Авдейкино горе (СИ) [Runa Aruna] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
АВДЕЙКИНО ГОРЕ
Неправду говорят - середа да пятница четвергу не указчица. В середу приключилось Авдейкино горе: поcеял он оберег, что на второе рождение получил. Ходили с Фролушкой на село, а как вернулись - хвать-похвать: нету шарика-цветка чесночного, что на черном шнурке под нательной рубахой прятался. Перетерся, разорвался крепкий шнур - знать, не так уж крепок был! - упало, потерялось серебро заговоренное - а ну, как найдет кто? - беда, беда! В цветке том капелька крови Авдейкиной, настоящей. Потому и носить мог, не боялся.
Думал Авдейка вернуться да поискать, ан не успел - солнышко взошло. А когда на лавку спать залезал, повстречался с Фролушкой взглядом - аж захолонуло все: предаст. И предал. Да не кому-нибудь - самому Лукичу рассказал. Как в избе просыпаться начали, сдернул Лукич Авдейку с лавки и давай ручищами охаживать. Хорошо, за волосья не хватал - мало их у Авдейки-то: перед самым рожденьем перед вторым выпадать начали.
Помесил Лукич Авдейку, пошвырял по углам, зарычал, схлопнулся в ушана бурого и в окошко вылетел; ставни-то Мотенька открыла уже. Авдейка застыл комом на полу - ждал, пока срастутся перемолотые ребра. И в который раз проклинал хворобу свою: мало, что волос лишила, так и погубила не сразу - чуть не на всю зиму на печь уложила. Принимать чужое людское-то обличье Авдейка не умел пока, вот и ходил в чем преставился. А мог бы - хоть в кафтанчике да лапоточках с онучами. И порвись шнурок, завалился бы оберег за пазушку.
Это Фролушка, змей, опять виноват. Все ластился, все проведывал, гостинцы носил. Глазки томные, голосок елейный, головенка белая маслом лампадным смазана. Змей и есть!
Авдейка почти и не помнил теперь, как родился заново. Как-то так оно получилось, смутно. Жил-жил, болел-болел, совсем ослаб... А рядом все Фролушка мельтешил... Взял, вроде, за руку, приложился губками... Откуда фельдшер кровь выпускал... И стало Авдейке легко-легко... И очнулся у Лукича в избе... Дваждырожденным.
Ничего, привык помаленьку. А цветок чесночный серебряный сестрица Мотенька подарила. Фельдшер и не спрашивал, куда Авдейкина кровь из круглой чашки девается. Одну капельку Мотенька в цветочек заперла и на шнурочек черный повесила. Знала, видать, про Фролушку. Но дурочку глухонемую кто станет спрашивать? Да и пережила она Авдейку ненадолго. Зато снова встретились.
Кости наконец срослись, и Авдейка, дернув Мотеньку на прощанье за толстую косу, выскочил за дверь. Можно было нетопырем обернуться, но вчера-то ножками снежок топтал. Так и обронил заветный оберег, дуралей. Попадется человеку в руки - худо: разглядит он сквозь морок избушку Лукичову возле самого тракта, приведет народ с кольями осиновыми. А уж коли дайн его подберет - тут и думать страшно...
Авдейка поежился и прибавил ходу. Приглядываясь, прислушиваясь, принюхиваясь. Босые ноги опускались в рыхлый снег, не оставляя следов. Не скользила по освещенной луной обочине Авдейкина тень, не вырывался пар из приоткрытого рта. Брел по запорошенному ночному тракту мальчик в рубашонке, оберег искал потерянный. Своя кровь, живая, в серебре обжигающем хранила тело мертвое от второй смерти. Пока при нем шарик-цветок чесночный, нет у металла страшного над Авдейкой власти. Лишь бы в чужие руки Мотенькин подарок не попал.
Не попал. Как добрался Авдейка до захорона вчерашнего, позвала его кровь, потянула. Сунул руку в снег - вот оно, маленькое, колкое, родное.
Авдейка разминал застывший черный шнурок - и не перетертый вовсе, а словно срезал кто - когда почувствовал что-то странное. Вроде бы не один он у сугроба, который с Фролушкой прошлой ночью навалили. Пальцы его продолжали неторопливо двигаться, а голова начала медленно поворачиваться. Описала полный круг, закрутив в складки бледную кожу на тоненькой шее. Так же медленно вернулась обратно. Никого. Лишь деревья отбрасывают на нетронутый снег лиловые тени да скорчился в захороне прибереженный со вчерашней ночи мужик.
Авдейка сладко причмокнул и улыбнулся. Хорошо, все-таки, у Лукича. В первой-то жизни редко когда удавалось наесться досыта. У мамки с батяней семеро по лавкам, мал-мала-меньше, и все жрать просят. Авдейка старшеньким родился, но ни возрастом, ни ростом не велик был. И недужил. Зато живет дольше всех, хоть и другою жизнью; остальные-то давным-давно померли, поди.
Потом в семье Мотенька шла - да что с бессловесной взять? Она и избу-то не сильно любила - все больше в лес бегала и с теленком в хлеву агукала. Из лесу и шарик-цветок чесночный серебряный принесла тайком. Видно, обронил кто-то...
А и сейчас ведь - не часто Мотенька на село ходит, не тянет ее кровь человеческая.
Последние комментарии
12 часов 48 минут назад
19 часов 11 минут назад
19 часов 18 минут назад
19 часов 47 минут назад
19 часов 51 минут назад
19 часов 51 минут назад