Наследство (исторические эскизы) [Надежда Николаевна Ламба] (fb2) читать постранично, страница - 3

новую шляпу — и прохожий старается как можно скорее исчезнуть с придирчивых глаз государыни.

За окном загалдели вороны. Анна Ивановна быстро схватывает своё ружьецо, высовывается из окна и точными, меткими выстрелами убивает нескольких птиц.

— О… Ваше Величество… меток глаз, ловка рука — склонился в поклоне фельдмаршал Миних. — Редкий женщина может так преизрядно стреляйт.

Императрица одаривает его благосклонным взглядом.

Анна Ивановна тяжело поднимается по широкой беломраморной парадной лестнице. Устало входит в свои покои. На комоде, роскошно изукрашенном позолотой, лежит письмо. Послание от княгини Наталии Борисовны Долгорукой. Из Сибири. Просит княгиня позволения быть рядом с мужем. О чём просит…? — казнён он.

Нахохлившись чёрной вороной, уставя мрачно-невидящий взгляд в пустоту, замерла царица.

Да как же посмели они так опозорить её вселюдно?! — всколыхнулась давняя обида. Через кандитки эти поганые власть её самодержавную ограничить вздумали!!! Где же это видано, чтоб царскую власть ограничивать? Все цари русские, предки её, самодержавно правили, а она что ж, дура какая?! Её, законную наследную царевну, власти лишить хотели! — глаза заблистали непрошенными слезами. — Ну и выкусили, как порвала писульки их скверные — все затряслися и приползли с робостью великой, пониманием, да повинилися. Да как посмели они!? Да за такое-то дело любой царь всех злоумышленников под корень извёл бы, а она, душа добрая, только окаянных князей Долгоруких в Сибирь сослала. Так даже там князь Иван не унялся. Ладно человек хороший нашёлся, уведомил.

«Князь Иван Алексеевич Долгорукий, как выпьет (а это почитай каждый день), так её Величество императрицу Анну всякими поносными словами жалует» — подъячий Тишин отписал.

Тяжело задышала мощная грудь, ярким видением казнь Ивана Долгорукого вспомнилась.

В судорожных конвульсиях дёргается окровавленный обрубок, замерла толпа вкруг эшафота. Голову скорей руби! Полетела голова. Ужасный обрубок истекает кровью на грубо сколоченных досках. Смотрит царица, дыхание перехватило… жутко… перевела взгляд на толпу, на уставшего палача.

Тяжко править-то как… князя Ивана к колесованию присудили, а она, душа добрая, смилостивилась, четвертованием заменила. Ох, тяжка доля правительницы, ох тяжка, чтоб всё хорошо, ладно было, да по справедливости. Обо всём думать, про всё помнить надо… даже про Тишина (что донёс на Долгоруких) не забыла — из подъячего в секретари повысила да награду выделила в размере 600 рублёв. (По её материнскому указу награду Тишину выдавали в течение шести лет, т. к. он «к пьянству и мотовству склонен»).

Что ж, казнён Иван Алексеевич, а вдова его, княгиня Наталья Борисовна, пусть в Петербург возвращается. В Сибирь-то ей вовсе и не надобно было ехать. Сама пожелала, глупая.

Как графиня Шереметьева тогда в ноги кинулась:

— Не губи дитя, государыня-матушка! Позволь расторгнуть помолвку!

Дала своё всемилостивейшее согласие императрица.

А Наталья заупрямилась — выйду за князя Ивана Долгорукого, и всё тут. Все уговоры напрасны, даже отца своего, престарелого Бориса Петровича, не послушалась. Видать сильно жениха полюбила Наталья Борисовна. Ох-хо-хо… как убивался, горевал, мучился граф Шереметьев. Сам, сам всё устроил, для любимой дочери постарался — знатного да богатого жениха сыскал. За брата будущей царицы сосватал. Ах, что за помолвка была Петра II с Екатериной Долгорукой! Роскошь, блеск, богатство неслыханное! Всё рухнуло в одночасье. Кто бы мог подумать! Петенька скончался, бедный, накануне своей свадьбы. Вот ведь как бывает. Где ж можно всё учесть, предугадать. 30 ноября 1729 года была царская помолвка, свадьбу на 19 января назначили, а он, лапушка, простыл, да ещё и оспой захворал. Бедный, бедный сиротка — всплакнула Анна Ивановна. Как Василь Лукич сказывал: «Запрягайте сани. Хочу ехать к сестре». Последние словечки свои Петенька вымолвил.

Вот уж истинно — неисповедимы пути Господни. Кто б мог подумать? В тихости, безвестности жила она в Митаве, и вдруг, как снег на голову — посольство из Москвы.

— На царство тебя герцогиня просим.

До сих пор поражается Анна Ивановна — откудова знал про то матушкин юродивый Тимофей Архипыч?

Ярко вспомнилось былое. Урок танцев у них с сестрицей Катюшей был, менувэт учитель показывал. Царица-матушка вошла. Аннушка расстаралась вся — и ножку вытянула, и склонилась самым прекрасным образом. Прасковья Фёдоровна с досадой фыркнула: «Чисто корова топчется!».

Не смогла слёз сдержать царевна, из залы выбежала, а тут юродивый:

— Ай-ай, не гоже царице плакать — глаза изумлённо вскинула — Царицею будешь, Аннушка. — жарко-загадочно шепчет юродивый. — Корону златую вижу — на голову кажет — Верь мне, Аннушка, токмо я это ведаю. Царицею будешь, обидчиков, ох, люто накажешь… ох, полетят с плеч головушки… — В глаза пристально глянул, высоко подскочил, гикнул, в ладоши хлопнул и был таков.

Что ж, пусть приезжает