Булатов курган [Николай Павлович Лохматов] (fb2) читать постранично, страница - 3

приходилось слышать волчий вой.

Когда-то эти земли принадлежали князю Мурину. Потом, перед революцией, Денис Прохорович Цыплаков купил у него Монастырскую пустошь. У развилки Волчьего оврага выкорчевал дубы, выстроил дом. Заборовцы эту усадьбу назвали Выселками.

Бадейкин шел по улице и не думал ни о Монастырской пустоши, где погиб его отец, ни о Волчьем овраге, ни о том, что название Выселки имеет свой глубокий смысл. Лавруха даже забыл и об обиде на Игната. Он искал себе собеседника, с которым мог бы убить время. Заглядывал в палисадники, в раскрытые окна изб. Хозяйки выставляли двойные рамы, мыли окна, вытаскивали на улицу и развешивали на изгородях прожарить на солнце залежавшиеся и пропыленные за зиму матрацы, одеяла, пропахшую нафталином одежду.

У земновского дома он окликнул проходившую на ферму Жбанову. Но та, занятая своими думами, не отозвалась. Из проулка, от дома Варвары, пронесся, хлопая крыльями и давясь истерическим криком, петух. Лавруха шагнул к калитке. Варвара в корыте стирала белье. От движения рук тело ее раскачивалось, о ноги бился подол свисшей голубой сорочки. Бадейкин присел на чурбак и, увидев напряженные икры ног и овалы подколенных ямочек, прищурился.

Варвара обернулась, обожгла его негодующим взглядом.

— Стыдился бы!.. — И одернула подол платья.

Лавруха поднял голову, прищелкнул языком, словно за щекой у него был спрятан сахар.

— Зовущая ты… Ох как!

— Эх ты, только и дел у тебя — под бабьи юбки заглядывать!

Лаврухино лицо вытянулось от обиды.

— О моем деле ты больно круто. Попробовала бы хозяйство такое потащить на плечах: там дыра, там гвоздь, а в ответе ты один.

— Значит, плохой хозяин, коли одни прорехи…

— Ладно уж… — дружелюбно проговорил Бадейкин. — Я к тебе с сердцем, а ты с пилой. Небось другого принимаешь не так? Вон и скатерти для него стираешь.

Варвара ловко откинулась, стала выкручивать жгут. Между пальцев в корыто побежали струйки искрящейся на солнце воды.

— Кого это имеешь в виду? — спросила она.

— А то не знаешь… Не зря он, как чемпион, на льдинах разъезжал.

Варвара засмеялась.

— По барину и кресло. А ты иди к Палашке. Она небось ждет тебя.

Бадейкин, недовольно сопя, вытащил кисет, свернул цигарку.

— Как ни торопилась, а остановилась, — заговорил он наконец. — Не зря, стало быть, на льдинах-то выкобенивался. Мол, смотрите, каков я!.. Жизни для других не жалею… — Затянувшись, обидчиво проговорил: — А Палашкой ты зря меня тычешь. Она пройденная дорога… А вот ты — другое дело, стало быть, как-нибудь жди…

Варвара побросала простиранные жгуты в квадратную корзину, забросила ее на плечи.

— И не подумай! — предупредила она. — Вылетишь как милый, ничего не получишь, а сраму будет полно.

— Так уж и выгонишь? — Лавруха снова по-кошачьи сощурил глаза, разглядывая с ног до головы статную фигуру Варвары.

— Скоро отколобродишь, — проходя мимо, бросила она. — В правлении слыхала, что все начальство будет наравне с другими в поле работать. Людей-то не хватает. Распустили всех.

— Что ты говоришь? — вскочил с чурбака Лавруха. — А если мне невмоготу?

— Привыкнешь. Глядишь, за тобой и другие пойдут. Пример надо давать… — Сдерживая улыбку, Варвара повернула к колодцу.

«Вот это да! — размышлял Лавруха. — Решили, значит, за всех взяться? Круто… «Распустили всех!» — не без издевки повторил он слова, брошенные Варварой. — Посмотрим, как подберете!»

На колхозные земли с западной и южной стороны высокой зеленой волной наступали леса — постоянные спутники раздоров. Почти каждое утро украдкой от правленцев туда устремлялись люди. А потом на базаре они торговали земляникой и малиной, грибами и клюквой. А луга не косились, осыпались хлеба, оставалась под снег картошка.

Однажды утром на перекрестке дорог колхозников попытался остановить заведующий сельмагом, избранный колхозным парторгом, Афанасий Иванович Ивин. Он отчаянно размахивал руками, совестил проходивших мимо женщин.

— Как вам не стыдно! Столько дела, а вы на дармовщину кинулись!

Бабы, скрывая ехидные усмешки, обходили его стороной, а некоторые останавливались, вступали в разговор. Мавра Цыплакова подступила к парторгу и с издевкой спросила:

— Что ты больно стараешься? На какой шиш с маслом мы будем тогда хлеб у тебя покупать? Может, за палочки отпустишь?

На побочные заработки уходили и мужики. Алексей Дерябин, прихватив топор, каждое утро отправлялся в лесничество. Ванька Сомов ездил в город, слесарил на заводе, Денис Цыплаков украдкой собирал сыновей и шел плотничать в соседние села, работали и на ремонте дорог, и каменщиками на карьерах. Всем нужно было жить, кормить свои семьи.

Разговор о том, как приобщить к артельному делу людей, шел не раз и на бюро райкома партии, и на правлении колхоза… Вели его между собой и мужики, собираясь к конюшне на перекур. Игнат был уверен, что все дело упиралось в хозяина. Будь