Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
повитухи, ее голос — то властный, то ласковый — успокаивали и несли облегчение. Ульяна не знала, долго ли пробыла в забытьи, день ли настал или еще ночь — не угадаешь за плотными ставнями. Обессиленная, она наслаждалась покоем, ни шевелиться, ни говорить не хотелось.
Слегка приподняв веки, Ульяна наблюдала за повитухой — та что-то проворно размешивала в бурно парившем горшке. На вспотевшем круглом лице Акулины поблескивали отсветы масляного светильника. Приятно и густо пахло травами. Ульяна глубоко вдохнула, поискала взглядом: вот он, рядышком, сыночек ее, завернутый в повивальник. Она слабо улыбнулась, подняла было руку, чтобы дотронуться до ребеночка, но рука бессильно опустилась.
Акулина заметила шевеление, отставила горшок с варевом и приблизилась, отирая потное лицо.
— Лежи-лежи, милая, не подымайся, — она ласково удержала Ульяну.
— Что это? — забеспокоилась та. Приметила, что она уже не в мыльне, где пребывала в пору родов, а в горнице. — Как я тут-то оказалась?
— Никита велел вас с дитем сюда принести.
— Нехорошо… я ж нечистая…
— Ну, то Никите видней: он в своем дому хозяин.
— Не в обычае такое… — начала было Ульяна.
— Ай, — беспечно отмахнулась Акулина, — пустое! Обычаи люди сами выдумывают, опосля и следуют им. Ты лежи покойно. Туточки оно лучше, вовсе слабая ты, чтоб в мыльне оставаться. Лежи, сил набирайся.
— Слабая… — согласилась еле слышно Ульяна. — Вот… хотела дите погладить… и того не смогла. Его, поди, покормить пора?
— Сынок у тебя славный, — расплылась в улыбке повитуха. — Разумеет, что мамке отдохнуть надобно, ничего не просит. Почивает… Погляди-ка…
Ульяна, заглянув в крохотное личико сына, счастливо улыбнулась:
— Красовитушко… Почивает, соколик мой.
— Упрямый, соколик-то, никак на белый свет выходить не желал. Помучилась же ты, бабонька! Ох-те-те… — сочувственно протянула повитуха.
— А что, Акулина… всегда так бывает? Неужто все так мучаются?.. Эдак-то в другой раз боязно…
— Не бойся, милая, по первости тяжко, другие сами пойдут, — успокоила та. — Чего я только не навидалась… Сколь народу приняла — не счесть враз-то.
— Тебе, поди, пора, Акулина? От Устинихи-то дважды давеча прибегали, — вспомнила Ульяна смутные видения своего полузабытья.
— А ты откудова проведала? Спала вроде? Прибегали, да. Так и ничего, подождут. Ихней-то Палашке далеко не срок… На-ка вот, испей. Настрадалась, сердешная, — Акулина приподняла роженицу, поднесла к ее губам чарку с отваром одной ей ведомых трав.
— Сладко… Медовый вкус…
— Мед и есть, а еще цвет шиповников, да мята, да Петров крест, да… Там много всего. Ты пей-пей, силы набирайся…
Ульяна послушно допила.
— Вот и славно, — удовлетворенно вздохнула Акулина, помогая ей улечься: поправила подголовник, убрала с лица Ульяны влажные волосы, погладила плечо. — Поспи, милая. Пущай сон твой сладким будет, немощь с тела сгонит, сердце укрепит да кровь развеселит. Спи, а я за дитем пригляжу.
Ульяна, смежив веки, затихла. Немного погодя на ее устах появилась слабая улыбка. Знать, райский сон увидала? Вот и ладно. Акулина, озабоченно сведя брови, задумалась. Про мужа-то своего, Никиту, молодуха так и не сведала, будто и нету его. А ведь тоже мучился, истомился мужик. Из горницы от образов в мыльню бросался, в ногах у повитухи валялся, умоляя спасти жену. При том богатство немалое сулил — и кто! — Никита, известный скареда. Извелся весь, с лица спал. И как сына-то увидал — не враз успокоился. Лишь когда вызнал все про Ульяну — жива ли, здорова, нет ли хвори какой да вреда, а ежели здорова, то скоро ли в себя придет, — вот тогда возликовал и, велев перенести ее в горницу, умчался со двора неведомо куда. А эта, Ульяна, ни словечка про него. Видать, никак не сладится у них… Жизнь чужая — что омут глубокий: покуда сам не утопнешь — дна не увидишь.
Повитуха с жалостью поглядела на спящую Ульяну. Лицо у той посвежело, воротился румянец, брови собольи вразлет легли, губы зарозовели, зубки жемчужные видны. И такая в лице пригожесть явилась, что Акулина невольно загляделась. Никого краше Ульяны в Усолье не сыщешь. Да есть ли на всем свете подобные ей? Ах, как парни да мужики в ее девичестве вокруг хороводились, как друг пред другом петушились! Так ведь краса не доля. Через пригожесть свою Ульяна счастья-то и лишилась. Или, быть может, обрела? Кто его знает, какое оно — счастье? У девок одно — сердешное; у баб другое — в достатке жить, а сердце унять. Зато детишки не в нужде вырастут, сытые, одетые, Бог даст, здоровые — вот и счастье бабе. Молода Ульяна, не думает еще о том. Пробудится — надобно растолковать ей, утешить душу. Матери у нее нет, кто еще подскажет?
Вдруг Ульяна тревожно заворочалась, всхлипнула и, широко открыв глаза, невидяще уставилась перед собой. Молвила обреченно:
— Видно, помру я скоро, Акулина…
— Что ты, Ульянушка, окстись! — перекрестилась повитуха. — Нешто можно так-то сказывать, смерть кликать? Никак, сон
Последние комментарии
2 часов 30 минут назад
2 часов 59 минут назад
3 часов 6 минут назад
4 часов 41 минут назад
6 часов 8 минут назад
7 часов 48 минут назад