Ночью в бойлерной [Василий Макарович Шукшин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Василий Шукшин Ночью в бойлерной
Сам Иван Максимович несколько нескромно называет себя – сантехник, а вообще он дежурит в бойлерной. Через двое суток на третьи выпадает дежурить в ночь. И как раз ночные-то смены он очень любит. Домина, под которым бойлерная, огромный, сколько там людей разных!.. И вот – ночь: магазины закрыты, а кто-то, допустим, поругался с женой, кто-то затосковал так, что хоть криком кричи… Да мало ли! Куда человеку деваться с растревоженной душой? Ведь она же болит, душа-то. Зубы заболят ночью, и то мы сломя голову бежим в эти, в круглосуточные-то, где их рвут. А с душой куда? Где тебя послушают, посочувствуют? К дяде Ване, в бойлерную. Там у него уютно, тепло… Трубы, много труб, в трубах тихонько поет и потрескивает, как в печке. Огонек тусклый под потолком… Возле стены, в нише, удобный лежак, старенький тулуп раскинут, подушка. В эту ночь Максимыч и не пробовал ложиться. Он сидел у самодельного крашеного столика и задумчиво постукивал пальцами в столешницу. Лицо у него тоже задумчивое… Лицо у него – доброе, смышленое, немного усталое, но бесконечно доброе, в глазах, в морщинках вокруг глаз – столько терпения, покоя, столько мудрости житейской, что – куда же и спускаться с больной-то душой? К нему и спускались. Первым пришел крупный мужчина Пилипенко. Он был седовлас, сыт, колыхал запахом одеколона и дорогих сигарет. Но был он мрачен, встревожен… Ему было тяжело, грустно. – Здорово, Максимыч, – сказал Пилипенко и сел на свободный хилый стул. – Здорово, Николай Семеныч, – откликнулся Максимыч. Некоторое время молчали. – Душа? – спросил Максимыч. Пилипенко очнулся от тяжких дум, вздохнул. – Тут, брат… и душа, и тело, все вместе, – сказал он. – Есть что-нибудь? – А как же, – Максимыч встал и пошел в угол куда-то. – Коньячку? – спросил оттуда. – Или водки? – Давай коньячку, – сказал Пилипенко. И огляделся кругом. – Хорошо тут у тебя… В напарники возьмешь? Максимыч тихо посмеялся. – Чего смеешься? – Да насчет напарника-то… Тут, Семеныч, оклад не тот. – Нет больше окладов, – жестко сказал Пилипенко. – Конец окладам. Максимыч от изумления даже остановился с коньяком в руках. – Неужели разжаловали? – Поперли, а не разжаловали. – Как же это? – Наливай, – махнул Пилипенко; ему было худо, так худо, что и говорить не хотелось. Максимыч стал молча разливать коньяк по рюмкам; он не лез с расспросами, когда человеку худо. Захочет – сам скажет. – Уволили, – сказал Пилипенко. – Дадут, конечно, какую-нибудь должностишку, но… Нет, ей-богу, мне у тебя нравится. Сколько ты получаешь? Хотя… чушь все это. Давай. Они выпили по целой рюмке и заели лимончиком, который тоже случился у «сантехника» Максимыча. – Одного не понимаю! – горестно воскликнул Пилипенко. – Не справляюсь – так и скажи! Скажи! Зачем же… предлог какой-то искать: скажи прямо, я пойму. Нет!.. – Пилипенко крепко стукнул большим кулаком себя по колену. – Надо обязательно предлог найти, – он встал было, но тут же сел. Велел: – Налей еще по одной, – когда он сел с маху, хиленький стул опасно треснул под ним; нет, этому человеку можно, конечно, прямо в глаза сказать: «Ты не справился» – в обморок не упадет. Странно, что такой огромный мужик – «не справился». – Какой же они предлог нашли? – спросил Максимыч. – Самый что ни на есть дурацкий: злоупотребляете служебной машиной. – Жена куда-нибудь ездила? По базарам небось? – Да нет, сам: вызвал в воскресенье и просто так проехал километров полтораста по северной дороге – вздохнуть пару раз свежим воздухом. Вздохнул!.. – А шофер наябедничал, – догадался умный Максимыч. – Ну да… расписал. Писака. А если мне сосредоточиться надо? Если мне в движении лучше думается?.. – Да сел бы вон на любую электричку, – простодушно сказал Максимыч, – и сосредоточивайся сколько влезет. Вы вот, начальство… тоже какие-то дурные бываете: нет чтобы скромностью своей в нос людям тыкать: вот вам, глядите: большой человек, а со всеми маленькими здороваюсь. А где так и остановись, спроси: «Как дела?» Тебе эти его дела… сто лет снились, а ты все равно спроси, – Максимычу хотелось как-нибудь помочь большому Пилипенко, но он и досадовал на него, что тот не смог удержаться на добром месте – слетел. – Мало того, ты еще головой вот так вот покивай: так, так, мол. Но вы ведь… До вас ведь не допрыгнешь! – вовсе с досадой закончил Максимыч. И налил еще по полной рюмке. – Давай. Не горюй особо-то… Выпили. – Да некогда же! – тоже с досадой сказал Пилипенко. – Головой-то кивать – некогда. – Зато теперь будет время: попрут вот на пенсию… – Ну, это еще бабка надвое сказала! – Пилипенко твердо посмотрел прямо перед собой. – Это еще… уравнение с двумя неизвестными. – Все равно не умеете! – решительно сказал Максимыч. Коньячок зашумел в голове, и ему тоже захотелось быть твердым и крепким. – Не умеете начальствовать! Вот сделай меня самой маленькой какой-нибудь шишкой –- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Последние комментарии
14 часов 48 минут назад
17 часов 5 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 16 часов назад