Лэйла-стероид [Артур Раин] (fb2) читать онлайн

Артур Раин Лэйла-стероид

Пролог

Врач щелкал зажигалкой. Это безумно раздражало бы, но в другое время и в другом состоянии души. Сейчас хотелось просто сидеть и смотреть на маленький огонек, то появляющийся, то исчезающий под звонкие щелчки. Как долго сохранится такое благодушное настроение, предугадать было невозможно, как невозможно угадать, сколько пройдет времени до того момента, когда тебя начнет, к примеру, раздражать любимый человек.

– Раздражение, это такая вещь, которая рождается в секунду и из ничего, как огонек из вашей зажигалки.

Врач неопределенно пожал плечами. На некоторые реплики реагировать не стоило и эта была как раз из их числа. Маятник неуклюже сымитированных под старину ходиков наполнил тишину уютно-мягким тиканьем.

– Вы по-прежнему не хотите рассказать, как это произошло? – мягко и почти без вопросительной интонации произнес врач.

Лицо собеседника терялось в тени. Свет от зажигалки выхватывал из темноты лишь какие-то фрагменты, составить из которых общую картину не представлялось возможным.

– Рассказать можно, но кончится это тем, что вы положите меня у себя в палате.

Хриплый простуженный голос также ни о чем не говорил. Если бы врач не знал, с кем разговаривает, то до сих пор гадал бы, женщина перед ним или мужчина.

– Как вы думаете, – спросил тем временем его невидимый гость, – почему мы встречаемся с вами в темноте?

Врач пожал плечами.

– У вас есть причины не показывать мне свое лицо, а у меня есть много ваших денег, чтобы не задавать лишних вопросов.

– В принципе все правильно, но причина гораздо более простая. Дело в том, что на свету у меня чертовски болят глаза, а к темным очкам так и не удалось привыкнуть, вы понимаете…

Врач недоуменно приподнял бровь.

– Не щелкайте больше вашей проклятой зажигалкой, если уж до вас до сих пор не дошло.

Врач с трудом подавил ухмылку.

– Простите. Эта привычка у меня со школы. Кажется вот уже лет пять, она не всплывала, а вот сегодня… в общем прошу прощения еще раз.

Он убрал зажигалку в карман и стал ждать. Упомянутая как бы вскользь школа была закинутой удочкой, на которую обычно клевали 90 % его собеседников. Иногда это была не школа, а детский сад, а вместо зажигалки появлялся обкусанный карандаш. Также человека можно спросить о детских игрушках, о том, в какой пижаме он спит и так далее, что-нибудь из раннего возраста и совершенно невинное. После этого, сведения, в большинстве случаев, текли рекой. Человек всегда хочет рассказать о себе, но для того, чтобы он это сделал, его обязательно нужно подтолкнуть или прямо спросить, это уж для кого как. Правила игры, ничего не поделаешь.

– Школа, говорите.

Клюнуло.

– Наверное там все и началось. Иной раз мне кажется, что нас тогда свели, как карты перед тасовкой. Почти все персонажи этой истории учились в одной школе. Самой обычной, если не считать того, что позволить себе обучать свое чадо в ней, могли только очень богатые родители.

– Ну и как там было?

– Паршиво. Худший вариант школы. Она была первой платной и имела все признаки первого блина из пословицы. Учителя стелились перед нами вместо того, чтобы требовать. И от этого становилось невыносимо скучно. Если бы не наша команда КИВИ, было бы совсем противно.

– Как это расшифровывалось?

– "Клуб интересующихся всем исключительным". Мы объединились под этим названием, чтобы отделиться от всей этой массы сытых и довольных жизнью болванов, которые тихо мирно ждали, пока папы приткнут их в очередное теплое местечко. Мы интересовались всем тем, что выходило за рамки нормы. Не гнушались даже такими избитыми темами как НЛО и Атлантида. Собирались, беседовали, записывали на диктофон… Как показала сама жизнь, это была плохая идея. Не записывать на диктофон, конечно, а вообще лезть во всю эту мистику. Или нам просто не повезло…

– Почему вы решили, что вам не повезло?

– Из 8 членов нашей команды, осталось только двое. Один перед вами, второй там, в вашей палате для безнадежно свихнувшихся.

– Я бы не стал называть ее…

– …остальные уже гниют в земле. Статистика говорит сама за себя.

Врачу внезапно снова захотелось щелкнуть зажигалкой. С легким удивлением он подавил в себе это желание.

– К последнему собранию КИВИ, помимо стандартных тем, устроили нечто вроде профориентации. Мы собрались последний раз 16 июля, перед выпускным, чтобы поделиться планами. Кажется, именно тогда началась эта паскудная история, только в финале которой, мы и получили ответ на вопрос, какого черта именно нас затянуло в эту проклятую паутину.

16 июля

– Спокойствие, дети, спокойствие, – кричал Женька Скалин, колотя старинным аукционным молотком по кожаной подушечке, лежащей на столе. – Все, кто хочет начать делиться, подымайте руки, ноги или другие части тела.

Слегка, что называется, подогретая молодежь дружно рассмеялась. Вовка Смирнов громко засвистел и затопал ногами. Сидевшая у него на коленях Леночка Нилина опасно закачалась и с размаху шлепнула его по рыжей макушке.

Пол класса, в котором они собрались, заливали мягкие лучи летнего солнца, уже почти коснувшегося горизонта. Разбившаяся на парочки молодежь, с удовольствием окуналась в теплые волны света.

– В принципе, я с ним согласен, – категорично высказался Васька Мальцев, высвобождая руку из цепкого захвата Карины Зайцевой и указывая на Смирнова. – Я бы тоже сейчас засвистел, если бы научился. Какого черта мы тут сидим, когда все остальные уже гуляют?

На мгновение взгляды Мальцева и Скалина скрестились, как две рапиры. Их вечная борьба за лидерство сегодня должна была подойти к концу, но от этого не потеряла своей остроты.

– Сегодня последнее заседание нашего клуба КИВИ, – отрезал Женька, упрямо отбрасывая со лба свои роскошные черные волосы и кося глазами в сторону невозмутимо покачивающейся на стуле Риты Славиной. – Но, помимо этого, если кто-то и забыл, то напоминаю, что сегодня еще и выпускной, так что приличия требуют, чтобы хоть сегодня мы поговорили на общепринятую тему: «че ваще делать дальше».

Все снова расхохотались и удостоили председателя аплодисментами. Когда все более-менее стихло, Макс Кретов – тихий парнишка с вечно сползающим на бок галстуком лениво и как бы нехотя поднял руку. Женька слегка поклонился в его сторону и указал на него молотком.

– Я иду в армию, – тихо сказал Макс.

Взгляды присутствующих девушек тут же сфокусировались на нем. Чувствуя, что сейчас покраснеет, Макс, словно ища спасения, нащупал руку Илоны Ленс – стройной зеленоглазой красавицы, которая пару лет назад поразила всех, и в первую очередь самого Макса, став с ним встречаться. Поражаться он, кстати, не перестал до сих пор, когда все остальные уже, кажется, и привыкли.

– Ну ты даешь, Максик, – Вовка Смирнов расхохотался. – Это же крест на твоей карьере. Как будут выглядеть твои эпичные музыкальные лапы после двух лет казармы?

– Это мое дело, – холодно сказал Кретов, в голосе которого неожиданно появились металлические нотки. – Разве не в том была одна из целей нашего клуба, чтобы помочь всем тем, кто хочет научиться самостоятельно мыслить? Польза КИВИ для меня лично как раз в том, что я наконец-то понял, что с самого детства тащусь как раз таки по тщательно вытоптанному для меня тракту.

– Польза или вред? – спросила Илона, возмущенно отстранившись от него. – Тебе не кажется, что это как в рассказе Джерома про девочку, которой велели быть оригинальной и из-за этого она стала кушать за обедом почки только потому, что ее сестра выбрала себе ее любимую копченую рыбу?

– Не в бровь, а в глаз, Илонка, – Васька Мальцев – широкоплечий спортсмен, с внешностью старорусского добра молодца послал ей воздушный поцелуй. Карина зашипела и ткнула его в бок.

Кретов молча пожал плечами, сохраняя прежний упрямый вид.

– Я, например, – продолжал Васька, потирая ребра. – После военно-медицинского буду работать у отца в клинике. И попрошу не орать, – повысил он голос, перекрывая поднявшийся шум. – Не вижу в этом ничего плохого или не соответствующего духу нашего общества. Уж поверьте мне, чтобы попасть туда, где главенствует мой папаша, никакая «волосатая лапа» не поможет. Если я сам из себя ничего не буду представлять, то меня туда на пушечный выстрел не подпустят. Так что не вижу причин отказываться от своей цели только потому, что где-то поблизости от нее ошивается мой предок.

– Ну а мне иной раз, так вообще кажется, – вставила Карина, взъерошивая свою буйную шевелюру, – что мы поступаем как зажравшиеся снобы. Нет ничего плохого, чтобы воспользоваться папиными денежками, скажем, чтобы получить нужное образование. Вспомните, сколько великих открытий сделали бы те талантливые ученые, которым не приходилось бы вместо занятий наукой бороться с собственной бедностью? Мир построен на деньгах, и если уж пытаться его изменить, то надо постараться сделать это максимально эффективно и с минимальными затратами, а значит при помощи тех же денег. Тем более, если они уже валяются под ногами.

После недолгого обсуждения правота Мальцева была признана всеми присутствующими. Что же касается Карины, ее подход был признан эгоистично-циничным, но здравым. Карина в ответ на вердикт махнула рукой, с видом «плевало я».

– Ну так что, Макс, – Женька Скалин приподнял бровь. – Твое решение не переменилось?

– Нет, – коротко и упрямо произнес Кретов. – То, что решено, то решено.

Илона что-то яростно зашептала ему на ухо, но вдруг умолкла, встретившись взглядом с мальчишкой, который взрослел у нее на глазах, прямо в эту секунду. Рядом с ней сидел если еще не мужчина, то уже точно не подросток. Неизвестно почему, какая-то глухая боль заворочалась в груди. Макс отвел взгляд, Илона полуприкрыла глаза, пытаясь понять, что сейчас чувствует. Разумеется, когда дело касается рожденных в юном сердце чувств, разобраться в них совершенно невозможно.

Тем временем слово взял Вовка Смирнов – рыжий, вечно смеющийся клоун, своими замашками очень похожий за затерявшегося во времени гусара.

– Частное сыскное агентство, – провозгласил он, триумфально поглядывая на присутствующих. – Вот то, чем мы займемся.

– Кто это мы? – спросило подряд несколько голосов.

– Я, Женька и Леночка.

Скалин сверкнул своей ослепительной улыбкой в сторону Риты. Леночка Нилина – невероятно элегантная в облегающем черном платье помахала одноклассникам, улыбаясь не менее обворожительно.

– Осталось дело за малым, – продолжал Смирнов. – Нам с Женькой приобрести необходимые навыки в МВД, а Леночке закончить медицинский. Из нас получится отличная команда.

Все поаплодировали, после чего слово взяла Рита Славина – девочка с самой заурядной внешностью и совершенно незаурядной судьбой.

– Вообще-то, мне говорить особо не о чем, – сказала она тихим грудным голосом, от которого все мальчишки сходили с ума, а девчонки тайно или открыто скрипели зубами. – Все вы знаете, к чему я стремилась и чего достигла. Буду работать в этом направлении и дальше.

– Молодец, Рита, – искренне сказал Смирнов. – Уважаю, без комментариев.

Присутствующие шумно поддержали его, юноши вполне естественно, девушки скрепя сердце.

– Ну а теперь, – Скалин хищно потер руки, – что скажет наша ведьма?

Карина пожала плечами и выходя на середину комнаты показала ему средний палец. Женька показал ей язык и жадно уставился на нее, как, впрочем, и вся аудитория.

– Этот номер я запланировала как раз для нашей последней встречи, – провозгласила Зайцева, гордо оглядываясь вокруг. – Я всегда, без ложной скромности, удивляла вас в одиночку, но сегодня…

Она повернулась, и пристальный взгляд ее темных глаз встретился со спокойным взглядом Илоны.

– Сегодня мне понадобится помощница.

– Балаган, – шепнула Илона уголком рта.

– Но потехи ты портить не будешь, – ухмыльнулся Макс.

– Точно.

– Сегодня будет предсказание, – провозгласила Карина, ехидно глядя на подходящую Илону. – Для всех для нас или для кого-то одного. Как вы понимаете, в таких вещах меню не предусмотрено.

Подняв руки, в наступившей тишине, они пошли навстречу друг другу. Немигающие глаза Илоны отражались в глазах Карины. Мгновение спустя их пальцы сплелись в крепком захвате.

– Начинаем, – прошептала Карина, закрывая глаза. Хотя один ее глаз внезапно ехидно сверкнул из-под полуопущеного века. В ту же секунду ее длинные ногти вонзились в руки Илоны. Довольно сильная боль скакнула к сердцу и вернулась обратно, усиленная злостью. Илона слегка зашипела и яростно уставилась на нахалку.

В ту же скунду, Карину словно ударило током. Тело выгнулось дугой из полуоткрытых губ вырвался хриплый стон. На лбу Илоны выступил пот. Ее ладони словно срослись с руками Зайцевой. Каким-то краем сознания, она точно знала, что стоит ей отпустить Карину, и та навсегда останется в этом состоянии полной отключки от всего на свете. На мгновение мелькнула яростная мысль, именно так и сделать, но тут же она исчезла без следа, и Илона усилила захват, передавая всю свою энергию сквозь правую ладонь. Спустя несколько секунд она четко представила себе невидимый поток, идущий из правой, излучающей руки, в левую, принимающую. На своем пути, эти невидимые волны пересекали сердце покачивающейся Карины. Илона больше не испытывала боли. Она полностью сосредоточилась на ощущениях и мыслях, пришедших словно откуда-то извне.

В то же мгновение Карина заговорила. От ее голоса по коже всех присутствующих холодными струями потек страх. Голос был ледяным и таким же мертвым, как засыпанный снегом камень.

– Приблизилась Тень, пока все еще скрытая прочно запертыми дверьми, открыть которые не под силу таким как она. Я стояла на горе и смотрела на нее не видя, но предчувствуя весь тот ужас, что накопился во мне за долгие годы. И снова, как это уже случалось во всех уголках обитаемой вселенной, яркие ядовитые слезы стекли со звезд зелеными каплями. Волны паники затопили мою душу и прорвались из глаз, когда сквозь паутину трещин просочилась и исчезла надежда, а осталось лишь понимание. Горы вздрогнули и люди от полюса до полюса проснулись от грохота взрыва, которому не суждено будет найти объяснения. И я упала вниз, сраженная пониманием того, что случилось. Кот Проксима открывает двери. Пожиратели душ просыпаются.

Едва лишь прозвучало последнее слово, девушек словно какая-то невидимая сила отбросила друг от друга. Карина покатилась по полу, сбив по дороге одиноко стоявший стул. Илона отлетела к стене и с зубодробительной силой впечаталась в нее спиной. С неожиданным проворством Макс бросился к ней и подхватил, не дав упасть на пол. Из уголка рта на руку ему стекла теплая красная струйка.

– Какого черта? – ошеломленно пробормотал Женька Скалин, растерянно глядя на поднимающуюся с пола Карину. – Если это прикол, то мне не смешно.

– В чем дело? – утомленно спросила Карина, оглядывая застывших односклассников. – Я что-нибудь говорила?

Часть первая Фигуры расставлены

1

Из бесед на заседаниях клуба "КИВИ"

Потенциал человеческого тела следует признать если не бесконечным, то весьма близким к этому. Вспомните шаолиньских монахов. Это реальный факт, что, сконцентрировавшись, такой же человек, как и мы с вами, может висеть животом на острой пике, которая по всем законам физики, должна была бы проткнуть его насквозь. Хотя дело, конечно, не только в концентрации, нужна еще и вера, я думаю. Даже в Библии написано, что если человек скажет горе подняться и упасть в море и при это ни на йоту не усомнится, что это желание исполнится, то гора действительно поднимется и упадет. Богу, который обладает стопроцентной верой, достаточно было сказать Слово и появился мир. Мы же… Адам, сожрав яблоко, обрек нас на постоянные сомнения. Теперь как бы сильно мы ни верили, все равно в каком-то уголке мозга шевелится червячок сомнения, который позволяет нам творить только мелкие фокусы, подчас очень страшные или завораживающие, но остающиеся просто балаганным представлением, по сравнению с настоящими чудесами.

Маргарита

Блестящий металлический шарик раскачивался перед глазами. Она безропотно следила за его движением, стараясь не моргать, послушно и сосредоточенно.

– Ты слышишь только мой голос. Только голос.

Это было именно то, чего ей хотелось бы. То милое дремотное состояние, в которое она проваливалась практически мгновенно сразу же после этих слов нравилось ей больше всего на свете. Это были сказки наяву. Другим детям сказки читают и все что остается – это представлять, как все происходило на самом деле. Ей же папа показывал, как выглядят Алиса и белый кролик, Карлсон и Малыш. Багира и Маугли. Именно поэтому было очень непонятно, когда вчера мама страшно кричала на папу, а он, бедный, стыдливо моргал и что-то бормотал невнятно. Она пыталась объяснить, что все в порядке, что ей нравится смотреть сказки, но мама не слушала. Вернее слушала, но не слышала. В свои пять лет Рита уже понимала, что это такое.

Профессор Славин щелкнул пальцами. Дочь вышла из транса и широко улыбнулась, глядя ему в лицо своими огромными кукольными глазами.

– Пройдет всего каких-нибудь 10–12 лет и сколько мальчиков в них утонут, – тихо сказал профессор, гладя Риту по волосам. – Надеюсь ты будешь хотя бы иногда просто брать пленных.

Дочь наморщила лобик. Вместо того, чтобы задать вопрос, она просто прижалась к нему, зарывшись под пиджак.

– Эй, – улыбнулся Славин, – ты раздавишь своего старого папку.

– Не раздавлю, – глухо донеслось откуда-то из-под руки. – И ты вовсе не старый. Старая у нас бабушка.

Профессор засмеялся. Как же это он забыл. Несмотря на свои пять, Рита уже четко знала, кто есть кто в семье и вообще на свете.

– А я буду барелиной, – сообщила дочь мгновенье спустя, выныривая на свет. – Точно, точно.

– Балериной, – профессор улыбнулся.

– Я и говорю, барелиной.

Недавно по телевизору показывали "Лебединое озеро". До этого Рита уже решала быть врачом, президентом, художником и черепашкой-ниндзя.

– Ну что ж, любой другой девочке я не поверил бы, тебе верю.

– Ритусик, иди кушать, – голос жены еще хранил металлический отзвук вчерашней ссоры. Профессор знал, что его имя не прозвучит. Он заговорщически переглянулся с дочерью, и она тут же помчалась на кухню.

Маму злить нельзя, этот урок был усвоен давно и прочно.

Профессор машинально убрал в стол металлический шарик, но ящик закрывать не стал, задумчиво глядя на дверь, за которой скрылась дочь. Гипноз ей явно не вредил и все же какое-то чувство вины он испытывал. В конце концов, мозг маленькой дочери, не самое обычное место для хранения информации. Однако, ничего лучшего придумать было нельзя. Время утекало, как река сквозь трещину в камне.

– Балериной, – пробормотал Славин, задумчиво улыбаясь. – Хотелось бы мне вернуться к этому разговору лет через пятнадцать, когда ты станешь тем, кем тебе действительно суждено быть.

– Дорогой, иди обедать, мы уже заждались.

Он широко улыбнулся. Кажется его простили. За окном кабинета кружились первые снежинки, необычайно большие. Жизнь снова налаживалась.

Профессор Славин откинулся на спинку кресла, крепко стиснул зубами ствол пистолета и с силой надавил на курок.

И хотя прошло уже пятнадцать лет, балерина Большого театра Маргарита Славина, все еще продолжала просыпаться по ночам от этого грохота, с которым развалилось ее детство.

2

Из бесед на заседании клуба "КИВИ"

Меня всегда смешили эти истории о хакерах, умудрившихся взломать какие-то там секретные файлы. По-моему, вся эта громогласная охота на неведомых компьютерных гениев – банальная показуха, которая призвана показать миру благородное лицо власти. Дескать мы ловим и наказываем преступников по закону, сажая их в тюрьму. Полная ерунда. Может и попадают в тюрьму те, кто влазит в список счетов за туалетную бумагу, расходуемую, скажем, в ЦРУ, но вот те, кто раскопает что-нибудь посерьезнее, до тюрьмы просто не доживут.

Ди Маршан

Недавно назначенный шеф ЦРУ Ди Маршан, еще не успевший насладиться ощущением триумфа, уже вторые сутки чувствовал лишь медленно нагревающуюся сковородку, на которой уж никак нельзя было устроиться поудобнее. Триумфом было достижение долгожданного поста главы Центрального разведывательного управления, а на сковородку генерала посадили сотрудники группы “Мальта”, упустившие на днях одного паразита, умудрившегося залезть в секретные файлы Пентагона. Умника захомутали китайцы и теперь все шишки из знаменитого американского здания с пятью углами:

– Чувствуют себя так, словно кто-то заставил их наесться пороха, а затем вставил им фитиль в задницу, – сказала Мейделин Хикокс – старая приятельница Ди Маршана и вдобавок к тому президент США. – Эта гребаная ситуация не устраивает никого, ты меня понял, болван?

Из дальнейшего приятного разговора стало ясно, что ЦРУ должно вышеупомянутый фитиль вынуть, а Ди Маршан проследить, чтобы эта операция прошла максимально нежно.

Мэйделин всегда отличалась совершенно уникальным свойством. Как только дела в ее епархии шли, что называется, как надо, вежливее и культурнее человека было не сыскать на обоих американских континентах. Но стоило кому бы то ни было из ее подчиненных хоть в чем-нибудь напартачить, речь госпожи президента становилась похожа на беседу двух портовых грузчиков, не поделивших кружку с пивом.

– И вот еще что, Пухлик Ди, – без обиняков прибавила президент, завершая разговор, – если в этом деле твои парни облажаются, следующей американской задницей, из которой придется вынимать фитиль, будет твоя. Правда сомневаюсь, что хоть у какого-нибудь, даже самого полного идиота, возникнет желание этим заняться.

Генерал яростно стиснул край бокала с виски своими идеально сохраненными зубами, вызывавшими зависть всех его престарелых друзей по колледжу.

Ди Маршан предавался воспоминаниям.

– Там шифровка, – мямлил вызванный консультант отдела информации, нечесаный парень неопределенного возраста, когда-то пойманный за компьютерные махинации и теперь смывающий грехи, – как мне сказали ничего важного…

"Не соврали, – подумал Ди Маршан. – Рутинное донесение."

– …записанное кодом «Фенрис». Код сейчас в активном использовании, но на то он и код, чтобы его нельзя было взломать до тех пор, пока ему не найдут замену.

"Если его взломают, вся наша агентурная сеть, скажем, в Китае, будет как на ладони."

– Так в чем проблема? – спокойно спросил Ди Маршан, стискивая под столом пальцы. – Сменим код. «Фенрис» так просто не взломать. Помнится, кто-то из наших спецов уверял, что это вообще невозможно.

– В украденных файлах была и расшифровка этого сообщения, – пролепетал консультант.

Генерал застыл. Нечесаный нервно обернулся, словно ища пути к отступлению.

– Их стерли, – поспешно заговорил он, глядя на мертвеющее лицо Ди Маршана, – как… положено по инструкции. Но этот паразит проник в систему незадолго до этого и…

– Короче.

– Вместо стирания компьютер выполнил копирование и переслал файлы. Это в принципе невозможно… Мы долго думали, что это просто какой-то сбой в системе, пока…

– Сколько у нас времени? – оборвал его генерал. – Как долго он провозится? Текст то хотя бы был защищен от копирования и прочтения, умники хре…

Консультант провел рукавом пиджака по стеклам очков.

– За… защиту от копирования он уже обошел, очень хитро… я имею в виду… а пароль для прочтения…

Генерал грохнул кулаком по столу. Заточенные карандаши подскочили в стакане. Нечесаный втянул голову в плечи.

– С остальными системами защиты он справится за считанные дни.

На этом приятная беседа была закончена.

Метроном отщелкивал секунды, но вместо успокоения и концентрации вносил в голову генерала только волны паники.

– Интересно, – не слишком внятно процедил Ди Маршан, брызгая на экран стоящего перед ним монитора, – почему любая должность рано или поздно сводится к разгребанию чужих отходов?

Этот вопрос он задавал себе с того самого момента, как из Праги, где китайцы держали паразита, вернулась спецгруппа “Мальта”.

И не вся.

Ди Маршан выслушал доклад своего заместителя: глава группы и еще трое коммандос убиты, паразит вовсю работает. Причем после нападения его перевезли неизвестно куда.

И вот теперь генерал пил, чего не делал со студенческих лет. Он сидел у себя в кабинете, сбежав от жены и сына, от коллег, отключил телефон и заливал в себя виски со всей возможной скоростью. Устроил поминки по самому себе, как он это называл в те периоды, когда находил в себе остатки черного юмора.

Когда закончилась вторая бутылка, Ди Маршан почувствовал некоторое облегчение. Протянув руку сквозь розовый туман, покрывший стол несколько минут назад, генерал с третьей попытки попал пальцем в кнопку и включил монитор.

Пустой стакан упал на пол и покатился к двери.

– Пухлик Ди, твою мать! – сумрачно пробормотал генерал, провожая его тупым взглядом. – Нет чтобы разбиться… на счастье…

Компьютер тихо пискнул. Ди Маршан с трудом перевел взгляд на экран и тихо хмыкнул. Горел индикатор электронной почты. Читать чьи-либо послания в этот момент казалось не просто глупым, а самым глупым делом, которое только в состоянии придумать гибкий человеческий мозг. Как раз именно полная глупость и нужна была сейчас генералу. Во всяком случае так ему показалось.

Ди Маршан потряс головой, стараясь вникнуть в суть появляющихся на экране строк.

From

“Capella”

to

D Marshan.

Предлагаем решить проблему с ID-22. Стоимость контракта – 8 миллионов долларов. Два часа на перевод денег”.

Дальше шли цифры банковского счета.

Генерал протер глаза, твердо уверенный, что по окончании этой процедуры надпись на экране исчезнет. Однако она была там даже после того, как Ди Маршан вылил себе на голову литр ледяной содовой.

После этого он снова взглянул на экран и тихо засмеялся. Спустя несколько секунд, Ди Маршан свесился из кресла, давясь абсолютно неконтролируемым хохотом. Минуту спустя, ощущая себя заново родившимся, генерал снова и снова перечитывал e-mail с тем же чувством, с каким приговоренный к смерти читает пришедшее в последнюю минуту помилование.

"Капелла", пресловутая, чертова, вездесущая ее величество «Капелла» наконец-то снова посетила США, после своего вояжа практически по всему цивилизованному миру, чтобы спасти задницу Пухлика Ди.

Ровно через полчаса спецфонд Центрального разведывательного управления обеднел на 8 миллионов.

* * *

From

“Capella”

to

Phoenix

Алиса прыгает в нору. Немедленно.

* * *

Тот же день. Вечер.

Сообщений из Праги ждали все. Ждал шеф ЦРУ, ждал его возможный преемник.

К десяти часам вечера генерал мысленно перебрал все ему известные ругательства. Злоба на себя пинками гоняла Ди Маршана по кабинету из угла в угол. Он не жалел, что связался с этой чертовой организацией, проявляющей непонятную осведомленность в абсолютно секретных вещах и не впервые предложившую помощь на американском континенте. Обо всем этом он будет думать потом, если эти ребята сделают то, за что им заплатили. В этом случае генерал, как победитель, получит совершенную свободу действий и уже тогда всерьез поинтересуется этой “Капеллой”. Однако если окажется, что он просто спустил деньги в унитаз, да еще после провала операции…

В 23.00 Ди Маршан глупо захихикал, чувствуя, как нервное напряжение медленно цементирует мозг.

За полчаса до этого, где-то в другом городе разбилось окно и стеклянный дождь пролился на землю.

В 23.15. в дверь постучали.

В 23.26. генерал распечатал официальное донесение, полученное от пражского филиала разведсети США.

“Сегодня в 22.35. ID-22 выбросился из окна, расположенного на 12 этаже. Похищенные файлы уничтожены. По предварительным данным, копий тоже не осталось. Продолжаем наблюдение."

Взглянув на себя в зеркало, Ди Маршан увидел серебристую прядь, прорезавшую его густую генеральскую шевелюру словно изогнутый турецкий кинжал.

Тогда еще генерал не знал, что все его неприятности только начинаются. Ни Ди Маршан, ни кто другой не могли даже подумать, что ровно через год, пути американских спецслужб и «Капеллы» снова пересекутся, и уж точно никто не мог предположить, что это случится как раз после того, как поступит сообщение из России.

3

Из бесед на заседании клуба "КИВИ"

Вспомните знаменитых берсеркеров или хашишинов. Эти воины внушали дикий страх врагу не потому, что были сильнее или умнее. Просто они больше походили на сумасшедших, которые вдруг решили вас убить. У них совершенно отсутствовал инстинкт самосохраниения. АБСОЛЮТНОЕ РАВНОДУШИЕ к собственной и чужой жизни, вот вам секрет изготовления универсального солдата. Добиться этого не так уж и сложно. Единственная загвоздка, это инструмент управления. Как контролировать и направлять психа? Как только этот вопрос будет решен, мы получим биороботов, производство которых наладят обычные семейные пары, попросту рожая детей.

Макс

Поезд прогрохотал мимо, швырнув хорошую порцию ветра в лицо. Сердце екнуло, когда на мгновение ему показалось, что за окном одного из вагонов он увидел ее глаза. Макс встряхнул головой, сбрасывая наваждение. Предельный страх, оказывается рождает галлюцинации. Если когда-нибудь он вернется домой, то нужно будет занести это в записную книжку. Если, конечно, возникнет такое желание.

Худая, почти мальчишеская рука медленно сжала тонкими пальцами стебель полевого цветка. Растение, покрытое едкой степной пылью, судорожно вздрогнуло и разорвалось почти у самого корня. Рядовой Кретов бережно присоединил цветок к внушительному букету, собранному им под палящим азиатским солнцем. С чувством обреченности, ошибочно принимаемым иногда за приступ храбрости, новобранец Максим Кретов зашагал в сторону ворот части. Чуть шевеля разбитыми губами, Макс шагал по траве и прислушивался к оглушительному пению кузнечиков.

Кроме того, он размышлял. Размышлял о самых разных вещах.

Неприятных. Приятные остались дома. Так ему объяснил громкоголосый сержант, в первый же день разрушивший приятные иллюзии относительно военной подготовки, еще теплившиеся в бритой мальчишеской голове.

Макс думал о родителях, не позволявших ему накачивать мускулы, искренне считая это уделом низшего общественного класса. Он не винил их. Всякий раз, стараясь вызвать в себе ненависть к матери и отцу, Макс вспоминал жалкое растерянное выражение лица папы, не сумевшего отговорить сына от “идиотского” желания служить. После этого видения всякие чувства пропадали вообще.

Думал о «КИВИ», и друзьях, которых обманул, уверяя, что идти в армию, это его осознанный выбор, а не эмоциональное решение, принятое в ходе бешеной ссоры с родителями. Там была Илона и ничего другого он просто не в состоянии был сказать.

Думал он и о казарме, где физически сильному выжить гораздо легче. Где никому нет дела до блестящих музыкальных способностей Максима Кретова. Где совершенно непривычное “маменькиному сынку” насилие становится частью воспитательной программы.

А еще Макс думал о Петре. О нем он думал не переставая. Почему так получилось, что Макс на год моложе Петра? Почему они оказались в одной части? И почему, наконец, у Петра не было таких на редкость интеллигентных родителей как у Макса, заставлявших бы сына играть на музыкальном инструменте, а не накачивать мускулы.

Лишь через несколько лет Макс Кретов поймет, что такие вот Петры просто необходимы в армии. Именно они должны вправить мозги домашним мальчикам и сделать из них исключительно опасную машину, именуемую солдатом. Ни одна книга в мире, ни один орущий на плацу сержант не сумеет так доходчиво объяснить новобранцу суть предстоящей службы, как кулак “деда”, врезающийся в пока еще наивное мальчишеское лицо.

Выживи или умри. Начинай звереть или тебя сломают. Только так можно подготовить солдата. Человека, который сможет отнимать жизнь у себе подобных, переступая через впитанное с молоком матери отвращение к убийству. Тот, кто выживет, станет солдатом, тот кого сломают, будет выброшен на помойку.

Вот почему уже почти сломанный Макс подходил к дверям казармы, что-то шепча кровоточащими губами. Вот почему Петр сейчас веселится, рассказывая таким же старослужащим как он, что у этого “Кретинова” исключительно крепкие зубы, поранившие драгоценный петров кулак.

Макс прислонился ухом к двери. Увесистый букет шлепнул его по лицу, окутав пылевым облаком.

– Что-то он долго цветочки собирает, – вещал Петр под дружный хохот своего окружения, – Пусть только притащит. На весь срок до моего дембеля…

Конец фразы утонул в зверином хохоте.

Макс тихонько засмеялся, чувствуя, как предельный ужас привычно сжимает сердце.

К черту, к черту все, надо выбросить их и плюнуть ему в харю… Он убьет, он может… Так больше нельзя… Он может… Или…

– Дерьмовая ситуация, не правда ли, приятель?

Макс оглянулся на голос и встретился с глазами цвета сушеной рыбы. Этого человека он еще никогда не видел. Внезапно Кретову показалось, что черты его собеседника как-то странно расплываются, словно в потоках горячего воздуха. Или это что-то со зрением… Наваждение прошло через несколько секунд.

– Держи, приятель, – рыбьи глаза холодно усмехнулись. – Эта штука поможет решить проблемы.

Пальцы ощутили гладкую покатую поверхность капсулы.

– Я не…

– Господи, конечно, ты не. Я тоже не и никто из тех, кто там ждет тебя, тоже не. Поверь, приятель, когда ты провалился в отхожее место, кроме как глотать дерьмо, уже ничего не остается.

С чувством нереальности всего происходящего и уже почти не соображая, что происходит, Макс поднес капсулу ко рту.

– Давай, давай, – подбодрили Рыбьи глаза. – Хуже не будет, ведь хуже некуда, это теперь наш девиз.

Ровные желтоватые зубы хищно оскалились.

Макс мысленно попрощался со страшными рассказами о наркотической зависимости и, двигаясь будто бы под гипнозом, щелчком отправил капсулу в рот. Исключительно крепкие зубы, слегка расшатанные исключительно крепким кулаком, раскусили хрустнувшую оболочку…

– Молодца, – бодро сказали Рыбьи глаза. – А теперь ты сделаешь вот что…

Когда Макс поднял голову, рядом с ним уже никого не было. Только раздался странный хлопок, будто большая птица взмахнула крыльями, да на мгновение перед глазами вспыхнули буквы на поверхности капсулы. Буквы, о которых Максу уже не суждено было забыть никогда. Затем все погасло.

Петр и все стоящие рядом с ним обернулись на звук открываемой двери. Свист и улюлюканье сопроводили появление на пороге Макса, прижимавшего к груди огромный букет. Гомон подняли даже новобранцы. Те, которых не сломали.

“Дед” презрительно скривился. Макс и Петр одновременно сделали несколько шагов и оказались в полуметре друг от друга. Публика притихла. На сцене остались лишь два действующих лица.

– Ты не мужик, – тихо заговорил Петр, постепенно повышая голос, как заправский актер. – Ты щенок, которого надо учить.

С этими словами “дед” снял с себя широкий армейский ремень.

– Он принес не те цветы, – громко сказал Петр “работая” на публику. – Моя девушка такие не любит. По-моему, за такое надо пороть.

Он оглянулся на слушателей, смеясь и пощелкивая сложенным вдвое ремнем.

– Цветы не для нее, – четким и бесцветным голосом произнес Макс.

Петр резко обернулся. Глаза Кретова смотрели куда-то далеко и мимо перекошенного лица “деда”. Макс улыбнулся. Засохшая губа треснула и по зубам потекла тоненькая красная струйка.

– Цветы только для тебя, красавчик.

Кретов засмеялся, слегка согнув худощавое тело и заглядывая в лицо Петра вывернув голову. “Дед” резко замахнулся, подняв ремень и стараясь выгнать непонятный холодок, проникший в сердце.

Пальцы Макса скрючились и застыли как коготь. Левая ладонь тщедушного новобранца взметнулась вверх и врезалась в подбородок Петра с такой скоростью и силой, что свистнул воздух.

Ничего не понимающая толпа ошарашено смотрела, как “дед” тряпичной куклой отлетел к стене и с омерзительным хрустом врезался затылком в стену. Со звериным воем Макс размахнулся и швырнул букет в ошарашенное лицо.

– Покойся с миром, падла!

Оторвавшиеся фиолетовые лепестки, кружась засыпали рухнувшего на пол Петра, и два из них заботливо прикрыли мертвые глаза “деда”, словно причудливые монеты.

* * *

Его приговорили не по законам военного времени, а по закону "не выноси сор из избы". Новобранец, прикончивший старослужащего должен был исчезнуть. Так по крайней мере было заведено в тех войсках, куда судьба-злодейка занесла Макса. Суд был быстрый и если не праведный, то по крайней мере претендующий на праведность. Сломанная шея Петра перевесила слабые попытки Кретова рассказать о странном субъекте и странной капсуле. Беда была в том, что Макс к концу второго дня допросов уже и сам не был уверен, видел ли он "рыбьи глаза" наяву. Хмурая троица судей мрачно взирала с недосягаемой высоты, тяжестью своих взглядов и молотом падающих вопросов, разбивая логику и стройность показаний обвиняемого.

И вот теперь, «без вести пропавший во время учений» Макс сидел в камере без окон, в полном оцепенении и ждал, как всегда, в стрессовой ситуации зарывшись в себя.

– Дурной ты, Макс, – Илона обняла его и чмокнула в щеку. Ее аромат всегда пьянил его больше, чем алкоголь. – Вернешься через 2 года настоящим мужчиной. Конечно, никакой гарантии нет, – она закатила глаза, – что я тебя дождусь…

Он шлепнул ее и оба засмеялись.

– Кретов Максим Георгиевич, вы признаны виновным в совершении убийства Поплавского Петра Сергеевича. По решению военного трибунала вы приговорены к смертной казни. Приговор привести в исполнение.

Голос майора был похож на звук, исходящий из старого динамика: такой же механический и безжизненный. Красный сумрак камеры проглотил его слова, как старый ботинок проглатывается мутной болотной жижей.

Смысл слов не доходил и ускользал серебристой рыбешкой сквозь мокрые пальцы. Ничто уже не могло нарушить оцепенения, сковавшего разум и чувства.

“Я обещал вернуться, прости, солнышко, что не сумел”.

Холод пистолетного ствола прогнал последние остатки страха, упершись в затылок Макса.

Кто бы мог подумать, что самая прекрасная вещь на свете, это смеяться вместе с любимым человеком.

За секунду до выстрела Кретов улыбнулся, вспоминая надпись на убившей его капсуле и тихо произнес со слегка безумной улыбкой:

– Лэйла… лэйла-стероид.

Грохот заполнил небольшое помещение. Красный свет погас. Тихие почти неслышные шаги раздались сразу же вслед за этим. Палач по бычьи склонил голову и попятился, вытирая маленькую каплю крови, попавшую на лицо.

– Мертвых надо хоронить, – глухо пробормотал он, глядя в наступивший мрак. – Хотел бы я знать, зачем он вам пона…

– Нет ничего легче, приятель – сказала темнота, закрывая продырявленный затылок полой плаща, поблескивавшего странноватым светом, как показалось палачу. – Поменяйся с ним местами и все узнаешь.

Скрежещущим смехом зашлась дверь камеры. Вспыхнули яркие люминесцентные лампы, ослепив на мгновение приземистого полноватого мужчину с пистолетом в руке, стоящего в одиночестве на голом скользком полу.

4

Из бесед на заседании клуба "КИВИ".

Нет ничего плохого в том, чтобы увлекаться мистикой. Нет ничего хорошего в том, чтобы увлекаться мистикой. Выбор фразы за вами. И хуже всего нам становится именно тогда, когда приходится-таки выбирать. Ну, например, болезнь. Тяжелая. Вот вам и выбор. Продолжать лечиться у врача или пойти к экстрассенсу, колдуну, деревенской бабульке, наконец. Вас удивляет, что трех последних я поместил в одну категорию? А вы знаете, что согласно книге Еноха, не вошедшей в канонический Ветхий завет, именно дьявол и его бесы научили людей распознавать травы и варить из них зелья? Так что, принимая из рук бабушки какой-нибудь отвар, отдавайте себе отчет, чьими знаниями пользуетесь.

Илона

Почти не изуродованный прогрессом пейзаж медленно плыл за покрытым грязными разводами окном. Временами Илоне казалось, что сидит она не в вагоне-ресторане скорого поезда Москва – Варшава, а в зале дешевого кинотеатра и смотрит не менее дешевый фильм о красотах родного края. Девушка поднесла бокал к губам и смочила их темно-красным “Мартини”. В последнее время Илона стала замечать, что алкоголь уже не оказывает прежнего расслабляющего и веселящего эффекта на самочувствие.

Вот так, наверное, и становятся алкоголиками. Начинается ностальгия по хмельному туману в голове. Настолько сильная, что рука сама тянется к более крепким напиткам, а отражение в зеркале жалобно блеет о том, что от одного стаканчика ничего не будет. И так всю жизнь. Причем весьма гнусную и короткую… Или длинную, что еще хуже.

Илона тряхнула густой золотистой шевелюрой. Обычно она не пускалась в такие душеспасительные рассуждения. Для своего восемнадцатилетнего возраста она уже достаточно хорошо умела бороться с меланхолией, просто направляя ход мыслей в другую сторону. Но теперь…

Мне страшно. Это надо признать. Как только я получила письмо с приглашением на конгресс, вся тщательно налаженная структура внешнего и внутреннего поведения перекосилась как старый клен. Теперь я совсем другая.

– Госпожа Ленс?

Тихий голос с ярким польским акцентом вылился откуда-то сверху. Илона сильно вздрогнула и на секунду закрыла глаза.

Стул, стоявший напротив сильно скрипнул, когда довольно упитанный, судя по жалобному стону сидения, господин опустился на дерматиновую поверхность с жидкой поролоновой набивкой. Первый взгляд, брошенный Илоной слегка исподлобья, уловил пышные черные усы с пробивающейся сединой, узкий римский нос и огромные очки с сильными линзами в роговой оправе.

– Полонски, – слегка наклонив лысую голову произнес поляк. – Ваш куратор на предстоящем конгрессе.

Илона слегкаулыбнулась, внутренне чрезвычайно обрадовавшись появившемуся поводу отбросить невеселые мысли.

– Рада познакомиться. Меня предупредили, что вы встретитесь со мной здесь, но признаться, я не совсем понимаю, что входит в функции куратора.

В этом и крылся секрет крайне малого количества людей, которых Илона могла назвать друзьями. Едва только ей приходила в голову какая-нибудь мысль относительно очередного собеседника, она тут же выкладывала ее, заботясь лишь о некотором смягчении очень уж неприятных соображений. За это друзья называли ее искренней и непосредственной, а все прочие грубой и несдержанной. Вот и сейчас, решив выяснить, зачем ей собственно нужен этот господин, Илона немедленно его об этом спросила.

Куратор ничем не показал, понравилась ли ему эта манера сразу же брать быка за рога.

– Вы позволите? – поляк вытащил из кармана пиджака массивный золотой портсигар. Получив разрешение, он вытянул короткую узкую сигару. Неяркое осеннее солнце сверкнуло, отразившись от шлифованной поверхности миниатюрной зажигалки. – Люблю сигары. Но мой врач просто встал на дыбы в прошлом году. Приходится курить теперь вот эти лилипуты.

Полонски глубоко затянулся и с видимым удовольствие завзятого курильщика выпустил дым к потолку, попутно успев улыбнуться официанту, проворно подставившему пепельницу.

– Так вы спрашивали, кто такой куратор, если не ошибаюсь? Так вот, милая барышня, куратор – это тот, кто поможет вам решать проблемы, которые если еще не возникли, то обязательно появятся в будущем, принимая во внимание тот уникальный дар, которым вы обладаете.

– Но я еще не вполне определила, – всполошилась Илона, испуганная возможностью ошибки, за которую впоследствии будет очень стыдно. – Быть может я не слишком ясно все изложила в письме и…

Полонски усмехнулся, перебросив сигариллу в другой угол рта.

– На ежегодный конгресс по изучению паранормальных способностей в Варшаву не приглашают случайных людей. Ваше письмо имело чисто формальный характер. Решающее слово сказали результаты тестов, пройденных вами два месяца назад.

– Значит, я прошла? – не в силах утаить радость спросила Илона.

Поляк засмеялся и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но внезапно хитро подмигнул сидящей напротив зеленоглазой блондинке и жестом профессионального фокусника достал откуда-то колоду карт.

– Что это за карта? – быстро спросил Полонски, взяв верхний пластиковый прямоугольник и повернув его рубашкой к Илоне.

Она уже проходила такой тест в Российской ассоциации. Он стал первым в целой веренице разнообразных испытаний, которым Илону подвергли в преддверии Варшавского конгресса. Результаты карточного теста, как и всех прочих ей предъявлены не были. Просто две недели назад она получила приглашение на конгресс.

– Семерка пик, – сказала Илона.

– Теперь эта…

– Король пик… Десятка бубен… Валет… черви… Дама пик.

Полонски укладывал карты лесенкой. Одну на другую.

– Ну, пожалуй, хватит.

Поляк подцепил пальцем крайнюю карту, и вся лесенка перевернулась. Илона пораженно уставилась на стол.

– Я не угадала ни одной карты, – разочарованно произнесла девушка, переводя взгляд со стола на Полонски. – Но тогда…

Поляк молча протянул руку к оставшейся колоде и быстро бросил пять верхних прямоугольников на стол. Семерку пик, короля пик, десятку бубен, червового валета и даму пик.

Ошарашенная Илона молча смотрела на карты.

– Ваш потенциал велик. Вполне возможно, что в вас есть способность проникать не только сквозь пластик, но и сквозь время, судя по результатам тестов, – серьезно сказал Полонски таким тоном, словно о чем-то размышляя. Стекла очков ярко сверкнули. – Это очень здорово и очень опасно. Не каждый способен спокойно и безболезненно принять собственную уникальность. Хотите вы того или нет, но теперь жизнь изменилась, и она будет меняться с каждым днем опять же вне зависимости от вашего желания. Повторяю, это трудно.

– А вы все это уже прошли, – подала голос Илона, с трудом отрывая взгляд от лежащих на столе карт.

Полонски приподнял косматые брови.

– Вы быстро схватываете. Да, я все это уже прошел и теперь буду помогать вам пройти тот же путь. Вернее, путь у вас будет свой, но вот большинство проблем, с которыми столкнулся я, окажутся и у вас на дороге.

Илона грустно улыбнулась. Полонски потер нос и ухмыльнулся.

– Не нужно принимать похоронный вид, – посоветовал он, вставая. – Любопытного и приятного отныне тоже будет хватать. Так что выше нос.

Поляк мягко коснулся плеча девушки. Илоне вдруг очень захотелось прижаться к этому почти незнакомому человеку и громко разреветься.

– Все будет хорошо, – сказал Полонски. – Теперь я вас оставлю до конца поездки. Если по приезде в Варшаву или по окончании конгресса вы решите забыть обо всем, то никто вас не упрекнет, поверьте.

Он поднялся, а Илона повернула голову и посмотрела на летящий за окном пейзаж. Сердце ее внезапно екнуло. На мгновение ей вдруг показалось, что она видит Макса, стоящего с большим букетом цветов.

Илона встряхнулась. Страх, оказывается порождает галлюцинации. Но все же на секунду ее затопила щемящая нежность, перемешанная с непонятной тревогой. Девушка снова встряхнула головой, усилием воли переключаясь на реальность.

– В вас очень много жизни, – внезапно сказал поляк, остановившись на полпути к двери. – Это еще ценнее, чем экстрасенсорный потенциал… намного ценнее…

Она почти не расслышала этой фразы, так как почти забыла о своем кураторе, стараясь привести в порядок смесь из обрывков надежд и страхов перед тем новым, о начале которого ей только что возвестил любитель маленьких сигар. Полонски девушка видела теперь только краем глаза. Сидящий за соседним столиком подвыпивший офицер открыл окно. Ворвавшийся в вагон ветер распахнул полы длинного плаща, переливающегося черным светом. Илона моргнула и повела головой.

– С вами все в порядке? – слегка настороженно осведомился поляк, одетый в обычный серый костюм.

Илона провела пальцами по лбу и растерянно засмеялась.

– Не обращайте внимания, пан Полонски. Похоже у меня уже начались видения.

– Все понял, – поляк поднял руки, словно сдаваясь. – Ухожу, ухожу.

– Спасибо. Мне действительно нужно побыть одной…

Илона едва успела произнести это слово. Стук колес внезапно как-то странно притих. Полонски шагал к выходу. Чувствуя себя маленькой девочкой, пытающейся увидеть буку, Илона вновь краем глаза посмотрела вслед поляку, уже закрывающему за собой дверь ресторана. Говорят, именно краем глаза можно увидеть Нечто, выходящее за рамки привычного мира. То, что видят кошки, когда внезапно настороженно поднимают уши, вглядываясь в пустоту.

Все было в порядке и вполне укладывалось в нормы. Серый костюм исчез в дверях. Полонски пропал из виду вместе с ним.

– Пора лечиться, – пробормотала Илона, делая знак официанту, и возвращаясь к мыслям об алкоголизме, прерванных приходом поляка. – Я еще не спилась, но глюки уже есть.

Официант грациозно положил на столик блокнотный лист с суммой за съеденный обед. При этом он слегка наклонился, чтобы быть поближе к стройным ножкам Илоны.

Что ж, каждая профессия должна приносить свои маленькие радости. Работа у этого парня не из веселых.

– …у вашего друга, – сказал официант.

– Простите? – переспросила Илона, занятая доставанием денег из сумочки и собственными мыслями.

– Я говорю, плащ у вашего приятеля красивый, – повторил официант, облизнув тонкие губы. – И не жарко ему в нем.

Пол вагона резко встал на дыбы. Многоголосый крик толпы смешался со звоном посуды. Илона еще успела подняться на ноги и услышать омерзительный визг металла пытающегося удержаться в сцеплении с гладкими рельсами. Целых долгих пять секунд девушка с необычайными способностями держалась на ногах. Еще целых долгих пять секунд она видела гротескно расширенные глаза официанта, залитые кровью из рассеченного лба.

Илона вылетела из окна вагона, сильно ударившись спиной о прозрачную поверхность. Вновь испытав ощущение кинозрителя, она словно в замедленной съемке увидела заваливающиеся на бок вагоны, проносящиеся мимо.

А потом был еще один удар в спину. Не сильный, как показалось, и все же его хватило, чтобы выключить мир.

* * *

Тошнотворный запах горелой проводки витал в воздухе. Земля была засеяна стеклами и полита кровью. Выли сирены многочисленных санитарных машин, внося свою лепту в дух смятения, страха и боли, воцарившийся над сошедшим с рельс составом.

Человек в белом халате встал на колени перед лежащей Илоной. Несколько таких же белых фигур стояли в ожидании приговора.

– Она мертва, – глухо сказал врач, поднимаясь. Прилипшие к халату травинки с шуршанием осыпались. – Займемся ею потом. Нужно искать тех, кто еще жив.

Фигуры в белом удалились. Главврач немного замешкался, стряхивая грязь с халата. Руки его двигались нервно и суетливо.

– У тебя руки в грязи, доктор, – вкрадчиво произнесли за спиной. Врач ссутулился так резко, словно чья-то рука с силой опустилась ему на спину. – Фраза не очень оригинальная, но в данных обстоятельствах очень уж уместная, приятель.

Хлопнула материя. Мелькнуло сбоку нечто похожее на глянцевые черные крылья. Врач сгорбился еще сильнее и отвернулся. Тело Илоны вздрогнуло и быстро поползло по земле, оставляя на ней удивительно яркий след. Секунду спустя доктор побежал прочь, догоняя свою бригаду.

5

Из бесед на заседаниях клуба "КИВИ".

Мы часто забываем, что спецлужбы, это всего лишь инструмент власти. Это пистолет в руке убийцы, скальпель в руке врача или шланг в руках у пожарного. Загвоздка только в том, что мы имеем весьма смутное представление о личности этих самых врача, пожарного и убийцы. Профессионалы они, или любители. Тем более, что в нашем сумасшедшем мире иногда непонятно, что страшнее.

Восемь лет спустя

Скалин

Будучи человеком, лишенным всяческих амбиций, как ему казалось, Евгений Скалин продолжал заниматься тем же чем и 6 лет назад. Род своей деятельности, избегая всякой поэтической витиеватости, он описывал коротко и просто.

– Дворники мы, – сказал он Леночке Нилиной и Володе Смирнову, своим верным компаньонам, после третьей рюмки в ресторане. – Мы с вами мечтали о лаврах Мегрэ, Холмса и Фандорина…

– Или Пелагеи, – меланхолично добавил Смирнов, отправляя в рот очередную вилку.

– Болван, – коротко сказала Леночка.

– А что вышло? – продолжал Скалин, глядя в сторону. – Нас теперь заставляют выносить мусор, о который боятся испачкаться, и чтобы плохо пахли мы, а не они.

– Сколько я себя знаю, – вздохнула Леночка, – все мои мечты сбывались, как бы это сказать… скорректированными, что ли. Когда в шесть лет я мечтала о большой кукле на день рождения, мне ее подарили. Но вы бы видели, какой это был… набитый урод. Я не могла прикоснуться к нему и с тех пор вообще не люблю кукол. Родители тогда вроде дико обиделись. Им этот крокодил казался милым.

Ее передернуло.

– У меня таких психологических травм не было, – невнятно пробормотал Володя, хрустя огурцом.

– Еще бы, – хмыкнула Леночка, в ответ на что Смирнов показал ей язык.

– Однако, – продолжал он, сделав мощный глоток, – мои мечты всегда сбывались, но, как правило, нескоро и как потом оказывалось, что лучше вообще было об этом и не мечтать. Велосипед, например? В первый же день я въехал в дерево, да так, что от велика остались бесформенные обломки и было совершенно непонятно, каким образом я тоже не оказался разобранным на отдельные детали. А резиновая кукла?

Скалин закашлялся.

– Головой, – тихо, но внятно проговорила Леночка, сокрушенно пожимая плечами.

– Что?

– В то дерево ты въехал наверняка головой.

– Свинка, – сказал Володя, поглаживая ее руку.

– Обормот, – улыбнулась Леночка.

Женька смотрел на своих друзей и чувствовал, как медленно теплеет в груди, там где минуту назад, казалось, вяло плескались ледяные волны.

– Не знаю, что бы я делал без вас, ребята, – серьезно сказал он.

– Удавился бы, – безапелляционно заявил Смирнов, подзывая официанта. – Живи ты в зоопарке, на твоей клетке было бы написано “самокопатель обыкновенный”. Все время думаешь, анализируешь, стараешься что-то улучшить и приукрасить. Старик! Жизнь коротка и тратить ее на рытье ям в самом себе, по меньшей мере глупо. Ничего хорошего из этого занятия не получится, кроме изжоги и меланхолии.

– Ты ведь собирался перед нами каяться, – спокойно сказала Леночка, доставая блеск для губ. – Дескать пинайте меня, друзья, это я сделал из нас дворников. Солнышко, ты слишком высокого мнения о себе. Мы люди, а не конструктор, из которого можно собрать что угодно. Мы залезли в это добровольно, никто нас на аркане не тянул. Да и потом, ты не представляешь, как приятно знать, что всего в этой жизни добился сам. Только тогда можно чувствовать себя человеком.

– Салат «Альгида», – тем временем бормотал Смирнов, – что еще за "Альгида"?

– Фрукты, мороженое, ликер, – равнодушно сказал официант, все это время послушно стоявший возле столика. – Ликер поджигаем.

– Ням, ням, – сказала Леночка.

– Неси, – тут же заявил Смирнов, отдавая меню. – Мороженого побольше. Только, упаси Бог, не шоколадного. А вообще это называется десерт, а не салат.

– Пошел ты, – сказал официант, наклоняясь к столику, чтобы убрать тарелки. – Хватит жрать, он скоро подойдет.

– Неси, родной, – с картинно-угрожающим видом Смирнов постучал вилкой о стол. – Отведать «Альгиду» нам не помешают и 25 шпионов на свете.

– Тих-х-хо, – прошипел официант.

– А вот и он, – Леночка даже не скосила глаза в сторону выхода, как и Скалин, но тем не менее оба они хорошо видели так называемый объект, вошедший в ресторан.

Официант отошел от столика несколько быстрее, чем надо. Скалин отметил этот факт в памяти, на тот случай если придется писать отчет. Вот из-за таких мелочей чаще всего тщательно продуманные операции летели ко всем чертям.

– Зараза, – бормотнул Смирнов, отвернувшись в противоположную сторону и наблюдая за входом в зеркальной стене. – Вот это сюрприз. Нам же говорили, что он будет один.

* * *

Руди перекатился на другую сторону кровати и потянулся, сминая шелковые простыни. Марго, тяжело дыша откинулась на подушку. На ее верхней губе, покрытой нежнейшим персиковым пушком, выступили бисеринки пота.

– Ты меня совсем измучил, – прошептала она, чувствуя уже почти забытое блаженство от прикосновения к обнаженному мужскому телу. – Еще пара таких вечерних гимнастик и я просто скончаюсь.

– О, Господи, – притворно вздохнул Майер театрально поднимая руки к небу, – она еще и недовольна.

В секунду, извернувшись как змейка, Марго перевернулась на живот. Ее пылающее лицо застыло над поблескивающими в темноте глазами Руди.

– Сейчас я в душ, – отчеканила девушка, сопровождая каждое слово звонким поцелуем, – а потом мы пойдем куда-нибудь поужинать.

– Договорились, – Майер, как всегда, не спорил. Временами эта почти рабская покорность ее воле почти раздражала Марго. – Хватит оргий. Иди смывай трудовой пот, а я пока…

Риди взглянул на лежащий на столе “ноутбук” и потер руки, слегка виновато глядя на поморщившуюся при этих словах любовницу.

– Балуйся, балуйся, – проворчала Марго, спрыгивая с кровати и направляясь к двери ванной. – И что вы все находите в этой игрульке? Ума не приложу.

– А ты зато в пятом классе тройки получала.

Девушка засмеялась и показала ему язык. Пока за ней закрывалась дверь, Майер стоял по стойке смирно, провожая Марго торжественным взглядом. Как только щелкнул замок розовой двери, легким движением шкодливого мальчишки Руди скользнул к столу и поднял крышку “ноутбука”.

Марго отвернула горячий кран до упора, добавив чуть-чуть холодной воды. Она всегда обожала исключительно горячие, почти обжигающие струи, бьющие по телу микрофонтанчиками. Девушка медленно поворачивалась, переступая босыми ногами по теплой эмали, подставляя под горячий поток то один бок то другой. Ленивые, а потому слегка путанные мысли заполнили голову.

Еще так недавно ей казалось, что жизнь кончена. Когда умерла мама. И в этом не было ничего странного, ведь если даже ты уже много лет живешь отдельно и считаешь себя абсолютно самостоятельной личностью, все равно в тот момент, когда этот мир покидает один из тех, благодаря которому ты вообще получил возможность дышать и видеть, ты испытываешь чувство, описать которое невозможно. Как знать, может именно так себя чувствует младенец, когда перерезают пуповину? Время перестало нестись вскачь, как делало это примерно уже года три. Марго не могла больше танцевать, ее балетмейстер рвал и метал, попутно пытаясь отыскать замену Маргарите Славиной, а многочисленные друзья вдруг перестали быть такими понимающими и чуткими. Она больше уже не могла и не хотела никого видеть.

А потом все закончилось. Также резко, как и началось и гораздо быстрее, чем сама Марго могла вообразить. Утихло кричащее сердце, теперь лишь иногда постанывающее в те минуты, когда накатывали воспоминания. Вновь стали получаться балетные па. Жизнь опять набрала скорость.

За это Марго была благодарна Рудольфу Майеру, робкому молодому человеку из семьи немцев, осевших после второй мировой войны в Казахстане. Он принес ей однажды после выступления огромный букет роз. Увидев его мягкие карие глаза, смуглую туго натянутую кожу на милом, по-детски наивном лице, Маргарита приняла цветы и рассмеялась, изящно поклонившись. В тот же вечер, она вдруг с удивленьем поняла, что жизнь продолжается. Боль, конечно, не ушла, нет, но затаилась где-то глубоко, в том темном чуланчике души, который хранит все неприятности, произошедшие на нелегком жизненном пути.

За это Марго прощала Рудольфу нерешительность, излишнюю для мужчины мягкость и покорность, детское пристрастие к компьютерным играм.

– Пусть в нем мало мужского, – прошептала она, подводя итог долгим размышлениям, – однако это совсем неважно. Руди разбудил во мне женщину и… маме с отцом он наверняка тоже понравился бы. Маме то точно. Жаль, что я настольно хорошо не помню отца, чтобы быть уверенной… Ладно, все это чушь. – Марго лениво улыбнулась, в ответ на мысль, выплывшую из глубины сознания. – От игрульки той я его все-таки отучу. Обязательно…

Внезапно перед глазами у нее качнулся металлический шарик. Маргарита услышала голос и увидела яркий блеск. Мир качнулся и взорвался с оглушительным грохотом. Тяжело дыша Марго потрясла головой и набрала в рот холодной воды.

Проведя рукой по запотевшей поверхности зеркала, она пристально посмотрела в свое испуганное отражение.

– Черт, – прошептала Марго, выплюнув воду. – Пора, наверное, принимать более холодный душ, а то тепловой удар обеспечен.

Она еще несколько секунд постояла, пока совершенно не пришла в себя.

– Мой нежный Руди. Почему-то мне кажется, что я знаю тебя очень много лет, прямо как в сериале, – Марго умудрилась эту корявую фразу пропеть, вновь обретая игривое настроение. – Пойдем к тебе за терапией, как всегда… На такую мягкую подушку как ты, так приятно прилечь.

Она вздохнула, в очередной раз приходя к мысли, что в жизни вообще и в мужчинах в частности, нет полного совершенства.

– Если бы не твоя мягкотелость, – бормотнула она. – Или я многого хочу?

С этими словами Маргарита потянулась за феном.

Майер в напряженной позе сидел на стуле, вглядываясь в светящееся на экране окно сообщения:

From

"Capella"

to

Nemezis:

"Крыса завелась в амфоре”.

Крышка “ноутбука” плавно захлопнулась. Марго, плавно помахивая феном над волосами, вышла из ванной.

– Ну как, радость моя, надеюсь ты уже решил, куда нам направиться?

Он меланхолично посмотрел куда-то мимо нее, будто стараясь поймать ускользающую мысль. Марго вдруг ощутила нечто вроде легкого беспокойства, которое, впрочем, очень быстро исчезло, смытое голосом Руди.

– Прости, дорогая, – задумчиво сказал Немезис. – Кажется мне сегодня придется поработать.

* * *

Ресторан “Амфора” был одним из тех немногих заведений, которые предлагали россиянам утолить голод и жажду в атмосфере довольно-таки странного пиршества. Клиенту для начала предлагалось полюбоваться внешним видом ресторана, являющим собой некое подобие здания в готическом стиле, что совершенно не соответствовало названию, но вполне соответствовало утверждению, что нет на свете ничего совершенного. После чего, одобрительно кивнув своему отражению в зеркальной двери, клиент проходил внутрь, где попадал в руки предупредительного персонала. Его сопровождали к свободному столику и тут же приносили меню. Если же вдруг приходилось немного подождать, то шум фонтана, стоящего в центре зала приятно успокаивал. Стены, расписанные черными силуэтами древнегреческих спортсменов и воинов, навевали иногда мысли о покрытой пылью истории. Хотя чаще взгляд ожидающего у бара клиента останавливался на дне сегодняшнем, представленном перекрестиями лазерных лучей, покрывающих пластиковый пол яркой сеткой. Ноги посетителей словно ступали по облакам, поскольку лазеры сплетали узор в непонятно как державшемся только внизу тумане.

Вошедший объект не обращал внимания на атмосферу, на лазеры и вообще ни на что. Его внимание было целиком сосредоточено на роскошной блондинке с томными зелеными глазами, просвечивающими даже сквозь слегка затемненные элегантные очки.

– "Гуччи", унисекс, – хмыкнула Нилина. – Самая дорогая модель. Богатые родители или богатый папик. Все-таки скорее первое. В облике и поведении чувствуется привычка к роскоши.

– Что делаем? – улыбнулся Смирнов, поднося руку Леночки к губам.

– Пусть похавает напоследок, – пожал плечами Скалин. – Как всегда. Да и так быстро отрывать его от такой дамы… мы же не звери.

– И сытого-пьяного брать легче, – Леночка стрельнула глазами в Володю.

– Извращенка, – пробормотал тот.

Объект тем временем отодвинул стул, помогая даме сесть, причем сделал это настолько неуклюже, что едва не придавил спутницу. Метрдотель разместил их там, где и нужно было, за два столика до компании Скалина. Едва слегка покрасневший объект уселся напротив несколько вымученно улыбнувшейся блондинки, вернулся официант с горящей "Альгидой".

– Кто она – неизвестно, но не из его окружения, – быстро прошептал он, водружая блюдо на стол. – Случайное знакомство, причем по его иннициативе.

– Разделяй и властвуй, – сказал Скалин.

– Понял.

Степа Разин. Так звали этого толкового, хоть и не опытного официанта, приставленного к группе Скалина с легкой руки их куратора в ФСБ, полковника Кадышева.

– Родители были или отчаянные юмористы или идиоты. Прибыл по рекомендации из Рязани, а у них там как известно и грибы с глазами, может у таких двух грибов он и уродился, кто знает, – сказал полковник, тот самый Мефистофель, которому Скалин продал не только свою душу, но и души Смирнова и Нилиной. Три души, по цене одной, как с мрачным юмором думал Евгений, после окончания разговора в Юрмальском кафе.

Они сидели тогда в тени двух роскошных сосен, крепко вкопавшихся в песок чертовски много лет назад. «Чертовски» – вообще было ключевым словом тогдашнего разговора.

– Та работа, что я вам сейчас предлагаю, – тенорок Кадышева звучал чертовски уютно и чертовски убедительно, – как раз и называется спасение утопающего. Говорю прямо и без экивоков. Дела у вашего детективного агентства аховские. Кредит вернуть собственными силами вы не можете и достаточно крупных контрактов не предвидится. Соглашайтесь, и будете заниматься все тем же любимым делом, просто у вас появится постоянный клиент, который обеспечит вам верный кусок хлеба с маслом, а значит и уверенность в будущем.

Скалин полемизировал только с близкими друзьями. С такими вот малознакомыми типами он предпочитал выслушать аргументы, а потом молча над ними поразмыслить, прежде чем дать ответ.

– Групп, подобных вашей, если таковая случится, – тонкие губы Кадышева на мгновение приоткрыли безукоризненно ровные и белые зубы, – не так уж много. Мы называем их «сталкерами». Об их сотрудничестве с госорганами знает только один человек – куратор. Даже мой непосредственный начальник, – полковник ткнул куда-то в небо, полным значительности жестом, – будет знать только о вашем существовании, да ваш порядковый номер, вот и все.

– И что же мы будем делать? – Скалин толкнул разговор на нужные рельсы, так как вагон покатился не туда.

Кадышев откинулся на спинку стула и несколько секунд помолчал, словно обдумывая ответ. Внезапно Скалин заметил, что при абсолютной прозрачности стекол полковничьих очков, за ними совершенно невозможно рассмотреть его глаз.

– Будете делать то, – тихо сказал Кадышев, – в чем категорически не должно быть замешано государство.

– Скалин, очнись, – шепнул Володя Смирнов, суя ему в руку десертную ложечку. – Пожуй хоть для вида, старик, я тебя не узнаю.

Спохватившись, Скалин зачерпнул «Альгиды» и молча прислушался к ощущению прохлады на языке. Этот нехитрый прием, секундное, полное сосредоточение на каком-либо физическом ощущении, позволял привести в порядок мысли.

Пять секунд спустя, бывший солдат спецназа, а ныне частный детектив и «сталкер» Евгений Скалин, с легкостью извлек из памяти строчки из письма Кадышева (перед прочтением съесть), переданного из рук в руки.

Кожухов Сергей Николаевич или Краб, как его именовали агенты Британской разведслужбы. Сын известного в прошлом дипломата, внезапно ощутил потребность в крупных финансовых средствах. Папа умер, а сынок, устроенный стараниями покойного в МИД, за год передал англичанам в обмен на криптовалюту столько секретной информации, сколько другие ренегаты передают за несколько лет. Отчасти именно благодаря этому темпу Кожухова вычислили, повели и вот теперь загнали в угол.

Сейчас у него в кармане наверняка уже лежит паспорт на чужое имя и билет, в какой-нибудь отдаленный уголок земного шара, где его уже поджидает пластический хирург, который и превратит господина Кожухова в мистера Джонсона, мистера Твистера или что у него там будет за имя в его новых документах.

Работа группе Скалина досталась на сей раз простая и примитивная. Без шума сопроводить Кожухова в указанное место. Единственной сложностью казалось именно требование "без шума", но взглянув в лицо объекта, на его безвольный подбородок и нерешительный взгляд, Скалин понял, что и тут никаких трудностей не предвидится.

Смущало только одно.

Какого черта нужен неофициальный арест? Из этой истории могла получится шикарная ода во славу России, сумевшей обезвредить матерого шпиона. Вместо этого зачем-то все решено сделать как можно более скрытно. Перевербовывать бессмысленно. С такими агентами, исчерпавшими свою полезность для МИ-6, до конца жизни уже никто не связывается. Резидент, которому передавались сведения и так известен, таких людей спецслужбы знают в лицо, поэтому…

– На фиг, – как сказал Смирнов позавчера. – Какое нам дело, зачем его нужно брать тихим сапом? Пусть у Кадышева голова болит, а мы сделаем то, за что нам платят и на этом все.

Как только мысли Скалина остановились на этом воспоминании, сознание просветлело, и ход мыслей утратил хаотичность. Коснувшись пальцами кнопки hands-free, он тихо приказал:

– Бабу нужно отсечь. Степа, займешься этим.

– Понял, – бормотнуло в наушнике.

И тут же, словно по заказу, блондинистая подружка Краба, умильно, ну или глупо, в зависимости от степени пристрастия стороннего наблюдателя к блондинкам, сложив губы бантиком, взяла сумочку и отодвинула стул.

– Пойдет пудрить нос, – сказала Леночка. – Чтоб глазки заблестели поярче.

– Да они и без того… – хмыкнул Смирнов, но тут же закашлялся, уловив взгляд Нилиной, опасно заблестевший в этот момент даже без "пудры".

Девушка пошла к выходу, провожаемая благожелательными взглядами мужской аудитории. Женская часть публики тоже смотрела… но несколько по-другому.

– Начнем сразу же, как Разин закончит, – тихо сказал Скалин.

– Эх, Степа, Степа, – тяжело вздохнул Смирнов. – Как бы не облажался, новичок. Надеюсь, он ее не утопит, как княжну его предок.

* * *

В то время, когда Скалин, сидя у себя в кабинете еще не знал, что именно в этот вечер ему придется отправиться на задержание Краба, черный “джип” с выключенными фарами стоял в подворотне почти касаясь дверцами влажных бетонных стен. От машины исходило тепло еще не остывшего мотора. В эту часть города редко кто заезжал на иномарке, сама атмосфера запустения и некая печать врожденной нищеты делали дорогие автомобили здесь попросту неуместными. Кем бы ни были те, кто сидел сейчас в салоне “джипа”, их сюда должны были привести причины достаточно веские.

– Это она, Болт, – облизнув губы заверещал Лужа. – Ты б ее видел.

Крепко сбитый парень похлопал ладонями по рулю и слегка повернул голову. Женская фигурка в светлом плаще, медленно идущая по загаженному тротуару, осталась прекрасной, даже отразившись в изогнутой поверхности зеркальных очков, которые Болт не снимал даже ночью.

– Ты посмотри только! Е-мое! – Лужа подпрыгнул от нетерпения. – Она же просто напрашивается. В этом поганом месте никогда никого не бывает. Как только я ее увидел пару недель назад, то сразу понял, что подохну если не залезу к ней под юбку.

– Засохни, – оборвал его излияния Болт, с омерзением глядя на пену, выступившую на губах приятеля. – Сегодня у меня мало времени.

Болт еще раз взглянул на удаляющуюся девушку и заколебался. В конце концов…

– Забросим ее ко мне, – торопливо заговорил Лужа, – а там можешь ехать по своим темным делам…

– Послушай, ты…

– Не психуй. Я эту девочку не отпущу по крайней мере несколько дней. Ее я думаю хватит на двоих… А дела твои меня не волнуют… Быстрей же, она уйдет!

Болт мотнул головой и повернул ключ зажигания. Лужа взвыл в такт с ожившим мотором. Техника “знакомства” с очередной девчонкой была отработана до мелочей. Перегородить дорогу машиной и пока жертва приходит в себя, затащить внутрь, а потом… Впрочем, для местных красавиц не было никакого потом.

– В конце концов, – буркнул Болт, выкручивая руль, – на что они еще годятся, кроме траханья.

Вспыхнули фары, выхватывая из сгустившихся сумерек испуганно прижавшуюся к забору девушку. “Джип” ткнулся носом в прогнившие доски. Хлопнула дверца, и выпрыгнувший на асфальт Лужа отрезал “светлому плащу” путь к отступлению.

Девчонка отреагировала как надо. Вскрикнула и поднесла ладонь к губам. Болт знал, что если реакция жертвы нестандартна, то могут возникнуть всяческие осложнения. Теперь же он успокоился.

– Эй, красотка, – Лужа наклонил голову и растянул губы до ушей, – составишь нам компанию?

– Фу, – шумно вздохнул “светлый плащ”, встряхнув головой. – а вы меня напугали… Компанию, говорите? – она провела рукой по волосам и решительно сказала. – А почему бы и нет?

Болт прищурился. Лужа просто опешил.

– Ну что, – девица нетерпеливо оглянулась. Только сейчас Болт обратил внимание на то, что на носу у нее сидят огромные очки с дымчатыми стеклами, – Уже оробели?

Лужа посторонился, пропуская ее к машине. Не говоря больше ни слова, “светлый плащ” сел на заднее сидение. Секунду спустя, рядом примостился и Лужа.

– Куда едем? – пока еще сдержанно осведомился Болт.

Черт, очки она носит… Синяки скрывает? Которые сутенер наставил. Не иначе.

Для него она утратила уже 99 процентов своей привлекательности, как только своей покорностью лишила его удовольствия подавить сопротивление очередной попавшейся в капкан девки. Болт любил тех, кто орал и сопротивлялся, а тут…

– Вот это да, – восхищенно покачала головой девчонка, – похлопывая ерзающего рядом Лужу по плечу, – сначала изображают из себя похитителей невесты, а теперь не знают, куда ее везти.

Болт молча сплюнул на пол кабины.

– Эй, расслабься, – посоветовал Лужа, водя глазами по скрытым девичьим прелестям. – Едем ко мне.

Внезапно заверещал мобильник. Болт поспешно схватился за него.

– Труба зовет, а? – Лужа заржал.

Болт скривился, как от кислятины, вновь прокручивая сообщение.

Этих нескольких строчек он ждал уже очень и очень давно, когда понял, что деньги заканчиваются, а новой работы все нет и нет.

– Не твое дело, – бесцветным голосом отрезал Болт. – Вылезайте оба.

Он не любил проституток, и очень не любил Лужу, которого терпел только потому, что другого такого продавца дури было не сыскать во всем городе.

Болт вскинул глаза на зеркало заднего вида. В качающемся свете уличного фонаря Лужа улыбался своей обычной расслабленной улыбкой наркомана, только что вколовшего себе очередную дозу ядовитого счастья. Рука проститутки уже покоилась у него под курткой.

– Когда это он успел? – с яростной злобой в голосе спросил Болт. – Я же предупреждал, чтобы у меня в машине… – он мысленно сосчитал до пяти прежде чем продолжить. – Его я сейчас выброшу, а ты можешь помочь своему новому другу, если хочешь.

– Вот уж нет, – возмущенно сказал “светлый плащ”. – Это типичный вандализм, выбрасывать тело на улицу.

Болт резко обернулся, занеся руку для удара. Еще не успев как следует замахнуться, он ощутил сильнейший толчок в затылок. У Болта была по-настоящепу бычья шея, но от этой оплеухи, он инстинктивно закрыв глаза ткнулся лицом в лобовое стекло.

– Довези хотя бы до кладбища, – прошелестело над ухом.

За волосы крепко взяли и потянули. Болт вскрикнул. Перед его лицом возник маленький кулачок, затянутый в черную лаковую перчатку. Между средним и безымянным пальцами торчало тонкое длинное лезвие, только что вышедшее из сердца, свалившегося на пол Лужи. Девчонка сильно взмахнула головой. Очки слетели с ее лица и разлетелись на куски, ударившись о приборную доску.

– Ну что, красавец, составишь мне компанию, – оскалив зубы прошипела она, склонив голову. – В конце-концов, на что мы еще годны, кроме траханья?

В бардачке лежал пистолет. С тем же успехом он мог лежать и на северном полюсе. Ни на какое сопротивление просто не хватит времени.

Болт это отлично понял, когда разглядел молочно-белые, без малейших признаков зрачка или радужной оболочки глаза “светлого плаща”.

Когда лезвие приблизилось к его лицу, единственное, что Болт успел сделать, это закричать…

From

“Capella”

to

Harpia:

"Крысолов играет на дудочке."

Гарпия повертела в пальцах мобильник, который внезапно ожил несколько секунд назад, выдавая только что прочитанное сообщение.

– Эй, парень, – устало проговорила она, – не подвезешь меня? Тут близко… А – а -а, ты уже умер… Блин, вечно я тороплюсь, – Гарпия вздохнула, – Теперь придется на своих двоих шлепать.

Она выскользнула из машины, и утонула в темноте. Как только она пропала, сквозь дверцу «джипа» просочилась первая теплая и густая капля, через мгновение тяжело упавшая на грязный осенний лист.

* * *

– Притормози, родная, – скомандовал Степа Разин, вырастая перед блондинкой, шествующей по полутемному и безлюдному холлу. – Кажется твой вечер закончен.

Рот девушки слегка приоткрылся и по мере того, как понимание происходящего проникало все глубже и глубже в ее сознание, огромные кукольные глаза цвета морской волны наливались страхом и грядущими слезами.

Разин с недовольством ощутил прилив ненужного сочувствия и, чтобы хоть как-то отвлечься, коснулся лацкана пиджака, включая микрофон.

– Порядок, она не вернется, – проговорил он.

Скалин поморщился, когда ожил наушник. То, что выглядело как обычное hands-free, позаимствовали из богатого арсенала ФСБ. Качество связи было запредельным, поэтому казалось, что кто-то шепчет тебе прямо в ухо. Ощущение не всегда приятное.

– А вот этот парень просто неотразим в роли прислуги, – тихо проговорила Леночка, глядя на снующего по залу официанта, сменившего Разина. – Профи, сразу видно.

Скалин встретился с ним глазами и провел по лбу пальцами, словно смахивая несуществующий пот. Официант опустил голову и что-то проговорил с извиняющимся видом компании, у которой только что собирался принять заказ. После этого он неспешно направился к столику Кожухова.

– Страная штука, судьба, – без эмоций сказал Скалин, бросая салфетку на столик. – Иногда она идет к вам с цветами, а иногда…

– С передачей, – вздохнул Смирнов.

– Не понимаю я вас, мужиков, – покачала головой Леночка. – Можете пристрелить без раздумий, а можете и вот так вот лить слезы над очередной горемычной судьбой.

Она обвела притихших коллег пристальным взглядом.

– Там сидит тип, который воровал секреты и продавал их. Даже не беря во внимание патриотизм, для меня он ничем не отличатся от обычного вора. А где должен сидеть вор, нам объясняли с детства и если вы забыли, то пора вспомнить.

Володя показал большой палец. Скалин хмыкнул и тут же улыбнулся, но уже совершенно естественной улыбкой.

– Понеслась, – сказал он.

Проститутка заплакала. Косметика, как и полагается, была дорогой. Слезы ничего не размыли и грязноватых потеков на щеках не появилось.

Появились они на Степиных мыслях и были пока еще не очень заметны.

Пока еще.

Черт побери! Если бы забыть, что она проститутка… Вот сейчас я ее выведу, сдам ребятам… А может по-другому… Заткнись, заткнись, Степа.

Если бы она продолжала молча плакать, то Разин обязательно бы довел ее до выхода, где уже наверняка дежурят коллеги, перекрывшие все лазейки из ресторана. Однако блондинка развернулась и встала лицом к Степе. Миниатюрные ладошки легли ему на плечи, а в нос хлынул легкий дурманящий аромат.

– Офицер, – тихим и печальным, как звон колокольчика голосом произнесла она, – отпустите меня, пожалуйста.

Может быть когда-нибудь женщины и потеряют эту потрясающую способность отдавать себя под власть мужчин в нужный момент. Может быть. Но пока обычный мужик просто не может не ответить на мольбу прижавшегося к нему беззащитного существа, доверчиво глядящего снизу-вверх своими увлажненными глазками.

А Степа был обычным. Вполне. Плюс ко всему он был еще и солдатом. А посему уже твердо решив отпустить девушку на все четыре стороны, бедный Разин продолжал молча смотреть куда-то поверх ее головы, чувствуя себя полным болваном.

Дьявольщина, ведь я же профессионал… проклятье… отвернись… пожалуйста.

– Отпустите меня, – продолжала лепетать блондинка, глотая слезы. Детские интонации в ее голосе звучали все сильнее. – У меня ведь и муж есть. Он швед, его зовут Алле Пак. Мы не так давно познакомились и… если он узнает… Я уже давно не работаю, просто сегодня…

Степа твердо знал, что офицер, как она назвала его, должен вот прямо сейчас приказать ей умолкнуть, сказать, что ему нет никакого дела до ее мужа с дурацким именем. Как раз в этот момент щека девушки легла к нему на грудь, и лейтенант Разин промолчал с ужасом понимая, что он сейчас натворит.

Официант склонился к уху Кожухова и еле слышно прошептал:

– Я думаю, вам уже пора попросить счет.

Краб даже не поднял головы. Он смотрел только на человека, как раз в этот момент садившегося напротив. Спокойствие обреченности вымело все остальные чувства, оставив лишь пустое болото под названием “зрительный аппарат”. Скалин, видел такой тягучий взгляд не в первый раз. Он напоминал ему белый флаг, судорожно мотающийся в трясущихся руках очередного проигравшего.

Краб понимающе усмехнулся, также безучастно взглянув на Смирнова и Нилину, расположившихся справа и слева. Посетители ресторана не заметили ничего подозрительного. Для них все было просто и понятно. Знакомые люди решили посидеть за одним столиком.

– Вот, значит, как это происходит, – проведя пятерней по жестким пепельным волосам проговорил Кожухов. – А я то уж заждался… Каждый день ждал… вас.

– С днем рождения, – сказал Скалин, – сколько вам сегодня стукнуло?

Кожухов приподнял брови.

– Опоздали на месяц, товарищ… лейтенант? Капитан?

– К черту подробности… Просто я подумал о дне рождения, когда увидел подарок, что вы себе купили… тот, который тут с вами пил…

Кожухов неопределенно пожал плечами. Расчет Скалина не оправдался. Либо это была действительно посторонняя девчонка, либо…

– На “подарок” она не похожа, – Кожухов глотнул минералки, – правда она позволила себя снять, но о деньгах речи не было.

– Пусть так, – кивнул Скалин. – Мы проверим. Для нее же лучше, если она с тобой не связана.

– Я уже дано не работаю, – шептала блондинка, время от времени смачивая языком пересыхающие губы, – мне стало жаль этого мужика. Он был такой потерянный, дерганый.

– Проваливай, – выдавил Степа, прокручивая в голове объяснение с начальством. – иди к своему Алле Паку… к черту.

Она по инерции продолжала что-то говорить, но постепенно до нее дошел смысл сказанного. Блондинка неуверенно улыбнулась.

– А меня… – неуверенно выговорила она, – а меня выпустят?

– Если выйдешь одна, то выпустят, если со мной, то нет.

В эту минуту Степа перестал сомневаться. Мягкие губы прикоснулись к его лицу. Блондинка уже быстро шагала к двери, а Разин ожесточенно стирал невидимую помаду со щеки, прислушиваясь к впервые возникшему внутри ощущению полного наплевательства на все спецслужбы на свете.

– Вроде не мальчик, – тихо пробормотал он, глядя на закрывшуюся дверь и нервным движением взлохмачивая волосы. – Да и для седины в бороду рановато… Может она ведьма?

В зале появился музыкант, одетый в причудливые шаровары, расшитый серебром черный жилет и греческую феску. Кто-то в углу громко захлопал, после чего зашумел весь ресторан, дошедший до того состояния, когда их устраивало уже все что угодно.

Пальцы Кожухова, потные и горячие, внезапно схватили Скалина за запястье. Он удивленно взглянул на ожившего Краба.

– Послушай, майор, – просительно заговорил тот, награждая Скалина званием по собственному усмотрению. – Давай еще немного посидим. Я заказал музыку для девчонки. Разреши послушать, а то когда еще доведется.

“Грек” провел смычком по струнам. Плач скрипки, неожиданно талантливый, метнувшийся в жующие лица, буквальнопригвоздил Скалина к месту. Будь этот ресторанный скрипач хоть на йоту менее хорошим музыкантом, Кожухов не получил бы этой беспрецедентной отсрочки.

Леночка и Смирнов переглянулись. Официант, ошеломленно хмыкнул. Уловив всеобщий настрой, он исчез и через минуту вернулся с бутылкой шампанского. Поставив перед Кожуховым бокал, официант налил ему искристый напиток.

– За счет заведения, – сказал он.

Степа сидел в темном углу и предавался мрачным раздумьям. Вместе с девушкой исчезло и то волшебство, которым она была буквально пропитана.

Исчезло, но не совсем. Иначе почему я сижу здесь, а не бегу за ней или не связываюсь с ребятами, с просьбой задержать такую-то и такую-то. Хотя какую? Я ведь даже имени ее не узнал. Телефона. О! Зашибись. Мужа знаю… Да придумала она его. Это точно. Алле Пак. Идиотизм. Как я мог ее… Спокойно. Ничего страшного.

Разин знал то, чего не знал ни Скалин ни его коллеги-сталкеры. Снаружи дежурили две лучших группы захвата, присланных лично генералом Сомовым. Все подъездные пути к «Амфоре» были под наблюдением. Вился нешуточный капкан, причем такого размера, что ловили явно большого зверя. Скромный Краб на эту роль ну никак не годился.

Степа ни с того ни с сего вдруг увидел себя гуляющим вокруг высоченного забора, за которым (он знал это совершенно точно) стояла упущенная девушка. Он слышал ее смех и слышал ее голос, с самыми различными интонациями произносивший одно и то же.

"Алле Пак. Моего мужа зовут Алле Пак". Голос ее звучал все громче и громче, пока не стал просто оглушительным. Калейдоскоп из мыслей внезапно начал приобретать какие-то пугающие очертания.

Музыкант шел между столиков, словно стараясь всех одарить своим искусством, затерянным в этой “Амфоре” по прихоти всемогущей судьбы. Внезапно Скалин ощутил дрожь в коленях. По лицу словно забарабанили ледяные струйки толщиной с иглу. Он воровато взглянул в лица Леночки и Вовки, но ничего там не заметил, кроме вежливо-равнодушного одобрения талантливого музыканта.

Скрипка звала и отталкивала, рыдала и хохотала во все горло, скатываясь по сияющей радуге в грязь на унылой дороге.

А где-то далеко «майор» Скалин пил шампанское в компании своих друзей и шпиона, нервно крутящего наполовину опустошенный бокал в трепещущих пальцах.

"Не может быть, – думал Скалин, отводя глаза. – Просто не может быть. Нервы разыгрались".

Мелодия заканчивалась, скрипач подошел к их столику, склоняясь перед своим заказчиком и специально для будущего арестованного плавно выводя последнюю, невиданную по своей красоте ноту.

Скрипка смолкла. Музыкант грациозно нагнул голову и неспешно удалился.

Зал взорвался аплодисментами.

Кожухов схватил бокал и осушил его одним глотком.

Степа пытался избавиться от голоса, гремящего в глубине сознания.

“Может быть, он проходит у нас по какому-то делу. Или просто слишком чудаковатое имя. Не могу отделаться от ощущения, что…”

Разин выпрямился. Со свистом легкие втянули воздух и отказались его выпускать. На степином лице внезапно проступила широкая ухмылка, удивительно напоминающая сардоническую улыбку больного столбняком, виденную некогда в учебнике для медвуза.

– Алле Пак, значит, – едва сдерживая истеричный смех, проговорил Степа. – А если, твою мать… справа-налево… этот идиотизм…прочтем…

Все это время, непрерывно шарящие по одежде пальцы наконец-то нашли то, что было нужно.

Разин рванул к себе лацкан и заорал в отчаянно загудевший микрофон:

– Скалин! “Капелла”! В ресторане “Капелла”!

Звериный вой вырвался из горла Кожухова, скрюченными пальцами обхватившего собственную шею. Правая рука раздавила бокал, как бумажный стаканчик. Под замирающий грохот аплодисментов из-под пальцев уже мертвого Краба веером разлетелись бледно-розовые капли, попавшие на лица застывших сталкеров. В предсмертной судороге дородное тело Кожухова взвилось в воздух и на некоторое время застыло подобием кошмарной скульптуры.

Зал стих.

Кожухов рухнул на пол. Под дружный возглас публики лазерный свет на мгновение оживил лицо Краба, в ту же секунду исчезнувшее в тумане.

6

Из бесед на заседании клуба "КИВИ"

Все эти истории об очередных предсказаниях о конце света… Армагеддон усматривают в огромных метеоритах, грозящих врезаться в наш водянистый шарик, в глобальном потеплении, в нашествии инопланетян. В каждой более-менее круглой дате видят совершенно точное предзнаменование начала конца. Армагеддон, это битва добра со злом. Последняя битва. И она уже идет. В каждом из нас ангел борется с бесом и все эти маленькие локальные войны объединяются в одну большую, которая и закончится когда-нибудь… Наверняка закончится…

Скал

Всех посетителей “Амфоры”, которым “посчастливилось” в тот вечер оказаться свидетелями неудачного задержания Кожухова, согнали в небольшой банкетный зал. После того, как место происшествия очистилось, Скалин начисто забыл о существовании множества свидетелей, которые явно не могли знать больше, чем он сам.

Болван, позволивший провести себя как школьника.

Скалин на время заглушил эту нелестную для себя мысль, в чем несказанно помогла Леночка.

– Отравили, – категорично заявила Нилина, после поверхностного осмотра тела. – Я почти уверена, но все-таки береженого, как говорится…

Она вытащила из сумочки небольшой пластиковый пакет и быстро сорвала прозрачную оболочку с матово-белой бумажной полоски.

– Экспресс-анализ, – проворчала она, вновь склоняясь над телом. – Подарок большого папы.

Смоченная в шампанском, брызгами лежащем на кулаке Кожухова, полоска почти мгновенно окрасилась в ядовито-зеленый цвет.

– Так и есть, – констатировала Леночка. – Яд, как это ни банально, был в бокале. Минеральный. В лабораторных условиях выясним побольше.

– Бокалы стояли на столе, – задумчиво произнес Скалин. – Но класть яд в один из их не было смысла, поскольку проглотить отраву мог любой.

– Шампанское тоже было в порядке, – подал голос Смирнов.

– Это уж точно. Иначе тут было бы четыре трупа.

Сталкеры немного помолчали, переваривая эту мысль.

– Леночка, а не могли его отравить раньше?

Она демонстративно-медленно помахала потемневшей бумажной полоской.

– Специально для смирновых повторяю: яд был в бокале.

Скалин обвел тяжелым взглядом свою группу. Потирающая замок сумочки Нилина, мрачнеющий на глазах Смирнов, растерянный официант и подоспевший пару минут назад Степа смотрели каждый в свою сторону, однако все они ждали завершающего аккорда. Ведущий сталкер доигрывал свою партию, мысленно загоняя отравителя в угол. Вычислять преступника по горячим следам Скалин умел как никто другой.

– Музыкант, – вердикт последовал через минуту. – Больше некому. Все остальные, даже если не принимать во внимание то, что я вам всем доверяю, никто из вас не мог этого сделать физически, поскольку сидел у меня перед глазами.

Он скрипнул зубами.

Как и Кожухов, впрочем. Ай да сталкер… Так облажаться!

Скалин секунду помолчал, мысленно перебирая ворох собственных наблюдений.

– Музыкант, – с сомнением протянул Смирнов. – Верно, он подходил к столику, но я не заметил, чтобы он…

– Точно, – согласился Скалин, нервно выщелкивая сигарету из пачки. – Думаю и Леночка ничего не заметила, – прикуривать Скалин не спешил, глядя на утвердительно кивнувшую Нилину. – Да и я сам ничего не видел. Тем не менее единственный кандидат на роль отравителя – скрипач.

– Если так, – покачал головой официант, – то брать его надо немедленно. С таким наглым профи шутки плохи.

– Сейчас и займемся. В зависимости от степени наглости он или все еще здесь и раз до сих пор не ушел, то и не собирается, или уже скрылся, так что несколько минут роли не играют. Поэтому, – Скалин пристально посмотрел на притихшего Разина. – Не кажется ли тебе, Степа, что сейчас самое время коротенько кое-что объяснить?

* * *

После разговора с Разиным Гарпия вышла из “Амфоры” без излишней поспешности, но и не ползком. Бросив взгляд на стоянку, где был припаркован взятый напрокат темно-вишневый “Форд”, она поняла, что в ближайшее время придется позаботиться о новой машине. Возле шлагбаума прогуливался хмурый тип лет 35, словно сошедший с карикатуры на плохо маскирующихся кагэбэшников, времен холодной войны. Взглянув на его лицо, ярко освещенное неоновой вывеской ресторана, Гарпия поняла, что с этим парнем фокус, проделанный со Степой, не пройдет.

“Амфора” находилась на улице, заканчивающейся тупиком. Гарпия, роясь в сумочке, взглянула в направлении единственного перекрестка и четко рассмотрела плавные силуэты двух автомобилей, перегородивших дорогу.

Уходить можно было только пешком. Вытащив платок, Гарпия защелкнула сумочку и направилась в сторону туалета, стоявшего в двух шагах от выхода из ресторана.

– Интересно, зачем здесь туалет? – задумчиво бормотнула Гарпия. – Для тех, кто не успел пописать в ресторане?

Она увидела, что хмурый тип вытащил из кармана рацию и что-то сказал в микрофон, резко и отрывисто. Как и положено человеку, похожему на карикатуру, он во время этого короткого сеанса связи успел несколько раз взглянуть в ее сторону.

Гарпия тихо засмеялась, кидая монетку полусонной старушке, сидевшей в стеклянной клетке рядом с рулоном туалетной бумаги и зашла в кабинку возле дальней стены. Опустив крышку она присела на унитаз и достала мобильник.

Она не знала, кому звонить. Она не знала даже на кого работает. Приходил приказ, она выполняла очередное задание и возвращалась домой, зная, что на ее счет в одном из цюрихских банков перечислена сумма, достаточная для безбедной жизни в течение года.

Это было все.

Почти.

Еще Гарпия знала, что в случае, если не можешь просто вернуться домой, помогать тебе не будет никто.

– Поможет… никто, – закрыв глаза проговорила она.

Голова вспыхнула как комок ваты, попавший в печку. Гарпия увидела нестерпимо яркий свет, отразившийся от лакированной поверхности лодки, качающейся вверх и вниз на железных стержнях. Только через мгновение она вдруг поняла, что качаются не качели, а сам мир летит вниз, все глубже и глубже, издавая странный звук, похожий на гудение высоковольтой линии.

Тихо пискнула последняя нажатая кнопка. Гарпия открыла глаза и вместе с ощущением холодного пота на лбу вернулась способность соображать.

Трубка издавала протяжные гудки. Когда где-то и кто-то ответил на звонок, Гарпия поняла, что во время своего короткого приступа слабости набрала чей-то номер.

– Мне никто не нужен, – слабым голосом сказала она.

Экран телефона погас. Стилизованый тигр, установленный в качестве обоев, подмигнул Гарпии левым глазом. Она прислонилась лбом к стене кабинки, окончательно приходя в себя.

Тигр подмигнул правым глазом.

Эти приступы повторяются довольно часто. Кажется, все-таки стоит обратиться к врачу.

Впрочем, это не обязательно.

Гарпия поднялась на ноги и проверила, закрыта ли дверь.

В ресторане Кожухов поднес к губам свой последний бокал.

* * *

– В общем, я дал ее приметы, и предупредил Давыдова. Он сказал, что все будет нормально.

Когда Степа закончил свой рассказ, очень долго его аудитория не говорила ни слова. Каждый, в меру своей осведомленности и впечатлительности осмысливал услышанное.

Первым голос подал «майор». Скалин всегда предпочитал начинать новый этап операции сам и именно с первой реплики.

– Значит, “Капелла”… Если только это не способ выдать себя за нее. Уж слишком ясно она дала понять…

Скалин осекся, взглянув на тело Кожухова.

– А я так вообще всегда думал, – высказался Смирнов, – что “Капелла” – нечто вроде хохмы для простодушных. Ну там типа плоской земли или Тартарии.

– Я и сейчас так думаю, – отрезала Нилина. – Все эти разговоры насчет “Капеллы” напоминают мне пыльные истории о Фантомасе.

Скалин принял решение не раньше, чем выслушал всех, кто желал высказаться, соединил их мнение со своим и жестом приказал сохранять тишину.

– Степа, свяжись с Давыдовым и предупреди еще раз, чтобы были предельно осторожны.

После этого он обернулся к официанту.

– Где здесь гримерная или что там еще… у этого скрипача? Откуда он тут вообще взялся.

– Они часто приглашают к себе всяких необычных исполнителей в качестве изюминки вечера.

– Да уж куда необычнее…

– Гримерка наверху, в конце коридора.

– Проводишь. Леночка, оставайся здесь, проследи, чтобы тело немедленно отправили в лабораторию. Степа, догонишь.

"Майор" сунул руку за пазуху, привычным жестом касаясь теплого металла в кобуре. Со стороны банкетного зала донесся неясный шум, в котором явственно различалось недовольство масс. Нилина призывно взмахнула рукой показавшемуся на входе врачу.

– А может поаплодировать, покричать “бис”, – задумчиво произнес Смирнов, глядя на потолок, – он и сам спустится?

– Вряд ли, – усмехнулся официант, отступая на шаг и пропуская двух санитаров с носилками.

– Вряд ли, – согласился Скалин. – Тогда пошли.

В этот момент Степа опустил рацию.

– Давыдов говорит, что они засекли их.

– Их?

– Шофер такси и моя старая знакомая.

Скалин пожал плечами.

– Если этот мужик действительно таксист, то им крупно повезло.

* * *

Гарпия проворно скинула плащ и вывернула его наизнанку. Теперь из светло-желтого он превратился в темно-серый. Блондинистый паричок полетел в унитаз. Вслед за ним в крутящуюся водную струю полетели каблуки туфель, свинченные несколькими сильными движениями. Гарпия водрузила на бачок зеркальце с откидной подставкой. По кабинке разлился приятный запах. Вскоре вся косметика перешла с лица на платок, щедро смоченный тоником. Маскарад довершили несуразные слегка затемненные сверху очки в толстой оправе.

– Мотя с рыбного привозу, – буркнула Гарпия, показывая язык своему отражению и одновременно закручивая волосы в тугой узел на затылке. – Хотя в принципе это то, что надо. Теперь я и сама себя не узнаю. Она могла, конечно, с помощью стандартной техники изменить внешность совершенно кардинально. Физически. Лицевые мускулы были достаточно тренированы для такой работы. Но это требовало времени и предельной концентрации, поэтому немного помявшись и еще раз взглянув в зеркало, Гарпия решила, что и так сойдет. Собрав вещи, она направилась к выходу. Около дремлющей бабушки, Гарпия затормозила и нерешительно взглянула на огромное зеркало и ряды умывальников.

В любом случае руки помыть стоило.

Теплая вода приятно успокаивала. Гарпия качнула головой и решительно сняв очки, вытащила из сумочки контейнер для контактных линз. Сделанные по специальному заказу, они были покрыты матово-белым зеркальным составом. Гарпия быстро вставила линзы, закрыла глаза и посмотрела вверх, как советовал врач. Для того, чтобы линзы лучше “сели” на роговицу.

– Мотя в боевой раскраске, – еле слышно прошептала она, подняв веки и глядя на ставшие совершенно белыми глаза. – Однако, пора двигать.

Тип с подозрительным лицом равнодушно посмотрел на появившееся из туалета пугало, застегнутое на все пуговицы, с зализанными назад волосами. Очки грозно сверкали в неоновом свете, немым языком предупреждая все мужское население земного шара, что они сидят на носу женщины, уже родившейся старой девой.

Решительным и размашистым шагом, высоко вздернув нос и плотно прижимая к боку сумочку, Гарпия зашагала к перекрестку.

Давыдов шагал вдоль шлагбаума, поглядывая на двери ресторана. Его задача была проста – никого не выпускать. С тех пор, как он и его ребята перекрыли центральный вход, только лишь та шикарная блондинка привлекла к себе внимание.

Гарпия уже четко различала две “бэмки”, припаркованные у противоположных сторон улицы таким образом, что проехать между ними было невозможно. “Старая дева” еще выше задрала нос и ступила на тротуар, кинув независимо-дерзкий взгляд на двух ленивых самцов, пускавших ароматный дым дорогих сигарет в окна машины.

Требовательно запищала рация. Давыдов щелкнул переключателем. В ухо рванул трепещущий от волнения голос Разина. Давыдов, подтвердив полученное сообщение с легкой тревогой, не отразившейся, впрочем, на его вечно хмуром лице, отвернул рукав пальто. Судя по часам, объект находился в туалете вот уже 8 минут. Давыдов пожал плечами и несколько раз качнулся, перенося вес с пяток на носки.

Пройдя без помех мимо первой “бэмки”, Гарпия с трудом подавила в себе желание пуститься бегом по скудно освещенной улице. Оставалось пройти буквально несколько шагов до перекрестка. Вой сирены взорвал ночь сиянием бело-синих огней. “Скорая помощь”, притормозив в двух шагах от застывшей Гарпии требовательно засигналила, требуя уступить дорогу. Недовольно заурчав мотором, два автомобиля разъехались в стороны. Давыдов машинально кивнул проходящему мимо врачу. Он вел мысленный спор с самим собой. Предстояло решить довольно простой вопрос – может ли вызывающе красивая женщина за несколько минут превратиться…

Гарпия едва не ударилась о синий борт машины, бесшумно вынырнувшей из маленького скверика, совершенно сливавшегося с темнотой улицы. До того, как опустилось стекло со стороны пассажирского сидения, Гарпия успела заметить намалеванный на дверце значок такси.

Давыдов пришел к довольно расхожему мнению, что береженого Бог бережет, да и к тому же чем черт ни шутит. Вытащив из кармана рацию, он связался со своим постом. Услышав ответ, он громко выругался и рванул к перекрестку на всей возможной скорости.

– Привет, – сказал таксист, молодой парень с всклокоченными рыжими волосами и теплой улыбкой под холодными, колючими глазами. – Я – Никто. Ты позвонила и сказала, что я тебе кажется не нужен?

– Я передумала.

Гарпия скользнула в распахнувшуюся дверцу. Парень завел мотор как раз в тот момент, когда ярко вспыхнули фары “бэмки”. Сорвав очки, Гарпия взглянула в зеркало заднего вида. Одна машина торопливо разворачивалась, нацеливая два столба света на набирающее скорость такси. Вторая распахнула дверцу, поджидая бегущего по улице Давыдова.

– Зашевелились, – спокойно сказал Никто, переключая скорость. – Пристегнись, сейчас будет весело.

Рыжий утопил педаль газа. Такси прыгнуло вперед, не обращая внимания на завизжавший тормозами микроавтобус, едва не въехавший в синий борт.

– Что у тебя с глазами, – поинтересовался Никто, выкручивая руль и одновременно бросая быстрый взгляд в сторону пассажирки.

– Нечто вроде макияжа, – хмуро отозвалась Гарпия, всматриваясь на отраженные в зеркале фары набирающей скорость “бэмки”. – На мужиков действует просто безотказно.

– Правда?

– Еще бы. Я тут пару часов назад познакомилась с двумя, так ты бы видел, что сталось с тем, который увидел мои глазки.

– Ну и что?

Гарпия оскалила зубы.

– Подох от восторга.

* * *

Скалин медлил самым непозволительным образом. Оставив за спиной Разина и Смирнова, он стоял перед комнатой Скрипача и просто-напросто ничего не делал. Не то чтобы преступнику оставляли шанс уйти, Скалин уже знал, что других выходов в комнате нет, однако и Кожухову вроде бы тоже уже некуда было деваться. «Майор» ничего не делал по вполне понятной причине. Эта гладкая серая дверь отделяла его от первой ниточки, потянув за которую можно было бы вытащить на свет Божий некоего прячущегося от людей зверя, очень хитрого и осторожного. Настолько хитрого, что даже и само существование его до сих пор подвергалось сомнениям. Хотя Скалин отлично знал, что сомневаются как всегда те, кого принято называть непосвященными. Спецслужбы ведущих стран мира были прекрасно осведомлены о существовании “Капеллы”. Пока есть на свете государственные тайны, существуют и те самые непосвященные, которые упорно суют свой нос под гриф “совершенно секретно”. А когда некоторые “совершенные секретики” извлекаются из пыльных подвалов, они становятся взрывоопасными.

Государство любит и ценит свои секреты. И очень не любит тех, кто оказывается не только любопытным, но и достаточно хитрым и изворотливым, чтобы не умирать несмотря на все те меры, которые принимаются для сохранения государственной тайны.

С тех пор, как на международную арену вышла “Капелла”, таких хитрецов резко поубавилось. Доведись кому-нибудь завладеть маленькой бомбой замедленного действия с тем самым пресловутым грифом “совершенно секретно”, ему оставалось только молиться, чтобы его поймали побыстрее, потому что в том случае, если государственные спецслужбы оставались с носом, на сцену выходила “Капелла”.

Предлагала услуги, давала номер счета и размер гонорара, кстати, совершенно для государственной машины не необременительный, в большинстве случаев получала деньги, а потом…

Потом где-то на земном шаре происходило еще одно убийство. Или самоубийство. Тайна возвращалась в руки любящего государства, любопытный непосвященный возвращался в землю в полном соответствии с библейским: “прах ты и в прах возвратишься”.

Это была очень странная организация. И это, пожалуй, все, что можно было о ней сказать. Больше никто о ней ничего не знал. Казалось бы, при таком размахе, следы должны были бы оставаться, но их не было. Предложения услуг поступали только через компьютер, но всегда от фальшивого или несуществующего адресата. Если вспомнить Ди Маршана, то по данным расследования, сообщение “Капеллы” пришло с одного из терминалов в Ватикане. Что же касается банковского счета, то деньги с него пропадали чуть ли не в момент поступления. Компьютерные спецы просто выли от бессилия, прекрасно понимая, что счет был изменен на другой, в совершенно другом банке. А потом на другой и еще на другой и так далее. Не находя этому никаких видимых доказательств, спецы приходили к неоригинальному выводу, что на “Капеллу” работает хакер или хакеры высшего класса. Такие же доселе невиданные, как и сама эта трижды проклятая организация, никак не желающая подпадать под чей-либо контроль.

Так или иначе, никто еще не смог заставить “Капеллу” работать на себя. Сегодня она лила воду на вашу мельницу, а завтра, образно говоря, взрывала эту самую мельницу к чертям собачьим. Или, наоборот, сегодня “Капелла” вставляет вам палки в колеса, а завтра вашему противнику.

Вот именно по этой причине, все спецслужбы, всех крупных держав мира старались схватить ее за хвост и посадить на личную, государственную цепь, с целью натравливать исключительно на своих врагов.

Все спецслужбы, всех стран.

Или почти всех.

До сегодняшнего вечера, “Капелла” еще никак не проявляла себя в России. Вернее, Скалин не знал о таких случаях. Если другие его коллеги, одинаковой с ним степени посвященности в государственные дела относились к “Капелле” как к набору неопределенных слухов, то есть в достаточной мере несерьезно, Евгению же было известно несколько больше, чем положено. Одному из его знакомых дипломатов как-то раз изменила профессиональная способность пить не пьянея. Тогда то он и рассказал в полушутливом тоне о “самой большой мечте всех разведчиков мира” – захомутать “Капеллу”.

Не последней чертой Женьки Скалина, еще со школьной скамьи, было тщеславие. А еще он очень не любил, когда ему становились поперек дороги. Именно поэтому Евгений решил вцепиться в Скрипача намертво.

Все эти соображения мелькнули в его голове за считанные секунды.

– Ждите здесь, – скомандовал он Разину и Смирнову.

“Если это действительно “Капелла”, то она будет только моей добычей”.

Скалин мягко нажал на ручку, бесшумно открывая дверь в гримерную. И в этот момент что-то тяжело повернулось у него в груди.

“Господи, надеюсь все-таки, что я ошибся”.

* * *

Такси не делало никаких попыток оторваться от погони. Темная “бэмка” висела на хвосте в нескольких метрах, тоже ничего не предпринимая для того, чтобы обогнать, прижать к краю дороги или встать наперерез преследуемому автомобилю. Все эти головокружительные погони с визгом тормозов, сбитыми случайными прохожими и грохотом выстрелов годятся для детективов, но абсолютно неприемлемы в реальной жизни. Ни ФСБ, ни “Капелла”, будучи организациями, где работают настоящие профессионалы не хотели привлекать к себе излишнего внимания. Для федералов это означало риск вовлечения простых граждан в смертельную и совершенно неподходящую для них игру, “капелловцы”, как и всякие наемники, неохотно проливали кровь, за которую им не заплатили. К тому же, зачем еще больше злить тех, с кем, возможно, придется вести переговоры.

– Пока за нами только одна машина, – спокойно сказал Никто, сворачивая на дорогу, ведущую к окраине города. – А собственно интересно, почему за нами вообще кто-то увязался.

Гарпия поморщилась и отвернулась к окну.

– Намекнула я там одному сосунку, где собака зарыта. – сказала она глухим от некоторой примеси смущения голосом. – Вряд ли он догадался, – поспешила добавила Гарпия, заметив холодный взгляд шофера. – Наверняка тот хмурый тип у стоянки просто раскусил мой трюк с переодеванием.

Рыжий молча пожал плечами.

– Может быть и так. А может быть и то и другое.

Гарпия прикусила нижнюю губу. Во время очередного поворота, она заметила еще одну “бэмку”, пристроившуюся позади первой.

– Пошарь под приборной доской, – посоветовал Никто.

Гарпия послушно протянула руку. Пальцы нащупали холодный металлический предмет, слегка жирный на ощупь.

– Глушитель в бардачке.

– Думаешь, пришло время застрелиться? – вяло пошутила девушка, подбрасывая на ладони пистолет.

– Как хочешь.

Рыжий похлопал себя по боковому карману куртки. Лицо его, доселе блеклое и невыразительное зажглось непонятным внутренним огнем.

– Лично я думаю, что если уж отправляться на тот свет, то только в большой компании.

– Не рой себе могилу раньше времени, – отрезала Гарпия, навинчивая глушитель резкими нервными движениями. – За нами только две машины. Только две.

– Думаешь, если бы они знали, за кем охотятся, – усмехнулся рыжий, – то послали бы три?

Ответить Гарпия не успела. Из-за встречного поворота вынырнула третья “бэмка”, точная копия первых двух и неторопливо пошла впереди такси.

* * *

Скалин вошел внутрь и все также бесшумно прикрыл за собой дверь. Это было неблагоразумно. Более того, профессионал просто никогда так не поступил бы. Однако Евгению сейчас было в высшей степени наплевать на это. Он прислонился к стене, вдыхая въедливый запах лака для волос и слушая шипение аэрозольного баллончика, извергавшего облако микроскопических пузырьков на густую шевелюру музыканта.

Скалин щелкнул зажигалкой.

Шипение прекратилось.

Евгений прикусил мундштук сигареты.

Музыкант обернулся.

Рудольф Майер взглянул на ту самую десницу правосудия, о которой так много пишут моралисты. Десница стояла в дверях и спокойно отравляла атмосферу комнаты никотиновым дымом.

Им нечего было сказать друг другу. Все слова теряют смысл при встрече двух людей, обязанных в скором будущем что-то сделать.

Ну например: один должен произвести арест. Другой должен позволить надеть на себя наручники. И если для первого в большинстве случаев все просто, то перед вторым встает нелегкий выбор: спокойно пойти в тюрьму или попробовать вывернуться. Если представитель правосудия недостаточно уверен в исходе ситуации, или просто четко придерживается инструкций, он берет с собой помощников, ударом ноги выбивает дверь и наваливается на преступника вместе с коллегами, не оставляя тому ни малейшего шанса начать размышлять о каких-то там двух выходах из сложившейся ситуации.

Как мы уже знаем, Скалин поступил иначе.

“Майор” неторопливо прошелся по комнате. На первый взгляд можно было бы подумать, что он совсем перестал обращать на Майера внимание. Однако молчаливый и сосредоточенный Рудольф, вспоминая впоследствии эту сцену, был твердо уверен, что ни на секунду не отводил глаз от сузившихся зрачков майора за все время их короткого свидания.

– Вот, значит, как все было, – сказал Скалин, подходя к креслу, стоявшему в плохо совещенном углу и беря в руки скрипку. – Открывающийся гриф, – майор пальцем отогнул полированную крышку и внимательно осмотрел небольшое углубление, высверленное в дереве. – Остроумно. Здесь я так понимаю был яд, а когда вы склонились перед клиентом, кончик грифа оказался над его бокалом, скрипочка открылась и сыграла похоронный марш. Остроумно, – повторил Скалин, поворачивая голову и устремляя пристальный горящий взгляд в лицо Майера.

Евгений знал, что сидящий перед ним человек сейчас решает, как себя вести. Это очень важный момент для каждого, кому приходится заниматься арестами. Необходимо дать почувствовать преступнику, лихорадочно соображающему в этот момент, что ему делать, что в действительности размышлять тут особенно нечего.

– Сейчас вы поедете с нами, – спокойно и даже несколько ласково сказал Скалин. – А завтра мы обо всем поговорим.

– Дайте сигарету, – неожиданно попросил Майер. Он заметно расслабился. Скалин заметил это и незаметно улыбнулся, внутренне собравшись. Облегчение, отразившееся на лице противника, означало только одно.

Он принял решение.

Скалин тряхнул пачку и протянул ее скрипачу. Тот вытянул сигарету, обхватив ее типично музыкальными, длинными и тонкими пальцами. После этого Майер неторопливым движением засунул ее между скрытых пухлыми губами зубов.

– Щелкните зажигалкой, товарищ майор, – весело сказал скрипач, – не хочу в карман лезть, а то вдруг у вас нервы сдадут.

“И этот произвел меня в майоры. Карма, что ли”.

Сегодня Скалин не будет ему ничего говорить. Все разговоры начнутся тогда, когда будет чем ответить на эту нагловатую ухмылку. Любая фраза из уст Евгения, прозвучи она сейчас, окажется не к месту и не ко времени.

Скалин вытянул из кармана подаренную ему на день рождения “Zippo”.

Глядя на выросший из золотых недр огонек, музыкант качнул головой.

– Не курю ведь я, начальник, так мне наверное тебя теперь называть надо. Или может сейчас самое время начать? Курить…

– Не стоит, Макс, – тихо сказал Скалин, чувствуя, как к горлу подкатывает кислый и тугой комок. – Ты воскрес из мертвых не для того же, чтобы снова лечь в гроб.

Столб огня ошеломляющим вихрем метнулся в лицо Евгения. Инстинктивно отшатнувшись и закрыв глаза рукой, чувствуя на лице растущее жжение, Скалин еще успел подумать, какое же опасное оружие, оставленный в руке противника баллончик с лаком для волос. Вернее, сам лак, распыленный на огонек зажигалки и направленный в лицо. Да впрочем, какой там к чертям собачьим лак? Состав в этом треклятом баллончике был адский.

Все эти мысли мелькнули в одно мгновение, а затем сознание покачнулось и стало сползать, как отслужившая змеиная кожа.

Жжение переросло в невыносимую боль, ту, которую не должен терпеть ни один человек на земле. Не успев даже вскрикнуть, Скалин ощутил сильный удар сразу по всему телу. Потом все исчезло.

* * *

Странная кавалькада двигалась по ночным улицам. Синее такси находилось в своеобразных клещах. Две “бэмки” держались позади, одна медленно притормаживала, собираясь перегородить улицу.

– Людей мало, – бормотал Никто, оглядываясь по сторонам. – Сейчас они попытаются нас тормознуть.

– Сворачивай на шоссе, – сказала Гарпия, швырнув ненужный уже пистолет на пол. – Пора менять тактику. Если людей мало, то этих слишком много.

Рыжий кивнул и включил поворотный сигнал за несколько метров от перекрестка. На своеобразном языке, понятном только тем, кто решил поохотиться друг за другом, это означало: “сворачиваем вместе или будут неприятности”.

У ФСБ был выбор, попытаться задержать “Капеллу” сейчас, подставив под удар незначительное количество полуночников, шагающих сейчас по улицам, или сыграть по правилам, которые предлагает противник.

Через несколько секунд ведущая “бэмка” свернула к шоссе.

Никто на мгновение закрыл глаза. Гарпия вытащила из сумочки перчатки, с двумя стилетами, спрятанными в ножны, умещающиеся на ладони. Теперь стоило только сжать кулак и между пальцами выскальзывало смертоносное стальное жало. Им нельзя было проколоть толстую одежду, но можно было без усилий разрезать горло.

– Джеки – потрошительница, – сказал Рыжий, когда Гарпия несколько раз сжала кулак, проверяя легко ли выходит лезвие.

– Ничего подобного. Просто баба, на которую наехали.

Никто кашлянул и резко свернул на обочину, переходящую в довольно пологий откос. Почти в тот же момент натужно взвыл мотор оставленной в одиночестве “бэмки”, набирающей ход.

Кругом была темнота. Фары выхватывали лишь отдельные куски пейзажа, состоявшего из пожухлой травы и грязи. Везде царила засыпающая на зиму природа. Жизнь пропала, отступив на шоссе и дальше в город, здесь же остались лишь четыре машины с людьми у которых были друг к другу взаимные претензии.

– Начнем, пожалуй, – сказал Никто. – Оставшиеся в живых будут пить шампанское.

Гарпия покосилась на лежащий у ног пистолет.

– Значит вот так?

– Именно.

Идущая впереди “бэмка” решительно затормозила, становясь поперек дороги уже застывшему такси. В ночной тишине громко хлопнули дверцы. Несколько темных фигур устремились к синей машине, стоявшей в перекрестии столбов света, льющегося из фар.

Давыдов подбежал первым и одним ударом рукояткой пистолета разбил окно со стороны пассажира. Почти одновременно с ним ту же самую операцию с другим окном проделал его подчиненный. Давыдов прищурил глаз. Мушка застыла на переносице Гарпии.

Девушка лежала, откинувшись на сидении. Правая рука еще держала раздавленную ампулу, на острых краях которой повисла тошнотворно мутная капля. Рот Гарпии был открыт в смертельном зевке. Давыдов осторожно коснулся ее шеи, не отводя служебный “макаров” ни на миллиметр. В этот момент он почти молился, чтобы его пальцы ощутили биение сонной артерии.

Отдернув руку, Давыдов яростно засунул пистолет в карман и крепко выругавшись зашагал к своей машине. В это время выпрямился и тот, кто проверял пульс у водителя.

– Упустили, – сказал он, зачем-то вытирая ладонь платком. – Кто ж знал, что так…

– Ладно, хватит причитать, – оборвал его водитель одной из машин. – Давайте загрузим их. Теперь они годятся только для вскрытия.

Гарпию и рыжего вытащили из такси и потащили к “бэмкам”, гостеприимно распахнувшим багажники. Когда до машины оставалось несколько шагов, Гарпия открыла глаза.

* * *

Смирнов и Разин ворвались в гримерную, как только услышали стук падающего тела. Степа оказался слегка проворнее, поэтому он первым увидел плоды проигранного сражения. Правда тогда он и не думал об этом. Двигаясь с невероятным проворством для такого неторопливого субъекта, Смирнов оттолкнул Степу в сторону и набросил на горящее лицо Скалина молниеносно сорванный с плеч пиджак. Ощутив запах горелого мяса, Разин с трудом подавил тошноту. Парой резких фраз Смирнов отослал подоспевшего к развязке официанта вниз за врачом, а сам принялся методично осматривать помещение. Вся обстановка гримерной состояла из большого трюмо и нескольких стульев. Убедившись, что больше в комнате ничего нет, Смирнов наконец-то задал тот вопрос, который ждал Степа, ищущий повод отвести душу.

– Куда же эта скотина подевалась?

Получив долгожданную возможность, Разин вылил на все окружающее столько словесной грязи, что обладай она материальностью, гримерная мгновенно превратилась бы в помойку.

Он еще продолжал сыпать ненормативной лексикой, когда на пороге показался врач, с белоснежной маской на лице и выбившимся из-под шапочки седым локоном.

– Заткнитесь, молодой человек, – приятным баском приказал он, склоняясь над лежащим Скалиным. – От одного вашего сленга можно концы отдать.

Степа умолк. Доктор быстрым движением приподнял Степин пиджак и взглянул на лицо Скалина. Его глаза над маской посуровели.

– Не стойте пнем, – сердито сказал врач, обращаясь к Смирнову. Берите его на руки и пойдемте вниз к машине. И побыстрее.

Не обращая внимания на постукивающего ногой по полу Степу, доктор стремительно вышел из гримерной, кивком головы приглашая с собой пыхтящего Смирнова с тяжелой ношей.

Оставшись один, Разин как раненый зверь заметался по комнате, забыв все премудрости криминалистики, касающиеся сохранения улик. Стулья полетели в угол. Трюмо рухнуло на пол с жалобным звоном. Венцом всех этих усилий была потайная дверь, совершенно сливающаяся со стеной. Схватив с пола ножницы, валяющиеся в осколках зеркала, Степа засунул их в узенький просвет и сильно надавил. Прямоугольный кусок стены отъехал в сторону. За ним оказалась маленькая комнатка, пыльная и грязная, где не было совсем ничего. Ни окон, ни мебели, за исключением одного колченогого стула, похожего на мебель времен средневековья.

Была в комнате и дверь. И Степа даже знал, куда она ведет, принимая во внимание расположение стен. Ему незачем было открывать ее, но тем не менее, повинуясь давно выработанной привычке идти во всем до конца, Разин ухватился за никелированную ручку и оказался в коридоре, в котором торчал вместе со Смирновым во время разговора Скалина с Музыкантом.

– Здесь он и прятался. Когда мы вошли в гримерную, – пробормотал Степа, возвращаясь в комнатку для скрупулезного исследования стен. – Ни черта больше нет… выйти отсюда он мог только в коридор, а значит, значит деться ему некуда.

Заметно повеселев, Разин встретил вернувшегося Смирнова широкой ухмылкой.

– Надо идти к остальным посетителям, – сказал он, закончив демонстрацию найденных дверей. – Скорее всего он попробует затеряться среди них.

– Плохая мысль, Степа. Он же не дурак, понимает, что нам опознать его – раз плюнуть.

Разин потер ладонью затылок, признавая правоту коллеги.

– Плохо соображаю. Но все равно попробуем. И надо пропесочить весь этот кабак от подвала до крыши. Выйти ему все равно не дадут.

– Эй, мужики, – послышался со стороны лестницы голос официанта. – Врач сейчас придет. Продержитесь?

Смирнов и Разин посмотрели друг на друга. Степа засмеялся тоненьким злым смешком.

– Вы чего? – спросил официант, глядя на две аховские физиономии. – Врач только один остался, девчонка там в обморок упала, он с ней пока…

– Ты куда его дел, – тихо спросил Разин Смирнова, в замешательстве трущего подбородок.

– В машину санитарную посадил.

Степа вытащил рацию, но потом только махнул рукой, запихивая ее обратно в карман.

– У него и халат был заготовлен заранее, – почти весело сказал он. – Переиграли нас эти наглые скоты по все статьям.

– Есть еще Давыдов…

Степа поднял на мгновение глаза, в которых уже не было ни грамма веселости.

– Если он еще жив… Давыдов. В чем я лично начинаю здорово сомневаться.

* * *

Стилет вошел в горло как в масло. Парень, державший Гарпию на руках, издал булькающий звук и повалился на землю. Сунув руку ему за пазуху, Гарпия выхватила пистолет и дважды выстрелила в ближайшего федерала, сразу же после этого перекатившись в спасительную темноту.

Освещенные фарами люди, оставались неподвижной мишенью недолго. Прогремел еще один выстрел и через мгновение на свету не осталось никого, кроме тех двоих, что попались на трюк Гарпии. Присмотревшись, она увидела еще одно тело, лежавшее на траве со странно вывернутой шеей.

– Моя работа, – произнесли сзади.

Гарпия обернулась без излишней поспешности. Она уже узнала голос, а теперь и различила в темноте рыжую шевелюру.

– Сейчас они вызовут подкрепление, – напряженным голосом сказал Никто. – У нас есть еще пара минут, чтобы отдохнуть, пока они приходят в себя.

– А дальше? – довольно вяло поинтересовалась Гарпия.

– Дальше? – рыжий слабо усмехнулся. – дальше все как в кино. Я поднимаю пальбу, они тоже садят по мне из всего, что стреляет, а ты тем временем проворно сматываешься.

Гарпия вопросительно взглянула на мертвенно бледное лицо. Никто осклабился и показал испачканные в крови руки.

– Пробили меня господа федералы. На редкость хорошо стреляют… даже в темноте…

Голос сорвался на стон. Гарпия мгновенно зажала губы рыжего ладонью.

– За меня не стоит умирать, – хрипло прошептала она, все усиливая нажим, чтобы сквозь пальцы не просочилось ни звука. – Я ведь тоже Никто, пустое место, как и ты. За пустоту не умирают.

Рыжий обмяк. Гарпия плавно передернула затвор пистолета, стараясь не допустить лязга. В это время липкие пальцы обхватили лацкан ее плаща и властно притянули к земле.

– Вот, что я скажу тебе напоследок, – горячий шепот рыжего ожег ухо. – Очень противно умирать… никем… Если выживешь, первым делом… верни себе имя… мой тебе совет… что-то мне подсказывает… что раньше у нас были… имена… с фамилиями… и другая жизнь… Ты ведь тоже, как и я… помнишь себя… всего несколько лет…

Он еще успел засмеяться, оскалив окровавленные зубы. Дыхание смерти пролетело мимо, коснувшись лица Гарпии на пути к звездному небу. Никто упал в грязь, с легким стуком превратившись в Ничто.

Несколько секунд она сидела рядом с трупом, стараясь подавить рвущийся изнутри непонятный ураган эмоций. Этот парень, умерший у нее на глазах был всего лишь случайным братом по оружию. Она не знала его и поому, ее холодный разум профессионала ничего не чувствовал. Однако сквозь холод безразличия вдруг прорвался какой-то совершенно необъяснимый яростный поток, бросивший рациональность мышления в бушующий водоворот. Ну а после этого все куда-то провалилось.

Диким голосом закричала Гарпия, отпрянув от земли, смешанной с водой, начавшегося осеннего ливня. Ожил пистолет “таксиста” в ее руке, посылая пулю за пулей в ближайший автомобиль с распахнутым багажником. Кажется, она еще и кричала что-то вроде:

– Как же плохо быть нике-е-е-м!

Грохот выстрелов летел вместе с воплем Гарпии в пустоту, выдавая с головой девчонку с белыми глазами. И все это было настолько глупо и нелепо для опытного противника, что никто из федералов не стрелял до тех пор, пока не ахнул Давыдов, нелепо взмахнув руками. Летевшая в никуда пуля разбила вечно хмурое лицо, подтверждая тем самым свою древнюю репутацию дуры. Прощальным салютом взорвался бензобак, окутывая огнем служебную “бэмку”. Пламя засияло в белойпустоте глазниц. Ярко освещенная Гарпия выпрямилась и отбросила в сторону пистолет с опустошенным магазином.

– Привет, мальчики, – сказала она, разводя руки в стороны, словно стараясь обнять вскинувших оружие федералов. – Угостите девушку шампанским?

Сжались кулаки. Скользнули лезвия между пальцев, перерезая и без того напряженные нервы парней из ФСБ. Несколько пуль вонзились в тело Гарпии, на мгновение подняв ее в воздух и отбросив в сторону как ненужную вещь.

Часть вторая Всмотреться в бездну

1

Из забытого:

– Агент Немезис! Что за чертова самодеятельность? Упражнение должно длиться 30 минут. Не 29, не 31 минуту, а тридцать. Выньте нож и перебинтуйте рану. Так. Теперь максимальная сосредоточенность. Ритм сердца – удар в секунду. И запомните, боль – это всего лишь нервный импульс. Его можно легко блокировать. Теперь воткните нож в другую ногу и, повторяю, тридцать минут интенсивного боя.

Большое багровое море бесшумно перекатывало волну за волной, грозя накрыть с головой Скалина, плывущего по бесконечности вот уже несколько веков. Смрад разложения витал над этим миром под черными небесами, куда попадают все тяжелобольные, по странному недоразумению задержавшиеся на грани двух миров. Они еще живут, но не совсем.

– Ты мертв, – глухо упали слова откуда-то сверху. – Ты мертв, живой.

Скалин переместил мир поближе к глазам. Шевелиться он не мог и вообще теперь считал, что двигать пространство гораздо удобнее, чем двигаться в нем самому.

Пейзаж резко изменился. Кто-то кричал и было неимоверно жарко. Широкая каменная дорога, припорошенная мелким сухим песком вилась между горами, поднимающимися не так высоко, чтобы заслонить солнце.

– Ну где вы там застряли, – кричала экскурсовод, призывно махая руками перед входом…

"Куда?"

Бетонные ступени вели вниз, в темноту, откуда несло странным консервированным воздухом с привкусом чего-то неприятного.

– Вот здесь, – возбужденно бормотала женщина с головой, накрытой капюшоном. Она стояла к Скалину спиной и водила по стене лучом фонарика странно медленными движениями, противоречащими нервному голосу.

– Вот она, – палец с идеально наманикюренным ногтем указал на грубо намалеванное изображение змеи. – Это единственный такой рисунок среди всего этого немыслимого обилия иероглифов.

Заинтригованный Скалин подошел поближе и увидел, что рисунок изображает змею с двумя головами. При всем том непрофессионализме, с которым древний художник изобразил гада, в теле змеи чувствовалось непонятное, неуловимое движение.

– Она стремится вперед, – тихо сказал Краб, появляясь из темноты.

Скалин отшатнулся. Кожухов улыбнулся и из уголков его рта потянулись нитки крови.

– Все эти люди со звериными головами, – он показал на исписанную иероглифами стену, – бегут от нее. Это действительно единственное изображение двуглавой змеи, среди всех неоднократно повторяющихся иероглифов.

– Потому что она одна, – сказала экскурсовод. – Она уникальна.

– Знаешь, майор, – Краб задумчиво водил по стене пальцем. С его губ с каждым словом падали тяжелые, густые капли, – с тобой произошел редчайший случай. Знаешь такое старорусское выражение "ни жив ни мертв"? Это сейчас оно означает крайнюю степень испуга, а когда-то…

– Когда-то, – подхватила экскурсовод, – так называли состояние, в котором судьба человека еще не определена. Продолжит ли он еще существование в физическом теле, или пойдет дальше.

– Свободный, – прошептал Скалин.

Экскурсовод рассмеялась.

– Какая мечтательность в голосе. Поразительно, от каких подарков иной раз отказываются люди. Так думают они. Те, кого ты ищешь. Они убьют любого, кто встанет между ними и их бешеным желанием обладать плотью.

Полы ее плаща колыхнулись словно под ветром, хотя ни малейшего движения воздуха не чувствовалось.

– Физическое тело, это дар Божий, – наставительно сказал Краб, тыкая указательным пальцем в потолок. – Этот подарок дается один раз и на безумно короткое время.

– Так думает он. Тот, кого ты ищешь. Поэтому, они вернулись, – сказала экскурсовод, медленно и тяжело. – Кот Проксима скоро обретет силу. Пожиратели душ просыпаются. Поэтому я разговариваю с тобой. Потому, что ты думаешь, как мы.

– И потому что ты ни жив ни мертв, – хихикнул Краб. – Только в этом состоянии она может разговаривать с тобой так четко и ясно. Когда ты придешь в себя, трудно будет определить, с тобой кто-то говорит, или это твои собственные мысли. Так что пользуйся случаем.

Женщина в плаще с капюшоном медленно повернулась.

– Я хочу остановить их, – сказала темнота, глядящая холодными ледяными глазами из пустоты капюшона. – Но смогу я это сделать только вместе с тобой.

Скалин вяло улыбнулся.

– Почему именно со мной? Мое состояние такая уж редкость?

– Именно. И для того, чтобы действовать в физическом мире, необходимо физическое тело. А у меня его нет. Ты дашь мне свое, когда придет время.

– Не ужасайся, – встрял Краб. – У вас общий враг, а здесь уже вступают в силу законы другой логики. Против общего врага можно объединиться.

Скалин попытался пожать плечами, но у него ничего не получилось. Сон накладывал ограничения.

– Отдать тело, говоришь. Интересно как?

Позже, – прозвучал холодный ответ. – Узнаешь позже. Когда поймешь.

– Скажи мне кто-ты, прежде чем этот сон закончится. Покажи свое лицо.

– Ответом ему был, – драматично возвестил Краб, – шипящий смех.

Она засмеялась и откинула капюшон. Мир содрогнулся и по древним стенам от пола до потолка зазмеились трещины.

– Ядовитая фея, – почтительно произнес Краб, склоняя голову.

Скалин посмотрел на нее и дико, пронзительно закричал.

– Тихо, тихо, – зашептали рядом. – Это все сны, проклятые. Уж который день спать тебе не дают.

Ласковый голос с мягким окающим выговором и нежное прикосновение к сжатому кулаку оживили Скалина. Они сделали то, чего не смогли те бесчисленные лекарства, запах которых витал в воздухе, создавая вместе с едким духом хлорки ту неповторимую атмосферу, рождающуюся только в больницах.

Скалин с трудом открыл глаза, весьма удивленный тем, что их не режет свет. Он знал, что после долгого пребывания в бессознательном состоянии глаза должны просто не переносить дневной свет. Потом он понял, в чем дело. Его голова была обмотана бинтом.

На миг Евгению показалось, что он задыхается.

– Снимите его, – слова приходилось выталкивать из горла, но несмотря на это, Скалин понимал, как слабо и безжизненно звучит его шепот. – Снимите бинт… с глаз… хотя бы.

– Нельзя пока, милый. Вот доктор разрешит…

Скалин не понимал, как это можно лежать с завязанными глазами, если только что буквально вынырнул с того света. Больше ему не хотелось смотреть ни на змею с двумя головами, ни на мертвого Краба. Перенапряженный мозг срочно требовал дозы чего-то понятного и легкообъяснимого.

– Снимите бинты… или я сам…

Говорившая видимо поняла, что он не шутит. Поэтому вскоре майор ощутил, как слой за слоем уходит белая марля, защищавшая его зрение.

Кругом было почти темно. Скалин удивленно покосился на пожилую нянечку, меланхолично комкавшую в руках испачканный бинт.

– Свет я погасила, – сказала женщина. – Так-то безопаснее будет.

– Сейчас ночь?

– Верно. Ночь. Ты лежи смирненько, а я пойду врача позову.

Он окликнул ее у самого порога.

– Зеркало.

Она обернулась, уже взявшись за ручку двери.

– Принесите мне зеркало.

Нянечка неожиданно рассмеялась. Скалин недоуменно моргнул.

– Помощь тебе, милок, требуется, а не зеркало. Помощь.

– Какая помощь?

– Отомстить, для начала. Причем без меня не получится. Слишком уж враг твой… не для людей, что ли, – сказала женщина. Глаза ее сверкнули в темноте ледяным светом. На мгновение между зубов проскользнул извивающийся раздвоенный язык. – Разве ты не хочешь отомстить, а, майор? Ведь у нас общая ненависть. Доверься ей и она поведет тебя. Не хочешь? Ну тогда тебе действительно нужно посмотреть в зеркало.

Дикий шипящий хохот хлестнул по нервам.

Скалин снова закричал.

И снова очнулся.

На этот раз по-настоящему.

* * *

Непосредственного начальника Скалина полковника Кадышева в ФСБ за глаза звали «грязный босс». Или коротко Гэбэ. Этот человек принадлежал к той породе людей, которых всю жизнь окружает ореол из самых разнообразных некрасивых слухов. Для некоторых, просто по капризу природы обладающих подозрительной внешностью и достаточно высокой должностью, годной для выращивания сплетен, такой ореол становится чем-то вроде проклятия – несчастья, свалившегося на ни в чем не повинную голову. Владимир Николаевич Кадышев – сын потомственного рабочего и не менее потомственной крестьянки к этой категории не относился. Внешностью он обладал самой что ни на есть респектабельной, репутация его, если судить по служебному досье, была безупречной, начальству он был глубоко симпатичен, а подчиненные упорно звали его «грязный босс». Даже после того, как его назначили главой «сталкеров», то есть подняли на вершину, на которую мечтали вскарабкаться очень многие чинуши из ФСБ. Конечно те, кто вообще знал о существовании этих самых «сталкеров».

Мысленно плюнув на все эти ежевечерние размышления, ставшие для него почти традиционными, Кадышев снял с вешалки утепленный плащ и окутал им свое дородное тело, с трудом переносящее как холод, так и жару. Он уже собирался попрощаться с секретаршей, когда по селектору пришел вызов от генерала Сомова. Быстренько превратившись из начальника в подчиненного и соответствующим образом изменив тон, Кадышев ответил, что сейчас будет.

Глава ФСБ встретил его пристальным взглядом из-под тонких седых бровей. Пристальный взгляд водянистых глаз Сомова, по своей всегдашней привычке молниеносно пробежался по лицу собеседника.

– Садись, – отрывисто приказал генерал, предварительно буркнув в селектор, чтобы его ни с кем не соединяли. – Подожди секунду.

Сомов начал перелистывать лежащие на столе бумаги, а Кадышев мысленно сосчитал до десяти. Каждая встреча с начальством, это небольшой спектакль, ведущийся на немом языке. Причем язык этот очень многолик. Проще говоря – сколько начальников, столько языков. Сегодняшний беззвучный монолог генерала означал следующее: «не робей, полковник, хоть разнос и будет, с тобой ведь не поздоровались, но раз я пригласил тебя сесть, то напартачил на сей раз не ты, а кто-то из твоих людей».

Придя к такому выводу, Кадышев уже знал, о чем пойдет речь.

Закончив ворошить листы на столе, Сомов сцепил бледные короткие пальцы и посмотрел полковнику в переносицу уже не исподлобья, а прямо и с затаенной мыслью в глубине мутноватых серых глаз. Как и ожидал Кадышев, генерал заговорил через секунду после того, как молчание стало невыносимым.

– Краб мертв, – невыразительно произнес Сомов, постукивая отполированным ногтем по столу, – Давыдов и трое его людей тоже, Скалин в больнице, главный подозреваемый скрылся, двух его сообщников застрелили…

Слушая это перечисление грехов, Кадышев размышлял, на кого же посыплются шишки в этот раз, если не на него?

– …а эти нелепые слухи о «Капелле»? – донеслось до полковника. – Я думал ваши сотрудники уже достаточно взрослые, чтобы не увлекаться историями о Фантомасе.

«О, Господи. Ну передо мной то зачем ломать комедию?»

Сомов хлопнул по столу ладонью, мгновенно раздробив мысли Кадышева. Гэбэ вздрогнул и сжал губы.

– Значит так, Разина к чертовой матери. Смирнову и Нилиной строгий выговор.

Генерал засопел и быстро поднявшись подошел к окну. Кадышев не шевельнулся. Всем сестрам по серьгам еще не раздали. Оставалась еще одна сестричка.

– Как там Скалин? – чуть невнятно спросил Сомов.

– Серьезные ожоги лица… в сознание пока не пришел…

– Под капельницей, наверное, – задумчиво сказал генерал не оборачиваясь. Голос его потеплел. – Я тебе не рассказывал, Владимир Николаевич, какой со мной случай приключился пару лет назад? Нет? Камень в почке зашевелился, подсоединили меня к капельнице, чтобы организм прочистить, а сестричка неопытная оказалась. И вот лежу я с иглой в вене, а глюкоза вся из мешочка уже вылилась по капелькам. Смотрю, а по трубочке тем временем не лекарство, а воздух идет. Тихенько так ползет, – Сомов задумчиво покачал головой. – Как смерть на мягких лапах… Понимаешь, что это означает? Попади такой пузырек в кровь и все, приказал долго жить.

Генерал круто обернулся. Кадышев побледнел.

– Несчастный случай со мной бы приключился, понял.

– Кажется да, – с трудом шевеля губами произнес полковник.

– А если понял, то посмотри, не найдется ли такой неопытной медсестры где-нибудь поблизости от Скалина. У меня все.

* * *

Почувствовав сильную резь в глазах, Скалин зажмурился. Несмотря на слезы, полившиеся из-под плотно сжатых век, Евгений чувствовал огромное облегчение. За последнее время он увидел уже столько кошмаров, невыносимых именно из-за своей похожести на жизнь, что любое подтверждение реальности происходящего приносило детскую радость. Пусть даже такое подтверждение, как резь в глазах, давно не видевших света. Скалин смотрел сквозь веки на белое пятно, ставшее для него миром, и был счастлив.

– Очухался, приятель, – Евгений слабо улыбнулся. На миг ему показалось, что вот сейчас он услышит мягкий окающий говорок и все начнется сначала. Однако, говоривший несомненно был мужчиной.

Огненный столб полыхнул в глаза. Вернулась память и понимание. Скалин попытался сесть на кровати, но лишь сумел приподняться на несколько сантиметров. Крепкая ладонь легла на грудь и осторожно, но решительно толкнула его назад на подушку.

– Утихомирься, родной. Прыгать тебе сейчас нечего. Получил по мозгам, так валяйся и не дергайся.

Сердце неожиданно снова сдавил страх.

– Уйди, – просипел Скалин, пересохшим горлом. – Уйди к чертям, Краб, вместе со своей феей и…

– Ты если уж очнулся, – спокойно сказал голос, совсем не похожий на голос Краба, – то уж и чушь прекращай нести. Какой краб, какая фея? Приходить в себя наполовину – первый шаг в дурку, не при нашем психиатре будет сказано.

Мысли Скалина сделали скачок. Визгливый звук скрипки резанул по нервам и оборвался, словно сгнившая струна.

– Ушел. Ушел падла, – он цедил слова как ядовитые капли на рану. – Ушел, пока…

Тут он вспомнил еще одну вещь.

– Не знаю о чем ты, и кто там от тебя ушел, как Колобок от дедушки с бабушкой, – мужской голос скрипнул кроватью и поднялся повыше, – но думаю все не так страшно.

– Что с лицом?

– Глаза целы, все нормально.

– Что с лицом?

– …могло быть и хуже. За две недели, что ты тут валяешься, ткани практически…

– Что с лицом, твою мать!? – заорал Скалин, стараясь криком заглушить рвущийся наружу страх, перемешанный с гневом. И тут же зашелся натужным кашлем, с силой выталкивая воздух из разрывающейся на части груди.

– Могло быть гораздо хуже, – с упрямым нажимом произнес голос. – Мог потерять зрение. Полная слепота, понял, идиот. Благодари Бога, что успел рукой заслониться в последний момент.

Скалин усилием воли разжал стиснутые веки, прорвав тоненькую внутреннюю защиту. За мгновение до того, как боль резанула по глазам и с новой силой хлынули слезы он увидел молодое бородатое лицо врача, стоящего рядом с койкой.

Скалин положил ладонь на лоб, ощутив странную сухую кожу. Затем он провел пальцами по лицу, ощупав каждый сантиметр.

– Эй… слушай, – с неуклюжим, запинающимся о каждое слово сочувствием проговорил врач. – Ведь не ослеп же и… в общем с лицом мы сделали все что смогли.

Евгений расхохотался. Он уже понял, что зеркало можно не просить. Вряд ли его ослабший организм вынесет подобное зрелище.

– Заплатят, – сквозь душивший его хохот вытолкнул Скалин, чувствуя как на губы брызгает слюна. – О, как эти сволочи мне заплатят. Каждого найду и потом… потом…

Он вцепился ногтями в прилипшую к зубам щеку и сильно рванул.

– Не сходи с ума! Ты что?!

– Я им покажу, – прошипел Скалин, коснувшись языком окровавленных пальцев. – Вся эта гребаная «Капелла» у меня попляшет, клянусь двухглавой змеей!

* * *

Если бы Степа знал, что в обрушившейся на него стрессовой ситуации он поступил точно так же, как глава ЦРУ генерал Ди Маршан, Разин, наверное, удивился бы. А может и нет. В конце концов, мужик остается мужиком в любой должности. И в настоящий момент Степа был очень занят, чтобы предаваться дальнейшим размышлениям.

Он пил.

Вернувшись домой из управления, Степа не разуваясь пошел прямо по цветастому ковру, составлявшему чуть ли не единственное украшение его холостяцкой квартиры. В углу стоял купленный в прошлом месяце бар, который Степа прилежно и с любовью набивал всяческой импортной продукцией. Его знакомым девчонкам очень нравилось обилие дорогих этикеток. Кроме того, и сам Разин так и не привык к водке и пил ее только тогда, когда не было ничего другого.

Непочатая бутылка бурбона одобрительно звякнула в ответ на прикосновение степиных пальцев. Бутылкам нравится, когда их берут нежно. Разин уже влил в себя некоторое количество алкоголя по дороге домой, а посему мысли его были… несколько затуманены.

– Бывшие служащие ФСБ, выгнанные по собственному желанию, – сообщил Степа зажатой в руке бутылке, – просто обязаны быть в хлам. Иначе это произд… ведет плохое вчепят… тьфу… впечатление, – старательно договорил он.

Разин ударил бутылкой о стол и с третьей попытки ему удалось отбить горлышко. Несколько капель напитка впиталось в ковер. Степа высоко поднял изуродованный сосуд и, не заботясь о том, что в бурбон могли попасть осколки вылил в себя сразу половину огненной воды, как сказали бы индейцы.

Ему немного полегчало.

Совсем хорошо стало, когда допитая до конца бутылка разлетелась о дальнюю стену. К тому времени Степа был пьян в стельку и тихонько засмеялся.

– И пусть соседи… и не вздумают жаловаться. Уб… бью.

Тут Степа на какое-то время выключился, а придя в себя обнаружил, что его руки копошатся в баре, вяло стряхивая несуществующую пыль с этикеток.

Пьяная улыбка растворила последние твердые черты на лице Разина. Он прижал к груди невесть как попавшую в бар бутылку водки и неизвестно почему залился слезами, поглаживая ее гладкое тельце.

– Виски – дерьмо, – всхлипнув сказал он. – А ты хорошая. Пора мне к тебе привыкать.

Через несколько минут счастливый Степа снова спал на полу сильно вбирая воздух широко открытым ртом.

Хотя на календаре уже маячили последние числа ноября, окна в степиной квартире не закрывались круглые сутки. Через каких-нибудь шесть часов, относительно чистый и весьма холодный воздух воскресил покойного Разина вместо того, чтобы отправить в ад для замерзших алкашей. Неблагодарный Степа тут же пожалел об этом чуде. До сего момента он и не предполагал, что человеческая голова может ТАК болеть. Муки, испытываемые Степой при каждом толчке сердца не поддавались описанию. Тихонько постанывая, он перевернулся на живот и с трудом встал на четвереньки. Еле-еле протолкнув горькую слюну в высохшую глотку, Разин пополз в ванную, мутно размышляя о многих вещах и, в частности, о деградации личности, происходящей именно тогда, когда ходьба на четвереньках становится наиболее приемлемым способом передвижения.

Ледяная струя из-под крана, хлынувшая на пылающий затылок, слегка приглушила пинки, обрушивающиеся на мозг. Степа почти повис на борту ванны, предаваясь мечтам о холодной бутылке пива.

– Эк тебя перекорежило, – произнес за спиной странно знакомый хрипловатый голос. – А я-то уж думал пал Степан Разин в неравном бою с зеленым змием.

Степа недоверчиво взглянул через плечо, поежившись, когда тонкая струйка стекла с волос и поползла по спине. На пороге ванной стоял человек в темно-синем пальто с такого же цвета платком, закрывавшем лицо до глаз. Разин узнал и голос, и фигуру, однако еще долго он не произнес ни слова. Соображалось сейчас не ахти как, да и зачем было этому человеку приходить к проштрафившемуся сотруднику.

– Скалин, – выдавил он после длительной паузы, – ты здесь зачем? Меня уволили…

«И не твоими ли заботами, а? Решил свалить на меня провал операции, а сам…»

– Да и меня вот хотели, – из-под платка послышался смешок, – уволить, скажем так.

– Только хотели?

– Так я ж не дался. Жить хочется даже таким уродам как я.

Скалин засмеялся каким-то чужим и злым смехом, в котором не было и грамма юмора. Даже злого.

Степа очухался уже до такой степени, что смысл сказанного дошел до него почти мгновенно. Разин провел ладонью по пересохшим губам.

– За что же? – тихо спросил он, – И кто? Я… не понимаю. Это же… Времена же не те…

– Хватит блистать красноречием. "За что", меня не волнует, а вот «кто» и я не прочь выяснить, Скалин засунул руки в карман пальто, вынул мобильник и бросил его Степе.

– Тот кретин, что пришел за мной, умер слишком рано. Поторопился я… Но кое-какая информация есть.

Степа уставился на фотографию. Его бедный отравленный алкоголем желудок глухо заворчал, едва Разин увидел посиневшее лицо с выпученными глазами и вывалившимся языком.

– Долго он у меня в руках трепыхался, пока не подох, – равнодушно сказал Скалин.

– Галанин Пашка, – отводя глаза от снимка растерянно сказал Степа. – Тоже из сталкеров.

– Из сталкеров, – Скалин задумчиво поморгал. – Ну раз из сталкеров, то… Если собака нагадила, все претензии к хозяину. Кадышеву придется ответить на пару вопросов. Хочешь поприсутствовать при этом?

Степа молча посмотрел на стоявшую в дверях фигуру. Некогда голубые, а теперь налившиеся густой синевой и в паутине красных жилок глаза Скалина сверлили Разина. Во время этой паузы Степа с трудом подавлял в себе желание убежать отсюда подальше. Лицо на фотографии молча твердило, что бегство будет самым лучшим решением. И почти в тот же миг Разин понял, почему.

Прежний Скалин никогда не убил бы человека вот так. Степа представил себе пальцы всегда спокойного и в общем-то добродушного сталкера, сжимающие горло живого существа с безумной силой. Выдавливающие жизнь каплю за каплей, а затем равнодушно нажимающие на значок камеры в телефоне. Со Скалиным что-то случилось. И это что-то Разину решительно не нравилось.

– Скалин, зачем ты так, – вырвалось у Степы, помимо воли снова взглянувшего на почти раздавленную шею Галанина. – Самооборона и все такое, но это… это…

– Скалин, говоришь? – сталкер засмеялся шипящим смехом и ухватился за скрывающий лицо платок. – Нет, Степа. Я даже не знаю, о ком ты.

Платок слетел на пол. Разин отшатнулся, зажмурив глаза и с трудом подавив крик.

– Скал, – донеслось до него. – Скалина сожгли, приятель. Добро пожаловать в комикс. Теперь можете звать меня майор Скал.

Тут Степин желудок перестал сдерживаться и снова заставил хозяина перегнуться через борт ванны.

– Плохое имя, что ли? Скал же по-английски «череп»? У урода и имя уродское должно быть, в целях гармонии, – пробормотал майор, возвращая платок на место. – Кстати Крабу наверняка бы понравилось.

* * *

Темнота накрыла город уже два часа назад. Полковник Кадышев направлялся домой. Служебная машина разбрызгивала лужи, не обращая внимания на случайно облитых грязью прохожих, непредусмотрительно оказавшихся поблизости от края дороги. «Грязный босс» еще не знал, что Павла Галанина недавно отвезли в морг. Ему вообще не хотелось больше ничего знать об этом деле. Государственная машина распорядилась своим правом на жизнь Е. В. Скалина и больше здесь не о чем было говорить. У каждого из нас есть всевозможные права, лимитированные кем-то, у кого их больше. У Кадышева, например, тоже было одно право, которое ему очень нравилось. Право жить за городом, где воздух еще не так загажен, как в центре. Поскольку пост полковник занимал не самый высокий, можно было не стеснятся. Будь он президентом или премьер-министром, тогда другое дело. Приходилось бы жить там же где народ и дышать тем же воздухом из чисто политических соображений. Совсем скоро простые граждане поймут, что в наш загазованный век престижно жить как раз таки не в центре, а на окраине. Именно там пока можно подышать в свое удовольствие. Если к моменту такого прозрения, все власть предержащие окажутся за городом, поднимется несусветный хайп в стиле: «Мы тут задыхаемся, а они…».

– Владимир Николаевич, – добродушный голос шофера прервал ленивый ход мыслей Кадышева, – вы просили напомнить насчет магазина.

– Ах да, – полковник рассеяно кивнул. – Спасибо, Леша. Тормозни возле какой-нибудь лавки.

Темно-вишневый "мерс" замер возле небольшого магазинчика, стилизованного под некое подобие супермаркета, чья вывеска сияла всеми оттенками трупно-синего цвета.

Да, мысли полковника не отличались оптимизмом и весельем. И вовсе не потому, что выгнали Разина, а Скалина вообще приказали… Кадышев по привычке заглушил окончание фразы, так как не позволял себе даже мысленного разглашения очередной грязной тайны. Ни Разин ни Скалин не представляли для полковника интереса, его злила лишь непосвященность в то, что Кадышеву знать не полагалось.

Уловив косой взгляд продавца, он поспешно схватил батон, пачку молока и сигареты. Расплатившись, Кадышев подошел к машине. Зажав хлеб под мышкой, он с трудом открыл дверцу, неловко вывернув пальцы. Повернувшись к сидению задом, полковник осторожно сел, втянув в салон ноги.

– Поехали, Леша.

Холодный металл прикоснулся к виску. Сама собой захлопнулась дверца машины. Хлеб, падая мелькнул своим пропеченным боком. Кадышев осторожно скосил глаза и увидел зажатый в чье-то руке пистолет, заканчивающийся глушителем, уткнувшимся в голову полковника.

– Здравствуй, Владимир Николаевич.

Машина Кадышева стояла сбоку от магазина. Благодаря этому полковник был освещен светом его витрины, тогда как говоривший оставался в тени. В такой ситуации, лучшее, что можно было сделать, это постараться успокоиться и ждать, когда с тобой заговорят и объяснят, какого черта им понадобилось.

– Успокоился, – удовлетворенно произнес голос. – Вот и молодец.

Пистолет отодвинулся и исчез в темноте. Непроизвольным движением полковник поднял руку и коснулся виска, стараясь стереть с него ощущение смертельного холода.

– Извини за ствол, но мне хотелось, чтобы ты сразу понял, что к чему.

Все было действительно понятно. Если вы служите в ФСБ в чине полковника, то очень вряд ли кто-нибудь приставит к вашей голове пистолет без особой причины. И тут уже бесполезно кричать что-нибудь вроде «да вы знаете, с кем имеете дело». Они знают и именно поэтому без сомнения чувствуют себя достаточно сильными, чтобы наплевать на все твои угрозы.

– Что вам нужно? – полковнику пришлось заговорить первым, поскольку чувствовалось, что его сосед делать этого не собирается.

– Всегда мечтал покататься с тобой по Москве. Красивая она – столица. Особенно ночью и вдвойне особенно из окна твоего шикарного «мерса». Знаешь, мне всегда хотелось иметь что-то подобное. Поехали, Степа.

Кадышев вскинул глаза. Водитель, занявший место исчезнувшего Алексея, на мгновение повернул голову, всматриваясь в зеркальце заднего вида.

– Разин! – воскликнул полковник. – Если это ты, то значит…

Он повернул голову и с растущим страхом взглянул в темноту. Машина плавно переместилась поближе к проезжей части. Яркий уличный свет поплыл по салону, медленно обрисовывая то, что поначалу Кадышев принял за маску, купленную в магазине приколов.

– Главное, что глаза целы, – майор оскалил зубы, став еще больше похожим на высохший труп. – Могло быть гораздо хуже, как говорит мой врач.

Полковник не был трусом, но мало кто останется спокойным, сидя рядом с озлобленным и изуродованным человеком, у которого есть все основания считать тебя врагом. По той простой причине, что ты пытался его убить. Затевая перестрелку, лучше всего выстрелить первым, и совсем здорово при этом еще и попасть. Ведь противнику принадлежит следующий выстрел.

Лоб Кадышева покрылся испариной. В такие минуты, когда смертельный страх холодом стискивал сердце, полковник предпочитал побыстрее расставить точки над i. И это не было проявлением храбрости. Гиена тоже способна яростно защищаться, но только тогда, когда ее припрут в угол.

– Хватит танцевать вокруг да около, – хрипло сказал Кадышев. – Выкладывай, что тебе нужно и уматывай.

Скал ухмыльнулся, но отвечать не спешил. Полковник обеспокоено покосился на окно и с некоторым облегчением заметил, что машина движется по ярко освещенной улице, по направлению к центру. Значит убивать его не собираются. Для такого дела выбрали бы менее людное и светлое место. Кадышев стряхнул с себя оцепенение и приободрился.

– Ну так что? – переспросил он более уверенным голосом. – Имей в виду, охрана скоро подъедет, я…

– Имена и кода вызова двух лучших «механиков» нашего ведомства.

Полковник недоверчиво рассмеялся. Но потом вдруг сообразил, что человек с таким лицом шутить не будет.

– Ты спятил, Скалин, – спокойно сказал Кадышев. – Ты представляешь, какой ор поднимется, если вдруг я отдам тебе их? Как я это объясню?

– Постарайся. Сделай мне подарок.

– С какой стати?

Скал наклонил голову к груди полковника и повернул шею, глядя снизу вверх в глаза Кадышева.

– Вот с этой стати, – рука майора сделала плавное движение, описывая овал вокруг лица. – Ну подумай, разве можно в чем-нибудь отказать такому красавцу. Кстати, твоя шестерка Галанин, прежде чем я раздавил ему горло, успел мне кое-что пискнуть.

Помертвевший полковник мгновенно вспомнил все, что мог узнать майор из такого источника, но, прежде чем он вытащил на свет нужный факт, Скал ему помог.

– Так куда ты дел эту сучку из ресторана? Как думаешь, Сомову, нашему доблестному генералу понравится эта твоя шалость?

Выстрелив двумя вопросами, майор засмеялся и ушел в тень, откинувшись на сидение. Кадышев закрыл глаза. Именно Галанин был одним из тех, кто забрал девчонку с места перестрелки. С этого момента официально она умерла.

Для всех, в том числе и для Сомова.

Капли пота, покрывавшие лицо Кадышева мгновенно увеличились в размере и заледенели. Зачем было отправлять в больницу Галанина? Болван я, болван…

– Нехороший ты человек, полковник, – донесся до него усталый голос Скалина. – Не хочешь по доброте душевной мне помочь. Приходится вот вытягивать из тебя сокровенное. Ну, так как насчет «механиков»?

– Спрашивай у Сомова, – поддавшись вполне понятному чувству озлобления сказал Кадышев. – От меня ты ничего не услышишь.

– Ладно, – вздохнул Скал. – Попробуем по-другому.

Полковника сильно рванули за лацканы, разворачивая вправо. Молниеносным движением лоб майора врезался в переносицу Кадышева, почувствовавшего, как в голове разорвалась бомба. Рука Скала вцепилась в горло полковника. Полуослепший от боли Кадышев глухо вскрикнул.

– Знаешь, ты мне очень нравишься, полковник, – голос майора оставался спокойным. Закрывший глаза Кадышев ощутил сильный нажим на веки. – А потому хочу сделать тебе любезность и избавить от проблем со зрением в старости. Как говорится, есть глаза есть проблемы, нет глаз нет проблем.

Полковник ощутил, как медленно голова пошла кругом. К горлу подкатила тошнота, усиленная вкусом крови, текущей из разбитого носа. В ушах начало звенеть. В такие минуты каждый способен отличить правду от лжи, блеф от спокойной уверенности. Кадышев понял, что Скалин сделает так как сказал.

– Код запроса для Москвы – 0860, 10–50, подтверждение – «Секира», – захлебываясь затараторил полковник, понимая, что дальше молчать нельзя. – Для Петербурга – 0175, 11–37, подтверждение – «Карма». – Скал немного разжал пальцы, давая Кадышеву глотнуть воздуху. – Способ обращения: «Московское время – день и час». Местный телефон связи – 217-35-82.

Майор отшвырнул от себя Кадышева, уткнувшегося головой в спинку сидения.

– Тормози, Степа.

"Мерс" свернул за угол в проходной двор, приткнувшись между мусорным контейнером и грудой камней. Скал немного помедлил, глядя на хватающего воздух полковника.

– Мне чертовски хочется тебя убить, Владимир Николаевич, – сказал он. – Придумай что-нибудь для начальства насчет «механиков». Не заставляй семью тратиться на похороны.

Хлопнули дверцы. Трясущейся рукой Кадышев полез в карман за платком. На переднем сидении зашевелился очнувшийся водитель.

– Владимир… Николаевич, вы как там… в порядке… все?

«О, да. Все просто прекрасно.»

– Владимир…

– Все нормально, – заорал полковник в покрасневший платок. – День удался на славу, твою мать.

* * *

Через час после того, как Скал с Разиным покинули машину Кадышева, генерал Сомов, прослушав запись разговора майора с полковником, понял, что наживка проглочена. Вытащив ультрасовременный «ноутбук», какой и полагалось иметь главе ФСБ, генерал вышел в «интернет». Несколько мгновений спустя электронное сообщение запечатали в электронный конверт и отправили.

В ту же ночь, генерал Ди Маршан вызвал к себе командира группы «Регистан», подготовленной для операций на российских просторах.

* * *

– Ну, что ты думаешь обо всем этом, – Разин высматривал такси. Взгляд майора задумчиво скользил по земле.

– Завтра ты свяжешься с «механиками».

– Я не совсем понял, как.

– 0860 – это номер, на который посылается сообщение в этом вот мессенджере. 10–50 – код подтверждения. Соответственно 0175 и 10–37 для Петербурга. Оставишь сообщение: «Московское время – 10 часов 00 минут. Среда». К сообщению для Москвы добавишь слово «Карма», а для Питера – «Секира». После получения запроса в среду в 10.00, «механики» должны позвонить по телефону связи в Москве и сообщить, где они. Твоя задача, как специалиста – перехватить звонок.

– Но ведь Кадышев сказал Карма для Мос… – заикнулся было Степа, но тут же умолк, остановленный взглядом майора.

– Для Москвы – «Карма», – холодно повторил Скал, – для Питера – «Секира». И никак иначе. На все есть свои причины, Степа.

Неподалеку замаячил зеленый огонек.

– А ты, значит… – Разин замахал рукой вынырнувшему из-за поворота такси.

– А я значит нанесу визит твоей старой знакомой. Надо посмотреть, вдруг ей там слишком хорошо.

2

Из забытого:

– Агент Гарпия! Я не выношу женских слез, запомните это раз и навсегда. В следующий раз за подобный проступок последует наказание, а теперь ограничимся внушением. Смотрите мне в глаза и запоминайте. Нет более жестокого и хитрого существа на свете, чем женщина. Вы притворяетесь слабыми, хотя выносливее и сильнее любого из нас. Вы рождаете жизнь в крови и боли, кровью и болью покупая право отнимать жизнь. Это великая женская тайна, которую открываю вам я, так как рождать жизнь вам еще не приходилось. Когда родите, тогда и искупите этот грех. Потом. А сейчас, повторяю приказ. Отрежьте ему голову.

Гарпию спасла темнота и нервозное состояние федералов, впервые столкнувшихся с ожившими покойниками. Девушка лежала на постели, неподвижными глазами глядя на потолок и пыталась вспомнить, кто она и что с ней случилось. На теле приятным, но странноватым теплом пульсировали три точки. Вскоре, однако, тепло переросло в тяжелые удары толстенной иглы, немилосердно вонзающейся в плоть. Закусив губу, Гарпия терпела и не кричала от боли просто по привычке. Правда, что это за привычка ей также было невдомек.

Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать окружающую обстановку. Легче всего было смотреть на потолок. Безукоризненно белый, подвесной, с круглыми глазами мягко светящихся ламп, неожиданно погасших через несколько минут после того, как Гарпия пришла в себя. Простыни, осторожно и медленно ощупанные негнущимися пальцами, оказались шелковыми. Приложенное для этого открытия усилие, высосало остатки сил из истерзанного тела. Боль возросла до неимоверных размеров. Стиснув зубы, Гарпия тихонько застонала.

Если это и была больница, то наверняка очень крутая. Едва только прозвучал этот еле слышный стон, раздался звук открываемой двери. Мягкий шорох чего-то, плавно ползущего в сторону. Уверенная поступь и хруст накрахмаленного халата, белоснежную чистоту которого Гарпия заметила краем глаза могли принадлежать только врачу. Девушка осторожно скосила глаза.

– Здравствуй, – сказал повзрослевший и отпустивший бороду Васька Мальцев – Здравствуй, Илонка. Давно не виделись.

«Васька Мальцев! Боже мой! Ты как здесь?! И…»

Все эти возгласы прозвучали в ее голове. Сознание дало трещину и начало разваливаться на две половинки. Неожиданно мигнуло солнце за окном, разбитое на множество стеклянных осколков. Она с ужасом увидела горящий вагон, кренящийся на бок, чтобы придавить ее своим многотонным телом.

Мягкая прохладная ладонь легла на лоб, прогоняя кошмарное видение. Илона ощутила текущие по щекам слезы и одновременно вспомнила.

Вспомнила свое давно похороненное имя.

– Илонка, – с неловкой мужской нежностью сказал Василий. – Илонка Ленс. Не увидел бы сам, не поверил бы.

Она приоткрыла глаза, чтобы еще раз перепроверить реальность происходящего. Несколько вымученно улыбающееся лицо Васьки не растворилось. Более того, Илона услышала шелест кондиционера и прилетевший со стороны окна ветерок прогнал остатки тумана в голове.

Она засмеялась. И закашлялась.

Василий немного неловко засуетился. Сунул ей в рот какую-то мерзкую на вкус таблетку. Она яростно разгрызла ее, но даже это не смогло заглушить рвущийся наружу смех.

– Да, Васенька, – Илона с трудом расслышала собственный голос. – Это, кажется, действительно я.

Васька пристально взглянул ей в лицо и тоже засмеялся. Он расстегнул пуговицу халата, чтобы достать из кармана платок.

Илона почувствовала, как смех внутри стихает. Не понимая, что происходит, она ощутила сжавшиеся до боли зубы. Где-то глубоко в сердце вспыхнула непонятная злоба, вызванная ни чем другим, как формой офицера ФСБ, на миг показавшейся между накрахмаленными полами халата.

– Что со мной, Вася? – на самом деле она спрашивала не его, а себя. – Я не помню… У меня… какая-то чертовщина в голове.

– Неблагодарная скотина, – прозвучало в голове. – Это ты так обо мне?

Илона стиснула пальцами виски. Мерзкая таблетка подействовала. Игла перестала вонзаться в тело. С головой обстояло хуже. Голос внутри не исчез. Продолжал что-то невнятно шептать.

– Ты воскресла, – серьезно сказал Василий, осторожно присаживаясь на край кровати. – И это самое настоящее чудо. Думаю, надо радоваться, а не задавать вопросы. Лечиться, выздоравливать. Это сейчас самое главное.

Он помолчал, а она сжалась, ожидая продолжения так хорошо начавшейся фразы.

– По крайней мере пока, – закончил Василий.

Он больше не улыбался.

* * *

Те, кто знал о существовании этой больницы звали ее Клиника 15. Все давно забыли, когда, как и почему появилось это название. В годы благословенно-проклятого застоя здесь лечилась партийная номенклатура. В то время, когда во всей стране царил протекционизм и для того, чтобы получить любое теплое местечко достаточно было иметь некоего родственника, обладающего более высоким постом, чем тот на который метил ты, персонал клиники подбирался только по одному признаку – высокому профессионализму. Никакие связи не могли обеспечить бездарю место в Клинике 15.

Застой миновал. Власть предержащие получили возможность обеспечивать себе лечение за рубежом, и надобность в номенклатурных больницах отпала. Как раз в это время Клиника 15 прекратила свое официальное существование. Ни в одном списке больниц она теперь не значилась.

Тем не менее пациентов здесь принимали. Но только тех, кем по тем или иным причинам заинтересовались правительственные спецслужбы.

Когда полковник Кадышев выслушал сбивчивый доклад оставшихся в живых агентов группы Давыдова, решение о помещении Гарпии в Клинику 15 пришло само по себе. Помимо врачей, в персонал этого заведения входило множество специалистов по изучению экстраординарных человеческих способностей. Гипнотизеры, экстрасенсы, парапсихологи и прочие, обследовали очередного «экстраординарного», давали авторитетное заключение, передававшееся затем в особый отдел ФСБ, занимавшийся «изучением возможностей использования в военных целях людей с паранормальными способностями».

Скал, использовав в разговоре с Кадышевым информацию, полученную от Галанина, вовсе не ожидал, что она произведет желаемый эффект. Он решил припугнуть ею полковника только потому, что Галанин пытался с помощью этих сведений спасти себе жизнь. И теперь майор гадал, почему так испугался Кадышев. Впрочем, испуг был понятен, непонятно было другое.

Почему он так быстро сдался? Хватило небольшого шантажного фактика и однократного применения силы. Почему? При всех своих недостатках ГБ вовсе не был таким уж трусом.

Сегодня утром Скал получил еще одно настораживающее известие. Его приятель, входивший в тот самый особый отдел ФСБ, сообщил, что смерть Галанина приписывают неизвестному. Никаких мер по розыску Скалина не предпринимается. Похоже, что несмотря на бесспорную осведомленность и Сомова и Кадышева в вопросе о личности убийцы Галанина, Скала оставили в покое.

И как раз после того, как ему удалось расколоть «грязного босса».

«Удалось ли? Расколол ли я его или же ему приказали расколоться? Если приказали, то чего ради им было отдавать мне двух лучших «механиков»? И пытаться меня убить?»

Доходя в своих размышлениях до этого места, майор неизменно возвращался к вопросу, вертевшемуся в его голове постоянно. Он никак не мог понять, за что его приговорили к смерти. Совершенный им промах был не настолько серьезен, чтобы повлечь за собой ТАКОЕ наказание. А раз смерть Кожухова здесь ни при чем, значит…

Значит врезали всем, кто соприкоснулся с «Капеллой». Смирнову, Нилиной, Разину и Скалину. Люди Давыдова хоть и были предупреждены об осторожности, но причину этого Степа им не объяснял. Смирнов и Нилина отделались легче всех, вероятно потому, что когда их допрашивали, они не упомянули о «Капелле», выразив тем самым несерьезное к ней отношение.

Скал стиснул руль. В последнее время он все чаще и чаще замечал, как отгнева темнеет в глазах. За всю свою жизнь майор ни разу не творил себе кумиров и ни разу не создавал себе образ врага. И лишь недавно этот самый образ предстал перед ним во всей красе.

Скал начал медленно и методично бить ладонями по ребристой поверхности руля, не обращая внимания на боль. Он прекратил это занятие только после того, как баранка стала скользкой от крови из разбитых рук. После этого майору немного полегчало.

– Черт с ним, – пробормотал Скал, тяжело дыша. – Со мной играют, это очевидно. Но пока все идет так, как и задумано. Упав в бурную реку, лучше всего экономить силы и потихоньку плыть по течению, пока не подвернется какое-нибудь бревнышко.

Его машина стояла в скверике у небольшого кирпичного дома, являющегося корпусом Клиники 15. Главное здание – пятиэтажный кирпичный куб, возвышалось прямо перед ним.

За этими вылизанными до блеска стенами скрывалась ниточка, ведущая к тем, кто превратил майора в урода, лишил работы и едва не прикончил.

Скал поймал себя на мысли, что почти те же самые мысли приходили к нему в голову в тот проклятый день, когда он, все еще красивый и самоуверенный, стоял перед гримеркой музыканта.

Да, да. Пусть лучше будет безликий музыкант, чем Макс Кретов. Почему-то при мысли об убийстве школьного приятеля все еще неуютно. Музыкант – другое дело. Тут никакого неудобства… И потом, к черту его. Смерть пешки – это ерунда. Мне не нужны фигуры, мне нужен шахматист.

Он глухо захрипел от бессилия и невозможности утолить жажду мести немедленно.

Ничего, ничего. В среду прибудут «механики» и в их компании Скал сможет наворотить черт знает что.

Даже если они часть какой-то непонятной мне игры, поиграем до поры до времени.

– И тогда никто не вырвет у меня из-под носа эту сучку, – прошептал майор, пристально вглядываясь в здание Клиники15. – Я из нее выбью все, что она знает. А потом дойдет черед и до музыканта. Даже если со мной играют, нужно просто понять правила и все.

Послышался шум мотора. Откуда-то сзади вынырнул роскошный спортивный автомобиль, серебристого цвета. Взглянув на номер, майор слегка повернул руль в сторону и нажал на газ, перегородив проезд к больнице. «Тойота» взвизгнула тормозами и слегка ударилась о заднее крыло. Из серебряной красавицы после нескольких возмущенных гудков вышел мрачный молодой человек из той породы людей, которым в жизни все далось легко и сразу. Шевельнув губами в беззвучном ругательстве он направился к досадной помехе.

– Может быть вы все-таки освободите дорогу? – с трудом сдерживая раздражение спросил мужчина, постучав костяшками пальцев по крыше машины майора. – Мне как бы на работу пора.

– Скажите, доктор, – донеслось до него снизу, – у вас мобильник с собой?

– Что?

Врач с негодующим возгласом наклонился и заглянул в стекло машины.

Скал повернул к нему улыбающееся лицо.

– Вы не поверите, дорогой мой. Чертовски нужен мобильник.

* * *

Главврач Клиники 15, так во всяком случае было написано в его документах, рассеяно нажал кнопку на пульте.

– Семен Андреевич, – почти неискаженный голос секретарши полился из динамика ровной, официальной волной. – Горский звонил.

– Кто? – вяло поинтересовался главврач и добавил с неким раздраженным оправданием в голосе. – Я же не обязан помнить весь персонал.

На самом то деле он помнил. И секретарша знала, что он помнит, но тем не менее беспрекословно уточнила. В те минуты, когда у него болела голова, постепенно она начинала болеть и у всех остальных.

– Это тот молодой, поступивший два месяца назад, у которого серебристая «Тойота».

«Особая женская примета – машина мужика.»

– Ну, ну. И что с ним?

– Сказал, что попал в небольшую аварию и задерживается.

– Невелика потеря, – буркнул главврач и выключил селектор.

Семен Андреевич или просто Эскулап, как прозвали его в туманной молодости коллеги, страдал головными болями с тех пор, как пришлось на полном ходу спрыгнуть с БТРа во время заварухи в Чехословакии. Ни рентген, ни другие, ультрасовременные методы диагностики не выявляли причины этих неприятных спазм. Тем не менее, они появлялись регулярно раз в два месяца и на сей раз отличались особенной силой. Сам главврач объяснял их так: раз я вожусь по ходу службы с колдунами и ведьмами, то это у меня ни что иное, как профессиональная болезнь. Такая же непонятная как и профессия.

В дверь постучали. Поскольку без доклада к Эскулапу мог входить только один человек, то и подавать голос, разрешающий проникнуть в кабинет не стоило. Главврач был благодарен судьбе за это. Говорить очень не хотелось.

На пороге бесшумно возник Василий. Массирующий затылок Эскулап молча указал на кресло. Его длинные пепельно-бледные пальцы продолжали ерошить роскошную седую шевелюру во время всего разговора.

– Опять боли? – внимательно глядя на резко обозначившиеся на лбу главврача морщины спросил Мальцев. – Не стоило тебе так долго работать вчера.

– Да брось, – Эскулап сморщился еще сильнее. – Ты же знаешь, эти боли не поддаются объяснению. И работа тут ни при чем… Наверное.

Василий пожал плечами и потянулся к лежащему на столе портсигару.

– Кури, кури, – проворчал главврач, в ответ на вопросительный взгляд. – Хуже не будет.

– Отличные сигары. Каждый раз не могу удержаться.

Эскулап шумно втянул носом воздух и плавно обмяк в кресле, утопив голову в мягкой спинке. Такой нехитрый прием, как ни странно, притуплял боль.

– Не думаю, что ты пришел покурить, – глядя в потолок не по возрасту ясными глазами сказал главврач. – Так что можешь выкладывать, с чем явился.

– Начинай ты. Ведь не я ее увидел первым.

Эскулап усмехнулся. С высоты своих 65 лет он нередко забывал, что молодые еще могут думать, будто старики менее проницательны чем они.

– Ты увидел ее еще в ресторане, – мягко сказал главврач, – когда изображал из себя официанта. Как ты там оказался?

– Люди Кадышева проводили там задержание очередного «клиента». Им нужен был еще один официант в зале. Полковник послал меня. Естественно, по моей просьбе. Непосредственно в событиях я не участвовал, просто наблюдал издалека.

– Ну да, – съязвил Эскулап. – Кто же кроме тебя мог бы справиться с этой ролью.

– Мы вышли на нее несколько дней назад, – ровно сказал Василий, стряхивая пепел в хрустальный ковшик. – Одна из наших «ведьм» оказалась рядом с ней в кафе.

– Хороший потенциал?

Василий кивнул.

– Настолько хороший, что этим решил заняться ты сам?

– Восемь единиц.

Эскулап присвистнул. За всю историю существования Клиники 15 к ним попал только один человек с таким потенциалом. Но он был поражен церебральным параличом, а потому ничего толкового от него не добились.

– Тогда понимаю, – задумчиво произнес главврач, забыв о головной боли. – Я исследовал только ее сознание, поэтому… Но неважно. Что-нибудь еще?

– Похоже, что ее потенциал находится в активном использовании.

– Уверен?

– Судя по показаниям людей Давыдова. Они были абсолютно уверены, что она и ее… сообщник мертвы. Сердце не билось, зрачки не реагировали на свет, а это означает если не полный, то по крайней мере частичный контроль над внутренними органами. Даже если он и частичный, это уже означает активное использование.

Эскулап выпустил кольцо дыма, поплывшее к потолку. За годы практики он усвоил несколько положений, которые теперь принимались как аксиомы. Мало у кого есть экстрасенсорный потенциал, еще у меньшего числа из этих немногих он высок и уж вовсе ничтожное количество из этих экстраординарных способны активно его использовать. «Ведьмы», то есть агенты, способные улавливать особую ауру, тратят несколько лет, чтобы в толпе обнаружить подлинного носителя, который зачастую и сам не подозревает о своих способностях.

– А тут сразу два случая, – произнес он вслух.

Василий кивнул. Он думал о том же самом.

– Что ж, – Эскулап удивленно посмотрел на дымящуюся в руке сигару, совершено не представляя, как она оказалась у него в руке и тут же положил ее на край пепельницы. – Сейчас я тебе подкину еще пищу для размышления.

– Вряд ли ты меня чем-то удивишь, – Василий поджал губы и покачал головой. – Подумай сам, ведь мне пришлось собирать себя по кусочкам после того, как произошла эта чертова катастрофа. И вот как только все уже почти улеглось… – он улыбнулся, – Илонка вернулась. Черт! Когда я увидел ее тут… Она же просто воскресла из мертвых.

– Это точно.

Услышав мрачный голос Эскулапа, Василий недоуменно взглянул на него. Главврач рывком поднялся с кресла и подошел к окну. Мальцев положил локоть на стол, примяв лежащую возле портсигара газету.

– Что случилось?

Плечи Эскулапа приподнялись и остались в таком положении. Василий хорошо знал, что означает этот жест. Главврач собирается с мыслями. И до определенного момента ничего не скажет. Вот когда плечи опустятся…

– Когда ты увидел ее в ресторане, ты узнал ее? – отрывисто спросил главврач.

– Нет. И ничего удивительного, она же была в парике и…

– Плюс там был твой заклятый друг Скалин, – прервал его Эскулап, бросив едкий взгляд из-за плеча. – Двое профессиональных солдат не сумели узнать школьную приятельницу из-за парика?

– Какого черта ты ходишь вокруг да около?

Высокий аристократичный лоб Мальцева не собрался в морщины даже тогда, когда он нахмурился.

– У нее раздвоение личности, – сказал Эскулап, барабаня пальцами по стеклу. За окном прыгала синица, выхватывая из кормушки семечки. – Она помнит о катастрофе и это переломный момент. После этого ее сознание расслаивается. Вот почему ты ее не узнал. Когда начинает доминировать другая личность, меняется все. Поведение, походка, голос и даже черты лица. Причем если у нее действительно активно используемый потенциал, то она может создать себе какое угодно лицо даже безо всякого грима.

– То, что ты мне говоришь, это аксиома. Не пичкай меня прописными истинами. И раздвоение личности, не такая уж редкость, – стараясь подавить растущую тревогу сказал Василий. – Может быть травма мозга?

Эскулап, целиком занятый собственными мыслями, не обратил на эту реплику внимания.

– Когда я сказал, что ее сознание расслаивается, я не совсем точно выразился. Оно просто заменяется другим. До крушения поезда она Илона Ленс, после – Гарпия. Совершенно другая личность, со своими привычками, своим характером, как я уже сказал даже со своей внешностью. Плюс набор специфических умений, включающий в себя знания, необходимые профессиональному убийце.

Эскулап повернулся к Мальцеву лицом и тяжело опустился на подоконник.

– Я провел все возможные исследования, – сказал он, тщательно подбирая слова, – начиная от сканирования мозга и заканчивая гипнозом. Первое показало, что никаких физических повреждений нет, – главврач усмехнулся, – прямо как у меня… а второе вот эту самую подмену сознания. Тем не менее симптомы раздвоения личности стандартные. Илона не подозревает о существовании Гарпии, а та в свою очередь, ничего не знает об Илоне. И вот на этом сходство с классической деперсонализацией заканчивается. У двух личностей, возникших в результате этого заболевания, воспоминания общие. Они воспринимают мир по-разному, и оценку событиям дают каждый свою, но основа то одна. Первая личность считает, что папа хороший, вторая готова его убить, но папа один и тот же человек. В нашем же случае Илона помнит себя до катастрофы, а Гарпия – помнит себя только с момента катастрофы. У Гарпии вообще нет воспоминаний о жизни до крушения, и она думает, что просто потеряла память.

– К чему ты клонишь? – осторожно спросил Василий.

Эскулап испытующе взглянул в лицо Мальцеву, но сообразив, что перед ним сидит не ребенок, а взрослый мужчина, медлил недолго.

– Судя по всему, – сказал он, устремив взгляд в сторону. – Это раздвоение личности искусственное. Поскольку Илона – мирная, законопослушная, стандартная девушка, а Гарпия, повторюсь, убийца с целым набором профессиональных навыков, которые в нормальных условиях должны были бы вырабатываться годами… ты понимаешь, о чем я?

Василий похолодел.

– То есть…

Эскулап взглянул на окаменевшее лицо Мальцева и криво улыбнулся.

– Похоже, что сегодня утром ты разговаривал с зомби, друг мой. И зомби этого изготовил кто-то чертовски хороший. Нам такая техника и не снилась. Стирать сознание нам удавалось, конечно. Все эти люди без памяти… – Эскулап откашлялся, нервно дернув уголком рта. – Но, чтобы создать абсолютно новую личность, да еще и с набором умений, это…

Главврач некоторое время молчал, подбирая слова.

– Это все равно, что найти НЛО, – сказал он наконец.

* * *

Мягко урча мотором, серебристая «Тойота» подкатила к стоянке у больницы. Алина Михайловна, приятная седовласая женщина, в свои 55 лет еще не растерявшая красоты и обаяния, краем глаза заметила сверкнувший на солнце бок. Как и все секретарши с многолетним опытом, Алина Михайловна не любила нарушителей дисциплины. И уж совсем не могла терпеть, когда из-за этого опаздывали на работу.

Сергей Горский зашел в вестибюль бодрым шагом молодого специалиста, у которого все еще впереди. Неприязнь Алины Михайловны была к тому же круто замешана на зависти, в чем, собственно, она даже себе не призналась бы. Видя любого молодого специалиста, она всегда вспоминала, что и ей когда-то было только 22 года.

– Сергей Антонович, – обратилась она к подошедшему с несколько виноватым видом Горскому. – Надеюсь вы помните, что у вас сегодня назначена встреча с главврачом?

Молодой врач всплеснул руками.

– Что делать, Алина Михайловна, – он сел, неловко разводя в стороны полы пальто, чтобы подтянуть брюки. – Вы не поверите, перед самой больницей мне перегородил дорогу какой-то сумасшедший. Я стукнул его в заднее крыло, сделал пустяковую вмятину, по его вине, между прочим, а он заставил меня вызвать представителей автосервиса. Мол ему нужно будет получить страховку. Те выезжать на место почему-то отказались, пришлось ехать с ним и подписывать бумаги. Да я б никогда не поехал, – Горский снова взмахнул руками и тут же вслед за этим как-то странно сник, – но он… или инвалид, или…

Как всегда внимательно процедив поток слов, Алина Михайловна произнесла фразу, заготовленную заранее.

– Меня это, собственно, не касается.

После этого она склонилась над клавиатурой, набирать одну из многочисленных официальных бумаг, оставив очередного провинившегося с удивлением гадать, а действительно, с какой стати он начал оправдываться.

Через минуту секретарша подняла голову и заметила:

– Вы бы сходили и сняли пальто, Сергей Антонович, а я пока доложу главврачу.

– Ах, да, да, да, – спохватился Горский, поспешно поднимаясь и в то же время досадуя на собственную суетливость.

Алина Михайловна слегка фыркнула вслед торопливо шагающему врачу и нажала кнопку на селекторе.

– Семен Андреевич, Горский пришел.

– Через пять минут пусть заходит.

Вскоре открылась массивная дубовая дверь. На пороге появился Эскулап. Он повернулся к Василию, слегка замешкавшемуся в кабинете, и сказал:

– Значит поговори с ней откровенно. Думаю, так будет лучше всего. Потом начнем работать.

Главврач хлопнул кусающего губы Мальцева по плечу и повернулся к Алине Михайловне.

– Ну, где же наш Горский?

Секретарша подняла голову.

– Пошел пальто снимать… Но кажется вот и он.

Горский вышел из-за массивной каменной колонны, поддерживающей потолок вестибюля.

– Извините, Семен Андреевич, – ровным голосом, в котором уже не было и намека на суетливость сказал он. – Небольшое дорожное происшествие.

Эскулап кивнул и жестом пригласил молодого коллегу следовать за собой. Горский вошел в кабинет шефа и осторожно закрыл дверь.

Главврач не любил много говорить о предстоящей работе, поскольку считал, что многочисленные указания и инструкции лишь сковывают инициативу врача, которому как никому другому необходимо уметь самостоятельно мыслить. Поэтому его речь, обращенная к Горскому, длилась не более минуты.

– Неделю назад к нам поступила пациентка Ленс. Ее медицинская карточка под номером 123к. Сегодня в 12.30 вы будете участвовать в эксперименте, ставящем цель определить целесообразность пребывания пациентки у нас. У меня все.

Элегантный словесный понос. Фразы из документов постепенно переползают и в живую речь, как вирус.

Горский кивнул и поднялся. Он видел, как на обычно бесстрастном лице Эскулапа отразилась внутренняя борьба.

Если он и окликнет меня, то именно сейчас, у самой двери.

Горский взялся за ручку.

– И еще одно, – сказал Эскулап.

Горский стер с лица улыбку, прежде чем обернуться.

– Да, Семен Андреевич.

– Возьмите с собой охрану… НАШУ охрану… на всякий случай.

Врач кивнул и уже не задерживаясь вышел из кабинета.

* * *

Илона казалось, что только сейчас она поняла смысл выражения «разрываться на части». Она сидела в инвалидной коляске, которая, как оказалось, нужна не только инвалидам и смотрела в окно. Палата Илоны находилась на третьем этаже, поэтому из сидячего положения сквозь стекло было видно только безоблачное голубое небо и лучи солнца приятно согревали кожу. Временами она забывала, что за окном ноябрь. Временами она забывала невероятную цифру, увиденную сегодня в календаре.

«Я потеряла шесть лет. Шесть лет… Я помню поезд, помню крушение и это все, что я действительно помню. Дальше начинаются загадки и тени. Как будто остальное время я провела во сне. Четыре года…что-то есть… но о двух годах, я не помню вообще ничего.»

Как ни странно, сегодня эти мысли не вызывали страха. Наверное потому, что за окном было не по-ноябрьски теплое солнце.

Мягкие шаги чьих-то ног, утопающих в роскошном коридорном ковре, слегка удивили Илону. Дело в том, что на всем третьем этаже не было других пациентов кроме нее. Во всяком случае так ей казалось. Весь этот месяц никогда она не сталкивалась ни с кем в коридоре. Никогда она не слышала шума голосов за стенами своей палаты. И когда однажды Илона, превозмогая ноющую боль в медленно заживающем теле подкатила коляску к одной из дверей, располагавшейся рядом с большим фикусом в резной кадке, и попыталась открыть ее, то ничего не получилось. Ручка просто не поворачивалась. Больше подобных попыток Илона не делала.

Вот почему, когда позади раздались легкие шаги, не похожие ни на одну из знакомых ей походок врачей или медсестер, Илона немедленно развернула коляску и посмотрела на подходившую к ней…

Она выглядела, как всегда. Бежевый брючный костюмчик ловко обтягивал роскошную фигуру, с осиной талией и высокой упругой грудью. Челюсти ее как обычно непрерывно двигались, а глубокие бездонные глаза равнодушно взирали из под рыжей челки.

– Специальный девичий взгляд, – усмехнулась Илона, стараясь как можно лучше скрыть изумление. – На парней ты всегда смотрела по-другому, с этаким огоньком.

– Слесарю – слесарево, – пожала плечами Карина Зайцева, ловко вспрыгивая на широкий подоконник. – Или может и на тебя я должна смотреть как на сексуальный объект?

– Боже упаси. Хотя не могу сказать, что мне никогда не хотелось тебя поиметь… чем-нибудь побольше и потолще.

Гарпия оскалила зубы.

– О, – Карина приятно изумилась и взглянула на заклятую подругу дружелюбнее. – Вот такой ты мне нравишься больше. В образе благородной снежной королевы меня от тебя всегда подташнивало.

– Потому что Васек в такие минуты заикался, глядя на меня.

– И поэтому тоже, – спокойно сказала Карина. – Но не надо ворошить прошлое. Ни со мной ни с кем бы то ни было еще, ты меня понимаешь?

«Ответа не будет. Демонстрация превосходства.»

Зайцева немного помолчала, прежде чем начался второй раунд.

– А это я тебя нашла, – теперь у нее был такой же странный голос, как в те дни, когда она изображала медиума, на потеху одноклассникам из КИВИ. – Мы с Кастором пришли в кафе, а ты уже сидела там и пила мартини. Я тебя сразу узнала.

– Хватит изображать Сивиллу, – Илона села поудобнее, стараясь не морщиться. – Пора бы уже отвыкнуть от всех этих детских игр.

– Не все тогда было игрой.

– А, брось ты. Единственное представление, которое могло сорвать аплодисменты, было тогда, на выпускном бале. Вот тогда ты заслуживала "Оскара".

Карина пожала плечами и немного покачалась на подоконнике, устраиваясь поудобнее.

– Хорошо, что ты так думаешь, – ее голос прозвучал неожиданно устало. – Я опять начинаю тебе завидовать.

Гарпия прищурилась.

«Эта стерва кажется что-то знает.»

Илона пристально взглянула на Зайцеву. Та взмахнула рукой, словно отгоняя муху.

– Ладно, оставим. Мы здесь не для этого.

– А для чего?

– Проверяем мою теорию, – в голосе Карины шевельнулось нечто похожее на гордость. – Еще тогда в кафе… Ну да ладно, никаких предварительных посылок. Скажу только…

Она сделала паузу, перекинув жвачку за другую щеку.

– Я всегда чую таких как ты, – продолжила Карина. – У меня, видишь ли, нюх на сумасшедших.

У Илоны внезапно пересохло в горле. Захотелось вскочить и убежать, а потом найти где-нибудь ледяной воды и залить пустыню во рту живительной влагой. Вместо этого она спокойно спросила, внутренне недоумевая, почему именно эти слова заклятой приятельницы вызвали такую бурную реакцию:

– С чего ты взяла, что я сумасшедшая?

Зайцева пожала плечами:

– Балда, я же говорю, у меня нюх. Иначе зачем бы мне тут оставаться. Я как собачонка, которую водят по разным местам, чтобы она искала то, что… у кого-то есть. Дар, – Карина щелкнула пальцами, – особый дар.

Илона попыталась успокоить расшалившиеся нервы. В конце концов это просто стерва, с которой всегда было тяжело.

– Стерва, – усмехнулась Карина. – Ты всегда меня так называла. могла бы и фантазию проявить.

Илона воззрилась на нее как на вынырнувшую из ванны акулу. Гарпия прищурилась.

– Ты читаешь мысли?

Зайцева замотала головой с такой силой, что ее чисто вымытые гладкие волосы окутали голову как облако.

– Повторяю в третий раз. У меня нюх. Я чувствую запах человеческих эмоций. Бабушка и мать умели то же самое. Только не могли распознать, что именно за эмоции они чуют. А я этому научилась. И теперь могу угадывать то, что ты чувствуешь. Это почти чтение мыслей, но не совсем.

«И это я – сумасшедшая?»

– Да я то что, – Карина развела руками. – Вот ты – псих так псих. Еще в кафе я ощутила два потока эмоций, исходящих от одного человека, – она протянула руку и похлопала ладонью по голове Илоны. – Вас ведь две там внутри.

Непроизвольным движением девушка стряхнула ладонь с волос. Гарпия зашипела. Ее рука взметнулась вверх неуловимым для глаза движением. Зайцева ойкнула и отдернула ушибленную руку.

– Черт, – с нервным смешком произнесла Карина. – Рефлексы что надо. Как-то не похоже на Илону Ленс, тебе не кажется?

Илона молчала. Зайцева сказала то, мысли о чем Илона гнала изо всех сил. Это объясняло все. Пропавшие из памяти годы. Необъяснимые вспышки ярости по утрам. Страшные сны… И этот чертов голос в глубине головы, который постоянно приходит словно извне, но вместе с тем… постоянно рядом и когда он звучит, нет никаких сомнений, что разговариваешь и сам с собой и будто бы с кем-то другим.

– У меня раздвоение личности, – произнесла она вслух. – У меня раздвоение…

Карина сложила губки бантиком и мелко-мелко зааплодировала.

– Шизофрения, милая моя. Тут уж ничего не поделаешь.

В голове Илоны вспыхнул огонь.

– Заткнись! – рявкнула она, сжимая кулаки. – Заткнись, стерва, или я…

Страшным усилием воли Илоне удалось подавить растущий гнев. Через минуту стиснутые пальцы разжались, а лицо приобрело растерянное выражение.

– Я не хотела так говорить, – проводя руками по взмокшему лбу прошептала она. – Я не хотела этого… – Илона вскинула глаза на закусившую кончик языка Карину.

– Хотела, родная, хотела, – Зайцева криво усмехнулась. – В том то все и дело. И Илона Ленс, и твое альтер эго, оба этого хотели, однако Ленс на это не способна, но хочется. А вот для того, чтобы удовлетворить скрытые желания и существует второе "я".

– Не пичкай меня тем, что я давно знаю еще и из наших заседаний КИВИ. Мы интересовались деперсонализацией. Лучше скажи, зачем я здесь?

– Ну-у-у, родная, – протянула Карина. – Такую мелкую сошку как я не посвящают в тайны мадридского двора. Одно можно сказать…

В это время из-за головы Зайцевой пробился солнечный луч и на мгновение ослепил Илону.

– Если уж ты попала сюда, обратной дороги нет. Станешь такой же как я телкой в государственном стойле.

– Тогда в поезде я ехала на конгресс по изучению паранормальных способностей. В этом причина?

Карина кивнула.

– Не знаю, куда ты там при жизни ехала, но теперь, повторяю, ты на конечной станции.

– Что значит «при жизни»?

– Официально то ты мертва, «Никиту», что ли не смотрела? – охотно пояснила Зайцева. – И я думаю хозяева этого заведения вряд ли кинутся разубеждать в этом мир. Твой экстрасенсорный потенциал слишком велик, чтобы просто взять и отпустить тебя на волю.

Илона прижала руку к разболевшейся ране на плече. В желудке завязался тугой узел.

– И что же со мной будет? – пытаясь подавить приступ тошноты спросила она. – Что будет дальше?

– С кем? – задала контрвопрос Карина. – Когда спрашиваешь о себе, нужно теперь уточнять о ком из вас двоих идет речь.

Посмотрев в лицо Илоны, Карина покачала головой.

– Ну ладно, объясню, – сменила она гнев на милость. – Видишь ли, необычные способности или, как у нас его называют, потенциал, есть у вас обеих. Но вот активно использует его только одна твоя часть. Вот именно для нее и подберут подходящую работу, нужную государству.

Зайцева вытянулась и отдала честь.

Илона сузила глаза. Внутри вновь начал расти гнев, вызванный тем, что где-то и кто-то уже все решил насчет некоей Илоны Ленс. На сей раз уставшая она не стала сдерживать ярость и она начала пульсировать постепенно нагревающейся волной.

– И что же это будет за работа? – медленно произнесла Илона, непроизвольно откатываясь подальше от подоконника.

– О, вот это уже вопрос по моей части.

Карина соскочила на пол и медленно подошла к инвалидной коляске, протягивая руки.

– В некотором роде это будет зависеть от меня.

С этими словами она наклонилась к лицу Илоны и стала обнюхивать его, рывками передвигая сопящий нос. Илона яростно взвизгнула и попыталась оттолкнуть Карину. Зайцева осталась недвижима. Вместо этого коляска Илоны покатилась назад и сильно ударилась о стену. Сильная боль пронзила раны. Вопль муки и ярости сорвался с губ девушки.

Криана засунула руку в карман, вытащив наружу длинный блестящий предмет, через мгновение полетевший в лицо Илоне. Когда та секунду спустя открыла глаза, то обнаружила, что держит в руке тяжелый армейский нож. Зазубренное лезвие находилось в нескольких сантиметрах от глаз. Ладонь Илоны крепко сжимала облегченную рукоятку.

«Стерва метнула в меня нож, – подумала Гарпия, вырываясь из глубин подсознания. – Хамство, чистой воды.»

– Если дело в генетике, – спокойно сказала Карина высовывая длинный розовый язык, доставший до кончика носа, – то ты станешь племенной телкой. Тебе будут подбирать пару, или осеменять…

Рука подкинула нож. Длинное лезвие привычным движением легло в ладонь. Сознание потухло.

Зайцева удивленно посмотрела на рукоятку, торчащую ровно посередине грудной клетки. Словно не веря своим глазам, она медленно подняла руку и коснулась пальцами растущего красного пятна. В голове что-то мелодично зазвенело и лопнуло. В ту же секунду, словно боясь передумать и, не произнеся ни звука, Карина резко выдернула нож. Затем перевела взгляд на лежащую в кресле Илону. Девушка была без сознания.

– Как бы там ни было, – с непонятным облегчением в голосе сказала Карина и засмеялась, тяжело и шумно втягивая воздух. Кровь полилась с губ и закапала на пол, – хоть что-то полезное для меня ты сделала… Вы еще… позавидуете мне.

Несколько мужских рук подхватили ее. Последнее, что она услышала, был голос Горского, истерично звавшего на помощь. Последнее, что Карина ощутила, был запах Васькиного лосьона. Последнее, что она сказала:

– Мечты сбываются, черт побери.

* * *

Скал, сидевший в одном из подсобных помещений Клиники 15 стащил с головы наушники и несколько минут сидел без движения.

– Однако, – задумчиво произнес он, потирая лоб. – Что-то слишком много одноклассников на отдельно взятый квадратный метр площади. Незапланированная встреча выпускников? Причем с праздничным убийством в программе мероприятия. Не хватает только накрытого стола и водки мало, а в общем и целом… забавно.

Скал коснулся кнопки миниатюрного передатчика, сигнал которого расплавил микрофон, прилепленный к пиджаку Горского. Когда сегодня молодой врач снимет пиджак, он, возможно и обнаружит небольшое пятно растаявшей пластмассы на подкладке, но скорее всего нет. На это счет майор не волновался.

– Раздвоение личности, – тихо пробормотал он. – Интересно, какая из двух телок понадобится государству? Все, все, никакого любопытства, а то тут ребята, судя по всему, серьезные, могут и личико попортить.

Скал беззвучно рассмеялся. Он собрал все приборы, уложил их в дипломат и осторожно открыл дверь подсобки. В коридоре было тихо и безлюдно. Майор скользнул к черному ходу, выходившему в тихий дворик. Скал быстрым шагом пересек его и вышел на улицу, в конце которой стоял его автомобиль.

Он не видел фигуру главврача, стоявшего за большим зеркальным окном на втором этаже и внимательно смотревшим вниз. Как только майор скрылся с глаз, Эскулап, нахмурившись прошел в свой кабинет, не отвечая Алине Михайловне, что-то спросившей у него. Закрыв за собой дверь, главврач поднял трубку телефона прямой связи и через несколько секунд ожидания медленно произнес:

– Генерала Сомова, пожалуйста.

3

Из забытого:

– Агент Немезис! Хорошенько запомните это лицо. Сегодня в течение часа будете тренировать лицевые мускулы. Методика вам уже знакома. Однако на сей раз постарайтесь не халтурить. Сходство должно быть таким, чтобы мама этого парня не задумываясь назвала вас сынком. Смотрите мне в глаза. Лицо – это глина. Воля – это скульптор. Разум – это творец. Мне нужно лицо Рудольфа Майера. Начинайте творить.

Ничто так не радует, как появившийся вовремя поезд. И ничто так не раздражает, как мелодичный перезвон, вслед за которым из динамика, голосом специально отобранной женской особи с наиболее противным тембром вам сообщают, что предстоит провести в ожидании еще пару часов. Причем наиболее недовольны опозданием "железного коня" как раз таки те пассажиры, которые решили сесть в вагон впервые. В принципе, это понятно, поскольку люди, часто пользующиеся услугами поездов, знают, насколько это капризный вид транспорта. Они смирились, они подчинились вокзалу, который возвысился над ними бетонным символом своей, совершенно особой власти, никем не установленной, а потому незыблемой.

Виталий Рекрут, высокий светловолосый парень с грубовато-аристократическими чертами лица, предпочитал самолет и автомобиль. Железнодорожный вокзал нравился ему исключительно из-за удивительного запаха рельсов и шпал. Дух путешествий, дальних стран и почти забытой детской романтики особенно силен именно здесь. Подобные ощущения может навеять еще только море, но Рекрута укачивало даже на каруселях. Да и вообще он не любил воду.

Виталий проталкивался сквозь толпу и размышлял на тему собственной глупости. Вот в таких вот людных местах особенно велик риск получить нож в спину. Убийца моментально затеряется среди людей, а ты будешь лежать на земле, ощущая ледяной холод в ране, который будет расти с каждой секундой, распространяясь по всему телу. Потом он доберется до сердца и окутает его изморозью. Ты вдохнешь и не сможешь выдохнуть, тихо погружаясь в липкую темноту под испуганный шепот тех, кому в отличие от тебя сегодня повезло.

Виталий тряхнул головой, машинально проведя протезом по замшевому карману. Такие мрачные мысли появлялись у него примерно через неделю после завершения очередного задания. Дней шесть уходило на привычные философские рассуждения о перенаселении земли. На седьмой день Рекрут уходил в спортзал и доводил себя до изнеможения в ходе выработанного пару лет назад комплекса упражнений.

Земля всего лишь маленький шарик, на котором очень сложно удержаться. Множество людей старательно перебирает ногами, чтобы не слететь с этой водянистой сферы, пока хватает сил. Потом они падают и исчезают. Иногда им помогают упасть раньше срока. Сталкивают. Толкатели.

Рекрут избегал слова убийца или еще более опошленного слова киллер. Он предпочитал называть себя Толкателем или Механиком.

Длинно и протяжно загудел тепловоз. Лязгнули вагоны, и грязноватый, желто-синий состав пополз мимо. "Механик" лениво посмотрел на часы, неловко подцепив рукав согнутым пластиковым пальцем. Это был совершенно ненужный жест. Спешить Рекруту некуда. Если понадобится кого-то столкнуть с водяного шарика, его найдут. Так, 11 часов утра. Слишком рано, чтобы пить. Виталий еще раз взглянул на часы и отправился в небольшой бар, недавно открытый парочкой молодых энтузиастов в здании вокзала.

Если уж Рекрут начал нарушать неписаные правила своего ремесла, то нарушал их все. За столиком он расположился спиной к выходу, меланхолично попросив у мгновенно появившейся официантки кружку пива. И вот только после нескольких глотков холодного напитка и нескольких глотков прокуренного воздуха, Виталий Рекрут понял наконец причину своего гнусного состояния.

– Мне скучно, – сообщил он неизвестно кому, постукивая протезом по внутренней стороне стола. – Я просто подыхаю от скуки.

Две недели простоя, это немного. Его, так сказать, коллеги лишь радовались длительным перерывам в своей нелегкой деятельности, Рекрут же начинал беситься. Нельзя сказать, что ему нравилось убивать, вовсе нет, Виталий просто однажды установил для себя одну непреложную истину. В жизни нужно заниматься тем, что у тебя лучше всего получается. И вот вскоре после этого Рекрут понял: лучше всего он умеет толкаться.

Неожиданно, после второй кружки, слегка подобревший Виталий увидел на горизонте возможную надежду на спасение от смертельной скуки. Надежда была вдрызг пьяна и одета в задрипанное пальто, времен царя Гороха. В небритом морщинистом рту она держала давно потухший окурок и некрасиво приставала к посетителям, по-видимому, томимая алкашеской жаждой деятельности.

Отвращение правда несколько скрашивал тот факт, что надежда была все же мужского пола.

Привлечь внимание таких субъектов проще простого. Надо лишь пристально на них посмотреть, а потом, когда он это заметит, поспешно отвести взгляд. Именно это и проделал Рекрут, заказавший третью кружку пива. Сразу же после этого потрепанный жизнью мужик стукнулся тощим задом в никогда не стиранных брюках о пластмассовое сидение стула, стоявшего напротив Виталия.

С искренней добротой в глазах Рекрут посмотрел на долгожданного собеседника.

– Н-ну, – неожиданно сказал мужичок, – Чего т-ты на мене уставился?

После этого он задумчиво рыгнул в лицо Виталия.

– Жаль, – не менее задумчиво отозвался «механик», подталкивая к алкашу недопитую кружку с пивом, – жаль, что ты уже немолодой и хилый.

С радостным урчанием мужичок залил в себя остатки пива и лишь после этого отреагировал на замечание Рекрута.

– Эт-то еще п-почему?

– Будь ты здоровым молодым парнем, – благодушно улыбнулся «механик», – я бы тебе голову отрезал и мне бы полегчало.

Алкаш изумленно икнул и подозрительно посмотрел в немигающие глаза, удивительно похожие на два пистолетных дула. Даже в таком состоянии мужичок понял, что Виталий не шутит. Рекрут молча смотрел в одну точку до тех пор, пока стул напротив не очистился.

– Ну вот, зачем-то напугал бывшего человека, – «механик» сокрушенно покачал головой и засмеялся. Чуть громче, чем требовалось. Несколько посетителей бара оглянулись.

Усилием воли Виталий прогнал туман из головы и поднялся.

Твою мать! Какое-то пиво, а в голову ударило, как копытом. А алконавт зря испугался. Я ведь профессионал, и бесплатно убил бы только очень личного врага…

И тут он незаметно вздрогнул, ощутив нарастающую вибрацию в кармане.

Стараясь не торопиться, «механик» бросил на столик купюру и вышел из бара, слегка толкнув суетящуюся официантку. Медленным шагом, словно стараясь растянуть удовольствие Рекрут подошел к скамейке и сел спиной к рельсам. Только после этого он засунул руку под куртку и вытащил смартфон. Все также неторопливо Виталий поднес его к глазам.

"Московское время 10.00 среда. Карма."

* * *

Где-то в Петербурге, в то же самое время ожил еще один смартфон. Длинные и матово-бледные пальцы с синюшными, как у покойника ногтями вцепились в него мертвой хваткой. По идеально ровной поверхности абсолютно непроницаемых зеркальных очков побежали строчки.

"Московское время 10.00 среда. Секира."

* * *

Никогда еще Вовке Смирнову не было так скучно. Он вяло пил из пластиковой бутылки какую-то ягодно-химическую бурду, купленную Леночкой, листал газету недельной давности и мысленно жаловался на жизнь.

Нилина вышла из душа.

«Чистюля чертова».

Увидев кислую физиономию своего любимого, она безошибочно определила причину его уныния, как и всякая хорошая возлюбленная.

– Когда на душе становится муторно, – посоветовала она, располагаясь в кожаном кресле и закидывая ногу за ногу, – вспоминай Женьку с Разиным. Им сейчас еще муторнее.

Смирнов скосил глаза на открывшуюся стройную ножку Леночки. И в голове его мелькнула мысль, что может быть очередное дежурство на телефоне окажется не таким уж скучным. Он пару раз моргнул, увидев фигу, свернутую изящными пальчиками Нилиной и нагло расположившуюся на фоне мраморно-белого бедра.

– Даже и не мечтай, – Леночка поправила розовое полотенце, накрученное на мокрые волосы. Она никогда не пользовалась феном, считая это изобретение форменным губителем волос. – Что ты там за помои пьешь?

– Что купила, то и пью, – огрызнулся Смирнов, раздраженно шурша газетой. – Неужели нельзя было купить простого, банального пива?

– Почему нельзя?

Леночка пожала плечами и поднялась. Одернув халат, она подошла к холодильнику и с невозмутимым видом вытянула из холодного нутра бутылку пива. Смирнов изобразил нечто среднее между рычанием и отрыжкой и рванул к дверце. В это время зазвонил красный телефонный аппарат, подвешенный на стену рядом с какой-то дешевой репродукцией. Разом забыв об удовлетворении сугубо человеческих нужд, Смирнов потянулся к трубке. Стоящие на столике часы щелкнули, показывая десять.

– W – один-восемь-ноль. Секира, – сказали в трубке.

И не успел Смирнов открыть рот, как немедленно откуда-то из глубины телефонной сети выплыл другой, до чертиков знакомый голос.

– Вас понял, Секира. Костромская 15 – 7. Завтра в 12.00

Раздались гудки. Потрясенный Смирнов уронил трубку на рычаг.

– Какого хрена ты делаешь? – нахмурилась Леночка. Ее прервал вновь оживший телефон. Смирнов покачал головой в ответ на взгляд напарницы и на сей раз диалог между двумя невидимыми собеседниками выслушать пришлось Нилиной.

– W один-двенадцать-ноль. Карма.

– Вас понял, Карма. Костромская 15 – 7. Завтра в 12.00

Леночка меланхолично помахала трубкой в воздухе. Смирнов выжидающе посмотрел на нее. Она поймала его взгляд.

– Узнал? – спросила Леночка. – Голос со стороны?

Смирнов кивнул.

– Я тоже, – серьезно сказала Нилина. – Этому можно найти пару объяснений и все они не в нашу с тобой пользу.

– Что делаем?

– Убираемся отсюда, к чертовой матери.

Леночка, проделав несколько резких движений полотенцем, пытаясь хоть немного высушить волосы, стремительно скользнула к вешалке и сорвала с крючка свое немыслимо дорогое пальто – предмет зависти всей женской части ее знакомых. Как всегда заразившись уверенностью и поспешностью Леночки Смирнов вылил в рот то, что оставалось еще на дне бутылки и потянулся за курткой.

– Прямо так пойдешь? – он кивнул на скрывшийся под кашемировыми полами халат.

– Не замерзну, не бойся.

Она натянула сапожки, накинула капюшон и через секунду уже была на пороге. Смирнов поднялся и застегнул молнию до подбородка.

Леночка распахнула дверь.

Сначала послышался негромкий хлопок. Смирнов узнал этот звук. Рефлекс сработал еще до того, как Нилина вздрогнула и стала валиться на пол. Рука скользнула за пазуху, стиснула рукоятку и даже успела вытащить пистолет из кобуры, но и только. Леночка упала, стукнувшись пробитой головой о ботинки Смирнова. Послышался еще один хлопок, сопровождавший еще одну смертоносную стальную гадину, просверлившую лоб Володи.

Стрелявший шагнул вперед и поймал за куртку тело Смирнова, падающее на уставленный посудой стол, после чего аккуратно и бесшумно мертвого Вовку опустили на ковер рядом с Леночкой.

– Sorry, fellows, – сказал убийца, возвращаясь к двери и запирая ее на замок. – It’s time to call my friends.

С этими словами он сел и положил на колени ноутбук. Слегка помедлив, стрелок положил пистолет на подлокотник кресла, отхлебнул из Леночкиной бутылки, откинул крышку и включил монитор.

Пока загружалась программа, убийца смотрел на лежащие рядом тела жертв.

– Любовь до гроба, – задумчиво барабаня пальцами по столу пробормотал он и отвернулся.

* * *

Сопровождаемые натужным ревом моторов, к границе России со стороны Латвии подходило пять огромных грузовиков. Массивные стальные машины двигались по дороге, впечатывая гравий в землю широкими колесами, затянутыми в шипованные покрышки. Льющий с утра дождь покрывал множеством мелких капелек кабины, за которыми, слегка покачиваясь на ухабах стояли массивные контейнеры с ребристыми металлическими стенками.

Российский таможенник устало провел рукой по мокрому лицу, шевельнув при этом висящим на плече автоматом. Борт грузовика проплыл мимо. Глаза резанула ядовито-зеленая надпись "Корпорация «Софорос» намалеванная на борту контейнера. За окном ведущего грузовика мелькнуло слабо различимое сквозь водяныеразводы лицо. Таможенник неторопливо махнул рукой в сторону пропускного пункта. Лицо исчезло. Мотор заревел громче, но почти тут же стих.

Грузовик зашипел и ухнул, остановившись невдалеке от полосатого шлагбаума. Хлопнула дверца. Седовласый водитель проигнорировал ступеньку и спрыгнул на землю с удивительной для его возраста легкостью. Подошедший для проверки документов офицер ощутил нечто вроде белой зависти, глядя на стремительность движений этого как минимум 50-летнего мужика.

Бывший спортсмен или военный, это как пить дать.

Водитель молча протянул несколько листков бумаги, пристально глядя себе на руки тусклыми серыми глазами, словно покрытыми старой паутиной.

«Так… «Софорос»… станочное оборудование… офис в Москве… адрес… Вроде все в норме.

Дождь забарабанил сильнее. Таможенник инстинктивно втянул голову в плечи, хотя и находился под крышей. Водитель не шелохнулся. Большой туристический автобус проехал мимо, расплескав большую лужу у обочины. В эту секунду резко лязгнули двери. Седой водила равнодушно стрельнул глазами в сторону двух молодых парней в форме, освещавших фонариками внутренности контейнера на головной машине.

– Все в порядке!

Офицер еще раз изучил безукоризненно оформленные документы и посмотрел в сторону оставшихся грузовиков.

– С ними все о’кей, – сказал подошедший коллега.

Офицер кивнул. После этого собственность корпорации «Софорос» прошла проверку. Оставшиеся меры были уже чистой формальностью.

Седой слегка наклонил голову, принимая назад бумаги. После чего с прежней легкостью запрыгнул назад в кабину. Моторы взревели, и железные махины, набрав скорость пропали в сгустившейся пелене дождя.

Таможенник сумрачно взглянул им вслед и попытался выкинуть из головы некие неизвестно откуда появившиеся подозрения.

Что-то неуловимо знакомое было в поведении этого водилы.

Офицер отмахнулся от бессмысленных размышлений. Усталость и ничего более. Лишь к концу рабочего дня он снова начал вспоминать, где же ему приходилось видеть такие повадки. Иногда случается, что в голову засядет некая мысль, как заноза в ране не дающая отвлечься на другие дела. И до тех пор, пока воспоминания об интересующем вас предмете не оживятся, покоя не будет.

Таможенник уже час лежал в постели, слушая тиканье часов и постоянно в полудреме видел паутинные глаза водилы. И только в двадцатый раз зарывшись головой в подушку, офицер наконец-то вспомнил, на кого был похож седой своим поведением.

– На Кольку, – довольно бормотнул таможенник, закрывая глаза. – Колька так себя держал… точно.

Вскоре храп успокоившегося человека разнеся по комнате.

Колькой звали погибшего пару лет назад приятеля, служившего в войсках особого назначения.

* * *

Василий зашел в палату к Илоне спустя несколько часов после того, как закончилось полуистеричное заседание у Эскулапа.

– Рану загримировать, чтобы и следа не осталось, – главврач выплевывал фразы, как попавшую в рот грязную воду. – К родителям отправишь двух лучших стирателей, чтобы успокоили и настроили на нужный лад. Никаких дополнительных заключений о смерти, пусть довольствуются нашим. Кровоизлияние в мозг, эмболия, придумывайте, что хотите. Все рты на замок, если хоть что-нибудь просочится за эти стены…

После официальной части Эскулап отвел Василия в сторону и сильно сдавил ему руку в районе локтя. Хватка у доктора была все та же – железная. После этого они говорили. Вернее, говорил Эскулап, а Мальцев слушал, отведя взгляд в сторону. Голос говорившего был мягок и убедителен, как всегда.

И вот сейчас по сути дела Василий пришел разобраться с собой. Если судьба девушки уже была более-менее ясна, то сам Мальцев еще не определился. Его будущее зависело от этого последнего разговора. Беседа и решение. А там посмотрим.

Первое, что он учуял, войдя в палату был сигаретный дым. Илона сидела с ногами на кровати, отвернувшись к окну. Василий вдруг ощутил желание подойти и обнять ее за плечи, на которые свалилось вдруг столько всего. Тут же мгновенно ожег стыд или, вернее, смущение смешанное с недовольством самим собой. Еще в школе подобные чувства он испытывал, когда назначал свидание Илоне, а не Карине.

Она обернулась.

Обнимать ее уже не хотелось.

Девушка скривила губы.

– Здравствуй, доктор, – сказала Илона резко и отрывисто. От прежней плавности голоса не осталось и следа. – Ты к кому из нас пришел?

– О чем ты? – Мальцев старался говорить спокойно и беззаботно, но не очень-то получалось.

– Брось, Васенька, – она глубоко затянулась и пустила дым в окно. – Ты прекрасно знаешь, о чем я.

– Тогда расскажи, а я послушаю.

Илона замолчала. Она не говорила ни слова так долго, что пришлось раскрыть рот Мальцеву.

– Я не помню, чтобы ты курила.

Девушка пожала плечами.

– А это и не я. Это Гарпия, дрянь такая, приличную девушку с пути сбивает.

Она засмеялась, словно залаяла. Потом потушила сигарету и серьезно взглянула в лицо Василия.

– Я все вспомнила, – сказала она без обиняков. – Терапия твоей Карины оказалась очень эффективной. Кстати, как она.

– В порядке, – не моргнув глазом сказал Василий.

– Врать так и не научился, – криво усмехнулась девушка. – Я же говорю, я все вспомнила. А все, это значит все.

– Что ты вспомнила? – ему вновь не удалось скрыть профессиональной заинтересованности. Мальцеву порой начинало казаться, что и у него раздвоение личности. Одна из которых устроила утреннюю проверку Илоне, а другая пришла вечером, пытаясь разобраться в себе.

Илона все понимала. Василий видел это.

– Я помню себя до катастрофы, – механическим голосом сказала Илона, – и помню себя после. Я знаю, что меня зовут Илона Ленс, и знаю, что меня зовут Гарпия. Помню жизнь их обеих, помню все, что они натворили.

Она ненадолго прервалась, но подняла руку, когда Василий открыл было рот.

– Не надо говорить мне банальностей вроде "это не твоя вина". Я и сама прекрасно знаю, что не давала согласия на такие эксперименты над собой. Только почему-то от этого не становится легче. Тем более что какая-то часть меня даже гордится хорошо проделанной работой.

– Пройдет, – проронил Мальцев, понимая, что говорит совсем не то, что нужно. В нем опять проснулся офицер. – Если ты говоришь, что все помнишь, значит ты помнишь и тех, кто создал твое раздвоение личности.

Она злобно усмехнулась. Глядя в ее полыхнувшие глаза, Василий вдруг ощутил тяжесть пистолета подмышкой.

«Прекрати. Как бы там ни было, это все еще Илона. Даже сейчас ты хочешь ее до одурения. Или уже нет?»

– Именно это тебя интересует больше всего? – спросила она. – Кто и как все это сделал? Дай-ка я поразмыслю, зачем? Может быть, ты решил отомстить им за свою бывшую подружку? – Илона сокрушенно покачала головой. – Лестное предположение, но не то. Что же еще? А-а-а, не иначе хочется тебе и твоему начальству вызнать технологию производства таких как я…

– Прекрати! – резко сказал Василий.

– Прекрати кто? – глаза девушки сузились. – Прекрати, Илона или прекрати, Гарпия? Так вот, милый мой, и той и другой наплевать с высокой башни на все твои запрещения. Ты даже сейчас смотришь на меня как мартовский кот на кошку. Труп подружки еще не остыл, а ты… Она была стервой, но такого все же не заслужила.

Илона схватила сигарету и нервно затянулась, словно набираясь сил. Василий молча сидел, глядя в сторону. Он знал, что в такой момент лучше никого не прерывать. В голове вдруг опустело и мысли ушли куда-то прочь.

– Скажи мне лучше вот что, по старой дружбе, – неожиданно спокойно и устало сказала Илона, – зачем вам понадобилась эта чертова проверка? Ведь со мной и так все было ясно.

– Цель двоякая, – отозвался Василий. Он все также смотрел в сторону. – Нужно было выяснить, какая личность в тебе доминирует. Понимаешь, Гарпия ведь могла хитрить, притворяться ничего не помнящей. Поскольку в момент кризиса – перехода от одной личности к другой ты потеряла сознание, это доказало, что притворства не было.

– Это одна цель, а вторая?

– Сломать барьер. При раздвоении лишь одна личность управляет человеком. Другая как бы без сознания. Они могут поменяться местами, но контролировать мозг одновременно – нет, – на губах Василия возникло некое подобие улыбки. – Это доступно только нормальным. Именно это и случилось с тобой. Сейчас я говорю не с Гарпией и не с Илоной, а с тобой.

Девушка уронила сигарету. Ей вдруг показалось, что окурок упал с оглушительным грохотом. Ни слова не говоря, Василий подошел и поднял упавшую сигарету.

– Курить тебе все-таки еще рано.

После этого они сидели и молчали. Очень долго.

– Ты знаешь, – сказала она наконец, устало и равнодушно, – это и есть самое страшное. Я не Гарпия и уже не Илона, так кто же я?

Мальцев подошел и осторожно сел рядом с ней. Нерешительно коснулся пушистых волос и взглянул на заострившиеся черты. Илона отстранилась.

Как всегда.

– Я – никто, – глухо, но вполне отчетливо сказала она. – Рыжий был прав, прежде всего нужно вернуть себе, себя. Я больше не хочу разрываться на части, не хочу однажды проснуться Гарпией, или Илоной, которая ничего не помнит о происшедшем, – голос начал с трудом проходить сквозь зубы. – А я хочу помнить.

– Ты можешь смириться. Единственный твой шанс, это научиться жить вместе с Гарпией. Она существует и убрать ее нам не удастся.

Илона еле заметно качнула головой.

– Ты не понимаешь, Васенька. Совсем не понимаешь. Или притворяешься, что не понимаешь. Гарпия, это не часть меня, как бывает в клинических случаях. Она – абсолютно самостоятельная личность. У нее своя судьба, отличная от моей, свои привычки, свои вкусы, свой образ мыслей. Черт побери! Со мной работали профессионалы, которые словно вселили в меня чужую душу. Ты знаешь, что я даже приобрела навыки настоящего убийцы, научилась свободно владеть своим телом, перестала осознавать ценность чужой жизни.

– Если ты хочешь избавиться от Гарпии, – сказал Василий, – и стать прежней Илоной, то…

– Хочу, – перебила она его, – но не сейчас. Мне нужна Гарпия.

– Но зачем.

Илона отодвинулась и подняла голову, при этом невольно коснувшись повязки на груди.

– Я должна найти тех, кто виновен во всем этом.

– Месть – не женское дело, не при Тарантино будет сказано, – сам не зная зачем, Мальцев пытался перевести разговор в шутку. – Может предоставишь это кому-нибудь еще.

– Причем здесь месть, Вася, – Илона невесело засмеялась. – Только те, кто создал Гарпию могут ее уничтожить. Ни тебе, ни другим это не под силу, ты сам это сказал.

– Ты многого не знаешь, – возразил Мальцев. – В нашем заведении есть те, кто могут тебе помочь. Мы не совсем обычная клиника.

– Я уже поняла это. – кивнула Илона. – Карина мне объяснила. Пусть даже ты и прав, но ведь по-существу, это ничего не меняет.

– Почему же?

Илона неожиданно взяла его лицо в ладони и заглянула в глаза Мальцеву. Это был тот самый жест, который всегда сводил его с ума.

– Разве меня сюда привезли для того, чтобы вылечить?

Василий вырвался и в два шага подошел к стене, уткнувшись лбом в холодную поверхность. На то, чтобы не заговорить ушли все его силы.

И как обычно их не хватило.

– Зачем ты спрашиваешь, – стиснув зубы пробормотал он. – Все ведь понимаешь. Им нужна Гарпия, а не Илона.

– Потому что наш с ней, – при этих словах она скривилась, – потенциал, как ты его называешь, может использовать только она?

Василий, постепенно успокоившись, повернулся и вяло взглянул на поджавшую губы Илону.

– Если ты смиришься с ее существованием, примешь ее, то тоже сможешь…

– Зачем ты пришел сюда, Вася, – резко спросила Илона. – Пора заканчивать наш разговор.

Мальцев прислонился спиной к стене и запрокинул голову. Он внезапно воочию увидел высокую стену, вершина которой скрылась где-то в неведомых облаках. Там, за ней, Илона ждала, не шевелясь и не говоря ни слова. Минуты принятия решения самые трудные. Поэтому она не торопила.

А Гарпия ждала.

«Если он примет неправильное решения, я сверну ему шею, как цыпленку.»

– Я помогу тебе, – еле слышно сказал Василий. – Помогу тебе…

– Я должна уйти отсюда, – сказала Илона. – И прошу только об этом. Дальше тебе заходить нельзя. У меня есть шанс, а тебя убьют. Я знаю. Знаю с кем имею дело, а вы нет.

– Я помогу тебе, – повторил Василий. – Мы уйдем завтра. Вместе.

Он вдруг увидел капли, текущие по щекам Илоны. Она плакала беззвучно, глядя прямо перед собой. Василий сделал шаг навстречу, но натолкнулся на прозвучавшие сквозь слезы слова:

– Она становится сильнее с каждым часом, – прошептала Илона. – Я не знаю, сколько еще смогу ее контролировать. А без ее знаний у меня ничего не получится.

– Я буду рядом, – сказал Василий. – Мы будем вспоминать тебя прежнюю, наши встречи, нашу жизнь.

Он словно творил заклинание.

– Мы будем помнить…

Илона вытерла слезы резким движением рукава.

– Это ведь ты дал ей нож? – тихо спросила она, глядя прямо ему в глаза.

Василий молча смотрел куда-то мимо нее и ничего не говорил. Тот же самый вопрос ему полчаса назад задал и главврач. Правда в несколько более грубой форме.

– Сегодня среда, – бесцветным голосом сказал наконец Мальцев. – Эскулап обещал отпустить весь персонал в 18.00. Поскольку ты здесь единственный человек, нуждавшийся в медицинском уходе, с шести часов в Клинике 15 останется только охрана внизу, да медсестра.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел.

* * *

Секира, он же Виталий Рекрут сидел в доме по адресу Костромская дом 15 квартира 7 и время от времени посматривал на компанию, в которой очутился. Кроме него в просторной комнате со скудной мебелью находилось еще двое. Парень лет 22, широкоплечий, с простым открытым лицом, омраченным неизвестными, но далеко не радужными мыслями.

«Сопляк. Уткнулся в книгу и делает вид, что читает. Этот не опасен. Готов поспорить на оставшуюся руку.» И второй, примостившийся на стуле в углу, с узким хищным лицом, бледный и хлипкий, с тонкими, кроваво-красными губами, похожий на вампира из старых фильмов.

Если бы не он, можно было бы закрыть глаза и расслабиться. Но только не в присутствии собрата по ремеслу.

Хотя глаза его «коллеги» ни разу не остановились на нем, Секира точно знал, что уже изучен до мелочей. Присутствие профессионального убийцы всегда неприятно, даже для такого же «механика». Рекрут начал слегка постукивать носком ботинка по полу. Собственно, он даже не постукивал, а просто шевелил пальцами ноги, но это означало, что Секира начал нервничать.

Тихо всколыхнулись занавески на окне. «Сопляк» поспешно отложил книгу и поднялся. Рекрут и «вампир» лишь слегка повернули головы.

Скал возник из темноты как привидение. Несмотря на все самообладание, накопленное за годы весьма опасной работы, Секира вздрогнул. Ему еще не встречался человек, способный войти настолько бесшумно. Когда же он увидел лицо…

– В конце приказа, – ровно сказал майор, остановив взгляд между Рекрутом и «вампиром», – вы оба получили неправильное подтверждение. Почему вы явились?

– Это что, дисциплинарная проверка? – подал голос «вампир». С некоторой досадой Секира отметил, что внешне тот остался совершенно невозмутимым. «Коллега» сидел на стуле таким образом, что спинка находилась прямо перед ним. Разговаривая, «механик» не поднимал подбородка с лежащих на спинке рук.

Скал молча смотрел на него до тех пор, пока тот не опустил глаза.

– Лично я, – громко сказал Секира, решив, что настало время встрять в разговор, – Решил, что это ловушка. Правда, весьма неискусная.

– И тем не менее…

– Подумал, что это будет классное развлечение. Я уж стал плесенью покрываться из-за этих простоев.

– Ну а вы, – майор повернулся к «вампиру».

– Я решил, что это проверка, – спокойно сказал он, поднимая голову и вызывающе глядя в лицо Скала. – На дисциплину мне плевать, и я решил лишний раз это подтвердить.

Секира вдруг выругался. Все присутствующие взглянули в его сторону.

– Карма. Вот теперь я уже уверен, что это ты, – спокойно сказал Рекрут. – Так что хватит придуриваться. Ты приехал сюда только потому, что прочитал в конце сообщения мое имя. Точно так же, как и я приехал только из-за того, что прочитал твое в конце моего вызова.

«Вампир» поднялся и коленом отодвинул стул в сторону. Секира сделал шаг и оказался лицом к лицу с Кармой. Скал неторопливым движением сел на диван и вытянул ноги.

– Мы оба считаем себя лучшими, – все также невозмутимо сказал Карма, обращаясь одновременно к майору и Секире. Его зализанные назад волосы поблескивали в слабом свете, пробивавшемся из окна, создавая контраст с темными, блеклыми глазами. – Нам будет слишком тесно вдвоем.

Карма слегка пошевелил пальцами. Небольшой ствол бесшумно выскользнул из рукава и удобно лег в узкую бледную ладонь. Секира слегка согнул руку с протезом в локте. Бицепс надавил на кнопку, пристегнутую к предплечью. Искусственные пальцы вздрогнули, готовые взметнуться вверх, по приказу еще живой плоти.

– Хотите разобраться? – вкрадчиво спросил майор. – Не слишком ли вы торопитесь?

Ствол скользнул дальше. Кнопка ушла еще на миллиметр вниз.

– Как бы вас двоих не оказалось маловато, – резко произнес Скал и поднялся.

Карма и Секира взглянули в его сторону.

– Действовать придется без предварительной подготовки, – сказал майор. – Для нас не будет ни своих ни чужих. Всякий, кто вздумает помешать, должен быть устранен. Именно поэтому я и составил текст послания с ошибкой. Помимо того, что ваши имена стали хорошей приманкой, мне к тому же не нужны люди, работающие по правилам.

– Такая работа должна хорошо оплачиваться, – сказал Карма, продолжая на всякий случай сжимать ствол. – Гораздо лучше, чем обычно. Мы все же едим из государственной кормушки, а тут, как я понял, есть вариант, при котором в нее можно невзначай нагадить.

Глаза майора полыхнули.

– Не волнуйтесь, – бесцветным голосом произнес он. – Каждый кто вернется не пожалеет.

– Куда же это мы направляемся? – угрюмо спросил Секира.

Скал улыбнулся, а Рекрут, видя эту улыбку, подумал о том, насколько же жутко тогда должна выглядеть на таком лице угроза.

– У вас есть часа четыре для отдыха. А потом… У меня знакомая девушка в больнице, – сказал майор. – Сегодня выписывается. Надо бы встретить.

* * *

Корпорация «Софорос» размещалась в неказистом двухэтажном здании, потрепанном жизнью. Обшарпанные стены, покрытые растрескавшейся краской, непонятного цвета, подчеркивали неповторимый аромат нищеты, струившийся, казалось, из всех щелей дома. Снаружи не было ни единой вывески, подсказавшей бы любопытствующему прохожему, что же на самом деле может скрываться за таким неприглядным фасадом.

Пять грузовиков стояли внутри, а вернее внизу в подвале, представляющем собой железобетонную коробку со стенами толщиной в два метра. Сверху расположение машин напоминало огромную ромашку. Фары были включены и ближний свет заливал холодом пять фигур, расположившихся внутри круга, образованного кабинами. За неимением лучшего люди расположились на вытащенных из грузовиков сидениях.

Седой водила глотал дымящийся кофе из несуразной кружки, собратья которой обычно венчают собой дешевые термосы. Прямо перед ним в несколько напряженных позах сидели остальные четверо.

Они не пили ничего.

Седой аккуратно отставил в сторону кружку и стер с руки темную каплю. Только после этого он посмотрел на подчиненных.

– Open your personal cases, – негромко приказал он. – И с этого момента переходим исключительно на русский, – добавил Джейсон Патрик – командир группы «Регистан», подчиненной непосредственно главе ЦРУ, генералу Ди Маршану.

Четверка разобрала содержимое одного из многочисленных ящиков, до недавнего времени стоявшего в углу контейнера с ядовито-зеленой надписью. Все остальные ящики были набиты всевозможными разновидностями железного лома. Выполняя приказ командира, каждый агент положил перед собой узкий серый дипломат и щелкнул замками. Сразу же вслед за этим еле слышный шепот восхищения повис в воздухе. Тут же его заглушил деловой голос Патрика:

– Автоматический кольт. 45 калибр. Модифицированный по спецзаказу. 25 патронов 11,43 миллиметра в магазине. Пули с титановым покрытием. Если не хотите убить, то лучше не стреляйте. Также не рекомендуется стрелять в руки и ноги, если, конечно, не требуется их оторвать. Кстати, одна упаковка таких патронов стоит столько, сколько вы все вместе взятые, так что и в воздух лучше не палить. Поберегите деньги налогоплательщиков. Лазерный прицел с автономным источником питания. Задействуется легким нажатием на курок.

Тотчас же четыре ярко-красных тонких луча вонзились в бетонный потолок. Кто-то присвистнул. Патрик щелкнул пальцами. Лучи погасли. Пистолеты исчезли под куртками. По тому, как командир замолчал, коммандос поняли, что пришло время выслушать задание.

– Солдаты, – сказал Патрик, переводя взгляд с одного непроницаемого лица на другое, – некоторые предпочитают не посвящать своих людей во все детали предстоящей операции, так как думают, что это поможет им чувствовать себя свободнее. Я поступаю по-другому, даже если мне приказывают не делать этого. Я расскажу вам все, что знаю об операции сам, поскольку считаю такой подход единственно правильным. Каждый из вас должен понять ту степень ответственности и риска, которая лежит на всех нас.

Патрик замолчал, давая подчиненным возможность поразмыслить. Через секунду все упрямо сжали губы. Внутренне Джейсон улыбнулся. Группа «Регистан» не зря считалась одной из лучших команд США.

– Сегодня завершающий этап операции, разработанной нашим командованием совместно с англичанами и русскими. Все вы знаете, что такое «Капелла», именно поэтому вы здесь. Эта организация становится опасной, так как по всей видимости хорошо осведомлена о многочисленных правительственных секретах. Англичане распустили по своим каналам слух, что их агент «Краб», находящийся на грани провала, знает нечто настолько важное, что его арест повлечет большие неприятности. По всей видимости, спектакль был разыгран убедительно. «Капелла» клюнула и предложила устранить «Краба». Англичане согласились и уведомили об этом русских, уже готовых к аресту. ФСБ удалось захватить одного из агентов «Капеллы» и убить другого. Сегодня мы отправляемся за этим агентом.

– Значит, схлестнемся с «Капеллой»? – подал голос один из четверки. – Судя по операции с «Крабом», это не так уж страшно.

– Возможно все будет еще проще, – невозмутимо сказал Патрик. – Пока «Капелла» никак не показала заинтересованности в своем агенте.

– А как насчет ФСБ? – спросил другой боевик. – Они что, так просто отдадут нам его?

– Ее, а не его, это девушка, – поправил его Джейсон. – С ФСБ, вернее с его главой Сомовым, все согласовано. Они передают нам девчонку. Русские по какой-то причине не хотят возиться с «Капеллой». Нас с вами это не касается. Итак, задача такова: отправляемся в больницу, где содержат девчонку, забираем ее и вывозим из страны.

– И все это, – снова заговорил первый из спрашивавших, похлопывая по серому дипломату, – на тот случай, если вдруг «Капелла» решит заступиться за свою девочку?

– Не только, – медленно сказал Патрик, слегка меняя позу на сидении, – есть еще одна помеха. Параллельно с нами в том же направлении работает группа бывшего сотрудника ФСБ майора Скалина. Он пострадал во время инцидента в «Амфоре», где был убит «Краб», получил тяжелые травмы и слегка повредился в уме. Теперь он одержим жаждой мести тому, кто его изуродовал. Пока еще не ясно, охотится ли он лишь за конкретным человеком, ставшим причиной его травмы, либо нацелился на «Капеллу». В любом случае, сегодня Скалин предпримет попытку захвата девушки.

– Скалин действует самостоятельно?

– ФСБ не поддерживает его, но и не мешает. Майору прощают все проделки, вплоть до убийства, дают в помощь двух киллеров, – тут Патрик неожиданно улыбнулся. – Вернее провоцируют его на то, чтобы он с ними связался. Короче говоря, русские ведут своеобразную игру. Вероятно, опять нашлись обиженные тем, что Россию выключили из крупной международной игры, как обычно, в последнее время. Русские всегда были немного похожи на детей. Вроде бы майор действует самостоятельно, но до определенного момента. Судя по всему, наши старинные противники, как всегда, оставляют себе свободу для маневра…Впрочем, надеюсь вас это не пугает.

Раздались презрительные смешки.

– И сколько же… игроков… будет на стороне противника? Я имею в виду сколько людей в распоряжении майора.

– Если считать его, то четверо, – сказал Патрик, но потом поправился. – Вернее трое. Поскольку в его команде действует наш агент, Роберт Стивенс.

* * *

Пользуясь любезно предложенной Скалом передышкой, Степа Разин, Карма и Секира разошлись по комнатам просторной квартиры, предоставленной майору одним из его знакомых, который некогда чем-то задолжал Евгению Скалину. Прежде чем притаскивать в квартиру «механиков», майор облазил все комнаты, просканировав каждый сантиметр чужой жилплощади. Никаких подслушивающих устройств он не нашел, что гарантировало относительную конфиденциальность любых разговоров, разумеется, если говорить шепотом. В многоквартирном доме за любой стеной сосед, а у любого соседа можно поселиться и присобачить к нему под ковер чувствительного «жучка». Правда, таких устройств, чтобы различали шепот сквозь бетонную стену еще не придумали.

Роберт Стивенс чувствовал себя отвратительно. Несколько часов назад должен был появиться «Святой Патрик». Правда, перед операцией оговаривался и вариант, по которому на связь со Стивенсом не выйдут в любом случае, в целях безопасности. Роберт хорошо знал повадки Джейсона Патрика, поэтому еще с того момента, как ему сообщили, что в Москву прибудет группа «Регистан», Стивенс настроился на работу вслепую. Ему придется корячиться в клинике, в полном неведении относительно того, ждут ли его «коллеги» снаружи или нет.

Все эти размышления оптимизма не прибавляли.

«Русские вполне могут устроить ловушку. И я ничего не могу с этим поделать. Скалину прощают абсолютно все. Остается только понять, что это? Взгляд сквозь пальцы на чужие разборки? Молчаливое и бездеятельное одобрение? Или может быть и деятельное? Что если Сомов все переиграет и решит сам воспользоваться девчонкой, не отдавая ее нам? Учитывая мое присутствие, у Скалина то нет ни единого шанса, если конечно прибудет Патрик… Сукин сын… Да нет, нет. Он будет. Джейсон профессионал. Он придет. У Скалина нет шансов, если не вмешается ФСБ.»

Скал сидел на кухне и меланхолично снимал кожуру с яблока. Тонкий острый нож вырезал длинные завитки, с шуршанием падающие на покрытый новенькой клеенкой стол. Как и Стивенс майор предавался раздумьям.

«То, что там ловушка, это несомненно. Не для нас, конечно. Слишком мы мелкая рыбешка, чтобы плести такую сеть. Мне позволили взять двух «механиков», простили убийство кадышевского холуя Галанина. Ловко они подсунули мне этого недоумка. Тут чувствуется Сомов, не меньше. Только наш генерал умеет так играть на чувствах людей. Знал, что я разозлюсь и пойду уже до конца. Я бы и так пошел, но ведь генерал тогда еще не видел моего личика…»

Тут Скал опустил в рот кусочек неимоверно кислого яблока и тихонько засмеялся, проводя пальцами по щеке.

«И решил подстраховаться. Кому же мы должны насолить в соответствии с планом Сомова? Совершенно ясно, что именно они прикончили Вовку и Леночку. Видимо решили убедиться, простят ли нам и этот грех. Простили. В управлении все тихо. Но к черту управление. Есть вопрос и поважнее. Кто? Кто из трех? Карма, Секира или Степа? Все трое вполне могли убрать Леночку и Вовку. На этот вопрос мне пока не ответить. Ладно, придется идти вслепую. Что-то многовато у меня должников появилось… Проклятое сердце! Опять ноет… Ничего, Володя, ничего, Ленусик. Он скоро ляжет рядом с вами, клянусь двуглавой змеей.»

Скал выкинул остаток яблока в мусорник и громко запел на всю квартиру, отчаянно фальшивя.

– Как нынче сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам.

Стивенс поморщился, услышав вопли майора. Он быстро вытащил мобильник и отправил короткое сообщение. "Акция началась", после чего поспешно вышел из комнаты.

Скал кинул ему обтекаемый мотоциклетный шлем, с непроницаемым черным забралом.

– И лучше тебе не снимать его, пока не выберемся из больницы, – посоветовал майор.

Стивенс с сомнением посмотрел в окно, в наступающую темень.

– Это ночью-то?

Тем не менее он послушно просунул голову внутрь шлема. Мир тут же приобрел зеленоватый оттенок, но вместе с тем стал намного ярче.

– Спецсплав, – донесся из-под точно такого же шлема глухой голос майора. – Подарок друга.

– Позаимствован прямо из склада «Витязя» или «Альфы», – подхватил кто-то, возникший из темноты. – Такой прикид явно требует соответствующего транспортного средства.

Стивенс увидел, что на всех остальных помимо шлемов надеты кожаные куртки с немыслимым количеством молний и карманов. Осмотревшись, Роберт обнаружил четвертый кожан, валяющийся на столе.

Скал, отличавшийся от остальных более массивной и высокой фигурой, молча кивнул головой в сторону выхода.

Все четверо спустили по лестнице во двор к сараю, сколоченному из грязных, неструганных досок. На покосившейся двери висел ржавый замок. Всем своим видом это допотопное жалкое сооружение как бы говорило проходящим мимо ворам: «Господа преступники, во мне кроме грязи и микробов ничего нет». Стивенс, выросший в атмосфере почитания гигиены мысленно сморщил нос, когда Скал оторвал замок и распахнул заскулившую несмазанными петлями дверь.

В сарае стояли два мотоцикла, новенькие и сверкающие всеми своими хромированными деталями.

– «Харлей», – присвистнул тот, кто спрашивал о соответствующем прикиду транспорте. – Дорогая машина.

– Вот поэтому их только два, – отозвался майор. – Я еще не обзавелся дохлым родственником-миллионером, упомянувшим мое имя в завещании.

Стивенс невозмутимо уселся за руль, тогда как неугомонный болтун, пристраиваясь сзади, недовольно пробормотал:

– За геев примут, как пить дать.

Его реплика осталась без комментариев. Ровный басовитый рокот моторов перекрыл пьяный вопль какого-то гуляки, стоявшего неподалеку от сарая. Алкаш растопырил руки, загородив дорогу. На лице его гуляла улыбка заслуженного дебила. Мотоциклы рванули с места. Майор вытянул ногу и сильным ударом отшвырнул вопящую помеху к стене.

– Что бы вам сдохнуть, – заорал пьяный, стараясь подняться на ноги. – Что б вам всем головы свернуло.

Произнеся эту тираду, он выпрямился и бессмысленно расхохотался.

В это время Скал и Стивенс неожиданно подумали об одном и том же. Оба они размышляли о тех препятствиях, которые их ждут впереди. Роберт знал немного больше майора, но как и Скал, он старательно гнал от себя мысль, которая после нескольких минут езды отчетливо поступила на фоне продолжающихся размышлений.

«А ведь за девчонкой может прийти и «Капелла»»

И майор и Стивенс быстро отогнали эту мысль прочь. Впереди их ждала Клиника 15. Игра началась и время размышлений осталось позади. В конце концов, «Капелла» – это люди. Профессиональные, хорошо подготовленные, но такие же существа из плоти и крови, как и мы. И эту плоть можно пробить, а кровь выпустить.

Сбитый с ног алкаш еще некоторое время смотрел им вслед, словно размышляя о чем-то. Из-под спутанных грязных волос мерцали огоньки ядовито-зеленого света, все сильнее разгорающегося в уже совершенно нечеловеческих глазах.

4

Из забытого:

– Агент Гарпия, сегодня вы начинаете самостоятельную работу. Выйдя за эти двери, вы забудете, где вы учились и кто вас учил. Вы забудете все, кроме того, чему вас научили. Ровно через двое суток вы очнетесь в предназначенной вам квартире и будете ждать сообщений с инструкциями. Они будут приходить по Интернету или в виде сообщений. У вас будет кредитная карточка и на ней всегда достаточная сумма денег для совершенно безбедной жизни. Как должен действовать агент вы уже знаете, поэтому повторять не буду. Последнее. Зачем вы заказали эти матовые линзы и эти перчатки? Основания? Какой клубный прикид? Вы что, с ума сошли?!

Василий устало массировал шею, затекшую от долгого корпения за бумагами. Очень яркие цветные круги поплыли перед глазами, когда он чересчур сильно надавил на верхний позвонок. Разноцветный хоровод продолжал кружиться довольно долгое время, но едва нормальное зрение восстановилось, Мальцев ощутил себя готовым продолжать начатое дело. Он взглянул на старые ходики и вздохнул. Василий все еще мог просто уйти, предоставив Илону ее судьбе. Когда сегодня утром Эскулап разрешил всему персоналу после обеда покинуть Клинику 15, Мальцев, в голове которого уже тогда зародились подозрения, сказал, что останется поработать. Главврач стрельнул в него глазами, но промолчал. Лишь равнодушно пожал плечами.

Это означало, что все и в самом деле очень серьезно.

Зазвонил телефон. Василий на сто процентов знал, кто именно сейчас пытается дозвониться до него. Поэтому он просто стоял и смотрел на аппарат, выводящий электронную трель.

Сейчас он скажет, что у него неотложное дело. Попросит приехать. Сейчас половина восьмого. Значит все начнется около восьми. Можно ведь поднять трубку, поговорить с ним, а там останется пустяк. Просто убедить себя в том, что я действительно ему нужен и уехать прочь отсюда. Черта с два! Слишком далеко я уже зашел.

Телефон умолк. Василий довольно улыбнулся. Искушение номер один он выдержал. Сразу же вслед за этим в дверь постучали. Наверняка искушение номер два. Дьявол – настырный парень, как видно.

Дверь открылась, не дождавшись приглашения. На пороге стояла Илона, уже полностью одетая в купленный Василием джинсовый костюм.

– Ты все еще можешь уйти, – тихо сказала она, угадав его мысли. – Я правда не хочу, чтобы ты влезал в это дело.

– Никакой телепатии, – невесело улыбнулся Василий, – ты и раньше умела заглядывать мне в голову.

– А вот ты раньше не умел переводить разговор на другие рельсы.

Мальцев нахмурился.

– Если я сказал, что помогу тебе, то тут больше не о чем говорить. Лучше скажи, как твои раны?

Илона раскрыла было рот, но посмотрев на Василия, проглотила слова.

– Это уже неважно, – устало произнесла она, перешагивая через порог. Илона тяжело опустилась в кресло и поморщилась, невольно поднося руку к плечу.

– О чем ты? – вяло поинтересовался Василий. – Что именно неважно?

– Здесь нигде никого нет. Все ушли. Остались только мы с тобой, а поскольку тебя здесь быть не должно, то фактически я тут одна.

– Персонал отпустил главврач, – Мальцев пожал плечами. – В любом случае внизу осталась охрана и дежурная медсестра. Ты ведь еще…

– Меня отдали кому-то верно?

Не было ничего удивительно в том, что после этих слов Василий вздрогнул. Так всегда бывает, когда вдруг вы слышите вслух то, о чем боитесь даже думать.

Илона внимательно всмотрелась в его лицо и удовлетворенно кивнула.

– Да ты и сам об этом знаешь, – сказала она, снова морщась и хватаясь за плечо. – Всех убрали из клиники, чтобы передача меня из рук в руки состоялась без лишних помех.

– Если бы тебя решили отдать, то зачем было проводить все эти исследования, афишировать твое пребывание здесь, создавать лишние проблемы?

Илона пренебрежительно махнула рукой.

– Брось, Вася. Я думаю, что в вашем заведении не принято задавать вопросы. Ну исчезла пациентка ну и что? Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, надолго тут у вас никто не задерживается. Ведьмы типа Карины отлавливают людей с экстрасенсорными способностями, потом их притаскивают сюда, обследуют более тщательно, определяют имеет ли смысл использовать этого конкретного человека для выполнения определенных заданий, а потом… Что потом, Вася?

– В ФСБ существует специальный отдел, – с угрюмой решимостью сказал Мальцев, похлопывая ладонью по подлокотнику кресла, – Его называют Л250. Все наши пациенты, которые получают направление Клиники 15 попадают туда. Что с ними делают дальше, я не знаю.

Он хотел сказать еще что-то, но вместо этого только сжал зубы.

– Я не хочу больше убивать, Вася, – тихо сказала Илона. – Не хочу, даже если все остальные хотят, чтобы я убивала. Это нужно «Капелле», это нужно государству, но не мне. Я хочу свою собственную жизнь обратно.

– Зачем ты все это говоришь? – Василий вскинул голову. – Скоро восемь часов. И если ты хочешь уйти отсюда, то нужно уходить немедленно.

– Именно это я и собираюсь сделать, – улыбнулась Илона. – Уйти, но без тебя.

– Нет.

Мальцев поднялся на ноги. Вся его нерешительность испарилась. Впервые в жизни он решил действовать без оглядки на логику.

– Одна ты не справишься. У тебя несколько свежих ран, я вообще не понимаю, как ты можешь спокойно ходить.

– Это не я, – отозвалась Илона. – Это Гарпия. Я могу использовать ее способности. Частично. Контролировать боль, это малая толика того, что она умеет.

«Стоит ли избавляться от такого ценного приобретения?»

Илона сильно сжала зубы, прогоняя голос Гарпии.

– Я лишь хотела сказать, – продолжала Илона, полузакрыв глаза, – что после того, как мы уйдем отсюда, я все равно однажды брошу тебя и пойду дальше одна.

– Ты все-таки решила искать тех, кто создал Гарпию? А не боишься, что они просто сотрут Илону? Ведь раз ты не хочешь подвергать меня риску встречи с ними, они должны быть ужасно сильны.

– Не иронизируй. Я не знаю, что со мной случилось, я не знаю, как произошло мое раздвоение личности. Раз они не стерли Илону до сих пор, значит она нужна. Знаю, что логика хромает, но черт с ней. В любом случае, тот, кто это сделал, действительно должен расплатиться по счетам, но дело даже не в нем. Дело в Максе.

– Тогда почему же мне…

Он сказал это по инерции и тут же умолк. Илона с растущим чувством сострадания смотрела на перекосившееся лицо Василия.

– Он мертв, – тихо сказал Мальцев. – Его больше нет, и я думал…

Илона снова улыбнулась, но на сей раз без малейшего признака веселости.

– Я ведь тоже была мертва, до недавнего времени, – тихо сказала девушка, прижимая руку ко лбу. – И потом, если бы он умер, я бы узнала.

– Романтический бред, – рявкнул Василий, но тут же умолк, повинуясь пожатию тонких и влажных пальцев, обхвативших его запястье.

– Я все равно буду искать его, – прошептала Илона. – Ты мой друг, самый лучший и самый близкий, но он…

– Замолчи, – Василий снова стал спокойным. Внешне. И Илона видела, каких трудов это ему стоило. Вася всегда вызывал у нее восхищение, удивление и вообще заставлял ее испытывать все прочие чувства… кроме самого главного.

– В такой момент, – глухо сказала Илона, – я не могу тебе врать. Если ты все же решишь помочь мне, то должен знать, что сначала я буду искать его, а там… там видно будет. Может я и не захочу больше ничего делать. Но я буду с ним… С ним, а не с тобой. Пойми это сейчас, пока не зашел еще дальше.

– Я помогу тебе, – бесцветным голосом сказал Василий. – Спасибо за откровенность, но я все же надеюсь…

Он запнулся, глядя ей в глаза.

«Черта с два ты от меня избавишься!»

– Я пойду с тобой, – твердо проговорил Василий, – потому что на других дорогах для меня нет вообще ничего. Даже надежды. Красиво, сказал, а? – криво усмехнулся он.

– Никогда ты не умел острить, – Илона в свою очередь попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. – Мне очень жаль, что так вышло. Извини за банальность. Последнее соображение, Гарпия может с ними справиться, а ты нет. Если я смогу ее контролировать…

– А если не сможешь?

– Тогда она возьмет верх, – спокойно сказала Илона. – А уж у нее то не возникнет никакого желания прекращать свою жизнь убийцы.

Илона на мгновение прикрыла глаза и неожиданно в ее голосе послышалась странная сладость.

– Ей ведь очень нравится убивать.

Василий взглянул на часы.

– Я солдат, – сказал он. – Хотя уже стал забывать об этом. Так что будем сражаться, если придется, и не будем терять времени. Для себя я уже все решил.

Илона молчала.

– Мы уходим немедленно, – быстро сказал он, поднимаясь и подходя к шкафу с одеждой. – Я возьму твою… историю болезни, скажем так. Может быть действительно не придется искать твоего колдуна, и заставлять его снять с тебя заклятье.

– Васька, я…

– Ладно, ладно, – Мальцев сунул руки в карманы пальто и позвенел ключами. – Я помогу тебе выбраться отсюда, у меня машина во дворе. А потом можешь сбегать, прятаться, искать… его. Я прекрасно понимаю, что ты все-равно потом поступишь по-своему, – непонятный страх неожиданно всплыл откуда-то из глубины сознания и словно подтолкнул. Он подошел к Илоне и прислонил лоб к ее щеке.

– Я люблю тебя, Илонка, не забывай об этом… хотя бы.

– Васька, Васька, – пробормотала она, сдавленным голосом. – Зачем тебе это все…

Илона резко оттолкнулась от него, как всегда, словно испугавшись собственного голоса.

– Не время распускаться, – резко сказала она. – Бери мою историю и пошли.

Он криво усмехнулся, кивнул и вытащил из кармана связку ключей. Илона посмотрела, как Василий подошел к сейфу, встроенному в стену на уровне глаз и неслышно вышла из ординаторской. Едва она скрылась за дверью, Василий крадучись подошел к телефону внутренней связи и набрал номер охраны.

– Может быть я зря панику развел, – прошептал он, слушая гудки. – Может быть все можно просто объяснить.

Илона стояла в коридоре, тускло освещенном и тихом. Где-то далеко капала вода и этот мирный звук успокаивал и расслаблял. Она встряхнулась и посмотрела вперед. Ординаторская располагалась на первом этаже, в конце коридора, рядом с черным ходом. Илона подошла к двери с надписью выход и нажала на ручку. Дверь не открывалась.

Василий раздраженно бросил трубку и пару секунд стоял в нерешительности, но потом все же бросился к сейфу, подгоняемый проснувшимся внутри нехорошим чувством. Он набрал нужную комбинацию цифр и распахнул тяжелую дверцу.

Илона знала, что там, у металлической верхушки, проходная. Там всегда дежурят двое охранников, наблюдающих за мониторами, на которые подают изображение несколько видеокамер, расставленныхвокруг и внутри Клиники 15. Наверняка охрану тоже уже удалили, под каким-нибудь предлогом. Василий все еще не показывался, поэтому Илона решила медленно пойти в сторону выхода. Тем более, что ей показалось, будто она увидела нечто странное у дверей дежурного помещения.

Василий вытащил из аккуратно составленного ряда папок нужную историю болезни и захлопнул сейф. Запихнув дело под мышку, он взглянул в зеркало рядом с сейфом. Оттуда на него глянула физиономия встрепанного субъекта с расширенными глазами.

– Бред сумасшедшего, – сказал он. – В школе я всегда мечтал спасти ее от какой-то опасности, но в мечтах все было немного по-другому.

Пройдя примерно половину коридора, Илона наконец смогла рассмотреть то, что заметила еще у ординаторской. Окна комнаты охраны были ярко освещены, дверь заперта, а из-под двери…

– Васька! – закричала Илона, развернувшись назад и перейдя на бег.

Из-под двери дежурки в коридор медленно выползала большая темно-красная лужа.

Зеркало разлетелось под ударом увесистого кулака в кожаной перчатке рванувшегося в лицо Василия из Зазеркалья. Мальцев успел заслониться рукой, спасая глаза от осколков. Он совсем забыл, что смотрится в зеркальное окно помещения для наблюдений, где вполне может спрятаться тот, кто пришел за Илоной.

Распахнув дверь ординаторской, Илона увидела, как цепкие пальцы ухватили Василия за воротник и рванули его к себе. Мальцева подбросило вверх и ударило о стену выше разбитого стекла.

Уже теряя сознание, Василий успел ощутить еще один удар в горло и упал на осколки, придавив их своим уже бесчувственным телом.

Человек в темном шлеме и байкерской куртке поставил ногу на нижнюю раму разбитого окна и вошел в ординаторскую, тяжело спрыгнув на пол. Рукав зацепил осколок, все еще державшийся сбоку. Кусочек стекла упал вниз, жалобно тенькнув. Каблук сапога опустился на пальцы лежащего Василия.

Только услышав хруст переломанных костей, Илона очнулась от оцепенения. Она отпрыгнула назад к стене. Ее искаженное страхом лицо отразилось в забрале шлема.

– Ой, мама, – послышался приглушенный, но внятный голос. – Я тут, кажется, что-то раздавил?

Илона бросилась бежать по коридору. Предельный ужас затопил мозг, отбрасывая Гарпию куда-то глубоко внутрь сознания. Тут же проснулась боль, впрочем, сравнительно терпимая. Совершая типичную ошибку истеричных киношных жертв: вместо того, чтобы бежать к выходу, Илона взлетела по лестнице на второй этаж и понеслась вдоль стены к кабинету главврача. Мозг сверлила глупая мысль.

«Там есть телефон. Обязательно… есть… телефон»

Внезапно вернулась боль. Все три раны проснулись и начали пульсировать нестерпимым огнем. Тугая повязка немного приглушала пульсацию, но только немного.

Все верно. Чертова Гарпия ушла в отпуск, а без нее я не могу контролировать боль.

Очередная дверь, мимо которой пробегала Илона распахнулась настолько неожиданно, что девушка даже не поняла, чем же ее ударило. Ощущение было таким, словно вдруг перед носом появилась стена. Илону отшвырнуло в сторону. Она упала у окна, сильно врезавшись головой в кадку с фикусом.

Как ни странно, несмотря на боль и силу удара, Илона не потеряла сознания. Повернув голову и сморщившись, она посмотрела направо. В дверном проеме стоял человек в шлеме и куртке. На какой-то миг девушке показалось, что это тот же, кто ударил Василия. Но потом она увидела разницу.

Человек сделал шаг вперед и взялся правой рукой за левую кисть. Медленным движением он свернул ее и отбросил в сторону. Кисть упала на пол с металлическим звоном. Однорукий коснулся пальцами предплечья с внутренней стороны. Лязгнула сталь и из обрубка руки выскочило широкое лезвие в полметра длинной.

– Вот именно поэтому, – сказал однорукий, – меня называют Секирой.

Острие меча коснулось шеи Илоны под подбородком. Голова гудела от удара, но страх куда-то улетучился. Девушка смотрела на отполированную сталь и вспоминала свои перчатки, устроенные примерно по тому же принципу.

«Не мои, что вы. Гарпии. Это были перчатки Гарпии. Именно. Гарпии… Мои…»

– Я должна стать ею, чтобы выбраться, – тяжело дыша, пропыхтела девушка и внезапно улыбнулась. – Ах ты, дьявол, ну просто не дадут побыть хорошей.

– А ты красива, – сказал Секира, снимая шлем. Он знал, что его довольно привлекательная внешность всегда оказывает впечатление на девушек. Даже в такой момент.

– Ты тоже ничего, – сказала Илона, усаживаясь поудобнее, но стараясь не слишком торопиться, поскольку все еще ощущала холод острия на шее. – Проклятый шум в голове. Пока он не пройдет, о бегстве можно и не думать, правда?

«Надо попробовать. Попробовать отдать контроль Гарпии. Но не совсем. Затаиться, а когда все будет сделано, вновь стать собой. Боже мой, если только смогу…»

Секира хохотнул, но ответить не успел. Со стороны лестницы, как всегда неслышно подошел Скал.

– Тебе вообще можно больше не думать, а уж тем более о бегстве, – сказал майор. – За то, что убегала, хвалю. С врагами нужно встречаться только тогда, когда уверен, что контролируешь ситуацию. Но у тебя другой случай.

Скал засмеялся и лениво провел ногой по полу. На линолеуме осталась красная полоса.

«Ненависть, это ворота в ад. Откроем их и посмотрим, что оттуда полезет».

– Может снимешь шлемик, как твой приятель? – спросила Илона. – Хочу посмотреть с кем имею дело.

– Не стоит, – Скал показал на ухмыльнувшегося Секиру. – Слишком уж большой получится… контраст для больного человека.

– Может закончим треп? Что вам от меня надо?

– А ему ничего не надо, – сказал майор, присаживаясь рядом с Илоной. – Что нужно мне, вот правильный вопрос.

– Так что нужно тебе?

– Ты. Мне нужна ты.

Илона легонько шлепнула его по руке.

– Шалунишка. Прямо здесь, что ли?

– Не понимает, – вздохнул Скал. – Может это и не она вовсе. Видишь ли, Секира, нужную мне девчонку ранили в плечо, – шлем повернулся к Илоне. – Наверное надо проверить.

Не меняя позы, майор сильно ударил девушку по плечу. Илона вскрикнула от ужасающей боли и скорчившись упала на пол. Скал крепко взял ее за волосы и рванул вверх. Из глаз Илоны брызнули слезы. На рубашке появилось красное пятно.

– Мне абсолютно плевать на тебя, – спокойно сказал майор. – Ты прекрасно знаешь, почему я пришел сюда и что мне нужно. И ты мне расскажешь, все, что знаешь, иначе этот удар в плечо покажется тебе нежной лаской.

Илона раскрыла рот, но оттуда вырвался лишь стон. Секира сжал губы. Несмотря ни на что, ему не нравилось, когда мучают женщин, причем таких красивых.

– Сейчас мы уйдем отсюда, – продолжал Скал. – Тихо и спокойно. А дальше видно будет.

– Ну, это вряд ли.

Майор отпустил волосы Илоны, прислонившейся к стене и почти отключившейся от боли. Скал поднялся на ноги и посмотрел в сторону.

Рядом с Секирой стоял Степа Разин и держал в руках коричневую папку, которую достал из сейфа Василий.

– Что случилось? Кто-то новый появился?

– Появился, – Степа вытащил из кармана сигареты и с наслаждением закурил. – Ты представить себе не можешь, майор, как тяжело много-много дней обходиться без сигареты. Но что делать, надо хранить образ пай-мальчика.

Еще до конца не поняв, в чем дело, Секира почувствовал, как напрягаются мускулы, откликнувшиеся на возглас интуиции, всегда предупреждающей об опасности тех, кто выработал в себе инстинкты дикого зверя.

– Так вот кто это, – Скал покачал головой. – А я-то все никак не мог определить, кто же пристрелил Вовку и Леночку.

– Каюсь, – «Степа» сокрушенно кивнул головой и отдал честь. – Роберт Стивенс, специальный агент ЦРУ.

Стивенс пристально взглянул на постанывающую Илону и на его пепельных щеках проступили багровые пятна.

– Если бы я не упустил тебя в тот раз… по глупости… не пришлось бы так страдать, – наставительно сказал он. – Дьявольщина, ты просто околдовала меня в тот момент.

– Подавись ты своими советами, – прошипела она, с растущей ненавистью. – Надо было прикончить тебя еще тогда, щенок.

– Ну хватит, – резко приказал Роберт. – Прощайся с дядечками и пошли на воздух.

Секира стоял не шевелясь. Как и майор. Оба они не раз сталкивались с людьми, начинавшими диктовать свои условия. Многие из них блефовали, многие нет. И определять, кто берет на пушку, а кто представляет серьезную угрозу Скал и «механик» научились давно.

Стивенс на пушку не брал.

– И много вас там, снаружи? – спросил Карма, подошедший откуда-то сзади.

– Пятеро. Со мной шестеро. Группа «Регистан». Ты, майор, знаешь, что это такое.

Карма слегка тряхнул рукой и направил выскользнувший из рукава ствол в лицо Стивенса. Почти одновременно с ним Секира приставил лезвие к сонной артерии Роберта.

– Тоскливо как-то российскому киллеру сдаваться американцам, – сказал Карма. – Менталитет не позволяет.

Скал в раздражении сорвал с себя шлем и отбросил его в сторону.

– С «Регистан» шутки плохи, – хрипло сказал он. – Но с другой стороны, что нам терять?

– Месть, например.

Глаза Стивенса засветились холодным светом. На миг показалась зеленоватая чешуя на голове и послышалось легкое шипение.

Майор вскрикнул и закрыл глаза руками. «Механики» и сам Стивенс посмотрели на него с недоумением. Скал пришел в себя через минуту.

– Все… прошло, – запинаясь проговорил он. – Сдайтесь лучше, ребята. Вы им не нужны.

– А че, пацаны, – подала голос Илона. Она сидела прямо и просто-таки излучала веселье. – Поделите меня по-быстрому, а я полюбуюсь. Покажите, кто лучше, Америка, али Россия? Гарпия чуть было не добилась своего. Когда Илона осторожненько коснулась мысленно своего второго «я», оно мгновенно подсказало, что раны чертовски болят, врагов чертовски много, шансов на побег никаких. Призовем на помощь психологию. Как знать, вдруг эти лохи поубивают друг друга.

– Не советую, господа.

Все лампы вдруг погасли. Коридор погрузился в темноту. На небе уже светила луна, и ее свет, огибавший корпус Клиники 15 как по заказу освещал только небольшой пятачок, на котором стояли люди. Стивенс вдруг присел и несколькими ударами отбросил шлемы с забралами для ночного видения подальше.

Четыре ярко красных точки выскользнули из темноты и уперлись в майора, «механиков» и отдыхающую на полу Илону. Послышались неторопливые шаги и к Скалу подошел Джейсон Патрик.

– Как раз вовремя, Джей, – засмеялся Стивенс. – Мне тут уже собирались голову отрезать.

Патрик не отвечал. Он с интересом взглянул на Секиру и его лезвие из протеза.

– Впечатляет, – холодно сказал он. – Правда такое оружие больше годится для того, чтобы прирезать кого-нибудь из-за угла, а не для честного боя.

Секира, не отвечая прикоснулся пальцами к запястью. Меч громко щелкнул и ушел в глубину протеза. После этого «механик» молча посмотрел в глаза Патрику. Тот словно понял невысказанную им мысль и произнес:

– Впрочем, не стоит насмехаться над проигравшим врагом.

– Точно, милый, – Гарпия послала Джейсону воздушный поцелуй. Она была уже просто на грани обморока, ее тошнило, в голове бухали молотки, поэтому Илона продолжала ерничать, уступив лидерство Гарпии. Та все еще могла сопротивляться подступающей темноте. – Теперь я вся твоя. Ты отбил меня у этих зверей. Хочешь послушать, как я рада.

Глаза девушки вдруг зажглись бешеным весельем. Илона с удивлением почувствовала, как изнутри, из глубин памяти всплывает некий образ, похожий на кольцо. Или…

На круг. Точно, на спасательный круг.

Гарпия запрокинула голову и завыла. Тонкий пронзительный вой вырвался вверх и ударился об потолок. Скал отступил на шаг. Стивенс скривился как от кислятины. «Механики» недоуменно переглянулись. Патрик внешне остался совершенно спокоен. Вой Гарпии стал невероятно тонким и совершенно перестал походить на человеческий. Джейсон шагнул вперед и замахнувшись нанес удар. Носок тяжелого ботинка вошел в солнечное сплетение девушки. Вой оборвался. Илона кашлянула и согнулась пополам. Что-то теплое и соленое смочило губы и упало вниз на линолеум.

– Я не врач, и истерику прекращаю как умею, а потому советую воздержаться от такого рода приступов, пока находишься в моем обществе, – сказал Патрик.

Гарпия с интересом рассматривала небольшую лужицу, натекшую изо рта.

– Эй, Степа, или как тебя там, – вяло произнесла она. – Ну хоть бы ты, объяснил своему боссу, что со мной.

Стивенс слегка озадаченно посмотрел на нее.

– И что я должен объяснить?

Гарпия подняла голову и ухмыльнулась. Зубы ее были испачканы в крови.

– Не могу же я уйти, – свистящим шепотом сказала девушка, стоя на четвереньках и покачиваясь из стороны в сторону. – Уйти с незнакомыми людьми и даже не предупредить об этом мужа.

– Хватит нести чушь, – Патрик вдруг понял, что уже потерял за пустыми разговорами непростительно много времени. Однако увидев лицо Стивенса, Джейсон внезапно подумал…

Лицо Роберта медленно становилось похожим на недавно побеленную стену.

…что все злодеи в фильмах проигрывают именно из-за пустопорожних разговоров.

– Или ты уже забыл, Степа? – Гарпия ударила ладонями в лужицу и красные брызги разлетелись в стороны. – Моего мужа зовут Алле Пак, – с яростью выкрикнула она. – Ты уже сталкивался с пешками, а теперь познакомишься с ферзем.

– Что здесь… – нахмурился Патрик.

– Вам лучше меня отпустить и уйти, – все так же качаясь проговорила Гарпия. Голос ее становился сонным, с губ все чаще капала кровь. – Пока не поздно.

– Надо уходить, – Стивенс подскочил к Джейсону и схватил его за рукав.

Патрик брезгливо стряхнул его руку.

– Да ты что, спятил? Она же блефует.

– Не верите мне, – промямлила Гарпия, – спросите «Краба».

Девушка упала на пол и затихла. В это время, лазерный луч, державший ее на прицеле погас.

– Эй! – заорал Патрик, в бешенстве обернув лицо к темноте. – Какой сукин сын распустил слюни?! Немедленно восстановить прицел!

Сразу же после этих слов погас еще один луч. Патрик выругался и сунул руку за пазуху. Что-то свистнуло. За спиной Джейсона послушался полувздох полувсхлип. Патрик выхватил пистолет и обернулся.

Стивенс стоял, прижимая к груди папку с историей болезни. Рот Роберта открылся и закрылся, как у курицы, которой отрубили голову. Горло его было пробито тонким стилетом, со странно изогнутой рукоятью.

Дико закричали в темноте. Две оставшихся точки вдруг вскинулись вверх и заметались в сумасшедшей пляске. Еще один прицел погас. Грохнул выстрел, на мгновение осветивший высокий темный силуэт, державший на весу за горло трепыхавшегося человека.

Патрик вскинул руку и выпустил в том направлении несколько пуль. Где-то далеко разбилось стекло, послышался сдавленный крик и звук падения двух тел. Погас последний прицел.

Стивенс, все это время ухитрившийся простоять на ногах, тяжело упал на колени, продолжая сжимать в испачканных кровью руках дело Илоны.

Карма прижался к стене и водил из стороны в сторону рукой с зажатым в ней пистолетом. Секира присел на корточки, вглядываясь в темноту. Скал скрестил на груди руки и стоял на месте, лишь посматривая по сторонам.

– Кажется… я попал в него, – переводя дух произнес Патрик.

В воздухе мелькнула тень. Описав дугу, к ногам Джейсона свалилось тело молодого парня с вывернутой под невероятным углом шеей. Высокий бледный лоб был разворочен выстрелом.

– Да, ты в него попал, – подтвердила темнота мягким густым голосом. – Но не волнуйся, ему уже не было больно.

И тут впервые командир группы «Регистан» потерял над собой контроль.

– Ну так как, – спросил все тот же голос. – Помиримся и пойдем по домам.

Патрик завопил и вскинул руку с пистолетом, начав стрелять еще до того, как прицел ушел от пола.

– Как хочешь…

Несколько витков гибкого тускло-серого шнура обмотались вокруг правой кисти Джейсона, соединив его прочной нитью с темнотой. Затем шнур рванули на себя. Неизвестный материал вонзился в кожу и вошел внутрь. Отрезанная кисть вместе с пистолетом упал на пол. Одновременно со Стивенсом, рухнувшим, как подрубленное дерево.

Без крика и ужаса Патрик посмотрел на свое качающее кровь запястье. Он попытался что-то сказать, но вместо этого перевел глаза на голень. И серый шнур, снова вгрызающийся в плоть. Лишившись на сей раз ноги, Джейсон не упал только потому, что уперся уцелевшим кулаком в линолеум. Карма вдруг сорвался с места и беззвучно исчез в темноте. Только через секунду Секира услышал стук подошв по полу. Но не обернулся. Он смотрел на Патрика.

К нему приближался странный, словно размытый силуэт человека. В руке тот держал длинный кнут, переливающийся всеми оттенками тусклого серебристого света, и его рукоятка просвечивала сквозь сжатый кулак, будто сотканный из тумана.

Хлопнули крылья, окутывая черным облаком тело шагающего. Патрик взглянул вверх и бессильно улыбнулся. На грани дух миров, готовясь переступить из жизни в смерть, перестаешь чего бы то ни было бояться. Последним в тебе умирает самое сильное желание.

– You will lose, – прошептал Джейсон, улыбаясь. – Someday…

Тень протянула руку. Холодный туман вонзился в глаза Джейсона.

– Но ты этого уже не увидишь, – произнес мягкий голос. – Так кажется говорят в кино.

Серый шнур зашипел и начал извиваться. Тень медленно повернула лицо к Секире. Патрик умер, уткнув безглазое лицо в пол.

Виталий Рекрут всегда думал, что привидения выглядят именно так. Туманно-молочные черты лица, сквозь которые видно. И два ярких зеленых огонька вместо глаз.

– Никогда не воевал с призраками, – сказал Секира. В его голосе не слышалось страха. Лишь полудетское звенящее любопытство. – Интересно, какого цвета у тебя внутренности.

Секира привычным движением выпустил лезвие на свободу. Серый шнур притих. Тень склонила голову на бок.

– Меч, – плавно протянула она. – Благородный метал и вопль смерти, смеющейся сквозь капли крови, стекающей на землю.

Секире показалось, что тень улыбается.

– Ты мог бы стать одним из нас, – сказала она. – В тебе есть задатки. Наверняка наши гены.

– Звучит неплохо, – кивнул Секира. – Но сначала я все-таки должен попробовать.

Он взмахнул рукой и неуловимым движением, так, что свистнул воздух, взмахнул лезвием, перерезая шею тени. Со сдавленным писком фигура в плаще хлопнула и исчезла. Секира быстро подскочил к Скалу, прислонившемуся к стене и безучастно смотревшему в одну точку.

– Быстрей, майор. Надо убираться отсюда. Бросаем к чертовой матери эту девку и уходим.

Скал взглянул на него невидящими глазами и помотал головой. Секира размышлял не более двух секунд. После этого «механик» махнул рукой и огляделся.

Прямо рядом с ним была дверь, к которой вели высокие ступеньки.

«Аварийный выход. Точно. Надо торопиться. А майор… Он мне никто.»

Секира взбежал по ступенькам, всем телом навалился на дверь и толкнул ее вперед. В лицо ему ударил свежий, холодный воздух. Рекрут расхохотался и шагнул вперед.

Майор увидел, как «механик» поставил ногу на подоконник. В тот момент, когда Секира выдавил стекло и упал вниз головой, Скал отвернулся. Где-то в глубине сознания ожил его кошмар. Мелькнул раздвоенный язык и раздалось шипение. Как ни странно, на сей раз майор почувствовал себя увереннее и спокойнее.

Он отошел от стены и направился к лестнице, попутно перешагнув через тело Стивенса. Здесь он на мгновение задержался, чтобы выдернуть кинжал, убивший Роберта.

– Зачем ты убил их? – тихо спросил он у трупа. – Наверняка были резоны, но теперь мне уже никогда не узнать, почему умерли единственные люди, которых я любил по-настоящему.

Он еще немного постоял, словно ожидая ответа. И только тогда, когда холод из окна начал пробираться под куртку, Скал спрятал за пазухой тонкий клинок и медленно спустился на первый этаж. Двери ординаторской по-прежнему были открыты. Василий лежал на полу, прислонившись разбитой головой к спинке стула. Майор молча подошел и сел на пол, глядя в лицо Мальцеву. Один глаз Василия не открывался. Лившаяся из рассеченного лба кровь засохла, образовав бурую маску.

Мальцев скосил открытый глаз в сторону дверей и тихо захрипел. В дверях стояла тень, держа на руках Илону.

Когда человек понимает, что пришло время умирать, он действует в соответствии с собственными представлениями о смерти. Атеист трясется от страха, верующий предвкушает и тоже трясется, но от чего, сказать не может. Скал равнодушно смотрел на сотканный из темного облака силуэт. Именно это существо и было тем самым врагом, за которым он провел столь неудачную охоту. «Капелла» во плоти стояла и смотрела на него. Молча. Каким-то потусторонним чувством Скал понимал, что он прав и перед ним не рядовой исполнитель, а именно тот, кто разрушил его жизнь. Предсмертное озарение, приходящее в тот момент, когда весь лишний жизненный мусор выметается последним ветром.

– Если не знаешь правил игры, – равнодушно сказала тень, – самое разумное, это не играть.

Тень резко повернулась и ушла. В этот момент майор увидел свернутый кольцами серый шнур, обмотанный вокруг ее правой руки. Скал внимательно прислушался и услышал звук удаляющихся шагов. Через некоторое время ему удалось расслышать и рокот ожившего мотора машины.

Скал посмотрел на силящегося подняться Василия. Майор подмигнул ему.

– Так я и думал, приятель. Это обычный… вернее необычный, но все же человек. Вряд ли призраки стучат ботинками и пользуются автомобилями.

Майор вытащил из-за пояса брюк пистолет и навел его на Василия.

– Извини, Мальцев, – серьезно сказал Скал, – иногда нужно делать не то, что хочется, а то, что нужно.

Василий стиснул зубы и вновь попытался подняться, но не сумел. Глаза его прояснились в последний раз.

– Я… – прохрипел Василий. – Не давал ей… нож… Илонка… Она… сама…

– Не она мне нужна, а он, – сквозь стиснутые зубы прошипел Скал. – Я… найду ее, можешь умереть спокойно.

Звук холодной фразы сменил грохот выстрела. Голова Мальцева глухо стукнулась об пол. Майор некоторое время смотрел на труп одноклассника и вслушивался в звон в ушах, появившийся после выстрела. Не зазвучала музыка, не пришли в голову скорбные мысли и ветер не взвыл в ушах. Смерть забрала и ушла на цыпочках, банальная и бесшумная, как всегда. Жизнь не обратила на нее внимания и продолжилась.

– Что ж, можно сказать, разведка боем закончена, – майор побарабанил пальцами по стулу и быстро вскочил на ноги, тихо посмеиваясь. – Пора браться за «Капеллу» всерьез, клянусь двуглавой змеей.

В это время за окном полыхнула молния. Вернее, так показалось. Майор удивленно хмыкнул, так как секунду спустя догадался, что это была фотовспышка.

«Проворные ребята эти папарацци. Пора валить. Надеюсь, этот прозрачный тип не раздает там на улице автографы».

Скал вышел из Клиники 15 через черный вход. Неподалеку валялся горящий мотоцикл, а рядом с ним скорчилось то, что недавно звали Кармой. Судя по всему, убегавший «механик» врезался в стену на полной скорости. Скал немного постоял, вдыхая холодный воздух, пахнувший гарью и гниющими листьями, прислушался к далекому звуку сирен и зашагал прочь от больницы.

Вернее, попытался это сделать, потому что в этот самый момент где-то справа раздался негромкий щелчок. Именно по этому элегантному щелчку, понимающие люди безошибочно определяют, что с таким звуком откидывается крышечка только по-настоящему дорогой зажигалки.

Скал повернул голову и удивленно покачал головой, глядя на мгновение вынырнувшее из темноты лицо.

– Сегодня похоже ночь неожиданных встреч.

– Согласен, – равнодушно подтвердил генерал Сомов, выпуская тоненькую струйку дыма. – Первая затяжка – самая поганая. Отдает бензином. Это единственный недостаток таких зажигалок.

– Самое время обсудить достоинства и недостатки зажигалок Ты пришел только для этого?

– Сомов пожал плечами и посмотрел в сторону Клиники 15.

– Все мертвы? – спросил, а вернее констатировал он.

– Никак уже в курсе? – прищурился Скал.

– Должность такая. Все знать – моя обязанность.

– Спектакль окончен, или будет еще действие?

– Окончен, Скалин, окончен. «Капелла» прислала письменное предупреждение. И нам и американцам. Спектакль в клинике – только демонстрация того, что они не шутят. Так что государственной поддержки у тебя больше не будет. Надеюсь, ты уже догадался, что вопреки видимости, она у тебя все же была?

– Иди ты! Правда?! – ехидно изумился майор. – И что же, наши великие державы испугаются угроз какой-то там организации?

– Нет, конечно. Они не испугаются, они УЖЕ испугались. Высочайшим повелением «Капеллу» приказано оставить в покое, так что если пойдешь дальше, то без нас. Сам понимаешь, «Капелла» помогала государственным машинам в стольких грязных делишках, что ей есть чем пригрозить.

– А раньше было непонятно?

– Раньше не было угроз, – пожал плечами Сомов. – Сталин, вероятно, тоже намеревался продолжать войну с западным миром, но только до того, как американцы взорвали Хиросиму и Нагасаки. И запад обрушился бы на СССР, если бы не атомная бомба.

– Черт с вами, – пробормотал майор, стискивая в кармане рукоятку кинжала, убившего Стивенса. – Нам, уродам, не привыкать к одиночеству. Зачем ты пришел сюда, Сомов? Причем самолично.

Сомов помедлил, в задумчивости стряхивая пепел прямо на ботинки. Висевший в воздухе туман еще больше сгустился, оседая мелкими каплями на лицах стоявших друг напротив друга мужчин.

– Ты всегда нравился мне, Скалин, – тихо и убежденно сказал генерал. – Несмотря на ту… жесткую игру, в которую мы с тобой сыграли, мое отношение к тебе не поменялось. И я просто хотел сказать тебе, что если сможешь остановиться, то сделай это сейчас. Этот орех тебе явно не по зубам.

– Знаешь Сомов, что меня всегда в тебе раздражало? – усмехнулся Скал, поднимая воротник куртки. – Не то, что ты врешь и даже не то, что врешь самому себе, а то, что сам же и веришь в собственное вранье. А это еще хуже, чем вообще ни во что не верить. Попытка номер два. Что тебе здесь нужно?

– Отдай его Бартоку, – негромко и быстро сказал Сомов.

– Ты о чем?

– О кинжале. Отдай его Бартоку. Он сможет провести анализ, не привлекая лишнего внимания. Не то, чтобы эта информация что-нибудь изменит, просто любопытно… Я просто хочу… должен знать. Поэтому я здесь один. То, с чем мы столкнулись, если я прав, не умещается в привычный нам мир.

С этими словами Сомов выбросил сигарету и исчез в тумане.

– Сукин сын, – задучиво сказал Скал, глядя ему вслед.

Письма, пришедшие за час до событий в Клинике 15

From

«Capella»

to

Somoff

Даже не пытайтесь сделать это снова. Проверьте кинжал.

* * *

From

«Capella»

to

D Marshan

Don’t even try it again.

Часть третья Паутина дрожит

1

Очень трудно удержаться и не нажать на спуск фотоаппарата, видя как хоть мало-мальски известная личность пытается вести себя, как простой состоятельный смертный. Идет к чужой жене, сбивает прохожего своей иномаркой, пользуется услугами малолетних тайских массажисток. Мы не просто зарабатываем себе на жизнь, фотографируя все эти моменты чужой жизни, мы…получаем в руки немного власти над тем, кто считает, что у него весь мир в кармане.

"Вечерний звон" 12 апреля 20… года.

Молохов привычно поморщился, покосившись на табличку с названием еженедельной газеты, в которую его занесло бурным ветром судьбы. "Вечерний звон". От такой вывески за версту несло запахом «желтой» прессы. Запахом противным любому уважающему себя журналисту, как любому уважающему себя человеку противен запах немытого тела. Своего или чужого, неважно. Однако, такие крамольные мысли приходилось держать глубоко в себе, потому как название газеты было предметом особой гордости ее владельца. "В нем есть нечто патриархально русское", – говорил он. Положим, Дима Молохов мог бы и наплевать на гордость хозяина, но вот на те очень хорошие деньги, которые буквально текли в твой карман, при условии, что каждую неделю на стол редактора ложилась сенсационная, или даже не очень статья, подписанная Д. Молох, Дима плевать не мог. Кроме того, единственным занятием, которое по-настоящему нравилось Молохову была охота. Да, он называл себя охотником.

За сенсациями.

Духовная деградация всегда опережает физическую. Запах немытого тела еще раздражал, а вот запах «Вечернего звона» ощущался уже слабо. Дезодорант с ароматом денег, это единственная гарантированная защита от любой, изящно выражаясь, вони.

Поморщившись еще раз, Дима толкнул тяжелую металлическую дверь редакции, оклеенную декоративной пленкой "под дерево". И как раз в этот момент он вспомнил, что сегодня четверг. Услышав дикий вопль редактора, который при всем желании нельзя было назвать радостным, Молохов вспомнил также, что "Вечерний звон" выходит в пятницу. А когда позади громко лязгнула дверь, память вернулась окончательно, и Дима вдруг осознал, что в дипломате у него лежит материал для номера, обещанный еще к понедельнику.

– Убийца! – трясущийся мокрый перст редактора указал на криво улыбнувшегося Молохова. – А я ему поверил, когда этот монстр обещал больше не задерживать свои низкопробные статеечки.

Дима почесал за ухом и развел руками.

– Ну извини, Мама, совсем забегался, – Молохов говорил свободно, потому что уже заметил счастливые искорки в глазах редактора. Ура, ура, не придется затыкать дыру в номере какой-нибудь ерундой, вместо обещанного и, что ни говори, отличного материала Д. Молоха.

Редактор исторгнул еще один крик, но Дима просто отмахнулся, аккуратно укладывая кейс на свой стол.

– Ладно, ладно, не надо кидаться тяжелыми предметами. Сейчас оттаешь, Мама. Статья получилась, пальчики оближешь.

Не торопясь, Молохов выудил пачку листов, скрепленных ржавой канцелярской скрепкой. Он всегда скреплял свои рукописные статьи именно скрепкой и именно ржавой. Просто потому, что тем, кому потом приходилось работать с его статьями, это страшно не нравилось и они делали ему не то чтобы замечания, но давали понять, что преуспевающий репортер может позволить себе нечто лучшее, чем рыжая скрепка. И в принципе, печатать статьи можно было бы и на компьютере, в начале 21 века.

Редактор испортил все удовольствие, сорвав ржавый металл с листков, прежде чем отдать статью подвернувшемуся сотруднику.

– Галопом! – приказал он. – Чтоб через полчаса передать верстальщику. А ты запомни, – редактор обернулся к Диме, – если статья хреновая, я бухгалтерский листок с твоим гонораром использую вместо туалетной бумаги.

Молохов сел на стул, почувствовав, как внезапно накатилась волна усталости. Нет, он не будет говорить Маме, что корпел над статьей чуть ли не всю ночь. Это будет выглядеть…

Неправильно.

Редактор подостыл, притих и, взглянув на часы, даже налил провинившемуся Диме полученной по бартеру минералки. Эта удивительная жидкость, едва оказавшись в редакции, мгновенно прославилась, благодаря своему совершенно отвратительному вкусу. Пить ее без содрогания поначалу мог только заключивший эту сделку рекламный агент, но вскоре халявный напиток, стоявший на всех столах, начал постепенно не то чтобы нравиться, но восприниматься как неизбежное зло и вскоре, все работники начали понемногу попивать минералку, неизменно чередуя глотки с возгласами отвращения.

Молохов с сомнением взглянул на непонятно большие пузырьки углекислого газа, покрывшие внутреннюю поверхность высокого стакана, и задумчиво отхлебнул. Его передернуло. Тем не менее усталость как рукой сняло. Секунд на десять.

Дима взглянул на Маму и почему-то вспомнил, что так до сих пор и не узнал, почему этого полноватого рыжеусого мужика прозвали Мамой.

– Папарацци твой возник, – уже совсем благодушно сказал редактор, неправильно истолковав взгляд Димы. – Сказал, чтоб позвонил, как только объявишься.

Молохов несколько оживился.

– Он не сказал, где обретается, дома или у своей?

– Не доложил.

– Ну конечно, – буркнул Дима, подтаскивая к себе редакторский телефон. – И чего это я спрашиваю? Разве он когда-нибудь…

Палец Молохова завис над пультом.

«Итак, какой номер наберем? Домашний или. Лотерея, лотерея…»

Дима набрал домашний номер. После девяти гудков трубку сняли.

Интересно, выиграл я или нет.

– Какой мудак растрезвонился? – послышался в трубке мятый голос Бомжа.

– И тебе доброго утра. Ты на вопросы то в состоянии отвечать или как?

Трубка икнула.

– Понятно. Задаю первый…

– И последний.

– Получились?

Бомж замолчал. Перед мысленным взглядом Молохова возникла его потрепанная физиономия, довольно ухмыляющаяся.

А вот не буду злиться. На зло. Молчи хоть год.

– Приезжай ко мне. Тут и поговорим, – заявил Бомж.

– Да какого хрена! – не выдержал Дима.

– А по дороге не забудь купить какой-нибудь дорогой иностранной бурды. Как обещал. Все!

Молохов поцеловал трубку, сплюнул в сторону и повернул сияющее лицо к Маме.

– Без дураков? – недоверчиво спросил редактор. – Это действительно настолько хорошо?

Дима пожал плечами и вскочил.

– Там видно будет. Чемодан свой я оставляю. Вернусь часика через два.

Не слушая несущихся вдогонку криков редактора, Молохов выскочил за дверь, на ходу застегивая куртку. «Вечерний звон» не так давно разместился в новом офисе, находившемся на 12 этаже здания, принадлежавшего какому-то банку. Лифт только что подошел. Дима скользнул в просторную кабину вслед за двумя молоденькими девушками, оживленно беседующими о достоинствах какого-то нового ресторана. На мгновение прервав разговор, девушки оценивающе посмотрели на несколько сутуловатого, но в общем-то довольно привлекательного темноволосого самца, с резкими чертами лица, каждая клеточка которого, как казалось, находится в постоянном движении. Осмотр продолжался пару секунд, после чего разговор о ресторане возобновился. Самец временно недоступен. Весь в делах. Забившись в угол, Молохов, не в силах совладать со старой привычкой, украдкой сунул руку в карман и бросил мимолетный взгляд на краешек нечеткой фотографии, которая вскоре станет одной из многих, благодаря искусству Бомжа. На ней был виден лежащий человек, голова которого разбилась о бордюр. Левой кисти у мертвого не было, вместо нее рука заканчивалась длинным клинком.

* * *

В то время, когда Молохов лишь только начал писать обещанную к понедельнику статью, на другом конце города толстая пачка газет с шуршанием упала на продавленное сидение кресла с потертой цветастой обивкой. Вокруг царила темнота, но того, кто принес газеты она, кажется, не смущала. Он опустился на пол и протянул руку за первым номером, с глянцево-коричневыми буквами «Бульварный листок» на лицевой странице. Несколько минут ничего не было слышно, кроме шелеста переворачиваемых листов с полуголыми девчонками, растерзанными трупами и «звездными» лицами. Тускло светящийся взгляд читающего медленно перебегал с одной строчки на другую. Лишь после самого тщательного просмотра «Бульварный» отлетел в сторону, а сидящий потянулся за второй газетой в пачке, тоже оказавшейся славным представителем «желтой прессы».

Где-то далеко в темноте зазвонил телефон. Комок мокрого снега ударился о стекло. Соседи за стеной разразились необычно громкой бранью. Казалось и люди, и природа, словно сговорившись решили во что бы то ни стало оторвать любителя «желтизны» от его занятия. Однако листы продолжали переворачиваться, монотонно и тщательно изучаемые пронзительными кошачьими глазами.

Через час стопка перекочевала с кресла на пол. Сидящий аккуратно сложил последний экземпляр.

– Появятся, – тихим успокаивающим голосом произнес он. – Они обязательно появятся. Сетевые материалы можно подчистить, а вот эти нет.

Темнота сгустилась настолько, насколько ей положено было сгуститься в первом часу осенней ночи. Пронзительно скрипнул пол под чьими-то тяжелыми шагами. Проезжавшая за окном машина на мгновение осветила фарами бледные руки с длинными гибкими пальцами, гладящими нечто похожее на тонкую металлическую полосу.

– Я ведь заметил твою фотовспышку, – слова вылетали и растворялись в прохладном воздухе комнаты. – Скоро ты их продашь какой-нибудь редакции, а не выложишь в интернет, если не дурак, и тогда я побеседую с покупателем. Сразу же после этого тебя ждет сюрприз.

Говоривший прижался лбом к окну и провел рукой сверху вниз. Послышался скрип железа по стеклу. Сверкнувшее острие длинного тонкого ножа с причудливо изогнутой рукоятью, оставило на прозрачной поверхности длинную царапину.

* * *

Бомж жил в «хрущобе» довольно далеко от центра. Ни один уважающий себя журналист без личного автотранспорта никогда не соглашался тащиться к нему домой, теряя почти час своей кипучей жизни всего лишь на дорогу. Бомж знал об этом и приглашал к себе только в тех случаях, когда твердо знал, что ему не откажут. А таких случаев было уже немало.

Бомж вот уже несколько лет называл себя лучшим папарацци в Москве. С этим спорили только те, кто никогда не имел с ним дела. Другие же твердо знали, что если вам нужна сенсационная статья, подкрепленная не менее сенсационными фотографиями, то можно сегодня обратиться к Бомжу, а завтра смело обещать редактору богато иллюстрированный материал.

Таким образом, Молохов, вывалившись из потного нутра до отказа забитого автобуса, выглядел не слишком разозленным, хотя такие поездки всегда действовали ему на нервы. Привычно отыскав глазами приземистое бетонное строение, Дима бодро зашагал по раскисшей дороге, стараясь не думать о воде, щекотавшей ноги ледяными струйками. Вскоре он уже стоял перед некогда светло-зеленой дверью и терпеливо нажимал на треснувшую кнопку звонка в пятый раз. Проработав с Бомжом около полугода, Дима знал, что тот откликнется не раньше, чем через семь трелей, издаваемых сингапурским чудом на 25 мелодий. Кстати, у Бомжа звонок почему-то выдавал 26. Дожидаясь, пока ему откроют, Молохов с привычным сожалением подумал о том, что с нависающим над ремнем животом надо бы что-то делать. Не то чтобы это было пивное брюхо, но все же…

Наконец за дверью зашлепало и на пороге в двух метрах над полом возникла вечно небритая физиономия, за которую Генка Волохин и получил кличку Бомж.

– Заваливай, – папарацци вяло дернул головой со спутанными черными космами. – Хотя если пришел без посудины…

Молохов шагнул вперед, сунув Бомжу бутылку «Metaxa».

– Или опять принес халтуру? – добавил Бомж, зачем-то рассматривая бутылку на свет.

У Волохина было одно удивительное свойство. В названиях алкоголя он не разбирался, но безошибочно определял дешевизну или дроговизну любого пойла. Было дело, один раз Молохов решил сэкономить. Тут же был выматерен и оставлен без фотографий на 2 месяца, после чего взял за правило не экономить на выпивке для Бомжа. Выходило себе дороже.

С первых же шагов Диме показалось, что в воздухе плавают густые облака серого сигаретного дыма. Ничего такого, конечно, не было, но все же Молохов закашлялся и быстрыми скачками пересек шестиметровое пространство до окна и распахнул створки. Живительный ледяной поток омыл легкие и вынес из комнаты застоялый сигаретный дух.

– Черт, Генка, – все еще тяжело дыша произнес Молохов, – у тебя уже, наверное, какой-нибудь новый дыхательный орган образовался. А может ты мутан? Так давай мы тебя в поликлинику сдадим, для опытов, а?

– Привет из Простоквакшино. В твоем возрасте уже пора цитировать классиков, а не фразы из мультиков, – угрюмо буркнул Бомж, ставя на низкий столик два стакана. – Меня в поликлинику сдадут только после того, как ты уже смирительную рубашку лет пять потаскаешь. А там как раз и я подоспею. Щелкну бывшего журналиста для какого-нибудь еженедельника.

Дима театрально поднял брови и сел на диван, который неожиданно оказался аккуратно застелен.

– Ты сегодня прям поражаешь меня красноречием.

Молохов протянул руку и взял стакан. На ощупь тот был просто ледяным.

– «Метакса» со льдом? – поджал губы журналист, делая вид, что не заметил пузырящуюся поверхность и темный цвет жидкости.

– Это «кола», родной, – невозмутимо произнес Бомж. – Во-первых, сейчас 12 часов дня, а раньше пяти я не пью, а во-вторых, – Генка сел напротив в глубокое кресло и ненатурально ухмыльнулся, – с чего бы это я стал поить тебя моей «Метаксой».

Несмотря на выработанную грубость, Геннадий Волохин был одним из лучших друзей Молохова. Родители Генки, потомственные интеллигенты, привили ему массу добродетелей, которые Бомж тщательно скрывал, но только от тех, с кем не желал иметь дела. Кстати, родители Бомжа работали в посольстве России в США и неоднократно пытались перетащить сына за океан, однако Генка упорно отказывался становится мистером Volokhin. Разобиженные предки временно перестали присылать ему деньги. Этим и объяснялась "хрущеба".

Поскольку жил папарацци на пятом этаже, а у Молохова, как уже упоминалось было «не пивное, но брюхо», Дима испытал чувство невообразимого блаженства, когда прохладный напиток попал в желудок и остудил разгоряченное тело. Только через пару минут, когда стакан опустел, Молохов вдруг вспомнил о причине своего прихода.

Несильно стукнув стаканом о столик, он заявил:

– Ну ладно, Гэ Волохин, он же Бомж. Где они?

– У тебя под носом, – внимательно взглянув на приятеля сказал Генка. – Если конкретнее, то под столом.

Молохов быстро наклонился и вытащил на свет длинный желтый конверт с надписью «Фотобумага» на нем. Когда нетерпеливым движением Дима разорвал бумагу, Бомж слегка отодвинулся вместе с креслом, и его надежно скрытая застенчивость проступила на скулах легким румянцем. Он знал, что проделал прекрасную работу.

– О, Бог мой, – прошептал Молохов, жадно пожирая глазами каждый из шести снимков. – Ты просто гений. В таких условиях и такое качество. Я сейчас же позвоню в редакцию и пусть заменят тот утиль, что я им сегодня принес вот на эти фотографии.

Дима выбрал два фото и отложил их в сторону, после чего сияющими глазами посмотрел на Бомжа.

– Это же бомба! Просто бомба.

Молохов вскочил и выхватил из кармана мобильник. Он уже было приготовился звонить, как вдруг из-за его плеча протянулась рука с обломанными ногтями, аккуратно отобрала трубу и бросила ее на стол. Дима удивленнопокосился на вяло улыбнувшегося Генку.

– Это, пожалуй, требует объяснения, – после недолгой паузы проговорил Молохов. – Что случилось?

Маска сонливости и апатии неожиданно спала с лица Бомжа, словно стертая тряпкой рожица, нарисованная на стекле. Темные глаза Волохина на мгновение сверкнули, но тут же потухли, словно заставившее их загореться чувство появилось лишь на секунду.

Генка опустил голову и отошел к окну.

– Подумай сначала, – бросил он оттуда. – Стоит ли звонить и что-то менять. Да и вообще… эту статью публиковать.

– О чем тут думать, Генка, – до крайности удивленный и раздосадованный Молохов провел пальцем по экрану телефона. – Такой материал попадается раз в жизни. После его публикации мы сами себе будем гонорары устанавливать.

– Тебе денег мало?

– Да пошел ты! – Дима всерьез разозлился. – Я журналист и если мне в руки попадает редкостный материал, такой, которого ни у кого нет, я просто должен его опубликовать. Это как заноза, которую необходимо выдернуть.

– Зуд творчества и славы, скорее. Чем быстрее почешешься, тем лучше.

Пожав плечами, Бомж повернулся к нему лицом и присел на подоконник. Его расширенные зрачки мрачно поблескивали из паутины красных прожилок. Молохов сунул руки в карманы.

– А насчет денег… Да, мне нужны деньги. Просто потому, что считать каждую копейку и зависеть от того, шуршат ли у тебя в кармане бумажки унизительно и противно. И потом голод стирает любые мысли не относящиеся к поиску пропитания. Талант в таких условиях просто гибнет. А я не хочу, чтобы мой журналистский талант пропал.

Генка снова пожал плечами и протопал на кухню. Он вернулся с новой порцией «колы».

– На, остынь, – сказал Бомж, протягивая Диме стакан. – Никто твоему таланту пистолет к виску не приставляет. Хочешь творить, твори. Но и на рожон лезть не стоит, а то может случиться так, что финансы твои, заработанные, некому тратить будет.

Молохов глубоко вздохнул и мысленно сосчитал до семи, подавив раздражение. Внезапно ему пришла в голову мысль, что если уж невозмутимый Волохин заговорил таким образом, то основания для этого должны быть наисерьезнейшими.

– Вот и хорошо, – Генка вздохнул. – Вспомни-ка лучше тот день, когда мы с тобой сильнее всего жалели, что нет с собой качественной камеры?

– Нечего вспоминать, – мрачно произнес Дима. – В «Амфоре», с месяц назад. Кого-то там убили, куча спецов из ФСБ понаехала. Мне потом приятель оттуда шепнул, что федералы в тот вечер здорово лажанулись. Но на большее он не раскололся, а поскольку о самом убийстве писали все кому не лень, я с этим делом завязал.

– Подробностей я у тебя не спрашивал, – Бомж поскреб в затылке, – но хрен с тобой. Язык без костей, что тут сделаешь… Ты помнишь тех, кто сидел за одним столиком с убитым?

– Смутно. Девочка помню потрясная с ним была. Так ее весь ресторан я думаю запомнил, а что?

– Да ладно, – Генка провел пятерней по волосам. – Не буду томить, вижу, бесполезно это. Поскольку у меня память на лица профессиональная, поэтому я запомнил не только девочку, но и ее соседа.

– Кожухова, – задумчиво произнес Дима. – Я узнал его фамилию, прежде чем бросил копать и причем раньше, чем… Ну ладно, что дальше.

– Пусть так, Кожухова, – Бомж взял из рук Молохова стакан и одним глотком убавил его содержимое на треть. – На него охотилось ФСБ. Догадаться об этом не трудно. Так вот, после смерти Кожухова, к его столику, где и так уже сидело трое, как я понимаю, федералов, подбежал еще один из их же команды. Молодой совсем…

– Да зачем ты все это…

– Вот он, – Бомж подошел к столу и не глядя ткнул в одну из фотографий. – Вот, этот парень подошел тогда к столику.

Из открытого окна прилетел пронзительный звонок трамвая, пугавшего какого-то зазевавшегося пешехода. Молохов вгляделся в посмертный снимок Роберта Стивенса, валявшегося на полу с пробитой шеей.

– Что же из того? – медленно произнес Дима после некоторого молчания. – Здесь замешано ФСБ. Тогда тем более надо…

– Ты что, совсем дурак! – выкрикнул вдруг Бомж, впервые выплеснувший полновесный заряд злобы. Впрочем, голос он тут же понизил. – Ты что, думаешь федералы только тем и занимаются, что устраивают резню чуть ли не в центре города? Десять трупов! Причем один из них с выколотыми глазами.

– Девять трупов, – машинально поправил Молохов и добавил. – Ну и что из того!

Бомж открыл рот, но увидев глаза Димы лишь рассмеялся и рухнул на диван.

– Какого дьявола я тут стараюсь? Ты же упертый как Бен Ладен. Фиг с тобой, пиши статью, вынимай свою занозу. Или вернее чешись, унимай зуд.

– Э нет, Геночка, – Молохов сел рядом и постучал кулаком по костлявому плечу Волохина. – Выкладывай уж все, что знаешь. Переубедить ты меня не переубедишь, но факты. Факты меня интересуют.

Бомж покачал головой.

– Репортер хренов, – буркнул он, копаясь в желтом конверте. – Вот тебе еще факты, – Бомж сунул под нос Молохову глянцевый прямоугольник. – Видишь, рядом с этим покойничком ствол валяется? Сфотографировал специально, как чувствовал.

– Классная пушка, а что? Труп, по-моему, гораздо интереснее этого пистолета. Ты подумай, этому здоровенному мужику, шею свернули как котенку.

– Дебил, – Бомж спокойно и категорично покачал головой. – Мне тут знакомый, тот же самый, кстати, что тебе рассказал о Кожухове, парочку специализированных журналов подарил, так в одном из них я нашел фотографию и этой, как ты выразился пушки.

– И что? – Молохов подался вперед.

– Это, американский кольт, военного образца, с лазерным прицелом. Их было изготовлено всего около тысячи штук, по специальному заказу ЦРУ. Вот теперь и подумай. Чтобы такое оружие привезли в Москву, для этого должны были быть очень веские причины. Санкцию на это должны были дать на самом верху, а значит эти дохлые ребята явно не туристы.

Генка замолчал и стал ждать реакции на свои слова. Погруженный в раздумья Молохов формировал в голове название своей будущей потрясающей статьи.

Как только Бомж это понял, он молча сложил все фотографии и протянул Диме конверт.

– Флешка с оригиналами внутри. Мое имя не упоминай, – сказал он, – и вот еще что, – Бомж помолчал, собираясь с мыслями. – Вся эта история напоминает мне кучу дерьма, зарытую где-нибудь на огороде. Чем глубже копаешь, тем сильнее пачкаешься. Короче, мне тебя жаль.

– Ничего, Геночка, – слушая приятеля в полуха, Молохов набирал телефон редакции. – Я перчаточки одену, чтобы не очень испачкаться.

Молохов уже стоял у двери, когда Бомж вяло потянул его за полу куртки.

– Еще одно соображение, – Генка смотрел в сторону. – Если хвост тебе прижмет ФСБ, то это полбеды. Скорее всего, они и не обратят внимания на твой желтый боевой листок. На твоем месте я больше боялся бы другого.

– Ну чего еще, – Молохов нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Как я уже сказал, убитые были профессионалами, причем судя по оружию элитными профессионалами… И кто-то их убил. Причем судя по тому, что мы с тобой успели смыться оттуда до приезда полиции, убили их очень быстро. Причем одному свернули шею, как котенку, как ты сам выразился, а другому выкололи глаза. Так вот…

Бомж прокашлялся и его темные глаза снова странно сверкнули.

– На твоем месте, – закончил он, – я бы больше боялся, что тебя найдет тот или те, кто это сделал.

* * *

– «Вечерний звон», пожалуйста.

Бабушка-киоскерша, уже собиравшаяся было повесить на дверь замок, недовольно оглянулась.

– Опомнился, вишь, – проворчала она, ведя взгляд от сапог, заляпанных грязью по плащу и до головы. – Ты бы еще раньше…

Он запнулась, разглядев огромные черные очки и высокий воротник спортивного костюма, закрывающий нижнюю часть лица. Она узнала своего странного соседа, о котором ходили слухи, что он вернулся из Чечни с изуродованным лицом. Судя по фигуре и походке, сосед был молод, но никогда его не видели на улице днем и даже ночью он прятал лицо самым тщательным образом. Поначалу соседи, естественно, проявили бдительность и организовали к этому жильцу визит участкового. После чего и поползли слухи о Чечне, так как никаких, что называется, последствий для нового соседа не было. Киоскерша же, как и все старухи ощутила привычную смесь из жалости и горестных раздумий. Она молча вытащила из-под руки экземпляр «Вечернего звона» и протянула его соседу.

– Возьми, сынок. А я себе другой достану.

Сосед молча наклонил голову.

«Только бы он не предложил денег. Господи, дай совершить доброе дело.»

Сосед развернулся и зашагал домой.

– Мой то и вовсе не вернулся, – прошептала бабушка, вертя в руках забытый замок. – А вот глядишь на таких и сомнение берет, что может оно и к лучшему, прости меня Господи. Для него к лучшему, понятно. Мне бы лишь вернулся, хоть какой…

Налетевший ветер унес окончание фразы в темноту.

А тем временем майор вошел в квартиру, пол которой устилал шуршащий ковер из газет. Он уже давно не складывал их в аккуратные стопочки. Терпение иссякало.

Кинув на стол «Вечерний звон», Скал расстегнул воротник костюма и отбросил в сторону очки.

– Последнее чтиво на сегодня, – сказал он, разворачивая газету. – Черт, еще немного и у меня от этой прессы глаза пожелтеют.

Он бросил мимолетный взгляд в зеркало и хищно оскалился.

– Очень стильно будет.

На первой же странице майор застопорился.

– Ну надо же, – Скал аккуратно перегнул газету пополам и всмотрелся в суровые черные буквы. – «Резня в клинике. Почему молчат государственные структуры? Десять убитых за одну ночь».

Скал почесал нос и негромко засмеялся.

– Д. Молох. Вот и ты, родной, – нараспев произнес он. – Похоже пора нам повидаться. Набьюсь в соавторы статьи, загребу кучу денег и это как минимум.

Внезапно он умолк. Глаза майора расширились, а на лбу выступили крупные капли пота.

– Вот черт, – запинаясь пробормотал он, вглядываясь в снимок мертвого Патрика. – А вот это уже сюрприз. Этого просто не может быть… Не может быть…

«Я сошел с ума.»

– Ты сошел с ума, – с легким шипением подтвердила темнота в глубине головы, – и это здорово, потому как в вашем чертовом мире только сумасшедшим хорошо.

– Нет! – крикнул Скал, вздрагивая от страха и ярости. – Всему можно найти объяснение. Если не сейчас, то потом. Потом…

Майор, отбросив в сторону лишние рассуждения, разорвал газету и бросил обрывки на пол. После этого несколько минут он тяжело дышал, приходя в себя.

– Ладно, – пропыхтел Скал, яростно растирая лицо ладонью. – Похоже предстоят траты, а с деньгами становится не просто туго, а очень туго.

Скал щелкнул зубами.

– Придется их где-нибудь раздобыть. А потом уже поломаем голову над тем фактом, почему это человек, у которого на моих глазах отрезали руку и ногу, на посмертной фотографии целехонек.

2

Воровство – основа существования на постсоветском пространстве. Те, кто гордо заявляют, что никогда в жизни не возьмут чужого, забывают, например, что их дом набит пиратскими фильмами, играми и музыкой, а в глазах цивилизованного мира – это воровство. Ну или по крайней мере соучастие.

"Вечерний звон" 17 августа 20… года.

Д. Молох ощущал то, что западные психологи называют «ощущением потока». Он полностью отключился от всего окружающего мира с его хорошо организованной молекулярной структурой. Теперь Дима витал в другой вселенной, которая состояла целиком из слов и и маленькой толики фантазии.

Пальцы проворно сновали над клавиатурой компьютера, поставленного в личном уголке Молохова, отгороженного от редакционного пространства с помощью двух длинных канцелярских столов. Мимо проходили люди, смеялись, громко разговаривали, а некоторые задавали вопросы. И те и другие, и третьи просто проходили мимо, поскольку для Димы Молохова сейчас существовала только его статья и то неописуемое состояние души, понятное только тем, кто хоть раз творил с помощью слов.

«Итак, молчат власти, молчит пресса. Почему? Мы будем искать ответ на этот вопрос.»

Дима поставил точку и с довольным видом закачался на стуле. Привычный мир снова возник вокруг вместе с ухмыляющимся Мамой, который созерцал Молохова с наслаждением кота, готовящегося принять очередной жирный кусок. Небывалый случай: Дима набирает текст на компьютере. Сам! Это означало только одно, очередной материал, это нечто из ряда вон.

– Скоро, скоро, – добродушно сказал Дима, взглянув на редактора. – Скоро ты получишь в свои лапы это прекрасное творение умного и главное скромного автора.

Потом будут звонки из солидных газет, которые захотят пригласить к себе на работу такого удачливого и проворного журналюгу, потом будут совсем другие заработки и совсем другая слава. Он больше наконец-то не увидит названия «Вечерний звон» кроме как в киоске и забудет вкус этой отвратной минералки.

После этой самой радужной мысли, Молохов наклонился к стоящему на низком столике принтеру и как раз в тот момент, когда его ухо находилось в максимальном приближении к телефону, проклятый аппарат оглушительно затрезвонил. Стиснув зубы и заткнув пальцем ухо, Дима вцепился в трубку и рявкнул в микрофон:

– Редакция!

– Слушай, Молох, – редактор хлопну по столу. – Еще раз будешь изображать из себя Кинг-Конга и пугать звонящих…

Дима поднял руку, призывая Маму к молчанию.

– Алло, – после некоторого молчания произнес неуверенный старческий голос, с какими-то странными режущими интонациями. – Мне нужен Д. Молох.

– Это я. И простите, что так рявкнул, это…

– Я звоню по поводу фотографий в прошлом номере.

Дима не поверил своим ушам. Запахло продолжением материала. И первого, и второго, еще не опубликованного. В такие минуты Молохов мог дать руку на отсечение, что вскоре ему придется снова садиться за статью и почти никогда чутье его не подводило.

Поскольку журналист не откликался, надтреснутый голос вновь начал резать слух.

– Я… кое-что знаю об этом деле, – собеседник хрипло закашлялся, и Молохов слегка отодвинул голову от трубки, словно некие болезнетворные микробы могли проползти к нему по телефонному проводу. – Если вас это интересует, то можем встретиться и поговорить.

– Когда и где?

Это называлось взять быка за рога.

Старик вдруг замолчал. Он молчал так долго, что Молохов уже подумывал было прервать связь. Однако позвонивший ожил как раз в тот момент, когда палец Димы уже коснулся кнопки отбоя.

– Я сам вас найду, – голос неожиданно приобрел силу и резкость. – Скоро.

Тут же понеслись гудки. Молохов рассеяно повертел в руках трубку. Потом зачем-то снова поднес ее к уху. Мама оторвал взгляд от монитора.

– Ну как, – спросил он. – Очередной охотник за бесплатной славой? Или любитель сказок?

– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес нахмурившийся Молохов. – Все может быть… Не исключено что опять лапшу на уши вешать будут.

В конце концов это не важно.

Сбросив непонятное оцепенение, Дима вылез из-за стола и потянулся, глядя в редакционное окно на плавающие в воздухе белоснежные перья.

– Знаешь, Мама, – сказал Молохов голосом заправского бодрячка. – Пойду ка я немного загажу организм некачественной кухней нашего кафе. Что-то голодный желудок начинает песни петь.

– Валяй, – равнодушно кивнул редактор, снова переводя взгляд на компьютерную картинку. – Только писанину свою распечатай и дай мне на съедение.

Молохов с трудом, но решительно запихал бумагу обратно под стол.

– Писанину ты мою получишь, – роясь по карманам в поисках кошелька пробормотал он. – Только немного позже. Я ее сейчас распечатаю, но тебе не дам. Надо… кое-что подбить.

– Угу, – буркнул Мама, едва ли слыша, что сказал Дима. Немолодой уже редактор недавно пристрастился к компьютерным играм и теперь, как и в любое свободное от работы время крушил монстров из очередной стрелялки.

Слушая визжание старого раздолбанного принтера, Молохов внезапно вспомнил, что же ему не понравилось в разговоре со звонившим стариком. Вернее в некоем странном звуке, явственно расслышанном за время той паузы в разговоре. На сей раз избавление от назойливой мысли о чем-то важном и упущенном, облегчения не принесло. Скорее наоборот.

Звук был очень похож на…

– А Бомж, наверное, прав, – тихо бормотнул Молохов себе под нос. – Дело кажется точно паршивое. Иначе с чего бы кто-то решил прослушивать наш телефон… Или у меня уже паранойя.

«Нет, ерунда. Мелковаты мы для таких трюков. Воображение разыгралось.»

С этой успокаивающей мыслью, Дима сложил отпечатанные листы в папку и вышел.

* * *

Ощутив недостаток денежных средств, Скал поступил неоригинально и начал, как и любой человек в подобной ситуации, размышлять. После весьма недолгих раздумий, майор пришел к выводу, что если и отправляться за деньгами, то уж не к кому-нибудь, а к самому богатому человеку планеты.

Скал вытащил записную книжку и отыскал в куче безликих адресов именно тот, что нужно. Оказалось, что необходимый богатей живет не так уж и далеко от нового обиталища майора. Скал удовлетворенно хмыкнул, надел пальто, замотал лицо шарфом и впервые за много дней вышел на улицу днем.

Через пять минут грязно-желтое такси скрипнуло тормозами перед многоэтажкой периода застоя, которая была построена настолько искусно, что создавала у каждого глядящего на нее прохожего странное чувство. Всем почему-то казалось, что советский небоскреб несколько клонится на бок. Местные жители за это прозвали дом «пизанкой». Некоторые несознательные граждане звали его и похуже. Частник принял купюру и умчался, ломая хрупкий еще лед на лужах. Скал поднял голову, пытаясь отыскать нужные ему окна. После этого он, не торопясь, зашагал к подъезду.

Самый богатый человек планеты жил в 236 квартире «пизанки», носил имя Семен и занимался электронным воровством. Помимо всего прочего. Поскольку однажды, просто для прикола он открыл себе счет в одном из Цюрихских банков на 1000 000 000 000 долларов. И хотя счет был ликвидирован до того, как об этом узнало руководство банка, майор по праву считал хакера богатейшим человеком планеты. Все это Семен, требовавший, чтобы все его называли Сван, проделал с помощью вполне обычного персонального компьютера, подаренного ему на день рождения состоятельными предками. Сван не пользовался в хакерских кругах огромным авторитетом несмотря на то, что написанные им программы спокойно взламывали самые совершенные из существующих на сегодняшний день системы защиты. Просто о существовании Свана не знали даже хакеры. Вернее, они знали, что такой человек существует, но найти его не могли. Следы своего пребывания в чужих машинах Семен заметал не менее искусно, чем проникал в них.

Скал записал в свою книжечку адрес Свана после того, как во время одной из операций проводимых ФСБ через сталкеров был убит некий субъект, наставивший на федералов газовый пистолет. Хотел, наверное, пошутить. Агенты шутки не оценили и влепили парню несколько пуль в различные жизненно важные органы. Майор успел задать любителю газового оружия несколько вопросов в «скорой» по дороге в больницу. Перед смертью тот рассказал Скалину о Сване.

– Я нашел его, – вылив на плечо небольшую лужицу крови изо рта проговорил умирающий. – Я… один его… нашел.

После этого Евгений записал адрес и отвернулся в сторону, когда хакер не хотевший умирать, не поведав хоть кому-нибудь о своем триумфе, улыбнулся в последний раз.

Вскоре после этого Скалин свел знакомство со Сваном, выслушал его рассказ о собственных подвигах, и ушел восвояси. Сдавать Семена Рощина он не стал в обмен на предложение профессиональных услуг когда-нибудь в будущем. Тем более, что Сван, по собственному признанию, никогда не гадил в России. И не по каким-то моральным соображениям.

– Не люблю слишком легкую работу, – сказал он тогда.

И добавил:

– За мной должок. Чем смогу, помогу.

Стоя перед дверью с цифрами 236, майор после 12 звонка подумал, что настала пора разозлиться. Тем не менее Скал злиться не стал, а просто залез в карман и вытащил оттуда набор отмычек. Присев перед дверью, он вытащил из связки именно тот ключ, который не подошел к замку. Потребовалось еще две попытки, чтобы дверь открылась.

Несмотря на день за окном, в квартире Свана было темно. Длинный коридор заканчивался светлым прямоугольником.

«Помнится, это дверь на балкон. А хакер мой разлюбезный обретается…»

На полпути к комнате Свана на полу стояло ведро. Скал споткнулся и тут же ему в нос ударил кислый запах гниющих отходов. Майор брезгливо приподнял ногу и пихнул носком ботинка невидимую в темноте дверь.

Компьютер со снятой крышкой издавал характерный шум. Сван сидел в кресле, протянув в пространство обе руки с еле шевелящимися пальцами, на каждом из которых сидело металлическое кольцо с многочисленными тонкими проводками, идущими от каждого обода к электронным внутренностям машины. На голове хакера красовался темно-красный обтекаемый шлем с непроницаемым узким забралом, закрывающий лицо до носа. Обветренные полуоткрытые губы Свана медленно, в такт пальцам шевелились, пропуская затрудненное дыхание.

Майор перешагнул через валяющиеся на полу груды дисков и взглянул на тускло светящийся монитор. «Если не хотите убить SVAN, пожалуйста, не сдирайте с меня шлем. Хотите поговорить, надевайте перчатки, второй шлем и добро пожаловать в мой мир».

Скал выругался. Сван не шевельнулся, продолжая вяло двигать пальцами. Майор нерешительно повертел в руках болтающиеся на проводках кольца. Делать было нечего. Скал нацепил на каждый палец по кольцу, затем поднял лежащий неподалеку шлем и после некоторого колебания просунул в него голову.

* * *

Молохов вяло дожевывал последний кусок отбивной, глядя в тарелку с остатками майонеза. В кафе, которое утоляло голод в основном журналистов и банковских служащих стояла блаженная тишина, сразу же после обеда заставлявшая вспомнить пресловутый закон Архимеда, призывающий немедленно после сытного обеда поспать. Как раз тогда, когда желание залечь на диван и закрыть глаза на пару часов достигло своего апогея, Дима услышал звук отодвигаемого стула и увидел, как кто-то сел напротив, не спрашивая разрешения.

Этим невежей оказался мужчина лет 60, с копной упрямых пепельно-серых волос, то и дело падающих на глаза, потускневшие от долгого смотрения на наш грешный мир. На нем было одето довольно-таки поношенное черное пальто с барашковым воротником.

«Офигенно модное. Лет 30 назад.»

Внезапно Дима понял, кто это.

– Вы мне звонили, – не задавая вопрос сказал Молохов. Старик утвердительно кивнул, а Дима продолжил:

– Если не возражаете, то давайте переговорим здесь. Очень не хочется куда-то тащиться.

– Мне все равно, – мотнул головой старик. Голос его уже не дрожал так как по телефону. – Честно говоря, я пришел извиниться. Знаете, – смущенно продолжил он, – возраст у меня такой…

В это время Дима ощутил, как в его ладонь под столом ткнулось что-то твердое.

– …как говорится седина в бороду, бес в ребро. Пошутить решил.

Внезапно Молохову захотелось рассмеяться.

«Как в шпионов играем. Что за черт…»

Тем не менее он взял плоский квадратный предмет и запихнул во внутренний карман пиджака.

– Так значит, – разочарованно протянул он, – вы ничего не знаете об этом деле?

– Честно говоря, – сокрушенно покачал головой старик, – ничего. Вы уж извините меня. Так нехорошо получилось…

Дима раздраженно махнул рукой и не очень вежливо развернувшись к собеседнику спиной зашагал к лифту. Старик наклонил голову и еле заметно ухмыльнулся.

Молохов, несмотря на, как ему казалось, смехотворность таких предосторожностей, все же ощущал полудетский восторг. Тайна! Детектив! Конспирация! Дима почти вбежал в редакцию и увидел, что обстановка для изучения таинственного послания от не менее таинственного старикана как никогда более удачная. Мама по-прежнему увлеченно нажимал на кнопки, а остальные сотрудники разошлись в поисках пропитания. Молохов прошел к компьютеру, так как еще в кафе опознал на ощупь в полученном предмете обычный съемный диск.

Староватая редакционная машина выводила на экран информацию довольно долго. Дима с нетерпением покусывал ногти, размышляя о том, что же он сейчас увидит.

Может быть надпись: «Купился, дурак!». И еще три «ха-ха» в конце.

Вместо этого на мониторе появился ворох микроскопических значков, означающих, что шрифт установлен микроскопического размера. Немилосердно щелкая клавишей мышки, Молохов выбрал нормальный размер и завороженно уставился на заголовок довольно-таки объемного текста.

«История болезни Ленс Илоны Владимировны»

* * *

Скал с любопытством смотрел на совершенно непроницаемую темноту, в которую погрузился сразу же после того, как надел виртуальный шлем на голову. Он много слышал о таких компьютерных играх, в которых действие разворачивается не на экране, а вокруг тебя, но вот попасть в такой искусственный мир ему довелось впервые. Тем более, что компьютерная индустрия, как ему смутно было известно, еще не доросла до приемлемого качества графики виртуальной реальности.

Зажегся свет, и майор увидел перед собой массивные деревянные ворота, скрепленные широкими железными полосами. Скал повертел головой, но вокруг была все та же глухая тьма. Майор нетерпеливо шевельнул пальцами и тут же испытал острый приступ головокружения. Ворота заскакали перед ним в бешеной пляске. Скал поспешно зажмурился, понимая, что вся эта фантасмагория всего лишь искусный визуальный эффект.

«Так, видимо передвигаться в этом мире можно при помощи перчаток. Шевелишь пальцами, машина получает сигнал и создается эффект движения.»

Подражая Свану, Скал растопырил пальцы, положив руки на колени. Все правильно. Вновь перед ним оказались ворота, состоявшие, если приглядеться из множества мелких квадратиков. Майор опустил глаза вниз, и оказалось, что он сидит на некой помеси трона и инвалидной коляски с электронным оборудованием. Руки Скала, состоявшие в этом искусственно созданном мире все из тех же мелких квадратиков покоились на подлокотниках, под его пальцами, отливавшими всеми оттенками золотистого цвета оказались два пульта управления.

«Ага, видимо я нажал на них случайно, поэтому все и завертелось.»

Заметив на правом пульте слова «вперед» и «назад» написанные над красными треугольными кнопками, Скал на левый пульт уже больше не обращал внимания. Он поднял голову, посмотрел на ворота и слегка надавил на кнопку «вперед». С легким жужжанием его трон-коляска подъехала ко входу поближе. Квадратики стали гораздо заметнее.

Ну как и в любой трехмерной компьютерной игре. Чем ближе к предмету, тем яснее видна его искусственность. Качество графики действительно оставляло желать.

В свое время майор освоил немало обучающих программ, построенных на основе игр, поэтому немного подумав, уже был готов к вторжению в виртуальный мир.

Скал протянул руку к кольцу, висевшему на воротах. На полпути к нему, пальцы майора вдруг натолкнулись на какую-то невидимую преграду. Скал ощутил нечто вроде шока, но внезапно тихо засмеялся.

«Конечно же, моя рука натолкнулась на монитор, который стоит сейчас передо мной. Соберись, приятель, ты всего лишь в нарисованном мире, но реальный то не перестал существовать.»

Теперь майор понял, что означали слова Свана, предупреждающие, чтобы с него не снимали шлем. Пробыв внутри искусственного мира всего пару минут, Скал и то испытал довольно сильное потрясение от соприкосновения с реальностью в виде монитора. А уж Сван то наверняка забавляется со своей игрушкой уже не один час, а может и не один день и если сорвать с него шлем…

Майор пожал плечами и слегка отодвинулся вместе со стулом. При этом появилось ощущение, как будто вся вселенная отодвинулась вместе с ним.

«Так оно и есть, ведь вселенная, это шлем. В следующий раз надо закрывать глаза.»

Не задерживаясь более, Скал шевельнул пальцами левой руки, под которыми были кнопки «use» и «action». После недолгого раздумья была выбрана кнопка «use». Виртуальная рука протянулась вперед и обхватила пальцами кольцо на воротах. С легким деревянным скрипом огромная деревянная масса поползла вверх.

Майор слегка зажмурился, когда яркий солнечный свет ударил ему в лицо. Без команды трон Скала проехал вперед, ворота мигнули и исчезли, как мираж в пустыне. Майор облизнул губы и осмотрелся. Контраст между коряво слепленными воротами и тем, что увидел Скал, без преувеличения, потрясал.

Кругом было лето. Мягкий ковер, сотканный из изумрудного цвета травы лениво шевелился под легким ветром. Безупречно голубое небо царило над головой, напоминая давно ушедшие знойные дни. Далеко на горизонте поднималась высокая горная гряда, и белоснежный вершины ярко сверкали под лучами солнца.

Майор услышал плеск воды и повернул голову. Метрах в ста от него бежал широкий ручей с кристально чистой водой, сквозь которую был виден каждый камушек, лежащий на дне. Сразу же за ручьем начинался смешанный лес, наполненный птичьими голосами и шелестом листьев. В воздухе витал удивительный запах нагретой пластмассы и скисшей пищи.

Программер, создавший этот на редкость правильный и неправдоподобно красивый мир мог сымитировать все. Кроме запахов. Запахи оставались квартирными несмотря ни на что.

– Как тебе мои владения?

Вкрадчивый искусственный голос пришел сразу же отовсюду, заглушив какофонию электронных звуков. Майор поморщился.

– Он такой же фальшивый, как и твой голос, Сван, – сказал Скал, услышав сразу два своих голоса, настоящий и переданный микрофоном.

– Вот как? – с легким удивлением засмеялся хакер. – А я-то дура думал, что все получилось в достаточной степени правдоподобно.

Майор пожал плечами.

– Очень правдоподобно. Для компьютерной программы.

– Хорошо, хорошо, – заторопился Сван, а Скал усмехнулся. Он помнил, что хакер не терпит критики. – Зачем же ты пожаловал, мил человек.

– За тобой должок, Сван. Я пришел напомнить.

– Да ну? Правда? – голос хакера налился ядом. – А кому же это я должок буду отдавать, а? Ведь никого нет? Только голос.

– Это тебя нет, – отрезал майор, – только голос.

Невидимый Сван засмеялся.

– Ошибочка. Типичная ошибка эгоцентриста. То, что ты видишь себя, еще не означает, что тебя видят другие. Ты нарушил правила игры. Сначала создай себя, чтобы я мог видеть того, с кем разговариваю.

– А как же ты? – Скал начал понемногу терять терпение. – Ведь я тебя тоже не вижу. И в чем же между нами разница?

– Разница есть. Видишь ли, я – бог этого мира. Я его создал, а потому могу просто разговаривать, а могу и показаться во всем великолепии. Такая уж у нас у богов привычка.

– Так покажись, – майор покачал головой. – У нас у смертных есть дурная привычка, знаешь ли.

– Какая же?

– Верить только своим глазам.

Мир вокруг вздохнул.

– Стругацкий был прав, трудно быть богом среди людей, – печально произнес Сван. – Ладно, смотри.

Все вокруг затряслось. Птицы смолкли, ветер утих. Майор увидел, как земля пошла волнами, а поверхность ручья покрылась рябью. Прямо перед Скалом из земли возник небольшой холмик, который начал расти прямо на глазах. Понимая, что это всего лишь невещественные картинки, майор все же предусмотрительно отъехал назад.

Холм разорвался и во все стороны полетели клочья земли, перемешанные с травой. Скал инстинктивно заслонился рукой и закрыл глаза. Сказу же пропали все ощущения, кроме звуков. Оглушительный грохот падающих на землю камней смешался с торжествующим нечеловеческим ревом.

– Вот и я, – прогрохотал многократно усиленный голос Свана, изменившийся почти до неузнаваемости. – Смотри, раз так хотел.

Майор открыл глаза.

Впереди возвышался гигантский мраморный трон. Чтобы рассмотреть его верхушку Скалу пришлось запрокинуть голову. Витые ножки трона, выполненные в виде звериных лап, вошли глубоко в землю. Майор отвлекся от общих деталей и взглянул на хозяина этого исполинского сооружения.

Огромная фигура, облаченная в отполированные до блеска доспехи, восседала на троне, горделиво подняв голову в шлеме, казавшемся зеркальным. Венчало этот головной убор огромное белое с черным перо, изящно спадавшее на плечо. Гигантский рыцарь левой рукой придерживал полу просторного алого как кровь плаща, а правой опирался на рукоятку длинного и узкого двуручного меча. Обоюдоострое лезвие нестерпимо сверкало на солнце. Драгоценные камни, усыпавшие рукоятку, сияли мягким светом.

– Мания величия, – пробормотал майор, качая головой. – Определенно мания величия. Или еще того хуже.

– Оставь комплименты, невидимый, – глухим, но нестерпимо громким голосом произнес Сван. – Хочешь помощи, покажись и я помогу. Может быть.

– Может мне просто снять с тебя шлем, – задумчиво произнес майор. – Там, в привычном для меня мире. Как ты на это смотришь?

– Ты можешь убить смертное тело, это верно, – голос немного утратил свою силу и мощь. – Но тогда никакой помощи от меня не получишь.

– А как насчет шантажа? Если поставить вопрос так: или ты прекращаешь эти дурацкие игры или их прекращаю я. По-своему.

Рыцарь покачал головой.

– К сожалению, смерти я не боюсь. Но даже если бы и боялся… Скажи мне, ты игрок?

– Я занятой человек, которому надоело попусту тратить время.

Сван откинулся на троне.

– В таком случае, – безразлично произнес он, – убей меня. Поскольку помогать я тебе не намерен.

Скал прищурился.

«Эх, жаль душа протестует против того, чтобы попросту настучать на тебя.»

С одной стороны его очень подмывало отправить на тот свет этого болвана, но с другой…

Он сказал неправду.

Майор и в самом деле был игроком.

Наплевав на время, Скал решился:

– Объясни мне правила игры.

Рыцарь расхохотался, от чего мир вокруг заходил ходуном.

– Знаешь, в этом ведь нет смысла, увы, – с ноткой сочувствия произнес Сван. – Я, конечно, могу научить тебя пользоваться пультом, который у тебя под правой рукой. И даже если ты захочешь потратить уйму времени на освоение телоформирующих программ и в конце концов станешь первоклассным игроком, то все равно меня не победишь.

– Это почему?

– Видишь ли, я своего рода телепат. Я могу общаться с компьютером без помощи клавиатуры, мышки или виртуальных перчаток. Мой мозг стал почти един с мозгом машины. Мои мысли, мои образы, мои фантазии… Я их делаю настолько яркими, что усилитель мозгового излучения, сконструированный, кстати, еще в 70-е годы 20-го столетия и слегка модифицированный мною, может уловить каждую мысль, каждый образ и передать непосредственно в центральный процессор…

– Лучше один раз увидеть, – сказал майор. – Тем более что твой словотреп для меня звучит как филькина грамота.

Сван пожал плечами и протянул вперед руку в железной перчатке. Рыцарь щелкнул пальцами и сжал кулак. Через секунду майор услышал жалобный писк. Хакер разжал пальцы. На его ладони трепыхался маленький новорожденный птенец. Он жалобно разевал клюв и пытался встать на подкашивающиеся лапки, покрытые розоватой дряблой кожицей.

– Все чего ты можешь достичь в моем мире, – прилетел сверху голос Свана, наливающийся тяжелой злобой, – это положение вот такого птенчика.

Железный кулак начал медленно сжиматься. Пальцы стиснули маленькую голову, покрытую желтоватым пухом и с хрустом сломали миниатюрный череп. С железной перчатки начали стекать крупные красные капли. Майор опустил глаза к натекшей лужице, в которую тут же свалилось изломанное тельце, еще пытавшееся отползти в сторону.

– А в моем? – хрипло спросил Скал, не отрывая глаз от агонизирующего птенца. – В моем шлеме тоже установлен такой усилитель?

Внезапно желтое тельце перестало биться. Птенец мгновенно увеличился в размерах, а майор увидел обломки костей, проткнувшие его кожу во многих местах.

Полумертвое существо повернуло к Скалу раздавленную голову. Перекошенный клюв, покрытый кровоточащими трещинами, раскрылся.

– Ты так ничего и не понял, – свистящим шепотом проговорил птенец, пытаясь найти невидимого собеседника пустыми раздавленными глазницами. – Он всемогущ здесь. Тебе его не победить.

Птенец исчез. До майора долетел очередной взрыв хохота. Рыцарь поднялся во весь рост и величественным движением описал мечом сияющий полукруг.

– Здесь все подвластно мне, – проревел Сван. – Это, мой мир.

Майор тихо засмеялся. Чувствуя, как где-то в глубине сознания снова заворочалась темнота, наливающаяся все большей и большей злобой.

– Сволочь ты, Сван, – голос майора звучал вполне добродушно. – В детстве у меня жил вот такой вот птенец. И как это ты угадал, чем именно меня побольнее достать? Ах, ну да, ты же у нас телепат.

Скал взглянул на стоящего впереди исполина и сказал:

– Мысленный образ, говоришь? Хорошо, сейчас ты его получишь.

Огромный чешуйчатый хвост, вырвавшийся из глубин подсознания материализовался перед глазами ошарашенного Свана в одно мгновение. Утыканный шипами гибкий хлыст, покрытый звенящей броней, ударил рыцаря в грудь и отбросил далеко в сторону как нашкодившего щенка. Исполинский трон разлетелся на бесформенные куски от второго удара. Тряся головой, хакер с трудом приподнялся и с изумлением взглянул на покореженные доспехи. В них же он увидел отражение той, что ударила его. Крючковатые когти вонзились в землю, которая дымилась и исчезала прочь из нарисованного мира в небытие. Гигантское тело, потрясшее пространство в первую секунду своего рождения, погребальный звон брони, отсчитывающий последние мгновения и две головы в коронах из черного металла.

И увидел Сван первую голову с глазами зоркими, всеведущими и ледяными.

– Я – Созерцание, – сказала она голосом, холодным как мертвое пространство. – Твой мир рассмотрен и оценен.

И все застыло словно остановленное на бегу время. После этого поверженный рыцарь услышал голос второй головы, смеющийся и непонятный как само безумие:

– Я – Разрушение. Твой мир рассмотрен, оценен и приговорен.

Земля, и воздух, и все живое, замершее так недавно, пошло трещинами, бегущими как маленькие тонкие змейки, брызгающие ядом на все, что подворачивается под руку. Горы содрогнулись и осели, словно подрубленные деревья, круша обломками реальность, в считанные секунды превращенную в неровные клочки непроницаемой темноты. И не осталось ничего, кроме кричащего от ужаса Свана, летящего в пустоте вместе с осколками взорвавшегося мира.

Завороженный Скал полуоткрыв рот смотрел, как обе головы поворачиваются к нему. Змея уменьшилась в размерах и снова, как в самом первом сне, она была в длинном переливающемся плаще с капюшоном, закрывающем головы.

– Кот Проксима вот-вот обретет силу, – сказала темнота в капюшоне. – Больше я не смогу так прямо говорить с тобой. Ты услышишь мой голос еще не раз, но никогда не будешь уверен, мой он или твой собственный. По-другому нельзя. У него чуткий нос, он ощутит мое присутствие. И скажет Ему.

– Кому? – прошептал Скал. – И кто такой…

– Ты не сумасшедший, а я реальна. Помни об этом. И вот еще что. Лэйла-стероид. Не забудь. Лэйла-стероид. Она поможет соединиться, а я единственная, кто сможет Его увидеть. Вспомни мои слова, когда придет время. Когда снова перед тобой будет Тень.

– Лэйла-стероид, – завороженно повторил Скал за мгновение до того, как все исчезло.

Хакер с возгласом ярости сорвал с головы виртуальный шлем. Майор меланхолично взглянул на взъерошенные волосы Свана.

– Мудак ты хренов, – заорал хакер. – Да я эту программу два года писал, а ты ее пустил коту под хвост за пару минут. Мог бы меня убить, как нормальный игрок. Мир то зачем порушил, сволочь?

Майор слегка удивился, что его новое лицо никак не подействовало на Свана. Однако виду он не показал.

– Я вижу ты меня узнал. Слуховая память хорошая не иначе. А насчет программы, – равнодушно пожал плечами Скал. – Сделаешь себе еще. Может не такое барахло получится. И закрой пасть, игры кончились, – добавил он, глядя прямо в раскрывшийся от возмущения рот Свана.

Хакер в сердцах сплюнул, а майор вытащил из вороха бумаг на столе жевательную резинку, сорвал обертку и закинул белую пластинку в рот. Так он и жевал, пока Сван окончательно не успокоился.

– Барахло, – проворчал тот наконец. – Мы сделали то, над чем бьются программеры всего мира. Такого качества графики еще никому не удавалось получить, а себестоимость просто… Когда я запатентую эту штуку, Билл Гейтс по сравнению со мной будет нищим… Но хрен с ним. Говори зачем пожаловал после стольких лет.

– Или месяцев, что точнее. Но это уже другой разговор, – майор скатал аккуратный липкий шарик и ловким движением закинул его в мусорник. – 20 000 баксов переведешь из какой-нибудь корпорации покрупнее, чтоб такие суммы не считала, на мой счет.

– И все? – язвительно произнес Сван.

Скал внимательно посмотрел на хакера.

– Есть что-то еще?

Сван поспешно мотнул головой. Слишком поспешно.

– Ладно, – спокойно сказал майор немного помедлив. – Взломаешь код Большого Информатора. Передашь, что буду ждать его сегодня в шесть часов на двенадцатом повороте. Запомни: двенадцатый поворот.

– Но я же не успею! – возопил Сван в спину уходящего майора. – У тебя все дома?!

– Не уверен. Но это неважно. Кстати, – не оборачиваясь, произнес майор, ненадолго притормозив, – перед встречей с Большим я хочу зайти в банк и получить мои 20 штук.

Скал аккуратно закрыл за собой дверь и подошел к лифту. Как раз в этот момент на лестничную площадку выскочил Сван.

– Послушай, – громким шепотом произнес он, – как это у тебя получилось… ну… со змеей этой чертовой?

Скал зашел в лифт и, прежде чем нажать на кнопку с цифрой один, немного помедлил.

– Видишь ли, Сван, – поправляя воротник и закрывая лицо сказал он. – У нас, у психов, мысленные образы на удивление страшные.

Майор нажал на кнопку, и двери закрылись.

* * *

Был уже поздний вечер, когда Молохов закончил изучение «Истории болезни Ленс И.В.». Он щелкнул выключателем и, темнота окутала усталые глаза журналиста неописуемым блаженством.

– Эге-е-ей, – вяло протянул Дима, не повышая голос. – Кто-нибудь может мне сказать, лажа это или нет?

Кругом царило молчание. Все сотрудники «звона» давно разошлись, а за дверьми, пока еще довольно далеко брякало жестью ведроуборщицы.

– И никто мне не поможет, – вздохнул Молохов. – Ладно, обсудим ситуацию при наличии отсутствия посторонних.

Дима усвоил привычку разговаривать с самим собой еще в школьные годы. Так ему гораздо легче удавалось раз и навсегда решить для себя, как относиться к полученной информации. Тогда, в десятом классе эта самая информация сводилась к тому, какая из одноклассниц нравится ему больше. Вместе с жизненным опытом рос и круг обсуждаемых в беседах с собой проблем.

– Предположим, что этот дедуля просто спятил на старости лет и решил поиграть в солдатики, – еле слышно бормотал Дима. – Не вижу смысла. Денег он не просил, а история болезни, как сказала бы моя мама – потомственный врач, написана в высшей степени профессионально. Ладно, пока оставим это и вернемся к работе.

Молохов никогда не обращался к теме запрограммированных убийц. Просто потому, что с таким материалом в газету соваться не стоило. Да, сказали бы ему, мы станем всего лишь 1523-й газетой, затронувшей эту проблему.

– Но все это мне выскажут только в одном случае, если статья будет высосана из пальца, как и все остальные… А если с убедительными доказательствами?

Молохов вскочил и забегал по офису.

– Чертов дед, – бубнил он, зарываясь пальцами в прическу. – Надо проверить его. Позвоню Сереге, пусть у себя в полицейских архивах покопается. И насчет этой Илоны тоже… Зараза! Если это правда…

В это время ярко вспыхнули лампы. Молохов мигнул и ошеломленно уставился на стоявшую на пороге уборщицу.

– Опять ты, – внушительно помахивая тряпкой сказала суровая женщина лет семидесяти, знавшая по крайней мере в лицо почти всех сотрудников «Вечернего звона». – Не иначе шило у тебя в одном месте. Другие давно уж дома, а этот все снует здесь.

– Бегу, бегу, – картинно испугавшись замельтешил Дима. – Только не гневайся, о великая гроза пыли и грязи.

Через полчаса он уже сидел дома перед приглушенно ворчащим телевизором и задумчиво разглядывал след удара мокрой и не совсем чистой тряпкой на куртке. Однако мысли его были далеки от этой, не самой большой проблемы. Только что он вспомнил одно обстоятельство, которой, что называется, бросалось в глаза, но сначала ускользнуло от журналистского внимания.

– Дед сказал, что его дело связано с фотографиями, – медленно проговорил Дима. – Я не упоминал в анонсе, где были сделаны снимки убитых, и на опубликованных фотографиях само здание не фигурировало… Между тем, в истории болезни имеется адрес именно той самой клиники.

Легкий зуд прошел по коже. Это был верный признаком того, что новое дело целиком и полностью захватило душу Д. Молоха. Дима передвинулся вместе с креслом к журнальному столику и взялся за телефон.

За мгновение до того, как трубка очутилась у него в руке, телефон коротко звякнул. Дима усмехнулся.

– Вам здорово повезло, – сказал он в микрофон невидимому собеседнику. – Еще немного и вы услышали бы гудки занято.

– Добрый вечер, молодой человек, – сказал все тот же старческий голос. – Я надеюсь, вы уже прочитали то, что нужно было?

Легкий холодок сменил легкий зуд и пробежал по спине Молохова. Внезапно мелькнула еще до конца не оформившаяся мысль, что ситуация становится опасно бесконтрольной.

– Разумеется прочитал, – после небольшой паузы сказал Дима.

– Что вы об этом думаете?

– Но я…

– Скажите, что не верите во все это и мы больше никогда не увидимся. Я попрошу вас только стереть всю информацию с диска.

– Я не говорю, что не верю. Прежде всего мне нужно знать, что вы от меня хотите.

– Ничего, – спокойно сказал старик. – Я просто буду предоставлять вам всю информацию, которую смогу достать сам. Мне не нужны деньги и не нужна слава. Если вы согласны продолжать расследование, то…

– Я согласен, – поспешно сказал Дима, опасаясь, что возникшая внезапно решимость испарится.

– Отлично, – в голосе старика послышалось едва заметное удовлетворение. – Ждите меня. Я приеду через пару часов.

– Подождите! Скажите хотя бы как вас зовут то?

Трубка помолчала.

– Зовите меня Эскулап, – сказал старик. – И вот еще что. Бросьте привычку рассуждать вслух, как делали это в редакции. Я, конечно, проверил, но неизвестно, кто еще кроме меня мог услышать ваш треп.

* * *

Двенадцатым поворотом ФСБ называло место соединения двух маленьких московских улочек, на окраине города. Это были две самых тихих и безлюдных улицы, которые только можно было отыскать в Москве. Скал молча курил, выпуская дым в окно взятого напрокат автомобиля. Он ждал уже полчаса и за все это время, мимо не прошел ни один человек, не проехала ни одна машина. Рядом на сидении лежал коричневый кейс с 20 тысячами зеленых, добытых Сваном при помощи исключительно светлой головы с большим количеством темных мыслей.

Майор посмотрел на часы. До прихода Большого Информатора оставалось несколько минут. Те, кто сталкивался с БИ, говорили, что он никогда не опаздывает, но и раньше не приходит поэтому Скал приготовился еще немного обождать.

С едва слышным шумом открылась дверца. Майор поднял глаза на зеркало заднего вида и успел заметить темно-вишневый лацкан. Из-за спины Скала протянулась рука с зажатым в кулаке аэрозольным баллончиком.

– Так мне будет спокойнее, – произнес бесцветный голос, и приятно пахнущая жидкость с шипением залила зеркало заднего вида. – Также буду вам весьма признателен, если вы не будете оборачиваться.

Майор пожал плечами.

– Хозяин-барин, – равнодушно произнес он, выкидывая сигарету за окно. – Перейдем к делу?

– Задавайте вопросы, – сказал Информатор. – Я отвечу, если смогу.

– Мне нужны готовые на все люди, пригодные для профессиональной защиты и нападения. Спецслужбы исключены.

– Каледин Эдуард, – немедленно отозвался Информатор. – Кличка Тролль. Его личная охрана подготовлена не хуже спецназовцев.

– Знаю Тролля, – кивнул майор. – Вариант идеальный при одном условии. Мне нужна дудка, под которую он будет плясать.

– В Чечне, как и в некоторых других горячих точках были замечены его люди с сосудами для заморозки тканей в полевых условиях. А потом похоронные команды обнаружили несколько трупов российских солдат с профессионально удаленными внутренними органами и без роговиц глаз.

– Отлично, – майор раскрыл кейс и вытащил одну пачку из десяти. Захлопнув крышку он не оборачиваясь протянул ее назад. – Плата стандартная.

Деньги вытащили из его руки.

– Бесплатный совет, Скал, – проговорил Большой Информатор. – Если ты еще в состоянии остановиться, сделай это сейчас.

Хлопнула дверца. Майор быстро обернулся, но увидел лишь удаляющийся силуэт, размытый в окне, покрытом мелкими мутными каплями. Скал побарабанил по рулю в раздумьях.

– Где-то я это уже слышал. Беда в том, что психи не слушают разумных советов, правда, дорогая? – обратился он к ней.

– Конечно, милый, – сказал голос, выходящий словно из нескольких ртов, который майор слышал теперь регулярно где-то в глубине сознания. – Ничего не бойся. Когда ты наконец признаешься себе в моем существовании, нас никто не остановит.

Скал застонал, сильно стиснув голову руками. Голос смялся и пропал. Майор ощутил злые слезы, скатившиеся по щекам.

– Это нервы, – стиснув зубы шептал он, трясущейся рукой нащупывая ключ зажигания. – Я справлюсь со своим разумом. Скоро… скоро он будет нормальным… Как только я разделаюсь с ними… Со всеми. Мне станет легче… Обязательно…

Старый «форд» угрюмо зарычал, соглашаясь с ним.

* * *

До последней секунды Бомж все еще надеялся, что приятель его одумается. До последней секунды. Той, во время которой он смотрел на опубликованные в газете снимки. В следующий момент «Вечерний звон» уродливым комком отлетел в сторону, а тяжело засопевший Генка Волохин понял, что пора завязывать с карьерой в Москве и уезжать куда-нибудь подальше. Будучи старше Молохова на полгода, Бомж все же считал, что разбирается в жизни гораздо лучше своего приятеля.

Намного лучше. И одна из вещей, которую я понимаю, а он нет, это то, что не надо лезть на рожон там, где это попросту неуместно.

– Ты похож на хулигана, – шептал Бомж, дымя сигаретой в первом часу ночи и как бы продолжая разговор с невидимым Молоховым. – На хулигана, который показал властям фигу из-за угла, завопил: «Ага, не вышло скрыть свои разборки!» И бегом. Зажимая в потном кулачке компромат и задыхаясь от восторга. Ты думаешь, они побегут за тобой, обливаясь слезами и соплями? Умоляя не выдавать их, грешных? А ты тогда встанешь в гордую позу и заявишь нечто банальное, вроде «нет ничего тайного, что не стало бы явным»? Так вот, друг мой, ничего такого не будет. Не побегут и не будут умолять. В лучшем случае не воспримут всерьез, ну а в худшем, просто достанут пистолет и выстрелят тебе в упрямый лоб. Тогда пьяненький мужичок с грязной лопатой, забросает могилку землей, собратья по перу и телегорлопаны повоют насчет нового выстрела по демократии, а потом заглохнут. Как и всегда.

Бомж нервно сломал сигарету, вытащил из-под одеяла худые ноги и осторожно ступил на холодный пол. Девчонка на другой стороне кровати недовольно заворочалась и что-то пробормотала спросонья. Генка тихонько поднялся и пошел на кухню. Там он залил воду из чайника в засохшее горло и сел у окна, за которым время от времени мелькал одинокий свет фар.

– А может ты надеешься, что тебя назовут героем? – продолжал Бомж, но уже лениво и без прежнего азарта. – Может и назовут, но только не я. Для меня ты останешься дураком, потому как герои рубят Змею головы. Все и сразу, чтобы не оклемался. А дураки пинают его под зад и смотрят, что из этого получится.

Бомж посмотрел на часы. До разговора с Нью-Йорком осталась пара минут. Если его папа все также пунктуален…

– Да, конечно, – говорил Генка вскоре. – Пойми, отец, это не неожиданное решение, я все обдумал. Я буду у вас уже к Рождеству… Деньги на билет, это само собой. Ну все, пока. Привет маме.

Генка погладил пальцами гудящую трубку.

«Пришли мне, папа, тридцать серебренников. Я продам за них друга и отпраздную Рождество на его могиле.»

Бомж прошел назад в спальню и нырнул в теплую постель, просовывая ледяную руку под горячий бок взвизгнувшей девчонки. Она моментально проснулась и обратила к Генке рассерженное лицо. Бомж перевернул ее на спину и зашептал на ухо:

– Нет ничего лучше секса, если нужно забыть о проблемах. Или успокоить совесть.

– А у тебя она есть? – засмеялась она.

– Была… когда-то.

Все закончилось очень быстро. Бомж упал головой в подушку совершенно обессиленный и заснул, не успев даже ощутить прикосновение простыни к разгоряченному телу. Ему приснился огромный змей, похожий на иллюстрацию из школьного учебника литературы. Одна голова его наклонилась и прижалась к генкиному лбу ледяными губами.

– Мой герой, – сказала голова приятным женским голосом.

3

Деньги, это самый талантливый пластический хирург на свете. Он способен перекроить человека не только внешне, но внутренне, причем за такой короткий срок, что все окружающие только диву даются, глядя на преобразившегося друга, коллегу, любовника. Но иногда, как правило, если денег слишком много, хирург превращается в коновала, который может только изуродовать.

"Вечерний звон" 19 июля 20… года.

Над дачей Тролля в Подмосковье витал дух кутежа и распутства. Вне зависимости от воспитания и от того, были ли вы вхожи в круг любителей всего дорогого и незаконного или просто оказывались поблизости от трехэтажного особняка в черт-знает-каком стиле, одна и та же мысль приходила вам в голову при виде огромных окон с вертикальными жалюзями.

«Здесь пьют и трахаются.»

Этим, пожалуй, и исчерпываются все представления среднестатистического человека о том, что такое разгульная жизнь.

Однако Скал, втиснувший свой скромный «форд» между темно-зеленым «понтиаком» и еще чем-то новым и обтекаемым, точно знал, что Эдуард Каледин не зря носит кличку Тролль. Он был существом с гораздо более богатым воображением, чем можно было бы предположить, глядя на его низкий лоб и узкие вялые глазки.

Два дюжих охранника, одетые в нечто отдаленно напоминавшее гусарскую форму затормозили медленно шагавшего майора на входе.

– Приглашение, – рявкнул один из громил, протягивая вперед руку и подозрительно косясь на темный шарф, закрывающий лицо Скала до самых глаз.

Второй охранник сунул руку под мышку и выразительно посмотрел на майора.

Скал равнодушно взглянул на вытянутую руку и усмехнулся. Понимая, что сейчас ему предстоит войти в звериную нору, из которой вполне можно не выбраться, майор вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется печенья.

Овсяного.

– Нет у меня приглашения, – вздохнул майор. – Я тут в качестве сюрприза.

«Гусар» с протянутой рукой издал негодующий возглас и тут же рухнул на колени, получив удар кулаком в лицо. Скал вогнал колено в истекающий кровью нос, одновременно рванув из кобуры пистолет. Оставив первого вышибалу лежать на земле, повернул голову ко второму. Тот судорожно сглотнул, глядя в очень широкий ствол, нацеленный ему в переносицу.

– Я мог бы, конечно, разрешить наш маленький конфликт словами, – любезно пояснил майор оторопевшему охраннику, – но что-то мне сегодня лениво. Поэтому развернись-ка мордой к стене, только медленно.

Охранник осторожно повернулся, стараясь не задеть пистолет поднятыми руками. Скал коротко взмахнул рукой, и рукояткой ударил «гусара» пониже левого уха. Перешагнув через валяющегося, майор потянул на себя толстую дубовую дверь и оказался в длинном, ярко освещенном коридоре, в конце которого стояла еще одна преграда, на сей раз длинноногая и симпатичная, одетая в полупрозрачную тунику, усыпанную стекляшками.

– Я сегодня фея-распорядительница, – радостно сообщила она, доставая непонятно откуда изящный блокнотик с позолоченным карандашиком. – Сообщите мне ваше имя и название костюма.

– Зачем это? – поинтересовался Скал.

– В конце вечера можете получить приз. Очень хороший, – наивно добавила фея.

– Отлично, – кивнул майор. – Записывай, только без ошибок. Зовут меня Фома Пиндриков, а костюм мой называется…

Скал прислушался к грохочущей музыке и закончил:

– Само очарование.

Оставив девчонку прилежно царапать графитом по бумаге, майор нырнул в удушливые клубы сценического дыма, окутывающего танцующих, жующих и смеющихся людей. Полупьяный ди-джей одной из популярнейших московских радиостанций громко провозгласил в микрофон:

– Дамы и господа, наш вечер продолжается, но рискуя остаться в гордом одиночестве я все же сообщаю вам, что на втором этаже нашего прекрасного дворца продолжается финальный бой за звание чемпиона Москвы…

Дальнейшие слова ди-джея утонули в самых разнообразных воплях. Майор молча проталкивался сквозь разогретую толпу. Не обращая внимания на хлопанье по плечам людей, непременно желавших подружиться с вновь прибывшим, Скал прошел к широкой витой лестнице и неторопливо начал подниматься вверх.

Спальни Тролль разместил на третьем этаже. Зная привычки Каледина, майор именно туда и направился бы, но…

Вход на третий этаж был закрыт, поэтому Скалу пришлось спуститься вниз и пройти через второй этаж к другой лестнице.

Здесь тоже собралась огромная толпа. Услышав звуки гонга, майор с любопытством вытянул голову и увидел обычный боксерский ринг, на котором и проходил тот самый финальный бой за звание чемпиона Москвы. Судя по происходящему на ринге, бой проходил без правил. В такого рода развлечениях, которые изредка устраивал Тролль обычно соревновались груша и боец. В сегодняшнем бою роль груши исполнял смуглокожий гибкий паренек, с довольно хорошо развитыми мускулами, видимо студент решивший подзаработать, а бойца-молодца изображал бородатый здоровяк, атлетического телосложения. Явно бывший спортсмен либо каратист, либо кикбоксер.

– Подстроено все, – расслышал майор басовитый голос с авторитетными интонациями. – Этот кабан в предварительных боях пропускал удары, а когда ставки на пацана выросли, начал драться серьезно. Уж, конечно, Тролль и его компания поставили на кабана.

Скал взглянул на часы, несколько секунд помялся, а потом решительно вторгся в беснующуюся толпу зрителей и пробрался к самому рингу. Там он принялся колотить руками по доскам, оглушительно свистеть и орать.

Дела смуглокожего пацаны шли довольно-таки плохо. Бородач наносил удары с таким расчетом, чтобы не вывести «грушу» из игры раньше времени. Но к тому моменту, как майор начал свой собственный спектакль у ринга, здоровяк не рассчитал. Он нанес удар ногой по боку. Несколько более сильный чем нужно. Пацан вскрикнул и упал на одно колено, зажимая явно сломанное ребро. Зал взревел. Бородач пристально взглянул на «грушу» и сразу же понял, что пора заканчивать. Он поднял вверх руки, призывая толпу к молчанию. Воцарилась гробовая тишина. Здоровяк подошел к скорчившемуся пацану и схватил его за горло. Из носа, почти потерявшего сознание смуглокожего, потекла кровь. Бородач размахнулся и заехал ему между ног. После короткого сдавленного вопля пацан закрыл глаза. Не давая «студенту» упасть, бородач занес кулак и в этот момент в напряженной тишине послышался громкий голос Скала:

– Эй, туша! – крикнул майор. – Ты мне так понравился, что я решил сделать тебе подарок. Да брось ты этого сопляка!

Бородач недоуменно покосился в его сторону. То же самое сделали зрители, те, что поближе.

– Так вот, – продолжал майор, напрягая голосовые связки до предела, стараясь перекрыть поднимающийся шум. – У меня есть знакомый, одноногий инвалид. Давай мы устроим тебе бой с ним.

Здоровяк отпустил тяжело свалившегося на пол «студента» и обернулся к майору.

– Что ты сказал, говно, – процедил бородач.

– А что, – растерянно сказал Скал. – Я просто подумал… ну… что тебе нравится избивать… таких вот калек.

Зрители, те кто поставили на смуглокожего, одобрительно засмеялись. Рефери обеспокоенно посмотрел на виновника сорванного спектакля выразительно кивнул бородачу.

– Эй ты, умник, – заорал без промедления здоровяк. – Если тебе что-то не нравится, может выйдешь сюда и докажешь, что я неправ?

Теперь зашумели уже все зрители без исключения. Им явно понравилась эта идея. Скал пожал плечами и легким движением запрыгнул на ринг. Там он неторопливо пролез сквозь канаты и оказался перед бородачом.

– Зря ты начал шуметь, – негромко сказал здоровяк. – Не пойму я, ты дурак или сумасшедший?

Майор гордо выпрямился.

– Я – благородный воин, – громко сказал он, оглядев публику. – Я всегда встаю на защиту прав угнетенных.

Кругом засмеялись. Бородач выразительно покрутил головой.

– Точно псих.

– Это же шоу, козел, – пробормотал майор. – А я всегда хотел прославиться.

– Слушай, дурак. Не знаю почему, но у меня к тебе жалость проснулась, – тихо сказал здоровяк, начиная медленно подходить к Скалу. – Если хочешь жить, свались на ринг и лежи после парочки ударов. Это не шоу, болван, это жизнь.

– Хочешь, чтоб я лег, – Скал покачал головой и впервые серьезно посмотрел в глаза бородатого. – А этот пацан? Ему ты предлагал лечь, падла?

Силач громко выругался и взмахнул кулаком, который не успел коснуться челюсти майора. Скал отпрыгнул в сторону и с грохотом свалился на ринг с перекошенной физиономией.

– О-о-о, – тихо застонал он. – Мне конец. Передайте маме, что я не приеду к ней на день рожденья.

Здоровяк подошел к нему и наклонился.

– Ты что, клоун? – спросил он. – Тебя хозяин подослал?

Майор скосил глаза и увидел на пальцах бородатого подсохшую кровь смуглокожего пацана, которому суждено теперь провести в больнице не один месяц.

– Не знаю почему, но меня это как-то злит, – пробормотал майор в сторону. – Конечно, толстый, я – клоун.

Скал стянул с лица шарф, доверительно посмотрел на побледневшего бородача и добавил:

– Только съехавший.

Оба кулака майора взметнулись вверх как разжавшиеся пружины и одновременно врезались в лицо и горло бородача. Здоровяк издал хлюпающий звук и отлетел в сторону, нелепо взмахнув руками. Зрительный зал почти одновременно исторг возглас удивления. Бородач рухнул на ринг, сильно ударившись головой. Одним прыжком Скал оказался на ногах и взглянул на судью. Рефери криво и растерянно улыбнулся. Майору он напомнил многочисленных соучастников федеральных преступлений, которые всем своим видом показывали, что они тут ни при чем, что это судьба-злодейка, что, наконец, бес попутал. Скал молча отвернулся.

«Опять у нас тут старая игра в судей и преступников. Я всегда был там, где судьи, сегодня я, кажется, с другой стороны.»

Рефери поспешно, боком и стараясь держаться поближе к канатам, подошел к лежащему и прикоснулся к сонной артерии поверженного здоровяка. Через несколько секунд он поднял глаза, налившиеся детским испугом, и принялся яростно оттирать кровь с пальцев.

– Службу спасения не вызывайте, – сказал майор, поправляя на лице шарф. – Представление окончено.

Скал спрыгнул с ринга и медленно пошел к лестнице. Как он и ожидал, толпа расступилась, экономя майору время. Кто-то робко окликнул его, но Скал не обернулся. Больше не раздалось ни звука на всем его пути. Снова грянула музыка, назойливо-жизнерадостный вопль некоего подобия массовика-затейника заполнил атмосферу.

– Надеюсь вам понравилось наше леденящее душу представление. Актеры очень старались напугать вас и кажется им это удалось.

И сразу задвигалась, оживилась и засмеялась толпа, как всегда, стараясь стереть из памяти то, что не хочется помнить. Особенно в праздник. О майоре забыли как раз в тот момент, когда его сапог опустился на среднюю ступеньку лестницы, ведущей на третий этаж. Снова гремела музыка, люди смеялись и танцевали, а несколько человек утаскивали с ринга тех, кому уже было не до веселья.

– Интересно, – бормотнул Скал себе под нос, – я теперь чемпион Москвы что ли?

* * *

Молохов молча сидел и пил пиво. Когда человек темным осенним вечером не включает свет, забывает про телевизор, лезет в холодильник за скользкой банкой и забирается куда-нибудь в угол, это может означать только одно.

Настало время серьезно подумать.

«Значит у меня в комнате стоят жучки. Неведомый старичок по имени Эскулап настолько любопытен, что даже нарушает закон. Позвонить Сереге? Это означает сообщить в милицию. В последнее время такой шаг считается чуть ли не глупостью, когда дело касается чего-то серьезнее чем угон автомобиля. А вот я сообщу. Серега умный парень, он поймет…»

Нельзя ведь. Нельзя больше никого вмешивать в это дело. На все сто прав был Бомж. Не мне становиться героем-разоблачителем нехороших людей. Теперь самое большое мое желание – развязаться со всем этим.»

– Если только все не зашло слишком далеко, – пробормотал Дима, проглатывая остатки пива. – Ах, простите, простите. Я забыл, что меня могут подслушать.

В дверь позвонили. Молохов вяло покосился в сторону двери.

«Интересно, если не открывать, они дверь вышибут? Хотя зачем. Милый старикан забрался в квартиру, понаставил ушей, а я и не заметил. Значит он сможет открыть дверь, не прибегая к грубой силе.»

Раздался еще один звонок. Дима сжал в руке банку и потащился открывать. Стоявший за дверью почтальон слегка скривился, учуяв запах пива. Вернее нескольких банок уже употребленного пива, так будет точнее. Придя в себя от неожиданности, Молохов что-то пробормотал, принял конверт и расписался. Глядя вслед удаляющемуся трезвеннику, Дима расхохотался. Он смеялся так, что с трудом захлопнул дверь, дополз до ванны и сунул голову под кран, повернув лицо навстречу вяло льющейся воде. Холодная струя быстро привела его в чувство, и вновь бодрый, жизнерадостный и отфыркивающийся Д. Молох плюхнулся в кресло. Все еще посмеиваясь, Молохов щелкнул выключателем. Оказавшись под большим световым колпаком, исходившим от высокого торшера, он перевернул бланк и еще раз всмотрелся в черные буквы:

«Исследование присланного образца закончено. Барток».

– Графиня изменившимся лицом бежит пруду, – хмыкнул Молохов. – Если кто-то решил меня напугать, то учились они явно у Бендера. Вот черт! А ведь еще сегодня утром я подумал бы, что они просто ошиблись адресом.

* * *

Здесь было тихо. Звуки музыки доносились сюда в виде глухого буханья. Скал неторопливо шагал мимо ряда закрытых дверей. Одна из них была полуоткрыта. Майор услышал скрип кровати и стоны. Не останавливаясь, он прошел весь коридор до конца и остановился перед широкими дверьми, стилизованными под средневековые замковые ворота, уменьшенные раз в десять. Именно здесь Тролль обычно развлекался с очередной напоенной до скотского состояния куколкой.

Без лишних раздумий майор ударил ногой в дверь и тут же услышал пронзительный визг и звук пощечины. Его глаза быстро привыкали к темноте, поэтому вскоре Скал разглядел следующую картину.

На всклокоченной кровати, размером с небольшой бассейн, сидела голая девчонка лет 16. Прижимая ладонь к шее, она материлась так изощренно, что видавший виды майор даже слегка удивился. Потом девчонка несколько притомилась и перешла на более менее нормальный язык.

– Ты меня укусил, скотина долбаная, – орала она, одной рукой утирая слезы, а другой пытаясь остановить текущую по шее кровь. – Скотина, поганая! Ты же укусил меня!

Прихода майора они видимо не заметили. Тролль – жилистый мужичок неопределенного возраста молча слизывал кровь с губ и натянуто улыбаясь шарил руками по простыне.

– Не подходи ко мне, – взвизгнула девчонка.

Тут Скал решил, что пора обратить на себя внимание.

– Надо быть снисходительнее к слабостям вампиров, милочка, – наставительно сказал он. – И потом, сама посуди, какой секс без укусов?

Девчонка и Тролль как по команде обернулись в его сторону. Добившись внимания аудитории, майор негромко приказал, взглянув на голую жертву:

– Уматывай отсюда. Мне с твоим Дракулой поговорить надо.

– Ты что за задница? – подал голос Тролль, переводя маленькие мутные глазки с хватающей вещи девчонки, на подходящего к кровати Скала. – Кто тебя сюда пустил?

Майор молча сел спиной к Каледину и смотрел на выход, пока укушенная не скрылась.

– Кто… – снова попытался Тролль.

– Мне нужны твои люди, – прервал его майор. – На несколько месяцев. Чтобы делали что прикажу и не задавали вопросов.

– И все? – поудобнее усевшись на измятых подушках спросил Тролль. – А может мне тебе еще ботинки почистить? Ваксой? Так вот что я тебе скажу, харя…

– Торговля человеческими органами – серьезное преступление, – сочувственно покачал головой Скал. – Надеюсь, ты не забыл, – добавил он, обернувшись к попятившемуся Троллю, – чьи ребята в Чечне по этому делу орудовали?

Майор крепко взял Каледина за ухо и притянул к себе. Толстогубый рот Тролля открывался и закрывался без звука.

– Напомнить тебе, дерьмо, кому и за какую сумму ты продавал человеческое мясо? – яростно прошипел Скал. – Есть тут парочка спецназовцев – друзья тех, кого ты выпотрошил, им будет очень интересно узнать кому же они наконец-то смогут оторвать яйца!

От удара ладонью по лицу зазвенел воздух. Каледина отбросило к спинке кровати, где он и скорчился, схватившись трясущейся рукой за щеку и тихо поскуливая.

– Не буду говорить банальности по поводу того, что с тобой будет в случае моей смерти, – ровным голосом продолжал майор. – Ты человек умный и понимаешь, что стоит встать в позу, и лесоповал покажется тебе пределом мечтаний. Так что слушай внимательно. Как только позвоню, пришлешь своих шестерок туда, куда потребую. Все понял?

– Да, – тихо простонал Тролль, глядя снизу вверх опустевшими глазами. – Я… понял.

– Вот и умница, – майор поднялся, ухватил со стоявшего рядом с кроватью столика кусок печенья и задумчиво коснулся пальцами шарфа. – Как ты думаешь, – он обернулся к Троллю, – стоит тебе показывать мою, как ты выразился, харю?

– Наверное… нет.

– Точно, – майор отвернулся, быстро стянул шарф и закинул в рот печенье. – Это, батенька, зрелище не для слабонервных вампиров. Спроси у любого бородатого.

Скал пошел к дверям, но на пороге наткнулся на нескольких здоровяков, преградивших путь.

– Все нормально, шеф? – спросил тот, кто был поближе к майору. – Или может объяснить этому…

– Нет, – взвизгнул Тролль, давая бушующей злобе выход. – Пусть идет.

– Мой дружбан из Бобруйска, – доверительно шепнул Скал, кивая на Тролля.

Вскоре майор уже садился в свой «форд».

– Подведем итоги визита, – бодреньким голосом проговорил Скал, вытирая капли холодного пота со лба. – Крыша имеется, пора вернуться к нашим баранам. Главный баран уже должен был получить телеграмму, предназначенную мне, а это значит… Пора убедительно объяснить ему, в чем дело.

Майор аккуратно вывел свое средство передвижения из окружения дорогих тачек и направил его к шоссе. Если бы кто-нибудь в этот момент увидел глаза и улыбку Скала, то ему явно стало бы чертовски не по себе.

4

Если простой смертный иногда становится поперек дороги сильным мира сего, обычно из этого ничего хорошего не получается. Хотя сейчас все гораздо цивилизованнее чем раньше. Всего несколько лет назад обывателя просто убивали в такой ситуации. И вовсе не потому, что были такими уж жестокими. Купить человека в те времена было сложнее. Гораздо сложнее, чем сейчас.

"Вечерний звон" 3 сентября 20… года

Бомж задумчиво поскреб рыжеватую щетину на подбородке и подумал было совершить первый свой героический поступок – побриться.

«Во искупление грехов. Именно, именно так.»

– Свадьба все-таки, – еще не совсем проснувшись пробурчал Генка, очумело глядя на ребристую крышку футляра от своей ультрасовременной фотокамеры.

Тут он обрадованно зацепился за мысль, что раз свадьба все равно не его, то сойдет и так. Успокоив совесть…

«К этому действию я уже начинаю кажется привыкать».

Бомж хлопнул спящую подружку по мягкому месту.

«Как ее хоть зовут то?»

Выхватил из холодильника неначатую пачку кефира и, захлопнув дверь, сбежал по лестнице вниз к ожидающей его машине.

Ветхозаветный «форд», стоявший передним колесом с лысой покрышкой на канализационном люке, неодобрительно фыркнул и выплюнул облако сизого дыма, завидев Генку. Бомж развел руками в ответ на недовольный взгляд молодого парня за рулем.

Генка потянул было за переднюю дверцу, но теперь уж настала очередь парня разводить руками. Бомж недовольно заворчал, устраиваясь сзади.

– Извини, приятель, – ухмыльнулся парень, похоже уже сменивший гнев на милость. – Сидение все никак починить не могу. Отваливается, зараза.

Генка неопределенно пожал плечами.

– Кефира хочешь? – отрывая уголок, поинтересовался он.

– Спасибо, – водитель мотнул головой, осторожно направляя «форд» в узкую подворотню. – Вот завтра он мне точно понадобится. Приятель женится, все-таки.

– Далеко едем?

– Можно сказать, что к черту на кулички. Успеть нужно к одиннадцати…

– Твои проблемы, – хмыкнул Генка. – Что до меня, то я кефиром побалуюсь.

Парень кивнул. Разговор как-то сам по себе заглох, но выпив половину пачки, Бомж вдруг почувствовал сильное раздражение, причину которого понял только сейчас.

– Послушай, а чего это меня сегодня звонком ни свет ни заря подняли? Порядочные люди, порядочным людям в субботу дают выспаться.

– Тут все дело в том, что заказанный фотограф в запой ушел, а узнали об этом только вчера, да еще поздно вечером. Ну сегодня туда суда, по всем знакомым, у кого адресок мастера есть. Ты, кстати, третьим нашелся у Сашки Гвоздева в записной книжке. Потому и с утра звонили, чтобы если кто откажется, так замену найти в срок.

– Не помню я Сашку Гвоздева, – лениво процедил Генка. – Мало ли их было… всяких Гвоздевых.

Женихов приятель не обратил внимания на последнюю фразу и продолжал о чем-то добродушно трепаться. Бомж закрыл глаза и приготовился хоть пару минут покимарить.

До Нью-Йорка путь неблизкий, а девочка, оставленная в квартире, за один вечер вытянула из Генкиного кармана месячный заработок. Поэтому сейчас приходилось ехать Бог знает куда, чтобы пополнить финансовые ресурсы.

«Не буду злиться. Я добрый.»

Бомж обнаружил, что заснул только тогда, когда проснулся о резкого торможения. Проморгавшись, он успел увидеть остановку и еще схватиться за камеру, чтобы та не свалилась с сидения.

– Ты что, спятил, – пробормотал он.

Тут же слева и справа хлопнули дверцы. Футляр кинули Генке на колени и стиснули с обеих сторон севшие в «форд» двое молодцов, явно идейных последователей Арнольда Шварценеггера или даже Александра Невского. Машина набрала скорость не дожидаясь, пока дверцы закроют.

Сон слетел с Бомжа в одно мгновение. Будучи хорошим фотографом, почти художником, Генка, как и все утонченные натуры очень не любил насилие. Когда же ему вспомнились сделанные для "Вечернего звона" фотографии, липкий страх обмотал сердце грязной тряпкой.

– Не ссы, фотограф, – холодно бросил водитель, моментально скинувший маску добродушного трепача. – С тобой хотят поговорить и только.

– Кто? – с трудом шевеля губами спросил Бомж.

– Читатель "Вечернего звона", конечно.

Качки рассмеялись, а мозг Генки затопила остервенелая злоба.

«Сука ты, Молохов. Ведь просил же не указывать мою фамилию.»

И в ту же секунду в мозг ввинтилась совсем уж паническая мысль.

«А если ты ее не указывал, то дело совсем дрянь.»

Спустя пять минут «форд» въехал в заброшенный и насквозь проржавевший гараж, некогда служивший для отстоя и ремонта сельхозтехники. Внутри было совершенно темно, поэтому Бомж только услышал сначала шаги, потом звук открывающейся дверцы и темный силуэт, опустившийся на переднее сидение. Качки вышли из машины, и Генка остался наедине с незнакомцем.

– Я видел ваши фотографии в "Вечернем звоне", – голос, доносившийся спереди звучал глухо. – Очень впечатляет.

– Какие фотографии? – рискнул Бомж.

– Те самые которые вы сделали вместе со своим приятелем в ночь на 18 ноября, – последовал немедленный ответ, после которого Генка решил больше не сопротивляться. – Прежде чем вы окажете мне одну маленькую услугу, я хотел бы услышать ответ на вопрос.

Скал обернулся и посмотрел на нервозную физиономию Бомжа, шарящего глазами по темноте.

– Что вам…

– Мужчина с девушкой на руках. Вышел из здания и уехал на машине. Номер машины, марка, в какую сторону он уехал?

– Подождите, подождите, – беспомощно зачастил Генка, тщетно стараясь взять себя в руки. – Я вообще не знаю, о чем идет речь. Мы с Димкой только сфотографировали тех, кто на улице, увидели, что разбито окно на втором этаже. Быстренько забежали туда, сняли то, что наверху и… все… Да еще на первом этаже были труп охранника и еще какого-то мужика в офицерской форме… Никакого… с девушкой на руках я не видел.

– Я знаю, – Генка по голосу почувствовал, что собеседник улыбается. – Я просто так спросил, на всякий случай… Негативы где? И, кстати, у нас цифровая эра, если что.

– Сжег, – совершенно честно ответил Бомж, нервно облизав губы. – Честное слово. Не нравилось мне все это.

– Верю, – сочувственно вздохнул Скал, садясь прямо. – Мне самому все это не нравится… Значит так, поедешь с нами к твоему приятелю, Молохову.

– Зачем? – страх вновь заметался где-то в районе желудка. – Мы же… Я же… ничего.

Качки вернулись.

– Как тебе наша тачка? – добродушно спросил Скал, приказав шоферу выезжать из гаража.

Осеннее солнце ярко ударило в салон. На мгновение в зеркале заднего вида Генка рассмотрел лицо майора. Сердце Бомжа дернулось и провалилось куда-то вниз.

– Молчишь? Тогда я скажу. Тачка – говно. Но я, пожалуй, не буду обижаться на ее хозяина, он и так пошел на уступки… Так вот, чтобы окончательно тебя успокоить. Ты мне не нужен. Просто поможешь убедить своего приятеля, чтобы не трепыхался и делал, что скажут. Поможешь, а?

– Я… убеж… помогу.

– Не сомневаюсь, – холодно проронил Скал.

Все это время, пока длился неприятный разговор, вопреки видимости, Бомж не растерялся. Он лепетал какие-то слова, тем временем аккуратно нащупывая пистолет за поясом. Эту игрушку он купил год назад, просто для стрельбы по банкам и весь этот год в свободное время дырявил эти самые банки в немыслимых количествах. Причем стрелял не просто так, а предварительно стараясь выхватить и направить на мишень ствол с максимальной скоростью. Злость попавшего в капкан зверя требовала выхода, но все еще буксовала, спотыкаясь о здравый смысл. Однако оружие обладает странным свойством. Попав в руки самца, оно начинает как бы жить собственной жизнью и заставляет нас порой совершать нечто, о чем потом приходится жалеть всю оставшуюся жизнь.

Короткую или длинную.

Машина подпрыгнула на ухабе, Волохин выхватил пистолет и уткнул ствол в затылок Скала.

Не шевелиться, – взвизгнул Бомж. – Снесу башку к чертовой матери.

– Опа, – вздохнул майор. – Ствол теплый. Прям горячий! Ты его что, в штанах носил? Идиот. Так себе всю семейную жизнь отстрелить можно.

– Заткнись! Останови машину!

Майор пошевелил пальцами и сощурил глаза.

– Знаешь, фотограф, – задумчиво пробормотал он, – если уж достаешь оружие, то лучше всего сразу выстрелить, потому что… хоть фортуна и не любит агрессоров, но дает им шанс.

Скал улыбнулся.

– Правда, всего один.

* * *

В эту ночь Молохов спал плохо. Вернее, совсем не спал. Эскулап так и не появился, а Дима все темное время суток провел в странном состоянии, когда вроде бы не спишь, но и не бодрствуешь. В итоге, Молохов проснулся, а вернее сказать поднялся с кровати в скверном расположении духа и с адской головной болью. Первым делом он осмотрел квартиру, не забрался ли веселый старичок в нее ночью, по привычке, не спрашивая разрешения хозяина. Никого не обнаружив, Дима облегченно вздохнул, сварил себе кофе и попытался привести в порядок мысли. Как только у него начало что-то получаться, зазвонил телефон. Кривясь от глухих ударов внутри черепа, Молохов поднял трубку.

– Здравствуйте, я – Вася, мне никто не звонил? – сказали на том конце провода. Как только Дима собрался кинуть трубку, она снова поспешно заговорила. – Нет, нет, это я просто вспомнил старинный анекдот, про степени раздражения, это когда несколько раз звонят в квартиру и спрашивают: "А Вася дома?" и когда хозяин уже доведен до белого каления, звонят опять и говорят то, что я вам и сказал в начале разговора.

Несмотря на головную боль, Молохов рассмеялся.

– Насчет белого каления тут вы точно угадали, но к чему вся эта присказка?

– А подумайте.

– Знаете, я не в настроении разгадывать загадки и…

И тут внезапно до него дошло. И это была действительно последняя капля.

– Послушайте, – заорал Дима, – я, конечно, тоже понимаю юмор, но более неудачного момента для своих идиотских шуточек вы не могли выбрать при всем желании.

– Бог ты мой, – испуганно произнесли в трубке, – какой ты сердитый Д. Молох. А разве тебе не хочется, журналистская твоя голова, узнать, чем убили того парня с пробитой шеей, которого некий Бомж сфотографировал в некой клинике?

Молохов скрипнул зубами.

– Вам нужен текст письма? – сдержанно спросил он.

– Нужен, но попозже. Не отвечай вопросом на вопрос, идиотская манера.

– Меня вообще не интересует больше это дело, – Дима вдруг понял, что это чистая правда. Может быть из-за усталости, но тем не менее. – Мне осточертели все эти тайны, все эти трупы, считайте, что я уволился.

– Секунду, – что-то заставило Диму не прерывать связь, а молча стоять и слушать. – Бросить это дело ты не можешь, по той простой причине, что уже вовлек в него посторонних людей и посторонние интересы, так что уж будь любезен расхлебывать то, что заварил. И для начала, покажи телеграмму Эскулапу, когда он придет.

Молохов снова ощутил уплывающую куда-то вниз почву уверенности в себе. Так всегда бывает, когда события начинают окончательно выходить из-под контроля. Вместе с чувством растерянности накатила усталость.

– Кто вы такой, а? – тихо спросил он. – Что вы за птица?

– Конкурирующая организация, – пояснил майор, впервые начав говорить своим натуральным голосом. – По ряду причин я не могу встретиться сейчас с господином Эскулапом лицом к лицу, поэтому ты послужишь нам своего рода посредником. Для начала же, повторяю, покажи ему текст телеграммы.

– Иди ты на… – выкрикнул Молохов. – Я не буду играть в ваши гребаные игры.

– Строптивый ты, – вздохнул Скал. – Впрочем, я и сам был таким… когда-то. Ладно, – размытый голос приобрел жесткие очертания. – Сейчас к тебе зайдет старый приятель, он со мной виделся сегодня и объяснит, как себя следует вести. Вы с ним сейчас в одной луже, так что делай выводы. Пока.

Швырнув трубку вместе с телефоном в дальний угол, Дима стоял у стены и кусал губы до тех пор, пока не прозвенел звонок у двери. Прежде чем пойти открывать, Дима вдохнул не по-ноябрьски теплый воздух и открыл дверцу бара. Вытащив наружу полупустую бутылку «Московской», он поплелся в прихожую.

Замок, как всегда, заело, но сегодня Дима не стал сдерживаться и так пнул дверь, что ручкой сбил штукатурку со стены. Взглянув в проем помутневшими глазами, Молохов медленно поднял вверх бутылку и обхватил горлышко пересохшими губами. Водка лилась в горло, за рубашку и за шиворот. Вскоре пустой сосуд упал на пол.

– Заходи, Бомж, – вяло падая на колени сказал Дима. – Мы ведь с тобой в одной луже.

Генка не ответил, продолжая смотреть укоризненным взором на отключившегося Молохова, которому наконец посчастливилось на какое-то время забыть Бомжа, повешенного на лестничных перилах.

5

Все человечество делится, в сущности, на профессионалов и любителей. Поскольку знать все на свете невозможно, то даже будь вы многоталантливым человеком, всегда найдется тот, кто в какой-то конкретной области будет более компетентен, чем вы. И упаси вас Бог, кем бы вы ни были, встретится с профессионалом по темным делишкам.

"Вечерний звон" 30 ноября 20… года.

Первой мыслью, пришедшей в голову очухавшегося Молоховабыла:

“А я-то думал, что это у меня голова болела утром. Вот что такое головная боль.”

Кровь долбила черепную коробку с безжалостностью сумасшедшего дятла, грозя расколотить ее, как пустой орех. Не открывая глаз и тихонько постанывая, Дима сполз с дивана на пол и бесцельно зашарил в воздухе пальцами, сам не зная, что ищет. Тем не менее, что-то он нащупал. Это что-то походило на стакан с ледяными гранями.

Потом он наткнулся на чьи-то пальцы.

Дима отпрянул назад с такой стремительностью, что боль достигла своего максимума, сразу после которого отключается сознание. Но как раз таки эту блаженную грань Молохову преодолеть не удалось. Скорчившись, он рухнул на пол и уже не сопротивлялся, когда ему приподняли голову и влили в рот какую-то жидкость. Диму усадили, чтобы вода с растворенным в ней

“Алказельцером. Узнаю по вкусу.”

лилась в горло без помех. Благодаря этому, а также 10 минутам лежания на диване с холодным полотенцем на лбу, Молохов наконец очухался и смог безболезненно открыть глаза.

В кресле, рядом со стройным силуэтом старинных часов сидел давешний старик и держал в руке трижды проклятый номер «Вечернего звона».

– Скажи, дед, – хрипло проговорил Дима, – почему вот так просто человека отправляют на тот свет? Фактически ни за что. Я понимаю, время такое и все же.

– Чушь, – сказал Эскулап, сворачивая газету и глядя поверх больших очков в золотой оправе на Молохова, смотревшего с полудетской требовательностью. – Времена не меняются, как и люди. И 200 лет назад людей убивали из-за того же, за что убили твоего приятеля сегодня.

– За что же это?

– Ты Дюма читал? «Три мушкетера». Конечно читал, что я спрашиваю, – старик откинулся на спинку кресла. – Так вот, помнишь, как Атос утешал Д’Артаньяна: «Любовь – это игра, в которой выигравшему достается смерть». Ты и твой покойный приятель ввязались в игру, которая на любовь совершенно непохожа, так что смерть достается проигравшему.

– Он… он все еще висит там? – тихо спросил Молохов после некоторого молчания.

Эскулап мотнул головой.

– С ума сошел? Работали профессионалы, так что его уже никто и никогда не найдет.

Помолчали. Потом Эскулап спросил:

– Надеюсь, не собираешься биться головой о стену и жалобно блеять о своей вине?

Лицо Молохова исказилось в трудно поддающейся анализу гримасе. Это была какая-то немыслимая смесь из самых разнообразных чувств.

– На спуск фотоаппарата он нажимал сам, – глухо пробормотал Дима. – Я сделал все, чтобы не втягивать… Генку в это.

– Хорошая позиция, – одобрил старик. – Лучше на ней и остановись, а то…

Он умолк, видя, как приподнимается на кровати Молохов. Глаза Димы разгорались по мере того, как им овладевала какая-то мысль.

– Как вы узнали о смерти Генки, если он там не висит? – с тихой злобой произнес Молохов. – Или вы…

– Точно, – спокойно произнес Эскулап. – Я видел, как его убивали и видел кто это сделал.

– Я понимаю, вы не могли ничего поделать, но…

– Мог, – возразил старик. – Я мог, например, вызвать милицию. Да в конце концов просто закричать, напугать тех шестерок, которые вешали твоего приятеля. Но я не стал ничего делать. И вовсе не потому, что он был уже мертв, когда его подвесили.

– Но почему же?

– Да потому, что в отличие от тебя я хорошо знаю правила начавшейся игры, поэтому и последовал главному из них…

– Мы пойдем в полицию, к моему другу, – твердо сказал Молохов глядя в пол. – И вы все ему расскажете.

– И главное из них, – невозмутимо закончил Эскулап, – не вмешиваться, пока не поймешь смысл происходящего. Иначе можно не только подохнуть за дело, которое, в сущности, тебя не касается, это не самое страшное, хуже то, что смерть твоя толкнет колесо событий в другую сторону и оно покатится, неконтролируемое и опасное уже не только для тебя, но и Бог еще знает для кого. А это самая подлая вещь на свете – подохнуть и пусть остальные трепыхаются, когда тебе уже все-равно.

Старик вытащил из кармана пальто длинную сигарету и щелкнул зажигалкой, скрытой в ладони. Дима тупо смотрел на красивый инкрустированный мундштук, из-за которого обычная сигарета приобрела весьма респектабельный вид.

– Кстати, насчет полиции, – отвечая на последнее высказывание Д. Молоха сказал Эскулап. – Я не пойду туда по двум причинам. Во-первых, повторяю, труп твоего папарацци никогда не найдут, а во-вторых, полиция не станет лезть в это дело, даже если у меня поедет крыша и я расскажу все, что знаю.

Эскулап выпустил облако дыма. Молохов пристально взглянул на поблескивающие сквозь молочное облако стекла. Только тут он понял, что не ему тащить этого человека в милицию.

“Он знает правила. Твою мать, вот в чем дело”.

Дима вдруг ощутил тупое равнодушие внутри.

– Объяснитесь-ка, – твердо зная, что не хочет никаких объяснений попросил Молохов. – Объясните вот это ваше “во-первых” и “во-вторых”. Я еще не готов играть по правилам вслепую.

– Хорошо, – старик вытащил мундштук изо рта и положил сигарету на край пепельницы. – Повесили фотографа по приказу Скалина Евгения Викторовича. Когда-то он работал на ФСБ, частным, так сказать, образом. Его детективное агентство кормилось от федералов, делая за них всякого рода работу, грязную или просто неудобную. В прошлом Скалин прошел подготовку в спецназе. И в те незапямятные времена я был одним из его учителей. Передал весь свой опыт, так что становится полностью понятным мой первый пункт. Труп папарацци никогда не найдут.

– Допустим, – Молохов потер шею. – Если, конечно, вы не переоцениваете свой талант. Ну а почему полиция не полезет в это дело? ФСБ не КГБ и прежнего влияния уже не имеет.

– Тут ты прав, парень, хотя и жаль, – старик стиснул сигарету и нервно затянулся. – Те снимки, которые у тебя есть, все объясняют лучше меня.

– Уж просветите тупого, – мрачно сказал Дима.

– Хочешь узнать, кто на этих снимках? – прищурившись спросил Эскулап. В клубах дыма он походил шамана, раскрывающего тайны прошлого.

– Я уже ничего не хочу…

– Двое из них были лучшими киллерами на государственном поводке. А тот, кому выкололи глаза именовался Джейсон Патрик. Последние десять лет он был командиром спецгруппы «Регистан», подчиняясь непосредственно главе ЦРУ Ди Маршану. Надеюсь, теперь понятно, почему полиция не станет вмешиваться? Это не их епархия, а они ведь тоже играют по правилам.

Молохов тихо рассмеялся.

– Как все просто, – проговорил он, качая головой. – Вы знаете в лицо Патрика, знаете кому он подчиняется и вместе с тем, он спокойно приезжает в Москву, устраивает кавардак… Что-то не стыкуется.

– Ну почему же, – старик излишне пристально взглянул на Молохова. Так смотрят на человека, если подозревают, что тот о чем-то умалчивает. – Я все никак не могу съехать с игрушечной аналогии. Война разведок походит на шахматную партию, в которую играют два государства. Лицо своего противника ты видишь, все его фигуры у тебя как на ладони. Однако твоя задача не в том, чтобы схватить несколько фигур с доски и убежать с ним далеко-далеко. Так партию не выиграешь, а только заработаешь репутацию идиота. Необходимо, соблюдая все правила, – при этих словах Эскулап поднял палец, – предугадать ход, который сделает соперник и уже потом с полным правом взять одну из его фигур. Только так можно победить.

– Хотите сказать, что приезд Джейсона Патрика… Остальные на фотографиях, я так понимаю его группа, был разрешен?

– Умный мальчик, – Эскулап похлопал в ладоши. – Приезд группы «Регистан» действительно был согласован с верхушкой ФСБ. Скалин плясал под дудку Сомова, но поскольку он умный человек, то наверняка догадался об этом и воспользовался предоставленной свободой действий. Ему дали в помощь, неофициально, конечно, двух лучших киллеров, а группе «Регистан» дали добро на приезд в Россию. Была слабая надежда, что Скалину удастся перехватить…

Тут Эскулап умолк и опустил голову. Молохов разглядел недобрую ухмылку на его лице.

– Все началось еще в «Амфоре», – негромко сказал Дима. – Убили… Кожухова, если не ошибаюсь. Прямо под носом у ФСБ. И если я правильно понял, то в этой больнице… Кто там был, а?

Старик молча взглянул в глаза Димы.

– Дороги назад у меня все равно нет, – скрестив руки на груди сказал Молохов. – Все то, что вы мне рассказали до сих пор, дело прошлое и практически то, что я теперь знаю, на будущее повлиять не сможет, но… договаривайте, короче.

– Кожухова убила «Капелла», – забытая сигарета погасла, уткнувшись в пепельницу. Эскулап смотрел в окно, покрытое каплями моросящего дождя. – За ней по всему миру числится еще много таких же почти невозможных операций. Они делают то, что кажется просто невероятным. И до сих пор еще никто не смог выйти на нее. “Капелла” не оставляла следов.

Старик устало потер шею, собираясь с мыслями.

– Кожухов англичанам на хрен не нужен, – продолжил он огрубевшим голосом. – Ну провалился и провалился. Это была приманка для «Капеллы». И она сработала. В сеть попали трое. Один ускользнул, второго застрелили, а девчонка попалась.

– Девчонка?

– И чертовски привлекательная, надо сказать. Вот за ней-то и приехал Джейсон Патрик. Им разрешили взять ее себе.

– А Скалин должен был этому помешать, – Дима покачал головой. – Что-то все это очень сложно. Зачем тогда было отдавать такой козырь?

– Зачем отдавать, говоришь? Не знаю. Соображения высокой политики. Или банальная взятка. Сомов, глава ФСБ, не распространяется на эти темы. В любом случае он решил обезопаситься с обеих сторон. Выиграй Скалин, девчонка осталась бы здесь. Выиграй Патрик, Бог с ним, так все и запланировано.

– Зачем им всем… эта «Капелла»? Если я правильно понял, то она не работает ни на кого конкретно, предлагает свои услуги то тем, то тем. Равновесие вроде бы сохраняется.

– Ты так и не понял? – Эскулап с неожиданной резвостью нагнулся и схватил в руки "Вечерний звон". – А это что? – он ткнул пальцем в фотографии. – Это тебе не причина надеть на нее хомут? Американская спецгруппа, профессионал из ФСБ, двое лучших убийц на государственном пайке, каждый из которых стоит нескольких спецназовцев… Восемь профессионалов пошли к черту!

После некоторого молчания, Эскулап продолжил более спокойно:

– Но и это не главное. Да, на «Капеллу» работают специалисты, лучше которых возможно никого нет, но повторяю, это не главное. Вернувшись к шахматам, представим такую картину, ты объявил шах или мат и в это время, кто-то подошел, взял твою угрожающую чужому королю фигуру и выбросил в мусорник. Причем, ты даже не заметил, кто это сделал. А потому, все в порядке и игра продолжается. Твой противник доволен, но только до тех пор, пока он не объявит мат и «Капелла» не предложит помощь тебе.

– Она вне правил, – задумчиво сказал Молохов. – Вот, что всех волнует.

– Именно, – Эскулап стукнул кулаком по столу. – Правда теперь это уже неважно.

– Что неважно, – Дима встал и заправил рубашку в брюки. Стоявшие в углу часы пробили одиннадцать.

– "Капеллу" решили оставить в покое, – сквозь зубы сказал Эскулап. – Слишком дорого обошелся наезд на нее и им и нам.

И тут Молохов начал смеяться. Он смеялся так, словно старался выбить из себя всю горечь и боль, накопившуюся с так паршиво начавшегося дня. Дима свалился на диван и продолжал хохотать.

– Так вот… вот… – выговорил он сквозь неразборчивое бульканье, – вот в чем дело.

Эскулап спокойно смотрел на беснующегося журналиста и только одна жилка на его щеке подергивалась.

– Вы, люди старой закалки, – с трудом проговорил Дима, – до сих пор не можете усвоить одну простейшую истину, что реклама – двигатель торговли.

– Ты это к чему? – Эскулап неторопливо поправил очки.

– Неужели вас не удивило, что эта ваша чудотворная «Капелла» на сей раз так грубо сработала? Это же была реклама, дед. Сейчас ведь наверняка по всем неофициальным каналам разойдется история, как русские вместе с американцами в лужу сели. Теперь у «Капеллы» дела пойдут еще лучше.

– Очень может быть, – сухо сказал Эскулап. – Хотя думаю дело не в этом. В рекламе «Капелла» уже не нуждается. И просит она за свою работу намного меньше, чем эта самая работа стоит. Но хватит о пустом. Пора кажется и о нас с тобой поговорить.

– Слушай, дед, – с неожиданной злостью спросил Молохов. – А ты то с какого боку в это дело влез?

Улыбка Эскулапа, появившаяся сразу же после слов Димы удивительно напоминала оскал.

– Труп в офицерской форме в ординаторской, – сказал он. – Когда-то этого покойника я звал сыном. И еще, не знаю, собирались ли они с Илоной Ленс пожениться, но моя злоба предпочитает думать именно так. Еще вопросы есть?

Молохов вспомнил историю болезни Илоны и поежился.

– С этим ясно, – осторожно сказал он. – А что от меня требуется?

– Все просто. Продолжай то, что начал с фотографом. Ищи информацию, разузнавай, не мне тебя учить журналистскому расследованию. Ну и я подкину тебе пару адресов.

– Скотина ты старая, – мягко и ласково сказал Молохов. – Меня значит поперед себя, чтобы в случае чего, первая пуля мне досталась.

– Ай, ай, ай, – сокрушенно покачал головой Эскулап. – Как нехорошо. Не прошло и пары часов, а ты уже и про друга своего забыл.

Молохов почувствовал спазм в горле.

– Это ты к чему? – сипло спросил он.

– А к тому, что перед тобой сейчас проблема выбора. Хочешь заняться весьма интересным журналистским расследованием? Займись. Не хочешь, Скалин отправит нас с тобой вслед за папарацци.

– С тобой? – ошарашенно переспросил Дима.

– Видишь ли, после того, как «Капелла» попортила майору личико, боюсь, он слегка свихнулся. Скалин очень огорчится, если узнает, что я не сумел тебя уговорить.

– И ты работаешь вместе с психом? Дед, это же глупо.

– Майор нашел меня через неделю после событий в клинике, – еле слышно проговорил Эскулап, устало склоняя голову. – Я тогда был в ярости и тут же согласился на предложение Скалина отыскать убийц моего сына.

Дима посмотрел на седые волосы старика и внезапно ощутил острую и ошеломляющую жалость к этому некогда сильному мужику, после смерти сына решившему мстить, но не предполагавшему, какое это трудное дело – месть.

В том состоянии в каком находился Молохов, было чрезвычайно трудно почувствовать что-то другое.

Что-то более разумное.

“Все понятно. Выбор шикарный. Не соглашусь, присоединюсь к Генке вместе со старичком. Соглашусь и мы с ним проживем до того момента, пока надобность в нас не отпадет.”

Молохов, занятый внутренними мыслями очнулся только тогда, когда Эскулап обратился к нему во второй раз:

– О каком сообщении шла речь?

Дима показал на стол. Эскулап подошел и взял в руки бланк. Судя по тому, сколько он держал его в руках, он прочитал текст несколько раз.

– Вот и первое, что нужно сделать, – помахав письмом в воздухе сказал старик. – «Исследование присланного образца закончено. Барток», – задумчиво прочитал он. – Барток – эксперт. Очень хороший специалист. Если уж Скал сумел чем-то заинтересовать Мишу Бартока, то об этом стоит узнать поподробнее. Я дам тебе его адрес. Съезди и узнай.

Он вдруг поднялся, подошел к Молохову и, положив обе руки ему на плечи, пристально посмотрел в глаза.

– Это унизительно, – сказал он, – спрашивать человека, станет ли он ради спасения собственной жизни работать на преступника и убийцу друга. Но я поставлю вопрос по-другому: хочешь ли ты помочь мне, Молохов?

Через минуту Дима записал адрес Бартока и молча пошел к двери, захватив по пути дипломат.

Эскулап молча смотрел ему в спину и беззвучно постукивал длинными пальцами по левой ладони.

* * *

Михаил Язепович Барток как раз закончил традиционное чаепитие, которое в отличие от придерживающихся старинных обычаев англичан он перенес с пяти на 12 часов. Выйдя на пенсию, старый, но еще весьма бодрый эксперт завел привычку, о которой мечтал всю свою беспокойную жизнь. Он теперь мог валяться в постели до 11 часов дня. Барток, будучи на сто процентов жаворонком, до самой пенсии не мог привыкнуть к строгому режиму ранних вставаний рабочего человека и теперь, каждое утро переворачиваясь на другой бок и закрываясь одеялом, он чувствовал себя счастливым человеком, получающим компенсацию за перенесенные ранее неудобства.

Поставив тщательно вымытую чашку на кухонный шкафчик, Барток услышал звонок в передней. Он удовлетворенно кивнул, поскольку терпеть не мог, когда его отвлекали во время абсолютно бесполезных, а потому крайне приятных дел.

– На сей раз кто-то пришел вовремя, – довольно пробурчал маленький и круглый Михаил Язепович, несколькими семенящими шагами преодолевая расстояние от кухни до входной двери. – Посмотрим, посмотрим.

Накинув цепочку, Барток щелкнул замком. Он потянул на себя дверь и благодушно уставился на молодую физиономию, оказавшуюся десятью сантиметрами выше подслеповатых глаз эксперта.

– Одну минуточку, молодой человек, – пробормотал Барток, доставая из кармана пиджака очки в традиционно роговой оправе и водружая их себе на крупный прямой нос. – Прежде чем вас впустить, я должен убедиться, что не видел вашего, так сказать, лица в уголовной хронике.

Молохов, которому было вроде бы и не до смеха, все же улыбнулся, глядя на требовательный взгляд Михаила Язеповича.

– Я доволен осмотром, – заявил эксперт и захлопнул дверь. Зазвенела цепочка и на сей раз Дима получил возможность зайти внутрь.

Барток сделал жест рукой, предлагая гостю пройти в комнату. Молохов кивнул и, взглянув на лежащий на полу ковер, принялся стаскивать пыльные туфли. Михаил Язепович кивнул в свою очередь и слазил под обувную полку за специальными «гостевыми» тапочками. Дима и Барток уютно уселись на широкий диван перед приглушенно бурчащим телевизором. Сложив руки на довольно-таки крупном животе, Михаил Язепович посмотрел на слегка нервозного гостя.

– Итак, что вас привело ко мне?

– Вот это, Михаил Язепович.

Дима протянул эксперту письмо. Эксперт кинул на нее быстрый взгляд и улыбнулся уголком рта.

– Как же как же, – проговорил он. – Помню. Лаконичный, так сказать, текст, не правда ли? А что делать? Если уж меня заставили пройтись до почты, то я постарался задержаться там не слишком долго.

Молохов так и не понял, что больше не нравилось старику, сама почта или прогулка до нее. Он предпочел промолчать и слушать дальше. Тут, правда, Михаил Язепович умолк и молчал до тех пор, пока не заговорил Дима.

– Я бы хотел… – начал он.

– Взглянуть на результаты исследования, разумеется, – перебил Барток. – Это, естественно, вы молодой, вы торопитесь. Сейчас, я удовлетворю ваше, так сказать, любопытство.

Старый эксперт подошел к тумбочке, стоявшей под дубовым столом, с толстенными резными ножками. Выдвинув верхний ящик, Барток вытащил пухлую папку. Молохов с ужасом взглянул на протянутые результаты исследования и, к удовольствию Михаила Язеповича, запросил пощады:

– Простите, – робко сказал Дима. – Но все это…

– Слегка объемисто, не правда ли? Да, я, так сказать, не признаю поверхностного отношения к делу. Либо подробно, либо никак. Таков мой обычай.

– А мне Семен Андреевич рассказывал несколько иное, – осторожно, но не без лукавства сказал Молохов.

– Это Эскулап, что ли? – спросил Михаил Язепович, становясь удивительно серьезным. – Несмотря на то, что у него есть прозвище, что уже должно характеризовать человека как способного на некую несерьезность, Семен еще со студенческой поры стал, как бы это сказать… нерасполагающим к несерьезному. Да-с… Если вы от Семена Андреевича, то я, пожалуй, взгляну на итог моих исследований еще раз.

Рассеянно глядя в угол, Барток взял из рук Молохова увесистую папку и кинул ее в угол дивана.

– Поскольку результаты оказались слегка… неординарными что ли, я позволил себе усомниться в серьезности намерений приславшего образец. Как ни нелепа мысль о том, что найдется желающий разыграть Мишу Бартока в тот момент, когда он и самому себе, так сказать, не интересен, все же, все же…

Барток говорил и одновременно делал множество вещей. Выключил телевизор, задернул шторы на окнах и нажал на книгу, стоявшую в ряду своих собратьев на средней полке высокого шкафа.

– Я склонен к легкой театральности, – с некоторым смущением сказал Михаил Язепович, когда часть шкафа отошла в сторону, открывая ход в другую комнату, из которой доносился шум работающего компьютера. – Как видите, просто вход в обычную комнату, обычного, так сказать, многоквартирного дома, однако, доля фантазии и желание превратить что-то в нечто и – вуаля.

Вслед за Бартоком Молохов зашел в столь оригинально скрытое помещение и воззрился на обилие всевозможной исследовательской аппаратуры, среди которой полноватый Михаил Язепович исчез с удивительной ловкостью и быстротой.

– Идите сюда, молодой человек, – воззвал он откуда-то из глубины электронного царства. – Я все покажу вам.

Несколько раз ударившись об острые углы, Дима прошел через нагромождение аппаратуры и, споткнувшись, слегка толкнул склонившегося над чем-то Бартока. Тот ничего не заметил, увлеченно нажимая клавиши компьютера, словно вышедшего из музея электроники. Этот динозавр был подсоединен к черно-белому монитору, вернее к черно-зеленому, поскольку на темном фоне мерцали ядовито-зеленые буквы.

– Смотрите, – гордо сказал Барток указуя перстом на экран. – Вот, так сказать, результаты.

– А-а-а…

– А-а-а та толстая папка должна была отплатить за шутку, которую, как я думал, со мной сыграли. Но раз вы от Эскулапа, то шутки в сторону.

– Простите, Михаил Язепович, – сказал Дима, отрывая взгляд от монитора. – А сам образец?

Барток кивнул на лежащий под каким-то агрегатом кинжал.

– Это, точная копия одного из тех клинков, которые экспедиция Картера вытащила, так сказать, на свет Божий из гробницы Тутанхамона, – сказал эксперт, покачиваясь с пятки на носок. – В этой единственной не разграбленной ворами гробнице нашлось несколько таких вот кинжалов… ну не таких именно, это копия, как я понимаю. Те, древние, были сделаны из метеоритного железа.

– Странно, – пробормотал Молохов, беря в руки кинжал и рассматривая его гладкую тепловатую на ощупь поверхность.

– ЭТО как раз таки не странно, молодой человек. Метеориты, для многих народов служили единственным источником железа, – сказал Барток. – Странно другое. Исследования показывают, что именно вот этот кинжал изготовлен из стали, с некоторыми специфическими добавками, и причем по очень сложной технологии. Примерно так делают современные скальпели. Невероятная прочность и острота. Плюс к этому, не вдаваясь в технологические подробности, могу с уверенностью утверждать, что вышеупомянутая мной сложная технология, самая что ни на есть ультрасовременная. Ее не так давно разработали спецы из НАСА, для своих, так сказать, космических нужд.

– И что же?

– Но даже и это было бы, так сказать, где-то как-то… приемлемо, что ли, в конце концов, мало ли богатых чудиков? Предположим, один из них решил создать копию древнеегипетского оружия, но только по современной технологии. И вот тут, – Барток неожиданно нахмурился. – Вот тут и возникло некоторое, так сказать, самое главное недоразумение. Давайте с вами посмотрим на итог анализа образца.

Михаил Язепович поманил за собой Молохова и подошел к уже ультрасовременному компьютеру, подключенному к, как показалось Диме, лазерной установке. Несколько пронзительно ярких тонких лучей сходились в одной точке, на которую Барток поместил кинжал. Раздалось тихое гудение и лазерные лучи принялись ощупывать тонкий стержень.

– Чудо техники, – слегка скривив губы сказал эксперт. – Подарили благодарные слушатели политехнического университета. Проводит полное сканирование и результат выдает непосредственно на экран. Обычно исследование и обработка результатов занимает около получаса, но сейчас машина просто определит образец и сопоставит ему хранящиеся в памяти данные. Это, заодно, позволяет устранить возможные неточности… Ага! Уже готово.

Михаил Язепович положил узкую ладонь на мышь и подвел курсор к нужному меню на экране.

– Сейчас мы запросим, – зажав зубами кончик языка бормотал Барток, – Сопоставление… совокупность, так сказать, результатов… вообще… вот!

Эксперт оторвался от стола и сделал шаг в сторону.

– Смотрите, – сказал он, показывая пальцами на экран.

Дима взглянул на выделенные красным шрифтом фразы и почувствовал некий холодок, пробежавший по коже. Приятный или неприятный, сказать было пока нельзя.

– Не может быть, – пробормотал Молохов. – Этого просто не может быть.

– Вот именно поэтому, – пожал плечами Барток, – я и решил, что кто-то разыгрывает старика. Как видите, при всей ультрасовременности технологии, по которой сделан клинок, анализ показывает, что этому кинжалу около 4000 лет.

* * *

– Может техника дурит, – тихо сказал Молохов, вернувшись домой.

– Конечно техника, – пожал плечами Эскулап. – Или Миша на старости лет решил сделаться шутником.

– Не похож он был на шутника.

Но тут Дима с удивлением увидел, что на столе стоит аппетитно пахнущее блюдо с красным мясным соусом. Пока Молохов снимал плащ и ходил в ванную мыть руки, Эскулап сходил на кухню и принес сложенную горкой дымящуюся картошку, посыпанную сверху укропом. Глядя на все это, Дима слазил в бар и вытащил бутылку вина. Водку после вчерашних событий он видеть не мог. Эскулап одобрительно кивнул.

– Сначала еда, а потом разговоры, – сказал он, беря тарелку и накладывая в нее несколько картофелин. – На голодный желудок можно удивить мир только глупостями.

Несмотря на усталость и жуткое напряжение последних часов, молодой организм одержал верх. Втянув носом превосходный аромат томатного соуса с паприкой и кусочками куриного филе, Молохов ощутил, как незамедлительно заурчавший желудок громко потребовал набить его этой вкуснятиной. Разлив по бокалам вино, Дима посмотрел на Эскулапа и с удивлением увидел, как тот закрыл глаза и, сцепив пальцы рук, что-то бормочет себе под нос. Когда старик наконец поднял веки, Молохов вопросительно поднял брови.

– Трудновато стало без этого, – в ответ на взгляд журналиста сказал Эскулап. – У человека рано или поздно появляется потребность в поддержке от высших сил, особенно в старости, когда память услужливо подкидывает тебе неприятные картинки из прошлого.

Старик поднял бокал.

– За что? – спросил Молохов.

– За надежду, – сказал Эскулап. – С ней единственной все становится не таким уж плохим.

Они чокнулись и выпили. На несколько минут Молохов забыл обо всем кроме еды.

– Теперь можем поговорить спокойно, – сказал Эскулап после того, как первый голод прошел, – Не стесняясь. Я знаю, что ты о чем-то хотел спросить меня перед уходом.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я выключил свой жучок и проверил помещение насчет других «ушей». Все что ты дальше мне скажешь, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Как я могу тебе верить? – поинтересовался Дима, натыкая на вилку очередной кусок мяса. – С недавних пор я что-то стал недоверчивым.

– Вполне понятно, – согласно кивнул Эскулап. – Но все же интуиция мне подсказывает, что в моих интересах выключить жучок.

Дима усмехнулся.

– Ладно, – сказал он, помолчав. – Одно мне и вправду показалось странным. После той ночи в клинике, как я понимаю, умерли все, кто там был, кроме убийцы, девушки, что он забрал, разумеется, и Скалина. Очень интересно, как ему удалось выжить?

– Я не расспрашивал, – помотал головой Эскулап. – Но в любом случае, поскольку майор продолжает активные поиски «Капеллы», любой сговор между ними и Скалиным отпадает… Но… ты хотел сказать что-то иное.

Молохов удивленно приподнял бровь.

– Телепатия?

– Я так много проработал с людьми, обладающими экстраординарными способностями, – усмехнулся старик, – что сам кое-чему научился. А если серьезно, то у меня, как и у всякого пожилого человека просто очень развита интуиция.

Дима отодвинул тарелку в сторону. В голове слегка начало шуметь от выпитого. Это было странно. Два бокала красного и…

– Надеюсь ты мне не подсунул в вино сыворотку правды, – сказал Молохов. – Хотя… ты прав. Есть еще одна вещь. Может быть это глупо, но… Почему ты решил, что твоего сына убила именно «Капелла»? Дурацкий вопрос…

– Не дурацкий, – губы Эскулапа сильно сжались. – В тебе, сынок, есть задатки хорошего сыщика, если ты пришел к тому же выводу, что и я.

Они посмотрели друг на друга.

– Почерк убийц, – тихо сказал Молохов. – Способы, которыми отправили на тот свет остальных.

– Вот и я о том же, – кивнул Эскулап. – Все были убиты голыми руками, за исключением одного, которому воткнули кинжал в горло и тех, кто вроде бы покончил с собой. Как бы то ни было, все они умерли не от огнестрельного оружия. Кроме одного человека.

– Твоего сына, – закончил Дима.

– Скал убил его, – бесцветным голосом сказал Эскулап. – Это, окончательно стало ясно после изучения фотографий… Кстати, извини, я залез в твой стол…

– Ерунда, – отмахнулся Молохов. – Я имею в виду стол. Но если… а Скал… кто это?

– Скалин. После того, как у него обгорело лицо, я же уже говорил, он слегка тронулся. Теперь он называет себя Скалом… Женя Скалин никогда бы не убил человека просто так, без очень веской причины.

– Но зачем ему это было нужно?

– Чтобы привязать меня к себе, – Эскулап запрокинул голову, возвращаясь, по-видимому, к старым размышлениям. – Останься Василий жив, я никогда бы не стал копать. Просто работал бы и работал дальше. А так…

– Но ведь ты врал, когда утверждал, будто остаешься с майором из-за боязни того, что в противном случае он тебя убьет, – сказал вдруг Дима. – Я плохой психолог, но тут ты врал, готов поклясться.

– Можешь дальше не продолжать, – махнул рукой Эскулап. – Да, я действительно не боюсь смерти. Хотя Скал и способен расправиться со мной.

Старик провел рукой по лбу. Пальцы его увлажнились.

– Я рассказывал, что, когда майор пришел ко мне и предложил отыскать убийц сына, я был в ярости и согласился, – медленно, взвешивая каждое слово заговорил Эскулап. – Это, правда. К тому времени я уже на 90 процентов был уверен, что это он убил Василия, но согласился работать с ним.

– Но зачем же?

– Из-за “Капеллы”, – просто сказал старик. – Один я не справлюсь с этим делом, а вместе с майором, может быть.

– Опять повторяю, зачем? Не “Капелла” убила… Василия. Месть здесь ни при чем.

– Она убила Илону Ленс. И если бы Васька не сочувствовал ей и не бросился помогать… Да нет, черт! Причина, конечно, не в этом…

Глаза Эскулапа загорелись.

– Большую часть своей жизни я разыскивал и изучал людей с экстрасенсорным потенциалом. Каждая капля необычности, как искра Божья. Я искал ее, сажал в почву, как семечко и выращивал всегда неожиданный и неизвестный плод. Это тяжелый труд, очень тяжелый, – Эскулап разлил вино по бокалам. – “Капелла” же словно обладает эликсиром роста. Возвращаясь к растительной аналогии, она может вырастить из семечка плод в считаные дни. Я хочу знать, как это делается.

– Зачем? Зачем тебе это нужно?

Эскулап немного помолчал, глядя в пространство расширившимися глазами. Ни один физиогномист, даже самый профессиональный, не смог бы сейчас угадать, о чем он думает.

– Затем, – еле слышно произнес старик наконец, – чтобы никто и никогда больше не мог превращать милую и добрую девочку Илону в то, что я видел там, у себя в клинике.

Эскулап усмехнулся.

– Вернее уже не у себя. Меня отправили на пенсию, знаешь ли. Это еще одна причина, хоть и не самая главная.

Глаза Эскулапа недобро блеснули.

Дима задумчиво повертел бокал в пальцах. Глядя на этого на первый взгляд безобидного старика, Молохов вдруг ощутил, как пропал аппетит. Правда только на мгновенье. Вино снова зашумело в голове. Сильнее чем прежде.

– Теперь я полностью доверился тебе, – начал Эскулап, но Молохов оборвал его.

– Не надо, Эскулап, не надо ничего говорить, – голос Димы уже несколько утратил трезвую твердость. – Ты знаешь, на чьей я стороне, поскольку знаешь чьим другом был Бомж.

Стоявшие в углу часы зашумели и начали хрипло отбивать время. Прозвенев один раз, они смолкли, словно устыдившись, что нарушили атмосферу красноречивого молчания.

– Сначала мы пили за надежду, – сказал Эскулап, прерывая затянувшуюся паузу. – За что выпьем сейчас?

Молохов сузил глаза, стараясь поймать ускользавшую мысль.

– Давай за нее же, – сказал он наконец. – Только я хочу немного раскрыть смысл. Раз уж мне суждено вместе с вами ввязаться во всю эту историю с “Капеллой”, то…

Лицо журналиста потемнело одновременно с завершением фразы.

– Выпьем за надежду на то, что заключение Бартока, просто ерунда.

6

Иной раз просто диву даешься, что кто-то из молодых и неглупых людей еще посвящает свою жизнь службе в полиции. И это сейчас, когда слово «мент», это, в лучшем случае смешно. Если бы общество делилось, как в стариной игре на воров и сыщиков, то судя по сформировавшемуся общественному мнению, на данный момент власть в стране явно принадлежит ворам.

"Вечерний звон" 5 мая 20… года.

Старинный приятель Димы Молохова Сергей был из той породы людей, которых принято называть чудиками. В свои 34 года, дослужившись в МУРе до звания капитана, Сергей Михайлович Боков продолжал верить в то, что вслед за преступлением обязательно должно следовать наказание. Правда теперь он верил в это в тайне. Скрывая от всех и в первую очередь от самого себя. Честолюбивый, непокорный и непоседливый студент юридического факультета, коренастый и накачанный, этакий мускулистый колобок, подгоняемый желанием достичь высот профессионализма в деле поимки преступников очень быстро разобрался в тонкостях продвижения по служебной лестнице. Его однокурсник, по всеобщему признанию “пробивной парень” и “человек, умеющий жить”, на одной из студенческих вечеринок подвел итог Серегиным размышлениям.

– Старик, – сказал он полупьяным голосом, обняв Бокова за широкие плечи, – из тебя большой шишки не получится, как ни крути. И больших денег ты никогда не заработаешь, как ни крутись.

– Почему это, – оскорбился Сергей.

– Язык недостаточно длинный и шершавый.

Этого прикола Боков тогда еще не знал, поэтому недоуменно пожал плечами.

– Это ты к чему?

– А к тому, – охотно пояснил “человек, умеющий жить”, – что с таким языком, качественно лизать задницы не выйдет. Так что найди свое место под солнцем, только не слишком высокое, и живи, питаясь своими высокоморальными принципами. А главное, когда тебе начнет казаться, что местечко могло бы быть и потеплее, гони эти мысли прочь.

И вот теперь, после стольких лет, прошедших после этого разговора, повзрослевший, растерявший амбиции Сергей Боков сидел в своей маленькой холостяцкой кухне, пил нечто фруктовое из пластиковой бутылки и размышлял о том, что его пьяный сокурсник оказался прав. Для того, чтобы достичь в обществе какого-то малейшего положения, именуемого этим самым обществом престижным, необходимо было либо иметь “длинный и шершавый язык”, либо научиться переступать через все и вся. Годам к тридцати Сергей понял, что ни тем, ни другим он не обладает, и когда пришло это понимание, жить стало спокойнее. Оперуполномоченный капитан Боков, покинувший юридический факультет через год учебы, нашел свое место под солнцем.

Он хватал за шиворот тех, кто преступил закон, и сажал их в тюрьму, невзирая на лица. Бывало и так, что вмешивались высокопоставленные покровители и тогда Сергей на рожон не лез, полагая, что от мертвого опера прок небольшой. Он просто поддавался силе, но потом неутомимо искал новые и новые грехи уже облегченно вздохнувшего “клиента”. Заканчивалось обычно все тем, что “клиент”, донельзя удивленный, оказывался снова за решеткой.

– Никак я не пойму, почему тебя еще не убили? – искренне удивился на одном из допросов очередной арестованный. – Лично мне известны по крайней мере трое людей, которым достаточно пошевелить пальцем, чтобы от С. М. Бокова осталась только светлая память.

– И не говори, мать, – буркнул Сергей, вызывая конвой, – сам удивляюсь.

“Это потому, что я наглый. Все уже привыкли к тому, что кругом мир, наполненный умными людьми, старающимися зарабатывать деньги любым путем, а такой динозавр как я начинает вызывать беспокойство только тогда, когда сделать-то уже ничего нельзя. Господи, как же я хочу научиться зарабатывать деньги как все! Вот только воспитание не позволяет, спасибо родителям. Хотя, конечно, все еще жив я только потому, что нашел мистера Лузгина. Или он меня нашел.”

Боков вынырнул наружу из глубин размышлений и сразу же в уши хлынул поток слов, извергаемый Димой Молоховым, который вот уже битый час ходил в разговоре вокруг да около неких важных вещей. Зная по опыту, что в таком случае человека лучше не торопить, Сергей предоставил своему приятелю возможность выговориться, а сам предался собственным мыслям.

В то время он еще не знал, что вот именно сейчас судьба в лице старого приятеля Молоха, сводит его с человеком, с которым при других обстоятельствах и хотя бы пару месяцев назад Боков вполне мог подружиться.

Тут Молохов на секунду прервался.

– Похоже, ты меня не слушаешь, – подозрительно сказал он.

– Конечно, – Сергей отставил в сторону питье и весело взглянул на Диму своим знаменитым прищуренным взглядом. – Ты, старик, час назад сказал, что нужно о чем-то поговорить, а вместо этого, завел разговор о ерунде. Может наконец перейдешь к делу?

Молохов все еще колеблясь вытащил из кармана сигарету.

– Она не поможет, – сказал Боков. – Раз уж пришел, так рассказывай.

– Послушай, – медленно произнес Дима, – как-то на днях ты мне рассказал, вернее вскользь упомянул о какой-то своей “крыше”.

– “Крыша” – не то слово, – поморщился Сергей. – От него уголовщиной попахивает, хотя по смыслу вроде близко. Слышал когда-нибудь о таком народном избраннике как Лузгин?

Дима вытолкнул вверх идеально ровное колечко дыма.

– Нет. Депутатов сейчас как грязи.

– Так вот, – Боков отобрал у Молохова сигарету, затушил и выкинул ее в мусорник. – Это и есть моя “крыша”. Поскольку господин Лузгин не собирается довольствоваться депутатским окладом, он и помогает мне бороться с преступностью на данном этапе нашей с ним карьеры.

– Не вижу связи, – Дима подошел к плите и приподнял крышку с кастрюли. Оттуда вырвался пар. После обеда с Эскулапом прошло почти шесть часов, и голод вновь давал о себе знать, пиная стенки молоховского желудка.

– Связь есть, – меланхолично пожевывая спичку сказал Сергей. Уже несколько недель он боролся с курением, но вспоминал об этом только тогда, когда кто-то начинал дымить в его присутствии. – Хороший артист должен тщательно подготовить свой выход на большую политическую арену. А Лузгин артист хороший, поэтому к предвыборной кампании готовится уже сейчас, когда никто о нем, собственно, и не знает.

– О, я и не знал, что будущность президентского кресла зависит сейчас от того, будет ли защищен Сергей Михайлыч Боков.

– Не ерничай. Бокову Сергей Михалычу, абсолютно наплевать на далеко идущие депутатские планы. Важно то, что Лузгин готов сейчас ради этого идти по головам.

– По чьим?

– Вот, – Боков заерзал на табуретке. – По чьим… Он хочет идти по крупным уголовным головам. Это будет козырь его предвыборной суеты. Он, конечно, на такое не решился бы, но за ним стоят весьма серьезные люди, которые давно завязали и теперь с помощью Лузгина хотят дорваться до власти и воровать уже законным путем. Ну и попутно по дороге к вершине они сдадут ему, а значит мне несколько своих заклятых друзей. Понял теперь?

– Никогда не думал, Серега, – серьезно сказал Молохов, – что ты будешь помогать ворам, пусть бывшим, добираться до руля.

– А хрен с ними, – отмахнулся Боков. – Хорошо зная человеческую натуру, я не колебался ни секунды, когда шел на контакт с Лузгиным. А натура человеческая такова, что, когда кому-нибудь предоставляется возможность ткнуться носом в государственную кормушку, во-первых, он начинает так поспешно и громко жевать, что перестает слышать и голос своих избирателей, и голос совести. Ну а во-вторых, во время предвыборной гонки очередному кандидату падает в карманы столько грязных денег, что в финале он оказывается в них по уши. И тут то наступает время раздавать долги. Сам понимаешь, что в таких условиях желание бороться за светлое, доброе, вечное пропадает и начинается банальный сбор денежных средств. И инстинкт самосохранения подсказывает, что президент, это ведь только для толпы – полновластный хозяин, а для настоящих хозяев жизни – просто марионетка, у которой всегда можно обрезать веревочки.

– Может ты и прав, но зачем этому помогать?

– Когда я говорил о заклятых друзьях, Димочка, я имел в виду очень крупную уголовную братию. Это как раз те трижды проклятые шеи, на которые мне так и не дали до сих пор надеть петлю. А с помощью Лузгина и тех, кто за ним, я наконец-то смогу отправить их или на тот свет, или за решетку до конца дней.

– Ты становишься, по-моему, просто участником воровской разборки, – покачал головой Молохов.

– Пусть так, – Боков хлопнул увесистой ладонью по столу. – В разборках, если только они не затрагивают мирных граждан, я вижу только положительные черты. Пускай братва режет друг друга, нам работы меньше. А вот еще одно соображение и покончим с этим разговором. Как я уже говорил, дорвавшись до власти воровать станет любой, так пусть он хоть на пути к вершине сделает что-нибудь полезное.

– И что потом?

– Потом? – Боков улыбнулся. – Потом появится новый Лузгин. И еще несколько могил и камер получат своих законных постояльцев.

– И как, – задумчиво сказал Дима, – уже что-нибудь вы с ним наворотили?

– Есть кое-что, – уклончиво ответил Сергей. – Но Лузгин зациклился на идее, что ему нужно очень крупное дело. Которое способно вызвать грандиозный скандал. Поэтому, я сейчас усиленно ищу свою самую крупную занозу. Беда в том, что крупных стало что-то очень много и встала проблема выбора.

– В таком случае, – усмехнулся Молохов. – Моя заноза не пригодится? Она тоже не слабая.

– Твоя? – Боков поднял бровь. – Надеюсь не газетной уткой ты собираешься меняпотчевать?

– Я вообще-то не считаю себя способным на такие шутки…

– Ты попал в какой-то переплет, – вдруг заявил Боков.

– С чего ты взял? – скривился Дима. Временами Серега доставал его этакими шерлокхолмсовскими штучками.

– У тебя типичный взгляд затравленного зверя. Все настолько плохо?

– Бывало и лучше, – кивнул Молохов, нерешительно помялся, но все же продолжил, – У меня тут в квартире завелся старичок один…

* * *

– Все идет как надо. Твое дело выполнять, что говорю.

– Ладно, ладно. Хотя мне и не понравился тот последний приказ людям Тролля, который ты отдал.

– Что я слышу? Отрыжка совести? Уже забыл, как он нацелил на тебя ствол? Какое тебе дело до этого папарацци. Молохова надо было воодушевить на борьбу и быстро. Ну или сломать. Если сломался, то будет делать то, что скажем, ну а если воодушевился, то поскачет к Бокову, что нам и нужно. Скоро “Капелла” вновь даст о себе знать и к тому моменту нам нужно быть во всеоружии.

– С чего вдруг такая уверенность?

– Ведьмы нашептали.

– Ну ладно, ладно. Еще вопрос, папаша. Козыряю бестактностью. Не жалко было сына на тот свет отправлять? Я, конечно, выполнил, что ты велел, но не понимаю…

– Он стал проявлять излишнюю чувствительность по отношению к этой девке. Не стоит примешивать чувства туда, где они неуместны.

– Да я понимаю. Но сын все-таки.

– Сын? Ну-ну… ну-ну… если уж разговор о чувствах, то тебе его, как одноклассника, должно быть жальче, чем мне.

– Это то, о чем мне подумалось?

– Не лезь в это, майор. Это касается только меня и моей… также покойной женушки. Я смотрел на него, видел, как он рос и год за годом представлял, как все это закончится. Тоже своего рода удовольствие.

– Жуткий ты старикан.

– Запомни, сынок. Если хочешь достигнуть чего-нибудь в нашем говенном мире, первое, что ты должен усвоить, это одно нехитрое физическое упражнение.

– Какое же?

– Ходьба по трупам.

* * *

Когда Молохов закончил свой рассказ, Сергей сел к компьютеру, за который, кстати, до сих пор выплачивал деньги, и просмотрел историю болезни Илоны Ленс. Потом он еще некоторое время сидел, молча вглядываясь в погасший экран.

Наконец Сергей крутнулся на вращающемся стуле и оказался лицом к лицу с кусающим от нетерпения губы Молоховым. Боков заговорил как раз в тот момент, когда это собирался сделать Дима.

– Что я тебе могу сказать, старик, история, конечно, дикая.

– Тогда у меня одна надежда, – с бледной улыбкой сказал Молохов, – что ты мне веришь. Иначе мне прямая дорога вслед за Бомжом.

– Верю я тебе или нет, это не тот вопрос. Я – опер, а потому привык верить исключительно бесспорным фактам. И вот их то я тебе сейчас изложу.

Сергей поднялся и заходил по комнате, время от времени потирая ладони, что являлось у него признаком растущего волнения.

– Трупы на твоих фотографиях мне знакомы, – глухо сказал Сергей. – Их привезли как раз в ту самую ночь, о которой ты говорил. Случай был, что называется не очень странный, когда устраивают разборки и не то бывает.

– Но ведь… – подскочил усевшийся в начале разговора на табуретку Молохов.

– Не егози, – Боков поднял руку. – Я не закончил. Окажись тела единственным совпадением с твоим рассказом, я послал бы тебя к чертовой матери еще пять минут назад, но тут было еще кое-что, – Сергей умолк, и по нахмуренному лицу Дима определил, что он принимает какое-то решение. Когда морщинки на лбу разгладились, Боков продолжил. – Мы не успели ничего выяснить. Через два часа после того, как доставили убитых, к нам подкатили несколько парней из ФСБ, размахивая высочайшим приказом и с пеной у рта потребовали передать все материалы по этому делу совету безопасности. Материалов, собственно, никаких еще не было, поэтому мы отдали им покойничков и забыли о том, что их видели. Я лично вообще удивляюсь, как эти жмурики попали к нам. Вид у федералов был как у обгадившихся щенков. Кто-то труповозки не туда отрулил, не иначе.

– Ага, – воскликнул Молохов, соскальзывая с табуретки. – Подтверждается моя сказка.

– Не пойму я, чему ты радуешься, – Сергей устало взглянул на суетящегося Диму глазами столетнего деда. – Тут, батенька, впору плакать. Судя по всему, налетел ты на весьма серьезных людей, которые лично мне внушают не менее серьезное беспокойство. Они во что-то играют, и ты будешь сидеть здесь, у меня, пока я не пойму, во что, – тоном, не допускающим возражений, добавил он.

Боков налил в чашку чай и одним глотком осушил ее.

– Ты что затеял? – подозрительно спросил Молохов, глядя, как Сергей натягивает куртку.

– У меня, приятель, еще и работа имеется к твоему сведению, – ворчливо сказал Боков, заматывая шею мохнатым шарфом. – До завтра ты – мой гость. Делай что хочешь, за исключением одного. Не высовывайся из дому. Если кто вдруг позвонит в дверь, не открывай, попытаются взломать позвонишь вот по этому телефону, – Сергей быстро черкнул карандашом по вырванному из блокнота листку. – Когда вернусь, придется нам вырабатывать стратегию поведения. Майор и Эскулап наверняка уже знают, что ты у меня сидишь.

– Сергей, – тихо сказал Молохов. – У меня не было другого выхода. Я бы не впутывал тебя, но…

Боков похлопал его по плечу. Благодаря недюжинной силе, хлопки его несколько напоминали удары.

– Знаешь, старик, – сказал он, – мне не нравится, когда убивают людей. Странно, но меня это так злит, что я просто буду сам не свой, если хотя бы не попытаюсь засадить за решетку убийцу… Или убийц.

Боков подошел к двери и уже щелкнул замком, но вдруг обернулся и бросил стоявшему посреди комнаты Молохову:

– И кстати говоря, не знаю почему, но Эскулап твой мне нравится еще меньше, чем Скал.

7

Каждый раз, готовясь подарить кому-нибудь подарок, сталкиваешься с проблемой выбора. Если подарить, то что, за сколько и так далее. Причем, больше всего мучений возникает именно тогда, когда подарок предназначен для любимого человека. Вот так и получается, что радость для одного, нередко превращается в проблемы для другого.

"Вечерний звон" 14 февраля 20… года.

– Маргарита, на сцену! Ты меня с ума сведешь!

– Уже бегу!

Марго воровато оглянулась по сторонам и быстро перекрестилась. В Бога она не верила, но от привычки креститься перед выходом на сцену не отказывалась. В последнюю секунду перед тем, как окунуться в привычную атмосферу классической музыки, молодая балерина Маргарита Славина старалась думать только о хорошем. Позади раздалось шуршание. Марго резко обернулась и увидела на полу серебристый цветочный пакет, сердито выметаемый уборщицей.

“Руди пропал и некому больше принести мне цветы перед выступлением”.

Она попыталась отогнать эту мысль, думая о тех многочисленных букетах, которые лягут к ее ногам сегодня, после очередной, но как всегда уникальной премьеры.

“И может быть… нет, наверняка, среди них будут огромные длинные розы, я ведь их так”

– Ненавижу, – тихо сказала она. – Я не могу их видеть.

Оркестр начал хорошо знакомую по бесчисленным репетициям мелодию, означавшую, что уже пора.

“Нет еще, на четвертый такт.”

– Он знает, какой сегодня важный для меня день. Он, меня любит, – прошептала Марго, шагнув вперед. – Он придет.

* * *

From

«Capella»

to

Nemesis…

«Маленькую белую фею можно снова приручить.»

* * *

– Боков, хочешь хороший совет?

– Нет, – ответил Сергей, сосредоточенно изучая ленивую осеннюю муху, ползающую по телефонному аппарату.

Голос в трубке расхохотался. Это был тот же самый голос, который много лет назад объяснял Сереге преимущества длинного и шершавого языка.

– И все-таки слушай. Мы здесь этим делом уже не занимаемся. Имя Кожухова помнит только его семья, так что, ты ему сват или брат?

– Раз он меня интересует, то я ему и то и другое. Так что, поделишься своей великой мудростью или пойдем по домам?

На другом конце провода поворчали.

– Ладно, банный лист, ты ведь не отстанешь. Даю наводку… Кстати, Боков, ты там по защищенной линии разговариваешь?

– Нет, тут 23 параллельных телефона и сейчас их раздают случайным прохожим. Не пори ерунды.

– Ну так вот. Отравитель какое-то время жил с Маргаритой Славиной, это…

– Я знаю кто это, – отрезал Сергей. – Ближе к делу.

– А это все, – весело сказали вдали. – Я уже сказал, все закрыто, все забыто. Забудь и ты. Ах, извини. Ты же в советах не нуждаешься.

– Добавь деталей, скупердяй.

– Окей. У них все было достаточно серьезно, так что сам понимаешь, этот адрес до того, как дело закрыли был изучен до последней нитки. Музыкант из постели Славиной испарился и больше в поле зрения не наблюдался. Раньше он посещал каждый ее спектакль, носил огромные букеты, а после…

– Все ясно, спасибо за помощь, – Сергей понял, что больше ему ничего не узнать и повесил трубку.

Боков несколько раз выдвинул и задвинул верхний ящик своего рабочего стола. В последний раз он проделывал эту бессмысленную операцию только в состоянии нервного потрясения после смерти своего отца полгода назад.

Через минуту он вышел в сеть и зашел на сайт Большого театра.

– Так… “премьера… юбилейный спектакль Маргариты Славиной… Сегодня… “

– Сила любви – великая вещь, но профессионал тем и отличается от простого человека, что не поддается импульсам, – задумчиво пробормотал Боков, откладывая в сторону афишу и сталкивая со стола газеты. – Он не будет так рисковать… Или… Да нет, чушь. Глупые сентименты.

Сергей запер кабинет и направился к выходу из управления. Спускаясь по широкой и длинной лестнице, он считал ступеньки.

“Три, четыре… все подтверждается, хотя бы в отдельных эпизодах… семь, восемь… Эскулап и Скалин – реальные люди, как и перестрелка у клиники… одиннадцать, двенадцать… ФСБ замяло дело… все шито-крыто… Пока…”

Боков открыл тяжелую дверь и вдохнул уже порядком заледеневший воздух.

– И все же, – проговорил он, опустив свой острый нос в шарф, – может быть стоило…

Впервые в жизни Сергей оказался на распутье и никак не мог выбрать дорогу, по которой идти.

Так ничего и не решив, он пошел по улице, время от времени наталкиваясь на прохожих и убеждая самого себя в правильности поведения.

– Он профессионал… он никогда не завалится на такой глупости… человек, натянувший нос ФСБ… нет, не поеду и говорить с ней не стану… пора домой, голова уже так и так не соображает. Надо спать.

Он махнул рукой и остановил такси. Усевшись рядом с непрерывно жующим парнем, Боков еще раз отрицательно мотнул головой в ответ на собственные рассуждения.

– Куда едем, – спросил парень, включая счетчик и перекидывая жвачку за левую щеку.

Сергей надул щеки и огорченно выпустил воздух.

– К Большому театру, приятель.

* * *

Рудольф Майер появился к концу второго акта. Сегодня утром ему вдруг показалось, что настала пора сделать Нечто. Пусть даже это будет очередной букет роз для любимой. Само слово очередной, казалось бы, должно слегка подпортить впечатление и неизбежно, превратить Нечто в самый заурядный подарок, но, учитывая то положение, в котором оказался Майер по вине глупого Кожухова, не умевшего как следует шпионить, букет роз опять таки трансформировывался из подарка в Нечто. Впрочем, чтобы окончательно успокоить совесть, Рудольф купил ОЧЕНЬ большой букет.

Он с трудом пронес его мимо восхищенно улыбнувшейся билетерши и вошел в заказанную ложу. Майер нарочно долго усаживался, старательно укладывая на пустующие рядом сидения сотню роз с необычайно длинными стеблями. Он снял бумагу, стараясь не слишком сильно шуршать, прикоснулся пальцами к колючке, затаившейся среди листьев и только тогда осмелился посмотреть на сцену.

Время прекратило свой бег.

Маленькая белая фея, далекая и недосягаемая, кружащаяся по волнам танца. Майер закрыл глаза, тихо напевая про себя мелодию и стараясь вспомнить каждую секунду проведенного с Маргаритой времени. Он вспоминал ее губы, гибкое и шелковистое тело, согревающее теплом обледенелую душу убийцы, светлые волнистые волосы, способные осушить даже невидимые слезы, порожденные совестью, оживающей иногда несмотря на все старания.

Когда Рудольф открыл глаза, букет, лежащий рядом показался ему жалким и чахлым.

– Я подарю его, пусть хоть небо обрушится, – вполголоса пропел Майер, стараясь в точности повторить финальную тему. – Ведь ты не поверила всему, что обо мне рассказали. Я знаю…

Идя сюда, он даже не потрудился изменить внешность. Он остался Руди Майером. Так требовали его личные правила игры. Да и персональный дьявол сегодня прислал по сети очередное письмо, где успокоил относительно слежки и всего прочего. Однако правила уже Большой игры требовали исчезнуть и Немезис обязательно это сделает.

Попозже.

Через несколько минут зал взорвется аплодисментами, награждая фею танца тем, что ей больше всего по вкусу, как и положено во всякой хорошей сказке. Восторгом и преклонением. А потом прекрасный принц (в главной роли Р. Майер, самый плохой принц, какого только можно себе представить), как всегда, подойдет к двери гримерки, немного постоит, пока все остальные обожатели не заметят его тяжелую ношу. Тогда они почтительно расступятся, отравленные ароматом настоящей любви или просто испуганные появлением сумасшедшего с безумно дорогим букетом.

А может быть, все будет и наоборот. Реальность треснула и стала сползать куда-то в грязную вонючую тину чужого сознания.

Немезис потянулся к цветам. Рука скользнула в глубину. Зеленые стебли расступились, пропуская ярко сверкнувшую в темноте серебристую керамику. Щелкнул предохранитель. С легким жужжанием поднялась трубка прицела.

Фея танца плавно взмахнула руками и опустилась на доски сцены, слушая финальный аккорд, перебиваемый громким стуком сердца.

Агент “Капеллы” отогнул приклад и заглянул в прицел.

Маргарита осторожно подняла глаза и с тоской посмотрела на ложу, в которой обычно всегда в этот финальный момент могла увидеть…

– Боже мой, – с ужасом выдохнула она.

Мерцающий крест перечеркнул лицо. Дирижер резко опустил руки. Оркестр смолк. Наступила секундная пауза между затихающей музыкой и громом множества ладоней, ударяющихся друг о друга.

Глаза Немезиса встретились с глазами Маргариты, внезапно прозревшей как раз в тот момент, когда почти беззвучно хлопнул выстрел.

– Макс, – прошептала она, автоматически проделывая финальное па и чувствуя, как с легким хлопком что-то ударилось в грудь. Тут же перехватило дыхание и все исчезло.

– Браво, Марго, – прошептал убийца, – жаль, что феи не бессмертны.

Бесчувственное тело Маргариты плавно и красиво опустилось и замерло. Зал взорвался аплодисментами, приветствуя рождение новой звезды балета.

* * *

Когда человеку надоедает мыслить, самое лучшее, что он может сделать это поспать. Молохов устал от головоломок, которые обрушились на него без предупреждения, как это всегда с ними бывает в том случае, если автор хитроумных задач не вы, а кто-то, вам совершенно чужой. Каждый реагирует на стресс как может, что до Димы, то он вышел в прихожую, проверил, заперта ли дверь и рухнул на диван, стараясь устроиться на подушке поудобнее до того, как сон полностью выключит сознание.

Это ему не удалось.

Не успев как следует улечься, он провалился в совершенно черный мир без сновидений. Без пространства и времени. Лучшее место для уставшего. Молохов наслаждался блаженством покоя несколько часов. Уже стемнело за окном. Огромный рыжий кот, которого Боков почему-то назвал Туфель лениво и беззвучно спрыгнул со шкафа. Наступало его время. Время, когда можно было безнаказанно подпрыгнуть и повиснуть на ручке холодильника, потянуть ее вниз и проникнуть в ледяной рай.

Крадучись пробираясь по коридору, Туфель воровато покосился на вздрогнувшую входную дверь и на всякий случай уселся, проводя лапой по усам. Подозрительный шум прекратился. Туфель фыркнул и не колеблясь более ушел на кухню.

Дрожащие красные цифры электронных часов, заключенных в поцарапанный зеленый корпус, на секунду замерли и превратились в две двойки и два нуля. Одновременно с негромким пищанием маленького динамика оглушительно затрезвонил допотопный телефон, стоявший на полу возле дивана. Молохова подбросило вверх. Он сослепу пошарил в воздухе на уровне глаз, но потом вспомнил, где находится и опустил руку вниз.

– Слушаю.

– Ты что там дрыхнешь? – послышался голос Бокова, нервный и напряженный до отказа.

– А что, долго ждал?

– Вообще-то нет, но голос у тебя как у заядлого алкоголика. Такой бывает только у посетителей нарколога или у только что проснувшихся.

– Потрясен твоими способностями в области дедукции, – промямлил Молохов, поудобнее усаживаясь. – Чего звонишь?

– Я сегодня приеду или совсем поздно, или не приеду вовсе. Так что разговор наш откладывается на завтра.

– Подожди, но может хоть выскажешь свое отношение, чтоб мне времени не терять…

– Старик, это не телефонный разговор. Считай, что ты не один, это все, что я могу тебе сказать.

Дима поднял глаза к небу, чтобы прошептать нечто вроде благодарственной молитвы.

– А что там у тебя случилось? – спросил он, протирая левый глаз.

– Маргариту Славину убили, – нехотя произнес Сергей и что-то невнятно добавил в сторону. – Это ты все и так узнал бы завтра из газет. Большего пока не скажу. А вообще, я сегодня крупно облажался, надо было слушать интуицию.

– Славина? – Дима прислушался к гудкам отбоя и помахал трубкой в воздухе. – Где-то я слышал это имя…

– Это, балерина, – произнес Эскулап, появляясь из темноты. – Подававшая большие надежды, надо сказать. Кроме того, одноклассница моего сына. Я видел несколько ее выступлений. Вся беда в том, – продолжал старик, вынимая трубку из окоченевших пальцев Молохова и аккуратно опуская ее на рычаг, – что связалась она не с тем, с кем надо.

Он двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана пиджака знаменитый мундштук. Появившаяся вслед за ним сигарета вскоре уже дымила, испуская приятный аромат дорогого табака.

– Все беды у современных девушек, да и вообще у людей, – наставительно сказал Эскулап, – сводятся, в сущности, к тому же самому.

Старик благодушно сцепил руки на животе. Струйка дыма поднималась вверх, немного затуманивая прищуренные глаза. Молохов постепенно оттаял и одновременно вдруг ощутил, как хаос спутанных мыслей, приведенный в порядок снов, медленно выстраивается в нечто четкое и логичное. Горло стиснуло.

– И что теперь? – откашлявшись спросил Дима. – Расстрел на месте или повесишь, как Генку?

Эскулап приподнял узкие плечи, скривив рот в неопределенной гримасе.

– Как догадался? – равнодушно произнес старик, усаживаясь на подоконник и стряхивая пепел в цветочный горшок. – Насчет Генки?

Молохов вяло усмехнулся. Сев прямо, он глазами поискал вокруг что-нибудь тяжелое. Самым тяжелым предметом в зоне досягаемости была диванная подушка. Оставалось только тянуть время в надежде на…

“Хоть что-нибудь, черт возьми!”

– Как догадался говоришь? Очень просто. Из разговора с тобой ежу стало бы понятно, что ты старый НКВДешник, КГБшник или что там еще.

– Ну и?

– Ну и вот. Приемы у тебя, папаша, классические. Вернее, у вас с майором. Один следователь играет роль маньяка и злодея, чередуя свои угрозы и брызганье слюной с другими сеансами, во время которых арестованный попадает в руки другого офицера – доброго и ласкового, который не запугивает, а наоборот уговаривает, выражая сожаление и сочувствие и одновременно те же бумажечки с признанием вины на подпись сует.

Словно математик, решивший сложную задачу, Дима рассмеялся с облегчением и почти дружелюбно взглянул на молча дымящего Эскулапа.

– Впрочем, дед, был я к тебе, кажется, несправедлив. Методику ты все же улучшил. Ты не сочувствие выражал, а помощи моей попросил. Браво! Из тебя вышел бы отличный психолог. Так я повторяю вопрос, что со мной будет?

– А ничего, – сказал Эскулап. – Ты свое дело сделал, так что все в порядке. Кстати, я и так хороший психолог, помимо всего прочего.

Молохов покачал головой.

– Может расскажешь, все как есть, старик, – попросил он. – До того осточертели все эти тайны и недомолвки. Давай я сам начну, чтоб тебе легче было. Ты ведь рассчитал, что я пойду к Сереге, верно?

– Это, твое слабое место, – кивнул Эскулап.

– Кто? Сергей?

– Да нет. Вы, я имею в виду молодежь, все стремитесь взять под свой контроль. И это неплохо, но вот с терпением дела обстоят хуже.

– При чем тут терпение?

– А при том, что устанавливать контроль над ситуацией нужно постепенно. Так, чтобы противник и не подозревал, что его власть над обстоятельствами уплывает из рук капля за каплей. А ты стал действовать так же, как и все. Решил начать собственную партию открыто. Пошел к Бокову, прекрасно зная, ну или хотя бы догадываясь, что за тобой установлена слежка.

Облизнув губы, Молохов быстренько извлек из стройного ряда мыслей нужную.

– Лузгин! Вот в чем дело.

– Теперь моя очередь сказать “браво”, – невозмутимо произнес старик. – Этот политик ищет козырь для своей предвыборной кампании. Вот это уже ЕГО слабое место. Благодаря этой слабости, когда придет время, мы и познакомим его с “Капеллой”, – Эскулап сжал кулаки и столкнул их друг с другом, – лоб в лоб.

– А зачем же ты ко мне в доверие втирался? – с искренним любопытством спросил Молохов. – Ведь и так все шло как надо.

– Для того, чтобы я мог спокойно отправить тебя к Бокову и таким образом наладить связь с Лузгиным, – Эскулап глубоко затянулся. – Повесив твоего дружка, мы приперли тебя к стенке, и ты вместо того, чтобы поднять лапки к верху, начал выкаблучиваться.

– Ну так и что? Ведь я и так сыграл тебе на руку.

– Верно. Но не совсем. Лучше было бы пойти к Сереге, когда прикажут.

– Ущемленное самолюбие зудит?

– Причем тут это, – поморщился Эскулап. – Зачем ты думаешь я перед тобой вчера распинался, приводил аналогии с игрой, для описания сложившейся ситуации?

– И почему же? – подыграл ему Молохов.

Старик сделал вид, что не заметил насмешки.

– Распинался я потому, что хотел вбить в твою тупую голову очень простой вывод: ты в этой игре ничего не смыслишь, поэтому делать нужно то, что говорит человек, съевший на этом деле собаку.

– Но ведь я вроде все сделал как надо.

– Пойти к Бокову шаг был правильный, – кивнул старик. – Но несвоевременный. Ты начал атаку тогда, когда удар еще не был подготовлен.

– Но теперь то все, – весело сказал Дима. – Я твердо решил послать вас с майором к едрене фене.

– Пожалуйста, – Эскулап просто излучал благодушие, – попей минералочки и остынь. – старик кивнул стоявшую у кровати закупоренную бутылку. – Нарзан хорошо от нервов помогает.

Дима взял в руки пластиковую бутыль и прищурившись посмотрел на старика.

– И что ты туда намешал? – тихо спросил он. – Какого яда я удостоился?

– Болван, – вздохнул Эскулап. После этого он отобрал нарзан у Молохова, отвинтил пробку и сделал большой глоток. – Я тебе уже говорил, ты свою роль отыграл, поэтому свободен, как птица. А яд на такого дебила как ты просто жаль переводить.

Дима поморщился и в свою очередь отпил из бутылки.

– Значит, я свободен? – произнес он, вытирая губы. – Ну а если я расскажу обо всех ваших планах Сереге?

– Пожалуйста. Он теперь от этого дела не отступится в любом случае. Боков же энтузиаст и вкупе с этим – идеалист, а значит, чтобы наказать такого мегазлодея, как “Капелла”, пойдет до конца.

– Еще один вопрос и я признаю тебя величайшим интриганом всех времен, – Молохов сглотнул, ощутив в желудке взбунтовавшуюся кислоту. – Зачем было связываться с Боковым через меня? Почему было не прийти прямо к нему или к самому Лузгину?

Эскулап засмеялся.

– Видно, что ты не знаешь Лузгина. Подозрительнее человечка еще не видела большая политика со времен Сталина. Подходить к нему требовалось ой как аккуратно. Этим и займется твой Сергей. А Боков человек упрямый и как знать, мог просто послать меня подальше со всей этой историей. И на то, чтобы переубедить его потребовалось бы гораздо больше времени, чем затратил ты.

И тут впервые Молохов увидел, как сквозь напускное равнодушие и старческую вялость проскользнула злоба и неукротимая энергия расчетливого и бессердечного человека.

– Осторожнее, дед, – все еще пытаясь сохранить присутствие духа проговорил Дима. – Еще немного и с тебя спадет маска.

Эскулап вдруг подался вперед.

– А зачем мне перед тобой притворяться? – прошипел он, уже не стараясь скрыть своих змеиных повадок. – Ты уже не важен и не нужен.

Молохов похолодел. Появившаяся изжога внезапно выросла до неописуемо острого жжения.

Взгляд журналиста упал на бутылку нарзана.

– Ты же… ты же… пил из нее, – прохрипел Дима с широко расширенными глазами.

Старик сделал плавное движение рукой, словно фокусник, показывающий чудеса иллюзии и на его ладони оказалась красно-зеленая капсула.

– Нейтрализатор, – сказал Эскулап. – Достаточно принять за час до… и можно пить отраву. Определенного вида, конечно, и в небольшой концентрации, но вполне смертельной для того, у кого нет такой вот пилюльки.

Сильнейший спазм стиснул желудок, сжигая волю в мучительном огне. Но все же, пользуясь силой, проявляющейся в том, кто очень хочет жить, Молохов сумел дотянуться до телефона.

Эскулап спокойно взял валяющуюся на полу бутылку.

– Нужно было делать, что говорю, – глядя на корчащегося у ног Молохова сказал он. – Убили балерину, а это значит, что “Капелла” уже прослышала о твоей поспешности и пошла в атаку.

– “Скорая”, – заплетающимся языком произнес Дима, уже не слыша даже собственных слов. – Помогите… я…

Молчащая трубка упала на выдернутый из розетки телефонный провод.

Эскулап вылил нарзан в унитаз и спустил воду.

– Опять она хочет навязать нам свои правила. – сумрачно бормотал он, тщательно моя руки под краном, не обращая внимания на затихающий хрип журналиста. – Но ничего, мы теперь тоже подсуетимся. А такой неудобный и своенравный балласт как ты, журналист, помешает нам двигаться достаточно быстро.

После этого он подошел к телефону, стоявшему на кухне.

– Это “Вечерний звон”? Да. Я звоню по поручению Молохова Дмитрия. Да, да. Он больше не будет у вас работать… Не знаю.

Слушая возмущенные и растерянные вопли Мамы, Эскулап покосился на неловко вывернутую ногу, видневшуюся на пороге комнаты в другом конце коридора.

– Он получил более заманчивое предложение, – сказал старик. – О, нет, не в государственной газете, берите выше, – он повесил трубку и добавил. – Или ниже. Все зависит от степени греховности.

8

Его лицо преобразилось до такой степени, что всем тут же стало ясно – перед нами совершенно другая личность. Он заговорил другим голосом, совершенно не похожим на свой привычный всем нам баритон и попросил закурить, хотя всегда чувствовал отвращение даже к запаху сигаретного дыма.

– Изгоним дьявола, – сказал священник, начиная обряд экзорцизма, на котором мне повезло поприсутствовать.

"Вечерний звон" 31 октября 20… года.

Человек, который вполне мог стать главным героем сенсационного материала под названием “Убийца балерины”, сидел в полумраке довольно уютного кафе и, что называется, искал истину в вине. Вернее, в бренди. Вообще-то бренди он не любил, но заказывал официанту уже четвертую порцию.

– Мне нужно сбрендить, – хмуро пробормотал он и тоненько засмеялся, что объяснялось уже выпитыми тремя стограммульками, а кроме того, из ранее выбранных в меню трех салатов лишь один был слегка уколот вилкой. Но, если честно, Руди Майер и на трезвую голову не смог бы ответить, зачем заказал всю эту жратву.

Заказал и все.

Он проглотил очередную дозу антидепрессанта крепостью в сорок градусов и закинул в рот еще одну вилку салата, вроде бы из крабов. Тут ему стало почти хорошо.

“Что бы там ни говорили, а убивать людей – дерьмовое занятие. Хотя и не такое уж сложное”.

Он щелкнул пальцами, требуя пятую порцию. Мир окрасился в розовые краски, растворив мысли в приятном отуплении.

Висящие под потолком муляжные рыбины, озаряемые тусклым светом горящих вполнакала ламп, оставляли на полу причудливые тени. В этот час в кафе «Аква» посетителей было немного. Молодой парень в пиджаке с синим отливом что-то шептал на ухо улыбающейся куколке в облегающем свитере, хмурый мужик, время от времени бросающий нетерпеливый взгляд на часы и постукивающий по полу носком ботинка, да пьяный в стельку киллер, вот и все.

Майер переводил мутный взгляд с одного посетителя на другого, наслаждаясь буйством цветовой гаммы в хмельных глазах.

Вдруг что-то темное выросло перед ним, смешав радугу в грязное пятно. В нормальном состоянии Майер вздрогнул бы, поскольку неожиданно оказалось, что за его столиком кто-то сидит. Хотя, в нормальном состоянии он заметил бы, как этот кто-то пришел и уселся.

С трудом подняв глаза от не очень чистой скатерти, Майер сначала скользнул взглядом по черному свитеру, тяжелой русой косе, свободно лежащей на левой груди и, заканчивая зрительное путешествие, уставился осоловелым взглядом на довольно-таки сильно покрашенном лице.

– Привет, – промямлил он, не настолько пьяный, чтобы не понять, кто перед ним. – Хочешь сдать мне в аренду уцененное тело?

– А ты прямолинейный, – путана щелкнула ярко-красным когтем по майеровской пачке сигарет и ловко подхватила тонкими пальчиками выскочившую сигарету. Пунцовые губы, тонкие от природы, но превращенные с помощью помады в пухлый бантик сжали фильтр. Щелкнула зажигалка и Майер с удивлением обнаружил, что это он проявил галантность.

– Конечно, конечно, – несколько не к месту сказал он. – Кури на здоровье.

Под столом его руку нащупали и положили на колено. Несколько секунд подумав, он все-таки сообразил, что колено не его.

– Ваш заказ, – сказал официант, поставив на стол рюмку и скользнул блудливым взглядом по высокой груди проститутки.

– Счет, Жорик, – сказала она, глядя на дремлющего клиента и похлопала официанта по заду. – Пожалуй мы договоримся.

– Точно, – всхрапнул внезапно проснувшийся Майер. – Если уж нарушать правила, то все.

Он уже дошел до того состояния, когда всякое сопротивление становится попросту невозможным. Немезис молча смотрел, как жадно выпили его последний стакан.

– Не пропадать же добру.

взяли его кошелек

– У нас капитализм, приятель.

и заплатили по его счету

А это тебе на чай, Жорочка.

– Наверное, – спило пробормотал Немезис, нащупывая проститутку сквозь туман, – я согласился на это добровольно. Всех этих людей, что я… просто не помню этого… пусть будет так… пусть будет так…

Потом Майер шел, смутно чувствуя чье-то округлое плечо в районе подмышки, и странную соленую влагу на лице, а потом…

Потом он проснулся у себя дома и первым чувством проспавшегося было несказанное удивление. Голова не болела, во рту царила умеренная сушь, и сердце не бухало, как паровой молот, а спокойненько отбивало ритм. Он еще долго валялся в постели, глядя на снующих по потолку солнечных зайцев и радовался, что это не розовые слоны или зеленые свиньи.

Тут до него долетел плеск воды, дверь ванны выпустила облако пара и сквозь него проступила ухмыляющаяся мордашка, ставшая вполне симпатичной без того обилия косметики, которое Майер помнил несмотря ни на что.

– Проснулся, – синие глазки полыхнули озорным весельем. – Как голова?

– На месте, – с трудом проговорил Майер. Сразу после этой фразы, обычное мужское самолюбие выпихнуло из него другие слова. – Как у нас… ну… вчера.

– Дала тебе перед сном две таблетки аспирина, – словно не понимая, о чем идет речь сказала она. – Ладно, если ты в состоянии, сваргань чего-нибудь пожрать. Я голодная как волк.

Дверь захлопнулась. Майер хмыкнул и вытащил свое голое мускулистое тело, обмякшее и вялое, из постели. Шум воды затих, когда он, нацепив спортивный костюм встал перед зеркалом, критически рассматривая отвратную небритую физиономию, отразившуюся в стекле.

“Я похож на дохлую рыбу. Не знаю, чем, но сходство определенно улавливается. Так вот какое у меня лицо, когда не надо никого изображать? Ничего морда, надо признать. Только какая-то бесцветная.”

Размышления о морде прервала девчонка, показавшаяся на пороге ванной в огромном тюрбане, сооруженном на голове из полотенца и махровом халате, волочившемся по полу. Майер смотрел на нее со странным чувством какого-то удивительного домашнего спокойствия.

А еще в глубине головы кто-то кричал. И не просто кричал, а истошно вопил. Какие чувства выражали эти вопли, Майер не знал.

И это несмотря на то, что нам нужно сейчас, наверное, познакомиться.

– Лидия, – произнесла она, немного отклонившись назад и протягивая прямую руку ладонью вниз. Поза получилась довольно смешной и милой.

Сознание треснуло и раскололось. Однако Немезис сумел подавить эмоции и загнать начинавшуюся психическую нестабильность в самый темный угол сознания. На короткое время.

– Алкоголик, – представился Майер, прикасаясь к ее пальцам. – Но друзья зовут меня Макс…

…Летящие в безумном вихре обломки цветов… Разорвать и выбросить ненавистное лицо – сосредоточие зла… Кружащиеся лепестки на мертвые глаза Петра и звон погребального выстрела в камере… Холод пистолета… Крик, крик, крик…

– Что с тобой, – кричали где-то рядом. – Очнись, тебе говорят.

Майер обнаружил, что лежит на полу, упираясь головой во что-то мягкое. Звонко прозвучали две пощечины, и вспыхнувшие щеки окончательно вернули его назад. Майер схватил не в меру разошедшуюся Лиду за запястье.

– Хватит, родная, хватит меня лупить, – слабым голосом произнес он. – Я уже снова с вами. Это просто похмельный синдром.

– А ты не псих, – опасливо пробормотала она, глядя сверху испуганными глазенками. – Я однажды нарвалась, так еле ноги унесла. Нет, я, конечно, понимаю, садо-мазо и все такое, но если бы ты видел эту плетку…

Хорошее настроение испарилось как капля, упавшая на раскаленную сковороду.

– Знаешь, – сухо сказал Майер, отрывая голову от ее коленок, – если я тебе еще не заплатил, то…

– Я просто за ночевку не беру, – она обиженно надула губки. – Ты вчера ни на что не годен был. Если хочешь знать, я тебя просто пожалела вчера.

– Ладно, ладно, – Майер махнул рукой. – Яичницу будешь?

Потом они сидели за столом и молча жевали. Майер, не отрываясь смотрел в тарелку, сосредоточившись на еде. После нескольких минут трапезы Лида отложила вилку в сторону.

– Может тебе к врачу сходить? – участливо сказала она, потирая нос.

– Скорее уж к священнику, – невесело усмехнулся Майер. – Похоже в меня бес вселился.

Живейшая заинтересованность выплеснулась незамедлительно.

– Ого! Слушай, расскажи, а. Я жутко интересуюсь всякой мистикой.

Лида подскочила к раковине и включила воду.

“А какая к дьяволу разница?”

“Точно, – холодно подтвердил Немезис. – Легкий сеанс психотерапии, а потом я всегда сумею заставить ее замолчать. Навсегда.”

– У меня в голове звучат голоса, – глухо сказал Майер, вставая из-за стола и направляясь к мойке. – Разные голоса. Их три. Вернее, голоса, это не то или точнее не все. Во мне как будто два разных человека. Я помню все… себя… до определенного момента. А потом будто две дороги расходятся в разные стороны… Самое плохое, что я теперь не знаю, кто из этих личностей я сам.

– Так у тебя депре… деперсонализация, я читала у Шелдона, – голосок сквозь шум льющейся в раковину воды зазвучал несколько разочарованно, но вместе с тем многозначительно. – С психиатрами лучше не связываться, они только залечить могут. Тебе к экстрасенсу надо или можно еще…

Майер улыбнулся и посмотрел на маленький поднос, прислоненный к стенке, где отражение Лиды, увлеченно болтало ногами. Он пробежался взглядом по съехавшему на плечо краю полотенца, по груди, виднеющейся в разрезе халата.

По правой руке, державшей тупоносый пистолет и по левой, быстрыми движениями накручивающей глушитель.

Немезис ухмыльнулся, выплывая из глубин сознания и разминая пальцы.

– …но к экстрасенсу лучше всего, – закончила она.

Немезис нырнул вниз к пустой трехлитровой банке, стоявшей под трубой. Раздался звук, похожий на тот, что издает напоровшаяся на гвоздь шина. Немезис развернулся и метнул банку в голову девушки.

Она увернулась от нее безо всякого труда. Полотенце полетело в сторону. Осколки осыпали светлые волосы. Сидевший на корточках Немезис тяжело дыша уставился на пистолет, направленный ему в голову.

– Уж теперь то я не промахнусь, – пропыхтела она, облизывая губы и для верности придерживая ладонью руку с зажатым оружием. – Не кидаться тебе больше банками, говнюк.

“Дерьмо. Вот дерьмо. Шкуру продырявят, как пить дать. Главное, чтобы…”

Немезис метнулся вперед, когда пальчик надавил на курок. Сейчас будет нырок вниз, перекат и…

И тут внезапно тело перестало слушаться. Он резко выпрямился, и пуля попала куда-то в район ребер. Девушка взвизгнула и отлетела в сторону, рухнув под тяжестью 90 килограммового мужика, в прыжке сбившего ее с ног.

Лида Иликакеетам лежала на полу, потеряв сознание при ударе о стену. Он стоял рядом с ней на коленях и зажимал рукой кровоточащий бок. Несмотря на жгучую боль, мозг испытывал только блаженство от ощущения полного контроля над телом и сознанием.

– Ну вот, родная, – задыхаясь произнес он, роняя на пол капли кипящей на губах слюны. – Нет худа без добра. Твоя пуля попала прямиком в Немезиса. И пока он вне игры… Меня зовут Макс Кретов. Сейчас я знаю только это, но уж будь уверена, разузнаю и остальное. И к черту твою деперсонализацию.

С трудом поднявшись на ноги, он подобрал валяющийся пистолет и запихал его в карман вместе с вытащенными из стола пачкой денег и бинтом в бумажной упаковке. Сдернув с вешалки длинный плащ, Макс сунул ноги в теплые ботинки и выбежал прочь из квартиры.

Правда перед этим он оглянулся на лежащую у стены девушку, чувствуя непонятное жжение в области сердца. Потом, уже с трудом ковыляя по улице, он так и не мог выбросить из головы ее лица. Оно постоянно выплывало и маячило перед глазами, проступая сквозь сгущающийся красный туман. Лицо было в точности таким, как он его запомнил, вот только волосы… и глаза…

– Глаза были не зеленые, – время от времени хрипел Макс. – Точно не зеленые.

* * *

Сергей Боков медленно поднимался по своей пахнущей кошачьей мочой лестнице. Он задумчиво гремел в кармане ключами и размышлял о

“Не хочу ни о чем думать. По крайней мере до завтра. Вернее, до сегодня. Уже два часа ночи, как никак”.

Устало проведя ладонью по слипающимся глазам, Сергей в кромешной тьме попытался нашарить замочную скважину.

“Ах, если бы не Димка Молохов! Плюнул бы на все это и умчался бы в Задрючинск, только меня и видели. Но журналиста моего надо выручать. Судя по всему, засел он крепко. Интересно, Димка до сих пор у меня, или ушел. Обещал я вернуться вчера вечером, а прихожу сегодня ночью. Лихо.”

Попав наконец ключом куда надо, Боков зашел в прихожую и закрыл за собой дверь.

Замок еще не щелкнул, а Сергей уже знал, что пресловутое шестое чувство, так часто встречающееся у книжных или киношных детективов, в реальной жизни видимо включается слишком поздно. Если вообще включается.

Глядя на удобно устроившегося в кресле Эскулапа, Боков, как человек более опытный или более подозрительный, чем Молохов, моментально понял, что перед ним чрезвычайно опасный человек.

– Привет, – буркнул Сергей, скидывая туфли. – Если не возражаете, я сначала сделаю себе бутерброд, а уж потом задам вам пару щекотливых вопросов.

– Как угодно, – кивнул старик. – Только не стоит все же заходить на кухню.

Боков молча положил руки в карманы. Он посмотрел на тело Молохова, лежащее у холодильника и понял, что аппетит улетучился. Не в первый раз ему приходилось смотреть на труп друга и Боков уже научился вести себя в подобных ситуациях, но то, что свели счеты с Димкой…

– Зачем? – не оборачиваясь спросил Сергей. – Это, единственное, что я хочу пока услышать. Зачем?

– Вам это действительно интересно? – Эскулап приподнял бровь.

Когда Боков обернулся, в его глазах старик заметил хорошо знакомый недобрый огонек.

– Действительно, – Сергей потер подбородок. – Пожалуй сначала я арестую вас, по подозрению в убийстве, а уж потом мы поговорим.

Высказав эту угрозу, Боков не достал телефон, чтобы вызвать патруль, он просто стоял на месте и ждал реакции на свои слова.

Эскулап улыбнулся.

– Мы оба профессионалы, – сказал он, – поэтому не стоит бросаться словами. Вы ведь прекрасно понимаете, что труп здесь, у вас, яд тоже найдут где-нибудь в этой или в другой комнате. А посему, положение у вас, как и у меня незавидное. Будь вы, конечно, обычным опером, коллеги не дали бы вас в обиду, но вы насолили стольким авторитетным людям, что выручать вас будет проблематично.

– Из-за этого вы убили…

Эскулап развел руками.

– Да нет, конечно. Это было наше с Молоховым дело. И оно касается только меня и его.

– Я представитель власти и кроме того, друг Дмитрия, – холодно сказал Боков. – Так что дело это и меня касается.

– Если он был тебе так дорог, – спокойно сказал Эскулап. – То после того, как разделаемся с “Капеллой”, можем устроить разборку между собой. Когда не будет этой проклятой организации, я могу и в тюрьму сесть и в могилу лечь.

Старик слишком резво для своего возраста вскочил на ноги и щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату. Не моргнув глазом, Боков посмотрел в лицо Эскулапа.

– Подумай вот о чем, – быстро сказал старик. – Сегодня ты проверил все сведения, которые получил относительно “Капеллы”. Кроме того, навел справки обо мне и майоре. Теперь, когда мы хорошо друг друга знаем, ответь, ты хочешь бросить это дело?

– Теперь я смогу закончить его и без вас, – с трудом шевеля губами от ярости сказал Боков. Эскулап дергал за ниточки, и Сергей чувствовал, как поневоле начинает отодвигать мертвого приятеля на второй план.

– Нет, – покачал головой старик. – Без тех знаний, которыми обладаю я, докапываться до истиныпридется очень долго, а к тому времени “Капелла” уже будет осведомлена обо всем и сразу же после этого тебя зароют на два метра в землю. Это международная сеть наемных убийц, плюс шпионская сеть и весьма хорошая если умеет добывать… такие сведения, какие она умеет. Да и потом Лузгин ведь не будет долго ждать. Он потребует быстрых результатов.

– А с вами значит, – прищурился Сергей, – все будет иначе?

– Если ты, я и майор будем действовать сообща, – твердо сказал Эскулап, – у “Капеллы” просто не хватит времени на защиту. Мы располагаем знаниями, у тебя есть прекрасное прикрытие – Лузгин, который сможет достать те сведения, до которых мы не можем добраться, а также позаботиться о том, чтобы ни ФСБ, ни МВД не мешали нам.

Боков покосился на труп Молохова. Невидимая рука сдавила горло.

“Прости, Дима, видит Бог, не страх получить обвинение в убийстве вынуждает меня терпеть. Но подожди. Не такой я человек, чтобы просто забыть о твоей смерти. Никогда еще не было случая, чтобы я не отомстил за друга…”

Действительно ли он так думал, или просто по чисто человеческой привычке пытался оправдать себя в собственных глазах, неизвестно. Еще несколько лет назад, Сергей, не колеблясь, бы ответил на этот вопрос, но сегодня он просто не знал ответа.

В это время коротко звякнул телефон. Боков схватился за трубку как за спасательный круг.

– Сергей Михалыч, тут такое дело, – забасило издалека. – Вроде задержали убийцу Маргариты Славиной. Нашли на улице с огнестрельным ранением. Все приметы на лицо и на лице, – засмеялся невидимый собеседник.

Эскулап усмехнулся, уловив в глазах Сереги зажегшуюся искру профессионального интереса.

– Где он?.. Понятно. Сейчас буду.

– И поторопитесь. Тут за ним двое ребят из ФСБ прикатили. Говорят, что этот стрелок у них по какому-то делу проходит.

– Попридержать сможете их?

Трубка немного помолчала.

– Ну… минут десять у вас есть… я думаю.

Боков засунул телефон в карман и посмотрел на выжидающего Эскулапа.

– Нашли убийцу балерины, – нехотя сказал Сергей.

– А также и Кожухова. Я прав?

– Насчет вас я пока ничего не решил, – не отвечая на вопрос сказал Боков. – Оставайтесь здесь.

– Я подожду. – кивнул Эскулап. – Заодно позвоню майору, чтобы мы могли собраться и обсудить дальнейший план действий.

“Сукин сын! Он словно заранее знает, каким будет мое решение.”

– Мы нужны друг другу, – простодушно сказал старик. – И лишним доказательством этому служит то, что вы уходите отсюда живым. Стоит мне отвернуться, и вас застрелят с крыши соседнего здания.

Сергей покосился на темное окно без занавесок, напротив которого они стояли со стариком.

– Ведь не зря же я зажег свет, – пожал плечами Эскулап.

* * *

Максу Кретову было тяжко. Кое-как перевязанная рана продолжала кровоточить. Он чувствовал это по все более частым и продолжительным приступам головокружения, сотрясающим окружающий мир и ледяному холоду где-то в правом подреберье, куда попала пуля.

Макс шел, а вернее будет сказать плелся по тихой московской улочке вдоль некрашенного забора с торчащими отовсюду шляпками ржавых гвоздей. Временами Кретову казалось, что забор этот никогда не кончится. Начавшийся было с нескольких капель дождь пошел сильнее и стало немного легче, когда ледяные струйки поползли по спине. Теперь стало возможным идти прямее, в голове прояснилось.

“Ненадолго. Уж это то я гарантирую.”

Иногда Макс приподнимал перекошенное от боли лицо вверх и давал дождю возможность омыть пылающие щеки. Во время одной из таких передышек, он принял решение: вместо того, чтобы тратить силы на шагание в никуда, лучше всего остановиться и составить четкий план действий. Макс прислонился к забору, навалившись на шаткую опору всем своим весом, что принесло невыразимое облегчение страждущему телу. Он не стал садиться, потому что понимал, что после этого просто не сможет встать.

Почти избавившись от физических неудобств, мозг заработал в полную силу.

“Врач. Это в первую очередь. Дальше. Снять деньги со счета. Их накопилось немало. А потом…”

Ему показалось, что застрявшая между ребер пуля стал вращаться по своей оси. Пару секунд он еще держался, но потом громко вскрикнул и упал на колени. Сквозь застлавшую глаза пелену, Макс вдруг увидел Лиду или как ее там, медленно шагавшую к нему по другой стороне улицы. Рука сама по себе скользнула в карман. Пальцы обхватили рукоятку пистолета.

“Она убьет меня. Эта стерва прикончит меня прямо у этого поганого забора… в грязи…”

Оружие весило примерно тонну. Девушка подошла настолько близко, что он уже различал блеск ее глаз.

Она вытянула руку, тщательно целясь.

И не стреляла. Она просто стояла и целилась в него. На мгновение их глаза встретились, и Макс вновь услышал тот вопль в глубине сознания, который никак не мог распознать.

И еще глаза. Зеленые глаза, мерцающие удивительным светом в пламени свечи.

Вой сирены ворвался как глас спасения. Девчонка заколебалась, бросив быстрый взгляд на другой конец улицы. Полицейский «форд» выехал из-за угла.

– Не повезло мне два раза, – поспешно сказала Лида. – Но Бог троицу любит. Я еще вернусь. Слово Гарпии.

Девичий силуэт превратился в багровый туман и поднялся к небу длинной спиралью. Кретов уже перестал отличать реальность от порожденного раной бреда.

– Это… – хрипло пробормотал он, цепляясь за последние искры сознания, – это… не может быть она… Это не… Ило…

Макс ткнулся головой в траву и не видел и не слышал, как выскочивший из машины полицейский перевернул его на спину, обращая к небу улыбающееся лицо, благодарное за то, что уже не нужно ни видеть, ни слышать.

* * *

Боков узнал, что такое успеть в самый последний момент. Когда он появился в дверях палаты, то увидел, как молодой парень в сером плаще завел Максу Кретову руки за спину и сковал их наручниками.

– Я вас уверяю, что это совершенно лишнее, – сердито сказал молодой врач с бравыми гусарскими усиками, стоявший немного в стороне.

– Ничего, доктор, – сказал средних лет мужчина в точно таком же сером плаще, наблюдавший за своим молодым коллегой из глубины палаты. – С ним все будет в порядке.

Макс, в голове которого шумело от потери крови и лошадиной дозы какой-то химии, впрыснутой услужливым санитаром, все же нашел в себе силы что-то проворчать в ответ на это замечание. Федералы проигнорировали его бормотание и, синхронным движением подхватив под руки, потащили к выходу из палаты.

– Одну минуту, – гневно покусывающий губы Боков преградил им дорогу. – На каком основании вы забираете подозреваемого в убийстве?

На лицах федералов возникла сложная смесь из недовольства и презрения. Но поскольку Боков был настроен весьма решительно, тот, что постарше отпустил локоть почти уснувшего Макса и полез в нагрудный карман.

В том, что документация будет, Сергей не сомневался, он надеялся лишь на то, что в бумагах отыщется зацепка, которая позволит послать федералов подальше, хотя бы для добывания другого постановления.

Надежда эта испарилась. Действия ФСБ были согласованы с генеральным прокурором, а прицепиться оказалось не к чему. Боков изобразил на лице широкую улыбку и сделал не менее широкий жест рукой, показывая, что путь свободен.

– Спасибо, – невозмутимо сказал молодой “серый плащ”.

Когда Макса протащили мимо нагнувшего голову Бокова, он вдруг почувствовал исходящие от этого человека гнев и бессилие, сходные с теми, что и Кретов ощущал где-то в глубине затуманенного мозга. Макс внезапно понял, что должен что-нибудь сделать.

– Лэйла, – еле слышно прошептал Кретов, тратя последние силы. – Лэйла-стероид.

Боков вскинул глаза и посмотрел на жалкую фигуру Макса, повисшего между двумя федералами, ускорившими темп после прозвучавших слов.

Как это часто бывает, Сергей вдруг ощутил странное предчувствие, в котором не было ничего мистического. Уверенность, зародившаяся в голове Бокова основывалась не на ясновидении, а на всех тех фактах, которые были изучены им за последние два дня.

“Они убьют его. Это точно. Раз “Капеллу” решили оставить в покое, рисковать и держать у себя провалившегося агента они не будут. В Клинике 15 убили десятерых. Плюс Кожухов, плюс балерина, плюс Бомж и наконец Дима. Что-то многовато смертей в моем городе.”

В эту секунду Боков решил для себя еще одну задачу. Отбросив гнев и скорбь по убитому другу, изгнав из мыслей ярость и отчаянье по поводу сегодняшнего бессилия, Сергей Боков ясно увидел свое будущее.

Вместе с ним там были майор Скал и Эскулап.

– Да пусть хоть черт с рогами, – процедил Боков, круто разворачиваясь и выходя из палаты. – Что-то мне становится наплевать, кто поможет придавить эту чертову “Капеллу” к ногтю.

9

– Что самое трудное в бомжовской жизни? Отсутствие нормальной еды, жилья… Нет, к этому привыкаешь постепенно. Самое трудное, это забыть себя. Забыть, что когда-то ты был кем-то другим. Как только это у тебя получится, все житейские неудобства перестанут угнетать.

"Вечерний звон" 7 ноября 20… года.

Каждый начинал новый день по-новому. Сергей Боков отправился в управление, чтобы оформить долгожданный отпуск и заняться вплотную делом, которое, несмотря на усиленное старание не говорить правду даже самому себе, полностью захватило воображение опера.

Эскулап, взяв записную книжку Молохова, начал обзванивать всех тех, кого могло заинтересовать отсутствие журналиста и, придумывая самые различные объяснения, убеждал их в том, что в ближайшее время на Диму рассчитывать нечего. Его задачу облегчало то, что родители Молохова умерли, жены у него не было, а с подружкой он всерьез рассорился. Исчезновение Бомжа, работавшего внештатно, никого особенно взволновать не могло, тем более после того, как одна из шестерок Тролля отправила сообщение в Нью-Йорк, чтобы успокоить папу Генки Волохина. После всех этих мер предосторожности, Эскулап сел к серегиному столу, вытащил пухлый блокнот и погрузился в размышления.

Майор Скал снова намеревался вмешаться в существующий ход событий, для чего отправился на Арбат. Отозвав в сторону знакомого торгаша, который, меланхолично посмотрев на замотанное лицо, собирался было прикинуться божьим агнцем и свалить обратно на небо, Скал вытянул из кармана пачку зеленых бумажек, после чего визит в рай был отменен навсегда. Торгаш сбегал в одному ему известную конуру и вернулся с длинным бумажным свертком. В тот момент, когда майор взял его в руки, послышался металлический звук.

– Спокойно, приятель, – зачастил непрерывно озирающийся торгаш, уловив взгляд Скала. – Упаковка, конечно, паршивая, но товар что надо.

– Очень надеюсь, – майор пожал плечами. – Если с этим, – он тряхнул сверток, – что-то не так, я приду к тебе еще раз.

Несколько парней, откомандированных Троллем на подмогу бывшему федералу, рано утром вытащили тело Молохова из серегиной квартиры и увезли. Вернулись они через два часа. Их встретил звонок майора на мобильник и новый приказ. “Шкафы” молча кивнули, сели в арендованный у того же Тролля джип и укатили.

Все персонажи этой истории начали свой день с активных действий.

Мария Алексеевна Ручкина хоть и тоже проявила активность, но специфическую.

Начала день с копания в мусорнике.

Члены великого московского бездомного братства звали Ручкину Пронырой. Она – педагог с высшим образованием, давно приняла это имя, и, если бы вдруг из какого-нибудь адского уголка, вылез Некто и назвал ее Марией Алексеевной, Проныра просто не откликнулась бы. Обмотанное всевозможными разновидностями грязных лохмотьев бесполое существо никак не могло бы зваться М. А. Ручкиной.

Проныра, это другое дело. Мир забыл Ручкину, и то же самое сделала Проныра.

Никто не мог сказать, сколько ей лет. Однако глядя на давно не мытое лицо, полузакрытое свалявшимися седыми волосами, на согнутую спину и суковатую палку, скребущую асфальт, можно было предположить, что она появилась на свет лет двести назад.

Проныра вытянула из контейнера последнюю бутылку и с огорчением швырнула ее назад, увидев отбитое горлышко. Что-то недовольно ворча себе под нос, бомжиха покатила набитую до верха сумку на колесиках, морщась от летящего в лицо снега. Отойдя от контейнера на несколько шагов, Проныра воровато огляделась по сторонам. Просто по привычке. Повадками она уже давно стала походить на бездомных собак и кошек, ворующих объедки.

Колесики ржаво заскрипели, направляясь к подворотне. Большой и темной. Бомжиха пожевала губами и настороженно посмотрела в холодный сумрак.

Там, на скользкой и грязной земле кто-то лежал.

Сделав несколько осторожных шагов, Проныра рассмотрела маленькую свернувшуюся фигурку в светлом плаще. Она не шевелилась, подложив руку под голову. Бомжиха пожевала губами, при виде большого темного пятна на затылке.

– Удачный сегодня день, – проскрипела Проныра, опускаясь на корточки перед лежащей молоденькой девушкой, на запястье которой бомжиха увидела яркий золотой блеск. – Удачный… Удачный день.

Она осторожно коснулась щеки, упругой и гладкой, но на которой уже не таял снег. Девушка не шелохнулась.

Удовлетворенно вздохнув, Проныра потянулась к золотому браслету.

* * *

В то же самое утро, Макса Кретова загрузили в машину с тонированными стеклами. Макс опустил голову на спинку сидения и приготовился опять заснуть. Услужливая тварь в белоснежном халате час назад воткнула иглу шприца ему в предплечье, при этом достав чуть ли не до кости и теперь Кретов был абсолютно не способен к сопротивлению, как и накануне. Федералы, после перестрелки за городом в ночь неудавшегося ареста Кожухова относились с должной осторожностью даже к раненым агентам “Капеллы”. Макс подумал, что это даже к лучшему. Теперь можно будет просто провалиться в темноту и ни о чем не думать. Плавая в облаках розового тумана Кретов, с трудом, разбирал тихое ворчание федералов.

– Почему в Питер… ни с того ни с сего… вот козлы… нельзя было отправить поездом…

В салоне “крайслера”, на передних сидениях устроились все те же два сотрудника, несколько часов назад вытащившие Макса из больничной койки. Продолжая ленивую перебранку, они изредка поглядывали на дремлющего Кретова, прикованного к дверце без ручки.

“Вот сейчас дам обеими ногами в сидение. Нет, не сейчас. Когда выедем из города и на дороге будет безлюдно. Эту дрянную скобу, к которой меня подцепили вырвать пара пустяков… И все это было бы вполне возможно назвать безалаберностью, если бы…”

Макс склонил голову набок и заснул.

“Крайслер” уже двигался по шоссе, когда дремота выпустила его из своих когтей. Макс ощутил себя ныряльщиком, только что глотнувшим воздуха, но тут же немедленно вновь опустившимся в теплую и вязкую глубину. Подняв свободную руку, Кретов вытер вспотевший лоб и посмотрел в окно. Серый пейзаж, тускло раскрашенный поднимающимся солнцем, вяло плыл назад. Не успев как следует прийти в себя, Макс вдруг увидел грязноватый силуэт полицейского “форда”, идущего на обгон.

– Вот блин, – озадаченно буркнул сидящий за рулем федерал, аккуратно снижая скорость и поворачивая к обочине.

– Что ж ты гнал, как на пожар? – лениво протянул его напарник, потягивая кофе из термосной кружки.

– Кто ж знал, что доблестное ГАИ так ревностно будет следить за своими обязанностями.

– Они давно уже не ГАИ, они…

– ХРНС. Хрен редьки не слаще.

– Приготовить корочки?

– Нет, давай лучше штраф заплатим, – язвительно усмехнулся водитель, останавливая “крайслер” у обочины.

“Форд” скрипнул тормозами в нескольким метрах впереди. Федералы полезли за удостоверениями, но застыли, пораженные разворачивающимися событиями. Боковые дверцы преградившей дорогу машины одновременно распахнулись. Два “калаша” хмуро посмотрели на собственные отражения в тонированном стекле “крайслера”. Оторопевшие федералы поняли, что стволы глядят им прямо в лоб. Они не успели воспользоваться своим преимуществом, в те несколько секунд, когда нападавшие не видели их за тонировкой. Глухо простучал автомат, снабженный глушителем, и несколько остроносых пуль обрушили внутрь стекла. Молодой федерал, раненый в плечо, громко выругался, закончив нецензурный вопль яростным стоном.

– Прекрати, – заорал старший, видя, что его напарник собирается сделать.

Молодость не всегда хороша. Во всяком случае для того, кому требуется быть на сто десять процентов хладнокровным. Движимый болью и яростью, молодой федерал выхватил из-за пазухи пистолет, поскольку еще не успел усвоить, что вооруженному человеку всегда очень хочется воспользоваться своим оружием, и для того, чтобы нажать на курок, все что ему нужно, это повод. Появившийся вслед за автоматами какой-то странноватый длинный ствол злобно выбросил свинцовый плевок. Пуля вошла в переносицу парня, за секунду до этого всего лишь потерявшего над собой контроль. Федерал вздрогнул и упал головой вперед, опрокинув поставленную на приборную доску чашку с кофе. Крупные капли пролились небольшим дождем.

Стиснув зубы, оставшийся в живых смотрел на вышедшую из “форда” высокую фигуру, медленно шагающую по дороге.

– Здравствуй, Лешик, – сказал подошедший. – Давай-ка мы слегка обезопасим себя от любопытных автолюбителей.

Появившаяся на встречной полосе “мазда” аккуратно свернула к обочине и не менее аккуратно въехала передним бампером в левую фару “крайслера”. Машина вздрогнула, жалобно зазвенев разбитым глазом.

– Вот так вот. Теперь можно спокойно поговорить.

– Женька? – бесцветным голосом спросил федерал.

Скал молча протянул вперед руку. Водитель так же молча вложил в нее осторожно вытащенный пистолет.

Майор подбросил на ладони металлическую машинку.

– Вот такие пироги, Лешенька. Столько лет не виделись, а теперь я не сказал бы, что очень рад нашей встрече.

– Никогда бы не подумал, что ты выберешь другую сторону, – осторожно сказал федерал. – Мог бы подумать о любом, но не о тебе.

Скал стянул вниз шарф. Потом он повернул лицо к бывшему своему однополчанину.

Макс, впервые увидевший майора после их встречи в “Амфоре”, тихо ужаснулся. Перехватив взгляд Кретова, Скал наклонился и посмотрел на побледневшего Макса.

– Привет, одноклассничек. Или называть тебя создателем? – майор приветственно помахал рукой. – Что, не нравится собственное творение? А я, кстати, за тобой. Так что, Лешик, – Скал повернулся к федералу, – сними с него браслеты и можешь спокойно ехать.

Алексей молча повиновался. Кретов, с трудом держась на ногах пошел к “форду”, удивляясь, как это удается не падать. Там его снова подхватили какие-то руки и усадили в еще одно теплое автомобильное нутро.

Майор и капитан Леша Фокин посмотрели друг на друга, понимая, что при таких обстоятельствах нельзя разойтись просто так.

– Поверь, Лешик, – проговорил Скал, закрывая лицо и поднимая воротник, – не из-за денег я во все это ввязался. И не по своей воле.

– Всем нам приходится выбирать… когда-нибудь, – сказал Фокин. – Ты сделал свой выбор и… Дерьмово, что ты теперь с другой стороны окопа, Женька.

Скал опустил голову.

– Я завидую тебе, Леша, – бесцветным голосом произнес он. – Тебе не надо никому мстить. Отдай ваши мобилки и уезжай.

Федерал выполнил приказ, после чего резко сказал:

– Прощай, Скалин.

Скал пожал плечами и отошел от машины. “Крайслер” вздрогнул и выехал на середину шоссе, разворачиваясь носом к Москве.

– Прощай, капитан, – тихо сказал майор, глядя вслед удаляющейся машине.

Скал подошел к непрерывно жующему здоровяку лет сорока, застрелившему не в меру горячего федерала из той самой странной “пушки”, добытой Скалом на “черном” рынке.

– Сработает? – спросил он.

– Еще бы, – хмыкнул тот.

– И когда?

– Таймер поставлен на полчаса, значит… минут через 20. Штучка, что я вколотил в голову того пацана сожжет все и вся в радиусе трех метров. Соберут только пепел и от скольки он человек, никто не сосчитает. Конечно, если не будут копать.

– Нет, – сказал майор. – Копать не будут.

Через пару часов Скал, придерживая за руку все еще не пришедшего в себя Макса, надавил кнопку звонка, приделанного рядом с дверью, обитой серым дермантином. Открыл Боков, несколько минут назад приехавший по просьбе Эскулапа. Из-за его спины выглянул главврач, снявший эту квартиру через частную маклерскую контору.

– Здравствуй, Боков, – сказал майор, прислонив Кретова к стене. – Меня зовут Скал. Руку не протягиваю, поскольку ответного рукопожатия не жду.

– Привет, майор, – Сергей хладнокровно посторонился.

Скал втащил внутрь Макса и с помощью Эскулапа положил его на диван.

– Пожалуй, мне нужны объяснения, – сказал Боков. – Конечно неприлично просить их так часто, но с кем поведешься…

– Когда будешь звонить Лузгину, – майор схватил стоявшую на столике банку пива и сделал несколько жадных глотков, – просто скажи ему, чтобы успокоил ФСБ.

Скал довольно зажмурился, смакуя холодную влагу и добавил:

– Сегодня пара их сотрудников попала в аварию… Такая трагедия…

* * *

Проныра продолжала свое шествие по улицам. Оглядывая каждую травинку, каждый камень, попадавшийся на дороге, она время от времени прикасалась к охватившему запястье золотому браслету, спрятанному под лохмотьями. Снег прекратился и стало почти тепло. Попадавшиеся навстречу люди либо брезгливо морщили носы, при виде грязной сумки, скрипевшей колесиками, либо просто не обращали внимания на привычную картину нищеты, возведенной в абсолют.

Прошагав несколько сот метров, Проныра решила устроить себе отдых. Везение, которым так хорошо начался день, похоже, закончилось. На дороге попадался лишь превратившийся в грязь снег. Бомжиха уселась на уже избавившуюся от бутылок сумку, предварительно вытащив из нее надкусанный батон. Проныра всегда надкусывала хлеб, как только он попадал к ней в давно не мытые руки, словно боялась, что стоит промедлить и жизнь отберет и этот долгожданный кусок, который так обольстительно пахнет.

Поудобнее устроившись на сумке, бомжиха прислонилась спиной к дощатому забору и запихнула жадно оторванную горбушку в рот.

Прямо перед ней, на другой стороне улицы возвышался старый, покосившийся двухэтажный дом, изжеванный временем, но сохранивший несмотря ни на что жилой вид. Перемалывая благоухающий хлеб, Проныра время от времени поднимала глаза и посматривала на стоящую в нескольких метрах от дома темно-вишневую машину, с непрерывно жующим амбалом за рулем.

День медленно угасал. Несмотря на это, становилось все теплее. Наверное оттого, что холодный ветер унесся прочь вместе со снеговой тучей, ненадолго покрывшую сегодня белым пухом столичные улицы.

– Еще пара часиков, – глухо проговорила Проныра, проглатывая последние крошки, – и надо будет подумать о ночлеге. В зал ожидания, что ли пойти?

Она поплотнее закуталась в лохмотья и тихо бессмысленно засмеялась.

* * *

Скал, Эскулап и Боков сидели вокруг стола и молча курили. Знаменитые сигары, доставленные из кабинета главврача Клиники 15, наполнили скромную съемную квартиру невиданными ароматами. Только докурив до конца первую гаванскую красавицу, следователь вспомнил, что хотел бросить курить.

Майор около часа назад ненадолго вышел и вернулся с бутылкой армянского коньяка, ныне обозванного бренди. Трое мужчин, собравшиеся вместе благодаря нескольким смертям, соединивших людей, до некоторого времени и не подозревавших о существовании друг друга, пытались разобраться в собственных мыслях и чувствах. Только это можно было с точностью определить, глядя на лица, проступающие сквозь сигарный дым, смешанный с повисшим в воздухе напряжением. Разумеется, речь шла о лицах Бокова и Эскулапа. На Скала старались не смотреть.

– Действие всякого известного мне транквилизатора уже должно было кончиться, – подал наконец голос Эскулап, глядя на лежащего Макса. – Хотя быть может я что-то и не учитываю.

Слова эти послужили толчком к разговору, который следовало начать и пораньше.

– Давайте объединим наши знания, – сказал Боков, уставший от напряженного молчания. – Раз уж нам приходится работать вместе, то полагаю, нет смысла скрывать какие-либо сведения друг от друга.

– Я согласен, – быстро сказал Эскулап. – Давайте поделимся тем, что мы уже знаем о “Капелле”.

– Тогда я, пожалуй, начну, – беря в руки бокал с коньяком и глубже погружаясь в кресло проговорил майор. – Поскольку мне единственному из нас довелось повстречаться с этими ребятами.

Скал со всеми подробностями описал свою “разведку боем”. Умолчал он лишь о встрече с Эскулапом накануне операции в Клинике 15. Майор выдал Бокову оговоренную заранее версию, согласно которой главврач вступил в игру после смерти сына. Эскулап кивком головы подтвердил слова Скала. После того, как майор замолчал, Боков запустил пятерню в волосы и налил себе еще коньяка.

– Дикая история, – пробормотал он. – Я чувствую, как меня тянет в разные стороны. Одна половина хочет послать вас подальше с вашими сказками, а другая…

Боков, упрямо стиснув зубы, посмотрел на Эскулапа, будто ожидая объяснений именно от него. И он не ошибся.

– Все это не так дико, как вам кажется, – заговорил старик, обнажая при каждом слове длинные передние зубы, что придавало ему удивительное сходство с жующим кроликом. – Вы, Сергей, разумеется, слышали о Вольфе Мессинге, – Боков утвердительно кивнул. – Так вот. В числе прочего в его удивительной биографии был и такой эпизод, сразу же оговорюсь, абсолютно реальный и подтвержденный, не имеющий ничего общего со сказками, как вы изволили выразиться. Мессинга пригласил к себе Сталин. Тот, конечно, согласился, иначе и быть не могло, а когда Иосиф Виссарионович сказал, что закажет ему пропуск, Мессинг ответил, что раз его приглашает товарищ Сталин, то никакого пропуска не нужно, он пройдет и так. И Мессинг действительно прошел через всю охрану безо всякого пропуска.

Боков смочил губы в коньяке и ничего не сказал.

– Мессинг владел техникой, получившей впоследствии название “затемнение сознания”, – без запинок продолжал Эскулап. – Каждый человек, обладающий определенными способностями к внушению, если будет развивать свой дар, сможет влиять на сознание человека. Проще говоря, тот же Мессинг мог протянуть охраннику клочок бумаги и тот пребывал бы в абсолютной уверенности, что ему показали пропуск.

– Вы хотите сказать, – медленно произнес Боков, приводя в порядок мысли, – что тот убийца в Клинике 15 действовал по такому же принципу и всякий, кто его видел, на самом деле…

– На самом деле это был не человек, а постгипнотический эффект. Или видение. Вы знаете, что в состоянии гипноза любому можно внушить что угодно. Скажем, специалист, погрузив подопытного в гипнотический сон, когда сознание отключено, но способность говорить и слышать сохраняется, специалист, повторяю, может произнести следующую фразу: “На счет

“три” вы проснетесь, наденете шляпу и быстро-быстро пойдете домой”. Или: “Ровно через час после сеанса вы увидите на стене большую розовую крысу”. Подопытный просыпается, и в точности выполняет инструкцию. Идет домой или точно в указанное время видит розовую крысу.

– Колоссальные возможности для убийцы, – сказал майор. – Достаточно только дать спящему точный маршрут для выхода из комнаты, который будет заканчиваться не дверью, а окном. И все шито-крыто. Покойный просто вышел в окно. Несчастный случай, да и только. Скорее всего именно так и убили моего киллера.

– Скорее всего, – подтвердил Эскулап.

– А в случае с “Капеллой” мы имеем дело с человеком, а может быть и с людьми, которые умеют все то же самое, – вмешался Боков, – но без предварительного погружения м-м-м… объекта в сон?

– И это даже не мгновенный гипноз, когда испытуемый погружается в сон всего одним словом, произнесенным гипнотизером. Воздействовать одновременно на многих людей, находящихся тем более настороже, не смог бы и Мессинг. Наш убийца пользовался каким-то аналогом, так называемого “теневого чувства”. Это способность стирать у людей из памяти момент встречи с вами. Человек, обладающий "теневым чувством", таким образом становится почти невидимкой. То, с чем мы столкнулись, это, повторяю, какая-то… эволюция, что ли “теневого чувства”. Способность влиять на сознание одновременно нескольких человек, причем не просто стирая память, а еще и одновременно создавая ложные образы.

Эскулап покачал головой.

– Все, чего мы добились более чем за 30 лет работы, это развивать “теневое чувство” у тех, у кого оно врожденное. Таких людей в Клинике 15 мы называем месмерами или оборотнями. Существовала даже специальная программа подготовки, носившая название “Оборотень XX”, которая предполагала создание убийц-месмеров. Но ничего не вышло.

– Почему же? – Боков вдруг ощутил холодок омерзения, возникший в голове.

“Эти люди делали бы то же, что и “Капелла”. Но вот не получилось”.

– Мы не смогли преодолеть психологический барьер. Даже в состоянии гипноза обычного человека нельзя заставить убить. В любом случае он понимает, что это преступление. Можно, конечно, внушить человеку, что перед ним его злейший враг, который угрожает его жизни, но опять же, – Эскулап поморщился, – чтобы пойти на убийство нужно нечто большее.

– Нужна новая личность.

Эти слова произнес Макс, уже усевшийся на диване. Все обернулись в его сторону, кроме Скала, который и так сидел лицом к Кретову и продолжал невозмутимо попыхивать сигарой.

– Нужна новая личность, – повторил Макс, – которая будет получать удовольствие от убийства, наслаждаться видом и запахом крови. Тут не помогут полумеры, в виде внушения ненависти к определенному объекту, который необходимо убрать. Нужна полностью, до мелочей собранная личность с другой моралью.

– Такая работа нам была не под силу, – Эскулап склонил голову и в его глазах блеснул огонек ненависти. Этот человек очень не любил признаваться в том, что кто-то сумел обойти его. И за короткое время ему пришлось делать это уже второй раз. – Поэтому программа «Оборотень ХХ» провалилась. Мы не сумели создать абсолютно новую личность. Может быть, вы поможете пролить свет на это дело?

– К чему это? – Макс недобро усмехнулся. – Чтобы помочь вам наштамповать побольше таких, как я?

– Послушайте, – начал Боков, но умолк, повинуясь жесту Эскулапа.

– Молодой человек видимо не так меня понял, – холодно сказал старик. – Поэтому мне и отвечать на этот выпад. Вы должны рассказать нам все, что знаете о “Капелле” и, быть может то, что вы знаете, поможет добраться до этой организации и прекратить ее деятельность.

– Почему вы решили, что я буду помогать вам. Не всякий провалившийся агент сразу встает на путь истинный.

– А вы ведь уже не агент “Капеллы”, – почти весело произнес Эскулап. – Я знаю, насколько хорошие специалисты работали с вами, но тут они или кто-то другой, допустили серьезную ошибку. Это конечно предположение, но, по-моему, вы были если не первым опытом, то одним из первых. на вас, так сказать, шлифовали методику. Поэтому и произошла ошибка, о которой я говорил.

Старик, как хороший актер сделал паузу, во время которой раскурил потухшую сигару. Убедившись, что внимание слушателей подогрето до нужной температуры, Эскулап продолжил:

– Они заставили вас убить дорогого вам человека. Такого удара даже самое изуродованное сознание выдержать не сможет. Многочисленные опыты, проведенные лично мной…

Старик умолк, а до Бокова постепенно доковылял смысл произнесенных Эскулапом слов. На лице Сереги вспыхнула улыбка восхищения, которое не всегда является положительным чувством.

“Убийство дорогого вам человека… многочисленные опыты… ай да дед! Ай да…”

Между тем Эскулап бесстрастно ждал ответа Макса. Только на его сухих скулах проступили несколько багровых пятен.

– В прошлой жизни меня звали Макс Кретов, – сказал тот. – Могу поведать свою биографию вплоть до…

Он запнулся. Мертвенная бледность вместе с холодной испариной в одно мгновение покрыли лицо Макса. Никто не шевельнулся, чтобы прийти ему на помощь. Они сидели и ждали, зная, что от таких приступов нет лекарств.

– Вплоть до убийства, – Кретов широко раскрыл невидящие глаза. – Я убил человека. Там… в армии…Меня приговорили… и… выстрел… последнее, что я помню… выстрел…

Макс закрыл лицо руками. По его плечам прошла судорога и беззвучные сухие рыдания сотрясли его согнувшееся тело. Он плакал так, как плачет любой мужчина. Без слез. И только тогда, когда наступает такой момент, в который понимаешь, что есть два выбора: либо заплакать, либо умереть.

– Илона, – пробормотал Макс, так тихо, что никто его не расслышал. Не расслышал и не понял смысла его непролитых слез. – Это все-таки была она.

– Черт, – лениво пробормотал Скал. – Опять какой-то вечер выпускников. Никак не могу понять, наш клуб КИВИ влез в это чертово дело в полном составе по чистой случайности или тут какая-то закономерность.

Он встретился глазами с Максом, но никто из них не сказал ни слова. Время для беседы еще не настало. Боков недоуменно пожал плечами. Возникшую паузу вновь закончил Эскулап.

Его спокойный деловитый голос звучал до странности неестественно, но все-таки вернул разговор во временно оставленную колею.

– Все ясно. Это похоже на шизофрению, когда все произошедшее во время приступа исчезает из памяти. Из-за сильного потрясения, вторая личность, которую мы знаем под именем Рудольф Майер исчезла, унеся вместе с собой все воспоминания. Что теперь?

Боков понял, что настала его пора высказаться.

– Несколько зацепок у нас все же есть, – пробормотал он. – Максим Кретов, плюс Илона Ленс, – Макс еле заметно вздрогнул, – имеем четкий вывод – “Капелла” набирает агентов из людей, которые считаются погибшими. Старая, добрая метода.

– Это чертова прорва возможных кандидатов, – подал голос майор. – Катастроф у нас нынче пруд пруди. Зацепка никудышная.

– Есть другая, – Сергей никогда не упорствовал, если видел, что оппонент прав. – Проект “Оборотень ХХ”, – он повернулся к Эскулапу. – Вполне возможно, что не только вы занимались такими изысканиями. Из того, что ваш проект закрыли, может вытекать два вывода. Либо он показал свою несостоятельность, либо… кто-то, работавший параллельно, уже добился успеха.

Эскулап внимательно посмотрел на Бокова.

– Это уже дельная мысль, – сказал Скал. – На “Капеллу” ведь работают не только убийцы, но и те, кто их готовит. Весьма возможно, что к этому причастен кто-то из проекта “Оборотень ХХ”.

– Если, – хмуро отозвался Эскулап.

– Что если?

– Если центр “Капеллы” расположен в России. Не забывайте, что это международная организация.

На мгновение у всех вытянулись лица.

– Там посмотрим, – подвел черту Скал. – В любом случае, если мы сумеем вывести на чистую воду тех, кто помогает “Капелле” здесь, в России, ниточки потянутся к центру, а там… – майор ухмыльнулся. – А там придется готовить тяжелую артиллерию… если доживем.

– Время позднее, – сказал Боков, поднимаясь на слегка затекшие ноги. – Предлагаю разойтись, предварительно распределив обязанности на завтра.

Увидев выжидающие взгляды, Сергей понял, что ему и начинать, как подавшему идею.

– Лично я завтра встречаюсь с Лузгиным, – сказал он. – В общих чертах объясню суть дела. Попрошу его покопаться в архивах. Кроме того, – Боков повернулся к Максу, – я хотел бы предложить вам переночевать сегодня у меня.

Объяснений этой просьбе никто не ждал, поэтому Сергей умолк, решительно сжав губы.

– Почему бы нет, – Кретов равнодушно пожал плечами.

– А я попросил бы вас, молодой человек, – сказал Эскулап, – проехать завтра со мной в Клинику 15. Там посмотрим, что можно сделать с вашей психикой, проведем всевозможные анализы, а там видно будет. Может и удастся восстановить кое-какие обрывки воспоминаний. Кстати, вы действительно ничего не помните?

Взгляд Эскулапа сверкнул из-под бровей.

Отрицательно мотнув головой, на неизмеримо короткое мгновение Кретов встретился глазами с Боковым. В такие секунды надобность в телепатии отпадает. Чтобы понять мысли того, кто един с тобой в чувствах не нужны паранормальные способности.

– Я помню. Лэйла-стероид. Я сказал тебе эти слова там, в больнице.

– Тс-с-с. Молчи. Это зверье окончательно отбило у меня охоту играть открыто. Лэйла-стероид. Я запомню. Эти слова принадлежат только нам с тобой.

– Союз?

– Союз!

– Нет, – удрученно проговорил Макс. – Больше я ничего не помню.

– Ну и ладушки, – майор хлопнул в ладоши. – Что до меня, так я навещу кое-кого.

Эскулап приподнял бровь.

– Есть у меня тут банкир собственный, – невинно сказал Скал. – Похоже, предстоят расходы. И потом, Михаил Язепович Барток меня прямо-таки огорошил своей экспертной оценкой. Надо потребовать объяснений.

– На все про все у нас один день, – серьезно сказал Эскулап, начиная собирать бокалы. – Медлить нельзя, но и подготовиться абы как тоже не рекомендуется.

Старик приподнял очки и устало потер переносицу, прежде чем добавить:

– Все мы помним, что случилось, когда в прошлый раз поймали агента “Капеллы”.

* * *

Она не услышала, как подошли двое и сели с боков. Проныра узнавала о присутствии себе подобных по запаху, но сейчас хлебный дух затмил все.

– Здорово, Проныра, – проворчали справа и вслед за этим невидимый в наступившей темноте собеседник громко высморкался. – Чую я, что тебе сегодня повезло.

Пока этот заговаривал зубы, рука его приятеля вцепилась в сумку бомжихи. Торопливо проглотив еще не разжеванный кусок, Проныра тоскливо заныла:

– Нету там ничего. Все, что собрала, вот на хлеб хватило.

– Ага, так значит, – левый собеседник сочувственно засопел, после чего уже не стесняясь рванул к себе сумку так, что бомжиха опрокинулась на чье-то костлявое плечо. – А можа поишшем? Можа ты попросту поделиться не желаишь?

– Да нет там! – взвизгнула Проныра, хлестнув шурующую в темном нутре сумки руку. От этого движения излохмаченный рукав поднялся вверх и вспыхнувший фонарь предательски полыхнул на золотом браслете.

Моментально в руке сидевшего справа блеснул нож. Скрюченные от жадности пальцы потянулись к часикам.

– А говоришь денек неудачный был, – с наигранным удивлением сказал хозяин ножа. – Если уж это неудача…

Шею поскуливающей Проныры рванули в другую сторону.

– Говори, падла, где побрякушку добыла? Можа и нам в те хлебосольные края наведаться?

– Нашла, – взвыла бомжиха. Ее перекосило от страха, когда острие приблизилось к глазам. – Девка в подворотне валялась. Захолодевшая уже. Вот я с нее браслетик и сняла…

– И все?

– Ну… ну… перчатки вот еще… кожаные и не греют… совсем.

Проныра перевела дух. Справа засмеялись и убрали нож.

– Дак ведь в милицию надо сообщить, – строго сказал левый. – Мы ведь граждоне добропорядочные, нам закон уважать надо и непременно докладать обо всяких правонарушениях. Особливо тяжких… Ну да это успеется… Браслетик как, сама отдашь али с отрезанной грабки снять?

Залившись слезами, Проныра стащила с руки часики.

– Вот и ладно, вот и хорошо, – пропыхтели слева. – Обмоем удачу, как водится.

В руку бомжихи сунули бутылку с мутной беловатой жидкостью.

– Первостатейный самопляс. Такой только батька мой покойный, земля ему пухом, да я могли гнать.

Проныра припала ртом к бутылке. После нескольких глотков она тщательно прикрыла грязное лицо, оставив только сузившиеся глазки поблескивать из свалявшейся шерсти платка.

Дверь дома, напротив которого сидела троица, тихо скрипнула. Здоровяк, сидевший за рулем неопознаваемой машины, повел головой и потянулся, как человек, которому уже чертовски надоело дожидаться неизвестно чего.

Проныра угрюмо взглянула на Бокова, шагнувшего на улицу. Сергей скривил рот, когда несколько скатившихся с крыши капель попали на голову, пройдя сквозь короткие жесткие волосы. Вслед за ним показался майор, что-то неразборчиво проговоривший, наклоняясь к ботинку. Затем Скал принялся завязывать шнурок, а слегка скошенная на правый бок дверь открылась и закрылась еще раз.

Бомжиха высунула язык, прикусив кончик. Она вытянула шею, стараясь проникнуть взглядом сквозь темноту.

– Ты посмотри только, какая работа, – прищелкнули языком слева. Хозяин ножа, держа часики так, чтобы их блеска не увидели со стороны дома, принялся любоваться игрой света на гранях браслета. Он поворачивал их так и сяк, время от времени косясь хитрым глазом на Проныру. – Скажи, подруга, каково это, терять такое богатство?

Макс подошел к Бокову. Свет упал на его лицо

– Сейчас узнаешь, – процедила Поныра.

Резким ударом по руке, она отправила часики в короткий полет, закончившийся у задних колес машины, приглушенно заурчавшей при приближении майора.

– Сука! – завопил бомж, замахиваясь бутылкой. – Да я тебя на тот свет…

Проныра стиснула кулак. Между пальцев скользнуло тонкое лезвие. Ярко блеснув в темноте, оно тут же погасло, войдя точно под подбородок удивленно охнувшего хозяина ножа. Его товарищ суматошно затряс головой и попытался встать, не сводя глаз с золотой звездочки, горевшей теперь под капотом. Сильный удар в подбородок заставил бомжа подлететь в воздух. Немытые волосы ударились о забор. Секунду спустя мертвая грязная кукла свалилась на землю. Отпихнув ее ногой, бомжиха вырвала стилет из прерывисто всхлипывающего любителя самогона.

Скал почуял неладное, когда Гарпия выпрямилась во весь рост, постепенно сбрасывая личину Проныры. Майор выхватил пистолет и уже начал наводить его на неожиданно увеличившуюся в размерах мишень, когда за его спиной вдруг раздался удивленный возглас и кто-то ударил его по плечу. Рука Скала дрогнула, и пуля ушла в сторону.

– Что происходит?! – повторил Эскулап, вцепившийся в майора.

Скал с проклятьями сбросил руку старика.

Гарпия коснулась правого запястья. Начиненные взрывчаткой часики разломились пополам, с грохотом пробивая находившийся неподалеку бензобак. Прежде чем волна пламени подбросила в воздух машину, Макс обхватил Бокова за талию и опрокинул его на землю. Майора и Эскулапа отшвырнуло к стене. Скал исчез в темнотеподъезда, а главврач опрокинулся на спину. На его груди и лице вырос небольшой костер.

Ошеломленный Боков стиснул ладонями уши, стараясь прогнать оглушительный звон из головы. Он оскалил сильно сжатые зубы и открыл глаза, когда почувствовал цепкие пальцы у себя на воротнике.

– Вставай, приятель, – Макса слегка пошатывало. – Надо… надо уходить.

Смрадный дым расступился. В воздухе мелькнула рука, затянутая в узкую перчатку. Макс растянулся на асфальте, получив удар ребром ладони по шее.

Собрав все силы, Боков поднялся на ноги. Сергей вдруг осознал, что вот она – “Капелла”, явилась собственной персоной.

– Силен, мужик, – усмехнулась Гарпия. В ее молочно-белых глазах догорала машина. – Жаль нет времени, а то познакомились бы.

Она запнулась. Макс с трудом приподнял голову и протянул к ней руку.

– Илонка, – мягко сказал он, чувствуя, как перехватывает горло и багровой волной застилает глаза. – Это же я, Макс. Вспомни… меня.

Гарпия выпустила второй стилет из левого кулака. Скрытые линзами глаза ничего не выражали. Боков ощутил постыдную дрожь в коленках. Он понимал, что нужно выхватить пистолет и стрелять, пока не поздно. Но молочный взгляд Гарпии отражался в его глазах, и Сергей с ужасом понимал, что почему-то просто не в состоянии пошевелиться.

– Илонка, – из последних сил прошептал Кретов, – не поддавайся ей…

– Заткнись, Немезис, – истерично взвизгнула Гарпия, схватившись рукой за голову. – Второй раз ты от меня не уйдешь. Сначала… сначала он, потом ты.

– Вечно про меня девушки забывают, – послышался жалобный возглас.

При первых же звуках этого голоса, Гарпия издала яростный вопль. Майор проворно присел, когда лезвие описало широкий полукруг. Одновременно Скал выбросил вперед руку. Увесистый удар пришелся под правое ребро. Гарпия беззвучно открыла рот и согнулась. Майор выпрямился, как разжатая пружина. Его макушка врезалась в подбородок Гарпии, рухнувшей рядом с отключившимся Максом.

Не теряя времени, Скал вытащил из кармана плаща наручники и, перевернув девушку как мешок, сковал ей руки за спиной. Предварительно он стащил с нее перчатки и после этого протяжно свистнул. Боков, тяжело дыша, оглянулся. Странное оцепенение прошло, как только исчез этот молочно-туманный взгляд. Маленький костер постепенно угасал неподалеку и теперь Сергей понял, откуда шел этот тошнотворный запах горелого мяса.

– Отвоевался дед, – пропыхтел Скал, хлопнув по щеке застонавшего Кретова. – Ах, как не вовремя помер, скотина. Ни себе ни людям.

– Замолкни, – хрипло сказал Боков.

Рев мотора сопроводил появление на сцене джипа, со множеством фар. Не отвечая Сереге, Скал потащил к машине Гарпию, приговаривая:

– Как же мне не хотелось снова хватать тебя, милочка. Проклятый соблазн, будь он не ладен. Надеюсь, твой прозрачный бойфренд не ошивается поблизости.

Когда до Бокова дошел смысл его бормотания, он поспешно схватил шатающегося Макса за руку и оба они с разной степенью проворности вскочили в машину, в тот же момент отпрыгнувшую от дома на несколько метров.

Через несколько кварталов мимо них промчались две патрульных машины. До этого угрюмо молчавший Скал повернулся к Бокову.

– И что теперь? – опередил его Сергей.

Майор потянул себя за ухо.

– Теперь? – протянул он с ленцой. – Так как в микрофон было очень плохо слышно, ты мне расскажешь, что тебе шепнул присутствующий здесь господин Кретов, когда его уводили из больницы. Или он сам может это сказать, мне все равно.

10

Это была простая и довольно-таки грубо сделанная золотая цепочка, в которой не было ровным счетом ничего необычного. Кроме одного. Ее нашли в куске каменного угля, а это значит, что эта цепь была сделана в то время, когда на земле не только людей, но даже и позвоночных то еще в помине не было.

"Вечерний звон" 1 апреля 20… года

“Джип” стоял у заросшего травой холма, на пологой вершине которого стояла большая беседка. Летом сюда часто приезжал Тролль, когда хотел полакомиться шашлыком. Само собой он выбирал лучшее время для своего отдыха, а это значит, что сейчас, поздней осенью, здесь было довольно-таки уныло.

– Михаил Язепович, ваше заключение по поводу возраста кинжала… скажите, что вы сами думаете по этому поводу.

– Я размышлял над этим вопросом, Женя. Не удивляйтесь, я узнал вас, – голос Бартока журчал в трубке мягко и успокаивающе. – Если вы скажете “пожалуйста”, то я вам обрисую свое, так сказать, мнение и даже прощу этот звонок среди ночи.

– Пожалуйста, – серьезно сказал Скал, загнав улыбку далеко внутрь сознания.

– Есть многое на свете, как говорил Шекспир. Вы с вашим опытом работы в клубе КИВИ, так кажется вы называли свою подпольно-школьную организацию, можете взглянуть на эту находку без истерии ученого. Древний Египет – таинственная страна. Может они умели не только пирамиды строить, но и отливать кинжалы по, так сказать, ультрасовременной технологии. Не над этим нужно ломать голову. В конце концов, вопрос здесь только в том, ошибся я или нет. Скажите, Женя, как к вам попал этот кинжал?

– Им убили человека, – после небольшой паузы медленно сказал Скал.

– Понятно. У убийцы была возможность забрать его обратно?

– Да.

– Отсюда следует логический вывод – кинжал оставили специально. Ошибаюсь я или нет, в любом случае это оружие, очень ценный, так сказать, предмет, который этаким своеобразным способом передали вам.

– Предупреждение?

– Именно, Женя, именно. Предупреждение, демонстрация силы и визитная карточка. Я думаю, именно так.

– Три в одном… Спасибо, Михаил Язепович. Больше я вас не побеспокою.

– Будьте осторожны, Женя.

Скал отключил мобильник.

* * *

На другом конце города Барток повесил трубку и обернулся к генералу Сомову, сидящему на кожаном диване и лениво вертящему в пальцах пресловутый кинжал.

– Ну а тебя, такое, так сказать, объяснение удовлетворяет? – усмехнулся эксперт.

– Ребячество какое-то, – вздохнул генерал. – Или фанатизм. Может это какая-то религиозная организация, типа мусульманских фанатиков. Там шахиды, здесь таинственные кинжалы. Смертников ведь тоже не обязательно использовать, однако – традиция, ничего не попишешь. Визитная карточка, как ты говоришь.

Барток пожал плечами.

– Что думаешь делать?

– Докладывать наверх нет смысла, там и так перепуганы до чертиков. Скалину я уже объяснил, что государство ему помогать не будет.

– Ну а частным, так сказать, образом? Со своей стороны ты что-нибудь предпримешь?

Сомов на мгновение задумался. В наступившей тишине послышалось неожиданно громкое тиканье часов в углу кабинета.

– К черту, – пробормотал наконец Сомов. – Я отдал ему Кретова, причем пожертвовав двумя хорошими сотрудниками, но на этом все. Сумеет что-нибудь раскопать, хорошо. Не сумеет, ну и ладно. Хватит с меня игр в солдатики.

– Страшно? – глаза Бартока неожиданно сверкнули каким-то злым лукавством.

– Страшно, – абсолютно серьезно сказал генерал. – Мне уже достаточно лет, чтобы понять откуда дует ветер и не ссать в том направлении. Не знаю, что это за “Капелла”, но запашок, исходящий от этих ребят, меня пугает. Просто по той причине, что раз я чую их запах, то ветер сейчас дует с их стороны.

Не прибавив больше ни слова, Сомов вышел из кабинета ссутулив плечи. Барток не пошевелился. Дверь квартиры мягко щелкнула и снова тишину смыло тиканье часов. Секундная стрелка обежала два круга. Эксперт взял со стола кинжал и в который раз всмотрелся в почти зеркальную поверхность.

– Кажется, ты сделал свое дело, – усмехнулся старик, поднимаясь из кресла и подходя к двери в лабораторию. Там он потянул книгу и шкаф отъехал в сторону.

За дверью по-прежнему в абсолютной темноте светились огоньки приборов, походившие на глаза зверей, притаившихся в глубине комнаты. Эксперт прошел по извилистой тропинке между нагромождением аппаратуры и остановился перед столом, за которым кто-то сидел ссутулившись.

– Вот и все, – сказал Барток, глядя на спину сидящего за столом. – Государство самоустранилось, Сомов тоже. Америка пока вне игры, а там… там будет уже все равно. Плюс – ценное наблюдение. На американцев лучше действуют логически-нормальные угрозы, на русских – нелогично-аномальные.

Он засмеялся тихим шипящим смехом и толчком ноги сбросил сидящего на пол. Труп Михаила Язеповича Бартока аккуратно перекатился на спину и замер, неловко подвернув руку. В широко раскрытых глазах отразился странно переливающийся плащ, полы которого на мгновение раздулись и хлопнули, словно крылья, раскрывающиеся под ветром.

– Сердечный приступ, – прошелестела темнота. – Какая утрата для науки. Ну да ладно. Остался только один человек, который все никак не уймется. Займемся теперь им.

* * *

Прошел час с того момента, как погибли Эскулап и неизвестный здоровяк, сидевший за рулем взорванной машины. Боков, Макс и Скал сидели в беседке вокруг стола, на котором чадила керосиновая лампа. Никто не проронил ни звука до тех пор, пока крупные комки мокрого снега не забарабанили по деревянной крыше.

– Послушайте, мужики, – неожиданно спокойно сказал Скал. – Мы, конечно, можем продолжать играть в шпионские игры даже между собой, но подумайте, стоит ли тратить на это силы и самое главное время? Может быть лучше направить все усилия на поиск общего врага?

– Повторяю, – упрямо сказал Макс. – Все что я знал, я рассказал.

Майор усмехнулся, с трудом сдерживая ярость. Совсем сдержаться не удалось.

– И тебя и эту девчонку, что сейчас отдыхает в машине, следовало бы убить, если действовать исходя из логики.

– Значит, мы для тебя уже просто «ты» и "эта девчонка"? – усмехнулся Макс.

– Не напоминай мне о школе, мы уже не школьники. Не так давно я убил Ваську Мальцева, а ты застрелил Марго Славину, – лицо Кретова перекосилось, но Скал не обратил на это никакого внимания и продолжал. – Карина Зайцева, Вовка Смирнов, Леночка Нилина мертвы. Мы уже почти передавили друг друга как пауки в банке, так что вести разговоры о школьной дружбе по меньшей мере глупо.

– Больше никто никого убивать не будет, – негромко, но уверенно сказал Боков. – Я этого не допущу. Вместо того, чтобы тратить время на пустые угрозы, давайте думать, что делать дальше, без Эскулапа. А уж потом поломаем голову, как ваша школьная компания оказалась затянута в это дело. Отдельно взятую группу людей случайно не истребляют. Если есть какие-то идеи относительно того, кто и зачем вас решил поубивать, говорите. Если нет, сосредоточимся пока на другом. Как говорится, побежим за одним зайцем.

– Перед смертью дед кое-что сказал, – меланхолично проговорил майор. – Думаю, это весьма интересная информация. Давайте меняться, Макс говорит, что он тебе сказал, а я передам последнюю волю Эскулапа.

Кретов и Боков переглянулись. Следователь пожал плечами. Кретов колебался еще некоторое время.

– Перед тем, как убить того… парня… в армии, – нехотя заговорил наконец Макс, – я принял один препарат… такая… серая капсула. Мне ее дал… какой-то парень, которого я никогда раньше не видел.

– Описать его можешь? – быстро спросил майор.

– Не помню… правда не помню, – Кретов наморщил лоб. – Так вот, когда я проглотил эту… таблетку… появилось ощущение… эйфории какой-то, такое, словно могу своротить горы. Плюс к этому странное равнодушие к себе, собственной и чужой жизни. Кроме того, вся накопленная внутри ярость и злоба выплеснулись наружу. Я убил того парня одним ударом, хотя никогда особой силой не отличался. Поэтому, наверное, и назвал эту капсулу стероидом. “Лэйла-стероид”.

Скал едва заметно вздрогнул. На мгновение перед глазами снова вспыхнули глаза змеи и в ушах зазвучал ее голос. Но потом все исчезло так же молниеносно, как и появилось, оставив только холодную испарину на лбу.

– А почему «лэйла»? – спросил Боков.

– На оболочке были буквы. Такие ярко-красные, что казалось погаси свет и они будут светиться. «LEYLA-2». Вот, собственно, и все.

Скал испытующе посмотрел на него и понял, что это и в самом деле все.

– М-да, – вздохнул майор, поднимаясь. При этом его голова исчезла за пределами светового круга, образованного лампой. – Вот это уже действительно кое-что. Опыт показывает, что истории с химическими препаратами скрывают не так тщательно, как результаты проектов, таких, как “Оборотень ХХ”. Теперь я на 99 процентов уверен, что удастся что-нибудь раскопать по этому делу. И Лузгина можно направить исключительно на “LEYLA-2”.

– Я попрошу Лузгина поинтересоваться и тем и другим, – пожал плечами Боков.

Из темноты раздалось покашливание.

– Нет времени. Эскулап говорил, что у нас всего день и это было до нападения. Теперь у нас в руках эта девчонка, а значит времени и того меньше… Впрочем, поступай как знаешь. Значит так, сейчас… 23.50. Едем.

– Куда? – поинтересовался Боков.

– Кататься по городу, – сказал Скал. – Будем колесить по нашей столице. Это единственная возможность затеряться. К шести утра нас будут ждать в одном месте, а до того, съездим к моему другу-банкиру. Самое плохое в нашей ситуации, ребята, то, что нам даже не дают толком обдумать все происходящее. Нас словно гонят куда-то… пинками.

Майор умолк и начал спускаться с холма. Кретов вдруг встрепенулся.

– Эй, а что тебе сказал Эскулап перед смертью?

Скал скорбно склонил голову.

– Он сказал: “Мама”, – сокрушенно вздохнул майор. – Бедный дед.

Боков с трудом удержался от улыбки, хотя, в сущности, ничего смешного в словах Скала не было.

– Твою маму, – пробормотал Макс.

* * *

Молодой участковый Володя Красин даже и не подозревал, подходя к многоэтажке, в которой проживал знаменитый хакер по кличке Сван, что сегодня его последний день в органах правопорядка. Пока Красину всего лишь не нравилось его новое поручение. Двадцать минут назад в дежурку позвонила старая карга, надоевшая своими глупыми звонками всему районному отделу. То ей мерещились воры, забравшиеся в соседнюю квартиру, то чей-то шпион, выносящий мусорное ведро ненормально рано (ко всеобщей досаде, бабушка упорно отказывалась по вопросам иностранных разведок звонить в ФСБ). В последнее время по всем сигналам старушки посылали Вову Красина, исходя из доброй старой традиции затыкать новичками все самые неприглядные дыры.

Володя угрюмо покосился на темно-синий “джип”, стоявший неподалеку. Разглядеть пассажиров таких вот тачек обычно невозможно из-за непрозрачных стекол. Так случилось и на этот раз. Красин отвел глаза и нарочито медленно зашагал к подъезду.

Скал уже собирался было позвонить в квартиру Свана, когда увидел тонкую щель между косяком и дверью. Майор машинально проверил, легко ли вынимается пистолет из кобуры и мягко толкнул дверь ногой.

Ничего настораживающего в прихожей не было. Все тот же полумрак и запах давно умершей еды. Скал наклонил голову, прислушиваясь. Из комнаты Свана донесся звук работающего вентилятора. Знакомое чувство необъяснимой тревоги пробудилось в изрядно огрубевшем сердце майора. Несколько месяцев назад, он бесшумно прокрался бы через прихожую, сейчас же Скал просто сделал несколько быстрых шагов. Не скрывая своего присутствия, майор левой ладонью ударил по двери комнаты, одновременно выхватывая пистолет.

– Тук-тук, – сказал Скал.

Сван валялся у батареи, удивительно похожий на сверток грязного белья. Он бесшумно разевал рот, из которого широкой лентой выползала кровь, образовавшая уже изрядную лужу на линолеуме. Широко раскрытые глаза, полная неподвижность и отсутствие стонов, почти неизбежных если имеешь дело с человеком, из которого вытекло столько крови, безошибочно подсказали майору, что у Свана сломан позвоночник. Быстро осмотревшись, Скал подошел к умирающему и присел на корточки. Взгляд хакера с трудом сфокусировался на закрывающем лицо майора шарфе.

– К-к-как он… меня, – губы Свана растянулись в гротескной усмешке. – Швырнул… через всю комнату, с-с-с…ка.

– Коллеги наехали? – без признаков волнения поинтересовался Скал.

– Г-г-где там… к-к-кишка тонка…

– Ты не думай, – пряча оружие пробормотал Скал, – если б тебя можно было спасти, я уже звонил бы в “скорую”.

Лицо Свана побелело и намокло.

– Позвоноч-ник, – прошептал он. – Сломал… мне… Так он меня… об батарею…

Майор стиснул зубы.

– Кто это сделал?

Сван не слушал или не слышал, продолжая говорить, перемежая речь всхлипами. Казалось почти невероятным, что он все еще может говорить.

– Но я все-таки нашел их… никто не мог, а я сумел… это было гениально просто… только для меня… такой объем информации… в таком… спам… просто очень большой спам… нереально большой…

Скал вцепился пальцами в плечо хакера.

– О ком ты? О ком ты говоришь?

Взгляд Свана сконцентрировался. Мутные серые глаза с красными прожилками раскрылись еще шире.

– “Капелла”, – выдохнул хакер. – “Кап-пелла”.

Красин почувствовал, как впервые со школьных лет к горлу подступил сильный страх. Бабушка-паникерша, ткнув скрюченным пальчиком в сторону двери с цифрами 236, шустро скрылась за собственной дверью. Щелкнул замок, а Володя вдруг осознал, что, не отрываясь, смотрит на большое красное пятно, подсыхающее на косяке. Оно выглядело так, словно кто-то, проходя мимо, вытер руку, испачканную чем-то до жути похожим на кровь. Судорожно сглотнув, Красин отстегнул ремешок кобуры. Сухое горло пискнуло где-то в глубине. Володя мысленно перекрестился и вместо того, чтобы как положено, доложить о ситуации и вызвать подкрепление, шагнул к приоткрытой двери.

Майор почувствовал, что вдохнул и не может выдохнуть, пока не услышит еще что-нибудь. Заметив волнение Скала, Сван снова ухмыльнулся. Несколько красных капель сорвались с губ.

– Так как… Жека, – окрепшим голосом проговорил хакер. – Дать наводочку?

Скал взял себя в руки.

– Твое дело, – сипло сказал он. – Я хочу попросить тебя об этом, но не буду. Береги энергию, тогда протянешь еще немного.

У хакера уже не осталось сил, чтобы хоть какие-нибудь чувства могли ясно отразиться на его лице. Но то, что майор сумел прочитать, говорило об удивлении. Сван тяжело вздохнул.

– Не поверишь… родной… почему-то чертовски хочется помолиться… Никогда не думал… что… захочу… всю жизнь считал богом… себя.

Скал расслышал в голосе хакера скрытый вызов. Сван издал несколько булькающих звуков, при этом маленькая капля скатилась из уголка правого глаза. Майор все понял правильно. Сван смеялся.

– Выбирай, Скалин, – раскаты смеха колотили тело хакера изнутри. – Твой… выбор… Могу рассказать о “Капелле”… могу помолиться… На все времени не хватит…

Скал молча смотрел в смеющиеся кровью болью глаза Свана.

– С одной стороны, – задумчиво сказал майор, – неплохо было бы отправить тебя в ад. Плюс к этому я бы еще и получил то, к чему стремлюсь… Молись, если умеешь.

Хакер серьезно посмотрел в глаза Скала.

– Надо же, – прохрипел Сван без малейшего юмора, – люди могут еще удивлять.

– Подними руки вверх, – раздался за спиной майора негромкий голос, обладатель которого очень старался скрыть его дрожание. – Подними руки и отойди от него.

Не обращая внимания на возникшего сзади Красина, Скал молча смотрел на закатившего глаза Свана, губы которого беззвучно шевелились.

– Ты что, оглох!

Хакер содрогнулся. Майор понял, что наступила последняя минута. Сван открыл глаза.

– Считаю до трех, – взвизгнул Володя, сжимая вспотевшими руками служебный, обшарпанный пистолет. – Потом стреляю.

– Последнее “прости”, Скалин, – Скал с трудом разбирал слова Свана, который вещал уже будто бы с того света.

– Раз!

– Когда найдешь их… уничтожь… полностью… Дело… дело тут не в… мести… Ты мне никто, чтобы мстить за… Уничтожь все… документы… я прочел так мало… но уже понял, что…

– Два!

Глаза Свана раскрывались все шире и шире. Вместе с последним вздохами до Скала донеслись последние слова:

– Они взяли мир за горло… осталось только… надавить…

Три!!!

Хакер застыл, опустив взлохмаченную голову в красную лужу на линолеуме. Майор резко обернулся. Володя Красин раскрыл рот и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, пуля ушла куда-то в потолок, а пистолет вывалился из руки, глухо ударившись об пол.

Дело в том, что как только Сван начал молиться, майор стянул шарф с лица.

– Стой, – едва шевеля онемевшими губами выдавил Красин, глядя на улыбающегося майора широко раскрытыми глазами. – Ни… с места…

– Да ты что, приятель, обалдел, – бодро проговорил Скал, проходя мимо и хлопая Володю по плечу. – Не видишь? Я же Смерть. Просто косу дома оставил.

Не оглядываясь, майор скользнул в лифт, попутно показав язык взвизгнувшей бабушке, подглядывающей из-за приоткрытой двери.

– Как сказал бы Михаил Язепович, – бормотал майор, постукивая носком ботинка по заплеванному полу кабины, – это похоже на предупреждение номер два. Интересно, почему он меня просто не прибьет? Я ему приглянулся? Или… может я действую ему на руку? Вот это будет досадно. Ох, гонят, гонят нас куда-то, чует мое сердце. Ладно, посмотрим куда, а там по обстановке. Только бы дожить до этого момента.

Красин стоял около тела Свана до тех пор, пока не приехали его коллеги. Он стоял и ничего не говорил. Даже на допросах он не мог выдавить из себя ни звука в течение нескольких дней.

– “Лэйла-стероид”. – пробормотал Скал, выходя из подъезда и направляясь к “джипу”, – Вот еще пища для размышлений. Внимание, вопрос, уважаемые знатоки, почему моя галлюцинация уже давно назвала мне слова, которые я сам услышал только сегодня и их по словам моего школьного дружка он просто выдумал?

* * *

Боков сидел на переднем сидении передвижной штаб-квартиры, как он называл “джип” Скала, и хмуро жевал горбушку, оторванную от мягкого воздушного батона хлеба, который становится омерзительно крошащейся дрянью после суток хранения в хлебнице. Сейчас, впрочем, хлеб был вполне хорош. Несмотря на то, что вкусный кусочек обычно приводил Бокова в хорошее настроение, сейчас мысли следователя не отличались жизнеутверждающим оптимизмом. Они состояли из бешено вращающейся карусели обрывков, которые покалывали усталый мозг тысячью иголок. Настал момент, когда следователь потерял способность отличать черное от белого. Жутко хотелось закрыть глаза и чем надольше, тем лучше.

– Нужно поспать, – пробормотал Боков, сонно помаргивая. Сидящий за рулем мужчина с лицом, словно вытесанным из камня равнодушно пожал плечами.

– Дрыхни, – сказал он. – Разбужу, если что.

Боков сполз с сидения пониже и позволил усталой голове опуститься на мягкую спинку. Он заснул, едва успев ощутить блаженство расслабления.

Макс Кретов сидел сзади рядом с Гарпией, неподвижно смотрящей вперед своими белесыми глазами. Кретов не мог удержаться, чтобы время от времени не бросить взгляд на них. Она заметила эти взгляды, а он заметил, что она заметила и поэтому слегка рассердился.

На нее, на себя, на кого угодно.

– Эй, Макс, – вдруг сказала Гарпия с хрипотцой. Он слегка вздрогнул, когда увидел, что ее глаза смотрят на него в упор. – Не поможешь старой приятельнице?

Сердце скакнуло, но тут же улеглось, успокоенное неумолимой логикой. С Гарпией разговаривать было в принципе не о чем. Она и лицом то не слишком напоминала Илону. Что ни говори, а внутреннее все-таки накладывает отпечаток на внешнее.

– Разве мы знакомы? – Макс скривил губы. Получилось недостаточно презрительно, а потому не эффектно.

– Немного. Я провела у тебя ночь, хотя конечно знакомством это не назовешь, ты прав.

Макс слегка смутился и это рассердило его еще больше. С Илоной он всегда чувствовал себя не очень уверенно, а сейчас он попросту не знал, что, черт побери, делать.

– Тем более, что ты сказала, что у нас ничего не…

– Я солгала.

Макс внимательно взглянул на Гарпию и увидел, что она смеется.

“Господи, вот так ты на нее чертовски похожа. Именно… чертовски.”

– Сколько предисловий к тому, чтобы выполнить пустяшную просьбу.

– И что же тебе нужно? – сдержанно спросил Макс.

– Сними мои проклятые линзы, – Гарпия вдруг мигнула и из ее правого глаза полились слезы. – Они, о, дьявол… они не рассчитаны на долгое ношение.

Кретов без предисловий развернул к себе ее лицо и приказал.

– Раскрой пошире глаза.

Он вытащил из кармана чистый носовой платок. В те несколько секунд, которые заняло снимание маленьких плотных пленочек, Макс ощущал ее дыхание на своем лице. Когда линзы были извлечены, Кретов на мгновение задержал взгляд на настоящих глазах Гарпии.

“Они удивительны. Даже смерть покажется не такой страшной, если на тебя смотрят такие глаза… И зачем это я думаю сейчас о такой ерунде?”

– Спасибо… за помощь, – с расстановкой произнесла девушка, опуская длинные пушистые ресницы.

– Я могу сделать и больше, – тихим сдавленным шепотом произнес Макс, удивляясь, как это голос выходит изо рта помимо его воли. – Только скажи.

Гарпия ослепительно улыбнулась и вновь ее дыхание долетело до Макса теплым ветром. Она ничего не сказала, но Кретов и не нуждался в ответе. Он сжал кулаки и сузившимися глазами осторожно осмотрелся вокруг. Мышцы начали наливаться странной теплотой. Внезапно Макс ощутил каждую клеточку собственного тела, удивительно послушного, как надежная машина.

“Удар костяшками пальцев за ухо. Боков спит, это даст мне несколько дополнительных секунд. Вырвать пистолет, когда водитель начнет оседать и никто ничего не успеет сделать.”

Лоб Макса покрылся холодными каплями, когда он понял, наконец, что происходит.

Немезис начал просыпаться. Выплывать из глубин подсознания, как бесшумно скользящая в темноте акула.

Хотя теперь Макс уже не понимал, чьи чувства сейчас побуждают его к действию. И тут же в секунду пришло озарение. Немезису плевать на Гарпию, он даже ненавидит ее за недавние попытки убить его, ему просто нужно вырваться на свободу. Ну а Макс любит Илону и хочет помочь ей. Цели разные, но средство их достижения одно.

Свобода.

– Давай, – просвистела Гарпия, жадно раздувая ноздри.

Водитель резко крутнулся на месте. Ощутив сквозь сон это движение, Боков мгновенно проснулся и уставился суматошным взглядом только что очнувшегося человека на пистолет, направленный в лицо Макса.

– Я всегда чувствую такие вещи, – спокойно сказал водитель, снимая оружие с предохранителя. – И потом я наблюдал за тобой в зеркало. Пот у тебя очень красноречивый.

Макс словно вынырнул на поверхность из очень темной воды. Акула медленно скрылась в темноте. Рядом послышался смешок Гарпии.

– Что происходит? – сухо спросил Боков. Сейчас он еще не определил свое отношение к происходящему, но чувствовал, что нервы натянулись, как стальные канаты.

– Все кончено, Боков, – неожиданно громко взвизгнула Гарпия, широко улыбаясь и переводя торжествующий взгляд на напрягшегося водителя. – Давай, пристрели его!

Не теряя ни секунды Боков выхватил из-за пазухи “макаров”. Он действовал быстро. Чуть быстрее двигался водитель. Оба ствола нацелились почти одновременно. Оставалось только спустить курок.

В такой ситуации, когда противники уже почти ничего не соображают от злости и страха, есть несколько способов остановить приход чьей-то смерти. И почти все они крайне ненадежны и рискованны. Инстинктивно Макс выбрал один из таких способов.

– Стоять, мужики, – резко и властно приказал он. – Опустите оружие, я все сейчас объясню.

Холодный тон, остудил головы лучше ведра с ледяной водой. Пистолеты не отклонились ни на миллиметр, но вместе с тем и не выстрелили. Гарпия негромко выругалась и отодвинулась к дверце.

– Вот, блин, – проворчала она, рассерженно глядя на Макса. – Сорвалось. Ну что вам стоило отправить друг друга на тот свет, а? Теперь все было бы так хорошо.

Когда смысл ее слов постепенно дошел до водителя и Бокова, они убрали оружие почти одновременно.

– Мне не нравится то, что ты хотел наброситься на меня, – сказал водитель, обращаясь к Максу. – Объясни, что на тебя нашло и тогда я соглашусь, чтобы ты сидел сзади.

– Этого больше не будет, – стиснув зубы сказал Макс. – Гарантирую.

– И все же…

– Я же сказал! – крикнул Кретов. – Ничего не будет. Окей?

Водитель неопределенно пожал плечами и отвернулся с видом полного равнодушия. Боков взглянул на Макса и тот вдруг понял, что Гарпия добилась большего, чем могла желать.

“Я никогда не смогу ничего объяснить. И доверия мне тоже больше нет никакого.”

Кретов понял это с растущим отчаяньем. В глазах Бокова он ясно различил искру подозрительной настороженности. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Как ничего нельзя было поделать и с водителем, который отныне всегда будет внимательно следить за малейшими его движениями.

Через несколько минут в кабину забрался Скал, бесцеремонно оттолкнув Гарпию поближе к Кретову. Различив гримасу боли на лице девушки, Макс невольно бросил взгляд на ее затекшие руки, скованные за спиной наручниками.

В нем опять зашевелилась злость, несмотря ни на что.

– Понеслись, – сказал майор.

Когда “джип” отъехал от дома, Скал вдруг спросил:

– А что это у вас у всех такие кислые морды?

– Небольшой инцидент, – ответил водитель, прикуривая от автомобильной зажигалки. – Спровоцированный, кажется, вот этой малышкой.

– Ничего, – засмеялся майор, – сейчас подъедем к коллеге покойного Эскулапа…

Скал посмотрел на Гарпию, съежившуюся под его взглядом, и закончил:

– Тут и сказке ее конец…

Часть четвертая Ядовитая фея

1

Из приказа, отправленного в день убийства балерины.

From

“Capella”

to

Phoenix

«Каждый охотник желает знать…»

Теплая вода всегда приводила его в благодушное состояние. Вместе с потом и пылью исчезали напряжение, злость, тоска и вся прочая духовная грязь. Душ создавал гармонию чистого тела и духа. Он мог бы стоять под этим искусственным водопадом часами, если бы у него было так много времени в запасе, однако на то, чтобы достичь гармонии, у него отводилось ровно 20 минут в день. Именно поэтому, он закрутил краны и со вздохом закутался в теплый махровый халат.

Чистый и розовый Координатор вышел из душевой и взгромоздился на вращающийся стул перед главным терминалом.

По одному медленно засветились 10 экранов, встроенных в стены бункера. Дикторы, продавцы, киногерои и прочие обитатели телевизионных сетей, заполнили беззвучными голосами тихую атмосферу командного пункта.

Координатор пробежался по клавиатуре худыми пальцами с обломанными ногтями. На экране монитора индикатор e-mail показывал наличие двадцати новых писем. Все они представляли собой не что иное, как спам – ту самую навязчивую рекламу, рассылаемую насильно, и забивающую ваш компьютер. Девятнадцать писем содержали в себе примерно одинаковый объем информации, стандартные небольшие объявления на страницу, двадцатое же…

Двадцатое занимало столько памяти, сколько занял бы хороший роман. Какой-то спам-гигант. Координатор дважды щелкнул левой клавишей мыши.

Появилась рекламное объявление некоей компании TRL, предлагающей стандартные “склады в Москве”. Объявление занимало всего полстраницы. Курсор подполз к букве Т и несколько раз мигнул. Подчиняясь запущенной программе, буквы R и L исчезли, а Т, постепенно увеличиваясь заполнила весь экран. Координатор неторопливо зажал клавиши Ctrl Alt и дважды нажал F12. Буква “Т” расщепилась на множество квадратов. Выбрав нужный сегмент, программа увеличила его еще в несколько сотен раз и перетасовала составляющие полученный прямоугольник пиксели. Компьютер тихо пискнул. Вместо однородного фона буквы “Т” на экране замерцали столбцы цифр.

Координатор взял из стоящего под столом небольшого холодильника пачку кефира. Делая маленькие глотки из высокого стакана, он принялся рассматривать копию еженедельного отчета, переданного западноевропейским филиалом ЦРУ, для своего начальства в Лэнгли. Если бы подчиненные генерала Ди Маршана знали, что “Капелла” получила через Феникса копию их отчета еще до его зашифровки, то наверное…

– Огорчились бы, – пробормотал Координатор, мысленно отбрасывая мелкие неприятности, появляющиеся достаточно часто у каждого государства, выискивая нечто крупное и достаточно грязное, чтобы стать достойным внимания “Капеллы”.

В очередной раз пропуская незначительное дурно пахнущее дельце, Координатор вдруг обнаружил, что это сообщение было последним. Досадливо поморщившись, он выключил монитор и некоторое время сидел молча, смакуя кефир.

Вскоре погасли и остальные мониторы. Командный пункт погрузился в темноту. Уставшие глаза Координатора такая атмосфера вполне устраивала. Тишина нарушалась лишь тихим шумом включившегося холодильника.

Вскоре стукнул стакан, опускаемый на стол. Зашуршала бумага.

Координатор выставлял одну за другой четыре фотографии. Ему не нужно было видеть их лиц, он помнил их и мысленно видел совершенно отчетливо.

– Какая странная компания, – мягко прошелестел его голос. – Какие странные узоры плетет судьба, какие причудливые и загадочные. Им кажется, что они ищут меня, тогда так…

Конец фразы утонул в тишине.

Координатор коснулся пальцами одного из снимков и начал медленно поглаживать пальцами скользкую бумагу.

– Судьба, это паук, – шепнул он, – и ее узор – паутина, в которой барахтаются все. Иногда мне хочется прорвать ее для нас, но теперь уже поздно.

Мгновение спустя холодильник выключился и тихое размеренное дыхание уснувшего человека гармонично переплелось с тишиной бункера.

* * *

Маленький грязный ангел полз по горе, стараясь дотянуться согнутой ручонкой до большой птицы, покрытой бурыми пятнами, сидящей на вершине. Петр Лузгин в каком-то оцепенении смотрел на грубо отломанное запястье, которое говорило на немом языке разрушенных вещей, что некогда ангел протягивал к недоступному пернатому две руки. Две, пока вторую ему не отломали.

“Наверное, не стоило карабкаться так высоко.”

Лузгин стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на ангела и птицу прозаичным взглядом. Это были простые мраморные фигурки, украшавшие парковый фонтан. Неподалеку стояла скамейка, слегка покосившаяся на правую сторону, на которой и расположился депутат госдумы.

Дородное тело пятидесятилетнего мужчины слегка дрожало от пронизывающего ветра, пробиравшегося даже под безумно дорогое пальто. Серая шляпа с умеренно широкими полями. Слегка затемненные очки, скрывающие взгляд, о котором имиджмейкер без обиняков сказал Петру Алексеевичу, что его просто необходимо прятать.

– Народ никогда не пойдет за человеком с такими глазами. Говорю это как специалист с многолетним стажем.

И Лузгин начал носить очки. Хотя его “минус” позволял обходиться и без них. Он привык следовать советам профессионалов, потому что ему чертовски надоело быть грязным ангелом, которого уже много раз били по рукам, старавшимися дотянуться до вершины.

Лузгин мысленно улыбнулся. Ему и улыбаться приходилось теперь только мысленно. Улыбка Петра Алексеевича была очень похожа на его взгляд.

“Теперь на моих руках рукавицы с железными шипами. Ударить по ним и не пораниться весьма сложно.”

– Здравствуй, Петр Алексеевич.

Лузгин вздрогнул и на секунду закрыл глаза, ослепленный вспышкой ярости. Этот чертов Боков всегда подползает как гадюка.

– А, Сергей Михайлович, – депутат слегка растянул губы, приподнимаясь и касаясь руки Бокова. – Надеюсь твоему опозданию найдется хорошее оправдание.

– Всего лишь несколько минут сверх установленного срока, – пожал плечами Боков. – Говорить не о чем.

Лузгин подавил приступ раздражения.

“Наверняка он всегда пунктуален, а вот на встречи со мной опаздывает. Чтобы позлить.”

– Правильно, Сергей Михайлович, – благодушно кивнул Лузгин. – Не будем об этом. Тем более, мне не терпится узнать, зачем ты вытащил меня в этот парк.

– А воздухом подышать, – серьезно сказал Боков. – Ты ж почти задохнулся там в своих коридорах власти.

Депутат вдруг почуял за хохмочками крупную добычу. Слишком уж напряжен был обычно невозмутимый Боков.

– Ты это к чему?

– Да к тому, что дышать у вас там нечем. Некоторые дела нынешней руководящей команды начинают попахивать настолько, что их уже можно найти по запаху.

Лузгин пренебрежительно отмахнулся.

– Пустой треп. Попахивают они давно. Не существовало еще такого правительства, в шкафах которого не было бы пахучих дел. Они лежат и смердят, но закрыты достаточно прочно, чтобы аромат не просочился.

– А если отыскать ключик от такого шкафа? – глядя прямо перед собой спросил Боков.

– С этого надо было начинать. Если у тебя есть ключик, будем разговаривать, нет, разбежались по домам и забыли.

– Пока не скажу ничего конкретного, – уклончиво проговорил Боков, засовывая руку в карман. – Но, если покопаешься в архивах КГБ вот по этому поводу, – он протянул Лузгину визитку, – можно будет заварить неплохую кашу на правительственном уровне.

Депутат взглянул на оборотную сторону карточки. Там было нацарапано “LEYLA-2”. Лузгин задумчиво повертел кусок картона.

– Что тебе нужно знать?

– Все.

– Когда нужна информация?

– Вчера.

– Понятно, – депутат положил карточку в карман. – Я тебе позвоню.

– Не стоит, – Боков покачал головой. – Я позвоню сам через три часа.

Лузгин поморщился.

– Пусть так, – сказал он после непродолжительной паузы. – Постой, постой, – остановил он Бокова, уже поднявшегося со скамейки. – Ты хотя бы скажи, это действительно того стоит?

Если бы Серега Боков ответил Лузгину откровенно, то это прозвучало бы примерно так: “Не знаю”. Но опер лучше всех понимал, что после такого ответа Петр Алексеевич в лучшем случае не будет торопиться. Боков взглянул на подавшегося вперед депутата и понял, что именно нужно сказать.

– Когда разгребем все до конца, вполне вероятно, что правительство можно будет выкинуть на помойку.

Он хотел добавить что-то еще, но потом промолчал.

– ФСБ хоть и поплохело, по сравнению с КГБ, – Лузгин все-таки попытался торговаться, – однако тайны свои хранить умеет. Могу не успеть за три часа.

Боков, не мигая смотрел на депутата. Тот поднял руки.

– Понял, понял. Ладно, посмотрим, что удастся раскопать. Еще какие просьбы? – добавил Лузгин, видя, что Боков колеблется.

– Вчера погибло двое агентов ФСБ на шоссе Москва-Питер, – нехотя сказал Боков. – Нужно, чтобы не было шума.

Лузгин надул щеки и с шумом выпустил воздух. Однако промолчал.

– Погиб главврач Клиники 15, – продолжал следователь. – Организация закрытая, но копания не должно быть ни на каком уровне и в этом случае. Скорее всего и так не будет никакого шума, однако нужно подстраховаться.

– Хорошо, присмотрим за этим, – спокойно сказал Лузгин. – Еще какие-нибудь трупы?

Боков хмуро покачал головой.

– С остальными проблем не будет. Они просто люди.

* * *

Пахло плесенью. И еще чем-то застарело-неприятным. Казалось, что в воздухе висит пыль, противно щекочущая в носу.

– Чего мы тут ждем? – недовольно проворчал Макс, когда к нему подошел Скал, час назад ушедший вместе с Гарпией и парочкой амбалов.

Кретову несложно было объяснить, что именно раздражает его так сильно. Не грязь и плесень, пополам с невидимой пылью. Раздражение вызывал только тот факт, что он отпустил ее неизвестно куда.

“Гарпию… Илону… Бог мой, она посмотрела мне в глаза, и я растаял как школьник. Мне никогда не удавалось чувствовать себя рядом с ней до конца уверенно. Но теперь, как и всегда я могу спокойно убить за нее. Они могли стереть у меня не только шесть лет жизни, но и вообще всю жизнь, а вот любовь все-таки не поддается стиранию. Имей в виду… майор.”

Макс покосился на Скала, молча усевшегося на пыльный стол, обтянутый порванным в нескольких местах синим дермантином.

– Здесь безопасно, – коротко ответил майор на вопрос Макса. И даже сделал небольшой намек на дальнейшее. – Скоро мы уйдем.

И это было больше, чем рассчитывал получить Кретов в ответ. Учитывая то, что…

“Молчать уже нельзя. Это становится просто невыносимым.”

– Послушай, Женька, – осторожно сказал Макс, в тайне надеясь, что Скал не даст ему договорить. – Ведь это из-за меня ты…

Майор молча повернул к нему изуродованное лицо и бесстрастно ждал продолжения.

– Ты стал таким, – выдавил Кретов.

– Из-за Майера, Немезиса… “Капеллы”, – не то возражая, не то размышляя вслух проронил Скал. – Ты здесь ни при чем.

От его слов за версту несло холодом, ощущая который Макс внутренне ежился. Плюс к тому, когда Скал произнес слово “Капелла” в его голосе прозвучала такая ненависть, что казалось накалился воздух в комнате.

– Я бы так не смог, – осторожно сказал Кретов, заставляя себя смотреть майору в глаза. – Даже понимая всю ситуацию, я не смог бы…

– Немезис умрет, – перебил его Скал. – И очень скоро.

Макс стиснул ножку стула, на котором сидел.

“Теперь еще один вопрос и в зависимости от ответа, этот стул либо останется стоять, либо обрушится на твою голову.”

– Ты имеешь в виду…

Скал неожиданно рассмеялся.

– О, ты даже не представляешь, что я имею в виду. Но даже не в этом дело. Если бы убив тебя, я смог утолить ярость, я убил бы, не сомневайся. Но твоей смерти мало. Это все равно, что выместить злобу на кукле, а не на кукловоде. Какой в этом смысл? Мне нужна “Капелла”, а потому, если ты больше никогда не назовешь меня Женькой, то будешь жить.

Дверь кладовки, а именно ей, по-видимому, и являлось то помещение, где сидели майор и Кретов, страшно заскрипела давно не смазываемыми петлями. В проеме показался нервного вида и неопределенного возраста субъект, с всклокоченными русыми волосами, в огромных очках и белом халате. Макс едва удержался от нервного смеха, при виде этого “сумасшедшего ученого”, словно вышедшего из какого-то голливудского мультфильма.

– Давайте, ребята, – хихикнул “ученый, потирая руки. – Каэр ждет. Он уже начал работать с этой куколкой, теперь требуется ваше присутствие.

Скал ни слова ни говоря жестом приказал Максу идти вперед.

– Каэр? – спросил Кретов, шагаявслед за очкариком по длинному безлюдному коридору, оклеенному светло-бежевыми обоями. – Кто это или что это?

– Увидишь, – буркнул откуда-то из-за спины майор.

– Ага, ага, – подтвердил “ученый”, доставая карточку доступа и проворно вставляя ее в щель электронного замка. – Прошу входить, – добавил он, распахивая дверь с надписью “Л250” на ней.

Зайдя внутрь, Макс сначала увидел худые и хрупкие руки, обтянутые морщинистой кожей. Руки древнего старика. Потом он увидел невообразимо длинные пальцы с узкими синеватыми ногтями, конвульсивно подрагивающие на закрытых веках Гарпии, лежащей на прозекторском столе.

Потом Макс поднял глаза повыше.

– Боже мой, – потрясенно пробормотал он, отразившись в огромных и абсолютно черных глазах. – Мультфильм продолжается, черт!

Кретов снова с трудом сдержал смех. Он хорошо знал, что если сейчас засмеется, то попросту не сумеет потом остановиться.

– Ка – Эр, – “ученый” похрустел сцепленными на животе пальцами. – “Клонированный ребенок”, как назвал его в нашей лаборатории какой-то идиот. Его, вообще-то, по-разному называли, но как всегда почему-то прижилось самое идиотское название.

– Но… почему…

– За границей заниматься клонированием немного сложновато, слишком тщательно приходится маскироваться, ну а у нас, в России, были бы деньги, можно наворотить черт знает чего, – “ученый” хихикнул. – Добавляешь к западным деньгам восточные мозги и вуаля. Получаем то, над чем бьется весь мир. Когда он родился, то все по началу было решили, что это анэнцефал – ребенок с врожденным генетическим дефектом. Думали, что он родился без головного мозга. Оказалось нет, мозг присутствовал… И еще какой.

Макс смотрел на Каэра с каким-то благоговейным ужасом. В такие минуты в людях просыпаются древние инстинкты, заставлявшие далеких предков центрально-американских индейцев делать скульптуры “богов”, удивительно похожих на анэнцефалов.

Кретов не мог оторвать глаз от плоской головы, маленького безгубого рта, отекшего лица и носа, уступом переходящего в лоб. Маленькое, судя по всему, тельце было скрыто под просторным салатного цвета балахоном, свисавшем по обе стороны стола.

Макс содрогнулся, когда черные влажные глаза остановились на нем.

– Мы не знаем, может ли он читать мысли, он не признается, понятное дело, – снова хихикнул очкарик, забираясь с ногами в кресло, стоявшее у большого занавешенного окна, – но внутрь сознания Каэр пробирается без проблем.

– Боюсь, наш гость не совсем понимает, в чем разница, – голос Каэра звучал не более странно, чем должен был. Он походил на хаотичный набор немузыкальных звуков.

Каэр мигнул. Его веки были абсолютно прозрачны.

“Интересно, как он спит?”

– У меня есть другие, – любезно пояснил клон, демонстрируя вторую пару век, уходящих к носу. – Не пугайтесь. Это не телепатия, а обычный анализ стандартной человеческой реакции на мои первые веки.

Макс оправился от потрясения настолько, что смог задать вопрос вслух:

– В чем же разница между телепатией и вашими способностями?

– Все что я могу, это подключиться к сознанию человека. Те процессы, которые происходят в головном мозгу подопытного передаются непосредственно в мой мозг. Проще говоря, это нечто вроде временного переселения души человека в мое тело.

– Неточное сравнение, – подал голос очкарик. – Это не переселение, а слияние. Слияние двух разумов, когда и сознание, и подсознание подопытного объединяются в едином потоке.

– И это объединение происходит в вашем мозгу, – сказал Макс.

– Вы быстро схватываете, – кивнул Каэр. – У меня нет такой вещи как подсознание. Я помню все, что происходило со мной начиная с того момента, как мой мозг начал функционировать. Все до мельчайших подробностей.

В его голосе прозвучал намек на тщеславие. Это обстоятельство как бы скрасило его нечеловеческий облик в глазах Макса.

– Итак, когда сознание и подсознание пациента объединяются и сливаются с моим, я становлюсь Илоной Ленс, – продолжал клон. – Илоной Ленс, которая помнит всю свою жизнь так же, как и я. Она сможет ответить на вопрос, пользуясь моими голосовыми связками.

Произнося эти слова, Каэр взглянул на майора, который удовлетворенно улыбнулся.

– Или вернее, – снова встрял “ученый”, – она не сможет не ответить, поскольку эффект слияния сознания и подсознания сродни эффекту идеального гипнотического воздействия, когда исчезают все психологические барьеры, которые с таким трудом преодолевают гипнотизеры, пробиваясь к глубинам памяти.

– Но как это происходит? – машинально задал вопрос Макс.

– Если бы я знал это, – сказал Каэр, – то получил бы нобелевскую премию, положил ее в банк и скромно жил на проценты с суммы. Мое сознание не участвует в слиянии. Как только эксперимент закончится, я сразу же забуду все то, что появилось в моем мозге во время слияния. Это своего рода защитная реакция организма. Два сознания в одном теле… Либо я стану Илоной Ленс, а Каэр исчезнет, либо наоборот, либо еще 250 вариантов.

– Если этот эксперимент опасен, – сдавленным голосом произнес Макс, – то лучше от него отказаться.

Майор безучастно посмотрел на Кретова. То же самое сделали очкарик и Каэр, но в их глазах интерес все же ясно читался.

Макс выдержал все эти взгляды, но больше не проронил ни слова.

– У вас есть тридцать секунд, чтобы задать вопрос, – сказал Каэр. – После этого я прерву контакт с девушкой.

– Почему? – впервые прозвучал голос Скала.

– Из-за защитной реакции, о которой я уже упоминал. Ровно через 30 секунд произойдет отторжение чужого сознания, так что подыщите по-настоящему нужный вопрос.

Майор пожал плечами.

– В конце концов можно повторить этот эксперимент позже, – сказал он.

– Нет-нет, – живо возразил Каэр. – Ни она ни я не выдержим повторного слияния. Это можно сделать только один раз. Если попробовать во второй, то в момент отторжения она превратится в растение.

– Это подтверждено экспериментально, – добавил очкарик.

Макс ощутил тошноту. Сама атмосфера этой лаборатории с ее мерцанием зеленоватых огоньков нагроможденной в изобилии аппаратурой сгустилась вокруг него. В секунду Каэр вдруг стал похож на стервятника, сидящего в изголовье умершей Гарпии.

– Тут есть еще один плюс, – сказал Скал, наблюдая за меняющимся цветом лица Макса. – В момент слияния она сможет ясно понять, какая личность в ней настоящая, а какая искусственная. Гарпия умрет. Родное сознание подавит и вымоет созданную личность, как палец выталкивает занозу.

“А потом и я. Я тоже умру, как ты и говорил.”

– И Немезис тоже умрет, – твердо прибавил майор. – Как я и обещал.

– А если все будет наоборот, – Макс отступил на шаг. – Вы об этом не подумали, экспериментаторы хреновы?! А если исчезнут Макс и Илона? Что тогда?!

– Твое решение? – спокойно спросил Скал. Макс вдруг заметил, что рука майора лежит в кармане плаща. – Сейчас у нас есть шанс узнать, где находятся те, кто сделал из вас убийц.

“Плевать на все. Больше никто не будет копаться у меня в мозгу.”

– Майер, а вернее Немезис уже умер, это и Эскулап говорил, – стараясь произносить слова как можно спокойней и уверенней сказал Кретов. – Я не нуждаюсь… в подобной терапии.

– Пусть все обстоит так, как ты говоришь, – кивнул майор. – А как же насчет нее? Ты хочешь, чтобы все осталось по-прежнему?

– Я не хочу рисковать ее жизнью, а тем более если есть риск превратиться в идиотку, – упрямо отчеканил Макс. – Если существует малейшая опасность…

– Все ясно, – оборвал его майор. – Каэр, вы можете начинать.

Пальцы с синими ногтями надавили на веки Гарпии. Макс вскрикнул и сделал шаг вперед.

– Еще одно движение, – не оборачиваясь произнес майор, – и я вышибу тебе мозги.

Кретов стиснул воротник рубашки. Жилы на его лбу вздулись, и на мгновение ему показалось, что сознание вновь раздваивается. Откуда-то из глубины души внезапно хлынула успокаивающая волна. Если бы ее можно было бы озвучить, то она походила бы на слова "все идет как надо".

Макс не сдвинулся с места. Ноги просто приросли к полу и отказались повиноваться.

– Все равно уже поздно чему-то мешать, – добавил Скал.

Тело девушки содрогнулось. Глаза Каэра расширились до ужасающих размеров. Воздух тяжело вырвался из маленького провала безгубого рта.

– У вас 30 секунд на вопрос и ответ, – тихо напомнил “ученый”, подавшись вперед и облизываясь. – Только 30.

Каэр застыл. Макс защемил зубами ноготь большого пальца. Клон беззвучно открыл и закрыл глаза, по-прежнему лишенные всякого выражения. Очкарик издал нетерпеливый возглас.

Время для вопроса всегда наступает неожиданно. И задает его тот, кому действительно есть что спросить.

– Почему он пришел выручать тебя? – спросил Скал.

За те секунды, что прошли после вопроса, слышалось только неторопливое шуршание многочисленных компьютеров. Когда Каэр наконец заговорил, Макса посетил суеверный страх. Голос клона был лишен не только какого бы то ни было чувства. В нем не было вообще ничего. Он был пуст и безжизнен. Такой голос не могли создать человеческие связки. Так могла говорить душа, расставшаяся с телом. На лбу майора выступил пот.

– У меня тот же дар, что и у него.

Она расхохоталась. Каэр резко оттолкнулся от глаз девушки и свалился со стола. Тело Гарпии выгнулось, как лук за секунду до выстрела. Ногу в черном чулке выбросило вперед. Стоявший у стола отключенный пульт этим ударом отбросило к дальней стене. Веки Гарпии поднялись. Она взвилась в воздух и мгновение стояла так, глядя в никуда пылающими от набежавшей крови глазами. Невероятно быстро Каэр перевернулся на полу и стремительно прыгнул вверх, стараясь подхватить падающую девушку.

– Убирайтесь отсюда! – взвизгнул очкарик, в свою очередь подлетая к бьющейся в конвульсиях Гарпии. – Прочь!

В голове у Макса вспыхнул огонь. Не думая больше ни о чем, он бросился вперед.

Майор резко развернулся на каблуках и устремил вперед кулак, врезавшийся в неуловимом для глаз полете в подбородок Кретова.

Очнувшись довольно быстро, только несколько минут спустя Макс потихоньку начал выходить из состояния полного оцепенения, чему немало способствовала какая-то жгучая жидкость, налитая ему майором, вкуса которой он почти не ощутил.

– В этом есть что-то нечеловеческое, – пробормотал он, с трудом шевеля губами и стараясь выбросить из головы недавно увиденное. – Эти… глаза… хлопья пены на ее губах… этот… голос… как будто…

– О чем это ты? – поинтересовался Скал. – Мы всего лишь получили нужную информацию и только. Нельзя быть таким впечатлительным, просто… нельзя.

Кретов скривился и посмотрел на майора.

Со спокойным видом тот наливал себе коньяк из початой бутылки.

Ее горлышко колотилось о край стакана, издавая неравномерный дробный звук.

– Что за вопрос ты задал? – с трудом проглотив слюну спросил Макс. – Ты же хотел узнать, где “Капелла”, так почему спросил какую-то ерунду?

– Это не ерунда, – майор пожал плечами. – Спрашивать о местонахождении бессмысленно, я это только за секунду до вопроса понял. Эскулап ведь говорил, что воспоминания о годах, когда ее тренировали стерты. Если так, то следовало найти другой вопрос.

– И что нам дал твой вопрос?

– Очень многое, – хмыкнул майор. – Теперь появилась надежда на успех. Вернее, она окрепла. Как думаешь, Илона твоя спокойно отнесется к тому, чт с ней сделали?

– Хочешь натравить ее на “Капеллу”, – с ненавистью в голосе констатировал Макс.

– Ты плохо знаешь свою Джульетту, Ромео. Как и все влюбленные, вообще-то, – тихо усмехнулся Скал и на мгновение в его глазах мелькнуло нечто похожее на теплоту. – Ее не нужно натравливать. Она сама ему голову оторвет за все то, что он сделал с ней и с тобой.

Макс отвел взгляд. Сказать было нечего, да и ничего не требовалось говорить.

– А у меня вот тут почему-то праздное любопытство взыграло, – с отрешенным видом пробормотал Скал. – Клон, это копия, ведь так?

Майор посмотрел куда-то в пустоту, совершенно отрешенным взглядом.

– И кого же они скопировали? – тихо пробормотал он.

* * *

Бокову было плохо. Так плохо, как только может быть в ситуации, когда долгожданный отпуск

“Первый за три года, заметьте.”

летит ко всем чертям. И к тому же по вине людей, с которыми теперь приходится работать, не чувствуя к ним ни малейшего доверия и симпатии.

А еще Ленка намекала на возможность отличной лыжной прогулки с продолжением у нее дома. И подумать только, что вместо этого приходится рыться в чьем-то для тебя лично неинтересном прошлом.

Занятый такими радужными размышлениями, Боков вошел в фойе гостиницы «Виктория» и хмуро взглянул на администратора, поднявшегося было со своего места и собирающегося, как видно, что-то сказать.

Серега растянул рот в дружелюбной улыбке, вполне соответствующей внутреннему настрою. Администратор поперхнулся и плюхнулся назад на стул. Боков стер улыбку и пошел дальше.

“Что же мне рассказать своим? Кому своим? Да и свои ли они?”

В голове царил совершеннейший кавардак. И чем дальше, тем непролазнее становились дебри растущих, как на дрожжах фактов. Колыхаясь в этом застоялом болоте информации, Боков ощущал, что впервые со времен университетской практики события в его жизни развиваются сами по себе. Он настолько привык контролировать каждый час своего существования, предвидя, таким образом все возможные варианты дальнейшего, что встреча со стихийными, непредсказуемыми поворотами Большого Жизненного Сценария выбила его из колеи.

Шла элементарная война. Война, в которой гибли люди, связанные с делом “Лэйла-стероид”, черт с ним, пусть так и называется. А Боков так до сих пор и не определил, за кого и против кого он сражается. Скал вызывал какое-то странное чувство почти животного страха, странно переплетенного с долей симпатии. Макс ненамного лучше.

“Убийца всегда убийца, пусть даже с раздвоением личности… Да и было ли оно… раздвоение. И это мои сторонники! Впрочем, я забыл самого главного. Господина Лузгина. Ну да хрен с ним. Крыша есть крыша. С ней смиряешься, как с неизбежным злом.”

Боков встряхнулся и потер ладонью брови. Сонно-усталая пелена слетела с глаз, и Сергей уставился на номер 135, до которого добрел, судя по всему, на автопилоте. Пользуясь секундной пустотой, возникшей в голове, Боков нажал на ручку двери и пихнул ее ногой.

Майор и Кретов сидели неподалеку у дешевого телевизора и пили чай. Аромат крепкой заварки ударил в нос Бокова и пробудил первобытную радость человека, впервые снявшего с костра обжигающий напиток.

Сергей снял плащ, повесил кепку и молча подошел к низкому столику. Ни слова ни говоря, Скал приподнял за немыслимо изогнутую ручку пузатый чайник и ароматная вода цвета красного дерева полилась в фаянсовую чашку. Вдохнув аппетитный дымок, Боков одним махом проглотил треть налитого и тихо засмеялся.

– Жизнь начинает приобретать оттенки, – пробормотал он. – Никогда бы не подумал, что этому может поспособствовать чай.

Подчиняясь волне равнодушия, разлившейся вместе с приятным теплом по телу, Боков выкинул из головы все подозрения и просто положил перед Скалом и Максом бумажку с данными, полученными двадцать минут назад.

“Препарат LEYLA-2 был разработан в 1986 году под руководством профессора Славина. Первоначально предполагалось использование в качестве “сыворотки правды”. LEYLA-2 создан на основе рецепта древнеегипетских жрецов, найденного археологической экспедицией Л. С. Володина, принимавшего, в дальнейшем, деятельное участие в создании LEYLA-2. Испытания проводились в некоторых “горячих” точках, но в ограниченном объеме. На данный момент выпуск LEYLA-2 прекращен, производство препарата признано нерентабельным, запасы уничтожены.

– Это полуофициальный треп, – сказал майор, поднимая голову. – Что-нибудь еще есть?

– Спрашивайте – отвечаем, – лениво пробормотал Боков.

– Какое действие оказывала “лэйла”?

– Под воздействием LEYLA-2 испытуемый переходит в стадию сомнамбулизма без предварительного прохождения первых двух стадий, – отбарабанил Сергей.

– А по-русски, – подал голос Макс.

Бокова просто разморило от чая и теперь ему хотелось только одного. Спать.

– Как мне объяснили, – стараясь произносить слова четко и ясно заговорил Сергей, – современная наука различает три стадии гипноза: первая – сонливость, когда человек испытывает состояние покоя, необыкновенную тяжесть тела и веки его словно наливаются свинцом. Вторая стадия гипноза – гипотаксия, при которой отмечается состояние восковой гибкости тела, когда человеку или части его тела можно придать любое, самую немыслимое положение, которое трудно было бы сохранить в нормальном состоянии. При гипотаксии же, это положение совсем не обременительно.

– Это когда человека кладут затылком на одну спинку стула, пятками на другую и садятся ему на живот, – сказал Макс и пояснил. – Видел по телевизору на закате перестройки.

– Верно. Ну и третья стадия – сомнамбулизм. В этом состоянии загипнотизированный полностью отрешен от любых внешних раздражителей, кроме команды человека, приведшего его в это состояние.

Боков умолк. Сонливость его мгновенно улетучилась. Рой мыслей сложился в единое целое.

– Такого человека можно резать, жечь, – заговорил Макс, глядя прямо перед собой, – он не чувствует боли, не знает сомнений, он делает то, что ему прикажут. Кроме того, я помню совершенно безумную ярость в момент своего первого убийства.

– Здесь упоминается о древнеегипетском рецепте, – сказал майор, ткнув пальцем в записку. – Что это такое?

– Одна из составляющих LEYLA-2. Так называемый “Напиток Анубиса”. В нем, как я понял, толком не разобрались, ясно одно. Древние египтяне считали, что помимо тела и души есть еще третья составляющая человеческого существа. Они называли ее Ка. Это энергия, которая при жизни объединяет плоть физическую и плоть духовную в единое целое. Чем ее меньше, тем сильнее разлад между телом и душой. По преданиям “Напиток Анубиса” уменьшал энергию Ка. У человека, выпившего это зелье, появлялось равнодушие к своей земной оболочке, да и вообще ко всему, связанному с этой жизнью. Плюс к этому существовал и побочный эффект, весьма полезный для воинов, на которых и испытывали “Напиток”.

– Ярость и необыкновенная физическая сила, я так понимаю, – закончил Макс. – Плюс к этому, полная управляемость. Просто биоробот, какой-то.

Кретов вытащил из лежащей на столе пачки сигарету и глубоко затянулся.

– Неудивительно, что рецептом “напитка” заинтересовались. Как я понял. параллельно и американцы что-то пытались сделать, но, судя по всему, у них не получилось.

– Это все? – спросил Скал.

– В архивах больше ничего нет, – пожал плечами Боков. – В том числе и о проекте “Оборотень ХХ”. Тут вообще все пусто. Если какие-то данные и были, то они исчезли.

После непродолжительной паузы майор сказал:

– Все это, по крайней мере, доказывает одно: мы близко. Настолько близко, что теперь нам жизненно важно не снижать скорость поисков. Затянуть дело, все равно, что сойти с поезда на полном ходу. Я не знаю, когда нас найдет “Капелла”, но она найдет, в этом никаких сомнений.

– С LEYLA-2 понятно, – буркнул Макс. – По крайней мере мы знаем, что о ней известно. А ее создатели? Кто знал составляющие препарата?

– Их знаю и я, – устало сказал Боков. – Для того, чтобы изготовить “лэйлу” да и любой другой химический препарат, нужно знать весь ход технологического процесса. В каких пропорциях смешивать ингредиенты, при какой температуре и еще тысяча мелочей.

– Хорошо, – терпеливо произнес Макс. – Кто знал весь ход?

– Володин и Славин, вероятно, – усмехнулся Боков, краем глаза заметив, как при этих словах Кретов вздрогнул. – Второй уже умер, покончил с собой, а первый… тоже что-то в этом роде.

– То есть, – Скал сузил глаза и подался вперед.

– Спятил, сбрендил, съехал с катушек. Через два дня после смерти Славина Володина нашли у него на даче. Такое ощущение, что Славин прятал его там. С известной долей вероятности можно предположить, что этот суслик испытал действие собственного препарата на своем коллеге. Володин никого не узнавал, ни о чем не помнил, кроме самых простых вещей, ну там, как держать ложку, как ходить и так далее. Потом, наверное, у Славина совесть взыграла, взял пистолет и пустил себе пулю в рот.

– Что ж, – сказал майор, делая глоток из кружки, – вот, уже два пути у нас есть. Какую-то партию LEYLA-2 могли украсть. Но это очень длинная ниточка, учитывая, что в архивах об этом ничего не сказано, а значит…

Макс нервным движением сломал сигарету в пепельнице.

– А значит надо посмотреть, – закончил Скал, – так ли уж этот Володин безнадежно болен. Боков во все глаза смотрел на Макса, смятение которого проступало все заметнее и заметнее. Майор молча барабанил пальцами по столу, усиливая тягостную паузу этим аритмичным стуком.

– О краже можно забыть, – ни на кого ни глядя сказал Кретов. – Есть еще один довод в пользу ниточки к создателям “лэйлы”.

С этими словами Макс посмотрел на Бокова. Тот несколько мгновений непонимающе закрывал и открывал глаза, а потом его нижняя челюсть отвалилась.

– Меня надо гнать из ментов, – слабым голосом произнес Сергей. – Я думаю, подметать улицы как раз будет соответствовать моему интеллекту.

– Кто-нибудь объяснит мне, непосвященному, в чем дело, – спокойно произнес майор.

– Я застрелил балерину Маргариту Славину, – жестко, словно рубя ножом по ране сказал Макс. – Славин, это ее отец.

– Школьные годы чудесные, – присвистнул Скал, уходя в глубокую задумчивость, – Вот так знаешь все факты, а увязать их вместе не получается. Марго таки стала балериной… Кто бы мог подумать… Но эта ниточка оборвана, так что забудем. Теперь хотя бы понятно, зачем ее оборвали. Но вообще-то…

Майор потряс головой, как пес, вылезший из воды.

– Организм требует водки, – невнятно произнес он. – Та самая ситуация, в которой, как говорит народная мудрость, без поллитра не разберешься.

В это время в дверь постучали. Боков отодвинул в сторону стул и пошел открывать.

– Нет логики, – тем временем еле слышно прошептал майор, впервые обнаружив некоторые признаки растерянности. – Нет абсолютно никакой логики в этих событиях. Какое-то нагромождение фактов, событий, смертей…

– Квест, как в компьютерной игре: логику создателя нужно просто понять, – сказал Макс и тут раздался негромкий возглас Бокова.

Скал резко обернулся.

– Древнеегипетские жрецы, – с полным равнодушием проговорил Сергей, глядя прямо перед собой в дверной проем, – гипноз, оборотни и чего я после этого удивляюсь, что к нам в гости пришел инопланетянин.

– Добрый день, – вежливо сказал Каэр, сдвигая на затылок широкополую шляпу.

Он был одет в обычный темно-серый плащ, с которого, по обычным брюкам на обычные черные туфли текли струйки мутноватой воды. И голос его звучал теперь вполне по-человечески.

– Ты вовремя, – сказал майор, глядя на часы. – Нормально доехал?

– Рост у меня маловат, – произнес Каэр, стряхивая дождевую воду со шляпы, – но если спрятать лицо в тень, то все выглядит вполне приемлемо. Я на воле, а значит можно даже пошутить. Привет, я беда и кстати, я не одна.

Из-за его спины вышла Гарпия.

2

Из приказа, отправленного в день убийства балерины.

From

«Capella»

to

Taurus

«Каждый охотник желает знать…»

Скал выхватил пистолет почти мгновенно. Боков узнал это оружие в ту же секунду. Излюбленный киношными террористами “Глок”.

– Спокойно, майор, – сказал клон, стаскивая шляпу с головы и аккуратно вешая ее на крючок. – У тебя нервы как у дамы бальзаковского возраста. Если ты помнишь, то расстались мы с тобой и вот этим молодым человеком, – он подошел к столу и протянул затянутую в перчатку руку Максу, – когда я весьма успешно провел чистку мозгов этой милой девушки. Теперь она в состоянии отличать свою собственную биографию от той, что втиснули в ее мозг.

Каэр поклонился, словно принимая неслышные аплодисменты.

– Какого дьявола вы сюда притащились, – проворчал майор, пряча пистолет за пазуху. – Я же приказал оставить ее в отделе.

– Ну, положим, приказывать мне довольно-таки сложно, – вольно развалившийся на стуле Каэр жестом предложил Илоне сесть. – Я, конечно, подопытная крыса, но только до определенных пределов.

Илона молча подошла к застывшему Максу и взяла его за руки.

– Ну вот я тебя и нашла, – тихо сказала она.

Он до боли стиснул ее пальцы. Горло сузилось и никак не пропускало комок, не дававший дышать.

Присутствующие излучали три разных чувства. Скал равнодушие, Боков удивление, Каэр спокойствие.

– И что все это значит? – спросил Сергей.

– Школьный роман, – буркнул майор, почему-то пряча глаза.

– Я люблю ее, – спокойно сказал Макс, – всю свою сознательную жизнь.

– Наконец-то, – усмехнулась Илона, тепло и ласково. – Давненько ты мне этого не говорил.

Больше она ничего не сказала. Просто посмотрела ему в глаза.

– О, кей, Ромио энд Джулиет, – поморщился Скал. – Оставим это на потом. Новость для многих неожиданная, но есть и более важные вещи. Повторяю вопрос. Какого черта вы тут делаете?

– О’кей, будет тебе и ответ. В воспоминаниях Илоны, кстати, – Каэр поднял вверх палец, – прошу так ее и называть отныне, я нашел весьма интересный образ из прошлого, который имеет прямое отношение к убийствам у Клиники 15.

– Секунду, – перебил его Макс, не выпуская руки Илоны, – Помнится вы говорили, что как только контакт с… пациентом прервется, вы тут же забудете все, что узнали во время сеанса?

Каэр беспечно пожал плечами.

– Я не раскрываю всех своих возможностей. Это обеспечивает мне менее загруженный рабочий день.

Кретов раскрыл было рот, но умолк, остановленный взглядом Бокова, который при словах “убийства у Клиники 15”, встрепенулся и постарался сосредоточиться.

– Кто убивал? – майор под столом стиснул кулаки.

– Пастор воскресной католической школы, – язвительно сказал Каэр. – Откуда я знаю? Определенно могу утверждать только следующее: это человек с необычайно мощным экстрасенсорным потенциалом, находящимся в активном использовании.

При этих словах, почти одновременно Макс и Боков скривились, словно лизнув дольку лимона. Заметив это, клон состроил гримасу, похожую на улыбку.

– Объясняю. Экстрасенсорный потенциал – необычные способности человека, о которых он знает или не знает. Активное использование означает, что человек знает о своих способностях и может сознательно их применять на практике. Потенциал измеряется в единицах, но тут я отступаю. По воспоминаниям судить о величинах весьма сложно, но потенциал этого… убийцы весьма велик. Весьма. Еще тогда майор уловил в словах Каэра какое-то несоответствие его собственным воспоминаниям. Но занятый поглощением новой информации Скал не обратил на это внимания и очень нескоро понял, что же именно было не так. А пока…

– “Оборотень ХХ”, – сказал майор. – Есть какая-нибудь связь?

Боков вовсе не ожидал ответа на этот вопрос, поскольку Лузгин ничего не смог раскопать по этому поводу. Поэтому он просто разинул рот, когда Каэр заговорил:

– По этой программе было подготовлено всего пять человек. Но они умерли где-то на подступах к заключительному этапу, когда для ускорения процесса подготовки было применен некий химический препарат.

Он умолк. Все присутствующие переваривали полученную информацию.

– Сразу после этого, – заговорил вдруг Боков с видом медленно просыпающегося человека, – Володин спятил, а разработчик препарата Славин покончил с собой. Производство “лэйлы” было прекращено, программу “Оборотень ХХ” свернули.

– Министерство обороны посчитало и тот и другой проект бесперспективными, – сказал Каэр кивая. – И это неудивительно, учитывая результаты. Однако, судя по воспоминаниям Илоны, кто-то добился большего успеха, чем команда из “Оборотень ХХ”. Расправу в Клинике учинил именно тот, кого безуспешно пытались создать Эскулап и его подручные. Человек, способный воздействовать на сознание людей, внушая им определенные образы.

– Значит, там в Клинике, – пробормотал майор, – все мы видели не человека, а…

– А лишь то, что он заставил вас видеть, – закончил Каэр. – Он был где-то поблизости, вероятно стоял, прислонившись к стенке, держа под контролем любое сознание, находящееся в поле его действия. Так он придал себе черты некоего сверхъестественного существа. Убивал он, разумеется, гораздо более прозаично, чем это виделось присутствующим.

Майор вспомнил серый кнут, оторвавший руку и ногу Роберту Патрику.

“Вот почему на фотографиях труп не был расчленен.”

– Кроме того, оборотень обладает еще и недюжинной физической силой, – продолжал тем временем клон. – Он спокойно свернул шеи нескольким тренированным мужикам, что доказывает…

– Что доказывает присутствие “лэйлы”, – хмуро перебил его Макс. – Под ее воздействием я… – он умолк, отвернувшись к окну.

– Все понятно, – сказал майор. – “Лэйла” плюс экстрасенсорные способности, получается оборотень…

– И что нам теперь, – горько усмехнулся Боков, – серебряными пулями запасаться?

Никто не ответил. Макс обернулся, вспомнив сцену в лаборатории и уже раскрыл было рот, но майор опередил его.

– Там в лаборатории, она сказала: “У меня тот же дар, что и у него”, – сказал Скал, обращаясь к Каэру. – Что это значит?

Макс ощутил внезапную смену настроения. Бросив взгляд на съежившуюся Илону, он вдруг понял, что не хочет больше ничего выпытывать у нее. Все, что ему хотелось, это подойти и обнять ее за плечи и не отпускать больше никогда.

Но он молчал. Молчал, глядя на Каэра, который медлил с ответом.

– Не знаю, – наконец промямлил клон. – Честно говоря, у меня есть только предположения, но я пока воздержусь от них.

– Ладно, – пожал плечами Скал. – Продолжай.

– В проекте “Оборотень ХХ” участвовало несколько десятков человек. – Их нашли через Клинику 15. Все они обладали тем или иным потенциалом. Большинство из них отсеялось в процессе обучения, осталось только пятеро. Как я уже говорил они погибли. Что-то не так было с “лэйлой”. Какие-то недоработки. Не будь их, эти пятеро стали бы оборотнями.

– При чем тут…

– Моя мать была одной из этой программы, – тихо сказала Илона. – А экстрасенсорные способности иногда передаются по наследству.

– Значит, “лэйлу” доработали, – поспешно заговорил Боков, боясь упустить мысль, – именно поэтому “Капелла” смогла завершить проект “Оборотень ХХ”. Но для того, чтобы его завершить им потребовалось бы найти людей с потенциалом…

– Клиника 15 вот уже много лет, как ни чем другим не занимается, – тихо и задумчиво произнес майор. – Они как раз ищут людей с потенциалом.

Перед глазами Илоны мелькнуло смеющееся лицо Карины.

– Это уход в сторону, – категорично заявил Каэр. – Весь персонал этого учреждения находится под контролем. Так же, как и найденные ими люди. Эскулап, под прикрытием Кадышева просто пытался возродить “Оборотень ХХ” именно этим и объясняется охота на людей с большим потенциалом. Но таких очень мало и, повторяю, они все под контролем.

– У нас есть прекрасный источник информации обо всех этих делах, – вмешался Боков. – Если уж вы обладаете такими способностями, – он повернулся к Каэру, – то помогите Максу и Илоне вернуть воспоминания о том, кто обрабатывал их, создавая искусственные раздвоения личности.

– Невозможно, – категорично сказал мутант. – Я уже пробовал. Илона, и я уверен, что и Макс ничего не смогут вспомнить о тех днях.

– Мы с Каэром установили, – сказала девушка, – что я ничего не помню о шести годах, прошедших с момента катастрофы.

– Амнезия? – спросил Боков.

– Нет, – покачал головой Каэр. – С этим я легко бы справился. Амнезия, это всего лишь воспоминания, ушедшие в подсознание, и до которых, вследствие этого, не так-то легко добраться. Здесь же дело другое. Их вообще нет в мозгу Илоны. Воспоминания об этих шести годах просто стерты. Как слова с доски. Я думаю, удалили воспоминания о процессе обучения. Оставили только приобретенные навыки, ну и искусственно созданную личность – Гарпию.

Немного помолчав, он добавил:

– Для оборотня это не так уж и сложно.

– Подведем итог, – Боков хлопнул в ладоши, чувствуя, что начинает тонуть в море информации. – Судя по всему, нам надо хорошенько поразмыслить, какое кладбище выбрать. Потому как лично я не вижу, каким макаром мы можем бороться с таким противником, как этот ваш оборотень. Сдаваться, конечно, стыдновато, но у кого есть другие предложения?

“Дай мне только добраться до него, – шепнула двуглавая тень, всплывая из глубины. – Скажи обо мне. пусть не боятся, я смогу. Да и тебя ждет сюрприз…”

– Она может бороться с ним, – Скал крепко стиснул зубы, прогоняя наваждение. – Ученики могут бороться с учителем. И у нее тот же дар. Я думаю, дело именно в этом. Илона сможет одолеть его.

“Интересно, я точно об Илоне сейчас говорю?”

– Но я ничего не знаю, – взмолилась Илона. – Я… да, я помню, что как Гарпия могла полностью владеть собственным телом, вплоть до остановки сердца, и тому подобные вещи, но знаниями оборотня я не обладаю.

Макс сел с ней рядом и обнял ее.

– Если кто и будет сражаться с ним, – хрипло сказал он. – То это буду я. Оставьте ее в покое.

– Напоминаю, – мягко сказал Каэр. – В момент слияния, там в лаборатории, искусственно созданная личность исчезла. О каком даре шла речь и кому он принадлежал, Илоне или Гарпии, установить невозможно, по крайней мере, пока. Гарпии больше нет, поэтому Немезис, это все что у нас осталось. Так что ваш патетический порыв, молодой человек, не имеет смысла. Конечно, именно вы и будете сражаться с ним. Осталось только найти того, кто сможет вас этому научить. Я имею в виду, нужно найти одного из тех, кто работал над проектом “Оборотень ХХ”. Тогда, я почти уверен, вы сможете держать Немезиса под контролем и использовать его способности, оставаясь Максом Кретовым.

– И плюс к этому, нам нужен еще тот, кто сможет изготовить LEYLA-2, – проворчал Боков.

– Володин, – отрубил Скал. – К нему мы собирались, к нему и направимся. Ты и я, – майор обернулся к Бокову. – Это дело как раз для нас с тобой.

– Почему же? – сдержанно спросил следователь, которому вовсе не улыбалось тесное сотрудничество с человеком, которому он не доверял.

– Каэр должен поработать с моими одноклассничками. Как знать, может удастся вспомнить еще что-нибудь, – пояснил майор. Макс раскрыл было рот, чтобы возразить, но взгляд черных глаз клона пригвоздил его к месту. – Мы с тобой пойдем по следу так, как умеем, ну и Каэр сделает то же самое.

Боков тряхнул головой, и этот жест Скал предпочел истолковать, как согласие.

– Вот и отлично. Номер остается за нами до следующего утра. Поработайте здесь часа два, а затем уезжайте и продолжайте работать вот по этому адресу, – майор черкнул несколько слов на листке календаря. – Запомнили? – Скал разорвал бумажку. – У входа в гостиницу будет стоять знакомый вам “джип”.

Закончив разговор, майор пошел к выходу. Боков, которому не дали и минуты на размышление лишь кивнул Максу и поспешил вслед за Скалом.

Каэр вместе с Илоной и Кретовым из-за закрытой двери расслышали ответ майора на неслышный вопрос Бокова:

– Пешадралом, родной, пешадралом. Прогулка – вещь полезная.

Все затихло.

Макс тихо, но твердо произнес, глядя в лицо молчащего Каэра:

– Я больше никому не позволю копаться у себя в голове. Никому и никогда.

– А этого и не требуется, – рассеянно помахивая в воздухе рукой сказал клон. – Наш дорогой следователь упустил еще одну ниточку, за что его, собственно, винить нельзя.

– Какую же?

– Маргарита Славина, – раздельно произнес Каэр. – Ее убрали не зря. Что-то она знала про все эти дела и нам нужно выяснить, что.

– Я ничего не знаю об этом, – упрямо повторил Макс. – На мой компьютер пришел приказ убрать. И это все. Так всегда было.

– Ты говорил, что ничего не помнишь о своей деятельности, а вернее о деятельности Немезиса? – быстро спросил клон.

На мгновение Макс смешался.

– Не помню, – неуверенно сказал он. – Не помню ничего важного.

– Ладно, ладно, – разрядил обстановку Каэр. – В принципе не о тебе речь. Есть такой старинный обычай поминать умерших на сороковой день. А между тем не прошло и трех дней после смерти Марго.

– Это то тут при чем? – раздраженно спросил Кретов.

– Только по истечении сорокового дня, – сообщил клон, – сознание человека исчезает полностью. Мозг мертв, но информация, накопленная им за всю жизнь, истекает в небытие постепенно. Поскольку процесс этот длится сорок дней, а прошло только два, то есть весьма неплохой шанс узнать что-нибудь от Маргариты.

Илона замерла. Макс ощутил, как внутри растет омерзение. Опять как тогда во время эксперимента с Илоной ему вдруг представилась картина стервятника.

Стервятника, клюющего падаль.

– Ей уже все равно, – сказал Каэр и его мягкий, успокаивающий голос подействовал сильнее долгих уговоров. – А нам это может очень помочь. Мне не хотелось этого говорить, но времени у нас почти совсем не осталось.

Он закрыл рот, словно стараясь удержать рвущиеся наружу слова, но все же прибавил:

– Кто знает, что связывает его с Гарпией. Он мог ее просто убить, как провалившегося агента, вместо этого спас, рискуя и собственной безопасностью. Когда он начнет ее искать, то найдет очень быстро… Может он уже ее ищет.

Девушка вздрогнула и посмотрела на Макса, почти сраженного последним доводом. Взгляд довершил начатое.

– Поехали. Поехали, куда угодно, – хрипло сказал Кретов. – Хоть в ад.

– Примерно туда мы и отправимся, – согласно кивнул Каэр.

* * *

Едва оказавшись на улице, Боков дал волю своему гневу.

– Какого черта мы их оставили одних? – шипел он сквозь зубы. Потом он отвел глаза в сторону и прибавил. – Теперь если что случится, они даже не смогут за себя постоять.

– Это ли тебя на самом деле беспокоит? – спросил Скал.

В это время они проходили мимо какого-то подъезда, и майор попятился, пропуская девушку в коротком осеннем пальто, открывающую толстую стеклянную дверь с тугой пружиной. Зеленоглазая красавица с любопытством скользнула по шарфу, как всегда скрывающему лицо Скала.

– Простите, – немедленно отреагировал майор. – У вас не найдется лишней кредитной карточки.

Девушка фыркнула и зашагала прочь. Отвернувшись Скал постучал пальцами по стене дома.

– Ты им не доверяешь, – без обиняков сказал он. – Впрочем, как и я. Кроме тебя, я теперь никому не верю.

– С чего вдруг такое доверие? – прищурился Боков.

– Не из-за твоего честного и открытого взгляда, можешь мне поверить. Тебе выгодно прижать “Капеллу”, вот и все. Рассчитываю на людские пороки, они гораздо устойчивее добродетелей.

– А Илоне и Максу значит “Капелла” не нужна, так что ли?

Прежде чем ответить, Скал задумчиво потер лоб.

– Не понимаю я всего происходящего, – сказал он наконец.

– Не ты один, – хмыкнул Боков.

– Я не в общем смысле. Зачем убили балерину? Ну тут еще может быть какое-то объяснение, но вот появление Макса… Допустим, его вторая личность развалилась, на месте “Капеллы” я рассуждал бы так: ну и черт с ним, пусть выкручивается как может. Вместо того, чтобы просто оставить своего провалившегося агента на растерзание властей, ведь по словам Каэра он и так не в состоянии ничего рассказать, “Капелла” зачем-то присылает Гарпию, чтобы его убрать, причем действует она настолько грубо, что убить заказанного не может и, кроме того, еще и сама попадается.

– К чему ты клонишь?

– А к тому, – майор слегка понизил голос, – что вся эта ситуация напоминает мне ту прелюдию, которую “Капелла” разыграла перед резней в Клинике 15. Кстати, по-прежнему непонятно, почему тот прозрачный тип спас Гарпию. Почему просто не убил? Не хотел расходовать потенциал?

– И почему он не убил тебя, это тоже вопрос, – тихо сказал Боков.

– Макса и Гарпию нам попросту отдали и я, убей Бог, не понимаю зачем, – не обращая внимания на реплику Бокова продолжал майор. – Макс, под видом Рудольфа Майера долгое время жил с Марго. Зачем? Какого черта он делал возле нее, не надо мне говорить, что это случайность я в это не поверю никогда в жизни. Его приставили к ней, даю голову на отсечение. Потом приказали убить. Опять таки, зачем? Потому что узнали, что хотели или просто заметали следы? Я не верю ни Илоне, ни Максу. Человеческий мозг и без того слишком сложная вещь ну а мозг, в котором копались, становится не просто сложен, а хаотичен и опасен.

– Тогда тем более глупо было оставлять их без присмотра… Хотя там твой приятель Каэр.

– Вчера этого приятеля я увидел впервые в жизни, – покосившись на Бокова отрезал майор. – До этого я только слышал о нем. Вернее даже не о нем, а о слухах, связанных с ним.

– Это то, о чем тебе сказал Эскулап перед смертью?

– Точно. Он хотел использовать его для изучения Гарпии еще тогда, когда она впервые попала к нам. Но не успел. Перед смертью он сообщил мне его местопребывание и что-то вроде пароля, чтобы меня к нему допустили… Так я вот к чему веду. Каэра я не знаю и не понимаю его мотивов, что абсолютно не странно, а потому и доверять не могу. Все то же самое относится и к Илоне, и к Максу, как я уже и говорил.

– И потому ты решил держаться от них подальше.

– Именно. В какую бы игру мы ни играли, пора уже попытаться навязать собственные правила. Попробуем разделиться. При таких условиях, если кто-то ведет двойную игру, то он обязательно себя выдаст. Ну и чем дальше мы от агентов “Капеллы”, тем лучше. Как видишь, сплошные плюсы.

Боков полез в карман. Майор усмехнулся, глядя на телефон.

– Буду звонить Лузгину, – проворчал Сергей.

– И что ты ему скажешь? – полюбопытствовал майор, стряхивая с лацкана упавшую с неба дождевую каплю.

– Попрошу подмогу, – коротко ответил следователь и, отойдя немного в сторону, набрал номер.

Через минуту он отключил телефон.

– В мое распоряжение поступят десять человек из армейского спецназа, – улыбнувшись, но без тени юмора пояснил он майору. – Туда, где ныне проживает кандидат наук Лев Семенович Володин твоимуголовникам добраться трудновато будет.

Следователь нахмурился.

– Пятеро будут прикрывать нас, – нехотя продолжил он, – остальные пятеро…

На лбу Бокова пролегла суровая складка. Майор молча ждал.

– Остальные пятеро проследят за нашими тремя друзьями. Посмотрим, что они будут делать.

Они еще некоторое время постояли, словно пловцы перед прыжком в воду. Сергей никак не мог отделаться от раздражающего чувства неуверенности.

– Знаешь, какое у меня складывается ощущение, – сказал Боков, глядя на падающий снег.

– Ну?

– В этой трижды проклятой игре мы вовсе не игроки.

Он слепил снежок, а затем медленно раздавил его в кашу.

– Нас всех просто двигают по доске.

* * *

Двадцать минут.

Двадцать минут езды от гостиницы до анатомички в которой покоилось, ожидая погребения разрезанное и вновь зашитое тело, некогда отзывавшееся на имя “Маргарита”.

И почти все эти двадцать минут Макс никак не мог отделаться от гротескного видения. Длинный сверкающий скальпель касается белоснежной кожи. Дымящаяся кровь покрывает острое как бритва лезвие багровым туманом. И сквозь этот туман на Кретова смотрит Марго, раскрывая рот в беззвучном крике.

Макс помотал головой отгоняя прочь страшную картину. Когда к нему вернулась возможность воспринимать мир таким, каким он есть на самом деле, голос Каэра, сидевшего впереди рядом с новым водителем, худощавым и нервным молодым парнем с редкой козлиной бородкой, вернул Макса на Землю окончательно.

– Это, остаточные реакции психики в ответ на вторжение в сознание, – сказал клон. – Судя по вашему лицу, – прибавил он, – реакции не очень приятные.

Макс ничего не ответил. Каэр отвернулся и достал из кармана маленькую книгу в твердой обложке. Судя по всему, он и не ждал ответа на свой завуалированный вопрос.

Сидевшая рядом Илона молча дышала на стекло, по которому мутным потоком полз холодный ливень, в который недавно превратился снег. Девушка, затуманив прозрачную поверхность, медленно чертила на ней какие-то узоры.

Она обернулась как раз в тот момент, когда Макс посмотрел в ее сторону.

– Если и есть на свете мужчина и женщина, способные понять душевное состояние друг друга, – сказал Кретов в ответ на вопросительный взгляд Илоны, – то это как раз мы с тобой… Во всяком случае пока.

Немного помедлив, девушка чуть заметно улыбнулась, но промолчала.

– Еще один вопрос и я, быть может, смогу полностью доверять тебе, – продолжил Макс, не сводя с нее глаз.

Она не обиделась, и он знал, что она не обидится. Может быть, все изменилось, но способность понимать друг друга без лишних слов никуда не делась.

– Что за вопрос? – спокойно спросила она.

– Не знаю. Задай мне его.

На этот раз Илона не улыбнулась. Ее и так узкие губы сильно сжались, превратившись в еле заметные красные полоски.

– Ты смирился? – спросила она наконец. – Смирился с тем, что стал убийцей?

– Разве нужно оружию смиряться с тем, что кто-то нажал на курок? – сердито сказал он.

– Браво, Макс, – Каэр похлопал в ладоши. – Простите, конечно, что встреваю в разговор, но ваша беседа представляет немалый интерес и для меня. Мы с вами в одной лодке теперь и потому, доверять вам или нет, я тоже должен решить для себя.

– Мне кажется Илоне то вы должны доверять полностью, – сухо сказал Кретов.

– Почему же?

– Разве не вы помогли ей избавиться от раздвоения личности?

– Я лишь разрушил барьер, который не позволял Илоне отличать искусственную личность от настоящей. Но вторую личность стереть я не в силах. Это может сделать только тот, кто создал ее.

– Это значит, – опустив глаза пояснила Илона, – что теперь я могу контролировать Гарпию и взять контроль надо мной она может только с моего согласия.

– Значит, она просто спит, – усмехнулся Макс. – Пока спит… Скалину и Бокову вы сказали другое.

– Они и так нервничают, – пожал плечами клон. – Нервничают, подозревают, злятся. Зачем подливать лишнее масло в огонь? Держу пари, скоро они приставят к нам полдюжины крутых ребят, якобы для охраны. Что ж, это нам только на руку. Пусть охраняют.

Илона молча отвернулась. То же самое сделал и Кретов. В это время в зеркале заднего вида отразились глаза Каэра, мелькнувшие и тут же исчезнувшие.

“Да, да, мне ты, приятель, совсем не веришь. Я ведь не дал пролезть к себе в мозг. Не дал и не дам.”

Илона едва заметно вздрогнула, когда почувствовала горячую ладонь Макса, осторожно опустившуюся на ее руку. Кретов сидел все так же отвернувшись, однако пальцы его несильно сжались. Илона поняла, что задала правильный вопрос.

– Подъезжаем, – громко возвестил водитель, осторожно подводя машину к узким металлическим дверям, высотой в два человеческих роста.

– Ненавижу воду с неба, – буркнул Каэр, поднимая воротник. – Если бы она была хоть теплой…

Макс краем глаза увидел корешок книги, которую клон бережно положил в карман.

– “Волшебник изумрудного города”? – не смог он скрыть своего удивления.

– Я появился на свет всего 10 лет назад, – хладнокровно сказал Эмер. – Не забывайте об этом.

Макс ощутил вдруг острую жалость. Жалость к ребенку с интеллектом взрослого и внешностью комиксового инопланетянина, жалость к его неведомым родителям, скорее всего никогда не видевшим, может быть к счастью, своего сына, жалость к жизни, проводимой в лабораториях, в обществе “сумасшедшего ученого”.

“Жалость, жалость, жалость. Пусть так, но чувство это ни к чему не обязывает. Я могу жалеть, но доверие из сочувствия не рождается.”

– Идите к дверям, – отрывисто приказал Каэр. – А я пока кое о чем переговорю с нашим водителем.

Макс и Илона, сгорбившись, пробежали несколько метров, отделявших машину от небольшого карниза, нависавшего над металлической дверью. Там они и остановились, глядя на повернувшегося к ним спиной клона.

– Мне кажется он дал нам возможность побеседовать, – сказала Илона.

– Тогда не будем терять времени, – быстро и тихо проговорил Макс. – Что ты думаешь обо всем об этом?

– Не знаю, – помотала головой Илона. – Я ничего не знаю. Одно ясно, ни майор, ни опер нам с тобой больше не доверяют.

– Как и он, – Макс кивнул в сторону Каэра. – Но он хотя бы сказал об этом открыто, а те двое просто предпочли держаться от нас подальше.

– И что нам теперь делать?

– Ждать. Лично у меня одна цель: сделать так, чтобы “Капелла” исчезла с лица земли. Пока все остальные работают в том же направлении, я буду поддерживать их. Если же они уйдут в сторону…

– А тебе никогда не хотелось просто бросить все это? – перебила его Илона. – У нас солидные счета в банках мы могли бы исчезнуть навсегда.

– Я хочу бросить все это каждую чертову секунду, – хладнокровно сказал Макс. – Но не брошу.

– Значит, ты останешься жив после всего этого, – усмехнулась Илона. – В приключенческих романах всегда выживают те, у кого цель самая благородная.

Макс резко повернул ее к себе. Она запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. По всем законам жанра, да и по всем жизненным законам, мужчина должен был сейчас поцеловать женщину. Вместо этого Макс и Илона смотрели на капли воды, стекающие по их лицам.

– За это я ненавижу их больше всего, – с трудом произнес он. – За то, что они отняли у нас… то, что было.

– Того, что было, уже не вернуть, – хрипло сказала она. – Но мы можем создать нечто новое. Теперь я поняла, что для этого нужно. Немезис и Гарпия должны умереть, потому что они ненавидят друг друга, а мне, – ее голос дрогнул, – тоже лучше умереть, чем ненавидеть тебя.

Макс сглотнул комок и прижал ее голову к груди. Она стояла молча, прислушиваясь к стуку его сердца.

– Куда бы мы ни исчезли, они нас все равно найдут, рано или поздно, – больше самому себе, чем кому бы то ни было еще сказал Макс. – Даже если мы избавимся от Немезиса и Гарпии, пока цела эта организация, мы не будем в безопасности. Мы никогда не будем уверены, что нас оставили в покое, что когда-нибудь снова не придет приказ убить. “Капелла” должна исчезнуть.

– Представляешь, как это трудно?

Макс провел ладонью по ее волосам.

– Перед членами клуба КИВИ, никто не устоит.

Они могли бы засмеяться и обоим стало бы немного легче, но в этот момент Каэр повернулся и быстрым шагом отошел от машины. Макс с любопытством посмотрел на водителя. Парень медленно, словно двигаясь во сне сел за руль и так же неторопливо поехал прочь.

– Он забудет все, что происходило с ним в течение этого часа, – пояснил Каэр, прикасаясь пальцами к кнопкам электронного замка. – Так будет лучше. Его роль в нашей истории закончена.

– Минутку, – Макс отвел руку клона от пульта. – Прежде чем мы войдем туда, я должен кое-что выяснить.

– Зачем я ввязался в это дело? – нетерпеливо спросил Каэр. – Отвечу. И отвечу как можно быстрее и понятнее. Мне осточертела моя жизнь. Я задыхаюсь в этой проклятой лаборатории. Они там думают, что поскольку я не знаю другого, мне хорошо. А я ведь читаю книги, смотрю фильмы и знаю, что бывает иначе. Вот поэтому то я и не мог упустить шанс узнать и жизнь, совершенно не похожую на мою. Поучаствовать в раскрытии преступлений, помочь другим… да все что угодно, в конце концов, лишь бы оно было… другим.

Макс и Илона почти физически ощутили тоску, льющуюся из матово-черных глаз Каэра. Только сейчас, пожалуй, они в полной мере осознали, что перед ними стоит ребенок. Изуродованный, вынужденный прятаться от глаз людей, арестованный и заключенный в четыре стены молчаливым судом тех, на кого он совсем не был похож. И тут же молнией скользнула непрошеная мысль.

“Он сказал то, что мне хотелось услышать.”

Илона тихо вздохнула. Макс почувствовал то же неудобство, которое испытывает человек, оказавшийся в одной компании с инвалидом.

“Если он искренен, тогда все нормально. Если нет…”

Ни слова ни говоря, Каэр вновь коснулся пальцами замка.

– Это, тоже своего рода мозг, – приговаривал он, поочередно нажимая на каждую кнопку. – Очень примитивный и простой, но вполне понятный… так… готово.

Дверь неслышно дернулась, отойдя от косяка на несколько сантиметров.

– Прошу.

Илона потянула ручку и осторожно заглянула внутрь.

– Тут темновато, но безлюдно, – сказала она.

– Заходите, заходите, – поторопил Каэр. – У нас от силы полчаса.

– И что потом? – спросил Макс, с недовольным видом проводя рукой по небритому подбородку.

– Здесь автоматизированная система безопасности. У пульта только один охранник. Вот эта камера над дверью сейчас не действует. Пока позовут техника, пока он сюда дойдет… Ну и потом я должен буду вернуться в лабораторию. Если, конечно, не случится чего-то чрезвычайного, – несколько лихорадочно проговорил клон. – Мой “сумасшедший ученый” как раз к тому времени очнется.

Макс задумчиво взглянул на него. Каэр дернул уголком рта.

– Вы же не думаете, что он добровольно отпустил меня.

3

Из приказа, отправленного в день убийства балерины.

From

«Capella»

To

Cronos

«Каждый охотник желает знать…»

Кандидат наук Лев Семенович Володин ныне проживал в одной из мертвых уральских деревень. В той же деревне, представляющей собой скопище разрушенных и растасканных суровыми северными ветрами бревен и еще целых, но покосившихся и потемневших приземистых домиков, доживали свой век несколько старух и стариков без возраста и прошлого. Так, по крайней мере, должно было быть.

Пятеро клонящихся к земле фигур в намотанных на высохшие тела лохмотьях вышли на шум военного вертолета, поступившего в распоряжение Бокова стараниями Лузгина. Время от времени бессмысленно шевеля потрескавшимися губами, местные жители остановились рядом с обугленными бревнами, торчавшими из-под снега, и молча смотрели на опускавшуюся с неба стальную стрекозу.

– Даже и не думайте, – категорично заявил пилот. – Рисковать и сажать машину я не буду. А если там под снегом яма? От нас только обломки останутся.

– Прыгать значит? – поежился Боков.

Ему никто не ответил.

Солдаты покинули кабину первыми. Боков втянул носом воздух и на мгновение закрыв глаза шагнул вперед.

Свалившись в глубокий снег, опер разрыл холодную рассыпчатую кашу и встал на ноги, очутившись по колено в сугробе. Вслед за ним спрыгнул майор, но ему удалось удержаться на ногах, и пока Боков барахтался в снегу, Скал уже выбрался на протоптанную узкую тропинку.

Наконец Сереге удалось встать немного позади майора. Тяжелое дыхание вырывалось изо рта клубами белого пара.

– Интересно, – пробормотал Скал, глядя на группу стариков, подслеповато щурившихся неподалеку, – как им удается здесь выжить?

– Раз в неделю сюда приходит военный вездеход с продовольствием, – пояснил один из спецназовцев. – Ну а пенсии, которую на том же вездеходе привозят раз в месяц, как раз хватает на хлеб и молоко. Обычная история в этих краях.

Слова эти были так же холодны, как лежащий вокруг снег. Боков же ощутил укол жалости, который всегда вонзался в сердце при виде беспомощной старости, которая искорежила, сломала и пригнула к земле некогда молодых и полных сил и здоровья людей.

– Лично мне они всегда напоминали прошлогодние листья, которые каким-то чудом удержались на ветках после зимы, – словно в ответ на его мысли сказал майор. Лицо его, как всегда, прикрывал шарф, поэтому Боков не уловил выражения, с которым были произнесены эти слова. Но во всяком случае именно благодаря им, следователь испытал то чувство удовлетворения, которое появляется только в тот момент, когда обнаруживаешь общность мыслей с тем, кому быть может придется прикрывать тебя, во время…

“Боя. Именно так дело и обстоит. Рядом с нами пятеро парней с автоматами, а моя интуиция настойчиво твердит, что скоро что-то начнется. Хоть бы она ошибалась, как это с ней частенько случается.”

От группы стариков отделилась одна фигура, опиравшаяся на почти прямую и гладкую палку. Чем ближе подходил этот обитатель мертвой деревни, тем сильнее становилось желание побыстрее улететь отсюда. Боков заметил, что и некоторым спецназовцам стало не по себе. Майор же, если судить по голосу, никакого особого волнения не испытывал.

– Эй, старик, – обратился Скал к подошедшему, – где тут у вас Володин проживает Лев Семенович?

Седые, разросшиеся брови удивленно приподнялись. Обветренное морщинистое лицо расплылось в невыразительной гримасе, отдаленно напоминающей улыбку.

– А на что он вам, – хоть и скрипучим голосом, но вполне внятно спросил дед. – Блаженный то наш уж почитай годков 10 никому не нужон.

– Почему ж так-то? – непринужденно спросил майор, засовывая окоченевшие руки в карманы длинной до колен куртки.

– Нужон был бы, так ведь не сидел бы тут, – резонно сказал старик.

– Логичный ты мужик, дед, – засмеялся майор. – Однако нам он как видишь понадобился.

– Оттого то и голову ломаю, зачем.

Очевидно было, что старику просто до чертиков захотелось поговорить с новым человеком. Такая беседа могла затянуться и Боков уже было собрался вмешаться.

– А ты не ломай голову то, – сдержанно сказал майор. – Так ведь недолго ее и сломать. Где Володин?

– На кладбище, – смиренно произнес старик, покорно опуская плечи. – При могилках живет, ухаживает за ними. Во-о-он туда идите, где холм с двумя вершинами виднеется. За ним и будет погост наш.

Скал кивнул и ни слова ни говоря зашагал в указанную сторону.

– Следуйте за ним, – приказал Боков спецназовцам. Сам он немного задержался. Просунув два пальца в голенище левого сапога, следователь вытащил несколько комков снега, еще не успевшего растаять.

– Зачем вам блаженный то наш? – снова спросил старик, для чего-то понизив голос.

– Если б я знал, отец, – вздохнул Боков, выпрямляясь. – Если б я знал…

Следователь быстрым шагом стремился вслед за бодро двигающимися вперед ребятами в пятнистой форме и автоматами на плечах. Мертвый голос деревни завывал где-то высоко в сером небе, время от времени приближаясь и проникая глубоко в душу Бокова, усиливая тревожное чувство, поселившееся внутри кажется навсегда.

“Почему он не перекрестился? Старик этот. Разуверился в Боге? Вряд ли. В деревнях привычка верить гораздо сильнее чем в городе. И все же при упоминании о могилах он не перекрестился. Наверное, это уже параноя. Живи я в таком месте, я бы тоже уже ни во что не верил.

Дед, по-прежнему опираясь на палку молча смотрел вслед уходящим людям, уже не улыбаясь и не шевеля губами. За его спиной все в той же неподвижности стояли остальные жители деревни, позволяя холодному воздуху свободно трепать обрывки одежды. Багровые высохшие пальцы старика выбивали какой-то сложный ритм на изогнутой ручке.

* * *

Они стояли в длинном коридоре, освещенном тускло горящими пыльными лампами, ввинченными где-то высоко под самым потолком. Макс, изо всех сил стараясь казаться спокойным, равнодушно водил взглядом по гладким бетонным стенам, с многочисленными дверьми из нержавейки, отличавшимися друг от друга только номерами.

Кретов отвернулся.

– Что теперь?

Каэр потуже затянул пояс и со вздохом полез в карман плаща. Достав плоскую маленькую коробочку, он протянул ее Максу.

– В честь чего презент? У меня сегодня праздник?

– Что-то вроде этого, – спокойно произнес Каэр. – Ты пойдешь со мной туда, к ней. Поэтому опусти палец в содержимое…

– Нет!

– …и проведи черту у себя под носом. Запах, конечно, резковат, но все же лучше, чем тот, что за дверью.

– Но зачем? – с паническими нотками в голосе спросил Макс. – Я то там для чего?

– Я подключусь сразу и к твоему, и к ее сознанию, – пояснил Каэр. – Ты пойми, от личности Марго остались только воспоминания и чувства. Это разрозненные картинки, клочки. Без твоей помощи я просто не смогу отыскать то, что надо. Мне необходима отправная точка, которая обычно не нужна, поскольку раньше мне приходилось лишь отыскивать аномалии в сознании, но сейчас нам придется отыскать что-то конкретное, что является только крохотной частицей всех воспоминаний. И кроме того, я один не смогу проникнуть так глубоко. Мне помешает защитная реакция. Сейчас она, конечно, не такая сильная, как у живого человека, и только поэтому мы вообще сможем покопаться в воспоминаниях, но все равно, даже частично мертвое сознание отталкивает чужеродную энергию. А тебя ее сознание не оттолкнет. Ты единственный близкий ей человек, оставшийся в живых.

“И за это надо платить.”

При этих словах в голове Макса вспыхнули и погасли ярко-красные буквы на грязно-серой капсуле. Кретов облизал пересохшие губы.

– По-другому нельзя? – хрипло спросил он.

– По-другому нельзя, – твердо сказал Каэр.

Не говоря ни слова, Макс отвинтил плоскую крышку и опустил палец в зеленое тестообразное вещество. Воняло оно действительно изрядно, но терпимо.

Вернув коробку Каэру, Кретов почувствовал себя совсем уж нехорошо. Но как раз в этот момент ему на плечо опустилась рука Илоны. Девушка ободряюще улыбнулась.

– Во всяком случае, сюда ты приехал не зря, – сказала она.

– Ну да, – пробурчал Макс. – И если могила братская, то это уже неплохо.

В таком месте шутка о могилах прозвучала просто ужасающе. Однако Илона только сильнее сжала плечо Кретова.

– Так, теперь вы, Илона, – поспешил вмешаться Каэр. – Стойте здесь и никого не пускайте внутрь. Делайте что хотите, но ни в коем случае не допускайте, чтобы нас потревожили. Если контакт между сознаниями прервать насильственно, то нас с Максом можно будет просто положить там на один из столов и больше не беспокоиться.

– Я поняла, – спокойно сказала девушка. – Пока вы не вернетесь, никто туда не войдет.

– Отлично, – кивнул Каэр, поворачиваясь к замку на двери. Через несколько секунд нужная комбинация была набрана.

Стальная дверь приоткрылась. Тяжелый прохладный воздух ударил в лицо и зарылся в волосах. Илона инстинктивно отшатнулась. Губы ее скривились. Глядя, как девушка судорожно сглотнула, Макс очень порадовался, что чувствует лишь резкий химический запах мази.

– Положи руки мне на плечи, – скомандовал Каэр. – Там полностью темно, а свет зажигать нельзя, охрана на пульте заметит. Темнота для меня не проблема, но вот тебе придется тащиться за мной, как за поводырем.

Макс почувствовал некоторое облегчение.

– Так я ничего не увижу, – обращаясь скорее к самому себе проговорил он.

– Увидишь, – бесцветным голосом сказал клон. – Это я гарантирую.

Дверь распахнулась настежь. Каэр отпустил ручку и одновременно с этим, Макс опустил глаза, твердо решив смотреть пока только вниз на желтоватый линолеум.

– Ну, двинули, – сиплым голосом проговорил клон. – Илона, закроете за нами дверь.

– Стоп, стоп, – лихорадочным шепотом сказал Кретов, – еще один вопрос можно.

“Только бы еще задержаться и не входить… пока.”

– Ну что еще? – Каэр в нетерпении притопнул ногой.

– Почему ты не сказал обо всем этом Бокову и майору?

– Потому что не уверен в положительном исходе операции. Ни к чему им знать, что моя идея провалилась. Если она, конечно, провалится.

“Он не уверен! Просто прекрасною И не очень убедительно…”

Макс глубоко вдохнул и нырнул в холодный сумрак. Девушка мягко толкнула дверь. Металлический язычок щелкнул и только через минуту, глядя на разноцветный пульт электронного замка, Илона вдруг поняла, что случилось.

– Господи, – выдохнула она. – Я же не знаю кода.

* * *

Кладбище было таким же старым и износившимся, как и все в этой деревне. Неровные ряды маленьких холмиков с покосившимися крестами, то тут то там торчащими из снега.

Неподалеку от полуразрушенной ограды стояла самая настоящая избушка на курьих ножках. Она словно сошла с картинки из детской книжки о Бабе Яге. Один из спецназовцев полуудивленно полуодобрительно хмыкнул. Скал что-то проговорил неразборчивое и на вопросительный взгляд Бокова ничего не ответил.

– Может сказать повернись ко мне передом, а к лесу задом? – проворчал опер.

Ноги у него основательно промокли и настойчиво просились в дом. К теплым, а главное сухим носкам и горячему чаю.

Будто в ответ на слова Бокова, низкая дверь приоткрылась, кто-то из глубины избушки чуть слышно чертыхнулся, налегая на покосившееся дерево. Снег недовольно заскрипел и отступил.

На пороге стоял длиннобородый мужчина в грязно-зеленом бушлате военного образца. Боков, видевший фотографию в личном деле Володина, сразу же узнал эти спокойные светлые глаза, внимательно и степенно осматривающие визитеров из-под редких черных бровей. Лицо стареющего пятидесятилетнего мужчины было таким же красным и обветренным, как и лицо говорливого деда, показавшего дорогу.

– Чем обязан? – степенным баском произнес Володин. Боков чуть было не расхохотался. Настолько не соответствовал этот деловитый тон потомственного интеллигента облику деревенского нищего.

Скал молча посмотрел на следователя, еле заметно кивнув в сторону стоящих позади спецназовцев. Боков повернулся к ним.

– Вот что, ребята, – сказал он. – Осмотрите здесь все. А потом возвращайтесь и оставайтесь возле этой… халупы. Никого не впускать и не выпускать.

Солдаты молча разошлись. Боков почувствовал, как его уши загорелись. Спецназу здесь нечего было делать. Все это понимали и лучше всех сам Боков. В нем медленно разгоралась злость на майора, заставившего его вызвать эту никому не нужную охрану.

– Ваш приказ прозвучал как ненавязчивая просьба войти в мой дом, – меланхолично произнес Володин. – Однако, прежде чем я впущу вас, все же повторю: чем обязан?

На сей раз в голосе ученого прозвучал намек на раздражение.

– У нас есть к вам несколько вопросов, – сказал майор, пристально вглядываясь в лицо Володина. – Ответы на них могут занять довольно много времени, поэтому нам действительно будет лучше зайти внутрь.

Ученый не двинулся с места.

– Вот как, – сквозь спокойствие голоса прорвалась уже отчетливая ярость. – Давненько ни у кого ко мне не возникало никаких вопросов. И я уж, грешным делом, начал думать, что избавился от них навсегда.

– Вы ошиблись, – спокойно сказал Скал.

– Верно, – Володин облизал губы и энергично кивнул в сторону могил. – Я забыл, что только к ним уже нет никаких вопросов.

– К ним может и нет, – резко сказал Боков, бренча связкой ключей в кармане. – Да и то только потому, что, если они и натворили что-то при жизни, все их грехи покрыла смерть.

– А я тоже мертв, – вызывающе произнес ученый. – Вы думаете это перед вами кандидат наук, Лев Семенович Володин? В таком тулупе, живущий рядом с могилами, не моющийся неделями? Не смешите. Я уже давно более мертв чем они, мои подопечные.

Махнув рукой, Володин потянул на себя дверь.

– Лэйла, – бросил Скал, не повышая голоса. – Лэйла-стероид.

Фигура в бушлате вздрогнула и согнулась, словно прошитая пулей. Впрочем, как подумал изумленный Боков, пуля, пожалуй, не произвела бы такого сокрушительного эффекта. Несколько секунд тишины и голова ученого медленно повернулась в профиль.

– Лэйла, – задумчиво протянул Володин. В его глазах билась и металась испуганной птицей надежда, что вот сейчас выяснится, что этот человек с замотанным лицом пришел вовсе не потому, о чем с ужасом подумалось.

– LEYLA-2, – хладнокровно проговорил майор.

И тут Володин расхохотался. Булькающий смех проливался сквозь пожелтевшие зубы и падал в снег жирными каплями. Профессор повернул голову и, продолжая смеяться посмотрел на майора сквозь седую прядь грязных волос, выбившихся из-под засаленной шапки.

– Вс-плыл-ло… таки, это… дерьмо, – с трудом выговорил он. – Ах, Славин… Славин… Как всегда… ты поступил… умнее меня.

Володин умолк и успокоился также внезапно, как и засмеялся. Энергичным жестом он пригласил Бокова и Скала войти внутрь.

– Милости прошу, – насмешливо сказал ученый, – откроем шкаф со скелетами, как говорят американцы.

Нынешнее жилище кандидата и профессора отличалось спартанской обстановкой. Большая русская печь в углу, от которой по избе плыло уютное тепло, грубо сколоченный длинный стол и несколько стульев. В самом дальнем и темном углу висела лампадка перед потемневшей от времени иконой.

Отсюда издали, Бокову вдруг показалось, что с иконой что-то не так. Тем не менее, царивший в комнатушке сумрак, не позволил как следует рассмотреть детали, а теплая печь заставила Серегу забыть обо всем. Не обращая больше никакого внимания ни на майора, ни на хозяина, следователь стащил сапоги, промокшие носки и устроился на колченогом стуле, вытянув к печи окоченевшие ноги. С этой минуты он, казалось, ничего не видел и не слышал.

Скал молча придвинул к себе другой стул и сел напротив Володина.

– Все что мне известно о “лэйле”, – серьезно сказал ученый, – вы и так уже знаете. Задайте другой вопрос.

– “Капелла”, – тихо проговорил майор.

Боков едва слышно хмыкнул.

“Хороший вопрос. Если бы все было так просто.”

Володин поджал обветренные губы. Глаза его затуманились, но уже через секунду в них полыхнуло удивительно сильное желание говорить. Боков почти задохнулся от изумления, когда понял, что на вопрос Скала будет ответ.

– То, что я вам скажу, это почти теория. Почти, но не совсем… Идея витала в воздухе еще со времен начала перестройки, – голос ученого постепенно окреп и приобрел интонации, обязательно звучащие в речах человека, которому не раз приходилось выступать перед аудиториями. – СССР, как и любая империя не могла не развалиться. Исчезновение Союза было похоже не падение зеркала. Страна разбилась на один крупный осколок и несколько мелких. Поскольку нынешняя Россия всего лишь большой кусок империи, ни имперская армия, ни имперская разведка ей стали не нужны. В стране нашлось немало умных людей, которые в слове “перестройка” уже тогда прочли множество других слов, таких как “развал”, “конверсия”, “сокращения”. И вот тут кое-кто из этих умных людей, понявший, что скоро на улице окажется немало хороших специалистов, обиженных на новую жизнь, решил, по-видимому, открыть неплохой бизнес. Сокращенные разведчики, уволенные военные, закрытые предприятия… Из всего вот этого и возникла “Капелла”. Безработным разведчикам она предложила заниматься своим делом, только за более хорошие деньги, военные начали войну против всех, в том числе и против государства, которое оставило их без куска хлеба. Специалисты же оборонных предприятий, не захотевшие выпускать унитазы вместо электронных прицелов, снабдило этими самыми прицелами “Капеллу”, взамен получив назад свои должности и гарантии в завтрашнем дне.

– Все это, просто нереально, – подал голос Боков. – Гнать оружие под носом у государства… Раньше это еще можно было, но сейчас…

– Если государство нельзя обмануть, его можно купить, – парировал Володин. – Все дело в деньгах. А у “Капеллы” они есть. Покупаем себе разорившееся предприятие, покупаем лицензию на производство, скажем, охотничьего оружия. После этого под такой крышей можно гнать все что угодно. А накроют, велика Россия, обиженных государством много, нужно всего лишь найти замену.

– Мусор, – категорично сказал Скал. – Все это словесный мусор. Мне кажется структура “Капеллы” намного проще. Да и в предприятиях по изготовлению оружия у них нужды нет. Они почти невидимки, поэтому громоздкая структура исключается.

Володин одобрительно хмыкнул.

– Браво, браво, – с оттенком иронии сказал он. – Вы подобрали очень точное сравнение. То, что я вам обрисовал, это действительно мусор… а вернее навоз, которым удобрили почву, чтобы зернышко проклюнулось. А зернышко под этим навозом есть.

– Какое же? – спросил Боков.

– Использование разведданных для зарабатывания денег, – пожал плечами Володин. – Но это что-то вроде идеи: “а не зарабатывать ли деньги космическим туризмом?” Идея кажется глупой, но только до тех пор, пока у вас не появится собственный космодром и космический корабль. После этого все становится просто.

Из-под стола показался толстый серый кот, потянувшийся с независимым видом и взглянувший на майора мутными желтыми глазами. Потеревшись о валенки Володина, кот мягко упал на пол, после чего снова заснул. Ученый меланхолично почесал его за ухом.

Это маленькое происшествие послужило толчком для небольшой смены курса. Тем более Боков хорошо знал, что для успешного вытягивания информации у человека, необходимо время от времени менять тему разговора на ту, которая вызывает у допрашиваемого наибольшее внутреннее сопротивление и нежелание говорить. Так постепенно его оборона спадет и о нужных вещах он начнет болтать также охотно, как и о пустяках.

“Таких, например, как теория о сути “Капеллы”. Но тут, конечно, другой случай. Ах, Володин, Володин. Если ты с этим связан, то дай тебе еще пару секунд и ты поймешь, какую глупость сделал. А в глазах у тебя уже появилось то самое выражение “а не сморозил ли я”, которое мне так часто приходилось видеть на допросах.”

– Кто еще кроме вас и Славина знал технологию производства “лэйлы”?

– Никто, – отрезал ученый. – И потом, что значит кроме Славина и меня? Я тоже не знал весь ход получения препарата. Славин был не от мира сего. Создав LEYLA-2, он вообще решил, что теперь его имя стоит в одном ряду с именами создателей самых смертоносных видов вооружений. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, а именно личной ответственностью ученого перед людьми. У него были связи в правительстве и в минобороны, и поэтому Славин добился, чтобы все эксперименты с “лэйлой” находились непосредственно и только под его контролем. Наверху тогда никто не отдавал себе отчета в том, что за ящик Пандоры мы открыли. Поэтому Славину и удалось подмять все под себя.

Тут Володин помрачнел. Видимо он подошел к тому рубежу, за которым начинались все его невзгоды. Никто его не торопил, давая возможность собраться с мыслями.

– Потом он с таким же упорством начал бороться за закрытие проекта, – хмуро проговорил ученый. – И опять добился-таки своего. Как всегда, впрочем…

– Чем это можно объяснить?

Володин раздраженно хмыкнул.

– Что-то случилось в ходе экспериментов. Сначала погибли испытуемые, а потом… насколько я помню взводу солдат вкололи раствор “лэйлы”, ну и… подробностей я не знаю, помню только, что солдатам этим приказали потом разогнать демонстрацию.

Володин немного помолчал.

– Успех был потрясающий, – хмуря брови усмехнулся он. – Обычные нормальные парни гонялись за мирными людьми в том числе за женщинами и детьми и крушили их саперными лопатками. Они просто озверели. Никто не знал почему, но Славин знал очень хорошо… В общем, – Володин глубоко вздохнул и его голос постепенно обрел прежнюю силу, – стараниями Славина проект прикрыли. Потом он пустил себе пулю в лоб и технологию “лэйлы” уже не восстановишь.

– А как же ваш рецепт древнеегипетских жрецов?

На мгновение глаза бывшего ученого снова блеснули, но тут же погасли.

– Это только отправная точка, – усмехнулся Володин. – Вернее просто один из ингредиентов LEYLA-2. Да и то, неизвестно, использовал ли Славин рецепт полностью или просто взял кое какие его составляющие. Он был гений, и мы можем веками изучать все то, что было и перед его глазами, но цельной картины так и не увидеть. Для этого ведь тоже нужно быть гением.

– Лет шесть назад, – произнес Боков, – то есть уже после того, как, по вашим словам, производство LEYLA-2 было прекращено, капсулу с таким названием м-м-м… употребил, скажем так, один мой знакомый. Судя по действию препарата, это действительно была “лэйла”. Как это можно объяснить?

Володин потер нос, чихнул и проворчал что-то насчет сквозняков. Хотя никакого сквозняка Боков не ощущал.

– Нет ничего проще, – хмуро сказал ученый. – За несколько месяцев до того, как все запасы “лэйлы” были уничтожены, со склада исчезло пять упаковок препарата. Что-то около 200 капсул. Судя по вашим вопросам, “лэйлу” использует “Капелла”? – в его голосе послышалось странное торжество.

Боков ощутил сильное разочарование. Отследить LEYLA-2 по такой ниточке просто невозможно. По закону подлости сработал самый “дохлый” вариант.

– Но может быть кто-то все же восстановил технологию? – спросил майор.

Ученый несколько презрительно ухмыльнулся.

– Даже кока-колу не смогли повторить в точности, а тут… нет, “Капелла”, да и не только она, конечно, многое отдала бы за рецепт “лэйлы”. Но для этого, кое-что нужно, – рот Володина искривился в странной усмешке.

– Что? – поспешно спросил Боков.

– Для этого надо уметь общаться с мертвыми.

* * *

Макс шел в абсолютной темноте, вцепившись в костлявые плечи Каэра. С первых же шагов ощутив потребность втянуть голову в плечи, Кретов так и поступил. Несколько раз споткнувшись о невидимые неровности на полу, он судорожно сглотнул, стараясь подавить тошноту. Запах мази, едкий и всепроникающий, все же не мог соперничать с тошнотворным духом смерти, который не растворялся даже в этом ледяном сумраке.

Максу было страшно. Страшно до колик. Его мысленному взгляду представлялись ряды прозекторских столов, с лежащими на них трупами. Он видел мертвые глаза, слепо уставившиеся в невидимый потолок, разрезанные животы с клочьями трупного мяса и ярко-белые обломки костей, торчащие из разорванных ран. Кретов видел себя, бредущего между разлагающимися телами, которые когда-то откликались на обычные человеческие имена.

“А если я сейчас споткнусь, то вполне могу полететь и упасть на что-нибудь холодное и скользкое. А потом я заору и не смогу остановиться.”

Клон замер. Послышался металлический лязг и мягкий шорох, словно на пол слетел большой лоскут материи. Макс услышал стук собственного сердца, бешено заметавшегося в груди, после слов Каэра:

– Это она.

Через секунду последовал приказ:

– Закрой глаза и сосредоточься. Предельная концентрация, Макс. На собственных чувствах и ощущениях.

Макс повиновался, стиснув зубы и ощущая соленый привкус пота, смешанного с мазью, медленно стекающей по губам на подбородок.

“Покупайте наш жидкий дезодорант! Лучшее средство от трупного запаха.”

– Смотри внимательно, – прошептал клон. – Любая деталь… Постарайся не пугаться.

Пальцы Каэра коснулись его век. Макс увидел нестерпимо яркое сияние огней, смешанных со странным нечеловеческим визгом. Разноцветный вихрь из стонов и боли рванулся ему в лицо. Кретов с трудом удержался чтобы не закричать, когда незримый пол треснул, выпуская на волю языки огня, обжигающего холодом вечной пустоты. Гигантская волна подхватила Макса и понесла прочь от земли, застилая тонущие в слезах глаза мириадами картин.

Поднимается занавес. Зал в полной темноте и лишь доски пола, неощутимые в танцевальном полете.

Синяя ленточка стекает с кресла. Страх перед большим и строгим человеком, с недобрым криком, вырывающий какой-то пузырек из детской руки.

Профессор Славин!

Отец! Тогда я была еще маленькой, а теперь меня…

Откуда-то с другой планеты пришел голос Каэра, расшвырявший видения во все стороны, как лоскутки старых платьев.

– Задавай вопрос! Быстрее, если не хочешь превратиться в растение. Только один! Помни, есть время только на один вопрос!

Как? Как задавать? И… Это так мало, один. И так сложно, когда надо быстро. Что же можно…

Огромная темно-серая торпеда ударила в мир огней и видений. Дикий страх заметался в тесной каморке, рикошетя от метровых стен. Яркий блестящий шарик качнулся маятником, принося странный покой и детскую радость.

“LEYLA2”. Короткая надпись на снаряде, вторгающемся в погибшее сознание, расступившееся перед сочащимися ядом буквами.

Макс отправил свой вопрос и постарался выбросить его навсегда из головы. Но вместо этого он широко раскрыл глаза и начал всматриваться в новый вихрь из нескольких картин.

Отец лежит в длинном черном ящике, забросанном цветами и горем. Глаза его открыты. В них мечется Володин, почему-то смеющийся, но без звука и без улыбки. Живой и яркий зрачок неожиданно расплылся, закрывая собой всю глазницу.

– Глаз, – прошептал черный маленький лебедь в балетной пачке, сотканный в одно мгновение из сумерек и холода. – Мертвый глаз… всегда…

Макс закричал, когда лебедь повернул к нему голову. Макс закричал, и понял, что этого зрелища ему не забыть никогда. Прошла целая вечность, пока он понял, что лежит на странно теплом полу. Тусклый свет прогнал все кошмары, и мягкая ладонь Каэра постепенно сползла с лица Кретова. Рядом на корточках сидела Илона, поддерживая голову Макса и ласково проводя рукой по взъерошенным волосам. Валяться вот так было совсем неплохо.

“Лежать бы так всю жизнь. И еще три дня.”

– Все зря, – отвернувшись буркнул Каэр и едва слышно выругался. – Вопрос задан, ответ получен, ни черта не ясно и в добавок ко всему я лучше застрелюсь, чем снова пройду через все это, даже если бы и мог.

– Она же, – Макс на секунду умолк, поразившись слабому мычанию, с трудом походившему на речь, которое выползло из его горла. Он откашлялся и попробовал еще раз, уже с большим успехом. – Марго. Она ведь что-то сказала в ответ. Я не помню, но что-то точно было.

– Что ты увидел, – резко спросил Каэр, вцепившись в руку Макса. – Ты понял, что она хотела сказать нам?

Он еще не закончил говорить, когда Кретов понял, что нашлась наконец разгадка.

– Качнулся шарик, блестящий и кажется… нет, точно металлический, а затем. Я словно окунулся в воспоминания… маленькой девочки. Ее мысль была как бы облечена во фразу “мертвый глаз… всегда”. А может быть не так, – нахмурившись пробормотал он. – Может быть… слова просто перепутались.

– Говори яснее. Твое бурчание не разберешь.

– Я говорю, – повысил голос Макс, – что, может быть, фраза звучала: “Всегда мертвый глаз”?

– От перемены мест слагаемых, сумма не меняется, – усмехнулся Каэр.

– Так значит все зря? – раздался вдруг где-то сзади и вверху незнакомый голос. Макс собирался было резко повернуться, но поразмыслив понял, что на это он пока не способен.

Словно поняв его желание, говоривший вышел вперед. Макс увидел высокого плечистого парня лет 23, с грубо обтесанным маленьким лицом, но с сообразительными темными глазами. Одет он был в пятнистую форму, с автоматом на плече и эмблемой “Витязя” на рукаве.

– А я тут понимаешь замок разнес, – без всякого выражения произнес спецназовец. – Ультрасовременный такой…

Он кивнул на покореженный пульт, дымящийся и воняющий горелой изоляцией.

– Его прислал Боков, – сообщила Илона. – И он появился как раз вовремя, а то я просто не знала, что делать.

– Ах, да, – спохватился Макс. – Кода же мы не оставили…

– И все зря, – проговорил Каэр, погруженный в мысли. – Зря…

– Да нет, – вздохнул Макс, принимая сидячее положение. – По-моему не зря.

Клон обернулся.

– Профессор Славин, – пояснил Макс, – еще в молодости потерял глаз. Правый. Ему поставили протез. А через год после этого родилась Марго… Так что для нее этот глаз и был мертвым… всегда.

– И еще… металлический шарик, – задумчиво пробормотал Каэр и вдруг широко ухмыльнулся. – Черт! Теперь все понятно. Он…

– Эй! – послышался вдруг грубый окрик из глубины коридора. – Вы что тут делаете.

К ним подскочил пожилой человек маленького роста в длинном до пят халате. Возмущенно подпрыгивая, он требовательно повторял на все лады вышеприведенную фразу.

– А мы каннибалы, – хладнокровно сказал спецназовец, правой рукой показывая Каэру, Илоне и Максу на выход, а левой придерживая прыгающего человечка. – За свежим мясом пришли.

Лицо солдата было непроницаемо серьезно. Щеки человечка побагровели, предвещая бурю, но тут же лопнули и опали как воздушный шарик. Спецназовец ленивым движением приставил дуло автомата к шее прыгуна.

– Вот, это единственное, что ты можешь о нас рассказать, – наставительно произнес солдат. – Правда тебе никто не поверит, так что лучше просто никому ничего не говори.

Не обращая больше на человечка внимания, “витязь” зашагал к двери.

– Да, и почините замок, – бросил он не оборачиваясь. – Он у вас, кажется, перегорел.

* * *

– Если у вас все, – решительно сказал Володин, – то я, пожалуй, попрошу вас уйти. Очень не хочется вспоминать о прошлом, если вы меня понимаете.

– По правде говоря, я возражаю.

Эти слова произнес майор. Боков поддержал его.

– Я тоже. У меня еще ноги не высохли и вообще.

– Что вообще? – холодно спросил Володин.

– И вообще, – продолжил Боков, – слишком много вы знаете о “Капелле”, для простого смертного. Откуда вы вообще знаете о ней, сидя в этой глуши?

Следователь молча смотрел на меняющееся лицо Володина. Ученый попытался было отвести взгляд, но столкнулся с глазами майора. Они чертовски походили на два пистолетных дула, направленных прямо на испуганного бывшего археолога.

Сильный испуг может привести к двум различным результатам. Либо человек начинает умолять, либо наглеет.

Володин выбрал второе.

– Да, – вызывающе сказал он. – Я действительно много знаю о “Капелле”. И глушь здесь ни при чем. Первой известной акцией “Капеллы” было убийство Хафизуллы. За его голову американское правительство пообещало 3 миллиона и через месяц получило ее в буквальном смысле. В мешке, у дверей американского посольства в Испании. Тогда я еще не был отрезан от мира.

Тут Володин замолчал, словно прислушиваясь к себе.

– И потом, – вяло продолжил он, после короткой паузы, – наша контора всегда находилась под вежливой и предупредительной крышей спецслужб, поэтому кое-какая информация о “Капелле” просачивалась и оттуда.

– Ну, ну, – услужливо подтолкнул его майор, видя, что ученый снова собирается замолчать.

– Когда-то я знал человека, который подал идею ее создания, – бесцветным голосом сказал Володин.

Боков всегда соображал быстро, поэтому самая неожиданная информация не могла ни смутить, ни выбить его из четкой колеи допроса. Скал молча признал превосходство следователя в этом вопросе и от вмешательств в последующий разговор отказался.

– Кто он, этот человек, Лев Семенович?

– Я, – невозмутимо произнес Володин. – Именно я когда-то сформулировал основополагающие принципы организации, именующей себя “Капеллой”.

После этих слов его словно прорвало. Володин говорил не переставая. При этом он смотрел в никуда широко раскрытыми глазами, будто грезя наяву. Он словно остервенело сбрасывал с плеч непомерный груз:

– Это случилось тогда, когда Союз уже буквально трещал по швам. Грандиозные сокращения уже не просто маячили на горизонте, а просто стучались в дверь. Многие мои коллеги, знакомые нервничали, ну и я в том числе. Мы собрались тогда на юбилей нашего товарища и, слегка подвыпив, – Володин поморщился, – когда разговор снова зашел о сокращениях, я и сказал, что, если найдутся люди, способные собрать обиженных государством разведчиков, можно создать собственную разведывательную сеть, для добывания сведений о проблемах иностранных держав, а затем, по компьютерным сетям предложить решить эти проблемы за энную сумму. Кто-то засмеялся и попросил развить идею. Я уже дословно не помню, что говорил, но… одно точно, я сказал, что для начала такого бизнеса нужны только уволенные разведчики, профессиональные хакеры, наемные убийцы, их функцию могли выполнять и те же разведчики, и сокращенные военные вот и все. Насчет же оборонных предприятий, которые могли гнать оружие для “Капеллы”, я, кажется, перегнул. Проще его покупать, конечно… особенно сейчас.

Володин как-то сник прямо на глазах. Закончив свое выступление, он опустил голову и все его морщины проступили на лице особенно резко. В секунду еще не старый человек превратился в дряхлую развалину.

– Я потрепался и забыл, – вяло прибавил он, – а потом один мой знакомый когда-то работавший в высшем эшелоне КГБ сказал, что моя идея ожила. Первым от “Капеллы” пострадали арабы. Голова Хафизуллы послужила отличной рекламой. Затем были и другие, такие же громкие акции. “Капелла” бралась за самые невозможные дела и всегда побеждала. Теперь, как я понимаю, правительства платят любые деньги, как только “Капелла” предлагает свои услуги, потому как знают, что платят не зря.

– Как им это удается? – спросил Боков. – Хакеры вкупе с разведчиками могут достать сведения о проблемах государств, это понятно, но как “Капелле” удается обводить вокруг пальца спецслужбы?

И Боков, и Скал знали ответ, памятуя о Клинике 15, но тем не менее, мнение непосвященного человека было на вес золота.

– Все что я могу сказать, – устало произнес Володин, – это не знаю. Хотя… вы слышали о проекте “Оборотень ХХ”?

Боков кивнул.

– Считается, что все оборотни умерли, – сказал он.

– Вот именно, считается, – подчеркнул Володин. – Если хотя бы один из оборотней выжил, то это дало бы нам ответы на все вопросы.

– Вы считаете, что…

– Ничего я не считаю, – перебил его Володин. – Я лишь предполагаю. Китайцы, когда “Капелла” выполнила контракт для американцев, ну, эта история с мешком компромата, который некий молодой и талантливый тип выкачал из файлов Пентагона, сказали, что их информатор выбросился из окна. Поймите, если бы там работал заурядный киллер, то сказали бы “выбросили” из окна. Нормального здорового человека может заставить сигануть с большой высоты только дьявол или оборотень. Вот и все.

– А другой вариант? – спросил Боков. – Ваш уж очень невероятен. Оборотни умерли, и вряд ли кто-то из них воскрес, но могли появиться другие…

– Нет, это ерунда, – решительно сказал Володин. – Это вроде вопроса, что появилось раньше, курица или яйцо. Оборотня может воспитать только оборотень. Заколдованный круг.

– Иными словами, – задумчиво произнес Боков, – вы считаете, что даже если найдется человек с мощным экстрасенсорным потенциалом, оборотнем он не станет, поскольку научить его никто не сможет?

– Именно. Во всяком случае я таких учителей не знаю.

– И насчет того, кто мог подхватить вашу идею насчет “Капеллы”, – скорее констатируя, чем спрашивая сказал Боков, – у вас тоже никаких соображений нет.

– Ни малейших, – в голосе Володина звучала тоска, перемешанная с равнодушием и усталостью. – Тех, перед кем я выпендривался на той вечеринке было слишком много.

– Во всяком случае, – сказал майор, – эту идею подхватил тот же, кто или по чьему приказу украли упаковку LEYLA-2. Насчет этого человека у вас тоже нет никаких соображений?

– Нет, – коротко сказал Володин.

– Все ясно, – Скал поднялся. – Надевай свои носки, – обратился он к Бокову, – и поехали назад в Москву. Будем искать вора.

– Если бы где-то остался рецепт или хотя бы запас “лэйлы”, – тягучим голосом сказал ученый. – Тогда на такую приманку можно было бы ловить.

Боков бросил на Володина полунасмешливый взгляд.

– Но для этого нужно уметь разговаривать с мертвыми? – повторил он его слова.

– Может быть вы собираетесь попробовать? – усмехнулся ученый.

– Как знать, как знать, – меланхолично произнес майор. – Для общения с мертвыми нужно либо знать их язык, либо обзавестись переводчиком. А я, кажется, одного такого знаю.

Боков открыл было рот, но замер, остановленный рукой Скала, взметнувшейся ко лбу.

Майор наконец вспомнил, что же его насторожило в рассказе Каэра об оборотне, забравшем Илону из Клиники 15.

Она же потеряла сознание! Потеряла сознание еще до прихода убийцы. Так что в ее воспоминаниях, откуда Каэр якобы взял картины из той ночи, не могло остаться внешности оборотня. Она его попросту не видела.

– Либо клон врет, либо она притворялась, – сказал майор.

– Ты это о чем?

– Во втором случае Макса могли подослать в качестве запасного варианта, или как охранника, или…

– Что происходит? – Боков дернул Скала за рукав.

– Нечего, – отрезал майор с плохо скрытой досадой. – Кажется я здорово облажался.

* * *

Два “джипа” в камуфляжной раскраске вынырнули из темноты и взвизгнув тормозами остановились возле нервного жилистого старика, тревожно бросающего короткие взгляды из-под серой кепки. Из первой машины легко выпрыгнул широкоплечий здоровяк в пятнистой форме. Ловко вскинув руку к берету, “визять” представился:

– Капитан Галич. Ввиду чрезвычайных обстоятельств нам необходимо немедленно произвести эксгумацию.

– Сейчас? – изумился старик. – Ночью.

Галич ухмыльнулся.

– Плюс к выполнению задания, мы и острых ощущений ищем. Совмещаем приятное с полезным, – ухмылка мгновенно исчезла с его лица, которое тут же приобрело жесткие черты. – Кроме того, это не твое дело дед. Вот постановление об эксгумации, прочти его, а потом заткнись и не мешай нам работать.

Минуту спустя несколько мощных фонарей бросили свои лучи на кресты и памятники. Холодный ветер носился и осыпал мелким мокрым снегом узкие столбы света, шарящие по земле, как трости слепых. Каэр шагал впереди, всматриваясь в темноту. За ним шли шестеро спецназовцев, четверо из которых несли на плечах лопаты, а замыкал шествие Макс, обнявший за плечи Илону.

– Как в дешевом ужастнике, – хмуро пробормотал Кретов, когда на башенке маленькой церкви, приютившейся на краю кладбища гулко ударил колокол. – Хотя после визита в анатомичку, я, наверное, должен быть с загробным миром просто на “ты”. Но все равно…

– Страшно? – невесело усмехнулась Илона, благодарная Максу за это бормотание. Оно здорово подбадривало. – А мне вот кажется, что я сплю. И предпочитаю так и дальше думать. На душе спокойнее.

До ночи им пришлось ждать постольку поскольку постановление об эксгумации получить оказалось не так просто.

Звон еще не растворился в темноте, когда чей-то фонарик осветил выбитую в граните надпись: “Леонид Георигиевич Славин”. Почти в ту же секунду свежие цветы с могилы были отброшены. Лезвия лопат вошли в поросший редкой пожухлой травой холмик.

– Сейчас только молнии и грома не хватает, – продолжал ворчать Макс, поглядывая на молча стоявшего у края могилы Каэра. Клон надвинул свою широкополую шляпу на глаза и это придавало его фигуре особенно мрачный вид. Вскоре показалась крышка гроба с остатками черной материи на ней. Без лишних слов, спецназовцы вонзили в нее лопаты. В два удара крышка была расколота пополам.

Удушливая вонь, несколько смягченная свежестью ночи, тяжелым облаком окутала стоявших у могилы людей. Макс сморщился и отвернулся. Илона с трудом удержалась на ногах, согнувшись пополам и старательно сдерживая рвотный позыв. Кто-то из спецназовцев крякнул и подался назад. Секунду спустя его движение почти синхронно повторили все остальные.

За исключением Каэра. Не обращая ни малейшего внимания на отвратительный запах, он спрыгнул вниз, упав прямо в раскрытый гроб. Ноги, обутые в тяжелые ботинки на толстой подошве с хрустом что-то раздавили. Взметнулся кулак в тонкой кожаной перчатке и обрушился на повернутый к стенке череп.

– Вот он, – пропыхтел клон, вытаскивая руку из обломков костей. – Наверное… открывается… Дьявол! Мои пальцы совершенно окоченели.

Повинуясь внезапному порыву, Макс вдруг наклонился и выхватил из рук Каэра небольшой овальный предмет.

– Дайте-ка, – он взял у одного из спецназовцев фонарик и, немного поколебавшись,

“На поиски скрытых пружин нет времени, конце концов.”

ударом стальной рукоятки разбил искусственный глаз профессора Славина.

Каэр стоял в разрытой яме и смотрел снизу вверх. Капитан Галич с любопытством навел луч своего фонарика на ладонь оцепеневшего Макса.

– Вот это номер, – пробормотал Кретов. – Какого черта?

На темно-сером боку хорошо знакомой Максу капсулы были выдавлены все те же ярко-красные буквы.

– “L, Е, Y, L, A” – по буквам произнес Галич. – Незнакомая капсула.

– А где двойка? – растерянно произнес Кретов. – Здесь должно быть LEYLA-2?

– Отдай ее мне, – спокойно произнес Каэр. От звука его голоса Илону передернуло.

Едва ли отдавая себе отчет в своих действиях, Макс шагнул назад.

– Здесь есть еще что-то, – проговорил он, расправляя сложенную в несколько раз тонкую бумажку.

– Отдай ее мне, – раздельно повторил клон.

Не обращая на него внимания Кретов смотрел на микроскопический текст, покрывавший бумагу с обеих сторон.

– Рецептура, – прошептал он. – Будь я проклят если это не рецепт ее изготовления.

– Так я и думал, – удрученно, но вполне спокойно произнес Каэр. – Арестуйте его, капитан.

В тот же момент дуло автомата уткнулось в спину Макса. Крепкие руки опустились ему на плечи. Галич легким движением отобрал “лэйлу” и бумагу с текстом.

– Что вы делаете? – вскрикнула Илона. – Он же…

– Не зря ваш приятель, – презрительно сказал Каэр, – отказывался от работы со мной. Боялся, что сказочка о разрушении его второй личности выплывет наружу.

Илона окаменела.

– Вранье, – вскипел Макс, оскалив зубы. – Замолкни, тварь…

Получив прикладом между лопаток, Кретов захлебнулся и утих.

– Я и в вас, Илона, сомневался поначалу, – хладнокровно сказал клон, счищая с рукава грязь. – Очень уж непонятным было ваше с Максом появление. Однако после того, как я разрушил барьер между вашей и искусственной личностью, под подозрением остался только он.

Каэр показал на скрипнувшего зубами Кретова.

– Я ожидал, что Немезис попытается переиграть нас на заключительном этапе, – клон торжествующе улыбнулся. – Поэтому предупредил капитана о возможном инциденте и попросил принять меры, если что.

– Полагаю, – сказал Галич, – его нужно изолировать?

Каэр немного помедлил с ответом и в этот момент Илона обернулась к Максу, почти висящему между двумя спецназовцами. Все лучи светили мимо, поэтому лица ее рассмотреть было нельзя.

Она не сказала ни слова.

– Что же, – начал клон. – Наверное…

– Стойте! – крикнул Макс, медленно поднимая голову. – Я согласен.

– Согласен?

– Вот, я здесь, – продолжал Кретов, глядя в лицо Каэра. – Подключайся к моему сознанию и проверяй, лгу ли я.

– Может быть ты и абсолютно уверен, что не лжешь, – пожал плечами клон. – Приказ тебе могли отдать и на подсознательном уровне…

– Только не говори мне, что ты с этим не справишься, – перебил его Макс. – Проверь меня, но только вместе с кем-нибудь еще, как это мы с тобой проделали с Марго, – он повернулся к Илоне. – Я хочу, чтобы это была…

Он умолк, почти не веря самому себе. Лихорадочные поиски выхода сделали свое дело. Догадка вспыхнула в голове ослепительно ярко.

– Минутку, – протянул Макс, полуоткрыв рот. – С Марго… ведь… ведь ты же подключался и к моему сознанию, значит должен знать, что…

– Ты назвал его Немезис, – тихо сказала Илона. – Откуда ты узнал его кличку?

Одним прыжком Каэр взвился вверх, с невероятной силой и скоростью выбрасывая свое тело наверх из могилы. Сильным ударом по ладони он выбил из руки Галича капсулу вместе с бумагой, одновременно толкнув его в грудь. Отброшенный в сторону “витязь” подлетел в воздух и обрушился на металлическую оградку. Несколько декоративных пик вошли в спину капитана. Не успев даже вскрикнуть, Галич умер, когда железо проткнуло сердце.

Каэр опустился на четвереньки в нескольких метрах от оградки с висящим на нем капитаном. Шляпа его слетела, а когда лучи фонариков скрестились на нем, затрещала по швам и одежда.

Клон стоял, опираясь на все четыре конечности. Лишний сустав, спрятанный до сего момента под плащом, распрямился. За счет этого руки Каэра удлинились сантиметров на десять. Гибкое мускулистое тело, покрытое короткой рыжей шерстью, выгнулось и вздох облегчения, похожий на короткий вой вырвался из горла этого существа.

– Вот и мой настоящий облик. Как хорошо-о-о, – странным тягучим голосом с явно кошачьими интонациями протянул клон, оборачивая лицо к оцепеневшим людям и выплевывая комки ваты изо рта. – Таким нехитрым способом можно сделать себе довольно упитанные и приятные глазу щеки.

Черты Каэра заострились. Кости странно деформированного черепа четко обрисовались под натянутой синеватой кожей.

Кто-то рядом с Максом отрывисто выругался. Краем глаза Кретов увидел поднимающийся ствол автомата.

– Отличная идея, – оскалил зубы клон и высоко поднял голову с жестким рыжим гребнем на макушке. – Вперед, солдат!

Матово-черные глаза полыхнули ярко-зеленым пламенем.

Автомат поднимали все выше и выше. Спецназовец злобно ухмыльнулся и нажал на спуск.

– Помянем капитана, – взвизгнул он.

Первая же очередь свалила на землю его соседа. Повинуясь отработанному годами рефлексу, оставшиеся в живых трое “витязей” мгновенно погасили фонарики и исчезли в темноте. Тот, кто начал стрелять исчез еще раньше. Вскоре, буквально над ухом застывшего в полной темноте Макса прогремело несколько выстрелов.

– Это займет их надолго, – послышался впереди голос Каэра. – А мне пора.

– Ах ты сволочь, – выдохнул Макс, подчинившись волне злобы, затопившей мозг. – Я сверну твою поганую шею! – заорал он.

Или может быть ему только показалось, что он закричал. Кретов уже не мог отличить мысли от голоса.

Застыв от изумления, он смотрел вверх.

Сильный порыв ветра метнулся ему в лицо единственным подобием ответа. Высоко в небе возникла узкая тень. Чернее чем сама темнота, она спустилась вниз и начала расти, приобретая форму ромба.

Хриплый голос начал тихо напевать. Руки Каэра вздрагивали в такт со странной, почти лишенной ритма мелодией. Вой расступающегося перед невидимым клинком пространства пропитал воздух. Фигура клона, сейчас странно нелепо выглядевшего на двух ногах, слабо засветилась. Мерцающий зеленовато-призрачный свет покрывал его тело тонкой паутиной и стекал с пальцев в растущий разрез. Повинуясь едва слышному пению на незнакомом языке, змеящиеся струи цвета болотных огоньков пронзили выросший до размеров одноэтажного дома ромб, деформировали его в круг, медленно вращающийся против часовой стрелки. Призрачные нити сплелись в спираль, из глубины которой вырвался сухой, пронизывающий до костей холод вместе с пригоршней белоснежных хлопьев, совсем не похожих на мокрую липкую гадость, падающую с московского неба.

Пение смолкло. Каэр обернулся, протянув вперед руку. На ладони лежала “лэйла”, хорошо видимая в ядовито-зеленом мерцании закрученных нитей.

– Сила Анубиса в руках моих, – в его глазах таяли снежинки, опускающиеся на темно-серую капсулу с ярко-красными буквами. – Кот Проксима снова может открывать двери. Для восстановления дара нужно было отнять жизнь, но я переступил и через это. Теперь уже никто не сможет остановить Пожирателей душ.

Где-то далеко хлопнул выстрел, и в то же мновение Каэр исчез, окунувшись в расступившуюся спираль.

Призрачный свет засиял особенно ярко. Заслонив глаза, Макс ощутил крепкое пожатие.

– Нельзя, – лихорадочно прошептала Илона. – Нельзя чтобы он просто так ушел.

С трудом разглядев утопленное в постепенно тускнеющем свете ее лицо, Макс прикоснулся пальцем к губам.

– Лучше молчи, – прошептал Кретов. – Еще одно слово и у меня просто не хватит решимости.

Сорвавшись с места Илона и Макс устремились вперед. Дружно вскрикнув, они прыгнули в исчезающий водоворот из болотной паутины.

Беззвучно пропал свет, и рассеченная темнота тихо сомкнулась за их исчезающими спинами.

4

Из приказа, отправленного в день убийства балерины

From

«Capella»

to

Stellus

«Каждый охотник желает знать…»

Падать, это все же неприятное занятие. Падать в полную темноту неприятно вдвойне.

Прыгнув вслед за Каэром в крутящуюся зеленую паутину, Макс и не предполагал, что случится вслед за этим. Он успел только ощутить моментально заледеневшие руки и услышать крик Илоны. После этого он понял, что летит вниз в абсолютную неизвестность.

“Впрочем, туда я и прыгнул. Твою ма-а-а-а!”

Глубокий слой снега, вот что спасло жизнь Илоне и Максу. Рухнув в ледяной пух, Кретов несколько секунд молча смотрел в небо, постепенно проступившее из темноты, милосердно потушившей все чувства во время падения.

– Красиво то как! – отплевываясь от набившегося в рот снега воскликнул Макс, слепо шаря в сугробе рукой. – Илона, ты там не разбилась?

Рядом послышался кашель.

– Иди к черту, – глухо, но внятно огрызнулись поблизости. – Знала бы, ни за что не полезла бы за этой мразью.

– Красиво, – мечтательно откинувшись на спину повторил Кретов, вглядываясь в рассыпанное по совершенно черному небу скопление удивительно ярких звезд. – Интересно, где мы?

– На Марсе, – хмуро сказала Илона, прокапываясь к Максу с правой стороны.

Через секунду ее мокрый и холодный нос ткнулся ему в щеку.

– Как нас объединяет опасность, – улыбаясь сказал он. – Давай поцелуемся. По-моему, самое время.

– Я с кем попало не целуюсь, – отрезала она, прижимая губы к его губам. – Я не такая.

Макс счастливо засмеялся.

– Какое сумасшествие, – проговорил он, глядя в глаза Илоны, находящиеся так одуряюще близко. – Полет к новым мирам и поцелуй у черта на куличках. Может останемся тут жить, а?

– А как же звание супергероев? После таких падений, мы просто обязаны пойти и спасти весь мир от злобной твари по имени Каэр.

Последнее слово подействовало исключительно отрезвляюще. Непонятная эйфория схлынула, оставив только легкое покалывание где-то в районе сердца. Макс потряс головой и разгреб вокруг себя снег, вставая на ноги. Секунду спустя к нему присоединилась Илона.

– А правда, кто он, интересно, на самом деле? Чей клон? – произнес Кретов, вертя головой. – Какая темень. Ни черта не видно. Может мы действительно на Марсе? Правда я не знал, что там есть снег.

– Он назвал себя “Кот Проксима”, – тихо сказала Илона. – Помнишь? Предсказание… выпускной… Карина…

Макс схватил комок снега и засунул его в рот.

– Я так думаю, в нем все и дело, – невнятно проговорил он, с трудом шевеля занемевшей челюстью. – В этом проклятом предсказании. Я имею в виду, что весь наш клуб КИВИ оказался затянут в эту круговерть. Давай, пока насчет этого не будем ломать голову. Сейчас есть задачка посложнее. Ты в темноте видишь?

– Нет.

– И я нет. Холод здесь дьявольский, и если мы скоренько не попадем в тепло, то присоединимся к мамонтам в вечной мерзлоте.

– Надо было фонарик захватить.

– Гениально. Зря я ел снег, – вздохнул Кретов, чувствуя, как зубы начинают выбивать мелкую дробь. – Но поскольку вернуться назад мы, по-видимому, не можем, придется…

– А я что-то вижу, – спокойно сказала Илона. – Вон там.

Едва различимая рука показала вниз и вбок. Предельно напрягая зрение, Макс с трудом различил в указанном направлении еле заметный огонек.

– Тоже мне, Соколиный глаз, – буркнул он. – Ну что, небольшой кросс, чтобы согреться?

Выбравшись из ямы, которую проделали их тела при падении, Макс и Илона собирались было двинуться к огоньку, но тут Кретов полез в карман.

– Все-таки и об основной миссии забывать нельзя, – пробормотал он, доставая коробок спичек.

– Что ты делаешь?

– Погоди немного. Если только он не умеет летать…

Первую спичку задул ветер. Немного поколебавшись, Макс вытащил сразу несколько штук и, старательно прикрывая неверный огонек рукой, склонился к снегу.

– Вот они, – торжествующе заявил он. – Так я и думал.

Вереница следов протянулась неподалеку от ямы. След, удивительно похожий на звериный начинался тоже из углубления, но гораздо более меньшего по размерам.

– Вот тут он и приземлился, – проговорил Макс. – Упал на лапы, как и положено коту.

– А направился то он туда же, куда и мы собираемся, – хладнокровно сказала Илона. – Следы ведут как раз в том направлении.

Кретов и так видел, что она права.

– Это судьба, – бодро заявил он, старательно закутываясь в осенний плащ и поднимая воротник. – Ладно, пошли. Заодно посмотрим, такая ли судьба-индейка, как говорят. Включи фонарик на мобильном, на фига я спички жег-то, а?

* * *

Скал застыл в нерешительности, едва открыв дверь “избушки на курьих ножках”. Спецназовцы стояли неподалеку, расположившись полукругом. Стволы висевших на плечах автоматов смотрели в сторону притихшей деревни.

Над головой низко висели хмурые облака, постепенно приобретавшие все более грозные очертания.

– Буран будет, – негромко сказал Володин из-за спины. – Слышите, какая тишина? Как будто все замерло в ожидании.

– Вертолет успеет прилететь? – спросил Боков.

– До начала бурана, вы хотите сказать. Вряд ли. Но даже если и успеет долететь сюда, то уж обратно никак.

Майор оглянулся и задумчиво посмотрел на Бокова. Володин что-то проворчал и пошел к сваленным в углу дровам.

– Оставайтесь на ночь, – нехотя буркнул он. – Сегодня все равно вам отсюда не выбраться.

– Давай останемся, майор, – сказал Боков. Он почти болезненно ощущал, что носки облепили ноги холодной мокротой. – Чертовски не хочется пилить назад.

Скал опустил голову, словно размышляя о чем-то.

– Хорошо. Все равно скорее всего уже опоздали, – проговорил он через какое-то время. – А что с солдатами будет?

– Пусть к старичкам на постой попросятся, – откликнулся возившийся с дровами ученый. – Они не откажут. Для них только в радость будет

Боков кивнул и вышел наружу. Через несколько мгновений он вернулся, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ветер поднялся, – сообщил он, вновь с наслаждением стягивая с себя обувь. – Крепчает с каждой секундой.

Громко свистнуло за окном и вновь наступила тишина. Тут даже сугубо городские люди, такие как Боков и Скал ощутили приближение свирепого северного ветра.

Володин залез в печку и вытащил оттуда черный от копоти чугунок. После того, как пузатую ископаемую посудину водрузили на стол, Боков почувствовал, как слюна наполнила рот, а пустой желудок громко взвыл.

Ученый сходил к окну, где в нескольких стаканах обитали заросшие зелеными перьями луковицы и надергал около дюжины сочных стеблей. Захватив по дороге соль, он вернулся к столу, где изголодавшийся опер уже счищал кожуру с огромной картофелины. Засунув ноги в сухие носки, найденные хозяином в допотопном сундуке, Боков ощутил блаженное чувство покоя, поднявшееся от медленно согревающихся ног по всему телу.

– Жалко спиртное вышло, – хмуро проговорил Володин, сильными движениями отрезая горбушку от внушительного каравая. – Сейчас бы милое дело…

– Что это у вас? – послышался голос майора.

Боков проглотил пахнувший луком кусок и посмотрел на Скала, стоявшего перед лампадкой в углу.

– Я думал, что рядом с лампадкой обязательно должна быть икона.

– А это и есть икона, – отрезал Володин, щедро посыпая белую рассыпчатую половинку солью. – Только дохристианская. Мне как человеку, воспитанному при атеизме, трудновато было сразу же переметнуться в противоположный лагерь. Ну а прежняя вера в неверие рухнула, – он тяжело засопел. – Жить в обломках как-то неприятно, вот я и водрузил на стену то, что проверено временем.

– Я никогда не видел такого символа, – задумчиво пробормотал майор. – И даже не слышал о нем.

Заинтересованный Боков вышел из-за стола. Подойдя к майору, он протянул ему картофелину и перышко лука. Ни слова ни говоря, Скал стянул шарф и вонзил зубы в мягкую рыхлую теплоту.

Тем временем Боков удивленно хмыкнул, глядя на тщательно нарисованную спираль. Вернее, даже не нарисованную, а вырезанную в дереве. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, опер протянул руку и коснулся пальцами центра спирали.

– Древнейший на Земле символ. Спирали находили в местах культовых сооружений еще первобытных людей. – пояснил Володин, неторопливо двигая челюстями. – Что он символизировал? Время, вечность, движение, путь… Предположений много, но достоверно уже никогда не узнать.

– Я слышал, что это был популярный символ у индейцев, – сказал Боков, отходя от стены.

Ученый еле заметно улыбнулся и пожал плечами.

– Это вы Стивена Кинга начитались. Повторяю, спираль, древнейший символ, общемировое достояние, так сказать. Его использовали очень часто. Самый интересный вопрос лично для меня не в том, что означает конкретно эта спираль, а в том, как вообще она оказалась в этой Богом забытой деревне. Будь я еще ученым, то постарался бы что-нибудь разузнать, но интереса и, так сказать, исследовательского зуда уже нет.

Скал молча жевал, не отрывая глаз от “иконы”. Боков почесал нос и вернулся за стол.

Володин приподнялся и зажег большую керосиновую лампу. Мягкий свет неожиданно преобразил черты ученого. Глубокие тени пролегли под его глазами, а морщины еще более резко проступили на лбу и щеках. Трепещущий огонек в секунду вновь превратил пожилого человека в ветхого старика.

Немного посидев в молчании, Володин вдруг обратился к майору:

– Если вам не трудно, – сказал он. – Вон там в углу стоит еще одна лампа. Зажгите ее и поставьте на подоконник.

– К чему это?

Мгновенно в глазах ученого промелькнул странный холодок. Боков уже во второй раз заметил, как не соответствует выражение глаз Володина всем его жестам, тону и поведению. Размышлять над этим следователю почему-то было лень.

– Старинный обычай, – устало выговорил ученый в ответ на вопрос Скала. – Здесь все с наступлением ночи зажигают две лампы. Одну для себя, другую для тех, кто, может быть, сейчас блуждает в темноте.

Немного повозившись, Скал зажег лампу и водрузил ее на подоконник.

* * *

Спецназовцы расположились с таким же комфортом, как и следователь с майором. Ни один домишко не мог вместить одновременно всех. Да и держаться всем вместе показалось глупым. За время утреннего похода по окрестностям, прозвучало немало нелестных слов как по адресу начальства, пославшего их во всеоружии в какое-то Богом забытое место, так и по адресу Бокова, неизвестно для чего вытребовавшего себе такой эскорт. Итог всем ругательствам подвел самый опытный из всех спецов.

– Спокойно, мужики, – бодро произнес он. – Рассматриваем это задание как внеочередной отпуск. Не Канары, конечно, но на безрыбье и Урал – Ялта.

После этих слов все утихомирились и разбрелись по хатам.

Успокоившему всех спецу, носившего кличку Нова, неизвестно кем и главное почему данную, досталась изба того самого любопытного деда, заговорившего с Боковым и Скалом от имени всех оставшихся жителей.

Заполучив себе нового слушателя, который весьма добродушно и охотно поддерживал болтовню старика из-за того, что у него самого был отец примерно того же возраста, местный житель, как это говорится: “оттянулся по полной”.

– И как нынче в армии? А вот ты скажи мне… Нет, ерунда, вот в мое время…

Дед сыпал настолько классическими фразами из стариковского арсенала, что Нова с трудом удерживался от улыбки. На первых порах ему еще приходилось время от времени вставлять пару тройку слов, но вскоре старика настолько захватил разговор, что Нова умолк и только иногда молча кивал.

– Ух, непогода-то как разыгралась, – сказал дед через несколько минут. – Ну да ничего. Сейчас мы согреемся и снутри и снаружи.

Претворяя свою идею в жизнь, старик для начала подбросил несколько дров в печь, жадно загудевшую от удовольствия, а затем легко приподнял крышку подпола.

“Хорош дед! Деревенская школа. Мой то еле-еле по лестнице ползает, а этот шустряк.”

– За горючим полез, отец? – добродушно поинтересовался Нова, усмехаясь уголком рта. – Так ты не журыся там, тащи все что есть.

– Щас, щас, – отозвался дед снизу, копаясь в набитой соломой корзине. – Горючего хватит, не боись.

Из соломы показалась солидная бутыль с чрезмерно узким горлышком, наполненная мутной жидкостью.

– И как же это власть не изжила самогоноварение, – лениво продолжал Нова. – Ведь ты там самогон ищешь, я прав?

– Точно, точно, – весело подтвердил старик. – Да только какая тут к чертям собачьим власть?

– И то верно… Слышь, батя, а как ты там видишь в такой темноте?

– Я здесь кажный вершок знаю, – пробормотал дед, появляясь наверху. Нова присвистнул, увидев внушительный сосуд.

– Начнем, – сказал старик, разливая самогон по деревянным кружкам, потемневшим от времени. – Ну ка, как пьет нынешняя молодежь? – дед рассмеялся и Нова с удивлением обнаружил, что у дедульки все зубы ровненькие и, пожалуй, побелее, чем у него.

“Вот что значит жизнь на природе.”

Нова ухмыльнулся и показал класс. Мутная жижа была проглочена одним духом.

– Молодец, приятель, – сказал дед. – Теперь моя очередь.

* * *

– Эта тварь нас здорово опередила, – отдуваясь сказал Макс, когда они остановились, чтобы немного передохнуть. – Судя по следам, он двигался, делая чертовски длинные прыжки, – добавил он, зажигая еще несколько спичек.

– Боже, как есть хочется, – тяжело дыша проговорила Илона. Слова вылетали наружу вместе с облаками пара. – У меня еще сегодня куска во рту не было.

– В такие минуты думать о еде. Уму непостижимо.

– А еще это барахтанье в снегу. Мы плетемся как улитки, проваливаясь на каждом шагу.

– Потому и устаем, как собаки и до сих пор еще не постучались в дверь, за которой светит этот гостеприимный огонек, где на столе стоит изысканный ужин и пахнет мягким, только что испеченным хлебом.

– Умолкни, – пропыхтела Илона. – Иначе я за себя не отвечаю.

– Раз невтерпеж, то пошли, – в темноте блеснули зубы Кретова. – Быстрее дойдем, быстрее поедим.

Только через десять минут им удалось наконец подойти к путеводному огню настолько близко, что стало ясно, что же им светило. Сильный снегопад, вот уже несколько минут засыпавший их белоснежными хлопьями, начнись он пораньше и не будь у Илоны таких зорких глаз, непременно скрыл бы эту маленькую светящуюся точку.

“Пришлось бы тогда ночевать в снегу. И нашли бы нас только археологи. Лет через сто.”

– Попросимся в гости? – отдуваясь проговорил Макс, отгоняя мрачные мысли. – Если…

Пронзительно свистнул ветер и унес окончание фразы.

– Не знаю как ты, – делая сильный вдох после каждого слова сказала Илона, – а я размышлять даже и не буду.

Она подошла к двери и сильно постучала. К тому времени, как ей открыли, Макс уже стоял рядом, но немного позади. Опустив руку в карман плаща, он нащупал рукоятку ножа с выкидным лезвием. Не Бог весть какое оружие: толстую одежду не проколет, но. если ударить достаточно сильно. Или в шею…

Дверь громко скрипнула. На пороге стоял Скал с пистолетом в руке. Молча взглянув на застывшую мерзлой глыбой Илону и тупо уставившегося ему в лицо Макса, майор отошел в сторону.

– Прошу, – спокойно сказал он. – Заходите и согревайтесь, а потом начнете свой, я уверен, занимательный рассказ.

* * *

Нова почувствовал необыкновенную легкость во всем теле. Как только пожар в желудке утих, вместе с ним пропали абсолютно все чувства.

– Кажется, я превратился в бревно, – с трудом шевеля языком пробормотал Нова. – Черт, дед. Из чего ты гонишь эту заразу.

– Здешняя земля много чего родит, – туманно сказал старик, вытаскивая из кармана что-то похожее на миниатюрный портсигар.

– Остатки былой роскоши? – усмехнулся Нова, вяло натыкая картофелину.

– Ага.

Старческие пальцы что-то выудили из “портсигара” и бросили в морщинистый рот. Дед откинулся на спинку колченогого стула и прикрыл глаза. Впалая грудь начала ритмично подниматься и опускаться.

– Эй, дед, – усилием воли прогоняя туман, сказал Нова. – Ты не помри у меня. Что ты там принял, может еще одну.

Из-под спутанных седых волос вылетела скупая порция смеха.

– Я думаю не стоит… еще одну. И этой выше крыши.

Нова приподнялся и перегнулся через стол. “Портсигар” лежал на столе с откинутой крышкой.

– Что это за черт?

– Лэйла-стероид, – сказал старик.

* * *

– Я не знаю, кто он или что он, – закончил свой рассказ Макс. – Но направилось оно сюда.

Скал молча курил, пуская вверх кольца. Боков задумчиво барабанил по столу. Володин настороженно посматривал на Илону и Макса.

– Значит, “лэйлу” вы нашли, – сдвинув брови сказал Боков просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Нашли, – кивнул Макс. – Вот только одно непонятно. Я точно помню, что на капсуле, которую принимал я было LEYLA-2. А тут просто LEYLA. Это странновато.

Володин засмеялся. Боков повернул голову и невольно отшатнулся, когда увидел его глаза. Внезапно следователь вспомнил, что этот человек был пациентом психоневрологического диспансера и до сих пор не объяснил, почему.

– Так я и думал, – спокойно сказал ученый. – Так я и знал… так и знал, что этот поганый лицемер припрятал рецепт, – покачал головой Володин и передразнил, – “Столько смертей! Я просто не могу смириться…”. Инстинкты ученого, все-таки великая сила.

Он быстро зашагал по скрипящему полу.

– “Столько смертей”, – повторил Володин, облизывая губы. – Как будто таким банальным заезженным словом, как “смерть”, можно описать это дивное состояние. И если бы чертов маразматик Славин понял это, как понял я, то не взялся бы за создание этого жалкого подобия “лэйлы”, названного LEYLA-2.

Боков раскрыл рот, но тут же по-детски прикрыл его ладонью. Ученый продолжал говорить и явно уже не нуждался в подталкиваниях.

– LEYLA, друзья мои, – бормотал Володин, обращаясь как бы не к ним, а к некоей невидимой аудитории, – это «Напиток Анубиса» в чистом виде, точно такое, каким делали его на заре египетской цивилизации. Как только человек его принимает, жизненная энергия покидает тело. Связь между плотью физической и плотью духовной распадается. Душа освобождается от оков, и свободная устремляется в царство эфира.

Боков закрыл глаза.

“Мама родная! Вот теперь и стало понятно, почему он оказался в дурдоме. Я бы и сам его туда упрятал, если бы…”

– Я не сумасшедший, – сказал Володин и ухмыльнулся, впервые показав зубы. – Вы ведь это подумали?

Зубы были слишком чистые и белые, для человека, живущего в деревенской глуши.

– Чем же это состояние отличается от смерти? – невозмутимо спросил Скал, опуская руку в карман. Боков поразился тому, что кто-то еще способен поддерживать разговор на такую тему.

– Тем, – вкрадчиво сказал ученый, хитро улыбаясь, – что тело тоже продолжает функционировать. Сердце бьется, легкие качают воздух и даже мозг, – он многозначительно постучал себя по виску, – сохраняет всю накопленную человеком информацию, необходимую для существования в этом мире. Вы не представляете, сколько во вселенной невидимых для человеческого глаза бессмертных существ, готовых на все, ради такого подарка, как жизнь смертного существа, со всеми радостями и наслаждениями плоти. Вселяясь в тело, он привносит и свой опыт иногда и тысячелетнего существования. Таким образом, можно создать…

– Оборотня, – неожиданно для себя выпалил Боков и только секунду спустя понял, что сказал.

– Молодец, Холмс, – одобрительно кивнул Володин. – Наш препарат действительно был задействован в проекте “Оборотень ХХ”. Как я понял, это была чья-то частная инициатива, так как после, как им показалось, провала, информацию об этом замели с такой тщательностью, что о связи проектов “LEYLA” и “Оборотень ХХ” знаю теперь только я. Славин сначала упирался, но потом все же желание испытать свое детище… скажем так, не на крысах, – ученый мерзко ухмыльнулся, – все-таки пересилило.

– И какой же препарат вы на них испытали? – спросил майор.

– Вопрос закономерный, но несвоевременный. Я отвечу на него немного попозже, – он к чему-то напряженно прислушивался. – Это должно случиться… сейчас.

Вместе со свистом ветра, откуда-то со стороны прилетел тонкий торжествующий вой. Илона вскрикнула и зажала уши. Майор встал на ноги. Он один из всех присутствующих слышал этот звук раньше.

В Клинике 15.

– Он здесь, – Володин медленно повернулся лицом ко входу. Под сильным ударом разлетелась дверь, впуская внутрь холод и Каэра, стоящего на четырех лапах, поросших бурым мехом.

Боков попятился и свалился на деревянную скамью, вытаращив глаза. На мгновение он испытал ощущение полета на качелях и головокружение.

– Все сделано, мастер, – с трудом проворчало существо голосом, походившим на тягучее мяуканье.

– Я знаю, – спокойно сказал ученый. – Я ведь тебе говорил, что он припрячет его.

– Вы проницательны, как всегда, – кивнул Каэр. Его бока раздувались и опадали. – Он спрятал рецепт в глазу.

– Изобретательно. Никому не пришло в голову поискать в таком месте, – пожал плечами Володин. – Следы замел, но информацию все-таки оставил. Где?

– Он гипнотизировал дочь. В очень раннем возрасте, чтобы не могла ничего осознавать. Тем не менее в глубинах подсознания информация, естественно, сохранилась.

Каэр повернул голову и посмотрел в глаза Макса.

– Металлический шарик. Тот, что ты видел в обрывках ее воспоминаний, – мяукнуло существо. – Блестящий предмет всегда используют на сеансах внушения.

– Так я и думал, – вздохнул Володин. – Амбиции ученого, амбиции ученого. Гениальное изобретение должно быть сохранено, чего бы это ни стоило… Собственную дочь сделать носителем информации. Неудивительно, что он все-таки застрелился в конце концов.

Ни слова больше не говоря, он протянул руку. Каэр засунул пальцы в нечто, похожее на глубокую складку на груди и вытащил капсулу, завернутую в рецепт.

– Наконец-то, – прошептал Володин. – После стольких лет…

– Так как с моим вопросом, – когда Скал заговорил, все посмотрели на него. – Что за препарат вы использовали на оборотнях?

– А ты настырный, майор, – засмеялся Володин. – В принципе, тратить время на разговоры сейчас уже глупо, ну да ладно. Я в каком-то роде артист и очень приятно обсудить уже сыгранную роль даже с такими дилетантами, как вы. Мы использовали препарат, у которого не было названия. Когда “напиток Анубиса” или LEYLA не подействовало, а вернее этот болван Славин не понял, как именно оно подействовало, было решено внести кое-какие изменения в состав. Пятерым 16-летним парням с зачаточными экстрасенсорными способностями ввели этот новый коктейль. Славин ожидал, что препарат многократно усилит эти способности. Он вообще заблуждался относительно “напитка Анубиса”. Ему казалось, что манускрипты жрецов говорят именно об развитии паранормальных способностей, позволявших, в частности, поднимать многотонные блоки для строительства пирамид. Но как я уже говорил, “зелье” делает только одну вещь – сохраняет тело, вышибая из него душу. Тело, которое пригодно для вселения в него.

Володин обвел всех присутствующих тяжелым взглядом.

– Не зря фараоны считали себя воплощением божественной сущности. Они и были таковыми, но об этом потом. Так вот, первый пробный препарат уменьшал жизненную энергию примерно наполовину. Этого недостаточно для того, чтобы разорвать связьмежду телом и душой, но вполне достаточно, чтобы вызвать разлад между духовным и физическим.

– И что с того?

Володин пожал плечами.

– В этом состоянии человеку становится наплевать на жизнь. Не могу выразить этого другими словами. Не только на свою, заметьте, но и на чужую. Ведь что такое тело? Некий механизм, который функционирует, а потом ломается. Что значит это безумно короткое существование в масштабах вечности, ожидающей всех после смерти?

– Логичным исходом в такой ситуации становится суицид, – проронил Боков.

Володин скосил на него глаза. В них мелькнуло и пропало неуловимое, но совершенно неприятное чувство.

– Самоубийство, – задумчиво пробормотал ученый, словно пробуя это слово на вкус. – Выйти из поезда на полном ходу и лететь в черной пустоте, там, где тебя никто и никогда больше не найдет.

Он встряхнулся, отгоняя неведомую картину, возникшую перед мысленным взором.

– Все эти глупые мысли от того, дорогой мой, что вы еще до сих пор не осознаете, какой великий дар вам сделали. Повторяю, во вселенной масса бессмертных существ отдаст все что угодно, чтобы хоть на 30–40 лет погрузиться в те неописуемые наслаждения, которые может предоставить только физическое тело. После смерти вы все это поймете, только вот вернуться будет нельзя.

Скал открыл было рот, однако Володин поднял руку.

– Вернемся к вопросу о том, что за препарат мы испытали на, так называемых оборотнях. Это был препарат, не имеющий названия. С некоторой натяжкой его можно было бы назвать LEYLA-1, так как он представлял собой некоторую промежуточную стадию между LEYLA и LEYLA-2. Как вы уже знаете, полностью в ход процесса я не был посвящен, поэтому не имею понятия, что там намешал в эти капсулы Славин, однако эффект от их применения был в точности такой же как от LEYLA-2. Наплевательское отношение к чужой жизни, при этом не слишком бережное отношение и к собственному телу, учитывая осознание собственной бессмертности, отсюда и нереальная физическая сила, так как все сдерживающие барьеры по сути дела рухнули, как у сумасшедших.

– Идеальный солдат, – проронил Макс, глядя на ученого пристальным взглядом сузившихся глаз.

– Ирония в том, что Славин так до смерти и не узнал, что его препарат сделал то, чего он и добивался. Усилил экстрасенсорные способности испытуемых. Это высяснилось уже потом. Если бы не побочный эффект, – Володин развел руками, – ничего лучше и желать было нельзя. В LEYLA-2 этот эффект был устранен. Правда и усиления экстрасенсорного потенциала тоже уже не происходило. Это как с коньяком. Делаешь большую крепость – пропадает аромат и наоборот.

Майор ухмыльнулся и вытащил из кармана рацию.

– По-моему, этот разговор нужно продолжить немного на других условиях, – сказал он. – Кажется зря я отпустил доблестный спецназ на постой. Но это я сейчас исправлю.

Володин рассмеялся и от этого смеха всем присутствующим стало не по себе.

– Зря отпустили, это верно. Вот только исправить уже ничего нельзя.

Скал молча ждал продолжения.

Володин потрепал Каэра по голове и тот довольно зажмурился, присев у его ног.

– Я ведь не рассказал о том побочном эффекте, который и привел к закрытию проекта LEYLA-2, плюс “Оборотень ХХ”.

Он сделал паузу.

– У всех оборотней невероятно ускорились обменные процессы. Проще говоря, они стали стареть с немыслимой скоростью. Потом этот процесс остановился, как иногда останавливается цепная реакция, сам по себе и непонятно почему, но ничего исправить уже было нельзя. Каждому из “оборотней” сейчас по 30 лет, но выглядят они…

Володин посмотрел куда-то сквозь стены в сторону деревни.

– Выглядят они сейчас лет на 60.

Скал стиснул зубы. Боков выругался.

– Старички будут драться со спецназом, – усмехнулся Скал, тоже сообразивший что к чему, но стараясь заглушить холодок в сердце. – Хотелось бы на это посмотреть.

Володин снова пожал плечами.

– Зрелище будет что надо, – кивнул он. – У нас ведь еще остался запас LEYLA-2 из тех 200 украденных капсул. Так что… старички мои сейчас свернут шею вашим орлам.

* * *

Нова в первый момент даже не сообразил, что именно его ударило. Только потом, уже лежа на полу, он потихоньку начал понимать, что этот дед ударил его.

Ударил так, что здоровенный парень отлетел метра на два.

Сквозь трясущуюся картинку и какие-то оранжевые круги, Нова рассмотрел седую голову, медленно вырастающую над столом.

– Падла, – потрясенно пробормотал Нова, лежа на полу нащупывая пистолет. – Падла, старая. – Мне всего 30, – с остервенением в голосе сказал “дед”. Старческая рука зацепила стол за крышку и отшвырнула в угол. – Если бы не эти ублюдки в белых халатах, мы бы с тобой могли и пивко по вечерам попивать.

Стол влетел в стену с такой силой, что раскололся на доски. Полуоглушенный Нова крепко вцепился неслушающимися пальцами в рукоятку “беретты”. Старик сделал два быстрых шага и придавил его руку к полу. Огнем полыхнула боль в хрустнувших пальцах. После этого орущего Нову приподняли и швырнули через всю комнату. Солдат ударился о бревна и свалился на пол.

– Я надеюсь только на одно. Что он все-таки найдет этот рецепт.

Нова очень удивился. что все еще что-то слышит. Создавалось такое ощущение, что во всем теле не осталось ни одного целого органа. Тем не менее сознания он не потерял и прекрасно слышал голос проклятого старикашки.

– Тогда я еще узнаю, что такое быть молодым. Он даст мне новое, молодое тело. Он обещал.

Перевернуться на бок было чертовски трудно. Однако годы в спецназе делают свое. Нова перевернулся и посмотрел на стоявшего перед ним человека. Левый глаз тут же залило кровью. Стереть ее он уже не мог.

– Нам всем было по 16 лет, – сказал старик, – когда все это началось. Ты себе не представляешь, что такое старость в таком молодом возрасте. Смотреться в зеркало и видеть в нем своего деда. Хорошо, что у них не хватило ума испытать это чертово зелье на девчонках.

Дед расхохотался, но тут же умолк, глядя на лезвие ножа, блеснувшего в руке Новы. Словно обладание оружием влило новые силы в солдатское тело. Нова поднялся на ноги, но сразу же привалился спиной к стене.

– Не знаю, старый ты или молодой, – хрипло пробормотал Нова. – Но отправить тебя на тот свет, по-моему, самое время.

Старик похлопал в ладоши. Из-за его спины вышли еще три сгорбленных силуэта.

– С твоими друзьями мы уже покончили, – Нова с трудом разбирал слова. К горлу подкатила тошнота и рот наполнился солоноватой слюной. – Теперь твоя очередь.

– …натор…

– Ась? – старик картинно приложил ладонь к уху. – Что-то плоховато я слышать стал в старости.

Комната наполнилась каркающим смехом. “Оборотни” начали приближаться. Нова выронил нож, вертикально воткнувшийся в пол.

– Я сказал, – прошептал солдат. – Детонатор.

Все замерли. Нова взглянул им в глаза, нащупывая кнопку, замаскированную под пуговицу.

– Сдвинуть предохранитель, – бормотал он. – Затем… по пиву, а, боевые деды?

“Оборотни” бросились на него все разом, молча и бесшумно, как дикие звери.

* * *

Взрыв был таким сильным, что головы всех находившихся в хижине Володина развернуло к источнику грохота словно какой-то неведомой силой. Каэр совсем по кошачьи прижал уши и зашипел. Быстрее всех опомнились Боков и Скал. Опомнились и удивительно синхронно приняли одно и то же решение. Как только Володин и Каэр снова повернулись, в их головы уже были направлены два пистолетных ствола.

– Кажется условия игры меняются, – сказал майор. – От твоих оборотней осталась только пыль.

Володин пожал плечами и опустился на скамью, не сводя глаз с пистолета. Клон подошел и снова уселся рядом с ним на полу.

– Вы оказали им большую услугу, – спокойно сказал ученый. – Они ведь до сих пор служили мне только потому, что надеялись после отыскания рецептуры LEYLA переселиться в новое молодое тело. Глупцы! Они думали, что я потрачу такую ценность на тех, кому нечем мне заплатить.

Глядя на их лица? он рассмеялся. Каэр услужливо мяукнул.

– Вижу вы до сих пор еще не поняли, кто же я такой.

– Поняли, – сказал Боков. – Ты псих, которому место в клинике.

– Вывод был бы логичным, – ученый пожал плечами, – если бы не Каэр. Если я псих, тогда кто он?

Боков умолк.

– Хватит загадок, – спокойно сказал Скал. – Мы провели здесь чертовски много времени и от обилия информации голова уже пухнет. Поэтому говори коротко и ясно кем ты себя считаешь.

– Мне около 50 000 лет по вашему летоисчислению. Я глава торгового капитула Пожирателей душ, который еще во времена Лемурии с успехом действовал на Земле, продавая тела смертных для представителей других миров. В частности, все египетские фараоны и большинство жрецов были освобождены от свои примитивных душ и обрели новых хозяев. Древнейших существ во вселенной. Мы также продавали и тела простых людей, не всем же по карману купить себе фараонство. Вот так и появлялись, расцветали и погибали древние великие цивилизации. Лемурия, Атлантида, Египет. Все они сделали гигантский скачок в развитии благодаря тому, что вместо примитивных разумов в тела ваших глупых предков вселялись бессмертные существа с тысячелетним опытом развития. Все шло прекрасно до тех пор, пока не погиб последний представитель котов Проксима.

Володин похлопал по голове Каэра.

– Какой-то болван отравил его. Ваш проклятый варвар-предок убил редчайшее существо, способное открывать двери в пространстве. Без этого, транспортировка желающих оказалась невозможна. Капитулу пришлось покинуть Землю на тысячи лет. Мне пришлось принять “напиток Анубиса” и покинуть смертное тело. Тысячи лет я провел в темноте между мирами, пока Капитул снова не получил шанс возродить все. Я занял тело ученого, по глупости принявшего “напиток”, а потом нужно было всего лишь создать нового кота Проксима. Всего то и делов было подменить генетический материал и вуаля. Кот Проксима возродился. Потом я нашел его и объяснил ему его уникальность и его предназначение. Открывать Двери.

Глаза Володина загорелись почти экстатическим восторгом. Проксима горделиво склонил голову.

Илона и Макс, сидящие у стены, переглянулись. В их глазах читалась обреченность и отчаянье. Никто из них не понимал, откуда в сердце вновь появилось это тягучее чувство. Они не видели, что левый глаз кота, направлен прямо на них. Тусклый зеленый огонек мерно мигал в глубине зрачка.

– Разве нельзя было наладить транспортировку другим способом? – пожал плечами майор.

– Каким это, интересно? – зло усмехнулся Володин. – С помощью летающих тарелок? Мы не зеленые человечки с Марса. Обитаемые миры соприкасаются друг с другом, как множество мыльных пузырей. С помощью материальной энергии можно перемещаться внутри пузыря. Теоретически можно таким способом и пробить барьер между пузырями, но тогда они просто лопнут. Единственный вид энергии, способный преодолеть этот барьер без печальных последствий и практически без затрат, это ментальная энергия, энергия разума. Коты Проксима – единственные существа, способные генерировать достаточное количество ментальной энергии, необходимой для перехода.

– Коты ловят мышей, – мяукнул кот. – Кот Проксима открывает двери.

– Ну что ж, – вздохнул Скал. – В этой ситуации не остается другого выхода, кроме как…

Не договорив, майор резко повел руку вправо и спустил курок, как только мушка оказалась точно между глаз кота.

Грохот выстрела прокатился по полу, как огромный валун. Жалобно звякнули стекла. Пуля вошла в лоб Бокова и вышла из затылка, отломив довольно большой кусок кости. Следователь умер в тот момент, когда тупое металлическое рыльце зарылось в мозг.

– Дьявол, – прошипел майор, наводя пистолет на Володина.

Тот поднял руку.

– Я-то думал, – сказал ученый, – что урок, полученный в Клинике 15 хоть чему-то вас научил. Когда существо подобное мне, попадает в освобожденное физическое тело, оно около года адаптируется к нему, осваивая мозг, воспоминания, рефлексы. Вот почему Славин взялся за разработку другой “лэйлы”, глядя на то состояние, в которое я, как ему казалось, впал. Но после того, как я освоился, то смог пробудить все дремлющие способности, присущие человеческому мозгу. Вы их называете экстрасенсорными или паранормальными. Теперь мне ничего не стоит, в частности, затуманить ваше сознание так, что на месте, например Бокова, вы увидите кота. На месте, скажем, Илоны, меня. Так в кого вы тут собираетесь палить, майор?

“Нужно встать. Нужно бороться. Нужно что-то делать. Они убьют нас всех. Меня, Макса. О, Боже! Они убьют Макса именно тогда, когда я наконец нашла его.”

“Нужно что-то делать. Господи! Пусть я сдохну, но Илона…”

Скал опустил руку с пистолетом. Он молча смотрел на лежащее тело Бокова и ничего не говорил.

– Судьба плетет странную паутину, – вздохнул Володин. – Иногда узор сплетается до того удачный, что невозможно поверить. Какой-то ученый восстановил “напиток Анубиса”. Более того, испробовал его на своем коллеге и дал мне тело, в которое можно вселиться. А всего через несколько лет удалось клонировать кота Проксима. Невозможно поверить в такое совпадение. А потом все пошло по накатанной колее. “Капелла” добыла столько сведений о грязных политических делах, что добраться до любого современного фараона не составит ни малейшего труда. Мы можем теперь тасовать политиков, как колоду карт. Убирать того, кто нам не понравится и ставить того, кто нам будет нужен. Капитул теперь может предложить желающим политика, актера, проститутку. Наш клиент может стать здесь кем угодно и ни один человек в мире не заподозрит, что его около года проболевший знакомый, уже не тот, за кого себя выдает.

– Зачем, все это, – потрясенно спросил майор. – Что может еще желать бессмертный? Я имею в виду, чем вам платят, что вы готовы тратить такие усилия?

– Вечный закон мироздания, – лениво сказал Володин. – Кто-то всегда хочет быть богом. А мы – Пожиратели душ, как окрестил нас тот идиот, убивший последнего кота, будем дергать этих божков за веревочки, так как только у нас будет то единственное, чем они не могут обладать.

Володин щелкнул пальцами.

– Агент Немезис, – громко сказал Проксима.

В голове Макса взорвался фейерверк. Привычный мир треснул пополам и провалился в никуда. Немезис открыл глаза и потянулся.

– Наконец-то, – хищно улыбнувшись сказал он. – Я уж было подумал, что придется таиться до конца времен.

– Если внушить человеку, что он Рембрандт, – проговорил ученый, – он будет вполне прилично рисовать, даже если никогда до этого не брал кисти в руки. Мы использовали это во время двухгодичного обучения наших агентов в дополнение к тренировкам. А уж превратить человека в профессионального убийцу, это всего лишь вытащить наружу ваше подсознательное стремление к разрушению.

Скал молча смотрел, как изменились черты лица его школьного приятеля. Скулы заострились, кончик носа опустился, уши плотнее прижались к черепу. Изменился даже разрез глаз. Немезис молча смотрел на майора и улыбался.

– Внешнее накладывает отпечаток на внутреннее. И наоборот.

– Макс, – тихо сказала Илона, протягивая к нему руку.

– Агент Гарпия, – громко сказал Проксима.

– И очень полезная вещь – так называемые “петушиные слова”, – продолжал лекцию ученый. – Особая фраза, которая запускает программу, заложенную в мозг.

Володин засунул руку в карман и вытащил наружу пару кожаных перчаток.

– Они тебе понадобятся, дорогая, – сказал он, бросая их девушке.

Гарпия схватила их на лету.

– Ну что, приятель, – ухмыльнулась она, натягивая перчатки и не отрывая взгляда от Немезиса. – У нас с тобой незаконченный разговор.

Хлопнули полы матово поблескивающего плаща. Полыхнул зеленый огонь в туманно призрачных глазах.

– Сейчас один из них убьет другого, майор. Это финальный этап операции. Макс должен был стать самым близким человеком для дочки Славина. Чтобы ее сознание не отторгло его при попытке прочтения. После этого он должен был убить ее, чтобы сломать барьеры, препятствующие проникновению в глубины памяти. Я знал, что он не выдержит потрясения от убийства одноклассницы, в которую он был когда-то влюблен и любовницы, которая влюбилась в него. После этого я отправил Гарпию устранить его. Черт! Я был уверен, что она справится. Но сейчас, у нее должно получится, – сказала Тень, поднимаясь из-за стола. – А я займусь тобой. Никто не должен узнать, что кот Проксима, это ключ ко всему.

Немезис размял пальцы и поднялся на ноги, мягко переступая по полу. Гарпия выпустила лезвия из сжатых кулаков. Тень шагнула к Скалу.

– Последний вопрос, – хрипло сказал майор. – Если бы мне все-таки удалось убить тебя, что случилось бы. Я имею в виду лично с тобой?

Тень усмехнулась.

– Камень, брошенный в пропасть, должен упасть, это закон. И если я умру в этом теле, то уйду туда, откуда не возвращаются.

– Теперь ты знаешь все, – прошипела темнота, где-то в глубине сознания. – Решение за тобой. Моя ярость равна твоей. Просто ты еще не знаешь об этом.

– Не понимаю, – прошептал Скал, прислушиваясь к себе. – Не понимаю.

Мерцающие зеленые глаза приблизились.

– Чего ты не понимаешь? Почему я не убил тебя тогда, в Клинике 15? Все по той же причине, по которой ты вообще еще жив. Глупая сентиментальность. Побочный эффект физического существования. Отцу нелегко убить собственного сына.

Скал отшатнулся и врезался спиной в бревенчатую стену. Кровь бешено запульсировала в висках и бросилась в глаза, мгновенно помутневшие от багрового тумана.

– Вот оно что…

– Первое, что хочется попробовать, снова оказавшись в теле смертного, это секс. Нет другого такого чувства во вселенной. Я экспериментировал, продолжая лечение в клинике, где работала и твоя мать. У нас была только одна ночь, но…

– Паутина судьбы действительно причудлива, – тихо сказал майор, медленно стаскивая шарф с лица и отбрасывая его в сторону. Я хотел всего лишь уничтожить “Капеллу”, которая просто зарабатывала деньги, а я подвернулся под руку…

– Она здесь, – подхватила тень, скользя перед глазами Скала на несколько шагов в сторону и тут же возвращаясь обратно. – Под этим жалким домишкой военный бункер, оставшийся еще с советских времен в котором помимо тренировочных комплексов, где мои “оборотни” тренировали агентов, хранится информация, накопленная “Капеллой” за все эти годы. Я Координатор, через меня шла вся информация, я решал какие акции предпринять и кого из наших многочисленных агентов направить на операцию. Мозг ваших компьютеров абсолютно примитивен для меня, поэтому такого хакера как я и не мог никто вычислить. Кроме того, – тень усмехнулась, – предложения “Капеллы” мы посылали только через те самые компьютеры, через которые они приходили. Ди Маршан получил послание с личного терминала Папы Римского. Все сошлись на том, что это просто злая шутка хакера, который искусно замел следы. Никому и в голову не могло прийти, что послание было отправлено именно с этого терминала. Я сделал это лично. Если у тебя развито “теневое чувство”, то ты просто стираешь из памяти у того, кто тебя видит момент встречи с тобой. Таким образом можно проникнуть в Ватикан, в Пентагон, в Кремль. Куда угодно. “Оборотень” может сидеть у вас дома в кресле, а вы будете видеть просто пустое кресло. Так мы могли добывать те самые государственные тайны, на которых и основано могущество “Капеллы”. Так мы могли с легкостью устранять тех, за кого нам платили. И последнее: ты недавно сказал, что структура “Капеллы” гораздо проще чем я ее описал. Ты был прав, но это не самое важное. Я – камень, на котором основана “Капелла”. С моей смертью, все агенты просто больше не будут получать приказов и заживут обычной жизнью, на те немалые деньги, что я дал им возможность заработать.

– Для этого нужно тебя убить, – констатировал Скал. – Что мне явно не под силу. Хотел подчеркнуть свой триумф и мое бессилие?

Тень усмехнулась.

– Удовлетвори мое любопытство, напоследок. Все то, что я тебе рассказал, должно было подвести тебя именно к мысли о моем убийстве. Ответь же. Вот я не смог убить тебя, пока ты не представлял реальной угрозы. Сейчас просто нет другого выхода. Ну а ты? Убил бы отца в такой ситуации?

– Если бы ты уже умер, к тому моменту как я нашел тебя, – медленно проговорил майор, – я бы разрыл твою могилу и разорвал тело, мразь. Я разорвал бы его на тысячу кусков и растоптал каждый в отдельности, чтобы от тебя не осталось на земле даже поганой грязной капли!

Тень замерла. В повисшей тишине слышался только лязг клинков. Немезис стирал кровь со щеки, Гарпия хищно облизывалась, не обращая внимания на кровоточащий разрез на груди. Проксима пристально посмотрел на Скала, втягивающего воздух с натужным сипением.

– Ты так меня ненавидишь? – с ноткой нерешительности протянула Тень. – Только за то, что сделал то же самое, что делают тысячи и тысячи людей. Переспал с твоей матерью и не стал жить с ней дальше?

– Нет, – покачал головой майор. – Я ненавижу тебя за то, что почему-то не сумел приподнять ее. Когда вернулся домой после выпускного, я не смог приподнять ее, хотя всегда был сильным. Ее ноги совсем немного не доставали до пола, я обхватил их и не смог ее приподнять. Она всегда все делала тщательно и петлю тоже затянула со всем старанием. До сих пор я до конца не понимал, почему с таким остервенением и не останавливаясь ни перед чем ищу “Капеллу”. Оказывается, это тебя я искал, не зная толком, кого же ищу. Судьба действительно плетет странную паутину.

– Замолкни, – темнота внезапно рванулась в сторону и воздух заметался в панике, словно стараясь увильнуть от крика. – Пусть так… но… ты нашел всего лишь свою смерть.

“Лэйла-стероид”.

– Дай мне ее, – спокойно сказал майор, протягивая правую руку ладонью вверх. – Если тебе все равно, дай мне уйти так, как я хочу.

Немезис перегнулся пополам, когда лезвие вошло ему в живот. Гарпия удивленно смотрела на тонкий стилет, торчащий в правом боку. Сквозь наплывший неведомо откуда туман, она увидела перекатившегося на спину.

– Макс, – прошептала девушка, медленно опускаясь на колени.

Их пальцы сплелись. Она прижала ладонь к его пульсирующей ране, стараясь остановить кровь.

– Кажется… – с трудом проговорил Макс, – кажется… он все-таки… нас убил…

– Последний шанс, – прошептала девушка. – Надо… затаиться… постарайся… пожалуйста.

Секунду спустя они оба замерли, глядя в пустоту остановившимися глазами.

Тень смотрела на них не отрываясь. Кот Проксима отвернулся.

– Мое первое творение, – прошептала Тень, когда Илона опустилась на пол и закрыла глаза. – Смотри, она так и не опустила руку. Все еще зажимает его рану. Я потому и пришел выручить ее тогда в больницу. Я хотел, чтобы именно она убила его или он убил ее. Но смотри, как идеально все получилось в итоге.

– Ты изуродовал их, – пожал плечами Скал. – Хуже, чем меня. Они всегда любили друг друга.

– Вот именно, – воскликнула Тень. – Именно поэтому я и создал из них врагов. Смертельных врагов. Ненависть убившая любовь. Мое лучшее творение пришло к своему логическому финалу. Я создал чувство, пересилившее божественную искру, которая проскочила между этими людьми.

– Ты ничего не создал, – покачал головой Скал, глядя на своих одноклассников. – Ты просто убил их.

На ладонь майора упала капсула.

– Проглоти ее, – сказала Тень. – Твое тело мы сохраним до тех пор, пока Проксима не наладит постоянный портал и наши клиенты будут слетаться со всех обитаемых миров, чтобы познать жизнь тела. Такой урод как ты, будет пользоваться спросом у извращенцев.

Скал хищно ухмыльнулся и опустил капсулу на язык.

– Если ее ненависть равна моей, – сказал он, – то я тебе не завидую.

5

Из сообщения, отправленного в день смерти балерины.

From

«Capella»

to

Medicus

«Сердце танцует танго»

Женька Скалин стоял в полной темноте и почему-то совсем ничего не ощущал.

“Конечно. У меня больше нет глаз, чтобы видеть, ушей, чтобы слышать и вдыхать запахи мне тоже уже нечем.”

– Впереди свет. Он яркий и теплый. Его ты не сможешь не ощутить.

Он не услышал этих слов. Они пришли, появились, возникли. Словно просто родились в его сознании.

– Ты должен идти вперед, а я займу твое место. Это значит, что скоро он пойдет следом за тобой.

“Мне это не так уж интересно. Гораздо интереснее, что там, за светом.”

– Высокие горы, с величественными белыми вершинами, золотистый песок и бескрайний океан, ласкающий берег. Там все, что только пожелаешь, нужно всего лишь найти. А еще Леночка и Вовка. Они тоже там. Все это для тебя, потому что ты закончил свой путь так, как должно. Не сошел на полпути, не прервал жизнь сам.

“Я знаю… Я иду… Даже если ты врешь… я все равно иду искать.”

Где-то действительно был свет, согревающий и яркий. Он чувствовал его и знал, что единственная вещь, которую можно и нужно было делать, это идти на его поиски.

– И ты найдешь его. Все находят, рано или поздно. Хотя время тоже умерло, поэтому… когда бы ты не нашел, он всегда засверкает как раз тогда, когда нужно. А дальше… дальше тебя рассмотрят и оценят.

Женька Скалин устремился вперед. Где-то там, он точно это знал, плещутся волны океана, которых никто и никогда в жизни не видел. Теперь то уж он сможет на них посмотреть.

Огромная черная масса пронеслась мимо него и устремилась куда-то вниз.

* * *

Пожиратель душ стоял у дверей своей жалкой хижины, положив руку на голову кота.

– Ты чувствуешь, Проскима, – тихо говорил он, глядя на трещины в бревнах. – Чувствуешь, как и я пульс новой эры, зарождающейся в этот момент.

Кот почтительно молчал.

– Как давно это было. Тогда во дворце пели фонтаны, а пустыня цвела. Мы возводили на трон королей и королев, императоров и императриц. Лемурия, Атлантида, Эллада, Египет. Все они были возвеличены и уничтожены по мановению наших рук. Пожиратели душ занимали тела правителей, жрецов, знати и простого люда, которые тут же становились способны творить чудеса, управляемые нашим древним разумом.

– Нас ждет успех, – сказал Проксима. – Все, кто слышал пророчество о моем возрождении умерли.

– Уничтожены, – кивнул Пожиратель душ, – многоходовыми комбинациями. Изящно и изощренно, в нашем стиле. Это день триумфа, день торжества традиций.

Кот Проксима внезапно прижал уши и зашипел. В его расширенных от ужаса глазах выросла фигура Скала. Рот майора раскрылся, в глазах полыхнул огонь. Он протянул руки в стороны и мир задрожал. Вокруг Скала сгустилась непроницаемая темная завеса, окутавшая его чем-то наподобие мантии с капюшоном.

– У ядовитой феи на этот счет другое мнение, – зашипела темнота.

– Саркофаги! – завизжал Проксима, скручиваясь в клубок, словно стараясь спрятаться в самом себе.

Голова в капюшоне медленно повернулась.

– Пожиратели плоти вернулись, ты прав, кот. Чтобы закончить наш вечный спор. И как всегда ваша сила, что свеча на ветру против нас.

Черная мантия взметнулась и выросла до немыслимых размеров. Пол ходил ходуном и бревна, из которых были сложены стены трескались как спички.

– Я знаю, что это иллюзия, – задумчиво сказал Пожиратель душ, когда змеиные зубы устремились к его лицу сквозь темный вихрь. – Жаль сынок мой вполне реален.

Когда пальцы Скала вонзились ему в глаза, в последнее мгновение своей долгой земной жизни он увидел перед собой смеющееся лицо Джейсона Патрика.

* * *

Илона очнулась от холода. С трудом разлепив глаза, она с удивлением посмотрела на свою руку, крепко прижатую к животу Макса. Из-под черной перчатки проступала кровь, но ее было совсем немного.

– Ненавижу… люблю… – тихо бормотал Макс, судорожно всхлипывая при каждом трудном вдохе. – Уйди… останься… сгинь… постой…

Илона тихо застонала, поняв, что он…

– Не остановится, – сказала сидящая в полусумраке фигура голосом Скалина. – Теперь ему придется бороться до конца дней своих, если он не найдет в себе сил. Его воля слишком слаба и на сдерживание своей темной половины уходят вся его энергия. Может быть потом, когда он окрепнет…

Его голос звучал странно. Словно он разучился владеть речевым аппаратом и только недавно начал осваивать его по новой. Задуматься об этом не осталось времени, так как именно в этот момент распахнулась дверь, впуская в хижину крепкий морозный дух, вместе с рослым молодым парнем в темно-зеленом комбинезоне.

– Ага, – жизнерадостно сказал он, включая мощный фонарь. – Вот вы…

Он осекся, глядя на тело Бокова, с пробитой головой и на тело старика, глядящего в потолок пустыми глазницами.

– Что здесь…

– Забирайте их и уходите… не свети в мою сторону!

– Но Боков…

– Делай, что велено.

Немного помедлив, парень что-то сказал в рацию. Глаза Илоны заволокло багровым туманом.

– Прочь… ко мне, – бормотал Макс, не замолкнув даже тогда, когда их с Илоной подняли и понесли. На мгновение зрение прояснилось, и она увидела Скалина, отвернувшегося от всех, кто мог его рассмотреть.

– Майор, ты с нами? – как-то странно спросил парень в комбинезоне. – Летишь с нами?

– Нет, – фигура в темноте помотала головой. – Нужно кое-что здесь закончить.

– А как же…

– Я не пойду, – отрезал майор.

– Ясно, – пробормотал парень, медленно отворачиваясь, – все ясно.

Ничего больше не спрашивая, он выскочил из хижины и зашагал вслед за носилками, стремительно удалявшимися по направлению к вертолету на лыжах, бешено вращающему лопастями метрах в ста впереди.

* * *

Как только за ними закрылась дверь, она повелительным жестом вскинула руку.

Кот выполз из темноты и распластался у ее ног.

– Ядовитая фея, – почтительно сказал Проксима, дрожащим голосом и стараясь не смотреть вверх.

– Глаза Пожирателей плоти смотрят на эту планету, кот, – сказала она. – Раскрой двери к центру земли. Высвободи энергию ядра, и мы расколем этот шар на тысячу кусков. Саркофаги рассмотрели и оценили этот мир.

Кот тихонько заскулил.

– Боишься? – усмехнулась она.

Ледяные пальцы вцепились в горло кота и приподняли в ужасе трепыхавшееся тело на метр от земли.

– Ты бессмертен, Проксима, чего бояться? Мы вместе пройдем по последней дороге в компании миллиардов освобожденных душ. Или… боишься попасть… в как это они тут называют… ад?

Саркофаг дико расхохотался.

– Ты жил среди людей, идиот! В аду для тебя не будет ничего нового. Открывай двери!

Дрожащий от страха Проксима медленно опустил руки. Мерцающая ядовито-зеленая спираль начала образовываться на дощатом полу.

* * *

Вертолет поднялся в воздух и сделав разворот неподвижно завис.

– Что вы делаете? – вяло спросила Илона, пришедшая в себя несколько секунд назад.

Она лежала на носилках рядом с Максом, погруженным в искусственный лекарственный сон.

– Выполняю приказ, – сумрачно сказал пилот, нажимая на гашетку.

Что-то пронзительно взвизгнуло и справа хлопнул воздух. Нестерпимо яркий белый огонь на мгновение вспыхнул и исчез, стремительно удаляясь от вертолета.

– Кассетная бомба, модифицированная, – пояснил пилот. – Боков приказал, если он будет мертв, а майор или кто-нибудь из вас не захочет оттуда уходить, то какие бы ни говорил оправдания, ничего не слушать, а просто уйти и запустить снаряд.

– Странно, – вяло пробормотала Илона, чувствуя, что не способна сейчас ни на какой протест.

– Странно, но… В любом случае, это приказ, а их не обсуждают. Эта малышка сейчас разнесет там все на несколько десятков метров вглубь… И вширь.

* * *

Проксима замер. Змея развернулась и посмотрела в окно, вдалеке за которым неожиданно появилась и начала стремительно расти нестерпимо яркая звездочка.

– Вот же твари, – задумчиво сказала ядовитая фея.

За мгновенье до взрыва, пилот выполнил второй приказ Бокова, тихо пробормотав под нос:

– За Диму Молохова.

* * *

Грохот еще не умолк, когда пилот заговорил громче:

– Вон там еще распоряжение и от майора. Последнее, я так понимаю.

Илона скосила глаза и увидела продолговатую картонную коробку.

В ней лежали цветы. Белоснежные герберы с удивительно сочными и длинными стеблями.

– Не понимаю, – пробормотала она. – Он же никогда…

– А он сказал, что поймете. Может быть не сразу, но поймете, что с ними делать.

Эпилог

Врач задумчиво отложил в сторону зажигалку и некоторое время смотрел на свою собеседницу.

– История дикая, – сказал он наконец.

– Согласна, – усмехнулась Илона. – Сами просили рассказать, теперь не жалуйтесь.

Врач постукал пальцами по столу.

– Значит, вы думаете, – осторожно сказал он, – что ваш… что Макс борется с искусственно созданной в его сознании личностью. Именно в этом причина его состояния.

– Он все еще, – Илона с трудом проглотила комок. – Все еще бормочет… зовет и прогоняет… любит и ненавидит.

– А как же вы?

Она невесело усмехнулась.

– Гарпия тоже всегда со мной, но мы… сосуществуем. Она часть меня, я это поняла и ее не отвергаю, как Макс, но и не даю ей возможность взять верх.

Врач медленно кивнул.

– Это, большой шаг на пути…

– К выздоровлению? – Илона усмехнулась. – Если бы я просто свихнулась, какое это было бы счастье. Как можно выздороветь, если не считаешь себя больным?

– Допустите хотя бы на миг, что все произошедшее с вами, это плод воображения. Хотя бы на миг представьте, что все случившееся – реальность, перестроенная в сознании. Ваша фантазия очень цельная и не оставляет вам никакой лазейки. Найдите ее или вы так и останетесь в плену иллюзий.

Илона с минуту смотрела в сочувствующие глаза врача. Добрые и ничего не понимающие.

– До свидания, господин мозгоправ, – тихо сказала она. – Увидимся завтра.

* * *

Макс торопливо писал.

– То, что увидено один раз, – проглатывая окончания фраз и кривя губы, говорил он, покрывая грязноватый листок микроскопическими буквами и цифрами, – можно восстановить.

Он поминутно оглядывался и по его телу пробегали судороги, словно на то, чтобы не сорваться с места уходили все силы.

А еще казалось, что он борется с самим собой.

– Нет, родной, – хихикал он, – ничего у тебя не получится. Слаб ты… слаб.

* * *

После того, как Илона ушла, врач еще раз просмотрел запись с камеры в палате Макса. Пациент восторженно глядел на грязноватый листок и беспрерывно повторял одно и то же:

– Лэйла… лэйла-стероид.

– Опять за свое. Выводит невидимые буквы, невидимым карандашом, – пожав плечами и вздохнув, врач уселся за стол к компьютеру и занялся рутинной работой. – Может что и получится.

* * *

Илона стояла под ветвями пышно разросшейся березы и смотрела вниз. На гладкий мрамор, на лица одноклассников и белые буквы.

"Елена Нилина", "Владимир Смирнов".

Смотрела на годы их жизни, выбитые немного ниже.

Промозглый осенний ветер шевелил белоснежные головки герберов, с удивительно длинными и сочными стеблями, лежащие у подножия памятника.

* * *

"Случай практически безнадежный, – печатал врач, часто моргая покрасневшими от напряжения глазами, – требуется радикальная терапия по отношению не только к пациенту, но и к его жене в условиях стационара. Восстановление прежних функций весьма сомнительно."

Он посмотрел на напечатанное и вяло махнул рукой. Ну и фразы! Однако, для второго часа ночи, не так уж и плохо.

Доктор уже было собирался переслать файл, но тут, спохватившись, досадливо хлопнул себя по лбу, перебросил курсор в окошко адресата и напечатал еще пару фраз:

From

«Capella»

to

Great Informer.

Оглавление

Пролог

Часть первая Фигуры расставлены

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Часть вторая Всмотреться в бездну

  1

  2

  3

  4

Часть третья Паутина дрожит

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

Часть четвертая Ядовитая фея

  1

  2

  3

  4

  5

Эпилог