На этом месте в 1904 году [Алексей Борисович Сальников] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Алексей Сальников На этом месте в 1904 году

Под конец командировки все же сошлись они и с немцем, и с его переводчиком. К своему запоздалому стыду, который настиг Владимира, уже когда они прощались в гостиничном коридоре на недвижных волнах линолеума, часть пьяного столовского разговора содержала описание ссылки, которую пережила семья родителей Владимира, признания, что он тоже некоторым образом немец, и еще про жену, кажется, которая умерла год назад, а он все никак не может привыкнуть, что ее нет.

Каким-то образом обходились без имен, сразу сошлись неизвестно на чем, потому что все эти две недели сначала виделись на первом этаже или в магазине через дорогу, через несколько дней стали кивать друг другу, а там все вот так и пошло это обоюдное любопытство, закрепленное побочным житьем в полустаночном общежитии, здание которого будто ударилось оземь, как в сказке, и обернулось этакой гостиницей, где номера были еще туда-сюда, а все остальное, конечно, не очень.

Звук так легко проходил через дверь и стены, что Владимир не угадывал даже, а знал, кто пришел к сыну.

Появление Вики всегда начиналось с бесполезного окрика кастелянши (как по-другому звать человека, стойкой регистрации которому служила старая школьная парта, Владимир так и не придумал), затем следовали громкие шаги человека, который не догадывается, какой шум он производит, и сердце Владимира невольно содрогалось за мгновение до того, как раздавался громкий требовательный стук: было в этом трехкратном ударе костяшками о дерево такое ожидаемое и вместе с тем внезапное, что Владимир и хотел бы, но не мог не сравнить с ночными стуками конца тридцатых прошлого века, которые сам он не застал, но его родственники постарше могли пережить, и это была как бы генетическая память, и очень смешно на самом деле было это переживание Владимира, потому что сын понимал этот стук совсем иначе — вскакивал, чтобы открыть, сам стучал изнутри номера три раза по три и говорил в паузах: «Пэнни, Пэнни, Пэнни», только затем уже распахивал дверь.

Паулю не нужно было далеко ходить, но и пара его шагов от номера к номеру была отчетлива тем, что это были именно два шага с последующим терпеливым ожиданием. Пауль не стучался, а сбрасывал в чат несколько стикеров (сколько ни подглядывал Владимир, на экране всегда были почему-то улыбающиеся новогодние елочки).

Одним из первых вопросов немцу был вопрос про сына: за каким он притащил мальчика бог знает куда. Переводчик объяснил, что прадед Пауля был где-то в этих местах. После этих слов немец рубанул ладонью, будто деля столовский столик пополам, потыкал пальцем в одну из отмеченных половин и рассмеялся, не скрывая горечи. «Где-то по эту сторону границы» — объяснил переводчик слегка виноватые слова немца.

Ответный вопрос Владимир понял и так, сразу же принялся объяснять, что Никита уже побывал за лето и у старшей сестры в Питере, и у другой старшей сестры под Москвой («Наверно, как прадед Пауля» — не удержался от шутки Владимир), даже летал в Грузию с матерью и ее новым ухажером, а затем настала очередь Владимира заняться сыном.

«Ничего, — сказала бывшая, — все тебя понимают, да, горе, да, ты в печали, но давай уже обратно. Займись семьей, пока самого удар не хватил. Оставь сыну какие-нибудь воспоминания о себе, не все же моему Димочке с ним возиться, у него тоже, знаешь, дела не менее важные, чем у тебя». Все возражения, что командировка, что там и дикие звери вокруг очередной строящейся лесопилки могут бродить, что видеть друг друга Владимир и Никита будут вечерами и по выходным, бывшая с обычной своей беспечностью отмела, говоря, дескать, в любом случае даже такие встречи — это чаще, чем теперь, что нет никаких зверей, она уже посмотрела по карте — не такие там дикие места, а просто ветка в тайгу на пути от Екатеринбурга до Тюмени.

Чтобы Владимир не успел спрыгнуть, она подвезла Никиту на порог его квартиры сразу с вещами и отключила телефон.

Почти всю дорогу до поселка Владимир занимал себя тем, чем должен был занимать себя Никита, а именно: то и дело тоскливо и риторически вопрошал, что будет делать сын среди окруженного лесом поселка, если надоест сидеть в интернете. Немец, как оказалось, тоже задавался этим вопросом, но маял его внутри себя вместе с ужасом от того, что втравил свое чадо в эту дикую поездку, в эту экскурсию по безотрадным местам, утыканным разными видами хвойных, а когда увидел сам поселок, то ужаснулся еще больше, потому что вид строений, как бы пытавшихся вернуться к жизни, удручал больше, чем какая-нибудь рабочая стоянка из вагончиков, техники, повсеместной глины и единственной глиняной грунтовки, лежавшей в направлении ближайшего населенного пункта.

Тут была заброшенная школа, полузаброшенная поликлиника, заброшенные огороды, что перемежались живыми грядками с окученной картошкой. На горе видная отовсюду в поселке стояла заброшенная черная деревянная церковь,