Кодекс Хранителя (СИ) [Екатерина Лылык] (fb2) читать онлайн

Пролог

Декану факультета хранителей семейного очага Октопусу Звездунову было не до шуток. Взгляд нервно скользил по характеристикам новоиспеченных и, мягко сказано, навязанных студенток. Две феи, один оборотень и демонесса, к тому же дворянка. Если с дворянством последней девчонки можно было смириться, то с ее демонической сущностью, увы, не хотелось. Звездунов старался не брать на свой факультет демонов.

Лицо, взирающее на него с фотокарточки, вклеенной в личное дело, было юным и нежным. Чувственные губы, широко распахнутые глаза, бледная, почти без румянца, кожа, черные, как смоль, и абсолютно прямые волосы. Очертив пальцем изображение девчонки, мужчина пытался определить род ее магии эмпирическим путем, но все равно терялся в догадках. Демоны потому демонами и были, что их силы не поддавались измерению, вычислению и любым другим логическим операциям. Свои способности, будь то плебей или дворянин, эти сущности держали в секрете и часто-густо не раскрывали их даже своим вторым половинкам. Естественно, тайная перепись и учет этой категории населения в их королевстве велись, но доступ был настолько ограничен, что, скорее всего, сведущим был лишь сам Владыка Дайкирии.

Его одолевали сомнения. На факультете хранителей нет места демону. Однако ректор четко сказала, что Хадиса Кирин поступает под его чуткое преподавательское крыло.

Откинувшись на спинку кресла, этот совсем еще молодой мужчина шумно выдохнул и закрыл глаза. Характеристики демонессы были отличными, как и характеристики трех остальных девушек. Более того, все они были словно под копирку писаны. Приятны, учтивы, интеллигентны, поют, магичат, вышивают, танцуют и могут поддержать мужскую беседу… Все четверо проживали в одной комнате на протяжении четырех лет. В склоках, кознях, драках не замечены. И это все о демоне, оборотне и двух феях… Прям таки адская смесь из института благородных девиц… Оставалось надеяться, что характеристикам можно верить, и что ректор не подсунула ему очень жирную и пакостливую свинью.

Не успел он об этом подумать, как за окном раздался мощный свисток паровоза, оповещающий округу о его прибытии на единственную станцию в этом унылом месте. Октопус печально вздохнул и попытался расслабиться. В конце концов, не все так однозначно. Всегда можно поставить неугодных личностей в неприемлемые для них условия. Гляди, к вечеру проблема сможет рассосаться сама, словно ее и не было.

Глава 1

Сон был из тех редких, пропитанных плотскими утехами и чувственными прикосновениями, которых почти нереально достичь наяву с реальным мужчиной. Сердце билось как бешеное, дыхание было рваным, хотелось стонать и чувствовать жаркое тело все глубже внутри себя. Казалось, кожа плавилась под чужими прикосновениями, пылала адским огнем, даря и блаженство, и боль одновременно. И сколь ярким да желанным было это видение, столь же обидно было понимать, что это всего лишь выдумка подсознания.

Стоило паровозу сбавить ход, как осознание нереальности происходящего проклюнулось сквозь яркие вспышки видения. И уже знакомое мужское тело стало зыбким маревом, а желанные черты лица — лишь незнакомыми бликами.

Разочарованно прикусив губу, Хадиса Кирин тяжело вздохнула. Солнечный свет пробивался сквозь ее прикрытые веки красным свечением. Теплый и бодрящий, он безжалостно вырывал сознание из блаженной полудремы, прогоняя прочь яркую картинку обнаженного торса и оставляя напоследок лишь непреодолимое желание достичь пика и разрядки… Будь она опытнее, знала бы, что с этим делать. Но, увы, сейчас девушке оставалось лишь надеяться, что больше ей такого не приснится, иначе она попросту свихнется и превратится в мартовскую кошку, томящуюся в ожидании мяукающего под окном кавалера…

Стоило последним каплям сна исчезнуть, как паровоз тут же остановился, и за дверями ее одиночного люксового купе затопали десятки ног. Были слышны разговоры и звуки толкотни в довольно узком коридорчике. То и дело кто-то задевал дверную ручку извне, отчего та издавала неприятный лязгающий звук.

Хадиса Кирин невольно поморщилась. Хорошо, что она закрылась на ключ, а то под таким напором можно и двери снести запросто. Стоило об этом только подумать, как защелка на дверях открылась сама по себе, и преграда, отделяющая уютное купе от коридора, отъехала в сторону, впуская внутрь двух симпатичных близняшек в ореоле пышных розовых кудрей и в невесомых полупрозрачных белых платьицах. Один только вид их свидетельствовал о том, что красавицы были представительницами народа фей, что уж говорить об аккуратных стрекозьих крылышках, торчащих из-за спины каждой.

Увидев знакомые лица своих сокурсниц, Кирин тут же расслабилась:

— Привет, девочки, — улыбнулась она, — Что там? Мы уже на месте?

— Ну а как же, а ты, как всегда, не собрана! — затрещала одна, наваливаясь на едва проснувшуюся девчонку всем своим весом.

— Там столько парней, закачаешься!!! — вторила другая, хлопая бархатными полупрозрачными крылышками, отдаленно смахивающими на матовое стекло.

— Дорогие пассажиры, — тем временем раздалось из громкоговорителей, — скорый паровоз "Арвин-Кассини" прибыл на промежуточную станцию Высшей Академии демонизма и магии. Просим учащихся приготовится к выходу. Стоянка пятнадцать минут.

— Ну вот! — воскликнули девушки, одновременно всплескивая миниатюрными, как у пятилетних малышей, ладошками и взмывая к потолку на своих тонких крылышках. — Не успеем!!!

— Да расслабьтесь уже, — вздохнула Хадиса, протирая заспанные глаза. — Паровоз будет стоять столько, сколько будет нужно.

Она не спеша оглянулась в поисках своей одежды. В конце-то концов еще ни разу ни один транспорт не позволял себе быть быстрее ее нежной натуры. Спешить Хадиса Кирин не любила. Тем временем одна из близняшек стащила с верхних багажных полок чемодан и по-хозяйски начала заталкивать туда все, что небрежно лежало в купе.

— С твоей дворянской натурой не поспоришь, конечно… Но здесь не институт благородных девиц, церемонится не будут…

Кирин решила не спорить с подругами. Правда, зачем напрягаться, тем более что сейчас обе крылатые девушки делали все за нее, причем добровольно.

Заспанный взгляд скользнул по купе, отметил узкость пространства и легкость, с которой феи перемещались по нему, порхая, словно насекомые. Наконец Хадиса наткнулась на собственное отражение в зеркале, висящем над умывальником. Ее длинные черные волосы были всклокочены, на лице отпечатался шов от подушки, а полные губы потрескались и выглядели пожеванными. Так, словно она их полночи терзала зубами. Сразу вспомнился совсем недетский сон, и ее бледные от природы щеки вспыхнули алым румянцем. Тело тут же отозвалось острым желанием продолжить наяву придуманную подсознанием сценку…

Еще и этого не хватало. Прямо наваждение какое-то.

Тяжело вздохнув, Кирин осторожно пригладила волосы пальцами. Кожа на ее ладонях заискрилась, а колтун в волосах тут же распрямился и упал на плечи черной блестящей волной. С лицом было не сложнее, но явно дольше. А вот губы…

— Нет времени. — Хадису схватила за руку одна из близняшек и грубо затолкала в академическую форму.

— Судя по разговорам здешних студиозов, в Академии со временем строго. Опоздаешь здесь — не попадешь там!!!

— Логично… — решила согласиться Кирин и неожиданно для себя осознала, что девушки не только умудрились зажать ее с обеих сторон, но и поднять в воздух.

— Кья!!! — завизжали они и попросту вылетели вместе с обескураженной Хадисой в приподнятое окно.

Ее единственный, но вполне объемный чемодан, как ни странно, полетел следом сам и без посторонней помощи.

* * *

На самом деле история Хадисы Кирин началась намного ранее, когда в конце прошлого учебного года Институт благородных дев, в котором она отучились четыре года, был закрыт и расформирован. Поговаривали, что виной тому были козни тамошней директрисы, которая удачно подкладывала выпускниц в подходящие кровати и вталкивала их в нужные для нее рода и фамилии. Правда ли это или злобная ложь — девушка не знала. Более того, она предпочитала не омрачать лучшие годы своей жизни гнусными историями о преподавателях, которых она искренне любила. Ее подружки-феи были с ней не согласны, но пожелания Хадисы учли и сплетнями с ней не делились, оберегая тонкую натуру дворянки от плебейских россказней и жаргонов. Правильно ли они поступили? Кто знает… Но впереди был еще не один учебный год, к тому же в более сложной обстановке, нежели та, к которой девушки привыкли ранее.

Высшая академия магии и демонизма — именно так и называлась новая задача, с которой Хадисе Кирин и сопровождающим ее близняшкам предстояло справиться. И будь она обычным магом или низшим демоном — проблем бы не возникло. Однако на ее судьбу выпали более сложные карты. И дело было не только в уникальности ее собственной магии, но и в принадлежности ее семьи к первому роду империи. Отсюда брал начало немалый список проблем, условностей и повинностей, с которыми юной представительнице семейства Кирин приходилось считаться с малых лет.

Увы, ситуация, в которой оказалась сейчас юная демонесса, была далека от норм поведения принятых в аристократическом кругу. Феи-близняшки тащили Хадису под руки к отвесным стенам Академии. Все бы ничего, но тащили крылатки свою высокопарную ношу отнюдь не по земле, предпочтя наземному способу передвижения воздушное пространство.

Отметив задранные румяные рожи парней под ногами, Хадиса печально вздохнула и, подавив в себе крамольные мысли о поруганных приличиях, решила не обращать внимания на пошловатость открываемого снизу вида. В конце-то концов, она же Кирин. Представитель гордого и сильного рода. То, что ее задница сейчас выставлена на обозрение, не делает ее менее знатной.

Взгляд плененной феями девушки переметнулся к окружающему безжизненному пейзажу, если, конечно, не считать учащихся и отдаляющийся паровоз на горизонте. Ни деревьев, ни травы. Одни скалы да камень, выжженная мертвая земля, в которой с первого взгляда даже мошкары не водится.

— Прикольно, правда? — словно прочитав ее мысли, спросила одна из близняшек и подмигнула. — Нам повезло: окна нашего общежития выходят во двор, а не на плато. Так что трупов наблюдать не будем!

— Трупов? — невольно удивилась Хадиса, взвешивая в уме, насколько ситуация располагает к элементарному подколу со стороны подружек.

— Увы и ах, но это правда, — незамедлительно ответила вторая девчонка. Вскоре сама увидишь. И да, рекомендую заткнуть нос. Сейчас мы пересечем полосу… препятствий…

Откуда близняшкам стало известно о так называемой "полосе" — Хадиса решила не уточнять. Учитывая почти трехсуточное, безостановочное пребывание в пути, можно считать, что девчонки попросту нашли болтливого студента и обо всем его расспросили.

В отличие от Хадисы, предпочитающей не высовывать носа из своего купе, феи любили потусить и победокурить. Так что, как ни крути, их компания в любой обстановке выглядела странно, так как не сочеталась ни по магии, ни по расам, ни по характерам.

* * *

Их поселили на третьем этаже аккуратного четырехэтажного здания. Четырехместная комната расположилась на третьем этаже корпуса факультета Хранителей семейного очага. Внутри здание было опрятным, выкрашенным в пастельные цвета. Однако, было абсолютно безлюдным.

Как и говорили близняшки, окна их комнаты действительно выходили во внутренний двор общежития. Надо сказать, очень непримечательный двор. Испещренный мощеными дорожками, он напоминал абсолютно плоскую, землянистую, лишенную любой растительности поверхность. Двор отсекала от остального пространства полуметровая каменная изгородь. Дальше пространство заполняла абсолютно ровная мощная площадь, которая словно массивный каменный блин, упала между остальных построек, каждая из которых была подписана и обозначена. Кроме общежитий, различались и учебные здания, с высокими стрельчатыми окнами лекториев и аудиторий. Приземистое здание столовой прижалось боком к квадратной постройке с многообещающим названием "Академические клубы отдыха". Из общего круга выделялось административное здание, где находился ректорат, деканаты и остальные кабинеты преподавателей. За административным корпусом, башней возвышалась библиотека. Слева за зданиями, взгляд выхватывал полигоны и открытый бассейн. Все это добро обнимала толстая и высокая каменная стена, которую просто так не пересечь. Единственным украшением строгого пейзажа была речушка, разделяющая площадь на двое, с перекинутыми через нее несколькими удобными, но не сильно широкими мостиками. Речка называлась Огненной и к плаванию, как узнала Хадиса от все тех же своих подружек, не располагала.

— Говорят, ночью вода в ней горит, — говорила одна из близняшек, раскладывая в огромном шкафу вещи Хадисы. — Если сунуться, то можно сгореть заживо. И это прямо на территории Академии! А пожарной службы здесь нет. Нет даже никаких студенческих формирований в этом направлении!!!

— Но зато здесь очень мощное медицинское крыло. Судя по отзывам, не чета нашему, институтскому, — вторила другая сестрица. — На целых двадцать кроватей! С лабораторией и операционной!

— Это потому что здесь есть факультет магической медицины, — закончив с вещами и захлопнув шкаф, первая сестрица улыбнулась сидящей за столом Хадисе. Кирин, ничуть не смущаясь факту, что ее работу сделали за нее, продолжала попивать свой чай и слушать обеих трещоток. — Так вот, говорят, из всех учебных заведений страны этот — самый мощный, а все потому, что…

— Что? — не вытерпев и секундной паузы, спросила Кирин.

— Да потому что здешние факультеты воюют до полусмертного визга. И если бы не студенты-медики, они бы поиздыхали все на корню…

Присев напротив Хадисы, обе близняшки выжидающе на нее уставились. Вот это уже смутило. Поставив на стол свою фарфоровую чашечку, Хадиса выпрямилась на своем стуле и задала интересующий вопрос:

— И какие именно факультеты воюют?

— Факультет семейного раздора и Факультет хранителей семейного очага, — хором ответили феи и абсолютно синхронно улыбнулись.

Увы, но Хадису такое обстоятельство отнюдь не обрадовало. Поднявшись, она подошла к окну и скользнула взглядом по унылому пейзажу. За ее спиной кто-то из сестер продолжал вещать.

— Декан первого Анонис Ананьев — ученый с огромной мощью. Беспринципный, патологоанатом-любитель, автор большей половины современных трудов по демонической анатомии. А декан нашего факультета — Октопус Звездунов.

— Тот самый? — Хадиса даже обернулась, не веря, что не ослышалась.

— Это ты еще не в курсе, кто медицинским заведует… А ведь есть ещё инженерный, актифакторский…

Стук в дверь резко оборвал их разговор. Но стоило ей отвориться, как общий девичий визг оборвал любые мысли о ситуации и обстановке, в которую попали девчонки. Девушка, объявившаяся в дверях, едва не упала под дружественными и крепкими объятиями подруг.

Ррухи, а именно так звали новоприбывшую, звонко рассмеялась и позволила втащить себя в комнату, которая должна была стать ее жилищем на весь предстоящий учебный год.

— Я думала, у меня мозги вытекут, пока я сюда добиралась. А эта вонь на полосе препятствий… Демоны Преисподней, кто эту гадость вообще придумал… А главное, для чего? Студентов, как мух, травить? В институте я ни разу с таким не сталкивалась.

Упав пятой точкой на одну из кроватей, рослая, атлетически сложенная девушка, откинула за спину абсолютно белоснежную косу и сладко потянулась.

— Я устала, как собака.

— Ррухи, ты и есть собака, — посмеиваясь, заметила одна из фей, за что получила подушкой в лицо.

— Я очень породистая собака.

— Фи, ты это только при стае не скажи, а то закусают, — хихикнула вторая близняшка.

— Хватит, — оборвала Хадиса, хмуро взглянув на сестричек. — Тему стаи не затрагивать. Еще слово — свяжу крылья.

— Брось, — поморщилась Ррухи. — Мы не в институте, здесь о моих родственниках можно говорить все, что душе угодно.

— Но…

— Слушай, — Ррухи тяжело взглянула на подругу. — Не цацкайся со мной, иначе я вернусь домой неподготовленной и отвыкшей от реального положения дел. Близняшки помогут нарастить броню. Как по мне, это лучшее, что они могут для меня сделать.

— А я могу еще вещи разложить! — обиженно заметила одна из сестричек.

— Как знаете, — махнула рукой Хадиса и опять повернулась к окну. Откровенная просьба Ррухи ее очень сильно задела. А зная острый язык фей, можно было не сомневаться, что Ррухи еще не раз пожалеет о своем решении и не раз поплачет.

— Внимание, внимание, — неожиданно раздался спокойный женский голос в их комнате. Новоприбывшие абитуриенты по программе перевода из Института благородных дев, на двенадцать часов вам назначена встреча и собеседование у декана Факультета хранителей семейного очага. При себе иметь документы, магические слепки, бутылку с водой и носовой платок. Дресс-код обязателен на всей территории академии, косметика запрещена. Просим учесть эти правила до начала собеседования. Хорошего вам дня!

— Времени не так-то много, — заметила Ррухи, как только неизвестный голос умолк.

— Как раз переодеться, — пожала плечами Хадиса Кирин и, сев за стол, продолжила пить свой чай. Ее-то девчонки запихнули в форму еще в паровозе.

Глава 2

Стрелки часов неумолимо приближались к полудню, отмеряя на резном деревянном циферблате заковыристое число двенадцать. Хадиса задумчиво следила за их продвижением, отмечая свое взбаламученное внутреннее состояние.

В приемной девушка осталась одна. Обе безымянные феи уже ушли, просидев в кабинете декана почти сорок минут. Ррухи вызвали сразу после них, и, к сожалению Хадисы, ее подруга задержалась даже на дольше, чем обе предыдущие девчонки. Животрепещущий вопрос: о чем можно так долго разговаривать? Если бы Кирин своими глазами не видела внутри секретаря, то подумала бы о чем-то не совсем респектабельном и пошлом…

Перед глазами опять замаячили кадры из утреннего сна, и тело сразу же отозвалось острой потребностью в уединении. Эта мысль завозилась змеей, отдавая спазмом внизу живота и набатом в висках. Нахмурившись, девушка резко подскочила и развернулась, рассматривая унылое, серое, в буквальном смысле этого слова, помещение. Мебель, стены, пол… Даже потолок был выкрашен этим цветом, напоминая уставшему от пребывания здесь уму о тесной подземной пещере.

— Не хватает только серы для полноты ощущений, — пробурчала Хадиса себе под нос и вздрогнула: так резко отворилась дверь кабинета. Ррухи вышла оттуда бледная, с красными белками глаз и опухшими веками.

— Кирин Хадиса? — уточнила секретарь, выглянув из-за спины заплаканной Ррухи. — Заходите.

Подбадривающе улыбнувшись подруге, Хадиса не спеша зашла и сразу наткнулась взглядом на подтянутого мужчину в узком пиджаке. На столе стояла табличка с его именем, гласящая, что перед родовитой студенткой сидел не кто иной, как декан Факультета хранителей семейного очага Октопус Звездунов.

— Марита, я думаю, ты можешь быть свободна, только кофе принеси, — вымолвил он, откладывая в сторону личное дело оборотня Ррухи и беря последнюю папку. — А вы, послушница Кирин, присаживайтесь…

— Послушница? — удивленно переспросила девушка, опускаясь в указанное мужчиной кресло. Место было удобным, как раз напротив него. Можно было во всех деталях оценить и высокий лоб, и черные, коротко стриженые волосы, и даже шрам под квадратным, с ямочкой, подбородком.

Невольно стало жарче. Поджав губы, Хадиса недовольно прижалась плечами к спинке кресла, пытаясь проанализировать свое совсем нешуточное состояние. Еще вчера она и думать не смела о том, что ей приснятся непотребства. А сегодня к ней явился не только весьма детализированный сон, но и море неудобных и несвоевременных ощущений в разгар белого дня.

— Да, послушница, — кивнул Октопус Звездунов и внимательно взглянул на девушку своими донельзя яркими зелеными глазами. — Вас это смущает?

— Меня смущает тот факт, что я приехала учиться, а не принимать постриг в монастыре. Едва заметная улыбка скользнула на его серьезном лице.

— Так сложилось исторически, — наконец ответил он. — На Медицинском факультете учатся студенты. На Факультете семейного раздора учатся адепты, а у нас послушники.

— Исторически? Разве статус учащихся не закреплен установочными документами Академии?

Хмыкнув, Октопус уже не смог сдержать улыбки.

— В вас чувствуется дворянское образование, — сделал он комплимент и решил все-таки объяснить своей навязанной ректором послушнице суть названий. — Понимаете ли, раньше все три факультета были отдельными независимыми учебными заведениями. Более того, два из них развивались при… религиозных культах. Как вам известно, в нашей стране на данный момент предпочитается культ Хранителей, однако еще сотню лет назад представителей правящей элиты интересовал именно Раздор.

— Вы хотите сказать, что ваш факультет официально подготавливает членов культа Хранителей, а соседствующий подпитывает Раздор?

Сказать, что Хадиса была удивлена — ничего не сказать. Степень ее шока была столь отчетливо отображена на ее точеном аристократическом лице, что Октопус невольно развеселился.

— Да, и именно здесь послушники культа Хранителей учатся противостоять разрушительным действиям адептов Раздора… А вы разве не знали?

Звездунов даже приподнял левую бровь в немом вопросе, отчего Кирин начало казаться, что он попросту издевается.

— Я не интересовалась, — все же ответила она и невольно сжала пальцами край своей плиссированной форменной юбки.

— Что ж, это все объясняет… Чего и следовало ждать от демона.

Давно ей не приходилось слышать столько пренебрежения в свой адрес. Но сказать, что она была удивлена…

— Вас смущает, что моя сущность имеет демоническую природу? — четко и без грамма истерики поинтересовалась она.

— Меня лично смущает, что ректором вы зачислены на четвертый курс моего факультета. — Он снова выжидающе взглянул на нее.

— И? — Теперь уже была ее очередь вопрошающе вскидывать брови, до идеала копируя его собственное пренебрежительное выражение лица.

— Это значит, что вы не доучились аж целых шесть тысяч часов… Это полноценные три года обучения. Как вы их будете наверстывать… Дело ваше, но к следующему семестру этот вопрос должен быть закрыт, и вы либо покинете академию, либо останетесь под моим теплым крылом.

Сглотнув набежавшую в рот слюну, девушка уверенно поднялась на ноги.

— У вас есть коммутатор? Мне нужно проконсультироваться.

Казалось, Звездунов даже не удивился требованию и сразу же пододвинул к ней небольшую медную коробочку.

— Знаете, как пользоваться? — серьезно, уже без подсмеивания поинтересовался он. Хадиса кивнула. — Вас покинуть?

И, получив в ответ тот же кивок, уверенно вышел из кабинета. Он был уверен, что к вечеру комната, занятая подкидышами из института благородных девиц, будет покинута. Сцена с коммутатором повторялась сегодня трижды, с каждой из девушек. Он слышал все разговоры. Он слышал визги родителей, лай мамочек и даже уверенные напутствия отцов. Но, как он подозревал, истинную силу влияния на девчонок имела именно Хадиса Кирин, и именно ее решение заставит последних покинуть академию. А они покинут. Никто в здравом уме при семестре с полной загрузкой и соответствующими итоговыми экзаменами не решится наверстать шесть тысяч часов… Это же не только учебники, это еще и практика. Восьмичасовые учебные дни… Нет… Невозможно.

Если бы только Октопус Звездунов остался и подслушал разговор… Но он уверенно вышел из кабинета, оставив Хадису Кирин наедине с ее проблемами…

* * *

Стоило главному раздражителю покинуть кабинет, Хадиса сразу же поднялась с кресла и скупым привычным жестом откинула металлическую крышку коммутатора в сторону. Дизайн не самого доступного общественности агрегата был до неуклюжести прост. Ни тебе ювелирных финтифлюшек, ни инкрустаций драгоценных камней, которыми так пестрил аппарат, установленный в отеческом доме. Лишь аккуратная приборная панель, представляющая собой начищенный до блеска медный диск, шириной с ее собственную не по-девичьи крепкую ладонь.

Привычно прикоснувшись к диску, девушка выжидающе взглянула перед собой. Голографический экран активировался не сразу. Несколько раз мелькнул, прежде чем осветить кабинет декана ровным белесым свечением. Обычно такой свет говорил о том, что аура пользователя уже считана, и Хадиса невольно поразилась быстроте обработки в данной модели коммутатора. Он, наверное, и без ювелирных излишеств стоил хороших денег.

Ждать пришлось недолго. Спустя пару минут после активации на экране начали прорисовываться чужие очертания. Девушка невольно напряглась. На миг ей показалось, что сквозь белесую дымку проступали черты ее отца, но нет. Это было лишь секундным помешательством ее воображения. Длинные черные волосы, тонкие черты лица, передавшиеся от матери, и непонятно как вписавшийся в эту тонкую внешность мощный квадратный подбородок. Даже безмерное равнодушие, каким-то образом сейчас напоминающее откровенный сарказм, явно говорило о том, что декановский коммутатор установил связь правильно, без капли погрешности.

— Ты не пробыла в академии и пары часов, а уже звонишь пожаловаться? — скептически вскинул брови ее родной брат.

— Рада видеть тебя в добром здравии, Хин, — тяжело вздохнула новоиспеченная послушница, думая, как начать разговор, который сама же и затеяла. Наверное, что-то отобразилось на ее лице, потому что брат сразу же посерьезнел и подался вперед. Изображение его обрезанного по пояс торса было столь реалистичным, что казалось: он действительно здесь, буквально утыкается в нее своим длинным, по-аристократически утонченным носом.

— Взгляни мне в глаза, Хадиса, — на полном серьезе попросил он. — Подбородок выше…

Девушка невольно зарделась от такого пристального изучения, а когда голографическая ладонь легким покалыванием коснулась ее щеки, отшатнулась как ошпаренная. Хин усмехнулся и отдалился, словно сел в кресло, в котором, скорее всего, сидел до звонка сестры.

— Ты видела сны, — констатировал он. — Сколько?

— Один раз, — выдавила из себя девушка. — Утром, в паровозе. И теперь мне… — Она сглотнула и взглянула брату в глаза. — Теперь мне просто нет покоя… Я готова наброситься даже на декана… А он не самый приятный человек…

— Ясно, — задумчиво кивнул Хин и, судя по донесшемуся до Хадисы звуку, постучал пальцами по столу. Потом брат встал и снова подошел ближе к экрану. — Потерпи немного, со следующим паровозом постараюсь прислать тебе кое-что… хм…

— Ты что удумал? — невольно нахмурилась младшая Кирин, всматриваясь в неуловимо изменившиеся черты лица брата. Хин лишь отмахнулся.

— На следующей неделе жди посылку. Пока… Хадиса.

Голографический экран померк мгновенно, оставив после себя лишь белесые точки в глазах. Закрыв крышку коммутатора, Хадиса неосознанно провела ладонью по длинным волосам, задумчиво приглаживая выбившиеся прядки.

Посылка, значит… Что Хин положит туда — было вовсе не известно. Но если это поможет справиться с ее пробуждающейся силой, то пусть хоть болотного духа туда запихнет — все равно будет пользоваться.

Закрыв за собой дверь кабинета и кивнув секретарю, девушка в смешанных чувствах приблизилась к ее столу.

— Могу я получить учебные планы с первого по четвертый курс включительно? — тихо поинтересовалась она.

Женщина, занятая заполнением какой-то таблицы, косо взглянула на нее. Взгляд был цепким, изучающим. Но Хадиса была столь утомлена морально, что вообще никак на него не отреагировала. Словно завороженная, секретарь Марита нажала какую-то кнопку на приборной панели, вмонтированной прямо в стол и произнесла:

— Подготовьте комплект литературы по учебным планам с первого по четвертый курс для послушницы Хадисы Кирин… — и, вперив в девушку еще один колкий взгляд, добавила: — Бронь на тренировочный зал в вечернее время, бронь лаборатории в ночное время.

Что-то щелкнуло, и стол выплюнул небольшой клочок бумаги. Передав его послушнице, секретарь невозмутимо вернулась к своей таблице, более не обращая на Хадису никакого внимания. Поняв, что больше ей здесь делать нечего, девушка попрощалась и поспешила удалиться.

Глава 3

Был разгар дня, середина очередной пары, отчего коридоры Академии были пустынными. Окна, выходившие на единственную ее площадь, увы, пейзажем не радовали.

— Печально, — вздохнула Хадиса, облокотившись на один из подоконников и проследив взглядом ровную гладь речушки. В пальцах она сжимала белесый прямоугольник тонкой бумаги с распечаткой. Там были указаны заказ в библиотеке на четыре комплекта учебников, номер тренировочного зала и лаборатории, а также дозволенные часы посещения.

Часов было немного, а использовать их надо было по максимуму. Вряд ли Октопус Звездунов шутил, означив общее количество пропущенных учебных часов. И на все про все — один семестр. Причем не полный семестр, так как две первые недели уже прошли и вводные лекции давно отчитаны. Неприятно. Оставалось надеяться, что брат исполнит обещанное и пришлет средства от глупого сна.

Так некстати вспомнив о последнем, Хадиса опять зарделась и невольно закусила губу… Тело издевательски заныло, требуя успокоения.

— Это какое-то издевательство, — в сердцах прошептала Хадиса, крепче сжав бумажку и не заметив, что у неё появился наблюдатель.

Мужская ладонь на плече была весьма некстати, едва не вынудив Кирин застонать.

— О чем горюет красота? — шепнул на ухо совсем незнакомый голос. Бархатный, с лёгкой хрипотцой, явно не принадлежащий сопливому юнцу. Такой голос впору подошёл бы отъявленному бабнику… Или кобелю…

Увы, проскользнувшая мысль не отрезвляла — наоборот, добавила горсть пикантных нот в и так не самое лёгкое физическое состояние девушки.

— С… с… снимите руку, пожалуйста, — попросила она, недовольно отметив у себя приступ заикания. Раньше такого не было…

Скинув с плеча чужую ладонь, она резко развернулась и с немалым удивлением уставилась на плотного… точнее, крайне упитанного, круглолицего увальня с ежиком рыжих волос и горстью семечек в ладони.

— Не позволительно с такой внешностью иметь такой голос, — разочарованно прошипела она. Её незавидное состояние как рукой сняло.

— Сегодня понедельник, — ответил увалень и забросил в рот семечки, прямо с кожурой. Да так их и пережевал.

— И что? — скривилась Хадиса, складывая руки на груди.

— В следующий понедельник, ровно через семь дней, — продолжая жевать, объяснил незнакомец, — ты будешь у меня где-то между ног…

Закончить фразу он не успел.

Пощёчина получилась звонкой и сногсшибательной, в буквальном смысле слова. Смерив распластавшегося на полу наглеца презрительным взглядом, Хадиса резко развернулась и быстрым размеренным шагом направилась в свою комнату. Сердце в груди недобро сжалось от страха. Ей казалось, что вот-вот — и опрокинутый ею увалень нагонит и сделает что-то такое, с чем она не сможет справиться. Но расстояние между ними увеличивалось, а дорогу ей никто не ограждал. Ей едва хватило выдержки не обернуться и не ускориться. Но как только коридор свернул в сторону, она остановилась и прижалась спиной к стене. Прикрыв глаза, она наконец выдохнула с облегчением. Чувство было такое, словно марафон пробежала. Успокоившись, Кирин неосознанно закусила губу и осторожно выглянула за угол, надеясь, что никто её не заметит.

Толстяка не было.

Пожав плечами, Хадиса решила вернуться в свою комнату, что и сделала без промедления.

Чего и стоило ожидать, подруги встретили ее гробовым молчанием. Все три пары глаз вперились в нее в немом ожидании, словно принадлежали не невинным девушкам, а как минимум ведьмам на суде святой инквизиции.

Хадиса Кирин не любила принимать решения, а тем более руководить. Ей нравилось плыть по течению, организованному заботливыми подругами. Однако сейчас все три барышни, не раз примерявшие на себя роль заботливых нянечек ее непревзойденной аристократической натуры, ждали ее решения. И пусть видят многоликие боги: все три девушки были готовы безоговорочно выполнить любое ее указание, сколь глупым или непомерным оно не было.

— Будем учиться, — вынесла она вердикт, обведя подруг уверенным и теплым взглядом. — По крайней мере, единственное, чем мы рискуем, — это нашим временем.

И, протянув подругам распечатку, с удовольствием отметила, как они изучают скудные данные.

— Мы в библиотеку, — спустя минуту взметнулись со своих мест феи.

— Я за перекусом, — буркнула Ррухи.

Хадиса же свои действия решила не комментировать. Молча разложила на столе тетради, разноцветные ручки, пододвинула стулья и на каждый из них положила по комплекту теплой одежды, рассудив, что в вечерний час будет холоднее, а отрываться от учебы из-за поиска теплых носков никому не захочется. Закончила она как раз к тому моменту, когда вернулась Ррухи. Втолкнув внутрь комнаты маленький столик на колесиках, девушка без раздумий откатила его в угол комнаты, справедливо рассудив, что перекус лучше устраивать не над книгами. Книги появились в комнате спустя минуту. Они влетели через дверь длинной вереницей и уложились пятью стопками аккурат под столешницей.

— Это только первый семестр первого курса, — задумчиво вымолвила одна из близняшек, вторая тем временем плотно прикрыла дверь и прижалась к ней спиной.

— Я даже не понимаю, с какой начинать читать, — прошептала она, наматывая розовый локон на палец.

— Чай? — растерянно предложила Ррухи.

— Не откажусь, — едва слышно выдохнула Хадиса, обдумывая масштабы затеянной работы. Вопрос одной из сестер так и остался без ответа. Он навис над девушками, словно бестелесный злой дух, полный тревоги и страха.

С легкой руки оборотня ароматная жидкость быстро наполнила четыре фарфоровые кружечки. Рассредоточившись по комнате, девушки молча попивали горячий напиток, не решаясь нарушить молчание.

— Предлагаю начать с основ, — наконец высказала свою мысль Хадиса, в который раз пробегаясь взглядом по толстым затертым корешкам, — а после перейти к профилирующим.

— Тогда я возьму основы магической теории, — выдохнула Ррухи наконец определившись со своей первой книгой.

Близняшки похватали свои книги без каких-либо комментариев. Хадиса же, буравя взглядом толстые корешки, в который раз возвращалась к кодексу, лежащему в самой основе стопки.

— Уверена? — тихо спросила Ррухи. Хадиса лишь поджала губы, решив не отвечать на вопрос.

— Мы на факультете Хранителей, для них кодекс — это все равно, что конституция для людей. Основа основ, река, из которой все вытекает, и к которой все возвращается.

— Скажешь еще, — фыркнула одна из близняшек. Ее сестра, наоборот, промолчала, углубившись в чтение предисловия к "Истинной истории мира".

С некой вечно присущей ей ленцой Хадиса молча вытащила книгу из стопки и только тогда продолжила диалог:

— В шесть пойдем на разминку в зал, после в лаборатории. К тому времени мы должны определиться, каким профилирующим там займемся.

Никто ничего не ответил, все уже углубились в чтение. Присев на кровать, Хадиса положила толстую книгу на колени, неуверенно провела по ней ладонью и на миг прикрыла глаза, настраиваясь на особый лад. Как не раз шутили ее подруги, вошла в режим заучки. Очистив голову от мыслей и четко определив для себя причину изучения нового материала, девушка уверенно открыла томик и прочла настуканное печатным станком вступление.

* * *

Октопус Звездунов вернулся в административное крыло только спустя два часа после того, как покинул в своем кабинете последнюю из навязанных ему послушниц. Настроение было отличное, хотелось насвистывать под нос, что он и делал, причем вполне прилично. Однако стоило ему зайти в приемную, как секретарь тут же его огорошила неприятной новостью: девушки, прибывшие из института благородных девиц, со всем рвением принялись за учебу, успели взять учебники и забить часы в тренировочный зал и в лаборатории.

Стоить ли говорить, что после такого известия секретаря Октопус Звездунов трижды пожалел, что не подслушал, о чем говорила последняя демоница со своими сородичами по коммутатору?

Глава 4

Голова была переполнена информацией, мысли гудели, строки кодекса прыгали перед глазами, и с этим надо было как-то справляться. Хадисе казалось, что если она сейчас не пробежит десяток кругов вокруг какого-нибудь корпуса, то свихнется от обилия запечатленных в памяти строк.

Как сумасшедшая, она шептала их себе под нос, перепрыгивая с первых статей на тридцатые, с сотых на трехсотые, а от них возвращалась назад, к самому началу. Сейчас бы кого-то из фей попросить о помощи. Так и бредилось, как одна из крылатых сестер положит прохладную ладонь на ее лоб и что-то прошепчет на своем истинном языке.

Феи — они такие… Из беспамятства вытащат, спокойствие на воспаленный мозг наведут, душу вытрясут, если надо, а главное, могут помочь, если учить надо много. Впрочем, ни Кирин, ни ее подруга Ррухи никогда не пользовались этим сверх меры. Каждый учил поровну, стараясь запомнить как можно больше деталей. Обмен информацией будет после, и то не факт, что сестрицы осилят столь массовый перенос знаний в каждого отдельно взятого человека.

Кодекс закончился как-то неожиданно, словно кто-то специально лишил его десятка страниц. Нахмурив черные брови, Хадиса подняла от книги слегка осоловевший от усталости взгляд и оценила состояние подруг. Ррухи откровенно дрыхла над своим томиком. Близняшки вообще нагло переместились на кровать, где отдавались общей, уже годами неизменной, медитации. Дочитали свои книги или нет — Хадиса не могла знать. Но предполагала, что книжки проглочены вместе с остатками той еды, которая наблюдалась на сервировочном столике еще час назад.

Время на мелких настенных часах показывало полседьмого вечера, а это означало, что стоит посетить тренировочный зал, пока еще их время не закончилось. И, судя по всему, посетить его придется единолично. Без дружной шайки. Впрочем, Хадиса не видела в этом проблемы.

Подняться с кресла оказалось не слишком легким занятием. Ноги затекли, спину и шею тянуло, словно Кирин на себе пару мешков камня протащила, а не в кресле сидела. Впрочем, девушка не обратила на неудобства внимания. Даже легкое головокружение от резкого подъема на ноги не сбило ее с толку. Отложив книгу на стол, она провела над головой Ррухи рукой, и девушка под действием магии аккуратно поднялась в воздух и уплыла к себе на кровать.

Бедняга была столь уставшей, что даже не очнулась, когда ее щека коснулась прохладной подушки.

Постояв еще какое-то время над подругой, Хадиса молча вернулась к шкафу и переоделась в легкий тренировочный костюм. Он был серого цвета и настолько упорото-глухого покроя, что не оставлял даже намека на наличие фигуры. Кто-то бы сказал, что проще некуда, и что ей такая одежда не идет. Хадису это не заботило. Даже не взглянув на себя в зеркало, она обулась в кожаные балетки с мягкой подошвой и, выключив свет, пошла искать залы.

Близняшки, полностью застывшие друг напротив друга на кровати, даже не шелохнулись, когда Хадиса закрыла всех на ключ с другой стороны.

* * *

В корпусе хранителей было тихо. Словно он пустовал. Об ошибочности этой мысли говорили тонкие полоски света, проскальзывающие из-под каждой двери.

Даже отнюдь не пустой вестибюль навевал странное угнетающее состояние. Помещение было довольно вместительным. С рядом диванов у стен, книжными шкафами и даже кафельной печкой. За единственным столом у окна сидело двое девушек, которые с упоением читали какие-то учебники. Кирин не раздумывая подошла к ним за ответом. Однако вопрос о тренировочном зале нагло проигнорировали, лишь недовольно стрельнув в нее взглядом. Решив не накалять и без того странную обстановку, Хадиса подошла к одиноко стоящему у дальней стены парню, который упражнялся в заклинании. Заняв выжидательную позицию, Хадиса рассчитывала, что перед ней не дурак, и что он явно обратит внимание на нагло пялящегося зрителя.

А посмотреть было на что. Из-под пальцев парнишки вился сотканный из света стебель. Он извивался, пружинился отростками, словно виноградная лоза, выпускал бархатные листья и снова оседал в тугой узел, превращаясь в концентрированный светящийся ком. Что это было за заклинание — Хадиса не знала. Единственное, что она могла понять из увиденного, — это то, что явно отрабатывалась одна из статей кодекса. А там что ни статья, то трансформация в цветок…

Неожиданно парень попросту исчез, оставив Кирин наедине с ее вопросами. Она даже не успела моргнуть от удивления, когда на ее плечо опустилась чужая ладонь. Точь-в-точь как тогда в вестибюле. От осознания, что ладонь явно не женская, сразу задрожали коленки, а в нос ударил запах мужского парфюма. Утренний сон опять взорвал мозг своими недетскими сценами, напрочь выметая из него все статьи прочитанного кодекса.

— Хадиса Кирин, потрудитесь объяснить, почему вы мешаете сокурсникам заниматься? — с нажимом поинтересовался Октопус, резко разворачивая девчонку к себе лицом. Бледная, как лист бумаги, послушница стрельнула в него таким взглядом, что следующая его задуманная и запланированная фраза встала комом.

Влажные, полные негодования глаза смотрели на него так прицельно, словно пытались обнажить, пушистые черные ресницы притягивали и манили, порождая непривычное желание прикоснуться к ним и попробовать на ощупь. Черные пряди шелковых волос беспорядочно разметались от резкого разворота. Демон побери это исчадие ада… Нельзя быть такой… такой… в таком уродливом костюме!

Хадиса приоткрыла свои полные губы, и Звездунов с ужасом осознал, что завис.

— Добрый вечер, — выдохнула она, убирая с лица пряди и приглаживая волосы уже вполне знакомым ему жестом. — Я всего лишь хотела спросить, где тренировочные залы.

— На цокольном, — односложно процедил он, чувствуя, что все его негодование дивным образом ушло. Даже ругаться расхотелось.

Девушка отошла от него на пару шагов. Осторожно, словно он заразный, обошла по дуге и двинулась к выходу из вестибюля. Хуже всего в этом ее маневре было то, что напряжение между ними только росло. И то, что чувствует его нетолько Октопус, было понятно как дважды два.

— Лаборатории на чердаке, — не понятно почему ляпнул он. На что девушка молча кивнула и поспешила выскочить из вестибюля. Что за ерундистика?

Поспешив к себе в комнату, Звездунов никак не мог отделаться от мысли, что его сейчас тупо поимели во всех позах. Как бы это странно ни звучало в адрес мужчины.

* * *

Хадиса бежала со все ног. Кровь стучала в висках набатом. Сердце выпрыгивало от быстрого бега, легкие жгло… А перед глазами опять маячило полное немой растерянности лицо декана Октопуса Звездунова.

Какой, к черту, тренировочный зал? Единственное место, куда ей хотелось забиться, — в объятия фей, медитирующих в ее комнате. Появившаяся мысль так же быстро была отброшена прочь. Эти трещотки не должны знать, что с ней происходит. Не сейчас, когда она сама не может себя контролировать.

Не раздумывая она бросилась к ступеням на первые этажи. Ей нужна тренировка, а еще лучше драка на грани с мордобоем, чтобы напрочь забыть о пробуждающихся желаниях.

Ей даже в голову не могло прийти, что новоиспеченный декан последует за ней следом. Как он думал, чисто для того, чтобы пронаблюдать за странной девицей.

Глава 5

Тренировочный зал ничем не отличался от любого другого такого зала. Куча матов, висящие с потолка канаты, стоящие вдоль стен козлы и снаряды, возвышающиеся вдоль стен бесконечные лестницы.

Как бы смешно это ни звучало, но Хадиса была сейчас единственным посетителем. А значит, драка отменялась. Судя по всему, бронь зала означала именно то, что зал закрепили в это время за ней и за подругами. Что ж, в этом был свой смысл. Найдя взглядом классическую боксерскую грушу, девушка мысленно возвала к своей силе. Синеватое сияние тут же окутало ее сжатые в кулаки ладони. Но грушу она ударила отнюдь не кулаком. Словно ошалелая, Кирин врезалась в твердую поверхность с ноги. С разворота, не жалея ни сил, ни здоровья. Удар отозвался тупой болью в щиколотке. Не раздумывая повторила еще раз, а за ним и еще.

Сказать, что именно бесило Хадису в этот момент, — трудно. У нее было чувство, что злость выворачивает ее наизнанку от каждого движения, от цвета стен, от разметки, прорисованной на полу. А больше всего ее бесила эта академия, спящие в комнате девчонки, категоричные правила кодекса и непроницаемый взгляд декана с глупым до умопомрачения именем… Да как этот осьминог вообще посмел к ней прикасаться?

Груша неожиданно улетела на добрых полтора метра, и только после этого Хадиса осознала, что окутала силой собственные пятки.

Злобно фыркнув, пошла тренировать самоконтроль и не заметила, как обычное упражнение превратилось в хождение по отвесной стене, словно та была горизонтальной.

Осознание сего факта вовсе не опустило на землю. Печально вздохнув, девушка дошла до потолка и сосредоточенно ступила на него, словно он был привычным под ногами полом. Идей, как усложнить упражнение еще, у Кирин не было, так что она решила намотать парочку кругов, а заодно подумать о сложившейся ситуации.

Что же она имела по состоянию на момент полдевятого вечера? Пустой тренировочный зал — не в счет.

У нее пробуждалась сила. А точнее, у нее пробуждались некоторые не вполне востребованные особенности лично ее генома. Не особо нужные ей лично, не особо приветствующиеся в клане и не подлежащие обсуждению в обществе как таковые. Хорошо, хоть брат понял без объяснений… Отец бы не понял, он с таким вообще не сталкивался. Да и остальная часть клана — тоже. Пробуждающаяся сила явно была унаследована от мамы. Но об этом также некому поведать…

Потолок неожиданно закончился. Взгляд уперся в ночной пейзаж за окном, пылающую водную гладь огненной реки и прогуливающиеся по абсолютно голой площади парочки.

В другом конце зала скрипнула дверь, и тут же по спине пробежался холодок от чужого прикипевшего к ней взгляда. Мало ему, видимо, ощущений на сегодня… Тяжело вздохнув, Хадиса отпустила контроль. Пятки ее тут же оторвались от потолка. Она падала.

* * *

Пять метров. Такой была высота потолка в зале. Метнувшись на перехват, Октопус не сразу заметил, как стройное тело девчонки уверенно сделало кувырок, а после Хадиса Кирин, словно кошка, приземлилась на носочки. Без какой-либо передышки она начала отжиматься. Звездунов растерянно замер над ней, понимая, что послушнице его помощь не нужна. Самоубийством, потерей сил, контроля и тому подобным здесь даже и не пахло. Чувствуя себя обманутым, он присел на корточки и уперся лицом в ладонь. Девушка же, явно наблюдая носки его кожаных туфель, ничуть не смущалась и продолжала свое совсем не женское дело. Демон семейства Кирин.

Звездунов не мог понять, что в ней его зацепило всего за пару часов знакомства.

* * *

Перед глазами маячили чужие туфли. Черные, начищенные до блеска, с навощенной шнуровкой и мягкой каучуковой подошвой. Качественные и напрочь лишенные магической составляющей. Человеческое изделие, коих в этом мире пруд пруди. В этих туфлях декан явно щеголял с утра. В них он был в обед в своем кабинете, когда рассказывал ей о том, что демонам не место на факультете хранителей. В них же он был в вестибюле их корпуса, перед тем как его перемкнуло.

«Началось», — вот, о чем подумала Хадиса, стоило ей понять, чьи туфли остановились перед ее носом. Внутри разгорался огонь, и единственный способ не дать ему волю — устать до потери пульса, чем Хадиса, в принципе, сейчас и занималась. Увы, но максимум, что давало ей отжимание, — это невозможность взглянуть в лицо мужчине. Но это пока. Если он сейчас не уйдет и, не приведи Хранители, заговорит… Хадиса не сможет за себя ручаться.

С другой стороны, можно отнестись к происходящему как к тренировке силы воли и духа. На сколько ее хватит в нынешнем состоянии? Сможет ли стерпеть… И если стерпит сейчас, продержится ли она целую неделю, покуда не получит посылку, обещанную братом?

На адреналине отжиматься хорошо, под взглядом видного мужчины — еще лучше. Главное, чтобы привлекающий внимание объект не делал лишних движений.

Осознание этой простой истины пришло после того, как Октопус Звездунов принял для себя кое-какое решение. О чем удумал его воспаленный мозг, для девушки осталось загадкой, но оттопыренные в районе ширинки штаны явно говорили об отсутствии целомудренности в настрое преподавателя… Или же… он получал извращенное удовольствие, наблюдая за потными отжимающимися барышнями?

Впрочем, оттопыренную ширинку она видеть не могла, это была ее личная больная фантазия.

Осознание сего простого факта заставило девушку усилить темп. Звездунов засопел чаще и невольно расстегнул пуговку на накрахмаленном воротничке рубашки. Подпрыгнув на ноги, он начал чеканить шаги, умудряясь при этом не выходить из ее поля зрения.

Приворожило его к ней или что? Хадиса уже и не знала, что думать. Каждая ее мысль трансформировалась в мужские туфли, маячащие перед глазами. Словно эти туфли были как минимум ее фетишом, а как максимум — предметом садистских изысканий…

О, Многоликий Хранитель, знала бы матушка о ее порочных мыслях.

Ускоряться было некуда. Мышцы начали ныть, острой режущей болью напоминая о том, что они хоть и демонические, но не железные. Локти начали подкашиваться, грозя отказать в любой миг и позволить своей хозяйке расквасить нос о деревянный пол зала.

В изнеможении Хадиса резко села на колени и вскинула голову, от чего ее черные, как смоль, волосы взметнулись на миг вверх, прилипая к взмокшему от напряжения лицу. Октопус застыл, как громом пораженный, не зная, на что смотреть: на ее дрожащие алые губы или на часто вздымающуюся грудь, едва угадывающуюся под мешковатой серой курткой.

Их взгляды встретились, тяжелые, цепкие, полные затаенного и необъяснимого желания.

— Вот ты где… — Дверь зала отворилась слишком резко, пропуская внутрь обладательницу не совсем женского и вполне басовитого голоса. Октопус резко вскинул голову.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

— Вижу, знакомитесь с новой послушницей, — хмыкнула женщина за спиной девушки.

Хадиса, все еще сидящая на полу, даже не шелохнулась, чувствуя, как начинает краснеть. Ширинка Октопуса Звездунова действительно была оттопыренной. Девушка так испугалась этого факта, что подпрыгнула как ошпаренная и тут же налетела на гостью. Теплые женские ладони сразу же опустились на ее плечи.

— Цыц, распрыгалась тут. — Эвереста развернула ее к себе лицом слишком резко и внимательно всмотрелась в глаза, явно что-то для себя отмечая. Сама она была смуглой, тонкокостной, с густой копной светло-русых волос, заплетенных в две тугие косы, и светлыми медовыми глазами. — Ты чего такая дерганая, стояка не видела, что ли?

— Госпожа Борин… — возмущенно выдохнул Октопус.

— Ректор Борин!!! — рявкнула в ответ ректорша так, словно была на плацу. — Десять минут, Октопус! Опоздаешь на минуту — и я лично вырежу тебе селезенку! А ты, Кирин, — взглянула она на побледневшую девчонку. — Семьсот приседаний и пятьдесят кругов. Пока валиться с ног не будешь, в корпус не зайдешь. Мне бардак в академии не нужен. Поняла?

— Так точно, ректор Борин.

— Работай.

С этими словами, схватив за руку декана, ректорша уплыла из зала, оставив девушку наедине с собственной растерянностью и страхами.

* * *

Эвереста Борин ждала его в собственном кабинете. Было уже без десяти девять, когда Октопус ввалился в помещение, на ходу застегивая темно-синий жакет.

— Ты что, по пути одевался? — не упустила возможности съязвить Эвереста, косясь на него из-под густой белобрысой челки. — Решил досовращать всех, кого не совратил ранее?

— Гос… Ректор Борин, мне не пятнадцать лет, чтобы я тыкал дрючкой во все, что движется.

— Лучше бы было, — фыркнула женщина, опускаясь за свой стол и открывая один из выдвижных ящиков. — Тогда бы я со спокойной душой взяла ремень и прошлась по твоей тощей заднице, Октопус.

— Эвереста…

— Я знаю, что я Эвереста!!! — рявкнула она, резко садясь прямо и бросая папку на стол. — Я просила тебя позаботиться о девушках, а не стояки им демонстрировать!!! Тебе в твою дурью башку вообще вклинило, что перед тобой — представитель правящей семьи?! Наследница! Претендентка на место владычицы. Ты каким местом ей в лицо, сволочь, тычешь?!

Октопус молчал. Он сам не понимал, что на него нашло, и оправдываться в данной ситуации было верхом глупости. Борин же, накричавшись, нахмурилась и со злостью развязала папку, которую ранее вытащила.

— Сегодня со мной связались родственники Кирин, очень просили содействовать в пробуждении ее силы. Делай что хочешь и как хочешь, но она должна отходить эту неделю на занятия, как полагается. Без происшествий, драк и других нелепых ситуаций.

— А что будет через неделю? — наконец поинтересовался декан.

Эвереста ответила не сразу, словно обдумывала и взвешивала свой ответ.

— Они обещали кое-что прислать, это поможет держать ее силы под контролем.

— Мне было бы легче, если бы я знал, с каким типом силы надо работать.

Борин нервно облизала губы, слушая его.

— Октопус, твоя задача — держать член в штанах, одну неделю… Тебе ясно?!

— Она что… су…

— Октопус! — ударила Борин ладонью по столу. — Ни слова больше. Ни здесь, ни где-либо еще. Ты понял?

Звездунов кивнул.

— Да. — Он действительно понял и дерганое поведение ректора, и свои непонятно откуда взявшиеся мысли. — Я пойду?

— Уматывай, — процедила Эвереста Борин и, проследив, как за ним закрывается дверь, опять нырнула под стол и вытащила из нижнего ящика припрятанную под бумагами флягу. Резким движением откупорила ее и отпила.

Неделя обещала быть жаркой.

Глава 6

И было время, когда злой человек и добрый человек существовали вместе. Грехи и утехи их были вне понимания зла и добра. Не было преград между ними. Не было секретов и границ между ними. И от союза добра и зла породили они двух существ во грехе тяжком. Одно — прекрасное и утонченное, дарящее каждому сны сладострастные, другое — отвратное и уродливое, ищущее у непокорных телесной ласки.

Странно. За окном уже занимался рассвет, накрывая алым покрывалом низкие плотные тучи. Но ведь она всего лишь на миг прикрыла глаза, переваривая встречу с ректором Борин, а уже утро. В голове чернотой клубилось непонимание происходящего, вперемешку с развратными сценами с участием оттопыренной ширинки Звездунова.

Лучше бы ей этого не снилось.

— Прости, — отвлек ее от суровых мыслей расстроенный голос Ррухи. Волчица виновато опустила глаза и присела на краешек постели. — Я позорно уснула.

Хадиса ничего не ответила. Она не понимала, зачем ее подруга извиняется, и ничего позорного в сне за учебником не видела. Но переубеждать не стала. Волновало другое.

— Как я здесь оказалась?

— Тебя парень принес, — ответила оборотень, задумчиво проводя пальцем по собственной туго заплетенной косе. Волосы ее были снежно-белыми с легким жемчужно-серым отливом. Красивые, необычные даже для ее клана. Блеклые, голубоватые с красным зрачком глаза и голубоватая кожа давали четкое понятие, что перед ней классический альбинос. Волки стыдились Ррухи. Наверно, потому их это и сблизило. Хадиса знала, что эта девушка такая же, как и она сама: уникальная и невостребованная. Она надеялась, что, когда придет время и сила пробудится, перед девчонками не придется скрываться. Но вот сейчас… Когда стоило проанализировать ночной сон и очередное ночное видение, ей становилось понятно, что рассказать об этом не так уж и легко.

— Ничего не хочешь рассказать? — словно читая ее мысли, поинтересовалась Ррухи. Она смотрела прямо в глаза, ожидая внятного ответа, абсолютно уверенно считая, что имеет право на такую информацию.

— Я… не помню, — наконец выдохнула Хадиса. В голове туманом стояли указания ректора и его потешки над состоянием декана, а дальше словно все кануло во тьму. Неужели в тот момент она отключилась? Или произошло что-то другое? Ррухи нахмурилась.

— Совсем ничего?

Вопрос остался без ответа. Кирин отчего-то почувствовала себя маленькой девочкой, тревожной и заикающейся. Пытаясь возобновить в памяти всё, что было после ухода Борин и Звездунова, она осознавала, что ничего сказать не может. Не могла же она и впрямь отключиться.

— А… ты сказала, что меня принес парень.

— Д-да, шутник еще тот. Довольно упитанный и рыжий.

Хадиса сглотнула: последнего упитанного и рыжего, которого помнила, она встречала вчера в коридоре и… надо сказать, разговор был верхом идиотизма… или же полным скрытой угрозы?

— Ты чего в лице переменилась?

— Где близняшки?

— Все еще медитируют, они позы со вчерашнего вечера не меняли.

— Странно.

— Ничего странного, по-моему, они к базе подключились и просто качают оттуда.

— Как бы потом они нас в недельную кому не вогнали.

— Я бы не прочь, если не придется книг столько читать.

Хадиса промолчала, в который раз осматривая их жилую комнату, выхватывая из общей массы незастланные кровати, заваленный книгами стол, полный крошек сервировочный столик, одинокие часы на выкрашенной белым цветом стене. Платяные шкафы, режущие глаз своими черными лакированными поверхностями… Близняшки действительно со вчерашнего дня позы не сменили. Они даже не моргали, отчего белки их глаз воспалились. Жуткое зрелище.

— Идем на пары, — наконец решила Хадиса, не обращая на полный жалости взгляд Ррухи никакого внимания. — Если девчонки к обеду не очнутся — будем приводить их в чувство насильно.

— Может, останешься в комнате? — предложила волчица.

— Еще чего! — фыркнула Хадиса, словно не она только что не могла вспомнить вчерашнего вечера.

Не размениваясь на поиски столовой, девушки решили наверстать завтрак за обедом, а сейчас по возможности сориентироваться в аудиториях и занять лучшие места.

— Вроде эта. — Ррухи внимательно сверила номер аудитории с выданным планом занятий. — Первая пара сразу у декана, надеюсь, он не будет стрелять ядом, как вчера на собеседовании.

Выданная подружкой фраза воскресила в памяти вчерашнюю ситуацию. Румянец сразу же залил щеки Хадисы. Столь возмутительной сцены и понарошку не придумаешь. А если взять в учет, что этот позор видела ректор Борин, то хуже уже быть не может.

— Ты чего зависла? Заходи. — Ррухи уверенно втянула Хадису в просторную аудиторию. Помещение было аскетичным, если это слово можно применить к описанию аудитории. Длинные парты на пять-шесть человек и такие же крашеные лавки, посеревший от времени паркетный пол, высокие белые потолки и огромные окна, с одной стороны выходящие во внутренний весьма узенький дворик, а с другой — на бескрайнюю степь. Все бы ничего, вот только окна, ведущие во внутренний двор, были зарешечены. Логика сего была не понятна.

Словно прочитав ее мысли, Ррухи пожала плечами:

— Может, экспериментируют с боевыми химерами?

— А почему не за пределами Академии? — вопросом на вопрос ответила Хадиса. Конечно же, Ррухи не нашлась, что ответить.

За разговором обе девушки и не заметили, как аудитория наполнилась под завязку. Не в пример молчаливые студенты рассаживались за парты, лишь беззвучно кивая друг другу в знак приветствия. Это было странно и крайне тихо. Шуршали бумажки от ведущихся беззвучных диалогов, скрипели скамейки и парты. И не единого слова.

Октопус Звездунов появился спустя десять минут. В аккуратном костюме кофейного цвета. Светлая сорочка была наглухо застегнута, темно-красный галстук — завязан в сложный узел.

— Красавчик, — выдохнула Ррухи, отчего Хадиса пожелала провалиться под землю. Она и думать забыла о вчерашнем происшествии, пока не увидела декана снова. Теперь смотреть на него вообще не было сил: каждый раз вспоминался актовый зал и его оттопыренная ширинка.

— Ты чего бледная такая? — всполошилась Ррухи, внимательно всматриваясь в лицо подруги.

— В-воздуха н-не хватает, — начала заикаться Кирин, которая ранее дефектами речи не страдала.

Подруга нахмурилась, но ничего не ответила. Наоборот, села прямо, почувствовав на себе прицельный взгляд Звездунова. Впрочем, она ошиблась. Звездунов, застыв за кафедрой, смотрел вовсе не на нее. Все его внимание было уделено бледной, как снег, Хадисе Кирин.

* * *

Октопус одевался на первую лекцию со всей тщательностью: глухо застегивая все пуговицы и замки и плотно шнуруя шнурки. Если бы статус позволял, он бы даже боевую раскраску нанес на лицо. Однако ранг декана обязывал вести себя в рамках дозволенного.

Проблемой оказался не столь внутренний настрой, сколь не прекращающийся в течении всей ночи отнюдь не детский сон.

Стоило вспомнить некоторые ракурсы, как кровь начинала стучать в висках, а кожа — гореть. Будь он сейчас в любом ином месте, он бы схватил за шиворот виновницу этого безобразия и хорошо отшлепал… хм… не только ремнем. Мысль в который раз заставила зависнуть. Мужчина резковато облизнул пересохшие губы и чеканным шагом направился на пары.

Странное началось уже в вестибюле. Осоловевшие взгляды парней и глупые рожи ни с чем нельзя было спутать. Какая же мощь силы у этой су… хм… демоницы?

Будем честны: ему даже в мыслях нельзя называть ее вид, иначе точно проболтается.

Зайдя в аудиторию, по привычке, после звонка, Октопус сразу прошел к кафедре и тут же завис второй раз за утро. Эта су… кхм… демоница сидела под самой кафедрой, в первом ряду, и нагло бледнела и краснела прямо у него под носом. Словно была сведуща о всех ракурсах и нюансах его ночного сна. Кто ее знает. Может, и сведуща. И вот этот стыдливый румянец и мертвенная боязливая бледность, проступающие на ее щеках раз за разом, лишь краски в огонь подливала.

Представитель оборотней, Ррухи, что-то постоянно шептала на ухо Кирин и то и дело бросала колкие взгляды в его сторону. Неприятная ситуация. В этом стоит разобраться…

— Что ж, — начал Звездунов, найдя в себе силы оторвать взгляд от волнующей его послушницы. Аудитория молчаливо внимала ему доброй сотней человек и нелюдей. — Поговорим сегодня о сексуальном внушении и способах борьбы с ним. Сначала краткий экскурс в историю вопроса. А точнее, рассмотрим греческую легенду об Елене Прекрасной и Троянской войне.

Он на миг остановился и снова взглянул на Хадису, которая сидела ровнехонько, словно к спине кочергу приклеили. Бедолага даже шевельнуться боялась. Что ж, он тоже умеет щекотать нервы. Пусть почувствует себя в его шкуре.

— Согласно легенде, некий Парис назвал самой прекрасной богиню Афродиту, за что ему была обещана красивейшая женщина среди людей, а именно — Елена. Парис похитил Елену, вследствие чего началась война. Вдумайтесь только… Война из-за одной женщины. Были призваны около ста тысяч воинов и снаряжены одна тысяча сто восемьдесят шесть кораблей… Вот какой численностью собралась армия в Авлидской гавани. — Октопус медленно прохаживался между рядов, высматривая в лицах своих послушников признаки влияния демонической силы. — А знаете ли вы, что это было не единственное похищение Елены, и что до замужества с Минелаем эта дамочка уже была похищена и даже родила дочь?

Он резко остановился и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— По греческим преданиям она была дочерью Зевса. Личность матери остается спорной. Ясно только одно: не телесной красотой привлекала мужчин эта особь. Дело было в наличии в ней силы, влекшей к образу Елены мужей всех сословий. Суккуб. Бесполое, либо женского пола существо, способное прийти к мужчине в сон и дарить сладострастие, покуда не высосет из него последние жизненные соки.

Его взгляд опять остановился на Хадисе. Девушка уже не бледнела, она внимательно следила за ним, полная холодной решимости и напряжения.

Прекрасная выдержка.

— Собственно, почему первая наша тема именно о сексуальном влечении… — Октопус наконец вернулся к кафедре, чувствуя некое удовлетворение происходящим. Он снова контролирует себя, что может быть лучше? — Следующую неделю вы, мои дорогие послушники, будете чувствовать на себе атаки сексуального влечения. Вы должны противостоять им и вести образ жизни, соответствующий кодексу Хранителя. Проверка введена для всех с целью найти морально незрелых и слабых представителей нашего факультета. Надеюсь на ваше благоразумие.

* * *

— Нифига себе проверочка, — выдохнула Ррухи, стоило им покинуть аудиторию. — А тема лекции — вообще зашибись. Мне кажется, здешнее поголовное молчание также является какой-то проверкой. Может, у них обет?

— Какой обет? — вынырнула из своих мыслей Хадиса, стоило им свернуть в многолюдный коридор. Она шла, ориентируясь по макушке одного из сокурсников. Ррухи бежала следом, не отставая.

— Молчания. — Девушка встала напротив нее и внимательно посмотрела в лицо. — Ты сегодня очень рассеяна. Все хорошо?

Ответа не последовало, однако Ррухи не могла вот так просто это оставить.

— Может, поищем парня, который тебя вчера нашел? Расспросим об обстоятельствах? Я просто вчера была слишком сонная и растерянная. Реально, даже не подумала спросить, что случилось. Мне теперь так стыдно перед тобой…

— Успокойся. — Хадиса предупреждающе подняла ладонь, мысленно прося подругу умолкнуть. Парень, за которым она следовала, тоже остановился и начал что-то искать в своей сумке. Хадиса наконец оторвала от него взгляд и взглянула на подругу. — Я не помню, но это не значит, что я хочу вспомнить.

Стоило растерянности проскользнуть по лицу волчицы, как Кирин сразу же пожалела о сказанном. Она не хотела приносить неудобства ни Ррухи, ни близняшкам и отчетливо понимала, что болтливость обычно уравновешенной девушки — результат ее собственного магического влияния.

— Ррухи. — Она крепко сжала ладони подруги. — Я обещаю: через неделю я все объясню.

— Ох ты ж… красавица, ты не перестаешь меня удивлять, — послышался уже знакомый баритон.

Кирин, даже не взглянув на вынужденного знакомого, потащила подружку за собой. Любвеобильный рыжий увалень увязался следом.

— Куда же ты бежишь?! Постой, я должен многое сказать!

Многоликие Хранители, ну почему сейчас? Хадиса ускорила шаг, кровь прилила к лицу от волнения. И тут с толпой начало происходить что-то невообразимое. Казалось, сейчас ее пронзает взгляд каждого. И не важно, парень то или девушка, мужчина или женщина. Все они смотрели на нее тем самым взглядом, что и Октопус — вчера в тренировочном зале, что и рыжий увалень — днем в коридоре.

Вожделение. Словно в каждом из этих людей и существ поселился уродливый и страшный инкуб.

Она и не заметила, как начала бежать, пробиваясь сквозь толпу и таща за собой за руку удивленную и обескураженную Ррухи. Ноги, как ни странно, привели ее не к нужной аудитории, а в преподавательское крыло.

Секретарь Марита неизменно что-то выстукивала на своей печатной машинке. Женщина тут же вопросительно уставилась на них.

— М-Мы декана Звездунова подождем, — ответила на немой вопрос секретаря Хадиса и потащила подружку к пустующему дивану. Сесть не успела. Октопус буквально влетел в приемную следом, смачно хлопнув за собой дверью. Взгляды пересеклись. Даже не тормознув, мужчина махнул головой, приглашая зайти, и направился в собственный кабинет.

— Я-Я… одна пойду, — отчего-то прошептала Хадиса, понимая, что после придется объяснить многое. Сейчас же она оставляла Ррухи наедине с ее престранными мыслями.

Что ждало ее в кабинете Октопуса — можно было только догадываться.

Глава 7

Октопус Звездунов нервно мерил шагами свой кабинет. Кирин же вытянулась, словно струнка, около двери и неотрывно следила за ним. Трудно было передать, как сложно было ему, опытному мужчине, сейчас бороться с дикими, ничем не оправданными желаниями.

— Вы мерите шагами кабинет, — отчего-то сказала эта мисс Очевидность.

Злоба начала закипать в нем. Резко остановившись, он медленно приблизился к ней и уперся ладонью в дверь, аккурат рядом с ее левым виском.

— Тебе вчерашнего мало? — тихо, едва ли контролируя голос, прошептал он. — Решила повторить?

— Вы предлагаете мне опять пятьдесят кругов пробежать? Или это способ напомнить, что вас колбасит? — Ее взгляд скользнул вниз, очертил кадык, каждую пуговку на сорочке и пиджаке. Все, что было ниже, Хадиса решила прокомментировать. — Вижу, сейчас тоже не исключение.

Наверное, если бы Октопус мог выдыхать пламя — случился бы пожар. Желваки так и играли на его скулах. В отличие от него, на лице демоницы сохранялось адовое спокойствие.

— Неделя. Если не обуздаешь свои проклятые силы — я за себя не ручаюсь, — процедил он, едва не касаясь ее точеного носика своими губами.

Девушка гордо вскинула подбородок, не желая заканчивать разговор таким образом. То, что он декан, не значит, что он может так себя вести с ней.

— Зачем же вы соврали на лекции, если мои особенности вам претят?

Рука, на которую Октопус доселе опирался, скользнула вниз. Степенная манера речи отрезвляла не хуже медицинских настоек.

— Это хороший способ удержать парней от глупостей. Ты должна быть благодарна. — Отойдя от Кирин, Звездунов жестом пригласил послушницу присесть на стул, а сам расположился в своем рабочем кресле.

— Я есть, — чуть помедлив ответила Хадиса, чинно опускаясь на предложенный стул. — Однако это не меняет сути. Вы соврали. Более того… — Она сделала паузу и удостоверилась, что декан слушает внимательно. — Даже мне не известно, что будет через неделю. Вы ведь отдаете себе отчет в этом?

Октопус не ответил. С каждым мигом он хмурился все больше. Кожа покрылась испариной, дыхание участилось, а его взгляд нервно блуждал по девушке, словно пытаясь найти в ней дополнительную руку или ногу. Это забавляло Кирин. Но она не улыбнулась и не дернулась, давая мужчине возможность всецело рассмотреть ее. Ее поза была чинной, подбородок гордо вздернут, взгляд, как обычно, холоден. Хадиса знала, как выглядит со стороны, и это было прилично и более чем соответствовало ее статусу…

Однако, судя по декану, ни сдержанность в поведении, ни скромность в одежде не играли сейчас существенной роли. Этот мужчина откровенно хотел ее прямо сейчас и мучился от этого. Оставалось только гадать, на сколько его, бедолагу, хватит. Ведь ее истинный магический облик дал о себе знать всего лишь два дня назад, и он все еще полностью не сформирован. То ли еще будет.

— Много вас таких? — наконец спросил Октопус.

— Понятия не имею, — мягко улыбнулась Хадиса, однако в ее глазах не было и намека на улыбку, лишь холодная сосредоточенность. — Вам ведь известно, что среди демонов считается верхом невежливости интересоваться их второй ипостасью. Во многих семьях даже среди братьев и сестер это знание сродни табу.

— И детей не информируют, кем они могут стать? — Октопус знал, что задает неудобный вопрос. Хадиса невольно сжалась, и эманации ее силы словно перестали душить бедного декана. Он даже сел ровнее, увереннее.

— Если предполагается, что вторая ипостась демона будет опасна или… вне общественных норм… — Хадиса сглотнула, подбирая правильные и все же обобщенные слова. — То демону назначают куратора. Он и нянька, он и друг, и палач.

— То есть вчера ты связалась только с куратором?

— Да.

— И он сказал, что пришлет тебе все необходимое следующим паровозом?

— Да.

— И ты не знаешь, что это будет, я правильно понимаю?

— Это не та тема, которую можно просто обсуждать, — с заминкой ответила девушка.

Октопус понял. Сложно не понять, когда он сам многое не может позволить произнести даже мысленно. Если в человеческом мире даже у стен есть уши, то в магическом уникальных органов у стен будет больше, не всегда одобренных обществом.

— И все же, Хадиса Кирин, почему этот факультет?

— Блажь семьи. — Вопрос ее не удивил, она даже взгляда не отвела, словно ее это нисколько не волновало. — Я уже успокоилась, я могу идти?

Получив в ответ утвердительный кивок, девушка поднялась с кресла и пересекла кабинет. Стоило ее руке коснуться дверной ручки, как Звездунов снова подал голос.

— Ты не хочешь спросить, кто со мной поделился информацией?

Хадиса невольно улыбнулась и взглянула на него через плечо.

— Мне не интересно.

Стоило дверям закрыться, как настроение упало еще ниже. И причиной этому была сдержанная гордячка.

Щелкнув кнопкой коммутатора, Октопус хмуро процедил:

— Марита, девушки уже ушли?

— Да, — чуть с заминкой прострекотал коммутатор в ответ.

— Внеси изменения в учебный план Хадисы Кирин. Медицинский факультатив, будь добра.

— Набор уже закрыт, — ничуть не смутилась секретарь. — Связать вас с деканом медицинского факультета?

— Я сам зайду.

* * *

Остаток дня прошел как в тумане. Казалось, даже стены извергают эманации сладострастия, и Хадису это вгоняло в жуткую депрессию. Ррухи, которая всегда знала, чего хочет, теперь странно косилась на парней, щурила свои голубые глаза и стреляла в представителей противоположного пола взглядом красных зрачков. Не хватало, чтобы она начала зубами клацать, как отъявленная волчица, — тогда точно шарахаться начнут.

Об "эксперименте крамольного характера" к обеду говорила уже вся Академия, и особенно яро обсуждалась тема в столовой. Оставалось догадываться, как молчаливый факультет Хранителей донес сплетни остальным? А может, и не Хранители старались? Может, версию предложила ректор Борин, а деканы уж потрудились довести до ума подопечных?

Хадиса могла лишь теряться в догадках и стараться держать спину ровно. Чтобы никто и не заподозрил, в какую тему раз за разом уплывают ее грешные мысли.

Вот с такими мыслями, таща за руку явно готовую к брачной охоте Ррухи, Хадиса возвращалась в их общую комнату. Было около четырех вечера, когда девушки уже возвращались с пар. Их общежитие снова казалось вымершим, даже в холле никого не было. Закралась мысль, что каждый послушник решил вмиг превратиться в отъявленного отшельника. Что ж, она могла в таком случае только пожелать удачи и не столкнуться с противоположным полом где-нибудь в укромном местечке.

Стоило зайти в комнату, как престранное настроение как рукой сняло, оставив после себя лишь озадаченность новой проблемой. А то, что та имела место — именно она, демоница, не сомневалась.

В их комнате царил полумрак. Задернутые еще с утра шторы укрывали замерших на кровати сестер от полуденного солнца.

— Не понимаю. — Ррухи, словно протрезвев, обессиленно опустилась на стул возле их кровати. — Так долго еще никогда не было. Словно во времени застыли. — Она поморщилась, словно от зубной боли. — Может, это не медитация?

Хадиса глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Взгляд тем временем скользил по замершим девичьим телам, словно пытаясь охватить их обеих разом и одновременно. Застывшие тела не были напряжены, но и расслабленными их не назовешь. Кожа была теплой, но без здорового румянца, словно выбеленной изнутри. Но не это вызывало крайнее беспокойство. В оторопь бросали широко распахнутые глаза девушек, воспалённые и слезящиеся. При виде этих глаз закрадывалась лишь одна мысль: девчонкам больно…

* * *

Остаток дня как-то смазался. Связные мысли появились в голове только в тот миг, когда перед глазами опять замаячило недовольное лицо Октопуса Звездунова. Мужчина мерил шагами коридор невдалеке от медкрыла и раз за разом бросал недобрые взгляды на Хадису и жавшуюся к ее плечу Ррухи.

Он был не просто зол. Он был гневен. И это отражалось буквально в каждом его движении и взгляде.

— В транс впадать запрещено, использовать медитацию запрещено. Пользоваться техниками запоминания, отличными от когнитивных, также запрещено. Экспериментировать с заклинаниями вне лабораторий и спортзалов запрещено.

Октопус на миг остановился, смерил девчонок тяжелым взглядом и фыркнул.

— Наслаждайтесь возможностью говорить, девушки. Как только вы сдадите экзамены за первые три курса, говорить вам тоже будет не положено.

И с этими словами он развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал к лестнице. Ушел недалеко. Остановился через десяток шагов и кинул очередное недовольное через плечо:

— Медблок посещать не рекомендую, ваши эманации могут сбить настройки.

— У меня чувство, что меня поимели, — прошептала Ррухи, когда декан скрылся из виду.

Хадиса невольно сглотнула. Подруга точь-в-точь передала словами ее собственное состояние. Вот только раньше волчица таких слов не использовала. Опять сказывалось тлетворное влияние ее пробуждающейся силы.

— Главное, что всему нашлось толковое объяснение. Хуже, если бы они не знали, что делать.

Ррухи на это ничего не ответила. Она и сама это отчётливо понимала.

В комнату они вернулись молча, каждая думая о своем. Так же, без лишних слов, убрались, застелили кровать близняшек и сели учиться.

Осознание того, что ни заклинаниями, ни особыми примочками фей теперь не побалуешься, приходило медленно.

— Это будет тяжело, — наконец выдала Ррухи.

— Прорвёмся, — выдохнула Хадиса, беря учебник, который Ррухи учила вчера. — Предлагаю во время тренировки обсудить выученное за два дня.

Подруга лишь кивнула в ответ и взяла со стола кодекс. Взаимный блиц-опрос во время физической нагрузки был тем ещё удовольствием.

* * *

Ректор Борин оказалась на месте и в привычном фыркающем настроении. Так что, заявившись к ней без приглашения, Октопус Звездунов ни капли не удивился ее осведомленности. В конце-концов, это была единственная причина пофыркать в его адрес.

— Пришел жаловаться или докладывать? — смешливо поинтересовалась Эвереста, стоило Октопусу закрыть за собой дверь. В ответ Звездунов лишь тяжело вздохнул.

— Я оказался не готов к очередному сюрпризу, ректор Борин… — Он присел напротив ее стола… — И решил поинтересоваться: может, я ещё чего не знаю?

Эвереста подавила смешок и откинулась на спинку кресла.

— Я могу подготовить тебя к многому, вот только… — и сказано это было таким заискивающим тоном…

Октопус не веря вскинул брови:

— Вы решили поторговаться?

— Великие Хранители… — протянула женщина, закатив глаза, и смеха уже не сдержала. — Звездунов, у тебя хоть что-то измеряется не деньгами?

Смешинки так и прыгали в ее жёлтых глазах, она слегка подалась вперёд, отчего ее пятый размер груди, даже не смотря на отсутствие декольте, стал выглядеть ещё внушительнее.

— Короче, у тебя есть демон, феи и оборотень. Давай, включай мозг: какие ещё тебя ждут сюрпризы?

Повисла тишина. Даже часы, казалось, стали громче тикать. Октопус тяжело вздохнул и спрятал лицо в ладонях.

— Бинго, — прошептала Эвереста. — И да, тебе придется с этим смириться. Причинять студенткам вред и удовольствие не позволю.

— Я должен ещё что-то знать? — устало спросил Звездунов, смотря на нее сквозь пальцы.

— Если ты справишься со всеми проблемами, — елейно улыбнулась Эвереста, — я тебе расскажу, а если нет…

Звездунов решил не комментировать. Лишь откинулся на спинку кресла, на котором сидел, и пригладил собственные волосы. Выражение его лица было задумчивым, взгляд — рассеянным.

— Я собираюсь ходатайствовать, чтобы Хадису Кирин допустили к медицинскому факультативу, — наконец перевел он тему разговора. — Ещё лучше, если это будут приватные уроки госпожи Дич.

— Уроки Гемарты надо ещё заслужить, — выдохнула Эвереста, голос ее вмиг стал серьезным, растеряв всю игривость. — Я одобрю факультатив. За частные девочке придется стараться самой.

— Хорошо, — кивнул он, поднимаясь с кресла. Он не собирался задерживаться ни минутой больше.

— Октопус. — Женщина жестом приказала сесть обратно. — Разговор ещё не окончен. У меня есть, чем ещё тебя обрадовать.

Причем сказано это было отнюдь не в весёлой манере и даже не издевательским тоном.

Глава 8

Боксерская груша с силой отлетела в сторону, словно и веса в ней вовсе не было. Однако это был всего лишь обман зрения. Хадиса фурией металась вокруг кожаного мешка с песком, методично нанося не по-девичьи мощные удары, не щадя ни спортивный инвентарь, ни собственные кулаки. Оттачиваемая ею боевая техника была непростой: жестокая, отнимающая жизнь, сеющая исключительно разрушение. И от этого еще удивительнее, что ее обладатели становились послушниками ордена Хранителей. И Хадиса была не исключением. Привычно отрабатывая боевые позиции, девушка понимала, что, возможно, никогда к ним не прибегнет.

Не то время, не те обстоятельства, тем более при наличии ее внутренней демонической силы.

Груша, в очередной раз отлетев под натиском удара, неожиданно грохнулась на пол вместе с цепью, на которой она висела. Потолок слегка осыпался да и только. Отряхнув волосы, Хадиса печально вздохнула. Вот так всегда: только настоишься на нужный лад, как возникает очередная подстава.

А их сегодня было предостаточно: и девчонки, застрявшие в лазарете, и ругающийся декан Звездунов, и опять уснувшая Ррухи, которую Хадиса так и не добудилась. Про всплески ее не подчиняющейся контролю силы вообще можно было не вспоминать; от раздражения она лишь нарастала и охватывала своим неестественным влиянием все больше живых существ…

Словно в подтверждение мыслей, дверь в зал отворилась, и внутрь помещения, пошатываясь, ввалился рыжий увалень.

— Красавица…

Откровенно потянуло перегаром, и Хадису передернуло.

— Отвали, еще не понедельник, — процедила она, думая над тем, как нацепить грушу обратно.

— То есть ты согласна быть между моих ног…

Не веря собственным ушам, Кирин медленно повернула к нему голову и вперилась в увальня взглядом.

— Предупреждаю в последний раз, уходи.

— А то что?

Девушка не ответила. Злость буквально бурлила в ней. Она чувствовала, как нечто неведомое и невесомое нарастает внутри, отстраняя все ее принципы на второй план. Новое состояние казалось единственным правильным и логичным.

Невольно скривившись, она вытянула перед собой руку и поманила парня пальцем, и он, словно завороженный, потопал к ней. Глаза лихорадочно заблестели, бледная кожа покрылась испариной, руки задрожали.

А стоило подойти к девушке вплотную, как его ноги вообще подогнулись.

Шлепнувшись перед Хадисой на колени, рыжий смотрел на нее, словно на божество, и глупо улыбался. Ее же ладонь медленно опустилась на голову парня и крепко сжала пальцами.

— Слушай и запоминай, — едва слышно процедила она, едва отдавая себе отчёт в том, что она ведёт себя неестественно. И тут же под ее пальцами алым сиянием пробилась высвобожденная энергия…

* * *

Серый потолок навис над головой, словно свод пещеры. Было темно, и лишь сочащийся из окна свет полумесяца давал хоть какое-то понятие об обстановке.

Комната была не ее.

Дернувшись от неожиданности, Хадиса вдруг поняла, что банально связана. А точнее, прикована к кровати.

— Очнулась… — вздохнул незнакомый мужской голос неподалеку, а спустя миг неизвестный мужчина склонился над ней. Лицо его было не разглядеть в полумраке, но темные длинные волосы сразу зарубцевались в памяти.

— Что происходит?

— Ничего особенного, если не учитывать, что вы почти досуха выпили адепта Раздора и даже умудрились его зазомбировать, — на полном серьёзе ответил незнакомец и присел на кровать около нее.

— Он жив?

— Волнуетесь? — Мужчина улыбнулся и, шумно втянув воздух носом, наклонился к ее лицу. — Неожиданное качество для суккуба.

Внутри аж передёрнуло от негодования.

— Кто вы?

— Гм… Поклонник?

Странный ответ, как и ее положение. От осознания опасности и того, что этот мужчина только что ее откровенно нюхал, внутри становилось непривычно жарко.

— Давай договоримся, Хадиса Кирин, — тем временем шептал ей на ухо этот проходимец. — Ты тихонько готовишься к экзаменам, а я отвожу от тебя всех ухажеров.

— А потом мы заживем хорошо и счастливо? — Она все же нашла в себе силы съязвить. Правда тон, которым были произнесены слова, вряд ли походил на издевку, отчего фраза приобретала двоякий смысл.

Незнакомец опять втянул воздух и еще ниже склонился к ее лицу, почти касаясь носом ее виска.

— Какая же нехорошая и невоспитанная девочка, — выдохнул он. Кончик его носа все же коснулся кожи, прочертил линию от виска к шее. Горячее дыхание, вырывающееся из его губ, опаляло и без того горящую от напряжения кожу.

Он не позволил себе ничего более, просто встал и ушел, отчего девушке захотелось взвыть. Вскоре он вернулся со шприцем в руках.

— Что это?

— Откровенная дрянь, — усмехнулся он. — Но бояться ее не стоит. Ты проспишь до утра и ни на когоне повлияешь.

— Наверное, еще и не вспомню?

— И однозначно ты очень умна. — Увильнув от ответа, мужчина в задумчивости закатил левый рукав ее спортивной куртки и привычно нашел вену. — Дёргаться не будешь?

— А поможет? — Хадиса даже не моргнула, когда тонкая игра проткнула ее кожу.

— Отнюдь.

Введя препарат, он поправил рукав на ее руке и осторожно пригладил черные волосы. Кажется, он ещё что-то говорил. Но смысл сказанного ускользал, и от этого становилось неуютно.

В глазах девушки плыло, она не могла ничего разобрать за пеленой ярких разноцветных пятен, походивших на изображения, которые можно увидеть внутри калейдоскопа.

И все же ей чудились легкие прикосновения и опаляющее дыхание на ее коже. Словно кто-то невесомо касался и ласкал ее, дразня и даря легкое ангельское наслаждение.

* * *

Ментальная атака застала ее не в самый подходящий момент. Но, скорее всего, если бы Эвереста Борин уже спала, то было бы намного хуже (или приятнее). Но нет. Она работала, разгребая накопившиеся отчёты, счета, письма и заявки. И хуже всего, она вообще не предполагала, что такое может случиться.

Всплеск желания был такой силы, что Эвереста едва успела сцепить зубы, чтобы не застонать. Тело откровенно сводило судорогой. В горле сразу пересохло, перед глазами плыло. Пожар, разгорающейся внутри, был такой неестественной силы, что вытеснял напрочь из головы все адекватные мысли, оставляя вместо них лишь одну единственную цель — найти избавление.

Кое-как поднявшись с кресла, женщина рухнула под стол и лишь после этого подумала, что стоило сначала позвать Мариту помочь… А ещё лучше Звездунова или Ананьева…

Или всех позвать?

Однако сил подняться с пола или вообще добраться до двери откровенно не было. Единственное, что радовало, так это мягкий ковер, на котором и распласталась пришибленная неизвестной силой женщина. Стоило ей на миг прикрыть глаза, как горячие образы видения вводили закалённый мозг в очередное оцепенение, а тело — в очередной яростный взрыв, заставляя не только стонать сквозь зубы, но и выгибаться.

Ментальная атака схлынула так же резко, как и началась. Однако можно соврать, сказав, что ушла она без следа. Томление осталось, и Эвереста не могла ничего этому противопоставить.

Кое-как вернувшись в свое кресло, женщина откинулась на мягкую спинку и тяжело вздохнула. Ни о какой работе больше думать не хотелось, но предотвратить бардак, который явно будет, — следовало. Так что, нехотя щёлкнув кнопкой коммутатора, женщина попросила стакан воды. Судя по голосу, ее подчинённую также не миновала атака, а значит, следовало созвать преподавательский состав и сиюминутно решить данный вопрос.

— Марита. — Эвереста нехотя оторвала голову от кресла и наклонилась над коммутатором. — Сзывай деканов на срочное совещание.

— Прямо сейчас? — Голос секретарши дрожал и явно сквозил недовольством. Эвереста невольно поморщилась.

— Да, и заведующую медблоком не забудь. — Она отключила коммутатор и на миг застыла, приводя мысли в порядок. Итак, сила Хадисы Кирин многократно возросла. А в том, что это была сила именно этой девушки, Эвереста Борин не сомневалась. В конце концов, в Академии не было никого другого с аналогичными проявлениями. Женщина боялась даже подумать, что произошедшая ментальная атака принадлежала кому-то другому. В любом случае, было и над чем порадоваться. Студентов они успели предупредить загодя, а не после. А значит, проблем со службой порядка быть не должно, иначе…

Иначе об этом даже думать не хотелось.

Рука на автомате потянулась к нижнему ящику, где хранилось заветное успокоительное и не менее горячительное средство. Однако к ящику Эвереста не дотянулась, наоборот, откинулась обратно на спинку кресла и закрыла глаза, собираясь с мыслями. На носу было крайне тяжелое совещание в очень горячей обстановке. Сейчас было не до спиртного.

* * *

Ррухи опять будила ее, опасливо косясь на часы.

— Только не говори, что опять меня сюда кто-то принес, — прошептала Хадиса, садясь в кровати. Голова гудела, словно улей, переполненный пчелами. А хуже всего было то, что в памяти опять был провал.

— Очень смешно, сейчас лопну от смеха! — взвилась Ррухи. Ее взволнованный голос резанул по ушам не хуже заточенного лезвия.

— Я серьезно. — Хадиса недовольно коснулась висков.

— И я тоже. Что с тобой происходит?! — Волчица встревоженно заглянула ей в глаза. — Я же вижу, что что-то происходит. Ты сама не своя в последние дни. Ещё и эти твои обмороки.

Кирин не знала, что ответить. Спрятав лицо в ладонях, она попыталась собраться с мыслями, но ничего, кроме смутных ощущений и обрывков ничего не значащих фраз, в памяти не всплывало.

— Хадиса, это совсем не смешно. Уж кто, а ты должна понимать серьезность происходящего. Может, тебе с кланом связаться? Или в медпункт сходить! В конце концов, я могу позвать Звездунова…

Глубоко вздохнув, девушка отняла руки от своего лица и внимательно взглянула на подругу:

— Все не так просто.

— Да и ежу понятно! Говори уже. — Ррухи выжидающе уставилась на нее.

И Хадиса даже произнесла то, в чем так боялась признаться. Вот только подруга не услышала. Меж их лиц заискрился золотым сиянием магический символ печати, и в ушах обеих девушек зазвенел басовитый голос ректора:

— Запрещено к разглашению. Предупреждение первое.

Кирин удивлённо захлопнула рот и снова спрятала лицо в ладонях.

— Это твой демон, да? — вдруг понятливо прошептала волчица. — Он проснулся? Ты под влиянием… Нет, мы все под ним, да?!

Хадиса тихонько кивнула головой.

— Запрещено к разглашению, предупреждение второе. — Снова между ними вспыхнула золотая печать.

— Ррухи, — демоница наконец-таки отвела ладони от лица. — Я не хочу проверять, что будет, когда печать вспыхнет в третий раз.

— А оно всегда так будет предупреждать, когда речь будет заходить о тво… Кгм, о травке?

Знак опять вспыхнул, но сиял теперь вовсе не золотом. Он был алым и отдаленно напоминал те чудаковатые красные лампы, которые использовали обычные люди при проявлении фотографий.

— Хадиса Кирин, зайдите к ректору Борин, пожалуйста. — Голос секретаря Мариты звучал громко и с треском, словно из колонки радио.

Демоница тяжело вздохнула. Накаркала, не иначе.

— Может, бежим? — вдруг спросила Ррухи.

Но Кирин молча поднялась с кровати и взглянула на часы. До начала пар оставалось пятнадцать минут. Может, она даже успеет к началу первой.

— В понедельник должна быть посылка от моего брата, — наконец тихо ответила она, застегивая на себе форменную блузку из плотной белой ткани. — Там должно быть средство от моего состояния.

— Эликсир? Лекарство? Пластырь?

Угрюмо взглянув на подругу, Хадиса молча натянула чулки, а после — юбку.

— Я не знаю, что мне пришлют, — наконец ответила она. — Ладно. Я пошла, пожелай мне удачи.

— Тебе зачем? — доброжелательно осклабилась Ррухи. — Сама справишься.

И таким тоном было это сказано, что плохое настроение вмиг улетучилось.

Глава 9

Часы в приемной показывали без пяти девять. Секретарь Марита неизменно и крайне сосредоточенно отстукивала на своей печатной машинке. За единственным окном, выходящим во двор, было видно, как шумными группками торопятся студенты на первую пару. На многочисленных мостиках, перекинутых через речку, расчертившую площадь аккурат на двое, было столпотворение.

Неожиданно на столе секретаря затрещал коммутатор, и Хадиса волей-неволей отвела взгляд от окна и прислушалась. Но как она ни старалась — ничего не услышала. Только видела, как внимательно вслушивается Марита.

— Кирин Хадиса. — Выключив коммутатор, женщина подняла взгляд на девушку. — Можете зайти. Крайняя дверь слева.

Жестом указав куда идти, секретарь вернулась к своему занятию, больше не обращая никакого внимания на послушницу факультета хранителей.

Поблагодарив ее, девушка направилась к неприметной серой двери без каких-либо обозначений.

Кабинет находился левее деканского.

Обычная ручка поддалась легко, и дверь без скрипа отворилась. В отличие от кабинета Звездунова, этот был раза в два больше. Здесь был и диванчик, и кофейный столик в правом углу. Огромнейший стеллаж с документами тянулся вдоль всей левой стены, огибая единственное окно, словно диковинная и вычурная рама. Ректорский стол так вообще был выписан в непередаваемый ансамбль из других столов, предназначенный явно для проведения совещаний, а не для единоличной работы. Нагромождение более всего напоминало треугольник, в центре которого стоял голопроектор. И, судя уже по знакомой стилистике исполнения, не дешевый.

Хадиса невольно задержала взгляд на нем, отмечая отсутствие каких-либо украшений, как и на звездуновском коммутаторе. И если наличие средства связи в кабинете было нормальным явлением, то присутствие голопроектора — крайне неожиданно.

— Садись. — Ректор Борин выплыла из какой-то боковой двери, которой девушка раньше не заметила. Махнув рукой, она опустилась в свое рабочее кресло. А тем временем столы, размещенные треугольником, пришли в движение. Они разъехались в стороны, а потом каждый из них, словно бумажный, сложился гармошкой и исчез за узкой дверцей в шкафу. Голопроектор же отъехал к столу, скрипя прорезиненными ножками по паркету.

Наконец Хадиса обратила внимание на госпожу Борин. Но та ничего не говорила, лишь продолжала сидеть, словно ждала чего-то.

Молчание затягивалось, разглядывание друг друга — тоже.

— Меня вызывали, — не выдержала девушка. Чувствовала она себя неуютно. Тем более, судя по опустевшей за окном площади, занятия уже начались.

— Садись, — хмуро ответила Эвереста. — Третий раз предлагать не буду.

Хадиса невольно зарделась и оглянулась. Удивлённо отметила стул, стоявший позади нее, и аккуратно села на него.

Эвереста Борин опять смотрела на нее молча. Нет, не так; она изучала сантиметр за сантиметром, чтоб ничего не упустить. И под этим взглядом было крайне неуютно. Хадиса даже на миг почувствовала себя породистым щенком на процедуре отбраковки.

— Н-да… — наконец процедила Эвереста и откинулась на спинку своего кресла.

От этого "н-да" Хадису передернуло. Полная негодования, она внимательно взглянула на ректора.

— Простите?

— Погода хорошая, — хмыкнула Эвереста, продолжая хмуро и явно с ехидцей. — Магический фон располагающий, тестостерона с эстрогеном предостаточно для разгона потенциала.

— Чьего потенциала? — перебила ее Хадиса. — Моего? Так зачем же вы тогда налепили на меня печать? Надо было так оставить, ещё и службу правопорядка вызвать?

— Надо было, — согласилась Эвереста, хмурясь, — но наша академия не выдала службе порядка ещё ни одного суккуба. Знаешь, почему?

Хадиса не ответила, не потому, что не знала, а потому, что женщине, сидящей напротив нее, не нужен был ответ. Она вела хорошо подготовленный монолог и явно получала наслаждение. Кто такая Кирин, чтобы портить ей удовольствие? Лучше потратить это время на отдых и приведение нервов в порядок. Пока стены Академии опять не схватило от ее энергетики.

Эвереста продолжала ехидно смотреть на нее.

— Дар суккуба — это крайне редкий подвид ментальной магии, Хадиса, — наконец вымолвила она, и тут же вспыхнула золотая печать между ними. Теперь она была больше и шире, словно ее размер зависел от расстояния между говорящими.

— Предупреждение первое, — прозвенел голос, и тут же вся ехидность вмиг слетела с лица Эвересты Борин, уступив место теплоте и участию.

— Хадиса, таких, как ты, можно по пальцам одной руки пересчитать. Однако, даже так ты однозначно сильнее других счастливцев. Твои ментальные атаки изощрены, молниеносны и сметают щиты за раз. И это пока ещё неоформившаяся сила. — Она на миг умолкла, слегка подалась вперёд, положив руки на стол. — С такими показателями и на боевой взять могут.

— У вас нет боевого, — выдохнула Хадиса. Признаться, она не прочь была поменять факультет.

— У нас есть факультет семейного раздора, — возразила ректор. — Поверь, там бы твоим способностям быстро нашли применение.

— Так почему я на факультете хранителей?

— Как ты выразилась ранее сама, это блажь семьи. — В улыбке женщины опять проскользнуло ехидство.

— А если быть ещё точнее: им архиважно, чтобы ты сохранила свою физическую девственность. Потому и факультет хранителей, где ты в полной мере обуздаешь нрав и научишься смирению.

— Я приличная девушка, не стоит говорить о моем нраве, как о повадках нимфетки.

Криво усмехнувшись, ректор села ровнее и потянулась к коммутатору.

— Марита, отчёт из медблока уже принесли? — поинтересовалась она, стоило коммутатору застрекотать. Услышав утвердительный ответ, Эвереста попросила его занести и снова изучающе уставилась на Хадису.

Эта женщина начинала откровенно бесить, а это означало только одно: хваленая выдержка Кирин дала трещину и стремительно идёт ко дну.

Неопределенности девушка ненавидела, ей легче было воспринять нападки Звездунова с его тысячами пропущенных учебных часов, нежели вести разговор по душам с этой женщиной.

Отчёт принесли ровно через минуту, ректор даже читать его не стала. Подождала, пока Марита уйдет, и протянула бордовую папку Хадисе.

Пришлось встать и сделать несколько шагов. Стул, на котором она сидела, сдвинулся следом за ней, противно скрипя ножками при этом.

Спектакль продолжался. Вот только теперь девушка сидела не в центре кабинета, а прямо перед довольной ректоршей.

"Словно белены объелась", — подумалось ей, но мысль поспешно была затолкана вглубь сознания, от греха подальше.

В конце концов она медленно открыла папку с неким отчётом и начала читать. По мере того, как суть прочитанного доходила до нее, волосы ее все больше вставали дыбом.

Наверное, потрясение все же отразилось на ее лице, потому что Эвереста была довольна больше некуда.

— Ты реально опасна для окружающих, — наконец серьезно и без подколок вымолвила Эвереста Борин. — Ты сильнее многих других суккубов, которых мне довелось повстречать, — продолжала она, не обращая внимания на второе предупреждение печати. — Я говорю это не просто так. Сила — это ответственность. А твоя сила может перестроить ход любой судьбы в этой Академии, и ты должна понимать, какой груз лежит на твоих плечах.

— Я понимаю.

— Нет, ты не понимаешь. — Женщина мотнула головой и подалась вперёд. — Вчера ты выдала нехилый всплеск, возможно, сама ты его не заметила, зато ощутили все остальные. Задело зону радиусом в триста метров. Это шестьсот метров в диаметре, во всех направлениях…

Она продолжала, расписывая в красках вчерашние приключения. А Хадиса отстраненно слушала, чувствуя ужас всей ситуации. Что она вчера делала? Она снова не помнила.

Казалось, вот он, спортивный зал, вот оборвавшаяся груша. А что дальше? Взволнованный крик Ррухи и не совсем радужное пробуждение. А ведь это уже второе утро подряд у нее провал в памяти. Неужели просыпается полноценная вторая ипостась? От этой мысли хотелось плакать.

А знает ли об этом ректор? Знает ли брат? И раз столько людей попало под влияние, стоит ли вообще позволять такой силе просыпаться? Может, её купировать? Но тогда что останется от души, памяти? Пойдет ли на это семья? Или, наоборот, они положат любые силы для взращивания столь нелицеприятной энергии?

— Вот это, — Тем временем Эвереста ткнула пальцем в папку, — результат твоей абсолютной беспечности.

Подняв глаза на ректора, Хадиса не смогла ей ничего ответить. Ни защититься, ни возразить, ни даже согласиться или попросить помощи в вопросе.

Она устала. Словно от сложной математической деятельности. И плевать, что первая пара только началась.

Эвереста Борин обрабатывала девушку ещё добрый час. От обсуждения ее силы она перешла к объяснению особенностей ментального фона, повышающего либидо окружающих до небывалых высот. От либидо она перешла к совсем медицинским терминам, рассказывая о женских и мужских гормонах, их взаимодействии с ментальной магией, об их дисбалансе и влиянии на элементарное плотское желание…

Звонок, обозначающий окончание первой лекции, прозвучал приглушённо. Но Хадиса его услышала. Она с надеждой взглянула на ректора, надеясь, что хоть на эту пару она не опоздает. Борин ее поняла и позволила идти.

Стоило девушке уйти, как из-за боковой двери показался декан факультета семейного раздора.

— Ну что скажешь, Анонис? — враз посерьёзнев, взглянула на него Эвереста. Мужчина был высок, черноволос и худосочен. Длинные волосы были небрежно закручены в узел и подвязаны шнурком. Карие глаза лихорадочно блестели. А двухдневная щетина явно вписывалась своей неопрятностью в общую картину.

Одет он был в довольно помятые брюки удивительного баклажанового цвета и широкую белую сорочку, которая на его костлявых плечах обычно смотрелась слегка несуразно. Сейчас же на плечи был накинут еще и белый лабораторный халат, который скрадывал резковатые движения Ананьева, делая их больше похожими на человеческие.

— Однозначно сможем узнать только вечером. — Он плавно двинулся к ней и опустился на кресло, где ранее сидела Хадиса Кирин. — Насколько мне удалось проследить, ее активность возрастает с закатом и падает, когда луна занимает наивысшую точку на небосводе.

— Это слишком большой период, — нахмурились женщина.

— Времени для наблюдения было не достаточно, — вкрадчиво заметил он. — Да и условия… Я бы хотел провести наблюдения в своей лаборатории, это…

— Исключено! — Эвереста недовольно пригрозила ему пальцем. — Это тебе не над трупами орков колдовать, Ананьев, так что запихни свою хотелку поглубже.

Анонис на такой выпад лишь блаженно закатил глаза.

— Какое замечательное пожелание, — улыбнулся он. — Обязательно воспользуюсь идеей…

— Анонис!!!

— Кгм, то есть… кхм… Прошу прощения, но обстановка располагает шутить, — попытался извиниться мужчина, однако искренностью там и не пахло, хотя и спорить было не с чем.

Обстановка действительно не располагала. И Эвереста Борин понимала, что дальше будет сложнее. Тягучая истома, поселившаяся внутри нее во время вчерашнего выброса энергии, никуда не делась. Более того, она словно накапливалась и с каждым часом сжималась во все более тугой узел, грозя взорваться в самый неподходящий момент.

Отправив восвояси Ананьева, Эвереста Борин вызвала по коммутатору Звездунова. В конце концов, это он отвечал за Хадису, и о персональном интересе Ананьева он должен быть предупрежден.

Глава 10

Целый день Хадиса чувствовала себя подавленной и несчастной. И вот сейчас, слушая лекцию по магическому праву, демоница никак не могла сосредоточиться. Утренний разговор все не шел из головы, крася черным и так не совсем радужное будущее.

Ректор была права: эта сила обязывала. И, по сути, девушка реально могла стать тем, чье непосредственное влияние превратит друзей во врагов, скромников — в развратников, да и, в конце концов, обычных граждан — в революционеров.

И если бы Хадиса дальше сидела среди новообретенных молчаливых сокурсников… Так нет же, ей приписали ещё факультативы по магической медицине. Вроде бы нет ничего плохого в этом: учиться под началом такого светила, как Гемарта Дич, мечтает каждый, даже немаг без толики силы. Но была в этой предложенной бочке меда одна немаловажная порция дегтя. А именно — студенты и адепты, среди которых несколько послушников были не только незаметными, но и малоэффективными. Ведь сдержанность и соблюдение порядка не всегда этот самый порядок соблюдают, особенно если людьми принята стратегия невмешательства.

И, казалось бы, Хранители должны стоять за друг друга горой, но нет. Любое участие в разборках было строго оговорено.

И даже со Звездуновым не надо общаться, чтобы понять это. Устав, который она прочла от корки до корки ещё первым вечером, был информативным в этом плане в наибольшей степени.

От осознания всего этого хотелось забиться кому-нибудь в объятия и поплакать. Однако, к сожалению или нет, это было недостойно дочери семейства Кирин. И приходилось запихивать эти эмоции поглубже, к недостойным девушки фантазиям. Словно в насмешку над ее чувствами, общая атмосфера, царившая вокруг демоницы, была удручающе горячей. Депрессия Хадисы отпечаталась буквально в каждом лице странной смесью желания и печали, словно каждого вокруг поглотили мысли о бренности жизни и скоротечности времени. И это угнетало ещё больше.

Наверное, единственным, кто не подвергся всеобщему наваждению, был немолодой профессор, стоящий за кафедрой. И его спокойный, размеренный голос стал тем якорем, который не давал Хадисе упасть в свое же уныние ещё глубже. Как ни странно, на нее даже Ррухи сейчас так не влияла. Наверное потому, что стала одной из подверженных ее всплескам.

Хандра взялась за девушку с новой силой.

Ррухи была немногословна в этот день и не расспрашивала о том, что происходило за дверью ректорского кабинета. За это Хадиса была ей лично благодарна. И все же она понимала, что откровенного разговора ей не избежать. А ведь и близняшки очнутся, и перед ними тоже надо будет объясниться. Ещё проблема с провалами памяти и вечерними всплесками силы, которые она, судя по всему, контролировать не могла вовсе. Об всем этом стоило рассказать брату. Он-то наверняка должен знать, отчего это происходит, и как с этим справляться.

— Эй. — Ррухи подвинулась к подруге и заглянула в ее серые глаза — Все нормально?

Голос ее был едва слышным и тем не менее явно взволнованным.

— Д-да, только… — Хадиса на миг замешкалась, ловя на себе пристальный взгляд профессора.

— Ты ручку сломала, — продолжила девушка, протягивая ей другую. — Возьми мою.

— Но…

— У меня ещё карандаш есть, — не дала ей договорить девушка и криво улыбнулась, отчего ее острые клыки стали еще заметнее.

Хорошо, что сели в первый ряд — никто из лиц не видит и клыков не заметит, а то мало ли…

Профессор умолк и склонился к своему дипломату.

— После пар как действуем? В столовую или сразу за книги?

— Мне надо ещё одну аудиторию найти. Пойдешь со мной?

— Что за аудитория? — удивилась Ррухи.

— На мед факультете. Мне поставили дополнительный факультатив.

— Ты не говорила…

— Да позабыла как-то. Атмосфера такая… давящая…

— Это точно, — согласилась волчица. — Я, конечно, понимаю, нас проверяют, но не до такой же степени! У меня последние два часа мысли только о… — Прошептав на ухо Хадисе все, что ей успело взбрести в голову, волчица захихикала, ни капли не обращая внимания на тревогу, вмиг отразившуюся на лице подруги. — Ох, однозначно, если бы я не знала, что это проверка, я бы уже кого-нибудь укусила за задницу, — продолжала она делиться желаниями и тут же стыдливо прикрыла рот ладошкой.

Шикнув на подругу, Хадиса обратила внимание на профессора Комарова, закончившего рыться в дипломате. Вытащил он оттуда нечто похожее на ручку, с той лишь разницей, что даже дорогие ручки попроще выглядеть будут. То, что это стилус, Хадиса поняла только тогда, когда около профессора ровной полупрозрачной поверхностью вспыхнула голо-доска, на которой он начал чертить заковыристую трехуровневую схему.

Вычурный стилус, которым мужчина это проделывал, почти не касался полупрозрачной поверхности, которую и поверхностью можно назвать с натяжкой. Пройти ее насквозь можно без каких-либо усилий. Удивительное изобретение.

О голо-технологиях в магических кругах говорили так, как среднестатистический немаг говорил о полтергейстах и призраках. Всем хочется и увидеть, и потрогать, но поумничать, что этого на самом деле не существует — дань общественной норме восприятия мира.

В любом случае, реальная технологическая голо-доска стояла в лектории самой взаправдашней магической академии. И это был второй по счету голо-аппарат, который Хадиса сегодня видела.

Да и сам преподаватель Комаров был здесь как белое пятно. Яркий представитель обычных людей, как поговаривал бывший судья, теперь преподавал нелюдям и одаренным магическое право и абсолютно плевал на различные предрассудки и магические завихрения. Собственно, нынешняя атмосфера, похоже, его особо не волновала, либо выдержка была крепче ввиду его бывшей профессии.

— Господа, — на старый манер обратился мужчина к аудитории, когда закончил со схемой. — Предлагаю на этом сегодня поставить точку. Напоминаю, что через неделю первый срез знаний. Так что переписывайте схему, а далее вы свободны.

Его взгляд скользнул по лицам. Хадисе даже показалось, что он смотрел на нее дольше, чем на других. Однако профессор Комаров больше ничего не сказал, молча сложил свои записи в папку, уточнил домашнее задание, подождал, пока скрип ручек стихнет, и лишь тогда нажатием кнопки свернул голо-доску и неспешно удалился.

— Ну так что? — поинтересовалась Ррухи. — Идем на поиски аудитории?

— Да, — собравшись с мыслями, ответила демоница. — Я б ещё в медблок зашла. Нас, конечно, предупредили о том, чтобы мы не появлялись, но ведь выловить медсестру и просто поинтересоваться о девочках никто не запрещал.

— Я только за… — согласилась Ррухи, но тут же села обратно за парту. — Кажется, планы отменяются…

И сказано это было таким тоном, что Хадиса невольно проследила за ее взглядом.

А там стоял Октопус Звездунов. И если бы он просто проходил мимо, так нет же, стоял в самом проходе, не давая студентам пройти, и пялился на Кирин, словно она ему должна как минимум пару тысяч нервных клеток.

А потом он двинулся вперёд:

— Все по местам! Внеплановый отдых отменяется.

— Что-то мне его тон не нравится, — пробубнила под нос Ррухи.

Хадиса промолчала. Возразить Звездунову послушники факультета хранителей не могли физически.

— Я вижу, вы уже прониклись сутью нашей небольшой проверки. — Тем временем Октопус прошел к кафедре и внимательно обвел всех взглядом. — Так вот, господа будущие хранители. Считайте это внеплановым экзаменом. Нарушение личного пространства с согласия или без будет караться исключением с факультета и академии в целом. Это во-первых.

Поиграв желваками и насладившись всеобщим ступором, декан не без наслаждения продолжил.

— Во-вторых, через неделю начинается срез знаний, так что подтяните все накопившиеся хвосты. У некоторых их непозволительно много. — Его взгляд снова скользнул по единственной демонице в потоке. — Так что приятного мало. Однако есть и плюсы этой проверки. — Его взгляд уже попросту застрял на Кирин, отчего та попросту начала закипать. Градус в аудитории начал повышаться, Звездунов даже свой галстук ослабил мимоходом. Прочистил горло и продолжил.

— Так вот, плюсы… — Он больше не смотрел в ее сторону, отчего тоже было не совсем легко. — С нашего факультета будет снят запрет на медитацию. Я повторяюсь, только с нашего… Позже на инфо-доске будет список помещений, в которых можно будет ею заниматься. На этом все, теперь точно свободны. Новеньких попрошу остаться.

Девушки переглянулись и печально вздохнули. Уж явно Звездунов опять будет озадачивать по самое не хочу.

* * *

Вернулись они в свою комнату только через два часа, подавленные и задумчивые.

Девочки все ещё были без сознания, но уже просто под медикаментозным сном. Медсестра уверила, что так надо для быстрейшего восстановления фей, так что их возвращения в ряды послушников стоило ждать изо дня в день.

Аудитория, в которой должен проводиться факультатив, отыскалась непросто, но и этот вопрос девочки для себя закрыли, радуясь, что сделали это сегодня вдвоем, иначе завтра Хадисе пришлось бы очень нелегко.

Однако не это было причиной подавленности. Октопус Звездунов перешёл всякие границы тактичности, в лоб спросив Ррухи, как у нее с оборотом во время полнолуния. А девушка настолько опешила и разозлилась, что в результате надулась, как индюк, и ни слова не выдала, словно немая. В результате декан опять прошёлся по Хадисе весьма злостными фразочками.

— Почему ты ему не сказала? — спросила Хадиса, когда они уже уселись за учебники.

— Если ему так надо, пусть с семьей свяжется, — фыркнула Ррухи, откидывая растрепанную косу за спину. — То, что я белобрысая, не значит, что я бешеная. А его послушать — так я недомерок какой-то.

— А не боишься, что он действительно с твоей семьей свяжется?

— Пусть… — отмахнулась Ррухи, уютно подбирая ноги под себя. — Ничего это не изменит. Ну, разве что Звездунова напыщенным ослом посчитают.

Здесь Хадиса была вынуждена согласиться. Ничем другим разговор с кланом оборотней закончиться не мог. И виновником неудобной ситуации, в которую попадет Октопус Звездунов, будет только он сам.

Стоило Кирин погрузиться в чтение очередной замысловатой книги, как Ррухи решилась на вопрос. Судя по тону, он ей тоже нелегко давался.

— Ты ректору сказала о своих провалах в памяти?

— Нет, — выдохнула Хадиса, уставившись в книгу. От волнения строчки перед глазами начали плясать.

Подруге ее ответ явно не понравился.

— Ты надеешься на ту посылку?

— Да, — ещё тише ответила Кирин и почувствовала себя круглой дурой. Подняв взгляд на Ррухи, она поняла, что та думает так же.

— Это ведь не беспочвенные подозрения Звездунова, это — факт.

— Я знаю… — Она уже не отводила взгляда, устало смотря в блеклые глаза.

— Давай так. — Ррухи слегка подалась вперёд. — Я не достаю тебя вопросами, а ты, если проблема повторится, послушно идёшь в медблок.

— Хорошо.

— А теперь мы учимся, — сказала она таким чопорным тоном, словно была как минимум преподавательницей в институте благородных девиц.

Хадиса, верная своей привычке, согласилась молча и без комментариев. Она снова чувствовала себя маленьким ребёнком, вокруг которого порхали няньки.

* * *

— Приятно, что сегодня я не буду одна заниматься, — улыбнулась Хадиса и взглянула на часы. У них оставалось ещё минут пятнадцать на отдых, а потом можно и в спортзал.

Ррухи на ее заявление лишь смешливо фыркнула:

— Можно подумать, я специально засыпала, чтобы ты одна по Академии ходила. Поверь, сегодня от тебя ни ногой, пока не пойму, что с тобой творится.

Тут Кирин не нашлась что ответить. Углубляться в тему она не желала, вываливать на подругу неприятную правду — тоже.

Решив последние десять минут почитать, Хадиса вновь уткнулась в книгу. Чтение магического права дивным образом упорядочило мысли. Сердце билось ровно и спокойно, в животе ничего не порхало. Наверное, впервые за несколько суток Хадиса чувствовала себя в своей тарелке.

Картинка перед глазами переменилась слишком резко, вытесняя реальность сводящим с ума видением.

Вместо шершавых страниц под пальцами скользнула ткань. Полумрак не скрывал ни мощного накачанного торса, ни светлых волосков, вьющихся на груди мужчины. Его разгоряченная, чуть влажная кожа казалась смуглой. Крепкие объятия сжали ее тело сильнее. Требовательные прикосновения сводили с ума, отбрасывая самообладание в дальний угол сознания.

Глава 11

Шелковое одеяло сбилось к ногам, ни капли не защищая от чужого жадного взгляда. О да, он смотрел слишком жадно и очень волнующе. В полумраке его волосы казались серыми. Мягкие и слегка вьющиеся, они приятно скользили меж пальцев. Ее ладони опустились ниже, вцепились в плечи, стоило его губам коснуться кожи на шее. Слишком чувствительно и нежно, чтобы скучать.

Словно в лихорадке, Хадиса пыталась насытиться им, почувствовать вкус и запах, ощутить прикосновения и испытать тяжесть его тела. Целовала мягкие губы, обнимала за плечи и вжималась в его обнаженное тело.

Она хотела большего.

Но стоило прикосновениям стать откровеннее, как дверь в комнату резко отворилась.

— Ты вообще оборзел! Это моя комната, — включая свет, заявил черноволосый красавчик.

Парень, все ещё сжимающий в объятиях оторопелую от такой наглости Хадису, резко отпустил ее, из-за чего Кирин шлёпнулась на постель. Поднявшись, он схватил с соседнего кресла халат и бросил его неудавшейся партнёрше:

— Иди в ванну… — обратился он к ней.

Уже прикрывая дверь, она услышала, как парни начали переругиваться:

— Влад, ты не вовремя.

— Ещё бы я был вовремя! Вы меня на кой Кнуту на растерзание оставили?

— Ну пардон, — рассмеялся тот в ответ. — С Аноном каждый сам за себя.

Хадиса задумчиво подошла к раковине и, намылив руки, умылась. Мыло пахло медом и корицей, явно не дешевое. Балует себя парень лично, или это поклонницы одаривают его. Она невольно поджала губы, понимая, что ревновать этот ходячий мешок мускулов и тестостерона — попросту глупо.

И все же… Хотелось заполучить этот "мешок" в свое личное пользование. Особенно сейчас, когда возбужденное тело ныло от напряжения, а перед глазами слегка плыло. Этот Влад пришел слишком не вовремя.

Подняв, наконец, взгляд на зеркало, Кирин поправила ярко-розовую челку. Осознание происходящего билось где-то в глубине и никак не хотело показаться наружу. Зеленые глаза, малиновые брови и ресницы, лицо сердечком, нос, усыпанный веснушками… Полные алые губы, явно с перманентным макияжем. Засос чуть ниже левой ключицы…

Девушка, взирающая на нее из зеркала, была незнакомой. Яркой, эффектной и никаким боком к Хадисе не относящейся. Кирин сглотнула, растерянно разглядывая непривычную внешность.

Дверь за ее спиной отворилась. Блондин, державший ее в объятиях буквально пару минут назад, самодовольно улыбнулся и многозначительно повел бровью.

Она обернулась, откровенно разглядывая его. Он действительно был смуглый. Темные соски венчали широкую, слегка курчавую грудь. Такие же светлые миниатюрные кудри прочерчивали дорожку от пупка к едва прикрытому простыней паху. При свете он выглядел моложе, глаза же говорили о другом. Перед ней стоял демон в рассвете сил, но никак не человеческий юнец.

— Продолжим?

— Нет, — выдохнула Хадиса, едва ворочая языком, и попятились от зеркала.

Улыбка на лице парня стала ещё шире. Она ему необыкновенно шла, делая его похожим на ангела с задорными ямочками на щеках.

— Мне нравится ход твоих мыслей. — Он подался вперёд.

— Самсон, я все слышу! — недовольно гаркнул из-за двери Влад. — Прекращай это дело.

— Самсон, — эхом повторила его имя Хадиса и судорожно сглотнула, понимая, что ее тело движется помимо ее воли, не поддается разуму… Наоборот, оно подвластно этому человеку.

Блондин опять улыбнулся, но теперь уже мягче и, глядя ей в глаза, медленно освободил ее грудь от халата.

— Ты чудесна…

Ее руки самовольно обвили его шею, скользнули вниз по спине, в то время как его ладони накрыли ее грудь, а пальцы сжали соски. Губы почти встретились, но он так и не закрыл свои сияющие голубые глаза, в которых отражалась незнакомая женская внешность.

* * *

Часы пробили шесть вечера. Хадиса вздрогнула от неожиданности и оглянулась. Она опять находилась в своей комнате. Ррухи сидела напротив нее, уткнувшись носом в книгу, и посапывала.

Судорожно сглотнув, Хадиса дрожащими руками отложила книгу на стол и кое-как поднялась с кресла. Затекшее тело слушалось плохо, отдавая болью и покалыванием при каждом движении. Добравшись до шкафа, девушка отворила его дверцу и судорожно уставилась в зеркало, висевшее на внутренней стороне двери. Ее лицо, ее губы и глаза, неизменно черные, как смоль, волосы… Хадиса нервно облизнулась, все ещё чувствуя вкус его губ.

Это не правда, всего лишь видение. Так не бывает.

Раздраженно дернула за петельки на блузке, расстегивая. Ей нужно переодеться, сходить в спортзал и хорошо остудиться. Навязчивая мысль билась в голове ровно до тех пор, пока блузка держалась на теле. Но стоило ей скользнуть на пол, как взгляд прикипел к чернеющему засосу под левой ключицей.

Безликие Хранители…

Не отрывая взгляда от зеркала, девушка медленно подняла блузку и, сложив, спрятала в шкаф. Потом на негнущихся ногах вернулась к креслу и все так же медленно опустилась в него.

Ррухи продолжала спать. А Хадиса — думать.

Спортзал, судя по всему, отменялся, засос был реален, значит, ее проблема — тоже. К тому же, ввиду странного происшествия закрадывалось сомнение насчёт естественного сна подруги. А значит, вместо спортзала следовало посетить другое место, которое приличные девушки после шести не посещают.

Так что, надев вместо форменной блузки первую попавшуюся водолазку, девушка закрыла комнату на ключ и потопала в столовую. Стресс надо было заесть, а ещё лучше — поискать его реальную причину.

* * *

Вечер только начинался. Солнце клонилось к закату. Белые барашки облаков низко плыли над землёй, словно были выбросами заводской трубы. Внутренний академический двор казался необъятным. Из окна он выглядел явно иначе. Но, как ни крути, он все равно был унылым. Ни цветка, ни памятника, ни фонтанчика. Ещё и оборонная стена возвышалась над домами непреодолимой преградой. Лишь Огненная река пересекала это издевательство над свободой дважды.

Наверное, стоило идти в столовую, ведь люди, как и все остальное зверьё, не изменяют лишь привычкам в пище. Но, прежде чем нырнуть в очередное здание, Хадиса все же решила прогуляться и понаблюдать. Второй неизменной точкой пересечения для любого учащегося здесь был мост, переброшенный через Огненную реку. Сейчас функционировал лишь один. Остальные на ночь блокировались во избежание досадных недоразумений. Как шутили местные старшекурсники: чтобы не путать, где именно ночью тонут.

Хадиса не замечала времени и не могла с точностью ответить, как долго гуляла вокруг да около. Но знакомых физиономий так и не увидела. Это могло означать два, а то и три варианта событий. К примеру, привидевшееся действительно было видением, а засос — самовнушением. Второй вариант: нужные лица живут около столовой. А значит, мост не пересекают и имеют отношение к факультету семейного раздора. Ну и наконец: Самсон, Влад и крашеная девчонка все ещё занимаются исключительно недетскими, абсолютно неприличными вещами. А потому находиться на площади они не могли. Мысли Хадисы все дальше уплывали в тему соблазнов. Девушки и парни, куда-то идущие, спешащие или прогуливающиеся вокруг, стали вести себя шумнее. Шутки стали забористей, прикосновения — откровеннее.

— Смотри и до оргии дойдет, — вздохнула Хадиса, опёршись на бортик моста. — То-то ректор обрадуется.

— Обхохочется, напьется, а потом присоединится, — прошептали ей на ухо. Девушка вздрогнула. А тем временем мужчина опёрся руками на бортик, едва касаясь ее пальцев своими. Она не могла видеть его лица, а пошевелиться было едва ли возможно. Стоит обернуться, но тогда их лица будут до неприличия близко. Увы, Хадиса не знала, как отреагирует после. Она побаивалась рисковать, а потому едва дышала, вперившись взглядом в его затянутые в кожаные перчатки ладони.

В сгущающихся сумерках вся эта ситуация и антураж выглядели зловеще и завораживающе. И он опять словно прочел ее мысли.

— Неужели настолько зловеще? — мужчина улыбнулся. Это чувствовалось в его интонации, и от этого девичье тело пробивало дрожью. Он играл с ней, прямо как кот с мышью.

Впрочем, Хадиса не чувствовала себя в опасности, наоборот, она была полна предвкушения от общения с незнакомцем. Стоило ли приписывать это чувство к ее зашкаливающей силе суккуба или, наоборот, к ее неправильно воспитанной натуре — девушка не знала. Да и не собиралась она гадать. После жарких объятий Самсона ее душа требовала жарких приключений.

А незнакомец словно знал об этом, вот и играл словами, обращенными к ней, как опытный музыкант — на хорошо настроенном инструменте.

Облака в небе стремительно багровели; ночь принимала мир во владение. Вскоре вспыхнет первая звезда, а за ней и луна займет место на небосводе.

Чем темнее становилось, тем больше хотелось прекратить разговор.

— Скоро ужин, — мягко сообщила Хадиса. — Присоединитесь?

— Увы, если вы появитесь со мной, кое-кто будет зол, — снова улыбнулись ей на ухо. — А может, еще и очень ревнив.

— Неужели?

— Да, я даже больше скажу: чем дольше вы питаете своей силой общество, тем более оно готово рвать и метать за вас.

— Неужели всем так важны плотские утехи?

— Против инстинкта не пойдешь, — высокопарно ответил незнакомец. — Мораль вдавила инстинкты ниже плинтуса, но это не значит, что их нет. При должном раскладе сил и монах станет животным… — Он на миг умолк, а потом тон его голоса изменился, стал вкрадчивым и волнующим. — Только представьте, по вашему велению кучка незнакомцев превращается в страстных любовников прямо на месте, в открытом пространстве. И вот вы в один момент становитесь зачинщиком дикой оргии, в которой нет ни грамма стыда и ни капли человечности. Несколько мужчин поочередно, а то и одновременно берут одну женщину, а она только и делает, что стонет от удовольствия. И наоборот, десяток девушек испивают последние соки из юноши, вытворяя с ним все, что душе угодно…

Хадиса сглотнула. Перспектива ей не понравилась. Она словно протрезвела, но площадь… Люди вокруг не могли уняться так быстро.

— Вам не понравилось? — Его голос шептал, а губы едва касались мочки уха. — Неужели так претит свобода в отношениях?

— Этот разговор ни к чему. — Хадиса сильней сжала каменный бортик пальцами. — Можете не утруждать себя, расписывая прелести.

— Как скажете. — Его голос даже не дрогнул, словно его ни капли не задел ответ. — Есть ещё пожелания?

Девушка сглотнула. Было, вот только почему она подумала именно об этом?

— Не стесняйтесь, а вдруг я волшебный джин, и любую вашу блажь — исполню?

— Я не хочу забывать этот разговор, — ответила она и, словно завороженная, обернулась. На нее смотрел самый обычный мужчина. Высокий, худощавый. На голове была шляпа, на лице — улыбка… Цвета глаз уже было не разглядеть.

— Не перестаю вами восхищаться. — Он слегка склонил голову, а потом осторожно взял ее ладонь и коснулся пальцев лёгким поцелуем.

В следующий миг мир перевернулся, и Хадиса кубарем вошла в обжигающие волны реки.

Глава 12

Внутренний коммутатор мигал красной лампочкой. Мигал давно, но осознание пришло только сейчас.

— Да… — лаконично и емко выдал Октопус, взирая одним глазом на красную лампочку. Второй был закрыт и явно ещё улавливал некое подобие сна, надо сказать, крайне яркого.

— Господин Звездунов, срочно пройдите к ректору, — затрещал коммутатор. — Внеплановое совещание. — И сказано это было таким тоном, что…

— Сейчас, — выдавил он, кое-как садясь в кресле.Тело ныло, но мужчина никак не мог определить, плохо ему или хорошо.

Впрочем, вскоре ему было не до этого. В кабинете Эвересты собрались почти вся верхушка, не хватало лишь декана медицинского факультета, госпожи Дич.

— А где Гемарта? — вместо приветствия выдал Октопус, прикрывая за собой дверь.

Компания была обычная для внештатных ситуаций, о чем говорило присутствие правовика. Пожав руку профессору Комарову, Октопус сдержанно поздоровался с деканом Ананьевым и наконец уставился на Эвересту. Женщина стояла возле окна и в задумчивости потирала подбородок.

— Гемарта выполняет прямые обязанности — спасает пострадавших.

— Наши опять подрались? — Он обернулся на Анониса. Но мужчина лишь демонстративно поднял руки.

— Я здесь ни при чем! — клятвенно заверил он. Октопус ни грамма не поверил.

— Так что произошло?

Борин не ответила, лишь молча повела рукой, и голопроектор, стоявший с утра у стены, послушно выехал в центр помещения. Из его конической вершины "брызнуло" светом, и объемное изображение длиной и шириной в полметра привычно заклубилось над машиной.

Запись не была длинной.

Девушка стояла в части моста, что наиболее возвышалась над рекой, опершись на перила. Мимо сновали студенты, никто не обращал на нее внимания. В какой-то момент ее мороком окутала тень. А спустя мгновение девушка обернулась и откинулась через бортик.

Изображение погасло, и голопроектор отъехал назад к стене.

— Ее вытащил адепт Виртуозов, — тем временем продолжила Эвереста и села за свой стол. — Принес в медблок и сказал, что девушку столкнул некий мужчина. Ростом около метр восемьдесят, одет в чёрное, на голове шляпа. Лица не видел. — Закончив, женщина откинулась на спинку кресла и начала постукивать пальцами по столешнице. Она молчала, остальные тоже.

— Если верить парню, то это классическое покушение с отягощающим обстоятельством, — подметил Комаров досадную мелочь, — где отягощающими являются, во-первых, ее демонизм, во-вторых, нестабильность ее силы… А в-третьих, ее принадлежность к императорской крови.

Анонис присвистнул.

— Надеюсь, никому не стоит напоминать, что из себя представляет семья Кирин? — Дальше продолжила Борин, смотря при этом исключительна на Ананьева. — А теперь думаем, господа, кому нужен ментальный удар в исполнении Хадисы Кирин и с какой целью?

— Эксперимент? — выдал Ананьев, ничуть не стесняясь хмурых взглядов коллег. — Ну, а что? Она суккуб!

И сказано это было таким тоном, что Октопус невольно поразился скупости мышления коллеги. Кто о чем, а он — исключительно об экспериментах.

Зазвенела печать.

— Анонис, обрати внимание, что за каждое упоминание ее типа силы я буду вычитать из зарплаты. — Эвереста удивленной не была.

— Жестокая вы.

— Зачем это? — поинтересовался Комаров, ткнув пальцем в магическую печать, и присел на диванчик.

— А это, мой друг, для учёта распространения информации. Каждый, кто успел пообщаться с Кирин об этом, автоматически попадает под действие печати… — задумчиво вымолвила Эвереста, и взгляды всех присутствующих опять пересеклись на Анонисе.

— А что это вы на меня так смотрите? Я, между прочим, был за вон той дверью, пока ректор ее полтора часа мариновала на тему, мол, суккуб то, суккуб се…

Печать покраснела, а после вообще стала черной.

— Молодец… — выдохнула Эвереста. — Четыре раза успел упомянуть.

Анонис фыркнул, а Октопус припомнил утреннее предупреждение ректора. Ананьеву был интересен суккуб, и раз так, он вполне мог натравить все того же Виртуозова на новоиспеченную послушницу.

— Я хочу послушать Виртуозова, — словно прочитав его мысли, выдал Комаров. — Думаю, в сложившихся обстоятельствах он не будет ерепениться.

* * *

Боль. Она гуляла внутри тела волнами, словно жила приливами и отливами, то накрывая нервы полностью, то оголяя до последнего кончика. Наверное, то купание Хадиса Кирин будет помнить ещё долгие годы. Словно в перцовой настойке. В очень крепкой и насыщенной.

Мир раскачивался вокруг, жжение сменилось прохладой, и от этого странное оцепенение медленно, но все же уступило место здоровому сну, в котором она, как ни странно, просто спала а не занималась прелюбодеяниями.

Уютно и тепло было ровно до тех пор, пока Хадиса не открыла веки. Первое, что бросилось в глаза, — это синяя плотная ширма по всему периметру кровати. Сквозь единственную узкую щель почти ничего не было видно, а встать и посмотреть не представлялось возможным. Тело было полностью перебинтовано, и даже на щеках чувствовалось наличие некой влажной, прохладной субстанции.

— Повернись спиной, — послышалось из-за ширмы, и в узкой щели мелькнул чужой гладко выбритый подбородок. Парень присел. Лица почти не было видно из-за густой влажной копны светлых волос. А вот ниже он был оголен. Кожа на его мощном торсе была неестественно красной, словно он искупался в кипятке.

— Чудно, что солнце еще не село, могло быть хуже.

— Чудно, что в глаза не попало, — весело отозвался парень. Хотя веселость была странной, надтреснутой. Его кожа явно болела.

Он приподнял лицо, и тут Хадису током прошибло. Он смотрел прямо на нее. Уверенно, как и тогда, в ванной. Голубые глаза, четко очерченные губы. Вот только теперь она была собой, а взгляд ни капли не изменился. Словно он видел всю ее подноготную.

Хадиса сглотнула, чувствуя, как резко пересохло в горле. Она не забыла! А что же тогда она творила другими ночами? Мысли опять ушли не в ту степь, а парень нагло не отрывал взгляда, словно читал ее.

Спустя минуту медсестра удалилась. А Самсон, не упуская возможности, резким движением отодвинул часть ширмы.

— Плохо выглядишь, — улыбнулся он, разглядывая девушку так, словно она лежала голой. — Могу подлечить.

Хадиса настороженно смотрела на него, не имея возможности пошевелиться. В ответ его голубые глаза лучились настолько безобразным счастьем, что ей как минимум стало не по себе. Как максимум… Взгляд выхватил участки его оголенной кожи, татуировку в левом боку под рёбрами, которой она не замечала ранее, и да… очень-очень красивые пальцы.

— Зачем? — глухо спросила она, кусая губу и желая только об одном: не расслабляться. Ибо мысли то и дело скатывались к воспоминаниям, а там…

— Как зачем? — Белобрысый демон чисто на автомате провел пятерней по влажным волосам и, подмигнув, склонился к ее лицу. — Для того, чтобы в ближайшем будущем сладко-сладко отдыхать… Через часик, например, в компании друг друга…

И сказано это было таким тоном… и почти в губы…

В следующий миг парня откинуло в стену мощной струей воды вместе с ширмой. Демонстративно встряхнув повлажневшими руками, Хадиса недовольно поджала губы. Следом отвела взгляд и только теперь заметила, что у их разговора были свидетели. Две пожилые медсестры недвусмысленно замерли, вытаращившись на нее, как на некое восьмое чудо света. И неудивительно. Она же своим магическим потоком целого качка снесла. Хотя нет, Самсон не качок. Он просто обладатель аппетитной пятой точки.

— Д-добрый в-вечер, — нашла она в себе силы поздороваться с медсестрами и сразу залилась румянцем, поняв, что опять заикается. Это означало только одно: она опять крайне возбуждена. И лучше никому не знать об особенностях ее речи.

— Ну ты ж смотри, — покачала головой одна из медсестер, найдясь с разумным объяснением случившемуся. — Этот прохвост совсем девочку запугал, — поцокала она языком и подошла ближе, поправляя под головой Хадисы подушку и подтягивая одеяло. — Ягодка моя, ты уж вся румянцем от стыда покрылась. Не обращай внимания на него, он парень молодой, кровь горячая. Шутки у него, гляди, тоже молодецкие. Стесняться здесь не надо. Правильно поступила, что водой окатила.

Сказав это, женщина в один момент поставила на место повлажневшую ширму и оставила перебинтованную девушку в относительном одиночестве. За плотной преградой разговор продолжился, и Хадиса вслушивалась в него, словно одержимая, стараясь не пропустить даже малейшего шороха.

* * *

— Не стыдно? — Сестра Селенция двинула лежащего парня носком в бок. Тихо хихикнув, тот приоткрыл глаза и глянул на высокую и морщинистую старуху снизу вверх.

— А вы, как всегда, прекрасны, — улыбнулся он и довольно заложил руки за голову, ничуть не гнушаясь и дальше лежать распластанным на полу в луже воды.

— Горе ты… луковое, — покачала головой Полева — вторая медсестра, — неся швабру и ведро. — Столько девок уже испохабил, а все остановиться не можешь, — цедила она, наклоняясь и начиная вытирать сотворенную лужу. В отличии от коллеги, она была невысокой и круглощекой, отчего выглядела на десяток лет моложе.

— А я что? — Самсон сразу вскинулся на ноги и щелкнул пальцем. Швабра тут же выпрыгнула из рук старушки и начала вытирать пол сама, не забывая отжимать собранную воду в ведро. — Я, между прочим, к ним на руки не лезу. Сами на шею скачут.

— Ага, на шею… — поцокала языком Полева. — От шеи детей не родят, а твоих барышень заговаривать от плода нежеланного я уже умаялась! Хорошо, что в Академии суккуб появился. Есть, кем прикрыть нужду в противозачаточных…

— Так вы это ректору скажите, а не мне. — С этим словами Самсон обнял старушку и чмокнул в щеку. И вообще, затеяли вы это по собственной воле, чтобы… Как вы там тогда говорили… — Он на миг задумался, приложив палец к губе. — Чтобы не было причин девчулям грех на душу брать. Вот!

Стукнув балбеса по плечу, Селенция пригрозила пальцем:

— Угомонись, собака, — строго свела она брови к переносице. — В последний раз говорю, слышал?

Хадиса слушала все это молча, лёжа за шторой, и отчего-то ей очень хотелось ещё раз взглянуть в бесстыжие глаза адепта культа раздора. В отчете, который она читала утром, как раз эта нужда в противозачаточных и описывалась, в связи с усилившимися ментальными атаками, ростом уровня тестостерона у мужского состава Академии и, как следствие, массовыми беременностями.

Представлено это было как результат влияния суккуба. Как же… А это Самсон, собственной персоной, точнее, собственной болтушкой между ног. Такой, очень мощной… Закрыв глаза, девушка попыталась унять вновь разыгравшееся воображение. Кажется, она на этом демоне помешалась. Надо с этим что-то делать.

И с засосом тоже.

* * *

Возвращался Самсон в комнату непривычно задумчивым. И даже ожидающая его там девочка не могла отвлечь его в полной мере. Впрочем, ему было не суждено быстро попасть к ней. Уже на подходе к факультету его окликнула секретарь Марита. Приветливо улыбнувшись, женщина пригласила его на вечерний променад к ректору. А если быть точнее, то на допрос.

То, что допрашивать будут с пристрастием, парень не сомневался. А вот то, что внутри кабинета соберётся целая компания, стало полнейшей неожиданностью. Впрочем, его это нисколько не взволновало. Самсон Виртуозов не зря был лучшим на факультете раздора, и не за красивые глаза ему пророчили блестящее будущее.

Так что, усевшись на стул, он уверенно обвел всех взглядом и начал врать да не преувеличивать.

* * *

Было около полуночи, когда Ррухи опять очнулась от грохота в дверь. За последние три дня это происходило с завидным постоянством, что наводило на определённые мысли. Все ведь явно неспроста.

Спрыгнув с кресла, она в два счета добралась до двери и распахнула ее, готовая увидеть уже знакомого рыжего парня с Хадисой на руках. Вместо рыжего оказался декан. Один и без настроения.

— Спишь? — поинтересовался он издалека.

Уж он точно пришел не о сне справляться.

— Где Хадиса? — Ррухи была прямолинейной. Звездунов поморщился и нагло, не спросив об этом, зашёл в комнату, оглянулся и присел на одно из кресел. Жестом пригласил Ррухи сделать то же самое. И только когда девушка послушалась, ответил на ее вопрос.

— Она в медблоке, с ожогами. Завтра утром уже будет в строю. — И прежде чем волчица успела что-то сказать, продолжил: — Я хочу знать обо всем, что происходило с вами по прибытии в академию. Любые странности, нестыковки, знакомства. Это очень важно.

Ррухи кивнула. Рассказывала недолго, но и этого хватило, чтобы на скулах мужчины заиграли желваки.

— Извините, декан Звездунов, а что происходит? — Вопрос Ррухи был столь невинным и столь опасным, что мужчина невольно потёр лоб. Происходило многое. Но как трёхдневке объяснить смысл столетней войны?

— Ничего особенного, Ррухи, просто факультет семейного раздора уже начал собирать экзаменационные баллы.

— Но ведь учебный год только начался…

Октопус в ответ лишь усмехнулся.

— Привыкай, уйти уже не получится. Похоже, вам объявили войну.

Глава 13

Утро было прекрасным, если не учитывать добрый килограмм бинтов, облепивший тело тугими повязками, и крайне тяжёлую и болезненную ночь. Повязки успели сменить, и теперь Хадиса Кирин чувствовала себя отлично. Насколько это возможно, конечно, учитывая количество полученных ожогов. Рядом с ней, вяло обняв друг друга, сидели две сестрицы-феи, которых наконец вывели из медикаментозного сна. Ррухи же выполняла почетную роль радио, которая ей выпадала нечасто, и восполняла близняшкам информационные пробелы о последних событиях.

Самое интересное, как оказалось, произошло вчера. И Хадиса, наряду с феями, внимательно вслушивалась в рассказ.

— Покушение — это стрёмно, — наконец выдала одна из сестер, и они синхронно взглянули на демоницу.

— Только не говори, что ты ничего не помнишь… — переменилась в лице Ррухи.

— Ну почему же, — задумчиво выдала Кирин, привычно разглаживая ладонью волосы. — Мост помню… Даже часть разговора припоминаю. Вот только он длиннее будет, чем то, что ты описала.

О Самсоне девушка решила умолчать. Расскажет после, когда они примут новость о ее сущности. Если примут вообще.

— Может, и длиннее, — не стала спорить волчица. — Ты лучше попроси, чтоб тебе ту запись показали, может, идеи появятся…

— Или очередной пробел в памяти образуется, — хором отозвались сестрицы и недовольно взглянули друг на друга.

Хадиса лишь кивнула в ответ.

— Девочки, — выглянула из подсобки сестра Полева. — Вы свободны, но после обеда чтобы все трое были тут как штыки. Как раз госпожа Дич подойдёт, заодно и осмотрит.

— Хорошо, — нестройным хором ответили подруги и засобирались на выход.

Благодаря Ррухи в комнату идти не пришлось. Одежду и сумку с учебниками она принесла для каждой. Дружно переглянувшись и попрощавшись с медсестрой, компания потопала в столовую есть что-то лёгкое и для желудка полезное.

* * *

Заняв свободный столик у дальнего окна, они дружно ковыряли некое подобие каши. Варево было странным на вкус и слегка поскрипывало на зубах, но, по заверению повара, было вполне диетическим.

— Я даже не знаю, как эта гадость называется, — выдала сестрица, сидящая справа от Ррухи. — Скрипит на зубах, аж бесит.

— Не обмолотили, наверное, — пожала плечами Хадиса.

— Каждый раз поражаюсь твоей всесторонней информированности, — закатила глаза фея, сидящая справа.

— Это было предположение, — мягко возразила Кирин, продолжая ковырять кашу.

— У тебя сегодня первое занятие по медицине? — перевела разговор Ррухи. — Говорят, Гемарта Дич — очень специфический педагог.

— Я не хочу слушать сплетни, — вздохнула Хадиса, уже в который раз пожалев, что согласилась на завтрак. Ее внимание опять уплывало не туда, из-за чего в столовой начинался форменный бардак. За соседним столиком парень в униформе адепта смачно стиснул под столом коленку сидящей напротив девушки, что явно была из инженерного, и выглядело бы это очень занимательно, если бы не ситуация в целом. Таких ласковых парочек девушка насчитала аж три — и это она еще не водила глазами по залу.

— Ты, как всегда, в раковине, — вздохнула одна из сестриц.

Наконец оторвав взгляд от сидящей неподалеку парочки, Хадиса вздохнула и обвела взглядом подруг.

— Давайте сейчас доедим, дружно найдем место потише, и я вам расскажу один свой секрет. Это не займет много времени. — Близняшки удивлённо закивали, а Ррухи недовольно поморщилась.

— Я против. На тебе блок, Хадиса, скажешь сейчас — проведешь ещё полдня у Борин.

— Меня вчера утопить попытались, — напомнила Хадиса.

— Какое это имеет отношение?! — Подруга повысила голос, и на них начали оглядываться.

— Это имеет прямое отношение, — прошипела Кирин.

Шумно выдохнув, Ррухи промокнула губы бумажной салфеткой и бросила ее в тарелку.

— Я наелась, а вам, девочки, рекомендую хорошо подумать и выбрать: вам нужна подруга или очередная сплетня.

Подхватив сумку, волчица ушла вперёд. Повисло молчание.

Настроение было испорчено окончательно.

* * *

День не задался с самого утра. Сначала Эвереста случайно пролила кофе на голопроектор, отчего тот заискрился и спалил последние сорок часов записи. Радовало лишь то, что она успела вчера скопировать нужное и прикрепить к донесению.

Во-вторых, в ее ближайшем окружении явно завелась крыса, ибо надоедливые журналюги уже третий час к ряду названивали на коммутатор и требовали деталей. Хорошо, хоть не успели под ворота Академии пробраться. И то, здесь помогло исключительно неудобное расположение.

В-третьих, адвокат семейства Кирин вышел на связь и чинно справился о стабильности обстановки. Это было похоже на комедийное издевательство, не иначе.

— Госпожа Эвереста? Сядьте.

— Я сижу.

— Дышите?

— Хорошо дышу.

— Вот и чудесно…

Чудесно? Это что вообще было? Звонок оборвался, а вопросы остались.

Ну а в довершение ко всему с ней связался секретарь министра образования и "обрадовал" едущей в академию инспекцией во главе с Его высочеством, принцем. Судя по разговорам на фоне его пламенной речи, звонивший ранее адвокат был там же.

Очешуительно просто.

Из-за вчерашнего происшествия ей и так предстояло написать кучу отчётов, которые ещё и отправить следовало официально. А здесь целый недобалованный принц, которому точно почестей будет недостаточно. О его любви к садам, мадам и прочей живности разве ленивый не знал.

На этой ноте в дверь постучали.

Эвереста позволила войти и крайне удивилась. Персонаж был ей незнаком. С виду старый и немощный, лет под восемьдесят. Но что-то такое проскользнуло в его движении, что сразу возникла мысль о хорошем спектакле. Адепты, что ли, тесты сдают?

— Кем будете? — тут же поинтересовалась она и осклабилась. — Вы по поводу вакансии золотарем? Проходите!

— Да я… да я, — сразу начал задыхаться он от возмущения и схватился за сердце.

— Пожалуетесь? — подсказала Борин.

— Нет! — мотнул старичок головой.

— Умираете?

— Да чтоб вас! — вскинул руки старик, вмиг перестав хватать воздух ртом.

— Трое троллей в причинное место? — Борин вопросительно вскинула брови. Настроение у нее сейчас было однозначно "игривым".

— Да нет же! — Выдохнув, старик смешливо хрюкнул и вытер платочком пот со лба. Взгляд его пытливо скользнул по выдающимся формам Эвересты и застопорился на самых высших точках. Вот так, одним глазом — в одну, другим — в другую.

Повисло молчание. Ректор ждала, пока старичок налюбуется, старик же думал о чем-то… скорее возвышенном, нежели выпуклом…

— Я из попечительного совета, — наконец выдал он.

— У нас нет попечительного совета, — ничуть не удивилась Эвереста Борин.

— А…

— И родительского совета у нас тоже нет. — Она грозно улыбнулась, приподнимаясь со стула. — Все в моем единоличном управлении. Есть вопросы?!

— Но у вас же принц учится!

О, а вот это идея!

— У меня их даже больше, чем один. — Улыбка плавно перешла в оскал. Старичок попятился. В следующий миг ему под ногу подвернулась невесть откуда взявшаяся гимнастическая лавка, отчего несчастный плюхнулся на пол и исчез в белом облачке дыма. Лавка следом сложилась гармошкой и спряталась в тумбочке.

— Журналюга… — сплюнула ректор. Задумчиво перебрав пальцами по столу, схватила подготовленную с вечера папку и покинула кабинет. За ее спиной дверь сама по себе закрылась и слилась со стеной, словно и не было.

Секретаря на месте не оказалось.

— Марита, когда вернешься, выясни, как этот гад пробрался ко мне и о каком попечительном совете он говорил. Информацию лично мне в руки. Буду утром вместе с гостями, — выпалила она, вылетая из приемной. Печатная машинка, стоящая на столе, вмиг набрала оставленное сообщение. В следующий момент приемная оказалась такой же запечатанной, как и ректорский кабинет.

* * *

На факультативе, который влепили сразу после пар, собрались в основном ребята с инженерных и артефакторских специальностей. Было несколько хранителей на первых партах, но те, как всегда, держались молчаливой группкой. В самом конце аудитории присело с десяток адептов.

Гемарта Дич медленно ходила меж рядов и тихо надиктовывала вступительную лекцию. Речь ее была не в пример быстрой, отчего в лектории стояла полнейшая тишина.

Впрочем, даже если бы она говорила медленно и громко, студенты все равно сохранили бы порядок. Так что демонице оставалось только радоваться и не сильно распространять свои эманации. А все потому, что декан факультета магической медицины слыла вредным характером и на факультативах никого не жаловала. Провинился один раз — и путь тебе заказан. Другое дело, когда ты студент ее факультета — для «своих» она была и доброй крестной феей, и злой черной ведьмой.

Впрочем, студенты магической медицины деканшу свою любили и никогда не жаловались.

Хадиса, как и все, записывала тщательно, понимая, что ей круто повезло. Факультатив набирался раз в год, для каждого курса отдельно. Но, в случае с Кирин, госпожа Гемарта любезно предложила прослушать параллельно не только темы четвертого курса, но и все предыдущие. А это в общей сложности еще четыре лекции в дополнение к стандартному учебному плану. Вопрос о наверстывании шести тысяч часов все ещё оставался открытым.

Голос женщины изменился.

— На этом сегодня все. Внесена небольшая поправочка в ход занятий. Я не люблю блиц-опросы, но с сегодняшнего дня и в будущем будьте готовы по пройденному материалу. Практики, как обычно это бывает на факультативах, не будет, но теоретически я требую четких знаний. Спрошу что угодно и когда мне угодно. К примеру, за первый курс.

При этом взгляд ее многозначительно остановился на молчаливых ребятах, присевших за первой партой.

— Вот попадос… — хихикнул кто-то за спиной демоницы. — У них же обет молчания…

Подавив в себе желание ответить, Хадиса сделала очередную пометку в дневнике и приуныла. Впервые за несколько лет ей грозит стать беспросветно отстающей. Оставалось надеяться, что ей удастся обойти запрет на, как выразился Звездунов, «отличные от когнитивных методы запоминания».

* * *

Они втроём как раз возвращались в медблок. Ррухи с ними не пошла. Судя по всему, все ещё дулась. А Хадиса в ответ злилась на нее. Она устала искать проявления своей силы и не видела смысла и дальше о них умалчивать. Вчерашний скачок в чужое тело был крайней точкой. Разговор с незнакомцем — остаточной. Не хотелось принимать участие в чужой игре; видимо, здесь с ее желанием никто не считался. Она уже играла в чью-то игру. А значит, пора делать ход. Но однозначная реакция Ррухи стопорила все на корню.

Неужели она уже знает и теперь боится, что близняшки исчезнут из их компании?

— Как лекция? — спросила одна из сестер. Их розовые волосы были сегодня распущены и красиво обрамляли симпатичные, совершенно одинаковые лица.

— Рано ещё говорить о чем-то. Сегодня была вводная лекция для третьекурсников, на этой неделе будет ещё одна вводная для первогодок и первые темы для второго и третьего курсов. Можно уже говорить, что у меня два прогула, — улыбнулась Хадиса. Однако сестры подметили и уставший голос, и побледневшую кожу.

— Повязки не мешали? — участливо поинтересовалась одна из них.

Хадиса лишь мотнула головой и нежно обняла обеих.

— А я за вами скучала.

— Ещё бы ты не скучала, — фыркнули в унисон близняшки. И та, что была левее, продолжила:

— Ррухи прям в лице передала угрозы нашей Звёзды. — И тут же начала гнусаво кривляться. — "Говорить вам тоже будет не положено!"

Прыснув, Хадиса обняла сестер крепче:

— Поверьте, тогда нам было не до смеха. — И тут же посерьёзнела. — Что произошло с вами — знаете?

— Не секрет это. Застряли малость в закольцовке. А сверху ещё и ментальный удар прошёлся.

— Девочки, я должна вам кое-что сказать… — Против была Ррухи или нет, но Хадиса была обязана им открыться.

— Ничего ты не должна. — Девушки неожиданно стали категоричны. — Тем более, если послушать сплетни, то и так о многом можно догадаться, так что не парься, — отмахнулись они.

— Сплетни? — Хадиса помрачнела. Какая информация бродит между учащимися — ей было неизвестно. Это пугало. Девочки ее проигнорировали, нагло перепрыгнув на другую тему.

— Кстати, на расоведении сегодня обещали целую лекцию про фей, во избежание в будущем каверзных вопросов.

— А что, опять имена выпрашивали?

Девушки синхронно рассмеялись, словно отражения друг друга. После столь продолжительной "закольцовки" они действительно были как одна личность, даже волосы стали одной длины. Страшно представить, что будет, когда они домой вернутся. Тогда каждая фея будет знать, чем они занимались, и найти двух подружек среди сотен таких же будет невозможно. Хотя, возможно, феи и не захотят принимать их знания и выделят их память в отдельную ячейку. Такое тоже бывало в истории их коллективного разума.

— Сразу институт припомнили с математичкой. Помнишь, как она нам маркером цифры на лбу писала? А потом все равно путала. А они ещё и не смывались, зараза.

Да, было дело. Старуха, большую часть жизни преподававшая в обычной школе и под старость попавшая в закрытое магическое заведение, никак не могла взять в толк, что бывают разумные существа без имен.

Феям имена без надобности. Они, как ячейки с нервными клетками, иногда отсылались во внешний мир за знаниями. Вот и сестрички-близняшки, обладательницы временных тел — всего лишь проекция общего разума, к которому они и подключались каждый раз в течении многих лет. Надо сказать, в институте эта их особенность не раз их спасала за те годы, что они вместе учились.

Наличие здесь блоков на медитацию стало неожиданностью.

Разговор как-то сам по себе прекратился, в медблок заходили уже молча. А там уже было не до разговоров. Девушек, как оказалось, ждал сюрприз.

Глава 14

В приемных покоях медицинского крыла было не в пример людно. На общем фоне Селенции и Полевы было не разглядеть, зато было видно Октопуса Звездунова, который щеголял сегодня в светло-голубом костюме-тройке. Из-под жилетки виднелся галстук в красно-зеленую клеточку.

"Щегол", — подумалось Хадисе, и часть присутствующих старательно начала подавлять улыбки. Звездунов, в свою очередь, недобро сощурился. Кажется, она это вслух сказала. Причем не просто в слух, а смотря декану в лицо. Неосознанно, конечно, но так получилось.

Присутствующих насчитывалось человек тридцать, помимо Октопуса и медсестер. Все в студенческой форме и белых халатах поверх нее. Девушек и парней было больше. Все они галдели, пялясь на Хадису с феями в крайнем предвкушении. Судя по всему, желали практиковаться.

— Передлагаю бежать, — прошептала одна из сестер. Хадиса с радостью бы согласилась, если бы не два "но".

Во-первых, Октопус, который резко поднялся, скорее всего сделал это с целью не дать им уйти. Во-вторых, Гемарта Дич вошла в медблок следом за ними и уже изобразила на лице свою фирменную улыбку "а-ля дьявол".

— Приступайте, ребятки, — скомандовала она, перекрывая единственный путь к отступлению.

И в этот момент Хадисе впервые стало по-настоящему страшно, ибо подопечные Гемарты Дич, словно хорошо вышколенные солдаты, взяли их в оборот.

— Октопус, насколько мне известно, их было четверо, — земетила она, подходя к декану факультета хранителей семейного очага.

— Не хватает оборотня, — кивнул мужчина. — Обычно они ходят стайкой.

— Девочки, где ваша подружка? — Гемарта обернулась к взмывшим к потолку феям. Девочки дружно показали ей язык в ответ.

Н-да, из-за нервного суккуба атмосфера была явно неадекватной.

— Веленка, — обратилась она к девушке с голубой шевелюрой. — Вколи чернавке успокоительного, а то смотри, как ее трясет, бедолагу.

Хадису не трясло, к слову, она в этот момент послушно раздевалась под пытливыми взглядами десятка парней. Укол для нее стал неожиданностью и неприятным фактом — над ней будут эксперементировать сегодня. Много. Но самое досадное в этом было то, что это случилось с позволения декана Звездунова, который и не собирался отсюда уходить.

— И где же мне ее искать? — Гемарта опять обернулась к Октопусу. Последний ухмылялся, глядя на багровеющую Кирин, и, судя по всему, готов был встать стойкой "смирно".

— Она альбинос.

— Хмм, — протянула Дич и задумчиво оглядела присутствующих. — Горр, ко мне!

Плечистый парень тут же вырисовался перед ней, едва не клацнув клыками.

— Иди поищи четвертую кандидатуру, — мягко улыбнулась ему женщина. — Она альбинос, к тому же оборотень.

Парень сразу как-то собрался и гаркнул:

— Так точно. — Он тут же смылся с глаз долой.

Довольно хмыкнув, Гемарта похлопала в ладоши, обращая тем самым на себя внимание.

— Ребятки, не толкаемся. Разбиваемся на группы и встаем очередь. Каждый исполняет стандартный осмотр. Сначала первый шаг по кругу, потом второй. Каждый ждет своей очереди. Хадиса, сестрички, не ерепенимся. Это для вашего блага. Если ваш декан цели нашего исследования еще не объяснил — потребуете этого после или во время осмотра. А сейчас работаем!

* * *

Ррухи задумчиво брела по площади, закинув сумку на плечо. Остановившись у моста, с которого вчера сбросили Хадису, девушка приуныла еще больше. А ведь декан вчера кое-что рассказал о вражде факультетов. Просил девочек ничего не говорить, во избежание "испорченного телефона", мол, сам расскажет.

А когда — не сказал. Думать, что все подстроено тем самым Виртуозовым, который подругу из воды вытащил, — вовсе не хотелось. Хадиса ведь доверчивая. Это ведь только с виду вся такая грозная и правильная, а в плане чувств — полный профан. А теперь еще ее демоническая сущность просыпается.

А если бы вчера из нее силой поперло? Она же не с проста мнется, боясь рассказывать, и понедельника пребывает в томительном ожидании тоже не ради успокоительной настойки. Что-то страшное в ней таится, однозначно. Но Ррухи не хотела знать, что же все-таки прячется за личиной Хадисы, и не хотела понимать, во что ее подруга может превратиться.

Не зря же личины демонов — тема неприличная.

Она не сразу поняла, что ее зовут. А когда все же обернулась, то не раздумывая начала бежать к факультету. Горр кинулся следом, расталкивая студентов и адептов, которые попадались на его пути.

— Стой! — гаркнул он, и Ррухи на всякий случай ускорилась. — Ловите ее!!!

Судя по всему, по площади прогуливались его друзья, поскольку вокруг оказалось слишком много заинтересованных в ее ловле. Проворно увильнув от нескольких чересчур ретивых, она рванула к своему факультету. Еще никогда Ррухи не чувствовала себя, как дикий зверь — во время ловли. В сравнение не шло даже ее первое обращение в зверя, когда за ней добрую половину клана отрядили, а потом еще и из соседних кланов добавили.

Сейчас-то она была не дикой.

Собственно, Горра она знала именно с той поры. Этот мудак тогда хорошо ей нервы попортил. К слову, он тогда ее и поймал, применив какой-то амулет. Что это была за дрянь — волчица не знала до сих пор. Но принять человеческий облик не могла еще долго. А стоило ей снова стать человеком, как ее отправили в Институт благородных девиц, где она и познакомилась с девчонками.

Надо ли говорить, что дома она не была уже года четыре, и вовсе туда не рвалась.

Горр налетел на нее сзади слишком уж неожиданно, опрокинув у самого входа в общежитие хранителей.

— Ти-хо… — процедил он, заламывая ей руки.

— Отстань, урод!!! — Она попыталась ударить его затылком. Судя по встретившейся преграде, попала она хорошо. Собственный череп аж зазвенел.

Горр выругался.

— Как была дурой, так и осталась…

Извиваться со скрученными за спиной руками было неудобно. Потому, замерев, Ррухи решила подождать удобного случая врезать негодяю в морду. Главное, чтобы синяк остался. Что бы этот урод ни задумал, она будет тешиться мыслью о его синяке. Вот так!

Задуманное она смогла осуществить спустя пару минут. А вот силы не рассчитала. Увы, подлец даже не пошатнулся. Хотя да, синяк нагнало сразу. Дальше пришлось идти со связанными руками. И какое же было ее удивление, когда этот оборотень приволок ее в медблок…

Хадиса сразу подмигнула ей, давая понять, что ничего страшного здесь не происходит. Хотя толпа будущих медиков сама по себе не быть страшной не могла.

— Горр, кто тебя так красиво пометил? — поинтересовался кто-то из девушек. — Неужели пациентка буйная попалась?

Студенты заржали, и Горр помрачнел еще больше. Толкнув перед собой злую Ррухи, недовольно фыркнул:

— Принимайте. Я отдохну пока от этой бешеной.

Ррухи на такое заявление лишь закатила глаза. Он сам виноват, не надо было ее пугать. Мог ведь по-хорошему!

Экзекуция продолжалась ещё добрый час. Их слушали, мерили, изучали. Брали кровь на анализы, поили снадобьями и снова что-то замеряли. Гемарта время от времени проверяла ход работы, а меж делом попросту резалась в карты с Октопусом. Близняшки ей завидовали черной завистью. Они-то, в отличии от нее, страдали в наибольшей степени.

Хотя… Если подумать, первое место по страданию все же выиграла Ррухи, которой пришлось раздеться до нижнего белья под пристальным взором ненавистного ей оборотня. Горр же демонстративно кривил губы, показывая всеми возможными способами, насколько ему все это противно. Когда он начал слушать ее стетоскопом, можно было тушить свет.

Ржали все. Даже Гемарта с Октопусом про карты позабыли.

Спустя час Ррухи уже не была столь агрессивно настроена. Хотя, зная ее, она могла просто выжидать.

— Кто закончил — отчёт на стол, — неожиданно выдала деканша. — Оценки выставлю в понедельник. Кто не закончил — радуйтесь, что это не смертельная болезнь. У вас пятнадцать минут, а дальше — двойка.

Феи на радостях аж поспрыгивали со своих мест, на что незамедлительно отреагировал Октопус.

— Вас это не касается. Так что расслабьте свой мозг и получайте удовольствие.

Прозвучало обидно, а возразить было не кому.

Через пятнадцать минут палата опустела. Если не считать четырех уставших подруг, которым предстояло одеться и перейти в полное распоряжение декана Звездунова.

* * *

Она подошла беззвучно и осторожно положила ладони на его плечи, слегка сжимая их. Самсон улыбнулся и расслабился.

— Чего хочет мой котенок? — Голос Линн, как всегда, был нежен.

— Если я начну перечислять — мы потеряем драгоценное время, — заметил парень. — А можем сразу начать делать что-то занимательное.

Девушка обошла кресло и присела между его ног на пол. Ее розовые волосы волной упали на его колени, а шаловливые пальчики скользнули вверх по внутренней стороне бедер. Самсон шумно выдохнул, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за ее смелыми движениями. Линн никогда не стеснялась. В ее зелёных глазах постоянно бесновались черти. И даже когда она, шалости ради, втягивала в свое сознание очередную простушку, в этих глазах все равно были отголоски ее личной бесовщины.

Ему нравились ее игры. Что не нравилось — так это вылавливать простушек после и вести к Полеве. Игры-играми, а в реальности любой шаг имеет свои последствия.

Вот и вчера имел…

Засос, который он поставил своей девочке, Самсон узнал сразу, как только старушка Селенция разрезала водолазку на ошпаренной послушнице Хадисе Кирин. Вот только… для него это стало неожиданностью.

Ананьев четко очертил перед ребятами задание насчёт ее кандидатуры. И то, что Линн решила влезть в игру со своим сценарием, немного портило весь замысел. С другой стороны, обесчестить послушницу всегда было беспроигрышным способом перечеркнуть ее будущее в качестве Хранителя. И что бы там ни придумывал декан, подлянка Линн имела свой смысл.

Совсем некстати припомнился жадный взгляд серых глаз: бесстыжий и наивный одновременно. Гремучая смесь нимфетки и недотроги. Настолько необычная, что захотелось поиграть снова, но уже без участия Линн.

И он бы поиграл. Но декан был категоричен: девчонку портить нельзя… Хотя…

Сжав его член сквозь ширинку, Линн внимательно на него посмотрела и мягко улыбнулась.

— Тебе понравилась вчерашняя гостья? — мягко спросила она. — Я могу стать ею вновь.

— Нет, милая моя, не можешь, — улыбнулся Самсон, убирая ее руку от своей ширинки. — Сегодня без посторонних наблюдателей, пожалуйста. А то я подзабыл, какая ты на самом деле.

Линн фыркнула и поднялась с пола.

— Да ладно? А мне казалось, что все мысли твои о Хадисе Кирин. И это тогда, — заманчиво шептала она в губы, — когда я прикасаюсь к тебе совсем не двусмысленно.

— Тебе показалось. — Самсон потянул ее за руку и усадил к себе на колени. — Я думал о том, что твоя идея — чудесный запасной план к заданию Ананьева.

Линн довольно улыбнулась и прильнула к его губам лёгким поцелуем.

— Тогда продолжим начатое…

* * *

Отголоски чужого бурного времяпровождения волной ударились в сознание Хадисы. Поток был столь сильным, что она пошатнулась. Радовало, что никто не заметил. Девочки одевались, а Октопус предусмотрительно вышел за дверь. Быстро справившись с пуговицами на блузке, Кирин села на кровать и прикрыла глаза. Ее тело тут же взбунтовалось. Перед глазами поплыли образы чужого тела, а на коже фантомами скользнули чужие прикосновения. Казалось, она даже слышит стон, или имя?

Самсон опять развлекался. Вот только теперь ее сознание не было там в полной мере, и это было хорошо. Но почему-то совсем не радовало.

— Хадиса?

Девушки обступили ее, словно она была при смерти.

— У тебя опять магический всплеск, да? — тихо спросила Ррухи.

Близняшки, наоборот, крепко сжали ее ладони своими.

— Какая изощрённая атака, — задумчиво протянула одна из них.

"Закольцевали", — отстраненно подумала Хадиса, прежде чем ее позвоночник прошибло током, и сознание безоговорочно провалилось в сон.

* * *

Линн закричала. Впилась пальцами в собственные щеки до крови, словно пыталась отодрать их от костей. Не совсем понимая, что происходит, Самсон попытался ее остановить, а в результате был отброшен мощным ударом сырой силы через полкомнаты.

— Жалкие насекомые, — прорычала она не своим голосом, надвигаясь на приходящего в себя парня. Удар был слишком сильный. В ушах звенело.

— Я сотру в порошок это тело в назидание…

Линн махнула рукой, и мебель, стоявшая в комнате, вмиг слетела и словно взорвалась, в один миг превратившись в обломки, каждый из которых острым углом нацелился на Самсона.

— Эй, что у вас там?! — выкрикнул Влад из-за двери.

Самсон не смог ответить. Щепки рванули в его сторону, и он два успел выставить перед собой щит. Прятаться больше было некуда.

Удар был мощный. Его щит лопнул под натиском, и тело тут же пронзила острая боль. Чертыхнувшись и не дожидаясь, пока Линн ударит снова, Самсон сжал правый кулак, хватая тут же скользнувшую меж пальцев воздушную плеть, и ударил наотмашь.

Влад как раз вышиб дверь, когда Самсон скрутил девчонку и натянул ей наволочку на голову.

— Не спрашивай, — резко отрезал Виртуозов и устало сел возле притихшей Линн. Из его тела все ещё торчали мелкие щепки. Кровь струйками стекала на пол, успев пропитать алым расстегнутую белую сорочку и приспущенные штаны.

— Ребята, похоже, нам нужен Кнут, — констатировал Влад, обратившись к столпившимся у двери сокурсникам. — А ещё аптечка…

Глава 15

Линн уложили на койку и подключили к аппаратуре. Пульс был стабилен, дыхание тоже, анализы — в норме. Вот только это не объясняло ни синяков, залегших черными тенями под ее глазами, ни магического истощения. Ни ситуации в целом.

На соседней койке в похожем состоянии лежал второй их сокурсник, Рубин. Рыжий упитанный парень. Последний лежал уже не первые сутки.

Адепт факультета семейного раздора, Влад Мухотряскин, неосознанно скользил по ним взглядом и пытался понять, как такое вообще могло произойти.

Он как-то вообще не заметил пропажи вечно жующего Рубина. Тот обычно сутки напролет тусовался где-то за пределами их корпуса, а тут, оказывается, он валяется без чувств под аппаратом.

Самсон, которого в этот момент умело бинтовала пятикурсница с медицинского, вообще выглядел страшно. И дело было даже не в мелких ранах, испещривших его тело, словно мелкий печатный текст, а в том выражении, которое поселилось на его лице.

Было чувство, что он готов убивать, и если бы сейчас ему сказали, кого, этот парень пошел бы исполнять задуманное незамедлительно.

— Ну вот, готово, — мило улыбнулась девчонка, закончив работу. Забавная, с бирюзовыми глазами и пышной голубой шевелюрой.

Самсону не было заметно, а Влад со своего ракурса видел, как поблекла ее кожа на щиколотках, время от времени становясь совсем прозрачной, как стекло, и каплями воды скатываясь на пол. Девушка явно имела отношение к наядам, а ещё она жутко боялась, иначе была бы более стабильна.

Впрочем, не суть важно.

— С этим что? — ткнул пальцем в сторону Рубина Влад. Девушка затравленно взглянула в ту сторону и неуверенно пожала плечами.

— Декан Дич велела его не трогать. Его Ананьев наблюдает.

— Оставь нас, пожалуйста, — попросил Самсон, натягивая простую трикотажную майку поверх повязок. Девушка послушалась. Стоило ей уйти, как Самсон сделал пас, и их вмиг накрыл магический щит.

— Ананьев что-то говорил? — Он тяжело взглянул на Влада.

— Кроме того, что мы полнейшие идиоты, ничего. — И это было чистейшей правдой. В кои-то веки Кнут ничего не объяснял. Взбесился, конечно. Но это неудивительно. Линн была его любимицей.

— Ну хотя бы действовать не запретил?

— Нет, — жестко усмехнулся Влад. — Здесь он, как всегда, в своем репертуаре. Наше говно — нам и разгребать…

— Знать бы ещё, с чем мы имеем дело…

Влад лишь развел руками. Он, как и его друг, привык, что все просто и однозначно. Кому-то напортачил — заработал балл, искусил — заработал два, свернул человека на другой жизненный путь — заработал три.

Сила не давалась так просто. Многоликий* отцеживал ее по крупинкам за каждое злодеяние во имя общего блага. Ходить по такой грани был готов не каждый. Учеба была специфической. Бывало, Ананьев, которого за глаза называли Кнутом ввиду жесткого нрава, тыкал пальцем в изображение серой мыши обыкновенной и велел состряпать цепного пса. Или ткнет пальцем в очередного молчуна из хранителей и велит выпотрошить его силу в ноль. Хранителям сила давалась еще сложнее. Без их странных постов, обрядов и обетов профильные заклинания попросту не действовали, а ведь были и у них.

Взгляд Влада невольно скользнул к опустошенной Линн. Девчонку было жаль. Свою силу она собирала долго и нудно, и остаться опустошенной в последний год обучения это все равно, что приговор. Хотя, зная ее изворотливость, возможно, не все потеряно. Минимум к ближайшему ритуалу можно наскрести если постараться.

— Линн меня не простит, — неожиданно прошептал Самсон, голос его был непривычно сиплым.

— Из-за наволочки на голове? Уж поверь, она только рада поиграть.

— Я сожрал ее, — сказал, словно выплюнул. Самсон приподнял ладонь, вперившись в нее взглядом, а потом с силой сжал пальцы в кулак. Сырая энергия сразу наполнила воздух прохладой, словно сам Многоликий выполз из своего могильника и дыхнул на них.

— Забей. Это же Линн, она бы тоже тебя сожрала в той ситуации.

Самсон ничего не ответил. Влад был прав, но от этого не было легче.

* * *

Вздохнув, Гемарта швырнула студенческие отчёты на стол и села напротив непривычно задумчивого Октопуса.

Они уединились в подсобке, плотно закрыв за собой двери. За собой оставили тройку лучших студентов медицинского факультета под неустанным контролем всезнающей Полевы.

— Мне нечего сказать, — честно призналась она. — Истощение на лицо. Близнецы отправлены к себе в комнату, им-то их медитация — как пить дать, а за твоей Кирин будем наблюдать ночью. Ее сила явно бунтует.

— Неудивительно, она же демон…

— Давай без расизма. — Гемарта устало посмотрела на него. — Ее демонизм здесь абсолютно ни при чем. Вот… — Она подсунула Октопусу отчеты. — Результаты сегодняшнего практикума…

— На что смотреть хоть? — Мужчина потянул их к себе.

— Кровь, гормоны, записи о телесных повреждениях. Особенно обрати внимание на работы Велены и Горра. Эти в своих суждениях всегда одиночны и всегда оказываются правы, какой бы бред ни писали.

Октопус быстро пересмотрел листы, вытащив нужные. Гемарта не без удовольствия наблюдала, как он хмурится, вникая в суть написанного. Стоило ему оторвать взгляд от листов, как Гемарта озвучила уже зародившуюся в его голове мысль:

— Грубо говоря, твоя Кирин сидит на очень забористом препарате.

Листы были осторожно отложены на стол. Повисло молчание. Октопус не спешил комментировать. Хмурился, думал, но озвучивать не решался. В конце концов он открыл рот и задал тупейший вопрос, который только можно было от него ждать:

— А что это, ты знаешь?

Тушите свет. Гемарта раздраженно собрала отчеты в аккуратную стопочку.

— Октопус, я врач, а не ходячая лаборатория. Я работаю постфактум. Руку пришить, робо-глаз вставить, рану заживить. Если хочешь — поэкспериментирую и перегоревшие каналы магией заполню да амулетиками закреплю… Все. Остальное — парафия Ананьева.

— Ты же знаешь, я не могу звать сюда Ананьева, — вздохнул он, откидываясь на спинку стула. — Это все равно, что взять и позволить ему испохабить еще парочку послушниц…

Гемарта закатила глаза.

— Вот честное слово, первый раз, что ли? Окто… Между прочим, это твои девчонки уложили его адептку, а не наоборот. Так что подтирай сопли и включайся в игру.

— Они не готовы, — в который раз за последнюю неделю сказал он. Это уже реально начинало бесить. Но Гемарта Дич не стала бы хорошим врачом, если бы поддавалась глупым эмоциям. Потому, представив перед собой смертельно больного, продолжила уже более спокойно:

— Так сделай их готовыми. Хранитель ты или кто? В конце концов, хотя бы просвети в общих чертах, в какую задницу они вляпались. Лады?

Октопус покосился на нее и лишь молча кивнул.

— Ну и хорошо. А то мне, знаешь ли, приятнее с осведомленными пациентами работать, а не с пушечным мясом.

* * *

Хадиса очнулась, когда за окном уже взошла луна. Возле кровати горел забавный ночник в виде цветочка. Уже знакомая ширма была наполовину отставлена в сторону, открывая вид на распахнутую дверь подсобки. Селенция спала на кушетке, а возле нее сидя читала белобрысая девушка, которая сегодня днём принимала участие в исследовании.

Или это было уже вчера?

Застонав, Хадиса попыталась сесть, но тут же была уложена назад. Белобрысая оказалась крайне быстрой.

— До утра вставать нельзя, — улыбнулась девчонка, небрежно отбрасывая копну волос за спину. — Но, если хочешь, можем поговорить. Я Камилла.

Она уселась рядом на невесть откуда взявшийся стул и улыбнулась дежурной улыбкой.

Хадиса задумчиво скользнула по ней взглядом. Девушка была красивой. Светлые брови и ресницы были почти незаметны в свете ночника, однако вовсе не портили аккуратную, почти скульптурную внешность.

— Почему я здесь? — наконец спросила Хадиса, решив не распорашиваться на словесные реверансы.

— Ничего удивительного. Ты пострадала, — ответила девушка. — Мы успели изучить тебя до первого хода адептов, так что ты все равно в выигрыше, могло быть хуже.

Хадиса ничего не поняла. Ни о первом ходе, ни о выигрыше. А особенно то, каким образом это касается ее вопроса. Сказывалось ее общее нежелание вникать в жизнь Академии. Вот здесь бы стоило расспросить, но, откровенно говоря, Хадиса даже не знала, с чего начать. Обычно близняшки все самое интересное приносили на тарелочке. Кирин, в свою очередь, никогда и ничего не вынюхивала. Знает — хорошо, не знает — ну и пусть…

Наверное, растерянность на ее лице была слишком очевидной, потому что Камилла продолжила, выкладывая все новые и новые порции информации, от которой сейчас попросту раскалывалась голова.

— Это сложно объяснить. Здесь надо жить годами, чтобы вникнуть. А вас, как слепых котят, в яму с водой бросили. Просто не повезло. Обычно набор на факультеты Хранителей и Раздора происходит раз в пять лет. По сравнению с ними на инженерном факультете с его ежегодными наборами — жуткая текучка. Но зато преподаватели посвящают свое время только вам. Бывает, до пятого не доходит ни один. Так случилось несколько лет назад с твоим факультетом. Адепты их буквально на ноль помножили. Потому вместо того, чтобы перекинуть послушников с первого на второй курс, огласили новый набор на первый. А неудачников распихали кого на актифакторский, кого на инженерный. На инженерный больше попало. Говорят, некоторых вообще выпили досуха. Печаль короче. Восстанавливать было нечего. Я тогда на второй поступила как раз. Скандал был знатный. Сейчас Ананьев ведёт выпускной пятый курс. Диплом получат человек шесть-семь из той двадцатки, что есть сейчас. Конкуренция бешеная, вот они и работают над своими оценками за ваш счёт.

— Я все равно не понимаю.

— И не поймёшь, пока Звездунов не снизойдёт и не объяснит.

Хадиса промолчала. Сказано было в точку. Этот мужчина дал четкое понятие, что ему Хадиса с подругами поперек горла.

— Ты не волнуйся, ваш декан всегда помогает своим студентам. Особенно если они становятся целью. Уж поверь мне. А раз Раздор уже определился с твоей кандидатурой, то Звезда и с тобой смирится, и с подругами твоими.

Хадиса невольно вскинула брови от удивления, а Камилла наклонилась к ней ближе и зашептала:

— Кстати… О том, что на четвертый курс хранителей семейного очага приняли четырех пришлых девчонок, Академия гудела еще до вашего приезда. Это против правил. Но кто-то очень сильно поднажал, понимаешь? Отдать вас на четвертый курс — все равно, что помахать красной тряпкой перед быком. Выкарабкаешься — классно, не выкарабкаешься — выпьют до дна, а потом поминай как звали. Уверена, Звездунов пробовал вас отговорить ещё в первый день приезда.

И тут она попала в точку.

Пробовал, пугал, обломался. Но подтверждать догадку Камиллы Хадиса не спешила и вскоре попросту закрыла глаза и притворилась спящей.

Девушка не мешала. Опять отошла в подсобку и села читать. Где-то в палате тикали часы, и в ночной тишине звук казался слишком резким.

Хадиса думала. Складывала в голове все произошедшее с понедельника и никак не могла найти смысл. Наверное, стоило больше интересоваться побуждениями родственников, а не в тот миг, когда по хвосту ударят.

Она суккуб. Она знала, что, скорее всего, так оно и будет. Так уже было с братом, но тогда его сила стала абсолютной неожиданностью для семьи. На Хадису же смотрели после этого, как на бомбу замедленного действия, и при первой возможности сплавили сначала в закрытую школу для девочек, потом в институт… И в конечном итоге — на факультет Хранителей.

Теперь, как оказалось, она красная тряпка для быка.

Хадиса не обижалась, понимая, что в этой ситуации решение отца было единственно верным. Вот только поняла она это только сейчас. К сожалению. Блажь семьи как-то в один миг превратилась в жизненную необходимость.

Входная дверь скрипнула. В ночной тишине прозвучало это слишком громко. Внутрь кто-то зашел, и вмиг посерьезневшая Камилла выплыла из подсобки навстречу.

— С ума сошел? Уйди… — послышался ее взволнованный голос из-за ширмы.

— Да ладно, я одним глазком. — Голос был мужской и смутно знакомый.

— Завтра днем — хоть десятью. А сейчас прошу, уйди!

— А если так?

Камилла тихо пискнула. Наступившая тишина была оглушающей.

Кирин осторожно сползла с кровати и беззвучно отошла в угол ширмы, где меньше всего доставал свет ночника. В теле чувствовалась слабость, вчерашние ожоги все ещё давали о себе знать, хотя их уже и не было видно на коже. В звенящей тишине чисто на автомате начала собирать энергию у своих ног. Наверное, слишком волновалась, потому что вместо энергетического потока оказалась по щиколотки в луже воды.

Магия не слушалась.

Опять раздались шаги. Кто-то приближался.

Глава 16

Непривычно было видеть Камиллу ненакрашенной. Обычно пушистые ресницы были черные от краски и делали ее взгляд слишком тяжёлым. Сейчас же они, словно пух, обрамляли едва светящиеся в темноте глаза.

Камилла была зла и делала ненужный шум. Влад привычным движением ухватил ее за талию и прильнул к губам. Только пискнуть и успела… Однако, поддавшись, девушка уже через миг с остервенением отвечала на его поцелуй. Как обычно. Впрочем, потому он этим способом и пользовался.

Оторвавшись от ее чувственных губ, адепт не без умиления смотрел, как остервенело вращает она глазами. Все остальные части тела девушки были предусмотрительно им парализованы. Забавное зрелище. Он бы с удовольствием поиграл сейчас в последнего засранца, но пришел не за этим. Окинул взглядом палату, рассчитанную на четыре кровати, предусмотрительно спрятанные за ширмами. Помещение ничем, по сути, не отличалось от палаты, в которую поместили Линн с Рубином. Парень тихо подошёл к ближайшей ширме, из-под которой сочился свет, и заглянул за нее.

Свет ночника тускло высвечивал разобранную и совершенно пустую кровать. Подушка все ещё хранила вмятину, словно на ней только что лежали. Ткань оказалась теплой на ощупь.

Девчонка успела улизнуть, в то время как бедняжка Линн все ещё не очнулась. Досадное недоразумение. Впрочем, она не могла далеко уйти.

Набрав в легкие побольше воздуха, Влад с силой дыхнул, отчего помещение затянуло изморозью. Пол покрылся коркой льда, оставляя нетронутыми те места, где ещё совсем недавно стоял живой человек… или демон.

Самодовольная улыбка лишь на мгновение коснулась его лица. Черный морок волной хлынул по полу. Кровать снесло вместе с ширмой. Парализованная черноволосая девчонка, додумавшаяся скользнуть под кровать, тяжело дышала, не имея возможности шевельнуться. Руки, ноги и часть ее тела, и даже казённая больничная рубаха с забавными завязками на спине были приморожены к полу толстым слоем льда, которого здесь в принципе не должно было быть в таком количестве. Лед был даже в волосах.

Парень не удержался и, присев на корточки, коснулся ее влажной щеки, отчего послушница судорожно всхлипнула.

— Эй… — тихо и успокаивающе обратился к ней Влад, проводя рукой дальше, по шее, одежде, очерчивая ладонью покрытую мурашками полуобнаженную ягодицу. — Ничего страшного не произойдет, не нервничай так.

Она замычала в ответ. Убрав руку, адепт отошёл к кровати и присел, затем вытащил из кармана своей форменной жилетки ампулу и шприц. Девушка продолжала мычать, косясь на него своими чудесными серыми глазами. То, что они серые, Влад знал исключительно из ее личного дела, которое Ананьев показал ещё недели две назад.

А вот имени не помнил. Неудобно как-то получается. Трехдневка оказалась сильней Линн и уж точно заслуживала уважение. Да хотя бы то, чтобы ее имя запомнили. Набрав в шприц содержимое ампулы, он опять задумчиво прошёлся по ней взглядом.

— Послушай, реально, лучше тебе расслабиться, иначе будет больней. Ты, конечно, потом не вспомнишь, но зачем вообще мучиться, если ситуация в принципе не располагает?

Как и ожидалось, она замычала сильней. Наверное, если бы не была ослаблена, то ещё попыталась бы сопротивляться. Выбрав для укола правую ягодицу, Влад аккуратно приспустил ее кружевные трусики и вогнал иглу под кожу. Нажал на поршень, следя за тем, как набухает от укола кожа.

— И все, а ты боялась…

Девушка ничего не ответила. Влад отчётливо видел, как закатились ее глаза, а с губ сорвался слабый стон. Все же в последний момент она смогла пробиться сквозь парализующее заклятие. Зря старалась. Даже немного обидно за нее.

Подавив в себе некстати пробудившуюся сентиментальность, адепт факультета семейного раздора спрятал шприц с разбитой ампулой в карман и принялся за уборку. Времени это дело заняло немного. Уложив девушку на кровать и заботливо поправив на ней одеяло, парень поставил на место ширму и вернулся к очаровательной Камилле.

Позы пятикурсница с медицинского все ещё не изменила. Лишь зло на него таращилась и, судя по всему, когда тот снимет с нее морок, ещё и невежливо отзовется… Но объясниться стоило.

Он убрал с ее лица парализацию и, прежде чем блондинка успела что-либо сказать, приложил палец к ее губам.

— Тихо, Ками, — посоветовал он и медленно убрал палец.

Камилла нехорошо сощурилась, но ослушаться не посмела.

— Ты ничего не видела и не слышала, поняла?

— Я поняла, что ты больной на голову ублюдок, — прошипела она в ответ. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты полнейшее говно, Влад?

Парень усмехнулся и нежно прикоснулся ладонью к ее щеке. Камилла беззвучно продолжала открывать рот, как выброшенная на берег рыба, ни капли не замечая окутавшего ее сияния.

Пусть выговорится, ей надо. Однако вникать в ее напутствия он не был намерен. Вытащив из кармана механические часы на цепочке, он взглянул на время и, помахав беззвучно орущей девушке рукой, покинул палату.

* * *

Часы показывали за полночь. Ррухи уже успела расстелить свою постель и готовилась ко сну. А близняшки все ещё корпели над учебниками за первый семестр первого курса.

— Ты говорила, что запрет на медитацию сняли с нашего факультета. А списки помещений, в которых можно будет ею заняться, не огласили? — вдруг спросила одна из сестер.

Ррухи устало села на кровать и мотнула головой.

— Не видела, можем завтра поспрашивать. А что, есть идеи?

— Ну… как бы. — Сестры переглянулись. — Есть кое-какие…

— К примеру?

Феи опять переглянулись. Слишком синхронно, отчего у Ррухи начинало слегка рябить в глазах.

— В медицинском крыле мы блоков не ощутили, — ответили они хором. — Вот и подумали, что, возможно, все это пустотреп про отдельные помещения.

— А здесь проверили? — Ррухи обвела пальцем комнату. Сестры сникли, даже их крылышки повисли. — Побоялись, да?

— Знаешь, могла и не озвучивать, — расстроились девчонки, синхронно расходясь к своим кроватям.

— Не в обиду, но я бы не хотела повторения с вашим валянием в лазарете, — вздохнула она и, поднявшись с кровати, пошла в уборную.

Щёлкнув привычно выключателем, прошла внутрь и сбросила одежду. Вода в душе была теплой, а лавандовое мыло создавало приятную атмосферу…

Уборная была стандартной: слева — отхожее место, справа — душ, напротив двери — умывальник. Витой светильник был вкручен в стену над дверью. Был ли он газовым, магическим или же новомодным электрическим — Ррухи не знала, да и не интересовалась ровно до того момента, как свет этот погас. Не сказала бы, что это ей мешало. Ночное зрение всегда было при ней, но привычки берут свое. Она устала и не собиралась тратить силы на чистку зубов и поход в туалет. Хорошо, хоть душ успела принять.

Недовольно выглянув из уборной, щёлкнула тумблером и поняла, что бесполезно. В комнате тоже было темно, а сестры уже сопели. Ррухи раздражённо фыркнула и вернулась в ванну, и как раз в этот момент раздался стук в дверь.

Сердце пропустило удар. Обычно в это время рыжий приносил Хадису. А в последний раз принесло Звездунова, и теперь открывать дверь Ррухи откровенно побаивалась.

Стук повторился, теперь уже громче.

Открыла. Перед ней стояла девушка с самой обычной свечой в литом подсвечнике. Приложив палец к губам, она повела рукой в сторону, молчаливо приглашая Ррухи выйти.

Проследив за ее жестом, волчица удивлённо отметила, что остальные послушники факультета также покидали свои комнаты. Каждый со свечой.

— А… — Ррухи оглянулась на свою комнату, где спали подруги.

Озвучить свой вопрос насчёт них она не успела. Девушка ухватила ее за руку, вытаскивая в коридор, а после настойчиво прикрыла за Ррухи дверь и жестом позвала за собой. Похоже, сон отменялся.

Послушники вереницей плыли друг за другом вдоль коридоров, спускаясь по лестнице на первый этаж. При выходе из жилого корпуса стояла пара таких же молчаливых. Они методично набрасывали на плечи каждому накидку. Завязывали завязки на шее и, чертя на лбу очередного послушника невидимый знак, надевали капюшон и что-то беззвучно проговаривали.

Пока до Ррухи дошла очередь, прошло не менее пятнадцати минут. У выхода, как оказалось, стояло двое парней. Один из них всучил девушке зажженную свечу, другой набросил плащ и принялся что-то беззвучно говорить, при этом неприятно дёргая за завязки. Но как Ррухи ни старалась, она не понимала. Скорее всего, это была какая-то молитва или заговор. Она так и не дошла до кодекса, который Хадиса прочла в начале недели, ее мутило от одного его вида. Да и, в конце концов, она надеялась на помощь близняшек в изучении. Уж слишком сильно она привыкла пользоваться вложенными, а не выученными знаниями.

От прикосновения прохладных пальцев ко лбу неожиданно прошибло током. Ноги подкосились, но ее сразу же кто-то подхватил под мышки, помогая устоять.

"Не урони свечу", — пронеслось в ее голове, и Ррухи даже невольно удивилась тому, как прозвучала эта мысль.

Все же она очень хотела спать. И когда она топала за остальными во двор Академии, мысли ее все чаще напоминали борьбу овцы с огромным медведем, где она была, естественно, овцой, а сон — грозным неустанным хищником.

Огненная река пылала. Языки сине-зеленого пламени клубами вырывались из тихо плещущейся воды, подсвечивая все вокруг неяркими вспышками. Адепты один за другим шли к мосту, пересекая его, и продолжали свой путь дальше, к воротам, которые обычно были заперты. Они и сейчас были закрыты. Не доходя до них, послушники сворачивали влево, исчезая в неприметной двери, открывающей вход внутрь стены.

Все было слишком необычно. Ррухи то и дело оглядывалась, а когда настал ее черед нырять в темный зев двери, взгляд невольно выцепил из общей картины круглое лико луны. Наверное, это была последняя связная мысль, которая промелькнула в ее голове.

Сразу за дверью ей впихнули в руку тяжёлый кубок с жидкостью, на мигах показывая, что следует это выпить. Запах был пряным, вкус — терпким. Выпив содержимое, девушка сунулась в узкий проход. Приходилось пригибать голову из-за низкого потолка, к тому же пол все время вел вниз, периодически прерываясь на ряды неудобных выщербленных ступеней.

Тени от свечей гуляли по стенам, отчего в глазах помаленьку начинали плясать цветные пятна, раскрашивая все вокруг в психоделические цвета. Вскоре Ррухи уже не понимала ни того, куда ее ведут, ни того, кто ее ведёт. А ещё спустя некоторое время начало вообще казаться, что она и не идёт вовсе.

В безмолвной тишине, перемежаемой с шуршанием одежд, ей начали чудиться голоса. Они шептались вокруг, то сливаясь в мощный поток, то звуча по отдельности, напевая или, наоборот, вычитывая ритмичный речитатив…

Хотелось смеяться, но отчего-то сил на это не было. Как заколдованная, она передвигала ноги, цеплялась пальцами за горящую свечу, словно та была единственным в этом мире спасательным кругом.

Глава 17

Стоя у приоткрытого окна, Анонис Ананьев, носящий прозвище "Кнут", как раз подсчитывал количество вышедших на ночной променад послушников, когда в двери его личных апартаментов постучали. Он не ответил, продолжая анализировать увиденное. Кому надо — тот и так войдёт. Взгляд его выхватывал из ночной темноты окутанные плотной тканью фигуры. Он оценивал их размеры, походку и соответствие процессу. Послушников было ровно сорок один. Получалось, что либо Октопус не принял участие в ритуале, либо, наоборот, хитро затерялся. В любом случае, отличить его на фоне рослых парней было невозможно, особенно сейчас, когда на каждом был плотный плащ. И все же мужчина больше склонялся ко второму варианту. Причин этому было несколько, и одна из них как раз очень кстати во всей красе светила в ночном небе. Имя ей было Луна.

Начинать ритуал в полнолуние его оппонент мог лишь в одном случае… И этот "случай" сильно выбивался из аккуратно движущейся цепочки послушников факультета хранителей семейного очага.

Дверь за спиной отворилась, на миг впустив лёгкий сквозняк. Занавески вздулись, окутав Ананьева, делая его похожим на привидение. Влад Мухотряскин без какого-либо приветствия и, не дожидаясь позволения, подошёл к письменному столу и сразу выложил на него свидетельства их мелкой пакости: шприц и сломанную ампулу.

— Свидетели?

— Всего один, — сказал его лучший ученик, замерев за его спиной. — Моя бывшая.

Декан взглянул на него через плечо и вопросительно вскинул брови. Влад невольно выпрямился, продолжая:

— Дежурная пятикурсница, обездвижена до утра, — сказал он и задумчиво добавил: — Я оставил ее под мороком с пузырем на лице.

Ананьев оценил, даже хмыкнул, представив эту картину.

— А цель?

— Цель на укол отреагировала стандартно, однако… — Влад на миг сделал паузу, привлекая внимание. — Она проявила способность противостоять мороку.

Новость Кнуту понравилась, но не удивила. Нет ничего сверхъестественного в том, что одна из трехдневок сильнее других, тем более демон. Жаль. Поистине сильный демон — всегда на вес золота.

Кивнув, Анонис снова выглянул в окно и досадливо отметил, что послушники уже скрылись.

— Твоя свидетельница… — тихо спросил он, отчего в его речь пробрались шипящие, почти змеиные нотки. — Что она видела?

— Только мое лицо, — незамедлительно ответил Влад, и мужчина удовлетворённо кивнул.

— Хорошо, — коротко отрезал он, после чего отошёл от окна и склонился над своим столом. Чиркнув несколько строчек в записной книжке, снова взглянул на Мухотряскина. — Мне нужен стандартный образец крови и тканей. Крыло или же его часть подойдут… У тебя десять минут на сборы. Возьми всех, кого посчитаешь нужным. И передай Самсону, чтобы зашёл.

Все поняв без лишних слов, адепт быстро покинул комнату, и вскоре декан факультета семейного раздора не без удовольствия смотрел, как двое его адептов почти незаметными тенями скользнули в сторону корпуса хранителей семейного очага. Стоило последнему из них скрыться, как дверь за спиной отворилась.

Виртуозов. Даже оборачиваться не стоило, чтобы понять, кто это. Эманации его силы окутывали не хуже, чем энергетика трехдневки Кирин.

Вздохнув, Ананьев прикрыл окно, уловив на миг свое неприглядное отражение. Затеянный гнев заострил черты его лица. Гладко выбритый подбородок отсвечивал полупрозрачной чешуей, распущенные черные волосы делали его ещё более мрачным, чем всегда. Сейчас Анонис как никогда был похож на змеелюда. И это, мягко говоря, было нехорошо. Плотно задернув иссиня-черные шторы, он обернулся и внимательно взглянул на своего любимчика.

Его лицо все ещё было в мелких царапинах и ранах. Руки почти не отличались состоянием от лица. И, судя по тому, что организм демона ещё не справился с повреждениями, они имели по большей части магическую природу.

— Будь скалки побольше, а защита слабее, можно было бы смело ставить тебе памятник, — тихо поделился мыслью Ананьев. — Надгробный.

Парень молчал. Как и обычно, когда его ругали. Не сказать, что Анониса это раздражало, но душе приятней, когда перед тобой дрожат. Однако Виртуозову не было знакомо чувство страха за свой хвост. И видит Многоликий: этот адепт скорее оттяпает себе этот хвост, нежели будет печься о его сохранности.

Впрочем, за это Анаьев его и любил чисто учительской любовью… Чисто механически и в последний раз. Последняя выходка перевесила его терпение к этому парню.

— Знаешь, Самсон, тебе сегодня крупно повезло. — Глаза его при этом видоизменились, зрачок вытянулся, а радужка стала светлее. — Я не бью пострадавших.

Самсон сглотнул, а Кнут, подойдя к нему вплотную, добавил:

— Запомни, следующего раза не будет. Оплошаешь — и я скормлю тебя остальным как неудавшийся эксперимент. Никто и не подавится.

Лицо его было в этот момент непозволительно близко. Самсон мог видеть себя в его узких зрачках, мог слышать пробивающееся в голосе шипение. Однако именно в этот момент его не волновали ни угрозы, ни что-либо ещё, касающееся его лично.

— Что будет с Линн?

Ананьев хмыкнул. Виртуозов, как и всегда, показал себя с той другой стороны.

— С ней ничего не будет, — вздохнул Ананьев, опускаясь в свое рабочее кресло и устало откидывая голову назад. — Ты ее выпил, засранец.

— Тому была причина.

— Всегда есть причина, — выдохнул Ананьев, чувствуя, что гнев все же играет с ним злую шутку.

Самсон, стоя поодаль, видел, как прочерчивают лицо декана полоски чешуи, а вдоль скул кожу прорывают костяные наросты.

— Луна уже достаточно высоко, — продолжал тем временем Ананьев. — Им уже пора начать, иначе зверь будет спать еще один полный цикл…

Самсон помрачнел, вслушиваясь. Шепот Кнута был похож на бред сумасшедшего, если бы не одно "но". Сумасшедшим он не был никогда. А потом он открыл глаза и взглянул на Самсона уже полностью видоизменившимися глазами. Белесыми, почти мертвецкими и оттого ещё более страшными из-за змеиного зрачка.

— Любители семейного очага зашевелились, нам это только на руку.

Вот и ответ. Луна, ритуал и семейный очаг вмиг вырисовались в стройную линию. А это значило лишь одно: оборотня сегодня посвятят в послушники в Общем ритуальном зале. Действительно, полнолуние — весьма подходящее время.

— Мне сорвать ритуал? — Самсон смотрел на учителя спокойно, словно не его лицо сейчас претерпевало страшные метаморфозы.

— Это будет слишком грубо с нашей стороны, — прошептал Анонис, при этом его глаза хитро сощурились. — Мы же порядочные люди.

Пароль прозвучал слишком естественно. Вот только порядочными адепты Раздора бывали разве что во время праздников, и то культовых.

— Пойду пса погоняю, — уверенно ответил Самсон, уже представляя, что вскоре будет делать.

Анонис кивнул, молчаливо принимая его решение, и отпустил его восвояси, вершить задуманное. Но стоило Самсону открыть дверь, чтобы выйти, как декан снова обратился к нему:

— Кирин не трогать, запомни. — Голос его был тихим, но отчего-то все равно пробрал парня до дрожи, словно кнутом ударил. — Мне нужна дева, а не подстилка. — Самсон обернулся. — Я надеюсь, ты услышал меня?

Он услышал, кивнул и вышел. А Ананьев тем временем недобро улыбнулся, проводив его взглядом. Ночь с его лёгкой руки обещала быть жаркой.

* * *

Октопус Звездунов стоял за спиной послушника в черном балахоне. Натянув на голову глубокий капюшон, а на лицо — покрытую черной глазурью маску, он был абсолютно неузнаваем. В его широких ладонях находился объемный кувшин со снадобьем. Раз за разом наполняя кубок, он неустанно следил за тем, как послушник, ведущий ритуал, поит варевом каждого входившего. Волчицу он узнал сразу. Ритуальный символ на ее лбу светился, в отличие от остальных. Сила Многоликого ещё не пробилась сквозь ее нечеловеческую оболочку. Но это было временно.

Наполнив протянутый кубок, он неотрывно следил за тем, как послушник протянул ей питье. Девушка же вместо того, чтобы послушно дать напоить себя, выхватила кубок и залпом его осушила, даже не поморщившись.

Зато поморщился Звездунов из-за нарушения ритуала. Послушник растерянно принял кубок назад, но оглянуться на декана не посмел. Это было чревато очередным нарушением. А два нарушения подряд скверно скажутся на его оценке. Подошёл следующий. Этот парень был мощным, не в пример хрупким девушкам. Потому шел сразу за оборотнем, чтобы подхватить ее в случае чего. Это ритуалом не возбранялось.

Осталось совсем немного человек.

Последний из процессии слегка присел и открыл рот, позволяя влить в него зелье, после чего беззвучно прошептал благодарственную и скрылся в коридоре. Послушник опять повернулся к Октопусу, немигающим взглядом следя, как тот наполняет кубок. Эта порция была предназначена ему лично, и парень послушно ее принял, однако не допил, оставив ровно половину.

Сняв маску, Октопус прошептал молитвенную и забрал кубок из его рук. Терпкий напиток привычно скользнул по горлу, отдавая лёгким градусом. Спрятав кубок в специальной нише, расположенной здесь же, Октопус нырнул в коридор последним, замыкая процессию. В кувшине плескались остатки зелья, которые ещё понадобятся.

Маска больше не скрывала его лица за ненадобностью и была сдвинута набок, словно причудливый головной убор, или намек на то, к кому будут взывать во время ритуала.

* * *

Горр проснулся от странного чувства. Ему казалось, к нему взывает зверь. Вой застрял где-то на краю сознания, и с этим ничего нельзя было поделать. Обведя сонным взглядом комнату, которую он делил еще с тремя ребятами, Горр тихо поднялся с постели и подошел к окну. Однако зов не прекращался. Он, как комариный писк, мельтешил в ушах. Открыв настежь окно, он судорожно вдохнул прохладный ночной воздух в попытке успокоиться. Луна была полной, небо — чистым. Однако зов повторился. Прислушиваясь, парень повернул голову на звук и с удивлением уставился на человека, буквально прилипшего к стене.

Четвертый этаж, мать его…

Эту наглую рожу разве ленивый не знал. И даже в темноте, с кучей ссадин, этот говноед был узнаваем.

Виртуозов усмехнулся, выпуская изо рта свисток. Металлическая дрянь полетела вниз, тихо звякнув о брусчатку.

— Чего надо? — Горр был зол. Его, как собаку, призвали свистком.

— Привет, блохастый, — улыбнулся Самсон и неожиданно выкинул руку вперед. Лицо обдало влагой, а Виртуозов кубарем полетел вниз.

Впрочем, Горр позабыл о нем и, матерясь, бросился в ванную. Дрянь жгла кожу и выедала глаза. Смыть удалось быстро при помощи обычного мыла. Но что-то все равно было не так. Понимание пришло, когда пижама с треском разошлась на раздавшихся плечах.

Луна насмешливо взирала на него из окна, а внутри все взбунтовалось. Это был оборот, который абсолютно им не контролировался. А тем временем воздушный поток послушно обвил тело Самсона, не дав упасть. Спрятав пульверизатор в карман, он быстро нашел свисток и опять в него подул. В ответ из окна четвертого этажа раздался душераздирающий вой.

Горр в полуобороте вывалился на улицу и мягко спружинил на мощные лапы. Зарычал.

— Ну же, песик, — присвистнул Самсон, пятясь. — Ко мне, блохастый!!!

Вслед за Горром вниз спрыгнуло ещё три мохнатых тела. Это, мягко говоря, стало неожиданностью для Виртуозова.

— Это кто захотел сыграть в ящик? — прорычал один из оборотней почти алого окраса.

— Похоже, ужин, — вторил рыжеватый.

Горр же оскалился и кинулся вперед. Очень уж хотелось перегрызть белобрысому глотку.

Глава 18

Коридор был длинным, и обычно Октопус спускался в него исключительно наблюдателем. Сегодня же случай был иной. Он принимал непосредственное участие и чувствовал, как зелье туманит его рассудок. Он слышал, о чем думают люди вокруг, пел беззвучную молитву вместе с ними и ощущал всем телом многоголосие их стройного хора.

Лишь один голос выбивался из общего фона и, к своему же сожалению, Звездунов понимал, что вина за это лежит только на нем. Не проверил готовность, не узнал, сколько молитв выучила, и учила ли вообще. Но об этом поздно было думать. Они проведут ритуал в любом случае.

Коридор вел в подземелья. Давно оборвалась кирпичная кладка, уступая место натуральному камню. Пещера была отчасти выдолблена в скальной породе, петляла, разветвлялась, исходила трещинами и все время вела вниз. Они свернули незадолго до закрытых уровней, где мощная каменная глыба укрывала старые тайны от любопытных глаз.

Вскоре перед ними открылся ритуальный зал, такой же старый, как и сама Академия. Размером он был человек на сто, но на памяти Звездунова больше половины от этого числа никогда здесь не собиралось. Круглой формы, с высоким куполообразным потолком, в центре которого синим клубком вилась сырая энергия. Под ней письменами был испещрён пол, а в самом центре — схематическое изображение солнца. Сейчас оно пульсировало приглушённым синим свечением. Но стоит начать ритуал и довести его в завершающую стадию, как их ждало настоящее светопреставление. Магия оживала, наполнялась цветом и силой.

Трёхдневка шаталась, едва стоя на ногах. И, судя по ее бессвязным мыслям, то и дело вспыхивающих в голове Октопуса, вообще не понимала, что тут происходит.

Девушки затянули песнь, теперь уже в голос, вывели ее в центр и начали медленно раздевать, не пропуская ни единой вещи. Длинные волосы были распущены, белье снято.

Песнь стала громче. Октопус молча разулся и одновременно со всеми ступил босыми ногами на один из множества лучей пентаграммы.

Тем временем девушки чертили на лице Ррухи символы, вырисовывая их влажной сажевой краской вдоль черепа, шеи, плеч, обвивая черными завитками молочно-белую грудь и опускаясь грязными росчерками по рукам, животу и бёдрам, вдоль ног к босым ступням.

Белоснежное от природы создание выглядело сейчас, как исчадие ада. И все же это была кукла, не осознающая ни себя, ни происходящее вокруг. С ней можно было делать что угодно, она бы даже не поняла. Октопус смотрел на происходящее внимательно, стараясь не упустить ни единой детали, готовый поправить, помочь, если кто-то из учеников ошибётся. Напряжение внутри ни на миг не давало расслабиться и довериться будущим Хранителям. Причина была банальна, он озвучивал ее много раз и не переставал думать об этом же и сейчас. Ни конкретно эта девушка, ни другие не готовы принять условия факультета. К этому послушников готовят весь первый год обучения. И никакого наскока нахрапом. Это так не делается.

Увы, силы распределили без его ведома. Анонис что-то удумал, поставив ключевой фигурой девицу из семьи Кирин. Причем взял ее в оборот, судя по всему, в первый день приезда. Защита ее была прямой обязанностью Октопуса, и как Хранителя, и как декана. Получалось в результате, что там, где он должен ждать и наблюдать, на это попросту не было времени.

А раз так, то тот уже мог вложить в ее голову ненужные мысли и действия.

Отдать ему ещё и других девушек Октопус не желал. Не сказать, что он хотел начинать именно с оборотня. Но с ней проблем было больше всего. Она не оборачивалась, застряв в человеческом обличье. Наверное потому, не дожидаясь более благоприятного времени, он решил использовать ближайшее полнолуние. Досадное недоразумение следовало исправить. И, если понадобится, заставлять зверя внутри нее просыпаться, пока девчонка на физическом уровне не запомнит, как к нему взывать.

Девушки затянули вторую песнь. Звук эхом уходил вглубь зала, резонируя и возвращаясь усиленным в многократном многоголосии. Тело Ррухи мерцало в магических сполохах. Пол под ее ногами вспыхнул. Узкие полыхающие линии складывались в сложный магический рисунок, полный символов и знаний.

Ррухи уложили.

Девушки встали вокруг, схватившись ладонями и тем самым замкнув круг. Парни, а вместе с ними и сам Октопус, замкнули второй круг. Сырая энергия в центре купола всколыхнулась и лучами света ударила по обнажённому телу волчицы, словно прошила насквозь. Октопус же, наоборот, чувствовал, как сквозь его босые стопы уходит энергия. Пентаграмма вбирала в себя силы, отчего каждый ее росчерк наполнился неестественным светом.

Тело оборотня в какой-то момент выгнулось дугой. Девушка взвыла. Вопль вмиг срезонировал от стен, ударив по барабанным перепонкам, словно сильный взрыв. Это было крайне сложно терпеть. А тем временем ее тело ломало и корежило от нахлынувшей силы. Зверь вырывался наружу, перекраивая своего носителя под собственные нужды.

Неожиданно все прекратилось, несмотря на то, что пентаграмма была полна энергии. Ррухи, не завершив свой оборот, вдруг перестала вопить и начала приподниматься на свои лапы, потому что ногами их назвать уже не получалось.

Она была страшна в этом обличье, словно демоническая сущность без хозяина, только что вырвавшаяся из Преисподней. Ее соблазнительная грудь теперь мало чем напоминала о себе, словно ее там и не было. Лысый, как у крысы, хвост хлестал по обнаженным икрам. Изломленное звериное тело тянуло к земле, вынуждая опираться на все еще не видоизмененные девичьи руки. Пятки, наоборот, оторвались от пола на вытянувшейся ступне. Вытянутая пасть была полна клыков, а красные глаза с полопавшимися сосудами бешено взирали вокруг.

Не раздумывая, Октопус затянул шестнадцатую песнь, и его ученики беспрекословно подхватили ее. Свет, бьющий с потолка, хлестнул, извился, превращаясь в плеть. Пол, наоборот, будто выплюнул полупрозрачные цепи, обвивая звериное тело. Оборотень стонал, глупо пытаясь вырваться из призрачных энергетических оков. И только сейчас пришло понимание, что Ррухи слишком сильная для послушников четвертого курса. Ни пятнадцатью минутами, ни часом этот ритуал не закончится. А ему нужен ее полный оборот…

* * *

Отделяться от Улья больно. Множество связей рвется, память становится недоступной, и ты, как новорожденный во взрослом теле, взираешь на этот мир огромными глазами и абсолютно ничего не понимаешь. И ведь самое главное, знаешь, что это было общим решением Улья, и от каждого по крупице собрали нужные черты. Ты просто часть каждого. И каждый — часть тебя. Каждый — твоя Великая Мать, которая позволила тебе существовать отдельно.

И вот оно, тело, обычное, человеческое. Без толики магии и волшебства. Есть ноги и есть руки, но они, словно вата, непослушны и непригодны. Придется ещё долго учиться пользоваться ими. Под неустанным взглядом множества таких же, как ты. Под издевательский хохот тех, кто ещё не отделился и не понимает, как это трудно пережить и принять…"

Сестры проснулись одновременно. В их сознании, все ещё не отошедшем ото сна, чудились теплые объятия общего Разума. И былые страхи, боль, обида совсем некстати вновь вспыхнули в сердцах. В ночной темноте близняшки синхронно поднялись со своих кроватей и невесело вспомнили о произошедшем.

Они всего лишь пытались защитить Кирин от чужого воздействия. Маг-менталист оказался ушлой нимфеткой, а ее оппонент — сильным противником. Ни одна, ни вторая сестра не ожидали, что в их канал вклинится кто-то четвертый. Улей…

Сестер выпнули из закольцовки, словно нашкодивших щенков, ничего не объяснив, и так же молча ушли. Результаты были неутешительны. Истощение у Хадисы и опустошение у заигравшейся адептки…

Они точно знали, что последнее — не дело рук Улья, но тогда кого?

Это следовало узнать. Это было интересно и, наверное, очень полезно для Матери. Однако ни первая, ни вторая девушка не спешили двигаться или подниматься с кроватей. К их общей печали, дивный сон всколыхнул обиды, которых в принципе не должно быть, и это озадачивало. Протяжный вой оборотня за окном заставил встрепенуться. Сознание сразу пришло в режим боевого. Ощущения возросли, охватив и отсканировав их комнату в один миг. Оказалось, кроме них здесь больше никого не было. Не сговариваясь, попробовали включить свет. Не вышло.

В итоге феи выпорхнули в общий коридор и попробовали постучать в соседнюю дверь. В их ночном зрении все казалось слишком зелёным, где-то более жёлтым, если объект хранил тепло, где-то красным, если объект это тепло излучал. Дверь, в которую они постучали, беззвучно отворилась, выставляя на обозрение пустое помещение без грамма тепла. В итоге, максимально напрягши рецепторы, они облетели весь этаж и встретились у главного входа.

Итоги были неутешительными. Здесь они абсолютно одни.

Входная дверь оказалась запертой, а на замке замысловатым узором искрилась магическая печать. Где-то на улице опять взвыл оборотень.

— Как ты думаешь, это Ррухи? — спросили они хором друг дружку и так же вместе ответили: — Нет.

Раздраженно вздохнули, встретившись угрюмыми взглядами. Их собственная синхронность вводила девочек в уныние. Ведь раньше они все же как-то отличались, хотя бы на ментальном уровне. Теперь же отличий не было, и их общий разговор напоминал бред сумасшедшего в одиночной камере. И это близко не стояло с тем, как проходила их жизнь в Улье, под боком Великой Матери. Приняв решение не озвучивать мысли, девушки молча склонились над искрящейся замочной скважиной.

Однозначным был тот факт, что магическая закорючка была защитой от взлома. Вот только кто в здравом уме будет взламывать ночью вход в студенческий, почти что монашеский корпус? Стоило подивиться, как за дверью раздались шепот и тихое переругивание. Ответ нашелся на удивление быстро, и жажда увидеть лица смельчаков буквально взыграла в близняшках, отсекая здравый разум и пробуждая хищные инстинкты. Все же последние две закольцовки слишком сильно перекроили их разум.

* * *

Влад задумчиво оглянулся, пока ихглавный взломщик, коренастый и абсолютно лысый парень, изучал защиту. Вой оборотня напрягал. Кое-где в окнах начал загораться свет, что совсем не играло на руку.

— Поторопись, — отрезал он, обращаясь к взломщику. Лысый фыркнул в ответ и вытащил из кармана склянку с мерцающей слизью.

— Ты серьезно? — Глаза Влада полезли на лоб.

— Не дрейфь, Мухотряскин, — прогундосил в ответ его сокурсник и даже лысой бровью не повел на то, как перекосило Влада. Фамилию свою он ненавидел. — Ну, типа все… Можем валить…

Впрочем, свалить не успели. Бахнуло знатно, откинув их на добрый десяток метров.

— Мать твою… Ананьев нам потроха выест… — прошептал Влад.

— Было б чему печалиться, — пожал плечами Лысый, поднимаясь и довольно оглядывая покосившуюся дверь. Та со скрипом бухнула перед их ногами, открывая чудное зрелище на двух слегка закоптившихся фей с подрагивающими от нервного перенапряжения крылышками.

— Смотри, сестренка, тела! — разом ткнули они друг дружку под ребра и, нервно дернувшись, одновременно оскалились острыми зубками. — Свеженькие!

Глава 19

Влад Мухотряскин всегда был лучшим. Любимец девушек, свой среди парней, тот, с чьим мнением считаются даже взрослые.

То, что ночью в лазарет заявился именно он, не вызвало особого удивления. Однако, по правде говоря, кое-кому едва хватило выдержки, чтобы остаться незамеченным.

Нежная и неуверенная Велена, наполовину — наяда, наполовину — коктейль из различных рас, этой ночью как раз присматривала за адептами под натужный храп Полевы. Она и заметила неладное.

Нет, она не слышала шума, вопля или чего-либо ещё. Она даже не подсматривала. Просто, как и обычно, сидела на стульчике напротив больных и пыталась привести в порядок свою абсолютно прозрачную щиколотку. Дело не спорилось, под прозрачной поверхностью то появлялись, то исчезали мелкие кровяные сосуды. Кости, вторя кровеносной сетке, занимались не меньшей игрой: они с завидным постоянством превращались в крошечных мальков и плавали себе, словно в аквариуме, попутно не забывая пощипывать края здоровой плоти. О том, чтобы привести в порядок мускулы, даже речи не шло.

Неприятная иллюзия, с которой девушке всегда было сложно бороться.

Не сказать, что происходящее приносило какой-либо дискомфорт, кроме исключительно морального. Нога была абсолютно рабочей. Да и обычно наяды никогда не прятали своей сути. Эти водные духи, бывало, десятилетиями не вылазили из воды, изображая стайки мелких пескарей или какой-либо другой живности.

Велена же страдала от одного вида своей щиколотки, чувствовала себя нелепо и глупо. Ей казалось, что все смотрят на ее ногу и обсуждают. А когда такое происходило, волосы на ее голове начинали шевелиться, словно живые. На этом сказывалась вторая массивная доля ее генетического наследства, в которой явно поучаствовала какая-то не слишком разборчивая в связях горгона.

Все это висело непосильным грузом на ее хрупких девичьих плечах, вгоняло в тоску и уныние и порядочно снижало самооценку.

Именно когда ее щиколотка в очередной раз начала превращаться в "аквариум", произошло неладное. Влажный от ее недомогания пол неожиданно начал затягиваться белесой изморозью, и девушка едва успела одернуть ноги, поскольку сейчас запросто могла примерзнуть.

Прецеденты были.

Проследив взглядом за морозной дорожкой, Велена уставилась на смежную с соседней палатой стену и вмиг забыла про личные проблемы. Ледяной морок Мухотряскина она узнала сразу. А ещё она знала, что там внутри — Камилла, которая постоянно то бросала Влада, то ему поддавалась и иногда даже мечтала о нечто большем.

Полева спала в подсобке. Будить ее не хотелось, старушке нужен был отдых. А разобраться стоило. Однако сказать, что девушка могла что-то противопоставить адепту пятого курса, будет ложью.

Велена это понимала, отчего поджилки ее начинали трястись, а нога превратилась в "аквариум" аж до колена. При этом чудные бирюзовые волосы бедняжки встали дыбом и начали колыхаться, словно змеиный клубок.

Поэтому, стараясь не строить из себя супергероя, девушка дождалась, когда изморозь истает, и лишь тогда тихонечко проскользнула сначала в коридор, а после уж в соседнюю палату. Увиденное ее ни капли не удивило. Привыкнув за четыре года к различным проделкам адептов, студентка нырнула в подсобку и, не обращая внимания на сопящую Селенцию, быстро нашла под столом скрытую сигналку. Магическая печать, напоминавшая с виду расписную вязь, вспыхнула зеленоватым светом.

Дело было сделано.

В тот миг, когда за окном в первый раз взвыл оборотень, в палате, которую ещё недавно посещал адепт Мухотряскин, уже копошились студенты медицинского. Не успевшая уснуть Гемарта Дич не мешкая дала новое задание для практикума и, теперь позевывая, восседала в центре палаты на стуле и вальяжно покуривала самокрутку. Тем временем ее студенты изучали два попавших в их загребущие ручонки организма. А именно: застывшую у входа Камиллу с пузырем на голове и обколотую Хадису, пребывающую в забвении.

Именно благодаря такому подходу даже самый слабенький ученик Гемарты всегда высоко ценился, потому что, выходя из Академии, эти будущие медицинские светила уже наперед знали и то, как провести обследование ночью, и то, чем отличается обколотый демон от обкуренного, и то, почему результаты обследований в полную луну самые непредсказуемые.

Камилла периодически материлась и взывала к деканше о милосердии и снисходительности. Но, поскольку пузырь с ее лица так никто и не снял, взывала она беззвучно и напрасно.

Ночь набирала обороты, внеплановый практикум был в разгаре. Где-то за окном раздался взрыв. Все было как обычно в Высшей академии демонизма и магии.

* * *

— Смотри, сестренка, тела свеженькие! — обрадовались девчонки.

Лысый задумчиво потер подбородок, разглядывая девчат. Мухотряскин просто завис. Девочки были маленькие, едва достающие ему до подмышек. Милые личики, аккуратные вздернутые носики, небольшие аккуратные губки бантиком. Растрёпанные волосы придавали девочкам тот особый шарм, которого порой не может добиться иная расфуфыренная барышня. Они были абсолютно естественны, и даже острые, чем-то похожие на акульи, зубы однозначно были их жирным и очень заманчивым плюсом.

Влад смотрел на фей с умилением. Их симпатичные зубастые ротики хотелось портить прямо здесь и сейчас, когда они призывно открыты в искренне предвкушающих улыбках. И все же острые зубы охлаждали настрой, взывая к осторожности. А фразочка, синхронно слетевшая с их губ, так вообще вводила в замешательство.

— Клац-клац, — щелкнули милашки зубками. И то, что секунду назад было милейшими улыбками, тотчас превратилось в хищные оскалы. — Съедим и не подавимся!

В следующий миг они двинулись, метнулись, разогнались… Можно найти еще множество похожих слов, но ни одно не могло передать той скорости, с которой феи накинулись на адептов. И если Влад успел отскочить, то Лысого провезло по мощеной дороге с добрый десяток метров. Крылатая милашка восседала на его шее, как на гордом скакуне, сжимая упругими бедрами его голову. Задравшаяся было юбка открывала на всеобщее обозрение ягодицы и полупрозрачное белье. Лысый не двигался, зачарованно смотря в глаза юной поганки. Ее же акулий оскал и потемневшие белки глаз больше намекали на голод, нежели на смиренность послушницы.

Безымянные представительницы Улья были опасны.

Почему-то Влад не вспомнил об этом раньше, хотя учил, помнится, где-то на втором курсе. Роясь в памяти, он понимал, что там, где должна была быть информация об этих представителях жизни, зияет беспроглядная дыра. Он откровенно не помнил, а может, даже прогулял тему. Теперь задание Кнута проявилось перед ним в другом, вовсе не безобидном свете. Все это пронеслось в голове Мухотряскина буквально за секунду. В следующий миг нежные девичьи ладошки с удлиненными коготками опустились на его плечи, а острые зубы второй сестрицы ощутимо прикусили шею. Щеки обдало прохладным, едва ощутимым ветром, исходящим от работающих стрекозьих крыльев. Влад сглотнул, чувствуя, как что-то теплое стекло по его ключице, неприятно пропитывая влагой одежду. Место укуса сразу онемело. В памяти, как назло, только сейчас всплыла информация о том, что собой представляет фея в боевой трансформации.

Мозг запоздало трубил об опасности.

— Три бубенчика звенели, птицы песенку пропели… — Тем временем девушка, подпевая, поднялась с Лысого. Парень продолжал лежать, не двигаясь. — Иву утром посажу, в косы веточки вплету…

Адовы муки Многоликого…

Двадцатую песнь из кодекса Хранителей Мухотряскин узнал сразу. Дернулся и с удивлением понял, что часть его тела парализована.

— Ядом Влада напою… — прошептала тем временем ему на ухо фея, укусившая его, крепче сжимая пальцами его плечи. — Тайны тихо украду… Душу в зелье утоплю… Многоликому скормлю.

Левая рука почти не слушалась, с правой ситуация была лучше. Вскинув ее, парень попытался ухватить порхающую позади девушку за шею и перекинуть через спину. Не вышло. Хихикая, девушка упорхнула и приземлилась рядом с сестрицей.

Вскинув руки, они прошептали заклинание, и тут же из их ладоней хлынула белесая дымка. Словно рой мошкары, она окутала тело Влада, жаля частичками света и слепя хаотичным блеском.

Мысли начали путаться.

Сцепив зубы, парень попытался отсечь в голове все лишнее, выставляя перед собой лишь одну цель. Ему нужен кусок крыла… И пусть пропадет все пропадом!

Вскинув начавшую неметь правую руку, Влад Мухотряскин изрыгнул проклятие, после чего окутал себя мороком. Чёрное пятно, защитившее его от заклинания послушниц, схлопнулось, не оставив и следа от адепта.

Девушки переглянулись, а после подхватили парализованного лысого парня и, словно он был легчайшим пёрышком, упорхнули в здание своего факультета.

Феям определённо нравились условия жизни в Высшей академии демонизма и магии, в Институте благородных девиц было не в пример скучнее…

* * *

Уж чего не ожидал Самсон Виртуозов, так это того, что на факультете магической медицины учится более, чем один оборотень. Друзья разгневанного Горра были мельче. Мастью рыжие, морды — уже, хвосты — длиннее и шерстистее.

"Лисы", — догадался Самсон, внимательно наблюдая, как обращенные парни его обступают, не переставая при этом отпускать глупые фразочки о корме. Неприятная осечка. Эти хитрые засранцы за четыре года ничем не выдали своего присутствия, а тут сразу трое. Или это летучая смесь так повлияла, с полнолунием в придачу?

Тот, что левее, почти алый, потянул носом и оскалился, справа желтоватый парень явно прятал свое раздражение за взмахами лоснящегося хвоста. Третий лис, классически рыжий, ухватил полуобращенного волка за виски и что-то протяфкал совсем по-звериному, после чего прыгнул и в один момент оказался за спиной Самсона.

— Вы что, серьезно? — адепт фыркнул. — Четыре шавки на одного меня?

Горр явно обиделся. По крайней мере, его подвывание в ответ Самсон воспринял именно так.

В планы адепта четверо оборотней не входили. Для срыва ритуала посвящения достаточно и одного пса. Четверо могут привести к ненужным жертвам, а Борин такого уже не спустит с рук ни ему, ни Ананьеву.

Круг сужался, оборотни медленно обходили его, порой делая выпады и щёлкая челюстями. Самсон стоял расслабленно, потом неожиданно крутанулся вокруг своей оси и исчез на мгновение. В следующую секунду один из лисов упал на землю без чувств, второй получил ногой в челюсть, отчего та звонко захрустела. Третьего согнуло полам от четкого удара в солнечное сплетение и хорошего контрольного коленом в видоизмененное лицо. Из носа у последнего хлынула кровь.

Горр рычал. Самсон мелькнул перед глазами, а в следующий миг уже кувыркнулся в небе и приземлился оборотню аккурат на холку. Тот взревел и попытался сбросить урода, делая просто нереальные пируэты. Виртуозову все было нипочём. Вытащив из нагрудного кармана моток, он сноровисто накинул уже приготовленную заранее петлю на морду Горра и дёрнул на себя. Петля зацепилась за зубы, лишая оборотня возможности сбросить ее.

— Цыц, собака, — промурлыкал он на ухо Горру, отчего тот ещё сильнее взбесился и начал скакать по площади, пытаясь скинуть наездника. Он даже кувыркался и пробовал упасть на спину, но Виртуозов держался крепко, словно чертова вошь, отчего Горр ещё больше бесновался. Оборот оттого становился глубже, а зверь — сильнее. Горр терял остатки разума, а Самсону только это и надо было. Выудив из кармана свисток и чудом не выронив его, он опять свистнул в него, и оборотень под ним опять взвыл. Первая часть плана была заделана. Осталось сорвать ритуал и избавить Хранителей от ненужной послушницы.

Протискивать полностью обращённого оборотня сквозь узкий коридор, используемый Хранителями, — то ещё задание. И, откровенно говоря, — глупое. Самсон знал, что поворачивать там негде, а уж Горр с его габаритами там и вовсе не протиснется. Однако был ещё чудесный, удобный, комфортный и достаточно широкий коридор, которым периодически пользовались студенты медицинского. О лазе, что принадлежал адептам, Виртуозов даже думать не смел.

Ананьеву, конечно, вариант с использованием стерильного медицинского хода не придется по душе. Однако, если дело выгорит, претензий он выдвигать не будет и даст дожить спокойно до выпуска и распределения.

Нужные ворота в стене были близко, однако пихаться туда на спине оборотня Самсон не собирался. Подкинув свисток в воздухе, он дунул. Порыв ветра подхватил инструмент и окутал его едва мерцающей магической сферой.

Магический шар рванул к воротам, подвывая. Горр метнулся за ним, подчистую снеся створки. Самсон же успел спрыгнуть в последний момент и самодовольно улыбнулся. Глубокий оборот, свежая девчонка и полная луна сделают свое дело. Дальше он будет только наблюдать.

Глава 20

Горр гнался за свистком, как умалишенный. Где-то на задворках его отчасти парализованного сознания билась мысль о неправильности происходящего. Но звук раздражал, и этот чертов свисток надо было поймать прямо сейчас. А потом уничтожить. Он бежал за светящимся шаром, не замечая ничего: ни спуска, ни смены декораций, ни даже исчезновения наездника вместе с ненавистной веревкой. Свисток манил, а остальное было неважно.

Дурманящий аромат самки ударил в нос позже, вместе с ее разъяренным ревом. Запах был знаком и навевал старые воспоминания о грациозной белохвостке. Стоило лапам вынести его в Общий зал ритуалов, как представшая его взору картина привела его в бешенство.

Обнаженная, закованная в цепи дева в яростном отчаянии бросалась из стороны в сторону, пытаясь освободиться. Полулысое тело застыло в незавершенном обороте, в котором тонкое девичье запястье с остервенением цеплялось за магический ошейник. Она плакала от боли и взывала к ним чистым человеческим голосом. Он чувствовал запах солёной влаги, смешанный с ее потом. Чувствовал кровь, стекающую из разодранной кожи на шее.

Послушники пели одну из самых изощрённых песен, нисколько не внимая ее мольбам.

Ему захотелось защитить ее. Он помнил и эти запястья, и этот запах. Он даже знал, какова на вкус ее плоть, он помнил, что уже кусал ее…

Рычание эхом пронеслось по залу, почти неощутимо на фоне воя самки. И все же она услышала: резко вскинула длинную морду, покрытую белоснежной шерстью, и ощерилась. Момент узнавания очень бурно отразился на ее морде. Оскал стал шире, а глаза полыхнули огнем.

Та, чье имя было легко произнести в любом обличье, прыгнула в его сторону, и в этот момент ее оковы лопнули. Смешно выпяченная женская рука воплотилась прямо в прыжке, превратившись в жилистую когтистую лапу с довольно подвижными крючковатыми пальцами. Мощная челюсть звонко лязгнула перед носом, и то потому, что её лапы достали его быстрее, и он уже падал.

Что-то это ему напоминало.

* * *

Она не помнила, когда ее сознание стало ясным. Но мир вокруг стал другим, даря осознание, что она опять застряла в обороте. Все так же, как и тогда, в ее первый и единственный раз.

Послушники пели песни, и те затрагивали внутри самое звериное и уродливое, что только было в Ррухи. О, как же она не хотела проваливаться в эту пучину волчьего безумия. Боролась, как могла, а навязчивый голос декана требовал расслабиться, звеня в ушах, словно жужжание нахального шмеля.

Появление нового персонажа она почувствовала не сразу, с непривычки приняв его запах за очередной дурман. Два метра десять сантиметров ростом, серой масти, широкий, как шкаф, с чёрным пятном на левой лапе, похожим на кусок грязи. Ррухи уже видела этого волка, вспомнила тот ее первый и единственный оборот, вдали от клановых территорий. Долгая погоня, закончившаяся позором и, по сути, изгнанием. Ненависть всколыхнулась в волчице, подогретая болью и новыми обстоятельствами. Она откровенно хотела его разодрать, как неудачливую козу, забредшую в пущу. Ярость перевернула в ней все. Она позабыла и о цепях, и о мерзких однокурсниках со Звездуновым в придачу. Прыгнула. Мех заискрился черными всполохами, а трансформация, наконец, завершилась.

Как только она сцепилась с серым волком, они кубарем покатились по полу, не обращая никакого внимания ни на потемневшие лучи пентаграммы, ни на чернеющую вязь вдоль стен, ни багровеющий клубок сырой энергии под потолком зала. И даже огромнейшие живые скользкие щупальца, вырвавшиеся где-то из центра зала и обрушившиеся на дерущихся волков двумя массивными плетьми, не уменьшили их обоюдного запала.

И лишь дикий многоголосый фальцет смог вернуть волков к подобию порядка. Стены задрожали, резонируя, мужские голоса, словно чернота, низким гулом вклинились в новую песнь. Ставший черным свет опять набирал яркость, окрашивая все вокруг алым, покуда кто-то из девушек не скатился в иную тональность, затянув нечто и вовсе будоражащее сознание и душу.

Свечение блекло, обращаясь в мерцающее розовое и затем постепенно становясь белоснежным.

Песнь журчала и убаюкивала, и ненавистный облик серого волка неожиданно оказался достаточно приемлемым для выполнения функции подушки. Оборотни уснули одновременно и так же одновременно утратили оборот. Их сплетённые тела зависли в воздухе. Священные символы, нанесенные на тело Ррухи, смазались и поплыли черными пятнами. Белоснежные волосы спутались. Кожа начинала синеть, проявляя места укусов. Горр мало чем отличался от нее, разве что выглядел более похожим на довольного жизнью человека. Хуже всего в их обоюдном умиротворении была мелкая вязь, проступающая под кожей сложным магическим узором. У обоих аккурат на запястьях.

Октопус тяжело вздохнул и устало скинул с головы капюшон, а следом осмотрел своих послушников, не находя сил на какие либо эмоции. Наверное, что-то на его лице все же отображалось, поскольку ребята пятились, попеременно спотыкаясь о многострадальные щупальца.

— И кому пришла идея вклинить в изначальную песнь узообразующую? — Вопрос не остался без ответа. Нашлось аж трое смеленьких. Октопус усмехнулся. — Молодцы… Почему?

Девушки сбросили капюшоны и теперь, краснея и бледнея, начали на мигах показывать не вполне пристойные жесты.

— То есть, по-вашему, раз в центре круга дерутся особи противоположного пола, то гасить ненависть можно только узообразованием?

Тройка кивнула.

— Чудненько, — хмыкнул он и устало провел ладонью по лицу. Спорить было глупо, ритуал они завершили белым, это было неплохо, если бы не одно жирное «но», с которым теперь надо без последствий разобраться. — А теперь письменное домашнее задание для всех присутствующих: не прибегая к темной стороне, составьте обратный ритуал… И введите молодых в курс дела, то бишь объясните, откуда у них брачная татуировка. — Он многозначительно кивнул в сторону оборотней. — Времени у вас до утра.

С этими словами Октопус Звездунов втянул в тело выброшенные ранее щупальца и с чистой совестью пошел на выход. Он будет спать. Остальное завтра.

* * *

Мрак схлопнулся. Лишь на жалкую долю мгновения Влад почувствовал, как его тело сжалось в комок, а после было пропущено сквозь узкое отверстие портала, словно через мясорубку. Адски болезненное умение.

Он не знал, сколько провалялся в оцепенении. Сознание пробивалось сквозь мрак ощущений постепенно, выдавая происходящее малыми порциями: то радуя уши звуком, то глаза — неподвижным небом. Вскоре пришло понимание, что он все же скорее в сознании, нежели без оного. Тело частично очистилось от парализующего вещества. Руки уже были послушны. И все же общая слабость оставалась достаточно ощутимой, чтобы нехотя считаться с ней, в то время как задание все еще не было исполнено.

Кровь или часть крыла… Наверное, сейчас Влад предпочел бы действовать иначе. Не было и речи о том, чтобы еще раз схлестнуться с близнецами лично. Не сейчас, когда он едва не попал под действие двадцатой песни…

Уму непостижимо. Это был уровень Звездунова. Откуда трехдневки ее знают? В любом случае этот вопрос стоило задать Ананьеву, а не себе. Слишком скользко.

Размышляя о своей неудаче, Влад наконец нашел силы сесть и впервые огляделся. Его занесло на крышу инженерного общежития, стоящего аккурат напротив общежития Хранителей. Крыша имела легкий наклон, достаточный, чтобы не задерживался редкий дождь, но не настолько крутой, чтобы можно было с нее свалиться. Впрочем, место его не удивило. Соответствующую метку он поставил здесь ещё в прошлом году, когда впервые смог использовать портальное перемещение. Скрестив ноги перед собой, прошептал нужное заклинание и призвал морок. По тому, как натужно происходило действие, можно было с уверенностью сказать, что сил в нем поубавилось, о чем стоило поразмыслить отдельно. Парализующим был укус. Песнь поганки не допели, соответственно, куда делась сила? Не на портал же растратилась, учитывая, что силы для него берутся из пространства?

Проклятие? Не мог он вбухать туда недельную норму… Или мог?

Вопрос стоило закрыть. Слишком сильное проклятие было чревато ненужными последствиями, порой противоположными изначальным целям.

За невеселыми думами он и не заметил, как возле его ног начала дыбиться глубокая непроглядная тень. Из нее, словно из масляной жижи, медленно вылезла точная копия Влада. Лицо, волосы, одежда, даже выражение лица — все было идентичным. Собственно, Мухотряскин обратил внимание на свою копию, когда та уже вылезла наполовину, и недовольно сощурился.

— Полезай обратно. — Тень в точности скопировала его мимику, а потом повернула голову на сто восемьдесят градусов. Взгляд существа, по сути сформированного за счёт окружающей их темноты, скользнул в сторону нужного общежития.

Влад закрыл глаза и расслабился, мысленно потянулся к своему двойнику. Существо поддалось и, развоплотившись, скользнуло вслед за желанием Мухотряскина.

Двигаться тенью было однозначно легко, и через сущие доли секунды Влад черным пятном проскользнул под дверью нужной комнаты и застыл черным пятном в темном уголке между косяком и шкафом. Собственное тело оставалось на крыше, в недосягаемости. Его же сознание было здесь и сейчас, незаметное и неуловимое. Он собирался ждать, покуда мелкие крылатые поганки не уснут.

Мухотряскин не знал, да и не мог видеть того, что творилось в головах девушек. В темноте девичьей спальни невозможно было разглядеть ничего, кроме едва заметных движений. А потому парень пребывал в наивном неведении, считая, что полностью контролирует ситуацию.

* * *

Ночь была странной. Бледное лико луны желтым пятном висело на небосводе, словно огромная новомодная лампа, и даже не пыталось отправляться в свой извечный путь. Небо было ясным и звездным. Редкие облака были полупрозрачны и, словно вуаль, пролетали мимо ярких мерцающих звёзд. Словно подражая небосводу, Академия сияла огнями, отчего издали ее можно было спутать с клочком ночной звездной глади.

Было за полночь. Учреждение, с виду больше похожее на крепость-тюрьму, нежели на высшее учебное заведение, гудело. Студенты не спали, делая ставки. Адепты снова были в центре внимания, будоража мозг простого народа своими выходками, а послушники даже не подозревали о том, что происходит буквально над их головами.

Собственно, изначально в центре внимания был Самсон, гарцующий верхом на оборотне. Оборотня, естественно, опознали, и уже к утру будет готова не одна шутка на счёт его позора. Трое лисов, утратив оборот, с разбитыми лицами и разной степени травмами, были унесены со двора медицинского общежития сокурсниками. Теперь все, кто не принимал участие в ночном исследовании Хадисы и Камиллы, занимались штопкой трёх неудачливых оборотней. Гемарта Дич, как всегда, студентов своих не жалела и не делала поблажек на поспать и отдохнуть.

Тем временем никем не замеченные близняшки затащили трофейное тело в свою комнату и принялись за священное действие, передаваемое в их необъятном роду из поколения в поколение. Их лица уже утратили хищные черты. Глаза стали прежними, а коготки на аккуратных пальчиках снова приняли привычную форму.

Общая на двоих душа пела.

Сев по обе стороны парня, девушки взялись за руки и призвали Великую Мать, прося благословения. А после, облизнув свои пальчики, скатали из влаги первую в своей жизни нить.

Улей загудел в их головах. Нейронные связи натянулись от напряжения, тысячи голосов наперебой пытались прокомментировать происходящее и поделиться опытом. Кое-кому даже удалось пролезть на первый план общего сознания и занять самые удобные места — перед глазами двух младших сестер, наблюдая за их сакральным действом. И только Великая Мать спокойно взирала на все происходящее с высоты своей тысячелетней мудрости. Она, как средоточие разума, была в каждой из своих дочерей и ни на миг не обрывала связи даже с теми, кто вышел из Улья в собственном бренном теле.

За происходящим с самыми юными из ее детей она наблюдала изначально и порой даже сама не замечала того, как под ее влиянием девушки невольно, словно бездушные куклы, следовали заданному им сценарию.

Вот и сейчас она с удовольствием наблюдала, как, покоряясь ее неощутимым приказам, девочки плели кокон, создавая нить из собственной, вмиг изменившейся в составе, слюны.

Тело, которое они выбрали, было соблазнительно теплым и достаточно зрелым. Работать с таким будет одно удовольствие.

Глава 21

Хадисе снился сон. В нем была ночь в багровых тонах и красная луна в алом небе.

Девушка шла по пустынным коридорам мимо бьющихся за стенами сердец, каждое из которых отвечало за чью-то жизнь. Нескончаемый, длинный, он словно прочерчивал не одну сотню метров и не одну судьбу. Сквозь десятки дверей ей чудились чужие мысли и желания. Казалось: войди в любую комнату, прикоснись к любой из жизней — и тут же во врагах вспыхнет страсть, а между любовниками — насилие. В каждом сердце родится свой соблазн и свой ад…

И все же она не останавливалась и не открывала ни одну из дверей. Ноги вели ее к особому месту и к особому человеку. Дверь, выросшая перед глазами, отворилась беззвучно, пропуская в уже знакомую комнату.

Одноместная. С широкой кроватью, добротным письменным столом и уютным креслом. Мягкий ковер приятно гладил ее босые ступни, а зеркало, висевшее на стене, упрямо отказывалось ее отображать. Самсон стоял к ней спиной. Полностью погруженный в мысли, он стащил с себя водолазку и откинул на пол, где уже валялась его форменная жилетка, потом ухватился за пояс мягких трикотажных брюк и начал развязывать узел. Мускулы на его руках перекатывались, завораживая ее неискушенный девичий взгляд. Обнаженная израненная кожа манила дотронуться. Поддавшись наитию, Хадиса едва ощутимо провела пальцами по его позвоночнику и в нерешительности отдернула руку. Самсон замер, стоило ей коснуться его, а после развернулся и уставился на нее. Лицо его в этот миг было нечитаемым, застывшим, словно каменная маска.

Может, он действительно застыл? Хадиса снова потянулась к нему и теперь уже коснулась лица, ощущая под пальцами лёгкую, незаметную с виду щетину.

Виртуозов медленно взял ее руку в свою и отнял от лица. Странно их ладони смотрелись вместе. Его самая обычная, белесая в ночной темноте, ее же — полупрозрачная, сотканная из красного света, полыхающая алыми всполохами.

— Кто ты? — Он смотрел прямо в глаза, и она видела в них отражение его демонической сущности, запертой под его кожей и пульсировавшей неведомой и опасной силой.

Вместо того, чтобы ответить, она подалась к нему и коснулась своими губами его губ. Таких знакомых и незнакомых одновременно. Горячих и манящих, сводящих с ума.

Ее поцелуй был полон осторожности. Она смаковала его губы так, как хотела бы почувствовать его сама. Нежно, осторожно, слегка дразня и не принуждая ни к чему большему. Самсон не отвечал, но и не отстранялся. Прикрыв глаза, он позволил ей вытворять со своим ртом все, что ей заблагорассудится. Его рука все также сжимала ее запястье, и их немое общение ни капли не сдвигалось с места.

— Линн… — выдохнул он ей в губы, и почему-то от этого стало чертовски больно.

Шум воды ворвался в ее сознание слишком неожиданно. Распахнув веки, Хадиса с немым укором уставилась в потолок, так, словно он был виноват в ее пробуждении. За ширмой, огородившей ее кровать, кто-то ходил. Бренчали ведра, а вскоре зашуршала швабра. Убирались…

Бесшумно встав с кровати, девушка недовольно отметила на себе больничную сорочку и сразу же стянула ее через голову. Одежда ее, как и в предыдущие разы, лежала в прикроватной тумбочке. Там же была ее сумка, правда, уже без учебников. Наверное, девочки забрали еще вчера. Быстро облачившись, провела ладонями по складкам, привычно распрямляя их. После принялась за волосы и только в последнюю очередь за лицо. Закончив, отодвинула ширму и скользнула взглядом по настенным часам.

Семь утра…

Камилла, насупившись как индюк, мыла пол, почему-то не используя для этого дела магию.

— Я могу идти? — тихо спросила Хадиса, остановившись напротив нее. Девушка резко выпрямилась, перекинув швабру в левую руку.

— Иди, — после секундного молчания ответила она, странно скользя по ней взглядом. — Если ничего не забыла.

Тон был неприятен, впрочем, Хадиса списала это на недосып. Забывать здесь ей было нечего. Вещи при ней, сорочка местная. Поправив на плече сумку, она выдавила из себя милую дежурную улыбку и, пожелав хорошего дня, вышла.

Соседняя дверь в смежную палату отворилась одновременно с ее дверью, и оттуда вышел уже знакомый рыжий толстяк, а следом за ним Самсон, сосредоточенный и непривычно резкий в движениях. Лицо было в царапинах, ладони — тоже. Форма закрывала все остальное, но Хадиса понимала, что, скорее всего, царапин намного больше. Во сне он тоже был ими покрыт… Может, и сон был непростой.

Хадиса даже не заметила, как замерла, разглядывая его. Виртуозов прошел мимо, скользнув по ней хмурым взглядом. Слишком холодным и отличным от того, что был позавчера. Слишком сдержанным по сравнению с тем, что он дарил Линн. Стоило ему скрыться за поворотом, как Хадиса повернула в противоположную сторону и нерешительно открыла дверь, из которой он вышел.

Ширмы были отодвинуты. По полу тянулись провода, а у стен стояли датчики и другая непонятная аппаратура. На одной из кроватей она сразу узнала Линн, которую было непривычно видеть вживую, а не в видении. В палате больше никого не было, и Хадиса застыла в нерешительности. Наконец, она осторожно подошла к спящей девушке, разглядывая ее.

Черные тени залегли под ее глазами, кожа была слишком белой, без румянца. Не особо длинные волосы были заплетены в две косы и едва доставали до груди. Они были ярче, чем у близняшек, и все же такие же розовые. Губы выглядели непривычно ярко на всеобщем фоне, да и растрескались, явно от горячки.

Дверь в подсобку отворилась, и оттуда вышла Велена. Голубоглазая, с поразительной шевелюрой и не менее удивительными особенностями тела. Хадиса ее хорошо запомнила ещё со вчерашнего дня. Да и трудно было не запомнить кого-то с такой выразительной внешностью.

— Ты ко мне? — ничуть не удивилась она, улыбнувшись. — Пришла спросить о Владе?

Кирин не нашлась что ответить. Память подкидывала ей лишь одну личность с таким именем, но девушка была уверена, что видела того парня лишь в видении.

— Камилла не рассказала, да? — Голос ее был звонким, похожим на перезвон колокольчиков. Из-за этого, несмотря на всю серьезность лица, голос казался весёлым и задорным.

Велена тяжело вздохнула и, бесцеремонно ухватив озадаченную Кирин за руку, потащила в подсобку. Плотно закрыв дверь, она пригласила Хадису присесть на кушетку, а сама села напротив. Рассказ не был длинным. И все же от него начинали трястись руки.

Сказать, что Кирин была удивлена, это ничего не сказать.

Ее опять использовали, и она опять не смогла ничего сделать. Как овца, которую специально вскормили для поднесения на жертвенном камне, а затем на нем же убили.

— Не переживай. — Велена по-дружески сжала ее похолодевшую ладонь. — Все образуется, ещё задашь адептам жару. Самсону, Владу… Пусть пополняют батарею.

— Какую батарею?

— Здесь лежащих, — рассмеялась девушка. — Ты ведь Линн уложила? И правильно сделала, она та ещё стерва. Но как она проснется — жди беды… Не завидую тебе. Хотя, когда она придет в себя, полагаю, Самсон ее сначала с недельку из спальни выпускать не будет, а потом уж позволит тебе мстить.

— А Самсон и…

— Да, — не дослушав, ответила полу-наяда. — Там жёсткая любовь-морковь. Виртуозов тут уже полторы суток сидит, почти не вылезая наружу. Переживает, бедолага…

Велена мечтательно вздохнула, закатив глаза.

— Это мило. — Хадиса смотрела на нее и понимала, что попросту не знает, что ещё здесь сказать. Этот парень начал сниться ей слишком часто за последние дни. И, откровенно говоря, ей были приятны их пространные встречи и прикосновения. Даже сегодня она рада была его видеть, несмотря на его хмурый взгляд.

— Это глупо, — возразила Велена. — Линн его в носу имела, а он с ней нянчится, как с королевой. Реально, такого парня еще поискать надо, и пофиг, что он адепт темного культа… Ладно, поговорили и хватит. Скоро пары, а там пересечёмся. — Велена подмигнула, а Хадиса не нашлась что ответить. Девушка была права на все сто.

* * *

Было начало восьмого, когда Хадиса добралась до своей комнаты. Близняшки толкались в ванной, а Ррухи, недовольно хмурясь, рылась в шкафу в поисках непонятно чего.

— Хадиса, у тебя пара-тройка браслетиков не завалялась? — раздражённо поинтересовалась она, даже не поздоровавшись. Явно происходило что-то странное.

— Есть, конечно, — задумчиво ответила она и направилась к своему шкафу. — Вот только нам как бы украшения не положены…

— Действительно. — Ррухи как то вмиг потускнела, плечи ее опустились, а губы плотно сжались. Обтянув рукава, она обхватила себя руками и, казалось, сейчас заплачет.

Кирин редко видела ее такой: из нее словно весь стержень вынули, оставив болтаться остальные качества на соплях. Поддавшись чувству, она крепко обняла подругу и погладила ее по голове.

— Все будет хорошо, — прошептала она, ничего не понимая. Ррухи всхлипнула, а после начала подвывать, заходясь в нешуточной истерике.

Близняшки застыли в дверях ванной, не смея даже шелохнуться, напряженные и не менее удивленные. До занятий оставался от силы час. Узнать, судя по всему, предстояло многое. Скорее всего, адепты вчера наведались не только к Хадисе, и это девушку страшило больше всего.

* * *

В сознание Горр приходил медленно. Тело нещадно ломило, словно он полночи перемалывал кому-то кости, а не спал. Голова гудела, да и вообще пол был слишком твердым для того, чтобы в совершенстве заменить кровать.

Осознание последней мысли вынудило парня распахнуть глаза. Распростершийся вокруг Общий ритуальный зал заставил глубоко задуматься о произошедшем. Отсутствие одежды на нем было вторым неприятным недоразумением, впрочем, оно было вполне объяснимым. Наверное, слетела еще в его комнате. Третьим неоспоримым, но вполне имеющим причину фактом было множество синяков и кровоподтеков на его теле.

Но вот чего он объяснить не мог, так это брачной татуировки, обхватившей его запястье сложной вязью. Прилагающейся к ней жены рядом не было, соответственно, личность последней оставалась пока что неразрешимой загадкой.

Поднявшись на ноги, Горр пошел на выход, попутно не забыв заглянуть в медицинскую подсобку, обустроенную в одном из глухих коридоров. В конце-то концов, не идти же назад абсолютно голым?

Ему-то не стыдно, а вот девчонок смущать не хотелось.

Мысль о противоположном поле заставила его поторопиться, так что, раздобыв вскоре белый халат на пуговицах, Горр плотно застегнулся и поспешил в свою комнату. В голове билась обнадеживающая мысль о том, что татуировка липовая. Такие шутки были вполне в духе белобрысого говноеда.

Конечно, о том, кто виноват в его нынешнем состоянии, оборотень Горр не сомневался ни капли. А вот когда вязь с запястья не смылась ни мылом, ни спиртом, ни зубной пастой, оборотень призадумался о реальной подставе…

Его женили без его ведома. Он не знает, кто эта жена, кто провел обряд, и кто был свидетелем. Большей подставы и придумать нельзя… Но хуже всего то, что он понятия не имел, к кому обратиться с таким скользким вопросом, чтобы это не дошло до его клана.

____________________________________________________________

Ну что ж дорогие читатели)) Ночь закончилась. Впереди новый учебный день и новые свершения! Я надеюсь у вас есть вопросы и вы все их напишете.

Ну а еще надеюсь что день будет не столь длинным как эта ночь!

Всем приятных выходных, завтра будет плановое продолжение)))

Глава 22

Октопус Звездунов ходил между рядами и рассказывал очередную оторванную от реальности тему. Костюм на нем сегодня был песочного цвета. Сорочка почему-то напоминала брикет с мороженым, а разноцветный галстук это впечатление только усиливал.

Наверное, все же стоило пойти позавтракать, а не устраивать почти часовой квест на тему "Вытащи из Ррухи имя обидчика". Волчица, как и ожидалось, не призналась и постоянно прятала руки в длинных рукавах. Вот и сейчас, сидя рядом и вроде бы записывая, Ррухи умудрялась придерживать натянутый манжет форменной блузки мизинцем и безымянным пальцами.

«Синяк у нее там, что ли?» — думалось Хадисе. Однако даже для синяка это уж слишком чрезвычайная мера. Скорее, там что-то другое.

Звездунов как раз развернулся и остановился рядом, спрятав руки в карманы. Умолк.

Хадиса вскинула голову и с удивлением словила на себе его взгляд.

— О чем я только что говорил?

Девушка сглотнула, поняв, что элементарно прослушала.

— Поднимайтесь…

Взгляд при этом был столь нехороший, что девушка поежилась и медленно поднялась, внимательно смотря на декана. Мужчина тем временем пошел по второму ряду и продолжил лекцию:

— Важное значение для исполнения двенадцатой песни имеет частота звука. От частоты зависит результат, где низкие частоты равны выздоровлению, а высокие могут привести к противоположному результату. Сочетание различных частот позволяет подбирать наиболее точное воздействие на объект. Имеет значение и порядок использования куплетов, вложенная сила. Таблицу с расчетами вы найдете на странице сто двадцатой «Практикума». Схожее требование и у последующих четырех текстов. С той лишь разницей, что чем выше ее уровень, тем ограниченнее возможности по внесению корректив.

Он обернулся в который раз и теперь опять смотрел на демоницу не отрываясь:

— Кирин, просветите присутствующих, какие культы проводят брачные ритуалы?

Вопрос заставил задуматься. Хадиса редко бывала на свадьбах, и то, на неофициальных частях.

— Но это задача священнослужителей…

— Каких, назовите? — Октопус вновь приближался, и от его довольного вида невольно пересыхало в горле.

— У нас много вероисповеданий в стране. Кто во что верит…

— Хорошо… — согласился он и снова обратился к аудитории. — Дайкирия действительно не провозглашает официальной религии. Но большая часть храмов принадлежит Многоликому. Так какие культы проводят бракосочетание? — Опять его пронизывающий взгляд сверлил ее.

Она не знала. В Институте из схожих тем были лишь основы религий мира, где в общих чертах объясняли различия, не углубляясь в подробности. В благородных девушках больше ценились навыки управления и бухгалтерии, нежели духовные знания.

Вопрос ставил в тупик.

— Священнослужители проводят, с лицензией регистратора. — Голос Хадисы дрогнул, атмосфера становилась давящей. Немая аудитория, полная людей, только добавляла масла в огонь. — Их назначает на должность Верховный жрец, лицензия же выдается, скорее всего, по результатам государственного экзамена.

— Хорошо, — кивнул Звездунов. — Так какие культы проводят?

Девушка неуверенно мотнула головой, давая понять, что она не знает ответа.

— И чем же вы со своим куратором занимаетесь, раз не знаете элементарного? Садитесь. — сказал Звездунов, а потом развернулся к аудитории и продолжил. — Ответ прост. Культы не проводят ритуалы для гражданских лиц. Это запрещено. Перейдем к внеплановому домашнему заданию, которое вы должны были подготовить к утру… — Он стянул с ближайшей парты толстый реферат и пролистал. После положил обратно и спрятал руки в карманах. — Как я уже говорил ранее, для церкви Многоликого не важно, из чего состоит изначальная сила служителя: из света или тьмы. Важно другое: концентрация изначальной тьмы или света в конкретном претенденте и возможность концентрации такого же объема противоположной энергии без смешивания энергетических каналов внутри тела. Ответ на ваше домашнее задание — жирное «Нет. Это невозможно». Для всех ритуалов, которые являются частью быта и касаются этапов жизни, всегда и без исключений нужно два типа энергии. А потому, чтобы повернуть состоявшийся ритуал вспять, необходимо наполнить силовые поля круга таким же сочетанием энергий и никак иначе. Что из этого следует?

Присутствующие ожидаемо молчали. Хадиса задумчиво прикусила губу, размышляя о мнимом кураторе. Близняшки бросали на декана не менее вопрошающие взгляды. Октопус, в свою очередь, улыбался, как довольный жизнью кот, и был полон предвкушения.

— Из этого следует, что в ритуал вклинился адепт Раздора, дорогие мои подопечные. Иначе никак. Потому что сами вы не располагаете необходимыми качествами энергии. Ррухи, я надеюсь, вам понятно ваше положение?

Теперь Октопус смотрелна волчицу. Та побледнела и ещё сильнее натянула рукав.

— А почему вы, собственно, стесняетесь? — удивился он. — Насколько мне не изменяет память, вы уснули, будучи довольными жизнью.

— Я была не в себе.

Хадиса уже ничего не понимала. Близняшки что-то пытались показать ей на мигах, то тыча на запястья Ррухи, то на Октопуса, то на аудиторию. Но Кирин гнала удивительную, по своей сути, догадку, как навязчивую муху…

— Да неужели? А я помню, что в середине ритуала оборот прервался, и вы хорошенько орудовали матом и жестами… А вот ваш избранник, увы, умом этой ночью не отличился вообще. Однако мы все должны быть крайне благодарны студенту Горру. Во-первых, вы наконец перевоплотились, во-вторых, решился вопрос с вашей парой.

Ррухи вскипела, покрывшись красными пятнами. Голос ее начал дрожать. Упёршись ладошками в парту, она медленно поднялась, вперившись взглядом в перешедшего всякие рамки декана. Так заботливо опускаемый рукав теперь подскочил, выставляя на обозрение брачную татуировку.

— Вас забыла спросить, кого мне надо в пару.

Октопус удивленно вскинул брови, явно пытаясь понять, что творится в голове волчицы. Наверное, умозаключение вышло комичным, потому что он рассмеялся. Близняшки попрятали лица в ладошках, явно сдерживаясь. Хадиса просто прикрыла глаза, пытаясь унять эмоции…

— Почему вы смеетесь? — Подругу Хадисы откровенно потряхивало. Звездунов подавил очередной смешок.

— Советую еще раз перечитать сегодняшнюю лекцию, дорогая моя послушница, — улыбнулся он, после чего вернулся к кафедре и начал забрасывать разложенные там книги в дипломат.

Лекция у Звездунова закончилась, а вопросы остались. Было десять утра, и впереди было занятие по магическому праву. Аудитория была неожиданно огромной, и в нее уже успели набиться как минимум три разных факультета. Не сказать, что факультеты были слишком объёмные, но адепты и послушники в сумме образовывали примерно сотню. Добавить сотню медиков, сотню артефакторов и столько же инженеров — и становится тесновато.

— У нас точно лекция? — Хадиса оглянулась на Ррухи, и та кивнула.

— Я слышала, по пятницам Комаров всегда проводит спаренные занятия, — вздохнула она и в который раз одернула рукав. Настроение у нее было паршивое, и подруги решили пока не засыпать ее каверзными вопросами. Захочет — сама скажет. Тем более, очень смущало поведение декана.

Следом за ними в аудиторию огромной гремучей массой завалился пятый курс медицинского в полном составе. Оборотень Горр пронесся мимо, явно кого-то разыскивая среди присутствующих. Кто-то из парней что-то шепнул ему, посмеиваясь, и парень раздражённо швырнул сумку на стол. Замок от такого обращения не выдержал и треснул, вываливая содержимое на пол.

— У кого-то день тоже не задался, — вздохнули сестры. — Он не сильно бесновался.

— Он не знает, — нахмурились волчица, спрятав руки под парту и стараясь не смотреть в его сторону. — Они ему письмо оставили, а я спрятала.

— Зря ты, — вздохнула Хадиса. — Жалко его.

— Он меня на весь клан опозорил, — обозлилась Ррухи. — Пусть мается, а там что-то придумаем…

Люди тем временем всё прибывали. В аудиторию, как и ожидалось, набились все пятые курсы. Все расселись кто где пожелает, перемешиваясь. Только четвертый курс Хранителей сел особняком.

— Слушайте, а почему мы здесь, раз вокруг только пятые? — Хадиса взглянула на однокурсников, рядочками усевшимися вокруг. Не сказать, что она особо рассчитывала на ответ, но он все же поступил: кто-то из девушек снизошёл до пояснительной записки, и четверо подруг склонились над аккуратно написанными строчками. Удивительное рядом…

«Мы должны окончить два курса за год», — звучало в записке.

— Приплыли, — нервно облизала губы Ррухи. — Нам бы предыдущие три освоить хотя бы на двойку.

Следующее письмо, опустившееся перед их носами, было ещё краше и звучало так:

«Помогать не будем, сами не справляемся…»

И тут Хадиса неожиданно вспомнила о странной фразе, оброненной Звездуновым на предыдущей паре. Не просто так же он ее бросил, в конце-то концов?

— А кто наш куратор? — тихо спросила она, толком не рассчитывая на ответ. За четыре дня она хорошо уяснила, что общаться с ней и ее подругами послушники не хотят. Оговорка о кураторе стала прям неожиданностью. Как оказалось, не только для нее.

Послушницы, сидящие спереди, переглянулись и пожали плечами. Одна из них даже что-то попыталась изобразить жестами, после махнула рукой в сторону широкой спины одного из парней и беззвучно сказала губами: «Старосту спроси».

Комаров как раз зашел, поэтому дергать старосту вопросами Хадиса не решилась. Одно она поняла точно: влипла она по самое не хочу, вместе с девчонками. Интересно, знает ли ее отец, в какой ситуации сейчас этот факультет? Да и зачем он ее сюда пропихнул, в такую-то, кгм… задницу?

Лекция оказалась интересной. И была бы верхом обожания, если бы не постоянный шум. Давки скрипели, пера шуршали, кто-то постоянно перелистывал страницу. Лёгкий шепот, постоянно волнами блуждающий по лекторию, напрягал. И все же Хадиса Кирин понимала, что профессора Комарова уважали, иначе бы вместо лёгкого шума мог бы быть отвратительный галдеж.

Время подходило к одиннадцати, когда мужчина перестал диктовать и перешёл к вопросам:

— Из вышесказанного следует, что при целом ряде преступлений отягощающим обстоятельством является не только состояние алкогольного опьянения, но специфическое образование и профессия. К примеру, для меня как для бывшего судьи и преподавателя магического права мои профессиональные свершения являются исключительно отягощающими.

Профессор отвернулся от разношёрстной аудитории и привычно начертил на доске очередную схему.

— Виртуозов, поделись-ка соображениями. При каких обстоятельствах твое образование станет отягощающим?

— Да его можно прям сейчас в органы правопорядка сдавать, — хихикнул кто-то из артефакторского. Влад лениво повернул голову и быстро нашел взглядом смельчака.

Комаров вскинул брови и жестом предложил парню встать.

— Тот же вопрос, Лярвин, — усмехнулся он. — Что тебе надо сделать, чтобы получить пять лет тюрьмы вместо трёх и лишиться лицензии?

— Ну, здесь и ежу понятно, артефакт испохабить, заказ недоделанным отдать или заявить липовые свойства.

— Правильно, — кивнул профессор. — Те же действия среднестатистического продавца потянут, как следствие, всего лишь статью за жульничество, в отдельных случаях — штраф за работу без лицензии. — Позволив студенту сесть, профессор опять сделал запись на голо-доске, а после опять взглянул на Виртуозова. — Итак, каковы варианты нарушений.

Хадиса, закусив губу, записывала ответ Лярвина с артефакторского и питалась одновременно не прослушать адепта. Получалось не очень. Почерк начал прыгать.

— А здесь без вариантов, — улыбнулся Самсон. — Пусть сначала вину докажут, а после поймают.

Комаров хмыкнул:

— Из года в год от адептов один и тот же ответ… Что ж, на этом лекция наша заканчивается. Не забывайте о контрольном срезе знаний в понедельник. Виртуозов, а вам отдельное задание: распишите мне страниц на двадцать ответ на заданный вопрос.

— По-моему, маловато будет, — хихикнула Велена, обратившись к Камилле.

Лекторий грянул всеобщим хохотом. Самсон лишь вскинул брови и, спрятав руки в карманы, опустился на стул.

— Что? — на всякий случай переспросил его Влад, стараясь прочесть его выражение лица.

— Да так… Мстить буду…

Глава 23

— Мстить буду… — протянул Самсон, уныло рассматривая огромное и шумное помещение. Лярвин предусмотрительно смылся вместе со своим потоком. Инженеры тоже заспешили на математику. Часть адептов просто снялась, разбредясь по Академии с различными заданиями от Кнута, остальные остались на предстоящую лекцию по амагической биологии.

Владислав задумчиво перевел взгляд на окно и хмыкнул, оценив процессию, вышагивающую в направлении административного крыла. Поглазеть было на что. Четверка боевых магов, парочка жрецов и с десяток красавиц в полупрозрачных туниках, посыпающих дорогу розовыми лепестками. По цветкам бодро шагал Его Высочество Максимилиан Дрейк и Его Умнейшество Первый Репетитор. Ректор цацей плыла между ними, и если бы она могла, то вовсю распушила бы павлиний хвост. Процессия застопорилась на входе в здание, что выглядело весьма комично.

— Слушай, давай быстрее мсти, а то мне свербит жучок подкинуть кое-кому в карман.

Самсон проследил за его взглядом и усмехнулся.

— И правда, нехорошо такое пропускать.

— Тогда действуем. — Мухотряскин пялился в окно, покуда последний боевой маг не скрылся, позабыв обо всем на свете. — С кого начнем?

— Честно? — Самсон внимательно взглянул на друга и указал пальцем на первые ряды аудитории. — С твоей бывшей.

Влад удивлённо вскинул брови.

— А ты уверен? — с сомнением переспросил он, щуря карие глаза.

— Имеешь что-то против? — заложив руки за голову, белобрысый усмехнулся. — Сам подумай. У неё ноги длинные, юбка короткая… Ведь сама одевалась, никто ее не заставлял.

— Хм, — кивнул Влад, соглашаясь с доводом, и махнул на друга рукой. — Ответ зачтен. — сложив руки в замок, сосредоточился. Морок скользнул по полу, обвивая ноги девушки.

В следующий миг ничего не подозревающая Камилла залезла на парту и, к собственному ужасу, задрала правую ногу к потолку. Юбка подскочила, адепты заулюлюкали.

— Ты что делаешь?! — побледнела Веленка.

— Убью… Мухо… — дальше Камилла ничего не смогла сказать, губы ее растянулись в фальшивой неродной улыбке, а тело начало выплясывать под дружный гогот парней, заправски размахивая длинными ногами и выставляя на обозрение кружевные трусики удивительного ярко-малинового цвета. Всё бы ничего, но только лицо у девчонки так перекосилось от злобы, что сразу стало ясно — не простит. Найдёт, четвертует, оживит и ещё раз отомстит. Впрочем, злой человек всегда приятнее уравновешенного. Жизнь тогда веселее и забавнее, решение менее обдуманы…

— Развлекаетесь? — подсел к ним все ещё бледный Рубин. Жуя семечки прямо со скорлупой, он с видом знатока оценил внешние данные выплясывающей красотки: — Жертву, небось, Самсон выбирал?

— А чего сразу я? — обиделся блондин, всем видом показывая, что он здесь ни при чём.

— Да если бы Влад выбирал, он бы Камиллу не трогал, а взял бы Велену, к примеру, — усмехнулся Рубин и ткнул пальцем в наяду, пытающуюся прикрыть подругу. — А по таким стройняшкам, как Велена, ты у нас спец.

— А ты бы какую выбрал? — заинтересовался блондин. Рыжий задумался, даже жевать перестал.

— Определённо, это была бы трехдневочка Хадиса, — кивнул он, найдя взглядом чернявую красавицу. Новоиспечённая послушница порывалась помочь Велене, но обступившие ее однокурсники на мигах взывали к разуму и не пускали. Кирин негодовала. Атмосфера вместе с тем подогревалась. В штанах начинало теплиться, а сердце — бухать в предвкушении.

— Вот видите, это вы ей только картинку показали, — тихо продолжал Рубин, облизывая губы. — А если бы сразу с нее начали, представляете, что бы вокруг творилось? Язык мой — враг мой, ребята. Я бы не отказался побыть рядом, когда ее накроет. — с этими словами он поднес ладонь к лицу, прошептал проклятие и сдул, словно то был воздушный поцелуй.

Влад тихо рассмеялся, Самсон закатил глаза, как вдруг кто-то предостерегающе навис над всеми троими.

— Веселитесь, значит-таки, да? — гневно прошептала старая преподша, имени которой они так и не запомнили за пять лет. Парни резко посерьезнели, а женщина гаркнула: — Марш к ректору!

Смерив их презрительным взглядом, обернулась к притихшим студентам.

— Камилла, расслабься, — сжалилась она, и сконфуженная, красная, как рак, девчонка сразу же перестала выплясывать. Отвернувшись от девушки, старуха презрительно взглянула на студентов.

— Ты и ты. Камиллу под руки — и тоже к ректору. — Хадиса и Велена поднялись со своих мест, не понимая, в чём провинились. Но стоило им поравняться с преподшей, как та легонько наклонилась к уху наяды и прошептала:

— У госпожи Борин чудная настойка. — и подмигнула. — Поняли?

Кивнув, девчонки быстро подхватили многострадальную Камиллу под руки и вылетели из аудитории.

— Что ж, а теперь записывайте тему занятий, — уже более расслабленно вымолвила женщина. Она даже не подозревала, чем обернется её решение по поводу хулиганов.

* * *

Хадиса и Велена слаженно держали Камиллу под руки и буквально тащили по коридору, отчего острые каблучки её туфель царапали пол и неприятно скрежетали. У бедняги ноги подкашивались, а настроение было безбожно испорчено не на один десяток часов, а, может, и дней.

— Я его убью, урою, укокошу… — тем временем бубнила под нос девушка, через раз всхлипывая. — Печень вырежу, голубям скормлю, вырежу и его маменьке скормлю…

— Тише, а то ещё во второй раз его родит… — сострила Велена, стараясь держать лицо. Не получалось. Ситуация откровенно забавляла.

— Нет, второй раз не надо его рожать, — согласилась пострадавшая. — Тогда…

— Хватит, — возмутилась наконец привычно сдержанная Хадиса. — Достаточно того, что с ними сделает ректор.

Обе девчонки с ней согласились.

Вскоре они свернули, пробежали парочку лестничных пролётов вверх и, как вполне ожидалось, встретились с теми самыми возмутителями спокойствия.

Самсон вразвалочку разложился на диванчике для посетителей. Влад невозмутимо дымил сигаретой в окно, не обращая никакого внимания на фыркающую тридцатилетнюю секретаршу. Судя по выражению её лица, женщина не могла решить для себя, воздыхать по студенту или все же отругать.

— Ой, девчонки, — неправдоподобно дружелюбно улыбнулся Самсон во все тридцать два зуба и, подскочив, вмиг оказался возле багровеющей Камиллы. — Слушай, а, может, прогуляемся вечерком, а? Пестики-тычинки и всё такое?

— А цветочки и ягодки не хочешь? — оттолкнула его от онемевшей подружки Велена, зло сверкнув зелеными глазами. — Ты сначала звезду с неба достань, а потом тычинками хвастай!

— Девушки, тише! — рыкнула секретарша Марита, невольно оценивая ширину плеч стоявшего к ней спиной Самсона. Потом решительно взяла себя в руки и продолжила тарабанить по своей печатной машинке, набирая очередной документ. Агрегат, усеянный мерцающими рунами по всей своей поверхности, исправно работал, едва успевая менять шрифты.

Послушав женщину и пожав плечами, Хадиса чинно присела на краешек дивана и теперь тоже имела возможность наблюдать широкую спину Самсона. Очень широкую. И мускулистую. Сжав губы крепче и прогнав неволей явившиеся недостойные мысли, Хадиса повернулась к секретарю.

— Прошу прощения, у госпожи Борин занято? — вежливо поинтересовалась она.

— Да! — гаркнула секретарь, случайно попав пальцем не по той клавише, отчего слово на бумаге отпечаталось с ошибкой. — Ректор занят! Жди, вас позовут!

Картинно выбросив окурок в форточку, Мухотряскин развернулся на пятке и чеканным шагом прошёлся по приёмной. Потом склонился над Маритой и что-то тихо прошептал. Секретарь вспыхнула, аки маков цвет, а вот её опечатка вмиг исчезла, приняв форму нужной буквы.

— С-Спасибо, — выдохнула она.

— Обращайтесь, — масляно улыбнулся Влад.

— Позёр, — недовольно фыркнула Камилла, обиженно отвернувшись.

Самсон тем временем щёлкнул пальцем. В руках тут же оказалась чашка ароматного горячего кофе.

— Это вам! — он поставил чашку на стол перед секретарём и самодовольно взглянул на Влада, явно ожидая его ответа. Его друг ничуть не удивился. В одно мгновение в его руках оказалась сахарница и маленькая серебряная ложечка.

— Сахара как обычно? — поинтересовался Виртуозов, и Марита лишь молча кивнула, полностью и без остатка позволяя парням ухаживать за собой.

Тяжело вздохнув в унисон, Велена и Камилла плюхнулись по обе стороны молчаливой Хадисы. Взоры всех троих теперь были направлены на двоих парней, которые, словно сговорившись, демонстрировали чудеса владения бытовой магией, попеременно то карандаш Марите подтачивая, то машинку пастой заправляя, то листочек вставляя… И так они его вставляли "галантно", что невольно закрадывались пошлые мысли. Секретарь попивала свой кофе и млела от такого аккуратного и обходительного внимания. А тем временем размах парней становился всё больше, медленно переходя от бытовухи к конфетно-букетному периоду.

Поглощённые представлением девочки не сразу заметили, как дверь ректорского кабинета отворилась, и оттуда выплыл черноволосый бледнолицый юноша. Про таких обычно говорят «граф Дракула в юности».

Немного понаблюдав за творящимся безобразием, парень хмыкнул и обернулся.

— Знаете, госпожа Борин, — выдал он, — вам придётся очень хорошо постараться, чтобы переманить меня в ваше учебное заведение. Потому что серьёзностью здесь даже не пахнет.

В следующий миг из кабинета выплыла расфуфыренная Эвереста. Оценив происходящее, она недобро усмехнулась.

— Ну, а это, Ваше Высочество, наши местные заводилы, — прокомментировала она, и тут же упомянутые объекты вытянулись и замерли, позабыв об ухаживаниях в одночасье. — Последний год учатся, отличники.

— А на каком факультете? — поинтересовался принц, понимая, что будет, если эти «отличники» вскоре поступят на службу.

— Факультет семейного раздора, Ваше Высочество, — улыбнулся Самсон, ничуть не смутившись статусу «Дракулы».

— А эти? — парень указал на трёх девчат, застывших, аки изваяния, на диване.

— Хадиса, — ректор указала на чернявую и с виду прилежную студентку. — Будущий хранитель семейного очага. А эти две, — Госпожа поочерёдно ткнула пальцем на Велену и Камиллу, — будущие светила нашей медицины.

Тон её явно говорил о том, что «светила» из девчонок неважные, врагу не пожелаешь.

— Камилла, — сразу подскочила блондинка и насмешливо по-мужски поклонилась. Выглядело странно, хотя реверанс в её исполнении при такой короткой юбке явно был бы ещё дивнее.

— Велена, — тут же представилась её сокурсница, встав по другую сторону принца, и демонстративно откинула за спину копну голубых, с бирюзовым отливом, волос. В отличие от Камиллы, она протянула руку для пожатия. Парень на жест ответил.

— Максимилиан Дрейк, — представился он, расставляя все точки над «і» на счёт своей личности.

— А вы не хотите со мной поздороваться? — Его Высочество насмешливо взглянул на Хадису, продолжавшую сидеть на диванчике.

Подняв на юношу свои огромные серые глаза, девушка слабо улыбнулась и залилась ярким румянцем.

— Я не смею даже смотреть на Вас, Ваше Высочество, — скромно ответила она. — Тем более, мы знакомы. Мой отец некоторое время работал при дворце.

— Хранителем? — удивился Максимилиан.

— Начальником дворцовой охраны, — поправила его Хадиса. — Сейчас его место занял мой старший брат.

— Вы сестра Хинеуса?! — неожиданно воскликнул Его Высочество и, схватив демоницу за руку, прикоснулся губами к ее пальцам. — Что ж, приятно познакомиться. Весьма наслышан о Вас!

— Так Вы подпишите договор? — решила встрять ректор и, получив в ответ быстрый кивок, едва скрыла самодовольную усмешку. — Давайте вернемся в мой кабинет и займемся бумагами. Уверена, Вам у нас понравится!

— Уговорили, — согласился принц, с сожалением отпуская руку Хадисы и возвращаясь в ректорский кабинет.

Закрывая за собой дверь, ректорша еще на миг выглянула, обращаясь к секретарю:

— А что здесь за сборище?

— Так, провинились, — объяснила Марита.

— Простить… Хотя нет, ждать, пока мы не освободимся. Будет отработка у всех! — и на сей звучной ноте захлопнула за собой дверь.

— Я сейчас кончу, — неожиданно выдала Хадиса, после чего Велена и Камилла обессиленно плюхнулись на диван по обе ее стороны, Марита поперхнулась своим кофе, а Влад и Самсон понимающе переглянулись. Действие проклятия Рубина начало набирать обороты. То ли ещё будет.

Глава 24

Считалось, что в каждом учебном заведении должен быть кабинет Его Умнейшества. Такой был и в Высшей академии демонизма и магии. Размером в тридцать квадратных метров, меблированный и оснащенный по последнему письму науки и техники.

Близился полдень. Настенные механические часы беззвучно шли. Заводные металлические зайцы скользили внутри объемного циферблата и передвигали стрелки на нужное время. Из музыкальной шкатулки, стоящей в одном из открытых шкафов, доносилась легкая расслабляющая мелодия.

Его Умнейшество Первый Репетитор пренебрег письменным столом, стоявшим возле окна, и занял собою почти весь диван. Рядом с диваном стоял низкий столик, заставленный яствами, которые медленно, но верно поглощались им. Мужчина был массивен. Одет не вызывающе, но со вкусом. Поговаривали, ранее он был жрецом Многоликого, пока не решил заняться более важными делами. Какими правдами и неправдами он пробивался в образовательную сферу — история умалчивала. Но должность свою он занимал уже добрые пятнадцать лет и, в принципе, использовал ее по назначению. По крайней мере, Звездунов был до недавнего времени в этом абсолютно уверен.

Увы, последние события, а особенно последние минуты, значительно пошатнули его уверенность.

Октопус сидел напротив Первого Репетитора в неудобном кресле и слушал, чувствуя, как все больше внутри него нарастает гнев.

— Никакой ошибки в уведомлении нет, господин Звездунов. Время госзаказа изменению не подлежит, — тем временем цедил сановник, не забывая при этом поглощать поздний завтрак. Сейчас перед ним на необъятной тарелке цельной тушкой лежал печеный рябчик. Мужчина воткнул в него вилку и начал резать. — В конце учебного года пять лучших студентов уйдут на служение в Культ. Ещё десять — в госструктуры. Самые выносливые попадут в дворцовую службу охраны. Нравится или нет, но в следующем году вы должны набрать первый курс. Сохранять и далее годовой разрыв между выпусками факультетов недопустимо.

— Вы ставите меня в неудобное положение, — прошептал Звездунов, следя, как куски мяса исчезают один за другим. Аппетит у Первого Репетитора был неожиданно хорошим.

— Не обижайтесь, господин Звездунов, но вы в нем с самого начала. Предыдущий декан напортачил. Культ Хранителей прогнил за три десятка лет, исправлять вам. Надо поднажать.

— Но не ценой студентов! Поднажмите в культе, а не здесь! Невозможно выучить два года за один!

— Как, кстати, новенькие? — перебил Репетитор и поднял на него взгляд, не переставая жевать, потом потянулся за салфеткой и обтер рот. Звездунов сглотнул.

— Они… сильны. Я бы хотел…

— А сила Хадисы Кирин?

— Привыкает, — ответил Звездунов, понимая, что ему даже не дают договорить. И все же он должен спросить… Слегка поправив узел галстука, чуть подался вперед. — Извините за бестактность, но раз она так вам нужна, не проще было подождать год и отдать ее на нормальный пятигодичный курс? Да и остальные девушки, они…

Репетитор вскинул руку, веля молчать. Рот Октопуса захлопнулся сам, без его на то воли.

— Его Императорскому Высочеству нужны послушницы, понимающие специфику, — наконец начал сановник, — а не Хранители, знающие в деле толк. Культ не готов жертвовать чистыми душами для таких прихотей. Потому просто делайте то, что вам сказали, Октопус. — Он опустил руку, и немота тут же спала с декана. — И держите щупальца при себе. Я думаю, намек был предельно ясен? Можете идти…

Большого труда стоило не хлопнуть дверью.

* * *

Анонис ждал в приемной. Выглядел сегодня необычнее, чем всегда, облачившись в национальные одежды вместо низменного лабораторного халата и мешковатых штанов. Темно-фиолетовый халат был перетянут шелковым поясом, черные волосы — распущены. Даже чешуя вдоль носа проступила, чего он в обычно не допускал.

— Хорошо имеет? — сощурил он глаза и улыбнулся. Вот только выглядел Анонис при этом зловеще. Звездунов покосился на него, но ничего не ответил и попросту покинул приемную.

Ананьев проводил его взглядом, а после, оценив стойки двух охранников, пошел получать свою порцию любви от начальства.

* * *

— Нет, ну ты видела, какая у него кожа? — тихо вздохнула Камилла, отвлекая всех от недвузначного откровения Хадисы. — Да мне надо неделю в молоке отмокать, чтобы такой лялей быть.

Хадиса лишь крепче поджала губы, вперившись взглядом в две мужские задницы. Влад и Самсон развернулись к ним спиной и тихо шептались о чем-то своем, перегнувшись через подоконник. Все бы ничего, но их брюки облепили узкие мужские ягодицы, словно вторая кожа, и теперь воображение бедной красавицы не давало ей покоя. Она ощущала в полной мере, как ее накрывает безумие. Как тогда, в день приезда. Словно издеваясь, девочки, сидящие возле нее, начинали тупеть на глазах. И, увы, Хадиса их престранные разговоры тоже списывала на свою силу, но ничего поделать с ней не могла.

— Блин, запара, — вздохнула Велена, внимательно осматривая свои руки. — Тебе вояж с молоком, а мне что со своими мозолями делать? Посмотри! — И она ткнула на огрубевшую кожу. — Да он же на меня такую даже не посмотрит.

— А ты свой скальпель в руку возьми, — нашлась Камилла. — Такой аргумент еще никто мимо себя не пропустил!

Самсон приподнялся и хлопнул друга по плечу, после чего довольно потянулся и мельком глянул на девчонок. Тут уж он неожиданно поймал на себе взгляд брюнетки и отвернулся, а Кирин в который раз тяжело и печально вздохнула:

— И задница у него аппетитная.

— Хорошая…

— Отличная… — подтвердили будущие светила медицины, вспоминая принца.

— И крепкая, — вставила последние слова Хадиса, даже не замечая, что говорит это вслух.

— Свезло тебе, ты ему понравилась, — дружелюбно подбодрила девушку Камилла. Велена, наоборот, фыркнула.

— Это он просто ее брата знает.

— Причем здесь мой брат? — удивилась Хадиса и, поняв, о ком толкуют девчонки, тихо рассмеялась. — Нет, эта бледнолицая пародия на Люцифера меня не интересует.

— А кто ж тебя интересует? — вдруг вклинился в их тихий разговор Самсон. Влад же стоял за его спиной и тихо посмеивался. Проклятие Рубина явно красило эту сдержанную устрицу.

Так некстати вспомнилась ее аппетитная попа, которая буквально этой ночью имела возможность побыть в его руках.

Вскинув на адепта взгляд, Хадиса на миг замерла, будучи не в силах ни отвести глаз, ни достойно ответить. Ее словно парализовало. Самсон же, не ожидавший, что она вперится в него взглядом, и сам замер, вопросительно вскинув белесые брови. Улыбка на его лице медленно расползалась, словно приглашала ответить, а Хадиса все больше и больше краснела… Пока не закатила глаза и не повалилась на диван всем своим телом. Камилла взвизгнула, подпрыгнув. Велена же, наоборот, схватила сомлевшую девчонку за лацканы ее форменного пиджачка и хорошенько встряхнула.

— Подъем!!!

Влад втихаря смылся к окну, давя непозволительную в данной ситуации улыбку. Самсон, в свою очередь, осторожно отодвинул Велену, вскинул Хадису на руки и решительно потопал на выход.

— Я в медпункт! — оповестил он секретаря и, размашисто шагая, скрылся за дверью.

— Настоящий мужчина, — умилилась Марита, наблюдавшая за разыгравшейся сценой с завидным секретарским спокойствием.

* * *

Дверь за госпожой Борин смачно захлопнулась, оставив Его Высочество Максимилиана Дрейка наедине с ее прелестями, то есть, персоной. Оторвав взгляд от глубокого декольте, ничуть не прикрывавшего пышной, даже упругой, на его взгляд, груди, парень присел в кресло, в котором уже сидел ранее, и откинулся на мягкую удобную спинку.

— Так на чем мы закончили? — поинтересовался он. Госпожа Борин плавно обогнула свой стол, раскачивая широкими бедрами, утянутыми в узкие брюки, и, жеманно улыбнувшись, проворковала:

— Вы собирались подписать договор об учебе в нашей великой Академии.

Дрейк удивленно вскинул правую бровь.

— Разве? По-моему, я собирался перевестись сюда за просто так.

Сделав страшные глаза, Эвереста медленно опустилась в свое кресло, после чего схватилась за сердце, как раз где-то в районе неприкрытой груди.

— Да как… как Вы… Мне ж без договор-ра никто не поверит, что Вы з-здесь учитесь, — начала она задыхаться.

— Давайте-ка я для начала его прочитаю, — быстро согласился принц, лишь бы не наблюдать всю эту трагикомедию. — И, прошу, не надо мне еще час вещать о прелестях вашего вуза…

— Академии, Ваше Высочество, — мягко поправила его Эвереста, быстро успокаиваясь. — У нас Высшая Академия демонизма и магии!

— Ну, хорошо, — вздохнул Максимилиан, вчитываясь в первые строки.

Минута шла за минутой, строки были мелкими и мерзопакостными. И если бы он не был особой, вынужденной изо дня в день знакомиться с юридическим изложением текстов, он бы сейчас думалку сломал… Потому что даже у его подкованного мозга извилины начали в трубочки сворачиваться.

* * *

Ананьев в задумчивости крутил в пальцах флакон с прозрачной жидкостью. Хрустальный бутылек был мастерски вставлен в серебряную оправу. Тонкие металлические ветви оплетали его, крепко держа и не оставляя ни малейшего люфта. Серебряные птицы, будто живые, унизывали композицию, словно бусинки. Глаза их блестели гранеными самоцветами. Недешевая емкость.

— Что это? — поинтересовался он, подняв взгляд на Репетитора.

— Наркотик. — Сановник сощурил глаза и улыбнулся, не без удовольствия наблюдая за реакцией Ананьева. — Я хочу, чтобы ты его проверил.

— На скольких? — Вопрос Кнута был незамедлительным. Взгляд стал цепким, но больше он ничем не выдал своей напряженности.

— На всех. — С этими словами Его Умнейшество поднес к губам серебряный кубок, до краев наполненный обычной водой. Он никогда не пил ничего, кроме воды. Это декан знал точно, и это его всегда смущало.

— Это против правил, — в конце концов ответил Анонис, все так же продолжая рассматривать флакон.

— Здесь все против правил, иначе зачем Высшей академии демонизма и магии столь высокие стены? — Голос Репетитора был мягок. И все же Ананьев чувствовал в нем угрозу. — Распылите это в воздухе сразу, как покинете мой кабинет. Особо уделите внимание своим ощущениям. К понедельнику отчет должен быть у меня. И, пожалуйста, это сугубо ваше задание. Никто не должен знать.

— Даже госпожа Борин?

— Даже она.

То, что Репетитор лично не боялся действия наркотика, немного расслабило. Конечно, у него могло быть противоядие на такой случай. И все же это меняло ситуацию в целом.

— Хорошо. Но я хочу образец противоядия.

— Само собой, — мягко улыбнулся репетитор, и вскоре в руках Анониса было уже два флакона.

Для распыления хорошо подходила вентиляционная система. Но Ананьев не был бы деканом последние двадцать лет, если бы во все так безоговорочно верил. Сначала он испробует действие на ком-то одном. К примеру, на Октопусе…

Мысль развеселила. Летучесть вещества была только на руку.

Глава 25

Мир раскачивался с завидным постоянством. Ритмично и неустанно. Перед глазами проплывал пустынный коридор и знакомый вид из окна. Неужели опять медицинское крыло?

Несли ее уверенно и без особого напряжения. Шаг был пружинистым. Взгляд скользнул вверх, отмечая знакомый подбородок…

Последнее, что помнила Хадиса, — это его пристальный взгляд, а далее у нее помутнело в глазах. Она чувствовала, как падала, и слышала, как он обещал отнести ее в медпункт. Но отреагировать уже не могла, проваливаясь в беспамятство.

От ректорского кабинета путь длинный. Она, небось, минут пятнадцать-двадцать проспала. Самсон опустил на нее взгляд, но больше никак не отреагировал на ее пробуждение. Хадиса тоже молчала, даже не пытаясь двигаться. Она чувствовала себя слишком уютно на его руках, и отчего-то вовсе не хотелось прерывать сложившуюся идиллию.

Комично, правда. Какая идиллия может быть между адептом и послушницей?

— Ты слишком тихая, — неожиданно прошептал Самсон, и Хадиса вновь поймала его взгляд. — Необычно для демона.

Хадиса промолчала, не зная, что сказать. Ее учили молчать, сколько она себя помнила. Ее беспрерывно учили тому, чего ей не положено делать, а что-то и вовсе было запрещено. Не сказать, что это было неудобно. Держать мнение при себе — всегда хороший навык. Однако…

Сейчас ситуация требовала напора, свойственного Ррухи или сестрам, а не ее коматозной инертности.

— Поставь меня, — прошептала она тихо. Самсон услышал. Поставил на ноги и неожиданно разгладил на ней одежду.

— Сойдёт… Ну что, красавица, в медпункт или на пары?

— В подсобку, — на полном серьёзе ответила Кирин и только тогда поняла, что ляпнула. Однако сил хватило не отвести от него взгляд. — Я не это имела ввиду…

— Язык мой, враг мой? — улыбнулся Самсон, припоминая проклятие Рубина. Забавный эффект. Надо бы глянуть, что на ней ещё висит. Он коснулся ее плеч ладонями и мягко толкнул к стене. Упершись в стену руками по обе стороны от ее головы, он наклонился. Сейчас их лица были слишком близко, отчего начинало дурманить голову.

— Подсобка, знаешь ли, не самое удобное место для близкого общения.

— Кор-ридор л-лучше? — заикнулась Хадиса, чувствуя, как нарастает в ней то самое, уже ставшее привычным, возбуждение.

— Так хочешь уединиться? — Его голубые глаза смотрели слишком пронзительно, отчего перехватывало дыхание.

— Я н-не…

Он склонился ещё ближе, почти касаясь ее губами… А после, выдав смешок, подул на ее губы.

— Не шевелись, болезная.

Тем временем кожу демоницы прочертили алые линии. Они переливались огнем и однозначно жгли. Девушка дернулась, ощущая их, но не видя. Самсон слегка отстранился, разглядывая и оценивая их количество. Их было предостаточно, если не много. И слишком въевшихся старых, и совсем свежих, едва успевших уцепиться. Они виднелись за ушами, над глазами, вдоль шеи. Послушница сидела в них, словно в коконе.

— Кто-то славно резвился… — Стараясь не задеть наложенный Рубином «Язык», он коснулся одной из линий, прочертивших ее лицо, и, подхватив ее, словно нить, дёрнул на себя.

— Что т-ты дел-лаешь? — Голос Хадисы дрожал, она не замечала ни навешанных на нее проклятий, ни их действия. Но то, как они вспыхивали, сгорая, она увидела во всей красе.

— Убираю проклятия. Вот заикание… — Он дёрнул уже другую нить, и она тут же вспыхнула. — А это неуравновешенность… Хотя его явно сделали с ошибкой. Ты непрошибаема. Знаешь, что? — Он коснулся ее подбородка, внимательно разглядывая очистившееся лицо. — Советую тебе быстрее пройти ритуал посвящения. На тебе даже слабой защиты от проклятий нет…

— Почему ты мне помогаешь? — шепотом спросила девушка, удивляясь тому, как просто ей дались эти слова. Значит, все же проклятие…

— А почему ты на меня пялишься?

— Мне нравится… — Она опять не отводила глаз.

— Вот бесстыжая. — Он осторожно заправил мешающий ему локон за левое ухо. На виске приютилась слабо мерцающая звёздочка, которой он раньше не заметил. — Не будь на тебе этой гадости, сказала бы что-то другое… — Он поддел очередное проклятие, завернувшееся спиралью вокруг мерцающей точки. Теперь это было "Спокойствие".

— Ты меня поцелуй, может, и скажу… — прошептала Хадиса. Рука Самсона дрогнула, и он отпустил неожиданно крепкую нить назад. Пришла мысль, что некоторые вещи надо оставить такими, как есть. "Спокойствие" было слишком сильным, наверное, потому "Неуравновешенность" не работала. Защита с помощью проклятия?

— Что не так? — Ее голос изменился, стал более чувственным. — Я недостаточно привлекательна?

Самсон шумно выдохнул. Коснулся ладонью ее щеки, опустился к шее, слегка сжимая ее сзади, притянул Хадису к себе.

— Не фанат девственниц, — прошептал он ей на ухо. А после действительно поцеловал, чисто по-дружески, едва коснувшись губ. Внутри все взбунтовалось. Демоница застонала и потянулась за чем-то большим, а он лишь рассмеялся ей прямо в губы…

Половая тряпка опустилась на их головы слишком неожиданно.

— Ах ты ж засранец! — вскрикнула Полева. — Я тебя предупреждала!

Затолкав парня в палату, она закрылась изнутри. Ее крики продолжались уже за дверью. Хадиса закусила губу. Любопытство неожиданно взыграло в ней с необычайной силой. Прислонившись к двери, она попыталась подслушать, но ничего, кроме отдельных слов, разобрать не смогла. Нахмурившись, она склонилась над замочной скважиной, пытаясь разглядеть происходящее.

— О чем это они говорят? — Как Хадиса ни вглядывалась, но услышать она не могла — орган не тот. Да и по губам сквозь такую мелкую щель ничего толком не прочитать.

— Наверное, о чем-то интересном? — послышался ответ за спиной.

Резко подпрыгнув, девушка встретилась взглядом с деканом Октопусом Звездуновым. Красив, чертяка…

Собственная мысль привела в шок, отчего щеки начали гореть. Что-то Самсон сделал с ней. И в полной мере она осознала это только сейчас, когда медсестра орала на адепта за дверью, а Октопус стоял напротив в своем недешевом костюме. Взгляд его был хмур, на лице застыло сосредоточенное выражение, пробившись едва заметными морщинками на лбу. Дыхание было шумным. Зрачки расширенны. И все это как-то неожиданно красило его. Обойдя студентку, Октопус потянул на себя дверь кабинета и, приветственно кивнув находящимся внутри, поинтересовался:

— О чем толкуете?

— Отчитываем, господин Звездунов! — гаркнула Полева. Декан удовлетворенно кивнул и, прикрыв дверь, обратился к Хадисе.

— Вот так оно делается, Кирин. — Мягко улыбнулся он и тут же посерьезнел. — А то, что сделали вы, хранителя недостойно. Я надеюсь, вы усвоили урок?

— Да, извините, больше не повторится, — нервно прошептала девушка, желая провалиться на месте.

— Заметьте, Хадиса, я знаю вас и по имени, и по фамилии, надеюсь с вашей стороны на ответное знание.

Сглотнув, она, не веря собственным ушам, уставилась на него. Серьезно? Это было похоже на: "Я прицепился к вам, как репей, и просто не знаю, о чем говорить".

— Непременно, господин Октопус Звездунов.

— Фух, — выдохнул декан и приобнял девушку за плечи. — А я уж подумал, что моя лучшая студентка помутилась рассудком.

Хадиса сглотнула, переведя взгляд с его руки на своем плече на вполне миролюбивое и непривычно дружеское лицо.

Лучшая студентка? Что вообще происходит?

Словно чистейшее издевательство, внутри опять начали порхать бабочки. У нее маразм или полная неразборчивость в мужчинах? Или это сила на новый пик вышла?

— Руку уберите, пожалуйста… — прошептала Хадиса, чувствуя, что ей даже не пришлось бороться с заиканием. Значит, Самсон действительно снял проклятие…

Словно не услышав ее просьбы, Октопус продолжал вести себя странно. Подхватив Хадису за локоток, повел ее в сторону вестибюля.

— Я слышал, вы у ректора имели счастье наблюдать за Его Высочеством Максимилианом?

— Да… — осторожно кивнула Хадиса, чувствуя, как начинают подгибаться коленки. Кажется, еще утром у нее не было такой реакции на него. Может, Самсон не только с нее снял ненужное, но и навешал чего лишнего? Мужчина тем временем чуть склонился и прошептал:

— А не мог бы я вас попросить избегать подобных встреч, Кирин?

Девушка задумчиво кивнула, не сводя пытливого взгляда со своего декана.

— Вы были одной из лучших в Институте благородных девиц. И, надеюсь, станете такой же на факультете хранителей.

Он точно не в себе… С сумасшедшими, пьяными и проклятыми лучше оставаться сдержанным. Целее будешь.

— Я тоже надеюсь, — решила не спорить.

— Чистота помыслов для Хранителя — одно из первых и важнейших качеств, — продолжал он дальше, цитируя одно из важнейших правил кодекса. — Я, конечно, осознаю, что вы не застрахованы от безобразия, которое может творится вокруг вас, вы только познали свою силу. Но вы научитесь. И вы обязаны быть еще более сдержанной, чем всегда. Даже в мыслях. Вы понимаете? Никаких парней… Никаких совместных тренировок, никаких разговоров на неэтичные темы. Так мы точно ослабим вашего суккуба…

Золотая печать вспыхнула между ними.

— Первое предупреждение, — прозвенел в ушах голос ректора. Октопус замер, словно заколдованный, глядя на печать. Мысль о том, что что-то идет не так, слабо забилась в его голове и сразу иссякла. Хадиса и сама остановилась. Уверенно взглянув мужчине в глаза, она улыбнулась.

— Господин Звездунов, я вас услышала. — Она выверенным движением накрыла ладонями свою грудь в области сердца и заверила: — Как будущий истинный Хранитель, буду блюсти каждую душу, попавшую в поле моего зрения.

Оставшись довольным данной клятвой, Октопус довел девушку до аудитории и, открыв дверь, пропустил ее вперед. Сорок три пары глаз, принадлежащих послушникам, тут же повернулись в их сторону. Пройдя на свое место, Хадиса наконец вздохнула спокойно. И только когда она заметила на парте свою сумку, то вдруг осознала, что забыла ее утром в другой аудитории. В такие моменты она очень любила своих подруг.

— Ты вся светишься, — прошептала Ррухи, опять обтягивая рукава. — Что-то случилось?

— Ага, — кивнула она, вытаскивая на парту свои ручки и тетрадь. — Самсон Виртуозов кое-что сделал… После расскажу.

— Это когда ты в обморок упала? — обернулись с передней парты близняшки.

— Даже не буду спрашивать, откуда вы знаете, — покачала головой Хадиса. — Кстати, спасибо, что забрали сумку. — И, открыв тетрадь, она обратила все внимание на кафедру.

— Не за что, — улыбнулась Ррухи, последовав примеру Кирин.

Октопус тем временем деловито открыл дипломат и вытащил записи. Взял мел и начал писать на доске, попутно цитируя:

— Сегодняшняя тема… — Послышался его неожиданно мягкий голос, еще пару часов назад казавшийся неприятным и жестким. — …будет о половом влечении в жизни Хранителя. Первый пункт плана: половое влечение и его значение… Пункт два: половое влечение в истории демонических государств… Пункт три…

Аудитория зашумела скрипом ручек. Послушники начали бросать на друг друга странные взгляды и жестикулировать. Что-то явно шло не так.

— Думала, будет что-то интереснее, — пожаловалась тем временем Ррухи. Хадиса недоумевающе на нее глянула.

— Это что, например?

— Ну… половая практика, — усмехнулась она.

— Тише… — фыркнула одна из сестер, метнув злобный взгляд через плечо. — Он повторять не будет!

Вздохнув, Хадиса все же принялась записывать. Отчего-то ей казалось, что даже ее почерк начал меняться.

Глава 26

Подписав договор о зачислении своей высокородной персоны в Высшуюакадемию демонизма и магии, Его Высочество принц Максимилиан Дрейк протянул ректору ее копию договора и сдержанно улыбнулся.

— Меня устроят апартаменты с видом на сад, — заметил он. — Не менее четырех комнат, завтрак подавать в…

Заслушавшись, Эвереста даже пропустила часть того, что он говорил, мимо ушей. Благо, самопишущее перо строчило пожелания венценосной особы с завидной скоростью, не забывая окунаться в чернильницу раз за разом и смахивать на стол черные кляксы. Разобравшись с пожеланиями принца и лично вручив ему ключи от «апартаментов» с видом на заунывный, даже отдаленно не напоминающий сад пейзаж, усталая женщина наконец впустила в кабинет тройку студентов. Точнее, одного провинившегося Влада, одну пострадавшую Камиллу и одну Велену, что была тут «за компанию».

— Где остальные? — Голос Эвересты, как ни странно, был полон сил и энергии.

— Эм… — сразу вклинилась секретарь, сжалившись над студентами. — Самсон… То есть, студент Виртуозов отнес Кирин в медпункт…

— Хм… — протянула Эвереста, покачиваясь в своем кресле не двух задних ножках. Не нравилось ей, как это прозвучало. Виртуозов Самсон и понятие «медпункт» были несовместимы… Точнее, состыковались эти два понятия извращенным и весьма недетским способом. Ибо трио «Самсон — девушка — кровать» неизменно и всегда характеризовалось уроком биологии…

— И как давно они ушли? — Вопрос теперь адресовался непосредственно Марите. Еще не хватало, чтобы заинтересовавшую Его Высочество девушку, хм… отпестили тычинкой.

— Минут пятнадцать назад, но… я успела отправить вдогонку Октопуса, — сразу успокоила начальницу Марита и улыбнулась. — Он обещал глаз с нее не спускать на лекции.

— Прекрасно, — сразу же успокоилась Эвереста и обратила свой взор на троицу ребят. — Ну что, соколики, рассказывайте, что у вас произошло?

— Он заставил меня канкан танцевать, — сразу сдала Влада Камилла и ткнула в него пальцем, — привселюдно!

— И юбка твоя небось к поясу задралась, — хмыкнула ректорша и, оценив набедренные повязки обеих девочек, добила ее своим вопросом: — Трусы хоть надела?

Щеки девушки сразу налились багрянцем, резко контрастируя с пышной белобрысой шевелюрой.

— Ладно, не парься… — махнула на нее рукой Эвереста и, поднявшись, обошла стол и встала у единственного окна, развернувшись спиной к присутствующим. Пейзаж открывался незавидный. Причиной тому была Огненная река. С виду она казалась совсем безопасной, если бы не одно «но». Как только садилось солнце, поверхность реки вспыхивала, и казалось, что не вода течет в ней, а самое настоящее пламя. Жар от нее шел соответствующий, так что при особом желании и еду на ее огне можно было приготовить, и заодно самому в ней свариться.

В таких условиях не то чтобы деревья — трава расти не хотела.

А ведь надо, чтобы была зелень, иначе принц сбежит еще до конца испытательного строка. И по договору тогда придется уплатить немалую неустойку… А потом еще и разбирательство будет на тему целевого использования средств, а там и вопрос о профпригодности будет не за горами… Но принца заполучить в студенты — дело респектабельное… Это ж можно будет и цену за учебу поднять, и зарплаты. И качество преподавания…

Надо палисадник хотя бы… так, чтобы из окна апартаментов на четыре комнаты было видно. А для палисадника почва нужна не здешняя, да и агроном толковый… Однозначно.

— Мухотряскин, сад за окном видишь? — вкрадчиво поинтересовалась ректорша, уже зная ответ.

— Нет… — удивился адепт. Обычно если Борин начинала обращаться по фамилии, это означало, что сейчас будет стремно. Весьма стремно. Оставалось только догадываться, что эта женщина удумает сейчас. А Эвереста тем временем ухмыльнулась. Конечно, этого никто не увидел.

— А ректора нового хочешь? — еще слаще спросила она, доводя вмиг растерявшегося Владислава Мухотряскина до нервной дрожи.

— Ммм… нет? — В его голосе явно прозвучала неуверенность.

— Как хорошо, что мы друг друга понимаем, — удовлетворенно вздохнула Эвереста и, обернувшись, внимательно взглянула ему в глаза. — У тебя времени до утра. Можешь делать, что хочешь, но завтра к семи утра должен быть сад.

— С цветочками? — решил уточнить парень, не веря своим ушам.

— С де-ре-вья-ми! — поправила его женщина и тут же обратилась к девочкам. — Велена Липка и Камилла Рылова, за вами проект, и вы же отвечаете за исполнение. Задание ясно?

— Госпожа Борин, а нас-то за что? — возмутилась Веленка.

— За голый зад! — гаркнула Эвереста, ударив кулаком по столу, отчего последний затрещал. — Вопросы?

Вопросов не было.

* * *

— Да чтобы ей в болото провалиться, в новом платье… Да чтоб силикон по дороге на свидание потерять… Да чтоб больше лифчика на себя не нашла, — шипела себе под нос Камилла, фурией летя вперед на своих двух.

Попадавшиеся на пути студенты едва успевали увернуться, и тому была веская причина. Глаза девушки сейчас метали молнии, миловидное личико было искажено отвратительной гримасой, рот сыпал проклятия, а наэлектризованные от переизбытка энергии волосы клубились над ее головой. И все бы ещё ничего, но кожа красавицы вбирала в себя нездоровый салатовый румянец, выдавая в ней орочьего отпрыска.

Раздосадованная Велена, не отставая, шла следом, чертя в голове возможный план будущего сада. Вот только беда — деревья взять неоткуда, цветов в ближайших десяти километрах тоже не наблюдается… А все почему? Потому что их непростая Академия принимает на учебу незаурядных ребят и уж подавно располагается не в обычных землях. Не спроста же стены тут невозможно перепрыгнуть даже при помощи магии.

Как ни крути, а с учетом временных рамок это задание было невыполнимо.

— Вот тебе и чудная настойка, — выдохнула наяда, когда спустя минуту они вышли в центр площади. Огненная река проложила свой путь левее. Вокруг, кроме построек, ни травинки… Даже мха не наблюдалось. Зато есть река. Обычно это был плюс. Но и река обычно была самая заурядная.

— А кто вам настойку пообещал? — неожиданно поинтересовался Влад, который все это время молча следовал за девчатами. Опустив руки в карманы, он спокойно встал меж двух представительниц факультета магической медицины, ничуть не беспокоясь о невыполнимости их общего «наказания».

— Кто-кто… — фыркнула бывшая Влада.

— Конь в пальто?

Недобро зыркнув на парня, Велена тяжело вздохнула.

— Преподша наша по амагической биологии, когда просила Камиллу к Борин отвести… Так и сказала, что у ректора есть чудная настойка.

— Угу… — шмыгнула носом Камилла. — Настойку небось сама выпила перед тем, как решила обременить нас заданием.

— Все может быть, все может быть. — Влад задумчиво приложил палец к подбородку, осматриваясь вокруг. Ну, так что делать будем?

Девушки переглянулись, потом вновь опечаленно взглянули на адепта.

— Будем? — наконец выдала Рылова. — Ну уж нет, Мухотряскин, нам сказали контролировать, а вот ты делай все, что хочешь, и времени у тебя до утра.

— Супер. — И Владислав вскинул руку вверх, прощаясь. — Тогда пойду проветрюсь. А то все это так утомительно…

И, показательно зевнув, направился в сторону столовой.

— Я ж его ур-рою, — прошептала Камилла, а затем отдала громкий приказ: — А ну стоять!!!

Однако Влад Мухотряскин в носу имел ее приказы. Насвистывая песенку, он преспокойно шел по мощеной площади, когда за его спиной послышался скрежет. В следующую секунду мостовая под ногами вздыбилась, исходя огромными трещинами, испещряя сложной паутиной провалов всю площадь. В эпицентре локальной катастрофы стояла тяжело дышащая зазноба. Глаза ее метали молнии пуще прежнего, а кожа ее позеленела окончательно, делая ее милые черты устрашающими.

— Мухотряс-с-скин… — прорычала она, медленно ступая к повалившемуся на землю парню, потом так же медленно приподняла правую руку со сжатым кулаком и со всей дури вновь ударила ею по земле. Камни под ее тяжелой рукой пошли несвойственными им волнами и трещинами. Влад же поспешил подняться и кинулся наутек.

— Как дети малые, — вздохнула Велена, рассудив, что сейчас лучше держаться от этих двоих подальше. Тем более, что есть чем заняться.

* * *

— Смотри, Марита, какие молодцы, — умилилась Эвереста, наблюдая за тем, как Камилла Рылова бомбит площадь, а Влад услужливо показывает ей оставшиеся целыми клочки мостовой. — Со всей ответственностью принялись за дело!

Секретарша же неосознанно опустилась в ректорское кресло, в ужасе смотря на творящееся безобразие. Особенно мрачно на фоне всего происходящего за окном выглядела Велена Липка, присевшая на один из вывернутых исполинских булыжников и что-то сосредоточенно пишущая в тетради. У секретарши сложилось твердое подозрение, что то было завещание.

— Кстати, — она взглянула на Мариту. — Что с журналистом?

— Каким?

Эвереста нахмурилась.

— Тем, что пробрался вчера ко мне в кабинет. Ты записку вообще видела?

— Так там ни о чем подобном не говорилось. Говорилось лишь о том, что будете с утра с комиссией.

— Принеси… — требовательно попросила Борин, а когда получила лист на руки, раздосадовано потерла подбородок.

Записка действительно была уполовиненна, и это крайне озадачило.

— Ладно, сейчас разберемся, — решила она, подавив нарастающее раздражение. — Пойдем, проинспектируем защиту. Хотя нет, для начала пообедаем.

Происходящее ей не нравилось, но это не значило, что стоило отказываться от еды.

* * *

— Тише! — фыркнула одна из фей, метнув недовольный взгляд через плечо.

Но уже было поздно. Декан Звездунов услышал. Не успела Ррухи отреагировать на слова подруги, как невидимая рука выдернула ее из-за стола и начала мотылять из стороны в сторону. Зависнув над аудиторией вниз головой и чувствуя, как чужая сила тисками сдавливает ее правую щиколотку, девушка жалобно взглянула на Октопуса.

— Из-звините, господин Звездунов.

— Процитируй пятое правило Хранителя, — строго велел декан и, нахмурившись, сложил руки на груди.

— Светлый помысел и невинность мысли — залог крепкой семьи и крепкого государства, — как на духу выпалила она. Одна из рядом сидящих послушниц спрятала лицо в ладонях. И Хадиса ни капли не удивилась ее реакции: Ррухи забыла еще добрую треть пятого пункта Кодекса.

— Чудесно, — улыбнулся Октопус и, отвернувшись, продолжил писать на доске.

— Декан Октопус, отпустите меня! — Ррухи попыталась вывернуться из магического захвата. И было бы смешно, если бы не одно «но». Никто из присутствующих не смеялся, хотя было над чем.

— Хадиса, сделай что-нибудь, — обернулись к чернявой близняшки. — А то ей последние мозги отшибет.

Девушка смотрела на подругу растерянным взглядом. А что она могла сделать в этой ситуации? Сил не хватит раскрыть магический капкан. Да еще и в результате сама головой повиснет. А если…

Пятый пункт она запомнила хорошо… Вот если бы спросили сто пятый, то тогда да, проблема…

— Пусть не туманит разум женская грудь и не горит огнем сердце от вида мужской стати. Светлым помыслом и невинностью мысли, терпением и благородным делом Хранитель становится залогом крепкой семьи и сплоченного государства. — В звенящей тишине, в которой даже легкое шуршание мела казалось громким, ее голос был слышен идеально.

Послушница, прятавшая в ладонях лицо, теперь покрутила пальцем около виска. Кто-то постукал себя по голове. В принципе, Кирин и так поняла, что зря сказала.

Октопус Звездунов медленно обернулся и смерил поднявшуюся девушку обманчиво улыбчивым лицом.

В следующий миг невидимая рука вздернула пискнувшую девушку под потолок.

— Итак, записываем, — продолжил декан, словно ничего не произошло, и начал бегло диктовать информацию касаемо первого пункта плана. В аудитории бойко зашуршали ручки, заскрипели карандаши. Хадиса печально вздохнула под потолком.

Что-то определенно шло не так.

* * *

Анонис Ананьев задумчиво сидел на крыше столовой и следил за поведением Звездунова через окно. Расстояние было метров пятнадцать, но это не мешало видеть происходящее.

Ничего сложного в задуманном не оказалось. Он просто подсунул ему увлажненный веществом платок. Теперь же, наблюдая его не совсем адекватное поведение, он пытался понять надобность эксперимента в целом.

Да и на ком экспериментировать? На инженерах или артефакторах? Чтобы к утру здесь бегали боевые механизмы или, и того хуже, оживленные големы? Или, быть может, дать надышаться адептам, которые и без наркотика держат Академию в крепком кулаке?

Может, подойдут послушники?

Сомнение глодало. Ощущение было, что проводят не медицинский, а исключительно социальный эксперимент. Потому что доза была малой, а зона поражения — обширной.

В конце концов, так и не придя к однозначному выводу, Анонис решил, что распылит четверть флакона локально в зоне столовой и таким образом поразит многих, но не всех. А значит, эксперимент будет вполне подконтролен.

Анонис усмехнулся. Он любил эксперименты. Этот обещал быть веселым.

Глава 27

Лекция подходила к концу, и к Ррухи с Хадисой присоединилась еще парочка послушников, не сдержавших свои звонкие вскрики, когда одно из окон треснуло и посыпалось на их парту. Поток сидел тише, чем обычно, и никто не лез на рожон. Звездунов и раньше, бывало, чудил, но сегодня его поведение было необычайно странным.

Особенно дивным было его бесконечное цитирование Кодекса Хранителей, что, в принципе, было ему не свойственно.

— Хранитель не должен удивляться и, уж тем более, бояться за свою жизнь, — опять скатился в цитирование Октопус, на миг зависнув, а потом вернулся к не менее удивительной теме занятия: — Таким образом, замотивировав Женевьеву Аркадскую — демоницу пятого ранга — на инцест с собственным братом, служители культа Раздора заполучили в свои руки контроль над целым родом, — продолжал вещать Октопус, ничуть не обращая внимания на залившиеся ярким румянцем щеки присутствующих девушек и блестящие глаза парней.

Окинув суровым взглядом своих подопечных, Октопус щелкнул пальцами, и четверо провинившихся тут же повалились наземь. И если Хадиса успела сгруппироваться и приземлиться на носочки, а две послушницы воспользовались песнями и плавно опустились на пол, то Ррухи, уже явно не осознающая себя от негодования и злобы, не среагировала вообще и, если бы не быстрая реакция фей, то явно проломила бы головой пол.

Прижав крепче к себе тяжело дышащую волчицу, девушки кое-как усадили ее за парту и принялись слушать задание.

— К следующему семинару выписать двадцать примеров действий представителей культа Раздора и прокомментировать, указывая на плюсы и минусы вмешательства в ход истории и последовавшие за ними изменения на политической арене. — Задание ясно?

Вопрос был чисто риторическим. И даже если бы кто-то захотел что-то ответить или спросить, то не успел бы. Стоило только прозвучать вопросу, как ближайшее к Октопусу окно было проломлено, впуская в аудиторию Влада Мухотряскина собственной персоной. Кувыркнувшись в воздухе в невероятном пируэте, яркий представитель факультета семейного раздора и будущий служитель того самого культа Раздора приземлился аккурат перед деканом и медленно выпрямился, не забыв хрустнуть при этом костями.

— Шикарен… — неосознанно выдохнули близняшки, во все глаза смотря на идеально сложенные восемьдесят килограммов мускулов под загорелой кожей.

— Чем обязан? — тем временем тихо поинтересовался Октопус Звездунов у выпрямившегося перед ним адепта. В спокойствии его голоса не было ничего хорошего. Обернувшись, Влад легонько улыбнулся в свойственной ему манере, придающей легкую загадочность.

— Ректорское спецзадание, — объяснил он. Октопус удивленно вскинул брови.

— Ректор велела уничтожить здание? — Все еще храня обманчивое спокойствие, поинтересовался он, сверля взглядом парня.

— Ректор развязала мне руки, — многозначительно ответил Влад и, стряхнув с плеча осколок, в два прыжка преодолел отделявшее его расстояние от чуть ранее разбитого окна, перевалился через него и крикнул:

— И вообще, Максимилиану плоскогрудые стервы не нужны! Даже в роли подсвечника!!!

В ответ послышался нечеловеческий разъярённый рев. В следующий миг стены задрожали, и вовсе оставляя аудиторию без уцелевших окон.

— Вот же засранец, — одновременно выдохнули близняшки, отлетая к противоположной стене. Владислав Мухотряскин же метнулся назад в сторону декана, и тут же следом за ним в аудиторию влетела разъяренная зеленокожая Камилла Рылова.

— Ки-ки-морам скорм-лю-у-у-у, — взревела она, целясь кулаком во Влада. Парень отскочил, Октопус — нет…

Будь Камилла пьяной, она бы, наверное, вмиг протрезвела, а так, схваченная за шкирку, словно нашкодивший щенок, девчонка вмиг побледнела, отчего с ее хрупкого точеного личика сошла вся зеленая краска, обнажая бледные щеки. Осторожно прикоснувшись к наливающейся кровью гематоме под глазом, Звездунов медленно опустил студентку на пол. Ноги у нее сразу подкосились. И неудивительно, это ж был Звезда личной персоной.

— Д-добрый д-день, — начала заикаться она не хуже Хадисы.

— Славненький. — Октопус присел рядом с ней на корточки, задумчиво разглядывая полуобнаженное тело студентки. Пояс на бедрах вместо юбки озадачил, открывая завораживающий вид.

— И кем является эта разъяренная орчанка?

— Камилла… Рылова…

— Очень хорошо, — вкрадчиво ответил мужчина. — А факультет?

— Магическая медицина…

— Хм… — выдал Октопус, проводя пальцем по обнаженной разбитой коленке девушки. — Что ж… Госпожа Рылова, не могли бы вы забрать своего Мухотряскина и подождать минут десять, пока я не закончу пару и не уйду отсюда, а потом продолжить свою воспитательную беседу?

— Так… он убегает… — выдохнула девушка, словно завороженная.

— Ничего, он обязательно вернется для такого благого дела… — И, поднявшись, протянул девушке руку. Встав на ноги, уже принявшая нормальный цвет кожи Камилла поспешила сбежать.

Дождавшись, пока дверь за ней закроется, Октопус еще раз прикоснулся к синяку, а затем прочистил горло.

— Что ж. — Не обращая внимания на всеобщий ступор, Октопус обратился к своим послушникам. — Дополнительное задание… Поймать представителя культа Раздора и применить к нему пункт сто восемнадцатый Кодекса Хранителей. Отчет в письменном виде к следующему семинару должен быть у меня на столе. Вопросы?

Непривычно осмелевшая Хадиса тут же подняла руку:

— Это групповое или одиночное задание? — тихо спросила она.

Октопус неожиданно улыбнулся.

— Групповое, — пояснил он и прищурился. — И чем выше ранг вашего подопытного, тем больше у вас шансов получить дополнительные баллы на экзамене. — Поскольку вы, Кирин, и ваши подруги — новенькие, то вам надо хорошо потрудиться. Вам зачтется.

— Можно вопрос? — снова подняла руку Кирин, отчего Звездунов недобро на нее глянул.

— Вы сказали поймать представителя культа. — Она на миг запнулась и уверенно взглянула декану в глаза. — Значит ли это, что цель не обязательно должна быть адептом?

Звездунов предвкушающе усмехнулся. Кирин определенно его сегодня радовала.

— Есть только одно правило. — Он приподнял с кафедры Кодекс Хранителя. — Правил не нарушать! На кону честь факультета. Если попадетесь ректору под руку — отмазывать не буду!

* * *

Виртуозов Самсон тихо присвистнул, выглядывая во двор и рассматривая бывшую площадь, теперь испещренную колдобинами, рытвинами и горбиками вперемешку с брусчаткой. Речушка, что ранее текла строго по своему слегка извилистому руслу, теперь растеклась вдоль прорезавших площадь трещин.

— Кто постарался? — поинтересовался он у Велены, рассевшейся на особо большом валуне и сосредоточенно что-то чертящей в альбоме.

— Да Камилка немного разгулялась, — вздохнула девушка, хмурясь и дальше пялясь в свою тетрадь.

— Стряслось что-то? — Самсон не отставал, явно определив наилучший источник информации.

Оторвавшись от своего занятия, девушка наконец подняла на блондина взгляд/

— К утру надо разбить сад, иначе будут проблемы.

Сказать, что Виртуозов удивился, это ничего не сказать. Сад на территории Академии — это невозможно. Нонсенс. Это знал каждый. Земля здесь была мертвой.

— Ну и кто такой умный?

— Задание ректора, в наказание за устроенное тобой безобразие. — У нее даже голос не дрогнул, когда она взглянула в его неестественно голубые глаза.

Самсон даже обольстился.

— Расскажи, — с придыханием попросил он, отчего в его голосе проскользнула легкая хрипотца. Зарумянившись, Велена развернула перед лицом Самсона начерченный план.

— Нам нужны деревья, кусты, цветы и травы. Знаешь, где взять?

Почесав затылок, Самсон обвел взглядом «вспаханную площадь». Из окон окружающих зданий на двор глазели десятки студентов.

— Травников в Академии нет, — уверенно кивнул он сам себе. — Здесь надо искать ближайшие посевные земли.

— Но к ним дня три пути…

— Слушай, а у вас на факультете растения изучают? — Самсон опять пристально взглянул на девушку, подсознательно ища на ее коже признаки предательского румянца.

— Только лекарственные и ядовитые, такие использовать для сада нельзя…

Виртуозов вскинул брови, не отводя от нее взгляда.

— Почему?

— Так… ядовитые же… — растерянно пожала плечами Велена.

— А давай поинтересуемся у твоего декана?

— Но…

Осторожно взяв ее ладони в свои, Самсон успокаивающе улыбнулся:

— Ведь мы просто спросим. Давай найдем наших друзей и вместе отправимся к госпоже Дич. Уверен, она не откажет. Ты согласна?

И Велена растаяла, забыв об осторожности с этим парнем.

— Да.

* * *

В дверь ректорского кабинета постучали.

— Войдите, — позволила Эвереста Борин, попивая кофе, приправленный травяной настойкой. Вкус был неподражаем, эффект — расслабляющий и успокаивающий, а аромат… ничем не выдавал прелести горячего коктейля.

Марита аккуратно отворила дверь и, быстро оценив румяность ректорши и степень ее трезвости, пропустила гостя внутрь.

— Его Высочество наследный принц Дайкирии Максимилиан Дрейк, — помпезно объявила она. Максимилиан вошел важной походкой и оценивающе оглядел пьющую кофе Борин.

— Хотел узнать, что за свистопляски на центральной площади, — сразу начал он.

Кинув быстрый взгляд через плечо на устроенное там безобразие, Эвереста доброжелательно улыбнулась Его Высочеству:

— Исполняем Ваше желание — разбиваем сад.

— Да неужели. — Максимилиан нахмурился. — А мне показалось, что происходит форменное нарушение правил порядка и уничтожение казенного имущества.

— Ну что Вы. — Отставив чашку на стол, Борин плавно обошла его и присела в свое кресло. — Просто у подрядчика времени мало.

— И сколько именно? — поинтересовался заинтригованный Максимилиан.

— До утра. — На лице Борин расползлась самодовольная улыбка.

— Невозможно, — нахмурился принц, сложив руки на груди.

— Спорим?

— Что? — От удивления у Дрейка даже глаза на лоб полезли.

— На желание, — вкрадчиво предложила ректорша. — Любое выполнимое желание.

— И что Вы хотите? — спросил заинтригованный принц.

— А это будет секрет.

* * *

Солнце стояло в зените. Взглянув на часы, Первый Репетитор забрал с собой жрецов и поспешил к воротам. Замок на них висел магический. Два каменных человеческих изваяния светили горящими глазами, даже в дневном свете отчетливо полыхающими огнем Преисподней. В последний раз обернувшись на возвышающееся за спиной здание, он в окружении прибывших с ним жрецов вышел за ворота и нырнул в подъехавший массивный автомобиль. Паровой двигатель взревел, водитель нажал на педаль до упора, и вскоре обнесенное высокой стеной учреждение скрылось из виду.

Вытащив из специальной ниши коммутатор, Первый Репетитор установил связь и с едва скрываемым самодовольством взглянул на вырисовавшуюся перед ним голограмму.

— Дело сделано, — чуть склонил он голову в приветствии.

— А Его Высочество? — Голос собеседника был обманчиво спокойным.

— Решил учиться…

— Что ж, это нам только на руку.

Глава 28

Аромат в столовой стоял странный. Чем то похожий на смесь эвкалиптового и гвоздичного масел. Дополнял его запах пережаренного кокосового масла и горелого мяса. Впрочем, это никого не удивляло, местный повар любил эксперементрировать. Рассказывали, порой даже госпожа Дич что-то из зелий заваривала на здешней плите, но правда ли это или вымысел, не знал никто.

Был час дня и студенты спешили на обед.

Оборотень Горр занял стратегическое место у стены, с которого и вход был виден и столовая прекрасно просматривалась.

Котлета была пережаренной и не вкусной. Горр бы с радостью променял ее на что-то более съедобное. К примеру кусок стейка хорошо прожаренного сверху и сырой чуть прогретой серединкой. Увы с его желаниями местный повар считался в последнюю очередь, считая пережаренное хорошей профилактикой кишечных заболеваний.

— Ну что, хвостатик, как под Виртуозовым прыгалось, пестик не предлагал? — хлопнул его по плечу один из сокурсников.

— Слышал ты вернулся под утро в одном халате, и то женском, — гоготнул ещё один придурок

Продемонстрировав засранцам средний палец, Горр продолжил жевать котлеты. Думать о них он тоже продолжил, поскольку иначе мысли скатывались к собственному запястью, на которое, ради конспирации он намотал обычный бинт.

Взгляд его тем временем скользил по столовой, выискивая на запястьях девушек аналогичную татуировку.

Поиски были неутешительными. Котлеты продолжали скрипеть на зубах.

Мимо продифилировала Гемарта, и скрылась в столовой для преподов. Парочка послушников, активно жестикулируя, уселись за соседний столик, к ним же вскоре присоединилось ещё несколько человек. Все были явно возбуждены чем то и бурно обсуждали, то чиркая в листочек, то говоря одними губами.

— Старосту видишь? — обратилась демонесса к одной из фей, та покачала головой и взмыла в воздух.

Горр сглотнул, трусы у нее были многообещающие. Пронесшись над головами, она заняла место в очереди, обогнав несколько ребят

Остальные подружки тоже не заставили себя ждать и пролезли в очередь перед ней. Горр с неким облегчением отметил чистые запястья двух фей. Демонесса таких вольностей себе не позволила, и все же ее запястья Горр тоже увидел, когда девушка взяла поднос. Но вот рук волчицы он рассмотреть не мог. То толпа мешала то волчица руки в сумку прятала. Впрочем, он не сомневался что ищет не ее. А если быть ещё точнее, его передергивало от одной мысли о ее персоне в качестве жены.

* * *

— Смотрит на тебя, — хихикнула сестрички, дернув подругу за локоток.

— Ну и пусть смотрит, раз ему медом намазано, — гордо вскинула голову Ррухи.

— Я бы сказала, — вздохнула Хадиса, ставя на свой поднос какой то салат с супом.

— Да ты бы и дала — неудержались феи. Им было весело. Правда шутки слишком упоротые, обычно они поспокойнее.

Но сегодня и день был особый, учитывая удивительную лекцию Октопуса.

— Почему это я должна ему давать?

Кто-то обернулся заинтересованный ее репликой но Хадиса уже говорила тише. Щеки ее при этом были пунцовые. — Это же не мой муж…

— Слушай, я конечно рада, что у тебя язык неожиданно развязался, — вспыхнула Ррухи, — но давай обсуждать кто кому даст в комнате а не столовой!

Подхватив на свой поднос парочку котлет и юшку, она гордо задрала нос и пошла занимать столик. Проводило ее взглядом пол очереди. А слышало реплику ещё больше.

Горр шедевральную фразу пропустил, но котлетой все равно подавился. Альбиноска как раз пронеслась мимо него. Мало того что суп расплескала так ещё и татуировкой засветила.

Откашлявшись, в ужасе проводил ее спину. В голове лихорадочно проматывалась связка событий. Зов, дрянь на лице, неконтролируемое перевоплощение… А дальше что? В каком моменте вчерашней говенной ночи появилась эта психованная с жрецом?

Провал в памяти заполнить было нечем, разве шуточками, отпускаемыми его сокурсниками с раннего утра.

Виртуозов… Вот кто должен знать. Вилка в его крепко сжатом кулаке согнулась. Ответит, говноед, по полной…

А тем временем разговор между подружками продолжился.

Рассевшись вокруг раздраженной волчицы, девушки тихо обсуждали прошедшую пару.

— Вот никак не могу взять в толк, — вымолвила одна из сестриц, — Женевьева Аркадская же знала что ее брат есть ее братом. Как она могла вообще на него позариться?

— Она позарилась не на брата, дело в другом- вздохнула Хадиса. Тема странным образом наталкивала на ностальгические воспоминания, которым явно было не место и не время. Голос ее погрустнел: — вот чем отличается демон от мага? Если отмахнуться от принятых умозаключений, то лишь узкой направленностью своей силы. Кровосмешение между этими магическими носителями стирает и эту границу. К примеру я с братом…

— Ты отклонилась от темы, — хором выдали феи. Хадиса мягко улыбнулась:

— Узконаправленная сила демона имеет всегда один источник. Но, рядом с источником находиться дополнительное сплетение магических потоков, образование, сродни аппендиксу. Эдакий сосуд. У демонов он принимает активное участие в распределении силы. Он ее накапливает, пока не переполниться. А потом случается выброс. Эдакий магический аппендицит грозящий окружающим, — она на миг умолкла, невольно вспоминая выброс своего брата. Сглотнув, потянулась к чашке с чаем.

— И? — теперь уже Ррухи включилась в разговор, перестав дуться.

— И ничего. Если демон слабый, то и выброс не сильный. Бывает слабый демон и объёмный сосуд, такой никогда не наполниться. Бывает сильный демон и мелкий сосуд — такой никогда не принесет беды… потому что выброс не будет концентрированным.

— Ну и какое отношение имеет к этому Женевьева?

— Размер сосуда определяет ранг. Пятый ранг это очень слабо. Раньше считалось, что можно его повысить с помощью донорства чужой силы, которую выкачивали в момент соития… что, скорей всего Женевьева и пыталась сделать…

Чужая рука неожиданно сжала плечо Хадисы. Вскинув голову, она наткнулась взглядом на знакомого парня. Послушник, которого однокурсницы на мигаг назвали старостой, хмуро о чем то прожестикулировал. После раздраженно засопел, вытащил из сумки блокнот и начал писать:

"Совсем оборзела, дура?! Ты еще о своей личине расскажи!" — ткнул он ей под нос надписью.

Хадиса удивленно вскинула брови. Ее ничуть не коробил состоявшийся с подругами диалог. Ее даже не смутило место и возможное подслушивание. Но вот фразочка о личине…

— В любом случае, это лишь глупая сказка, — улыбнулась она, предлагая старосте сесть на свободный стул и продолжая свой монолог. — Инцест это потрясение, а потрясение это всегда всплеск в магических потоках… которые естественно опять наполняют сосуд а тот начинает выплескиваться, порождая выброс. Именно это происходило на самом деле. Нельзя купировать чужой сосуд и вживить себе. Нельзя перелить силу из тела в тело навсегда без блокирующих рассеивание артефактов. Да и и с артефактами магические каналы не могут работать в переполненном состоянии… К тому же изъятие сосуда приводит к смерти. А насколько мы знаем брат Женевьевы, прожил долгую жизнь.

За столом повисло молчание. Хадиса с удовольствием налегла на суп, рассматривая хмурого старосту, опять пишущего в блокноте. Парень был высоким, плечистым. Послушники на их факультете вообще все были как на подбор, словно их гоняли с физической подготовкой не один год.

«Силу все же можно украсть. Не стоит относится к этому пренебрежительно». Блокнот пошел из рук в руки. А Кирин задумчиво взглянула на нового собеседника:

— Где положенный нам куратор? — в лоб спросила она, поднося ко рту очередную ложку с супом и не отрывая от него взгляда. Староста поиграл желваками:

«Не положено», — вымолвил одними губами. Артикуляция у него была четкой, наверное, не один год тренировался.

— Интересно, о чем же тогда обмолвился Звездунов сегодня утром? Может пойти его спросить? Думаю, сегодня этот вопрос его особо обрадует.

Выдернув у близняшек свой блокнот, парень раздраженно засопел:

«Слишком умная, да? Не лезь сегодня к Звездунову! Беды не оберешься…»

Девушка сглотнула, а парень снова застрочил: «Он очень странный сегодня».

Что не говори, а день в принципе был удивительным. Хадиса впервые за эту неделю ни о чем не переживала, говорила не заикаясь, с каждым часом все лучше контролировала свои эмоции и впервые за эту неделю не переживала о своем влиянии а других.

А наверное стоило… Когда в столовую заглянул адепт Виртуозов, внутри нее все всколыхнулось. Белобрысый красавчик, быстро осмотрел помещение в поисках кого-то и так же молниеносно скрылся в дверном проеме.

Вот только ее собственное состояние никуда не ушло. В висках начало пульсировать, в горле пересохло. Губы сразу начало жечь от его утреннего издевательского поцелуя.

Сумбур в голове Хадисы ментальной волной накрыл всех вокруг.

Как то совсем резко столовой начался новый уровень отношений между представителями обоих полов. Девушки начинали хихикать и жеманничать, а парни делали комплименты, втирая о любви и невидимых звездах в дневном небе. Некоторые уже разбились на парочки и недвусмысленно целовались прямо за обеденными столами. А через миг кто-то уже зажался в углу, кто-то между коленей.

Словно в тумане Кирин осмотрела столовую, то и дело спотыкаясь взглядом о разнузданные не детские сплетения тел. Последней каплей стали близняшки, которые неожиданно припали к друг другу самозабвенно сплетаясь непривычно длинными языками.

Одни послушники держались из последних сил, припоминая о изощренной проверке на моральную стойкость.

Девушки затянули песнь. Впервые за неделю, Хранители решили навести порядок.

* * *

Анонис Ананьев сидел в столовой для преподавателей напротив Гемарты Дич и скурпулезно записывал происходящее.

Итак у него имелось в наличии:

Первое: грудь второго размера (перечеркнуто), особа женского пола.

Второе: стояк (перечеркнуто), особа мужского пола.

Третье: грядущая вакханалия (перечеркнуто) массовые беспорядки полового характера.

Однозначно, задействованное в эксперименте вещество упрощало согласование внутреннего "Я" с принятым социальным обликом.

Оставалось под вопросом следующее: является ли грядущее массовое сношение результатом наркотика или же это результат влияния суккуба? Если влияние суккуба, то что послужило катализатором: некое событие или изучаемое вещество?

Анонис записывал, Гемарта на него призывно косилась с другого конца преподавательской столовой, задумчиво водя пальцем по уже обнаженной ключице…

Наверное эксперимент с суккубом стоило перенести в малопроходимое пространство, оставив наедине с одной особью. К примеру, с Звездуновым.

Мысль показалась забавной. Необходимость в девственности Кирин отчего-то отошла на второй план, показавшись пока-что ненужной. Это Ананьев тоже записал, ничуть не задумавшись о том, что девственность напрямую зависит от невыполнения соития…

Гемарта тем временем подошла к его столику и склонилась над ним:

— Ананьев, как минимум три пары наших коллег сейчас занимаются интересными вещами. Я тоже не прочь, но кажется мне, что что-то идет не так.

Анонис знал, что ее чуйка медика даже с одурманенным мозгом никогда не подводит и потому, закрыв свою тетрадь поспешил ее отвлечь.

— Все идет по плану госпожа Дич — улыбнулся он, — предлагаю посмотреть на развитие событий. Вскоре наши подопечные сами дойдут до таких выводов, мне очень не терпится проследить за их решением проблемы.

— О-у, так у вас изощренный эксперимент? — облизнула она тонкие губы. — Готова содействовать.

— Ну что вы, это же мой эксперимент. А вы начните свой, уверен сегодня шансов предостаточно.

Идея женщине понравилась и, хитро улыбнувшись, она поспешила покинуть столовую.

Анонис в свою очередь усмехнулся. Он уже наперед знал, что она сделает. Прецеденты были и не раз.

Глава 29

Самсон пронесся по всему корпусу вдоль и поперек. Побывал в столовой, в танцевальном зале, в актерском кружке, даже в заброшенной костюмерной. Но отчего-то никак не мог найти Влада. Где этот засранец прятался — одним демонам было известно. Горр тащился за ним по пятам, недовольно сопя. В глазах все расплывалось цветными пятнами. Запах демона манил дармовым мясом, зря только, что Виртуозов априори был сильнее. Но почему-то оборотень в этот момент про это не думал. Когда Самсон заглянул в костюмерную, Горр просто тихонько подкрался и накинулся на него со спины, умело вцепившись зубами в шею.

Обычно этого было достаточно, чтобы жертва перестала брыкаться. Да и обычно жертвой была среднестатистическая молодая волчица, готовая хвост повыше задирать да задницей подмахивать.

Сейчас же зубы Горра впились в что-то до одури обжигающее, словно в раскалённое масло. Взвыв, ударил видоизменившейся лапой по собственной морде, замотал головой. Несостоявшаяся жертва тем временем начала таять и жидкой тьмой стекла на пол. Лужа всосалась в пол, словно ее там и не было. А Виртуозов задумчиво вынырнул откуда-то слева и одарил оборотня ударом по морде с ноги. Горр повалился на спину и сразу же получил ещё одну подачу ботинком в пасть. Несколько зубов мигом отлетело в сторону, залив пол витиеватыми брызгами крови. Горр зло прикрыл морду вернувшейся в человеческую форму рукой.

— Я, конечно, догадывался, что ты придурок, — сплюнул тем временем Самсон на пол. — Но не до такой же степени. Ты вообще разницу в силе осознаешь? — поинтересовался он, вжимая ботинок в человеческую грудь. — Или не дано?

В голове слегка прояснилось, боль дивным образом согнала одурманенность. Виртуозов перед ним, к тому же, открыт к разговору.

— Это ты сделал? — прорычал Горр, демонстрируя свою брачную татуировку.

Демон не понял, присел и схватил парня за лапу. Задумчиво осмотрел вязь. Действительно, очень похоже на брачную. Но закрепляющего витка на ней не было, деталь мелкая и при беглом осмотре не всегда заметная.

— Это не проклятие, переживешь, — выдал Самсон, задумчиво смотря в глаза оборотню. Задуматься было о чем, к примеру, о силе послушников, наколдовавших эту блямбу. — Если появятся ещё вопросы, можешь просто спросить, а не на мою тень охотиться.

После Самсон поднялся и убрал с него ногу.

— Сними! — Горр медленно поднялся на ноги, слегка пошатываясь и продолжая тыкать в лицо разрисованным запястьем. В голове его гудело, словно парами надышался.

— Я тебе не жрец, — отказался Самсон, смерив его насмешливым взглядом. — Походишь с неделю, само рассосется.

— Какое, к хрену, рассосется?! — прорычал Горр, хватая его за полы сорочки. — За дурака меня держишь, иль я брачной татуировки от липы не отличу?

Самсон лишь вопросительно вскинул брови, не выдавая больше никаких эмоций.

— Тебе рассказать, как снимается настоящая брачная татушка? Берешь свидетельство о браке. Берешь жену, родителей своих, ее родителей, идете в храм, где венчались, пишете коллективное заявление, ждёте положенный месяц на примирение… Опять пишете коллективное заявление, что примирение не удалось… Приносите справочку об отсутствии общего потомства, заключение об отсутствии венерических и смертельных заболеваний, справочку об отсутствии беременности, справочку о разделе общего имущества… Обязательно бумажечку от психиатра, что вы в полном психическом здравии, такую же писульку от жреца, что вы не под магическим воздействием… Опять ждёте месяц… Ну и тогда, по идее, вас должны разлучить… Но ты не бойся, два месяца быстро пролетят…

— Говноедство… Бля…

— Это прозвучало очень мило и ласково, — смешливо фыркнул Самсон и, похлопав оборотня по поникшему плечу, пошел дальше искать Влада. Как наложили связь на Горра и Ррухи, он не видел, но результат определенно того стоил.

Он бы многое отдал, чтобы пронаблюдать за их рожами в храме, когда жрец будет объяснять разницу… Еще и штраф уплатят за прохождение обряда у жреца без лицензии…

Горр же, в свою очередь, поплелся назад в столовую, размышляя по дороге о том, во что вляпался. Стоило, наверное, посмотреть на ненавистную жену и попробовать примириться, хотя бы на время.

Если быть честным, до ее прибытия в Академию они общались всего один раз, но довольно продолжительно, и тогда казалось, что качественно. Правда, вылезло то общение боком, если не полным провалом.

Горр до сих пор не понимал, как самая обычная девчонка превратилась в недооборотня… Страшное, бесцветное и уродливое существо. Над ее полуоборотом тогда билось три стаи, пытаясь вернуть ей хоть какое-нибудь обличье. А когда вернули, стало ясно, что эта девчонка утрачена и как оборотень, и как маг.

Пытаясь восстановить человеческую оболочку, ее силу выпотрошили досуха. Многие тогда проголосовали за ее усыпление, дабы не мучилась. Но в результате ее как немага отправили учиться в какую-то закрытую школу. Много времени с тех пор прошло. Горр даже в годах не мог посчитать, попросту путаясь в событиях.

Вернувшись в столовую, он застал престранную картину. Стайка обычно тихих послушников занималась песнопением, параллельно выводя из столовой закованных в магические путы студентов. Некоторых особо буйных успели погрузить в сон. Их тела висели воздухе, словно лежали на невидимых носилках. Кое-кто из обездвиженных стонал в беспамятстве. Кое-кто извивался и даже крыл матом. Ррухи стояла среди своих однокурсников и держала их за руки, сосредоточенно во что-то вслушиваясь. Феи с запечатанными ртами тем временем убаюкивали в своих дружных объятиях всхлипывающую подружку.

— Убейте меня кто-нибудь! — стонала она, размазывая слезы по румяным щекам. — Это невыносимо!

С опозданием пришла мысль, что он упустил что-то важное.

* * *

Влад нашелся в довольно помятом и слегка захмелевшем состоянии. Камилла была не лучше. Зажавшись в кухне столовой, аккурат между холодильником и столом, они прикипели друг к другу жадным поцелуем. Их руки блуждали в одурманенном неистовстве. Полуобнаженные тела выгибались в унисон. Длинные девичьи ноги в белоснежных чулках обвивали бедра Влада, не давая ему отстраниться даже на миг. Ее смехотворная юбка болталась где-то на талии. Яркие розовые трусы свисали с левой щиколотки. Пятки девчонки подкидывало вверх с каждым толчком Влада.

Не сказать, чтоСамсона их поведение поставило в тупик, и что он раньше не видел голой задницы друга… Но если учесть, что на полу и на плите разместились не менее резвые парочки, а край колпака местного повара раз за разом на миг показывался из кладовки на пару с жирными ягодицами… Самсон поспешил отлепить ребят друг от друга, пока они не перешли к более тесному общению с остальными резвящимися… Это оказалось нелегкой задачей, но пара действенных проклятий слегка прочистила присутствующим их мозговые извилины и привела в некое подобие чувств.

Уверенный в своей трезвости Виртуозов недоумевал, в чем, собственно, проблема. Это не было похоже на действия сокурсников. Обычно адепты действовали точно. А это поражение было массовым и смешанным. Кого-то откровенно крыло на секс, кого-то, наоборот, на драку, как того же оболтуса Горра.

Этот вопрос стоило решить. Как и странное задание ректора. А потому, наведя относительный порядок на кухне и оценив слаженные действия послушников, Самсон подхватил Влада и Камиллу и поволок всех к декану факультета магической медицины. Велена ждала у входа в свой корпус и взяла роль провожатого.

Нужные мысли уплыли из его головы, как только только они гурьбой ступили на территорию деканши. Гемарта Дич и в трезвом состоянии была специфической, чего стоило ее неподражаемое умение устраивать своим студентам когнитивные диссонансы по десять раз на дню. Но сейчас ее харизматический характер был приправлен немалой порцией неизвестного вещества, клубами дыма витающего прямо в кабинете. Испарину на ее лбу и расширенные зрачки трудно было не заметить. Впрочем, это вскоре было уже не важно. Окружающий воздух дурманил голову не хуже запахов в столовой, которых Самсон все же успел надышаться.

* * *

Гемарта жаждала приключений и бурных экспериментов, которые любила не меньше Ананьева. Так что, закинув ногу на ногу, отчего ее серый брючный костюм затрещал по швам, целительница затянулась самокруткой и внимательно выслушала просьбу Самсона Виртуозова и Велены Липки. Влад Мухотряскин и Камилла Рылова просто стояли рядом и хихикали, все подтверждая. Прикинув, что она сможет поиметь этих весьма сильных в плане магии оболтусов, женщина выдохнула ароматный дым и растянула губы в улыбке.

Деньги ее в данном случае не интересовали. Выжать магические резервы под ноль? Сомнительное удовольствие… Может, есть что-то более интересное? Ей хотелось экспериментировать, а ещё лучше — получать удовольствие от процесса.

Вопрос, заданный ребятами, ее взбудоражил и озадачил одновременно. Гемарта Дич задумчиво откинулась на спинку своего мягкого рабочего кресла и уточнила:

— То есть, вам срочно нужны семена, которые вы планируете взрастить к завтрашнему утру?

— Да, — подтвердила Велена, смотря на деканшу своего родного факультета как на восьмое чудо света. Небось ждала того момента, когда рога вырастут.

Ну что ж, пришёл черед «рогов».

— И чем вы заплатите за семена? — И, оценив вытянутые мордашки студентов, Гемарта чуть подалась вперёд. — Вы же не думали, что я их за просто так отдам?

— Денег нет, — сразу вклинился Влад, выпячивая мускулистую грудь. Женщина фыркнула. Грудка была аппетитной.

— Расслабься, — улыбнулась она. — С тебя достаточно натуры.

— Это аморально! — возмутилась Велена, вскинув на декана свои сине-зеленые очи. Декан Дич весело на неё глянула. Вот, сейчас жирное пойдет.

— Студентка Липка, Ваше предложение?! — И не ошиблась.

— Могу самогонку сварить… — Синевласка стыдливо опустила глазки.

— А мне на кой?

— Для бар-ресторана «Вкусняшка», — неожиданно вклинился Виртуозов, которого начало слегка пошатывать. — Который работает ночью в подвале под столовой…

Вот он, жир… Намёк на незаконность её коммерческой деятельности. Гемарта Дич улыбнулась, приняв повышение ставок их неоглашенного состязания. Ну, а что? Кому самогонка в баре мешала, тем более накануне выходных?

— Десять литров к утру успеете? — вкрадчиво поинтересовалась Дич, смотря теперь исключительно на синевласку.

— Да! — выкрикнула Велена и, осознав свою глупость, решила исправиться. — То есть… нет.

— Ну, тебя никто за язык не тянул, — оскалилась женщина и, вытащив из лежащего на столе портсигара еще одну самокрутку, закурила. — Если не будет самогонки до семи часов утра — расплатитесь натурой.

Ага, как-нибудь вечерком, в том самом бар-ресторане «Вкусняшка».

— Но как мы успеем?! — Камилла неожиданно начала приходить в себя и теперь разве что косу собственную не жевала от разыгравшихся нервов.

— Спокойствие и только спокойствие — ваш верный друг и помощник. — И, выставив на стол небольшую лампадку, Гемарта дружелюбно улыбнулась. — Так уж и быть, поделюсь с вами чудной травкой для успокоения…

— Это что-то типа валерьянки? — нахмурилась Веленка.

— Да, оно тоже зеленое. — Деканша снова затянулась. — Ну что, ребятки, до утра не смею вас беспокоить… Или самогонка, или… — И её улыбочка превратилась в многообещающий оскал.

Глава 30

Мелкий четырехколесный паровичок уверенно ехал по бездорожью. Крыши не было, и, несмотря на лобовое стекло, лица двух женщин обдавало порывистым ветром. Огромные полуметровые колеса легко справлялись с каменистыми ухабами. Скорость была приличной. Время от времени клапаны, расположенные сзади, выбрасывали водяной пар, отчего сухой пустынный воздух быстро пропитывался влагой и сразу же вновь иссыхал. За стенами Академии было жарко. Огненная река опоясывала стену Академии, почти полностью защищая ее. В былые времена мост у ворот был откидным. Последние лет двести надобности в нем не было, и его заменили более практичным каменным мостом. Под шумок скрыли ещё часть реки, чтобы не будоражить новоприбывших студентов пережитками прошлого. Впрочем, Борин была уверена, что о наличии реки вокруг стены знали немногие, если вообще знали. Среднестатистический студент выходил за пределы ворот исключительно раз в год, на летние каникулы. Адепты и послушники были прикованы к этому месту на весь срок обучения, не имея возможности выйти за пределы стен, пока их магические потоки полностью не переродятся.

Невольно подумалось о подставе Репетитора, учиненной с новоприбывшими послушницами. Наверное, стоило сказать Октопусу, для чего девушек готовили. Но она не решалась. Не поймет и напортачит. А пока он не знает — сделает по максимуму все то, что от него зависит.

Увы, Борин даже не подозревала, что Репетитор уже успел намекнуть Звездунову, что и как.

Уверенно поворачивая руль старой машины, Эвереста прошептала заклинание, и ее глаза скрыла зеленоватая дымка. Сквозь нее женщина наконец заметила впереди слегка мерцающий барьер. С первого взгляда он выглядел безупречным и непрерывной стеной очерчивал вдоль горизонта абсолютно ровный круг, в центре которого неприступной крепостью и стоял Академический комплекс.

Это была первая преграда. Второй такой же барьер был ровно через полкилометра. Между ними скрылась так называемая «полоса препятствий», отличающаяся непередаваемой трупной вонью. Железнодорожная станция находилась уже за барьерами, остальная доступная цивилизация — тоже. Однако не только запах отличал барьер. Внутри полосы кипела своя жизнь, не особо понятная среднестатистическому обывателю и довольно опасная даже для сильных магов. Причина, по которой упомянутая жизнь все еще существовала, была банальной. Твари жили в другой плоскости и, по сути, были нематериальными.

Периодически внутри полосы происходили всплески, и, бывало, существ выталкивало из их мира в этот. И тогда они ползли к стенам Академии, по дороге умирая. В такие дни окна было невозможно ни открыть, ни выглянуть из них, уж столько смердящих разлагающихся трупов было извне. Тогда на внешние окна вешалась иллюзия, а энергетический купол смыкался над головами, защищая от смрада. Среднестатистический студент даже понятия не имел, что за стеной очередной выброс. Собственно, о природе барьера они не догадывались и тогда, когда пересекали его по пути от железнодорожной станции или наоборот.

Внешний барьер сильно отличался от внутреннего. Несмотря на то, что он тоже был невидимым, основной его задачей было не пропустить непрошеных гостей во внешний мир, а людей извне — к себе внутрь. За его целостность отвечали уже службы правопорядка. И хотя Борин не имела никакого отношения к ним, ей доподлинно было известно, что тот барьер имел техническую, а не магическую природу, более того, в него могли вносить данные людей, которых барьер мог задержать.

О таких свойствах и технологиях можно было только мечтать. Вплести в магический барьер такие данные было чревато опустошением не одного одаренного существа и даже не десятка. Слишком большой периметр для работы. Здесь технология оставляла магов и демонов далеко позади…

Пока машина летела вперёд на приличной скорости, а Борин предавалась праздным размышлениям, ее спутница Марита молчала, прижимая шляпу к голове. Для ее невооруженного глаза протянувшейся вдоль линии горизонта стены на самом деле не существовало. Марита не видела того, что давало заклинание, наложенное на глаза Эвересты. Секретарша лишь знала, что, объехав периметр по кругу, ректор Борин будет обессилена. В таких случаях она брала управление машиной на себя и доставляла начальницу назад под защитные стены их учреждения.

Вблизи барьер переливался всеми цветами радуги. Преобладал красный, а это означало, что вскоре эта стена опять выплюнет на плато с десяток полутрупов. Опять придется вешать иллюзию, пока Ананьев со своими адептами будет разъезжать по округе и собирать образцы. Иногда им удается доставить тварей живыми, и тогда за изучение берется Дич со своей командой. Послушники же, наоборот, к тварям не лезут. Не их парафия. Но Эвереста подозревала, что найди они действительно разумное существо, их позиция была бы не столь однозначна.

В любом случае, эта аномальная зона как нельзя лучше подходила для воспитания магов и демонов. Непрерывный источник энергии позволял ворочать энергетическими массивами, несопоставимыми с собственными запасами. Каналы имели свойство расширяться, а внутренний источник — разгораться.

Условия, созданные в Академии, только подогревали в юных сердцах потребность в силе, и это играло им только на руку. Круг был замкнут. Хранители учились противостоять тьме на практике. Раздор учился раскалывать сплочённые команды, плести интриги и влиять на людей… В будущем из них выйдут отличные шпионы и исполнители. Студенты медицинского получали реальную практику с реальными задачами… и по окончанию учебы умело обращались не только со спринцовкой, но и со скальпелем и иглой. Артефакторы и инженеры имели нескончаемый поток заказов на изобретения. И опять практика, и ещё раз практика!

Ни один институт не мог похвастать столь продуманной и одновременно жесткой системой. Высшая академия демонизма и магии не просто так оставалась самым престижным и одним из наиболее закрытых учебных заведений в Дайкирии…

Они ехали вдоль барьера уже довольно долго. Впереди замаячили скалы, внутри которых был спрятан старый заброшенный храм. Вход был завален камнями, и его роль исполняла трещина в отвесной базальтовой скале. Сейчас ее не было видно. Трещину заслоняла массивная представительская машина. Рядом с ней, в барьере, искрилась сизая брешь.

— Это машина Репетитора? — поинтересовалась Марита. — Неожиданно…

Это были ее первые слова за час езды.

— Молится, наверное. — Эвереста остановила свой паровичок ближе к бреши и, не обращая внимания на высунувшегося из окна машины мага-боевика, подошла к ней.

Трещина была свежей. Внутри клубилась энергия, заключённая в четко структурированный поток, словно кто-то проделал туннель извне. Достаточно большой и неожиданно стабильный.

— Вряд ли это сделал тот журналист…

— Вы о вчерашнем посетителе? — уточнила секретарша. Эвереста кивнула.

— Я просмотрела записи и никого не нашла.

— Заклинание белой тени, — пояснила она Марите. — Сродни тени у адептов, только менее стойкое. Позволяет перенести сознание на некоторое расстояние от тела. Распространено в среде профессиональных журналистов. И у нас не изучаемое.

— А если кто-то из адептов?

Шумно вздохнув, Эвереста отвернулась от бреши и заприметила выходящего из храма Репетитора.

— Ещё раз приветствую, — кивнул он ей и улыбнулся. — Инспектируете?

— Периодически, — улыбнулась Борин, щуря от ветра глаза. — Ваша работа?

Она кивнула на брешь, и мужчина довольно усмехнулся.

— Проверяли новую установку, — подтвердил он, рассматривая дыру в барьере.

— И как?

— Дыра затянулась уже вдвое, довольно быстро. Могу вас похвалить за стабильность границ.

— Стараемся, Ваше Умнейшество.

— Что ж, молодцы… Молодцы, — протянул он и взглянул женщине в глаза. — Я хочу с вами поговорить. Надеюсь, продолжительная беседа вас не затруднит?

— Отнюдь…

— Тогда пройдёмте в мою машину, там будет спокойнее.

* * *

Назад возвращались молча. Борин думала о странном разговоре, которого могло и не быть, Марита вела машину, не задавая вопросов. Инспекция барьера завершилась головной болью. Скоро опять свершится прорыв, и опять придется натягивать иллюзию. Октопусу зачем-то рассказали о роли Кирин… Если учесть события, которые уже разгорелись вокруг девчонки, то у Ананьева тоже своя роль имеется. Отчего-то появилось острое чувство назревающей задницы.

— Марита, мне нужно на станцию, — неожиданно сама для себя решила Борин. Нет, она не будет ломать голову над словами Первого репетитора. Всему есть свои границы, установленные полномочиями. Здесь лично ее сфера деятельности заканчивалась. А значит, пусть ломает голову кто-то другой.

Секретарь послушно крутанула руль и направилась в нужную сторону.

— Отставишь меня, а сама берешь машину и возвращаешься. Я хочу быть в курсе всего, что происходит внутри стен.

Женщина молча кивнула и бросила на начальницу осторожный взгляд.

— Мне препятствовать?

— Пусть все идет своим чередом. Не мы кашу заварили, не нам и расхлебывать.

— Как скажете.

Она поднажала, ускоряя паровичок, а Борин еще больше нахмурилась, обдумывая собственные действия. В Академии оставался Его Высочество. Отвечать за его безопасность должна была его свита… Но жрецы осталась при репетиторе… А боевые маги — не совсем то, что может противостоять адептам или послушникам. Тип затрагиваемых энергий не тот. Все равно, что столкнуть дикобраза с полтергейстом. Дрейк был очень силен, с этим никто не спорил… Но меры предосторожности тоже не для слабонервных придумывали. Наверное, об этом тоже стоило кое-кому написать.

Граница опять приближалась, а Борин все больше хмурилась. Она словно наяву видела, как расширяется и сужается пространство пустыни. Ее взгляд опять был поддет зеленой дымкой, и ей казалось, что алых пятен становится больше. Прорыв был близок. Если это так, то возвращение будет затруднено.

— Марита, я могу задержаться. Прорыв будет через пару часов, имей это в виду.

Марита кивнула. Вскоре автомобиль остановился, и Эвереста уверенно вступила в барьер. Ударившая в нос вонь была непередаваема, заставляя глаза слезиться, а легкие — болеть.

Все закончилось, даже не начавшись. Обернувшись, она увидела за собой плотную полупрозрачную стену. Паровичок уже был далеко. Борин невольно содрогнулась, понимая, насколько различно время здесь и там, за барьером. Мысль о часовом сдвиге потянула за собой другую, не менее примечательную… Добираться до Академии всегда было быстрее, чем выходить из нее. Магическая аномалия с легкостью затягивала все, превращая часы в минуты, а километры — в шаги. С движением от ее центра все обстояло диаметрально противоположным образом. То было долгое, нескончаемое путешествие.

* * *

Перед глазами пятнами плыл потолок собственного кабинета. Руки не слушались, а в горле пересохло. Вытерев влажный лоб платком, Октопус Звездунов отстраненно вдохнул дурманящий запах и вновь почувствовал головокружение. Спутанные мысли перемежались с образами событий сегодняшнего дня. Десятки разговоров сплетались в клубок несуразицы, делая из трезвомыслящего человека инфантильное посмешище.

Перед глазами склонилось чужое, едва узнаваемое лицо, и в нос ударил запах жженого дурмана.

— Безликие Хранители… Окто… Тебе еще хуже, чем мне… — вздохнул он… Или она? По губам скользнул влажный язык, раздвигая их и проскальзывая внутрь. Вкус дыма яркой ноткой проскользнул в сознание, очерчивая незнакомца, как стервозную Дич.

— Поиграем, Окто, — тем временем шептала она низким от возбуждения голосом, медленно расстегивая пуговицы на его рубашке… — Очень хорошо поиграем…

Глава 31

Горячее солнце неспешно плыло по небосводу. Время его пика прошло, а дневная жара медленно нарастала. Странные дела творились вокруг. Время самостоятельной учебы было в разгаре, но всем было не до этого. Наверное, впервые за долгое время большую часть медицинского крыла занимали целители, инженеры и артефакторы. С последними, как оказалось, было трудней всего. Воспламененные бурными идеями, ребята решили наполнить Академию ловушками. Ребят отловили, а вот найти ловушки ещё предстояло. Усложнялось все тем, что преподавательский состав будто вымер. Ректор пропала вместе с секретарем. Комаров укатил по делам еще утром, после своей спаренной лекции. Звездунова и Дич было страшно трогать, а к Ананьеву послушники не подойдут и под страхом смерти.

Горр и две старые медсестры метались между пострадавшими и буйными. Кого удавалось привести в сознание — послушники стабилизировали с помощью песен и отправляли по комнатам. Очухавшиеся медики пополняли ряды рабочих рук, а послушники продолжали следить, чтобы их не накрыло вновь.

Ррухи как-то неожиданно для подруг вклинилась в работу, исполняя роль батарейки. Близняшки, наоборот, занялись прочисткой мозгов особо буйных при помощи своих собственных умений. Прозрачных печатей с их лиц так никто и не снял, сами не позволили. Да и румянцем каждый раз заливались, стоило им посмотреть на друг друга. Одна Хадиса, после конской дозы успокоительного, сидела в подсобке и задумчиво вырисовывала в тетради лицо человека, которого видела на мосту. Карандаш мягко скользил по бумаге и, казалось, воспроизводил больше, нежели она помнит.

Уставший староста присел напротив и, взглянув на ее работу, шумно выдохнул.

— Если по-хорошему, то на тебе с подругами ритуал провести нужно. — Он потянул к себе ее рисунок и хмыкнул.

— Ты говоришь?

— Нет, блин, зубоскалю. — Тетрадь в руках старосты закрылась, скрывая рисунок от чужих глаз.

Хадиса молчала, лишь выжидающе смотрела на него, ожидая пояснения. Послушник ответил не сразу, словно что-то обдумывал для себя.

— Я на нуле. У нас пятнадцать минут. Так что спрашивай.

— Куратор…

— Опять за свое… Я не назначу тебе куратора, даже не проси. Среди вас феи. Запрет на медитацию сняли, так что помощь вам не нужна.

Хадиса удивлённо вскинула брови.

— Вообще-то об их обучаемости всем известно. Об этом, знаешь ли, в учебниках пишут, — фыркнул староста. — Даже больше скажу: уверен, они уже все изучили. Так что бери подруг в оборот, а после присоединяйся к практикуму. Мне твой вариант цели нравится, думаю, ребята ее одобрят.

Хадиса перевела взгляд на тетрадь, которую он успел скрутить в трубочку, и сглотнула.

— Ты знаешь его имя?

— Анонис Ананьев, по прозвищу Кнут. Змеелюд, Раздорец в двенадцатом поколении. Та ещё жопа с хвостом.

— Этот человек столкнул меня с моста.

— Уж поверь, ты очень сильно ошибаешься, — возразил парень. — Кнут сам ничего не делает. Если ты уверена, что видела его, значит, кто-то намеренно принял его облик. — Староста нахмурился, внимательно рассматривая растерянное лицо Хадисы. Его тонкие губы растянулись в улыбке.

— И это не адепты, Кирин. На тебя охотится кто-то другой. В любом случае, нам это только на руку. Первые начнем — больше баллов получим.

— Разве это правильно?

— А разве правильно послушнице позволять адепту снимать с себя проклятия?

Хадиса смутилась. То, что видел Самсон, наверное, было достоянием многих… Вот только из многих только он один решил вмешаться.

— Почему же тогда…

— Потому что он адепт. Раздору свойственно разрушать. Посмотри на себя, Кирин. Разве у тебя были проблемы? Ты была агрессивна, неадекватна? Зачем с тебя снимать то, что вросло в тебя, как родное?

Хадиса не могла ответить на это. Вопрос повис в воздухе. Староста в задумчивости к чему-то прислушался и жестом велел молчать.

«Мое время закончилось», — быстро нашкрябал он карандашом в ее тетради, а после унес тетрадь с собой, приглашая идти следом.

Слова старосты заставляли задуматься. И посмотреть на произошедшее утром с другой стороны. Возникло острое чувство обмана. Вот только кто обманывал — оставалось неясным. Следовало все разложить по полочкам. Увы, но без разговора с семьёй, по-видимому, не обойтись, как бы она этого не хотела.

* * *

— У меня чувство, что меня обманули, — вздохнула Велена Липка спустя час. Она сидела на коленях, почти полностью припав грудью к земле, и пыталась рассмотреть в нескольких сантиметрах от собственного носа хоть какое-то движение в ней… Напротив неё в таком же положении замерли Влад и Самсон. Камилла Рылова же стояла над ними, широко расставив ноги, и нервно оглаживала тонкими пальчиками ремень, вытащенный из штанов Влада Мухотряскина. А неподалеку валялась коробка с семенами, с грубой ошибкой в названии: «Семя растений». В большой коробке были коробочки поменьше с названиями поизбирательней: «Семя ромашки», «Семя календулы», «Семя эхинацеи»… Травки нашлось на любой карман и вкус. Все это добро окуривало ребят, выступая белесым дымом из лампадки, густой пеленой тянущимся из керамического носика и щекочущим ноздри лёгким к привыканию ароматом.

— Я же сейчас врежу… — процедила блондинка, сжимая кожаную полоску и нервно сцепив зубы.

— Стой! — Самсон предостерегающе вскинул руку и взглянул на девчонку. — Ну давай подождем ещё десять минут!

— Под палящим солнцем?! — Девушка нервно уперлась руками в бока.

— Да!!! — уже не вытерпел Влад. Велена косо на него взглянула и, покачав головой, вернулась к своему сверхважному занятию.

— А если не взойдёт? — В голосе Камиллы впервые проскользнули нотки страха.

— Взойдёт, — заверил её Виртуозов. — Земля в наличии, вода налита, семя вкопано… Причин не взойти нет… Подумаешь, не спешит…

— Ну так давай я его припугну!!! — Камилла замахнулась ремнем.

— Не могу понять, отчего меня сомнение гложет, — покачала головой Велена, обращаясь к самой себе. — Что-то в этом процессе не так.

— Может, семя неправильно собрано? — предположил Самсон.

Проходившая мимо Марита на ходу жевала бутерброд. Она как раз успела поставить машину в гараж и теперь, чуть не подавившись скудным перекусом, решила уточнить обстановку.

— А чьё семя посадили?

— Влада, — со знанием дела ответили девушки в один голос.

— А чего это сразу моё? — вскинулся Мухотряскин, не чувствуя подвоха. — Его деканша собирала!

— Так тебе ж натурой расплачиваться! — подколол друга Самсон.

— Ма-ать, — неожиданно всхлипнула Марита. Впихнув остаток бутерброда растерянной Камилле в руки, женщина присела на карточки и задрожала. Сначала ребятам показалось, что она ревет, но потом они поняли, что она откровенно ржёт.

— А что не так? — поинтересовалась Велена.

— Все прекрасно, — едва выдавила из себя Марита. — И сколько отпрысков вы пытаетесь прорастить?

— Да чтоб на сад хватило! — раздосадовался Самсон. Конечно, тема разговора уже начала напрягать. Но вот почему? Это была загадка.

— У-ой, не могу, — вздохнула сквозь смех секретарша. — Так вы не в землю… Ха-ха… Вы меж ног пихайте… У-ух, семя-то…

— Я, кажется, кого-то сейчас грохну, — все-таки решилась на кардинальные меры Камилла…

— Успокойся и подсыпь зелья в лампадку, — скрипнула зубами Велена. — Нам ещё самогонку варить…

От такой тирады Мариту пробил новый приступ хохота. Злобно зыркнув на ржущую секретаршу, Рылова быстренько открыла крышку лампадки, пихнула туда ворох трав, врученных Гемартой, и подожгла. Ненавязчивый аромат с новой силой ударил по их молодому и неискушенному сознанию.

— Может, помагичить? — вдруг предложила секретарша, вдохнув травяного сбору и неожиданно почувствовав в себе просыпающегося от долгого сна экспериментатора.

Ох, если бы она только знала, чем обернётся её предложение.

* * *

Послушники вышли из медицинского крыла дисциплинированной и слаженной группой и так же вместе зашли в свой корпус. Сборы были назначены на пять, и рекомендовалось это время потратить на отдых. Вот они и тратили. Точнее, тратили Хадиса и Ррухи, а близняшки готовили очередную медитацию. С ними староста, судя по всему, тоже поговорил, потому что Хадиса о его советах насчёт фей умолчала.

Приготовления были недолгими, и вскоре сестры заключили Ррухи в объятия и утянули в свой нейронный мир…

Все трое упали на кровать в обездвиженном переплетении тел. Феям не нужны были ни пентаграммы, ни заумные заклинания, их сила находилась в другой плоскости. Единственное, что они часто делали перед своей «закольцовкой», — это хорошенько обкладывались подушками.

Хадиса Кирин отвернулась от них и задумчиво поставила механический таймер будильника на час сорок. После отошла к окну и оценивающе взглянула на происходящее на площади… Точнее, бывшей площади. Ибо сотворенные Камиллой и Владом безобразные окопы трудно было назвать прогулочным местом. А если учесть, что в проломы выхлестнула свои воды Огненная река, то местность здесь теперь была не менее опасной, нежели пустошь за стенами Академии. Вспомнив о последней, Кирин содрогнулась. Была б на то ее воля, она бы никогда больше не пересекала полосу препятствий. А если учесть, что рассказывали близняшки о некоторых видах из окна, то становилось вообще муторно. Мысли несло не в ту степь, и девушка невольно представила за окном трупы. Гротескная картина будоражила сознание. Отмахнувшись от нее, девушка решила, что феи, скорее всего, наслушались местных баек, потому что в их продвинутый век такого просто быть не могло… Но да, полоса препятствий воняла, и с этим спорить было глупо…

В дверь постучали. Открыв, Хадиса удивлённо уставилась на Старосту. Парень держал под боком отрывной блокнот. Протиснувшись в комнату мимо нее, он без особого интереса скользнул взглядом по девушкам, валяющимся на кровати в дивном сплетении тел, и уселся на свободное кресло. Блокнот положил перед собой и жестом пригласил демоницу сесть напротив.

Видимо, разговор, начатый в подсобке, продолжался, но теперь абсолютно другим способом. Хадиса послушно села напротив и уверенно взглянула на парня, разглядывая его вновь, более не затуманенным рассудком.

О таких обычно говорят «нормальный». Не толстый и не худой. Не круглощекий и не костлявый. Глаза карие, нос прямой, среднестатистический «ежик» темно-русых волос. Лицо, которое постоянно кого-то напоминает: то соседа, то учителя, то стоматолога. Староста относился к той категории людей, чье изображение тяжело воспроизвести. Трудно было понять, причина была в каком-то хитроумном заговоре или в чем-то другом.

Чуть подавшись вперед, он подсунул ей свой блокнот и жестом предложил почитать. Здесь уже был готов план работы по пункту сто восемнадцатому. Хадиса читала внимательно, староста контролировал, порой теми же жестами требуя перечитать еще раз.

Описано было доступно, так что Хадиса попросту должна была запомнить. Стоило ей дойти до третьей страницы текста, как парень выхватил блокнот и перелистал несколько исписанных листов, ткнул ей на очередной текст, подписанный ее именем.

Ей отвели роль довольно странную, если учесть, что она теперь на факультете хранителей семейного очага. Видимо, предугадывая ее вопрос, здесь парень даже ответ расписал на тему ее качеств как не прошедшей ритуал посвящения. Наверное, это играло значимую роль в плане дозволенного и запрещенного.

Вырвав из блокнота несколько листов, староста вручил их Кирин, потыкал на подруг, мигами велел проинформировать и вышел, не забыв ткнуть на часы и продемонстрировать пятерню.

Просидел он у нее минут двадцать. Закрыв дверь, девушка вновь расположилась у окна, читая задания, выпавшие девчонкам. Да… Ее роль «соблазнительницы», наверное, была самой отъявленной.

Главное, чтобы план не провалился…

Глава 32

Девочки очнулись сами, как раз за минуту до будильника. Феи выглядели утомленными, а Ррухи — слегка растерянной. Она странно водила по комнате своими блеклыми глазами и наконец принюхалась:

— У тебя были гости? — удивленно спросила она.

— Староста, — не стала скрывать Хадиса и протянула Ррухи предназначенный ей лист. Такие же отдала сестрам. — План нашего внепланового практикума составлен. Нам выдали роли.

— Неожиданно, — переглянулись сестрички.

— В любом случае, от нас теперь хоть нос не воротят, — кивнула Ррухи. — Роли несложные.

— Ваши — нет, — улыбнулась Кирин, задумчиво открывая шкаф. — А мне придется поработать соблазнительницей…

— Да ладно, а что, уже и с целью определились? — удивились близняшки.

— Можно и так сказать, — вздохнула Хадиса, раздеваясь до нижнего белья и чулок. Вытащив из шкафа полупрозрачную белую ночнушку, задумчиво приложила её к себе. — Как думаете, это достаточно соблазнительно?

— Это ночная сорочка. — Ррухи устало потеряла виски. Задание Октопуса более чем раздражало. — Если тебе надо соблазнительное, то бери колготы, отрезай носки и режь меж ног дырку…

Девчонки косо на нее уставились, не понимая ее странного совета.

— И что получится?

— Кофта. — На щеках Ррухи проступил предательский румянец. — Старшие сёстры так делали… из чёрных сетчатых колгот.

Найдя в загашнике черные сетчатые колготы и сделав «кирдык» их носкам, Хадиса со знанием дела вырезала дырку меж двух колготищ и следом просунула в нее голову.

— Так? — застенчиво спросила она Ррухи.

— Угу. — Альбиноска стыдливо отвела глаза. Близняшки прыснули и, краснея от едва сдерживаемого хохота, просто вылетели вон из комнаты, предусмотрительно закрыв за собой дверь.

Просунув руки в обрезанные колготки как в рукава, Хадиса спрятала скованную полупрозрачным бюстом грудь под сетчатую ткань и придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Лучше бы она этого не делала. В таком не то чтобы на публику… в туалет в одиночку ходить страшно — пауки изнасилуют…

В этот миг дверь за ее спиной резко отворилась, и две паразитки затолкали в комнату старосту. Парень шумно выдохнул, скользнув взглядом по почти обнаженной фигурке Хадисы. Открыл рот, закрыл… Застрял взглядом где-то в области затянутых в черные стринги бедер, после чего покраснел и медленно прикрыл рукой глаза. Рот его при этом продолжал бесшумно открываться и закрываться, словно рыбий. В следующий миг парня снесла брошенная Ррухи подушка, хорошенько прижав несчастного к стене коридора.

— Наверное, стоило менее прозрачный лифчик одеть, — хихикнула одна из близняшек, заглянув в комнату.

— Гадины вы, — прошептала демоница, выхватывая из шкафа штаны. — У него ж уже четыре года воздержание.

— О-о-о… У меня есть такие же колготы, можно труселя сообразить, — вклинилась вторая сестричка.

— Ага… И старосту в них одеть, пока в себя приходит, — фыркнула Ррухи, протягивая Кирин ветровку. — Судя по тому, как бедолагу прошибло, роль соблазнительницы удастся.

Главное, чтобы цель тоже пришибло на месте.

Благодарно улыбнувшись подружке, Хадиса быстро натянула на тебя мешковатую ветровку и склонилась над парнем.

— Живой?

Тот резко открыл глаза и прочертил в воздухе защитный знак. Даже фразу «Изыди, демон!» губами прошептал. Смешливо фыркнув, девушка схватила его за руку и потянула на себя, помогая встать.

— Не обижайся, феи — они такие. Шкодничают, — улыбнулась она. Старосту передернуло, а близняшки за ее спиной заржали.

Отчего-то у Хадисы мелькнула мысль, что им здесь все-таки не место. Потому что стесняться должна она, а не этот парень. Увы, как повелось, так уж повелось. Собравшись в комнате отдыха, они все вместе склонились над прописанным планом действий. У пункта сто восемнадцатого были очень четкие правила, и их, естественно, стоило соблюсти по всем параметрам.

Согласовывать действия в молчаливой компании оказалось не так уж и сложно. Однако возможности нормально высказаться не было ни у кого. Однако стоит отметить, что это, в свою очередь, полностью нивелировало возможный балаган, будь у всех голос. Так что, зачитывая из предложенного старостой листа план действий, Хадиса теперь не только вклинилась в их поток, но и заодно познакомилась со всеми. Даже удивительно, что для этого потребовалась аж целая неделя в столь негостеприимном и закрытом для общения месте.

* * *

— А-а-а-бра-а… — со знанием дела затянула Марита, вытянув руки перед собой. Вокруг нее полукругом стали четверо изрядно осоловелых ребят, — ка-да-а-а-бра-а! — Затянула она громче, переходя в фальцет. Кончики ее пальцев полыхнули зеленым. Волосы Велены полыхнули красным… огнем.

— Пардон. — Марита щелкнула пальцами, и не успевшая испугаться студентка Липка выдохнула сизый дым и печально взглянула на обожжённые пряди. Волосам экзекуция не понравилась, так что они теперь стояли наэлектризованные и дыбом.

— Вы решили поджечь будущий лес? — блеснула мыслью Камилла.

— Нет, я решила подогреть почву, авось семечкам станет горячо, и они сами выпрыгнут…

— Мне семечек в мозгу проращивать не надо, — попятилась Веленка и тут же была остановлена впавшим в меланхолию Владом.

— Запугивать ремнем — более гуманно, — прошептал он ей на ухо, приобняв за плечи. Девушка вздрогнула.

— А ко мне это какое имеет отношение?

— Да так, — вздохнул парень, скользнув взглядом куда-то вниз. — Трусики у тебя больно яркие.

Вот зря он это сказал…

* * *

— Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша… — шепеляво напевал Анонис Ананьев, декан факультета семейного раздора, вскрывая черепную коробку уже порядком подгнившего образца. Ему было весело. Врученный с утра бутылек пополнил коллекции любимых зелий, причем занял в ней почетное место. Нюхнув из вышеозначенного бутылька, он поковырялся пальцами в мороженном протухшем мозгу и недовольно причмокнул. — Не нашёл.

Смахнув с лица прядь упавших волос, задумчиво потер подбородок.

— Эй, адепт Трахтенберг, неси следующий образец! — позвал он, элегантным движением руки скидывая труп с операционного стола. Рубин, один из самых послушных его студентов, устало вздохнул и вскоре выкатил из морозильника очередной труп.

— Господин Ананьев, вы уверены, что оставили труп в этой секции? — осторожно поинтересовался он, подвозя останки к существу, которое уже добрые четыре года имело наглость называться его деканом. Не евший уже шесть часов парень мысленно подсчитывал количество находящихся в лаборатории трупов с раскроенными черепами. Перспективы не радовали.

— Естественно, что… нет… — просипел Анонис, перекладывая с носилок на стол очередной «бывший образец» и раскраивая скальпелем швы месячной давности, — Ух ты! Мозг свеж, как у младенца! — ковырнул он серое вещество тоненьким, как у благочестивой барышни, пальчиком и, смачно чихнув, опять занюхал из бутылька, подаренного Первым Репетитором. — Итак… что же я здесь применял… Консервацию, что ли… Но колечка таки нет… Эх, Рубин, тащи следующий!

Захныкав, бедный адепт в очередной раз поплелся в морозильник, не забывая попутно надеть теплую куртку. Было это помещение большим и длинным, метров семь в высоту и не менее тридцати в длину. Все его стены были заставлены глубокими шкафами-ячейками для хранения «образцов», выловленных за стеной после очередного выброса из барьера. Вздохнув, парень глянул в листочек с выписанными на нем номерами. Нашел нужную ему ячейку и, мысленно представив, что имеет дело с картошкой, отворил дверцу.

— Это большая волосатая картошка, — выдал он, сощурив глазки, и потянул выдвижную полку на себя. — Ну хорошо, это большая волосатая картошка с сосиской, — уже менее уверенно протянул он, спихивая голый труп на носилки, отчего его новые штаны забрызгало какой-то зеленоватой жижей. — Бля… Лучше б это были чипсы…

Последнее он прошептал уже совсем под нос и покатил носилки на выход.

Пока Рубин Трахтенберг искал очередной залежавшийся после экспериментов труп, Анонис Ананьев заскучал и решил почитать нечто важное. Требующая изучения информация была в книге, почти в середине крайне фривольного текста. Блаженно опустив глаза в пошловатые строки, Кнут умилился содержимому и меланхолично вздохнул:

— Эх, как она его тычинку евнохнула… под самые бубенчики… — Покачав головой, мужчина перевернул страничку и устроился на стульчике поудобнее. — Нет, ну кто ж так делает, так оттяпанные части не пришивают… Ох ты ж блин… Пришили — и стало круче?

Его слегка осоловевший от прочитанного взгляд скользнул по пустынной лаборатории.

— На ком бы проверить?

Как по мановению волшебной палочки Рубин вкатил в лабораторию носилки. Стащив с плеч теплую куртку, парень неосознанно вытер рукавом свой вспотевший лоб и тяжело вздохнул:

— Может, продолжим завтра, господин Ананьев?

Анонис же задумчиво отложил книжечку на табуретку, на которой сидел минуткой ранее, взял в руки скальпель и приложил его кончик к растянутым в тонкой улыбке губам.

— При условии, что ты поможешь в одном важном деле.

Парень насторожился. Взгляд декана явно не обещал ничего хорошего, уж кого-кого, а своего самого страшного препода адепт знал как облупленного.

— Я могу отказаться?

— Можешь, — елейно ответил Анонис и, закатив глазки, приложил ладошку со скальпелем ко лбу, прям таки сыграв умирающего лебедя. — Но я буду обижен!

— А что, собственно, надо?

— Хм… — Ананьев потянул со стола хирургические ножницы и еще более задумчиво ими клацнул. — Да так… хочу, чтобы кое-кто соответствовал своей фамилии.

— Я даже не знаю, что хуже, — надул пухлые щеки Рубин, недобро сощурившись. Уж больно опасно клацнули ножницы в руках Ананьева. — А если я приведу замену?

— Замену? — Декан оперся на каталку с трупом и задумался. — В этом есть резон… Но есть маленькое и важное условие.

— Это какое? — нахмурился студент Трахтенберг, чувствуя, что услышанное ему вряд ли понравится.

— Член у него должен быть маленький, — пояснил Анонис Ананьев и многообещающе клацнул ножницами.

Бедолага Рубин вздрогнул. Задание декана было выше его понимания и сил. Что хуже — никого из своего факультета он не мог взять и вот так подставить. Решение пришло само по себе…

— А если это будет кто-то из соседнего факультета?

Глаза Ананьева загорелись.

— К примеру? — сипло прошептал он.

— Ммм… хранители? — нашелся Трахтенберг.

— У-у-у… — Анонис поднес сжатые кулаки к лицу. — Мне эта идея нравится, так нравится! Хочу Звездунова!!! Хотя нет… Мне член мелкий нужен…

На сей фразе Рубин Трахтенберг едва удержал свою тушку от сползания на пол в бесчувственном состоянии. А это значило только одно: пора ретироваться… А то, гляди, Анонис Ананьев еще раз передумает и все-таки нацелится на Звездунова… Увы, воплотить в реальность свои мысли он так и не успел.

Потолок над головой неожиданно проломился, явив миру, точнее, ясному взору обоих представителей сильного пола, видение чистого голубого неба… окруженного обкуренными студенческими рожами вкупе с одной секретарской…

— Что-то травкой запахло… — нахмурился Анонис, не успев оценить масштаб подставы, и уплыл в астрал под тяжестью хряснувшей по голове лампы.

Глава 33

Вечер наступал медленно. Солнце клонилось к горизонту, но небо все еще было ярким и чистым. Столовая была давно проветрена, а большинство попавших под странное воздействие — уже выловлены и приведены в чувства. Даже без вмешательства деканов сплоченные потоки действовали слаженно, согласно заложенным в них привычкам. И это на самом деле было прекрасно. Будь Эвереста Борин сейчас на рабочем месте, она б гордилась своими будущими выпускниками. Но ее не было. А жизнь в Высшей академии демонизма и магии тем временем плыла своим чередом.

Одни студенты спешили в местную столовую перекусить, другие перешептывались об обеденных событиях и новой проверке на плотскую стойкость послушников. А третьи… что-то замышляли. К примеру, староста факультета хранителей семейного очага и еще сорок три его сокурсника на крыше собственного общежития изучали происходящее на главной площади академ-городка. А творилось там многое: Огненная река покинула свои берега и ворвалась в пробитые Камиллой Рыловой котлованы и трещины, из-за чего пересечение площади стало весьма затруднительным занятием. Кроме рытвин и котлованов, бывшая площадь обзавелась кочками и горбиками, которые возвышались над местностью и на полметра, и даже на два. Это, в свою очередь, тоже не облегчало жизнь местным жителям.

Четверо же виновников этого безобразия сейчас ползали по земле и что-то вещали о семени…

В который раз недовольно поцокав языком и посокрушавшись над тем, как уничтожили такой удивительный обзор, парень присел на корточки и быстренько начертил на клочке бумаги примерный план оцепления четырех студентов и секретаря в кольцо.

Он писал, а сидящая рядом Кирин зачитывала:

— Нужно четверо добровольцев для отвлечения, — начала она, осматривая людей, склонившихся над его «планом».

— Для чего? — поинтересовалась одна из близняшек и, взмахнув крылышками, чуть приподнялась вверх над всеми.

Кирин тяжело вздохнула.

— Пункт сто восемнадцатый гласит о взятии в плен объекта с помощью конкретного заклятия, — терпеливо пояснила она, ткнув в раскрытый кодекс, лежавший у ее ног, — а для того чтобы применить такое заклятие, людей надо отвлечь хоть чем-то…

— А, так вот для чего ты напялила колготки?! — выдала другая близняшка и тут же стушевалась под досадливым взглядом старосты. — А что?!

— Ладно, пойдем другим путем, — совладала со смущением Хадиса и скользнула взглядом по листочку, а потом спросила у присутствующих: — Кто умеет выполнять пункт сто восемнадцатый?!

Вверх тут же поднялся лес рук. Только близняшкирастерянно переглянулись.

— Ну, мы ж по плану отвлекать будем, — заверили девчонки в один голос и взмыли вверх. — Поможем с неба!

— А голышом? — осклабилась Ррухи. Хадиса тем временем взглянула на старосту.

— А ты почему руку не поднял? Ты по плану тоже участвуешь.

Парень удивленно вскинул светлые брови.

«В таком состоянии?» — выдал одними губами и схватил карандаш с бумагой: «Я на тебя, дуру, смотреть спокойно теперь не могу! Извращенка.»

Хадиса печально вздохнула, вспоминая, что у нее под спортивным костюмом. Хорошо хоть остальные не знали. Иначе рук вообще не было бы.

Неожиданно со стороны площади раздались грохот и визг. Обернувшись, Хадиса увидела, как невдалеке от разлившейся тремя десятками ручьев и ручейков реки образовалась самая настоящая дыра, это даже рвом нельзя было назвать. Чудо, что вода туда еще не устремилась. Спустя несколько секунд раздался испуганный крик, и секретарша Марита упала в обморок. Однокурсники всполошились, а староста поспешил написать:

«Там лаборатории Ананьева. Планы меняются». — И, убедившись, что девушки прочли, начал строчить дальше: «Хадиса, Ррухи, идете в сторону дыры и оцениваете обстановку. Потом даете сигнал, а мы приводим пункт сто восемнадцатый в исполнение. Дальше по обстоятельствам».

— Какой сигнал? — Ррухи встревожено взглянула на Хадису.

Вопрос был дельным. Что могло подходить под сигнал, в нынче сотворенных условиях?

— Фонтан, — кивнула сама себе Хадиса и, поднявшись на ноги, одернула край ветровки. — Я создам фонтан, это и будет сигналом.

* * *

Стоило земляной пыли осесть, как взору пятерых экспериментаторов-затейников предстала отнюдь не положительная картина. Камилла, обозленная на пошловатое замечание Влада, не просто проломила дыру в земле, она пробила потолок лаборатории Анониса Ананьева, декана факультета семейного раздора. Но не это было самым страшным. Сам декан лежал среди груд земли и камня в обнимку с коричневатым волосатым трупом и истекал кровью.

— Боюсь, ты сотворила труп… Поздравляю! — заметила Марита и, занюхав вонь лампадкой, провалилась в сон, картинно раскинув руки в стороны.

Икнув, Велена шлепнулась на попу, нервно втягивая носом воздух: даже сквозь столб поднявшейся пыли было слышно трупный смрад. Марита за ее спиной хрюкнула, подобрала с земли лампадку, сунула оставшуюся травку в емкость и, пуще прежнего захихикав, опять вырубилась в не менее красочной позе, чем в предыдущий раз.

— Камилла, тебя казнят, — всхлипнула Липка, подгибая коленки и обнимая их ручками. Рылова в ужасе взглянула на бывшего.

— Вла-ад? — икнула она.

— В Дайкирии без суда и следствия еще никого не повесили. — Влад успокаивающе похлопал свою зазнобу по плечу, словно и не он только что спровоцировал это безобразие.

— Сначала задержат, потом только пытать будут, иначе никак.

— Правда? — Она задумчиво взглянула на черноволосого красавца.

— Правда, — улыбнулся он во все тридцать два зуба. — Сначала суд, потом казнь. Хочешь, пойдем, принца спросим?

Камилла фыркнула. Марита неожиданно заржала и, захрапев, снова ушла в сон. А Велена вздрогнула от внезапно нахлынувшей тишины и начала медленно проваливаться в истерику.

— Вот так сразу он тебе и скажет, повесят ее или нет… — всхлипнула она.

— Хватит нагнетать, — поморщился Самсон, внимательно осматривая все, что творилось внизу и, заметив рыжую шевелюру, пробивающуюся сквозь оседающую пыль, вскрикнул:

— Рубин, это ты? Как там?!

— Нормалек! Вы как раз вовремя! — ответил толстячок и уверено помахал руками. — Но вход завален!

— А Кнут?

Рыжий сложил пальцами жест «окей» и улыбнулся, хотя взгляд был более чем серьезен.

— Люстрой слегка пришибло! Живой!

— Слышала? — Самсон перевел взгляд на Велену. — Так что хватит дуть сопли. Спускаемся вниз.

— З-зачем? — Липка шмыгнула носом, кожа ее медленно покрывалась прозрачными пятнами. Парни же обменялись понимающими взглядами. В таком состоянии наяды обычно не соображали, так что приходилось разжёвывать, а еще лучше — успокоить или привести в разъярённое чувство.

— Лечить будем, пока медсестры не подоспели, а то смотри еще, донором тебя сделают.

— Донором чего? — Голос бедолаги Липки перешел на писк.

— Мозга, подруга. — вставила Камилла, косясь на вновь заворочавшуюся в дурманном сне секретаршу. — Мозга.

Марита же это никак не прокомментировала; она просто утробно заржала, аки демон, коим она и являлась, по сути.

* * *

— Слушай, а чего это секретаря так штырит? — поинтересовалась фея у Ррухи, когда они подобрались к эпицентру событий к пятерым удальцам, что умудрились продырявить площадь аж до подвальных помещений. О чем говорят парни и девушки — слышно не было, однако ржач Мариты разносился над площадью, как звон колокола в судный день. От него было страшно. В такие моменты становилось ясно, что дамочка-то не простая, и не за кроткий нрав она сидела в помощниках у ректорши.

Хадиса покосилась на них, но решила в разговор не вмешиваться, тем более что спрашивали не ее. Ррухи, в свою очередь, в который раз за сегодня обреченно вздохнула:

— Нюхнула она не того, понимаешь? — Она не без надежды взглянула на крылатую подругу. Авось поймет. Не поняла. Но, слава всем могущественным силам, переспрашивать не стала.

— Как там дела у ребят? — тихо переспросила Хадиса, взглянув на близняшку. Ее сестра осталась наблюдать за потоком как связной. Близнецы то ли общались ментально, то ли просто понимали, что творится друг с другом. Но в конечном итоге было решено использовать их как связных, для координации. А то мало ли, вдруг Хадиса не сможет устроить фонтан, или вообще придется сворачивать операцию. Не сидеть же целому потоку объёмом в сорок человек на крыше целый день?

— Медитируют, — наконец ответила близняшка и задумчиво накрутила локон своих длинных розовых волос на пальчик. — Некоторые тренируются в использовании заговора.

— Это хорошо, — улыбнулась Кирин, наблюдая, как Самсон Виртуозов что-то сосредоточенно объясняет Велене. Камилла и Влад молчали, но были не менее серьезны.

Правой рукой белобрысый красавчик аккуратно приобнял синевласую наяду за талию и притянул к себе. Велена засмущалась, это было видно даже отсюда. А это как минимум тридцать метров расстояния.

Раздраженно заскрежетав зубами, Кирин обернулась к ребятам.

— Предлагаю присоединиться к спасательной миссии, — заявила она тоном, не терпящим пререканий. — Еще лучше, если лично доставим Ананьева в медпункт… — Она многозначительно улыбнулась. — А там будем разворачиваться по пункту сто восемнадцать, как душе угодно.

Близняшка передала мыслеобраз в Улей и получила ответку о том, что сестра его получила тоже. Спустя миг был получен ответ. Предложение было воспринято должным образом. Без возмущений и вопросов. Хадисе только это и надо было. Она резко поднялась, готовая действовать, а за ее спиной неожиданно поднялся столб воды. Вмиг взмокнув, черноволосая красавица медленно обернулась, не веря своим глазам. А ведь это был ею оговоренный сигнал…

* * *

Если бы только принц Максимилиан Дрейк знал о всей сложившейся ситуации, а не только о велении Борин Эвересты, он бы так просто не согласился на спор. Но ему не было ведомо о заданиях и экспериментах местных деканов. Соответственно, его судьба в этот день сложилась иначе, нежели планировалось.

Но ведь он же об этом не знал?

Выпил зеленого чаю из жабьих лапок и заел пирожком из цветочной пыльцы, преподнесённым в подарок самой Гемартой Дич. Как уверила последняя, это было прекрасное средство для потенции. Не то чтобы у него с этим были проблемы, однако он желал кое-кого впечатлить. Так вот, употребив чудо-средство, Их Высочество подошел к окну, достал из бездонного кармана-портала штанов еще один пирожок и скушал, задумчиво наблюдая за тем, как по периметру раздолбанной площади ползут кусты. На поддоннике курилась принесенная той же Гемартой лампадка, погружая апартаменты в приятный аромат. Сизоватый дым слегка застилал глаза, но ошибки не было: кусты двигались.

Парень невольно завис от увиденного, взглянул на часы, которые показывали пять вечера, и неожиданно понял, что влип. Потому что даже один куст был причиной того, что Максимилиан Дрейк проиграет ректорше одно желание, а здесь их было столько, что с мимолетным взглядом даже не пересчитать.

Кустов было много, они медленно приближались к центру, следуя друг за другом, как сегменты гусеницы. В центре же их пересекающегося пути стояли люди.

«Плотоядные кусты», — мелькнуло в голове бледнолицего красавца, и он, нырнув рукой в свой бездонный карман, вытащил на свет божий парочку метательных звездочек, явно собираясь спасать ситуацию…

То, что решения его странны, а выводы — удивительны, ничуть венценосного не смутило. Кто ж мог подумать, что подаренные обкуренной Гемартой пирожки и лампадка необычны?

Глава 34

— Фонтан?! — удивленно прошептала близняшка. Ее крылышки затрепыхались от волнения, и тело резко взмыло в воздух. От столь резкого движения длинные шелковистые волосы разметались на ветру, словно розовые брызги.

За ее спиной сорок пар душ в одно мгновение сложили ладони в молитвенном жесте, читая заклинание из пункта сто восемнадцать Кодекса Хранителя.

— Мои руки, мои ветви…

— Но это какая-то ошибка… а как же медпункт? Ведь только что договорились… — встревоженно прошептала маленькая крылатая фея и растерянно обернулась на многоголосый звук, гулом нарастающий за ее спиной. — Подождите!

Но было уже поздно. Ее никто не слушал. Многоголосый хор слился с ветром, запел, завыл, вытягивая гласные до неузнавания. Звездунов мог бы гордиться своими студентами в этот миг, настолько слаженной была их работа:

«Мои руки— мои ветви,

Моя душа — душа древа,

Мои ноги — это корни,

Они крепки, как чрево.»

Заклинание начало действовать. Зеленоватое свечение окутало крышу общежития, нарастая напряжением энергии, электризуя воздух и поднимая сорок шевелюр дыбом. Оно поглотило каждого студента, распевающего не самые простые слова:

«Возвышаюсь я над миром,

Укрываю его от скверны.

Я — Древо?

Я — Древо!

Я — Древо-о-о…"

Яркая вспышка ослепила девчонку. Ветер хлестнул по лицу, словно плеть, оставляя жгучую ссадину на лице, оттесняя хрупкое тельце на добрый десяток метров.

Всхлипнув, девушка вмиг восстановила равновесие и полетела назад, к в мгновение переместившимся сокурсникам. Раз остановить не может, то хотя бы посмотрит, во что вылилось заклинание. А заклинание вылилось ни во что иное, как трансформацию. И теперь сорок плотненьких деревьев медленно приближались к эпицентру событий, не забывая окружать свою цель.

Нонсенс ситуации был в том, что пункт сто восемнадцатый был идеальным для лесной местности, а не для пустынной площади. Однако задание есть задание. И выполняли его послушники четко и слаженно, сколь бы дико это ни смотрелось со стороны.

* * *

Горр в ужасе смотрел на разворачивающиеся события. Он видел, как проломили дыру в лаборатории Ананьева, даже понял, когда перевоплотились послушники. Но хуже всего в происходящем была прорванная труба водопровода. Последнее грозило оставить их без питьевой воды в условиях неработающих туалетов. Он, конечно, зря об этом волновался. Сигналка уже вовсю работала в корпусе инженеров, и соответствующий ремонтный отряд наспех собирал ремонтные принадлежности.

Горр, в свою очередь, никого не дожидаясь и слегка видоизменившись от переживаний, кинулся в сторону бьющего ввысь искусственного гейзера, с надеждой, что в проломанном подвале никого нет, и что никто не утопнет…

Хотя… лаборатории Ананьева затапливать было опасно и без людей, мало ли какая зараза там обитает… Мало ли какими болезнями лежащая там гадость грозит…

А тем временем искусственный дождь продолжал хлестать. Вода, которая вырывалась из покореженной трубы, рассыпалась вокруг тяжелыми полновесными каплями. Насквозь промокшая Хадиса медленно подошла к виновникам торжества и скользнула непроницаемым взглядом по храпящей секретарше Марите, лежащей в обнимку с дымящейся золотистой лампадкой. Женщину нисколько не волновали ручейки, стекающие бурными потоками по обе ее стороны, весело разбиваясь о голову и плечи, словно на пороге горной реки. Далее пытливый взгляд будущей Хранительницы выхватил обломок трубы, из которого хлестал только что созданный и никем не инвентаризированный фонтан. Конечным пунктом изучения были задумчивые рожи парней и не менее озадаченные гримасы девушек. Особенно выделялась полупрозрачная Велена Липка, обнявшая сама себя и мерно раскачивающаяся из стороны в сторону, словно маятник. Ее правая рука была похожа на стеклянную емкость, в которой самозабвенно плавали мальки. Это что же надо было ей сказать, чтобы она к воде воззвала, что аж трубу прорвало?

Наяда словно услышала невысказанный вопрос и с чувством ответила:

— Мозг не отдам!

— Это была шутка! — гневно прошипела Камилла. — С таким процентом тупости никому он за бесплатно не нужен!

— Да что б тебе все патлы прищепками повыдергивали! — взвилась Веленка, отчего по прозрачной, словно вода в ручейке, коже проступили синие крапинки, как у медузы…

Ох уж эти наяды…

Тяжело вздохнув, Хадиса огладила мокрые волосы ладонью, убирая их с глаз назад. Она даже подбородок приподняла вверх, чтоб было сподручнее, отчего взору невольных наблюдателей открылась часть ее молочно-белой шеи.

Подняв глаза, она столкнулась взглядом с Самсоном. А смотрел этот белобрысый красавец, то есть засранец, так, словно знал, какое кощунство надето у нее под курткой. Предательский румянец вмиг окрасил ее щеки, отчего парень лишь хмыкнул, и если бы он отвернулся, так нет! Он продолжал смотреть, пуще прежнего вгоняя ее в краску. Ком подкатил к горлу.

Повисла неловкость момента, когда сказать есть что, а слова не приходят на ум. Да и если бы пришли, то она не смогла бы их вымолвить, потому что горло свело спазмом. Хадисе только и оставалось: либо хватать воздух ртом в беспомощности, либо падать в обморок. Последний явно бы закончился на кровати в обнимку с адептовской задницей… ага, очень крепкой.

Мысли скромной демоницы окончательно запутались. И все бы кончилось очень плохо, если бы не помощь извне, откуда ее не ждали.

— Эй! Мы здесь тонем! — крикнул Рубин, пытаясь вытащить тело Анониса из-под вонючей туши «лабораторного образца», в народе именуемого мертвым горным троллем. Вода, хлеставшая из трубы, успела залить лабораторию уже выше щиколоток. И если бы студент Трахтенберг не озаботился выживанием собственного декана, то сейчас последний был бы полностью погружен под воду.

Самсон чертыхнулся, в конце концов отвернулся от собравшейся падать в обморок Кирин и прыгнул вниз.

— Ноги сломишь! Дубина! — крикнула вслед Камилла, вмиг позабыв о препирательствах со своей полупрозрачной подружкой, но после восторженно покачала головой. Виртуозов не только ничего не сломал, а даже аккуратно приземлился на металлический стол.

Влад, в свою очередь, ухватил разобиженную Веленку за плечо и хорошенько встряхнул.

— Щас полетим! — гаркнул он ей на ухо и, перекинув на плечо, словно мешок с костями, сиганул вниз, вслед за Самсоном.

Раздался оглушающий визг Липки вперемешку с воплем Мухотряскина.

— Походу она его укусила за кое-что… — досадливо фыркнула Камилла и хмуро взглянула на Хадису. — А ты чего приперлась со своими?!

Невольно обернувшись, Кирин увидела Ррухи и близняшку, а следом многочисленные деревья… Пункт сто восемнадцатый был задействован… И все пошло не по плану… Зачем же она тогда напяливала колготки? Вообще, зачем тогда готовились? Только время зря потеряли.

За широкими стволами мелькнул Горр, несущийся на всех парах. Явно бежал помогать. Впрочем, ему бежать еще минуту.

Наверное, выражение ее лица было красноречивым, так как Ррухи сразу обернулась в ту сторону и матернулась.

— Да так, помочь решили, — вздохнула Кирин и, привычно прошептав едва различимое слово, повела правой рукой в сторону. На пальцах вмиг вспыхнули голубые огоньки. Вода, словно по мановению, послушно хлынула ей в ладонь, заструившись змеей вокруг ее тела, потершись упругими боками о светящуюся магическим светом ладонь.

«Дождь» прекратился. Только шелест и перелив водной стихии, да влажное бульканье почвы отвлекали от насущных проблем.

— Занятно, — удивленно похлопала ресницами Камилла, медленно переводя взгляд с обузданной струи воды на приближающегося оборотня.

— Вот здесь мне бы пригодилась чья-то грубая сила, — натужно просипела тем временем Хадиса, создавая магическую непроницаемую пленку там, где трубе не хватало стенок.

Горр добежал. Увидел закатанные рукава на Ррухи и расстроился. Истощенный магический резерв сыграл в этот миг злую шутку, переводя расход силы в более щадящий режим, что, в свою очередь, запустило мгновенное перевоплощение. Самодовольно рыкнув, Горр выпрыгнул из одежды, пробежался на четвереньках вокруг Кирин и попытался словить пастью водяную плеть. Пару раз подпрыгнул, резво виляя мохнатым волчьим хвостом. Ррухи смотрела на навязанного муженька во все глаза и с ужасом понимала, что Звездунов имел в виду утром насчет того, что Горр в перевоплощении умом не блещет… Надо ли говорить что в этот миг из-за истощения он был не в пример мелким, словно дворовая шавка?

— Брысь! — раздосадованно шикнула на него Ррухи. Кирин же тем временем взмахнула ладонью и направила поток воды назад в разорванную трубу. Горр струхнул, отпрыгнул от демоницы на добрый метр и, не устояв, шлепнулся в проделанную ранее дыру в иной мир, то есть в лабораторию изувера Ананьева.

* * *

Максимилиан внимательно следил за происходящим из-за валуна около инженерного общежития. Он впервые видел такого рода растения. Стволы грубые, кроны жиденькие, корни змеятся, словно живые, и тянут массивные деревянные тела, словно это обычное дело.

Насчитав в медленно ползущей колонне около пятнадцати растений, принц Дайкирии прищурил сначала правый глаз, потом левый, пару раз покачал головой и в конце концов задумчиво потер подбородок.

— О чем задумались, Ваше Высочество? — Гемарта Дич подкатила к нему неожиданно из-за спины.

Смерив женщину задумчивым взглядом, Максимилиан Дрейк вспомнил пирожки с пыльцой и приветственно кивнул.

— Что это? — указал он изнеженным пальчиком в сторону самодвижущихся деревьев.

— Студентус практикус. — Гемарта даже глазом не моргнула, продолжая говорить заунывным тоном, словно лекцию читала. — Когда студентус в состоянии «практикус», который обычно заканчивается состоянием «отчетус», то становится очень опасен и непредсказуем.

— Они людоеды? — задал принц животрепещущий вопрос. Уж очень не хотелось ему связываться с этим студентусом в состоянии практикуса.

— Ну что вы. — Гемарта Дич улыбнулась. — Вряд ли они настолько кровожадны.

Максимилиан недовольно скривился. Значит, «кровожадны»? Он скользнул взглядом к центру раздолбанной площади, где стояла черноволосая красавица Хадиса Кирин в окружении не менее миловидных девушек. Живое воображение вмиг нарисовало их стройные тела в обьятиях извивающихся, словно осминожьи щупальца, корней.

Тряхнув головой, принц опустил руку в бездонный карман своих штанов и выудил оттуда кое-что… эдакое… остренькое и мелкое…

Гемарта удивленно вскинула брови.

— Это зубочистка?

Максимилиан раздосадованно на нее зыркнул и встряхнул предметиком, действительно напоминающим зубочистку. Предмет звякнул, взблеснул и словно вздохнул, протяжно при этом «охнув». Будь у него суставы, наверное, и ими бы похрустел. А так остановился лишь на звуковых эффектах, пока превращался в огромный тесак с острым лезвием.

— Оу-у… — протянула деканша и невольно потянулась за своим портсигаром. Выудив на свет одну из эксклюзивных самокруточек, женщина привычно подожгла ее кончиком собственного пальца и затянулась. — Кстати, могу поведать, куда бить этой штуковиной студентуса… — И, поймав на себе тяжелый взгляд бледнолицего красавчика, доверительным тоном произнесла: — У этих созданий на уровне ваших бедер должна быть дырка… Хотя…сучки там тоже бывают… Вот если ухватиться за сучок…

Максимилиан задумчиво взвесил в руке тесак.

— Я придумал кое-что попроще, — выдал он и, не попрощавшись, двинулся в наступление короткими перебежками от валуна к валуну, от колдобины к рытвине. Тело его было подготовлено, взгляд напряжен, мысли сосредоточены. Мышцы перекатывались под одеждой, словно литые. Максимилиан был неподражаем и прекрасен в этот миг. Подобно семи всадникам Апокалипсиса, он неумолимо нагонял самопередвигающиеся кусты, чтобы обрушить на их неповинно обвиненные в плотоядности тела свою венценосную кару.

* * *

— Господин Звездунов, — загромыхали в дверь. — Ну хоть вы образумьте!!!

Тяжело застонав, Октопус уставился на дергающуюся металлическую ручку. Желания отвечать не было, тем более, что он был занят.

А когда он занят…

И чем же он занят вообще? Мысли туго плыли, казалось, даже в мозгу начали скрипеть шестеренки, словно он как минимум несколько часов унюхивался дурью… Хотя, он точно помнил что провел с кем-то вполне неплохой половой практикум…

— Господин Звездунов, ректор умыла руки, а ваши дикобразы…

Мужчина вздохнул, сполз с дивана и, с трудом пересекши собственный кабинет, отворил дверь. За дверью стоял белобрысый старик в поношенном сером костюме. Лицезрев декана, посетитель замешкался, оценив уровень синевы под левым глазом Октопуса, да и вовсе разобранный вид.

— Ох, как вас приложило, — икнул он и попятился.

Декан вопросительно вскинул брови, не желая отвечать. В голове гудело, а в горле першило. Старик же насупился, явно обдумывая, как преподнести новость.

— В-ваши д-дикобразы… — снова начал он и, заметив, как скривился декан факультета хранителей семейного очага, поспешил исправиться. — То есть, ваши студенты перевоплотились в кусты, и теперь принц Максимилиан прыгает на них с тесаком наперевес!

Октопус насупился, отчего его брови слились в единую мохнатую линию.

— Послушники, — наконец выдал он, исправляя досадную оговорку.

Старик тяжело вздохнул под его испытующим взглядом:

— Вообще-то принц Максимилиан их там убивает, считая кусты плотоядными, посодействуйте… что ли…

— Максимилиану? — наконец выдал декан.

— Кустам!

— А… это можно, сейчас огоньку найду…

— З-зачем? — удивился жалобщик-доносчик.

— Жечь будем, — невозмутимо ответил Октопус, возвращаясь вглубь комнаты. Не сказать, что это было легко: его пошатывало и явно кренило.

— Принца?!

— Кусты. — Звездунов застегнул штаны, поправил извазюканную в помаде сорочку и оскалился, набрасывая на плечи черный кожаный плащ. В конце концов он захлопнул дверь своего кабинета и кивнул старикашке: — Веди.

Глава 35

Отделение почты было узким и многолюдным. Выстояв в очереди более четверти часа, Эвереста Борин склонилась к приемному окошку и зло взглянула на кассиршу глазами, покрасневшими от перенапряжения, духоты и невысказанных в книге пожеланий советов.

— Отправляете или принимаете? — невозмутимо поинтересовалась молоденькая девочка с татуировкой в пол-лица и забавными розовыми крапинками на щеках.

— Мне почтового нетопыря, мальчика, — отчеканила Борин таким тоном, словно и не на почту пришла, а в детский сад — ребенка забирать.

Кассирша моргнула, сглотнула… кивнула. Потом медленно поднялась со стула и, обходя его, ухватилась за мягкую спинку трясущейся рукой.

— О, как ее пробрало, — послышался за спиной зычный мужской голос и несколько протяжных женских вздохов.

— Да пока она этого нетопыря искать будет, я бы все свои письма отправила, — застрекотала другая женщина, и, судя по щелчкам, которые ритмично сопровождали ее тираду, щелкали явно клешни…

«Насекомое», — покачала головой Борин и чинно выпрямилась, когда кассирша скрылась в дверях подсобки.

— Гражданочка, а вам обязательно по таким вопросам в обед приходить?! — решил выступить какой-то хмырь. — Час пик, между прочим! Все спешат!!!

Как говорится, не хочешь проблем — не обращай на них внимания. Эвереста и не обращала, пока смельчак не решил обратить на себя ее внимание. А что? Публика собралась благодарная: зубоскалящая и клешни распускающая.

И вот когда клешня, то есть рука, опустилась на плечо ректорши, она соизволила снизойти до обормота и явить ему свое внимание…

«Смертник» — промелькнуло в этот миг в ее по-женски прекрасных глазах удивительного медового оттенка…

* * *

Пока во всем мире все еще был день, в аномальной зоне, в центре которого стояла Академия, уже вечерело, и в лабораториях Анониса разгоралось неимоверное действо. Дохлый тролль оказался не только тяжелым и грязным, но и вонючим. Трахтенберг уже истратил все свои фантазии на тему картошки и наотрез отказался к нему прикасаться, тем более он не хотел демонстрировать свои нешуточные силы. Самсон пытался поднять монстра, Влад — вытащить декана. Рубин самозабвенно черпал воду в намагиченные им ведра. Хорошо, что последняя хоть прибывать перестала. Что же касается Веленки, которая последние несколько минут демонстрировала удивительную нестабильность психики, то бедолага впала в полный ступор, что на фоне ее минувшей истерики выглядело еще хуже.

— Женщина… — злобно процедил Мухотряскин, отстав от бесчувственного декана, и гневно взглянул на подругу своей зазнобы. — Хватит таять!!!

— Где хочу, там и таю, — всхлипнула синевласка и печально уставилась на свои ножки. Последние были скрыты в мутной воде по щиколотки. Выше они просвечивали, аки стеклышки, и медленно таяли, словно лед в жару.

— Влад… подожди, — вздохнул Самсон и, наконец сдвинув троллий труп в сторону, устало выпрямился. Потом быстренько вытер руки о штаны и подошел к девушке. Присев рядом с ней на корточки, чем вконец вымочил свои штаны, парень осторожно взял ее ладони в свои заглянул в глаза.

— Ты ведь наяда?! — спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

— Угу, — всхлипнув, кивнула она.

— Ты ведь прирожденная целительница, к тому же отучилась целых четыре года у лучшего лекаря страны… — Он на миг умолк и, поймав на себе ее внимательный взгляд, продолжил — Тебе ничего не стоит привести декана в чувства.

— Я не умею… — скуксилась девушка.

Влад и Рубин тем временем, натужно ухая, пытались водрузить декана на металлический стол, на котором обычно препарировались образцы. Получалось неважно: Ананьев так и норовил брякнуться своей холеной рожицей на залитый водой пол. А магия на этого змеелюда не действовала… Как любила выражаться в иной раз ректор Борин: «Иная плоскость…»

— Я тебе помогу, — вторил Самсон, уламывая синевласку на колдовство.

Велена хотела фыркнуть в ответ: он же не медик, чем он может помочь? Но только легкую хрипотцу и выдала, полностью обескураженная его поведением. Ох, как он смотрел, словно наяву раздевал. Не успела девушка додумать, как Виртуозов резко потянул ее за руки и заставил встать.

— В конце концов, если сейчас поможешь, то это будет хорошее подспорье в будущем при поиске работы… — добил он.

Сглотнув, Липка неуверенно подошла к столу с сопящим на нем мужчиной. Окинула профессиональным взглядом студентки-хирургички бледное точеное личико и кровоточащую рану с левой стороны темени. Недолго думая, а точнее, полностью упустив этот этап, она аккуратно прикоснулась ладонью к голове несчастного.

Присутствующие ахнули… Ананьев облысел.

— Ты что сделала? — сдавленно пискнул Рубин, опасливо запуская пятерню в собственные рыжие волосы.

— Лечу, — пугливо ответила Веленка, теперь рассматривая очистившуюся от волос рану более внимательно. В задумчивости облизав палец, она провела его кончиком по рассеченной коже и тихонько запела заклинание.

И надо было именно в этот момент Горру свалиться именно ей на спину…

Как там говорится в сказке? Упала репка на деда Андрушку, дед Андрушка — на бабу Марушку, баба Марушка — на внучку Минку, внучка Минка — на собачку Финку, Финка — на кошку Мурку, а мышка — бегом в дырку… Если рассматривать дырку в качестве норы — тогда да, вопросов не возникает… А вот если Мурка, под тяжестью всех вышеперечисленных, села на мышку, то дырка обретает весьма пространное и не менее деликатное значение, обозначая не что иное, как то, что обычно находиться под кошачьим хвостом.

Ага, это было сказано про «задницу».

Так вот, в лабораториях несвоевременно облысевшего Ананьева произошла что ни есть всамделишная и натуральнейшая задница.

Горр кубарем свалился в дыру, прямо на спину Веленки Липки. Он-то и запустил ту цепь событий, которую одна категория людей называет стечением обстоятельств, вторая — злым роком, а третья в неверии трижды сплёвывает через плечо, не озадачиваясь наличием за спиной других форм разумной жизни.

Если вкратце, то это было похоже на «Репку». Упал оборотень Горр на девчонку Веленку, Веленка приложилась лицом в личико декана Ананьева, чем сломала ему нос. Анонис дернулся от удара и, не просыпаясь, вьехал пяткой Самсону по самому драгоценному. Бедолага, ухватившись за то самое, нежное и надруганное, завалился на бок и зацепил швабру, швабра же, падая, зацепила реактивы, стоявшие на полке… Реактивы упали на голову Владу… Один Рубин, словно та мышка, успел отскочить в дверной проем, где и поймал секундой спустя агрессивно настроенного, перевоплощенного Горра. Произведя подсечку, ухватив за хвост и в конце скрутив окаянного, адепт Трахтенберг опустил на серую мохнатую макушку «Атлас человеческого и демонического тела», которым являлся тяжеленный фолиант ручной работы, и устало протер рукавом вспотевший лоб.

Не обращая внимания на охающих и стонущих однокурсников, рыжий бесстыже заглянул оборотню под хвост и, найдя там нужные ему причиндалы, довольно цокнул языком да затолкал бесчувственного бедолагу в шкафчик для халатов. До лучших времен, так сказать, а точнее, до прихода Анониса Ананьева в рабочее состояние…

* * *

А тем временем на поверхности остальные участники действа озадаченно решали в уме сложные задачи, связанные с происходящими событиями… Взволнованно склонившись над той самой дырой, Камилла внимательно разглядывала стонущую компанию внизу.

— У вас все хорошо? — поинтересовалась она, видя, как бедолага Самсон, тяжело дыша, карабкается вверх по стенке, чтобы встать. Встать не удалось. Влад, пытаясь смыть с себя реактивы, по-быстрому шлепнулся на залитый водой пол и изображал амебу… или пескаря? Короче, барахтался. Веленка же самозабвенно ему помогала, выливая на бедолагу грязную воду, которую ранее собрал в ведра Рубин.

— Жуть, — выдохнула Ррухи, прикрывая рот ладошкой. — Хадиса, ну сделай что-нибудь…

Кирин лишь покачала головой, удерживая воду.

— Может, свалим? — предложила близняшка, порхая над головами, отчего все три девушки недобро на нее покосились.

— Свалить успеется, — наконец выдала Хадиса, — а вот помочь надо уже.

— А что ты можешь сделать? — Рылова с ожиданием воззрилась на Кирин. Но, увы, будущая Хранительница лишь развела руками.

— Все мои силы сейчас уходят на контроль водного потока. Если добавлю еще одно заклинание — внизу точно кто-то утонет…

— Вот если бы у них были крылья, — деловито изрекла близняшка, заплетая волосы в хвостики, — они бы вылетели… Чего это вы все на меня коситесь?

— Да так, — изрекла Камилла. — Нашла, где парочку перье-махалок раздобыть.

Следующие полчаса наша феечка-близняшка вплотную познакомилась с работой грузового подъёмника, мастерски сыграв его роль на этом диком поприще Владо-Веленовой брани.

* * *

— Вы видите, видите?! — кудахтал старичок за спиной Звездунова. — Какое безобразие! Какое горе!

— Да, действительно, — хмыкнул Октопус, наблюдая из-за угла за принцем Дайкирии.

Максимилиан Дрейк тем временем незаметно подкрался к самому последнему в колонне кусту и, выудив из своего бездонного кармана тесак, рубанул им по шатающимся в дивном ритме ветьвям. Дерево остановилось, накренилось и медленно обернулось, выставляя на обозрение дупло.

— У-у-у… — многозначительно выдало оно дуплом и затрясло оставшимися ветвями. — У-у-у-у!!!

Юноша не растерялся и рубанул еще парочку ветвей. Дерево заголосило еще громче и начало наступать на юного престолонаследника.

— Это же безобразие, он его убьет! — не унимался старичок, ухватив Звездунова за локоть. — Сделайте хоть что-то!!!

— По корням целься!!! — крикнул Октопус, не выдержав издевательства над «растением». Максимилиан не подкачал, рубанул куст по извивающемуся корню, отчего последний спрятался в землю. Принц замахнулся еще раз, но миниатюрное деревце замерло, словно всю жизнь росло на этом месте.

Рискнув обернуться, Его Высочество быстро нашел пошатывающийся источник дельного совета и благодарно кивнул. Октопус же в ответку отсалютовал и обернулся к старичку.

— Вот видите, как мы просто разобрались. И принц доволен, и овцы целы.

— Но… он же одеревенел… — икнул он. — Он же… и вправду теперь как дерево…

Звездунов хмыкнул:

— А это уже не ваша забота… господин… как вас там?

Ответа не последовало. Старик испарился.

* * *

Смертник на то и есть смертник, чтобы на него смотреть и ржать аж до полного разрыва селезенки. Потому когда чучело, именуемое демоном мужского пола, посмело положить свою нежную мужскую ладошку на мягкое плечико властительницы Высшей академии демонизма и магии, последняя решила расставить все точки над «і» и черточки над «й».

А точнее обернулась, ткнула нежно пальчиком в районе солнечного сплетения, повернула его по часовой стрелочке и дала щелбанчик… туда же. Нарушителя ее великолепного спокойствия согнуло пополам, небритая рожа позеленела. Эвереста тем временем, возложив ладонь на голову будущего пациента гастроэнтерологического диспансера, развернула бедолагу в сторону мусорного ведра, одиноко ютившегося в уголке и многозначительно изрекла:

— Сойдет…

От созерцания результатов маленькой экзекуции Эвересту Борин отвлекло тихое покашливание. Оценив еще раз позу «зю» нарвавшегося на ее внимание мужчинки, согнувшегося над ведром в небезызвестных рвотных порывах, и проследив, как красиво скатывается с его лба капелька пота, женщина в полной тишине отвернулась от пронзительных взглядов присутствующих и мило улыбнулась почтальону в серой потертой мантии.

— Прошу, — указал он на неприметную дверь, ведущую за прилавок, и повел женщину в подсобку.

Сказать, что там было тесно — это ничего не сказать. Стопки корреспонденции и посылок перемежались с туго набитыми мешками. И между всем этим безобразием стояли мелкий столик и пара стульев, на один из которых Борин пригласили сесть.

— Чего вы хотите? — сразу поинтересовался «нетопырь», присаживаясь напротив нее.

Женщина не стала вдаваться в подробности, просто вытащила из кармана небольшой конверт и передала его мужчине. Стоило его пальцам коснуться бумаги, как перед ним вспыхнул голубоватый фантом с копией того самого письма, что передала ему Эвереста.

— Лично в руки?

— Да, — кивнула она. — И мне сразу нужен ответ. Дело не терпит отлагательств.

— Но… вы же знаете, — почтальон запнулся. — Я не могу повлиять на скорость, тем более с таким получателем. — Он многозначительно кивнул на фантом, все еще искрящийся напротив его лица.

— Я понимаю. — Борин поднялась со стула. — И надеюсь на вас.

«Нетопырь» кивнул, спрятал письмо в нагрудный карман, крутанулся на пятке, и через миг на его стуле осталась лишь маленькая глиняная фигурка летучей мыши.

— Забавный маяк, — улыбнулась женщина сама себе и хотела было поднять фигурку, но ее одернули.

— Не трогайте, — заглянула в подсобку та самая кассирша. — Иначе он не сможет вернуться!

— Раньше ж мог, — удивилась Эвереста.

— То было раньше, — насупилась девушка, отчего крапинки на ее щеках побагровели. — Теперь правила телепортаций ужесточили. Нетопырь может вернуться только туда, откуда прибыл… И никаких тройных перепрыгов теперь!

— И с коих пор изменения? — Борин задала вопрос уже выйдя из подсобки. Девушка поникла плечами.

— Недели две. Слышала, скоро еще жестче сделают, и нетопыри будут исключительно стационарными.

— Ясно, — кивнула Эвереста, а про себя подумала: «Херово».

С другой стороны, это ж она сможет, наверное, тогда завести личного нетопыря. Стационарного? Прямо на рабочем месте? А это уже было интересно.

Глава 36

Главный Репетитор Ученого Совета Дайкирии взял протянутое нетопырем письмо двумя пальчиками и тихо фыркнул что-то, отдаленно напоминающее слово "проваливай". И, наверное, если бы не постоянный клиент в лице ректорши академии, нетопырь так и сделал бы. Но выполнение ее просьбы было чревато чаевыми, а невыполнение…

Впрочем, это не относится к делу.

— Ответ нужен немедленно, — не шелохнулся он с места, хмуро смотря на Его Превосходительство. А ведь если б было на что смотреть. Но, кроме поросячьих глазок, посверкивающих на гладко выбритом лице, да пальцев-сарделек, ничего больше живое существо и не напоминало. Сплошь ткани, вуали и кружева. Зато сан высокий: Главный Репетитор. Даже соответствующий нагрудный значок имеется. Эдакая пятиконечная звезда на полгруди, усыпанная красными полудрагоценными камнями.

Что-то невразумительно фыркнув, обвешанный витиеватыми тканями сановник демонстративно распечатал письмо. Пробежался по нему взглядом и невольно вскинул брови.

— Хмпф… — прогундосил он, после чего демонстративно надкусил большой палец и привычно поставил кровавый отпечаток на писмецо. Зыркнув еще раз на нетопыря, Репетитор выудил из заднего кармана кружевных штанов смятый бланк, размером чуть помельче его нагрудной звезды, и огрызок простого карандаша. И с непередаваемым гундосным "хррр" присел на корточки и начал заполнять бланк на коленке…

Нетопырь смущенно отвел глаза и, наконец, осмотрелся. Они находились в молельном зале, даже лики падших богов имелись на стенах, что подтверждало его местонахождение. Несмотря на огромную площадь помещения, а это ни много ни мало несколько десятков квадратных метров, вокруг не было ни единой лавки и ни единой колонны. К ближайшей стене идти не одну минуту. Выхода отсюда тоже не наблюдалось.

Жуткое место.

— На. — От раздумий его отвлекла замаячившая перед глазами бумажка. — И передай этой… хмпф… что дальше пусть разбирается сама.

Легко подавив внутри зарождающееся ликование и предвкушение хорошего заработка, мастер почтовых дел коротко кивнул, прощаясь с Главным Репетитором ученого совета Дайкирии и, крутанувшись на правой пятке, исчез из Храма, словно его здесь никогда и не было. Сановник же тихо промычал себе под нос несуразицу, покачал головой и пошел к алтарю, находящемуся в глубинах молельного зала. Ему хотелось замолить свой грех и поставить жирную точку в отношениях с белобрысой ведьмой.

Если знать, как идти, то путь не является долгим. Репетитор знал, как двигаться сквозь бесконечность молельного зала, и спустя четыре четко выверенных шага перед его взором вырисовались резкие очертания алтаря. Над ним возвышалось мощное каменное изваяние невиданной красоты и реалистичности. Однако будь это существо живым, вряд ли кто-то осмелился подобрать более нежное сравнение, чем «ужасный столикий». Каменное изваяние только издали напоминало человека. Царящий вокруг сумрак скрывал под своими мягкими темными лапами человеческие лица, вырывающиеся из плоти каменного божества в самых неожиданных местах, будь то грудь, бицепсы или ягодицы.

Упав на колени перед изваянием, Главный Репетитор возвел руки над головой и с надеждой глянул в одно из его искаженных воплями каменных лиц.

— Прости меня… о, Многоликий… — тихо прошептал он, ничуть не удивляясь тому, как сгущается вокруг страшной статуи тьма. — Помилуй мою непутевую душу.

Склонившись ниц, касаясь челом холодного земляного пола, он слышал, как кто-то неспеша приближается к нему.

«Подождет, — решил он. — Я молюсь».

* * *

Очертания нетопыря промелькнули в тесном пространстве почтового отделения мелким торнадо, из которого ректор Борин смогла выделить мужскую кисть, крепко сжимающую пальцами желтоватую бумажку. Очередь рассыпалась в стороны, уворачиваясь от вихря. Кассирша подпрыгнула со своего места, во все глаза смотря на странное представление своего коллеги. Нетопырь же, сбив с ног дородную старушенцию, распался на части, отлетев обрубком ладони аккурат под ноги перекошенной от дикого негодования Эвересты. Помещение вмиг окрасилось насыщенно красным, объединив в едином художественном стиле не только стены и мебель, но и присутствующих граждан.

«А сейчас будет визг», — отстраненно подумала ректор, смотря на окровавленную конечность с зажатой в ней бумажкой. Словно по мановению волшебной палочки, девушка за прилавком завизжала, а замызганная кровью толпа колыхнулась, дополняя и без того сюрреалистическую картину блеклыми красками рвоты. Повинуясь неестественному в данной ситуации любопытству, Эвереста медленно наклонилась и, подняв обрубок, осторожно освободила из захвата все еще теплых пальцев предназначенный ей бланк, со всеми необходимыми на нем подписями и кровавыми отпечатками.

Надо было отдать должное покойному, свое задание он выполнил. И от понимания сего факта женщина чувствовала еще большую растерянность и негодование, нежели секундой раннее, когда бедолагу разорвало на части.

* * *

Следователь смотрел на Эвересту Борин сквозь пенсне и внимательно слушал. Кое-что записывал, но по большей части просто смотрел на ее лицо и не отвлекался. Эвереста, в свою очередь, рассказывала, отвечая на вопросы типа: «Зачем пришла?», «Какая была атмосфера?», «О чем говорила с погибшим?»… И так по кругу несколько раз подряд. Взгляд ее давно был рассредоточен. Скользил по непроницаемому пологу-куполу, созданному исключительно магическим путем, и дрожащим над головой зеленоватой, чуть светящейся сеткой. Она видела стоящие рядом такие же купола, в которых аналогично велись беседы с такими же свидетелями, как и она. Хотя нет. Не такими же. Их отпускали быстро, а она сидела уже давно. Впрочем, это не было удивительно, женщина видела убитого последней, если не считать ГлавногоРепетитора ученого совета Дайкирии. К тому же нетопырь успел выполнить работу и несмотря ни на что передал ей документ…

— А письмо сколько весило, вы говорите? — уточнил следователь.

— Я не говорила, сколько. Мы не взвешивали, — устало ответила Эвереста, рассеяно взглянув в окно. Сквозь него, несмотря на все те же магические заслонки, было видно целое представление.

Здание почтамта оцепили жандармы из службы правопорядка. На противоположной улице были припаркованы три паровые медмашины, судя по блестящим белоснежным боках и непривычным формам труб, — совсем новые. За ними стояла машина совсем футуристической шарообразной формы — это уже видеослужба для съёмки места трагедии.

— Вы уверены, что не взвешивали?

— При мне ничего не взвешивали, — уточнила Эвереста. За спиной следователя в этот миг надтреснули сразу два купола, высвобождая двух очевидцев: даму с клешнями и демона-хама. Сутулый жандарм в светлой зеленоватой форме вывел их за пределы помещения. А следователи, в свою очередь, начали шептаться.

Шептались интересно. Судя по всему, случай с нетопырями был не первый, оттого и правила доставки срочной корреспонденции были ужесточены. Видимо, не помогло.

— Хорошо, скажите, как часто вы пользуетесь услугами нетопырей? — отвлек ее следователь.

— Один-два раза в месяц, — вздохнула Борин, видя, как в комнате появилась кассирша. Странно, что ее не допросили первой…

Следователи умолкли, и один из них скрылся с девушкой под пологом. Девчонка, наверное, и не заметила его, как и остальных опрашиваемых. Это Эвереста такая вся из себя и всех видит.

Хорошо, что самое интересное происходит за плечами ее собеседника. Не приходится головой крутить. Наверное, тот служивый порядком устал. Купол вышел неплотный, отчего их разговор начал просачиваться наружу.

Заслушалась.

— И она точно не трогала маячок? — послышалось оттуда.

— Я не знаю! Я думала, я успела ей помешать! — всхлипнула кассирша. — Она убила Тима…

— Об убийстве ещё рано говорить…

— Он профессионал! Он не мог напортачить с порталом!

Вот так живи. Называется, депешу отправила, и сразу в убийстве обвинили…

— Кгм… — привлек ее внимание следователь. — Вы задумались?

— Конечно, я задумалась, — фыркнула Эвереста, хмуря светлые брови. — Меня только что оклеветали самым наглым образом.

— А вы слышали? — Он даже поправил пенсне, словно навёл резкость.

Явно непростое стёклышко.

— Слушайте… — Борин подалась вперёд, вперившись в следователя взглядом. — Я ректор. И я не просто ректор среднестатистической вышки. У меня Высшая академия… — Она ткнула указательным пальцем вверх, — …демонизма и магии. У меня проходят обучение послушники культа Хранителей и адепты культа Раздора. И я должна знать, где, когда и как мои студенты тренируются строить козни, плести интриги, распутывать заговоры, противостоять врагу и, наконец, не вплетают ли они в эти игры преподавательский состав. Потому на меня вот эта пародия на звуконепроницаемый щит, — Она обвела пальцем магическую сетку, которой в принципе видеть не должна была, — попросту не действует. Понятно?

— В общем да, но…

— А ещё я читаю по губам и между строк. — Эвереста отвернулась от него и задумчиво потерла подбородок. — Я слышала, что это не единственный случай. А раз так, вы имеете дело с серией убийств… либо террористических актов.

— Мелко для террористов…

— Поспрашивайте моего адресата, может, он что заметил.

— Главного Репетитора ученого совета Дайкирии? — Следователь поморщился. — Конечно, как только, так сразу.

Как же… После такой фразы сразу становилось понятно, что в учёный совет никто обращаться не будет. Геморройное дело. Борин понимала, почему, но все же надеялась на торжество законов. Видимо, ошиблась.

Они разговаривали ещё долго. В конце концов Эвересте отдали копию бланка с официальной распиской, где находится оригинал. Раздосадованная, уставшая и голодная, она вышла из оцепленной зоны под роспись, оставив на растерзание следователям не только свои данные, но и личные контакты, карту доступа к территории Академии, а также одежду, взамен которой ей выдали стандартный трикотажный комбинезон веселого розового цвета.

Надо было возвращаться. Но если говорить откровенно, ей хотелось жрать, пить, обнюхаться и забыть, словно страшный сон, все, произошедшее сегодня. Увы, таким желаниям не суждено было сбыться. Барьер все еще наливался алым, а значит, стоило поспешить, пока его не прорвало. В конце концов, по чистой пустыне идти приятнее, чем по загроможденной останками…

Но и планам не суждено было осуществиться. Стоило ей подойти к барьеру, как по обе стороны женщины, как из-под земли, выросли два боевых мага. Только их служебные нашивки, сразу бросающиеся в глаза, уберегли Борин от необдуманных действий. Боевики были одеты в плотные темные плащи, и одному Многоликому было известно, сколько всякой дряни было спрятано под ними.

Борин едва подавила досаду, медленно обернулась и выжидающе уставилась на мужчин.

— Я вас слушаю. — Ей даже хватило выдержки дежурно улыбнуться, голос при этом ни капли не дрогнул…

Ей не ответили, лишь жестом указали на припаркованный у дороги крытый автомобиль с витиеватой, похожей на дракона, трубой… А после просто подтолкнули в спину.

Глава 37

Толчок в спину был не сильным, но довольно информативным. Под руки Эвересту не подхватили, и на том можно было сказать "спасибо". Значит, не все еще потеряно.

Недовольно фыркнув, женщина направилась по указанному ей направлению, задумчиво разглядывая цель. Машина была огромной, почти четыре метра длиной и около двух высотой, с объемными водяными баками по бокам, полуметровыми колесами и витиеватой паровой трубой в виде крылатого змея. На дверцах красовался герб императорской семьи, а в специальных пазах над фарами торчком стояли два флажка, дублируя государственный флаг: разноцветный круг на жёлтом фоне — символ многорасового общества и единения.

Чем ближе подходили, тем яснее становилось, что без сноровки в такой агрегат не забраться. Не хватает как минимум ступеней. Впрочем, это не оказалось проблемой. Один из сопровождающих открыл дверцу заднего сидения и отбросил вниз хромированную лесенку, второй жестом пригласил внутрь.

В продолговатом салоне, со стоящими друг напротив друга диванчиками и почти метровым пространством между ними, пахло кожей. С правой стороны сидел начальник Дворцовой охраны Хинеус Кирин — молодой мужчина, еще не успевший разменять тридцатку. Эвереста помнила его еще послушником. С тех пор он сильно изменился. Ежик топорщащихся волос сменился тугой косицей. Вечно рассеянный взгляд стал хмурым и цепким, даже первые морщины успели наметиться на его холеном, не по-мужски привлекательном лице. Одет он был по последней моде в светло-серый костюм и черно-белые штиблеты, явно индивидуального пошива. Белый накрахмаленный воротник сорочки был глухо застегнут, туго обхватывая мускулистую шею. Бывший послушник Кирин задумчиво листал свежие документы, еще не успевшие замараться от человеческих прикосновений.

— Добрый день, — сразу поприветствовал он, стоило Борин протиснуться внутрь, и кивнул на диванчик напротив. — Присаживайтесь.

Голос его был бесцветен и не говорил абсолютно ничего о настроении имперского пса. Взгляд оценивающе скользнул по ее обтянутой трикотажем фигуре, а после вернулся к документам. Пригибая голову под довольно низким потолком, женщина присела и, откинувшись на мягкую спинку, закинула ногу на ногу. Двое магов забрались в салон следом за ней и сели друг напротив друга около единственной двери. Эвереста с сожалением проследила, как лесенка была поднята, а дверь — закрыта. Отвечала она уже по инерции, опять обратив свой взгляд на господина Кирина.

— И вам того же… Чем обязана?

— Торопитесь? — Он закрыл папку, продолжая держать ее одной ладонью, а после внимательно взглянул на свою гостью. — Поверьте, эта встреча — и в ваших интересах.

Папка перекочевала в руки сидящего рядом мага и исчезла в полах его плаща.

— И в чем же заключается мой интерес? Сестру вы уже не сможете забрать из Академии. Буйство она должна пересидеть там, иначе…

— Было совершено покушение на Главного Репетитора, — оборвал ее речь Хинеус. — Жизни уже ничего не угрожает, но… решено начать внесрочную предвыборную компанию.

Эвереста сглотнула, переваривая услышанное. Смерть нетопыря сразу предстала в ином свете. Пальцы невольно задрожали, и женщине пришлось сжать кулаки, чтобы не выдать этой дрожи.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что вас сегодня подставили не единожды. — Он не отводил от нее взгляда. — И, при должном наборе показаний, на вас будет вполне возможным повесить и репетитора, и нетопыря… и остальные бесчинства.

— Какие бесчинства? — осторожно переспросила она, хмурясь и пытаясь понять, к чему он клонит. Отношения между факультетами культов были одобрены не одним десятком документов. Но Хинеус лишь криво усмехнулся, отворачиваясь к окну. — И кого назначат вместо меня, если я сяду? — решила она зайти с другой стороны.

— Вы не сядете, Борин… — тихо ответил он.

Машина неожиданно тронулась. Эвереста сглотнула, удивлённо переводя взгляд на окно. Станция Высшей академии демонизма и магии скрылась из виду. Машина вырулила на дорогу, отъезжая от магической аномалии и Академии все дальше. Розовый комбинезон как-то резко стал душным, отчего захотелось оттянуть его ворот.

— Куда вы меня везете? — Эвереста наконец нашла в себе силы взглянуть на мужчину.

— На казнь, — невозмутимо ответил он и неожиданно мягко улыбнулся, поворачиваясь к ней. — Выдохните. Она не ваша.

Только тогда женщина поняла, что перестала дышать, до боли стиснув зубы.

Дорога была хорошая, широкая и почти пустая. Обрываясь буквально в километре от станции, она буквально вклинивалась в огромную печать-пентаграмму, нанесенную прямо на каменистую поверхность пустыни металлическим литьем. Края печати искрились, обозначая стационарный ведомственный портал перемещения.

Они миновали печать неощутимо. Пустынный пейзаж за окном сменился, а машина ускорилась. Красивые, богатые колоннадами здания все быстрей мелькали перед глазами, лишь иногда прерываясь на проносящиеся мимо сады и остановки, где толпились разнообразные люди и существа, даже отдаленно их не напоминающие.

Город был знаком, но Эвереста терялась, пытаясь вспомнить название. Слишком долго она сидела безвылазно в границах аномалии.

— Арвин, — словно прочтя ее мысли, пояснил Хинеус Кирин. Борин лишь кивнула, действительно начиная узнавать в утонченных зданиях столичные черты.

Они остановились неподалеку от Площади судебных исполнений. Находилась она в северной части Арвина, невдалеке от окружной дороги, за которой густой массой располагались мануфактуры и фабрики. Здесь же было здание имперского суда, тюрьма и камеры временного содержания. Собственно, исправлением занимались на все тех же фабриках. Всех, кого суд исправлять не велел, приговаривали на площади. Решение пересмотру зачастую не подлежало.

Они подъехали к многолюдной площади как раз вовремя. Приговор уже зачитали, и троих провинившихся успели вывести на эшафот. Металлическая складная виселица уже возвышалась над тремя нервными головами. Петли были надеты на шеи преступников, обезличенных одинаковой одеждой и черными полупрозрачными мешками на головах.

— Я не хочу на это смотреть, — едва слышно выдохнула Борин.

— Придется. — Мужчина открыл дверь и, вмиг сбежав вниз по откидной лестнице, протянул ей руку. — В конце концов, проведете коллегу в последний путь.

Пришлось выходить. Мысли тугим змеиным клубком крутились вокруг последней фразы, и Эвереста никак не могла взять в толк, кого подразумевал господин Кирин под "коллегой". Пара бойцов опять сопровождала ее, теперь следуя чуть поодаль и не привлекая особого внимания. Они быстро обогнули толпу по кругу и спрятались в алькове под одной из арок.

Барабанная дробь била по ушам, вызывая дрожь в коленях; толпа, по большей части представляющая собой смесь из журналистов и зевак, галдела. Некоторые из журналистов вещали, напялив на головы что-то наподобие шлемов, а рядом с ними их личные стенографисты строчили речь на откидных столиках, зацепленных широкими поясами-креплениями за их спины и плечи. Борин не сомневалась, что это вещание параллельно транслировалось на информационной голо-доске где-то в нескольких километрах отсюда, и что даже кто-то из штатных озвучивал речь по стенографному тексту, тем самым предоставляя непрекращающееся развлечение для жителей Арвина, да и не только его.

Дробь оборвалась, а с ней и жизнь троих человек.

Отвернуться Борин не успела, да и не смогла бы. Проклятый Кирин в этот миг крепко сжал ее плечи и шептал на ухо интересные вещи, что вводило в шок не меньше, чем разыгрывающееся перед глазами представление. И пока он делился секретами, тело бывшей директрисы Института благородных девиц, в сопровождении завуча и трудовика, продолжало биться в конвульсиях.

О, да, теперь, несмотря на одинаковый вид казненных, она знала, кто есть кто… Но благодарить имперского пса не собиралась. Поджилки тряслись. А ведь она всегда считала свои нервы крепкими, а нервную систему — стабильной.

— Официальная версия гласит о растлении несовершеннолетних, — тем временем продолжал Хинеус. — Случившийся скандал поставил чёрное пятно не только на заведение, но и на воспитанниц…

— А окончание факультета Хранителей поднимет их в лице общественности?

— И это тоже… — Мужчина задумался. Его безвольная сестра ничего, кроме стен Института благородных девиц, не видела и в течение четырех лет варилась в чисто женском коллективе. Казнь ее любимой директрисы станет для нее болезненным ударом. Однако за четыре года произошло и многое другое, что травмирует ее нежную психику ничуть не меньше.

— Установлено более двадцати фактов целенаправленного пожирания сил воспитанниц Института, — вымолвил он, наблюдая, как снова напряглась Борин. — Их энергетические каналы слишком повреждены. Восстановление будет идти годами, если не всю жизнь.

Его руки наконец соскользнули с ее плеч.

— Разве пожирание — не вымысел? — сглотнула Эвереста, наконец отведя взгляд от эшафота.

Информация не укладывалась в голове. Кража силы и сейчас по незнанию называлась пожирательством, однако то было обычное выпивание верхних слоев, эманаций, энергетический вампиризм. Иногда бывало и полное опустошение, но оно не затрагивало целостность каналов… Однако то, что говорил Хинеус Кирин, было верхом безумия. Хинеус так и не ответил на вопрос, продолжая рассматривать болтающиеся в петлях тела, словно они все еще могли дать ответы. Он и сам до недавнего времени считал целенаправленное купирование энергетических каналов глупой выдумкой, неподтвержденным фактом… Увы, сказанное Эвересте не было розыгрышем или шуткой.

— Моя сестра должна стать следующей. Стены Академии ее не спасут. — Он медленно развернулся к ней лицом, и их взгляды встретились.

— И если это случится — я окажусь там, на площади? — Борин впервые за этот час усмехнулась, уже не в силах нервничать ещё больше.

— Хотите жить — не мешайте следствию. Хадиса — целенаправленная наживка.

Эвереста не нашлась что ответить, настолько спокойно он говорил об этом.

— Она ваша сестра.

— Ее сила опасна для общества. Даже если ее сожрут, это не будет утратой.

— А преступник разве менее опасен с такой силой?

— Без истинного носителя это — всего лишь сырая сила. Не более… — Он отвернулся от эшафота и жестом предложил взять его под руку. — Пора возвращаться. Если вы все еще хотите успеть до прорыва.

Толпа рассасывалась, однако проход к машине не утруждал.

— И когда мне ждать ваших шпионов? — спросила Эвереста, уже более расслаблено, стоило автомобилю опять тронуться.

— Просто не мешайте событиям развиваться, — порекомендовал Хинеус. Пейзаж за окном ускорялся. Минуты шли, а молчание затягивалось.

— Я хочу гарантий, — в конце концов сказала Эвереста, даже не рассчитывая на положительный ответ.

— Могу предложить вам бумагу наподобие той, что дал вам Главный репетитор. На большее не рассчитывайте.

Большего и не надо было. Главное, чтобы с начальником Дворцовой службы охраны ничего не произошло.

* * *

Поднимать в воздух декана факультета семейного раздора было тяжело. Змеелюды отличались высокой плотностью, огромной массой, несмотря на внешнюю хрупкость, и сложной многоплоскостной системой магических потоков. Собственно, именно поэтому адепты потащили к своему декану на помощь полунаяду Велену, а не орчанку Камиллу. По той же причине демон Самсон и человеческий маг Владислав едва смогли водруздить его безчувственное тело на стол.

Когда хрупкая фея ухватила его под подмышки и натужно замахала крыльями, им на миг даже показалось, что у нее не получится, но безымянная девчушка смогла, более того, остальных она доставила на поверхность уже без напряга. Однако признаваться в этом не собиралась, изображая и стоны и судороги в крыльях, и что-то ещё, не совсем понятное ребятам. Главным было отвлечь Камиллу и остальных.

Пока фея работала, а Камилла комментировала, Ррухи уложила голову Ананьева Хадисе на колени и внимательно взглянула на подругу.

Все было понятно без слов. Прошептав последний куплет сто восемнадцатой статьи, Кирин коснулась влажного от крови лба мужчины и тут же провалилась в созданную послушниками реальность. Чем-то это было похоже на манипуляции Линн или близняшек. И все же коллективное заклинание не шло ни в какие сравнения с другими способами единения сознания. Это не было чужое сознание или тело. Это был абсолютно новый мир, в котором им предстояло перекроить сознание раздорца в двенадцатом поколении…

Глава 38

«Ан…» — голос был отдаленно знакомым. Он пульсировал в висках, отдавал набатом по подкорке, уходил вглубь, к сердцу, прорывался и электрическим импульсом расходился по костному мозгу.

«Ано…»

Это наверняка было его имя. Чужой голос терялся на фоне непривычно громкого и неестественно отчетливого шелеста листьев. Чувство, словно он стал мошкарой, иначе почему этот звук оглушал?

К ощущениям добавилось новое. Оно давило своей тяжестью в пятки, ощущалось в коленях, бедрах, позвоночнике… Прохладная трава щекотала лодыжки. Легкий ветерок поддевал одежду, путался в волосах. Еще миг назад Анонису казалось, что он лежит, оказалось — стоит. Один на один с темнотой, непривычным шелестом и тихим, непостижимо чарующим голосом.

— Анонис. — Теперь его имя раздалось у самих ушей, за спиной. Обернулся. Сквозь черноту пространства проступили темные силуэты исполинских деревьев. Над головой рокотом раскатился гром. Молния подсветила раскидистые кроны, и мужчина невольно вздрогнул, чувствуя себя не в своей тарелке. Такие в Дайкирии не растут. Такие вообще мало где можно найти… Разве что в мире чистокровных людей, что располагался поверх их мира за много-много уровней энергетических слоев, на самой коре мироздания. Неужели его занесло так далеко? Хорошо же его приложило.

— Анонис… — Чужое дыхание скользнуло по шее, обжигая.

Ананьев сглотнул, чувствуя, как этот кто-то касается его плеч ладонями. Резко развернулся и никого не увидел. Только лес.

— А…

— Да кто ж это меня зовет так сладострастно? — не вытерпел Ананьев и облизнул пересохшие губы.

Опять вспыхнула молния, и он невольно отшатнулся от полупрозрачной фигуры, возникшей перед самим носом. Существо можно было назвать привидением, если бы не одно «но»: оно им не являлось. Оно было материальным и до такой умопомрачительной степени светилось насквозь, что можно было проследить каждый сосуд в его вовсе не зыбком теле.

— Мрак с тобой, Анонис… Я буду говорить, ты будешь слушать… — прошептало Это кристально чистым, лишенным каких-либо половых признаков, голосом.

И тут Оно открыло глаза. Обычные, человеческие, бесстрастные, беспринципные.

— Мне нужен скальпель, — сглотнул декан, не в силах оторвать взгляда от этого чуда.

Существо моргнуло и наконец проявило признаки эмоций в голосе.

— Зачем?

— Скальпель-то? — уточнил Анонис и выудил из кармана штанов озвученный предмет, предусмотрительно спрятанный в кожаный чехол. — Для препарирования… — Он оскалился и, выудив хирургический инструмент из чехла, заискивающе улыбнулся. — А ты вещай, люблю звуки природы.

Прозрачное создание удивленно моргнуло, вперившись взглядом в хорошо наточенное лезвие. Что-то явно пошло не по плану.

— Ну что ж… — выдохнул тем временем Анонис, чувствуя прилив вдохновения. — Начнем?

* * *

Хадиса резко отдернула руку от лба мужчины и вцепилась взглядом в тяжело дышащую близняшку. Она наконец подняла наверх всех. Ррухи и Горра не было. Первая побежала в медпункт за помощью, второй ускакал в глубь лабораторий, как засвидетельствовал Рубин Трахтенберг. Сам он валялся на влажной земле и тяжело дышал, словно не феечка, а он сам всех поднял на поверхность. Рядом с ним продолжала посапывать секретарша Марита, явно надышавшаяся лишнего из лампадки. Самсон и Влад сидели на влажной земле и лениво жмурились, подставляя грязные лица солнцу. Велена перехватила поток управления водой и несложными пассами отправила его в русло Огненной реки, отчего по небу растянулась искристая водяная дуга. Белобрысая орчанка Камилла Рылова стояла над Хадисой, сложив руки на груди, и внимательно следила за ней.

— Ты чего побледнела? — поинтересовалась она. — Или его плоскость тебе тоже не по силам?

— Н-нормальная у него плоскость, — поспешила ответить Кирин и, снова прикоснувшись ко лбу мужчины, чуть не подпрыгнула.

— Чего дергаешься тогда? — не отставала Рылова, потешаясь над послушницей и явно не понимая ее порывов: ходит на их пары, вольную слушательницу на факультативах уже неделю изображает, а теперь вот решила на декане во врача поиграть.

— Да ладно тебе, — улыбнулся Самсон своей фирменной обезоруживающей улыбкой. — Когда еще Хранительнице удастся прикоснуться к такому статному раздорнику?

Он понимающе переглянулся с Владом. Хадису словно током прошибло. Неужели эти двое знают, для чего она ко лбу декана прикоснулась? Но ведь в реальном времени не должно было и секунды пройти. Это там, в подсознании Ананьева, мгновение можно в минуты и часы растягивать… Нет, невозможно. Они не должны этого знать!

— Просто наш Анонис такой красавчик, — продолжил вместо Самсона Влад и, улегшись на мокрую землю, оценивающе взглянул на крылатую девицу. — Кстати, феечка, а не сгоняла бы ты в столовку? За салатиком?

— А вот не сгоняю… — показала ему язык "феечка", демонстративно кренясь. — Я тебе, покусителю на монашеские кельи, даже за ядом не сгоняю! Я устала, да и вообще, падаю в обморок…

Упасть в него девчушка, конечно же, не успела. Мало того, что ее удержали на месте крепкие руки Самсона (и когда только успел подскочить?), так еще и красивую сцену неуместной репликой испортили.

— Это что, деревья? — Веленка задала тот самый вопрос, который и отвлек все внимание от крылатой актрисы. Все дружно начали оглядываться. Даже Хадиса оглянулась и удостоверилась, что весь ее поток применил то самое заклинание из пункта сто восемнадцатого. Более того, они даже расположились вокруг жертвы, согласно Кодексу. Даже полянку среди леса создали. Ни единой ошибки. Вот только в центре всей этой прелести более чем одна жертва. Да и роль заклинателя Хадисе приходится применять исподтишка.

— Хорошее семя мы выторговали, — удивленно оглянулась Камилла — она и не заметила, как выросло все это добро…

Стоило ей озвучить общую мысль, как одно из ближайших деревьев встрепенулось, ойкнуло, ахнуло и, накренившись, застыло в непонятной скрюченной позе. В этот же миг половина кроны повалившегося дерева слетела наземь с характерным треском, и в центр поляны с криком «Э-ге-ге-гей», исполняя двойной тулуп, приземлился принц Максимилиан с тесаком наперевес.

— Вас что, одурманили? — выдохнул он, быстро оглядывая слегка удивленную компанию. — Это, студентусы практикусы, крайне опасные кусты-людоеды… Рубить надо корни!

— Я даже не знаю, ржать или плакать… — пораженно вздохнула близняшка, интуитивно ища посреди кустов-деревьев свою сестрицу.

— Не дрейфь, малышка, — кинул на нее быстрый взгляд принц. — Я буду тебя защищать.

Камилла, доселе наблюдавшая за появлением Дрейка с повышенным скептицизмом, неожиданно вскинула руку к челу и, закатив глаза, начала заваливаться на венценосного красавчика.

— Господин, там за деревьями осталась моя собачка! Я боюсь, ее съели студенты-практики… — на выдохе выпалила она, заваливаясь в мнимом обмороке на Максимилиана.

— ГОСПОДИН, — ничуть не отставая, повторила ее маневр фея. — Там за деревьями моя сестра-близнец… О, боже… Мы никогда не разделим вместе ложе с мужчиной!!!

— Господин, я сама вас защищу!!! — Велена выскочила перед ним и растопырила руки в стороны, словно собиралась словить большой куш. Для убедительности ее волосы даже дыбом встали и начали змеиться, как у тётки Горгоны. Принц от такого потока девичьих чувств завис, Хадиса была в шоке, Мухотряскин зашелся в беззвучном смехе, Самсон же начал поглядывать в сторону дыры, явно размышляя над тем, будет ли там поспокойнее.

«Студентусы-практикусы» тихо шатались и непроизвольно отращивали ветви покрепче да кору потолще. Что им еще оставалось, если декан Октопус Звездунов сам выдал их слабое место?

* * *

— Люблю я начало учебного года, — задумчиво выдала Гемарта Дич и затянулась сигареткой. Тугой костюм она успела сменить на цветастое платье. Каштановые волосы распустила, и теперь они мягкой курчавой волной едва прикрывали оголенные плечи. Карие глаза ее лучились неподдельным удовольствием, а на тонких губах застыла предвкушающая улыбка.

Для вкушения лучшего представления этой недели она посетила одну из закрытых для общего пользования преподавательских точек, а именно балкончик, что красивой балюстрадой опоясывал преподавательский этаж общежития. Вид отсюда был чудесен. Бывшая площадь была как на ладони.

В витиеватом сплетении ручьев Огненной реки с пересеченной местностью, усеянной рвами и пригорками, был некий философский баланс. Особенно радовали глаз Октопусовы студенты, медленно утрамбовывающие своими деревянными телами последние пути отступа для шайки, скучковавшейся в самом центре этого безобразия.

— Ммм… — неожиданно послышалось за спиной женщины. — Я уже сомневаюсь, стоило ли им пункт сто восемнадцатый втюхивать.

Гемарта, широко открыв рот, выдохнула сизоватый дым и вздохнула:

— Ну отчего же, вполне интересно получилось, коллега, — улыбнулась она, слегка повернув голову в сторону мужчины.

Звездунов, как всегда, выглядел как с иголочки. Вроде и одет прилично, и стрижка на каштановых волосах свежая, и голос серьезный… А взгляд-то шальной, так и бегает, словно кроме их двоих еще с десяток демонов вокруг наблюдает. Хмм… Может, и наблюдает. Зрачки Октопуса все еще были расширены, и дело было явно не в Гемартовой травке. Здесь скорее проявился эксперимент Ананьева.

Сделав едва уловимый пасс рукой, Октопус присел на плетеное кресло, появившееся по его мановению, и откинулся на спинку. Между ним и Гемартой тут же появился маленький круглый столик, идеально чистый и яркий, словно только что из мастерской. Мужчина не глядя подхватил с доселе пустого столика стакан с прохладным зеленым чаем и звучно отпил.

— Что Вы наговорили Его Высочеству о моих студентах? — спустя минуту поинтересовался он, не спуская взгляда с представления на площади.

— Правду, — пожала плечами деканша и улыбнулась, подыгрывая. Хочет говорить на «Вы» — пускай говорит, ей даже нравится. — По-моему, он не так понял.

— Я заметил, — кивнул Октопус и снова сделал глоток. — Вы добились чудесного эффекта.

— Вы не против? — Гемарта даже обернулась на него, удивленно переваривая прозвучавшую фразу.

— Обычно отсев проводится во время экзаменов… А сегодня я имею честь наблюдать его в неурочное время.

— Будете избавляться от слабых? — спросила женщина, уже полностью развернувшись к нему.

— Еще не решил. — Звездунов поставил пустой стакан на столик, и тот мигом исчез, оставив столешницу девственно чистой. Он поднял взгляд на деканшу, и их глаза встретились. — Слабость не порок, особенно если знаешь, как ее использовать. Мне понравился ваш вариант. Жаль, послушникам не подойдет. — Он демонстративно поправил испорченный помадой воротник.

— Так и хочется сострить на эту тему, — мягко улыбнулась Дич. Октопус и сам ответил ей улыбкой и чуть подался вперед, отчего его дыхание стало ощутимым на ее коже. — Вы ведь хотите поучаствовать в авантюре? — спросил он тише.

— А Вы говорите таким тоном, словно соблазняете. — Демонстративно поднеся сигарету к губам, Гемарта затянулась и выдохнула дым прямо ему в лицо. — Вы ведь соблазняете? — И, не дождавшись ответа, отстранилась и села в своем кресле ровно. Снова взглянула на разворачивающееся под носом поле баталий. — Что вы собираетесь делать?

— Всего лишь проучу одного змеелюда, — на полном серьезе ответил он.

— Ох, Окто… Нарвешься на неприятности, — покачала головой Гемарта, а темные глаза при этом взблеснули детским озорством. — Ну ладно. Соблазнил!

— Чудесно, — улыбнулся Звездунов. — Тогда, раз мы заключили сделку, не поведаете ли вы мне о той чудо-траве, которой надышалась наша прелестная Марита?

_______________________________________

От Автора:

Муза (в предвкушении) — Я хочу больше треша… Повеливаю, пиши!

Автор (укоризнено) — Пожалей моих четателей, мы двадцать глав описываем Пятницу!!!! У меня еще даже вечер не настал!

Анонис (почесывая лысый затылок) — а можно хотя бы шапочку мне? А то неудобно как-то…

Глава 39

Говорят, чтобы попасть учиться в Высшую академию демонизма и магии, надо быть личностью выдающейся. А если удивить приемную комиссию нечем, то хотя бы размер кошелька продемонстрировать, или, если судьба не обделила осведомленностью, родословную задекламировать наизусть, по всем ветвям. Бывали случаи, когда размер кошелька мерк по сравнению со степенью неразборчивости родственничков абитуриента. А если степень неразборчивости еще и с хорошим объемом магии дружила, тогда уж вставал вопрос о том, которому поступающему отдать предпочтение: чистокровному ханже или многокровке-недоучке…

Вот взять сестричек-фей — чистокровные девчата, ни грамма примеси. Оттого и силы у них в лучших традициях их вида, и родовая магия присутствует, и семейное влияние велико.

А Веленка? Вроде и наяда, и в любимых тетушках — Горгона… А с собственным оборотом девчонка не дружит, в камень заглядевшегося парня тоже не превращает…

Когда бедняжка пришла поступать, приемная комиссия на час закрылась в кабинете, решая, что с таким чудом-юдом делать. Характер ни для раздорников, ни для хранителей не подходил… а объём силы был такой, что ни к артефакторам, ни к инженерам не запихнешь, словно и не воплощенный дух перед ними, а силовой накопитель… Причем взрывоопасный. Хуже всего было то, что девчонка явно страдала нервным расстройством, из-за чего была вдвойне опасна.

Спорили час, в результате, под грозным контролем ректора Борин, Гемарта Дич подписала документы и взяла абитуриентку на медицинский, благоразумно рассудив, что с Липкой практика для ее студентов пойдет веселее. И не ошиблась.

Практиковались в результате все, каждый день и по многу раз. Леча не только шишки, ушибы и переломы, которые набивала нервная девочка, но и ее расшатанные нервишки вместе с неимоверным комплексом неполноценности. А чтобы было ей веселее, поселили красотку с боевой орчанкой Камиллой Рыловой, которой что ни скажи, так сразу последует подача в зубы. Четыре года не прошли даром. Наяда стала более уравновешенной, а Рылова — мягче. Так что, наблюдая сейчас за своей не самой любимой студенткой, Гемарта Дич с удивлением поняла, что в определенных условиях от Веленки даже есть толк, чего она не наблюдала в последние несколько лет. В свете вышесказанного она с радостью приняла предложение Октопуса провести эдакий социальный эксперимент, где подопытными выступят сами будущие выпускники… Да и Ананьев в придачу.

А пока два настроенных на эксперименты декана наблюдали за бесплатным спектаклем, принц Максимилиан решил примерить роль полководца. Для пущей эффективности задуманного Его Высочество даже решил ознакомиться с имеющимися в его доступе силами и умениями (последняя пироженка в его бездонном кармане была не в счет). Увы, но собравшаяся компания студентов, адептов и послушников посвящать будущего владыку Дайкирии в свои таланты не спешила, благоразумно решив, что не пройдет и пары лет, как это знание обернется против них самих.

Тут и Влад забыл о том, что блещет даром управления, и Самсон вмиг превратился в слабого пацаненка с огромными перепуганными глазищами. И пофиг, что на белобрысом мускулов девяносто килограмм, даже ущипнуть негде. Рубин так вообще: где сидел, там за ногу принца и ухватил с воплем: «Спасите меня, Ваше Высочество!»

Максимилиан смотрел на все это со смешанными чувствами, смутно понимая, что происходит что-то не то и как-то не так. Но где подвох — осознавал слабо в силу одурманенного пирожком мозга. А потому, велев парням держаться гурьбой за его крепкой спиной и спихнув на их попечение прекрасную Камиллу и чувственную феечку, поманил пальчиком Велену и предложил биться бок о бок. Хадиса в этот расчет не попала, так как держала на своих коленках валяющегося без чувств Анониса. К слову, последняя была сему факту безгранично рада, так как смогла полностью погрузиться в свое черное дело, мало чем отличающееся от правки мозгов, гипноза или кодирования.

* * *

Пока принц Максимилиан пытался отхватить у наступающих растений ветки побольше, в мозгах декана факультета семейного раздора происходили баталии совсем другого уровня.

— Куда же ты, любовь моя?! — обескураженно возвел руки Анонис Ананьев, как только прозрачное существо исчезло с глаз долой. Обида и растерянность так и сквозили в его голосе… — А ведь я только обнажил свой скальпелёк! Неужели ты оставишь его без литрушки кровушки?!

Эхо, невесть откуда взявшееся в этом диковинном черном лесу, вернуло хирургу-любителю его же слова, не забыв приукрасить их многоголосьем. Декана аж пробрало от возбуждения. Он даже хихикнул, представив, что не он препарирует, а его. Здесь впору сказать, что он фетишист хренов, но о себе так говорить — лишь врага не уважать. Пусть последний на такие слова раскошеливается.

Пропавшая на несколько секунд фигура призрачного существа появилась вновь, но теперь совсем в другом амплуа. Точнее, в ином размере. Или это Ананьев уменьшился? Невольно сглотнув, мужчина убрал с лица мешающиеся пряди волос и окинул взглядом двухметровую стеклянную ступню, внутри которой по прозрачным сосудам текла бесцветная жидкость. Огромная, в три человеческих роста голень плавно переходила в мощное безволосое колено. Далее исполинская нога исчезала в сумраке беззвездного черного неба.

Нога не шевелилась, Ананьев тоже. Мысли метались от наблюдаемой им стопы к скальпелю, находящемуся в полусогнутой правой руке, и назад к стопе.

— Ткнуть или не ткнуть… Вот в чем вопрос, — раздалось отовсюду десятками голосов. — Что благороднее, Анонис? Смириться с жаждою своей души? Или, может, оказать сопротивление?

— Мне этот стих кажется смутно знакомым, — прошептал Ананьев, понимая, что скальпель томится без дела… — Ах… Была не была…

В следующий миг мужчина вскочил на огромную ступню, как на лошадь, и всадил свое смехотворное оружие в прозрачную кожу по самую рукоять.

— Все же ткнуть… — выдало существо, и рядом замаячила еще одна стопа, появляясь из темноты в неимоверно диком и неотвратимо наступающем движении. Пролетев мимо Анониса на бешеной скорости, стопа удалилась куда-то далеко за его спину и громыхнула всей тяжестью об землю. В тот же миг начала движение нога, на которой сидел сам Ананьев.

Нет, он не взвыл от испуга. И даже не спрыгнул, благоразумно решив, что рано или поздно стопа приземлится, завершив свой шаг. А потому, обхватив необъятных размеров щиколотку, он во все глаза смотрел на то, куда несет его невидимый монстр.

* * *

«Невыполнимая задача», — шелестело в ушах Хадисы, когда она, строя из себя полуобморочную, во всю обнимала лысую голову своей цели загребущими ручонками. Ее сокурсники были правы. Слишком высоко она замахнулась, решив посеять зерно сомнений в голове одного из ярчайших представителей культа Раздора.

Анонис Ананьев, может, и был странным на всю голову, но это не умаляло его заслуг перед его орденом и Дайкирией. Ученый, экспериментатор, к тому же сильный маг. Именно с его легкой руки в Академию полвека назад начали принимать смеси различных рас. Именно он описал в своих трудах, какую пользу их миру может принести кровосмешение, и только благодаря ему такие, как Велена или Ррухи, могли теперь учиться. И все же он был заодно с Раздором, а значит, преследовал только свои интересы.

«Переманить такого человека на путь Хранителей — все равно, что начать новую веху истории!» — рьяно объяснялась она в своих мыслях, на что ее будущие соратники лишь злее колыхали ветвями и мысленно кричали:

«Максимум, что ты начнешь, — это войну…»

«Рядом трое раздорников на выбор, бери любого… Их декан нам не по зубам!»

«Из-за твоего упрямства вылетим все прочь отсюда!»

Но Хадиса не соглашалась. Заклинание было завязано на ней, и никто не сможет сейчас решать, как ей поступить. А ее цель правильна. Даже если они не посеют зерно сомнений, Октопус Звездунов оценит размах их задумки. Ведь это всего лишь практикум? И все же… Как заставить Ананьева развернуться на сто восемьдесят градусов и глянуть на мир глазами Хранителя?

Нервно закусывая губу, девушка согнулась над мужчиной, прижимаясь и лицом, и телом. Пусть все вокруг думают, что испугалась. Все равно… В этом и была ее ошибка. Закрывшись своими пышными волосами ото всех и не видя перед собой ничего, кроме куска забрызганной грязью ткани, она не знала, что происходило вокруг.

Растения зверствовали. Корни, словно живые змеи, извивались и плелись вперед, все сильнее сжимая круг. В центре, стараясь не упасть в дыру, друг к дружке жались крайне озадаченные студенты. В какой-то момент особо изворотливое деревце шмыгнуло вперед. Максимилиан не растерялся и хорошенько прошелся своим тесаком по корням. Шустряк сразу одеревенел и начал медленно заваливаться аккурат на головы Ананьева и Хадисы.

И тут уже не особо отвертишься… Что Рубин, что Самсон с Владом чисто на автомате бросились спасать своего любимого преподавателя своими широкими и могучими телами.

* * *

Исполин остановился неожиданно. Вокруг была выжженная пустыня. Ни деревьев, ни теней. Лишь плоская, абсолютно голая земля, черное небо, Ананьев и ноги. Теперь, когда вокруг не было леса, было видно, что на самом деле ноги ничем не заканчиваются. Они такие и есть — ровно до колена и ни долей больше.

Спрыгнув наземь, Ананьев смотрел на это чудо во все глаза и не мог осмыслить происходящее. Его пытливый ум жаждал проверки, эксперимента, опыта. Но ноги жили своей жизнью и поддаваться на уговоры и увещевания не собирались. Крутиться и топтаться не было смысла. Конечности стояли, и Анонис пялился на них, как ребенок на чужую игрушку.

— А где голова? — наконец выдал он, устав думать не по делу. — Буду говорить только с разумной частью тела!

— По-твоему, мои ноги неразумны? — послышалось отовсюду, и Анониса пробрало на «ха-ха».

Хадису покоробило. Ну ладно, она сморозила глупость. Не впервой.

— Уволь, но еще ни одна нога мозгом не обладала, — выдал мужчина, отсмеявшись, отчего его голос слегка охрип.

— А вдруг? — Хадиса прикусила губу, чтобы не застонать ненароком от пробравшего ее разочарования. Удивить декана не удалось, значит, надо напугать.

— Нет! Буду говорить с головой! — тем временем упорствовал мужчина, кривя губы в усмешке и предвкушая развлечение. Ну ладно, раз заказывают, значит будет.

В следующий миг на Ананьева обрушился сильный ветер, сминая его с ног и вжимая в землю, словно и не человек он, а маленькое растеньице. Появившаяся из ниоткуда рука подхватила его сравнительно миниатюрное тело и взмыла вверх, повергая в шок и так скрючившиеся от удивления мозги.

Это было очень высоко. Анонис даже не догадывался, что сможет быть так далеко от земли когда-нибудь вообще. Учитывая то, что у прозрачной ладони, обхватившей его крепким захватом, выше запястья не было абсолютно ничего, то абсурд ситуации все больше наталкивал на мысль о нереальности происходящего. Вот только ни один сон не похвастается такой натуральностью чувств и ощущений… Заклятие?

Глупую мысль отбросил сразу же — такой мощи заклятий он еще не видел, да и кому надо, для чего?

Лицо, появившееся из ниоткуда, было таким же стеклянным, как и все другие продемонстрированные части. А еще оно было знакомым, хоть и в десятки раз увеличенным.

— Неожиданно, — сглотнул мужчина, и исполинские губы в ответ лишь усмехнулись.

— Экспериментировать над собой чревато, — ответила точная копия Анониса, если не учитывать, что она была большой и прозрачной.

— Кто ж тебя до такого довел? — прошептал Ананьев, и невольно вспомнил о том, что скальпель так и остался в той стопе.

— Ты повинен в таком моем состоянии, — выдохнуло существо, отчего мужчину обдало порывом теплого дыхания, словно ветром.

— Занятно, — согласно кивнул Анонис, а лицо лишь досадливо скривилось в ответ. Где-то в настоящей реальности так же скривилась Хадиса, не понимая, чем же раззадорить этого непрошибаемого мужика. Понимание ситуации пришло неожиданно. Она просто вдруг вспомнила план, составленный старостой. А ведь он не просто так отвел ей роль соблазнительницы. Решение вернуться к нему было закономерным, и в тот же миг рука, которая сжимала мужчину, замахнулась и, словно мячик, забросила его в открытое черное небо, прямиком в глубины его собственного сознания.

Тело летело недолго и исчезло в яркой вспышке, словно догоревшая падающая звезда. Хадиса мысленно потянулась за ним. Но неожиданно все опять пошло наперекосяк.

Резко уменьшившись в размерах, она тут же была погребена под тремямощными телами. Конструкция мало чем отличалась от того, что делалось в настоящей реальности. Разве что под Хадисой не лежал Анонис, да Камилла вокруг не бегала, в ужасе хватаясь за голову. А она бегала ведь…

Глава 40

Рылова была в шоке.

— Задавите, придурки! Хватит прикалываться! — ругалась она, пытаясь стащить с бедолаги Ананьева навалившихся на него трех здоровых парней и Хадису. Но, как ни странно, все были в отключке, ладно прикрыв друг друга телами. Эдакий мясной бутерброд с требухой, где роль нижней части хлеба исполняет Ананьев, а верхней — Рубин. Черноволосая хранительница, как положено ей по статусу, — вместо масла, а Влад с Самсоном, как и по жизни, — сыр с колбасой. И все это добро венчала пышная крона, благоухающая свежевыдранными листьями. Увы, но как Рылова ни старалась расшевелить крепкую конструкцию из тел, у нее не получалось. Рубин храпел, остальные сохраняли устрашающее молчание. Дерево просто не поддавалось. Еще и Марита сбоку похрюкивала, уткнувшись носом во все еще курящую благовонием лампадку.

— Не трогай их, — взвилась фея, хватая Рылову за руку и оттаскивая от тел. — Шок у них, деревьев испугались!

— Да-да, не трогай их, — упала с неба ее близняшка и дернула за вторую руку… — Давай спасем тебя?! Полетели!

И как взмоет вверх! Камилла только завизжала с испугу, едва не получив чьей-то веткой по загривку.

А тем временем странные ходячие кусты, словно берсерки, трансформировались в некую боевую форму и теперь мало чем напоминали кустарники. Гибкие, с мощной корой и хлесткими ветвями, они казались хуже любого хищника. В тех хоть оружие не застревает!

Максимилиан и не подозревал, что бы он делал без подсказки доброй женщины. Проводив взглядом взмывшую вверх троицу, он решил, что так даже лучше, если неуравновешенных уберут с тыла, И припомнив, как эта бешеная изуродовала площадь, обрадовался, что ее уже нет за спиной, и полностью отдался бою со своей новоиспеченной боевой подругой.

— Бей по корням! — Стоя бок о бок с всклокоченной синевлаской, он по-доброму поделился советом.

— Угу, — кивнула Веленка и, позабыв о том, что должна прикрывать спину принца, кинулась в самую гущу событий. А точнее, споткнулась и упала.

В это же время где-то на закрытом преподавательском этаже отсчитывала секунды Гемарта Дич.

— Один… два… три…

Октопус, в свою очередь, считал претендентов на перевод на другие факультеты.

— …пятнадцать, шестнадцать… хм… двадцать три? — Задумчиво отпив чай из пятой по счету чашки, он невольно покосился на коллегу.

— Хорошая девочка — это та, о которой мы час спорили? — полюбопытствовал он. Гемарта улыбнулась и кивнула. Звездунов разочарованно цокнул языком. — Неплохие боевые навыки. Правда, дерганая немного…

А Веленка и вправду дёргалась. То вправо, то влево. То от одной ветви шарахнется и случайно соседнее дерево опрокинет, то наоборот — на пролом пойдет и целый десяток корнями в землю вгонит.

Не успел Максимилиан опомниться, как и сражаться уже было не с кем: обычный лес вокруг, тихо под порывами ветра колышется. Взглянул он на Велену Липку восторженно. А она только взлохмаченные волосы за плечо откинула, улыбнулась криво и промолвила:

— А теперь, Ваше Высочество, идем самогонку варить, десять литров, иначе будем платить натурой!

А у самой рыбки под полупрозрачными щеками плавают. И грудь под влажной сорочкой, как два круглых аквариума… Сплошное зависание…

Ну и как здесь наяде отказать?

* * *

Близняшки отнесли Камиллу на ближайшую крышу и, не раздумывая, бросили одну. Сами же сгоняли к своему общежитию и, прихватив под руки старосту, направились к кучке тел. Староста был лёгок, и в паре девочке развили немалую скорость, словно тенью смазались.

— Значит так, сладенький, — обрабатывали они его по дороге. — Подменишь нашу горе-соблазнительницу, будешь держать удар, а мы вытягиваем ее и Ананьева на более глубокий уровень, и не мешай! Нам, феям, виднее!

Старосте ничего не оставалось, кроме как молча согласиться. В отличие от некоторых, он знал, что всё идёт по плану.

* * *

Из последних сил вырвавшись из захвата, Хадиса с ужасом смотрела на троих парней, окруживших ее…

Как, спрашивается, они попали в эту реальность? Кто наслал на них наваждение? Ответ пришел сам.

«Ананьев нам не по зубам, — снова прошелестело у нее в голове. — Кого-то из них бери!»

«Спятили?! — Хадиса зло поджала губы. — У нас силы на исходе, план был другим!»

Воцарившееся в ее головке молчание явно говорило о том, что ее сокурсники думают о сложившейся ситуации.

Быстро окинув взглядом тройку ребят, она в который раз за сегодня зацепилась им за пронзительно голубые глаза Самсона и поняла, что сейчас как раз время переманить ее… Как ту дамочку, упомянутую Октопусом Звездуновым, свершившую телесное слияние с собственным братом.

Разница была лишь в том, что Самсон не был ее братом, и он не знал, кто под личиной прозрачного существа… Или знал?

Стоило ее мыслям переключится на него одного, как Рубин и Влад растаяли в сумраке, словно и не было их здесь. Зато очертания Виртуозова стали более четкими, более выразительными, чем в реальности: пышная копна белобрысых волос вилась завитками, глаза мерцали, словно кошачьи, зеленоватым отблеском, выдавая с подноготной его умение видеть в темноте. Здесь он стал выше и шире в плечах. Даже очертания рогов появились, мощных, как у буйвола.

— Студентус практикус… — сплюнул тем временем Виртуозов, мягким кошачьим шагом обходя Хадису по кругу. — И кто же спрятался под этой нелепой личиной?

Сглотнув, девушка выпрямилась и криво усмехнулась… В уме же лихорадочно соображала, что бы сделать такого, чтобы он ее не узнал?

— Слышь, братан, у нас практика, помоги, а? — выдала она все тем же многоголосьем, которым общалась с Ананьевым.

Самсон удивленно моргнул, потом чуть наклонил голову влево, словно сова.

— Вы серьезно? — не веря своим ушам, спросил он.

— Конечно… — Хадиса вразвалочку подошла к нему, изображая повадки портового грузчика, — …нет.

Подача в пах — и нет проблемы. Но при условии, что «операция» удалась. Увы, но Самсон увернулся… Эх… Все равно у него классная задница.

Пространство вспыхнуло красным. Многоголосьем разлился фривольный стон…

Взвыв над своими не вовремя переключившимися мозгами, Хадиса едва успела юркнуть в сторону, уворачиваясь от увесистого Самсонового кулака… Краешком зрения опять заметила рога и чуть губу не прикусила от досады… А точнее, получила подножку и заехала носом в землю. Ах, если бы Виртуозов на этом остановился. Но нет, он еще и ботинок ей в попу впечатал, перенеся на многострадальную пятую точку весь свой вес.

— Где Ананьев?!

— Пусти, крас… братан! Будь другом!

— Бесишь… — Пихнув прозрачную тварь пяткой, Самсон быстро поставил ее на ноги и ухватился мощной пятерней за лицо, болезненно его сдавив. — Отвечай.

Ответить Хадиса, увы, не успела — ее сознание провалилось глубже. Все затянуло блеклыми красками. Перед глазами вспыхнул листок, на котором знакомым почерком старосты был выведен план соблазнения Анониса Ананьева. Она помнила этот текст. Щеки вспыхнули, а по обе ее стороны материализовались близняшки.

— Не дрейфь. Мы будем подсказывать…

* * *

Анонису Ананьеву казалось, что сердце остановилось. Прошли минуты, а может, и десятки лет, сотни тысячелетий… Сквозь густой туман пробилось собственное сердцебиение, птичьи трели и голоса. Стоило открыть глаза, как ему улыбнулась девушка: черноволосая, сероглазая и до одури кого-то напоминающая.

— Как хорошо, что Вы проснулись, — обрадовалась она и, подскочив на ноги, развернулась к двери. Удивленно сглотнув, мужчина в полной мере оценил ее изломанное, дергающееся при каждом шаге тело.

Калека…

Аккуратное белое платье, казалось, только подчеркивало несовершенство красотки.

— Ты куда? — спросил он и подивился, насколько сильно осип его собственный голос.

— К настоятелю, конечно же. — Она остановилась, полностью обернулась и взглянула на него с сочувствием. — Я понимаю Вашу ненависть ко мне, но я все равно о Вас забочусь, как и положено жене. — Ее натужный глубокий поклон сквозил преданностью, отчего голова начала идти кругом. — Пожалуйста, больше не пробуйте прыгать из окна. Если в следующий раз переломаете позвоночник, я физически не смогу Вам помочь…

Это сон? Запах, прикосновение ткани, щекочущий щеку волос… Слишком детально.

Препараты? Ноотропы или, может быть, нейролептики? Первое… Возможно, это они, да.

— Постой… жена, — выдохнул Ананьев, силясь вспомнить, когда она такой стала. Но внутри него память открыла лишь черную химерную бездну. Слишком спутанные воспоминания. И все же лицо знакомо. С природной недоверчивостью он выдал следующую фразу: — Позже к настоятелю. Давай долг исполняй…

Ее серые очи, обрамленные черными пушистыми ресницами, широко распахнулись, а брови взмыли вверх, полностью скрывшись под челкой. Ее неподдельное удивление обескураживало. Разве она не жена?

— К-какой долг?

— Супружеский, — выдохнул он, чувствуя, как возбуждение накатило на него непривычной волной. Мысли спутались ещё сильней, противореча одна другой и увиливая в совсем иное русло.

Он знал лишь одно с полной уверенностью: его жена должна быть особенной. Но он видел лишь девушку, послушно расстегивающую пуговицы, испуганно поджимающую губы при этом. Пальцы ее путались, и внимательный взгляд Ананьева уловил в этом странный подтекст, сотканный из страха и нетерпения. Вскоре ткань скользнула к ее тонким щиколоткам, и перед его глазами действительно предстало то, отчего дыхание перехватило, а сердце ёкнуло: сквозь черную сетчатую ткань, которой впору было рыбу ловить, а не вместо белья носить, просвечивали бесконечные витиеватые шрамы. Во скольких кровавых ритуалах побывало ее тело — только Многоликому было известно… Он узнавал эти знаки, черные и уродливые: ее пили, много-много раз, лишая силы раз за разом.

Мог ли он пить свою жену? Наверное, мог. И в этот момент он поверил. А она тем временем послушно стояла перед ним: боясь, дрожа и при этом призывно улыбаясь и пронзая взглядом сквозь полуопущенные веки… Мазохистка во плоти… Преданная и непоколебимая, в странном прозрачном одеянии, ничуть не скрывающим ни наготы, ни изувеченной кожи…

Самое дикое в этом было то, что он чувствовал ее истинно светлую сторону. Его жена была Хранителем до мозга костей…

Когда на этом уровне подсознания появился Виртуозов под руку с полуживой прозрачной тварью, Анонис успел прожить парочку лет и даже похоронить не вовремя почившую супругу. Виновника злоключений декан узнал не сразу, а вот ученик быстро привел мозги ученого мужа в нужную кондицию.

— А где ж мой скальпель? — только и смог выдавить Анонис, осознав всю степень приключившейся с ним несуразицы. Юмор ситуации был в том, что на тот момент он все еще не проснулся, находясь в самых нижних слоях своего подсознания.

* * *

Солнце садилось медленно. Облака поддело золотистым цветом, отчего все вокруг стало чуточку ярче.

Камилла Рылова, брошенная вероломными феями на крышу, задумчиво смотрела на то место, где у всех остальных построек академического комплекса должен был находиться вход на этажи. Крыша была удобной для перемещения. С плоской смотровой площадкой, башенкой и слегка покатыми боками, с которых еще надо постараться упасть.

Вход должен был быть в башенке. Однако ни двери, ни проема в ней не наблюдалось. Зато с южной ее стороны красовался огромный мягкий нарост из тончайшей белоснежной нити. Почти два метра в длину и метр в ширину, он не доставал до ее остроконечного навершия каких-то пятьдесят сантиметров… Обойдя башню по кругу и оценив, что некоторые нити охватывали ее полностью, Камилла пришла к неутешительному выводу: именно моток закрывал единственный вход. Оглядев находку внимательнее, она еще больше уверилась в этой мысли. Делать было нечего, пришлось заняться вандализмом и начать его вытаскивать из прохода. Нить была тоньше волоса и тем не менее рвалась не хотя. Магии почти не слушалась, а потому Рылова больше налегала на силу, попросту вырывая из мотка целые куски. Пальцы начало жечь от мелких порезов, однако Рылова уперто продолжала свое дело…

Какое же было ее удивление, когда после отрывания очередного клочка ее пальцы наткнулись на теплую человеческую кожу.

Не раздумывая ни секунды, девушка протиснула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы скользнули по коже чужого лица, отрывая от него приклеенные нити и ощущая шершавость явно мужского подбородка. Кожа не была ни вспотевшей, ни опухшей. Твердых гематом или плотных синяков тоже не ощущалось. На шее хорошо прощупывался спокойный пульс. Глаза были на месте, она даже чувствовала, как они бегают под веками, словно пострадавший был в состоянии быстрого сна.

Камилла вытащила руку и оценила ее состояние. Мелкие порезы неприятно щипали, на некоторых успела выступить кровь, что тоже не добавляло удовольствия. Она сосредоточилась, и ладонь вспыхнула голубым свечением, ранки тут же затянулись. Сделав несколько глубоких вздохов, Камилла вернулась к прерванному занятию. Человека следовало освободить. Магия на нити действовала крайне плохо, что давало основательную причину думать либо об их амагической природе, либо об их высшем магическом уровне. Амагические формы жизни не охотились на столь массивные объекты и двухметровые коконы не создавали. Этот простой факт давал основание считать, что существо, создавшее кокон, по энергетической цепочке стоит выше Камиллы Рыловой. Иначе созданная им нить рвалась бы под ее энергией. А этого не было.

Солнце садилось. Глубокие тени легли на мертвую землю. Огненная река, разлившаяся по мелким трещинам, становилась все ярче. Ее свет пробивался сквозь листву нового леса эфемерными бликами, делая непривычный пейзаж слишком чудным. Небо быстро наполнялось вечерней синевой, и Камилла вынуждена была прошептать заклинание для точечного освещения, а после просто коснулась ладонью того места, где требовалось. Разобранная часть кокона сразу посветлела, словно на нее упал солнечный зайчик, в центре которого виднелся кончик чужого носа. Камилла не спускала взгляда с этого кончика, смутно понимая, что он ей знаком.

Обмотав ладонь носовым платком, она упорно продолжила отрывать нить за нитью, так было проще. Вскоре лицо несчастного стало пробиваться сквозь белоснежную пелену, а ещё через некоторое время Камилла наконец поняла, кого освобождает.

Она знала его как облупленного, со всеми его шрамами, подпалинами, вывертами. Где и при каких обстоятельствах у него были переломы, а где — ожоги с вывихами. Хуже того, она знала, сколько девок вертелось на его агрегате между ног…

В коконе был Влад. И от этого неприятно кольнуло в сердце. Сглотнув ком в горле, Камилла едва удержала себя от необдуманных действий и продолжила методично освобождать его тело. В памяти, как назло, мелькал сегодняшний день. Что-то в нем явно не сходилось. Влада она сегодня видела часто, и не было ни минуты, чтобы он отлучился куда-то надолго. Или же сегодня рядом с ней был не он? Силы в руках прибавилось, а злость и страх сменила холодная сосредоточенность.

Произошедшее явно выбивалось из числа привычного.

Глава 41

Портальную печать пересекли молча. Хинеус Кирин опять углубился в чтение своих документов, а Эвереста никак не могла взять в толк, для чего он повез ее на казнь. Спросить не решалась. Но и этот вопрос был не единственным, который вертелся на языке.

— Первый репетитор сказал, что принц заинтересован в вашей сестре… как в… — Она сглотнула, — …в постельной игрушке.

— Пришлось его убедить в этом. — Хинеус даже бровью не повел.

— Вы соврали ему?

— Ложь во благо — не порок, — ответил Хранитель.

— А подставлять свою подопечную? Вы же не только Хранитель, вы же ещё ее куратор… Брат, в конце концов…

— А ещё я начальник дворцовой службы охраны. — Кирин тяжело посмотрел на Борин и усмехнулся. — И каждая из моих обязанностей лежит особой печатью на плечах. Во благо императорской семьи могу предать кого угодно.

Мимолётная улыбка, скользнувшая по его лицу, не вязалась ни со словами, ни с цепким взглядом. Если бы Эвереста была верующей, наверное, помолилась бы сейчас Многоликому. Хинеус Кирин вмиг из просто должностного лица превратился в жуткого, беспринципного типа.

— Принц ее видел сегодня, потому решил остаться. — Кажется, Эвереста разучилась молчать. Или же нервы после шокирующего дня дали слабину? В любом случае в письме Главному репетитору она этот нюанс не описала, значит, и Хинеус Кирин об этом не знал.

Он не ответил, лишь слабо кивнул, давая понять, что принял к сведению.

В окнах замаячили знакомые очертания железнодорожной станции. Не прошло и часа, как они вернулись назад. Вот только от этого не становилось легче. Насыщенный день был в разгаре, а зону аномалии уже сковала ночь. Темные звёзды и черный полукруг неба было видно из окна машины. Высшая Академия демонизма и магии, как всегда, жила своей жизнью.

— Вас проводить? — поинтересовался Кирин, стоило ей дернуться к выходу.

Эвереста вздрогнула и покачала головой.

— Не утруждайтесь, здесь пути на десять минут…

— Раньше было больше…

— То было раньше, — пожала плечами Эвереста и поспешила покинуть машину.

Улица встретила ее порывистым ветром и резко контрастирующей стеной аномального пространства. Оно пульсировало, и не надо было зачитывать особые заклинания, дабы понять происходящее внутри. Ничего, после прорыва временной поток выровняется, просядет, а потом снова разовьёт скорость. Зажав нос, женщина ступила в полосу препятствий. Пустыня сразу окрасилась вечерней синевой, в которой светящимся остовом врезались в небо толстые стены Академии.

* * *

Гемарта Дич важно ходила перед вытянувшимися по струнке студентами. Все восемьдесят человек, кроме троих, стояли в гробовой тишине вдоль коридора медицинского крыла.

— Тема практикума, — вещала деканша, — гемодиализ и гемофильтрация. У нас пять пострадавших, идентифицируете тип силы каждого, определяете тип лечения: энергетический или химический. После делитесь на равные группы и приступаете к работе. На одну группу — один пациент.

Селенция, выглянув из дальней палаты, нервно сглотнула.

— А вы уверены?

Гемарта лишь усмехнулась, проигнорировав медсестру.

— Приступаем.

Студенческая толпа слаженно колыхнулась и так же быстро рассосалась по палатам. И если в палаты с Маритой, Виртуозовым и Веленой шли уверенно, то к Ананьеву заходили с явной опаской. А когда в последней палате оставшуюся группу ждал сам Звездунов на пару с принцем, настроение толпы явно начало демонстрировать нервные финты.

— А может, не надо? — почти беззвучно в который уже раз поинтересовалась медсестра.

— Надо, — возразила Гемарта. — Согласно договору, любой участник учебного процесса может стать объектом практики. Это касается всех!

В конце концов к принцу толпу не допустили, Дич занялась им сама. Октопус, лежащий рядом уже в полной вменяемости, отвешивал шуточки на тему добровольного начала для будущей медицинской мощи Империи… Максимилиан морщился под пристальным вниманием двадцати человек, но стоически терпел. Он, в конце концов, будущий император, и как любил говорить его отец: «Надо быть ближе к народу».

Все выглядело очень комично и прилежно в вечер пятницы, ни капли не намекая на реальное положение дел.

Уже абсолютно прочищенными от химии мозгами Гемарта понимала: произошло что-то сверх ненормальное. Наркотическое воздействие на преподавательский и студенческий состав объяснить она не могла никоим образом. И она, одурманенная, додумалась сделать ещё хуже. Октопус, понимающий, что им светят нешуточные разборки, придумал спрятать все под видом очередной проверки для студентов. Однако это мало помогало: замаскировать проблему — не значит решить ее. Кто-то явно желал их Академии проблем. Хуже всего дело обстояло с Его Высочеством. Происшествие не замять, и после гемодиализа он однозначно спросит по делу.

Вот только… что говорить? В любом случае, когда наконец явится Борин, придется идти на ковер, прихватив с собой вазилин и успокоительное. Причем последнее — для ректора.

Внимательно оценив состояние Его Высочества, Гемарта, с его очередного позволения, передала его в руки студентам и пошла к ещё двум пациентам, не удостоившихся общего практикума. Камилла Рылова справилась с очисткой собственного организма сама — таковы были свойства ее организма. Очень ценная черта, надо сказать. Сейчас девушка ухаживала за телом Влада Мухотряскина, которое она нашла и доставила в медкрыло лично. Это была еще одна отдельная тема для разбирательства. Точная копия адепта сидела рядом и хмурилась. Порой копию пробивало на смех или странные шуточки. Но произвести чистку его организма Гемарта запретила, решив понаблюдать. Она не понаслышке была знакома с черными тенями, используемыми приверженцами культа Раздора, но вот наблюдать их наркотическое отравление ещё не приходилось. Честно говоря, это даже в голове не укладывалось. Однозначно придется поговорить с Анонисом насчет изучения этого странного свойства.

— Ну как? — поинтересовалась она у Камиллы. Девушка была напряженной и явно нервной.

Ей следовало бы поспать, но обстоятельства не располагали. Рылова должна была вести этого больного до конца. Таково было правило на их факультете.

— Влад не помнит причин, почему обратился к тени, — ответила Камилла. — Очень удивился, что он — тень, не верит. Рассеивать его в таком состоянии чревато последствиями для его психики.

Дич согласно кивнула.

— Твои последующие действия?

— Пробуждение тела без рассеивания тени сильным физическим стимулятором… И параллельно разговор тени с наставником. Нет, лучше сначала разговор, а после физическое воздействие.

— Хорошо, — кивнула Дич и задумчиво скользнула взглядом по лицу спящего парня. — Какие типы физического воздействия ты предпримешь?

— Из простейших — щекотка и пощёчина, щипки. Резкие запахи. Резкий звук, падение. Но так как все это уже использовано и эффекта не принесло, можно испробовать более глубинные способы, — На щеках девушки начали проступать зеленые пятна от неудобной темы, — такие как оральные, генитальные, анальные стимуляции. Если и это не поможет, можно добавить химическое воздействие внутривенно или внутримышечно, продолжая глубинные стимуляции.

— Приступай, — велела Гемарта, а точная копия Владислава Мухотряскина за ее спиной гаденько ухмыльнулась.

Камилла сглотнула:

— Прямо сейчас?

— Да, — сурово ответила Гемарта. — В том порядке, в котором ты назвала. — Не забудь о параллельной беседе с наставником во время стимуляций…

Камилла судорожно сглотнула, все больше покрываясь пятнами, явно представляя себе эту картину. Гемарта же спокойно прошла к окну и села на стульчик, заняв место зрителя.

— Я… где-то ошиблась? — наконец выдала девчонка, и только тогда Дич снизошла до ответа, недовольно хмурясь.

— Да, Камилла, и если к пробуждению Анониса Ананьева ты не найдешь правильный ответ — будешь выполнять то, что успела сказать.

* * *

Очертания комнаты вырисовывались медленно, словно кистью художника, даже на миг показалось, что он снова спит. Но нет. Потолок местного медпункта он узнал сразу, а за ним и обеспокоенное лицо склонившейся над ним старушки Селенции.

— Вы молодец, — улыбнулась она, — очнулись. Я уж думала, до утра пролежите.

Голос ее был тихим и переходил в шепот, словно она боялась кого-то разбудить. Невольно нахмурившись, Ананьев сел и удивленно насчитал с десяток дрыхнущих студентов на соседних кроватях и около них. Что произошло — вспоминалось туго. Но факт того, что это было вовсе не детское развлечение, становился ясным исходя из количества представителей медицинского, заснувших кто где мог.

Потерев глаза, Ананьев еще раз скользнул взглядом по медпункту и отметил уже взошедшую луну.

— Которое время? — охрипшим голосом спросил он.

— Девять… — Медсестра осторожно поправила сползшее одеяло с его кровати. — Вы это…полежите еще часок, не двигайтесь зазря. — Следом тихонько вышла из палаты.

— А что произошло? — вдогонку спросил он. Ответа не последовало, лишь Полева выглянула из своей подсобки и заискивающе улыбнулась.

— Так ведь эксперименты Гемарты Дич, во благо медицинского. Сказали, вы добро дали.

— Было дело, — не раздумывая соврал он и, почесав перебинтованный лоб, на миг замер. Осознание произошедших с ним изменений слегка огорошили. Резко проведя по голове ладонью и не найдя ничего, кроме гладко выбритой кожи да крепкой повязки, Ананьев помрачнел и, проигнорировав предупреждение, слез с кровати. — Халат дайте.

Он не помнил доброй половины дня, и это крайне не нравилось. В конце концов, у него была работа, которую следовало сделать. Накинув протянутый медсестрой белый халат и обув поданные ею тапки, он быстрым шагом направился к себе в кабинет. Прошел с добрый десяток метров и без особой цели кинул взгляд на окно. Его абсолютно лысая макушка мелькнула в стекле, словно в зеркале, что раззадорило еще больше. Хуже было даже не его отражение, а то что было за окном.

Покореженные толстые деревья, словно издеваясь, заполонили всю площадь… Воспоминания навалились все разом.

— Звездунов… мать его, — процедил Ананьев, и глаза его недобро взблеснули. Вспомнился и день, и обвал потолка в лаборатории, и даже призрачная тварь во сне. Словно издеваясь, в мыслях всплыла поломанная женушка-калека с лицом Хадисы Кирин и так в них и застряла со своим искалеченным изрезанным телом. Сто восемнадцатая статья кодекса Хранителей… Кто бы мог подумать, что послушники Звездунова применят ее на практике. Сильные, сволочи. Хуже всего было то, что дрянная послушница застряла в нем занозой со всеми искусственно созданными воспоминаниями.

Прикрыв ладонью лицо, Ананьев тихо рассмеялся, осознав всю комичность ситуации.

Его обставили по полной какие-то несчастные малолетки, за что и поплатятся.

* * *

Академия встретила Борин вечерними сумерками и суетой. Пораженно остановившись на краю бывшей площади, Эвереста во все глаза смотрела на деревья, заполонившие пространство. Кое-где горели переносные фонари. Студенты с инженерного мастерили миниатюрные мостики, перебрасывая их через неглубокие светящиеся ручьи. Кто-то из студентов ровнял землю, кто-то выкладывал дорожку, используя каменную брусчатку. Ребята с артефакторского крепили к ветвям магические фонарики. Несколько Хранителей, выделявшихся на общем фоне чисто жестовой системой общения, ходили с рулеткой и что-то записывали в блокнотах. Даже адепты что-то делали, бегая с садовыми ножницами вокруг деревьев.

Ничто не говорило о «бесчинствах», о которых намекал Хинеус Кирин. И это ставило в тупик не меньше деревьев, выросших там, где это в принципе невозможно. Все выглядело очень организованно, отчего гордость должна была греть душу. Но не грела. В голове Эвересты Борин билась до умопомрачения гадкая мысль: «Что, черт возьми, здесь произошло?»

Увы, но уставший организм отказывался мыслить трезво, ибо предстояло разобраться не только с разыгравшейся перед глазами картиной, но и со свалившимся на голову заговором, с наживкой, в роли которой была ни о чем не подозревающая Кирин, с журналистом, который невесть как пробрался на территорию Академии, с Первым репетитором, который не постеснялся что-то испытывать на барьере. Но хуже всего в какофонии ее мыслей было воспоминание о разорванном на части нетопыре и провернутой после казни… Потому в ответ на мысли о неправильности происходящего ее усталый мозг стопорился, желая свернуться в трубочку. Определенно с этим ее состоянием стоило что-то делать.

Пересекши непривычный сад, Эвереста Борин целенаправленно двинулась в административный корпус с целью закрыться в собственном кабинете и предаться дегустации той чудной настойки, которую ещё утром нахваливала преподаватель амагической биологии, заталкивая десятилитровый бутыль в ее, ректорский, платяной шкаф…

Увы, ректор Борин даже не подозревала, что до настойки она доберется еще не скоро.

Глава 42

— Ещё раз и по существу, — велела Эвереста, устало потирая виски и вслушиваясь в неторопливые объяснения. На ней все еще красовался розовый комбинезон, дополняя общую диковинную картину. Ананьев и Звездунов в кои-то веки сидели молча по разные стороны дивана. Один лысый и в больничном халате с тапками, второй — с фингалом под глазом и в новом костюме. Между ними разместилась Дич, хмурая и недовольная.

Секретарь присела возле письменного стола. Тяжело вздохнув, она начала свой рассказ сначала:

— В Академии случилась диверсия с распространением летучего наркотического вещества. У Хадисы Кирин произошел всплеск во время обеденного перерыва, волнения удалось подавить без последствий. Послушники добровольно провели практикум по сто восемнадцатой статье Кодекса Хранителей. Также был проведен практикум по гемодиализу и гемофильтрации, в котором принял участие Его Высочество и преподавательский состав… А также было зафиксировано самопроизвольное окукливание адепта Мухотряскина…

Выдав последнее, Марита покосилась на деканов и умолкла.

— Это все? — Эвереста внимательно осмотрела всех. Звездунов поправил галстук, Дич покосилась на выход.

— Потолок в моей лаборатории обвалился, — дополнил Ананьев, задумчиво почесывая волосатое колено. — Случайно, без злого умысла.

— Двадцать девять послушников застряли в специфической форме оборота, — процедил Звездунов. — Это до понедельника. Все в пределах нормы…

— У меня студент пропал, — прошептала Гемарта.

— Может, тоже окуклился? — хмыкнул Анонис и обратился к Октопусу. — Звездунов, ты бы проверил своих приблуд…

— У меня благородные девицы, а не приблуды, — ощерился Октопус. — Утонченные представительницы высшего сословия…

— Ага, твои утонченные дворянки как раз очень кстати устроили оргию в столовке…

— Если вы оба сейчас же не заткнетесь, то по новой познакомитесь со сводом правил Академии, — тихо прошептала Эвереста, — путем глубинных стимуляций в исключительно приятной компании друг-друга. — Она откинулась на спинку кресла и смерила всех тяжёлым взглядом. — Я не буду терпеть детский сад. Я жду детальный отчёт от каждого, к утру. Октопус, организуй осмотр всех помещений. И не строй мне удивленную рожу. Мухотряскин не бабочка, в куколку без чьей-либо помощи не превратится. Ананьев, подпиши Гемарте добро на эксперимент с тенью Влада. Гемарта, составь запрос на перекодировку защитной системы для артефакторского, по возможности с подробной химической формулой вещества… И сделай наконец что-нибудь с его фингалом! Он преподаватель, в конце-то концов!

— А можно мне лысину убрать? — поинтересовался Анонис.

— Могу парик дать, рыжий, — беззлобно предложила Борин. — Хочешь? На клей посадим, хрен отодрешь…

— Может, успокоительного? — осторожно предложила Дич. — У вас там в шкафу как раз подходящая настойка…

Фыркнув, Эвереста на миг прикрыла глаза. Откровенно хотелось спать. Говорить начала тихо, но в напряженной тишине ее кабинета все было слышно предельно ясно:

— Я сегодня депешу нетопырем отправила, по поводу действий Первого репетитора… Нетопыря разорвало на части, Главного репетитора едва не убили. Так что нас ждут пертурбации… и море проверок. Вдобавок еще и вынужденно угодила на казнь директрисы Института благородных девиц, так что расслабляться не советую. Мы в особом положении, но, судя по произошедшему, ненадолго.

Она открыла глаза и взглянула на троих помрачневших коллег.

— Хуже всего в произошедшем то, что вчера ко мне в кабинет пробралась белая тень.

— И вы молчали? — возмутился Ананьев. — Мы бы уже отловили журналюгу…

— Кто-то подчистил распоряжение на машинке, — встала на защиту начальницы Марита.

Дич шумно выдохнула, Анонис, наоборот, процедил что-то насчёт тупых тролльих мозгов.

— А почему на Первого репетитора стучали? — зашел с другой стороны Звездунов.

— А он нам барьер насквозь прожег, — вклинилась в разговор Марита. — Еще и сказал, что Кирин нужна принцу как постельная игрушка… А почему вы на меня так смотрите? Его жрецы о многом днем рассказывали, пока госпожа Борин с Первым шепталась. Главное — спросить правильно.

— Прожженный барьер — это нехорошо, — помрачнел декан факультета семейного раздора, поворачивая голову к окну. — Тем более, по графику прорыв скоро… Надо бы съездить глянуть.

— Вот и съезди… — нахмурилась Эвереста. — Октопуса с собой прихвати. Погуляете, пообщаетесь. Глубже познакомитесь…

— Глубинно простимулируетесь… — задумчиво дополнила Дич, вспоминая вечерние опусы Рыловой.

Двое мужчин синхронно повернули к ней свои головы.

— Работаем, мальчики, все разборки потом!

* * *

— Горр как в воду канул, — вздохнула Ррухи, склонившись над столом. Ее взгляд был опущен в тонкую тетрадку, где она исхитрилась исписать уже больше половины листов. С противоположной стороны сидела одна из сестер-близняшек и чиркала в такой же тетрадке свою часть отчета. Хадиса же разместилась у себя на кровати, положив на колени демонический атлас. Книга очень удачно заменила ей столешницу, позволив писать полулёжа.

— Чего это ты вдруг забеспокоилась о нем? — удивилась одна из фей и пытливо взглянула на Ррухи. Сейчас ее крылышки были почти невидимыми в свете ламп. — Еще утром ведь нос воротила…

— Просто неспокойно, — вздохнула волчица, ковыряя пальцем слегка изменившую цвет татуировку. — Слишком уж он ответственным был днем. Пахал как вол…

— И ты вальяжно распахнула перед трудягой сердце? — фыркнула вторая сестра. — Забыв о всех несчастьях, связанных с ним?

— Не поверю.

— Ерунда все это… — синхронно выдали близняшки и заулыбались. Их унисонный ответ впервые разнился.

— Давай так: закончим с писаниной, я отнесу отчет старосте, а потом отправимся к медицинскому, поинтересуемся? — предложила Хадиса. — Может, ты просто зря волнуешься?

Волчица покосилась на Кирин и неуверенно поджала губы.

— Мы поможем. — Обе феи успокаивающе коснулись плеч волчицы. — Не переживай.

Ррухи ничего не осталось, кроме как кивнуть. Спустя час Хадиса Кирин застыла у двери старосты в нерешительности. Было уже около десяти вечера, и ей как послушнице факультета хранителей семейного очага надлежало быть в своей комнате и готовиться ко сну. Не сказать, что это было слишком уж строгое правило, скорее, рекомендация. Однако время было не для посещения мужских комнат. Но отчет был готов, а держать его в комнате до понедельника девушка не хотела, тем более что она пообещала Ррухи прогуляться до медицинского. А значит, комната будет пустовать. Мало ли, вдруг адепты нагрянут?

Неожиданно чья-то ладонь опустилась на плечо. Вздрогнув, Кирин резко обернулась и едва не уткнулась носом в грудь старосте. Надо сказать, одет тот был как-то совсем не в соответствии с формой, с почти что расстегнутой рубашкой. Сердце начало бешено колотиться, и Хадиса буквально усилием заставила себя подумать о чем-то другом, нежели о полоске кожи, виднеющейся из-под распахнутой сорочки. Собственные реакции на противоположный пол начинали откровенно бесить своей абсолютной неразбочивостью.

— Отчет… — все же выдавила она из себя, помахав тетрадками, которые держала в руках. Подняв на него глаза, удивленно сглотнула, чувствуя уровень выросшей перед ней проблемы.

За эту неделю она начала безошибочно распознавать вожделение. Так вот, ничем другим от старосты не веяло. И он явно понял то, о чем она подумала, ибо стоило ей попятиться, как парень самодовольно улыбнулся и резко подхватил ее под локоть одной рукой. Второй четко, даже не глядя в сторону замочной скважины, вставил в нее ключ. Словно в насмешку, в голове демоницы звякнул вопрос: «Какого уровня должна быть координация и мускульная память для такого с виду не хитрого действия?»

А дверь тем временем медленно отворилась. Комната, представшая ее взору, была по-мужски уютной: с диваном, шкафом и парой кресел возле стола. На столе валялся блокнот с карандашом, напоминая, что владелец комнаты держит обет молчания. Сквозь приоткрытую дверь справа виднелась кровать, там же была еще одна дверь, закрытая наглухо, — ванная. Единственное окно было полуприкрыто серой льняной шторой.

Плотно закрыв входную дверь и отобрав у замершей каменным изваянием девушки тетрадки, парень упал в одно из кресел и быстро их пролистал, а после перевел взгляд на окно, словно мысленно сверяясь с написанным.

«Ты все правильно посчитала?» — наскреб он в блокноте карандашом.

— Двадцать девять, — охрипшим голосом ответила Хадиса и, невольно скользнув взглядом по стройным бедрам парня, поджала губы. Надо все же признать, у нее фетиш, и с этим ничего нельзя поделать. Хорошо хоть староста не демонстрирует свои филейные места неуместными позами. Как назло вспомнился Самсон с его пятой точкой. Хадиса шумно выдохнула и пожалела, что не взяла с собой девчонок за компанию. Они хорошо отвлекали от ненужных мыслей.

Староста недовольно вздохнул, хотя прекрасно понимал, что Кирин не ошиблась.

— Они ведь вернутся в нормальное состояние, разве нет? — Хадиса нерешительно подошла к окну и сама вперилась взглядом в раскинувшийся под ним "скверик".

«Плохо то, что остальные сбежали, — вернувшись к столу, написал староста. — Наш поток может уменьшиться на треть».

— Но ведь до экзаменов еще целый семестр… — пораженно выдохнула она и, оторвав взгляд от записи, с ужасом осознала, что староста снимает рубашку. Крайне медленно снимает, надо сказать. Глаза его при этом лихорадочно блестели, а на лице блуждала предвкушающая улыбка. Наконец отбросив рубашку в сторону, парень подхватил со стола карандаш и снова склонился над блокнотом: «Смотри п. 15, ст. 213 Кодекса. И помедитируй с феями наконец.»

А потом указал рукой на дверь и, издевательски усмехнувшись, беззвучно прошептал одними губами: «Проваливай, извращенка».

* * *

В комнату Хадиса вернулась в разрозненных чувствах и сразу же рассказала девушкам о том, что ждёт часть послушников.

— Мы здесь уже неделю, а я все равно не понимаю правил, — фыркнула Ррухи.

— А по моему, все понятно, — возразила одна из фей, вторая в этот момент как раз скрылась в ванной. — Вот, слушайте. Хранитель не бежит перед лицом опасности, Хранитель встречает ее и обращает во благо общества. — Она отбросила кодекс в сторону. — Получается, те, кто сейчас застрял в древесной форме, действовали согласно правилам, несмотря на глупость ситуации вообще. Трусость не котируется, вот и все.

— Но выступить против Максимилиана… — выдохнула Ррухи. — Он же принц…

— И что? — выглянула из ванной вторая фея, вытирая полотенцем мокрые волосы. — Вон Хадиса, тоже претендентка на трон…

— На тысячном месте, — меланхолично напомнила Кирин.

— Да какая разница, — в один голос зафыркали сестры. — Дрейк тоже не на первом месте списка, знаете ли.

За беззлобной беседой девушки дружной гурьбой двинулись на улицу. Луна была высоко, меж деревьев прогуливались парочки, и ничто не предвещало внештатных ситуаций… почти. Одетые в черные плащи деканы враждующих факультетов молчаливо пересекли «парк», не обращая внимания ни на резко тормозящие парочки, ни на удивленные лица своих подопечных.

— Паленым тянет, — задумчиво протянули феи, и Хадиса, проводив взглядом мужчин, лишь молча с ними согласилась.

Не успели деканы скрыться из виду, как отовсюду затрещал ставший привычным голос секретаря Мариты:

— Внимание-внимание, всем учащимся приказано немедленно вернуться в свои комнаты и подготовиться к проверке согласно пункту триста восемнадцатому договора…

— Что-то я не помню такого пункта, — нахмурилась Ррухи, раздосадованная, что планы накрылись.

— Обыск проводить будут, — задумчиво объяснила Хадиса. — Идемте уже в медицинский, раз вышли, все равно нам скрывать в комнатах нечего.

— А-а… мы, наверное, вернёмся, — резко перебили ее феи.

— Проконтролируем, чтобы ничего не подкинули…

— Порядок наведем…

Проводив упорхнувших фей взглядом, Хадиса и Ррухи озадачено переглянулись.

— Чего это они? — спросила волчица, негодуя. — В институте проверки едва ли не каждый день были.

— Не подсмотрим — не узнаем, — задумчиво ответила Кирин, чем удивила подругу не меньше.

_________________________________________________________________

Всем привет, дорогие читатели! Пятница подошла к концу наконец, но от этого событий меньше не стало. Я по немногу дополняю первые главы описаниями, так-что если вдруг сайт пригласит вас читать продолжение в начальных главах — не пугайтесь! Если возникают вопросы — смело пишите, я буду дополнять текст там, где он этого требует!

Так же хочу предупредить, что поскольку Хадиса являеться наживкой на преступника впереди грядут более серьезные по содержанию события. Будет и смешно, и грустно, и больно… возможно даже смертельно. Но в последнем еще не уверена.

В любом случае, задач перед персонажами очень много, но они сильные и справяться!

Следующая глава будет 8 марта. С наступающим всех!

Глава 43

— Внимание-внимание, всем учащимся…

— Уже по пятому кругу повторяют, — заметила одна из сестер, закрывая входную дверь на ключ. Ее сестра-близнец порхнула к окну и плотно задвинула шторы.

— Видимо, пробрало не всех.

Внимательно осмотрев комнату, девчонки нырнули под одну из своих кроватей, которая находилась в правом углу от окна, и начали отцеплять кокон.

Их общая проблема была существенной. Во-первых, официально науке было неизвестно о коконах фей, о их амагической структуре — тем более. Во-вторых, сдернутая с места «куколка» утрачивала для Улья свою ценность. Использование объекта повторно часто становилось нецелесообразным. И хоть последнее — не их случай, мать по головке все равно не погладит.

— Может, перемотаем на крыше, как Мухотряскина, а?

— Сначала надо проверить, все ли с ним в порядке, — ответила ей сестрица, пыхтя.

Кокон держался крепко и отлипать от дна кровати не хотел. Его амагическая структура играла теперь уже с ними злую шутку, отталкивая те крупицы магии, что девчонки успели насобирать. Кто ж знал, что пить Владову кровь нельзя, и их творение теперьбудет из-за этого брыкаться? Сестрица, умудрившаяся прошлой ночью укусить черноволосого красавца, теперь в задумчивости облизала губы, вспоминая вкус его крови. Последовавшее после чувство энергетической наполненности было непередаваемым и неимоверно упоительным. Настолько сильным, что девчонки даже смогли воспроизвести одну из песен кодекса, подсмотренную у Звездунова. Зря Мухотряскин вчера вернулся, ещё и так глупо попался. Два кокона за ночь — это явно перебор. Но, надо признать, было весело.

Задумавшись о вчерашних ночных приключениях, сестрицы приподняли кровать, водруздив ее ножки на стопки книг, и начали орудовать ножницами. Благо, для этого дела сгодились самые обычные, канцелярские. Лысый адепт, как и ожидалось, крепко спал. Учитывая, что в коконе он провел меньше суток, нужный феям процесс даже не начался. А значит, его тело все ещё пригодно для дела.

Было обидно. Для создания нового кокона опять придется обращаться к Верховной матери.

— И куда его теперь?

За входной дверью послышался шум. В соседскую комнату чинно стучали.

— Открывайте, проверка! — раздалось оттуда же.

— В матрас не поместится…

Они вопросительно переглянулись, потом так же слажено перевели взгляд на единственное в комнате окно. Решение пришло одновременно в обе светлые головки и тут же было приведено в исполнение.

* * *

Как-то в одночасье все вокруг зашевелились. По парку опять прошлась странная компания, теперь состоящая из старост. Трое парней и две девушки. Хадиса узнала лишь двоих из пятерки: старосту от хранителей и Рубина Трахтенберга от адептов.

Ребята остановились в центре сквера, как раз возле разверзшейся дыры в лабораторию Ананьева. В какой-то миг над головой каждого зелёным светом вспыхнули магические печати-пентаграммы. Неожиданно ребят стало в два раза больше, потом компания вновь увеличилась в геометрической прогрессии. Разделившись, все двинулись в разных направлениях, внимательно обследуя все на своем пути.

Одна из групп направилась в сторону факультета Хранителей, сканируя пространство тремя разными заклинаниями. Представитель инженерного пользовался неизвестным прибором, похожим на бинокулярные очки, с той лишь разницей, что из последних обычно не торчал сноп антенн. Девушка с артефакторского держала в вытянутой ладони тонкую цепочку, на конце которой раскачивался объемный шар размером с куриное яйцо. Шар мерцал всевозможными цветами, привлекая внимание. У остальных старост просто светились глаза. Судя по всему, их заклинания были энергетически затратными, и такая их интерпретация помогала хорошенько сэкономить силы. Компания старост обошла корпус факультета хранителей семейного очага, а после скрылась в самом здании.

Все это время две подруги стояли неподалеку, внаглую наблюдая за их действиями. На девушек косились, но в корпус не гнали.

— Смотри, — спустя некоторое время прошептала Хадиса, указывая на окно их комнаты, в которой неожиданно погас свет.

За стеклом промелькнуло лицо одной из фей, после она распахнула створки и выпорхнула наружу, таща за собой огромный увесистый моток, обвязанный простыней, в ночной темноте напоминающий скрученный рулоном матрас. Ррухи утянула Хадису в тень. Обе следили за происходящим крайне озадаченно, ведь раньше подруги-сестры за кражей матрасов явно не замечались.

Матрас поддаваться не хотел и, судя по всему, застрял в окне. Феи начали нервничать. Вторая девушка перестала толкать его изнутри комнаты и присоединилась к сестрице.

— Слушай, может, им помочь? — предложила Ррухи.

— В краже матраса? — Хадиса вопросительно вскинула брови. — И как ты себе это представляешь?

— Почему сразу кража? Просто укрывательство.

Тем временем «матрас» поддался и все же выпал из окна, всей своей массой утаскивая девчонок вниз…

* * *

Академический паровик уверенно ехал вперед. Ананьев, сидящий за рулём, уверенно вел машину мимо колдобин и ухабов, не спеша, но и не слишком медленно плетясь. Из-за отсутствия крыши ветер неприятно царапал кожу песком, но все равно порой казалось, что они стоят на месте. Пространство внутри зоны аномалии расширялось. Стены Академии все отдалялись, а барьер все никак не приближался. Кнуту не потребовались заклинания, чтобы видеть его выгибающуюся, словно ткань, поверхность, под которой то и дело проскальзывали упругие тела тварей. Октопус сидел рядом, привычно хмурый и сдержанный. Но это только пока. Хорошо, если барьер затянулся сам. А если нет? Тогда этой ночью в зоне аномалии будет весело, и Звездунов наконец осквернит свой сдержанный язык матом. А если дыра окажется ещё и сквозной, как рассказывала о ней Марита, придется знатно поработать. И хорошо, если их прогулка обойдется без кровавого пота. Хотя, в последнем Ананьев откровенно сомневался.

Они достигли неглубокого ущелья меж скал, когда луна уже была высоко. На серых отвесных стенах красными бликами отсвечивала зияющая брешь. Старый храм спрятался где-то в глубокой щели, и если не знать о его наличии, можно запросто пройти мимо.

Из-под тормозящих колес выбило каменную крошку. Остановив машину, Ананьев приподнялся с сиденья и, перегнувшись через ветровое стекло, придирчиво взглянул на зияющую кровавым зевом дыру. Внутри, словно зубы песчаного червя, набухали белые наросты. Они искрились и мерцали, свидетельствуя о том, что скоро их поверхность лопнет, вываливая в этот мир незваных гостей. Обычно они задыхались внутри барьера, а кто был посильнее — тот умирал под солнцем за считанные часы. Брешь и временной сдвиг спутали карты. Когда прорвет — станет горячо.

Стоило подготовиться заранее, хотя бы проверить дыру по всей ее длине. Но лезть в это дело самому было чревато, ибо если брешь неожиданно схлопнется, а такое тоже могло произойти, приключение сладким не покажется.

Словно прочитав его мысль, Октопус спокойно вылез из машины и, подойдя вплотную к бреши, вытянул руку перед собой. Его голос гортанным клекотом ударил по ушам, вызывая мурашки по коже. На его вытянутой ладони вспыхнул искристый белый шар. Его плотная, словно из маслянистой жидкости, поверхность лучилась. Звук, выдаваемый Звездуновым, изменился, а шар, успевший вырости до размеров человеческой головы, надтреснул, раскрывая ужасающий по своей сути исполинский глаз с иссиня-черной радужкой. Круглый зрачок сузился, фокусируясь, и поплыл в сторону, словно оценивал все вокруг. Глаз медленно поднимался вверх, отрываясь от ладони Звездунова. Стоило Октопусу опустить руку, как глаз метнулся в брешь, исчезая в дьявольской глубине. Не прошло и минуты, как Хранитель обернулся к Ананьеву и констатировал худший из вариантов:

— Сквозная и все ещё расширяется извне.

Ананьев сглотнул и на миг пожалел, что не взял с собой адептов. Октопус тем временем вернулся к машине и подхватил рюкзак, набитый под завязку. В алом полумраке его подбитое лицо выглядело устрашающим.

— Я на внешний барьер, хочешь — присоединяйся.

Звездунов не раздумывая ступил внутрь дыры. Скрипнув зубами, Ананьев подхватил свои манатки и поспешил следом. Черта с два он соврет, если скажет, что ему происходящее нравилось.

* * *

Монотонный звук бил по ушам тихим писком. Поморщившись, Линн открыла глаза и скользнула взглядом по помещению, неосознанно вырывая из полумрака с десяток трубок, проводов и медицинскую аппаратуру. Трубки вели к ее левой руке, врезаясь в кожу чуть выше запястья. Поморщившись, девушка отодрала катетер, а после попыталась сесть. В теле чувствовалась неприятная слабость, голова кружилась.

Откровенно хотелось пить, однако положенного ей стакана воды на тумбочке не наблюдалось. Зато был ночник, который включился с первого раза. Магический заряд мягко осветил помещение теплым приглушённым светом. Свет стремительно тускнел, скатившись в синий тон. Это не радовало.

Сползши с кровати, девушка некрепкой походкой подошла к умывальнику и открыла кран. С наслаждением умылась и напилась с пригоршни. Взглянув на зеркало, висевшее над умывальником, адептка оценила свой неказистый вид и скривилась. Она помнила все, что произошло, ярко и отчётливо, и оттого кровь закипала в жилах, наполненная злостью и негодованием.

Так некстати кожу начало жечь там, где ее коснулась плеть Самсона. Она очень хорошо помнила то столпотворение в ее голове. И за это гребаное и отвратное чувство однозначно кое-кто поплатится.

Поджав губы, Линн попыталась привести волосы в порядок, причесывая их пальцами, но получалось плохо. Ничего, это ненадолго. Она вернет свои силы.

Проведя языком по пересохшим губам, Линн ещё раз взглянула на свое блеклое отражение и отвернулась к окну. Вид из этой палаты был издевательски лаконичен, открывая панораму на оборонную стену. Шумно выдохнув, девушка вернулась к кровати и разгладила постель. Упав на нее сверху, начала обдумывать наиболее подходящие кандидатуры для жертв.

Перед тем как мстить одной приблудной дряни, стоило напитаться энергией, которой в ней теперь было, словно у младенца, то бишь с гулькин нос. Линн чувствовала свое опустошение и отчётливо понимала, что если нечего не предпринять, сила будет восстанавливаться крайне медленно.

Решение пришло к ней неожиданно. Эта палата обычно не использовалась, значит, медицинский блок был переполнен. Нет ничего проще, чем тянуть энергию у больных. Уж она знала об этом отнюдь не понаслышке.

Глава 44

Матрас застыл буквально в полуметре от земли, провалившись сквозь заклинание левитации, словно через дыру. Вцепившиеся в него мертвой хваткой феи же застряли в заклинании и теперь шумно хватали ртами воздух, явно от испуга и адреналина.

Хадиса медленно опускала ладонь, а вместе с этим нехитрым действием крылатая парочка оказалась на земле без особого вреда своему здоровью.

Свет в их комнате вспыхнул, и феи тут же нервно затрепетали крылышками.

Похоже, времени на размышления не было. Подхватив матрас с четырех сторон, девчонки двинулись вдоль стены, а после и вовсе направились в сторону «парка». Их никто не останавливал, хотя некоторые и косились: мало ли, для чего им нужен матрас, не труп же…

* * *

Дверь открыл староста факультета хранителей семейного очага. Включив свет и пропустив коллег внутрь, он в задумчивости осмотрел помещение. Сканирующее заклинание Хранителя показывало равномерность энергетических потоков. По крайней мере, оно показывало крепость их структур везде, кроме крыши корпуса, принадлежащего инженерному факультету. Именно там и обнаружилась странная находка. Встретить схожие нарушения энергетических структур в комнате новеньких послушниц стало слегка неожиданным моментом проверки. Староста словно взглянул со стороны на кротовую нору, прорвавшую энергетические пласты вдоль комнаты, и от этого становилось слегка не по себе.

— Ничего, — выдала староста медицинского.

— Амагических структур не обнаружено, — тоже покачала головой представительница артефакторского. Парень с инженерного что-то подкрутил на своем шлеме, и бинокуляры, звонко вжихнув, удлинились:

— Остаточные тепловые следы, не более, — глухо раздался его голос из-под шлема. Антенны на голове зашевелились, и парень недовольно фыркнул. — Пять источников тепла. Похоже, кто-то долго прятался под кроватью. Вуайерист хренов. У вас за такое разве не исключают?

Вопрос остался без ответа. Представитель Хранителей даже не думал отвечать на него, все его внимание сосредоточилось на адепте, явно увидевшем что-то.

А Рубин тем временем, наложив поверх глаз мерцающую иллюзию, дабы вопросов по поводу его предвзятости не возникало, задумчиво вытащил из кармана горсть орешков и начал поочередно забрасывать их в рот, методично жуя. Взгляд его глаз, светящихся красным, лениво полз по комнате, выхватывая детали. А ведь было на что смотреть и без заклинаний: учебники лежали на полу, возле кровати, словно кто-то сдвинул целую стопку ногой; плохо застланная кровать, из-под одеяла которой виднелся голый матрас без простыни; слегка сбитый в сторону коврик, заломленный у ножек стола, будто что-то волокли по нему к распахнутому окну. Торчащий из трещины на подоконнике длинный волос был красноречивее всего остального. Однозначно девичий. И явно принадлежащий фее. Не крыло, конечно, но сойдёт.

Забросив в рот последний орешек, Рубин бесцеремонно выглянул в распахнутое окно и заметил четверку, убегающую в сторону лаборатории Ананьева, хотя вряд ли их натужное сопение над огромным свертком можно было назвать быстрым. Выглядело забавно. Мысленно послав им вдогонку следилку, Рубин незаметно снял с подоконника волос и обернулся.

— Я, конечно, знал, что Хранители — те ещё задницы, но то, что они ещё и неряшливы… — выдохнул он, демонстративно надув пухлые щеки. — Сквозь такой бардак не то чтобы энерго-структуры — следов преступления не заметишь.

Раздорец стрельнул глазами в будущего Хранителя и криво усмехнулся: хмурое лицо послушника вытянулось от удивления. Посыл послушник понял правильно: ему только что предложили соврать. Совладав с собственным выражением лица, парень хмыкнул и жестом указал на дверь, приглашая всех на выход. Обескураживающий вопрос раздорца остался без ответа и спокойно ждал до момента отчёта.

Трахтенберг мог хоть до посинения сверлить его взглядом, но говорить, а тем более подавать какие-либо знаки, староста хранителей не был намерен. Так они и вышли из комнаты, молча прикрыв за собой дверь.

* * *

Пробраться в лабораторию Ананьева оказалось не так уж сложно. Сначала вниз спрыгнула Хадиса, после феи опустили туда Ррухи, и только тогда пришел черед их ноши. Помня о странных свойствах предмета, Хадиса пыталась удержать своей магией именно тела фей, и даже при таком раскладе она чувствовала, насколько тяжело дается это нехитрое действие.

Вопросов насчёт странного свёртка с каждым мигом ставилось все больше. Он не отталкивал магию, он проходил сквозь нее, словно брошенный в воду камень, рассекая ее плотность на раз.

В лаборатории было темно. Вода хлюпала под ногами, неприятно обволакивая щиколотки, проникая в обувь и делая ее тяжелой и неудобной. Света, льющегося с поверхности, было недостаточно. Однако Хадису это не сильно волновало. Она прошептала заклинание и повела ладонью. В одночасье все поверхности помещения стали ярче, давая возможность спокойно ориентироваться в пространстве. Один лишь свёрток черным пятном лежал на операционном столе, мозоля глаз.

Сестры тяжело дышали, внимательно следя за неожиданными помощницами. Это немного обескураживало: ведь не первый год были вместе.

— О, каталка, — обрадовалась Ррухи, нарушая их общее молчание, словно ничего не случилось. Дернув Хадису за руку, она ткнула пальцем в сторону стола на колесиках. — Я слышала, здесь трупов немерено, значит, морозилка есть. Давай туда эту плюшевую дурынду…

— Нельзя в морозилку, — тихо вздохнули близняшки, и их крылья синхронно поникли. — Живая она…

— Что-то мне резко поплохело, — нахмурилась Ррухи, смотря на заботливо окутанный простыней обьект. — И чем эта "она" является?

— Куколка это, — ещё тише выдохнули близняшки, нервно переглядываясь друг с другом.

— Позже объясните, — наконец вынесла свой вердикт Хадиса и молча подкатила к столу каталку. — Спрячем куколку, ну а после поговорим…

За их спинами неожиданно раздался лязг. Словно кто-то со всей силы ударил по металлической поверхности.

Напряжённо собравшись в кучку, девушки привычно спрятались за Хадисой, всей гурьбой вглядываясь в черный дверной проем, откуда донёсся звук. Тишина обволакивала их еще пару мгновений, покуда звук не стал ритмичным и напористым.

— А мне вовсе не страшно, — выдохнули близняшки.

— И потому вы за спиной подружки спрятались, — фыркнула волчица.

— А сама что? — Феи вновь скатились в синхронность. — Смотри, хвост с испугу потеряешь!

Хадиса закатила глаза, призывая себя к спокойствию. Звук повторился, теперь в удивительном, нарочито медленном ритмичном темпе. Увы, отравленный ее собственной силой мозг диктовал странную картину, ставшую причиной звука…

Удары не прекращались, Кирин, тихо хихикнув, прикрыла рот ладошкой, пытаясь взять себя в руки.

— Ты что, смеёшься? — удивились сестры.

— Да так, представила кое-что несуразное… — прошептала она, а после обернулась и ухватилась за простынь, которой была обмотана так называемая «куколка». Ей живо представилась внутри ещё одна фея, иной причины столь скрытного поведения подруг она не видела. Да и, откровенно говоря, не хотела видеть.

— Давайте на каталку ее, что ли… Заодно глянем, кто там ломится…

* * *

Дно бреши непривычно пружинило под ногами, дрожа и слегка прогибаясь. Наросты пульсировали, полупрозрачные стенки слегка изгибались, и казалось, что ты пробираешься не по энергетической структуре, а по живой ткани. Вот только не понятно, в качестве кого они по ней продвигались: в качестве белых телец или же вирусных организмов.

Дыра действительно расширялась, и чем ближе двое мужчин подходили к выходу, тем больше было наростов. И когда они лопнут, все порожденные создания бросятся туда, где больше пространства. Глаз встретил их на полпути. Лёжа на боку, если так можно высказаться о парящем объекте, он медленно вращался, осыпая белоснежными лучами все вокруг.

Прислонив рюкзак к вибрирующей стенке, Звездунов в который раз осмотрелся. Дождавшись, когда Ананьев зайдет ему за спину, он выбросил правую ногу вперёд, левой упираясь в упругий настил. Его позиция была устойчивой, и Ананьев даже немного подивился тому, с какой педантичностью Звезда готовился к своей очередной «песне». Вытянув руки перед собой, Октопус сложил вместе большие и указательные пальцы. Его гортанное пение снова ударило по ушам. Энергия колыхнулась, обдав колючим ветром. Тело под давлением начало сдавать назад, несмотря на предпринятую стойку. Ананьев, прикрывшись лёгким энергетическим щитом, смотрел на происходящее с лёгкой ленцой, ни капли не удивляясь. А тем временем ладони Хранителя слегка засветились, а после вокруг них заклубилось очередное Нечто, взирая вокруг десятками фасеточных глаз и выбрасывая свои щупальца к стенкам бреши. Закрепившись, живой энергетический щит начал наращивать массу, медленно поглощая свободное пространство. Вскоре ход назад был полностью закрыт, отрезая обоих мужчин от Академии и транспорта.

Ананьев наблюдал за действиями коллеги молча, а когда пришел его черед действовать, ударил по живой сущности проклятием. Темная сила послушно впиталась в существо и подчинила его изнутри, заставив замереть. Пространство вокруг них завибрировало сильней. Полупрозрачные стенки медленно поплыли по созданному щиту, поглощая его и не давая сдвинуться с места. Через четверть часа брешь можно было считать заделанной. Все, что проклюнется изнутри аномалии, вскоре сгинет… А вот то, что осталось здесь… Ананьев невольно обвел глазами объем работы. Пока наросты не лопнули, стоило основательно подготовиться.

Пока Анонис был занят, Октопус успел нарисовать на нескольких наростах магические печати усиления. Теперь эти яркие магические закорючки красовались круглыми узорчатыми боками. Наверное, не зря их все же печатями начали называть. Это должно было в итоге не дать наростам лопнуть. Хорошая тактика… Но Раздорец привык действовать иначе. Его вымораживающее проклятие тонкими черными строчками ложилось на белесую поверхность исполинских гнойников. Что бы ни вылезло отсюда, оно издохнет за считанные минуты. Октопус в его работу не совался, продолжая заниматься своим милосердным делом…

* * *

Ящик был узким и высоким. И если бы не пыльная тряпка, уткнувшаяся в нос, можно было бы с уверенностью сказать, что это гроб. Честно говоря, в первый миг Горр так и подумал. Однако, привыкнув к темноте, он быстро нащупал босыми стопами как перекладину, так и вешалки, которые спустя пару неаккуратных взмахов ногами упали ему на лицо… Шкаф был узким и не располагающим к маневрам: Горру только и оставалось, что стоять на собственных плечах, более-менее приемлемо повернув голову в сторону, да лупить кулаком в запертую дверь.

На тот момент, когда дверь отворилась, он успел помянуть поименно все злые и все добрые лица Многоликого, и даже безликих Хранителей вообразил в лицо…

Хадиса, смело открывшая дверь, икнула, выпучила глаза и вновь ее захлопнула… Следующими дверь открыли близняшки, заржали, попросили потерпеть и снова дверь закрыли, угорая и вспоминая дубинку тролля.

Горру тоже хотелось посмеяться и похлопать дверью с другой стороны. Но тело затекло, и сам он выбраться, увы, не мог. Наконец дверь открыла Ррухи, оценила вид Горра по достоинству, закатила глаза к потолку и назвала всех дурами и ненормальными. В итоге девчонки вытаскивали его затекшее тело всей гурьбой и даже заботливо выдали простынку.

Глава 45

Часы показывали полдвенадцатого ночи, когда в дверь личных апартаментов Эвересты Борин постучали. Стучали долго и со смаком, поэтому успевшая заснуть женщина несчастную дверь все же отворила. За дверью стоял мужик в форменной одежде боевого мага из свиты принца. Одет он был, правда, слегка неряшливо. Сорочка расстегнута у ворота, пятно на штанах, к тому же явные признаки стояка.

— Чего надо? — наконец выдала Борин, кутаясь в махровый халат и сверля огромного мужика сквозь полуопущенные веки.

— Нам бы настойку от проверки… — замялся мужик.

Подвиснув от такой формулировки, Эвереста поняла, что остатки долгожданного сна начинают с нее слетать.

— Четко, понятно, по уставу! — басовито гаркнула она, щуря сонные глаза.

Мужик от неожиданности резко выпрямился, отсалютовал и сразу начал чеканить понятными формулировками:

— В связи с текущей проверкой учащихся на устойчивость перед ментальными атаками эротического характера прошу выделить личной охране его высочества Максимилиана Дрейка средства для противостояния ментальному воздействию в количестве шести порций! — выпалил мужик и чуть тише добавил. — Пожалуйста…

Бабу им бы, по-хорошему. Вот только где здесь шесть сговорчивых баб найдешь?

— Могу одну овцу выделить, — без зазрений совести предложила Борин, наслаждаясь произведенным эффектом. — Хорошая овца, молодая, нерезаная… В стазисе второй год лежит, повара обслуживает. Хочешь?

Мага перекосило, а женщина с удовольствием захлопнула перед его носом дверь, в последний момент выхватив из сужающейся щели клочок ночного неба. Пробежавшуюся по нему рябь она узнала бы из тысячи. Прорыв начался. Бросив ещё раз взгляд на часы, стрелки которых неумолимо ползли к полуночи, Эвереста быстро переоделась в удобный костюм, сунула ноги в высокие каучуковые сапоги и вышла на улицу. Маг стоял там, где его оставили — на пороге, и явно был занят мыслительным процессом.

— Чего грустный? Овца на шесть не делится? — широко улыбнулась она, запахивая жилетку. Объёмная грудь прятаться под тканью не желала, протискиваясь наверх, словно два переспелых фрукта. Впрочем, Борин никогда не обращала на такие мелочи внимания. Мужчина тем временем скрипнул зубами, а Эвереста лишь посмеялась над его попыткой не ляпнуть лишнего.

— Иди за мной, будет вам… настойка.

Мужик покорно двинулся следом, не выпуская из виду ее покачивающиеся при ходьбе бедра. Эвереста кожей чувствовала его липкий взгляд и шумное дыхание наряду с наполнившим ночной воздух звенящим напряжением. Чёрный зев небосвода продолжал исходить рябью. Убывающая луна колыхалась, словно отражение в воде. Студентов не наблюдалось. Судя по времени, проверка, организованная старостами, должна была завершиться.

Дойдя до центра бывшей площади, Эвереста встала в одной ей известной точке, ничем не выделяющейся из общей картины, и внимательно взглянула вверх.

— Отойди, парень, и не дыши в затылок, — беззлобно обратилась она к неожиданному провожатому, взгляд ее при этом все так же выхватывал детали из черного, слишком низкого неба. — И постарайся не дёргаться. Я буду работать ровно пятнадцать минут.

А после привычно вскинула руку над головой и зашептала. Голос ее скатывался в протяжные ноты, низкое гудение вперемешку с исключительно тонким и тихим фальцетом. Это заклинание не было лёгким: полу-речитатив, полу-песнь, оно объединяло в себе как проклятия Раздорцев, так и песни Хранителей. По ее телу, расходясь из центра солнечного сплетения упругим вьюнком, хлынула сила. Белые и черные энергетические ветви переплетались, расцветали немыслимыми цветами, вяли, плодоносили и все больше тянулись вверх, пронзая небо, словно диковинное дерево. Достигнув наивысшей возможной точки, стебли потянулись в разные стороны, накрывая плотным куполом академический комплекс. Чёрно-белая энергетическая ткань побледнела, вздыбилась и исчезла. Вместе с ней исчезла и рябь. Луна застыла, стала чуть более тусклой, но все же ничто больше не говорило о подмене и мастерски исполненной иллюзии. Студентам незачем видеть прорыв. Не их ума дело.

Смахнув с лица непослушную прядь волос, Эвереста опустила руку и задумчиво взглянула на молчаливого наблюдателя. Поманив его жестом, двинулась в административный корпус. Теперь мужчина шел не позади, а рядом, старательно раз за разом задевая ее плечо своей рукой. Его наглая притирка раздражала. Однако заклинание забрало игривое настроение, рассеяв его где-то там, под звездным ночным полотном.

В дверях административного корпуса маг совсем «случайно» задел рукой ее бедро… А Эвереста в ответ ощутимо ткнула его пальцем под бок и, дождавшись, когда мага согнет вдвое, ощутимо шлепнула его по крепкой заднице.

— Ещё одна выходка, — устало начала она, смотря на мужика сверху вниз, — и будешь сам вместо овцы. Поверь, скучно не будет.

Это уже потом, закрывшись в своем кабинете на ключ и упав на кожаный диван, она честно призналась себе, что «ментальная проверка» в исполнении Кирин действует на нее очень извращённым образом…

Настойку боец так и не получил — сбежал. Наверное, прочувствовал вес вовсе не детской угрозы. И все же, может, зря Борин так резко мужика отшила — порезвились бы, расслабились, сбросили царящее внутри напряжение. Наверное, Дич была права: ей самой стоило успокоиться… Открыв шкаф, она очертила взглядом десятилитровый бутыль настойки и уже было потянулась к нему, как вдруг на столе красным вспыхнула сигналка:

— Угроза. Код один сто двадцать три три семь… Угроза. Код один сто двадцать три три семь… — холодно отчеканил механический голос.

Поджав губы, ректор хлопнула дверью шкафа и резко переместилась к столу, поспешно включая коммутатор.

— Внимание! Факультет семейного раздора, код первый, тип сто двадцать три, локация три-семь… Действуете согласно уставу. — Ее голос был холоден и бесцветен. Губы сжались в тонкую линию, выдавая крайнюю степень сосредоточенности.

Схватив с ящика стола пару вяжущих артефактов, она направилась туда, куда указывал код. Цифра один означала смертельную опасность, следующая — тип угрозы, остальные — локализацию.

* * *

Лаборатория Ананьева однозначно не была местом для слабонервных и особо впечатлительных. Взять хотя бы тот же морозильник, где трупы всевозможных уродливых существ лежали штабелями, словно брикеты в кладовке столовой. Развешанные на стенах инструменты, обрушенный потолок и залитые водой помещения лишь добавляли остроты ощущениям.

Горру и раньше доводилось здесь быть. Не раз у них с Раздорцами были спаренные занятия, особенно когда после очередной вылазки в лабораторию попадали живые образцы. И если адептов учили использовать нахлынувшее живое богатство в своих черных делах, то студенты медицинского учились быстро оценивать степень биологической опасности и способы противодействия.

Это на самом деле была захватывающая работа. Порой, да и вовсе изредка, когда попадалась особо активная форма жизни, Хранители пытались пробиться к интеллекту с помощью своих песен. Но на памяти Горра такого ни разу не удавалось, потому методичное изучение полудохлых порождений иной реальности казались обычной забавой, существующей исключительно для оттачивания навыков.

Облачившись в чей-то халат и обмотав ноги простыней на манер шаровар, парень послушно терпел то, как неумело Ррухи разминала на его шее затекшие воспаленные мышцы. Хадиса тем временем задумчиво разглядывала его татуировку, вспоминая утреннюю лекцию Звездунова. Ее цвет явно стал бледнее, что не могло не озадачивать, но вот только ничего важного, кроме насмешки Октопуса, на ум не приходило. А ведь он много говорил.

— Как ты оказался в шкафу? — между делом поинтересовались феи. Выглядели они уставшими. Хадиса подозревала, что вымотала их та самая куколка. Но спешить делиться соображениями не желала.

— Не помню. — Горр отвечал нехотя, хмурился и пытался расставить в уме последовательность событий. Последнее разумное воспоминание твердило, что он бросился к прорванной трубе, а вокруг ползали перевоплощенные в деревья послушники. Взгляд демоницы лениво перекочевал на ритмично двигающиеся запястья Ррухи: ее татуировка не только стала бледнее, но и, похоже, сменила форму завитков. Удивительнее всего было то, что ничего пошлого в ее голову не приходило. Она видела парня в халате и простыне, надетыми на голое тело, видела сосредоточенную подругу, разглядывала их татуировки и все. Черная похотливая змея не щекотала ей внутренности и не вызывала похабные мысли, словно нынче перед ней было табу.

Разве сила суккуба имеет границы и запреты? Хорошо, если так… С этим определенно стоило разобраться.

Куколка шевельнулась, странным образом изогнувшись. Феи встревоженно вспорхнули вверх. Горр удивлённо вскинул брови, явно оценивая наблюдаемый объект с истинно медицинской точки зрения. Ррухи замерла, боязливо вцепившись когтистыми пальцами Горру в плечи… И когда только видоизменить успела? И ведь смогла, даже не задумавшись.

Вопрос продолжал биться набатом в голове Кирин, а глаза неотрывно следили за куколкой.

— Ещё одна ваша сестра? — наконец поинтересовалась она, не отрывая взгляда от кокона.

Феи в который раз за вечер переглянулись. Их сковывала неуверенность, и это ощущалось все сильней с каждой минутой. Ещё никогда Хадиса не видела подруг столь подавленными и не могла понять, в чем же сейчас была их проблема?

Близняшки коснулись ладонями друг друга всего на миг. Одна из девушек подозвала Горра и склонилась над выгибающимся коконом. Вторая девушка подлетела к подругам и протянула к ним руки, касаясь их плеч одновременно. Отчего-то Хадисе подумалось, что улыбка у нее непривычно фальшива. Губы дергаются, словно она сейчас их скривит и расплачется. Ее объятия стали крепче, и Хадиса с Ррухи как-то одновременно поддались этому порыву нежности.

Позвоночник прострелил знакомым разрядом. Ррухи тихо повалилась на пол, Хадиса осела следом. Мир вокруг нее смазался, превратившись в колыхающееся нечто. Оно набухало, словно гнойный нарыв, и опутывало разум морозными тисками. Горр слышал, как за спиной глухо упали два тела, но перед ним был весомый аргумент не оборачиваться. Один извивался и начал болезненно стонать, второй сверлил его огромными расширившимися зрачками, за которыми не было видно ни радужки, ни белков. Глаза феи были влажными.

— Вскрой. Быстрее, иначе задохнется, — прошептала девушка. Под ее пухлыми губами мелькнули непривычно острые видоизмененные зубы.

«Боевая трансформация, первый уровень», — понял Горр, припоминая биологию второго курса. Фей они проходили. И из пяти уровней упоминалось только два не воспрещенных.

Но даже так, противостоять фее в этой форме почти невозможно. Она запросто всосет любую магию или проклятие, впитав как свою собственную.

Кокон же перед ним был амагический, и вскрыть его чем либо, кроме старого доброго скальпеля, попросту не получится.

Скальпелей в лаборатории било предостаточно, и, благо, Горр знал где их искать… Внутри кокона неожиданно оказался знакомый адепт с говорящим прозвищем «Лысый». Вот только от лысины не осталось и следа. Она покрылась мелким детским пушком веселого розового цвета. Парень стонал, но прийти в себя не мог. Глаза его бегали под веками, давление зашкаливало, а лихорадочное состояние только усугубляло дело.

Но что бы Горр ни делал, разбудить или привести его функции в норму он не мог. Сил не хватало. Он был попросту истощен. Однозначно стоило переместиться в медблок. И чем быстрее, тем лучше. Вот только возникали сомнения насчёт реальности этого дела. Феи явно рассчитывали на что-то другое.

— Жаль, — вздохнула вторая девушка, приближаясь к столу. — Посев вряд ли выживет. Если б дней пять не ворошили, было б дело. Ее сестра лишь молча кивнула. В их общем сознании негодовал Улей, напрягая нейронные связи. Многоголосое общество бушевало, требуя разобраться с проблемой прямо сейчас. Матери не нужны были свидетели, и ей было все равно, кто и чем помогал ее глупым дочерям. Она попросту вынесла приговор и взяла под полный контроль два непослушных девичьих тела.

Почти синхронно вытерев увлажнившиеся глаза, девушки встали рядом и взялись за руки, послушно следуя контролю Великой Матери. Их трансформация продолжалась, перепрыгнув сразу к третьему уровню. Горр сглотнул, видя, как под потолком красным замигала сигналка. А тем временем глаза сестер увеличились, а лица надтреснули вдоль линии челюсти, обнажая острые нечеловеческие зубы.

Горр пятился, хотя понимал, что оказать сопротивление двум боевым био-машинам ему попросту не по силам. Он не мог назвать иначе то, во что превращались две девчонки. Сигналка мозолила глаз, Лысый продолжал стонать… Феи подняли свои трансформированные ладони одновременно. Внутри их псевдочелюстей защелкали жвалы, а из-под волос вынырнули карикатурные хитиновые усики.

В следующий миг оборотня опрокинуло мощным ударом со спины, полностью парализовав. Краем глаза он видел, как полностью трансформировались лица фей, утратив всю былую человечность. Это были насекомые, не люди… О таком ни один учебник не говорил.

— Жги, — выдохнул до ужаса знакомый голос Виртуозова и, словно в насмешку, над головой Горра пронеслось несколько пылающих шаров. Следом за ними чёрный морок плотной сетью упал на них, а ветряная плеть ударила по ногам тварей.

Рубин изымал каждый свой заряд из воздуха, играючи наматывая на палец витающую вокруг энергию. Ему не нужны были словесные формулы, он сам был как та формула, действуя неустанно и методично. Словно и не огненные шары швырял, а перекусывал любимыми орешками.

Феи метались парой вместе с окутавшей их сетью, плеть Самсона каждый раз сбивала их, припечатывая к полу. Обожжённые, визжащие и скрежещущие, две изувеченные псевдо-девушки в конце концов упали наземь.

Не раздумывая, Трахтенберг стащил со стены висящий там мелкий топорик, который Ананьев одаривал особой любовью, и размозжил одной из фей голову. Второй голыми руками вырвал усики и одним резким движением сломал тонкие бархатные крылья…

Сгребя мертвое тело в мешок, Виртуозов скрупулёзно подписал его, а после оттащил в морозилку.

— Похоже, Влад зря из-за крыла настрадался, — констатировал кто-то из адептов, подхватывая Горра под руки.

Только теперь к будущему врачу пришло осознание, что вокруг целая толпа зрителей. Была даже ректор, которая передала Трахтенбергу связку особых вяжущих артефактов. Не было только Хранителей… Эти займутся промывкой мозгов позже, а может, и не только ей… Хадису и Ррухи грузили на носилки, живое нечто, оставшееся от феи, обвешали заклинаниями и унесли прочь.

Словно издеваясь, взгляд оборотня выхватил на темной стене часы с едва светящимися стрелками. Пять минут после полуночи… Пятница закончилась, уступив место законным выходным. Вот только почему-то от этого не было легче.

______________________________________________

Дорогие читатели. Эта глава — не конец. Лишь очередная затравка к тому, с чем героям придется столкнуться.

Хадиса Кирин, хоть и является главной героиней, событий вокруг себя, увы не творит. Она лишь фактор усложнения. На самом деле каждый из моих персонажей в некотором роде главный герой, важное действующее лицо, без которого эта история не получится.

Не думайте слишком много о близняшках. Одна фея, или две феи — здесь они всего лиш аватары одного разума, вообразивившие себя чем то иным но не смогшим оторвать пуповину.

Я надуюсь, что глава вам понравилась и вы будете со мной и этой историей до конца. Продолжение следует)))

Глава 46

Барьер дрогнул весь разом, в тот момент, когда меньше всего ожидали… Стенки бреши в одночасье колыхнулись и пошли рябью. Наросты, словно молочные капли, устремились вниз, быстро набухая и раздуваясь. Опечатанные Октопусом, они ворочались и извивались, не в силах прорвать стенки. Проклятые Анонисом, наоборот, растрескивались, словно иссушенные кожистые мешки, обнажая склизкие от молочно-белой субстанции тела пришельцев с разинутыми пастями, мышцами, охваченными спазмами, и дико вращающимися глазами. Черные строчки проклятий тугими кольцами обхватывали их тела, превращая в ледяные глыбы до последней живой клетки.

Увы, когда начался прорыв, они успели обработать хорошо если половину гнойников. Одна черная тварь упала на Октопуса, вдавив его в землю всей массой. Хранитель визгнул, и тут же тварь отбросило ажурным белоснежным щитом, сорвавшимся с ладони Хранителя исполинской снежинкой.

Последующие пять тварей были отброшены не менее колоритными «звёздочками», «цветочками» и прочими морозными узорчиками. Как взвизгнул — так и получилось. Каждую из тварей щиты припечатывали к стенкам бреши, не давая шевельнуться.

— Эй, Звезда, ты хоть визжи как-то пониже, у меня уши закладывает! — предложил Кнут, демонстративно прочищая ухо мизинцем. Октопус как раз припечатал очередную тварь. Возмущённо вытянув рожу, он лаконичным жестом послал Раздорца нахрен.

— В голос, судя по всему, постеснялся. — Хихикнув, Ананьев нарочито расслабленно наблюдал за тем, как Звездунов тратит силы, и параллельно изучал плененных тварей. Как и ожидалось, ни одна из них прежде в его лабораторию не попадала. Из года в год одно и то же: новые формы, новые варианты жизнеспособных биологических конструкций. Барьер позволяет их убить. Кто слишком силен — прорывается и гниет под солнцем. Вот только сейчас ночь, а в барьере брешь… Эти твари не будут дохнуть, как обычно.

Прямо перед лицом Ананьева с потолка свисла капля, готовая треснуть. Кнут возник в пальцах Раздорца моментально. Шириной в два пальца в основе и тонкий, словно волос, на самом конце. Кожаная поверхность плети искрилась черными всполохами. Это была не просто пугалка для скота.

Из мешка вывалилось нечто прозрачное на двух зыбких лапах, будучи энергетически структурированным. Оно моментально утратило нематериальность и раздалось в размерах, возвышаясь над Раздорцем на добрых две головы. Существо обладало удвоенной парой передних конечностей и неким подобием шерсти. Некоторое мгновение оно не двигалось, а после выбросило вперёд голову и попыталось клацнуть зубастыми челюстями.

Хлесткий удар пришелся на измазанную белой субстанцией шею. Голова съехала в сторону и бухнулась на упругое дно, а после осело все тело, на поверку оказавшееся покрытым вовсе не шерстью, а пухом.

Теперь отдыхал Октопус, усевшись на один из трупов. Пытаясь отдышаться, он напряжённо следил за действиями Кнута. Техники пения были не самым хорошим инструментом для ведения ближнего боя. Они сбивали дыхание. А нехватка кислорода приводила к утрате координации. Утрата координации ослабляла заклинания. Хранители — не бойцы, хотя да, порой могут и побиться. Другое дело — захватывающий танец Раздорца Кнута и его одноименного оружия.

Ананьев частично трансформировался. Лысую голову покрыла чешуя, а на скулах пробились костяные наросты. Его странное, на первый взгляд, оружие было не более метра в длину. Магический заряд, срываемый с его кончика, шел по невообразимым эллиптическим траекториям, превращая вылупившихся гадов в смердящее месиво. Правда, кое-кому доставалось и пяткой, и коленом, а иногда и пальцем в глаз… Некоторые особо интересные экземпляры оплетали черные строчки проклятий, которые Кнут запросто лепил левой рукой. Звездунов подозревал, что его коллега трижды пожалел, что не взял с собой адептов: хорошая практика пропадает. С другой стороны, никогда не знаешь, чем прорвет. Бывало, по пустыне такие чудовища ползли, что встретиться с ними без подкашивающих свойств барьера становилось крайне опасным делом.

Просвет был близко, магический глаз медленно кружился, ведя запись боя. Казалось, сегодняшний день все же закончится без особых происшествий. Только мелкий червячок внутри неустанно терзал мысли о том, что проблема шире и глубже, чем кажется на первый взгляд.

* * *

Несмотря на разгорающуюся ночь, медицинский блок гудел, словно улей.

— Что у вас? — голос Эвересты звенел, выдавая крайнюю степень усталости.

Дич, только что оставившая адепта на попечение своих студентов, хмуро взглянула на ректоршу и молча кивнула в сторону сестринской. Разговор посторонних ушей не терпел.

— Плохо, — прошептала она, стоило Борин закрыть дверь и поставить магическую глушилку во избежание подслушивания. Кое-что она предпочитала знать быстрее остальных. А в некоторое можно было посвящать адептов исключительно через Ананьева. Раздорцы мстили всегда с размахом и без исключений. А сегодня даже особо веская причина была.

— Я отправила ребят готовить ритуальный зал, — продолжила Гемарта и, нырнув в карман халата, вытащила потёртый портсигар. Повертев его в дрожащих пальцах, откинула на подоконник и задумчиво уставилась в окно: если бы не знала, что небо прикрывает иллюзия, — не догадалась бы.

— Мне нужна твоя помощь как жреца. Ещё с десяток адептов и послушников в качестве батареек. Связку стабилизирующих артефактов, желательно новую.

Привалившись спиной к двери, Эвереста прикрыла глаза и попыталась прочувствовать каждый сантиметр своего уставшего тела. Просьбы врача проходили мимо ушей и быстро терялись в памяти. Ей надо поспать. Хотя бы немного, иначе сама сляжет.

— Мне нужен отдых, пара часов обычного сна. Без влияния суккубов, нервотрепок, крови и выходок.

Дич хмыкнула и, открыв окно, вытащила из портсигара предпоследнюю сигарету и подожгла ее пальцем.

Ей и самой хотелось отдохнуть. Она чувствовала свой предел, и энергетики вряд ли здесь помогут.

— Нет, — она покачала головой и указала пальцем в небо. — Послетворения такой мощной иллюзии тебе нужно проспать не пару, а все восемь часов. И это минимум, — ее голос дрогнул. — Мы можем устроить отдых и тебе, и мне… Но тогда половина медицинского сляжет с истощением. Этого адепта крайне сложно держать в норме. Сказываются амагические зерна.

— А у первого? — Эвереста наконец открыла глаза. — У Мухотряскина они есть?

— Даже если есть, мы их пока не видим, — скривилась Гемарта, курить расхотелось. Потушив недокуренную сигарету и спрятав ее назад в портсигар, она обернулась к Эвересте. — Ну так что выбираешь? Свое истощение или истощение половины моих студентов?

— Вопрос с подвохом? — Эвереста слабо усмехнулась. — Мне нужен сон. И я не спрашиваю, а просто ставлю тебя перед фактом. Я не хочу ошибиться и получить вместо перспективного адепта ходячий труп. — И, чуть помедлив, прошептала: — Тебе тоже стоит отоспаться. Сонный врач — равно врачебной ошибке, тебе ли не знать.

Гемарта кивнула. Признаться, что она попросту боится уложить половину потока с истощением, — побоялась.

Где-то далеко наверху, под прикрытием иллюзии, по дрожащим стенкам изувеченного барьера стекали исполинские молочно-белые капли. Словно магнитом, их тянула брешь, где существа других плоскостей просачивались в этот мир и вздыхали полной грудью. Гемарта надеялась, что Ананьеву и Звездунову эта ночь не покажется слишком уж тяжёлой. На них у нее тоже были планы, они нужны были ей вдвоем: черный Раздорец и белый Хранитель, в равной степени, впрочем, как и единственный в Академии жрец…

* * *

Двое старост враждующих факультетов встретились аккурат в дверях палаты, где положили пострадавших послушниц. Официальный диагноз: глубокий обморок. То, что обеих в это состояние отправила фея, никто не знал, да и некому было рассказать. Горр спиной не видел, да и если бы умел это делать — то не понял бы. А выжившая по доброй воле Трахтенберга представительница Улья все ещё пребывала на пятом уровне телесной трансформации и продемонстрировать проблески адекватного сознания не могла, как и рассказать о случившемся.

— Про предложение можешь забыть, скрывать виновных больше незачем, — ухмыльнулся Рубин, смотря парню в глаза. Имени его он не знал, хотя да, иногда спрашивал, но как всегда оставался проигнорирован.

Вот и сей раз был не исключением. Хранитель пропустил фразу мимо ушей. Что творилось сейчас в его голове — одному Многоликому было известно.

Доведение до белого каления этого непрошибаемого индюка становилось довольно-таки забавным развлечением, чем Трахтенберг, собственно, и занялся.

— Тебе чернявая ведь нравится, я прав? Хороша, фигуриста… и, уверен, хорошо разбирается в белье, — начал он. Дверь за их спинами отворилась, и в палату вплыла Велена с узким столиком на колесиках. На столике красовались шприцы и ампулы. — Могу рассказать про нее парочку интересных фактов… К примеру, каких цветов у нее трусики… Или какой у нее тип демонической силы…

Липка фыркнула, не сумев пропустить фразу мимо ушей, а будущий Хранитель лишь недовольно поджал губы. Отсутствие блокнота резко ограничивало его возможность к коммуникации. А послать хотелось.

— Да ты пальцами, — усмехнулся Рубин. — Думаешь, не пойму?

«Иди в степь, жрать кактус, — жестами предложил послушник и вопросительно вскинул брови. — Все понял?»

«Только то, что запихнуть этот кактус в жопу ты все равно стесняешься», — гаденько усмехнулся Рубин, демонстрируя оппоненту ответ. Уши хранителя вспыхнули, и он поспешил убраться из палаты. Рубин же продолжил наблюдать за действиями Велены. Она как раз искала вену на руке Ррухи, чтобы ввести укол.

Проклятие беззвучно сорвалось с губ адепта.

Вернувшись к столику, ничего не заметившая девушка взяла из банки со стерилизованными шприцами свежий и начала выбирать из ампул нужную.

Раздорец молча вытащил из кармана ампулу без обозначений и протянул его наяде.

— Вот эта, — уверенно сказал он, и девушка, молча кивнув, уверенно взяла ее и сломала стеклянный кончик. Прозрачная жидкость быстро перетекла в шприц, а после и в вену Хадисы Кирин.

Рубин щёлкнул пальцем, и Велена застыла, словно кукла. Подойдя к кровати, он внимательно всмотрелся в лицо Хадисы Кирин, и проклятия медленно проявились под его взглядом. Их стало намного меньше. Некоторые начали растворяться сами. Сказывался рост демонической сущности внутри нее. Удовлетворённо улыбнувшись, Рубин коснулся левого виска, где, как и прежде, мерцала маленькая звёздочка, и провел пальцем по опоясавшему ее алым завитком проклятия. «Спокойствие», как и прежде, сидело крепко, несмотря на то, что Самсон пытался его отодрать. Впрочем, пытался — мягко сказано. Скорее — не решился. Рубин такой проблемой не страдал, по части проклятий он всегда был сильнее, по части безжалостности — тоже. Уверенно подцепив алый завиток пальцем, Рубин с силой дернул его и с удовольствием отметил, как сильнее загорелась маленькая звездочка. Теперь силу Кирин ничто не сдерживало, кроме ее собственных глупых мыслей…

Когда Велена Липка очнулась, она снова стояла у столика. Растерянно захлопав ресницами, она подсчитала количество ампул. Поняв, что не ввела Кирин ее лекарство, поспешила сделать укол и пошла в следующую палату.

* * *

Команда «спать» была категоричной как для адептов, так и для Хранителей. Усталые студенты с медицинского отправляли в лечебный сон абсолютно каждого, некоторых даже по принуждению. Исключением стал разве что староста Раздорцев, который выполнял ещё некоторые одному ему известные поручения, но и его настигла участь быть временно усыпленным. Оттащив парня на его кровать, ребята с медицинского с недоумением рассматривали выпавшую из кармана адепта разбитую ампулу. Удивляла не столько ампула, сколько отсутствие на ней надписи. Внутри все еще оставалась влага, проверить которую обычным сканирующим заклинанием не удалось. На такой случай была своя инструкция, которую ребята поспешили исполнить. Слизав особым заклинанием остатки вещества, студенты спрятали выпавшую вещь назад в карман. Образец сразу передали декану Дич.

Хранителей укладывали спать без приключений.

Впервые за две недели были организованы патрули из артефакторов и инженеров, так что темные закутки Академии наполнились причудливыми механическими творениями и артефакторскими разработками, обычно пребывающими взаперти академического склада.

Половину ребят с медицинского тоже отправили в сон, остальная часть ребят была поделена на команды и дремала в ожидании своей очереди.

В палате Лысого по полной разгоралась своя баталия, граничащая с нервным срывом и заканчивающаяся исключительно истощением очередной медкоманды.

Задача была многоуровневая и по сути своей проста: окутать барьером амагическую формацию, растущую в теле адепта, удерживать в целостности энергетические каналы и ткани, держать температуру и давление в норме. Если сил не хватает — звать замену. До начала операции в Общем зале ритуалов адепт должен был оставаться в живом и перспективном для выживания состоянии.

И вроде нет задачи проще для сорока человек, но кто-то был слабее, кто-то тоже хотел спать, чья-то энергия не подходила по типу именно этому адепту… А ведь была ещё амагическая формация в виде мелких зёрен, гроздью разместившаяся в самом центре солнечного сплетения, словно скопление нематод, у самого источника энергетических каналов. Она расщепляла энергию, рвала структуру и в принципе уничтожала выставленные студентами щиты раз за разом, словно клубок личинок, или крайне агрессивный паразит…

Казалось, хуже быть не может, но и здесь было где усугублять ситуацию: свою лепту вносила вновь начавшая набирать обороты ментальная проверка на стойкость полового характера, порождая в уставших умах студентов странные картины с не менее дивным подтекстом.

Наверное, сказывалась неопытность и усталось. Что часом ранее, что часом позднее некому было сделать обход и проверить состояние коматозной девчонки, лежащей в самой дальней палате. А Линн ждала, словно рептилия, застыв на кровати. Звуки рано или поздно стихнут, страсти улягутся, и тогда настанет ее черед действовать.

Глава 47

Этот сон был странным: гудящим и пепельным. Посреди колыхающейся плотной субстанции сидело существо, и близко не напоминающее человека. Лилово-серое, тонкое, с покатыми плечами и обнаженными суставами, в которых вращались хитиновые конечности. Одетое в форму послушника, оно жало к себе искалеченное мертвое тело. Усики его шевелились, а жвалы непривычно щелкали. Фасеточные глаза сухо блестели, без толики эмоции. Прозрачные газовые крылья подделись черными подпалинами, а крючковатые многосуставные пальцы — багровыми пятнами. Они бережно скользили по окровавленным волосам убитой, заботливо укрывая глубокую и страшную рану.

Хадиса молчала, а существо продолжало свое нехитрое дело. Обоюдная тишина была крепче и понятнее слов. Горечь пепла стала общей. Отсутствие чужого дыхания разделилось ровно на три и теперь неумолимо жгло легкие. Слез не было, только понимание того, что постигшая подругу участь в равной степени висит перед каждым из них.

Несмотря на показушную безалаберность, Академия держала жестокие правила и неустанно следила принятым в Дайкирии законам… Пятый уровень трансформации равен смерти для любого, обладающего этой самой трансформацией, вне зависимости от исхода. Даже если бы они остались в институте, результат — не изменить…

Странный сон и отчетливые мысли. Увы, существо не могло говорить. Оно не видело Хадису, оно отсутствовало разумом, плененное болью, проклятиями и заклинаниями. Порождению Улья были невдомек время, друзья и обязанности. Пятый уровень стёр личность на корню, оставив за собой серый пепел воспоминаний и непонимание глубокой сжимающей тисками утраты…

Фасеточные глаза наконец сфокусировались на пылающей алым фигуре Хадисы Кирин. Серое нечто исчезло, превратилось в темную комнату, обвешанную артефактами и скрупулёзно опечатанную Хранителями.

Пропало тело феи, бережно лежавшее в хитиновых лапах. Опали крылья огромного насекомого, гибкими пластинами скользнув наземь. Остались рваные пеньки суставчатых усов. Жвалы зашевелились, и по ним медленно скатилась вязкая капля слюны.

— Ты такая же, — прошуршало насекомое, смотря на нее немигающим взглядом. — Со своим кодом, со своим уровнем трансформации.

— Они будут кусать тебя, как одичавшие собаки, — дрожали стены вокруг, — покуда ты не войдешь в пик… А после препарируют, как лягушку, из чисто научного интереса…

Лицо твари поплыло, улыбнулось знакомой улыбкой брата. Теперь он, а не тварь, сидел перед ней, вальяжно раскинувшись в мягком бархатном кресле.

Обычно расчетливый, он был хмур и сосредоточен.

— Продержись до понедельника, — напомнил он. — Всего двое суток.

— Два дня — это немного, — теперь уже шептал на ухо Самсон. — Две ночи — вот что страшно…

Его тяжелые ладони легли на ее едва прикрытые плечи, теплое тело коснулось обнаженной кожи на спине, виднеющейся из-за щели больничной сорочки. Пальцы скользнули к ключице, ощутимо сжимая шею и заставляя откинуть голову, разомкнуть губы в немом вздохе.

— Хадиса, ты выдержишь со мной эти две ночи? — вкрадчиво шептал он.

И она понимала, что не выдержит: с кем либо другим — пожалуйста. Только не с ним. Брат продолжал сидеть в своем кресле, наблюдая за происходящим со странным извращенным интересом. Пространство колыхалось красным. В нем желтыми пятнами вспыхивали чужие стоны и ласки. Они складывались в структуру, вытягиваясь в ячейки. И в каждой из них, словно в фасеточном глазе трансформированной феи, отражалось чье-то измученное призрачными ласками тело.

— Выдержу, — упрямо ответила Хадиса и прикрыла глаза.

* * *

Чем ближе был выход из бреши, тем непригляднее становилась картина. Лопнувших наростов становилось все больше, а атакующих тварей — все меньше. Хуже было то, что многие из них просто двинулись вон из зоны аномалии. А там, в реальном мире, есть где переждать и день, и зной. Тварей стоило выследить и уничтожить, пока есть возможность. Вот только пространство все ещё расширялось. Зона препятствий в направлении от центра аномалий и так занимала с добрые двадцать минут на пересечение, а если учесть расширение, да ещё и в неположенном месте пересечения, то четверть часа уверенно увеличивалась в несколько раз. Становилось ясно: мысль о кровавом поте вполне реальна в нынешней ситуации. Впрочем, там, где Кнут начинал злобно хмуриться, Звезда не унывал. Выдав очередную пародию на оперетту, он разослал в разные стороны очередные «глазки». Анонис обозвал его показушником и пустил вдогонку жирные объемные тени, которые ползучим гадством уползли в поисках вполне определенной цели.

Луна плыла вдоль небосвода, а ветер метал песок, скользя вдоль дрожащей поверхности аномалии. Каменное плато жило своей жизнью. Это вокруг Академии живности не было. За барьером всего было вдоволь, и даже река не пыталась вскипятить неосторожно окунувшихся в нее путников. Сам же барьер, словно исполинский студень, зиял дрожащим изломленным боком.

В этой его части не было ни дорог, ни проблесков цивилизации. Два маяка оказались сломлены и обесточены, обнажая под амагическим энергетическим щитом нежную плоть пространственной аномалии. Разбухшая от бушующего внутри прорыва, она трепетала порванными краями в дивной пульсации и, казалось, вообще забыла, как срастаться назад. Это было плохо. Барьер должен затягивать себя сам, но не делал этого, ожидая непонятно чего.

— Стоило сразу гнать машину сюда, — посетовал Ананьев после того, как они сделали привал. Его уставший мозг требовал общения, которого напарник дать не мог. Хотя да, слушал он отменно. Октопус как раз вытаскивал из вещмешка консервы, предоставленные предусмотрительной Маритой. — Ты понимаешь, что назад пойдешь пешком?

Звездунов молча протянул ему металлическую банку с тушенкой. Хмыкнув, Анонис взял ее и принялся открывать ножом.

— Неужели связки сорвал? — продолжил он, принюхиваясь к содержимому банки. — Похоже, есть можно. На худой конец прожарим на огне.

Октопус в ответ лишь пожал плечами, открывая другую банку.

— Подъехали бы. Заблокировали брешь отсюда и не парились бы…

Звездунов хмуро глянул на него. Разведённый костер плясал в его глазах странными бликами. Недолеченный Гемартой синяк коричневым пятном расползся аж до уха, делая из треклятого Хранителя подобие хомяка.

— На все есть своя инструкция, — сипло протянул он, ворочая вилкой в тушенке. — Логичней извне, по инструкции — изнутри…

Подавившись водой, Ананьев расхохотался. Звездунов недоуменно на него глянул, молча ожидая пояснений.

— Трахаешь тоже по инструкции, или кодексом не положено?

Звездунов промолчал, продолжая методично ковыряться в тушенке. Все же Ананьев был прав, выглядела она не вполне съедобно.

«Глаза» возвратились через полтора часа. Раздавшиеся в объемах, они переваривали своих жертв, превращая их из материальных объектов назад в нематериальные сущности. У Хранителей даже на это была своя инструкция. Вот только вряд ли он отпускал эти «спасенные души» и, конечно, не коллекционировал их.

Ананьев отчетливо знал, что где-то внутри проеденной «добрым человеком» дырки под щитами-звездами все так же перевариваются другие твари. И, как ни странно, ему вовсе не хотелось такой участи для себя. Хотя, с точки зрения обывателя, это было довольно милосердно. Предыдущий Хранитель даже на вылазки не ходил, считая их оскорблением своего достоинства, хотя он много чего не делал… Вот даже позапрошлый первый курс в ноль уложил. А Звезда над своими трясется и клеит им странные привычки, взять, к примеру, то же молчание…

Черные тени Кнута не возвратились. В них не было заложено такой функции. Когда они поглощали очередного иномирного выродка — взрывались вместе с ним. Тогда в сознании Ананьева звякал очередной колокольчик о самоуничтожении проклятия, и он довольно щурил глаза от очередной миниатюрной победы. Все работало как часы, все было по инструкциям и по плану: прорыв, зачистка, штопка барьера… отдых. Последняя черная тень металась без цели, а значит, неучтенных тварей вокруг аномалии больше не было. Можно было заняться остальным, а после и отдохнуть.

Штопали барьер молча. Все тем же дивным призывом Хранителя. С той лишь разницей, что разбухшие от поглощенных сущностей «глаза» теперь запросто выступали стройматериалом. Какое-то безжалостное у Звезды выходило милосердие…

Звездунов на мигах показал, что дежурит первым, и Ананьев, не возражая, завалился спать.

Вот только отдохнуть все равно не получилось. Ему снились беспокойные сны. Словно все существующие в мире кошмары решили в один час заполнить его и так намаявшееся за день сознание. Снилась плутовка Кирин в странном невесомом наряде. Снились шрамы на ее полной груди. Ртутно-серые глаза и призывная улыбка. Он помнил ее ломаные движения, уродующие буквально каждый шаг. Помнил особо болезненные позы, которые она терпела с необъяснимым удовольствием. Помнил трепет и удивительную покорность.

Теперь же Кирин хотелось беречь. И эта проклятая мысль, словно изощренное издевательство, пробралась в его воспаленный мозг. Легла туда утвердившейся аксиомой, хлестким корнем сто восемнадцатой песни.

Октопус разбудил его через несколько часов. Была уже глубокая ночь, и Кнуту следовало сменить своего напарника и дать ему наконец отдохнуть.

Появилось время подумать над всем: о подставе с новыми ученицами, о подставе с летучей наркотой, которую он добровольно сам распространил. Может, сам был под каким-то очередным управляющим проклятием? Или просто чувство меры утратило границы? Странное чувство неправильности, даже некого стыда, а может, и вины, разъедало изнутри.

Разъедало уже тогда, когда он вдумчиво убивал монстров скупыми хлесткими ударами, впервые не оставляя себе ничего на «разрезать» и на «посмотреть». Сейчас все произошедшее за эту неделю наложилось титрами на только что увиденный сон, приобрело совсем иной смысл. Прикрыв глаза, Кнут неосознанно мотнул головой, отгораживаясь от непривычных чувств. Чертовка Кирин не отпускала, слишком крепко окутав его своим дивным смирением.

Проклятая сто восемнадцатая песнь в исполнении не менее проклятого суккуба — пугала. Умение, с которым его просчитали, страшило еще больше. Октопус хорошо учил. Взгляд Раздорца скользнул по мерно вздымающейся спине хранителя, остановившись на неприкрытом затылке.

Надо было что-то делать. Определенно…

* * *

В коридоре медицинского блока горел приглушённый сине-фиолетовый свет. Освещение было непривычно темным. Говорило это лишь об одном: здесь полно истощенных. Они то и тянули энергию из магических светильников, исключительно бессознательно и отнюдь не специально.

Несмотря на предрассветное время, страсти в медицинском крыле не утихали. Где-то за поворотом слышался шепот, скрипели кресла и проскальзывала ругань. Кто-то командовал, кого-то отчитывали. Легкий флер возбуждения витал над всем происходящим, как некое издевательство. Для Линн это означало только одно: суккуб тоже здесь и вновь накачан.

Идти и проверять не было настроения: голод терзал намного сильней любопытства.

Бесшумно отворив дверь, Линн скользнула в соседнюю палату и осмотрелась. В лунном свете, падающем сквозь два широких квадратных окна, отчётливо виднелись плотно задвинутые ширмы. Дверь подсобки оказалась закрыта, под ней у самого пола светилась неяркая желтоватая полоска света от газовой лампы.

Не сбавляя скорости, Линн подошла к ближайшей ширме и нырнула внутрь, за ее створки. Больной спал, зарывшись в одеяло. Падавшая от ширмы тень скрывала его лицо окончательно. Впрочем, для Линн не было разницы, кто именно перед ней: парень или девушка, студент или послушник, да хоть сам ректор… Ей много не надо, никто и не заметит. Она прошептала самое простенькое заклинание, которое далось ей с неимоверным трудом. Колени начали дрожать, и девушка почувствовала, как падает, теряя концентрацию. В последний миг она ухватилась за выскальзывающую из-под контроля энергетическую структуру, с ужасом понимая, что на еще одно заклинание ее не хватит. А когда получится произнести следующее — неизвестно.

Пространство вокруг нее послушно наполнилось разноцветными бликами. Сработало… Пятна: красные, розовые, жёлтые, — они все были остаточными процессами после произнесенных медицинских заклинаний. И каждое из них в своем медленном падении устремилось в свою цель… Проведя рукой, девушка подцепила ближайший светящийся сгусток пальцами и с удовольствием почувствовала, как он впитался в ее кожу. Первая порция силы оказалась пьянящей. Сердце ускорилось в неровном ритме, а адреналин удалил в голову. Упав на кровать поверх своей спящей жертвы, Линн еще долго пыталась прийти в себя, то плавая на поверхности сознания, то проваливаясь в глубь собственных темных страхов и снов, в которых сдержанная послушница Кирин извращалась над телом спящего Самсона. Ее улыбка была нежной, а прикосновения — степенными. Самсон смотрел на нее невидящим взглядом и, словно завороженный, твердил одно и тоже: «Линн».

Небо за окном медленно серело, а украденная магия наконец прижилась и неуверенно потекла по жилам. Первая порция всегда сложная. Так говорил Кнут, и девушка ему беспрекословно верила. А еще она знала, что таких порций у нее будет впереди еще несметное количество, и что каждая адской болью вольется в ее жилы прежде, чем организм вспомнит, как эта энергия делается. Потом стало немного легче.

Втянув в себя все блики, Линн повела рукой над спящим, подцепляя его энергию, снимая ее пласт за пластом, словно то были лепестки плотного бутона. Девушка пила чужую силу с удовольствием и без доли сомнений. Аура человека дрожала, обнажаясь, верхняя оболочка рыхлела и исходила червоточинами, вещая о вмешательстве. С сожалением оторвавшись, адептка уже более уверено сдернула с лица своей жертвы одеяло и с удивлением узнала в спящей наяде студентку медицинского. Красть у врача силу — чревато. За такое по голове не гладили. Но Линн было все равно. Она была пьяна и не чувствовала перенапряжения. Обожженные чужой энергией каналы не сигнализировали об опасности. Повторив процедуру со всеми, кто лежал в палате, она вышла в коридор, полностью озадаченная. За все время, проведенное ею в палате, никто из подсобки не вышел. Скорее всего, дежурный по палате просто спал. Или его не было? Но озадачивало не это. Все три ее жертвы уже были истощены — вот что странно. Что-то происходило в Академии, и это что-то дышало буквально из-под каждой двери медицинского крыла.

Глава 48

Утро обозначилось как-то резко. Просто пришло — и все. Стрелки часов скользнули к шести, и сытость снова уступила место голоду. Словно играя злую шутку, чувство собственной уязвимости сводило на нет какую-либо жалость. Положение Линн было куда сложнее среднестатистического истощения. Истощение проходит через пару часов, самое позднее — пару дней. А вот опустошенный организм — другое дело. Он не производит энергию на том уровне, который необходим для полноценного восстановления. Он ее вообще не производит. Тело пьет энергию, как губка, да и пропускает оно ее тоже, словно решето. В принципе, исключительно последние два свойства при правильном подходе могли помочь справиться с проблемой. Увы, одним днём и даже неделей процесс не завершится. Оставив за спиной три подъеденных ауры, Линн, как изголодавшийся паразит, пошла дальше.

В этом закоулке медицинского блока было только три палаты, и последняя ничем не отличалась от предыдущей, разве что ширмы были не так плотно задвинуты, а дверь подсобки — открыта. Однако звуков из палаты не доносилось. Тихо подойдя к подсобке, Линн заметила дрыхнущую за столом Рылову с накинутым на плечи измятым форменным халатом да спрятанными под белым платком волосами. То еще уродство. Рядом с ней стоял полный стакан темной жидкости, по цвету напоминающей энергетик. Линн молча зашла внутрь и подхватила стакан, принюхавшись для уверенности, быстро его осушила и поставила на место.

Горькая гадость болезненно стекла в неподготовленный желудок, вызывая рвотный спазм. Глаза заволокло слезами, а тело повело в сторону. Справиться удалось не сразу. Собственная кожа начала мерцать, будто посыпанная карнавальными блестками, пропуская с таким трудом собранную энергию назад в пространство. Голод стал ощутимее.

Неожиданно орчанка показалась ей крайне заманчивым завтраком, а чтобы пропускать его… В какой-то момент Линн пришло на ум, что она не пьет, нет, она откровенно жрет… И зря, что это были только слабые верхние слои, и видит Многоликий: она брала только то, что могла унести…

В палате, где дежурила Рылова, спали лишь двое человек, и оба оказались Мухотряскиным. Безошибочно определив копию, Линн коснулась ее лба ладонью и без особого трепета всосала силу. Черная тень заклубилась на постели и безропотно поддалась натиску. Пить силы Мухотряскина, да еще и оформленные в тень, ранее не доводилось. На первый взгляд удачная идея едва не вывернула мозг наизнанку. Плотный ком концентрированной тьмы оказался непривычно тяжелым и липким. Словно гриб-слизовик, он обжигающей прохладой пробрался в каждую щель тела, распирая изнутри. Пошатываясь, девушка подошла к настоящему Владу и отметила его плачевное состояние. Пить из него было откровенно нечего. Неудивительно, что он не смог сам покинуть тень. Вот только почему тень не развеяли? Ведь это проще простого. Очередной эксперимент? Впрочем, неважно. Ей есть о чем думать: хотя бы о слишком тяжёлом комке Владовой силы.

Начало откровенно морозить. Чужая тьма продолжала ворочаться изнутри и вскоре нашла себе путь. Сквозь болезненную пелену Линн видела, как черное марево поднимается от ее кожи и, завиваясь в плотные ручейки, устремляется назад к Мухотряскину.

Издевательство какое-то. Раздражённо фыркнув, девушка тяжелым шагом двинулась из палаты. Ее потряхивало. Последний тип силы ей явно не подходил: попросту иная плоскость. Сейчас она действительно чувствовала себя решетом. Оставалось надеяться, что некоторые комки силы в ней все же задержатся, не сумев просочиться наружу.

Глухой закоулок, в котором расположилась ее палата, поворачивал на девяносто градусов. Из окон коридора непрерывным рядом, разместившимся вдоль всей левой стены, с легкой пульсацией лился утренний сероватый свет. Этот ритм Линн за пять лет научилась распознавать со скрупулезностью сектанта. Он говорил о многом: опять над головой была иллюзия, а за стенами — снова прорыв. Изощренное воображение сразу подкинуло кровавые картины произошедшего, дав логичное объяснение происходящему в медицинском крыле.

Следующая палата была запечатанной. Магическая пентаграмма въелась в дверь искрящимися боками, поблескивая рыжими всполохами. В ее трехмерном очертании угадывалось многослойность из разных типов силы. Работал не один Хранитель, и работа выполнялась очень тщательно. Не сказать, что адептку терзало любопытство. Просто из-за двери веяло мощной энергией и сочной эманацией ментальной магии. Этого не запечатали, значит, не опасались. Ментал для менталиста: такой коктейль нельзя пропускать…

Наверное, ей отшибло последние мозги. Остановиться бы, подумать, взвесить все «за» и «против». Но девушка этого не сделала. Сосредоточившись, она потянула собранную энергию и мыслью скользнула за дверь. Печать молчаливо пропустила ее ментальный порыв. Первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие ширм. Второе — густая тьма, сначала едва ощутимо колыхнувшаяся, а после метнувшаяся к ней, сверкая острыми зубами, словно сторожевая псина. Дверь завибрировала, а Линн от неожиданности отшатнулась. Сдалась ей эта гребаная сила…

Смахнув с лица волосы, она лихорадочно взглянула ещё раз на мерцающий знак, проверяя его целостность. Схема не была нарушена. Значит, что бы внутри ни находилось, оно не выберется. Какого это в медкрыле?

В дальнем конце коридора поднялся шум… Зароптали ступени под множеством тяжелых шагов, разнесся знакомый гул голосов. Как-то разом пространство заполнилось хмурыми и сосредоточенными адептами во главе с Виртуозовым. Линн не поверила собственным глазам: уж кого она точно не ожидала встретить здесь. Вспомнились их последние минуты вместе и ужас, последовавший после. Самсон удивлённо замер на месте, разглядывая растрепанную, окутанную черной дымкой Линн, а потом, словно гора, двинулся к ней и бережно подхватил на руки.

— Линн… — только и выдохнул он, уткнувшись носом ей в шею. Его объятия были привычно крепкими, и это расслабляло. Линн обняла его в ответ, нежно поглаживая волосы парня и успокаивая. Сила, собранная ей, начала испаряться быстрей, окутывая их тела зыбкой пеленой, но было уже все равно. Преданные объятия Самсона давали понять: кое-что в ее жизни останется неизменным. Это действительно радовало и дарило чувство спокойствия и уверенности. Она справится. Даже не так, они справятся с ее проблемой вместе.

Никто из них, отдавшихся крепким объятиям, не видел, как схлопнулась на дверях печать, исчезая. Черные призрачные точки, клубясь, пробились сквозь щели. На миг оформившись в человеческий силуэт, нечто, похожее на тень, смазалось и раскрыло свои челюсти, врезаясь пастью в спину Линн. Огненный шар Рубина настиг существо секундой позже. За последовавшей вспышкой не осталось ничего: ни существа, ни эманаций… ни ошметков. Внутри палаты продолжала находиться окутанная артефактами, проклятиями и заговорами фея. Лицо девушки вновь приобрело человеческие черты. В синих глазах застыла дрожащая обреченность. Обожженное, обезображенное тело слабо трепыхалось под действием лечащей формулы Дич…

Она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, беспрерывно борясь с накатывающей глухой беспринципной болью. Ее обожженные глаза оставались слепы, и только звенящая пустота внутри говорила, что Улей наконец покинул ее. Мать ушла, разорвав последние связи. Она опять чувствовала, что ее предали, ощущала себя абсолютно обнаженной перед лицом безжалостного мира.

Увы… Адептка пятого курса так и не узнала ответ на свой мысленно заданный вопрос: «Какого… это делало здесь, в медицинском крыле… в обычной палате…» И не чувствовала, как ее вмиг обмякшее тело крепко сжимал Самсон…

Ее бесчувственную опять уложили в самой дальней палате и подключили к всевозможным аппаратам. Оглашать ее новый диагноз студенты медицинского побаивались даже между собой, разумно решив, что такими фразами не разбрасываются и что окончательную точку поставит декан Гемарта Дич.

Адепты тупо сновали по палате скованной феи, и на животрепещущий вопрос «Что произошло и что это было?» тоже не находили ответа. Увиденное выходило за пределы ими выученного и им понятного.

Послушники просто молчали, изучая пространство одними им известными способами. Все ждали своих деканов в надежде, что хоть они прояснят ситуацию. А тем временем выспавшаяся Эвереста Борин готовилась к предстоящей операции, попутно надиктовывая Марите основные моменты для отчета.

— Когда Кирин придет в себя, пусть забьет в мой коммутатор координаты брата, — отдала она последнее распоряжение. Марита молча кивнула, а Дич напряженно подогнала. Общий зал ритуалов ждал, готовый к сложной работе. Высшая академия демонизма и магии функционировала, как и прежде, хоть и сжавшись от объявшего ее напряжения.

* * *

Рассвет занимался быстро, как по инструкции или по предписанию. Безоблачное небо позолотилось у самого горизонта. Солнце поднималось, безжалостно слизывая с камня тени и ночную влагу. Собрав скупые пожитки, двое мужчин двинулись в обход аномалии. Путь был неблизкий. Впереди ждали скалы и ущелье, а еще дальше — железнодорожная станция с единственным доступным входом.

Ананьев молчал, Звездунов — тоже. Ночная болтливость коллеги была вполне приемлемой и равноценной его истощению. Ничего нового. Сейчас же, при свете дня, разговаривать им было не о чем. Тощий змеелюд как обычно будет сводить все к охам-вздохам и экспериментам, а принципиальный Хранитель будет беситься до белого каления, не умея вести изощренные словесные перепалки.

Скалы становились все ближе, вместе с тем жаркий ветер уносил последние отголоски ночной прохлады. Не сговариваясь, оба накинули на головы черные капюшоны, притороченные к плащам. Странная и нелегкая на первый взгляд одежда как всегда защищала, бережно дополняя их уверенные скупые движения приятной прохладой.

Неглубокое ущелье оказалось с сюрпризом. Их ждали… Неприглядная истина подняла свое обезображенное лицо в тот момент, когда вокруг них захлопнулась мастерски поставленная ловушка. Никакой военной романтики, воспетой бродячими менестрелями и старыми, повидавшими жизнь скитальцами. Никакой прославленной десятками песен немой красоты жестокого боя. В пылу сражения было трудно на что-то надеяться. Пыль вздыбилась, скрыв за собой нападающих, забиваясь в ноздри, под зубы… в легкие.

Душный ветер сбивал с ног. Атаки, последовавшие следом, были более чем ощутимыми… В такие моменты казалось, словно в сознании отключается рациональность и человеколюбие, позволяя применять к противникам не самые гуманные схемы действий. Осознание масштабов опасности приходит после, и можно с уверенностью сказать: «Да. Этим утром им повезло вырваться из окружения живыми и устранить угрозу».

Нападавших было трое, а их останков — бесчисленное количество. Кнут был страшен, Звезда — холоден и резок… Только так и можно было охарактеризовать прошедший бой…

Октопус устало сидел на влажном от крови песке и отсутствующим взглядом смотрел на лежащего рядом парализованного Раздорца. Их взгляды пересеклись, и тот лишь губами прошептал: «Уходи»… От осознания того, что именно он велел сделать, бросало в дрожь. Звездунов не был готов так поступать. Но даже так на этот момент никто из них не брался прогнозировать: смогут ли они добраться до Академии живыми. Даже если это всего десяток километров, обычные два часа пути…

Глава 49

— Что есть жизнь? — вопрос застал врасплох. Первый репетитор смотрел в белоснежную дымку изображения и пытался понять эмоции проскользнувшие на лице собеседника. Однако незнакомое лицо, как и десяток других, используемых ранее, хранило мертвую непроницаемость.

Вопрос с подвохом?

— Что есть твоя жизнь? — уточнило изображение, продуцируемое коммутатором. Мужчина сглотнул, чувствуя, как предопределение нависло над ним Дамокловым мечом. — Ты дал ей цену?

Единственное, что объединяло все эти мертвые лица, степенно шевелящие губами, это голос. Механическое шуршание сотен хитиновых пластин, сродни музыкальной шкатулке, только в живой глотке. Можно было с лёгкостью представить, как эти пластины, подобно мясорубке, перемалывают кости.

Он чувствовал, как намокли волосы на затылке. Лёгкий ветерок, ворвавшийся в кабинет через приоткрытое окно, неприятно лизнул холодом.

— Жизнь ценна, пока приносит пользу, — живая глотка с мертвым лицом, продолжала вещать. Можно списать впечатление на фанатизм или наркотическое восприятие. Но мужчина знал, откуда берутся эти лица.

— Чего вы хотите?

Изображение коммутатора подёрнулось и он увидел запись.

Сквозь чужие глаза было видно узкое стрельчатые окно, чуть выпуклое, словно наблюдаемое сквозь линзу. За стеклом говорило двое: мужчина и женщина. Эвересту Борин сложно не узнать, а вот ее престарелый посетитель остался неузнанным.

— Но у вас же принц учится! — возмущался он.

— У меня их даже больше, чем один, — лениво протянула женщина и старик попятился… Изображение смазалось, показывая уголок голубого неба, после в него мельком пробралась нежное девичье лицо в облаке розовых кудрей, взметнулись толстые стрекозьи крылья…

Запись остановилась и картинка преобразилось.

— Найди и назови имя каждого — муторно прощелкало лицо, таращась сквозь расстояние странным немигающим взглядом.

Связь оборвалась.

Судорожно вытерев взмокший затылок, Первый Репетитор ученого совета Дайкирии закрыл крышку коммутатора. Прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь начавшую терзать тело.

Нервы стали совсем ни к ч'рту. Имена… Какие же имена они хотят? Принцев?

Всех кто в тайном списке перед Максимилианом? Невозможно. Нонсенс…

Бесценные сведения за бесценную жизнь?

Окно неожиданно захлопнулось, а после из потолка смоляной каплей скатилась чужая тень. Оформившись в знакомого жреца, тень глубоко поклонилась и припала на колено:

— Мы просчитались, — известил он. — Уложили всех троих. Собрать ещё одну группу?

— Подожди, — Репетитор забарабанил пальцами, просчитывая в уме возможные результаты произошедшего. — Их состояние?

— Вопиющая расслабленность… Готовят похороны.

Репетитор нахмурился. Ему не понравилось, как это прозвучало.

— Просто наблюдайте, если не уверены в их истощении, не лезьте.

Тень кивнула и растаяла. Сглотнув, мужчина медленно поднялся из-за стола и нырнул в тайник, спрятанный в полу под столом. Выудив из набора артефактов, нужный, он опять сел в кресло и коснулся рукой коммутатора.

— Добрый день, могу ли я напроситься на встречу? Мне нужен час.

— А не много? — его собеседник хмурил черные брови и явно был недоволен.

— Сложный разговор, — сказал чистую правду Репетитор, надеясь что страх не отобразился на лице, — неотложный, жизненно важный.

По ту сторону связи хмыкнули.

— Ну приезжайте, посмотрим, что у вас за дело.

* * *

— Ты мне объясни, на хрена? — поинтересовался Ананьев, ватной куклой валяясь на булыжниках. Его полусидящее состояние сохранял толстый шнур который, согласно инструкции, всегда находился в походном комплекте.

Звездунов молча продолжал носить булыжники, обкладывая ими заботливо собранные в кучку останки. Солнце уже припекало и вонь требухи все больше нервировала.

— Я понимаю, что у тебя забота о ближнем… Но эти ближние как бы грохнуть нас пытались. Меня уж точно… — Двигать головой Раздорец тоже не мог, так что довелось изрядно косить глазами чтобы уследить за действиями более подвижного коллеги.

Октопус выпрямился, возвел руки к солнцу и прошептал последнее наставление ушедшим душам.

— Да будет так и Многоликий упокоит твою душу, — машинально вздохнул Ананьев в унисон Звездунову. Последние ритуальные слова даже раздорцу не с руки умалчивать…

Наконец вытерев вспотевшей лоб, Октопус упёр руки в бока и внимательно посмотрел на Анониса:

— Надо кровь убрать, после двинемся к пещерам и переждем до вечера. Как только войду в силу, посмотрю что у тебя там.

— Я тебе и без силы скажу, что там звиздец, — фыркнул Ананьев, — хреновец, пиз…

Октопус молча развернулся к нему спиной и, насвистывая любимую песенку, пошел уничтожать бурые пятна.

Материться расхотелось. Тяжело вздохнув, Анонис задумчиво уставился в голубой небосвод, на жёлтое слепящее пятно солнца, покуда в глазах не заплясали сине-зеленые круги обожжённой сетчатки.

— Слушай Звезда, — позвал он, не сомневаясь что если Октопус не подойдёт то все равно услышит, — знаю я одно хорошее заклинание. Перемещает быстро по меткам, ближайшая в Академии…

— Я истощен, — напомнил Звездунов, собирая в пригоршню чистую пыль и посыпая, успевшие подсохнуть бурые лужи.

— Не страшно… надо энергию из пространства тянуть… — Ананьев сглотнул, — делается червоточина к метке, перемещение в мгновение ока. Только минус один…

Звездунов склонился над ним слишком неожиданно, от чего Раздорец буквально ослеп. Сине-зеленые пятна яркими бликами окрасили чужое лицо.

— Какой?

— Без капли света… — тихо выдохнул Анонис. Наверное, не стоило так долго смотреть на солнце. Пятна гасли медленно, уступая место непривычно хмурому лицу хранителя.

— Нужна тень или просто чёрное дело? — наконец спросил он.

— Не то и не другое — вкрадчиво ответил Раздорец и облизнул пересохшие губы. — Нужна мерзость. Ты должен знать, что это именно она, и при этом получать истинное удовольствие от нее. Ты не должен думать о мерзости как о пути к всеобщему благу.

Их лица сейчас были непозволительно близко, от чего на коже плясало дыхание друг друга.

— А мерзость бывает разной, иногда чувственной, иногда грязной… — сглотнул Ананьев, цепко смотря в его глаза.

Октопус отшатнулся и задумчиво скользнул взглядом по парализованному тощему телу. Шнур, зафиксировавший его возле камня, поддался легко.

— Мерзость и удовольствие, говоришь… — Октопус сдернул шнур. Ананьев шлепнулся на землю и невольно зашипел. Хранитель тем временем поднялся на ноги. — Да легко. Я тебе свежую тушёнку приготовлю. Только откопаю кое-кого… Подкрепишься, наберёшься сил, а я, так и быть, спою твое заклинание… Заодно вспомнишь, почему ненавидишь хранителей.

— Сволочь… Я кажется лоб рассек.

Октопус самодовольно хмыкнул и принялся откапывать только что закопанные останки.

— Ты что будешь, руку или ногу?

— Ухо, бля… — Ананьев откровенно занервничал. — Перестань хрень чудить! Закопай обратно!!! А то…

— А то что? — Звездунов опять подошёл к нему и продемонстрировал чужое ухо. — Это сойдёт?

— Паскуда… — процедил Ананьев, понимая, что вокруг Октопуса очень явно клубится тьма. — Дай руку… Повторяй за мной…

* * *

Дич курила, нервно поглаживая свободной перебинтованной ладонью собственное предплечье. Операция прошла успешно и теперь амагическая гроздь находилась в стеклянной банке, залитая литром формалина.

— Чтобы ещё раз встретилась с такой жутью… — прошептала она, затягиваясь.

Эвереста, задумчиво покрутила банку, стоящую перед ней на столе, рассматривая странный кластер. Напоминал он связку яиц только что выпотрошенный курицы. Такие же жёлтые и кожистые, спаянные вместе эпителием и прожилками.

— Все может быть. Главное, что парень выжил. — она поморщилась, вспоминая о чем-то своем. — Никогда не видела, чтобы скальпель раскалялся от одного прикосновения к тканям…

Дич фыркнула. Она тоже не видела. Ожог ныл и нервировал. Собственная дрожь раздражала.

— Какая-то хитроумная защита, — продолжала тем временем Борин, вспоминая произошедшее как сон с вывертом больного сознания.

Десять адептов и столько же послушников слегли с глубоким истощением. Это на пару дней. И если адептов было кем заменить, то из хранителей на ногах остался разве молчаливый староста, которого взять в качествебатарейки Гемарта попросту побоялась. И Эвереста была с ней полностью солидарна. Двух девчонок, которые затесались в послушницы всего неделю как, брать на такое ответственное дело было чревато ошибками. Сделать обычные светлые заговоры они тоже будут не в состоянии, если вдруг понадобиться. Хоть охрану послушнику выделяй….

Происходящее в Академии ей не нравилось, как и гроздь плавающая в банке. Словно не оглашённая война со скрытым за углом противником.

Хуже всего было то, что Звездунов и Ананьев все ещё не вернулись. Словно под землю канули. И не проверить ведь.

Хоть иди к принцу на поклон…

Словно издеваясь, задребезжал коммутатор:

— Его Высочество просит аудиенцию, — пропела Марита, явно пытаясь произвести на венценосного впечатление.

Пихнув банку под стол, Борин кивнула Гемарте на потайную дверь, а сама попыталась сделать голос помягче:

— Пусть заходит… Кофе сделай, пожалуйста.

— С плюшками? — хихикнула Марита.

— С пирожками, — подсказала Гемарта и поспешила скрыться с глаз долой. Недовольно зыркнув ей вслед, Эвереста нацепила на лицо самую, что ни есть доброжелательную улыбку и приготовилась встречать Максимилиана с распростёртыми объятиями.

Принц не подкачал и, явившись пред ее ясные очи, позволил облобызать себя в обе бледные щеки.

А после включил приказной тон, от которого бросило сначала недоумение, потом раздражение, а после в нервную дрожь…

— Я должен вам желание, — сразу начал он, скользнув взглядом по окну, а после развернулся к Борин, — так что не буду спрашивать о причинах моего вчерашнего наваждения… Ваш спор пошел вам на руку.

Кивнув, Эвереста заискивающе улыбнулась.

— Большое спасибо…

— Но… Я надеюсь, вы объясните мне это? — он нырнул рукой в карман своих широких штанов и вытащил скрученную газетку «Столичного Вестника». На первой странице была четкая фотография Максимилиана Дрейка в обнимку с Веленой Липкой.

«Страсти принца в ВАДИМе» — гласил жирный заголовок.

— Разберемся, — икнула Эвереста, теряясь под пристальным взглядом Максимилиана.

— Интересно, как? — от принца потянула таким холодом, что хоть труп замораживай на месте.

— Как… Как, — вздохнула женщина, — на живца поймаем, кастрируем и заставим опровергнуть написанное.

— А кастрировать то зачем?

— Для наглядности, чтоб впредь неповадно было.

Глава 50

— Сколько пальцев? — Камилла придирчиво посмотрела на Влада, застыв перед ним с оттопыренными пальцами.

— Три, — сухо ответил парень и почесал небритый подбородок. — Слушай, отпусти, а?

— Это не я придумала, — фыркнула Рылова и ткнула пальцем в потолок. — Печать видишь? Вот и сиди под ней.

Мухотряскин нехорошо на нее глянул, но послушался. Магическая печать на потолке действительно была шестигранная и многослойная. Такие просто так не ставят в больничках.

— Тогда расскажи…

— Нечего рассказывать. — Камилла закусила губу и отвела взгляд. — Пока что нечего.

— Очень перспективно. — Откинувшись на подушку, парень скользнул взглядом по зазнобе, отмечая ее помятый вид.

— Полдник через час. — Сменив тему, девушка поднялась на ноги и улыбнулась. — Не скучай.

Стоило ей уйти, как прямо из стены показалась голова Самсона:

— Живой?

— Ты чего с утра тенями балуешься?

— Дел много. — Выйдя из стены полностью, Самсон бухнулся на соседнюю кровать и принялся ковыряться в зубах. Выглядело очень натурально, с виду и не скажешь, что тень. — Короче, Кнут со Звездой с вчерашнего вечера отсутствуют, а здесь дрянь полная творится.

— А со мной что?

— А это я у тебя хотел узнать. Тебя Рылова нашла вчера вечером, запакованного в амагический кокон.

У Влада медленно поползли брови на лоб.

— И сколько я пробыл в коконе? — Голос дрогнул, а память стала капризно виться туманом в голове.

— Около суток. — Друг помрачнел, думая о чем-то другом. — Лысый был так же упакован. Я расспросил ребят… Вы позапрошлой ночью вместе ушли. Совсем ничего не помнишь?

Самсон ждал хоть какой-то отдачи, а сказать ему было откровенно нечего.

— Последнее воспоминание о том, как ампулу сдавал Ананьеву, да и только.

Дверь резко отворилась:

— Самсон, там ректор тебя вызывает, — заглянул в палату Рубин. — Быстрей давай, у вас там какое-то архиважное собрание…

— А почему тебя не вызывает? — удивился Виртуозов.

— А я у стрекозы дежурю. — Он недовольно надул щеки. — Словно делать мне больше нечего…

* * *

— Так… твоя одежда, обувь, полотенце. — Горр раскладывал перед Хадисой вещи с таким видом, словно собирал ее как минимум на выездную практику.

Ррухи, сидевшая на соседней кровати, задумчиво скользила по нему взглядом, отмечая все рельефы и массивы вовсе не юношеского тела.

— Может, мы в свою комнату? — поинтересовалась Хадиса. Она и сама была не прочь полюбоваться на рельефы и теперь транслировала эту мысль доброй части девушек в медицинском корпусе. Самое странное в таком положении дел было то, что Кирин это отчётливо понимала, она даже знала, где и кому пришла очередная пошлая мысль. Словно паук, раскинувший сети. Но ни удивиться, ни поразмышлять на эту тему ей не хотелось, впервые она чувствовала себя естественно и комфортно.

Сила, которая ранее сводила ее с ума, теперь комфортно ощущалась вокруг.

— Вы под наблюдением до обеда, — возразил оборотень. Хадиса задумчиво улыбнулась, а Ррухи выдала ее мысль:

— Тогда попой повернись, я полюбуюсь.

Уши парня вспыхнули, а волчица только рассмеялась в ответ.

— Весело, да? — процедил он. — Одевайтесь, сейчас будет не смешно… Вообще.

И сразу же пожалел о сказанном, потому что Ррухи поднялась на кровати в полный рост, в одной лишь прозрачной больничной рубахе и, вильнув бедром, начала сбрасывать одеяние. Хадиса комментировала замогильным тоном:

— А сейчас эта рубашка упадет к твоим ногам, Горр, согретая ее телом…

Ночнушка действительно упала, только не к ногам, а была повешена Горру на изящно покрасневшее ухо, левое… Правое неприкрыто продолжало краснеть…

В штанах стало откровенно тесно. Медицинский халат спасал от стыда… А толку? В результате Горр подождал девчонок за дверью и молча, без комментариев, повел их в палату к фее.

После случившегося с Линн представительница Улья была обследована ещё раз. Полное отсутствие в ней магии и порванные магические потоки, как и у Линн, говорили о состоянии куда более серьезном, чем опустошение.

И если адептка сохранила свой рассудок, то рассудка у феи не наблюдалось, как и личности.

Пустое, функционирующее на одних вегетативных рефлексах тело… Как новорожденный. Вот только младенец на раздражители реагирует, а сенсорная система феи молчала, словно мертвая. О чем думал Горр, заталкивая обеих послушниц к фее? О мести или о жестоком уроке?

Неизвестно.

Он и сам не мог сказать, почему сделал это. Чернота, вспыхнувшая в сердце Хадисы, вмиг тяжёлым тянущим чувством упала на всех вокруг. И это было вовсе не возбуждение.

* * *

Компания, собравшаяся в кабинете ректора, была странной. Мало того, что принц решил поприсутствовать на обсуждении, так теперь между идейными врагами молнии летали такие, что мало не покажется.

Идейными врагами были самый адекватный среди адептов и последний находящийся в кондиции послушник.

— Задача классическая, — начала Борин. — Найти, обезвредить, заставить опровергнуть.

Самсон в который раз прочёл заголовок и расплылся в улыбке:

— А ведь все верно написал, ни одной грамматической ошибки и ничего порочащего…

Староста Хранителей закатил глаза, а Максимилиан побледнел ещё больше.

— Мне интересно, ты давно с людьми преклонного возраста общался? — тихо начал он, сверля Виртуозова надменным взглядом. — По-твоему, среднестатистический гражданин старой закалки поймет фразу «Страсти принца в ВАДИМе» непредвзято? Или может, ты назовешь хоть одного, кто сразу решит, что речь идет об академии, а не о наяде на фото? Может, кто-то из них задумается над тем, что на фото девушка, а не переодетый придурок неопределенного пола?

За стеной раздался приглушенный хрюк. Сделав лицо еще посерьезнее, Эвереста глубокомысленно изрекла:

— Свиньи в этом году голосистые…

«И пофиг, что хозяйского двора в Академии отродясь не было», — жестами отобразил Хранитель. Раздорец понимающе усмехнулся.

Веселое хрюканье Гемарты Дич узнать не сложно, а принцу знать не обязательно.

«Есть у меня одна идейка», — предложил безымянный староста. Его жесты были четки и понятны. Виртуозов внимательно считывал их и все больше расплывался в улыбке.

— Интересненько, — позволила Эвереста. — Разложи подробно, как умеешь, желательно в письменном виде.

Следующий час послушник кропотливо записывал роли, а Самсон все больше хмурился. От проработки характеров учащихся этим парнем бросало в дрожь. Перед ним не среднестатистический послушник сидел, а беспринципный мозг… Однозначно, если идея выгорит, что на первый взгляд было весьма сомнительно, то этот Хранитель получит отменную кликуху с легкой руки Виртуозова.

* * *

Ррухи тихо упала в объятия Хадисы и заплакала. Ещё вчера утром вот так же она плакала в объятиях всех троих подруг из-за глупой татуировки. Сейчас ее боль была надрывной и беспощадной.

Хадиса молча гладила ее по голове и не могла понять, почему там, где у нее должно было возникнуть чувство, образовалось чёрное невнятное пятно, словно кто-то навесил ширму на ее боль.

Ее взгляд бездумно блуждал по палате, выхватывая детали: единственное окно, глухо запечатанное магией, ажурную вязь заговора, которая легла на стекло едва светящимися линиями, энергетическую сетку, плотной структурой вьющуюся вдоль стен, пола и потолка, яркие розетки лечащего заклинания над головой и под ногами феи, сотворившие некое подобие лабораторной колбы…

Пальцы демоницы механически зарылись в волосы Ррухи, а взгляд тем временем отметил косу, легшую на хрупкие плечи феи толстым канатом. На ее щиколотках и запястьях виднелись следы от въевшихся под кожу подавителей. Тело медленно вращалось вокруг оси, словно диковинный глобус: экспонат кунсткамеры в музее Изящных искусств… Вскоре взору предстала полуобнаженная спина, на которой начали пробиваться новые крылья, словно два диковинных стеклянных цветка, распустивших по единственному бархатному лепестку из-под лопаток.

За ее спиной раздосадованный неожиданными гостьями Рубин медленно опустил руку, радуясь, что успел наложить на Хадису эмоциональный блок. Уровень ее эманации выровнялся, что невольно обрадовало. Крамольные мысли, возникшие в голове, отступили на второй план. Грамотный блок получился, а главное — своевременный. Хоть бери и памятник себе ставь.

— Придурок, — процедил он Горру из своего угла, и оборотень от неожиданности вздрогнул.

— Стережешь? — нахмурился он.

Трахтенберг покачал головой и кивнул на дверь:

— Убери их, обрисуй ситуацию и впредь предупреждай меня. Не хочу быть свидетелем очередной свистопляски.

Оборотень его возмущения не понял. Наверное, ментального всплеска тоже не заметил. Что с врача возьмёшь…

Впрочем, спорить Горр не стал. Девчонок вывел молча и, заведя их назад в свою палату, плотно закрыл за собой дверь, оценил их общий ступор и начал говорить то немногое, что знал: о коконах, о посевах, о запрещенных уровнях трансформации и о произошедшем с адепткой возле палаты с феей.

Единственное, о чем он умолчал, — так это о том, что обеих девушек пожрали, и что путь в профессиональный магический мир им закрыт. Кто пожрал — на это вообще ответа не было.

— Где вторая? — Ррухи, как всегда, задавала неудобные вопросы.

Горр промолчал, чувствуя на себе их острые взгляды. Дай им скальпель — без анестезии будут резать, однозначно, и даже не подумают, что что-то идет не так.

— Ваш декан расскажет…

— Разве он в Академии? — Голос Хадисы звучал непривычно звонко, словно ей горло сдавило, и словно она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Почему она это спросила? Кирин и сама не понимала. Несколько минут назад все было абсолютно ясно. Словно в голове жила отдельная карта. А теперь черное пятно внутри разрасталось и пульсировало, отключая все больше чувств, скрывая от внутреннего взора всех и каждого. Она-то мозгом понимала, что должна плакать. Что-то опять с ней не то и не так.

Опять проклятие? Когда и кто успел?

— Придет и расскажет, — сглотнул Горр и невольно почесал татуировку на своем запястье. Ррухи, проследив этот его неосознанный жест, неожиданно ощерилась:

— Ненавижу тебя! — И вылетела из палаты.

Хадиса же вовремя вцепилась в руку Горру и прошептала:

— Будь на моем месте сестры, ты бы без сожжённых мозгов не вышел.

Одернув руку, парень невольно попятился, понимая, что его начинает колотить от странной неконтролируемой ненависти…

Сложилось впечатление, словно Кирин абсолютно точно знала, что собой представляли обе феи. И от этого становилось поистине страшно.

* * *

Заклинание Анониса все не оканчивалось успехом, и он требовал раз за разом повторять мерзкие вещи и копить силу. Октопус делал, задумчиво открывая в себе все новые и новые грани морального извращения. Это было чревато, но ему откровенно не хотелось отсиживаться в пещерах, и потому как послушный адепт он снова и снова послушно делал мерзости.

Разве только обещанную тушенку не сварил.

В тот момент, когда заклинание все же сработало и окутало черной пеленой их двоих, за спиной задрожали глыбы, формируя каменного голема. Пространство сжалось до мелкой точки, вдавив тело непередаваемой массой. Казалось, его вытянули в тонкую нить и собрали заново, не забыв подогреть каждую нервную клетку. А потом собрали вновь, попутав части тела местами.

Кнут яростно хохотал, захлёбываясь, а Октопус понимал, что его кожа мерцает черным. Метка, что привела их прямо в кабинет ректора, исчезла. Черная тьма, окутавшая Хранителя, — нет…

Упав на пол, они, не шевелясь, пытались отдышаться и собрать мысли в адекватное состояние. Получалось плохо. Окровавленные и побитые, они фонили одновременно и светом, и тьмой, порождая множество вопросов в незакаленных умах… Собрание, проводившееся под чутким контролем Эвересты, неожиданно захлебнулось общей тишиной.

— Продолжайте на улице, — наконец выдохнула Эвереста, с убийственным спокойствием выпроваживая тройку парней вон, а после уверенно обратилась к секретарше, насиловавшей печатную машинку. — Марита, медиков сюда, пятерку как минимум.

Затем плотно закрыла дверь и позвала Гемарту.

— Иди, любуйся не специалистов.

Дич поперхнулась. А Борин, в свою очередь, подумала о лаконичном умерщвлении Хинеуса Кирина. Мысль согрела душу и напомнила об еще одном неразрешенном вопросе. Хадиса так и не забила в коммутатор номер своего поганого брата.

А ей он был необходим. Очень, прямо сейчас.

Глава 51

Откинув газету на стол, Хинеус Кирин задумчиво пробарабанил пальцами по столу. Статья была ударом ниже пояса и очень явственно говорила о бреши в системе защиты ВАДиМ. Стоило об этом поговорить с Первым репетитором, раз он сам напросился на встречу. Увы, там, где ему хотелось действовать, руки были связаны. Учебные заведения — это вотчина Ученого совета Дайкирии, а не Дворцовой службы безопасности, и без их прямого запроса бюрократическая шестеренка дайкирийского чиновничества не имеет права дышать на их территорию. И даже поимка пожирателя и наличие в Академии приманки не особо эти руки развязывает.

В дверь постучали.

— Войдите… — позволил он, словив себя на чувстве абсолютного и раздражающего бессилия.

— Первый репетитор прибыл на часовую аудиенцию, — пролепетала белобрысая секретарша, и Хинеус молча кивнул, позволяя его впустить.

Поздоровались коротко. Наученная горьким опытом, девчонка закрыла дверь с той стороны, отсекая пятерку молчаливых жрецов от их нервного начальства. То, что Репетитор был нервным, выдавало отнюдь не его заковыристое приветствие, выданное на жреческий манер. Но вот резковатые движения, залегшие складки вокруг рта, а также непривычный прищур глаз говорили Хинеусу о невыполнимой задаче, с которой столкнулся этот сановник.

— Разговор будет длинным, — продолжал тем временем Репетитор и уверенно сел на кресло, поставленное аккурат напротив рабочего стола. Кирин и сам присел, задумчиво разглядывая странный кубик в руках бывшего жреца. Острые шипы, усеявшие гладкую золотистую поверхность предмета, были испещрены мелкими символами. Объект был похож на ритуальную вещицу, с той лишь разницей, что ранее такую видеть не доводилось. А раз так, то, скорее всего, это некий артефакт из новых разработок.

— Я слушаю.

— Я знаю, кто покушался на Главного Репетитора, — сразу выдал сановник, отчего даже у вечно острого на язык Хинеуса пропал дар речи. — Я хочу гарантий… Нет, не так. — Он шумно сглотнул. — Я хочу информацию на информацию.

— Страдаете двойной игрой? — слова все же нашлись. Репетитор дернулся от них, словно от удара. И пока его взгляд метнулся по кабинету в поисках непонятно чего, Кирин аккуратно нажал припрятанную под столом печать, активизируя ряд барьеров и сигналок. Теперь пятеро жрецов репетитору не помогут. Что бы ни запланировал его визитер, Хинеус собрался выжать его максимально и, если понадобиться, — пропустить через мясорубку.

Словно издеваясь, запищал коммутатор, извещая о входном звонке.

— Секундочку, — мягко улыбнулся он сановнику и включил связь. Коммутатор источил знакомую белоснежную дымку.

Хинеус сосредоточенно наблюдал за тем, как плотное сияние отступает, пропуская на передний план четкое изображение его сестры. Репетитор продолжал вертеть в пальцах свою вещицу, и это начало откровенно отвлекать.

— Добрый день, Хин, — поздоровалась с ним Хадиса, непривычно растягивая слова. От дивной интонации внутри змеей заворочалось предчувствие беды.

— Что опять? — поинтересовался он, стараясь не выдавать тревогу. Хадиса продолжала лениво смотреть на него, и от этого простого взгляда хотелось скукожиться.

Стало ясно, что она полностью вошла в силу. Это чувствовалось даже на расстоянии, пробившись уверенными чертами на ее спокойном кукольном лице. Репетитор начал отвинчивать шипы артефакта и менять их местами в пазах. Раз за разом от его увлеченного действия в кабинете разносились щелчки. Раздражение продолжало расти. Хинеус вконец отвлекся от сестры.

Сама же девушка наблюдала за ним, словно впервые, отмечая каждую черту и каждую знакомую эмоцию. Нервы были ему не к лицу. Отчего-то появилось желание распустить его волосы, сплетенные в тугую косу, и провести ладонью по щеке. Прижать к груди и успокоить его.

— Не буду отвлекать. Помни, я жду понедельника, — наконец сказала она то единственное, что действительно имело для нее значение. — Ректор Борин просто ждет. Она попросила внести твои данные в ее коммутатор.

— И? — Отвлекшись от Репетитора, Хинеус наконец посмотрел на сестру и как раз вовремя.

Она как раз непривычно сощурилась и странно повела носом, словно принюхиваясь. Тонким кончиком языка пробежалась по полным губам и на миг скользнула взглядом в сторону двери.

— Я наметила цель, Хинеус. Если не хочешь проблем — поспеши. — После этой удивительной фразы Хадиса впечатала в экран короткую записку. Вспыхнув, бумажка упала на стол энергетической копией. Резковатый и отнюдь не женский почерк Эвересты Борин радовал рядами цифр и точек.

Всего несколько строк, обозначенных кодами. Но зато какими. Хинеус знал каждый из них, и каждый мог ввести в оцепенение неподготовленного слушателя.

— Я все понял, — наконец выдал он. — Ждите.

На фоне его уверенной фразы игрушка Репетитора вжикнула и затем вновь щелкнула, похоже, в последний раз.

— Береги себя, Хин…

Связь оборвалась. Кирин в задумчивости прикрыл крышку коммутатора и взглянул на сидящего напротив посетителя. Угловатый артефакт, мягко лежащий в его ухоженной ладони, явно изменил очертания и теперь выглядел более агрессивно.

Репетитор опять покрутил его, и артефакт раздался в размерах, поблескивая ранее спрятанными линзами.

— Я хочу знать имена, — заявил Репетитор, постукивая пальцами по артефакту. Его голос неожиданно изменился, наполнившись угрозой. Более того, появилось острое чувство подмены — так резко изменилась мимика этого человека. — А если будете против…

Артефакт взблеснул линзой…

Активизированные ранее барьеры промолчали.

Неожиданное упущение взорвало мозг…

* * *

Тройка парней продолжала обсуждать план у самого входа в административный корпус. Послушник активно жестикулировал, смотря на принца, а Виртуозов по ходу дела озвучивал. Мерцающий над ними барьер предполагал некую приватность. Но так ли это на самом деле — Эвереста, всегда видевшая все насквозь, не знала.

За спиной Ананьев гундосил что-то пошловатое. Кирин, отослав сообщение брату, теперь практиковалась в простейшем медицинском заклинании. Дич посчитала, что навыков, полученных послушницей в Институте благородных девиц, вполне достаточно для этого нехитрого дела. К тому же плотность ее энергии была подходящей, потому отторжение было маловероятно. Потому, расположившись возле дивана, на котором тряпкой валялся Ананьев, Хадиса пыталась лечить. От ее ладоней, мягко пульсирующих желтоватым сиянием, наполнялись энергетические каналы Раздорца. Последний комментировал, отчего даже у Эвересты невольно сворачивались в трубочку уши.

А тем временем парни на улице о чем-то договорились и даже пожали друг-другу руки.

— Глянь, — коротко позвала ее Дич, и Борин с сожалением оторвалась от созерцания окна.

— Что там? — Она скользнула за дверь, обычно скрытую для посторонних.

Подсобка была мелкой: всего восемь квадратных метров. Без окна, но с хорошим освещением. Забитый документами шкаф да пара стульев с мелким столиком — вот и все хозяйство. При желании можно мелкую тахту вместить, но смысла в ней здесь не было. Пока что…

Посередине на стуле сидел Звездунов, Дич как раз занялась его спиной, водя искрящимися ладонями над лопатками.

Раньше видеть его раздетым Эвересте не доводилось, так что вытатуированный вдоль позвоночника клинок стал откровенной неожиданностью. Дич убрала ладони, открыв пытливому взгляду цитату из Кодекса Хранителей, перечеркнувшую клинок аккурат по линии гарды, визуально искажая эфес: «Да будет так, упокой Многоликий мою душу». Такая формулировка вполне подходила религиозному фанатику, к которым молодой декан вроде бы не относился.

Передернувшись от смысла фразы, женщина быстро взяла себя в руки и уточнила:

— Чего звала? — поинтересовалась она, становясь рядом.

— Потоки мои показать, — глухо ответил Октопус, даже голову не повернув.

— Скукожились? — Несмотря на веселость тона Эвересты, предположение было вполне реальным и даже некогда в литературе описанным.

— В том-то и дело, что нет, — возразила Дич. — Смотри сама.

Эвереста озадаченно наложила руки на его спину, перестраивая свое визуальное восприятие.

Тело Октопуса потемнело, а энергетические каналы, наоборот, проступили яркими разноцветными линиями. Все бы ничего, вот только обычно пустой черный канал теперь пульсировал силой, внося диссонанс в энергетическую структуру:

— Ты что, убил? — прямо спросила Эвереста, стоило Гемарте выйти.

Октопус молча кивнул, задумчиво смотря перед собой. Шея его была напряженной, отчего и жест вышел резковатым.

— А ещё я осквернил могилу и едва не скормил Ананьеву чужое ухо.

— Ты сам активизировал перемещение, не забывай об этом, — напомнила Борин.

Звездунов ставил перед ней очередную сложную для просчёта задачу.

— Плохо…

— Я разочаровал?

— Плохо, что мне придется переписывать отчёт, — фыркнула она. — Если черный поток не рассосётся, мне придется искать нового декана, а тебе — вернуться в жреческое дело.

— Не вернусь, мне здесь нравится.

Тяжело вздохнув, Эвереста еще некоторое время смотрела на перемещение энергии в его каналах, а потом на полном серьезе спросила:

— Интересно, и как ты себе это представляешь?

— Ампутируйте…

— Что?

— Не прикидывайтесь глухой, — прошептал Октопус, чуть поворачивая голову. — Уничтожьте канал…

— Я тебе не пожиратель. — Эвереста мысленно прощупала упругую энергетическую ветку. — Да и вернувшаяся сила сотворит канал по-новой. Ампутируй его или нет — тело все равно продуцирует энергию и будет толкать ее, покуда источник не иссякнет… Так что лучше полечи свою голову и перешерсти мировоззрение.

— Гемарта сказала, что в медблоке находятся две девушки с сожранными каналами… — уперто продолжал он гнуть свое.

— А она не сказала, кто эти девчонки? — разозлилась Эвереста и, обойдя его, заглянула в лицо. — Чисти свою душу от мерзости сам, Октопус, и ни меня, ни Гемарту в это не вмешивай.

— Тогда…

Эвереста беспардонно подняла ладонь, и его рот захлопнулся сам. Ее лицо неожиданно исказилось, всего на миг превращаясь в нечто непередаваемое и нечеловеческое. Октопус сглотнул, осознавая, что эта женщина только что в открытую продемонстировала свою истинную сущность.

— Ты молод, Октопус, — непривычно сдержанно начала она, а только что увиденное ее второе лицо наложило на эти слова беспрекословный отпечаток возраста, — и все время упускаешь одну важную вещь: мы не те, кем кажемся. И то, какова наша маска, зависит только от того, какой мы хотим ее видеть.

Больше она ничего не сказала, хотя и могла.

* * *

Его собственный кабинет сегодня играл с ним злую шутку. Сигналка отказывалась фиксировать членовредительство, а звуконепроницаемый барьер глушил все происходящее здесь на корню.

— Имена, — с завидным спокойствием напомнил Первый репетитор, и Хинеус вздохнул, с некой печалью взглянув на коммутатор.

— Их тысяча, все не помню.

— Зря ты…

Артефакт вновь сработал аккуратно, ввергнув мозг в очередную болезненную галлюцинацию. Новая неизвестная разработка переворачивала восприятие с ног на голову. Не было уже ни стен, ни врагов, только кровавое месиво внутренностей, из которых все никак не уходила жизнь. Где-то там, на глубинных уровнях сознания, время текло медленней. Нечт, схожее с песнью, но все равно иначе. На поверхность реальности не выбраться, если не сломать или не разрядить источник. Артефакт опять вжикнул…

Связная мысль возвращалась медленно, попутно фиксируя наличие в положенных местах конечностей и внутренностей. Боль оставалась… Лицо Репетитора сохраняло неумолимое равнодушие.

Мелькнула отстраненная мысль, что последний нетопырь был ответственным и исполнительным. Не попрись он к Главному, не потребуй ответа — мог бы вернуться живым. С другой стороны, если бы Эвереста не написала депешу, ничего вообще не случилось бы… О чем же она писала? Об испытании, проведенном на барьере Первым репетитором, и о назревающем внеплановом выбросе внутри аномалии. Казалось бы, зачем? Столь наглые действия в бюрократической системе даже мысли не вызывают о превышении полномочий. Но Эвереста не любила внеплановые проверки и всегда пыталась спихнуть с себя ответственность.

Сейчас ситуация выглядела несколько иначе, и Первый репетитор теперь вполне подходил на роль закулисного игрока в деле с Институтом… Может, и за этим бывшим жрецом кто-то стоит, потому он так открыто действует? Почему это понимание приходит именно сейчас, когда руки полностью связаны?

— Условия изменились, Хинеус. — Репетитор смотрел на осунувшегося Кирина уверенно и с некой ленцой. — Либо ты называешь имена из закрытого списка, либо я сжигаю твой мозг и все равно получаю имена. — Он оценивающе взглянул на свои карманные часы. — У нас целый час. Если захочешь, он будет крайне длинным…

Положив руки на стол так, чтобы они были видны, начальник дворцовой охраны Хинеус Кирин внимательно слушал предложение и мысленно искал пути обхода. И дело было даже не в тройке имен из закрытого списка. Его красной точкой был не терпящий опозданий понедельник. Иначе ему как куратору собственной сестры придется свершить непоправимое…

Глава 52

— Мне вот интересно, — продолжал Анонис. — Вы ведь послушница, драгоценная Хадиса. Разве вас не терзает воспоминание песни?

Кирин загадочно улыбнулась, не испытав ни грамма стыда. Ее бледных щек не коснулся румянец, не сбилось дыхание. Даже руки не дрогнули. Казалось, она наперед знает, что он скажет, и едва сдерживает ехидное самодовольство.

Ананьев точно знал, что посвящение Кирин не прошла, и ее загадочная молчаливость удивляла. А ещё он прекрасно видел, что его адепты сняли с нее все, что можно было снять, и ночью она получила очередную порцию своего персонального лекарства. Больше ее силу и характер ничто не сдерживало. Однако новый блок на ее чувствах озадачивал. Он глушил целый спектр, но как-то точечно, словно действовал на определенное событие или человека.

Скорее, последнее.

— А мне понравилась ваша интерпретация, — продолжил он. — Настолько вжились в роль. Столько сокровенных чувств показали. Уверен, вы смаковали многие моменты…

— Мне понравилось после, — тихо ответила Хадиса. Ее руки перестали источать свет, и она чинно положила их себе на колени. Серые глаза сверкнули ехидством. — Вы очень натурально страдали на похоронах, господин Ананьев. Столько неприкрытого истинно светлого горя. Даже сейчас оно продолжает исходить из вас чистым помыслом.

— Чертовка, — вздохнул Ананьев, изучая ее лицо. Уела его, как пить дать.

Неприметная дверь у окна хлопнула, выпуская озадаченную Дич.

— Хадиса, думаю, парням на улице нужна помощь. Иди… — обратилась она к послушнице.

— Иди-иди, драгоценная моя… Принимай непосредственное участие, — Согласился с

Гемартой Ананьев.

Девушка поднялась и, чинно откланявшись, закрыла за собой дверь.

— Ну ты и засранец, — процедила Дич, стоило Хадисе уйти. — Очень подходящее время оставить Академию без толкового Хранителя.

— Я изощрённо мстил, — парировал ей Анонис, переставая изображать парализованного. Сев, он демонстративно зевнул и ещё демонстративнее поскреб колючую щетину на голове. — Ты мне волосы, я тебе детали…

— Я тебе ни волос, ни чего-либо ещё… — Голос женщины дрожал от холодной ярости. — Не думай, что только вам тяжело пришлось. Мы ещё долго будем пожинать прошлую ночь, и хорошо, если она больше ни во что не выльется… — Она шумно выдохнула. — Я хочу знать, во что ты вмешался!

— О чем ты? — Лицо его утратило эмоции, став непроницаемым.

— Эксперименты с Кирин… И не делай вид, что тебе ничего не известно… — процедила она, склоняя к нему голову. — Я знаю, чем вы ее колете.

Последний аргумент не возымел эффекта.

— Это тебя не касается.

— Я отвечаю за ее здоровье!

— А мне доверили ее пробуждение… — как отрезал Ананьев. — Хранителю не пробудить демона правильно, вот и все.

— Эвереста знает?

— Хочешь — расскажи, — ничуть не смутился Анонис, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку дивана.

— Оставь его, Гем, — вышла из подсобки Борин. Следом за ней шел подлеченный Октопус в свежей одежде. Если он и удивился откровениям Раздорца, то не подал виду.

— Вчера вечером был зафиксирован пятый уровень трансформации представительницами Улья… Произошло это в твоей лаборатории, Анонис… — начала она, ввергнув змеелюда в легкое замешательство. Обойдя стол, Эвереста присела на его краешек и внимательно взглянула на Звездунова, который успел привалиться плечом к стене возле окна.

— Октопус… Одна из фей ликвидирована, вторая была должным образом обезврежена, согласно уставу. — Борин на миг умолкла, заново переводя взгляд на растерявшего всю веселость Раздорца. — В ходе проведенной операции был обнаружен ещё один амагический кокон. Опять твой парень, Анонис. Адепт жив, но не факт, что дальше потянет учебу на твоём факультете. Детали позже спросишь у Гемарты…

— Кто? — голос Раздорца дрожал от злости.

— Лысый, — выдохнула Дич, борясь с желанием нырнуть в карман за сигаретой. — Мухотряскин просто под наблюдением, получает соответствующую терапию.

— Ананьев, Октопус, это ещё не всё… — снова обратила на себя внимание Эвереста. Объяснить произошедшее с не вовремя очнувшейся адепткой и вконец превратившейся в овощ феей оказалось сложнее. Шутками не отшутиться.

В конце концов, она все равно закончила на веселой ноте, продемонстрировав газетку с умопомрачительным заголовком.

— Страсти продолжаются, надеюсь, кроме смеха, нас больше ничто не ждет… — невесело закончила она.

Словно издеваясь, за ее спиной запищал коммутатор. Автоматическое сообщение обрадовало назначением нового Главного Репетитора. Потом пришло второе сообщение, а за ним и третье. Пертурбации начались, а значит, внеплановые проверки — тоже. Как уместить все в отчёты правильно и деликатно — оставалось под жирным знаком вопроса.

— Я думаю, теперь точно можно ржать, — холодно выдал общую мысль Ананьев, когда очередная трель закончилась обещанной проверкой.

Однако смеяться на самом деле не хотелось. Все выглядело мрачно и дурно.

* * *

Секретарь Марита провожала Кирин таким взглядом, словно она была средоточием всех бед, и Хадиса отчётливо это прочувствовала, как и лёгкую степень возбуждённости секретаря. Правда, вовсе не плотскую. Нетерпеж Мариты был сравним с предвкушением разгадки, а может, и хорошего адреналинового развлечения. Однако смысла заострять на этом свое внимание Кирин не видела. Ее мысли все ещё были заняты черной дырой, в которой исчезали ее чувства. Им не было исчисления, и каждое из них касалось ее подруг.

Хадиса отчётливо понимала, что именно она должна испытывать, но не испытывала, как ни старалась напрячь воображение. Мысли вернулись к той муторной картине в палате. К черноте, которая вмиг заполнила ее естество, а потом сжалась до плотной точки. К рыжему адепту, нервным комком напрягшемуся за спиной. К слишком многое позволившему себе студенту медицинского.

Ее мысли все отчётливее сводились к тому, что ее драгоценные чувства к сестрам безжалостно отсечены, ампутированы. Адепт раздора или врач? Кто из них надругался? Если это врач, то, возможно, это одна из интерпретаций анестезии? Если же это адепт, то очередное проклятие.

Мысли склонялись к последнему, потому что представить импульсивного оборотня Горра разбрасывающим направо и налево аналоги анестезии было откровенной глупостью. Административный корпус был пуст, только отголоски чужих чувств медленно колыхались вокруг, словно водоросли в стоячей воде.

Хадиса шла, задевая их или проходя насквозь, впитывая и ощущая. Суккубье существо внутри удовлетворенно урчало, подкрепляясь. И недовольно шипело, когда его энергетические щупальца касались черного пятна внутри. Его индивидуальность в тишине корпуса казалась столь явной, что даже не возникало сомнения о том, что оно — нечто отдельное и конечное.

Ощущение пропало вместе со скрипом тяжелых входных дверей. Шум улицы, яркое солнце и нежные кучевые облака напрочь прогнали мысль о двойственности своей натуры. Трое парней, к которым отослала ее Дич, ощущались где-то рядом. Ей даже чудились их неприкрытые эмоции. Но она не видела их. Кирин остановилась, когда поняла, что прошла мимо, и вернулась, растерянно осматриваясь.

— Я же знаю, что вы здесь. — Она в который раз обернулась вокруг своей оси, осматриваясь вокруг. — Я вас чувствую…

Словно по мановению палочки, из ниоткуда показалась рука Самсона и, ухватив девушку за локоть, потянула в сторону.

— Слышал, Мозг? — усмехнулся Виртуозов старосте Хранителей, прижимая оробевшую Хадису к себе. — Чувствует она нас.

Будущий Хранитель лишь закатил глаза на такое заявление и молчаливо отцепил руку Самсона от девушки. Кирин встала рядом с ним, стараясь не задевать плечом и напряженно осматривая мерцающий со всех сторон барьер. В ход опять пошли жесты. Правда, теперь адепт и сам перешел на немой язык, решив поберечь уши присутствующей девушки. Максимилиан смотрел на их молчаливую перепалку с усмешкой. Язык немых был непонятен, но догадаться, что это именно перепалка, было несложно, а о ее причине — тем более.

— Прекрасная нимфа, неужели вас послали нам в помощь? — поинтересовался он, обращаясь непосредственно к девушке.

Хадиса задумчиво посмотрела на него. Отшить хотелось. Но правила приличия диктовали совсем другое поведение.

— Я здесь исключительно для наработки баллов, — сдержанно ответила она и внимательно взглянула на своего старосту. — Для меня есть роль?

— Найдем, — ответил Самсон вместо него. — В наш план надо девчонок побольше. Веселее будет…

Старосту явно перекосило от такого заявления.

Хадисе неожиданно пришла мысль, что обычное возбуждение, возрастающее рядом с тремя красавцами, сейчас не волнует. Волнует другое: сущность, оформившаяся внутри нее во вполне осязаемую структуру, ворочается и сдержанно ждет… Опять захотелось принюхаться и попробовать воздух на вкус, словно она змея, а не человек.

Понимание этой простой вещи породило множество других вопросов. К примеру, почему еще вчера, когда эта сила была не до конца оформленной, ее было невозможно контролировать? Или почему у нее звериные повадки проклевываются?

В чем причина таких перемен? А в чем причина мыслей? Почему еще вчера она просто плыла по течению, а сегодня словно впервые открыла глаза? И почему черная дыра внутри пожирает ее чувства и боль, которые непременно должны быть?

Может, она снова что-то забыла? Часть ночи, часть вечера? Может, этой ночью кто-то из адептов опять пришел к ней в палату и управлялся с иглой? В конце концов, зачем она сказала брату, что выбрала цель? А уже через миг передумала? Ведь не Ананьева выбирать, который в тот момент так забавно пахнул…

Привалившись спиной к старосте, Хадиса устало взглянула на административный корпус и быстро нашла окно ректорского кабинета. Октопус как раз повернул свое хмурое лицо и что-то сказал.

«Дистанция», — спохватилась Хадиса и отпрянула от застывшего каменным изваянием старосты.

«Дура», — беззвучно процедил ее одногруппник под общие смешки парней.

* * *

Ррухи продолжала плакать. Это место было вдалеке от основной массы построек. Полигон, к которому она за неделю ни разу не подошла, лежал перед ней ровной пыльной поверхностью. Трибуны в десять рядов поблескивали на солнце деревянными лакированными лавками.

Горр непонятно почему сел несколькими рядами выше и теперь смотрел на ее сгорбленную, раз за разом подрагивающую спину с неким несвойственным ему смятением.

Зачем пришел, спрашивается? Его нервировала и бесила эта девчонка, абсолютно всегда. И тогда, когда была обычной, и после… Когда она утратила все краски… Впрочем, где-то между двумя этими моментами затерялась испуганная глупая пацанка, которой он действительно пытался помочь. Но это было так быстротечно и давно, что с уверенностью можно было сказать, что того упущения в его жизни не было.

* * *

Коммутатор пищал уже в десятый раз. Прочистив горло, девушка под пристальным взглядом пяти молчаливых жрецов приняла звонок:

— Приемная дворцовой службы охраны. — Ее голос был звонким и нежным, что вполне подходило для общения с журналистами, но не различного рода уполномоченными.

— Только не говори, что Кирин все еще занят, — прогундосил в трубку некий субъект. Звонил он уже в четвертый раз и представляться, естественно, больше не желал.

— Господин Кирин занят, — разглядывая свои коготки, пропела секретарь. Из коммутатора донеслась брань.

— Зайди и скажи, что это срочно!

— Господин, он занят, — напомнила она таким тоном, словно она воспитательница в детском саду. Отчитывала, соответственно, также. — Вы слишком нетерпеливы. Запишитесь на аудиенцию и послушно ждите своей очереди…

Донесшийся в ответ мат заинтересовал даже скучающих жрецов. Парочка сидящих ближе остальных уже откровенно посмеивалась.

— Слушай, коза белобрысая, бросай рассматривать свои когти у шуруй к Кирину, иначе приду и отодру твою жопу нагайкой!

— Иди терзать куриную глотку, — не осталась в долгу секретарша и, поправив прическу, отключила связь.

— Тоже мне, нагайкой решил попугать… — процедила она и нырнула к одному из ящичков секретера за ее спиной. Бутылка качественного пойла красиво встала на стол, туда же отправилась и шестерка рюмок:

— Эй, мальчики, а давайте-ка расслабимся и забудем нелепый звонок, — широко улыбнулась девушка и, обойдя стол, демонстративно села на него попой.

Юбка у нее была удобной для этого дела: с двумя прекрасными распорками по бокам.

— У нас вообще сорок минут… — звонко протянула она. — Пока великие умы ведут сложные беседы, мы можем многое успеть!

Мужики дружно переглянулись, продолжая сидеть.

— Ну, если стесняетесь, можно дверь закрыть, — хихикнула блондинка и, поставив бутылку между разведенных ног, призывно обвела юрким язычком пухлые губы…

Глава 53

Дверь щелкнула замком, но никто не обратил внимания, потому что коленки раздвинулись шире. Аккуратные пальчики миловидной секретарши как раз очень показательно скользнули вдоль горлышка бутылки, а потом призывно скрутили крышку. Мягкий одурманивающий запах вмиг заполнил помещение, испаряя почти четверть содержимого.

— Приятного мордобоя, мальчики, — вздохнула секретарь. А мужики почти одновременно рассвирепели: сначала те, что были ближе, а после и те, что сидели у самых дверей. Обстановка резко накалилась.

Барьер аккуратно отрезал девушку от происходящего, и она, ловко нагнувшись, набрала код на коммутаторе:

— Куриная глотка тебя ждёт, зая, и призывно шатает безголовой шейкой, — пропела она, подхватывая из стакана с карандашами пилочку. Ковырнув черную точечку под крашеным ноготком, самозабвенно занялась маникюром.

— Что у тебя за шум, ты что, половину годового запаса выпустила?

Девушка оценивающе взглянула на испарившуюся почти на треть жидкость и завинтила крышку обратно.

— А там был годовой запас? Не заметила даже.

В ответ матернулись, попутно вспомнив все дыры Многоликого. Барьер тем временем прогнулся под тяжестью двух навалившихся на него тел. Один мужик орал, второй самозабвенно воткнул ему в ноздрю мизинец, явно с намерением этот нос оторвать.

Где-то на заднем плане в ход пошел диванный подлокотник…

— Ты лучше язык при себе держи, пупсик, и дверцузаветную открой. Развели технологичную дрянь, скучно аж, — продолжала привыкшая к мужским разборкам секретарь.

— Еще две схемы — и разблокируем, — процедили в ответ.

Ноготки стали острее. Удовлетворенно улыбнувшись, девушка положила пилку на место и с унынием начала рассматривать действо. Над головой в барьер врезалась напольная ваза и, спружынив, отлетела назад. На пол упала красивая золоченая люстра, осыпав все вокруг хрусталем. Бежевая дорожка из верблюжьей шерсти непоправимо испортилась кровавыми брызгами. Хотя, можно перекисью залить, всю сразу, а потом отдать в ткацкий цех для реставрации, или же на мануфактуру валяных вещей. Наверное, лучше второе…

Мысленно подсчитав, сколько на это потребуется времени, девушка с унынием поняла, что проще заказать полноценный ремонт.

— Готово… — послышалось из коммутатора.

А секретарь начальника дворцовой службы охраны только этого и ждала: кнопкой отключила барьер, ловко поймала летящую в нее ножку дивана и шибанула ею по ближайшему жреческому темечку. Зевнув, следом приложилась и по второму и походкой от бедра продефилировала к двери шефского кабинета. Последняя остающаяся на ногах троица ее не волновала — эти с собой разобрались сами, причем очень качественно.

Двери щелкнули одновременно: что в приемную, что в кабинет, пуская внутрь секретарской территории пятерку боевых магов в полной амуниции…

* * *

— Имена, — шелестела жуть.

Мысли завертелись вихрем, устремляясь к нужным существу объектам. Перечеркнуть происходящее можно, но сложно. А если объективно, то срочно надо умереть: быстро и качественно.

Эта мысль пульсировала в центре его внимания, оттесняя общий уровень фрустрации и ослабляя неуверенность, бессилие, самокопание, нежелание даже пробовать что-то изменить. Помимо нее, из глубин сознания были подняты персональные ужасы, которые Хинеусу лично хотелось вырвать из головы с корнем… Как оказалось, все ужасное и давно забытое иногда бывает полезным.

Жуть, сплетенная из тысяч энергетических структур, смоляной жижей подчиняла его мозг, надавливая на каждую точку из сотен тех, которые составляли его персональный страх. На страхе, как оказалось, можно сосредоточиться и отвлечься.

У страха было имя и дата. Он имел свое лицо, запах. У него даже было свое особое чувство любви, граничащее с болезненной увлеченностью. Кажется, он кричал, вспомнив это. А может, все было наоборот: он слишком сильно молчал, и от этого судорогой свело глотку?

Впрочем, судорогами сводило не только ее. Тело болезненно корчилось, мало напоминая своей максимально сжатой массой живое и человеческое. Чудились черви, прожирающие его насквозь, и личинки, присасывающиеся к сосудам.

Вторженец ошибся: страх отвлёк.

Боль отступила, и Хинеус всей своей горящей сущностью просто окунулся в события давно минувшего дня, в котором демоническая сила впервые за многие поколения показала нечто большее, нежели двойной энергетический запас.

Вспомнился скорбный вечер, тихие разговоры среди мрачных стен. Лёгкая, успокаивающая симфония — из тех, что так любила мать. Сложный разговор, начатый не тем человеком, и не там, где следовало его начать… Разговор, в один момент превративший десятки людей в одну сплоченную колышущуюся массу. Дичайшее сплетение тел в черном венце траура.

Хадиса, словно фарфоровая кукла из детской страшилки, стояла среди всего этого безобразия и не могла понять, что вокруг нее происходит. Чьи-то жадные руки уже утаскивали ее на пол, крадучись вдоль тела и забираясь под детское платье…

Жуть с гнилым от возбуждения лицом продолжала шелестеть, выдавая вопросы… Хинеус молчал. Его цель была достигнута.

Энергия внутри тела наконец встрепенулась и пошла вспять по каналам. Уровень давления упал до минимума. Жизненные процессы остановились. Свет померк, вытягиваясь в длинный и бесконечный тоннель, покуда последний призрачный червь не покинул тело.

А потом сердце опять начало отсчитывать ритм. Хинеус тяжело вздохнул, приходя в норму, и медленно поднял голову.

Репетитор потряс артефактом и нахмурился. Линза опять вжикнула, но эффекта не последовало.

— Сломалась, наверное, — глубокомысленно прокомментировал Кирин, медленно поднимаясь со своего кресла и вытягивая перед собой руку. Первый попятился, понимая, что ситуация вышла из-под контроля.

Хинеус запел… Пальцы объяло синим пламенем.

В этот момент дверь за спиной Репетитора беззвучно распахнулась, и ему на голову опустилась диванная ножка.

Тело предателя, не успев осесть, попросту испарилось белесой дымкой. Артефакт брякнулся на пол и разлетелся на мелкие части. Синее пламя сорвалось с пальцев резко умолкнувшего Хранителя и пронеслось мимо секретарши, слегка задев ее белобрысую шевелюрку.

— Извините, начальник, техслужба долго возилась с барьерами, пришлось ждать… — пролепетала секретарша, поправляя слегка опаленные волосы. За ее спиной синий сгусток был мастерски пойман на щит ввалившимися в приемную боевыми магами.

Ну хоть что-то сегодня сработало, и, на удивление, это оказался человеческий фактор.

Молча обойдя ее, начальник дворцовой службы охраны на миг застыл в дверях, охватывая разом последствия качественного мордобоя, и, обернувшись, покачал головой.

— А диван-то каким образом уполовинили?

— Да его как-то сразу вжих… Потом пух… Потом слева… А в конце и сим-салабим…

— А сама на столе отсиделась. — Кирин обратил ее внимание на залегшие складки на ее юбке, аккурат поперек бедер, а потом и на стоящие полукругом на столе стопки и такой же бардак за ними. — Следы заметать за собой надо. — И, подойдя к столу, подхватил бутылку, сокрушенно покачав головой над количеством использованного вещества, а затем молча спрятал назад в секретер. По-видимому, инструкция на торце была вне интеллектуального восприятия его секретарши, раз вместо пяти грамм на человека использовали две трети литра…

Но волновало на самом деле не это, а прошедший мимо контроля артефакт, несработавшие барьеры и испарившийся чиновник, оказавшийся, по сути, белой тенью.

Тень через проходную не пролезет, значит, подмена была позже. Репетитор все ещё мог быть в здании, а мог и уйти. Хинеус склонялся ко второму.

Был в этом и плюс: подчиненные справились с ситуацией, вовремя среагировав. Оставшиеся целыми часы указывали на то, что от начала включения барьеров прошло не более пятнадцати минут. Хороший результат. Осталось распутать канитель, в которую спутались все события. Главное, уже был известен один из концов: Ученый совет Дайкирии, что вполне вязалось с казненной директрисой Института благородных девиц.

Подтянув к себе коммутатор, Кирин быстро нащелкал код Службы безопасности Дайкирии и продиктовал личный код оператору. Потом такими же кодами обрисовал ситуацию и добил кодами, переданными из Академии.

— Спасибо, что обратились в Службу безопасности Дайкирии, — был ему емкий автоматический ответ, отчего Хинеус самозабвенно скрипнул зубами.

— Свяжись со Службой координирования, выведешь на мой личный коммутатор. Техподдержку на ковер всем составом через двадцать минут. В службу реагирования отправь код «тридцать три»… И закажи обед. Мяса побольше.

Дверь шефского кабинета хлопнула. Растерянно похлопав ресничками, секретарь опять щелкнула коммутатором:

— Девочки, мне нужен уборщик… И ремонтная бригада… И еще мебельщик, пусть сразу с диваном приходит… Как так это он диван не дотащит, левитатор ему на что? Это меня не волнует! Мне нужна свежая приемная за пятнадцать минут!

* * *

Суббота оказалась на удивление тихой, если не считать целого вороха последствий вчерашнего дня. Кто-то был занят учебой, кто-то взялся за приведение в порядок танцевального зала, что был закрыт еще с летних каникул.

Вечером должны были быть танцы, и студенческая братия ходила в приподнятом настроении. Повар организовал на кухне кулинарный практикум, и теперь все желающие могли попробовать себя в готовке закусок и напитков. В зал уже притащили звуковую установку, и теперь на свет были вытащены последние любимые музыкальные альбомы. Черные пластинки меломанов стопочкой легли на стол ответственного за музыкальное сопровождение.

Тройка парней, отправленная на поимку журналистов, медленно обрастала новыми исполнительными лицами и новыми деталями плана. Названный Мозгом староста корпел над расписыванием ролей, Самсон и Максимилиан постоянно вставляли свои соображения насчет его видения развития ситуации и без конца хихикали. Хадиса просто иногда выдавала свои мысли, чем заставляла парней сотрясаться от новых приступов хохота.

Сойдясь на том, что журналиста может выманить только сенсация, и не менее качественная, чем вчерашний апломб, ребята самозабвенно придумывали, чем бы еще удивить. В общем и целом их решение было логично, но очень явно выходило за правила приличия. Становилось ясно, что придется подключить не только факультет хранителей семейного очага и факультет семейного раздора, но и медицинский, инженерный и даже артефакторский. К тому же, план стоило утвердить у каждого из деканов и получить резолюцию ректора Борин. А каким образом она будет эту вакханалию регистрировать в Ученом совете под видом очередного общего практикума — одному Многоликому известно…

Кто ж знал, что Эвереста Борин, пролистав несколько первых, вполне достойных страниц, не прочтет дальше, посчитав, что все, что написано Хранителем, плохим быть не может. А потому ее резолюция появилась на плане поимки журналиста незамедлительно, и этот же план в девственно чистом виде, без каких либо корректировок с ее стороны, отправится в Учёный совет Дайкирии.

Какое же было удивление Эвересты Борин, когда спустя сорок минут на коммутатор позвонил свеженазначенный Главный Репетитор и, посмеиваясь, не только дал добро, но и внес некоторые свои изменения.

— Так как деревья скоро развоплотятся, достопочтенная Эвереста Борин, — завуалированно начал он, — предлагаю застолбить центр площади…

— Это каким образом? — нахмурилась ректорша.

— Обычным столбом, — благодушно улыбнулся Главный Репетитор. По объему третьего подбородка он ни капли не уступал своему предшественнику — наверное, по подбородку и выбирали… — Детали пришлю особым указом. Не переживайте, владыке новшевство пришлось по душе. Он очень надеется, что его двадцать пятому сыну, Максимилиану, не удастся увильнуть и от этой меры наказания… Так сказать, за особые страсти в Вадиме…

После такого знатного звонка Эвереста все же ознакомилась с планом по полной и поняла, что влипла. Пришлось опять вызывать деканов на совещание и, так сказать, вводить в курс дела…

Время приближалось к обеду. Академия жила как обычно, однако ее ждали новые потрясения и содрогания…

Глава 54

Полигон, находившийся за основной массой построек, нагнетал тоску и отдавал непривычным эхом. Горр стоял все там же, наблюдая за плачущей уже сутки как женой:

— Эй… Может, хватит уже? — тихо позвал он, понимая, что его переживания связаны исключительно с ненавистной татуировкой. — Ноешь, словно тебе хвост отрезали…

Ррухи замерла, услышав его голос. Смысл сказанного то ли доходил туго, то ли пролетал мимо, но сути этого не меняло. Ее сущность бесилась от одной мысли, что этот оборотень рядом.

— Что же ты за человек такой, а? — тихо прошептала она. — Еще вчера ты с ними едва ли не обнимался голышом на радостях, когда из шкафа вытащили. А сегодня так просто вычеркнул из жизни, словно и не было их.

— Мне, пардон, танцы заупокойные наплясывать, что ли? — обозлился Горр. — Или последние мозги закопать рядышком и цветочком холмик украсить?

— Да хоть бы и так! — выкрикнула Ррухи, оборачиваясь.

Оборотень не вытерпел, спрыгнул в ее ряд и, схватив за барки, хорошенько встряхнул:

— Пятый… уровень… трансформации. Ты хоть понимаешь, что это? — процедил он. — На пятом уровне там боевая машина, готовая убивать, жрать, рвать, и похрен, подружка перед ней или нет!

Спохватившись, он отпустил Ррухи и отступил на шаг, словно провел черту рядом с прокаженной.

Ррухи смотрела на него огромными заплаканными глазищами. Слезы крупными каплями катились по раскрасневшимся щекам. Приоткрытые губы дрожали, а на ладонях то и дело раз за разом то проступала, то исчезала белоснежная шерстка.

Горр даже не предполагал, что она снова сможет оборачиваться. Не задумываясь, он полез за амулетом стабилизации, который обычно носил при себе, но никогда не использовал.

— На, надень… — Он протянул ей небольшой медальон на цепочке, который тут же был отброшен ею в сторону. Глаза Ррухи заалели, а под губами явно очертились удлинившиеся клыки.

— Смерти моей хочешь, — тихо прошептала она, не отрывая от него взгляда. — Мало поиздевался. Не все выжал?

— Ненормальная… — Сплюнув, Горр быстро нашел медальон, спрятал его назад в карман и поспешил убраться. Его терпение лопнуло. Он не обязан успокаивать бешеных и неуравновешенных. В психоаналитики тоже не нанимался… Ррухи же медленно зверела. Это она-то ненормальная?

В памяти, как назло, всплыло то злосчастное утро и ее первый в жизни оборот. Если бы Горр не вмешался, если бы не лез вот так со своими амулетами, ничего бы не произошло.

И вот он опять пытается поймать ее на ту же самую уловку.

Невольно обхватив запястье с начавшей пульсировать татуировкой, Ррухи с некой удивительной ясностью поняла, что будет время — и она ему отомстит. Очень качественно, покуда его серая шерсть не поседеет от ужаса, а клан не отшатнется от брезгливости. Ей очень хотелось, чтобы он прошел тот же путь… И для этого дела однозначно следует заручиться поддержкой. Кого угодно, да хоть Раздорцев! Эти точно поймут. С этой целью озлобленная на весь мир девушка пошла в сторону центральной площади.

Оборот все так же гулял на поверхности ее кожи, демонстрируя все грани ее эмоций. Начавшие встречаться по дороге студенты спешили отойти подальше, чтобы не пересекаться с ней. Парочка послушниц прилипла к ней репьём и теперь шла бок о бок и о чем-то рьяно жестикулировала. Ррухи было все равно: она не понимала их обращений и вникать в это дело не собиралась.

Впереди замаячили скандалящие Камилла и Велена, пытающиеся затащить какую-то ненормальную назад в медицинский корпус, где на третьем этаже было медицинское крыло. Незнакомка крыла их матом и светила белыми трусами в горошек. А ещё у нее были розовые патлы, как у фей. Кулаки чесались, потому, не раздумывая, Ррухи двинулась в их сторону.

— Помощь не нужна? — шмыгнула она носом и окинула дебелую полураздетую незнакомку все ещё красными от слез глазами.

— Давай ее на третий этаж, сбегает уже второй раз!

— Отстаньте, мне силу собирать надо! — возмутилась девчонка.

— Линн, у тебя каналы сожраны, куда ты ее собирать будешь! Уже троих пацанов в истощение вогнала, а толку?! Все вытекает назад! — Камилла уже устала повторять ей одно и тоже.

— Я пойду к декану жаловаться!!!

— Да хоть к ректору!

— А вот и пойду к ректору!!! — взвизгнула Линн и кинулась в своем экстравагантном одеянии через площадь, поросшую деревьями.

Ррухи недоуменно проследила за их тройкой и, пожав плечами, развернулась в сторону своего общежития. Неожиданно донесшийся до нее разговор заставил прислушаться:

— И с кем из них Горр спит?

— Да то ли белобрысая, то ли синевласая. Она же и татуху брачную в отместку наложила…

— Это как?

— Хной же.

— Дебильная шутка…

Резко обернувшись, Ррухи попыталась увидеть, кто говорил, но рядом никого не оказалось.

«Белобрысая» и «синевласая» уже на всех парах неслись за неуправляемой пациенткой в административный корпус…

— Я вам покажу татушку хной, — процедила Ррухи и бросилась за ними следом, быстро нагоняя.

Где-то впереди резко остановилась Камилла и потянула Велену за волосы, что-то вещая о Владе. Оторвавшаяся было от них Линн неожиданно наткнулась на выходившую из административного корпуса Хадису и с протяжным «Самсон только мой!» налетела на нее на всех парах.

А тем временем невидимые голоса, посмеиваясь, продолжали шептать, подогревая девичью перепалку.

* * *

— Что я могу сказать… Раз Служба безопасности молчит, значит, так оно и должно быть, — протянул декан инженерного факультета Кризопраз Волосянов, которого за глаза его студенты-подмастерья называли Кризис-фактором. Старому мастеру уже перевалило за восемьдесят, и он по праву считался одним из старейших в своем деле.

— Здесь не помешает консультация Комарова, — заметила Гипотенуза Волосянова, его бывшая жена и по совместительству заведующая инженерным. — А он, как и всегда, в пятницу на рыбалку укатил?

Была эта дама лет на пять старше своего бывшего и находилась к черной колыбели Многоликого на столько же лет ближе.

— Да, на леща, — задумчиво ответила Эвереста. Откинувшись на спинку кресла, она от нечего делать перебирала пальцами по столу. Мерное перестукивание разбавляло тишину и вносило легкие краски в давящую атмосферу.

С улицы начал доноситься шум. Выкинув сигарету, Гемарта прикрыла окно и вернулась за стол. Октопус продолжал вертеть ручку в пальцах. Ананьев хмурился.

— Служба безопасности отреагирует только в том случае, если им сообщение пришло, — заметил он. Октопус усмехнулся, недобро стрельнув в него глазами:

— Не приравнивай Хранителей к Раздорцам. Если Кирин получил сообщение, значит, передаст его дальше.

— А ты, по-видимому, не знаешь о такой вещи, как человеческий фактор?

— Мужчины, думаю, вы уже наворотили достаточно, — заметила госпожа Гипотенуза, смотря на них из-под обвисших век. — Так оставьте в нашей памяти о себе хотя бы подобие джентельменов.

— Я хотя бы не прикидывался парализованным, — словно не слыша ее, прошептал Звездунов.

— О, уверен, тебе понравилось, и ты прочувствовал немало сладких моментов, — усмехнулся Анонис.

— Хватит, — рявкнула Эвереста, ударив кулаком по столу. Стол жалобно скрипнул. — Совещание окончено, — процедила она. — Тему барьеров прошу сейчас не поднимать. В любом случае, что бы ни выдала служба безопасности, в первую очередь отвечать мне… Так что ведите себя достойно, особенно сейчас…

— А нововведения когда огласим? — поинтересовалась Гемарта.

— Перед танцами, — решила Эвереста. — А там будь что будет.

Вызвав по коммутатору Мариту, Борин отдала ей энергетическую копию указа и велела размножить к вечеру на обычной бумаге.

— Введем в курс дела, так сказать, в праздничной обстановке…

Следующую фразу она даже сказать не успела, так как дверь ее кабинета неожиданно издала громкий хруст и прогнулась внутрь. После об нее опять что-то ударилось извне, и она просто развалилась на две части, пропуская в святая святых академического городка кучу разъяренных девчонок, что сплелись в цепкой хватке. Стоявшая в это время у двери Марита едва успела отскочить в сторону, Эвереста, которая в этот момент сидела за своим столом, от удивления разинула рот. Собственно, остальные деканы тоже не ожидали такого поворота событий. Дерущихся было четверо, и их монологи как-то вообще между собой не вязались.

— Максимилиан мой!!! — визжало всклокоченное синевласое чудище, отдаленно напоминающее Велену Липку. Лицо все было в кровоподтеках, волосы стояли дыбом, под левым глазом уже разливался синяк, губы — разбиты, одежда — лохмотьями, вместо грудей — аквариумы…

— Да нахрен ты нужна ему, склянка ходячая?! — шипела вторая фурия, мастерски проходясь хорошо заточенными коготками по щеке конкурентки. Фиолетовый бюстгальтер и трусики поверх ярко-зеленого тела, а также растрепанная блондинистая шевелюра выдавали в своей хозяйке не кого иного, как Камиллу Рылову. Эта девушка выглядела намного целее полупрозрачной Липки, но тоже весьма потрепанно.

— Вы, курицы! Самсон круче!!! — пищало третье существо, хватая обеих оппоненток за волосы и ударяя друг о дружку головами…

Существо имело розовые патлы и было облачено в больничную рубаху с завязочками на спине… В прорези хорошо виднелись белые трусы в красный горошек.

Ананьев недовольно поджал губы, узнавая в этом чуде свою адептку Линн, которой этим утром вроде бы все магические каналы обчекрыжили. Дралась она, несмотря на последний факт, очень самозабвенно и энергично… Дич этот факт тоже отметила и теперь невольно обдумывала новую научную статью.

Стукнувшиеся лбами девчонки дружно свалились на пол, невесть как затесавшаяся в их компанию послушница Ррухи, недолго думая, начала пинать Камиллу, визжа что-то о долбанной несмываемой хне, и не заметила, как Липка схватила ее за левую ногу и дернула на себя. Но удивительнее всего в этой компании смотрелась вошедшая следом за ввалившейся четверкой послушница Кирин, которая не постеснялась встать над дерущейся сворой и вытащить оттуда Линн за ухо.

— А тебя, шлюха, люблю особенно!!! — чеканила она, одной рукой продолжая удерживать девчонку за ухо, а второй махать перед ней пальцем. — Еще раз попробуешь залезть мне в голову — и я не постесняюсь…

— Да пошла ты в жопу… — Линн со всей дури вцепилась зубами в махающий перед глазами палец. Камилла в то же время кулаком въехала завизжавшей брюнетке по лицу.

— Блядь, еще раз увижу Влада рядом с тобой — убью!

— Да подавись им!!!

— Ты задурила голову Самсону!

— Максимилиан будет мой!!!

— Сволочь!

— Падла!

— Прасти-тут-ка-а-а…

Они охали, ахали, взвизгивали, катались по полу, выворачивали друг другу руки и ноги, душили, толкались. Осыпали друг друга проклятиями, рвали волосы и впивались друг в друга зубами. Сначала взрывная волна спалила штору и снесла часть стены, потом водой смыло документы со стеллажа. Выбитый из чьих-то рук скальпель вообще улетел в окно вместе со стеклом, второй с таким же успехом воткнулся аккурат в письменный стол, пригвоздив к столешнице Указ Главного Репетитора. Эвереста некоторое время смотрела на этот указ, который перед этим держала в руках, после перевела взгляд на молчаливых деканов… и, пожав плечами, тихонько прошептала:

— Отменяю заклинание…

Скальпель не пропал, девчонки — тоже… Зато рядом со склочницами проявились еще две ухмыляющиеся физиономии Самсона и Максимилиана… Причем в этот миг Его Высочество осторожно срезал с Кирин лямку от лифчика, которую легонько вытянул из-под ветровки, а Самсон пытался расстегнуть молнию на юбке Камиллы. В руках у него уже был кусок чьей-то штанины и чей-то бюстгальтер с такими же перерезанными лямками…

Побагровев, Октопус медленно поднялся с места. Анонис и Кризопраз, наоборот, заухмылялись, придвинулись друг к дружке и одухотворенно зашептались. Эвереста, подперев рукой голову, наблюдала все этопаскудство с завидным спокойствием, понимая, что исполнение Указа Главного Репетитора — не такой уж и моветон…

В какой-то момент девушки остановились, поняв, что что-то здесь не то, и оглянулись. Самсон враз замер, сообразив, что их все видят. Затянулось удивленное напряженное молчание… И, возможно, легкой бранью и обошлось бы да забылось, если бы в этот момент Его Высочество Максимилиан с победным выражением на лице и криком «Ура, я выиграл!» не вскинул вверх правую руку с зажатым в ладони цветастым лифчиком.

Кирин медленно обернулась, сначала взглянула Максимилаину в глаза, потом перевела взгляд на его «трофей», после прикоснулась к своей груди, которую все еще прикрывала полурасстегнутая ветровка… Кто зарычал и бросился на Дрейка первым — так и осталось загадкой. Была то Линн, Хадиса или Велена с Камиллой — было не важно. Сначала деталь женского гардероба улетела к окну, после ее там поймал непонятно откуда взявшийся Влад, который тоже вроде как должен был быть в больничке. Далее в том же направлении, что и Мухотряскин с бюстгальтером, скрылся Виртуозов. Максимилиан же вместе с девчонками был пойман, связан по рукам и ногам и в конечном итоге вместе со всей компанией отправлен в подвал до выяснения обстоятельств. Стоящий в приемной староста факультета хранителей так и остался незамеченным. Пролистав свой блокнот, он вычеркнул первые несколько пунктов составленного ранее плана и, удовлетворённо кивнув, пошел на выход. По его расчетам, события шли четко по схеме. Следующая корректировка будет необходима не раньше, чем через час. В это же время невозмутимая Эвереста Борин тащила Его Высочество Максимилиана Дрейка за ухо в подвал административного корпуса.

На все причитания Его Высочества у Эвересты Борин был один единственный, но очень емкий ответ: «Ваш папа дал добро, извините и не обессудьте».

Глава 55

Несмотря на наличие императора-владыки, который сидел на золотой подушке уже четверть века, в Дайкирии развивалось политиканство и чиновничество. С одной стороны, всем все гарантировалось: человеку — технический прогресс, магу — магический мир. Любому живому существу — защита его прав и свобод. Даже если ты — червь на дне морском, и мозг твой не больше булавочной головки, ты имеешь право на свой ареал обитания без мусора и загрязнённой среды.

Было время, когда слишком обширные свободы наносили вред. К примеру, во время магического транспортного бума часть лишенных магии жителей скатилась за черту бедности, что оказалось довольно просто: когда один летит на ковре-самолёте с магическим зарядом, другой едет на паровой машине.

Коллапс равенства предотвратили с помощью запретов. В результате остановились на одном виде транспорта: паровом, уравнивая таким образом всех. Срочное сообщение осталось лишь в ведомстве государственных служб, что на корню избавляло Дайкирию от таких вещей, как восстания, быстрые распространения инфекций или же ухудшение качества жизни немагических предпринимателей из-за невозможности состязаться с магическими конкурентами.

Сложная система сосуществования наложила на государство свой отпечаток. Дайкирия за многие века стала страной бюрократических изысканий — это подтвердит каждый полноправный житель дайкирийского многорасового общества, который хоть раз пытался что-то сделать. И неважно, что это: оформление субсидии, авторское право или частное предпринимательство. Государство гарантировало равные права всем, начиная от самого слабого человека и доходя до самого сильного демона, и с тем же рвением эти права урезало. По большей части запрещались многие индивидуальные возможности членов многорасового населения. Хоть те же особо опасные боевые уровни трансформации, за активизацию которых убивали без суда и следствия. Хочешь жить в толерантном обществе — не выделяйся из этого общества и не наноси ему вред.

В тот момент, когда секретарь Хинеуса Кирина отправила в Службу реагирования код «33», огромные шестерёнки Дайкирии заскрипели, увеличивая скорость и пробуждая в чиновнических кабинетах ответную реакцию, подобно лавине несущуюся с заснеженных гор.

Начальник дворцовой службы охраны, который был связан по рукам и ногам, но имел личный интерес, терпеливо ждал звонка. Он надеялся, что некоторые полномочия все же перепадут ему в руки. А если не перепадут, то под этими же руками имелось ещё два случая, которые заставят службы крутить шестеренками еще усерднее.

Тем временем на его территорию медленно просочилась служба безопасности, обнюхивая, изучая и проверяя все вокруг. Белая тень, интересовавшаяся списками наследников престола, — это не просто шутка… Это посягательство на все те же шестерёнки Дайкирии? и это понимал каждый, кто уже был втянут в дело.

Отдельным особняком продолжал стоять Учёный совет Дайкирии, которого произошедшее как бы не касалось чисто из должностных предписаний. Но и их начали самозабвенно трепать. Ибо списки списками, а вот местоположение означенных лиц, как оказалось, можно узнать только по базам учащихся… И то не факт, что на месте не окажутся подставные лица…

Все это Эвереста Борин, успевшая запереть несчастного Максимилиана в подвале, прекрасно знала по личному опыту. А еще она отчетливо понимала, что раз код попал к Хинеусу, он приложит все силы, чтобы государственная машина пришла в движение.

Попутно ей пришло оптимальное решение по поимке журналиста. Все оказалось проще некуда. Странный указ Репетитора сам по себе был сенсацией. Устраивать показательный бардак для его поимки не обязательно. А потому, заперев распоясавшихся студентов в старых каморках, женщина решила огласить указ побыстрее. И показательно задействовать в демонстрации провинившихся. Правда, все вышло слегка не так, как хотелось, но однозначно более ярко.

* * *

В каморке было мокро и неприятно. Присев на узкую полку, украшенную двумя запылившимися банками с помидорами, Максимилиан Дрейк думал. Из-за деревянной стенки доносилось хоровое пение девчат. Видимо, мирились и заодно приобщались к хранительскому мастерству. Им-то хорошо, они друг дружку вылечили, а вот его ухо все еще горело. Если бы не залетели в пылу драки в кабинет ректорши — не пришлось бы теперь страдать. Впрочем, страдал Дрейк недолго, минут пятнадцать от силы, и попутно вспоминал, с чего все началось.

Идею предложил послушник, опираясь на Устав служителей Раздора. Мол, каждый адепт обязан уметь нашептать левую мысль. Так как Самсон всех бы не обежал, привлекли Влада, заодно и Максимилиана научили. А что сказать — подсказала Хадиса, успевшая разобраться, какую девушку что тревожит. Не учли одного — Линн на нее налетит со своими бзиками… А там завертелось неожиданно.

Обратил ли на все это дело внимание представитель прессы? Неизвестно. Но Максимилиан надеялся, что его ухо все же пострадало не зря. Потерев последнее, он задумался о словах, которые изрекла ректорша. Неужели отец действительно дал добро на такое самоуправство?

Неожиданно стена его камеры затрещала так, словно с другой стороны кто-то хорошенько приложился по ней магией. Максимилиан нахмурился, вперившись в нее. Вскоре доски начали дрожать и вовсе проломились. В образовавшемся проходе стояла Хадиса Кирин во всей своей красе, то есть с фингалом под глазом.

— Ваше Высочество, — строго вымолвила она и покосилась себе за спину. — Мы тут с девочками подумали, что вы…

— Не выкай ему, — фыркнула за ее спиной Линн. — Ты такая же наследница, как и он.

— Должен ты нам, — донесла информацию Рылова.

— За унижение и попрание девичей чести! — пояснила Липка.

— Чавось? — Принц подбоченился. Девчонок набилось в его кусок кладовой слишком много на одного, отчего-то появилась мысль, что зря он сегодня не надел свои штаны с карманом-порталом. — Ничего я не должен. А лифчики все Влад забрал…

Глаза девушек нехорошо взблеснули одновременно и разом.

— Ой… — выдал парень, сообразив, что ляпнул что-то не то…

— Ваше высочество… Сидите смирно, — едва сдерживая эмоции, прошептала Хадиса, медленно надвигаясь на него и закатывая рукава ветровки.

— Иначе будет больно, — холодно пояснила слишком обозленная Ррухи.

— И противно, — добила Линн, проходя следом за девчатами и демонстративно помахивая перед ним шваброй… У нее были свои мотивы. Она краем уха услышала, что истинная мерзость способна возродить мертвые каналы. Что там Октопус с парализованным Ананьевым утром делали — ей было предельно ясно. Мерзости она любила и думала только в этом ключе…

— Девочки, я же белый и пушистый, — прошептал парень, отчетливо прочитав в зеленых глазах Линн ее мысли, и невольно вжался в стену. Ответом ему было дружное «Ща увидим, Ваше Высочество».

* * *

Время близилось к четырем. Ничто не предвещало беды или каких-либо иных изменений.

И все же изменения были.

— Что это? — опасливо шептались жители академ-городка, смотря на обычный фонарный столб, который почему-то переустановили в центре бывшей площади. Деканы увешивали столб различными магическими печатями, амулетами, артефактами и техническими приспособлениями. Выглядело это, словно орудие пыток.

— Не думала, что доживу до этого дня, — благоговейно прошептала Гипотенуза Волосянова. Закончив обвешивать столб всевозможными сигналками, Дич покосилась на нее и хмыкнула.

— Не зря бы только. — Новшество грозило ей новым источником больных, замордованных и изголодавшихся.

Тем временем Эвереста Борин решительно развернула свиток и, прочистив горло, начала громко читать.

— Уважаемые учащиеся, прошу внимания! — начала она вещать. В этот же миг во всех помещениях заработали громкоговорители. — С сегодняшнего дня Главным Репетитором утвержден новый вид аттестации для всех обучающихся в Высшей академии демонизма и магии, — продолжила она и окинула собравшуюся публику пристальным взглядом. — Каждый учащийся, проявивший себя на занятиях или вне таких за хулиганством или любым иным способом опорочивший себя, или привлекший к себе пристальное внимание путем неэтического поведения, обязан будет пройти переаттестацию! А именно, он будет прикован к этому столбу! — кивнула ректор на телефонный столб. — Прикован к этому столбу на неопределенное время. Первый репетитор, а также иные правительственные службы, службы охраны здоровья и правопорядка, ректор, деканы, преподаватели, представители секретариата не берут на себя ответственность и обязанность освобождать аттестуемого учащегося. Освобождение аттестуемого — есть проблема самого аттестуемого!

Студенты зашептались, услышав такое. Это действительно было новшеством.

— Далее! — повысила голос Эвереста. — Каждый желающий может прийти к аттестуемому и усложнить его задание по собственному усмотрению. В адрес аттестуемого позволяются все виды воздействия как психологического, так и физического плана, — взглянула она на публику и, облизнув палец, слегка развернула пергамент свитка. — И последнее, если аттестуемый все же освободился, он вправе привязать к столбу тех студентов, которые, по его мнению, усложнили его задание, а сами его решить не способны, но не более одного человека за раз. Более того, студент, освободившийся и приковавший к столбу нового аттестуемого, может усложнить обидчику, кгм, то есть новому аттестуемому, задание сразу и только один раз.

Скрутив свиток, Эвереста строго прошептала:

— Отныне любой ваш проступок закончится здесь, ребята, я вам гаран… — закончить реплику она не смогла, так как ее перебила громкая перебранка.

В следующий миг на площадь влетел голый Максимилиан, если не считать белоснежных трусов с флагом Дайкирии на причинном месте, с обломком швабры в руках. Увидев возвышающуюся над многочисленной публикой Эвересту, он, недолго думая, бросился к ней, отшвыривая обломок:

— Госпожа Борин! — остановившись рядом с женщиной, он схватил ее за полы пиджака. — Спасите меня… — совсем тихо прошептал он, смотря женщине прямо в глаза.

Сначала женщина прошлась взглядом по голым плечам Дрейка, потом как-то отстраненно взглянула на его растрепанные волосы, а после, побагровев, схватила Максимилиана за многострадальное ухо и потащила к столбу.

— Я тебя научу уму-разуму, засранец! — с чувством выдала она. Максимилиан, скорчившись в три погибели, бежал за ней, шипя от боли и вовсе не понимая, что происходит.

Когда же Эвереста наконец отпустила его ухо, юноша вдруг понял, что он прикован к столбу, причем руки были подняты высоко над головой, да так, что ими совсем невозможно было колдовать.

— Чтобы утром был у меня в кабинете! Иначе плакала твоя стипендия! — напоследок заявила женщина и, гордо вкинув голову, ушла.

А тем временем староста факультета хранителей семейного очага задумчиво оглядел столб, пожал плечами и внес несколько поправок в свой план. С планом стоило ознакомить остальных адептов, что он и поспешил сделать.

Глава 56

Часы уверенно показывали полпятого. Задернутые шторы погружали комнату в полумрак, в котором завитки заклинаний, стелющиеся вдоль стен, светили ярче. Тело феи продолжало медленно вертеться вокруг своей оси, но ничуть не отвлекало от дела.

Щёлкая семечками, Рубин изучал записи на голопроекторе, выискивая журналиста и все остальное, что могло бы прояснить ситуацию. Рядом стояли два ящика: один из них был почти пуст, второй был под завязку полон информационными маг-кристаллами. Каждый из них содержал в себе примерно час съемки. Общий объем — пятнадцать дней, начиная с Церемонии открытия учебного года и доходя до нынешнего утра. Работы было откровенно много.

Дверь хлопнула. Обернувшись, Рубин взглянул на злого оборотня с медицинского и кивнул на соседний стул:

— Рекомендую сначала остыть.

— Что? — растерялся Горр, который сам не понял, почему после перепалки с Ррухи прилетел сюда.

— Сначала остынь, потом анализы у нее бери. Портить фею не позволю, — пояснил Рубин и, отряхнув руки от скорлупы, вынул из голопроектора кристалл. Уложив его в ящик, вставил в проектор новый и запустил запись.

— Она меня бесит, — процедил Горр, вспоминая Ррухи и потирая татуировку.

Рубин скользнул по ней взглядом и хмыкнул:

— Рассосётся…

Горр опять не понял и помрачнел ещё больше. На голоэкране мелькали толпы студентов, прущие через ворота. Запись была замедлена; Рубин внимательно рассматривал ее, не забывая щёлкать.

— Рассказывай, я слушаю…

Горр и рассказал, не отрывая взгляда от мерно вертящегося тела перед ним.

— Ну… и? Есть мысли по этому поводу? Почему она на амулет взбеленилась? — Он остановил запись и начал внимательно всматриваться в экран.

— Да разве дело в амулете? — Оборотень нырнул за ним в карман и начал внимательно рассматривать. — Речь вообще шла о подругах… Но я врач, понимаешь, нас какой уже год учат пациентов и умерших из чувств и переживаний вычёркивать. Да и не могу я реветь, как баба…

Рубин оторвал взгляд от экрана и взглянул на амулет. На миг замер, с удивлением узнав безделушку в руках Горра.

— А что это? — спросил он на всякий случай.

— Амулет стабилизации, от матери достался, — пожал плечами Горр.

— Надо же. — Рубин задумчиво взглянул на мелкую кругляшку в его руке. — Дай угадаю, амулет передается у вас в семье из поколения в поколение, и ты даже умудрился его надеть на Ррухи.

— Ну да… А откуда ты…

— Спрячь его. И больше никому не показывай, и ни на чью шею, кроме своей, не надевай. Запомни это, как самые страшные молитвы…

— Я понял… но не понял. — Горр нахмурился, кинул последний взгляд на амулет и спрятал в карман. Казалось, в его голове натужно заскрипели шестерёнки.

— Иди уже, — поморщился Рубин, включая запись. — Не мешай.

Бросив последний взгляд на фею, Горр ушел. А Рубин невидящим взглядом смотрел на экран, мыслью вернувшись к мелкой кругляшке с затертым изображением змеи и следами от некогда богатой инкрустации.

— Амулет стабилизации, — хмыкнул он себе под нос. — Да им убить можно, если надеть не на того, на кого следует…

Опять выключив запись, он раздражённо пересек палату, раскрыл шторы и выглянул на улицу. Столб качественно напоминал о том, что действовать надо осторожно. Дверь за спиной опять отворилась.

— Эй, Рубин, там сейчас на смену из артефакторского придут, а к тебе очень важное дело… — Самсон влетел в палату с блестящей бумажкой в руках. — Наклеишь на столб, очень надо…

Взяв бумажку с аккуратно вымалеванным на ней символом, Рубин вновь покосился на окно:

— Это что, стыд отключает?

— А как же, ну, ты и активируй заодно, — усмехнулся Самсон и, нагло усевшись на кресло, включил голопроектор.

— Нашел что-то?

— Тетрадь с ручкой на столе, там записал… — Рубин спрятал бумажку в карман и, не прощаясь, вышел. Самсон в свою очередь потянул тетрадь, просмотрел тройку скудных записей. Дверь снова хлопнула, пропуская обвешанного амулетами очкарика.

— Принимай работу, — кивнул Виртуозов на тетрадь и смылся дальше. Обойти стоило еще многих.

* * *

Солнце медленно плыло по небосводу. Все ещё был день, и снаружи нещадно пекло. Принц сидел на земле, прижав колени к груди и упершись спиной на горячий столб. Голова гудела, а венценосная задница ныла и болела с непривычки сидеть на чем-то более твердом, нежели подушка. Руки парня были связаны за спиной, точнее, за столбом. Бедолаге потребовалось двадцать минут, чтобы справиться с классическим сдерживающим проклятием Раздорцев и наконец сменить свое положение с висячего на сидячее. Медицинские показатели витали вокруг него разноцветными энергетическими шариками, демонстрируя абсолютную норму по всем параметрам. Даже благословение на успешную аттестацию от Хранителей присутствовало, круглой блямбой маяча под ногами. Свойств ближайших артефактов, расположившихся над головой, парень не знал. А вот механические окуляры, светившие на него полными линзами, явно вели запись. Так что теперь Дрейк щурил глаза от яркого солнца под пристальным наблюдением и старался не думать. Потому что как только он начинал, его тут же пробирала нервная дрожь.

Во-первых, в него все тыкали пальцами. Особо наглые подходили совсем близко и старались рассмотреть, а то и задеть носком: не каждый день увидишь дайкирийский флаг на трусах Его Высочества. Во-вторых, он боялся, что журналиста не поймают, и произошедшее тем самым просочится в «Столичный вестник». В-третьих, солнце продолжало жарить, превращая белые плечи в красное болезненное нечто. Честно говоря, принц побаивался отключиться от перегрева, а ведь он реально мог такое учудить, причем запросто.

Неожиданно кто-то загородил собой солнце, и Дрейк сразу же вскинул голову. Разглядеть чужое лицо оказалось сложной задачей.

Рубин тем временем возвышался над ним и недовольно хмурил брови.

— Отдыхаете, Ваше Высочество? — бодро поинтересовался он, оценивая состояние.

— Любуюсь красотами. — Максимилиан слегка поморщился, меняя позу.

— Вечером веселье будет, — предупредил Рубин и вытащил из кармана врученную Самсоном бумажку. — Хоть бери и тотализатор устраивай…

Принц нахмурился, наблюдая за тем, как бумажка прилипла к столбу четко над его головой.

— Что это? — Голос его не выдавал никаких эмоций.

— Это? — адепт улыбнулся. — Да так… ничего особенного, стыд отключает.

— Совсем? — Дрейк недоверчиво покосился на бумажку, потом опять взглянул собеседнику в глаза.

— Абсолютно, — подтвердил Трахтенберг, довольно пялясь на невольного узника.

— Зачем? — Максимилиан нутром чуял, что это не просто бумажка: адепты никогда и ничего просто так не делали.

— Ночью узнаете, Ваше Высочество, — совсем непривычно повеселел Трахтенберг и быстро ретировался. Максимилиан опять покосился вверх. Но как ни старался —разглядеть написанного не мог. Глаз на затылке не было, а чтобы прочесть записку, нужно было как минимум развернуться на сто восемьдесят градусов.

Ждать ночи уж точно не хотелось, а значит, так или иначе, но нужно постараться вытащить руки из кандалов. Увы, как Максимилиан ни старался, ничего не получалось. С каждым разом ему казалось, что браслеты становятся туже и все сильнее стискивают запястья. В какой-то момент он просто перестал ощущать их, к тому же дал знать о себе пустой желудок. Не привыкший голодать, принц неожиданно понял, что влип по полной…

В это же время, покосившись на свою подчинённую, Эвереста раскрыла недавно обновившуюся газету и хмыкнула.

«ВАДИМ беспощаден», — гласил новый заголовок «Столичного Вестника», украшенный яркой фотографией прикованного к столбу принца. Руки были высоко над головой, труселя подкрасили черным, явно чтобы не влипать в скандал с использованием государственной символики. На бледных щеках дорисовали стыдливый румянец. Или это уже солнце ему припекло?

— Яблочка в зубах не хватает, — хмыкнула Эвереста, читая содержание в голос. — В его глазах уязвленная гордость, а на лице отпечаток вселенской грусти… Охрана молча наблюдает за тем, как двадцать пятого сына Владыки испытывают в Высшей академии демонизма и магии…

Марита, занесшая газету, как только заголовок в ней изменился, досадно покачала головой:

— Умеют же врать.

В дверь постучали, а потом и нагло зашли. Увидев посетителя, Эвереста отпустила Мариту и полностью сосредоточилась на госте. Мужик, просивший ночью настойку в количестве шести порций, при дневном свете выглядел ещё внушительнее. Мышечная масса игриво перекатывалась под трикотажной майкой забавной камуфляжной расцветки, отвлекая от карих глаз и приятного шоколадного цвета шевелюры.

Мужик открыл рот, но Эвереста озвучить мысль не дала:

— Нет. — Ее ответ был однозначен и категоричен.

Переминаясь с ноги на ногу, давешний боевой маг грузно на нее глянул:

— Вы ставите нас в неловкое положение.

Вскинув светлые брови, Борин совсем некстати вспомнила об овце и еле сдержала ухмылку, затем выставила на стол оригинал полученного ею указа.

— Любуйтесь, — подсунула она ему бумагу, решив об овце не напоминать.

Мужик не побрезговал, досконально изучил документ, присланный Главным Репетитором, поскреб пальцем императорскую резолюцию, после чего ещё больше помрачнел.

— Ознакомились? — поинтересовалась Борин, а после подсунула ему бланк с ручкой. — А теперь распишитесь о том, что ознакомились, а то мало ли… Вдруг на слово не поверят…

Маг хмыкнул, но от благого дела не отказался. В результате на чистом бланке появилось имя Дендиса Диндинуса, а вместе с ним и размашистая подпись с энергетическим отпечатком.

— А теперь, Денди… — Эвереста специально сократила имя и сделала паузу. Мило улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом, — зовите ко мне своих братьев по оружию. По одному, на ознакомление. Мы же не хотим, чтобы у вас потом были проблемы. Я вот точно не хочу.

Прочистив горло, боевой маг из личной охраны Его Высочества наконец оторвал от Эвересты взгляд и поспешил удалиться. И даже в спешке шаг у него получился чеканным. Дверь прикрыл аккуратно, но явно не из лучших побуждений. Тихо улыбнувшись его выдержке, женщина взглянула в окно.

В прошлый раз журналист вылез исключительно на безобразие и обратился непосредственно к Октопусу. Сейчас можно было ожидать нечто похожее. В любом случае статья говорила не только о верном направлении их действий, но и о свободном сообщении журналиста с внешним миром. Зона аномалии ему не помеха. А значит, либо у него очень дорогой коммутатор, либо оригинальная и неучтенная разработка… Ибо в то, что он каждый раз проникает к ней в кабинет, Эвересте не верилось. В Академии коммутатор был только у нее, и обычно деканы одалживали его только по нужде.

Ещё раз взглянув на фото, женщина прикинула, из какой точки оно было сделано, и нахмурилась. Рука потянулась к коммутатору:

— Марита, позови Звездунова, надо поболтать.

Время медленно, но верно тянулось к шести. Заголовок газеты, лежащей на ректорском столе, опять поменялся и красовался новыми интересными подробностями. Звездунов задумчиво рассматривал новое фото и полностью согласился с ректором насчет того, что журналист дислокацию не меняет. Вот только проблема одна: получалось, он сидел в воздухе, что в принципе было нонсенсом.

— Ждем, пока он снова прибежит, — пожал плечами Октопус, и присоединившийся к обсуждению проблемы Дендис решительно с ним согласился.

Староста тем временем продолжал вычеркивать пункты плана. Появление журналиста было не за горами.

Глава 57

В кабинете Октопуса Звездунова было непривычно шумно. Сам Октопус, нагруженный неожиданно проблемой, витиевато и, главное, мысленно матерился, вчитываясь в план, который написал им же назначенный староста. На плане стояло три резолюции: ректорская, репетиторская и, что самое удивительное, императорская. Последняя, судя по всему, присутствовала там из-за того, что дело касалось Его Высочества, а это задевало государственные интересы.

Исполнители же, периодически косясь на Октопуса, обсуждали спектакль, который им стоило разыграть этим вечером.

Всего исполнителей был десяток: пять парней и столько же девушек. Они репетировали. Хадиса периодически бледнела или заливалась румянцем. Обстановка, в ответку, с каждым разом ставала раскрепощённые.

Октопус даже не заметил, как распустил узел галстука. Своя роль у него в спектакле тоже имелась. Ролей не было только у ректора и ее секретаря, по причине того, что они действовать должны согласно должностным инструкциям.

Звездунову, походу, светило полное отклонение от них и это его крайне бесило. Впрочем, резолюцию владыки никто не отменял. Главное, чтобы она после с документа не пропала. А то мало ли… Будет с ним так же, как с теми нападавшими в ущелье… в ошметки, и никто до понедельника не вспомнит. Или как с директрисой института благородных девиц, вздернули и «Виват Империя!»

Ошметки совсем некстати встали перед глазами. Ладони, в которых он держал план, заискрились черным, словно держал он не кусок бумаги а оторванное ухо. Смахнув темную энергию, Октопус помрачнел пуще прежнего. Спрятал в стол галстук, чтобы не навевал глупые мысли и вслушался в разговор студентов.

«Как только солнце сядет, будем начинать»… — мигами показал староста. Хадиса задумчиво взглянула в план.

— Это пошло…

«Это привлечет журналиста» — староста был категоричен.

— Если будешь стесняться, Рубин наложит соответствующее проклятие, — ничуть не смутился Самсон и в предвкушении усмехнулся, обведя остальных заговорщицким взглядом. Были все, кроме Максимилиана, он свой пункт плана отрабатывал уже третий час подряд. Остальные собрались здесь: Линн самозабвенно жалась к Самсоновому плечу, Камилла к Владовому, Хадиса и Ррухи облепили своего невозмутимого старосту. Веленка задумчиво рассматривала татушку Горра. Наблюдавшая эту милую сценку Руххи — явно бесилась, но слова кривого не говорила. Октопус в который раз ей доходчиво объяснил разницу между брачной печатью, магической печатью уз и хной, так что волчица теперь помалкивала. Один Рубин, стоял у окна, сверля взглядом площадь. Время их спектакля приближалось, а есть ли главный зритель в нужном месте — неизвестно.

— Настойку бы стащить, загодя, — выдал он, когда они пришли к самому разгульному пункту плана, — это заставит ректора Борин действовать энергичнее.

— Я против, — подал голос Звездунов.

— В плане настойка есть, — возразил Мухотряскин, — резолюция на плане тоже есть. А каким боком будем доставать дело десятое…

Все дружно закивали.

Октопус на миг спрятал лицо в ладонях и тяжело вздохнул, его точно повесят. Ему на миг показалось что над ним даже галстук ржет, спрятанный в выдвижном ящике…

— Ладно, только одно прошу… Штаны Его Высочеству наденьте.

Следующие пол часа компания была занята отвлеканием ректорши из кабинета и подбиванием секретаря Мариты на хищение десятилитрового бутыля…

В тоже время Мухотряскина отрядили к господину Диндинусу за штанами для Его Высочества. Штаны передали под видом усложнения задания. Дрейк обрадовался, но ему потребовалась немалая сноровка, чтобы запрыгнуть в них без рук. Магическая печать блокирующая стыд, работала исправно. Готовящиеся к танцам студенты — радовались.

Газета, в свою очередь, пестрила ярким фото, демонстрирующим последние потуги двадцать пятого сына Владыки. Заголовок непререкаемо констатировал: «Эти телодвижения в Дайкирии будут помнить всегда..»

* * *

— Эй… ты живой? — присев на корточки Горр похлопал сопящего Дрейка по лицу. Его на всякий случай отрядили вперед, проверить медицинские показатели, которые к вечеру начали барахлить. Весело витавшие в воздухе энергетические шарики — померкли, показывая усталость, ожоги и головокружение. Очнувшись, парень сначала дернулся от неожиданности, после злобно оскалился. Солнце уже склонилось к горизонту. А это значит, что проспал он у этого столба добрых два часа, если не больше.

— Пришел поиздеваться? — сразу начал Максимилиан, злобно смотря на незнакомого парня.

Горр лишь пожал плечами.

— Да нет, полюбопытствовать…

Незнакомая принцу рожа, сыграла с Горром злую шутку. Живот принца тем временем голодно заурчал.

— Слушай а, ты кушал? — совсем тихо спросил принц в тему.

Горр сначала открыл рот, потом закрыл и, оглянувшись по сторонам, пристально взглянул на Его Высочество. Вопрос пошел не по плану.

— Вы чего удумали?

— Да так… не хочу, чтобы тебя стошнило ненароком. — объяснил Дрейк. Кандалы неожиданно щелкнули. В следующий миг он уже стоял, лицом к незнакомцу.

Понимание полной лажи проскользнуло в глазах Горра за миг до того, как Дрейк отошел от столба и врезал ему кулаком в живот:

— Это за страсти в Вадиме, — прорычал Максимилиан на полном серьезе

— … как-то не по плану, — Горр согнулся вдвое. В тот же миг получил хорошенький удар по лицу.

— А это для проформы… и для закрепления информации… — третий удар прошелся коленом под дых. Горр едва сдержал рвотные позывы.

— Пиши теперь свои опусы вдумчиво, — самодовольно продолжал Максимилиан защелкивая браслеты кандалов на запястьях нового пленника.

— Хорошо, Ваше Высочество, — чистосердечно согласился с ним плохо чувствующий себя Горр, понимая что и злиться даже как-то не хочется…

Максимилиану было недостаточно. Нырнув рукой в карман-портал, он вытащил оттуда кляп и мешок, и напялил обидчику их на голову. Подумав ещё, опять нырнул в штаны и вытащил оттуда розовые стринги, невесть с каких пор там валявшиеся, и натянул их сверху на мешок.

Последнее, что он сделал, это взглянул на прилепленную Трахтенбергом бумажку и тихо фыркнув, поспешил убраться. Откровенно хотелось жрать, а потом оторваться. Из танцевального зала уже доносилась музыка, обещая этой ночью хорошее развлечение.

* * *

Компания студентов, галдя и предвкушая приключение, двинулась на выход из здания, прошла большую часть «парка», покуда впереди не замаячили очертания столба. Дальше вперёд пошли только Линн и Камилла, остальные рассеялись по периметру парами, выслеживая чужака.

Ррухи и Хадиса привычно пошли вместе. Но разговор не клеился. Мысли возвращались к вчерашнему вечеру, к кокону… К тому как они тащили с подругами тяжеленный сверток к лаборатории Ананьева. Дыру в последнюю успели заделать. Когда утром девушки проснулись, место пролома было уже заложено брусчаткой.

— Знаешь, я не верю, — тихо прошептала Ррухи, когда они нашли удобное местечко для наблюдения. Столб и принц проглядывались отсюда. Вот только Хадиса не могла понять, почему чувствует этого парня чуть иначе чем всегда.

Уже потемнело и из танцевального зала доносилась громкая музыка. Если журналиста не удастся выманить к столбу, придется перекочевать в танцевальный зал и продолжить там. Мысль об этом легла на щеки ярким румянцем. Правда, в мягком свете фонарей, это не бросалось в глаза.

— Улей покинул это тело, — наконец ответила Хадиса. Притянула подругу к себе и крепко обняла, подбадривая. — Причина тому трансформация, или что-то другое, мы уже не узнаем. Но их мысли все равно где-то там, в Улье… Возможно, когда-нибудь, под другими лицами они нам встретятся и обязательно поздороваются, припоминая глупые приключения.

Ррухи фыркнула. О странной структуре Улья она слышала от фей не раз. Но все равно звучало это дико и странно.

— С Горром ругалась сегодня, он опять мне тот амулет пихал. Думала, убью его на месте.

— Опишешь мне завтра этот амулет. На этот раз ты его вспомнишь? — попросила Хадиса. В прошлый раз, когда Ррухи рассказывала историю своего приобретенного альбинизма, она не смогла вспомнить ничего кроме того, что на нее одели амулет для стабилизации оборота.

— Да, — уверенно кивнула Ррухи.

Возле столба показались в этот миг Камилла и Линн. А возле послушниц примостился Самсон и староста.

— Привет девчонки, скучаете? — улыбнулся Виртуозов на все тридцать два. После безцеремонно закинул руку на плечо Кирин и дыхнул ей в ушко удивительной фразой: — Хадиса, скажи, ты раньше вуайеризмом занималась?

Девушка вспыхнула, а Ррухи тем временем прикрыла рот ладонью во все глаза смотря на действо разворачивающееся у столба.

— Тебе делать нечего? — тихо поинтересовалась демоница взглянув адепту в глаза. Староста тем временем осторожно обнял Ррухи, прижав ее лицо к своей груди. Сам он предпочел рассматривать пространство в поисках цели. Хотя уши так и горели а щеки покрылись яркими стыдливыми пятнами.

* * *

Была ночь. Дул приятный прохладный ветерок, прогоняя прочь дневную жару. Под ногами тихонько поскрипывала каменная крошка.

Всю печаль картины Линн и Камилла увидели, не сразу. Сначала издали их внимание привлек столб а потом и прикованное к нему тело. Голова была полностью скрыта под какой-то тряпкой, поверх которой были натянуты ярко-розовые кружевные стринги. Парень дергался, мотал головой, пытаясь сбросить с головы хламиду, но все тщетно.

— Ты знаешь, — тихо прошептала Камилла, — мне днем показалось, что Максимилиан стройнее.

Линн не ответила, ее взгляд скользил по одежде парня. Тревожная мысль говорила, что что-то не так. Что-то эту мысль обламывало и не давало ей дойти до сознания.

— Эх, журналист журналистом, а возможность поиметь принца не каждому дается, — изрекла она и со знанием дела взялась за пояс его штанов.

Парень замычал еще яростнее, дергая прикованными за спиной руками и тут же замер почувствовав прикосновение пальцев между ног.

— Ну ты и извращенка, подруга, — неожиданно рассмеялась Камилла, и подойдя к парню сзади, сжала ладошками его плечи, — расслабтесь Ваше Высочество, мы вас не обидим, — шепнула она ему и оттянув ворот сорочки, провела язычком по шее. Парень дернулся, но тут же почувствовал как чья-то рука задвигалась на его члене.

— И как только можно прятать от меня такое хозяйство, — тихо прыснула Линн, опускаясь на колени и прикасаясь язычком к покрасневшей от возбуждения головке. В этот миг Камилла начала аккуратно массировать его плечи, поглаживать руки, спину, легонько пощипывать соски…

В какой-то миг Горр перестал дергаться и хотел уже сползти на землю, полностью отдавшись ласкам, но чьи-то крепкие пальцы впились в его ребра, удерживая в стоячем положении. Тяжело дыша сквозь ткань, он чувствовал, как какая-то незнакомка раз за разом заглатывает его пенис, массирует яички, вытворяет неимоверные пируэты кончиком язычка на его головке и вдоль члена. Вторая же, вылизывала его соски, живот, а после … черт… Он на миг упустил укутанную голову вперед, а потом с силой ударился ею об столб… задыхаясь от смешанных болезненных и приятных чувств.

Глава 58

Ментальный удар застал Эвересту в тот момент, когда к ней опять за настойкой пришел Дендис… Был поздний вечер. Марита, несмотря на субботу, продолжала работать, придумывая отчёт о ещё не проделанной работе, наперед сглаживая по сотворенному Хранителями плану самые острые моменты. Окно было распахнутым. Еле различимые серо-синие пушистые облака медленно плыли по зияющему чернотой небосводу. Изредка в четких черных стыках между ними просвечивали яркие точки звезд, будоража тем самым воображение влюбленных в ночное небо наблюдателей.

Чем занималась Хадиса Кирин — было неизвестно, но девчонку откровенно крыло. Эвереста ощущала это на себе, безошибочно узнавая ее ментальное воздействие.

Дендис потоптался в открытых дверях и сказал, что принц вернулся под теплое крыло охраны, даже обещал заглянуть утром по вопросу стипендии… И продолжил топтаться все там же, в дверях.

— Хотите настойку? — понятливо поинтересовалась Эвереста.

— Только без овец, — предупредил Диндинус. Улыбка, проскользнувшая на его суровом лице, манила…

Пожав плечами, Эвереста отвернулась от окна и направилась к шкафу, привычно открыла дверцу и подвисла…

Шкаф был действенно пуст. Дендис заглянул через плечо и застыл, шумно выдохнув.

В этот момент и накрыло. Вспышка возбуждения пронеслась по позвоночнику, а из окна донеслись откровенные стоны… За закрытой дверью звонко брякнулась об пол печатная машинка…

— Погано-то как… — прошептала ректорша, чувствуя, как лапищи Диндинуса опять чудят поползновения.

— Сейчас будет легче, — пообещал он, и Эвересте стало ясно, что наступил тот момент, когда ей припомнят и овцу, и все остальное, ранее сказанное…

* * *

Отобрав у Линн эстафету, Камилла сжала ладошкой член у основания и, представив себе вкуснейший вишневый леденец, начала лизать его. Медленно, со вкусом, смакуя послевкусие каждого движения. Парень от нетерпения сначала подался бедрами вперед, а потом начал вовсю толкаться ей в руку, тихо постанывая и раз за разом запрокидывая голову назад.

Получив смачный шлепок по заднице, он вздрогнул:

— Всегда мечтала отшлепать принца, — пошло ухмыльнулась Линн, опять опускаясь на коленки и кусая его за попу. Потом провела язычком по внутренней стороне бедер, обвела им яички и, сжав пальцами ягодицы, потянула нежную кожу яичек губами.

Столб откровенно мешал.

Послышался протяжный стон, приглушенный тканью. Особо сильно толкнувшись вперед, парень кончил и повис прикованным, не в силах больше стоять.

Сглотнув, Камилла довольно улыбнулась и поднялась на ноги. Его Высочество шумно дышал. Это ощущалось даже через мешок, украшенный стрингами.

— Может, его развязать? — с каким-то сожалением предложила орчанка. Линн удивленно взглянула на подружку:

— Шутишь? Он же убьет нас на месте. Правда, Ваше Высочество?

Но в ответ они получили только мычание и слабое мотание головой в разные стороны. Фыркнув, Камилла содрала с головы парня розовые стринги, а потом начала развязывать шнурки холщового мешка. Линн тем временем пожала плечами и начала возиться с кандалами…

— И вообще, Ваше Высочество, кто это на вас намо… тал, — выдала Камилла, развязывая последний узел и отбрасывая мешок в сторону. Правда, последнее слово девушка буквально выдохнула от удивления и растерянности, увидев наконец раскрасневшееся лицо своей жертвы…

Увы, на нее смотрел вовсе не Максимилиан Дрейк, а оборотень с резиновым кляпом во рту. В это миг щелкнул открывшийся замок наручника, и Горр тут же сорвал с лица кляп. Линн наконец подняла голову и только теперь увидела перед собой чрезмерно короткие русые волосы. У Максимилиана шевелюра была длиннее и темнее.

— Ах ты ж сволочь… — в сердцах выдохнула Рылова и замахнулась, явно намереваясь дать пощечину. В тот же миг Горр схватил Камиллу за руку и с силой дернул девушку на себя. Не успела она опомниться, как на левой руке уже красовался наручник.

Как раз вовремя. Удар у Рыловой всегда был сильный. Лёгкой пощечиной она могла и челюсть вывихнуть, и височную кость проломить.

Линн едва успела отскочить. Но Горр ею не интересовался, ловя вторую руку орчанки и так же безжалостно пристегивая ее. Камилла скована, мир спасён. Что может быть лучше? Можно надевать штаны и идти спать…

— Эй! — вскричала Камилла, пытаясь освободится. — Горр, это безнравственно!!!

— А отсасывать мне на главной площади и при этом называть Его Высочеством — нравственно?! — обернулся к ней оборотень, зло сверкнув глазами. Член стоял колом и прятаться в штаны не желал…

С мозгами тоже творилось что-то неладное, с чувствами — аналогично.

— Так ты обиделся? — выдала Рылова, абсолютно не давая отчёта своим действиям, и тихо рассмеялась. — А вот минуту назад ты явно был на седьмом небе от счастья… — съязвила она, окидывая взором его смешные потуги одеться. — Так стонал и так двигал бедрами…

— Стерва… — Горр чувствовал, как кровь начинает бить в висках.

Словно читая все, что творится у него на душе, Камилла отступила на шаг и, как завороженная, облизнула припухшие губы. Их взгляды не разрывались ни на секунду. Горр сдался, прижал Рылову к столбу одной рукой, а второй все так же, не отрывая от нее взгляда, аккуратно расстегнул блузу и приспустил ее на плечах. Перед его взором открылась вздымающаяся от участившегося дыхания аппетитная грудь, скованная бюстгальтером. Прикоснувшись к белым полушариям ладонью, он опять взглянул девушке в глаза и впился в ее мягкие губы крепким поцелуем. Собственный вкус набатом ударил по вискам. Кончиками пальцев он очертил острые плечи девушки, а потом расстегнул застежку бюстгальтера на спине.

Камилла задрожала, вмиг вся сжавшись. Легкий румянец заиграл не ее щеках приятной зеленцой. Правда, в вечерней темноте его все равно не было видно. Отвернув лицо в сторону, Камилла застыла, чувствуя, как оценивающий взгляд скользит по ее коже.

Горр задумчиво поддел ногтем торчащий сосок на левой груди, потом проделал то же самое с правым, наблюдая за реакцией своей пленницы. Подумав еще немного, прикоснулся легким поцелуем к шее и сжал мягкие груди ладонями.

После неожиданно рывком содрал короткую юбку, коленом раздвинул ноги Камиллы и грубо оттянул мелкие полупрозрачные трусики в сторону, обнажая промежность. Задев пальцами клитор, довольно отметил, как она вздрогнула. Ее глаза заблестели в темноте, тело слегка подалось вперед, навстречу его пальцам. Девушка застыла, все так же смотря в сторону и не поднимая взгляда. Сейчас до жути не хватало ощутить ее крепкие руки на своей шее. Хотя, скованная Камилла была не менее притягательной и абсолютно неопасной. Прижав девушку к столбу и запрокинув ее ноги к себе на талию, Горр с легкостью вошел в нее и на миг застыл, чувствуя, как она задрожала всем телом.

Она была такой горячей внутри, и так сильно сжималась, заставляя его терять разум…

Найдя губами ее губы, он жадно скользнул в ее рот языком, очертил зубы, затем и щеки… Одновременно резко двигал бедрами, раз за разом врезаясь в податливое тело. В какой-то миг поймал губами ее протяжный стон и ощутил, как девушка задвигала бедрами навстречу. Последние отголоски разума снесло окончательно. Теперь уже Камилла ловила поцелуями его стоны, не давая дышать полной грудью, делясь собственным дыханием и крепко обхватывая его талию ногами.

Удерживая на весу ее бедра, чувствуя ее жар изнутри, Горр неожиданно понял, что должен Мухотряскину как минимум два пенделя в зад. Чтобы этот Раздорец даже не смел смотреть в сторону Камиллы Рыловой…

О том, что он в принципе не сможет впечатать в Мухотряскина эти пендели, почему-то в этот момент не думалось.

* * *

Велена Липка завороженно наблюдала за сценой из-за соседнего холмика. Тело ее утратило краски, под кожей проплывали рыбки, а особо буйная стайка мальков резвилась где-то внизу живота. Большую часть ее внутреннего состояния прикрывала одежда и хорошо наложенный плотный макияж… Колыхающиеся от возбуждения сине-зеленые волосы скрывали от чужого внимания прозрачные ушки и часть шеи. Ажурные перчаточки пропитались влагой от преобразившихся в воду ладошек.

Что сказать. Такого она раньше не видела, да и участия принимать не доводилось. А здесь, на главной площади Высшей академии демонизма и магии, происходил именно секс горячий, жаркий, неудержимый, во всех характерных ему проявлениях. Линн привалилась к ближайшему дереву и с улыбающейся рожей наблюдала действо. Где-то примелькнула шевелюра Мухотряскина, явно озадаченного происходившим процессом.

Следов присутствия журналиста не наблюдалось. Да и не до него было.

Остановившийся рядом с сидящей девушкой очкастый старик с блокнотом в руках заинтересованно взглянул на парочку:

— Прям столб любви какой-то.

— А вы кем будете? — покосилась на него наяда — она этого человека точно видела впервые.

— А я тут мимо пробегал, милочка… Сенсацию чиркал, — усмехнулся он и неожиданно предложил: — Кстати, не хотите скрасить со мной ночку, а я потом интервью возьму?

Если бы он не был окрылен сенсацией, то догадался бы, что перед ним не ночная бабочка и отнюдь не просто девушка, страдающая вуайеризмом и ярким макияжем. А потому, получив законное «кулаком в яйца», старик свалился на землю, как мешок с картошкой, и был избит в произвольном порядке во все органы, по которые уязвленная им "милочка" смогла прицелиться и попасть с такого ракурса и положения. Бесцеремонно разогнав сладкую парочку у столба, Веленка исхитрилась подвесить обидчика за ноги, затем стащить с него пиджак с рубашкой и позаимствованной у него ручкой написать на спине: «Изнываю от тоски и уныния», а потом и дополнить сие искусство стрелкой, указывающей на его зад.

Для полной красоты композиции не хватало только швабры, но для такого благого дела угорающая с такого представления Линн готова была поискать и палку, и даже привлечь принца. А потом ещё и отпраздновать, не зря же танцевальный зал сегодня крутил музыку.

Настроение однозначно было бесшабашным и возбуждённым.

* * *

Вакханалия у столба продолжалась.

Хадиса с интересом смотрела на Самсона. Сущность, так явно ощущавшаяся внутри ещё утром, теперь трепыхалась испуганным зверьком, забившись в дальний угол ее естества. Казалось, вуайеризм должен был наоборот ее разворошить, а нет… Она успокоилась, словно так и надо. Причина этому была исключительно в наличии именно этого парня под боком.

— Неподражаемо, — прошептал Самсон, рассматривая ее абсолютно спокойное лицо. — Просто ни грамма стыда…

Его голубые глаза в отсвете фонарей казались темными, почти фиолетовыми. Хадиса неуверенно коснулась пальцами рукава его рубашки и едва ощутимо повела ими вверх, где смахнула с плеча прилипшую ворсинку.

— Демонам стыд непонятен. — Она отвернулась, задумчиво провела пальцами по собственным волосам, привычно их разглаживая. — Ты странно на меня воздействуешь.

Виртуозов хмыкнул.

— Успокаиваю?

— Дополняешь, — тихо ответила Хадиса, давая абсолютно четкое определение тому, что творилось внутри нее. После она поднялась с земли и внимательно осмотрелась чуть вспыхнувшим в темноте глазами.

Пространство преобразилось под действием ее волшебства. Она увидела чуть отдалившихся старосту и Ррухи, где-то стоял рядом с Владом Рубин, с противоположной стороны от них спряталась полностью преображенная Велена. Все их чувства были скомканы и заполнены черной раздражающей похотью. Радиус воздействия был огромен, задевал административный корпус и часть жилых построек. Отдыхающим на танцполе откровенно повезло.

Яркая точка неожиданно вспыхнула в свободном пространстве меж деревьев. Если бы не пульсация — можно было бы спутать с фонарем.

— Я его вижу…

— Почему факультет хранителей, Хадиса? Там тебе не место, — словно не слыша ее, спросил Виртуозов. Он смотрел в противоположную сторону, где к Велене быстро приближался неизвестный старик.

Кирин задумчиво взглянула на сидящего на земле демона:

— Некоторые вещи нужно уметь держать в узде. — Подошвы ее обуви чуть заметно заискрились. Полупрозрачные энергетические блёстки стелились по ее одежде, покрывая девушку всю разом, словно кокон.

Велена тем временем начала колотить старика, явно отбивая ему почки.

— Например?

— Похоть. — Хадиса отвернулась и внимательно взглянула на раздражающий ее огонек. — Я удовлетворила любопытство?

— Вполне, — помрачнел Самсон, проследив за ее взглядом, и это его настроение темной волной прокатилось по округе, поднимая вспыхнувшее желание до новых высот.

«Иди, проверь», — предложил староста, и Хадиса поспешила вперёд.

Глава 59

В рваном просвете облаков показалась щербатая луна. Она ненавязчиво укутала небосвод своим мягким серебристым сиянием, в один миг сотворив вокруг себя сказочную картину. Казалось, все замерло в бесконечном мгновении. Стоны красили вечернюю тишину, и становилось ясно, что ментальный удар задел не только ее и Диндинуса. Впрочем, винить кого-либо, кроме себя, было глупо. Маг вальяжно разлегся на полу, подпихнув руку под голову и закинув ногу на ногу. Люстра над головой шаталась, хотя и не должна была этого делать: верхний этаж был пустым…

— Бардак, — изрекла Эвереста, наблюдая за покачивающейся люстрой.

— Овц на всех не хватит… — глубокомысленно ответил маг.

И Борин чистосердечно с этим доводом согласилась. После поднялась, привела себя в порядок и села за рабочий стол. Привычно щёлкнула кнопкой коммутатора.

Крякнув, Дендис подтянул штаны и, застегнув ширинку, перекочевал на диван.

— Да? — сорванным голосом отозвалась Марита.

— Машинку на стол уже поставила? — словно невзначай поинтересовалась Борин.

За дверью послышался шум, что-то звякнуло, кто-то хихикнул, кто-то заржал.

Диндинус тихо фыркнул, посмеиваясь. Эвереста и сама прыснула:

— Ну, когда поставишь… зайди, — уже не сдерживая смеха, попросила она.

За дверью тоже ржали стройные мужские голоса…

— Ты с кем припёрся то? — поинтересовалась она. Дендис насмешливо сощурился:

— Не скажу… Не хочу народ смущать…

— Народ — дело серьезное, — согласилась Эвереста, улыбаясь…

Стоны на улице стихали, музыка становилась все громче. Танцы были в самом разгаре. Дендис призывно раскрыл свои объятия, и она, посмеиваясь, послушно к нему подошла и забралась на колени.

— Народ, народ… — Мысль закрутилась вокруг этой темы, пока не вывернулась словом «настойка».

Настойку следовало найти, причем срочно. Не хватало только пьяных выходок от этих оболтусов.

Ручищи уже скользнули по проложенному пути, стискивая ее бедра.

За окном неожиданно взвыли о журналистской неприкосновенности, и в тот же момент на столе загорелся тревожный красный маячок:

— Угроза. Код один, двести семнадцать, восемь, восемь, семь… — холодно отчеканил механический голос. Эвереста вмиг посерьёзнела. Но встать ей не дали.

— Двигаться не советую, — тихо вымолвил Дендис, и в его руке материализовалась энергетическая звездочка парализующего заклинания.

Это был удар ниже пояса.

* * *

— Я буду жаловаться! — орал благим матом подвешенный «старик». Чары медленно стекали с него, обнажая реальный возраст парня. — Я журналист, у меня неприкосновенность!

Никто не обращал на него внимания. Цель, к которой неслась Хадиса, была намного интереснее.

«Ждём», — велел староста, удерживая Ррухи за правую руку. Левая уже успела трансформироваться, вытянувшись в мускулистое нечто. Под губами девушки выступили клыки, ноги слегка вытянулись.

— Почему? — едва сдерживаясь, прошептала она. В голосе проскользнули низкие вибрации деформированных связок.

— Пусть прощупает, — пояснил Виртуозов. То, к чему неслась Кирин, явно смахивало на точечный почтовый телепорт. Это откровенно напрягало Раздорца, да и не только его: он чувствовал, как напрягся рядом Хранитель.

Сила волнами исходила от Самсона, двигаясь ровными окружностями раз за разом. Отдавала то жаром, то холодом по нервам. От странных, раз за разом наплывающих на нее чувств, Ррухи сводило зубы — так хотелось вонзить их кому-то в глотку.

Горр поспешно натягивал штаны, Камилла уже успела одеться и поругаться с Веленой.

«Терпение», — беззвучно вымолвил староста, смотря Ррухи в лицо. Удостоверившись, что волчица его поняла, он продолжил внимательно рассматривать округу.

Хадиса неслась к точке, на ходу вытягивая сложную мелодию песни. Четыре года в Институте благородных девиц не прошли даром. Привычное заклинание, усиленное хранительскими примочками, далось легко. Мир вокруг нее потемнел и окрасился энергетическими потоками. Они статичными структурами вырастали вокруг нее, пружинили под ногами, забивались в лёгкие вместе с воздухом.

Хадиса ярко и четко увидела проделанную в этих структурах нору, тянущуюся от корпуса своего факультета. Не задумываясь, перепрыгнула ее и понеслась дальше.

Точка вспыхнула ярче меж деревьев, расплылась в стороны, а потом сфокусировалась. Яркие линии четко очертили человеческую фигуру: словно сосудистая сетка кровотока с ярким клубком источника сразу под сердцем. Очертилась полупрозрачная энергетическая сфера, внутри которой сидел этот человек, спокойный и сосредоточенный.

Заклинание вспышкой сорвалось с ее губ, ударило в сферу, раскалывая надвое. Мужчина едва не упал на землю, вовремя сгруппировался и ушел в сторону, неожиданно смазавшись тенью. Короткий клинок взблеснул перед глазами, едва не прочертив на них кровавую линию, и со скрежетом натолкнулся на девичью ладонь, объятую синим сиянием.

Чужое лицо оказалось спрятанным под платком, оставляя на обозрение лишь угольно-черные глаза.

В следующий миг он пошел в наступление. Короткое лезвие двигалось с неимоверной быстротой. Активированное песнью зрение мешало. Резко отпрыгнув в сторону, Кирин хлестнула нападавшего водным хлыстом и выбила лезвие из чужих рук. Мужик рыкнул. Ухватил руками воздух так, словно словил меч, и замахнулся. Полыхающий энергетический клинок материализовался беззвучно, отсекая черную прядь волос. Девушка опять уклонилась, на ходу создавая белоснежный щит… Лезвие выбило из щита искры, разбивая его в ноль. Хадиса была на порядок слабее ублюдка, проигрывая абсолютно во всем, начиная весовой категорией и оканчивая опытом… Наступление было вовсе не учебным: ее хотели убить.

Влад чертыхнулся. По идее должна была сработать система безопасности, но та молчала. Если бы Хранители сейчас развоплотились, проблемы бы не стало как таковой. Тридцать человек против одного — это не хухры-мухры. Но деревья стояли твердо, тихо шелестя листьями.

Кирин, отражая очередной удар, зашипела, но даже и не подумала отвлечься на полученный порез. Система безопасности продолжала молчать.

Рубин не вытерпел первым и сорвался с места черной молнией. Его огненные шары так и вертелись на пальце, но не воплощались. Ректор добра не давала, а потому единственное, что он мог себе позволить, — это рукопашный бой.

Мухотряскин, в свою очередь, бросился к столбу, где Линн поспешно пыталась вырвать из столба крюк для фонаря, а заодно сорвала несколько наложенных туда активированных черных печатей. Журналист продолжал стонать и просил сжалиться, кося дикими глазами на разворачивающуюся бойню.

Второй наметившийся портал сработал. Вывалившийся оттуда боевик не раздумывая метнул в Линн нож. Вовремя оттолкнув девушку, Влад повалился с ней на землю.

Журналист умолк, безвольно опустив ослабшие руки.

* * *

— Код ноль, двести семнадцать, восемь, восемь, семь. Код ноль…

На площади только что кого-то убили, и от этого стало неожиданно душно. Дендис оттолкнул обездвиженную Эвересту на диван и вытянул руку со звездой перед собой, направив на нее.

— Что это значит? — прохрипела Борин, хмуро смотря на него. Впрочем, и так было ясно, что ее обвели вокруг пальца.

Дверь за его спиной с грохотом ударилась о стену. Еще двое мужчин из охраны Его Высочества быстро прошлись по кабинету, раскрывая все шкафчики подряд.

Марита мычала в приемной, привязанная к стулу.

— Голопроектор где? — Голос Дендиса оставался мягким и с приятной хрипотцой, отчего внутри начали скрести кошки.

— Сломался, — процедила Эвереста, косясь на него. Положение было неудобным.

— Здесь нет, — словно подтверждая ее слова, сказал один из бойцов.

Звезда в руках Дендиса взблеснула ярче. Словно в насмешку, система безопасности начала сигнализировать о смертельной опасности в ее собственном кабинете.

— Засранец… — с чувством выдохнула Борин. Дендис даже бровью не повел.

— Приятно было познакомиться… овца.

Глаза Эвересты распахнулись шире. Марита в ужасе замычала ещё сильнее… Звуковая волна ударила неожиданно, взрывая чужой череп, словно яичную скорлупу.

* * *

Звуковой удар вынес окна ректорского кабинета, что говорило о многом. Больше можно было не сдерживаться.

Уведя чужую руку с мечом в сторону, Хадиса пошла в наступление. Привычно нанесла серию ударов твёрдыми, как сталь, ладонями и завершила связку своим любимым ударом ногой с разворота. Демоническая сущность внутри пела, но почему-то не не давала нужного эффекта. То ли настроение было не то, то ли нападавшие подготовились. Приказать им увлечься оргией оказалось непросто.

Рубин перехватил ее бой. Рядом уже орудовал плетью Самсон, творя ветряными нитями настоящее кровавое месиво из своего противника. На площади тем временем меж деревьев раз за разом вспыхивали телепортационные червоточины. Журналист висел неподвижным мешком, капая кровью на мерцающую печать удачи.

Вторженцев было слишком много. Мелькали снежинки-щиты старосты, бушевала изморозь Влада, тонкими иглами выстреливая вверх из земли, пытаясь пронзить нападавших насквозь… Судя по его хмурому лицу, он бы с радостью прикончил каждого.

Линн, явно терпя неудобства от нехватки магии, сверкала оптимизмом и удачно зашвырнула сорванным с фонаря крюком в чью-то вражескую голову. Камилла поделилась с ней скальпелем, и жизнь адептки стала веселее.

Ррухи перевоплотилась полностью и теперь, наматывая круги вокруг площади, отлавливала каждого, кто пытался выйти за пределы воздействия Самсона. О сохранности глоток она не беспокоилась, поскольку разум в некой степени был отключен.

В опасной бойне не приняла участия лишь Велена, которая, обратившись водой, в один миг просочилась сквозь землю и бросилась на подмогу в ректорский кабинет.

Камилла и Горр, забившись в глухой угол, посылали в своих лечащие заклинания, нашептывая их раз за разом и молясь, чтобы Велена побыстрей подвела подмогу.

— Уходи! — в какой-то момент Самсон оттолкнул Хадису в сторону. Его демон пробудился, легши тонким энергетическим серпанком на кожу. Глаза вспыхнули непривычным алым.

— Нет!

— Найди Кнута, Звезду… Кого угодно… Иди!

Кинув последний взгляд на разворачивающийся ужас, Кирин кивнула и послушно отступила. Наверное, если бы не пышущая оптимизмом и убийственной энергией Линн, сил бы ей на это не хватило.

Но и радость Линн была не долгой. Самсон, велев ей убираться, толкнул ее в образовавшийся в воздухе портал, на поиски подмоги.

* * *

В ночной темноте ректорский кабинет выглядел гротескно. Свет луны выхватывал из мрака очертания безвольно лежащих тел. Чернильная лужа крови, словно море в штиль, окутывала эти тела сплошной ровной гладью. Тонкие ручейки все ещё затекали в нее, наполняя и обескровливая одновременно.

Кто-то шумно дышал, но Велена даже не пробовала остановиться и глянуть. Позже. Она тонкой водяной струйкой потекла вдоль плинтуса, выбрав для этого дела глухую стену за шкафом.

Из вдребезги разбитого окна доносилась музыка, скрашивая звуки боя, проходившего меж деревьев. Лёгкие отблески заклинаний терялись в свете Огненной реки, абсолютно не привлекая внимания. Затекши частью своего тела на стол, Велена вытянула прозрачные щупальца и откинула крышку коммутатора. Щёлкнула кнопкой связи. По водяному телу поплыла волна частичной трансформации, образуя безгубый рот, связки и лёгкие:

— Внимание… Грворит Велена Липка. Факультет медицинского. Нападение на Академию. Есть жертвы. Нужна помощь. Повторяю…

Ее сообщение пронеслось по громкоговорителям, сминая все происходящее на корню, превращая веселье в слаженную и молниеносную реакцию…

— Молодец… — почти беззвучно прощелкал едва узнаваемый голос Борин из развороченного скопища тел, и Велена, расплакавшись от облегчения, наконец позволила себе принять человеческое подобие. Осторожно пробираясь через обезглавленные тела, она с содроганием слышала, как чавкает под ногами влажная ковровая дорожка.

Госпожа Борин лежала около дивана, застряв в полуобороте. Грудь ее тяжело вздымалась. Дыхание было утрудненным и охрипшим.

Присев рядом на колени, Велена коснулась ее заискрившейся ладонью и начала диагностику. Истощение было колоссальным, учитывая ее личный объем магии.

Эвереста перевела на нее мутный взгляд.

— Остановись. — Ее голос был непривычно низок и глубок.

— Но тогда вы…

— Выведи меня в изначальную… форму, — она сглотнула. — Это поможет… Потом спрячь голопроектор… Он в медблоке…

— Что, о чем вы?

— Просто сделай.

Девушка неуверенно кивнула. Теперь ее ладони засветились иначе, почти черным. Пространство на их фоне казалось серым, слегка поддевшимся инеем.

Наяда взывала к Многоликому, и Эвересте казалось, что он колышется за ее спиной и выдыхает свою беззвучную страшную песню сотнями тысяч голосов… Жуткое видение тянуло за собой закономерные последствия. Или, наоборот, оно само было последствием того, что происходило с ее измученным телом?

Вместе с заклинанием уходила боль и мысли, пропадало самоосознание. Лицо искажалось, сначала становясь до безобразия уродливым и старым, а после утрачивая черты, присущие человеку… Щербатая луна продолжала светить в разбитое окно, насмешливо бросая свои лучи на кровавую лужу. Веселая музыка играла, а в парке продолжался бой.

Велена сдавленно всхлипнула, смело смахнула слезы, а после бережно свернула опавшую одежду Госпожи Борин в сверток, завязывая его на себе, как младенческую люлюку.

Теперь трансформироваться будет намного сложнее — она не одна.

Прокрадываясь к выходу из кабинета, а после и приемной, Велена повторяла себе, словно это было ее мантрой, что все будет хорошо, и раз за разом смахивала упертые безудержные слезы…

Глава 60

Танцы были в самом разгаре. Дич и Ананьев следили за порядком, и ничто не предвещало беды. Свет погас неожиданно,выбив из веселящейся массы дружный, весёлый и протяжный стон.

Обычная выходка, за много лет начавшая уже раздражать.

— Твоя очередь, — хихикнула Дич, зажигая на пальце огонек. Они сидели в подсобке и в зал особо не лезли, предпочтя кидание в карты бездумному наблюдению.

Анонис оценил ее веселую улыбку и закатил глаза.

— Да без проблем, — кинул карты в общую кучу и потянул двери на себя. За дверью мялся боевой маг из охраны принца.

— Что-то случилось?

— Его Высочество не видели? — поинтересовался маг. И Ананьев задумчиво окинул его опытным взглядом. Несерьезность боевой шестерки поражала его ум. Будь на месте этих ребят его адепты, столб снесли бы сразу, в ноль и безоговорочно.

— Где-то на танцполе, — соврал он, получая истинное удовольствие от этого процесса, и протиснулся мимо бойца в тесный коридорчик. Дич взвизгнула и только после этого пришло понимание, что с телом творится что-то неладное, а земля быстро приближается к лицу…

Музыка продолжала громыхать, оглушенный Ананьев осознавал, что его утягивают за ноги назад в подсобку, но шевельнуться при этом абсолютно не мог. Задача взрывала мозг, гоняя мысли в поисках решения. Вторая часть свободного сознания трепыхалась в насущном вопросе: «Как сильно пострадала Дич?»

Только спустя длинные десять минут громкоговорители оглушили зал дрожащим голосом Велены Липки. Это была подстава в чистейшем виде. Танцпол грянул дичайшим сплетением освещающих заклятий. Стена рухнула, кто-то телепортировался. Кто-то сбежал, кого-то успели парализовать.

Ребята поспешно собирались в реактивные группы, понимая, что указывать, что делать, попросту некому. Впрочем, это было не в новинку, но поджилки тряслись от осознания собственной ответственности намного сильней.

* * *

Кризис-фактор гонял, словно бешеный, подтянувшихся отовсюду подмастерьев. Систему безопасности стоило переделать. И плевал старик на прописные правила. Последние подсунули им жирную свинью, заставляя ректора контролировать каждое сообщение об опасности и передавать его дальше на всепрослушивание. Такой фигнёй уже давно никто не страдал. Но Учёный совет Дайкирии обязывал делать именно так, и спорить с этим раньше не желали.

Теперь получите и подпишитесь — массовые почтовые телепорты в самом центре их студенческого городка.

Обратить процесс вспять уже было невозможно. Но заблокировать вход-выход — вполне.

Чуть поддетый старческим маразмом мозг решил, что эффективнее будет доплести соответствующие информационные блоки и интегрировать их в барьер, скрывающий саму плоть пространственного пузыря. То есть повлиять на «зону препятствий». Сил этого блока хватит ненадолго, но вполне поможет удержать нападающих внутри. Сделать это нетрудно — сердца многих систем находились здесь же, в его корпусе, в подвалах артефакторского факультета. Спустя пару минут на его вотчине показался Звездунов, таща за шкирку задыхающуюся от бега черноволосую девчонку.

— Батарейка, — процедил он, запуская ее в святая святых артефакторского факультета. — У вас десять минут.

Старик пожал плечами. Сильный источник никогда не бывает лишним, а приволоченная Октопусом послушница пылала силой: дурной и ненужной, и все же силой. Спустя минуту ее тело уже было обмотано проводами, а на коленях лежал фривольный журнал, но, похоже, ее реакциям это мало помогало.

Октопус, в свою очередь, занялся вплетением в систему защиты Академии новую энергетическую структуру, отслеживающую передвижение двухсилового компонента. Носителем последнего и являлись напавшие на них жрецы. То, что он сам стал обладателем такого компонента, и что им обладала Борин, — в этот момент не волновало. Главное, чтобы идея не дала сбой. А там на месте разберутся.

Облажались все. Он попросту вырубился, едва доберясь до кровати, а Ананьев вместе с Дич были порядком заняты на танцах. О последних ничего не было слышно. Но то, что они точно заняты делом, Звездунов не сомневался.

Комнатка, где они находились, была тесной. Стены были заставлены металлическими стеллажами, а те, в свою очередь, — металлическими папками. Внутри каждой находилась энергетическая схема, укреплённая маг-кристаллами. Хадиса видела, как старик Кризопраз вытягивал эти папки, открывал, что-то там менял, водя стилусом, а потом ставил на место, шел к противоположному шкафу, и действо повторялось сначала. Напротив Октопуса, вдоль стены, наоборот, растянулась огромная ветвистая энергетическая вязь. Он окунал в нее энергетическую нить, ловко переплетая ее с основной схемой. В какой-то момент старик шумно выдохнул, недовольно потер подбородок и закатал рукава.

— Почтовые телепорты, кто б подумал…

— Вполне перекликается с убийствами нетопырей, — задумчиво прошептал Звездунов, уверено доделывая свою нехитрую работу.

Кирин вскинула свою голову, внимательно смотря на своего декана. Появилось ощущение, что она не в академии, а в военизированном подразделении — это как минимум. Впрочем, ее впечатление было недалеко от истины. Системный накопитель мелькал огоньком за ее спиной, сигнализируя о низком уровне заряда.

Кризопраз злился. Будь на ее месте Виртуозов, хватило б и пяти минут для заполнения аккумуляторов. А здесь не энергия, а тяжелая сонная муха… Но ловить треклятого Раздорца сейчас было делом невыполнимым. Замечание о нетопырях заставило думать.

— А если поподробнее? — Кризопраз полез за очередной папкой.

— Подробнее только к Борин. — Октопус хмурился — где-то его вплетенная схема не состыковывалась с системой безопасности. Энергетическая структура защиты нововведение не принимала. — Знаю только, что их разрывает на части в точке выхода из телепорта. Правила ужесточают, а рвет все равно.

— Хех… — Старик хмыкнул. — Разрывает, говоришь… Ясень пень, что разрывает. У почтовых нетопырей маяки по всему телу вживлены. Если их убрать, вот и разрывает.

Звездунов выпрямился, задумчиво смотря на свое творение, поправил мелкий завиток, снова активировал, и энергетический ток наконец сдвинулся с места. Над его головой тут же вспыхнул призрачный красный огонек.

— Откуда вы знаете про маяки?

— Я их разрабатывал. Нетопырям их вживляют под подпись о неразглашении. Если разгласят… тоже разрывает на части.

— Вас тоже разорвет?

— Не факт, не факт… — весело отозвался Кризис-фактор, разглядывая сигнальный огонек над Звездуновым. Ситуация явно забавляла. — Ты бы это… корректировку произвел, а то пришибут ненароком, — указал он на огонек над головой Хранителя.

— Нет времени.

И его действительно не было. Десять минут почти прошли. Быстро освободив Кирин от системы, которая в последний миг все же показала полный заряд, он спешно толкнул ее к выходу. Красный призрачный маячок плыл за ним следом.

Кризопраз недовольно цокнул языком, но поделать ничего не мог. Его удел — артефакты, а не хранительские магические финтифлюшки.

Выпустив Хранителя вместе с его подопечной, он сделал короткую перекличку всех присутствующих на этаже, а потом наглухо задраял массивную дверь. Толпа студентов за его спиной хоть и была многочисленной, но там были не все. Кто-то так и не явился, кто-то сделал часть своей работы и ушел наверх, где помощь нужна была не менее.

— Следить за системами, — раздавал он указания. — Ты, свяжись с инженерным… На тебе запись, на тебе связь… — Его палец тыкал в очередного подмастерья, и того моментально сдувало с места. Им хотелось все успеть и, главное, ничего не сломать.

* * *

Огненный шар, спущенный с пальцев Рубина, вытянулся от скорости и завертелся веретеном. Распустился цветком, врезаясь в чужой энергетический щит, покрывая его искристой структурированной сеткой. Щит лопнул. Противник провалился сквозь землю в образовавшуюся под ногами червоточину и тут же появился над головой, уже с новым заклинанием наготове. Рубин червоточин делать не умел. Проклятие бешеной волной слетело с его уст и ударилось в разверзшуюся над головой пространственную дыру.

Ослеплённый противник застрял, червоточина схлопнулась, разрезая его на две части. Ноги продолжили драться, тело достраивалось энергетической сеткой вверх. Сволочь, успел уйти в нематериальность…

— Трахнитесь уже! — взревел Самсон где-то слева, отдергивая назад свою плеть.

Ветряные нити взвыли, натянулись, как струны, прошли чужой щит, словно масло, и тут же развоплотились, уже в который раз. Иная плоскость противника делала их бой абсолютно нелепым и безрезультатным.

— Захлопнись! — рассержено крикнул на него Влад, отбиваясь от неожиданно наметившегося любовника. Морозная игла, вырвавшись из земли острым шипом, прошила противника насквозь, аккурат в момент негаданного поползновения…

Оценив результат, Трахтенберг окликнул Виртуозова.

— Моего приворожи!

— Жопу подставь, сука! — не слыша его, злился Виртуозов. Впрочем, его противник тоже злился. Повлиять как-либо на ушлого инкуба у него не получалось, как говорится: нашла коса на камень.

Неожиданно в пространстве над головами противников вспыхнули красные маячки, сильно облегчая задачу. Лица троих парней прорезали самодовольные ухмылки.

— Зашибись… — прошептал Влад и опустился, касаясь ладонями земли. Морок волной хлынул во все стороны, целясь своими иглами в четко наведенные цели. Огненные шары Рубина разлетелись, словно осы. Ветряная плеть Самсона осталась невостребованной. Фыркнув, он представил в уме фривольную сценку из журнальчика Кризис-фактора и хитро усмехнулся… Где-то на заднем фоне сражение очередного вторженца и представителя факультета хранителей превратилось в сексуальное домогание…

* * *

Отмахнувшись от огненного шара, как от надоедливой мухи, Звездунов живо уклонился от вырвавшейся из-под земли «иглы», которая больше была похожа на шип толщиной с палец, и бросился к полю сражения.

Хадису начало откровенно потряхивать. Сила, витавшая в воздухе, была слишком схожа с ее собственной, и это озадачивало. Ее откровенно тянуло к Самсону, сущность внутри бунтовала и жгла, парализуя и замещая адекватность странными картинами.

Октопус не видел этого. Его привлекало другое: основной бой шел в темноте, при свете луны и магических заклинаниях. Судя по красным маякам, нападавших только среди деревьев было не менее десяти. Противостояла им горстка Раздорцев, два медика и один послушник. И это озадачивало. Где, собственно, остальные?

Взгляд выхватил из общей картины выбитое окно ректорского кабинета, осевшую стену танцевального зала, алые огоньки на крышах инженерного и медицинского корпусов…

Академия была под колпаком…

Хадиса за его спиной неожиданно упала как подкошенная, словно в лихорадке хватаясь за живот. По ее спине начали гулять алые языки магического пламени, очерчивая вокруг девушки ее сущность… Это было очень некстати…

Похоть двух существ вошла в резонанс. Ударила по мозгам, накладываясь непререкаемой константой на ощущения.

* * *

— Зашибись, — вздохнул Ананьев. Желание будоражило тело, а Дич и вовсе откровенно от него потряхивало. Они сидели в подсобке друг против друга за тем же столом с картами, с той лишь разницей, что их парализованные тела абсолютно не слушались, к тому же были привязаны к стульям. Было темно и шумно. Музыка продолжала играть за запертой дверью.

— Это уж слишком… — согласилась Гемарта, прикрывая глаза — Меня сейчас наизнанку вывернет.

— Время укола пропустили… — покачал головой Ананьев. — Вот и трясет…

— Укола? — Гемарта непонимающе взглянула на него, пытаясь понять, о чем идет речь. Вспомнилась перепалка в кабинете Борин. — Ты о Кирин?

Мужчина кивнул, и вокруг его головы неожиданно колыхнулся ореол заметно подросших волос. Это было странно и быстро.

— У тебя волосы растут, между прочим, — все тем же низким и дрожащим голосом прошептала она, наблюдая, как эти самые волосы начинают все сильнее дыбиться на его голове.

— Перевозбудился… — Объяснение потрясло логикой.

Однако дыбились не только волосы. Гемарта чувствовала его потвердевший член собственным коленом, неожиданно оказавшимся не там, где следует.

— Это как?

— Проклятия в умелых руках — штука веская, — глубокомысленно заметил Анонис, сдувая упавшие на лицо пряди. — А когда у тебя под рукой сорок острых на язык адептов, можно и не такого проклятия добиться…

— Ты о чем?

— Да так, о своем… насущном.

— Анонис…

— Молчать… Оба, — совсем некстати заглянул в подсобку боевой маг и слегка напыжился, грозя энергетической звёздочкой. Яркая блямба над его головой мерцала алым и свидетельствовала о том, что Звездунов уже приложил руку к системе безопасности. Сам маг, по всей видимости, блямбы не замечал. Это радовало, если б не один немаловажный факт.

— Мне нужно поговорить с главным, это архи-важно… Крайне приоритетно. Исключительно необходимо! — начал причитать Ананьев до ужаса писклявым голосом, выдавая лицом такую мимику, что даже его коллега Дич поверила.

— Завянь, — порекомендовал боевой маг, захлопывая дверь.

Повисло недолгое молчание. Ананьев усиленно думал.

— Что-то заметила? — сказал он Гемарте, а сам удивился тому, как мягко скользит меж его бедер ее колено.

— Полстены, — пожала плечами декан медицинского так, словно ничего не случилось.

Ананьев хмыкнул:

— Голосов не слышно. Музыка есть, а голосов нет… К тому же, твое колено елозит…

— Оно не может елозить… — фыркнула Дич.

— Очень даже елозит, существенно.

Гемарта задумалась и в конце концов согласилась. Конечности она чувствовала, но не контролировала. Поползновение в сторону Раздорца ничем иным, кроме как ментальным влиянием, быть не могло… Она даже знала, чье это влияние. А значит, есть шанс сбросить паралич с тела.

— И что теперь делать? — поинтересовалась она.

— Думаю, максимально расслабиться и дать волю навеянному желанию, — шумно выдохнул он, и его глаза странно взблеснули при этом.

В этом был странный, но смысл, а еще надежда на удачное разрешение проблемы.

* * *

В голове шуршал Улей, это было столь же отчётливо, как и любая другая мысль. Вальяжно пройдя сквозь распахнутые двери Академии, Первый репетитор вздохнул полной грудью и безошибочно нашел своих подчиненных. Новый канал мысленной связи поражал своими возможностями, как и силой, что по нему передавалась.

Новый вдох был еще глубже предыдущего. Гулкое, на грани ультразвука, заклинание сорвалось с его уст дикой силой. Каждый из жрецов, где бы он ни стоял, чем бы ни занимался, — дополнил ее своими страшными партиями.

Звук пробирался всюду: в каждую щель, в каждые уши… В каждое действие, парализуя и наводя беззвучную нетерпимую агонию. Без разницы, куда: в парк, в подвал, на крышу или за задраенные двери.

Где бы кто ни находился, что бы ни делал… Заклинанию были без разницы чужие проблемы, метания и цели. Ему было все равно, куда кто бежал и кого спасал, кого закрывали своим телом, а кого убивали… Черные и белые энергетические цветы простелились вдоль стен и корпусов, расцвели на потолках и ветвях. Мир мерцал и страдал, пока Первый репетитор медленно наслаждался произведенным эффектом.

Глава 61

Было три часа дня. Машина стояла за чертой Арвина. От токарного завода шел шум сверх положенных децибел, и это очень раздражало местных жителей и рабочих. Собственно, поэтому Служба охраны правопорядка и выехала на вызов. Найти позеленевший раздутый труп, нанизанный на один из барьерных маяков, никто не рассчитывал. Развороченную машину рядом, без номеров и с ещё одним трупом за рулем, опознали исключительно по наличию полустертой пространственной магической печати. Судя по следам, останки находились здесь уже не первый день. Следов пространственного перемещения не было, а значит, убили их здесь же. Последнее весьма озадачивало. Переулок нельзя было назвать безлюдным и, как минимум, запах должны были заметить прохожие. Впрочем, и на это нашлось вполне логичное, с магической подоплекой, объяснение: трупы хорошо замаскировали чарами, не сильно заботясь об их реальном уничтожении. Это, в свою очередь, говорило о спешке, с которой заметали следы.

Опознать трупы обычно нетяжело, но конкретно эти были без лиц и фаланг пальцев, что слегка усложняло задачу. Проблема была решена менее чем через два часа, и данные обоих уже к пяти часам мелькали в сводках службы координирования.

На удивление, именно эти лица и стали ключом к той слепой зоне, которая так раздражала некоторые уполномоченные лица государственной машины.

Соответствующее предупреждение об опасности даже было отправлено в Высшую академию демонизма и магии, но связь, как ни странно, молчала. Это задействовало ещё одну лавину прописных действий, вследствие которых к аномалии была выдвинута боевая группа Службы безопасности Дайкирии, но там их ждали новые и очередные сюрпризы, что явственно свидетельствовало о том, что Служба координирования абсолютно не справляется с возложенными на нее обязанностями.

Было семь часов вечера, когда из пространственной печати телепорта, неподалеку от промежуточной станции Высшей академии демонизма и магии, выехала колонна военных машин.

Хинеус Кирин, находившийся на месте рядом с барьером по абсолютно другим вопросам, напряженно смотрел на то, как бойцы в полной экипировке выпрыгивают один за другим из приземистых металлических брюх, сразу формируя четко очерченный строй. Командир группы оказался лицом знакомым и не постеснялся пожать руки всем, кто их протягивал.

Обмен информацией не занял много времени. Его, как ни странно, тянул вопрос абсолютно неожиданный. Единственный вход в аномалию был заблокирован изнутри, а на проделывание дыры у него не было полномочий. Группа реагирования бесцельно топталась на месте. Ждали ответа из Службы социальной артифакторики, запрос в которую шел все через ту же Службу координирования…

По предварительным оценкам попасть внутрь они смогут лишь к десяти часам вечера, в сам пик временного скачка… В Академии в тот момент будет воскресное утро и очередной разбор полетов.

А сейчас им ничего не оставалось, кроме как бесцельно топтать песок у наглухо задраенного входа.

* * *

Хадисе снилась птица. Она летала высоко над головой и плакала безудержными слезами. Красные перья лоснились, длинный хвост поражал яркостью красок. Хищно загнутый клюв щёлкал, а внутри ворочался толстый мясистый язык.

Где-то внизу, под ее сильными крыльями, молчаливым островом возвышались мертвые постройки с пустыми глазницами окон, кровавые брызги красили стены, а лужи уже смешались с сухой комковатой землёй, превратив ее в бурую грязь. Пылала тихая водная гладь, словно то был не живой мир, а настоящая Преисподняя. Чудилась Марита, немигающим стеклянным взглядом смотрящая на этот мир. Виделись прошитые насквозь, испепеленные, искромсанные незнакомцы с закрытыми черными платками лицами, мелькали штабелями лежащие тела студентов — их обыскивали, осматривали и сортировали…

Ветер подвывал и проносил сквозь нее мелкие песчинки. Они загорались внутри ее эфемерного тела и неслись вперёд ещё на долгие метры, словно космические метеориты…

— Посмотри на меня, — в который раз шептал Самсон. Он не прикасался к ней. Просто сидел напротив, безвольно опустив руки. На запястьях блестели браслеты подавителей, на шее — энергетическая вязь сдерживающего заклинания, цепью тянущегося к стене. Рядом с ним, опустив на грудь подбородок, болезненно хрипел Влад. Рубин, скрученный веревками, словно животное, сжимал зубами кляп и раз за разом хлопал длинными рыжими ресницами, не в силах сделать ничего. Пальцы его правой руки были вывернуты под неестественным углом и опухли.

— Глупый сон… — прошептала она, безучастно смотря вокруг и абсолютно не вникая в происходящее.

Взгляд выхватил такие же подавители на собственных запястьях, но абсолютно их не зафиксировал и не отложил в памяти.

— Приди в себя, — это уже рычал Горр. — Развяжи нас!

Камилла, к которой обращался оборотень, истерично покачивалась из стороны в сторону, обхватив себя руками. Под ней на полу распростерлась едва светящаяся печать клетки, усмиряющая эту боевую девчонку.

Понимание реальности приходило натужно и медленно, вместе со страхом и воспоминаниями о диком, свалившем всех заклинании, превратившим стены Академи в жуткое подобие мертвого сада Многоликого.

Здесь было много таких… Десятки знакомых и незнакомых лиц, скованных тем единственным, подходящим для них способом.

Зашедшие внутрь двое жрецов мазнули по публике взглядами и выхватили из скопища Велену. Подтолкнули вперёд. Хадиса дернулась за ней, и живот опять скрутило, по коже загуляло пламя. Разум отключался, в который раз делая из страшной реальности навеянный сон…

* * *

Высоко в небе летала огромная птица. Она, словно стервятник, наматывала круги под энергетическим куполом, жалобно клекотала, но не садилась. Линн наблюдала за ней сквозь бинокль и хмурилась.

Телепорт Самсона забросил ее в инженерный корпус, на склад, к остальным студентам-немагам. Девушка от этого бесилась, но когда было задействовано то последнее жреческое заклинание, она от души похвалила парня за сообразительность. Если выбирать между тем, быть ли белой вороной среди штабелями улегшихся магов, или же быть своей среди все еще трепыхающихся обычных людей, — она выбирала последнее. Сам инженерный склад был полуподвальным помещением. Заставленный стеллажами, материалами и изобретениями. Отдельным блоком стояли паровые двигатели и механизмы, работающие от них.

Бинокль Линн понравился, птица — нет. Птиц здесь не должно быть. Ни ночью, ни днём.

— Эй, ты… — позвал ее какой-то парень и бросил ей в руки увесистую клепанную штуковину. — Парогенератор. Варит в мгновение ока, так что будь осторожна…

Взвесив дурынду в руках, Линн скривилась. Вес будет откровенно мешать — для такой вещицы руки должны быть на порядок сильнее. А она, как-никак, менталист, хоть и в прошлом…

— А ножа не найдется? — с сомнением взглянула она на очкастого парня.

— Для хлеба есть, — паренек почесал голову. — Могу подточить и маг-кристалл вставить, только заряжать где будешь?

Вопрос был существенным. Линн еще раз взвесила парогенератор в руках и пожалела, что не обладает Максимилиановыми штанами, — карман-портал не помешал бы.

— Нож для хлеба не подойдет, гибкий слишком… Потверже ничего нет?

— Напильник, разве что… — растерялся парень. Линн и сама растерялась — она такого слова даже не знала.

Ребята вокруг начали похихикивать.

— Заточи ей рельсу, — предложил кто-то, и адептка быстро нашла шутника среди скопища остальных инженеров.

— Из жопы ее тоже шутя доставать будешь? — как бы невзначай поинтересовалась она.

Парень подвис.

— Причем здесь жопа то?

— При том, что если не заглохнешь, я ее туда засуну и поверну так, что кишки наружу вылезут, — пообещала Линн на полном серьёзе.

В повисшем напряженном молчании лишь гудел паровой котел.

— Может, гвоздемет подойдёт? — решила разрядить обстановку одна из студенток и тут же продемонстрировала аппарат и мешок гвоздей.

Линн довольно усмехнулась. Эта штуковина была не легче парогенератора, но в разы компактнее. Это и подкупало.

— Давай… Добровольцы будут? На вылазку?

* * *

Первый репетитор вальяжно прошёлся вдоль аллеи. Огненная река пылала синим пламенем, делая кровавое побоище дьявольски прекрасным. Подпитанная кровью печать удачи потемнела и въелась в каменную брусчатку глубокой пропалиной. Подвешенный за ноги труп, словно скабрезный памятник жуткой вакханалии, делал общую картину произошедшего демонически-разгульной.

Тройка любимых адептов старого змеелюда, как и всегда, оправдывала надежды Раздора. Чего не скажешь о будущих Хранителях. Взгляд Репетитора скользнул по свеженьким аллеям, опадающим с деревьев листьям, по красивому, украшенному облаками небу, по убывающей луне.

Свежий ветер приятно щекотал кожу, запах крови — ноздри.

Учебные корпуса стояли непривычно темными и пустынными. Все магически одаренные студенты были обезврежены его особым заклинанием. А некоторые уникумы — и дополнительными приспособлениями.

«Время», — прошуршало в его голове, и Первый репетитор поспешил вернуться к делам.

Ноги несли его в Общий зал ритуалов. Коридор, предназначенный для использования медицинским факультетом, радовал скрытыми от глаз телепортационными печатями, делая черезчур длинный путь необычайно быстрым и незаметным. Нечто подобное было сделано в центральном Храме Многоликого, где в последний раз произошло покушение на Главного Репетитора. Только, в отличие от Храма, магический путь в Зал был замаскирован под обычный всеми возможными способами.

Добравшись до Общего зала ритуалов, бывший жрец довольно сощурился, узнавая все то же помещение старого заброшенного храма на границе аномалии и реальности. Знали бы местные, что каждый раз проводят ритуалы в настоящем храме, а не на тренировочной площадке, — гонорара у них было бы намного больше.

Старое помещение было пропитано энергиями — черными и светлыми. Потоки в нем зарождались, росли, дышали и умирали, возвращаясь в источник, который ярким огненным шаром висел под самым куполом.

Пентаграмма на полу уже мерцала, готовая к ритуалу.

Скрученный в три погибели Звездунов стоял на коленях на одном из символов круга, упираясь лбом в землю. Руки были скованы за спиной подавителями, а в спину упирался сапогом один из жрецов. С Ананьевым подчинённые обошлись полегче, но тоже без особого трепета. Он был скован энергопоглощающими цепями, а к шее не постеснялись приставить нож. Как говорится в Дайкирии: «К каждой твари — особое отношение».

— Ну что, результат исследований вещества готов? — поинтересовался он у Ананьева, останавливаясь напротив Октопуса и сверля взглядом его затылок. На затылке был туго затянут ремень, свидетельствуя о кляпе во рту Хранителя. Чтобы не запел ненароком — с него станет.

— Вполне, — прохрипел Раздорец, чувствуя стальное прикосновение к шее. Лезвие было острым и энергоемким. Против такого особо не попрешь.

— Чудесно… Голопроектор нашли? — обернулся он к одному из подчинённых.

— Ищем.

Первый репетитор недовольно поджал губы и кивнул бойцу, чтоб освободил Хранителю рот.

— Голопроектор где?

— Тебе это не пройдет даром, — был ему ответ. Голос Хранителя хрипел и клекотал, словно что-то застряло в его связках.

Репетитор хмыкнул и жестом велел поднять его. Боевик бесцеремонно дёрнул за связанные за спиной руки. Звездунов болезненно зашипел, но все же встал на ноги. Лицо было разбито и в кровоподтеках. Влажная от крови одежда была порвана, обнажая колотую рану, синим росчерком прошедшуюся под кожей. Болезнена, но не смертельна.

— Мне это не только даром пройдет, я ещё и многих поимею при этом, — уверенно ответил Репетитор и повернулся к скованному Раздорцу.

— Если хочешь получить живыми часть своих адептов — будь послушным.

Ананьев тяжело прикрыл глаза. Он откровенно не верил в сказанное. Стоящий позади боевик продолжал держать нож у глотки. Сопротивляющемуся Октопусу опять затолкали в рот резиновую дурынду.

— Где гарантия, что не прирежешь как свинью?

— Абсолютно никакой… — спокойно ответил бывший жрец.

«Время», — снова прошуршало в его голове, и Репетитор отвернулся от пленников. Провел ладонью по резко вспотевшему затылку и промотал в памяти последовательность действий.

Список был длинным.

— Начинаем.

Этого было достаточно, чтобы зал пришел в движение. Жрецы разулись, выстраиваясь кругами в четко отведенных местах, Ананьева и Звездунова утянули в разные части зала, определив им роли черного и белого маяков.

На специальной подставке, где Октопус любил ставить кувшин, уже разложили ритуальные атрибуты, от вида которых хотелось затолкать крик назад в глотку.

Отдав часть одежд и обувь подоспевшему жрецу, Репетитор неторопливо вымыл руки. Низкий гул песни с первой ноты уже говорил о том, что ритуал этот потом будет сниться в кошмарах — если до этих кошмаров кому-то из невольных участников дадут дожить.

На пол опустили пять хрустальных кубков в энергетических сферах стазиса.

Последний, шестой, находился в руках бывшего жреца, явно в ожидании кощунственного подаяния.

— Веди девчонку.

Октопус тяжело смотрел на предателя, отчётливо понимая, к чему все ведет. Руки за его спиной покрылись черной дымкой, которую тут же впитали в себя энергопоглощающие наручники. Ананьев в другом конце зала, наоборот, был предельно сосредоточен, холодный разум пытался вычислить уровень ритуала и его цель. Пальцами же прощупывал свои наручники, пытаясь определить их механизм.

Девушку привели спустя минуту. Раздели и велели стоять в центре послушно.

Велена дрожала, как осиновый лист. Но, к удивлению, водой не растекалась, как обычно. Взгляд нервно блуждал по залу, раз за разом наталкиваясь то на Хранителя, то на Раздорца.

— Ну так что Анонис решил? — Словно издеваясь, обернулся к нему Первый репетитор, взгляд его был насмешлив.

— Не трогай ребёнка, — тихо попросил Ананьев в ответ. Звездунов нервно дернулся.

— Так никто и не трогает, — Репетитор оглянулся на студентку. — Не обижаем ведь?

Девушка испуганно замотала головой. Репетитор усмехнулся и кивнул стоящему за ее спиной жрецу. Он зажал девушке рот, а в следующий миг ее тонкую шею прочертила алая прорезь. Ананьев шумно выдохнул, смотря в удивленные, полные немой боли глаза. Ее скрутили, держа в полусогнутом состоянии и собирая в кубок алую жидкость: обычную, пахнущую металлом и жизнью.

— Сильных наяд не так просто найти, — прокомментировал произошедшее Репетитор и осторожно поставил недостающий кубок к остальным пяти. Кровь тем временем продолжала течь из ее шеи, растекаясь во все стороны по мелким светящимся желобкам массивной выдолбленной под ногами печати.

Звездунов зажмурился, плечи его начали трястись, словно он сейчас расплачется. Но зная этого Хранителя, Ананьев подозревал, что его истерика закончится кое-чем иным.

Спектакль был не для Раздоца, привыкшего и к крови и к смерти. Спектакль был для Звездунова, и сейчас этот чистоплюй сделай все то, чего делать вовсе не стоило. Словно в подтверждение его догадки, тело Хранителя начало меняться, деформируясь до неузнаваемости.

А тем временем песнь меняла тональность, врезалась в сознание своей неизбежностью и нечеловечностью.

Шар над головами чернел, искрясь изнутри сине-зелеными всполохами.

С кубков сняли стазис, а тело унесли.

Все подготовления были завершены.

Ритуал начинался…

Глава 62

Ррухи тяжело открыла глаза, с отстранением глядя на толстые корни, сплетенные над головой. Они чернели на фоне лёгкого голубого сияния, скрывая часть беззвездного неба. Староста сидел рядом, упёршись спиной в мощный ствол дерева. Глаза были прикрыты, руки свободно лежали на тяжело вздымающемся животе. Губы были плотно сжаты, словно он терпел боль. На скуле красовался глубокий порез, кровь блестела на нем и все ещё сочилась. Всегда белоснежная и выглаженная форменная рубашка побурела. Штаны выглядели не лучше, а обувь была безжалостно изгваздана в болоте.

В их странное убежище задувал ветер, неся с собой отчётливый запах крови и горелой плоти. Заметив ее пробуждение, юноша лишь слабо кивнул и вновь отвёл глаза в сторону щели меж корней. На что он смотрел — Ррухи не знала, но двигаться сейчас не имела никакого желания. Вместо этого она просто сверлила взглядом простирающиеся над головой корни и думала, вспоминая произошедшее.

Кажется, она убивала. И, вроде, ей это даже нравилось. Сейчас же мысль об этом навевала странную скованность сознания. Ещё не ужас, но уже близко. Наверное, сказывалась усталость. Вакханалия, массовые телепорты, взрыв в ректорском, дикие жгущие техники Рубина и его проклятия, извращенные пожелания Самсона, выворачивающие сознание противника удивительным способом… Убийственный морок Влада… Все это сплелось в странную какофонию звуков, наложенных на оживший кошмар. Хуже во всем этом было ее собственное одурманенное опасностью поведение.

Почему она кинулась в бой? А почему начал биться староста? Или Хадиса?

Почему Линн, не применяя и толики магии, противостояла магически одаренным без единого грамма переживаний?

Почему все стало так плохо в одно мгновение? Сад ярких цветов, удушливый запах, парализующий страх безысходности… Чудилось, будто среди сада скрипит старая черная колыбель, в которой уже баюкают ее выпотрошенную душу. Многоликий поет низко и гулко, да так, что невозможно выбраться ни из его колыбели, ни из-под его бездонного взгляда…

Староста повернул к ней голову и словно прочел все эти мысли на ее хмуром лице, устало вздохнул и потянул плечи.

«Не терзай себя», — мелькнули в темноте его пальцы. И ей показалось, что она услышала его голос глубоко в себе.

Она неуверенно подняла руки и ответила первое, что взбрело в голову: «Лучше молчать, да?»

Ответом ей была слабая улыбка. Руки его остались лежать на коленях, а глубоко внутри, пройдясь вибрацией по костям, зазвучал его голос:

«Феи хорошо поработали, знания начинают проявляться…» — он перевел взгляд к интересующей его щели между корней.

Шок… Сглотнув, Ррухи слегка приподнялась, разглядывая его.

— Как это понимать?

«Как хочешь… Прикрой глаза, они светятся», — его руки продолжали лежать на коленях, а губы оставались плотно сжатыми.

Ментальная магия?

Голос внутри не был ею надуман.

Ррухи поспешно прикрыла веки и попыталась расслабиться, а когда в следующий раз решилась их открыть — все скрасила чернота да тени, подсвеченные Огненной рекой. Луч голубоватого света, льющийся из щели, высвечивал часть его лица, но не более.

Тишина и редкие окрики крепко держали ощущение опасности. Далёкий птичий клекот только его усиливал.

«Нам надо помешать им», — продолжил староста, уверившись, что она внимательно слушает. Он сидел все там же, побитый и уставший, тяжело дышащий. Сейчас волчица слышала это очень отчетливо. Его запах перекликался с ощущениями кожи, воспоминаниями и соображениями. Голос в голове продолжал вещать, детально раскладывая по полочкам, что их ждет, и что стоит сделать, чтобы этого не произошло. От реальных перспектив, нависших над всеми, невольно тряслись руки, и Ррухи с ужасом понимала, что так просто возложенные на нее обязанности ей попросту не потянуть.

Наверное, он умел читать мысли. Потому что его улыбка промелькнула перед ее глазами странным лиловым видением, непрошенной визуализацией. Где-то глубоко внутри опять шептал голос:

«Не думай о себе слишком много, Ррухи. Твоя задача — помешать им, а не выжить».

— А твоя? — почти беззвучно прошептала она.

Староста не ответил — он все еще смотрел в интересующую его щель. А после скользнул ладонью под рубашку и снял с шеи медальон на тонкой цепочке. Поднес его к щели, из которой слегка лил свет. Черная россыпь инкрустированных камней взблеснула в неярком сиянии ультрамариновыми отблесками.

Ррухи шумно выдохнула. Если отковырять камни, если стереть гравировку, то такой же амулет будет у Горра. Словно подтверждая ее мысль, староста снова взглянул на нее и протянул украшение: «Я думаю, ты знаешь, как этим пользоваться».

— С ума сошел, оно меня чуть не убило…

«А ты не надевай на шею… дай руку».

Он потянулся к ней. Ррухи попыталась оттолкнуть его, но парень быстро обездвижил ее, придавив всем телом. Ее немое брыканье было безуспешным. Староста словил ее левое запястье и туго намотал на него цепочку. Все еще не слезая, крепко держал ее руку своей, а другой с силой зажал рот, не давая кричать. Медальон лег в ладонь и обжег. Боль нарастала. Крик застрял где-то в пережатом ладонью рте. Рука деформировалась, а кругляшка, словно паразит, впаялась в плоть, растекаясь по пальцам золотистыми жилами.

Воздуха стало не хватать, глаза слезились, пульсирующая боль медленно, но отступала.

«Не плачь», — он наконец убрал руку с ее лица и осторожно вытер слезы с ее щек. — «Не время».

Ничего больше не происходило. Пальцы двигались свободно, ненавистный медальон синел в ладони странными всполохами. Ее откровенно колотило и от ощущения в руке, и от ощущения его тела на себе. Словно почувствовав это, староста отстранился, но ее изувеченного амулетом запястья не отпустил.

«Пять касаний, Ррухи, перезарядка шесть минут, в это время ты уязвима», — начал он объяснять. — «Постарайся использовать с умом».

— А ты?

«Волнуешься?» — улыбнулся он, наконец отпуская ее руку. В синем отсвете его глаза казались бездонными омутами.

Ррухи сглотнула, сжав болезненную ладонь в кулак. Соврала, если бы сказала «нет». А сказать что-то еще попросту не хватало силы. Юноша неожиданно коснулся пальцами ее губ и с дерзким нажимом провел по ним, почти проникая под них… Отстранился.

«Идем», — выдал он совсем не то, чего она ожидала, и полез к выходу из сплетения корней.

Щеки запоздало обдало жаром. Прогнав глупые мысли, Ррухи полезла следом. Неуместные чувства заполнили ее голову.

Если… Если все закончится хорошо, она заставит его объясниться — это точно.

<center>* * *</center>

Пятнадцать парней, сильных с виду и более-менее вертких, — больше ничем инженерный похвастать не мог. Добровольцев было больше, однако самоубийц Линн отсеяла сразу. Может, она и безбашенная, но не дура. А потому брать на себя роль няньки не хотела. Хотя эта и так под завязку воплотится в качестве роли как няньки, так и дуры.

Собравшаяся компания не была обучена, и это была самая главная из проблем. Но у них были странные приспособления, с которыми они умели обращаться — на это и уповала.

Из склада выбирались тихо и совсем не ожидали, что птица, доселе нарезавшая круги в небе, спикирует и преземлится на ближайший парканчик. Массивная, словно павлин, с длинной толстой шеей, слишком большим изогнутым клювом, острыми, поблескивающими, словно лезвия, перьями. Непропорционально большие и абсолютно человеческие глаза смотрели с надменным прищуром. От птицы исходили знакомые эманации силы, пробиваясь в их головы странными повторяющимися картинами. Словно последнее воспоминание на бесконечном повторе. Чудилось предательство, резонанс заклинаний, чавкающий коврик и прозрачные руки Велены, теплый свёрток одежды да безучастно распахнутые глаза Мариты на застывшем мертвом лице. Черно-белые цветы пробились сквозь тело наяды, полезли своими юркими, обжигающе холодными стеблями по перьям. Взмах крылом опять перетек в предательство, в ошметки мозгов и сообщение Велены по коммутатору…

Когда видение наконец отпустило, Линн с облегчением вздохнула и, прижав руку к сердцу, осторожно склонила перед птицей голову.

Даже в таком состоянии она их не оставила. Благородство поступка, которое не всегда укладывается в голову.

— Спасибо, — поблагодарила адептка и с надеждой взглянула на существо, в котором чувствовались остатки силы Борин. — Помогите в последний раз, нам очень надо.

Она не знала, поняла ее птица или нет, обладает ли ещё разумом, но очень на это надеялась. Птица повернула голову в сторону оборонной стены и, взмахнув широкими крыльями, взлетела, плавно планируя в сторону входа в Общий ритуальный зал.

— За ней, — махнула рукой адептка, и пятнадцать дюжих инженеров, вооруженных кто чем, двинулись следом нестройной толпой.

* * *

Вечерело. Внутри аномалии бушевал настоящий ураган, но каждый из присутствующих знал, что Академия не прочувствует и толики непогоды. Тихо сидели в одной из машин и сравнивали свои сведения — все то, что было под грифом: " Секретно". Соответствующее позволение пришло как раз кстати.

Различий было немного, но они были в ключевых точках, что заставляло глубоко задуматься.

Официально Институт благородных девиц считался крайне закрытым заведением, что блюстил нормы закона и общерасовой морали, прививающий семейные ценности, истинно пуританское воспитание, насколько вообще его можно было привить разношёрстным демоническим и демоноподобным созданиям. На деле же параллельно вели иную, абсолютно незаконную деятельность, такую как продажа девушек и торговля плотскими утехами высокопоставленным лицам. Особую категорию нарушений составляли незаконная практика проклятий, а также медицинская практика, нацеленная на скрытие следов незаконной деятельности. Отдельную группу составили факты пожирания силы воспитанниц. Официально докопались до семнадцати совершенных преступлений, но сколько их было на самом деле — сказать было трудно.

Девушки либо не помнили о том периоде жизни, либо не помнили, что такая сила вообще когда-либо у них была…

Если учесть, что у многих сила просыпалась уже во время учёбы, и о некоторых пробуждениях просто не докладывали, то, скорее всего, неустановленные жертвы остались в полном неведении, что в их жизни вообще факт преступления присутствовал. И если бы дело на этом заканчивалось…

Сама подготовка к ритуалу требовала жертвенной крови существ определенного состава силы, живых маяков черной и белой энергии, существ, которые станут батарейками для самого жреца, проводящего ритуал. В конце концов нужны были центральные фигуры ритуала: объект, отдающий энергию, и субъект, эту энергию принимающий. Все, кому присуждались вспомогающие роли, бесследно исчезали, словно их и не было, а жертва, как последняя фигура на шахматной доске, оставалась относительно целой.

Расчетное количество погибших по каждому из семнадцати установленных фактов пожирания было неимоверным и под грифом «абсолютно секретно» валялось в папке Службы технической поддержки… А никак не Службы безопасности или Службы охраны порядка.

Напрашивался соответствующий вывод о причастности к преступлению высшего руководства.

— Последней должна была стать моя сестра. Ритуал был подготовлен. Мы успели ее забрать до начала основной части, — прошептал Кирин.

— И отправить в ВАДИМ?

— Это было не мое решение, — Хинеус нахмурился, взглянув на сержанта. — Предложение внёс Максимилиан, оформив его в весьма вульгарной форме. Это и сработало. Что действительно оказалось неожиданностью — так это ее пробуждение, но что его задействовало — остается загадкой.

— Довольно хитро, — кивнул командир прибывшего отряда. — Академия закрыта для посещений, плюс там ведется видеонаблюдение.

— Именно. Любое новое лицо будет замечено, — кивнул Кирин, вспоминая прошедшиймесяц. Команде пришлось немало потрудиться, чтобы все сделать максимально естественно и правдоподобно.

— И тут же нападение, а за ним проверка Первого репетитора? — уточнил командир отряда.

— Это не объясняет, кто ходит под его личиной, — вздохнул сержант, вертя в руках фотокарточку.

Стопка фотографий с места преступления перекочевала Хинеусу в руки. Институтская история отошла на второй план. Он смотрел на изображения и понимал, что в нем растет необъяснимое раздражение. Голова потяжелела от досады и неприятных воспоминаний, пробирая до дрожи. Затылок вспотел.

— Я с ним в обед разговаривал, он точно трупом не был.

— Ну, здесь два варианта: либо к тебе пришло подставное лицо, либо кто-то сумел приструнить время, — заметил главный инженер, снимая свои черные очки и протирая их специальным платком.

Если даже эту несостыковку опустить, то сам факт нападения напрягал. И не только Хинеуса.

— Списки… Сколько там человек? — поинтересовался командир отряда.

Странное предвкушение внутри удивило и напрягло. Хинеус поднял тяжёлый взгляд на военного и сдержанно ответил:

— Это не подлежит разглашению. Ни при каких обстоятельствах.

Мужчины переглянулись: начальник дворцовой службы охраны был в абсолютном праве молчать.

— Похоже, опять стоит звонить в Службу координирования…

Кирин лишь молча подсунул неугомонному командиру свой коммутатор и усмехнулся тому, как быстро ушел к координаторам новый запрос.

Впрочем, координаторы сразу отказали. Разговор свернул в новое русло, вылизывая версии до идеального состояния. Время, потраченное на ожидание ответа по вопросу проделывания дыры в барьере, не проходило даром.

А потом тряхнуло, ощутимо. Корпус машины, в которой они находились, накренило, а с улицы раздались крики и одновременно жахнувшие заклинания. Коммутатор, который находился в руках командира, неожиданно раскалился докрасна и потек, обжигая руки и воспламеняя одежду…

Стало не до координирования и не до разговоров…

* * *

Тело Октопуса деформировалось, выбрасывая длинные склизкие щупальца. Демоническая порода высшей категории, передающаяся из поколения в поколение в скромной и целенаправленной семье Раздорцев, покуда некто не обратился к свету. Тот самый Октопус Звездунов, ушедший учиться на светлого мага, предав не одно поколение предков. Ананьеву было откровенно странно за ним наблюдать в течении последних нескольких лет вынужденного сотрудничества. Теперь же он отчётливо понял, что Звездунов просто нашел свое место тогда, верно оценив порывы души…

Шесть кубков с кровью наяд говорили о конкретном ритуале, рассчитанном на точно определенное количество силы. Значит, жертва уже выбрана. Кровавый круг составлен, черный и белый маяки присутствуют… Нужны пять пар мужчин и женщин для внутреннего круга. Эти станут батарейками для жреца, скорее всего, с летальным исходом. В центре круга будет жертва для пожирания… А раз будет жертва, значит, будет и пожиратель.

Вопрос, для чего им тогда голопроектор? Или это отдельная тема, не касающаяся ритуала?

Наручник наконец поддался, и Кнут едва удержался, чтобы не сдернуть его. Ознаменовать сей факт ненужным бряцаньем не хотелось.

Придется ждать удобного случая, к примеру, когда Октопусу надоест страдать, и он, сломав свои подавители, пойдет в наступление.

Глава 63

Массивный боевик из охраны Максимилиана прошелся между связанными заклинаниями студентами. В руках был аппарат для замера силы. Энергетический щуп, вырывающийся из маг-кристалла, лениво полз по чужим телам. Датчик слабо мигал, иногда взметаясь вверх. Рядом на этом же экранчике показывалась локализация энергии в теле. На эти два показателя маг и ориентировался, выхватывая из скопища тел подходящие по параметрам. Их тут же подхватывал кто-то из жрецов и выводил в зал по одному.

Остановившись напротив связанного свиньей Рубина, боевик нахмурился и присел. Картинка показывала продублированный источник: один внизу живота, другой на груди. Дёрнул за ворот рубашки, срывая пуговицы, и задумчиво взглянул на обнажившиеся ключицы и часть груди. Рубин сопел и щурился, вылавливая взглядом чужое сосредоточенное лицо, но противиться не мог. Стянутые за спиной вместе руки и ноги вывернули успевшее онеметь тело неестественной дугой. Перевернув парня на бок, боевик продолжил расстегивать одежду, обнажая его мощное тело. Энергетический щуп продолжал упрямо показывать двойной источник. Ладони скользнули по коже, выискивая скрытые от глаз неровности.

— Проглотил, что ли? — наконец поинтересовался он, но адепт лишь напряженно косил на него взглядом. Кляп качественно пресекал вертевшееся на уме проклятие и вовсе неописуемые мысли.

Вытащив нож, боевик перерезал верёвку, стягивающую руки и ноги вместе за спиной. Вздернув парня на ноги, сорвал сорочку с его плеч и удовлетворенно усмехнулся, найдя искрящийся красный камень, въевшийся в кожу аккурат меж лопаток. Золотистые жилы артефакта вычерчивали по бледной коже витиеватую круглую печать с вполне понятными символами.

— Этого в машину, — кивнул он сопровождающим на адепта.

Рубина увели, а боевик задумчиво скользнул по поредевшим рядам. Больше камней ни у кого не нашли, и это крайне озадачивало. Список не может состоять лишь из одного человека.

Жрецы за его спиной подхватили приземистого студента и поволокли в зал, что-то звякнуло. Обернувшись, он не поверил своим глазам.

— Стоять!

Жрецы замерли. Скрученный ими оборотень злобно сверкал желтоватыми глазами.

Боевик натянул рукав и подхватил через ткань упавший медальон.

— Твое? — поинтересовался боевик, поднося артефакт к его лицу.

— Мое, — не стал отнекиваться Горр. — Амулет стабилизации.

Боевик хмыкнул, а после впечатал «амулет» ему в лоб, не забыв прошептать нужное заклинание. Горр взревел, пытаясь сбросить обжигающую дрянь.

— Если твое — не сдохнешь, — пообещал ему боевик и поднялся на ноги.

Содранная инкрустация могла обмануть обывателя, но не того, кто хоть раз видел артефакт во всей красе.

Ярко-желтый камень впаялся в голову оборотня третьим глазом, прорезав пол-лица золотыми жилами магической печати. Парень тяжело дышал и растерянно хлопал ресницами. Похоже, свойства его амулета даже для него стали неожиданностью.

Щуп, ранее демонстрировавший слабый источник оборотня, теперь показывал два и довольно сильных… Маг усмехнулся — работа спорилась. Осталось найти третьего.

* * *

На входе в Общий ритуальный зал Линн и ее команде пришлось повозиться. Их появление не стало неожиданностью, скорее, ею стала их невосприимчивость к заклинаниям. К тому же большинство боевиков, сновавших в округе привлекла заварушка среди временного парка, что было весьма кстати.

С тройкой жрецов парни справились красиво и тихо, кого безжалостно придушив, а кому свернув шею.

Птица словно этого и ждала. Уверенно рассекая воздух массивными крыльями, она спланировала в широкий коридор центрального входа Общего зала ритуалов и исчезла, словно ее расщепило в мгновение ока. А после коридор зала резко вытянулся в длине, показав свои истинные размеры. Пернатый проводник возник далеко впереди и снова пропал.

— Что за хрень… — только и смогла выдавить Линн, и кто-то из стоявших ближе всего инженеров подбадривающе похлопал ее по плечу.

— А это особенности мира немагов, — пояснил парень, кажется, его звали Винк. — Телепорт тебе больше недоступен…

Девушка перевела на него удивленный взгляд, все еще переваривая информацию. Наличие вдоль коридора телепортационных меток стало откровенной неожиданностью, зарождая ненужные сейчас вопросы. В какой дали находится зал от Академии? Он вообще в границах ее стен или нет?

В любом случае, среди откровенных минусов был и плюс — их передвижения не заметят.

Линн неосознанно провела пальцами по гладкой грани гвоздемета, примотанного к правому бедру. Словно ища поддержки, нащупала с правой стороны наспех заточенный нож и двинулась по коридору.

— Спасибо за объяснение, — неуверенно прошептала она парню, в полной мере ощутив себя дурой.

Двинулись опять скопом, стараясь пробегать места телепортов тихо.

Они были уже между третьей и четвертой меткой, когда мимо промелькнул десяток боевиков. Направлялись они к выходу, и стоявших между телепортационными печатями немагов не заметили.

Мысль о слишком большом количестве вторженцев засела внутри Линн прожорливым клещом, увы, подумать про это не было времени. Вопросы сразу были затолканы поглубже, до лучших времен. Позже подумает на эту тему, когда выживет и отодрёт всех и каждого…

* * *

Ррухи со старостой не ушли далеко. Тихо пробираясь между кочками и прячась в тенях, они добрались до места, которое ещё пару дней назад было дырой. Деревья в этом месте были толще и ветвистее. Они гнулись друг к другу, тянулись ветвями, творя настоящий альков. Причиной тому было сто восемнадцатая песнь, которую еще на днях творила Хадиса. Дыру успели залатать, но ее кривые края даже в относительной темноте бросались в глаза.

Парень остановился в центре.

«Я займусь пробуждением… На тебе все остальное», — его голос опять шептал внутри, взгляд скользнул по ее лицу. — «Помни про касания».

Повернувшись к ней спиной, он опустился на колени в центре поляны и тихо замычал. Тонкие лучи света скользнули по земле, подсвечивая листья, обвивая стволы. По идее, ничего такого, чего Ррухи сделать не могла, он не попросил. Всего лишь охранять… Неустанно стеречь, прямо как сторожевая собака. Ррухи не обиделась, наверное, впервые за много лет. Она и была собакой, о чем никогда не стоило забывать.

Тихое гулкое заклинание вклинилось в тишину почти незаметно. Прочертило одну за другой окружности вокруг тела Хранителя, прорезало их лучами и завитками, образуя идеальную восьмиконечную звезду. Магическая пентаграмма под его ногами росла, охватывала каждый пожухлый лист, каждый ствол, оплетала каждую ветвь густой сеткой, словно сосудистой системой, по которой неслась энергия. А последней, как оказалось, у старосты было ещё много…

Яркость росла, и уже невозможно было списать ее на один из ручейков Огненной реки.

Ррухи напряжённо оглядывалась, каждый раз отступая от светящегося края растущего заклинания. Нервы натягивались струной, в ожидании ответной реакции…

Черную метнувшуюся тень Ррухи заметила не сразу, а когда увидела — было уже поздно уводить врага куда-либо. Тело противника перетекало из одной плоскости в другую, меняя позы и структуры, словно состояло из сплошного хаоса, не давая себя зацепить, пресекая любое воздействие на корню.

Ррухи злилась, ее морда вытягивалась, зубы безуспешно проникали сквозь чужую плоть, не нанося ущерба. Словно играясь, маг жалил ее заклинаниями, дёргал за волосы и смеялся.

«Касание…» — вскричал в голове голос Старосты. Звук оглушил. Противник полупрозрачной субстанцией оказался аккурат перед ней, резко раздался вширь и ввысь и раскрыл исполинскую глотку. Энергетическая пасть схлопнулась вокруг нее. Сквозь полупрозрачные стенки чужого зева виднелись отблески хранительского заклинания…

Казалось, она падает в бесконечность, безудержно кружась. Мир смазался каруселью, вышибая мысли на корню…

«Касание… Касание… Ксание… Ка-са-ни-е-е-е…» — чужой голос упал на повтор, безжалостно растягиваясь в замедленном звуке.

Ррухи заорала, выбрасывая руку вперед и находя упругую преграду. Руку обдало жаром. Яркая вспышка ослепила, в одно мгновение испепеляя врага.

«Не тупи!» — злился Староста. Его прерванная песнь застыла, а потом, возобновившись, загорелась еще больше.

Ближайшие деревья начали шататься, вырывая корни из земли и хлеща ими, словно плетьми. Тупить действительно было не время. Непрошеные противники стекались к ним со всех точек, явно намереваясь прекратить действо…

Зло дернув рукой, Ррухи явно ощутила стянутость собственной обожжённой кожи и скривилась. Стерпится… а может, и сладится.

Второе «касание» отдала не раздумывая и сразу, испепеляя противника в один миг. Осталось три касания, а позже шесть минут подзарядки. Целей же намечалось намного больше. Тело Хранителя засияло белым. Песнь вошла в свою кульминацию… Хранители, стянутые заклинанием последние пару дней, наконец начали действовать.

«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.

Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.

Три касания разошлись быстро.

— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.

Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.

И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…

* * *

Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.

Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.

Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал… А толку от этого было никакого… Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.

А действо между тем продолжалось.

Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.

Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть…

За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.

Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.

Репетитор прошептал последние слова и вышел из круга. Его место занял другой человек, лицо его было скрыто под маской Многоликого, обнаженное мужское тело, загодя расписанное символами, было возбужденным. Стоило ему зайти внутрь и коснуться лица Кирин, как источник вспыхнул алым, ударил лучом в их тела, и такой же луч прошил тело Звездунова, который захрипел, вскидывая голову и закатывая глаза. Свет пробирался сквозь раны, глаза, заткнутый кляпом рот… Словно под кожей Хранителя были не мясо и кости, а обычная лампочка. Вместо звука — свет, вместо слез — раскаленные железные капли…

Свою порцию лучей Ананьев тоже ощутил сполна абсолютным бессилием и истощением… Наручник все же звякнул, но это было уже неважно. Тело расперло, заставляя выгнуться в немом крике. Внутри бушевала тьма, застилая глаза и забивая собой глотку…

Колонны засветились, алые росчерки на телах жертв полыхнули ярким желтым, пробиваясь священным огнем из-под кожи.

Кубки с кровью наяд вспыхнули, медленно поднимаясь в воздух и превращаясь в яркие сине-зеленые огоньки, с каждым мигом они все быстрей кружились вокруг пары в центре, оттесняя их от бешенства, происходящего вокруг, закрывая непроходимым силовым барьером.

Ритуальная песнь вилась многоголосием. Общий зал ритуалов дрожал в неистовстве и крике от неестественности происходящего процесса.

* * *

Чиновники, застрявшие у входа в пространственный пузырь, озадаченно переваривали неожиданно изменившуюся ситуацию.

Машину накренило от резко увеличившейся в размерах аномалии. Два передних колеса теперь стояли на ее поверхности в полуметре от земли. Выбраться из машины-то выбрались, а вот сдвинуть ее с места не решились. Технические маяки утонули внутри Зоны препятствий. Верхний энергетический барьер натянулся, словно шарик, пробиваясь из-под земли и охватывая стенки аномалии.

Командир отряда хмурился. Кто-то из его ребят оказывал ему первую помощь, мастерски орудуя лечащими напевами и бинтами. Проход в аномалию тем временем медленно открывался, выпуская наружу колонну военных машин с соответствующими опознавательными знаками и маркировками Службы безопасности.

Колонну остановили, у Кирина были на то полномочия. Пока очередной представитель власти махал тщательно заверенной бумагой и требовал содействия, а сержант стервенел и требовал оставаться на месте, Хинеус задумчиво прошёлся вдоль колонны и заглянул внутрь Зоны препятствий. Несло оттуда, как всегда, дурным трупным запахом. А ещё там явно занимался рассвет… Удивительное ощущение, учитывая, что у них ещё даже не полночь.

Кирин хотел было вернуться назад, но в последний миг одна из татуировок на спине обожгла, заставляя крепко задуматься… Где-то внутри этих машин явно были особы из закрытого списка, и это очень явственно вносило диссонанс в мироощущение Хинеуса.

Глава 64

Окна машины были зарисованы витражом, отчего невозможно было понять, что внутри нее или снаружи. Темноту разряжала тусклая лампочка, ввинченная над головой желтоватой звездочкой. Горр сидел напротив Рубина с накинутым на голову мешком, связанный по рукам и ногам. Ему сегодня везло на мешки, однозначно. Парень бесился, дёргал то руками, то плечами, это уже порядком раздражало даже их пленников. Рубин же, наоборот, был без мешка, но при этом красовался металлическим кляпом в зубах. Слюна уже давно прочертила по его подбородку влажные дорожки. Он даже не пытался ее сглатывать. Возможно, это выглядело б даже пошло, если бы не было так страшно. Ррухи тяжело вздохнула, неосознанно скользя взглядом по его разобранному виду: растресканные губы, ссадины… Окровавленная сорочка болталась на локтях, руки связаны за спиной. Стянутые вместе щиколотки и колени делали его похожим на упитанную гусеницу. Хорошо, хоть штаны на месте были… Впрочем, он и так выглядел, как жертва домогательства Самсона.

Ее собственный кляп доставал своей длинной почти до миндалин, не давая толком шевельнуть языком. Челюсть болела, губы саднили. Связанные за спиной руки она почти не чувствовала ввиду усталости, равно как и ноги. Раздражающее состояние, только усугубляющееся постоянным дерганьем оборотня… На что он надеялся? На неведомого зрителя или на то, что энтузиазм и трепыхание пройдут сквозь любую преграду?

Замыкающим в их компании был здоровенный детина в военной форме. Ррухи видела его в охране Максимилиана, и это крайне озадачивало. Детина тоже крайне недовольно косился на очередное дерганье Горра, но больше ничем себя не проявлял, хотя вполне мог.

Машина остановилась. Горр в очередной раз замычал, дернув головой. Напрягся. Ррухи лишь печально вздохнула и поймала на себе сосредоточенный взгляд Рубина. Поежилась, понимая, что адепт тупо отхлопывает ресницами какой-то ритм…

Не ритм… Шифр…

Голова взорвалась от боли, и девушка невольно зажмурилась, чувствуя, как на лбу выступает пот. Ей казалось, что близняшки обняли ее и шепчут в оба уха странные вещи. Их знания разворачивались внутри необъятными блоками информации, поглощая сознание и внимание на корню… Она не видела, как хмурился маг, наблюдая за ней, и уж точно не могла прочесть его мысли.

— Открывай машину, — тем временем послышалось за окном, а дальше мир перевернулся… Дно оказалось где-то сверху. Горр взвыл, что-то лязгнуло, и его увеличившаяся пасть прогрызла мешок изнутри. Выплюнув остатки кляпа, он ощерился странной, мало напоминающей волчью, мордой…

Рубин, в свою очередь, вдавил обе пятки связанных вместе ног в лицо соглядатая. Брызнула кровь. Горр сам упал на него сверху и вгрызся в его тело зубами, без труда разрывая чужую плоть. Ррухи невольно забилась в угол, наблюдая за двумя парнями.

Было страшно. Жёлтый камень на морде Горра полыхал. Такой же, но только красный, горел в спине Рубина. Чешуя пробивалась сквозь их кожу, обрамляя золотые завитки печатей, прорываясь шипами из позвонков и суставов…

На что ее подписал Староста?

Мысли текли, голова болела… Парни пытались освободить друг друга, припадая острыми зубами к связанным конечностям. Маг валялся мертвой тушей, заливая оказавшийся снизу потолок кровью. Машину опять качнуло, переворачивая в очередной раз…

Ррухи сжалась, а после почувствовала, как полыхнула ее собственная обожжённая рука. Веревка, вспыхнув, лопнула. А девушка этого даже не почуствовала.

— Сдохнет… — процедил Рубин, рассматривая начавшую трансформироваться Ррухи. Рука ее покрылась черной чешуей, все еще продолжая сочиться лимфой. Прорвавшийся на локте костяной нарост окрасился кровью разодранной кожи.

Горр хмурился, начиная припоминать ее первую реакцию на его амулет. Тогда ему казалось, что причина в ней самой, а не в его амулете. Как же он был не прав. Все произошедшее перевернулось с ног на голову.

— Выживет, — уверенно возразил он и коснулся измененной золотистой рукой ее исказившегося лица. — Где болит?

Его умение лечить теперь было весьма кстати.

— Лучше спроси, кто ей артефакт дал, — процедил Рубин. Из его рта неожиданно вырвался раздвоенный язык, пробуя воздух на вкус. Вокруг доносились звуки боя, и машину опять качнуло. Упершись руками в стенки салона, адепт начал выбивать ногой дно…

* * *

В какой миг все изменилось?

Кирин не мог сказать, была ли то слаженная реакция прибывшей группы реагирования на челе с командиром, или же причиной стал сержант?

А может, причиной стала собственная невинная просьба?

Жахнуло одновременно и со всех сторон. Часть машин прорвалась и скрылась в ближайшей пространственной печати телепорта. Вторая часть, попав под удар со всех сторон, разметалась во все стороны, словно бумажные шарики.

Земля дыбилась. Каменные големы, оседланные странными хитиновыми существами, поднимались один за другим, словно ожившие солдатики из игрушечного набора. Круг замкнулся, и вырваться из него было все равно что вылезти из глубокого котла, который забрасывают горящими спичками, с той лишь разницей, что големы создавать огонь не могли и вместо этого орудовали массивными глыбами, которые без стеснения поднимали и бросали.

Увернуться от куска горы не так-то и просто, и даже если создать среднестатистический щит — он не поможет. Впрочем, Хинеус Кирин никогда не создавал среднестатистические заклинания. Да и прекрасно разбирался в частотах, нужных для того или иного эффекта.

Кирин выл, второй раз за эти сутки. Распростертые в разные стороны руки удерживали огромный защитный барьер, светящийся в ночной темноте чуть голубоватым светом. Кусок десятиметровой глыбы, вовремя остановленный и нависшей над головой, с шуршанием сполз наземь. Второй так и остался висеть наверху. По-хорошему, его надо было бы оттолкнуть, но сменить октаву не получалось. Глотку, не привыкшую работать без распевки, саднило. Рядом под аналогичной глыбой была расплющена пара человек, очень явственно демонстрируя цену ошибки.

Камень продолжал висеть, и этот факт заставлял терпеть. Дело Хранителя — щиты а не атака, остальное за Раздорцами. Последних в их компании было много: целая группа реагирования и десяток человек под началом сержанта. Техники не считались. Одновременный ветряной залп Раздорцев пошатнул нависшую каменюку, и она все же скользнула вниз.

Инженеры, не обращая ни на кого внимания, натянули респираторы и слаженно перенастраивали маяки внутри Зоны препятствий, готовя их для переустановки на новой границе раздавшегося вширь барьера.

Их бойня не касалась и не интересовала, что выводило ум начальника дворцовой охраны на новые уровни замешательства.

Голос Хинеуса начал дрожать, а барьер — истончаться.

— Приготовься, вздох! — гаркнул командир.

Кирин наконец умолк и вздохнул полной грудью. Бойцы активно нападали, но на рожон не лезли. Их защита без Хранителя не работала. Големы ревели, медленно теряя в массе, забрасывая камнями, которые вырывали из своих же грубо собранных тел.

В последний раз вздохнув полной грудью, Хинеус опять набрал полную грудь воздуха и выдал тонкий, почти комариный писк.

Белоснежный щит раскрылся над ним цветком, а потом упал покрывалом на каждого дайкирийца, окутывая коконом.

— Маяки готовы! — крикнул кто-то из инженеров. Проделанный ранее вход раздался вширь, дыхнул смердящей утробой. А вместе с вонью из его нутра хлынул целый рой панцирных крылатых фей пятого уровня трансформации…

Словно издеваясь, из одной из перевёрнутых машин вылетело дно, и наружу вылезла потрепанная тройка частично трансформированных мальцов, сияя магическими камнями. Татуировка на плече Хинеуса опять обожгла, отчего барьеры, удерживаемые Кирином, дрогнули.

Феи, больше похожие на исполинских богомолов, атаковали, а потом начали вспыхивать одна за другой, словно обожжённые огнем мотыльки.

* * *

— Эй… Влад… — голос Самсона пробирался сквозь вой песни необъяснимым шепотом. — Очнись…

Влад хмурился. Чудилось или нет, но голос требовал вещей, которых делать не хотелось.

— Отстань, — прошептал он. Понимание, что он больше не стонет и не поглощён болью, ещё не пришло. Взгляд выхватывал подвешенные за руки тела, кровавые обожженные росчерки на поверхности чужой кожи, тяжело вздымающиеся грудные клетки… О каждом и о каждой он мог что-то да сказать. Сплошь были знакомые лица с отпечатком безысходности, и от их вида хотелось сдохнуть. Безнадежно испорченный источник переливался черным и красным, погружая зал в удушливую воющую тьму и уродливость процесса.

— Влад… — Самсон на самом деле кричал сквозь гул и вой, сквозь подымающееся из центра силовое торнадо и безжалостные порывы ветра. — Влад!!! Найди Кирин!

Найти Кирин?

А сможет ли? Благо, руки для этого не требовались. Последние безжалостно ныли от неудобной позы.

Адепт зажмурился и прошептал заклинание, представляя ее лицо… Словно издеваясь, перед глазами выворачивалась сцена в палате: ее скованное льдом тело и бедра, обтянутые черным кружевом…

Самсон с его влиянием порой раздражали… Особенно в такие моменты. Он отчаянно попытался мысленно повернуть Хадису к себе лицом…

— Влад… Быстрее!!!

* * *

Вода лилась по плечам, потом порхала кисть. Прикосновения будоражили. Но как бы она ни старалась — ни отреагировать движением, ни сфокусировать взгляд не могла. Вода утекла, а кисть, сделав последний влажный росчерк, — исчезла. В тесном мире ощущений появился ещё кто-то…

Кожа… Слово вспыхнуло в сознании Хадисы ярким росчерком, сигнализируя о прикосновении. Едва ощутимое касание к щеке заставило отреагировать и попытаться рассмотреть. Ее поддетый расплывчатыми бликами взгляд не выхватывал ничего, кроме неясного силуэта. Ладонь скользнула ниже, очерчивая скулу, шею, ключицу. Осторожно, почти не касаясь, теплые пальцы очертили ее грудь, ощутимо сжали ребра, двигаясь ниже, к талии, и упираясь меж бедер горячей плотью. Она попыталась отстраниться, но непослушное тело двигалось слишком лениво, скорее распаляя незнакомца, нежели отпугивая его.

«Открой глаза», — шептал чужой едва уловимый голос. Самсонов… Слегка тревожный и отдаленный, словно смазанный расстоянием.

— Не противься, — совсем тихо прошептали на ухо прерывающимися тишиной звуками. — Отдай себя.

Яркие образы хлынули в сознание потоком. Казалось, она снова внутри Линн, поддающаяся напору и неуемному желанию.

Чудился Самсон. Теплые губы, целующие с легкой улыбкой, татуировка на правом боку под ребром… Такая, которую она увидела впервые в палате… Ее грани мерцали и притягивали взгляд… Но как она ни пыталась — не могла коснуться. Вот она видит, а вот ее и нет…

Горячая плоть дразня скользила меж ее зажатых бедер, напрашиваясь на закономерные реакции… Свет ослеплял, смазывая неясные тени и блики, оставляя для осознания лишь присущую прикосновениям чувственность. Мысли таяли, а мир переворачивался, становясь металлически влажным и твердым, сужался до скольжения обнаженной кожи и густого запаха мужского возбуждения.

Ее же собственное тело молчало, словно покрытое коркой льда. Ласка не получала отклика, и это заставляло думать… Мысли стали четче, а неясные блики начали очерчиваться во вполне понятные вещи. Яркий огонек в чужом теле пульсировал. Запрятанный в странную костяную клетку, он вытягивал ее сжавшуюся в испуге сущность, словно черная дыра.

Потянулась, чтобы потрогать, прорываясь сквозь упругую преграду, выламывая толстые прутья. Огонек вспыхнул, а потом сжался, неожиданно тускнея.

«Хадиса, открой глаза…»

Послушалась… Взгляд выхватил черную маску с ужасным кричащим лицом, измазанное кровью тело, собственное запястье, погруженное в это тело. Казавшимся ярким «огонек» испуганно бился в руке, неистово пульсируя, захлебываясь от ритма и агонии…

Воспоминания нахлынули разом. Ветер неистово трепал ее длинные влажные волосы. Собственная сила полыхнула по коже. Взгляд скользнул по телам, висящим вокруг нее, выхватывая знакомые лица послушниц, адептов… Самсон смотрел на нее слишком внимательно и довольно улыбался… Влад, наоборот, хмурился, из последних сил удерживая манипулирующее заклинание. Рука Хадисы, подчиняясь его воле, дернулась назад, вытягивая за собой чужое сердце.

Песнь захлебнулась, шар над головой продолжал искрить черным, пробиваясь красными разрядами. Надменное выражение сползло с лица Репетитора.

Что-то пошло не по плану.

Он обернулся и понял, что жрецы начали оглядываться… Новая звонкая песнь оглушала. Стройные девичьи голоса, низкий басовитый гул… Корни врывались в зал изо всех трех ходов, доступных из Академии.

Ананьев без особого удовольствия поднялся на ноги. Энергетические лучи, прошившие его насквозь, лопнули, словно натянутые струны, оставляя после себя лишь прожжённые насквозь раны. Тьма уже пробиралась изнутри, вытягивая тонкие щупальца и сплетая на их месте черные латки. Раздорец, пошатываясь, прошел в противоположный конец зала. Фыркнул, всматриваясь в абсолютно безучастное лицо Звездунова, и обошел его. Пожеванный кляп валялся рядышком, правда, Хранитель этого, судя по всему, даже не заметил.

Анонис сорвал ошметки сорочки с его спины, внимательно рассмотрел татуировку, а потом прочел заклинание, выведенное на нем. Его руки почернели, потом стали бесплотными, словно сотканными из черного дыма.

— Безвольная дрянь… — прошептал Кнут, погружая свои черные неосязаемые руки в его спину. Звездунов заорал. Татуировка вспыхнула. Белый свет ударил по глазам. А в следующий миг Ананьев вытащил наружу светящийся сгусток, за которым из тела Хранителя потянулись тяжелые энергетические цепи.

Глава 65

Вихрь в центре зала нарастал, скрывая Хадису Кирин, склонившуюся над мертвым телом ее пожирателя. Репетитора отбросило из круга. Лучи познавшего смерть Источника рассекали все вокруг, обжигая…

В руках Анониса Ананьева, словно звезда, сияла память Хранителя. Октопус Звездунов на ее частичное отсутствие все еще не реагировал, что откровенно раздражало Раздорца.

За спиной пробежала Линн, размахивая металлической штуковиной, выбивая ею чужие зубы и глаза. За ней тянулась толпа немагов, орудуя своими амагическими приборами.

Корни и ветви хлестали по обессиленным ритуалом жрецам, обвивали и ломали их, словно кукол, превращая в сплошное месиво, и медленно оплетали зал живым дышащим деревянным коконом. Некоторые тянулись к вихрю, в котором застряла Кирин, или Источнику, но их сразу разрывало на щепки. Щепки на скорости вонзались в кожу, дополняя бушующий вокруг Хаос новыми штрихами.

Ананьев не реагировал на творящийся вокруг бедлам: он слишком устал, и кости откровенно побаливали. Его отросшие волосы трепало, на коже проступила чешуя, защищая от щепок и обжигающих лучей Источника.

Сгусток в его руках начал менять форму и вскоре очертился белоснежными гранями книги. Белые цепи натянулись. Октопус, все еще распятый энергетическими лучами Источника, захрипел, вскидываясь в немом крике. Миг — и его глаза закатились, голова тяжело упала подбородком на грудь. Опустив на его затылок книгу, Ананьев обслюнявил палец, отчего черная бесплотная поверхность затянулась обычной кожей, и открыл энергетический фолиант.

Кодекс послушно шелестел страницами под его пальцами.

— Ненавижу выполнять чужую работу, — вздохнул Раздорец, находя нужную песнь. Дыхание Звездунова сменилось, затылок дернулся. Похоже, Хранитель начал приходить в себя. Склонившись над ухом начавшего дрожать Октопуса, Ананьев прошептал:

— Ну что, куколка, запоем?

Звездунов слабо повел головой. В скосившем в сторону глазе наконец промелькнуло сознание.

— Горло саднит? Бедолага… Столько часов такие толстые вещи в зубах мусолить… — продолжал подначивать Анонис, цедя слова с откровенной изощренностью. Световой луч скользнул по лицу Звездунова, оставляя за собою жженый росчерк. Тот лишь слегка вздрогнул, на миг прикрыв глаза.

— Иди жрать кактус… — прохрипел он, окончательно очнувшись.

— Это такое особое хранительское пожелание, как трахнуть ежа? Откровенно говоря, удовольствия мало что в первом, что во втором случае.

Лучи, державшие тело Звездунова недвижимым, наконец лопнули, отпуская его в свободное падение. Упасть — не упал, но раком встал хорошо. Ананьев оценил и упёрся пяткой ему в копчик, выводя Хранителя на новый уровень охренения.

— Не торопись, Звезда, боюсь, для хранительских примочек мерзость не сгодится.

Звездунов вскочил как ужаленный. Книга, вытащенная из его тела, продолжала мерцать в руках Раздорца. Белые цепи, соединяющие ее с Хранителем, провисли и истончились.

Ананьев при всем сказанном оставался предельно сосредоточен.

— Я, между прочим, твою репутацию сейчас спасаю…

— Чистого порыва души достаточно… — сдавшись, выдохнул Октопус, а после накрыл руку Анониса своей. Его ладонь вспыхнула белым, переплетаясь с черными крепкими пальцами Кнута.

Разнонаправленная энергия диссонировала, но тем не менее сплеталась воедино, словно дикая поросль вьюнка.

Тело Репетитора коробило, как и многих подконтрольных ему же жрецов. Их плоть трансформировалась, обнажая хитиновое нутро. Вихрь в центре зала нарастал, поднимая с пола кровь, подобно морскому смерчу.

— Линн!!! — вскричал Самсон. — Не дайте им трансформироваться!

Песнь Ананьева оглушила фальшивыми нотами. От Раздорца другого и не ожидалось. Под ногами вспыхнула алая печать. Энергетические страницы Кодекса перелистывались одна за другой, дополняя происходящее светопреставлением на лицах обоих мужчин. Вихрь вытягивался вверх. Источник, наоборот, сжимался, плотнея и треская, втягивая свои жалящие лучи обратно.

Звездунов, отдавая остатки того белого, что в нем оставалось, чувствовал, как растет внутри тьма, и напряженно следил за происходящим.

Адептка Линн, прорываясь вперед, оседлала один из хранительских корней, и ее на полной скорости понесло к оставшимся фейским тварям. Корни и ветви под их ударами рассыпались пеплом, успевшие развоплотиться послушники, словно послушные куклы, оборачивались против своих.

Репетитор хохотал, чувствуя всеобщую беспомощность.

— Все уже предрешено! — вскричал он. Вихрь за его спиной наконец достиг Источника, и тот вконец застыл, превратившись в гладкий шар.

Несшуюся к нему Линн на корне бывший жрец воспринял как очередное недоразумение. Корень под ногами девушки вспыхнул. Успев подпрыгнуть, она, совершив сальто, увернулась от энергетического заряда и приземлилась перед Репетитором.

Гвоздь вдолбился аккурат в лоб, запечатывая радостное предвкушающее выражение на его лице как окончательную предсмертную маску. Нож, наспех выточенный из напильника, резко прошелся по толстой шее, почти идеально копируя смертельную рану Велены и пуская нечеловеческую желтоватую кровь.

— В Преисподней поржешь, сука, — с чувством прошептала Линн, отталкивая погрузневшее тело ногой, аккурат в центр малого ритуального круга.

Ананьев продолжал петь. Алая печать под его ногами росла, распространяясь по залу, и наконец охватила каждое мертвое нечеловеческое тело, испепеляя до последней энергетической структуры.

Шар, в который схлопнулся Источник, прочертили силовые завитки заклинания. Плотная поверхность треснула и начала соскальзывать со все еще трепыхающегося энергетического нутра.

Последний жрец пал. Корни и ветви начали оборачиваться в людей.

Вихрь оседал, освобождая из своего плена Хадису. Полностью обнаженная девушка, испачканная кровью, сидела на коленях возле несостоявшегося пожирателя и все еще держала в своих руках его сердце. В груди ее жертвы черной проломленной дырой зияла рана. Маска Многоликого была сдвинута с искаженного мертвого лица Максимилиана Дрейка.

Повисшая всеобщая тишина оглушила. Рука, в которой Линн все еще держала гвоздемет, опустилась, а пальцы разжались, отпуская оружие. Звук падения разнесся гулким эхом по черным альковам.

Ананьев молча захлопнул энергетическую копию Кодекса. Звездунов сполз на пол, уже не чувствуя, как призрачные цепи втягиваются назад в тело, а отобранная Раздорцем память возвращается на законное место в его голове.

Развернувшись к повисшему на цепях Самсону, Линн быстро его освободила и потянула за собой.

— Дай мне упасть, Линн… — тихо прошептал он.

— Позже упадешь, я хочу трахаться, — зло процедила она и грозно посмотрела на него. — Или ты против?

Виртуозов тяжело покачал головой: хочет трахаться — пусть трахается, любой другой экзекуции сейчас он точно не выдержит.

— Что-то я не вижу энтузиазма… — грозно прошептала она, щурясь.

— Линн, сжалься над ним, дай хоть поспать, — вклинился Влад, которого уже успели освободить.

— А ты не лезь, иначе третьим будешь.

— Кажется, его это не испугает, — заметила одна из послушниц, потирая освободившиеся руки.

И по залу прокатился тихий, уставший, поддетый нервами студенческий смех. Это уже позже в одном из альковов найдут тело Веленки, и Камилла прольет немало горьких слез на плечах Влада, а потом бросит его в очередной раз.

Смешно было не всем. Смерть блуждала в глазах и Звезды и Кнута. Хадиса, все еще держащая в руках мертвое сердце Его Высочества, без каких-либо эмоций на лице вложила его назад в рану и прикрыла маской его лицо.

Источник, обычно хранящий равновесие, теперь был перенасыщен смертью и ставил под вопрос возможность проводить здесь целительские или хранительские ритуалы.

Да и кому проводить? Октопус чувствовал, как почернело его нутро. Как темнота добралась до каждого светлого зерна, что в нем было. Жреческие качества, которые всегда претили.

Красная птица залетела внутрь и сделала круг над головами. Линн вскинула руку, и та уверенно села, впиваясь острыми когтями в ее плоть. Следом в зал уже спешили очухавшиеся студенты медицинского, слаженной гурьбой перли бойцы в спецовках Службы Безопасности.

— Как всегда тормозят, — хмыкнул Ананьев, наблюдая разворачивающееся перед глазами действие.

Мелькнул начальник дворцовой службы охраны, поспешно накинувший на сестру потрепанный пиджак, а после склонившийся над трупом Максимилиана.

— Когда все утрясется — проведешь ритуал, — тихо прошептал Октопус Кнуту. Взгляд его был непривычно тяжелым. Отделившийся от отряда человек с перебинтованной рукой уже направлялся в их сторону, явно намереваясь задавать вопросы.

— Какой? — Анонис и сам смотрел в сторону надвигающегося командира.

— Подключишь Источник к моему энерготоку, может, удастся хоть немного уравновесить его.

— Он выпотрошит тебя, — заметил Ананьев, ничуть не сомневаясь ни в этом, ни в том, что поможет ему с задумкой лично. — И на порядок приблизит к черной колыбели.

Он наконец взглянул на Хранителя.

— Пусть, — прошептал Звездунов. — Не выпотрошит Источник — выпотрошит очередная служба…

Представитель той самой очередной службы наконец подошел и представился, протягивая руку для пожатия. Судя по потрепанному виду, досталось сегодня не только Академии.

* * *

Солнце медленно поднималось, окрашивая воскресное небо теплым розовым цветом.

Краски прошедшей ночи смазались в памяти, оставляя за собой только вопросы. Сплошные «почему» множились, и вишенкой на торте было имя Максимилиана Дрейка, которому случайно вырвала сердце Хадиса Кирин.

А случайно ли?

Девушка не призналась, что ее рукой управлял Влад Мухотряскин, посчитав, что если он захочет — скажет сам. А считанная с нее память отображала больше визуальной, нежели мысленной информации. На большее Хинеус Кирин не дал добра, самозабвенно используя все доступные ему рычаги и право куратора, коим являлся для своей сестры.

Усиленной работой факультета хранителей семейного очага Эвересте вернули некое человеческое подобие, и она, после неприятной процедуры считывания памяти, сидела в репетиторском кабинете и отстраненно скользила взглядом по сохранившейся здесь роскоши… В ее собственном же кабинете в ковровую дорожку были втоптаны ошметки мозгов Диндинуса, что делало пребывание там слегка неприятным.

Голопроектор и две коробки маг-кристаллов так и не нашли. Забрали ли их нападавшие, или спрятал кто-то из своих — оставалось загадкой. Память Эвересты Борин сильно пострадала из-за трансформации, и по этому поводу она молчала. Женщина не помнила ни как выжила, ни как стала птицей. Единственное, чем она могла порадовать наполнивших Академию следователей, — так это безобразной учебной неделей, полной всевозможных казусов и претящих учебному процессу действий. Несмотря на это, даже следователи отметили, что каждый спорный момент бардака в ее памяти ознаменовался слаженной работой отгулявших в этом бардаке студентов. А потому будущее пополнение в государственные службы вселяло в равной степени как светлую надежду, так и сильные опасения.

Особой проблемой стала пропажа целого склада экспериментальных артефактов, создаваемых под началом мастера Кризопраза Волосянова. Подвалы, в которых находилось сердце системы безопасности, были безжалостно выпотрошены и вывезены вместе со студентами и самим Кризопразом. Часть из них у фей отбили на границе Зоны препятствий, часть упустили. Массовое похищение было делом государственной важности. Однако оставался вопрос: «А с какой целью?» Очень сильно тянуло терроризмом. А раз так, вскоре выдвинут и требования… Или не выдвинут, если цель исключительно ритуальная…

— Будем надеяться на лучший исход, — прокомментировал произошедшее Хинеус Кирин. Они расположились в кабинете Репетитора: сержант, командир, ректор и два декана. Места хватило всем, так что сидели, обсуждали и связывали произошедшее воедино.

Получалось спорно.

Пока службы бросили все свои силы на решение проблемы с нетопырями, а ВАДИМ развязывала непривычные задачи, такие как покушения, наркота и коконы с прорванными барьерами — преступник спокойно вершил свои дела под самым носом, действуя абсолютно открыто и прикрываясь государственными корочками.

Особо изощренным оказался ход с журналистом. Ведь именно опусы «Столичного вестника» и стали основным тормозом в действиях государственной машины, из-за чего Служба координирования подвисла, не успевая обработать все запросы сразу.

Чего уж говорить об Академии, которая бросила все свои силы на поимку «писателя». Особой темой стал и план поимки, утвержденный Главным репетитором, который, как оказалось, тоже ушел в массы для «почитать и потешиться». Теперь Ученый совет Дайкирии ждали встряска и полное преобразование. Императорская подпись, между делом, с документа исчезла, хотя и осталась в памяти не только Борин, но и преподавательского состава.

На этом понятные вещи в этом сложном деле заканчивались.

Как ни странно, свои соображения первым внес Ананьев, крутя в пальцах медальон, одолженный у Трахтенберга. Вещицу стоило вернуть ее владельцу, о чем вполне категорично намекнул Хинеус Кирин, запретив Раздорцу экспериментировать с чужими артефактами и лепить их «кому-либо» и «куда хочется». Идея с «куда хочется» была интересной, но Кирин был прав — ломать вещицу Его Высочества Рубина было слегка не с руки.

— Основное исполнительное лицо у нас — Репетитор… — начал Анонис, внимательно смотря на Кирина. — Он утвердил перевод девочек. Он же просил содействовать правильному пробуждению сущности, предоставил соответствующие препараты, гасящие резонанс между вашей сестрой и Виртуозовым.

Хинеус слушал молча, раскладывая каждую фразу по полочкам в своей голове.

— Он же инициировал проверку наркотического вещества, по которому у меня готов целый отчет.

— Вас это не удивило — проверять наркотик? — наконец поинтересовался Командир, имя которого Ананьев благополучно забыл, сразу после знакомства.

— Ученый совет часто перенаправляет всевозможные вещи на исследование в полевых условиях, — прошептала Эвереста Борин. — В договоре каждого студента этот момент прописан. Так сложилось исторически и всех устраивало. Причина тривиальна. Близость Источника и как следствие — высокие магические потенциалы, высокая живучесть обьектов испытаний, а при наличии мощного медицинского факультета — стопроцентная выживаемость. Количество и разнообразность разумных видов вполне раскрывает исследуемые вопросы в полной мере и позволяет составить алгоритмы действий.

Не сказать, что ей удалось обелить Ананьева, или что ей самой был приятен факт его пособничества преступнику… Но после драки кулаками не машут. Никто и не ожидал такого поворота.

— Кстати, о Первом репетиторе, — взял слово Командир, хмуря свои черные брови. Чем-то он напоминал Эвересте Диндинуса своими правильными чертами лица, но она поспешно прогнала от себя эту мысль. — Последний, как оказалось, уже полторы недели как мертв. А то, что так красиво пристрелила адептка Линн из гвоздемета, — человеком вообще трудно назвать…

— То, что пристрелила адептка Линн, — прошептал Октопус порядком севшим голосом, — было разумным насекомым. Проще говоря, феей… Вместе с Хадисой Кирин этих особей на факультет поступило целых две, и в первый же вечер они свалились от запрещенной в Академии медитации. Последнюю ради них разрешил все тот же Репетитор…

Феями оказалась большая часть жрецов, ведущих ритуал, хотя и остальных сущностей среди них было предостаточно. Феями были нападавшие возле Аномалии… Феей оказался каждый труп с завязанным на лице платком…

Наличие такого количества непохожих друг на друга фей не объясняло двух вещей: каким образом в центре ритуала оказался погибший Максимилиан Дрейк.

Глава 66

Палаты опять были переполнены. Ррухи крепко спала под лечебным заклинанием, и Хадисе только и оставалось, что оставить ей записку да принести комплект свежей одежды и белья. Гнетущая атмосфера медицинского блока дополнялась десятком заблокированных палат с задержанными. Девушка смотрела на это с откровенным непониманием, изучая мощные завитки энергетических печатей на дверях.

Рубин остановился рядом и некоторое время внимательно на нее смотрел.

— Не понимаешь… — констатировал он.

— Нет… — Она на миг скривилась, заправляя волосы за уши. — Это ведь палаты для больных… а они преступники.

— А здесь учебное заведение, а не тюрьма, — дополнил ее наблюдения Трахтенберг, смотря на нее сверху вниз. — Понимаешь? Не положено здесь быть камерам.

— Но это же палаты…

— Линн вчера утром что-то похожее говорила, — хмыкнул он и вытащил из кармана горсть орешков. — Девчонки… На палатах мощная защита, в любую из них можно буйного посадить. А когда идут первые учебные трансформации на первом курсе — буйных много. При первичной перестройке каналов под черную или белую энергию — тоже самое, сплошь бешеные. Палаты сдерживают многое. Потому лучшего места для задержания в Академии не найти.

Они еще некоторое время стояли молча, а после Хадиса подняла на адепта свой проницательный взгляд:

— Укол будет?

— Скорее всего. — Рубин подставил локоть, и девушка, на миг задумавшись, взяла его под руку. Вышли из корпуса молча и так же, не сговариваясь, свернули к реке.

Было поздно. Основную массу студентов уже разогнали по общежитиям. Только некоторые группы занимались уборкой. Странно было смотреть на то, как дорожки отмывают от крови.

— Деревьев не хватает, — заметила Хадиса. Орешки закончились, и Рубин теперь был озадачен ничегонеделаньем. От Кирин шло волнительное тепло, которое с каждой минутой становилось все ярче. Вечер был в самом разгаре, и, похоже, подходило время инъекции. Лекарства с собой не было. Да и тему эту сегодня декан не поднимал.

Молчание затягивалось.

— Недели не пройдет — площадь опять будет чем-то занята. Обычное дело.

Мостик остался позади, как и танцевальный зал. Часть обвалившейся стены уже успели разобрать, остальное оградили укрепляющим заклинанием. Даже здесь была кровь, и от этого становилось непривычно мерзко.

— Идём… — Он потянул ее дальше, к стадиону, где вовсю тренировались засевшие здесь бойцы из Службы безопасности.

Тренировки были зрелищными. Знакомые лица мелькали на трибунах, витала привычная атмосфера расслабленности. Непривычными были сами темы разговоров.

Сели. Хадиса вытянула ноги, оперлась на лавку руками и вскинула голову. Ее серые глаза задумчиво смотрели в ночное небо, а на лице, как обычно, была сосредоточенность и отстраненность.

Подсел Влад, подтянулись Староста и Горр…

— Никогда не думала о том, что близняшки настолько опасны, — наконец прошептала она, не обращая ни на кого внимания. — Больно и не больно. Пусто внутри.

— Я тебе блок вчера поставил, иначе ты бы уложила весь медицинский своими чувствами, — пояснил Рубин.

Она перевела на него свой абсолютно спокойный взгляд, без капли удивления на миловидном лице.

— Снимешь?

— Позже.

— А укол когда?

Рубин не ответил.

— Будет резонанс — будет укол, — вклинился Влад, оборачиваясь и смотря на нее с нижнего ряда. — Иначе твой брат добро не даст. Не прочувствовал еще, понимаешь?

Хадиса понимала. «Резонанс» она успела прочуствовать прошлой ночью: не понравилось. Про блок догадывалась вчера утром, теперь мысленно поблагодарила рыжего за самоуправство. Если бы «уложила» медицинский — кто знает, чем бы все закончилось?

Может, и ничем… Убили бы ее, как одну из близняшек, даже с куратором не связывались бы.

Подоспели Самсон и Линн, таща с собой полные рюкзаки пивных бутылок. Дружно узнали в них стащенную накануне настойку. Хадиса пить отказалась, Рубин вскинул брови и под добродушный смешок остальных передал свою бутылку Горру. Наблюдали за тренировками молча, почти час, иногда перекидываясь фразами и соображениями. Попивая из бутылок и раскрепощаясь, стараясь не трогать тему нападения. Получалось плохо, и разговор сходил на нет в очередной раз.

Предательство Максимилиана было непонятно. Если бы вместо него было насекомое… но нет. Он был все тем же Его Высочеством, ради которого они затевали сногсшибательную поимку журналиста.

— Улей, — прошептал Самсон… — Все утыкается в него.

— Причем здесь Улей? — удивилась Камилла — она села рядом выше, уверенно расположившись между Горром и Старостой. Рубин сидел справа от Хадисы. Самсон и Линн сели рядом с Владом, чуть ниже.

Несколько пустых пивных бутылок, в которые накануне прошлого вечера была перелита настойка, валялись под лавками.

— Притом, что фей мы грохнули много, а взять живыми не удалось никого… — пояснил Рубин.

— Живые есть… Адекватных нет, — поправил Трахтенберга Горр. — Все как с близняшками. При первой возможности телепатического воздействия из тела вырывается черная энергетическая мошкара. Теперь, правда, обошлись без выпотрошенных каналов.

— Но ведь не может же мошкара контролировать целого человека! — Замечание Рыловой было дельным.

— Вот потому все в фей и упирается, — вздохнул Самсон, присасываясь к бутылке.

Староста молчал, а потом его пальцы запорхали в сумбурной жестикуляции.

«Феи имеют то, к чему не имеет доступа большинство обывателей, — скорость поглощения и обработки информации… Им под силу придумать и воплотить что угодно. Вот только феи не имеют отдельных личностей, это всегда общая нейросеть. Общая память. Нет понятия смерти. Каждая новая ячейка — всего лишь очередное вместилище информации, которой может пользоваться все их общество… Улей — это один единый организм от начала и до скончания времен. Зачем им такие ритуалы в принципе? Мотив не ясен…» — говорил Староста.

В случае с Максимилианом мотив можно хоть за уши притянуть. Сила могла повысить его шансы на престолонаследование. Как ни крути — он был двадцать пятым в очереди. Уши мертвеца от такого предположения вряд ли болели. Причины могли быть и иными. Вот только где найти того человека, который расскажет, что было у Дрейка на уме?

Все упиралось в Улей. Зачем самообновляющемуся бессмертному социальному организму этот изощренный черный ритуал?

Гибель Веленки казалась абсолютно бессмысленной, впрочем, как и вся прошедшая ночь.

Тренировка закончилась. Зрители начали рассасываться. Тихонько ушли Линн с Самсоном. Они смеялись и ни на кого не обращали внимания. Хадиса провела их взглядом, прекрасно понимая, чем они займутся уже вскоре. Прикрыла глаза и печально вздохнула.

— Ты возбудилась. Силой веет, и голову сносит, — тихо прошептал Рубин, и Хадиса неожиданно для себя вспомнила, с чем сравнила его голос семь дней назад, до того как увидела его внешность.

Бархат с хрипотцой… Семь дней прошли неожиданно насыщенно.

— И что? — Она ни капли не смутилась, на лице всего лишь на миг проскользнула забавная улыбка, словно она не удержала рвущуюся изнутри мысль.

Как всегда, она была скрыта и зажата. Ему захотелось опять ей нашептать заклинание, чтобы она заикалась. Но теперь, когда она знает этот фокус, будет не так интересно. Гам вокруг выходил на новые уровни, напоминая своими интонациями произошедшее в столовой, только с более медленной скоростью. Оргия тогда знатная намечалась. Благо, послушники вмешались… Теперь же явно озадачились бойцы из Службы безопасности, не готовые к представлению.

Румянец слегка поддел щеки Хадисы, и Рубин невольно улыбнулся. Похоже, пора было смываться отсюда.

— Идём… — протянул он ей руку и потащил через немногочисленную толпу за собой.

— Куда?

— Без разницы… К тебе, ко мне…

Хадиса растерянно открыла рот, потом закрыла, крепко задумавшись. Возбуждение полыхнуло вдвойне, отчетливо отображаясь на окружающих недвусмысленными поползновениями друг к другу.

— Не надо…

Рубин молчал.

Теперь же резонанс стелил тела по трибунам в откровенных позах, прижимал их парами к стенам, не всегда правильно подобранными, иногда чувственно-девичьими… А иногда контрастно-мужскими.

Скорее всего, Самсон опять уединился с Линн, позабыв обо всем на свете, вот теперь и расхлебывай. Потому, не раздумывая, Рубин тащил ее за руку, чувствуя, как ее сила все больше поддевает его мозг.

Хадиса бежала следом, чувствуя откровенное дежа вю. Живот крутило. Кожа горела, а ее опять куда-то тащили… Хотя нет, не «куда-то». В этот раз перспективы были оформлены четко в рамки какой-то из двух комнат и очерчены широким разворотом мужских плеч. Попадающиеся парочки в своей откровенности вносили свою лепту, вдалбливая новые картины всестороннего общения в остатки пуританского восприятия Хадисы.

Факультет семейного раздора был ближе. Но остановились они раньше, будучи пойманными притягательным черным нутром полуразрушенного танцевального зала. Каменная крошка скрипела под ногами. Энергетические печати, удерживающие разрушение, слегка поблескивали в темноте. Холодная стена словила вес их поспешного объятия. Хадиса что-то испуганно прошептала, а Рубин не услышал. Поймав ладонями ее лицо, склонился и пробрался вглубь горячим твердым языком, сметая ее слабое сопротивление на корню требовательными и жадными движениями.

Казалось, бушующая энергия заполнила их до краев в один миг, окрасив весь мир пепельными углями. Красные точки чувств вспыхнули рыжими бликами на дичайшем пепелище самообладания. Чувства смялись вместе с одеждой, буйством красок и спешными прикосновениями к коже.

Кажется, они забыли, как дышать…

Стены неожиданно вспыхнули светом.

— Эй, — окликнул их слегка запыхавшийся Мухотряскин. — Кирин просил укол сделать.

— Позже…

— Сейчас.

Рубин судорожно выдохнул. Резко отстранился и поймал брошенный ему мелкий мешочек.

В неярком свете обиженно взблеснули глаза Хадисы. Ее осоловевший взгляд плыл. Сущность продолжала контролировать тело, словно параллельная нервная система. Ноги подкосились, и она сползла наземь. Маленькая, красивая и абсолютно послушная, как кукла. Отчетливо вспомнился прошлый понедельник, когда он ей пообещал, где будет ее позиция аккурат через неделю.

Собственно, отпущенное время подходило к концу, и она действительно была сейчас где-то между его ног. Правда, в другой позе и с другой целью. Наверное, сейчас стоило вспомнить и о вечере понедельника, когда ее сущность впервые срезонировала с Виртуозовым, и о вторнике, когда эта девчонка сыграла на его мозгах по полной, в один миг превратив в ментального раба. Страшно представить, какой мощью она обладает теперь. Впрочем, достаточно оглянуться. Не даром же в среду Кнут лично решил побеседовать с послушницей на мосту и разложить ее силу по полочкам с точки зрения Раздора. Закончилось все весьма болезненно для Кирин, зато никакого разгула на площади не отметили, все прекратилось резко, как и началось. К тому же определили, что физическую боль ментальным ударом она передать не может.

Наваждение спало. Остался только бушующий костер и понимание, что на миг было хорошо. Мухотряскин наблюдал, ехидно комментируя:

— Знаешь, воздержание для суккуба — это страшная вещь. — Его голос после настойки был абсолютно спокоен. — Так и умереть можно, или затрахать кого-либо до смерти… Подумай об этом на досуге.

Рубин тем временем присел рядом. Вытащил из мешочка ампулу и шприц, привычно надломил кончик, мокнул внутрь иглу и потянул поршень. Сбил воздушные капли и выпустил их. Хадиса наблюдала за этим действом в полудрёме, не в силах шевельнуться. Где-то на фоне откровенно стонали под действием ментальной волны, и ей хотелось вот так же стонать, цепляясь пальцами в мягкие плечи, и ни о чем не думать.

Кто же в этом виноват: она или опять Самсон, у которого те же силы?

— Суккуб или инкуб… Как различать вообще? — спросила она, наблюдая не за шприцом, а за едва светящимися глазами рыжего адепта.

— В чем разница? Инкуб предпочитает тело, а не разум, — пояснил он, закатывая рукав ее ветровки. — А ты, как и любая другая неудовлетворенная женщина, начинаешь пилить мозг всем без разбора.

— Если я пробужусь — меня убьют как близняшек…

— Нет, не как близняшек… — Рубин, забрал с ее припухших губ прилипшую прядку волос и завертел перед лицом указательным пальцем. На нем, словно на веретене, образовалась огненная нить. — Вот этим тебя убьют… Хочешь, убью лично. Хоть не будет обидно.

Вопрос, кому из них двоих должно быть обидно, остался неозвученным. Рубин сейчас строил стену между ними, и это было слишком явно.

— Я хочу запомнить поцелуй… — Ее голос слабел. — Не смогу?

Не сможет.

Рубин на последний вопрос не ответил, а она уже и не слышала. Адепт молча спрятал в карман мешочек с использованным шприцом и ампулой. Откровенно захотелось кому-то разбить ехидную рожу…

Влад понятливо протянул ему бутылку с настойкой. А тем временем ментальная мощь нарастала, придавливая попавших под воздействие к земле в судорогах и так же резко отпуская и сходя на нет. Раздосадовано надув щеки, Трахтенберг повел рукой и содрал с ее лица последнее наложенное им проклятие, которым он прошлым утром заблокировал чувства Кирин к феям. Но ничего не произошло: ни взрыва эмоций, ни взрыва слез. Последняя иньекция сделала свое дело. Кирин сомнамбулой поднялась с земли и, обойдя злого Рубина, шатающейся походкой поплыла в одном ей известном направлении. Упёрлась лицом в стену да так и продолжила в нее упираться, перебирая ногами.

Мухотряскин, наблюдавший сцену со стороны, закурил и глубокомысленно заметил:

— Страшный ты человек, Трахтенберг, и проклятия твои страшные… Куда она пошла, хоть?

— Кто ее знает: либо к Кнуту, либо к Звезде… А может, вообще к Старосте…

Про фей решил промолчать.

— Я ставлю на Самсона…

— А я на тентакли, — фыркнул Трахтенберг. Как он ни пытался обманываться, но целоваться с ней ему понравилось, и ее горячая кожа продолжала ему чудиться под руками…

Раздосадовано застонав, он бросил последний взгляд на посмеивающегося Влада, а после подхватил откровенно спящую Кирин на руки.

Она привычно скрутилась на его руках калачиком. Ноги уже в который раз за эту неделю несли Рубина прямо к корпусу Хранителей, где на третьем этаже была ее комната: этой ночью абсолютно свободная и пустующая.

Эпилог

Земляной пол Молельного зала холодом въедался в колени. Многоликий бесформенной массой каменного изваяния нависал над головой, разверзнув в немом крике сотню своих жадных ртов. Высокий сводчатый потолок терялся в кромешной тьме, извечно сопровождающей это место.

Хинеус Кирин молился. Плечи дрожали, а руки, возведенные над головой, утратили твердость. Сердце последние несколько часов билось судорожно, отчаявшись найти оптимальное решение, которого не было.

Причина тому была болезненна и нетерпима — Владыка вынес вердикт.

Виновник гибели его сына должен быть мертв. Вне зависимости от того, преступник Максимилиан или нет.

Огромный Зал совещаний до сих пор стоял перед глазами. Десяток занятых кресел на фоне необъятного пространства. Золотая подушка, колышущаяся в воздухе, восседающий на ней Владыка… Череп, обтянутый пергаментной кожей. Худые руки, впалые щеки… Темные пятна на них. Седые волосы, заплетенные в тугие канаты, венцом лежащие на голове, скреплённые золотыми гребнями. Змеиное тело вместо ног, свернутое под ним тугими лоснящимися кольцами.

— Подмена Первого репетитора стала осуществимой благодаря Службе технического обеспечения. Зафиксирована замена управляющего звена, замена персональных данных в информационных базах… — вещал глава Службы внутренних расследований.

Император внимательно слушал, периодически закрывая глаза третьим веком. Вытянутый зрачок дрожал, время от времени чуть смещаясь в сторону, словно старик выбирал новый объект для длительного изучения.

Теперь его взгляд остановился на отпрыске семейства Кирин. Хинеуса император помнил с младенчества и теперь с интересом рассматривал непоправимо ожесточившиеся черты лица.

Кирин не владел ментальной магией и тем не менее мог закрыться. Но не сделал этого. Старик гулял в его голове, словно в саду в былые времена. Заглядывал в каждые двери его многотомного сознания, видел все страхи и радости.

О нападении на Хинеуса император уже знал, но видеть воочию, что пережил один из бывших претендентов на престол, стало весьма специфическим времяпровождением для его старого ума.

Докладчик тем временем продолжал говорить:

— Напавшая на Хинеуса Кирина тень Первым репетитором не являлась, скорее всего, она принадлежала физическому клону. Изъятое на месте преступления орудие является ретранслятором гамма- и бетта-волн силой в шесть сотен мегагерц… Система безопасности не настроена на такой вид аппаратов. В совокупности с показаниями пострадавшего приходим к единогласному выводу, что субъект или субъекты обладают высшим уровнем ментальной магии и ментального воздействия. Как с магической, так и с амагической стороны. Учитывая последнее происшествие в Высшей академии демонизма и магии, мы единогласно считаем, что заинтересованной стороной является Улей, — докладчик умолк, прижав папку с докладом к груди.

Император продолжал молчать, задумчиво скользя взглядом по Кирину. Хороший был бы из него император… Остановить сердце не каждый способен. В противостоянии с Великой Матерью — тем более.

— Мы принесли извинение за утрату их дочерей? — наконец тихо поинтересовался старик, и его хвост медленно заскользил всей массой, чуть приподнимая старое тело вверх.

Стоявшему человеку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем спрашивает Владыка.

Речь шла не о последнем происшествии в ВАДИМе, в котором спалили большую часть жрецов-фей. Старый император спрашивал о двух девочках, применивших пятый уровень трансформации днём ранее.

— Мы уведомили о факте нарушения и о предпринятом наказании, — наконец ответил мужчина.

Владыка недовольно повел кончиком хвоста и наконец перевел свой взгляд на говорившего:

— Взаимоуважение делает нас дайкирийцами, а не неустанное следование закону, — протянул он. — От моего имени, составьте письмо для Великой Матери Улья с извинениями о столь прискорбном случае. Мы скорбим, что были вынуждены прибегнуть к закону.

Фраза из Кодекса Хранителей прозвучала в его устах естественно, как вдох или выдох. Император действительно скорбел в тот миг, когда говорил это.

— Однако, — далее продолжил он. — Предупредите также Великую Мать, что в случае повторного нарушения правила к ее роду будут ужесточены. Улей, хоть и обособлен, но является такой же частью Дайкирии, как и все мы.

Кирин, все еще находясь в легкой прострации из-за манипуляций старого змеелюда, все не мог взять в толк, что еще можно ужесточить в отношении фей? Запретить им единение сознания? Тогда запросто можно отсылать весь Улей разом в черные колыбели Многоликого… навсегда.

— Хинеус… — Его голос, казалось, пробрал до костей. Кирин поднялся, чувствуя на себе пристальный взгляд змеиных глаз. — Жизнь за жизнь… Твоя сестра должна быть наказана за убийство моего сына по всей строгости закона. Ее дети, если такие существуют, исключаются из списка престолонаследования. Методы выбирай сам. У тебя сутки, иначе семья Кирин ответит за содеянное каждой своей головой.

Владыка удалился молча. Кирин стоял посреди зала, отстраненно смотря перед собой.

Люди выходили из зала совещаний, и каждый, морально поддерживая, ложил руку на плечо и крепко его сжимал, словно благословлял на жуткое по своей сути действо.

Прикрыв на миг глаза, Кирин молча собрал свои документы и вышел в коридор. Ноги сами несли его, а мысль продолжала отсутствовать. Очнулся он лишь когда двери Молельни выросли перед ним черными трехметровыми резными створками. Сглотнул тяжёлый ком, сдавивший глотку, и ввошел внутрь. Земляной пол скрасил шаги и ударил в нос пылью.

Медленно подошёл к единственному в зале изваянию и опустился на колени. Документы небрежно упали рядом, подняв облачко пыли.

— Прости меня, Многоликий… — выдохнул он, чувствуя, что оскомина никуда не уходит.

Вечная тьма Молельни пряла свою беззвучную колыбельную обоюдной тишиной. Судорожное дыхание стелилось в ней тяжелым пологом. Надрывное сердцебиение звенело вместо набата.

Время шло. Мускулы давно одеревенели.

Многоликий молчал. Каждая его разверзнутая пасть, где бы она ни была, на голове или животе, или под пяткой, но каждая — молчала. Чудовище с сотней лиц, взявшее на свои уродливые плечи ответственность за каждого дайкирийца, не давало ответа.

Хинеус устал. Прикрыл глаза, наконец оформляя в голове нужные мысли. Опустил уставшие руки и медленно собрал разметавшиеся по земле испачканные пылью бумаги. Поднялся на ноги и в последний раз взглянул на статую, резко ставшей в его глазах бездушной.

— Спасибо, Многоликий… Я принял решение, — прошептал он ритуальные слова упавшим, безэмоциональным голосом. И без какого-либо удивления отметил, как сгустилась перед ним тьма. Танцующая призрачная ладонь, словно состоящая из тысяч мелких черных блесток, вырвалась из живота каменного божества в удивительном танце. За ней показалась еще одна. Они сходились вместе, изгибались под безвучную музыку, разлетались крыльями и исчезали в каменном теле, чтобы разойтись в разные стороны десятком гибких женских тел и слиться воедино, почти перед лицом морально убитого мужчины.

Хинеус смотрел на женщину, все еще витая в своих проблемах, и не понимал то, что стоящая перед ним энергетическая сущность была абсолютно реальна. Блестки внутри нее роились, словно мелкие мошки, медленно выстраивая внешность и сруктуры, оформляя плавные изгибы тела. В руках она держала маленький белоснежный сгусток, он мерцал звездочкой, а внутри слегка покачивалось маленькое зернышко. Она протянула сгусток ему. Кирин принял его и неожиданно ощутил приятное согревающее тепло. Страх, боль, отчаяние отпускали, словно их никогда и не было.

Женщина продолжала танцевать вокруг него, рассыпаясь пылью и восставая вновь в совсем другом месте. Дверь Молельни пропала, по земляному полу простелились четкие контуры каменных плит. Сумрак рассеяли высокие стрельчатые окна.

— Ожидание неизбежного порой может нанести еще больший урон, чем сама неизбежность, — шуршал чужой нечеловеческий голос. Воспоминания заставляли мозг вскипать. Улей, как и тогда, во время нападения, явился неожиданно.

Вот только боли в этот раз не было. Вспыхнул яркий свет, от которого захотелось укрыться. Мерный перестук женских каблуков, разносившийся по просторному помещению, разбавлял шелест одежды. Вполне похоже на звуки в танцевальном зале, но никак не в Молельне. Хинеус открыл глаза и удивленно скользнул взглядом по зеленым витражам, скрывающим дневное небо.

Зал, скрупулезно выложенный малахитом, разбавленный красной мозаикой, поражал своими размерами. Слева пронеслась тень. Кирин резко обернулся, но ничего не увидел.

— Страх, переживание, сомнения… Полная и всепоглощающая фрустрация со всех сторон, диктующая и поведение, и отношение, как внешне, так и внутренне, — продолжил голос справа…

Кирин застыл, вслушиваясь. Шуршание хитиновых пластин странно отдавало эмоциями, которых у этих существ быть не должно.

— В этом омуте можно утонуть и никогда не выплыть на поверхность. Можно завязнуть и день за днем смотреть, как тянет трясина вниз, крепко держа за ноги, которыми ты должен идти вперед, а не топтаться на месте. — уже шептал отчетливый женский голос ему на ухо.

Она была невысокой и, кажется, даже тянулась к нему, касаясь своим телом его.

— Какой бы ни была боль, — выдохнул он, вспоминая строки из Кодекса Хранителя и медленно оборачиваясь, — каким бы ни был страх… Коль зыбкими ни были б мечты, к ним нужно пытаться идти своими двумя… Сквозь трясину человеческих "не можешь" и "не получится"… Через болото из собственных не сумею" и "не дойду"…

Сказал, а сам не мог отвести взгляда от незнакомки, заполнившей все его внимание в один миг. Она была слишком похожа на его мать. Иссиня-черные волосы, тонкие черты лица с приятно очерченными губами. Пышное синее платье мерцало россыпью черных камней. Он помнил это платье… Прическу и улыбку… Образ, варварски украденный из его памяти. Не давала спятить лишь одна немаловажная деталь — фасеточные глаза, мерцающие, словно ограненные черные бриллианты.

Она улыбнулась.

— Кодекс, как всегда, отвечает на любой вопрос. — Женщина чуть склонила голову в сторону, протянула к нему руку, касаясь его груди. — Но не на тот, что идет от сердца. Готов ли ты убить сестру, Хинеус?

Хинеус не был готов. Даже решив все для себя, зная, что найдет силы, и что есть веские мотивы, — он все равно не был готов.

— Вы не можете помочь…

— Могу. — Она сделала еще шаг, а потом скользнула пальцами в его ладонь, сжимающую мелкое искрящееся зернышко. — Здесь ее память… Все, что смогли считать мои дочери во время последнего их единения. Я дарю ее тебе.

Он сглотнул и крепче сжал руку, тепло зернышка обжигало чувства, рисуя в них новые грани. А она, словно змей-искуситель, продолжила, свивая вокруг него свои паучьи сети.

— Хадиса Кирин должна заплатить за смерть Максимилиана Дрейка своей жизнью, Хинеус… И она заплатит. Ты дашь ей умереть, как и приказал тебе Владыка. Но в твоих силах и воскресить ее. В моих силах тебе помочь в этом.

Ее лицо утратило четкость. Тело стало зыбким. Зал поплыл, и перед ним снова бушевал рой мелких мошек. Черное зыбкое марево, в котором едва угадывалась энергетическая сущность:

— Взамен я хочу ее силу. Я возьму твой грех на себя, Хинеус, и верну тебе сестру в новом теле и с ее памятью. Она будет любой, какой захочешь. Магически одаренной или же обычным человеком. Помнящей свою смерть или же забывшей последние недели. Это хорошее предложение. В противном случае убивай ее сам… Или же будь подвешен на Судебной площади вместе со всей семьей до десятого колена…

Хинеус болезненно сжал челюсти. Черные стены Молельни снова поднялись вокруг него. Многоликий стоял на своем постаменьте, как и прежде. Если бог существует… Он даст возможность найти решение…

«Если согласен — возьми флакон, спрятанный в животе Многоликого, дай выпить его содержимое сестре», — шуршал внутри него голос Улья. — «Привези ее в заброшенный Храм на границе аномалии. Взамен ты получишь то, что желаешь».

* * *

Машина уверенно стояла под самим корпусом факультета хранителей. Хадиса даже не обратила на нее внимания, полностью погруженная в свои мысли. Была пятница, и она опять не помнила прошлую ночь. За две недели это стало привычным, но отнюдь не нормальным. Рубин, уже в который раз встречавший ее утром возле выхода из факультета, уперто отмалчивался, говоря, что причина этому — все еще не вошедшая в пик сила. Звездунов и Ананьев тоже об этом говорили. Ректор пошла еще дальше в своих предположениях. Хадисе оставалось только верить, чтобы не затеряться в пучине тоски. И каждый раз она ловила себя на мысли, что Самсон все больше становится ей неинтересен. Запах рыжего адепта волновал намного больше. Хитрый прищур манил, а руки откровенно напоминали о ласках, которых, вроде, и не было. Или были?

Насколько хорошо умел врать Рубин? Порой казалось, что его легкие случайные прикосновения были чем-то большим, чем просто случайностью.

Звук клаксона отвлек. Обернувшись, послушница заинтересованно смотрела на то, как огромный автомобиль, выпуская клубы пара и натужно перебирая колесами, чуть отъехал, разворачиваясь, и снова остановился. Дверь отворилась, выставляя на обозрение Хинеуса. Он был в сером костюме, с темно-красным платком и в серой шляпе. Его длинные волосы были перетянуты тесьмой за спиной, обувь начищена до блеска, а воротник сорочки сиял белизной. Полосатый галстук был завязан сложным узлом.

Хинеус, как всегда, был одет с иголочки.

— Приветствую, брат, — искренне улыбнулась Хадиса.

Мужчина и сам улыбнулся и отодвинулся от входа, предлагая ей сесть. Упрашивать Хадису не пришлось. Пробравшись внутрь салона, она с удовольствием разместилась на мягком сидении напротив брата. Он, в свою очередь, оценивающе скользнул по ней взглядом.

— Вижу, пробуждение пошло тебе на пользу, — одобрительно кивнул он. — Расцвела, может, ещё и влюбилась? — Он протянул руку и осторожно заправил локоны ее волос за уши, рассматривая миловидное лицо. — Уже прошла посвящение?

— Нет ещё, — пожала плечами Хадиса. — Декан говорит, что я ещё не готова.

— И почему ты не готова? Песни ещё не все выучила?

— Выучила. Он ждёт пика моей силы, — пояснила девушка. — Говорит, что все произошедшее не было настоящим всплеском. Ректор считает, что я впитала силы Максимилиана… Идет перестройка каналов по жреческому типу. Все очень странно.

— Она обычно верно это определяет, — кивнул Хинеус.

— Зачем ты здесь?

Вопрос заставил его вздрогнуть и вернуться на землю. Вспомнить об отпущенном Владыкой времени.

— Я кое-что привез, как и обещал. Опоздал, правда, на неделю… — Он вытащил из саквояжа мелкий бутылек в серебряной оправе. — Это поможет тебе уснуть, после я проведу ритуал. Сведем на нет твою силу.

— Но я не хочу, — тихо возразила Хадиса. — У меня только начало получаться управлять…

— Я слышал о произошедшем на стадионе… — Хинеус не дал договорить. — Я знаю, что ты не такая — ты добрая и отзывчивая… Но мой голос — ничто по сравнению с морем других.

Вранье, подоткнутое правдой, далось непривычно легко. Голос не дрогнул, а сердце продолжало стучать спокойно. Девушка задумчиво уставилась на бутылек, рассматривая мастерски отлитых металлических птиц с красными глазами-бусинками…

— Это больно?

— Да… — кивнул он, цепко следя за ней. — Поэтому ритуал проведу я. Мне так будет спокойнее.

Вновь он соврал, от начала и до конца. Хадиса поймала его взгляд и вздрогнула, словно поняла все разом.

— Справимся, — тихо ответила, повернувшись к окну, за которым медленно сменялся пейзаж. Ее взгляд выхватил из общей массы Рубина, непривычно злого и нервного. Что-то болезненное отображалось в лице рыжего адепта, такое же, как на лице Хинеуса, и это отдавало страхом в сердце Хадисы. Пальцы крепче сжали бутылек. Больше она ничем не выдала переживания: не дрожала и, казалось, даже не нервничала. Рубин исчез, а стены Академии остались позади, сменившись пустынным каменным плато.

Хинеус смотрел на сестру и понимал, что она сильно повзрослела за эти две недели. Он видел перед собой не ребенка, а женщину. Полностью сформированную и в голове, и в сердце. Боль опять простелилась в сознании, сдавливая горло своими безжалостными щупальцами.

— Хадиса… Выпей снадобье сейчас, пожалуйста, — попросил он прежде, чем его собственный голос успел дрогнуть, а она додумалась отказаться или выбросить бутылочку. Девушка резковато кивнула и, отвинтив крышку, сделала глоток.

— До дна, — велел он, не получая и грамма удовлетворения от ее покорности.

Упрямо выпятив подбородок, девушка проглотила все и дрожащей рукой протянула ему флакон.

— Не злись, так надо.

Она молча кивнула и обняла себя руками… Препарат начал действовать уже через несколько минут. Он видел, как покрылась испариной ее побледневшая кожа. Слышал, как участилось ее дыхание. Крылья носа вздувались от частого и судорожного дыхания. Вскоре ее глаза заблестели, а зрачки расширились.

Пересев к сестре, он осторожно уложил ее голову к себе на колени и расстегнул тугой воротник ее блузки. Пальцы невольно гладили густые черные волосы. Взгляд скользил по ее спокойному сонному лицу, запоминая мельчайшие детали. Нет, перед ним была уже не та вышколенная, обвешанная проклятиями девочка. Теперь он это видел отчетливо. Кто-то заботливо, с филигранной точностью, снял с нее все. Не оставив ни одного ошметка или частицы. Он не находил ни одного из проклятий отца, он не видел ни своих вмешательств, ни плетений институтских мастеров, пытавшихся скрыть свои преступления. И оттого было удивительно, как покорно Хадиса доверилась его словам.

Она откровенно и осознанно дала себя обмануть.

Автомобиль остановился у скал, так и не доехав до выхода из аномалии. Кирин вылез наружу, подхватил сестру на руки и в окружении выпорхнувших отовсюду крылатых жрецов скользнул в щель, ведшую в старое здание храма, давно опустившегося глубоко под землю.

Сумрак блестел мелкими точками, вел по старым коридорам на нижние уровни мимо подвешенных к потолкам коконов и трещин в проступающем из стен теле аномалии, исполинских нор и сотен мертвых ячеек Улья, словно пчелиные соты, въевшихся в старые стены. Общий зал ритуалов, так и не показавшись на глаза, исчез между поворотами… Коридоры мелькали, выворачивая перед глазами все новые и новые помещения, ранее скрытые от людских глаз, смешанные с трупным запахом Зоны препятствий.

Дом Улья оказался под Академией, глубоко под землей, за десятками телепортационных печатей, в которых можно было заблудиться.

Незнакомая женщина сидела в центре зала и вышивала бабочку. Ее тонкие пальцы, покрытые перламутровой кожей, уверенно держали иглу. Такие же перламутровые полуопущенные стрекозьи крылья обрамляли плечи. Перед ней стояла массивная мраморная ванная, до краев наполненная водой.

Хинеус стоял перед этой женщиной, перед этой ванной с бесчувственной Хадисой на руках и понимал, что ладони вспотели, а руки — дрожат.

— Боишься… — вскинула она на него черные фасеточные глаза… — В любом случае твоя роль определена. Ты будешь предателем. Или для сестры, или для семьи… Или для Дайкирии.

— Как вы втянули Дрейка?

Женщина улыбнулась и разгладила вышивку у себя на коленях.

— Этот мальчик сам ко мне пришел. Хотел власти, и я просто исполнила его желание.

— Он погиб.

— Он все равно погиб бы. Вот в этой купели. — Она поднялась и коснулась пальцами высокого мраморного бортика. — Энергия — это единственное, что мне нужно.

— Зачем?

— Все как всегда, Хинеус. — Она зачерпнула ладонью воду и погрустнела. — Пресной воды недостаточно, чтобы накормить новорожденных… Ее недостаточно даже для того, чтобы зачать. Мы умираем, ячейка за ячейкой, стеснённые глупыми правилами, не в силах пользоваться собственным домом и собственным источником. Нас выплевывает, не родившимися и безмозглыми, во внешний мир, отрывая от Улья и топя во смраде, как слепых котят. Думаешь, хоть одна мать пожелает такой участи своим детям? Даже если их много, даже если мы все — одно сознание. А тем временем чужие дети испивают из нашего же Источника последние крохи… Развиваются и живут, спокойно плодясь при этом…

Она неожиданно склонилась перед ним, упав на колени:

— Я дарую тебе копию твоей сестры, только прошу… Отдай мне ее сейчас… Отдай силу, которую она забрала у Дрейка.

Откровение женщины поразило до глубины сердца. Бессмысленность их общего положения— еще больше. Отчаяние застрявших на границе между жизнью и смертью людей.

Сравнить с чем-либо ее боль он не мог. Однако насколько важна была эта сила, что вырождающийся Улей так отчаянно бросал свои последние силы за горстку энергии. Каково это — идти на смерть для того, чтобы кто-то смог родиться.

Насколько это схоже с жертвоприношением родного человека в угоду чужим прихотям? Ответа не было в равной степени ни на один из вопросов. Она была права. Роль Хинеуса — стать предателем. Для сестры, для семьи и для Дайкирии в равной степени. Потому что дать ей выжить через смерть — это навести тень на семью… А дать Улью силу — все равно, что показать зубы владыке.

Слабая надежда, что никто ни о чем не узнает, все равно теплилась внутри.

— Я обещала взять этот грех на себя… — выдохнула женщина.

Тело сковало чужой мыслью, как и тогда, в его кабинете. Боль пронзила каждую клетку, выворачивая наизнанку. Вот только Улей больше не желал информации, он управлял, мастерски играя электрическими сигналами на его нервах. Под пристальным взглядом фасеточных глаз Кирин плакал и медленно опустил сестру в купель, до последнего удерживая ее голову. Разряд прошелся поповерхности воды. По полу и по стенам простелились энергетические грани печати. Хадиса судорожно дернулась, распахнула некогда серые глаза, светящиеся теперь белоснежным светом. Энергетические завитки прочертили ее кожу, вырисовывая каждый сосуд под ней. А после десятки призрачных рук утянули ее под воду.

Поверхность переполненной купели покрылась плотной энергетической пленкой, не выпуская наружу. Девичьи ладони бились о нее, скользили по ней, упирались… Без результата. Хотелось коснуться этих ладоней, выдернуть ее назад и дать надышаться воздуха. Но собственное тело не двигалось, скованное чужой силой. Черные блёстки мерцали вокруг него плотным коконом, и казалось, он превратился в живую статую орущего Многоликого.

Он видел, как она наконец прорывает силовую пленку. Красивые нежные ладони, которые ловят его собственные безвольные руки, что погружаются в воду и удерживают ее там. Он чувствовал, как слабеют пальцы Хадисы, и как последний пузырь воздуха вырывается из ее рта. Владыка мог быть доволен беспрекословной послушностью своих подчиненных. Хинеус Кирин понимал, что все, что сейчас видят его глаза, и то, что делают его подконтрольные чужой воле руки, станет развлечением для этого старика. Вот только выбор, дарованный Ульем, останется за кадром, утешением его персональной надежды на справедливость.

— Спой ей, — тихо прошептала женщина, когда борьба стала бессмысленной. — Ты же пел ей колыбельные.

Кирин вздрогнул, но оторвать глаз от жуткой картины не мог. Тело его сестры замерло, покрытое сотнями мелких светящихся завитков. Они гасли один за другим, выкачивая последние энергетические крупицы.

Собственные ладони наконец послушно сжались в кулаки.

— Спой… — снова повторилась женщина. — Она успокоится и ляжет в черную колыбель без страха.

— Если вы могли запихнуть сюда любое тело… почему так и не сделали… — не слыша ее просьбы, прошептал Кирин. Холодный разум все еще трепыхался, стараясь думать о чем угодно, только не о произошедшем.

— Смысл? — Она была предельно серьезна. — Жалкие крохи… Энергия Максимилиана слишком долго собиралась, чтобы напоить систему по полной… Очень долго. Если бы Хадиса его не убила — сейчас здесь лежал бы он. Одинокий и абсолютно никому не нужный… Пропавший без вести…

И, словно последний аргумент, купель лопнула, распадаясь на части. Вода схлынула.

— Бери ее и уходи, Хинеус… Сними номер в гостинице и выпей. Пошли сообщение в Академию об эвакуации и жди… Больше ты ничего не сможешь сделать.

Очнулся Кирин уже едучи в машине, все так же удерживая голову Хадисы у себя на коленях и бессмысленно поглаживая мокрые пряди. Память была безжалостно искромсана, оставив на обозрение лишь жалкие крохи убийства, совершенного собственными руками.

* * *

Стук в дверь был неожиданный. Напрягшись, Кирин отворил ее и мутным взглядом уставился на посетителя. Звездунов, как всегда, был в костюме. На голове была нахлобучена шляпа, на носу — темные очки.

— Выглядишь, как заказной убийца, — выдал он, пропуская гостя внутрь.

Молча сняв очки, Звездунов оценил обстановку гостиничного номера, ополовиненную бутылку коньяка, плотно зашторенные окна. На диване валялось одеяло и подушка, а в единственном кресле явно коротал последний час сам Хинеус. Бросив очки на стол, он вытащил из бара второй положенный стакан и плеснул коньяка.

— Пришел составить компанию? — вскинул брови Хинеус.

— Ты же заказывал собутыльника… Борин знатно повеселилась запросу, как и предложенной эвакуации, — кивнул он, опрокидывая стакан и глотая обжигающую жидкость. — Дрянь, однако.

Хинеус молча опустился в облюбованное кресло и допил свою порцию. Звездунов присел на диван, не спрашивая позволения и сдвигая постельное белье в сторону. Широко расставив ноги и оперевшись на них локтями, он задумчиво смотрел на бывшего сослуживца.

Молчание затягивалось, но никто из них говорить не спешил.

Хинеус продолжал упиваться, а Звездунов следил за ним, словно за главным героем спектакля.

— Почему твоя сестра уверена, что ты инкуб? — спросил наконец Звездунов.

Хинеус покосился на него пьяными глазами и усмехнулся. Его пошатывало…

— А надо было ей сказать, что это она устроила оргию, в свои чудесные тринадцать? — Он опять потянулся за бутылкой, но в последний момент передумал. — Знаешь ли, у нас тогда слишком много людей было в доме… Мать умерла… Похороны, все такое. Пропихнуться негде было несколько дней. Я тогда как раз учебу закончил, впервые домой за пять лет приехал. Весёлый до мрачности денечек выдался, зрелищный.

— Не понимаю, как вы это скрыли от нее.

— Мы не скрыли, просто перевели стрелки и предупредили, что она может сделать то же самое, когда вырастет. Совет все равно прознал. Куратора назначили, пришлось потрудиться, чтобы взять эту должность…

— И вы навешали на нее проклятия? — На самом деле его волновал другой вопрос, и все же ответ он выслушал.

— А ты хоть раз пытался сдержать пробудившегося суккуба? Думаешь, легко выкачать силы у демона. А она все возвращается назад, словно ничего и не делали. Хадиса даже не помнит этого… Не вспомнит… больше.

Что-то страшное проскользнуло в его голосе, заставившее Звездунова напрячься.

— Где она?

— В спальне.

Октопус нахмурился, после поспешно встал и распахнул полуприкрытые двери. Хадиса действительно была там. Лежащая на кровати во влажной академической форме. Ее серые губы и бледная до синевы кожа наталкивали на определенные мысли.

— Я хотел, чтобы она осталась учиться на твоём факультете. У нее были качества, но… Он сказал: жизнь за жизнь. Так, словно жизнь какого-то больного на голову ушлепка стоит жизни моей Хадисы, или жизни всей моей семьи.

Желваки начали играть на лице Октопуса. Он слушал молча, одновременно пытаясь нащупать пульс, и безнадежно понимал, что тело успело остыть.

— И теперь мне предстоит помпезно предоставить доказательство ее смерти во дворце. Больной старый ублюдок…

Хинеус скривился. Из его памяти успел исчезнуть Храм и обещание Великой Матери. Развеялось зернышко, дарованное как доказательство их соглашения. Стерлась упавшая на колени женщина, умеющая надеть любое лицо и молящая о содействии. Октопус отобрал у него бутылку, а после тяжело склонил голову, спрятав лицо в ладонях. Пьяная речь Кирина не укладывалась в его голове, хотя была предельно четкой и объясняющей сложившуюся ситуацию…

Где-то в Академии в это же время Рубин самозабвенно раз за разом впечатывал рожу Влада в стену, осыпая проклятиями. Мухотряскин уже давно не дергался, болтая поломанной шеей исключительно по инерции. Староста, поведавший сводному брату о велении отца, наблюдал за экзекуцией молча и с несвойственным ему наслаждением, не забывая при этом удерживать энергетический барьер, не пропускающий к ним озадаченных происходящим Ананьева и Виртуозова.

Жизнь за жизнь, как говорил их отец. Это всегда равноценная плата.

Горр тоже ходил вокруг барьера, спрятав руки в карманы и мусоля пальцами свой артефакт. Нужен ли ему такой неожиданно объявившийся отец и такие братья?

Ответа на это не было.

Улей же дрожал в предвкушении. Их энергетические каналы впервые за много десятков лет были наполнены под завязку. Где-то глубоко под землей, в ухоженных стенах выздоровевшей энергетической матки, стекали молочные капли, растрескивались коконы, выпуская на свободу жизнеспособные личинки. Похожие на друг друга как две капли воды девушки заботливо ловили их и укладывали в мягкие шелковые ячейки дозревать, связывая свежие новорожденные энергетические каналы с системой Улья.

Трупный запах Зоны препятствий неожиданно превратился в нежное благоухание цветов, а временной сдвиг наконец приходил в норму.

Жизнь Улья тоже приходила в норму. А вместе с ней дало росток маленькое зернышко, обещанное Хинеусу Кирину в подарок. Пройдет десяток часов… и все встанет на свои места. Источник засияет с новой силой, аномалия примет свой изначальный вид и уйдет далеко под землю. Высшая академия демонизма и магии в один момент прекратит свое существование, вернув в энерготок все, что отобрала.

Пройдет немало времени, прежде чем страсти улягутся, и Хинеус снова сможет увидеть любимую сестру, но это будет уже совсем другая история.

Конец

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Эпилог