась так, будто её на изнанку выворачивает.

4. Допрос с пристрастием

"Отпусти её!" — спокойно так и оглушающе по всем его соклановцам, вторгаясь в их телепатическую связь и обрывая всех, кроме него, Белой и Асуры.

— Я не могу её отпустить! — с вызовом бросила шаманка. — А ты, не можешь причинить ей вред, пока она под нашей защитой! Пока ты на наших землях!

"Не могу, говоришь?!" — ухмылка по всей волчьей пасти. Она подошла и встала на расстоянии в пару метром между ними, швырнула кость к его ногам. Перевела взгляд с него на эту Белую, затряслась, застонала, завыла белесая женщина. Трансформировалась, несмотря ни на что, поневоле, ни заклятие не помогло, ни его пасть не остановила, которую он выпустит не понимая. А её рвало изнутри и корёжило, под её пристальным взглядом. Выпрямился.

— Ты убьешь ее! Остановись! — снова палкой о землю стукнула Асура взбешенная, что боль на глазах у всех причиняют, что она не может управлять этой странной силой, что эта волчица не подвластна им и ей в частности, будто не из этих она земель, будто и земли их ей подчиняются.

"Ты на нейтральной территории! — фыркнет она, отпуская на краткий миг и очерчивая их земли и ведь они, и правда, у самых границ стоят не своих, чужих, что вдоль озера вплотную огибают. — Тут твои фокусы не действуют! — так спокойно, снова переводя взгляд на Белую, что уже трясется, заранее трясется понимая, что они еще даже не начали говорить, а ей уже плохо под этим взглядом. — Это не ваши земли! Не лезь, старая!" — дрогнула Асура от такого обращения.

— Да, как ты смеешь! — пытаясь обратить на себя её гнев, её ярость, её это непонятное для шаманки спокойствие.

— Остановись! — рыкнул, наконец, пришедший в себя Альфа, в попытке не заступиться, а скорее понять, что же здесь происходит?! Потому что он уже мало, что понимает!

"Ты, просил подчинится! — ее взгляд снова уходи от жертвы, ярость еще полыхает, боль плещется где-то на дне ее глаз и он видит, и ему больно, как и ей, только он еще не знает, что ей это причинило. А так ведь хотелось броситься и помочь, но он не смог, будто это не его битва и эта безысходность, вынужденность, это желание защитить ее, это причиняло ему боль. — И я сделала, что ты просил! — властно говорила, на равных, не прогибалась перед ним, не лебезила.. — "Ты назвал меня своей женщиной!" — данность, сухая, жесткая.

"Просил! Назвал!" — не отрицал Борода. Он бы этого хотел и глупо было бы, после отрекаться! Дело ведь даже не в круге и не клане, хотя и тут отнекиваться было бы не возможно, законы непреложны, он сам ее хотел подле себя, как равную себе, не глупую, а именно равную ему, что опорой станет и верной женщиной.

"О свадьбе говорил?!" — не глядя на него, при всех. Смотрит сквозь него и ему не приятно, что не видит ее, будто боль может причинить, сам не ведая, чем именно!?!

"Не отрицаю!" — снова Альфа заговорит, волк в нем говорит.

"Дуралей! — мягко так и даже нежно. — Ты же не понимаешь, что здесь происходит!" — его волк завелся, заерзал, зарычал, а она не дрогнула, посмотрела только пристально на него и он вдруг успокоился, поневоле, не понимающе. Женщина, по-прежнему, выла, дрожала и всю её корёжило, а ведь эта Дикая на нее даже не смотрела, от него взгляд не отводила.

"Не сейчас, — жетко и он бы не смог помешать, даже если бы очень хотел, что-то будто сдерживало его, — не мешай!" — вот, так просто и снова отвернулась взгляд от него, ошалелого: "Говори или на куски порву так, что ничего не останется! Никто не спасет! Тот — даже головой, даже ухом не помела, только будто оскалилась чуть сильнее, — не успеет, да и не пойдёт, не так ли?" — будто знала, чуть больше, будто была тут, и все это выбивало из колеи и Асуру, и Бороду, что так в нерешительности и замрут.

Возвращая её снова в человека и замедляя этот процесс, до выламывания костей, до посекундной трансформации, оставляя только голову человечью.

— Да, — коротко, рывком, ощущая невероятную боль. — Мы, нашли твою шкуру, глубоко… В пещере! — уже от этого заявления, все начали переглядываться.

"Долго искали! — данность и не более. — Зачем?" — снова трансформируя то в волка, то обратно. Клан, итак, переминается от этого неприятного зрелища, в каждом сейчас волк содрогается, как и человек, а стоят и уйти не могут.

— Пророчество! — с испариной, с болью, с трудом выговаривая слово.

"Да, как же без него то! — смешок. — И, чего ему? — будто и не уверена, о каком именно пророчестве она говорит, будто их тьма-тьмущая. — Девственницу, ведь достали из другого мира! Местных, что мало было?"

— Они не подходили! — говорила, всë, тем же басом, прерывисто, сдерживаясь от того, что не заорать. — Да, пришлось поискать в другом мире. Да, не абы, какая! И её непорочность была необходима!

— Другой мир? — прищурилась Асура переглядываясь с Бородой и не в силах остановить это действие, и не отослать уже клан обратно.

"Что происходит?" — переминался с ноги на ногу вожак, шепот слышался в клане.

"Дальше, что? — Дикая не остановилась, не посмотрела на него, поджала Белая женщина губы, несмотря на испарину, несмотря на боль. — Почему, тебя отправил? Знал же, что не подпущу его! — снова смешок. — Оттого и память подтерли, не так ли?"

— Память подтерли? — снова оживилась удивленная Асура, косо посматривая на допрашиваемую. — Это же запрещено!

"Ну, на то они и северяне! — хихикнет многозначительно и снова стая в движении с лапы на лапу переминаются волки и не обратиться при таком зрелище, и неприятно все это всем. — Репутацию себе они выбили не за красивые глаза!" — снова констатируя малоприятный факт.

— Вспышка перенесла тебя не в то место! — снова слова с трудом даются, некоторые звуками, с паузами.

"Её! — фыркнет снова. — Я лишь подкорректировала немного!" — Дикая веселиться от всего этого.

— Умеешь, ты не вовремя вмешаться! — фыркнет и согнется пополам от ощущений. — Мы ждали тебя в другом месте!

"Даже не сомневаюсь! Почему они хотели меня убить?" — потому что ей это не понравилось, потому что лапы были прокусаны и кровь, все еще окрашивала не только ее шесть, но и камни, на которых она стояла. А ей будто нипочем, не обращала внимание и все тут!

— По трепать! — снова с паузами, а она будто ее проверяет и снова трансформацию замедляет, да так, что не просто согнется, на колени упадет, желая орать, да не может. — Приказ был — тяжело дыша, все еще пытается говорить, — привести, но ты бы добровольно не пошла!

"С тобой! — снова с ухмылкой. — В горы то? — этот саркастичный ее тон, этот дружелюбный оскал, этот многообещающий ее взгляд, о, да, с Белой она бы сходила, туда, гдене понравится этой белесой и сошлась бы, не будь уверенной, что честным этот бой не будет. — С тобой, только в последней схватке!" — снова немного отклоняя голову, с ухмылкой в волчью пасть.

— Был другой отряд, без шамана! Но ты сама виновата, что изменила траекторию. Зачем тебе понадобилось рвать двух Альфа-самцов? Зачем заявлять о себе так громко! — начала давить, пытаясь злиться, чтобы замедлить ее действие, чтобы вызвать совсем другие эмоции, уже готовая на смерть, лишь бы не чувствовать, как больно ей самой и ее волчице. Как выламывает кости и весь хребет, как ломает она ее до основания и снова обращает в человека, стоит на коленях Белая не в силах подняться, но злиться и гневно фыркает, пытает, хотя бы пытается.

"Конечно, я! — усмехается Дикая. — Ты вообще, себя, слышишь? Да, ладно! — вдруг, так задумчиво, не оборачиваясь и зная, будто бы зная ответ. — Он еще ведь пришлет?"

— Сама придёшь! — тут ее распирала гордость, несмотря на боль, Белая была абсолютно уверена в своих словах, значит есть что-то, зачем ей придется идти в замок самой!

"Конечно, не царское это дело за бабами в лес ходить!" — снова саркастично с ухмылкой.

— Ты, правда, сама придёшь! У него то, без чего тебе не жить! — выбросит в воздух, язвительно. Щурятся глаза у Асуры в нехорошем предчувствии.

"Умничка! — вдруг совсем так улыбчиво и добродушно. — Как по нотам сыграла!" — отпустила, её, так же внезапно, как и в тиски взяла: "Ты не сможешь обращаться, — глаза злые, огоньки полыхали, — будешь хотеть, будешь молиться, а обратиться не сможешь! Разрушаю связь твою с волком!" — как гром среди ясного неба был этот ее голос, что разнесся по каждому члену в стае и дрогнет каждый волк, да выдохнет, все, кроме одной, что не верить, не веровала, что такое вообще возможно. У Асуры просто нет слов. Борода вообще не знал, что такое возможно и если возможно, то, кто она такая, чтобы так легко это решать?!

— Ты не можешь! — взмолилась белесая.

— Кто ты такая? — смотрела пристально Асура.

"Я, могу! И только, я, смогу вернуть твоего Белого. Видеть его глазами будешь, а в него ни ногой! Так, что в твоих интересах моя жизнь и жизнь человека, с которым вы меня… Повязали! — она будет смотреть ей пристально в глаза, пока говорила и женщина белела, пытки показались ерундой, потому что, как бы она не вызывала своего волка, он не отзывался и это делало ее безумнее на глазах. Неверие, что она смогла это сделать и понимание, что смогла! — Она вся твоя, Асура! Вся!" — она задумала, посмотрела на озеро и медленно в воду пошла, смывать кровь и лечить раны. Она заблокировала эту белесую женщину от её связи с прошлой стаей и этой тоже, теперь она была просто человеком, без своих возможностей и самое главное, силы. Пустое место.

— Тебя не существует! — говорила будто в трансе Асура, глядя на нее. — Это же легенда?! Миф?!

"Ага, байка волчат на ночь пугать!" — с усмешкой, опускаясь по самое пузо в воду. Как ни странно вода не окрасилась в кровавый цвет, так и оставаясь синей: "А еще, я, женщина твоего Альфы! Вот, тебе и добро пожаловать в семью!" — снова с юмором, с ухмылкой. Глядя как-то грустно в эти самые синие воды, на себя в них, на него в них.

Её глаза расширились, понимание происходящего быстрее всего доходило именно до шаманки.

— Почему ты кинулась на тех двоих, а дальше не пошла? — будто это было важно, ведь сейчас, выяснилось, что она могла подчинить намного больше и расширить их владения намного больше.

"Запах горный веял, в сговоре были и жена этого, что кинулась!" — говорила спокойно, устало даже как-то.

— Что он может? — немного неуверенно, все еще не веря в происходящее.

"Ты же слышала, — вставая из воды, даже не отряхивая с шкуры воду, что смыла следы прокусов, смыла кровь. — У него, то, без чего я не смогу жить!" — все еще грустно как-то.

— Но, ты, повязана! Ты подчинилась и не можешь!.. — все еще удивленно.

"Ага, и свадьба будет! С приданным невеста то, а он и не в курсе! Подбери соответствующую дату!"

— Ты не откажешься? — она не верила своим глазам и ушам, она смотрела на нее, как на богиню, сошедшую на грешную землю и, которая собиралась променять всё то, что имела, на простого, более низшего по происхождению Альфу и его клан.

Дикая вышла из воды, лапы уже не были в крови и цвет её шкурки снова стал светлее, медный, уже не огненный.

"Ты, потом ему все расскажешь, ладно?!" — в вопросительно утвердительной форме. Асура жевала губами, обдумывая.

"Я, вообще то, все еще тут!" — напоминая о том, что он, все еще здесь и не только он.

Догадки о том, что она не просто, абы какая волчица были сразу. Её не подчинение и незнание местных законов и обычаев, тоже бросались в глаза. То, что вспышкой её не ослепило, удивляло, но и то, что она знала, про свойства воды?! Вот, тут был вопрос.

"Ага, как и твой клан!" — она подошла к нему, прильнула мордой к его шее и потерлась об нее. Было приятно.

"Прости, что, всё, так, вышло! Я, так устала, что, кажется, тебе придется нести меня!" — её силы таяли, она так быстро меняла облик и только руки удерживали его шкуру у шею, а он носом закинул её на спину уже в образе человека. 

5. Лютый и шаман

Лютый был злой, как собака. Всё шло не по плану, а времени оставалось немного.

— Ты можешь, хоть что-то сделать? — ярость по самое горлышко, того и гляди, прорвется наружу, и он наделает глупостей, только ярость плохой сейчас советчик.

— Могу! — отозвался шаман, обдумывая.

— Ну, — выжидает Лютый с вопросом в глазах, — мне из тебя каждое слово тянуть? Она нужна мне здесь! Сегодня, ночью! — время, в котором все они ограничены, в записях все расписано предельно четко и ясно, там нет времени на мелочи и ожидания. Ему хватает выдержки не метаться по тронному залу, доказывая свое бессилие не только этому шаману, но и подопечным. Но он всего лишь человек, даже не из этого мира, которому пришлось подстроиться под этот, чтобы выжить! А жить хотелось!

— Будет! — скажет и молчит, шаман не любит говорить попусту, в чем смысл сотрясать воздух словами, его надо подкреплять действиями. — Она ослабла! — он продумывает детали и пока не готов к обсуждениям, предпочитая, сделать, а потом анализировать все ли верно и чего не хватает. С Лютым все было иначе, ему нужно было везде и все знать, корректировать по необходимости до начала действий. Это ведь Лютый координировал ее перемещение, а шаман предлагал иначе все сделать, но ее нет в пределах его земель, а виноват в этом шаман, который не подстраховал, зная что она и близко не подойдет к его землям! Шаман предупреждал, но Лютый все продумал! В итоге, Дикая, хоть и слабая на землях Бороды, даже не у озера и уж тем более не на землях северян!

— Ты, так, думаешь? — удивился Лютый. — А, мне, вот, показалось, полна сил! И память к ней вернулась! И про воду вспомнила! — как-то нехорошо злостью блестят глаза у Лютого, готового сейчас всех собак спустить на шамана, да не может, он нужен ему для обряда и всего прочего! В этом балахоне он ежится, но уйти не смеет, вообще возражать не смеет, молчит, все еще обдумывая не только слова, но и все последующие действия.

— Мы вынудили ее обернуться, — взвешивая слова, каждое произнесенное, — против воли! — делая паузу. — Спровоцировали бой — снова пауза и думает шаман, что последствия всего этого вынуждения, любого бы измотали, — и дали напиться нашей крови! — Лютый взвешивает каждое услышанное и все вместе взятое. Кровь мощный их яд, а учитывая, что там гремучий коктейль был, чтоб боли не чувствовали, чтоб жалости не ведали, чтоб шли и маневрировали так, как не способны простые жалкие, не владеющие этой магией, этой родословной, не относящиеся к северянам, другие. — Это ослабит ее, учитывая, что принимали два брата! — Лютый с сомнением посмотрел на ушлого шамана, но мозг работал. — Да и помнит она пока не всё! — шаман не уверен на все сто, что именно она помнит или не помнит, но то, что есть в записях и, если им верить, то она бы уже явилась или бы по максимуму попыталась б им помешать. Хотя он не все и понимает, — У нас где-то сутки, до полного возвращения ее восприятия и памяти, — делая небольшую паузу, — ну и силы, конечно!

— А, дальше то что? — щурится Лютый. — Добровольно, она, не придет! — Ему нужно чтобы она была в замке, ему нужен этот ритуал, ему нужно ее связать и подчинить, на него итак смотрят, как на недалекого и это последний рычаг, дабы убедить северян, что он достойный их лидер и вожак!

— Человек придет! — шаман примерно продумал, что единственное уязвимое в этом вынужденном слиянии человек, что вообще не из этого мира, а значит, заманить ее сюда проблем не составит. — Нужно только браслет надеть на руку. Это не пробудит Дикую.

— Она же не станет девственницей обратно! — фыркнул Лютый, ему вся эта перспектива и навязанные условия из какой-то ветхой книженции уже ни в одно место не стучались и трон этот и земли эти! А они будто чувствуют его слабину, эти люди его земель, не чувствуют в нем лидера и вожака. Он видит, он слышит, он знает! Если бы не связь с Белой, не ее помощь, его бы и не было тут!

— Ну, кто тебе такое сказал?! — усмехнется ушлый шаман грязно и плотоядно. — Это то, как раз, поправимо! — Ему все равно пора платить за дар, за силы на этих землях, а этот ритуал, этот обряд не оплатит, но отсрочит… он уже продумал, что расплатиться их первенцами! Какая разница одним или несколькими?! Главное, вовремя все успеть сделать!

— Это за пределами! — возмутился и зашипит Лютый.

— Тебя никогда не интересовали мои действия, тебя волновал результат! И, сейчас я говорю, что могу привести тебе ее и ты ее заполучишь, если пожелаешь, вы даже поженитесь. Ты получишь от нее отпрыска или нескольких! — выплевывает слова шаман, он получит от этой сделки намного больше, но не может рассказать! Это ведь он нашел этого выродка в том, другом мире и притащил сюда, в нем больше всего от потомка Лютого, кроме хребта, конечно! Это он нянчиться с ним все это время, подчищая за ним и не давая свергнуть его! Это ему пришлось избавляться от предыдущего, расчищая для этого трон! И никакой благодарности, а его уже выворачивает от этого трусливого, зазнавшегося щенка! Но другой был бы с гонором, у других были хребты, их склонить было сложнее! С этим шаман смог бы совладать и с помощью некоторых зелий успешно справлялся, до его связи с этой Белой!

— Я, так и не услышал твою цену! — трусливо озирается по сторонам и шепчет Лютый.

— Мне выгодно, чтоб оно не случилось, так тебя устроит? — мягко и уклончиво, юлит шаман.

— А не получится так, что она не дойдет? — зверея.

— Не получится! — спокоен ушлый шаман. — Даже больше скажу, мне выгоден ваш союз! Могу пару твоих бойцов взять, только они запах свой оставляют и он ее раздражает.

— А мне выгодно, чтоб мою шаманку Белую, ты, подставил? — съязвил, не удержался, все еще шипя в гневе, болела грудь от возмущения, он не простил ему, что ее схватили, что ее отряд был так близко, будто шаман знал, что Дикая будет там. Белая тоже хорошо, не могла уйти?! Зачем было идти к самому озеру? Зачем нарываться на открытую агрессию с кланом Бороды?! Он все стоял и смотрел на той скале и ничего не смог бы сделать, и не успел бы никто! Хотя ее запах он учуял, его волк пришел в восторг, ее он хотел!

— Как только, ты, будешь ею владеть, — будто это данность, просто еще не свершившаяся, это так удивило Лютого, будто шаман уже знает, как провидец все наперед, — так и эту обратно себе заберешь! — он фыркнет, явно не особо "за" эту их связь, но и сделать ничего не в силах.

— Она не вещь! — взбесился Лютый.

— Осторожнее на поворотах, а то может показаться…

— А ты крестись, чтоб не казалось! — отрежет.

— Здесь не та вера! — с усмешкой.

— Не тот мир! И, что теперь! Что имеем! Исполняй! — шаману не понравилось, как говорит с ним Лютый, но виду не показал.

Времени, действительно, было не много. Итак, много его ушло, чтоб найти ее шкуру в ящике глубоко в пещере, чтоб откорректировать ее перевоплощение, а еще найти ту, которой подойдет. Дикая была своенравной и тот вечер, в ту ночь ставка была на другого человека, более удобного. Только и, тут, она их планы нарушила, вмешалась, потратила силы и портал сместила, как только девчонкой завладела.

— Отвлекающий маневр нужен! Что б они, не сидели всем кланом около нее.

— Фейерверк в небе шарахни! Тогда, точно, это отвлечет не только этот клан.

Шаман ушел не прощаясь, нужной помощи в этом вопросе, он не получил, придется своими силами, опять.

Он отошёл от дома, покачал головой. На вытянутой руке создал нужного образца браслет с защелкой, чтоб не возится, обсыпал травами, чтоб не учуяла дикая, да и другие из селения. Обернулся в плащ и оказался в доме у одной из клана Бороды.

Женщина вздрогнула, шарахнувшись к двери, смуглая кожа, чуть раскосые глаза, яркая и эффектная, да с мозгами не очень повезло. А красота у волков не сильно была в цене. Внутренний волк, личность, это да, ценилось.

— Спокойно, ты еще всех позови сюда!

— Что ты тут делаешь?! — шипела гневно.

— Согласую с тобой сделку! — абсолютно спокойно говорил шаман.

— Да, разве ж, ты, можешь помочь? Он женится! — обреченно выдохнула Нэн.

— В этом вопросе могу! Если, ты, мне поможешь!

— Как? — устало, обреченно, но все же с плохо скрываемым интересом.

— Надень браслет ей на руку, пока она спит, скажешь полную белиберду, но она пойдет с тобой, амулет в карман ее кофты кинь. Если приведешь ее в ближайшее пару часов, к поваленому дереву, он будет твоим.

— А она? — с коварным прищуром.

— Не твоя забота! Скажи, что с Белой? Я ее не слышу!

— Стала человеком, без волка, без силы. Пустая! Поговаривают, она сама ее лишила, там, у озера.

— Что еще говорят? — не проявляя интереса, вроде, как для общего ознакомления.

— Что теперь, она, ей лично служит!

— Забавно! — усмехнулся шаман. Лютый взбесится, что Белая ему теперь никак не принадлежит и даже, если он женится на дикой, Белую он больше не заполучит в своё пользование. Это его развеселило.

— Что забавного?! Ее не поведу! Там, такая охрана! Было бы по какому поводу, так, ее охранять!

— Об этом не беспокойся! Готовься фигуру подпортить!

— Чего это?! Мы так не договаривались! — заартачилась, головой замотала.

— А, ты, замуж хочешь без потомства? — все больше забавляясь от глупости женской логики. — Он же ее прилюдно, перед всем кланом в круг загнал и отымел! Потом на озере, еще!

— Так, она в залете? — удивленно. — Тогда, мне точно ничего не светит! — сразу на попятную.

— Она не в залете! Она не может! — тактично объясняя. Хотя и задумался, про озеро и человека, тут было темное пятно. Он сделал всё, чтоб дикая не понесла, а вот, с человеком, не успел. Белая должна была, но успела ли?! Узел развязать? У нее было мало времени, он не почувствовал в связи ничего! И, если Лютый и Белая все же спят вместе, то, из своих каких-то соображений, могла допустить оплошность! Уж намеренно! — Только от одного может понести и это не Борода.

— Мощно! А с этим нельзя повременить? — начала ерзать.

— Да, можно, конечно, дорогая! — она так обрадовалась. — Тебя устроит — Никогда?! — и сникла.

— Сволочь же, ты! — рявкнула, негромко.

— Решай! Я буду у поваленого дерева ждать! У тебя час на всё!

— Ты рехнулся? Они же не отходят от нее! И, старая эта, и он!

— Отойдут, ты главное, сейчас иди! — он уже повернулся, оставив браслет на ее столе.

— Погоди, что я ей сказать то, должна?

— Что она перебрала и ты ее в комнату приведешь, а когда проснется будет дома!

— Это тайные слова?!

— Не забивай себе голову! Повтори!

— Я поняла!

— И, славно! — он снова завернулся в плащ и исчез. Девушка взяла со стола браслет и амулет, убирая их в карман своей кофты, выдвигаясь из дома.

Появился в доме, где Белую держали, пыль развеял и вошёл. Они его не видели. Фейерверк шарахнул в небе, яркими цветами, а для волков, будто боевые действия начались. Все, так, перепугались, бегали, оглушенные. Кричали и визжали. Паника по всему лесу, да и миру тоже.

— Думала не придешь! — она сидела на потертом кресле и качалась. — Эффектно! — Переменилась сильно, не узнал в ней той, что видел. Лицо осунулось, морщины появились, руки дрожали и только глаза горели, полыхает гневом и яростью, местью полыхали.

— Я, должен знать, про воду!

— Значит, не заберешь! — сухая данность, усмешка. — Я ж тебе, как кость в горле!

— Ты пуста! — развел руками шаман. — И, не думаю, что ты хочешь, чтоб такой он видел тебя!

— Думаешь, не обрадуется?! — снова ответ скорее, чем вопрос. Медлила. — Ты принес это проклятье в этот мир, под названием пророчество! Навел совсем другой порядок вещей и кланов, переменил границы и слишком много черпаешь сил, для своих проделок.

— Было время подумать, я вижу!

— Было! Там, у озера, куда ты меня послал! Сдается мне и портал, ты, изменил, а поешь соловьем, что она!

— Вода! Человек в залете?

— Ты не можешь нас разделить и забирая ее, тебе придется забрать и меня!

— Уже интересно! Это почему же?!

— Я страж ее человека и ее жизни!

— Эва, как чудесно! А она подстраховалась, вижу! — кивок и безразличный взгляд.

— Значит, не пуста! — задумался. — Вода! — с нажимом.

— В замке и поговорим!

— Я не люблю шантаж! — поморщился.

— А я, когда, меня, используют в темную!

— Ты не сможешь с ним… — подбирая тактично слова, — кувыркаться, как раньше!

Смешок сухой.

— Не всё то ты знаешь! — хитро полыхнули синие глаза женщины.

— Не просветишь?! — с любопытством.

— Время сделает это за меня! — она встала, выпрямилась, глядя, как он подходит медленно. Распахивает полы плаща и укутывая ее, в них с собой, исчезая из этой деревни. 

6. Похищение

Фейерверк за окнами бил залпами, с визгом взлетая в небо и взрываясь в нем, разлетаясь яркими цветами, разных оттенков.

— Нэн? — скакала возле кровати дикой, маленькая дочка Альфы, в полном восторге от цветов в небе, от того, какой переполох они устроили. Разглядывая в окно, возле кровати, яркие невиданные в этом мире цветы в звездном пространстве. Оттого, как взрослые бросились в рассыпную, на источники звуков, кого-то оглушило, кто-то столкнулся в движении, ушибы, травмы и работы для шаманки Асуры добавилось, что потребовало ее присутствия в домике.

— Нэн, а что ты тут делаешь? Посмотри, как здорово! Нэн, а что у тебя в руке? — насторожилась девочка и не учуяв угрозы, снова начала скакать у окна.

— Асуна просила принести, — растерялась немного Нэн, — подарок для невесты, наконец, готов!

— А! — поворачиваясь к окну. Снова разглядывая красивые цветы и прыгая в восторге.

— А ты, почему не в кровати? — удивилась, подходя, к девушке на кровати, осторожно, приподнимая обеими руками ее руку. Хватка была мгновенной, жесткой. Глаза полыхнули настороженно и не доверчиво. Нэн растерялась.

— Подарок! Почетно! — только и пролепетала, испуганно, показывая браслет, сердце билось сильно, под самое горло, руки дрожали и были холодными.

"Боишься?!" — едва-едва слышно, но на фоне взрывов за окном, не слышно было всем, только им двоим. Нэн уже защелкнула браслет на руке, хотя руки и дрожали. Рука разжалась, глаза закатились и она упала снова на подушку.

— Нэн! — продолжала скакать девчушка. В кофту, что висела рядом, в карман она опустила амулет.

— А няня, скоро придет? — ей не хотелось, чтобы дочка Альфы увязалась за ними, это было бы, некстати.

— Неа, не думаю! Посмотри, как они бегают! Ты же останешься? — она обернулась, но глаза расширились еще больше, оттого, что девушка проснулась. Отлетела от окна и подскочила к ней. — Ты проснулась! Папа, так ждал! Но там, за окном такое!

— Обычный фейерверк! — переводя ошалелый взгляд с девочки на девушку с вопросительным взглядом. Девочка затихла переваривая новое слово.

— А, что это? — видно найдя, наконец, того, кто может сказать что-то, чего не знают остальные взрослые.

— Это маленькие ракеты, — и видя полное непонимание, — горючий порошок, что взрыв делает, — стараясь доходчиво объяснить, — он сейчас летит в воздух, а там яркими цветами разлетается, оттого, что перемен с травами.

— А! Здорово, наверное! — снова перевела с девочки на взрослую, не узнавая обстановки. А Нэн вдруг забыла слова.

— Пойдем со мной, я отведу тебя… — замялась.

— А, куда Нэн?! — спросила девочка, что расставаться с дикой не хотела, ведь она ещё столько всего не узнала.

— У нас женские такие секреты, надо невесту к свадьбе подготовить! — помягче и ласковее говорила, не готовая совсем к такому повороту.

— К свадьбе?! — удивилась девушка, только Нэн уже подала ей кофту. А мелкая, вдруг заартачилась, захныкала.

— Вы не можете, оставить меня одну! Или берите с собой! — ох, уж этот детсткий шантаж, со слезами и заглядыванием в глаза дикой. Она была ближе, теплее и более, по мнению ребенка, поддатливой на уговоры. И та, пожала плечами.

— А почему бы и нет! Ты же тоже девочка! Мне, кажется, лишним не будет?! — снова перевела взгляд на девушку, яркую, красивую девушку, какими обычно индианок показывали по телевизору, у которой была смуглая кожа, раскосые немного глаза, прямой нос, лоб и линия бровей была непривычна взгляду. Черные волосы, длинные. Фигура, вроде, складная и можно, даже, было бы сказать, что она красивая.

Девочка, получив одобрение забралась к ней на шею и ручонками обняла ее, чмокнула в щеку, сдавливая горло, объятиями.

— Ты такая замечательная! А, можно буду звать, тебя, мамой?

— А, где твоя мама?! — Нэн ерзала, к такому раскаду не готовая, и оттого много молчала, так как он дал ей которые инструкции.

— Мама погибла!

— О, милая! Мне так жаль! — обнимая ее в ответ. Отчего девочка еще больше обрадовалась, что нашла, наконец, нужную маму и для себя, и для папы.

— Нам, надо идти! — торопила Нэн, подавая кофту, но девушка, так посмотрела на нее. — Я, помогу! — она подала одну свободную руку, и на нее край кофты лег, как и на плечо левое.

Глаза у обеих затуманились, движение стали нескладными. Нэн видела такое впервые и понятия не имела, что делать, но голоса людей утихали и приближались, говоря, что люди, хоть и перепуганные, а уже приходили в норму.

Она потянула ее за эту руку и они в полной тишине вышли из дома, разминулись с братом Альфы, так как он вошёл через главный вход, а она уводила их через кухню.

Шли тропой протоптанной, поваленное деревое, было недалеко. Нэн не знала, что брат общарил весь дом и не найдя в них двух важных персон, кинулся сначала за следопытом, а уже потом они пошли по их следу, теряя время.

Нэн ощетинила, когда увидела и шамана и Белую, в месте встречи. Только он не обрадовался тому, что она прихватила с собой дочку Альфы, возни теперь будет и по следу пойдут. А сюда, вело несколько троп и он не был уверен, по какой именно она их вела, чтоб сбить со следа.

— Я, тебе, что велел?! — взревел не слишком громко. Салют шел на убыль, он был лишь отвлекающим моментом и на долго расщитан не был.

— Няни не было! А она к ней приклеилась! — оправдывалась женщина. Белая хмыкнула, но близко не подходила.

— Тебе не хватит сил… — и умолкла на полуслове.

— Заткнись! Или тут оставлю!

— Смешно! — она была права, он не мог теперь ее оставить и это, ее знание, злило.

— Эй, моя сделка! — гнула и твердила Нэн.

Край кофты задел за ветку и теперь меньше действовал амулет, шаман не видел, что она не полностью одета, да и то, что Нэн не держала ее теперь за руку, дало девушке время залезть в карман. Она искала что-то, чтобы оставить это и по чему их должны были найти, а в итоге избавилась не сразу, но избавилась от амулета. После избавления от амулета, она пыталась растегнуть браслет инстинктивно.

— Мы договаривались! — глаза у девочки расширились, но дикая подала знак и та, послушно, не двигалась, ее мордашка не были видна шаману, только спина. — Я проведу ее, ты сделаешь все, чтобы он был моим! — голосила девица.

— Я тебе не фокусник! — отрезал шаман.

— Кто?! — не поняла Нэн.

— Как ты объяснишь исчезновение ребенка? — пытался вразумить ее.

— Не мои проблемы! Исполняй условия сделки! — твердила. — Ее же ты как-то притащил сюда! — тыкая пальцем в Белую.

— Тупоголовая!

— Кто? — зверела девица, готовая обернутся в волка.

— У тебя нет решения?! — подняла бровь Белая, которую этот цирк только забавлял. Он взбесится еще больше. Нельзя рассеивать пыль, тогда этих обеих может еще больше зацепить.

— Ты обещал! Ты сказал он будет моим! Что женится на мне! — громкость ее истерики начинала подниматься, разносилась по лесу, деревня была не слишком далеко.

— А ты притащила больше, чем обещала! — скатывался и он до ответной истерики. Потому, как четверых переместить было очень сложно, а ему еще работать полночи надо, чтоб ее в девственницу обратить. Он не мог позволить себе такой траты, это истощит и он сам будет похож на старика. Восстановление не быстрое. Дикая не поделиться силой, скорее глотку ему, да потроха выдернет.

— Да, обрати ты ее в дикую, — нашла решение Белая, со вздохом, — в чем проблема?! Отдай ребенка этой… Волчице. И, даже, когда придут по следу, найдут эту и какое-то время, настоящую искать не будут!

— Когда я скажу, — очень тихо, одними губами говорила она девочке, — ты побежишь к папе! Он должен узнать это от тебя! — глаза мелкой наполнятся слезами. — Так, надо!

— А, залет?! — теперь уже твердо готовая на все, лишь бы он был её. Все еще повышая голос.

— А, ты разве не уже?! — подняла она брови. — Не уверена, конечно, от кого. — С ухмылкой. Нэн осеклась и покраснела.

— А, мне разве можно тогда, перевоплощение? — робко и не решительно, пока шаман медлил, подумывая над идеей, продумывая мелочи.

— А, что тебя остановит? Даже, если это навредит? — наклонив голову с ухмылкой спросит Белая. — Ты не готова заплатить? Или надеешься, что не придется?! За все надо платить!

Браслет никак не открывался, внутри что-то кипело и клокотало, просыпалось что-то не знакомое, что очень сейчас было нужно. Все противилось этой сцене, этим людям и осознание того, что она здесь благодаря этим двоим, которые сейчас торгуются с глупой девицей, казалось абсурдом. Только ребенок был ни при чем и несмотря ни на, что она обязана была ее защитить.

— У тебя кончается время! — констатировала Белая и шаману, и девице. Она не слышала, как шли по следу двое, но вот, то, что они слишком долго здесь уже, это было точно.

— Я… — сжимая живот с огромными глазами, полными слез.

— Сейчас! — торопила Белая. — Решайся!

— Нет! — девица рухнула на траву, как подкошенная. Ревя на всю округу.

Пока в этот же момент, крутанувшись справа налево девушка, выпустила девочку, что тут же обратилась в волчонка и швырнула ее подальше в кусты. У шамана только глаза расширились от удивления, но Белая была решительне и схватив его за рукав подтянулась к дикой, запахивая ее плащ одной рукой, а он другой. 

7. Переполох

Переполох из-за непонятных взрывов, что оглушали чувствительные уши, особенно тех, кто был в образе волка, был ужасен, по масштабам. Ему, как Альфа-самцу пришлось не только в своей деревне успокаивать людей, но и еще две соседние оббегать. Людям нужен был их лидер, их вожак и они тянулись, за помощью. От этого он оставил свои владения, от этого пришлось решать более глобальные проблемы. Удивляло только то, что в образе волка, его не оглушало.

"Это ее сила! Ее мощь! Правда, только часть ее, она ещё не связана с человеком, полноценно!" — говорила Асура. Она уже поведала ему легенду о рыже белой волчицы, что веками передавалась, только из уст в уста. Ей удалось поговорить с Белой, пока они шли до деревни и кое-что та, действительно, подтвердила.

— Я теперь просто страж! — сокрушалась она. Немым укором говоря, что вот так может все обернутся, если пробудить не ту, богиню.

— А, чего ты хотела?! Удивляюсь, как она вообще тебя в живых оставила, — посмеивалась Асура, — учитывая, что так легко, замедлила трансформацию в обе стороны. Страж — это еще не так плохо!

Вой брата, после того, как эти звуки, наконец, пошли на убыль, известил о пропаже не только дочери, но его женщины. Конечно, он просто не смог сразу бросить всё, он был в этот момент в соседней ближней деревне, где шаман справлялся с ушибами и проблемами паники людей и волков, от слишком громких звуков.

Одно удивляло, почему она не убила двух самцов Альф, если учуяла сговор?! Мысли летали тревожные. Они теперь прогибались перед ним, особенно сейчас, когда за какое-то одно утро, все перевернулось в их мире. И, все же, помощь их была неоценима в успокаивании людей, столкнувшись с чем-то невиданным до селе.

— Люди придут в норму! — говорил старый вояка. — Им всем нужно время! — он не отталкивал, не был неучтив. Наоборот, дикая будто изменила его этим дневным боем, полностью.

— Я не узнаю тебя?! — говорил Борода.

— Я и сам себя не узнаю! — пряча лицо.

— Что было, того уже не изменить! — он выдержал его долгий взгляд.

— Знаешь, я рад, что это будешь ты! Что теперь ты, Альфа!

В других землях удача не была столь щедрая и молодой поверженный, все еще выл на койке в доме у шамана, ерзал и требовал внимания. Его появление люди восприняли с благодарностью и шли за помощью, за советом, за защитой. А это означало, что нужно и здесь ставить ответственного лидера, что будет заботиться о людях и подчинятся ему.

В свои владения он не просто летел, он мчался по знакомому лесу своих владений и очень быстро нашел ревущую дочь, что забилась под корягу и тряслась, как осиновый лист, взывая о помощи. Она захлебывалась от эмоций, от страха и боли, выла так, будто ее вывернули наизнанку и ему, как отцу было нестерпимо плохо, от того, что она в столь юном возрасте уже столкнулась с реальностью. Однако, его беспокойство было ещё и оттого, что она не обращалась в человека. Он так и не понял, почему?! Она скулила у его лап, но не трансформировалась, вовсе.

Пришлось брать за холку, нежно и тащить, так. В облике зверя он быстрее двигался, чем обычный человек, даже такой, как он — Альфа, а по сравнению с волком, слишком медленно.

К поваленному дереву, с западной стороны у границы его владений он прибыл вовремя, хоть и с опозданием, ибо его брат и следопыт уже нашли ревущую Нэн, в траве, что крепко сжимала живот. Они пытались ее допросить, узнать хоть что-то, но она только и мямлила, что не смогла.

Дочурка, наконец, перестала выть и теперь трепыхалась в его пасти, кипя от гнева, готовая кинутся на ревущую женщину, он чувствовал ярость в этом еще пока маленьком клубке.

Конечно, он учуял и амулет в траве, и то, что здесь была его невеста, с чем-то травяным, что перебивало запах. Ночь в самом разгаре, а тревога поднималась не хорошей волной, выворачивая и его самого до основания, до пределов разумного. Он учуял и Пустую, и горный запах шамана, но не волка, человека?! Война сейчас была некстати, его люди не оправились еще от звуков, не изличились от нанесенного урона.

"Она, кажется, не может обратиться!" — говорил он с Асурой, что сейчас стояла на поляне, оставив людей в деревне, так как ее волк смотрел на волчонка у него в зубах, взгляд был сочувствующим, тревожным.

"Боюсь, что это не вся проблема! Травма была слишком…" — осеклась на полу мысле. "Что будем делать с этой?" — указывая на ревущую и тресущуюся от страха Нэн: "Она в залете!"

Та, кивала и готова была к ногам его упасть, не давали ей этого сделать, преграждая путь брат и следопыт.

"Ты её простишь?!" — не верил брат, кипя от гнева.

"Отведи ее к себе!" — бросил Асуре, он уже развернулся с волчонком в зубах, чтобы пойти обратно в деревню, когда перед ним встал его брат, злой, как чёрт.

"Она предала тебя! Она падшая! Ты, правда, простишь ей?! Надо устроить суд! Надо наказать!" — он рычал и фыркал, преграждая ему путь.

"Уйди с дороги!" — рыкнул он, так как сейчас больше волновала дочь, а не суды и наказание. Волчонок, что не становился человечком, эти эмоции могли разорвать, ту, хрупкую связь между ребенком и волчонком, а страшнее всего, что она могла застрять в любом из образов. И это могло существенно сократить ее жизнь! Да, это его волновало больше, чем предательство волчицы, чем пропажа невесты, он ведь знал, куда ее увели, даже, то, что Пустую увели, его не так сильно трогало, значит, невеста нужна ему живой!

"Не уйду! Пока не ответишь! Отмяк, да? Все дело, в той, девке? Ты, Альфа!"

"Вот, именно! Я, твой Альфа и приказываю, уйти с дороги!" — поднималась ярость, в зубах все еще вертелась и рычала дочь, порываясь вцепится в глотку Нэн, хрипела и рычала. Только мелкого это не волновало, он был в бешенстве, он был в ярости и этот глупец обнажил клыки, с которых, сейчас, капала слюна.

"У тебя из дома уводят, из деревни уводят самое дорогое, а ты только и бегаешь по соседним деревням?! По границам?! Пусть приходят, все, кому не лень и берут все наше, так? Такой, ты, теперь Альфа?"

"Придержи язык, глупый!" — фыркнет Асура.

"А, что он мне сделает?! Тряпка, а не вожак!" — страшнее всего было не то, что он не мог сдержаться, страшнее было то, что слышали это всё, кто сейчас входил в его стаю.

Борода всего на миг потерял контроль, всего на один взмах ресниц, разжалась пасть и мелкая, получив свободу, кинулась в глотку Нэн и никто бы не смог ее остановить! А волк Бороды от всего, что произошло за какой-то очень короткий промежуток времени, превратился в хаос, вырвалась наружу слепая ярость и стало все равно, кто перед ним стоит, и даже родная кровь его не остановила. Асура просто не успела его остановить, да и не смогла бы, при всем желании. Не зря именно он был выбран на роль Альфы этой статье, за свою ярость, за безумие, в которое мог впасть и за холодный расчет, даже вовремя этого хаоса. Только не сейчас. Дикая, возможно, дело было в ней?! Или в ее силе?! В страхе за ее жизнь?! Или неизвестности?! Только таким Борода себя никогда не чувствовал, свободным и злым.

Следопыт и еще пару ребят, унесут брата на руках в дом шаманки, спустя, каких-то минут пять. Бороде хватило трех ударов сердца, чтоб порвать и за толкнуть ему его же слова в глотку и о девке, и про бери, что хош, и про наказание. Все, чтоб этот щенок усвоил своё место! Ненадолго! Но, порка необходима, время от времени в воспитательных целях. Правда, сейчас Борода, не воспитывал, он едва его не убил и ничто, и никто бы его не остановил! Только он сам!

Мелкой не хватит опыта, рвать глотки не так легко, как могло бы показаться. Она так и повиснет на шее, вцепившись зубами в шесть Нэн, что так сильно испугается, да обратиться, но не двинется с места, видя, как рвет брата Альфа и из страха самосохранения, что он может сделать с ней, даже в том, положении, что она сама себя загнала. Даже тем, своим крохотный рассудком понимая, что за волчонка он ее голову откусит, оттого и стояла, опустив хвост и голову, позволяя мелкой болтаться в воздухе с остервенением, отталкиваясь задними лапами от земли, не разжимая пасти.

"Еще раз ослушаешься и я не посмотрю, что ты брат! — ревел его обозленный рассудок. — Пойдешь по миру, с всем тем дерьмом, что в твоей башке и на языке твоем поганом!"

Он подошел близко к трясущейся волчице, подцепил болтающуюся дочь за холку, снова пытаясь ее усмирить, потряс из стороны в сторону, чтоб только она разжала свои зубы и их не свело, от долгого напряжения, ему сейчас только не хватало, чтоб у нее свело челюсть. Дочурка не унималась и пришлось, отдирать ее с шестью в зубах. Нэн не дернулась, не чувствуя боли, только животный страх за себя, за свою судьбу, за не рожденного в ней.

"Кто отец? — Нэн дрожала: Или ты отвечаешь, или будешь изгнана за мои владения!" — ему осточертел бардак.

"Сивый!" — сотрясалась от страха.

"Так, — припоминая, что у Сивого не одна уже в залете волчица, и понимая, что скорей всего тот, что-то обещал этой глупой. Сивый не был дураком, он был его хорошей правой рукой, — что он обещал?!" — она тряслась, Сивый появился на поляне сам.

"Ничего необычного!" — ответил он сам. Борода его учуял.

"Эту заберешь с собой в соседнюю деревню! Брата, как оклемается тоже!"

"Изгонишь?" — удивится Асура такому решению.

"Если дочь не обернется в человека, не жить твоей этой кукле! Чтобы не провоцировать ее ярость, заберешь эту с собой! Остальных оставишь тут!" — речь шла о других волчицах, которые не смотрели на остальных, акромя Сивого, умел он найти подход, даже к своенравной женщине. Дочь, все еще молчала, не отзывалась на телепатию.

"Ты, наказываешь меня?" — искренне удивился Сивый.

"Поднимешь там, демографию! И пристунишь этого местного царька! За не послушание, накажу! На наши пробежки будешь приходить один и докладывать!" — мелкая стихала со своей яростью, он отходил от поляны и все меньше чувствовал запах предательства, запах схватки с братом, запах своей желанной женщины.

Они вернутся в деревню, он не будет злится на няню, что бросила его дочь, в трудный момент, должен, да не может. У нее самой четверо детей, и она, конечно, побежала защищать их, это материнский инстинкт. Он не мог себе его позволить, потому что от него зависило слишком много жизней, помимо дочери и брата. Он был без сил и этого он тоже нк мог себе сейчас позволить.

Собрал стаю в круг, в тот самый магический, встал в него с дочерью, надеясь, что сила, древняя сила исцелит ее?! Был и волком, и человеком, а эффекта не дало. Даже Асура была в рядах. Беспокойство и тревога, вот, что его сейчас волновало и одолевало. 

8. Слияние и воспоминания

Лютый был готов кипятком писать, когда в огромном зале на его глазах появился постаревший шаман, не узнал свою Белую и девушка, что стояла и смотрела в никуда.

Браслет так и не освободил ее руку, хотя пальцы продолжали царапать замок, она не справилась, да нужная подмога не успела. Запах в замке стоял специфический, что ударил по обонянию, вызывая неприятное желание и спазм в желудке, да к тому же она сразу же замерзла, ноги и всё тело, невероятные сквозняки.

— Я уж думал и не увижу тебя снова! — раскрывая объятия для своего шамана, для Белой. Только женщина не спешила, посматривая больше на дикарку.

— На ней браслет, он сковывает волка! — отмахнулся Лютый, но все же перевел взгляд на ушлого шамана, ища подтверждения своих слов.

Только тот, тоже не спешил, говорить что-либо, сил едва хватило на перемещение, хотя дистанция и не была слишком уж за облачной, но пришлось делать круг, так как нейтральные территории принадлежали дикой и могли навредить этим двоим.

Шаман достал пыль и дунул ей в лицо, она не моргнула, не дрогнула. Белая подхватит падающую девушку. Лютый оцепенел.

— Что это такое?! — спрашивая обоих.

— Она хранитель её человека и её жизни! — замялся ушлый шаман.

— Чем это осложняет ситуацию? — шаман перевел взгляд на Пустую.

— До конца не ясно, она сама её… — снова осекся в словах.

— Белая, мы все исправим! — рьяно начал Лютый.

Шаман долго будет готовиться к ритуалу, силы черпая из стаи, из сил Лютого, который, в свою очередь, будет собирать круг за пределами замка. Пустая будет неподалеку, в соседней комнате, меряя шагами пространство. Подготовка займет время, но он начнет готовить её, черпая запрещенные темные силы, так как стаи уже будет мало. Они только восставили его внешность и напитали сущность.

Стягивание порванной плевры дело было щепитильное и требующее особой кропотливости. Он только начал, как дверь распахнулась и влетела Белая.

— Остановись! — кипела она от возмущения, краснея.

— Убирайся, женщина! — не обращая внимание на нее и продолжая делать аккуратный стижок, восстановливая кусочек за кусочком. При этом не прикасаясь к самой спящей девушке, это было отдельно от нее, но в непосредственной близости.

— А-а-а! — шаман замер, а её скрутило ощутимо, от боли, и она согнулась попалам, побледнела, отдышалась немного и более гневно добавила. — Ты не понял о нашей связи, — орала она в гневе. — Ты меня можешь лишить всего!

— Не понял? — окончательно выбитый из равновесия и не понимая причины для такой связи.

— Детородная функция, я, чувствую, что что-то не так! Мне больно, когда ты хоть что-то с ней начинаешь делать!

Лютый тоже пришёл на крики. Последняя фраза это всё, что он слышал и от этого закипел.

— Какого лешего? Отмени всё! — обнимая её за плечи и рыча на шамана.

— Я не могу! — вскипел шаман. — Если я не закончу, она не будет твоей, а ты у нее первым! — шаман не ожидал, что Лютый, так легко отойдет от плана. Он, конечно, отморозок, каких поискать еще надо и выкрасть дикую не побоялся, но сейчас, своими действиями, он не просто нарушал, он рвал всякие связи, что могло навредить и ударит невовремя, там, где меньше всего ожидается. — Ты просто возьмешь чужую женщину, за которой придут, скоро! И, это нарушит правила и баланс!

— Первым уже не буду! Плевать! Буду, значит, вторым! — фыркнул Лютый.

— Да, кто бы о балансе сейчас! — вспыхнула Пустая, отвечая на объятия Лютого.

— Ты, так ничего и не сказала о воде! Может, самое время? — ударил на отмашь шаман. Пустая покраснела, вскипела.

— А, что, там, с водой? — не понял Лютый.

— Девка отдалась Бороде в этом чертовом озере! А, эта твоя…

— Выбирай выражения! — готовый кинутся на него, отрезал Лютый.

— Оба вы хороши! — обиделся он. — Только подумайте хорошенько, она тут, и она связана с Бородой, так как приняла его! Он придет за ней и будет война! Как и предначертано!

— Да, пошел ты… — сплюнул Лютый.

— Ты круг для дикой хоть собрал или для Пустой? Определись с женщиной! — требовал шаман, все, еще пытаясь достучаться до того Лютого, с которым у них было соглашение, что судя по всему шло псу под хвост. Это злило.

— Тебя это не касается, человек!

— Я может и человек с силой! И рад, что мозгами, волк, не управляет и другой орган тоже! Не многовато на одну голову? Не нужна она тебе, так на кой мы, тут, стараемся?

— Для потомства! — с отвращением выплевывая слова, глядя на спящую всего на миг, чтобы потом вдохнуть запах Пустой. Мырлыкая ей в ухо.

— Мы вернем твою Белую, слышишь!

— И, как, ты, себе это представляешь? Что она по доброй воле под тебя ляжет в кругу?

— А ты, тут, на кой черт? Сделай, что от тебя требуется! — с угрозой в голосе.

— Я не фокусник! — заартачился мужчина.

— Нет, но ты придумаешь выход, пока я готовлюсь! — крепче прижимая к себе Пустую.

— Чтоб оно появилось придется ей вернуть способность! — медлил шаман, догадываясь, чем сейчас будет заниматься Лютый, что еще крепче и жестче тискал, не стесняясь, женщину в своих объятиях, которая отвечала на его притязания, тем же.

Шальная мысль мелькнула у шамана от злости, а гнев плохой советчик, только ярость шкалила и, так уж получилось, что пальцы щелкнули, возвращая её дикой возможность, отнятую. Темные силы уже были задействованы, шаман, все равно бы заплатил за трату.

Только его злость,ярость одолели и он решил заплатить огромной ценой за то, что брал и сейчас поставил, не намеренно, в ярости, под удар женщину, что была в объятиях, так нескстати, в объятиях Лютого. Какая в сущности разница, какого не рожденного ребенка заберет темная сила, если он изначально говорил им не делать, не просто так. Но они ведь тут главнее, важнее, все знают! Разница, конечно, была существенной, сила богини, все таки или жалкой волчицы со способностями. Сила богини, как и отпрыск, существенно бы погасили все его долги! Лютый перебил, только мишень нарисована, хоть и не намерено.

— Так, чего ты стоишь? Делай! — вальяжно и надменно, целуя в шею женщину, говорил. Она краснела и хихикнула.

Полная луна вышла на небо, занимая свое место среди звезд, да её подруга такая же, но только рыжая, неполная, наполовину была видна на отдалении. Девушка хоть и была во сне, но процесс соединения её с волком, дикой богини в ней в волчьим обличие, начинал занимать свои права, несмотря на браслет и воспоминания о слиянии, о том, как в своем мире, она, случайно, нашла небольшую шкатулку, что звала её. Как открыла её и что-то мягкой скользнуло к телу, мягкое, теплое, живое, словно змея опутывая все тело, пока она пыталась понять, что происходит. А потом было темно, спокойно и уютно, пока не ослепила вспышка и её не понесло куда-то.

— Не много ли ты берешь на себя, Лютый? — кипела ярость, клокатала перекрывая холодный расчет. Мужчина устал исполнять большую часть плана, устал тащить на себе, весь замысел.

— Не много ли ты себе позволяешь, шаман? Это же и в твоих интересах! Или я не правильно, тебя, понял!

— Но, ты, то, ничего не вложил в это!

— Я вложу самое главное и также помог в осуществлении всего замысла.

Лютый просто увлек её в соседнюю комнату и плотно закрыл дверь, а Пустая смеялась, под жаркими и гуляющими по телу руками, пока они преодолевали расстояние до кровати.

Шаман был зол, растерян и очень сильно измотан. Только эта ночь и, быть может, до обеда время у него есть. Он не уверен, сбился со счёта. Устал изловчаться, придумывая очередные обходные маневры. Пошатываясь он выйдет из комнаты, оставив всё, как есть, обессиленный.

Лютый уложит на кровать Пустую, долго будет упиваться ею в прелюдии, целуя и возбуждая её, да себя. Он отвык быть человеком и спать с женщиной, все чаще происходило в образе волка, подальше от замка. А, сейчас, он так испугался, что его женщина больше не вернется, что дикая разорвет её, он ведь рвался туда к озеру, к Белой, к пыткам, которые слышал, пока дикая не отключила её. Шаман не пустил, казалось, он даже упивается её болью, её словами, пытается услышать что-то очень важное и боится пропустить.

Девушка вспомнила себя в лесу, образы дикой на тропе, запахи других волков и не только их. Она перевоплотилась, потому что испугалась чего-то и, это было, впервые, и так странно. А потом была пума, что собиралась напасть на нее, вынуждая защищаться. Когда когти кошки вдоль её спины, оцарапали и, то, как она загрызла её, вцепившись в глотку. Извернулась же, чтобы снизу, подставляя спину, подобраться к более уязвимым местам.

Потом был запах, что манил, запах Альфы, неподалеку. Он был необычным и что-то говорил о древнем роде, о забытых корнях. И он появился сам перед ней. Долгая пробежка, вдоль по тропе. Его люди на отдалении. Ей показалось, он, не знает, чего-то очень важного не знает. Но образы мелькали хаотично. Сбивали запахи и звуки. Она шла к его границам, потому что территориально, почему-то запахи все переменились.

Она напала первой и даже не поняла, почему, просто учуяла запах, возможно, запах его желания и долго они грызлись на самой его границе, кидаясь друг на друга, швыряя комья земли и шерсти. Ему удалось хватануть её за холку и перебросить через край, подтягивая круг своих волков.

От удара она обернулась, слишком неожиданно, было, и на доли секунд, связь оборвалась. Человек прорвался в ней, но не понимая, где она и видя огромного волка перед собой, она кинулась бежать дальше углубляясь в его владения. А он наступал и страх снова позволил дикой обернуться.

Снова был бой, не на жизнь. Он был хорош, да и круг собрал. Границы размылись её обвалакивала его магия и мощь его силы, силы его клана, единства. Сбивая с толку и с тропы. Она не собиралась сдаваться, но магия ослабляла её еще не окрепшую связь, девушка еще не была ей подвластна и они не были единым целым. Да и память, что никак не давала много, будто её нарошно подтерли.

Он измотал её к вечеру, девушка рвалась из нее и эта борьба внутренняя, уступила наружной, к тому же он был не просто волк, а более или менее лучше управлял собой в обеих испостасях. Поэтому, когда он поймал её в момент разлада и вошёл, она взвыла от неожиданности. Пыталась бороться и вырваться, некстати, сработал замок, мышцы взяли в плен его друга, оказалось, что девушка была девственницей, Дикая к этому не была готова и не могла вспомнить почему это важно?! Что-то было так осязаемо близко и так невероятно далеко.

Она несколько раз теряла связь с ней, оттого она приходила в себя и плохо помнила, что произошло. Ей отчаянно хотелось избавится от его вторжения в нее не готовую, и обе они боролись, рвали одну сущность. А Борода удерживал ее, кажется, даже несколько часов держал ее за холку и потом за шею, когда снова обернулась. Ему приходилось вместе с ней проходить весь процесс, чтобы волк не разорвал её человека или наоборот, и Дикая была благодарна, за заботу, за его непонимание.

Она бы, возможно, и не сдалась ему, если бы не появился волчонок, его отпрыск, что кидался и тяфкал, пытался даже её укусить. Нахлынули какие-то эмоции, образы, что-то, что заставило сдаться под его нажимом и натиском. Что-то, что заставило вспомнить о забытых его корнях, что напомнило об аналогичности ситуации. А потом и его шаманка Асура подоспела, Дикая не смогла не склонить голову, её предки когда-то очень давно помогли ей.

Быть может, все вместе, оттого, что навалилось на нее, или от слабой связи, но ей показалось, что она дома. И это, никак, нельзя было объяснить, но в какой-то момент она ей показалось, что она дома, чего она не чувствовала уже очень давно.

— Подчинись мне! — звучал в голове его голос и, то, количество эмоций, что он успел вложит, то время, что она отняла у него, та выдержка, как подтверждение его забытых корней, но и человек в ней расслабился, она больше не рвала её, не отвлекала и дикая подчинилась интуитивно, готовая пойти за ним и только за ним.

Связь крепла. Девушка больше не боялась дикой, сон укреплял их в эту ночь. А связь с Пустой и ее соитие с Любым в соседней комнате, напомнили о нежности и грубости в двух ипостасях с Альфой. Пустая забеременеет, как того и ожидал в гневе и ярости шаман.

Эпизод с озером встал в цвет. Дикая признала свои земли, что теперь считались нейтральной территорией. Выходка хитрого Альфы, когда она просила и заманивала его в воду, интуитивно, не осознанно. И, как он обернулся человеком, смотрел на нее, хотел ее и ждал, как она с человеком своим договориться. Удерживать девушку на тонкой грани между ее сознанием и их связью было сложно. И, правила, теперь гласили по обоюдному в обеих сущностях. Его хитрость сыграла им на руку, ему ведь удалось в итоге заполучить обеих. Остальное сделала вода.

А потом были северяне. Белая будила ярость, от нее пахло до боли знакомым запахом. Лютый, конечно, уже не тот, что его предок, но тот еще отморозок. Это его предок загнал ее в шкатулку, и похоронил в пещере, только перед этим… Перед этим он разорвал ее детей, ее деревню и Альфу ее дорогого и любимого порвал в одну ночь. А ее за нежелание ему отдаться, за отказ от соития, оставил небольшой клок шкуры, остальную сжег. Оттого и память была подтерта, оттого и детородную функцию он из нее нажевую вырезал. Она люто ненавидела север и всех его обитателей, а кланов тут хватало, земли были обширными.

Одно радовали, что ее земли ему не достались. Не смог он преодолеть таки магию ее похороненного клана. Ночь только вступила в свои права, лунный свет падал на девушку, что замерзла в эту ночь, хотя ей и виделся образ мужчины, теплого, что держал ее в объятиях в лесу. Слеза скатилась по сонной щеке, так как она хотела, чтобы он снова держал ее в объятиях, как совсем недавно. 

9. Укрепление связи

Они притащили ее в пешеру. Лютый поставил стаю в круг, и нескольких бойцов в кругу кружили, вокруг нее, как пираньи. Они ведь даже не заметили, что рыжего в ней становилось все меньше, небольшой ромб только у основания шеи и плеч. Дикая сидела и смотрела на все с ухмылкой. Их сила не действовала на нее, они ведь не смогли расторгнуть и переписать обручение.

"Боги великие! Они же даже не знаю, в чем сила этой пещеры! — усмехнулся она про себя, глядя, как грозно наматывают круги его друзья со стеклянными глазами. — Что с них возьмёшь?! Пришлые они и есть пришлые! Не здесь выращенные! Пустую тоже привёл, за круг поставил, смешно, то, как! "

Лютый заготовил речь, долго ее тут перед всеми разглагольствовал. В театральности он был мастер. За пределами пещеры было уже даже не раннее утро. Время близилось к полудню.

"Видимо, увлёкся оплодотворяя Пустую." — она посматривала на шамана, на женщину, помимо нее, на потомка того Лютого, что знала лично. Тревога поднималась вверх, на ее землях Борода шел со своим кланом войной на северян.

Дикой остался всего один момент для полного слияния. Один из волков, видимо, для того, чтоб усилить эффект речи Лютого, наступил ей на хвост. Она даже не дернулась, а вот проекция Белой волчицы, что отделилась от нее и сейчас на глазах у них ерзала, осматривая хвост и скулила, не понимая, почему ей больно. Эта картина привлекла нужное внимание, еще и потому, что женщина взвыла, от боли на всю пещеру.

Лютый бросился за круг, сам же его и разрушая. Шаман не смог его остановить, до него никак не доходила эта связь, что за силы в дикой могли, так легко отделить волка от человека, да еще и шамана. А, учитывая, что он был просто человеком, опять же пришлым, в котором и волка то не было, куда ему постичь данную сложную тонкость. Она видела его связь с тёмными силами, он был по пояс в них, и ниточка, тёмная, мерцающая, что сейчас вела петлей охватывая Пустую и Лютого, узлом связывала в не сформированного еще отпрыска. Ей было жаль не рожденного. Оттого Белая волчица чувствуя угрозу завыла, протяжно и очень надрывно. Стая пришла в движение, в нетерпении.

Дикая просто вышла, оставив две проекции, с которыми они сами как-нибудь договорятся, если сумеют, конечно, чего не случится, ведь ее там нет. Легкой рысью пошла к скале горизонтальной плитой с гор глядящей на озеро у подножья и лесную долину, будто карта земель, не вся, но достаточно обширная.

Борода с Асурой и кланом были у берега озера и она просто прыгнула, без разбега, просто вниз в свои земли, к своей воде. Солнце было высоко, прогревая ее замерзшую плоть сущности. Полет был долгим. Конечно, он испугался и даже рванул было, да шаманка остановила, что-то было завораживающее в этом действии, в этом моменте.

Она не упала в озеро или его воды, а скользила вдоль поверхности воды. Трость шаманки поднялась без ее ведома, сама собой, не намного, и ударила о землю. Давая картинку прошлого. У дикой на спине восседала девушка.

Из пыли, из ветра, из воды стали проявлять образы, очертания. Ее деревня, что стояла, трава, что была ближе к воде. Они жили мирно, но слишком близко подступали их земли к отвесным скалам.

Пока одной ночью, одной из трех ночей для зачатия, не пришел Лютый, свирепо стирая с лица земли каждого, из клана ее Альфы. Его шаман стирал дома из этой реальности, так, будто их и не существовало, обращая в пыль. Они гнали всех к воде.

Женщина, что пришла с этим кланом, с Лютым и Свирепым, перебила всех детей дикой и не только дикой, одного за другим, от мала до велика. Ни перед кем не дрогнула ее волчица. Крики голосов, крики о помощи разрывали в ту ночь весь лес и весь этот мир. Две обезумевших женщины, две обезумевших волчицы дрались на смерть, до победного одной из них. Ярость матери превратила шкуру дикой из белого в иссине-черный цвет. И она уже не дралась, а впала в безумие, ярость требовала отомщения, хрустнул в зубах позвоночник, перекусив попалам ненавистную детоубийцу, а потом вырвала гортань у еще живой. И только от одного она дрогнула, затрепетала, да помощи попросила у предков Асуры, перемещая плод, маленького не сформированного волчонка в утробе этой безумной уже почти мертвой волчицы. Дикая просто не смогла не спасти его, даже осознавая, кто отец, тот, что сейчас в образе человека на ее глазах бился с ее любимым, убил ее Альфу и вырвал его сердце. Потеряные доли секунд на перемещение маленького и ее снова одолело безумие.

Воды озера приняли в себя в ту ночь столько крови невинно убитых мирных жителей, что этого хватило бы окрасить все земли в этом мире в кроваво красный. Только воды были не простые и, так, и не изменили свой синий, а сейчас в ночи черный цвет воды.

Клан предков Асуры спешил на помощь, да все равно бы не успел, они так и топтались у границ. Все подоспевшие на выручку кланы, полукругом топтались и не могли пройти через барьер, что поставил хитрый шаман Лютого, который свирепствовал сейчас будто и сам обезумел. Слушали вой, сходя с ума, тех, кого с особой жестокостью убивали, не оставляя никого в живых, кроме нее.

Шамана она тоже стёрла в пыль и никакие его защиты не помогли, даже трость не оставила, просто пыль, что теперь летала и билась о купол его же барьера, привязанная навечно.

И, перед тем, как они сошлись с Лютым, она без разбора сократила численность и его клана, оставляя очень маленький процент сейчас подле него. Только он не просто пришел в эту ночь сюда и у него был, конечно же, был туз в рукаве. Он никогда бы не осмелился придти, несмотря на всю свою свирепость и отмороженность. Он пришёл со знанием и кое-что еще.

Но от боя не отказался, хоть и бил запрещёнными приемами, не гнушался нарушить поединок один на один. Всего пять волков, что были его самыми близкими подопечными, со стеклянными глазами и огромной силой, не создавали тут круг, они просто давили массой, давили, пытаясь прижать ее к земле, заставить отступить в воду, в те воды, что сейчас лешали сил, а не лечили.

Из тех пятерых, подле него осталось двое, прежде чем они загнали таки ее в воду, не глубоко, но ее, как подкошенную скрутило. Сила и знание ушлого стертого шамана, обратила их силу, против них же, и, то, что сейчас он летал пылью, не изменило, не обратило эффекта.

— Ты ляжешь подо мной, — скалился Лютый. — Понесешь! И никакие боги тебя не уберегут! — это было последнее, что подкинула память, прежде чем они вырубили ее и отнесли на свои земли.

Сейчас дикая с девушкой на спине стояла недалеко от клана Бороды и все же она обернулась назад к горам, не вышла из воды. Они тоже видели все это и это было необходимо, это знание было важным.

А там рисовался замок. Клетка возле трона, на котором восседал великий вождь северных земель. Он не просто бил, он пинал ее волчицу, в образе человека, не давая обернутся и волком рвал ее, заживо сдерая шкуру с остервенением, не мог простить смерти женщины. Ему не нужен был ее человек, только богиня.

Потом было насилие, принуждение к соитию и его нисколько не трогало, что она так и лежала на холодном полу в одной позе, что иссиня-черный окрас снова обратился в белый от холода, да стиралась рыжая часть из ее шкуры. Он, ошейником приковал ее к трону и обливал холодной водой из того самого озера, регулярно, ослабляя ее силы. Злость клокатала в нем и он снова и снова избивал волчицу, пиная и ломая кости, то в образе человека, то в образе волка. Кости сростались снова, некоторые не так, как надо, что причиняло боль.

Потом он швырял ее о колонны и о трон, насколько хватало цепи. Швырял кости, как голодной собаке, а она не ела. Обливая снова водой, не обращая внимание, что ее лапы и часть тела обращались льдом, когти не скребут поверхность, не осталось желания жить. Воды отняли силу. А он сломить волю хотел, хотел, чтоб подчинилась.

Только на то она и богиня, что предпочла смерть, чем это унижение. Его семя так и выливалось из нее не задерживаясь и, когда подошли в концу третьи сутки, а какой-то испуганный шаман сказал, что эффекта нет и, что возможно, она не доживет до следующего месяца, он совсем слетел с катушек.

Орал на весь север, что нет у него столько времени. Что-то о пророчестве. Его, казалось, действительно хватанет удар, от того, как ярость стихийная захватила все его сознание. Он схватил ржавый нож и как не пытались соратники остановить, всех отбросил, подскочил к ней и наживую вырезал все ее систему деторождения. Перед этим ее облили водой, рыжего на холке осталось лишь несколько едва видных волосков. Она замерзла медленно и казалось, что начни он сейчас ломать ей снова кости, как замороженную тушу легко вырвет, так и случилось и часть лапы задней он просто выдрал, да швырнул своим под ноги, пока резал не чувствовавшую ничего плоть, нетерпелось ему отомстить.

Слезы, горячие слезы текли по морде, ожидая спасательного забвения. Осталось совсем немного и она бы ушла, насовсем к своим детям, к своему Альфе и, действительно, стала бы просто мифом, легендой, о которой рано или поздно бы забыли. И, он вдруг почуял, прочел, да подскочил к ее холке, почкая ее же кровью белый мех.

— Ты, не уйдешь! — клокатала ярость, когда он вонзил в ее шкуру у основания шеи и лопаток ржавый нож. — Сука! Не отпущу тебя, стерва! — резал он тот небольшой участок, где таяли рыжие волоски. — Не посмеешь! — резал с остервенением кусок с мясом, где еще остались несколько, едва заметных, что таяли.

— Так, — мямлил растеряный шаман. — У вас же есть отпрыск?!

Лютый так и замер с куском ее шкуры, пока всё, что ее удерживало переходило от плоти в кусок шкуры у него в руках не до конца оторванный, пока на нем были элементы рыжего.

— Ты, что мелешь? Какой отпрыск? От кого позволь поинтересоватся? — ржал Лютый, крепко сжимая трофей. — Дай, ларь! — требовательно одному из своих.

— Так, — перевел он взгляд на холодеющее тело, — не без ее помощи.

— Ты, сейчас, мне, — медленно проговаривал он, зверея, от каждого слова, — желторотик, хочешь сказать, что эта сука, таки успела внести свою гребанную лепту и это затраханное пророчество мне не грозит?! — почти обезумел он от всей картины в целом. Кивок шамана испуганного.

— И, где мое дитя? — ухмыляясь и перекладывая кусок шкуры в заготовленную ларь. — И, кто, кстати, мать?

— Так, — опешил перепуганный шаман, — та, ваша… — замялся, покраснел, — женщина.

— Удивил! Где щенок я тебя спрашиваю? — зверея на глазах с трудом удерживая волка.

— Так, не в этом мире, — мямлил испуганный шаман, белея на глазах. — Переместили они его, для формирования и рождения.

— Красивая была сука! — пнул он ногой ее мертвое тело. — Эффектная! Своенравная! Люблю таких, ломать!

— Так, она вам не достанется!

— Я вижу, что не достанется, идиот! — махая рукой своим, что зажгли факел и передали ему. — Не в этой, так в следующей, мы свидимся, слышишь, ты родишь мне! Ничего не пожелею, все положу к ногам! Уж больно ты хороша! — сказал и поднес к ее шкуре, да телу факел, что вспыхнул. — В огонь остальное!

Бросая и факел туда же, крепче сжимая ларь в руке.

— А, ты, запиши, что нужна девственница, и чтоб мой потомок был первым! В кругу, скотина, был, — расплывалась гадкая улыбка, — и за жабры ее, по самые гланды имел, во имя предков! Пока она в замке держать его друга будет, это я ему обеспечил! — потряс шкатулку в руке. — И чтоб хватило у него выдержки и сил выстоять, чтоб ему она сдалась и подчинилась! Щенка пусть на стороне заимеет, да мать умрет при родах, обеспечим, это собьет ее инстинкт матери и, она, сука красивая, подчиниться! — Сверкает гневом глаза, яростью полыхали. — Что ты стоишь, олухом?! Пиши! Я, сказал, если не хочешь к ней сейчас присоединится.

Шаман замялся, но появились записи всего. Шкура горела быстро, запах уносил сквозняк.

— Передел земель нужен! И тебе предстоит уж очень сильно постараться, хотя, может и не тебе. Знаю, к кому обратиться. Забвение, на эти события наложить надо?! — словно пошаговую инструкцию продумывал.

— Да, как же, такое они забудут не сразу! — опешил шаман. — Как еще войной не собрались?! — удивляясь.

— Забудут! И корни забыть можно! — крепче сжимая ларь, оставляя по бокам следы от когтей. — Хотел бы я сам, там быть, да меня не подпустит, уже не подпустит и семя выплюнет. Сука! Ну, хоть род помогла уберечь! Оттого и жизнь ей, — раслылся, — не-е, не оттого, видеть хочу ее под собой! Чтоб просила сама! Чтоб хотела так, что у всех крышу рвало от безумного желания! Первая течка, она сама нужная будет, смак! А я возродится должен успеть! За холку ее таскать, да об землю швырять, за рыжую ее сущность, за щель ее, желанную. Чтоб сама текла и под меня легла сама, да просила. — смотрят глаза Лютого свирепого в замке, сжимают когти зверя в руке ларь. — В воде, чтоб человеком залетела. Чтоб выводок нарожала, да еще просила! Свидемся мы с тобой еще, дикая, да не узнаешь, пока связь в силу вступать будет! Пиши, олух! Что есть у этих предков, недоумков, трое суток! Не успеют, если, накроет их этой плитой, под названием пророчество! Да, смерть, сказкой покажется!

Потом он развернулся и вышел.

— Убрать всё! — рявкнул, предвкушая новую встречу, да когтем по верхней крышке постукивая. 

10. Притязания Свирепого

Дикая обернулась и, как, тогда, в том замке, по морде текли слёзы.

— Он не такой! — говорила девушка у нее на спине, склонившись к её уху.

"В нем течёт его кровь!" — это вызвало волну возмущения в его стае. Ей было больно.

Да, он и сам к ней шел, несмотря на предостережения Асуры, её останавливающие жесты, только тут, он её не послушал. Он был волком и, слышал почему то, сейчас, их обеих. Зашел в воду поближе к ней.

"Мне жаль! Слышишь! Если ты только пожелаешь… " — и осекся, в невозможности выговорить то, к чему не был готов, но его обязанности вожака, невозможность в принятии таких не простых решений, ответственность за каждого волка в клане, меняли его: "Ты спасла моего ребенка! Вы обе! Я готов заплатить, если ты пожелаешь расторгнуть всё!"

Её горький смешок.

"От общего ребенка тоже откажешься? Человек в залете! Как и было предсказано, вода сделала свое!" — возгласы возмущения, неожиданные повороты, все перешептывались. Он посмотрел на человека, потом на неё.

"Насильно мил не будешь!" — сказал и склонил голову в невыносимой боли, от одной только мысли, что она может уйти, что он причинил ей столько всего, потому что их пути пересеклись. Он ощутил что-то мокрое и горячее, что стекло из глаз и упало в синие воды.

Она склонила морду к поверхности от разводов по воде, от того, как он беззвучно плакал, он и его волк, готовые на любое её решение. Девушка ерзала на её спине.

— Ты не бросишь нас! Ты не можешь отказаться, слышишь! — колотила она ручонками по её шее. — Он нужен нам, а мы ему! Ему же больно! А ты не бесчувственная!

Стая Лютого вместе с шаманов стояли на плато, на отвесной скале. Его волк выл, Пустая выла, как зверь. Орала на всю округу. Клан Бороды ощетинился.

Движение было осознанным, она мордой потерлась о его шею. Он поднял морду от воды глядя в её глаза.

"В тебе есть и другая кровь, более мне по душе! Он был храбрым и бестрашным воином и вожаком! И я ни разу не усомнилась в выборе ни в своем, ни в его!" — глаза расширились от удивления.

"Но они перебили всех…"

"Их прах витал в воздухе, по которому перемешался детеныш! Так, что ты не он! Лишь часть! Но меня беспокоит кое-что и я думаю, ты тоже услышал, он должен возродится! К этому моменту он уже должен возродится! И это меня пугает! А я не из пугливых!"

Свирепый вышел из леса подле гор, в иссине-черной лоснящейся шкуре. Вокруг него было пятеро соратников и уже два шамана. Дикая обернулась, как и всё.

— Прекрасная сцена, моя бесценная! — говорил не мыслями, не телепатией волчьей. — Вижу, исполнилось всё, слово в слово! Не оплошал таки, самоучка шаман, найденный наспех. Так, кто у нас тут?!

Шел не спешно, со всей своей процессией, вдоль берега. Асура напряглась.

— Вижу мы вовремя! — один из шаманов махнул рукой и слева появились Лютый, Пустая и ушлый шаман, все были весьма удивлены. — Два моих предка! — скользнул взглядом по шаману, по Пустой, задержался на той мерцающей нити, на узле, на предке Лютом. — Не густо! И, это подобие назвали в мою честь?!

— Да, как ты смеешь! — вскипел вожак северян.

— Захлопни пасть, щенок! — без злости, так, разминаясь, а Лютый взвыл. — Место свое уясни!

Лютый пытался грудь колесом и даже в образе волка встал, да прогнулся его волк перед предком, в поклоне.

Взгляд перешёл на ушлого шамана.

— Не бережешь вижу себя! Решил за наш счёт расплатиться?! Моими корнями?! — едва мордой мотнул и связь эту оборвали его один, да так, что скрючило ушлого, потонул в темной по самые уши, даже слово вымолвить не успел. Потом на Пустую глянул, нехорошо, так. Улыбка растянулась по всей морде. — А, ничего так, выбрал то предочек! Обкатаем тебя, попозже, как с приплодом разрешишься! — вспыхнула Пустая. — С характером, люблю таких! Ломать! — на последнем слове, он стал серьезным и колючим его взгляд, ее прогнуло, ноги подкосились, на колени припала, в поклоне перед ним. — Не была бы в залете… По самые гланды бы огребла! А, так, считай, повезло. — только задняя часть и осталась, будто в приглашающем жесте.

А Свирепый шел, неторопливо. Потеряв всякий интерес к это части своей родословной. Ожил клан Бороды, в движение пришли, с ноги на ногу переминаются. Асура щурится.

— Борода, значит! — снова ласково взгляд перевел уже на милую сцену, где оба они в воде стояли. На дикой все еще сидел ее человек. Пока Свирепый шел, дикая переместилась и теперь стояла бок о бок с Бородой. — Вижу, выполнил наказ то, лучше справился! Смотри-ка и приручил дикую то! Прям рядом стоит! — Налюбоваться не мог. — А мне говорят, что обручены, свадьба мол!

"Будет и дата есть!"

— Дата есть! Здорово! — улыбнулся, на своих посмотрел и гадкая такая улыбка у него вышла. — Прогнись!

Стоит Альфа, трудно ему, но стоит. Она делится силами, мордой о его шею трется.

— Эва, какая идиллия! Этот покрепче будет, хребет есть, уже что-то!

Снова жест, едва уловимый, и из ниоткуда появилась дочь Бороды, в воздухе, будто за шкирку ее держали.

— А, вот и отвлекающий маневр!

Скалится волк Бороды, шаг сделать пытается.

— А-а-а! — предостерегает его Свирепый. — Не стоит! Видишь ли, мой предок, какая штука тут происходит! — кувыркается в воздухе дочка, рычит, тяфкает, холку дыбит. — С характером, чудесно! — умиляет он. Встав на небольшом расстоянии. — Мне нужна только богиня! — растягивая каждое слово. — Добровольно, конечно, теперь уже! Свою кровь я не трону, — говорит, а не отпускает комок. — Только никому не понравится, что я могу вырастить из этой… Но готов выменять эту… Мелочь, на волка Белой.

Женщина, все еще стоящая в неприятной для себя позе, подняла глаза с надеждой.

"Зачем тебе это?!" — выпалил Лютый. Свирепый глянул на него, как на умолишенного.

— Потому, мой дальний предок, что в этом мире забыли, кто такие северяне и почему, их, стоит боятся! Ты же только на смех поднял весь мой труд и еще получишь свое, за это! — клетка сама собой появилась из воздуха и, вот уже, дальний предок сидел в ней. — Мне донесли ты решил быть вторым? Да, еще и в пещере? Зачем, придуманы эти глупые правила, если их можно нарушить, не так ли? — опасный блеск в его глазах, говорил в ярости и плотным кольцом этого выродка скрутил ошейник, приковав к одной из решеток. Хрип только и слышится. Дернулась Пустая, да так и не сдвинулась с места.

Дикая медлила. Свирепый снова перевел на нее взгляд.

— Тебя простимулировать нужно?! — и с нее в мгновение слетела девушка, в руки шаманки Асуры. — Она в залете, все уже знают! А, ты нет! — хищно блестнули глаза.

"Три дня прошли!" — скажет она ему.

— Верно! — снова улыбка. — Но и связь ваша, хоть и укрепилась, да неувязочка вышла! Ты то не в залете!

"Наверстаю!" — фыркнет.

— И, я, в этом не сомневаюсь! — смеются его соратники. — Пока она вынесет, ты не один выводок принесешь! Ты будешь сейчас мелочь на Белую менять? — кувыркается в воздухе щенок, поскуливает жалобно.

— Не делай этого! — прошелестит голос Асуры.

— А, тебя не спрашивали! — отрежет и ударит силой, яростью, отобъет шаманка. — Что ж, вы, все вмешивается, в мирные, пока, переговоры?! — очертит линию на ее земле и клан, как стеной, как куполом отгородит.

"Мне, все, интересно было, — начнет дикая, даже не оборачиваясь, видела все это, — у тебя шаманы ручные?! Или это для усиления эффекта?!"

— Боги! — усмехнется Свирепый. — Как мне не хватало наших с тобой перебранок. Ты, уж прости, я может немного обезумел, когда три дня впустую пытался разжечь в тебе огонь, а ты вдруг захотела уйти!

"Что, обделся? Какие мы обидчивые!" — усмехнется. Мордой поведет и появится Белая на поверхности воды, только будто и не здесь она.

— Красивая! Редкая, породистая!

"У вас будет отличный выводок!" — фыркнет снова.

— Выводок, моя ненаглядная, принесешь и будешь приносить, мне, ты! — опасный блеск в глазах. — А эта, — как на пустое место, — лишь приятное дополнение! — после этих слов, один из его шаманов замедлил время, а другой переместил Свирепого позади дикой.

Он поднырнул в нетерпении под ее хвост, упираясь в интимную часть, мокрым носом, поводил по ней, а потом языком снаружи. Она отозвалась набуханием, почти мгновенно, да еще его горячее дыхание, обжигало. А потом, неестественно длинным, волчьим языком вошёл в неё узкую и сжатую щель, прошёл по всей ее длине, запуская заново эти трое суток. Шаман манирулировал на отдалении, все было выверено до долей секунд и оттого, что связь с человеком ещё в залете не соответствовала волку, внося разлад в эту связь, оставляя для него заветный, крохотный шанс.

Ее запах, как и до этого опъянял, ее влажность попавшая и смешавшаяся с его слюной, вызвали небывалую эйфорию и по сути, получился коктейль, под тип виагры. Он в один прыжок преодолел растояние из под нее, на половину ее спины, оттягивая на себя задную часть и этом движение до отказа резко в нее влетая своим стоящим и капающим детородным органом.

Время было замедление, кроме Свирепого, он не действовал в привычных рывках, он тоже был замедлен, не на много, но был. Морда дикой в инертном движении, полетела в сторону вожака Бороды. Ее мышцы не просто обволакивали плотно его, они зажали его друга в замок, становясь не деревянными, а почти железными в этой хватке. Пустая ощутила это, но крик так не прорвался наружу и падать дальше было не куда.

Морда волчицы прошла насквозь вожака, что обратился в пыль. Только Свирепый уже рванул обратно, из нее, он рвал мышцы, рвал ее плоть изнутри, его половой орган немного отличался, так как на конце, будто гайка прикрученая, сейчас рвала все эти узкие и необыкновенно горячие замки. Да, так и не вышел, вгоняя снова до упора. Двух-трех таких толчков хватило и горячая жидкость заполнила ее до отказа, пока шаман навязывал узелок. Из глаз Пустой брызнули слёзы, это было невероятно больно и не приятно, ее волчицы хотела бы выть, да не успевала, как и она сама. Пытка дикой сейчас, казалась ей полной ерундой, подготовкой к этому соитию.

Морда Свирепого ложилась на спину, во время семяизвержения и стиралась рыжая краска со шкуры Белой волчицы, на спине.

— Сука! — тянул слова в ярости обманутый Свирепый и был не в силах уже остановится.

Двое его соратников заходили с боков против вожака Бороды и не сразу увидели, как он обратился в пыль. Едва вода коснулась их лап, как вожак им был уже не нужен и они кинулись друг на друга, с остервенением сошлись в бою, так как тот, что проиграет, будет снизу того, что одолеет и в этой бешеного гонке, вода будет питающим источником для сил. Они просто не смогут остановиться.

Из-за занятости каждого члена этой свиты Свирепого, никто не заметит в какой момент, щенок исчезнет из пузыря, оставляя его так и висеть в воздухе, пустым. Ветер подует в лес, унося дикую и Бороду в образе пылинок, а щенка в руки шаманки.

Мышцы, всего натренерованного тела иссиня-черного волка Свирепого, на доли секунд, будто током дернет, от семяизвержения, а он так и не выйдет из нее, продолжая под этой виагрой, эту, казалось, бы бесконечную гонку, в ее оплодотворении до отказа, пока шаман не на вяжет восемь — девять узлов. И, даже, когда с Белой он закончит, эффект не спадет. Время еще не вернется в привычное русло, а ему будет мало, его желание владеть дикой не оправдалось. Оттого почти обезумевший от ярости, от хватанет Пустую, подтягивая ее в воду, под себя.

Перевоплощение в человека шаман сделает быстрым. В ее рот открытый от боли, он вгонит свой член, в эту глотку, чтоб немного под привыкла под ним лежать. Она почти задохнется от всех манипуляции, если бы не шаман. На ее выходе он выйдет, развернув ее к себе уже другим местом.

— Это тебе не сосунок, в клетке. Это его предок Свирепый, женщина! — от тряпок и прочего освободит резко, так же замедлено затрещит ткань. А он уже в ней. — Смотри, что б щенок не слетел! Мне каждый нужен! Даже от этого, ублюдка! — сплюнет ей на спину. Скалится Лютый в клетке, от увиденного стояк, да желание, капает слюна, а ошейник давит.

— Сколько узлов вязать? — поинтересуется шаман.

— До отказа! — фыркнет Свирепый.

— В числах?

— Четверых моих, акромя этого, имеющегося! — до нее не сразу дойдет осознание услышанного. — И, организуй для всех волчиц! Ну, что это за позорище?! — указывая на двоих его соратников, друг с другом играющими в непотребство. — Потом будут говорит, что мы друг с другом в догонялки играем, если не шпилим баб. — сплюнет в воду, двигаясь в ней рыбками, то замедлять, то ускоряя темп. Сжимая под пальцами плоть ее округлой попки, да вводя в ее доступную другую щель палец. А она даже спину выгнуть не успевает от всех его манипуляций. Лежит ее Белая мордой в воде, в изнеможении, трясутся задние лапы. — Смотри за волчицей, чтоб не задохнулась! — Звереет, видя, что попадает вода ей в нос и в этом чихающем ее замедленном выдохе, вода попадает и в гортань и в носоглотку. — Их еще связать надо будет или в замок отправь! Сука! Обвела, как котенка! — темный, загорелый, мускулистый итальянец с черными волосами до плеч, отдает приказу и звереет, от наглости, от предусмотрительности. От желания еще большего уложить, таки ее под собой, что просила, умоляла его дикая, такая сладкая на вкус, что мощнее становится он на ее землях, в воде ее. Рвется под ним плоть Пустой, шаман едва успевает свои манипуляции, чтоб не повредил, да не навредил.

Подкинет озеро образы из фантазии Свирепого, не спал еще эффект, что запустила дикая для восстановления памяти.

— Покажи, как имел ее этот потомок! — хохотнет от увиденного. Плывут картинки, звереет Свирепый, кончает в клетке предок, чуть с удушением. Нет сил у Пустой, а шаман только два узла навязали, еще три захода терпеть и не гнутся ноги, да не меняется позиция.

- Что устала, милая?! — звучит не хорошо голос его у ее уха, выгнул ее, за горло схватил. — А, мы только начали! — растягивает ухмылка рот. А к себе лицом не ставит, не достойна, только для утех и снятия совсем другого желания. 

11. "Просвети меня!"

Дикая летела с ветром, мимо деревьев, мимо травы, мимо веток, мимо зверей в лучах солнца. Борода никогда не чувствовал себя таким не весомым и беззаботным, не давили обязанности Альфы, ответственности за клан или за близких, а самое главное, он легко мог дотянутся до нее в любой момент, переплетаясь с ней в этом порыве ветра, в этом полете по знакомым лесам.

"Мы должны, поговорить!" — он не хотел прерывать это движение, этот полет, эту легкость. Только беспокойства волной поднимало его выше деревьев и она в этом его движении не отставала, не оставляла его.

"Так, говори!" — с легкой иронией.

"Может, всё же на земле?!" — неуверенно немного.

"А тебе, не нравится?" — с восхищением и радостью. Он вдруг вспомнил, как она влетела в озеро, так, будто никогда его не видела. Эта ее радость, этот восторг, писк и тявканье, не замутненные эмоции, чистые. Сейчас, он это понимал, потому, что чувствовал тоже.

"Безумно нравится! Я никогда еще не чувствовал себя таким, и так!" — он никогда не был скуден в словах, но описать это было трудно.

"Так, прочувствуй момент!" — он был готов поклясться на чем угодно, что она торжествует. И, это объяснить, он никак не мог, да и никто бы не смог.

"Что-то не так? — с еще большим беспокойством. — Ты не хочешь возвращать, нам, облик? Привычный, я имею в виду!" — он просто не мог объяснить этой близости, сейчас с ней, только чувствовал ее он иначе.

"Я, поняла тебя! У меня снова течка! И, на этот раз, он найдет меня по запаху!" — сожаление, грусть и она устремилась ниже, снова вдоль его тропы, а он последовал за ней.

"Да и у меня, крышу сорвет, так?" — уверенности не было, скорее догадка.

"Догадливый!" — с усмешкой.

"Но, как так? Вот, ведь, суток трое прошло? До следующего месяца, обычно!?!" — осекется в словах и мыслях.

"Человек в залете, а волк нет! Это не до конца соединяет нас! А для него это просто шанс и не более, вклиниться в эту тонкую, но важную составляющую. Испоганить, то, что есть, своим присутствием!"

"Зачем ты ему?" — этот вопрос давно его мучил.

"Зачем?" — озадачено, катая слово на языке. — "Зачем!?! — будто не понимая вопрос. — Я богиня, дикая богиня!"

"Это то, понятно! Но, что он получит, если…" — ярость от одной мысли, что это животное может к ней прикоснуться, не то, что бы склониться, затопила и он двигался стремительнее, рывками ускоряясь в пространстве.

"Многое!" — едва слышно прозвучало где-то недалеко, он видел пуму на охоте, пролетая неподалеку.

"Например?" — все еще не понимая ценности, конкретика была нужна, хотя он и сам не мог понять, пока зачем.

"Возможность чаще появляться, дольше отсрочки для появления сильных, регулировать их появление! Тот, кто заполучит меня, а самое главное потомство, получит безграничное! И еще будет шанс, появления других богинь в моем выводке!"

"И, он все равно в выигрыше, так как я его потомок?

"Да, но ты отличаешь, пока, от них! А, быть может и не пока?!"

"Чем?" — это было, как вдох, необходимое знание.

"В смеси крови, я не знала, что, так, получится, но с моим вмешательством, в тебе не только и не столько его кровь, сколько есть еще и другая! Таких прецендентов не было!" — она немного задумалась, замялась.

"Это, правда, что во мне его кровь?"

"Да! Отчасти!"

"Большей?" — догадка.

"Да!" — тяжелый её вдох

"Почему тот склонился?" — непонимание.

"Потому, что слабее. Он не отсюда! Он пришлый, как и мой человек!"

"Как, так?"

"Дело в их клане! Их всего двенадцать душ, что постоянно меняются, появляясь в этом мире. Двенадцать сильных, как ты понимаешь! Слабых больше и, они, всегда, склоняются перед…"

"Почему, не склонился я? Дело, ведь, не в тебе? Или в тебе тоже?"

"Ты сильный!" — спокойная констатация.

"Но не кровожадный! Не безумный! Ты, ведь видишь и чувствуешь меня!" — эта необходимость понимания, что и она его чувствует.

"Ты еще не вступил в нужную фазу! — она снова склонила морду с тоской. — И, сможешь обратить, все это, против меня же!"

"Не понял? Я, никогда! Слышишь!" — он так резко обернулся ища ее.

"Они не рождаются с этой памятью! Она приходит к каждому по разному, но всегда, настигает своего хозяина! Это позволяет им, быть неприметными долгое время, чтобы их не вычислили! Набираться опыта и жить другой жизнью! Встроенная функция, так сказать! Чтобы, потом, это знание обратить против близких, против клана, против того, кого посчитает угрозой!"

"Я могу отказаться от этого?" — нехорошее предчувствие накрыло его с головой.

"Ты забавный! Нет, ты, не сможешь! И, ты, здесь, потому, что очень скоро у вас будет схватка! Победит только один! Так, как до определенного времени, вас может находиться в этом мире не больше трех! До битвы! А потом, только один владеет землями севера!"

"А, в том?" — снова догадка, чем осознанный вопрос. — "Сколько может сильных находиться в том, другом мире?"

"Не более двух!"

"И, я мог бы?" — скорее вдох, необходимый вдох, чем вопрос.

"Избежать схватки?! — снова усмешка, будто он говорит о чем-то, чего сам не понимает. — Ты сам, ее будешь желать! Сам бросишь ему вызов! А, в том мире, ты, не сможешь не оборачиваться в волка!?! Там, этого нельзя! Жить в лесах, среди людей и не оборачиваться? Злится и сдерживаться!"

"И, все же?" — он еще даже не понял, зачем ему это знание, но оно было необходимо, как воздух.

"Есть шанс!" — с трудом выговорила она, еще не понимая, зачем ему это.

"А, ты?" — вспышкой озарила его эта догадка. — "Ты, сможешь?!"

"Уйти из этого мира? — молчание, он сопел, но молчал. — "Я, потеряю часть силы!"

"Но, не станешь, обычным человеком?!" — ровным и спокойным голосом.

"Чуть больше, чем простым!" — легкая усмешка.

"А, пошла бы, за кем-то?"

"Думаешь, там он, меня, не найдет? Не он, так, кто-то из его собратьев!"

"Могла бы?" — продавливал он этот вопрос.

"Да! Возможно!"

"Мне этого достаточно!" — она промолчит, но он поймет, что он ошибается. А она продолжит.

"Для каждого из сильных отведено лет тридцать, от двадцати трёх и до тридцати пяти по людским меркам!"

"А, что потом?" — неприятие сново охватило его всего.

"Этого времени хватает на зачатие и взращивание нового сильного! Когда не возникают проблемы!"

"Тот бой? Та, ночь, когда они пришли?" — скорее данность факта, чем знание.

"Они пришли от отчаянья! Сильный не появлялся! Вообще не было зачатия, как ни старался его шаман! Женщина впала в безумие, оттого, что не могла понести, не зная, что уже носит новую жизнь!

"Почему ты спасла щенка? Ведь могла бы…" — снова не закончит, снова станет плохо, от того, что она могла бы поступить иначе и его бы, возможно, тут, и не было бы.

"Потому, что была матерью!" — он понял, что она то и не смогла бы иначе.

"Но, почему?"

"Она носила дочь! И это меняло, немного, ситуацию!" — медленно растягивая слова.

"Дочь? Среди, тех, двенадцати есть женщины?" — удивление

"Конечно!" — с улыбкой.

"Их шесть?!" — сам не зная, зачем спросил, навскидку.

"Их три!" — и снова ее спокойный ответ.

"Три? А остальные? Почему их три?" — не понимая, почему женщин меньше.

"Потому, что этих трех с лихвой хватает на остальных, ведь они намного кровожаднее, свирепее и безбашеннее, и, когда они правят, весь мир тонет в крови, как правило!"

"Были исключения? — что-то знакомое было где-то рядом, но он никак не мог дотянуться до этого знания и снова, бросился вверх, к верхушкам деревьев. Вспышка и догадка. — Ты спасла ее, потому, что она не была такой, как их большаячасть?! За другую бы ты и не вступилась, возможно, ведь так?"

"Так! Среди них только одна, что… — заминка в ней, — что правила разумно, поддерживая баланс!"

"Вот, почему ты, тогда, спасла ее!?"

"Потому, что она ещё не сформировалась и предки Асуры послали ее в другой мир. Это могло изменить ее мировоззрение, а еще, может, надеялась, что она не вернется сюда!"

"Так, ты знаешь, что с ней было?" — удивленно.

"Мне и не надо! Но, да, я знаю!"

"Но, ты ведь была в шкатулке? — еще не до конца он понимал ее эту силу. — И, что было?"

"Она родила двоих, в двух разных мирах! Инстинкт у них работает отменно! Одного по молодости и отказалась от него! А второго, тут! Он твой предок!"

"Это и есть, суть пророчества, которого они так боятся?" — он думал, что дело было в потомкам, в рождении, сам не до конца понял, что такого страшного, что Свирепый так, лютует.

"Нет, конечно! — с усмешкой. — Суть в том, что пока в их рядах не появится щенок от рыжей волчицы, они будут слабеть и появляться больше слабыми, пока не станут появляться вовсе!

"Вымирание? Полное вымирание?" — не верил он в её слова.

"А, ты, думал, что он так просто за мной гоняется? — снова развеселила дикая. — Скольких бы рыжих он не переимел, они не несут ему потомства. Даже его шаманы не справляются с этим. Более того, погибают рыжие после двух-трех лет эксплуатации. И, дело не в условиях, конечно, даже, если бы он пылинки с них сдувал, это бы не помогло!"

"Ах, вот, оно как!"

"Конечно! Все не так просто! Мало соития, нужен щенок! Выводок!"

"Всего один?" — удивление.

"Всего? А, этого мало? — развеселилась она ещё больше. — Шанс появления в этом щенке сильной богини, достаточно высок! Как и сильного, какого не видели в этих края уже очень давно, того, что очень редко появляется и, кого, так, боится Свирепый. И, тебе этого мало?"

"Боится и все же желает?"

"Он желает контролировать появление, чтобы этот сильный не появлялся еще очень долго! Не уверена, как ему удалось, поменять очередность, но думаю, что цена была очень высока! Он, так сильно его боится, что готов пролить реки крови и, оттого, отслеживает тех, что появляются!"

"Кто он?"

"У него много имен и каждый раз он заводит новое! Оттого, что появляется он редко, живет дольше остальных и, себе подобных, в этих схватках, ломает в прах. Они все его боятся. Только он…" — она вдруг посмотрела на него как-то пристально, не отрывая взгляда, как-то иначе. Дрогнула от воспоминания о его просьбе подчиниться ему, прогнуться под него, что-то, что звучало, так знакомо и близко.

"Что?" — это все, что он успел спросить, потому, как, она, так резко, вернула ему облик волка и сама встала перед ним.

Он втянул ее запах со вздохом, даже несмотря на то, что в сознании, все еще, был там, среди деревьев, у самого неба. Крутился калейдоскоп из запахов и он, еще не до конца, вернулся в волка, капала слюна и двигался в инертных движениях его желающий стоящий друг.

Она поднырнула под него сама, приглашая. Волк схватил ее за холку, выгибая ее спину, и, сейчас, и вовсе, действовал отдельно от сознания. Рычал и впивался клыками в ее шею. Не дернулась. Борода не мог его остановить, как бы не пытался. Не шла телепатия, мыслей почему-то не было и она вдруг замолчала.

От первого рывка в неё до основания, до отказа, его спина выгнулась и пришло это знание, о котором она говорила, просто накрыло волной. Она не сопротивлялась, только прибывала влага, смешиваясь с его, образуя, как в той воде, эффект виагры для волка и волчицы. Он не просто был в ней, это было слияние, как там в воздухе, когда они были пылью, когда их нес ветер, он был частью её, сам решая, кого в ней возродить, в каком количестве, каких окрасов. Он перестал быть тем, кем был до всего этого, до встречи ее на тропе.

Его руки нежно касались ее шеи и головы. Он видел ее богиней, а уже не волком, и она нежилась в его объятиях, лежа полуспиной к нему. Они были, так далеко, от простого сношения.

"А, ты, хороша!" — расплылся знакомый ей мужчина, в улыбке. Эйфория вспышками накрывала сознание, пока шло где-то рядом, с хрипом соитие волков, пока вязались узлы зачатия. Только он видел ее иначе, теперь они были выше этого, будто в другом измерении. Там, он тоже, мог ее отыметь, возлюбить, все, что ему бы пожелалось, ведь теперь, она принадлежала ему целиком и полностью: "Думал, уже не догадаешься! Не подчинишься! Не прогнешься!"

"Уж лучше, ты!" — тихим вдохом ответ.

"Я ли?! — усмехнулся ей не знакомо. — Ты же под любого, готова была лечь, лишь бы не под этого отморозка?"

"Не груби! — отрезала она. — Тебе не идет!" — хватка его рук на ее лице, стала грубее, но поцелуй в шею был мягким.

"Ты же поняла, что это я! И, кто я!" — лыбился он ей.

"Не сразу!"

"Но поняла! Умная девочка! Я, могу вернуть твоего этого…" — но ревность затопила, до краев затопила его от одного осознания, что на может захотеть, просто пожелать возродить бывшего любимого Альфу, что убил Свирепый. Он чувствовал, что еще не все было у нее, что остались крохи тепла к нему, оттого ревность и затопила. Волк хрипел с яростью, прокусывая шкуру на ее шее. Молчание было, казалось бы, вечным.

"Не в этот раз!" — тихо.

"Так, чего же ты хочешь?" — вот так просто спросил, готовый дать ей даже весь этот мир.

"Безопасности!"

"О, это я могу! Не смогу от тебя оторваться, с первого раза понял, что не смогу! — отодвигая волосы ее с шеи, удерживая её. — Кажется, и здесь тоже!" — он развернул ее к себе, оказываясь лицом к ней и в ней, это было, так, просто и так необходимо. Она выгнула спину и чуть зажмурится, пока он нежно целует ее грудь, шею, пока двигается в ней, замедляясь и ускоряясь.

"Ничего! Я не против!"

"Еще бы ты была против!" — зверея, грубее двигаясь в ней, рывками.

"Не груби! — растягивается ее улыбка.

"Всегда хотел тебя! Сам хотел до основания, да этот прохвост решил, что опередит!" — он сменил позицию и теперь она была сверху, сжимая крепко ее бедра и вгоняя всего себя в нее желанную.

"Ну, — замялась она, — он был!

"О, я видел! Я запомнил! — приподнимаясь к ней и целуя в губы, сжимая сзади ее затылок. — И, поверь, за каждое то действие, он поплатиться! Я умею, — снова целуя ее в шею, — наказывать!" — он снова перевернул ее в позу по собачьи, прижимая всем телом к себе. Руками удерживая ее грудь, ее тело, ее живот. "Если ты позволишь!"

"Если ты оторвешься от меня!" — коснется усмешка ее губ.

"Я, подумаю!" — ее ноги у него за спиной, он так глубоко в ней, что казалось бы не возможно. А в следующий момент, он как пыль, в ней, вдоль всего ее тела, в едва ощутимых прикосновениях. "Боги! Я теряю разум!"

"Ну, — усмехнется она, — ты ведь северянин! Для них это нормально!"

"Не шути так!" — с легким рыком, с легким металлом в голосе. "Что еще ты можешь?" — как наркоман, за новой дозой, он смотрел на нее в поисках новых ощущений.

"А, этого мало?"

"Тогда, что я могу?" — впиваясь губами в ее сосок, сводя ее с ума круговыми движениями и чуть прикусывая.

"О, — наслаждаясь им и его действиями, — тебе понравится!" — и это обещание, ему очень понравилось.

"Хочу, как он, языком в тебе побывать и волком, и тут!"

"Любой каприз!" — он вернется в сознание волка, выйдет из нее, чтобы носом уткнуться, чтобы поводить мокрым носом и запустить в нее с горячим дыханием язык.

"Как это возможно?!" — чувствуя ее вкус, как срывает крышу от этого, как снова он в действии, как клыки где-то, скребут ее спину, как лапами ее нежно обнимает, подтягивая к себе, как трется мордой о мягкую шкуру, выделяя феромоны и обмазывая ее бока и спину ими. Помечая для всех, что она его и только его. Он входит в нее мокрую и влажную, не чувствуя усталости, только желание, только это соитие.

Ее запах весь в нем и не разносит его больше ветер. "Как так? Он не придет?"

"А он тебе нужен? Сейчас?" — снова усмехнется.

"Не-е-е! Только ты!" — выдохнет он с наслаждением. 

12. Призрачная свадьба

Как ни пытался Свирепый уловить ее запах, а так и не смог, толи ветер шел не туда, толи она все еще пылью носилась с этим, от чего кипел он.

Вязать, соединяя Белую волчицу с Пустой девицой, измотаные шаманы, оргией у озера на землях дикой, решили ночью. Одна из лун была полной, что позволило им на сутки откатить эффект по плодовитости у богини, к следующей ночи, она снова вернется в привычный ритм. Свирепый надеялся, застать ее в деревне после полночи. Его черного волка было не видно и запах у него был не горный.

— Запри обеих, да так, чтоб спали, пока нас не будет!

— Соединить не хочешь?

— Пока не уверен! Есть шанс, что связь дикой и Белой еще действует?

— Теоретически, есть!

— Тогда, оставь, пока, на сладкое! Да, запах сбей со всех! Травами пусть воняют.

Они выдвинулись при полной луне. Лютый в клетке скулил и просится с ними, но он им там был не нужен.

О том, что в деревне полным ходом идет свадьба, они узнали только на подходе. Гостей было не много, все были людьми, арка с цветами, алтарь с кем-то, люди нарядные, стол громадный.

Человек дикой и мужчина, которого Свирепый не узнал, стояли у алтаря. Клятвы слушали молодоженов, тосты звучали, пир был, музыка и танцы, кажется даже драка была. Стая Свирепого офигела от такого, от того, что не боялись, не таились, но и не замечали гостей.

Свирепый ждал, после должна была быть вторая и дождался. Вышла Асура к арке в облике зверя, стукнула палкой о землю, обернулись все в волков. Дикую он признал сразу же, да и Альфу тоже, возле которого она мордой терлась, далеко не отходила.

Они вышли к арке и не сразу поняли, что происходит. Вышли не стесняясь, а на них ноль внимания. Шаманы махали руками, его пятеро соратников кидали на бойцов из клана, да проходили сквозь них. И, даже, когда Свирепый рванул к алтарю, ударяя лапой по Альфе, лапа прошла мимо.

— Ищите, что-то к чему сможете прикоснуться! — ревел Свирепый. Бойцы, все пятеро, носом водили, да лапами били по всем и всему. Ничего не помогало, ничего из этих земель было им не доступно.

Асура молчала, работала их телепатия, не доступная сейчас стае Свирепого. Обернулась человеком, взяла ленту, связала две лапы и произнесла заветные слова. Черный волк был ближе к ней и пару раз она вела морду в его сторону, ему была видна ее усмешка.

— Тащи сюда Белую! Как она, ставь! — это была догадка, последняя надежда.

Дикая лежала на животе, все ее внимание было обращено к алтарю. Белая легла параллельно ей, точь-в-точь. Он хватанул ее за ухо и у дикой ухо было в тисках, будто бы, визуально, но не дернулась. Снова морду чуть-чуть в его сторону, да на его замершую стаю обернулась, ухмылка та же, едва-едва заметная. Провел мордой от поясницы до холки, дрогнула от прикосновений Белая, и заметные движения по приминанию шкуры он увидел на спине дикой. Ни одного изменения в ее поведении. В один прыжок оказался у хвоста Белой, откидывая его в сторону. И у дикой хвост отодвинулся. Свирепый рванул на себя филейную часть Белой, до упора входя в нее, в надежде, в едва уловимом желании, оказаться, в этот сладкий момент, в дикой. Но, вот только, позади нее был не Свирепый, позади нее в этот же момент, в ней был Альфа, жених, а ныне муж, кому она принадлежит теперь безраздельно, безгранично.

Взревела стая, подбадривая соитие, как последний важный элемент заключения этого союза. Вой оглушил сейчас стаю Свирепого, как, когда то фейерверк в этом мире оглушил всех жителей. Даже Белая протяжно завыла.

Наблюдать, как он, а не иссиня-черный волк входит в дикую и, как она ему подчиняется, даже морду склонить к земле, в знак полного подчинения, было выше всех возможных сил для Свирепого и он вышел из Белой, отшвырнул ее от себя.

— Какого вы олухи стоите! — ревел Свирепый. — Почему они призраки? Как это вообще возможно?! Я, вас спрашиваю!

Чары и магия не действовали. Его двое самых знающих шаманов были бессильны. Соитие тем временем закончилось. Борода склонился к её интимной области, прошелся языком, запечатывая ее для любого другого волка, только ему теперь она доступна. Обернулся неожиданно к гостям. Долго смотрел на Свирепого, с усмешкой.

— Вон, с моих земель! И, к озеру, ни ногой! — глаза злые, напряженные.

Свирепый кинулся было на него, да, волной ветра, кубарем, как нашкодивших щенят их понесло назад, через все владения Бороды, тем же путём, что они и пришли.

— Не доступны вам более мои земли! — заволакивало туманом всё, траву, кусты, деревья. Высоко поднималась белесая дымка. Только Белая осталась на их землях и видел Свирепый, как и женщина появилась там же, хоть и несло их прочь к скалам.

"Я, возвращаю тебе твоего Белого волка! Наша связь разрушена! Ты вольна уйти!" — смотрела на нее дикая волчицы.

— Могу ли я остаться?! — опускаясь в поклоне перед ними, взмолилась шаманка Белая. — Прошу вас, о снисхождении! Ради потомства, если не ради меня! — ее трясло от волнения.

Свирепый был на скале, к тому моменту, и видел всё, через пелену тумана.

— Молю! — почти выла Белая, ее тело сотрясала крупная дрожь, от страха, от ужаса, что ее могут, так же изгнать из этих земель. Альфа медлил. Свирепый ждал.

"Мы, ведь теперь родня! — расплылся он в зловещей улыбке. — Как только появятся все навязаные, обещанные! До первого твоего проступка!"

— Я, никогда! Слышишь! — повышая голос, с крупными слезами на лице и мелкой дрожью по всему телу.

"Не бей, сейчас, себя в грудь! — оскал на его морде, зловещий, многообещающий. — Мне это не нужно! — мягко говорил. — Ты не привычная быть в подчинении, оступишься! — как сухая данность факта. — Просто знай, что, ты, уйдешь! Рано или поздно, это не имеет значения!"

— Никогда! — в запале страха, в этом ужасе от всего произошедшего. Альфа лишь сморщил нос, от ее криков, от пустых обещаний.

"Просто знай, — повторил он абсолютно спокойно, — что, когда это произойдет, а это произойдет, ты уйдешь одна! И, никогда больше не увидешь ни одного из тех, кто появится на свет! Более того, это твоя последняя жизнь, поэтому, когда тебе захочется, взбунтоваться, подумай о моих словах! Это всё!" — он кивком ее отрезал от стаи Свирепого, ярость в котором клокатала по самое горло.

— Он всё вспомнил? — опешил шаман. — Не слишком ли рано?

"Тут не бывает ни рано, ни поздно! — с плюнул он скалу. — У каждого свое время!"

Более того, палка снова ударила о землю, время ускорилось и вся его стая видела ее в положении, все в том же месте, только арки уже не было. Борода был рядом. Схватки и роды.

А он ходил в ярости взад-вперед, махал лапами разгоряя пыль.

13. Как отказаться?

"Зачем мы здесь?" — он еще не мог отойти, какой быстрый виток сделало время. Он все еще был на той свадьбе, все еще летал пылью с ней в воздухе, выше деревьев, все еще был частью ее и в ней, никак не мог насладиться и утолить голод, страсть, любовь, желание.

"Мы здесь… — говорила она с трудом, между схватками, — потому, что ты должен… отправить двоих или троих… в тот, другой мир!" — ей было больно, периодами, что слишком быстро сокращались в этом месте, так как она не была сейчас ни волком, ни человеком. Больно было и от осознания, от необходимости расстаться с еще не рожденными своими детьми, от того, что не на глазах у нее они будут расти и она не будет знать о них, как и участвовать в их жизни.

"Зачем?!" — не понимал он.

"Этот не расчитан на то, количество, которое вы со Свирепым не продумали!"

"И, что делать?" — он сейчас был похож на себя обычного, а ей жизненно необходим был предок Свирепого, холодный и расчетливый.

"У тебя мало времени! Скоро на подходе выводок Белой!" — боль охватила ощутимо, сжимая в схватке каждую клетку всего ее сущего, сокращались мышцы в матке, переворачивая одного за другим к выходу еще не рожденных малышей. Но Борода медлил, а у нее не оставалось сил ждать его прозрения: "Или ты, или это сделают за тебя!"

"Я не согласен!"

"Так, решай, сейчас!"

"Как? — как можно решить, какого ребенка отдать?! Как решить, если ты лишь, примерно, знаешь, что из каждого должно вырасти, но не уверен насколько это так?! Как, вообще, можно отказаться? И, что с ними будет в том, другом мире, если там, нельзя оборачиваться? А они, оборотни наполовину, как и люди лишь наполовину? А ведь он еще дочери облик человека не вернул! Брата сбагрил в соседнюю деревню, под присмотр Сивого. Со Свирепым скоро должна быть схватка и по ее же словам, он будет ее желать. Каким невменяемым нужно быть, чтоб хотеть убить предка? Даже такого отмороженного! Может его сущность еще не до конца в него вошла? Но он не видел себя Лютым или Свирепым, не был безумным, за исключением редких вспышек, что были до свадьбы. — Как, ты, предлагаешь решить?!"

"Каком к верху! — взревела она от боли. Дышала часто и отрывисто, будто теряя связь с реальностью. — "Сделай же что-нибудь!"

Было ярко и тепло в этом дне. Дикая была в облике волка, для человека было рано, но не в этом мире. Ей пришлось ускорить время, а Борода не помогал, топтался где-то и никак не мог решить насущную проблему. Жизнь в деревне текла в обычном ритме для всех, кроме дочери Альфы, что так и не обернулась в человека, что так и была волчонком. Время ускорилось только в этих пределах, но помимо Дикой, на этих землях была и Белая, что так же должна была разрешится от бремени.

"Асура!" — она была на поляне, где проходила свадьба. Шаманка спешила к ней с травами, держа под мышкой еще и дочурку Альфы, так как, ту, почти не с кем, нельзя было оставить.

"Я здесь! Уже бегу! Не волнуйся!" — она не поняла, почему стало, так непривычно тихо, это Дикая отрезала ее от всей стаи, а еще было дикостью, что ее почти никто не видит, хотя она лежит у всех на виду. Только Белая шла на поляну, будто чувствовала что-то.

"Тебе придется выбрать!"

"Я не смогу! — остановится на полпути женщина, что уже преодолела расстояние в обличие волка.

"Не смогу, Асура, это я! — сжимая до скрипа зубы, ходили ходуном губные мышцы у волчицы, от каждой новой схватки. — А тебе не впервой! Только не рыжую, слышишь?" — снова был звук похожий на скрип. Из зубов шаманки выскользул волчонок и на шатающихся лапах сделав всего несколько шагов, уткнулась лбом в шею Дикой, тихо поскуливая. "Рыжую, он найдет! Она будет беззащитна, слишком долго!" — по щеке текла слеза, волчице было жарко, кости таза расходились на живую, уши горели. Время между схватках опасно сокращалось.

Асура будет думать, что это она выбрала, но это уже сделал за неё, тот самый предок Свирепого, тот, самый, что так сильно был нужен сейчас своей женщине. Он сам отделит троих, позволяя женщине переместить их в другой мир с разницей, сам выберет для них семьи, даже при том, что очень давно не бывал там, но прекрасно помнит! И, он же осмотрит живот Белой и все навязанные, да сформированные узлы, что вот-вот должны появится на свет.

"Ну, кто доверяет это пустоголовым шаманам?" — его никто не слышит сейчас. В деревне кипит жизнь, часть волков на пробежке, женщины заняты бытом и едой. А еще, в этом своем зрении, он случайно посмотрит на волчонка, дочурку и найдет проблему. Большая часть выводка Белой бесхребетные, таких даже сам Свирепый прогнет. Этих не жалко отправить в тот мир, волк их сломает. А, вот четверо, да! Тут есть, над чем подумать, их и оставит, особенно, если учесть, что одна из них женского пола. Вопрос, какая из троих?!

Дикая разрешится четырьмя детьми, одна из которых девочка рыжая с белым, как и мама богиня. Дочурка пристоится с мокрыми комочками, на животе у Дикой, там тепло и чмокают мелкие, да сопят потешно. Борода придёт к ним и даже ляжет рядом, слушая их и скулеж, уткнувшись мордой в ее живот.

Волки воют от радости за пополнение стаи и вечером нужно будет бежать на пробежку со всеми, выслушать поздравления и узнать последние новости.

Белая разрешится поздно ночью, удивится их количеству. Роды пройдут не легко, но и не слишком тяжело.

Чует Свирепый пополнение, слышит вой волков на землях запретных, а не видит, не знает.

— Они переместили их! — взорвется к нему шаман.

— Ну, что ж начнем! — радостно протирает руки итальянец. — Наконец-то!

— Всё готово! — отзовется второй.

— Не в этом, так в следующем… — хмыкая на весь тронный зал. — Поехали! 

14. Обман инстинктов

Девушка проснется в общежитие и не поймет, что не так. Комната знакомая, соседка спит напротив, темно за окном. Постеры на стене, книги на полке и в шкафу, а чего-то жизненно важного не хватает. Грудь болит и набухла, вот-вот потекет, будто под весом молока.

Исине черный итальянец войдет в дверь, что так непривычно откроется без скрипа. Он не один, с ним кто-то с палкой, на конце которой яркий свет и соседка не просыпается, почему-то чуткая, обычно, на шум.

— Ну, привет, родная! — смеются его хитрые и холодные глаза. Но не это она видит, не его холеное лицо или свечение палки парня, что стоит у стены, будто побаивается ее и поэтому предпочитая держаться от нее на расстоянии. Она видит ребенка в руках у итальянца, спящего, малышку и инстинкты ее одолевают. Она вскакивает с кровати и разжимает объятия. Ее ведь пора кормить, нужно поменять пеленки, но самое главное, обнять и вдохнуть ее запах, убедится, что с ней все хорошо. — Я, так, люблю эти ваши инстинкты! — шипит, так незнакомо, итальянец. — Вот, сейчас, ты вся моя!

Она не понимает этого человека. Не доходят до нее его слова, только ребенок, вот, что важно и, когда она тянет руки, не понимает, почему он ей ее не дает, а будто дразнит и ведь едва держит малышку, что вот-вот может упасть. Его образ смазан в ее сознании.

— Проверь, он что-то сделал с ней?

— С ней, нет!

— Как я люблю эти лазейки, эти изъяны, на чем еще можно их поймать.

— Только, одна проблема!

— Ну?!

— Она не забеременеет, пока!

— Так, в этом то и весь смак! Что она видит?

— Ребенка у тебя в руках!

— Ну и отлично! — он протянет ей пустую материю, кусок ткани и она прижмет ее к груди.

Он очень близко, только руку протяни и ладонь ложится на ее грудь, оголенную, она ведь думает, что собирается кормить ребенка, а не то, что его огромная рука мнет ее и припадает губами к соску, издавая чмокающие звуки и она обнимает его голову. Свирепый заставит сделать пару шагов назад, возвращая ее в кровать, ему все равно, какую реальность видит она, главное, что она на его землях, в его спальне и сейчас постанывает от удовольствия от его ласк.

Когда он закончит с одной грудью, она будет думать, что и ко второй нужно приложить ребенка, чему он только рад. Возбуждение, она, примет за естественное, немного не приличное, но у нее давно не было ничего такого. Малышка ведь еще совсем маленькая. Они умело замещают образы, и когда ей, кажется, что нужно уложить маленькую спать, а потом можно и расслабиться, чтоб понежится в этом желании, может даже удовлетворить себя самой, Свирепый будет только рад помочь.

Он даже будет непривычно нежен, эта связь еще слаба, а для ее укрепления, еще столько всего, нужно сделать. Мозг работает четко и ему приходится не рвать ее, чтоб она сама еще хотела сюда вернутся. А ведь он почти потерял надежду, ожидая этой схватки с Бородой, удивлялся, почему тот не торопится.

Она ведь человек, да еще и из другого мира. Конечно, у нее связь с волком и она ведь знала, что столько детей появится не может, да еще и роды, до срока, опять же Дикая торопилась и на то были причины, только вот, человека во все не посвящали. Она знала, что двоих или троих детей отправляют в ее мир и ей, конечно, же верилось, что именно ее ребенка отправляют в ее мир. Желание увидеть, желание матери обнять, она ведь даже не знала, что Борода отправил только мальчиков. Отсюда и резонанс, недоверие, ненависть к Асуре, к ситуации, к Бороде. Отсюда и выйгрышная позиция для Свирепого, несмотря на все, в данной ситуации.

Человек Дикой верит, что есть место, куда она может вернутся и, где ее неприменно, ждет ее дочь. Она не понимает, что вернутся не так просто. Что не дочь, а сыновья и рожденные другими матерями, в другом мире и к ним не вернутся. Что действуют и Борода, и Дикая, и даже Асура в лучших побуждениях, но ведь она, так редко, теперь, бывает человеком и опять же не понимает, почему. Инстинкты создают брешь, желания усиливают зияющую трещину, а Свирепый лишь пользуется этими разломами.

Он нежно целует ее в шею, в губы, она нежная, она прекрасная, она в дремоте. Его руки гуляют по ее телу и она сладко постанывает, особенно, когда он касается ее груди. Она, так давно томится по ласкам, по поцелуям и он этим пользуется. Выгибает спину, мнет руками простыни, ерзает под ним и его напором, постанывает и закусывает губу, текет от его ласк, даже порой грубоватых.

Свирепый теряет голову, рычит ей в живот, а она хихикает. Под себя ее сдвигает, подминает ее под себя, а она ноги раздвигает и ждет, и манит, и требует его всего в себя. Долго он ее ждать не заставит, даже несмотря на крик ее в его плечо, оттого, что немного отличается его друг по устройству, не только у волка, но и у него тоже. Эта та, часть, которую он с собой из жизни в жизнь носил, отличительная черта, так сказать, которой он гордился.

— Бля! — только и выдохнет, глубже в нее узкую и горячую входя, осторожно, не рывками, по привычке. Она будто обратную включит, попытается его вытолнуть, упрет ручонки в грудь, мотается голова из стороны в сторону, а он не может выйти, у него флаг срывает и крыша едет от нее, от желания. Он понимает, где-то на затворках, что не абы какая нужна была Дикой и от этого осознания рывком до упора, а у нее слезы из глаз. — Ничего, милая! — шепчет непривычно сиплым голосом. — Это так, только в первый раз! — немного из нее выходя и снова по самую самую, погружаясь и кайфуя от этих непривычно узких, облигающих его плотным коконом мышц. А она снова дернется от этого движения и всхлипнет, все еще упирая руки в его грудь, все еще пытаясь вытолкнуть его их себя, только сильнее сжимая мышцы вокруг его члена в ней.

— Может, так, вызвать отвращение? — начнет шаман. — Чтоб того Альфу не хотела, вспоминая этот момент!

— Может! — сипло и с трепетом, снова чуть-чуть в движениях на выход, ерзают ее ноги под ним, пытаясь найти опору и вытолкнуть, а он усмотрит в этом маневр, выйдет из нее и перевернет на кровати, чтоб снова войти, только теперь она под ним, придется сильнее раздвинуть ей ноги. Она снова охнет или пискнет, но так, кажется, меньше сопративления и движения плавнее. А может оттого, что лица ее не видит, оно в подушку утыкается, бегут слезы по щекам, но он двигается в ней, мягче и резче, старается и не может, слишком тугая, слишком узкая, едва-едва хватает сил удерживать себя, что не по привычному сценарию, чтоб не рвать ее под собой, упиваясь ее болью и сопративлением. От мысли, где-то едва скользнувшей, что она будет боятся мужа, приятно и не заметил, как рванул он ее на себя, чтоб потом из нее и снова глубоко в нее. Прибывает влага, а он будто на сухую, снова и снова, наждаком в ней во всю длину, до самой матки, кажется достанет.

"Если Дикая такая же или хотя бы напроловину…" — рывки резче, дыхание сбитое, ритм уже привычный и, кажется, до самых небес летит сознание у Свирепого. Давно он такого не испытывал, давно не мог подобрать нужную. Он стонет, извергая в нее все, что так давно накопилось.

— Остановись, Лютый! — он плохо слышит шамана, сейчас, плохо соображает. И, когда рука доверенного человека коснется его плеча, он обернется в волка с оскалом, с ненавистью, с яростью щелкнут зубы в том месте, где только, что была чужая рука.

А слюна капает ей на спину и он в образе волка, не понимает, почему она не обращается?! Закоратило сознание на желании продлить эйфорию и продолжить уже по более привычному. А еще он не понимает, где она?! Вот, же лежала?! Где человек?! Простыни и подушка ею пропахли, он ею пропах, хочется продолжения, а ее нет.

Переведет взгляд на шамана, который пятится к двери из спальни. Рычит его волк, чуя подвох от того, кому доверял, скалит клыки в ярости.

— Верни на место ее! — рычит и капает слюна, мгновение и он в один прыжок возле его, в зубах палка с рукой шамана, что воет от боли и дико таращит на него глаза.

— Не могу! Ты сам велел, если потеряешь контроль! — идет на подмогу соратники, да бесполезны они против силы Свирепого, порвать готов любого.

— Верни, я сказал! — крик переходящий в вой, что заполнит замок, эхом расползаясь по комнатам, а там и горной местности. Жуткий вой, что слов не разобрать, только требование, ведь он сам обманулся, попался на свою же уловку.

15. Откровение

"Что-то не так! — обеспокоится внезапно Дикая, чувствуя дискомфорт и жжение, там, где его быть не должно. Ведь у них не было близости с момента зачатия и на протяжении всей ускоренной беременности. — Побудь сегодня с детьми!" — она посмотрит на Бороду, стряхивая сонные комочки со своей груди, облизнет каждого обращая в человечка и его дочку тоже, она последняя и инертно сделает это повторяя за другими.

"Что такое?" — удивится он, скорее обеспокоенно, чем встревожено.

"Дело в человеке! Что-то не так! Я пойду одна!" — она оближет каждого и все же выйдет в тревоге из дома, чтоб направится к озеру.

Ей необходимо побыть одной, как бы бессердечно это не казалось со стороны. Она обернется человеком в лесу, углубляясь от деревни в сторону озера, отрезая телепатию со всеми, ей сейчас не нужны свидетели.

"Что не так?" — ее голос звучит мягко и кроме их двоих, никто не слышит.

— Я, не знаю! — с раздражением, с обидой, со злостью, почему то защищается девушка.

"Откуда жжение? Что произошло?" — обеспокоенность.

— Я, не знаю! — кричала на весь лес девушка, разговаривая с собой.

"А, что ты знаешь?!" — все еще мягко.

— Я, знаю, что родила раньше срока! Что моего ребенка отправили в другой, мой, мир! А я, тут, в лесу и даже не знаю, где я!

"Твоя малышка здесь!" — ласково и нежно.

— Не ври мне, я видела ее, она там!

"Где там?" — с искренним удивлением. — "Где, ты, могла ее видеть?" — будто с неразумным ребенком говорит.

— В общажитии, в комнате с моей соседкой! — всхлипывала, обнимая себя обеими руками.

"Там стоит кроватка?" — а человек и не понял, зачем эти глупые наводящие вопросы. Все ведь, итак понятно, ребенок, ее ребенок не здесь! Тоска разливалась и слезы катились по щекам, но этот тон, этот вопрос, требует ответа, напряжения памяти, пробуждения воспониманий.

— Нет! — она напрягала память. Кровати две, шкаф с книгами и полка, стол для домашней и письменной работы. Там нет места для кроватки, это данность затопила ее.

"Там, есть ее вещи? Детские?" — снова она вспоминала обстановку, ни памперсов, ни пеленок, ни одежды, а ведь, там далеко не юг, зимы бывают холодными, а сейчас?! Сейчас, там зима!

— Нет! — и на ней самой не было привычной пижамы, ей было жарко, она была в майке, борцовке, а там зима. На вешалке один пуховик ее соседки. Один?! А почему, там один пуховик?! Ведь, она, снова там была, жила, наверное?! Не в гости же на минуту заскочила?!

"Тогда, как, она, может быть в общажитии, в том мире? Там, есть для нее место?" — и, опять в точку, там не может быть ребенка, так шумно и крик малышки будет только мешать, как и ей внешний мир. Утренние сборы, движения по коридору, топот ног.

— Ее принес мне мужчина! — это она помнила, он был размыт, но его руки, его телосложение, она была уверена, что это был мужчина.

"И, он тебя знал?"

— Да! — уверенное. Он же отдал ребенка ей, ни кому то другому, только ей.

"А, ты его?" — замешательство, видела, она определенно уже видела его, другими глазами, но ведь не знала, кто он. Или знала?!

— Нет! — и снова в точку, она его нет, и даже лица не припомнит, иссине-черное размытое лицо.

"И, он был не один?" — скорее догадка.

— Не один! — все еще не понимая сути, все еще здесь в лесу и будто там, в комнате. Но разве такое возможно, когда ты идешь, а не по траве?! Когда светит солнце, на коже, в глазах, а ты в душной зимней комнате!?! Когда видишь и не видишь одновременно!?! Только свечение не солнца, а палки у того, второго в руках.

"Что было в той комнате?"

— Я ее кормила!

"А они? Где были они в это время?"

— Один у стены стоял, — все еще не понимая, — а другой посередине комнаты! — до нее постепенно доходит, что все же что-то не так. Это скорее ощущение, чем прозрение, понимание, легкое, едва на уровне инстинктов, но она ведь человек и еще не доверяет инстинктам, еще только учится. Они в связке ведь совсем недавно, если не считать скачка времени, но это просто ускоренный оборот времени, это не укрепило связь, а лишь ускорило беременность.

"Все время?" — чуть больше, чем интерес.

— Я, не помню! — покраснеет она и это лишь укрепило подозрение. Голос у девушки дрогнул, а Дикой не нужно других подтверждений, она уже знает.

"Твоя дочь здесь с тобой и никто, и никогда не лишил бы тебя твоего ребенка!"

— Но ты говорила… — всхлипывая и ожидая, веря и не веря одновременно.

"Эта была необходимость и хочешь верь, хочешь не верь, но там были мальчики, потомки Свирепого и Бороды, которые вернутся сюда, но позже.

— Почему ты не сказала? — всхлипывая.

"Потому что и у стен есть уши, милая! Лютому очень нужно вбить между нами клин и, ты, неплохо ему помогаешь в этом!" — они были у озера.

— Ты не даешь мне быть собой! — все еще по-детстки, все еще с обидой, готовая и ножкой топнуть, и ударить кулачком о поверхность.

"Хочешь сама быть человеком с четырьмя детьми, да пожалуйста! — это было будто легко, этот сарказм взрослой женщины и не готовой к ответственности девушки. Усмешка сквозилась в словах, но тон был серьезный. Сможет ли перевесить материнский инстинк все остальное?! Научится ли она быть матерью?! Завоюет ли доверие этих людей в деревне?! Дикая не знала ответы, как и человек! Это был необходимый этап взросления и для каждого, и у всех оно проходит по-разному. — Только не делай глупостей! А теперь сядь в воду!" — без возражений, без колебаний, требование.

— Зачем!

"Потому, что тебя имели и довольно грубо! По согласию или нет, уже не имеет значения! Но ты легла не под того, к несчастью! А страдаем мы обе! Я не смогу тебя уберечь от всего, мне тоже нужен отдых, хоть иногда! Зайти в воду, не будь ребенком! Это не тот случай, когда стоит упорствовать!" — она плюхнулась в воду, а потом с наслаждением вошла глубже в синие непрозрачные омуты и долго плавала, расслабляясь на поверхности.

Что-то в этих неприступных отвесных скалах восхищало взор и она смотрела на эти бело-серые, спещренные трещинами куски камня. На этот будто неестественный стык между синими водами и скалами, на подступающие леса, будто и не близко, и не далеко, с цветочными полянами. Ей все еще не верилось, что тут была деревня, домики, которые она видела тогда, что стерли в пыли.

— А, что это значит? — спохватится внезапно, забывшись. — Ты меня бросаешь?

"Что пока, ты, сама меня не позовешь или не будет резкая необходимость, ты будешь человеком! Тебе нужно научится жить в этом мире, с мужем и детьми, ты должна завоевать уважение своего народа, ведь ты не просто женщина с детьми, ты — хозяйка деревни, что накладывает ответственность, уважение, это нужно заслужить, а не придти на все готовое. Это не так то и просто, ведь здесь не любят пустых людей! Всего придется добиваться самой!"

— Правда? Ты, мне это позволишь? И не будешь вмешиваться?

"Да, милая! Тебе нужно это! Я предупредила Асуру, она присмотрит, при необходимости!" — она ощутила, едва заметно, присутствие не волка, а именно женщины, она уходила, не оборачиваясь, и, на какой то миг, девушка испугалась остаться без защиты, без поддержки, без волка. Хотелось бросится вдогонку, кричать, несмотря на то, что воды были по грудь и никого не было поблизости, так много всего рвалось наружу и все поглотили эти синие воды.

— И, ты не обижаешься, на меня? — эта была последняя попытка заставить ее обернутся, убедиться, что связь реальна и не оборвется, что она не бросит ее одну в трудный момент. Что-то едва ощутимое, не уловимое, но ускользающее сквозь пальцы, как вода, как песок.

"Нет! Мне тоже нужен отдых!" — и все же, она не обернулась, это больно кольнуло человека, какой-то краткий миг и она осталась одна в этой воде, в этом лесу, в полном одиночестве. Стало холодно, одиноко и неуютно, поэтому она поспешила выйти из воды, почему то еще и не безопасно, ощутимая тревога затопила все ее существо.

На тропе появилась Асура, с одеждой в руках, она видела спешку человека, чувствовала сковывающий ее животный страх, неуверенные движения в сторону прозорливого взгляда шаманки. Дикая действительно связалась с ней и попросила отсрочку, время. Асура не была доверчивой или наивной, понимая, что, то, единственное, на что решилась богиня для защиты, рисковано и нет ни грамма гарантии, что Борода сможет или она сама, хоть как-то сможет помочь.

Асуре было тревожно, их Альфа менялся и она еще пока не знала, хорошо это или плохо. С появлением Дикой, предсказать будущее близкое и более далекое становилось не возможным. Она интуитивно чувствовала, что с вожаком не все ладно, шли изменения, хотя внешне он был тем же. Даже скачок времени ничего особо не изменил, так, казалось. А еще она знала, что дело не в Дикой, не в женщине, дело в чем-то более древнем, в чем-то более первозданном и сама не могла увидеть этого. Это беспокоило больше всего, она ведь могла предсказать многое, но не теперь, не этих двоих и эти слепые пятна бесили, отсутствие порядка в хаосе, отсутствие контроля.

Девушка почти выбежала из воды, босыми ногами по мелкой гальке, двигаясь в сторону шаманки. Вода стикала с обнаженного тела, с волос, капая на гальку, на траву, на цветы. В грудь прибывало молоко, а значит нужно было спешить в деревню, к детям. Асура не знала, как привести человека сейчас в деревню, ведь даже она чувствовала едва ощутимое присутствие волка, настолько едва, что его почти не было. Любой оборотень учует это и не пойти они не могли.

Вой был внезапным, спугнул птиц, перепугал обитателей леса и означал, что Альфа покинул дом и по делам спешил сейчас на благо своего народа и им нужно торопиться, а она бежит, ей не удобно, но она бежит в страхе почему то к Асуре, в надежде, в смешанных чувствах. 

16. Отпуск для Дикой?!

Свирепый будет в кровати, а проснутся не сможет, он будет чувствовать ее присутствие, едва уловимые движения в комнате и глаза, вроде, открыты, а он ее не видит, ощущает, но не видит. Как легкое дуновение по комнате свежего бриза.

Дикая пройдет от двери до самой кровати, немного постоит, а потом сядет ему на грудь, поерзает немного. Разольется что-то по полу, он будет это слышать. Захочет поймать ее руками, но не сдвинуться с места.

Запах ее, прикосновения тела к телу, а она наклоняется к его лицу, тянется к его уху, вдоль линии плеч, пышные формы и грудь, что у самого подбородка и рта, только открой, а не может. И бесит бессилие, эта обездвиженность, эта ее близость.

— Что, будут делать, твои люди без тебя? Насколько, ты, им доверяешь, а? — ее дыхание на его коже, как то, дуновение по комнате, прохладные ноги вдоль его руки и прикосновение пальцев к его вискам. Запаха леса и воды, ее солнечный запах, будто ржи или хны?! Он больше по нему скучал, по перепалкам с ней, по себе, что менялся в ее присутствии и это раздражало, и радовало, он еще не все помнит, он еще не все забыл. — Прогуляемся?!

Утро яркое, дремота, когда уже не спишь, но еще и не проснулся, когда есть какой-то раздражитель, но нет сил его прогнать, так как нужно для этого встать. А он закрывается в эту негу, в это грубое сукно, на котором спит и не важно, что оно жесткое.

— Вставай, милый! — нежный голос матери где-то, шуршание грубой ткани, запах матери в доме, уюта, запах еды, отчего сводит желудок и слюна на ее домашнюю еду, он так соскучился по ней. Свирепый давно не помнил себя ребенком, а воспоминания о матери, одной из одиннадцати богинь, что отец притащил в этот мир откуда-то и вовсе подтерся, за эти их века существования.

— Ну, мам! — фыркает он. — Мама, я Лютый! Свирепый! — он еще отгоняет раздражитель, но это не мама, а другой посторонний звук.

— Конечно, малыш, конечно! Но это там, за порогом дома, ты и Лютый, и Свирепый, а для меня, ты, мой малыш, несмышленый и всегда маленький! — она присядет рядом, взъерошит его волосы шершавой рукой, такой теплой, такой родной, поцелует в щеку, обнимет его еще не проснувшегося. — Пора вставать, опоздаешь и не поешь!

— Ну, мам! — по детски дует губы, а улыбка уже ползет, предательски ползет и глазки открываются, чтоб снова ее увидеть. А образ размыт и он трет глаза, что бы вспомнить ее в то утро, в том их доме, где пахнет по особому, где почти не бывает грубого и злого отца.

Яркое, теплое утро, в деревне, в их деревне, там, суета уже во всю, жизни кипит. Он один из двенадцати отпрысков своего отца от разных женщин и только у одной, были двойняшки. Все они, жили отдельно друг от друга, они только недавно прибыли в это тихое и спокойное место, тут такие леса и горы, озеро у подножья горы и каждый раз, когда он поднимается со всеми на эту гору, когда смотрит на обширные территории, захватывает дух. Хочется верить, что здесь всё будет иначе, что их не будут преследовать и угрозы более не будет. Хочется верить, что они будут семьей, счастливой и сплоченной.

— Так, что пошло не так?! — это не голос в его голове. Это просто шальная мысль, ведь так?! Потому, что он с мамой, где-то посередине среди своих собратьев и трёх сестёр. Что-то помнит о прошлом, а что-то не хочет, но, чем больше не хочет, тем сильнее оно въедается в память, не оставляя места для того, что хочется.

— Тебе пора, милый! — мягкий голос матери. — Отец ждёт! — он знает, что ей не нравятся порядки установленные отцом, их пробежки по ночам и охота. Как и отцу не нравится договор, между женщинами, о том, что лишь двенадцать сильных его отпрысков будет в этом мире. Ему все время мало, он чего-то опасается и каждое утро на горе с детьми, он осматривает владения, синее не прозрачное озеро, дымку, что ползёт и скрывает жизнь, кипящую по утрам жизнь с появлением солнца, на рассвете.

Он так торопится, что закидывает еду не жуя, не чувствуя, а надо бы остановить момент и ее разглядеть, ему жизненно необходимо побыть еще немного рядом с ней, с этой женщиной, что дала ему жизнь. У нее белые волосы у корней и чернота переплетается, элементы рыжего, а все, так в меру. Так много морщин и линий на лице, тепло и нежность в глазах. Она, так любит единственного сына и так рада ему. Он не единственный ребенок, но он тот, что ходит с отцом везде. Остальные сёстры, что сейчас помогают ей в быту, стирают и готовят, шьют и моют, они не ходят на пробежки, не выходят к скале, но они тоже волчицы, хоть и не всё.

Сейчас будет вой, общий сбор, так зовет отец, не сам, конечно, старшего брата заставляет, а тот так горд, такая честь, думает, что любимчик. Только это не так и быть любимцем отца невозможно. Он уже насмотрелся его отношению и порой ему кажется, что только одна из девчонок, больше по душе, она отличается, она мягче и жёстче, вот, ктопошел в отца, почти точная копия, только хитрее, расчетливее и с такой милой, почти ангельский мордашкой, а за маской дьяволенок.

Вой слышится по всему северу, по всем землям. Мама вздрагивает, он раньше не замечал, как она всем телом и обязательно обернется к двери. Никто не придет, а ей будто страшно, что им снова потребуется бежать, в спешке, оставляя все самое ценное, только нужное, только необходимое, только родное.

А он так рад, так горд. Слышит фырканье старшей сестры Асуны. Смешок и хихиканье в углу Брайты и Зоуи. Он ведь почти не помнит сестёр, а еще в том возрасте не понимал, что посторонних женщин не было. Только дети и двенадцать взрослых, это ведь не нормально, сейчас, а тогда всё самые близкие. Там в лесах есть другие оборотни и пумы, и олени, они видели, и других волков, не такие, как они, но тоже есть.

— А сейчас?! — снова этот голос, как шальная мысль и, все же, голос мягкий и отчетливый. Сейчас их нет, отец всех истребил, всех выжег, перебил.

Он бежит из дома, времени ни осталось. Отец не смотрит в их сторону, накажет брат, старший, опоздавших. Но его не тронут, за него заступится, как всегда заступался Кит, и сейчас будет трепать его волосы, по-братски радуясь его появлению. Он один, для него больше, чем вся эта стая, Кит делает больше, чем может, хотя ему шестнадцать, а Свирепому восемь?! Отец не любит, таких пафосных кличек, морщит нос, когда дети придумывают себе великие прозвища. Считает это не правильным, но знает обо всех, все! И порой наказывает за эти шалости, даже за прозвища.

Сегодня у них пробежка, а вечером запретный бой, рассказывает взахлеб Кит, он подслушал, что бой будет среди старших детей и в награду отец обещал позволить быть его правой рукой на неделю. Кит очень ждет этого боя, есть шанс доказать, на что каждый из шести достоин.

— Представляешь, Лина тоже будет биться! — смеется он. — Девчачьи приемы, поди будет использовать! — фыркнет, представляя, как та, ноготь сломала или не дай бог шрам заработала, сколько скулежа потом предстоит им выслушать. Отец оградил их от клана и у них своя телепатия, где они слышат бредни друг друга и, только отец и, его приближенный, может слышать и остальных из клана.

Свирепый волнуется за мать и сестер. Отец так быстро возводит замок, не своими, конечно, руками. Но его матери и сестрам, он поручил пещеру, под замком, левое крыло, правым занимается мать Кита и его сестры. Лютый еще не может понять, в чем подвох, это только предчувствие чего-то очень нехорошего, что может коснутся тех, кем он дорожит. Оттого и сны он видит, молчит, но видит, плохие. Их он не озвучивает, волк с предвидением, на смех поднимут, а телепатия тут не работает и он рад, и сходит с ума в этом аду, каждую ночь, оттого, плохо спит, боится засыпать.

Кит тормашит его и он забывается, отвлекается от всего. Они встают по заведенному порядку и отец уводит их в лес. Свободы их волки получают в ограниченном количестве, охота в меру и всегда под присмотром.

Тревожит еще немного то, что вчера отец отослал двух матерей в лес, на разведку, не одних, семьями отправил, только женщин и дочерей. Свирепый еще не обратился и поэтому это не узнают остальные. Возбуждение всех от пробежки, вещи разбросанные в кустах. Воздух на северных землях всегда свеж и бодрит, не дает расслабится, пробирается под самую сущность и только в облике зверя не дает замерзнуть, от волков почти пар идет. Бъются сердца с разной частотой. Двенадцать оборотней разных возрастов под предводительством отца. Лютый боится думать и в ход пошла телепатия, поэтому на себя и свои тревоги нет места, только образы, только инстинкты, только семья под гнетом тирана отца, где лишний шаг карается строго. 

17. Детская истерика

Белая придет в дом Альфы вовремя, одна, подоспеет к приходу Асуры и женщины, в которой почти не осталось волка. Люди будут расступаться в удивлении, все те, что встретятся им на пути. И, по правде сказать, шаманка повидавшая многое, с таким столкнулась впервые. Не каждый день волк просто уходит, оставляя человека один на один с Альфой и всей деревней.

— Какого?! — опешит брат, глядя на то, как осторожно ступает Асура, как в дом входит жена Альфы в каком-то балахоне из грубой ткани. Зоуи помнит только образы, а в прошлый раз, когда она тут была, не помнила ни как ее принесли сюда, ни как уходила в трансе, оттого и разглядывает деревянный, красивый дом. Огромные ветвистые рога оленя украшает стену, шкуры знакомых и не очень животных лежат на полу. Что-то напоминающее камин, только более грубого исполнения, но дерево обгоревшее, там, лежит и пепел, и зола. Минимализм в мебели и домашнем декоре. Свечи в подсвечниках на отдалении. Огромные полосы от когтей, кое-где, украшали стены и, кажется, следы зубов, рога.

За время, что они вышли их леса и все те, люди, что им повстречались, она видела немало доказательств ярости волка, у кого-то отпечаток пятерни с когтями был на лице и не всегда это были только женщины. Они повидали и тех, у кого на разных частях тела шли полосы, а то и большое множество по всему телу, ткань не все скрывает. Это все же не мешало им быть людьми с волчьими повадками. Она видела радость и у взрослых, и у детей, игры без возрастных ограничений, суетной ежедневный быт и женщин, и мужчин.

— Придержи язык! — немного гневно, но скорее в воспитательных целях.

— А, на кой, ты, ее сюда?! — шипит юнец. — Брат, знает? — осматривая ее, так, будто она прокаженная, воротит морду в сторону, фыркает по пусту.

— Узнает, когда вернется! — пытаясь, все еще вразумить, не лезть не в свое дело.

— Она же теперь беззащитна! Все равно, что Пустая!?!

— Она мать твоих племянников, придержи язык, я сказала! Или я помогу! — угрожающе подняла палку, а он снова фыркнул.

С лестницы слетела в ее объятия девочка, сама, пешком с тем же визгом.

— Ты вернулась! — показалось, что изменилось что-то с их последней встречи, она будто вялая, апатичная и, на руки, так и не залезла, и не так уж прыгала от радости.

— С тобой все хорошо? — ей ведь всего девятнадцать, у нее не было братьев или сестер. Она просто, никогда особо, не была с детьми, ее, почему то не допускали, ограждая от них. Зоуи и сама не могла никак этого объяснить, было просто не принято и все тут. Поэтому девочка сейчас выглядела не важно, и ведь женщина это видела, и брат вертлявый, только отвернулся и ушел молча, махнув рукой. Она обернулась к Асуре за ответом, а та, крикнула вдогонку брату, что про то, что их следует покормить, подняла палку, указывая на лестницу.

— Я тут, не на раздаче! — хлопнула дверь, громко, девочка вздрогнула.

— Пора к детям! — и стала подниматься вверх женщина. Зоуи протянет девочке руку и та с улыбкой возьмется за нее, будет идти рядом.

Комнату сразу и не узнает, особенно Белая волчица не вписывается в обстановку из дерева, что лежит у огромной кровати, на каком то большом ковре и с тремя волчатами, а в кроватке барахтается малютка. Светит в окно солнце, не по зимнему и, кажется, тут вообще не бывает холодно, не меняется время года, это так непривычно и выбивает из колеи. Этот окрас не совсем белый, эти глаза серо-голубые острые, как бритвы, сверлят ее, эта ухмылка на волчьей пасти и абсолютно не доступная телепатия, для Зоуи обижает. Даже поза, расслабленная с ее детьми у живота этой Белой, злит. Детская ручонка отвлекает, сжимая ее руку, глазки бусинки пытливо увлекают на себя ее внимание.

"Моих перенесешь сюда?" — спросит Белая у Асуры, это лучшее сейчас решение, одной с детьми без волка, ей будет тяжело. Асура будет не довольна, но и сама с ней надолго остаться не сможет, на ней вся деревня и еще нужно выгулять своего волка, успеть предупредить Бороду, чтоб не было неожиданностью. С ним сейчас тоже не так легко, как хотелось бы и как он воспримет новость, тот еще вопрос!?! Да, и Белую в своем доме?!

Напряжение нарастает, но при посторонних говорить не хочется и она только кивнет, перенося еще четверых волчат Белой. Скрежет зубов будет слышен, девушка возьмет малышку на руки, а девочка уведет ее в свою комнату. Скалится Белая, ликуя!

— Почему, она, здесь? — это где-то в комнате громко и звонко, детский голос с надрывом, требует ответа у шаманки, у Зоуи, а в глазах стоят слёзы от не понимания, от того, как ее братишки жмутся к груди этой Белой волчицы. От этого скрипят зубы и впервые очень хочется самой девушки, чтоб появился ее волк и растерзал эту наглую гостью. Ведь на их глазах появились еще четыре волчонка и начались бои за соски и молоко, попискивание и скулеж. Ухмылка тянет скулы, непривычно, на морде Белой.

— Она здесь, — начнет Асура, — потому, что одной очень сложно справится с детьми! — мягко не получается, ей самой противно и ребенок это чувствует.

— Она не одна! Я ей помогать буду!

"Кто бы, тебе самой, помог! — хмыкнет Белая. — В волка и обратно обратится не можешь, без посторонней помощи!"

— Пасть свою закрой! — злобно с угрозой процедит сквозь зубы, плотно сжатые.

"А не то, что? Выкинешь меня? Дневать и ночевать, тут будешь? — снова хмыкнет, зная, что права. — Не обманывай себя и других, у тебя дел по горло, скоро зима! А, ты к ней не готова! Как и вся деревня! — зная, что права, видя, как Асуру передергивает от этого знания, как жаждется мелкой ее вышвырнуть, а не могут и так, вовремя, решилась Дикая на эксперимент, что может закончится с любым, абсолютно непредсказуемым исходом! Это же Дикая, да еще и с Свирепым! Момент, почему именно был выбран сейчас, тоже не был случайным! Забавляется Белая, видя полное непонимание в глазах человека: "Прочувствуй, милочка, теперь на своей шкуре, каково быть Пустой! Без волка, без телепатии, без инстинктов! Пустышкой быть с пятью детьми и без поддержки! Интересно, на сколько тебя хватит?!"

— Я, сказала, придержи язык! Ты, тут гостья! — стукнула палкой по ее голове Асура. Белый волк зарычал, поднимаясь на лапы, заворочились комочки сонные, а потом опустилась обратно, широко раскрыв пасть и зевнув, забыв напрочь зачем вставала. — Место твоё временное, пока Альфа не вернулся! Не забывайся! — глаза внезапно сузятся, не предвещало ничего хорошего и усмешка. — Спи лучше!

— Я, не хочу чтоб она тут была! — голосит девочка, поднимут сонные волчата мордочки, не понимая, чего, так громко, человеческий детёныш кричит.

Асура применит силу, чтоб не разбудить сейчас волчицу, волчат и малютку в кроватке, что еще недавно ворочалась, а тут задремала.

— Прогони ее прочь! — истерит и рыдает, всхлипывает и глотает ком, что у самого горлышко, вот-вот потоком слёз не прорвется наружу, истерика и страх затопят. Сотрясает рыдание тельце.

— Все хорошо! — Зоуи присядет к ней, обнимая за трясущиеся плечи. — Я здесь!

— Ты — ты бросила меня! — во весь голос плачет, утыкаясь ей в плечо, в волосы, что щекотят лицо, красное от горячих слёз. Всхлипввает и снова плачет.

— Так было безопаснее, слышишь?! Твой папа должен был найти тебя! — а рыдание усиливается, рвётся наружу и не может утихнуть. — Я здесь, я никуда не уйду! Не брошу, слышишь?!

— Ты-ты не можешь, знать, наверняка! — снова рыдание, всхлипы.

— Ну, как это не могу?! Мы теперь одна семья и ты, и я, и твой папа, и детки. Твои братики и сестренка! — Ей придется взять ее на руки и укачивая, успокаивать, кажется, даже петь колыбельную.

— Не-не-е хочу-у тут с ней спать! — страх отступает, слезы заканчиваются и истерика стихает, еще не полностью, и всхлипы еще есть, и с каждым движением Зоуи, медленным и плавным в этой комнате, девочка засыпает. Пальчик супер в сонном инерном движении в рот, причмокивая, засыпая. Слипшиеся реснички мешают проморгаться, такая знакомая песня едва-едва различимая в этом сонном царстве, убаюкивает.

— Я покажу тебе, где ее спальня! — тихо говорит Асура, направляясь к выходу, она не далеко от него все это время была, так и застыла, когда увидела Белую волчицу, как у себя дома, развалившуюся на ковре. Да, Борода ее за эту шкуру, что сейчас под ней и под детьми, не простит! — Я, возьму девочку! — она все же заберет малютку, видя, как трудно сдержать прилив молока и часть уже намочила ткань.

Они так и выйдут из этой комнаты, вдоль по коридору светлому и пахнущей лесом, деревом, хвоей, покрытой чем-то, вроде, лака и от того, цвет древесины, будто золотой, а местами более темный и этот контраст так притягивает взгляд.

В детской удобное кресло, немного отклоняется назад, под тип, качалки. Уложив девочку в кроватку, накрыв ее шкурой и подождав, пока пальцики разожмутся, Зоуи обернется к Асуре, за дочкой.

— Ты справишься! Это просто вопрос времени и снаровки! Я, верю, что тебе скоро помощь не понадобится! — Зоуи кивнет, прикладывая пухлый розовый ротик к соску, поудобнее устаиваясь в кресле. Все остальное перестало существовать и голос женщины сейчас, где-то не так далеко, тихо и она ее слышит, покачиваясь чуть-чуть, поскрипывает дерево от этого движения, мерно. Только этот чмокающий звук, только этот запах младенца, эти большие доверчивые и открытые всему миру глаза.

— Как ее назвали? — нежно поглаживает пушек на ее головке, такой мягкий, такой родной.

— Варварой!

— Необычно!

— Она ворочается и звуки издает, будто ворчание! — улыбнется тепло шаманка. — У нас принято, называть ребенка, в соответствии с его поведением, повадками, имя должно соответствовать темпераменту.

— Она не волк? — обеспокоено немного, ведь это так странно, что Белая обратила почти всех в волчат, а малышка осталась ребенком, явно же время было и усилия, та, старалась, а видно не вышло.

— Не уверена! Но родилась ведь волком! — снова этот неопределенный кивок. — Она надолго ушла? — Зоуи поднимет глаза и долго будет молчать, не зная, что и сказать.

— Я не знаю! Сказала, что ей нужен отдых и пока я ее не позову или не будет необходимость… Я звала ее, там, в комнате, хотела, чтоб она порвала эту самодовольную Белую, но не почувствовала ничего!

— В тебе почти нет волка! Это, скажем так, большая редкость! И, в наших краях, человека, тут, не очень жалуют!

— Почему? Вы же наполовину люди?

— Потому, что многим пришлось покинуть свои дома, некоторым своих родных, кому-то всё, а есть и те, кто ненавидит обычных людей и, поверь, на то, есть основания. Я не смогу быть с тобой постоянно.

— Запасы на зиму?! — Асура кивнет.

— Борода тоже не сможет слишком часто бывать дома. Но и с Белой, мы не очень то все дружим, только тебе вот, придется подстраиваться под ритм детей, под помощь Белой, под нас всех! Это не легко!

— Она сказала, что не так легко попасть в мой мир?!

— Ты хочешь уйти? — искренне удивится.

— Нет, но мне нужно знать!

— Это не легко и требуется жертва! Кровь, обряд и очень много силы, затраченной.

— Но вы ведь уже перемещали?

— Это не было легко! 

18. Первый бой в круге

Переполох в замке начался после обеда, когда подданые поняли, что чего-то не хватает, а вернее, кого-то. Свирепый не вышел к столу, что в принципе не было новостью, многие даже не подозревали, что он в замке. И, все же верный пес, в облике шамана, нашел его в спальне. Открыл дверь и первое, что увидел, это воду, что была разлита по полу, но за порог не выливалась, мерцала синевой, хотя пол таковым не был, он был каменным серо-белым. Палкой приоткрыл дверь на сколько это было возможно и обнаружил хозяина замка на кровати.

Потомок все еще сидел в клетке в тронном зале, уже не в удушающей позе и его периодически даже кормили, потомок ведь, но сейчас он был в роли шута. Это он первым балагурил, что чего-то не хватает, лыбился и ржал.

И его же было решено освободить, да в спальню послать, посмотреть, что сделает с ним вода. Он просто уснул, не сделав и шага, как стоял, так и сел.

Шаманы топтались у порога, придумывая, как войти и грозит ли Свирепому что-то?! Они уже заметили в воде и в отражении некоторых предметов очертания женщины, что сидела у него на груди и именно это близость не позволяла ни атаковать, ни сбросить ее.

Свирепый спал и не спал одновременно. Они с отцом уже не были на тропе, охота закончилась, для кого-то более успешно, ему же не хватило сил зайца поймать, сказывались бессонные ночи. Шутили и травили его собратья, сестры просто фыркали, две из трех точно. Он краснел, смущался и молчал, тут Кит не смог бы его защитить, да и не лез.

На этих землях было, так много света, что казалось ночи почти нет. Обманчивое ощущение, ночь была и темная, но очень короткая. Сейчас здесь лето, хотя порой кажется, тут лето круглый год и только северные земли похожи на зиму, бесконечную, холодную и лютую. Травы были и леса, так пахло, как нигде. Волк порой терялся в этих запахах, незнакомых лесов, незнакомых трав, незнакомых ему обитателей. Они же здесь всего ничего, но кто считает, когда Альфа говорит, что все хорошо?!

Те земли, куда привел их отец, были темными, будто лес гуще и более незнаком. Полукругом стояли камни, не высокие, будто обтесанные кем-то.

"Итак! — начал отец, — Правила просты! Бой в кругу камней. Кто выйдет за его пределы, проиграет! Кто первым сдаться, проиграет! Мне нужны только сильные потомки и бойцы! Курт и Дэйв! В круг! Остальные в промежутках между камнями! Честный бой!" — никто не ослушался, никто не перечил. Два волка вошли в круг. Иссиня-черный волк Курта и бежевый с черными подпалинами Дэйва. Они танцевали и атаковали, сходились в поединке и таскали друг друга за шкуру, летели слюни, шесть и клыки.

"Я сказал бой, а не танцы! — грозно так рыкнул отец и схватка стала более активной, более жестокой. — Что вы, как девки целуетесь! Бой я сказал или надо демонстрировать силу?" — это подхлеснуло и появился гнев, ярость появилась, но никто ни пикнул. Все боялись, смотрели затравлено за кругом камней, как братья дерутся, как схватка все более яроснее становится, как два волка грызутся.

Продолжался бой не слишком долго, Дэйв был моложе, но Курт более злее и делал подсечки, чаще в бою бывал, ложил брата на лопатки, выворачивался сам, не давая брату возможности на землю себя уложить.

Отец смотрел грозно, на возвышении, мрачнел с каждой секундой, ждал и думал, не слышали они все его мыслей, только голос. Дэйв проигрывал, не сдавался, но проигрывал, уставал, не натренированный доя таких боев. Никто из них не был, кроме Курта, что был правой рукой отца и послушный словно солдатик. Прижал Дэйва к земле так, что и не вывернуться, и ждал, смотрел и ждал, что отец скажет. Хрипит волк Дэйва, поскуливая, в ярости то на гнев, то на хрип, скатывается, то на скулеж.

"Добивай!" — это было, как выстрел по оглушающей тишине. Скулит волк Дэйва, в ужасе и ожидании. Приговор был неожиданным для всех, но и Курт медлил. — "Вот, ваша основная проблема! — начал отец со злостью. — Когда придет враг и вы не будете готовы убить, но молча будете смотреть, как убиваю тех, кто дорог вам! И пусть для всех вас сейчас — я тиран, я агрессор, но у меня есть, на то свои причины! Среди вас нет связи, нет родства и быть может виноваты в этом ваши матери! Но я, тут, научить вас убивать! И бои будут продолжаться! От первой смерти и до последнего из вас, вы будете убивать друг друга и начнется это сейчас!" — он вошел в круг грозно, медленно шел, возвышался над всеми, менялся в размерах, становясь больше, массивнее. "Ослушаться меня решил! — хмыкал, глядя на Курта, скалился. — Может вдвоем, вы меня одолеете? — волк Курта выпустил брата, непонимающе уставился на отца. — И не нужно будет потом терпеть меня, все мои уроки жизни! Давай же, нападай!"

Он сам напал на них первый, Дэйва швырнул в воздух, только приземлился тот на спину, а не на лапы, скулеж был невыносимый. Курт прикрывал брата, но не был акробатом, он итак, нападал за двоих и терпел удары мощных лап отца, выворачивался и снова ужом вертелся, пока отец наступал, отвлекая его внимание от брата.

"Дэйва за круг! — сбивая дыхание маневрировал отец, он любил спарринги с Куртом, сам натаскивал, под себя и был очень доволен сейчас. Это же разминка. — Займи его место, Гриш! Живо!" — Дэйва за шкирку вытащил из круга Хью, мощный здоровяк белого окраса, просто хватанул за шкурку и швырнул за круг, с разбега поймал его в полете за кругом и вместе с Китом, уложил на траву. Гриша был тоже не мелким, рыжим, смельчаком и весельчаком.

Бой с Гришей был быстрым, отец не зря смотрел, как они охотятся и слабые места всех детей знал отлично. У кого из них слабые задние или в прыжке не маневренные, кто неплох в обороне, но не на атаках. Ему жизненно необходимо было сегодня пять жертв, для пещеры, для проверки свойств, о которых говорила одна из тех, что занимались подземной пещерой под замком. Не хотелось ложить туда детей, сильных, но выбор был не велик, слабые нужного эффекта не принесли, они с Куртом уже попытались заполнить эти пробелы. А еще больше он не хотел ложить туда Курта, но тот слишком много знал, это становилось опасным. Послушный солдатик, единственный из детей, что мог предвидеть большую часть атак отца и даже попытаться свергнуть при желании, хотя в это верилось с трудом. Курт почти не имел привязанностей, особняком держался.

За Гришей был Хью и тот, вкупе с Куртом, хоть уже и измотанным, ведь отец не делился силами, забрав все силы себе и это было подобно избиению младенцев, все же удивили его, немало. Слаженно двигались, маневрировали, атаковали и даже нанесли несколько ранений, но все же были слабы против него. Он подсек задние лапы Хью, выбил тазобедренный сустав и сам с силой вышвырнул за круг.

"Лина!" — ревел отец в ярости, только усиливая свой гнев, утраивая свою силу. Волчица опасливо глядела на троих раненных братьев, но против воли не пошла, вошла в круг и вылетела, как пробка через минуту с вывихом передних лап.

"Лютый" — и тут все переглянулись. Он был в шоке, как и остальные.

"Ему восемь!" — вступился Курт и Кит одновременно.

"Что это меняет? Вы ведь любите клички? Докажи, что ты таков! В круг! — ревел его волк, а Свирепого тресло и лихорадило. На него надвигался огромный волк отца, не обращая внимания, на попытки Курта отвлечь, парировал на подлете, считывал за секунды все маневры. — " Удиви меня, щенок!" — скалился отец.

"Я за него пойду!" — пытался войти в круг Кит.

"Не войдешь!" — и не смог, завыл, скрутила боль все четыре лапы, оттого, что одной только наступил.

Свирепый сам не понял, как в кругу оказался, как стоял и смотрел на эту огромную гору мышц, на пасть с кучей зубов, на холку дыбом. Курт защищал младшего с такой невиданной яростью, а Лютый мячиком между лап, между братом и отцом, маневрировал и не боялся. Какие дети чего-то боятся?! У них просто отсутствует инстинкт самосохранения и у него его не было, не заложили. Летал между ними, укусил отца за ухо, когда был удобный момент, хватанул за хвост брата, так как отца не успел. Вцепился в удобный момент в горло отца и повис, крепко сжимая целюсть, а тому не добраться, не скинуть, никак.

Злость клокотала у отца, не мешал мелкий, но Курт вошел в раж и за счет мелкого мог легко подмять отца, чего тот допустить не мог, оттого и озверел, сломал спину, пополам, не глядя. 

19. За пределами

Асура так и стояла в комнате, слушая мерное покачивание кресла, причмокивающие звуки двух девочек. Белая будет спать еще какое-то время, это она ей обеспечила, пока голод не разбудит.

"Голод! Ну, конечно, эту тоже так и не кормили!" — покачает головой и выйдет тихо-тихо, прикрыв дверь, на кухню спуститься, чтоб приготовить поесть человеку, потом принесет в детскую, чтоб она не спускалась вниз.

Альфа вернется к вечеру, в лучшем случае, она вышла из его дома, дошла до домика своего, покрутилась немного и вышла волком, нужно было обдумать многое до того, как говорить с Бородой.

Его она нашла на тропе, ближе к вечеру, еще не темнело, но и солнца особо было уже не видно. Лес шумел, извещая о приблежении осени, по зимнему, когда все днем еще не замерзает, но с наступлением ночи температура опускается и становится очень холодно.

"Поговорить надо!" — она выйдет ему навстречу, не таясь, он уже знает, что она его встречает. Борода устал за день, но закончил раньше, тревога гнала домой.

"Что не так? — он прям дернулся не хорошо так, перевернулось нутро, едва ли не переворачивая волка в полете.

"Дикая…" — волчица склонилась немного, топтала траву, подбирая правильные слова, но как ту подобрать?! Она же видит, он чувствует неладное.

"Ну?" — в нетерпении.

"В общем, не знаю, куда она ушла!

"Как ушла?

"Человека оставила с детьми.

"Ты знаешь, где она?

"И да, и нет!

"Не томи!

"Дикая ушла за ответами! В доме…" — она так и не успела договорить, он обернулся в человека мгновенно, сжал в руке скулу ее волка, и не больно, дышать, глотать не мешает, но неприятно и захват, сжимает крепко. Смотрит Асура и не узнает Альфу, гамма эмоций на его лице и будто не родные черты мужчины, что держит ее. Глаза меняются и растеряется женщина, а позволить, так, с собой обращаться не может, кипит что-то древнее в крови, волной возмущения поднимается. Удержать почти не возможно, но она не глупая и далеко не молодая. Похлопает лапой тыльной стороной, чтоб убрал руку, а он будто сквозь нее глядит, встает шесть дыбом на загривке. — "Отпусти!" — рычит утробно и тихо ее волк.

Пальцы разожмутся, он отвернется, полубоком к ней, глядя на горы.

"За ответами пошла, — летят мысли, недоступные никому, — за ответами! А, что, если узнает, неприглядную правду?! Только возрождение началось!"

"В доме твоем Белая в спальне с молодняком! — осторожно произносит, а он хмыкнет и дернется, всем телом, чтоб за ней туда, пылью, с ветром. Он чувствует тяжелый взгляд женщины и, как она в человека оборачивается, медленнее. Держит его за локоть.

— Ты не можешь пойти! — хмыкает едва слышно Борода. — Ты — Альфа! Ты не можешь бросить эти земли и людей своих! — ее голос обманчиво мягок, он не дурак и знает, что это не просто слова.

"Белая в доме! Даже самому смешно, поди мнит себя хозяйкой положения, зазнайка! Думает, все знает! — давят обязанности, словно ярмо на шее. — Скинуть бы! Она не должна узнать, кто я! Было так удобно, пока она думала, то, что думала! Только бы в пещеру, глупая, не спустилась!" — он знает, он видит, что она еще в замке, в спальне Свирепого.

— Ты можешь что-то сделать? — не оборачиваясь к женщине, спросит, а у самого уже план рождается, деталями обрастает. Он знает ее ответ, наперед все ее мысли и даже попытки предпринять шаги.

— А, что я могу?! Это за пределами… — разводя руками.

"Ограниченные! Все у них за пределами! Даже, если… Ускорить… Боги, она же пошлет ее, не подготовленную… И, скорей всего, истощенную… В лучшем случае, если… А эта упрямая, что значит, найдет… Как же мало времени она оставила мне! Думал, глупец, удержу ее детьми! Схватка, она ее испугалась?!"

— Что было утром, ты не знаешь? — он ведь и это уже предвидел, догадывается, она так ерзала.

— Откуда?! — всплеснет руками. — Ты же не уйдешь?

Он просто исчезнет, быстро перемещается, рывками в деревню, оставив шаманку одну, на тропе. Рвет пространство, чтоб поскорее попасть в деревню, в дом Асуры, оббежит его на несколько раз. Прикроет дверь, перемещая трех волчат сюда же. Соберет в круг вокруг дома своих соклановцев, запретив заходить любому.

"За пределами! — ворчит. — Все у них за пределами! Аж, бесит!" — одного за другим, он ускоряет рост, превращая из малышей в подростков и после из юнцов в мужчин.

— Хью, Дэйв и Гриш! Я вырастил вас и хочу попросить только об одном, не развалить эти земли и мой клан! — сложнее всего было притянуть к ним то, что и сам с трудом понимал. А еще пришлось сюда дочь вызывать и ее не только лечить, но и взращивать, теряч драгоценное время. Братья должны позаботиться и о ней, и о человеке с ребенком. 

20. Последствия

Лютый выжил в том бою, не понял, как, но выжил. Отец, положит пятерых своих детей в ту, пещеру, как и мать Лютого и сестер вмуровал живьем в человеческом образе, когда вернулся первым с боя. Дети несли пятерых собратьев через лес по очереди уже людьми, невзирая на возраст.

Лютый бежал быстро, бежал волком, чувствуя опасность, бежал один. Он успел к моменту, когда в доме не нашлось сестер, когда дом был вверх дном, вбежал и не нашел даже упоминания о своей семье, только перевернутый дом и остатки вещей, от которых остались лишь пыль.

Крики и паника, что разносились по замку и пещере. Он юрткий и спешил вниз, успел увидеть страшное, как работы почти окончены и только глаза матери он и успел увидеть, перед тем, как последний камень спратал и это. Его вой эхом вторила неоднократно пещера, он обернулся от горя, в ярости и кинулся на поиски отца.

Его он нашел и тот быстрыми движениями уложил его на землю, мордой. Эмоции не тот советчик в бою, но ему восемь и он чудом выжил в том чертовом круге.

"Будь благодарен за сохраненную жизнь, щенок!" — разносилось по его голове, стучалось о каждую кость. "Будь благодарен!"

Он не единственный, кто в эту ночь обезумел, Лютого и спасла то в тот момент, мать Курта, которая увидела, как его вносят братья на руках, и не его одного. Она выла, вырывалась и орала, плакала и кидалась на отца. Никто не смог успокоить разьяренную женщину, потерявшую единственного сына и увидившая, что еще одного он прижимает массой, всей своей массой к земле. Драка была безбашенная, между ними. Она использовала все, что смогла, все грязные приемы и теперь шрамы украшали лицо отца, полосы, от которых он долго не сможет избавится.

"Только встань!" — с угрозой летело в сторону Лютого, который сел и провожал глазами своих собратьев и сестер, что шли в сторону пещеры, с убитыми на руках и даже драка ничего не изменила. Будто зомби, на автомате и это было страшно.

Тетю Лию, мать Курта, отец скинул в ту ночь, со скалы в синие и непрозрачные воды озера, сломав ей шею. Лютый видел, как дочери тети Лии провели какой-то ритуал, когда все более или менее успокоились, хотя как тут может все успокоится?! Это ведь только начало новых порядков и ни кто не смел пойти против. Особенно после всего этого.

Ему ведь теперь не куда было идти и после увиденного, он шел туда, где они были, в пещеру. Там спал, там жил, там терял себя от бессилия. Ему всего восемь. На третьи сутки пришел отец и вытащил его насильно оттуда, а шаман на лестнице подтер память, он все помнил, этого они не забрали, только относился теперь к этому, проще что ли и сам удивлялся, что такого сотворил этот шарлатан.

Лютый узнал за столом и потом на пробежке, что план отца проволился. Да, порядок рождения теперь установлен, но как он действует?! Нужно проверять. Остальное Лютый не хотел вспоминать, как в те же сутки оказался снова в том круге, и ему было безразлично убъет ли его брат или сестра. Это просто потеряло смысл.

Отец хотел ярости, крови, безбашенности, а получил обратный эффект. Поэтому в ход пошли другие приемы и круг стал защитой, они теперь пошли изучать земли и убивать противников в кругу, так ярости было больше, смысла было достаточнее и круг стал приобретать магические свойства, так как матери — оставшиеся богини, хотели защитить детей.

Отец расширял территорию, подминал под себя всех неугодных и мирных, заодно и проверял новые теории, а горем убитых кормил обещаниями, о возрождении, о возврате, заставляя их самих распределять очередность, проводить за его спиной корректировки. И, конечно, он знал об этом и убирал по одной, незаметно, вроде, воли случая. Ему нужно было чтоб и они возрождались, пусть не сразу, пусть со временем.

Но время шло, богини отказывались делить с ним ложе и рожать детей на убой, на его теории убивать себя и свои силы. Зато их дочери были более сговорчивые или менее, и так, началась новая безумная эра отца тирана. Защита больше не была нужна, но только на страхе долго власть в руках не удержишь. Годы шли, а за ними никто не приходил и не искал их, не охотился, отчего память о том, зачем они явились в эти земли теряла актуальность.

Четыре дочери тети Лии вступили в сговор и очень долго искали выход, место, где хоть ненадолго, но были бы в безопасности дети, так, собственно и появилась лазейка в несколько реальностей. Так как их представления немного разнились, то и порталы туда получились немного размытыми. Это они ушли жить возле озера, отстраненно, выбив себе эти земли и уж как им это удалось, никто не знал. Лютого они приютили и он рос рядом с ними, видел кое-что, знал.

Откуда ему было знать, что именно он и стал шпионом отца?! Тот слушал, смотрел его глазами, наблюдая. Лютый был первым, кого отправили в ту, схожую реальность, это стоило им большим затраченных сил, но он был там не один и не знал об этом. Самое сложное было не обращаться, совсем, как бы ни кипело все внутри и одна из сестер, что была там с ним, помогала ему справляться с трудностями, поддерживая его в такие минуты. Ему не хватало пробежек и они начали бегать по утрам, в парке.

С ней было легко и спокойно, они прожили там, так долго, лет пятнадцать, что он почти забыл об отце, о братьях и вообще о той реальности, только о матери в пещере и сестрах там же не забыл, видел себя там, таким же вмурованным в шкатулке и просыпался мокрым. Служба в армии, сдача экзаменов, все казалось сущей ерундой, по сравнению с этим реальным кошмаром.

А потом она погибла, нелепо погибла в несчастном случае и его мир снова рухнул, несмотря на жену и ребенка, несмотря на статус в обществе, несмотря на то, что и у нее остались двое детей, один, так был похож на кого-то из прошлого, но это было похоронено так глубоко.

Отец смог вернуть его обратно именно в этот момент, когда его мир рухнул, когда он сам был на изломе и ему, если честно было все равно, на этого старого огромного тирана, восседающего на троне. Лютый не видел замок, он видел трех богинь, что отдали силы, чтоб он стоял. Еще двух с дочерьми, он видел под ногами, в казематах. Одна в синем озере, остальных он тоже во имя чего-то там положил. Волк Лютого не рвался, как отец целеустремленно тащил его в круг, в бой за лидерство, за власть.

Если честно, он стоял на убитым стариком и не чувствовал себя героем. Ему хватило ярости оторвать голову его волку, за мать, за сестер, за всех тех, кого он положил уже в земли. Но он не чувствовал себя безумным, хотя и пытался изменить порядок. Оказалось, это не так легко. Трех сестер тети Лии, пока их не было не стало, а остальные так перемешались, что он не знал, где свои, а где чужие. Все смотрели на него еще безумнее тяжелого взгляда старика.

Правление Лютого было недолгим и он был рад этому, не тому, что в итоге его сон стал реальностью и кусок шкуры его волка вмуровали в пещере, рядом с матерью и сестрами, отчего разум волка, разум человека в нем пошатнулся. Ведь он провел там очень много времени не находясь в спячке. Это и были те самые свойства пещеры, медленное схождение с ума, только он в железной шкатулке, а мать и сестра так, живьем.

Та, самая очередность. Чтоб ей пусто было. Отец снова возродился, вне всяких очередей. Сначала в этом мире, а потом и свойства тех трех изучал почти под лупой, продолжая сокращать до не возможного численность и знания, и если с первым, богини вырождались, пока не исчезли почти совсем, то со вторым было все иначе. Спасибо тете Лии, это она, предчувствуя угрозу, с дочерьми провела ритуал, в ночь перед первым боем, и сделала цикличность в возврате воспоминаний, не учитывпя только одно, малюсенькое обстоятельство, все воспоминания, всех жизней. Откуда было ей знать, какой лавиной они обрушатся на сильных?! На то они и сильные, ведь, логично! Но, вот, под весом всех воспоминаний, некоторые менялись безвозвратно и ни один шаман, это те, кто появилялись после богинь, не могли исправить всего, только подкорректировать мелочи. 

21. Дикая в пещере

Она, визуально, все еще останется сидеть на его груди, отражением в предметах, в воде на полу, пока его шаманы думаю, что применить, не повредив Лютому, который все еще будет спать, под весом всего того, что ей пришлось пробудить.

Она, так и не нашла ответ, поэтому сейчас, спускалась неспешно по лестнице, ведущей в пещеру. Теперь, когда она узнала, что лежит в основе этого замка, все видилось иначе. Она стускалась по ступеням, по темным коридорам памяти Лютого и видела образы, такие знакомые образы богинь. Три, что держали этот замок, тот самый тронный зал, где измывался этот самый Лютый, в ее прошлой, и казалось, сейчас такой далекой, жизни трое суток, а потом, когда желаемого не получил, реализовал свой кошмар, вмуровал ее кусок рыжей с белым шкуры в железной коробке в пещере.

Лестница с колоннами, что вела вниз, пещера, как казематы под замком, что еще две богини, заживо вмурованные, держали своей силой и силой своих дочерей.

Сейчас, она спускалась по ступеням в смутных догадках, потому что из видений, из воспоминаний Лютого, она не признала своего мужа, ни в одном из них. И, даже делая скидку на прошедшие годы, на то, что возможно, каждый из них пережил, что-то смутное терзало ее, ведь она его там не нашла, но он предок Свирепого!?! Она не могла ошибится, там, у озера, когда, как же давно это было, она принимала решение.

Как и земли, пренадлежавшие ей, земли у озера, того самого, куда скинул отец Лютого одну из богинь, Лию, кажется?! Она же не может быть ее потомком? Или может? Как давно ей принадлежат, те земли? И, не поэтому ли севенянам они были не доступны? Тогда, если предок Свирепого Борода, почему он смог изгнать его и всех северян из ее земель? Разве так бывает? Когда и веришь, и не можешь объяснить мелочи? А, его грубость, когда они летали по воздуху пылью? Она, так сильно, была встревожена своим положением, своей враждой, неужели она пропустила в этой грубости, в этих его словах крупицы правды? Тогда, что это значит? Что, он получил за знания?

Пологие ступени, полумрак, нужный поворот, нужная стена. Только от стены, до богини придется потратить силы, чтоб пробиться к ней. Что такое сопративление, когда тревога топит ее и она почти захлебывается, будто тонет в воде и никто не спасет?! Эти неясные образы, эти шкатулки вмурованные в недра пещеры, эти свойства, что не убьют ее, только потрепят. Что она надеется, там найти? Ответы? У обезумевшей богини? Так, она сама в шаге от…

Чего именно, еще не формирует сознание, еще нет четкого понимания, а она уже упирается лбом в стену и та, поддается ей, позволяя сделать шаг, показывая неясные очертания искомого объекта. Она не оборачивается, понятия не имеет, как вернется назад и вернется ли?!

"Зачем, ты, пришла?" — слышится слабый телепатический голос, приятный, как из воспоминаний Лютого о матери, свечение бело-темно-рыжего.

"За ответами!" — делая еще один тяжело дающийся ей шаг и не понятно, что именно давит и откуда?!

"Мы, тут давно! Что мы можем?!" — будто тихий шелест, так смутно и почти не похож на смех, которым является.

"Я и сама не совсем понимаю!" — третий шаг и ей только руку протянуть, свечение такое яркое, такое близкое.

"Освободи мою дочь и получишь ответ!" — она ведь за этим пришла и не может отступить?! Что такое четверть силы? Если можно освободить себе подобную? — "Только скажи да!" — шелестить и вторит эхом по всей пещере, по всему телу, в каждой клетке Дикой, в голосе сотнями голосов. Давит пещера, прогибает камень, что давит ото всюду, сил еще хватает, она справится, обязательно!

"Да!" — выдыхает и не верит, как резко стал вращаться мир, как отделилось что-то от этого свечения, как покидают ее силы, как опускается она под этой тяжестью на колено, но не уверена в пространстве, тяжелые плиты давят сверху и с боков, давят снизу и от этого не понятно ей, где она и почему вращается пестрый мир.

"Есть место, — говорит голос, — мы создали его, про запас, пока не были уверены, что этот нам подойдет, когда только прибыли, — говорит с паузами в словах, прирывисто, — это, как другой мир, но для нас он был безопаснее, роднее, что ли!?! Он не знал о нем, долго! Но ничто не вечно! Так как это был резервный, запасной, там мы спрятали кое-что, что может дать тебе твои ответы! Там же ты узнаешь и того, что знаешь, что зовет себя в этом мире Бородой, там должно быть о нем, о всех нас! Однако, — Дикая ужасно устала, от этой тяжести, слова она пыталась запомнить, но ее сил становилось все меньше и меньше, глаза тяжелели, тело не слушалось, шумело и пульсировало все вокруг, — там не безопасно, милая! А теперь протяни руку и я перенесу тебя!"

Слова и смысл ускользали от нее, сияние пульсировало, как и все вокруг нее, настолько истощенной она никогда себя не чувствовала.

"Протяни руку, во имя себя самой! — голос становился тверже, впервые инстинкт заорал о ловушке, но ей не хватило бы сил вернуться, это же три шага назад, да и куда? — "Протяни руку!" — вторил эхом голос, расслаиваясь и проникая, так глубоко, требовал что-то. — "Во имя своих детей!" — пульсация в остатках ее самой, в остатках сознания, что уже не выдерживала этого давления, этого сопративления, этой тяжести плит, а впереди, вместо свечения она вдруг увидела комочек, свое дитя, что разорвал когда-то очень давно волк, большой белый, что пришел в мирную деревню. Тот миг, когда она могла спасти свое дитя и она протянула руку, желая поймать комок света и крепко прижать к себе, слезы катились по щекам.

"Умница! — смеялась обезумевшая богиня. — Глупая и такая дурная! Иди и ищи свою смерть, в том мире!"

Свет пульсировал у нее в руках, а потом и в груди. "Как же хорошо, что ты пришла! Твоих сил хватит на нас всех! Мы свободны!" — это было последнее, что она услышала, погружаясь во мрак и теряясь в этом нигде… 

22. Борода в замке северян

Как бы он не спешил, Борода все равно опоздал. Когда он прибыл в замок, ее уже не было в покоях Свирепого, но тот подозрительно не просыпался. Шаманы переполошились, когда он влетел в коридор, оглядывая комнату, за шкирку вытащил потомка спящего Лютого. Содрал гобелен со стены и швырнул его на пол, вода впиталась и частично дала возможность подойти к кровати.

То, что ее нет в комнате он понял сразу, но и не помочь не смог. Выхватил одну из палок их рук ошалелых шаманов и приложил к телу Свирепого. Шаманы были в таком штопоре, что даже не протестовали, а у него не было времени на разъяснения.

— Эс дониму прот… — образы, воспоминания переместились на стену, те, последние, что она видела. И, как ни странно, но Свирепый проснулся и удивленно уставился на Бороду, он ожидал кого угодно увидеть, но не его!?!

— Так, кто ты? — задал он тот самый единственно верный вопрос. Мысли еще путались, он еще ощущал на себе ее запах, голова была будто чумная и кружилась, вернее комната немного кружилась, а он еще пока не поднял ее такую неподъемную с подушки.

— Тот, кто спас тебя! — швыряя палку обратно шаману, что лихо поймал ее в полете, а Борода уже мчался обратно по коридору, по ступеням вниз, огибая повороты и колонны, он чувствовал, что опаздывает, теряет силу замок, уходят из него силы богинь, как и они уже покинули его. Что означает, что ее нет в пещере, ноон не готов ее отпустить, еще не сейчас!

Внизу, пещера встретит его пустотой, без той силы, без тех свойств, лежат несколько шкатулок железный на ровном полу. Стоит незнакомая седая женщина посередине, полубоком, будто ждет чего-то или кого-то?!

— Я знала, что ты придешь за ней!

— Ты все таки отправила ее… — опускаясь обессилено на пол, все еще часто дыша: "Он опоздал, на доли секунд или минут?! А какая теперь разница?!" — все потеряло ценность, все потеряло смысл.

— Она заплатила! Она освободила нас!

— Твой сын в этом замке, — безразлично глядя на женщину, — и я только, что, спас ему жизнь! — ему все равно на нее, ее силы, ее ожидание, ее безумие. Он теряет время и еще не известно, успеет ли, все зависит от этой свободной и безумной женщины.

— Я знаю! Оттого и жду тебя! — он поднял на нее глаза с надеждой. — Готов ли ты пойти за ней? — она протягивает ему руку, теплы обманчиво ее глаза, будто ей не все равно, будто она готова ему помочь. Но он то знает, чуть больше!

— Это ведь ловушка! — он слышит топот, значит и Свирепый идет сюда, скорей всегг не один, она хорошо его истощила в тех закаулках памяти. — Ему тоже, предложишь пойти? — сжимается открытая ладонь в кулак, иначе смотрит на него женщина, с вопросом в глазах. — Я так и думал! — он ведь не дурак и с места не двигается, ждет.

Свирепый действительно показался через какие-то несколько секунд, с двумя шаманами, что вели его под руки, так как сил еще не было, он еще не восстановился окончательно.

— Мама?! — образ был свеж в памяти и он ошалел от того, что увидел женщину, железные шкатулки, Бороду на полу. — Но, как? — да, если б он только знал, давно бы освободил их всех. Нашел бы, принудил бы, уговорил бы. И, возможно, он знал, просто не помнил под всем, тем слоем прожитых жизней.

— Давай, скажи ему, правду! Он ведь, так ждал этой встречи, этого момента! Сколько раз сходил с ума, перерождаясь! Валяй, я тут в сторонке посижу! — милостиво разрешит Борода, махнув рукой, а женщине не чего сказать сыну, молчит, обдумывая и глядя на полу сидящего мужчины.

— Я не понимаю! — отталкиваясь от плеч шаманов. — Что здесь происходит?

— Чего ты хочешь? — игнорируя сына и его шаманов, хотя вообще молчат, повернется она в неловком моменте именно к Бороде, не к сыну.

— Перенеси меня к ней! Близко, насколько это возможно!

— Откуда ты так много знаешь? — вопрос останется без ответа, он просто пожмет плечами. — Тебе придется заплатить!

— Я знаю, бери! — он даже руку протянет и встанет с пола пещеры. — Бери, только перенеси!

— Ты, правда, готов заплатить? За нее? Не взирая на последствия? — она еще не верит, она еще не понимает, но чувствует где-то очень глубоко и далеко тревогу, такое за всю ее и не только ее память, редкость. Так, чего же она не знает?!

— За нее душу готов отдать, но не память! Я хочу найти ее, помнить о ней! Не томи, забирай! Она там одна, обессиленная, и он в любой момент может ее найти!

— Почему тебя это так беспокоит? И знаешь ли ты, что она ищет?

— Знаю и то, что вы спрятали, знаю! — сжимает женщина ладонь в кулак, разжимает у груди и снова сжимает, опасливо на него глядя.

— Это не помогло, да?! — скорее догадкой.

— Нет! Не помогло! Но ты ведь все сама узнаешь, как только прикоснешься ко мне! А с сыном, давай сама, без меня, если он найдет ее там, — он запнется, он взволновал и спокоен на удивление, — все потеряет смысл!

— Он тоже там? — тревожно глядя на невиданного до селе человека. Он говорил странные вещи, которые она не могла перепроверить, сил не хватит, времени не хватит, а она уже отправила туда дочерей и богинь из замка.

— Да, решил найти, перехитрить вас и вас замысел, уничтожить и запер себя в вашем чистилище! Только, поэтому, он не возвращается сюда и в эти созданные вами миры. Тиран, что получил в свое удовольствие всех вас в одном месте! И может мучать вас теперь и там! Забирай свою плату и отправь меня к ней! Она единственное ваше спасение, а ты, так просто променяла ее на свою свободу!

— Откуда?!

— Да, какая разница?! — он схватит ее в резком рывке, за плечо, так как Свирепый вдруг сделает тоже самое, быстро приближаясь к Бороде, тот лишь угадал, на несколько мгновений раньше, за Свирепым потянутся и два шамана. — Где она? — это все, что эхом вторит пещера, теряя очертания и людей, что в ней стояли, перемещая на смутные, размытые координаты, место, о котором только и успела подумать женщина…

Оглавление

Дикая не для Бороды

1. Дикая из ниоткуда

2. Добро пожаловать в семью!

3. Не назначенная встреча

4. Допрос с пристрастием

5. Лютый и шаман

6. Похищение

7. Переполох

8. Слияние и воспоминания

9. Укрепление связи

10. Притязания Свирепого

11. "Просвети меня!"

12. Призрачная свадьба

13. Как отказаться?

14. Обман инстинктов

15. Откровение

16. Отпуск для Дикой?!

17. Детская истерика

18. Первый бой в круге

19. За пределами

20. Последствия

21. Дикая в пещере

22. Борода в замке северян