Наследство (исторические эскизы) [Надежда Николаевна Ламба] (fb2) читать постранично, страница - 4

опальная княгиня. Чтоб ценила доброту да милость царскую.

Мрачнее тучи царица. Набежали тут шуты, шутихи, карлы да карлицы — скоморошничают, шутят, толкаются — рассмешить, распотешить государыню-матушку стараются. Нет, хмурится, печалится царица. Видать государственные заботы покоя не дают.

— Матушка-государыня, из деревни бабу привезли. Говорят, козой она обратиться может.

— Как так, козой? — встрепенулась Анна Ивановна.

— И козой, и собакой, матушка — кривляясь, прыгает вкруг неё шут.

Чёрные, мрачные глаза царицы глядят заинтересованно. Шуты в неистовом бесновании скачут, блеют, лают, хохочут.

— Вон пошли, дураки! Все, все!

Испуганными мышами разбегается придворное скоморошество.

Императрица, задумываясь, успокаивается.

— Как же это в козу она превращается?…? ишь… чего только не бывает… как же это в козу…? — Решительно хлопнув в ладоши, приказывает — перо, бумагу, живо!

— Ш-ш-ш… почтительный шелест-шёпот, всё замирает. Государыня соизволяет указ писать.

В благоговейной тишине Анна Ивановна скрипит пером:

«По поводу пойманной волшебницы Агафьи Дмитриевой собрать комиссию и учинить ей „пробу“ — сможет ли она, как говорили, обернуться козой или собакой».

Да вот ещё, Салтыкову в Москву отписать надобно…

«Семён Андреевич! Изволь съездить к Апраксину и сам сходи в его казенную палату, изволь сыскать патрет отца его, что на лошади писан, и к нам прислать, а он, конечно в Москве, а ежели жена его спрячет, то худо им будет».

Патрет в малый дворец в нижнюю залу помещу, хорошо там встанет. Покончив с делами, Анна Ивановна направляется к любезному её сердцу Ванечке.

Опочивалня младенца-императора. Сказочно-дивно-благолепно!

Неужели это творение рук человеческих? От божественной красоты дух захватывает: по стенам в красочном злато-малиново-малахитном орнаменте парят чудные райские птицы — глаз не оторвать! радостной неземной красотой чаруют причудливо-роскошные цветы. О… эти обои вышиты по эскизам гениального живописца Каравака. Разнообразный шелк, гродетур, фланель, тафта, серебро в нитках и шнурах, золотой и серебряный позумент, широкий и узкий — изысканнейший дорогой материал, из которого создано это великолепие. Не менее чаруют нарядно-роскошные, в тон подобранные, оконные и дверные занавеси. Алое, мягко-пышное сукно, которым обит пол, заглушает шумы и скрипы в опочивальне царственного младенца. У окна возвышаются, словно трон, обитые малиновым бархатом и золотым позументом, маленькие высокие кресла на колёсцах. На маленьких скамеечках, с изящно изогнутыми золочеными ножками, лежат подушечки, покрытые алым сукном. Но самое значимое в этой райской опочиваленке это, конечно же, прекрасная дубовая колыбель, обитая с «лица» парчою, а внутри зелёною тафтою, где на мягком пуховом матрасике, среди шелково-кружевного благолепия подушечек и одеялец безмятежно покоится, не осознавая своего величия, новорожденный наследник престола — младенец Иван Антонович. С какой безграничной заботой, лаской, вниманием ухаживает за ним добрейшая Анна Фёдоровна Юшкова, старшая мамка царя. Красивая дородная кормилица Катерина Ивановна безотлучно находится около будущего императора.

— Сиди, дура, младенца уронишь. — Добродушно бросает Анна Ивановна испуганно всколыхнувшейся кормилице. Малыш оторвался от соска и ясными смышлеными глазками глядит на двоюродную бабушку.

— Кормись, солнышко, дела государственные много сил потребуют. — Царица осторожно похлопывает маленькую пухлую ножку. — Скоро наши ноженьки побегут по дороженьке… Что не кормишь-то? А… всё… не хочет, не желает, накушалось наше солнышко. — Анна Ивановна берёт малютку на руки, тютькается, играет с ним. — Не даст себя в обиду Ванюша, грозным царём будет. Ай-ай, шалун какой за палец бабушку покусал, рот-от беззубенький, ай-ай — смеётся царица неожиданно тихонько, ласково.

Иногда, вовсе не часто, допускаются к младенцу родители — Анна Леопольдовна и Антон Ульрих. Встречи всегда происходят в присутствии царицы, чтоб не натворили чего по недомыслию.

Вот в послеобеденный час легко скользит по паркету дворца изящный, очень приятный человек лет тридцати пяти.

— Сударь, сюда пожалуйста, государыня ждет Вас. — Пред ним распахиваются роскошно вызолоченные двери.

— Был ли вечор в концерте, Василь Кириллыч? — вопрошает царица.

— Имел удовольствие. — Тредиаковский кланяется.

— А музыка на оду твою «Стихи похвальные России» понравилась ли тебе, батюшка?

— Преизрядно. — Ещё ниже кланяется поэт. — Очень великолепную музыку сочинил господин Арайя. Придворная капелла Вашего Величества выше всех