Про домового Кешу и деревню Медведа [Валентина Никиткина] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Валентина Никиткина Про домового Кешу и деревню Медведа

Домовой

Бабка Явдошка стояла на коленях и заглядывала под печку.

— Выйди, миленький! Я тебя не обижу, — просила она.

Но домовой почему-то опасался ее, хотя она его уже полюбила и каждый день утром и вечером ставила возле печки блюдце с козьим молоком и крошила туда хлеб, или, если свежего хлеба не было, терла сухари.

Бабка Явдошка вздохнула. Она знала, что стоит ей уйти из дома, как он выскочит из-под печи и умнет все, и даже блюдце будет чистое, словно помытое...

Ну, почему он не хочет знакомиться? Уж она бы лелеяла его, как своих козлятушек.

У нее в кухне жила белая коза и семеро белых козлят. Козу она еще иногда ласково в хлев просила пройти:

— Иди, милая, иди, дорогая, без меня отдохни, и я без тебя отдохну! А потом встреча радостнее будет!..

А козлят в хлев никогда не отправляла:

— Они маленькие, что я их морозить буду! Да и веселее с ними!.. — объясняла бабка Явдошка и смеялась заливисто, как молодая.

Но козлятушки, конечно, совсем, как немые, только мемекают.

А вот с домовым и пошутить-посмеяться можно, наверное, и чайку с травками душистыми попить... И про своих сыновей рассказать, какие они умные, как учились хорошо.

— Выучимся на инженеров, — говорили они, — и ты у нас, мать, как царица жить будешь!

А вот теперь она совсем одна на старости лет осталась: мужа на охоте медведь задрал, а Васенька и Коленька на окаянной войне без вести пропали.

Каждый день почти бабка Явдошка на улицу выходила, дожидалась прохожего и спрашивала:

— А скажи-ка, мил человек, в какой стороне у нас Кавказ будет?

И в ту сторону, куда ей показывали, поворачивалась, руку козырьком ко лбу прикладывала и в небо глядела.

— Чего ты там высматриваешь? — поначалу удивлялись люди.

— Сынов жду, Васеньку да Коленьку! Они с войны скоро на вертолете прилетят!

И час могла стоять, и два... Потом вздыхала и в дом уходила:

— Верно, не сегодня, а завтра прибудут!..

Явдошка в доме своем блеск наводила, полы мыла чуть не каждый день. Горницу по-особому убирала, пахучие травки по всем углам развешивала, чтоб пахло приятно! Картинки всякие красивые на стенки наклеивала.

— А как же! Васенька и Коленька прибудут, увидят, как в доме радостно, и поймут, что их ждали!.. — объясняла она всем, кто только хотел ее слушать.

А уж в горнице фитилек в лампадке постоянно горел.

И утром и вечером стояла она перед иконой Божьей Матери, Девы Пречистой, и горячо молилась о здравии сынков и о скорейшем возвращении их в родительский дом!

Но сыновья все не возвращались.

И вот домовой на ее просьбы не откликался, не хотел дружить.

Бабка Явдошка вздохнула, сунула ноги в валенки. Как всегда, один белый валенок попался, другой — черный, но ей было все равно! Платок накинула, совсем уходить собралась, но еще раз оглянулась...

А там он! Показался!..

Сидит у печки, блюдце на ладошке держит, молочко попивает, а другой рукой хлебные крошки в рот запихивает. Старается и на себя не капнуть, и пол не забрызгать!

А семеро козлятушек вокруг собрались, мемекают тихонько. Интересуются!..

Бабка Явдошка на лавку опустилась:

— Здравствуй, милый! — только и смогла сказать.

— Ну, здравствуй! — буркнул домовой.

Его рот был полон хлебом и молоком, поэтому невнятно это “здравствуй” проговорилось.

— Проголодался? — умильно смотрела на него бабка Явдошка.

— Угу... Меня три раза в день кормить надо, а ты только два!

— Извиняюсь, милый! Я ж не знала...

— Да ладно, чего уж там, — пробормотал он и аккуратно запихнул в рот еще кусочек хлеба.

— Ты — домовой?

— Ну, можно и так сказать!.. — ответил он, не торопясь, потому что поперхнуться боялся. — Люди нас так называют. А вообще-то… Да не поймешь ты! — и он опять рот набил молоком и хлебом.

Бабка Явдошка рассматривала его и удивлялась. Ну, совсем-совсем он, как человечек!.. Глазки быстрые, черненькие, на ручках по пять пальчиков, ноги тоже аккуратные, крепенькие. И пяточки розовые, кругленькие, а пальчиков на ножках тоже пять. Росточку небольшого, пожалуй, чуть повыше козлятушек. А сам пушистый и серенький.

— Так вот ты какой! — умилилась она.

— Какой такой?

— Да милый очень! Хоть и домовой!..

— Я же говорил, что зови меня, как хочешь. Все равно тебе не понять, кто я!..

— Где уж мне! — согласилась Явдошка.

— Спасибо за трапезу, — сказал он, дочиста вытер последним кусочком хлеба блюдце и отправил кусочек в рот.

— У тебя имя есть? — спросила несмело бабка Явдошка.

Она все боялась, что он опять под печку спрячется.

— Иннокентий!

— Как-как? — не поняла она.

— Иннокентий! — повторил он сердито.

— И не выговорю сразу! — сказала она. — А можно я тебя Кешей буду называть?

— Так и быть, называй! Если, конечно, мы дружить будем!

— Будем, Кеша, будем! — обрадовалась бабка Явдошка. Она поняла, что он не собирается от нее уходить.

— Да куда ж я уйду, — неожиданно