warhammer 40000: Долг Ордену [Грэм Макнилл] (docx) читать онлайн

Грэм Макнилл

ДОЛГ ОРДЕНУ

«Боль и смерть — иллюзии слабого разума.

Пока его геносемя принадлежит Ордену, космический десантник не может умереть.

Если нет смерти, то и боль не имеет значения.

Тот, кто еще может сражаться, да будет исцелен.

Тот, кто сражаться не может, да упокоится с миром.

Тот, кто погиб, да вернет долг Ордену».

— Аслон Марр, магистр Апотекариона.


ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы? Владения Императора простираются от одного окраинного спирального рукава Галактики до другого, и бесчисленные армии защищают Его суверенное право со стойкостью, которую питают мужество и верность. Невозможно перечесть все эти миры, но невыполнимость задачи не мешает мириадам клерков и дальше усидчиво трудиться при свете свечей в пыльном полумраке Имперского Экзакториума. Бесстрастная система по капле переваривает информацию, обновляются вековые архивы, но даже в темных глубинах имперской канцелярии некоторые миры сверкают ярче других: Армагеддон, названный в честь Судного дня; Фенрис, родина жестоких Космических Волков; Кадия, мир-крепость у врат, ведущих в Око Ужаса; Катачан, мир смерти, населенный безжалостными воинами.

Но есть планеты, героическая история которых затмевает даже эти прославленные миры; планеты, которые стали легендой Империума, величие которых признает и дворянин из терранской аристократии, и последний бандит Некромунды.

Эти миры входят в Ультрамар, и именно они, как путеводные звезды, несут свет цивилизации в самые далекие уголки Империума. Если сияние Императора блекнет, они разгоняют подступающую тьму; если слабеют рубежи его владений, они встают на защиту.

Талассар с его вечными штормами; Квинтарн, Тарент и Масали — троица знойных, засушливых миров; скалистый Эспандор; Иакс, сад Ультрамара. Под опустошенной поверхностью Калта скрывается невероятный лабиринт пещер, где так же светло и просторно, как и под открытым небом. Множество других планет сверкает в черноте космоса, но все они меркнут по сравнению с лазурно-изумрудным сердцем Ультрамара, все они — вассалы этого блистательного мира. Во всех мирах Империума лишь у его повелителя есть право властвовать над собственной звездной империей. Ни одна другая планета не может претендовать на такой статус, и условия, в которых сложилась эта уникальная система, не были ведомы даже Императору.

Макрагг — так называется планета, которая, как бриллиант во мраке, царствует над остальными.

Кристально-прозрачные воды ее морей кишат жизнью, однако большую часть суши занимают горные хребты, вздымающие бледные пики к самому небу. Горы эти так неприветливы и мрачны, что обитатели Макрагга, хоть и отличаются выносливостью, вынуждены селиться на более плодородных землях рядом с долиной Лапонис и гигантским бастионом владык этого мира.

Крепость Геры высечена в высоких горах: семь горных вершин дали камень для ее стен, и крепость стала домом для величайшего из легионов Императора, Ультрадесанта. Имена героев из Ультрадесанта стали синонимом отваги и чести даже среди других Адептус Астартес: знаменосец Галатан, поднявший знамя ордена при штурме бреши Коринфа; Вентан, капитан потерянного 6-го ордена, который отстоял Калт в битве с предателями из легиона Несущих Слово; Инвикт из 1-й роты, защищавший родной мир от Великого Пожирателя и принявший бой, который не мог выиграть.

Примарх Робаут Жиллиман возглавил Ультрамар многие века назад, и с тех пор его воины защищают этот дальний рубеж Империума, отражая все атаки, болтером и мечом сокрушая врагов, чтобы сохранить то, что их генетический отец создал из тьмы.

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы?

Все зависит от того, что это за планета.

Миры Ультрамара, независимые и процветающие, разительно отличаются от того промышленного ада, в который неизбежно превращаются остальные владения Империума. Здешние обитатели физически развиты, хорошо питаются и довольны жизнью. Они — часть военного общества, где нет места бездельникам. Хотя на каждой планете свой уклад, все жители Ультрамара разделяют идеалы, принятые на Макрагге: целеустремленность и стойкость, необходимые, чтобы непрестанно трудиться на благо человечества.

Сердце Макрагга — самое величественное из святилищ, когда-либо созданных человеком; внутри покоится тело Робаута Жиллимана: примарх восседает внутри стазисного поля, которое одновременно и сохраняет ему жизнь, и отрицает саму возможность будущего. Капли крови из смертельной раны, которую примарху нанес падший брат, застыли в вечной неподвижности, как чистейшие рубины; глаза, взиравшие на самого Императора, когда он еще ходил среди людей, теперь безжизненны. Чудеса всегда становятся объектами поклонения, и с тех пор, как тело примарха упокоилось в Храме Исправления, тысячи тысяч паломников приходят сюда, чтобы поклониться Жиллиману и почтить его память. Без Робаута Жиллимана не было бы Ультрамара. Без него не было бы самого Империума.

Люди чувствуют себя в неоплатном долгу и нескончаемой вереницей движутся по Паломническому пути Робаута Жиллимана, ступая там, где когда-то прошел он, вдыхая воздух спасенных им миров. Бессчетные святилища, стоящие вдоль дорог Ультрамара, отмечают этот путь, и паломники со всей Галактики прибывают сюда, чтобы выразить почтение легендарному воину, бросившему вызов надвигавшейся тьме в те времена, когда свет Императора померк из-за Великого предательства.

Каждый день сотни чартерных судов следуют по транзитным маршрутам между мирами Ультрамара, перевозя тех, кто желает вознести молитву у ног примарха. В жизни многих не будет большей чести, чем оказаться рядом с одним из сынов Императора, и многие паломники отдают все, что имеют, лишь бы добраться до храма. Многие затем остаются на Макрагге, и вся их последующая жизнь озарена мечтой, исполнившейся в тот миг, когда они вступили в золотой свет знаменитой усыпальницы.

У каждого из миров Ультрамара есть свои легенды, свои храмы и места паломничества. Талассар славится грандиозными руинами Кастра Танагра, Калт — удивительными аркологиями и полями сражений, помнящих битвы времен Великого предательства.

Свои места славы есть и на жарком, иссушенном постоянными сирокко Таренте, но огромный звездный форт, вышедший на орбиту планеты, прибыл сюда вовсе не ради паломничества.

***

На Таренте никогда не случается ничего плохого. Эта истина оставалась неизменной все шесть лет, которые Руфус Квинт провел на должности префекта берегов Тарента, и еще шестьдесят лет до этого, но если отчаянные сообщения из орбитального командного центра были и вполовину так серьезны, как докладывал Нкиру, мирному времени пришел конец.

Квинт быстро шагал по крытой аркаде, обвивавшей огромную Башню Просперины в самом сердце дворца префекта. Шагал он тяжело и немного сбивчиво; Нкиру, квестор и магистр казны, семенил следом — сутулый, загорелый и с рождения преданный цифрам и статистике.

Розетка префекта из золота и серебра украшала плотную синюю одежду Квинта. Даже просторное одеяние, сшитое на заказ умелым портным, не могло скрыть ни могучее телосложение астартес, ни его хромоту. Он все еще сохранял воинскую выправку, хотя и смягченную временем: с тех пор, как Квинт с болтером в руках сражался против врагов Императора, прошло уже много лет.

— Уже известно, что так встревожило мастера Унати?

— Нет, мой господин, — сказал Нкиру, сверяясь с инфопланшетом, который никогда не выпускал из рук. — Он не уточнил причину обеспокоенности, но, судя по его интонации, это что-то серьезное.

— Интонации? — переспросил Квинт. — Он же вообще без интонаций разговаривает.

— Не в этот раз, мой господин. Потому-то я и решил, что дело плохо.

Квинт ругнулся. Унати обычно не поднимал тревогу попусту, но скупился на подробности. Квинт ценил лаконичность, но тревожный сигнал, посланный Унати, мог означать что угодно: появление космического скитальца, просто неучтенное облако обломков.

Он остановился и облокотился на перила, ограждавшие аркаду.

Внизу раскинулся Аксум — город с удивительной геометрической точностью планировки и гармоничными очертаниями ярких зданий. Аксум был спроектирован Робаутом Жиллиманом на месте слияния трех рек, и его окружали миллионы гектаров пахотной земли. Гигантский купол, вознесшийся на немалую высоту, накрывал и город, и его окрестности в радиусе сотен километров, чтобы местные ветра, которые высасывали влагу из почвы, не превратили прилегающие сельскохозяйственные районы в выжженную пустошь.

Славный город с прекрасными и трудолюбивыми жителями, как и везде в Ультрамаре, но шесть лет общения с фермерами и гражданскими — это многовато. Квинт взглянул вверх, в охряное закатное небо, видневшееся сквозь мерцающий купол: он искал то, что могло вызвать тревогу, но, как и предполагал, не увидел ничего подозрительного.

Купол был так огромен, что внутри него установился собственный микроклимат; теплый ветерок, дувший с востока, нес с громадных полей сладкий привкус зерна. Квинт вдохнул тонкую смесь ароматов, анализируя их с помощью нейрожелезы на задней стенке гортани.

— Сообщите мастерам ирригации, что в почве восточных пределов немного повышена кислотность. Их химические удобрения чересчур действенны, они только уменьшат урожай.

— Конечно, милорд, — ответил Нкиру, снимая с инфопланшета стилус и делая пометку.

Квинт покачал головой и иронично улыбнулся.

— Вас что-то рассмешило, милорд?

— Нет, Нкиру. Просто думаю, как это странно — заботиться о кислотности почвы вместо того, чтобы просчитывать дислокацию врага или читать литании битвы перед тем, как загрузиться в десантную капсулу.

— Мы все по-своему служим Императору, — смиренно ответил Нкиру.

Руфус Квинт более века прослужил под командованием Агеммана в роте ветеранов, сражаясь вместе с боевыми братьями до той злосчастной битвы на Ичаре-IV, когда споровая мина тиранидов взорвалась прямо посреди его отряда. Ядовитые биокислоты разъели доспех и лишили ног, а токсины, пропитавшие каждый болезненный вдох, выжгли легкие изнутри.

Чудом было то, что Руфус вообще остался в живых; но он выжил и, хотя его и признали негодным для передовой, он смог служить Ордену по-иному. Его раны были слишком серьезны, чтобы вернуться в строй, а для помещения в бронированный саркофаг дредноута — наоборот, недостаточны, и потому технодесантники и апотекарии Ордена сделали все, что могли, чтобы восстановить тело Квинта. Аугметика заменила ноги и легкие, и за выслугу лет ему была пожалована должность префекта Тарента.

Тарент — одна из трех планет, вращавшихся вокруг общего центра тяжести — был агромиром, дававшим значительную часть поставок зерна в Ультрамаре. Этот мир, занимавшийся только сельским хозяйством, отвечал за производство миллиардов тонн продовольствия, обеспечивая процветание многих других планет Империума.

Префект такого мира был важным винтиком в системе, но Квинта это не слишком утешало: он все еще хотел послужить Ордену как воин. Благодаря открытиям лучших умов древности он шагнул за пределы, положенные человеку, но дело, ради которого он был создан, стало ему недоступным.

И все же он оставался Ультрамарином, стойко исполняющим долг, и добросовестно управлял вверенной ему территорией.

— Идем, Нкиру, — сказал Квинт. — Попробуем добиться от мастера Унати подробностей насчет объявленной тревоги.

Воздух в орбитальном командном центре был жарким и сухим, наполненным густыми запахами, которые исходили из размещенных в нишах святилищ Бога-Машины. Вдоль одной стены выстроились гудящие устройства, которые обслуживали сервиторы, напрямую подсоединенные к рабочим станциям. В углу зала располагался старый командный трон, связанный с машинным блоком пучком проводов, тянувшихся по полу. С этого трона мастер Унати из Адептус Механикус наблюдал за происходящим как в Аксуме, так и на всем Таренте.

Под командованием Унати находились средства орбитальной обороны планеты: ряд геостационарных ракетных баз, орудийные батареи и небольшая флотилия мониторов. Каждый из этих кораблей обычно двигался вокруг трех планет по эллиптическому маршруту, но на данный момент ни один из них не был виден на орбитальном графике, выведенном на главный пиктер. Вместо этого синеватый экран заполнило размытое изображение чего-то, похожего на крепость, ощетинившуюся шпилями и зловещими донжонами. Квинт знал, что у Тарента таких фортификаций нет, и недоумевал, откуда взялось это жуткое сооружение и что оно делает на экране пиктера в его командном центре.

— Итак, мастер Унати, — заговорил он, едва закрылась внутренняя защитная дверь, — что же вас так встревожило?

— Вот это, — ответил тот, указав гибким, как змея, мехадендритом на изображение крепости. Квинт вновь взглянул на пиктер, и что-то знакомое померещилось ему в контурах зубчатых стен: в этих пугающих очертаниях проступали черты былого величия, теперь погребенного под новыми нечестивыми постройками.

— Кровь Императора, — прошептал Квинт. — Не может быть.

Он так мечтал, чтобы у него появился повод вспомнить, каково это — быть воином Ультрадесанта, но и не предполагал, что это может быть за повод. Ему вспомнились слова, которые любил повторять сержант Патроб из 5-й роты и истинного значения которых Квинт раньше не понимал:

«Будь осторожнее в своих желаниях».

— Милорд? — заговорил Нкиру, видя, как побледнел префект.

— Это и правда то, что я думаю? — спросил Квинт, боясь услышать ответ.

— Уточнение: что, как вы думаете, это такое? — спросил Унати, и Квинт припомнил, что марсианские жрецы не признают иносказательности.

— Это «Неукротимый»?

— Ответ утвердительный, — сказал Унати.

…Квинт в сопровождении Нкиру быстрым шагом обходил стены города; квестору приходилось бежать трусцой, чтобы не отстать, и при этом он вынужден был лавировать между спешно сооруженными укреплениями, которые превратили Аксум из оживленного центра сельского хозяйства и торговли в оборонительный рубеж. Тысячи людей, вставших на стены, носили синюю форму, отмеченную гербом Тарента — изображением трех снопов зерна. Оборонная ауксилия города отреагировала за рекордно короткое время, городское ополчение перешло в боевую готовность решительно и без промедлений.

На планетах во владениях Ультрадесанта, иначе и не бывало.

Квинт облачился в боевой доспех, синие пластины которого были отполированы до блеска. Так же блестели на солнце наплечники цвета слоновой кости и золотой нагрудник, и даже тусклый металл ног не портил великолепный облик воина. Болтер был закреплен у бедра, меч с эбонитовой рукоятью — за спиной, под кремового цвета плащом, украшенным геометрическими узорами.

Остальные города Тарента уже получили предупреждение, а на Макрагг отправили астропатическое оповещение. Квинт остановился на углу редута, наблюдая, как артиллеристы вращают маховики, направляя в небо ствол турельной установки. Вечерний небосклон исчертили падающие всполохи, словно вдали, над северными горами, случился звездопад. Квинт любил наблюдать за звездопадами, но в этот раз шел вовсе не метеоритный дождь.

Это невообразимая огневая мощь «Неукротимого» обратила в пыль орбитальные защитные комплексы, не оставив от них ничего, и теперь обломки падали на планету, сгорая в атмосфере. Уцелевшим системным мониторам отправили сигнал к возвращению, но Квинт сомневался, что они хоть как-то повлияют на исход сражения, которое, как он знал, вот-вот начнется. На орбите Тарента находились две следящие станции, но их настигла и уничтожила флотилия кораблей, которая хищной стаей сопровождала колоссальный звездный форт.

Квинт был уверен: теперь, когда орбитальная защита уничтожена, враг высадится на планету. Но кто бы ни был этот враг, он увидит, что каждый город Ультрамара готов постоять за себя.

Префект кивнул артиллеристам и посмотрел в небо, скрытое мерцающей дымкой купола.

— Он нас защитит? — спросил Нкиру, заметив, на что смотрит Квинт.

— Купол прочный, он усилен несколькими слоями пустотных щитов, но, боюсь, против орудий звездного форта типа «Рамилис» он не продержится и нескольких минут.

— Значит, мы обречены?

— Если враг просто хочет нас уничтожить, то у нас мало шансов пережить бомбардировку.

— Тогда зачем мы привели в боеготовность ополчение? — допытывался Нкиру, и Квинт с удовольствием отметил, что в голосе его квестора не было страха.

— Потому что враг рядом, и мы действуем согласно предписаниям Кодекса Астартес.

— Само собой, — ответил Нкиру.

— Но дело не только в этом, — продолжал Квинт. — Тот звездный форт в небе — это «Неукротимый», который был потерян вместе со всем экипажем шесть месяцев назад. С тех пор как лорд Калгар победил дьявольского слугу Губительных Сил, форт скрывался на самой дальней окраине космического пространства Ультрамара. И если теперь он здесь, это значит, что его нынешние хозяева хотят посрамить нас; орбитальная бомбардировка для этого — слишком просто.

— Вы знаете, кто эти хозяева?

— Не наверняка, — ответил Квинт, прикасаясь к аквиле на нагруднике, — но видя, как сильно извращен первоначальный облик «Неукротимого», я опасаюсь худшего.

***

Планета на экране была мерцающим шаром бледно-желтого и мягкого синего цвета; тепло мягкого климата и почти неизменные метеорологические условия делали ее контуры слегка размытыми. Уничтожить ее орбитальную защиту оказалось проще простого, и хотя орудиям «Неукротимого» хватило бы огневой мощи, чтобы обратить города этого мира в пепел, Хонсю уготовил его обитателям судьбу гораздо более жестокую.

Он стоял в командной часовне, расположенной в Базилике Доминастус — гигантской цитадели, высившейся в центре звездного форта, в которой до недавнего времени располагался командный пункт гарнизона Ультрадесанта. Никого из этих Ультрамаринов не осталось в живых: все пали в ходе осады и захвата «Неукротимого».

Внизу на боевых постах ждали воины, последовавшие за ним с Медренгарда: они предвкушали момент, когда звездный форт проявит свою новую силу. Кадарас Грендель, покрытый шрамами убийца, сжимал и разжимал кулаки, предвкушая бойню. Свежерожденный наблюдал за происходящим, словно прилежный ученик; что касается Ардарика Ваанеса, то он держался от товарищей в стороне.

Хонсю повернулся от ближайших соратников к оплавленному алькову, который раньше занимал технодесантник, связанный с орудийными системами и сканерами форта. Теперь вместо технодесантника там разместилось чудовищное создание — смесь органики, механизмов и варп-вещества, — которое главенствовало над преображенными рабами и воинами, собравшимися в оскверненной часовне.

М’Кар, этот дьявольский гибрид дредноута и порождения варпа, казался огромной глыбой темного металла и изменчивой плоти, которая полнилась силами имматериума и вековой злобой. Поверхность палубы под когтистыми лапами была опалена, а в тех местах, где на саркофаге дредноута отошли листы брони, видно было, как по телу существа пробегают спазмы противоестественной энергии. Рогатая звериная голова — темно-алого цвета, как обгоревшее и подгнившее мясо, клыки — изогнутые и острые, как шипы. Широкие, защищенные броней плечи переходили в руки, очертания которых постоянно менялись: соединяя в себе мощные мускулы, напитанные варп-энергией, железные поршни и цепи, эти руки извивались, как конечности адепта Цицерина. Одна из них, черная и блестящая, заканчивалась механическим ударным молотом гигантских размеров; на конце второй была роторная пушка устрашающего калибра.

Глаза, горевшие нечестивым светом, смотрели на экран, где виднелась планета, с такой неприкрытой ненавистью, что другие ощущали ее почти физически. Это существо жило еще в те времена, когда легионы кровью завоевывали миры для будущего Империума, и с тех пор тщательно лелеяло ненависть на протяжении тысячелетий. Оно было средоточием тьмы, избранным аватарой первозданных богов эмпирея.

Для Хонсю же М’Кар был оружием, способным разрушить все, что дорого его главному врагу. Миры Ультрамара много значили для Уриэля Вентриса — единственного, кто посмел бросить ему вызов и уйти живым, — что делало их в глазах Хонсю достойной мишенью. Его мало заботила Долгая война, которую сторонники Хоруса Луперкаля вели со дня их поражения — дня столь далекого, что о нем можно было и забыть. Однако время нисколько не смягчило ненависть, которую М’Кар питал к Ультрамаринам, и только это имело для Хонсю значение.

О существовании повелителя демонов он узнал из древних текстов, вывезенных из разрушенной крепости Халан-Гол, после чего поставил цель: вынудить это существо делать то, что нужно ему. Тайну судьбы, постигшей М’Кара, Хонсю удалось выяснить с помощью Морианы, проклятой провидицы, которая направляла военные кампании Разорителя. Согласно имперской пропаганде, Марней Калгар из Ультрадесанта победил М’Кара и разорвал демоническое создание на куски, изгнав его тем самым обратно в варп. Но Мориана рассказала, чем закончился их бой на самом деле: М’Кар был побежден, но вовсе не уничтожен. Калгар, не сумев разрушить внутреннюю сущность демона, заключил его внутри «Неукротимого», — звездного форта типа «Рамилис», который блуждал по самым глухим уголкам владений Ультрамара.

Ненавистные заклинания и печати лишили демона могущества, и чем больше он старался вырваться, тем туже стягивались путы. В этой тюрьме он провел несколько десятилетий — до тех пор, пока не появился Хонсю вместе с Железными Воинами и многотысячной армией солдат, собранной во время Жатвы Черепов у Гурона Черное Сердце. Они осадили звездный форт и, захватив его, освободили повелителя демонов.

И теперь мечта о мести Вентрису и Ультрадесанту почти стала реальностью.

— Тарент, — произнес М’Кар шипящим голосом, в котором устрашающе соединились бездонное эхо иного мира и механический скрежет. — Я помню, какой эта планета была на заре Империума. Ничего не изменилось.

Повелитель демонов произнес это гадливо, будто сама мысль, что история пощадила подобные места, вызывала в нем отвращение.

— Приказать «Неукротимому» вначале пробить их купол? — предложил Хонсю.

Повелитель демонов перевел на него взгляд красных, как тлеющие угли, глаз, и Хонсю в полной мере ощутил всю его злобу, всю ненависть к сынам Жиллимана, так и не утоленную за десять тысяч лет. Существо покачало головой с хлюпаньем влажного мяса и лязгом ржавых механизмов.

— Ты думаешь, что столь ничтожное препятствие может остановить мою демоническую армию?

— Не знаю. А может?

В ответ раздался звук, похожий на последний хрип чахоточного больного: это смеялся демон.

— Тебе обязательно нужно подразнить смерть, Полукровка, — прошипел М’Кар, наставив на Хонсю коготь. — Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко.

— Мне это часто говорят, однако я все еще жив.

— Будешь мне перечить, и я растерзаю твою душу, — пообещал М’Кар.

Хонсю покачал головой и отвернулся.

— Нет, не растерзаешь. Я тебе нужен.

— Посмотрим, — отрезал демон.

Хонсю кивнул в сторону экрана:

— Так я жду. Покажи, на что ты способен.

***

Новые сообщения от мастера Унати поступали по воксу сплошным потоком, и беспокойство Квинта неуклонно нарастало. Предсказание, которое он уверенно сделал в разговоре с Нкиру, не сбылось, и пока не было никаких признаков того, что враг готовит высадку. Стемнело; ночной воздух был пропитан запахом вспаханной земли и собранного урожая. Ослепительные лучи зенитных прожекторов прочерчивали пространство перед высокими стенами Аксума и пронзали небо в поисках вражеских самолетов.

Все орудия в городе были нацелены в небо, и напряжение достигло предела. Такой уровень боеготовности невозможно поддерживать долго, и Квинт уже собирался дать отбой, когда почувствовал омерзительный запах, принесенный в город восточным ветром.

Вначале этот запах напоминал зловоние, которое издавали поля Ичара-IV, усыпанные телами мертвых ксеносов и подожженные после боя. Трупы тогда лежали вповалку, вырастая в огромные погребальные костры размером с целый город, и сгорали дотла, оставляя после себя смрад обугленной плоти, от которого не спасал никакой респиратор.

Сейчас Квинт чувствовал что-то похожее: ужасающую вонь мертвечины и разложения, тяжелый запах чего-то нечистого и противоестественного, отрицавшего все, что было доброго и светлого в этом мире. Стена оказалась окутана этим зловонием, и префект едва сдержал тошноту.

Он посмотрел на восток, благодаря авточувствам визора даже ночью различая далекие поля, и сердце его сжалось: он видел гектары гниющих растений, сотни квадратных километров, на которых злаковые превратились в мульчу. Все поля на востоке погибли и теперь походили на зыбкое море разлагающейся растительности и бесплодной почвы.

Один из прожекторов рядом с Квинтом взорвался снопом оранжевых искр, и он вновь повернулся к городу, над которым ураганом скверны пронесся темный ветер. В воздухе появился привкус пепла и горького отчаяния, которое, как вирус, поразило Квинта. Он встряхнулся, со злостью отгоняя от себя гнетущее уныние, и, сжав зубы, сосредоточился на обязанностях командующего.

Жезл префекта ему вручил Марней Калгар вместе с поручением защищать Тарент, и будь он проклят, если подведет магистра.

По всему городу начало отключаться освещение; где-то на грани слышимости возникло необычное гудение — как от помех на пиктере, когда шумы от множества одновременных сигналов сливаются в один вопль.

Взявшийся ниоткуда гул все нарастал, и солдаты попадали на колени. Любой шумомер показал бы только фоновые помехи: этот звук безумия и боли отзывался резонансом прямо в мозгу. Солдаты открыли огонь по невидимым врагам, паля наугад во тьму. Крики страха сменились воплями ужаса и боли: люди набросывались друг на друга с мечами и пистолетами и дрались так, будто перед ними явились самые жуткие их кошмары.

Темный ветер усиливался; воздух наполнился светом, и под куполом возникли несколько грозовых шквалов, сверкавших неестественными зарницами и разраставшихся с такой же неестественной скоростью. Среди облаков мелькали призраки — как акулы, привлеченные кровью в воде. Квинт чувствовал, что на город устремили голодные взоры тысяч глаз создания с телами столь исполинскими, что они не могли существовать в реальном мире, истекающие слюной твари, омерзительные в своей прожорливости и издревле алчущие человеческих душ. Ветер доносил отзвуки потустороннего смеха, и облака постепенно собирались в один гигантский грозовой фронт.

Из облаков, вспыхнув с невыносимой яркостью, ударил разряд молнии. Он попал куда-то в центр города, но вместо того, чтобы вскоре погаснуть, сверкающая линия замерла на месте. Как на застывшем изображении, молния соединила небо и землю извилистым энергетическим каналом.

Квинту показалось, что воздух стал разреженным, словно границы реальности сделались проницаемыми и постепенно прогибались под давлением других миров, до этого бывших невидимыми. Он не мог отвести глаз от невероятного разряда молнии и с ужасом наблюдал, как тот расширяется, как прореха в покрывале ночи.

Он открыл было рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но было уже поздно.

Прореха разошлась, и из света хлынуло неудержимое воинство кошмаров.


***

— Ничего себе, — заметил Грендель, — впечатляет.

При виде бойни, развернувшейся на поверхности планеты, Хонсю вынужден был согласиться с помощником. Бескожие твари с когтями и обсидиановыми рогами срывали плоть с костей защитников города, а бесформенные, студенистые, но зубастые существа пожирали трупы. Угольно-черные крылатые гады вроде летучих мышей мельтешили в воздухе, и повсюду над городом разносился их зловещий крик.

Чудовищные порождения варпа неудержимым потоком захлестнули город, убивая и уничтожая без всякой пощады. Под весом медно-красных колоссов рушились целые здания; стаи хищников со шкурами цвета сырого мяса с воем набрасывались на плачущих людей, пытавшихся найти укрытие. На планете бесчинствовали ужасающие бестии, и защитники ничего не могли им противопоставить.

— Должно быть, это их командир, — Хонсю указал на воина в синих доспехах, отбивавшегося от наступающей орды мечом, окутанным силовым полем. — Один из лакеев Калгара.

— Ветеран, — сказал Ардарик Ваанес, отступник из Гвардии Ворона, которого Хонсю завербовал в свою армию еще на Медренгарде. — И калека к тому же.

Присмотревшись, Хонсю действительно разглядел светлую отделку на доспехе и тусклый блеск ножных протезов, почти скрытый за скопищем монстров, окруживших воина. Ветеран пронзил мечом жилистую тварь, чья шкура оттенком напоминала гниющую рану. Брызнул черный ихор, но не успел воин извлечь меч, как на него самого бросился минотавр с чешуйчатой тушей цвета ржавчины и, поддев на сверкающие рога, сбросил со стены.

Едва ветеран рухнул на землю, как на него тут же набросились стаи хищников, терзая тело когтями и клыками, и Хонсю потерял его из вида.

— Так вот, значит, как мы собираемся завоевать Ультрамар? — спросил Свежерожденный; отражение гибнущего города отбрасывало блики на его мертвую кожу. — Кажется, это не очень… честно.

— Честно? — прошипел Грендель со злым весельем. — Проклятье, а честь-то тут при чем?

— И никто не говорил о завоевании, — добавил Хонсю.

— Тогда зачем мы здесь? — спросил Ваанес.

— Чтобы разрушать, — в голосе Гренделя слышалось предвкушение, а шрамы вокруг рта и глаз сочились гноем. Ваанес поморщился от омерзения, и не без причины.

Лицо Гренделя превратилось в ужасающее месиво плохо заживших шрамов: в последние мгновения битвы за «Неукротимый» он получил такие раны, что с ними едва справлялись даже регенеративные способности астартес. Служительница Империума выстрелила в Гренделя из древнего мелта-пистолета, и хотя он выжил — благодаря доспеху и собственной вредности, — лицо его чудовищно обгорело. Теперь они со Свежерожденным казались близнецами, почти одинаковыми в своем пугающем уродстве.

Лицо Свежерожденного было отталкивающей маской из лоскутов кожи, снятой с трупов еще на Медренгарде; в таких знакомых глазах — темно-серого, как грозовое облако, оттенка — читались боль и наивность. При этой мысли Хонсю едва не расхохотался: он знал, скольких это создание убило по его приказу. Свежерожденный был выращен внутри демонического организма, извлечен наружу свирепыми мортициями и затем облачен в доспех Железных Воинов; считать его наивным нельзя было никак.

Из всех соратников Хонсю лишь Ардарик Ваанес вышел из многочисленных битв, в которых им довелось участвовать, без уродующих ранений: на его высоких скулах были только ритуальные шрамы, и еще три шрама над левым глазом напоминали, где когда-то стояли штифты за выслугу. Его доспех был черным, на наплечниках — никаких геральдических символов. Неистовые ветра планеты, на которой жила Мориана, стерли с доспехов все опознавательные знаки, и Ваанес решил не наносить их снова.

— Так это правда, Хонсю? — допытывался он. — Мы здесь только ради твоей мести?

— А если и так?

Ваанес пожал плечами, как будто это не имело особого значения.

— Я должен знать, ради чего сражаюсь. Я уже очень давно этого не знаю.

— Ты сражаешься потому, что тебе приказали, — фыркнул Грендель. — Чем не хороший повод, чтобы убивать имперцев?

— Хороший для тебя, Грендель, — огрызнулся Ваанес.

Хонсю позволил им пререкаться и дальше. Разлад среди подчиненных — вещь полезная: пока они грызутся между собой, они не объединятся против него. Свежерожденный наблюдал за спором без всяких эмоций: его верность основывалась на месяцах индоктринации и психической обработки. Эту преданность не смогли пошатнуть ни обострившиеся в последнее время приступы безумия и бреда, ни видения из непрожитой жизни.

— Мы здесь, чтобы убить Уриэля Вентриса и нанести удар по тому, что ему дороже всего, — пояснил Хонсю.

— Нет, — раздался голос сверху, и их накрыла тень, несшая в себе холод и скверну.

Хонсю обернулся и увидел кошмарную громаду М’Кара. По его бронированной шкуре пробегали разряды энергии; под переменчивой плотью все еще угадывались очертания дредноута, в которого вселился демон, и на плече виднелись опаленные остатки перевернутой омеги — символа Ультрадесанта.

— Твоя месть — ничто, Полукровка, — зашипел демон. — Мы должны выжечь сердце империи Жиллимана. Этого требуют Вечные Силы. Все остальное неважно.

Демон удалился, и каждый шаг его звучал как удар молота, забивающего гвозди в крышку гроба.

Чувствуя, что остальные смотрят на него, Хонсю воздержался от язвительных комментариев.

— Что дальше? — спросил Грендель.

— Пусть чудовище повеселится, уничтожая города этой планеты, — ответил Хонсю, кивнув на экран. — Для нас она не имеет значения, это просто подожженный фитиль.

— А потом? — уточнил Ваанес.

— А потом будем ждать реакции Ультрамаринов.

— Они перебросят сюда крупные силы, — предостерег Ваанес.

Хонсю широко ухмыльнулся:

— На это я и рассчитываю.


ГЛАВА 2

Наступило утро, но еще темно, и он не может сдержать зевоту, которая подкрадывается с той неотвратимостью, с которой тайное становится явным. Он поднимается на высокий бастион Схолы Прогениум, и его тощее тело содрогается от холода, словно от удара. Сдавленно охнув, он следует за комиссаром Кугорном по обледеневшей стене, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться. Последнего мальчишку, который поскользнулся и позволил флагу схолы коснуться земли, Кугорн выпорол. Дыхание клубится в воздухе; Кугорн направляется к тяжелой противовзрывной двери в Башне Урсакара, и он осторожно семенит следом.

Младшим кадетам не дозволяется носить зимнюю форму, и он неудержимо дрожит от холода. Пальцы крепко обхватывают древко, челюсти сжаты, чтобы не стучали зубы. Старшие кадеты, стоящие на бастионе с лазружьями за спиной, укутаны в подбитые мехом шинели; они топают ногами, чтобы согреться, и прячут скрытые перчатками руки в карманы. Но стоило появиться Кугорну, и карманы забыты, а ружья опять взяты к плечу.

В предрассветном небе мигают звезды, и он вновь чувствует удивление от этих огней в небе, которые породило нечто иное, чем орбитальные заграждения или корабли на низкой орбите. Он любит смотреть на звезды, но распорядок в Схоле Прогениум не располагает к этому. Честно говоря, он вообще ни к чему не располагает.

Прошла всего неделя, а он уже все здесь ненавидит. Кадет Микло запугал силой класс новичков, и синяк под глазом все еще болит. Как же он жалеет, что мать отослала его сюда; как жалеет, что отец погиб на войне, бушующей вокруг крепости Кадия, тем самым предрешив его судьбу — оказаться в этом ледяном аду. Мать считает, что здесь из него сделают мужчину, но он проклинает невезение, из-за которого детство закончилось слишком рано. Каких-то двенадцать терранских лет — и все, он больше не ребенок. По крайней мере, так каждый день твердят комиссары-инструкторы.

Кугорн добрался до двери, но она примерзла под коркой льда. Обхватив ручку металлическими пальцами аугметической руки, комиссар резко дергает. Дверь с треском распахивается, и прозрачные осколки льда падают на ступени.

— Поторопись, кадет Самукван, — рявкает Кугорн. — Если флаг не будет поднят к пяти ноль-ноль, получишь кнута.

— Да, комиссар Кугорн! — кивнув, отвечает он, стуча зубами.

Жилистый комиссар окидывает взглядом его тощую фигуру, словно раздумывая, не забрать ли у него флаг, но потом лишь пренебрежительно качает головой и первым заходит внутрь.

Внутри башни еще холоднее, чем снаружи, но он не успевает задуматься над этим парадоксом: комиссар уже карабкается по спиральной лестнице к вершине. Мигающие сферы люменов с шипением испускают тусклый свет; он рад, что здесь нет хотя бы колючего ветра, терзающего гранитные стены схолы, и быстро семенит за инструктором. Остальные из его класса, наверно, еще спят, но это ненадолго. Как только над бастионами взовьется флаг с аквилой, трубный сигнал побудки оглушительным эхом разнесется по спартанским спальным помещениям.

Странно… Он никогда не думал, что будет скучать по лесу труб и башен Трациан Примарис, по шуму и вони многолюдного города. Будучи сыном офицера, он имел право обучатся в схоле, и мать все время говорила, что нужно быть благодарным за такую честь. Вот так честь, думает он про себя, взбираясь по скользким промерзшим ступеням.

Наверх ведет узкий проход, и нужно внимательно следить, чтобы навершие флага не царапало по влажным стенам. Последнего мальчишку, который это допустил, выпороли. В Схоле Прогениум на порку не скупятся.

Он забирается на вершину башни, бережно неся флаг, и, оказавшись на обнесенной зубчатой стеной крыше, выдыхает облако пара. Еще очень рано, и он жутко устал, но открывающийся сверху вид все равно поражает. Льдистые горы тянутся к небу, они выше, чем самое высокое строение у него на родине, и совершенно белые, словно их недавно выкрасили огнеупорной побелкой.

Сотней километров южнее серная дымка и грязное пятно света отмечают местоположение Сцелиума — города, ближайшего к крепости с мансардными крышами, которая стала ему домом. Новые кадеты проходят через Сцелиум по пути в схолу, и пусть он не такой большой, как города Трациан Примарис, все равно впечатляет: высокие жилые блоки, скованные льдом, похожие на скалы фабрики титанов.

— Ты не на экскурсии, кадет, — отрывисто бросает Кугорн. — Выполняй свои обязанности.

Кивнув, он шагает к центру крыши, где, как ему объяснили, имеется паз для закрепления древка. Полотнище с аквилой снимают каждый вечер и каждое утро поднимают. Он не понимает, почему бы его просто не оставить на месте, но даже проведя здесь всего неделю, уже знает, что будет с тем, кто предложит не снимать флаг.

Он смотрит под ноги и не видит паз. Все затянуто коркой льда, и он с отчаянием ищет, где бы закрепить флаг до того, как над горами покажутся первые лучи солнца. Спиной он чувствует сверлящий взгляд Кугорна и понимает, что это последний шанс избежать порки.

Он замечает небольшое углубление и сапогом сковыривает верхний слой льда. Взявшись за древко обеими руками, втыкает заостренный конец; лед трещит, и флаг наконец становится в крепление. Он облегченно выдыхает, делает шаг назад и салютует красно-черному полотнищу, заплескавшемуся на ветру. Лучи солнца, поднимающегося из-за гор, озаряют золотого орла холодным желтым светом. Он смотрит на флаг с радостью и облегчением от того, что все обошлось. Полотнище трепещет на ветру, и за ним он замечает какие-то огненные точки, которые не движутся по небу, а вроде бы приближаются. Метеоритный дождь?

Но он не успевает ничего сказать. Раздаются первые звуки побудки: энергичная музыка военного оркестра гулко прокатываются по стылым залам и холодным аркадам схолы. Наклонив голову, он следит за огнями в небе, которые оставляют за собой пылающие послеобразы, словно несутся на гигантской скорости.

— Идем, кадет, — окликает его Кугорн. — Нечего копаться.

— Комиссар? — он указывает на небо.

Одного взгляда на лицо Кугорна хватает, чтобы понять: происходит что-то очень нехорошее.

Комиссар бросается к лестнице, но уже видно, что светящиеся точки — вовсе не метеоры. Это голые металлические капсулы, и они мчатся к схоле с невообразимой скоростью, оставляя в небе огненные следы. Он бежит вслед за Кугорном вниз, на бастионы.

Когда он спускается на стену, побудка сменилась тревожной сиреной. Установленные на башнях турели демаскируются, спускаются снабженные силовыми щитами мантелеты. Над бастионами клубится едкий туман, и комиссар Кугорн пропадает из вида. Кадет, впервые испуганный по-настоящему, опять смотрит в небо на падающие капсулы.

Одна с грохотом врезается в конец бастиона, и взрывная волна заставляет его скользить на льду. На месте посадки капсулы поднимаются огонь и дым, но невозможно разглядеть, что это такое. Раздаются крики и отрывистые выстрелы лазружей. Падают новые металлические капсулы, и каменные бастионы сотрясаются от грохота.

Он поднимается на ноги, в панике от криков и тяжелых ударов из-за пелены дыма. В тумане движутся тени, похожие на человеческие, но с их размером что-то не так — они слишком большие для людей. Он бежит к взрывостойкой двери, за которой — безопасность схолы, а стаккато стрельбы разрывает покой раннего утра.

Из дыма, пошатываясь, выныривает комиссар Кугорн. Кадет вскрикивает от ужаса при виде груди комиссара, в которой зияет дыра, полная раздробленных костей и кровоточащей плоти. Кугорн хватает его за плечо и падает на колени с гримасой невыносимой боли. Изо рта его идет кровь, лицо искажено от усилий в попытке заговорить:

— Беги, кадет Самукван, — приказывает Кугорн. — Спасайся.

Дважды повторять не надо, и он бросает умирающего комиссара. Он скользит по обледеневшим камням, и на щеках замерзают слезы страха. На бастионы продолжают падать раскаленные капсулы, и лед хрустит под тяжелыми шагами. Воздух прочерчивают разряды лазружей, и он подпрыгивает каждый раз, когда слышит грохот, с которым разрываются снаряды атакующих.

Он бежит куда глаза глядят, зная только одно: останавливаться нельзя. Неважно, куда, — паника заставляет бежать, бежать, бежать. От едкого дыма предметы кажутся размытыми, ничего толком не видно. Он рискует обернуться — и врезается в стену, которой раньше на пути не было. Это железная стена, украшенная желтыми шевронами, которая швыряет его на спину. Лицо ноет от удара. Подняв голову, он видит, что это никакая не стена, а гигантский человек.

Нет, эта гора в железно-золотом доспехе человеком быть не может. Плечи слишком широкие; в руке дымящееся оружие, которое на вид точно тяжелее всего, что может поднять обычный человек.

Но это не обычный человек. Это оживший кошмар из назидательных видеозаписей.

Над ним склоняется рогатый шлем с горящими красным линзами. В них нет никаких чувств — только бездушная пустота. Он не стоит внимания этого воина, не заслуживает считаться мишенью.

— Кто ты? — всхлипывает он, чувствуя, что уже не контролирует мочевой пузырь.

Не ответив, воин поднимает его с земли так легко, словно он ничего не весит. Легкое движение руки — и он отправляется в полет. Неуклюже падает, скользит на льду иостанавливается на самом краю залитого кровью бастиона. Он замечает, что тут не один. Воины в железных доспехах собрали около тридцати кадетов; он вглядывается в их лица, залитые слезами, и видит, что здесь нет никого старше тринадцати. Старших кадетов сбрасывают со стены, словно мусор. Он закрывает глаза, сворачивается клубком и зовет маму.

…С резким выдохом Уриэль Вентрис открыл глаза. Дыхание восстанавливалось с трудом, и он понял, что не дышал от страха. Чувство было столь чуждым, что на мгновение он ощутил дезориентацию, едва сообразив, что находится уже не в оружейной казарме 4-й роты. Посмотрел на руки: секунду назад — или ему так казалось — он держал болтер, чисткой которого занимался.

Воин в железной броне… Комиссар Кугорн… Ужас, от которого кровь стынет в жилах…

Чувство холода и страха развеялось, а вместе с ним и остатки этого… нет, не видения, но переживания. Он не просто наблюдал за судьбой подростка: он разделил его участь, как если бы все это случилось с ним самим. Он смутно помнил имя, которое произнес умирающий комиссар. Чье это имя, его или… этого мальчика?

— Кадет Самукван, — прошептал Уриэль. — Вот как его звали.

Образ юноши привиделся ему так четко, что теперь он в недоумении смотрел на собственные руки, поражаясь их размеру. Подняв взгляд, Уриэль увидел перед собой стену из черного мрамора, на которой позолотой был написан длинный список имен. Прочитав первое имя, он и не считая знал, что их окажется семьдесят восемь. Знал, потому что сам их вырезал — целую жизнь назад.

Это был Храм Исправления, гробница Робаута Жиллимана, самое почитаемое место на Макрагге. Стены этого огромного круглого здания были облицованы плитами черного мрамора, добытого в безвоздушных карьерах Формаски, и на каждой плите были выбиты имена воинов Ультрадесанта, которые пали в бою.

Уриэль стоял на коленях перед окантованной бронзой плитой, посвященной погибшим на Тарсис Ультра в безжалостной войне за то, чтобы вырвать этот имперский мир из пасти Великого Пожирателя. Тогда они победили, хоть и дорогой ценой, но затем у ордена украли эту победу.

Тарсис Ультра больше не существует. Его стойкое сердце остановила неведомая сила, которая превратила планету в такую же безжизненную пустошь, как Прандиум. До сих пор никто не знал, что именно опустошило планету, которую Жиллиман освободил в разгар Великого крестового похода, и боль в душе Уриэля не утихала с того дня, когда лорд-адмирал Тиберий сообщил ему о гибели Тарсис Ультра. Ультрамарины поклялись защищать эту планету, и ее смерть стала пятном на их чести, которое можно смыть только расправой над безымянным врагом, уничтожившим целый мир.

Может быть, поэтому он и оказался здесь, перед списками погибших? Может, он хотел уверить их, что их жертва не была напрасной, что их смерть имела смысл? Или его привела сюда потребность еще раз вспомнить о собственном долге? Живые продолжают жить, но мертвые все помнят.

Впечатления извне вытеснили из его сознания остатки воспоминаний о чужой жизни, и Уриэль поднялся на ноги. До него все яснее доносились приглушенные звуки шагов: шарканье сандалий на ногах тысяч паломников, ступающих по мрамору Храма Исправления. Слушались изумленные возгласы и всхлипывания — обычная смесь эмоций, которую вызывало в людях великолепие Робаута Жиллимана.

Говорили, что никто не может смотреть на одного из сынов Императора и не чувствовать при этом себя ничтожным, но увидеть спокойный лик Робаута Жиллимана означало понять ценность собственной человечности. Все, кто с трудом все же добрался до Макрагга, покидали это место с чувством глубокого, смиренного умиротворения. Уриэль наконец собрался с духом, чтобы обернуться и посмотреть в совершенное лицо собственного генетического отца.

Ничуть не изменившись с того дня, когда брат-предатель нанес ему смертельную рану, Жиллиман недвижно восседал на светлом троне, возвышавшемся на огромном постаменте из золотистого мрамора. Тело его окружало слабое мерцание. Застыв во времени, примарх Ультрадесанта стал стражем принявшего его мира и спокойно, бесстрастно взирал на тех, кто приходил поклониться ему. Как и все Ультрамарины, Уриэль жалел, что ему не довелось сражаться рядом с героями тех времен, когда Империум отстаивал собственную жизнь в войне с Архиврагом. В Библиотеке Птолемея было множество рассказов о том легендарном веке, однако роль, которую в этой титанической войне сыграл Ультрадесант, была покрыта такой пеленой секретности и домыслов, что даже библиарий Тигурий не знал всей правды.

Но нельзя долго смотреть на солнце, и Уриэль отвернулся от примарха. Теперь он рассматривал последнее пристанище Жиллимана. Это был столь исключительный и великолепный образец зодчества, что даже самые одаренные магосы из Адептус Механикус приходили подивиться его тайнам. Легенда гласила, что мрамор для храма добывали на самом высоком пике Макрагга, а ради пластали был разобран целый боевой флот. Конечно, эти рассказы были преувеличением, но они отражали ту меру почтения, которую храм должен был внушать посетителям.

С раскрытыми ртами пилигримы бродили по внутренней территории храма; их направляли солдаты в синей униформе оборонной ауксилии Макрагга, которые стояли на карауле у каждого входа в усыпальницу примарха. В охрану святилища, кроме них, входили избранные воины из 1-й роты Агеммана, облаченные в белую броню с золотой отделкой. Илоты в серых хитонах сопровождали группки пилигримов внутри храма, показывая архитектурные чудеса здания, хотя на осмотр всех диковин потребовалась бы целая жизнь. В восторге запрокинув головы, пилигримы взирали на Арку Примарха, застывшую в пересечении лучей спектрального света, проникавших сквозь Хрустальный купол. Плачущих людей проводили через Врата Орфула, вдоль Триумфальной колоннады, и наконец они оказывались в бело-золотом лесу величественной Галереи льда.

Неважно, смертный или астартес — любой, кто попадал в Храм Исправления, выходил из него другим человеком. Сам Уриэль бывал в святилище много раз, но каждый визит в это место, наполненное призраками памяти, преображал его.

Почувствовав рядом чье-то присутствие, он обернулся и увидел мужчину в поношенной, грязной от долгого путешествия одежде. Болезненно худой, небритый, он выглядел таким же, как все паломники, потратившие последние сбережения на то, чтобы добраться до Макрагга и оказаться рядом с примархом. На плече мужчины висел грязный рюкзак, из которого он достал что-то, блеснувшее в свете Хрустального купола, и протянул Уриэлю.

На ладони мужчины лежала статуэтка из стеатита, изображавшая башню и орла на ее парапете. Настоящий шедевр, не уступавший в качестве предметам искусства, изготовленным мастерами Ультрамара: каждая линия вырезана с бесконечным старанием, камень идеально отполирован.

— Спасибо, — сказал Уриэль, тронутый этим простым жестом, но мужчина уже направился дальше. Уриэль хотел было пойти за ним, узнать имя ремесленника и откуда он родом, но его остановил звук шагов, раздавшихся сзади. Тяжелая поступь выдавала космических десантников.

— Мы везде тебя искали, — произнес ворчливый голос так, словно в том, что поиски затянулись, был виноват сам Уриэль.

— Мы-то думали, что ты будешь в ротной оружейной, — добавил другой голос, отрывистый и отличавшийся четкостью, свойственной уроженцам Макрагга.

Уриэль отвернулся от безымянного дарителя к двум воинам в отполированных доспехах сержантов 4-й роты. То, что эти двое наконец стояли рядом, связанные возобновленными узами братства, полнило его сердце гордостью.

Леарх, когда-то бывший заклятым врагом Уриэля в казармах Аджизелуса, а теперь ставший его ярым сторонником, воплощал лучшие черты Ультрадесанта. Именно он был обладателем голоса с четким, чопорным выговором, характерным для Макрагга: воин, в чьих жилах текла кровь древних героев. Хотя как раз из-за Леарха Уриэля отправили исполнить смертельную клятву, война на Павонисе заставила сержанта-ветерана по-новому взглянуть на обстоятельства, вынудившие того принять решения, из-за которых его и изгнали из ордена. Борьба в тылу врага на Павонисе научила Леарха по-другому понимать «Кодекс Астартес», и теперь он был Уриэлю настоящим братом.

Спутник Леарха, Пазаний, был старым другом Уриэля. Они выросли вместе, и Пазаний часто помогал ему в ситуациях, когда все прочие отворачивались от молчаливого и задумчивого рекрута с Калта. Воин был так огромен, что ему понадобился специальный доспех, включавший элементы терминаторской брони. Он на голову возвышался над Леархом, а шириной плеч и груди превосходил даже ветеранов, считавшихся достойными носить этот священный тип доспеха.

Уриэль улыбнулся, увидев, что Пазаний вновь носит цвета Ордена и восстановлен в звании сержанта, потому что на войну на Павонисе ему пришлось отправляться в одиночку. Теперь у Пазания была аугметическая рука из бронзы и железа, изготовленная в точности по его потребностям технодесантником Харком в новой кузнице — ее специально перестроили, чтобы Харк, чьи смертные останки были заключены в дредноут, мог в ней поместиться.

Сделав шаг вперед, Пазаний пожал руку Уриэлю. Аугметический протез был настоящим произведением искусства: мощное и одновременно тонкое устройство дополнительно увеличивало и без того немалую силу владельца. Поверхность протеза блестела в многоцветном освещении храма, но хотя металл казался чистым и гладким, Уриэль заметил несколько коротких бороздок, насеченных боевым клинком астартес.

— Харк с тебя шкуру спустит за такое, — он указал на бороздки.

— Он поймет, — ответил Пазаний. — Я должен был убедиться, что во мне не осталось ничего от Несущего Ночь.

Уриэль кивнул, понимая, о чем беспокоился друг.

— А все-таки, почему тебя не было в оружейной? — спросил Леарх.

— Посмотри, где мы, — заметил Пазаний. — Разве нам нужна причина, чтобы прийти сюда?

— Пожалуй, нет, — Леарх еле заметно улыбнулся.

— Я был в оружейной, занимался своим боевым снаряжением, — заговорил Уриэль, еще не зная, готов ли рассказать сержантам о том, как здесь оказался. — А потом решил, что нужно обязательно побывать в храме.

— Это хороший знак, да? — сказал Пазаний. — Без каких-либо предупреждений сверху среди ночи появляется черный корабль, а затем мы находим нашего капитана в усыпальнице примарха. Точно говорю, это знак. Скоро нам поручат новое задание.

— Ты же не знаешь наверняка, — возразил Леарх, — это все догадки.

— Неужели? Помяни мое слово, не пройдет и дня, как мы будем готовить Четвертую к бою, — пообещал Пазаний и повернулся к Уриэлю: — Ты слышал новости? Знаешь, кто прибыл на Макрагг?

— Пока нет. Я знаю не больше твоего.

В самый глухой час ночи к крепости Геры спустился черный как смоль «Грозовой ястреб»; прибытие его было окутано тайной и прошло без почестей, обычно связанных с появлением собратьев из Адептус Астартес. Обычно любое перемещение транспорта к поверхности родной планеты Ультрадесанта сопровождалось бюллетенем, но на этот раз вокс-каналы молчали, словно никакого корабля и не было. Воины 4-й роты, стоявшие в сторожевом охранении, зарегистрировали прибытие летательного аппарата, но сообщений сверху так и не пришло. Здесь крылась какая-то загадка, на которую пока не было официального ответа.

— Подозреваю, это ненадолго, — сказал Леарх, словно прочитав мысли Уриэля. — Тебя вызывают на вершину горы — поэтому мы тебя и искали.

— Вершина горы, — произнес Уриэль, направляясь к западному выходу из храма. — Это покои магистра Ордена?

— Именно, — ответил Пазаний, шагая справа от Уриэля. — Нас призывают.

— Призывают капитана, — поправил Леарх, идущий слева.

— И наверняка его старших сержантов тоже. Логично, что мы тоже понадобимся.

Уриэль улыбнулся:

— Что, тайны покоя не дают, а, Пазаний?

— Просто хочу побыстрее вернуться в строй, — жизнерадостно ответил тот. — Давненько я не дрался вместе с Четвертой.

— Поосторожнее с мечтами, — заметил Леарх, и порыв холодного ветра, пронесшийся по храму, заставил Уриэля вздрогнуть.

Последнее плато до вершины горы отделяла тысяча ступеней — ступеней, истертых ногами бессчетных просителей, искавших аудиенции у магистра Ультрадесанта. Поднимаясь по крутым неровным склонам долины Лапонис, террасы были укутаны зарослями горной ели и блестели россыпями кварца. Поток ледниковой воды, с грохотом низвергавшийся с горы, порождал переплетение радуг и туманом оседал на камни внизу.

Преодолев последнюю лестницу, Уриэль, Пазаний и Леарх взглянули на Макрагг с самой вершины мира. Насколько мог видеть глаз, в обе стороны простирались белые горы, но на западе у горизонта угадывался проблеск океана.

Большая часть крепости-монастыря Ультрадесанта, этого гигантского многоколонного шедевра силы, изящества и архитектурного гения, была построена на самых высоких горных вершинах Макрагга. Нерушимая твердыня, безупречно белая снаружи, вмещала огромные залы и просторные коридоры, разукрашенные яркими цветами, мозаиками и фресками настолько живыми, что они казались окном в чудесное царство света и красок.

Золотые геодезические купола увенчивали миниатюрные башни со множеством изящных балконов; вниз, к предгорьям, вели узкие стеклянные галереи, а точеные контрфорсы из серебристой стали создавали впечатление одновременно и мощи, и воздушной легкости. Однако эта легкость была обманчивой: во всем Империуме не нашлось бы более прочного, более надежного фортификационного комплекса. Каждое здание на его территории само было цитаделью, способной противостоять целой армии силами всего нескольких защитников.

— Все так же красиво, — взволнованно сказал Леарх. — Целый день бы тут провел.

— Да, видок открывается что надо, — подтвердил Пазаний.

Уриэль был согласен с сержантами: панорама крепости поражала великолепием. Твердыня занимала целый континент, и по величию с ней во всей Галактике могло сравниться лишь одно сооружение — Императорский дворец.

— Я никогда не бывал на Терре, — сказал Уриэль, продолжая мысль, — но, судя по рассказам о тамошних темных переулках, заброшенных зданиях, развалинах и целых поселках из лачуг пилигримов, крепость Геры, похоже, даже внушительнее.

Заметив, как покосился на него Леарх, он добавил:

— Ну, само собой, я не говорю, что Макрагг превосходит Терру, я же не еретик какой.

— Ясное дело, — сказал Леарх. — Я скорее удивлен, что ты не превозносишь Макрагг еще больше. Все-таки крепость Геры спроектировал и построил сам Робаут Жиллиман.

— Точно так же, как он построил все прочие чудесные здания Ультрамара, — рассмеялся Пазаний.

— Разве ты не чувствуешь здесь руку примарха? — удивился Леарх.

— Конечно, чувствую, но если бы он действительно спланировал и построил все, что ему приписывают, он бы весь Великий крестовый поход занимался стройкой, а не войной.

Оставив сержантов и дальше подтрунивать друг над другом, Уриэль посмотрел на долину Лапонис. Когда Робаут Жиллиман только появился на Макрагге, это была всего лишь узкая расщелина в горе, однако меньше чем за десять лет она превратилась в каньон головокружительной глубины, склоны которого прочертили террасные галереи. Огромные каменные плиты, из которых была сложена значительная часть крепости, добывались на этих склонах, и пусть вода и время смягчили резкие очертания карьера, он все равно напоминал рану на поверхности планеты длиной в тысячу километров.

— Идемте, — сказал Уриэль, отворачиваясь от панорамы. — Лорд Калгар уже заждался меня.

Он двинулся к самому высокому строению на Макрагге — покоям магистра Ордена, расположенным на горной вершине. Для воина, командовавшего по меньшей мере восемью системами, это была скромная обитель: открытое здание, обставленное без роскоши и отделанное белым мрамором с золотыми прожилками. У бронзовых врат несли караул два воина в терминаторской броне, вооруженные мечами с длинными клинками и штурмболтерами.

Уриэль уважительно кивнул им на пути в тенистый портик, за которым открывался вестибюль с мозаичным полом, где илоты в синих хитонах держали подносы с кубками, наполненными вином. Узнав сочный аромат калтского вина, Уриэль взял кубок; Пазаний и Леарх последовали его примеру.

Оказавшись во внутреннем дворе, находившемся чуть ниже остальных помещений, и увидев собравшихся там, Уриэль почувствовал себя не в своей тарелке. Ему не доводилось присутствовать на собрании столь почтенных героев с того дня, когда он предстал перед магистром Ордена по обвинению в ереси.

Самым величественным был воин-гигант, занятый беседой с кем-то в белых одеяниях, стоявшим к Уриэлю спиной. Воин горой возвышался над собеседником; доспех его, ярчайшего синего цвета, блестел после свежей полировки и умащивания священными маслами. В солнечном свете блестел гладкий кварц перевернутой омеги, и окантовка наплечников сверкала, словно расплавленное золото. Боевое мастерство этого героя сокрушало целые армии, и вражеские планеты капитулировали, лишь заслышав его имя, ибо оно было синонимом отваги и чести, силы духа и благородства намерений.

Марней Август Калгар, магистр Ордена Ультрадесанта.

Его правое ухо украшали адамантиевые серьги; на месте левого глаза был алый, похожий на драгоценный камень бионический протез, тончайшими медными нитями соединенный с затылком. Калгар вел Ультрадесант от победы к победе уже не один век, и лицо его, словно высеченное из гранита, все так же выражало ум и прозорливость; от этого воина исходила почти видимая аура силы.

Рядом с этим богом войны собрались его боевые капитаны — прославленные герои, самые лучшие бойцы Ультрамара. Капитан Сикарий стоял в спокойном ожидании рядом со скульптурой в центре двора, изображавшей первого боевого короля Макрагга. Командующий 2-й ротой обменивался шутками со своими сержантами; многие считали этого бесцеремонного героя Черного предела безрассудным. Рядом, но все же чуть в стороне, расположился великолепный Агемман из роты ветеранов. Звание Первого капитана было древним, но как нельзя лучше подходило регенту Ультрамара; Уриэль был прекрасно знаком с его мрачным характером и вековой мудростью.

Гален из пятой роты, сердито сжимая кулаки, вышагивал по краю двора. Напротив него стояли Эпат из шестой и Синон из девятой роты. Оба казались встревоженными тем, что их вызвали на совещание: они командовали резервными ротами, а не боевыми соединениями. Хотя ни в смелости, ни в умениях они не уступали другим воинам Ордена, резервные роты призывались на войну лишь в крайнем случае.

В тени клуатра стояли капитан Антилох и Ториас Телион из десятой роты; казалось, они прячутся в сумраке от солнца Макрагга.

Увидев лицо Марнея Калгара, Уриэль не заметил в нем ни следа того тепла, с которым магистр Ордена приветствовал его по возвращении с войны против тау на Павонисе. Калгар был серьезен, взгляд его — хмур; он коротко кивнул Уриэлю и его сержантам, когда они появились у входа.

— Капитан Вентрис, — Калгар жестом пригласил его во внутренний двор. — Наш совет практически в сборе.

— Мой господин, — Уриэль так же коротко поклонился.

— Все капитаны, присутствующие на Макрагге, — прошептал Пазаний, когда они вошли во двор. — Похоже, и впрямь дело швах.

Но Уриэль не успел ответить: из крытой галереи позади двора показались трое космодесантников в черной как ночь броне. Они и до этого не прятались, но Уриэль их не видел, словно их лучше любого камуфляжа скрывала сама тьма. Рука Телиона метнулась к оружию, и Вентрис с удивлением понял, что даже легендарный сержант-скаут не знал об этих воинах.

На их наплечниках была изображена белая птица, и Уриэль вспомнил, что ему уже доводилось сражаться рядом с воином, носившим этот символ. На идущем впереди был плащ из переливчатых черных перьев; шлем его был более старой модификацией Mk-IV с темными крыльями, отходящими назад от лицевой пластины. Воин двигался так плавно, что казалось, будто он парит над землей.

Он еле заметно кивнул Уриэлю.

— Гвардия Ворона, — сказал Леарх.

— Говорил я тебе, тут что-то серьезное, — добавил Пазаний.

— Думаю, ты прав, — кивнул Уриэль.




ГЛАВА 3

Лорд Калгар начал с того, что представил гостей собранию, но Уриэль уже узнал одного из них. Со жрецом с Марса, облаченным в белое, воины 4-й роты были знакомы: они сражались вместе с его господином на Тарсис Ультра.

— Это Вианко Локард из Адептус Механикус, — сказал Калгар, и жрец отвесил тщательно выверенный поклон.

Магос носил золотой медальон в форме шестерни; за исключением пощелкивающего аугметического устройства на месте правого глаза, на его безволосой голове не было видно механических модификаций. На плече у него было закреплено шарнирное устройство с линзами, которые могли выдвигаться вперед так, чтобы оказаться перед светящимся правым глазом.

Когда Локард спустился во двор, Уриэль вспомнил, как впервые встретился с магосом. Это было в зале фресок на Тарсис Ультра, и тогда они обсуждали, как сражаться с частью флота тиранидов, устремившейся к планете. Передвигался Локард с помощью похожих на ножки циркуля конечностей, металл которых виднелся из-под его мантии. Он сжал металлические же руки, пощелкивающие внутренними механизмами, и на бледном лице появилась слабая улыбка.

— Рад снова видеть вас, капитан Вентрис. — Магос говорил на удивление густым баритоном.

— Был бы счастлив ответить тем же, но, боюсь, вы принесли дурные вести, — сказал Уриэль.

— К сожалению, да, но я оставляю право изложить эти вести вашему магистру.

Уриэль кивнул. К Локарду присоединился воин из Гвардии Ворона, носивший крылатый шлем. Он расстегнул гермозатвор на горжете, и наружу вырвалось тихое дуновение затхлого воздуха, привкусом пыли и тьмы напоминавшего воздух запертого склепа.

У воина было изможденное лицо мертвеца: алебастрово-белая кожа, синеватые губы, как у утопленника. По-кошачьи желтые глаза; блестящие черные волосы собраны серебряным кольцом в тугой хвост.

Марней Калгар положил руку на плечо воина, и Уриэль заметил промелькнувшее на бледном лице раздражение.

— Не самый общительный человек, — прошептал Пазаний.

— Верно, — тихо согласился Уриэль, а Калгар уже представлял чужака:

— Капитан Аэтон Шаан из Гвардии Ворона, командующий 4-й ротой этого прославленного ордена. Вместе с одним из своих лучших отрядов он прибыл в Ультрамар, чтобы просить нашей помощи в одном очень деликатном деле, и я ожидаю, что вы окажете ему полную поддержку.

Капитаны Ультрадесанта уважительно кивнули; Уриэль же отметил совпадение в нумерации рот его и Шаана. Он начал подозревать, что его вызвали не просто из-за капитанского звания.

Позади него открылась дверь. Обернувшись, Уриэль увидел Варрона Тигурия, старшего библиария Ордена, за которым следовала стройная женщина с кожей карамельного оттенка и длинными белоснежными волосами. На ней была длинная шинель, под которой Уриэль заметил бронзовый корсет, надетый поверх облегающего комбинезона.

— Прибыла наша гостья с Талассы Прайм, — объявил Тигурий, указывая на женщину и ее свиту, состоявшую из савантов, логисов и солдат, облаченных в такие же шинели. Солдаты были безоружны и явно чувствовали себя неуютноиз-за этого.

Тигурий прошел мимо Уриэля, едва взглянув в его сторону в качестве приветствия; Уриэль был только рад, так как не особо ему симпатизировал. У старшего библиария были глубоко посаженные глаза, впалые щеки и угловатые черты, что уже выделяло его среди других; однако главной причиной, по которой он держался в стороне от боевых братьев, был его удивительный дар псайкера. Пусть никто и не сомневался в его лояльности, пусть своим талантом он много раз выручал Орден; все равно способность повелевать силами варпа навсегда отделила его от тех, кто таким даром не обладал.

Уриэль присмотрелся к женщине, направлявшейся к Марнею Калгару. Она двигалась так же, как и Вороны: текуче, плавно. За спиной был прикреплен меч; когда она садилась, в разрезе шинели мелькнул пистолет на поясе. Тигурий упомянул Талассу Прайм не просто так: это означало, что женщина входит в священный Ордос, отчего все насторожились.

Уриэлю и раньше доводилось работать с инквизицией, и каждый раз это сотрудничество вызывало противоречивые чувства. Инквизиторы ревностно служили Империуму и противостояли невообразимо ужасным врагам, но методы их были для Уриэля слишком категоричными, слишком бескомпромиссными. Чтобы помешать Несущему Тьму обрести свое древнее вместилище, инквизитор Барзано чуть не уничтожил Павонис, а бывший начальник Локарда, Криптман из Ордо Ксенос, сжег целую планету под названием Корделис вместе со всеми ее обитателями — лишь бы не дать им стать пищей для полчищ тиранидов.

— Инквизитор Намира Судзаку, — произнес лорд Калгар, когда женщина обвела взглядом собравшихся воинов. Следовало отдать ей должное: статус присутствовавших, заставивший бы трепетать простых смертных, ее нисколько не смутил.

Заметив на ее запястье маленькую татуировку в форме молота, Уриэль решил, что она ничуть не похожа на простых смертных. Она наклонила голову, и глаза блеснули искусственным светом.

Все были в сборе, и лорд Калгар вышел в центр двора. Тишину нарушал лишь плеск воды в фонтане и шелест расшитых золотом знамен, свисавших с верхних балконов.

— Времени немного, так что буду краток, — начал Калгар. — Враги уже нанесли нам первый удар, и нельзя предугадать, куда будет направлен следующий.

— Враги? — перебил Сикарий. — Какие враги?

— Армии Губительных Сил, — ответила инквизитор Судзаку. — Эрцгерцог эмпирей вернулся из изгнания и опустошил Тарент.

Изумление охватило всех присутствующих; сердца потрясенного Уриэля учащенно забились. Неслыханным было уже то, что одна из планет Ультрамара подверглась атаке, а капитаны Ультрадесанта об этом не знали.

— Чепуха, — отрезал Агемман. — Префект Квинт сообщил бы, если бы их атаковали. Мы никаких сообщений не получали. Ваша информация неверна.

— Боюсь, как раз верна, друг мой, — сказал Калгар, поворачиваясь к Судзаку. — Покажите им Тарент.

Судзаку кивнула одному из своих савантов, адепту с жезлом-проектором, подключенным к монтажной машине, крепившейся на его спине на манер магазина боеприпасов у опустошителя. Савант повел жезлом, заряжая частицы и оставляя в воздухе потрескивающее марево. Инквизитор кивнула, и на месте зернистой статики возникло изображение резни.

Качество было плохим: запись явно велась с орбиты Тарента на максимальном увеличении. Но нечеткость изображения не могла скрыть ужас, который творился на планете.

Город, построенный в чеканном стиле ультрамарской архитектуры, был охвачен боем. Пораженный Уриэль увидел улицы, кишевшие рогатыми и когтистыми существами, разнообразными в своем уродстве, которое не могло быть следствием никакой эволюции. Этих чудовищ породило безумие, и рождение это могло свершиться только в одном месте.

— Демоны, — прошептал Уриэль.

— Именно, — подтвердила Судзаку. — Армия демонов, которая прорвалась через врата эмпиреев, нисколько не ослабив при этом пространственную матрицу. На это способно только создание невообразимой силы.

— Как была сделана эта запись? — спросил Тигурий.

— Инквизиция не раскрывает свои источники, — уклончиво ответила Судзаку.

— На орбите каждой планеты Ультрамара находится хотя бы один записывающий дрон инквизиции, — пояснил Калгар, и Судзаку в раздражении прищурила глаза. Магистр выдержал ее недовольный взгляд: — Неужели вы и правда думали, что я этого не знаю?

— Я думала, что мы хорошо замаскировались, — ответила Судзаку, ничуть не смущаясь этим явным нарушением доверия.

Ультрадесант разрешил инквизиции устроить базу внутри владений Ультрамара, но предполагалось, что по договоренности обе организации не будут вмешиваться в дела друг друга. Атмосфера собрания мгновенно изменилась: если вначале Судзаку внушала лишь тревогу, то теперь она вызывала откровенное подозрение.

— Вы шпионите за нашими планетами? — взъярился Агемман.

— Мы выполняем свою работу, — парировала Судзаку.

— Это неважно, — прервал Калгар назревающий конфликт. — Один из миров Ультрамара был атакован. Давайте сосредоточимся на этом.

— Мы знаем, как это произошло? — спросил Уриэль. — Как демоны попали на Тарент?

— Смотрите дальше, — предложила Судзаку.

Изображение в электростатически заряженном воздухе изменилось: машина навела резкость, с несколькими щелчками затвора переместив фокус обратно в космос. В нижней части картинки возник песчаный полумесяц Тарента, но в верхнем углу виднелось нечто огромное — край сооружения невообразимых размеров; казалось невероятным, что такая конструкция способна парить над поверхностью планеты. У конструкции, скрытой завесой из кристаллизующихся газов, были резкие, угловатые контуры; проглядывали очертания крепостной стены или огромного вала, покрытого целым лесом из колючей проволоки. Затвор щелкнул в последний раз, и на секунду сооружение стало полностью видимым — а затем изображение замерло, шипя и подергиваясь от помех.

— Что это? — спросил Эпат. — Космический скиталец?

— Нет, — ответил Калгар, в голосе которого Уриэлю послышалось сожаление. — Все гораздо хуже.

— Хуже космического скитальца? — переспросил Сикарий. — Хотел бы я видеть такое нечто.

— И зря, — сказал Уриэль, вспоминая острые как бритва когти, которые тянулись к нему из темноты на «Смерти добродетели». — Уж поверьте.

Сикарий наградил его раздраженным взглядом, но ничего не сказал. После кампании на Тарсис Ультра капитан 2-й роты был одним из тех, кто особенно яростно осуждал Уриэля, а потом с огромной неохотой принял обратно в Орден после исполнения смертельной клятвы. Недавняя война на Павонисе восстановила Уриэля в звании капитана, но некоторые все еще относились к нему с подозрительностью.

— Это не космический скиталец, — сказал капитан Гален из Пятой, едва сдерживая гнев. — Это «Неукротимый».

— «Неукротимый»? — отозвался Эпат. — Но как такое возможно?

— Возможно, потому, что мне пришлось принять трудное решение, — сказал Калгар, высоко подняв голову. — Вам всем известно о демон-принце М’Каре.

— Точно, то демоническое отродье, флот которого я уничтожил у Халамарского разлома. — Сикарий ударил кулаком по нагруднику. — Мой господин, вы тоже разбили его. На «Неукротимом».

— Да, Катон, я его победил. — Калгар повернулся к Агемману. — Я повел воинов 1-й роты, восстановленной после Битвы за Макрагг, на борт «Неукротимого» и победил демона.

— Разорвали его в клочья! — проревел Сикарий.

— Нет, — ответил Калгар. — Не совсем.

Тигурий спустился во двор, вперив отсутствующий взгляд в подрагивающее изображение «Неукротимого». Он протянул руку в латной перчатке, словно хотел прикоснуться к картинке, но в последний момент сжал пальцы, развернулся, и Уриэль вздрогнул, заметив в глазах библиария призрачный свет.

— Трижды Рожденный, теперь я вижу его, — прошептал он. — Однажды побежденный при Халамаре, затем сломленный на «Неукротимом». Он вернулся, чтобы опустошить Ультрамар. Страж Башни снова с нами, и Трижды Рожденный вновь облекся в плоть…

— Время пришло, Варрон? — спросил Калгар, будто боясь услышать ответ.

— Да, мой господин, — кивнул Тигурий.

От этих слов на Уриэля повеяло холодом. На Салинасе брат Леодегарий из Серых Рыцарей провел ритуал картомантии, и Уриэлю выпала Башня — карта, обозначавшая перемены, конфликт, катастрофу, низвержение установленного порядка вещей. Вкупе со словами Тигурия это не предвещало ничего хорошего.

— Трижды Рожденный? — проговорил Гален. — Это владыка демонов М’Кар?

— Именно. — Глаза Тигурия приобрели свой обычный оттенок. — Так и есть. Шестьдесят лет он был в плену на «Неукротимом»: узник варп-ядра, скованный сверхъестественными путами, дрейфовал в небесах по неведомому курсу.

— Но как же это? — настаивал Гален. — Лорд Калгар, вы же вернулись с «Неукротимого» с вестью о смерти демона. На том звездном форте несли гарнизонную службу мои люди!

Калгар медленно кивнул.

— Меня ждет вечный позор, но, боюсь, их всех уже нет в живых. Олантор, Децим, Сабатина и даже почтенный брат Алтарион. — Он развернулся к капитанам: — С помощью инквизиции я смог победить М’Кара, но не смог уничтожить его суть. Для этого требовалась сила, которой не обладаю даже я. Единственной возможностью было привязать его существо к варп-ядру форта — тюрьме, которая сжималась все больше с каждой яростной попыткой демона освободиться. Курс «Неукротимого» должен был увести его в небытие, в ничто глубин варпа, но ненависть М’Кара была так сильна, что любой маршрут, проложенный навигатором, неизбежно возвращал форт в Ультрамар.

— И поэтому его постоянно охраняли, — сказал Гален, сокрушенный потерей половины своей роты. — Вы не смогли избавиться от него, а потому пришлось следить за ним.

Лорд Калгар снова кивнул. Уриэль чувствовал, как каждое слово магистра словно выбивает из-под ног тот прочный фундамент, на котором основывались все его убеждения. Уничтожение М’Кара было частью мифа, сложившегося вокруг Калгара; эту историю рассказывали рекрутам, чтобы воодушевить их, наполнить их сердца огнем честолюбия. Оказалось, что не только Уриэль, но и весь Орден был обманут, и такое могло поколебать самый стойкий дух. Оглядев присутствовавших, Уриэль увидел, что боль отразилась на лице каждого воина. Сама идея о том, что такой почтенный герой Ультрадесанта, как лорд Калгар, мог намеренно исказить правду, казалась возмутительной, невероятной.

— А затем кто-то обнаружил форт и освободилТрижды Рожденного, — закончил Тигурий.

— Это единственно возможное объяснение, — грустно признал Калгар.

— Кто? — воскликнул Сикарий. — Кто мог знать, где находится «Неукротимый»?

— Думаю, я смогу внести некоторую ясность по даному вопросу, — сказал магос Локард.

Постукивая конечностями по мраморным плитам, Локард подошел к саванту Судзаку.

— Вы позволите?

Судзаку кивнула, и Локард, развернувшись телом вокруг своей оси, передал саванту информационную пластину. Тот вставил ее в машину, вновь взмахнул жезлом, и появилось изображение планеты, сопровождавшееся потоками биометрических, географических и картографических данных. Картинка увеличилась, показывая поверхность планеты — зеленый мир, где пестрые джунгли чередовались с сельскохозяйственными угодьями в плодородных областях.

Уриэль не замечал в картинке ничего необычного, пока в поле зрения не попало сооружение явно имперской архитектуры, — только тогда он смог сопоставить его масштаб и размеры лесов, окружавших здание.

— Комплекс Голбасто, — заговорил Локард. — Изолированный исследовательский центр, основанный 53,9 терранских года назад, чтобы изучать воздействие различных стимуляторов роста на основные сельскохозяйственные культуры. Вначале успехи исследований были скромными, но два года назад магос Заэлин сообщил, что получены многообещающие результаты при использовании вирусного средства, которое он назвал «штамм Гераклита».

На картинке возникла панорама планеты, и Уриэль, теперь уже зная о замыслах Адептус Механикус, оценил размах проекта Голбасто. Бесконечный лес деревьев, которые приносили плоды размером с торс человека; зерновые культуры с зернами не меньше гранаты; поля, злаки на которых вырастали выше «Пса войны». Такое исследование имело огромный потенциал, но он пока не мог понять, как это связано с нынешней ситуацией.

— И какая связь? — спросил Агемман, повторяя мысли Уриэля.

— Прямейшая, капитан Агемман, — заверил его Локард. — Все взаимосвязано, и важна каждая деталь. Позвольте показать вам.

Изображение вновь сфокусировалось на комплексе Голбасто, но теперь здание было разрушено, и дым от пожарища поднимался в небо, накрывая соседний лес.

— Что случилось? — спросил Уриэль.

— Комплекс подвергся нападению и был уничтожен, а весь его запас штамма Гераклита — украден. Было найдено только одно тело — магоса третьего класса Эвлейма; из его разбитых катушек памяти сортировщики данных смогли извлечь лишь эти изображения.

Картинка изменилась еще раз, показывая теперь серию снимков, искаженных помехами: серебряный купол в центре комплекса, объятый огнем; смазанное изображение лица, похожего на маску трупа, сшитую из кусков с помощью проволоки; и наконец, в отдалении, группа воинов в доспехах — очевидно, космодесантники. Почти у всех у них броня была цвета железа, но один выделялся глянцево-черным доспехом.

— Кто они? — спросил Уриэль; у него зародилось страшное подозрение.

Локард взмахнул аугметической рукой, и гаптические рецепторы увеличили изображение, сфокусировав его на людях. Картинка получилась слишком размытой, чтобы различить лица, но символы на доспехах стали видны. Черно-желтые шевроны на краях пластин брони, а на одном наплечнике — ненавистный железный череп в обрамлении восьмиконечной звезды.

— Железные Воины! — процедил Уриэль. — Нет, не может быть.

— Но это еще кто такой? — спросил Леарх. — Тип в черном.

Уриэль не ответил, но в том, как держался воин, было что-то знакомое: язык его тела откровенно говорил о силе, мастерстве и манере сражаться. Этот воин любил нападать из засады — охотник, наносящий удар из тьмы, и Уриэль был уверен, что встречал его раньше.

— Подозреваю, в этом происшествии есть определенный личный подтекст, а не только простая жажда разрушения, свойственная демоническим существам, — продолжал Локард. — Осмелюсь предположить, что организатор атаки на Тарент имеет какой-то личный интерес, связанный с капитаном Вентрисом.

— Почему же? — удивился Калгар.

— Я вышел на комплекс Голбасто после того, как была атакована еще одна планета. Она была уничтожена как раз штаммом Гераклита.

— Тарсис Ультра, — сказал Уриэль, уже зная, к чему клонит Локард. — Я ведь прав?

— Вы правы, — ответил Локард со вполне человечным сожалением. — В той немногой растительности, что уцелела на Тарсис Ультра, я обнаружил следы этого штамма. Судя по всему, налетчики захватили орбитальную пусковую установку и обстреляли планету ракетами, несущими вирус.

— Но разве штамм был так уж опасен? Вы же сами сказали, что он предназначался для увеличения урожайности. Как он мог погубить целый мир? — допытывался Калгар.

— Не мог, милорд, если только этот мир не был загрязнен последствиями тиранидского вторжения, — пояснил Локард. — Хотя флот тиранидов был разгромлен, на поверхности Тарсис Ультра оставалось много биоматериала, отложенного существами. После победы мы запустили несколько программ по зачистке, но так и не смогли уничтожить все следы. Вы должны понять, что тиранидские организмы движимы лишь одним инстинктом — размножаться. Это гиперэволюционная особенность, которая позволяет заполнить планету разросшимися спорами, а те, в свою очередь, душат всю органику, способствуя более легкому ее усвоению организмами, собирающими биоматериал. Штамм Гераклита до предела ускорил развитие тиранидских организмов, и никто не мог их остановить. Они покрыли землю едкими водорослями, заразили каждую молекулу воздуха и выжгли атмосферу. Планета была съедена за несколько дней и осталась беззащитной перед излучением звезды. Теперь это голая скала.

Взглянув на Уриэля, Локард вернулся к статуе Конора и наклонился за серебряной коробкой.

— Но среди всего этого разрушения мы нашли нечто неожиданное. С орбитальной платформы была запущена ракета с пустой боеголовкой: ее использовали, чтобы доставить на поверхность что-то иное, не боезаряд. Она испускала локационный сигнал, так что запустивший ее явно хотел, чтобы ракету нашли.

— И здесь то, что несла эта ракета? — спросил Уриэль.

— Да. — Открыв коробку, Локард достал помятый шлем. МК-VII, модель «Аквила»; краска облезла, но цвет еще можно было распознать — равно как и перевернутую омегу Ультрадесанта на лобовой части. Повернув шлем, Локард прочитал знак оружейника на внутренней кромке:

— Шесть-Эпсилон-Гладий.

— Это мой шлем, — сказал Уриэль. — Он был на мне на Медренгарде, там и остался.

— Кажется, грядущая война для тебя нечто более личное, чем для большинства из нас, — предположил лорд Калгар. — Почему?

— У меня есть только одно объяснение, — ответил Уриэль. — Хонсю.

На протяжении всего следующего часа Уриэль рассказывал об эпопее, сопровождавшей исполнение его смертельной клятвы. Он поведал о том, как Омфал Демониум перенес их с Пазанием на другой край Галактики, в один из проклятых миров Ока Ужаса, где они оказались втянуты в столкновение между соперничающими кузнецами войны Железных Воинов. Рассказал и о том, как они встретились с астартес-отступниками и их лидером, Ардариком Ваанесом из Гвардии Ворона; в этом месте капитан Шаан живо заинтересовался рассказом.

Многие из собравшихся Ультрамаринов уже знали эту историю, но все равно внимательно слушали новые подробности. Не дрогнув, Уриэль описал, как они с Пазанием пробрались в чудовищную крепость кузнеца войны Хонсю, находившуюся тогда в осаде, и как их взяло в плен создание по имени Оникс. Хонсю посчитал их отступниками вроде Ваанеса и предложил перейти на его сторону, о чем Ультрамарины выслушали с отвращением. Даже Сикарий усмехнулся, когда Уриэль пересказал, куда они послали сделавшего им подобное предложение. Но все улыбки погасли, когда рассказ перешел к жуткому логову мортициев, а затем к плену Уриэля внутри одной из маток Демонкулабы и страшному способу его освобождения.

Та часть истории, в которой Уриэль заключил союз с Бескожими, в очередной раз вызвала у многих гримасу неодобрения; ропот осуждения сопровождал рассказ о том, как Ваанес отказался от шанса на искупление, который предложил ему Вентрис. Когда Уриэль пояснил, как он подстроил уничтожение крепости Хонсю, над собранием повисла гнетущая тишина, но никто не посмел высказаться, так как целое отделение Серых Рыцарей сочло Уриэля и Пазания свободными от скверны. По возвращении на Макрагг оба подверглись бесчисленным проверкам капелланов и апотекариев, которые изучили их физическое, умственное и душевное состояние — и подтвердили чистоту.

Уриэль и Пазаний вернулись в Орден незапятнанными.

— Я одного не понимаю, — заговорил капитан Гален. — Как Хонсю узнал, что атаковать нужно именно ТарсисУльтра? Как он нашел именно тот мир, который был связан с капитаном Вентрисом напрямую? Как ему это удалось?

— Не знаю, — ответил Уриэль, спускаясь во внутренний двор. — Но каким-то способом он это выяснил и хотел, чтобы мы узнали, кто стоит за нападением. Он целился не только в меня — он целился во всех нас. Наш Орден поклялся защищать Тарсис Ультра, и это гнусное преступление пятнает честь каждого из нас. Но если Хонсю действительно явился в Ультрамар, сразиться с ним и убить — это мой долг. Мои действия навлекли на нас его месть, и не важно, как он сумел совершить то, что совершил. Он здесь, и я пристрелю его, как бешеного пса.

Уриэль ощутил, как забились сердца в предчувствии войны, и оглядел воинов, собравшихся в покоях магистра Ордена, — воинов, которых он называл братьями, и тех, кто прибыл в Ультрамар, чтобы сражаться бок о бок с его стражами. Боевые капитаны выпрямились, готовые к войне; однако библиарий Тигурий устремил на него взгляд холодный и пристальный — тревожно пристальный.

Шагнув к Уриэлю, Марней Калгар положил огромную руку ему на плечо. Магистр Ордена заглянул ему в самую душу и увидел силу глубоко внутри, силу, которая сумеет противостоять дерзкому врагу и победить его.

— Варрон сказал мне, что ты станешь ключевой фигурой в этой войне, — сказал Калгар.

— Но чем это обернется — добром или злом? — спросил Сикарий.

— Кто может знать наверняка? — Тигурий обошел вокруг Уриэля, придирчиво его разглядывая. — Наше спасение или же наша погибель? Как бы то ни было, судьба Ультрадесанта связана с кровной враждой, которую враг принес в наши владения. Что бы ни случилось дальше, капитан Вентрис окажется в самом центре.

Уриэль услышал одобрение в голосе библиария и повернулся к капитану Шаану. Заглянул в его глаза под тяжелыми веками, так похожие на глаза отступника, рядом с которым он сражался на Медренгарде.

— Вы пришли за Ардариком Ваанесом?

— Да, — признал Шаан. — На руках этого предателя кровь моих родичей, а Гвардия Ворона не прощает изменников.

— Тогда летим на Тарент и заставим его заплатить за все, — протянул руку Уриэль.

Шаан кивнул; его худое лицо было мрачным и ожесточенным. Криво улыбнувшись, он пожал руку Вентриса:

— Мы вместе разделаемся с предателями. Так, как разделывались всегда.




ГЛАВА 4

Сержант скаутов Иссам снова сфокусировал поляризованные линзы магнокуляров на темных бастионах Аксума, проверяя, не изменилось ли чего. Он знал, что здесь их пятеро, однако знал и то, что бывает два вида скаутов: старательные и мертвые. В темноте он видел почти не хуже, чем при дневном свете, однако магнокуляры различали и тепловые отпечатки — плохо обслуживаемых силовых доспехов, принадлежавших намеченным целям.

— Справимся впятером, — прошептал Иссам в вокс-канал отделения.

— Согласен, — ответил его заместитель Даксиан.

Из четырех скаутов отделения Иссама Даксиан был самым опытным: они вместе сражались на Павонисе. Под предводительством сержанта Леарха, прокравшись сквозь боевые порядки тау, они и обеспечили окончательную победу. За эту миссию их наградили Имперским лавровым венком, но трое товарищей не вернулись живыми.

Янек Лицеан и Уриэль Диос заслужили венки на Эспандоре, в кампании против зеленокожих, и получили от Леарха хорошие рекомендации. Еще один скаут — уроженец Иакса по имени Аврелио — был совсем новичком. Иссам до этого не видел неофита в деле, но пока что Аврелио не отставал от остальных и не допускал ошибок.

Иссам опустил магнокуляры и закрепил их на поясе, убедившись, что они не будут греметь при движении. Последнее, чего бы он хотел, это выдать свою позицию, хотя шанс, что их услышат, был минимальным из-за хриплого рева горнов и беспорядочной стрельбы, доносящейся из города. Но все же их цели были оснащены почти так же хорошо, как и его скауты, и это исключало любую небрежность. Пятеро скаутов лежали на поле разлагающейся растительности, как на ковре из перегноя; это напоминало работу вируса Пожирателя Жизни. Иссам уже видел последствия использования этого убивающего планеты оружия, и воспоминания были невеселыми.

Было противно, зато тепло, выделяемое гниющей органикой, скрывало их приближение к цели.

— Пошли, — прошептал Иссам и пополз вперед плавными неспешными движениями. Он продвигался медленно, останавливаясь всякий раз, когда замечал перемещение на стенах. У скаутов было пять целей на пятерых, и чтобы уверенно, без шума и суеты, ликвидировать каждую, следовало занять оптимальную огневую позицию.

Отряд Иссама был не единственным на Таренте: нескольким другим командам скаутов было поручено проникнуть в разрушенный город, но Иссам желал сам заслужить честь обезвредить пушки противовоздушной обороны города. Авгуры «Вэ Виктус» обнаружили только один источник активности на Таренте. Это был базовый лагерь в руинах Аксума, занятый внушительным количеством вражеских воинов. Тепловые отпечатки также показали, что городские пушки по-прежнему функционируют, и капитан Вентрис поставил перед скаутами задачу их уничтожить.

Грязь хлюпала под ползущими скаутами, пачкая их голубые нагрудники и темную матерчатую униформу. Спустя полчаса они продвинулись на сотню метров, и Иссам наметил искусственный ирригационный канал с заросшими берегами — идеальное место, с которого можно стрелять.

Он и его скауты скользнули вперед, скрываясь в канале и быстро доставая снайперские винтовки из камуфляжных чехлов за спиной. Иссам прижался всем телом к бетонной стенке канала и тщательно проверил оружие. Затвор был цел, энергетические ячейки полностью заряжены, прицел чист.

Даксиан замерил дальность с помощью магнокуляров.

— Двести пятнадцать метров.

— Прямо как на стрельбище в Агизеле, — заметил Уриэль Диос, вводя дальность в прицел винтовки.

Иссам покачал головой.

— Это не стрельбище, Диос, — сказал он. — Эти цели будут отстреливаться, если вы промахнетесь. Один выстрел — один труп. По-другому никак.

Скауты услышали его, и Иссам просунул винтовку сквозь заросли. Уперев ствол в бетонный край, он прикрыл один глаз, другим же прижался к резиновому наглазнику прицела. Его дыхание стало глубже, тело расслабилось, он плотно прилег к плоской поверхности канала, прижимая приклад к щеке. Приклад был изготовлен точно по его руке из горной ели, которую он сам срубил лет шестьдесят назад в лесу долины Лапонис.

Изображение в прицеле было окрашено в бледно-голубой. Стены были темны и холодны; очертания фигур, идущих по крепостному валу, светились мягким белым. Шлем MК-V дрейфовал через перекрестье прицела, и это был не воин Адептус Астартес. Это был предатель. Это был отступник, предавший все, за что стояли Иссам и Ультрадесант. Он заслуживал смерти.

— Стрелять после меня, — сказал Иссам. — Снимите их.

Включив датчики прицела, Иссам замерил скорость ветра, температуру окружающей среды и относительную влажность. Он совместил прицельную марку с мигающим маркером упреждения, сделал глубокий вдох и, медленно выдыхая, согнул палец на спусковом крючке.

Прежде чем он выстрелил, его цель исчезла из поля зрения, как будто сквозь землю провалившись. Струйка мерцающего света брызнула вверх. Иссам смотрел в прицел еще несколько секунд, а затем снова обвел взглядом всю длину стены, которую его отряд выбрал в качестве точки входа в Аксум.

Стена была пуста — ни следа вражеских астартес.

— Что это сейчас было? — прошипел Даксиан, сползая в канал и доставая магнокуляры.

Иссам не ответил и продолжил сканировать крепостную стену. Никаких признаков вражеских часовых.

— Мы были, — сказал мягкий голос за плечом Иссама.

Сержант дернулся назад, винтовка выпала из его рук, когда он выхватил боевой клинок.

Из темноты дренажной трубы вырос размытый силуэт.

— Путь в Аксум чист, сержант Иссам, — с оттенком веселья в голосе сказал капитан Аэтон Шаан. — Вы двигались с большим мастерством, но это работа для Гвардии Ворона.

Иссам проглотил гордость, признавая, что по сравнению с навыками скрытности Шаана сам он похож на неуклюжего новобранца.

— Тогда давайте сделаем это, — кивнул Иссам.

Скауты Ультрадесанта и Гвардейцы Ворона без труда проникли в Аксум, и Иссам был впечатлен тем, насколько эффективно воины Шаана разделались с целями. Чтобы подобраться к такой цели, как хорошо оснащенный космодесантник, хоть бы и предатель, нужен невероятный дар скрытности.

Он опустился на колено около одного из трупов. Голова начисто отделена от шеи энергетическим клинком. Иссам не сомневался, что другие часовые были убиты похожими ударами. Чтобы нанести подобные раны так синхронно, нужно исключительное мастерство и совершенная координация.

— А ваши воины не промах, — прошептал Иссам, когда Шаан оказался рядом с ним.

— Еще бы, — ответил Шаан.

Иссам внимательно осмотрел тело отступника. Он был облачен в изношенный доспех MК-V, пробоины в силовых кабелях были отремонтированы заплатками из жидкого герметика. Установив тип доспеха, он с гримасой отвращения повернул к себе наплечник. Прикасаться к телу предателя было неприятно, но хороший скаут должен собирать информацию отовсюду. «Познай врага своего» — так гласило одно из основных правил ведения войны.

Керамитовая пластина была раскрашена яркими косыми полосками черного и оранжевого цветов, напоминающими окраску тигра. Больше на наплечнике не было никаких знаков или эмблем.

— Узнаешь принадлежность? — спросил Шаан.

— Кажется, да, — ответил Иссам, вспоминая нечастые тревожные сигналы об орденах, объявленных Экскоммуникатус. — Это Когти Лорека.

— Далековато они забрели от Мальстрима.

— Это точно, — согласился Иссам.

Они спрятали трупы и скрылись за укреплениями, пробираясь в руины города. Вдали вспыхнули огни, и ревущие горны изрыгнули в ночное небо мерзкие воззвания к темным и кровавым богам.

— Это облегчает нашу работу, — заметил Иссам, когда Шаан появился рядом с ним.

— Даже слишком, — ответил Шаан.

Иссам задумался, сердился ли Гвардеец Ворона или же подозревал неладное.

Не дожидаясь ответа, воин скользнул в тень, и Иссаму пришлось на ходу учиться у него мастерству, чтобы не отстать на усыпанных трупами улицах Аксума. Тела убитых при штурме города лежали нетронутыми, и в воздухе колыхался смрад. Раздутые от трупных газов тела разлагались на жаре, и гудящие тучи падальных мух тучнели на человечине.

— Во имя Жиллимана, — прошипел Янек Лицеан. — Их просто оставили гнить!

— Тихо! — прошипел в ответ Иссам, ловя неодобрительный взгляд Шаана. — Держи себя в руках, Лицеан.

Несмотря на упрек, Иссам разделял негодование скаута, но держал гнев под железным контролем. Эта миссия требовала бесстрастия, что совсем не просто, когда видишь убитым население целого ультрамарского города.

Шаан сжал кулак и сделал серию быстрых рубящих жестов. Десять Гвардейцев Ворона ушли в сторону; каждый из них двигался со скользящей плавностью, от которой дух захватывало.

Они прошли через город, держась в тени и избегая выдавать себя. Орбитальные наблюдения показали, что основная часть противника была расположена в пределах руин Башни Просперины, и имперские войска обошли стороной главный вход в бывшее здание, направляясь к генераторному комплексу позади.

В течение часа они достигли корявых фортификаций у генератора. Купаясь в холодном сиянии множества прожекторов, виднелась уродливая конструкция из прямоугольных блоков, «украшенная» окровавленными металлическими шипами. С каждого шипа свисали трупы, и Иссам почувствовал, что его самоконтроль вот-вот рухнет, когда увидел изувеченные тела.

На вершине самого высокого шипа виднелся оскверненный труп Руфуса Квинта. Искалеченного ветерана лишили брони и распяли на паре скрещенных балок; руки были разведены и прибиты заклепками из тяжелого строительного пистолета. Ноги отсутствовали, и наклон шеи подсказал Иссаму, что герой Ичара-IV, безусловно, мертв.

Иссам оторвал взгляд от ужасающих увечий и заставил себя подумать об охране башни. Звуки криков, выстрелов и ревущих цепных мечей донеслись из башни Просперины, после чего их затмил дребезжащий вой боевого горна, сорванного с титана. Смертные в трофейной броне и шлемах с устрашающими масками стояли на стенах, беспечно закинув ружья на плечо. То, что они носили, нельзя было назвать формой, но у всех правые наплечники были окрашены запекшейся кровью.

— Вот оно, — сказал Иссам, прячась в тени постройки с когтеобразными контрфорсами. — Генераторы внутри. Уничтожим их, и оборонительные турели отключатся.

— Надолго ли? Когда подключатся резервные генераторы? — спросил Шаан.

— Если машина магоса Локарда работает, как положено, то они не подключатся.

— А если не как положено?

— Минуты через две.

— А этого хватит?

— Для капитана Вентриса? Более чем, — с улыбкой ответил Иссам.

— Остальные ваши отряды на месте?

Иссам опустил вниз линзу визора и отправил быстрый поток данных на заранее подготовленной частоте. На линзе замерцала серия иконок, каждая из которых обозначала один из четырех отрядов скаутов, приближавшихся из различных секторов.

— На месте и готовы стрелять, — подтвердил он.

— Тогда увидимся внутри, — с оттенком удовлетворения сказал Шаан.

Гвардейцы Ворона растворились в тенях, которых под светом прожекторов было немного, и Иссам прицелился во вражеского солдата, чье лицо было скрыто железной маской в виде рычащего медведя.

— Всем отделениям — огонь по моему выстрелу, — приказал он.

Он досчитал до девяноста, не выпуская из перекрестия цель, которая двигалась по стене по вполне ожидаемой траектории. На девяностой секунде Иссам нажал на курок, и солдат полетел вниз. Пуля вошла в глазницу и вышла из задней части его шлема в беззвучном разрыве костей и крови.

Стоящие рядом упали почти одновременно с целью Иссама, и он быстро прицелился в следующего врага, чтобы так же умело снять его. Несколько лиц в масках по-дурацки высунулись из-за стены, будто затем, чтобы Иссам уложил и их. Еще три вражеских солдата пали под смертельно точным огнем сержанта, пока они замерли в замешательстве, но остальные усвоили урок и пригнули головы.

Иссам увидел, как Гвардейцы Ворона быстро взбираются на блочные стены и, перескакивая парапет, с жестокой эффективностью убивают съежившихся за стенами противников взмахами клинков и молниевых когтей.

— Пошли! — скомандовал Иссам и, побежал, пригнувшись и крепко прижимая к груди винтовку.

Он достиг стены, закинул винтовку за спину и стал с привычной легкостью карабкаться вверх, цепляясь за выпирающие блоки. За нескольких секунд он стоял на вершине стены с боевым ножом наголо, однако убивать было уже некого. Отряды скаутов были беспощадны в точности снайперского огня так же, как Гвардия Ворона— тщательна в рукопашном бою.

С разных сторон импровизированной крепости по стенам карабкались скауты Ультрадесанта, подавляя маленькие очаги сопротивления, избежавшие когтей Гвардии Ворона. Иссам со своими скаутами начал спускаться со стен во внутренний двор, по пути добивая раненых солдат противника быстрыми косыми ударами боевых ножей.

— Даксиан, — прошептал Иссам, указывая заместителю на здание главного генератора. — Установи заряды и присоедини к кабелю резервного генератора искажающий модуль.

— Да, сержант, — ответил Даксиан, уже сорвавшись на бег к портику с колоннами на здании генераторного комплекса.

Магос Локард предоставил Ультрадесанту экспериментальный искажающий модуль — устройство, которое регистрировало любые изменения в подаче энергии на противовоздушные орудия. Если оно будет функционировать так, как утверждал магос, то предотвратит включение резервного генератора, когда основной источник питания будет уничтожен.

Пока Даксиан выполнял свою часть миссии, Иссам организовал скрытное развертывание отделений скаутов на стенах. Их винтовки уже были направлены наружу, на случай, если подготовку к штурму заметил неприятель, хотя это казалось маловероятным, так как с первого выстрела и до захвата позиций прошло всего двадцать шесть секунд.

Что-то казалось неправильным, но Иссам не мог понять, что же его беспокоит. Он вскарабкался по крутому склону из лежащих блоков и взглянул на освещенную всполохами пламени грациозную Башню Просперины. Башня получила свое имя в честь древнего божества плодородия, что было не очень-то уместно, однако название использовалось еще с ранних дней существования Ультрамара, и так как Ультрамарины были ревнителями традиций, оно сохранилось.

Уриэль Диос следил за своим сектором, сидя рядом с трупом воина, которого Иссам застрелил первым выстрелом. Иссам подошел и снял с трупа остатки железной маски. Лицо человека было уничтожено выстрелом, и не осталось ничего, что могло бы подсказать, как он выглядел или откуда родом. На трупе были военная форма и утепленный китель со следами стежков там, где раньше были знаки отличия и эмблема подразделения. Иссам решил, что мертвец был дезертиром из Имперской Гвардии. Как он оказался на службе у Архиврага, Иссам даже не пытался предположить.

Он окинул взглядом неказистые укрепления, увидел большое количество мертвецов и подивился глупости защитников.

— Сержант? — окликнул его Уриэль Диос.

— Что такое, Диос?

— Все как-то неправильно, — сказал Диос, дотрагиваясь носком ботинка до трупа.

— Что именно? — поинтересовался Иссам, довольный, что неофит делится соображениям о происходящем.

— Это, — сказал Диос, показывая пальцем на электрогенераторы. — Враг должен знать, что это самая уязвимая часть обороны, так почему на стенах были только смертные? Почему генераторы не охраняют астартес-предатели?

Иссам обругал себя за то, что сам не обратил на это внимания. Но прежде чем он успел ответить, взрыв уничтожил генератор оборонительных орудий, и грохот его был быстро заглушен воем сирен и звуками стрельбы из башни. Здание не получило повреждений; искажающий модуль магоса Локарда сработал на «отлично», ложным сигналом обманув когитатор резервного генератора, думающего, что основной источник энергии все еще работает.

Девяносто секунд спустя Ультрамарины начали полноценный штурм.

С востока, ревя двигателями, летел «Громовой ястреб» Уриэля, за ним следовали еще два. Их боевые пушки обстреливали башню, пока пылающие обломки верхней секции не обрушились внутрь.

Через несколько секунд ведущий десантно-штурмовой корабль стремительно опустился на площади перед башней, открыв штурмовую рампу, и из машины высадились Ультрамарины, в точно спланированных порядках занимая заранее выбранные позиции.

Крепко прижав к плечу болтер, Уриэль спрыгнул на поверхность Тарента и повел своих людей в наполненный огнем и дымом адский кратер — все, что осталось от Башни Просперины. Его терзало глубокое беспокойство, и не только потому, что он открыл огонь по древнему строению, гордо стоявшему на одной из планет Ультрамара тысячи лет. Нет, что-то еще мучило Уриэля, но источник беспокойства он понять не мог.

На визоре Уриэля появился мерцающий тактический оверлей, отображавший расположение его войск. Скауты Иссама, отмеченные зеленым, располагались на крепостных валах форта, построенного на скорую руку и с жестокой простотой Железных Воинов.

— Иссам, докладывай, — сказал Уриэль.

— На внешних стенах Аксума есть астартес-предатели, но здесь только смертные мятежники. Все убиты, но у меня нет данных о численности врагов внутри.

— Понял. Продолжай наблюдение.

— Принял. Хотя я подозреваю, что тут врагов осталось немного.

— Надеюсь, достаточно, — прорычал Уриэль. — Эти подонки осквернили мир Робаута Жиллимана и убили граждан Ультрамара. Я хочу, чтобы они испытали всю тяжесть нашего возмездия.

Поднимая клубы пыли и дыма, приземлились оставшиеся два десантно-штурмовых транспорта. Из них тоже хлынули воины, и Уриэль увидел во главе отделений Леарха и Пазания. Вместе со скаутами это были все силы 4-й роты, и когда Древний Пелей развернул ярко окрашенное знамя роты, Уриэль почувствовал знакомую гордость за то, что он вновь ведет в бой лучших воинов Галактики.

В инструктаже не было необходимости: штурм был спланирован в соответствии с предписаниями Кодекса Астартес, и каждый Ультрамарин знал, что делать. Отделения опустошителей заняли укрытия, в то время как штурмовые отделения наступали вместе тактическими, готовые совершить яростный рывок с цепными мечами и болт-пистолетами в руках, когда начнется бой.

В лавине искр и клубов дыма с башни начал падать горящий мусор.

И желание Уриэля обрушить гнев Ультрадесанта на врагов исполнилось.

Воины в древних доспехах, запятнанных кровью десятков тысяч жертв, пошатываясь, вылезали из-под обломков, подняв топоры и вопя гадкие боевые кличи через динамики шлемов. Многие из них имели ужасающие ранения, у иных не хватало рук, были и другие увечья, которые сделали бы калеками даже самых крепких космодесантников. Но Уриэль видел, что это были не обычные предатели.

Это были берсеркеры — безмозглые убийцы, которые сражались, не зная боли и страха. В любом бою умелый воин стремится убить противника, сам не получив при этом ран, но берсеркеров не волнует собственное выживание. Для этих свирепых бойцов важны только убийства, а выживание не имеет никакого значения.

Они хлынули массой кричащих лиц, рогатых шлемов и ужасных шрамов, вооруженные уродливыми мечами, топорами, чудовищно зазубренными тесаками и шипастыми крюками. Пока не раздались первые выстрелы, Уриэль успел насчитать около сотни врагов.

Воин с лицом, покрытым запекшейся кровью, покатился в сторону, когда снайперский выстрел попал ему в висок и расколол череп. Другой упал с вырванным пулей горлом — это скауты Ультрадесанта выцеливали слабые места вражеской брони.

Уриэль выстрелил короткой очередью из болтера, опрокидывая воина в красной броне с ухмыляющимся черепом на пластроне. Трассирующие потоки болтерного огня врезались в ряды берсеркеров, опрокинув ближних, но едва замедляя остальных. Пазаний выплеснул поток прометия из огнемета, но ни один враг не упал, и пылающие воины бросились на Ультрамаринов с еще большей яростью. Некоторые мчавшиеся воины были без рук или с болтающимися окровавленными культями. Один берсеркер пробежал десять метров без половины головы, упав, только когда питаемая яростью жизненная сила иссякла.

Уриэль расстрелял очередью последние болты и пристегнул болтер. Взамен он достал меч капитана Идея с золотым эфесом и пистолет. Клинок замерцал жизнью, кромка заискрилась убийственным светом.

— На врага! — закричал Уриэль, когда голубые и багровые линии встретились в жестоком грохоте брони.

Кричащее неистовство встретилось с хирургической точностью, когда по-парадному идеальное построение Ультрадесанта врезалось в толпу берсеркеров. Топоры поднимались и падали, пистолеты гремели, и цепные мечи прогрызали броню, вызывая факелы искр, словно шлифовальные машины в мастерской оружейника.

Уриэль выключил тактический оверлей: иконки, обозначающие друзей и врагов, слишком перемешались, чтобы быть полезными. Не успели иконки исчезнуть из поля зрения, как ревущее полотно топора мелькнуло перед ним. Капитан поднырнул под него и воткнул меч в открывшийся живот нападавшего — воина в покрытой изображениями черепов броне и шлеме с демоническим оскалом. Уриэль почувствовал, как его лезвие прошло сквозь броню, плоть и кости, и рванул меч в сторону, почти рассекая врага пополам.

Еще один бросился на него, пытаясь попасть огромным железным крюком в шею. Уриэль отвел удар в сторону, но воин врезался в него, одновременно зацепив наплечник крюком. Они закружились, сцепившись словно танцоры, в это время берсеркер безостановочно колотил Уриэля в бок рукавицей-кастетом. Удары, наносимые с ужасающей силой и ненавистью, покрыли трещинами нагрудник, и Уриэль почувствовал острую боль в ребрах.

Он заблокировал локтем руку врага и резко развернулся, используя вес и скорость берсеркера, чтобы швырнуть его на землю. Быстрый, словно дикий зверь, берсеркер вскочил на ноги, но не успел он снова атаковать, как мелькнула черная фигура воина, вооруженного двумя молниевыми когтями, и разорвала безумного убийцу на части серией рубящих ударов.

Аэтон Шаан и его отделение Гвардейцев Ворона влетели в отчаянную схватку плавно и словно бы даже небрежно, — по сравнению с ними берсеркеры двигались в замедленном темпе. Они уклонялись от страшных ударов и рубили головы и конечности элегантными взмахами молниевых когтей и мечей, приводя этим врагов в неуклюжую, слепую ярость.

Ультрадесант воевал профессионально, дисциплинированно и безжалостно, Гвардия Ворона же сражалась с хитрой грациозностью, чего Уриэль никогда раньше не видел. Капитан Шаан двигался, будто направляемый сверхъестественными чувствами, без усилий повергая врагов и избегая атак еще до того, как они начинались.

Завывающий воин с топором бросился на Уриэля, и он потерял из виду капитана Гвардии Ворона. Уриэль перекатился под несущимся на него топором и по восходящей дуге ударил мечом, выпотрошив берсерка от паха до грудины. Поднявшись на ноги, он попытался разобраться в бушующем бою.

Даже сильно уступая в численности, силы Архиврага сражались с убийственной яростью воинов, жаждущих смерти — или своей, или врагов. Леарх и Пазаний сражались с контролируемой яростью, разбивая берсеркеров на изолированные кучки, чтобы уничтожить их по частям. Берсеркеры не могли победить, но это для них было как будто неважно. Кровопролитие было единственно ценным для этих озверевших убийц, и Уриэль не мог представить, как такой благородный воин, как космодесантник, может пасть так низко.

Уриэль убил еще одного берсеркера, пинком столкнул тело с меча и внезапно почувствовал сильную опасность. Он развернулся на пятках, подняв меч и готовясь ударить. Рядом не было берсеркеров, но чувство обреченности не оставляло его. Уриэль огляделся по сторонам в поисках угрозы, но не увидел ничего, чтобы могло объяснить пугающее чувство.

В отражении на лезвии меча он заметил два источника света и, подняв глаза, увидел два раскаленных уголька в небе, словно пара злобных глаз уставилась на него сверху вниз.

Объекты двигались быстро и светились ярче, чем предрассветные звезды, что напомнило Уриэлю о событиях до возвращения в Храм Исправления. Он инстинктивно знал, что это вестники разрушения.

Уриэль вызвал тактический план и открыл канал связи с каждым воином под своим командованием.

— Все имперские силы, экстренное отступление! — скомандовал Уриэль, возмущенный необходимостью отдать такой приказ, когда до победы рукой подать. — Командный префикс «Омикрон»!

Приказ нетрудно отдать, сложнее выполнить. Отступать прямо из горячки боя чудовищно опасно, а в сражении с таким врагом — почти невыполнимо. Ультрамарины дисциплинированно начали отступление: одно отделение выходило из схватки под прикрытием соседних, сдерживающих врага.

Точный снайперский огонь скаутов Иссама расчистил пространство для отступления, и когда штурмовые отделения отступили, опустошители обрушили на ряды вражеских воинов крупнокалиберные снаряды и ракеты. Уриэль со своими воинами осуществили маневр отступления с образцовой эффективностью, словно все происходило на плацу, а не на поле боя.

Пазаний подбежал к капитану; сопло огнемета у него в руках стало черным от активного использования.

— Что стряслось? Почему мы отходим? Мы же прижали их!

— Так надо. Что-то не так.

Пазаний хотел было продолжить расспросы, но Уриэль поднял руку, призывая к тишине, когда услышал отчаянный голос в наушнике, требующий его внимания. Шум статики искажал голос Ласло Тиберия. Лорд-адмирал был на борту ударного крейсера «Вэ Виктус» — почтенного старого представителя флота Ультрадесанта, который уже несколько десятилетий служил транспортом для 4-й роты.

— Капитан Вентрис на связи. Повторите последнюю передачу.

— Уриэль, хвала Императору, ты ответил! Уходите оттуда немедленно. Отступите к десантным кораблям и уходите от Аксума как можно дальше.

— Я уже отдал приказ. Скоро поднимемся в воздух.

— Как ты узнал? Мы только что обнаружили их.

— Обнаружили что?

— Орбитальная торпедная батарея выпустила две боеголовки к поверхности. Космос заполнен электромагнитными помехами и обломками, их нельзя было увидеть раньше.

— Траектория? — спросил Уриэль, уже зная ответ.

— К Аксуму. У вас в лучшем случае минута.

— Понял. Конец связи.

«Громовые ястребы» уже прогревали двигатели, и Уриэль, подняв голову, увидел, что два пятнышка в небе растут с каждой секундой.

Последние залпы болтерного огня карали преследующих берсеркеров, пока отделения Ультрамаринов отступали к десантным кораблям. «Громовой ястреб» Леарха взлетел, как только последний воин оказался на борту, Пазаний не отставал. Оба десантно-штурмовых корабля были перегружены. Скауты Иссама изначально высаживались с лэнд-спидерами «Шторм», но добраться до них вовремя не было никакой возможности.

Оставлять такое ценное оборудование противоречило доктрине Кодекса, но выбора не было. Только корабль Уриэля все еще оставался на поверхности Тарента, и он оказался самым загруженным: в него пришлось втиснуться отделениям Иссама и воинам Аэтона Шаана.

Уриэль выпустил несколько одиночных выстрелов, стоя на штурмовой рампе, когда Иссам и Шаан достигли «Громового ястреба», стреляя от бедра на бегу. Берсеркеры были воющей толпой убийц, ослепленных яростью, и не беспокоились о надвигающемся роке. Орудия «Громового ястреба» присоединились к грохоту, когда берсеркеры рванулись вперед в последней тщетной попытке добыть кровавую жертву.

— Поднимаю рампу! — закричал Уриэль, ударив по механизму закрытия, когда Гвардия Ворона и скауты взбежали на борт. Оставался только Иссам, отстреливающий приближающихся берсеркеров из болт-пистолета.

— Внутрь! — крикнул Уриэль.

Глухо щелкнул боек пистолета Иссама, и он запрыгнул на закрывающуюся рампу штурмового корабля. Мгновением позже завывающий убийца с зазубренным кинжалом прыгнул на спину сержанту скаутов и погрузил клинок ему в плечо. Иссам вскрикнул и скатился на палубу.


Штурмовая рампа закрылась, и Уриэль слышал яростный грохот снаружи. Берсеркеры пытались пробиться внутрь.

— Взлетаем! — прокричал он пилоту по внутренней связи.

«Громовой ястреб» накренился, и вражеского воина сбросило со спины Иссама. Он перекатился, поднимаясь в вертикальное положение. Безумное лицо дикаря было покрыто шрамами, которые он сам же и нанес, в нем не осталось ничего человеческого. Берсеркер сплюнул полный рот крови и поднял клинок, чтобы убить побольше врагов.

Уриэль вскинул болтер, но прежде чем он успел сделать выстрел, воин в черном возник перед ним, и брызги горячей артериальной крови, словно жидкость из пробитого гидравлического шланга, дугой пронеслись по десантному отсеку.

Берсеркер упал на колени, кровь хлестала на ребристый настил из обрубка в месте его головы.

Аэтон Шаан развернулся в хищной стойке, но сражаться было уже не скем.

— Это было быстро, — сказал Уриэль, опуская болтер.

— Недостаточно быстро, — ответил Шаан, помогая Иссаму встать на ноги.

Скаут-сержант поморщился от боли: его плечо превратилось в месиво из крови и рваных пластин брони.

— Как плечо? — спросил Уриэль.

— Болит, но жить буду, — ответил Иссам. — Этот урод оказался быстрым.

— Недостаточно быстрым, — повторил Уриэль слова Шаана, провожая капитана взглядом, когда тот вернулся к своим воинам.

Несколько секунд спустя Уриэль наблюдал из кабины пилота, как две боеголовки взрываются в центре Аксума. Остекление кабины затемнилось, и поочередно загорелись ослепительные вспышки. К тому времени, как бронестекло снова стало прозрачным, небо вспороли грибовидные облака-близнецы.

Аксум исчез. Город, воплощавший все хорошее и благородное в Ультрамаре, сгорел дотла за микросекунды. Все следы битвы были стерты торпедами, предназначенными взрывать космические корабли. Взрывная волна грубо встряхнула «Громовой ястреб», но как только пилот увеличил тягу двигателей, тряска уменьшилась.

Если бы не удачное предчувствие, Уриэль и 4-я рота были бы мертвы.

— Это была ловушка, — сказал Аэтон Шаан, появляясь за плечом Уриэля.

— Да. Они знали, что мы придем сюда.

— Они сделали наживку из своих же. Тех, кого не волновала неизбежность собственной смерти.

— Ты что, восхищаешься ими? — сказал Уриэль.

— Нет, но это говорит, что у их лидера вообще нет совести. Чтобы победить его, нужно узнать его слабые стороны. Такой воин будет опасным противником.

— Ты даже и не представляешь, насколько.

— Воистину, этот Хонсю тебя ненавидит.

Уриэль посмотрел на пылающие руины Аксума и сжал кулаки.

— Меньше, чем я его.




ГЛАВА 5

Надстройка «Поколения войны» застонала от резкого поворота, но Хонсю хорошо знал корабль и был уверен, что тот справится. На одном из постов сервиторов раздалась сирена, но адепт Цицерин отключил ее взмахом органического мехадендрита. Падший магос Механикус, теперь заключенный в бассейн с амниотическим гелем, настолько развил свои внутренние механо-органические устройства, что мог управлять всеми постами, вообще не двигаясь. Титан, которого они уничтожили на Майааксе, снабдил Цицерина биопроводящими гелями, а оборудование, снятое из Базилики Доминастус на «Неукротимом», позволило ему установить более эффективную связь с приборами корабля. Бассейн источал отвратительный запах, а под поверхностью густой розовой жидкости извивались какие-то существа, от которых на мостике боевой баржи пахло прокисшим молоком.

— Боги варпа, как же воняет, — сказал Кадарас Грендель. Хонсю показалось, что его помощник недовольно кривится от вида бассейна в середине мостика, но в последнее время мимику Гренделя стало трудно расшифровать.

— Если так ему проще выполнять приказы, пусть воняет хоть как поклонник Отца чумы, мне все равно. А теперь заткнись.

Пожав плечами, Грендель перевел взгляд на смотровой экран.

Хонсю не отрывал взгляд от изображений, танцующих на планшетном столе. Над потрескавшейся плитой в потертой стальной раме развернулось красноватое поле проектора, наполненное статикой. Сквозь мешанину помех медленно двигались яркие иконки, обозначавшие участников этого смертельного балета; самая крупная из них, похожая на огненный глаз, представляла «Неукротимого».

Пока всякая мелочь из его флота бросалась на заслон из орбитальных торпедных установок, окружавший Талассар, и пыталась выстоять под безжалостными залпами геостационарных орудийных платформ, корабли военачальников сражались с настоящим врагом — флотом Ультрадесанта. Флот был маленький: три фрегата и эсминец в сопровождении множества быстрых патрульно-эскортных судов и пары старых системных мониторов; однако не стоило недооценивать его возможности.

В отдалении вспыхнул взрыв, и Грендель засмеялся:

— Один на счету Каарьи Саломбар. Это «Лунный клинок», точно он.

Хонсю всмотрелся в картинку проектора. Флотилия Королевы корсаров ушла далеко от кораблей Железных Воинов, безрассудно вырвавшись вперед, чтобы подразнить Ультрадесант. Враг предсказуемо заглотил наживку, в точности следуя своему «Кодексу». Началась жестокая битва, в которой враг уничтожил три корабля Саломбар без всяких потерь со своей стороны. Но Саломбар разбиралась в пустотной войне, а капитаны ее отличались скоростью и непредсказуемостью.

От этого боевые шаблоны Ультрадесанта разлетелись вдребезги.

Флагманом Саломбар был «Лунный клинок» — длинный корабль с узкими, изящными обводами и облаком солнечных парусов, развернутых под днищем. Множество бортовых батарей вели огонь по флоту Ультрадесанта, поливая залпами фрегат типа «Нова» от носа до кормы.

Затем в бой вступил «Невидимка».

Этот корабль, один из подаренных Хонсю Гуроном, был линкором типа «Апокалипсис». Столь почтенного возраста, что ему скорее было место на свалке, он из-за дряхлости лишился почти половины своих орудийных систем, но все еще мог огрызаться, а его капитан из безымянного отродья знал свое дело.

Лэнс-батареи «Невидимки» не работали, но главное орудие еще могло стрелять. Его фронтальная пушка длиной почти с весь киль корабля изрыгнула огненный снаряд, а гравиметрические импеллеры швырнули его в сторону флота Ультрадесанта со скоростью, близкой к световой. В результате взрыва три ударных крейсера были уничтожены, а поврежденный системный монитор с трудом ретировался на обратную сторону планеты. Другие корабли подтянулись, атакуя флот Ультрадесанта со всех направлений так, чтобы враг не мог сдвинуться с места.

Однако у врага были другие планы: его флот начал прорываться сквозь боевые порядки Королевы корсаров.

— Ей конец, — заметил Грендель, наблюдая за перемещениями иконок. — Она слишком растянула свои силы и оставила им окно. Очевидно же.

— Да, — согласился Хонсю, — но посмотри, куда это окно выходит.

Грендель проследил траекторию, по которой Ультрамарины собирались выйти из окружения, и хмыкнул со злым весельем:

— Ты это спланировал?

— Само собой. Ты же не думал, что мы позволим им диктовать правила боя?

Хонсю вновь посмотрел на проекцию битвы: Ультрадесант ударил по слабому месту в атакующем строе Саломбар, уничтожил еще один корабль корсаров и на полном ходу ринулся в образовавшуюся прореху.

— Какая жалость, на пути их отхода «Неукротимый».

— Он смогут его зацепить?

— Маловероятно, но один из фрегатов несет лэнс-батареи, — ответил Хонсю. — И если он подойдет близко, то сумеет причинить ощутимый ущерб. Возможно, даже Базилике Доминастус.

— Ужас какой, да? — расхохотался Грендель.

— Приятного мало, — улыбнулся Хонсю, — но тогда М’Кар хотя бы поймет, что без нас ему не удастся поставить Ультрамар на колени.

— Думаешь, он этого хочет?

— Именно. Разве нет?

Грендель покачал головой.

— Он не хочет отомстить, он хочет просто убивать Ультрамаринов. Он же тебе прямо сказал, что месть не имеет значения.

Хонсю внимательно всмотрелся в изуродованное лицо Гренделя, но так и не смог понять, говорит ли тот всерьез.

— Откуда ты знаешь? С каких это пор демоны с тобой откровенничают?

— Да это ясно как день. — Казалось, Грендель потешается над тем, что Хонсю этого не понимает. — Ему плевать, чем все закончится. Он же создание варпа, он в любом случае выживет, а когда пыль уляжется, от Ультрадесанта не останется ничего. И от нас тоже, если мы не пошевелимся.

— Мне нужно только одно: заставить Вентриса страдать и обратить в прах все, что ему дорого. После этого Ультрамар меня не интересует, — сказал Хонсю, когда «Поколение войны», запустив огромные маневровые двигатели, начал тяжеловесно разворачиваться. — Пусть М’Кар хоть костьми ляжет, истребляя Ультрамаринов, но я с ним погибать не собираюсь.

— Если Ультрадесант сейчас прорвется, тебе уже не придется об этом думать, — Грендель постучал пальцем по экрану планшетного стола.

Хонсю не собирался подвергать «Неукротимого» реальной угрозе, но М’Кару не помешает напомнить, как важны для него союзники-смертные. Да, форт был мощным оружием, практически неуязвимым и способным нанести врагу значительный урон, но без поддержки флота он был оружием статичным. Командуя Халан-Голом, Хонсю усвоил по крайней мере одно: неподвижные мишени в конце концов будут уничтожены.

++ Предупреждение: приближающиеся корабли,++ — проскрипел сиплый голос адепта Цицерина. Голос этот не имел определенного источника и доносился изо всех отверстий и вокс-решеток сразу, в то же время бульканьем поднимаясь из глубин гротескного, наполненного гнилой пеной бассейна.

— Идентифицировать! — рявкнул Хонсю.

++ Сигнатуры двигателей, тоннаж и протоколы межкорабельной вокс-связи указывают на следующие корабли: пеленг ноль-один-девять — «Меч Ультрамара», фрегат типа «Гладий»; пеленг ноль-три-семь — «Эрцгерцог Талассара», фрегат типа «Гладий»; пеленг ноль-два-шесть — «Копье Жиллимана», фрегат типа «Нова». На пеленге ноль-четыре-один — «Гнев Геры», эсминец, тип «Охотник».++

— Солидная огневая мощь, — отметил Грендель.

— Но меньше, чем у «Поколения войны», — возразил Хонсю.

++ Предупреждение: внешние авгуры регистрируют запуск торпед.++

— Началось, — сказал Хонсю с удовлетворением. — Приготовить орудия непосредственного прикрытия.

++ Статус: орудия готовы и получают информацию о целях.++

— Полный вперед, — приказал Хонсю и, едва успев договорить, почувствовал вибрацию в плитах палубы. Трансформация, которой подверг себя Цицерин, была, безусловно, отвратительной, но очень эффективной. — Запустить ответный залп. Цель — «Гнев Геры», торпеды есть только у нее.

Хотя это никак не ощущалось, Хонсю знал, что торпеды в это самое мгновение покинули свои носовые отсеки. И действительно, на планшетном столе высветился целый ураган иконок, по которым, однако, невозможно было определить, сколько именно снарядов выпущено.

++ Патрульно-эскортные корабли маневрируют для перехвата торпед.++

— Ну и пусть, — ответил Хонсю. — Все не перехватят.

Патрульно-эскортные корабли Ультрадесанта встали на пути торпед и встретили приближающиеся снаряды шквалом огня. Шансы попасть в объект столь маленький и быстрый, как торпеда, невелики, но капитаны, зная это, заполнили пространство перед кораблями заградительными веерами разрывной шрапнели и маскирующими разрядами электромагнитного излучения.

В тринадцати торпедах духи машин среагировали на ложные сигналы, что вызвало преждевременную детонацию, и облака разлетающихся обломков разорвали еще с десяток снарядов. Капитаны эскортных кораблей нырнули прямо в гущу торпедного залпа, чтобы вычистить назначенные им сектора батарейным огнем. Этот дерзкий маневр уничтожил еще часть торпед — но не все.

Из пятидесяти запущенных торпед сквозь заграждение пробилось всего несколько, а через систему непосредственного прикрытия к «Гневу Геры» долетела всего одна. Быстрая ликвидация повреждений дала кораблю возможность продолжить бой лишь с незначительной потерей в эффективности.

«Гнев Геры» вместе с другими кораблями Ультрадесанта пробил первую линию обороныЖелезных Воинов; флот Каарьи Саломбар, оставшийся у них в кильватере, перегруппировался и устремился следом.

Основная часть флота Хонсю завершала уничтожение орбитальной обороны Талассара, а тем временем расстояние между «Неукротимым» и флотом врага быстро сокращалось. Только один корабль стоял между фортом и Ультрамаринами: «Поколение войны».

Глубоко в недрах корабля, в тенях нижних палуб, Ардарик Ваанес бесшумно, как хищник, двигался сквозь тьму. Он казался сгустком мрака среди еще более густой черноты, и каждое движение его было быстрым и выверенным.

На флагмане Хонсю было малолюдно: в его коридорах с обшивкой из голого металла набралась бы едва сотня Железных Воинов, а команду составляла смесь рабов, сервиторов и уродливых созданий непонятного происхождения. В таких условиях легко оставаться незамеченным, но Ваанес перемещался так, словно по его следу шла целая армия охотников. Он пересек похожие на пещеры оружейные палубы, где множество рабов с помощью цепей и полиспастов поднимало огромные торпеды на рельсовые направляющие. Призраком проскользнул через отсеки, где стояли потрескивающие конденсаторы, питающие механизмы корабельного жизнеобеспечения; при этом падший магос, напрямую подсоединенный к бьющемуся сердцу корабля, его не заметил. Затем он прошел по жилым палубам, где тренировались воины и проводились ужасные ритуалы, призванные завоевать благосклонность капризных богов варпа.

Эти ритуалы странным образом притягивали, и Ваанес почувствовал, как некая сила мягко, но настойчиво пытается увлечь за собой его душу. Когда-то он приветствовал это ощущение, но теперь страшился его. Пусть боги, обитающие в пучинах варпа, и капризны, но у них хорошая память, и они не прощают тех, кто их отверг. Отвернувшись, он вновь скользнул во тьму, и резкий запах масла, горячего металла и пыли вытеснил из сознания образ льющейся крови, запах благовоний и вкус теплой плоти. Мысли о подобных вещах преследовали его по ночам, напоминая о множестве ощущений, которые можно извлечь из каждой секунды жизни: бесконечный экстаз, которым он смог бы наслаждаться, если бы только вверил душу новому хозяину.

Отогнав от себя эти образы, Ваанес сосредоточился на том, как пройти корабль из конца в конец и при этом остаться невидимым. Он услышал, как стонет и скрипит надстройка при повороте боевой баржи, которую ее хозяин направлял в бой. Из Хонсю получился неплохой капитан, но он не был специалистом в пустотной войне. Ваанес сомневался, что сил Ультрадесанта, находящихся у Талассара, хватит, чтобы создать серьезную угрозу для «Поколения войны», но что-то в глубине его души все же ждало мгновенной огненной вспышки от разрыва торпеды или лэнс-выстрела, которая выбросит его в космос и тем самым завершит позорное рабство, в которое он угодил.

Но никакой вспышки не случилось. На службе у Хонсю он усвоил, что во Вселенной есть свой космический порядок: важные события не терпят совпадений, а события, происходящие здесь, были важными. Ваанес не отличался самомнением, но все же понимал: в том, что грядет, ему уготовлена значимая роль, и потому жизнь его не прервется из-за какой-то случайности.

Он выскользнул из мрака, постепенно высвобождаясь из теней, пока не обрел телесность под ярким светом люменов, озарявших железную обшивку палубы. Его появление напугало парочку сервов в линялых серых робах: перед ними внезапно возник гигант в черной броне, из латных перчаток которого едва заметно выдвинулись острые когти.

— Господин, — поклонился один из сервов.

— Не называй меня так, — огрызнулся Ваанес и быстрым шагом направился к сводчатым помещениям тренировочной палубы. Здесь он когда-то обучал Свежерожденного и позволил ему убить Джеффара Сана и Сволъярда, чтобы доказать, что урок усвоен.

Он подошел к оружейной стойке у стены полутемного зала и быстро снял доспехи. Когда-то он носил эту броню с гордостью; когда-то целая армия мастеров и оруженосцев прислуживала ему, почтительно заботясь о том, чтобы каждая деталь его боевого доспеха была должным образом смазана. Теперь же на броне не осталось никаких опознавательных знаков — ничего, что могло бы указать на ее происхождение. Но как бы он ни старался стереть прошлое, память он стереть не мог.

Под доспехом на Ваанесе был облегающий комбинезон, местами растянувшийся и даже порванный. Избавившись от брони, он снял и комбинезон и, полностью обнаженный, замер в середине зала. С усилием воли он старался не смотреть на плечо, на которое сам Шрайк когда-то нанес татуировку, повторяющую тот же символ, что был изображен на наплечнике Ваанеса. Он срезал эту татуировку с кожи уже давно, и о почетном изображении теперь напоминал только бледный рубец.

Полностью разоблачившись, он начал выполнять быстрые движения рукопашного боя, то взлетая в воздух, то нанося резкие рубящие удары руками и ногами. Все его тело стало всесокрушающим оружием, и каждый удар был смертельным. Снаружи корабля кипела битва, но Ваанеса волновала только плавная безупречность собственных атак.

Наконец он упал на одно колено, ударив кулаком в палубу — туда, где, будь этот бой реальным, сейчас бы лежал захлебывающийся кровью противник. Тело его было словно натянутая струна, и он судорожно выдохнул, восстанавливая дыхание.

Чувство, похожее на зуд при кожной заразе, возвестило о присутствии Свежерожденного: он наблюдал, стоя у входа.

— И сколько ты уже здесь? — спросил Ваанес; он поднялся на ноги, позволяя напряжению покинуть тело.

— Достаточно, чтобы заметить, что тебя что-то угнетает, — ответил Свежерожденный с подкупающей прямотой.

— Тебе показалось, — соврал Ваанес.

Существо склонило голову набок, явно раздумывая, зачем эта ложь. Свежерожденный был созданием необыкновенной силы: искусственно выращенный в демонической матке на Медренгарде, он впитал противоестественную мощь варпа, дарованную ему от рождения. Вопреки части генетического кода, насильно позаимствованного у Вентриса, он был во многом чистым листом, и создатели превратили его восприимчивый разум в нечто чудовищное, сделав его послушным слугой Хаоса. Ваанес уже видел, на какую варварскую жестокость способен этот солдат, и знал, что причина этому — обработка, которой подверг его Хонсю.

— Кем бы ты стал, если бы тебе дали развиваться свободно? — подумал он вслух.

— Я не понимаю.

— Да ясно, что не понимаешь.

— Тогда объясни, — огрызнулся Свежерожденный. — Ты же должен меня учить.

Ваанес покачал головой: эта прямолинейность Свежерожденного раздражала. Во всем, что он говорил и делал, чувствовалось влияние Хонсю. Даже гнев его казался чужим и неубедительным.

Корабль снова застонал, выполняя очередной резкий маневр. Двигаясь с обычной плавностью, Ваанес вернулся к месту, где оставил броню.

— Мне больше нечему тебя учить, — сказал он, натягивая комбинезон так, чтобы прорезиненные петли накрыли входные порты, имплантированные в бедра. — Твое мастерство смерти уже превосходит все мои тренировки.

Свежерожденный встал рядом с ним возле оружейной стойки и указал на центр зала.

— Стиль боя, который ты использовал. Можешь научить меня так убивать? Я никогда не видел, чтобы ты так сражался.

— Даже ты не сможешь этому научиться, — ответил Ваанес с плохо скрытой гордостью.

— Почему нет?

— Это тайный стиль боя, который известен лишь избранным воинам, подготовленным мастерами из Гвардии Ворона. Немногим доступны тонкости этого стиля, а ты, мой друг, тонкостям чужд.

— Но я могу научиться, — настаивал Свежерожденный.

— Нет, не можешь. Не этому.

— Я могу попробовать.

— Проклятье! — рявкнул Ваанес. — Я же сказал, нет!

— Ты расстроился, — заметил Свежерожденный. — Это из-за войны с Ультрадесантом? Ты жалеешь, что приходится сражаться с теми, с кем ты мог быть на одной стороне?

— Что-то много сегодня вопросов, — ответил Ваанес. — Откуда такое любопытство?

Свежерожденный пожал плечами, хотя и этот жест был неубедительным.

— У меня такое ощущение, будто я… бывал здесь раньше. Я знаю, что это не так, но все равно чувствую привязанность ко многим планетам, которые мы уничтожаем.

— Это Вентрис, — пояснил Ваанес. — Ты переживаешь его воспоминания.

— Понимаю, но все же…

— Ты не хочешь этого?

— Я не уверен, — Свежерожденный потер висок ладонью. — Мне знакома лишь ненависть — к Империуму, к Вентрису. Меня всегда учили, что он враг, но все, что я чувствую, говорит о его благородстве и приверженности высоким идеалам. В конце концов я его убью, но я не знаю, кем бы он стал для меня, не окажись я среди этой армии.

— Ты не можешь изменить свою природу, — сказал Ваанес. — Для этой войны тебя готовили с того дня, когда ты был… рожден, выведен или как ты там появился на свет. Ты — тот, кем тебя сотворили, но неизвестно, кем бы ты стал при других обстоятельствах.

— Значит, ни на что другое я не гожусь?

— Кто знает? — ответил Ваанес. — Хонсю и Грендель рады возможности побить Ультрамаринов, но для меня в этой войне нет славы. Одна мысль о том, что я могу столкнуться с Вентрисом, приводит меня в ужас.

— Ты боишься, что он убьет тебя?

Ваанес рассмеялся:

— Нет, с Вентрисом я легко справлюсь.

— Тогда почему?

— Он напоминает мне о том, кем я был когда-то. Напоминает о том, кем я мог стать, не откажись я сам от этого пути.

— Может быть, на самом деле ты нервничаешь не из-за встречи с Вентрисом, а из-за того, что бывший орден выслал по твоему следу охотников?

— Возможно, — признал Ваанес, отворачиваясь. — А может, я страшусь того, кем я стану, если они меня не схватят.

— А вдруг еще не все потеряно, — предположил Свежерожденный. — Для нас обоих.

— О чем ты?

Свежерожденный легко коснулся его руки, и Ваанес посмотрел на собственное плечо. Под бледной рубцовой тканью безошибочно угадывались контуры черного ворона.

***

Когда-то Зал Древних был местом собраний для гарнизона «Неукротимого», но теперь в этих стенах из светлого камня среди величественных мраморных колонн собрались воины совсем другого пошиба. Раньше на адамантиевых флагштоках висели сине-золотые знамена — теперь их сорвали, и уцелевшие полотнища пошли на подстилки для крутов-наемников. Бронзовые статуи знаменосцев Ультрадесанта перебили, их обломки валялись на мозаичном полу. Фонтаны, в которых когда-то струилась вода из рек Макрагга, были осквернены и теперь смердели от экскрементов ксеносов.

Такое надругательство над идеалами Ультрадесанта вызвало у Хонсю улыбку: он был рад лишнему унижению врага. В сопровождении Гренделя, Ваанеса и Свежерожденного он вошел в огромный зал, высоко подняв голову, как и пристало командующему флотом, и с надменностью, уже ставшей привычной, прошествовал мимо рядов собравшихся воинов к постаменту в дальнем конце зала.

Как он и предрекал, кораблям Ультрадесанта не хватило огневой мощи, чтобы справиться с «Поколением войны», и в первые же минуты сражения баржа вывела из строя меньшие суда врага. Три захваченных корабля, пристыкованные к докам «Неукротимого», сейчас проходили ремонт и переоборудование, и Хонсю с огромным наслаждением представлял, как направит эти корабли против их бывших хозяев.

— И для чего же наш новый… союзник трубит общий сбор? — спросил Ваанес, и Хонсю отметил, как тщательно тот подбирает слова.

— Следующий этап нашей атаки на Ультрамар. Теперь Ультрадесант знает, на что мы способны, и нужно загнать их в оборону.

— А как? — поинтересовался Грендель.

— Они ждут, что мы, как и раньше, будем двигаться от планеты к планете. Пора усиливать натиск.

Избегая дальнейших расспросов, Хонсю прошел дальше. М’Кар объявил сбор военачальников на «Неукротимом» после того, как завершилось разорение Талассара. На этот раз Хонсю не стал досматривать представление до конца: ему надоело наблюдать, как орды демонов громят города на единственном континенте, гордо возвышавшемся среди океана размером с планету. Города эти теперь стали могильниками, полными растерзанных тел, но осадной артиллерии не довелось сравнять с землей ни одного здания, и от этого железновоинская душа Хонсю страдала. Точное применение математических принципов в артобстрелах, прокладке апрошей, сап и контрмин доставляло ему эстетическое удовольствие, ибо осадное дело было в равной мере и наукой, и искусством. После восторга, которым для него сопровождалась битва железа и камня в сражении за «Неукротимый», Хонсю в этой войне не хватало чего-то главного.

Он миновал вонючую ораву крутов под командованием Эко; кожа ксеносов, покрытая едким биохимическим потом, маслянисто блестела. У них были яркие желто-зеленые гребни, а клювы пестрели черным и пурпурным. Напротив крутов расположился отряд рептилий-локсатлей Ксанеанта, и Хонсю заметил, что даже среди этого сборища пиратов, проходимцев и отступников соблюдается определенная иерархия. Ксеносов оттеснили в тыл зала, а более могущественные командиры выдвинулись вперед, поближе к своему демоническому покровителю.

Каарья Саломбар отсалютовала Хонсю с насмешливой небрежностью. Он подумал, что Королева корсаров красива: струящиеся синие волосы, бледная кожа и теплые миндалевидные глаза фиолетового цвета. Поговаривали, что в ее жилах есть примесь эльдарской крови, и Хонсю допускал, что это правда: в ее стройной фигуре и нечеловеческой грациозности было что-то родственное этой древней расе. В облачении из ярких тканей и сегментов брони из лакированной кожи она производила внушительное впечатление, и легкая улыбка на ее тонких губах казалась одновременно и злобной, и притягательной.

Ближе к постаменту стоял Вотиир Тарк — командующий воинством боевых машин, которые были созданы на планете, раньше считавшейся священной для Механикус, но затем захваченной их падшими сородичами. В кузницах этой планеты рождалось проклятое железо, закаленное душами тысяч убиенных жертв; станки, питаемые перемолотой плотью рабов, окровавленными молотами выковывали страшные машины, предназначенные для службы их темному хозяину. От самого Тарка осталось только несколько фрагментов тканей и мозгового вещества, которые были заключены в бак с амниотической жидкостью. Последний раз Хонсю видел Тарка на осыпающемся склоне перед брешью в Бастионе Десницы — тогда этот гибрид был частью жуткой паукообразной машины, утыканной мортирами, словно шипами. Теперь его органическая часть обитала в длинном многоногом устройстве со множеством клинков и тонких, словно стебли, рук, которые выглядели обманчиво хрупкими.

Хонсю прошел мимо множества других безымянных главарей пиратов и отступников, не обратив на них внимания, но вот показались мечники, которыми раньше командовал Нота Этассай. Чемпион Темного принца принял свой последний бой на «Неукротимом»: невероятный поединок с имперским асассином закончился для Этассай печально. Банда мечников досталась Хонсю как трофей на Новом Бадабе; его раздражала увлеченность их предводителя сильными ощущениями, но теперь, когда Этассай погиб, Хонсю обнаружил, что скучает по его легкомысленной болтовне.

Не успел он миновать отряд мечников, как из их рядов с изящным пируэтом выступила женщина в гибком серебристом доспехе.

Ее шлем с безупречной андрогинной личиной плавно разошелся, как будто был сделан вовсе не из твердого металла, что напомнило Хонсю о блестящей фактуре руки-протеза, которую он позаимствовал у сержанта-Ультрамарина. Женщина была темнокожей, с тонкими чертами лица, и напоминала совершенную статую из оникса — за исключением твердого взгляда необычно желтых глаз и коротко остриженных золотых волос, которые показались из-под шлема, втянувшегося в доспех.

— Хонсю, — произнесла она голосом, похожим на благоуханный бриз.

— Кто ты такая и почему я должен тратить на тебя время?

— Я Ксиомагра, — представилась воительница, — новая Госпожа клинков.

— Рад за тебя, — бросил Грендель, проталкиваясь мимо нее. В то же мгновение без какого-либо видимого движения со стороны воительницы у горла Гренделя оказались два меча: один серебристый, другой черный. Ей оставалось лишь повернуть запястья, чтобы обезглавить жертву, и у Хонсю возник смутный соблазн не мешать ей в этом.

— Это мечи Этассай. — Он узнал вычурные гравированные клинки и богато украшенные навершия рукоятей.

— Это оружие Танцоров клинка, — поправила Ксиомагра. — Когда прежний предводитель умирает, преемник получает его Клинки. Этассай погиб, сражаясь за тебя, и Закон мечей требует, чтобы я тенью следовала за тобой, пока не верну этот долг.

— У меня уже есть телохранитель, — Хонсю ткнул большим пальцем в сторону Свежерожденного, на что Ксиомагра насмешливо улыбнулась.

— Этот? Мне бы следовало прикончить уродца прямо здесь.

— Не советую: он на самом деле крепче, чем кажется.

Ксиомагра отпустила Гренделя, и Хонсю успел перехватить руку помощника прежде, чем тот выхватил пистолет.

— Не сейчас, — сказал он, и Грендель ответил до того разъяренным взглядом, что Хонсю показалось, что тот сейчас его ударит. Грендель стряхнул его руку с плеча и, обернувшись к Ксиомагре, провел пальцем поперек покрытого шрамами горла.

Догнав помощника, Хонсю добавил:

— Можешь убить ее потом, но сейчас она нам нужна.

— Ладно, — согласился Грендель, бросая последний взгляд на воительницу. — Я подожду.

Оставив позади командиров-смертных, Хонсю наконец приблизился к постаменту, возле которого выстроилась элита собрания. Честь занять передний ряд у широкого пьедестала получили Железные Воины, и их отменная выправка и величавые манеры вызвали у Хонсю неожиданное чувство гордости. В этой армии они были самыми ценными кадрами, хотя многие другие мечтали добиться такого же статуса. Навстречу ему обернулись череполикие шлемы, и он ощутил, что воины воспринимают его со сдержанным уважением.

Легионеры Четвертого редко любили начальство, и немало командиров погибло от рук собственных подчиненных. Горькая ревность и болезненное честолюбие были в природе Железных Воинов, но именно это Хонсю и нравилось. В жестокой конкуренции рождались безжалостные бойцы, не ведавшие таких понятий, как совесть или честь.

Рядом с Железными Воинами стояли военачальники и чемпионы из прочих отрядов Астартес, которые присоединились к растущей армии по пути в Ультрамар: Когти Лорека под командованием Нешана Воора и Собиратели Черепов Мускары. Хоть они и были свирепыми бойцами, по сравнению с Железными Воинами их отрядам не хватало сплоченности, и потому у Хонсю они особого уважения не вызывали. Помимо этих отрядов, присутствовали и разношерстные воины из других орденов-отступников: Апостолы Митраса, Тени Смерти и даже несколько представителей более прославленных орденов — Хонсю заметил троих Космических Волков, вероятно, из числа тех предателей, которые пошли против собственных братьев на борту «Волка Фенриса». Мысль о том, что предательство может разъесть даже такой орден, вызвала у Хонсю улыбку.

Когда он поднялся по ступеням постамента, воздух стал плотнее и словно шершавее, будто бы старую пикт-пленку, долго провалявшуюся в подвале, поставили на воспроизведение в сломанном проигрывателе. Тяжелая поступь железных ног возвестила о прибытии М’Кара, и зал с волнением встретил демона-дредноута, явившегося, чтобы проповедовать перед паствой.

— Сыны Хаоса! Мы сделали первые шаги по дороге к славе! — начал М’Кар, воздев руки. От него, переполненного энергией варпа, исходило темное сияние: истинный облик демона то исчезал, то вновь проявлялся, видимо, пытаясь подчинить себе механическую оболочку, в которую его заключили.

Слушая мертвенный и скрипучий, словно трущиеся друг о друга ржавые балки, голос демона, Хонсю вглядывался в лица воинов, убийц, чудовищ и ксеносов. Все они следили за М’Каром с обожанием, и Хонсю вдруг изумленно осознал, что это жгучее чувство в его груди — на самом деле ненависть, которую в нем вызывало существо, освобожденное из варп-ядра «Неукротимого».

Он рассчитывал использовать демона как оружие, но оказалось, что это оружие не только имеет собственные планы, но и каким-то образом подмяло под себя его же армию. Не стоило удивляться: М’Кар был принцем имматериума, старше любого существа в Галактике, а простаки всегда поклоняются таким созданиям. К тому же любой демон-принц неизменно стремится возглавить воинство, в которое его призвали.

Столь могучее существо, как и сам Хонсю, не могло быть чужим слугой.

Обычно он не чувствовал ревности, так как не придавал значения тому, любят ли его воины. К командирам, как правило, испытывают или любовь, или ненависть, и Хонсю предпочитал, чтобы его ненавидели. Привязанности не важны — лишь бы подчиненные прилежно истребляли врагов. Так повелось среди Железных Воинов, и он не видел причины менять привычный уклад, однако никогда не думал, что кто-то сумеет увести у него армию.

Хотя какая разница? Две планеты Жиллимана уже превратились в залитые кровью могильники, а за десять тысяч лет никто, даже Великий Пожиратель, не добивался такого блестящего результата. Перед натиском демонической орды М’Кара и воинов Хонсю не устоят и другие миры.

Так важно ли, кто именно заправляет парадом?

Еще как важно. Это его армия, его темный крестовый поход и его месть.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, Хонсю до крови закусил губу, сдерживая ярость, и заставил себя вслушаться в проповедь демон-принца, презрение к которому стояло в горле желчной горечью.

М’Кар говорил с фанатичной страстью, и каждое его слово было наполнено убежденностью верующего. Такая пылкость казалась Хонсю неприятной: сам он никогда не испытывал позыва молиться какому-либо богу варпа, разве что ради силы, которую можно было таким образом получить. Можно заключать договоры или сделки, но поклонение… удел дураков и отчавшихся.

— Миры Ультрамара только и ждут, чтобы воины Вечных Сил обрушили кару на неверных! — ревел М’Кар. — Слишком долго сыны Жиллимана бравировали перед другими своим превосходством, слишком долго они претендовали на первенство, которое не заслужили. Силы, могущество которых вы даже не представляете, избрали вас, чтобы исполнить их волю. Вы отправитесь штурмовать серебряные цитадели нечистых и омоете их миры огнем и безграничной энергией варпа!

Изменчивые алые очертания демона внезапно расширились, и за спиной его раскинулись дымящиеся темные крылья, каждый взмах которых прожигал воздух. Звериная морда исказилась от ярости, из пасти заструился раскаленный свет, и ненависть чудовища, разлившаяся повсюду, оставляла привкус горячего металла.

— Вы сражаетесь в священной войне, ваш долг — явить истинных властителей Вселенной тем, кто забыл о подлинном смысле жизни. Запертые в одном измерении, они отвергают тех, кто прислушивается к священным словам Хаоса, и преследуют их. Кто из вас не чувствовал жгучее дыхание этих нечестивых ищеек? Кто из вас откажется поднять оружие на гонителей? Вселенная принадлежит Вечным Силам, и всем еретикам, кто не славословит их, кто не приносит им должной жертвы, суждено сгореть в адских муках!

В ответ собравшиеся военачальники воздели мечи; в унисоне согласных возгласов слышался и рев машин, и хриплые крики ксеносов, и человеческие голоса. Весь Зал Древних содрогнулся от столь неистового выражения поддержки, и никогда еще его стены не были вместилищем для такой злости.

— Вот уж не думал, что создания варпа так любят витийствовать, — шепнул Ваанес, наклоняясь к Хонсю. Слова его почти утонули в хоре ликующих криков.

Хонсю пожал плечами.

— Я тоже таких не встречал. Есть легенда, что М’Кар когда-то был смертным, вроде бы даже Астартес. Может, в прошлой инкарнации он был каким-нибудь ревностным проповедником.

— Кажется, ты зо.

— На речи мне плевать. Насколько знаю по опыту, воины или будут сражаться за тебя, или нет. Красивыми словами их не переубедить.

— Думаю, М’Кар бы поспорил, — сказал Свежерожденный, не сводя глаз с демон-принца. Призывая собрание к тишине, тот поднял руки, в которых сливались машина и плоть.

— Мы заставили легион Жиллимана действовать, и теперь они будут защищать то, что считают по праву своим. Но они обнаружат, что мы уже заполонили их царство и несем очищающий огонь Хаоса каждому из подвластных им миров! Пусть не останется нигде камня на камне, пусть никто не выживет, пусть вся возделанная ими земля вашими стараниями превратится в пустоши. Наша миссия завершится, только когда все сыны Жиллимана умрут, а Ультрамар станет склепом.

От поднятых рук демона, от его чудовищного тела по залу разлилась тьма, неся с собой потрескивающие тени. Раздались потрясенные вскрики воинов, которым была оказана честь испытать прикосновение этой тьмы, а вместе с ней — и касание самого демонического владыки варпа.

— Вас наполняет адское пламя моего отмщения! — проревел демон. — Оно сожжет вас — тех, кто несет священное слово. Оно наполнит вас силой и жаром, которые обратят Ультрамар в пепел. Даруя вам свою силу, я буду видеть и чувствовать то же, что и вы, буду знать то же, что и вы. Мое могущество будет расти с каждой смертью, и с каждой сожженной крепостью моя власть будет шириться. Вы станете моей армией темной справедливости. Вы будете Кроваворожденными, и имя это вселить ужас в сердца людей!

Глаза демона пылали яростью и ненавистью, зародившейся тысячи лет назад, когда Галактика еще была богата чудесами и возможностями.

— Рассейтесь по Ультрамару и обрушьте мое пламя на Ультрамаринов! Испепелите их крепости так, чтобы не осталось и следа. Таково мое священное слово!



ГЛАВА 6

Тигурий закрыл глаза и, глубоко дыша, сконцентрировался, погружаясь в транс. Он находился в личных покоях в Библиотеке Птолемея — огромном хранилище знаний, носившем имя первого и величайшего из библиариев Ультрадесанта. О Птолемее было известно немногое; поговаривали, что он присутствовал на суде над Магнусом Красным — правда, история умалчивала, выступал ли он на стороне обвинения или был среди тех, кто поднял голос в защиту примарха.

Магнус всегда вызывал у Варрона Тигурия особый интерес. Он мог понять жажду знаний, которую испытывал падший примарх, но не представлял себе, как можно прибегать к помощи нечистого искусства и при этом надеяться самому остаться незапятнанным. Эта сила несла с собой порчу, и никто — ни смертный, ни даже примарх — не мог, прикоснувшись к ней, сохранить душу. Недоверие к псайкерам было одним из ярчайших примеров двойных стандартов, препятствовавших полному единению Империума, но Тигурий не видел способа снять эту дихотомию.

Как можно проповедовать в обществе нетерпимость к силе, которая позволяет этому обществу существовать? Где граница между псайкерскими способностями и колдовством? Чем она определяется — природой того, кто использует эту силу, или получаемым результатом? Или все дело в способе, которым эта сила обретается? Он не мог определить.

В углах комнаты горели церковные свечи, а благовонные курения наполняли воздух запахом мандрагоры. Пелена дыма собралась под потолком, камень которого украшало изображение аквилы; психически настроенные кристаллы адского огня, закрепленные в ткани бронированного капюшона Тигурия, звенели в такт ударам его сердец.

Ритуал прорицания, который он проводил, не требовал подобных декораций, но они помогали Тигурию сосредоточиться, а при взаимодействии с варпом от сосредоточенности зависела сама жизнь. Он решил вернуться к этой проблеме потом, уже продумывая урок для кодициев и тех из лексиканиев, кто лучше других продвинулся в обучении. Сейчас же он сделал глубокий успокаивающий вдох и, расслабившись, позволил силе варпа проникнуть в защищенные каналы внутри собственного тела. Казалось, что по жилам его потекла ртуть, и холод от прикосновения варпа вызвал у него дрожь.

Мир снаружи померк, и ощущения обычной реальности были вытеснены каскадом белого шума. Он не сопротивлялся, отдаваясь на волю приливов и течений изменчивого царства за вратами эмпиреев.

Некоторые люди умели освобождать собственную душу из телесного плена, но погружение в варп было чревато бедой, а то и катастрофой. Библиарии Ультрадесанта понимали, какое это безрассудство — совершать прыжки в неведомое, рискуя душой; однако Тигурий признавал, что ему хочется выйти за пределы плоти и ощутить, как потоки варпа омывают его тонкое тело. Он понимал, что желание это — лишь мелкая уловка варпа, ибо человеческие души так легко поддаются соблазну.

Улыбнувшись, он почувствовал, что вокруг вырисовывается паутина будущего, дрожащие нити которой казались тонкими золотыми линиями. В этой паутине заключалась жизнь, и любое действие, совершаемое людьми, заставляло невероятно сложное переплетение линий вибрировать. На фоне истории большая часть человечества была столь незначительна, что даже величайшие из людей могли вызвать в нитях лишь слабую дрожь, но иногда…

Нити вокруг Тигурия звенели, и он чувствовал, что в этом моменте времени соединяются многие судьбы. Важные жизни сплетались воедино, и вибрации в паутине были столь сильны, что Тигурий понял: скоро многие нити замрут навсегда. Десятки нитей рядом с ним пришли в движение, и он выбрал ближайшую от себя, следуя за едва различимыми изменениями ее темпоральной частоты в вероятное будущее. Он двигался вдоль нити, пока мир вокруг него не раскололся на части: будущее распалось на слишком большое число вариантов, теряя четкость. Судьба Ультрамара зависела от множества разных нитей, и каждая из них была до предела натянута разнонаправленными силами.

Тигурий увидел узел из таких нитей, вибрировавших в ужасном напряжении под ударами событий. В некоторых из них миры Ультрамара сгорали в демоническом пламени; в других вероятностях они процветали, полные жизни, как когда-то Прандиум.

На скалистой планете, горы которой укрылись под лесами, разгорелась война, и Тигурий узнал в этой планете Эспандор. Он увидел огромный город на реке, названный в память о гибели Древнего Галатана. Широкие улицы славного города заполнили полчища солдат Архиврага, теснившие клин из воинов в синих доспехах. Их штандарт падал, и среди бойни Тигурий разглядел яркую фигуру воина, со всех сторон окруженного врагами. Красный плащ указывал, что это Катон Сикарий. Его атаковала женщина-полуэльдар с синими волосами и в ярких одеждах, но нити опять зазвенели, и Тигурия отбросило прочь от Эспандора.

Из вихря видений проявился заброшенный мертвый мир, чей народ был истреблен, а города стали склепами. Он увидел, как восстанавливается одна из древних цитаделей, и на защиту ее мраморных стен встают воины-гиганты в доспехах. На самой высокой башне развевается флаг Ультрадесанта, и от него исходит сияние славы — и только это сияние разделяет триумфальное возрождение и неотвратимо наступающую тьму.

На потрескавшихся бастионах цитадели Тигурий увидел знакомые лица, но не успел их разглядеть: под звон нитей его перенесло на темную планету, чьи пещеры никогда не видели солнца. Но жители этого подземного лабиринта процветали, и огромные аркологии были столь же богаты, как и плодородные долины Квинтарна. Самую большую из пещер орошали четыре реки, и хотя Тигурий знал, что поверхность этой планеты гибельна, как в мире смерти, здешние обитатели были довольны жизнью, как и остальное население Ультрамара.

С предельной ясностью Тигурий понял, что из всех увиденных им планет именно на этой произойдут решающие события. Этот мир был ключом к спасению Ультрамара — и к его гибели.

После этого откровения паутина будущих вероятностей растаяла, и на Тигурия нахлынуло тошнотворное головокружение. Он закрыл глаза, давая органам чувств время снова привыкнуть к материальному миру. Слова из величайшего труда его примарха, «Кодекса Астартес», которые он повторял, успокоили душу, и он открыл глаза.

Оказалось, что он поднял перед собой посох, даже не подозревая, что двигается; пальцы правой руки остановились на символах, обозначающих четыре линии этических устоев.

— Бескорыстие, совестливость, долг и ритуальная благопристойность, — привычно повторил Тигурий. Перевернув посох, он легко встал на ноги и обернулся к массивному столу, вырезанному из цельного куска йаксианского золотого дерева. Взгляд его сразу же остановился на чернильном камне дуаньси, кисти для каллиграфии, листе пергамента и железо-галловых чернилах.

— Четыре сокровища ученого, — сказал он, довольный тем, что хотя бы часть видения обрела смысл. Все еще ясно помня откровение, он сел за стол и начал записывать увиденное. На изложение всех нюансов и ощущений ушло два часа и четыре листа пергамента, что было, впрочем, ожидаемо.

— И везде четверка… — прошептал Тигурий.

Закончив, он покинул библиотеку и направился на вершину горы. Лорд Калгар принимал первого капитана Агеммана и Сикария из второй роты. Солнце уже клонилось к закату, и по внутреннему двору пролегли длинные тени. При появлении Тигурия Калгар поднял голову, и на лице его читался сдерживаемый гнев.

От Сикария же исходили волны ярости, и Тигурий с удивлением понял, что она относится к нему.

— Ты слышал, что случилось на Талассаре? — спросил Тигурий.

— Слышал. Я разделяю твою скорбь, друг мой, но жители Талассара будут отмщены.

— Отмщены? — огрызнулся Сикарий. — Никакого отмщения бы не понадобилось, если бы ты правильно прочитал знамения. Ты предвидел «Бегемота», ты предвидел «Нидара», ты предсказал появление флота зеленокожих. Так почему ты не предсказал это?

— Скажи мне, капитан Сикарий, — проговорил Тигурий, стараясь, чтобы голос его звучал одновременно и сочувственно, и успокаивающе. — Действительно ли я — причина твоей злости? Или я просто удобная жертва, на которую ее можно выплеснуть?

Казалось, что Сикарий вот-вот бросит очередную колкость, но вместо этого он, сжав губы, поклонился Тигурию.

— Прошу прощения, старший библиарий. Вы правы. Я — эрцгерцог Талассара, и мне следовало быть на планете, чтобы защитить мой народ. А я подвел их.

— Мы все их подвели, — сказал Калгар. — Враги захватили нас врасплох, и мы отреагировали в точности так, как предписывает «Кодекс». Возможно, в этом и была наша ошибка.

— Ошибка? — переспросил Агемман. — Не понимаю.

— Если ты знаешь и себя, и врага, ты можешь победить в сотнях сражений без единой потери, — Калгар процитировал «Кодекс Астартес». — Враги явно знакомы с нашими методами. Они знают нас достаточно хорошо, чтобы предвидеть, как мы поступим в той или иной ситуации, а то, что делает предсказуемыми, ослабляет нас.

Тигурий был впечатлен. Если уж Ультрамарин, а тем более сам магистр Ордена, признавал, что именно верность «Кодексу» могла ослабить и сделать уязвимым, это многое говорило о его смирении и готовности к переменам.

— Тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой, — закончил Тигурий цитату, начатую магистром.

— Именно, — согласился Калгар и жестом подозвал его взглянуть на разложенный пергамент с картой Ультрамара.

Тигурий быстро просмотрел карту, отмечая расположение сил флота и районы развертывания армии. Большинство кораблей сосредоточились вокруг Макрагга; отдельные группы были рассеяны по всему Ультрамару, выполняя патрулирование или неся гарнизонную службу. Распределение войска Ультрадесанта было аналогичным: основные силы базировались на Макрагге, а по остальной территории были рассредоточены меньшие отделения.

— Варрон, у меня есть задание для каждого элемента наших сил, — сказал Калгар, постучав пальцем тяжелой латной перчатки по карте. — Я отозвал 3-ю и 7-ю, но не думаю, что они успеют вернуться до того, как еще что-нибудь произойдет. Ультрамар — огромная империя, так что, надеюсь, твои предвидения открыли какую-нибудь часть вражеского плана.

— Открыли, господин, — подтвердил Тигурий и положил поверх карты четыре листа пергамента.

Видя, как капитаны обмениваются скептическими взглядами, он терпеливо объяснил все, что явилось ему в трансе, и добавил свои догадки насчет значения этих картин.

— Немного, — сказал Калгар, когда библиарий закончил.

— Пробелы есть, — признал Тигурий, — но хоть какой-то план лучше, чем никакого. Это варианты будущего, а не неизбежность и даже не самая высокая вероятность. Грядущее подобно воде, которая течет свободно; но как фермер знает, куда скорее направится поток, так и мудрый знаток тонких искусств может определить вероятные пути будущего.

— И нет никого мудрее тебя, Варрон, — улыбнулся Калгар.

— Вы делаете мне честь, господин, — ответил Тигурий. — Я верю, что увиденное мной правда, и призываю вас, Марней, довериться мне.

Он заметил, как напряглись Агемман и Сикарий, когда он обратился к магистру по имени, но он сделал это намеренно, стараясь донести всю серьезность просьбы.

— Твои видения и раньше выручали нас, Варрон, — сказал Калгар, не отводя глаз от карты. — Без твоего предвидения мы не выстояли бы перед «Бегемотом» и с огромным трудом отразили бы множество других угроз. Поэтому я поверю, что твои нынешние слова не менее точны.

— Значит, теперь мы руководствуемся… псайкерством? — удивился Сикарий. — Без обид, лорд Тигурий.

— Я и не обижаюсь, — заверил его Тигурий. — Обычным воинам сложно понять все нюансы тонких искусств. Без обид.

Сикарий моргнул, чувствуя камень в свой огород, но не смог смотреть библиарию в глаза дольше нескольких мгновений: тяжесть знания, читавшаяся во взгляде Тигурия, заставила его отвернуться.

— Значит, Калт, — заговорил Агемман. — Полагаете, именно он — ключ ко всему?

— Думаю, да, — ответил Тигурий, отводя взгляд от Сикария.

— Тогда нам следует развернуть основные силы именно там? — спросил Агемман. — Если ключ к победе спрятан под поверхностью планеты, я поведу 1-ю роту на ее защиту.

Калгар покачал головой.

— Нет, ты и твоя рота отправляетесь на Талассар.

Агемман начал было возражать, но магистр прервал его:

— Ты слышал, что сказал Варрон. Мы будем сражаться вместе, но не на Калте. Если я правильно понял знамения, защита этой планеты — тяжкая ноша для другого воина. Так, Варрон?

— Да, милорд. Для Стража Башни.

***

— Помните последний раз, когда мы вот так шагали рядом? — спросил Пазаний, когда они шли по сумрачным коридорам «Вэ Виктус».

Уриэль прекрасно помнил тот день, но на вопрос ответил лорд-адмирал Тиберий:

— Я помню, — кисло сказал он. — Тогда мы шли на встречу с Мортифакторами в Базилике Мортис. От лоцманских судов остались повреждения, которые до сих пор не устранили.

— Разве корабельщики не занимались ими после того, как нас потрепали на Эспандоре? — спросил Уриэль.

— Нет, — ответил Тиберий, — не было времени. Сначала война с зеленокожими, а затем мы отправились сражаться с тау.

— Ну и назойливые же эти ксеносы, — заметил Пазаний.

Тиберий промолчал, и они продолжили путь к посадочной палубе мимо освещенных мягким светом алтарей Императора человечества и реликвариев с древними боевыми трофеями Ультрадесанта. Иногда им навстречу попадался серв в синем хитоне, плотных рабочих штанах и боевом снаряжении, но большую часть дороги они прошли, никого не встретив. Учитывая, что за гости прибывали на «Вэ Виктус», Тиберий приказал ограничить перемещения команды.

Лорд-адмирал был гигантом в силовом доспехе; лысый, с грубоватым лицом, одна сторона которого была изуродована шрамами, он походил точь-в-точь на корабль, которым командовал уже три столетия. «Вэ Виктус» доводилось участвовать в самых героических сражениях в истории Ультрадесанта, и хотя Тиберий постоянно жаловался на то, что орбитальные доки Калта не слишком-то стараются с ремонтом, корабль гордился своими шрамами. На плечах адмирала был зеленый парадный плащ, и хотя воротник из меха хищной летучей мыши жутко натирал кожу, плащ полагался ему по званию магистра флота. Титул этот должен был принадлежать Уриэлю, но не было ничего позорного в том, чтобы уступить звание воину вроде Тиберия: адмирал знал практически все о пустотной войне и с честью принял эту роль.

Когда они поднимались на лифте к посадочной палубе, Пазаний сказал:

— Я слышал, что Сикарий и вторая рота отправляются на Эспандор. Он не очень-то этому обрадуется, когда узнает про Талассар.

— Понятное дело, — согласился Уриэль. — Могу представить, что бы я сам чувствовал, если бы на Калте что-то случилось, а мстить за погибших послали бы не нашу роту. Воображаю разочарование Сикария.

— На Талассар отправятся сам лорд Калгар и первая рота, — отозвался Леарх. — Сикарий наверняка будет доволен, что за тем нападением последует столь мощный ответ.

— Плохо же ты знаешь Сикария, — хмыкнул адмирал. — Он точно будет не в восторге, что Агемману достанется шанс сражаться рядом с магистром Ордена и спасти родной мир Сикария. Он эрцгерцог Талассара, население которого обязан защищать. Ему придется не по нраву, что Вторую обошли, а Агемман выдвинулся.

— Вы правда думаете, что Сикарий метит на должность капитана Агеммана? — спросил Пазаний.

— Катон явно целится выше, чем на титул регента Ультрамара, — ответил Тиберий.

— Перестаньте, — прервал их Уриэль. — Катон Сикарий — благородный воин, и вам — всем нам — не пристало так о нем отзываться.

Замечание было справедливым, так что Сикария с его амбициями больше не обсуждали; вместо этого разговор зашел о других точках в Ультрамаре, куда отправлялись войска.

Лорд Калгар с первой ротой выдвинулся к Талассару, чтобы отразить жестокое нападение врага, а вторая рота направлялась на Эспандор. Капеллан Кассий и отдельные части 5-й и 6-й рот были на пути к Квинтарну, и в соответствии с видениями Тигурия к их бронетанковым соединениям был приписан Антаро Хрон. Уриэль и 4-я рота получили назначение на Калт, но отправиться туда им предстояло не одним.

В сопровождение «Вэ Виктус» было выделены корабли из ультрамарского флота; группа фрегатов, эсминцев и патрульно-эскортных кораблей была невелика, зато каждый из них имел славную боевую историю на зависть многим другим орденам.

В центре этого соединения находился крейсер типа «Готика», воевавший еще в Готической войне; теперь в его облике мало что напоминало о тех героических временах. На остром, словно клинок, носу виднелся механический череп на фоне черно-белой шестерни, а борта щетинились новыми устройствами, о которых во времена конструкторов корабля никто и слыхом не слыхивал.

Это был «Перпетуум когито» —флагман магоса Локарда, корабль, оставлявший столь необычные энергетические сигнатуры, что палубная команда «Вэ Виктус» с трудом могла их фиксировать.

Остальные подразделения Ордена под командованием капитана Синона пополнили гарнизон Макрагга, так как защита крепости Геры требовала более внушительных сил, чем оборонная ауксилия и армия сервов. Задание, порученное капитану Антилоху и Ториасу Телиону из 10-й роты, оставалось тайной, и лишь магистр Ордена знал, куда они направляются; впрочем, среди ветеранов-скаутов это было обычной практикой.

— Одного не понимаю, — признался Пазаний у противовзрывных дверей, за которыми лежала посадочная палуба.

— Только одного? — улыбнулся Леарх.

— Зачем магистру Ордена вообще лететь на Талассар после событий на Таренте? — продолжил Пазаний, не обращая внимания на подколку. — Там его запросто может ожидать новая ловушка.

— Лорд Тигурий увидел его на Талассаре, — пояснил Леарх. — Так же, как он увидел на Эспандоре Сикария. С будущим не поспоришь.

— И с каких это пор ты, Леарх, стал знатоком причинности? — спросил Тиберий.

Леарх покачал головой.

— Никакой я не знаток, но если в видении лорда Тигурия магистр Ордена был там, значит, он там и будет.

— Не думаю, что сила библиария действует именно так, — сказал Уриэль. — Лорд Тигурий видел лишь один из возможных вариантов будущего. Может быть, самый вероятный — но не обязательный.

— И поэтому-то мы должны принять на борт эту особу? — поинтересовался Пазаний. — Чтобы будущее сложилось нужным образом?

— Вот это нам и предстоит выяснить, — ответил Уриэль, когда двери на палубу начали открываться.

На посадочной палубе было до странного тихо. Обычно здесь суетились сервы, работали технодесантники и оружейники, готовившие к запуску «Громовых ястребов» или десантные капсулы, но сейчас под огромными готическими сводами царила необычная тишина. Четыре воина прошествовали к посадочной площадке — длинному прямоугольнику из почерневшей стали неподалеку, мигавшего огнями от защитного поля корабля и мерцающих звезд снаружи.

У края платформы их ждал капеллан Клозель, и его черная броня сливалась с темнотой палубы, резко выделялись только золотой крозиус и костяная белизна маски-черепа. Устрашающая солидность, которую излучал его облик, убедила Уриэля, что они встретят гостей во всеоружии.

— Капеллан, — сказал он, — хорошо, что вы снова с нами.

За те недели, что прошли со дня возвращения 4-й роты с Павониса, капеллан Клозель большую часть времени провел в самом уединенном солитариуме на Макрагге, где постился и раздумывал о своем долге перед Орденом. Он вернулся лишь за несколько минут до того, как последний «Громовой ястреб» отправился на «Вэ Виктус», и Уриэль был рад, что капеллан сейчас на корабле. Четвертая всегда сражалась лучше, когда в битву ее вел Клозель.

— Я тоже рад, что вернулся, капитан Вентрис, — отозвался капеллан. — Я почувствовал, что грядет война, и знал, что мое присутствие будет необходимо.

— Вы почувствовали это даже с высот Иллириума? — спросил Пазаний.

— Именно. А ты разве нет?

— Пожалуй. — Пазаний сжал протянутую Клозелем руку. — Это здорово — вновь сражаться рядом с вами, капеллан.

— Хорошо, что вы опять в роте. Полагаю, после исключения из операции на Павонисе вы осознали, как важно ничего не скрывать?

— О да, — заверил его Пазаний. — Уж на этот счет можете не волноваться.

Клозель кивнул и поздоровался с другими воинами Четвертой. Это собрание героев вызвало в Уриэле смешанное чувство радости и странной тревоги, напоминавшей предчувствие перед неудачной атакой. Слушая, как товарищи приветствуют друг друга, он с удивлением подумал, что такое ощущение, похоже, возникло только у него.

Что это — предвидение вроде того, что спасло им жизнь на Таренте?

— Она опаздывает, — заметил Леарх вполголоса, и его слова прозвучали неестественно громко на сумрачной палубе.

— У нее есть на это право, — ответил Уриэль и потер подбородок, стараясь скрыть тревогу.

— Право кого — дамы или инквизитора? — пошутил Пазаний.

— Инквизитора Ордо Маллеус, — отозвался Уриэль.

— Маллеус? — переспросил Леарх. — Откуда ты знаешь?

— Когда мы встречались с магистром Ордена, я заметил татуировку у нее на запястье. Не стоит ее недооценивать; сотрудничайте с ней, но не общайтесь без прямой необходимости, понятно?

Оба его сержанта кивнули, явно не горя желанием иметь дело с инквизитором, особенно связанным с демоническими проявлениями.

— Вот и она, — Тиберий кивнул в сторону защитного поля.

Черноту космоса прорезал узкий силуэт корабля, чья матовая поверхность, казалось, поглощала любой свет. Для инквизитора корабль был небольшим, но Уриэль подозревал, что где-то неподалеку на орбите Макрагга скрывается еще один — куда крупнее.

Корабль прошел сквозь поле и под басовитое гудение двигателей сел на площадку, источая космический холод. Стерилизующие потоки раскаленного пара омыли его корпус, и сразу же после этого из борта корабля опустилась аппарель и открылся люк.

Инквизитор Намира Судзаку спустилась по аппарели навстречу воинам, и полы ее шинели развевались в струях выхлопных газов, извергаемых кораблем. Она шагала широко и решительно, как человек, твердо уверенный в избранном пути. Следом за ней спустилась свита из аколитов. Большинство из них Уриэль помнил по встрече у магистра Ордена, но один человек выделялся среди прочих: мужчина с темной кожей и белыми волосами, стянутыми в длинный хвост. Его облачение было точь-в-точь как у инквизитора: черный комбинезон-перчатка и длинная шинель, и Уриэль заинтересовался, было ли это просто подражанием или чем-то вроде униформы.

Остановившись перед капитаном, Судзаку кивком поприветствовала его:

— Капитан Вентрис. — Резкий голос придавал каждому слогу предельную четкость. — Много о вас наслышана. Ваши достижения впечатляют, ведь немногие сумели вернуться из Ока Ужаса незапятнанными. С удовольствием послушаю, как вам это удалось.

— Спасибо, — отозвался Уриэль, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. — Я следовал заповедям Кодекса Астартес, и его слова указали нам путь.

— Любопытно, учитывая, что ваш отказ следовать этим заповедям и стал причиной ссылки. Очень любопытно.

Взгляд Судзаку переместился влево от Уриэля.

— А это, должно быть, Пазаний Лисан. Какая жалость, что вы вернулись без того протеза из святотатственного живого металла некронтир. Я знаю многих инквизиторов, которые жаждут изучить подобный артефакт. Мы можем многое узнать, исследуя оружие врага.

— Я был рад от него избавиться, — сказал Пазаний. — Хотя боль была словно от адского пламени, я каждый день благодарю Императора за то, что чудовища забрали у меня эту штуку.

— Какая интересная метафора, — заметила Судзаку. — Вам знакомо адское пламя?

— Просто образное выражение, — невозмутимо отозвался Пазаний, — только и всего.

Судзаку посмотрела на Леарха.

— Сержант Леарх, герой Гераполиса, который повел 4-ю роту на Эспандор и разбил орды зеленокожих. В одиночку победить гарганта — это настоящий подвиг.

Уриэль улыбнулся, заметив, что Леарха эти слова заставили покраснеть.

— На самом деле не в одиночку. Рядом со мной сражались капеллан Клозель и многие другие братья. Нужно отдать должное и губернатору Саулу Галлоу. Его силы обороны сражались с исключительным мужеством.

Судзаку кивнула так, будто все детали кампании были ей уже известны, и повернулась к капеллану.

— Капеллан, ваша литания подвигов говорит сама за себя.

Уриэль удивился почтительности, с которой она обратилась Клозелю, а затем посмотрела на адмирала Тиберия, и

— Мои боевые заслуги перечислять не стоит, — предупредил почтенный адмирал. — Мне они знакомы лучше, чем вам, и с памятью у меня все в порядке. Добро пожаловать на «Вэ Виктус», и вы премного меня обяжете, если будете держаться в границах выделенных вам помещений. Боевые палубы корабля Адептус Астартес — не место для тех, кто не проходил подготовку в Ультрамаре.

Улыбнувшись, Судзаку кокетливо склонила голову, словно прикидывая, стоит ли напомнить адмиралу, что она агент Инквизиции — организации, имевшей карт-бланш во всем, что касалось защиты Империума. Инквизиторам было достаточно одного слова, чтобы призвать на службу целую армию или флот, сместить планетарного правителя или приговорить к смерти звездную систему. Пытаться помешать им в этом мог или глупец, или отчаянный смельчак.

Казалось, инквизитор Судзаку еще не решила, к какой категории относится адмирал Тиберий.

— Вы прямолинейны, адмирал, — сказала она. — Впрочем, от ветерана сражения при Цирцее иного ждать и не стоит. Я удовлетворю вашу просьбу.

— Это не просьба, — сказал Тиберий.

Судзаку кивнула и обернулась к беловолосому мужчине, стоявшему рядом с ней.

— Это мой аколит-дознаватель, Собуро Судзаку. — Заметив вопросительные взглядыУльтрамаринов, она добавила: — Судзаку — распространенное имя на нашей родине.

Уриэль присмотрелся, стараясь заметить фамильное сходство, но качественная аугметика инквизитора затрудняла сравнение. Положив руку на плечо адмирала, он сказал:

— Инквизитор Судзаку, сержант Леарх проводит вас и вашу свиту в предназначенные вам каюты. Полагаю, выделенные помещения вам подойдут.

— Я в этом уверена. Когда мы переходим в варп?

На этот вопрос ответил Тиберий:

— Мы достигнем точки перехода на краю системы через два дня, затем, если варп будет попутным, максимум через неделю будем на Калте.

— И тогда мы выясним, насколько точно библиарий Тигурий умеет читать линии судьбы, — сказала Судзаку.

— Раньше он никогда не ошибался, — заметил Уриэль.

Лицо инквизитора помрачнело.

— Все когда-то случается в первый раз.

ГЛАВА 7

Конвой выполз из туннеля и прогрохотал по широкому шоссе, извивающемуся между склонами гор. Впереди шла разведывательная машина «Саламандра». Ее основное орудие рыскало из стороны в сторону, слышался постоянный треск обмена сообщениями с идущей следом БМП «Химера».

За первой «Химерой» следовала вторая, за ними — командная «Саламандра» и третья «Химера». Далее ехали восемь тяжело нагруженных грузовиков, отмеченные символом Муниторума — крылатым черепом на фоне скрещенных пистолетов. Четвертая «Химера» замыкала колонну.

Два самолета — транспортная «Валькирия» и штурмовой «Стервятник» — наматывали восьмерки над конвоем. Оба были окрашены в бледно-голубой и серебряный, цвета Оборонной Ауксилии Эспандора.

Конвой двигался быстро: дороги между вершинами Анасты считались опасными. Многие конвои, следующие от планетарной столицы, Гераполиса, к удаленным городам Эспандора, были атакованы среди этих узких каньонов и волнообразных склонов. Пейзаж был суров в своей первобытной красоте: высокие водопады и раскидистые леса покрывали зубчатые утесы полосами хрусталя и зелени.

Не успела ведущая машина выехать из-за поворота, как сработал датчик расстояния, и взрыв с глухим кашлем перевернул ее на бок. В днище машины дымилась дыра. Каменная пыль и обломки посыпались горящим дождем, когда двигатель первой «Химеры» взревел, чтобы прорваться сквозь засаду. Ее траки вспахивали дорогу, пока она огибала образовавшийся кратер. Шквал выстрелов вырвался с опушки леса, высекая искры из корпуса, как только из люка показался стрелок, разворачивая тяжелый стаббер.

Крупнокалиберные снаряды пропахали холм, срывая ветви и раскалывая древние деревья. Прогремел еще один взрыв, и поверхность дороги очертило похожими на синусоиды трещинами. Кусок дороги между трещинами вздыбился, и ушел вниз, образуя огромный провал. «Химера» заскребла гусеницами, пытаясь избежать падения в образованный подземный взрывом гигантский кратер, но ей не хватило ни времени, ни места для маневра. Прежде чем упасть, машина мгновение висела на краю, затем перевернулась и приземлилась вверх дном.

С деревьев посыпались рейдеры — разношерстное сборище диких крутов и корсаров в ярко окрашенных плащах, помятых доспехах и пугающих масках. Показались безобразные боевые знамена, изображавшие изогнутый тальвар. Их несли улюлюкающие воины в сшитой из лоскутов форме; у каждого была ярко-синяя повязка, пояс или ремень. Сотнями они вываливались из-за деревьев, стреляя от бедра или швыряя дискообразные гранаты. С тяжелым лаем мощные лазеры впились в борта оставшихся машин конвоя.

Бойцы оборонной ауксилии выскочили из «Химер» и открыли ответный огонь, засыпав противника шипящими выстрелами из лазганов и отскакивающими пулями.

Воздух наполнился басовитым гулом, и покачиваясь на потоках воздуха, из-за поворота появились три нагруженных скифа. На носу у каждого за тяжелым орудием сидело по гогочущему воину в ухмыляющейся череполикой маске. Из орудий с воем изверглись потоки разрывных снарядов. Кучи гильз падали на дорогу звенящим дождем.

Первый скиф взорвался, когда пара выпущенных «Стервятником» ракет врезалась в его палубу. Его нос пропахал длинную борозду в дороге, разбрасывая по пути оружие и тела, пока не перевернулся на бок, объятый пламенем.

Не успел экипаж «Стервятника» поздравить себя с почином, как из деревьев спиралью взмыла троица ракет. Пилот рванул самолет в сторону, и первая ракета пронеслась над кабиной. С искрами вспыхнули ложные тепловые цели, отводя вторую ракету от «Стервятника», но третья влетела прямо в боковой воздухозаборник и взорвалась.

Самолет накренился и сорвался вниз. Одно крыло завалилось, и горящий самолет врезался в проезжую часть с оглушительным взрывов. Горящее топливо забрызгало дорогу, поднимая языки пламени. Оставшиеся имперские машины начали разворачиваться, но не для того, чтобы сбежать.

Тенты с грузовиков слетели. Оказалось, они скрывали не ящики с боеприпасами и другим военным имуществом, а куда более смертоносный груз. Второй и третий грузовики везли десять воинов штурмового отделения Иксиона, четвертый и пятый — стрелков отделения Опустошителей Тириана. Отточенными движениями Опустошители подняли тяжелые орудия и открыли стрельбу по приближающемуся толпой противнику.

Ракеты и заряды тяжелых болтеров разорвались посреди скоплений корсаров, в мгновение ока выкосив их во множестве. Воин в алом плаще и сияющих синих доспехах с золотой отделкой спрыгнул с кузова головной машины и выхватил талассарский Меч Бури. Катон Сикарий повернулся к дороге и поднял мерцающий клинок над головой.

— За Талассар и Вторую! — выкрикнул он, когда его командное отделение приземлилось рядом с ним. Вандий развернул ротное знамя, Прабиан выхватил силовой меч, а Малкиан выбросил струю пламени из огнемета. Нестройная толпа корсаров и крутов приближалась сквозь дым, и Сикарий выбрал крута с толстым гребнем желтых иголок на голове в качестве первой жертвы.

Не дожидаясь своих воинов, Сикарий понесся к крупной группе врагов; в то же время бойцы Иксиона выбрались из грузовика и активировали прыжковые ранцы.

Огонь врагов переключился на них, но их атака была так быстра и неожиданна, что ни один из выстрелов не попал в цель. Неожиданное появление Ультрамаринов привело врагов в смятение, однако они быстро оправились и стремительно бросились на нового врага.

Ряды Ультрамаринов и ксеносов сшиблись с ревом ненависти, и Сикарий вонзил Клинок Бури в грудь крута с желтыми колючками, рассекая его от шеи до таза, перед тем как повернуться и всадить плазменный заряд в морду другого клекочущего крута. Он поморщился с отвращением, выдергивая клинок из ксенотвари. Он уже сражался с этими существами-наемниками раньше, однако привыкнуть к отталкивающей вони их внутренностей было невозможно. Прабиан сражался рядом, рубя и вспарывая свирепыми выпадами. В его ударах не сквозило утонченности или коварства — Прабиан как боец отличался прямолинейностью.

Десятки птицеподобных дикарей-крутов окружили их шумной толпой. Их конечности походили на хлещущие канаты, которые вращали ружья с прикрепленными клинками и охотничьи мечи с невероятной быстротой. Один из крутов бросился на Сикария, зажав клювом его руку с мечом и одновременно ударив клинком в грудь. Металл меча раскололся об Этерниум Ультра, и Сикарий протаранил шлемом морду ксеноса.

Клюв треснул и существо упало, однако на его место встало еще пятеро. Пистолет сразил одного, меч — другого, но прежде чем Сикарий продолжил бой, вмешался Прабиан. Чемпион роты вонзил меч в череп крута, и до того, как ксенос упал замертво, клинок выпотрошил и обезглавил еще одного. Малдан расчистил немного места точными струями прометия, и сержант Дацей отогнал оставшихся ксеносов короткими очередями болтерного огня.

— Пытаетесь победить без нас? — сказал Дацей. Казалось, что его аугметический глаз подмигнул.

— И в голову не приходило, — усмехнулся Сикарий.

— Чертовски верно! — ответил сержант с легкой фамильярностью, свойственной воинам, которые сражались бок о бок десятилетиями.

Грохочущие взрывы и гулкие выстрелы тяжелых болтеров проредили вражеские ряды, а трассирующий поток снарядов разнес подбитый скиф и вражеских воинов, укрывшихся за ним. Сикарий посмотрел вверх в то самое время, как «Валькирия» спикировала вниз, и перевела двигатели в режим зависания. В раскрытых люках стояли штурмовики в синей броне, с нетерпением готовясь вступить в бой с врагами.

Среди них был стройный человек в черных доспехах и шлеме с забралом в форме орла, закинувший боевой дробовик за плечо.

— Кажется, губернатор Галлоу хочет вступить в бой, — сказал Дацей.

— Леарх сказал, что он готов принять любой вызов, — ответил Сикарий.

— Похоже, он прав.

Завывающие потоки воздуха из двигателей подняли клубы пыли и сдули дым от горящей техники. Сикарий увидел, как из укрытий выскользнули два уцелевших скифа и направили орудия на спускавшийся штурмовой транспорт.

— Сержант Тириан, разберитесь с этим чертовым скифом, пока добрейшему губернатору не отстрелили зад.

— Наводимся, — ответил Тириан, и мгновение спустя пара ракет прочертила воздух, прежде чем врезаться в нос скифа. Огненный цветок расцвел на корпусе машины и охватил весь борт скифа; в то же время из носового орудия вырвался сноп трассирующих снарядов, разошедшихся веером в сторону губернаторского самолета. Скиф грохнулся на дорогу, ломая киль и распадаясь надвое.

— Иксион, притащи мне выживших с того скифа, — сказал Сикарий.

— Есть, — ответил сержант Иксион.

Поле боя было зачищено, отступники перебиты, а их трупы — сложены и подготовлены для костров. Крутов сложили ниже с подветренной стороны: зловоние от их сжигаемых тел было нестерпимо сильным и чужеродным. От двух скифов остались одни обломки, их корпуса сплошь покрылись кратерами от болтерных снарядов и ракет. Солдаты Оборонной ауксилии вытаскивали из лесу трупы вражеских солдат, пытавшихся бежать с поля боя, и огнеметные команды сжигали их дотла. На землях Ультрамара не должно было остаться и следа этой нечисти.

Третий скиф удрал после ужасающего разрушения, учиненного на втором штурмовиками Иксиона. Они упали на его вздыбившуюся палубу с ревущими цепными мечами и грохочущими пистолетами, расправившись с уцелевшим экипажем, за исключением двух взятых в плен, всего за семь секунд.

— Вы были правы, — сказал губернатор Саул Галлоу, красивый мужчина с непокорной копной волос каштанового цвета и обаятельной улыбкой. — Они не смогли устоять перед такой вкусной целью.

— Их командир был опрометчив, — ответил Сикарий. — Они напали тем же макаром, что и три раза до этого, и сделали все неаккуратно.

— Неаккуратно? Они дрались жестко. Мы потеряли двадцать человек и несколько транспортных средств.

— Приемлемые потери, — сказал Сикарий. — Враг теперь знает, что мы не боимся принять бой, и это сделает его опасливым. Опасливый враг — все равно что разбитый.

— Надеюсь, что вы правы, — пожимая плечами, сказал Галлоу. — Мы потеряли уже шесть городов, и не похоже, что враг уже разбит.

— Это потому, что вы думаете, будто это война на истощение. Адептус Астартес сейчас на вашей стороне. Но мы сражаемся не так, как вы.

— Я помню, — сказал Галлоу. — Я сражался вместе с сержантом Леархом и 4-й ротой.

— Против зеленокожих. Это война совершенно иного рода.

— Я понимаю. Я не дурак, капитан Сикарий. Я планетарный губернатор мира Ультрамара, назначенный самим лордом Калгаром.

— Как бы то ни было, ваши силы должны подчиняться мне. Этот мир принадлежит Ультрадесанту. Знайте свое место.

— Я знаю его очень хорошо, капитан, — заверил Галлоу со стальной ноткой в голосе. — Но эта засада стоила жизней, Катон, жизней моих людей. Я хочу знать, что они умирают не зря. Лорд Калгар не желал бы такого.

— Лорд Калгар желает победы, — сказал Сикарий, недовольный тем, что губернатор назвал его по имени. Он пошел к месту, где сержант Дацей держал двоих пленных, и Галлоу пришлось поспешить за ним, чтобы не отстать.

— Что вы надеетесь почерпнуть из разговора с этими мерзавцами? — спросил Галлоу.

— Я хочу узнать, кто их лидер, — ответил Сикарий. — Убей Зверя, и орда умрет. Это сработало в Черном Пределе, сработает и здесь.

— Мне показалось, вы сказали, что это не такая война, как с зеленокожими, — заметил Галлоу.

— Верно, но этот принцип никогда не меняется, — сказал Сикарий, рассматривая двоих связанных пленников.

Оба носили перешитую форму из разноцветных лоскутов: буйство розового, голубого, зелени и золота. Выглядело кричаще, и Сикарий скривился от отвращения. Сражаться против этаких пугал было неприятно, а уж разговаривать с ними...

Один был в шлеме, закрепленном прямо на черепе костяными крючками, воткнутыми в кожу на висках; там, где они оторвались, размазалась засохшая кровь. Полоски плоти с ржавыми крючками свисали со щеки вроде отвратного украшения. Другой был одет примерно так же, но его экипировка была получше качеством. Упрямство на изможденном лице выдавало в нем командира. Оба носили ярко-голубые кушаки — единственная общая деталь в их одежде.

— Прежде чем я убью тебя, я хочу узнать имя вашего командира, — сказал Сикарий.

— Voshad nether yousan pothai! — выплюнул первый.

Сикарий ударил его тыльной стороной ладони по лицу с силой, достаточной, чтобы выбить зубы, не сломав челюсть.

— Пойми, — сказал Сикарий, стоя на коленях возле заключенного и уперев ствол плазменного пистолета ему в подбородок. — Ты скоро умрешь. Еще раз так скажешь, и твоя смерть будет медленной и мучительной. Я спрашиваю снова: как зовут вашего военачальника?

— Мы — Кроваворожденные. Мы не сказать вам ничего, — прошипел офицер на ломаном готике, будто не говорил на нем уже много лет.

— Тогда ты бесполезен, — сказал Сикарий. Его пистолет вспыхнул, а верх головы офицера испарился, окатывая его соплеменника кипящей кровью и клочьями мозга. Тот вскрикнул и тщетно забился в тисках Дацея изо всех сил, когда Сикарий повернулся к нему.

— Ustras mithoryushad merk! — пролепетал он в ужасе.

— Готик! — прогрохотал Сикарий. — Я знаю, вы меня понимаете, сейчас же!

— Я служу Королеве корсаров! — воскликнул человек. Его лицо сморщилось от страха, и Сикарий почувствовал едкий смрад мочи. Он покачал головой при виде трусливой душонки.

— Есть ли у этой королевы имя?

— Саломбар, — захныкал пленный. — Каарья Саломбар. Она командует воинством Кроваворожденных, посланным обобрать этот мир.

— Кроваворожденные? Что это такое?

— Святая армия Вечных Сил! — выплюнул человек: немного мужества вернулось к нему. — Королева корсаров — наш пророк, и она увидит, как вы горите в огне ярости нашего хозяина!

— Не рассчитывай на это, — сказал Сикарий. — И что она такое? Человек, ксенос?

Пленник заколебался.

— Человек, — сказал он наконец.

— Ты что, не знаешь? — спросил Сикарий, прижав ствол к виску солдата. Пистолет зажужжал, готовый выстрелить.

— Никто не знает! Болтают, что она наполовину эльдар. Она быстрая, как они, но сильная.

Сикарий выпрямился.

— Расскажи мне об этой Королеве корсаров. Сколько у нее воинов? Каковы ее сильные и слабые стороны?

— Она умная, — засмеялся Кроваворожденный, смирившись со смертью. — Умнее, чем ты, если ты думаешь, что она будет драться лицом к лицу.

— Кто сказал, что я собираюсь драться с ней лицом к лицу?

— Ты Ультрамарин. Ты всегда так делаешь, — прошипел человек. — Вы все так делаете.

— Похоже, ты больше ничего не знаешь, — сказал Сикарий и послал копье жгучей плазмы в мозг пленного.

***

Космическое пространство вокруг Талассара было заполнено электромагнитным мусором и обжигающими вспышками остаточной радиации. «Цезарь» осторожно двигался к планете, ставшей очередной жертвой захватчиков; огромную боевую баржу сопровождал небольшой флот из фрегатов и эсминцев, которые держались рядом, словно рыбы-чистильщики, следующие за морским хищником. В стратегиуме, находившемся на носу баржи, Марней Калгар оценивал масштабы сражения, произошедшего у Талассара.

Изуродованные остовы кораблей дрейфовали по нисходящей орбите; спорадические выбросы из поврежденных реакторов искажали данные сканеров шипящими волнами статики. Палубная команда и сервиторы, работавшие с авгурами, старались очистить изображения от помех, но в сражении применялась значительная огневая сила, всегда оставлявшая за собой жестокий след.

— Проклятье, вот это была битва, — сказал Калгар, ни к кому конкретно не обращаясь.

На палубе из твердой древесины стояли по стойке «вольно», сложив руки на груди, Варрон Тигурий и Север Агемман; оба они достаточно хорошо знали магистра Ордена, чтобы понимать, когда он высказывается риторически, и не хотели мешать ему выплескивать горе и гнев.

Изучив район с обломками, Калгар увидел останки по меньшей мере тринадцати кораблей, четыре из которых принадлежали Ультрадесанту. Облик вражеских кораблей был так чудовищно искажен, что не представлялось возможным определить, сколько их остовов дрейфовало в этом секторе космоса.

— Фиксирую остаточные сигнатуры двигателей, — доложил Вибий, вахтенный офицер «Цезаря».

— В этом нет необходимости, — отозвался Калгар. — Я и так вижу, какие корабли мы потеряли. «Гнев Геры», «Копье Жиллимана», «Меч Ультрамара» и «Эрцгерцог Талассара».

— Все четыре… — прорычал Агемман.

Калгар покачал головой.

— Не думал, что мне доведется увидеть на своем веку такие потери. Как насчет планеты? Скажите, что есть хоть какие-то признаки жизни.

— Сожалею, мой господин, — ответил Вибий. — Я ничего не фиксирую, но это не наверняка. Последствия боя создают слишком сильные помехи, чтобы сказать точно.

— Там не осталось ничего живого, Марней, — с грустью заметил Тигурий.

— Вы уверены?

— По крайней мере, я не чувствую, — сказал старший библиарий.

— Мы отомстим за них, мой господин, — добавил Агемман. — Честью клянусь, первая рота заставит врагов заплатить за содеянное страшной ценой.

— Я знаю, ты выполнишь клятву, Север, — ответил Калгар. — Ладно, Варрон. Ты говорил, в твоем видении здесь будет битва, но тут уже не с кем сражаться. Как ты это объяснишь?

— Не знаю, милорд. Предвидение — наука неточная, но, полагаю, мое видение сбудется. Мы сразимся за Талассар и отомстим за павших. В этом я уверен.

— Но как и с кем? — настаивал Калгар. — Я вижу здесь только обломки — и гордых кораблей из ультрамарского флота, и взорванные остовы вражеской флотилии.

Тигурий вгляделся в экран. Калгар уже собирался упрекнуть его в неспособности дать четкий ответ, когда библиарий покачал головой.

— Нет, враг здесь. Он ранен и прячется, но он все еще тут.

Калгар вновь посмотрел на экран, а Тигурий бросился к постам сюрвейеров и вцепился в край планшетного стола. Магистр Ордена не увидел на экране ничего нового: все те же разбитые и выпотрошенные оболочки вражеских судов и покалеченные корабли, каждый со знаком перевернутой омеги Ультрадесанта на обломках носа, украшенного крыльями орла.

Он присоединился к Тигурию и Агемману у планшетного стола и окинул взглядом изменчивый узор символов, который то складывался, то вновь рассыпался. Тигурий перебирал разные спектры поисковых параметров и, усиливая увеличение, вызывал крупный план разных участков космического поля битвы.

В нижней части окна обнаружения возникли энергетические всплески — не более чем угасающая фоновая радиация, вполне ожидаемая после столь яростной перестрелки.

— Что ты видишь? — тихо спросил Калгар.

— Они здесь, — прошептал Тигурий; его глаза мерцали потусторонним светом. — Они хитры, это правда, но я знаю их уловки.

Калгар посмотрел на Агеммана, но Первый капитан лишь пожал плечами, понимая в происходящем не больше него самого. Прижав ладонь к светящейся поверхности стола, Тигурий пролистал с десяток изображений и остановился на снимке одного из космических секторов, исчерченном вихрями ядерного излучения — выбросами после выстрела из орудия «Нова». Район заполняли гигантские облака медленно вращающихся обломков — завеса из материального и электромагнитного мусора, похожая на клин практически непроницаемого тумана.

— Здесь, — торжествующе провозгласил Тигурий. — Вибий, отфильтруй радиационные выбросы в эхо-полосе и проведи активное сканирование того облака. Сканеры — на всю возможную мощность.

— Если там кто-то есть, они поймут, что мы их ищем, — предупредил Вибий.

— Знаю. Выполняй.

Вибий бросил взгляд на Калгара, который кивнул:

— Сделай, как он говорит.

Сюрвейеры «Цезаря» выпустили в облако поток зондирующего излучения, и напряженность в стратегиуме усилилась. Значительная часть излучения рассеялась на обломках, но отраженных остатков хватило, чтобы создать на планшетном столе размытый контур. В его мерцающих очертаниях не было ясности, но предмет, его породивший, угадывался безошибочно. Калгар сделал резкий вдох, узнав этот кошмарный образ, и Агемман сразу же отдал воинам приказы.

— «Неукротимый», — сказал Калгар, видя до ужаса знакомые зубчатые стены звездного форта. Тот изменился за прошедшее время: строения, раньше величественные, обросли грубыми редутами, высокими устрашающими башнями и самыми жестокими ловушками, которые только были известны военным архитекторам Железных Воинов.

Вибий изучил изображение более детально.

— Энергетические сигнатуры указывают на сильные повреждения. Фиксирую многочисленные выбросы, характерные для множественных нарушений герметичности реакторов и повреждений варп-ядра.

— У них почти получилось, — сказал Агемман. — Черт подери, они его практически уничтожили.

— Тогда мы завершим начатое, — процедил Калгар, в котором бушевала ярость. — Всем кораблям: сосредоточиться вокруг «Цезаря». Мы заставим этих мерзавцев принять бой и заплатить за каждую жизнь, которую они отняли.

Агемман протянул ему руку, и Калгар пожал ее.

— Первая рота с вами, мой господин. Мы закончим эту битву вместе.

— Да, — согласился Калгар, чувствуя, как «Цезарь», словно в предвкушении, прибавляет скорость. Он посмотрел на пятно размытого света и радиации и испытал знакомое волнение, как всегда перед боем.

Он завершит то, что должен был сделать давным-давно.

— На этот раз казнь свершится, — пообещал Калгар одержимому демоном форту.

Рассекая вихри радиационных штормов и электростатические облака, «Цезарь» погрузился в море обломков вокруг Талассара. Он миновал брошенные остовы кораблей, разбитых в жестоких схватках, и скорбный вид их израненных корпусов свидетельствовал о беспощадности пустотной войны.

Целью Калгара была месть, и ничто не смогло бы помешать ему исполнить эту священную обязанность. «Цезарь» только что покинул наземные верфи Калта после ремонта, его системы работали на оптимальном уровне, а команда была подготовлена и вымуштрована лучше, чем на любом другом линкоре военного флота. Все орудийные комплексы были приведены в боевую готовность, и стратегиум осветился алым — цветом войны.

Многими палубами ниже капитан Агемман готовил воинов к битве. Терминаторы первой роты завершали предбоевую проверку, а технодесантники снаряжали «Громовые ястребы» и произносили ритуальные благословения их корпусам и оружию.

Марней Калгар не сводил глаз с изображения «Неукротимого». Он помнил, как шестьдесят лет назад вел на борт звездного форта первую роту. Забыть эту битву он не смог бы при всем желании, ибо ее исход стал единственным пятном на его чести. Оказалось, что М’Кара невозможно уничтожить, поэтому он заключил сделку с инквизитором Мазеоном, чтобы заманить демона в ловушку. Тогда такое решение представлялось наилучшим; и вот сейчас его сыны вынуждены жестоко расплачиваться за это.

— Тогда ты выжил, — прошептал он, сжимая могучие Длани Ультрамара. — Сейчас я закончу начатое.

Облаченный в доспех Антилоха, Калгар возвышался даже над самыми высокими воинами, и огромные толстые пластины терминаторской брони казались неуязвимыми. Поверхность их вязью покрывали мельчайшие письмена, почти невидимые невооруженным глазом. Наставления из «Кодекса Астартес», сотни тысяч слов, выгравированные на металле, — и все равно это была лишь толика содержания трактата. Люди, даже столь выдающиеся, как Марней Калгар, с трудом могли запомнить наизусть лишь небольшую часть учения Робаута Жиллимана.

— Приближаемся к дальней границе зоны поражения «Неукротимого», — объявил Вибий, стоявший у тактического планшетного стола.

— Ясно, — отозвался Калгар. — Есть изменения в состоянии форта?

— Никак нет, мой господин. Он все еще истекает энергией, и в показателях варп-ядра заметны сильные флуктуации. Есть вероятность, что через какое-то время он и сам взорвется.

— Гадать не будем, — сказал Калгар. — В этот раз ошибки я не допущу. Я хочу увидеть, где засел этот демон, и прикончить его собственными руками.

— Так точно, мой господин, — ответил Вибий. — Мы с вами.

Возгласы поддержки волной прокатились по всему мостику, и Калгар улыбнулся, видя на лицах решимость нанести удар по демоническому врагу. Даже сервиторы, встроенные в автоматические системы корабля, казалось, были переполнены энергией в предвкушении битвы.

Подойдя к планшетному столу, Калгар сосредоточился на том, как данные от множества сюрвейерных систем «Цезаря» накладываются на текущую тактическую сферу. Дисплей переполняли радиационные вспышки и рябь помех от атомных взрывов, но бледно-синие стрелки, обозначавшие флот Ультрадесанта, были ясно видны: они двигались по дуге к красному мерцанию, обозначавшему «Неукротимого». Калгару вспомнились изображения, которые он видел в апотекарионе: лейкоциты атакуют бактерии, вторгшиеся в кровоток пациента.

Подходящее сравнение.

— В облаках осколков замечен дрейфующий снаряд артиллерийского калибра, — предупредил Вибий, переключаясь между данными разных сюрвейеров. — Господин магистр, согласно маневренным протоколам «Кодекса» рекомендую уменьшить плотность строя кораблей.

— Согласен, — машинально ответил Калгар. — Не хочу, чтобы какая-то неразорвавшаяся боеголовка зацепила сразу несколько кораблей, прежде чем мы доберемся до цели. Отправьте оповещение, и пусть все капитаны подтвердят выполнение.

Через несколько мгновений синие стрелки на дисплее рассредоточились, подсвечиваясь мигающими иконками подтверждения. Флот Ультрадесанта был хорошо отлаженным механизмом, действующим одинаково надежно как на учениях или в боевых симуляциях, так и в реальном сражении. Не успел Калгар об этом подумать, как понял, что отдал ошибочный приказ.

Надежность подразумевала предсказуемость, а их враги уже показали, как умеют извлекать из предсказуемости выгоду.

— Отставить! — рявкнул Калгар, когда по всему экрану вспыхнули новые символы. Невероятно, но часть из них светилась дружественным синим, и ему потребовалась секунда, чтобы понять, в чем тут дело. Корабли Ультрадесанта, подбитые в сражении, вовсе не были выведены из строя — их захватили.

— Всему флоту: враг приближается, — предупредил он, когда на экране загорелись новые иконки. На этот раз они, угрожающе светясь красным, явно обозначали противника. То, что сюрвейеры определили как искалеченные остовы, оказалось вполне подвижными кораблями, которые теперь оживали и готовились к обстрелу «Цезаря».

— Торпедный залп! — крикнул Вибий. — Пеленг один-девять-три, дистанция шесть тысяч километров. Император сохрани, их выпустили с «Гнева Геры»!

— Полный вперед, запустить маневровые двигатели. Уводите нас с их курса, — приказал Калгар, уже зная, что расстояния для маневра уклонения не хватит. В другое время он бы сделал замечание Вибию за неуместное присловье, но прекрасно понимал тот ужас, который вызывал корабль Ультрадесанта, стреляющий по своим.

— Выполнить расчет поражения цели на обратной траектории, — приказал Калгар, в уме вычисляя возможные комбинации начинающегося сражения. В любом другом бою флоты противников маневрировали, стремясь занять наиболее выгодное положение для стрельбы, выстраивались в линию, чтобы обменяться сокрушительными бортовыми залпами, или один флот шел наперерез строю врага, что позволяло обстрелять корабли противника из всех калибров, сводя до минимума шансы на успешный ответный огонь. Такие битвы разворачивались на гигантских расстояниях, и у каждого командующего было достаточно времени, чтобы спланировать стратегию и использовать все преимущества собственных кораблей.

Этот же бой шел по масштабам пустотной войны практически в упор, и враг успел сделать первый выстрел. Очень скоро все станет совсем скверно, кроваво и грязно.

— Вражеские торпеды на расстоянии две тысячи километров, — воскликнул Вибий. — Орудия ближнего боя открывают огонь.

— Их не хватит. — Калгар с такой силой сжал край планшетного стола, что металл погнулся. — Задействуйте все контрмеры и уводите нас в верхние слои атмосферы. Всем кораблям следовать за нами.

— Еще запуски! «Неукротимый» выпустил веер торпед, расстояние шестьдесят тысяч километров. По меньшей мере пятьдесят штук!

Калгар вновь посмотрел на экран, где новые торпеды выстроились в наступающую стену красных пятен.

— Дать ответный залп, — приказал он. — Отключить все предохранительные системы.

— Так точно, господин магистр, — ответил мастер орудий. — Все предохранительные системы отключены.

В обычной ситуации предохранительные механизмы не позволяли кораблям Ультрадесанта стрелять друг в друга; без них мишенью могло стать любое судно. Стрелять по кораблям, на которых он сам ходил когда-то, было мучением для Калгара, но эти суда больше не принадлежали Ультрадесанту.

— В бой вступили патрульно-эскортные корабли. Попадания в «Залив Конора»; «Ультрамар превозмогающий» сражается с тремя кораблями эскортного типа; «Прандиум мемориам» сообщает о катастрофическом повреждении двигателей. Он выходит из боя.

— Приготовиться к удару! — крикнул Калгар, и в стратегиуме заревели сигналы опасного сближения. На высоко расположенном мостике столкновение с торпедами ощущалось лишь как слабая вибрация палубы, но кормовая часть наверняка сильно пострадала. — Доложить о повреждениях.

— Основной удар пришелся в двигатели правого борта, — сказал Вибий. — Пробоины на палубах с шестой по семнадцатую, множественные случаи разгерметизации на инженерных палубах. Мы теряем мощность, системы маневрирования отключились.

— Нужно их восстановить, Вибий, — сказал Калгар со спокойствием, которого на самом деле не ощущал. — Без них мы застрянем на месте.

— Так точно, господин магистр. Аварийные команды уже работают, и переборки разгерметизированных отсеков закрыты. Приблизительные потери — около шестисот погибших.

Калгар кивнул, откладывая на время мрачную статистику. О мертвых придется скорбеть позже, иначе к ним присоединятся и те, кто еще жив.

Вражеские корабли окружили их, как волки загнанного оленя, но желание нанести последний удар сделало противника беспечным. Корабль, идентифицированный как «Меч Ультрамара», разворачивался перед носом «Цезаря», и Калгар мрачно улыбнулся, сопоставив его положение с кораблями, приближавшимися с флангов. Судя по их позициям, они готовились произвести бортовые залпы с предельно короткой дистанции.

— Пусть у вас мои корабли, но вы все равно не Ультрадесант, — сказал он, с точностью, необычной для рук в латных перчатках, манипулируя средствами управления. Сотни лет опыта, интуитивное понимание превратностей пустотной войны и усиленные когнитивные способности позволили ему за секунды просчитать возможные перемещения врага.

— Мастер орудий, передаю вам расчеты поражения множественных целей, — сказал Калгар. — Выполнять по моей команде.

— Есть, господин, — ответил мастер орудий — технодесантник по имени Эстока. — Расчеты получены и введены. Корабли по правому и левому борту открывают огонь.

— Вибий, увеличить носовой угол на тридцать градусов и перенаправить всю наличную энергию на двигатели. Быстрее.

— Выполняю, — отозвался Вибий.

Через несколько мгновений свет в стратегиуме померк — энергия отводилась к поврежденным двигателям измученного корабля. На этот раз его протест был ощутим и на мостике: надстройка корабля застонала от перегрузки, вызванной маневром. От поврежденных двигателей по корпусу прокатилась волна разрушения: рвались напорные магистрали, ревели сирены, взрывались герметичные переборки, разрушая и без того пострадавший корпус.

Но уловка Калгара сработала. Выпущенные снаряды без всякого вреда прошли под «Цезарем», и ни один не коснулся почтенного корабля. Калгар проследил траекторию залпов и торжествующе вскрикнул, когда снаряды попали в противников по оба борта от «Цезаря».

— Он захватили наши корабли, но не могут придумать ничего, кроме как направлять их на нас, надеясь взять числом, — заметил он; это наблюдение могло пригодиться позже. Посмотрев на экран, он оценил вероятности.

— Мастер Эстока, открывайте огонь из носового бомбардировочного орудия.

— Выполнено, — доложил Эстока.

Главные орудия боевой баржи выпустили огромные снаряды, и корабли, находившиеся прямо по курсу, не могли уклониться от них, так как, увлекшись атакой, подошли слишком близко. Одна из целей — фрегат класса «Меч», раньше служивший в линейном флоте Пацификуса — была уничтожена практически мгновенно: ее разнесло на частицепочкой вторичных детонаций, прокатившихся от носа до кормы. Вторая цель, тоже фрегат, неизвестного происхождения, получила несколько попаданий и распалась на три секции, оставляя за собой языки пламени, которое быстро прогорело, и струи замерзающего кислорода. Боеголовки подорвали вытекающую плазму, и суммарная мощность взрывов еще увеличилась. От корабля осталось облако разлетающихся обломков и ширящийся вихрь радиации.

Затаив дыхание, Калгар следил за траекториями выпущенных «Неукротимым» торпед. Шквал осколков и излучения от двух уничтоженных фрегатов разрастался, приближаясь к «Цезарю». Когда торпеды влетели в облако газов, плазмы и обломков, целая область космоса на планшетном столе потеряла четкость, и спустя несколько секунд Калгар облегченно выдохнул: ни одна из торпед не смогла преодолеть завесу из мусора и помех.

— Еще залп! — воскликнул Вибий. — Снова «Гнев Геры»!

— Проклятье, — выругался Калгар. — «Гера» всегда цепко держала добычу, когда была нашей, и не утратила ярости. Расстояние?

— В упор! Они прямо над нами!

«Цезарь» вновь содрогнулся от ударов торпед, врезавшихся в его борта и двигатели. Из консолей управления посыпались искры, вспыхнуло пламя, в передней части стратегиума взорвался один из постов, и сервитор, встроенный в него, сгорел в считанные мгновения. Чувствуя боль корабля, Калгар знал, что долго тот не продержится.

— Насколько все плохо?

Вибий просмотрел длинный ряд мигающих аварийных сигналов и покачал головой.

— Двигателям конец. Нижние палубы полностью разгерметизированы. Пробоины по всему корпусу, орудийные системы отключились. Мы можем маневрировать — и все.

Кивнув, Калгар всмотрелся в экран в поисках выхода, который позволил бы вырваться из засады, пока та не превратилась в бойню. Он потерял три патрульно-эскортных корабля — они дрейфовали, изуродованные; еще два пока что сражались, но их окружили стаи хищников, добивая бортовыми залпами. Долго они не выстоят.

С самого начала бой был неравным, и вступили они в него только из-за гордости и гнева Калгара. Он корил себя и за то, что попался в очевидную ловушку, и за то, что, ослепленный злостью, не разглядел ее. М’Кар или Хонсю оказались достаточно хитры, чтобы не только воспользоваться их привычкой полагаться на «Кодекс», но и рассчитать, что в бою им помешают эмоции.

Самым горьким в этой ситуации было то, что захваченные корабли скорее всего отремонтируют в причальных доках «Неукротимого». Былой надежности и прочности в них уже не будет, но орудия они смогут нести, а, похоже, противнику только этого и нужно.

— Какие будут приказы, господин магистр? — спросил Вибий.

— Свяжитесь с мастером-инженером, узнайте, есть ли способ оживить двигатели, хотя бы на несколько мгновений.

— Господин магистр, — Вибий словно сам не верил, что говорит это, — двигателей нет. Мы падаем в атмосферу Талассара, и сделать ничего нельзя. «Цезарь» потерян.

— Но маневровые двигатели еще работают?

— Еле-еле.

— Тогда не дай нам развалиться на части в атмосфере, Вибий. Большего я не прошу.

— Мы не сможем посадить «Цезаря», — отметил Вибий.

— Знаю. Мы покидаем корабль.




ГЛАВА 8

Ее тут не было. Сикарий осмотрел каждый труп и не нашел ее. Разочарованный, он отбросил последнее тело прочь и начал вытирать рукавицы тряпочкой, припасенной специально для этого. Разрушенный город дымился в предрассветных лучах, когда-то гордые постройки стали могилами мертвецов.

Сикарий крепко сжал эфес Клинка Бури. Сегодня он им сразил множество солдат Кроваворожденных, не заслуживших права именоваться воинами, но этого никогда не бывало достаточно. То, что осталось от маленького поселения, когда-то называлось Олинтусом. Это был процветающий торговый поселок среди широких лесов в юго-восточных пределах Эспандора. Его здания были просты и уютны, символизируя прямой характер и любовь к жизни на лоне природы, свойственные уроженцам этой планеты.

Эспандор отличался первозданной, нетронутой прелестью, с которой не многие миры могли поспорить. Сикарий был сыном Талассара и предпочитал миры, отличающиеся большей культурой. Олинтус казался ему скучноватым по сравнению с величественными и поражающими воображение архитектурными красотами Талассара.

Было ли на Эспандоре что-нибудь близкое к великолепию Башенного Рифа — огромных золотых шпилей, встававших из вод северного побережья Глаудора? Что на этом пограничном мире могло соперничать с мраморными цитаделями консульских гильдий Перузии? Печаль охватила Сикария, когда он представил, сколько этой красоты уцелело.

Вдали, за лесом, высились горы. Местами лес горел, посылая в небо высокие столбы серого дыма. Праксор Манориан направил нескольких Щитоносцев на тушение пожаров на краю поселка, и бойцы Иксиона рубили деревья, чтобы устроить встречный пал.

Сикарий оглядел Олинтус: вражеские солдаты, оккупировавшие поселок, запятнали белую штукатурку на многих зданиях нечистыми рунами. «Гордость Катона», лендрейдер, который вез его в бой, сносил эти оскверненные здания своим адамантиевым бульдозерным отвалом.

То немногое, что еще стояло, было либо охвачено огнем, либо так изрешечено попаданиями болтов и других снарядов, что мало походило на человеческие творения. Почти тысяча трупов мерзкой вражеской солдатни, оборонявшей город, была свалена, как дрова, в центре города. Бойцы сержанта Тириана начиняли транспорты Кроваворожденных взрывчаткой; в течение часа от вражеского войска не останется и следа.

— Нашли ее? — спросил сержант Дацей, пробираясь через завалы. Дацей прижимал болтер к груди. Болтер сверкал серебром на стволе и бронзой на боковых планках так, будто вышел из мастерской оружейника.

— Нет, — ответил Сикарий. — Ее здесь нет. Почти тысяча тел, но ее нет.

Дацей покачал головой.

— Я говорил вам, что ее не будет. Та, что называет себя королевой, не будет якшаться с таким сбродом.

— Мы разгромили шесть передовых отрядов, и никаких следов, — сказал Сикарий. — Я начинаю подозревать, что у нее и вправду есть эльдарское предвидение.

— Или ей просто везет? — предположил Дацей, наклонившись над телом, которое изучал Сикарий.

— Я не люблю удачливых противников.

— А кто любит? Но надо уходить, капитан. Весь этот дым точно привлечет врагов.

— Ты прав. Нам нужно проверить следующую цель.

Дацей помедлил с ответом и повернулся к развалинам Олинтуса.

— Вы знаете, что в этом городе когда-то жило почти шесть сотен человек?

— Я видел тела, — сказал Сикарий, вспоминая отвратительное зрелище зверски убитых жителей.

— Некоторые из этих людей бежали в Гераполис, но большинство отказалось отступать. Они взяли в руки оружие и остались, чтобы защитить свои дома.

— Я не ожидал меньшего от граждан Ультрамара. К чему ты это сказал?

— Это был благородный поступок, но в конечном счете бесполезный. Мы должны вернуться в Гераполис.

— Отступление? Но враги еще есть.

— У нас нет выбора, капитан, — твердо сказал Дацей. — Мы и так слишком задержались. Боеприпасов осталось меньше, чем хотелось бы, и у транспорта кончается топливо. Если мы пойдем дальше, не сможем вернуться. Нам нужно уходить, и уходить прямо сейчас.

Сикарий унял огорчение; ему хотелось возразить, но он понимал, что Дацей прав. Они зашли слишком далеко. Он улыбнулся: решение было принято.

— Я таков, каков есть, Дацей, — сказал наконец Сикарий. — Я не могу это изменить.

— И не нужно.

— Меня считают тщеславным, я в курсе. Но это же не так, — сказал Сикарий, глядя на лес. — Я служу Ордену как умею. Мой путь — двигаться быстро и не быть неподвижной целью для врагов. И лучший способ сделать это — убить Королеву корсаров. Она ключ, Дацей, я знаю это. Посмотри на эту сволочь, — сказал Сикарий, пнув труп под ногами. — Ты думаешь, такие, как он, смогли бы драться до конца, не собери их эта Саломбар вместе? Если и есть истина войны, в которую я верю, то она гласит: убей голову — умрет и тело.

— Мы ее найдем, — сказал Дацей. — И вы победите ее, я уверен.

Разговор прервало прибытие Гая Прабиана с силовым мечом и щитом за спиной. Чемпион роты убил сегодня больше ста врагов, и Сикарий удивлялся, с какой легкостью он это делал.

— Что такое, Гай? — спросил Сикарий, видя озабоченность чемпиона.

— Сообщение от Сципиона Воролана, — сказал Прабиан. — Войска Кроваворожденных приближаются.

В отсутствие скаутов бойцы отделения Воролана часто занимались разведкой для 2-й роты. Развернутые на холмах к западу, они действовали как глаза и уши Сикария в предстоящем бою.

— Где? — потребовал Дацей, когда Сикарий снова уставился на разрушенный город.

— Там две независимые группы. Крупнейшая идет прямо на нас, около шести километров к востоку. Тяжелая бронетехника и астартес-предатели. Больше роты.

— А другая? — спросил Сикарий.

— В пяти километрах к северу, но движется на юго-запад, по направлению к мосту через ущелье Акциум.

— Пытаются отрезать нам путь к отступлению, — сказал Дацей.

— Надо выдвигаться, — решил Сикарий. — Сейчас же.

***

Окинув воинов, стоявших перед ним, критическим взглядом, Уриэль остался доволен увиденным. Это были лучшие и храбрейшие бойцы 4-й роты, которые уже много раз доказали свое мужество и доброе имя в схватках с врагами, ужаснее которых не бывало. Каждый из них был героем, благородным и прославленным, и об их великих подвигах написаны целые тома в Библиотеке Птолемея.

Раньше Уриэль никогда не стремился возглавить командный отряд и предпочитал сражаться вместе со своей ротой, но капеллан Клозель настоял, чтобы он собрал такой отряд для нынешней миссии.

— Им нужно, чтобы их вел за собой герой, — сказал Клозель, — а герою нужно, чтобы рядом были соратники. Тщательно выбери воинов в этот отряд, и другие будут сражаться изо всех сил, чтобы сравниться с ними и заслужить место рядом с тобой.

Уриэль прислушался к совету и выбрал воинов, которые будут сопровождать его на Калт, после раздумий, которые оказались долгими: этого задания был достоин каждый боец 4-й роты. Наконец, с отбором кандидатов помог Леарх, к большой благодарности Уриэля.

Древний Пелей нес штандарт роты; знамя, полотно которого ниспадало мягкими складками, воплощая всю славную историю Четвертой, побывало в самых жестоких сражениях, но никогда еще не падало в битве. Нести его было священной обязанностью лучшего и храбрейшего, и Пелей более чем заслужил это звание, всегда защищая штандарт от любого противника с поистине исключительным мастерством.

Апотекарий Селен, облаченный в отполированную до блеска броню цвета слоновой кости, много раз спасал жизни воинов из Четвертой. Хотя работа Селена как апотекария имела огромнейшее значение для солдат роты, он был прежде всего воином, и Уриэлю доводилось видеть, каким смертоносным в битве оказывается знание слабых мест анатомии.

В качестве чемпиона роты Уриэль выбрал Петрония Нерона, зная, как мастерски тот владеет клинком; во время десантного штурма концентрационного лагеря, устроенного тау на Павонисе, Уриэль оценил его мастерство. Нерон сражался узким мечом, который выковал по собственным скрупулезным расчетам, создав идеальное оружие с выверенными весом и балансом. Таким же штучным экземпляром был и его боевой щит, легкий и не менее эффективный в бою, чем клинок.

Последними членами отряда стали Ливий Адриан и Брут Киприан — воины, отличившиеся в сражениях против зеленокожих Эспандора и на Павонисе. Уриэль помнил обоих по операции на Тарсис Ультра, и мужество их было прочно, как закаленная сталь. Адриан был вооружен мелтаганом, и Уриэль вспомнил, как он одним точным выстрелом за другим уничтожил целую танковую роту тау. Киприан отличался огромной силой и ростом почти не уступал Пазанию, хотя и не обладал столь же крепким сложением, требующим модификации доспеха частями терминаторской брони. Однажды Уриэль стал свидетелем тому, как Киприан голыми руками разбил боескафандр тау и задушил ксеноса, находившегося внутри.

— Вы будете моими дружинниками, — сказал Уриэль, гордый тем, что поведет таких воинов в битву против самого ненавистного из врагов. — и мы назовемся «Мечи Калта».

Он выбрал название в честь планеты, которую должен был защитить, и по тому, с какой гордостью воины расправили плечи, было ясно, что название подходящее. Клозель оказался прав: 4-я рота станет равняться на этих воинов.

Распустив отряд, Уриэль позволил себе чуть улыбнуться и обернулся, чтобы окинуть взглядом гигантское сооружение, охваченное подготовкой к войне. Из световых люков высоко наверху струился холодный синий свет; от стен помещения, напоминавших пещеру, эхом отражался грохот шагов марширующих солдат, крики стивидоров и гудение подъемных кранов, разгружающих сотни грузовых летательных аппаратов.

Уриэль много лет провел вдали от родной планеты, но, едва вдохнув ее воздух — пусть это и был рециркулированный воздух сборочного ангара Септимус Оравия, — почувствовал, что вернулся домой. Сам Калт, казалось, приветствовал любимого сына. Ангар Септимус Оравия был лишь одним из тысячи строительно-монтажных помещений, стоящих бок о бок в крупнейшем наземном метрополисе планеты, — его официальное название было «Ультимус Прайм», но на Калте его называли просто Нагорск.

Мощные портовые сервиторы сгружали с «Громовых ястребов» последнюю партию боеприпасов, оборудования и военных машин, предназначавшихся 4-й роте, и технодесантники направляли поток грузов в предназначенные для них зоны складирования. В ангаре, оснащенном тяжелой техникой и мостовыми строительными кранами, было тесно от тысяч солдат и рабочих. Повсюду в ангаре виднелось мерцание сварочных горелок и плазменных резаков: это работали над гигантскими корпусами звездных кораблей судостроители и техноадепты Механикус. Сборочный ангар Септимус Оравия, это строение длиной в несколько километров, предназначенное для постройки звездолетов, теперь превратился в армейский пункт сбора.

Воздух внутри пропах маслом, горячим металлом и благовониями, ибо строительство столь сложных механизмов требовало не только знаний, но и обрядов техножрецов. Верфи Калта и мастерство их ремесленников пользовались заслуженной славой во всем Империуме. Располагались эти верфи не на орбите, а на гладкой и плоской поверхности планеты, — необычно для объекта, выполняющего постройку громадных судов.

За герметичными бронированными стенами ангара раскинулся холодный убийственный ландшафт, где не мог выжить даже космодесантник. Архивраг обстрелял солнце Калта чудовищным количеством боеприпасов, полностью разрушив атмосферу планеты, и ее поверхность испепелило смертельной дозой радиации. С тех пор на Калте можно было жить лишь под землей, прячась от губительных лучей солнца.

Ультрамарины высадились первыми; вместе с ними прибыла и небольшая свита инквизитора Судзаку, состоявшая из савантов, телохранителей и других работников, чье занятие с ходу нелегко было определить. Сейчас в ангаре выгружались остальные силы, недавно достигшие Калта: приземистые десантные корабли с «Перпетуум когито» развернули из трюмов круговые конвейеры, которые транспортировали в ангар ряд за рядом протекторов — кибернетических солдат, внешне похожих на боевых техножрецов и оснащенных разнообразной военной аугметикой. Магос Локард следил за перемещением манипул вооруженных сервиторов, которые, грохоча, маршировали с идеальной слаженностью; каждый такой сервитор состоял из механизированного торса, установленного на несколько ног, гусеничные траки или колеса повышенной проходимости.

За ними двигались тысячи скитариев — свирепых воинов в мундирах из кожи рептилий, под которыми поблескивала вживленная в плоть аугметика. Они шли под знаменем из пятнистой зеленой кожи с изображением обрамленного шестерней черепа — символа Механикус; на разнообразном вооружении воинов стояли и тяжелые пушки, и широкоствольные винтовки, блестящим лесом вздымалось различное древковое оружие, топоры и зубчатые эвисцераторы. Воины, обликом напоминавшие варваров, повторяли бинарные боевые кличи, и если бы не имперские символы на их доспехах, Уриэль едва не принял этих созданий за вражескую армию.

Гвардия Ворона высадилась на поверхность Калта с одним «Носорогом», который, по конструкции не отличаясь от «Носорогов» Ультрадесанта, казался будто окутанным тенью, менее массивным и в то же время более мрачным.

— Неплохая армия собралась, как думаешь? — сказал Пазаний, возвращаясь после проверки своего отделения. Леарха, шагавшего рядом, первые виды Калта, судя по его виду, не впечатляли.

— Значительная, — согласился Уриэль. — Мне приходилось сражаться рядом с Адептус Механикус, но в таком количестве — впервые. Хорошо, что они на нашей стороне.

— Это точно. — Пазаний посмотрел на марширующие шеренги скитариев. — Не завидую тому, на кого они пойдут в атаку.

— Твои воины готовы? — спросил Уриэль.

— Поджигатели готовы, — подтвердил Пазаний. — Пусть эти гады только попробуют захватить нашу планету.

В Четвертой роте обычно было не принято давать названия отрядам, как делали некоторые капитаны, но в ходе кампании на Павонисе многие подразделения заработали неофициальные прозвища. Как подозревал Уриэль, в случае с отрядом Пазания имя было больше связано с самим сержантом, чем с какой-то особенной битвой, в которой они участвовали.

— Леарх?

— Стражи готовы, — отозвался тот. Когда Леарх отправился в тыл врага за плененным губернатором Павониса, Уриэль взял на себя командование его отделением и был весьма польщен, узнав потом, что отделение прозвали Стражами в честь их десантной атаки, переломившей хребет вторжению тау.

— Мечи Калта, — сказал Пазаний, кивая в сторону командного отряда, который только что распустил Уриэль. — Мне нравится. Хорошо звучит.

— Спасибо. Учитывая, какую планету мы будем защищать, мне кажется, имя подходит.

— Здорово вернуться домой, правда?

— Правда, — Уриэль пожал руку друга.

— Так вы оба жили здесь, прежде чем оказались в Аджизеле? — спросил Леарх, глядя на бронированные световые люки, из которых струился мертвенный свет Калта.

— Верно, — ответил Уриэль.

— Теперь понимаю, почему в кадетстве ты был таким задирой. Суровое место!

— Ты ведь раньше здесь не бывал? — Уриэль хитро улыбнулся.

— Не приходилось. Но я, конечно же, читал про города-пещеры.

— О, тогда тебя ждут сюрпризы, дружище, — сказал Пазаний, и в этот момент ангар наполнился жутким грохотом.

Повернувшись, Уриэль и его сержант увидели исполинскую машину, которая показалась из похожего на скалу транспорта Механикус. Это колоссальное чудище, высотой больше жилого блока, двигалось на траках, в ширину равных трем «Носорогам», поставленным бок о бок. Рядом с такой огромной и тяжеловесной передвижной крепостью вытянутой формы даже боевые машины Легио Титаникус показались бы маленькими. За стенами ее корпуса невероятной толщины могли укрыться несколько рот солдат и приданная им бронетехника.

— Капитолий империалис, — прошептал Пазаний. — Я не видел их в деле со времен Тарсис Ультра. Помнишь, одним таким командовал полковник Рабелак?

— Помню, — ответил Уриэль, вновь представляя заснеженное поле боя, на котором полковник пошел в самоубийственную атаку против биотитана тиранидов. — Подумать только, на Салинасе их было три, и их просто бросили.

Капитолий империалис обычно использовался в тылу как командная база для старших офицеров армии или как полевой медицинский центр.

— Эта штука будет сражаться на поверхности? — спросил Леарх.

Уриэль и Пазаний удивленно переглянулись.

— Да нет же, — ответил Уриэль.

— Но она же не влезет в подземные пещеры.

Уриэль улыбнулся:

— Еще как влезет.

Его вокс подал сигнал, и Уриэль, прижав руку к уху, услышал голос лорда-адмирала Тиберия:

— У нас гости. Не знаю, как им это удалось, но мы засекли вражеские корабли внутри системы. Они занимают боевой порядок для атаки. Боевая баржа и еще как минимум пятнадцать других кораблей — в основном эсминцы и фрегаты, но есть и такие, которых мы никогда раньше не видели.

— Сможете их сдержать?

Тиберий помедлил с ответом.

— Вместе с системами орбитальной защиты я смогу выиграть для вас немного времени, но мы точно не сумеем помешать им высадиться на поверхность.

— Понятно, — ответил Уриэль. — Сделайте, что сможете, но не дайте пострадать «Вэ Виктус».

— Обязательно, Уриэль, — пообещал Тиберий. — Отвага и честь!

— Неприятности, — догадался Пазаний по лицу друга. — Насколько все плохо?

— Настолько, что нам придется поспешить, — ответил ему Уриэль. — Передай всем: мы выступаем к Вратам Жиллимана через час.

***

За тем, как флот Ультрадесанта занимает боевой порядок, Хонсю наблюдал через завесу скрап-кода, строчки которого бежали по смотровому экрану «Поколения войны», заслоняя большую часть картинки. Ни для Хонсю, ни для остальной команды символы эти не имели никакого смысла, но так как корабль теперь почти полностью контролировал Цицерин, смертным понимать их и не нужно было.

Корабль казался все более живым, и Цицерин был его сердцем; это тревожило, но варп-колдовство быстро совершенствующегося магоса помогло скрыться от глаз противника на время, достаточное, чтобы флот проник вглубь системы Калта. Если бы не замаскированное заграждение из буев-авгуров, они добрались бы незамеченными и до орбиты самой планеты.

— Значит, Вентрис родом отсюда? — спросил Грендель, жадно вглядываясь в очертания холодной сферы, что медленно вращалась на экране.

— Да. — Хонсю обернулся к Свежерожденному — тот содрогался под мехадендритами Цицерина, пытливо вторгшимися в его мозг.

— Выглядит не очень.

— Это просто отравленная скала, — заметил Хонсю, стараясь говорить равнодушно. — Жить на ней нельзя, если только ты не зароешься, как троглодит, глубоко под землю. Но там есть кое-что, что нам нужно уничтожить, — древнее святилище, построенное еще во времена Хоруса Луперкаля.

— Святилище? Что за святилище? — насторожился Ваанес.

Хонсю помедлил, прежде чем ответить.

— М’Кар рассказал мне про него перед тем, как флот разделился. Это усыпальница какого-то забытого капитула Ультрадесанта. Насколько я понял, нечто вроде памятника из времен Хоруса. Что бы это ни было, М’Кар хочет, чтобы мы уничтожили гробницу со всем, что найдем внутри.

— Значит, теперь нами командует демон? — ухмыльнулся Грендель.

— Нет, — огрызнулся Хонсю. — Наши приоритеты — Калт и Вентрис.

— Если М’Кару так нужно разгромить то святилище, почему он сам это не сделает? — спросил Ваанес.

Стараясь не выдать собственной заинтересованности в гробнице, Хонсю окинул его холодным взглядом. Из всех его помощников Ваанес всегда был самым сообразительным. Хонсю и сам задал этот вопрос М’Кару, но демон ответил уклончиво.

— Этот мир грозит мне погибелью, — вот и все, что он сказал.

Хонсю отмолчался на вопрос Ваанеса и повернулся к краю бассейна с густой амниотической жидкостью, в котором располагался Цицерин. Пульсирующие щупальца, похожие на толстых лоснящихся змей, тянулись по всей палубе и подсоединялись варп знает к чему. Каждую конечность магоса окутывало мерцающее зеленое свечение тошнотворно-гнилостного оттенка.

Одно такое щупальце, извиваясь в воздухе и роняя на палубу капли жидкости, уходило интерфейсным штырем в голову Свежерожденного. Тот, как и все остальные, был облачен в доспех, однако его готовность к бою была под большим вопросом. Из-под век у него струился изумрудный свет, и такое же свечение сочилось из стыков брони.

Следом подошли Грендель и Ваанес — оба следили за тем, как уменьшается дистанция, разделявшая два флота. Скрытно подобраться так близко к Калту само по себе было большим достижением, и Грендель присел рядом с бассейном, содержавшим основное тело Цицерина.

— Неплохо, — заметил изуродованный чемпион, скупясь даже на малую похвалу для магоса.

— Меня больше впечатлит, если он сделает то, что обещает, — сказал Хонсю.

— У нас будут проблемы, если не сможет? — спросил Ваанес, глядя на приближающиеся корабли Ультрадесанта. — Это не просто патруль — это боевые корабли Адептус Астартес.

— Проблем не будет, просто уйдет больше времени, — ответил Хонсю, отталкивая Гренделя с дороги. Он чувствовал себя глупо, говоря с распухшей массой в бассейне, наполненном гелем, но теперь Цицерин уже не вылезал из своего убежища.

— Ты готов?

++ Ответ положительный,++ — противно пробулькал магос.

— Тогда начинаем, — скомандовал Хонсю.

И центральный смотровой экран затопили изумрудные потоки искаженного мусорного кода.

***

Магос секундус Лацимэ проводил предбоевую проверку систем на орбитальной защитной платформе Гелиотроп-три-девять. Духи машины со скоростью тысячу раз в секунду тестировали алгоритмы запуска, а дистанционные телеметрические каналы от авгуров давали погрешность в пределах 0,00000034, что было вполне в рамках допустимых отклонений.

Двадцать монозадачных сервиторов, расположенных вокруг диска его командного трона, следили за надлежащим выполнением ритуалов обслуживания, которые должны были обеспечить быстрое заряжание и точную стрельбу десяти батарей макропушек. Каждый сервитор контролировал отдельный обряд, необходимый для работы этих сложных и капризных орудий. Командный центр заполняли облака благовоний; на экранах когитаторов целеуказания одна за другой высвечивались в двоичном или шестнадцатеричном коде строки обрядов точности и уничтожения.

Гололитическая сфера, парившая над сюрвейерной станцией, показывала точно выровненный боевой порядок флота Ультрадесанта, но Лацимэ заметил, что «Синее солнце» сместился со своей позиции на девять и четыре десятых километра. Ничтожная величина по меркам Космоса, но значимая для жреца Марса.

Он учел положение сместившегося корабля в расчетах целей, зная, что ничто не сможет вторгнуться в смертоносную зону обстрела его орудий, не превратившись при этом в пылающий остов.

Вдруг один из сервиторов задергался на посту, голову и плечи его свело судорогой, а из консоли посыпались зеленые искры. Подобно смертельной инфекции, зеленое свечение начало перекидываться с консоли на консоль, с шипением и искрами проникая в каждую систему.

Лацимэ направил свои ноосферные сенсоры внутрь, отслеживая источник этого вторжения.

Перед его взором, накладываясь друг на друга, появились поля бинарного кода, в котором единицы и нули с текучей плавностью складывались в непрерывный математический танец. Но появилось и что-то еще — нечто черное и вязкое, сочащееся, словно нефть из грунтового провала.

Он попытался изолировать поврежденный код, но каждый шунт и каждый блокиратор кода, которые он ставил, вызывали только новый приток нечистых цифр в операционные системы духов машин. Лацимэ чувствовал их боль от того, что красивые строки кода становились запутанными и уродливыми, бесконечно приумножая неверные формулы; наконец он понял, что не может остановить этот процесс.

— Уведомление: защитная платформа Гелиотроп-три-девять, магос секундус Лацимэ сообщает о вторжении враждебного кода. Сохранение боевой готовности невозможно.

Вокс-система выплюнула яростный разряд статики, и не было способа узнать, получил ли кто-нибудь его предупреждение. Лацимэ отключил чувства от внутренних систем и увидел, что зеленые разряды уже охватили весь командный центр.

Свет норовил проникнуть и сквозь его собственную защиту. Почувствовав это, Лацимэ укрепил барьеры эгиды, чтобы помешать проникновению.

По мере продвижения в иерархии Адептус Механикус магос лишился многих эмоций, но еще не зашел на пути механизации настолько далеко, чтобы избавиться от страха, и он чувствовал страх, видя, как искаженный мусорный код перенацеливает орудия платформы Гелиотроп-три-девять.

Он вставил штырь мехадендрита в порт ввода, и разряд зеленой молнии сразу же расплавил его, не давая извлечь коннектор. Не в силах разорвать соединение, магос мог лишь с ужасом наблюдать, как его мастерски составленные расчеты целей начинают меняться.

— Лорд-адмирал, — заговорил Филот, вахтенный офицер «Вэ Виктус». — Фиксирую обмен странными сигналами между вражеским флотом и орбитальными защитными платформами.

Пальцы Тиберия, стоявшего за командной кафедрой из твердой древесины, танцевали над встроенным в конструкцию голографическим планшетом, которым он пользовался для передачи приказов по всему кораблю. Капитанский мостик, залитый мягким светом, функционировал спокойно и рационально: вахтенная команда была хорошо обучена и предана своему делу, сервиторы — регулярно ремонтировались и обслуживались.

Сервиторы были недавно добавлены к оборудованию почтенного корабля и доказали Тиберию свою полезность во время конфликтов с зеленокожими и тау. Хотя Тиберий предпочитал команду из живых людей, способных проявить инициативу, он нехотя признал, что сервиторы по меньшей мере эффективны.

— Что за сигналы? — спросил Тиберий. — Вывести на мою кафедру.

— Вот они, — пояснил Филот, передавая данные сюрвейеров лорду-адмиралу.

На планшете возник поток нечитаемого машинного кода; в ядовито-зеленых строчках было что-то неправильное, как будто цифры шли вразрез со всеми законами математики.

— Что это? — воскликнул Тиберий. — Филот, мы скоро начнем космический бой, у меня нет времени на какие-то информационные диковины.

— Милорд, это скрап-код! — в голосе Филота слышался ужас внезапного понимания. — Язык Темных Механикус!

Тиберий пришел к такому же выводу, когда увидел, как отвратительные цифры на планшете начали группироваться в кластеры. Он почувствовал подступающий страх, ибо уже видел своими глазами, какой урон атака с помощью скрап-кода может нанести тонкому устройству корабельных логических механизмов. На планшете загорелось несколько иконок предупреждения, и он отключил поток шипящих помехами грозных цифр.

— Трон святой, что… — заговорил он.

— Захват цели орудиями! — доложил мастер орудий. Освещение на мостике переключилось на кроваво-красную подсветку боевых постов. — Защитная платформа Гелиотроп-три-девять целится в нас.

— Выпущены торпеды! — закричал Филот. — Защитная платформа Арклайт-семь-семь выстрелила по нам полным залпом бронебойных снарядов. Фиксирую как минимум девятнадцать штук.

Спустившись по ступеням кафедры, Тиберий бросился к планшетному столу, обрамленному камнем. Иконки, обозначавшие торпедный залп, стремительно преодолевали расстояние между защитными платформами Калта и флотом Ультрадесанта. Мигнули еще шесть платформ, авгуры зафиксировали запуски, и рев сигнальных клаксонов возвестил новые захваты целей.

— Запустить меры противодействия! — скомандовал Тиберий. — Маневры уклонения! Уходим отсюда!

— Так точно, господин, — ответил Филот, отдавая необходимые команды. Обшивка палубы отозвалась стоном на запуск корабельных двигателей, и с ревом включились двигатели атмосферного маневрирования. Ударный крейсер Космодесанта был гораздо проворнее, чем можно было судить по его огромному размеру, но не мог развернуться и отойти в сторону так быстро, как требовала ситуация.

Торпеды мчались к кораблю, и зазвенела сигнализация опасного сближения. Захватившие защитные платформы, кто бы они ни были, свое дело знали, и каждое судно в имперском флоте подверглось атаке целого роя снарядов.

— Приготовиться к удару! — крикнул мастер орудий. — Батареи открыли огонь!

Снаряды размером с целое здание натолкнулись на щиты и взорвались. Мостик задрожал, и Тиберий понял, что под огнем множества батарей, последовавшим за торпедной атакой, щиты продержатся лишь несколько мгновений.

— Нас предали? — предположил он.

— Нет, господин, — ответил Филот. Подбежав к планшетному столу, он вытащил оттуда латунный штекер и подсоединил контакт к разъему у себя за ухом. — Не предали, а взломали. Должно быть, у врага есть савант по данным, который знает командные протоколы Ультрамара.

— Все демоны ада, откуда они его взяли?

— Не знаю, господин.

Тиберий отбросил вопрос как не имеющий сейчас значения и выругал себя за потерю времени, необходимого для вещей поважнее. Сосредоточившись на планшетном столе, он с отчаянием увидел, что после волны взрывов и чудовищных разрушений, пронесшейся по имперскому флоту, вражеские корабли бросились вперед.

Он обещал Уриэлю выиграть время, но, видя все новые сообщения о повреждениях, появляющиеся на планшетном столе, понял, что не сможет сдержать обещание. Его флот был искалечен: шесть кораблей уже выведены из строя, еще три дрейфуют прочь от линии фронта. Они не сделали ни единого выстрела, а битва уже проиграна. Тиберий открыл вокс-канал связи со всем флотом:

— Всем кораблям: говорит адмирал Тиберий с «Вэ Виктус», — произнес он, стараясь говорить со спокойствием, которого совершенно точно не чувствовал. — Приказываю всем капитанам, кто еще может это сделать: выйти из боя. Повторяю, выйти из боя. Отводите свои корабли и перегруппируйтесь в точке сбора Ультима-шесть-восемь. Тиберий связь закончил, и да направит вас Император!

С тяжелым сердцем он закрыл канал и, посмотрев на Филота, постучал по иконке, изображавшей на планшетном столе Калт.

— Свяжитесь с наземными силами. Предупредите, что на них вот-вот нападут.




ЧАСТЬ II
Крепость Ультрамар
ГЛАВА 9

Атака на Калт началась с маштабного артобстрела, задачей которого было полное уничтожение противовоздушной обороны Нагорска. Когда имперские корабли отступили, флот Хонсю перешел на низкую орбиту и точной наводкой отправил в орудийные батареи вертикальные лазерные лучи, которые пронзали цели, словно огненные копья. Атмосферы у планеты не было, а значит, не было и теплового рассеяния лучей, и результаты оказались катастрофическими.

Цицерин управлял бомбардировочным орудием «Поколения войны» с мастерством, недоступным даже лучшим артиллеристам Имперского флота или Адептус Астартес, и бомбы, посланные по идеальным траекториям, безошибочно попадали в цель. Железные Воины собирались использовать Нагорск, а потому при разрушении требовалась хирургическая точность.

Когда противовоздушная оборона была уничтожена и город оказался открыт с воздуха, к поверхности Калта устремились десантные капсулы, но на этот раз они не оставляли за собой огненных следов. Без трения об атмосферу пласталевые снаряды неслись к земле на чудовищной скорости, а за ними следовала армада летательных аппаратов. Тяжелые орбитальные челноки, крупные транспортники и другие суда, которые в атмосферу бы не сунулись из-за угрозы сгореть, сейчас спускались на планету, неся армию Кроваворожденных и все необходимое для штурма Калта.

Большая часть войск, защищавших город, уже устремилась к Вратам Жиллимана. Любое отделение, оставшись защищать Нагорск, было обречено, и Уриэль не хотел никого просить о такой жертве, когда впереди ждали более серьезные сражения. Но это не значило, что город достанется врагу без боя.

Магос Локард выделил для защиты Нагорска полк вооруженных сервиторов и теперь спешно загружал в их биомеханические мозги базовые протоколы поиска и уничтожения. Сервиторы не смогут адаптироваться к переменчивым условиям битвы, но они не отступят и будут сражаться до последнего. Пятьсот скитариев вызвались добровольцами и приготовились создать вторую линию обороны, которая дополнительно задержит врага.

Первые капсулы пробили стеклянную крышу сборочного ангара Септимус Оравия и приземлились точно в том месте, где в свое время совершил посадку первый «Громовой ястреб» с «Вэ Виктус». Боевые сервиторы не оценили символизм такого совпадения и просто открыли огонь, едва завидев первого воина в железной броне.

Едкий привкус здешнего смертоносного излучения, запах раскаленного камня и металла — все это вызвало в Хонсю восхитительное чувство предвкушения, едва он покинул десантную капсулу. Высадиться на одну из планет Ультрамара с враждебными целями — такое удавалось немногим, и он подумал, что бы на это сказали Кроагер и Форрикс.

В огромном ангаре приземлились двенадцать капсул, и воины каждой из них, выбравшись наружу, оказались в самой гуще битвы. Болтеры грохотали в почти непрерывной какофонии, освещая ангар дульными вспышками. За Хонсю в зону высадки следовали восемь бойцов, самые жестокие и самые рьяные. Свежерожденный спрыгнул на плиты настила рядом с ним и сразу открыл огонь, стреляя из болтера с привычной сноровкой и безошибочной меткостью. Сквозь помехи, внезапно возникшие в искусственном глазу, Хонсю узнал ту же легкость в движениях существа, что и у Вентриса, и вспомнил выстрел, едва не стоивший ему жизни и наградивший этим грубым протезом.

Первую волну возглавлял Грендель: шум и бешенство таких сражений были как раз по нему. При десантировании было не до тонкостей — врага нужно быстро и решительно убрать, оттеснить от зоны высадки и тем самым расчистить путь для подкрепления. Здесь они столкнулись с необычным противником, но у Железных Воинов в арсенале имелось оружие столь сокрушительной силы, что никакое бесстрашие защитникам бы не помогло.

Из упрочненных капсул, тяжеловесно шагая, показались два дредноута и возвестили о своем прибытии кровожадным ревом из аугмиттеров, установленных на их саркофагах. Эти гиганты, запертые в оболочки из почерневшего железа, были полоумными убийцами, которых оснастили самым смертоносным оружием. Иногда они набрасывались на своих же, но при этом идеально подходили для прорыва вражеской обороны, так что риск был приемлем. С «плеч» их саркофагов свисали, раскачиваясь, цепи с крюками, а рогатые головы, украшавшие передние броневые плиты, источали яркий свет. Под градом пуль, которые отскакивали от их брони, дредноуты двинулись напролом.

Прижав приклад болтера к плечу и высматривая цели, Хонсю нырнул в дымовую завесу, накрывшую ангар. Высадка потеряла всякий порядок и превратилась в хаотичное побоище, где одна сторона старалась взять верх над другой. Стратегия стала бессмысленной, тактика — бесполезной. Теперь все зависело от примитивной ярости и желания победить. Солдаты Механикус, аугментированные и облаченные в доспехи не менее экзотические, чем у корсаров Каарьи Саломбар, сшиблись с Железными Воинами в кровавом ближнем бою. В клубах дыма мелькали боевые сервиторы, обнаруживая себя то огненными вспышками, то очередями выстрелов. Вокруг слышались крики, звенели клинки, грохотали выстрелы и взрывы.

Струя раскаленной плазмы с шипением пронеслась вплотную к Хонсю, так что он почувствовал жар даже сквозь доспехи. Осада «Неукротимого» напомнила ему о том, как это здорово, когда железо крушит камень, а битва вернула чувство звериного восторга, которое можно ощутить только в огненном горниле сражения.

Заметив на собственном нагруднике светящуюся точку лазерного целеуказателя, Хонсю развернулся на месте в поисках источника — и был сбит с ног кем-то, врезавшимся в него на полной скорости. Шквал крупнокалиберных пуль прошил воздух, и троих Железных Воинов отбросило назад, от двоих из них оставив ошметки мяса и костей.

Приподняв голову, Хонсю увидел, что свалился на него Свежерожденный. Один из выстрелов попал в его шлем, полностью расколов керамит на одной стороне, и серый глаз существа в мешанине из покореженного металла моргал на резком свету.

Свежерожденный сдернул ставший бесполезным шлем, обнажая уродливое лоскутное лицо. Окровавленную голову окутало маслянистое свечение, и грубая кожа начала затягиваться, пока от ран не остались только красные следы. Похоже, регенерационные способности, которыми обладал организм этого существа, позволяли ему еще и дышать токсичным воздухом ангара.

— Что за легкомыслие, — сказал Свежерожденный в вокс-передатчик, уцелевший в латном воротнике, тоном инструктора по строевой подготовке, отчитывающего особенно тупого кадета. — Ты что, не заметил опасность?

— Слезь с меня! — рявкнул на него Хонсю. В дымовой завесе маячили чьи-то силуэты, но кто это был, свои или враги, определить было невозможно.

— Сервиторы-стрелки, — проинформировал Свежерожденный, когда клубы дыма немного рассеялись. — Преторианцы. Со штурмовыми пушками.

Три механизированных воина с лязгом вырвались из дыма, и Хонсю вскинул болтер им навстречу. Каждый сервитор был выше космического десантника; грубая серая плоть их торсов переходила в гусеничное шасси, как у самоходной артиллерийской установки. Лица им заменяли черно-белые маски смерти, а мускулатура плеч и груди была гипертрофированно увеличена благодаря генетической обработке и кибернетической аугментации, чтобы воины могли управлять штурмовыми пушками, заменявшими им руки. Когда эти пушки стреляли, сея вокруг смерть, гигантские подаватели патронов выбрасывали поток медных гильз.

Хонсю несколько раз выстрелил в ближайшего преторианца; тот отшатнулся, теряя куски брони и плоти, но такие машины создавались в расчете на урон и посерьезнее. В дыму сверкнули еще несколько лазеров целеуказания, на этот раз беря на прицел не только Хонсю, но и все его отделение.

Но огонь преторианцы открыть не успели: темный призрак, вырвавшись из дымного тумана, приземлился на подаватель боеприпасов машины слева. Взмах искрящихся молниями когтей — и рука сервитора тяжело упала на пол, аккуратно отрезанная. Из раны брызнули искры и черная маслянистая кровь, а через мгновение следующий удар когтей пронзил шею механизма и рассек его до грудины.

Ваанес перепрыгнул на вторую машину, снес ей голову и, оттолкнувшись от ее груди, оказался на плечах третьего преторианца. Сверкнула серебристая сталь, и сервитор рухнул — Ворон-отступник вырвал ему горло и сердце несколькими молниеносными ударами. На все это ему потребовалось менее пяти секунд.

Хонсю почувствовал невольное восхищение; он знал, что Ваанес — идеальный охотник, мастерски умеющий нападать из засады, но одно дело знать, другое — увидеть такую охоту вблизи.

— Ну ты и беспечный, — Ваанес протянул ему руку, которую Хонсю не принял и, встав самостоятельно, равнодушно пожал плечами.

— Я сказал то же самое, — кивнул Свежерожденный.

— Я не могу без опасности. То, что вам кажется беспечностью, для меня — дерзость.

— Дерзкие долго не живут, — заметилВаанес.

Хонсю рассмеялся.

— Как будто моя смерть тебя опечалит.

— Это вряд ли, но проблема в другом. Без тебя наша армия перестанет быть армией и превратится в банду бесчинствующих головорезов. Если ты и дальше будешь рисковать ради сомнительной победы, всю эту авантюру можно считать законченной. Тебе что, все равно?

Хонсю вогнал в болтер новый магазин, чувствуя, как от запаха крови пробуждается топор в заплечных ножнах.

— Вот этого, Ваанес, ты так и не понял. Мне действительно все равно. Я делаю то, что делаю, потому что не могу иначе. Любая другая причина будет надуманной, но одно скажу наверняка: я никогда не стану изменять себе. Ни ради сил варпа, ни ради М’Кара и уж точно не ради тебя. Я по-настоящему живу, лишь когда смерть совсем рядом. — Хонсю отвернулся, смущенный такой внезапной откровенностью. — Не знаю, как можно жить по-другому. Ради чего?

***

Огромный, как скала, капитолий империалис, носивший название «Лекс Тредецимус», прогрохотал по ущелью в сопровождении большого конвоя бронемашин и войсковых транспортов. Дорога шла через Сумеречные горы к Вратам Жиллимана — крепости, которая возвышалась над входом в обширную аркологию. Только этот маршрут мог безопасно привести имперские силы к цели.

Уриэль смотрел трансляцию из Нагорска по голосфере, которая парила в центре длинного командного мостика «Лекс Тредецимус». Внутренняя обстановка этой машины Механикус не походила ни на одну из громадных мобильных баз, в которых Уриэлю приходилось бывать. Все здесь казалось странным и чуждым человеку, и неаугментированный смертный не смог бы воспользоваться ни одним прибором. На постах стояли сервиторы или техножрецы, в которых оставалось так мало человеческого, что они практически не отличались от сервиторов.

Панели для управления логическими устройствами и двигателями, поблескивавшие священным елеем на полированной бронзе и стали, требовали наличия у операторов кибернетических расширений. Для духов машин, запертых внутри терминалов, курился фимиам, и от этой едкой дымки, туманом сочившейся из вентиляционных отверстий, во рту Уриэля оставался привкус масла и металла.

По бокам от него стояли Пазаний и Леарх, а Шаан мерял шагами командную палубу, словно хищник в клетке. Инквизитор Судзаку, наблюдая за трансляцией побоища, была воплощением бесстрастия: белые волосы собраны в строгий хвост, руки сцеплены за спиной.

Магос Локард, клацая ногами по стальным пластинам пола, сменил положение; его мехадендриты были подключены к проектору под светящейся голосферой. Присутствующие, собравшись вокруг устройства, могли видеть отрывочные, сбивчивые кадры благодаря камере, которая была установлена на орудии тяжело бронированного преторианца.

Противник, в которого целились сервиторы, мелькнул и сразу же пропал, скрытый дульными вспышками, но вороненый цвет доспехов с черно-желтыми шевронами был слишком броским, чтобы его не узнать. Хотя Уриэль уже знал, с каким врагом столкнется на Калте, казалось невероятным увидеть Железных Воинов воочию на одной из планет Ультрамара.

— Сколько еще времени даст нам ваша армия? — спросил Уриэль, и голос его был тверже камня.

— Прогноз: при текущих темпах потерь численность армии сократится до нуля через двадцать семь целых три десятых минуты, — ответил магос.

В нижней части изображения появилась мерцающая полоска, которая уменьшалась с каждой секундой, и Уриэль понял, что она отражает число воинов, остававшихся в Нагорске.

— Отключите индикатор, — приказал он. — Я поверю вам на слово.

— Вам кажется неуместным представление человеческих ресурсов в цифровом выражении?

— Кажется, — подтвердил Шаан. — Это воины ценой своих жизней добывают нам возможность пробраться вниз. Они заслуживают большего, чем просто цифра на экране.

Локард искоса взглянул на него.

— Их будут помнить, капитан Шаан. Их имена будут записаны в базу данных «Лекс Тредецимус», а Механикус никогда не удаляют информацию.

— Он имел в виду другое, — возразил Пазаний.

— Прошу прощения, но разве Ультрадесант не фиксирует данные своих павших на камне в Храме Исправления?

— Да, так принято, — подтвердил Уриэль, понимая, куда клонит Локард.

— Мы делаем то же самое, — сказал магос, — только способ Механикус более долговечный.

Уриэль видел, что сержантов обидел намек на краткий век Макрагга, и поспешил вмешаться:

— Мы все по-своему чтим павших, магос, и кому судить, чей обычай лучше?

Локард, похоже, собирался ответить, но остатки человеческой психики, еще уцелевшие в его разуме, приняли мудрое решение считать этот вопрос риторическим.

— Вы правы, капитан Вентрис, память об умерших может храниться в разных формах.

Уступка магоса удовлетворила Уриэля, и он бесстрастноуставился на битву, в которой боевые сервиторы и скитарии отчаянно противостояли Железным Воинам.

— Нам хватит двадцати семи минут, чтобы добраться до Врат Жиллимана? — спросил Шаан, также наблюдавший за сражением.

— Нет, но мы подойдем достаточно близко, чтобы оказаться там раньше наших преследователей.

— Подойдет, — Шаан вновь сосредоточился на голосфере, транслировавшей битву.

Клубы дыма расступились перед группой Железных Воинов, предводитель которой направился прямо к сервитору с камерой. В наглости, с которой держался этот воин, было что-то до ужаса знакомое.

— Кости Геры! — выругался Пазаний: он узнал серебряный протез, к созданию которого техножрецы не имели никакого отношения. Дульная вспышка на миг стерла картинку, и Уриэль, схватившись за меч, инстинктивно шагнул ближе к сверкающей сфере.

— Хонсю, — прошипел он, всматриваясь в рябь помех на экране. — Проклятье, я так надеялся, что мы ошиблись. Даже после всего, что случилось, я не верил, что это и правда он.

— Он самый, — поддакнул Пазаний, бросив быстрый взгляд на Леарха. — Я эту треклятую руку где угодно узнаю.

Что-то темное промелькнуло перед камерой сервитора, заставляя изображение померкнуть. Посыпались искры, и перекосившуюся картинку рассекли дуги молний.

— Что случилось? — воскликнул Уриэль.

На поверхности глаз Локарда высветились блики, и по выгнутому дисплею побежали ряды красных символов.

— Сервитор был деактивирован вследствие повреждений, уровень которых превзошел его прочность и фатальным образом нарушил функциональность, — сообщил магос.

— Кто-то прикончил его, — перевел Леарх. — Но кто?

Изображение, искаженное помехами, дергалось и то и дело теряло четкость, но все же показало воина в черном доспехе. Широкоплечий и гибкий, он двигался с той же отточенной плавностью, что и Шаан; латные перчатки его заканчивались длинными когтями.

— Вот он, надо полагать, — сказал Пазаний.

Узнавание пронзило Уриэля тошнотворным уколом, но имя того, кто разделался с сервитором, произнес вслух Аэтон Шаан.

— Ваанес. — Когти капитана выдвинулись из перчаток с резким металлическим щелчком.

По экрану пробежала волна статики и рябь помех, изображение показало потоки черного машинного масла, дернулось последний раз и замерло. Картинка, застывшая на голосфере, давала портрет виновников кровопролития, и мерцающие точки сканирования подсветили воина в черной броне, сопоставляя его физические параметры с имеющимися данными.

— В записях Адептус Астартес есть биометрическое совпадение, — подтвердил магос Локард. — Ардарик Ваанес, боевой капитан, 4-я рота Гвардии Ворона. В 934.М41 объявлен экскоммуникатус мортис.

— Я это и без машин знаю, — процедил Шаан. — Этого негодяя я ни с кем не спутаю.

Послеобразы от дульной вспышки начали тускнеть, и Леарх подался вперед.

— Если это Хонсю, то кто тогда рядом с ним?

Уриэль вгляделся в нечеткую картинку и с изумлением обнаружил, что смотрит на самого себя — на мертвые черты собственного лица. Локард приостановил запись, и имперские военачальники испуганно уставились на трупную маску прямо перед ними.

Не оставалось сомнений: это было лицо Уриэля Вентриса.

***

Под ярким лунным светом сияли зазубренные гранитные горы Талассара, отсвечивая багрянцем от азуритовых жил, испещрявших каждую скалу. В любую другую ночь Варрон Тигурий нашел бы этот пейзаж красивым, прекрасно подходящим к картине неба, буйно раскрашенного холодно-голубым и ярко-пурпурным оттенками, и резко контрастирующим с бледными заснеженными вершинами.

Но в эту ночь не было никакой красоты — только кровь и смерть.

Единственный континент покрытой океаном планеты назывался Глаудор. Выжившие после крушения «Цезаря» карабкались через предгорье Лирианских гор к месту, где в первые годы после Великой Ереси Робаут Жиллиман разгромил орду зеленокожих.

Отступление с «Цезаря» глубоко ранило каждого воина, но скорбь уступила заботам о выживании. Враг вот-вот настигнет их, и оставаться на открытом месте означало умереть. Чуть более двух тысяч членов экипажа спаслось с гибнущей боевой баржи, спустившись на поверхность Талассара в спасательных капсулах и «Громовых ястребах». Все они были гражданами Ультрамара, так что обошлось без паники. Ультрамарины из них составляли только сотню, но сервы Ордена, илоты и бойцы Оборонной ауксилии тренировались ежедневно, чтобы быть достойными наследия Робаута Жиллимана.

И все же, как ни были стойки их сердца, не было никого среди выживших, кого бы не затронула гибель «Цезаря».

Могучая боевая баржа неслась к поверхности, словно сверкающая комета, ее корпус был объят пламенем с момента входа в атмосферу. Тигурий заставил себя смотреть на последний полет корабля, пока он не скрылся за горизонтом, чтобы погрузиться в безбрежный океан, покрывающий большую часть поверхности планеты.

— Мы больше никогда его не увидим, — сказал Марней Калгар, вместе с первым капитаном Агемманом опечаленно наблюдавший за разрушением могучего судна.

А через несколько мгновений пришли демоны.

Возникнув прямо из воздуха, словно пятна крови на пустом холсте, они набросились на людей яростной бурей клыков и когтей. Многие погибли, даже не осознав, что происходит, однако железная дисциплина Первой роты и здесь удержала выживших от паники, и авангард демонического воинства М’Кара был остановлен и уничтожен точными оружейными залпами.

Единственной надеждой на выживание были горы, и изнурительный марш к вершинам начался. Атакуемая на каждом повороте стаями демонов, колонна выживших брела вверх. Ноги их были словно свинцом налиты от усталости, но люди желали одного — выжить и отомстить за любимый корабль.

Началась уже шестая атака с момента высадки на Талассар, и когда смертные поднялись выше, ветераны Ультрадесанта приняли бой.

Безжалостная буря болтерного огня разносила по каньону грохот разрывов, измельчавших чешуйчатую неестественную плоть. Длинные струи прометия из тяжелых огнеметов и потоки ракет из установок «Циклон» устремились в самое узкое место каньона, откуда волной поднималось объятое нечеловеческой кровожадностью воинство рожденных варпом мерзостей.

Страшилища, возникшие из самых темных ночных кошмаров человечества, визжали и выли, прокладывая когтистыми лапами путь через скалы. По камням с помощью крючковатых когтей и извивающихся хвостов взбирались жилистые демонические охотники с загнутыми рогами и телами рептилий. Чудовищные существа с удлиненными черепами и гротескно клыкастыми пастями прыгали по скалам, цепляясь когтями и присосками на мускулистых конечностях, к строю Ультрамаринов.

Никто не смог избежать карающего заградительного огня ветеранов Первой роты капитана Агеммана.

Марней Калгар стоял посреди боевого построения, извергая потоки разрывных выстрелов из болтеров, закрепленных в нижней части его знаменитых латных перчаток. Магистр Ордена поражал свои цели с молниеносной точностью, и таково было его мастерство, что ни один снаряд не ушел в молоко.

Тигурий ощущал отвагу воинов вокруг него как физическую силу — решительную силу, что была прочнее адамантия. Воины первой роты стояли плечом к плечу с капитаном и главой Ордена. Никакая сила в Галактике не смогла бы сломить их решимость.

Тигурий швырнул в демонов поток ослепительного огня: его сила была смертельна для нечистой природы этой орды. Плоть демонов деформировалась и плавилась при соприкосновении с психическим огнем, и Тигурий радовался, слыша вопли проклятых существ, изгоняемых обратно в имматериум.

С каждым залпом демоническая орда таяла, грохот стрельбы утихал, и вскоре на Талассар снова спустилась тишина.

Не нуждаясь в дальнейших командах, Ультрамарины повернулись и продолжили восхождение в горы, пробираясь через извилистые каньоны и широкие пропасти. Агемман шел во главе колонны.

Тигурий поравнялся с Калгаром, который поблагодарил его кивком.

— И снова твое предвидение спасло нас, — сказал Калгар.

— Мы идем туда, куда я думаю? — приняв похвалу, спросил Тигурий.

Калгар кивнул.

— Это наша единственная надежда спастись, Варрон. Меня терзает то, что мы приведем туда и наших врагов, но куда же еще мы можем пойти?

— Это хороший выбор, — ответил Тигурий. — Это место из легенды Ультрадесанта, великого рассказа о невозможной победе, внушающей неофитам Ордена подобающее почтение к славе примарха.

— Это риск, и ты это знаешь.

— Истинно так, но это наш шанс на выживание. И если я могу говорить прямо, господин мой, вы должны выжить. Если падете вы, падет и Ультрамар.

— Тогда постарайся сохранить мне жизнь: дорога предстоит нелегкая.

— Можете на это рассчитывать, господин мой.

— Для начала мы должны добраться, а это само по себе непросто, — сказал Калгар, глядя на блестящие в свете звезд пики.

— Мы доберемся, — ответил Тигурий. — Я видел вас на стенах, отважно сражающимся. Вы столкнетесь с демонами, и вы должны сдерживать их здесь достаточно долго, чтобы Страж Башни смог исполнить свое предназначение.

— Как долго?

— Я не знаю, но если Уриэль Вентрис и проявил себя в чем-то с момента принятия командования над Четвертой, так в том, что он очень находчив перед лицом невзгод.

— Тогда еще есть надежда, друг мой, — сказал Калгар с усталой улыбкой.

Тигурий скривился, почувствовав знакомую боль в животе, которая могла означать только одно.

— Демоны! — закричал он.

***

На гололитической сфере мерцало и подрагивало изображение воина с лицом Уриэля. Магос Локард увеличил картинку, насколько это было возможно, и интерполяционные матрицы в когитаторах «Лекс Тредецимус» навели максимально допустимую резкость. Невозможно было не узнать эти строгие патрицианские черты и серые, словно грозовое облако, глаза.

Если бы не мертвенная бледность и другой доспех, человек на изображении мог бы быть самим Уриэлем.

— Не понимаю, — сказала Судзаку, глядя то на него, то на гололит. — У вас есть брат-близнец?

— Нет, — ответил Уриэль, в ужасе от такого самозванства. — Исключено. Я его знать не знаю.

Но еще не договорив, он уже понял, что это за существо, каким образом оно присвоило его облик и оказалось здесь. Он вспомнил видение, посетившее его в мерзкой утробе демонической матки на Медренгарде. Амниотическая невесомость затягивала, возвращая его разум в счастливые дни молодости. Он вновь шагал по пещерам Калта, вновь переживал славное прошлое и беседовал с капитаном Идеем…

В тот раз он знал, что это на самом деле был не Идей, но теперь уверенность слабела.

— Темный сын… — прошептал Уриэль. — Идей пытался предупредить меня.

— Идей, — повторила Судзаку, и по слабому блеску на радужной оболочке ее глаза Уриэль понял, что она просматривает имплантированные базы данных. — Предыдущий капитан Четвертой?

— Верно, — кивнул Пазаний. — О чем ты, Уриэль? Идей давно погиб.

— Знаю, но я видел его — на Медренгарде, в том дьявольском инкубаторе, куда меня поместили монстры. Не могу сказать точно, это было что-то вроде видения или галлюцинации. Кажется, он пытался меня предостеречь, но тогда я не понял, о чем он говорит. Я пробился наружу, но пока я был внутри, мне казалось, что…

— Что казалось? — Локарду, как обычно, хотелось узнать побольше о ксенобиологических диковинах.

— Как будто со мной там был кто-то еще, — закончил Уриэль, с ужасом подозревая, что это могло означать. — Я чувствовал, что рядом кто-то есть, что он пытается прикоснуться ко мне. Я не понимал, что происходит, но, Император помоги, это наверняка была та самая тварь.

— Очень интересно, — сказал Локард. — Гестационный организм, который берет пробы биологического материала у более развитого объекта и вводит его улучшенные гены объекту менее развитому. Это создание — практически ваш брат, капитан Вентрис.

— Не называйте его так, — одернул его Уриэль. — Вот это — мои братья, а не тот чертов урод.

— Прощу прощения, я неправильно выразился, — ответил Локард. — Но у этого существа действительно есть рудиментарная генетическая связь с вами. Кажется, я знаю, как противник мог с такой легкостью расправиться с защитными системами Ультрамара.

Из спины магоса выдвинулись стержни зондов, которые он подсоединил к расположенной позади него консоли, блестевшей похожими на драгоценные камни кнопками и многочисленными экранами с двоичным кодом.

— Поясните, — попросила Судзаку.

— Еще минуту, инквизитор. Я изучаю телеметрию, полученную после пустотного сражения. Думаю, эти данные подтвердят мои подозрения.

На поверхности голосферы появилась колонка бинарного кода, которая ничего не говорила Уриэлю, зато для Локарда, очевидно, имела смысл.

— Да, все так, как я и опасался, — сказал магос.

— Что там? — не удержался Уриэль.

— Системы орбитальной защиты были атакованы и заражены скрап-кодом, — пояснил Локард. — Это оскверненная, искаженная версия благословенной лингва технис — языка из семейства мехалингва, который используется при создании программ для сервиторов. Использованная версия кода — очень изощренная и опасная, но они все равно не смогли бы пробиться через барьеры эгиды, если бы не знали защитные протоколы Ультрамара.

— И вы предполагаете, что таким знанием обладает этот клон? — спросила Судзаку.

— Он знает коды, потому что их знает капитан Вентрис.

— Получается, теперь у него все мои знания?

— Вряд ли, — ответил Локард. — Думаю, он усвоил случайные обрывки ваших воспоминаний при копировании химических процессов в мозгу. Вероятно, обмен был двухсторонним: вы тоже могли усвоить часть его памяти о прошлой жизни. Вы ничего не замечали?

Взгляды всех присутствующих обратились к Уриэлю, и он ответил не сразу:

— Может быть. В последнее время у меня бывают странные сны.

— Какие сны?

Уриэль покачал головой.

— Я не помню деталей, только отдельные обрывки. Это даже не сны, а скорее отголоски событий, которые пережил кто-то другой. Наверно, это и есть те заимствованные воспоминания.

— И что в них происходит? — допытывался Локард. — Возможно, так мы поймем, что это за существо и как оно мыслит.

Уриэль вспомнил Храм Исправления — и вновь ощутил ужас при атаке на обледеневший кастеллум и похищении молодых кадетов.

— Как будто я подросток, — заговорил он. — Кадет в каком-то схолуме, не знаю, где именно. На него напали Железные Воины, они схватили меня… то есть его. Больше я ничего не вижу.

— Поразительно. Должно быть, это детские воспоминания существа о его похищении до того, как оно было помещено в инкубатор, где потом оказались и вы.

— Похоже на правду, — заметил Шаан, чье бледное лицо в свете голосферы приобрело зеленоватый оттенок. — Кадет такого возраста — подходящий кандидат для имплантации геносемени.

— Метод, конечно, грубый, — сказал Локард, — и смертность, должно быть, при этом чудовищная, но Архиврага мало волнуют такие детали.

— Но почему у меня не было этих видений раньше?

Отсоединившись от консоли, Локард процокал на металлических ногах вокруг инфосферы и встал напротив Уриэля.

— К моменту заключения ваши когнитивные структуры уже были полностью сформированы, и вы сохранили контроль над собственным разумом. Однако это дитя оказалось более податливо, и его с легкостью превратили в монстра. Его личность, его память пытаются одержать верх над тем, что он позаимствовал у вас, и в такой ситуации любой сошел бы с ума.

— Дитя, вы говорите, — Шаан указал на изображение, — но это никакое не дитя.

— Когда-то он был ребенком, — с сочувствием ответил Локард. — У него было имя и целая жизнь впереди, но теперь он чудовище, и разум его извращен Губительными Силами. Кто знает, кем бы он стал, если бы на него повлияло только генетическое наследие капитана Вентриса?

— Все, что выросло в таком отвратительном устройстве, навечно предано тьме, — возразила Судзаку. — Хаос извращает все, к чему прикоснется.

— Может, и так, но это явление все же стоит изучить детальнее.

— Действительно, — с этим Судзаку согласилась и повернулась к Вентрису: — Капитан Вентрис, почему вы не упоминали обо всем этом раньше? Вполне вероятно, здесь есть связь и с нынешним конфликтом. Если эта связь двухсторонняя, мы должны постараться извлечь из нее пользу.

— Постойте-ка, — Пазаний вклинился между Вентрисом и инквизитором.

— Серые Рыцари объявили, что в капитане нет порчи, — добавил Леарх, также занимая оборонительную позицию. — Это же подтвердили наши апотекарии и капелланы.

Казалось, Судзаку позабавила такая солидарность, но Уриэль видел, что на самом деле скрывается за этой маской. Инквизитор разглядела возможность использовать его родство с чудовищным клоном, и он вынужден был признать, что основания для этого имелись.

— Отставить, сержанты. Если я могу проникнуть глубже в воспоминания этого существа, там может найтись что-то полезное для борьбы с Железными Воинами. Вы поможете, магос Локард? Поможете извлечь эти воспоминания?

Локард, сияя от предвкушения, кивнул.

— У меня на борту есть нейроинвазивное оборудование, которое сможет выявить в вашем разуме любые следы этого клона, даже самые слабые, — сообщил он с лучезарной улыбкой. — Конечно, это оборудование рассчитано на ксеносов, но предположу, что риск относительно невелик.

— Относительно? Не похоже на вашу обычную точность, магос, — заметил Уриэль, сложив руки на груди. — Уточните, несколько относительно.

— Шестьдесят семь целых и триста сорок девять тысячных процента, что вы выживете, — ответил Локард.


ГЛАВА 10

Хотя Свежерожденный и рассказывал о Вратах Жиллимана, их мощи и невероятной величине, масштабность конструкции все же поразила Хонсю. Врата виднелись на расстоянии пятидесяти километров, словно бронзовое сияние на фоне сверкающих синих вершин, но размер не удавалось оценить до тех пор, пока армия Кроваворожденных не взобралась на неровные склоны Сумеречных гор.

Громадные врата врезались во весь склон горы; в скале был выстроен вертикальный проем с внутренней облицовкой, украшенной десятками тысяч статуй, реликвий, святынь и декоративных арок. Величайшей из них была золотая статуя капитана Вентана, спасителя Калта, высотой в сто метров. Это был впечатляющий образец монументальной оборонительной архитектуры — двух тысяч метров в высоту, равный любым из Великих врат Терры. К Вратам вела широкая дорога из полированного гранита, которая пролегала из пещерных пустошей на поверхность. Вдоль всей дороги на постаментах стояли в величественных позах герои Ультрадесанта со щитами и головами, поднятыми к смертоносному солнцу.

Круты, блестящие от маслянистых выделений, которые позволяли им дышать, взбирались на статуи и размазывали экскременты по бледным мраморным лицам. Наемники-ксеносы сопровождали вандализм пронзительными выкриками; под воздействием ядовитого солнца Калта их кожа темнела на глазах. Солдаты-люди соревновались, стреляя в статуи из лазкарабинов, в то время как бронетехника наносила удары по бокам, сбивая изваяния так, что они катились вниз на равнины.

Сверхмощный танк Хонсю был как муравей перед гроксом по сравнению с транспортным средством, хрустящим по кварцевой пустыне Калта позади него, — огромным гусеничным левиафаном из стали и темного железа. В облике его стометрового ядра читался характерный отпечаток расы, которая считала Империум союзником до тех пор, пока ее не предали и не позволили исчезнуть. Некогда эта мобильная крепость сражалась за Императора-Трупа, но теперь она превратилась в темный собор разрушения, который служил воинам Темных Богов.

Это была Черная Базилика, и те Кроваворожденные, у кого не было ребризеров, ехали в ее бронированном промасленном корпусе. Огромная пушка высовывалась из крутого гласиса, а низ корпуса был покрыт забитыми грязью зазубринами, петлями и витками, словно прочерченными нечестивой бритвой. Это был грозный символ кровавого разрушения и нескончаемой войны, темный храм Губительных сил в той же мере, что и оружие.

Адепт Цицерин тоже путешествовал на Черной Базилике; его смрадный чан с проводящими жидкостями перевезли из стратегиума корабля к переоборудованному мостику, где чувствительные мехадендриты сцеплялись с системами жизнеобеспечения, так что магос стал неотделим от машины.

Десятки тысяч Кроваворожденных, в отличие от подчиненных Хонсю, следовали за Черной Базиликой — хозяином, который командовал ими после разгрома Хоруса Луперкаля. Тысячи мутантов, наемников-ксеносов, пиратов, отступников-астартес, изгоев, монстров, дегенератов и преступников были готовы выполнить любой его приказ и обрушить ад на величайший символ Империума, который их отверг.

Но даже когда Абаддон вел войска из Ока Ужаса, Железные Воины сражались в отдельных отрядах, опасаясь быть втянутыми в еще один катастрофический конфликт, который раздавит их колесами имперского возмездия.

Теперь Хонсю увидит, как падет один из столпов Империума.

***

Уриэль лежал на серебряной каталке в медицинском отсеке «Лекс Тредецимус», уставившись на резкие полосы люмена на потолке, когда магос Локард занялся множеством металлических каркасов с открытыми сторонами и вычурными деталями машин, с виду будто принадлежащих дюжине различных ксенотехнологий. Из одной коробки вышел ребристый кабель, и мехадендриты магоса Локарда обработали штекер его разъема, чтобы ввести его в гнездо входа на задней стороне шеи Уриэля.

Обычно эта розетка использовалась, чтобы совмещать автосенсоры доспехов с улучшенным телосложением астартес, предоставляя Уриэлю возможность более оперативно действовать по ситуации и реагировать на опасность.

— Ты уверен насчет этого? — спросил Пазаний, наклонившись над столом и глядя на Уриэля сверху вниз.

— Враг у ворот, — решительно ответил Уриэль. — Любого другого врага я бы не опасался, но Железные Воины — мастера осады, а Хонсю движет ненависть и жажда мести. Так что да, я уверен.

Пазаний переглянулся с Леархом; Уриэля тронула его забота, но он сказал правду, что готов рискнуть жизнью и позволить Локарду найти унаследованные воспоминания, похороненные в его мозгу — лишь бы это помогло в предстоящем бою.

— Не нравится мне все это, — сказал Пазаний. — Оно... неестественно.

Пытаясь держаться спокойно, Уриэль произнес: «Со мной все будет хорошо».

— А если нет? — сказал Пазаний. — Кому тогда командовать четвертой?

Уриэль обернулся, взглянув на Леарха.

— Леарх справился однажды, и, если надо будет, справится снова.

Леарх покачал головой.

— Я бы хотел стать капитаном, — сказал он. — Но не так.

— Я сказал то же самое, когда погиб Идей, — возразил Уриэль, — но я понял, что жизнь не спрашивает, чего мы хотим или заслуживаем.

Пазаний хмыкнул и ткнул большим пальцем в сторону гудящих коробок с электроникой.

— Что-то мне эти штуки не кажутся безопасными, — буркнул он. — Выглядят, как какой-то ксенотех.

— Так и есть, — сказал магос Локард, не оборачиваясь. — Во многих из них используются технологии, извлеченные из руин Голгофы после разгрома зеленокожих.

— Это технология зеленокожих? — вскипел Пазаний. — Видишь, я же говорил, что это небезопасно!

— Нет, сержант Пазаний, — сказал Локард. — Это старше орков, его сработали остатки расы, которую истребили зеленокожие, чтобы захватить Голгофу. Успокойся, твой капитан в надежных руках.

Уриэль надеялся, что Локард был прав, потому что мехадендриты закончили работу с разъемом и закружились по воздуху к нему, когда магос приблизился к нему.

— Вы готовы, капитан Вентрис? — спросил Локард.

— Да, — сказал Уриэль. — Сколько времени это займет?

— Предположение: не долго, — сказал Локард, когда разъем аккуратно вошел в гнездо на шее. — Остальные испытуемые вспоминали за считанные секунды. Я подозреваю, что это будет немного по-другому.

Штепсель в шее Уриэля стал холодным, и во рту появился какой-то металлический привкус, словно слабый электрический ток проходил через все его существо. Уриэль услышал щелчок соединения и грохот фиксирующих болтов, вкручивающихся прямо в череп. Цепенящее чувство холода охватило его, когда инвазивные волокна соприкасались со стволом мозга и проникали внутрь головы.

Инквизитор Судзаку мелькнула на периферии зрения. Уриэль не слышал, как она вошла в медотсек.

— Я буду наблюдать, — сказала она. — На тот случай, если воспоминания существа как-то проявятся вовне.

— Я понимаю, — сказал Уриэль, видя суровую целеустремленность в глазах Намиры Судзаку.

Локард склонился над ним, и то, что осталось от его естественных черт, отразило попытки изо всех сил скрыть волнение из-за использования собственных уникальных разработок.

— Начнем? — спросил он.

— Действуй, — сказал Уриэль.

Он услышал слабый щелчок, и жгучая боль пронзила голову, когда подавленный ужас рванулся, чтобы заполнить пространство разума.

Боль. Сильная. Стреляющее шипение до потемнения в глазах. Он зажмуривается и пытается вспомнить что-то хорошее, что-то приятное, но в памяти ничего не осталось. Все, что он помнит сейчас, это боль и бессилие. Он помнит клетки, кнуты и жестокость по любому случаю, которая превращает жизнь в бесценок, пока те, с кем он делит клетку, задирают друг друга.

Все, что он знает, это боль, голод и болезнь.

Звездолет был металлическим гробом, его переходы не были экранированы, а кошмары доводили десятки людей до безумия и самоубийства. Осталась лишь горстка, хотя он не может вспомнить, сколько их отправилось в это страшное путешествие. Они жили в темноте, питались огрызками и конденсатом, который слизывали с холодных железных стен.

И все же, несмотря на ужас перелета, он кажется раем по сравнению с душным адом пещеры. Он день и ночь трудится в этом сарае, забитом трупами, — кормит изуродованными конечностями и раздутыми телами чудовищные машины, которые воют от крови и отсеивают ценные фрагменты от каши из плоти. Хозяева бьют его, наказывают, обдирая кожу со спины бритвами, и слизывают кровь с лезвий.

Они возвышаются над ним: чудовищно искривленные существа с телами-скелетами, настолько изуродованные хирургическим вмешательством, что представляют собой какие-то лоскутные создания собственного изготовления. Они обходят трюмы, утыканные лезвиями, и сами похожи на лезвия, их головы заключены в латунную арматуру, их голоса — хрип на ломаном диалекте машинного хэша и искаженной готики.

У них холодные глаза; привлечь их внимание означает смерть.

Они называют себя Дикими Мортициями.

Он знает, что скоро его убьют, так же, как знает, что будет рад, когда этот день придет.

Он толкает тяжелую каталку, нагруженную телами, к молотящим машинам. Кое-кого из мальчиков затянуло в машины, и они погибли; он думает, что некоторые бросились туда нарочно. Он подумывает сделать то же самое. Все лучше, чем этот кошмар.

Другой мальчик толкает каталку рядом с ним, но он не помнит, как его зовут. Он думает, что, наверное, знал его раньше, но теперь в пропитанной кровью памяти ничего не осталось от прошлой жизни. Они толкают каталку к желобу над молотилками и поднимают ее, пока куски тела не соскользнут и не исчезнут под колотящими молотами машин. Плоть разрывается, от костей остаются осколки, и Мортиции рычат от удовольствия, празднуя очередную смерть.

Мальчик поворачивается к нему и что-то говорит, но он слишком оцепенел, чтобы расслышать.

— Самукван, — говорит мальчик.

Самукван? Это его имя?

Думая, что бы это могло значить, он поворачивается к мальчику, видя зеркало собственного отчаяния — до немоты — в его глазах.

— Что? — говорит он.

— Давай, — говорит мальчик, кивая на желоб молотилки. — Я не могу больше.

— Что? — повторяет он; его мозг слишком медлителен, чтобы осознать слова, которые он слышит.

— Давай сделаем это вместе, — плачет другой мальчик, протягивая руку.

Он тупо смотрит на руку, не видя ее и не в состоянии понять смысл слов мальчика. Мальчик умоляюще смотрит на него, но он не может даже пошевелиться.

Затем, над грохотом мясных молотов, доносится звук — стук колотушек, шаги, лязг и металлический стук паучьих лап. Мальчик смотрит с ужасом и делает шаг.

— Скоро они сожрут тебя, — говорит мальчик и прыгает в молотилку.

Он наблюдает за падением мальчика, ничего не понимая, когда слышит чудовищные шумы человеческого тела, разрушаемого демоническими машинами. Он знает, что это должно ужаснуть его, но не может почувствовать ничего, кроме раздражения из-за того, что ему придется опрокидывать каталку без посторонней помощи.

Тень окружает его; все углы полны лезвий и шипения, пропахшего гниющими внутренностями. Он поднимает голову, хотя его много раз предупреждали, чтобы он этого не делал, и встречает взгляд существа с лицом, окутанным пропитанной кровью повязкой и с бронзовыми окулярами. Оно одето в черное, маска с изображением деформированного черепа вшита в его открытую плоть; его конечности раскачиваются над ним, как у богомола, множество ржавых лезвий-когтей скрежещет, как сломанные ногти.

Перед глазами — злобный разрез рта без губ, заполненного иглоподобными зубами в обнаженных деснах. Черный язык появляется из-за зубов и пробует на вкус его страх, разлитый в воздухе.

— Плотское существо создает новое тело, — выговаривает оно голосом, похожим на шорох насекомого.

Он не отвечает, все еще надеясь, что это означает «другой мальчик». Слезы текут по его щекам, когда он молится, чтобы они забрали другого мальчика. Стыд и страх горят в его сердце. Пожалуйста, думает он, пожалуйста, возьми его, а не меня. Затем он понимает, что другой мальчик умер. Он один, и забирать больше некого.

Он падает на колени; ужас новой судьбы настигает его и отключает рефлексы, которые позволяли ему все это время на автомате передвигать ноги. Щипцы-клещи опускаются и поднимают его с земли; его почти нежно влекут сквозь адские видения расплавленных озер, закованных в цепи демонов и воющих машин, которые пируют на плоти.

Он чувствует присутствие кого-то еще поблизости, но все, что он слышит, это его собственные задушенные рыдания.

Когти опускают его на землю, но он не может двигаться. У него нет сил, чтобы бежать, нет сил даже взять себя в руки. Над ним нависает что-то огромное и пахнущее плачем, изъязвленное ранами, и он слышит, как мокрые брызги рассыпаются по полу, когда лезвия рассекают плоть. Он поворачивает голову и видит огромное тело, до невероятия опухшее, но все же его изначальную форму можно опознать. Это женщина, с женским лицом, раздутая и ужасно изуродованная, — и все-таки женщина.

Вообразив, что это его мать, он плачет по ней, когда когти тянутся к нему и поднимают к себе. Запах крови заполняет его ноздри — привычный для этого места, но теплый, свежий и влажный. Горячая мокрая плоть обволакивает его, и он слышит довольный выдох из жуткого рта женщины, как будто она приветствует это явление в своем демоническом чреве. Ей нужно, чтобы ребенок рос и развивался, хотя он знает, что для него не будет чудесного рождения.

Он видел жалкое потомство таких существ-маток. Много раз он выносил трупы мутантов из этого зала, выметая их скрюченные тушки из крепости, как мусор. Теперь это и его судьба; он станет уродом, и все, чем он был, превратится в кошмар.

Тяжелые слои разорванной плоти поднялись над ним, пеленая его в темноте, и у него наконец вырывается крик, который копился в нем последние шесть месяцев. Смрадные околоплодные воды заливают его рот, гниют и вспениваются от разложения. Легкие заполняются ими, и он барахтается, чувствуя, что вот-вот утонет.

Но он не тонет — и плавает в теплой утробе демона, кажется, целую вечность. Он один. С каждым мгновением тело меняется и растет, поскольку мерзкая мать кормит его тошнотворным напитком, который превратит его или в чудовище, или в труп.

Он один; его кости удлиняются, а тело набухает, но чего-то не хватает, — нужно еще что-то существенное, без чего его форму куколки не завершить.

Затем, когда тело матери-демона снова раскрывается, это появляется, и он больше не одинок.

Новая плоть борется, поскольку она имплантирована, и он хочет сказать, чтобы она не беспокоилась.

Смерть придет быстрее.

Но они не умирают.


***

— ТАК КАК нам пройти? — спросил Кадарас Грендель, когда еще один снаряд разорвался, подняв тучу камней и пыли. На импровизированный командный пункт Хонсю обрушился град обломков, но попадание прошло далеко, и до них долетели просто частицы мраморной крошки. — Даже Пертурабо пришлось бы потрудиться, чтобы открыть эти ворота. И куда они вообще ведут? Через горы?

— Они ведут под поверхность, — сказал Свежерожденный, сметая пыль с очень подробной карты, которую он нарисовал на листе вощеной бумаги. — Население Калта живет в огромных пещерах. Они настолько большущие, что в них есть погода, а в некоторых столько зелени, что можно разгуливать целыми днями и забывать, что ты под землей.

Хонсю уже знал это, но ему было неприятно слышать разговоры Свежерожденного, как будто он сам бродил под каменными потолками и жил в местных аркологиях. Карта, которую он им нарисовал, показывала расположение пещерных систем за Вратами столь же точно, как и полученная с помощью автоматических измерений, но лучше, так как была почерпнута из личного опыта, хотя бы и унаследованного от Вентриса. Хотя Свежерожденный прекрасно помнил местность, Хонсю заставил его нарисовать карту, которую он мог держать в руках.

Земля сотряслась, когда еще один грохочущий удар обрушился вниз. Орудия на Вратах Жиллимана простреливали конец дамбы, но Железные Воины были экспертами в противостоянии такому огню. Три выстрела из великой пушки Черной Базилики выбили кратер в конце дороги, достаточный для того, чтобы Железные Воины сгребли обломки в цепь земляных валов, за которыми мощная бронированная понтонная дорога проходила над пропастью под углом, недоступным для орудий Врат.

— Есть ли другие пути? — спросил Ардарик Ваанес, отрываясь от тщательного изучения вощеной бумаги. — Что-то на этой карте, что вы пропустили?

— Есть и другие пути, да, — кивнул Свежерожденный.

— Тогда почему мы не спускаемся этими путями? — спросил Грендель, всегда действовавший напрямую. — Это ​​чертовски проще, чем пытаться взорвать те кровавые двери.

Свежерожденный ухмыльнулся, и Хонсю поймал вспышку боли и безумия, кипевших у него в глазах. Последний раунд мучительных умственных допросов магоса Цицерина лишил его самоконтроля, и было вопросом времени, когда постоянные страдания окончательно сведут его с ума.

— Думаете, Ультрамарины так легко дадут обойти их величайшую защиту?

— А ну-ка, ну-ка, — прошипел Грендель, его рука потянулась к пистолету у бедра.

— Можете вы двое заткнуться хоть на пару секунд? — шикнул на них Ваанес. — Я не могу сосредоточиться из-за вашей непрекращающейся грызни.

Ворон-отступник смотрел на Врата, когда говорил, и Хонсю понял, что он обдумывает углы подхода, мертвые зоны и сотни других уловок.

Грендель уставился на него, но Свежерожденный просто кивнул.

— Существуют и другие пути, но ни по одному из них армии Кроваворожденных не дадут пройти, — сказал он, пропуская угрозу в словах Гренделя и недовольство Гвардейца Ворона.

— Не употребляй это слово, — отрезал Хонсю. — Кроваворожденные. Не произноси его.

— Это еще почему? — хмыкнул Грендель, забыв о враждебности к Свежерожденному. — Что тебе не нравится? По мне, звучит неплохо.

— Это словцо М’Кара, а не мое, — сказал Хонсю. — Эта война — наша, и я не дам пользоваться ею какому-то чертову демону только потому, что он выдумал название моей армии.

— Называть что-то — значит иметь власть над этим, — заметил Свежерожденный.

Хонсю стукнул кулаком по столу с картой и заявил:

— Тогда это еще одна веская причина не называть.

— У меня нет имени, — рассеянно сказал Свежерожденный. — Хотя я иногда думаю, что же со мной сделали.

— Ты не помнишь этого?— спросил Ваанес.

— Нет, — сказал он, пожимая плечами. — И не уверен, что хотел бы. Если я вспомню, кем я был, буду ли я делать то, что делаю сейчас?

— Какая разница? — сказал Грендель. — Зачем тебе это? Ты то, что ты есть, и ничто не изменит тебя — ни имя, ни отсутствие имени. Но я спрашиваю, как, черт возьми, мы пройдем через эти ворота?

— Расслабься, Грендель, — сказал Хонсю. — Эти ворота — не проблема.

***

ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР пролетел по всей Долине Солнца, охватывая пойму реки и сгибая недавно посаженные деревца на склонах. Широкая река вытекала из долины, где символ имперской власти покоился на Эспандоре, в мраморном городе Гераполис.

Изогнутая стена из бледного камня простиралась по всей длине долины, ее высокие очертания были окаймлены серебристыми башнями, выступающими валами и пушечными батареями. И все же, несмотря на грозный облик, Гераполис был прекрасен, словно огромный ледник из серебра, золота и мрамора, навсегда раскинувшийся на краю долины, стойким и нерушимый.

Он пережил одно вторжение за последнее время. Теперь придется пережить второе.

Праксор Манориан и Сципион Воролан поднялись по ступеням, врезанным в заднюю часть стены, к великанам в блестящих синих доспехах, окантованных золотом. За ними следовал Юлий Феннион, и Сципион видел, что его взгляд прикован к солдатам, которые тренируются на обширных полигонах за оборонительной стеной города.

— Лучше, чем в Госпоре, — одобрил Юлий.

— Это Ультрамар, — ответил Сципион так, будто этим все было сказано. — Ты торчал бы там с капелланом, ломая голову,что делать, если бы это было не так.

— Верно, — согласился Юлий. — Галлоу выполнил свой долг как положено.

— Спокойствие, брат, — сказал Сципион. — Наверняка после чрезмерной похвалы будет холодный душ.

Юлий Феннион хмыкнул и покачал головой.

— Всегда есть возможности для совершенствования, особенно со смертными силами. Я буду сражаться вместе с ними, но не оставляй их позади.

— Тогда, возможно, вам следует назначить Бессмертных на защиту города, — сказал Праксор Манориан, безуспешно пытаясь скрыть личную заинтересованность. И Сципион, и Юлий переглянулись, потом перевели взгляды обратно на Черный Предел.

— Это не мне решать, брат, — дипломатично сказал Юлий, и Сципион удивился, потому что сержанту Бессмертных не была свойственна деликатность. Грубоватый и прямой, Юлий Феннион был простым воином, чью преданность долгу и Ордену все знали. — Это решать капитану.

Праксор кивнул, но промолчал, зная, что возражать Фенниону нет смысла — только начнется еще один спор. Сципион видел, как печаль пригибала плечи Праксора, будто постоянно увеличивающаяся тяжесть, со времен Черного Предела. Не важно, что с той великой победы прошло почти полвека и что с тех пор велось множество кампаний; чело Праксора Манориана всегда омрачало пренебрежение к нему во время той короткой войны. Получив приказ защищать Госпору вместо того, чтобы следовать, как крестоносец, за Сикарием к славе, Праксор так и не забыл, что его оставили позади, в гарнизоне.

— Как ты и сказал, брат Феннион, — проговорил Праксор. — Как решит капитан.

Над ними раздался шум, будто взревел один из драконов, обитающих в морях Талассара; Сципион, подняв голову, увидел, что один из «Громовых ястребов» 2-й роты пролетает над ними, огибая высокие башни Дома Инвиктус— дворца имперского губернатора, и заходит на посадку.

— «Гладий», — гордо сказал Юлий: это был штурмовой аппарат капитана Сикария.

— Посмотрите, как солнце сияет на золоте его крыльев, — произнес Сципион. — Как будто он в огне.

— Да, как Жар-птица Старой Земли, — согласился Юлий.

— Жар-птица? — переспросил Праксор.

— Да, легендарная птица, которая возродится из пепла собственной смерти, чтобы воскреснуть и стать еще более славной, чем раньше. Это хорошее предзнаменование, брат.

— Ну, раз ты так говоришь, — ответил Праксор, когда боевой корабль исчез из поля зрения.

«Громовые ястребы» 2-й роты были поставлены на якорь в защищенных укрытиях в Доме Инвиктус, но боевые танки и транспорты располагались в упорядоченных рядах по обе стороны от широких ворот, которые вели в зону внутреннего двора.

Вместо двенадцати прибыли только десять «Носорогов»: два были потеряны при пересечении ущелья Актиум. Силы предателей почти отрезали их от моста, и когда Ультрамарины пробивались через ущелье, разразилась короткая, но жестокая перестрелка. Хотя воины внутри спаслись, в бою погибли две машины, к великому огорчению технодесантника Ласкара.

Они проделали остаток пути в тишине, наконец дойдя до крепостных валов, где обнаружили капитана Сикария и Львов Макрагга, собравшихся на одном из отвоеванных барбиканов над воротами. Командный отряд Сикария был собранием героев, перечень побед которых внушал зависть любому другому отряду в Ордене.

С высоты становилось ясно, почему Долина Солнца получила такое название: золотой свет струился по всей ее протяженности, когда закат сверкал на дальнем горизонте. Склоны долины были оголены: деревья вырубили вторгшиеся зеленокожие, чтобы кормить печи своих ветхих военных машин. Велась большая работа по восстановлению лесов, но грязь ксеносов еще оставалась на земле, и потребуется время, чтобы вернуть былую славу долины.

Сикарий обернулся, услышав приближающиеся шаги; трое сержантов постарались привлечь внимание капитана, встав перед ним и ударяя кулаками по груди.

— Привет, — сказал Сикарий, отвечая им таким же салютом. — Не время уходить в себя.

Юлий заговорил первым.

— Что случилось? «Гладий» принес новости о Королеве корсаров?

— Ну, — ответил Сикарий с улыбкой,— не о ней как таковой, но если вы и ваши воины готовы действовать, то я думаю, что мы ее скоро достанем.

— Всегда готовы, — сказал Праксор Манориан чересчур поспешно.

— Мы готовы служить Ордену, — сказал Юлий.

— А ты, Сципион? — спросил Сикарий. —Вы присоединитесь к братьям на этой миссии?

— Я бы помог, если бы знал, что за миссия, мой господин.

— Ах, Сципион, вечно ты осторожничаешь, — съехидничал Сикарий. — Потому-то тебе все и удается.

— Спасибо, мой господин, — ответил Сципион. — Я живу, чтобы служить Ордену, и, какой бы ни была миссия, я буду с братьями.

— Хороший ты человек, — сказал Сикарий, жестом приглашая присоединиться. В центре барбикана стоял широкий стол, на котором лежала карта запада континента Эспандора с нанесенными на нее основными сельскохозяйственными угодьями и населенными пунктами. Последних на немноголюдном Эспандоре было очень мало.

— Вот и мы, — сказал Сикарий, указывая на иконку с изображением Гераполиса. — Крупнейший населенный пункт на Эспандоре и центр правления Ультрамаринов. Если этот город падет, падет и Эспандор, но мы не позволим этому случиться. Городская стена высокая и прочная. Даже участки, разбитые гаргантом во время последней войны, кажутся такими же мощными, как и раньше.

— Со всем уважением, мой господин, осада? — сказал Сципион. — Мы-то готовы служить, но отсиживаться за стенами — это не та война, для которой нас создавали.

— Точно! — сказал Сикарий, ткнув пальцем в карту. — Мы Адептус Астартес. Мы не ждем, пока враг придет к нам, — мы сразимся с ним и вырвем ему горло, прежде чем он заметит наши руки у себя на шее. Посмотрите на карту, изучите расположение сил Кроваворожденных и скажите, что вы видите.

Взгляд Сципиона устремился к карте, и он увидел рискованный маневр, один из тех, которые так любил Сикарий. Он поднял глаза и увидел на лице капитана смешанное выражение восхищения и ненависти. Так он в самом деле рад столкновению с врагом и возможности проявить военную хитрость?

— Мы их притормозили, но не остановили, — сказал Праксор.

— Они прут на Гераполис, — сказал Юлий. — Это же ясно как день.

— Это очевидно, — сказал Сикарий. — Посмотри ближе, посмотри глазами врага.

Как бы неприятно это ни было, Сципион выбросил из головы мысль, что это мир Ультрамара, и представил, что Эспандор — это мир, который нужно завоевать. Как будто красные стрелки и отметки времени были его собственными силами; он составил график того, что было сделано и что он будет делать дальше. Форма вторжения приобрела в его уме четкость; интуитивное понимание коварных уловок позволяло смотреть на карту и видеть дальше самых выгодных полей сражений или засад. Он видел разум армии, сравнивая время каждой атаки с графиком скорости движения каждой дивизии.

— Она передвигается между своими силами, — сказал он. — Вот почему нам не удается найти ее. Она отдает приказы, а затем переходит в подразделение с самым сложным заданием. Она ищет славы.

— Сципион прав, — сказал Сикарий, похлопав его по наплечнику с золотой каймой. — Она хитра, эта Каарья Саломбар, но она привыкла иметь дело со старательными любителями. У Катона Сикария иной подход, но мне нужно найти ее, чтобы приставить клинок к ее глотке.

— И с этого мы начнем, — сказал Праксор.

— Действительно, сержант Манориан, — сказал Сикарий. — Нельзя убить то, что не можешь обнаружить, и Гай всегда учил меня не наносить удар, пока я не буду убежден, что враг приземлится там, где собираюсь приземлиться я.

— Что нужно сделать, мой господин? — спросил Сципион.

— Выведите свои отряды в чащу. Станьте моими неслышными охотниками в темноте. Найдите Королеву корсаров и сообщите ей о моем местонахождении. Я обрушу на нее гнев Второй роты и в тот же день получу ее голову.

Сципион ударил кулаком по нагруднику, довольный заданием, с которым, он знал, его воины справятся.

— Мы отыщем ее, мой господин, — пообещал он, и братья сержанты убежденно повторили то же самое.

— Найдите ее поскорее, — сказал Сикарий; солнце село, и опустилась темнота.



ГЛАВА 11


Воткнув молниевый коготь в скалу, Ардарик Ваанес соскочил со своего «насеста» — изваяния в виде орлиной головы почти в тысяче восьмистах метрах над землей. Лезвия его правого кулака ударили в камень, и он отпустил хватку другой руки, развернувшись и вцепившись ногами в стену. Он напрягся, когда почувствовал, как авгурная волна ближайшего орудийного порта пронеслась над ним, прижимая его тело к внутренней поверхности ворот и отсекая все, кроме самых существенных энергетических излучений брони.

Вокруг него локсатли из банды Ксанеанта двигались и застывали в полной неподвижности, следуя его примеру и мимикрируя, чтобы идеально слиться с горным камнем и уменьшить температуру тела почти до нуля. Рептилии-инопланетяне были прирожденными убийцами, а с их хамелеоновыми шкурами — еще и превосходными скрытными оперативниками. Самым слабым звеном в их команде был Свежерожденный, но он хорошо проявил себя на «Неукротимом», поэтому Ваанес взял его на задание.

Двадцатью метрами выше и десятью правее от него прогремел орудийный порт Ультрамаринов над огромными бронзовыми воротами, выпустив еще один залп снарядов по лагерю Железных Воинов внизу. Дульная вспышка орудий была ослепительной, а шум — оглушительным. Отдача рассеялась по всей горе, и Ваанес сжал кулаки и напрягся, когда вибрации едва не сбросили его со скалы. Звук орудий из лагеря и внизу был громким, но в такой близи он был почти невыносим.

Снаряды с грохотом обрушились на земляное сооружение, построенное в конце разрушенной дамбы, взметнув вверх столбы пламени и размельченного камня, но не причинив особого вреда постройке. Напрасный труд! Уж если люди Хонсю окопаются, потребуется нечто большее, чем артиллерия, чтобы сдвинуть их с места. Ваанес был уверен, что доктрина Ультрамаринов допускает вылазки только при определенных условиях, а это не соответствует никаким подобным условиям.

Двигаясь, пока звучало грохочущее эхо орудий, чтобы его не заметили, Ваанес добавил энергии в волокнистые псевдомускулы доспехов и начал пробираться через узловатые утесы. Плавным движением он приблизился к амбразуре батареи, когда длинные стволы отодвинулись, а противовзрывной щит опустился. Его движения были уверенны и быстры; неясная черная фигура скользила по поверхности скалы, как тень в сумерках.

Чтобы забраться так высоко, его команде убийц потребовалось четыре часа, но Ваанес не торопил их. Это было его коньком, и хотя теперь он задавался вопросом, почему вообще пошел за Хонсю, такую возможность блеснуть своими смертоносными талантами не хотелось упускать. Кроме того, не существовало другого способа пройти через Врата, и Хонсю знал это.

Он действовал с большой осторожностью, пробираясь через те участки Врат, где сенсорные тени гигантских статуй обеспечивали наибольшее прикрытие от авгуров и противопехотных орудий, способных остановить любых врагов.

Ваанес усмехнулся. Эти орудия и впрямь срабатывали против любого противника, но только не обученного в Рейвенспире. Человеку вроде него ничего не стоило обойти их: он не утратил ни капли мастерства, хотя уже много лет не тренировался вместе с братьями. Ваанес прижался к скале под орудийным портом, когда локсатль развернулся, чтобы обогнуть его. Свежерожденный цеплялся за камни позади, дрожа всем телом от усилий.

Он кивнул Свежерожденному, указал подбородком на противовзрывной щит и поднял вверх три пальца. Начал отсчет, и когда последний палец сложился в кулак, противовзрывной щит стал подниматься с пневматическим воем шестеренок и поршней.

Ваанес подождал, пока противовзрывной щит не поднялся достаточно высоко, чтобы можно было войти, и перемахнул через нижнюю кромку орудийного порта. Он перекатился на бок, скользя по смазанным жиром рельсам компенсаторов отдачи. Четыре орудийных ствола, каждый полтора метра в поперечнике, скользили по рельсам в огневую позицию. Действовать нужно было быстро. Если пушки выстрелят до того, как он окажется внутри, волна давления разорвет все внутренние органы и сотрет кости в порошок.

Свежерожденный пополз рядом, и он услышал чириканье локсатлей, пробиравшихся за ними. Грохот тяжелых моторов и цепей становился все громче по мере того, как Ваанес приближался к выхлопным отверстиям, через которые выходило огромное количество горючих газов. Громоздкие очертания казенной части очутились прямо впереди, серия предупреждающих огней мигала сквозь облака шипящего пара.

Ваанес поднялся на колени и подпрыгнул вверх, взобравшись на верхушку ближайшего ствола орудия и двигаясь вперед, пока не добрался до жалюзийных створок, которые отделяли управление огнем орудий от самого орудия и не позволяли огромному количеству выпускаемых пороховых паров дуть обратно на артиллеристов.

— Следуйте за мной, — сказал он. — Убивате любого, кого увидите, и делайте это быстро. Ни выживших, ни тревожных сигналов. Понятно?

Свежерожденный кивнул, и локсатль послал волнистый узор фиолетового и золотого цветов по чешуйчатому телу. Ваанес понял, что это согласие, и вытянул вперед молниевые когти. Из-за жалюзи донесся приглушенный звук сирены, и орудия заняли огневую позицию с тяжелым грохотом запирающихся зажимов.

Два быстрых взмаха когтей — и жалюзи превратились в рваные полосы металла. Ваанес нырнул в дыру и бросился в центр управления огнем могучих орудий. Локсатли ринулись за ним, рассыпаясь по стенам и потолку, как насекомые, выгнанные из норы.

Десятка два оперативников, большей частью сервиторы и солдаты Калтской ауксилии, заполонили центр управления огнем, но один воин-Ультрамарин с частично увеличенным торсом был подключен к командной консоли, чтобы производить выстрелы. Удивленные лица повернулись к нему, и Ваанес наслаждался моментом, когда эти смертные осознавали опасность.

Он бросился к Ультрамарину, выставив перед собой когти. Воин вскинул болтер, но Ваанес небрежным движением левой руки рассек его надвое. Правый коготь пробил шею воина насквозь. Кровь брызнула вокруг лезвий перчатки, и он вывернул руку, чтобы разорвать рану еще шире. Вокруг него раздались выстрелы, и Ваанес, оттолкнув труп, отпрянул от лазерного огня.

Потоки огненных снарядов разорвали вражеских солдат прежде, чем они успели сделать по второму выстрелу; свистящие дротики рикошетили в диспетчерской, когда ксеносы-убийцы истребляли тех, кто упал на землю. Свежерожденный с грохотом сбил одного солдата с ног и ударил другого кулаком наотмашь. Залп тяжелых болтов ударил в броню, но он, казалось, ничего не заметил.

Ваанес побежал туда, откуда доносились выстрелы, нырнув вперед, когда над головой пронесся град пуль. Он перекатился на колени, нанося удары в обе стороны и пронзая стрелков когтями. Мертвые тела попадали на землю, и все было кончено: орудийная батарея принадлежала Ваанесу.

Ваанес встал и повернулся к Свежерожденному.

— Ты можешь делать отсюда все, что тебе нужно?

— Ну да, — сказал он, отталкивая мертвого Ультрамарина от консоли. — Пошлите сигнал.

***

С парящей в вышине верхней смотровой площадки Уриэль наблюдал за продвижением Железных Воинов со смесью страха и предвкушения. Каким бы ужасным ни было вторжение Губительных сил на землю Калта, он жаждал столкновения, чтобы положить конец этой войне.

Образы, которые он видел, будучи подключенным к машинам Локарда, преследовали его. Он обнаружил, что при всем желании не может возненавидеть создание со своим лицом, после того как пережил его мучительные воспоминания. Слова Локарда запомнились ему, и Уриэль задумался, кем бы стал мальчик, если бы у него был шанс на нормальную жизнь.

Комиссаром? Генералом? А может, он был обречен на службу солдата в строю? Неизвестно, но Железные Воины отняли у мальчика все, что у него было, и все, что у него могло бы быть. Уж лучше бы они его убили...

— Что-нибудь еще вспомнилось?— спросила инквизитор Судзаку, приближаясь с задней стороны смотровой площадки. Ее послушник следовал за ней. Уриэль вспомнил, что его зовут Собуро, и пришел к выводу, что этот человек еще далеко не полноправный член Ордоса. Следуя процедуре Локарда, Судзаку долго беседовала с Уриэлем, и тот подробно рассказал ей кое-что о залах Диких Мортициев.

— Нет, — ответил Уриэль, не оборачиваясь. — Я уже рассказал все, что знаю.

Судзаку присоединилась к нему у поляризованной стеклянной стены, разглядывая осадные сооружения внизу. Снаружи смотровую площадку не было видно, и они некоторое время стояли молча, изучая противника. Облака пыли скрыли осадные укрепления, когда артиллерия Хонсю начала новый шквал огня, но различить ненавистный силуэт разрушительной боевой крепости позади артиллерийских порядков было можно. Слишком долгое созерцание его вызвало у Уриэля чувство холодного ужаса, и он отвел глаза от его неестественной формы.

За страшным левиафаном простирались Дикие Земли Калта, покрытые волнистыми дюнами и окаменевшими лесами из обломков скал. Армия завоевателей пересекла этот унылый ландшафт, тысячами двигаясь от захваченных посадочных площадок и сборочных площадок Нагорска к Вратам Жиллимана. Где-то там Леарх возглавлял бронированный авангард танков и вспомогательных сил обороны. Согласно протоколу Кодекса, он должен был выделить несколько подразделений для защиты линии наступления на противника и действовать из тени, уничтожая конвои снабжения, устраивая засады для подкреплений и нарушая связь. Обычно такая задача возлагалась на Иссама и его разведчиков, но смертоносный свет солнца Калта не позволял выжить никому, кто не был облачен в боевую броню астартес или скрывался в бронетранспортере.

Только что завершив боевые действия за линией Тау на Павонисе, Леарх немедленно попросился возглавить множество добровольцев, готовых отправиться на эту опасную миссию. Когда танковые войска Леарха отделились от основной колонны, направлявшейся к воротам, Уриэль объяснил ему, что миссия имеет решающее значение, зная, что может никогда больше не увидеть товарища.

Голос Леарха был тверд, когда он сказал:

— Я не подведу.

— Знаю, что не подведешь, — сказал Уриэль и добавил: — Возвращайся живым. Ты нужен Четвертой.

— Положись на меня, — сказал Леарх, и вокс-связь отключилась.

— А Врата выдержат? — спросил Судзаку, выдернув Уриэля из задумчивости. Он удивился, расслышав нотку беспокойства в ее голосе.

Уриэль внимательно изучил работу Железных Воинов и скрестил руки на груди.

— Да. Даже Железные Воины не могут пробить Врата лобовой атакой.

— Подозреваю, то же самое говорил Рогал Дорн у стен Терры, — сказала Судзаку. — А знаете, что его легиону поручили укрепить Императорский дворец? В том виде, в каком он существует сегодня, Дворец мало напоминает былой Гегемон. Это было чудо, шедевр архитектуры и объект благоговения от края до края Галактики.

— Знаю, конечно, — ответил Уриэль.

— А вы его видели? — спросила она и продолжала: — Нет, конечно же, нет. Резьба по орбису и лазуриту на возвышении Дхавалагири заняла у Мензо из Траверта тридцать лет, и теперь его панели пылятся в подвалах. Я видела двух золотых зверей, каждое высотой в сотню метров, сцепившихся в застывшем споре. Думаю, они когда-то были частью Львиных Врат, но трудно сказать наверняка.

— Вы изучаете историю?

— В некотором роде, — сказала Судзаку. — Я изучаю древние времена, чтобы научиться избегать ошибок прошлого. — Она слабо улыбнулась и поднесла руку к лицу. — Это привело к неоднозначным результатам.

Уриэль рассматривал профиль Судзаку, оценивая изящную линию ее подбородка и скульптурные скулы, которые говорили об аугметической хирургии. Слабое мерцание металла в уголке ее глаза — вот и все, что можно было разглядеть из механизмов за сетчаткой.

— Я потеряла глаз на Мединаке, — сказала она. — Вместе с большей частью лица.

— Твоя восстановительная аугметика — это нечто исключительное.

— Я того стою, — сказала она без тени высокомерия.

— Ты настолько ценный специалист?

— С тех пор, как я стала Мединаком, — сказала Судзаку. — Меня обучал Мазеон, и его смерть преподала мне важный урок о цене колебаний.

Пока Судзаку говорила, она рассеянно гладила себя по щеке, словно раны, отнявшие у нее глаз, болели снова. Уриэлю показалось, что она сама не замечает этот жест. Он снова перевел взгляд на атакующую армию и огромный черный храм, который держал власть над воинством проклятых.

— Все это, чтобы сокрушить меня, — тихо произнес Уриэль. — Просто не верится, что кто-то способен так ненавидеть.

— Думаете, это все из-за вас?

— Все, что сделал Хонсю, — из мести, — сказал Уриэль. — Уничтожение Тарсис Ультра сообщило мне о его приближении. И то, что он пришел сюда, на мой родной Калт, о чем-то говорит. Почему? Как ты думаешь, чего он хочет?

— Еще не знаю, — сказала Судзаку, наконец повернувшись к нему. — Я убедилась, что Губительные силы редко ограничивают свои планы судьбой одного смертного. За их действиями всегда стоит более темная цель.

— Учитывая, что за этой армией стоит Хонсю, я не уверен, что ты права. Он гнался за мной от самого Ока Ужаса ради мести.

— Ты действительно думаешь, что в Галактике, где одна жизнь не имеет значения, военачальник, командующий таким войском, будет думать об одной смерти?

Уриэль кивнул, вспоминая, как в последний раз видел Хонсю в пещерах под разрушенной крепостью Халан-Гхол. Такая ненависть могла бы пересечь дюжину галактик ради утоления.

— Я не думаю — я знаю. Я разрушил его крепость и отказался, когда он звал присоединиться к нему. Он ненавидит меня, как никто другой. И еще с одним не соглашусь.

— С чем же?

— Что судьба одной-единственной жизни не имеет значения. Каждая жизнь важна, какой бы незначительной она ни казалась. Если мы забудем это, окажемся ничуть не лучше подонков, которые живут в Оке Ужаса.

Судзаку улыбнулась.

— Вы говорите как настоящий герой, — сказала она.

Уриэль не расслышал,что еще она говорила, потому что его внезапно охватило головокружение. Его зрение затуманилось, и на мгновение ему показалось, что он находится по другую сторону бронированного остекления. Он потянулся, чтобы удержаться на ногах, глядя чужими глазами на землю, лежащую в тысячах метров внизу.

Как будто он держался за ненадежную зацепку на внутренней стороне Врат.

— Что-то не так, — сказал он, когда еще один глухой залп обрушился на лагерь Железных Воинов. Со смотровой площадки доносился приглушенный шум, но улучшенный слух Уриэля уловил едва заметную разницу в звуке.

— И что же? — сказал Судзаку, мгновенно насторожившись.

— Одна из орудийных батарей не стреляет, — сказал он, сообразив, что означает это странное головокружение. — Враг уже внутри!

***

Руки Свежерожденного танцевали над пультом управления, его пальцы двигались скорее на ощупь, чем со знанием дела. С каждой секундой Ардарику Ваанесу становилось все более не по себе. Он наслаждался убийствами, но чувствовал, будто какая-то сущность преследует его с тех пор, как он присоединился к армии Хонсю. Она упивалась его радостью, но Ваанес не слушал ее коварный шепот.

Убийства были мерой его мастерства. Он не получал никакого удовольствия от самих смертей.

Но шепот, казалось, продолжался.

— Как долго это займет?— потребовал Ваанес ответа. — Ультрамаринам не потребуется много времени заметить, что одна из их пушек прекратила стрелять.

Свежерожденный пожал плечами, на его лице застыла маска непонимания. Его глаза были закрыты, и из-под век сочилось зеленое сияние, как будто изнутри исходил яркий изумрудный свет. Ваанесу уже приходилось видеть свет такого оттенка, и он содрогнулся при мысли о том, каким раздутым чудовищем стал адепт Цицерин.

— Генетические маркеры подтверждены, — произнес бесцветный голос с командной консоли.

— Дело пошло на лад, — сказал Ваанес, обойдя вокруг пульта и увидев, как ожили таблички с информацией о цели и данными о захваченном ими оружии. Бегущие цифры замерцали и исказились, когда пальцы Свежерожденного замелькали над панелью ввода.

И системы Врат открылись ему навстречу.

***

На мостике «Лекс Тредецимус» глаза магоса Локарда мерцали из-под синтетических век. Механическое шасси, с помощью которого он передвигался, покоилось позади него, а его тело было подвешено на множестве медных проводов. Толстый магистральный кабель поднимался от пола и подключался к спинномозговой сети через искусственный таз.

Его тело дернулось, словно во власти кошмара, а рот открылся в беззвучном вздохе. Распространение ноосферного сознания по всей имперской сети истощало и было испытанием даже для огромных ресурсов Локарда. Конечно, были и другие магосы, базирующиеся на Калте, и он потихоньку проникал в их сеть, путешествуя по золотым магистралям данных так же легко, как транзитный поезд пересекает поверхность благословенного Марса.

Это началось как крошечная вспышка в одном из логических двигателей, управляющих пушками Врат Жиллимана, — беспорядочный системный сбой, который почти ускользнул от внимания магоса, пока он не распознал искаженную частоту в полосе частот лингва механикус. Он уже видел подобный аберрантный код раньше, во время атаки на орбитальную оборону Калта с помощью скрап-кода. Адреналиновые шунты развернулись в его позвоночнике, а когнитивные усилители закачались в потоке, усиливая осознание и обостряя и без того устрашающие аналитические способности.

Он загрузил записи этих данных в защищенную катушку памяти, как в информационную тюрьму для хранения опасно нестабильного кода, и начал прогонять все слабые места в своем арсенале. В то же время он воздвиг инфощит в попытке предотвратить распространение вируса.

— Командование Вратами, — сказал он, открывая канал связи с командным центром в бункере, который следил за каждой операцией в пределах Врат Жиллимана. — Это магос Локард на борту «Лекс Тредецимус». Совет: изолируйте все связанные когитаторы управления огнем от батареи три-ультра-девять. Ее кодовая программа заражена.

— Заражена? — произнес голос, хозяина которого буферы распознавания образов идентифицировали как магоса Ультиса.

— Действительно, — сказал Локард, наблюдая, как один блокирующий щит падает за другим, в мгновение ока подавленный быстро воспроизводящимся и мутирующим кодом. — Повторение / уточнение / акцент: отключите и изолируйте все связанные когитаторы управления огнем.

— Понятно, — сказал Ультис. — Сейчас же отключаюсь.

Локард сразу понял, что этого недостаточно. Агрессивность скрап-кода была невероятной, хуже самой страшной чумы, какую только можно представить. Он подключался непосредственно к зараженным системам, копируя и собственные активные системы в одноразовый перехват данных, прежде чем погрузиться в поток порченой информации.

Код кружился и выл вокруг него, его хаотичность была оскорбительна в своем попрании законов математики. Она несла в себе все признаки темных Механикус, порождая случайную разрушительность кодекса в нарушение каждого из шестнадцати законов Механикус. Код кипел, как живое существо, но не был живым; он был искусственным, а ничто искусственное никогда не было по-настоящему случайным.

Локард блокировал его, шунтировал в резервные системы и направлял в циклы саморазрушения, но на каждую уничтоженную им нить из числовых обломков поднималась другая. Подобно старой гидре, она возобновляла себя с вирусной быстротой, и не успевал он очистить одну систему, как возникала другая зараза.

Код заражал системы шлюза, распространяясь в геометрической прогрессии на механизмы жизнеобеспечения, силовые реле, вентиляцию и все связанные системы. С нарастающим ужасом магос осознал конечную цель вируса: системы, управляющие самими Вратами. Врата Жиллимана были настолько массивны, что способа открыть их вручную не существовало. Управляемые машинами поршни и двигатели приводили в движение механизмы, открывавшие ворота, и сейчас эти системы находились под контролем создателя кода.

Локард знал, что не сможет победить, но с каждым ударом, парированием и ответным ударом данных его понимание методологии кода росло, хранясь в изолированных и защищенных катушках памяти для дальнейшего изучения.

— Магос Ультис, — сказал он, считывая замешательство и панику внутри команды Врат. — Операционные системы, управляющие механизмом открытия ворот, находятся под угрозой. Предупредите все станции, чтобы они немедленно отступили.

— Магос Локард, — ответил Ультис, и его искаженный голос был полон страха. — Я не могу отдать такой приказ. У меня нет на это полномочий.

Локард отключил связь с командой Врат, уже слыша бульканье скрап-кода в голосе Ультиса. Врата были потеряны, и он передал по воксу сигнал эвакуации. Каждый имперский вокс-модуль в окрестностях Врат Жиллимана получит приказ отступать, и Локард надеялся только, что успеет вовремя.

За этим нападением стояло злобное сознание, усиленный разум, раздутый запретным знанием и запятнанный ложью Хаоса. Когда-то это был разум, очень похожий на его собственный, созданный величайшими когнитивными архитекторами Марса, но, в отличие от других порченых умов, с которыми сталкивался Локард, этот был далеко не так опытен. В этом разуме была какая-то новизна, говорившая о происхождении источника, который был намного моложе любого из павших техножрецов, вставших на сторону Архипредателя Хоруса.

— Ты очень искусен, — сказал он, используя плотский голос из опасения, что он может повторить элементы порченого кода. — Но ты слишком импульсивен, а я быстро учусь. Теперь я знаю тебя, а знание — это сила.

Локард отключил связь с вратами, разорвав все связи с искаженными данными, которые он записал и хранил в своих защищенных кластерах памяти. Он изучит его позже, но сейчас его вклад в защиту Калта должен быть более воинственным.

С шипящей вереницей двоичного кода магос Локард включил оружейные системы «Лекс Тредецимус».

***

Хонсю смотрел, как зеленый свет распространяется от бассейна Цицерина к органическим отверстиям в стене Черной Базилики. Эта комната когда-то была его командной палубой, но теперь превратилась в храм из темного камня и железа. Закутанные в мантии служители темного Бога-Машины следили за работой, у каждого из них не было лица — просто черная пустота под капюшонами. Огромный алтарь из кровавика с красными прожилками пульсировал, как медленное сердцебиение, и по его поверхности пробегали изумрудные молнии.

— Глазам своим не верю, — сказал Грендель. — Они это сделали.

Хонсю ухмыльнулся и открыл канал связи с армией, но не счел нужным отдавать приказы, потому что каждый воин видел то же, что и Грендель.

Врата Жиллимана открывались.

***

Врата открывались, их орудия умолкали. Уриэль мчался по широким проходам внутри Врат, отчаяние придавало ему сил и скорости. Хитрость, как он полагал, не была сильной стороной Железных Воинов, и он проклинал себя за то, что дал Хонсю застать его врасплох.

Эвакуация из Врат Жиллимана уже шла полным ходом: тысячи машин всех видов в полном порядке отступали по дороге к первой из больших пещер. Лобовая часть «Лекс Тредецимус» вспыхнула и засияла, когда его многочисленные системы вооружения вступили в бой с вражескими воинами, прорвавшимися через открывающиеся Врата. Ничто не могло пережить такой молниеносный ураган лазерного огня и тяжелых снарядов, но по мере того, как Врата открывались все шире, вражеский натиск быстро становился неудержимым.

Мечи Калта бежали вместе с Уриэлем, и солдаты Калтской ауксилии были отправлены в место, которое магос Локард определил как источник проникновения. Петроний Нерон обнажил клинок, и вокруг ствола мелтагана Адриана образовалась дымка зарождающегося жара. Более эффективная в уничтожении бронетехники, мелта тем не менее была грозным оружием и для создания брешей: если выстрелить в замкнутом пространстве, взрыв сожжет кислород и высосет воздух из легких любого, кто окажется рядом.

Изогнутый проход был выстроен из предварительно напряженного пермакрита, его стены были гладко обработаны, проштемпелеваны барельефными символами Ультрамаринов и украшены религиозными фресками. Бронированные двери по всей его длине вели в оружейные склады, святилища, огневые порты и оборонительные галереи.

Наложенные друг на друга схемы описывали путь к точке входа врага, но Уриэль не нуждался в проводнике, поскольку следовал куда более примитивному инстинкту. Хотя он не мог объяснить, откуда, но точно знал, и где враг прорвался через врата, и кто прорвался: выродок Демонкулабы.

Это были его глаза, которыми он видел насквозь, и он чувствовал присутствие так же явственно, как стук собственного сердцебиения. Впереди послышались выстрелы, сухой треск лазерных зарядов по пермакриту и оглушительный грохот болтерного огня. Отряд Уриэля завернул за поворот и увидел, что в коридоре идет яростная перестрелка, все затянуто дымом. Солдаты в синем с серебром защитном снаряжении открыли огонь по приоткрытой противовзрывной двери, которая вела в одну из многочисленных защитных батарей Врат. Под прикрытием товарищей один храбрый солдат бросился вперед с ранцевым зарядом, чтобы взорвать дверь полностью. Из орудийной батареи ему навстречу полетел испепеляющий залп флешеток. За мгновение до удара дротики разлетелись метелью бритвенно-острых осколков, и солдат превратился в месиво из крови и плоти.

Вспышка болтерного огня свалила еще троих солдат, а остальные нырнули в укрытие.

— Подведи меня поближе к двери, и я убью всех в комнате, — сказал Адриан.

Уриэль кивнул, но прежде чем Адриан успел пошевелиться, сказал:

— Просто открой дверь. Я хочу взять того, кто в комнате, живьем.

Адриан кивнул и, развернувшись за поворотом коридора, побежал, согнувшись, к двери. Уриэль и остальные Мечи Калта последовали за ним, держась на расстоянии, чтобы не вызывать плотный огонь, с болтерами, крепко прижатыми к плечам. Уриэль выхватил болт-пистолет и меч, когда буря огнеметов развернулась навстречу его отряду, но разлетающиеся осколки не могли справиться с силовой броней. Брут Киприан и Пелей выстрелили в сторону щели в двери, и выстрелы обоих воинов вызвали чужие пронзительные крики боли.

Уриэль увидел, как существо с серой плотью отступило назад, и хлопнул ладонью по наплечнику Адриана.

— Сейчас. Ливий, Брут! — приказал он. — Снимите эту дверь.

Адриан сделал две быстрые очереди из мелты, и петли двери исчезли в мгновенной вспышке расплавленной стали. Капли оранжевого металла потекли по краям противовзрывной двери, и Брут Киприан бросился на нее с медвежьим ревом. Он ударил сабатоном в тяжелую дверь, та опрокинулась и грохнулась внутрь с треском лопнувшего металла. Киприан резко отвернулся. Уриэль и Пелей держались по обе стороны двери, стреляя один за другим, пока вражеские солдаты разбегались от пролома. Уриэль увидел, как к массивному квадрату безмолвной орудийной батареи стремительно ринулись рептиловидные ксеносы с длинными когтистыми лапами и шипящими драконьими мордами. Их кожа покрылась радужной рябью, и на них обрушилось множество дротиковидных снарядов.

Уриэль отпрянул назад, когда дверной проем наполнился хлещущей шрапнелью. Пелей низко пригнулся и сделал три точно нацеленных выстрела, каждый из которых свалил по ксеносу. Неопытному глазу казалось, что Пелей даже не целился, но Уриэль видел его на стрельбище Макрагга и знал, что его знаменосец был превосходным стрелком, возможно, лучшим в Ордене.

— Вперед! — крикнул он, врываясь в дверь, его болт-пистолет подпрыгнул в руке, когда он сбил еще одного ксеноса, плоть которого взорвалась влажными серыми клочьями, и он умер с тонким визгом боли. Другой ксенос прыгнул на Уриэля, но меч пронзил его грудную клетку и оторвал конечности в шипящем ливне скользких органов.

Петроний Нерон двигался сквозь скачущую, подвижную массу ксеносов, как танцор; его клинок рассекал их, превратившись в серебряное пятно, когда он прокладывал сложный путь через гущу врагов. Когти ксеносов кромсали его, но он с кажущейся легкостью отскакивал в сторону, отрубая жилистые конечности изящнымм ударами меча.

Пелей и Адриан сражались четкими очередями огня, прикрывая друг друга и методично очищая сектор за сектором. Брут Киприан сбивал убийц-ксеносов с ног кулаками, когда они прыгали на него; их задние когти рвали его броню, а челюсти щелкали по забралу. Другой мог бы и запаниковать, но Киприан хладнокровно отрывал каждого нападавшего от себя и ломал ему шею, бил ногой в грудь, раскраивал дубинкой череп или швырял об стенку.

Еще больше снарядов искрило и рикошетило вокруг батареи, когда последние из рептилий сражались насмерть. Они не планировали отступать, понял Уриэль, убив еще одного жестоким ударом: это аръергард. С этой мыслью он вложил меч в ножны и прыгнул на выступающий из стены обрубок контрфорса. Оттуда перескочил к казенной части огромного орудия и вскарабкался на его верх.

Двое взбирались по огромной пушечной батарее к заклинившему открытому противовзрывному щиту.

На одном были начищенные до блеска доспехи Железного Воина, на другом — полуночная чернота того, что когда-то было доспехами Гвардии Ворона. Фигура в черном оглянулась через плечо, и их глаза встретились сквозь линзы боевых шлемов.

— Ваанес, — процедил Уриэль и вскинул болтер.

Он поймал Ворона-отступника в прицел, и Ардарик Ваанес остановился вместо того, чтобы бежать.

Мгновение тянулось за мгновением, но Уриэль не стрелял. Он не видел, но хотел бы посмотреть Ваанесу в лицо. Нет, не встретиться с ним лицом к лицу... лицом к лицу с собственным отрекшимся искуплением. Это ощущение не было похоже ни на что из того, что когда-либо испытывал Уриэль. Ваанес был врагом, предавшим все, за что стояли Адептус Астартес, и все же он не стрелял.

Когти выскользнули из перчаток Ваанеса, и он с пронзительным воплем бросился на Уриэля. Уриэль выстрелил, и пуля раздробила когти на правом кулаке отступника-Ворона. Он отшатнулся, когда Ваанес врезался в него. Один коготь метнулся ему в бок, и Уриэль перекатился, уворачиваясь от удара. Заряженные энергией клинки заскрежетали по его броне, и он ударил Ваанеса рукояткой болтера в голову.

Они катались по комнате, как в обычной драке; кулаки, колени и локти были их оружием, когда они били друг друга с яростью старых товарищей, вдруг оказавшихся врагами,— Уриэль стукнул сабатоном по бедру Ваанеса. Тот вздрогнул и ударил ладонью по шлему Уриэля, резко откинув его голову назад. Снова потрескивающие клинки хлестнули Уриэля, но он откатился в сторону и бросился под ноги Ваанесу.

Они с грохотом свалились с казенной части огромных пушек и, треща керамитом, грохнулись на пол батарейного отсека. Уриэль ударил локтем по горлу Ваанеса, но отступник-Ворон вывернулся из его хватки, и клинки в перчатках с шорохом и шипением вырвались из его пальцев.

Уриэль, не выпуская из рук болтер, вскинул его вверх, снова целясь Ваанесу между глаз.

— Продолжай, Вентрис, — сказал Ваанес, подняв кулак, чтобы нанести смертельный удар. — Давай покончим с этим.

Брут Киприан врезался в Ваанеса и повалил его на землю, придавив своей невероятной силой. Ваанес боролся с его хваткой, но против Киприана его усилия были напрасны. Уриэль поднялся, когда Ливий Адриан вошел в комнату с поднятым мелтаганом.

— Нет, — сказал он. — Шаан захочет заполучить его живым.

Адриан кивнул, и Петроний Нерон помог Киприану вздернуть на ноги сопротивляющегося отступника-Ворона. Уриэль испустил сдержанный вздох и посмотрел поверх болтера, вспоминая вторую фигуру, которую видел.

Железный Воин присел на край орудия, склонив голову набок в восхищенном изумлении. Уриэль не нужно было видеть его изуродованное лицо, чтобы понять: это и есть существо, которое носит его облик и его генетический материал в обезображенном теле. Он поднял оружие, но не выстрелил.

— Так ты и есть Вентрис? — сказал воин голосом одновременно скрипучим и неприятным, но в то же время до ужаса знакомым.

— Я знаю тебя, — сказал Уриэль. — Я знаю, что они с тобой сделали.

— Да ничего ты не знаешь, — прошипел Железный Воин и выстрелил Уриэлю в голову.

***

Вход в пещеру за открытыми Вратами был непроходимо завален массой валунов и обломков, обрушившихся с потолка. Миллионы тонн камня были сброшены имперской боевой крепостью, блокируя путь вниз в Калт так же надежно, как если бы его никогда не было. Разбитые танки и тела смешались с обломками и останками тех, кто слишком рвался в погоню за Ультрамаринами, когда они уходили вглубь катакомб.

— А сколько времени надо, чтобы пройти через это? — спросил Грендель.

— Через это? — сказал Хонсю, когда земля загрохотала от приближения пяти могучих машин. — Мы не пройдем через это, мы пройдем под ним.

Вынырнув из пропитанных нефтью трюмов Черной Базилики, словно жирные личинки с конусообразными горловинами, пять цилиндрических боевых машин достигали двадцати метров в диаметре с множеством конических сверл, лазерных резцов, мелта-буров и конверсионных лучевых шнеков, установленных на их лобовых частях.

— Буровые установки вроде этих разрушили стены Гидры Кордатус и тысячи крепостей до них, — сказал Хонсю. — У них не будет особых проблем с расчисткой дороги через скалу Калта. Через несколько часов мы уже будем на курсе.

Грендель кивнул, когда Железные Воины направили огромные, отливающие железом буровые установки к усыпанной щебнем земле перед завалом. Гидравлические насосы поднимали задние секции в воздух со скрежетом смазанного металла, и конические режущие секции вздымались вверх с ослепительным блеском и шумом.

Когда первая буровая установка с гулом вонзилась в землю, Хонсю повернулся к Свежерожденному и увидел отрешенное выражение в глазах своего гротескно уродливого защитника. Он вернулся с миссии по открытию Врат вместе с локсатлями, но Ардарик Ваанес попал в плен к Ультрамаринам. Хонсю еще не решил, злиться ему или радоваться по этому поводу.

— Вы его видели? — спросил Хонсю. Ему не нужно было уточнять, кого.

— Я видел Вентриса, — подтвердил Свежерожденный, наблюдая, как сотни Кроваворожденных солдат отползают от заполненного пылью входа в заваленнуюпещеру.

— И ты его не ухлопал? — усмехнулся Грендель. — Ты становишься мягкотелым на старости лет.

— У меня не было шансов, — сказал Свежерожденный. — Ваанес встал у меня на пути.

— Вот уж не думал, что они сцапают Ворона, — сказал Грендель, указывая большим пальцем на Свежерожденного и глядя прямо на Хонсю. — Я-то думал, что они первым делом доберутся до него. Или ты чего-то недоговариваешь?

Хонсю не ответил, и Свежерожденный повернулся к Гренделю.

— Ты что, подозреваешь, что Ваанес нарочно позволил захватить себя в плен?

— Все может быть, — согласился Грендель. — Я просто не знаю, чья это была идея.

— Ты это о чем?

— Может, Ваанес дал поймать себя потому, что все еще думает, будто его можно спасти, — предположил Грендель. Хитрый взгляд скользнул по покрытому шрамами лицу Хонсю. — А может, Хонсю велел Ваанесу сдаться в плен, чтобы иметь там своего человека?

Хонсю пропустил намек мимо ушей и сказал:

— Или, возможно, Ваанес надеется на милосердие. В конце концов, если мы что-то и знаем о Вентрисе, так это то, что он всегда думает о людях только самое лучшее. Он считает, что грешники могут спастись, и это делает его слабым.

— Если он вообще жив, — заметил Грендель. — Свежерожденный выстрелил в него из болтера в упор.

— Он жив, — сказал Свежерожденный, скрючившись на земле позади них с опущенной головой. — Я это чувствую. Я хочу, чтобы он выжил.

— Так где же ты его срисовал? — спросил Грендель. — Как-то странно для человека, который все твердил, что хочет встретиться со своим создателем.

— Я хочу встретиться с ним, но для начала хочу, чтобы он страдал, — сказал Свежерожденный. — Без него меня бы не существовало. Если бы не его гены, я был бы одним из Бескожих, абортированным уродом, брошенным умирать на Медренгарде.

— Так ты должен сказать ему «спасибо», — усмехнулся Грендель.

— Спасибо? — взревел Свежерожденный, вскакивая на ноги. — Моя жизнь — это осколки. Я — обломки двух разбитых человек, для меня каждое проходящее мгновение — сплошная боль. Какая там благодарность? Нет, Вентрис проклял меня мучительной жизнью, о которой я не просил. Он сделал меня таким, какой я есть, и в мире не хватит боли, чтобы он страдал в ответ.

— Узнаю моего мальчика, — сказал Хонсю с кривой усмешкой.



ГЛАВА 12

Последние лучи послеполуденного солнца озаряли золотистым светом далекую крепость, и хотя ее стенам было много столетий, а от ворот осталась только рваная брешь в обрушившейся каменной кладке, Тигурий никогда еще не был так счастлив, как сейчас, глядя на древнюю крепость-святилище Кастра Танагра.

Выросшие, когда Робаут Жиллиман был еще молод, ее стены выдержали яростное вторжение зеленокожих после Великой Ереси, и сам примарх стоял на них, бросая вызов диким захватчикам. Возведенная вкруговую от одной из четырех башен, встроенных в скалу, Кастра Танагра представляла собой элегантное сооружение с изогнутыми стенами высотой в двадцать метров, сложенное из блоков черного мрамора, добытого в каньонах Прандиума.

Марней Калгар повел уцелевших воинов «Цезаря» по каменистой долине к пролому — месту, где, по легенде, Робаут Жиллиман встретился лицом к лицу с жестоким вождем зеленокожих людоедов и победил его голыми руками.

— Кастра Танагра, — удивленно произнес Север Агемман. — Я не бывал здесь с самого детства.

— Ты же и не был ребенком, Север, — ответил лорд Калгар. — Тебя изваяли из скалы Макрагга и оживили во время грозы.

Агемман улыбнулся, и усталость от подъема в горы отступила при виде древней крепости.

— И в самом деле, мой господин, — сказал он. — А вы были там, чтобы вложить болтер и клинок мне в руки.

Тигурий улыбнулся, увидев удивление на лицах, как у детей на дне рождения. Каждый неофит Ордена должен был совершить паломничество в Кастра Танагра перед тем, как его возведут в ранг боевого брата, но далеко не все возвращались с войны, чтобы повидать ее величественные строения.

Стены были украшены изображениями первых дней существования Империума — великолепными героическими фресками, изображающими астартес в тысячах крестовых походов по небу с Императором во главе. У ног этих астартес когда-то были вырезаны барельефы, но их давным-давно сбили, и теперь не осталось никого, кто помнил бы, что они изображали. Тигурий вспомнил, как дотронулся до изувеченного мрамора, увидев слабое эхо от долгих рядов нарядных смертных. У каждого из них было что-нибудь для художественного творчества — перо, кисть, свиток, резец скульптора или дирижерская палочка.

Тигурий не понимал, зачем кому-то понадобилось сбивать такую резьбу, но помнил сильное чувство стыда, когда представлял себе невидимые теперь ряды художников, писателей и летописцев.

При виде крепости темп марша увеличился, и уже через полчаса ее стены нависли над воинами, маслянисто поблескивая полированным мрамором. У основания стен крепости-святилища густо росли сорняки, как в горных ущельях, но внутри сорняков не было, словно они не преступали невидимый барьер. Надвигалась темнота, а по ночам в горах бывало очень холодно. У них не хватало одеял и палаток, и хотя космодесантники обходились без них, экипаж «Цезаря» нуждался в защите от холода.

Хотя Кастра Танагра была священным местом для Ультрамаринов, ее не восстанавливали после разрушений последней битвы: Робаут Жиллиман постановил, что она навсегда останется нетронутой в память о тех, кто здесь погиб.

Агемман окинул критическим взглядом пролом в стене.

— Нам придется чертовски усердно защищать это место, — сказал он. — Эта брешь слишком широка, и я готов поспорить, что ни одна из башенных пушек не работает.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Калгар. — Но у нас есть ветераны 1-го полка, чтобы стоять на ее стенах. Какая сила в Галактике могла бы взять такую крепость?

— Избавьте меня от лести, мой господин, — сказал Агемман. — Мы будем держать демонов на расстоянии, но из этой долины нет выхода, если ее захватят. Либо мы победим, либо все умрем. Третьего не дано.

— Тогда не стоит колебаться, — сказал Марней Калгар, переступая через обвалившиеся камни пролома. Агемман последовал за ним, а Тигурий — за Первым капитаном в крепость. Он перебрался через циклопические глыбы, чувствуя тяжесть веков и истории, вплетенных в них, но не успел он войти, как его охватило сильное чувство, что они не первыми достигли Кастра Танагра.

— Постойте, — сказал он, подняв вверх ладонь. — Мы здесь не одни.

Внутри Кастра Танагра была именно такой, какой представлял ее себе Тигурий в дни расцвета. Прошедшие столетия не тронули гладкие мраморные стены внутреннего замка, а мерцающие витражи в его высоких башнях ярко сияли в лучах заходящего солнца. Пока смертные собирались у пролома, терминаторы 1-й роты двигались по широкой эспланаде со штурмболтерами наготове, выискивая любую угрозу и готовые безжалостно ее устранить.

— А кого ты чувствуешь? — спросил Калгар, гремя Дланями Ультрамара наготове. — Кто еще здесь может быть?

Тигурий напряг сознание, обнаружив, что ему нелегко проникнуть мыслью внутрь этих стен. Позолоченная дверь в главную башню была плотно закрыта; ее медную поверхность покрывали вытравленные геральдические символы многочисленных героев древнего Легиона.

— Трудно сказать наверняка, мой господин, но я чувствую пульс многих душ в замке.

— Неприятельских?

— Не знаю, — ответил Тигурий, — но, по-моему, вряд ли.

Калгар кивнул Агемману, и тот ударил ногой в сабатоне по двери. Дверь с грохотом распахнулась, и в нее ворвался терминатор — ходячий танк, пригнувшись и с поднятым оружием. За ним последовал еще один. И еще. Затем вошел Агемман, а за ним — лорд Калгар. В замке раздались выстрелы, и Тигурий опознал оружие как стабберы типа «Марк IV Конор». Выстрелил штурмболтер, оглушительно по сравнению с стаббером, и Тигурий услышал крики. То были не боевые кличи и не завывания демонов, а испуганные голоса смертных. Прежде чем снова началась стрельба, Тигурий протиснулся внутрь крепости, его усиленное зрение легко пронзило темноту внутри.

— Стоять! — крикнул он, и его посох вспыхнул ослепительно белым светом. — Ультрамарины! Опустите оружие.

В святилище Кастра Танагра пришли первыми не враги. То были граждане Талассара.

***

Два «Носорога» остановились в тени деревьев на краю глубокого ущелья, их двигатели протестующе рычали. Из их выхлопных труб вырывался густой масляный дым — насыщенное токсинами дыхание, вонючее от примесей. Сципион Воролан уловил резкий запах горящего жира и масла в этой смеси и понял, что двигатели скоро не выдержат такого издевательства.

Он чувствовал, как рядом с ним закипает от гнева Лаэн. Юноша обладал даром разбираться в машинах, и его сильно возмутило, что воины, которым следовало бы понимать, что к чему, обращались с драгоценным «Носорогом» так небрежно. Лаэн был прекрасным воином, но Сципион знал, что он, скорее всего, отправится в кузницу ради карьеры технодесантника.

— Они что, не видят, что двигатели вот-вот заглохнут? — спросил Лаэн, качая головой.

— Ндеюсь, что у них все так же плохо и с дисциплиной, — заметил Сципион, наблюдая, как двери экипажа в боковых отсеках машин открылись, и появился отряд космодесантников. Их броня ярко-оранжевого цвета была исчерчена тигровыми полосами, и Сципион при виде них невольно поморщился.

— Когти Лорека, — процедил он себе под нос. — Отступники.

Он чувствовал тот же гнев в воинах Громовержцев; их позы в густом ущелье, окружавшем груду валунов, становились все более напряженными и собранными. Их ненависть к отступникам была осязаема, и Сципион заметил, что не один палец скользнул на курок.

В бою ненависть могла пригодиться, придавая воину силу и решимость, но она была ненадежным союзником.

— Стоп, — произнес он, стараясь говорить тихо и властно. — Ждите моего сигнала. Мы действуем строго по Кодексу. — При упоминании о священном труде примарха члены его отделения отпустили курки, и Сципион немного расслабился.

Покинув Гераполис тринадцать дней назад, они двигались прямо на восток, по течению реки Конор, которая текла с гор на зеленые лесистые равнины Эспандора.

Тонкие струйки дыма тянулись от одной линии горизонта к другой. Юлий Феннион повел своих людей на северо-восток, Праксор Манориан — на юго-восток, а Сципион выбрал прямой путь в самое сердце вражеской территории. Кровожадные силы Королевы корсаров были многочисленны и свирепы, но неосмотрительны и вели себя так, словно уже завоевали планету. Они не имели авангарда, четких подразделений или аръергарда, — к Гераполису двигалась не армия, а просто масса солдат, машин и безымянного ужаса.

До сих пор Громовержцы избегали боестолкновений: Сципион не мог позволить себе привлекать внимание неприятеля, пока не будет точно установлено местонахождение Королевы корсаров.

Его воины жаждали приказа идти в наступление, и Сципион не винил их: в поведении астартес-отступников сквозило колоссальное высокомерие.

Сципион и Громовержцы заставят их поплатиться за это высокомерие.

Космодесантники-отступники внизу патрулировали этот путь и раньше, будучи одним из немногих подразделений, базирующихся в большом городе Коринфе, которое проявляло хоть какую-то тактическую грамотность. И все же они позволили себе стать предсказуемыми: их маршрут через предгорья вокруг города был самым очевидным и наименее трудным для прохождения. Эти космодесантники уже трижды совершали один и тот же круг за последние четыре дня, всегда останавливаясь в этом месте, чтобы совершить какой-нибудь нечестивый ритуал в импровизированном капище, устроенном внутри корпуса первого «Носорога».

Восемь воинов собрались вокруг открытого трапа в задней части «Носорога», и темный свет, кроваво-красный и какой-то порченый, выплеснулся наружу, омывая доспехи красноватым сиянием.

Сципион кивнул брату Геликасу, который взвалил на плечо ракетную установку и осторожно обошел валун. Остальные воины Сципиона взяли на изготовку болтеры и напряглись, выставив левую ногу вперед, а правую — назад, развернувшись всем корпусом на девяносто градусов.

— Давай! — крикнул Сципион, и Геликас, встав во весь рост, выстрелил из ракетницы.

Отступники внизу обернулись на звук выстрела, но поздно. Двигатель ракеты сверкнул ослепительной вспышкой, когда она ударила вниз и врезалась в пластрон воина с тигровым узором. Боеголовка разорвалась в его грудной клетке с громким треском, швырнув его в «Носорог» и разбив алтарь вдребезги. Еще один воин был убит шрапнелью, отлетевшей от мертвеца: ему перерезало горло острым осколком брони.

Остальные отступники бросились врассыпную, когда приглушенное эхо взрыва затихло.

Точно поставленный залп болтерного огня поразил шестерых уцелевших врагов, и еще двое упали, сраженные разрывными снарядами. Сципион взмахнул цепным мечом и выскочил из укрытия, когда еще одна ракета пронеслась вниз по склону, взорвавшись в самой гуще противника. Никто из врагов не погиб, но троих сбило с ног взрывом.

На дороге Анаста они сражались с корсарами, плохо экипированными и не приученными толком выполнять приказы, но отступники, при всех их недостатках, были космодесантниками. Они немедленно открыли ответный огонь, подавляя разрывы на линии леса. Один из воинов Сципиона упал, его наплечник разлетелся кровавыми осколками, когда болт попал в плечо.

Стрела раскаленной добела плазмы вырвалась из оружия Колтаниса и прожгла еще одного неприятельского воина, его тело рухнуло в ущелье почти разрубленным надвое. Остальные побежали в укрытие за «Носороги», но Сципион предвидел это и изменил курс, чтобы обогнуть ближайшую машину сзади. Его двигатель бешено грохотал, из проржавевших выхлопных отверстий вырывались струи вонючего химического дыма.

Раздались выстрелы, Сципион развернулся вокруг «Носорога» и чуть не столкнулся с вражеским воином. Они смотрели друг на друга долю секунды, прежде чем Сципион поднял болтер и всадил пулю в глазную линзу воина. Тот отшатнулся, но тут же рядом с ним появился еще один отступник и злобно замахнулся цепным топором, метя Сципиону в шею. Он пригнулся, и цепной топор вонзился в железную шкуру «Носорога».

Сципион выстрелил воину в коленную чашечку. Стрела срикошетила в сторону, но отступника повело назад; Сципион вонзил меч в живот противника — адамантиновые зубья пронзительно гудели, разрывая броню и впиваясь в мягкое тело под ней. Кровь брызнула из-под клинка, когда Сципион вонзил его глубже в корпус отступника, чувствуя, как раскалывается позвоночник.

Мертвец повалился на него, и Сципион отшвырнул тело прочь. Последний отступник бросился на Сципиона, но испепеляющий шквал болтерного огня снес ему голову и большую часть туловища, когда Громовержцы сомкнули петлю на Когтях Лорека.

Сципион обернулся и кивком поблагодарил товарищей, срывая пучок травы, чтобы вытереть кровь отступников с лезвия меча. Когда лезвие очистилось, он вложил меч в ножны и снял шлем, чтобы сделать глубокий вдох. Воздух Эспандора был пропитан копотью и химическим зловонием «Носорогов», но Сципиону было приятно снова ощутить его вкус.

Он быстро расставил часовых вокруг места сражения и подозвал Лаэна.

— Были какие-нибудь сигналы? — спросил он.

— Нет, милорд, — ответил Лаэн. — Во всяком случае, я ничего обнаружил.

— Годится, — сказал Сципион, поворачиваясь к «Носорогам». От одного остались развалины, черный дым вырывался из открытого люка; другой бурлил и ревел, как бык перед мясником. Сципион приказал загнать разбитого «Носорога» в ущелье и подозвал подчиненных.

Раненный в руку брат Нивиан отрубил искалеченную конечность от плеча цепным мечом и нес ее, перекинув через другую руку.

— Сражаться сможешь? — спросил Сципион.

— Драться-то могу, — заявил Нивиан. — Дайте мне болтер или меч.

Сципион кивнул и отдал ему свой болтер, взамен взяв оружие Нивиана.

— Лаэн, — сказал Сципион, указывая на уцелевший «Носорог». — Ты умеешь водить эту штуку?

Лаэн уставился на «Носорога» с таким негодованием, будто Сципион попросил его испортить статую самого Императора.

— Там же скверна, — сказал он. — Но да, машину я водитьумею.

— Хорошо, потому что он нам понадобится, если мы хотим хоть немного приблизиться к Коринфу.

Он видел отвращение Громовержцев при мысли о путешествии в машине врага, но оборвал любые возражения, сказав: «Кодекс Астартес говорит нам, что вся война основана на обмане, поэтому мы будем использовать любые возможности, которые предоставляет нам враг».

Он мог бы сказать, что пусть им это и не нравится, но их симпатии и антипатии несущественны. У них была миссия, и если ради поисков Королевы корсаров сам капитан Сикарий воздерживался от опрометчивых решений, то уж этот дискомфорт он и Громовержцы могли пережить.

Он упрекнул себя за то, что думал так о капитане, и стукнул по «Носорогу» кулаком.

— По коням, — приказал он. — Мы должны быть на месте до наступления темноты.

***


Предводителем гражданских был коренастый человек по имени Маския Воллиант, префект небольшого шахтерского селения под названием Тарент. Тигурий подумал, что этот человек привычен к тяжелой работе: закутанный в простую кожу и меха, с простецким лицом, покрытыми глубокими морщинами, и руками в мозолях от многолетнего труда.

Увидев, как пали равнинные города под когтями и клыками демонических орд, он повел людей в Кастра Танагра, — почти шестьсот мужчин, женщин и детей. Они сгрудились в башне храма-святилища, вопреки всему надеясь, что этот кошмар закончится.

— Мы думали, что вы демоны, — сказал Маския. — Мы услышали, как вы приближаетесь, и решили, что они явились нас прикончить.

— Мы не демоны, дурак, — огрызнулся Агемман, рассерженный из-за того, что один из его терминаторов получил от первого залпа лазерные ожоги доспехов. — Мы — то самое спасение, за которым ты сюда пришел.

— Прошу прощения, сударь, — сказал Воллиант, робея перед гневом первого капитана.

— Вполне объяснимая ошибка, — сказал Марней Калгар, положив руку на плечо Агеммана. — И никакого вреда не причинено.— Агемман, казалось, был готов поспорить с этим, но строгий взгляд магистра заставил его замолчать. Терминатора, чья броня получила след от ожога, обязали к покаянию за слабую целеуказательную дисциплину. К счастью, его выстрел был сделан в последний момент, и никто не пострадал, но этот выстрел вообще не следовало делать.

Калгар опустился на колено перед Маскией Воллиантом, оказавшись на одном уровне с его лицом, и попросил:

— Расскажите, как вы оказались здесь, мастер Воллиант. Когда мы достигли Талассара, то не обнаружили никаких признаков жизни. Как получилось, что весь Талассар опустошен, а вы живы?

— Не знаю, что и сказать, сударь, — сказал Маския. — У нас всего лишь небольшой городишко на высоком плато вокруг шпиля Капены. Где-то тысяча душ, как говорят. Мы видели огни в небе несколько недель назад, и когда потеряли связь с Сердикой — это город, куда мы отправляем всю нашу руду на переработку,— то попытались связаться с Перузией.

— Перузия, — сказал Агемман. — Вот откуда родом Сикарий.

— Я знаю, — ответил Калгар. — Продолжай, Маския. А что было дальше?

— По воксу все время передавали всякие ужасы. Будто по всему Талассару объявили тревогу, будто на нас напали. Мы сперва не поверили. Ну, кто в здравом уме нападет на мир Ультрамара? До нас доходили слухи, никто не знал, чему доверять. Толковали про монстров и демонов, но мы ни от кого не могли добиться ответа, что происходит. А через некоторое время все ретрансляционные станции заглохли, и кого бы мы ни вызывали по воксу, никто не отвечал. Перузия была последней, кто погрузился в молчание, и мы сперва решили, что они слишком заняты борьбой, чтобы ответить, но проходил день за днем, и стало ясно, что они не заняты — они все погибли.

— Это не объясняет, почему вы пошли именно сюда, — нахмурившись, произнес Агемман. — Это святыня Ультрамаринов. Смертным здесь не место.

— Простите великодушно, сударь, — сказал Маския. — Нам больше некуда было идти. Примерно через неделю после того, как Перузия замолчала, мы увидели те же самые огни в небе, и наши геодезисты вычислили их местоположение. Все остальные поселки вдоль ущелья Капена один за другим погружались в темноту, и мы знали, что это вопрос времени, когда мы окажемся следующими.

— Итак, вы направились сюда, — сказал Марней Калгар.

— Да, сударь, — ответил Маския. — Кое-кто не хотел уходить, и я их так и не уговорил. У их семей там были претензии на тысячи лет назад, и они не собирались ни от чего отказываться ни для демонов, ни для чего другого.

— Значит, они уже погибли, — сказал Агемман.

Пренебрежение Агеммана к мирным жителям раздражало Тигурия, и он вышел наружу. Ночной воздух был морозным, и ветер, дувший с юга, сильно кусался. Иные из уцелевших воинов с «Цезаря» укрылись в крепости, но большинство присоединились к воинам 1-й роты на стенах Кастра Танагра, вооруженные только лазганами и храбростью.

Он поднялся по истертым мраморным ступеням на крепостной вал и пошел мимо бойцов 1-й роты. Глядя на темные горы, он вспомнил о высоких вершинах Иакса — мира, который он когда-то называл своим домом. Известный как сад Ультрамара, богатый Иакс, по слухам, был любимым миром Робаута Жиллимана.

Тигурий кивнул сержанту-терминатору, но промолчал, когда тот снова повернулся и стал наблюдать за подступами к крепости. Тигурий знал, что его недолюбливают: псайкерские способности навсегда разделили его и боевых братьев. Он уже давно примирился со своей отделенностью от общего братства Ордена, нашел собственное место в его рядах и позволил долгу управлять собой.

Он остановился у изогнутой амбразуры, положив руки на прохладный мрамор мерлона, чувствуя древнюю силу, заключенную в каменной кладке. До сих пор он всегда приписывал это мастерству строителей и наследию примарха, но теперь не был уверен в этом. Он не почувствовал, что в цитадели остались выжившие, пока не ступил в стены крепости. Даже тогда его способность различать была притуплена, будто ее подавлял вражеский псайкер.

Тигурий положил другую руку на каменную кладку и позволил сознанию течь, проникая в камни крепости и погружаясь под ее тяжестью в древний фундамент.

Он услышал шаги позади себя и вернулся к смертным чувствам.

Марней Калгар стоял рядом с ним, его железный взгляд был устремлен на великолепную панораму высоких, покрытых снегом гор.

— Мне следовало бы приходить сюда почаще, — сказал Калгар.

— Когда мы прогоним демонов, я приду сюда с тобой, — сказал Тигурий.

— Скажи мне, Варрон, — внезапно посерьезнев, спросил Калгар. — Что ты видишь?

— Я вижу, что мы заперты в долине, из которой нет выхода, и ждем, когда на нас обрушится армия демонов. И на спасение надежды мало.

— Лучше бы я не спрашивал, — сказал Калгар.

— Звучит безрадостно, и все же новый гарнизон крепости поразительно бесстрашен. Это лучшие воины Ультрамара, господин мой, и в самые кости крепости заложена сила. Мы пришли сюда не случайно.

Калгар не ответил: его взгляд был прикован к колеблющейся слезе молнии, появившейся в конце долины. С каждой секундой она становилась все шире, и они почувствовали в воздухе зловоние демонического духа.

— Надеюсь, ты прав, — сказал Калгар.

***

Когда Уриэль открыл глаза, ему показалось, что мир вокруг него какой-то расплывчатый. Правый глаз горел огнем, туманная рябь статики наполняла голову гулом, напоминающим тысячу разъяренных ос. Он сел, внезапно осознав, что лежит на металлической поверхности, похожей на стол гробовщика. Яркий свет ударил ему в глаза, и он вытянул ноги.

— Полегче! — сказал грубоватый дружеский голос.

Уриэль покачал головой и тут же пожалел об этом. Удары молота боли и яркие огни взорвались в черепе, и он приподнялся, чтобы успокоиться. Сильная рука подхватила его, поддерживая в сидячем положении. Он вцепился в нее, чувствуя, как постепенно возвращается к равновесию.

— Расслабьтесь, — посоветовал другой голос, с мягким механическим шипением на слогах. — Нервным волокнам глазного имплантата потребуется некоторое время, чтобы войти в контакт с вашей собственной органической тканью. Не волнуйтесь, дискомфорт и тошнота пройдут.

— Что такое? — спросил Уриэль, борясь с приступом тошноты. Вокруг него двигались какие-то фигуры, но он ничего не мог разобрать. Фигуры были как будто знакомы, но то, что они собой представляли, вспомнилось лишь через мгновение, как будто огромное количество информации, необходимой для обработки зрительных впечатлений, было каким-то образом заблокировано. Он прислонился к плите, делая неглубокие вдохи, чтобы расслабиться.

— Вы получили болт в голову, — сказал голос. — К счастью, угол, под которым находился ваш шлем, когда в него попали, отразил большую часть кинетической энергии.

Уриэль потянулся к правому виску, почувствовав холодный металл там, где ожидал найти плоть. Он отдернул руку, вспоминая обрывочные образы: встреча с существом, которое носило его лицо, слова ненависти и гулкий гром выстрела.

На него накатило полнейшее смятение. Его зрение наполнилось красным, серым, затем черным. Он помнил громкие голоса, отчаянные крики и пронзительный звон предупреждающих сигналов. Голос Селена прорезался сквозь все это: четкие команды апотекария вносили порядок в хаос. Успокаивающее тепло просочилось в его конечности, и он вспомнил усыпляющее действие сильного противоболевого бальзама, распространяющееся по всему телу.

А потом пришло зернистое статическое зрение, ошеломляющее до потери сознания. Он задохнулся, когда взгляд внезапно сфокусировался на полу, и стали ясно видны сколы в плитке, каждая трещина в керамике и каждый дефект в растворе, — так же четко, как если бы он изучал его через микроскоп. Он снова протянул руку, на этот раз осторожнее, и кончиками пальцев исследовал голову сбоку. Его коротко остриженные волосы были выбриты с правой стороны, и он почувствовал, что от края глазницы к уху тянется несколько свежих шрамов.

Уриэль поднял глаза и увидел Пазания, магоса Локарда и апотекария Селена. Он находился в каком-то длинном медицинском отсеке, — отделении аугметики, судя по тому, что вокруг виднелись костыли для пациентов, верстаки, инструменты и наполовину сложенные конечности.

— Что ты помнишь? — спросил Пазаний, и лицо друга вдруг стало отчетливым, как будто Уриэль до сих пор смотрел на него сквозь мутное стекло.

— Я помню битву за возвращение орудийной батареи, — начал Уриэль. Внезапно оживившись, он воскликнул: — Ваанес! Я сражался с Ардариком Ваанесом! Неужели он...

— В камере предварительного заключения, из которой не смог бы сбежать даже Каллид, — заверил его Пазаний. — Шаан и Судзаку сейчас допрашивают его.

— Он не станет с ними разговаривать, — сказал Уриэль.

— Как-то так, — ответил Пазаний. — Он заявил, что будет говорить только с тобой.

Уриэль кивнул. Он должен был ожидать от отступника чего-то подобного, но не представлял, каково ему будет встретиться лицом к лицу с воином, которого он когда-то называл боевым братом и который бросил его на произвол судьбы. И все же Ваанес был здесь, и его последние слова преследовали Уриэля.

— Потом разберусь, — сказал он, решив отложить дела с Ваанесом на потом. — Сейчас у нас заботы поважнее.

Пазаний, казалось, согласился с этим, и Уриэль вздрогнул, когда в его сознании вспыхнуло воспоминание, как моментальный снимок битвы на орудийной батарее.

— Я видел этого гада, воина с моим лицом, — сказал он. — Это он в меня стрелял.

— Хорошо еще, что он такой же никудышный стрелок, как и ты, — пошутил Пазаний, и Селен недовольно хмыкнул от его бесцеремонности.

— Не похоже, чтобы он плохо стрелял.

— Ты ведь жив, разве нет? — указал Пазаний. — Ты был слишком близко, чтобы болт разорвался полностью, но у тебя останется шрам, имей в виду.

— Шрамы исчезнут, — сказал Локард, раздраженный тем, что его действия подвергаются сомнению. — Мы с апотекарием Селеном пытались спасти ваш глаз, но он был слишком сильно поврежден. Я заменил его более совершенным имплантатом, который сам спроектировал.

— Покажи, — сказал Уриэль.

Локард протянул ему зеркало, и Уриэль уставился на бледное орлиное лицо, смотревшее на него. Черты лица были тоньше, чем он помнил, единственный глаз — наполнен тяжелыми чувствами. Локард проделал большую работу, отлив аугметику прямо в глазнице, чтобы соответствовать форме и положению его левого глаза. Один глаз был серым, как грозовая туча, другой сиял холодным металлическим синим светом.

— Прекрасная работа, — сказал Уриэль, хотя мысль о потере глаза причиняла ему боль.

— Да, — согласился Локард, — и гораздо более эффективная, чем ее предшественник. Теперь у вас есть доступ к широкому спектру визуальных раздражителей, повышенная пространственная осведомленность, более эффективный механизм наведения болтерной связи и, самое главное, возможность захвата и хранения визуальных изображений.

— Благодарю вас, — сказал Уриэль, стараясь не показаться неблагодарным. По мере того, как к нему возвращалось осознание действительности, он понял, что находится на нижних палубах «Лекс Тредецимус». Машина двигалась, и его улучшенный вестибулярный аппарат подсказывал, что они движутся вниз под углом в четыре градуса. Не успел он сформулировать мысль, как в поле зрения правого глаза появился поток информации.

«Три тысячи пятьсот семь метров ниже среднего уровня поверхности.

Местное расположение: ущелье Четырех Долин. Уровень точности 94%.

Внешняя температура окружающей среды: 23 градуса Цельсия.

Окружающий внешний уровень освещенности: 85 Люкс.

Изолинии градиента...»

Уриэль мысленно отключил поток информации, даже не подозревая, что может это сделать. Он неплохо знал ущелье Четырех Долин. Одно из самых больших подземных хранилищ в этом районе Калта было искусственно созданным отсеком, соединенным с пещерой Дракони — естественной аркологией, считавшейся самой древней на Калте. Местные легенды рассказывали, что пещера Дракони были первой, высеченной мифическим змеем, который в древние времена якобы прорезал соты в скалах Калта.

— Ущелье Четырех Долин, — сказал он. — Мы отступаем. Врата упали?

— Так и есть, — устало сказал Пазаний. — Они использовали какой-то машинный вирус, чтобы обратить их системы против нас.

— Несколько упрощенное объяснение, — добавил Локард, — но в целом верное.

Уриэль поверил Локарду на слово и повернулся к Пазанию и Селену.

— Каково состояние наших войск? Мы можем сражаться?

— Да,— сказал Пазаний. — Мы удерживаем возвышенности в долинах, а также все опорные пункты. Эти уроды попадут на поле боя не раньше, чем проберутся через лавину, которую обрушила большая пушка «Лекса». Парни из Калтской ауксилии уже готовы, наши воины и воины капитана Шаана развернуты там, где враги, вероятно, нанесут самый сильный удар, а инквизитор Судзаку говорит, что у нее есть пара специалистов, которые смогут предупредить о любом варп-обмане.

Пазаний остановился и посмотрел на магоса Локарда.

— А у магоса есть боевые сервиторы и скитарии, готовые принять на себя главный удар тяжелых орудий.

Уриэль нахмурился и произнес:

— Враг повернул наши же машины против нас у Врат. Он не сделает это снова? Ваши слуги и преторианцы не будут нападать на наших воинов, верно?

Локард потер руки, словно наслаждаясь возможностью поведать о своей изобретательности. Он покачал головой, и пикт-экран озарился пронзительной вспышкой помех, которая завертелась, как хищник в клетке. Локард некоторое время изучал его, прежде чем выключить звук и повернуться к Уриэлю.

— Среди врагов есть жрец темных Механикус, несомненно опытный, но теперь я знаю его возможности, — сказал Локард. — У меня есть кое-что из его скрап-кода для изучения, и если он снова придет к нам со своими порчеными вирусами, его ждет неприятный сюрприз.

— А вы можете за это поручиться? — сказал Уриэль. — Я не поставлю ваши войска на линию фронта, если вы не можете с уверенностью сказать, что они будут сражаться за нас, а не за врага.

— Машины в безопасности, — сказал Локард. — Даю вам слово жреца Марса.

Пазаний протянул Уриэлю оружие, и тот с благодарностью принял его, пристегнув пояс с мечом и убрав болтер в кобуру. Снова вооружившись, он почувствовал себя настоящим воином Императора и провел рукой по коротко остриженному черепу.

— У нас не так уж много времени до нападения Железных Воинов, — сказал он, направляясь к дверям медицинского отсека. — Мне нужно выйти и посмотреть на землю.

Пазаний и Селен последовали за ним, и Уриэль остановился, когда ему в голову пришла страшная мысль.

— Есть новости от Леарха? — спросил он.

Пазаний покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Ничего. Мы ничего не слышали.



ГЛАВА 13



Демоны атаковали, когда солнце садилось над лирийскими горами, заливая ущелье Капена красноватым сиянием. Тигурий с трудом подавил тошноту и заставил себя сосредоточиться на приближающейся орде. Она вырывалась из неподвижной молнии массой демонической плоти, сонмом звероподобных чудовищ всех видов.

— Первый ряд, открыть огонь! — донесся крик со стен, и Тигурий, подняв голову, увидел напряженные лица смертных защитников Кастра Танагра. Гражданские вперемешку с сервами Ордена, они стояли плечом к плечу, объединившись для защиты этого мира, и он проникся их мужеством. Их ряды были укреплены присутствием опытных космодесантников и Первого капитана Агеммана. Регент Ультрамара был грозным воином, скалой, на которой покоилась защита стен.

Синхронный залп выстрелов достиг демонического воинства. Болты, лазерный огонь и артиллерийские мины истребляли неприятеля сотнями, но на каждого уничтоженного демона приходилась тысяча готовых занять его место.

Тигурий двинулся к центру большой бреши, где встали заслоном Марней Калгар и его почетный караул. Магистр Ордена являл собой великолепное зрелище в доспехах Антилоха, с Дланями Ультрамара, окутанными убийственным огнем.

— Готов к бою? — спросил Калгар, когда Тигурий занял место рядом с ним.

— Да, — ответил Тигурий, хотя на самом деле он устал до полусмерти. Последние две недели были изнурительными для всех, но Тигурий чувствовал утомление гораздо острее, чем остальные. Его способности уничтожали демонов, но каждое их применение отнимало у него все больше и больше сил, так что с истощением не справлялось даже улучшенное телосложение астартес. Лишенному медитативного покоя библиария, Тигурию после каждого боя требовалось все больше времени, чтобы прийти в себя, а демоны не давали никакой передышки между атаками.

— Неправда, — сказал Калгар. — Но ты же нужен мне. Больше, чем когда-либо.

Тигурий кивнул. Многие уже погибли, защищая Кастра Танагра, и крепость, которую заполнили десятки раненых, превратилась в импровизированный апотекарион. Те, кто был слишком стар или слишком юн, чтобы сражаться, ухаживали за ранеными, но из-за нехватки медикаментов большинство из них были, скорее всего, обречены.

Это удручало, и Тигурий переключил внимание на демонов.

Уродливые и чешуйчатые, их тела сияли и наполнялись неестественной силой, издавая сводящий с ума алчный вой. Они были пустыми, несомыми ветром существами, поддерживаемыми мощью повелителя демонов, который засел в разрушенном звездном форте над ними. Некоторые были вооружены черными варп-клинками, которые могли с одинаковой легкостью разрезать плоть и доспехи, а большинству требовались только когти и варп-сила, чтобы рвать и метать.

Но перед ними стояли величайшие воины Галактики.

Сплошная стена Ультрамаринов закрывала брешь так же уверенно, как и каменный барьер; каждый воин, облаченный в богато изукрашенные доспехи, сжимал сверкающий древний клинок.

Ни один из этих мечей не походил на другие, ибо каждый из них являлся одной из священных реликвий Макрагга. Такое оружие изготовляли искусные мастера и носили в бой величайшие герои Ультрамаринов. Тигурий насчитал два меча времен Ереси и по меньшей мере одно — из тех времен, когда Робаут Жиллиман ходил среди воинов.

Демоны неслись сквозь испепеляющий град выстрелов, кувыркаясь и прыгая по камням, чтобы добраться до жертв. Большинство направилось к пролому, и еще тысячи карабкались по мраморной стене, вонзая когти в скалу. Сила, вплетенная в стены, обжигала их, но они лезли и лезли. Нечистая плоть шипела и таяла, но боль, казалось, только усиливала их ярость.

— Воины Ультрамара! — воскликнул Марней Калгар, обнажая голову навстречу стихии битвы. — Отвага и честь!

Защитники издали боевой клич, и почетный караул приготовился к атаке демонов, взяв наперевес оружие, чтобы встретить врага лицом к лицу. Стая оскаленных адских гончих перескочила через груду обломков, сложенных в проломе; Марней Калгар открыл огонь — и огненный поток болтерных выстрелов сбил в воздухе сразу троих. Длани Ультрамара метались направо и налево, сплетая узор разрушения, который мало кого из врагов оставлял невредимым.

Только шестеро гончих выжили, чтобы добраться до внутренней части пролома, и Тигурий направил в них посох, распевая литанию ненависти. Раздвоенные вспышки лазурных молний вырвались из рогатого черепа на его кончике, и три зверодемона исчезли, взорвавшись черным пеплом. Еще один умер, когда копье с золотым лезвием вонзилось ему в грудь, а второй — когда серебряная секира пробила его хребет.

Последний зверодемон прыгнул к магистру Ордена, но в воздухе его встретил кулак. Мерцающая, окутанная энергией перчатка лорда Калгара ударила в морду и пропустила разряд через все его тело. Зверодемона разорвало на части, его вой звенел в ушах Тигурия, когда сущность была уничтожена. А через баррикады карабкались чудовищные хозяева стаи — чешуйчатые демоны с тупыми клиновидными головами и злобными клыкастыми ранами вместо ртов. Вооруженные черными мечами, они с пронзительными воплями набросились на почетный караул. Тигурий с размаху ударил посохом ближайшего из них. Из раны вырвался голубой огонь, и существо завыло, растворяясь. Лорд Калгар обрушил кулаки на демонов; каждый удар был точен и нанесен с плавной экономией движений. Для человека, облаченного в громоздкие пластины терминаторской брони, Марней Калгар двигался удивительно легко, будто на нем была только тренировочная одежда. Мечи проносились мимо его головы, а там, где мгновение назад было его тело, когти хватали пустой воздух.

Тигурий сражался превосходно, его мастерство было отточено огромной психической силой, но даже оно не могло сравниться со сверхъестественно быстрыми рефлексами магистра Ордена. Марней Калгар был величайшим бойцом, словно опередившим на удар сердца всю остальную битву. Ни одно оружие не могло коснуться его, ни один зверь не мог ранить его, и те, кто пытался это сделать, погибали. Длани Ультрамара были оружием абсолютного уничтожения, и с каждым ударом они обрушивались на демонов.

Да и его почетная гвардия была не менее смертоносной. Их мастерство было выковано веками войны, закалено в самых жестоких схватках и отточено величайшими воинами-мастерами Галактики. Только таким блестящим бойцам доверяли безопасность магистра Ордена. Они сражались как единое целое, наступая и убивая одновременно. Десятилетия совместных тренировок создали машину для убийства, которая была столь же эффективна, сколь и смертоносна. Их древние клинки врезались в демонов, тесня их при каждой контратаке.

Шипящие демоны с кожистыми шкурами цвета мяса утопленника роились в проломе. Их вытянутые лапы венчали лезвия когтей; они передвигались скачками, легко переносившими их через поваленные мраморные глыбы. За ними следовали рогатые бестии с чудовищно раздутыми челюстями. Из-за невероятной скорости они походили на мерцающие призраки, которые в мгновение ока меняли фокус и перемещались с места на место.

Они в бешенстве набросились на Марнея Калгара и его почетный караул, и оскверненные варпом клыки ударили в кованую броню. Пластины брони прогибались и сминались, но держались. Марней Калгар крушил демонов, бил их по ногам, извергая дугообразные вспышки энергии из Дланей Ультрамара. Одного из почетных гвардейцев сбило с ног; демон взмахом челюстей снес ему пол-черепа.

Тигурий вонзил посох в спину демона, послал импульс психической силы по всей длине, и варп-плоть вспыхнула огнем. Он резко отвернулся от прыгающей твари, взмахивая посохом и нанося удары направо и налево. Каждый удар уничтожал демона, но сила Тигурия угасала, и каждое убийство отнимало у него все больше сил. И все же Тигурий неуловимо чувствовал, что ход битвы поворачивается в пользу Ультрамаринов.

Демоны не могли закрепиться и перед лицом неумолимой храбрости защитников слабели с каждым мгновением, не в силах поддерживать свое присутствие в материальном мире. Марней Калгар тоже это почувствовал — и с ревом ненависти ринулся на демонов живым тараном, сея опустошение.

Почетный караул следовал за магистром, образуя острие копья. Тигурий собрал все свои самые глубокие резервы, чтобы не отставать от магистра и его воинов, отбрасывая чудовищ испепеляющими стрелами сверкающего огня. Вместе они вцепились в демонов и оттесняли их от пролома, пока ни одного не осталось в живых.

Тигурий с вызовом воткнул посох в землю, чтобы удержаться на ногах. Усталость захлестнула его, и силы почти иссякли, и. Веки опустились, и в уголках глаз собралась серая дымка.

Он увидел Марнея Калгара, возвращающегося к нему в доспехах, забрызганных черным ихором.

Магистр поднял кулак вверх, и Тигурий услышал одобрительные возгласы.

— Мы сделали это, Варрон, — сказал Калгар, и Тигурий увидел исходящую от него мощную жизненную энергию. В лучах торжества Калгара люди чувствовали, как их сердца оживают, а мужество растет. Его присутствие на поле боя стоило тысячи человек, и Тигурий попытался улыбнуться в ответ.

— Мы пережили эту атаку, — проговорил он почти шепотом, — но завтра они вернутся.

— Пусть завтрашний день сам о себе позаботится, — сказал Калгар, и аплодисменты стали громче. — Сегодня ночью мы живы, и луна светит для нас. Каждая атака, которую мы отражаем, делает нас сильнее, а неприятель слабеет с каждым поражением.

— Эти чудища — ничто, отбросы повелителя демонов, — сказал Тигурий. — Когда мы совсем обессилеем, М’Карпридет за нами.

— И когда он явится, я его прикончу, — сказал Калгар.

— Все не так просто, — сказал Тигурий.

— Да, Варрон, это так, — сказал Калгар, обнимая Тигурия за плечи. — Придет повелитель демонов, и либо я уничтожу его, либо он уничтожит меня. Все очень просто.

— Нет, господин мой, — настаивал Тигурий. — Все совсем не просто.

***

«Носороги» никогда не отличались комфортабельностью, но тот, который Сципион Воролан и Громовержцы захватили у Когтей Лорека, был хуже всех. Его внутреннее пространство провоняло грязью и неочищенным топливом, а воздушные фильтры выкашливали пары, выходящие из блока двигателя. Мало того, весь пол был завален стреляными гильзами, огрызками пайков и костями.

Все бы ничего, но там, где в «Носорогах» Ультрадесанта размещались реликвии и святыни в честь Императора и примарха, Когти Лорека грубо намалевали знаки неизвестного происхождения, которые Сципион приказал выжечь с металла. Несмотря на дурные предчувствия Лаэна, двигатель «Носорога» еще не вышел из строя, хотя это, конечно, было лишь вопросом времени.

Они пересекли горы, огибая более оживленные шоссе, и двинулись по тенистым проселкам лесовозов, шедшим через лесополосы высокогорных долин. На неприятеля они пока не наткнулись, но это везение скоро могло закончиться.

Дорога, по которой они ехали, была мощеной, но, к большому неудовольствию Сципиона, вся в выбоинах. Она петляла вниз между деревьями, и если бы он знал точно, куда направиться, то, покинув этот участок дороги, можно было бы очутиться почти у ворот Коринфа.

— Имейте в виду, — сказал он, поворачиваясь к Громовержцам, разместившимся на скамьях экипажа вдоль бортов «Носорога». — Это миссия не наступательная, а разведывательная. Мы здесь для того, чтобы выяснить, где Королева корсаров. Ничего больше.

Они пробормотали что-то в знак согласия, хотя в их напряженных позах и в том, как они медлили с ответом, сквозил протест. Сципион все замечал, но помалкивал, потому что больше не казался одним из них. Его доспехи были сложены в отсеках для хранения оружия, и он кутался в небрежную, кое-как подобранную одежду, чтобы скрыть принадлежность к Ультрадесанту и татуировки 2-й роты. Голова осталась непокрытой, штифты выслуги со лба он снял. Но недовольство бойцов он прекрасно понимал: кто бы не хотел обрушить огонь Ультрамаринов на захватчиков?

Сципион ухватился за стойку, когда «Носорог» накренился в сторону, и его траки впились в проезжую часть, огибая деревья.

— Сержант Воролан, — сказал Лаэн через решетку, отделявшую его от отсека экипажа. — Впереди Коринф.

Сципион кивнул,подошел к командирскому люку и повернул запорное колесо. Оно проржавело и заедало, но вскоре сдвинулось с места и начало поворачиваться. Он вылез наружу, ухватился за верхнюю броню и посмотрел на огромный речной город Коринф.

— Клятва Жиллимана! — он выругался, увидев окутанные дымом развалины того, что когда-то было вторым по величине городом Эспандора. Названный в честь великой победы Ультрамаринов над зеленокожими, Коринф был средоточием культуры и знаний. Несмотря на то, что жителей Эспандора подчас принимали за деревенщину, Коринф с великолепными храмами из серебристого мрамора, банями, процветающими рынками и чудесными театрами опровергал это предвзятое мнение. Здесь работали лучшие архитекторы Ультрамара, и многие строения внутри крепости Геры могли похвастаться коринфским дизайном.

Теперь все это пропало, потому что Коринф горел.

Небо над городом было в пятнах пепла и дыма, облака проливали мягкий дождь на город, который принимал Марнея Калгара целый месяц после его вступления в должность магистра Ордена. Те, кто ненавидел Императора, разрушили и сравняли с землей некогда могучие храмы, а прекрасные счетные палаты, дворцы и изысканные особняки превратились в опустевшие развалины, их роскошные интерьеры были выпотрошены, сожжены и разграблены Кроваворожденными.

Ненависть наполнила Сципиона, ибо это было не бессмысленное разрушение от лап диких зеленокожих или безмозглых зверей, а методичный вандализм и мародерство. И его творили люди, которым следовало бы понимать, на что они покусились.

Широкая лента реки Конор разделяла город пополам, но ее сверкающие воды теперь были загрязнены пятнами прометия и неизвестными химикатами, выливающимися с берегов. Когда-то могучую реку пересекали три моста; ныне из воды торчали обломки почерневшего камня, похожие на зазубренные песчаные отмели. Сержант Леарх из 4-й роты взорвал эти мосты, чтобы остановить наступление зеленокожих — хитрость, которая спасла жителей Коринфа, но стоила городу части его наследия. Привязанный к остаткам центрального пролета, широкий понтонный мост раскачивался в потоке, поддерживаемый полыми бочками из-под прометия, и именно к этому временному мосту двигался захваченный Сципионом «Носорог».

«Носорог» резко затормозил и помчался вниз по склону, миновав последние деревья, когда лесовозная дорога приблизилась к перекрестку с гораздо более широким шоссе. Сотни кашляющих сажей грузовиков и бронетранспортеров двигались по дороге, но Сципион не видел никакого порядка или цели в движении — только гудящую массу брони, разграбленные машины и колонны пехоты, толпящиеся на дороге.

— Что мне делать, сержант? — спросил снизу Лаэн.

— Кати по этой дороге, — сказал Сципион. — Думаю, что они уступят путь.

Он оказался прав: грузовики Кроваворожденных замедлили ход, чтобы позволить ему присоединиться к потоку машин. Солдаты Кроваворожденных быстро сбежали с дороги, падая на колени и обнажая мечи в знак приветствия. Сципион с ненавистью поглядывал на смертных врагов, вымазанных яркой боевой раскраской и одетых в диковинные, кричащие костюмы, больше подходящие для какого-то цирка, чем для военных действий. Они приняли его ненависть за пренебрежение и опустили глаза. Очевидно, астартес опасался даже этот отпетый сброд. «Носорог» громыхал по дороге, двигаясь против потока машин быстрее, чем те, кто ехал рядом с ним. Грузовики разъезжались в стороны, пехота сновала врассыпную, а бронетранспортеры яростно ревели двигателями, пытаясь уступить им путь, думая, что они — защитники Губительных сил.

Лаэн перевел их на понтон, и у Сципиона скрутило живот, когда мост тревожно заскрипел под их тяжестью. Деревянные лонжероны и куски бронебойных досок были привязаны к бочкам и прибиты гвоздями, и сквозь широкие щели виднелась вода. Двигаясь в такт потоку воды и покачиванию моста, их «Носорог» прокладывал себе путь по мосту, дойдя до середины и приближаясь к одним из разрушенных ворот Коринфа.

Он уже начал было надеяться, что они переправятся без происшествий, как вдруг увидел пару «Носорогов», которые прошли через ворота и свернули на понтон.

Их тусклые корпуса имели красновато-коричневый оттенок, но невозможно было сказать, краска это или кровь. Двигатели обоих танков рычали, как голодные хищники, а в командирском люке ведущего «Носорога» высился воин в броне того же цвета. Его доспехи блестели от свежей крови, а в тяжелой перчатке он держал топор. К счастью, воин был в шлеме; Сципион не представлял, как встретится лицом к лицу с человеком, столь похожим на него и в то же время столь испорченным. Смотреть такому мерзавцу в глаза и не убить его было невыносимо.

— Сержант? — спросил Лаэн.

— Я вижу, — ответил Сципион как можно тише. — Просто продолжай ехать.

«Носорог» поравнялся с ними, и воин Кровавого Бога протянул топор Сципиону в знак приветствия. Сципион ответил тем же, выставив вперед сжатый кулак и ударив им себя в грудь с соответствующим, как он надеялся, звериным ревом. Ему ответили таким же ревом, и вражеские «Носороги» двинулись дальше.

Сципион закрыл глаза и глубоко вздохнул, когда они исчезли в дрожащем потоке машин. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не вытащить болтер из-под люка и не всадить заряд между глаз предателя. Он поднял глаза и почувствовал, как следы «Носорога» снова вцепились в твердую землю. Гравий и щебень хрустели под гусеницами, когда они поднимались вверх по склону к разоренной сторожке. «Носорог» прошел под сломанной аркой и въехал в удерживаемые врагом руины Коринфа.

По спине Сципиона пробежала дрожь.

— Звериные кишки, — прошептал он, увидев тяжело вооруженных воинов Кроваворожденных, заполонивших улицы и площади Коринфа. — Император, присмотри за всеми нами.

***


Хотя на Калт, Эспандор и Талассар легла основная тяжесть вторжения Кроваворожденных, сражения шли по всему Ультрамару, не ограничиваясь одними этими мирами. На Квинтарне 5-я и 6-я роты столкнулись с боевыми машинами Вотира Тарка и многотысячной армией Кроваворожденных. Там, где судьба других планет была предопределена чемпионами, жизнь решила повернуть колесо Галактики в ее бесконечном цикле. Война, бушевавшая на плодородных равнинах Квинтарна, состояла из ожесточенных столкновений, в ходе которых армии перемалывали друг друга и отступали без явного победителя.

Вотир Тарк не был генералом, — скорее массой озлобленных нейронных связей, приваренных к фрагментарному искусственному сознанию, зараженному скрап-кодом и второстепенной демонической сущностью. Таким образом, капитаны Ультрамаринов без особых трудностей могли перевооружить его боевые машины. Но там, где Ультрамарины имели явное преимущество в военной тактике, Тарк обладал способностью падальщика превращать в смертоносную боевую машину почти все.

Ультрамарины превосходили в военной силе, но у количества Тарка было собственное качество.

Адепты Темных Механикус разграбили целые агрогородки техники, превратив орудия культивирования и роста в оружие разрушения и истребления. Огромные молотильные машины были бронированы, снабжены всевозможным оружием и отправлялись в бой рядом со стебельчатыми танками с подвешенными под их раздутыми животами огнеметами, которые когда-то были разбрызгивателями пестицидов.

В сражениях на Квинтарне не было никакой стратегии — просто вздымающаяся масса причудливых гибридных танков сталкивалась с упорядоченными боевыми линиями Ультрамаринов и тем, что осталось от ауксилии Квинтарна после первого вторжения Тарка. Те жестокие бои не снискали особой славы и не породили героев, ибо кто будет гордиться победой над искусственно мотивированным танком, переделанным из молотилки? Гален и Эпат вели идеально скоординированные битвы, сражаясь в полном соответствии с Кодексом Астартес, но против такого чудовищного врага их стратагемы оставляли мало места для инициативы.

Впрочем, кое-кто из воинов оказался в своей стихии.

Антаро Хрон, брат-сержант Оружейной палаты Ультрадесанта, преуспел в бронетанковой войне и в разгар сражений возглавлял многочисленные контратаки, рискуя оказаться в кровавом тупике. Хотя из-под него вышибло четыре танка, каждый из них забрал с собой и своего убийцу, и еще нескольких, прежде чем окончательно развалился.

Несмотря на такую доблесть и стойкость, война на Квинтарне шла плохо для Ультрадесанта. Потери Тарка легко восполнялись, зато каждая выведенная из строя имперская машина значительно уменьшала силы Ультрамаринов. Как ни досадно было это признавать, но вражеские силы на Квинтарне оказались удачливее.

Только когда три кузнечных комплекса Вотира Тарка были уничтожены, ситуация изменилась в пользу Ультрадесанта. Эти чудовищно преобразованные агрогородки были сборочными площадками темных Механикус, и предполагалось, что кошмарные кузницы пали жертвой темных практик их создателей.

Это предположение было опровергнуто с появлением Ториаса Телиона и сорока трех скаутов-Ультрамаринов в самом сердце имперских укреплений.

Ни один из капитанов не знал, что Телион на Квинтарне, но седой скаут-сержант задержался лишь для того, чтобы пополнить запасы боеприпасов, продовольствия и взрывчатки для своих воинов, прежде чем снова отправиться в дебри Квинтарна.

Внезапное появление скаутов Телиона разделило командиров Ультрадесанта. Одни приветствовали его, другие требовали, чтобы он присоединился к боевым порядкам. Капитан Гален хотел было отчитать седобородого Телиона за несоблюдение субординации, но здравомыслие капеллана Кассия и капитана Эпата одержало верх.

Когда танки 5-й и 6-й рот снова вступили в бой, они шли, зная, что Ториас Телион наблюдает за ними.

ГЛАВА 14



Ущелье Четырех Долин заливал резкий свет люменов, которые работали от генераторов на крыше, отбрасывая глубокие тени и освещая огромный вход в пещеру, который вел обратно к Вратам Жиллимана и поверхности Калта. Этот гигантский отсек был местом транзита, где путешественники с поверхности спускались в аркологии и начинали путешествие вперед, в пещеру Дракона.

Из ущелья вели три широкие долины, по одной на запад, юг и восток. Кастра Оксиденс нависала над западной долиной, Кастра Меридем — над южной и, наконец, Кастра Ориенс — над восточной. На широких дорогах попадалось множество изящных сооружений, предлагавших путешествующим по Калту несметное количество услуг. Гостиницы, жилые кварталы, заправки и святилища усеивали пасторальный ландшафт, в котором ничто не напоминало о подземном расположении.

Леса раскинулись по всему северному пространству отсека, а из расщелины в скале под сводчатым потолком, на высоте почти семисот метров, низвергался водопад. Обычно ущелье было живописным местом встреч путешественников, друзей или паломников, идущих поклониться одному из многочисленных уединенных святилищ, вырубленных в глубинных туннелях Калта. Скоро оно превратится в поле боя.

Уриэль наблюдал за когортами скитариев из купола «Носорога», когда они заняли окопные позиции к западу от главного входа в отсек. Эти свирепые слуги Бога-машины окажутся бесценными, когда Железные Воины нападут. Он и Ультрамарины, развернутые в холмах и укрепленных сооружениях перед Кастра Меридем, удерживали центр долины. Гладкие стены огромной крепости, выстроенной из зеленого мрамора, покрылись черными прожилками, а ворота представляли собой многослойный портал из темного армапласа и стали.

На гребнях между крепостями стояли многочисленные артиллерийские орудия в цветах Калтской ауксилии, готовые к бою, а на склонах под ними — солдаты в синих мундирах, занявшие подготовленные позиции и поддерживаемые десятками бронированных машин. Ущелье Четырех Долин превратилось в смертельную ловушку: дороги покрылись пересекающимися огненными полями, а проспекты и перекрестки между строениями стали «коридором смерти». Могучий корпус «Лекс Тредецимус», скрытый от глаз, притаился на мертвой земле перед Кастра Меридем, обеспечивая беспрецедентный уровень боевой координации.

Пазаний и Клозель стояли у командирского «Носорога», скрестив руки на груди и озирая поле боя опытным глазом. Клозель присоединился к Поджигателям, и Пазаний был рад такому подкреплению.

— Здесь настолько безопасно, насколько вообще можно обеспечить безопасность, — сказал Пазаний.— Ну, я уже говорили. Мы все готовы и ждем ваших распоряжений.

Отряды Ультрамаринов окопались рядом со своими «Носорогами» за приподнятыми валами земли, готовые к вылазке и встрече с захватчиками. Яркий свет падал на землю сквозь кроны деревьев, и молчание птиц тревожило Уриэля, как будто они знали, что за ужасный враг готовится обрушить ад на Калт.

— Мне все время кажется, что я что-то упустил, — сказал Уриэль, глядя в землю.

— Я ознакомился с вашими планами развертывания, — сказал капеллан Клозель. — Все согласно Кодексу.

— Вот это-то меня и беспокоит, — сказал Уриэль. — Хонсю показал, что он может думать так же, как мы, а значит, может и превзойти нас.

— Ты сомневаешься в мудрости Кодекса? — спросил Клозель. — Я-то думал, ты научился доверять его учению на Павонисе. Ошибся?

— Не ошиблись, капеллан, но нехорошо, что враг знает, как мы отреагируем на любую ситуацию.

— Совершенно верно, — согласился Клозель. — Тогда, возможно, стоит думать, как враг.

— В смысле?

— Кустодии Императора когда-то практиковали вид внутренней безопасности, известный как «Кровавые Игры», когда воины их собственного братства пытались нарушить защиту Императорского дворца, — сказал Клозель. — Когда сами Преторианцы охотились на просчеты или бреши в обороне, паутина безопасности все прочнее сплеталась вокруг Императора.

— И что же вы предлагаете?

Клозель обвел рукой многослойные оборонительные сооружения ущелья Четырех Долин и сказал:

— Вы смотрите на эти сооружения и раздумываете, как бы вы их преодолели.

Уриэль еще раз обозрел наложенные друг на друга огневые поля, углубленную оборону и многочисленные анфиладные позиции. Ничто не казалось неуместным, все было как положено, а расположение тысяч защитников — словно взято из полевого руководства.

— Вот именно, — сказал он. — Не знаю, как бы я это сделал. Эту защиту невозможно прорвать с помощью какой-нибудь стандартной доктрины.

И в этом-то была вся соль. Хонсю почти не использовал доктринальные подходы к ведению войны, сражаясь по вдохновению и с пугающе интуитивным пониманием природы боя. Его ситуативное предчувствие хода битвы было непревзойденным, и он мог читать ее приливы и отливы лучше, чем кто-либо из тех, кого знал Уриэль. Умение понять, когда нужно объединяться, наступать, обходить с фланга, а когда можно и сыграть в азартную игру, — все это большинству военачальников приходилось постигать в жестокой школе кровопролития, но Хонсю было дано от природы.

Что бы ни гласил Кодекс по поводу любой ситуации, Хонсю бы разрешил ее по-своему.

Все началось с визга артиллерийских снарядов, вылетающих из огромного туннеля Врат Жиллимана. Железным Воинам потребовался целый день, чтобы пробраться сквозь завалы, обрушенные пушками «Лекс Тредецимус», но теперь битва за Калт шла полным ходом.

Снаряды ударили в центр пещеры, упав между передними позициями ауксилиариев. Земля взметнулась вверх серией ударных взрывов, волнами устремившихся наружу. Благодаря надежным окопам и редутам погибло не очень много солдат: толстые слои утрамбованной земли рассеяли взрывную волну. Лишь позиции, которым не повезло получить прямые попадания, были вбиты в землю.

Как только первые отголоски стихли, второй и третий залпы обрушились вниз, сея разрушение все шире и распространяясь наружу взрывной волной. Газ и зажигательные снаряды смешались со взрывчаткой, и края долины начали заполняться удушливым серым дымом. Уриэль моргнул, переводя взгляд на изображение тепловизора, и увидел ландшафт, исчерченный широкими узорами тепловых следов. Долина была однообразного серого цвета, с незначительными перепадами температур, за исключением тех мест, где упали снаряды, но в глаза бросились яркие тепловые следы вражеской пехоты, движущейся из устья долины под дымовой завесой.

— Приближается пехота, — сказал он по артиллерийской вокс-сети. — Подожгите прицельные ряды сетки «Примус» и «Секундус». Установите боеголовки для воздушного взрыва.

Не успел он отдать приказ, как орудия ауксилии произвели оглушительный залп. Пушки, скрытые в накренившихся бермах внизу, выпустили по устью долины рябые залпы ракет, смявших вражескую пехоту серией взрывов, раздирающих воздух. Снаряды разорвались в тридцати метрах над землей, расширяя облако бритвенно-острой шрапнели, полосовавшей Кроваворожденных. Десятки людей погибли мгновенно, разорванные в кровавые лохмотья тучами секущих осколков.

Артиллерийская дуэль продолжалась несколько минут, и воины Хонсю не могли ни закрепиться в пещере, ни продвинуться дальше, чем на сотню метров. Там, где артиллерия Железных Воинов была ограничена узким полем огня, у защитников Калта не было никаких ограничений, и они безжалостно истребляли захватчиков.

— Похоже, вы переоценили способности этого Хонсю, — сказал Клозель, с неприкрытым наслаждением наблюдая за бомбардировкой вражеских войск.

Уриэль рассеянно кивнул. Это прямое нападение было вовсе не тем, чего он ожидал. Оно было слишком очевидно, слишком лишено воображения и таланта для такого кузнеца войны, как Хонсю.

— Вот это-то меня и беспокоит, — сказал он.

В течение дня Железные Воины с каждым часом продвигались все дальше. Каждый завоеванный фут обходился им в сотни жизней, но их плацдарм в устье долины расширялся. В промежутках между обстрелами землеройные машины сгоняли огромные груды обломков и рыхлой земли в массивные бермы, за которыми укрывалось множество воинов.

Мобильные артиллерийские орудия грохотали в туннеле и поднимались за подготовленными позициями, а дуги вражеского огня расширялись, охватывая все ущелье. Это была война в самом жестоком и методичном ее проявлении, она продвигалась вперед и завоевывала позиции, не заботясь о количестве жизней, которых это стоило. Бравада этой стратегии была устрашающей, и только самая решительная воля могла заставить людей безропотно идти в пасть испепеляющему вражескому огню.

Высокие бермы изгибались широкой дугой от одной стороны устья туннеля до другой. Сотни тяжелых прямоугольных блоков, сложенных из щебня, выкопанного со дна ущелья и обернутого сеткой и полотном, были сдвинуты через край земляного вала, образуя неровное покрытие, которое было столь же неприятно для глаза, сколь и непроницаемо для артиллерийских ударов. Мерзкие знамена были водружены на гребне холма, и расплавленный металл лился по его склонам, образуя бронированные пластины из медного железа. Уриэль посмотрел на наклонную линию уродливых блоков и с ужасом понял, что строят Железные Воины.

— Это крепостная стена, — сказал он. — Они осаждают нас.

На стенах Западной Кастры инквизитор Судзаку наблюдала за замысловатым балетом военных маневров внизу со смесью профессионального интереса и изучающей скуки. Как воин священного Ордоса, она, конечно, была обучена военному искусству, но ее работа по большей части шла в тени, и столь очевидные проявления силы были ей почти чужды. Она не любила работать в открытую, зная, что большая часть власти ее организации покоится на страхе перед скрытностью.

Взгляды, которые она привлекала, стоя на пороге, были любопытными и уважительными, но без привычного страха. Стоявший рядом Собуро почувствовал ее беспокойство и повернулся к ней с легкой улыбкой на лице.

Собуро был сильным эмпатом.

— Они тебя не боятся, — сказал он. — Должно быть, ты к этому не привыкла.

— Так и есть, — призналась Судзаку.

— Возможно, граждане Ультрамара ни в чем не виновны, и им нечего бояться инквизиции.

— В таком случае Ультрамар довольно необычен.

— Я бы сказал, что он уникален, — ответил Собуро, поправляя кобуру на бедре. Как и Судзаку, Собуро был темнокожим и седовласым, но значительно выше и крепче сложен. У него были задатки хорошего послушника, но Судзаку думала, что в нем не хватит стали, чтобы стать полноценным инквизитором. Его эмпатические способности давали ему сострадание и понимание — черты, не всегда желательные для инквизитора. Эта кампания должна была ответить на многие вопросы Судзаку относительно будущности ее послушника.

Холодный ветер хлестал по высоким стенам крепости из черного камня, и Судзаку плотнее закуталась в штормовку. Крепость представляла собой образчик архитектуры Ультрамаринов: крепкая, флегматичная и неизменная. Судзаку видела пометки Мазона, датируемые годами, последовавшими за Великим предательством.

Ее свита сгрудилась вокруг— пестрое сборище савантов, ученых в мантиях и воинов в доспехах. Ее телохранители когда-то были штурмовиками Джасинтинских мародеров, но с тех пор получили многочисленные боевые биоимпланты, превравшись в устрашающих киберубийц. Судзаку знала их только по позывным, хотя и понимала, что у них есть имена. Низкорослый ученый Милотас изучал инфопланшет, выполненный в форме зеркала, от основания которого струящимся потоком разворачивалась бумага, пока он бормотал катехизисы для ублажения статистических духов внутри.

Только Близнецы держались особняком — пара ненормально высоких и стройных мужчин с тонкими, как тростинки, конечностями, крепко удерживаемыми кожаными смирительными рубашками, скрепленными серебряными пряжками и замками из хладного железа. Оба были альбиносами с прозрачной кожей и глазами цвета зимы. Судзаку спасла их с родного мира, где их племя из-за странного вида было почти истреблено суеверными дикарями ради целебных эффектов, которые якобы давали их внутренние органы при употреблении в пищу.

Замечая, как они страдают на службе у Судзаку, Собуро подумывал, что было бы милосерднее дать им умереть. В минуты размышлений Судзаку была склонна согласиться, но их поразительные способности были слишком полезны, чтобы позволить себе милосердие. Близнецы умели читать льющиеся потоки имматериума и предупреждать о надвигающемся варп-вторжении. Но, как и все псайкеры, они нуждались в присмотре и контроле, и ее пальцы сжались на рукоятях пистолетов.

— Они на нервах с тех пор, как мы сюда приехали, — заметил Собуро.

— Ты мне это прекрати, — сказала Судзаку. — Кончай читать мои мысли.

— Прости, но это не так-то просто, — сказал Собуро. — Ты плохо скрываешь свои чувства.

— Тогда стань более стойким, — потребовала Судзаку. — Сосредоточься на белых глазах. Направляй их, считывай эмоции.

— Конечно, — сказал Собуро, приняв выговор.

Судзаку подняла глаза и увидела, как под крышей гигантской пещеры проплыло облако. Погода под Калтом менялась в мгновение ока, и среди населения бытовала поговорка, что если вам не нравится погода, подождите пять минут, и она станет еще хуже. Судзаку казалось странным, что облака могут образовываться под землей, но Локард объяснил ей, что погода здесь создается по технологиям, разработанным еще в древние времена. Кое-какие из них, прошептал он, по слухам, относятся к ксенотеху, но никому из марсианского жречества не разрешается их исследовать.

Она подняла воротник штормовки и вздрогнула, чувствуя, как от холода у нее заныли зубы. Температура заметно упала, от дыхания в воздухе вился парок, а потрескивающий иней осел на мраморе крепостных стен. Осознание поразило ее, как удар. Это была не просто перемена погоды! Судзаку оглянулась и увидела, что Собуро пытается что-то сказать дрожащими от холода губами.

— Собуро! — воскликнула Судзаку.

— Варп-колдовство... — прошипел Собуро сквозь зубы, трещащие от наполняющей его тело зловещей энергии. — Мощное. Темнота! О нет... это магия крови…

Он упал на землю, его глаза закатились, а тело окутал смертельный холод. Судзаку опустилась на землю рядом с помощником, протянула руку, чтобы потормошить его, и вздрогнула от исходящего от него ледяного холода. Нависла тень, и Судзаку подняла глаза: Близнецы стояли над ней.

— Мы чувствуем все, госпожа. Все течения, — сказал один из них.

— Текут, как река, через наш разум, — закончил другой. — Здесь льется кровь невинных...

— Как дождь на улицах...

— Как приливная волна весной...

— Он приходит, чтобы смыть врагов Кроваворожденных...

— Поменьше загадок, — потребовала Судзаку. — А что за варп-колдовство ты чувствуешь?

— Врата эмпиреев открыты...

— Ужасы запредельного отвечают на призыв...

— То, что мне снилось в прошлых кошмарах...

— Это принесет кровавые плоды в умах живых...

Судзаку увидела, как все следы белизны исчезли из глаз близнецов, когда их радужки наполнились кровью. Собуро вскрикнул от боли.

— И мертвых будет больше, чем живых, — сказали Близнецы в один голос.

Серебряные пряжки, скреплявшие их руки, вспыхнули жаром, стекая расплавленными струйками по кожаным смирительным рубашкам, а железные замки с резким треском сломались. Кожа близнецов почернела, лица превратились в кровожадные демонические маски. Их тела выскользнули из пут, как пара змей, сбрасывающих кожу, чтобы явить чудовищ под ней.

Секундой позже пистолет оказался в руке Судзаку, и она, не моргнув глазом, всадила пулю в воющее лицо Первого близнеца. Второй вырвался из смирительной рубашки и потянулся к ней скелетообразными руками, на которых внезапно выросли удлиненные когти. Она прицелилась, но еще до того, как успела выстрелить, ревущий цепной клинок в кулаке одного из ее Джасинтинских телохранителей вырвался из его груди.

Лезвие разорвало его ключицу, и бледный псайкер упал кучкой окровавленной плоти на крепостной вал. Мороз на зубчатых стенах исчез, и Судзаку быстро открыла вокс-канал для Ультрамаринов.

— Капитан Вентрис, — выдохнула она: ее легкие до сих пор болели от мороза. — Будь начеку, враг использует мощное колдовство. Смертные солдаты — это еще не худшая из забот. По всей вероятности, вы столкнетесь с варп-существами, проникшими из-за завесы.

— Демоны? — спросил капитан Вентрис, его голос был искажен внезапным вихрем помех.

— Скорее всего, — сказал Судзаку. — Магия крови вызывает только наихудших тварей.

— Понятно. — Вентрис отключил связь.

Судзаку тоже отключила вокс, когда Собуро неуверенно поднялся на ноги. Судзаку протянула было ему руку — и вдруг заметила легкую красноту в глазах послушника. Варп-порча была коварна: малейший след мог разрастись и поглотить затронутого ей. Судзаку отступила и подняла оружие.

Собуро увидел пистолет и мгновенно прочел в душе Судзаку чувство сожаления и осознания необходимости. Его открытое лицо вытянулось, но он был хорошо обучен адептами Талассы Прайм и устало кивнул в знак согласия.

— Действуй, — сказал Собуро. — Сама знаешь, это твоя обязанность.

Судзаку кивнула и большим пальцем нажала на курок пистолета.

— Теперь они будут бояться тебя, сестра, — произнес Собуро.

Выстрел Судзаку поглотили раскаты грома, когда бурлящие тучи мрака набухли в воздухе ущелья. Погодные условия на Калте менялись постоянно, но туча росла над головой со скоростью, далекой от естественной. Потрескивающие грозовые тучи вскипели, потянувшись болезненным светом обратно к стене с нечестивыми иконами Кроваворожденных.

Люмены гасли один за другим, и огромный отсек погрузился в почти полную темноту, когда из Северного туннеля завыли льдистые шквалы, будто морозные ветры затертого во льдах мира смерти. Призрачные фигуры, видимые на периферии зрения, двигались в ветре и облаках, похожие на крылатых рептилий, с бледной кожей и узкими желтыми глазами.

Молнии метались между облаками, и воздух пещеры наполнился тошнотворной, актинической дрожью. Паника распространялась, как чума; воющие облака пробуждали все страхи, давно подавленные или забытые еще в детстве. Гулкие барабаны эхом отдавались от стен отсека, словно больное сердце, задыхающееся в последних тщетных ударах жизни. К барабанам присоединилось гнусное пение — низкий, ритмичный звук, который становился громче в такт гулкому сердцебиению, эхом отдававшемуся от облаков. Оно вплелось в раскаты грома, теперь сопровождаемые звоном мечей о щиты и скрежетом штыков, прикрепленных к стволам винтовок. Мужчинам и женщинам из ауксилии мерещилось, что ужасные клинки вонзаются им в животы или вырывают глотки.

Сержанты и капитаны пытались успокоить своих людей словами долга и мужества, но их голоса были полны испуга и только загоняли ледяные осколки еще глубже в сердца солдат ауксилии.

С титаническим грохотом облака над головой дали волю ярости. Обрушился поток черного дождя, и хребты между тремя крепостями озарились зловещими вспышками молний. Подобно ударам орбитальной бомбардировки, валы исчезли в огненной буре, когда взорвалась дюжина артиллерийских орудий. Вторичные взрывы последовали быстро — как только волна докатилась до складов боеприпасов. Штопорные снаряды дугой поднимались над полем боя, беспорядочно падая среди защитников, а сверху на них налетали разветвленные молнии.

Командиры батарей приказали мобильной артиллерии укрыться в укрепленных ангарах, вырубленных в скале, но для многих было уже слишком поздно.

Вращающиеся огненные стрелы превратили толстые пластины брони в насмешку, а плазменные струи прошивали танки обжигающим огнем, который в мгновение ока испепелял их экипажи. Как только большая часть имперской артиллерии была подавлена, гулкие песнопения из-за стены поднялись на новую высоту.

С бешеными воплями и ревом разноголосых боевых рожков тысячи солдат и боевых танков Кроваворожденных хлынули через стену в ущелье Четырех Долин.


ГЛАВА 15



Уриэль смотрел, как пламя охватило артиллерийские позиции. Их оборона была рассчитана на бои с обычной армией, которая сражалась с понятной тактикой и реагировала на изменяющиеся обстоятельства логически предсказуемыми методами. Это было ошибкой, ибо предсказать действия Губительных сил было невозможно: само их существование проистекало из текучего хаоса имматериума.

В свете молний и горящих танков Кроваворожденные бросились вниз по склону ущелья к имперским защитникам. Уриэль ожидал увидеть буйную толпу недисциплинированного сброда, но обнаружил, что это не просто убийцы-пираты, а обученные солдаты. Они двигались от укрытия к укрытию; одна группа продвигалась вперед, а другая вела подавляющий автоматный огонь.

Танки прорвались через беспилотные баррикады и открыли огонь по позициям Калтской ауксилии, а их главные орудия с грохотом вернулись на компенсаторы отдачи. Ряды обороняющихся взорвались выстрелами. Лазерный огонь ответил на атаку Кроваворожденных, но он был нескоординированным и беспорядочным. Душераздирающее отчаяние, вызванное враждебным колдовством и черным дождем, все еще держало многих парализующей хваткой, и вырвать его когти из сердца удавалось далеко не сразу.

Войска ауксилии, к чести их, восстанавливали рассудок и мужество гораздо быстрее, чем большинство смертных, пораженных варп-колдовством, но Уриэль понимал, что если он будет бездействовать, их ничто не спасет.

— Ультрамарины! — скомандовал Уриэль, выпрямившись во весь рост в командирском люке «Носорога». — Вперед. Общее наступление. Построение «Гладий».

Его «Носорог» выкатился из укрытия и запустил двигатель, выбрасывая комья темной грязи, пока гусеницы боролись за опору на мокрой земле. Машина рванулась вперед, быстро пробираясь между деревьями к передовой линии сражения. Уриэль надеялся держать своих воинов в резерве достаточно долго, чтобы точно определить слабое место в атаке и разделить наступление противника, но события развивались слишком молниеносно.

«Носороги» 4-й роты плавно выдвинулись на позицию позади него, образовав лезвие гладия, два сухопутных рейдера — квиллоны, а «Тандерболты» роты — рукоять. Уриэль сжал рукоять штурмболтера, дав механизмам своего нового аугметического глаза соединиться с машинными духами корабля.

— Исключительная работа, магос, — сказал Уриэль, когда в центре его зрения появился прицельный ретикул, внутренние механизмы глаза компенсировали движение танка и условия низкой освещенности. Он нажал на курок, прицелившись в группу вражеских солдат, бегущих в укрытие к разрушенному путевому убежищу. Две очереди срезали их, и он взмахнул штурболтером, целясь в другую группу. Еще одна точно нацеленная очередь убила шестерых вражеских воинов.

Ауксилия теперь отстреливалась всерьез, и вовремя: неприятель столкнулся с ней нос к носу. Отчаянными очередями вспыхивали выстрелы из лазружей, раскалывая древесину и разрывая мешки с песком. Кроваворожденные были армией уродов, их бронзовые и железные маски изображали вопящий демонический ужас. Те, кто не носил шлемов, изуродовали себе лица лезвиями и ногтями, превратив их в гротескные рожи хуже любой маски.

Ни один не был похож на другого, но, несмотря на все различия, они сражались как единое целое. Ими грамотно командовали, и они были обучены именно для такого боя. Уриэль навел штурмболтер на лихую группу вражеских солдат, опрокинув их одним нажатием курка, когда его «Носорог» резко остановился в тени пустой танковой насыпи.

Он спрыгнул в «Носорог» и закрыл за собой люк, когда бронированные двери сбоку машины открылись. Первым вышел Петроний Нерон, за ним следовал древний Пелей, который немедленно развернул знамя 4-й роты. Мечи Калта высадились из «Носорога» быстро и эффективно, и Уриэль повел их к ближайшей баррикаде, на бегу оценивая ход битвы.

Он знал точное местоположение каждого из подчиненных, их огневые возможности и расположение вражеских сил в пределах досягаемости. Информация, собранная его новым глазом, осознавалась усиленным разумом, чтобы дать наиболее точную тактическую оценку событий на поле боя. За считанные секунды он наметил направления атак.

— Сержант Актис, подавите огонь по разрушенному путепроводу на востоке, там у противника тяжелые орудия. Нестор и Терон, держитесь за баррикадами и продолжайте простреливать леса. Пазаний, двигайся вперед и налево. Кроваворожденные скапливаются в развалинах на твоем фронте. Выкури их оттуда и гони на восток, на огненные дуги Актиса. Всем остальным отрядам— поддерживать вспомогательные силы обороны;будьте готовы заткнуть любые бреши.

— Лендрейдеры «Артемис» и «Капиталин», не обращайте внимания на пехоту, — сказал Уриэль, переключая каналы связи. — Цельтесь в боевые танки противника. Заставьте их разделиться.

— А мы? — спросил Брут Киприан, постукивая по значку Ультрамаринов на боку своего болтера. — Мы что, не вступим в бой?

— Нет, Киприан, — сказал Уриэль, рискнув взглянуть поверх баррикады, когда из-за металла послышался свирепый шквал выстрелов. Громоподобные залпы сотрясали холмы, и разящие снаряды взрывались среди почерневших обломков кирпичной кладки и стальной арматуры на восточных склонах. Уриэль увидел, как Пазаний и капеллан Клозель ведут воинов сквозь бурю артиллерийского огня к развалинам, где укрылась полусотенная группировка Кроваворожденных.

— Приближается бронетехника, — сообщил Ливий Адриан, вскидывая на плечо мелтаган. Вражеские танки — оскверненные машины, утыканные железными шипами и истекающие топливом, — громоздились на истерзанном склоне холма, их тяжелые орудия были нацелены на позиции Ультрамаринов.

— Отставить, — сказал Уриэль, увидев группу Кроваворожденных, марширующих рядом с танками. — Возьмемся за пехоту.

Сбитые с первоначального курса огнем тактических отрядов Нестора и Терона, солдаты Кроваворожденных начали наступление, полагаясь на защиту своих тяжелых доспехов. С их стороны это стало роковой ошибкой.

Уриэль видел, как порченый «Леман Русс» взорвался, когда обжигающий лазерный разряд пробил его башню и снес оружие по бокам. Дюжина Кроваворожденных была скошена острыми обломками, и земля содрогнулась, когда два «Носорога» Ультрамаринов прорвались сквозь разрывы в обороне, проделанные артиллерийской перестрелкой, чтобы вступить в бой с вражескими танками. Снаряды с грохотом пролетали и взрывались, но броня сухопутных рейдеров защищала от большинства попаданий.

— Вперед! — крикнул Уриэль. — Мечи Калта! За мной!

Уриэль вскарабкался на баррикаду и прыгнул вперед, сверкнув мечом, который зашипел в черном дожде. Земля под ногами была липкой и скользкой, но с новыми системами, встроенными в глаз, Уриэль обнаружил, что может сохранять равновесие так же легко, как если бы шел по плацу. Огонь штурмболтеров с «Носорогов» хлестал сверху, подавляя врага, в то время как Ультрамарины шли в атаку.

Дождь размыл все силуэты до теней, освещенных стробирующими вспышками выстрелов и взрывов. Горящие танки и цветные вспышки ракетных взрывов освещали неестественные сумерки, но чувства космодесантников четко воспринимали даже это адово пекло. Болтерный огонь уничтожил четырех Кроваворожденных, появившихся из-за горящего танка, и жгучие языки пламени охватили их аръегард. Но человек двадцать Кроваворожденных выжили, чтобы напасть на Ультрамаринов.

Издалека Кроваворожденные казались какой-то безобразной пародией на солдат, но вблизи они были намного, намного хуже. От них разило потом и жиром, изодранные мундиры заскорузли от навоза: они нарочно старались выглядеть как можно омерзительнее. И все же, несмотря на уродливые маски и изгаженную форму, они были смертны. Предупреждение инквизитора Судзаку настраивало на худшее, что могли бросить против них Губительные силы, но эти воины были смертными и хрупкими. Когда явятся демоны, а Уриэль не сомневался, что они явятся, бойня начнется всерьез.

Воин с маской рычащего демона бросился на Уриэля. Зазубренный штык полоснул его, но Уриэль легко блокировал удар, повернув запястье и вонзив меч в горло противника. Он низко развернулся и полоснул клинком по ногам другого, выпрямляясь, чтобы ударить третьего кулаком наотмашь.

Вражеские воины окружили их, но Мечи Калта сражались клином, который с силой врезался в их ряды. Их присутствие было подобно каменной жиле, притягивающей все больше воющих убийц с каждым мгновением.

— Ничего себе толпа! — крикнул Ливий Адриан.

— Просто еще больше тех, кого мне надо убить! — ответил Брут Киприан, сокрушая окровавленное лицо воина рукоятью болтера.

— Да пусть бы их было и побольше, — отозвался Адриан.

— Они получат награду за каждого убитого из нас, — сказал Уриэль.

— А ты откуда знаешь? — спросил Петроний Нерон, грациозно выкашивая мечом Кроваворожденных. Там, где Нерон был художником, Киприан и Адриан сражались без всякого изящества, нанося врагу сокрушительные удары цепными мечами и болтерами.

— Оттуда, что именно это я и сделал бы, будь их командиром, — ответил Уриэль, принявший близко к сердцу последние слова Клозеля.

Селен дрался рядом с Уриэлем, прикрывая короткими очередями из болтеров остальных членов отделения. Мечи Калта действовали как один, продвигаясь вперед и убивая всех на своем пути с мрачной эффективностью. Уриэль потерял счет тому, сколько вражеских солдат он убил, его меч покраснел от рукояти до последнего зубца. Линия обороны держалась, и Кроваворожденные вели с воинами Уриэля бой на уничтожение.

Гулкие взрывы эхом отдавались по бокам отсека, когда взрывались вражеские машины, снятые Опустошителями Актиса или мощными орудиями лэндрейдеров. Горячий ветер дул через пещерный отсек, воняя горелым металлом и паленым мясом. В густом дыму почти ничего было не разобрать. Ход сражения менялся, и Уриэль почувствовал, что воля Кроваворожденных,рвавшихся в зубья обороны Ультрамаринов, ослабевает с каждой секундой.

— Древний! — закричал он. — Подними знамя повыше!

Пелейкивнул и вложил пистолет в ножны, высоко подняв ротный штандарт обеими руками, чтобы его видели все защитники. Даже под темным дождем знамя 4-й армии вспыхнуло в свете костра, и при виде его со стороны сил ауксилии раздались громкие возгласы радости. В перерыве между стычками Уриэль оглянулся через плечо, обрадованный тем, что ряды смертных солдат снова заняли позиции и открыли огонь по врагу с обычным усердием.

Огромный огненный шар поднялся из руин на востоке. Уриэль видел, как горящие тела падали с разрушенных башен и крепостных валов. Над ним, на склоне холма, Кроваворожденные отступали из леса на дорогу. Позади них Пазаний, Клозель и Поджигатели заняли огневые позиции на опушке леса и, тщательно целясь, отстреливали врагов. Тех осталось немного: воины Пазания загнали Кроваворожденных в сектора Терона и Нестора, и под испепеляющим огнем с флангов мало кто остался в живых.

— Враг отступает! — крикнул Нерон.

— Будем преследовать? — спросил Адриан со страстью в голосе.

Уриэль горячо желал покончить с противником, воспользовавшись случаем, чтобы выгнать его с Калта раз и навсегда, но Кодекс Астартес не одобрял безрассудное преследование. Во всяком случае, вопрос ушел с повестки дня из-за того, что появилось над грубой крепостной стеной в конце ущелья Четырех Долин.

Множество механизированных машин-киборгов, вооруженных вращающимися цепными клинками, тяжелыми орудиями калибра и защищенных толстыми пластинами брони. Кошмарные завывания скрап-кода вырывались из расщепленных аугмиттеров, прикрепленных к их груди и головам. Отвратительная смесь органических и механических частей, оживленных демонической волей в адское живое оружие, двигалась, как стая стрекочущих многоногих насекомых.

Это была та самая демоническая угроза, о которой предупреждала его Судзаку.

Подобно нашествию саранчи, они тысячами устремились к Ультрамаринам.

***

Хонсю натянул через голову ремни безопасности и зафиксировал их с жестким щелчком металла о металл. Ему не нравилось быть запертым в эту... штуку, особенно когда Кадарас Грендель еще не снял доспехи, но он был командиром, а дело командира — вести за собой. Железные Воины последовали его примеру, и через несколько мгновений вокруг выстроились сорок лучших бойцов. Ему не нравилось идти в бой заключенным в длинную металлическую трубу, но он решил, что это ничем не отличается от абордажной торпеды или штурмовой капсулы. Да и Железные Воины были не одиноки, потому что Танцоры клинка Ксиомагры пришли сюда за тем же.

Грендель и Свежерожденный расположились напротив него, и он кивнул лейтенанту и защитнику, когда они заняли места. Грендель был без шлема, и Хонсю пришлось смотреть на его покрытое шрамами лицо через весь отсек.

— Не по душе мне это, — буркнул он, глядя на Танцоров клинка. — Паршиво уже то, что мы — мальчики на побегушках у М’Кара, да еще и брать с собой этих идиотов!

Хонсю наклонился к нему.

— А ты скажи им это в лицо, — сказал он. — Я бы не рискнул.

Грендель промолчал, вспомнив недавнее унижение от Ксиомагры. По совести, Хонсю тоже не хотелось идти вместе, но места для Танцоров хватало, и их клинки могли пригодиться.

Танцоры клинка молча сидели в задней части отсека, склонив головы и держа перед собой длинные мечи острием вниз. Хонсю подумал, что это небезопасно, учитывая вибрацию и грохот, сопровождающие путешествие, но улыбнулся при мысли о том, что кому-нибудь из воинов Ксиомагры случайно отрубят голову. Он не спускал с них глаз на этот случай.

Он покачал головой и снова уставился перед собой, пока высказывался Свежерожденный.

— Я согласен с Гренделем, но не потому, что не доверяю Танцорам клинка.

— А почему? — спросил Хонсю.

— Мне кажется... неправильно вот так уходить с поля боя. Выходить из битвы, когда исход еще не ясен.

— Опять в тебе говорит Ультрамарин, — засмеялся Грендель.

— Исход боя не имеет значения, — сказал Хонсю. — Во всяком случае, сейчас.

— Ты это о чем? — потребовал Грендель, когда завывающий рев двигателей машины и главных генераторов включился. — Ты же вроде говорил, что, наоборот, эта миссия второстепенна.

— Ну, я врал, — сказал Хонсю, — это вообще надо бы сделать, и чем скорее, тем лучше. Пока Ультрамарины зациклились на этом ущелье, нам следует побывать сам знаешь где.

— И ты знаешь, где это святилище? — спросил Грендель у Свежерожденного.

— Да, — ответил Свежерожденный. — В пещере Драконов. Стены покрыты фресками и мозаикой. Такими... вроде детских рисунков. Там есть каменная стена и потайной ход в другую пещеру за ней. Никто не знает, что она там есть, по крайней мере сейчас.

— Вот так мы его и найдем? — хохотнул Грендель. — Вряд ли это точные координаты, а?

— Это довольно близко, — сказал Хонсю. — Мы спустимся по туннелю в нижние пещеры и выдвинемся оттуда. Посмотри, куда ведет нас судьба.

— Отлично, — огрызнулся Грендель. — А я-то беспокоился, что у тебя нет плана.

— У меня всегда есть план, — ухмыльнулся Хонсю.

Со скрежетом плохо смазанных полозьев и пронзительным воем гидравлики задняя стенка отсека начала подниматься, а по всей его длине замигали красные огоньки, и Хонсю ощутил знакомое возбуждение от миссии с нулевыми шансами на успех. Скулящий, пронзительный визг буровых долот и лазеров, впивающихся в скалу, эхом разнесся по десантному отсеку, когда зарывшаяся в землю боевая машина врубилась в скалу Калта. Далеко за входом в туннель бушевала битва в ущелье Четырех Долин, но Хонсю и его воины не собирались в ней участвовать.

— Пари держу, Обакс Закайо сказал бы, что эта миссия безрассудна и безумна, — крикнул Хонсю, когда отсек затрясся от их падения.

— И был бы прав, — сказал Грендель.

— Может, и прав, — сказал Хонсю. — Но мне она нравится.

ГОЛОСФЕРА засветилась следами вражеских перемещений и дислокации войск, когда магос Локард обрабатывал тысячи сигналов от мириадов авгуров и геодезического оборудования, доступных ему через поверхность «Лекс Тредецимус». Империалис Капитолий был обширной сетью командования и управления, но сеть, созданная Адептус Механикус, была намного больше.

Оснащенные машинами для обнаружения элементов, длин волн и физических явлений, намного превосходящими все, что требуется Имперской Гвардии, ее сенсорные каналы подавили бы неаугментированных стратегов или военных адъютантов. Тридцать многозадачных сервиторов двигались по командному мостику «Лекс Тредецимус», собирая информацию и подавая ее непосредственно в голосферу.

Прямо сейчас Локард следил за передвижением тысяч уродливых преторианских боевых сервиторов, хлынувших через импровизированную крепостную стену Железных Воинов. Хотя многие эмоции, которые смертные принимали как должное, были вытеснены превосходящими логическими способностями, он все еще чувствовал глубокую и горькую ненависть к порченому магосу, который извратил эти совершенные образцы Омниссии.

Лишь осколок некогда могучего огня Бога-Машины тускло мерцал в их прерывистых кошмарах. Паразитическая воля приводила в движение волокнистые связки мышц и оживляла механизированные структуры. То, что когда-то было великолепно и логично сконструировано, превратилось в опасные отклонения, заслуживающие ненависти и, главное, уничтожения.

Локард включил вокс-связь с коммандером Трехо, командиром воинства скитариев, которое он привел на Калт. Развернутые к западу от главного входа в ущелье, они идеально подходили для контратаки.

— Коммандер Трехо, вы видите это?

— Так и есть, магос, — прорычал Трехо; его густой бархатный акцент все еще был заметен даже после обширной аугметической операции на челюсти. — Запрашиваю команду идти в наступление.

— Считайте, что она дана, — сказал Локард. Ему не нужно было добавлять, против какого врага. Ненависть Адептус Механикус к порченым машинам остро ощущалась всеми служителями. — Служи воле Омниссии.

— Есть, — Трехо отключил вокс.

Не успела связь прерваться, как золотые значки скитариев двинулись на восток в сопровождении поддерживающих их боевых сервиторов. Ультрамарины уже сражались с неприятельскими машинами, и как бы сильно Локард ни желал видеть порченые двигатели уничтоженными, уместнее было бы, чтобы они пали от руки праведного слуги Бога-Машины.

Не было никого более основательного в праведной мести, чем Трехо. На голосфере вспыхнул предупреждающий значок повышенной сейсмической активности, и Локард провел по дисплею рукой с включенным осязанием, выводя показания на передний план. В скале регулярно вспыхивали вспышки энергии. Само по себе это не было необычно, особенно на планете, изобилующей пещерами и туннелями, но показания были неестественно правильными для перемещений во время боя.

Быстрыми жестами магос уточнял параметры поиска сейсморазведчиков, отфильтровывая локальные смещения тектонических плит и удары тяжелой артиллерии. Пять следов двигались из туннеля на дальней стороне ущелья, и этому могло быть только одно объяснение.

— Идентификация, — сказал он, прогоняя сейсмические следы и анализ вибрации через логические двигатели «Лекс Тредецимус». — Погрешность была не более десяти процентов.

Как и предполагал Локард, ответ не заставил себя долго ждать: следы были настолько ясны, что он даже не нуждался в когитаторах, чтобы понять, на что смотрит.

В голосфере открылось новое окно, заполненное светящимся изображением, которое медленно вращалось в трех измерениях. Длинный и цилиндрический, он был весь изогнут и зазубрен, как злобный подводный хищник с коническим рылом.

Он отпустил стекло щелчком пальцев и вызвал призрачное топографическое изображение ущелья Четырех Долин. Подразделения Калтской ауксилии обозначались белыми символами, Ультрамарины —синими, а силы Адептус Механикус — золотыми. Локард назначил Гвардии Ворона зеленые значки, но по непонятным ему причинам они не появлялись на голосфере. Его заинтересовала одинокая серебряная иконка инквизитора Судзаку, движущаяся от Кастра Меридем к линии фронта.

Сейсмические следы уходили все дальше в глубь земной коры, но Локард знал, что это ненадолго. Его пальцы танцевали в воздухе, когда он вводил множество вероятных сценариев и моделей движения, основанных на плотности горных пород ущелья Четырех Долин.

— Спроецируйте вероятные точки появления, основываясь на текущей траектории входящих следов, — прошептал он. — Вопрос: где они собираются всплыть?

***

Мерцающий свет освещал ужас машин смерти, страшные маски одержимых демонами преторианцев и мерзость их мутантной плоти. Органические и искусственные компоненты смешались в гротескном слиянии, напомнившем Уриэлю о гангренозных ранах.

Черный ливень не прекращался, и земля превратилась в трясину, каждый шаг по которой давался с трудом. Сотни тел лежали в застывших лужах маслянистого дождя, а грязь была скользкой от крови после резни. Над головой прогремел гром, и видимость сократилась менее чем до ста метров. Дрожащие фигуры двигались в тени, охотясь на стаи переоборудованных сервиторов, вооруженных электрошокерами и электрическими ножницами, которые потрескивали и шипели под дождем. Другие стреляли из грохочущего оружия, похожего на заклепочные ружья, а большинство было вооружено лазганами, изрыгавшими заикающиеся вспышки свирепой энергии.

Демонические машины рыскали по руинам и горящим лесам ущелья Четырех Долин, снуя между укрытиями, когда они приближались к имперским линиям. Сотни из них валялись на грязной земле; бронированные тела разлетелись вдребезги от артиллерийских снарядов, упавших в опасной близости от имперских линий, но еще сотни летели вперед в безумной спешке.

«Носороги» выплюнули болтерные снаряды в сторону врага, и оба лендрейдера продолжали сражаться, несмотря на тяжелые повреждения. Их броня была побита и обожжена, «Артемида» хромала на поврежденной гусенице, а «Капиталин» потерял один из боковых спонсонов. Оба все еще были на ходу, но их боеприпасы и энергия были истощены до предела.

Демонические двигатели разбивались о линии Ультрамаринов в буре клинков и машинных проклятий. Взрывы, выстрелы и кровожадный механический вой сливались в ужасный, протяжный крик вечной ненависти.

Уриэль пронзил мечом то немногое, что осталось от порченого боевого сервитора, пролив мерзкий ихор, смердящий машинным маслом и тухлой кровью. Машина взвизгнула от резкого всплеска боли и рухнула, ее сильно распухшие конечности обмякли. Взрыв и нестройный всплеск статики дальше по линии Ультрамаринов возвестили о смерти еще одной машины. Уриэлю не нужно было видеть значки статуса на краю визора, чтобы понять, что Ультрамарины тоже умирают. Мечи Калта сражались болтерами, оружие ближнего боя покоилось в ножнах: скоординированные залпы болтерного огня — единственное, что могло вывести из строя эти чудовищные двигатели. Благодаря тяжелой броне они могли выдержать невероятное количество попаданий, прежде чем упасть.

— Берегись! — крикнул апотекарий Селен, когда вопящая стая неуклюжих жукоподобных машин вырвалась из-под того, что было адской гончей, а теперь превратилось в пылающую развалину. Их панцири блестели от дождя, а акульи головы в форме пуль были обшиты зазубренным металлом.

Древний Пелей поднял болтер и сделал два быстрых выстрела в забрало ближайшей демонической машины; та беззвучно рухнула. Киприан и Селен атаковали следующую, стреляя непрерывными очередями в ее корпус, пока броня не прогнулась и масс-реактивные снаряды не разрезали ее надвое. Третья упала, сраженная из мелтагана Адриана, и Уриэль разрядил болт-пистолет в четвертую. Она пошатнулась, но продолжала приближаться, ее корпус превратился в массу кровавых кратеров там, где взорвались болты. Еще три выживших порченых машины добрались до Ультрамаринов, и Нерон мгновенно выхватил меч.

Демонические машины столкнулись с Мечами Калта, и Ливия Адриана сбило с ног сокрушительным взмахом громоздкой серворуки с бензопилой. От его доспехов оранжевым веером полетели искры, когда зубья вонзились ему в грудь, но прежде чем тварь успела пронзить его, Брут Киприан выстрелом разорвал ее на части.

Петроний Нерон нырнул под размахивающие конечности, казалось, предвидя каждое движение противника, когда тот протаранил клинком узкую щель в его броне. Он повернул клинок, и чудовище упало с придушенным криком. Адриан перекатился на спину и испарил визжащую машину выстрелом из мелтагана.

Киприан помог ему подняться, а вокруг них кружилась битва. Уриэль и Нерон приблизились к чудовищу с оскаленной волчьей мордой, его серебряная маска оживлял зловещий свет. Ничем не сдерживаемая жажда крови горела в красных глазах, и враг завывал механическим гудком, совершенно нечеловеческим в своей злобе.

— Слева, — сказал Нерон, и Уриэль прислушался. Он нанес удар пневматическим молотком, и Уриэль нырнул под удар, перекатившись на ноги и рубанув мечом по кабелям, соединяющим кулак с потрескивающими генераторами на спине. Нерон отразил размашистый удар множества огромных ножниц и вонзил свой меч в мягкую ткань под плечом монстра. Его клинок рванулся вверх и наружу, разрезая обшитые металлом сухожилия руки. Демоническая машина безвольно завалилась на бок, попытавшись пнуть Нерона шипастой ногой.

Мечник отскочил в сторону, и Уриэль, воспользовавшись тем, что врага отвлекли, прыгнул на панцирь демона-машины. Тот дернулся, норовя сбросить его, но Уриэль ухватился за рогатый хребет и опустил клинок вниз, одним ударом рассекая демона от черепной коробки до ключицы. Чудовище шлепнулось рылом в грязь, и Уриэль успел отскочить прежде, чем оно опрокинулось. Нерон посмотрел на него и покачал головой.

— Рискованный маневр, — сказал он. — А если бы он покатился вместе с тобой, когда упал? Тебя бы раздавило и проткнуло насквозь.

Уриэль кивнул и сказал:

— Знаю, но он подох, и это главное.

Он перегруппировался вместе со своим отделением, довольный тем, что все выдержали атаку относительно невредимыми. Даже Ливий Адриан был ранен не очень серьезно, хотя кровь слабо сочилась из пробоины в его пластроне. Остальные члены командного отделения, забрызганные грязью, были великолепны в своей решимости. Хотя черный дождь не прекращался с самого начала сражения, ткань знамени 4-й роты не была осквернена ни единым пятном.

Десять воинов-Ультрамаринов ранены, трое из них — настолько серьезно, что не смогут сражаться. Их линия удержала первую волну демонических машин, но, глядя в наполненное дождем и молниями ущелье, Уриэль увидел, что они готовятся к новой атаке.

— Они скоро вернутся, — сказал Нерон, озвучив его мысли, и взмахнул клинком, чтобы расслабить мышцы плеча.

— Пусть идут, — ответил Киприан, стукнув кулаком по ладони, — я не откажусь от боя, достойного моей силы. Кроваворожденные — это как-то неспортивно. Спасибо примарху, но все же…

— Даже тебе придется нелегко с этими гадами, — сказал Адриан, вставляя новую силовую ячейку в мелтаган. — Спорим?

— Нет. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то оторвал тебе голову только затем, чтобы доказать мою правоту.

— Пусть только попробуют, — предупредил Киприан.

— Никто тебе голову не оторвет, Киприан, — произнес чей-то голос. — У тебя же нет шеи, чтобы ее оторвать.

Уриэль узнал голос и улыбнулся, глядя, как Пазаний ведет Поджигателей рядом с Мечами Калта. Тактическое отделение Нестора заняло позицию слева от Уриэля, а капеллан Клозель повел отделение Пазания на позицию справа. Воины его друга были потрепаны в битвах с Кроваворожденными и демоническими машинами. Никто не погиб, но все щеголяли впечатляющими ранениями, полученными отнюдь не на прогулке.

— Хорошо, что ты с нами, — сказал Уриэль, удивляясь, как сильно ему не хватало Пазания рядом в битве. Каким бы спаянным боевым подразделением ни были Мечи Калта, у них не было той многолетней дружбы, которая связывала Уриэля и Пазания.

— Я нужен тебе здесь, — сказал Пазаний. — Тебе не хватает моих приземленных мудрых советов. В конце концов, это то же самое, что почетная гвардия. Сержанты здесь действительно всем заправляют, а? Скажешь, нет, Нестор?

Сержант Нестор кивнул и ответил:

— Как скажешь, сержант Пазаний.

Пазаний указал на покрытую воронками от снарядов пустошь и сказал:

— Похоже, именно здесь они нанесут нам самый сильный удар, когда придут снова, так что я собрал немного помощи.

Между «Носорогами» маршировали три громадных бронированных чудовища из керамита, стали и плоти, с целым арсеналом смертоносного оружия в могучих кулаках.

— Я привел дредноутов, — сказал Пазаний.

Дредноуты 4-й роты выполняли в сраженях роль огневой поддержки ближнего боя, но можно было не сомневаться: этот бой очень быстро станет ближним. Присутствие древней силы дредноутов в рядах воинов укрепило решимость и мужество каждого, кто сражался в их тени.

Когда-то 4-я рота могла похвастаться четырьмя дредноутами, но брат Барк погиб на Эспандоре, защищая Коринф. Его смерть была тяжелым ударом, ибо он верно служил Ордену почти тысячу лет и нес в сердцах мудрость и мужество, которых не было, наверное, больше ни у кого.

Рядом с братом Сперитасом и братом Зетом космодесантники казались карликами; их бронированные саркофаги были украшены золотыми лаврами, изображениями латных перчаток и символами Ультрамаринов, выполненными из сверкающего кварца. Оба сменили привычное оружие на предназначенное для ближнего боя. На одном кулаке Сперитас держал огромный огнемет, сопло его горелки мерцало голубым огнем, а на другом — потрескивающий пневматический молот, способный за считанные секунды пробить путь сквозь метры адамантия.

Зет, всегда бывший более тонким воином, поднял потрескивающий энергетический кулак и штурмовую пушку.

Оба дредноута сражались плечом к плечу с Уриэлем в кампании на Павонисе, но он никогда не знал их при жизни. Зато последнего дредноута 4-й роты Уриэль знал уже много лет.

Технодесантник Харк был смертельно ранен на Павонисе, но его мрачная воля к жизни привела к тому, что искалеченное тело поместили в стазис и вернули на Макрагг, где ему была оказана честь быть погребенным в одной из самых священных реликвий Ордена. Его кузница была восстановлена на Макрагге, и одну руку заменили многофункциональной серворукой, оснащенной смертоносными сверлами и энергетическими резаками.

— Брат Харк, — сказал Уриэль с поклоном. — Вы оказываете нам честь своим присутствием.

— Слишком давно я не сражался вместе с боевыми братьями, — сказал Харк, проходя мимо Уриэля, чтобы занять место в шеренге. Уриэль смотрел ему вслед.

— Разговорчив, как всегда, — сказал Пазаний.

— Харк никогда не был общительным, — сказал Уриэль. — И когда он служил в 4-й во плоти, тоже.

— Похоже, погребение его не изменило, — заметил Пазаний.

— Верно, но я ценю его не за общительность, — сказал Уриэль.

— Вот-вот. Этот сверлильный рычаг выглядит очень удобным, — сказал Пазаний. — А плазменная пушка нанесет изрядный урон.

Уриэль смотрел на руины и выжженные пустоши ущелья, а из-за стены, которую построили Железные Воины, доносился сводящий с ума барабанный бой. Ее строители не сидели сложа руки во время боевых действий. Выросли новые бастионы и редуты, и усиленным зрением Уриэль видел, что бастион выступает из устья туннеля, поглощая все больше драгоценной земли Калта.

Желчь и гнев подступили к горлу Уриэля при виде разоренной планеты, которую он наивно считал защищенной от любых нападений. Почерневшие от огня руины плакали черными слезами из разбитых окон, а горящие леса выбрасывали снопы искр, когда демонические машины вырывались из-за деревьев. В тот же миг на крепостном валу появилась линия знамен, а из ворот ринулась толпа Кроваворожденных.

Земля содрогнулась от басовитого грохота, похожего на первые толчки сильного землетрясения, и Уриэль вцепился в выхлопную трубу соседнего «Носорога», чтобы не упасть. Воины обеспокоенно огляделись вокруг, бросая тревожные взгляды на потолок пещеры, когда осколки камня и пыль посыпались вниз. Подземные толчки нередко случались на Калте, но ритмичный гул и глубокая вибрация указывали, что землетрясение не было естественным.

— Жиллиман, защити нас! — прошептал Брут Киприан, и Уриэль увидел огромную тень Черной Базилики, нависшую над стенами; ее колоссальная громада была темнее самой мрачной ночи. Над головами по дуге проносились снаряды тех немногих артиллерийских орудий ауксилии, которые пережили магическую атаку, но вспышки малиновых молний вспыхивали с каждым ударом и уничтожали каждую боеголовку, не давая ей разорваться. Грянула лобовая пушка, и стометровый участок оборонительной линии исчез в пылающем огненном цунами.

Вокс-бусина в ухе чирикнула, и Уриэль узнал значок шестеренки магоса Локарда на своем забрале. Значок сообщения яростно замигал красным, и он открыл ссылку.

— Магос, — сказал он, — сейчас не время.

— Капитан Вентрис, я должен сообщить вам, что пять вражеских боевых машин прямо сейчас прокладывают туннели под вашей позицией, — сказал Локард. — По моим прогнозам, они появятся примерно в трехстах метрах позади вашего текущего местоположения. Я не могу различить их полезную нагрузку, но по соотношению веса и скорости я подозреваю предателей-астартес.

— Еще этого не хватало! Мало нам одного сражения, — выругался Уриэль.

— Я отправил скитариев коммандера Трехо к вам, — сказал Локард. — Они сейчас будут у вас.

— Понятно. — Вентрис отключился, повернулся и сказал: — Ультрамарины! Отряды ауксилии отступают на двести пятьдесят метров и следят за появлением подземных транспортов в тыловых эшелонах. Остальные сохраняют позицию и готовятся к бою. Отвага и честь!

И началась резня.


Часть 3
ОРДЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ ГОТОВ

ГЛАВА 16



Хотя артиллерия палила без передышки, а войска ауксилии огнем с флангов уничтожали сотни врагов, остановить атаку Кроваворожденных и демонических машин было невозможно. Напав с дисциплинированной точностью, вражеское воинство врезалось в ряды Ультрамаринов с раскатами грома в такт барабанному бою. 4-я рота приготовилась отразить атаку, и ее линия изогнулась назад, как туго натянутая тетива.

Лающие ружья, визжащие пилы и потрескивающие силовые клинки освещали поле боя неверным мерцанием, как сварочные горелки на корабельной верфи. С пронзительными криками и завываниями демонические двигатели прокладывали путь через центр линии, разбрасывая в стороны людей, как соломенных кукол. Каждый прорыв блокировали боевые резервы — таран щитоносных ветеранов, которые маршировали на острие атаки со стоическим мужеством.

Из множества орудий, установленных на Черной Базилике, по всей линии фронта прокатился сокрушительный огонь грохочущих автоматических пушек, разрывных снарядов и пляшущих силовых молний; стена адского пламени вырвалась из земли подобно огромному занавесу, с равным успехом испепеляя броню и плоть. Черный левиафан полз вперед с неумолимой, скрежещущей неизбежностью, и гулкий рокот гусениц раскалывал воздух по мере приближения к дуге крепостных стен.

Кроваворожденные сновали в гуще боя, как муравьи под ногами дерущихся великанов. Смертным нечего было и надеяться одолеть Ультрамаринов за счет мастерства или силы, но они толпились вокруг них, как гончие вокруг медведя, надеясь подавить численным превосходством.

И, похоже, это срабатывало.

Уриэль держал Ультрамаринов вместе перед лицом бури клинков и демонической ярости, но в конечном счете мало что можно было сделать, чтобы остановить жаждущую крови волну.

А потом появились скитарии.

Есил Трехо возглавлял скитариев экспедиционных сил магоса Локарда почти десять лет, а до этого еще двадцать два раза поднимался по служебной лестнице. За это время его тело было усилено, заковано в броню и перевооружено тридцать шесть раз. Теперь от прежнего Есила мало что осталось, но его это не смущало. Все, что имело значение, — он стал больше, быстрее, жестче и беспощаднее, чем когда-либо. Трехо с тысячей воинов остановился над скользкими от грязи западными склонами ущелья Четырех Долин перед волной орущих убийц, одетых столь же диковинно, как и все в армии, которую они атаковали: буйство сверкающих пластин, пристегнутых к набухшей мускулатуре, со шкурами и черепами ксеносов, украшающими наплечники доспехов. Каждый был свирепым бойцом, отточившим техническое мастерство и вскормленным, чтобы безупречно отнимать жизни.

На стальной челюсти Трехо выступила пена от алхимического гнева: красный туман берсеркера был связан с жесткой логикой мыслительных процессов воина Механикус. Несмотря на всю свою свирепость, скитарии не были массой бесноватых воинов. К ним присоединились сотни преторианцев — гусеничных боевых сервиторов, вооруженных самым смертоносным оружием, известным марсианским жрецам.

Струи ослепительно горящего прометия хлестали врага по флангам, оставляя страшные ожоги на телах Кроваворожденных. Из ранцев выдвинулись знамена, а навстречу врагу опустился целый лес орудий, сочетавших в себе плазменное оружие, вращающиеся пушки и лазерные копья. Активированные сечи и топоры сверкали синим светом, а имплантированные высокоэнергетические лучеметы создавали ураган энергии и твердых пуль, разрывая Кроваворожденных в смертоносной буре.

Внезапная атака потеснила врага, но Кроваворожденные были обученными солдатами во главе с хладнокровными офицерами, и они перестроили фланги, чтобы отразить следующую атаку, с похвальной скоростью. И все же они двигались недостаточно быстро, и повышенная тактическая проницательность Трехо сразу же обнаружила их слабое место. Трехо не нужно было отдавать приказы; нейронная командная единица связала его разум с кортикальной подсетью каждого бойца в его войске, и самые свирепые из них плавно образовали смертоносный наконечник копья за мгновение до того, как врезаться в массу врага.

Дозаторы стимуляторов и адреналовые шунты наполняли их тела летучим химическим коктейлем, повышая агрессивность и скорость рефлексов почти до уровня Адептус Астартес. Визжащие клинки пронзали Кроваворожденных, когда с ними в рукопашной сшиблись силы скитариев — механизированное воинство, которое убивало без жалости, без страха и без устали. Клин скитариев глубоко врезался в Кроваворожденных, бой превратился в бурлящую массу тысячи бездн, которые перемалывали друг друга с помощью механизированного оружия, необузданной свирепости и клинической точности.

Грязь засасывала и липла к ногам, дождь омывал кровью; Трехо бросился в массу вражеских воинов — лазерные выстрелы шлепали по его броне, болтерный снаряд рикошетом отскочил от челюсти. Он издал лающий смешок, резкий и безжалостный, когда приземлился среди них.

Трехо врезался лицом в стальной маске в ближайшего солдата Кроваворожденных, размозжив ему череп, попутно застрелив еще троих из наплечного плазменного пистолета. Его меч пронзил грудь еще одного, когда вооруженная рука с ревом сбила очередную пригоршню разрывных пуль. Он испустил пронзительный вой, прорубаясь все глубже во вражеские ряды, его преторианский эскорт пылал быстрыми потоками снарядов, разбрасывая вражеских воинов во все стороны. Дозатор на другом плече выкашлял горсть гранат над головами врагов перед ним, и он увидел, как пара демонических двигателей исчезла в облаке раскаленного добела огня. Слезящиеся от дождя порывы темной энергии взметнулись ввысь, и Трехо наслаждался их гибелью так же остро, как оплакивал разложение и потерю некогда гордых механизмов. Вокруг него бушевало кровопролитие; специальные зрительные имплантаты позволяли подмечать все, и Трехо знал, что его подопечный вырвал кровоточащий кусок у врага. Он поморщился от вульгарности собственной биологической метафоры. Кроваворожденные бежали перед ним, топча друг друга в спешке, чтобы оказаться подальше от его окровавленной славы. Он рассмеялся резким скрипучим смехом им вслед. Мерзкая машинная струя порченого двоичного кода заставила его крутануться, когда сенсорная сфера зарегистрировала присутствие трех демонических двигателей сзади.

Двое из его преторианцев взорвались, а третий был разрублен надвое цепным клинком длиной в два человеческих роста. За ним вздыбился титанический демонический двигатель четырехметровой высоты, выполненный в виде гигантского металлического скорпиона. Его хвост хлестнул по спине, и Трехо взмахнул мечом вверх как раз вовремя, чтобы блокировать нисходящий удар его молниеносного жала. Его клинок выплюнул яркие искры и шквал разрядов.

Наплечный пистолет Трехо всадил во внутренности демонической машины заряд плазмы, и петляющая спираль из деталей и кабелей вывалилась наружу месивом прижженного металла и пластика. Машине, казалось, было все равно, а другая машина ударила его металлической ногой в бок. Трехо почувствовал, как трескаются вдребезги его укрепленные ребра. Антиболевые бальзамы хлынули в его организм — недостаточно быстро, чтобы избавить от агонии зазубренного металла, пробившего пластиловое легкое, но вполне, чтобы удержать его на ногах. Он откатился в сторону, заметив, что приближается третья машина, и выругался, когда внутренние тепловые датчики показали, что плазменная пушка еще не настолько остыла, чтобы стрелять.

— К черту, — сказал он и выпустил продолжительную очередь.

Машина испустила механическую предсмертную двоичную мешанину кода, когда четыре раскаленных до синевы дротика пронзили ее корпус. Из плазменного пистолета вырвался обжигающий пар, и три его витка взорвались, окатив плечо раскаленной плазмой. Броня расплавилась от невыносимого жара, и Трехо, пошатываясь, попятился от наступающих машин.

Яростный шквал выстрелов разнес демоническую машину, и Трехо вздрогнул, когда горящий кусок шрапнели рассек ему кожу на лбу. Кровь залила ему глаза; пламя выстрелов окутало гигантский двигатель «скорпиона», взревевшего с демонической яростью. Из бронированного панциря полетели искры, но это только усилило бешенство врага.

Трехо попятился и вдруг почувствовал чье-то присутствие рядом. Только мгновенное чтение имперской биометрии удержало его от того, чтобы рубануть мечом. Он вытер кровь с глаз: к нему подошла женщина в темной штормовке, длинные полы которой развевались на ветру так, что казались плащом из полуночного бархата. Ее белоснежные волосы за спиной трепал завывающий ветер, порожденный неестественными штормами, вызванными врагом.

Штурмовики окружили ее с флангов, стреляя в демоническую машину имплантированным оружием, по меньшей мере равным вооружению скитариев Трехо. Тот не распознал знаки отличия на их наплечниках, но многоспектральные трансплантаты в глазах считали невидимые электу под кожей женщины.

— Инквизиция, — прорычал он.

Она расслышала его даже сквозь гром, барабаны и дождь, встретив его аугметический взгляд ледяными голубыми глазами, полными сдержанной силы. Она произнесла одно-единственное слово, которое заставило Трехо вздрогнуть: «Маллеус».

Взяв посох из слоновой кости с зелеными прожилками, похожими на мраморные, она указала им на демонические машины.

— Держи их подальше от меня, — сказала она. — Это облегчит вам работу.

Трехо включил механизм имплантированной пушки и кивнул, не желая разговаривать с агентом священного Ордоса сверх необходимости. Он вызвал еще больше преторианцев и скитариев-хускарлов с потоком кратких данных, а тем временем двое штурмовиков приволокли к женщине в петлях из колючей проволоки пару культистов.

Закутанные в одеяния, подпоясанные узловатыми серебряными шнурами, они стояли с непокрытыми головами и распевали. Дождь стекал по их выбритым черепам и запрокинутым лицам, как черные слезы. Трехо увидел, что их глаза были зашиты и запечатаны лазерным ожогом, а ошейники из хладного железа потрескивали и шипели от скованной энергии.

Он невольно попятился, когда петли вырвались из рук штурмовиков, и рот его наполнился едкий слюной с металлическим привкусом. Он сплюнул, не избавившись от привкуса, и послал своим воинам закодированный приказ держаться подальше от ведьмы.

Существо-скорпион нависло над инквизитором, но она и бровью не повела, зато бросила быстрый взгляд на Трехо, когда ее посох вспыхнул эфирным огнем.

— Лучше отойди подальше, — сказала она, и ее глаза наполнились голубым сиянием. — Это будет не очень красиво.

***

Огромные гейзеры расплавленной земли, извергающиеся в небо, возвестили о появлении буровых установок, о которых предупреждал Локард. Уриэль ощутил громовые толчки от их неудержимого проникновения в землю, но когда они прорвались, все же опешил от их жестокости. Как от титанических артиллерийских ударов, земля вздымалась и ворочалась, прежде чем наконец провалиться, когда опорный камень размололо в порошок.

Столб камней и пыли, как из пушки, вырвался наружу, и четыре конических рыла появились из-под земли, сплющив ударной волной все на добрую сотню метров во всех направлениях. То, что было ближе к Уриэлю, пробилось прямо сквозь горящую станцию снабжения; его железная шкура почернела, покрылась вмятинами и царапинами после путешествия под землей. Перегретый пар вырвался обжигающими струями из его боков, обварив насмерть тех, кому не повезло оказаться слишком близко.

Машина-бур встала на дыбы, как ракета, пущенная из подземного бункера, разбрасывая комья камня, грязи и пыли, и накренилась, точно башня с проваливающимся фундаментом. Она шатнулась, пытаясь удержать равновесие, но начала падение — медленно и безжалостно, и наконец врезалась в землю с зубодробительным скрежетом и грохотом металла о камень, разрушив своей массой огромную станцию снабжения.

— Быстрее! — крикнул Уриэль. — Пока они не высадились!

С появлением скитариев Ультрамарины повернулись навстречу новой угрозе. Оставив символический отряд космодесантников, чтобы поддержать солдат ауксилии, Уриэль повел Мечей Калта и Поджигателей к туннелю. Грохочущие залпы орудий Черной Базилики пробивали огромные бреши в линии обороны, а ее главное орудие молотило по стенам Западной Кастры смертоносными бомбардировками, которые уже сравняли с землей часть стены и грозили вскоре превратить всю крепость в руины. «Лекс Тредецимус» еще не вступил в бой, но Уриэль не удивился. Механикус не желали бросать такие ценные технические средства в бой без подавляющей поддержки, а Локард, несмотря на сотрудничество с Ультрадесантом, оставался прежде всего жрецом Марса.

Дождь очистил воздух, и Уриэль внутренне сжался при виде черно-желтых шевронов, проступивших на переднем крае сквозь облака пара. Ошибки быть не могло: эта жестокая и практичная символика принадлежала Железным Воинам, и Уриэля охватило предчувствие, что ему снова суждено встретиться лицом к лицу с Хонсю.

Один из буров взорвался, когда особенно удачный залп бронебойных снарядов пробил его броню и разнес ее изнутри на куски. Сжатый воздух внутри вспыхнул и испарил всех, кто был в буре, в бушующем огненном шторме, после которого осталось лишь пепел и обугленные кости.

Противоштурмовые двери с глухим стуком разлетелись вдребезги, и к обломкам на земле протянулись пандусы развертывания. Серия взрывов лазерного огня покрыла волдырями бок бура, и ракета взорвалась, ударившись о его бронированные пластины. Рота ауксилии была ближе, чем Ультрамарины, и капитан в белом плаще и бронзовом нагруднике повел отряд солдат в синих куртках по трапу навстречу захватчикам.

Штурмовые пусковые установки дали залп, и по рампе со свистом пронеслись осколочные очереди. Первым пал капитан — его разорвало в клочья, а вместе с ним погибло еще человек десять. От вторичной волны взрывов пала еще половина роты; остальные вынуждены были отступить под градом выстрелов из автоматических орудийных башен. Отряды вражеской пехоты высыпали из недр подземного транспорта, но это были не Железные Воины. Другие предатели-астартес и наемники-ксеносы бежали врассыпную по земле Калта, стреляя из такого разнородного оружия, какого Уриэль никогда не видел. Он опознал хищных наемников-крутов и еще больше Кроваворожденных, но возглавляли атаку воины по меньшей мере двух орденов павших Астартес.

— Милость Императора, — процедил Ливий Адриан, увидев их, — глазам своим не верю.

Первыми по трапу спустились воины в кроваво-красных доспехах тех же берсеркеров, с которыми они сражались на Таренте. Архивы библиариума идентифицировали их как Собирателей Черепов — орден отступников, последний раз виденный в окрестностях Вурдалачьих звезд. Когти Лорека в своих полосатых тигровых доспехах двинулись за ними, стреляя в обороняющихся солдат ауксилии. Смертоносно точный болтерный огонь превращал людей в развороченные мешки с кровью, и берсеркеры Кровавого Бога набирали полные пригоршни внутренностей, пробегая мимо останков.

— Император оставил их, — прорычал Брут Киприан, поднимая болтер и со стуком вставляя новую обойму. — И не говорите мне о милосердии.

Воины Уриэля жаждали битвы, но, наводя прицел на ведущего берсеркера, он уже знал, что эта атака бессмысленна. Космодесантники знали толк как раз в таком виде ударной тактики, как внезапные, разрушительные молниеносные атаки, но зачем же бросать в них всякую шваль вроде наемников-крутов?

Не время было задавать вопросы, и он спустил курок. Один из берсеркеров упал со сбитым с головы шлемом, но больше Уриэлю стрелять не пришлось.

Берсеркеры обрушились на обороняющуюся ауксилию, как на детей, в неистовстве рубящих клинков бешеного потока убийц. Это была не битва, а бойня. Оружие, которое солдаты ауксилии применяли в ближнем бою, не пробивало доспехи Собирателей Черепов, пусть побитые, помятые и плохо ухоженные. Ревущие цепные топоры с одинаковым ликованием отсекали смертным руки, пронзали грудины и вырывали позвоночники. Хлестала кровь; из вспоротых животов на землю вываливались внутренности, распространяя тошнотворный запах вскрытых кишок.

— Отделения, приготовиться к стрельбе, — скомандовал Уриэль.

— Капитан, — предупредил Петроний Нерон, — риск сопутствующего ущерба очень высок.

— Я знаю, — ответил Уриэль. — Но войска, вступившие в бой с Собирателями Черепов, уже потеряны. Смерть от наших рук будет для них благословением.

Нерон кивнул и крепко прижал болтер к плечу.

— Рота, огонь! — крикнул Уриэль, и стена болтерного огня обрушилась на продолжающуюся бойню. Горстка берсеркеров упала, как и многие защитники Калта. Уриэлю было больно отдавать такой приказ. Вся его жизнь была посвящена защите человечества, но он сказал Нерону правду: это была гораздо более легкая смерть, чем та, которой угрожали берсеркеры.

Мечи Калта устремились к выжившим врагам, когда наемники-ксеносы начали рассредоточиваться, а Когти Лорека направились в руины.

Пазаний подбежал к Уриэлю; черный дождь струился по тусклому металлу его руки. Бак его огнемета помяло попаданиями пуль, а сопло горелки стало липким от масла, темной крови и осколков костей.

— Ты хочешь задействовать Поджигателей? — спросил Пазаний.

— Я хочу, чтобы вы с Клозелем закрепились справа, — сказал Уриэль. — Держите этих крутов на мушке. Если мы потеряем их из виду, придется постоянно оглядываться через плечо.

— Есть, — ответил Пазаний и помчался, подняв кулак на высоту плеч, чтобы собрать отделение.

Уриэль повернулся к знаменосцу.

— Древний, проследи, чтобы ни один из этих подонков не приблизился к Знамени, — сказал он.

— Не посмеют, пока я дышу, — заверил его Пелей. Уриэль кивнул.

— За мной, — сказал он.

***

Раб по имени Гунн работал цепью с магазином, таща ржавый блок и снасти, чтобы поднять еще один ящик снарядов для пушки Гатлинга на правом борту Черной Базилики. Сгорбленная спина и сильно вздутые мышцы плеч придавали ему что-то обезьянье; телосложение не позволяло ему драться на передовой, но делало отменным заряжающим для демонических орудий. Он с удовольствием выполнял задание, чтобы отомстить Империуму, изгнавшему его как мутанта; Гунн хотел только одного — увидеть, как он сгорит. Его тело было чрезвычайно непропорциональным, скрюченным и неуклюжим, но невероятно мощным и усиленным мышечными ускорителями и шипящим пневматическим ремнем безопасности.

Прошло уже столько времени с тех пор, как он сбежал с виселицы перед храмом Исповедника Малахая, что он не помнил, как долго служил в армииВечных сил. Помнил долгий полет в дикие дебри своего родного мира и лай охотников — а больше ничего, кроме их мстительных воплей, переходящих в ужасные крики, когда Звездные воины спустились с небес, чтобы убивать.

Он тоже едва не погиб, но один из Звездных воинов нашел ему применение, и он служил им с абсолютной преданностью с того самого дня, как они превратили его родной мир в дымящуюся пустошь. Его старое имя можно было сбросить, как больную кожу, потому что оно было имперским. Его хозяева не снизошли до того, чтобы дать ему другое, и называли его просто «оружейным рабом». На их гортанном наречии вторая часть его имени звучала как рабская кличка, и она стала его новой личностью, которую он принял с извращенной гордостью.

Закутанный в темную мантию, Гунн шаркающей походкой ходил взад и вперед по верхним валам Черной Базилики. Гул облаков и горячий дождь были благословением для него, гулкое эхо барабанов — звуком безграничной радости. В его обязанности входило обеспечение боеприпасами всех орудий первого эшелона базилики.

Он ухватился уродливыми пальцами за край ящика с боеприпасами и потащил его к почерневшим машинным созданиям, которые были такой же частью орудий, как и любая из его движущихся деталей. Череполицые, что-то бормочущие, они злобно пялились на него, когда он опускал сверкающие ленты снарядов в гремящий кормовой казенник. Каждый снаряд, тронутый богами варпа и служащий орудием возмездия, был длиной с предплечье раба. Затвор захлопнулся, едва не оторвав ему пальцы, и раб ухмыльнулся.

— Не в этот раз, красотка, — пробормотал он беззубым кривым ртом.

Он наполовину хромал, наполовину скользил назад к взрывному щиту, прикрывавшему магазинный желоб в задней части верхнего яруса Базилики. Огромный собор снова пришел в движение, сокрушая землю под собой с неумолимой неизбежностью. Фланговые орудия выли, требуя новых патронов и потрескивая очередями нетерпеливых бинарных шквалов.

Люк в бронированном настиле яруса — противовзрывной щит — был закреплен толстыми болтами и тяжелым запорным колесом. Дверь была так велика, что даже просвещенные астартес, служившие Вечным богам, не могли открыть ее без специального подъемного оборудования. Но для раба открыть дверь было все равно что выдохнуть.

Он распахнул дверь и посмотрел вниз, в темноту внутренних помещений Базилики. Воздух здесь был невыносимо спертым — зловонная смесь застоявшихся масел, кислого молока и горелого мяса. Иные морщились, но раб привык за годы, что служил в команде. Он никогда не задавался вопросом, чем это смердит.

Он услышал приглушенный стук чего-то тяжелого, упавшего на палубу позади, но не обратил внимания. Здесь всегда слышались странные звуки, и не стоило слишком интересоваться их причиной. Кроме того, со скрипом поднимался по шахте лифт с боеприпасами, нагруженный ящиками с медными оболочками, высокоэффективными энергетическими батареями и контейнерами с концентрированным прометием.

Затем он услышал булькающие крики череполицых тварей. Раб обернулся, поворачиваясь всем корпусом, и нахмурился. Все было не так, как положено. Во-первых, орудия на верхнем ярусе не стреляли. Но это-то как раз было понятно.

Воины в черных доспехах, словно ожившие тени, разрезали их сверкающими когтями мерцающего света. Еще больше людей карабкалось по высоким крепостным валам верхнего яруса Базилики. В голове у раба не укладывалось то, что он видел. Как они смогли взобраться по стенам Базилики? Это было невозможно — не в последнюю очередь из-за того, что ее бока были покрыты волдырями от оборонительных орудий, и она находилась за стеной, которую построили мастера Кроваворожденных.

Там было десять воинов, громадных и облаченных в доспехи такой черноты, что они походили на базальтовые статуи, стоявшие у входа в храм Бездны Энкармина.

Это были Адептус Астартес. Неприятель. Ненавистный. Кровь раба закипела, его чахлый рассудок наконец-то осознал, что он столкнулся с врагом, которого мог убить сам, а не наблюдать, как череполицые артиллеристы стреляют снарядами, которые он доставлял.

Он взревел от ярости и заковылял по палубе, но не успел пройти и полудюжины шагов, как одна из черных фигур повернулась и направила на него оружие с тускло-черной, не отражающей света поверхностью. Оружие выплюнуло огненные стрелы, каждая из которых пробивала его искусственно усиленное тело, вырывая из него кровавые куски мяса. Рабу было больно, но его нервная система была настолько притуплена имплантатами и стимулирующими препаратами, что он почти не реагировал на боль. Он бросился на воинов, но они ускользали, как тени, за которые он их принял поначалу, легко уклоняясь от его неуклюжего натиска.

Их когти хлестали его, клевали, как птицы-падальщики — свежий труп. Грязная кровь пенилась из ран, но у него еще было время в запасе. Пусть они отнимут столько крови, сколько захотят; раб убьет их всех, прежде чем они успеют его обескровить. Его мощные ручищи нашли одну из клюющих птиц и ударили по ней кулаками, как по валуну. Воин отлетел назад, ударившись о парапет верхнего яруса и перевалившись через край.

Что-то упало ему на плечи. Навалились тяжесть и внезапное ощущение рвущихся лезвий и горящей кожи. Боль была бессмысленной, но он протянул руку, чтобы понять ее источник. Он почувствовал, как руки сомкнулись на твердой пластине, и сжал ее, чувствуя, как она трескается под его хваткой.

А потом — боль, которую он уже не мог вытерпеть.

Острые когти вонзились ему в шею, прорывая многочисленные слои жира, мышц и сухожилий до твердой кости позвоночника. Он извивался всем телом, цепляясь когтями за черную фигуру, впившуюся в его плечо, и резал ее снова и снова.

— Раб убьет тебя! — крикнул он, но тут же ощутил последний раскаленный добела щелчок, словно натянутая резинка отскочила от места разрыва. Еще доля секунды мучительной боли — и все потеряло смысл, а когти клюющей птицы наконец распилили его позвоночник.

Капитан Аэтон Шаан легко спрыгнул на палубу, когда неуклюжий огр-мутант умер с перерезанным между костяными плавниками лопаток спинным мозгом. Шаану пришлось приложить немало усилий, чтобы пробить кость, и даже тогда существо еще некоторое время цеплялось за жизнь. Он вложил в ножны молниевые когти и наблюдал, как его люди заканчивают уничтожение вражеских артиллеристов. Это не приносило славы, но давало главное — время. Они и так потратили немало времени, чтобы пробраться через покрытые воронками руины, миновать орды Кроваворожденных и демонических машин и перелезть через стену.

Обезвредить демонические двигатели было труднее всего; Гвардейцев Ворона едва не обнаружили, поскольку существа, оживляющие гибридные машины, воспринимали мир чувствами, выходящими за пределы пяти смертных. Шаан улыбнулся при мысли о восприятии только пятью чувствами.

Ферельд Лаотц перепрыгнул через железный вал; двигался он неуверенно, присоединяясь к товарищам после того, как огр чуть не сбил его кулаком.

— Это было неосторожно, — сказал Шаан. — Когда мы вернемся, назначь себе наказание.

Лаотц поклонился.

— Насколько, господин?

— На твое усмотрение, — сказал он, зная, что Лаотц назначит себе точное наказание, и даже с перебором, чтобы уж наверняка.

Разобравшись с беспечным подчиненным, он снова повернулся к открытому люку в задней части палубы. Ревис Кайр, старший сержант, подошел к нему, глядя вниз, в чернильно-черную шахту.

— Давайте сбросим заряды и отправимся дальше, — сказал Кайр. — Хозяева этой мерзости скоро заметят, что их пушки замолчали. До контратаки в лучшем случае несколько минут.

— Я знаю, — сказал Шаан. — Но кто знает, что там внизу: еще одна противовзрывная дверь, энергетический щит, какое-то адское варп-творение. Нет, сделаем все по старинке.

— Ты всегда все делаешь по старинке, капитан, — проворчал Кайр.

— Тогда ты знаешь, что не стоит меня отговаривать, — сказал Шаан, падая в темноту магазинного желоба.

ШААН УПАЛ. Он падал, чувствуя, что падает в бездну, такую глубокую, что невозможно достичь ее дна. Это было неправильно — Черная Базилика достигала не больше ста метров в высоту, но он все равно падал. Мрак был абсолютным, непроницаемым и плотным, словно живое существо заключило его в теплые объятия.

Он привык к темноте, но здесь она была неприятной и чуждой. Шаан терпел ее, пока не почувствовал твердую почву под ногами. Он поджал под себя ноги, перекатился, ударившись об угловатый взрывоотражатель, и замер, стоя на одном колене с развернутыми молниевыми когтями. Отраженные потоки энергии освещали желоб — странно изогнутую шахту, уходящую вверх в невозможную темень, хотя выход наверняка находился прямо над ним. Пневматический лифт был освещен синевато-белым светом, смазанные рельсы несли его под прямым углом к вертикали шахты. Шаан прошел через освещенное огнем отверстие в железной стене, и тяжелый адамантиевый противовзрывной затвор с грохотом опустился вниз, чтобы отгородить магазин от внешнего мира. Быстрый, как мысль, Шаан призраком перелетел через перила к затвору и прыгнул вперед на грохочущую платформу лифта, прижимаясь к ее полу и обхватывая ногами, когда затвор захлопнулся.

Он соскользнул с помоста и оказался в обширном помещении, напоминающем адские кузницы, где людей Освобождения когда-то держали в рабстве у господ с Киавара. В подобном месте примарх Коракс научился своему ремеслу бесшумного убийцы, охотника в тени. Ревущие печи гудели и полыхали малиновым пламенем, а стены простирались на сотни метров от пола до потолка вопреки всякой логике, подсказывавшей Шаану, что это невозможно.

Безобразные сервиторы подъемников и изуродованные рабы перевозили железные ящики с боеприпасами, а шипящие горгоноподобные жрецы в черных капюшонах руководили их работой. Исполняющие волю жрецов надсмотрщики в черных доспехах разгуливали с потрескивающими энергетическими хлыстами. Изогнутые тальвары они носили за плечами и то и дело покрикивали через вокс-аугмиттеры, из которых полностью состояли их лица.

Над этим кошмаром возвышалось чудовищное лицо, состоящее из кабелей и бледной плоти, которая, казалось, выросла из дальней стены. То, что оставалось человеческого в его отталкивающе раздутых чертах, было рыхлым и детским. Порченый вопящий бинарик извергался из дряблых губ, а из керамических глазниц сочились потоки скрап-кода.

Шаан мгновенно оценил весь ужас положения: здесь ничто не отбрасывало тень, и его было отчетливо видно в этой душной оружейне-магазине. Мясистое лицо, врезанное в стену, испустило пронзительный вопль двоичного кода, и все обитатели огненной комнаты повернулись к нему. Надсмотрщики взревели многоголосым воплем, а жрецы-горгоны вытащили из широких рукавов зазубренные клинки.

Все как один они бросились к капитану Гвардии Ворона.



ГЛАВА 17



Кровь так и брызнула, когда Уриэль попытался вырвать меч из нагрудника кипящего яростью берсеркера. Он повернул оружие, отсекая пальцы воина, когда тот схватился за лезвие. Уриэль отрубил берсеркеру руку, но и это того не остановило. Только разрушение основного сердца замедлило его, и даже тогда берсеркера поддерживали второе сердце и концентрированная ненависть.

Серебро мелькнуло над головой Уриэля, и клинок Петрония Нерона аккуратно срезал голову берсеркера с плеч. Тот упал, и Уриэль выдернул меч, пробираясь вперед сквозь дождь и стену огня.

— Входим! — закричал древний Пелей, указывая кулаком на юго-восток.

Уриэль заметил его секундой позже. Из автоматических орудийных портов туннельного бура на них надвигались потоки огня. Опасные трещины побежали по земле: это с грохотом пробивали скалу тяжелые снаряды, направляясь к ним.

— Мечи Калта! — крикнул Уриэль, направляя атаку к заброшенному святилищу с толстыми мраморными стенами. Он нырнул в укрытие, прошитое снарядами, чувствуя сокрушительные удары даже сквозь метровую каменную кладку.

Предупреждение Локарда и прибытие скитариев едва не запоздало.

Ауксилия изо всех сил пыталась перестроить оборону, чтобы взять неприятеля в клещи, но для тех подразделений, которые оказались ближе к врагам, было уже слишком поздно. При обилии разрушенных зданий и разбитых танков у Собирателей Черепов и Когтей Лорека хватало укрытий, чтобы атака трех взводов захлебнулась. Они смяли ауксилию за считанные минуты, пробив брешь в боевых порядках и оставив ущелье Четырех Долин без защиты.

Уриэль понял, что пора вести воинов в бой.

Все смешалось в беспорядке: черный как смоль дым, воющие огни от зажигательных снарядов, горзонтальные лазерные выстрелы. Разрушения, причиняемые этой битвой, были столь же кошмарны, как и ад сражений, воспетых древними поэтами. Уриэль рискнул выглянуть из-за замысловато вырезанного выступа, и даже с его недавно имплантированным глазом было трудно рассмотреть, как развивается схватка.

— И что там? — спросил Пазаний, отведя Поджигателей с Мечами Калта в укрытие; его огнемет висел на плече, а цепной меч был обнажен. Пазаний любил первобытное разрушение от огня, но еще больше наслаждался истреблением врагов в рукопашной.

— По-разному, — ответил Уриэль. — Когти Лорека прорвались сквозь ближайшие отряды ауксилии, и берсеркеры высыпали наружу, как термиты из перевернутого гнезда.

— Хороший образ, — заметил Пазаний. — И что делать с этими берсеркерами?

— Трон их знает, — презрительно сказал Уриэль. — Они лезут наобум и убивают всех, до кого дотянутся. Я не пойму, ни что у них за план, ни как ему противодействовать.

— Думаешь, у них есть план?

— Ну... наверное.

— А ксеносы? Куда они подевались?

— Засели в разрушенном дендрарии вместе с Когтями Лорека, думаю.

— Наши войска?

— Отделения Нестора и Дардана ведут бои с востока и запада, обрушивая на врага подавляющий огонь. Прот готов начать контратаку, если я смогу выяснить, где их можно развернуть.

— У тебя же есть Зет, — раздался из дыма громовой голос дредноута. Его силовой кулак был в крови, шипяшей на огромных, похожих на зубила пальцах, а из медленно вращающихся стволов штурмовой пушки валил едкий дым.

— Брат Зет! — сказал Уриэль. — Я бы выслушал любые тактические соображения, которые вы можете предложить.

— Капитан Вентрис, — ответил дредноут. — Наши тактические отряды пока подавляют противника. Атакующие берсеркеры скоро заставят их перенаправить огонь. Когда это произойдет, Когти Лорека сомнут линию ауксилии. Они должны быть сломлены раньше, чем это случится. Дайте им цель, которая позволит Нестору и Дардану разобраться с берсеркерами.

— И что это за цель? — сказал Уриэль.

— Я, — ответил дредноут.

Уриэль кивнул и сказал:

— Как всегда, брат, рад созерцать вашу тонкую мудрость.

У дредноута не было выражения лица — только искусственый голос, но его юмор был очевиден: громкий аугметический смех эхом отдался от остатков святилища.

Зет наклонил саркофаг к Уриэлю, и сказал:

— Я готов.

Дредноут встал на дыбы, и его силовой кулак вспыхнул убийственным светом, а штурмовая пушка, оживая, взревела, и стволы завращались в тумане. Зет не вышел из укрытия — он сделал пару шагов вперед и мощным ударом кулака пробил стены святилища насквозь. Мраморные блоки посыпались на землю, когда он шагнул к клину предателей-астартес.

— Сдохните, мятежные псы! — проревел Зет, и штурмовая пушка выпустила ураган выстрелов в сторону врага. Сверкающим дождем посыпались гильзы, и дендрарий взорвался в огненной метели. Оглушительно трещали, лопаясь, броневые плиты, каменные стены рассыпались под разрывными болтами. Зет зашагал вперед, обрушивая на вражеские позиции сплошную стену выстрелов. Дым и пыль поднимались от опаленной земли, когда дредноут рассеял Когтей Лорека.

Круты бежали, прижимаясь к земле или ища укрытия на деревьях, их хрупкие тела разрывались на части, но Когти Лорека выстояли в аду: их броня выдержала огонь Зета, и Уриэль заметил, что несколько воинов в оранжево-черном целятся в дредноута из оружия, способного пробить его корпус.

— Пелей! — крикнул Уриэль. — Тяжелое вооружение!

— Я вижу, — подтвердил знаменосец, положив болтер на край пролома, оставленного собственным наступлением. Пелей прицелился и шесть раз нажал на курок. Пятеро воинов упало. Шестой нырнул обратно в укрытие, прихватив противотанковое ружье. Мастерство Пелея впечатляло, но Уриэль не ожидал ничего другого: его обучал сам Ториас Телион.

А Зет уже оказался в гуще врагов; его силовой кулак бил то слева, то справа, расшвыривая изломанные тела. Он сражался с беспощадной точностью; встроенный штурмболтер заполнил пространство выстрелами, а аугмиттеры ревели боевой гимн Империума.

— Вот так-то, — сказал Уриэль. — Мечи Калта, за мной!

Командирское отделение Уриэля поднялось и бросилось из руин в атаку, продвигаясь вперед вместе с Поджигателями Пазания. Они двигались быстро, при каждом удобном случае пристреливая опьяненных резней берсеркеров-одиночек. Уриэль заметил крута, пытавшегося ускользнуть от схватки с дредноутом. Его воины не нуждались в поощрении, чтобы расстреливать ксеносов: лишь немногим удалось спастись в горящем лесу.

Зета окружили вражеские воины, которые кололи и стреляли в него с бесшабашной яростью. Большая часть их оружия была бесполезна, но Уриэль видел, что один из предателей был вооружен огромным силовым кулаком, способным пробить броню Зета. Воины, прорубавшиеся, чтобы добраться до дредноута, обернулись на шум атаки Уриэля, и оба отряда сшиблись, как две дубины. Меч Уриэля разрубил пополам одного предателя; Нерон вонзил клинок в горло другого, мастерски разрубив череп.

Пазаний обрушился на врагов подобно удару громового молота, с ходу потеснив и рассеяв их. Размахнувшись, он разрубил мечом надвое одного из Когтей Лорека. Его новая рука вонзала меч с большей силой, чем мог даже Уриэль, и хотя его клинок уступал клинку Идея, но пробивал броню с такой же свирепостью. Уриэль и Пазаний плечом к плечу рубились с Когтями Лорека — те дрались с силой, порожденной отчаянием. Оба понимали, что их внезапное нападение было под угрозой срыва, и боролись, чтобы вернуть инициативу. Вместе с Пазанием с одной стороны и Петронием Нероном с другой Уриэль прорвался сквозь толпу врагов навстречу схватке, развернувшейся вокруг брата Зета.

Воин с силовым кулаком уже замахнулся, чтобы ударить Зета, но Уриэль полоснул его мечом по пояснице; лезвие глубоко врезалось, отделив верхнюю часть тела воина от нижней. Зет резко обернулся к Уриэлю с поднятым кулаком, но тут же опустил руку, заметив цвета Ультрадесанта.

Битва шла несколько жестоких минут, но с атакой Уриэля и Пазания судьба Когтей Лорека была решена. По безжалостным залпам болтерного огня вдалеке Уриэль понял, что его тактические отряды покончили с берсеркерами. Недавно перестроенные артиллерийские батареи сбрасывали снаряды на туннельные буры. Через несколько мгновений все четыре превратились в выпотрошенные корпуса, обгоревшие от мощных двигателей до почерневших буровых установок.

Визор Уриэля передавал информацию о состоянии отрядов, подтверждая его догадки. Уриэль стряхнул кровь с меча, пока Мечи Калта добивали оставшихся в живых вражеских воинов быстрыми эффективными ударами клинков. Несмотря на то, что в этой битве они победили, яростные перестрелки в боях дальше на севере все еще отдавались эхом.

Битва за ущелье Четырех Долин еще далеко не закончилась.

Пазаний подошел к Уриэлю и снял шлем, сияя от нескрываемого удовольствия при виде устроенного им опустошения. Его броня была изрублена, а из глубокого пореза на бедре медленно текла, сворачиваясь, кровь.

— Тяжелый бой, дружище, — сказал Уриэль.

Пазаний усмехнулся.

— Бывало и хуже, — сказал он. — Помнишь, с какой дракой мы прорвались в крепость Хонсю?

— Хотел бы я этого не помнить.

— А, это все так затянулось, потому что мне хотелось помахать клинком, — сказал Пазаний. — Я знаю, что сам виноват, но как же это было здорово. Каждый день, который я проводил в покаянии вместо того, чтобы сражаться на Павонисе, был пыткой.

— Знаю, так оно и было. И лучший способ покончить с наказанием — убить предателей.

— А, этих парней? Это же не Первое и не Второе Основание, — сказал Пазаний, пиная ногой расчлененный труп у ног Уриэля. — Трон знает какое поколение, копии копий копий. Нельзя разбавлять кровь астартес тысячелетиями, чтобы она не хирела и не слабела.

Уриэль подумал, что Пазаний ошибается и мертвым все равно, кто их убил: некачественные копии или подлинные астартес. Он отвернулся, наблюдая за тем, как ближайший туннель наконец-то сдался под сокрушительным артиллерийским обстрелом. Искры и пылающие обломки озарили стены пещеры ярким оранжевым светом, и Уриэль различил дым, поднимающийся от каждого обломка.

Он глубоко вздохнул, понимая, как близки они были к поражению, когда внезапная мысль заставила его облиться потом. Он оглядел разрушенные боевые порядки там, где появились туннельные буры, и прижал руку к уху.

— Магос Локард, подтвердите, сколько входящих треков вы насчитали, — потребовал он.

Вокс-бусина в его ухе шипела, пока магос Локард не ответил:

— Сейсмические авгуры обнаружили пять следов, капитан Вентрис.

Уриэль отключил вокс-связь и сказал:

— Пазаний, за мной!

Он побежал в сторону Кастра Меридем, где на клочке мертвой земли притаилась массивная фигура «Лекс Тредецимус».

— А куда мы едем? — крикнул Пазаний.

— Пять следов! — воскликнул Уриэль. — Локард обнаружил пять приближающихся туннельных буров!

— И что?

— Я насчитал только четыре разбитых, — сказал Уриэль. — Где, во имя Жиллимана, пятый?

***

Аэтон Шаан подпрыгнул к дальней стене Черной Базилики, распределяя магнитный заряд из дозатора на верхней поверхности перчатки.

Он оттолкнулся от стены, кувыркаясь над головами трех вооруженных хлыстами надсмотрщиков, когда трескучие шипы хлестнули его. Шаан приземлился позади врагов, пробив когтями спину первого и нещадным ударом ноги перебив позвоночник другому.

Надсмотрщики окружили его, и тальвар одного из них понесся к его голове. Шаан увернулся и отразил удар ответным изящным ударом наотмашь, разбив клинок и направив осколки в аугмиттерное лицо воина. Его постоянный крик мгновенно прервался, когда Шаан наклонился ниже режущих лезвий и ткнул в пах молниевыми когтями.

Вражеский воин упал, а Шаан бросил магнитные гранаты из перчатки.

Раздался щелчок хлыста, и Шаан отдернул правую руку, едва не потеряв равновесие. Один из надсмотрщиков в черных доспехах ринулся вперед, чтобы ударить его, но Шаан подставил плечо, и клинок разлетелся вдребезги о его наплечник. Другой хлыст зацепил его левую руку, отбросив ее в сторону, но Шаан взмахнул когтями и рассек все энергетические хлысты разом.

Электрическая обратная связь шоком прокатилась по рукам Шаана, и он стиснул зубы от боли, почти парализовавшей его нервную систему. Он упал на одно колено, когда двое надсмотрщиков ворвались внутрь; их вокс-аугмиттерные лица излучали бессмысленную ненависть. Могучие руки сервитора-подъемника с сильно раздутыми мышцами обхватили его, но прежде чем они сомкнулись, он прыгнул вверх, оттолкнувшись изо всех сил, и с треском ударил верхушкой шлема врагу в челюсть. Голова кибернетического раба с ужасным хрустом откинулась назад, и он повалился на спину со сломанной шеей.

Шаан вывернулся из его хватки и нырнул в сторону, видя, что приближается целая толпа надсмотрщиков и сервиторов-подъемников. Он запустил серию гранат в глубь стеллажей с боеприпасами и запрыгал от ящика к ящику, направляясь к самому концу камеры, где раздутое, кричащее лицо сливалось с железной стеной.

Оно что-то орало на порченом двоичном скрап-коде, но непонятно, что это было — предупреждение или вопль испуга. Шаана задело хлыстом по боку, и он едва сдержал крик, когда хлыст с шипением пробил броню и глубоко вонзился в бледную плоть.

Шаан легко перекатился и приземлился на ноги на железный постамент перед огромным лицом в стене. Жрецы-горгоны сплотились вокруг него, их руки превратились в клинки. Они предприняли молниеносную атаку. Но Шаан был еще быстрее, встречая каждый выпад мощными ответными ударами. Пробиваясь сквозь врагов, он разил одного за другим тайным боевым искусством Рейвенспира. Последний из жрецов-горгон умер с визгом скрап-кода. Шаан перескочил через его труп к самому Лику, ударил когтистой перчаткой по переносице и рванулся вверх. Все строение арсенала содрогнулось, и из разбитого лица хлынула едкая белая жидкость. Надсмотрщики со смертью Лика завизжали в унисон, двое упали замертво. Сервиторы-подъемники остановились как вкопанные.

Шаан убил повелителя оружейной, но едва не загнал сам себя в угол. Он знал, что смертельно рискует, но точно рассчитал время нападения, и этот расчетливый риск должен был оправдаться.

Когда оставшиеся надсмотрщики приблизились, точный болтерный огонь срезал их сзади. Каждый выстрел был сделан с большим мастерством: одна-единственная промашка повлекла бы гибель для всех. Стены еще сотрясались от мучительной агонии Лика, и Шаан втянул когти в перчатки.

Ревис Кайр и остальная часть Гвардейцев Ворона рассредоточились по оружейной, не нуждаясь в указаниях, как устанавливать заряды.

— А ты не спешил, — сказал Шаан. — Еще пара секунд, и я мог бы оказаться в опасности.

— Противовзрывной затвор не так-то просто прорезать, — ответил Кайр.

Шаан повернулся к стеллажам со снарядами, силовыми блоками и канистрами с фицелином и прометием.

— Хорошо, давайте поставим заряды, — сказал Шаан. — По старинке, да?

— Старомодный способ — это грязно, — произнес Кайр, заметив рану в боку Шаана. — Я предпочитаю чисто и быстро. Туда и обратно, прежде чем враг узнает, что мы здесь.

— На сей раз так не получится.

— Пожалуй, нет, — согласился Кайр. — Но надо здесь закончить, пока не стало хуже.

Шаан улыбнулся.

— О, прежде чем мы закончим, здесь будет еще тот беспорядок!

***

Локард наблюдал за тем, как боевые линии сходятся и расходятся по голосфере, вглядываясь в их беспорядочную мешанину и мечтая, чтобы синие и белые иконки оттеснили ненавистный вражеский красный цвет. Золото скитариев Трехо безнадежно перепуталось с демоническими машинами и Кроваворожденными; почти невозможно было понять, что происходит. Даже пикт-изображения в реальном времени не помогали: Локард, не будучи воином, не мог разобраться, чья взяла в бурлящей схватке машин.

— Добавить зашифрованный слой Механикус, — скомандовал он, и один из сервиторов данных на командном мостике «Лекс Тредецимус» зазвенел, подтверждая приказ.

Мягкий статический треск сопровождал изображение битвы снаружи голосферы, ноосферные потоки данных с невероятной скоростью передавались туда и обратно между скитариями, преторианцами и боевыми когитаторами «Лекс Тредецимус». Такая передача информации обеспечивала уровень координации, невообразимый для любой другой вооруженной силы в Империуме. Локард обрабатывал информацию мозговыми имплантами, держась в стороне от мириадов сообщений между преторианцами и скитариями. Боевой кант лингва технис был мощным, воинственным, но примитивным бинарным машинным языком, с непривычки болезненным для восприятия.

Более легкодоступная информация за пределами уровня управления Механикус отображалась на нижнем слое сферы, и Локард сосредоточил внимание на ней. Ультрамарины прорывались в гущу вражеских сил, но зачастую вынуждены были отступать, чтобы их не окружили и не отрезали. Единственным маяком света среди демонических двигателей была пульсирующая серебряная иконка инквизитора Судзаку. С помощью мощного психического мастерства она и ее помощники освобождали машины из-под власти демонических хозяев, и Локард развернул визуализаторы, чтобы наблюдать за ними.

Под защитой аугметированных штурмовиков Судзаку направляла энергию двух связанных боевых псайкеров мерцающими вспышками, которые даже мультиспектральные пиктеры не могли интерпретировать, не затуманивая сферу статикой. Вокруг Судзаку шла стрельба, стрекотали машины с режущими конечностями-лезвиями, но те солдаты, что были поближе, быстро поняли ценность ее присутствия. С флангов были сформированы специальные отряды ауксилии, чтобы ее защитить.

— Берегите ее, — прошептал Локард, хотя в этом и не было необходимости. У Ордосов и Адептус Механикус были весьма натянутые отношения, но сейчас Локард был бы рад увидеть целую когорту инквизиторов, идущих через холм.

Гвардейцы Ворона наконец-то появились на голосфере, по всей Черной Базилике — куда еще он мог посмотреть, как не туда, где меньше всего ожидал их увидеть?

— Хотелось бы узнать, как это вас не разоблачили, — сказал он, зная, что Гвардия Ворона никогда не выдает своих секретов.

И все же чем больше он наблюдал, тем больше ему казалось, что ход битвы медленно поворачивается в пользу имперских сил. Режущий клин скитариев и преторианцев Трехо вонзался в толпу Кроваворожденных, в то время как взводы ауксилии начали оттеснять врага за исходную линию фронта.

Каждая вылазка Ультрамаринов все глубже врезалась в демоническое воинство, и уже через несколько мгновений казалось статистически вероятным, что они свяжутся с силами Механикус.

Все звенья имперской обороны работали вместе, и когда переменные в расчетах стали более управляемыми, на голосфере появилась кривая вероятности победы.

Контратака была настолько внезапной, что Локард едва не пропустил первые признаки нападения.

Интенсивность постоянного потока ноосферных данных неожиданно удвоилась, когда колючее копье скрап-кода вонзилось в сеть. Красные, будто кровоточащие потоки поврежденных пакетов данных взорвались в ноосфере; неевклидовы геометрии и неестественные целые числа загрязняли быструю передачу информации и посылали глубоко в сеть зараженные данные, как шрапнель.

Атака усилилась, молниеносно вторгаясь с ошеломительной мощью в сеть Механикус, чтобы сокрушить ее своей огромной массой и силой. Несколько сервиторов забились в конвульсиях мехалептических припадков, вырываясь из сети. Изумрудный свет вырвался из множества рабочих станций, и предупреждающие потоки бинарного кода потекли по голосфере.

Локард переключил внутреннее сознание на ревущие канты преторианцев. Один за другим они останавливались; оружие замолкало и застревало на месте, пока они пытались обработать противоречивые инструкции, переполнявшие их кибернетические мозги.

— Ловко сработано, друг мой, — сказал Локард, отключая активную рецепторную связь с преторианцами и активируя специально разработанные программы информационного очищения. — Но неубедительно.

Руки Локарда заплясали по поверхности голосферы, вызывая его исследования по искаженному скрап-коду из информационных карантинов, в которых он содержал часть первоначального вируса.

— Структура у тебя хаотичная и примитивная, а вот код не вполне случайный. Ничто и никогда не бывает таковым. Во Вселенной существует порядок, который не может отменить даже Первичный Аннигилятор, — сказал Локард.

Он разблокировал инфоэметику, созданную им на основе оригинального скрап-кода атак на оборонительные платформы и космические корабли на орбите, позволив ей свободно перемещаться в ноосфере. Она тут же обрушилась на атакующие волны скрап-кода; золотые линии чистых данных прорезали туман зараженного двоичного кода и разрушили целые полосы поврежденных данных.

У Локарда не было никакой реальной необходимости вдыхать кислород примитивным способом: его системы фильтрации крови и аугметические легкие легко могли обеспечить снабжение кислородом, и все же он облегченно вздохнул.

— Надо же, как легко мы возвращаемся к первобытной биологии, — сказал он с нервным визгом искусственного смеха. — Добавление для дальнейшего изучения.

Затем скрап-код дал отпор.

Подобно мускулистому дровосеку, сражающемуся с дуэлянтом, скрап-код ответил жестоким выплеском инфоскверны. Инфоэметика Локарда наносила утонченные удары, но скрап-код был сильнее. Передние края его скверны вспыхивали и умирали перед лицом замыслов Локарда, но за ними стояло слишком много силы и воли.

Локард нервно взглянул на голосферу, ныряющую сквозь слои к грубому пикт-каналу. Преторианцы закрывались перед лицом кибератаки; их щиты Эгиды защищали их от инфекции, но вынуждали к бездействию.

Эти щиты уже разрушались с ужасающей быстротой под воздействием чудовищно мощного вируса. Приостановка атаки дала Кроваворожденным передышку, в которой они так отчаянно нуждались, и теперь они бросились на имперские войска, как загнанные в угол хищники.

Локард взглянул на график вероятности победы. Проецируемая линия изгибалась в сторону поражения, ее проекция становилась все более ненадежной с этой новой переменной, тянущей ее вниз. Без огневой мощи и боевого мастерства преторианцев имперские войска вряд ли одержат верх, но если скрап-код превратит их в марионеток врага, последствия будут катастрофическими.

— Давай, давай... — прошипел он, наблюдая за пляской цифр, пока инфоэметика сражалась со скрап-кодом. Его разработки действовали так, как он и предполагал, просто было слишком много потоков порченых данных, чтобы они могли действовать эффективно.

Как ни обидно было это признавать, но его обещание верности преторианцев, данное капитану Вентрису, могло оказаться дорогостоящей ошибкой в суждении.

***

Используя свои молниевые когти в качестве тормозов, Гвардия Ворона скользнула вниз по высоким бокам Черной Базилики, оставляя за собой рваные борозды и веера искр. Аэтон Шаан легко опустился на Землю среди кучки поверженных жрецов-машин. Он уложил сразу двоих щелчками своих бритвенных перчаток, а остальные воины приземлились позади него с тяжелыми шлепками, будто в засасывающее болото, окружавшее чудовищного бегемота.

Над головой прогремел гром, и полоска яркой молнии озарила мерцающим светом множество кошмаров вокруг Черной Базилики. У края стены десятки тяжеловесных людоедов колотили по натянутой коже гигантских стальных барабанов железными прутьями. Взрывные воронки, заполненные прометием, вспыхивали оранжевым светом и вздымали столбы черного дыма, воняющие горелым жиром. Скачущие чудовища в окровавленных доспехах танцевали под музыку, слышимую только им, а жрецы в черных одеяниях заклинали оружие темными ритуалами.

Троица жрецов-машин с непропорционально огромными плечами и заросшими имплантами, похожими на крылья черных ангелов, развернулась к ним лицом. Их глаза сверкали нефритовым светом, и ужасный крик, оглушающий сверх всякой меры, вырвался из их тел.

— Вот тебе и выход тем же путем, каким вошли, — сказал Кайр.

— Я же говорил, что это будет грязно, — отозвался Шаан.

— Я думал, ты имеешь в виду их.

— Так и есть, — сказал Шаан.

Это было проклятое место, и, подобно воздушно-десантным войскам, высаживающимся в центре вражеского расположения, Гвардия Ворона должна была поддерживать инициативу и не позволить врагам сойти с дистанции. Они нанесли сильный удар, но теперь, когда враг знал об их присутствии, следовало продолжать наносить сильные удары, чтобы выбраться живыми.

— Прорываемся силой, — приказал Шаан. — Наносим как можно больше ущерба. Вперед!

Как стая вспугнутых ворон, Гвардия Ворона разделилась и рассеялась во тьме неестественного штормового покрова. Каждый воин выбирал путь, двигаясь от тени к тени и ориентируясь на ущерб, который мог причинить. Они пришли с темнотой в качестве союзника, но теперь у них не было этого союзника, поскольку молнии вспыхивали снова и снова, будто сговорившись отомстить за устроенный разгром.

Шаан помчался к стене, то входя, то выходя из тени. Он бросил гранату в сложенные боеприпасы, и она взорвалась, ярко полыхнув и опрокинув людей, разбиравших сложенное оружие. Они взлетели на воздух, а Шаан выстрелил из болтера в группу преследующих его Кроваворожденных. Двое упали; остальные приникли к земле и затаились.

Он рванулся влево, нырнув за быкообразную землеройную машину с маслянистыми и окровавленным там, где она перевернулась на что-то живое, боками. Со стороны охранников трека началась стрельба, и Шаан откатился в сторону, оставив гранату на блоке двигателя. Она взорвалась с глухим стуком, когда он выскочил из укрытия, направляясь прямо к группе солдат с поднятыми лазружьями. Еще одна граната вылетела из его латной перчатки и взорвалась в воздухе, сбивая с ног впереди идущих веером осколков. Шаан прыгнул к ошеломленным выжившим, выхватил из ножен парные клинки и разрубил их тремя ударами крест-накрест.

Их тела даже не успели упасть, когда в его бок ударила распыляющая вспышка лазерного огня. Боль вспыхнула, когда особенно меткий выстрел попал в дыру, пробитую в броне электрическим хлыстом надсмотрщика. Кожа саднила, и он чувствовал, как обгорает тело под броней. Шаан споткнулся, едва не попав под грохочущий шквал болтов, которые пробили деревянную конструкцию, заполненную строительными материалами.

Он заскользил вокруг обломков, упал на одно колено и, шипя от боли, выпрямился. Стена, построенная Железными Воинами, была меньше чем в тридцати метрах от него, но людоеды, прекратив барабанить, образовали прочное заграждение из мускулов и железа между ним и выходом. Барабанный бой прекратился, но это была единственная хорошая новость. Скорость и пространство были преимуществами Шаана в полете ворона, но и то, и другое быстро заканчивалось.

К счастью, у него было еще одно оружие.

Шаан перестал бежать и спокойно подошел к звероподобным людоедам, подняв руки, будто сдаваясь.

— Какие же вы все-таки уроды, — сказал Шаан. — В жизни не видел никого более отталкивающего.

Одно из существ что-то промямлило на порченом языке — для Шаана это было не более чем гортанное протяжное неразборчивое бормотание. Он оглянулся через плечо. Тридцать солдат двинулись к нему. Они не стреляли, явно стремясь заполучить пленника, и это было последней ошибкой в их жизни.

— Когда обнаруживаешь врага у себя под носом, — сказал Шаан, — хуже всего то, что никогда не знаешь, как долго он там был и сколько всего натворил, пока ты его не поймал.

На последнем слове он послал импульс к взрывчатке, заложенной по всем помещениям Черной Базилики.

***

Отчаяние захлестнуло магоса Локарда. Его инфоочистительные средства действовали, выполняя то, для чего предназначались, но они казались оплывшей свечой против метели. Через несколько минут щиты Эгиды преторианцев падут, и они направят пушки на бывших союзников. Ущелье Четырех Долин заполнится кровью, и путь на Калт широко распахнется.

Он снял с туловища механодендрит и подключился к вокс-сети, готовый предупредить имперские силы, что преторианцев следует рассматривать как вражеских бойцов, когда темнота пещеры рассеялась за одно мгновение безжалостно-белого сияния. Ослепляющий свет смыл все краски бытия, и грохочущая вибрация прошла по скале.

Сейсмический считыватель на секунду зашкалил. «Что еще за новое варп-колдовство на наши головы?» — вскричал магос, теряя остатки самоконтроля от разочарования и отчаяния.

Он взглянул на голосферу, но чтобы понять, что произошло, удаленные пиктеры были не нужны. Обжигая сетчатку, из-за стены Кроваворожденных поднялся столб огня, затягивая обломки, вражеских солдат и сыпучие камни в клубящееся грибовидное облако перегретых паров и пламени.

— Черная Базилика, — прошептал Локард. — Гвардия Ворона!

За стеной был ад, катастрофа, бушующий океан, огненный шаром проносящийся по стенам и ударяющийся вбессильный помешать ему волнорез. Сражение, бушевавшее по всей пещере, прекратилось, когда взрывом сбило с ног людей, перевернуло машины, а ударная волна обрушилась на землю. С крыши посыпались куски камня, и наружу вырвались клубящиеся облака пыли.

Отведя взгляд от дела рук Шаана, Локард увидел, как мощь скрап-кода угасает, словно труба заводской печи, в которой отключили подачу прометия. Зато инфоэметика ожила, выжигая порченый код, заражавший операционные системы преторианцев.

Локард поднял ноосферный слой голосферы и закрыл глаза, увидев, как близки были к обвалу щиты Эгиды. Оставалось менее трех процентов их целостности, что равнялось немногим более чем пятнадцати секундам сопротивления скрап-коду. Затем, подобно хроно-гладиатору, чьи смертоносные часы только что были увеличены убийством в последнюю минуту, щиты Эгиды начали восстанавливаться, а инфо-очистители Локарда — выкорчевывать адский код темного магоса.

Когда щиты восстановились до пятнадцати процентов, Локард послал преторианцам ручной код реактивации. Через несколько минут каждый из них снова будет сражаться с врагами с беспощадной механической эффективностью.

— Да благословит вас Император, капитан Шаан! — сказал магос Локард.

ГЛАВА 18

Наступала ночь, и крики пленного прекратились. Это означало, что он либо потерял сознание от боли, либо умер. Сципиона Воролана его участь не волновала, но выводило из себя, когда предатели принимались взывать о спасении к падшим богам на своем уродливом языке. Он посмотрел на темнеющее небо, на свет звезд, пробивающийся сквозь облака, и подумал, как там его боевые братья.

Как идет война на Калте? Убил ли магистр Ордена повелителя демонов? Правда ли, что целых пять рот Ультрамаринов спешат к Эспандору, чтобы покончить с угрозой? Сципион лениво вычерчивал в пыли боевые порядки и предписанные Кодексом схемы обороны пристолкновении с врагом, превосходящим численно, но хуже вооруженным и обученным. Он рисовал машинально, не задумываясь: привычка настолько въелась в него, что стала второй натурой.

Разбомбленный завод, в руинах которого укрылись Громовержцы, располагался в малолюдном квартале города, сильно пострадавшем во время вторжения. У большинства построек не сохранилось ни крыш, ни элементарных удобств, поэтому Кроваворожденные обошли их стороной. Трофейный «Носорог» стоял под хлопающим брезентом, а Лаэн пытался оживить измученный двигатель. Воины сидели, чистя оружие или доедая остатки пайка. Так или иначе, но скоро им придется выбираться: Сципион не мог допустить, чтобы его люди ели пищу из выгребной ямы, в которую превратился Коринф.

Все были без доспехов и носили только нижние костюмы цвета хаки, поверх которых накинули снятую с убитых рванину. Прошлауже неделя с тех пор, как они прибыли в этот завоеванный город, — целая жизнь. За это время они захватили и убили уже двадцать семь солдат Кроваворожденных, пытаясь выяснить, обосновалась ли Королева корсаров в Коринфе.

Все пленные уверяли, что она здесь и собирает силы перед атакой на Гераполис, но никто ее не видел. Даже если кто-то и думал, будто знает, где она, Сципион не мог им доверять. Только увидев собственными глазами Каарью Саломбар, он рискнул бы выйти на связь с капитаном Сикарием.

Ради этого он и брат Нивиан, потерявший руку в схватке с вражеским «Носорогом», отважились выйти в город. Выдавая себя за отступников-астартес, они бродили по улицам захваченного города, ужасаясь деградации, вандализму и беззаконию. Храмы с серебряной облицовкой были загажены по самую крышу, а дворцы правосудия и дома торговли — увешаны трупами людей, замученными ради развлечения.

Больше всего Сципиона бесило полное отсутствие дисциплины у Кроваворожденных. Он знал, что это им на руку, но противно было смотреть, до чего распущены подразделения, захватившие мир Ультрамара. Распространилось повальное пьянство. Драки и поножовщина вспыхивали ежечасно, и на улицах валялись мертвецы с перерезанным горлом или простреленной головой.

— Как можно стремиться к такой жизни? — спросил Нивиан при виде Кроваворожденных в масках, ни с того ни с сего напавших на двоих из этой же группы. Сципион отмолчался, и они уже свернули за угол, а пьяные Кроваворожденные забивали бывших приятелей уже насмерть.

Город пришел в упадок и разруху, его улицы были завалены трупами и обломками; армия совершенно не заботилась о жилье. От реки поднималось жуткое зловоние, и у Сципиона чесались руки выхватить меч и прикончить каждого Кроваворожденного, который попадался ему на пути.

Как такая армия может представлять серьезную угрозу для Империума? Это было за гранью понимания Сципиона. Где же инфраструктура, организация и распорядок дня, которые позволили бы подразделениям функционировать? Даже в мирах, захваченных Губительными силами, не могло существовать общество вообще без правил. Несомненно, миры Архиврага должны иметь некий порядок, установленный высшими эшелонами командования. Как еще можно было прокормить, снарядить и мобилизовать их армии на войну? Все пьяные дебоши, виденные Сципионом, только убедили его в существовании организованного уровня командования, о котором он еще не знал.

Ранение Нивиана позволяло им убедительнее выставлять себя частью воинства Кроваворожденных, и куда бы они ни пошли, Кроваворожденные-смертные выказывали им уважение. Громкие клятвы и нечестивые благословения так и сыпались, и каждое из них заставляло Сципиона чувствовать себя оскверненным. Завидев предателя-астартес, они прятались, ныряя в развалины домов или в грязный переулок.

Однако до сих пор все усилия были напрасны. Они видели признаки высших командных структур, но не могли добраться до общего командира. Нивиан, Лаэн и Геликас уговаривали Сципиона двигаться дальше, но было в поведении Кроваворожденных что-то, наводившее на мысль, что Саломбар здесь. У него не было никаких оснований, кроме смутного подозрения, но иначе зачем бы здесь собралось столько вражеских отрядов?

Но одного подозрения было недостаточно, чтобы послать весточку капитану Сикарию.

Ноющий страх неудачи терзал его. Сципион Воролан никогда и ни в чем не терпел неудач. Начиная с вербовочных испытаний на Таренте и кончая пожарами Черного предела, он превосходно справлялся с любыми заданиями. Его статус ветерана-сержанта не вызывал сомнений, и многие ожидали его продвижения по службе в рядах 2-й роты. Провал этой миссии поставил бы его карьеру под угрозу, хотя Сципион осуждал честолюбие, которое обнаружил и в себе.

Гнев охватил Сципиона; он поднялся с упаковочного ящика, на котором сидел, и направился туда, где Геликас держал пленника. Тот лежал на боку; кровь вытекала из раны на голове с такой скоростью, что Сципион понял: он не жилец. Его пестрый лоскутный мундир скорее приличествовал Арлекину, нежели солдату. Вокруг его талии был повязан голубой кушак— Сципион уже знал, что это знак различия офицера, или, как говорили корсары, «хаэксена».

— Есть новости от других сержантов? — спросил Геликас.

Сципион покачал головой, раздраженный тем, что его снова об этом спросили. Он глубоко вздохнул и сказал:

— Сейчас, когда мы в городе, слишком опасно выходить на связь. Противник запросто определит нашу позицию.

— Это-то да, просто от пленных мы ничего не добьемся. И ваша пешая разведка, похоже, не помогла в поисках Королевы корсаров.

Сципион уловил его невысказанное желание действовать, но не обратил на него внимания.

— Он ничего не сказал перед тем, как ты его грохнул? — спросил Сципион, хотя уже знал ответ. Если бы Геликас что-то узнал, он бы ему сказал.

— Бесполезный гаденыш, — прошипел Геликас, раздраженный упрямством пленного. Он отвернулся от мертвеца и вытер окровавленные кулаки грязной тряпкой, пропитанной антисептиком. — Как и все остальные, сержант. Он все время твердил, что Королева корсаров здесь, но не знал, где именно. Никогда не видел ее и пожелал мне тысячи смертей в том же аду, что и моя мать, где она, по-видимому, горит за спаривание с собаками.

— Прекрасно, — сказал Сципион, опускаясь на колени рядом с покойником. После смерти его черты смягчились; морщины ненависти исчезли с лица, оставив его почти безмятежным. Если бы не ненавистные знаки, выжженные на щеках, покрытых запекшейся кровью и синяками, он бы не отличался от имперских граждан.

— А без мундира он бы сошел за ультрамарца, — сказал Сципион.

— Сострадание к врагу, сержант? — хмыкнул Геликас. — Это плохой знак.

— Я не сострадаю, а сожалею, — сказал Сципион. — Он мог бы быть одним из нас, но сделал неверный выбор и вот умер.

— Значит, он сделал плохой выбор.

— Точно, — согласился Сципион. — Но мне интересно, был ли он прирожденным негодяем или стал таким сознательно? Где тот единственный миг, когда он решил, что больше не служит Императору, и посвятил себя Губительным силам?

— Разве это имеет значение?

— Я думаю, да, Геликас. Осознание этого момента позволит предотвратить его. Кроваворожденные прокляты без искупления, это ясно как день, но сколько еще людей прямо сейчас делает выбор между верностью и предательством? Сколько из них были рождены злыми, а скольких сделали злыми окружающие их миры?

— Я всего лишь линейный воин, сержант, — сказал Геликас. — Думать — это забота капитанов и магистров Ордена.

— Думать — это забота каждого из нас, — отрезал Сципион. — По крайней мере, должна быть.

Он покачал головой, видя, что Геликас его не понимает. Как артиллерист и солдат Геликас действовал эффективно и тщательно, но, по его собственному признанию, размышлять он умел плохо.

— Извините, сержант, — произнес Геликас.

Сципион почувствовал, как в нем смешались гнев и печаль, и сказал:

— Астартес должен быть мыслителем; наши тела и умы были созданы, чтобы подняться выше смертных. Любой из нас, кто не пытается полностью реализовать свой личностный потенциал, впустую тратит жизнь. Разве не это предлагает своим гражданам Ультрамар — шанс стать лучше и процветать в среде, которая способствует развитию полноценного человека?

Заметив, что привлек внимание и других Громовержцев, Сципион заговорил с жаром:

— Я сражался в сотнях разных миров и видел тысячи разных культур. В худших мирах меня поражала невозможность перемен, потраченный впустую потенциал, крайняя нищета и отчаяние населения. У Империума есть миллиарды жизней, чтобы потратить их на улучшение, но большинство людей прозябает в забытых, бесплодных мирах и в полном убожестве. Каковы шансы у этих людей? Сколько их подтолкнул к Архиврагу безысходный ужас их повседневной жизни?

— Я не знаю, сэр, — ответил Геликас, пропустив мимо ушей риторический характер вопроса, и Сципион понял, как ему неприятно, что с ним так разговаривают.

Сципион выпрямился во весь рост, пристально глядя на подчиненных. Он видел их разочарование и чувствовал их отчаянную потребность действовать. Он чувствовал то же самое. В голове у него начал складываться план, и хотя он был похож на то, что планировал капитан Сикарий, ему нравилась идея дать отпор обстоятельствам. И он уже знал, как.

— Мы слишком долго бездействовали, — сказал он, подходя к «Носорогу» и снимая с него брезент. — Хватит.

Нивиан сделал шаг вперед от Громовержцев, сжимая болт-пистолет Сципиона в единственной оставшейся руке.

— Что вы предлагаете, сержант? — спросил он.

— Раз мы не можем найти Королеву корсаров, значит, надо сделать так, чтобы она нашла нас.

***

В стенах Кастра Танагра царила тишина. У смерти есть привычка делать мир тихим. Тигурий шел вдоль стен крепости-святилища, страдая в душе от невыносимой усталости и от вездесущих демонов. Те собирались, как туман, на краю видимости, купаясь в сиянии ненавистной пронизывающей молнии, которая потрескивала на горизонте. Сотканные из миазмов и рептильного голода, отвратительные, они алчно пялились на защитников крепости.

— Тебе здесь не место, — сказал он. — Неправильно это все.

Мужчины и женщины сгрудились на подветренной стороне крепостных валов, плотно закутавшись в плащи и одеяла. В горах было холодно, и со шпиля Капены дул ледяной ветер. Зимы на Талассаре были суровыми, и в начале года ударили морозы. Снежинки плавали в воздухе, а перед лицами виднелись облачка пара.

Тринадцать сотен душ заполнили Кастра Танагра — чуть больше половины тех, кто начал эту битву. Сотни других были убиты или слишком тяжело ранены, чтобы сражаться. Те, кто оставался на стенах, держались с вызовом и мужеством. Они прекрасно сражались, но с каждой отраженной атакой число защитников стен становилось все меньше, а призрак поражения — все явственнее.

Тигурий бросил взгляд в сторону Башни барабанов, множество залов которой были заполнены ранеными и убитыми. Он чувствовал, как боль вытекает из него подобно черному туману, и старался смягчить отчаяние, которое она несла, пока он шагал вперед.

Солдаты кивали ему, когда он проходил мимо, но никто не заговаривал с ним: потому, что он был Адептус Астартес, и потому, что он был затронут теми же силами, которые ежедневно нападали на них. Даже Ультрамарины обращались к нему только по необходимости, и это тяготило Тигурия. Он давным-давно смирился с тем, что идет по жизни в одиночестве, но оказаться лицом к лицу со смертью в забытой цитадели с теми немногими людьми, которых он хотел бы, но не мог назвать друзьями, было горько, и на мгновение это задело библиария за живое.

Он посмотрел вниз, во внутренний двор, и увидел Марнея Калгара, окруженного ротными сержантами 1-й роты, которым было поручено защищать восточную стену. Сопротивление Кастра Танагра держалось на магистре Ордена: он дрался с демонами так отважно и яростно, что любой, кто видел его, не мог не воспрянуть духом. Калгар поднял голову и помахал рукой; Длани Ультрамара затрещали и потускнели после стольких ударов. Тигурий помахал в ответ и отвернулся, чувствуя, как к горлу подступает желчная волна тошноты.

Здесь было холодно, и хотя боевая броня защищала его от ветра, ледяной холод проник глубоко в сердце. Он повернулся и пошел дальше вдоль стены, поговорить с Агемманом. Первый капитан непринужденно шутил с кем-то из своих ветеранов, но при виде Тигурия шутки закончились.

— Библиарий, — произнес Агемман, и его лицо окаменело, как гранит, когда Тигурий приблизился к нему. — Что привело вас сюда?

— Психические обереги требуют усиления, — сказал Тигурий, постукивая по золоченой резьбе на наклонном краю парапета. Теперь ее блеск был тусклым и почти незаметным. — Каждый раз, когда демоны нападают, они высасывают силу из защитных заклинаний, которые строители крепости вложили в ее кости.

Агемман, нахмурившись, посмотрел на золотой знак.

— Я полагал, что это просто декор.

— Не совсем так, Первый капитан, — возразил Тигурий. — Это залог нашего дальнейшего выживания.

Агемман пожал плечами и отвернулся.

Тигурий рассердился из-за невежливости Агеммана, и хотя он понимал, что в нем говорит усталость, но не удержался от колкости.

— Без психических оберегов, лишающих демонов силы, это была бы куда более тяжелая битва.

— Да что вы говорите?— спросил Агемман, снова оборачиваясь к нему.

— Я говорю, что нужно вернуться в крепость. Стена слишком длинная, чтобы защищать ее с таким малым количеством людей. В Кодексе сказано...

— Я знаю, что сказано в Кодексе, — отрезал Агемман. — Я сам написал об этом достаточно.

— Согласно принципам Кодекса, у вас недостаточно воинов, чтобы защищать стену так долго, — сказал Тигурий, не обращая внимания на слова Агеммана. — Логика подсказывает, что вам следует вернуться в крепость.

Агемман, казалось, хотел возразить, хотя знал, что Тигурий прав: так гласило учение Кодекса.

— Это приказ лорда Калгара?

— Пока нет, но он придет.

— Тогда я буду ждать его приказа отступить. Отступление не к лицу 1-й роте.

— А поражение идет ей больше?

Агемман сердито уставился на него и махнул рукой в перчатке в сторону знака, начертанного на мерлоне.

— Делай, что должен, библиарий, и убирайся. Я от тебя устал.

— Если ты не отступишь, эта стена рухнет, — сказал Тигурий, когда температура воздуха снова резко упала. Дыхание Тигурия заклубилось облачком пара, и он почувствовал привкус металла. Со двора донеслись гневные голоса, и Тигурий увидел, как смертные солдаты затеяли несколько драк.

— И что? — сказал Агемман с раздражением.

— Без моей силы ты не сможешь удержать эту стену, — повторил Тигурий. — Тебе следовало бы просить меня о помощи.

— Не буду я никого просить, колдун, — прошипел Агемман, ощетинившись едва сдерживаемой яростью; его лицо было в нескольких дюймах от Тигурия. — Эту стену удерживают воины 1-й роты, лучшие бойцы Галактики.

— Это не имеет значения. Полезете в бой — проиграете.

— Ты оскорбляешь честь Первой!

— Невелика честь в глупости, — ответил Тигурий. Рука Агеммана рванулась вперед и схватила Тигурия за горло, пальцы сомкнулись, как когти дредноута. Тигурий выдохнул туманное облачко и напряг мышцы на шее, видя, как иней выбелил края наплечников Агеммана. Убийственный огонек сверкнул в глазах Первого капитана,— бушующая ярость, способная только на разрушение.

Тигурий чувствовал, словно все его тело погрузилось в ледяное озеро, а конечности налились свинцом и онемели. Его мысли были холодными, медленными и вялыми. Так странно, что его жизнь оборвется от руки одного из боевых братьев; о таком будущем он и не подозревал. Агемман пригнул его на колени, с каждой секундой выдавливая из него жизнь.

Выстрелы эхом отдавались от стен, и кровопролитие во дворе распространялось, как воздушно-капельная инфекция, из эпицентра насилия. Тигурий выпустил посох и сжал ладони на запястьях Агеммана, когда кристаллы, вплетенные в психический капюшон, запульсировали жизнью.

Тепло хлынуло в его разум, растопив холодную хватку беспричинного гнева, державшего будто в тисках. Он видел все с полной ясностью, и тело отбросило неестественную воинственность, толкавшую его к насилию. Тигурий открыл разум психическому свету вокруг крепости, видя красный ползучий туман, просачивающийся в крепость-святилище через трещины в каменной кладке и разливающийся по стенам. Какой бы души он ни коснулся, везде зажег огонь обиды, ревности и горечи. Он иссушал благородство человечества и раздувала пламя гнева и ненависти.

Тигурий отстранился от красного тумана, изгнав его из собственного тела и послав золотой свет в Агеммана, в мгновение ока очистив его дух от враждебного варп-колдовства.

Первый капитан осел рядом с Тигурием, гнев в его глазах сменился ужасным пониманием. Его хватка ослабла, и Тигурий с трудом поднялся на ноги, а Агемман прислонился к стене, ища поддержки.

— Варрон... — сказал Агемман. — Я... кровь Императора, прости меня! Я…

— Потом извинишься, — прохрипел Тигурий. — Демоны скоро придут.

Агемман кивнул, восстанавливая самообладание с быстротой, которая напомнила Тигурию, почему он был регентом Ультрамара и капитаном 1-й роты. Тигурий протянул руку и положил ее на тусклый знак на стене, чувствуя, как его сила иссякает перед лицом вражеской атаки.

Силы почти не осталось.

— Дурак, — прошипел он. — Я должен был это почувствовать, понять. Слишком устал…

Тигурий закрыл глаза и позволил сознанию проникнуть в знак, распространяясь по стене к остальным, действующим в каменной кладке. Он вливал свою энергию в обереги, наполняя их силой и укрепляя против нападения. Символы засияли по всей стене, и красная дымка над крепостью исчезла, как утренний туман. Но Тигурий знал, что обереги немногочисленны, расположены далеко друг от друга, и держатся лишь до тех пор, пока более агрессивные смертные не осознают весь ужас своего поведения. Ледяная температура отступила, и Тигурий судорожно вздохнул, почувствовав, что зловещая сила врага рассеивается. Смятение и стыд наполнили крепость, но Тигурий заставил себя не обращать на это внимания, чувствуя, как волна отвращения наполняет его желудок желчной кислотой. Он открыл глаза, и сердце его дрогнуло от увиденного.

Тысячи демонов, рогатых, кровавых и чешуйчатых, неслись к Кастра Танагра с дымящимися черными мечами за плечами. Скачущие чудовища с мертвенно-бледной кожей и клешнями вместо рук следовали за ними, а позади мчались оборванные страшилища, похожие на трупы, только что вылезшие из чумной ямы. Демоническая сила переполняла их, и Тигурий понял, что они не смогут противостоять такому воинству.

— Первая рота, — крикнул Агемман. — Встаньте! Отвага и честь!

— Нет, — ответил Тигурий, поднимая посох с крепостного вала. — Будьте готовы отступить.

Агемман стиснул зубы, но коротко кивнул, и Тигурий потащился вдоль стены к краю пролома. Марней Калгар уже собрал воинов, и стена взятых на изготовку клинков и болтеров стояла, чтобы встретиться с демонами лицом к лицу. Тигурий спрыгнул с крепостного вала и приземлился позади пролома, загрохотав сабатонами о камень. Он подбежал к магистру Ордена и спросил:

— Вы же не собираетесь сойтись с ними в бою?

— А что мне еще остается? — сказал Калгар. — Я сделал это в Салатрасе и сделаю здесь. Ты же помнишь ту битву: день и ночь я сражался с зеленокожими, и ни один не ушел от меня.

— Это не Салатрас, и это не зеленокожие, — сказал Тигурий. — Вы должны удалиться в крепость. Это единственный путь.

Калгар взглянул на стены, едва удерживаемые воинами 1-й роты, немногими смертными солдатами с «Цезаря» и горсткой гражданских. Он мгновенно понял истинность слов Тигурия.

— Ты можешь дать нам немного времени для отхода?

— Я могу, — пообещал Тигурий. — А теперь иди!

Калгар кивнул и передал сообщение по цепочке:

— Всем вернуться в крепость! Отступайте по отрядам, но никого не оставляйте позади. Отвага и честь!

Калгар вышел.

По всей длине стены мужчины и женщины устремились обратно под защиту крепости, в то время как воины 1-й остались на стенах. Раздались резкие залпы болтерного огня, и из ракетометов полетели ракеты.

— Идите, мой господин, — сказал Тигурий. — Я задержу демонов надолго.

Магистр Ордена положил руку ему на плечо.

— Я с тобой, Варрон.

Тигурий глубоко вздохнул и шагнул в пролом, воткнув в землю подле себя посох. Его сила была огромна, а по связи с имматериумом он не имел себе равных среди подобных талисманов. Тигурий понимал, что ему понадобится вся возможная помощь. Демоны были уже под стенами крепости, бушующий поток кошмаров стал реальностью и был вызван из варпа силой, недоступной пониманию. Чтобы удерживать такую орду, как эта, требовался огромный запас энергии, и Тигурий знал, что когда Трижды Рожденный выйдет на поле битвы, случится бойня, не виденная Ультрамаринами со времен Битвы за Макрагг.

Тигурий надеялся, что эта битва не будет иметь для 1-й роты таких же последствий.

Он использовал все свои резервы силы, применив посох, чтобы поглощать энергию варпа. Странные волны текли в него, холодные и глубокие, но он приветствовал нахлынувшую силу, придав ей образ яркого огня, который озарял его плоть, полыхая из черепа-навершия посоха.

Демоны почти настигли его. Он видел мертвые огоньки в их глазах и чувствовал жар их неестественных тел. Темнота придавала им силы, но свет мог их уничтожить. Огонь бушевал внутри Тигурия, — бурлящий пожар, который поглотит его, если не остановить.

Тигурий поднял посох, когда демоны бросились к нему, и с силой опустил его вниз.

От удара полыхнуло, и обжигающая стена белого пламени вырвалась из скалы. Те демоны, что были ближе всего к Тигурию, превратились в пепел, их сущности были уничтожены без надежды на возрождение. Как спичка, брошенная в канаву с прометием, пламя помчалось по окружности Кастра Танагра, вздымаясь над стенами, словно живое существо. Золотые знаки вспыхнули и засияли, усиливая убийственную силу огня. Его прикосновение было гибельным для демонов, и они визжали и выли от ярости, когда его очистительные огни горели ослепительным светом. Безмозглые твари сворой бросились на стены, но только для того, чтобы заскулить в агонии, когда огонь их опалил и распространился по телам, чтобы поглотить их.

Тигурий отчаянно удерживал силу, струящуюся сквозь него, чувствуя, как огонь притягивает его собственную сущность, пока горит. Взглянув на стены, он увидел, что воины 1-й роты отступают. Агемман покинул стены последним, и Тигурий уловил его стыд.

Демоны бросились в огонь, и горы содрогнулись от их предсмертных криков. Всех их уничтожило, но и Тигурий чувствовал, как слабеет его хватка на энергии варпа. Он не мог долго удерживать ее без последствий, а еще он ощутил, как огромная сила на орбите вокруг Талассара обратила на него зловещий взгляд.

Ему казалось, что он смотрит в самую темную бездну, в огромную пустоту, из которой нет возврата. Тигурий трепетал перед ужасом окончательного забвения и знал, что против такой силы не может быть победы.

Последние силы покинули его, и Тигурий почувствовал, что падает в бездну.

Сильные руки подхватили его и понесли прочь. Лязгали клинки, стреляли болтеры, но Тигурий ощущал лишь холод пустоты.

Его глаза медленно закрылись, и он услышал зовущий голос.

— Я с тобой, Варрон, — сказал Марней Калгар. — У тебя есть я.

***

«Носорог» прокладывал себе путь по улицам Коринфа с плотно закрытыми люками, а двигатель изрыгал последние чахоточные выдохи. Сципион коснулся мятой железной пластины на задней стенке водительского отсека. Там Лаэн нацарапал грубое изображение шестеренки Механикус, клянясь, что больше нечем поддерживать движение машины.

Сципион не собирался спорить с ним и возблагодарил силу, которая была в его власти.

Он посмотрел в командирский перископ. Стекло снаружи потерлось и потрескалось, хотя они и почистили его как могли. Кроваворожденные были немногочисленны и находились далеко друг от друга, большинство из них валялись пьяными или бездельничали, прислонившись к стенам, испещренным нечестивыми граффити. Солдаты, еще державшиеся на ногах, широко расступились, кланяясь и ударяя кулаками в грудь.

Сципион заметил нескольких предателей-астартес, но даже они выглядели праздношатающимися.

И все же, несмотря на весь этот бардак, чем дальше они проникали в город, тем явственнее чувствовалось существование сложной организации. Претор Коринфа обитал в здании утилитарной и сдержанно-величественной архитектуры, его портик с колоннами и куполообразная крыша возвышались вдалеке. Солнечный свет отражался от серебристых стен его сторожки, и Сципион надеялся, что Саломбар достаточно тщеславна, чтобы устроить логово там, поскольку это было, несомненно, самое величественное сооружение из сохранившихся.

Дорожные артерии, ведущие в центр города, патрулировась, и несколько машин с лесопилки установили, чтобы блокировать подходы к внутренним районам. На этих контрольно-пропускных пунктах стояли только Кровавороженные, и при виде «Носорога» астартес смертные быстро убрались с дороги.

— Экие разгильдяи, — заметил Сципион, когда они проехали мимо. — Они даже не проверяют, кто внутри.

— Уж лучше недисциплинированные враги, чем умелые, — сказал Геликас. Ракетную установку он поставил вертикально между коленей, сине-красная боеголовка была уже заряжена. Это вопиюще нарушало правила безопасности по Кодексу, но Сципион не хотел проволочек с огнем поддержки, когда придет время драться.

— Вы уверены, что это сработает, сержант? — спросил Колтанис, держа на коленях плазменный пистолет. Сципион повернулся к нему. В полной боевой броне, Колтанис до кончиков волос был воином Ультрамара. Золото его наплечников мерцало в тусклом свете десантного отсека, доспех — отполирован до блеска.

— Не очень, но других идей у меня нет, и нам пора что-то делать с ситуацией. Мне надоело прятаться. Это работа для разведчиков, — его слова встретили одобрительным шумом, потому что отражали чувства воинов. Они были лучшими бойцами Галактики в городе, полном врагов. Настало время спустить этих псов войны. Хотя отделение Сципиона частенько играло роль глаз и ушей 2-й роты, именно в горниле боя они были в своей стихии.

Каждый из Громовержцев облачился в силовые доспехи, и Сципион почувствовал себя обновленным, вновь оказавшись заключенным в керамит и пласталь. Воина делали Ультрамарином не доспехи, но синее с золотом облачение давало Сципиону чувство цели и принадлежности, которого ему без них недоставало. Он прикоснулся к изображению черепа на пластроне, закрыв глаза и вознося благословение машинному духу доспехов.

Ни один из захваченных ими пленников не подтвердил ничем, кроме намеков, что Королева корсаров в Коринфе, но само это отсутствие подтверждений давало Сципиону надежду, что его подозрения оправданны. Каарья Саломбар здесь, он был уверен.

Теперь он проверит эту теорию на практике.

— Сержант, возможно, вы захотите взглянуть на это, — сказал Лаэн с водительского сиденья.

Сципион снова прижал глаза к перископу.

Он увидел еще один блокпост, но на этот раз его охраняли предатели-астартес в оранжево-черном — Когти Лорека. Их было шестеро, и у каждого на бедре висело оружие. Их предводитель вышел на середину дороги и поднял руку, призывая остановиться.

— И что мне делать? — спросил Лаэн.

Сципион крутанул запорное колесо на командирском люке и сказал:

— Прорывайся прямо по ним, и если ты задавишь кого-нибудь из этих мерзавцев, тем лучше.

Он толкнул люк и активировал подачу энергии к закрепленным на штыре болтерам.

— Вот оно, Громовержцы, — сказал он. — Пора нанести удар.

***

Без доспехов Ардарик Ваанес, привязанный к голому стальному креслу для пыток, представлял собой жалкое зрелище. Его тело было бледным, совершенно бесцветным благодаря наследию его Ордена, и Уриэль обнаружил, что не может придумать ничего, что не прозвучало бы банально.

— Мне сказали, что ты согласился поговорить только со мной, — сказал он наконец.

Ваанес поднял голову, и Уриэль попытался прочесть выражение его лица. Наполовину ненависть, наполовину облегчение, и что-то еще... какая-то эмоция, которую он не узнал. Она промелькнула на лице отступника так быстро, что Уриэль даже не был уверен, что увидел ее, и все же Ваанес пытался что-то скрыть.

— Они были правы, — сказал Ваанес. — Я знаю, что ты им все расскажешь, но мне хотелось бы поговорить с тобой с глазу на глаз.

Камера для допросов представляла собой квадратную коробку глубоко внутри «Лекс Тредецимус», размером четыре на четыре метра, со множеством записывающих устройств, скрытно встроенных в ее стены, пол и потолок. Ничто из того, что пленник говорил, делал или чувствовал, не будет упущено.

— А где же Хонсю и его Железные Воины? — сказал Уриэль, подходя вплотную к Ворону-отступнику. — Они не вышли на бой, а Хонсю — не тот человек, чтобы пропустить такую бойню.

— Битва закончилась?

— На этом этапе — да, — ответил Уриэль. — Черная Базилика уничтожена, а вместе с ней и ваш порченый магос. Он пытался взять под контроль преторианцев, но потерпел поражение, и ваши войска были отброшены назад к плацдарму.

— Вы, конечно, понимаете, что сражение было отвлекающим маневром?

— Пятый туннельный бур, — сказал Уриэль. — Хонсю и Железные Воины там, да?

Ваанес кивнул.

— Он и Танцоры клинка Ксиомагры. Хонсю думал, что ты не заметишь.

— Он всегда меня недооценивал.

— Мы все так думали.

— Так куда же он направляется? Соврешь — отдам тебя людям за дверью. Они жаждут казнить тебя прямо сейчас, — сказал Уриэль.

Это было правдой лишь отчасти. Намира Судзаку настаивала на казни Ваанеса, но Аэтон Шаан, избитый и покрытый шрамами от ожогов после битвы на борту Черной Базилики, был непреклонен. Ваанес должен дожить до суда Гвардии Ворона.

— Неудивительно, — ответил Ваанес. — Империуму вечно не хватает воображения по части наказаний. Вы бы видели, какими разнообразными способами военачальник Хаоса поддерживает порядок. Не очень-то красиво, зато держит подчиненных в узде.

— По-твоему, этим надо восхищаться?

Ваанес покачал головой.

— Ты меня совсем не слушаешь. Ты просто слышишь то, что хочешь услышать, так что если ты собираешься убить меня, просто сделай это и перестань впустую тратить время. Я думал, что смогу поговорить с тобой, потому что ты действительно умеешь пользоваться мозгом вместо того, чтобы прыгать за ближайшим шипом палача.

— Тогда скажи мне, куда делась пятая туннельная машина.

Ваанес ничего не ответил, и Уриэль шагнул к нему.

— Я скажу, но сначала ты мне кое-что пообещаешь,— сказал Ваанес.

— Ты предатель, — выплюнул Уриэль. — С какой стати я буду тебе что-то обещать?

— И ты еще спрашиваешь!— возразил Ваанес. — Разве мы не старые товарищи по оружию? Разве мы не пересекли мир Проклятых вместе? Разве не штурмовали крепость Железных Воинов? Многие ли из тех, кто еще дышит, могут так сказать?

— Да, все это было, — сказал Уриэль. — И я предложил тебе шанс на искупление, когда враг будет повержен, но ты отказался.

— Искупление? Это не для таких, как я, Уриэль. Я попробовал, но ничего не вышло.

— Значит, ты выбрал проклятие?

— Я так и думал, но оказалось, что это тоже не для меня.

— О чем ты?

— Вот это, — сказал Ваанес, поворачиваясь на стальном стуле, чтобы показать дельтовидную мышцу. Уриэль наклонился и увидел на коже Ваанеса вытатуированного черного ворона. — Вот почему я сдался тебе.

— Татуировка Ордена, на которую ты не имеешь права, — сказал Уриэль. — Ну, и что с того?

— Ты не понимаешь, я знаю. Я тоже ни в чем не уверен.

— А что значит «сдался»? Мы захватили тебя в плен.

— Ты что, вообразил, будто сможешь захватить в плен воина, обученного на Рейвенспире? — рассмеялся Ваанес. — Я позволил тебе взять меня.

— Предположим, что я тебе верю, а я не верю, но зачем тебе это делать?

Ваанес отвел взгляд и вздохнул.

— Этого я тоже не знаю, но когда я увидел тебя, то понял, что не хочу возвращаться к Железным Воинам.

— Так почему же ты так упорно сопротивлялся?

Ваанес пожал плечами.

— Не мог же я допустить, чтобы Свежерожденный видел, как я сдаюсь без боя.

— Что еще за Свежерожденный?

— То, что они сделали из твоего генетического материала на Медренгарде.

— И у него нет имени?

— Похоже, он не нуждается в нем, — сказал Ваанес. — Думаю, когда-то у него было имя, но он не хочет его вспоминать. Мы не дали ему имени, потому что... ну, никому не было до этого дела.

— Я знаю его имя, — сказал Уриэль. — Я видел, что они с ним сделали. Я чувствовал его страх и боль.

— Значит, все-таки это улица не с односторонним движением, — сказал Ваанес. — Он тоже узнал о тебе. Как по-твоему, почему Железные Воины все это время были на шаг впереди тебя?

— Оно знает мои мысли?

— Вроде того. Он думает так же, как и ты, прямо, вверх и вниз, и сколько бы Хонсю и Грендель ни забивали ему голову разговорами о Хаосе, он не избавился от того, что ты ему дал.

— И что же это такое?

— Благородство, — сказал Ваанес, и Уриэль увидел на лице отступника искреннюю потребность в том, чтобы ему поверили. — Он хочет быть лучше, чем есть, но все вокруг бьет его и подавляет любую попытку поднять голову из этого ужаса. Если бы я вообще об этом задумывался, то пожалел бы его, но я видел, на что он способен, а жалость — это последнее, что нужно Свежерожденному. Это чудовище, но он не должен был им стать.

— А как насчет тебя? — спросил Уриэль. — Ты — чудовище?

— Не знаю, наверное, — сказал Ваанес, кивнув на татуировку у себя на плече. — А может, и нет. Я свел эту татуировку давным-давно. Но теперь она вернулась. Ты мне скажи, что это значит.

— Ничего это не значит, — сказал Уриэль, схватив Ваанеса за подбородок и откинув его голову назад. На какую-то долю секунды ему захотелось оттащить отступника в сторону и свернуть ему шею. У него была возможность сделать это, убить врага прямо сейчас, но он не мог. Убийство пленника было бесчестным и позорным делом.

Он отпустил Ваанеса и отвернулся.

— Ты-то что думаешь насчет этого?

— Не знаю, но ее не было, пока мы не добрались до Калта. Возможно, это знак того, что я не безнадежен. Может, сам Коракс позаботился о том, чтобы оставить свою печать на моем трупе. Кто знает наверняка?

— Искупление не предлагают больше одного раза, — сказал Уриэль. — Ты выбрал, и пришло время взглянуть в лицо последствиям. Мы поймали тебя, и теперь ты заплатишь за все жизни, которые оборвал. На Тарсис Ультра, на Тарент.

Пока Уриэль говорил, перечисляя его преступления, Ваанес отвернулся, не в силах смотреть ему в глаза. Возможно, это было просто чувство вины, а не раскаяние. Была ли разница?

— Чего же ты хочешь, Ваанес? — сказал Уриэль.

— Умереть, — сказал отступник. — Я недостаточно силен, чтобы идти по пути праведности, но я не собираюсь проклинать свою душу в варпе. Для таких, как я, нет середины, поэтому, когда все закончится, обещай, что убьешь меня, и я покажу тебе, куда они ушли.

Уриэль заглянул в прикрытые веками глаза человека, рядом с которым сражался, и понял, как тот отвернулся от всего, за что когда-то стоял. У Ваанеса были задатки великого человека, но из-за какого-то глубоко укоренившегося порока он пришел к проклятию и гибели.

— Что с тобой случилось? — спросил Уриэль.

— Не скажу, — ответил Ваанес. — Ну что, договорились?

Уриэль подумал, не солгать ли Ваанесу; в конце концов, что такое обещание, данное предателю? Ни одна клятва такому, как он, не могла считаться обязательной; но даже когда он думал об этом, то знал, что солгать Ваанесу— значит опозорить себя. Он кивнул.

— Скажи, куда ушел Хонсю.

Ваанес понял и благодарно кивнул. Он испустил долгий, дрожащий вздох, и Уриэлю показалось, что с его плеч внезапно свалилась огромная страшная ноша. Ваанес выпрямился в кресле, более похожий на воина Адептус Астартес, чем когда-либо прежде.

— Нет, — ответил Ваанес. — Сейчас я тебе покажу.

ГЛАВА 19


БОЛТЕРНЫЕ и лазерные выстрелы хлестали по бронированным бокам «Носорога», звеня о его броню, как стальной дождь. Один болт пробил проржавевшее ограждение гусеницы и срикошетил во внутреннюю часть десантного отсека, но большая часть его инерции рассеялась, и доспехи защитили Громовержцев.

Сципион двигал сдвоенными болтерами в куполе из стороны в сторону, стреляя только тогда, когда был уверен, что сразит сразу нескольких врагов. Впрочем, с тех пор, как они прорвались через блокпост, недостатка в мишенях не было. Сципион уничтожил троих неприятельских воинов сосредоточенным огнем, а еще одного раздавил гусеницами «Носорога» Лаэн.

Как только они продвинулись во внутренние районы города, Сципион пересмотрел свое мнение об армии Кроваворожденных. Центральную площадь Коринфа теперь заполняли сборные сооружения, расставленные с военной точностью. На ветру реяли разноцветные вымпелы, а с одной из дворцовых башен свисало голубое знамя. Площадь, где коринфцы любили гулять на воздухе, посещая музей или галерею, теперь превратилась в вооруженный лагерь. Почти каждый квадратный метр занимали склады боеприпасов, оружейные склады, казармы или учебные помещения.

Здесь царили организованность и дисциплина на зависть любому полку Имперской Гвардии. Это была армия завоевателей, и при виде ее логистической компетентности Сципиона пробрала дрожь. Их потрепанный «Носорог», изрыгая дым, несся через казарменные палатки, стрельбища и столовые, оставляя за собой опустошение. Горящий холст разбитой палатки тянулся за ними, как парус древнего огненного корабля, посланного навстречу гибели в гущу вражеского флота.

Сравнение в самую точку, подумал Сципион.

Кровожадные высыпали из казармы, — мужчины и женщины в буйстве разноцветного тряпья и доспехов. Сципион заметил несколько офицерских голубых поясов и возликовал. Это были корсары Каарьи Саломбар!

Сципион направил на них болтеры, выпустив длинную очередь разрывных снарядов. Человек семь упало, разорванные залпом, а остальные разбежались. Окруженным множеством временных сооружений, Кроваворожденным не удавалось толком прицелиться в «Носорога» Громовержцев, но те, кто сумел, не медлили с ответным огнем.

Плечо Сципиона задел лазерный выстрел, слева тяжелый болт врезался в край люка. Молниеносные трассирующие пули пронеслись мимо его головы, и Сципион развернул болтеры, направляя серию режущих выстрелов через ряд палаток Кроваворожденных, пока их обитатели бежали за оружием и доспехами.

— За Жиллимана и Императора! — закричал он, поливая врага огнем. Радостно было снова сражаться, мстя за страдания, причиненные народу Эспандора. «Носорог» рванул вперед, и Сципион услышал жуткий скрежет заклинивших механизмов и безошибочно узнаваемый звук заглохшего двигателя.

Он рискнул оглянуться через плечо и увидел язычки пламени и толстые струи черного дыма, поднимающиеся из задней части «Носорога». Лаэн творил чудеса, выжимая из машины все до последней искры жизни, но ее дух был уничтожен и больше не мог воспрянуть. То, что они проехали так далеко, было настоящим чудом. Пора было высаживаться и продолжать бой на своих двоих.

Сципион внимательно осмотрел местность, видоизмененную постройками и пристройками Кроваворожденных. У него уже имелась цель, другое дело, доберется ли до нее трофейный «Носорог».

— Лаэн, подкинь нас к сторожке перед Дворцом претора!

— Как заведемся, но я постараюсь, — крикнул Лаэн.

Шеренга кричаще одетых Кроваворожденных образовала огневую линию перед «Носорогом», и Сципион прыгнул внутрь, когда залп лазерного огня ударил в переднюю часть «Носорога». Ракета врезалась в гласис «Носорога», но Геликас и Колтанис укрепили переднюю часть машины листовой сталью, и ракета отлетела в сторону, не взорвавшись. Еще несколько отделений готовились к стрельбе, и у Громовержцев оставалось в лучшем случае несколько секунд, прежде чем от «Носорога» останутся дымящиеся развалины.

— Всем выйти! — крикнул Сципион.

Нивиан рывком распахнул дверцу, и Колтанис выпрыгнул из машины. Сципион последовал за ним; выстрелы лазганов ударили в землю прямо за ним. Лаэн выбрался последним, но «Носорог» все еще катился, изрыгая дым и пламя, в сторону Кроваворожденных. Те расступились, чтобы дать ему проскочить, но не успел «Носорог» остановиться, как его моторный блок взорвался, опрокинув Кроваворожденных и разбрызгав во все стороны потоки горящего топлива.

Возможно, Император наблюдал за ними, возможно, это было случайное совпадение, а может, воинственный дух «Носорога» решил отомстить за ненадлежащее обращение. Сципион предпочел думать, что последнее.

Используя дым и неразбериху в качестве прикрытия, Сципион повел Громовержцев через скопище горящих палаток и деревянных бараков. Пламя распространялось по площади, и крики эхом отдавались от зданий по краям площади. Среди серого и коричневого полотна и ржавчины стальных конструкций сверкающая синева доспехов Ультрамаринов казалась яркой вспышкой.

До них донесся треск выстрелов, и Сципион почувствовал удары по спине и плечам. Он обернулся к источнику выстрелов и прицелился в группу корсаров, возглавляемую женщиной со скрещенными на груди голубыми кушаками и двурогой шляпой с кокардой. Смехотворно непрактичная на поле боя, шляпа давала Сципиону точку прицеливания.

— Цельтесь тщательно, — крикнул он. — Боеприпасов не хватает, так что берегите патроны.

Он выстрелил, и женщина-корсар отлетела назад, ее плечо и голова исчезли во взрыве осколков костей и красного тумана. Быстрая вспышка огня убила еще с полдюжины человек, остальные юркнули в укрытия.

— За мной! — крикнул Сципион. — К дворцовой сторожке! — и сам побежал туда, держа болтер на плече.

Золотая крыша дворца сияла под солнцем, а красочный фасад из расписного камня казался самой великолепной постройкой, которую Сципион когда-либо видел. Хотя Кроваворожденные загадили нижние этажи, легко было представить это здание в лучшие времена.

Дворец окружала высокая стена из полированного серого гранита, украшенная высокими башнями из рифленого мрамора и статуями героев-Ультрамаринов, чья родословная восходила к Эспандору. С юга у стены стояла сторожка с двумя сигнальными башнями по бокам. На серебристых вершинах этих башен теперь установили гротескные зенитные орудия с многочисленными черными стальными стволами, направленными в небо.

Кроваворожденные двигались, чтобы перехватить их, но многолюдье на площади было союзником Сципиона. Громовержцы образовали боевой клин во главе со Сципионом, вонзившись в гущу врага с непреодолимой яростью. Воины в масках шли на них с винтовками со штыковыми наконечниками или кривыми мечами и пистолетами. Сципион переключился на цепной меч, рассекая Кроваворожденных жестокими ударами ревущего клинка.

Нивиан стрелял из болтера, который дал ему Сципион, а Колтанис нацелился на группы поддержки противника и уничтожал их плазменным огнем. Они прокладывали путь сквозь врагов, ни разу не остановившись и не позволяя Кроваворожденным замедлить их атаку.

Сципион увидел, как на площадь ворвались шесть «Носорогов» и лендрейдер — ярко раскрашенные машины оранжевого и черного цветов. Еще двое в ржаво-коричневомСобирателей Черепов продолжали идти, топча по пути Кроваворожденных, лишь бы добраться до воинов Сципиона.

Площадь теперь была охвачена шумом: воздух наполняли пламя, выстрелы и крики умирающих. Когда-то сторожка могла похвастаться укрепленными воротами из переплетенного эспандорского дуба и железа, но от них не осталось ничего, кроме искореженных шарнирных механизмов со следами взрыва. Корсарский скиф маневрировал у ворот, его канониры наводили носовую пушку на Громовержцев.

— Колтанис! — крикнул Сципион. — Вытащи его оттуда!

— Плазма еще заряжается, — последовал лаконичный ответ стрелка.

Уклониться от пушки было невозможно, и Сципион лишь надеялся, что ее наводчик слишком торопится, неумел или неточен, чтобы представлять угрозу. Оружие сверкнуло светом и шумом, и Сципион отскочил в сторону, когда ураган высокоэнергетических лазерных разрядов разорвал мощеную площадь. Каменные осколки загремели о доспехи Сципиона, и он почувствовал жгучую боль внизу бедра, где луч ударил его и расплавил часть брони.

Он перекатился на бок, увидев, что упали еще двое его людей. Старые друзья Сейюс и Аселлио — обоих расплавили лазерные разряды, которые не мог сдержать даже доспех космодесантника. Завывающие Кроваворожденные и корсары неслись прямо на них, а канонир скифа готовился к очередному выстрелу.

Бело-голубая вспышка энергии вырвалась из земли и пробила днище скифа. Она вспыхнула внутри него и уничтожила энергетические клетки в сердце его антигравитационных механизмов. Из ворот вырвался бурлящий столб оранжевого пламени, который перекатился через Ультрамаринов и испепелил ближайших воинов-Кроваворожденных.

Сципион с трудом поднялся на ноги, понимая, что они получили еще одно благословение.

— Хорошая стрельба, Колтанис, — сказал Сципион, вбегая в объятые пламенем ворота. Он перепрыгнул через обломки и перешагнул через дюжину обугленных и почерневших тел. Громовержцы последовали за ним; броня защитила их от смертоносного пламени, когда Сципион пинком вышиб дверь в самую левую башню. Десять корсаров торчали на нижнем этаже, но первый же выстрел Сципиона сразил четверых из них. Они открыли ответный огонь; Сципион охнул от боли, когда одним из выстрелов ему пробило нагрудник. Рядом с ним очутились Лаэн и Нивиан.

Кроваворожденный умер под градом выстрелов, и Сципион с грохотом взбежал по ступеням башни, направляясь к крыше. Башню заполнили, перемешавшись, Кроваворожденные и корсары, около сорока человек, но в тесноте лестниц и боковых комнат они не могли сравниться с космодесантниками, которые уничтожали их с мрачной эффективностью.

Снизу до Сципиона донеслись крики, но он уже достиг крыши. Артиллеристы, стоявшие на зенитных батареях, опустили стволы своих четырехстволок, но слишком поздно, чтобы изменить свою участь. Преследователи внизу могли быть только предателями-астартес. Кто еще мог пережить пламя в воротах?

Сципион окинул взглядом хаос, царивший на площади. В центре безудержно бушевали пожары, и хотя ему было горько разрушать ультрамарский город, это было ради Ультрамара. Тысячи Кроваворожденных и корсаров стояли гарнизонами в городе. С каждым мгновением их все больше прибывало на площадь.

— Колтанис, Геликас, — сказал он. — Следите за дверью, ведущей на лестницу. В любой момент сюда могут войти вражеские астартес.

Сципион указал на гигантские зенитные орудия и сказал:

— Возьмите Наталиса, Изата и Брадуа и разверните эти пушки. Они нам скоро понадобятся.

Лаэн кивнул и принялся за работу с большими пушками.

— Сержант! — воскликнул Нивиан. — Вы наверняка захотите на это взглянуть, — Сципион подбежал к дворцовой стене и проследил за протянутой рукой Нивиана.

Из дворца вырывались три тяжело нагруженных скифа, лучше укрепленных по сравнению с тем, который они уничтожили в воротах, и украшенных развевающимися знаменами, позолоченными символами и до безобразия яркой иконографией. Зловещая раскраска оскорбляла глаз, но внимание Сципиона привлекла фигура, стоявшая на командной палубе центрального скифа.

Это была женщина, разодетая в полосы лакированной кожи и яркие ткани, которые ловили свет и отбрасывали пестрые отблески. В ее лице проступали эльдарские черты; гибкое тело и буйная грива лазурных волос, струящихся по плечам, — ошибиться в том, было кто она, невозможно.

— Каарья Саломбар, — прошипел Сципион. — Королева корсаров.

Рядом с ним стоял Нивиан.

— Похоже, мы ее здорово разозлили, сержант.

Сципион улыбнулся.

— Пожалуй, ты прав, Нивиан.

Вокс его шлема, так долго бездействовавший, пока они охотились за добычей, затрещал, когда он снова активировал его и передал на аварийную частоту, выбранную капитаном Сикарием для сигнала «Убийство».

— Это Сципион Воролан, — сказал он, пригибаясь, когда на парапет обрушился шквал выстрелов. — Место проведения: центр города Коринф. Код Сюзерена! Код Сюзерена! У меня есть визуальное изображение Королевы корсаров. Повторяю, у меня есть визуальное изображение Королевы корсаров.

Вокс шипел и потрескивал, и Сципион забеспокоился, что его сообщение не дошло, когда сквозь помехи пробился знакомый голос — сержант Дацей из Львов Макрагга.

— Принято, — сказал Дацей. — Оставайтесь на месте и будьте готовы.

— А вот и они! — крикнул Геликас, когда предатель-астартес ворвался на крышу башни.

***

Пещерные драконы прорезали верхнюю мантию Калта лабиринтом туннелей, которые еще не полностью нанесли на карту. Каждый год прокладывались новые туннели, и поскольку обвалы были далеко не редкостью, карты устаревали уже через несколько лет после их выпуска.

Четыре «Носорога» спустились в самое сердце Калта, углубляясь в эту запутанную сеть пещер с отступником в качестве проводника. Бой за ущелье Четырех Долин на время затих; силы Кроваворожденных зализывали раны и перегруппировывались после разрушения Черной Базилики. Капеллан Клозель со всеми формальностями принял командование силами Ультрамаринов, переданное Уриэлем.

Впереди шли два «Носорога» Ультрадесанта, в одном из которых находились Мечи Калта, а в другом — Поджигатели Пазания. За ними следовали черный «Носорог» со знаками Гвардии Ворона и темно-бордовая машина с выбитым на боку черепом Святого Ордоса. Намира Судзаку предпочитала работать в тени, но действуя в открытую, она хотела, чтобы об этом знали.

Ардарик Ваанес сидел в головном «Носороге» рядом с Уриэлем, прикованный к стойкам переборки несокрушимыми оковами. Двое бойцов Судзаку сидели напротив Ваанеса, каждый держал на его шее «ловца людей». Их большие пальцы нетерпеливо зависали над выключателями, одним щелчком которых шипастые ошейники сжимались и сдавливали горло отступника. Здравый смысл Уриэля требовал не доверять Ваанесу, но чутье подсказывало, что воин, возможно, пытается спасти то, что осталось от его чести.

Капитана Шаана и инквизитора Судзаку было трудно убедить; очень неохотно, и лишь потому, что у них не было другого выбора, они согласились разрешить Ваанесу вести их в глубину. Они немедленно отправились в путь, проехав через руины Кастра Оксиденс в мягко освещенные туннели, ведущие глубоко под поверхность планеты.

Они ехали девять часов с единственной остановкой, чтобы заправиться, в одном из пещерных городов Калта — крупной сельскохозяйственной общине под названием Апамеа Раджиана. Окруженный пологими холмами и густыми лесами, город притулился с подветренной стороны от возвышающегося собора Императора со шпилем в виде могучего парящего орла.

Двигаясь вперед, маленькая процессия покинула главную магистраль аркологии и направилась по боковым туннелям, более часто посещаемым горными проходчиками и разведывательными группами. Они продвигались все дальше и дальше, и чем глубже они спускались, тем жарче становилось, и каждый поворот коридора уводил их все дальше и дальше от признаков цивилизации. Туннели становились чем глубже, тем причудливее, в конце концов утрачивая признаки искусственной обработки и напоминая тектонические расселины. Что-то в этих туннелях показалось Уриэлю знакомым, будто он уже бывал здесь раньше. Его эйдетическая память просеивала те времена, когда он вернулся на Калт, став воином Ультрамаринов, но он так и не вспомнил ничего, кроме смутных воспоминаний о карабканье по скалам и предательским уступам.

— Сверните в правый туннель и проезжайте по нему три километра, — сказал Ваанес напряженным из-за пережатого горла голосом.

— Куда ты нас ведешь? — сказал Уриэль, наблюдая за пиктограммами пещер за бронированным корпусом «Носорога». — Эти пещеры уже много веков заброшены.

— Скоро узнаешь, — сказал Ваанес.

— Если ты собираешься завести нас в ловушку...

— Ну, и что ты сделаешь? Убьешь меня? — рассмеялся Ваанес, тут же поморщившись. — Будь это все, чего я хочу, я бы сказал убить меня еще на поверхности. К чему тут шарады?

— Чтобы помочь Хонсю убить меня? — предположил Уриэль.

— Он и без меня обойдется, — сказал Ваанес. — И дело не только в тебе, Вентрис. Хонсю хочет уничтожить все, что тебе дорого, и ему все равно, как именно. С ним повелитель демонов, который думает, что направляет это шоу, но только потому, что Хонсю позволяет ему так думать. Он хочет уничтожить Ультрамар так же сильно, как и сам Хонсю.

— Но почему? — сказал Уриэль. — В смысле, почему Ультрамар?

— Думаешь, он со мной откровенничает? — рявкнул Ваанес. — Это повелитель демонов, какая еще нужна причина?

Уриэль отрицательно покачал головой.

— Я не знаток демонических страстей, но это уже третий раз, когда он нападает на Ультрамар. Должно быть, у него все же есть причина, чтобы так на нас взъесться.

— Может, Робаут Жиллиман на него не так посмотрел.

— Не произноси его имени, — прошипел Брут Киприан. — Ты не имеешь права говорить о примархе.

— Экий обидчивый! — ухмыльнулся Ваанес.

— Он прав, — сказал Уриэль. — Ты недостоин произносить его имя.

Ваанес пожал плечами и погрузился в молчание. Путешествие продолжалось еще около часа, многочисленные повороты вели вниз, пока «Носороги» не вышли в широкую овальную пещеру явно вулканического происхождения, шириной около трехсот метров, с ребристыми стенами из блестящей черной породы. Жара стояла невероятная, и из трещин в стеклянистом полу валил пар. Влага капала с потолка и стен, скапливаясь в воронках и стекая по высеченным жаром каналам.

Ваанес наклонился, чтобы изучить пикт-дисплей, отмечая изображения драконов на стенах, похожие на детские рисунки, выцарапанные на скале или нарисованные широкими полосами синей и зеленой краски.

Отступник откинулся назад и сказал:

— Давай.

Уриэль нахмурился и открыл люк «Носорога», высунувшись, чтобы осмотреть пещеру. Влага тут же выступила бисером на его доспехах, а лицо покрылось частой испариной.

— Я тут бывал, — сказал он, и в его сознании всплыли воспоминания детства.

Он выбрался наружу и спрыгнул на пол пещеры, вспоминая, как бегал здесь в детстве с друзьями. Стены были покрыты изображениями драконов, больших и маленьких, сложных и простых. От самого входа в пещеру, сколько хватало глаза, каждый квадратный метр стены населяли дракончики.

Все вышли из «Носорогов» и столпились вокруг Уриэля, ожидая от него объяснений.

— Что это за место? — спросил Судзаку, глядя на тысячи резных и раскрашенных драконов. Уриэль повернулся к инквизитору. Она сильно изменилась после битвы в ущелье Четырех Долин. В этом сражении убили ее соратника, и он понял, что они были ближе, чем он думал. Возможно, она вовсе не была такой холодной и отчужденной, как казалась.

— Глотка Дракона, — пояснил Уриэль. — Вот как мы его называли.

Пазаний усмехнулся, глядя в потолок, и от всеобщего удивления его открытое лицо расплылось в широкой улыбке.

— Мы думали, что это место — пасть погребенного дракона, — сказал Пазаний. — Это стало чем-то вроде испытания для детей, спуститься сюда и нарисовать на стене дракона, как они его себе представляли. Дети Калта делали это веками. — Пазаний бросил на Уриэля понимающий взгляд. — И если я правильно помню, ты получил самый высокий балл.

— Наверное, с тех пор кому-то удалось и получше, — сказал Уриэль.

Ваанес рассмеялся.

— Не представляю тебя ребенком, Вентрис. Держу пари, ты был просто бочкой смеха с этой вашей ох какой серьезной манерой!

— Заткнись, Ваанес, — сказал Пазаний.

— Я люблю детские воспоминания, но не вижу, как это поможет нам победить Хонсю, — заметил Аэтон Шаан.

Уриэль отошел от группы, мысленно возвращаясь на сто с лишним лет назад, когда он еще мальчишкой играл в этих пещерах. Он вспомнил состязания в силе, скорости и выносливости между юношами и девушками Калта, готовившие к отборочным играм, когда воины Ультрамаринов решали, кто достоин отправиться на Макрагг.

— Это была проверка на храбрость — нарисовать дракона выше всех, — сказал Уриэль, позволяя ручейку воспоминаний нарастать по мере того, как они просачивались из прошлого перед возвышением в Астартес. Запечатленные до того, как древняя наука переделала его умственную архитектуру, эти воспоминания приходили медленно, постепенно всплывая в сознании.

— Я хотел нарисовать такого дракона, чтобы все говорили о нем и много лет спустя, и влез на сотню метров вверх по стене с двумя горшками краски, висящими у меня на поясе.

— Здесь? — спросила Судзаку, разглядывая стены над собой. — А какой из них ваш?

— Мой примерно в трех километрах отсюда, — сказал Уриэль, махнув рукой вниз по туннелю. — Это была сумасшедшая затея: камни мокрые, скользкие и острые, как бритва. Если бы я упал, точно бы погиб, но мне попался каменный выступ, с которого, как мне показалось, можно было рисовать. Раза три я чуть не упал, но все же сделал это, хотя руки у меня были все ободраны и окровавлены. Меня трясло, и я еле удержал кисть, но нарисовал красно-золотого дракона с широкими крыльями и шипастым позвоночником выше всех. Покончив с драконом, я уже собирался спуститься, и тут увидел ход, который вел вглубь пещеры, в темный туннель, который извивался в скале на протяжении сотен метров…

— И куда он вел? — спросил Шаан.

— Трон Терры! — воскликнул Уриэль, вскакивая обратно в «Носорог». — Я знаю, что здесь нужно Хонсю.

Проехав еще три километра по туннелю, они наткнулись на картину опустошения. Пол пещеры провалился в огромную воронку, и часть стены обрушилась внутрь, образовав крутую щебнистую осыпь под опаленной раной, проплавленной в скале. Гигантский туннельный бур торчал из провала, его железные бока прогнулись и помялись. Пар и горячие газы вырывались из его тупого рыла, а с корпуса каскадом ссыпалась каменная пыль.

Двери бура были распахнуты настежь. Тот, кто так глубоко проник в Калт, давно ушел.

И Уриэль точно знал, куда он направился.

«Носороги» резко остановились у подножия каменного склона, и Уриэль выпрыгнул из десантного отсека с Мечами Калта за спиной. Гвардейцы Ворона уже шли впереди, призраками поднимаясь по обломкам к выемке в скалистых стенах. Уриэль вскарабкался по склону к каменному выступу, за который когда-то цеплялся мальчишкой.

— А что там, за этими стенами? — спросил Шаан, когда Уриэль добрался до скалы.

— Кое-что забытое, — сказал Уриэль, повернувшись, чтобы посмотреть на Ваанеса, пока помощники Судзаку пытались затащить его наверх. — То, о чем я никогда никому не рассказывал.

— Тебе и не нужно было, — сказал Ваанес. — Ты знал это, и Свежерожденный тоже знал, хотя и не понимал, откуда.

Уриэль почти улыбнулся, увидев выцветшее изображение красно-золотого дракона на стене рядом с дырой, пробитой в скале. Пазаний опустился на колени рядом с нарисованным драконом.

— Неплохо, — сказал он, постукивая пальцем по камню. — Похоже, твой все еще выше всех.

— Калт больше не должен порождать таких крепких парней, как ты, — сказал Ваанес.

Не обращая на него внимания, Уриэль внимательно осмотрел дыру в скале. Кумулятивные заряды пробили достаточно широкую расселину, чтобы три космодесантника прошли в ряд. Он шагнул, чтобы выйти из пещеры, но прежде чем он вошел в туннель, Аэтон Шаан удержал его за руку.

— Пойдем первыми, — сказал он. — Ходить во мраке — это работа Гвардии Ворона.

Уриэль хотел сказать, что это Калт, и здесь все — работа Ультрамаринов, но понял, что Шаан прав, и неохотно кивнул.

— Отлично, — сказал он. — Идите.

Шаан повернулся к подчиненному и сказал:

— Кайр, левое крыло, коготь низко. Тень ворона, высокая и темная.

Кайр кивнул, хотя Уриэль понятия не имел, что означали слова Шаана.

Воины в темных доспехах скользнули в туннель, и через несколько мгновений Уриэль потерял их из виду. Он моргнул, усиливая режим видения в аугметическом глазу, но Гвардейцы Ворона были невидимы.

— Как у них это получается? — сказал Пазаний, стоявший рядом с ним. — Даже старый Телион так не умеет.

— Я передам ему твои слова, — ответил Уриэль, направляясь вслед за Гвардией Ворона.

Он вошел в туннель вместе с инквизитором Судзаку и ее свитой, зажатой между Мечами Калта и Поджигателями. Пламя огнемета Пазания окрасило черные стены в синеватый цвет, мерцая от влаги, капающей со стен, и отбрасывая перед ними тени.

Уриэль вспомнил, как карабкался в темноте по этому туннелю, и трепет исследования вернулся к нему, хотя сто шестнадцать лет отделяли его от тогдашнего юноши. Он вспомнил, как возвращался домой, преисполненный гордости за свое достижение, хотя и понимал, что хвастаться им нельзя. То, что он увидел за стенами Драконьей Глотки, — его тайна и только его. Или было его до тех пор, пока враги не сотворили мерзость с его геносеменем.

Туннель сужался, его гладкие стены сходились, разделенные тысячи лет назад устрашающими подземными силами, которые сформировали аркологии Калта. Затем, словно из темной комнаты на свет, Уриэль вышел из туннеля. Как и сто шестнадцать лет назад, у него перехватило дыхание. Пещера была освещена биолюминесцентным сиянием, как забытое морское дно, нефритово-зеленое и туманное. Сотен метров в ширину и высоту, она была не естественным образованием, а отсеком, вырубленным в скале почти десять тысяч лет назад мастерами с большим искусством и еще большей решимостью.

В центре пещеры располагалось здание из светлого полированного мрамора. Это великолепное сооружение квадратной формы было увенчано сверкающим куполом, будто выточенным из огромного сапфира. К каждому фасаду здания вела триумфальная лестница, высеченная из породы пещеры, а вход внутрь шел через огромные портики, поддерживаемые колоннами толщиной с ноги самой большой боевой машины Механикус. Каждый фронтон покрывали красочные фрески, не потускневшие за прошедшие столетия. Фрески были разбиты на панели, каждая из которых изображала благородного капитана Ультрамаринов, ведущего воинов в бой с яростными врагами в красных доспехах.

Восточный фасад был раздроблен вдребезги в том месте, где обрушился потолок пещеры. Циклопические блоки размером с лендрейдер разбросало, как детские кирпичики, а две колонны валялись в беспорядке, как упавшие великаны. При всем величии в здании чувствовалась какая-то скорбь, не связанная с его разрушением. Печаль висела над его траурной архитектурой, как саван.

В детстве Уриэль и не заметил этого, а теперь он понимал, почему так.

Это была могила, место упокоения великого героя.

Пазаний прищурился на фрески, сопоставляя их с тем, что знал из истории Ордена. Уриэль увидел в глазах друга понимание.

— Это то, о чем я думаю? — спросил Пазаний.

— Затерянная гробница Вентана, — ответил Уриэль. — Спасителя Калта.

***

Глядя сверху вниз из тени гигантского портика, Кадарас Грендель наблюдал, как Ультрамарины и их смертные помощники входят в огромную пещеру. Он ухмыльнулся, представив себе их отчаяние, когда они поймут, что уже слишком поздно.

Грендель вскинул на плечо мелтаган и заговорил в вокс у горла:

— Он здесь, — сказал он. Ему не нужно было вдаваться в подробности.

— Вентрис? — спросил Хонсю, его голос был невнятным от помех.

— А то кто же, по-твоему? — рявкнул Грендель. — Он и этот здоровенный сержант. Шестнадцать рыл. С ними несколько смертных, и... будь я проклят... у них там Ваанес!

— Ваанес? Точно?

— Точнее некуда, — сказал Грендель. — Думаешь, я не узнаю этого заносчивого ублюдка, когда увижу? Он у них вроде как пленник.

— Не будь в этом слишком уверен, — сказал Хонсю. — Пошли Танцоров клинка Ксиомагры на перехват Ультрамаринов, но я хочу, чтобы ты убил Ваанеса.

— Да запросто, — усмехнулся Грендель. — Ты-то как там поживаешь?

— Мы все еще ставим заряды, чтобы стереть это место с лица земли, но скоро закончим.

Грендель кивнул и выключил вокс, повернувшись лицом к гибкой женщине-воину в сверкающих серебряных доспехах, стоявшей позади него. Она и ее пятнадцать воинов обнажили мечи — длинные, изящные клинки с тонкими изгибами по всей длине.

— Ты слышала, что он сказал, — сказал Грендель, тыча большим пальцем через плечо. — Иди и убей их.

Ксиомагра скользнула мимо него; ее движения были настолько гибкими, что Грендель даже не заметил, как она пошевелила конечностями. Он мельком увидел, как ее кошачьи желтые глаза вспыхнули в предвкушении предстоящей схватки, прежде чем жидкий металл шлема поднялся и поглотил ее черты. Она подняла перед Гренделем меч с черным лезвием.

— Закон мечей обязывает меня повиноваться, — сказал Ксиомагра, — но знай: если твой хозяин падет, то следующей душой, которую заберет этот клинок, будет твоя.

— Жду не дождусь, — сказал Грендель, целясь в нее из мелтагана. — Я тебя вообще не боюсь.

— Так и должно быть, — сказала Ксиомагра.

Прежде чем Грендель успел ответить, Госпожа клинка грациозно спрыгнула вниз по ступеням гробницы, сопровождаемая труппой Танцоров клинка.

— Пора ухлопать Ворона, — сказал Грендель.


ГЛАВА 20


ГЕЛИКАС выпустил ракету, разорвав грудную клетку бежавшему по лестнице космодесантнику в ржаво-красном шлеме Собирателей Черепов. На воина позади него обрушились осколки костей и доспехов, а остальных швырнула вниз по лестнице ударная волна. Это выиграло им еще несколько секунд, но, не успев перезарядить ракетомет, Геликас отбросил его и поднял болтер.

Сципион выстрелил из болтера в дверной проем, услышав трескучие отголоски взрывов и крики: выстрел попал в цель. Колтанис не открывал огонь, пока громоздкая фигура берсеркера не появилась в дверном проеме, наконец, ослепительной вспышкой плазмы снес врагу пол-туловища со свистом кипящей крови и плавящегося керамита.

Еще несколько воинов протиснулось через остатки разрушенного прохода на крышу башни, но они нарвались на шквал болтерного огня.

Сменив оружие, Сципион вонзил в шею берсеркера цепной меч, перехватив его обеими руками, чтобы убить наверняка. Он выдернул клинок и ударил ногой воина, шедшего за убитым, столкнув его вниз по лестнице.

— За Ультрамар! Башня наша! — закричал он.

Яростные залпы ружейных выстрелов были ему ответом, когда Кроваворожденные пестрым приливом вздымались и разбивались о сторожку. Враг пытался сбросить Ультрамаринов: на серебристом крепостном валу башни взрывались гранаты, и сотни лазерных выстрелов откалывали щебенку от каменной кладки. В воздухе висела каменная пыль, в ушах стоял треск от выстрелов.

Сципион метнул меч в атакующего берсеркера, попав клинком ему в горло; брызнула веером артериальная кровь. Он отшвырнул мертвеца назад, подставив подножку другому врагу, которого тут же застрелил Геликас. Узкая лестница мешала неприятелю добраться до них, но снизу вверх толкалась такая масса людей, что отчаянная битва была неизбежной. Еще один плазменный заряд обрушился на нападавших, и глотку Сципиона забило вонью горящего мяса.

Пелена черного дыма повисла над центральной площадью Коринфа; пламя от пожаров распространялось, все больше солдат Кроваворожденных гибло в огне. Ультрамаринов было всего десять, но их атака на стан врага оказалась сокрушительной.

Нивиан стрелял из болтера, который дал ему Сципион, но вот молоток со щелчком опустился на пустой патронник, и Нивиану пришлось использовать болтер как дубинку: с одной рукой он не мог перезарядить оружие. Четверо Ультрамаринов дрались со всей силой, которую привили им кузнецы генов Ордена, и отвагой, присущей каждому ультрамарцу. Они сражались сильнее, чем когда бы то ни было, задействовав все внутренние резервы, чтобы отбросить неприятеля.

Снова и снова атаковали предатели-астартес, и снова и снова они отражали атаки. Кроваворожденные попытались сделать эскаладу из виноградных лоз и лестниц, но у Нивиана даже с одной рукой хватило сил сбросить их вниз. Сципион потерял счет времени; солнце уже садилось, когда последний берсеркер упал, сраженный комбиболтерным снарядом. Позади убитого Сципион заметил на лестнице башни мертвецов в оранжево-черных доспехах Когтей Лорека.

— За отвагу! — крикнул Сципион.

— За честь! — воскликнул Геликас.

— За Ультрамар! — проревели Нивиан и Колтанис.

Сципион никогда еще так не гордился тем, что был их сержантом. Орудийный огонь загнал их под прикрытие парапета, но Сципион знал, что им придется принять на себя этот огонь, когда астартес-предатели снова попытаются прорваться на башню. Он взглянул на хронометр на забрале шлема и с удивлением обнаружил, что прошло почти тридцать минут с тех пор, как они захватили сторожку.

— Геликас, подготовь ракетомет, — приказал он. — Нивиан, давай болтер, я вставлю тебе новый магазин. Они скоро вернутся.

— Пусть идут, — сказал Нивиан, отдавая ему оружие.

— Черт побери, ты испортил мой болтер, — сказал Сципион. — В оружейне за это с меня шкуру спустят.

— Простите, сержант, но берсеркеры попались с крепкими башками, так что и болтер треснул.

Сципион усмехнулся, перезарядил болтер, и вовремя: оглушительный рев перегрузил защитные авточувства их брони, заглушая постоянный треск и грохот выстрелов. Вершина башни внезапно озарилась языками огня, вырвавшимися из зенитных орудий, как вспышки молнии в ясный день.

Это вылетали из четырехствольных стволов каждого орудия снаряды со скоростью тысяча в минуту, оставляя огромные бреши в боевых порядках неприятеля, атаковавшего башню. Лаэн и Брадуа повернули орудийную башню, и целые секции лагеря смело яростной огненной бурей, погубившей сотни врагов. Снаряды взрывались цепью по всему лагерю Кроваворожденных, обрушивая огонь орудий, предназначенных для уничтожения бронированных летательных аппаратов, на живую плоть.

Наталис и Изат открыли из второго орудия огонь по Кроваворожденным, разрубив пополам два скифа в свистящем урагане снарядов. Более тяжелый скиф Королевы корсаров развернулся в стороне от линии огня, направив носовые и кормовые орудия на башню. Снаряды со свистом пробили камень парапета и броню зенитного орудия. Наталис умер мгновенно, сгорев заживо, а Изата сшибло с его места стрелка, и он упал в самой гуще Кроваворожденных.

Сципион вскрикнул, но двум его людям уже нельзя было помочь.

Лаэн развернул огонь, чтобы перехватить скиф королевы Корсаров, но она предвидела это и устремилась к башне, в мертвую зону, куда не попадали снаряды. Отказавшись от первоначальной цели, Лаэн направил огонь на склады боеприпасов на краю площади. Из разрушенных строений вырвались языки пламени, и взрывы поглотили невезучие огневые команды, оказавшиеся поблизости. Сердца Сципиона дрогнули, когда он увидел десятки других огневых команд, готовящих крупнокалиберные минометы. Позади них полдюжины мобильных артиллерийских танков заняли позиции на краю площади.

— Кровь Императора, — выругался он, теперь понимая, почему предатель-астартес отступил от входа на крышу. Минометы загудели металлическим кашлем, и Сципион услышал скулящий визг выпущенных мин.

— Внутрь! — крикнул Сципион.

Он перекатился на живот и крепко прижался к парапету, когда волна артиллерийских мин с визгом обрушилась вниз. Первый залп был по большей части с перелетом и обрушился на внутреннюю поверхность дворцовых стен. Страшные удары выбрасывали вверх тела и булыжники, и башня содрогалась от взрывов.

Две мины попали прямо в башню, и Сципиона подбросило в воздух ударной волной. Он треснулся шлемом о крепостной вал, осколки бронированного стекла врезались в лицо, перед глазами у него все поплыло. Шрапнель просвистела в воздухе, и он застонал, когда кусок раскаленного металла размером с ладонь застрял в его руке выше локтя. Он выдернул его, и тут взорвалась еще одна мина, посылая вниз веер металлических шариков.

Лаэн закричал, когда его броню пробило, и он упал со своего места за орудием. Он подполз к краю парапета, оставляя за собой яркий кровавый след. Броню Нивиана и Колтаниса пронзил шквал осколков — до Сципиона донеслись их вскрики.

Доспехи Сципиона получили многочисленные пробоины, кожа горела от шипящих осколков. Он сорвал и отшвырнул в сторону разбитый шлем. Над сторожкой клубился едкий дым, а в воздухе стоял запах горелого топлива. Кровь забрызгала обтесанный камень крепостных стен, и Сципион закашлялся, выплевывая красную слюну.

Еще одна мина в пробила крышу, упав внутрь башни, и пылающий столб огня и дыма поднялся в небо. Из сторожки вывалился большой камень, и все строение тревожно застонало, когда новый снаряд обрушился на вторую башню. Одна за другой мины сыпались на сторожку, большинство их взрывались внутри, некоторые — над ней, и башня грозила вот-вот развалиться. Над крышей полыхнули зажигательные бомбы, и Сципион нырнул под накренившуюся и потрескавшуюся каменную плиту, когда огненный шар пронесся над ним.

Сципион потерял своих людей из виду, боясь, что они либо погребены под обломками, либо испарились в огненной буре. Он выкатился из укрытия, вытаскивая меч, и тут с небес раздался низкий тяжелый гул.

— Если мне суждено умереть, то с поднятой головой, — прорычал он, вскарабкавшись на наклонную плиту и высоко подняв меч. Удушливые клубы дыма заслоняли закат, но порыв горячего ветра продул в них дыру, точно между землей и небом. И в этой дыре Сципион увидел, как летят, будто выйдя из легенд Ордена, четыре «Громовых ястреба» в цветах 2-й роты. «Гладий», «Спата», «Пилум» и «Ксифос».

Они мчались ангелами мщения в ультрамариновой синеве, и Сципиону Воролану казалось, что это самое прекрасное зрелище в его жизни.

Сикарий!

***

На Хонсю монолит гробницы Вентана, хоть он и был посвящен герою Ультрадесанта, произвел большое впечатление. Снаружи он выглядел эффектно, но архитектор — несомненно, Ультрамарины считали, что это был сам примарх — знал, что истинная ценность здания заключается в его внутренней функциональности.

Хотя часть его несущего фасада рухнула, огромный купол в виде драгоценного камня остался невредимым, даже не покоробился. Внутренняя планировка гробницы была круглой, наподобие амфитеатра или зала. Правда, ярусы вокруг центрального открытого пространства предназначались не для живых, а для мертвых.

Сотни каменных саркофагов образовали концентрические круги вокруг центра гробницы. Каждый из усопших при жизни был членом утраченного ордена Ультрадесанта. В центре, прямо под куполом купола, находился сверкающий саркофаг из полированного черного мрамора, удивительно свободный от пыли после столетий забвения.

На саркофаге не было украшений, кроме серебряной таблички с именем воина, погребенного внутри, и его-то М’Кар и поручил разрушить. Это было последнее пристанище Рема Вентана, капитана Ультрадесанта. М’Кар не стал вдаваться в подробности, рассказывая Хонсю про это святилище, — только то, что тело Вентана и все его боевое снаряжение нужно полностью уничтожить.

— Жаль ломать эту гробницу, — сказал Свежерожденный, проследив за взглядом Хонсю на Железных Воинов, рассеянных вокруг строения. Команды подрывников связали огромные количества взрывчатки в цепи, которые должны были обрушить здание лавиной огня и обломков.

Хонсю пожал плечами.

— А тебе какое дело?

— Никакого. Просто нравится это архитектурное великолепие.

— Ты что, разбираешься в архитектуре?

— Нет, но я же различаю, где гармоничное пространство, а где нет.

Хонсю рассмеялся.

— Ты себя-то слышишь? Убийца, порождение варпа оплакивает разрушение вражеской архитектуры, потому что она выглядит гармонично?

— Ну да. Что странного-то?

Хонсю не ответил, перенеся внимание на команды подрывников. Подготовка здания к разрушению заняла больше времени, чем ему хотелось. Архитектор, Жиллиман это был или нет, знал свое дело. Это было чертовски стабильное сооружение.

Но не было лучших мастеров разрушения, чем Железные Воины, и Хонсю знал одно: не бывает неразрушимых зданий, бывает недостаточно взрывчатки.

— А тебя не волнует, что снаружи Уриэль Вентрис? — спросил Свежерожденный.

— А должно? — отозвался Хонсю. — Я думаю, что Танцоры клинка и Грендель справятся с его пестрой бандой лихих героев.

— А если нет?

— Тогда у меня есть ты, чтобы защитить меня, — сказал Хонсю.

Свежерожденный склонил голову набок и вопросительно посмотрел на него.

— Похоже, ты рассчитываешь, что Грендель и Танцоры клинка потерпят неудачу.

— Вроде того, — согласился Хонсю. — Мне и впрямь обидно проделать весь этот путь и не убить Вентриса своими руками. А к чему эти расспросы? Я думал, ты хочешь повстречаться со своим создателем.

— Да, — согласился Свежерожденный.

— Будем надеяться, что мы оба получим, что хотим.

ВААНЕС назвал их Танцорами клинка, и это имя попало в точку. Уриэль наблюдал, как враг вытекает из гробницы, словно труппа акробатов. Его глаз определил семнадцать контактов. Стройные и одетые только в свободные пластины из серебра и лакированной кожи, они казались никчемной шайкой, бросать которую в бой против двадцати семи астартес и инквизитора священного Ордоса было просто нелепо. Определить их пол было затруднительно; каждый Танцор клинка был вооружен сверкающим мечом, а их лидер, андрогин в серебряных доспехах, нес мечи тьмы и света.

С ними шел воин в полированном железе и с исцарапанным желтым шевроном Железных Воинов, двигаясь медленно по сравнению с Танцорами клинка. В его движениях чудилось что-то знакомое, но то был не Хонсю. Уриэль не знал этого воина, но все равно намеревался убить его.

— Мечи Калта, огонь направо! — приказал Уриэль. — Поджигатели остаются на месте.

Ультрамарины двинулись вперед, одновременно подняв болтеры. Шаан разделил своих Гвардейцев Ворона, отведя одно отделение через блоки направо. Ревис Кайр повел вторую группу сзади и поодаль от отделения капитана.

— Огонь! — скомандовал Уриэль, и грянули болтеры Ультрамаринов.

Но ни один из членов труппы не упал.

Уриэль был поражен: все до единого выстрелы прошли мимо цели. Противники двигались как ртуть, протекая по траектории болтов, как будто те летят в замедленной съемке. Новый залп тоже ушел в молоко, и только третьим удалось уложить пару гибких неприятельских бойцов. Выстрелы эхом отдавались от стен пещеры, и внезапно Танцоры клинка оказались среди Ультрамаринов.

Мечи мелькали, как стальные жала нападающих змей, вырываясь со скоростью хлыстов и врезаясь в броню с ужасающей легкостью. Двое Поджигателей упали, их головы соскользнули с аккуратно обрубленных шей, и Уриэль увидел, как Ливий Адриан выронил мелтаган, когда лезвие меча-хлыста вонзилось ему в плечо. Брут Киприан взревел и ударил кулаком в лицо нападвшего на Адриана, крутанувшись на каблуках и въехав локтем в грудь другой танцовщицы, раздробив ее грудную клетку и отшвырнув назад в воздух. Уриэль отразил удар, который едва не вскрыл ему яремную вену, и отчаянно отбивался от яростной серии ударов и контрударов, не оставлявших сомнений в чудовищном превосходстве противника. Древний Пелей водрузил знамя рядом с собой, делая точными выстрелами в бурлящую рукопашную схватку. Только превосходный стрелок решился бы стрелять в самую гущу боя, но каждый выстрел Пелея сражал Танцора клинка.

Инквизитор Судзаку не дралась, а танцевала, такая же элегантная и гибкая, как и враги. Она сражалась посохом из слоновой кости, обшитым зелеными нитями, и его кончик потрескивал дугами психической энергии. Саванты ее свиты, кроме телохранителей, держались в стороне от битвы. Послушники с Ваанесом, держа его «ловцами людей», стояли на страже, не желая подпускать отступника к борьбе не на жизнь, а на смерть.

Селен, пригнувшись, прорвался сквозь сражающихся, убив Танцора клинка выплеском автоматического болтерного огня, чтобы добраться до павших, наконец упал на колени рядом с раненым Ультрамарином. Двое Поджигателей охраняли его, пока он лечил или извлекал геносемя погибших.

Единственным из Мечей Калта, кто мог сравниться в мастерстве с Танцорами клинка, был Петроний Нерон. Адриан и Киприан сражались спина к спине, чтобы отбиться от мечников, но Нерон проскользнул между них, меч у него так же слился в размытую полосу, как и у противников. Обычно он сражался немного напоказ, но сейчас не было ничего подобного — только убийственные в своей эффективности мастерские удары. Как только один враг падал убитым, Нерон атаковал следующего.

Уриэль всегда восхищался мастерством Нерона, но сейчас было не до того: пришлось задействовать каждую унцию собственных способностей лишь для того, чтобы остаться в живых. Он увернулся от обезглавливающего взмаха и врезался в воина, повалив его вместе с мечом на землю. Прием не отличался изяществом — мастера меча Макрагга учили не такому, но он сделал свое дело. Уриэль с размаху врезал шлемом в лоб Танцора клинка, изуродовав точеное лицо под серебряной маской, и уже отползал назад, как другой Танцор легко приземлился рядом и ударил его мечом в грудь.

Уриэль перекатился прежде, чем меч проткнул его тело больше, чем на ладонь, ударив ладонью по лезвию и отломав его от рукояти. Он пнул фехтовальщика в ногу, выбив тому коленную чашечку, ухватился за лакированные ремни, стащил врага на землю и наконец с влажным треском проломленного черепа ударил его головой о камни.

Железный Воин добрался до места схватки, и Уриэль резко вскочил на ноги. Сначала он подумал, что на враге чудовищная маска, но потом разглядел, что лицо у него ужасно обезображено и почернело от ожогов. Враг перехватил мелтаган и выстрелил из него в гущу сцепившихся воинов с ликующим ревом ненависти. Раздался громовой раскат перегретого воздуха, и два Поджигателя упали, наполовину превратившись в зловонный пар. Пазаний взревел от гнева и стал пробиваться к Железному Воину, в ярости голыми руками расшвыривая Танцоров клинка, чтобы добраться до шрамолицего убийцы. Он бросился на Железного Воина, и Уриэль потерял их из виду, когда на него налетели двое Танцоров клинка. Одним из них был командир в серебряных доспехах — женщина такой отталкивающей красоты, что Уриэль едва мог смотреть на нее. Два меча-близнеца соткали в воздухе над ней ослепительный узор света, и Уриэль понял, что не сможет победить.

Не успел он осознать эту мысль, как Гвардеец Ворона нанес удар.

Они не делали ничего, чтобы остаться незамеченными, но Уриэль совершенно забыл, что они здесь, словно тени, сливающиеся с густой темнотой. Черные копья вонзались в тела ничего не подозревающих врагов; они наносили удары с флангов и тыла, пробивая себе путь среди Танцоров клинка сверкающими молниевыми когтями. Шаан двигался, как хищник, — стремительными рывками, ударами и быстрыми выпадами. Воины падали вокруг него, смертельно раненные и искалеченные.

Ревис Кайр сражался с большей утонченностью, направляя удары с тщательно отмеренной точностью, будто просчитывая пространство вокруг себя и то, куда приведет его следующий шаг. Танцоры клинка погибли во множестве, когда Гвардия Ворона прорвалась сквозь их ряды, и Ультрамарины воспользовались внезапностью их нападения с фланга. В течение нескольких мгновений эффект грациозных атак неприятеля сошел на нет, и теперь они сражались за свои жизни. Капитуляции быть не могло, и только уничтожение положило бы конец этой борьбе.

Уриэль напал сразу на двух Танцоров клинка, надеясь сбить их с толку внезапным прыжком. Они же просто отступили в сторону, их мечи выгнулись, чтобы пробить его нагрудник и плечо. Из порезов хлынула кровь, и Уриэль почувствовал, как его конечности пронзило горячим жалом, словно горели сами клинки. Он блокировал удар меча в пах и, ловко крутанув запястьем, вонзил меч в глаз одному из нападавших.

— Ты командир, — заявила оставшаяся из Танцоров клинка, вращая мечами над головой — Уриэль счел это ритуалом вызова. — Уриэль Вентрис?

— Да, — ответил он, высоко поднимая свой меч, чтобы оттянуть время. — А ты кто такая?

— Ксиомагра, повелительница Танцоров клинка, — сказала она. — Мечи хотят знать имя того, кого убьют.


***

«Гладий» приземлился прямо над развалинами сторожки, его реактивные двигатели яростно гудели, а пушки буквально выкашивали Кроваворожденных. Штурмовая аппарель с грохотом опустилась вниз, и вот — он здесь!

Сикарий. Регент Талассара и Рыцарь-чемпион Макрагга. Его алый плащ плескался за плечами на жарком воздухе из сопел приземлившегося «Громового ястреба», а золото доспехов сверкало, как утреннее солнце. Львы Макрагга последовали за ним, на ходу стреляя в солдат Кроваворожденных, окружавших посадочную площадку.

Сципион спрыгнул с наклонной плоскости плиты и стал карабкаться по обломкам сторожки, разбитой артиллерийскими ударами. Геликас лежал лицом вниз на своем ракетомете, смятый ствол которого уже не мог стрелять. Колтанис упал рядом с ним, а Нивиан растянулся на остатках парапета.

— Вставайте! Поднимайтесь! — закричал он. — Сикарий здесь.

Первым встал Геликас, с трудом выбираясь из-под обломков и помогая Колтанису подняться на ноги. Колтанис первым делом достал плазменный пистолет, проверил его механизмы, а затем вытащил стонущего Нивиана из-за парапета.

— Я живой, — сказал Нивиан, как будто не мог поверить в это, не произнеся вслух.

Сципион посмотрел на зенитное орудие; его обломки провисли и почернели там, где ударил осколочно-фугасный снаряд. Ему хотелось разыскать среди обломков Лаэна и Брадуа, но казалось невозможным, чтобы они выжили.

«Спата», «Пилум» и «Ксифос» с ревом приземлились рядом с «Гладием», и сердце Сципиона наполнилось гордостью, когда воины 2-й роты ринулись в бой. Почти сотня воинов Адептус Астартес, сила,мощнее которой нет в мире, — они была великолепны, бросаясь в кровавое месиво резни.

— Вперед, — крикнул Сципион. — Это наш день! Мы заслужили этот бой!

Вместе с остатками отделения Сципион побежал вниз по башне, которую так упорно пытались захватить Кроваворожденные. Лестницу усеивали разбитые тела, стены были сплошь забрызганы кровью. Ультрамарины не встретили никакого сопротивления на пути вниз и выбежали из разбитого дверного проема прямо в горнило бойни.

2-я рота прорывалась боевым клином в потрясенные войска Кроваворожденных. Вид такого количества космодесантников поверг врага в смятение, хотя они перегруппировывались быстрее, чем предполагал Сципион.

— Громовержцы, вперед! — воскликнул он, спеша влиться в бой и сражаться бок о бок со всей ротой. Ни разу с тех пор, как погиб Дамнос, 2-я не сражалась вместе, и о таких сражениях в Ордене слагались легенды. Пропустить такую битву было бы горькой потерей, о которой Сципион сожалел бы целую жизнь.

Двойной рев штурмовых пушек возвестил о появлении братьев Агнатио и Ультрада, двух дредноутов, появившихся из чрева «Пилума» и создавших второй фронт вместе с Опустошителями Тириана и Атавиана, идущими позади.

На острие атаки был блистательный Сикарий, чей Клинок Бури разил врагов дюжинами. Штурмовой отряд Иксиона занял правый фланг, отделение Страбона — левый. Вместе они представляли собой смертоносный наконечник копья, пронзающий Кроваворожденных в направлении куполообразного дворца и их добычи. Неприятель попытался остановить атаку артиллерийскими минами, но, плохо нацеленные, и они поразили только нескольких воинов; все они, кроме одного, после перевязки вернулись в бой, и штурм продолжался.

Силы Королевы корсаров перегруппировались вокруг нее, масса солдат выстроилась в тесный строй с поднятым оружием в дисциплинированных рядах. Каким бы неожиданным и свирепым ни было нападение капитана Сикария, войска Каарьи Саломбар оказались готовы к нему.

Сципион видел, как ее бронированный скиф получил прямое попадание из лазерной пушки Тириана, но пульсирующая волна энергии почти полностью рассеяла его мощь. Скиф метнулся в укрытие, но не раньше, чем его носовая пушка выпустила испепеляющий град высокоэнергетических снарядов. Дюжина космодесантников упала, и никто из них не поднялся снова.

Сципион со своим отрядом добрался до «Спаты», и его лицо просияло, когда он увидел Юлия Фенниона во главе Бессмертных. Они спустились по штурмовой рампе, держа болтеры наготове. Сципион окликнул Юлия, и тот обернулся.

— Сципион! — сказал Юлий. — Провалиться мне на этом месте, но ты обошел всех нас.

— Хочешь, чтобы все было сделано как надо, — пошли за Громовержцами.

— Не забудь позвать Бессмертных, чтобы довести дело до конца, — рассмеялся Юлий.

— А где Манориан?

— Праксор? С другой стороны сторожки, — сказал Юлий. — Следит, чтобы Кроваворожденная шваль не помешала нам убить эту мерзавку.

— С отделением против целого города?

Юлий пожал плечами.

— Я знаю, это опять Госпора. Это почти несправедливо по отношению к нашим врагам. Но хватит о Манориане; тебя вызывает капитан Сикарий. Он сказал, что у него есть Королева, которую нужно убить, и ты должен быть рядом, когда он возьмет ее голову.

***

КСИОМАГРА приближалась к Уриэлю как в тумане, ее двойные мечи обрушивали на него удар за ударом. Он отчаянно блокировал и парировал удары, понимая, что безнадежно проиграл. Дважды он пытался контратаковать, но каждый раз она презрительно отбивала его атаку и вонзала клинок в его плоть. Уриэль уже истекал кровью из дюжины ран — а Госпожа клинка осталась невредимой. Они обменивались ударами, но Уриэлю никак не удавалось ее ранить, зато все ее удары попадали в цель. Она играла с ним, смакуя его медленную смерть и наслаждаясь растущим отчаянием.

Гнев охватил Уриэля, и он атаковал, направив меч ей в сердце.

Это было движение, которого она так долго ждала, и она отшатнулась в сторону, небрежным движением серебряного клинка выбив у него меч. Уриэль обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть черное лезвие, летящее по дуге к горлу, и понял, что игра окончена.

Изогнутый силовой клинок, мерцающий от энергии, сверкнул перед ним, перехватив лезвие в ливне лазурных искр.

— Я держу тебя, капитан, — сказал Петроний Нерон, поворачивая меч и отсекая один из наплечников Ксиомагры. Уриэль наблюдал, как Госпожа клинков оценивает его чемпиона, расширив глаза от удивления.

— Я Петроний Нерон, — сказал воин. — Вы пытались убить моего капитана. Приготовьтесь умереть.

Нерон и Ксиомагра бросились друг на друга в стремительном и жестоком танце мечей; оба были непревзойденными мастерами боя. Ксиомагра сражалась двойными клинками, будто плавно продолжавшими ее руки, Петроний Нерон дрался в совершенной гармонии меча и щита. Они сошлись, столкнулись в невообразимо быстром сверкании клинков, слишком быстром, чтобы даже различить их, а затем расцепились. Было невозможно уследить за их движениями, но схватка закончилась так же внезапно, как началась. Нерон, непоколебимо хладнокровный под шквалом атак Ксиомагры, взмахнул клинком и полоснул острием по ее горлу.

Кровь брызнула струей; Нерон кратко отсалютовал противнице мечом, и Ксиомагра рухнула, схватившись руками за горло, тщетно пытаясь остановить поток уходящей жизни. Нерон отвернулся и присоединился к битве, даже не взглянув на последние мгновения Ксиомагры.

Уриэль сделал шаг вслед за ним, но внезапно его сбил с ног желто-железный вихрь. Тяжелая фигура в доспехах повалила его на землю, в его шлем ударил кулак. Голова Уриэля стукнулась о камни. Видение в одном глазу на мгновение затуманилось.

Он поднял руку, чтобы отразить новый удар, и увидел склонившегося над ним шрамолицего Железного Воина. Мелта-пистолет воина исчез, он бил Уриэля костлявыми кулаками, тяжелыми, словно молот. Правый хук разбил переднюю часть шлема Уриэля, новый быстрый удар расколол ему линзы, следующий — сломал печати горжета на шее Уриэля, и тот сорвал с себя шлем, чтобы посмотреть противнику в глаза.

— Я столько слышал про тебя, Вентрис, но не такой уж ты крутой, — выплюнул Железный Воин, продолжая наносить удары. Кровь потекла из разбитых губ Уриэля, когда он попытался поднять руки, чтобы блокировать град ударов. Но Железный Воин прижал ему руки к бокам, и Уриэль не мог пошевелиться. Наконец, его рука нащупала меч на бедре и сжала рифленую рукоятку.

— Грендель! — крикнул чей-то голос, и Железный Воин поднял голову; его глаза расширились от удивления. Уриэль воспользовался этим мгновенным отвлечением, чтобы вытащить клинок из ножен. Он вонзил его в зазор доспеха между бедром и икрой воина, когда стремительная фигура ударила открытой ладонью в покрытое ужасными шрамами лицо.

Воин, которого его спаситель назвал Гренделем, упал навзничь, и Уриэль выбрался из-под него. С ловкостью заядлого драчуна Грендель перекатился вверх и блокировал нисходящий удар локтем, низко наклонившись, чтобы ударить нападавшего в живот. Уриэль вскочил на ноги, когда Грендель с грохотом нанес хук правой противнику в челюсть.

Ардарик Ваанес оседлал удар и крутанулся вокруг Гренделя, обхватив шею противника и вывернув ее. Но броня Гренделя и мощные мышцы шеи были слишком сильны, и он легко отбросил Ваанеса.

Уриэль с открытым ртом уставился на отступника из Гвардии Ворона, который отбивался от грубых ударов Гренделя. Любой из этих ударов мог бы сломать конечность даже сильному, как сталь, космодесантнику. Шипастый ошейник исчез с шеи Ваанеса, оставив по себе память: кровавое кольцо следов от уколов усеивало горло, а засохшая кровь покрывала шею и плечи тюремной униформы. Оба саванта Судзаку лежали без сознания позади него, и Уриэль выругался, понимая, что смертные увальни заведомо не могли удержать воина Адептус Астартес.

Грендель нанес такой сильный удар Ардарику Ваанесу, что тот упал на колени. Уриэль услышал хруст кости — будто сухое дерево, и увидел, как Ваанес скривился от боли в ломающихся ребрах.

— У меня с самого начала чесались руки грохнуть тебя, Ваанес, — прорычал Грендель.

— Как и у меня — тебя, — возразил Ваанес.

Оба воина были врагами Уриэля, но он понял, что должен вмешаться. И он бросился на Гренделя, ударив его локтем в висок. Грендель пошатнулся, но тут же развернулся и ударил кулаком в челюсть Уриэля. Уриэль откатился от удара, тяжелого, будто у осадного молота, уклонился от следующего удара и двинулся влево, в то время как Ваанес сделал круг вправо.

Они атаковали вместе, Уриэль направил серию ударов в живот Гренделя, а Ваанес бил выше, грациозно нанося удары кулаками и рубя локтями. Грендель блокировал их атаки, посылая в ответ сокрушительные удары. Он схватил Уриэля за руку, вывернув ее так, что тот упал на колени, и ударил его бедром в лицо. Уриэль отлетел в сторону, едва успев ухватиться за рукоять меча. Меч вырвался наружу с потоком крови, в то время как Грендель блокировал удар Ваанеса с разворота, вывернул ему ногу и опрокинул на спину. Ваанес приземлился на пятки и охнул, задев раздробленные концы ребер.

Грендель рассмеялся.

— Я знал, что от тебя будут неприятности. То, что мне пришлось драться вместе с ублюдком-полукровкой, паршиво, но терпимо, но еще и отступник! Ты же просто астартес, слишком тупой, чтобы выбирать, за кого сражаться.

— Я-то знаю, за что сражаюсь, — прорычал Ваанес, взмыв в воздух и нацелив удар в горло Гренделя. Железный Воин отбил удар, но Уриэль с изумлением наблюдал, как все тело Ваанеса, казалось, обвилось вокруг Гренделя, и он ударил кулаком в висок Железного Воина. Всю ненависть и отвращение к самому себе Ваанес вложил в этот удар, и череп Гренделя с тошнотворным хрустом разлетелся вдребезги, кровь брызнула изо рта и носа, а разбитая голова откинулась в сторону.

Железный Воин рухнул на колени, потом упал ничком с тяжелым стуком металла о камень. Ваанес тяжело опустился на труп, задыхаясь, и его пепельное лицо покрылось каплями пота. Уриэль поднял болтер и направил его на Ардарика Ваанеса.

— Почему? — спросил Уриэль.

Ваанес поднял голову; его лицо было измученным и лишенным прежнего высокомерия.

— Нельзя отрицать то, что ты есть, — прошептал Ваанес, и Уриэль понял, что эти слова прозвучали не в ответ на его вопрос.

— Тот самый вопрос, который задал Грендель. — сказал Уриэль. — Ты ему не ответил. За кого ты сражаешься?

Ваанес слабо улыбнулся.

— Только не за Хонсю.

— Но это еще не все, — сказал Уриэль; поле боя затихло.

— Ну ладно. Я сражаюсь за себя, — сказал Ваанес. — Наверное, поэтому из меня получился не очень хороший астартес. Я никогда этого не ощущал, понимаешь? Братство, в котором нужно быть частью чего-то большего, чем ты сам. Даже в окружении боевых братьев я всегда чувствовал себя одиноким.

— Что с тобой стряслось, Ваанес? — сказал Уриэль. — Ты же мог стать великим воином.

— Не скажу, — сказал он. — Это дело Гвардии Ворона.

— Да что ты знаешь о Гвардии Ворона, — выплюнул Аэтон Шаан, появляясь рядом с Уриэлем. Оставшиеся в живых шестеро воинов Шаана окружили Ваанеса, словно птицы-падальщики — свежий труп.

— А теперь убей меня, — сказал Ваанес. — Ты обещал.

Из гробницы капитана Вентана донесся гулкий взрыв, и облако дыма вырвалось наружу через разрушенный фасад. Шум прокатился по пещере, и Уриэль, обернувшись, посмотрел на Ваанеса.

— Нет, — ответил Уриэль. — Это еще не конец.


ГЛАВА 21



С разбитого фронтона восточного портика посыпались осколки почерневшего от огня камня. Дым низко висел над мраморными ступенями, когда Уриэль пробирался между двумя огромными колоннами — всем, что осталось от фасада гробницы.

В честь Спасителя Калта строились храмы по всей планете, но забытое место упокоения самого капитана Вентана было здесь. От Уриэля не ускользнул символизм того, что пытался сделать Хонсю.

Ни один из Мечей Калта не пал, но только пятеро Поджигателей выжило в схватке с Танцорами клинка. У Уриэля оставалось очень мало воинов, но Хонсю следовало остановить.

К счастью, Пазаний был в числе уцелевших, хотя нагрудник его доспехов превратился в куски керамита, вплавленные в кожу. Все говорило о прямом попадании из мелтагана, и Пазаний остался в живых только благодаря своей легендарной стойкости.

— Чтобы угробить меня, нужно что-то посерьезнее этой игрушки, — заметил Пазаний, когда апотекарий Селен оказывал ему помощь. — А теперь отвали. Ты же слышал капитана — бой еще не закончился.

Инквизитор Судзаку осталась одна: ее защитники пали от рук Танцоров клинка. Она истекала кровью из ужасной раны в боку, ее темная кожа стала пепельной от потери крови, но она все равно шла вперед. Уриэля поразила ее решимость довести дело до конца.

Шестеро Гвардейцев Ворона следовали за капитаном Шааном, а Ревис Кайр сопровождал Ардарика Ваанеса. Уриэль ожидал, что Шаан убьет Ваанеса, но капитан Гвардии Ворона его удивил.

— Не мне решать его судьбу, — сказал он. — Повелитель теней — вот кто должен судить падших Воронов.

— А если он что-нибудь натворит? — спросил Пазаний.

Когти вырвались из перчаток Шаана.

— Тогда я сам сниму его голову.

— Неплохо, — ответил Пазаний. — Это как раз по мне.

В гробницу, внутри которой оседали облака пыли, Уриэль вошел первым. Сияние биолюминесценции просачивалось через трещины в стенах, мерцая на каменной пыли, парящей в воздухе. Мягкий бледно-голубой свет, пробивавшийся сквозь треснувший купол, заливал все вокруг.

Многоярусная внутренняя часть гробницы была устроена наподобие зала собраний, на ярусах которого стояли гробницы павших. Те, что ближе к центру, были разрушены, а остальные соединялись петлевыми катушками медной проводки с тем, что безошибочно опознавалось как подрывные заряды.

Открытое пространство в центре гробницы было заполнено щебнем. Некогда могучий саркофаг лежал разбитым в беспорядочной куче обломков. Два десятка Железных Воинов, словно медные автоматоны с болтерами, окружали его развалины, а у их основания стояло со сжатыми кулаками чудовище, клонированное из его украденных генов. Уриэль ощутил странную смесь ненависти и благоговения.

— Не стрелять, — вполголоса приказал Уриэль. Он чувствовал, что гнев его людей при виде Железных Воинов зашкаливает, но предатели вдвое превосходили их числом. Они пока не нападали, и Уриэля это устраивало. — Атаковать только по моему приказу. Вы тоже, Шаан.

Шаан неохотно кивнул; Уриэль понимал и разделял его недовольство. Смотреть на предателей перед собой, не стреляя и не обнажая меч, казалось неестественным, но они слишком долго ждали этого момента расплаты, чтобы упустить его из-за собственной горячности.

На груде обломков сидел на корточках воин в железных доспехах, и при виде него у Уриэля учащенно забилось сердце. Хонсю.

Уриэль прошел между рядами гробниц и остановился. Хонсю повернулся к нему, и Уриэль увидел куски золота и темно-синего керамита древних доспехов у его ног. Его гнев разгорелся еще сильнее, когда он понял, на чьей могиле расселся Хонсю. Железный Воин поднял голову и быстро оценил число противников, сардонически усмехнувшись уголком рта.

— Вижу, ты привел мне Ваанеса, — сказал Хонсю. — Я-то думал, ты его угробишь.

Последнее замечание было адресовано Аэтону Шаану, который смотрел на Хонсю с нескрываемой ненавистью. Гвардейцы Ворона питали к Железным Воинам еще более глубокую вражду, чем большинство других космодесантников, ибо история его Ордена была полна мрачных свидетельств подлости легиона Пертурабо по отношению к легиону Коракса.

Шаан не стал тратить слов на Хонсю, но кузнец войны еще не закончил.

— Ваанес уже однажды предал тебя, да и меня тоже, — сказал Хонсю. — Непостоянство у него в крови, так с чего же ты взял, что он не предаст тебя снова?

— У него не будет такой возможности, — отрезал Шаан.

— Посмотрим, — ответил Хонсю с кривой усмешкой. Он снова повернулся к Уриэлю и сказал: — А, Вентрис. Как долго я ждал тебя.

— Я надеялся, что ты подох в мире демонов, — сказал Уриэль.

Хонсю рассмеялся и похлопал себя по голове, где безобразный узел рубцовой ткани покрывал грубую аугметику.

— Люди покрепче твоего пытались меня ухлопать, — сказал он. — Но ты единственный, у кого это чуть не получилось.

— Так ты возвращаешь мне должок?

— Вряд ли, хотя твоя смерть будет приятным сопутствующим эффектом, — сказал Хонсю, выпрямляясь среди обломков разбитого саркофага. Он спрыгнул на пол гробницы, держа в руке что-то украденное с могилы Вентана, но Уриэль не мог разглядеть, что именно. Он расслышал, как задохнулся Пазаний, заметив, что серебристая рука Хонсю не была обычной бионической заменой. Это был ксеноаугметика из живого металла, спиленная с плеча Пазания в пещерах Диких Мортициев.

Хонсю увидел, что они узнали его, и поднял руку.

— Ба, забыл поблагодарить тебя за эту штуку. Она несколько раз спасала мне жизнь.

— Вот и еще одна причина убить тебя, — отрезал Пазаний.

— Это и есть та самая рука? — спросила Судзаку. — Из живого металла некронтир?

— Так вот что это такое! — сказал Хонсю, будто трепался с приятелями, а не стоял лицом к лицу со смертельными врагами. — Мне всегда было интересно, откуда эта вещица. Даже Цицерин не смог разобраться, а ведь он, как-никак, бывший марсианский жрец.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал Уриэль как мог хладнокровно, хотя его захлестнули воспоминания о преступлениях Хонсю. — И почему именно здесь?

— Честно? Демон велел уничтожить это здание. И даже не объяснил, почему. Я не вижу тут ничего полезного, кроме костей с обломками брони... и этого.

Хонсю поднял то, что взял из гробницы Вентана. Это был длинный кинжал с позолоченной рукоятью. Его лезвие, треугольное в сечении, было выточено из необычного камня, похожего на сколотый кремень с тусклым отблеском по краю.

— Ничего себе штуковина, — сказал Хонсю, вертя оружие в руках. — Рукоять годится, хотя лезвие будто пещерные дикари сляпали. Любопытно, а?

— Очаровательно, — прошипел Пазаний. — Ты заплатишь за все жизни, которые отнял.

Уриэль предостерегающе положил руку на плечо Пазания. У них было мало шансов против Железных Воинов, и он хотел притупить их бдительность, прежде чем начинать боевые действия.

— А почему именно Тарсис Ультра? — спросил он.

Хонсю на мгновение растерялся, будто не мог припомнить название.

— А, тот мир, где мы применили вирус, — сказал он. — Один из тех, что изобрел ваш Механикус, должен сказать. Проделал основательную работу, насколько я понимаю. И это сработало! Мне же нужно было привлечь твое внимание. В конце концов, какой смысл сеять хаос, если человек, которому вы хотите причинить боль, не знает, за что эта боль?

— Какая же ты сволочь, Хонсю, — прорычал Уриэль, медленно и хладнокровно обнажая меч Идея. — И с каким удовольствием я тебя прирежу.

Хонсю рассмеялся и жестом указал на выстроившихся вокруг него Железных Воинов.

— Да с чего ты взял, что мы устроим дуэль? У меня есть оружие и численное превосходство над вами, и каждый квадратный дюйм этой могилы предназначен для того, чтобы вернуть ее в эпоху Воителя.

— Так ты еще и трус, — сказал Уриэль, надеясь разозлить Хонсю до безрассудства, но вместо этого кузнец войны указал на воина рядом с ним, — существо, которое Ваанес назвал Свежерожденным:

— Зачем мне драться, если у меня есть защитник специально для этого?

Свежерожденный снял шлем, и Уриэля охватило тошнотворное чувство при виде мертвенного лица перед собой. Оно казалось кожистой негибкой маской, но не было никаких сомнений, с кем придавала ему сходство костная структура под этой маской. Не было никаких сомнений и в том, от кого он унаследовал глаза цвета грозовой тучи, пылающие ненавистью и отчаянной жаждой.

Он сделал шаг вперед и склонил голову набок.

— У тебя изменилось лицо, — сказал он. Уриэль увидел, как его лишенные плоти губы шевелятся под маской из мертвой кожи, и от этого зрелища у него поднялся комок к горлу.

— Твой болт постарался.

— Тебе было больно?

— Конечно, — подтвердил Уриэль.

— Вот и хорошо, — сказало существо. — С тех пор как меня выплюнули в ту пещеру, я живу с болью. Моя жизнь — это разбитые воспоминания, кое-как сшитые вместе, а мое тело — уродливая вещь, ни живая, ни мертвая.

Петроний Нерон выхватил клинок и сказал:

— Капитан, разрешите, я убью его. Чемпион против чемпиона.

Уриэль отрицательно покачал головой.

— Не в этот раз, Петроний. Это моя битва.

Хонсю вложил в руку Свежерожденного кинжал, украденный из гробницы.

— На, держи. Вполне уместно, что он подохнет с кинжалом своего героя в сердце.

Свежерожденный посмотрел на оружие и кивнул.

— Я никогда не просил жить, — сказал он. — Милосерднее было бы дать мне умереть. Но ты вдохнул жизнь в мое изломанное тело. И за это я тебя убью.

Уриэль почувствовал боль в его словах, — мучительную боль монстра, готового убить собственного создателя.

— Ты не обязан этого делать, — сказал Уриэль.

— Да, — сказал Свежерожденный, подходя к нему. — Я знаю. Я покончу с твоей жизнью, а потом и со своей собственной.

— Когда-то ты был маленьким мальчиком, — сказал Уриэль, останавливая Свежерожденного. — Я знаю, потому что помню твои воспоминания. Как ты видел мои, так и я видел твои. Я знаю, что ты готовился стать комиссаром. Тебя захватили Железные Воины и превратили в чудовище, но это не настоящий ты. Они исказили твою внешность, но не смогли изменить твою внутреннюю сущность, как бы они ни забивали тебе голову своими извращенными мыслями.

— Ты видел мою жизнь?

— Да, частично, — ответил Уриэль.

Свежерожденный уставился на него, словно пытаясь решить, правда ли это.

— Неважно, что ты на это скажешь, — сказал Хонсю. — Не имеет значения, кем ты был, теперь ты часть варпа.

Свежерожденный перевернул клинок, который дал ему Хонсю, и встал в боевую стойку.

— Иди, отец, — сказал он. — Иди и умри вместе со мной.

***

Территория дворца превратилась в кровавую баню. Солдаты Кроваворожденных отчаянно сражались, не желая продавать жизни задешево, но 2-я рота врубалась в их ряды со всей жесткой эффективностью, которой славился Ультрадесант. Тактические отряды продвигались в строгом эшелонированном строю, стреляя на ходу безжалостными залпами. Штурмовые отряды врывались в бреши, расширяя их и разбивая Кроваворожденных на изолированные группы, истребляя их по частям.

Сципион Воролан вел Колтаниса, Геликаса и Нивиана через бушующее сражение, выпуская точные очереди из болт-пистолета. Он взял со складских полок новое оружие, приятно лежащее в руке. Геликас раздобыл тяжелый болтер, и всякий раз, когда их продвижение замедлялось, он расстреливал противника пилящими снарядами. Нивиан с потрепанным болтером Сципиона стрелял с одной руки, пока Колтанис пополнял энергетические ячейки своего плазменного пистолета.

Среди Кроваворожденных и Ультрамаринов раздавались взрывы: корсары за стенами и сторожкой яростно сражались, чтобы прийти на помощь Королеве. Сципиона не заботило, что кто-то из них прорвется, потому что Праксор Манориан, казалось, всегда стремился доказать свою ценность. Если и было какое-то отделение, способное удержать сторожку, то только Щитоносцы.

Скиф Королевы корсаров пытался отступить во дворец, но в отчаянном стремлении спасти ее силы Кроваворожденных внутри стен столпились и не давали проехать. Зажатый в плотной толпе солдат, скиф стрелял поверх их голов в Ультрамаринов, но они так перемешались с Кроваворожденными, что невозможно было избежать попадания в собственных людей.

Предатели-астартес пробивались сквозь толпу Кроваворожденных, чтобы занять позицию рядом с Каарьей Саломбар, и Сципион видел яркую синеву ее волос сквозь вспышки выстрелов и взрывов. Близость объекта поисков опьяняла, и он повел Громовержцев вперед с удвоенной энергией.

Сципион увидел впереди багровую вспышку, и при виде капитана Сикария его сердце воспрянуло. Капитан 2-го полка был непреодолимой силой, непревзойденным воином, чей клинок, казалось, мог найти уязвимое место в любой броне, брешь в любой защите. Каждый взмах его Клинка Бури и каждый выстрел из плазменного пистолета означали гибель множества солдат Кроваворожденных.

Он дрался со свирепостью, которая многих смущала, но чем больше Сципион изучал искусство владения мечом, тем явственнее он понимал отточенность каждого удара. Львы Макрагга сражались рядом с капитаном, бойцом, не имеющим себе равных даже в Ордене героев. Дацей защищал капитана с правого фланга, а Прабиан — с левого. Вандий нес штандарт роты, его синий, золотой и зеленый цвета гордо реяли на ветру.

Сикарий остановился, чтобы перезарядить пистолет, и увидел приближающихся людей Сципиона.

— Сержант Воролан! Клянусь всеми четырьмя ветрами, как я рад тебя видеть! — воскликнул Сикарий, пожимая Сципиону руку. — Ты принес мне блестящую победу, Сципион. Великую победу для 2-й роты!

— Благодарю вас, мой господин, — сказал Сципион.

— Вы понесли потери, но, клянусь Императором, я горжусь вами. Всеми вами!

— Громовержцы не подведут, мой господин, — с гордостью ответил Сципион.

— Это точно, — согласился Сикарий. — Ну вот, Сципион, ты оказал нам чертовски хорошую услугу, но эта битва еще не закончена. Ты со мной?

— Как всегда, мой господин, — пообещал Сципион, и его люди согласно зашумели.

— Тогда за мной! — крикнул Сикарий, снова бросаясь в атаку.

Сражаться плечом к плечу с капитаном Сикарием было большой честью: разве не его заслугой были спасение Черного предела, победа над опустошителями Халамарского разлома и освобождение сектора Зейстов от коварного господства тау! Как ни крути, он был героем, и Сципион устыдился своих сомнений в его правоте.

Их продвижение было неудержимо, но когда последние силы Кроваворожденных пали под мечами Ультрамаринов, Львы Макрагга столкнулись с более жестким сопротивлением, чем со стороны смертных.

Перед ним, метрах в двадцати, стояла Каарья Саломбар на своем осажденном скифе с позолоченным пистолетом и длинной изогнутой саблей, поднятой над головой. Между ней и Ультрамаринами стояли полчища предателей-астартес: не меньше тридцати берсерков-Собирателей Черепов и полосатые, как тигры, Когти Лорека.

Саломбар увидела Сикария и улыбнулась с неподдельным удовольствием. Она направила на него меч, и наглость этого вызова была безошибочной и очевидной.

— Теперь моя задача — убить Королеву, — проговорил Сикарий.

***

Свежерожденный прыгнул на Уриэля быстрее, чем мог обычный воин в силовых доспехах. Клинок целил в горло, но Уриэль отскочил в сторону, подняв меч, чтобы блокировать обратный удар. Лицо Свежерожденного превратилось в пустую маску, и когда Уриэль попятился, она треснула.

Лоскутный покров был уродлив, но мерзкое, лишенное кожи лицо под ним — еще хуже. Оно блестело обнаженной лицевой мускулатурой, сырой и сочащейся. Он уставился на Уриэля глазами, полными безумия, боли и страданий, которых хватило бы на целую жизнь. Рот искривился в гримасе загнанного зверя. Как бы сильно Уриэль ни хотел опустить клинок и образумить Свежерожденного, но понимал, что не сумеет достучаться до него. События на Салинасе показали ему, что спасти существ, затронутых варпом, уже нельзя.

Свежерожденный снова бросился на Уриэля, рубанув кремневым кинжалом, но лишь оцарапав доспехи. Болтеры Мечей Калта начали подниматься к плечам, а болты с ультрамариновской точностью отправлялись в магазины.

— Нет! — сказал Уриэль. — Это только наш бой.

Железные Воины наблюдали за происходящим, все еще беззаботно вертя болтеры на пальцах. Они не сомневались, что одержали верх, и пренебрежительно поглядывали на разношерстное воинство, выстроившееся перед ними. Видев Свежерожденного в деле, они знали, что у боя с ним может быть только один исход. Уриэль послал длинный рубящий удар в сторону Свежерожденного, но тот покачнулся влево и перекатился, чтобы вонзить кинжал ему в пах. Уриэль резко повернулся, и клинок скользнул по его бедру. Он ударил локтем вниз, с грохотом заехав Свежерожденному в лицо; кровь хлынула из рассеченной щеки, и тот откатился назад, вскочив на ноги.

В состязании между фехтовальщиком и мастером ножа преимущество — на стороне воина с более длинным клинком. Но это преимущество ничего не значило против скорости Свежерожденного. Снова и снова Уриэлю казалось, что он вот-вот убьет противника, но тому снова и снова удавалось избежать смертельного удара.

— Перестань с ним играть! — приказал Хонсю. — Добей его.

Свежерожденный кивнул и приблизился к Уриэлю, держа кинжал перед собой.

Уриэль поднял меч, но прежде чем он успел поднять защиту, Свежерожденный был уже рядом с ним, вырвав меч из его хватки и ударив рукоятью кинжала в лицо. Он отшатнулся назад, услышав за спиной какой-то шум. Он сильно ударился о землю и перекатился, но прежде чем успел пошевельнуться, Свежерожденный оказался сверху, держа над ним серый кинжал.

— Здесь кончается боль, — сказал Свежерожденный, задыхаясь от волнения.

Два болтерных выстрела нарушили гробовую тишину гробницы и пробили грудь Свежерожденного навылет. Окровавленные воронки, в которых мог бы поместиться кулак астартес, разорвали его тело, и через них Уриэль увидел Пазания и дымящийся болтер. Свежерожденный дрогнул, но устоял. Кинжал выскользнул из его руки и со стуком упал у ног Уриэля.

Из ран сочилась яркая кровь и болезненно-желтый свет. Пока Уриэль наблюдал за этой ужасной раной, вокруг нее образовывались новые ребра и нарастали внутренние органы, артерии, сухожилия и мышцы.

— Вы видите боль, которую я испытываю? — произнес Свежерожденный. — Память о каждой ране остается со мной.

Уриэль поднял упавший кинжал, когда руки Свежерожденного сомкнулись на его горле.

— Самукван! — окликнул Уриэль. — Вот как тебя звали, Самукван!

Хватка Свежерожденного немного ослабла, и его глаза расширились от ужаса, когда поток воспоминаний высвободился в одно мгновение. Руки метнулись к лицу, и сдавленное рыдание вырвалось из горла, но вместо освобождения от злобы Уриэль увидел в его глазах только новую ярость от осознания того, кем он был и кем стал.

— Мне очень жаль, — прошептал Уриэль и вонзил кинжал в грудь Свежерожденного.

Он изо всех сил вонзил клинок в его внутренности, сквозь вязкую плоть болтерных ран. Когда клинок ударил, Уриэль ощутил, как от него исходит очень неприятное ощущение завершенности, того, что нить между материальным миром и теми мирами, что лежат за его пределами, разорвана. Свежерожденный застонал и упал навзничь, сорвавшись с клинка.

Он поднялся на ноги, а затем упал на колени, схватившись за голову и крича. Уриэль ощутил его страдания как пронзительную головную боль, зная, что в этот момент он заново переживает все унижения, которым подвергся с момента пленения. Юноша, которым он был раньше, теперь увидел чудовище, в которое превратился, и его и без того хрупкий разум рухнул под тяжестью стыда и ужаса. Свет, сочащийся из тела, исчез, и регенерация ран прекратилась.

Ребенок, который раньше был Самукваном, посмотрел на Уриэля, сказал «спасибо» и упал на бок, поджав ноги и сложив руки в позе эмбриона. Его глаза закрылись, и с губ сорвался тихий предсмертный хрип. Уриэль изумленно уставился на кинжал, не понимая, как он перерезал нить жизни Свежерожденного и как капитан Вентан оказался обладателем такого оружия.

Он услышал лязг двух десятков болтеров Железных Воинов и откатился в сторону, когда грянул залп. Со смертью Свежерожденного тревожное и неестественное перемирие между Ультрамаринами и Железными Воинами было прервано грохотом болтеров.

Гробница наполнилась лающим эхом выстрелов, когда Железные Воины и имперские войска открыли огонь. Уриэль вскарабкался обратно к своим воинам, когда снаряды рвали землю перед ним. Он рванул вправо, держась как можно ниже, чтобы не попасть под потоки огня, и перекатился за крышку треснувшего саркофага, когда его угол взорвался осколками измельченного камня.

Он рискнул выглянуть из-за края и увидел, что Железные Воины развернулись веером, чтобы окружить их.

— Шаан! — крикнул Уриэль, указывая на фланговые войска.

— Мы уже здесь, — сказал Гвардеец Ворона, ведя своих людей между рядами саркофагов.

Пазаний, вооруженный огнеметом, бросился в укрытие рядом с Уриэлем.

— Спасибо, — сказал Уриэль, вставляя новую обойму в болт-пистолет.

— Кто-то должен присматривать за тобой каждый раз, когда ты делаешь какую-нибудь глупость.

Пазаний перегнулся через край саркофага и послал в Железных Воинов пылающий сгусток прометия. Трое врагов вспыхнули кострами, но упал только один, остальные сумели сбить огонь.

Поджигатели и Мечи Калта открыли ответный огонь из укрытия, но тактическая ситуация была незавидной. Вражеский огонь удерживал большинство его людей прижатыми к земле, в то время как Железные Воины двигались им во фланг. Их враги ничем не рисковали и не давали Ультрамаринам никакого шанса атаковать или сойтись с ними в ближнем бою.

— Подойдите и посмотрите нам в лицо, как мужчины, вы, трусы! — крикнул Пазаний, но Уриэль уже знал, что Хонсю не клюнет на такую приманку. Он искал свою Немезиду сквозь пылающую бурю выстрелов и наконец заметил его за саркофагом метрах в двадцати правее. Семь воинов окружали его с обеих сторон, и не было никакой возможности до него добраться.

Разочарование Уриэля было невыносимым. Пройти так далеко, чтобы все закончилось таким позорным поражением! Несколько Поджигателей полетело вниз, сбитых методичными выстрелами, когда они попытались открыть ответный огонь. Брут Киприан охнул, когда болтом ему пробило коленную чашечку, а древний Пелей опрокинулся на спину: пуля попала сбоку в его наплечник. Селен пополз к ним, но Пелей отмахнулся. Их круг сопротивления сжимался с каждой секундой, когда Железные Воины приближались.

Инквизитор Судзаку подползла к нему сквозь дым и пыль. Бок ее был пропитан кровью, а из свежего пореза на лбу по лицу сочилась струйка крови.

— Если в вашем Кодексе есть какой-нибудь план, как справиться с этим, я бы с удовольствием его выслушала, — сказала она.

— Ничего не приходит в голову, — признался Уриэль, стреляя в сторону Хонсю. Выстрел был неудачными: слишком поспешный и плохо нацеленный, болт прошел далеко от цели и рикошетом отскочил от наплечника воина слева от Хонсю.

— Ну, и что теперь? — спросил Пазаний.

Уриэль не нашелся, что ему ответить, но тут Гвардия Ворона нанесла последний удар сопротивления. Крики боли эхом отдавались от стен, когда Гвардейцы Ворона Шаана прорвалась сквозь ряды Железных Воинов, стоявших по бокам отряда. Но какими бы разрушительными ни были эти удары, Железные Воины не были дураками, и резервные отряды расстреливали воинов в черных доспехах прежде, чем те успевали скрыться.

Уриэль увидел, как Ревис Кайр рухнул вниз с пластроном, разорванным тремя болтерными попаданиями, отброшенный назад на саркофаг. Аэтон Шаан тоже упал, когда болт пробил ему бедро, но даже с такой тяжелой раной он сумел скрыться. Алая кровь стекала по резным граням саркофага, пятная изображения героических Ультрамаринов, стоящих лицом к лицу с заклятыми врагами, и скапливалась на потрескавшемся полу.

Это была благородная попытка разбить врага, но против такого численного преимущества у нее не могло быть шансов на успех. Уриэль ломал голову над тем, как повернуть эту битву вспять, но ничего не мог придумать.

Гробницу заполнил удушливый едкий пороховой дым, в котором двигались смутные фигуры и мельтешили огненные копья. В дыму заплясали сверкающие пылинки, и Уриэль ощутил острый, жирный ком в горле, как за мгновение до удара молнии. Он отодвинулся от саркофага, когда забрызганная кровью каменная резьба Ультрамаринов, казалось, замерцала тем же биолюминесцентным светом, что и пещера.

Он протянул руку — мрамор саркофага становился теплым на ощупь. Призрачный туман сочился из трещин в каменной кладке, выползая наружу, как будто внутри находилась канистра со слезоточивым газом.

— Что за ... — начал Пазаний, глядя туда же.

— Что это такое? — прошептал Уриэль. — Варп-колдовство?

— Похоже на то, — сказал Пазаний. — Смотри!

Уриэль выглянул из-за края их укрытия, щурясь сквозь дымный туман, заполнявший гробницу: все саркофаги пульсировали одним и тем же светом. Клочья призрачного тумана вырывались из поврежденных гробниц, извиваясь в воздухе, словно бестелесные щупальца.

Оглушительный выстрел перекрыл звук болтеров, и Железный Воин исчез в огненном взрыве керамита и плоти. Более громкий, чем у любого болтера, выстрел наводил на мысль о куда более тяжелом орудии. Раздался еще один выстрел, за ним — еще, и сразу двое Железных Воинов разлетелись кровавыми клочьями.

Дюжина фигур двигалась в верхней части гробницы, скрытая странным туманом, но с безошибочно узнаваемым широкоплечим телосложением Астартес. Первой мыслью Уриэля было, что это подкрепление Ультрамаринов, но эти едва заметные воины были облачены в доспехи из керамита соболиной черноты, а их пластроны украшали мерцающие изображения костей и черепов. Голубая дымка света купола мешала разглядеть, но Уриэль мог поклясться, что варп-огонь потрескивал вокруг ног этих воинов, когда они с похоронной медлительностью спускались по ступеням яруса к месту битвы. Их пушки снова выстрелили, выбрасывая из стволов сверкающие кометы и оставляя за собой яркие инверсионные следы. Каждый выстрел убивал кого-то из Железных Воинов, и сердца Уриэля заколотились, когда ход битвы внезапно поменялся. Противник был захвачен врасплох, но все еще превосходил в численности. Исход битвы теперь висел на острие клинка. Нужен был лишь толчок, чтобы перевернуть его.

— Это наш шанс! — крикнул Уриэль. — За Императора и Робаута Жиллимана!

Уриэль перепрыгнул через мерцающий саркофаг, его меч вспыхнул и ожил, когда он бросился на ошеломленных Железных Воинов. Петроний Нерон, древний Пелей и Ливий Адриан последовали за ним, а Пазаний возглавил оставшихся у него Поджигателей. Инквизитор Судзаку, слишком серьезно раненная, чтобы атаковать, выстрелила из пистолета из-за саркофага, когда капитан Шаан и три Гвардейца Ворона нырнули в мерцающий туман, заливающий гробницу.

Уриэль быстро пересек святилище, направляясь туда, где в последний раз видел Хонсю, и потерял из виду товарищей-воинов, спешивших сразиться с ненавистным врагом. Он пробрался сквозь туман, столкнувшись с Железным Воином в звенящих доспехах. Уриэль отреагировал первым и пронзил предателя мечом, рассекая его от плеча до бедра. Железный Воин упал, и о правый наплечник Уриэля ударился болт. Это выстрелил один из телохранителей Хонсю, и когда туман на мгновение рассеялся, перед Уриэлем стоял командир Железных Воинов.

Их глаза встретились, и Хонсю приветствовал Уриэля яростным оскалом.

Но прежде чем Уриэль атаковал, из тени позади Хонсю появилась фигура и прыгнула на Железного Воина.

Еще до того, как нападавший нанес удар, Уриэль сообразил, кто он.

Ардарик Ваанес врезался в Хонсю и повалил его на землю.

Ворон-отступник вскочил первым; без доспехов он двигался быстрее и проворнее, но в то же время был ужасно уязвимым перед лицом смертоносной мощи Хонсю. Тот поднялся на ноги как раз в тот момент, когда Ваанес направил ему в лицо рубящий клинок. Хонсю опустил голову и отвернулся в сторону. Удар Ваанеса пришелся в металлическую маску на его лице. Перекатившись, Хонсю опустился ниже и нанес сокрушительный апперкот в живот Ваанеса.

Ваанес напряг мышцы живота достаточно, чтобы сохранить внутренние органы неповрежденными, но все равно согнулся от силы удара. Хонсю набросился на него с жестоким ударом в бедро, который заставил Ваанеса упасть на колени от боли.

— А ты что думал, Ваанес? — взревел Хонсю, всаживая кулак в спину Ваанеса. — Что можно просто повернуться ко мне спиной?

Ваанес пополз по полу, но Хонсю догонял его, нанося удары ногами по ребрам и кулаками по голове. Ярость Хонсю была чудовищной; на минуту Уриэль испытал искушение бросить Ваанеса на произвол судьбы, но это был не путь Ультрамаринов.

Ваанес спас ему жизнь в битве с Гренделем, и даже если ему суждено быть казненным бывшими боевыми братьями из Гвардии Ворона, это лучшая смерть, чем от рук Хонсю.

— Я тебя раздавлю! — взревел Хонсю. — Надо было тебя грохнуть, еще когда я нашел тебя в той дыре, которую ты называл убежищем. Грендель хотел, зря я ему не дал!

Уриэль приземлился позади Хонсю и сказал:

— Грендель мертв.

Он замахнулся мечом, целя в шею Хонсю, но Железный Воин оказался проворнее, чем ожидал Уриэль. Серебряная рука, отобранная у Пазания, поднялась, и клинок Уриэля врезался в ее блестящую отражающую поверхность, проткнув и застряв в металле. Хонсю встретил сердитый взгляд Уриэля с кривой усмешкой.

— Так Грендель сдох? — сказал Хонсю. — Это избавит меня от необходимости убивать его.

Он вывернул руку назад, блокировав меч Уриэля, и с силой ударил его в лицо. Это было похоже на удар дредноута, и Уриэль отшатнулся. Хонсю выдернул меч из серебряной руки, которая заколыхалась, как ртуть; рана затянулась, будто ее и не бывало. Хонсю отшвырнул меч Уриэля вглубь гробницы.

— Вечно ты устраиваешь дуэль, — сказал Хонсю. — Я же говорил, что я так не дерусь.

— Нет, ты заставляешь драться других, — сказал Уриэль сквозь разбитые зубы и кровь. — Драться и умирать за тебя.

— Лучший способ остаться в живых, — сказал Хонсю, ударив кулаком по более слабой броне на животе Уриэля. Пластина треснула, но древняя броня брата Амадона держалась крепко. — Тебе бы следовало тоже попробовать, но у тебя уже не будет такой возможности.

Чья-то рука обвилась вокруг толстого и мускулистого горла Хонсю, оттащив его назад, и Уриэль узнал татуировку ворона на дельтовидной мышце нападавшего. Хонсю легко оторвал руку Ваанеса от своей шеи и поволок избитого воина вперед. Схватив Ваанеса за руку, он толкнул Гвардейца Ворона на землю и уперся ногой ему в грудь.

— Здесь мы расстаемся, Ваанес, — сказал Хонсю. — Посмотрим, как ты сейчас улетишь.

С ужасающей легкостью Хонсю вырвал руку Ваанеса из плеча. Кровь хлынула из разорванного тела, алые брызги полетели дугой по руинам гробницы Вентана. Ваанес взревел от боли, но захлебнулся, когда Хонсю наступил ему на грудь. Реберный щит, защищавший внутренние органы Ваанеса, разлетелся вдребезги, иострые, как кинжалы, осколки костей пронзили его сердце и легкие.

Уриэль бросился на Хонсю, но Железный Воин ожидал этого. Он схватил Уриэля и развернулся, чтобы ударить его о ближайший саркофаг. Тот почувствовал, как ломаются ребра, и сжал зубы, чтобы не закричать от боли.

Хонсю навис над ним, когда оружие таинственных нападавших с грохочущим эхом уничтожило еще группу Железных Воинов. В гробницу рядом с Уриэлем ударил снаряд, и Хонсю вздрогнул, когда на них обрушился дождь каменных осколков. Из дыма появилась гигантская фигура в иссиня-черных доспехах, на которых развевался изумрудный плащ; в руке гигант нес золотой болтер.

Он выстрелил, и Хонсю поднял руку, защищаясь, когда могучий удар сбил его с ног. Он врезался в землю и перевернулся на бок. Кровь хлынула из раны, прорванной в его груди. Уриэль попытался встать на ноги, но боль была слишком сильной. Гигантская фигура наклонилась, и Уриэль ощутил жар ее близости, как будто пламя, медленно появляющееся на пластинах его брони, вырвалось из ада, бушующего в его плоти.

Уриэль заглянул в забрало этого гиганта, увидев горящий там лазурный свет, говоривший о древнем героизме и благородных подвигах, превосходящих все, что мог представить Уриэль. Этот воин отличался от других, пришедших им на помощь, потому что его доспехи сохранили следы былой преданности: золотые нашивки, бледный орел на плече и выцветший, едва различимый символ Ультимы. В центре Ультимы находился знак различия капитана, но он был старым, даже древним — такие вышли из употребления десять тысяч лет назад.

— Это ты, правда? — сказал Уриэль. — Я имею в виду…

Гигант наклонился к нему, и на грани слуха пробежал призрачный шепот, слово или имя, Уриэль не мог сказать. Он даже не знал, было ли оно произнесено вслух или просто возникло у него в голове. Сначала оно не имело смысла для него, но когда гигант вложил ему в руку кинжал, которым он убил Свежерожденного, Уриэль осознал, что услышал.

— Я понимаю, — сказал он, теперь зная причину, по которой М’Кар послал сюда Хонсю.

Призрачный воин кивнул, как будто ждал этого с момента своей смерти, и Уриэль почувствовал, что долг того исполнен, а бремя ответственности перешло к нему.

Уриэль перевернулся на бок, поморщившись, когда рваные мышцы напряглись, а треснувшие кости запротестовали. Пазаний и двое оставшихся в живых Поджигателей поспешили к нему, а апотекарий Селен занялся страшной раной в животе Ливия Адриана. Брут Киприан наблюдал за другом, держась за собственную разбитую коленную чашечку, а Пелей поддерживал его. Петроний Нерон прислонил инквизитора Судзаку к саркофагу и перевязал ее раны, как сумел. Кожа инквизитора была пепельной, и она оглядела гробницу, точно не могла поверить в то, чему только что стала свидетелем.

Аэтон Шаан, прихрамывая, опустился на пол гробницы, и Уриэль с облегчением кивнул капитану Гвардии Ворона. Он посмотрел на верхние уровни ярусов, надеясь увидеть их призрачных союзников. Но их нигде не было видно, да он и не ожидал их найти. Они исчезли так же внезапно, как и появились, оставив после себя лишь растерзанные трупы Железных Воинов, и для Уриэля этого было достаточно.

Он снова повернулся к великану-воину и не удивился, обнаружив, что тот исчез. Слова, которые он произнес, навсегда запечатлелись в сознании Уриэля, их невозможно было забыть, и они были наполнены отголосками древних дней. Он посмотрел на кинжал с кремневым лезвием в руке и понял, что ему делать с этим знанием.

Пазаний протянул ему руку и кивнул в дальний конец гробницы.

— Осталось еще кое-какое дельце, — сказал он.

Уриэль кивнул и повернулся к Хонсю. Кузнец войны выпрямился, его нагрудная пластина потрескалась и почернела, а кожа покрылась шрамами от поразившего его взрыва.

Он посмотрел на стоящих перед ним воинов и поморщился.

— Выглядишь не лучше моего, — сказал он Уриэлю.

— Здесь ты умрешь, — сказал Пазаний.

— Возможно, — согласился Хонсю. — Но если ты думаешь, что я позволю тебе убить меня, подумай еще раз.

— Твои воины убиты, — сказал Уриэль. — Для тебя нет спасения. Все кончено.

— Может, и так, — сказал Хонсю, поднимая детонационный курок для подрывных зарядов, проложенных по всей гробнице. — Но кто вообще говорил о побеге?

И мир озарился огнем и громом.
ГЛАВА 22



Сципион бросился на предателя-астартес, пронзив мечом нагрудник воющего берсеркера, а выстрелом пробив шлем другого. Колтанис выпустил ослепительную полосу плазмы, а Геликас сделал целую очередь выстрелов из тяжелого болтера, прежде чем дотянуться до боевого клинка. Нивиан сражался рядом со Сципионом, повернувшись оторванной рукой к сержанту.

Воины 2-й роты обрушились на врага с той холодной яростью, которую они испытывали только к предателям. Эти воины воплощали худшее из того, что могло случиться с астартес со времен Темных дней великой Ереси. Они понимали цену того, что делали, но все равно выбрали путь предательства, и это делало их еще хуже отступников, павших во тьму в давние времена.

Они не заслуживали пощады и не получат ее от Ультрамаринов.

Капитан Сикарий двигался впереди, прорываясь сквозь гущу закованных в керамит воинов со страстью фанатика. Его клинок слился в алую полосу, пожиная души с каждым взмахом. Только берсеркеры стояли у него на пути, слишком ослепленные яростью и безумием, чтобы понять, что происходит. Когти Лорека и те немногие солдаты Кроваворожденных, которые не успели вовремя скрыться от атаки Ультрамаринов, посторонились от Сикария, понимая, что лучше не стоять между ним и Королевой корсаров во время их смертельного поединка.

Она спрыгнула с носа своего скифа, когда в него ударило сразу множество ракет. Первые три взорвались в энергетическом поле с визгом перегрузки, но оставшиеся боеголовки пробили тонкую обшивку скифа и разорвали его изнутри. Обломки рухнули на мощенную булыжником землю месивом искореженного металла, из которого торчала в небо носовая часть, словно тонущий корабль.

Каарья Саломбар грациозно перевернулась в воздухе, сделав пируэт, и выстрелила из пистолета. Двое Ультрамаринов рухнули с расплавленными воронками на месте лиц. Пистолет Саломбар, старинной конструкции, стрелял смертоносными зарядами ярко-зеленой энергии. Она приземлилась перед Сикарием, изысканно изогнувшись, как танцовщица в доспехах из цветных пластин и лакированной кожи с шипастыми наплечниками. Ее синие волосы развевались, как хвост кометы, в лице в форме сердечка было что-то кошачье.

К ней бросилось множество воинов в пестрой лоскутной униформе, вооруженных потрескивающими мечами с изогнутым лезвием и комбинированным оружием, состоящим из клинка и пистолета.

То были крупные, быстрые люди с генетически увеличенными силой и устойчивостью. Татуировки вились у них по каждому сантиметру кожи, и Сципион заметил колеблющуюся дымку энергетических полей, окутывавшую их тела.

— Как долго я ждал этого, — произнес Сикарий и бросился к Королеве корсаров. Она встретилась с ним клинок к клинку, и Сципион сразу понял, что она быстрее. Кончик ее меча скользнул вокруг Клинка Бури и погрузился в зазор между нагрудником и наплечником Сикария. Она проворно уклонилась от ответного удара, едва не снесшего ей голову; бой с ней напоминал попытку поймать дым, ее движения были настолько нечеловечески быстрыми, что с ними не могли сравниться даже рефлексы астартес.

Она танцевала вокруг Сикария, и хотя он был превосходным фехтовальщиком, но чувствовал себя неуклюжим и неловким, как самый неопытный рекрут, когда-либо прибывавший на Макрагг.

Сципион оторвал взгляд от поединка, когда его атаковал один из последователей Королевы корсаров.

Отразив рубящий удар саблей, он резко отклонился, когда за ним последовал тычок кинжалом. Он выстрелил противнику прямо в лицо, но вспышка плазмы прошла мимо, оставив цель невредимой. Секундная оторопь Сципиона едва не стоила ему жизни: новый удар кинжалом пришелся в поврежденный участок брони и разорвал бок. Увернувшись прежде, чем противник успел выстрелить, так что пуля ушла в сторону, Сципион ударил его рукоятью болтера в лицо — драчливо оскаленное, покрытое шрамами, татуировками и стальным пирсингом. Похоже, у противника имелся энергетический щит: мощным ударом Сципиона отбросило назад, тот схватил пистолет двумя руками и разрядил в упор полную обойму.

Яростная энергия вырывалась из щита с каждым выстрелом, но в конце концов он отключился от перегрузки, и болты Сципиона разорвали верхнюю часть тела корсара в фарш. Враги, и корсары, и астартес-предатели, неслись навстречу с бешеными боевыми кличами, но Ультрамарины продолжали наступление, отражая атаки неприятеля с дисциплинированной, несгибаемой точностью.

Нивиан держался в стороне от бурлящей схватки, зная, что бросаться в ее гущу с одной рукой и без клинка безнадежно. Катушки плазменного пистолета Колтаниса были близки к перегрузке, и он стрелял короткими очередями, зато Геликас буквально оглушил врагов плотным огнем тяжелого болтера. Сципион никогда еще так не гордился своими людьми, лишь одно его огорчало: слишком мало их выжило, чтобы увидеть победу в своих руках.

Он перезарядил болт-пистолет и посмотрел туда, где Львы Макрагга сражались вокруг капитана. Прабиан разил без усилий, каждый удар был клинически точным и смертельным для еще одного врага. Дацей дрался, как всегда, с упрямой решимостью, не отступая и не сдаваясь, в то время как Малкиан сдерживал подавляющее число корсаров контролируемыми очередями из огнемета.

Не выпуская из рук знамя 2-й роты, Вандий стрелял из болт-пистолета, и Сципион увидел угрозу ему за мгновение до того, как был нанесен удар. Королева корсаров перемахнула через голову Сикария, выстрелив ему в спину и толкнув на колени, приземлилась рядом с Вандием, и, прежде чем знаменосец успел повернуться лицом к новому противнику, пронзила его мечом насквозь.

Пнув его в грудь, она развернулась к Сикарию, который в ярости вскочил на ноги. Сципион видел, как они бросились друг на друга, но его внимание было приковано к знамени. Вандий отпрянул от внезапно напавшей корсарской королевы, с ужасом наблюдая, как рука, державшая знамя, разжимается и падает.

— Нет! — закричал Вандий ломким от ужаса голосом.

Сципион мгновенно понял, что его мучает не ранение, а потеря знамени.

Эбонитовая рукоять и колышущаяся ткань падали, словно в замедленной съемке, и Сципион начал движение еще до того, как осознал его. Один из корсаров ринулся ему навстречу, но Сципион отшвырнул его и проскользнул по земле из-под удара меча к падающему знамени. Его пальцы поймали шест, и он перекатился на бок, резко вскинув знамя вверх, когда ткань оказалась в нескольких сантиметрах от земли. Трое корсаров бросились на него, понимая, какой ценный трофей в его руках, но Сципион уже вскочил на ноги и прицелился в ближайшего противника. Болт пробил затылок корсара, но пистолет заклинило прежде, чем Сципион выстрелил снова.

Жгучий поток плазмы испарил торс второго корсара, а выстрел из тяжелого болтера, похожий на удар гигантского молота, отбросил последнего на землю. Прежде чем поверженный корсар успел подняться, Нивиан наступил ему на грудь и трижды выстрелил в голову.

— Хороший улов, — сказал Колтанис, когда Геликас и Нивиан окружили сержанта почетным караулом. Сципион высоко поднял знамя, переполненный гордостью оттого, что несет священную реликвию в бой. Ответственность пришла вместе с честью; Сципиона захлестнула волна решимости.

— Вперед, братья! — крикнул он, опустив голову, и побежал пригнувшись туда, где Сикарий и Львы Макрагга сражались с избранными воинами Королевы корсаров. Дацея сбило с ног, из его груди торчал короткий клинок, а в бедре зияла страшная лазерная рана. Апотекарий Венацио отчаянно пытался спасти его, а рядом дрался голыми руками сразу с тремя корсарами Малкиан. Они повалили его на землю, атакуя силовыми кинжалами, но он не сдавался.

Прабиан сражался подле Сикария, сдерживая корсаров широкими рубящими ударами и внезапными выпадами. Никто не осмеливался подойти слишком близко к нему, потому что лезвия его клинков несли смерть. Сикарий сражался против Королевы корсаров с растущим отчаянием и яростью, быстро высыхающая кровь заливала его доспехи.

Сципион и его люди врезались в корсаров, напавших на Малкиана, и смяли их шквалом ударов клинками и выстрелов. Все больше и больше Ультрамаринов вступали в бой, воодушевленные видом поднятого знамени и разгневанные близостью его падения. Знамя было символом всего, что значило быть Ультрамарином 2-й роты, не было большей чести, чем сражаться под его синим с золотом полотнищем, и каждый готов был защищать его ценой своей жизни.

Сципион подбежал к Сикарию, когда Королева корсаров готовилась нанести ему последний удар. Клинок Бури отразил и первый, и второй ее выпады, но не успел блокировать третий. Меч Саломбар расколол грудь Сикария, пронзив основное сердце, и капитан 2-й роты вскрикнул от боли. Клинок Бури выскользнул из его руки, но когда Саломбар сбила его с ног, Сикарий увидел приближающегося Сципиона и мертвой хваткой вцепился в ремни ее доспехов.

— Давай, Сципион! — крикнул Сикарий, крепко держа Королеву корсаров.

Сципион высоко поднял знамя и всадил заостренный конец древка между лопаток Саломбар. Клубящаяся дымка энергетического щита, защищавшего ее от клинка и пули, не спасла от оружия, к которому прикасалась рука Марнея Калгара и которое держал сам Император. Сципион вонзил древко в тело Каарьи Саломбар, и золотой наконечник вспыхнул между ее грудей в тонком потоке крови.

Сикарий притянул ее к себе и ударил шлемом по лицу, когда Сципион вырвал знамя. Королева корсаров упала рядом с Сикарием, который поднял Клинок Бури и выпрямился над поверженным врагом. Он схватил ее за синие волосы; даже умирая, она смотрела с вызовом.

Она плюнула ему под ноги, и Клинок Бури опустился по дуге, одним ударом отсекая ей голову.

— Так погибнут все враги Второй! — выкрикнул Сикарий; среди корсаров при виде смерти Королевы, как камень, брошенный в тихое озеро, начала распространяться паника. Сикарий поднял голову поверженного врага и кивнул Сципиону.

— За мной, сержант Воролан! — рявкнул он. — Скорее!

Сикарий пробежал через поле догорающего боя и вскарабкался на обломки разбитого скифа Королевы корсаров. Золото плавилось на его корпусе, а пурпурное пламя ревело из потрескивающих энергетических ячеек и контейнеров с боеприпасами. Сципион взобрался за ним вверх по обломкам, когда окровавленные Львы Макрагга образовали защитное кольцо вокруг скифа, хотя защищаться было уже не от кого: смерть Королевы обратила корсаров в бегство, а предатели-астартес, все еще сражавшиеся, были изолированы и уничтожены вновь прибывшими штурмовыми отрядами.

Тысячи Кроваворожденных оставались в Коринфе, но Сикарий, казалось, был готов взять на себя все, когда поднимался на заостренный нос скифа. Сципион встал позади Сикария, и сильный жар, поднимавшийся от пламени внизу, развевал знамя с особенным великолепием.

С огнем и знаменем за спиной Сикарий поднял голову Каарьи Саломбар на всеобщее обозрение. Синие волосы ниспадали с ужасного, безошибочно узнаваемого трофея, и неуверенность охватила выживших Кроваворожденных.

— Ваша Королева убита этим мечом! — проревел Сикарий, поднимая над головой сверкающий меч. — Это мир Ультрамаринов, и здесь умрете вы все. Я, Сикарий Талассарский, клянусь в этом головой вашего убитого лидера!

Посмотрев вниз на сержанта Дацея, он добавил:

— Свяжись с губернатором Гэллоу, Дацей. Скажи ему, что он нужен нам прямо сейчас.

Дацей кивнул, и через несколько мгновений на окраинах Коринфа, поднимая клубы огня и дыма, загремели взрывы, которые могли исходить только от имперской артиллерии. Сципион наблюдал, как снаряды обрушиваются на город, а грохот многочисленных артиллерийских ударов сотрясал землю под ногами. Скиф застонал, и вибрация едва не сбросила их вниз.

— Тебе лучше спуститься, сержант Воролан, — сказал Сикарий. — Не хотелось бы испортить славное воспоминание об этом моменте падением, а?

Сципион кивнул, повернулся и осторожно слез со скифа.

— Мой господин, я не понимаю, — сказал он своему капитану. — Войска губернатора Гэллоу уже здесь?

— Конечно. Ты же не думаешь, что я буду атаковать в одиночку?

— Но как? Я отправил вам сигнал об исполнении не более часа назад.

— Еще до того, как вы с Феннионом и Манорианом отправились на разведку, я подозревал, что Королеву корсаров ты отыщешь именно в Коринфе. Неделю назад я приказал Саулу Гэллоу вывести войска из Гераполиса и продвигаться к Коринфу. Все, чего я ждал, — это окончательного подтверждения от тебя.

Сципион был поражен этим смелым, но рискованным маневром.

— А что, если бы вы ошиблись? — спросил он, понимая, что сам сильно рискует, высказывая сомнения. — А если бы она была в Актиуме, Нова Але или даже в Монтиакуме?

Сикарий подошел вплотную к Сципиону, и тот почувствовал, что капитан вот-вот вскипит.

— Этот вопрос не имеет отношения к делу, сержант, — сказал Сикарий, забирая у него знамя. — Я не ошибся, и я одержал победу для Второй и Ультрадесанта. Это все, что имеет значение, ясно?

Лицо Сципиона посуровело.

— Да. Это была большая победа, капитан.

ВСЕ ВОКРУГ БЫЛО ПОГРУЖЕНО ВО ТЬМУ. Нет, не совсем непроглядную. Подмигивающие красные предупреждающие руны и прозрачное зеленовато-голубое свечение плавали на краю зрения. Уриэль сморгнул с лица пыль и кровь. Темнота медленно распадалась на массивные фигуры и зазубренные края валунов и причудливых резных фигур, нагроможденных вокруг, вверху и под ним.

На него смотрело гладкое лицо, бледное и безупречное, с пустыми и ничего не выражающими глазами. Потребовалось мгновение, чтобы понять, что лицо принадлежало мраморной статуе, неподвижной и бесстрастно взиравшей на бедственное положение Уриэля. Он повернул голову, пока его аугметический глаз приспосабливался к темноте, привыкая к биолюминесцентному свечению в пещере и постепенно различая все вокруг.

На него навалилась массивная мраморная плита, края которой были обломаны при падении с крыши. Вокруг него валялись куски голубого камня — наверное, остатки купола. Уриэль согнул конечности, проверяя, может ли ощущать их и двигаться. По крайней мере, позвоночник был цел.

Он помнил, как смотрел в глаза Хонсю, когда Железный Воин привел в действие подрывные заряды, но дальше не мог вспомнить ничего, кроме самой яркой вспышки в мире и титанического каскада камней с крыши.

Тонкая полоска света сверкнула над головой, и он завертелся под тоннами щебня, постепенно высвобождая руки и ноги, чтобы обрести равновесие. Он оттолкнулся от плиты, пригвоздившей его к земле, и почувствовал, как она слегка сдвинулась. Напрягая мускулы, он толкал изо всех сил, чувствуя, как плита скрежещет о другие, сдвигаясь. Камни вокруг него скрипели и стонали, и Уриэль старался двигаться медленно, опасаясь, что может навлечь на себя еще больше неприятностей.

Постепенно плита сдвинулась достаточно, чтобы он смог высвободить ноги, и он с трудом принял сидячее положение. Его броня была сильно повреждена, и все-таки она выдержала огромное давление, едва не расплющившее его насмерть.

— Я твой должник, брат Амадон, — сказал он, благодаря дух воина, который носил доспехи до него. Если бы не их защита, он был бы раздавлен в лепешку. Рядом с ним на земле лежал потрепанный кремневый кинжал, и Уриэль сунул его себе в пустые ножны. Хотя его собственный клинок был намного крупнее, ножны идеально подошли.

Сверху посыпалась пыль, и он услышал стук и грохот оседающего камня. Как долго он был погребен под развалинами, и сколько еще выжило? Был ли он единственным, кто пережил обрушение гробницы, или есть и другие, отчаянно пытающиеся выбраться на поверхность?

Уриэль медленно опустился в пустоту, образованную двумя отвесными панелями, которые упали под углом друг к другу. Дуновение воздуха коснулось его, и он, согнувшись, пополз к его источнику, увидев еще один дразнящий луч света, просачивающийся в заполненные пылью обломки. Он подошел к столбу света и, взглянув вверх, увидев изогнутую каменную трубу, которая вела к отверстию в огромной куче щебня, когда-то бывшей могилой.

— Эй! Жив кто-нибудь? — закричал он. Ответа не последовало, но обломки застонали от возгласа, и новая порция мелких каменных осколков осыпалась ему на голову.

Осторожно проверяя каждую опору, Уриэль взобрался по каменной трубе, медленно подтягиваясь к поверхности. Это заняло тридцать осторожных минут, но в конце концов он перебросил локоть через край обломков. Металлическая рука потянулась к нему, и он замер, подумав, что Хонсю выжидал на поверхности, чтобы прикончить его.

— Я знал, что тебя это не угробит, — заявил Пазаний, схватив его за край наплечника и вытаскивая наверх. — Я им так и сказал: ты слишком упрям, чтобы там умереть.

— Пазаний, — выдохнул Уриэль, с облегчением обнимая старого друга. — Ты живой!

— Конечно, живой, — сказал Пазаний, как будто любое другое предположение было сущей глупостью. — А что? По-твоему, меня можно убить, если всего лишь уронить гробницу мне на голову? За кого ты меня принимаешь?

Уриэль кивнул, выплюнув полный рот пыли.

— И правда, как я мог такое подумать!

— Мы уже почти не надеялись тебя отыскать, но я сказал им, что ты слишком упертый, чтобы позволить какому-то ублюдку взять тебя вот так.

— Им? Другие тоже спаслись?

— Конечно, — сказал Пазаний, кивая в ответ. — Ты выбрался последним.

— Слава Императору, — сказал Уриэль, облегченно вздохнув.

— Так, давай-ка уберемся из этих развалин, пока у судьбы не кончился лимит милосердия.

Они спустились с груды битого мрамора, стекла и стали — вот и все, что осталось от некогда могучего сооружения. Казалось немыслимым, что здание, простоявшее десять тысяч лет, можно так просто разрушить, но Уриэль видел это своими глазами.

Только добравшись до твердой скалы гигантской пещеры, он почувствовал себя в безопасности. Его товарищи-воины собрались небольшой группкой; Селен хлопотал над Брутом Киприаном и Ливием Адрианом. Пелей казался совершенно невредимым, будто вышел из руин на своих двоих, а не был похоронен в них заживо. Петроний Нерон слонялся кругами, сжимая в руке обрубок сломанного меча, и Уриэль оставил его оплакивать потерю превосходного клинка. Поодаль от Ультрамаринов капитан Шаан опустился на колени рядом с израненным мертвым телом, — было слишком ясно, кому оно принадлежало.

Инквизитор Судзаку лежала на спине рядом с Киприаном, вся закованная в импровизированные лубки, сделанные из ножен меча и сломанного оружия. Лицо у нее было изможденным, как у призрака, глаза глубоко запали.

— Как они? — спросил Уриэль.

Селен поднял голову.

— Адриану потребуется обширная внутренняя хирургия, чтобы выжить, и Киприан, скорее всего, потеряет ногу.

— А Судзаку?

— Она может умереть до того, как мы доставим ее в медицинское учреждение.

— Может, и не умрет, — сказал Уриэль. — По-моему, она крепче, чем кажется.

— Так оно и есть, — сказал Селен. — Не похоже, чтобы в ее теле нашлась хоть одна не сломанная кость.

Уриэль снова повернулся к Пазанию и наконец-то решился задать главный вопрос:

— Есть что-нибудь о Хонсю?

Пазаний отвернулся и покачал головой.

— Нет. Мы сканировали руины с помощью биочувствительного ауспекса и остаточных тепловых авгуров, но ничего не нашли.

— Может, он наконец-то помер.

Пазаний покачал головой.

— Ты же его знаешь.

— Пожалуй, да, — согласился Уриэль.

— Во всяком случае, я заглянул в Драконову Глотку. Та туннельная машина, в которой приехали Железные Воины, исчезла. Кто-то уехал на ней обратно через скалу, и он был не из наших.

Уриэль кивнул и сказал:

— Готовимся выдвигаться, Пазаний. Мы должны это закончить.

— Войну за Калт?

— Нет, за Ультрамар, — ответил Уриэль.

Не обращая внимания на насмешливый взгляд Пазания, он повернулся и подошел к Аэтону Шаану. Капитан Гвардии Ворона опустился на колени рядом с телом Ардарика Ваанеса. Оно превратилось в месиво, израненное убийцей и раздавленное колоссальным весом разрушенной гробницы. И все же, несмотря на все увечья, обрушившиеся на него, в орлиных чертах было что-то такое, чего Уриэль никогда раньше не видел.

Успокоение.

— Я сожалею о потере твоих воинов, — сказал Уриэль, положив руку на плечо Шаана.

Шаан кивнул, но ничего не ответил, и Уриэль почувствовал, как он смутился.

— Я ненавидел Ардарика Ваанеса, — сказал Шаан, не поднимая глаз. — Каждый день я мечтал увидеть, как он вернется, чтобы посмотреть в лицо своим преступлениям, но теперь, когда он мертв, я не чувствую торжества. Мне... Мне больно. Почему мне так жаль, что этот предатель умер?

Уриэль опустился на колени рядом с телом и прижал пальцы к забрызганному кровью ворону, вытатуированному на плече Ваанеса.

— В конце концов, мне кажется, он умер не предателем, — сказал Уриэль. — Я думаю, что он снова был астартес.

— А это вообще возможно?

— Наверное, — сказал Уриэль, глядя в лицо человеку, который когда-то сражался рядом с ним в мире демонов в поисках спасения. — Надеюсь, что так.

— Повелитель теней захочет узнать, что произошло, — сказал Шаан. — Я не знаю, что скажу ему, когда вернусь в «Рейвенспир».

— Скажи ему, что Ваанес отдал жизнь в вечной борьбе с Губительными силами, — сказал Уриэль.

— Пожалуй, так я и сделаю, Уриэль, — сказал Шаан, поднимая глаза на приближающегося апотекария Селена, который держал в руках переносные скальпели и вакуумные уплотнения редуктора, готовые принять самый ценный ресурс космических десантников. Шаан кивнул и, положив руку на грудь Ваанеса, продекламировал слова, на протяжении веков произносимые апотекариями над телами павших:

— Тот, кто погиб, да вернет долг Ордену.

***

Армия Кроваворожденных на Эспандоре ненадолго пережила Королеву корсаров. Не имея централизованного руководства и лишившись влияния Трижды Рожденного, фракции внутри Кроваворожденных впали в междоусобицу. Ни одна из них не соглашалась признавать главенство представителя другой фракции. К тому же Коринф и Гераполис вернулись в руки ультрамарцев, и Кроваворожденные были отрезаны от пополнения запасов провианта и боеприпасов. Под вдохновенным командованием капитана Сикария большая часть их группировок была окружена и уничтожена ударными частями 2-й роты. После кровавой бойни в Коринфе эти сражения по меркам Адептус Астартес были не более чем мелкими стычками.

В течение девяти дней угроза Эспандору со стороны Кроваворожденных была уничтожена, и силы планетарной ауксилии Саула Гэллоу были развернуты для подавления последних очагов сопротивления.

Ультрамарины перегруппировались и вывели «Громовые ястребы» обратно на орбиту, чтобы взойти на борт «Мести Валина». Ударный крейсер получил изрядную порцию повреждений, но, как и космодесантники, которых он нес, оставался непокорным и непреклонным.

Оказавшись на борту, Сципион Воролан передохнул вместе с остальными уцелевшими Громовержцами и приступил к оценке новициатов для восполнения потерь. Теперь у Нивиана была свежая аугметическая рука, а у Колтаниса — широкий шрам, пересекавший его щеку и лоб. Геликас прошел через сражение почти невредимым, и даже Лаэн выжил.

Они нашли его цепляющимся за жизнь среди развалин зенитного орудия рядом с искалеченным телом Брадуа. Израненный, но непоколебимый духом, Лаэн получил тяжелейшие увечья, так что апотекарии и технодесантники даже сейчас восстанавливали его тело с помощью трансплантатов и бионических замен. Сципион полагал, что Лаэн не будет возражать против них.

«Месть Валина» покинула орбиту и на максимальной скорости устремилась к точке Мандевилля.

Сципион спросил Юлия Фенниона, куда Сикарий ведет отряд, и не удивился, услышав от грубоватого друга пункт назначения.

— Талассар, — сказал Юлий. — Мы едем в Талассар.

***

Тусклый свет заполнил камеру варп-ядра, — бледный, безжизненный, который высасывал цвета из всего, к чему прикасался, и делал монохромным. Воздух был отвратителен на вкус, хотя М’Кару и не нужно было дышать. По краям металлических опор образовался лед, да М’Кар и не нуждался в тепле. Волны сырой энергии варпа, вливающиеся в «Неукротимый», придавали ему силы и наполняли его конечности жизнью. Люмены над головой мерцали и жужжали, когда источник питания беспорядочно вспыхивал и гас. Один смертный однажды осмелился подойти к нему и доложить, что без регулярного технического обслуживания системы отказывают по всему «Неукротимому», блея, что звездный форт скоро станет непригодным.

М’Кар выпотрошил мясного раба за то, что тот осмелился приблизиться к нему, не сделав предварительно девять священных поклонов вечным силам, и, даже не заметив этого, закусил его душой. Страх был кратким мгновением удовольствия, но самой вкусной сладостью была жизненная сила войн, которые велись на полях сражений Ультрамара.

М’Кар мерил шагами комнату, разминая гибридную мускулатуру своей заимствованной плоти. Где-то глубоко внутри него душа Алтариона все еще бушевала, восставая против своей судьбы, но прежняя личность дредноута была погружена в море поглощенных душ.

Гнев повелителя демонов рос с каждым шагом. Он сбежал из тюрьмы, которую создал для него повелитель Ультрамаринов, но его нынешнее заточение было ничуть не лучше. С тех пор как его собратьев изгнали с голубого мира, планеты Ультрамара стали для него проклятием, и ступать по их поверхности было все равно, что ходить по битому стеклу. Повелитель Ультрамаринов был в пределах его досягаемости, но воздух Талассара стал для него ядом, свет его солнца — смертоносным, в то время как любимый провидец Калгара все еще жил и наделял силой подопечных Кастра Танагра.

Его демоническая армия буйствовала у огненных стен крепости-святилища внизу, высасывая силу защитников силой своей собственной смерти. Тысячи рабов предавались забвению с каждым днем, их тела были опустошены огнем, вызванным колдуном Калгара. Они умирали на службе у своего адского господина, и каждая искра существования отдавалась добровольно.

«Неукротимый», возможно, и разваливался на части, но М’Кара совершенно не волновало оружие его смертных последователей. Полукровка мечтал увидеть в огне Ультрамар, но М’Кар желал только одного — уничтожить Калгара. Ультрамар был не более чем выцветшим остатком империи, которая ярко сияла целую вечность назад, бросая вызов Терре, он ничего не значил сам по себе, но представлял собой старую рану М’Кара, которую он не мог так оставить. Волны варпа пели для М’Кара через разлом, прорванный в сердце звездного форта, и он мог чувствовать духовные огни Кроваворожденных через огромные пространства, отделяющие демона от его последователей. В пустынном мире тройной системы могучие демонические машины сражались с танками и пехотой Ультрадесанта. Духовные огни мертвых нашли путь к нему, и он ощутил их растущее отчаяние, когда враг медленно брал верх. В лесном мире больше не горели костры Кроваворожденных, когда их уничтожали древние враги их господина.

И все же именно на Калте он ощущал сильнейшее слияние жизненных нитей. Многие жизни подошли к концу, что само по себе было обычным для сражений такого масштаба, но среди них оказалось много ярких линий тех, кого отметила судьба. М’Кар содрогнулся, вспомнив последние дни своей последней битвы на Калте и то, как его бывший хозяин был повержен Вентаном, а оружие, предназначенное для его уничтожения, было обращено против того, кто принес его на Калт.

Миры Ультрамара были прокляты его присутствием, но М’Кар питал особую ненависть к Калту. Этот мир унизил его легион. Он сопротивлялся пришествию Слова, сражался против истинных сил Галактики и победил их. Отец Ультрамаринов вел тайную войну с Вентаном на своей стороне и изгнал отпрысков бури с Калта. М’Кар никогда больше не спустится на Калт, ибо этот мир был последним пристанищем его заклятого врага.

М’Кар знал, что, когда Калгар умрет, Хонсю нужно будет уничтожить, так как видел силу, таящуюся в полукровке, — если этот потенциал привлечет внимание демонического покровителя, он будет высвобожден.

Внезапная волна силы хлынула через варп, и сразу же за ней последовала холодная пустота. М’Кар бросил расхаживать и обратил чувства наружу, спускаясь сквозь эфирные слои планеты внизу, чтобы увидеть битву, бушующую в его имя.

Кастра Танагра была объята пламенем, как это уже случилось несколько недель назад. Пламя было такой чистоты, что горело, оттесняя демонов назад и уничтожая их формы и души с каждой секундой. Защитники на стенах не стояли, но это не имело значения. Пока горел огонь, ничто порожденное варпом не могло приблизиться.

М’Кар приблизился к крепости настолько близко, насколько это было возможно, чувствуя отчаяние и страх внутри крепости. Гибель нависла над сердцами ее защитников, как удушающий саван, но под ней сияли более яркие переживания. Надежда, мужество и сила духа. Хотя М’Кар не мог подойти ближе, он увидел чистый свет в самом сердце крепости, и его радость возросла, когда этот свет дал последнюю вспышку, прежде чем угаснуть, как догорающий уголек в костре.

А когда он истаял, огонь, окружавший крепость, исчез.

ГЛАВА 23



МАРНЕЙ КАЛГАР опустился на колени рядом с Варроном Тигурием, глядя, как кровь отхлынула от его лица. Целых три недели главный библиарий был близок к смерти, но теперь казалось, что его незримая борьба кончается. Агемман вопросительно посмотрел на Калгара, и тот покачал головой.

— Мой господин, — сказал Первый капитан, кивнув в сторону огневых щелей, прорезанных в стенах крепости. — Пламя на стенах… оно умирает.

— Я знаю, — сказал магистр, крепко сжимая руку Варрона. Она была холодной и серой, морщинистой и тонкой, как у старика. — Умирает не только оно.

— Демоны придут снова. Нам нужно на крепостной вал, — настаивал Агемман. — Орудийные порты нуждаются в экипировке. Если это конец, следует встретить его лицом к лицу.

— Действуй, — сказал Калгар. — Я скоро буду у вас.

Агемман кивнул.

— Он был хорошим человеком, — сказал он наконец.

— Он еще не умер, Север, — заметил Калгар.

— Конечно, — сказал Агемман, кланяясь и удаляясь.

Калгар вынес Варрона Тигурия из пролома в стене; демоны наступали ему на пятки. Стремясь убить его, они бросались в огонь, но чистый свет мгновенно поглощал их. Огонь горел уже три недели, и Ультрамарины использовали это время с умом, продолжая укреплять оборону, отдыхая и отрабатывая упражнения быстрого реагирования для резервных сил. Варрон все это время лежал полумертвым и неподвижным, и пульс его делался все слабее, словно предчувствуя смерть.

— Ты должен жить, Варрон, — прошептал Калгар. — Мы не выстоим без тебя.

Он крепко сжал руку главного библиария, мечтая подарить ему часть собственной силы, лишь бы он жил. Калгар сидел рядом с Тигурием еще несколько минут, пока не почувствовал чье-то присутствие позади себя. Он оторвал взгляд от Тигурия, смаргивая слезы, грозившие вот-вот пролиться, и увидел почти сотню гражданских, которых они обнаружили в Кастра Танагра.

— А, Маския Воллиант, — сказал Калгар. — Префект Тарентский. Чего тебе?

— А он будет жить? — спросил Воллиант. — Лорд Тигурий! Он выживет?

Калгар вздохнул и встал.

— Если б я знал, мастер Воллиант. Он уходит, и я ничего не могу с этим поделать.

— А чем мы можем помочь?

Калгар покачал головой.

— Ничем, если только у вас нет обширных знаний физиологии астартес и психического мастерства.

— Я не знаю точно, сударь, но, может, нам его согреть и остаться с ним, чтобы он не умирал в одиночестве?— сказал Воллиант.

Открытая искренность Воллианта тронула Калгара, и он увидел такое же стремление помочь на лицах всех пришедших. Это было благородство духа, которое придавало величие человечеству, та сила солидарности, которая сделала Ультрамар сияющим маяком лучшего, чего только могли достичь люди.

— Я уверен, он оценит, — сказал Калгар. — Так и сделаем.

— Если бы не он, мы бы уже давно все умерли, — сказал Воллиант, когда толпа народу окружила тюфяк, на котором лежал Тигурий. Калгар отошел в сторону, чтобы не мешать им, зная, что Тигурий был бы рад такой искренней благодарности.

— Прощай, Варрон, — прошептал он, отворачиваясь и направляясь к крепостному валу, где его ждали Агемман и тридцать воинов 1-й роты. Как и говорил Агемман, огонь, с помощью которого Варрон держал врага на расстоянии, исчез, и демоны столпились на краю выемки, оставленной трескучей молнией в конце долины.

Над крепостью дул холодный ветер, и первые лучи рассвета разливались по вершинам.

— Последний рассвет, — сказал Калгар. — Это напоминает мне последнюю Песнь «Плача первого» — «Хвала солнцу, которое приносит рассвет нашей окончательной гибели».

— А вот это уже звучит удручающе, — ответил Агемман. — Последняя речь Саула Инвикта перед тем, как их захватили тираниды.

— Извини, просто размышляю вслух.

— Надеюсь, это не та вдохновляющая речь, которую ты собираешься произнести?

— У меня закончились речи, Север, — сказал Калгар.

Агемман кивнул и сказал:

— Вот и хорошо. Я не особо люблю речи перед битвами.

Они погрузились в молчание, наблюдая, как новый рассвет становится все смелее, окрашивая горы в яркие золотые и пурпурные тона. Калгар находил его прекрасным и знал, что Тигурий с удовольствием запечатлел бы эту сцену акварелью.

— Чего же они ждут? — спросил Агемман, крепко вцепившись в парапет. — Почему не нападают?

Калгар задавался тем же вопросом, но ответ пришел мгновением позже, когда мерцающая трещина в небе внезапно растянулась и изогнулась, как будто что-то чудовищное проталкивалось сквозь нее. Нарастающий кошмарный рев восхищения пронесся по демонической орде, и сердца Калгара будто сжало липкой хваткой, когда он увидел ужасающую фигуру — отчасти машину, отчасти монстра, — пробивающуюся на поверхность Талассара.

Безобразно раздутый и сплавленный с механическими частями, повелитель демонов М’Кар возвышался над своим воинством могучим полудемоном, полудредноутом. Сердцевина его формы была безошибочно узнаваема: расплавленные остатки саркофага, высеченного в гранитной скале Кастра-Магна, были видны всем. Калгар с замиранием сердца осознал, чье тело служило носителем для Трижды Рожденного.

— Брат Алтарион, — прошептал он. — Прости меня.

Хотя уже занимался рассвет, небо потемнело, и над крепостными валами подули холодные ветры глухой ночи с запахом паленой плоти. М’Кар взревел, и демоническое воинство устремилось к крепости. Они неслись без всякого подобия порядка, — буйная смесь чешуйчатых тварей с мечами, многоногих воющих исчадий ненасытного голода и скачущих гончих с ободранной кожей. Бледные существа с мертвыми глазами и блестящими телами в лакированных доспехах скользили толпой рядом с кудахчущими крылатыми порождениями абсолютной тьмы.

Вся долина была заполнена демоническим воинством, льющимся из разлома в реальность и подпитываемым силами скверны, прорывающимися в мир. Эта армия не была похожа ни на одну, с которой им приходилось сталкиваться.

Это был наплыв демонов, грозивший затопить миры.

Калгар пожал руку Северу Агемману.

— Отвага и честь, брат, — сказал он.

— Отвага и честь, мой господин, — ответил Агемман.

***

Снова облачиться в плоть, пусть и в громоздкое слияние машины и демонической формы, — возвышенно. Воздух и солнечный свет отвратительны и болезненны, но это пустяки по сравнению с чистейшей радостью существования на материальном плане. Познать ощущение рвущейся плоти, вкуса крови и страданий смертных — бесценное благо, стоящее любой платы.

Крепость-святилище была распахнута настежь, пролом в ее стенах стал еще шире за несколько недель сражений, а ее жалкие защитники почти все погибли. Обереги, некогда составлявшие паутину нерушимой защиты, более непроницаемую, чем каменная стена, стали не более чем поблекшими воспоминаниями. Демоны роились вокруг него — щелкающая, ревущая, визжащая орда безмозглых орудий убийства.

Орудийный огонь с позиций, подготовленных внутри стен, уничтожил первых демонов на стенах, но сколько бы их ни было разорвано, десятки других карабкались по распадающимся трупам, чтобы атаковать. М’Кар отразил дюжину ударов; его зловещая аура распространилась перед ним, как носовая волна звездолета, и захлестнула защитников.

Страх и отчаяние хлынули из крепости, и М’Кар купался в мощных потоках ужаса, кружащихся в эфирных ветрах. Гражданские бежали со своих позиций, в слепой панике бросаясь к скрытым портам Салли. Облаченные в синее астартес оставались на позициях и вели огонь, но даже они были вынуждены отступить перед подавляющей численностью противника.

М’Кар отпустил их. Они совершенно ничего не значили. Он чувствовал духовный огонь своего отмщения внутри крепости и черпал силу из глубокого источника на «Неукротимом». Его руки были вращающимися массами света, плоти и металла, непостоянными потоками возможностей. Стоило подумать об этом, и одна рука превратилась в коготь, обтянутый темным сверкающим металлом, с краями, усеянными рвущимися зубцами. На месте второй появился свирепый осадный молот — искаженная пародия на оружие, которое когда-то носил его хозяин-дредноут.

Вполне вероятно, что это оружие сможет уничтожить Калгара.

Демоны устремились к замку, и теперь ничто не могло удержать их и спасти мясную добычу внутри, хотя астартес на крепостном валу цитадели безжалостно расстреливали их болтерным огнем и метали гранаты, взрывавшиеся в гуще демонов. По всей длине башни вспыхнуло пламя, когда ее защитники открыли огонь из сотен новых бойниц и орудийных портов.

Десятки демонов были истреблены, их порожденная варпом плоть — разорвана в клочья и уничтожена. Случилось даже несколько попаданий в самого М’Кара, но это было все равно, что укусы насекомых против титана. Тяжелые орудия атаковали его с помощью мощных лазерных выстрелов или ракетных ударов, но М’Кар отмахивался от них.

С силой, вытекающей из разлома на борту «Неукротимого», он был почти неуязвим. Крылатые демоны слетелись, как хищные птицы, и спикировали на крышу крепости, кромсая когтями астартес и визжа от восторга. Вершина башни скрылась под огромной массойкрылатых чудовищ, потемневшая до оттенка умбры и освещенная изнутри заикающимися вспышками выстрелов.

Большая дверь замка была сработана из адамантия и стали в виде плоской арки с вырезанными на ней сценами древних сражений. М’Кар одним ударом разбил ее вместе с окружающей каменной кладкой. Дверь взорвалась смертоносными осколками остро заточенного металла, и целые полосы стен обрушились вокруг нее. Повелитель демонов прорвался внутрь крепости. Когда новые залпы огня низринулись на тушу М’Кара, некоторые выстрелы его даже ужалили, но раны заживали почти сразу же, как только их наносили.

Внутри крепость представляла обширное открытое пространство, заполненное множеством угловатых стен и редутов, всё — недавно построенное, и построенное так упорядоченно и строго, как умели только отпрыски Робаута Жиллимана. Перепуганные смертные и астартес в синем сгрудились за барьерами, и М’Кар смеялся над этими жалкими попытками предотвратить новые убийства.

— Тебе не спрятаться от меня, Калгар! — проорал М’Кар, и дюжина смертных упала замертво, не вынеся проклятых звуков, исходящих из его искусственного горла. Демоны роились над баррикадами, раздирая защитников пожелтевшими когтями и сочащимися ихором клыками. Группы астартес контратаковали, оттесняя демонов назад и давая смертным время перегруппироваться, но это были последние отчаянные рывки умирающего зверя.

М’Кар проломил тяжелую баррикаду из каменных блоков, разбросав смертных и астартес в разные стороны. На него набросились десять лакеев Императора, каждый — вооруженный секирой с длинным лезвием на золотом древке. Они кружили вокруг него и наносили удары, как дикари, охотящиеся на обитающего на равнине левиафана, и М’Кар потешался над бессмысленностью их сопротивления.

Его когтистая рука оторвала сразу троих от земли и переломила пополам, а молот одним ударом разнес вдребезги чью-то грудь. Остальные воины не бежали, но М’Кару и не надо было, чтобы они бежали. Его когтистая рука изогнулась и превратилась в колоссальную вращающуюся пушку. Двухметровый язык черного огня вырвался из дула, разрывая Ультрамаринов в клочья и уничтожая плоть внутри их разрушенной брони. У этих воинов не будет генетических потомков.

Один из астартес выжил в резне, и М’Кар, шагнув вперед, ударил его молотом и швырнул через сильно модифицированный вестибюль так, что тело разлетелось от удара на куски. Шквал выстрелов обрушился на его тушу, но он и внимания на них не обратил. М’Кар взревел, и взрывная волна энергии варпа вырвалась наружу, губя тех смертных, которые очутились ближе к нему, и сводя с ума сотни других, когда их разумы рухнули.

Крики безумия и страха звенели глубоко в теле М’Кара; страдания, которые он причинял, переполняли его силой. Его демоническая свора расползлась по всей башне, выплескиваясь на спешно заблокированные лестничные пролеты и принося бойню в самое сердце крепости. М’Кар смаковал, как гаснет целый пласт жизни, — убийство за убийством.

Никто не мог противостоять его мощи, и еще дюжина астартес погибла прежде, чем кто-либо из достойных врагов осмелился выступить против него. С широкой лестницы в задней части зала сбежали два воина, окруженные пылающими аурами. Одна была залита красным цветом гнева и решимости, другая — мерцающим золотом и белизной. По бокам от них стояло множество космодесантников, окутанных серебряным сиянием.

— Калгар, — прошипел демон с неподдельным наслаждением. — Я Трижды Рожденный, и пророчество Морианы говорит о твоей смерти от моей руки в этот день.

— Этому не бывать, — сказал астартес в красном плаще. — Я — Север Агемман, Первый капитан Ультрадесанта, демон, и ты не пройдешь.

Кровь Марнея Калгара застыла при виде Трижды Рожденного: смерти, которые демон принес в Ультрамар, случились по его вине. Осознание того, что если бы он сумел уничтожить демона на борту «Неукротимого», все это можно было предотвратить, оказалось бременем, которое он будет нести до конца жизни.

Но сейчас им было не до раскаяния.

Облаченный в доспехи Антилоха и вооруженный Дланями Ультрамара, Калгар все еще колебался. Никто не имел больше шансов уничтожить М’Кара, чем он. Но демон уже однажды оказал ему сопротивление, и тогда он пользовался поддержкой святого Ордоса. А без нее — какие у него шансы?

Отбросив эти мрачные мысли, Калгар и Агемман направились к повелителю демонов с оружием наготове. Внутри крепости воняло горелой плотью, — это ужасное зловоние вызывало непрошеные образы трупных миров и адских областей Космоса, где в потоках крови обитали пожиратели падали.

Калгар сердито отряхнулся от скверны присутствия демона и напомнил себе, что будет потеряно, если он дрогнет. Столетия прогресса, идеалы, которые человечество отстаивало для чего-то большего, чем варварство, и последний шанс спасти мечту, которая едва не умерла десять тысяч лет назад.

— Сражайся хорошо, Север, — сказал он.

— Это единственный способ, которым я умею сражаться, Марней.

— Тогда покажи, как это делается.

Они атаковали Трижды Рожденного вместе с почетным караулом на флангах, разя демоническое воинство с последней надеждой Ультрамара на клинках. Север Агемман был бойцом, почти не имевшим себе равных среди Ультрамаринов, и он прорубался через толпу врагов с силой и мастерством, которым позавидовал бы любой легендарный воин. Его клинок резал демоническую плоть, а болтер разил праведным гневом. Когти скрежетали по его броне, но он двигался с грацией и скоростью солдата в легком облачении. Не было воина, которого Калгар предпочел бы ему сейчас.

Демоны окружили Калгара, пытаясь сорвать с него броню. Длани Ультрамара уничтожали любого врага в пределах досягаемости, каждый удар был подобен удару молота могучего бога, когда он пробивал залитый ихором путь к повелителю демонов.

М’Кар ждал схватки с таким нетерпением, что разметал своих приспешников, когда Калгар приблизился к нему; его громада раздувалась и вздымалась темной короной ядовитой энергии. Черный свет плавал вокруг его чудовищной туши; машинные части брата Алтариона исчезали под наплывом неестественной плоти.

Когтистая рука рванулась к Калгару, но тот увернулся, что в терминаторских доспехах было не так-то просто, и ударил правым кулаком в корпус М’Кара. Другие демоны распадались на части при таком ударе, но Трижды Рожденный остался неподвижен. Калгар напал на него с громоподобным ударом, столь же безрезультатным, и отпрянул, когда когтистая лапа М’Кара опустилась вниз. Когти демона прорезали наплечник его доспеха, раздирая керамит, волокнистые пучки псевдомускулатуры и поддоспешник, чтобы размозжить плоть под ними.

Калгар стиснул зубы от жгучей боли и нанес серию ударов в корпус повелителя демонов. М’Кар взревел от смеха, и ударная волна энергии варпа обрушилась на Калгара, пригибая его книзу с непреодолимой силой. Из черепа демона торчали рога, а между их медными, обшитыми железом наконечниками метались дугообразные молнии. Его широкая пасть зияла огнем умирающих солнц, сверкающих за острыми, как кинжалы, клыками, и Калгар знал, что это миры, которым придет конец, если он упадет здесь.

Почетные стражи бросилась защищать раненого магистра. М’Кар поднял одного из них с земли, и его тело исчезло в обжигающем взрыве. Другой встретился взглядом с повелителем демонов, и его доспехи упали на землю, а плоть внутри мгновенно превратилась в пыль. Еще трое погибли, когда рука-молот взметнулась вверх, сокрушая тела и раскалывая конечности.

Подбежал Агемман и помог Калгару подняться на ноги.

— Крепость почти потеряна, — произнес он. — Верхние этажи переполнены!

Калгар кивнул и снова сжал кулаки.

— Тогда погибнем, но заберем с собой как можно больше ублюдков.

— Тоже так думаю, — сказал Агемман.

Ультрамарины хлынули в нижний зал; болтеры стреляли почти непрерывно, чтобы удержать демонических приспешников от прорыва в остальную часть крепости. Хотя большинство гражданского населения в Кастра Танагра предпочло сражаться, здесь были сотни людей, слишком малых или дряхлых, чтобы взять в руки оружие. Ультрамарины будут защищать их так долго, как только смогут, даже ценой собственных жизней.

М’Кар прорвался сквозь воинов 1-й роты, обрывая жизни ударами демонических когтей и сокрушительными ударами молота. Это было чудовище, которое они могли победить только вместе, и оба — Агемман и Калгар — приготовились к битве всей своей жизни.

Агемман упал первым.

Броня Первого капитана раскололась под свирепым ударом, который обрушил его на землю с силой метеорита. Голова запрокинулась назад, а глаза налились кровью. Агемман попытался подняться, но его тело было так истерзано, что он не мог даже пошевелиться. Его пристальный взгляд встретился со взглядом Калгара, и магистр увидел всю боль его поражения.

— Простите меня, господин, — прошептал Агемман, перекатываясь на спину.

Впав в неистовство от горя и гнева, Калгар бросился на демона. Длани Ультрамара стали размытыми пятнами синего керамита, врезавшимися в тело демона, как грохочущие поршни могучего двигателя. Свет выплескивался из тела демона с каждым ударом, и Калгар знал, что это его последний и единственный шанс победить М’Кара.

Повелитель демонов поднял и оторвал Калгара от земли; прикосновение его когтей было подобно кислоте в венах. Доспехи Антилоха горели под его скверной, следы ожогов покрывали поверхность волдырями и превращали в пепел вокруг захвата демона. Калгар почувствовал гнев древних доспехов и попытался высвободиться.

М’Кар держал его крепко, и предвкушение убийства в его глазах сияло торжеством. Калгар видел в этих бездушных глазах и свою смерть, и смерть всего, что было ему дорого, и конец последнего великого бастиона лучших Ангелов человечества. С каждой секундой силы покидали его, и он занес руку для последнего безнадежного удара.

И вдруг мир охватило очищающим огнем, который с ревом вырвался из задней части комнаты и хлынул во внутренний двор. Он наполнил крепость живой яростью, бурля, как приливная волна, и завывая, как обезумевший зверь. Касаясь Ультрамаринов, он придавал им сил, зато демонов поглощал полностью. Красные чешуйчатые твари с черными мечами исчезали в воющих вихрях пепла, а прыгающие существа с белыми, как рыбье брюхо, телами взбирались на стены, чтобы избежать его прикосновения, но не могли ускользнуть. Ничто, рожденное варпом, не выжило: огненная буря истребила всех демонов в крепости.

М’Кар взвыл от ярости, его тело вспыхнуло. Любой намек на оттенок был выжжен, и этого огня повелитель демонов не мог выдержать, каким бы могущественным и возвышенным ни был. Его судорожная хватка ослабла, и кулак Калгара ударил в клыкастую пасть со всей силой, на которую был способен.

Повелитель демонов взревел от боли, отвернулся и выпустил Калгара, спасаясь от пламенеющей агонии. Он прорвался сквозь стены крепости и сквозь брешь; его демоническая орда собралась вокруг него, когда он черпал их силу, чтобы поддержать себя.

Калгар упал на пол, когда огонь погас, не в силах поверить в то, что только что произошло. Он обернулся, чтобы посмотреть, что же его спасло, и сердца его забились от воодушевления.

Варрон Тигурий стоял в дальнем конце комнаты, — изможденный, с запавшими щеками, бледный, как мертвец. Дюжина гражданских помогали ему стоять, поддерживая на плечах вес его рук и тела, пока главный библиарий Ультрамаринов неуверенно пошатывался.

Маския Воллиант, префект Тарента, держал посох Тигурия, хотя едва мог его поднять. Никогда еще Калгар так не гордился своим народом, как в этот момент.

— Я разорвал связь между повелителем демонов и «Неукротимым», — сказал Тигурий. — Он больше не сможет черпать энергию из варп-разлома.

— Милость Императора, ты просто чудо, Варрон, — сказал Калгар.

— Мне помогли, — скромно ответил Тигурий, оглядываясь на мужественных гражданских, которые поддерживали его. — Трижды Рожденный вскоре возобновит связь с источником энергии. У вас не так уж много времени.

— Я понимаю, — сказал Калгар. — Оставайся здесь и сделай все возможное, чтобы этой связи не было.

— Так и сделаю, господин мой, — хрипло прошептал Тигурий. — Отвага и честь.

— И тебе того же, мой друг, — ответил Калгар, опускаясь на колени подле Севера Агеммана.

Первый капитан был жив, но не в состоянии сражаться. Уцелевшие солдаты 1-й роты собрались вокруг раненого капитана, и Калгар ощутил железную решимость их сдерживаемой ярости. Он насчитал сорок девять воинов, в большинстве своем серьезно раненых. И все же это была сила, с которой можно было завоевывать миры, подавлять восстания и побеждать в битвах. Это была сила воинов, которой теперь можно было управлять только одним способом.

— Вы все слышали Варрона, — сказал Калгар. — Демон уязвим, беззащитен, и у нас есть только один шанс покончить с этим. Здесь и сейчас судьба Ультрамара в наших руках. Вы лучшие и храбрейшие в Ордене, и хотя мы, скорее всего, погибнем в этих горах, мы умрем, служа чему-то большему, чем кровь, чему-то большему, чем земля. Мы боремся за то, во что верим. Я поведу вас в эту битву, и все, что я прошу, — это чтобы вы сражались, как настоящие герои!

Ультрамарины радостно закричали, и Калгар повернулся к зияющей дыре, пробитой в башне.

Хотя его тело было на пределе выносливости, гордость за своих людей и тех, кого они защищали, была неисчерпаемым источником силы. 1-я рота выстроилась вокруг него, и когда они вышли во двор и зашагали через брешь, каждый смертный, способный стрелять из ружья или владеть мечом, тянулся к ним, как железные опилки к магниту.

Неестественная темнота все еще царила над долиной, но высоко в небе сквозь облака пробивался яркий свет, и Калгар в нем находил утешение.

Впереди, перед потрескивающей слезой света в небе, столпились демоны, и почерневший силуэт М’Кара возвышался над всем. Калгар ускорил шаг, сжав кулаки и расправив плечи. Повсюду вокруг него воины — смертные и Астартес — маршировали на последний бой за Кастра Танагра.

— За Ультрамар! — крикнул Калгар. — В атаку!



ГЛАВА 24


УЛЬТРАМАРИНЫ ударили по демонической орде, глубоко вонзившись в массу чешуйчатых, покрытых слизью и роговыми щитками тварей с неудержимой мощью бронированной ярости. Бессловесный крик гнева, скорби от потерь и решимости гнал их вперед, клинки, болтеры и силовые кулаки сеяли смерть. А поскольку связь М’Кара со звездным фортом прервалась, у него уже не было никакого запаса энергии для восстановления сил.

Длани Ультрамара молотили взад и вперед с неумолимой силой, с каждым ударом убивая очередного демона. Толпа чудовищ обрушилась на Калгара, рубя когтями, мечами и острыми отростками, кромсая плоть и пронзая броню. Кровь стекала по пластинам доспехов, но боль от ран притуплялась, как будто их наносили чужому телу.

Тонкое копье защитников вонзилось в тело стаи демонов, но они были быстро окружены, подобно вирусу внутри тела, и атакованы со всех сторон. Бурлящая свора демонических тварей обрушилась на выживших защитников Кастра Танагра, истребляя их, как пламя, атакующее последние остатки непокорного ледника.

Калгар прорубался сквозь толпу демонов к М’Кару, чья полуночная фигура была совершенно черной, без теней и очертаний. Лишь горящие очаги глаз и рта придавали его облику осязаемую форму. Воздух мерцал вокруг него: колеблющаяся тепловая дымка материального мира пыталась изгнать неестественное присутствие из всей ткани бытия.

М’Кару здесь было не место, и это был последний шанс Калгара выполнить клятву и уничтожить Трижды Рожденного.

Демон и магистр Ордена сшиблись со страшным грохотом, который сбил снег с самых высоких вершин и распространился по поверхности мира, как сильнейший раскат грома. Кулаки Калгара обрушились на повелителя демонов, а когти того в ответ вырывали целые куски его брони, кромсая плоть мясницкими ударами.

Крики и выстрелы вокруг вспарывали холодный утренний воздух. Свет сверху становился все ярче, и Калгар почувствовал, как над высокими вершинами проносится горячий ветер. Мощная электрическая дымка наполнила воздух треском статических разрядов, и он ощутил запах горелого металла. Полностью сосредоточенный каждой гранью внимания на отчаянной борьбе за выживание, он не мог позволить себе обращать внимание на все это.

Калгар и М’Кар обменивались ударами, раздирая друг друга с целеустремленной чистотой цели, которую может породить только настоящая ненависть. Калгар знал, что он слабеет, его рефлексы замедляются, а сила уходит с каждой блокированной атакой, с каждым пропущенным ударом. Он увидел торжество в глазах повелителя демонов, его рот, широко разинутый, чтобы пожрать душу магистра.

— Твоей жизни конец, — прошипел демон.

Калгар не ответил. У него не было сил разговаривать. Он поднял кулак, чтобы блокировать замах когтей демона, понимая, что делает это слишком медленно. Когти вонзились ему в грудь, срывая нагрудник с незащищенного тела. Взмах руки-молота демона обрушил Калгара на землю с раздробленной грудной клеткой, и он перекатился на бок, теряя сознание из-за агонии.

Небо превратилось в мерцающий свод пурпурного, красного и золотого цветов, и ожило, когда что-то пробилось сквозь облака потоком невообразимо яркого света. Калгар зажмурился, не в силах осознать то, что увидел. Это было слишком прекрасно и слишком невероятно, чтобы быть реальностью.

И все же это было реальностью.

Это происходило на самом деле, хотя магистр не мог поверить своим глазам.

Два ударных крейсера Ультрамаринов неслись с небес подобно огненным кометам.

Потоки огня и расплавленного металла тянулись от огромных кораблей, когда они стремительно вошли в нижние слои атмосферы. Их щиты и корпуса протестующе вопили, когда силы, которых они никогда не могли выдержать, угрожали разорвать их на части. Это была самая безрассудная, великолепно безумная часть полета, которую Калгар когда-либо видел.

Из пусковых отсеков крейсеров вырвались стаи боевых кораблей «Громовой Ястреб», и на один прекрасный миг бой в долине замер. Лицо Калгара озарилось надеждой, когда он узнал массивные, угловатые очертания этих могучих кораблей.

«Месть Валина» 2-й и «Вэ Виктус» 4-й.

***

Горячий, пахнущий металлом воздух с гулом пронесся через десантный отсек «Громового ястреба», когда штурмовая рампа открылась, и Уриэль, вцепившись в поручень, шагнул к краю. Далеко внизу бойцы Ультрамаринов сражалось с демоническим воинством. Это был их шанс покончить с врагом раз и навсегда.

Он видел отвратительную рану в реальности и фигуру Трижды Рожденного, возвышающуюся над магистром. Марней Калгар находился во власти повелителя демонов, и слова Варрона Тигурия, сказанные им по возвращении Уриэля на Макрагг, эхом отдавались в голове:

«Страж Башни будет сражаться бок о бок с нами, когда Трижды Рожденный снова облачится в плоть».

Леодегарий из Серых Рыцарей назвал его «стражем Башни», воином, способным изменить мир— к добру или к худу. До нынешнего момента Уриэль не представлял, что это значит. Использовать знания, которыми он обладал, в дурных целях означало бы уничтожить все, что ему дорого. Но то, что Уриэлю поведал призрак капитана Вентана, было мощным оружием, с помощью которого он мог спасти все, что любил, от уничтожения.

— Ты готов? — сказал капитан Шаан, выходя на линию готовности рядом с ним. Как и Уриэль, Шаан носил на плечах громоздкий прыжковый ранец. Позади него стояли Пазаний и Леарх, тоже с прыжковыми ранцами; похоже, они ничуть не волновались перед прыжком. Оставшуюся часть десантного отсека «Громового ястреба» заполняли гвардейцы и восстановленные Поджигатели. Там же были и Мечи Калта, обновленные и исцеленные после разгрома Кроваворожденных на Калте.

— Готов, — подтвердил Уриэль и выпрыгнул из «Громового ястреба».

После разрушения гробницы Вентана Уриэль и его спутники вернулись в ущелье Четырех Долин, ожидая увидеть там бушующее поле битвы. К своему удивлению, они обнаружили ущелье почти таким же тихим, каким оставили. Кроваворожденные после разгрома Черной Базилики не высовывались из-за крепостной стены. Только позже стало ясно, что без Хонсю или командиров, засевших внутри левиафана, уничтоженного Гвардейцами Ворона под командованием капитана Шаана, у Кроваворожденных вообще не было лидера.

Защитники Империума обсуждали, как воспользоваться оцепенением врага, когда решение было принято за них. Выступив с поверхности, Леарх повел за собой разношерстную колонну бронетехники и ауксилию через Врата Жиллимана, чтобы атаковать армию Кроваворожденных с тыла.

Оказавшись между молотом Леарха и наковальней защитников ущелья, Кроваворожденные были обречены. Сражение закончилось бойней: Кроваворожденных безжалостно истребили. Возрождающиеся имперские силы выдвинулись на поверхность Калта и отбили Верхний город, гоня перед собой остатки Кроваворожденных.

Магос Локард восстановил орбитальную оборону, очистив системы от скрап-кода и вернув их под имперский контроль. С методичной математической точностью он направил грозные геостационарные батареи и ракетные шахты на вражеский флот, стоявший на высоком якоре, уничтожив дюжину судов менее чем за час.

Под предводительством «Вэ Виктус» имперский флот, собравшийся на Ультиме шесть-восемь, снова ринулся в бой, и в конце шестичасового сражения только один вражеский корабль избежал резни. Как только битва за Калт была выиграна, Уриэль собрал свои силы и взял курс на Талассар, встретив на своем пути «Месть Валина».

Капитан Сикарий принес известие о триумфе на Эспандоре, а также с трудом завоеванной победе на Квинтарне, где 5-я и 6-я роты в конце концов переломили хребет вторжению Кроваворожденных. Боевые баржи «Октавий» и «Севериан» уже приближались к Талассару, и одновременность их прибытия бросалась в глаза.

В тот самый момент, когда Уриэль и воины 4-й и 2-й роты спустились с небес над Талассаром, обе боевые баржи Ультрамаринов разрушали оборону «Неукротимого».

Если это битва за спасение Ультрамара, то ее выиграет весь Орден.

Прошло уже немало времени с тех пор, как Уриэль в последний раз спускался с летающего «Громового ястреба», но он мастерски и плавно перешел в оптимальную позицию падения: голова опущена, руки поджаты, ноги вытянуты за спиной. Долина устремилась навстречу — лоскутное одеяло серого и коричневого, в центре которого выделялись ярко-синим цветом последние бойцы 1-й роты. Повсюду вокруг него с неба слетали закованные в броню воины — объединенная мощь 2-й и 4-й рот. Это было зрелище, способное воодушевить кого угодно; Уриэль не мог припомнить, чтобы когда-нибудь две боевые роты сразу вот так же уходили в огонь битвы.

Справа от себя он увидел развевающийся красный плащ Сикария, и хотя они никогда не были близки, Уриэль оценил величие товарища-капитана. Рассказы о его невероятной победе в Коринфе напомнили Уриэлю, каким грозным воином на самом деле был Катон Сикарий.
Он сосредоточился на земле, регулируя спуск поворотом плеч.

Приземлиться туда, куда надо, было непростым делом, особенно когда стартуешь с такой высоты и на такой скорости. Уриэль наклонился, спускаясь, чтобы направить себя по дуге к магистру Ордена, развернув корпус так, чтобы упасть ногами вперед.
Это была самая опасная боевая высадка, какую он когда-либо выполнял, и пронзительный звук в шлеме предупредил, что включать прыжковый ранец уже опасно. Предупреждающая руна яростно мигала; он включил реактивные двигатели на плечах, и быстрый спуск был резко замедлен пылающим взрывом реактивного огня.

Уриэль рухнул на поверхность Талассара с оглушительным грохотом. Дым окутал место его приземления, и камень под ногами остекленел от сильного жара. Его меч так и прыгнул в руку, когда чудовища с тупыми заостренными черепами и изогнутыми бараньими рогами бросились на него. Глухие удары неподалеку подсказали, что воины 4-й и 2-й рот вступили в бой, быстро переломив ход битвы за Талассар.

Сопровождаемый ревом огнемета Пазания и смертоносно точными очередями болтера Леарха, Уриэль широким взмахом меча прорубил путь сквозь рогатых демонов. Командирское отделение Уриэля сражалось целеустремленно и сплоченно, спаянное в тесную боевую единицу сражениями на Калте.

Любой обычный враг был бы сломлен таким внезапным нападением, но демоны не были обычными врагами. Они сражались с той же яростью и энергией, что и всегда, будто не замечая, что почти две сотни бронированных астартес приземлились среди них, а два огромных звездолета очутились так близко, что казалось, можно протянуть руку и коснуться их.

Видя, что Трижды Рожденный навис над Калгаром, Уриэль бросился на защиту магистра. Он вскинул меч и отвел в сторону стремительный удар, который наверняка выпотрошил бы Марнея Калгара. Повелитель демонов вперил обжигающий взгляд в Уриэля, и тот ощутил ужасную силу его древней злобы. Она полыхала уже десять тысяч лет, подпитываемая ненавистью к мирам и воинам Ультрамара.

Теперь Уриэль понимал суть этой злобы, ибо знал историю Ордена не хуже любого Ультрамарина. Он знал о подлом нападении легиона предателей Несущих Слово на Калт в дни великой Ереси Хоруса, о битвах, которые вели Робаут Жиллиман и капитан Вентан, чтобы спасти этот мир после того, как его солнце отравили навсегда.

Но о чем не рассказывали учебники и чего не знал никто из Ордена, — судьба одного из самых могущественных темных апостолов Несущих Слово, жуткой тени из мрачной легенды по имени Малок Карто. Хотя ничто в облике Трижды Рожденного не напоминало космодесантника, Уриэль знал, как темные покровители Малока Карто вознаградили его за преступления на Калте.

Это был последний подарок капитана Вентана Уриэлю — настоящее имя М’Кара.

Демон, который когда-то был Малоком Карто из Несущих Слово, издал душераздирающий рев и когтистыми руками поднял Марнея Калгара с земли. Калгар бился в тисках, но был бессилен сопротивляться демону, подтаскивавшему его к сверкающим клыкам. Уриэль понял, что Трижды Рожденный отбросил всякие надежды на триумф и готов удовольствоваться убийством воина, который был для него одним из самых ненавистных врагов и на протяжении веков подавлял его безумные амбиции.

Уриэль выхватил из ножен на боку кинжал с кремниевым лезвием.

— Я нарекаю тебя Малок Карто! — закричал он. — Вот твое истинное и смертное имя!

Повелитель демонов запрокинул назад голову, когда судорога ярости сотрясла его тело от кончиков почерневших рогов до лап с растопыренными когтями. Кинжал в руке Уриэля потеплел, словно распознав цель для смертельной ненависти, заключенной в его лезвии неизвестными кузнецами давних времен. Дрожь неподдельного ужаса пробежала по телу М’Кара, когда он перевел взгляд на Уриэля и увидел кинжал в его руке. Его глаза расширились, узнав его.

— Осколок Эреба! — воскликнул повелитель демонов.

Как бы ни хотелось Уриэлю убить повелителя демонов за все причиненные им страдания и смерти, он знал, что судьба назначила ему другую роль.

Он был стражем башни, а не ее владыкой.

И Уриэль метнул кинжал рукоятью вперед в сторону Марнея Калгара.

Магистр Ордена ловко поймал его; тонкий клинок казался нелепо маленьким в его могучих руках. Но Длани Ультрамара были способны и на великое разрушение, и на блестящую ловкость. Оказавшись менее чем в метре от повелителя демонов, лорд Калгар подался вперед и всадил древний кинжал в горло М’Кара.

Эффект был мгновенным: кинжал раскалился добела. Пылающий звездный огонь вырвался из смертельной раны потоком нематериальной энергии, который бушевал в воздухе, как пятно грязного света. М’Кар отпустил Калгара, который тяжело повалился на землю перед умирающим повелителем демонов. Уриэль подбежал к раненому магистру Ордена и с помощью Пазания и Леарха оттащил его подальше.

— Что это за нож? — выдохнул Марней Калгар.

— Не знаю, — ответил Уриэль. — Мы нашли его в могиле капитана Вентана.

— Вентан? Потерянный Орден?

— Именно, — подтвердил Уриэль.

Сражение в долине прекратилось, пока повелитель демонов сопротивлялся гибели, пытаясь из последних сил противостоять чуждому разуму древнего кинжала. Против мастерства его неизвестных создателей и раскрытия своего истинного имени он ничего не мог поделать, и все попытки сохранить существование были напрасны.

Повсюду вокруг них демонические воины выли в бессильной ярости, когда М’Кар высасывал их сущности, пытаясь бороться с собственным разложением. Один за другим демоны распадались; их власть над материальным миром исчезала, и их выбрасывало обратно в варп. Вскоре в долине остались только защитники Кастра Танагра.

Фигура М’Кара съежилась, ее очертания расплылись и сжались, поскольку каждый клочок его сущности был обречен на гибель. Это была истинная смерть: забвение и ужас небытия. И повелитель демонов знал это. С последним криком отчаяния М’Кара взмыл вверх в потоке легких частиц распадающегося тела и в страхе от сознания того, что его ждет.

В то же мгновение вертикальный разрыв в ткани мира исчез с громовым хлопком вытесненного воздуха. Тьма, окутавшая горные вершины и покрытые снегом долины Талассара, рассеялась, и солнце озарило мир, освобожденный от когтей демона. Очищающий ветер дул с восточных вершин, неся с собой обещание новых дней, свежую надежду и сладостную красоту жизни, прожитой на краю смерти. Ни одно солнце не было ярче, ни один ветер не был таким свежим, и ни один день никогда не будет таким запоминающимся.

— Все кончено? — сказал Пазаний, глядя на выжженную скалу, где нашел свой конец демон.

— Да, — сказал Уриэль, и на душе у него стало легко впервые за много лет. — Все кончено.

Боевые баржи «Октавий» и «Севериан» завершили победу на Талассаре, уничтожив «Неукротимый» серией яростных залпов из бомбардировочных пушек. Залпы торпед из объединенных флотов Ультрамаринов обрушились на побежденный звездный форт, разнеся его на части громоподобными взрывами огненной плазмы. Более мелкие суда добавили собственные широкие борта к атаке, превратив некогда могучее сооружение из чуда инженерной мысли в искореженную массу расплавленных обломков.

Варп-ядро звездного форта разрушилось, и в его реакторах началась цепная реакция; системы, уже находившиеся на грани отказа, наконец-то сдались и превратили «Неукротимый» в миниатюрную сверхновую. Взорванный в вышине, звездный форт падал с орбиты, по спирали опускаясь все ниже и ниже, пока гравитационное притяжение Талассара не поймало его и не повлекло к окончательной гибели.

Подобно ослепительной звезде, падающей с небес, «Неукротимый» вошел в атмосферу, оставляя за собой шлейф расплавленного металла и горящего кислорода. Все следы его распада сгорели, когда он нырнул вниз, набирая скорость и становясь все ярче, пока небеса над Талассаром не засияли умирающим светом.

Победители Кастра Танагра молча наблюдали за этим устрашающим зрелищем.

Останки «Неукротимого» погрузились в Талассарское море, подняв многокилометровый столб воды. Этот удар вызвал чудовищное цунами, но мировой океан Талассара настолько необъятен, что к тому времени, когда оно достигло Утесов Глаудора, от него осталась всего лишь серия крутых бурунов.

Пока Уриэль смотрел, как «Неукротимый» исчезает за горизонтом, в его памяти всплыли слова, сказанные кем-то невероятно далеким и невообразимо старым: «Его судьба вплетена в гобелен смерти великого героя, падения звезды и восхода давно забытого злого мертвеца».

Это было воспоминание, которое, как он знал, не принадлежало ему, и Уриэль узнал чувство неразрывной связи со Свежерожденным, мальчиком по имени Самукван. Он никогда не узнает, где были произнесены эти слова, но когда Уриэль почувствовал призрачную тень фигуры в темных доспехах рядом с собой, он понял, чья смерть была предсказана.

Ардарик Ваанес.

Еще шесть месяцев ушло на то, чтобы полностью очистить Ультрамар от заразы Кроваворожденных, — последних остатков вторгшихся армий, сражавшихся до конца, хотя их адского хозяина больше не было. Уриэль возглавлял атаки на Квинтарн вместе с Галеном из 5-й роты и сражался плечом к плечу с Сикарием в многочисленных ударах по анклавам кровожадных корсаров, которые укрылись в лесах Эспандора. Многие битвы велись за то, чтобы вычистить остаточные следы заражения из плоти Ультрамара, и только когда Марней Калгар возглавил последнюю атаку на Тарент против ковена Кроваворожденных культистов вместе с Варроном Тигурием и Севером Агемманом, вторжение наконец закончилось.

Это была самая разрушительная атака на Ультрамар со времен флота-улья «Бегемот», и многие имена будут выбиты золотом на плитах формасканского мрамора в Храме Исправления. Во всем Ордене триста сорок семь Ультрамаринов пали в битве с армиями Трижды Рожденного.

Их память почтили на церемонии, состоявшейся через шесть месяцев после окончательного поражения М’Кара на Талассаре.

Они собрались в тени великого примарха, и каждый воин Ультрамаринов объявил себя достойным стоять рядом с ним. Шестьсот астартес собрались перед мерцающей фигурой Робаута Жиллимана, который восседал на троне в золотой гробнице, навечно пребывая в стазисе. Золотые двери храма были закрыты для тысяч пилигримов из-за его пределов, поскольку это была церемония только для Ордена, частное дело Ультрамаринов, хотя некоторые не-Ультрамарины удостоились чести присутствовать на ней.

Инквизитор Судзаку, солдат святого Ордоса, переживший битвы в глубинах Калта, была одним из немногих присутствовавших здесь смертных. Она еще не полностью оправилась от тяжелых ран, нанесенных ей Танцорами клинка и Железными Воинами Хонсю, но с радостью приняла возможность вспомнить погибших. Магос Локард и командир скитариев Трехо стояли рядом с ней: эти служители Адептус Механикус принимали участие в защите Калта. Оба носили золотые медали с эмблемой «U», которые всегда будут напоминать им о дружбе с Ультрамаринами.

Капитан Аэтон Шаан из Гвардии Ворона стоял рядом с Уриэлем, символически заняв место рядом с 4-й ротой Ультрамаринов. Несколько черных флагов, каждый в честь павшего сына Коракса, были расставлены в одном ряду с выстроившимися космодесантниками. За свою службу Ультрамару эти героические воины получили почетное место в боевом строю.

Марней Калгар стоял на постаменте из темного мрамора у ног отца Ультрамаринов, его доспехи были восстановлены в прежней славе лучшими мастерами Ордена и заново откованы в кузнице дредноута технодесантника Харка. Теперь магистр Ордена выглядел торжественно: еще более смиренным, чем прежде, но все же воодушевленным мужеством и честью, проявленными его воинами и народом при защите своего дома.

Терминаторы в золотых доспехах стояли по бокам от него, а почетный караул нес мерцающие факелы, которые заливали помещение Храма Исправления теплым сиянием, отчего его необъятность казалась как-то меньше, — более интимной и более личной.

Лорд Калгар возвысил голос, чтобы все услышали его слова.

— Они будут чисты сердцем и сильны телом, не смущены сомнениями и не запятнаны самовозвеличением. Они будут яркими звездами на небосводе битвы, ангелами смерти, чьи сияющие крылья принесут быстрое уничтожение врагам человечества. Так будет тысячу раз и тысячу лет, до самого конца вечности и исчезновения смертной плоти.

Сердце Уриэля дрогнуло при этих древних словах Робаута Жиллимана, словах, которые дали основу Адептус Астартес с самых первых дней существования Империума.

— Товарищи, мы одержали великую победу и собрались, чтобы почтить память погибших, вспомнить принесенные ими жертвы и обеспечить, чтобы их наследие не было забыто. Это была долгая и мучительная борьба, в которой было пролито много крови во имя нашей жизни. Ультрамар единственный в своем роде: мы — братство воинов и смертных, связанных вместе узами крепче адамантия. Но Ультрамар — это больше, чем просто сила его клинков. Сила Ультрамара — это человечество, а сила человечества — это Ультрамар. Если один отвернется от другого, мы потеряем все, что делает нас сильными.

Триста сорок семь Ультрамаринов погибли на этой войне, но победа принадлежит им, ибо что такое ужас смерти? Это когда мы умираем, а наша работа не завершена. Радость жизни заключается в осознании того, что наша задача выполнена.

Калгар кивнул каждому из капитанов, и Уриэль наклонился, чтобы поднять завернутый в ткань сверток у его ног. Когда магистр Ордена снова заговорил, боевые капитаны вышли из отрядов и направились к сверкающим черным стенам храма.

— Воин, который действует во имя чести, не может потерпеть неудачу. Его долг — сама честь, — сказал лорд Калгар, когда Уриэль достал из своего узелка каменный молоток, стамеску и множество листов сусального золота. — Даже его смерть — это награда, и она не может быть неудачей, потому что пришла по долгу службы. Мы помним мертвых, но мы Адептус Астартес и не тратим наши слезы понапрасну. Мы рождены не для того, чтобы наблюдать, как тускнеет мир, ибо наша жизнь измеряется не годами, а поступками.
Марней Калгар склонил голову, когда каждый из капитанов опустился на колени перед пустым участком на мраморных плитах и принялся вырезать имена павших.