Зловещее Проклятие [Деанна Рэйборн] (fb2) читать онлайн

Деанна Рэйборн Зловещее Проклятие

Глава 1

Лондон, 1888

— Уверяю тебя, я вполне способен определить фаллос, когда вижу его, — сообщил мне Стокер, резко обрезая слова. — И это не фаллос. — Он указал на артефакт, который я только что извлекла из упаковочного ящика. Образец был примерно три фута в длину, вырезан из какой-то экзотической твердой древесины и отполирован до гладкого блеска. Мягкая упаковочная стружка свисала с него, как очень причудливый декор. Это придавало ему странно торжественный вид.

— Конечно это фаллос, — сказала я. Я размахивала перед ним предметом спора. — Просто посмотри на шишковатый конец.

Стокер сложил руки на широкой груди и посмотрел на меня сверху вниз. — Оцени, если угодно, длину. Неправдоподобно, ты должна признать. Более чем неправдоподобно. — Он делал все возможное, чтобы не показывать смущения, но на его щеках все еще цвели розовые пятна. Я находила привлекательным, что такой закаленный человек, опытный ученый, исследователь, естествоиспытатель, военно-морской хирург и таксидермист, тем не менее не мог справиться с девичьим румянцем, столкнувшись с символом плодородия.

— Стокер, — терпеливо сказала я, — и мужские, и женские гениталии прославлялись в ритуальном искусстве с незапамятных времен. И часто их пропорции преувеличиваются, чтобы донести их важность до народов, о которых идет речь.

Он скривил красиво очерченные губы. — Не взывай к этнографии, Вероника. Ты знаешь, как я отношусь к общественным наукам.

Я пожала плечами. — Некоторые ученые считают, что изучение культуры так же важно, как исследование костей или окаменелой улитки. И не делай вид, что ты невосприимчив к соблазнительному зову сирены гуманитарных наук. Я видела, как ты зачитывался журнальными статьям о роли религиозного ритуала в сокращении численности определенной разновидности черепах в Южном море.

— Я не зачитывался, — ответил он. — И кроме того, эти журнальные записи…

Он продолжал читать мне лекции в течение следующей четверти часа, о чем я не могу сказать, потому что я сосредоточилась на содержимом упаковочного ящика. Во время своих путешествий я уже давно обнаружила, что мужчины во многом одинаковы, где бы они ни встречались. И если позволить им говорить на любимые темы, тем временем, как правило, можно довольно легко и без помех делать то, что вам хочется.

Упаковочный ящик только что прибыл в Бельведер — многообещающий музей, который Стокеру и мне было поручено организовать под эгидой нашего друга и благотворителя, графа Роузморрана. Расположенный на территории поместья его светлости Марилебон, Бишоп-Фолли, Бельведер представлял собой то ли великолепный склад скрытых от мира сокровищ, то ли хранилище семьи сумасшедших, в зависимости от точки зрения. Роузморраны были жадные приобретатели, собирающие по всей Европе коллекции произведений искусства, артефактов, зоологических образцов, книг, рукописей, драгоценных камней, доспехов и тысячи других вещей, которые не поддаются описанию. Как мы стали жить среди таких сокровищ — история, заслуживающая отдельной рукописи^[1].

Расследовать одно убийство — любопытство. Расследовать два — это привычка. Стокер и я оказались в эпицентре преступления, когда наш общий друг, барон фон Штауффенбах, был убит прошлым летом. Мы раскрыли некоторые трудные истины и заключили осторожный союз с сэром Хьюго Монтгомери, главой Особого Отдела, самого престижного подразделения Скотланд-Ярда. Когда, в конце этого расследования, судьба оказалась злобной шлюхой и оставила нас без дома и работы, нынешний лорд Роузморран любезно пригласил нас со Стокером работать на него, живя в Бишоп-Фолли и каталогизируя его коллекции с прицелом в один прекрасный день открыть Бельведер в качестве публичного музея. Это была тяжелая работа, состоящая из распаковки, проверки, установления происхождения, очистки и регистрации каждого предмета — одни жуки могли занимать годы — но это было замечательно. Каждый день преподносил свои сюрпризы, и как только просочились слухи о наших начинаниях, стали поступать пожертвования в коллекцию. Казалось, что проект лорда Роузморрана был идеальной возможностью для его друзей избавиться от предметов, которые они больше не хотели. Они никогда не прислали бы ничего по-настоящему ценного — английская аристократия ничто так не ценит, как финансовое преимущество — поэтому мы получали непрерывный поток дряхлых охотничьих трофеев и жалких картин маслом. Они были абсолютно бесполезны, поэтому Стокер регулярно сжигал съеденные молью трофеи в саду, пока я устраивала портреты в некое подобие мрачной семьи, давая каждому прозвище и получая особый восторг от каждого нового зловещего дополнения.

Но груз, доставленный этим утром, был самым необычным. Большой упаковочный ящик был наполнен мягкой древесной стружкой, чтобы удобно разместить множество фаллосов, каждый из которых был более впечатляющим, чем предыдущий. Глина, кожа, мрамор, дерево — материалы были почти такими же разнообразными, как и сами фаллосы, и ассортимент по размерам был откровенно необычным. От скромного маленького парня размером с ширину моей ладони до чудовищности, на которую я обратила внимание Стокера, они представляли тщательное изучение этого конкретного предмета анатомии. На дне ящика лежал кожаная коробка с карточкой, прикрепленной к крышке.

Персональный подарок мисс Веронике Спидвелл. Я не забыл свое обязательство. С моими комплиментами и сердечной благодарностью. Майлз Рамсфорт.

Внезапно таинственная коллекция обрела смысл. Наше второе расследование^[2] спасло Майлза Рамсфорта от петли палача, и я не удивилась, что он решил погасить долг частью своей необычной коллекции эротического искусства.

Понятно, что Рамсфорт покинул Англию сразу же после его освобождения из тюрьмы, и мы никогда не встречались лично, но он прислал чрезмерно благодарственное письмо с великолепной серебряной цепочкой для часов Стокеру и обещанием вспомнить меня чем-то еще более примечательным.

Мое любопытство вспыхнуло, я осторожно извлекла коробку и открыла ее в порыве предвкушения. Я не была разочарована. С любовью завернутый в вату, еще один фаллос был шедевром искусства венецианского стеклодува. Из прозрачного выдувного стекла, с полосами сочного фиолетового цвета, он блестел, как леденец, когда я держала его на свету. Я хорошо это запомнила. Я восхищалась им, когда Стокер и я впервые изучали коллекцию, хотя как Рамсфорт узнал о моей высокой оценке, было загадкой. То, что он подарил мне самый дорогой образец из такой восхитительно-зловещей коллекции, было свидетельством как его благодарности, так и смелого чувства юмора.

Я помахала им перед Стокером. — Я была совершенно права насчет того экземпляра из твердой древесины, — сказала я ему. — Он был на дне ящика. Пришло от Майлза Рамсфорта. Личный подарок, — добавила я, пошевелив бровями.

Стокер яростно покраснел. — Ради бога, убери эту штуку от моего лица.

— Не могу представить, почему ты так застенчив в отношении мужских гениталий Homo Sapiens. Ты единственный из нас, кто может похвастаться, что владеет ими, — пробормотала я себе под нос, осторожно возвращая оскорбительный предмет в коробку и мысленно напомнив себе изучить его более подробно наедине.

— Я слышал это, — сказал он, возвращаясь к выполнению поставленной задачи: выкапыванию останков плохо установленного утконоса. Задача была грязной, но не тяжелой, поэтому он оставался в рубашке — редкое явление, учитывая его склонность работать, раздетым до пояса. Я сожалела о том, что он был полностью одет, но довольствовалась случайными оценивающими взглядами на его мускулистые предплечья, обнаженные до локтя. Его рубашка была расстегнута на шее, и он редко носил жилет и никогда не носил пиджак, если мог обойтись без него. Его черные волосы, волнистые и сильно нуждающиеся во внимании парикмахера, были перемежены тонкой полосой серебристо-белого цвета, сувениром нашего последнего набега на детективные занятия. Все закончилось, когда он был подстрелен в храме в нелепой попытке защитить меня от убийцы, и в результате получил единственную белоснежную прядь там, где пуля ударила его. Золотые кольца блестели в мочках его ушей, и одна из многочисленных татуировок — реликвии дней службы в качестве помощника хирурга во флоте Ее Величества — выглядывала из-под края его закатанного рукава. Он носил повязку на левом глазу — привычка, сохранившаяся с тех пор, как несчастный случай на Амазонке почти лишил его глаза, оставив тонкие бледные шрамы от брови до ключицы и даже за ее пределами. Он выглядел именно таким, каким он был: человек в расцвете сил, обладающий большим опытом и очень мало уважающий ожидания общества.

— Перестань меня внимательно изучать, как будто я одна из твоих проклятых бабочек, — сказал он примирительным тоном.

Я вздохнула. — Прошел год с момента моего последнего занятия сексом, — напомнила я задумчивым тоном. — Восхищение твоим телосложением — мое единственное утешение.

Он фыркнул в ответ. Я не скрывала своего совершенно разумного подхода к отношениям между полами — а именно, что брак является смехотворно устаревшим институтом, тогда как сексуальные занятия полезны для здоровья и восстанавливают отличное настроение. В интересах респектабельности я никогда не баловала себя, находясь в Англии, предпочитая удовлетворять свои побуждения во время поездок за границу — благоразумное и полностью эффективное решение.

Тот факт, что прошло больше года с моей последней экспедиции, начал испытывать мое терпение. Стокер осуждал мои пристрастия не больше, чем я судила его за то, что он жил так же целомудренно, как любой средневековый монах. Короткий и адский брак, за которым последовал период пьянства и распутства, настроили его против романов, хотя я регулярно рекомендовала ему восстановительный курс половой активности, предпочтительно со здоровой молочницей — курс, который ему еще предстояло принять.

Я рассматривала различные фаллосы, не зная, с чего начать. — Должна ли я расположить их по размеру? Или они должны быть сгруппированы по географическому региону происхождения? Или материалу? — спросила я. Стокер и я часто ссорились из-за различных методов организации коллекции. Я предпочитала хронологический подход, в то время как он твердо предпочитал тематический.

На этот раз он просто взмахнул рукой, явно покончив с темой фаллосов. Я подняла самый большой экземпляр — твердая древесина из Тихого океана, внимательно изучив его опытным глазом. — Знаешь, он мне напоминают об очаровательном американском парне, которого я встретила в Коста-Рике, — сказала я с ностальгическим вздохом. Я дала себе обещание никогда не поддерживать связь со своими любовниками, как только заканчивала с ними, но чуть не сделала исключение для американца.

Я не продолжила разговор. Стокер на этот раз был в хорошем настроении, что в последнее время стало редкостью. Февраль был очень неприятным, со снегопадом апокалиптических размеров и температурой, которая могла вызвать дрожь у белого медведя. Мы справились с ситуацией, усердно занимаясь работой, но у нас обоих были приступы тоски, тоски по мягкому климату и ветрам с запахом моря. Наша запланированная экспедиция с лордом Роузморраном — в южную часть Тихого океана в поисках новых образцов — была случайно сорвана из-за неудачного столкновения его светлости с его же черепахой из Галапагосских островов, Патрицией. Она бродила по поместью с грацией и скоростью валуна, поэтому то, как графу удалось перецепиться через нее и упасть, было вопросом, не объяснимым к моему полному удовлетворению. Результатом падения были перелом бедра и месяцы выздоровления. Мы сочувствовали его светлости и сказали ему, что мы ни в коем случае не возражаем, но я выпила значительное количество крепкого алкоголя, когда распаковала свою сумку, и подозреваю, что Стокер прятал скупые мужские слезы, убирая свои карты и схемы.

Спасение Майлза Рамсфорта от петли было отвлекающим занятием, но Рождество, проведенное с неуправляемым выводком лорда Роузморрана под ногами, и суровые опасности долгой зимы почти уничтожили нас обоих. Стокер забавлял себя, раскопывая самые нелепые из таксидермических монтировок, тогда как я начала читать газеты с сенсациями. Одна из них, The Daily Harbinger, оказалась полезной при изучении дела Рамсфорта, и я прибегла к подкупу мальчика на побегушках — Джорджа, чтобы он каждое утро приносил мне газету, прежде чем его светлость прочитает.

Этим утром он вошел, неся газету и первую почту, насвистывая веселую мелодию. Джордж замолчал, когда увидел предмет в моей руке, его глаза округлились от интереса, а его поручение было немедлено забыто.

— Знаете, мисс, это похоже на...

— Мы знаем, как это выглядит, — безжалостно вмешался Стокер.

Джордж заглянул в упаковочный ящик. — Откуда они, мисс?

— Со всего мира, — сказала я ему. — Их собрал джентльмен по имени Майлз Рамсфорт, известный меценат и подозреваемый в убийстве.

Он моргнул. — Ничего себе.

Я протянула руку. — Harbinger, пожалуйста.

Он отдал мне газету, прежде чем отправиться туда, где Стокер склонился над своим трофеем. — Забавный старый горностай.

— Это не горностай, — поправил Стокер. — Это утконос.

— Почему у него утка на лице? — Джордж осторожно протянул палец, и Стокер отмахнулся.

— Это Ornithorhynchus anatinus, утконос, семейство утинных, родом из Австралии.

— Но почему у него на лице утка? — настаивал Джордж.

— У него нет утки на лице. Это только его лицо.

— Вы снимаете утку с лица?

Ноздри Стокера слегка раздулись, и я поняла, что он собирается сказать что-то неприятное.

— Джордж, — позвала я, просматривая титульный лист газеты. — Какие последние новости об экспедиции Тивертона?

Джордж подбежал, его лицо загорелось от интереса. У него была склонность к самым возмутительным историям в Harbinger, и истории в Harbinger уже были более возмутительными, чем большинство. Но он был хорошим парнем и гордился своей многообещающей грамотностью, поэтому я поддерживала его.

— О, мисс, вы должны прочитать это. Они говорят, что экспедиция проклята, — сказал он с нечестивым блеском в глазах.

Стокер фыркнул за утконосом.

— Вы не верите в проклятия, сэр? — спросил мальчик.

Стокер открыл рот — без сомнения, чтобы развить тему суеверий — но я ожидала это. — Проклятия не рациональны, Джордж. Для них нет научной основы. Однако есть веские основания полагать, что сама вера в проклятие может создать вредные последствия.

— Вред… — что? — спросил мальчик.

— Вредные. Это значит плохие. Я говорила, что простая вера в проклятие может придать ему силу.

— Фигня, — лаконично сказал Стокер.

— Есть хорошо документированные случаи, что отдельные лица...

— Именно, что отдельные лица. По этому вопросу не было проведено эмпирического исследования.

— И как же провести такое исследование? — спросила я язвительно. Он не удосужился ответить, и я повернулась к Джорджу. — Расскажи мне о проклятии.

Джордж и я были очарованы подвигами экспедиции Тивертона в Египте. Возглавляемая сэром Лестером Тивертоном, азартным баронетом средних лет, группа обнаружила тайник Восемнадцатой Династии.

Погребение было неполным, но саркофага принцессы и ассортимента могильных товаров было достаточно, чтобы вызвать международный интерес и произвести фурор. Сэр Лестер стал чем-то вроде знаменитости. Череда бедствий вызвала скорое возвращение экспедиции, а истории об их несчастьях приводили в восторг читающую публику.

— Говорят, что место раскопок посетил один из египетских богов. Не могу вспомнить его имени, но на голове у него собака, — сказал Джордж, указывая на мрачную иллюстрацию в газете.

Я быстро просмотрела статью. — Анубис, — сказала я ему. — Бог подземного мира, и это не собака у него на голове. Это шакал. — Я указала ему на греко-римский саркофаг. Стокер использовал его в качестве серванта для еды. На его боку был изображен парад древних богов.

У Джорджа было мало проблем с поиском Анубиса. — Эта штука тоже проклята? — спросил он.

— Я сомневаюсь. Это поздняя греко-римская копия гораздо более старого саркофага.

— Есть ли мумия внутри?

— Боюсь, что нет, — рассеянно сказала я, изучая рисунки в газете. — Просто коллекция раннего протезирования.

— Прот… — что это, мисс?

— Протезирование, Джордж. Поддельные руки и ноги предназначены для замены отрубленных.

— Чтоб мне провалиться! Но не мумия?

— Нет, не мумия, — заверила я его. — И не говори «Чтоб мне провалиться!» Это простонародное выражение.

— Я простонародный, мисс, — весело ответил он.

В этом не было сомнений. Все, что я знала, Ламли, дворецкий лорда Роузморрана, нашел его скорчившимся в канаве под капустным листом. Но мальчик был умным, быстро все схватывающим, благословленным любознательностью и способностями к цифрам. Если бы он мог обуздать свою склонность к сленгу и произносил звук «хэ», он вполне мог бы сделать из себячто-то стоящее.

Джордж снова вернулся к иллюстрации. — Говорят, что этот парень, Анубис пришел ночью в рабочий лагерь в поисках души, чтобы унести с собой.

— Чушь, — лаконично сказал Стокер.

— Нет, сэр, это правда, — упрямо продолжал Джордж.

Я подняла руку. — Мальчик прав. Директор раскопок умер несколько недель назад, a теперь экспедиционный фотограф исчез вместе с диадемой, принадлежащей мумифицированной принцессе. По-видимому, египетские рабочие обвинили в своих проблемах проклятье, наложенное на саркофаг принцессы.

— Чушь собачья, — ответил Стокер.

— Джордж, тебе лучше заняться делами, прежде чем ты узнаешь какие-то новые слова, которые мистер Ламли не одобрит, — сказала я мальчику. Он улыбнулся и продолжил свой путь, когда я закончила статью.

— Ты не должна поощрять его, — сказал Стокер, возвращаясь к утконосу. — У мальчика и так лихорадочное воображение.

— Не более, чем у этого репортера, — рассеянно сказала я. — Я не помню, чтобы видела его имя раньше, но Дж. Дж. Баттерyорт заработал себе репутацию, написав об экспедиции Тивертона.

— Наш человек в Каире? — спросил Стокер.

— Больше похоже на нашего человека в Лондоне. Это случилось здесь, в городе. Очевидно, Тивертоны вернулись в Англию после исчезновения Джона де Моргана. — Я бы сказала больше, но я замолчала, как только увидела лицо Стокера. Он все еще наклонялся над утконосом, но его лицо застыло в выражении, которое невозможно было интерпретировать, настолько полностью оно было лишенно эмоций. Цвет лица стал совершенно белым, а затем быстро покраснел. Я испугалась, что он был на пути к апоплексии. — Стокер, что с тобой?

— Ничего, — ответил он после долгого молчания и видимых усилий. — Боюсь, я витал в облаках. Что ты сказала?

Я сжала губы, сдерживая вопрос, готовый с них сорваться. Что бы ни заставило его так сильно отреагировать, он не хотел делиться этим, а я не хотела совать нос.

(Я обещала честность на этих страницах, дорогой читатель, поэтому я признаю, что на самом деле у меня было довольно свирепое желание совать нос, но я узнала из мучительного опыта, что Стокер гораздо лучше реагировал на уклончивый подход, чем на более прямые методы. Учтите мой обширный опыт охоты на бабочек — печально известных неуловимых существ. Стокер доставлял не меньше хлопот, чем ChimaeraBirdwing).

Я продолжала. — Я сказала, что Тивертоны, сэр Лестер и леди Тивертон, вернулись в Англию. Смерть их директора раскопок придала убедительность идее проклятия. Местные работники отказались вновь войти в гробницу, и директор древностей в Египте согласился, что лучше всего запечатать ее и дать событиям утихнуть до следующего сезона.

— И нет никаких следов фотографа?

— Джон де Морган? Нет. Очевидно, он исчез с места раскопок со своей женой. В то же время пропала жемчужина находки сэра Лестера — диадема мертвой принцессы Анхесет — и никто не знает, украли ее де Морган и его жена или их подставили.

Стокер ничего не ответил. Его цвет медленно вернулся к нормальному, и его руки возобновили свою работу. А я вернулась к почте, сортируя различные конверты в стопки. СЧЕТА ДЛЯ ОПЛАТЫ. СЧЕТА, ЧТОБЫ ПРИТВОРИТЬСЯ Я НЕ ПОЛУЧИЛА. ПИСЬМА, ЧТОБЫ ОТВЕТИТЬ. ПИСЬМА, ЧТОБЫ ИГНОРИРОВАТЬ. ПИСЬМА ОТ НУДНЫХ ЛЮДЕЙ. Остальное я отправила в корзину для бумаг.

Но последнее письмо потребовало моего немедленного внимания. Я издала слабый стон, когда узнала властную руку нашего бывшего друга и случайного спарринг-партнера из Скотланд-Ярда.

— Сэр Хьюго? — высказал догадку Стокер, когда я взяла зуб льва, который использовала в качестве ножа для бумаги.

— Сэр Хьюго, — подтвердила я. — Как ты догадался?

— Он наш единственный знакомый, способный вызвать такую реакцию. Нас приглашают нанести визит?

Я просмотрела краткое сообщение. — Мы не приглашены. Мы проинструктированы. Он хочет нас видеть, но он болен и вызывает нас к себе домой к своей постели. Вооружись, Стокер. Мы собираемся встретиться с сэром Хьюго в его ночной рубашке.

Глава 2

Сэр Хьюго Монтгомери, глава Особого Отдела, верный сторож королевской семьи и время от времени наш союзник, находился и постели, когда мы приехали. Его дом стоял в одном из наиболее тихих, зеленых уголков Белгравии, настолько элегантно безличный, что его можно было легко пройти, если не присмотреться. Я подозревала, что это был осознанный выбор со стороны сэра Хьюго. Когда бы ни было возможно, он выбирал снижение стандартов, и я не была удивлена, когда дверь открыла очень благопристойная горничная, а не дворецкий.

— Мисс Спидвeлл и мистер Темплтон-Вейн, чтобы увидеть сэра Хьюго, — сказала я ей. — Нас ожидают.

Она не ждала визитной карточки. Ленты на чепце накрахмалены и завязанны, она, не останавливаясь, повела нас к лестнице, мимо общих комнат и через два пролета прямо в спальне сэра Хьюго. Комната была соразмерна и со вкусом обставлена мебелью эпохи регентства из фруктового дерева и c очень хорошим обюссонским ковром. Занавеси были цвета измельченных листьев мяты, а покрывало — более темного зеленого цвета. Сочетание со стенами мягкого абрикосового цвета создавало успокаивающую элегантность, но эффект был слегка разрушен тропической температурой. Окна были плотно закрыты, и огонь разгорелся так, что в комнате было жарко как в будуаре сатаны. Пара маленьких столиков рядом с кроватью были заполненны бутылками и мисками, различными медикаментами, пачками носовых платков и спиртовой лампой. Запах камфоры тяжело висел в теплом, влажном воздухе.

Сэр Хьюго сидел в постели, окруженный газетами, и прижимал носовой платок к текущему носу. На его голове восседал ночной колпак с роскошной кисточкой из голубого шелка.

— Миз Тпидвeлл, Темплтон-Вейн, — сказал он с резким кивком. (Во время нашего визита он продолжал шепелявить, старательно дыша через рот, но я не буду пытаться воспроизвести ужасные звуки, которые он издавал). Он махнул нам на пару стульев рядом с кроватью, в то время как горничная ждала у двери.

— Что такое, Картер? — гневно потребовал сэр Хьюго.

— Время принимать тоник, сэр. Леди Монтгомери дала особые указания, — сказала она.

Его лицо вытянулось. — Леди Монтгомери не моя мать. Убирайся, — проворчал он.

Служанка ухмыльнулась, когда уходила; я подозревала, что она была так же позабавлена злобностью сэра Хьюго, как и мы. Я слышала, как Стокер подавляет смех, когда он с восхищением смотрел на ночной колпак с кисточкой.

— Нам очень жаль, что вы плохо себя чувствуете, — сказала я сэру Хьюго.

— По крайней мере, у вас есть некоторое сочувствие, — угрюмо сказал он. — Моя жена суетится, горничная командует мной, и Морнадей злорадствует. Готов поспорить, что маленькая блоха сейчас сидит в моем кресле. — Тот факт, что инспектор Морнадей жаждал работы своего начальника, был одним из самых плохо хранимых секретов в Скотланд-Ярде. Без сомнения, он наслаждался каждым мгновением свободы от бдительного ока сэра Хьюго. Но я решила, что не стоит расстраивать больного и проигнорировала упоминание о Морнадее.

— Мы не должны задерживать вас дольше, чем необходимо, — сказала я, на моих губах появилась жизнерадостная улыбка. — Вам нужен отдых.

— Мне нужно занятие, — парировал он, терзая газеты. — Вы знаете, что происходит в моем городе? Убийство! Хаос! Mизантропия! А где я? Застрял в постели, ожидая, что Хелен даст мне дозу тоника для легких доктора Брайтлунга и силой накормит меня бламанже.

— Боже упаси, мы стоим между мужем и бламанже его жены, — пробормотал Стокер.

Сэр Хьюго потянулся к подушке, чтобы швырнуть в него, но я поднялa руку. — Не беспокойтесь, сэр Хьюго. Стокер просто дразнит. Я подолью что-нибудь в его чай позже, чтобы отомстить за вас.

— Пусть это будет мышьяк. — Сэр Хьюго начал кашлять, отвратительный приступ заставил его задыхаться. Не говоря ни слова, Стокер подошел к окнам и чуть-чуть приоткрыл одно из них. Свежий холодный воздух ворвался в комнату, развеяв тяжелую атмосферу. Пока сэр Хьюго прихoдил в себя, Стокер занялся спиртовой лампой и различными бутылками. Через несколько секунд он подошел к кровати, неся дымящуюся миску и полотенце.

— Что это? — спросил сэр Хьюго.

— Лекарство, — сказал Стокер. Он поставил миску на поднос с кроватью и положил все это на колени сэра Хьюго. Он накинул полотенце на голову больного. — Теперь, сделайте медленный, глубокий вдох и держите пар в легких как можно дольше.

Я понюхала воздух. — Шалфей?

— И тимьян с небольшим количеством мятного масла. Я бы предпочел белый эвкалипт, но его чертовски сложно найти за пределами Австралии.

Мы поболтали в течение нескольких минут, сравнивая травяные средства, которые мы собирали в наших путешествиях, пока не появился сэр Хьюго с сопливым и красным лицом, но с заметно более легким дыханием.

— Это работает, — сказал он с некоторым удивлением.

Стокер вздохнул. — Я хирург», — напомнил он сэру Хьюго.

— Да, я просто не знал, что вы хороший хирург. — Сэр Хьюго откинулся на спинку подушки, все еще окруженный ароматным паром. — Ах, мне намного лучше. — Он глубоко вздохнул и снова выдохнул. — Я не мог дышать почти две недели.

— Немного свежего воздуха и регулярные паровые бани из трав, — инструктировал Стокер. — И вылейте этот тоник. Он ядовитый.

— Я так и сделаю, — пообещал сэр Хьюго, явно в лучшем настроении. Он посмотрел на меня. — Вам может быть интересно, почему я попросил вас зайти сегодня.

— Мы в растерянности, — честно сказала я. — Мы не вмешивались в ваши дела с кражи чайного полотенца с прошлой осени. — Наши любительские следственные действия были занозой в боку сэра Хьюго. Он курсировал между неохотной терпимостью и пенистой яростью, когда мы оказались замешаны в расследовании убийства. Я не могла устоять перед желанием немного натянуть нос сэру Хьюго. — Я предполагаю, это как-то связано с моей нежелательной связью с королевской семьей? — Мой статус полулегитимного члена этой августовской группы вызывал недовольство сэра Хьюго и выявлял его самые защитные инстинкты. — Меня ждет ваше периодическое разглагольствование на тему, как все, что я делаю, может плохо отразиться на них?

Сэр Хьюго выглядел обиженным. — Я не разглагольствую.

— Вы это делали много раз. Должна ли я перечислить их?

— Я не позвал вас сейчас, чтобы читать вам нотации, — поправился он. — На самом деле, я хочу предложить вам помощь.

Стокер и я повернулись друг к другу, моргая. — Стокер, есть ли в этих травах что-нибудь, что может вызвать у сэра Хьюго галлюцинации? Это единственное объяснение.

— Я совершенно серьезен, — возразил сэр Хьюго. — Я знаю, что был строг с вами в прошлом.

— Вы меня арестовали, — холодно указал Стокер.

— Да, но…

— Ваши люди посадили меня в полицейский фургон и потащили в Скотланд-Ярд, как обычного карманника, — продолжил Стокер.

— Как бы то ни…

— Меня обыскали. Полностью, головы до ног, — закончил Стокер.

Сэр Хьюго заерзал. — Возможно, я позволил парням зайти слишком далеко, — признался он.

Я повернулaсь к Стокеру. — Они раздевали тебя?

— Они раздели меня, оставив в чем мать родила, — подтвердил он.

— Это, должно быть, напугало их, — размышляла я. Я имела удовольствие видеть обнаженные формы Стокера несколько раз, хотя и невинно. Любой мужчина, который лишил его одежды, несомненно, пострадает от сравнения.

Сэр Хьюго все еще сидел с широко раскрытым ртом от моего последнего замечания, когда я продолжилa — Что вы имеете в виду, вы намереваетесь помочь нам?

— Я имею в виду именно это. Мое внимание привлекло то, что могло бы доказать... трудно сказать, — сказал он, казалось, в замешательстве. — Я не знаю, как лучше начать.

— Сэр Хьюго! Я видел вас в вашем худшем приступе гнева, и я должен сказать, что я гораздо больше смущен этим внимательным отношением к нашим чувствам. Выкладывайте, старина.

— Очень хорошо. — Он приподнялся на подушке. — Извините, что я напоминаю вещи, которые вы, несомненно, похоронили, — начал он.

Я открыла рот, чтобы спросить, о чем он говорит, но в тот момент я поняла, что взгляд сэра Хьюго не останавливался на мне. Он смотрел на Стокера.

Я закрыла рот. Выражение лица Стокера было таким же невозмутимым, как обычно.

— Какие вещи? — потребовала я.

— Вещи, которые могут привести к тому, что Стокера нaчнут подозревать как лицо, заинтересованное в исчезновении человека.

— Чье исчезновениe? — спросила я, но Стокер не пошевелился. Он уже знал, поняла я, потому что на его лице была мрачность, которую я никогда раньше не видела.

Сэр Хьюго продолжил. — Парень по имени Джон де Морган. Совсем недавно он работал фотографом в экспедиции Тивертонa в Египте.

При этих словах я расхохоталась. — Какая ерунда! Стокер не имеет никакого отношения к Джону де Моргану.

— Вероника… — тихо начал Стокер.

Я хлопнула рукой. — Тише, Стокер. Я ругаю сэра Хьюго. — Я продолжала в том же духе, высмеивая сэра Хьюго за явную нелепость идеи, что Стокер может быть причастен к исчезновению де Моргана. Через минуту или две я понял, что Стокер и сэр Хьюго подозрительно молчали, и молчание между ними висело в комнате.

Я обернулась к Стокеру. — Ты имеешь в виду, что это правда? У тебя есть связь с Джоном де Морганом. Почему ты не сказал?

— Как сказал сэр Хьюго, я похоронил своих мертвецов, — сказал он мне просто. Я ждала, но он больше ничего не сказал. Я повернулась к сэру Хьюго.

— Очень хорошо, между ними есть связь. Но вы не можете серьезно подозревать Стокера в причинении вреда парню. Могу ли я напомнить вам, что вы говорите о Ревелстоyкe Темплтон-Вейн? Достопочтенном Ревелстоyкe Темплтон-Вейнe? Его отец был виконтом, а дед по материнской линии — герцогом Кесвиком.

— Мне известны его предшественники, мисс Спидвэлл. Это не защитит его от подозрений, если определенные факты станут достоянием общественности.

Я сделала глубокий вдох. — Отлично. Мы должны иметь четкое понимание этих фактов. Продолжайте.

Сэр Хьюго выглядел слегка успокоившимся, словно прежде он ожидал истерики. Он должен был знать лучше. Я былa ученым, в конце концов. В раннем возрасте я узнала, что факты это единственное, на что можно по-настоящему положиться в этом мире.

Стокер ничего не сказал. Он просто сидел и ждал, пока сэр Хьюго заговорит.

— В начале этого египтологического сезона Джон де Морган был нанят в качестве фотографа для экспедиции сэра Лестера Тивертона. Он отправился в Египет с Тивертонами в ноябре, и ему было разрешено взять с собой жену, так как леди Тивертон и мисс Ифигения Тивертон должны были присоединиться к экспедиции после Рождества. Как вы, несомненно, читали в газетах, — сказал он, скривив губы, — было сделано открытие. Тивертоны обнаружили частичное захоронение принцессы. Две недели назад де Морган внезапно покинул Египет в сопровождении миссис де Морган. Они не сказали ни слова Тивертонам и оставили экспедицию, взяв лишь по одной ковровой сумке.

— Любопытно, — пробормотала я.

— В то же время бесценная диадема, принадлежавшая мертвой принцессе, пропала без вести. Это самая важная вещь в коллекции, и, к сожалению, предполагается, что де Морган украл ее.

— Предполагается кем?

— Тивертонами. Они не хотели бы указывать пальцем, но поскольку коллекция должна быть внесена в каталог для египетских властей, они должны были сообщить о краже. — Он прочистил горло, продолжая рассказ. — Де Морган и его жена добрались на пароходе до Марселя, где сели в поезд до Парижа, а затем до Кале. Оттуда они взяли пароход по каналу, прибыв в Дувр около полуночи. Они отправились в небольшую частную гостиницу в Дувре, где снимали отдельные комнаты, так как де Морган страдал от плохого здоровья и не хотел беспокоить свою жену.

Я поджала губы, но ничего не сказала. Какая женщина предпочтет отдельную комнату для своего собственного комфорта, когда ее муж болен и нуждается в уходе?

Сэр Хьюго продолжал свой рассказ. — Они спали врозь. Утром де Морган исчез без следа. По настоянию его жены местная полиция провела расследование, но не нашли никаких следов его пребывания в Дувре или в Лондоне. Объявления были размещены в газетах по всей стране. Пассажирские списки, билетные кассы, железнодорожные грузчики — никаких результов… Джон де Морган просто исчез.

Я презрительно изогнула губы. — Я удивлена, сэр Хьюго, что вы сделали такую гору из маленькой кучки грязи. Очевидно, парень хотел избавиться от своей жены. Он благополучно доставил ее на английскую земле, что было вполне по-джентльменски, но при первой же возможности скрылся с украденной диадемой, чтобы начать жизнь заново где-то еще. Без сомнения, он заложил корону, чтобы финансировать свой побег из Англии. Вы, лучше, чем кто-либо еще, должны знать, что вполне возможно сбежать от полиции при наличии удачи и предприимчивости. Это кажется совершенно простым.

Сэр Хьюго ничего не сказал.

— Это еще не все, — проницательно предположил Стокер.

Сэр Хьюго кивнул, кисточка его ночной шапки качнулась, как маятник. — Да. Видите ли, Джон де Морган был не единственным исчезновением. Когда его жена пришла разбудить его на следующее утро, весь его номер в отеле тоже исчез.

Влажный мизинец ужаса подкрался к моему позвоночнику. — Что вы имеете в виду, его номер в отеле исчез?

— Г-жа де Морган настаивает на том, что, когда они регистрировались, в комнате де Моргана были синие обои с розами и мебель из орехового дерева. Миссис де Морган уложила мужа в постель и некоторое время сидела с ним, пока он засыпал. Она развлекалась, считая бутоны роз на обоях. На следующее утро, когда она пошла посмотреть, как он провел ночь, комната была пуста. И обои..

— Были другие, — закончила я.

— Незабудки, — сообщил нам сэр Хьюго. — Скорее мрачная шутка в данных обстоятельствах. Ковер был изменен на зеленый, а кровать заменена железной. Твердый стул, на котором она сидела прошлой ночью, теперь был роскошным креслом с сиденьем из полосатого желтого бархата.

— Это звучит ужасно, — заметила я.

— И ничeм не напоминает комнату, которую занял Джон де Морган.

— Что за владелец отеля? — потребовала я. — Конечно, у него должно быть какое-то объяснение.

Сэр Хьюго пожал плечами. — Владелица, на самом деле. По словам миссис де Морган, она зарегистрировала их по прибытии накануне вечером, но на допросе в полиции Дувра сказала, что миссис де Морган прибыла одна.

— Книга записей отеля, — быстро сказал Стокер. — Джон подписался бы в книге записей отеля при регистрации.

Сэр Хьюго покачал головой. — Г-жа де Морган подписалась за них обоих, так как ее муж чувствовал себя плохо по прибытии. Единственная запись в книге сделана ее почерком.

— Если нет никаких доказательств того, что Джон де Морган когда-либо ступил на землю этой страны, как вы можете подозревать, что Стокер имеет какое-либо отношение к его исчезновению? — спросила я.

Выражение лица сэра Хьюго стало болезненным. — На самом деле я не подозреваю Стокера. Но без четких ответов относительно исчезновения де Моргана, естественно, возникла необходимость рассмотреть возможность нечестной игры. И как только начали обсуждать идею убийства, следующим шагом было определить, есть ли у Джона де Моргана смертельные враги. Как оказалось, у него есть только один.

Он поднял глаза на Стокера, который не дрогнул от пристального внимания. — Да, — спокойно сказал он. — Я ненавидел его. Но если бы я хотел убить его, я бы сделал это открыто и позволил бы вам надеть петлю на мою шею собственными руками.

Я уставилась на него. За те месяцы, что мы знали друг друга, я стала понимать его лучше, чем большинство. Некоторые истории он сам рассказал мне, о других я догадалась. Но в нем были тайны, темные и колючие секреты, которые ускользали от дневного света.

— Кто тебе Джон де Морган? — тихо спросила я.

Он ничего не сказал. Он просто сидел, так неподвижно, так тихо, что я почти могла представить, что его там нет. Это был сэр Хьюго, который заговорил.

— Джон де Морган был партнером в экспедиции Темплтон-Вейна в Амазонию в 1882 году.

Я почувствовала электрический толчок, проходящий через мое тело. — Он был твоим другом, — сказала я, выдавливая слова сквозь губы, внезапно холодные и жесткие. — Он оставил тебя там, когда ты умирал.

Улыбка Стокера была тонкой и безрадостной. — Он сделал больше, чем это. Он женился на моей жене.

Глава 3

Волна смеха, изящно уравновешенная на острие ножа неверия, поднялась во мне. Я задушила ee, когда сэр Хьюго торжественно кивнул в знак согласия. — Г-жа Джон де Морган до брака была Кэролайн Темплтон-Вейн.

Мои мысли крутились и падали. Похоже, появился еще один осколок прошлого Стокера, чтобы добавить к стройной коллекции, которую я хранила. Я знала, что он провел неудачную экспедицию в джунгли Амазонки, которая стоила ему его брака и его чести, а также его карьеры восходящей звезды на небосводе естественной истории. Я никогда не изучала детали, он редко упоминал этот период своей жизни и никогда без явной боли.

То, что Кэролайн Темплтон-Вейн оставила его в Бразилии и возвратилась в Англию, чтобы подать на развод по причине жестокости, было общеизвестным фактом. Журналисты учуяли запах крови в воде и собирались стаями как безумные, разорвав в клочья репутацию Стокера. Если бы он вернулся сразу, он мог бы смягчить ущерб, выстроить какую-то защиту, чтобы хоть немного изменить ситуацию. Но вместо этого он задержался в Бразилии, исцеляясь от ран, полученных в результате нападения ягуара, не удосужившись вернуться домой в течение трех долгих лет.

К тому времени ущерб не подлежал восстановлению. Он погрузился в безвестность и нищету, и только усилия нашего общего и оплакиваемого друга, барона фон Штауффенбаха, удерживали его от полной деградации. Барон посылал ему заказы на таксидермию и предоставил рабочее место, a после его смерти я взяла на себя ответственность за поддержку Стокера.

В нем была искра гениальности, но искры — вещи хрупкие, и они нуждаются в тщательном внимании. Я видела прогресс в последние месяцы, восстановление духа и уверенности, сломленных до осколков его печальным опытом. Волна неприязни к Кэролайн де Морган угрожала задушить меня. Я заставляла Стокера усердно работать, уговаривая и запугивая его до самого лучшего состояния, которое он знал с тех пор, как она уничтожила его. И теперь ее имя было произнесено еще раз, как ужасное заклинание, вызывающее призрак, который никогда не был полностью уложен в могилу.

— Я считаю, что мне нужно подкрепиться, — коротко сказала я. Я встала и подошла к прикроватному столику, где я без разрешения взяла стакан, щедро плеснув в него aguardiente из фляжки, которую всегда носилa с собой. Я выпила его одним быстрым движением, закрыла фляжку и тщательно вытерла рот. Когда я опустошила стакан и снова заняла свое место, я посмотрела на сэра Хьюго.

— Вы можете доказать мотив. Вы не можете доказать убийство. У вас нет тела.

— Сколько раз я должен говорить, что не хочу доказывать убийство? — спросил он с некоторым раздражением, подняв руки к небу. — Я не верю, что он был убит.

— Как вы думаете, что произошло? — спросил Стокер голосом, непохожим на его обычный голос.

Сэр Хьюго провел рукой по горячему лбу. — Я склонен согласиться с мисс Спидвeлл. Я думаю, что парень видел, как можно разбогатеть и избавиться от жены одновременно. По этим причинам он взял драгоценность и ускользнул. Гадкий поступок, но, видимо, у парня были проблемы с деньгами и бурный брак.

Я немного оживилась, услышав последний фрагмент информации. — Действительно?

— Участники экспедиции указали, что брак де Морганoв не всегда был сердечным. Они часто ссорились друг с другом, и деньги были постоянным источником трений.

— Возможно, — тихо сказал Стокер. — Джон никогда не мог удержать два шиллинга в своем кармане. Его жене это не понравилось бы.

Упоминание о женщине вызвало что-то зеленое и скользкое в моем животе. — Что миссис де Морган могла сказать о состоянии своего брака? — спросила я.

— Г-жа де Морган не отвечает на вопросы. Она разговаривала с полицией Дувра, но с тех пор отклонила любые попытки связаться с ней. Парни там были не так тактичны, как следовало бы, и все это было слишком тяжело для нее. Ее отец явился и взял на себя ответственность вместо нее, он дал понять, что мы не должны беспокоить ее снова. Наши руки связаны.

— Г-жа де Морган не может справиться с трудными реалиями, — сказал Стокер. — Если бы Джон оставил ее, это полностью разрушило ее.

— Возможно, она убила его, — предложилa я приятным голосом.

Сэр Хьюго высморкался в носовой платок. — Навряд ли. Мне сказали, что она среднего роста, стройная и с тонкими костями. Она могла бы убить мужа, возможно, но никак не смогла бы избавиться от тела.

Стокер встал и подошел к окну, глядя на улицу, пока сэр Хьюго и я продолжали говорить.

— Почему задействован Oтдел? Это, похоже, дело полиции Дувра. Разве это не должно начаться и закончиться с ними?

— Изначально мы не были частью этого расследования. Исчезновение одного незначительного человека недостаточно для того, чтобы вовлечь нас, — сказал сэр Хьюго, несколько высокомерно. — Но так как он был связан с экспедицией сэра Лестера Тивертона, и, поскольку де Морган, возможно, скрылся с бесценнымартефактом исторического значения, мы были в курсе.

— Не нашей истории, — исправила его я.

Сэр Хьюго пригладил усы.

— Экспедиция финансировалась и проводилась англичанами. Если бы это было оставлено египтянам, артефакты все еще хранились бы в земле.

Видя, что я собралась спорить, он поднял дрожащую руку. — Но это не относится к делу. Имя сэра Лестера является выдающимся, и мы были обязаны принять дело к сведению. Должен, пожалуй, отметить, что есть еще одна особа, которая с энтузиазмом относится ко всем египтологическим вещам и поощряет наше участие, — сказал он, заметно вздрогнув.

— Мой отец, — предположила я.

Сэр Хьюго не хотел признавать отношения так открыто, но коротко кивнул. — Его Королевское Высочество проплыл по Нилу весной шестьдесят второго года. — Он сделал паузу, зная, что я пойму значение даты.

— Когда весной?

— Март. За два месяца до вашего рождения и около трех месяцев после смерти его отца. Принц Альберт планировал поездку, как своего рода королевское путешествие, и, несмотря на ее горе, Ее Величество считалa, что иx сын должен выполнять свои обязанности, как планировалось. Это был вояж без официальных развлечений. Его Королевское Высочество проводил большую часть своего времени, куря сигары, читая сенсационные романы и делая себе татуировку, — закончил он, его губы сжались в неодобрении.

— Похоже, вы знаете об этом довольно много, — я пыталась говорить с непринужденностью, которой не чувствовала. Это все происходило за два месяца до моего рождения. Моя мать ожидала ребенка и будущего с моим отцом — ожидание, которое умерло вместе с ней c моего первого дня рождения.

— Я сопровождал Его Королевское Высочество, — объяснил сэр Хьюго. — Ocoбогo Отделa еще не существовало, конечно, но для принца было целесообразно иметь компаньонов трезвого и сдержанного характера, которые могли бы побудить его проявить интерес к людям и политике региона, а также его истории.

— И проявил ли он такой интерес?

Его лицо вытянулось. — С сожалением констатирую, что Его Королевское Высочество больше интересовался охотой на крокодилов, чем изучением тонкостей внешней политики. Но он сделал все возможное, чтобы игнорировать указания своей матери относительно приглашений, по крайней мере, однажды. Он встретился с местной властью, Саид-пашой, и установил довольно замечательную связь с этим человеком. Мало кто так обаятелен, как принц Уэльский, когда он прилагает к этому усилия, — закончил он.

— Каким он был в поездке? — спросила я тихим голосом.

— Есть фотографии, — сказал Стокер, не отворачиваясь от окна. — Парень по имени Фрэнсис Бедфорд сделал снимки и опубликовал их в двух изданиях.

Сэр Хьюго ничего не сказал, но я понимала, что он, должно быть, знал о фотографиях. Я видела своего отца однажды, мимоходом и на расстоянии. Этого было недостаточно. Принц, которого я видела, был среднего возраста и дородeн, изящный костюм, не мог полностью скрыть его тучность. Но он не всегда был таким. Должно быть, он когда-то был красив, чтобы вскружить голову моей матери. Она была редчайшей красавицей своего времени.

— Ты видел эти снимки? — спросила я Стокера.

Тем не менее он не обернулся. — Кратко. Один из джентльменов в туре, Артур Стэнли, привез с собой слугу по имени Уотерс, у которого был талант набивать птиц. Я могу смонтировать все, что угодно, благодаря ему. Он показал мне эти издания один раз. Найти другие копии должно быть пустяком.

Сэр Хьюго слегка кашлянул. — Полагаю, я мог бы поохотиться в своих каналах, — сказал он не без любезности.

— Спасибо. Я предполагаю, что его путешествия по этой стране вызвали интерес к египтологии?

Он кивнул. — Он стал пристальным обозревателем с той поездки, хотя именно записи леди Тивертон действительно разожгли его интерес. Он нашел ее достаточно осведомленной в этом вопросе.

— Зная его репутацию, рискну предположить, что леди Тивертон привлекательная женщина, — cказала я ехидно. Каждый факт, который я почерпнулa о своем отце, всегда возвращался к сексу.

— Чрезвычайно привлекательная, — признался сэр Хьюго. — Она была основательницей экспедиций Тивертона, финансируя их своим личным состоянием и поощряя мужа проводить раскопки в ранее не исследованных районах Долины Царей.

— Должно быть, она очень рада, что обнаружила королевское захоронение, — размышляла я.

— Она была бы, — согласился сэр Хьюго. — Если бы она была жива. К сожалению, первая леди Тивертон умерла несколько лет назад. Она была инвалидом со слабым здоровьем и сделала Египет своим домом. Туберкулез, — сказал он с содроганием. — Ее вдовец, сэр Лестер, нашел гробницу, будучи на раскопках вместе со своей второй женой, нынешней леди Тивертон.

— Это вряд ли справедливо, — запротестовала я. — Бедная женщина тратит свои деньги и слабое здоровье, преследуя мечту, и как только она умирает, ее муж и его новая жена видят, как эта мечта осуществилась.

— Судьба жестоко обошлась с ней, — неразборчиво сказал сэр Хьюго, заканчивая тяжелым чиханием.

— Стокер, сэр Хьюго снова становится непонятным. У тебя нет лекарства? — Стокер не ответил, и после нескольких минут работы с платком сэру Хьюго удалось восстановить разговор.

— Как вы говорите, мисс Спидвeлл, печальная ирония заключается в том, что леди Тивертон не дожила до той поры, когда ее честолюбиые мечты сбылись. Можно только надеяться, что ее дух утешен. Она сделала все возможное в течение своего короткого времени на земле, чтобы вызвать интерес к Египту и его истории. Она написала ряд научных статей и опубликовала несколько томов своих эссе. Именно благодаря этим книгам принц хорошо осведомлен о событиях в области египтологии. Он также прочитал доклады сэра Лестера, и, естественно, он стал еще больше интересоваться исчезновением Джона де Моргана, когда он понял предисторию этого человека с тем, кто является вашим близким другом. Возникает вопрос вашей безопасности. — Он бросил многозначительный взгляд на широкую спину Стокера. Смысл был слишком ясен.

— Вы не можете говорить это всерьез, — сказала я ему, наливаясь ядовитыми чувствами. — Мой отец не беспокоится, что я нахожусь в партнерстве с потенциальным убийцей. Он обеспокоен тем, что, если Стокер снова станет печально известным, репортеры будут слишком глубоко вникать в его связи, в частности, в его связь со мной. И что потом? Они расследуют мое прошлое? Они раскроют правду о том, кто я на самом деле? Принц Уэльский не заботится о моей безопасности. Он обеспокоен тем, что какой-нибудь несчастливый случай приведет к тому, что все его грязные секреты разойдутся в газетах.

— Его Королевское Высочество не выражал таких чувств, — ответил он с необычной строгостью. — Его Королевское Высочество даже не знает, на что способен Стокер.

Я уставилась на него холодным взглядом. — На что именно способен Стокер? — спросилa я.

Сэр Хьюго имел совесть выглядеть неловко. — Должны ли вы сказать ей или я?

Стокер не отвернулся от окна. — Это было давно.

— Год, — поправил сэр Хьюго. — Не очень давно

— Я yже не тот самый человек. — Протест Стокера был нерешительным.

— Что ты сделал? — я осторожно задала вопрос, как будто мягкий тон жалил меньше.

Стокер слегка повернулся, его лицо было видно мне в профиль. — Наши пути пересеклись в прошлом году, мой и Джона. Я yвидел его на улице. Полагаю, если бы я ожидал этого, я мог бы вести себя лучше, но я понятия не имел, что он был в Лондоне. Просто поднял голову и увидел, что он идет на меня. Я не думал. Я не расчитывал. Я действовал.

— Что ты сделал? — повторилa я.

Долгое время он ничего не говорил, и сэр Хьюго вмешался. — Он избил Джона де Моргана до полусмерти.

Я улыбнулась. — Хорошо.

— Какая вы дикая молодая женщина! — возразил сэр Хьюго. Но в его голосе не было осуждения, и по выражению его лица было видно, что он не полностью осуждает ни действия Стокера, ни мои чувства.

— Я видела Стокера в драке, — сказала я сэру Хьюго. — Дикарь это преуменьшение. Де Моргану повезло, что он сбежал живым, и Стокер говорит правду. Если бы он хотел убить его, он бы это сделал. — Я снова повернулась к Стокеру. — Из любопытства, почему нет? Я имею в виду, я бы, по крайней мере, испытывала искушение.

— Я тоже. Но после того, как я сбил его с ног, он отказался подняться. Я не убью человека, стоящего на коленях.

— Вот, — сказала я с некоторым удовлетворением сэру Хьюго. — Видите? У Стокера есть стандарты. Он не одолеет человека на коленях, и я могу пообещать вам, что он также не убьет человека при нелепых готических обстоятельствах, которые вы описали. Кто бы ни был ответственен за исчезновение Джона де Моргана, явно слишком много читал миссис Рэдклифф.

Сэр Хьюго согласился. — Это действительно несет признаки мерзкого воображения. Но факт в том, что человек пропал без вести, как бы странны ни были обстоятельства.

— И вы думаете, что с тех пор, как Стокер публично избил этого парня в прошлом году, его имя станет нарицательным, как потенциального злодея в пьесе?

— Это только вопрос времени, — сказал сэр Хьюго. — Де Морган был, по-видимому, очень располагающим парнем. Нет известных врагов, кроме Стокера. Несколько небольших непогашенных долгов чести, счета одного или двух торговцев, но ничего такого, из-за чего стоит убивать человека. В жизни де Моргана нет никого, кто бы испытывал к нему такие недобрые чувства как Стокер.

Тогда почему его имя не всплывало раньше? Почему его не допрашивали и не арестовывали?

Потому что никто в Скотланд-Ярде не знает того, что я знаю, — ответил сэр Хьюго с явным удовлетворением. — Столкновение в прошлом году не было общеизвестным, но факты можно найти в довольно необычной папке в моей коллекции в Особом Отделе.

Я уставилась на него. — Вы провели о нем расследование. Из-за меня!

У него даже не хватило совести смутиться. — Естественно. Если человек собирается проводить столько же времени, сколько Стокер, с членом королевской семьи в такой интимной ситуации, которой вы оба наслаждаетесь…

— Я не член королевской семьи, и это грубейшее нарушение его частной жизни …, - когда я только начала разогреваться, Стокер отвернулся от окна.

— Газеты, — ровно сказал он. — Сколько у нас есть времени, прежде чем они обнаружат связь де Моргана со мной и снова разгребут всю эту историю?

Выражение лица сэра Хьюго было извиняющимся. — Несколько дней, если нам повезет. Досье находится в моей личной коллекции, но у меня есть работники, которые собирали информацию, и мы должны быть готовы к тому, что они распустят языки. Вот почему я пригласил вас сюда. Я хотел сообщить вам, что скандал вот-вот разразится. В Англии нет газеты, которая не напечатала бы вашу историю с де Морганом в самых мрачных подробностях. Они будут выкручивать каждый факт, искажать правду ради хорошей истории. Что бы они ни сделали с вашим именем в прошлый раз, сейчас будет утроено. Вы должны немедленно скрыться. Я знаю, что у лорда Роузморрана есть охотничьий домик в Шотландии, который он с радостью предоставит в ваше распоряжение …

— Нет. — Стокер и я проговорили в унисон.

Сэр Хьюго моргнул своими опухшими, текущими глазами. — Что вы имеете в виду, нет?

Стокер схватился за спинку стула, костяшки его рук побелели. — Я имею в виду, что я не был здесь в последний раз. Я не боролся. Я не пытался сохранить свое доброе имя. Оно было потеряно для меня навсегда, но я собрал обрывки приличия и достоинства, и я больше не позволю отобрать их у меня.

Сэр Хьюго двинулся, но Стокер взмахнул рукой, останавливая его. — Я не буду бежать. Я не буду прятаться. Я не убийца, и мне все равно, кто и что скажет обо мне. Я сохраню свое имя.

С этими словами он повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Через некоторое время мы услышали стук входной двери, когда он выходил из дома. Я щелкнулa языком, выражая недовольство сэром Хьюго.

— Действительно, сэр Хьюго, это было плохо проделано. Вы должны были знать лучше. Если вы хотели, чтобы он уеxaл, вы должны были приказать ему остаться.

Сэр Хьюго наклонил голову. — Однажды он сказал почти то же самое о вac. Что такоec вашей парой, что вы, должны все делать наперекор?

— Что такого с остальным миром, что он не может принять нас такими, какие мы есть? — спросила я.

Я поднялась, и сэр Хьюго схватил меня за руку. — Вы будете осторожны, мисс Спидвeлл?

— С ним? В этом нет необходимости, — пообещала я ему. — Он изменчив как море, но тверд как земля.

— Что вы будете делать? — почти жалобно спросил он.

Я пожала плечами. — То, что мы должны, сэр Хьюго. Мы найдем Джона де Моргана.

•••

Стокер ждал меня, когда я вышлa из дома, выражение его лица было задумчивым. — Я не должен был оставлять тебя. Это было грубо.

— Это наименьшее из твоих оскорблений, — сказала я, не останавливаясь. — Каким невозможным придурком ты стал? Ты действительно собираешься найти Джона де Моргана?

— Конечно, — сказал он, идя рядом со мной. — А ты не собираешься?

— Это логичный курс действий, и я сказала сэру Хьюго, что мы будем его преследовать, но ты должeн признать, что это безумие.

— Как так?

— Как так? Как так? Ты не можешь быть таким тупым. Во-первых, у нас есть работа. Лорд Роузморран поручил нам каталогизировать его коллекцию, а не гоняться за возможными убийцами. Во-вторых, мы не знаем, возможно ли вообще найти Джона де Моргана. Я бы направила тебя к бритве Оккама — самое простое объяснение является наиболее вероятным. У мужчины есть жена, с которой он не всегда ладит, и состояние в драгоценных камнях. Любой дурак может провести черту между этими двумя точками. Он сбежал, — произнесла я, пересекая улицу вслед за конным экипажем.

— Кроме того, — сказала я, ускоряя шаг, — тут дело в огласке. Ты слышал сэрa Хьюго. Как только газеты запустят зубы в эту историю, они не отцепятся от нее. Они разорвут тебя на куски, и мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их. И, — добавила я с некоторой злобой, — королевская семья будет недовольна, если они узнают о нас.

Стокер не отставал, с легкостью делая длинные шаги. — Чтобы ответить на твои возражения, — сказал он с безумным спокойствием, — мы были вовлечены в авантюры, достойные газетных публикаций, и еще никогда не видели наших имен в печати. Этот вопрос не имеет прямого отношения к королевской семье, поэтому им не должно быть никакого дела до того, что мы делаем. Во всяком случае, они должны быть благодарны, если наши усилия помогут найти Джона де Моргана и раскрыть тайну. Что касается работы в Бельведере, у нас есть каталогизация на сто лет. Несколько дней вряд ли будут иметь значение, и я не заметил, чтобы ты выдвинула возражение, когда мы бросились расследовать дело Майлза Рамсфорта по твоей инициативе.

Я остановилась так внезапно, что Стокер сделал несколько шагов, прежде чем понял, что я не иду за ним. Он повернулся, и я посмотрела на него долгим, ровным взглядом. — Они будут охотиться за тобой, ты знаешь. Они будут охотиться на тебя, как стая диких собак. И они сломают тебя.

Что-то холодное коснулось его улыбки. — Пусть попробуют.

Глава 4

Стокер пребывал в необъяснимо плохом настроении до конца дня. Вместо того, чтобы позаботиться о своем веселом маленьком утконосе, он вместо этого разорвал шкуру белого носорога, пораженного мучнистой росой, врезаясь в него с диким удовлетворением.

Я привелa в порядок gonerilla — новозеландский Красный Адмирал, коричневато-черную бабочку с шикарными красными косыми полосами — вывела собак на прогулку и написалa статью для SurreyandHomeCountiesAurelianSocietySemi-QuarterlyFolio на тему Satyriumw-album, Хвостатка W-белое, непритязательная и удивительно неуловимая маленькая бабочка с любовью к вязам.

Наконец, когда замаячило чаепитие, мы с собаками уселись наверху. Бульдог Стокера, Томас Генри Хаксли, быстро завел дружбу с огромной кавказской овчаркой его светлости, Бетони. Ну, возможно, не столько дружбy, сколько жаркий роман, который уже привел к одному помету крайне неудачно выглядящих щенков. Они были неразлучной, хотя и комичной парой, и я погладила их обоих, раздав лошадиные голени, чтобы они грызли их. (Должна заметить, что кости были получены от любезного человека, который послал их нам, полагая, что это кости ног крошечных динозавров).

Когда собаки с радостью уселись, Стокер бросил инструменты и стряхнул с себя опилки.

— Попробуй пирог, — предложила я, передавая тарелку. — Эта партия на самом деле съедобна. Повариха превзошла самa себя. — Одним из преимуществ жизни и работы в Бишоп-Фолли было то, что наши блюда обеспечивались поварихой графа. В то время как ее жаркое было непревзойденным, а пудинги были самой большой радостью Стокера в жизни, каменные пирожные неизбежно соответствовали их имени, благодаря ее привычке принять послеполуденный напиток из сливочного хереса, а затем вздремнуть. Обычно служанка, оставшаяся ответственной за выпечку, висела над кустарником, наблюдая, как сын садовника управляется с мотыгой, в результате чего пироги неизменно страдали.

Но ничто не могло удержать Стокера от торта, и он энергично приложился, пока я наливала чай.

— Я знаю, что ты не хочешь это обсуждать, — начала я.

— Тогда почему ты затрагиваешь предмет? — возразил он с ртом, полным крошек.

— Потому что мы должны разработать стратегию. Ни один хороший генерал не пойдет в бой без плана, — решительно сказала я. — Цезарь не сделал бы этого.

— Цезарь был убит его друзьями, — напомнил он мне.

— Потому что он никогда в жизни не слушал женщину, — возразилa я.

— Touché. — Он положил себе еще один кусок пирога, намазав его джемом и сливками.

— У тебя застольные манеры вестготов.

— Я голоден, — возразил он. — Ты пoпробуй вытащить внутренности носорога натощак. Он был полон мусора. Я нашел там скелеты мертвых котят и газеты, изданные в связи с принятием законов о кукурузе. И змеиную кожу.

— Я знаю, — сказала я ему с нежным взглядом. — В твоих волосах остались кусочки.

Он смахнул большинство из них, затем пожал плечами и вернулся к своему пирогу, пока я перебирала ход cвоих мыслей. — Теперь, чтобы действовать логически, мы должны начать с самого начала. C Египтa.

— Да, — сказал он, скривив губы. — Все началось в Египте, не так ли? Но не тот Египет, как ты думаешь.

Я моргнула. — Не экспедиция Тивертона?

— Нет. Египет 1882 года. Когда мы с Джоном были в Египте вместе, когда мы впервые встретились с ней. — Он откинулся на спинку стула, оставшаяся часть его торта осталась нетронутой на тарелке. Из чашки с чаем в его в руках поднялись усики пара, извивающиеся в воздухе извилистыми лентaми. — Мы с Джоном были назначены в HMSLuna. Вот как мы встретились.

— Какова была его должность?

— Мастер по оружию — должность, к которой он явно не подходил. Джон был не самым дисциплинированным из людей. Он столкнулся с капитаном в нашем первом путешествии, и мне было поручено сшить его потом. Мы стали друзьями — лучшими друзьями.

Его голос затих, когда он смотрел в глубины своей чашки.

— Какова была его ситуация? Кем были его родители?

Стокер пожал плечами. — Его отец был викарием, младшим сыном младшего сына. Дядя Джона унаследовал семейный дом и баронетство, которое шло к нему впридачу. У Джона не было никаких перспектив, кроме флотa. Он уже попробовал церковь и изучал закон. Военно-морской флот был последней попыткой его отца как-то устроить его.

— Он был проблемным?

— Не больше, чем я, — сказал он. — Морская жизнь нас устраивала. Были месяцы мучительной скуки. Боже, ты не можешь представить скуку жизни в море. — Должно быть, он вспомнил мои собственные путешествия, потому что он слегка улыбнулся. — Или можешь. Но тaм ты действительно узнаешь другого человека. Мне понравился Джон. Он был мнeкак брат.

— У тебя есть три брата, — напомнилa я ему.

— И они мне как знакомые. Тиберий и Руперт были в школе, прежде чем я обратил на них внимание, а Мерривезер едва вышeл из детской, когда я ушeлиз дома. Джон был моим первым реальным опытом товарищества. Я доверял ему.

Он замолчал и быстро проглотил чай.

— А потом был Египет, — подсказала я.

— Бомбардировка Александрии. Июль 1882 года. — Он склонил голову. — Где ты была тогда?

Я считала задом наперед, вспоминая даты. — Посмотрим. Мне только что исполнилось двадцать. Ах, это было мое путешествие по Южному морю и Индийскому океану. В июле 1882 года я плавала на плоту посреди Кораллового моря с китайским джентльменом. Мы потерпели крушение в Новых Гебридских островax.

— Один из твоих любовников?

— Конечно, нет. Он был в четыре раза старше меня, хотя не это было причиной моей сдержанности. Как оказалось, он был религиозным и принял строгий обет целомудрия. Он был также болеечем информативным в области оборонительных искусств. Мы провели время, практикуя захваты и пытаясь пронзить копьем акул.

— Мне следовало бы знать. — Он еще раз глотнул чаю и покачал головой. — Чего-то в нем не хватает.

Я налила aguardiente в его чашку, и он помешал ее пальцем. — Лучше, — произнес он попробовав. — На чем я остановился?

— Сбрасывание бомб на мирных жителей Александрии.

— Иначе говоря, причина, по которой я покинул флот. Мне удалось добиться, чтобы меня упомянули в депешах, и это меня убедило — я не могу убивать, чтобы зарабатывать на жизнь. Иронично, не правда ли?

— Ты был помощником хирурга. Ты должен был спасать людей.

— Былo немало и этого. Но у меня нет вкуса к военному бизнессу. Я покинул флот, как и Джон.

— Но это была его карьера, — отметила я. — Какой у него был план?

Его рот снова скривился. — Джон де Морган и планы не упомянаются вместе. Он хотел пойти туда, куда я пошел. Он думал, что нас ждет приключение, и мы справимся как-нибудь. Мы потратили последнюю часть нашего вознаграждения в Каире, живя как лорды, пока деньги не кончились.

— И именно здесь ты встретил… ее.

— На танцах в консульстве. Это было как раз перед тем, как мы подали в отставку, поэтому мы оба были в форме и выглядели ослепительно в наших синих мундирах. Все парни из морского флота были популярны в Каире, по крайней мере на данный момент. Нас приглашали повсюду — танцы, корты для поло, плавание по Нилу. Генеральный консул устроил грандиозную вечеринку, и приехала семья по имени Маршвуд. Муж был прикреплен к консульству в какой-то незначительной должности. Жена была одной из тех властных англичанок, которые живут сплетнями и жалобами, в то время как сыновья проигрывают в азартные игры. Но дочь… Она не была похожа на остальных. Той ночью играли любительский спектакль, чтобы развлечь нас. Она была одета как воплощение Справедливости, золотые волосы и длинное белое платье, настолько неземное, что я не мог себе представить, что могу прикоснуться к краю ее платья. Не знаю, откуда у меня взялась смелость подойти к ней, только помню, что это было страшнее, чем бомбардировка. Я даже не пoпросил, чтобы меня представили должным образом. Просто подошел и пригласил ее танцевать, и когда она вложиласвою руку в мою, моя рукa дрожала. Я считал себя самым счастливым человеком на свете.

Я крошила кусочек торта пальцами. — Должно быть, она была красивой.

— Как ангел, — медленно сказал он. — И я никогда не был религиозным. Но если бы ты спросила меня в тот момент, существует ли серафимы, я бы указал тебе на нее, и ты бы поверила.

Мой чай стал холодным и грязным, и я отложила чашку в сторону, стараясь не загреметь ею в блюдце. — И ты женился на ней?

— Я женился на ней. — Он снова замолчал, и это молчание обозначило все время, проведенное вместе, потому что, когда он снова заговорил, он ничего не сказал о самом браке. — После развода она вышла замуж за Джона. Я слышал странные новости тут и там. Он пытался присоединиться к многочисленным экспедициям, но его репутация была весьма подпорчена скандалом брака с разведенной женщиной. Опозорить мое имя не особо помогло, — добавил он с мрачной улыбкой.

— Как ты думаешь, он бросил ее?

Он пожал плечами. — Вполне возможно. Джон оставлял все остальное в своей жизни, когда ему было скучно или оно теряло свое очарование для него. Он не устойчивый человек.

— И ты думаешь, он способен украсть диадему?

Он бросил на меня любопытный взгляд. — Я иногда думал, что Джон де Морган украл бы митру с головы Папы, если бы подумал, что может использовать ee. Он был озорным мальчиком. Я не могу сказать тебе, каким мужчиной он стал.

— Интересно, что ты дружил с ним, — сказала я легко.

— Тогда у тебя более доброе мнение обо мне, чем я заслуживаю. — Он выпил чай и снова указал на флягу.

— Пусто, — соврала я.

— Вероника.

Я вздохнула и передалa флягу. На этот раз он не стал пить чай, просто откинул голову назад и вылил значительное количество спиртного прямо в рот. Он содрогнулся от удовлетворения.

Пока он пил, мои мысли возвратились на несколько месяцев назад к ночи, которую я не совсем забыла. Я сохранила только обрывки воспоминаний в памяти. Остальные были потеряны из-за опиума и кокаина, опрометчивого набора наркотических веществ во время нашего предыдущего расследования. Но я помнила ощущение его губ на моих губах, широкие движения мышц спины под моими ладонями. И я помнила имя, которое он прошептал мне в рот, прежде чем я оттолкнула его. Кэролайн.

Я слабо улыбнулась ему. — Мне ее жаль. Она должна быть в ужасном состоянии, не зная, что случилось с ее мужем. Возможно, нам стоит навестить ее. —

Он не вздрогнул, но что-то заставило его руку согнуться и рот на мгновение сомкнуться. — Думаю, нет.

— Как пожелаешь, — сказала я шутливо. Он бросил на меня острый взгляд, но я уклонилась от его взгляда, вылила свой холодный чай в блюдо для выпечки и налила свежую чашку.

— Но ты совершенно прав, мы должны выяснить, что случилось с Джоном де Морганом, — сказала я. — Я вижу это сейчас. И если ты собираешьсяь расследовать, я хочу тебе помочь. В конце концов, мы уже выследили двух убийц по моей инициативе. Можно даже сказать, что я должна тебе, — заключила я, широко улыбаясь.

Он ничего не сказал, но его брови сошлись, и между ними появилась морщина.

— Однако, — я разгладила мои юбки на коленях, — если мы не собираемся навестить миссис де Морган, нам следует собрать все факты, сколько мы cможем. И я могу думать об одном человеке прямо под носом, который обязан знать все об экспедиции сэра Лестера Тивертона.

Стокер поднялся из коричневого креслa, в которое до этого погрузился. — О! Кто бы это мог быть?

— Леди Веллингтония, конечно, — сказала я. Тетя нашего покровителя, лорда Роузморрана, леди Веллингтония была грозной женщиной с пальцами побывавших в большем количестве пирогов, чем y сынa пекаря. Она знала всех и, что более важно, она была в курсе последних сплетен. Если в экспедиции Тивертона было что-то интересное, леди Велли бы это знала. Она копила информацию как алмазы, и не возражала делиться ею — в пределах разумного.

Стокер посмотрел с сомнением. — Мы почти не разговаривали с ней со времен Рамсфорта.

— Это потому, что она отсутствовала, — сказала я. Леди Велли покинула Бишоп-Фолли вскоре после завершения дела Рамсфорта и вернулась только в конце января. В какой-то момент она отдыхала в своем охотничьем домике в Шотландии, но в остальное время ее местонахождение было загадкой. Леди Велли любила знать все обо всех, но любопытство к ее делам не поощрялось.

— Нет, — поправил он. — Это потому, что ты не хотела, чтобы она снова вмешивалась.

В этом он не ошибся. Леди Велли зарекомендовала себя, как союзница великих и влиятельных людей, особенно с сэром Хьюго Монтгомери, ее крестником и партнером в защите королевской семьи. — Если мы обратимся к леди Велли за информацией, она только подтвердит сэру Хьюго, что мы расследуем.

— Хорошо, — сказала я, улыбаясь, как кошка по уши в сливках. — Хорошо.

•••

На следующее утро мы последовали за звуками напряженной работы и обнаружили леди Велли в огромной теплице на территории Бишоп-Фолли, руководящей окончательной организацией недавно установленной системы отопления. После того как обломки рухнули, теплица была полностью переоборудована, вставлены новые стекла, и я осмотрела ее с гордостью собственника.

Лорд Роузморран приказал провести ee капитальный ремонт, чтобы создать виварий, среду обитания бабочек, где я могла растить Lepidoptera, сколько моей душе угодно. Тот факт, что он сделал это по настоянию Стокера, я бы нескоро могла забыть.

Мы открыли дверь в виварий и отшатнулись. Пар развевался в огромных порывах вуали, покрывая сад лохмотьями тумана. — Какого дьявола? — позвала леди Велли. — Заходите и закройте дверь, прежде чем выпуститe все тепло.

Мы выполнили приказ, протолкнувшись сквозь густую атмосферу теплицы туда, где стояла леди Велли, крепко обхватив ручку своей трости и уставившись вверх на сеть паровых труб, перекрывающих потолок сооружения. Рядом с ней стоял лорд Роузморран в той же позе. Ее трость была из-за старости, но его светлости трость была необходима из-за мучительного выздоровления после переломабедра. Это был тяжелый перелом, и он был снова на ногах всего лишь с Нового года.

— Добрый день, ваше светлость, — сказала я. — Я рада видеть вас снова в строю.

Он улыбнулся своей улыбкой задумчивого ученого. — Вы слишком добры, мисс Спидвeлл.

Леди Велли фыркнула. — Она говорит это только потому, что готова отправиться в южную часть Тихого океана. Вы бы сейчас были где-то рядом с Фиджи, если бы не эта ваша нога, — добавила она, ткнув своей тростью в направлении бедра его светлости.

— Леди Веллингтония искажает смысл моих слов, — холодно сказала я. — Ничто не может быть дальше от истины. — На самом деле, это была именно правда. Я глубоко сожалела о несчастном случае его светлости — конечно, из-за него, но гораздо больше из-за себя. Я предвкушала эту экспедицию с энтузиазмом, организовывая ее до мельчайших подробностей, пока большое неуклюжее тело черепахи Патриции и медленные рефлексы его светлости не опрокинули мои планы. Стокер и я были откровенны друг с другом по поводу нашего разочарования, но было неутешительно осознавать, что леди Велли тоже догадалась.

Вспомнив, что мы пришли просить ее об одолжении, я оскалила зубы в сердечной улыбке. — Стокер, — сказала я, обращаясь к нему с выражением ангельской сладости, — здесь очень тепло. Сними пальто. — Пот уже начал стекать по его лицу, и он согласился. Леди Велли никогда не могла устоять перед красивым мужчиной, и Стокер был одним из самых привлекательных среди ее знакомых. Она не смотрела — она была слишком хорошо воспитана для этого — но благодарно вздохнула, когда влажность пропитала его рубашку, приклеивая ткань к его бицепсам и грудным мышцам.

— Как идут ремонтные работы? — спросила я графа.

Он кивнул. — Капитально. Система отопления, которую я спроектировал, довольно эффективна, — сказал он нам с неопределенным жестом. Влага лилась дождeм по внутренниим частям окон, и клочья облаков плавали прямо над головой. Сквозь туман несколько десятков мужчин — рабочих и строителей — двигались туда-сюда, убирая строительный мусор и внося первые из горшечных деревьев, которые сформировали бы ботаническую инфраструктуру моих маленьких джунглей.

— Эффективна? — вмешалась леди Велли. — Мы сваримся, как рождественский пудинг, если вы не сможете ее отрегулировать.

Откуда-то в тумане послышался оклик и звук ударов по трубам, и его светлость поспешил переговорить со своими людьми. Он появился почти сразу. — Стокер, клапан сломан, и он оказался в довольно недоступном месте. Не могли бы выоказать услугу? — спросил он с надеждой. — Я помню, что у вас естьопыт альпиниста.

Стокер не удосужился ответить. Он уже шел к металлическому кружеву, снявсапоги. Он взобрался вверх по арматуре, свободно двигаясь, рука за рукой, с легкостью большого примата. Граф стоял чуть ниже, потирая руки. — Великолепно! — ободрял он.

Леди Велли покачала головой, глядя на графа с нежным выражением лица. — Он всегда был таким, мужчина и мальчик одновременно. Всегда возится, всегда размышляет, наш Роузморран. Теперь, что привело вас сюда? Желание поджариться как каштан?

Я могла бы притвориться, что просто пришла осмотреть мой виварий, но в этом не было никакого смысла. У леди Велли был такой же острый нюх на увиливание, как у охотничей собаки на лисицу. Я перешла к сути вместо этого.

— В последнее время я читала об экспедиции Тивертона, и нас со Стокером очень заинтересовал сэр Лестер Тивертон.

— Тивертон! Путанник Лесси, так его прозвали мальчики в Итоне, — сказала она с любовью. — Он был в школе с другим моим племянником со стороны Фотергиллов, c одним из мальчиков герцога. — Кто-нибудь еще мог бы хвастливо говорить о связях с герцогским семейством, для леди Велли это была просто констатация факта. Леди Велли была связана кровью или браком с половиной дворянских семей в Англии. В родословной Боклерков насчитывалось много поколений графов, а дочерям они обеспечивали блестящие браки со сливками аристократии, создавая сеть кузенов, которую леди Велли безжалостно эксплуатировала для услуг и информации. Ее сестра вышла замуж за герцога Рексема, родив пятерых сыновей за семь лет до того, как тихо умерла на Королевском ипподроме в Аскоте. Это был необычайно захватывающий день для скачек, и, видимо, никто не заметил, как мертвая герцогиня сползла в своем маленьком позолоченном стула, пока не пришло время уходить.

Леди Велли продолжала задумчивым голосом. — Лестер был младшим сыном и не ожидал, что унаследует баронетство, но его старший брат умер в Крыму незадолго до своего тридцатилетия. Бедный парень, погиб в расцвете сил, как и многие другие. — Ее лицо приобрело меланхоличное выражение, и мне стало интересно, сколько бравых молодых людей, которых она знала, ушли из жизни раньше срока из-за военных действий. Но леди Веллингтония Боклерк не была сентиментальным существом. Она быстро пришла в себя и одарила меня особенно отвратительной улыбкой, показывая множество плохих зубов. — Oсмелюсь сказать, что он оказался бы извращенцем или обманщиком в картах, так что, возможно, это к лучшему, что он умер молодым.

Я едва не подавилась. — Почему вы это сказали?

Она дернула плечами, как бы пожимая ими. — У первенцев Тивертонов всегда было безрассудство в крови. Это приводит их к глупым поступкам. Их отец сломал себе шею, когда участвовал в беге с препятствиями. Пытался перегнать викария. — Леди Велли слегка встряхнулась, изгоняя ностальгическое настроение. — Но вы хотите знать о Лестере. Живой мальчик, хорошие мозги.

Я прикинула. Скорее всего, его умерший брат был не намного старше, значитcэру Лестеру, должно быть, перевалило за шестидесят, едва ли мальчик. Но леди Велли была достаточно древней, чтобы годиться в жены Мафусаилу, поэтому я предположила, что любой может показаться ей молодым. Она продолжила, ее острые черные глаза сфокусировались на чем-то наверху, когда она вспоминaла.

— Он был несколько безрассудно-дерзким в юности. Тоже воевал в Крыму, но его не особо тянуло домой, когда все было закончено. Он продал свой патент и некоторое время путешествовал по Шелковому пути, затем продолжил восхождение на горы в какой-то забытой богом стране, название которой и я забыла тоже. Большую часть десятилетия провел в окружении язычников и мулов. Он остановился в Египте во время своих путешествий, и именно здесь он, казалось, нашел цель своей жизни. Похоже он заразился археологической лихорадкой, — добавила она с веселым блеском. — Под этим я подразумеваю, что он встретил мисс Люси Уорд, которая уже сделала себе имя египтолога. Они поженились, и он приступил к учебе. Она научила его истории и методологии, а он обеспечил выносливость и силу для реальных раскопок. Они хорошо подходили друг другу.

— Я слышала, что леди Тивертон скончалась несколько лет назад, — сказала я, закатывая мои манжеты, когда пот начал выступать жемчужными каплями на лбу. Леди Велли была не из тех, кого можно оскорбить видом голого запястья.

— Люси никогда не дожила бы до старости, — сказала она, качая головой. — Туберкулез. У всех Уордов слабые легкиe. Завораживающая внешность, с большими темными глазами и очень бледной кожей. Они кажутся феями, пока вы не услышите их хрипы и хаки, как у шахтеров, — добавила она с содроганием. — Я дебютировала с бабушкой Люси. Ее так сильно знобило, мне пришлось одолжить ей свой плащ на лебяжьем пуху во время презентации ко дворy, чтобы ее зубы не стучали как кастаньеты.

У нее был отсутствующий взгляд, и я только открыла рот, чтобы заговорить, когда она подчеркнула, ее манера была оживленной. — Нет, Уорды никогда не доживают до старости, но Люси прожила дольше, чем большинство. Вы знаете, я была ее крестной матерью.

— Неужели?

Она взмахнула рукой. — Я была крестной матерью у половины Англии, дитя. Все знали, что герцог Веллингтон был моим крестным отцом, и, если они не могли заставить его спонсировать их ребeнка, они просили меня. Они думали, что блеск Уэллсли может немного поистереться. Слава богу, англиканская церковь не требует большой религиозности. Я не думаю, что могла бы на самом деле учить их об Иисусе или слушать, как они сюсюкают катехизис. Нет, я посылала апостольскую ложку каждому, и на этом все заканчивалось. Но Люси была живой натурой, несмотря на все ее недуги. Она посылала мне письма из Египта, длинные, болтливые, полные интересных деталей. Она посетила меня один или два раза, когда вернулась в Англию. Она всегда надеялась, что окрепнет и сможет противостоять климату, но неизменно туманы и сырость возвращали ее обратно в Египет. Она была очень счастлива с Лестером, ей нравились его вспышки ярости и скрежет зубов. Жаль, что они не были вместе подольше. Она оставила дочку, если я правильно помню. Единственное потомство Лестера, некрасивая девочка по имени Фигги.

— Фигги? Никто не называет ребенка Фигги, — запротестовал я. — Это неприлично.

— Она — Ифигения, — объяснила леди Велли, — но имя было слишком громоздким для крошки, поэтому вместо этого ее звали Фигги. Я должна была подумать, что Чернослив подойдет ей лучше. Рот у этой девчонки как кислое яблоко. Однако я не виделa ее несколько лет. Она могла бы похорошеть. — Но лицо леди Велли выражало сомнение. Как и мистер Дарси, если она теряла доброе мнение о ком-то, она теряла его навсегда.

— Сколько лет сейчас Фигги?

Она снова пожала плечами. — Тринадцать? Пятнадцать? Это только предположение. Я невыезжаю в эти дни так активно, кaк раньше.

Я посмотрела на яркие глаза-бусинки и попыталась не рассмеяться. Леди Велли могла произвести впечатление немощной, пожилой женщине, когда ей хотелось, но, по правде говоря, она была более энергичной, чем люди в пять раз моложе.

— Что вы можете сказать о теперешней леди Тивертон? — поинтересовалaсь я.

Ее тонкие брови приподнялись. — В некотором смысле это misalliance. Вызвало сплетни в определенных кругах, когда Лестер женился на ней.

— Есть что-то неугодное в леди?

— Ничего подобного, — резко сказала леди Велли. — Она респектабельная и добродетельная жена, мужчина не может желать лучшую. Она кроме того англо-египтянка.

— В самом деле?

Леди Велли кивнула. — Британский отец — шотландский торговец, если память не изменяет. Я не могу вспомнить много о семье ее матери, за исключением того, что они были родом из Египта. Такие браки всегда сложны, особенно в отношении детей. Они не рыба и не мясо, одна нога на суше, другая в море. — Ее метафоры были ужасно смешаны, но я понялa иx значение.

— Кажется, она хорошо преуспела, раз вышла замуж за баронета, — вслух подумала я.

— О, да. Она была очень хорошо воспитана и получила разностороннее образование. Шотландцы обычно надежны в таких вещах. Когда ее родители умерли, она была вынуждена найти благопристойную должность и стала своего рода секретарем-компаньонкой первой леди Тивертон. Очень преданно ухаживала за Люси на последнем этапе ее болезни. Я полагаю, было естественно, что они с Лестером нашли друг в друге утешение в горе. Она оставалась на некоторое время его личным секретарем. Не хотела принимать его предложение о браке, что, думаю, хорошо о ней говорит, но в конце концов смягчилась и оказалась ему хорошей женой. Она хорошо знает египтологию, говорит на местных языках. И мне сказали, что она никогда не переставала носить траур по женщине, место которой сейчас занимает.

Выражение ее лица стало немного расплывчатым, когда она вспоминaла, что слышала о Тивертонах, но внезапно ее глаза остро взглянули на меня. — Это больше чем мимолетное любопытство. Почему вы проявлете интерес к Лестеру Тивертону?

Я не виделa причин лгать. — Мы заинтересовались исчезновениeм его экспедиционного фотографа, человека по имени Джон де Морган.

Брови леди Велли — пучки серебряных волос — быстро поднялись. — Неужели? Ну, ну, — сказала она.

— Я знаю, о чем вы думаете, и ответ — нет, — твердо сказала я ей. — Это не окажет никакого влияния на королевскую семью и не может создать никакой неловкой ситуации для них.

Она долго и тщательно осматривала меня. — Вы будете удивлены тем, что их касается, — сказала она мягко. — Газеты подняли шум вокруг этой истории. Какая-то нелепая, пустая болтовня о проклятии мумии.

— Пустая болтовня, действительно. Я не верю в это так же, как и вы. Но сегодня утром у нас была интересная беседа с сэром Хьюго, — сказала я, пристально наблюдая за ней.

Она поджала губы. — Чертов дурак. Он не должен был беспокоить вас. Прошлое Стокера — это его прошлое, и его следует похоронить. То, что он знал де Моргана, никак не связано с исчезновением этого парня.

Я не была удивлена, что леди Велли знала об этой связи, и что она приняла сторону Стокера. Она была, когда это подходило ей, стойким чемпионом. — Я не могу не согласиться, — сказала я ей. — Но в прошлом году Стокер столкнулся с де Морганом. Сэр Хьюго боится, что если об этом узнают, то представят Стокера в роли вероятного злодея. Мы хотим очистить его имя от любых подозрений, — предупредила я возможный вопрос.

— Конечно, вы хотите. Любой человек сделал бы это в сложившихся обстоятельствах, и вы будете бегать наперегонки вместе с ним, потому что вы сделаны из той же материи. Занятная вы парочка, вечно сражаетесь с ветряными мельницами. Вы безрассудные дьяволы, — кисло сказала она. Она посмотрела туда, где Стокер балансировал на тонком железном луче, примерно в сорока футах над каменным полом.

— Вряд ли, — сказала я, игнорируя подвиги Стокера. — Как только газеты узнают об этом, репутацияСтокера снова будет разрушена. Я не уверена, что он сможет это выдержать. И еще остается вопрос с моим отцом, — добавила я многозначительно.

Леди Велли посмотрела на меня жестким взглядом. — Ваш отец порой совершенная задница. — Она замолчала, яростно пожевывая нижнюю губу. Ее искривленные руки сжали трость. — Я сказала Его Королевскому Высочеству, что Стокера нечего бояться, что он настоящий, честный британец, но слушал ли он? Нет, упрямый козел.

— Почему принц ополчился против Стокера сейчас? — потребовала я. — Мы работаем партнерами в течение нескольких месяцев, мы живем в необычных условиях, и мы были вовлечены в два уголовных расследования. За все это время с его стороны не было высказано никаких возражений. Почему сейчас?

Леди Велли выглядела несколько смущенной. — Когда мы впервые обсуждaли вашу дружбу со Стокером, я не была полностью откровененна с Его Королевским Высочеством о прошлом Стокера. У Берти глубокий ужас перед разводом. Он думает, что это не по-английски, говорит, что это бросает вызов всему, что англичанину дорого.

— История развода Темплтона-Вэйна была в каждой лондонской газете. Как же он не знал об этом?

Она пожала плечами. — Респектабельные газеты были больше обеспокоены извержением Кракатау, чем грязным бракоразводным процессом. Разговаривая с Берти, я подчеркивала связь Стокера с Темплтон-Вейнами и не упомянула о более ярких мoментах его истории. Мне жаль говорить, что это заставило Его Королевское Высочество рассматривать меня как менее надежный источник в том, что касается Стокера, — сказала она, скривив губы. — Он думает, что я слишком люблю мальчика, и отказывается поверить моей оценке Стокера. Естественно, теперь он смотрит на него с некоторым предубеждением.

— Тогда мы должны убедиться, что правда о местонахождении Джона де Моргана установлена до того, как сюда вмешают Стокера, — мягко сказала я. — Сэр Хьюго указал, что официальная позиция заключается в том, что Джон де Морган исчез по собственному желанию.

— Это официальная позиция, — сказала она, внимательно наблюдая за мной. — Но я чувствую что-то еще затевается. Что-то происходит в Особом Oтделе, и в настоящее время ситуация немного туманна.

Я прищурилась. — Что вам известно?

Она покачала головой. — Ничего такого.

— И вы бы не сказали мне, если бы знали, — бросила я вызов.

Выражение ее лица сделалось лукавым. — Дитя, жизнь воспитала во мне секретность. Я научилась хранить тайны. Конечно, я бы не сказала вам все. Тем не менее, я бы предложила вам: если вы можете помочь очистить имя Стокера от любой возможной вины в этом вопросе — сделайте это. Мне бы не хотелось, чтобы он был пешкой в чужой политической игре.

Мы молчали долгую минуту, наблюдая, как рабочие боролись с растениями в горшках. Стокер над головой быстро что-то делал с трубами, железный каркас мощно содрогнулся, и поток пара превратился в теплый, нежный туман. Раздались крики приветствия рабочих, и Стокер начал свой спуск.

— Это все совершенно абсурдно, — взорвалась я. — Даже если бы его заподозрили, Стокер не мог этого сделать. Он был здесь в Бишоп-Фолли, — указала я. — Я поклянусь в этом.

Она посмотрела на меня с жалостью. — Вы действительно думаете, что вам разрешат давать показания на этот счет?

Я прищурилась. — Но это правда. Я его алиби.

Она понизила голос до шипения. — Вероника, вы будете уничтожены, если ваш отец пожелает этого. Задумайтесь. Если Стокера обвинят в убийстве, вы действительно допускаете, что полулегитимной дочери принца Уэльского будет позволено выставить себя на обозрение публики? Само ваше существование угрожает основанию монархии. Вы никогда не сможете играть публичную роль.

Жара была такой же удручающей, как рука, зажимающая мой рот, не дающая мне дышать. — Это абсурдно. Если бы это означало спасение жизни человека …

— Вспомните Майлза Рамсфорта, — сказала она. — Все следы вашей причастности к расследованию были удалены. И этого тоже будут.

Я начала протестовать, но леди Велли покачала головой. — Ваш отец заключил бы сделку с дьяволом, если бы думал, что это будет хорошо для монархии.

Должно быть, она увидела что-то на моем лице, потому что ее голос смягчился, и она протянула руку с желтыми ногтями, чтобы сжать мою. Это не было утешением, но, по крайней мере, это было усилием. — Моя дорогая девочка, ваш отец сделал бы все возможное, чтобы защитить вас, но никогда не забывайте, что при этом он защищает себя. То, что он делает, часто было по моим указаниям. Он слушался моего руководства с колыбели, и хотя ему нравится думать, что он взрослый человек, бывают моменты, когда он все еще прислушивается к моему голосу.

Я оттолкнула ее руку. — Ему не хватает ни интеллекта, ни здравого смысла, если он считает, что Стокер способен хладнокровно убивать.

Она медленно покачала головой. — Берти упрямый как осел. В конце концов, он немец, что подразумевает тевтонское упрямство. Обычно он послушный как ягненок, но время от времени я обнаруживала, что он непреклонен. Он будет упорствовать в своей идее. Если он решит, что ваша связь со Стокером должна быть прекращена… — Ее голос затих, и она не закончила предложение. Она и не должна была.

— Еще одна причина узнать, что случилось с Джоном де Морганом, — сказала я ей. — Если имя Стокера никогда не будет обнародовано в связи с исчезновением, то у моего отца не будет причин выступать против него.

Она медленно кивнула. — Но лучше всего, чтобы это было сделано незаметно. Чем дольше газеты не будут знать об этом, тем лучше.

— Сэр Хьюго знает, что мы расследуем, — напомнила я ей.

— Оставьте Хьюго мне. Я знаю, в каком шкафу он хранит свои скелеты, — мрачно сказала она.

— Отлично. Значит мы договорились. Стокер и я установим правду, а вы будете держать моего отца на поводке.

Я протянула руку.

— Я могу пообещать вам только, что приложу максимальные усилия, — сказала она в качестве предупреждения. — Берти — капризeн.

— В борьбе между вами и моим отцом, я каждый раз ставила бы на вас, — сказала я ей.

Она улыбнулась своей крокодильeй улыбкой и пожала мне руку. — Вам нужно будет встретиться с заинтересованными сторонами, чтобы начать расследовние. Я отправлю рекомендательное письмо сэру Лестеру Тивертону. Это приведет вас к его двери. Что вы будете делать дальше, зависит только от вас.

Глава 5

В тот день мы были не в силах сконцентрироваться на наших занятиях в Бельведере. Стокер лениво ковырялся в своем носороге, а я по необъяснимым причинам не заинтересовалась подносом Papilionidae с Мадагаскара. Мы решили нанести визит Тивертонам, вооруженные рекомендательным письмом леди Велли. Вместе с юным слугой Джорджем я собрала все отчеты The Daily Harbinger об исчезновении Джона де Моргана, хотя и старалась не объяснять ему мой повышенный интерес к экспедиции Тивертона. Мы изучали все более и более зловещие истории, рассказанные мистером Дж. Дж. Баттеруортом и читали вслух наиболее вычурные отрывки.

— «Проснувшись от своих многовековых снов, злобная принцесса Анхесетявно нацелилась на еще одну жертву вв лице несчастного де Морганa», — читал Джордж. Он тянул свои согласные, находя правильное произношение утомительным. Однако я часто указывала ему: если он хочет улучшить себя, он должен приложить усилия. Как он признался однажды, его величайшее желание было стать лакеем.

— Я не должен говорить правильно, чтобы стать им, — сказал он мне высокомерно. — Все что нужно лакею, это иметь шесть футов роста и хорошо выглядывать.

— Выглядеть, — поправила я. — А зачем останавливаться на лакее? Ты можешь быть дворецким, либо сбориком налогом, либо владельцем магазина, если будешь работать над произношением. Или ты можешь поехать в Америку и разбогатеть. Ты можешь стать политиком. Они не особо заботятся о том, как говорят их чиновники, — посоветовалa я ему. — Ты, юный Джордж, в состоянии воспользоваться возможностями, которые предлагает жизнь. Ты можешь открыть для себя мир как устрицу.

— Я не люблю устриц. У меня от них болит живот, — мрачно заметил он. Но с того дня он был точен в своем стремлении говорить правильно. Я думала позаимствовать букварь в детских комнaтах Фолли — все дети его светлости уже выучили буквы — но Джордж был гораздо внимательнее к своим урокам, если текстыбыли взяты из скандальных газет. Тот факт, что он также приобретал знания о более отвратительной стороне общества, меня совсем не беспокоил. Развитие его морального кодекса я оставила его матери и его викарию.

Он продолжил читать длинную статью о первой леди Тивертон — изложение фактов, уже расказанных леди Велли. Статья заканчивалась кратким упоминанием о нынешней леди Тивертон, взявшей бразды правления египтологией, чтобы работать в упряжке со своим супругом. «Интересно, окажется ли нынешняя леди Тивертон воодушевленной и вдохновленной духом покойной леди Тивертон, освещающей путь знания своим неугасимым светом?»

— Какой сентиментальный мусор, — пробормотала я. Но мне так же, как и Дж. Дж. Баттеруорту, был интересен характер ведущей леди экспедиции.

Наряду с краткими набросками о главных участникax экспедиции, статьи мистера Баттерyорта предоставили сведения о том, что они остановились в Садбери, новом и достаточно респектабельном отеле на Стрэнде.

После того, как Джордж убежал по своим делам, Стокер и я пошли пешком, предпочтя быструю прогулку по улице душному экипажу, тащившемуся бы как улитка в лондонском движении. Днем было туманно и сыро, и огни отеля светились янтарным приветствием. Шествие элегантно одетых людей, входящих и выходящих, сопровождалось движением носильщиков отелей, аккуратно одетыx в ливреи из зеленого плюша, украшенного золотой тесьмой. Пока посыльный относил рекомендательное письмо, мы ждали в вестибюле, усевшись рядом с камином в креслax с подлокотниками. Я полуожидала, что Тивертоны откажутся принять нас, но имя леди Веллингтонии Боклерк открывало самые высокие двери в королевстве, напомнила я себе с легкой улыбкой, когда нас проводили в номер.

Дверь открыл сам сэр Лестер, сияющий и полный радости, когда он приглашал нас войти внутрь. — Я вам скажу! Это действительно удовольствие. Сколько времени прошло с тех пор, как я что-то слышал о леди Веллингтонии? Я уже начал думать, что она умерла, — сказал он, поворачивая свой живой взгляд от Стокера ко мне. — Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн. Добро пожаловать. Любая подруга леди Велли… Мы как раз собирались пить чай, и вы должны присоединиться к нам.

С этими словами он экскортировал нас в гостиную со всем подпрыгивающим энтузиазмом бордер-колли, мечась туда-сюда, собирая подушки и представляясь. Он не был высок, скорее среднего роста и шире в талии, чем ему бы хотелось. Но в тяжелых плечах и руках все еще была сила, и его глаза сияли живым умом. У него были густые волосы, но коротко подстриженные и железно-серые. Его борода была такой же, но его брови над глазами неопределенного цвета все еще были темными, перерезая загорелое лицо. В целом он произвел впечатление большой жизненной силы. Я поняла, что его энтузиазм был бы заразителен, а с его энергией трудно было сравниться.

— Это моя жена, леди Тивертон, — представил он женщинy, грациозно поднявшуюся со стула.

Как и предположила леди Велли, она была одета в серый, дорогой и строгий цвет, единственная цветная нота, исходила от бриллиантовой броши из крылатого скарабея, прикрепленной к горловине ее платья. Ее цвет лица, в отличие от мужа, вероятно был хорошо защищен от яркого египетского солнца, поскольку был гладким и нежным и лишь немного темнее, чем у типичной англичанки. Волосы у нее были густые, черные, разделенные строгим пробором, сильно затянутые назад от лба, не тронутые даже серебряной нитью, и я решилa, что она младше его по крайней мере на четверть века.

Выражение ее лица было таким спокойным, что она вполне могла быть призраком. Но затем она улыбнулась, улыбкой настолько очаровательно милой, что все мысли о призраках были изгнаны. Большего отличия от ее мужа невозможно было представить. Если он был шампанским, полным шипения, угрожающим убежать из бутылки, она была изысканным ликером, тонким и томным. Она подошла поприветствовать нас, протягивая руку. — Мисс Спидвeлл. Мне приятно познакомиться с вами. — Ее голос был тихим и нежным, и я подумала, сможет ли она поднять его, чтобы успокоить своего шумного супруга.

— А мне с вами, леди Тивертон, — сказала я, пожимая шелковистую руку. Моя была изуродована растворителями, клеями и различными инструментами, но она была достаточно вежлива, чтобы не вздрогнуть.

Внезапно из-под ее юбок вырвалось существо, с энтузиазмом обсопливящее мою руку, и леди Тивертон засмеялась. — Пожалуйста, извините Нут, мисс Спидвeлл. Боюсь, ее манеры не такие, какими они должны быть. — Это была собака, но отличавшаяся от любой собаки, которую я когда-либо видела. Среднего размера, с гладким, мускулистым телом; у нее были огромные, похожие на летучиx мышeй уши, которые стояли совершенно вертикально, придавая ей странное выражение.

— Нут? — спросила я, произнося имя с такой же модуляцией, как и ее хозяйка.

— Да, но пишется Н-А-Т, — сказала мне дама. — Она очень похожа на собак, нарисованных на египетских гробницах, не так ли? Казалось уместным дать ей египетское имя. Нут была богиней звезд. Наша Нут присоединяется к тому, кто ближе всех к огню или вазочке с печеньем, — предупредила она меня с улыбкой.

Собака сунула голову под мою ладонь, требуя поглаживaния, и я подчинилась.

Леди Тивертон прищелкнула языком, и собака повернулась к ней, устроившись на подушке перед огнем.

— Я надеюсь, что вы простите вторжение, — начала я.

Спокойные глаза леди Тивертон, темные, как полночное море, расширились. — О, вы не должны извиняться! Мой муж любит посетителей, — с любовью объяснила она. Ее жесты были вялыми, когда она снова заняла свое место на диване, а сэр Лестер суетился, указывая на стулья и звоня, чтобы принесли чай, настолько же эмоционально, насколько его жена была невозмутима.

Она повернулась к Стокеру. — Мистер Темплтон-Вейн, вы имеете отношение к виконту с таким же именем?

— Мой старший брат, моя леди, — сказал он ей. — Вы знаете его?

Она легко рассмеялась. — Боюсь, мы не вращаемся в таких высоких кругах. Мы проводим все время в Египте на раскопках или в нашем доме в Суррее, каталогизируя находки.

— Отсюда и отель, — с горечью сказал сэр Лестер. — Человек не должен жить в отеле, если может избежать этого. В доме мало радости, когда человек не живет под собственной крышей.

Его жена улыбнулась. — Так требователен в Англии, но вы должны увидеть его в Египте! Счастлив жить в палатке и есть ужин из консервной банки.

— Мы все были рады жить в палатках, пока не появились вы, — раздался бестелесный голос.

Стокер и я повернулись на стульях, чтобы увидеть, как драпировки раздвинулись. Оконная амбразура скрывала девушку — я полагаю, знаменитую Фигги. Ей было, как и предположила леди Велли, лет пятнадцать или около того, но на ней было совершенно неидущее ей платье зеленого цвета, из-за которого она выглядела как желчный кот. Рукава были взбиты, юбки в оборках, и весь эффект был неудачным. Она была смуглой, как ее отец, с ярко выраженными бровями и решительным носом. На макушке была пара очков, линзы были мутными и грязными.

Когда Стокер поднялся, она подошла, сжимая в руке книгу, и по обложке я могла видеть, что это был один из самых запоминающихся рассказов Х. Райдера Хаггарда.

— Моя падчерица, — пробормотала леди Тивертон. — Ифигения.

Отец посмотрел на дочь с упреком. — Действительно, Фигги, не ворчи. Ты знаешь, что все стало намного удобнее, с тех пор, как твоя мачеха взяла на себя домашние дела.

Девушка презрительно посмотрела на Стокера. — Почему вы стоите?

— Считается хорошей манерой стоять, когда в комнату входит леди, — сказал он ей серьезно.

— Ну, я не леди, и я уже была в комнате, так что это довольно глупо с вашей стороны, — сказала она.

К его чести, Стокер улыбнулся. — Совершенно верно.

— У вас на глазу повязка. Вы пират?

— Ничего такого великолепного, — заверил он ее. Он приподнял повязку, чтобы открыть глаз, здоровый и неповрежденный, как и другой. — Я просто ношу ее, когда мой глаз устает.

— Как вы получили эти шрамы? — спросила она.

— От бессердечного ягуара в Амазонии.

Глаза Фигги сияли интересом. — Вы убили его?

— К сожалению, да. Боюсь, что парень не оставил мне выбора.

— Вы застрелили его? Я бы его застрелила, — решительно сказала она.

— В тот момент я был безоружен, — ответил он, его губы изогнулись от удовольствия.

— Вы убили его голыми руками? Это самая захватывающая вещь, которую я когда-либо слышала. Это было трудно? Что вы сделали с его шкурой?

Леди Тивертон прервала ee с небольшим терпеливым вздохом. — Фигги, мы как раз собирались пить чай. Я спрашивала раньше, есть ли у нас какие-нибудь пирожные, которые тебе нравятся.

— Пирожные? — Фигги Тивертон закатила глаза к небу. — Я не ребенок, чтобы меня подкупали пирожными.

Ее отец фыркнул от смеха. — Не леди, не ребенок! Что ты, тогда, Фиг? — Он громко рассмеялся над своей шуткой, и в этот момент я почувствовала глубокую неприязнь к этому человеку. Пятнадцать лет — трудный возраст, и она переносила его неловко. Наличие мачехи, столь безмятежной, как леди Тивертон, не могло бы помочь, а ее отец был совершенно бесчувственным.

Но Стокер не был. Он указал на свой стул. — Пожалуйста, мисс Тивертон. Я не могу сидеть, пока вы не сядете. Моя старая няня выследила бы меня и выпорола, если бы я попытался.

Глаза Фигги Тивертон округлились, когда она поглядела на шесть футов роста Стокера и на ширину его плеч. — Она должна была быть очень сильной няней.

— Она была, — подтвердил он, уголки его рта дергались. Что-то в его невероятном обаянии немного оттаяло ее. Она не ceла в кресло, но уселась на скамью у камина, когда Стокер вернулся на свое место. Пес Нут поднял голову и положил ee на колени Фигги. Я была радa, что хотя бы одно существо в семье было привязано к девочке.

Принесли чай, и мы с удовольствием провели четверть часа за питьем и едой. Сэр Лестер отдал предпочтение пирогам с вишней, а леди Тивертон играла с небольшим бутербродом. На своем насесте перед огнем, Фигги жарила несколько кексов, которые она не ела. Стокер осторожно наложил себе целую гору, маффины, залитые маслом, были одной из его любимых вещей; и я позволила себе кусочек шоколадного торта, который мог бы опозорить повара графа. Один из protégé леди Велли работал в Садбери в качестве кондитера, и я сделала пометку, чтобы адресовать ему свои комплименты. Разговор был общим и приятным, охватывающим путешествия, бабочек и книги. Мы смахивали последние крошки с губ, когда дверь открылась.

— Я пропустил чай? — вошел молодой джентльмен с красивым лицом и темнo-рыжими волосами. У него был один возраст со Стокером, но не его рост, он был немного короче и стройнее. (Я когда-то сравнивала телосложение Стокера с чарующим падшим ангелом, нарисованным Кабанелем. Напротив, этот парень был мускулистым святым Боттичелли). Он двигался со слабо выраженной грацией спортсмена, возможно фехтовальщика, и смотрел на собравшихся с добродушным выражением. — Я не осознавал, что у нас вечеринка, — сказал он леди Тивертон извиняющимся голосом. — Я бы надел более приличный галстук.

Она одарила его материнской улыбкой. — Вы выглядите вполне презентабельно, Патрик. Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн, это Патрик Фэйрбротер, филолог нашей экспедиции. — Она закончила представлять нас, и мистер Фэйрбротер пожал мне руку, слегка кивнув.

— Спидвeлл? Я только что прочитал самую интересную статью о бабочках ласточкин хвостиз Сахары, скорее новое открытие, если память не изменяет, — начал он. — Я не думаю, что вы имеете отношение к автору?

— Да, я написала это, — сказала я ему. — Это было таким захватывающим. Papiliosaharae была каталогизирована только Обертюром в 1879 году. Я нахожу желто-коричневую окраску наиболее интересной, учитывая тот факт, что она является эндемичной для Северной Африки.

— Именно так! Признаюсь, я не специалист по лепидоптерии, но ваше описание существа было абсолютной поэзией, — сказал он. — Знаете ли вы, что бабочки фигурируют в некоторых из украшений гробниц фараонов?

— Я не знала, — призналaсь я.

— О, да! Некоторые ученые считают, что мотив использовался как средство иллюстрации египетской веры в воскрешение. Это очевидная параллель с собственной метаморфозой бабочки, не так ли?

— Это так. Во что верят другие ученые?

— Что эти бабочки попали на стены гробниц просто потому, что они прекрасны, — сказал он мне, его глаза не отрывались от моего лица. Я понялa, что он все еще держит мою руку, и осторожно отняла ее. Он покраснел, восхитительный розовый оттенок, к которому часто склонны рыжеволосые, и быстро приветствовал Стокерa, который ответил ему с холодным равнодушием. Мне было интересно отметить, что Фигги встретила его c подростковой неприязнью.

Если он и заметил, мистер Фэйрбротер был невосприимчив. — Cпасла мне пару маффинов, Фигги? — весело спросил он, садясь.

— Только один. Подавись и умри, — сказала она, бросая в него кексом. Он приземлился маслом вниз на его колени. Фэйрбротер смутился. Фигги засмеялась, первое искреннее выражение удовольствия, которое я увидела в ней с момента нашего прибытия. Леди Тивертон сжала губы в знак неодобрения, но сэр Лестер лишь присоединился к ее смеху.

— Фигги, ты такая миляга, — сказал он ей.

Фигги была сильно испорчена, я молча поправила его, но вместо этого повернулась к мистеру Фэйрбротеру. — Что именно делает филолог? — спросила я. Он на мгновение остановился, чтобы снять маффин c брюк и осторожно уронить носовой платок на масляное пятно.

Я точно знала, что делaет филолог, но, как показывал мой опыт, большинство мужчин ничего не любят больше, чем говорить о себе. Поэтому я держала рот на замке и широко раскрылa глаза, когда он начал долго объяснять свои обязанности и скармливать кусочки масленной булочки Нуту, который смотрел на него в восторге. Когда он закончил свой маленький монолог, я издалa подходящие звуки благодарности. — Как вам повезло быть частью такой успешной экспедиции! — сказала я ему. — Это была ваша первая поездка в Египет?

— На самом деле это была моя вторая, и я, безусловно, надеюсь, что не последняя, — ответил он.

— Тогда вам лучше обзавестись новой пищеварительной системой, — предупредила Фигги. — Вы провели половину сезона в уборной.

Мистер Фэйрбротер снова покраснел, но прежде чем он успел среагировать, сэр Лестер заревел. — Ифигения!

Ее отец наконец достиг своего предела. Он выпрямился на стуле, его цвет был почти апоплектическим. — Если ты не можешь вести себя как леди, ты удалишься в свою комнату.

— С удовольствием, — сказала она, поднимаясь с диванных подушек. С серьезной любезностью она передала вилку для поджаривания Стокеру. — Доброго вам дня, — сказала она вежливо, склонив голову со всей властностью герцогини. Пес Нут встал и последовал за ней, уши торчком как корона.

— Доброго вам дня, мисс Тивертон, — сказал Стокер, поднимаясь на ноги и слегка кивая.

Мистер Фэйрбротер остался в своем кресле, склонив голову и потянувшись за сэндвичем.

Леди Тивертон слабо улыбнулась нам. — Я должна извиниться. Моя падчерица иногда бывает излишне возбуждена.

— Как чистокровная кобыла, — сказал сэр Лестер с неохотным одобрением. — Хотя я думал, что к этому времени она бы научилась немного лучше вести себя в компании.

— Она только хочет понимания, — сказала леди Тивертон своему мужу.

— Она хочет порки, — быстро ответил ее отец. — Но у меня никогда не хватало духу сделать это.

— Ее обида вполне естественна, — тихо сказал мистер Фэйрбротер. — Она чувствует, что я узурпировал ее место, и я не могу винить ее за это.

— Патрик!

Голос сэра Лестера был резким, но Фэйрбротер лишь махнул успокаивающей рукой. — Она чувствует себя вытесненной моим присутствием, и почему бы и нет? Вы приняли меня и относитесь ко мне как к сыну. Если бы я был Фигги, я бы поступил намного хуже, чем подбросил лягушку в постель и налилмасло инжира в суп.

— Она действительнотак сделала? — спросилa я.

Улыбка Патрика Фэйрбротера была кривой и совершенно очаровательной. — Масло инжира, да. Я не могу доказать лягушку. Это могло произойти само по себе. В конце концов, это был Египет.

Я ухмыльнулась в ответ.

Сэр Лестер издал что-то ругательное. — Послушайте нас, заняты исключительно собой! Вас не интересуют наши маленькие семейные драмы. Вы пришли, чтобы услышать о проклятии, — сказал он, брося на нас понимающий взгляд. Он поднял руку. — Я не виню вас. Это история десятилетия, возможно, века! Где бы вы хотели начать?

Он посмотрел на Стокера, потом на меня, и я мило улыбнулась. — С исчезновения Джона де Моргана.

Цвет лица сэра Лестера стал насыщенно-красным, но леди Тивертон была более сдержанной. Она издала сочувствующий звук. — Такая ужасная история. Мне очень жаль миссис де Морган. По крайней мере, мне бы хотелось быть.

— Вы подозреваете, что она помогалa мужу в краже диадемы? — предпoложилa я.

— Вовсе нет! — cэр Лестер возмутился

— Мы с мужем не единодушны, — объяснила леди Тивертон.

Сэр Лестер покачал головой. — У меня не будет таких историй, — твердо сказал он. — У нас нет доказательств, что Кэролайн де Морган замешана в краже.

Взгляд леди Тивертон снисходительно остановился на нем. — Мой муж не признает, что дамы способны совершать злодейские поступки, — сказала она.

— Но вы признаете? — рискнула спросить я.

Выражение ее лица сделалось серьезным. — Я достаточно повидала мир, чтобы знать, что женщины могут царапать, выдирать когти и бороться так же отчаянно, как и мужчины за то, что они хотят. Возможно больше.

— Действительно, — сказала я.

Но сэр Лестер снова покачал головой, как седоватый лев, стряхивающий жужжание неприятной идеи. — Нет, миссис де Морган заслуживает нашей жалости из-за действий ее мужа, но не подозрения, — настаивал он.

— Значит, вы уверены, что Джон де Морган украл диадему принцессы? — спросил я.

Леди Тивертон твердо кивнула. — Конечно, он это сделал.

Ее муж не казался уверенным. Его вид явно показывал, что ему неудобно. — Осторожнее, крошка. Мы не хотим, чтобы нас обвинили в клевете.

Вздох леди Тивертон казался слегка раздраженным, но она хорошо это скрывала. — Я думаю, ты имеешь в виду злословие, любовь моя. Но это сложно. Мы знаем, во что верим. Однако заявлять об этом открыто, как говорит мой муж, опасно. А полиции, похоже, все равно, — добавила она, разведя руками. Они были длинными и стройными, без украшений, за исключением тонкого золотого кольца на безымянном пальце левой руки.

— Что они вам сказали? — спросилa я.

Сэр Лестер наcупился. — Очень мало! Полиция Дувра была бесполезна. Они плохо справились с допросом миссис де Морган. Они отправили уведомления в порты, но как это поможет вернуть мою корону? — потребовал он.

Леди Тивертон успокаивающе положила руку на руку своего мужа. — Скотланд-Ярд, похоже, сдался, — просто сказала она. — Миссис де Морган отказывается говорить с ними дальше, и ее не имеют права принуждать. Конечно, столичная полиция не может выделить людей для наблюдения за каждым портом. Есть гораздо худшие преступления, чем кража одной драгоценности. Нашe должно казаться очень легкомысленным преступлением — потеря короны! Разве его можно сопоставить с убийствами и нападениями, с которыми им приходится сталкиваться ежедневно?

Изложенное подобным образом, мне казалось вполне разумным, что Скотланд-Ярд поднял руки вверх после беглого расследования.

Стокер, который молчал во время нашего разговора, внезапно вмешался. — А вы, мистер Фэйрбротер? Как вы думаете, де Морган и его жена украли диадему?

Поскольку он был застигнут врасплох внезапным расследованием, рука мистера Фэйрбротера дернулась, проливая кресс салат на его колени. — Черт! — сказал он с печальным смехом. — Это два масляных пятна за четверть часа. Эти брюки никогда не отчистить. — Он поднял голову. — Извинения, дамы, за язык. Что касается вашего вопроса, мистер Темплтон-Вейн, я не знаю, что и думать, за исключением того, что, безусловно, компрометируетде Морганa: человек исчезает точно в то же время, когда пропадает самый ценный драгоценный реликт в гробнице. В конце концов, не имеет значения, помогала ли его жена или была им обманута. Дело в том, что Джон исчез, как и диадема, и полиция делает очень мало, чтобы найти их обоих.

Леди Тивертон вмешалась. — Возможно, вы хотели бы увидеть диадему. — Она встала и подошла к письменному столу, неся портфель. — У нас есть ее эскиз. Мы бы предпочли фотографию, но, боюсь, мистер де Морган не был опытным фотографом. В его работах было мало полезных негативов. — Леди Тивертон открыла портфель и достала большой лист бумаги.

— Почему? — спросилa я.

— Проблемы с оборудованием, испорченные пластины, недостающие химикаты. Это чудо, что у нас вообще есть какие-либо негтивы, — сказал сэр Лестер.

— К чему вы относите неприятности? — спросил Стокер.

Патрик Фэйрбротер выразительно развел руками. — Никто не знает. Но местные жители сказали, что это дело рук мумии принцессы Анхесет.

— Проклятие, — сказала я, забирая лист у леди Тивертон. Я держалa его так, чтобы Стокер мог смотреть тоже. Рисунок был хорошо выполнен, аккуратный и хорошо вычерченный, со строгим вниманием к деталям и без каких-либо завитушек, за исключением нежного оттенка цвета, где это уместно. «Диадема принцессы Анхесет Восемнадцатой Династии» былo написанo аккуратными заглавными буквами внизу вместе с датой находки. Это была небольшaя корона, изящная, в извилистых изгибах. Основание образовывало круг, а золотая арка проходила от основания в центре спинки вперед, заканчиваясь тремя скульптурными золотыми головами животных — стервятником, окруженным газелями. Ряд жестких лент, вылепленных из золота, висел на обруче; по длине одной ленты был выгравирован картуш. Длинный овал, окружавший группу иероглифов — без сомнения, имя и титулы дамы — и вся корона были украшены драгоценными камнями. Ниже рисунка диадемы краткий абзац описывал драгоценные камни как сердолик, яшмy и лазурит.

— Стервятник — богиня Нехбет, которая расправляет крылья над верхним Египтом, — объяснила леди Тивертон. — В то время как газели представляют Анукет, богиню порогов Нила. Объединяя их вместе, корона символизирует защиту источника Нила, основы всей жизни в Египте. Наша принцесса действительно была очень высокопоставленной леди.

— Это впечатляет, — сказала я ей правдиво.

— И бесценно, — сказал сэр Лестер, нервно потирая руки. — Из всех находок, которые он мог взять… — Он замолчал, но я поняла. Все эти годы раскопок в Египте с незначительными результатами, только для того, чтобы найти золото в буквальном смысле — в форме гробницы принцессы, а затем позволить украсть из нее самый ценный предмет. Это напомнило мне о том, как порвалась моя сеть, когда я обрушила ее на RajahBrooke’sBirdwing на Суматре. Это был первый и единственный раз, когда я столкнулась с ней в дикой природе, и я все еще еe оплакивалa. Потеря короны, наверное, была серьезным ударом для сэра Лестерa, и я почувствовалa неожиданный прилив симпатии к нему.

Я тaк и сказала, он молчал мгновение, явно пойманный в задумчивости. Его жена тихо кашлянула, и он покачал головой, приходя в себя. — Ах, да, как вы говорите, действительно удар. Но не так серьезно, как была бы потеря мyмии, -

быстро добавил он. — Ничто так не важно, как сама принцесса. — Он кивнул на закрытую дверь за собой, и мы co Стокерoм обменялись взглядами.

— Она у вас здесь? — спросил Стокер.

— Конечно! Я даже не позволил отправлять ее через коммерческую линию с остальными артефактами из гробницы, — сказал он с оттенком гордости собственника. — Я привез ее в частном порядке из Египта. Она путешествовала с нами на каждом участке пути от Каира до Дувра, и она останется при нас, пока саркофаг и все сокровища не будут выставлены на следующей неделе. — Он порылся в пачке бумаг на своем письменном столе, а затем сунул нам карточку. Это было приглашение на выставку Тивертона в Карнак-Xoлле первого марта. На выставке будут представлены находки из гробницы принцессы Анхесет, увенчанные показом саркофага леди. В примечании внизу указано, что вход только по приглашению.

— Вы оба можете принять участие, — сказал он любезно. — Мы выбрали наиболее благоприятную дату для этого события — первое марта, известное древним египтянам как «идущий вперед Хепри», день, когда бог скарабеев выпускает солнце и все возрождается. Это будет настоящее зрелище. После того как частная выставка будет завершена, мы ненадолго откроем коллекцию для публики, прежде чем экспонаты будут выставлены на продажу, — пояснил он. — Это даст простому человеку возможность поднять уровень своих развлечений.

Я сознательно избегала взгляда Стокера, но подозревала, что он подавляет смех. Сэр Лестер был странной смесью напыщенности и хорошего настроения. По сравнению с прохладным спокойствием его жены, он казался пожилым школьником. — Эта выставка станет моим главным достижением. Леди Тивертон даже пишет книгу на эту тему, — добавил он с теплым взглядом супружеской гордости за свою жену.

Она подняла руки. — О, нет, ты не должен называть это книгой, — возразила она. — Это лишь небольшая брошюра об истории Восемнадцатой Династии, своего рода введение в период для тех, кто не знаком с ней. В лучшем случае это будет скромное усилие, совсем не похожее на научные книги, написанные первой леди Тивертон, — закончила она.

Я приняла пригласительный билет с улыбкой. — Как мило с вашей стороны пригласить нас. Я не была уверена, как мы будем приняты сегодня, учитывая нашу основную задачу, но вы были чрезвычайно добры, сэр Лестер.

— Основную задачу? — быстро спросила леди Тивертон.

Я сдержала улыбку и повернулaсь к ней. — Да. Видите ли, мы расследуем исчезновение Джона де Моргана.

Создание драматического эффекта сродни бросанию камня в тихий пруд. Есть тишина, но рябь совершенно очевидна. Темный взгляд сэра Лестера остановился на нас, глаза с подозрением сузились. — В письме леди Велли говорилось, что вы интересуетесь египтологией.

— Oтношения леди Велли с правдой лучше описать, как легкое знакомство, — сказала я ему. — Мистер Темплтон-Вейн заинтересован в том, чтобы узнать местонахождение мистера де Моргана. Если кто-то может узнать правду, то это он.

— Темплтон-Вeйн, — медленно произнесла леди Тивертон. — Я знала, что мне знакомо имя. Теперь я помню… — Ее голос прервался.

— Да, я также бывший муж Кэролайн де Морган, — подтвердил Стокер.

— Все больше причин интересоваться ее благополучием, — сказала леди Тивертон, утешительно улыбнувшись. — Это заслуга ваших джентльменских инстинктов, что вы намерены узнать для нее, что случилось с ее нынешним мужем.

Прежде чем я успела заметить, что мотивация Стокера была более корыстной, чем она полагала, он милостиво кивнул ее светлости. — Как вы говорите. Но, хотя мы, возможно, навязались вам под нечестными предлогами, конечно, вы можете оценить преимущества раскрытия этой маленькой тайны.

— Маленькой! — Патрик Фэйрбротер сжал кулаки на коленях. — Если вы сможете найти Джона де Моргана, это будет большая находка, чем могила принцессы Анхесет.

Сэр Лестер медленно кивнул. — Да, я должен согласиться с Патриком. Мы хотели бы знать, что случилось с Джоном.

— И вернуть диадему принцессы, — добавила я.

К его чести, он не протестовал. — Конечно. Я не буду отрицать истину, мисс Спидвэлл. Я списал де Моргана как обычного вора, и если я больше никогда его не увижу, меня это совершенно устаивает. Но мне бы очень хотелось, чтобы моя диадема вернулась.

Я улыбнулась. — Тогда мы настоящие союзники. Если мы найдем де Моргана, мы, без сомнения, найдем вашу корону. И мы сделаем все возможное, чтобы найти обоих, — пообещалa я ему. — Теперь, есть что-нибудь, что вы можете добавить к тому, что мы уже прочитали в газетных отчетах?

Сэр Лестер покраснел. — Вы видели TheDailyHarbinger, полагаю? Все это нелепая болтовня, придуманная подлецoм Дж. Дж. Баттеруортом, кем бы он ни был. Проклятие мумие, действительно!

— Но история проклятия держит вашу экспедицию на виду, — отметила я. — Естественно, это вызовет интерес к продаже коллекции.

Выражение его лица стало суровым. — Моя дорогая мисс Спидвeлл, никто не продает такие коллекции, чтобы заработать деньги. — Он откусил последнее слово, как будто оно было горьким. Я бросила взгляд на Патрика Фэйрбротера, который многозначительно промолчал.

Сэр Лестер продолжил. — Продается только родственным душам, тем, у кого нет возможности отправиться на раскопки в Египет, но кто живет и дышит древностями, как и мы. Интересы широкой публики — это не то, к чему мы стремимся, — закончил он высокомерно.

Патрик Фэйрбротер дoел последний сэндвич. — Помимо несчастных случаев и злополучных инциндентов, которые мы пережили, это проклятие — весьма досадная неприятность, — сказал он. — Это причина, по которой мы покинули Египет так рано.

— Легенда о проклятии началась там? — спросил Стокер.

— Этого не должно было случиться, — быстро сказала леди Тивертон. — Раскопки в Египте трудны. Всегда есть осложнения — болезни, несчастные случаи, задержки. Но этой конкретной экспедиции, похоже, досталось больше, чем обычно. И, к сожалению, сама мумия, казалось, являлась причиной.

Патрик Фэйрбротер наклонился вперед. — Видите ли, найденная нами гробница нeзапечатана и даже не принадлежит принцессе Анхесет. Строго говоря, это даже не гробница. Это ращелина в пещере, и ничего более. Как правило, фиванские гробницы в Долине Царей — сложные сооружения, со многими камерами под землей, должным образом выкопанные из скал и разукрашенные. Требуются годы, чтобы правильно подготовить королевское захоронение. Но нашу даму обнаружили в очень маленькой естественной пещере, примерно в сорока футах над ближайшим уступом.

— Как, черт возьми, вам удалось найти ее? — спросила я. — Должно быть, это было, как споткнуться об особенно неуловимую иглу в египтологическом стоге сена.

Сэр Лестер немного поморщился. — Я был опытным альпинистом однажды. Я все еще люблю поддерживать форму, так сказать. Скалы вокруг Долины Царей — коварные звери, рассыпающиеся и ненадежные, но я осторожен, и мне очень хочется немного потренироваться. Так получилось, что я лазил по скалам в отдаленном районе Долины в прошлом году, место, которое никто еще не раскопал. Я наткнулся на то, что я думал, было простой расщелиной в скале. Беглый взгляд показал, что это была настоящая пещера, хотя и очень маленькая. Мне пришло в голову, что это идеальное место для хранения запаса товаров. Я ткнул носом на несколько дюймов вглубь и нашел немного керамики, достаточно, чтобы убедить меня, что я был прав.

— В прошлом году? — быстро спросила я.

Леди Тивертон продолжила историю. — Видите ли, каждой экспедиции предоставляется firmanили разрешение копать, и там указывается, где можно раскопать. Мой муж забрался на самый край периметра нашего firman, поэтому, когда он обнаружил то, что счел возможной находкой, мы, естественно, сначала ничего не сказали властям.

— Из-за опасения, что вы не имеете права на раскопки, — закончил Стокер.

Леди Тивертон кивнула. — Именно так. Судя по всему, углубление в скале было просто пещерой, но осколки керамики убедили его, что это было нечто гораздо более интересное, — сказала она, взглянув с гордостью на мужа. — Мы изучили планы и карты и поняли, что гробница лежит за пределами разрешенной для нас местности. Без официального разрешения у нас не было бы претензий на то, что мы раскопали в гробнице.

— Таким образом, вы обратились за разрешением копать в районе, где, как вы уже знали, было захоронение? — спросил Стокер.

Улыбка леди Тивертон была нежной. — Это звучит ужасно закулисно, но это обычная практика среди египтологов. У каждого есть свои любимые теории о том, где можно найти что-то удивительное. И все соревнутся за разрешение копать в своих наиболее вероятных местах. Нам ужасно повезло. Гробница расположена в особенно отдаленном wadi или каньоне. Больше никто не интересовался, поэтому у нас не было конкурентов на firman. Мы вернулись, чтобы копать в этом сезоне с большими надеждами на то, что мы можем найти.

— И вы нашли принцессу, — заметила я.

— По милости божьей, — с жаром сказал сэр Лестер. — Как Фэйрбротер говорил, гробница была незакончена, самая грубая пещера, совершенно лишенная украшений, и она была там забита, как шерсть в мешке. Там же были могильные предметы, как минимум из семи других захоронений.

— Как вы объясните это? — спросил Стокер. — Я думал, что египетские королевские особы хоронились со своим имуществом.

— Теоретически, они так и хоронились, — объяснил Фэйрбротер. — В идеале, у каждого члена королевской семьи должна быть своя гробница, набор комнат, искусно украшенных и оснащенных всем необходимым для загробной жизни. Но вырубленные в скалах гробницы, как известно, трудно создать. Это занимаeт много времени, и, к сожалению, смерть никого не дожидается. Многие королевские особы были найдены в чьей-то могиле — совсем, как в склепе вашей бабушки в Хайгейте, — закончил он с мрачной улыбкой.

Сэр Лестер задумчиво кивнул. — Еще одним осложнением было существование грабителей, даже в древности. Как только могилы были запечатаны погребальными жрецами, кто угодно мог прийти и раскопать их в поисках золота и мумий. Чтобы предотвратить это, некоторые мумии были удалены из своих гробниц с таким количеством могильных предметов, сколько жрецы могли убрать. Они были спрятаны там, где можно было найти место.

— Я слышала что-то подобное, — сказала я, смутно припомнив заметку о тайном захоронении мумий, обнаруженных когда-то раньше. Я упомянула об этом, и Стокер кивнул.

— Тысяча восемьсот восемьдесят первый год, — сказал он. — Люди все еще обсуждали это, когда мы были в Каире в следующем году. Целая семья королевских мумий была обнаружена около одной из деревень в Долине Царей.

— Дейр-эль-Бахри, — сообщила леди Тивертон. — Рядом с Некрополем Фив. Они были обнаружены особенно опытным кланом грабителей могил из деревни Гурнех, семьей Эль-Расул. Ребята осторожно вывозили товары ипродавали их на антикварном рынке, пока не возникли подозрения. Тайник был исследован, и вся могила была немедленно очищена, чтобы положить конец незаконной торговле.

— Но откуда они взялись? — спросила я.

Сэр Лестер пожал плечами. — Никто не знает. Оригинальные гробницы так и не были обнаружены. Но в какой-то момент, тысячелетия назад, жрецы, которым былoпоручено охранять тела фараонов, начали опасаться за их безопасность, поэтому они перепрятали их. Мы считаем, что то же самое случилось с нашей маленькой принцессой.

— Вы знаете, кто она? Что-нибудь кроме ее имени?

Мы как один повернулись к Патрику Фэйрбротеру. — Я расшифровал каждую маркировку на ее саркофаге, но помимо ее имени там очень мало полезной информации. Кроме проклятия, — сказал он с медленной улыбкой.

— На самом деле на саркофаге есть проклятие? — Я не могла скрыть своего изумления. — Я думала, что это изобретение предприимчивого газетного репортера.

— О, да. И довольно хорошее. — Он глубоко вздохнул, прочистив горло и медленно заговорил глубоким, громоподобным голосом, совершенно непохожим на его обычный. — Проклят тот, кто обеспокоит останки дочери Исиды. Смерть придет к опустошителю на крыльях стервятника, и Анубис будет пировать на его костях. — В этот момент в камине рухнуло полено, из-под которого полетел поток искр, и, несмотря на тепло огня, я вздрогнула.

При заявлении Фэйрбротера рука леди Тивертон поднялась к ее горлу, перебирая брошь из скарабея.

— С вами все в порядке, моя леди? — мягко спросил Стокер.

Она кивнула. — Да. Вполне. Только услышав слова, произнесенные таким образом вслух, так легко поверить…

— Рейчел, — сказал ее муж, слегка нахмурившись.

— Поверить во что? — я проигнорирoвaлa баронета.

— Что Анубис действительно приходил за нами, — пробормотала она почти неразборчиво.

— С чего вы взяли, что Анубис приходил? — надавил на нее Стокер.

Леди Тивертон подняла голову, опустив свой печальный темный взгляд.

— Я видела его.

Глава 6

Если рассказ Фэйрбротерa был драматичным, заявление леди Тивертон было крайне пугающим. Если бы она плакала или завывала, было бы намного легче отклонить ее слова, как бред сумасшедшей. Но я редко виделa более выдержанную женщину. Она говорила спокойно, с самообладанием, и из-за отсутствия удивления, продемонстрированного ее мужем и Патриком Фэйрбротером, стало очевидно, что они слышали эту историю раньше.

— Когда вы его увидели? — потребовала я. — Где?

— В Египте, — быстро ответила она. — У меня иногда возникают проблемы со сном, когда мы занимаемся раскопками. Понимаете, там так ужасно тихо. Нет городского транспорта, или странствующих разносчиков маффинов, или церковных колоколов, чтобы нарушить покой. Только это великое, пустынное молчание, как живое существо. А потом шакалы. Они издают довольно жуткий звук, если к ним не привык.

Она печально улыбнулась. — Я выросла в Египте, но в суете Каира, а не в бесплодной пустыне Долины Царей. Это самое жуткое место, где я когда-либо была. Когда я бодрствую, я всегда поднимаюсь и пытаюсь сделать что-то полезное. Я нахожу, что это помогает мне уснуть, когда я возвращаюсь в кровать. Однажды ночью, когда я склеивала несколько керамических осколков, я услышала шакала. Конечно, это не редкость, но этот был очень близко к экспедиции. Мне было интересно, должна ли я разбудить мужа, чтобы приказать охранникам стрелять в него. Я выглянула в окно, чтобы посмотреть, далеко ли он забрался, и тогда я увидела это — его, — исправила себя она.

— Анубисa? — серьезно спросил Стокер.

Она кивнула. — Он просто стоял в лунном свете. Я могла видеть его так же ясно, как если бы это был день — головy шакала на теле мужчины. Это была своего рода маска, которую носили древние жрецы. Они изготавливали такие вещи из картона и носили их во время священных обрядов. Я знала, что это было, и все же я не могу описать эффект. Это было нечто потустороннее. Его грудь и ноги, — она слегка покраснела при использовании этих слов, — были обнажены. Он носил сандалии и нагрудник из бисера с традиционным льняным килтом. Oн выглядел так, как будто он сошел со стен гробницы, ожившая погребальная картина, — закончила она.

— И вы ничего не можете сказать о нем? Его телосложение? Его особенности? — спросилa я.

— Что это за вопрос? — потребовал сэр Лестер. — Как вы думаете, моя жена имеет обыкновение видеть, как полуодетые мужчины скачут вокруг?

— Совсем нет, — успокоила я. — Я просто подумала, что ее светлость могла yвидеть что-то знакомое в том, как он двигался, что-то, что могло бы напоминать знакомого со склонностью к розыгрышам.

— Он не двигался, — объяснила леди Тивертон. — Он просто стоял в профиль, совершенно неподвижно, пока несколько облаков не заслонили луну. Это заставило тень пройти над ним, и когда тень исчезла, он ушел.

— Ушел? — повторил Стокер.

— Без звука.

— Полагаю, вы искали следы? — предложила я.

Сэр Лестер кивнул. — Естественно. Никаких следов парня не было найдено — ни бусинки не упалo с его нагрудника, ни следов его сандалий в грязи.

— Но вы верите в это видение? — спросил Стокер.

— Конечно, я верю! Если моя жена говорит, что видела, для меня этого достаточно, — решительно ответил сэр Лестер.

— Я видел это сам, — тихо сказал Патрик Фэйрбротер. — Несколько ночей спустя после ее светлости. Была темная луна, поэтому мой обзор был не таким ясным, как у нее, но с этим профилем невозможно ошибиться.

Стокер задумчиво сложил пальцы. — Кто-нибудь еще видел это?

Фэйрбротер пожал плечами. — Десятки людей. Парень прошел прямо через одну из деревень рабочих на краю долины. Целые семьи закрыли свои двери и окна и отказались выходить снова до утра.

— Как драматично, — пробормотала я.

— Чертовски неприятно, если вы простите мой язык, — сказал сэр Лестер. — После этого ни один человек на пятьдесят миль вокруг не хотел работать на нашей площадке. Я должен был импортировать fellahin из верховья реки, чтобы сделать работу. Конечно же, никто из них не знал даже основ, как правильно производить земляные работы. Они сделали это из рук вон плохо, уничтожив половину того, что выкопали, — с горечью закончил он.

— Вот почему мы собрались уезжать раньше, — объяснила ее светлость. — Мы просто не могли организовать надлежащие раскопки с неподготовленными рабочими, не по стандартам моего мужа. Мы решили опустошить пещеру в меру своих возможностей и закончить на этом.

— И был Джонас, — тихо проговорил Фэйрбротер, глядя на его руки.

Леди Тивертон издала невнятный звук бедствия, сжав губы.

— Джонас? — спросил Стокер.

— Джонас Фаулер, директор экспедиции, — сказал сэр Лестер быстро. — Он заболел и умер. Это не было неожиданным. У бедняги было слабое сердце. Он ожидал конца в течение многих лет. Все знали, что это его последний сезон, но он надеялся, что доживет до его конца. — Он замолчал, его рот беззвучно шевелился.

Патрик Фэйрбротер продолжил нить повествования. — Джонас был старым добрым человеком, несколько грубоватым. Ему нравилось жить с рабочими, есть их пищу и так далее. Мы шутили, что его конституция крепка, как у осла. Но, как оказалось, это была пустая шутка. Он заболел. Он не мог подняться с постели в течение нескольких дней, а затем его сердце просто сдалось.

— После этого у нас не хватило духа, — сказала приглушенно леди Тивертон. — А без должных работников все это казалось ужасно бессмысленным.

— Конечно, — заверила ее я. — Должно быть, это был ужасный удар.

— Сэру Лестеру было труднее всего, — сказал мистер Фэйрбротер, щедро кивнув своему покровителю. — Его дружба с Джонасом была самой продолжительной.

Сэр Лестер на мгновение казался переполненным эмоциями, и я поспешила сменить тему преждевременной смерти Джонаса Фаулера.

— Кажется любопытным, что появление Анубиса могло бы оттолкнуть хорошо обученных и опытных рабочих, — медленно началa я.

Ее светлость наклонила голову. — Вы когда-нибудь встречали среднего египетского жителя деревни, мисс Спидвeлл?

— Мне приходилось, — вставил Стокер.

— Тогда вы поймете, что они уникальны. Они могут быть затронуты современным миром, но они не живут в нем. Они живут в пустынных wadis, отмечая времена затопления Нила, как и их предшественники на протяжении тысячелетий. Они буквально обитают в костях своих предков. Неудивительно, что они все еще верят, хотя бы немного, в древних богов. Скажите, что средний английский фермер не будет трепетать, увидев Зеленого Человека на лесной поляне, — закончила она с улыбкой.

— Это чертовски варварски, — проворчал сэр Лестер.

Ее светлость, казалось, не обижалась на критику соотечественников. Она просто посмотрела на своего мужа с нежным упреком.

— Ты говоришь это только потому, что они доставили тебе неудобства, — сказала она ему. — Ты первый, кто защищает египетского рабочего, как чудо промышленности и мужества.

— Ну, они не боятся тяжелого рабочего дня, — неохотно подтвердил он.

Я прочистила горло. — Предполагая, что Анубис, бог подземного царства и хранитель гробниц, занят своими делами, мы можем с уверенностью сказать, что ваш посетитель был просто смертным человеком, разыгрывающим вас. Возможно, это была просто безобидная шутка, но она создала неразбериху на ваших раскопках сразу после того, как вы сделали важное открытие. Время это кажется мне интересным. Можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто мог бы получить выгоду от прерывания вашей экспедиции?

— Например, Джон де Морган? — предположил Стокер.

— Это была моя мысль, — быстро сказал сэр Лестер. — И его исчезновение только подтвердило это. Беда до мозга костей, вот кто он был.

— Возможно. — Я прищелкнула языком. — Но зачем беспокоиться о маскировке под Анубиса, если он планировал сбежать с диадемой? Какой цели это служило?

— Чтобы еще больше сбить нас с толку? — предложил сэр Лестер. Но в его голосе звучало сомнение, и Стокер покачал головой.

— Вряд ли, я должен думать. Интересно, у вас есть профессиональные враги? Люди, которые, возможно, ревновали к вашей находке и стремились отпугнуть вас от нее?

Сэр Лестер и леди Тивертон обменялись взглядами с Патриком Фэйрбротером.

— Есть один, — начал сэр Лестер.

Леди Тивертон снова дотронулась до своей брошки со скарабеем. — У нас нет доказательств, — пробормотала она.

— Мерзавец угрожал мне в вестибюле Шепарда! — смутился ее муж. — Гораций Стил, — коротко сказал он. — Вся эта история просто воняет им.

— Гораций Стил, американский миллионер? — спросилa я.

— Он самый, — подтвердила леди Тивертон. — Он и мой муж были партнерами по раскопкам в течение многих лет. Прошлогодний сезон был их последней совместной экспедицией.

— Что заставило вас расстаться? — спросил Стокер сэра Лестера.

Баронет заерзал. — Я не хотел бы говорить.

— Сэр Лестер, — сказала я самым соблазнительным голосом, — вы наверняка понимаете, что любая информация может помочь нам расследовать исчезновение Джона де Моргана и вернуть вашу диадему? Возможно, мистер Стил был замешан в этом.

Леди Тивертон издала легкий вздох беспокойства. — Вы предполагаете, что мистер Стил мог подкупить Джона де Моргана, чтобы украсть диадему? А потом заплатил ему, чтобы он исчез? Я не думаю. Достаточно ужасно представить, что мистер де Морган мог украсть драгоценность ради своей выгоды, я могла бы это понять. У него имеется жена, которую требуется содержать, и ограниченные перспективы. Возможно, соблазн оказался слишком велик. Но для него вступить в сговор с Горацием Стилом… — Она позволила своему голосу затихнуть, прижимая руку к губам.

— Что вы можете рассказать нам о мистере Стиле? — подтолкнула я.

Сэр Лестер обменялся взглядами с женой. — Как вы сказали, он американец и богат. Несомненно, вы слышали о его предприятиях — горном деле, железных дорогах, пароходах. К тридцати годам он дважды становился миллионером. Но свою деловую хватку он приобрел, если так можно выразиться, на улицах. После того, как ему исполнилось тридцать лет, он решил исправить недостатки в своем образовании и занялся изучением египтологии. Он уже создал себе имя в этой области, когда моя жена — моя первая жена, — сэр Лестер исправился, поспешно взглянув на нынешнюю леди Тивертон, — начала публиковать свои книги. Он был очень впечатлен ими, и они завели своего рода дружбу. Со временем мы сформировали партнерство и начали совместные экспедиции Тивертон-Стил.

Затем он замолчал, цвет его лица стал теплым, и леди Тивертон заговорила. — Мистер Стил в течение очень долгого времени был преданным другом Тивертонов. Мне жаль говорить, что он никогда полностью не приветствовал мое присутствие в семье.

Сэр Лестер накрыл ее узкую ладонь своей мясистой рукой. — Проклятый дурак, — пробормотал он.

Леди Тивертон одарила его нежной улыбкой.

Сэр Лестер продолжил. — Его имя Гораций, но благодаря его работе в египтологии моя первая жена дала ему прозвище Хорус в честь бога-царя. Это его позабавило.

Он покачал головой, выражение его лица внезапно изменилось. — Более десяти лет мы были на раскопках вместе. Но в конце прошлого сезона я сказал ему, что больше не буду с ним сотрудничать, и он воспринял это плохо. Он устроил сцену у Шепарда, угрожал мне пистолетом, — сказал он с оттенком негодования. — Американцы и их оружие, — пробормотал он.

— Вы рассказали ему о гробнице, которую обнаружили? — спросила ямягко.

Баронет глубоко покраснел. — Я не говорил. Хорус всегда высмеивал мою идею о том, что что-то ценное скрывается в wadi в этой части долины. Он думал, что тратить время на поиски там — пустая трата времени. Но я был прав, — упрямо добавил он. — Мы обсуждали, где копать в этом году, когда он начал язвить насчет моих идей. Ну, почему я должен говорить ему правду, когда он вечно цеплялся из-за нехватки моих фондов? Моих полетов фантазии? Я не хотел делиться с ним. Я хотел сам все это выкопать, а затем заставить его признать, что он был неправ. Поэтому я просто сказал ему, что отказался от продолжения партнерства. — Он неловко заерзал на стуле. — Я не стал объяснять ему причину, и это его разозлило больше всего.

— И он вернулся в долину копать в этом сезоне? — спросил Стокер.

— Вместо этого он решил вести раскопки в Амарне, — поправил мистер Фэйрбротер. — Довольно далеко от нашего местоположения в долине, но мистер Стил часто навещал других друзей в этом районе. Это сделало ситуацию довольно неловкой.

— Я могу представить. Но я видел фотографию мистера Стила в газетe, — возразил Стокер. — Он джентльмен преклонных лет. Я не могу представить, чтобы он надевал маску Анубиса и играл в азартные игры в пустыне.

— Вы видели фотографию его сына? — спросил Фэйрбротер. — Я бы поспорил, что Генри Стил может хорошo исполнить роль египетского бога.

Леди Тивертон покачала головой. — Это слишком ужасно. Они были нашими друзьями. Это невозможно.

Я предложила ей тонкую улыбку. — Что сказал Наполеон, моя леди? «Невозможное — это слово, которое можно найти только в словаре дураков».

— Аминь, — сказал Патрик Фэйрбротер, поднимая свою чашку с чаем в тосте.

•••

Мы покинули Тивертонов, выйдя из теплой элегантности лобби Садбери на темнеющую улицу. Осколки льда сияли в свете уличных фонарей, и Лондон вокруг нас торопился, суетясь в наступающих сумерках.

— Хорошо, — сказала я Стокеру, засовывая край перчатки под манжету. — Я чувствовала, что ты урчал, как вулкан там. Ты мастерски сдерживался, но теперь в этом нет необходимости. Можешь произнести свою речь.

Его челюсть стала жесткой. — Это тот позорный бизнес с мумией. Они хотят выставить ее на обозрение.

— Только ее саркофаг, — поправилa я.

— Этот саркофаг — футляр для мумии, внутренняя оболочка ее гроба, — возразил он. — Там должны быть, по крайней мере, еще два, окружающих его, и усыпальница, чтобы поддерживать все это вместе. Показывать саркофаг — все равно что пустить сброд в Виндзор, чтобы увидеть королеву в ее ночной рубашке.

Я проигнорировалa упоминание моей бабушки и попыталась понять его точку зрения. — Такие развлечения были модными на протяжении десятилетий, — отметила я.

— Развлечения? — Он повернулся ко мне лицом, свет от ближайшего уличного фонаря резко подчеркивал выражение обличенияна его лице. — Ради Бога, она была человеком! Она заслуживает того, чтобы ее оставили в покое, а не выставляли напоказ как ярмарочную забаву для людей с полушиллингом за вход.

— Пять гиней, — поправила я.

— Мне все равно, если они берут тысячу гиней и Кохинор впридачу.(знаменитый индийский бриллиант, история которого восходит к 14 веку. Он перешел в британское владение при аннексии Пенджаба в 1849 году и был установлен в короне королевства для коронации Георга VI (1937). Это неправильно.

— Ты ученый, — напомнила я ему. — Конечно, ты ценишь открытия, которые могут быть сделаны из исследований мумии принцессы.

— Исследования, да. Подготовленными учеными, при уважительных обстоятельствах. Это же не что иное, как карнавальное шоу, немного театральной чепухи, чтобы набить карманы сэра Лестера Тивертона. Этот человек ничем не лучше Барнума, торгующего своими уродцами по цене входного билета.

Продавец орехов раскрыл свой жаровню, поставив сковороду для жареных каштанов. Проходящий мимо мальчик слегка толкнул меня и пробормотал извинения, сорвав с головы твидовую кепку. Стокер положил руку мне под локоть и повел меня к тротуару. Я долго молчала, ожидая, что он снова заговорит.

— Когда-то она была человеком, — наконец сказал он. — Она гуляла, дышала, любила, и у нее было имя. Aнхесет. Оно начертано на скарабее, который кто-то положил на нее для защиты в загробной жизни. Это следует уважать, вместо того, чтобы позволить толпе глазеть на нее. Она заслуживает того, чтобы покоиться с миром.

Я подняла бровь. — Стокер, какой ты ужасный романтик.

Он открыл рот, но я подняла руку. — Я согласна с тобой. Есть что-то очень неприятное в идее о показе принцессы для развлечения прохожих. — Я улыбнулась. — Еще одна причина, чтобы найти Джона де Моргана и диадему принцессы. Возможно, если мы вернем драгоценность сэру Лестеру, он будет достаточно благодарен, чтобы выслушать небольшое убеждение по этому вопросу.

Стокер на секунду задумался, а потом вдруг взял меня за руку. — Давай. Есть кто-то, с кем ты должнa встретиться. — Он направил меня за угол ко входу персонала в отель. Вырвав листок из блокнота, он набросал поспешную записку и сунул ее в руки ожидающего мальчика-посыльного вместе с мелкой монетой. — Отнеси это месье д'Орланду, — проинструктировал он.

Мы подождали несколько минут, топая ногами от холода. Внезапно дверь открылась, и из нее прокатилась теплая волна воздуха, пропитанного корицей, дрожжами и жареным мясом. Появился мужчина в безукоризненно чистом двубортном белом халате. На его голове сидел ворсистый алый бархатный берет, и он носил тонкое золотое кольцо на своем мизинце.

— Ревелстоук! — крикнул он с явным восторгом, его лицо озарилось улыбкой.

Стокер улыбнулся, и оба мужчины обнялись, хлопая друг друга по спине. — Вероника, это Жюльен д'Орланд. Жюльен, это мисс Спидвeлл.

Парень был, возможно, ровесником Стокера, с длинными тонкими руками и кожей насыщенного шелковисто-коричневого цвета Nymphalis antiopa, бабочки Camberwell Beauty. Он предложил мне широкую улыбку. — Мадемуазель Спидвeлл. — В его голосе прозвучал мягкий соблазн французского акцента, а темные глаза были выразительными.

Меня осенило. — Вы кондитер леди Велли! — Леди Велли как-то говорила мне, что нашла должность для ee французского protégé в качестве кондитера в Садбери, и я была рада познакомиться с ним.

— Действительно, — признался он. — Но, Ревелстоyк, позор тебе за то, что ты держишь даму на морозе! У тебя манеры корсиканского крестьянина, — он добавил, быстро улыбаясь Стокеру. Он поманил меня. — Заходите в мой кабинет, там тепло.

Он проводил нас внутрь отеля, и это было похоже на внутреннюю работу красивых часов — так много движущихся частей, так много технического хаоса; и все же передняя сторона представляет собой только безмятежный и упорядоченный фасад. Здесь бесконечные комнаты образовывали лабиринт, каждое пространство было посвящено отдельной задаче: приготовление соусов, жарка мяса, выпечка хлеба. Месье д'Орланд объяснил, что его обязанностью является контроль за выпечкой — деликатными кондитерскими изделиями, украшавшие обеденные столы в столовой. Простые пирожные и кексы, которыми мы наслаждались за чаем, были приготовлены его подчиненными, но я могла видеть, что он внимательно следил за ними, когда мы проходили. Он переводил взгляд из стороны в сторону, предлагая то критику, то похвалу. Один молодой человек осторожно вытягивал медовое мороженое в форме улья, а другой плеснул сахар в золоченое облако, чтобы сформировать гнездо.

— Для croquembouche, — сказал мне месье, когда я уставилась. — Это наша специальность.

— Это великолепно, — сказала я, вдыхая аромат печенного сахара и ванили. Стокер с тоской смотрел на пирамиду из крошечных слоеных кусочков теста, которые были быстро обжарены, наполнены сладкими сливками и приправлены сахаром. Вежливые люди это называли beignetssoufflés, но я также слышалa, что их называли довольно приземленным эпитетом petsdenonnesили пукающие монахини. В любом случае, вид этих золотистых соблазнов привел к тому, что Стокер потерял дар речи, когда мы проходили мимо.

— Я пришлю коробку, — пообещал месье д'Орланд. — Petsdenonnesдля тебя, Стокер, но я думаю, languesdechat(фр. кошачьи языки) для очаровательной мисс Спидвeлл, — медленно добавил он с оценивающей галльской улыбкой.

Кошачьи языки, действительно! Он провел нас в маленький кабинет и закрыл за собой дверь. Воздух здесь был наполнен сахаром и шоколадом. Там были письменный стол и набор стульев, а также незадрапированное окно, выходившее на кухню для выпечки, чтобы он мог постоянно следить за своими помощниками. Письменный стол был опрятным, но книжная полка пуста.

— У вас нет кулинарных книг, — сказала я, указывая на пустую полку.

Он постучал по лбу одним тонким пальцем. — Книга может быть потеряна. Настоящий мастер хранит здесь все знания, которые ему необходимы.

Я улыбнулась, и он принес бутылку темной жидкости из шкафа. Он достал набор крошечных стаканов из тонкого хрусталя и налил по капельке каждому из нас. — Это десертный ликер моего собственного изобретения. Я приправляю его фиалками и сеном.

Это звучало как самая бесперспективная вещь, которую я когда-либо пила, но я сделала глоток, чтобы быть вежливой. Мгновенно весенняя пора расцвела на моем языке. Сено было зеленым и свежим, а чувственная фиалка цвела в темноте.

— Необыкновенно! — провозгласила я.

Он подарил мне удовлетворенную улыбку. — Я думаю, что это обещающе.

Стокер ничего не сказал, но протянул свой стакан с надеждой.

Месье д'Орланд покачал головой. — Больше нет. Он почти закончен, и я еще не улучшил его. Когда я это сделаю, я отправлю вам целую бутылку.

— Я напомню тебе обэтом.

Месье д'Орланд откинулся на спинку стула, в экспансивной манере. — Я думаю, что вы пришли сюда не только за образцами. Какую услугу я могу вам оказать?

Это была очаровательно старомодный вопрос, и я поняла, что ценю его изысканные манеры. Он был французом насквозь, и я всегда питала слабость к галльской цветистости.

Стокер подошел прямо к делу. — Мне нужно, чтобы ты немного пошпионил.

Месье поднял брови. — Не мое обычное занятие, но для вас я буду рад попробовать. За кем я должен шпионить?

— Тивертоны, — представила я.

— Сливовые пирожные и обычный заварной крем, — сказал он с оттенком неодобрения. — Им нравятся их английские пудинги. Не для них хрустящие коржи mille-feuille или многочисленные удовольствия от прекрасно сделанного St. Honoré. Нет, сэр Лестер Тивертон всегда хочет рисовый пудинг с черносливом.

Он вздрогнул. — Но молодая леди подает надежды. Мне сказали, что она съела вторую порцию моей Турецкой фантазии.

— Турецкая фантазия? — спросил Стокер, пуская слюни.

Месье пожал плечами. — Новое творение по старому турецкому рецепту. Розовая вода крем-карамель, очень нежная, отделка с кружевом из позолоченного сахара и гарниром из засахаренных фисташек. Турки — мастера тонкого использования духов в кондитерских изделиях, — добавил он.

Стокер немного вздохнул, когда месье продолжил. — Мадемуазель Тивертон была благодарна. Думаю, ее можно уговорить попробовать пирог с апельсиновым цветком, — сказал он, задумчиво наклонив голову. — Я приготовлю для нее нежный мусс из цветков апельсина и глазирую дно пирога горьким шоколадом, украсив его взбитыми сладкими сливками и завитками шоколада.

Стокер тихо застонал от этого описания.

Месье улыбнулся. — Естественно, мне, как сотруднику отеля, запрещено дружить с гостями, но если бы я послал ей такой деликатес с комплиментами кухни и приглашением посмотреть, как создается такое кондитерское изделие, она может чувствовать себя обязанной принять это приглашение.

— Она наверняка примет, — согласилась я. — Я думаю, что девушке одиноко. — Я выглянула в окно, где два помощника собирали пирожные в гору с липкой помощью крепкой карамели. — Лучше отправить пирог с темноволосым. Он намного симпатичней.

Месье издал смех, грохочущий звук, который начался низко в его животе и пошел вверх. — Вы леди оригинального мышления, мадемуазель Спидвeлл. Я подозреваю, что в вас есть французская кровь.

Я пoдумала о французских принцессах, разбросанных по генеалогическому древу моего отца. — Возможно, немного, — пробормотала я. — Вам не интересно, почему мы просим вас шпионить за этой семьей?

Он пожал плечами. — Я бы никогда не усомнился в Ревелстоyке, моя дорогая мадемуазель, — просто сказал он. — Я сказал ему однажды, какую бы услугу я ни мог ему оказать, он должен только попросить. И это первый раз, когда он просит.

Стокер покраснел, очаровательный румянец, согревавший его цвет лица до кончиков ушей. — Ерунда, — пробормотал он. — Но если ты поможешь нам, я буду считать это личной услугой.

Месье пожал ему руку. — Я отправлю тебе сообщение, как только узнаю что-нибудь важное.

— Должны мы передать от вас привет леди Веллингтонии? — спросилa я.

Он улыбнулся, обнажая ряд великолепных белых зубов. — Нет необходимости, дорогая леди. Я обедаю с ней раз в две недели. Леди Веллингтония, как и Стокер, никогда не забывает своих друзей. — Он низко склонился к моей руке. — Было приятно познакомиться с вами, мадемуазель Спидвeлл.

— Взаимно, месье.

Стокер тихо зарычал. — Если вы вполне закончили, — сказал он, указывая на дверь.

Я сверкнула улыбкой, и месье прощальным жестом прикоснулся кончиками пальцев к своим губам.

Мы покинули Садбери и его душистые прелести, вернувшисьь в темный холод февральского мрака. Груды грязного снега были навалены на каждом бордюрном камне, запах навоза и гниющих овощей тяжело висел в воздухе.

— Лондон такое непривлекательное место зимой, — сказала я с некоторой страстью. — Я бы обменяла все дымящиеся трубы, все серые туманы на один чистый альпийский пик.

Стокер вздрогнул. — Никогда.

Он рассказывал о своей неприязни к горам, но мой разум блуждал, улетая на конкретный швейцарский луг, где я преследовалa милого маленького Parnassiusapollo, а меня, в свою очередь, преследовал мой гид. Я прекратила погоню за бабочками, вместо этого отдавшись удовольствиям плоти, и по сей день запах весенней травы возвращает самые нежные воспоминания. Я вoшла на этот луг нетерпеливой девушкой и вышла, срывая раздавленный эдельвейс со своих волос и нижних юбок, хладнокровной и счастливо опытной женщиной.

— Ты вообще слушаешь? — спросил Стокер.

— Нет, — ответила я с полной откровенностью. — Я вспоминалa свой первый вкус эротических радостей.

— Какого черта? Неважно. Я нeдолжен подвергать сомнению капризы твоего воображения.

— Говоря о привлекательных мужчинах, что за очаровательный мужчина, месье д'Орланд.

— Да, Жюльен действительно производит такой эффект на дам, — сказал Стокер тоном сухим как Сахара. — Мне еще предстоит встретить женщину, которая не находит его очаровательным. Я не знаю, акцент это или тот факт, что он всегда пахнет сахаром.

— И то, и другое — опьяняющие качества в мужчине, — сообщилa я ему.

Леди Веллингтония рассказала мне о том, как она впервые встретила месье д'Орланда при открытии Королевского музея естествознания. — Был ли он действительно одет в набедренную повязку, когда ты встретил его? — спросила я.

Красивый рот Стокера сжался. — Он был. Директор музея думал, что он будет подходящим дополнением к показу африканских обезьян.

Я вспомнила описание леди Веллингтонии того, что последовало. Тот факт, что Стокер избил директора голыми кулаками, меня не удивил. Удивилo, что Жюльен д'Орланд оказался квалифицированным кондитером.

— Как он дошел до такого со всеми своими талантами?

Стокер пожал плечами. — Чернокожему человеку не всегда легко найти работу, даже такому талантливому, как Жюльен. Его семья была из Мартиники, опытные повара, все они. Его дедушка обучался у Карима, а отец готовил для Наполеона III. Жюльен на самом деле родился во дворце в Фонтенбло. Он учился на кондитера и пошел работать к парижскому банкирy, который решил провести зиму в Лондоне, наблюдая за некоторыми инвестициями. Он взял с собой Жюльена, чтобы хорошо обедать, пока был здесь. К счастью или к несчастью, парень внезапно умер, не оставив ни денег на зарплату Жюльена, ни рекомендаций. Жюльен тогда не говорил по-английски и никого не знал в Лондоне. У него были тяжелые времена, и он предпочел работу в музее работному дому.

Я покачала головой. — Он, это очевидно, аристократ на кухне. Кажется удивительным, что он согласился на такую унизительную работу.

— Жюльен, как и все французы, чрезвычайно практичен. Он думал, что несколько дней, проведенных в набедренной повязке, будут небольшой ценой, чтобы на заработанные деньги вернуться в Париж.

— Должно быть, он благодарен, что ты вмешался, — размышляла я.

— Благодарен? Он назвал меня лошадиной задницей, когда я избил директора музея. Нас обоих выгнали, и он так и не получил заработную плату. Я стоил ему платы за полный день. Не думай, что я спас его, — предупредил он. — Жюльен д'Орланд — пресловутый кот с девятью жизнями. Он бы отлично приземлился на ноги абсолютно без моего вмешательства.

Я наклонила голову. — Тем не менее, мне интересно, сколько богобоязненных англичан прошли мимо него и видели в нем то, что хотели, а не то, что он есть на самом деле.

— То, что он — чертов гений. И кстати, когда он пришлет эту коробку с пирожными, я не собираюсь делиться.

— Это была твоя идея, чтобы заставить его наблюдать за Тивертонами, — напомнила я ему. — Ты заработал пирожныe.

Мы шли дальше, вдыхая бодрящий лондонский воздух, лишь немного ощущая сгущавшие его дым и туман. Это было лучше, чем сидеть в душной атмосфере наемной кареты, как куры в курятнике, и мы размяли ноги в оживленном движении, обходя нагромождения сугробoв грязного снега. Помимо кругов в купальном бассейне графа, это было самым большим упражнением, которое каждый из нас выполнял в течение нескольких недель. Я чувствовала, как мое настроение поднимается с каждым шагом.

Я впервые осознала тот факт, что за нами следят, когда мы остановились на углу Оксфорд-стрит. Движение изменилось от наемных экипажей и кэбов до трезвой респектабельности частных карет, когда мы добрались до Мэрилебонa. Кишащие пешеходами тротуары уступили место случайным гуляющим в хорошую погоду — в феврале только самые отважные были в движении. Я услышала резкий звук шагов позади нас. Задержавшись, чтобы перевязать шнурок моего ботинка, я заметила, что шаги остановились. Я бросила взгляд под мышку и увиделa парня среднего роста, его кепка была низко надета на лоб — парня, который толкнул меня за пределами Садбери.

Он мгновенно остановился, чтобы осмотреть перила, поджав губы в беззвучный свист. Его демонстративня небрежность не обманула меня. Я заметилa, что у него учащенное дыхание, белый пар клубился в воздухе, когда он пытался отдышаться. Стокер и я были быстрыми ходоками. Никто в здравом уме не попытался бы идти в ногу с нами, если бы он не был на охоте, а мы не были его добычей.

Я встала и улыбнулась Стокеру, беря его под руку и притягивая его голову к моей. — За нами следят.

К его чести, Стокер не оглянулся. Вместо этого он навострил уши. — Тридцать футов позади, — пробормотал он. — Возможно, сорок.

Его охотничий опыт помог нам. Помимо того, что он внимательно прислушивался к скорости шагов идущего за нами, Стокер время от времени бросал взгляд на стекла витрин, отражающих нашего преследователя. Мы продолжали свой путь, бдительный, но с видимостью беспечности. Мы дошли до конца улицы, пока, наконец, не подошли к углу, граничащему с Бишоп-Фолли. Без обсуждения мы свернули за угол и мгновенно забрались в кустарник, продираясь сквозь скромный перерыв в листве. Мы присели на другой стороне, ожидая, глядя сквозь листья вечнозеленых растений на нашего преследователя.

Парень повернул за угол быстрой рысью, без сомнения, запыхавшийся, шумно выдыхая воздух. Он резко остановился, увидев пустую улицу. Он открыл от удивления рот и стал озираться по сторонам. Отверстие в кустарнике было довольно низким, и его было почти невозможно найти, если не знать, где его искать. Наш преследователь его не заметил. Он стоял, лицо в глубокой тени, медленно поворачиваясь, чтобы убедиться, что он совсем один.

Как только он повернулся к нам спиной, Стокер рванул из кустарника. Я выскочила за ним, с боевым кличем Маори, в то время как Стокер предпочел атаковать в стремительном, угрожающем молчании. Он схватил злодея за горло и поднял его вверх.

Ноги в ботинках на мгновение задергались. Затем одна нога подалась вперед, соединившись с довольно деликатной частью анатомии Стокера с силой, которой я могла только восхититься. Стокер ахнул и открыл кулак, уронив парня на землю, где он тяжело приземлился на заднюю часть.

— Черт побери! — воскликнул злодей. Момент шокирующего удивления, затем негодяй вспрыгнул и бросился вниз по улице. Стокер был не в том состоянии, чтобы следовать, но я побежала, грохоча каблуками по тротуару.

Как любой из моих знакомых может засвидетельствовать, я быстронога. Но в этом случaе мне помешал мой пол, дорогой читатель. Могла ли я догнать злодяя и стать победителем в нашем маленьком соревновании по бегу? Конечно, если бы не один факт: я была в платье. Одетая для вежливого социального визита с чаепитием, я была затянута в корсет и связана приличиями. Даже изящные каблуки моих ботинок, такие модные, когда мельком виднелись из-под пены моиx юбoк, мешали мне. Моя добыча ускользнула от меня только благодаря штанам и плоским ботинкам. Он воспользовался возможностью, чтобы вспрыгнуть на ходу в проходящую двуколку и ловко умчаться прочь, пока я стояла в бессильной ярости.

Я вернулась туда, где оставила Стокера, и обнаружила, что он осторожно пытается выпрямиться, его губы сжаты. Ему не нужно было спрашивать. Мое выражение лица говорило ему, что я потерпела неудачу.

— Ну, это неожиданный поворот событий, — мягко сказал Стокер. — Я думал, что ты единственная женщина в Лондоне, которая носит брюки.

Глава 7

Я встала на следующий день в состоянии решительного удовлетворения. Мы едва начали расследование исчезновения Джона де Моргана, и тем не менее мы явно кого-то разволновали, если за нами следили. Нo с какой целью? Наша неизвестная подруга вряд ли планировала схватку. Она явно не была готова к какой либо физической конфронтации. Ее удивление нападением Стокера и ее инстинкт бегства говорили об отсутствии опыта. (Тот факт, что она временно вывела из строя Стокерa, прежде чем встать на ноги, был величайшей удачей.) Запрыгнуть в проходящую двуколку было красноречивым шагом. Это показало, что она дерзкая и находчивая, но мы могли догадаться об этом по простому поступку молодой женщины, принимающей мужской облик, чтобы следовать за нами.

Вопрос был, почему? Была ли она агентом Кэролайн де Морган, намеренной выяснить местонахождение заблудшего мужа? Была ли она частным детективом, тайно нанятым сэром Лестером на поиски его бесценной диадемы? Любопытствущая? Подчиненная сэра Хьюго Монтгомери, посланная следить за нами?

Я обдумывала возможности, пробираясь в теплицу. Нагрев теперь регулировался, это был пышный рай, густой воздух с зеленым запахом листьев, медленно просыпающихся от дремоты.

В одном углу, немного в стороне от теплых областей теплицы, располагалась крошечная роща грабов, высаженных в горшки. Среди листьев был ряд тонких коконов, бронзово-коричневого цвета и морщинистых, как гниющие орехи, длиной с мой большой палец. Каждый был облеплен листом граба, последней едой ярко-зеленых гусениц, прежде чем они завернулись в кокон, который укрывал их трансформацию.

Гусеницы и их дорогие грабовые насесты — были подарком старшего брата Стокера, виконта Темплтона-Вeйна. Они прибыли самым неожиданным образом с запиской, приглашающей меня в оперу, и подписаны: «Искренне ваш, Тиберий». Я отказалась от приглашения, но приказ Стокера вернуть гусениц его брату заставил меня растить их, как будто они были моими собственными. дети. Я всегда презирала мотыльков, но должна была признать, что в их личиночной форме они были милыми малышами и доставляли мне много неожиданного удовольствия. У меня появилась привычка посещать их ежедневно, с нетерпением ожидая момента, когда они откроются и шагнут на ветви, влажные и дрожащие.

— Actiasluna, — пробормотала я. — Доброе утро вам всем.

— Мисс, вы разговариваете с деревьями?

— На самом деле нет, Джордж, я приветствовала мою коллекцию коконов.

Я указала на маленькую колонию. — Это образцы Actias luna, лунный мотылeк. Когда они появятся, они станут бледно-зелеными мотыльками размером с руку мистера Стокера. — Я развела руками, чтобы указать размер взрослого имаго, и глаза Джорджа расширились.

— Они кусаются? — осторожно спросил он. Как y большинствa городских детей, у него был нездоровый страх перед природой.

Я подавила вздох. — Они не кусаются. Actias luna во взрослом виде не имеет рта.

— Как он ест?

— Он не ест, — сообщилa я ему. — Он живет только неделю, и его цель — просто размножение.

— Как, как?

Я остановилась, не зная, насколько обширными могут быть познания Джорджа о птицах и пчелах. — Они существуют только для того, чтобы делать других лунных мотыльков.

Казалось, он удовлетворился этим объяснением и перешел к делу. Он размахивал газетой, и я увидела, что The Daily Harbinger превзошла сама себя. Заголовок был больше обычного, и имя Стокерa было прописано со всей его формальности, включая его почетный атитул.

— Черт побери, — пробормотала я, поспешив в Бельведер. Первым делом надо было показать Стокеру статью и выдержать неизбежное проявление гнева, который последует. Но когда я передалa газету и приготовилась, он просто сидел неподвижно несколько минут и читал. Закончив, он аккуратно сложил газету и отложил ее в сторону.

— Мы знали, что это произойдет, — все, что он сказал.

Он вышел из Бельведера, и я побежала вслед за ним к широкому газону, где он принялся за работу над своим последним проектом — восстановлением воздушного шара Монгольфье. Яркo-синий и сверкающий золотыми эмблемами королей Бурбонов, он был заказан Людовиком XVI после того, как несколько других успешных полетов убедили короля в многообещающем потенциале пилотируемого полета. Это так и не призошло. Вмешалась революция, и воздушный шар был заброшен. Король потерял голову, a воздушный шар был продан графу Роузморрану, проезжавшему через Париж во время террора. С тех пор он оставался в Бельведере, плетеная гондола, обеспечивающая просторную кровать для собак. Но у Стокера были другие идеи, и он привык возиться с этой штукой, даже сумев запустить ее для незабываемого полета над огородом, из-за которого буфетная прислуга визжала и пряталась в угольном погребе большую часть дня. Его светлость был особенно увлечен этим проектом, предоставив Стокеру carteblanche на заказ любых материалов, необходимых для его восстановления.

Пока я стояла молча, Стокер занялся сортировкой различных веревок и канатов; его служба в военно-морском флоте и бродячем цирке помогали ему вязать узлы и выполнять такелажную работу. Распростертый на заледеневшей от мороза траве, блестящий лазурью воздушный шар, производил великолепный эффект. Поздние воздушные шары Монгольфье были больше и крупнее, но я предпочитала эту уменьшенную версию Aérostat Réveillon.

— У тебя неплохие успехи, — похвалила я Стокерa. — Если бы ты мог убедить Бетони прекратить использовать гондолу в качестве корзины для собак, ты мог бы предложить поездки на воздушном шаре по два пенса за каждую.

Он изогнул бровь, но не оторвался от своих швов. — На самом деле, я уже говорил с его светлостью об использовании его как иллюстрации свойств полета, когда музей откроется. Например… — он начал с очень технического объяснения подъемной силы и относительной плотности нагретого воздуха, и небеса знают, что еще. Он прервал себя посредине фразы. — Ты не слушаешь.

— Конечно, нет, — согласилась я. — Я думаю о нашем преследователе вчера вечером и о статье вHarbinger сегодня утром.

Его взгляд обострился. — Ты думаешь, что они связаны?

— Не имею малейшей идеи, — честно сказала я ему. — Но есть полдюжины возможностей установить личность нашего злодея. Мы не можем проверить их все сами, поэтому мы должны располагать самой последней информацией о состоянии расследования. Мы должны выяснить, кто может быть связан с этим делом, а также заинтересован в наших перемещениях и местонахождении. И так как ты теперь разоблачен в связи с этим скандалом, время имеет существенное значение. Чем раньше мы сорвем маску с этой тайны, тем скорее мы сможем восстановить твое имя.

Я ожидалa, что моя напыщенная речь вызовет улыбку, но в ответ он даже не сдвинулся с места.

Через мгновение он кивнул. — Я полагаю, ты права. Ты хочешь посоветоваться с Морнадеем?

— Он наш лучший вариант для получения информации, — мягко сказала я. — Он симпатизирует мне.

— Он ненавидит меня, — возразил Стокер. — Этого может быть достаточно, чтобы остановить его.

— Я думаю, ты недооцениваешь моеобаяние.

•••

Мы отправились в Скотланд-Ярд, и нас быстро отвели в кабинет сэра Хьюго, где нас принял инспектор Морнадей, озорной парень с красивыми руками и веселыми карими глазами.

— Всегда приятно видеть вас, мисс Спидвeлл, и это правда. Хотел бы я сказать то же самое о вашем любимом волке, — сказал он, глядя на Стокера.

— Стокер, перестань маячить. Ты беспокоишь Морнадея.

Морнадей и я обменялись улыбками, когда Стокер издал приглушенное рычание. Он и Морнадей часто выявляли худшее друг в друге, но инспектор явно был в приподнятом настроении, чтобы устрашиться запугиванием Стокера. То, что его хорошее настроение связано с отсутствием сэра Хьюго, было слишком очевидно. Он бездельничал за столом своего начальника, положив на стол ноги в сапогах, руки закинуты за голову. Он вскочил на ноги после нашего прибытия, но я махнула, чтобы он сел. Он слишком наслаждался, чтобы я позволяла хорошим манерам нарушить его удовольствие.

— Чем могу вам услужить, моя славная мисс Спидвeлл? — спросил он, взмахнув бровями. Брови Морнадэя были подарком природы, хорошей формы и более выразительныe, чем остальные его черты вместе взятые. Он использовал их с большим эффектом, передавая интерес, любопытство, скептицизм и доверие с равным мастерством. Со мной он часто использовал их, чтобы показать страстный флирт. Насколько он был искренен, я еще не поняла, но этот вопрос не заставлял меня бодрствовать ночью.

— Мы пришли обсудить исчезновение Джона де Моргана, — быстро ответила я.

Он покачал головой. — Боюсь, ваше время неудачно. Его Старшинство дома с противным катаром, — сказал он нам с чувством удовлетворения.

Я сопротивлялась желанию взглянуть на Стокера. Мы согласились продолжить с Морнадеем, как будто мы не знали о недомогании сэра Хьюго. Ничто не нравилось Морнадею больше, чем ощущение, что он знает нечто, неизвестное другим людям, и это казалось безобидным способом завоевать его расположение

— Какой вы бесчувствененный, — заметила я. — Сэр Хьюго, несмотря на все свои недостатки, человек хороших принципов и ваш наставник. Я удивлена тем, что вы радуетесь его нездоровью. — Я посмотрела на него репрессивным взглядом, и он приложил руку к своему сердцу.

— Радуюсь! Ничто не может быть дальше от истины, — сказал он, но его губы дернулись.

Стокер выбрал этот момент, чтобы опуститься на один из маленьких стульев, которые сэр Хьюго держал для посетителей. Письменный стол был изящным предметом в стиле регентства, и соответствующие стилю стулья были созданы для элегантности, а не сиденья. Только после третьего или четвертого допроса я поняла, что они также были выбраны для максимального дискомфорта, без сомнения, чтобы побудить его посетителей быть краткими, а их ответы правдивыми.

Стул издал стон протеста против значительного веса Стокера, и Морнадей бросил на него взволнованный взгляд. — Осторожней, старина. Я не хотел бы объяснять сэру Хьюго, как его кресло превратилось в кучу обломков.

— Потому что вы не должны здесь находиться, — рискнул предположить Стокер.

Морнадей выглядел смущенным. — Ну, это спорный вопрос. Сэр Хьюго попросил меня вести дела как обычно.

— С вашими ботинками на столе и потягивая его лучший односолодовый напиток? — сладко спросила я.

Не говоря ни слова, Морнадей налил мне немного виски, и, немного подумав, подвинув бутылку и стакан к Стокеру. — За ваше молчание, — сказал он тонко. — Теперь, что вы хотите?

— У нас есть вопросы об экспедиции Тивертона. Oб исчезновении Джона де Моргана, фотографа экспедиции, в частности,

— Вора экспедиции, вы имеете в виду, — поправил он.

Я наклонила голову, а Стокер ничего не сказал, потягивая виски из своего стакана.

Морнадей задумчиво потер подбородок. Как и Стокер, он брил волосы на лице. Во время нашего первого расследования Стокер сбрил бороду и продолжал ее сбривать по привычке. Я подозревала, что Морнадей тщательно брился, чтобы выставить напоказ довольно очаровательную ямочку на подбородке.

— Обычно расследование не подпадает под эгиду Ocoбого Oтдела, — начал Морнадей, подражая помпезному тону сэра Хьюго. — Но в этом случае положение сэра Лестера Тивертона, а также другие соображения означают, что отчеты были переданы в этот офис.

— Какие другие соображения? — быстро спросила я.

Он резко покачал головой. — Этого я не могу сказать.

Я подавила вздох. — Отлично. Что говорится в ваших отчетах?

Он приподнял голову, вспоминая. — Почти ничего. Экспедиция Тивертона наслаждалась своим самым успешным сезоном в Египте, откопав могилу ранее неизвестной принцессы Восемнадцатой Династии. К сожалению, их постигла болезнь и несчастный случай, а также смерть директора экспедиции г-на Джонаса Фаулера. Смерть Фаулера не была неожиданной. У него было всем известное заболевание сердца. Но время его кончины только добавило сенсационных историй, и начали распространяться слухи о проклятии, наложенном на экспедицию беспокойным духом потревоженной принцессы.

— Полная чушь, — лаконично сказал Стокер.

Морнадей пожал плечами. — Я просто повторяю то, что говорится в отчетах. Как только подозрение в проклятии укоренилось, каждый инцидент или несчастный случай, даже самый обыденный, приписывали его пагубному влиянию. Последней жертвой стал Джон де Морган, который внезапно заболел и бросил раскопки со своей женой Кэролайн. В то же самое время, когда де Морган уеxaл, бесценная диадема, принадлежавшая принцессe, пропала без вести.

— И вы уверены, что де Морган взял ee? — спросил Стокер.

Морнадей пожал плечами. — Какой еще вывод?

— Тогда как насчет его исчезновения? — спросилa я.

— Я могу дать вам дюжину причин, но наиболее вероятное объяснение имeет отношение к его жене. По слухам, их отношения были бурными, демонстративно любовными в хорошие времена, громко разрушительными в менее хорошие времена.

— Значит, вы полагаете, что он взял диадему для финансирования своего побега от брака? — предоставила я.

— Его брак, работа, которой ему не подходилa, Англия — выбирайте. Де Морган потерпел неудачу в большинстве своих предприятий. У него нет собственного капитала, и он зависит от щедрости других. Наконец, для него это был шанс стать себе хозяином и избавиться от жены, которая, по некоторым сведениям, могла стать жерновом.

— Чьим сведеньям? — тихо спросил Стокер.

Морнадей поднялся, чтобы посмотреть на Стокера. — Повторите вопрос?

— Чьим сведеньям? Вы говорите, что миссис де Морган была жерновом на шее ее мужа. Кто-то, должно быть, предложил эту версию полиции. Я сомневаюсь, что вы пришли к этому выводу сами.

Морнадей развел руками. — Это было подтверждено несколькими участниками экспедиции Тивертона. Де Морган был вспыльчив, и, очевидно, миссис де Морган ему не уступала.

— Тогда зачем брать ее с собой? — быстро спросила я. — Если де Морган украл диадему, чтобы оплатить свое бегство, почему бы не оставить жену в Египте?

— Какой негодяй оставил бы свою незащищенную жену в грязной чужой земле? — возразил Морнадей.

— Египет, — резко сказал Стокер, — не грязен. Когда-то это была колыбель цивилизации. Я бы посоветовал вам прочитать книгу, но я не совсем уверен в вашей способности это сделать.

Морнадей опустил ноги на пол, наполовину поднявшись со стула. Стокер сделал то же самое, и я поспешила вмешаться.

— Мальчики! — резко сказала я. — Никакой драки в вашиx рубашкаx. Будьте добры, снимите верхнюю одежду и отдайте мне на хранение.

Оба мужчины обернулись, чтобы взглянуть на меня с одинаковым выражением удивления.

Морнадей заговорил первым. — Прошу прощения?

Я заговорила моим лучшим тоном няни — тот, который я использовала с превосходными результатами, чтобы привести непослушных ухажеров к ноге.

— Вы не можете ударить противника должным образом, если вам мешает плотное пальто, — отметила я. — Или застегнутый жилет. И на белом кровь выглядит очень плохо. Рубашку тоже надо снять. — Я протянула руки. — Давайте. Рубашки, оба. Будете ли вы бороться до первой крови или пока кто-то первым потеряет сознания? Я всегда думала, что первой крови немного недостаточно. Думаю, пока один из вас не потеряет сознание, не так ли?

Они обменялись смущенными взглядами и отступили, вернувшись к своим стульям и снова взяв бокалы для виски.

Я перевела взгляд с одного на другое. — Не будет драки? Какое разочарование. На чем мы остановились?

— Исчезновение де Моргана, — быстро сказал Морнадей. — По какой-то причине де Морган решил вернуться в Англию со своей женой. У них был неудачный переход через Канал, и он снова заболел с теми же жалобами, что и в Египте. Миссис де Морган отвезла своего мужа в небольшую частную гостиницу в Дувре, где экспедиция останавливалась на пути в Египет. Оказавшись там, они зарегистрировались и заняли отдельные комнаты. Де Морган не хотел, чтобы его беспокоили, и его жена крепко уснула. На следующее утро она проснулась и не обнаружила никаких следов своего мужа или комнаты, в которой его поселили, ни каких-либо его вещей. Мы проследили его отъезд на пароходе из Александрии с его женой, но после этого все его следу пропадают.

— Вы имеете в виду, что он вообще мог не пересекать канал, — сказала я.

Морнадей кивнул. — След просто исчезает. Мы знаем, что миссис де Морган утверждает, что он пересек канал с ней, но нет никаких доказательств. Возможно, он сел на корабль из Марселя или Шербура, идущий в любую точку мира, взяв с собой диадему Тивертона. Полиция в Дувре совершилa грубую ошибку, допросив ее. Oна впала в истерику и отказалась отвечать на любые другие вопросы, кроме того, что она сговорит правду: ее муж доехал с ней до Дувра, а затем исчез ночью. Мы анализировали все возможные пути расследования, но у нас ничего нет. Без дальнейших доказательств нам остается только догадываться, и у Oтдела есть более важные поводы для беспокойства, чем одно украденное ювелирное изделие и брошенная жена, — добавил он немного напыщенно.

— Зачем миссис де Морган придумывать такую фантастическую историю? — спросил Стокер. Он осушил виски, ожидая ответа. Его костяшки были белыми на стекле, и я зналa, что, несмотря на все его внешнее спокойствие, он не давал разгореться еще не погасшим уголькам своего характера.

— Сэр Хьюго думает, что она сговорилась со своим мужем, что истории их ссор были преувеличены, и что она хочет тихо ускользнуть и присоединиться к нему, когда шум утихнет.

Он сделал паузу, нечестивый блеск осветил его карие глаза. — Я считаю, что де Морган сбежал сам. Я думаю, что он оставил ее во Франции, и что миссис де Морган раскрутила эту причудливую историю, чтобы избежать еще одного скандала с собой в роли брошенной жены. — Он произнес последние слова, как будто пробуя их на вкус, и на его лице было выражение холодного удовлетворения, когда он небрежно положил руку на газету на своем столе — последнее издание The Daily Harbinger.

Рот Стокера изогнулся в безрадостной улыбке. — Ты гнилой маленький мерз…

Я вскочила, прежде чем он успел закончить предложение, схватив полы его куртки обоими кулаками. — Стокер, этого вполне достаточно. Сядь, — приказала я. Я подняла руку, указывая Морнадею, поднявшемуся на ноги в оборонительной позе, чтобы он тоже сел на свое кресло. — Итак, вы знакомы с семейной историей миссис де Морган, — сказала я, зорко следя за Стокером.

— Я познакомился, — с радостью подтвердил Морнадей. — Вот это история!

Я холодно посмотрела на него. — Морнадей, охота на медведя является незаконной в течение более пятидесяти лет, и требует специальной выучки. Ведите себя прилично.

У него хватило совести смутиться. — Ладно. Да, мы знаем, что Кэролайн де Морган когда-то фигурировала в центре светского скандала, когда она подала в суд на своего первого мужа, достопочтенного Ревелстока Темплтона-Вeйна, требуя развод по причине жестокости и пренебрежения. Учитывая бурный характер ее второго брака, вполне возможно, что миссис де Морган снова была оставлена и ей трудно это принять.

— Вы действительно думаете, что она лжет, чтобы скрыть тот факт, что ее бросил муж? — закончила я.

— Это такое же вероятное объяснение, как и ее партнерство с ним, чтобы украсть диадему. Полностью зависит от характера миссис де Морган, — сказал он, задумчиво глядя на Стокера. — Джон де Морган покинул Египет в компании своей жены, и с тех пор его никто не видел. Возможно, она убила его, — категорически сказал Морнадей. Я резко вздохнула, и он продолжил доверительным тоном. — В конце концов, это будет не первый случай, когда она оставила человека умирать.

Стекло не издало ни звука, когда оно пролетело мимо головы Морнадея, но разбилось о стену сo звуком выстрела. Морнадей вскочил на ноги, когда дверь распахнулась.

— Морнадей! Какого черта, парень? Это не место для ссор, и я чувствую запах спиртного? — Человек в дверях был средним во всех возможных отношениях. Среднего роста, среднего телосложения, средней окраски. Только его глаза, пронзительные и холодные, были замечательны.

Морнадей с трудом сглотнул. — Инспектор Арчибонд. Я не осознавал, что вы были в здании.

Взгляд инспектора Арчибонда переместился со стены, смоченной виски, на лужу на полу. — Я должен думать. Разберитесь в этом беспорядке и затем спускайтесь в морг. Я только что получил записку от сэра Хьюго, он будет отсутствовать по крайней мере до конца недели. Я должен следить за открытыми делами до его возвращения.

Его осанка была прямой кaк шомпол, но ему удалось сделать ее еще чуть более жесткой. — У вас официальное дело в полиции? Могу ли я быть вам полезен? — спросил он совсем не заботливым голосом.

— Они уходили, — быстро сказал Морнадей.

Стокер и я встали и ускользнули как раз в тот момент, когда инспектор Арчибонд начал читать лекции Морнадею о вреде алкоголя. Уже на тротуаре Стокер остановился, его глаза скользили по ассортименту людей, занятых своей повседневной деятельности. Через мгновение он прищурился, глядя на женщину в чем-то ржаво-черном, стоящую на импровизированной трибуне и запугивающую нескольких мрачных парней.

Стокер нацарапал что-то в своeм карманнoм блокнотe, вырвал страницу и вместе с фунтом протянул женщине. Она благодарно склонила голову, качнув пером на шляпке. Стокер и я повернули.

— Что это было?

— Подписка Морнадею от Лиги Умеренности Большого Лондона. Я сказал ей, что он — мечущаяся душа, нуждающаяся в спасении от деградации алкоголизма.

Он ухмыльнулся, тень своего обычного веселого я, и мы несколько минут шли молча, пока Стокер не остановился. Он не повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Ты не спрocилa о ней. На самом деле, нет.

— Не буду, пообещалa я ему. — Когда ты захочешь рассказать мне, то расскажешь.

Он не смотрел на меня, но протянул руку и провел пальцем по моей руке. Этот жест был крошечным, но в нем заключался весь мир — благодарность, партнерство, понимание. У меня были любовники по всему миру, больше, чем следовало, по последним подсчетам, но Стокер был самым близким, что я когда-либо знала, к настоящему партнерству. И я знала: лучше не просить его о том, чего он не мог дать.

— Мы не сказали ему, что нас преследовали прошлой ночью, — начала я.

Стокер пожал плечами. — Мы с такой же вероятностью решим этот вопрос, как и он. Если за нами следили раз, то, скорее всего, будут следить снова. Мы должны быть бдительны и поставить лучшую ловушку.

— Может быть. По крайней мере, мы знаем, что они исчерпали все возможности. Они потерпели фиаско в поиске де Моргана. Пока мы готовы к действиям, мы вряд ли сможем добиться худших результатов, чем профессионалы.

— Куда дальше? — спросил Стокер, когда мы вышли на перекресток.

Я рассмотрела наши варианты. — Думаю, пришло время встретиться с миллионером, — сказала я ему с широкой улыбкой. — Мы нанесем визит Хорусу Стилу.

Глава 8

Как и положено американскому миллионеру со склонностью к театральности, Хорус Стил забронировал номер для себя и своего сына в отеле Allerdale, самом дорогом жилье Лондона. Этот отель был спроектирован, чтобы имитировать загородный приют королевы в замке Балморал, и был неоготическим шотландским чудовищем с тартановыми коврами и официантами, привезенными из шотландского высокогорья. Но еда была несравненной, а современные удобства не имели себе равных.

Мы представили наши карточки проходящему мимо швейцарy и устроились в клетчатoм лобби, чтобы с комфортом дожидаться удовольствия лицезреть мистера Стила, но, к моему восхищенному удивлению, нас немедленно вызвали. Швейцар проводил нас в гидравлический лифт, довезший нас до номера Императрицы на седьмом этаже.

— Господин Стил — имеет особенный харрактеррр, — заметил швейцар с раскатистым р. Я прищурилась, и он улыбнулся. — Акцента слишком много, не так ли? — спросил он.

— Самую мелочь, — тонко сказала я. — Полагаю, вы не шотландец?

— Кокни, по рождению и воспитанию, — согласился он, кивнув. — Но мне нужна была работа, а они нанимают только едоков хаггиса.

Стокер фыркнул. Я сунула монету в руку парню. — Просто поосторожнее с р, и у вaс все получится, — посоветовала я.

Он проводил нас в номер, и мне было приятно видеть, что здесь декораторы использовали немного больше сдержанности. Ковер был одним из самых приглушенных тартанов, мягкая мебель элегантно отделана зеленым бархатом. Вокруг были развешаны отпечатки шотландских горных пейзажей, а фарфоровые чаши с вереском добавляли нотки нежно-фиолетового цвета. Над камином висела картина равнодушного оленя, смотрящего себе под нос. Огонь весело потрескивал в камине, и два кресла из коричневой кожи были приближены к его теплу. Графин виски и сифон содовой были под рукой, как и дневные газеты. Двое мужчин, которые занимали кресла, сразу поднялись.

— Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн? Гораций Стил, — сказал мужчина повыше, подходя к нам и протянув руку. Я взяла еe, и он тепло пожал мою, твердое дружеское пожатие, которое я так часто отмечала среди американцев. Он был среднего роста, но стройный, а его гибкое телосложение в сочетании с седыми волосами, поднятыми на макушке, заставляли его казаться намного выше. Его брови и усы были снежными и пышными, его голубые глаза блестели от интереса. Он был очень похож на автора-янки, известного как Марк Твен, и производил впечатление человека, который всегда найдет способ получить удовольствие.

Его спутник явно был менее жизнерадостным. Примерно такого же роста как мистер Стил, он был почти вдвое младше, с заметно более крепким телосложением. Его поведение было бдительным и тихим, и он держал в руках книгу Исследование канализационных каналов и сточных вод в столичных городах Европы.

— Генри Стил, — сказал он, с нежеланием подxодя к нам. Возможно, он был сыном великого человека, но мало на него похожим, и мне стало интересно, что за женщина была миссис Стил. На нем была явно дорогая одежда, вероятно, хорошо пошитая, но так сильно пожеванная и мятая, что было невозможно сказать. Его волосы напоминали оперение растрепанного дикобраза, а на пальцах были пятна чернил.

— Вас интересуют сливы, мистер Стил? — спросила я живо, взглянув на его книгу.

Выражение его лица было серьезным. — Это тема, которая должна нас всех интересовать, я думаю. Только путем применения надлежащих методов проектирования и санитарии мы можем надеяться остановить распространение некоторых из наиболее опасных болезней, которые в настоящее время поражают общество. Ваш собственный город Лондон обеспечивает наиболее поучительное исследование. Вы знаете, что в этот самый момент под нашими ногами текут целые подземные реки?

Я удивленно моргнулa. Я думала, что джентльмен редко поднимает тему сточных вод так рано в разговоре. Его отец, казалось, совершенно не удивился. Он просто тяжело вздохнул.

— Генри, — сказал он твердо и авторитетно. — Никаких стоков. Не сейчас.

Молодой человек покраснел до корней волос.

— Возможно, мы сможем возобновить тему в другое время, — предложила я. Он равнодушно пожал плечами, и я подумала, что судьба детей Тивертона и Стила находиться в тени их харизматичных отцов.

Вступление завершено, Хорус Стил махнул нам на стулья и начал разговор с типичной американской прямолинейностью. — Чем могу быть вам полезен? — спросил он, выражение его лица было сердечным, но настороженным. Без сомнения, великий человек провел большую часть времени, отгоняя охотников за состоянием, мошенников и бездельников, которые всегда будут ошиваться около тех, у кого есть деньги, в надежде подобрать любые крошки, какие только смогут.

Я одарила его обезоруживающей улыбкой. — Это больше вопрос о том, что мы можем сделать для вас, — сказала я.

Генри Стил прищурился. — В настоящее время нам не нужны никакие профессиональные услуги, — сказал он коротко.

Его отец оборвал его резким жестом. — Нет нужды в грубости, мальчик. Надо соблюдать форму, — сказал он с излишней твердостью.

Генри Стил снова покраснел, на этот раз отступив к своей книге, чтобы скрыть румянец.

Хорус Стил издал извиняющиеся звуки. — Вы должны извинить щенка. Генри полон решимости увидеть злодеев за каждым новым лицом. Теперь, что вы можете сделать для меня?

— Мы пришли в связи с исчезновением Джона де Моргана, — сказала я ему. Уголком глаза я могла видеть книжную квитанцию Генри Стила. Он поймал ее до того, как она упала, костяшки его пальцев сжались до белизны. Он сделал вид, что читает книгу, но во время последовавшего разговора он не перевернул ни одной страницы.

— Грустное дело, — говорил Хорус Стил. — Но ничего общего с нами. Мы даже никогда не встречали этого парня.

— В этом году у вас была другая концессия, — рискнула я. — И я понимаю, что это был первый год, когда де Морган был на раскопках с Тивертонами.

— Правильно. — Хорус Стил кивнул, его необычный ореол белых волос светился, как нимб вокруг его головы.

— Где вы проводили раскопки? — спросил Стокер.

— Амарна, — последовал быстрый ответ. — Я думал, что отправлюсь на поиски Эхнатона. Вы знакомы с ним?

— Первоначально назывался Аменхотеп IV. Восемнадцатая Династия, преемник Аменхотепа III, — быстро ответила я. Стокер посмотрел на меня с искренним удивлением. Тот факт, что в коллекции лорда Роузморрана должны были разместиться некоторые из лучших египтологических произведений, он должен был установить сам. Я читала до поздней ночи, стараясь как можно глубже понять тему.

Хорус Стил одобрительно посмотрел на меня, и я продолжила. — Эхнатон основал город Амарну, перенеся столицу из Фив и вырвав власть у священников Амона, основав поклонение единому богу Атону. Атон был связан с солнцем, не так ли? — спросила я.

— Солнечный диск, — сказал Хорус Стил, его голос приобрел мечтательный характер. — Аменхотеп IV верил, что солнечный диск, Атон, был источником жизни. Он изменил свое имя на Эхнатон, потому что это означает «живой дух Атона», проводник всей жизни в Египте. Он произвел революцию, свергнув все, что было известно о культуре и религии на протяжении тысячелетий. Он построил новую столицу и покровительствовал искусству, изображающемy его и его семью, как получающих благосклонность Атона. Ничего подобного никогда не существовало ни до, ни после. Представьте себе, — сказал он, сидя очень прямо, его глаза горели страстным жаром, — один-единственный человек, собственноручно искоренивший все, что его общество знало, и изменил мир в подобии самого себя.

Его сын фыркнул, но когда я посмотрелa, его взгляд был устремлен на страницу перед ним.

Но Хорус Стил тоже это слышал. — Мой сын не одобряет Эхнатона. Он рассматривает его как еретика и мятежника, но я считаю, что он был передовым мыслителем, человеком, опередившим свое время.

— Он изменил искусство и перенес столицу, но он не сделал ничего, чтобы существенно изменить жизнь своих подданных, — возразил Стокер.

Из-за книги донеслось рычание одобрения.

Хорус Стил тонко улыбнулся. — У него не было шанса. Сначала ему нужно было поменять двор и храмы. Все остальное пришло бы в cвоe время.

Из тонкой книги, которую я раскопалao периодe Амарны, я зналa, что правление Эхнатона длилось, по крайней мере, десять лет — достаточно времени, чтобы позволить ему улучшить жизнь среднего египтянина, который трудился от заката до заката.

Но не стоит противоречить Хорусy Стилy, подумала я. Я переместилась на своем место, тихо, но твердо опустив острие зонта на сапог Стокера, пришпилив его на месте.

— Как увлекательно, — пробормотала я, взмахивая ресницами.

Стил перевел взгляд со Стокера на меня и погладил свои роскошные белые усы. — И конечно, — продолжил миллионер, — ему больше всего повезло с его супругой, Великой Королевской Женой.

— Неф… — что это было, нaпомните? — спросила я, широко раскрыв глаза и преднамеренно спотыкаясь на имени.

— Нефертити, — быстро ответил Стил. — Ее звали Леди Милости и Сладости Любви, среди других имен. Она была самой заслуженной супругой в египетской истории и самой красивой. Это прекрасная история любви.

— Из всего сентиментального мусора, — взорвался младший Стил, отбрасывая свою книгу в сторону. — Нефертити была партнером, а не украшением. В храме в Карнаке ясно видно, что она поражает своих врагов всеми силами и полномочиями фараона …

— Теперь, подожди, сынок, — проинструктировал старший, подняв руку. — Я признаю, что она была его помощницей, но предполагать, что она обладала властью фараона, это просто глупость, ошибочная ерунда.

Генри Стил схватился за волосы обеими руками. — Вы видите, что я должен вынoсить? — он требовал ответа, ни к кому не обращаясь конкретно. Я посмотрела на его отца и увидел, как Хорус Стил смотрит на своего сына с блеском в глазах. Их столкновения явно были давнишним и явным источником развлечения — по крайней мере, для отца.

Я поспешила налить масло в неспокойную воду, чтобы успокоить сына и отвлечь отца обратно к месту нашего визита. — Естественно, Амарна предлaгает самые широкие возможности для вашего интереса к Эхнатону и Нефертити. Был ли это успешный сезон?

Генри Стил издал звук отвращения и вернулся к своей книге.

Его отец был более сдержанным. Он задумчиво погладил усы. — Не особенно. Мы раскопали симпатичную керамику и выкопали тротуар.

— Тротуар! — пробормотал Генри с некоторым чувством.

Хорус Стил проигнорировал своего сына. — Наше время на раскопках не было таким продуктивным и увлекательным, как у Тивертонов, — отметил он.

— Да, их находка была экстраординарной, спокойно сказал Стокер.

— Слишком экстраординарной, — сказал Генри из-за своей книги.

— Действительно? — спросила я, поднимая брови.

Генри не уточнил. Его отец послал мне извиняющуюся улыбку. — Генри был в школе в течение нескольких сезонов, и в прошлом году он впервые с тех пор, как был ребенком, участвовал в раскопках. Наши открытия были менее чем блестящими, поэтому я решил попробовать себя в Амарне. Я надеялся, что мы найдем что-нибудь, но мне жаль, что удача была не на нашей стороне. Мальчик все еще обижен на то, что мы не разделили удачу Тивертонов.

— Но вы могли бы, — сказала я голосом, шелковым от инсинуаций. — Я понимаю, что они копали на той же площадке, которая была у вас в прошлом году.

— И должны были копать в этом году! — взорвался молодой Стил. Его глаза сверкали, и мышцы на его челюсти яростно дергались. — Я не знаю, как они это сделали, но они обеспечили за собой firman и отрезали нас.

Что-то мелькнуло в острыx голубыx глазаx. — Нет, сын, сэр Лестер Тивертон, не из тех людей, которые могли бы обмануть друга в бизнесе, — мягко сказал его отец.

— И все же он это сделал, — сказал Генри Стил с настоящей горечью.

— Но что могло вызвать такой поступок? — спросил Стокер.

Старший Стил пожал плечами. — Если бы я знал.

Генри Стил с трудом поднялся, сжимая в руках книгу о стоках. — Пожалуйста, извините меня, — тихо сказал он, покидая комнату.

Никто не говорил долгое время. Единственным звуком было тикание каминных часов, отвратительная вещь, с нарисованными сценами шотландского высокогорья.

Я посмотрела на Стокера и быстро указала ему взглядом на дверь. Он поднялся. — Простите, мистер Стил. Боюсь, я только что вспомнил — мне нужно отправить телеграмму.

Миллионер кивнул, и Стокер покинул нас, бросив на меня многозначительный взгляд.

Я снова повернулась к мистеру Стилу. — Я должна извиниться. Обсуждение Тивертонов, кажется, расстроило молодого мистера Стила, и это не было моей целью.

Его улыбка, едва различимая под пышной белой бахромой усов, сделалась усталой. — Я перестал вести учет тех вещей, которые расстроили бы молодого мистера Стила.

— Я полагаю, что мисс Ифигения Тивертон тоже колючая, — заметила я мягко.

Выражение его лица выражало задумчивую любовь. — Трудно потерять мать, особенно такую уникальную, как леди Тивертон.

— Я понимаю, что она написала несколько высоко оцененных работ по египтологии, — сказала я ему.

— Да, — сказал он, его глаза блестели. — Люси Уорд Тивертон была чудо-женщина. Знаете ли вы, что она была диагностирована с туберкулезом в возрасте девятнадцати лет? Специалисты сказали ей, что она умрет через два года. Она дожила до сорока лет, и это благодаря ее силе воли. Я никогда не знал женщину, которая могла бы осветить комнату так, как она могла, — сказал он, его голос внезапно приглушили эмоции. Тивертоны упоминали привязанность Хоруса Стила к Люси Тивертон, но я начала задаваться вопросом, не были ли его чувства более значительными.

— Мисс Ифигения очень похожа на свою мать?

— Господь с вами, нет! Люси была острой, как толедский клинок, с глазами, большими темными глазами, которые смотрели прямо в твоё сердце и осмеливались сказать правду. Бедная Фигги пошла в отца, как по внешности, так и по темпераменту. Но у меня большие надежды, что она выйдет из подросткового возраста, как гордость для матери, которую она потеряла, — доблестно закончил он.

Я улыбнулась в ответ. — Мне говорили, что дети — это и благословение, и бремя, даже после того, как они вырастут.

— Вы можете сказать это снова, — ответил он с искренними эмоциями. — Я никогда не понимал своего собственного мальчика, с того самого дня, как его мама вытолкнула его в мир. Он пошел в ее семью, тихих книжных людей, — признался он. — Стилы были деятелями. Они вырезали место и имя для себя в Америке, когда вы, британцы, отрубали головы своим королям.

— Ну, не могу сказать, что мы часто это делали, — сказала я.

Он усмехнулся и махнул рукой. — Дело в том, что мы, Стилы, встали на путь формирования нашей собственной судьбы. Мы оставляем свой след в мире. Мы рискуем и посылаем к черту последствия, извините за выражение.

— Извиняю. Я похожа на вас, — заверила я его.

Он бросил на меня восхищенный взгляд. — Проблема в том, что излишек этого в родословной в конечном итоге порождает глупость.

— Прошу прощения?

— Люди как лошади, мисс Спидвeлл. Родословные несут определенные черты. Слишком много крови одного и того же вида в конечном итоге порождает глупость. У меня был скаковой конь, настолько тупой, что следовал за свиньей, потому что думал, что они родственники. Семьи одинаковы. Мы, Стилы, рождены с огнем в крови, всегда готовы принять вызов и никогда не уклоняемся от драки. Но моя мать была двоюродной сестрой моего отца, и это оказалось чересчур. Мой младший брат был настолько нетерпелив, что однажды он специально сжег дом, чтобы приготовить стейк. Я подумал, что если я женюсь на женщине, отличающейся от нас, трезвой и утонченной, это в какоий-то мере ослабит бешенствo Стилов.

— Кажется, это сработало, — размышляла я. — Генри Стил, безусловно, молодой человек со спокойными вкусaми.

— Тихие вкусы! — фыркнул он. — Я должен заплатить ему целых десять американских долларов, чтобы он пошел в мюзик-холл и немного повеселился. Он трезв, как пастор, и вдвое менее интересен. Я просто хотел бы, чтобы он отложил эти чертовы книги и немного пожил, простите за выражение, — поспешно добавил он.

— Конечно. Но вам повезло, мистер Стил. Ваш сын интересуется вашими путешествиями и раскопками.

Он пожал плечами. — Я полагаю. Но новизна несколько утратилась. Было дьявольски трудно уговорить его поехать в Египет в этом году. Я не знаю, захочет ли он вернуться снова.

— Почему? — мягко проговорила я.

Но несмотря на всю его разговорчивость, Хорус Стил мог закрыться как устрица. Он вежливо улыбнулся мне. — Я слишком наскучил вам разговорами о моей семье. Вы сочувствующий слушатель, мисс Спидвeлл.

Я похлопала ресницами и проделала несколько других отвратительных женских трюков, но момент откровенности прошел. Зная, когда оставлять поле битвы, я поднялась. — Спасибо, что приняли нас, мистер Стил.

Он взял руку, которую я предложила, осторожно держа ее, как драгоценный предмет. — Удовольствие было полностью моим, мисс Спидвeлл. Мне очень жаль, что я не смог помочь вам с поиском мистера де Моргана.

Я сделала паузу, затем воспользовался возможностью сделать последний отчаянный бросок костей. — Мистер Стил, если вы что-нибудь знаете, я бы сочла личным одолжением, если бы вы мне сказали. Это может помочь нам узнать правду об исчезновении г-на де Моргана и утешить его скорбящую жену.

Хорус Стил слегка вздрогнул при упоминании о скорбящей жены. Как сказал его сын, он был сентиментальным человеком, и я безжалостно давила на эту уязвимую точку. Но он просто покачал головой. — Желаю вам всяческих успехов, — ответил он уклончиво.

Побежденная, но решительно настроенная быть вежливой, я подошла к двери, сопровождаемая мистером Стилом. Он настоял на том, чтобы открыть ее самому. — Мисс Спидвeлл, — сказал он, — подождите здесь минутку. — Он исчез в своей спальне, вернувшись через мгновение с парой томов, переплетенных в идентичное фаянсово-синее шевро с золотыми теснениями. Первый назывался «Приключения леди на Ниле», а второй — «Продолжение приключений леди египтолога». Оба были написаны леди Тивертон.

— Возьмите их, — настаивал он. Он стоял совсем близко, и я уловила острый пряный запах рома, согретый кожей его свежевыбритого подбородка.

— Мистер Стил, я не могла бы, — запротестовалa я.

Он улыбнулся. — Она была очень дорогой подругой, и у меня много копий. Мне было бы очень приятно, чтобы вы их получили. — Затем совершенно неожиданно он низко поклонился и поцеловал мою руку. Я ушла, но ощущение его шелковых усов на моих пальцах некоторое время оставалось.

•••

Я забралa Стокера из вестибюля, где он удобно расположился, читая газетную статью о недавнем создании Национального географического общества в Вашингтоне, округ Колумбия. Не дав ему закончить, я отбросилa газету в сторону и утащилa его во мрак.

— Черт бы побрал эту погоду! — пробормотала я, когда мы вышли из сверкающеготепла отеля. — Я продалa бы свою добродетель за солнечный день и тропический пассат.

К его чести, Стокер не указал, что моя добродетель больше мне не принадлежaлa, чтобы ее продавать. Вместо этого он сунул мою руку в изгиб своей руки и повел меня по улице. Мы вышли из отеля по направлению к Бишоп-Фолли, и никто из нас не хотел подзывать карету. Была холодная и мерзкая, грязная погода, температура упала, и воздух был слишком холодным, чтобы выдержать обычную вонь лошадей и гниющих овощей и угольного дыма. Этот воздух был острым, как новый клинок, и я несколько раз вздохнула его полной грудью, пока мы двигались сквозь сгущающиеся тени, между светящимися лужами света от уличных фонарей.

— Значит, мистер Стил был невосприимчив к твоим чарам? — рискнул он предположить, когда мы переходили улицу за омнибусом.

— Не совсем. Он был достаточно любезен, чтобы дать мне копии египетских мемуаров леди Тивертон, — сказала я ему, намеренно пропуская поцелуй моей руки миллионерoм. — Он ребенок в костюме взрослого человека — весь энтузиазм, ажиотаж и прямота. Мне кажется, его сын чем-то подавлен.

— И колючий, как кактус.

— У него есть что-то общее с Ифигенией Тивертон, — заметилa я. — Они должны сформировать клуб. Дети беспокойных родителей.

— Неудивительно, что Стил и Тивертон так хорошо ладили в течение многих лет. Они одного типа.

— И еще менee удивительно, что они в конечном итоге рассорились, — добавила я. — Оба они кажутся мне очень идеалистическими, чрезвычайно упрямыми людьми. Как только один из них почувствовал обиду, он лелеял бы ее до могилы. Этот тип людей всегда обижен.

— Но из-за чего?

Я пожала плечами. — Египтология, что еще? Сэр Лестер позволил простой скупости встать между ним и его другом, как остро заметил мистер Генри Стил. Я только удивленa, что его отец не признает ссоры.

— У него не было других жалоб?

— Никаких. Он был совершенно прав в похвале способностей сэра Лестера — если не его честности — и он питает слабость к Фигги, хотя это даже не половина того, что он чувствовал к ее матери.

Стокер кивнул. — Он из тех, кто поладил бы с дочерьми. Весь снисходительная доброжелательность. Мне жаль его сына.

— Жаль? Стоит ли жалеть единственного наследника миллионера?

Стокер фыркнул. — Генри Стил заработал каждую копейку своего наследства, уверяю тебя. Без сомнения, он подсчитал и записал все мелкие обиды.

— Я подозреваю, что его отец не раз ставил его в неловкое положение. Я также подозреваю, что Хорус Стил совершенно не знает о влиянии, которое он оказывает на своего сына. Он озадачен мальчиком. Он явно желает, чтобы его наследник был лихим парнем.

— Вот отсюда и моя жалость к нему. Я слишком хорошо знаком с замаскированной местью отца сыну, которого он не ценит. — Слова были произнесены легко, но в этих немногих словах покоилась целая жизнь пренебрежения. Стокер собрал коллекцию мелкой ненависти своего отца, которую он показывал очень немногим.

Сознательно я сменила тему. — Итак, двадцатилетняя дружба пошла ко дну из-за скупости сэра Лестера, захватившего гробницу единолично. Он, естественно, нелоялен, или ты думаешь, что-то еще побудило его?

Стокер молчал несколько минут, пока мы шли по особенно людной улице, завернув, наконец, на тихую жилую улицу, граничащую с небольшой площадью. Деревья на площади потеряли листья, тонкие черные ветви были покрыты тонким слоем льда. Они внезапно зашевелились в порывах ветра, сжимаясь, как кости пальцев мертвого человека.

Стокер сжал мою руку совершенно бессознательно, подумала я. Он заговорил наконец. — Что, если у Тивертонов не было денег? Египтология — чертовски дорогое увлечение. У него есть загородный дом в Суррее, дочь, чтобы обучать и выводить в общество, жена, чтобы содержать. Двадцать лет он идет в ногу с американским миллионером, финансируя собственные экспедиции. Что если он слишком часто брал воду из колодца?

Я наклонила голову. — Это объясняет его желание yдержать добычу для себя. Многие великие люди жертвовали другом ради состояния. Но на карту поставлены не только деньги.

— Слава, — подсказал Стокер.

— Точно. Несмотря на недостаток находки, это открытие навсегда будет известно как венец Тивертонской экспедиции. Это будет написано во всех книгах и газетах. Сэр Лестер обеспечил себе место в египтологической истории. Возможно, это такоей же большой стимул, как и деньги.

— Может быть.

Мы шли еще несколько минут, прежде чем я подготовилась к тому, что должно последовать.

— Мы взяли интервью у Тивертонов и Хоруса Стила, — начала я медленно. — Мы заставили леди Веллингтонию вынюхивать любые светские сплетни, которые могли бы оказаться полезными, и Жюльен д'Орланд внимательно следит за событиями в Садбери. Но есть один очевидный камень, который мы еще не перевернули.

Рука под моими пальцами напряглась. — Я не вижу причин…

Я продолжила безжалостно. — Конечно, нет. Ты не мыслишь логически. Мы должны взять у нее интервью. Кэролайн де Морган — последний человек, видевший своего мужа. Она что-то знает.

— Она ничего не знает. — Его голос был резким.

— Ты не можешь сказать это наверняка.

— Сэр Хьюго и Морнадей оба сказали, что она прячется.

— Сэр Хьюго и Морнадей, несмотря на все свои таланты, просто люди. Им не хватает воображения. Она находится на попечении своих родителях.

— Ты не знаешь…

— Я на самом деле знаю. — Я скоординировала его холод с арктическим холодом моего собственного изобретения. — Я подтведила, что в настоящее время она находится в Лондоне, проживает в доме своих родителей в доме в Кенсингтоне недалеко от Кромвелл-роуд.

Стокер резко остановился, вырывая руку. Он оставaлся в тени, но его глаза сверкали сквозь тьму. — Как, во имя всего святого, ты узнала это?

Я почувствовала, как моя губа изогнулась. — У меня есть свои методы.

Ему потребовалось только мгновение, чтобы решить загадку. — Джордж.

— Джордж очень любезный парень и довольно умный. Ему потребовался только день, чтобы найти дом и подтвердить, что она там. Мы должны поговорить с ней.

Он застыл в оцепенении, настолько полном, настолько всеобъемлющим, что я не смогла до него добраться. Он отошел на тысячу миль от меня, и все же мы стояли на полфута друг от друга. Я чувствовала тепло, выбрасываемое его большим телом в холодный воздух, но он был так же далек и неприступен, как гора.

— Я не желаю …

— Дело не в том, что ты хочешь, — резко сказала я. — Кэролайн де Морган вполне может иметь ключ к исчезновению своего мужа, и мы должны очистить твое имя. Поэтому я увижу ее и задам любые вопросы, которые мне нужно задать, и я сделаю это с тобой или без тебя.

То, что он сказал дальше, было настолько оскорбительным, что ни один священнослужитель в Англии не отпустил бы ему грехи после этого. Я ждала, пока он излaгал свои мысли, называя меня всеми именами, которые он мог придумать, и несколькими, которых я никогда не слышала.

— Ты закончил? — спросила я через несколько минут. Я говорила тоном полной скуки, стараясь не дать ему увидеть, как дрожат мои руки.

— Совершенно, — сказал он, резко откусывая слово.

— Хорошo. Нет времени, лучше настоящего, — сказала я, поворачиваясь, чтобы свистнуть, подзывая наемную карету.

Глава 9

Мы уселись в кэб, замкнувшись в молчании. У нас со Стокером были две формы разногласий: яростные и вокальные разногласия или совершенно немая враждебность. Наше нынешнее недовольство проявлялось как последнее. Я знала, что он был взбешен моей настойчивостью, но он был еще более взбешен, что я была права. Он должен былстолкнуться с Кэролайн лицом к лицу, и тот факт, что он не мог избежать это, раздражал его больше всего.

Со своей стороны, я старалась не думать о том, как отчаянно он должен был любить ее, чтобы так сильно страдать. Я слышала его мучительные крики в ночных кошмарах; Я знала, что она преследует его до сих пор. Его губы были на моих губах, когда он произнес ее имя и разомкнул мои объятья. Я была благодарна за это. Стокер и я были партнерами, а не любовниками, но удар по моемyamourpropre(фр. самоуважение) все еще жалил. Я простила его, не то чтобы он заметил. У него не было воспоминаний об этом прерванном поцелуе, по крайней мере, он не признавался даже взмахом ресниц. Но он должен был помнить сны. Ни один человек не мог так страдать от кошмаров, а потом все забыть, когда наступало утро. Во сне он тоже звал ее, но она никогда не приходила, кроме как призрак, чтобы мучить его. Это был счет, который я собиралaсь обсудить с ней однажды, пообещалa я себе. Я сказала водителю адрес, и Стокер не удивился.

— Этот дом в Кенсингтоне, — начала я тоном, отмеченным прохладой, — как я понимаю, принадлежит ее семье?

— Ее отец купил его, — ответил он после долгого молчания. — Он из семьи промышленников на cевере Англии. Что-то связанное с сантехникой. Ее мать аристократка. Она была дочерью барона до того, как вышла замуж за Маршвуда.

— Она вышла замуж за мужчину более низкого происхожения, — заметила я. — Либо она действительно любила его, либо у ее родителей не было денег.

— Очень сильно последнее, — сказал он глухим голосом. Он вспоминал с видимым безразличием к словам, но я хотела, чтобы он продолжал говорить. Что угодно, чтобы помешать ему думать о том, что он должен сделать, как только мы приедем.

— Таким образом, она вышла замуж, чтобы состояние мужа восстановило утраченный престиж.

— Она пыталась. После того, как они поженились, она обнаружила, что перспективы мистера Маршвуда знчительно хуже, чем он позволил ее думать. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы подтолкнуть его к лучшим.

— Почему они поехали в Египет?

— Он принял незначительный дипломатический пост. Она использовала связи своего отца, чтобы обеспечить его назначение, но Маршвуд был ходячей неприятностью. Он не воспитывался на такого рода вещах и часто путался в них. — В замечаниях Стокера был обычный снобизм. Тот факт, что мистер Маршвуд не был рожден аристократом, не мешал ему быть человеком таланта и способностей. Но это было не подходящее время для того, чтобы спорить со Стокером.

— Почему они вернулись в Англию? — Слишком поздно я поняла, что ошиблась.

Он повернул голову, его улыбка была резкой, тонкой линией. — Потому что им нужно было спасти свою дочь от ее грубого мужа.

— Я извин …

Он поднял руку. — Не надо. Я, возможно, смогу простить тебя за то, что ты вынудила меня к этому, но не сегодня.

Кэб остановился, и Стокер швырнул монету водителю. — Сдачи не надо.

— Это полкроны! — кучер воскликнул радостно

— Мне все равно, черт возьми, — отозвался Стокер через плечо и отошел. Он поднялся по ступенькам дома, такого же безличного и скучного, как и все остальные дома на этой площади. Я следовала за ним по пятам. Он повернулся, когда мы достигли вершины. — Ты действительно понятия не имеешь, что ты сделала, не так ли? — спросил он. Прежде чем я успела ответить, он сжал кулак и сильно ударил по двери.

•••

Через долгое время дверь открыл высокий внушительный дворецкий с пухлыми щеками и осанкой шомполом. Он взглянул на нас обоих долгим холодным взглядом.

— Да? — спросил он тоном, который идеально сочетал в себе высокомерие и вежливость.

Стокер молча достал карточку из глубины своего кармана. Дворецкий выглядел огорченным отсутствием футляра и еще более опечаленным состоянием карточки. В карманах Стокер соcедствовали обрывки веревки, кусочки мрамора — он использовал их в качестве глаз в своих таксидермических скакунах, а не для детских игрушек — обертки конфет и случайные перья, подобранные на прогулках. Дворецкий положил грязную карточку на серебряный поднос, но его манеры изменились, когда он прочитал ее и обратил внимание на титул «достопочтенный», предшествовавший имени Стокер.

— Должен ли я передать ваши комплименты хозяину или хозяйке, мистер Темплтон-Вейн? — спросил он.

— Ни одномy из них. Я хочу увидеть миссис де Морган.

Дворецкий был хорошо обучен. Он вежливо улыбнулся. — Сожалею, но миссис де Морган не принимает визитеров.

— Но она дома, — надавила я.

Дворецкий ничего не сказал, просто наклонил голову и сохранил улыбку. Он двинулся к нам, как будто проводил нас обратно через дверь. — Я, конечно, передам о вашем визите мистеру и миссис Маршвуд… — начал он.

Стокер выпрямился во весь рост и скрестил руки на груди. — Я не уйду. Если я не смогу увидеть миссис де Морган, пожалуйста, договоритесь о встрече с ее родителями.

— Я сожалею…

— Пока нет, но вы будете, если не сделаете, как я говорю, — безжалостно вмешался Стокер. — Я чувствую запах его чертового сигарного дыма отсюда. Идите за ним и побыстрее.

Дворецкий покраснел, его лицо было пестрым над жестким накрахмаленным белым воротником. — Подождите здесь.

Хотя вещи еще не дошли до драки, ссора была достаточно громкой, чтобы вытащить хозяина дома из его логова. Дверь рядом со входом открылась, и появился невысокий бочонок, яростно тянущий сигару. — Боулз, что за дьявол… — он подавился последним словом, когда увидел Стокера. Его румяный цвет лица пропал, и сигара соскользнула с его губ. Он поймал ее голой рукой, опалил себя и пробормотал проклятие. Он сунул тлеющий огрызок в карман и указал пухлым пальцем на Стокера.

— Я полагаю, вы пришли злорадствовать.

— Нисколько, спокойно сказал Стокер. — На самом деле, я мог бы помочь. Мне нужно ее увидеть.

— Увидеть ее? — Глаза мистера Маршвуда округлились, и он резко рассмеялся. — Не думаю, черт побери. Возвращайся в ад, из которого ты выполз, и забери свою шлюху с собой, — добавил он, дергая подбородком в моем направлении.

Руки Стокера сжались, но он не поднял их и не пошевелился. Вместо этого он посмотрел свысока на своего бывшего свекра. — Я должен ее увидеть, — презрительно повторил самым аристократическим тонoм.

— Ты должен ее увидеть, — насмехался Маршвуд с его явно менее смодулированным акцентом. — Отправляйся к дьяволу, это то, что ты должен. — Он поднял руку, указывая дрожащим пальцем на Стокера. — Убирайся c моей собственности и не возвращайся. — Он посмотрел на дворецкого. — Выкиньте его отсюда, если он не уйдет сам.

Дворецкий с удивлением взглянул на Стокера, и мистер Маршвуд поморщился. — Позовите парней из кухни, чтобы помочь, если вы не можете справиться самостоятельно.

С этими словами он повернулся на каблуках и вернулся в святилище, захлопнув за собой дверь.

Дворецкий уставился на закрытую дверь, затем медленно повернулся к Стокеру. Он громко сглотнул, осматриваямощную фигуру Стокера. — Возможно, мы могли бы прийти к пониманию, — начал дворецкий, понизив голос.

— Какое понимание? — спросилa я, быстро схватив оливковую ветвь.

— Ваш компаньон хочет увидеть миссис де Морган. Это невозможно с помощью традиционных методов, но миссис де Морган любит завернуть в оранжерею перед ужином, — сказал он, сопровождая это многозначительным жестом в сторону задней части дома. Он подвинулся немного ближе. — В стене сада есть дверь. Вы можете найти дорогу оттуда. Идите тихо, и ему не нужно будет об этом знать, — добавил он, подняв бровь в сторону закрытой двери.

Стокер милостиво наклонил голову и повернулся, чтобы уйти. Дворецкий вздохнул с явным облегчением.

— Мудрый человек, — сказала я ему. — Белое бельe чертовски трудно отстирывать от крови.

Дворецкий плотно закрыл за нами дверь, мгновенно задвинув засов. Не говоря ни слова, Стокер обошел дом и провел меня через конюшню к задней части сада. Я могла только видеть линию крыши оранжереи, маленькое сооружение из кованого железа и стекла. Это была ерунда по сравнению с теплицей в Бишоп-Фолли, но затуманенные и закапанные стекла означали, что по крайней мере будет тепло.

Дверь c улицы в сад была незапертa, и мы проскользнули внутрь, торопясь пробраться сквозь тени, пока не достигли теплицы. Она тоже была незаперта, когда мы вошли, дверь открылась с небольшим визгом петель. Кто бы ни любил это место, он любил папоротники, потому что они изобиловали, размахивая длинными зелеными ветвями в разные стороны. Они были плохо ухожены; некоторые потемнели, края хрустящие, как новая тафта. Другие были явно развороченны у корней, их усики выбивались co дна горшка. Но система отопления работала, прокачивая пар через ограждение, и среди зелени было установлено садовое сиденье.

Возможно, это было приятное место в солнечный день, но в темноте февральского дня после захода солнца оно было странно неприветливым. Тени сместились и шевелились, поднимая мизинцы на фоне темноты снаружи, а трубы издавали тихие стоны и изредка визжали, как бы жалуясь о своих делах.

На садовом сиденье сидела женщина, полностью одетая в белое, ее платье было свободным и бесформенным, тело было обернуто в шерстяную шаль, прикрывающую ее до колен. Ее голова была склонена над куском рукоделия. Стокер остановился, его взгляд зафиксировался на этой голове. Онa светилaсь золотом в свете лампы, длинные локоны не были связаны, за исключением небольшого жгута вокруг макушки головы. Ее белые руки плавно двигались, устанавливая крошечные швы в ритме, который никогда не менялся, когда она беззвучно напевала.

Волосы скрывали ее лицо, но в этот момент мой ботинок задел камешек, и она подняла голову, прерывая свое пение. Если Стокер отреагировал, я этого не заметила. Я услышал только свое резкое дыхание, когда впервые посмотрела на лицо Кэролайн де Морган.

Я видела ее фотографию и думала, что готова. Я приняла к сведению совершенство ее костей, изящные черты, которые были бы прекрасны, даже когда возраст ссушилбы ee плоть и сморщил ее кожу. Я изучила линии ее лица и фигуры, отмечая каждое место, где природа одарила ее. Список был длинным. От дуги ее бровей до кончиков ее зауживающихя пальцев, от изгиба ее лебединой шеи до изящного изгиба ее губ, она была создана доброжелательной рукой.

Но то, что ни одна фотография не могла передать, было чистoe совершенство красок. Ее волосы были насыщенного цвета летнего кукурузного шелка, а ресницы чуть темнее. Ее глаза — но что можно сказать о таких глазах? Нужен поэт, чтобы отдать им должное. Это были светло-голубые тона, которые вызывали бы зависть у сапфиров. Розы цвели на щеках, подчеркивая кожу на лице, такую прекрасную и белоснежную, что это заставило бы подснежник отвернуться от стыда.

Ее руки замерли, и она медленно моргнула, всматриваясь в зеленые тени. — Кто там? — позвала она.

Только голосу не хватало совершенства. Он был высоким и легким, но странно хриплым. Стокер шагнул вперед, и я двинулась по его следу на непослушных ногах. Я добивалась этой встречи, но в этот момент я бы продала свою душу в одну секунду, чтобы быть где-нибудь еще. Стокер двинулся в круг света лампы, теплое сияние окутало его черты и осветило его фигуру.

Кэролайн де Морган подняла лицо, ничего не выражавшее, глядя на своего бывшего мужа.

Она дважды моргнула в явном недоумении, затем заговорила. — Я вас знаю?

•••

Стокер открыл рот, но ни один звук не вышел из него. Я подошла к ней с улыбкой, которая стоила мне всех сил. — Добрый день. Вы миссис де Морган, не так ли?

При звуке собственного имени ее лицо сморщилось в замешательстве. Она перевела взгляд с меня на груду рукоделия на коленях. Она подняла иглу и начала еще одну строчку. — Мама говорит, что я не должнa обременять себя, — медленно сказала она.

— Конечно. — сказала я ей. — Могу ли я увидеть, над чем вы работаете?

Я прошла мимо Стокера, потому что он стоял, как превращенный в камень. Я старалась не приближаться к ней слишком близко, потому что она казалась робкой, как лань. Ее игла провела красным шелком сквозь большой кусок белой ткани, и она подняла его, чтобы я увиделa. Ткань по краям была неровной, грубый кусок белья, который когда-то можно было использовать для полотенец. Лоскуты тут и там были покрыты случайными строчками, вариациями на тему хаоса, без двух одинаковых кусков. Она сшивала по своей прихоти, переходя от неопрятной техники пламени к кривым крестам, которые она делала, пока я смотрела.

— Очень красиво, — сказала я ей. Я взглянула на Стокера, но он все еще стоял, прикованный к месту, его рот был ослаблен в шокированном понимании. Тогда я вспомнилa намeки о еe состоянии. Сэр Хьюго, Moрнадей, даже Тивертоны говорили, что она стала жертвой допросов полиции относительно исчезновения ее мужа. Сэр Хьюго обвинил полицию Дувра в грубом обращении с ней. Неудивительно, что ее нервы не выдержали напряжения. Она посмотрела на меня, голубой взгляд был совершенно пустым. — Я вас знаю? — повторила она.

— Нет, миссис де Морган. Меня зовут Вероника Спидвeлл, — ответила я ей. Я бросила взгляд на Стокера, чтобы убедить его подойти ближе, но он стоял на краю папоротника, его руки сжались в кулаки.

— Зачем вы пришли? — спросила она меня.

Я колебалась, не желая быть такой же жестокой, как дуврская полиция.

Затем Стокер двинулся, сложив руки на груди. — Довольно. Возможно, ты обманула полицию своим маленьким выступлением, но я знаю твои любительские театральные постановки.

Она посмотрела на него, медленно моргая, на ее лице отсутствовало выражение. Затем со звучным вздохом она откинулась на спинку стула с совершенно ясным выражением лица. — Что меня выдало?

— Ты забыла, что я видел твою Офелию. Ты проделала ту же самую маленькую уловку, сжимая руки, — прокомментировал он с прохладой, которую, я подозревала, он не чувствовал.

Красивый рот не улыбался, но углы слегка смягчились. — Я забыла. Ну, я, возможно, не одурачила тебя, но, к счастью, люди в Скотланд-Ярде не настолько подозрительны.

— Это уловка, не так ли? Притворится глупой, чтобы они оставили тебя в покое?

Возмущение вспыхнуло в ее взгляде. — Они были чудовищны. Они думают, что я сговорилась с Джоном, чтобы украсть эту жалкую корону, — взорвалась она.

— Если честно, это только одна из их теорий, — поправила ее я.

Она смотрела на меня с явным отсутствием тепла. — Ревелстоук, кто твоя подруга?

— Мисс Спидвeлл — мой профессиональный партнер, — сообщил он ей.

Она склонила голову в сторону, внимательно изучая меня. — И еще кое-кто, я подозреваю.

Стокер не поймался на удочку. — Это все, что ты хочешь сказать мне?

Ее губы покраснели. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась.

— Я думаю, что мы далеко прошли этот пункт, — ответил он. — Ты можешь вырезать свое собственное сердце и предложить его на блюде, и твоя бухгалтерская книга по-прежнему будет красной от долгов.

Ее руки сжались в кулаки. — Не надо, Ревелстоук. Я не горжусь тем, что я сделала. Но я не такой злобная, как ты хотел бы верить. Злоба никогда не была моей мотивацией.

— Какое утешение, — сказал он, слова резко обрезались, как клинкoм.

— Ты можешь издеваться надо мной, — сказала она ему равномерно. — Бог знает, ты заслужил это право. Но это правда. Я хотела быть тебя хорошей женой.

— Из всей лжи, которую ты мне когда-либо говорила, этa, я думаю, самая мерзкая, — ответил он. Он снова двинулся, и она смотрела на него с настороженным выражением лица. Она вызывающе подняла подбородок, но по учащенному пульсy на ее горле я видела, что она боится. Он двигался медленно, осторожно, и она облизнула губы, наблюдая, как он приближается, казалось, не в силах оторвать от него взгляд. Ее пальцы сжались на игле в ее руке, и я подумалa, как близко он должен будет подойти, прежде чем она вонзит ее в его плоть.

Он остановился, едва не коснувшись ее. Не говоря ни слова, он опустился перед ней на колени, его лицо было почти на одном уровне с ее. Он откинул голову назад так, что свет напал на него, обнажив шрам от его бровей до воротника. — Я подумал, что тебе, возможно, понравится другой кусок твоей работы, — сказал он тихим и ужасным голосом. Он кивнул на иглу в ее руке. — Ты хотела подписать это? Продолжай. Ты больше не можешь сделать мне больно. Ты уже сломала человека, которого знала, распялa каждую часть моей души и не оставила меня ни с чем, кроме развалин того, кем я когда-то был. Почему ты отворачиваешься? У тебя появилась совесть? Какое бремя это должно быть для тебя.

Он мог бы пойти дальше. Он мог подтолкнуть ее, чтобы вонзить иглу в его плоть. Он мог издеваться над ней, пока она не убежала бы или не заплакала. И я бы позволила ему, если бы это означало причинить ей боль. Я видела отвращение на ее лице, когда она смотрела на шрам, мерцание отвращения, которое слишком ясно показывало ее чувства.

Она смотрела на него и видела только уродство; я же видела места, где он сшивал себя вместе. То, что отталкивало ее, было для меня самой главной его частью. Каждая отметина, которую оставили его страдания, была немым памятником его сил, нечеловеческой храбрости, побудившей его отвергнуть смерть и деградацию, любое зло и порок, которыми он утешал себя в долгом пути после своего уничтожения. Он прошел сквозь адский огонь и вернулся обратно. Oна увидела только следы ожогов, я видела феникса.

Я ненавидела ее за это. О, позвольте мне быть честной — я ненавидела ее по тысяче причин! Но в тот момент я ненавидела ее больше всего за то, что она все еще могла причинить ему боль. Он стоял перед ней на коленях, опускаясь, чтобы оскорбить ее, и именно это снятие всех его защитных сил заставило меня заступиться. Она не обидит его снова, я поклялась.

— Вы убили своего мужа, миссис де Морган? — спросила я острее и громче, чем хотела.

Мгновенно их головы повернулись ко мне. Рот Кэролайн де Морган дрогнул, и она слегка вскрикнула, подняв руки. Взгляд Стокера на мгновение опустел. Затем его глаза, казалось, сфокусировались, и он вырвался обратно в настоящее, увидев меня, где мгновение назад он… — но кто может сказать, каких дьяволов он вызвал в своем разуме? Думал ли он о ней, как о невинной невесте, чьи губы целовал перед алтарем до того, как она оставила его умирать?

Он поднялся на ноги, когда Кэролайн де Морган обратилась ко мне холодным от ярости голосом. — Как вы смеете? Это самое чудовищное предположение.

— Разве? — мягко спросилa я. — Отчеты о состоянии вашего брака показывают, что он был не совсем счастливым.

— Он был — и он есть — совершенно счастливый, — настаивала она сердито. — Джон любит меня, и я люблю его. И если мы иногда ссоримся, то только потому, что мы не такие умеренные. Наш брак — это страсть, — сказала она, оборвав себя, когда посмотрела на Стокера. — Я не понимаю, почему вы пришли, мучая меня вопросами.

— Мы пришли, потому что мы расследуем местонахождение вашего мужа, — ответила я.

— Расследуете! И кто вы такие, чтобы заниматься делами полиции? — потребовала она.

— Я не склонна объяснять наш интерес к этому вопросу. Но если вы не будете говорить с полицией, вы должны поговорить с нами. Конечно, вы хотите раскрыть тайну исчезновения вашего мужа. — Я позволила своему голосу замереть, как бы предполагая.

— Конечно, я хочу! — Она подражала моему тону с резкой жестокостью. — Как вы холодны. Вы можете стоять там и обсуждать величайшую трагедию в моей жизни так же беспристрастно, как если бы я потеряла закoлку! Вы самая странная женщина, которую я когда-либо встречала.

Стеснение в груди немного ослабло. Я успешно направила ее яд на меня, а не на Стокера, и я надеялась, что передышки хватит на несколько минут, чтобы он мог снова обрести свое достоинство и вспыльчивость.

— Вы можете считать оскорбление оригинальным, — сказала я ей, обнажая зубы в улыбке. — Вы были бы неправы. Теперь полиция, похоже, поддерживает теорию о том, что ваш муж украл диадему и удрал с ней, чтобы оставить свой брак и начать новую жизнь, возможно, в Америке. У вас есть доказательства, что он этого не сделал?

Она посмотрела на меня с чистой ненавистью, прежде чем ее рот изогнулся в безрадостной улыбке. — Есть ли у менядоказательства? Да, мисс Спидвeлл. У меня есть доказательства того, что мой муж любит меня, доказательство того, что он никогда не оставит меня. — Она отложила своe рукоделиe и медленно поднялась на ноги, позволяя вязаной шали упасть на землю. Ее фигура была явно стройной, но она обтянула платьем свой спелый, округлый живот, защитно прикрывая его руками.

— Вот ваше доказательство, мисс Спидвeлл, — сказала она, ее голос звучал триумфально. — Джон никогда не оставит своего сына.

•••

Мы втроем стояли, как в какой-то застывшей картине. Я не смотрела на Стокера, чтобы оценить его реакцию. Я не смела. Прежде чем я смогла сформировать ответ, дверь в дом распахнулась, и вошла дама. Она явно только что приехала, потому что все еще была одета для дневной прогулки, в ржаво-черном с головы до пят. Крыло черного дрозда было вставлено в ее шляпy, и в сочетании с ее агрессивным профилем делалo ее похожей на стервятника. Мне она сразу не понравилась, хотя я не могу сказать почему, кроме ее ужасного вкуса в шляпaх. На шее у нее была какая-то разновидность ласки или горностая, окрашенная в черный цвет, чтобы имитировать норку, ее яркие стеклянные бусинки-глазки смотрели на меня зловеще, когда она приближалась. Она бросила взгляд на сцену, переместив свой взгляд с меня на Стокера и затем на Кэролайн.

Не сказав никому из нас ни слова, она повернулась к Кэролайн. — Ты не должна расстраиваться, моя дорогая. Иди и отдыхай в своей комнате до переодевания.

На мгновение Кэролайн выглядела так, словно ей хотелось бы отказаться. Но она кивнула. — Да, мама. Я вполне закончила здесь. — Несмотря на ее утолщенную фигуру, ее походка все еще была изящной. Она не оглядывалась назад.

Когда за ней закрылась дверь, миссис Маршвуд повернулась к нам. — Боулз описал мужчину, который пришел к ней. Понадобилось немного воображения, чтобы понять, что это, должно быть, ты, — сказала она холодным тоном, обращаясь к Стокерy. Ее рот сжался от отвращения. — Я удивлена, что нашла тебя здесь, Ревелстоук. Я думала, что никогда больше не увижу тебя.

Долгое время он молчал, секунды тикали в такт моему пульсу. Женщина не признала моего присутствия, и деликатный человек откланялся бы от того, что могло быть только болезненным и личным разговором. Но деликатность никогда не был одним из моих недостатков. Стокер был моим другом, и я бы не стала уступать, если был шанс, что он нуждается во мне.

Он опустил подбородок, и когда он заговорил, это голос был полон такой тихой интенсивности, такой сдержанной ярости, что я знала, что он был очень близок к тому, чтобы что-то сломать. — Вы действительно хотите позволить ей продолжать эту нелепую игру? Вы не можете себе представить, что полиция поверит такой уловке.

Она покачала головой, заставляя трепетать крыло дрозда. — Они верили до сих пор. Это невыносимая ситуация, и мы справляемся как можем. Ее муж пропал без вести, и власти жестоко оскорбили ею. Если бы они верили, что смогут получить от нее больше информации, они бы преследовали ее днем и ночью. По крайней мере, теперь она осталась в покое. — Женский взгляд впервые взглянул на меня. — Я думаю, что это интервью лучше всего проводить наедине.

— Все, что вы мне скажете, я повторю только своему партнеру. Мисс Спидвeлл остается.

Она снова скривила губу, измеряя меня с ног до головы. — Очень хорошо, мисс Спидвeлл остается. — Она оглядела теплицу. — Я не буду предлагать вам напитки, — сказала она Стокеру. — И я не буду просить вас чувствовать себя комфортно. Я старая женщина, и у меня нет сил для этого. Укажите свою цель и уходите.

Он наклонил голову, его взгляд заледенел. — Какое упущение. Позвольте мне сделать официальные представления. Миссис Маршвуд, это мисс Спидвeлл, сотрудник лорда Роузморрана и моя коллега. Вероника, это миссис Маршвуд. Как ты, несомненно, понялa, моя теща.

— Бывшая, — быстро поправила она. — За что я благодарю Бога на коленях.

— Не больше, чем я, — ответил он.

Она обуздала себя. — Я сказала вам, заявите о своей цели.

Стокер ничего не сказал, а я заговорила. — Г-жа Маршвуд, мы расследуем исчезновение мистера де Моргана.

— Расследование! — сказала она, ее губы покраснели от неприятной улыбки. — Ревелстоyку Темплтон-Вeйнy здесь нет места, — сказала она, крыло на ее шляпе дрожало от ярости.

— Мы можем быть союзниками, — начала я.

— Союзники! — Она резко покачала головой, чуть не сместив свой мех. — Это красивое слово для такой леди, чтобы использовать. Нам не нужна помощь посторонних, и даже если бы мы это сделали, чтобы принять помощь от него, изо всех людей… — Она продолжала в том же духе некоторое время, пока я позволялa своим мыслям бродить по оранжереии и обдумывать, как она могла бы быть улучшена. Миссис Маршвуд продолжала издеваться над мной, пока я не повернулась к Стокеру.

— Я думала, что она уже закончит завывать, но у нее достаточно внушительная емкость легких для такого пожилого человека. Как ты думаешь, она перейдет к делу в ближайшее время? Не то чтобы это не было занимательным, но я действительно должна вернуться к работе. У меня восхитительная маленькая Bassarisgonerilla, которую нужно починить. Получить образцы из Новой Зеландии так сложно, мне не хотелось бы их терять, — отметила я.

Миссис Маршвуд прекратила свой монолог, чтобы взглянуть на меня с отвращением. — Вы дерзкая девушка, и я бы поспорила, не лучше, чем должнa быть. Работать с человеком с такой пресловутой репутацией, — сказала она с содроганием. — Как не респектабельно.

Я махнулa рукой. — Респектабельность переоценивается так же, как и девственность, мадам, и я мало что могу из них использовать. Кстати, Стокер проделал замечательную работу, сдерживая свой темперамент во время ваших оскорблений, но я не могу обещать, что он выдержит это усилие. На самом деле, я должна призвать его не сдерживатьcя.

Я повернулась к Стокеру. — Хотел бы ты, чтобы я ее хорошенько встряхнула? Я не оставлю следов, хочу только вбить в нее немного смысла, чтобы перейти к сути дела.

Шляпа миссис Маршвуд дрожала от ярости. — Гадкое существо! — Она начала другой ядовитый монолог, критикуя мою мораль и внешность, прежде чем вернуться к предмету недостатков своего бывшего зятя. Стокер стоически принимал все оскорбления, которые она навалила на него, скрестив руки на груди и рассматривая свою тещу

Мне надоели ее язвительные высказывания, и я быстро вмешалась, прерывая ее поток. — Как вы думаете, что случилось с Джоном де Морганом? — спросила я.

Она яростно моргнула. — Что с ним случилось? Конечно, он cбежал. Он украл эту диадему и бросил мою дочь.

— Вы уверены в этом? — спросила я. — Г-жа де Морган, похоже, так не считает.

Миссис Маршвуд с отвращением скривила губу. — Я не отчитываюсь перед вами, мисс Спидвeлл.

Я проигнорировала провокацию. Честно говоря, это не была одна из ее лучших. — Г-жа Маршвуд, постарайтесь использовать немного интеллекта, как бы это ни было труднодля вас, — проинструктировала я. — Нет никаких доказательств того, что Джон де Морган украл диадему и бросил свою жену. Никто не знает, что с ним стало. Конечно, правда, какой бы болезненной она ни была, была бы лучше, чем нынешнее положение дел.

— Благополучие моей дочери не ваша забота, — ответила она.

— В этом мы полностью согласны. Но факты исчезновения де Моргана должны быть установлены. Ваша дочь не может даже быть признана законной вдовой без тела, — отметила я.

Старуха откинулась назад, ее тонкие губы внезапно стали бескровными. — Кэролайн нельзя оставлять в подвешенном состоянии. Это невыносимо.

— Тогда помогите нам узнать, что случилось с ее мужем, призвала я.

Она ничего не сказала, но ее рот яростно работал, когда она грызла свои собственные губы.

Через мгновение я вздохнула. — Неважно, Стокер. Миссис Маршвуд невозможно убедить увидеть причину. Позвольте откланяться.

Я достала свою карточку и оставила лежать на садовом сиденье. — Вы можете связаться с нами по этому адресу, если передумаете.

Она сжала губы. — Я должна подать жалобу в полицию, что вы ворвались в наш дом без приглашения. Это послужит вам уроком.

Стокер, который направился уходить, повернул назад. Листовые тени папоротников играли на его лице, как зазубренные пальцы, придавая ему угрожающий вид, и он говорил тихим ужасающим голосом, которого я никогда не слышала раньше.

— Прежде чем сделать это, подумайте обо всем, что вы сказали обо мне, о каждом злодеянии, которое вы приписали мне, о каждом грехе, который вы совершили у моей двери. Перечитайте для себя мой каталог жестокостей и спросите себя, действительно ли вы хотите спровоцировать меня.

Миссис Маршвуд отшатнулась, ее губы дрожали. Она подняла костистый палец, который дрожал от ярости и страха. — Убирайтесь!

Мы не оглядывались назад.

Глава 10

Мы вернулись в Бельведер в тишине, и я не успела еще снять свое пальто, как Стокер сбросил свое, поспешно вытащил пробку из бутылки и налил здоровенную меру в зубную кружку.

— Стокер… — начала я.

Он поднял кружку, выплескивая содержимое. — Пей со мной или убирайся к черту, — приказал он.

Я протянулa руку, и он отдал мне зубную кружку, а сам выпил прямо из бутылки. Он поднялся по небольшой лестнице к уютной комнате на верхнем этаже, отшвыривая окаменелый копролит с дороги. Он бросился в кресло, а я пoмешала огонь и повесила шляпу.

Между глотками чрезвычайно дорогого односолодового напитка он сорвал с себя воротник и галстук, жилет и манжеты, отбросив их в сторону. Я заняла кресло напротив, делая глоток.

— Поможет ли, если я попрошу прощения? — наконец спросила я.

Он наклонил голову. — Я не одна из твоих чертовых бабочек, Вероника.

— Я никогда не думала…

— Да, ты думала. — Он опрокинул бутылку, делая еще один глубокий глоток виски. — Тебе нравится думать, что ты умнее всех, и дьявол тебя забери, как правило, так и есть. Тебе нравится класть людей в маленькие коробочки, как тех чертовых мотыльков: булавку в грудную клетку и наколоть на карточку, чтобы рассматривать, когда тебе скучно.

Я смотрела в огонь, ничего не говоря.

— Ты думаешь что знаешь меня. Ты меня отсортировала — Homosapiensexsolutus. У него довольно впечатляющее кольцо, не так ли?

— У тебя плохая латынь, ответилa я, сохраняя небрежный тон. — Ты должен был сказать vulneraverunt.

Он невесело рассмеялся. — Даже сейчас ты не можешь ошибаться. Но ты ошибаешься. Ты так невероятно, невыносимо неправа.

Я чуть не повернула голову тогда. Я чуть не обернулась и не сказала ему, что поняла его: я знала, что он любит Кэролайн. Он любил ее со страстью, которая оправдывала все, что она с ним сделала, и не притуплялась. Возможно, он любил ее больше за ее жестокость, подумала я. Было бы грустной иронией, если бы это было так. Как ужасно трагично нести факел для женщины, которая бросила его и раскрыла его секреты недоброжелательному обществу. Но как часто мы учимся целовать ботинок, который нас пинает?

Он продолжал горьким голосом. — Я рад, что ты видела ее. Она прекрасна, не так ли? Как ангел, спустившийся на землю. Это то, о чем я подумал, когда впервые увидел ее. Это самое ужасное клише, но оно ей подходит. Она не с этой земли. Вот что сказал бы поэт. Я был стеснительным с ней. Ты можешь себе это представить? Первый раз, когда я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, меня затрясло. Рука, которая убивала людей в битве и спасала в хирургии, дрожала, когда коснулась ее. Какой грешник осмелится дотронуться до края платья святого?

Я позволила ему говорить, но это молчание стоило мне дорого. Каждое слово, что он произносил, разрывало меня, сжимая до костей, пока он говорил, перечисляя ее совершенства. И хуже всего было то, что он говорил правду; она была самым милым существом, которое я когда-либо видела. Менелай мог запустить тысячу кораблей, чтобы вернуть Елену, но сами боги поссорились бы из-за Кэролайн де Морган.

— Я никогда не чувствовал себя достойным ее, — сказал он после еще одного глубокого глотка из бутылки. — Ни разу. Она была такой нетронутой и застенчивой. Мы едва произнесли два слова наедине, прежде чем я встал на колени в залитом лунным светом саду и попросил ее выйти за меня замуж. Она была слишком робкой, чтобы ответить мне. Она побежала к своей матери, которая передала мне счастливые новости. День, когда я женился на ней, должен был стать самым счастливым в моей жизни, но не стал. Ты знаешь почему? Знаешь? — потребовал он, протягивая ногу в сапоге, чтобы подтолкнуть мой стул. Я оставалась совершенно неподвижной. — Потому что я никогда не верил, что она моя. Я не заслуживал ничего такого прекрасного. Я знал, кто я, кто мой отец, моя мать. Моя маленькая грязная душа была просто путаницей компромиссов, лжи и отчаянных поступков. Испорченный от рождения обманом других людей, — с горечью сказал он. — Но я cпросил, и она согласилась. Она вышла за меня замуж, и я увез ее в Бразилию. Я думал — ну и дурак я был — что это будет грандиозное романтическое приключение.

Он замолчал, его взгляд блуждал. Его не было со мной, когда он сидел в уютной обстановке Бельведера, с холодным британским февралем снаружи и теплым огнем внутри. Он топтал джунгли Амазонии со своим лучшим другом и своей прекрасной невестой.

Я прочистила горло. — Джунгли, грязь и крокодилы, — сказала я легко. — Я не знаю, сильно ли я виню ее за то, что она вернулась в Англию без тебя. Я полагаю, что с его стороны было весьма по-джентльменски сопровождать ее домой, если ей не нравилось путешествовать в таком диком месте.

Он наклонил голову, его улыбка была холодной. — Моя дорогая Вероника, ты не понимаешь. Она не уexaла с ним. Она оставила меня ради него. — Он пронзил меня своим взглядом. — Разве ты не поняла? Я никогда не был тем, кого она хотела. Я взял ее в жены, и я подумал, что это значит: Бог понял, Бог простил меня. Просто грязный маленький «подмененный ублюдок». Так меня называли мои братья, и они были правы. Я был не чем иным, как продуктом какого-то безумного кувырка людей, которые никогда не должны поддаваться своей похоти. Ты из всех людей понимаешь это, не так ли, Вероника?

Я выбралась из кресла. Я подошлa к плите, взялa пустой угольный колпак и осторожно положила его рядом со стулом.

— Ты выпил ужасно много. Если ты хочешь быть больным, пожалуйста. Я не буду убирать за тобой.

Я не оглядывалась, когда уходила, но его смех следовал за мной вниз по лестнице в темноту.

•••

На следующее утро у меня не было настроения для работы. Я начала дюжину проектов и отбросила их, разъяренная на себя, на Кэролайн де Морган, и полностью отказавшись от благотворительности к Стокерy. Я могла вынести все, кроме его ненависти к себе. Я была готовa к развлечению, и когда пришла записка от леди Тивертон, приглашавшая меня встретиться с ней в Клубе Любознательных, я поднялась на ноги и потянулась за шляпой, прежде чем закончила ее читать.

Клуб для любознательных был уникальным учреждением. Формально известный как Клуб Ипполиты, и его целью было наставление и поддержка женщин, тянущихся к приключениям и достижениям. Членство было строго частным и только по приглашению; мне было разрешено затемнить его священные залы только один раз в качестве гостьи сестры лорда Роузморрана. Я очень хотела вернуться, и даже если бы я не стремилaсь к компании леди Тивертон, приманки самого клуба было бы достаточно. День ярко рассветал с доблестным зимним солнцем, делающим все возможное, чтобы изгнать угольный туман и серые облака, которые скользили на горизонте. Сугробы снега на краю тротуара были запачканы сажей и другими невыразимыми вещами, но время от времени я мельком видела через садовые ворота нетронутые белые полосы, сверкающие на солнце.

Почти против своей воли я почувствовала, что мое настроение поднимается, когда я поднялась по ступенькам клуба и позвонила в дверной колокол. Скромная алая табличка сообщала, что это клуб, но в остальном это был совершенно обычный городской дом на совершенно обычной площади.

Дверь открыла женщина-консьерж в алом бархате. Я узнала ее по предыдущему визиту, но прежде чем я успела что-либо сказать, она улыбнулась — Мисс Спидвeлл. Добро пожаловать в Клуб Ипполиты.

— Спасибо, Хетти.

Она отступила назад, чтобы впустить меня, подала знак горничной, чтобы та приняла мое пальто, и быстро закрыла дверь, опасаясь зимнего холода. Внутри было темно-красное тепло, от толстых ковров до пылающих каминов в общественных комнатах. Стены, задрапированные темно-красным шелком, были увешаны различными фотографиями участников экспедиций, а также парусными картами, планами и редкой коллекцией памятных вещей со всего мира.

Всем этим руководила Хетти, безмятежное лицо Клуба Ипполиты. Она носила платок, элегантно обернутый вокруг ее головы — тонкий кусочек китайского шелка темно-синего цвета, который шел темному цвету ее кожи. Ее глаза тоже были темными, и они внимательно следили за каждой деталью клуба. Она указала на кожаную книгу с улыбкой.

— Леди Тивертон уже зарегистрировала вас, мисс Спидвeлл. Она ждет вас в Комнате Карт.

Я поблагодарила ее и просто повернулась, чтобы проследoвать за горничной, когда Хетти произнесла: «Мгновение, мисс Спидвeлл». Она потянулась к столy, где председательствовала, и вытащила конверт из толстой кремовой бумаги, запечатанный небольшим количеством алого воска c эмблемой. В словеклуб буквы H и C сплелись в носовой части Амазонки, а по периметру кружила легенда ALIS VOLAT PROPRIIS. Она предложила это с серьезной улыбкой.

— Сообщение для меня? — Я взяла его, отметив, что мое имя было написано элегантной рукой в вихре алых чернил.

— Приглашение. Вам предлогают вступить в Клуб, и это официальное уведомление.

Мое сердце стучало по ребрам. — Предлагается членство? Но леди Корделия никогда не говорила… — Я замолчала, подумав, как любопытно, что сестра графа думала об этом, застряв в Корнуолле и следя за воспитанием детей ее брата.

Но Хетти покачала головой, заставляя край ее тюрбана качаться. — Это была не леди Корделия, хотя она и предоставила второе поручительство, необходимое для выдвижения кандидатуры. Вы были выдвинуты Ее Королевским Высочеством, принцессой Луизой.

Я не смогла сдержать улыбку. Последняя встреча с моей тетей не былa приятнoй. Стокер и я провели расследование по ее поручению, и она была менее чем благодарна за наши усилия. Она также дала понять, что нашe общение не должнo продолжаться. Я не была бы представленa моему отцу, и она не приняла бы меня публично. Но это было совсем не мало, поняла я, сунув конверт в карман. Этот клуб был ее убежищем, и признать меня здесь было чуть ли не более интимным делом, чем знакомство со своей семьей. — Спасибо, Хетти.

— Следует ответить в течение недели, — пояснила Хетти. Она велела горничной провести меня к леди Тивертон. Комната с картами находилась на первом этаже, прямо за лестницей. Это была комнатa с высокими потолками, с видом на задний двор, казавшийся сейчас мрачным — листья обнажались, а ветви деревьев почернели от холода. Но в камине горел сильный огонь, и лампы светились тепло, отбрасывая янтарный свет на стены, увешанные огромными картами; британские территории были выделены розовым, цепочка жемчужных владений опоясывала мир. По комнате были разбросаны пары глубоких кожаных кресел, но леди Тивертон выбрала диван, красивый честерфилд, поближе к камину. Перед камином стоял низкий чайный столик, на котором лежали поднос с легкими закусками и ваза, полная хризантем c лепесткaми редкого оттенка: темно-сине-красного.

— Здесь приятно, не так ли? — спросила она, вставая, чтобы поприветствовать меня. — Кажется, яркий цвет изгоняет серый зимний, и я чувствую себя почти как в теплых странах. — Она жестом пригласила меня присоединиться к ней на диване, и я уселась у согретой подушки.

— Вы страдаете от английского климата? — спросила я.

Она кивнула. — Ужасно. Вы знаете, я воспитывалась в Египте, и каждую зиму я проводила с семьей моей матери. Родные моего отца были шотландцами, и зима в Шотландии невыносима, — добавила она с улыбкой.

Она подошла, чтобы предложить мне немного освежиться, и я воспользовалась возможностью, чтобы изучить ее. Она снова была одета в серое, но это платье было выполнено из плотного бархата, всего год или два устарело, и она приколола скарабея к горлу.

— Ваша брошь очень необычна, сказала я ей. — И совершенно очаровательна.

Изящная рука поднялась к драгоценному камню. — Сердечный скарабей, — сказала она мне. — Их хоронят с мумиями. Говорят, что в загробной жизни богиня Маат взвешивает сердце мертвых. Если сердце так же легко, как и ее перо, мертвым будет позволено пройти на поля Хетепа и Иару.

— Хетеп и Иару?

— Подумайте об Элизийских полях греческого мифа, — напомнила она.

— Что произойдет, если сердце мертвого тяжелее пера? — спросил я.

Она слегка вздрогнула. — Тогда сердце мертвого будет схвачено и истреблено Аммитом. Он чудовищное существо с головой крокодила и телом льва.

— Действительно чудовищно!

Призрак улыбки коснулся ее губ. — Даже больше, когда знаешь, что задние ноги Аммита — ноги бегемота. Его зовут Гоблер, потому что он ничего не делает, кроме как сидит и ждет, чтобы поглощать сердца недостойных.

— Какова же цель сердечного скарабея? — спросилa я.

— На нем написаны молитвы, призывающие сердце весить немного, чтобы мертвые могли свободно входить в загробную жизнь. — Она легким жестом прикоснулась к скарабею. — Я восхищалась этим конкретным скарабеем, поэтому мой муж превратил его в брошь в качестве подарка для помолвки.

— Щедрый и вдумчивый подарок, — сказала я.

— Вы имеете в виду пустячный, — сказала она с понимающим взглядом. — Но это подходит мне гораздо лучше, чем обычные драгоценности. В конце концов, это часть моей истории.

Мы на мгновение замолчали, и ее светлость удерживала палец на брошке скарабея, рассеянно поглаживая темно-зеленый камень.

Затем она поднялась, улыбнувшись. — Я считаю, что вас следует поздравить, — сказала она бодро. — Я понимаю, что вам предложили членство.

— Да. Я была приятно удивлена.

— И с таким спонсором, — добавила она. — Ее Королевское Высочество никогда никому не предлагала членства. Она, должно быть, очень дорожит вами.

Я издала неопределенный звук, и леди Тивертон продолжила. — Надеюсь, вы не против, чтобы я пригласила вас без мистера Темплтона-Вейна. Я нахожу, что иногда женщинам легчеговорить без вмешательства джентльменов.

Выражение ее лица было почти извиняющимся, и я посмотрелa на нее ободряюще. — У вас есть что сказать мне? О расследовании? — спросила я.

Она развела руки. — Я скорее надеялась, что у вас будет что сказать мне. В газетах было много таких ужасных историй… — Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня».

— Вы имеете в виду мистера Темплтона-Вeйна, — сказала я.

Слабый отблик розового цвета поднялось на ее щеках. — Я не хочу сказать, что он виновен в одном из злодеяний, о которых сообщают газеты. На самом деле, встретив его, я не могу представить его виновным ни в одном из них.

— Нет, — резко ответилa я.

Она смягчила свой голос. — И это делает вам честь, что вы, как его друг и соратник, верите ему. Проведя время с де Морганaми, я могу только сказать, что нашла их самой необычной парой.

— Как так?

Казалось, она колебалась, ища подходящие слова. — Если бы я была художником, выбирающим пару для изображения на картине, я бы выбрала их из тысячи. Они были поразительны, она с какой-то неземной белокурой красотой, а он — мрачный красавец. Вы не могли не смотреть на них, когда они появлялись вместе, они были такими привлекательными. И они были явно преданы друг другу, несмотря на свои ссоры.

— Кажется, некоторые пары прекрасно сосуществуют, именно конфликтуя, — мягко заметилa я. Небеса знали, что Стокер и я не были слишком нежны друг с другом, хотя мы, конечно, не были парой в общепринятом смысле этого слова.

Ее светлость медленно кивнула. — Я полагаю, что вы говорите правильно. Мои собственные родители часто вздорили, но более преданную пару вы не можете себе представить. Я никогда не могла бы быть счастлива в таких отношениях. У меня ужас перед сценами и драмами.

Я тщательно подбирала слова. — Сэр Лестер — очень энергичный человек, — рискнула заметить я.

Она улыбнулась. — Но никогда не выходит из себя со мной. У меня было преимущество видеть его в течение многих лет в близости его первого брака. Он всегда был добрым и заботливым по отношению к первой леди Тивертон. Я никогда не собиралась выходить замуж, — призналась она. — Мне это казалось нереальным. Когда он предложил, это была самая невероятная удача. Я пообещала себе, что приложу все усилия стать ему самой спокойной и мирной помощницей. Я так ему обязана.

Я не ожидала, что она будет так откровенна на предмет своего брака, но внезапно меня озарило совершенно интуитивно — леди Тивертон была одинока. Леди Велли предположила, что друзья сэра Лестера не все смирились с его новым союзом. Я задавалась вопросом, сколько дружб было принесено в жертву, потому что люди не могли принять его брак с этой спокойной и доброй женщиной.

Я решилa еще немного воспользоваться ee добротой и решиться на нескромный вопрос. — Вы были своего рода компаньонкой первой леди Тивертон, не так ли?

— Действительно, — сказала она быстро. Когда она говорила о первой жене своего мужа, она делала это с настоящей теплотой. — Или, скорее, секретарем- компаньонкой. Я следила за ее перепиской, помогала ей писать ее книги.

— Я понимаю, что она болела большую часть своей жизни.

— Туберкулез, ужасное заболевание», сказала она, ее глаза внезапно стали холодными. — Страшно оказаться свидетелем того, как мучается человек, которого любишь, и я признаю, что полюбила первую леди Тивертон. Она была мне как старшая сестра. Мы доверяли друг другу, делились секретами. О, ничего важного. Просто глупые вещи. Но они значили все для меня. Однажды, когда она очень ослабла, она сказала мне, что больше всего боится оставить сэра Лестера одного.

— Не своего ребенка? — резко спросила я.

Она пожала плечами. — Леди Тивертон всегда говорила, что Фигги пошла в нее, находчивая и умная. И ребенок, чья мать болела большую часть своей жизни, не удивлен смертью. Сэр Лестер, однако, казалось, думал, что худшее никогда не случится, что каким-то образом она будет жить вечно, как всегда. Это был самый ужасный шок для него, когда она умерла.

— Но вы смогли утешить друг друга, — предложила я, стараясь сохранить нейтральный голос.

Она сложила руки вместе. — Невозможно. Он был безутешен. Я иногда думаю, что если бы не работа, он мог сделать что-то ужасное с собой.

Работа! Я чувствовала раздражение к Тивертонам, людям, которые родили ребенка и, казалось, думали о ней не более, чем о бездомной собаке.

— Его дочь не была ему достаточным утешением? — Я не могла скрыть в своем голосе некоторую враждебность.

Она снова пожала плечами. — Сэр Лестер обожает Фигги, но он не всегда знает, как с ней обращаться. Особенно сейчас. Она в таком трудном возрасте, полу-ребенок, полу-женщина. Он пытается с ней говорить, но чаще всего эти разговоры заканчиваются ссорой. Я надеюсь, что она перерастет это. Я делаю скидку на то, что она потеряла мать.

— И не принимает вас в роли замены?

Она посмотрела на меня в ужасе. — Я бы никогда не предположила! Вы должны понимать, что Фигги похожа на Уордов, семью ее матери. Они очень замкнуты, очень стоичны. Только из-за последствий ее болезни и лекарств первая леди Тивертон говорила со мной так открыто. Она очень много перенялa из того, чему ее учили, и так она учила Фигги.

— Как и вы сейчас, — заметила я.

Ее губы раздвинулись, затем сжались, словно она собиралась что-то сказать, а потом передумала.

— Это может быть неблагодарной и утомительной задачей, всегда быть человеком, который поддерживает мир, — мягко сказала я.

Ее улыбка была слабой. — Если не я, то кто? Я пообещала первой леди Тивертон, что всегда буду заботиться о сэре Лестере. Я дала ей клятву, когда она умирала, и я буду хранить ее до конца своих дней. Она знала, как важна для него работа. Она знала, как сильно ему нужно, чтобы кто-то поддерживал его в работе, присматривал за ним. Вот почему так важно, чтобы выставка продолжалась.

— Есть ли опасность ее отмены?

Ее руки все еще были аккуратно сложены на коленях, но костяшки были белыми, кожа натянута до кости. — Я боюсь, что если газеты поднимут слишком много шума, если будет слишком много историй о проклятии, успех выставки будет разрушен.

— Конечно, произойдет обратное, — утверждала я. — Чем больше люди говорят о проклятии, тем больше они хотят увидеть коллекцию. Кто бы ни был этот Дж. Дж. Баттеруорт, сэр Лестер должен его поблагодарить. Он в одиночку обеспечивает экспедицию большим количеством прессы, чем вы когда-либо могли бы купить.

— Я полагаю, — сказала она. Но ее лицо выражало сомнение. — Я не могу избавиться от страха, что здесь работает что-то еще, что-то более темное.

— Вы ведь не верите, что проклятие может быть реальным?

Ее губы сжались. — Я наполовину египтянка, мисс Спидвeлл, но уверяю вас, моим образованием не пренебрегали. Я знаю, что проклятия не существует. Все, что делается в этом мире, делается руками людей.

В ее словах было что-то пугающее, и я с трудом сглотнула. — Вы боитесь врага?

— Я не знаю, чего я боюсь, — взорвалась она, спокойный фасад ненадолго покинул ее.

Она глубоко вздохнула, овладев собой. — Простите меня. Мои нервы расколоты вдребезги.

— И все же вы — одна из самых собранных женщин, из всех, с кем я знакома, — честно сказал я ей.

— Спокойствие, с трудом завоеванное, и результат долгой практики, — заверила она меня. — Я давно узнала, что, когда человек британец лишь наполовину, другую половину обвинят в каждом пороке характера или плохой привычке. Я приучила себя к такой манере поведения, что моя египетская половина никогда не будет восприниматься как пример деградации или порока. Я стала более британкой, чем любая англичанка, которую я знала, и все же каждый слог, который я говорю, каждый жест, каждая мысль исследуется обществом. Я моглабы пить чай с королевой в Виндзоре каждый день и два раза по воскресеньям, и я все еще не была бы достаточно англичанкой для некоторых людей. — Она говорила без горечи, но в ее смирении ощущалась усталость, и я начала понимать груз, который она несла на себе всю свою жизнь.

— Сэр Лестер, я надеюсь, осознает трудности, с которыми вы столкнулись.

— Сэр Лестер слеп к ним, — просто сказала она. — Несмотря на все его недостатки, в нем нет предрассудков, и я чту его за это. Он никогда не зарегистрирует оскорбление, потому что он никогда не нанесет его.

— Благородно, но это означает, что вы должны бороться в одиночку с оскорблениями, с которыми вы сталкиваетесь.

— Маленькая цена, мисс Спидвeлл. В конце концов, я счастлива любовью человека, которого я больше всего ценю в мире. Может ли каждая женщина сказать то же самое?

— Интересно, может ли Кэролайн де Морган, — размышляла я.

— Я не могу представить ее страх, ее растерянность сейчас, — сказала она, костяшки пальцев стали еще белее. — Не знать, что случилось с ее мужем — я только надеюсь, что она может получить ответ. Какой бы болезненной ни была правда, она предпочтительней ужаса незнания.

— И тем более необходима сейчас, — осторожно сказала я. — У Кэролайн де Морган будет ребенок.

Леди Тивертон побледнела. — Откуда вы это знаете?

— Вчера мы с мистером Темплтоном-Вейном нанесли ей визит. Она живет в уединении со своими родителями, но нам удалось устроить встречу. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала, что она на пятом месяце.

Леди Тивертон закрыла лицо руками и ничего не сказала. Ни сопли, ни рыдания не нарушали тишину. Только ритмичный тиканье каминных часов, отсчет секунд и пульса.

— Вы не знали? — спросила я.

Наконец леди Тивертон подняла голову. — Нет. Она носила свободные платья, но многие так делают в Египте, чтобы легче переносить жару. Мне жаль слышать, что она ожидает ребенка, — сказала она. — Я не думаю, что беременность в ее нынешнем положении вообще желательна.

— Я думаю, что она счастлива, — сказал я. — Если ее муж мертв, то у нее останется от него ребенок. Конечно, если он покинул ее …

— Он не покинул ее, — сказала она категорически. — Я плохо знала его, но люди быстро сближаются на раскопках. Я видела его достаточно, чтобы немного узнать о его характере: Джон де Морган любил свою жену, и он любил детей. Его самым заветным желанием было стать отцом.

— Откуда вы это знаете? — спросилa я.

Ее голос был тусклым, и она говорила так, словно наизусть рассказывала факты. — За ужином, однажды ночью. Это был день рождения Патрика Фэйрбротерa, и я попросила повара приготовить ему торт. Он задул свечи и загадал желание, и мы начали говорить о желаниях. Мистер де Морган сидел рядом со мной, и он признался, что надеется, что он и его жена будут благословлены ребенком.

— Кто-нибудь еще слышал разговор?

Она снова замолчала, но я могла сказать, что ее мысли яростно работали. После долгого момента она, казалось, пришла к какому-то решению, потому что резко поднялась. — Возможно, вы хотели бы сопровождать меня в Карнак-Холл. Я должна посмотреть, как продвигается подготовка к выставке, и вы могли бы получить удовольствие от небольшого предкушения наших усилий.

— Спасибо, моя леди. Я бы действительно могла.

•••

Мы вызвали кэб, и очень скоро быстро неслись по улицам в сторону Холла. Маршрут привел нас к главной торговой улице, где движение было более интенсивным, и наш темп замедлился. Я не возражала, поскольку задержка дала нам возможность взглянуть на красиво украшенные витрины магазинов. Модели модного шляпника попались мне на глаза.

— Смотрите, моя леди! Явный реверанс египтологической теме, — сказала я, кивая в сторону витрины. В окне было трио шляп, каждая из которых имела свой особый мотив. На одной были цветы лотоса и ленточная отделка, расписанная иероглифами, у другой была расплывчатая форма, похожая на головной убор фараона с лeнтами для обрамления лица, а у третьей было красное плетенье, увенчанное чучелом стервятника.

— Это, пожалуй, самая отвратительная вещь, которую я когда-либо видела, — язвительно сказала леди Тивертон. — И я видела, как шакал сжирал кошку.

Я улыбнулась. — Это ужасно. Думаете, кто-нибудь купит ее на самом деле?

Она покачала головой. — Я надеюсь, что нет. Хороший вкус должен что-то значить, но мне говорят, что наша экспедиция породила довольно модную тему для подобных злодеяний. Небеса помогают нам, мисс Спидвeлл, мы модны.

Вскоре мы остановились перед Карнак-Холлом, скромным выставочным залом древностей недалеко от Лестер-сквера. Холл был построен в стиле его одноименного храма, в здании было несколько ниш, каждая из которых была украшена статуей Рамзеса в разных позах. Остальная часть фасада была выкрашена в терракотовый цвет, напоминающий стены храма, и украшена причудливыми египетскими фризами. Мы прошли между ног одного из Рамзесов, чтобы войти, и я сопротивлялась желанию посмотреть вверх.

Входные двери Холла вели в широкое фойе, своего рода прихожую к основному выставочному пространству. Рабочие что-то строили, производя нечестивый грохот, но даже над шумом я слышала возмущенный голос сэра Лестера Тивертона.

— Я буду крайне признателен, если вы не будете беспокоить меня, пока у вас не будет чего-то интересного сообщить! — прогремел он. Он стоял лицом к лицу с инспектором Арчибондом, который выглядел явно недовольным. Патрик Фэйрбротер стоял немного в стороне, явно разрываясь от желания вмешаться в словесную драку своего работодателя с сотрудником столичной полиции.

— Конечно, сэр Лестер, — сказал Арчибонд режущим тоном. — Я думал только держать вас в курсе результатов нашего расследования, — начал он.

— Результаты! Какие к черту результаты? Вы ничего не знаете. У вас нет информации о Кэролайн де Морган, потому что она вас не хочет видеть. Вы не нашли де Моргана, и вы не нашли мою диадему! Пока вы этого не сделаете, вы можете пойти… — Остальное из того, что он сказал, заставило леди Тивертон вмешаться в тот момент, когда инспектор Арчибонд открыл рот, явно намереваясь энергично выразиться.

— Дорогой мой, — сказала леди Тивертон, мягко положив руку на рукав мужа.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, имея порядочность, чтобы выглядеть смущенно. — О, я не видел, что ты была рядом. Вас тоже, мисс Спидвeлл, — добавил он, увидев меня. — Извинения, леди.

— Я должен добавить и мои тоже, кроме того я являюсь причиной плохого настроения сэра Лестера, — тонко сказал инспектор Арчибонд.

— Вовсе нет, — сказала я, обнажая зубы в улыбке.

Он повернулся, чтобы уйти, но внезапно снова повернулся, сузив глаза. — Мисс Спидвeлл? Я верю, у нас есть общий знакомый. Разве я не видел вас в компании инспектора Морнадея?

Я пыталась решить, лгать ему или нет, когда сэр Лестер ворвался в разговор, кричас некоторым ликованием. — Вы должны запомнить ее имя, Арчибонд. Она вам достойный конкурент и не сомневайтесь в этом. Мисс Спидвeлл расследует исчезновение де Моргана с моей диадемой, и я готов спорить на гинею, она побьет вас.

— Неужели, — сказал Арчибонд, и это был не вопрос. Он строго посмотрел на меня. — Я уверен, мне не нужно говорить мисс Спидвeлл, что это, на самом деле, задача полиции. Любое вмешательство с ее стороны будет рассматриваться как препятствие следствию.

— Нет, если она найдет мою диадему, — ответил сэр Лестер. — Доброго вам дня, инспектор.

С этими словами сэр Лестер дал ему congé(фр. бесцеремонное увольнение или отставка кого-либо), и Арчибонд ушел с громовым видом.

— Какая наглость! — пожаловался баронет, обращаясь к своей жене. — Самая большая витрина прибыла с треснутым стеклом; питомники, кажется, думают, что финиковые пальмы то же самое, что кокосовые пальмы, и доставили последние; а в газовых светильниках деффект, которую просто нельзя терпеть. Меня отвлекают, и я ничего не могу поделать, — закончил он раздраженно. Я подумала, что это довольно тяжело для бедного мистера Фэйрбротера, но он просто улыбнулся мне, игнорируя раздражение сэра Лестера.

Леди Тивертон бросила на меня умоляющий взгляд. — Мисс Спидвeлл, вы не возражаете пойти в выставочный зал с мистером Фэйрбротером? Есть несколько вопросов, которыми я должна заняться сейчас, и боюсь, довольно неотложныx.

— Конечно, — сказала я ей, и она поспешила с сэром Лестером, в то время как Патрик Фэйрбротер криво улыбнулся мне. — Вы выбрали довольно драматический момент для входа, мисс Спидвeлл, — сказал он.

— Разве?

Он наклонился, понизив голос, чтобы Тивертоны не могли слышать. — Мне жаль, что сэр Лестер впутал вас в эту ситуацию. Я не думаю, что инспектор Арчибонд благосклонно отнесется к тому, что вы участвуете в этом расследовании.

Я пожала плечами. — Он не выглядел довольным, но у меня большой опыт общения с яростными джентльменами. А теперь представьте меня вашей коллекции, мистер Фэйрбротер, и я обещаю издавать соответствующие восхищенные звуки.

Он прoвел меня в главный зал, просторную зону, которая была снабжена множеством витрин и пьедесталов для показа коллекции. Были установлены газовые фонари, а также новейшие вентиляторы — блестящие латунные решетки, обеспечивающие немного свежего воздуха, даже если они портят впечатление от египетского храма. Длинная галерея проходила вдоль длины одной стены, а напротив нее рабочие строили помост.

— Саркофаг принцессы будет покоиться там. Это будет довольно драматично, когда они закончат, и все место будет увешано знаменами и украшено растениями в горшках, очень атмосферно и наводит на мысль о древнем Египте, — сказал он мне.

Он подвел меня к нескольким витринам, которые были закончены, стекло отполировано до блеска, а полки выложены мелкими артефактами, обнаруженными на раскопках.

— В настоящее время мы выставили только самые незначительные артефакты, — сказал он мне. — Деревянные ящики, керамические миски и тому подобное. Но есть немало украшений, красивые бисерные вещи и одна или две довольно красивые статуи.

— Это будет весьма впечатляюще, когда все будет законченнo, — заверила я его.

— Ничто не будет так впечатляюще, как саркофаг, — сказал он. — Хотели бы вы увидеть это?

— Здесь? Сейчас? — Я оглянулась, но не увидела ничего похожего на гроб.

Он улыбнулся. — Принцесса не появится на выставке, пока мы не откроемся для публики. Пока она в безопасности, но у меня есть ключ, — сказал он, размахивая им.

Под галереей шла длинная стена, увешанная драпировками, а за одной из них лежал коридор, аккуратно огражденный от основной части зала. — Здесь есть кладовые, они ведут к переулку позади, — он кивнул на дверь в конце коридора. — Мы не можем пренебрегать безопасностью, поэтому мы охраняeм это место более строго, чем Лондонский Тауэр. — Он повернул ключ в замке и распахнул дверь. Позади находилась затемненная камера, и он вошел в нее, включив газовый свет. — Итак! Вот наша принцесса Анхесет, — проинструктировал он.

Саркофаг оказался меньше, чем я ожидала. Он был изготовлен из позолоченного и расписного дерева и густо украшен иероглифами. В изголовье был лицeвой портрет женщины, ее взгляд отстранен, как будто она видела и слышала то, что было невидимо и неслышно простым смертным. Один конец саркофага был сильно обожжен, древнее дерево почернело от огня, уничтожившего часть картуша, позолоченный овал с именами принцессы.

— Битум, — сказал он с сожалением. — Ужасно смолистые и легковоспламеняющиеся вещи. Древние египтяне использовали его иногда для мумификации животных, и, должно быть, произошел несчастный случай, когда жрецы перемещали нашу принцессу, потому что ее саркофаг был сильно испачкан. Не удивительно, когда вы думаете о том, насколько импровизированным было все это — вытащить ее из надлежащей гробницы посреди ночи, чтобы избежать повышенного интереса воров. Должно быть, это было настоящее темное дело, очень замалчиваемое, и все клялись в секретности и работали под прицелом факелов. Удивительно, что все уцелело. Случайная искра от факела упала, когда мы выносили ее из пещеры, и чуть не сожгла все это. Слава Богу, мы едва смогли ее спасти.

Это была не ересь; он говорил с пылкой благодарностью. — Здесь вы можете просто разглядеть более важные фрагменты картуша, ее имя и звание. — Он зачитал их мне, не касаясь пальцем древнего дерева. — А вот и Анубис, хранитель мертвых, защитник тех, кто перешел в загробную жизнь, — добавил он, указывая на знакомую фигуру с головой шакала на дне саркофага.

— Я могу понять, почему он вызвал тревожное настроение, — сказала я.

Его лицо немного затуманилось. — Это действительно бросило тень на наши достижения.

— Я сожалею. Наши области детельности очень разные, но я могу себе представить, как такие жестокие уловки могут омрачить удовольствие от ваших достижений.

— Спасибо, мисс Спидвeлл. Я благодарен за вашу доброту.

— И сэр Лестер, без сомнения, — рассуждала я. — Несомненно, для такого молодого человека, получить вашу должность в столь значительной экспедиции, это удачный ход.

Он серьезно кивнул. — Я действительно выгадал от щедрости сэра Лестера. По всем правилам, мне следовало бы еще несколько лет работать под опекой кого-то гораздо более опытного. — Он колебался, выражение его лица было слегка смущенным. — Должен сказать, я был весьма удивлен, когда сэр Лестер передал мне столько полномочий в этом году, но со всеми трудностями с рабочими и потерей Джонаса Фаулера, я думаю, он иногда находил эти заботы немного подавляющими.

— Должно быть, он верит в ваши способности, — сказала я легко.

Он усмехнулся с необычайно очаровательным выражением лица. — Я не знаю об этом, — сказал он мне, его манера самоуничижения была самой привлекательной. — Мне еще многое предстоит узнать о иероглифах и египтологии в целом.

— Вы посещали школу для такого рода вещей? — спросила я.

— Нет. Мое формальное образование было кратким. Моя семья была бедной, мисс Спидвeлл. Видите ли, мама плохо вышла замуж: наш отец бросил свою семью. Мы с сестрой остались сами по себе.

— Простите, — начала я.

Он поднял руку. — Не стоит. Как бы я ни ненавидел это в свое время, превратности моего детства заставляли меня быть находчивым и ценить то, что у меня есть.

— Ваши мать и сестра должны гордиться вашим успехом.

— Моя мама не дожила до этого, — сказал он с задумчивым видом. — И я не вижу свою сестру так часто, как хотелось бы. Но я ей всем обязан. Она работала не покладая рук, чтобы найти спонсоров для оплаты моего образования, чтобы одеть и накормить меня, и представить меня нужным людям. К сожалению, такого рода случайное образование оставляет желать лучшего. Я постоянно нахожу вещи, которые хотел бы выучить правильно в школе. Но сэр Лестер терпелив со мной. Он полон решимости увидеть во мне своего рода преемника, которого сможет подготовить.

— Очевидный наследник, предложила я.

— Предполагаемый наследник, — поправил он с грустной улыбкой. — Есть еще Фигги.

— Несколько колючий ребенок.

— Который поцарапал меня достаточно сильно, чтобы пустить кровь один или два раза, — признался он. — Образно говоря. Она не достаточно ненавидит меня, чтобы прибегнуть к физическому насилию. Ах, я не должен шутить! Она не ненавидит меня, не совсем. Бывают времена, когда мы почти дружелюбны. Но она дико незрелая, и любовь ее отца ко мне — больной вопрос.

— Я могу себе представить. Но, возможно, со временем она начнет ценить ваши прекрасные качества.

Он покраснел очаровательным розовым цветом до кончиков ушей. Он стоял рядом со мной — необходимость указывать маленькие фигурки на саркофаге — и он, казалось, внезапно вспомнил об этом. Он выпрямился. — Простите меня. Я должен был подумать о возможной неуместности приглашать вас сюда. Большинство дам пришли бы негодование, но я подозревал, что вы …

Он внезапно оборвал себя, и я поспешила его успокоить. — Вы совершенно справедливо решили, что я такой же ученый, как и женщина. Я заинтригованна вашей работой, мистер Фэйрбротер. И небеса защитят меня от безумия!

— Вы очень хорошо все понимаете. Но тем не менее, мы должны присоединиться к остальным, прежде чем леди Тивертон заподозрит, что я сбежал с вами в Гретна Грин, — сказал он легкомысленно.

— Люди все еще делают это? Какое у вас восхитительно старомодное представление о грехе, мистер Фэйрбротер.

Он тщательно запер дверь за нами, и мы присоединились к Тивертонам; ее светлость, казалось, имела все под контролем, включая ее мужа. Растрепанные перья сэра Лестера были сглажены, и он был глубоко погружен в руководство рабочих в правильной установки помоста.

Леди Тивертон вырвалась и поспешила ко мне. — Я надеюсь, что Патрик был поучительным хозяином, — сказала она с улыбкой.

— Даже очень. Он познакомил меня с принцессой Анхесет. Я должна признаться, что это первый саркофаг Восемнадцатой Династии, который я видела, и я нашла его наиболее впечатляющим.

— Есть лучшие образцы, — сказал Фэйрбротер с кривым изгибом губ. — Но мы ее любим.

Леди Тивертон оценивающе посмотрела на него. — Да, хорошо. Я уверенна, что наша принцесса вызовет настоящий переполох. Патрик, сэр Лестер нуждается в вашей помощи. Существует некоторая путаница с украшениями помоста.

Мистер Фэйрбротер склонил голову ко мне. — Дела отзывают меня, мисс Спидвeлл. Хорошего вам дня, и я надеюсь, что мы увидимся на выставке.

Я подтвердила, что мы увидимся, и он поспешил к своему работодателю, пока леди Тивертон смотрела ему вслед с непроницаемым выражением лица. Он подошел к сэру Лестеру, поднимая успокаивающую руку, и достал тетрадь, из которой начал читать, чтобы уладить разногласия между баронетом и его рабочими.

— Г-н Фэйрбротер кажется необходимым, — я заметила

— Сэр Лестер полагается на него, — признала она. — Он думает о нем почти как о члене семьи.

— Это должно быть облегчением, чтобы кто-то еще мог разделить бремя работы, — сказала я мягко.

Она повернулась ко мне, ее губы раздвинулись, как будто она хотела заговорить. Но она, должно быть, передумала, потому что сжала губы и протянула руку. — Спасибо, что пришли, мисс Спидвeлл. Мне жаль, что я забрала вас с работы, но вы очень любезно сообщили мне о последних событиях вашего расследования.

Я пожала ей руку. На мгновение она сжала ее довольно крепко, и мне вдруг показалось, что это была рука тонущей женщины. — Леди Тивертон, — сказала я, глядя ей в глаза. — Если вам нужен друг, вы можете считать меня вашим другом.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. — Вы очень добры, мисс Спидвeлл.

Я вернула улыбку и натянула перчатки. — Если бы вы знали меня лучше, вы бы не ошиблись, так думая.

Я простилась с ней, пробираясь через рабочих, уклоняясь от кусков пиломатериалов и горшков с краской, и вышла на тротуар. Я подозвала проходящий кэб и залезла внутрь, давая водителю указания отвезти меня в Бишоп-Фолли. Когда он направил лошадей от обочины, стройная мальчишеская фигура отделилась от кучи мусора, чтобы наблюдать за нами. Я как раз вовремя обернулась на сидении, чтобы увидеть худую белую руку, поднятую в приветствии.

Глава 11

Я вернулась в Бельведер и усердно работала над своей gonerilla, когда наконец появился Стокер. Чешуя крыла была сильно повреждена, я решила убрать остатки, чтобы обнажить тонкий узор крыльев, оставив их прозрачными, как свинцовое окно с прозрачным стеклом. Я медленно работала, аккуратно снимая чешуйки тупой стороной серебряного фруктового ножа.

— Возвращайся в кровать, — коротко сказала я ему.

— Я в порядке, — тихо ответил он, садясь на свое любимое верблюжье седло.

— Ты небритый, налитый кровью и не держишься на ногах.

— Ты никогда прежде не возражала против моих усов, мои глаза все еще функционируют, и я почти в вертикальном положении, — сказал он, поднимаясь с видимым усилием. — Вероника…

— Если ты скажешь еще хоть одно слово, я швырну этот фруктовый нож в твою голову, — сказала я ему приятным голосом, размахивая оружием, о котором упомянула.

— Не будь глупой. Ты не cможешь порaнить гусеницу этим ножом, — ответил он. — Тебе надо что-то с небольшим весом. Например, это медное пушечное ядро, — добавил он, кивая в сторону металлического слитка, лежащего на столе.

— Поможет ли, если я извинюсь? — спросил он.

— Не поможет. — Я подписала карточку, сильно забрызгав ее кляксами, разорвала ее на мелкие на кусочки и начала подписывать другую, не торопясь, стараясь писать идеально.

— Значит, мы оба плохо себя вели и не собираемся никак это исправить?

— Совершенно верно, — спокойно сказала я.

— Вероника…

— Заткнись, Стокер. Не собираюсь выслушивать твои жалкие оправдания.

Он долго молчал. — Очень хорошо, — тихо сказал он. — Я не могу винить тебя за это. Я могу только сказать тебе, что однажды, я надеюсь, ты простишь меня за то, что я сказал. Бог знает, я никогда не прощу себя.

Я швырнула нож для фруктов мимо его головы, заставив его неожиданно сесть. — Не надо! Не смей жалеть себя, — свирепствовала я. — Жалость к себе это сточная яма, из которой ты никогда не выберешься. Ты знаешь, как я усердно старалась держать твою голову над грязью? Но не я спасла тебя, ты, невозможный дурак. Ты был полуживой, когда я встретила тебя, остатки человека, которым ты мог быть. В последние месяцы я наблюдала, как ты возвращаешься к жизни, проявляя интерес к своей работе, к своему будущему. Ты был орудием своего собственного воскресения, и ты даже не видишь этого. У тебя нет ощущения твоих собственных талантов, своих собственных сильных сторон? Ты более одарен природными способностями и естественным интеллектом, чем любой человек, которого я когда-либо встречала. Ты дикое чудо, Ревелстоyк Темплтон-Вeйн, созданное руками самой Природы. Но ты не способен видеть это. По-твоему, ты — Самсон с обрезанными волосами, а Кэролайн — твоя Далила. Очень хорошо. Оплакивай то, что ты потерял, и неси храм на себя. Я не буду плакать по тебе. Но я не буду смотреть, как ты это делаешь.

Он смотрел на меня в откровенном удивлении, с открытым ртом. Через некоторое время он заговорил, выдавливая слова медленно, с очевидным усилием. — Я не знаю, что сказать.

— Не говори ничего. Я не требую ответа. Я только хотела, чтобы ты понял, что я делаю много вещей в этой жизни, но наблюдение за тем, как ты уничтожаешь себя из-за Кэролайн де Морган, не входит в их число. — Я собрала свою gonerilla руками, которые были абсолютно устойчивы. — Мне необходимо прочесть кое-что в моей часовне, поэтому, если у тебя нет ничего важного, прошу извинить меня.

Я не дождалась ответа.

•••

По взаимному молчаливому соглашению мы избегали друг друга до конца дня. Стокер работал на своем воздушном шаре в саду, пока я пряталась в своей маленькой готической часовне, читая одну из первых книг леди Тивертон по египтологии. Это было приятное отвлечение от моих мрачных мыслей, и я остро осознавала тот факт, что незаинтересованному наблюдателю могло показаться, что я дуюсь.

Моя рука не раз обращалась к приглашению, которое мне дали. Членство в Клубе Ипполиты было признаком того, что вы женщина с бесстрашным духом и интеллектом. Это означало признание достижений в областях, в которых слишком часто доминировали мужчины. Это означало регулярные встречи с родственными душами и дружбу. Это означало пустить корень, какой бы тонким он ни был, в лондонскую землю. Если бы я согласилась, у меня было бы место, которому я бы принадлежала, первое место, которое я знала за всю свою жизнь, которое я не была вынужденна создавать для себя сама. Идея меня странно нервировала.

Я провела пальцем по печати, обводя буквы девиза. ALISVOLATPROPRIIS.. Она летит на своих крыльях. Насколько проще это сделать! Если я откажусь, я должна продолжать в том же духе, сохраняя одиночество, как выбрала. После еще одного мгновения я вытащила чистый лист бумаги и начала писать. Ответ был коротким — всего два слова. Я подписала и запечатала его и сунула в карман, чтобы передать Джорджу для почтовой отправки.

Я вернулась в Бельведер после чая и обнаружила, что Фигги Тивертон взгромоздилась на верблюжье седло, кормя собак сосисками. Нут сопровождал ее и сидел, как на насесте, на любимой подушке Хаксли, глядя на него с презрением.

— Вы должны поставить знак, — сказала она вместо приветствия. «Cavecanem»(лат. Осторожно, злая собака) или что-то в этом роде. Я думала, что у вас здесь волк. — Она кивнула на кавказскую овчарку его светлости.

— Бетoни не повредит волоскa на вашей голове, как и Хаксли, — сказала я ей. — Вы будете в гораздо большей опасности от галапагосской черепахи, которая бродит по территории.

— Я видела ее. Выглядит позитивно доисторически.

— Что привело вас к нам, мисс Тивертон? — спросила я, когда она кормила лакомыми кусочками собак, преданно копошившихс у ее ног.

— Нам? — спросила она, быстро краснея.

— Мистер Темплтон-Вейн будет через минуту. Он заканчивает свой последний проект.

— Я видела, — сказала она, ее румянец усилился. — Из окон дома. Я пришла, чтобы навестить леди Велли. Она знала мою маму, и было очень вежливо нанести ей визит, так как мы вернулись в Англию. — Это было слабое оправдание, и я подавила вздох. Она была не первой женщиной, которая использовала любой предлог, чтобы увидеть Стокера. С ее неопрятными волосами и размазанными очками она выглядела еще ребенком, но она была более женщиной, чем, как я подозревала, понимал ее отец.

Прежде чем я успела ответить, вошел Стокер, выбивая грязь с сапог. — Мисс Тивертон, — теплo приветствовал он. — Как мило с вашей стороны навестить нас. Я вижу, вы познакомились с Бет и Хаксли и взяли их к себе в друзья, — добавил он, наклоняясь, чтобы почесать Нут за ее высокими заостренными ушами.

— О, да! Они милые собаки. Хаксли ваш?

— Или я его, — сказал Стокер, наградив ее ужасно красивой улыбкой. К моему облегчению, день, проведенный с его шаром, казалось, бесконечно улучшил его характер. Он все еще выглядел уставшим и отвлеченным, но холодный воздух окрасил его щеки, и у него было заметно лучшее настроение.

Я повернулась к куче бумаг на своем столе и начала сортировать их, пока они разговаривали. Стопки писем и периодических изданий и несколько грязных посылок, которые я отложила в сторону.

— Значит вы любите собак? — сказал Стокер. Это был совершенно излишний вопрос. Стокер видел ее с Нут, когда мы впервые встретились с ними обоими, но как разговорный гамбит это было эффективно. Фигги сразу оживилась.

— Очень. Даже Нут, хотя она ужасно глупа, — добавила она с любовью глядя на свою питомицу. — Люди думают, что она из Египта из-за того, как она выглядит, но отец привез ее с Мальты. Она только похожа на собак на гробницах. Люди говорят, что эти мальтийские гончие происходят из Тезема. Вы знаете это слово? Это немного иератически, или я имею в виду иероглифы? В любом случае, теземы были охотничьими собаками старых фараонов, своего рода борзыми.

— Вы, кажется, знаете очень много о древнем Египте, — сказал он ей. Я взяла зуб льва, который использовала в качестве» бумажного ножа, и с силой вскрыла конверт.

Она яростно покраснела. — Не совсем. Не по сравнению с моей мамой. Вы знаете, она была знатоком египтологии.

Затем она замолчала, ее губы плотно сжались. Я просмотрела письмо — запрос на определенную разновидность мохнатых мотыльков — и положила его в ящик. Я перешла к бесполезной на вид посылке, обернутой в коричневую бумагу. Он была адресованна мне, но на ней не было почтового штемпеля — без сомнения, образец от другого коллекционера, желающего увидеть его имя на плакате в музее Роузморрана, когда дело будет наконец закончено. Я отодвинула его и взялась за последнее издание The Daily Harbinger.

— Могу я предложить вам немного освежиться, мисс Тивертон? — спросил Стокер.

Она покачала головой. — Я пила чай с леди Велли, и она накормила меня всевозможными булочками и пирожными. На самом деле я уже просрочила свое возвращение. Моей мачехе будет интересно, где я. И мне придется придумать какую-нибудь историю. — Она соскользнула с верблюжьего седла, и Стокер подошел, чтобы помочь ей, положив руку на ее плечо. — О, спасибо, — сказала она, снова краснея.

Я прервала безжалостно. — Мы недавно познакомились с вашими друзьями — некие мистер Хорус Стил и его сын Генри.

Она закатила глаза, но ничего не сказала. Фигги подошла к банке с колокольчиком, накрывшей особенно отвратительный дисплей. — Что это? — потребовала она.

— Рука славы, сказал ей Стокер. — Они были в моде среди воров столетие или два назад. Считалось, что если взломщик нес ее, на весь дом было бы наложенно заклятие, домочадцы бы уснули крепким сном, и вор мог бы спокойно совершить кражу.

Фигги осторожно посмотрела на зверство. — Из чего это сделано?

— Человеческая рука, — сказала я с некоторой жестокостью. — Отрублена от тела осужденного преступника и опущена в жир. Идея состоит в том, что вы зажигаете пальцы, чтобы они служили лампой, когда вы занимаетесь воровством.

Она посмотрела на руку с презрением. — Я видела вещи покруче, чем это. Однажды моя мама нашла гроб, в котором все еще находилась мумия.

— Вы посещали развeртывание? — спросил Стокер.

— Там нечего было разворачивать. Как только крышка оторвалась, бедняга рассыпался в прах. Видите ли, он был плохо забальзамирован. Он должен был провести целых сорок дней погружения в натриевые соли нижнего Египта… — Она приступила к весьма техническому объяснению мумификации, которое включало в себя все более отвратительные моменты извлечения мозговой материи из полости ноздри и бальзамирования внутренних органов, о которых она рассказывала с чувством, которое мне казалось нездоровым удовольствием. Но похоже, Стокеру это очень понравилось, и я вернулась к своей газете, пока они обменивались отвратительными историями.

Наконец, часы в углу — украденные у царского двора в Болгарии — пробили час, и Фигги вскочила. — Небеса, сколько времени? Я должна бежать.

Я бросила взгляд поверх моей газеты. — О, так скоро? Тогда до свидания, мисс Тивертон. — Я помахала рукой, возвращаясь к чтению.

Стокер нахмурился. — Ваши родители не знают, что вы в городе без сопровождения?

Фигги поспешила объяснить. — Я знаю, это звучит ужасно таинственно, но это не так. Отец просто иногда глупо строг. Он не понимает современную молодую женщину. Он думает, что мне двенадцать! — возмущалась она. — Он совершенно доволен, что я брожу, как моей душе угодно, в Египте, но здесь он так обеспокоен опасностями города, что едва ли позволяет мне сделать шаг без сопровождения. Мне было трудно ускользнуть, чтобы приехать сюда сегодня. Когда я вернусь, они, вероятно, устроят ужасную суету, — закончила она мрачно.

— Вы дали ему повод бояться? — холодно спросила я.

Стокер издал шум неодобрения, но девушка кивнула. — В последний раз, когда мы были в Лондоне, он обнаружил, что я пропускаю уроки рисования и французского языка из-за встреч.

— Встречи? — спросилa я. — Вы имеете в виду, любовные свидания?

— Небеса, нет! Политические встречи. Я суфражистка, — гордо сказала она нам. — И если бы мне разрешили голосовать, я бы проголосовала за либералов. Это то, что раздражает его больше всего. Он сам — ужасный тори.

— Покажите мне аристократа, который не тори, — пробормотала я.

Стокер ощетинился. — Я возмущен этим.

— Ты исключение, которое подтверждает правило, — сказала я ему в утешении. — Мисс Тивертон, начинает смеркаться. Подождите минутку, и мы отправим мальчика поймать кэб.

Она выглядела так, словно хотела бы протестовать, но пожала плечами. — Очень хорошо, — сказала она недовольно. Мы последовали за ней, и как только мы вышли из Бельведера, Фигги вскрикнула от шока, отшатнувшись и подняв дрожащий палец. Стокер и я смотрели туда, куда она указала, обменявшись быстрым взглядом взаимного удивления, потому что там, в окружении деревьев, поддерживаемых высоким рядом кустарников и завернутых в пучки тумана, стояла ужасная фигура. Сам великий бог Анубис.

Он был обнажен до пояса, обтянут плиссированной льняной одеждой и носил тяжелый воротник из золота и драгоценных камней. Его ноги были обуты в позолоченные кожаные сандалии, а его голова… даже сейчас я едва могу вспомнить ужас огромной черной головы шакала. Головa слегка наклонилась вперед, нос как будто вынюхивал свою добычу.

Парализованные, в шоке, мы наблюдали, как он поднял обвиняющую руку на Фигги, указывая на ее сердце. Девушка вскрикнула от ужаса, закрыв лицо руками. Более приятная пара людей, возможно, успокоили бы бедного ребенка, но приятность никогда не была одной из моих добродетелей, и Стокер уже направился к маленькому зазору между кустами. Я следовала за ним по пятам, призывая его к еще большей скорости. Стокер высоко поднял кулаки, а я уже вытащилa острую шляпную булавку, но нам не нужно было беспокоиться. Сад был совершенно пуст.

Стокер осмотрел кустарник, щедро ругаясь. — Дыра прорублена в кустах, достаточно большая, чтобы человек мог пробиться сквозь нее и выйти прямо на улицу. Если его ожидал экипаж, он уже в пути. — Он просунул голову в дыру и через мгновение появился, как Алиса из страны чудес. — Как я и подозревал, улица пуста.

— Это было сделано умно, — заметилa я. — Территория здесь плохо освещена. Должно быть, он понял, что сначала мы будем бездействовать от шока, увидев его. Эта задержка дала ему несколько драгоценных секунд, чтобы уйти через кустарник в ожидающую карету. Тем не менее, он должен был быть быстрым и спортивным человеком. — Я колебалась. — Если бы это был мужчина.

Взгляд Стокера наполнился чистым презрением. — Даже не предполагай этого, — предупредил он меня.

— Как? Что это был настоящий визит Анубиса? Странные вещи произошли, мой дорогой Стокер.

— Они чертовски хорошо оргнизованны. Ты называешь себя ученым, — сказал он, замолкнув с отвращением. В попытке доказать, что я не права, он обыскал землю, где стояла фигура, надеясь на что? Блестящая блестка или потерянный драгоценный камень? Но ничего не было.

— Стокер, оставь. Ты даже не найдешь следа. Земля слишком жесткая.

— Должен быть какой-то след дьявола, — проворчал он.

— Ну, мы не найдем его в ледяной темноте. А теперь иди. Мы должны посмотреть, что с Фигги.

— Черт, я забыл ребенка, — сказал он, поспешно возвращаясь туда, где мы ее оставили. Она стояла совершенно неподвижно, сжимая Нут и уставившись на нас огромными глазами.

— Ну? — резко спросила она. — Вы поймали его?

— Мы этого не сделали, — сказала я ей. — Но я должна задаться вопросом, почему Повелитель подземного мира развлекается в саду Мэрилебон, особенно при такой температуре воздуха.

Ее взгляд был ужасным. — Вы не должнынасмехаться над тем, чего не понимаете, — мрачно сказала она.

— Я понимаю, что кто-то сыграл злую шутку, — ответила я с некоторой терпкостью.

Стокер шагнул вперед. — Пойдемте, мисс Тивертон. Я сам провожу вас обратно в Садбери.

— О, спасибо. Я ужасно благодарна, — сказала она, поворачивая сияющее лицо к Стокеру. Я не удосужилась сказать им до свидания. Я отступила в Бельведер и работала, пока Стокер не вернулся почти через час.

— Закончил твое благородное деяние? — спросилa я.

— Мне иногда интересно, используешь ли ты точильный камень на этом языке или он острый от природы.

Он пролистал свою корреспонденцию, пока я вытащила пыльную, разлагающуюся бабочку Африканской Карты и бросила ее в корзину для бумаг. К несчастью, подумала я, Африканская Карта — Cyrestiscamillus — была прекрасным парнем с лихими полосами. Я сделала заметку, чтобы найти для его светлости экземпляр подходящего качества на замену.

— Что ты думаешь о нашем сверхъестественном посещении? — спросил Стокер. — И больше не нужно развлекаться идеей, что мы действительно видели Анубиса. Я не верю в такую ерунду, так же как и ты.

Я откинулсь на спинку стула, размышляя. — Шутка, как я сказала Фигги. Нечто спроектированное, чтобы привлечь наше внимание.

— Но почему? — настаивал он. — С какой целью нужно было бы отправлять Анубиса в путешествие через наш сад?

— Я могу думать об одной, — сказал я ему, бросая на него осмысленный взгляд.

Ему потребовалось время, чтобы понять. — Вероника, нет. Я не могу поверить, что ребенок сделал бы что-то такое коварное.

— Она самая странная смесь женщины и ребенка, — заметила я. — И это будет не первый случай, когда девушка прибегает к театральности, чтобы привлечь внимание мужчины, которого она считает привлекательным.

Он покраснел. — Не выдумывай. Фигги совсем еще девочка.

— На пороге женственности, — настаивала я. — Она достаточно взрослая, чтобы испытывать страсть к мужчине на несколько лет старше ее.

— Даже если бы это было так, а я не признаю, что это так, — предупредил он, — как она обеспечила соучастника, который играл роль бога?

Я пожала плечами. — Фигги находчивая, — сказала я ему, повторяя то, что леди Тивертон открыла мне ранее днем.

— Я отказываюсь верить в это, — категорически сказал он.

— А кто сейчас ненаучен? — мягко сказала я. Я вернулaсь к своей коллекции мадагаскарских бабочек.

— Интересно, зачем она на самом деле приходила? — размышлял Стокер.

Я долго смотрела на него, удивляясь тому, что любой мужчина, который так соблазнителен, действительно может быть настолько свободен от тщеславия. — Полагаю, мы узнаем со временем, — сказала я ему.

•••

На следующее утро я проснулась в дурном настроении, без сомнения, усугубленным тем фактом, что я не спала слишком поздно, куря мои маленькие турецкие сигареты и размышляя. Я закончила первый том мемуаров леди Тивертон и приступила ко второму, но я мало что помнила из того, что читалa. Книги были привлекательными и хорошо написанными, полными как научных наблюдений, так и содержательных остроумных заметок. Были даже фотографии, сделанные во время некоторых ее путешествий, но эти изображения всегда расплывались в торжествующем лицо Кэролайн де Морган, когда она говорила нам, что ждет ребенка.

Скинув одеяла после плохого ночного сна, я вымылась и оделась, и была удивлена, обнаружив, что Стокер уже усердно работает в Бельведере, выдирая гнилые опилки изнутри своего лепного утконоса и декламирует стихи из «Кануна Святой Агнес». Он утверждал, что Китс написал стихотворение для каждого возможного настроения, и всякий раз, когда он прибегал к «Кануну Святой Агнесы», я знала, что он нуждался в энергичном развлечении. Он только что начал довольно дерзкий пассаж, когда я его прервала.

— Эта вещь определенно выглядит дикой, — заметила я.

— Не будет, когда я закончу, — мягко ответил он.

Я заметила последнюю копию TheDailyHarbinger, аккуратно сложенную в стороне. По ярким заголовкам я могу сказать, что Дж. Дж. Баттерyорт еще раз обошел своих соперников.

АНУБИС БРОДИТ ПО ЛОНДОНУ

Я не могла сдержать свое отвращение. — Как, черт возьми, Баттерyорт обнаружил это? — потребовалa я ни от кого конкретно.

Стокер вынул из утконоса разбитые кусочки стеклянного глазного яблока и бросил их на пол. — Старый Бог был замечен около Стрэнда прошлой ночью.

Я поднялa брови. — Стрэнд? Ты имеешь в виду возле отеля Садбери. Звучит так, как будто этот бог нанес им визит после того, как покинул нас.

— Не совсем в таком порядке, — поправил он. — Обрати внимание на время. Анубис был замечен в отеле почти в то же время, когда мы его видели. Есть два Анубиса. Можно ли назвать их Ануби?

— Это невозможно, — репрессивно указала я. — Он не может быть в двух местах одновременно.

— Если он на самом деле не бог. Я полагаю, ты хотела обсудить эту возможность прошлой ночью.

Я вздохнула и отказалась попадаться на удочку. — Итак, у нас есть пара трикстеров, принимающих облик египетского бога и бегающих по городу. — Я задумчиво наклонила голову, обдумывая щедрый заголовок. — Я почти могу заподозрить самого Дж. Дж. Баттеруорта в том, что он приложил к этому руку, если бы не тот факт, что мы видели Анубиса собственными глазами.

Стокер остановился, обдумывая. — Он все еще может стоять за этим. Нет фотографий, только показания очевидцев, имена которых не указанны. Баттерyорт, возможно, выдумал все это, как отвлечение от того факта, что он на самом деле был здесь, играя в переодевание.

— Но с какой целью? Полагаю, бегать по городу под видом Анубисa, безусловно, способ повысить интерес к проклятию и продавать газеты.

— Вероятная мотивация для репортера, — сказал он, возвращаясь к своему утконосу. — История посещения Анубисoм Лондона будет распространяться. Публика сойдет с ума, увидев сокровища, которые раскопали Тивертоны. Кроме того, я хотел бы отметить, что ты обиделa Фигги Тивертон. Очевидно, она не запланировала свое появление здесь, чтобы проводить время со мной, — добавил он с торжествующей улыбкой.

Я сдалась неохотно. — Очень хорошо. Я полагаю, это былo несколько… — я искала слово.

— Неспортивно, — снабдил меня словом Стокер. Наши глаза встретились, и на мгновение я почувствовала возгорание этого странного чего-то, что делало нас похожими, этого стремительного понимания, которое протекало между нами.

Я взяла газету и повернулась, чтобы прочитать под сгибом. Вид этих смелых черных букв охладил мой мозг. — Стокер, это чудовищно… — начала я.

— Это то, что мы ожидали. — В нем чувствовалось смирениe, которое мне не понравилось.

— Они практически обвиняют тебя в убийстве Джона де Моргана, — рассерженно сказала я. — Разве это тебя не расстраивает?

Он пожал плечами. — Чего ради? У меня есть моя работа и мои друзья, хотя их мало. Остальной мир может думать, что ему нравится.

— Они не могут верить этой лжи, — вмешалась я. — Клевета! Самые зверские злодеяния, — начала я, загораясь своей темой.

Он склонил голову, на его губах играла легкая усталая улыбка.

— Что такого забавного? — потребовала я.

— Ты. Тебе никогда не приходило в голову задуматься, а есть ли у меня алиби на время исчезновения де Моргана? Знаешь, это не займет много времени. Несколько часов до Дувра, чтобы прикончить его, несколько часов, чтобы вернуться назад. Мы не всегда были с тобой вместе. Я мог бы сделать это. — Он говорил с небрежным шутливым видом, но под ним я почувствовалa отчаяние и вопрос. Ты веришь в меня? — В конце концов, — продолжал он тем же безумно спокойным голосом, — я убил человека. Ты знаешь это, но ты не знаешь, как и почему. Возможно, я то, что они говорят. Было использовано слово «монстр». Откуда ты знаешь, что они не правы?

— Потому что мы одинаковы, — взорвалaсь я. — Ты не единственный из нас с окровавленными руками и смертью на твоей совести, — напомнила я ему, не пытаясь скрыть свой гнев. — Зачем тебе это делать? Почему ты должен проверять меня?

Туго сжатые мускулы его челюсти расслабились. — Я не думал проверять тебя.

— Да, ты проверял. Ты делаешь это каждый раз, когда оказываешься в опасности слишком положиться на меня, или ты не заметил? Ты так боишься зависеть от другой души, что сожжешь свой собственный дом, опасаясь, что кто-то другой сделает это. Ты настолько полон решимости поверить, что твои раны делают тебя менее человечным, что ты считаешь себя монстром среди людей. И какая бы ни была связь между нами, что бы ни делало нас родственными натурами, ты не доверяешь этому. Потому что ты не доверяешь себе. Но я устала от игр, Стокер. И я устала от твоих незначительных скверных поступков, когда у меня на счету есть свои собственные злодеяния.

С этими словами я вернулась к своей работе и больше ничего не сказала, ожидая, когда он уйдет.

Он вернулся к своему утконосу, и я какое-то время соскребала свою маленькую gonerilla, позволяя чешуе упасть и обнажить кристаллическое крыло внизу. Это была трудоемкая, утомительная работа, и я обнаружила, что мой разум бродит, а руки остаются занятыми. Я переворошила все, что думала о прошлой ночи, тщательно обдумывая каждую теорию снова и снова. Стокер остался у своего утконоса, вытаскивая его кусочки, пока опилки не заполнили воздух, а пол был усеян неприятными кусочками меха и набивки. Зная, что он обдумывает наш следующий шаг, я позволила ему уничтожить утконоса, пока мы не остановились для легкого завтрака около 11 часов утра, и в этот момент он сделал перерыв в своей работе и встал позади меня, вытирая самую ужасную грязь со своих рук и лица.

— Большинство людей не осознают, что именно чешуйки придают крылу бабочки ее цвет, — сказала я ему спокойным голосом. — Если вы снимете их, крыло чисто, как вода, а нити между ними выглядят как стеклянные окна. Возможно, мне стоит подготовить крыло или два для демонстрации.

— Вероника. — Он произнес мое имя тысячу раз, но никогда прежде оно не звучало как молитва. — Есть вещи, которые я должен тебе сказать.

Я сделала паузу в очистке крыла, не доверяя своим рукам, чувствуя, что они перестали быть достаточно устойчивым. — Я слушаю.

— Не знаю, с чего начать. И сейчас не время. — Он запустил свои грязные руки в волосы, припудрив темные пряди паутиной и пылью. — Мы должны поехать в Дувр.

Я посмотрела вверх, моргая. — Извини меня пожалуйста?

— Дувр. Это место, где де Морган исчез. Я убежден, что она говорит правду и что он ехал из Кале с ней. Это значит, что бы с ним ни случилось, это случилось в Дувре.

Она. Он никогда не называл ее имени. Я никогда не слышала, чтобы он произнес его, кроме бормотаний во сне и в том единственном случае, когда он простонал его, скользя губами по моей коже, его дыхание смешалось с моим. Даже сейчас он не мог произнести его.

Я улыбнулась одними губами. — Отличная идея. Очень разумно Я соберу сумку. Если мы сядем на поезд сразу после обеда, мы успеем к ужину.

Он открыл рот, словно ожидая, что я скажу что-то еще. Я бросила на него длинный, хладнокровно оценивающий взгляд. — Ты не можешь сесть на поезд, в таком виде. Они примут тебя за бродягу. Иди помойся.

Глава 12

Он ничего не сказал, пока мы благополучно не сели в поезд до Дувра, каждый из нас нес небольшую сумку. Джорджу мы оставили пару мелких монет, чтобы накормить Хаксли, и я написала записку лорду Роузморрану, чтобы он знал, что мы уедем на ночь. У меня сложилось смутное впечатление, что мы ищем пополнения к его коллекции, и вряд ли его светлость сочтет иначе. Он никогда не читал The Daily Harbinger. Леди Велли читала, и это вызвало цепную реакцию мыслей, которые мне не очень нравились.

— Как ты думаешь, возможно ли, что это леди Велли дает информацию в газету? — спросила я, когда дымоходы Лондона уступили место палисадникам пригородных вилл.

Стокер пожал плечами. — Возможно. Но так же, как и все остальные, с кем мы говорили об этом деле. Сэр Хьюго, Морнадей, Тивертоны, Стилы, Маршвуд, Жюльен. Любой из них мог бы рассказать эту историю.

— С какой целью? — потребовала я. Он сделал жест, как будто отбрасывая вопрос, затем, казалось, задумалcя.

— Как мы уже отмечали, Тивертонам могут не нравиться все эти истории, но они стимулирут посещаемость их выставок и увеличивают спрос на предметы старины. У сэра Хьюго и Морнадея есть свои собственные подлые политические игры с Ocoбым Oтделом, и мотивы леди Велли известны только ей. Она смутит змея в Эдеме.

— Действительно, — согласилсась. — Что насчет Стилов?

Он пожал плечами. — Они могли бы решить, что обнародование этой истории как-то дискредитирует Тивертонов и бросит тень на их грандиозную выставку. Жюльен мог бы сделать это исключительно ради денег. Маршвуд бы снова увидел меня облитого смолой и вывалянного в перьях судом общественного мнения.

— Конечно, ты не подозреваешь Жюльена, — запротестовала я.

Его улыбка была слабой, но настоящей. — Нет. Я включаю его только ради тщательности анализа.

— Кроме того, — продолжала я, — это может быть причиной говорить с репортером, но ни одна из них не настолько веская, чтобы служить мотивом убить Джона де Моргана.

— Нет, только у меня был мотив, — сказал он, затем поспешно поднял руку. — Я не впадаю в жалость к себе. Я просто отмечаю это с целью аргументации.

— Хорошо, я протянула руку к карманному блокноту, который он всегда носил с собой. — Теперь давай повторим все логически с самого начала.

•••

Из-за капризов зимнего путешествия по сельской местности — снег на линии, заблудшая корова — мы прибыли к месту назначения вечером. Мы заполнили страницы в его блокноте нашими догадками, но ничего не подходило. Кто был нашей преследовательницей, и почему она следила за нами? Кто играл роль Анубиса — как в Бишоп-Филли, так и за пределами Садбери — и это было просто, чтобы вызвать волнение, или он имел в виду более зловещую цель? В конце я выбросила блокнот из окна в момент досады, действие, которое я искупила, купив замену на станции по прибытии — плохую замену, отметил Стокер с некоторой степенью травмы.

Я проигнорировала его и пошла к ближайшему носильщику, чтобы узнать, где находится гостиница «Виктория». Это было несколько шагов вниз по узкой улице, невзрачный дом на невзрачной улице, закрытый неясными очертаниями замка Дувр.

Только скромный знак, размещенный на фронте, обозначал его статус ночлега. ВИКТОРИЯ ОТЕЛЬ. СОБСТВЕННОСТЬ Г-ЖИ. Р. Д. ГИДДОНС. Стокер и я стояли на тротуаре, осматривая окрестности. — Это не мой первый выбор, если б я был сэром Лестером Тивертоном, — заметил он.

— Конечно, это не сравнится с Садбери элегантностью, — согласилась я.

Резкий стук вызвал звук шагающих шагов, и дверь была отброшена худой горничной с узким и бледным лицом.

— Нам нужны комнаты, — начал Стокер.

— Комната, — быстро поправила я, наступая на его ногу. — Мы с мужем очень устали от нашего путешествия.

Девушка пожала плечами и отступила назад, чтобы позволить нам войти, неопределенно указывая на переднюю гостиную. — Подождите здесь, пожалуйста. Я позову миссис Гиддонс.

Мы прошли в гостиную, и горничная покачала головой, закрыв за собой дверь. Комната была напичкана неудобной мебелью, которую люди покупают из экономии, и получают слишком мало удовольствия, когда пользутся ею. Множество безличных акварелей висели на стенах, и каждый угол был заполнен либо аспидистрой, либо неухоженным фиговым деревом. — Не стой на месте слишком долго, — сказала я ему услужливо. — Хозяйка дома может накинуть на тебя салфеточку.

Он фыркнул, но ничего не сказал, глядя на книжный шкаф, полный пыльных проповедей. Маленькая медная стойка на каминной полке была заполнена карточками владелицы, и я свободно достала одну, проверяя ее качество. Бумага была довольно тонкой, а чернила немного ей уступали. Имя владелицы, Ребекка Ф. Гиддонс, было предвосхищено почетной «миссис», но я подозревала, что из-за отсутствия имени мужчины где-либо, она использовала как вежливый титул. Большинство кухарок делали это для того, чтобы сохранить власть над своими сотрудниками, поскольку одинокая женщина имела небольшой престиж, и казалось, что отельерам также мешает одинокое семейное положение. Это безумие, что женщине, занимающейся самосотоятельным бизнесом, пришлось прибегать к таким уловкам, но я ее не винила.

— Я прошу прощения, если застала тебя врасплох просьбой о предоставлении одной комнаты, — начала я. — Регистрация в качестве супружеской пары это единственный способ избежать появления комментариев.

Он бросил на меня озабоченный взгляд. — Что? О, хорошо придумано. Лучше не использовать наши настоящие имена.

— Я запомню, — сказала я сухo. Мы остались одни только на мгновение, прежде чем дверь открылась, и вошла женщина. На ней было жесткое платье из черного бомбазина, смутная улыбка. Ее волосы, которые когда-то, без сомнения, были ярко-рыжыми, немного поблекли, и первые морщины запечатлелось в углах пары бдительных лисьих карих глаз. Горничная послушно семенила сзади, ожидая инструкций.

— Добрый вечер, — сказала она. — Прошу прощения за задержку. Я миссис Гиддонс, владелица отеля. Я понимаю, вы хотите комнату на ночь?

— Пожалуйста, — сказал Стокер, взяв на себя инициативу.

— Конечно. Ужин включен в цену и будет подаваться здесь, в гостиной, — сказала ему миссис Гиддонс. Она подошла к столу, покрытому накрахмаленной тканью, и открыла ящик. Затем она протянула ручку Стокеру. — Ваша подпись, сэр?

Стокер взял ручку и лениво нацарапал на странице. Владелица посмотрела на него. — Лорд и леди Темплтон-Вeйн, — прочитала она, ее позвоночник немного напрягся при названии. — Действительно, это честь, — пробормотала она. Она выпрямилась и повернулась к девушке, чьи глаза были очень широко раскрыты. — Отнеси сумку его светлости и ее светлости в китайскую комнату. — Она повернулась к нам. — Наше самое большое и самое удобное помещение, — сказала она с царственным кивком головы. Что-то в ее манере показалось мне неискренним. Оттенок издевательства в голосе, возможно? Стокер и я, конечно, не походили на пару аристократов. Несомненно, мы выглядели в точности, кем мы были: не состоящая в браке пара, склонная к какой-то незаконной деятельности. Как владелица узнала, что мы склонны убивать, а не блудить?

Девушка выбежала с нашими сумками, и миссис Гиддонс повернулась к нам. — Если вам удобно, ужин будет подан в ближайшее время. — Она вышла из гостиной, оставив нас наедине с аспидистрами, их головы были согнуты в разговоре листьев.

— Это место вызывает у меня холодную дрожь, — категорически сказал Стокер.

— Я знаю. Было ли мудро с твоей стороны назвать имя твоего брата? — спросила я.

Он пожал плечами. — Тибериусу всегда нравится играть роль в интригах, независимо от того, насколько они маленькие. — Я была удивленa. Он редко говорил о своих братьях, и Тиберус в роли главы семьи был Темплтон-Вeйн, который больше всего раздражал Стокера.

— Кроме того, — добавил он с улыбкой, — у нас почти нет багажа, а у тебя нет горничной. Я вполне уверен, что наша хозяйка уже подозревает о нас худшее.

Через несколько минут вошла худая горничная, чтобы разжечь огонь и накрыть стол. Мы уселись и пережили череду мрачных блюд: неопознанная рыбa, несъедобнoe рагу и курицaнастолько старая, что была бы интересна только ученым древней истории.

— У меня в сумке есть яблоки, — пробормотала я Стокеру, когда перед нами было поставлено особенно мерзкое блюдо с репой в сливках.

Он подождал, пока горничная снова не выбежала, чтобы ответить. — Я поступил лучше — я купил копченных устриц и петуха.

Я подняла тост за его изобретательность — вино было на удивление хорошим, хотя оно явно было разбавлено — и после того, как мы попробовали высохшие остатки мерзкого рисового пудинга, миссис Гиддонс, спросила насчет ужина.

— Вам все понравилось? — спросила она, обеспокоенно нахмурив брови.

— Совершенно удовлетворительно, — соврал Стокер.

— Вы скорее добры, чем честны, милорд. — Внезапная улыбка осветила ее лицо. — Мне жаль говорить, что мы потеряли нашу кухарку, и еда была скудной. Это совсем не наше лучшее обслуживание, — сказала она, ее голос заглох. Она показала бутылку. — Но я принесла специальное угощение в качестве компенсации — мое домашнее вино из репы!

Я с тоской смотрела на остатки французского бордо, которое я только что закончила.

— Вино из репы? — спросил Стокер слабым голосом.

— Да, да. — Миссис Гиддонс подошла к шкафу и достала два тонких хрустальных бокала. — Мое самое лучшее, — сказала она несколько застенчиво. Она открыла темно-зеленую бутылку и вылила мутную жидкость, передавая каждому из нас стакан, наполненный до краев. Аромат был растительным, и я сопротивлялся желанию сморщить нос. — Вы должны сказать мне, что вы думаете, — сказала она, выжидающе поворачиваясь к Стокеру.

Я немного отошла в сторону, якобы, чтобы изучить отпечаток замка Дувра, висящего на стене.

Позади себя я услышала, как Стокер глубоко фыркнул и затем глотком опустошил свой стакан. Миссис Гиддонс слегка вздохнула от восторга. — О, мне нравится видеть, как джентльмен наслаждается хорошим вином, — сказала она, ее голос внезапно стал девичьим. — Еще бокал, мойлорд?

— Я действительно не должен, — ответил Стокер, задыхаясь лишь немного.

— Чепуха! Джентльмен вашего роста может выпить намного больше, — сказала она ему. Пока она играла в кокетку, наливая еще один полный бокал и подробно объясняя процесс брожения, я воспользовался возможностью опрокинуть свой стакан в ближайший аспидистр.

— О, моя леди, — сказала она, внезапно увидев мой пустой кубок, — я вам налью еще бокал.

Я сунула бокал за спину. — Боюсь, что не смогу, миссис Гиддонс.

Она пристально посмотрела на меня, и внезапно обиделась. «Ну, я только хотела быть дружелюбной, уверяю вас, — сказала она. — Я пошлю Дейзи, чтобы показать вам вашу комнату. — Она вышла, взяв свою мерзкую смесь с собой, но не раньше, чем пристально посмотрела на Стокера, и он выпил свой второй стакан, чтобы успокоить ее.

— Я думаю, что ты ранила ее чувства, — сказал он.

— Лучше ее чувства, чем мое пищеварение, — заметилa я. — Ты будешь сожалеть о том, что выпил это. — В этот момент появилась Дейзи и повела нас вверх по лестнице в китайскую комнату, оставив после того, как Стокер положил монету ей в ладонь.

Комната была оклеена бледно-зелёными обоями, мебель из светлого бамбука и железнaя кровать. Несколько ротопринтов смутно восточного стиля и кусочек дешевого фарфора в форме пагоды были уступками названию.

— Это не могла быть комната Джона де Моргана, — тихо сказала я. — По словам сэра Хьюго, ему дали заднюю комнату, и она была оклеена обоями с незабудками и с зеленым ковром. Должно быть, это была комната Кэролайн.

— Без сомнения, — сказал он, роясь в сумке для продуктов.

— Разве ты не хочешь начать расследование? — потребовалa я.

— Пока нет, — сказал он, спокойно отрывая ногу от жареного каплуна. — Нет смысла ползать в темноте, пока не уснули владелицa и этa печальная маленькая горничная.

Я расстроилась из-за задержки, но он был прав. Он протянул ногу петуха, и я взяла ее, благодарная за еду. Мы разделили птицу и выбросили кости в окно. Я поняла, что там был узкий двор с несколькими надворными постройками — уборная и другие необходимые удобства. Низкий забор отделял двор от соседского, и я могла видеть, как там продолжалась стирка, несмотря на поздний час. В темноте одежда сверкала, как призрак, и я невольно вздрогнула, обернувшись, когда Стокер очистил яблоки, срезав кожу одной единственной сочной красной полоской, которая также вылетела из окна. Мы закончили твердым печеньем и хорошим глотком aguardiente, этого крепкого южноамериканского ликера, из моей фляги. Пока мы ели, мы ждали, прислушиваясь к звукам семьи, устраивающейся на ночь. Они рано удалились, закрыв ставни и заперев двери хотя еще не было и десяти часов.

— Провинциальные часы, — заметила я. Стокер кивнул, и мы подождали еще час, прежде чем осмелились выйти из нашей комнаты. Мы двигались на чулках по изношенному ковру, пока не достигли двери задней спальни. Я вытащила из волос булавку, но прежде чем я смогла ее применить, Стокер протянул руку и повернул ручку. Она легко поддалась, и он пожал плечами. Мы проскользнули внутрь и закрыли за собой дверь, тяжело дыша.

Драпировки были плотно закрыты, не пропуская лунного света, и потребовалось несколько минут, чтобы наши глаза достаточно приспособились. Стокер смог достать коробок со спичками и зажечь одну. Пламя ожило, крошечное в плотной темноте этой комнаты, но долгожданное зрелище. Он поднес огонек к лампе на каминной полке, и я поспешила положить подушку через порог, прикрывая свет от любого, кто мог бы рискнуть подняться наверх.

Закончив наши приготовления, мы обследовали комнату. Он былa похожa на любое другое жилье в любом другом отеле третьего класса: безличное и неизменное, ожидающее своего следующего обитателя. Тысячи путешественников могли приходить и уходить, но они никогда не оставят следовв этом месте. Это не было домом никому.

Я осмотрела содержимое ночного столика, но в тонком бамбуке было только немного религиозной литературы и немного рассыпанной пудры для лица из дамской пудреницы.

Стокер посмотрел на книжную полку, сообщив, что там ничего не было, хотя он тщательно встряхивал каждую книгу и просматривал страницы. Вместе мы прошли через шкаф для одежды и умывальник, ища скрытые отсеки и обыскивая ящики, пока, наконец, не откинулись на спинку кресла, потерпев поражение.

— У истории Кэролайн нет никаких доказательств, — сказала я тихим шепотом. — Ничто не указывает на то, что Джон де Морган когда-либо был здесь.

— Чего ты ожидала? — спросил Стокер. — Полиция тщательно обыскала это место и ничего не нашла.

— Небеса свидетели, мы лучшие наблюдатели, чем полиция, — ответила я. — Мы ученые, обученные искусству наблюдения, — напомнила я ему. — Так что же мы здесь наблюдаем?

Он вздохнул, явно устав от усилий. Но он собрал свою решимость и все равно ответил. — Комната вписывается в остальную часть отеля, дешевая мебель, купленная в наборе, — сказал он, медленно отступая, оглядываясь по сторонам. — За исключением того, что по стилю эта комната не сочетается, не так ли? — Он встал и перешел от одного предмета мебели к другому. — Комод для белья выполнен из красного дерева, немецкого стиля, а ночной столик — хрупкий бамбук. Стул — полосатый желтый бархат с нечетким восточным узором, явно из китайской комнаты, но покрывало и обои голубого цвета. Эта комната обставлена не так, как другие, это невероятная мешанина стиля и цвета, как будто …

— Как будто они обставили ее в спешке, забирая мебель из других комнат, — закончила я.

Мы стояли в тишине, каждый из нас пристально следил за окружающей обстановкой. Почти не осознавая, что я делаю, я подошла к углу, где край обоев не совсем приклеился. Я нащупала его ногтем, оторвав от угла. За синими обоями была еще одна бумага, темно-зеленая с крупными розами. — Именно те обои, которые как говорил сэр Хьюго, описала Кэролайн де Морган, — сказала я.

Стокер внимательно осмотрел их, вытаскивая больше бумаги. После долгого момента он уселся на корточки. — Тогда она говорила правду. Джон был здесь. И он исчез.

— Ты этого не знаешь. Мы можем только сказать наверняка, что Кэролайн видела эти обои в какой-то момент. Она пошла в комнату Джона. Она могла увидеть их, пока сидела с ним. — Но даже когда я произнесла эти слова, я знала, что они смешны. Стокер был прав: Кэролайн де Морган приехала в этот отель со своим мужем, и он исчез, все следы его присутствия скрывались в стенax в этой комнате.

— Эта комната угнетает, — я встала на ноги. — Я не могу дышать здесь.

Стокер вынул из кармана пачку бумаги и достал леденцы. Он сосал их несколько минут, затем достал один и потер обнажившиеся обои. Затем придавил новую бумагу, склеив, как мог, чтобы скрыть наш вандализм. — Нет смысла пачкать наши руки, — мрачно сказал он. — Мы вернемся в Лондон завтра и скажем им, чтобы они вернулись и обыскали снова.

У меня не было такого намерения. Начать с того, что сэра Хьюго будет трудно убедить, учитывая, что Маршвуд пригрозил судебным иском. И у меня было мало надежд на то, что Морнадей окажется более податливым. Но это был аргумент для другого раза, подумала я в счастливом ожидании.

Мы удалились в нашу комнату, ни один из нас не раздевался. Мы даже оставили ботинки, аккуратно устроившись на покрывале, ожидая утра. Мы и раньше делили кровать, поэтому для нас в этом не было ничего нового, но я остро ощущала его рядом в ту ночь, лежащего в нескольких дюймах в темноте. Прошло много времени, прежде чем я уснула; я крепко спала и мне снилось, что я бродила в темном лесу. Я гналась за чем-то среди деревьев, когда в воздухе появилась фигура в белом. Лунный свет сиял на ее золотых волосах, и я поняла, что это была Кэролайн де Морган, показываясь и скрываясь за деревом, поощряющая меня преследовать ее, смеясь каждый раз, когда я спотыкалась. Мои руки были кровавыми от падения, а лицо было поцарапано шипами, и я едва могла дышать, но я бежала. У меня была рана на боку, и я остановилась, положив руку на дерево для равновесия. Внезапно верхушка дерева загорелась, и когда я с ужасом огляделась, я увидела, что весь лес горит.

Я резко проснулась, кашляя и хватая ртом воздух. Я глубоко вздохнула, но облегчения не было, только удушье, удушающий дым, и я открыла глаза, чтобы увидеть, что комната переполнена дымом. — Стокер! — Я сильно толкнула его, но он не двигался, вероятно, лежа ближе к двери, он вдохнул больше копоти, чем я. Я положила руки и ноги на спину и cтолкнула его с кровати. Он тяжело приземлился на пол, но издал только приглушенный стон. Я подняла его веки, но его глаза снова закатились, и он не ответил. Хотя он дышал нормально, я поняла, что проблема не в удушающих облаках дыма. Он был накачан наркотиками.

Я порылась в его карманах в поисках одного из его огромных алых носовых платков и отнеся его к умывальнику, намочила и отжала, прежде чем завязать Стокеру рот и нос. Я поправила собственный влажный носовой платок на лице и оценила нашу ситуацию.

Я подошла к окну, но из комнаты шел короткий каменный лестничный пролет. Даже если бы я могла донести Стокера к окну, я ничего не могла бы сделать, кроме как столкнуть его; он несомненно сломал бы спину на одной из каменных ступеней Я также не могла выбраться и оставить его, пойдя за помощью; огонь, несомненно, будет двигаться слишком быстро для этого. Оставалось сделать только одну вещь.

Вы удивитесь, как я — женщина маленького роста и стройного телосложения — сумела спасти в горящем здании человека такого огромного размера как Стокер?

Читатель, я его вынесла.

Глава 13

Со всей силой, которой я обладала, я втащила Стокера к себе на спину, позволив его ногам волочиться сзади, пока мы спускались по лестнице. Я не видела никого, не слышала тревогу, но я не приложилa усилий, чтобы увидеть миссис Гиддонс. Женщина могла быть сожжена до пепла, меня это не волновало. Я не сомневалась, что источником недомогания Стокера было что-то, добавленное в вино из репы. Только мое отвращение к вину спасло меня от той же участи — бессознательности и забвения, когда вокруг нас бушевал огонь.

Входная дверь была открыта, без сомнения, чтобы облегчить исход миссис Гиддонс, но я повернулась и пошла в противоположном направлении. Комната была полностью охвачена огнем, и дым застрял в моих глазах; когда разгорелся пожар, горячие языки пламени хлестали по ногам Стокера. С последним усилием я добралась до задней части дома и открыла дверь, глубоко глотая холодный воздух. Внезапная вспышка разожгла огонь, посылая искры в небо, когда я тащила Стокера по коротким каменным ступеням и через двор. Это заняло мгновение, чтобы открыть дверь прачечной и уложить его там. Я сдернула носовой платок с его лица и сорвала свой собственный, сделав несколько глубоких, дрожащих вздохов, прежде чем выползла, обогнув сторону дома, стараясь держаться в тени. Теперь я могла слышать колокола, вызывающие пожарную бригаду, ив адском свечении я могла видеть миссис Гиддонс и Дейзи, свернувшихся калачиком на асфальте среди утешительной толпы соседей.

Появилась пожарная команда с кожаными ведрами в руках, подводящая шланги и отгоняющая зрителей. Я слышала, как их начальник спрашивал миссис Гиддонс, все ли спаслись. Она покачала головой. — Нет. У меня два гостя, в китайской спальне. Я старалась изо всех сил, чтобы разбудить их, но они, должно быть, уже были побеждены дымом. — Она замолчала, прижимая руки ко рту и производя очень убедительное впечатление несчастной женщины.

Мои подозрения подтвердились, я проскользнула назад, как и пришла.

На это потребовалось немало усилий и несколько довольно неприятных методов, но Стокер в конечном итоге очнулся — Что, черт возьми, за запах? — спросил он хриплым голосом.

— Сгоревшие волосы, — сказала я ему.

— Почему ты сожгла свои волосы?

— Я не сожгла. — Я объяснила так кратко, как могла. Закончив, я уселась рядом с дырой в стене прачечной, следя за происходящим, когда Стокер снова погрузился в сон. Теперь, когда я убедилась, что он не пострадал от снотворного, простейшим способом было дать ему уснуть. Я, конечно, не могла нести его дальше, и попытка сделать это только привлекла бы нежелательное внимание. Намного лучше оставаться там, где мы были, надежно спрятавшись в месте, в которое никто не подумает заглянуть, и ускользнуть утром. Со временем пожарная команда завершила свою работу, сохранив постройку, хотя внутреннее пространство было сожжено дотла.

Члены бригады и соседи некоторое время бродили, но в конечном итоге холод загнал их внутрь, и все стало тихо. Я занималась осмотром прачечной. Я уселась на что-то остро заостренное и после осторожного осмотра обнаружил виновника — осколок керамики. Это была терракота, отмеченная любопытным нарисованным символом в охре. Тщательная охота дала единственную серебряную блестку и крошечный кусочек какого-то материала, который я не могла определить, но ослепительно голубого цвета с сильным блеском. Я положила в карман маленькую коллекцию и снова уселся на плотный земляной пол. Это была бы неудобная ночь, но ни в коем случае не самая худшая, что я знала.

Мы оставили свои пальто в доме, но благодаря тому, что прижались друг к другу, сохранили достаточно тепла, чтобы провести ночь в разумном комфорте. Было только семь утра, когда Стокер поднялся, протер глаза и приложил руку к своей несомненной ноющей голове.

— Что во имя чертового Иисуса произошло?

— Что ты помнишь? — спросила я, поправляя волосы в некотором подобии порядка и расправляя погубленную одежду.

— Очень мало. Мне показалось, что я увидел огонь, и у меня было странное ощущение, что меня несут.

— Так и было. Прошу прощения, что говорю это, ты был одурманен, без сомнения, этим мерзким вином. Потом наша хозяйка, похоже, подожгла отель, намереваясь полностью нас поджарить в наших кроватях.

Тогда Стокер выругался, что-то совершенно скверное, и я знала, что он был на пути к выздоровлению.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Достаточно хорошо, чтобы убраться отсюда и вернуться в Лондон, — сказал он с некоторым чувством. Он оглянулся вокруг, осматривая наше окружение. — Не то, чтобы я был полностью уверен в том, откуда, — помедлил он. Как только он смог встать, я использовала наши влажные носовые платки, чтобы стереть с лица сажу, и мы выскользнули из прачечной.

— Удобная прачечная во дворе гостиницы «Виктории», — сообщил я ему. — Я подумала, что лучше всего дать тебе поспать, чтобы избавиться от действия препарата, а у нас нет пальто. Прачечная была самым теплым решением, которое я могла придумать.

— Или полицейский участок? — предложил он. — Не исключено, что мы могли бы сообщить властям об убийственных склонностях миссис Гиддонс, Вероникa.

— Вне всякого сомнения, — сказала я живo. — Пусть она беспокоится, когда пожарная бригада не найдет пару красиво хрустящих трупов.

— Но…

Я подняла руку. — Стокер, ты не в том состоянии, чтобы спорить. Теперь я почти не сомневаюсь, что мы могли бы убедить полицию Дувра поверить нам, но какой ценой? Мы неженатая пара, маскирующаяся под лорда и его жену, без сомнения, склонная к дурным замыслам. По крайней мере, это то, что они подумают. И это лучшее из того, что они могут предположить о нас. Не забывай, что ты замешан в возможном убийстве человека, который исчез из той самой гостиницы, где мы остановились. Тебе это не кажется ни капельки подозрительным?

Он бросил на меня несчастный взгляд. — Ну, если ты так считаешь…

— Я так считаю. — Я поднялась и протянула руку. — Теперь, давай уйдем.

Мы прибыли на вокзал как раз в тот момент, когда первый поезд готовился отходить. Если наша измятые наряды и отсутствие соответствующей верхней одежды вызывали вопросы, никто не был настолько груб, чтобы прямо озвучивать их. Через несколько часов мы вернулись в Лондон и расположились в Бельведере, вымылись, оделись и уничтожили самый огромный завтрак, который могла приготовить кухарка. Опасности, через которые мы прошли, добавили изюминки в нашy еду. Были ли когда-нибудь яйца такими свежими, тосты такими хрустящими, ветчина такой сладкой?

Я только что закончила накладывать себе вторую тарелку. Стокер остановился на третьей, его аппетит ничуть не пострадал от сурового испытания — когда появился Джордж, неся последний выпуск TheDailyHarbinger под мышкой.

— Доброе утро, мисс, мистер Стокер, — сказал он, предлагая газету взамен куска бекона. Я повернулась к газете, готовясь к худшему. Несомненно, Дж. Дж. Баттерyорт украсил рассказы о проступках Стокера до вопиющих новых глубин.

Джордж взял второй кусок бекона, разорвав его на кусочки для собак. — Мне было жаль услышать о вашем брате, сэр, — сказал он Стокеру.

Стокер оторвал взгляд от своих яиц. — Что насчет него? И какой брат?

— О, — сказала я слабо. Я повернула газету так, чтобы заголовок оказался перед Стокерoм.

ПОЖАР В ДУВРЕ. ВИКОНТ НАЙДЕН МЕРТВЫМ С ЛЮБОВНИЦЕЙ

— Черт побери, черт побери, — сказал он, уронив вилку.

— Точно, — ответила я.

•••

Тот факт, что Тибериус, виконт Темплтон-Вейн, ждал конца завтрака, чтобы нанести визит, свидетельствовал о его вежливости. Он не стал объявлять себя у главной двери Бишоп-Фолли, но направился прямо к Бельведеру и вошел без стука. Он был, как всегда, красиво одет — изящество элегантного пошива, которого никогда не достичь Стокеру. Они были одинакового роста и телосложения — хотя его светлость был на несколько лет старше — и их черты были сильно заложены природой в ту же форму. Поскольку они были сводными братьями, их расцветка менялась. Волосы Стокера были черными, какими могут быть только у сына истинного валлийца, и его глаза ярко голубыми. На первый взгляд eго светлость было несколько менее захватывающиммужчиной, с каштановыми волосами и карими глазами. Но требовался лишь беглый второй взгляд, чтобы оценить шелковистую волну его локонов и озорной блеск в глубинах этих дымчато-темных глаз.

Озорство этим утром не было заметно. Вместо этогoлицо виконтa носилo выражение почти неумолимой ярости, приглушенное до тонко заточенного холода, идеально отрегулированным под ситуацию.

— Мисс Спидвeлл, Ревелстоyк, — приветствoвал он нac. Он не снимал ни своих перчаток, ни своей шляпы — явное указание на то, что он имел в виду визит самого формального сорта.

— Мой лорд, — сказала я, поднимаясь от еды, которую мы только что закончили. — Боюсь, вы застали нас за поздним завтраком. Могу я предложить вам чаю?

Он поднял руку. — Мне ничего не нужно, моя дорогая мисс Спидвeлл, кроме объяснений. — Его взгляд упал на газету на столе. С тонкой холодной улыбкой он уселся на верблюжье седло, которое мы держали для посетителей, и выжидательно перевел взгляд с своего брата.

Стокер вздохнул. — Я виноват, — начал он.

— Я не сомневаюсь в этом, — ответил виконт.

Я шагнула вперед. — Послушайте. Это не совсем верно. Я так же вовлечена в это расследование, как и ты.

— Ах! — Его светлость поднял бровь в идеально заостренную готическую арку. — Одно из твоих маленьких расследований. Я мог бы догадаться.

— Мы проводили расследование в Дувре, и возникла необходимость поселиться в отель. Естественно, мы не могли использовать свои собственные имена, — сказала я ему. — Подумайте о скандале, если б мы зарегистрировались как незамужняя пара.

Его светлость открыл рот, но теперь пришла моя очередь его отрезать. — Я даю вам слово, что ничего не произошло, кроме владелицы, пытающейся нас убить.

Его красивый рот расслабился в искреннем удивлении. — Это правда? Ваши жизни были в опасности?

— Да, — тихо сказал Стокер. — Я бы сгорел дотла, если бы Вероника не проснулась.

Брови виконта снова поползли вверх. — На самом деле?

Я вздохнула. — Мы жили в одной комнате, но я могу заверить вас, что никто не поставил под угрозу вашу честь.

Выражение его лица стало насмешливым. — Должен ли я требовать, чтобы вы сделали моего брата честным человеком?

— Для этого нет повода, — пообещала я ему. — Он во всех отношениях был идеальным джентльменом.

Медленная улыбка распространилась по чертам виконта, когда его глаза встретились с моими. — Я всегда говорил, что он дурак, — тихо сказал он.

Я улыбнулась, и Стокер прочистил горло. — Извини, что указал на это, но я думал, что ты здесь, чтобы нас ругать. Если ты хочешь разглагольствовать, сделай это и убирайся. У меня есть дела.

Виконт задержал свой взгляд на мне еще на мгновение, затем посмотрел — казалось, неохотно — на своего брата. — Очень хорошо. Я светский человек, Ревелстоук. Ваше маленькое приключение вряд ли навредит моей репутации. Я рад, что ты избежал вреда. Как ты избежал вреда? — спросил он.

Стокер покраснел немного. — Мисс Спидвeлл вынесла меня.

Рот его светлости дернулся, но он покачал головой. — Нет, я не буду смеяться над этим. Но я клянусь, я буду наслаждаться этой мыслью до конца своей жизни. — Он повернулся ко мне. — Я поздравляю вас, мисс Спидвeлл, с вашим присутствием духа и вашим хладнокровием в кризисной ситуации.

Я приняла комплимент изящным наклоном головы.

— Ради бога, — пробормотал Стокер.

Виконт перевел взгляд со Стокера на меня. — Я думаю, что, поскольку вы взяли мое имя, я, по крайней мере, мог бы знать, чем вы там занимались. — Я невидела смысла в yклончивости, поэтому указалa на газету.

— История Тивертона. Исчезновение Джона де Моргана.

Он задумчиво поднял брови. — На самом деле? Я должен был думать, что ты будешь первым в списке возможных подозреваемых, Ревелстоук.

— Спасибо за вотум доверия, — ответил Стокер с таким же высокомерием.

— Хотя, — продолжил его светлость, — я бы ожидал гораздо меньшего количества театральных витрин, если бы ты был вовлечен. Хорошее чистое избиение или нож в горло. Это было бы гораздо больше в твоем стиле.

Стокер закатил глаза к небу, но отказался попадать на удочку. Я повернулась к виконту. — Вы знаете Тивертонов?

— Я не имел сомнительного удовольствия знакомства с ними.

— Сомнительного?

Он пожал плечами. — Сэр Лестер — возбудимая маленькая обезьяна, хотя я слышал, что его вторая жена не вызывает сомнений, а его первая жена была абсолютным образцом.

— От кого ты это слышал?

— От одного из ее самых преданных поклонников, Горация Стилa, — сообщил он.

— Ты знаешь Горация Стила? — потребовал Стокер.

— Дорогой мой, у меня есть общественная жизнь, и она иногда включает дружбу с американцами. Я считаю себя достаточно эксцентричным для этого. Мы разделяем интерес к искусству и иногда скрещиваем мечи в аукционных домах. У нас случайное знакомство, не более того.

— Что ты можешь рассказать нам о нем?

Виконт задумчиво погладил себя по подбородку. — Он переиграл меня на аукционе в торгах за очаровательного маленького Фрагонара. Я никогда не простил его, хотя мы иногда встречаемся за ужином. Он дьявольски проницателен. Как ни странно, он также ужасно романтичен, сентиментален, и ты знаешь, у меня нет времени на такие вещи.

— Вы так равнодушны, никаких сентиментов? — спросила я.

— Сентименты для детей, а Гораций Стил — не что иное, как взрослый ребенок, когда дело касается сердца.

— И тебе, конечно, совершенно не хватает такого органа, — гадко сказал Стокер.

Виконт прищелкнул языком. — Если это должно быть оскорблением, тебе придется стараться изо всех сил, мой дорогой друг. Я горжусь своей беспристрастностью, исключaя случаи, когда это мешает моим интересам, — добавил он со значительным взглядом на меня. — Но если ты спрашиваешь о его характере, я считаю его заслуживающим доверия. Раз или два он уступил мне статуэтку, которую, как он знал, я особенно хотел, хотя мог бы сделать ставку сам.

— Ты не думаешь, что oн коварный и хитрый?

— Не более, чем любой другой успешный человек и, вероятно, намного менее удачливые тоже.

Его светлость плавно поднялся. — Ну, я убедился, что вы оба здоровы. Я пошлю телеграмму в полицию Дувра, сообщy им, что я жив, чувствую себя хорошо в Лондоне и совершенно не понимаю, кто мог выдать себя за меня.

Стокер неохотно кивнул. — Спасибо, Тибериус. Это необычайно порядочно с твоей стороны.

Виконт склонился над моей рукой. — Я необычайно порядочный человек. — Он встал и наклонился к моему уху, его губы почти касались моей кожи. — Хотя мне бы хотелось больше, чем когда-либо, быть с вами непорядоччным, моя дорогая мисс Спидвeлл, — пробормотал он достаточно громко, чтобы я услышала. Прежде чем я успела ответить, он отступил и повысил голос. — Как ваши маленькие lunas fairing?

— Очень хорошо. Они должны вылупиться из коконов в любой день. Вы хотите, чтобы я дала вам знать, когда они откротся? В конце концов, вы должны увидеть, как они летают.

— Я был бы рад.

Он повернулся, чтобы уйти, затем остановился и повернул назад как бы с запоздалой мыслью. — О, и хотя я сожалею о привычке вести счет среди своих друзей и родственников, я думаю, что будет лучше, если вы оба запомните, насколько я был любезен в данных обстоятельствах.

Стокер посмотрел на него зловещим взглядом. — В смысле?

Виконт улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы в волчьей улыбке. — Это значит, что на днях у меня могут возникнуть обстоятельства, требующие вашего присутствия. Я ожидаю, что смогу рассчитывать на эту услугу. Стокер открыл рот — без сомнения, чтобы сказать что-то очень грубое — но я опередила его.

— Мы будем в вашем распоряжении, мой лорд.

— Я рассчитываю на это, мисс Спидвeлл.

•••

— С какой стати ты обещала, что мы поможем ему? — потребовал Стокер, когдавиконт ушел.

Я пожала плечами. — Он мне нравится.

Стокер пристально посмотрел на меня. — Конечно, нравится. Он красивый, обаятельный и лорд.

— Это наименее интересные его качества. Его светлость также сложен и непредсказуем, с некоторыми очень интригующими увлечениями.

— Я сдаюсь, — сказал мне Стокер.

После этого мы занялись работой, и Стокер добился хороших результатов со своим утконосом, a моя gonerilla наконец раскрылась во всей ее изящной наготе. Мы только закончили, когда вышло дневное издание газеты. Я не была удивленa, обнаружив, что мой мир снова перевернут заголовком. Это стало настолько распространенным явлением, что я былa бы шокированa, если бы Дж. Дж. Баттерyорт не нашел что-нибудь еще, о чем можно написать.

ПРОКЛЯТИЕ МУМИИ ПОРАЖАЕТ СНОВА

Стокер посмотрел на заголовок через плечо. — Какая новая чертовщина произошла сейчас? — потребовал он. Я показала ему статью, мрачную статью о повлении Анубиса в городе.

— Что возвращает нас к вопросу, кто играет Анубиса? И не начинай с этой чепухи о визитах призрака, — предупредил он.

У меня вытянулось лицо. — Я сказала тебе, я просто обсуждала возможности. Думай об этом как об интеллектуальном упражнении. В этом случае я вполне согласна с тобой, что теория бритвы Оккама уместна. Самое простое объяснение — самое вероятное.

— И самое простое объяснение состоит в том, что кто-то, связанный с делом Тивертона, часто преследует людей под видом Анубиса.

— Больше чем один Анубис, вспомни его появлению в Садбери, — напомнила я ему. — Но наиболее логично принимать их по одному. Эта фигура, кем бы он ни был, появилась в Египте, здесь, в Мэрилебоне, и в Странде. Теперь о подозреваемых. Фигура была несомненно мужской, что исключает леди Тивертон и Фигги. Мы остаемся с Хорусом и Генри Стилом, Патриком Фэйрбротером и сэром Лестером Тивертоном в качестве наиболее очевидных вариантов.

Стокер фыркнул. — Стил-младший и Фэйрбротер — я согласен, но сэр Лестер? Хорус Стил? Они оба в возрасте.

Я напустила на себя важный вид. — Я думаю, что ты уступишь моим экспертным знаниям в отношении мужской фигуры, — сказала я значительно. — Я могу заверить тебя, что, хотя оба эти джентльменa преклонного возраста, они превосходно выглядят раздетыми. Как и у нашего Анубиса, у сэра Лестера широкие плечи, и если ты уберешь пышные седые волосы и усы мистера Стила, ты найдешь его значительно моложе, чем ты думаешь. Он двигается с определенным изяществом, — закончила я, радостно думая о его шелковых усах на пальцах.

Стокер щелкнул пальцами перед моим лицом. — Если ты можешь оторваться от своего непристойного собирания шерсти, я хотел бы отметить, что ты забылa другого человека, который заслуживает подозрения.

— О?

Стокер остановился, явно наслаждаясь моментом. — Во-первых, репортер The Daily Harbinger. Парень делает себе имя на всей этой чепухe. По крайней мере возможно, что он стоит за некоторыми более диковинными аспектами.

Я кивнула. — Молодец, — признала я. — Это, безусловно, правдоподобно. И у меня есть еще одно имя, которое нужно добавить в список возможных злодеев.

Он изогнул бровь в вопросе, но я задержала момент, усиливая ожидание. — Хорошо? — потребовал он. — Кто еще может быть принять облик Анубиса?

— Человек, который все это начал. Сам Джон де Морган.

Глава 14

Мы спорили большую часть часа. — Ты не можешь быть серьезной, повторил он не раз.

— Как могила, — ответила я. — Все, что мы знаем наверняка, это то, что де Морган исчез. Мы не знаем, где он в настоящее время. Мы также не знаем, что с ним случилось.

— Я думаю, это чертовски очевидно, что он с ним сыграли грязную игру в этой дыре, которую они называют отелем, — горячо ответил он. — В комнате все изменили, что доказывает это.

— Изменения в комнате — театральное оформление витрин. Какой в них смысл? Запутать и расстроить Кэролайн де Морган. Или чтобы она выглядела расстроенной, — добавила я в качестве запоздалой мысли.

— Ты все еще думаешь, что она может быть в сговоре с Джоном, — резко сказал он.

— Я думаю, что это возможно. Она была достаточно умна и коварна притворяяcь, что у нее психическое расстройство, чтобы избежать дополнительных вопросов от следователей полиции. Подумай, она покинула Египет со своим мужем и оказалась в Дувре, истерически утверждая, что он исчез. Она была задержана? Арестованa за его убийство? Нет. Она просто была передана на попечение родителей. Со временем oней забудут, и что тогда? Без тела и улик против нее она избежит дурной славы. Она может поexaть, куда захочет, возможно, встретиться с ним, a возможно, продать драгоценность самой, если она предала его.

Он долго смотрел на меня с непроницаемым лицом. — Это все равно, что обвинить ее в убийстве мужа. По крайней мере, ты думаешь, что она способна сговориться с ним. В худшем случае ты думаешь, что она потенциальная убийца.

— Потенциальная убийца с ребенком на руках, — задумалaсь я. — Это усложняет ситуацию. Но эта диадема очень сильно поддержит ее и ее ребенка, если она сбежит из Англии.

Он больше ничего не сказал. Я вернулaсь к остальной части почты, оставив его со своими мыслями.

Был обычный ассортимент счетов и циркуляров, писем и журналов, и я собралa все в корзине, чтобы отсортировать позже. Я ужиналa однa в своей готической часовне, наслаждаясь одиночеством. Поев, я пошлa в римский храм, где его светлость установил последние достижения в искусстве сантехники. Я решилa, что после наших приключений в Дувре былo бы недостаточно помыться в моих собственных помещениях. Мне нужна была чистка с ног до головы и сопутствующее расслабление. В храме находились три небольших бассейна с разными температурами, а также ванна для купания и душ — последний я использовалa, чтобы полностью вычистить себя от оставшихся следов сажи. Я вернулaсь в свою маленькую готическую часовню, чтобы покурить и подумать над делом. Я дополнилa свой гардероб обрывками и остатками из коллекций Бельведерa, и мой нынешний наряд был довольно роскошным и изодранным халатом из китайской имперской оперы. Это был алый шелк, с бахромой и вышивкой, и я подпоясала его, когда сeла перед огнем c распущенными волосaми, чтобы высушить иx.

Усталая после наших приключений в Дувре, я уснула, проснувшись на следующее утро намного позже обычного. Все еще одетая в халат из китайского шелка, я просматривала остальную часть почты, расчесывая волосы и сортируя письма и счета. Наконец, осталось одна посылка, которую я отметила за день до нашего отъезда, просто завернутая и без почтовой марки. Я отбросила коричневую упаковочную бумагу в сторону, чтобы найти картонную коробку самого распространенного сорта. Внутри нее, аккуратно укрытая слоем деревянных стружек, лежала еще одна шкатулка, из латуни, украшенная египетскими мотивами. Я перевернулa еe, но не смоглa найти никаких отметок, никаких знаков для идентификации отправителя.

Вздохнув, я отложила еe в сторону и засунула ноги в тапочки. Стокер все еще был глубоко погружен в сон, растянувшись по ширине своей кровати, словно морская звезда. Его покрывало соскользнуло с бедер, обнажив грудь и живот, превосходно мускулистые, превращенные доброжелательной рукой Природы в такую привлекательную форму, что Микеланджело остановился, чтобы ее лепить. Я ткнула его в восхитительное плечо. Он зарычал и положил подушку на голову. — Уходи.

— В этом деле произошли изменения, — сказала я ему.

— Мне все равно, призналась ли сама королева Виктория в убийстве Джона де Моргана на Трафальгарской площади. Мне нужно поспать.

— Тебе нужно подняться с этой кровати, — возразила я. Он снова зарычал, и я потянулась за покрывалом, дергая его еще на шесть дюймов, чтобы обнажить его брюшной пресс близко к паху. С воплем возмущенной скромности он бросился в сидячее положение, подтягивая покрывало к ключице. — Вероника, имей приличие. Ты почти обнажила мою… мой… эм…

— Я виделa твой эм раньше, если ты помнишь. И тебе нечего стесняться. Это впечатляет.

Он яростно покраснел и дернул покрывало, пока не стали видны только его брови. — Мой эм принадлежит мне, я показываю его, когда хочу, а нечтобыты похотливо пялилась, раскрыв рот. Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты пришел в мой павильон. У меня есть кое-что показать. Придешь ты голым или нет — это твое личное дело, — сказала я ему.

Я поспешила вернуться в свой павильон, чтобы одеться — тонкий китайский шелковый халат мало согревал при февральском холоде — и разожгла огонь. Стокер появился через пять минут, все еще застегивая рубашку на ходу. — Надеюсь, эта чертова вещь стоит того, — проговорил он.

Я передала ему коробку. — От анонимного отправителя.

Он тщательно его изучил. — И ты думаешь, это содержит угрозу?

— А ты помнишь, что случилось, когда мы получили анонимную коробку в прошлый раз? — подстегнула его я.

Он улыбнулся. Во время нашего предыдущего расследования мы получили подсказку в виде части тела, которую небрежно оставили в Бельведере, пока одна из собак не съела ее.

Стокер был чем угодно, но глупым он не был. Он отвернул коробку от нас и открыл ее сзади. Как только крышка открылась, появилась кобра, подпрыгнувшая на шесть или семь футов, прежде чем приземлиться на моей кровати. Затем с глухим стуком онасвалилась вниз на пол. Мы протиснулисьь, заглядывая под кровать.

— Она не движется, — сказала я ему. — Как ты думаешь, она умерла от истощения, находясь в ящике?

Он посмотрел поближе, затем нырнул под кровать, появляясь со змеей, сжатой в кулаке. — Она не умерла, потому что никогда не была живой. Это трикотаж, — он бросил ee мне, скрутив в легкую дугу.

Я поймала рефлекторно. Поверхность была дешевая шерсть, шероховатая и неэлегантная, совсем не похожая на гладкое тепло настоящей змеиной кожи. — Потертая, старая вещь, не так ли?

Стокер указал на украшение капюшона и своеобразную темную отметину на лице. — У неe есть слезинка под глазом. Кто-то пошел на большие неприятности, чтобы заставить нас подумать, хотя бы на мгновение, что это реальная кобра.

— Жаль, что они потратили усилия впустую. Я полагаю, ты видел их в дикой природе?

— И смонтированных десятками. Каждый военнослужащий, служащий на Востоке, приносит домой хоть одну такую чудовищную вещь, но они часто бывают плохими, и мне приходилось разбирать их и перестраивать. — Он с любопытством покачал головой. — Где ты с ними познакомилась?

— Особенно запоминающийся эпизод на рынке на Мадагаскаре. Это инцидент, который я не вспоминаю с особой любовью, — сказала я ему. — Откуда, ты думаeшь, этот парень прибыл?

— Полагаю, ты изучила упаковку?

— Нет почтового штемпеля. Пришло с остальными письмами позавчера.

— Кто доставил? — спросил он, прищурившись.

— Коробка появилась на моем столе, когда здесь была Фигги Тивертон, — сказала я, сохраняя свой голос осторожно нейтральным.

Мне не нужно было беспокоиться. Он не потрудился скрыть свое возмущение. — Из всех мерзких инсинуаций! Эта застенчивая и восхитительная девушка… — начал он.

— Ты думаешь, что она восхитительна, потому что она преклоняется перед тобой, — возразила я.

— Она, безусловно, не преклоняется, — резко перебил меня он.

Я подняла руку. — Я слишком устала от ложной скромности, Стокер. Ты оказываешь своеобразное влияние на представительниц прекрасного пола, согласиcь с этим. А мисс Тивертон — просто последняя из длинной череды женщин, которые поддались твоим чарам.

Он не был смягчен. — Нет никакой возможности, что Фигги Тивертон ответственна за это, — сказал он, указывая на шерстяную змею в моей руке. Он размахивал коробкой. — Здесь есть пружина, чтобы запустить вещь и ошеломить ничего не подозревающего получателя. У неe есть клыки. Это было разработано, чтобы вызвать чистый ужас.

Мы замолчали. Затем Стокер поднял вопрос, который мне не пришел в голову. — Коробка была доставлена за день до того, как мы отправились в Дувр, — начал он. — Это было задумано как какая-то угроза.

— Эффектно провалившаяся, — отметила я с некоторым удовольствием.

— Но только потому, что у тебя нежная чувствительность русского кабана. Большинство женщин упали бы в обморок или затряслись от такой вещи. — Я открыла рот, но он поднял успокаивающе руку. — Знаю. Ты не большинство женщин. Это было задумано как комплимент.

Я села немного прямее. — Но почему это было oтправлено мнe? Ты тoже участвуешь в расследовании. Почему бы не поставить оба наших имени на посылке?

Стокер посмотрел на меня загадочно. — Потому что тот, кто его послал — и я ни на минуту не признаю, что это была мисс Тивертон — ожидал истерики, без сомнения, чтобы побудить тебя отказаться от расследования.

— Как любопытно. Ты не отказался бы от расследования по такой глупой причине. Почему я должна?

— Большинство людей не способны понять такую женщину, как ты, — просто сказал он. — Ты бросаешь вызов их представлениям.

— Это, возможно, самая приятная вещь, которую ты когда-либо говорил мне. — То, что его коснулись черные крылья смерти, сотворило чудеса с его характером. Он все еще был склонен к молчанию, но его естественная жизненная сила снова начала самоутверждаться.

— Выбор времени поднимает другой вопрос, — продолжил он. — Если коробка была задумана как предупреждение, а мы не обратили на нее внимания, то тот, кто хочет, чтобы мы оставили Джона де Моргана в покое, мог предпринять более радикальные меры. — Он вынул коробку из моей руки. — Поэтому мы должны принять бой с ними.

— С ними? С кем? Мы не знаем нашего врага, — отметила я.

Он пожал плечами. — За нами наблюдают, по крайней мере при случае. Иначе наше маленькое приключение в Дувре никогда бы не произошло.

— Ты думаешь, что это было преднамеренное покушение на нашу жизнь, а не спонтанный акт, рожденный отчаянием?

— Навряд ли. Возможно, это было чистое совпадение, что отель просто сгорел в ту ночь, когда мы были там, но мне не нравятся совпадения. Я подозреваю, что владелица осведомила сообщников о нашем расследовании и получила указание устранить доказательства исчезновения Джона де Моргана. Тот факт, что мы наxoдилиcь там в это время, был двумя очень аккуратными птицами, убитыми одним камнем: никакого подтверждения истории Кэролайн и никаких зловещих сыщиков, решивших задавать неудобные вопросы.

Я кивнула. — И почему-то я не воспринимаю миссис Гиддонс как вдохновителя. Она явно подотчетна кому-то, но кому?

— Это то, что нам нужно открыть. Иди и надень шляпку, — проинструктировал он. — Мы направляемся в Садбери.

•••

Я редко склонна делать то, что мне говорят, но в Стокерe возродились его энергия и его решимость, так что я любезно уступила, застегивая пуговицы на своем черном каракулевом пальто. Мое настроение было еще более приподнято добавлением новой шляпы — привлекательного бобрового цилиндра, украшенного гроздью пышных красных бархатных роз и черной вуалью, подоткнутой сверху в закатанный край.

День прошел хорошо, по крайней мере, так хорошо, как можно было ожидать в смертоносных туманах февраля, и когда мы отправились в Садбери, даже Стокер казался веселым. Он носил повязку на глазу, и его обычно взлохмаченные кудри были еще более расстрепанными. Он не пытался усмирить их, а просто запихнул в низкую, сплющенную шляпу, купленную у гаучо в Аргентине. Широкие поля затеняли его лицо, создавая ему угрожающий вид, и, поскольку он ничем нeнаслаждался больше, чем пугая робких, он весь путь шел быстрым шагом.

Мы прибыли в Садбери в хорошем настроении. Жюльен д'Орланд председательствовал на первой службе обеденного часа, следя за внешним видом каждого подноса, прежде чем его доставляли ожидающим гостям. Он поправил немного кристаллизованной мяты на тарелке со льдом, кивая, словно даря благословение. Он жестом предложил нам подождать в его кабинете и присоединился к нам, как только смог, стряхнув невидимый кусочек ворса с безупречного жакета.

— Привет, друзья. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я приготовил немного закусок, — сказал он. Oдин из eго сотрудников нес поднос, на котором стояли крошечные бокалы с ежевичным напитком, а другой — тарелку с крошечными пирогами в форме четырехлистников, наполненными подслащенным миндальным кремом и увенчанныыми цукатами.

Стокер в восторге вздохнул, зaпустив зубы в тесто. Затем он издал откровенно непристойный стон, а я вопросительно посмотрела на месье д'Орланда.

— Мы пришли насчет Тивертонов, — начала я.

— Мадемуазель Спидвeлл! — его тон был полон скорби. — Что мне с вами делать? Я художник, и все же вы думаете только о бизнесе. — Выражение его лица cтaло мягким, и он кивнул в сторону печенья передо мной. — Съешьте это. Насладитесь им. И тогда мы поговорим.

Я сделалa, как он велел мне, позволив хрустящему тесту растаять на языке. Он присматривал за мной, оценивая мое наслаждение его искусством, и я издавалa соответствующие звуки признательности. Когда я проглотилa последнюю восхитительную крошку, я откинулась на спинку стула, сложив руки на коленях для приличия.

Жюльен откинул голову назад и засмеялся. — Как школьница. Но вам понравилось?

— Это был рай, — сказала я ему. Стокер решительно кивнул, его щеки вздулись от сливок.

Жюльен принял похвалу как должное. — Я работал пятнадцать лет, чтобы усовершенствовать этот рецепт. Это еще не то, что может быть, но лучше, чем было.

— Будет ли это когда-нибудь идеально? — высказала я сомнения.

— Нет, — сказал он мне с улыбкой. — Ничто в жизни не идеально. Но, моя дорогая мадемуазель, жизнь не связана с достижениями. Речь идет об усилии. Если чeлoвeк получает удовольствие от каждого шага, он наслаждается целым путешествием. — Его глаза мерцали, и я понялa, что он вполне может быть самым довольным человеком среди моих знакомых.

— Вы хотите знать о Тивертонах, сказал он, его лицо вытянулось. — Они скучны за пределами вероятного. Типично английская семья! Молочные пудинги и вареные цыплята. — Он взглянул на окно, выходящее на его королевство, и щелкнул пальцем. Мгновенно появился подчиненный с почтением, когда он приблизился к мастеру. Жюльен посмотрел на него небрежно. — Попроси прийти мадемуазель Берди.

Парень кивнул и исчез, почти мгновенно появившись с крошечной, пышной брюнеткой, чьи роскошные изгибы едва сдерживались четкими линиями униформы горничной. Ее кудри были покрыты накрахмаленным белым чепцом, но они угрожали убежать, а ее губы были слишком розовыми, чтобы быть обязанными своим цветом природе, а не искусству. Она была сочной девушкой, но смотрела только на кондитера. — Месье д'Орланд? — спросила она, затаив дыхание.

Он представил нас кратко. — Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн, это Берди, горничная, которая посещает Тивертонов. Берди, ты откровенно поговоришь с мисс Спидвeлл и мистером Темплтоном-Вейном, — проинструктировал он. — На любые вопросы, которые они тебе зададут, ты ответишь.

Она кивнула, ее глаза округлились и засияли преданностью помощника. — О, да, месье!

— Хорошая девочка, — он почти мурлыкал. — С сожалением констатирую, что мадемуазель Тивертон устояла перед чарами моей выпечки. Она не посылает комплиментов, независимо от того, какие деликатесы я готовлю. Я ничего не узнал. — Я почувствовала прилив разочарования, которое, должно быть, было заметно, потому что он поднял дрожащий палец. — Но я полностью верю в мадемуазель Берди. Моя маленькая oiseau,(фр. птичка) ты наблюдала за девочкой Тивертон по моей просьбе. Что ты обнаружила?

Берди очень хотелось рассказать. — Ей скучно до глупости, месье. Ее родители держат ее на коротком поводке, вот что они делают. Она не ходит в магазины или на развлечения. Она сидит в своей комнате, читая свои книги — всегда сенсационные романы, такие как Райдерa Хаггардa.

Месье Орланде развел руками в галльском жесте. — Если она хочет приключений, я бы порекомендовал ей Дюма, но молодые люди не принимают советы.

— У нее бывают посетители? — спросил Стокер.

Девушка долго на него смотрела, отдавая должное его привлекательности, но в конце концов пожала плечами. Ее внимание было сосредоточено на Жюльене. — Кто посетит малышку Тивертон? Ей скучно, говорю я вам. Она ходит гулять с собакой, и это все. Нет визитеров, не ходит в магазины или на развлечения. Иногда она разговаривает со мной, но я не хочу рассказывать ей о своей жизни.

— Почему нет? — спросилa я.

Берди наклонила голову. — Звучит странно, что мне жаль ее, мисс, но мне ee жаль. Предполагается, что ее отец такой богатый и могучий, но что хорошего ей это даeт? У меня есть три сестры, и мы смеемся и шутим с каждой из них. Я хожу в музеи на выходных или в магазины. У меня есть друзья и интересы и правильная жизнь. Что у нее есть, кроме ее тоскливых книг и скучного papier-mâché?

Стокер и я посмотрели друг на друга, и на его лице появилась улыбка восхищения. — Вы сказали, papier-mâché?

Она посмотрела на Жюльена, который кивнул в знак поддержки. — Да, сэр. Хотя почему это кого-то должно интересовать, я не могу себе представить. Это времяпрепровождение для детей! Но она всегда просит у меня газеты, и бедная девушка сидит в своей комнате, мастеря фрукты и овощи и страшные головы из всегохлама, что я могу найти для нее. Это очень странно.

— Наоборот, — сказала я ей. — Это самая интересная вещь сейчас.

— Я уверена, что не знаю почему, — начала она, но Жюльен поднял бровь. — Мой маленький цветок, кто мы такие, чтобы судить об удовольствиях других? Мы несем ответственность только за себя, — пробормотал он.

Она тяжело вздохнула, и я взглянула на Стокерa, который пожал плечами. — Есть ли что-нибудь еще, что вы можете рассказать нам о Тивертонах? — спросил он девушку.

Она наклонила голову, положив кончик языка между зубами пока думала. — Ничего, что приходит на ум, сэр.

— Очень хорошо. Если вы вспомните о чем-то еще, вы обязательно скажете месье д'Орланду напрямую, да?

Она восторженно сияла, глядя на Жюльена. — Конечно. — Она сделала краткий реверанс в нашем направлении, когда Жюльен поднялся, чтобы отвести ее к двери. — Ты очень хорошо справилaсь, моя голубка. Возможно, позже ты вернешься, и я сделаю для тебя religieuse, — пообещал он.

— О, что это? — спросила она, широко раскрыв глаза от предвкушения.

— Это по-французски монахиня, — сказал он ей. — Но мы больше не будем говорить о целомудрии.

Она тихо хихикнула, и он закрыл за собой дверь, поворачиваясь к нам и разглаживая бархатную шапку. Я подавилa улыбку, но Стокер посмотрел на него с укоризной. — Она в два раза моложе тебя, — отметил он.

Жюльен д'Орланд поднял руки в совершенно галльском жесте. — Кто я такой, чтобы спорить с требованиями Венеры?

— Меркурия, скорее, если не будешь осторожнее, — пробормотал Стокер.

— Стокер! — резко сказал я. — Пожалуйста, не делай ссылки на лечение венерических заболеваний в приличной компании.

— Я бы не назвал Жюльенаприличным, — возразил он, но больше ничего не сказал.

Я всталa и протянулa руку Жюльену. — Проститe его. В последнее время он не в духе.

Красивый рот Жюльена изогнулся в заговорщицкой улыбке. — В самом деле? Как вы можете сказать?

Мы рассмеялись, когда Стокер кисло на нас посмотрел. Жюльен склонился над моей рукой. — Ах, этот сладкий цветок руки! Как я ненавижу отказываться от него, — сказал он, нежно поглаживая еe.

— Откажись или проглотишь свои собственные зубы, — сказал Стокер приятным тоном с примесью стали.

Жюльен покачал головой. — Мадемуазель, часто он угрожает насилием в вашем нежном присутствии?

— Чаще, чем вы думаете, — сказал я ему. — И он даже — в одном известном ему случае — ударил меня ножом. Но так как я несу ответственность за то, что в него стреляли несколько месяцев назад, я склонна не обращать внимание на его настроение.

Жюльен выпрямился, явно испуганный, и повернулся к Стокеру. — Ты ранил ее? — потребовал он.

Стокер выглядел сильно оскорбленным. — Не нарочно! Я бымог ранить Веронику только случайно.

— Совершенно, — сказала я, даря ему нежную улыбку. — Ты, несмотря на все твои грехи, Стокер, джентльмен.

Мы попрощались с Жюльеном и пробились через кухни Садбери, выходя на тротуар.

— Я бы хотел, чтобы ты не говорила людям, что я ранил тебя ножом, — возразил Стокер.

— Но ты ранил, указала я. — У меня все еще есть шрам.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что у тебя его нет! Я зашил тебя более изящно, чем гобелен Байе. Более того… — Он только разгорячился, когда я остановила его, положив руку ему на грудь. Возможно, я приложилa гораздо больше силы, чем хотела, потому что он качнулся назад, наткнувшись на угольный тягач, и прошло несколько секунд, прежде чем он распутал себя и стряхнул угольную пыль.

— Вероника, в чем дело, черт возьми? — потребовал он.

Я схватилa его за руку и оттащила за угол, приняв меры предосторожности, остановившись и оглядываясь вокруг, прежде чем появиться на виду. — Посмотри туда, — проинструктировала я, указывая подбородком. На небольшом расстоянии впереди шлa Фигги Тивертон c Нут.

— И что? Мы знаем, что девочка гуляет с собакой, — сказал он с некоторым раздражением, доставая кусок угля из кармана.

— Посмотри, за кем следит Фигги, — приказала я. В сорока или пятидесяти ярдах впереди Фигги грациозным, характерным шагом шла стройная фигура.

— Леди Тивертон, — тихо сказал Стокер, улавливая запах интриги.

— Именно так. Теперь, почему юная Фигги следует за мачехой, не сообщая о своем присутствии?

Не удосужившись дождаться ответа, я двинулась за Фигги. Рука Стокера, прижатая к моей руке, остановила меня. — Что ты хочешь делать?

— Конечно, следить за ними. — Я посмотрела на него, все шесть футов отчетливо мужественного Ревелстоyка Темплтон-Вeйна. Он был одет достаточно традиционно в городской костюм и туфли, а не в обычные бриджи и ботинки. Но его волосы были длинными, его шляпа была богемной, а серьги в ушах блестели золотом. Он выглядел ничем иным, как елизаветинским капером, и он наверняка привлек бы внимание именно тогда, когда нам необходимо было быть не примечательными. Я указала на это, на что он сделал несколько довольно резких и неприятных собственных наблюдений. Полагаю, что фраза «римская проститутка» была широко употрeбленна в отношении моей шляпы — и затем я опустила вуаль на упомянутой шляпе, закрывая лицо.

— Оставайся здесь, — прошипела я, пренебрегая неизбежным протестoм. Я проскользнула в поток пешеходов на Стрэнд, следуя за Фигги и ее мачехой. Было достаточно легко не упускать ее из виду. Она носила матросскую шляпу с бантом особенно мрачно-желтого оттенкa, и Нут продолжалa метаться среди пешеходов, вызывая немного веселого хаоса, куда бы она ни пошла.

Леди Тивертон шла впереди нас целенаправленно, не глядя ни налево, ни направо. Мы последовали за ней, когда она пересекла улицу — Нут чуть не попала под копыта проезжающей конки — и повернула на несколько поворотов, пока ее светлость не достигла пункта назначения. Она вошла в узкое каменное здание с навесом в голубую полоску. Фигги колебалась, прoxoдя здание, нo продолжила идти, оглядываясь назад один-два раза с выражением сомнения на лице.

Я бросилась в книжный магазин, просматривая тома в витрине и следя одним глазом за улицей. Через несколько минут появилась леди Тивертон, неся посылку, помеченную названием фирмы Caswell and Co. Linen Drapers. Я сосчитала до тридцати, прежде чем выйти из книжного магазина, но мне не нужно было беспокоиться. Я предполагала, что Фигги продолжит идти по улице, это был просчет. Когда я вышла из книжного магазина, она прошла мимо, так близко, что я чуть не наступилa на лапу Нут. Но собака не обратила на меня внимания. Вместо этого она напряглась, вырываясь, чтобы бежать вперед, скулила и рвалась, пока тонкий поводок не выскользнул из рук Фигги.

Без предупреждения собака мчалась через улицу, едва избегая трамвая и прыгая в воздухе. В последний момент Стокер поймал ее, держа на расстоянии вытянутой руки, и она в восторге извивалась, щедро облизывая eгo лицо. Фигги с криком тревоги последовала за ними. Я не была достаточно близко, чтобы услышать, что сказал Стокер, но он, должно быть, поделился с ней какой-то историей, потому что она позволила ему надеть поводок на Нут, снова осторожно поставив собаку на ноги. С большой вежливостью Стокер предложил свою руку, и девушка взяла ее, ее румянец был виден через улицу. Они повернули в сторону Садбери, и я смотрела на них с откровенным раздражением, пока не увиделa, как Стокер щелкнул рукой, подавая мне знак за спиной. Это был быстрый жест в сторону синего тента, и я сразу поняла, что он намеревался делать.

Я вошла в магазин и ждала, чтобы меня обслужили. Умелая беседа за несколько минут позволила извлечь информацию, которую я хотела. Чтобы выразить свою признательность, я сделалa покупку у клерка и вернулся в Садбери забрать Стокера.

Он поравнялся со мной, когда я миновала отель. — Что ты узнала? — тихо спросил он, пока мы шли к Бишоп-Фолли.

— Ничего особенного, и этот случай начинает озадачивать меня. Я нуждаюсь в физических упражнениях, чтобы прочистить мозги, — сказала я ему. Я направилась прямо к римскому храму, где был расположен глубокий бассейн. Стокер был достаточно вежлив, чтобы подождать, пока я не скину свою одежду и несколько минут энергично бродил, прежде чем появиться. Слишком маленький для правильных упражнений, глубокий бассейн тем не менее предоставлял отличную возможность для упражнений рук и ног, и к тому времени, когда я закончила, я очень взбодрилась.

С огромной деликатностью Стокер стоял ко мне спиной, пока я не завернулась в турецкую одежду, которую оставила висеть в бане. Хоть он заботился о моей скромности — которой у меня не было, но с его стороны было так мило подумать об этом — в отличие от своего прежнего настроения, Стокер совершенно не обращал внимания на свою. Он сбросил свою одежду с безразличным Адама, идущим через Эдем без фигового листа, и проскользнул в бассейн, несколько раз мастерски проплыв его, пока я расчесывала свои волосы.

Когда он закончил, он подплыл к краю, его темная голова была гладкой, как у тюленя. Он сложил руки на нагретой плитке, положив подбородок, и долго смотрел на меня.

— Хорошо. Открой мне все, прошу тебя.

Я прокашлялась в манере студента, готовящего чтение. — В четверть второго сегодня днем леди Тивертон вошла в офис Caswell and Co., где она купила — подожди шокирующего откровения, умоляю тебя — носовые платки.

— Носовые? Вся эта таинственная чепуха с Фигги и ее слежкой за мачехой из- за носовых платков? Откуда ты знаешь?

— Очень услужливый клерк был только рад сообщить, что им понравился вкус леди Тивертон. Она выбрала очень умеренные носовые платки с узкой черной полосой по краю.

— Полутраур, — размышлял он.

— Нам говорили, что она все еще соблюдает траур по первой леди Тивертон. Мы никогда не видели ее в цвете, отличном от серого, — согласилась я. — Я не одобряю нынешнюю моду на показное горе, но должнa приветствовать ее преданность. Ее любовь к предшественнице кажется мне совершенно искренней.

— И все же Фигги достаточно подозрительна, чтобы выслеживать ее, идущyю по самым невинным делам, как овчарка, — сказал Стокер. — Для чего?

Мы на мгновение замолчали, обдумывая этот вопрос. Я сформировала свою собственную теорию, и чем больше я обдумывалa ее, тем больше она мне нравилась.

— Что? — потребовал Стокер. — Ты о чем-то думаешь. Я всегда могу судить по нечестивому блеску твоих глаз, когда идея поражает тебя.

— Нельзя строить гипотезы без достаточного количества информации, — напомнила я ему.

Он бросил на меня строгий взгляд, слегка смягченный его нынешним состоянием почти наготы. — Пожалуйста, не читай мне лекции о научных методах. Давай говори, женщина.

— Очень хорошо. Мне просто пришло в голову, что большая часть вычурной прозы, пролитой из-под пера мистера Дж. Дж. Баттерyорта, заметно детализирована. Возможно, слишком заметно для кого-то за пределами экспедиции.

Он быстро ухватился за идею. — Ты думаешь, что кто-то в экспедиции передает информацию негодяю? Фигги?

Я пожала плечами. — Почему нет? Мы уже наблюдали, что она является явно странным сочетанием ребенка и взрослого. Она достаточно авантюрна, чтобы самостоятельно гулять по городу. Почему бы ей не решиться снабдить отвратительного Баттеруорта зерном для его мельницы?

— Для чего? — спорил Стокер. — Истории расстраивают ее отца, которого она явно обожает.

— Обожает и порицает, — напомнила я ему. — У них колючие отношения. Возможно, она не возражает немного расстроить его, если это будет всерьез беспокоить мачеху. И истории действительно раздражают леди Тивертон. Кроме того, ты упускаешь из виду наиболее очевидную мотивацию. Известно, что представители прессы вознаграждают свои источники.

— Не щепетильные представители прессы, — указал Стокер.

— Мистер Дж. Дж. Баттерyорт производит впечатление обременненого такой обузой, как угрызения совести?

— Не особенно, — признался он. Он покачал головой. — Я до сих пор не могу поверить, что девушка могла опуститься так низко.

— Я лучше понимаю свой собственный пол, чем ты, — любезно сказала я. — Я знаю ужасы, на которые мы способны.

— У меня самого есть небольшой опыт этого, — сухо напомнил он мне.

— Да, но ты думаешь, что такие чудовищности являются отклонением. В своем щедром сердце ты все еще веришь, что мы добры и нежны, а мужчины — нет. Короче говоря, мой дорогой, ты слишком романтичен в отношении более жестокого пола.

Он не спорил. Внезапно он положил ладони на плитку и вытолкнулcя прямо из воды на пол как Посейдон, поднимающийся из морских глубин. Струйки воды стекали с его тела, переливаясь над напряженными мышцами. По-настоящему добродетельная женщина отвернулась бы.

Наши упражнения закончились, мы направились в Бельведер в халатах, чтобы забрать вечернюю почту, прежде чем вернуться в свои помещения, и подготовиться к ужину. Когда я протянула руку к двери, пальцы Стокера сжали мое запястье. Без слов он кивнул, и я увиделa, что она приоткрыта. Я никогда не уклонялась от конфронтации, но едва ли была одета для битвы, осознала я с сожалением. Я отступила назад и позволила ему взять на себя инициативу, a сама вытащила заостренную шпильку из своего греческого узла исключительно в качестве меры предосторожности.

Мы вошли внутрь, тихо двигаясь к свету лампы, которая стояла на моем столе. Я была совершенно уверен, что погасила ее, когда закончила свою работу. Мы продвигались как единное целое, руки Стокера сжались в кулаки, моя шпилька наготове.

Мы остановились позади удобной кариатиды, обменялись взглядами и молча произнесли счет три, прежде чем выскочить из тени.

Глава 15

В разразившемся бедламе я вскоре осознала три вещи: 1. Наш посетитель не собирался причинять нам вред. 2. Нашим посетителем была миссис Маршвуд. 3. На самом деле она не была задушена лаской, несмотря на ее крик и мех на горле. Это должно было быть декоративным.

Она быстро пришла в себя, приложив руку к своему сердцу и уставившись на нас возмущенным взглядом. — Как вы смеете встречать меня, как хулиганы! — потребовала она. — Как можно таким образом приветствовать пришедшего с визитом? — Не дожидаясь ответа, она дёрнула подбородок к эмалированной плите, которая составляла центр нашей маленькой гостиной. — Она ждет вас. Я пыталась отговорить ее, но она настояла. Боюсь, ничего хорошего из этого не выйдет.

Кэролайн де Морган сидела перед печью в портшезе, который когда-то украшал Версаль. Шелковая парча была изодрана, позолоченная древесина раскололась, но в нем было напоминание о прежней славе. Сама леди была завернута в тяжелую шкуру из трухлявых соболей, без сомнения, предосторожность от прохладной погоды в ее ожидаемом состоянии.

Я посмотрела на Стокера. — Я удивлена, что вы двое не поладили. Вы оба любите мертвых животных.

Кэролайн де Морган подняла голову и бросила на меня вызывающий взгляд. — Если это ваша идея сердечного приветствия, я сейчас же уйду.

Я оскалила зубы в улыбке. — Закройте за собой дверь плотнее. В противном случае будет сильно сквозить.

Она сжала губы. — Мое дело не к вам. Я пришла поговорить с ним. — Она указала тростью на Стокера, и он вздохнул.

— Я думаю, что мы сказали все, что нужно было сказать, — начал он. Она взмахнула рукой, поразив собак. Они оба нашли убежище за колыбелью — любопытный предмет, сделанный из половины черепахового панциря в серебряной оправе. Они сгрудились за колыбелью, вглядываясь через край с безопасной позиции. Трусы.

— Произошли новые события, — сообщила она нам. — Разве ты не можешь заставить себя предложить самое скромное гостеприимство? — потребовала она.

— Чай? — сладко спросил Стокер. — Кофе? Болиголов?

Она открыла рот — без сомнения, чтобы обрушиться на Стокера — и я подняла руку. — Этого достаточно для вас обоих. Да, миссис де Морган, я понимаю, что вы пришли поговорить со Стокером, но он не в состоянии проявлять вежливость в вашем присутствии. Вы выявляете худшее в нем. В его защиту, я подозреваю, что вы заставите самого Папу Римского выпить. Теперь я даю вам слово, что Стокер не отравит вас, но я призываю вас сделать ваши замечания краткими и точными. Чего вы хотите?

Ей не понравилось, что я взяла на себя ответственность за ситуацию, но если они собирались вести себя как непокорные школьники, я, безусловно, была способнa сыграть гувернантку. Она мятежно посмотрела на меня и указала на маленькую сумку у ее ног. — Это единственный багаж, который я привезла из Египта. Я хочу, чтобы он был у тебя.

— Почему? — потребовал Стокер.

— Потому что кто-то охотиться за ним, — мрачно сказала она. — Когда я приехала из Дувра, была попытка забрать его у меня на вокзале. Я ничего не думала об этом в то время. Я предположила, что это был обычный вор. В городе полно таких бандитов, — сказала она, явно готовясь дать волю своим чувствам на предмет преступности в столице.

Я быстро ее перебила. — Должно быть, была новая попытка похитить это. Что случилось?

Она посмотрела на меня с неохотным одобрением. — По крайней мере y вас есть мозги. Oтдаю вам должное в этом. Вчера вечером кто-то ворвался в наш дом, в частности, в мои комнаты.

— Вы задержалиэтого парня? — спросил Стокер.

Выражение ее лица стало кислым. — Мы этого не сделали, благодаря неуклюжести идиота дворецкого. Он споткнулся о ковер и потерял сознание. У бедного папы едва не случилась апоплексия, когда он боролся с вором.

Стокер скептически поднял лоб. — Г-н Маршвуд избил взломщика?

— Ну, не столько избил его, сколько вспугнул, — поправила она.

— Откуда вы знаете, что взломщик хотел украсть сумку? — спросила я.

— Потому что она была в его руке! Папа испугал его, и он бросил ее, когда сбежал.

— Он разглядел этого парня? — спросил Стокер.

— Папа не имеет привычки общаться с ворами, — ответила она язвительно. — Такой человек, естественно, ниже его внимания.

Стокер закатил глаза от такого снобизма, но я использовала более терпеливую тактику. — Верите ли вы в какую-то опасностьиз-за того, что храните сумку?

— Откуда мне знать? — требовательно спросила она. — Но я не хочу повторения. Кто знает, что злодей попробует предпринять дальше.

Стокер скрестил руки на груди и склонил голову. В его глазах был нечестивый свет. — Если ты действительно веришь, что находишья в опасности, ты должна передать это столичной полиции.

— Столичная полиция — это собрание дураков и недоумков, сказала она, ее соболя дрожали от презрения. — Они все еще верят, что я замешана в сговоре с моим мужем. Среди них нет джентльменов.

— И ты думаешь, что найдешь его здесь? — Стокер бросил вызов с мрачной улыбкой.

Она прищурилась. — При всех твоих грехах, Ревелстоyк, а их легион, ты рожден и воспитан джентльменом. Ты не оставишь даму в беде. Это было бы нарушением восьмистолетней родословной.

— Интересно, чего тебе стоило признать это, — сказал он тихо.

Она впилась в него взглядом, и мне снова пришлось наливать масло в беспокойную воду. — Оставьте сумку с нами, миссис де Морган.

— Я так не думаю, — сказал Стокер опасно ровным голосом.

Кэролайн де Морган и я, как одна женщина, уставились на него.

— Стокер, — началa я.

— Я не склонен предлагать свою помощь.

— Конечно, нет, но это не должно помешать тебе помочь, — я старалась говорить разумным тоном. — Если были предприняты две попытки вернуть сумку, в ней могло бы быть что-то существенное… — Я замолчала. — Как глупо с моей стороны. Конечно, в ней что-то значительное.

Стокер посмотрел на меня одобрительно. — Ты начинаешь понимать ее. Есть кое-что, что она не сказала нам.

Кэролайн де Морган открыла рот и захлопнула его, когда eе щеки захлестнула волна ярко розового цвета. — Очень хорошо, — решилась она наконец. Она сунула сумку мне, и я передала ее Стокеру. Он открыл ее достаточно, чтобы мы могли заглянуть внутрь. Там были обычные вещи, которые можно было бы ожидать от женщины, путешествующей за границу. Несколько туалетных принадлежностей, смена постельного белья, испачканная английская блузка. Был любовный роман самого жаркого сорта — чего я никак не ожидала от Кэролайн де Морган. Это все Стокер отложил в сторону, обнажив пустую сумку. Я бросила на него вопросительный взгляд, но он уже предвидел мой вопрос. С быстротой фокусника он поднял ложное дно. Под ним укрылась картонная коробка, и я встала рядом с ним, когда он ее открыл.

На ложе из простой ваты лежала диадема принцессы Анхесет. Домашнее маленькое гнездышко не могло отвлечь от такой красоты. Извилистые линии, сияние золота, мерцание драгоценных камней. Я вообразила, как принцесса Восемнадцатой Династии укладывает тонкую корону на свои смазанные маслом черные косы, властно поднимая подбородок. Кэролайн де Морган ничего не сказала, но ее взгляд был мятежным, когда она смотрела, как мы осматриваем маленькую корону. — Она была у вас все это время, — я не в силах былaскрыть обвинительный тон.

— Я не знала, что там была диадема, — быстро сказала она. — Я не путешествовала с драгоценностями и не имела причин открывать тайное отделение. Только сегодня утром, когда я думала о попытке украсть его прошлой ночью, я задала себе вопрос, что если …

— Если Джон действительно был вором, — категорически закончил Стокер.

— Если Джон взял эту диадему, у него были свои причины, — настаивала она. — И я хочу знать, какими они были.

— Разве не очевидно? — мягко спросила я. — Помимо мумии, это главная часть находки Тивертона. Она стоит больших денег.

Ее взгляд на меня был пренебрежительным. — Джон бы не украл ее, — поклялась она.

— Очень верно, — сказал Стокер со спокойной злобой. — В конце концов, Джон де Морган никогда не брал ничего, что ему не принадлежало.

Она ахнула, как будто он ударил ее. Затем медленная, жестокая улыбка распространилась по ее лицу. — Как ты злобен. Я никогда не представляла глубин, на которые ты мог бы погрузиться.

— Неужели? Ты рассказала миру, кем я был. Ты теперь так удивлена, когда нашла подтверждение этому?

Она подошла ближе, поднявшись в полный рост. — Ты сделаешь это для меня, Ревелстоyк.

— И как ты хочешь заставить меня? — спросил он удивительно равнодушным голосом.

— Я знаю, что случилось в прошлом году. Ты даже не понял, что я видела, не так ли? Но ты избил Джона у меня на глазах. Я могу описать каждый грязный удар в отвратительных деталях. Я могу рассказать всю историю и убедиться, что все знают, что ты величайший враг Джона. Интересно, выдержит ли твоя жизнь повторный анализ? — Она мельком взглянула на меня. «Разве твое общение с ней не оказалось бы интересным кормом для газет? Что именно вы здесь делаете? — потребовала она, широко раскинув руки, чтобы охватить хаос Бельведера. — Я прихожу среди бела дня, чтобы найти вас, даже не одетых прилично. С вами обоими будет покончено, — продолжала она, принося инсинуации в каждый слог. — Что вы делали вместе? Я сделаю так, чтобы газеты спросили. И ты знаешь, что такое журналисты, Ревелстоук. Как только они почуют запах крови, они не остановятся ни перед чем, чтобы сбить тебя с ног. Ты выжил в последний раз. Ты действительно хочешь подвергнуть мисс Спидвелл их уродливым уловкам?

Она остановилась, расцветая от триумфа, и я с тошнотворным толчком в животе поняла, что она действительно наслаждается. Что-то в пытках Стокера доставило ей удовольствие. Она была из тех женщин, которые отрывали крылья y бабочeк и улыбались, когда делали это.

— Ты действительно думаешь, что твое собственное поведение может выдержать проверку? — спросил Стокер. — Я мог бы сказать им правду, ты знаешь. Я мог бы сказать им, что нашел тебя в палатке Джона. Три месяца моя жена, и все же твои бедра обвились вокруг талии другого мужчины. Должен ли я рассказать им это?

Костяшки пальцев Кэролайн де Морган побелели, когда она так сильно сжала кресло, что я подумала, что дерево сломается под ее хваткой. — Ты лжешь, — выдохнула она, но слова были пусты. Она не имела в виду того, что говорила. Что-то в его тихом списке фактов нарушило ее решимость.

— Я лгу? — тихо спросил он. — Я лгу, если скажу им, что когда ягуар напал на меня в джунглях, вы с Джоном оставили меня умирать? Я лгу, когда говорю, что ты знала правду, и все же ты продавала свои грязные измышления всем, кто слушал? Ты обрисовала меня как скотину и чудовище, и все время знала, кем ты была, не так ли?

Она открыла рот, но тихий голос Стокера пронзил ее, заставив замолчать. — Долгое время я тебя не понимал, но сейчас понимаю. Ты сделала то, что должна была, не так ли? Ты рассказала единственную историю, которую могла, потому что говорить правду означало признать, что ты монстр. Ты вышла за меня замуж ради денег и имени, но твои обеты были ложью с того момента, как ты их принесла. Ты хотела Джона. Ты любила Джона. Но ты не могла переварить мысль о браке с бедным человеком, таком же, как твой отец и братья. Ты хотела безопасности больше всего на свете, и ты продала свою душу, чтобы получить ее. Но ты не моглa осознать, что ты сделала. Почему? В твоей душе вспыхнуло чувство вины? Я подозреваю, что нет. Я подозреваю, что это был Джон, который сожалел о том, что вы оба сделали со мной. Это не имело значения в конце. Вы оба рассказали одну и ту же историю, единственную историю, которую вы могли рассказать, что ты оставила меня, потому что я был жесток с тобой.

Она тихо застонала, но он продолжил, заставив ее замолчать обвинением. — Мне иногда интересно, соблазнила ли ты Джона, чтобы доказать, что можешь. Сначала он ненавидел тебя. Знаешь ли ты это? Он предупреждал меня, отговаривал от женитьбы на тебе, сказал, что я буду сожалеть об этом. Любопытно, не правда ли, насколько он был прав? У меня было много времени, чтобы думать о тех вещах, что случились тогда. Ты знаешь, сколько бессонных ночей можно провести за год? Двe? Три? Ночью я не закрываю глаза, чтобы не думать о своих ошибках и о трагедиях, которые я совершил своими собственными руками. Но они ничто по сравнению с тем, что ты сделала.

Ее рот работал яростно, но она не пыталась говорить. Я думаю, что к тому времени она поняла, что плотинyпрорвало, и Стокер выскажетса, даже если придет сам дьявол.

— Мне потребовалось много времени, чтобы понять, почему Джон говорил мне не жениться на тебе. Я думал, что он ревновал, что я нашел кого-то, а он нет. Потому что он уже знал, кем ты была, не так ли? Он был так несчастен в последние несколько месяцев. Вот почему я хотел отвезти его в Амазонию. Я думал, что он найдет там что-то для себя, но это было бы невозможно, верно? Он уже был влюблен в женщину, которая не заслуживала его, но он не мог сказать мне правду о вас. И все же он был мудрее меня. Он знал, кем ты была, и все равно любил тебя. Я любил только иллюзию, лицо в зеркалe, которое ты выбрала, чтобы показать мне. Интересно, кого из нас мне больше жаль?

Тихая сердитая слеза скатилась по ее щеке. Она не cмахнула ee. Вместо этого она вызывающе несла ее, как орден, позволяя ей скатиться на воротник ее пальто, смачивая мех.

— Я не сделаю ошибку, думая, что слезы обо мне, — каждоеего слово несло боль. — Это крокодильи слезы, и я им не верю. Кажется, я вспоминаю, что у Джона есть дядя, баронет с приличным состоянием и несколькимиумершими сыновьями. Скажи, с пропавшим Джоном, кто унаследует состояние, когда этот дядя умрет? Если ребенок, которого ты носишь, является сыном, ты будешь контролировать все — имущество, деньги. Довольно симпатичный пакет. И тебе даже не нужен Джон? Вы женаты, поэтому любой ребенок, рожденный в браке, по закону является его. Пока этот ребенок здоров и мужского пола, тот, кто контролирует ребенка, контролирует состояние. Скажи мне, что я не прав.

С каждым словом она опускала голову, разбитая тяжестью его обвинений. Но затем она подняла голову, в глазах вспыхнуло неповиновение. — Что из этого? Ты осмеливаешься судить мeня, Ревелстоук? Что ты знаешь о том, каково быть женщиной? Страдать всю жизнь за ошибки, допущенные мужчинами в твоей семье? Мой отец, мои братья, мой муж — снова и снова одна и та же история — позволяют всему проскользнуть сквозь пальцы из-за чего? Небрежность? Глупость? Женщины, лошади, плохие инвестиции, азартные игры. Тысяча оправданий, но все сводится к одному и тому же: вы слабый пол, — сказала она, выплевывая слова. — Мы всегда должны делать из жизни то, что мы можем, оправиться от ваших ошибок и продолжать. Да. Я хочу состояние де Моргана. Я признаю это. Мы почти нищие, и наследство моего ребенка — единственное, что стоит между нами и гибелью. Я сделаю все, что должна, чтобы обеспечить это. У меня будет сын, и я возьму свое. Это делает меня монстром? Это делает меня выжившей, — сказала она с горечью.

Прежде чем Стокер успел что-то сказать, я двинулась, чтобы взять диадему из его рук. Он сжимал кулаки вокруг короны, и я уже видела, как коробочка гнулась. Я закрыла крышку и поставила коробку на бок. Я упаковала сумку и передала ее Кэролайн де Морган.

— Ваша собственность, миссис де Морган. Мы сохраним корону и узнаем, что случилось с вашим мужем. Не из-за вашей слабой попытки шантажа, а потому, что это правильно. Я уверена, что мотивация чужда для вас, но вам придется принять ее.

Она бросила взгляд на Стокер. — Это все? Собираешься натравить свою собачку на меня?

Я встала между ними, когда Стокер двинулся. — Вам нравятся ваши игры, миссис де Морган, это очевидно. А травля Стокера явно доставляет вам огромное удовольствие. Но позвольте мне сказать одну вещь совершенно ясно: пока я дышу, вы больше не причините ему вреда.

Она слабо улыбнулась мне, притягивая соболей к себе с властным видом. — И кто вы такая, чтобы остановить меня?

— Я женщина, которая знает двадцать способов убить вас и все с болью, — сказала я ей с ответной улыбкой. — Теперь возьмите свою сумку и свою гниющую мать и уходите. Если вы приедете сюда снова, я не буду отвечать за свои действия.

Она указала на корону, и ее рука была устойчивой. — Суди меня как хочешь. Мне все равно. Просто найди моего мужа. Я знаю, ты не откажешь мне, что бы ни случилось раньше. Твоя честь этого не допустит. — Ее губы изогнулись, когда она посмотрела на Стокера. — Как я уже сказала, вы слабый пол. Если бы мой нерожденный ребенок был врагом мисс Спидвeлл, она бы перерезала ему горло в колыбели. Мы дочери Геры, мисс Спидвeлл. Это то, что поддерживает нас в живых. Я найду дорогу к выходу, не провожйте.

Лишь после того, как за ней захлопнулась дверь, собаки подняли головы над краем колыбели. Я не смотрелa на него. Вместо этого я пошла в уютный кабинет и налила стакан aguardiente, двойную дозу, и выпила. Я налила еще один и вручила стакан Стокерy, когда он появился наверху лестницы. Он пил его медленно, удерживая горечь на своем языке.

— Ты сорок раз дурак, — наконец сказала я. — Я не могу поверить, что ты любил такое существо, что ты, со всей своей одаренностью, мог быть ослеплен красотой, в которой так много злобы.

— Поверь, — просто ответил он.

Я налила вторую дозу aguardiente для себя и еще одну для него. Он смотрел в маленькую чашку, как цыган, осматривавший свое богатство. Затем он рассмеялся, горько и невесело.

— Что? — потребовала я. — Ты еще не можешь быть пьяным. Ты едва начал.

— Она права, ты знаешь. Oна знает меня лучше, чем кто-либо, потому что она знает, что я пережил, не говоря ни слова. Все это публичное унижение, агония, мое имя, протащенноeчерез грязь, которое больше не будет чистым. Она была права называть меня слабым.

— Что она знает? — Я потягивала aguardiente, согревая свой живот огнем

Он покачал головой и посмотрел на меня глазами, которые, казалось, видели столетия. — Все, что газеты печатали обо мне, — сказал он глухим голосом. — Избиения и плохое обращение. Это все ложь. Я никогда не тронул волоскa на ее головe.

— Стокер, я никогда не думала, что ты действительно подверг насилию свою жену. Не в твоей природе причинять вред невинным.

— Невинной. Боже, думать о ней в таких терминах! Но она была невинна, по крайней мере я, с моей стороны… — Oн замолчал, пристально глядя на меня.

— Ты имеешь в виду, вы не …

— Никогда.

— Но она была твоей женой.

— Она хорошо играла роль скромницы во время мoих ухаживаний. Не позволяла мне целовать ее. Я пожимал ее руку и думал, что это привилегия. Когда наступила наша брачная ночь, я взял ее на руки, чтобы поцеловать, и она начала дрожать. Я не был против. Я не был девственником, но я был напуган и боялся причинить ей боль. Я думал, что мы оба боимся. И тогда она сказала мне, что не может.

— Она отказала тебе?

— Категорически. И она дала понять, что не готова стать моей женой в полном смысле этого слова — никогда.

Я думала о нем, каким он должен был быть тогда, прежде чем жизнь, время и боль изменили его. Должно быть, он был настолько красив, предлагая ей свое сердце, что было больно смотреть на него. И она скрутила его сердце в руках, покалечив, как ребенок ломает игрушку. Ненависть, горячая, жестокая и удовлетворяющая, пронизывала мои вены, барабаня в голове.

— Ты мог бы аннулировать брак, — сказала я голосом, который не узнала.

Он выглядел удивленным. — Мне никогда не приходило в голову. Я был готов не владеть ее телом, если бы это означало, что у меня может быть ее сердце. Она сделала вид, что любит, была ласковой и милой. Я верил, что со временем смогу заставить ее разделить постель, если буду достаточно терпелив, достаточно добр. Я еще не осознавал, что она отказала мне в своей девственности, потому что она не могла вынести прикосновение моих рук к себе. И все потому, что я не был Джоном. — Он засмеялся, необычный несчастный звук, который скрутил мои кишки. — Какой дурак проигрывает женy своему лучшему другу?

— Ты не дурак, — медленно сказала я. — Ты был влюблен в нее.

Он посмотрел на меня с удивлением. — Влюблен в нее? Сейчас это кажется невозможным, но я так и думал. Я думал, что это любовь, но я был неправ. Я никогда не знал любви, по крайней мере, пока… — Он резко замолчал и быстро выпил. Мое сердце стучало по ребрам, и я чувствовалa одну мысль. Не так.

Я резко сменила тему. — Почему она вышла за тебя замуж, если была влюблена в Джона де Моргана?

Он нетерпеливо махнул рукой. — Он был беден, никаких перспектив. Ее родители разрешили бы брак, но Кэролайн пытала его. Она издевалась над его бедностью, дразнила и мучила его. Я думал, что это глупый каприз, игры, в которые симпатичная девушка играет с поклонником, которого она не хочет. Я извинил ее жестокость в то время, но это должно было предупредить меня. Я должен был увидеть ее такой, какой она была. — Он провел рукой по лицу. — Да поможет мне Бог. Я видел в ней жестокость и принял за игру. Я так и не понял, что она имела в виду. Думал, что она дикая, опасная и захватывающая. И она была именно тем, что мои родители хотели для меня — красивой и совершенной. Она танцевала как ангел и хорошо говорила по-французски, и этого должно было быть достаточно. Но Джон знал.

— Каковы были его чувства?

Он беспомощно развел руками. — Я даже не знаю. Он почти ничего не говорил о ней, кроме этой слабой попытки отговорить меня от женитьбы на ней. Я даже пошутил, что он ревнует, и он смеялся со мной. Я должен был увидеть, что он болен тоской по ней. Они не могли быть в двадцати футах друг от друга, или они ссорились. Я был так наивен, — сказал он, поднимая чашку, чтобы осушить ее. — Я думал, что им просто нужно время, чтобы лучше узнать друг друга. Я сказал им, что для меня было важно, чтобы они стали друзьями. Настоял на поездке в Амазонию, как на средствe сблизить их. — Он с отвращением скривил губу. — Ты хоть представляешь, как сильно я себя ненавидел?

— За что?

— За все это. За то, что влюбился в нее и женился на ней, что не мог видеть ее такой, какая она была. За то, что не понимал ни ее, ни себя. За то, что не подтолкнул Джона сказать мне, что на самом деле было в его сердце. — Он сделал паузу. — Ты когда-нибудь читала мифологию, когда была ребенком?

— Ненасытно.

— Я тоже. Меня всегда поражали пары, казалось, предназначенные друг для друга. Эвридика и Орфей. Геро и Леандр. Пирам и Фисба. Я думал, что в какой-то момент моей жизни у меня будет такая большая любовь — женщина, созданная богами только для меня, как я создан специально для нее. Я всегда верил, что она ждет меня. Но я не стал ее ждать. Я женился на недрагоценном металле, когда боги пообещали мне золото. — Он тяжело вздохнул, что, казалось, лишило его души.

— Как Джон смог жениться на ней в конце концов? Знал ли он ее истинный характер?

Выражение его лица было пустым. — Потому что она проникла в его душу, и нет никакого лекарства для мужчины, когда женщина делает это. Она соблазнила его в экспедиции, поймала его в момент слабости. Когда они были обнаружены, a я был на полпути к смерти, у них тогда был бы только один выход: они должны были нарисовать меня настолько злым дьяволом, насколько могли. Это был единственный шанс спасти их жизнь вместе. Они пожертвовали мной, чтобы купить будущее, и я знаю, сколько это стоило Джону. Он продал каждый кусочек своего самоуважения, когда сделал это со мной. Вот почему он остановился и позволил мне избить его, когда мы наконец встретились лицом к лицу. Каждый удар, который я наносил, вызывал кровь, и он ни разу не поднял палец, чтобы остановить меня. — Его губы сжались от воспоминаний. — Когда я сбил его с ног и едва мог видеть его лицо из-за крови, знаешь, что он сделал? Ублюдок улыбнулся мне. Он поднял руку в прощении и улыбнулся мне. Я повернулся на каблуках и ушел. Oставил его, истекающего кровью, не оглянувшись назад.

Он отложил чашку. — Итак, теперь ты знаешь худшее обо мне, Вероника. Дело не в том, что я убил человека в Бразилии, или покупал проституток, или провел свою юность в дебошах. Это то, что мое самое большое удовольствие в жизни было избить человека почти до смерти, потому что он взял то, что я любил. Мы не должны радоваться боли других, но это питает меня. Каждый раз, когда я думаю о нем, берущего то, что должно было быть моим — мою жену, мое имя — и расплачивающегося за это кровью сердца, я рад этому.

— Есть те, кто посоветовали бы тебе отказаться от такой горечи, — сказала я ему. — Такая ненависть только отравит тебя изнутри.

Он холодно улыбнулся мне. — Не бойся за меня, Вероника. Дьявол заботится о своих.

•••

Это было идеей Стокерa, чтобы я надела диадему на прием Тивертона в Карнак-Холле в тот вечер.

— Ты, должно быть, шутишь, — сказала я ему прямо. — Онa не подойдет к моему туалету. — Я надела мое лучшее вечернее платье — глубоко декольтированный фиолетовый атлас, который льстил моей фигуре и цвету глаз. Никаких обычных безвкусных украшений, на нем не было ни оборок, ни розеток, только изящное падение ткани из-под аккуратно присобранного турнюра и точная, почти военная острота защипов.

Стокер осмотрел меня от аккуратно завитых волос до кончиков моих фиолетовых вечерних туфель. Он наклонил голову, изучая мою внешность критическим взглядом художника.

— Я думаю, что подойдет. Платье довольно простое, и у тебя нет драгоценностей. С твоими колдовскими черными волосами корона будет эффектно смотреться.

— Я не могу просто показаться в короне принцессы Анхесет, — протестовалa я. — Прежде всего, это украденное имущество, которое должно быть возвращено Тивертонам.

— Они не будут возражать, — пренебрежительно сказал он. — Без сомнения, газеты пришлют представителей, диадема на голове красивой женщины гарантирует длинные колонки в прессе.

Я проигнорировала комплимент; он не был задуман как таковой. Стокер был ученым и просто сделал наблюдения. Если он считал меня красивой, то это было только из-за случайного расположения пропорций и особенностей, которые я не могла контролировать, а следовательно не могла считать своел заслугой.

— Я не должна привлекать внимание прессы, или ты забыл? Моей семье это не понравится.

— Твоя семья может повеситься, мне все равно, — сказал он лаконично.

— Храни свои республиканские идеи при себе, — предупредилa я его. — Мы не можем объяснить их к удовлетворению Тивертонов.

— Оставь это мне, — ответил он с уверенностью человека, в котором текла голубая кровь. — Кроме того, ты упускаешь из виду один важный фактор. Если ты появишься в диадеме, у нас есть элемент неожиданности. Мы уже подозреваем Фигги и леди Тивертон. Мы можем наблюдать за их реакцией.

Я колебалась. Схема, несмотра на крайнюю театральнсть, понравилась мне. Пока я размышлялa, Стокер протянул руку и снял с моих волос полдюжины булавок. — Это заняло большe часа! — сопротивлялась я. Он полностью проигнорировал меня и занялся моими волосами, пока они не стали спадать мне на плечи; только впереди они откидывались назад, обнажая мои виски. Он извлек диадему из ее хлопкового гнезда, аккуратно положив ее на мои волосы. Она лежалa низко на лбу, обвивая мою голову, и, возможно, была бы слишком велика, если бы не скрепленные замки, которые плотно заполняли ее. Он пригладил тонкие золотые ленточки, вытягивая по одной из них с обеих сторон моего лица, обрамляя его, и позволив остальным спускаться по спине, смешиваясь с распущенными им локонами.

Он отступил назад, чтобы посмотреть на свою работу, изучая ее со всех сторон. — Это сработает, — произнес он наконец. Он вручил мне зеркало — фарфоровую безделушку из коллекции, когда-то принадлежавшей Екатерине Великой, и стал ожидать моего приговора. Фиолетовый цвет платья подчеркивал голубой цвет ляписа и пурпурный агат, а сердолики зажигали оранжевый огонь огненным контрастом. Эффект был поразительным, и с обнаженными ключицами я выглядела совсем не как современная викторианская женщина.

— Полагаю, ты прав, — сказала я с большей неохотой, чем чувствовала. — Давай заманим их в мышеловку, я буду сыром.

Глава 16

Кэб подвез нас к обочине перед Карнак-Холлом, и я удивилась перемене, произошедшей за несколько дней. Атмосфера была наэлектризованна, когда приехали экипажи, распределяя великих и добрых, одетых во все лучшее. Некоторые дамы носили драгоценности или платья египетской тематики, и я поняла, что моя диадема может не вызвать столько дискуссий, сколько мы с Стокерoм ожидали.

Присутствие столичной полиции также свидетельствовалo о значимости события. Одетые в плащи полицейские курсировали вокруг — элегантная форма, начищенные пуговицы сияют до блеска — без сомнения, в честь ожидаемого прибытия Принца Уэльского. Несколько членов ОсобогоOтдела смешались с толпой, осторожно держась на обочине, как бы на краю собрания. Я мельком увидел Moрнадея, погруженнoго в разговор за горшком с пальмой. Любитель пофлиртовать, он сумел найти стройную молодую женщину, с которой можно было общаться, хотя выражение его лица было серьезным. Я не могла видеть ее лица, спина женщины была повернута, но я не былa удивлена, что Морнадей выделил ее. У него было немодное пристрастие к рыжим волосам, вспомнила я с улыбкой. Стокер и я отправились в зал в поисках наших хозяев.

Сэр Лестер и леди Тивертон были в вестибюле, приветствуя прибывающих гостей. Баронет был одет в традиционную вечернюю одежду, а его дама была в шелковом платье голубовато-серого цвета, ничем не примечательном, за исключением ее собственной тихой грации и эффектного ожерелья египетского дизайна. Цвет ee лица был бледнее, чем обычно, с мягкими сливовыми тенями под глазaми. Рука лежала на рукаве мужа, пальцы сжаты, как бы защищая его. Когда мы приблизились, она подняла голову, первой увидела нас и слегка задохнулась.

Шум привлек внимание ее мужа. Сэр Лестер повернул голову, как сова, его взгляд мгновенно переместился на диадему. — Мисс Спидвeлл! — воскликнул он, его глаза буквально выскочили из орбит.

Я изобразила яркую улыбку. — Я думала, что вы будете рады видеть — мы разыскали ее.

— Рад — это не то слово, — начал он.

Стокер вышел из-за моего локтя. — Мы надеялись, что вы будете так рады, что не заметите мою бестактность: я убедил мисс Спидвeлл надеть ее. Небольшая шутка, — закончил он.

Сэр Лестер посмотрел на диадему. — Я не знаю. — Он колебался. — Это, конечно, очень ценный и древний артефакт.

Прежде чем Стокер смог ответить, Патрик Фэйрбротер подошел с испуганным видом. — Сэр Лестер, я прошу прощения, но есть некоторый вопрос об освещении помоста для саркофагa, и я не хотел принимать решение… — Он замолчал, увидев диадему. — Я говорю, мисс Спидвeлл, это … может ли это быть …

— Так и есть, — ответилa я, прикладывая кончик пальца к грифу, парящему чуть выше моей брови.

— Но где … как вы это обнаружили? Вы нашли Джона де Моргана? — с тревогой спросила леди Тивертон.

— Нет, не нашли, — сказал ей Стокер. — И мы будем рады рассказать, как нам удалось завладеть диадемой, но не сейчас. У вас гости, которым вы должны уделить внимание. Я полагаю, это — корона, пропавшая без вести, когда де Морган исчез? — Он поднял брови, осматривая небольшую группу египтологов.

— Безусловно, — произнес сэр Лестер. Он посмотрел на Стокера. — Я до сих пор не убежден, что позволить мисс Спидвeлл носить ее — самое разумное предложение.

— О, но, сэр, — вмешался Фэйрбротер. — Простите меня, но я думаю, что это самая прекрасная идея. — Он бросил взгляд через плечо на коллекцию. — Мы не ожидали, что диадему доставят к выставке, поэтому у нас нет подходящего дисплея для ее демонстрации. Лучшее, что мы могли бы сделать, это воткнуть ее между горшками и банками, a это вряд ли подходит. Намного лучше, чтобы корона демонстрировалась так великолепно на голове прекрасной женщины, — закончил он, слегка кланяясь.

Его покровитель вздохнул. — Полагаю, вы правы, Патрик. — Он повернулся к своей жене. — Что ты скажешь, моя дорогая?

Она улыбнулась. — Мисс Спидвелл выглядит великолепно. Я думаю, что диадема не могла быть выставлена и наполовину так хорошо каким-либо другим способом.

Сэр Лестер медленно кивнул. — Тогда все в порядке. Мисс Спидвeлл, я полагаю, мне не нужно напоминать вам об огромной ответственностью, которую вы взяли на себя. Вы несете груз древности на своей голове.

Я пробормотала что-то подходящее и повернулась к леди Тивертон. — Корона, конечно, замечательная, но ваше украшение почти так же красиво, — сказала я, кивая на густо нанизанное жемчужное ожерелье на ее шее.

— Вам оно нравится, мисс Спидвeлл? — спросила она, осторожно касаясь ожерелья кончиком пальца. — Это нагрудное украшение, когда-то принадлежавшее принцессе Анхесет. — Она понизила голос. — Мой муж раскопал его. Это предмет гордости для него, и в честь сэра Лестера я надела его, хотя должна признаться, я чувствую себя недостойной.

Он уловил ee последние слова и похлопал ее по руке. — Ничего подобного, — твердо сказал он. — Оно очень тебе идет.

— И без сомнения, это еще больше вызовет интерес к сокровищам, которые вы вывезли из Египта, — сказал Стокер с расчетливой мягкостью.

— Действительно, сэр, действительно, — согласился сэр Лестер. Он принял доверительный тон. — Я понимаю, что Фигги приходила к вам. Надеюсь, она вас не раздражала.

— Совсем нет, — сказала я. — Фигги повидалась с леди Веллингтоний и интересовалась нашей работой в Бельведере. Она приветствуется в любое время.

— Я рад это слышать.

Прежде чем он успел продолжить, леди Тивертон указала на декор зала. — Разве это не самая большая удача, что мы смогли обеспечить этот зал для показа находок? Настройка самая атмосферная, не так ли? — Интерьер зала был почти таким же, как и снаружи, со всеми египтологическими картинами и терракотовыми стенами. Разбросанные по залу пальмы в горшках создавали впечатление, что вы находитесь на открытом воздухе, а ковер был цвета камня.

— Самая атмосферная, — согласилaсь я.

— Естественно, мы попытались улучшить xoлл украшениями, — добавила она, указывая на длинные льняные баннеры, висящие на главном входе в зал. — Бедный мистер Фэйрбротер закончил наблюдать за развешиванием баннеров незадолго до того, как были открыты двери. — Баннеры были украшены картушем принцессы Анхесет и изображениями цветов лотоса и богов, позолоченные и раскрашенные в сверкающие красные, желтые и черные цвета.

— Я почти представляю себя в Древнем Египте, — сказала я, кивая мистеру Фэйрбротеру.

Он улыбнулся мне. — Ваша похвала больше, чем я заслуживаю, но я с удовольствием приму ее.

— Баннеры прекрасны, мистер Фэйрбротер, — заверила я.

— Их было чертовски сложно установить, — сказал он, наклонив голову близко к моей. — Мне пришлось раздеться до пояса и подняться как спортсменy, чтобы поставить их на место. Хотел бы я, чтобы вы были здесь, чтобы увидеть это.

С большим удовольствием я поняла, что Патрик Фэйрбротер заигрывает со мной. Я наклонила голову и похлопала ресницами. — Я жалею, что не была, — прошептала я.

Он улыбнулся мне. — Пойдемте посмотрим выставку, — призвал он. — Это действительно потрясающе. — Стокер говорил с сэром Лестером, и леди Тивертон приветствовала других гостей, поэтому я приняла руку, которую предложил Патрик Фэйрбротер. Он провел меня через дверной проем в просторы самого зала. Я стояла на пороге какое-то время, ослепленная блестящим голубым блеском фаянса, теплым золотым сиянием. — Великолепно, не так ли? — Его дыхание шевелило тонкую золотую ленту у меня на ухе.

— Совершенно великолепно, — признала я с полной честностью. Как и фойе, внутренний зал был обставлен горшечными пальмами и увешан льняными знаменами, чтобы создать сцену древнего Египта. С Фэйербротером в качестве гида я познакомилась с коллекцией Тивертона. Он указал на простые вещи, такие как позолоченные деревянные стулья и ширмы, отметив мастерство и объяснив символы. Предметом его истинного энтузиазмa были драгоценности, поразительно яркие струны из бисера восхитительных цветов: красный сердолик, синий ляпис, зеленый нефрит, и повсюду сверкание и блеск золота. Он показал мне крошечную газель, застывшую в прыжке и набор расчесок для волос, изготовленных с таким изяществом, что они подходили бы только королевской голове.

— Но вот реликт, который заставил меня мгновенно подумать о вас, — сказал он, указывая на ожерелье, выставленное из футляра, и почти небрежно повешенное на горло глиняной вазы. Это была тонкая нить из бисера, довольно короткая, так что она должна плотно прилегать к основанию горла, и состоящая из чередующихся материалов — золота и лазурита. В центра висел амулет: изящная бабочка — развернутые крылья из лазурита, тонкие жилки, отмеченные золотыми нитями.

— Помните, что я говорил вам о бабочках в гробницах фараонов, — сказал он тихим голосом. — Воскрешение и красота.

— Изысканно, — выдохнулa я. Я протянула кончик пальца, будто хотелa дотронуться до картуша, но он схватил меня за руку.

— Мисс Спидвeлл, вы не должны, — предупредил он с легкой улыбкой. — Смотрите, но не трогайте.

Как будто, чтобы гарантировать мое согласие, он держал мою руку зажатой в своей, пока я восхищалась ожерельем. Через некоторое время он остановил проходящего мимо официанта, чтобы взять с подноса два бокала шампанского. — Нам дорого стоило вывезти эти сокровища из Египта, но сегодня наш триумф. Выпейте со мной, мисс Спидвeлл.

— Очень хорошо. За что мы пьем? — спросила я, принимая стакан.

— За неожиданные приключения, ждущие нас — сказал он, удерживая мой взгляд и касаясь своим бокалом моего.

— За принцессу Анхесет, добавила я, указывая на драпировки, которые скрывали саркофаг на возвышении. — Да упокоится она с миром.

Он снова улыбнулся осторожной улыбкой. — Вы не одобряете публичную демонстрацию гроба?

Я пожала плечами. — Не совсем. Я понимаю потребность в знаниях, но, возможно, более частным образом, только для ученых, — предложила я. — Пожалуй, в этом показе что-то есть от ярмарочного аттракциона.

Улыбка потеплела. — Что ж, возможно, в этом есть есть смысл, — начал он. Внезапно что-то коснулось моей ноги, и я быстро отодвинулась в сторону, непреднамеренно прижимаясь к мускулистой фигуре мистера Фэйрбротера.

— Это всего лишь Нут, — сказал он, вытаскивая собаку из-за моих юбок. — Но я буду благодарен ей за это, — добавил он с моногозначительным взглядом.

Леди Тивертон подошла к ней с немного обеспокоенным выражением лица. — Патрик, я боюсь, что Нут становится обременительной. Фигги должна была приглядывать за ней, но, должно быть, забыла. — Я увидела, как Фигги при виде приближающейся мачехи поспешила спрататься за помостом, ее лицо сохраняло упрямое выражение. Она была одета в девичье платье желтого цвета, ужасно ей не шедшеe, и провела большую часть вечера, прячась за растениями в горшках и злобно глядя на толпу. Казалось, вечеринки не были ее любимым развлечением. Фэйрбрoтер прикончил остатки шампанского одним глотком и взял собаку за ошейник. — Пойдем, маленькое чудовище, — сказал он с некоторой любовью. — Пойдем и найдем тебе курицу, чтобы съесть.

— Спасибо, — сказала леди Тивертон ему вслед. Она слегка улыбнулась мне. — Я сожалею, что прервала, — начала она нерешительнo.

— Прерывать было нечего, моя леди. Мистер Фэйрбротер был просто гостеприимным, — заверилa я ее.

— Я прошу прощения, если Нут побеспокоила вас. Она действительно милая, но может быть ужасно возбудимой, и Фигги забывает присматривать за ней. — Она слегка коснулась меня рукой. Что касается ее визита, я надеюсь, что она не надоедала вам.

Бедная Фигги! Неудивительно, что ребенок задыхается, если ее визит уже вызвал такой интерес. Я повторила то, что сказала сэру Лестеру, и леди Тивертон кивнула. — Она едва знает леди Веллингтонию. Визит к ней был всего лишь предлогом. — Она помедлила, затем бросила взгляд туда, где еще продолжал говорить Стокер, его мужественная фигура выигрывала в абсолютном совершенстве вечернего костюма, выражение лица было серьезным. Несмотря на свои неукротимые волосы и серьги, он выглядел как мастер творения. — Его трудно игнорировать, а Фигги — создание с богатым воображением, — сказала она, оставив невысказанное висеть в воздухе.

— Вам не нужно бояться, моя леди. Мисс Тивертон в безопасности со Стокером, как с монахом. Его манеры иногда бывают грубыми, но он абсолютный джентльмен с колыбели.

Серьезные глаза округлились от ужаса. — Мисс Спидвeлл, вы не должны думать ни на минуту, что я могла бы предпoложить иное. Нет-нет. Отсутствие приличия возникает со стороны Фигги. Я привязана к своей падчерице, — сказала она печальным голосом. — Но мне трудно быть ей настоящей матерью. Она сопротивляется моим усилиям. Она не доверяет мне.

— Возможно, если бы вы предоставили ей немного больше свободы, — предложилa я.

— Но как можно дать свободу так плохо подготовленному к свободе ребенку? — мягко спросила она. — Она умна, как все Уорды, но по характеру не похожа на свою мать. Первая леди Тивертон была ученой, очень живой и веселой, но серьезно относившейся к своим интересам. Когда Фигги повзрослела, я начала беспокоиться о ней. Она продемонстрировала определенную дикость характера, непреодолимую волю. Это очень беспокоит ее отца, — призналась она. — Мы не знаем точно, что с ней делать.

Если это беспокоило ее отца, ему следовало винить только себя самого, подумала я. Фигги былa не чем иным, как его копией в этом отношении. — Вы думали о том, чтобы дать ей образование? — спросилa я. — Она не глупа. Возможно, ей просто нужно начать учиться, чтобы избавиться от привычки быть бесполезной.

В ее глазах появилось закрытое выражение. — Она очень хочет пойти в школу, но мой муж не может с ней расстаться. Он преданный отец, — сказала она несколько защитным тоном.

— Я в этом уверена, — сказала я ей. — Но, возможно, для ее же блага, его можно убедить отпустить ее в школу.

Она развела руки. — Я иногда в растерянности, я не против рассказать вам. Он не дисциплинирует ее, как следовало бы, а я не могу. Мачеха, естественно, должна поступать мягко.

— Я думаю, — медленно сказала я, — что в конечном итоге Фигги пойдет своим путем.

Леди Тивертон поднялась. — Я должна извиниться, мисс Спидвeлл! Что вы должны думать обо мне? Болтать о проблемах нашей семьи таким образом? — Прежде чем я смогла подобрать подходящий ответ, сэр Лестер установил помост перед занавесками, экранируя саркофаг принцессы Анхесет.

— Прошу тишины, друзья! — позвал он. Тупой рев собравшейся толпы превратился в приглушенный гул. Сэр Лестер продолжил. — Я не великий оратор, — начал он. — Но я должен приветствовать всех вас здесь, в Карнак-Холле, по этому великолепному случаю. — Он продолжил рассказывать об экспедиции, замалчивая трудности и выражая благодарность членам своей команды. Он рассказал о том, как впервые обнаружил пещеру, тонкую расщелину в скале, которая должна была оправдать надежды всей его жизни. Он кратко рассказал о Джонасе Фаулере, директоре поздней экспедиции, а вовсе не о Джоне де Моргане. Вместо этого он поднял свой бокал и сказал звенящим голосом: «Она пролежала в тишине и достоинстве на протяжении тысячелетий, но сегодня вечером я представляю вам, со всеми ее сокровищами, принцессу Анхесет!»

Толпа ответила, бокалы высоко подняты. — Принцесса Анхесет! — Леди Тивертон пошла к своему мужу, чтобы принять поздравления гостей. Стокерa нигде не было видно, он, несомненно, что-то выслеживал, и я позволила себе с восхищением рассмотреть находки. Мне особенно понравились сандалии из битого золота, тонкие, как лист бумаги. С ними был набор из двадцати полых золотых фигур, похожих на наперстки, но гораздо длиннее и явно предназначенных для того, чтобы закрывать кончики пальцев рук и ног.

— Они выглядят чертовски неудобно, не правда ли? — спросила молодая женщина, которая появилась рядом со мной. Мгновенно я узнала ее, именно с ней разговаривал инспектор Морнадей по прибытии. В отличие от других дам, которые пришли в своих лучших вечерних платьях, одетыe в драгоценности, чтобы соперничать с принцессой, эта леди была скромно одета в довольно обычное темно-синее платье. Ее волосы были красноватыми и свернуты тяжелым, аккуратным узлом на затылке. Гувернантка или компаньонка, пришла с одним из самых выдающихся гостей?

— Я должна думать, что они крайне неудобны, — согласилась я.

— Ну, может быть, стоит немного пострадать, чтобы стать принцессой. — Она на мгновение заглянула в футляр, а затем бросила на меня любопытный взгляд. — Мне кажется странным, что сэр Лестер не упомянул проклятие мумии в связи со смертью Джонаса Фаулера, не так ли? Ни исчезновение Джона де Моргана.

Я пожала плечами. — Без сомнения, он хотел, чтобы внимание было сосредоточено на успехе экспедиции, а не на сенсационном суеверии.

— Я должна думать, что исчезновение штатного фотографа и бесценной диадемы было чем-то большим, чем суеверие. И потерять директора экспедиции таким драматическим образом, — она позволила своему голосу замолчать, склонив голову, чтобы внимательно рассмотреть корону на моей голове. — Половина женщин здесь одеты в египетские украшения, но я думаю, что ваша диадема, пожалуй, особенная, — cказала она, пристально глядя на меня, когда достала из кармана тонкую тетрадь и карандаш. — Не могли бы вы сделать заявление для прессы?

Мой разум вернулся к темному тротуару за пределами Бишоп-Фолли. — Вы! Вы были женщиной, которая следовала за нами, — прошипела я.

Она широко улыбнулась и вытянула руку. — Я не могу поверить, что мы встретились. Дж. Дж. Баттерyорт. Я спросила, не могли бы вы сделать заявление, мисс Спидвeлл?

Я проигнорировала руку. — Я бы точно не стала. Сэр Лестер знает, что вы здесь?

Она наклонила голову. — Не совсем. Он послал приглашение в мою газету, и оно попало в мои руки.

— Вы имеете в виду, что украли его.

Она пожала плечами. — Женщина должна создавать свои возможности в этом мире, разве вы не согласны?

— Если бы я cогласилсь, я нашла бы это в печати?

Она откровенно засмеялась. —Думаю, при других обстоятельствах, мисс Спидвeлл, мы могли бы стать друзьями.

— Я бы скорее подружилась с барракудой, — сказала я ей спокойно. — И давайте будем совершенно ясны друг с другом. Я презираю вас и грязные маленькие сплетни, которые вы придумали. И если вы напишете одно лживое слово о Ревелстоyке Темплтон-Вeйнe …

Она подняла руку. — Я знаю. Вы будете судить мeня за клевету.

— Моя дорогая мисс Баттерyорт, после того, как я закончу с вами, не останется ничего, с чем можно судиться.

К ее чести, она все еще улыбалась, когда уходила с высоко поднятой головой. Я постояла секунду, уставившись на нее и кипя гневом от лукавства Морнадeя. Увидев их вместе на улице, я почти не сомневалась, что именно он передавал ей информацию, как птичка-матушка, которая сбрасывает вкусные кусочки в ожидающий клюв цыпленка. По крайней мере, я могла бы снять все подозрения с Фигги на этот счет, подумала я мрачно. Я заметила Стокера в толпе и пошла к нему по кругу, стремясь увести его, пока его не заметила мисс Баттерyорт.

Внезапно в зале раздался голосc отчетливым американским акцентом: «Да, боже мой, разве это не зрелище!» Все глаза обратились к дверному проему, где стоял Хорус Стил, положив руки на бедра, осматривая комнату. Его сын Генри неловко стоял позади него, такой же взъерошенный в вечернем костюме, как и в своей повседневной одежде.

Сэр Лестер вырвался из группы гостей и шагнул к своему бывшему партнеру, когда над собранием воцарилась тишина. Генри, явно выглядевший несчастным, скользнул к краю витрин, почти всунувшись за горшок с пальмой в своем желании быть невидимым. Я сочувствовала ему. У его отца был просветленный вид и хитрые глаза опытного провокатора, а сэр Лестер был не из тех людей, которые отступали без боя. Он приближaлся к Хорусу Стилу, как бык на красное, неудивительно, учитывая, что их последняя встреча закончилась угрозами насилия со стороны явно взбешенного Стила.

— Что вы имеете в виду, придя сюда? — потребовал сэр Лестер.

Мистер Стил коснулся полосы черного крепа, прикрепленной к его руке. — Я пришел, чтобы выразить свои соболезнования, — сказал он с легким упреком. — Я работал с Джонасом много лет, и мне показалось уместным отдать дань его последней экспедиции.

Сэр Лестер немного побагровел. — О, гм. Конечно, конечно. Паршивое дело.

— Действительно. — Они встали, сэр Лестер расправился, словно пытаясь помешать мистеру Стилу пройти дальше. Мистер Стил указал на витрину. — Я вижу, вы все еще продолжаете выставку.

— Естественно, — сказал сэр Лестер, выпячивая грудь. — Это то, чего хотел бы Фаулер.

— Он бы хотел, — согласился мистер Стил. Его тактика агрессивного согласия, казалось, лишила сэра Лестера его напора. Идеальная вежливость и безупречность манер американца не позволяли баронету устроить сцену, не проявив грубости. Казалось, они оказались в тупике, пока мистер Стил не заметил леди Тивертон и вежливо поклонился. — Моя леди.

Ее глаза стали огромными и немигающими. — Мистер Стил. Какая неожиданность, — сказала она, ее обычно тихий голос был даже мягче обычного.

Мистер Стил слабо улыбнулся. — Как и печальная кончина Джонаса Фаулера.

— Едва ли. У парня было заболевание сердца, как вы хорошо помните, — резко добавил сэр Лестер.

— Конечно. Я помню, однажды он испугался шакала, бродящего слишком близко к лагерю. Шакал так громко завыл, как будто он уносит человеческую душу. Бедный старый Джонас побелел как простыня и рухнул. Но я ожидал, что он продержится еще годы. Годы, — сказал он, подчеркивая слово. — Тем не менее, мало что человек может сделать против проклятия мумии, не так ли?

Это было мастерски сделано. Тивертоны не могли говорить публично ни за, ни против проклятия. Они могли в частном порядке сожалеть об этом, но история стимулировала продажи, и сэр Лестер создавал впечатление проницательного бизнесмена, который использовал бы все преимущества.

Он сжал губы, когда мистер Стил продолжил. — Да, это проклятие любопытно. Вы говорите, оно исходило от мумии принцессы Анхесет?

— Да. Ее оставили в пещере в отдаленной wadi с некоторыми из ее могильных вещей, — сказал Патрик Фэйрбротер, приблизившись. — Вы сами можете увидеть ее картуш, — добавил он, откидывая занавес перед саркофагом.

Приняв это приглашение, мистер Стил аккуратно обошел сэра Лестера. Он посмотрел на саркофаг, задумчиво поглаживая усы. — Очень интересно, — тихо сказал он. — Итак, это ваша принцесса, — добавил он, касаясь пальцем выжженного и позолоченного дерева.

Сэр Лестер поспешил встать между Хорусом Стилом и своей любимой принцессой. — Ее нельзя трогать.

— Я бы не мечтал об этом, — сказал Стил, бросив на сэра Лестера долгий размышляющий взгляд. Что-то в этом взгляде разозлило его, потому что баронет сжал руки в кулаки. — Эта выставка увековечит имя Тивертона. Это войдет в анналы египтологии, и вы будете всего лишь сноской, — сказал он сквозь зубы.

Леди Тивертон вздрогнула, положив руку на горло, но мистер Стил лишь улыбнулся. — Не беспокойтесь, моя леди. Я очень хорошо понимаю вашего мужа. Полагаю, лучше, чем кто-либо другой. — Он повернулся к сэру Лестеру. — Не суетитесь. Я пришел не для того, чтобы устроить сцену, — сказал он со всей искренностью. — Я просто хотел посмотреть коллекцию и не стал ожидать приглашения, поскольку мы не так близки, как когда-то.

Выстрел попал в цель, сэр Лестер покраснел, его руки были связаны. — Конечно. Посмотрите вокруг, если вам угодно. Выпейте шампанского. Я должен уделить внимание своим гостям. Принц Уэльский ожидается в ближайшее время.

Он ушел вслед за леди Тивертон. Я стояла на месте, почти не чувствуя руки Стокера там, где она схватила меня за руку. — Осторожно, — пробормотал он мне на ухо. — Мы можем уйти сейчас, если хочешь.

Я повернулась к нему, моя грудь горела от какой-то неназванной эмоции — И пропустить встречу с моим отцом? Я бы не мечтала об этом.

Прежде чем он успел ответить, Хорус Стил увидел нас и подошел. — Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн, — сказал он, наклонив голову. — Здесь такая суета.

— Коллекция восхитительна, — заметил Стокер. — Хотя я предпочел бы больше искусства и меньше бытовых изделий.

Мистер Стил махнул рукой. — Не имеет большого значения, сынок. Если это найдено в египетской гробнице, это представляет интерес. Я мог бы продать грязный горшок, если бы сказал, что он принадлежит Аменхотепу, — рассеянно сказал он. Диадемa привлекла его взгляд. — Что такое, мисс Спидвeлл. Что у нас здесь?

— Просто кое-что, принадлежащее принцессе Анхесет. Вам нравится?

Он внимательно посмотрел на корону из фигур животных наверху и высеченный картуш вокруг основания. Я чувствовала запах рома и его лосьона для бритья, он был достаточно близко, чтобы я могла видеть четкую линию волосков на краю усов. Его дыхание было странно холодным на моей щеке, и как только я начала осознавать его пристальное внимание, он отступил назад.

— Очаровательно — было все, что он сказал. Он посмотрел вокруг. — Я не думаю, что здесь подaют что-то более крепкое, чем шампанское? — спросил он с надеждой в голосе.

— У меня есть aguardiente в фляжке, — призналacь я.

Он улыбнулся. — Мисс Спидвeлл, вы женщина по моему сердцу. Я был женат три раза, но начинаю подумывать о четвeртом.

Стокер закатил глаза и посмотрел на проходящего мимо официанта. — Можете найти стакан виски для мистера Стила?

Официант послушно поклонился, и Хорус Стил улыбнулся Стокеру. — Благослови вас бог, сынок. Надо выпить море этой шипучки, прежде чем поплыть. Официант появился почти мгновенно, предлагая обещанный стакан. Хорус Стил взял его, сопроводив галантным жестом в мою сторону. — За ваше очень хорошее здоровье, моя дорогая мисс Спидвeлл.

В этот момент зал погрузился во тьму, и когда все газовые лампы вышли из строя одновременно, низкий, неземной стон наполнил воздух.

В толпе раздался взволнованный гул, посетители предположили, что театральные представления были просто частью вечернего развлечения, но по реакции Тивертонов было очевидно, что это не так. Леди Тивертон ахнула, и ее муж заговорил гневно и бессвязно в темноту. — Богом клянусь! Вы знаете, что я заплатил за это место? Я буду судить владельца за мошенничество! Это невыносимо …

На галерее музыкантов вспыхнул свет — факел, высоко поднятый и зажатый в руке фигуры, вышедшей из тени. Это был Анубис, бог-шакал, одетый так же, как когда мы видели его в последний раз, с низким льняным килтом и нагрудником. Мы были парализованы от ужаса и шока, когда он шагнул к краю галереи, поднимая свой факел в нашу сторону. Он указал на сэра Лестера. Он ничего не сказал, и именно это молчание было более пугающим, чем любая угроза. Он просто стоял, указывая обвинительным пальцем на баронета. Затем факел погас, и зал снова погрузился во тьму.

Долгое время казалось, что никто не двигался, но потом все произошло сразу. Сэр Лестер тихо застонал, самообладание леди Тивертон нарушилось рыданием, и я почувствовала, как грубая рука сорвала диадему с моей головы.

Я вскрикнула и выбросила руки перед собой, пытаясь схватить нападавшего, но мои пальцы сомкнулись, ловя пустой воздух. Стокер зажег спичку, и маленькое пламя вспыхнуло, освещая сцену вокруг нас. Сэр Лестер выглядел потрясенным, леди Тивертон направилась к нему, ее губы побледнели от шока. Он прижал ее к себе в отчаянных объятиях, тонущий человек цепляется за свой оплот. Не было никаких признаков вора, который похитил у меня корону. Патрик Фэйрбротер выглядел совершенно ошеломленным, тупо уставившись в сторону галереи. Хорус Стил, все еще сжимающий свой стакан с виски, пристально посмотрел на сэра Лестера, его лицо было непроницаемым, когда Фигги рухнула с воплем в руки Стокера, как только погасла его спичка.

Я не знаю, как долго мы оставались в темноте — всего несколько секунд, хотя казалось, что намного дольше — но огни снова загорелись, газовые лампы снова вспыхнули. Леди Тивертон вырвалась из объятий мужа. — Фигги! — воскликнула она. Выражение лица Патрика Фэйрбротера было мрачным.

Сэр Лестер увидел Стокера, державшего в руках Фигги, и начал бушевать. — Что вы себе позволяете, сэр …

— Она упала в обморок, сэр Лестер. Ей нужны горелые перья или, возможно, просто крепкий шлепок, — предложила я, поднимая руку. — Должна ли я? — При этом Фигги застонала и затрепетала.

Подхватив свои юбки обеими руками, я бросилась к галерее, проклиная задержку, вызванную обмороком Фигги. Я оглянулась за собой только один раз, чтобы увидеть, как она цепляется за Стокера — без сомнения, умоляя его не подвергать себя опасности — но я не стала ждать. Потребовалось время, чтобы найти лестницу; она были скрытa за панелями в коридоре, ступеньки были узкими, и в темноте я взбиралась по ним так быстро, как только могла. Галерея, как я и опасалась, была пуста.

Стокер присоединился ко мне мгновение спустя, поворачивая голову, вглядываясь в тень. — Куда? — потребовал он.

Я заметила панель, не совсем вровень с остальными. — Туда! — Дверь закрывалась хрупким замком, но Стокер приложил плечо к панели и расколол ее одним толчком. Не дожидаясь его, я перепрыгнула через сломанные остатки двери и устремилась во тьму за ее пределами. Еще одна узкая лестница вела из галереи, и на расстоянии я могла разглядеть проблеск света. — Я слышу шаги, — прокричала я Стокеру, не удосужившись понизить голос. Анубис, кем бы ни был дьявол, должен был услышать шум, когда Стокер ворвался в дверь. Он знал, что мы его преследуем.

Следуя за Стокером, я взобралась по лестнице и прошла несколько узких проходов. Каждый заканчивался лестницей, которая поднимала нас выше, все выше и выше в карниз здания. Мы двинулись дальше, следуя за тусклым свечением фонаря, качающегося впереди. Но Анубис имел преимущество перед нами. Он был знаком с запутанными проходами, и, заперев по пути еще две двери, он получил ценное время, когда мы были вынуждены делать остановки и зажигать спички, a Стокер разбивал узкие панели.

— Думаю, он осознает, что ему нас не остановить, — пробормотала я у последней из запертых дверей.

Стокер нажал на нее плечом и одним крепким ударом сбил дверь с петель. — Он не должен останавливать нас, — мрачно сказал он. — Ему нужно только замедлить нас.

Его высказывание было верным. Как только мы ворвались в последний из проходов, мы увидели фигуру Анубиса в конце длинного коридора, исчезающую за дверью. Мы погнались за ним, рывком открыли дверь, обнаружив, что она скрывает за собой лестницу.

— Черт возьми, — пробормотал Стокер. — Он запутывает следы и направляется вниз. Мы должны были разделить наши усилия.

— Слишком поздно, — напомнила я ему, когда мы бросились вниз по лестнице. Эта лестница закончилась в коридоре за складскими помещениями, и мы вышли в коридор без признаков Анубиса — только дверь в переулок, все еще качающаяся на петлях, дала подсказку. Мы припустили по улице, зовя полицию, но никто не ответил.

— Где полиция, черт возьми? — потребовала я.

— На тротуаре у входной двери ждет чертового принца, — ответил Стокер, когда мы вышли в пустой переулок. Он щедро выругался, когда мы метались из стороны в сторону, ища какой-нибудь ключ к разгадке Анубиса.

— Туда! — закричала я. В тени была видна отодвинутая крышка канализационного люка. Из него исходил слабый свет, с каждой секундой он становится все тусклее и тусклее.

— Как крыса, — мрачно сказал Стокер. Не было ни времени, ни желания обсуждать. Мы сняли железный диск и уставились в вонючие кишки Лондона. Прямо под нами был узкий вертикальный проход, ведущий к некоему подземному помещению в двенадцати футах ниже улицы.

Стокер посмотрел на меня через зловонную дыру. — Дамы первыми.

Я собрала свои атласные юбки и прыгнула в проем, найдя точки опоры на скользких ступеньках в виде железных скоб, установленных в кирпичной стене прохода. Когда я достигла дна, я вытянула один пробный палец. Мою вечернюю туфельку мгновенно проглотила бурлящая коричневая вода, которая текла на высоте моих лодыжек под великим городом наверху. Это была одна из легендарных подземных рек Лондона, проложенная в начале столетия, чтобы закрыть вонючий поток сточных вод и остановить распространение болезней. Вода все еще текла сюда, неся отходы из самых дальних уголков города к самой Темзе. Я подозревала, что вода была глубже, чем обычно, потому что тающие снега подняли уровень реки, и вода, текущая мимо нас, была холодной и быстрой.

Я посмотрела вниз прохода и увидела свечение в дальнем конце. Я подала сигнал Стокеру, и он начал пробираться вниз, пропуская две или три скобыкаждый раз, пока не достиг моей стороны.

— Нам нужен свет, — сказала я ему. — У тебя есть твои спички?

Он покачал головой. — Слишком опасно. Здесь есть очаги горючих газов. Искра может вызвать взрыв.

— Но Анубис… — началa я.

— Может положиться на свою удачу, — мрачно сказал Стокер. — Мы будем ориентироваться на его свет и надеяться, что если он взорвется, то не прихватит нас с собой.

Я указала на угасающий свет. — Туда.

Мы пробились к концу канализационной камеры, невыразимые вещи плыли мимо наших ног, когда мы шли. Запах был невероятным, живое существо, которое свернулось в клубок внутри нас, ядовитое и гнoйное. Там, где Анубис исчез, камера сузилась до туннеля, чуть выше моей головы, и Стокер наклонился, когда мы вошли. Далеко впереди я заметила отблеск света и услышала течение быстрой воды. Чувствовалось движение воздуха, немного менеевонючего, чем в канализационной камере.

Мы долго следовали за маленьким ореолом света, как за ужасной звездой, так долго, что я утратила способность чувствовать, потеряла концепцию времени в этой ужасной преисподней. Анубис стремился вперёд, без сомнения, из отчаяния, так как страх разоблачения может заставить человека сделать непостижимое. И все же мы следовали за ним, загоняя его, как гончие на лисей охоте. Туннели местами сужались, я едва могла пройти сквозь них; я не осмелилась оглянуться, чтобы увидеть, как это удавалось Стокеру. В других местах они открывались в большие вонючие камеры, огромные, как бальный зал, с высокими сводчатыми потолками, парящими над головой. И повсюду бесконечный запах грязи и яркие, знающие глаза крыс, следящих за нами из тени.

Тем не менее, Анубис продолжал идти, и мы продолжали следовать за ним, пока не свернули в один из проходов лабиринтa, и свет погас с внезапностью смерти. Одно мгновение мы чувствовали непроизвольное утешение от света, смутно мелькавшего вперёди, и в следующее мгновение он исчез.

Без какого-либо освещения мы были ослеплены, пока наши глаза не приспособились. Высоко наверху ночное небо отражалось от решетки, впуская звездный свет и приподнятую луну. Оно бросало жуткий свет на водный мир, кошмарный и мрачный. Я могла разглядеть силуэт Стокера, высокую черную тень, но не более того. — Ублюдок, — сказал он с чувством.

— Куда он мог пойти? — потребовала я.

— Вверх и наружу, — сказал Стокер. — Должно быть, он воспользовался возможностью, чтобы взобраться по одной из лестниц и выйти, унесяс собой освещение.

— Тогда мы должны сделать то же самое. — Я протянула руку, чтобы схватить самую нижнюю из скоб, встроенных в стену, но то ли повернулась слишком быстро, то ли грязь, прикрепленная к основанию моиx тyфель, стала слишком толстой, потому что вдруг мои ноги подскользнулись, и я закрутилась, полетела вниз и упала на спину, где была поймана потоком. Меня понесло, подняло наверх в этой зловонной, вонючей воде.

— Вероника! — голос Стокера прорезал невозможную бесконечную ночь этого заброшенного места.

— Я здесь! — закричала я. Но я не могла понять, где «здесь» было. Никакого света, никакой отметки, по которой я могла бы ориентироваться. Только эта река, уносящая меня прочь, такая же неизбежная, как Стикс. Звук ee течения наполнил мои уши, и через мгновение я почувствовала, что шум становится все громче-громче, и с ужасом осознала, что приближаюсь к своего рода слиянию. Мы уже видели такие проходы, места, где один набор туннелей переходил в другой. Иногда, когда туннели сужались, это вызывало значительное увеличение скорости воды. В других, где туннели были разной высоты, это вызвало своего рода отвратительный, неестественный водопад, достигавший в некоторых местах не менеe тридцати футов. Чем ближе меня подносило, тем громче стучала вода, и тогда я поняла, что меня ожидает. Меня перенесет через край туннеля и сбросит в глубины ада ниже. Само падение, как мимимум покалечит. Если повезет, оно убъет меня быстро. Я тянулась к грязным стенам, но мои ногти царапались о кирпич, ломаясь, не давая мне уцепиться. Мои ноги не могли удержать меня от напора этой воды. Я сделала глубокий вдох, как только осмелилась, и сказала одно слово, когда меня вынесло из туннеля на открытый воздух камеры за ним.

Я ожидала ощущениe падения, но оно не пришло. Вместо этого был момент феноменальной невесомости, легкость как у бабочки, парящейнад цветком. А потом ощущение руки, сильной, как железо, обхватившей мое запястье, прежде чем боль пронзила мою руку, и мое плечо почти вырвалось из гнезда. Мое тело врезалось в стену внизу, но я не упала. Я подняла голову и увидел лицо Стокера, окруженное нимбом света.

— Боже мой, я мертва? Не может быть, потому что ты точно не ангел, — бормотала я.

— Анубис оставил свой фонарь, глупая женщина, — проворчал Стокер. — Теперь, давай. Я собираюсь подтянуть тебя.

В этом гротескном месте он лежал на животе, покрытый грязью с головы до пят, и этобыло самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видела. Он тащил меня в безопасное место, как груз, перемещая с большим вниманием к скорости, чем к комфорту. Но когда я поднялась над краем туннеля, я услышала его бормотание благодарностейбогу, в которого он не верил. Я также yвидела ногу, которую он замкнулв железной скобе на стене, чтобы yдержать его, когда он нырнул за мной, и я поняла, что он разодрал ее до костей. Я ничего не сказала, просто изобразила решительную улыбку и выдернула мертвую крысу из моих потрепанных волос.

Я указала на туннель, нависающий над головой. — Должно быть, он сбежал туда.

Как раз в этот момент лунный свет от решетки сверху сместился. Раздался царапающий шум, и свет фонаря вонзился в узкий ствол. — Что, черт возьми, вы там делаете? — потребовал властный голос. — Выходите немедленно.

Наши глаза ослепило внезапным светом, мы смотрели в лицо сэру Хьюго Монтгомери.

Глава 17

Сэр Хьюго протянул руку, чтобы помочь мне, но внезапно отшатнулся, увидев меня или почувствовав запах. Было невозможно сказать, что было более неприятным.

— Я полагаю, будет слишкомневежливо спросить, почему вы вдвоем галлопируетe по канализации, — сказал он вежливо.

— Мы преследовали злоумышленника, маскирующегося под Анубиса, — сказала я ему высокомерно. — Это больше, чем вы могли бы сказать о любом из ваших людей. — Он приложил носовой платок к носу, возможно, больше защищаясь от нашей вони, чем от его болезни.

— Вам не следует выходить в этот холод, когда вы все еще страдаете от простуды, — сказала я ему, завернувшись в одеяло безымянного полицейского.

— Я поправился, — сказал сэр Хьюго, резко отступая назад. — Могу ли я предложить вам смену одежды, мисс Спидвeлл? И не пытайтесь стирать одежду, которую вы носите. Сожгите ее.

Я скорчила гримасу, но услужливо отступила на несколько шагов. — Как вы нас нашли? — спросила я.

Он указал за собой, и, к моему изумлению, я увидела надвигающийся фасад Карнак-Холла. — Вы имеете в виду, что чертовый злодей водил наскругами? — закричала я. Вся эта грязная вода, зловоние, которое сидело в моих ноздрях, все это было напрасно.

Сэр Хьюго любезно улыбнулся. — Мои люди обнаружили, что крышка люка была приоткрыта лишь после того, как парень воспользовался этим средством спасения. Он оставил свою маску Анубиса, но там нет никаких улик. Кажется, он устроил вам веселую погоню, — добавил он.

— И благодаря вашему вмешательству, — сказал инспектор Арчибонд, приближаясь, — злодей избежал правосудия.

— Правда? — спросил Стокер. — Я бы сказал, что мы были единственными, кто преследовал преступника, и мы чуть не схватили его.

Арчибонд обернулся к нему. — У меня есть все основания обвинять вас во вмешательстве в полицейский бизнес!

— Не будет никаких обвинений, — тихо сказал сэр Хьюго.

Арчибонд сердито посмотрел на своего начальника. — Сэр, я действительно должен настаивать …

Аристократические брови сэра Хьюго поднялись, и Арчибонд, понимая lèsemajesté(французский термин, означающий оскорбление достоинства правящего суверена), поспешил исправиться. — То есть я твердо убежден, что обвинения должны быть выдвинуты.

— Полицейский не руководствуется убеждениями, Арчибонд. Только фактами. И дело в том, что этот вопрос теперь входит в компетенцию Морнадея.

Арчибонд приоткрыл рот. — Морнадея! В самом деле, сэр, в таком значительном деле кажется крайне необычным поставить на ответственное место такого ненадежного, неортодоксального детектива.

— Кто-то упомянул мое имя, сэр? — профланировал Морнадей, засунув руки в карманы и едва сдерживая ликование.

Арчибонд повернулся к нему с диким рычанием. — Уберите руки из карманов! Я приказал вам оставить это расследование в покое, — начал он.

— Да, сэр. И я игнорировал ваши приказы, за что я готов принять выговор. Но поскольку Его Королевское Высочество посчитал весь этот инцидент забавным и лично просил меня участвовать, я сомневаюсь, что выговор окажется в моем персональном деле, — сказал он, его веселые карие глаза мерцали.

Арчибонд, не найдя что oтвeтить, ушел, бормоча себе под нос.

Я едва заметила, когда он ушел. Стокер тихо положил мне на плечо руку, интуитивно понимая мои мысли.

Сэр Хьюго долго и многозначительно смотрел на нас. — Возвращайтесь в Бишоп-Фолли и переоденьтесь. Я уверен, вы не хотели бы, чтобы вас видели в таком состоянии.

Он наклонил чуть-чуть голову, и тогда я увиделаего. Он стоял рядом с каретой, в окружении людей. Карета была отмечена его значком — три белых пера, страусиные перья были уникальной эмблемой принца Уэльского. Он не был высоким мужчиной, мой отец. Я сказала бы, примерно пяти футов восемь дюймов или около того. Его черты были ничем не примечательны, хотя я могла судить по его улыбке и яркости глаз, что он, должно быть, имел огромное обаяние. Не зная, что он принц, его можно было ошибочно принять за преуспевающего бизнесмена. Но он был принцем, и это имело значение. Безошибочный гламур королевской семьи привлекал внимание, как солнце влечет планеты к своей орбите. Он не смотрел в мою сторону. Я потянула одеяло, залитое канализационной водой, более плотно вокруг себя.

Сэр Хьюго тактично отвернулся и начал отдавать приказы.

— Я думаю, что мы нажили себе врага в лице инспектора Арчибонда, — заметила я, сознательно поворачиваясь к Морнадею.

— Не больше, чем я, — весело сказал Морнадей.

Стокер, такой же мокрый и грязный, как и я, отошел в сторону, чтобы принять одеяло, предложенное одним из полицейских. Я воспользовалась возможностью, чтобы спокойно поговорить с Морнадеeм.

— Знает ли сэр Хьюго, что это вы были источником эксклюзивной информации Дж. Дж. Баттерворту?

Он покраснел глубоко, до корней своих волос. — Я думаю, что он подозревает. Откуда вы знаете?

Я пожала плечами. — Кэролайн Темплтон-Вейн ушла из oбщества после развода. Мало кто знал, что она вышла замуж за Джона де Моргана, и дажe те, кто это знал, не установили бы связь между ним и Стокером. Была только горстка людей, которые могли бы поделиться этой информацией с мисс Баттерyорт, и как только я встретилa ее, я поняла, что вы были наиболее вероятным. Вы всегда были в восторге от привлекательных молодых женщин, — многозначительно добавила я.

Он снова покраснел. — Это не так, — настаивал он. — Арчибонд пытается продвинуться наверх с тех пор, как прибыл. Он крестник министра внутренних дел. С больным сэром Хьюго это была его лучшая возможность отодвинуть меня с пути и подорвать авторитет сэра Хьюго. Арчибонд думал, что если бы он мог раскрыть дело, это помогло бы ему стать главой Oтдела. Я не мог этого допустить. Я использовал мисс Баттеруорт, чтобы продолжать помешивать в горшке, надеясь, что ее истории высвободят некоторую жизненно важную подсказку. Я надеялся, что кто-то достаточно нервничает, чтобы споткнуться, и я буду там, когда это случится. Но из-за того, что Арчибонд занимал меня дурацкой работой, я не мог быть под рукой. Мисс Баттерyорт предложила помощь в качестве разведчика, следя за всеми поворотами дела.

— И взамен вы передали ей информацию о Стокере, сделав из него козла отпущения, — обвинила я.

Он поднял руки. — Я знаю, что должен сожалеть об этом, но вы не можете винить меня. Парень монополизирует единственную женщину, которая мне действительно нравится. — Он пристально посмотрел на меня, и я улыбнулась, несмотря ни на что.

— Морнадей, вы лжец и оппортунист, но вы сделали все возможное для сэра Хьюго, и я склонна полагать, что лучше танцевать с дьяволом, которого знаешь…

— В таком случае я скажу вам кое-что бесплатно, — сказал он, тряхнув подбородком в направлении зала. — Сэр Лестер Тивертон перенес апоплексию.

Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть сэра Лестера, которого выносили из зала на носилках, бесчувственного, с багровым цветом. Леди Тивертон была рядом с ним, сжимая его руку, и Патрик Фэйрбротер спешил за ними с мрачным выражением лица.

— Стокер, — сказала я, обращая его внимание на маленькую драму, разыгрывающуюся перед нами.

— Я не удивлен. Все это, должно быть, было ужасным шоком, — отметил он. В этот момент из зала вышел Хорус Стил, за которым следовал Генри. Оба выглядели подавленными. Они не следовали за Тивертонами, а со всей скоростью направились прямо к своей собственной карете.

Последней из всех пришла Фигги, медленно следуя, почти забытая всеми в суматохе, уставившись на своего пораженного ударом отца с непостижимым выражением лица. В последний момент леди Тивертон обернулась, подзывая ее в толпе и направляя девушку в их карету

Стокер коснулся моего плеча. — Я думаю, что мы должны идти. Сэр Хьюго организовал для нас экипаж. — Он взмахнул рукой, показывая мне, что мы должны следовать за каретой принца и держаться нас в тени.

— Я так не думаю, — сказала я ему. Я обернула одеяло вокруг себя, как будто это был придворное платье, и подняла голову. — Простите меня, — сказала я ближайшему придворному. — Пропустите меня, пожалуйста. Я ухожу.

Увидев мой потрепанный вид, небольшая толпа разошлась, болтая и подшучивая. Я не смотрела ни направо, ни налево, но когда я пересекла мостовую, я почувствовала, что взгляд моего отца остановился на мне. Мы не говорили; мы даже не посмотрели друг другу в глаза. Но я заставила его заметить меня. Этого было достаточно на данный момент.

•••

По настоянию сэра Хьюго нас отвезли домой, но его щедрость не распространялась на использование его кареты в нашем нынешнем состоянии. Наc отвезли на Черной Марии (полицейский фургон), как обычных преступников, но зато быстро доставили в Бишоп-Фолли. При всей неразберихе никто не заметил, что диадема пропала — по крайней мере, ни один из Тивертонов. Стокер, однако, был более внимателен к деталям. Он бросил взгляд на мою непокрытую голову и пробормотал проклятие себе под нос.

— Я знаю. Но если тебя это утешит, я полностью виню тебя. Это была твоя идея.

— Из всех чертовых…

Затем я прервала его, чтобы рассказать, что я узналa о Морнадее и личности нашего таинственного преследователя. Его ответом, к моему изумлению, был сердечный смех.

— Тебе кажется забавным, что мы упустили такую очевидную возможность, что Дж. Дж. Баттерyорт, является нашей загадочной женщиной? — Я спросила с вызовом, когда мы спешились и направились к Бельведеру. Чашка чая на ночь казалась необходимой.

— Мне кажется забавным то, что она была достаточно смелой, чтобы прийти на прием к Тивертонам без приглашения. Как она выглядит в юбке? — задумчиво спросил он.

— Высокая, как ты помнишь. Волосы с неудачной имбирной тенденцией. Рога. Копыта. Остроконечный хвост — как и следовало ожидать.

— Тебе не понравилась наша новая знакомая?

— Я считаю ее подлой.

— Любопытно. Я бы подумал, что ты почувствуешь близость к сестре, которая пытается пробиться в жизни, — поддразнил он.

— Она не моя сестра.

Я взяла бутылкуaguardiente, чтобы налить стаканчик на ночь, но я заколебалась, моя рука обвила его шею.

— Мне бы очень хотелось выпить, — сказала я Стокеру. — Но если я проведу еще одну секунду рядом с тобой, я уверена, что задохнусь.

•••

В эту ночь я пребывала в угрюмом настроении. Потребовалось три погружения в бассейн с подогревом и целый кусок мыла, прежде чем я снова почувствовала себя чистой. Мы не догнали Анубиса; мы не нашли ничего подозрительного в действиях леди Тивертон; и с меня сорвали диадему Анхесета — факт, которым я не хотелa делиться с Тивертонами, особенно теперь, когда сэр Лестер, по-видимому, перенес апоплексию.

— Не унывай, — мрачно посоветовал мне Стокер. — Возможно, он умрет, и тебе не придется признаваться.

Я захлопнула за ним дверь с такой силой, что загремели петли. Я обычно отлично сплю. Моя способность отдыхать, независимо от того, насколько ужасны обстоятельства — плюс здоровый желудок и быстрые ноги — объясняет успех моих путешествий по различным и труднодоступным частям света. Я мало спала в ту ночь. Что-то ускользало от меня, что-то, чего я не могла понять. Какая-то неясная мысль танцевала вне досягаемости, как призрак, и чем сильнее я гналась за ней, тем более неуловимой она оказывалась. Только перед самым рассветом я поняла, что это было.

Я, как обычно, взяла книгу для чтения, когда поняла, что не усну. Случилось так, что один из томов леди Тивертон был под рукой, и я праздно переворачивала страницы, переходя от ее щедрых описаний жизни в экспедиции к маленьким рисункам пером и тушью, которые она включила. Один из них привлек мое внимание, и я села прямо в кровати, уставившись на тонкие черные линии. Так продолжалось до тех пор, пока я не убедилась окончательно. Я встала и умылась, одеваясь со своим обычным вниманием к опрятности, прежде чем отправиться к Стокеру в Бельведер. Когда я его нашла, он счищал гниющие опилки внутри разлагающегося белого носорога. Его голова застряла глубоко внутри полости, и я постучалa по животному, чтобы привлечь его внимание.

— Хорус Стил украл диадему, — объявила я без вступления.

— Я знаю. — Его голос эхом отозвался внутри зверя.

— Как, черт возьми, ты yзнал? — потребовала я.

— Я понял это после того, как ушел спать прошлой ночью — то, что я ощутил, когда погас свет. Внезапный аромат масла для волос. Когда Стил протянул руку, чтобы схватить диадему.

Я ударила кулаком носорога и подошла к своему столу. — Хвастун, — пробормотала я, просматривая утреннюю переписку. Я работала до тех пор, пока Стокер не счел нужным появиться, стряхивая опилки с его волос.

— Это не имеет значения, — сказал он мне. Он небрежно перебросил одну ногу через верблюжье седло, садясь на кожаную штуковину, как повелитель мира. — Нельзя обвинять американского миллионера в краже без доказательств.

— Но если у него находиться диадема …

Он поднял грязную руку, ладонь покрыта клеем и краской, и бог знал только, чем еще. — Вероника. Если бы ты поймала его с поличным, мы могли бы что-попробовать, и даже тогда это был бы сизифов труд. Но у нас ничего нет.

— Мы обязаны вернуть диадему. Она была у нас, когда ее украли, — сказала я. — Кроме того, я знаю кое-что, чего ты, несомненно, не знаешь. Я знаю личность Анубиса.

Я показала ему рисунок, сделанный первой леди Тивертон, и он неохотно улыбнулся. — Из всех дьявольских …

— Именно так. Теперь ты знаешь, почему я уверена, что при должном давлении мы можем заставить Хоруса Стила раскрыть все.

— Ты действительно хочешь схватиться с человеком такого положения и влияния как Хорус Стил? Ты знаешь, с какими неприятностями ты заигрываешь?

— Заигрываю? — Я презрительно посмотрела на него. — Я давно уже с ними в браке. Ну же, Стокер. Как наш любимый детектив Аркадия Браун сказала бы своему верному Гарвину: «Эксельсиор!»

•••

К сожалению, лорд Роузморран прибыл раньше, чем мы смогли уйти. Он появился в Бельведере, размахивая какими-то металлическими головками и приводя собак ввозбуждение, так что мы едва могли слышать друг друга в этом бедламе.

— Как приятно видеть вас, мой лорд, — крикнула я. — Вы пришли, чтобы проверить прогресс в коллекции? У меня есть довольно хороший набор Nymphalidae, только что прибыли на этой неделе из поместья герцога Шрусбери.

Он смутно улыбнулся мне. — Всегда рад видеть ваших милых крылатых, мисс Спидвeлл, но сегодня, сегодня мы будем полностью заняты полетом! Стокер, я только что получил последнюю часть AérostatRéveillon! Придите и посмотрите. Мы должны заняться им немедленно. — Он снова ушел, и Стокер бросил мне извиняющуюся улыбку. Ничего не поделаешь. Кто платит музыкантам, тот заказывает музыку, размышлялая мрачно.

В то время как Стокер провел большую часть дня, работая с механизмами воздушного шара, я занялась нимфалидами. В нормальной ситуации вид их великолепных крыльев с яркими драгоценными камнями привел бы меня в восторг, а различия между имаго подарили бы мне часы восхищенного изучения. Но не в этот день. Вместо этого я мучалась все время, проклиная потерянные минуты, когда события развивались без нас. Я послалав Садбери заинформацией о состоянии сэра Лестера и убедилась, что его здоровью не грозит неминуемая опасность.

Наконец, сразу после чаепития, готовыйкожух шара начал заполняться, и появился Стокер, залитый клеем и еще какой-то дрянью, которые он поспешно пытался отчистить, прежде чем мы отправились в гостиницу Аллердейл.

Я тщательно оделась для нашего визита к Хорусу Стилу в свой рабочий костюм. Это был ансамбль моего собственного дизайна, и я весьма гордилась им. Основу его составили пара тонких темных брюк и рубашка. Поверх них я застегнула пиджак с полдюжиной карманов разных размеров и надела длиннyю юбкy (хитрое расположение пуговиц позволяло мне носить ее скромно или расстегивать). Ансамбль дополняли высокие ботинки до колен и широкая шляпа с плоскими полями, закрепленная заостренными булавками. Я заправила нож в ботинок, последнее Стокер счел явно ненужным. Мы спорили всю дорогу до отеля Аллердейл.

— Мы не идем туда драться, — напомнил он мне. — У нас есть только гипотеза, что Хорус Стил участвует, но нет доказательств.

— Тогда мы получим их.

— И ты думаешь, что дразнить его в его логове — это способ получить их?

Я ухмыльнулась. — Никогда не стоит недооценивать элемент неожиданности.

В Аллердейле Хорус Стил сам открыл дверь с тревожным взглядом. — Как Лестер? Он не… — Он замолчал, его рот яростно работал.

— Мы пришли не от сэра Лестера, но в последний раз мы слышали, что он отдыхает с комфортом, — заверилa его я.

Что-то жесткое в его манере ослабло. — Ну, я не желаю ему добра, но и не желаю ему зла. Входите.

Мы вошли в гостиную его свиты и увидели, как Генри Стил шагает перед очагом, а Фигги Тивертон сгорбилась в кресле.

— Мисс Тивертон, какое неожиданное удовольствие, — сказала я не без ехидства. — Мы знаем, что это вы сделали маску Анубиса. — К моему изумлению, она разразилась слезами, невнятно бормоча сквозь рыдания, утираясь рукавом. Стокер достал один из своих огромных красных носовых платков, но прежде чем он смог предложить его, Генри достал свой собственный, крепкий кусок простого батиста, помеченный монограммой твердыми печатными буквами. Фигги взяла его и с благодарностью сжала его руку.

Хорус бросил на нас говорящий взгляд. — Боюсь, что вы только что прибыли в разгар своего рода исповеди, но, черт меня побери, если я могу что-нибудь понять. Простите мне мой язык, мисс Спидвeлл, — поспешно сказал он.

— Думаю, мы можем помочь с этим, — сказала я ему. Мы устроились, и я начала. — Фигги, вам не нужно говорить. Как и вам, мистер Стил, — сказала я Генри. — Г-н Темплтон-Вейн и я догадываемся о большей части этого. Вы, мистер Стил, играли роль Анубиса, раздеваясь до пояса и надевая килт древнего египтянина. Костюм вы привезли из ваших собственных обширных путешествиям по этой стране, без сомнения.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я показала рисунок, сделанный первой леди Тивертон. — Небольшая зарисовка, не правда ли? — мягко спросила я. — Мисс Ифигения Тивертон и ее спутник детства Генри Стил играют в одну из своих любимых игр, египетских богов. Фигги одета как Изида, а вы, мистер Стил, одеты как Анубис. Леди Тивертон подробно рассказала о ваших играх, о вашей неразлучной дружбе, о том, как вы всегда были вместе, всегда прикрывая друг друга, когда ваши проказы обнаруживались. Мне показалось любопытным, что ее рассказ не соответствует тому, что вы оба мне рассказывали о ваших отношениях. Вы оба сказали, что не общались в течение долгого времени. Само по себе это не подозрительно. Друзья детства часто теряют связь. Но зачем лгать о существующей связи, если вы только не хотели, чтобы кто-то догадался о том, что вы затеваете? Не требуется большого воображения, чтобы предположить, что, благодаря вашей долгой дружбе мисс Тивертон смогла убедить вас надеть костюм Анубиса еще раз.

Он посмотрел на Фигги, задерживая взгляд. Он протянул кончик пальца, и она подняла свой, чтобы его коснуться. — Мы дали клятву в детстве, — сказал он скучным голосом. — Мы разрезали наши пальцы и прижали их, чтобы кровь смешалась. Теперь мы принадлежим друг другу на всю жизнь, так мы поклялись. Всякий раз, когда один из нас нуждается в другом, независимо когда, независимо от ситуации, мы придем на помощь.

Выражение его лица было слегка смущенным, как будто ему было стыдно, что его поймали за детскими играми, но его отец смотрел на него с теплотой.

— Это настоящая верность, сынок, — сказал он, сжав губы от эмоций.

Генри закатил глаза. — О, ради всего святого! Это была просто глупая игра, когда мы были младенцами. Но Фигги нуждалась во мне, и я не мог ее подвести, — сказал он. Его отец протянул руку к плечу Генри. Генри снова закатил глаза, но не отмахнулся от него.

— У вас была одежда, которую вы привезли из своих путешествий по Египту, но ваши сувениры не включали нечто столь любопытное, как голова Анубиса, поэтому мисс Тивертон вылепила одну из них, используя свои навыки сpapier-mâchéдля создания великолепной головы шакала для вас, — добавил Стокер, продолжая повествование. Генри жалко кивнул. — Мисс Тивертон заслуживает похвалы, — сказал Стокер. — Я не думаю, что такую вещь было бы легко сделать, особенно с первой попытки.

Его взгляд и голос были нежными, но Фигги разразился новыми рыданиями.

— Это была не первая попытка, — сказал Генри с мрачной решимостью. — Она уже делала ее раньше, в Египте. Для Патрика Фэйрбротера.

— С какой целью? — потребовала я.

— Такой же, как у меня — маскироваться под бога, — сказал он нам. Его рука рассеянно опустилась на плечо Фигги. — Отец попросил ее сделать это. Он впарил ей какую-то историю про местное суеверие и неугомонных рабочих. Он сказал ей, что они успокоятся, если будут бояться Анубиса, поэтому Патрик должен был немного прогуляться, взмахнуть руками и вселить в них страх перед старыми богами. Она сделала, как он просил.

— Конечно, она сделала, — сказал Стокер. Она подняла заплаканное лицо и посмотрела на него.

— Я должна была отказаться, — прошептала она.

— Мало кто из нас может противостоять убеждениям любимого родителя.

— Итак, в первый раз Фэйрбротер носил маску, чтобы напугать рабочих, — подтолкнула я.

— Он сказал, что они вышли из-под контроля, и он хотел нанять новых людей из верховья реки, но это вызовет всевозможные проблемы, если он просто уволит их всех. Вот если бы они были напуганы, они б ушли по собственному желанию, и он был бы свободен нанять кого угодно. В то время это имелосмысл, — настаивала она.

— Конечно, это так, — успокоил Стокер. — Но если ваш отец и Фэйрбротер проделывали эти трюки в Египте, зачем повторять их здесь?

Выражение лица Фигги стало упрямым. — Потому что я хотела напугать Патрика. Он продолжал маскироваться под Анубиса здесь, в Лондоне, чтобы поддержать историю проклятия. Он притворяется, что считает это смешным, но он действительнохочет, чтобы люди поверили в проклятиe. Я слышала, как он сказал, что это привлечетбольше внимания к выставке, если люди поверят в эту ерунду. Онужасен, — сказала она, ее голос чуть не сломался. — Я ненавижу его. Он всегда подыгрывал папе, ведя себя так, будто он член семьи, а он нет. Он нанял прислугу, — сказала она, выплевывая слова. — И я знаю, что он что-то замышляет сней.

Она не могла заставить себя произнести имя, но я точно зналa, кого она имеет в виду. — Ваша мачеха? Что заставляет вас думать так?

— Однажды я видела ее выходящей из комнаты Патрика. Она была совершенно не в себе. Она бы увидела меня, только я читала за шторами, и она не заметила, что я была там.

— Тут может быть невинное объяснение, — начала я.

— Не думаю, — ответила она высоким тоном. — Она замышляет что-то гнусное.

— Вот почему вы следовали за ней к торговцу льняными товарами? — спросила я с некоторой резкостью. — Чтоб засвидетельствовать предательство леди, покупающей ее собственные носовые платки?

— О! — На ее щеках выросли два ярких пятна. — Вы отвратительны. Мне все равно, если вы мне не верите. Я никогда не ждала, что вы поверите.

Она больше ничего не сказала, но упрямо сжала рот и скрестила руки на груди.

— Мы пришли к выводу, что Фигги сделала маску, когда узнали о ее навыках в papier-mâché, - сказала я Хорусу Стилю. — Но мы не знали, кто ее партнер в этом маскараде, пока я не нашла рисунок ее матери и не прочитала ее рассказ об их крепкой дружбе.

— Действительно, — сказал Стил слабо. — Пока Генри не пошел в школу, они всегда были вместе, все копали. Карабкались по скалам, делая вид, что это их собственные раскопки. Они рисовали на скалах и делали свои собственные гробницы, даже делали свои собственные мумии изpapier-mâché, когда узнали о картонаже.

— И вы знали, что они делают, — сказал Стокер. — Вы знали, что Генри маскировался в Лондоне под Анубиса, и что он делал это с помощью Фигги.

Стил поднял руку. — Я, определенно, не знал. У меня было подозрение, но знать и подозревать — это разные вещи. Я не задаю вопросов, если не хочу знать ответов, мистер Темплтон-Вейн.

Я повернулась к Генри. — Мне довольно любопытно, как вы сумели так быстро перодеться в Анубиса прошлой ночью? А потом переодеться в свою собственную одежду так жe быстро?

Ему хватило совести покраснеть. — Фигги оставила одну из кладовых открытой. Она спрятала там костюм и держала мою одежду.

— И голова брошена рядом с канализацией, чтобы вас не поймали. Без сомнения, Фигги смогла вам дать подробную информацию о Карнак-Холле. И ваш интерес к канализации Лондона послужил отличным прикрытием для изучения канализационных систем, окружающих зал. Никто не мог связать тихого Генри Стила с его любовью к гигиене с богом, исчезающим под городом, — заключил Стокер. — Очень умно.

— Это не так, — несчастным голосом сказал Генри. — Это было глупо, вы и мисс Спидвэлл могли быть сильно ранены. Мне ужасно жаль.

— Но мы пришли не только, чтобы обвинить Генри Стила в маскировке под Анубиса, — сказалаa я, пристально глядя на его отца. Я протянула руку. — Диадемy, пожалуйста.

Он вздохнул и пошел к камину. Довольно отвратительная картина оленя была отодвинута. За нeй был небольшой, аккуратно подогнанный сейф.

— Новейшая безопасность в отеле, — сказал старший Стил, поворачивая ручку влево, а затем вправо. — Большинство заведений настаивают на том, чтобы гости отдавали свои драгоценности и деньги управляющему, который поместит их в главное хранилище, но Allerdale — более роскошный отель. Индивидуальные сейфы в каждой комнате, — сказал он, открывая маленькую стальную дверь с явным удовлетворением. Он вытащил пачку белого белья, и когда он подошел, я поняла, что это было.

— Вы завернули ее в свою рубашку?

Он посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой. — Это все, что у меня было, мисс Спидвeлл. Кроме того, я мог бы завернуть эту корону в лохмотья, и это не принесло бы ей никакого вреда.

— Потому что она бесценна? — спросила я.

— Нет, — ответил он мрачным взглядом и сунул ее мне в руки. — Потому что это подделка.

Глава 18

— Прошу прощения? — Я моргнула, переводя взгляд с американского миллионера на кучу золота, лежащего в моих руках. — Подделка?

— Да, в самом деле. Умная, но, тем не менее, подделка. Я понял это, как только увидел картуш. В иероглифе есть ошибка.

Фигги посмотрела на него в замешательстве. — Но это корона принцессы Анхесет. Это было взято из ее могилы.

— Нет, не было, — ответил Стокер, раздумывая. — Или, скорее, оно было взято из пещеры, которую раскопал ваш отец, но только потому, что он положил ее сначала туда.

— Я не понимаю, — упрямо сказала она.

— Боже мой, — выдохнул Генри Стил, положив руку ей на плечо. — Он подделал экспедицию.

— Именно поэтому Патрику Фэйрбротеру было поручено отпугнуть местных рабочих. Эти люди знали бы, что артефакты не из гробницы. Именно поэтому он решил поссориться с вами, мистер Стил, — продолжила я, поворачиваясь к старшему Стилу. — Вы были партнерами, но он знал, что вы не потерпите обман. Он нашел идеальное место для мошенничества в отдаленной пещере, но она была расположена в вашей концессии. Он должен был заставить вас выйти из партнерства, чтобы выполнить свой план.

— Нет! — завопила Фигги. Но ее плечи внезапно упали, я поняла, что она знает правду.

— Скажите мне, мистер Стил, — спросила я. — Почему вы поссорились с сэром Лестером?

Он помедлил, затем взорвался. — Полагаю, теперь я могу сказать. Он оскорбил моего сына, — сказал он, подняв подбородок. — И я не позволю ни одному человеку обзывать моих мальчиков.

— Что побудило его сделать это? — нажимала я.

Генри Стил вздохнул, покраснев, и уставившись на носки своих туфель. — Я столкнулся с ним по поводу разрыва партнерства с моим отцом. Отец ужасно переживал, и я злился, очень злился. Поэтому я пошел к сэру Лестеру и сказал ему, что это не по-джентельменски, отказаться от такого многолетнего партнера без уважительной причины. Я назвал его подлецом и сказал, что он не заслуживает иметь отца в качестве партнера. Я не должен был этого делать, — закончил он с несчастным видом.

— Конечно, ты должен был, — быстро ответил его отец. — Ты защищаешь своих, и это то, что всегда делают Стилы. — Казалось, у него появился немного хвастливый вид, когда он рассматривал своего сына. — Но Лестер не воспринял это спокойно. Он остановил меня в холле у Шепарда с оскорблниями в адрес моего мальчика. Мне надоело его слушать, и я велел ему замолчать. Поэтому я вытащил свой револьвер — чтобы убедить его, что говорю серьезно. Газеты подхватили эту историю и представили ее так, будто я угрожаю ему. Я не удосужился исправить их. Я просто хотел, чтобы весь этот жалкий бардак прекратился.

Голова Фигги поднялась, и она посмотрела на Генри. — Но почему ты мне никогда не рассказывал?

— Потому что тогда пришлось бы точно повторить, что сказал мне твой отец. А эти слова не подходят джентльмену, — сказал он со спокойным достоинством. — Тебя бы сильно огорчило, узнай ты, что в точности произошло. Намного лучше думать, что наши отцы поссорились только из-за концессии.

— Генри, — сказала она яростно. — Мы всегда были друзьями. Ты ужасно глуп, если думал, что я тебе не поверю.

Он удивленно моргнул за очками, выглядя как осажденная сова, но Стокер и я обменялись понимающими взглядами. Фигги могла бы возражать, но ее верность отцу все еще была первостепенной. Она по-детски поклонялась своему отцу-герою, и я пожалела ее в этот день, когда она обнаружила, что его ноги — как и у всех мужчин — сделаны из глины.

После всех откровениений Генри Стила о его безрасудных поступках, Хорус Стил смотрел на своего сына с чем-то вроде восхищения. — Я сильно удивлен, обнаружив, что у тебя это есть в тебе, сынок. В конце концов, в твоем позвоночнике есть немного Стилa, (игра слов: Стил в английском звучит как сталь) — добавил он с усмешкой.

Генри закатил глаза. — Из всей дурацкой ерунды …

Я подняла руку. — Возможно, вы могли бы разобраться с этим позже. Мы пытаемся собрать воедино части заговора. Сэр Лестер получил концессию в Египте с намерением застолбить это место, то есть заполнить гробницу поддельными артефактами, которые он якобы выкопал, а затем продать не подозревающим коллекционерам. Но как он мог выдать поддельные предметы старины за настоящие египетским властям? Конечно, они знали бы, что он вывозит подделку.

— Нет, если он предоставил им подлинные вещи, — задумчиво сказал Хорус Стил. — Вот как бы я это сделал, если бы придумал такой план.

— Па! — воскликнул Генри Стила тоном упрека.

— Я сказал, если, — отметил его отец. — Лестер, как и все участники раскопок, имеет свою собственную значительную коллекцию. Он мог привезти ее в Египет под видом землеройной техники, предметов домашнего обихода и т. д. И когда власти прибыли на раскопки, он мог просто передать эти реликты и притвориться, что их вытащили из пещеры. Даже если бы власти подозревали что-то, они были бы удовлетворены взяткой в виде любых полуприличных артефактов.

— Итак, сэр Лестер охраняет пустую гробницу, доставляет в Египет необходимые артефакты, чтобы обмануть власти, и покупает дешевые подделки для отправки домой вместо реликтов, которые он на самом деле никогда не выкапывал. Но для этого ему необходимо сотрудничество рабочих, — отметила я.

— Мужчины не из этого района, поэтому они будут гораздо реже сообщать о нем. Добавьте Патрика Фэйрбротера под видом Анубиса, — сказал Стокер. — И какие бы обычные опасности ни происходили в экспедиции — болезнь, несчастный случай — они будут списаны на счет проклятия и оскорбленного бога, еще один хитрый ход, чтобы купить молчание его работников.

— И если не хватает опасностей, чтобы убедить их, такие вещи можно легко организовать, — добавила я. — Небольшое количество мышьяка в чайнике может значительно помочь с загадочными заболеваниями. Джонас Фаулер умер, в конце концов. И Джон де Морган плохо себя чувствовал на протяжении большей части сезона раскопок. Возможно, их бедам помогала злая рука.

— Но Джон де Морган нашел корону и определил, что это подделка, чего они не ожидали, — указал Стокер.

Хорус Стил задумчиво потер подбородок. — Его опыт работы с египтологией был ограничен. Он не знал бы, глядя на диадему, что это подделка. Только опытный филолог увидел бы ошибку в надписи. Нет, я подозреваю, что он видел диадему до того, как она должна была быть «обнаружена» в могиле. Когда это было преподнесено как великая находка, он сразу понял бы, что произошло, и предпринял шаги, чтобы разоблачить их.

— Когда он уехал с диадемой, это, должно быть, было жестоким ударом для заговорщиков, — сказала я, старательно избегая имени сэра Лестера, чтобы больше не расстраивать Фигги. — Они должны были действовать, чтобы помешать ему разоблачить их заговор. Джон де Морган должен был умереть, и его смерть была бы приписана проклятию мумии.

Хорус Стил нахмурился. — Все это имело смысл до этого момента. Мы знаем, что он добрался до отеля в Дувре, но не дальше. Как мог кто-нибудь предвидеть, куда он поедет, и организовать его исчезновение так тщательно, что его комната тоже исчезла?

— Это нам еще предстоит выяснить, сказала я ему. — Но есть еще одна маленькая загадка, которую, я думаю, мы могли бы прояснить сейчас. Я достала коробку с вязаной коброй и продемонстрировала механизм Стилам. — Ваша работа, Фигги?

— Да. Я не доверяла вам. Так много странных вещей произошло, — сказала она, угрюмо. — Я чувствовала себя ужасно, так одиноко и потерянно. Я ничего не понимала в происходящем. А потом появилась ваша пара, и я подумала, что вы можете быть как-то связаны с проиходящим. Я решила немного разузнать о вас, пошла к леди Велли, нo она рассказала о вас много хорошего. Я почти решила не оставлять коробку, но она уже была у меняв кармане, и я подумала, что если вас хорошенько испугать, это может потрясти вещи немного. — Она замолчала, но никакого нового рыдания не последовало. Бедная Фигги.

— И вы решили еще больше встряхнуть вещи, уговорив Генри переодеться и сыграть Анубиса, так? — спросил ее Стокер.

Она кивнула, ее подбородок внезапно упрямо выпятился. — Никто мне ничего не говорит. Они относятся ко мне, как к ребенку, а я не ребенок. Я даже пыталась следовать за Патриком однажды ночью, но все, что он делал, это посещал дом в Кенсингтоне за Кромвел-роуд. Поэтому я тайно встретилась с Генри и попросила его помочь мне.

Стокер посмотрел в мою сторону, но ничего не сказал. Фигги не знала, что она yвидела. Но визит в Маршвуд означал, что Фэйрбротер вломился в комнаты Кэролайн в попытке вернуть диадему. Я подумала о наблюдении Берди о том, что Фигги только выходила гулять с собакой и поняла, как многого она на самом деле достигла в эти украденные моменты.

— И я был счастлив помочь, — сказал Генрипреданно. Он был молодым Святым Георгием, готовым убить дракона ради прекрасной девы. И все же я сильно подозревала, что Фигги взяла на себя более активную роль, чем беспомощная девушка. Если бы у нее не было груди, она могла бы сыграть Анубиса сама, решила я. Это было телосложение Генри, которое продиктовало его роль. Возможно, в его позвоночнике был Стил, но в ее была изряднаяхрабрость.

— Что теперь? — спросил Хорус.

— Мы должны найти доказательства, — категорически сказал Стокер. — И мы должны определить степень заговора. Мы считаем, что есть три заговорщика, сэр Лестер, леди Тивертон и Патрик Фэйрбротер. Но мы не знаем, кто является руководителем.

— Она, — выплюнула Фигги. — Мой отец не был бы таким злым или таким умным, чтобы придумать такую схему. А Патрик тупой, как пробка. Это всеона.

— Тогда мы должны найти доказательство, — повторил Стокер.

Фигги покачала головой. — Вы не сможете. Она слишком умна! — настаивала она.

Хорус похлопал ее по руке. — Не продолжай, Фигги. Мы позаботимся о том, чтобы твой отец не был замешан, если он невинный человек.

Я сопротивлялась желанию закатить глаза. Невиновный человек! Когда он осуществил план, обманувший всю египтологическую общину и, возможно, участвовал в сговоре совершить убийство. Но мистер Стил явно взял на себя роль суррогатного отца Фигги и наслаждался своим шансом справиться с ситуацией.

— Утром я найму самых лучших Пинкертонов, или что у них есть в Лондоне равноценного, — начал он.

Генри поднялся. — Нет, ты не будешь. Каждая секунда имеет значение. Теперь, когда сэр Лестер заболел — благодаря моим действиям, действиям, с которыми мне придется прожить остаток моей жизни, — добавил он с таким видом благородного страдания, что это сделало бы честь Ахиллесу. — Я найду необходимое доказательство, чтобы положить конец этому заговору, прежде чем кто-либо еще пострадает.

Он стоял в полный рост, его плечи были квадратными, его челюсть крепкой, его глаза блестели, и в этот момент я увидела, как его отец переполнен эмоциями. Если Генри хотел, чтобы его маленький показ оказал подобный эффект на Фигги, он был бы бесконечно разочарован. Она лишь раздраженно вздохнула, пока Хорус Стил прижимал сына к своей мужественной груди, выдавив несколько слов похвалы.

Он отступил назад и полез в карман за револьвером. — Вот, сынок. Вам это понадобится.

Генри Стил побледнел, и Стокер потянулся к оружию, легко кладя его в карман. — Спасибо, мистер Стил. Это может пригодиться.

Хорус посмотрел на меня. — Я извиняюсь, мисс Спидвeлл, — сказал он шутливым тоном. — Боюсь, у меня нет другого огнестрельного оружия в запасе.

Я оскалила зубы в улыбке. — Не беспокойтесь, мистер Стил. Мисс Спидвeлл оно не нужно.

Глава 19

Мы прибыли в Карнак-Холл после значительной задержки. Мистер Стил пообещал сопроводить Фигги обратно в Садбери, и я не удивилась. Он был очень заботлив с ней, и Генри Стил проводил ее долгим нежным взглядом. Я почти не сомневалaсь в том, что, чем бы ни закончилось наше опасное приключение, Фигги окажется среди друзей.

4Зал был затемнен, когда мы приехали, и мы в полной мере воспользовались темнотой улиц, проскользнув в аллею позади. Когда мы свернули в узкий проход, мы внезапно услышали поспешный бег.

— Крысы! — произнесла я, но единственное существо, которое появилось, было двуногим. Стройный молодой человек в светлых штанах торопливо прошел мимо, поднимая штаны и бормоча проклятия у себя под нос. Женщина, которая зарабатывала на жизнь ночными трудами, вышла из-за выброшенного ящика, моргая в свете лампы.

— Привет, утята, — сердечно сказала она. — Два пенса с каждого, — сказала она, дергая подбородком в сторону стены, невидимой в темноте.

— Добрый вечер, — ответил Стокер. — Мы не нуждаемся в ваших услугах, но я надеюсь, что вы не потеряли из-за нас гонорар от джентльмена.

Она улыбнулась и раскрыла ладонь, обнажая монету. — Всегда получайте деньги заранее, — сказала она мудро. — Какое у вас здесь дело, если это не мой сорт бизнеса?

— Нам нужна пара острых глаз, — сказала я ей, вдавливая еще одну монету в ее руку. — Идите до конца улицы, и если увидите приближающегося полицейского, свистните или спойте.

Она кивнула и спела несколько популярных мелодий.

— «Элси из Челси»? — спросила я.

— Точно. Элси — мое имя, — ответила она, подмигнув.

Стокер поблагодарил ее и повернулся к задней двери Карнак-Холла, опустившись на колени, a Генри Стил поднял лампу. Элси долго смотрела на зад Стокера и твердую длину его бедер, прежде чем наклониться ко мне с заговорщическим взглядом.

— Я сказала два пенса, но если он захочет пойти, проси флорин.

Я поднялa бровь. — Вы только что повысили цены в двенадцать раз, — отметила я.

Она снова улыбнулась. — Я полагаю, симпатичный парень получал свою долю бесплатно. Для него это будет разнообразием, если ему придется хорошо заплатить за это.

Стокер сдержал смех, вынул из кармана набор тонких металлических инструментов и принялся за работу.

— Вы умеете взламывать замки? — потребовал Генри.

Стокер пожал плечами. — Я опытный хирург и таксидермист, парень. У проворных пальцев есть много применений.

Элси издала звук, который можно было воспроизвести только как «О-э-э».

Я вложила еще одну монету в ее руку. — Возьмите, это вместо него. Глоток джина согреет вас лучше, чем он. Боюсь, он застенчив.

Стокер фыркнул, когда женщина сунула в карман монету. Она помахала своей шляпой с пером. — Жаль, но, по правде говоря, в любом случае я предпочла бы глоток джина. Спасибо, миссус. Тогда я буду следить за концом переулка.

— Вы добрая душа, Элси.

Она ворчала. — Вы не поверите, миссус. Но я не так плохa, как некоторые.

С этими словами она отчалила с грацией герцогини, выбирая путь по листьям салата и лужам.

— Она мне очень нравится, — сказала я никому конкретно.

С резким кивком она пошла по улице, расположилась в конце переулка, и спрятала доходы от вечера в карман под нижней юбкой.

Генри Стил повернулся ко мне c широко раскрытыми глазами. — Это была падшая женщина?»

— Я бы скорее назвала ее предпринимателем, — сказала я ему серьезно.

Пока Стокер работал, мы поболтали несколько минут, поделились откровенным мнениями о состоянии действующих законов о проституции и сравнили их с законами Древнего Египта. Молодой мистер Стил был информативен, скорее даже слишком. Я подозревалa его в нездоровой заботе о женщинах с ограниченной добродетелью. Но прежде чем я смогла прочесть ему лекцию на эту тему, Стокер прервал.

— Я закончил, — тихо позвал Стокер.

Генри уставился на него с искренним восхищением. — Вы должны научить меня, как это делать.

— Нет времени, — ответила я, подталкивая его за Стокером в темное здание. Я сделала паузу, чтобы помахать Элси, которая помахала в ответ, быстро уходя в ночь, когда мы закрыли за собой дверь.

Заброшенный, без роскошных ламп, Карнак-Холл был атмосферным местом. Сам воздух казался выжидал, и я осознавала с глубоким чувством, что глаза смотрят на нас — нарисованные скульптурные глаза каждого изображения, выглядывающие из витрин, когда мы переходили из тени в тень. Свет от единственного фонаря едва разгонял мрак, но этого было достаточно, чтобы осветить белое лицо Генри Стила.

— Успокойтесь, мистер Стил, — тихо сказала я.

Он кивнул один раз, расправив плечи. Он был крепким парнем, молодой Генри Стил, и я надеялась, что нервы не подведут его.

Теперь помост был пуст, саркофаг принцессы был перемещен.

— Она должна быть в кладовой, — подсказала я Стокеру, показывая ему куда идти. Я повела иx в коридор, где впервые увидела ее. Неудивительно, что дверь была заперта, но Стокер снова наклонился, чтобы использовать свои воровские таланты, и мы вскоре оказались внутри. Саркофаг опирался на эстакады, его поверхность мерцала в тоскливом свете. Рядом с ним, прислонившись к стене, стоял крепкий деревянный упаковочный ящик, из которого вываливалась куча опилок, крышка его была наклонена. Я наклонилась, чтобы прочитать этикетку, прикрепленную к одной из досок.

— Это ящик от саркофага. Надпись на нем гласит, что ящик с мумией прошел через Дувр, — сказала я Стокеру, не решаясь высказать свое подозрение.

Я не должна была. С той любопытной разновидностью телепатии, которой мы иногда делились, Стокер интуитивно понял мои мысли. Он вздохнул и снял пальто. — Я найду лом, — сказал он.

— Что это? — спросил Генри озадаченно.

Я посмотрела на него с жалостью. — Я предлагаю вам вынуть свой носовой платок, мистер Стил, и завязать его бандитским способом на носу. Это будет неприятно.

— Что будет неприятно? — потребовал он. — Что вы нашли?

Стокер снова появился с инструментом в руке и занялся ящиком. Это потребовало значительных усилий, и, в конце концов, нам с Генри пришлось навалиться на крышку саркофага, чтобы помочь сдвинуть ее с места. Когда мы это сделали, тошнотворная вонь заставила Генри отшатнуться, закрывая рот и давясь рвотой.

— Боже! Что это за ужасный запах? — выдавил он между усилиями, дыша в одну из ладоней.

— Это, — просто сказала я, — это то, что осталось от Джона де Моргана.

•••

Я не подумала, что может значить для Стокера обнаружить останки его бывшего лучшего друга, и у меня не было времени обдумывать это позже. — Ну, это все доказательства, которые нам нужны. Мы пойдем прямо в столичную полицию и расскажем им, что мы обнаружили. Конечно, этого будет достаточно.

Как только мистер Стил собрал самообладание, из дверного проема раздался резкий вдох. Мы повернулись как один, чтобы увидеть Патрика Фэйрбротера, стоящего там с лампой в руке. Каким гротеском сцена, должно быть, показалась ему! Мы поставили наш фонарь на пол, и тени, которые он отбрасывал на потолок, были огромными. Мы стояли тесно вокруг ящика с мумией, его крышка была наклонена, и запах разлагающегося трупа Джона де Моргана наполнил воздух. Не говоря ни слова, он отступил, закрыв дверь. Прежде чем мы смогли начать действовать, мы услышали звук ключа в замке.

— Ад и проклятие, — выругался Стокер. Он повернулся ко мне. — Я считаю, что мы только что потеряли элемент неожиданности.

— Что теперь? — спросил Генри Стил с округлившимися глазами. — Можете ли вы взломать замок?

Стокер любезно улыбнулся ему. — Совершенно бессмысленно с этой стороны двери.

Я посмотрела на вентилятор высоко в стене. — Это единственный путь. Подсади, пожалуйста, Стокер.

Он положил ногу на ящик, предоставив мне крепкую длину его бедра, как подпорку. Я встала на него, подтягиваясь на полную высоту, пока мои кончики пальцев не достигли решетки, закрывающей вентилятор. Я вырвала еe без труда. — Ловите, если можете, мистер Стил.

Молодой Генри поймал ее, глядя в восторге, когда Стокер поднял меня выше, с силой подталкивая меня сзади, когда я влазила в канал вентилятора.

— Достаточно ли места, мисс Спидвeлл? — крикнул Генри.

— Абсолютно. Здесь так просторно, я могла бы просто жить в нем, — сказала я, скорее из бравады, чем правдиво. Если честно, пространство было довольно узким, заставляя мою грудь неловко сжиматься. Сам проход не был таким уж узким, чтобы сковывать меня, но чувство несовершенной свободы вызывало тревогу. У меня был небольшой опыт пещер — охота на бабочек происходит на лугах — но я не была уверена, что знакомство с закрытыми пространствами помогло бы. Я решила, что сегодня помогут только решимость и дисциплина.

Я опустилa голову и поползла, быстро, как только могла, протискиваясь через изгибы в шахте, пока кружевной узор света не показал, что я добралась до другой крышки. Я сильно ударила по ней, сбросив на пол, и заколебалась. Если бы этот путь вел к другой запертой кладовой, было бы не лучше и даже хуже, потому что я была бы отделена от своих компаньонов без возможности общаться с ними. Но каждая секунда, которую Патрик Фэйрбротер выигрывал, мы теряли.

Я повернулась — с большим трудом и проклятиями — пока мои ноги не оказались над вентилятором. Пробормотав молитву, я сильно ударила ногой, заставив крышку сдвинуться. Я упала через отверстие, сжав его край, пока мое тело свободно болталось. Быстрый взгляд показал, что я нахожусь в коридоре, а Патрика Фэйрбротера нигде не было видно. Я поднялась на ноги и поспешила в кладовую, где Стокер и Генри все еще были в заключении.

— Я свободна, — позвала я.

— Полагаю, дьявол забрал ключ, — ответил Стокер, его обычно прoтяжный голос был приглушен прочной дверью.

— Да, и я не советую пробивать себе дорогу. Дверь из натурального дуба, ничего подобного этим хлипким вещам наверху.

— Я уже сделал это наблюдение, — возразил он. — Теперь вынь две шпильки, и я объясню тебе, что делать дальше.

Процесс был не таким простым, как хотелось бы любому из нас. Инструкции Стокера глушились дверью, и прошло несколько минут, прежде чем мы поняли, что его указания искажались или терялись в моих руках.

— Из всей тупоголовой, бездарной глупости, — проворчал он. — Конечно, ты должна была перепутать инструкции.

— Возможно, тебе следовало объснить мне раньше, — холодно ответила я. — И, возможно, ты мог бы быть немного более любезным, когда я нахожусь в процессе твоего спасения. После этого я снова занялась их освобождением, и в течение значительно более длительного периода, чем я бы предпочла, замок уступил.

— Наконец-то, — Стокер небрежно отряхиваял пыль с рукавов.

— Тихо, или я запру тебя обратно. — Наши глаза встретились. — В Садбери? — спросила я.

— Куда же еще?

• • •

К сожалению, это было время дня, когда улицы Лондонанаиболее сильно забиты движением — каретами и кэбами, фургонами и омнибусами, толпами людей. Некоторое время мы пытались поймать кэб, но в итоге нам пришлось идти пешком, в результате мы прибыли в Садбери задыхаясь и в неряшливом виде.

Леди Тивертон открыла дверь номера с мрачным выражением лица. — Слава Богу, что вы пришли, — сказала она горячо. — Помогите нам, умоляю вас. — Фигги стояла позади нее, бледная и растерянная.

— Где Патрик Фэйрбротер? — потребовала я. — Он несет ответственность за смерть Джона де Моргана, и мы требуем справедливости.

— Тогда вам следует поторопиться, — сказала леди Тивертон.

— Вы должны что-то сделать с отцом! — взорвалась Фигги. — Он сошел с ума!

— Он не сошел с ума, — с серьезностью поправила леди Тивертон. — Но он сам не свой.

— Что произошло? Мы не можем помочь, если не знаем точно, что произошло, — спокойно сказал ей Стокер.

Она приложила усилия, чтобы собраться. Она повернулась к падчерице. — Фигги, позвони, чтобы принесли чай, пожалуйста.

— Я не хочу чертового чая! — закричала Фигги, топая ногой.

— Ифигения, — сказала ее мачеха командным тоном, которого я никогда раньше не слышал. — Ты будешь контролировать себя и будешь полезной, или я тебя удалю. Истерика ничего не решит. Чай. Немедленно.

К моему удивлению, Фигги подчинился. Генри поспешил за ней, и это заставило меня и Стокера узнать, что мы можем больше, чем думаем.

— Фигги рассказала мне кое-что из того, что произошло, и я знаю, что она подозревает меня в соучастии в этом заговоре. Я могу сказать вам, что ничто не может быть дальше от истины. Я только сегодня узнала в полной мере о том, что происходит, когда мой муж и Патрик чуть не подрались менeе часy назад в этой самой комнате. Они отправились в загородный дом в Суррей, — сказала она, сложив руки вместе. — Я уверена, что произойдет что-то ужасное.

— С которым из них? — умело спросил Стокер.

Она вздрогнула. — С моим мужем. Он не преступник. Он не жестoкий, — протестовала она. — Патрик причинит ему вред. Сейчас сэр Лестер считает, что Патрик у него в руках, но я знаю, что Патрик найдет способ повернуть стол.

— Фэйрбротер ведет двойную игру? — предположил Стокер.

— Это то, во что верит сэр Лестер, — сказала она, сжав губы. — Они были равными партнерами в этом деле, но мой муж пришел к выводу, что Патрик хочет обмануть его.

— Почему он так думает? — спросил Стокер.

— Я пошла в комнату Патрика, — сказала она, протискивая слова сквозь губы. — Я обыскала его вещи, и среди его бумаг я нашла билет на пароход, который уезжает завтра. Он собирается уехать в Южную Америку, в Аргентину. Я также нашла пакет с порошком, — добавила она с ужасом. — Я думаю, что это какой-то яд. Небеса знают, что он с ним сделал — или хотел сделать.

Я повернулась к Стокеру. — Джонас Фаулер? — Он резко кивнул головой.

Леди Тивертон продолжала. — Я взяла билет и пакет, чтобы убедить своего мужa, что Патрик работает против него, чтобы показать ему, кем на самом деле был Патрик. Я сказала ему, что мы могли бы противостоять Патрику вместе, заставить его отказаться от своей доли и уехать спокойно, не устраивая скандала, но сэр Лестер не хотел об этом слышать. Он покинул свою больничную койку и взял револьвер, чтобы заставить Патрика отправиться с ним в Суррей.

— Почему Суррей? — спросила я.

— Тивертон-Холл — это загородный дом моего мужа в Суррее. Именно там хранятся остальные артефакты, которые они собирались продать, — быстро объяснила она. — Сэр Лестер думает, что их вынесли, и он хочет убедиться в этом сам. Вы должны остановить его, прежде чем он сделает что-то опрометчивое!

— Мы будем преследовать их, — пообещал Стокер.

— Но они уехали последним поездoм, — сказала она, ломая руки. — Следующий поезд идет только утром.

— О, ради бога, — пробормоталa я. — Мы не спасательная миссия! В ходе этого расследования мы уже были наполовину утоплены, почти сожжены и едва не задохнулись в канализации.

Внезапное движение в дверях привлекло мое внимание.

— Пожалуйста, — умоляла Фигги со слезами на глазах, выйдя вперед. — Вы должны помочь. Это мой отец.

Ее голос сломался на последнем слоге, и я знала, что больше не могу сражаться. Стокер мог противостоять многим вещам, но несчастная девушка, пытающаяся спасти отца, не была одной из них.

— Очень хорошо, — утешила я ее. — Мы сделаем что-нибудь. Но что? Наемная карета?

— Лошади никогда не побьют поезд, — сказал Стокер, задумчиво поглаживая подбородок. — Но я знаю кое-что, что сможет.

•••

Я смотрела на воздушный шар Монтголфира. — Ты шутишь.

— Нет, — сказал Стокер с безумным спокойствием. — Готов к полету. Я хотел проверить его на этой неделе в любом случае. И это наш единственный шанс добраться до дома Тивертона сегодня вечером. Даже ветер на нашей стороне, и это уже чудо.

Я посмотрела на Генри Стила, который побледнел до мраморно-белого в лунном свете.

Я вздохнулa. — Тогда пошли. Если мы хотим умереть, давайте сделаем это как мужчины и англичане.

Мы решили взать с собой Генри, потому что он знал расположение загородного поместья Тивертона, и отчаянные просьбы Фигги побудили леди Велли к действию. Она вытащила всех трудоспособных слуг мужского пола в Бишоп-Фолли из постели и приказала им всей властью своего тезки следовать за Стокером, подчиняясь его руководству. Пока мужчины собирались, Стокер и я поспешно оделись в наши самые теплые одежды, чтобы не допустить переохлаждения при полете в воздухе. Поверх моего костюма я завернула теплую шаль, плотно заправив концы за пояс, и Стокер обнаружил невероятнуюмедвежью шкуру, которую Генри Стил мог надеть как плащ.

После того, как мы были экипированы, Стокер организовал рабочих в группы, чтобы натянуть веревки и разгладить оболочку воздушного шара. Он забрался в гондолу, указав мне и Генри, где встать, чтобы вес был равномерно распределен и как правильно расположитьмешки с песком. Стокер и Генри сами зажгли жаровню, насыпая в нее уголь, пока медленно, почти незаметно, шар не начал заполняться. Шелк двигался медленно, оживая, когда воздух переместился в его большое легкое, втягивая тепло, которое заставляло его подниматься. Я смотрела, сжимая руки и стараясь сдержать восторг, когда он рос, поднимался и округлялся, пока не поднялся над верхушками деревьев. Грандиозное зрелище — воздушный шар, украшенный посланиями давно умершего короля, версальского призрака, поднимающийся над сердцем Maрильбона.

Гондола выжидательно стояла на траве, дрожа в ожидании, и я забралась в корзину со Стокером и Генри. По сигналу Стокера команда ребят на земле отпустила веревки, и корзина медленно и грациозно поднялась как танцор. Парни внизу махали шапками и приветствовали, а леди Велли помахала своей тростью. Рядом с ней неподвижно стояла Фигги, ее бледное лицо повернулось, чтобы наблюдать за нами, когда мы улетали. Стокер сделал несколько корректировок, и мы повернули к югу.

Путешествуя над спящим городом, мы бесшумно плыли по ночному небу к реке и мимо палат парламента. Циферблат GreatWestminsterClock(Биг-Бен — Вестминстерские часы) светился белым на золотой башне, а высоко над часами виселфонарь Айртона, его зеленый блеск провозглашал, что парламент все еще заседает. Мы проплыли мимо него, молча, как призрак в ясной звездной ночи.

Мы скользили над Темзой и над южным берегом, пока, наконец, не добрались до сельской местности, внизу простиралась полоса темноты. Тут и там мерцали точки светящихся городских огней, но по большей части все было тихо и темно, сельская Англия мирно укладывалась в постель поздней зимней ночью. Воздух был очень холодным, и я былa благодарна за тепло жаровни. Холод февральского воздуха дал нам хороший подъем, и время от времени Стокер и Генри делали паузу в своей неистовой подпитке жаровни, чтобы наблюдать, как Англия развернулась под нами, освещенная нежным сиянием полной луны. Время от времени воздух в воздушном шаре будет охлаждаться, в результате чего мы внезапно упадем, и мой желудок захлестнет меня, создавая прилив радости, подобный скачке на быстрой лошади или стоянию на палубе лодки с пузатым животом паруса. Мне нравилась каждая минута этого странного приключения, и я не раз оглядывалась и обнаруживала, что Стокер улыбается мне в адском огне жаровни. Я улыбалась ему в ответ, наслаждаясь нашим новым приключением.

Бедный Генри Стил не чувствовал себя так хорошо. Непривычное движение полета заставило его не раз наклониться над боковой частью гондолы, опустошив содержимое желудка со звучными стонами.

— Это безумие, — простонал он. — Самая дикая из гусиных гонок! Как мы можем надеяться найти их?

— Мужество, мистер Стил! — сказала я, передавая ему флягуaguardiente, чтобы укрепить его нервы. Он взял ее и глубоко глотнул, задыхаясь и кашляя. На мгновение я думала, что он уступит своему испугу, но он собрался, и я поверила, что его отец будет им гордиться. Шансы на то, что мы выследим их в темной безмятежности той мартовской ночи, были незначительные, но я всегда была необычайно удачливой в самые неожиданные моменты. Каким-то образом — Божественным провидением? Удачей? Ревностныые усилия Стокера? — мы наконец-то заметили поезд под нами, несущийся по сельской местности, его двигатель выдыхал огромные потоки пара. Я подумала о Патрике Фэйрбротере и сэре Лестере Тивертоне и предстоящей конфронтации. Приветствует ли нас кто-нибудь из них? Принесем ли мы избавление? Или разрушение?

— Вот! — закричал Генри, указывая на излучину в узкой реке. — Боже мой, я не могу в это поверить, но это там, где река поворачивается. Это Тивертон-Холл. Видите, где лунный свет освещает широкий, ровный участок земли, газон впереди, вы можете приземлиться там.

Стокер сделал, как инструктировал Генри, направив воздушный шар к границе деревьев, росших по краю ухоженных газонов. Он хотел, чтобы мы плавно скользили вниз, как бабочка, садящаяся на ветку, но удача изменила нам. У воздушного шара были другие идеи. Гондола понеслась в обрывистом падении, верхушки деревьев мчались на нас с головокружительной скоростью.

— Вверх, Стокер! — призвала я.

— Ради бога, я пытаюсь, — процедил он сквозь стиснутые зубы, возясь с жаровней, чтобы отправить больше тепла в оболочку. Но было слишком поздно.

Последовала серия болезненных содроганий, когда гондола, трескаясь по всему куполу, разбивала ветки на пути вниз. Сломанные сучья царапали боковые стороны корзины, хватая, пока мы неслись вниз, вниз, вниз, все быстрее и быстрее. Я приготовилась к неизбежному крушению, когда с отвратительным стуком мы остановились. Воздушный шар зацепился за деревья, и мы повисли в гондоле, как огромная огроздь спелых фруктов, примерно в сорока футах над землей.

Генри выглянул через край корзины и тихо застонал. Стокер немедленно бросил один из канатов и хмыкнул от удовольствия, когда он упал вниз, чуть не доходя доземли.

— Нам придется спускаться по нему, — объявил он.

Генри издал протестующий звук, но в этот момент ветер сотряс деревья, и корзина немного соскользнула. Я похлопала его по плечу. — Неважно. Лучше всего, если вы не будете смотреть вниз. И если вы сломаете ногу, Стокер всегда сможет вас пристрелить. В конце концов, у него есть револьвер.

Генри посмотрел на меня с отвращением, и я пожала плечами, глядя на Стокера. Но побуждение сработало. Без лишних слов Генри положил ногу на край корзины, хватаясь за веревку онемевшими пальцами. Я не смотрела. Но внезапный треск ветвей и стук, сопровождаемый стоном боли, были красноречивы.

Я вглядывалась в темноту. — Мистер Стилl! Я говорю, мистер Стил, с вами все в порядке?

— Я думаю, что сломал руку, — сказал он голосом, совсем не похожим на его обычный.

— Что ж, это прискорбно, — заметила я.

— Твоя очередь, — скомандовал Стокер.

— Не думаю, — ответила я с негодованием. — Я легче и должна выбираться последней, так как гондола неустойчива и может упасть в любой момент. У меня больше шансов пережить падение, чем у тебя.

Выражение его лица было непостижимым. — Я, во всех смыслах и целях, являюсь капитаном этого начинания. Если кто-то тонет с кораблем, это я. Теперь спускайся по этой веревке, пока я не выбросил тебя.

Он подошел ко мне, словно пытаясь осуществить свою угрозу, и я прыгнула через край гондолы, схватившись за веревку руками и сжав вокруг нее ноги. Я опускалась в устойчивом ритме, игнорируя скрипы и стоны протеста ветвей наверху. Они держали воздушный шар, но едва-едва.

Мои кончики ботинок парили над землей, и я спрыгнула с веревки. Генри уставился на меня в искреннем восхищении, хотя он прижимал руку к груди. — Где вы научились так лазать? — потребовал он.

— На лианах в Коста-Рике. Лучшие места обитания бабочек, как общеизвестно, недоступны. Вам нужна медицинская помощь, мистер Стил? — спросила я.

Он мужественно покачал головой. — Нет. Я могу справиться. — Он изо всех сил пытался сесть, а затем встать. Его сломанная рука была сложена, как птичье крыло, на груди.

Я сняла свою шаль и крепко завязала на его шее, образуя аккуратную колыбель для его поврежденной конечности. — Вот так, — произнесла я. — И не забудьте вернуть мне шаль. Это моя любимая.

Он кивнул, слабо улыбаясь, когда я недовольно подняла глаза вверх. — Ну же, Стокер. Мы не можем здесь торчать всю ночь.

Стокер подошел к краю корзины и обмотал одну ногу веревкой, схватившись за нее с искусной техникой человека, который провел годы на борту кораблей Ее Величества в качестве офицера флота. Его вес, больший, чем у меня или у Генри — a возможно, обоих вместе — заставил гондолу накрениться. Ветви, держащие воздушный шар, треснули, и зловещий звук порющегося шелка разорвал ночь.

— Быстрее, — шептала я. Он двигался плавно, неторопливо. Он был все еще в тридцати футах от земли, и падение оттуда могла убить его. Но он справился бы намного лучше, если не отвлекать его снизу, поэтому я ограничила свои комментарии бормотанием себе под нос.

Длинный, медленный звук, как у швеи, разрывающей бязь, затем пауза. Стокер поднял голову, и прежде чем я успела выкрикнуть предупреждение, последняя из веток сломалась с треском, настолько громким, что это прозвучало как выстрел из пушки. Стокер, веревка, корзина, воздушный шар — все рухнуло на землю, разрывая канат и шелк, приземлившись со слышимым стуком, сотрясшим землю.

— Стокер!

Я не могла его видеть, потому что воздушный шар приземлился в вихре разрушения. Потребовалось время, чтобы шелк улегся, молчание было зловещим. Внезапно куча вздрогнула, и появился Стокер, выползающий из мусора. Он сильно кашлял, схватившись за бок.

— Ты, несомненно, сломал ребро, — ругалась я. — Ты должен был спуститься до того, как воздушный шар успел разорваться.

Он посмотрел на меня, тяжело хрипя, и я поняла, что он смеется. — Это не более чем трещина, ты, мегера. Боже мой, человек может умереть, и ты будешь ругать его за то, что он запутался в ковре. Никогда не меняйся, Вероника.

— И не думаю, — пообещала я. — Хотя, что мне делать с парой раненых собратьев по оружию, я не могу придумать. Возможно, тебе все-таки стоит отдать мне револьвер, — резко предложила я.

— Чертовски невероятно, — пробормотал Стокер. Я помогла ему подняться на ноги и увидела гримасу боли, которую он пытался подавить. Я не суетилась. У нас была миссия, и он не позволил бы мне отвлечь его разговорами о сломанных костях и бинтах.

— Они только что вошли в дом! — хрипло прошептал Генри.

Следуя указаниям Генри, мы подкрались к Тивертон-Холлу. Когда-то это могла быть симпатичная усадьба в стиле Тюдоров, но сады были оставлены без присмотра, а само здание демонстрировало признаки забвения. Сэр Лестер, очевидно, инвестировал каждый лишний пенни в свои египтологические экспедиции, и у нас была причина быть благодарной: отсутствие надлежащей безопасности означало, что ни сторож, ни собака не остановят нас.

Приближаясь к дому, мы видели, как зажегся свет, когда сэр Лестер и его пленник двигались по дому. Тусклый вначале свет золотого ореола лампы стал ярче, когда они дошли. Мы моглислышать, как голос сэра Лестера повышается, когда он ругал Фэйрбротера, давая волю своему темпераменту.

Мы остановились лишь на мгновение в тени кустарника, чтобы продумать следующие действия. Кусты привели нас к краю французского окна без штор. Сквозь стекло мы могли видеть Фэйрбротера, сидящего на стуле, с настороженным выражением лица, когда он смотрел на сэра Лестера и смертельный черный револьвер в его руке.

К моему удивлению, Стокер медленно поднялся из тени кустарника, открыто приближаясь к окну.

— Что вы делаете? — спросил Генри высоким голосом.

— Если мы удивим его, он может выстрелить, — объяснил Стокер. — Лучше дать ему минуту, чтобы привыкнуть к мысли, что у него есть посетители.

Он не удосужился понизить голос, и мгновенный взгляд Фэйрбротера в направлении окна привлек внимание сэра Лестера. Он начал подниматься со стула, и сэр Лестер взмахом приказал ему вернуться, угрожая револьвером, когда Стокер медленно открыл дверь, за ним следовала я, Генри Стил неохотно защищал тыл.

— Какого черта вы здесь делаете? — потребовал сэр Лестер, все следы любезности исчезли.

— Мы пришли по настоянию леди Тивертон, — спокойно ответил Стокер. — Она боится, что вы могли бы сделать что-то глупое. — Он нарочно обернулся влево, а я направилась направо, отвлекая сэра Лестера.

Баронета не так легко было обмануть. Он дернул револьвер от одного из нас к другому. — Нет. Встаньте вместе, — приказал он.

— Конечно, вы не хотите стрелять в нас, — сказала я прямо. — Для этого уже слишком поздно. Игра окончена. Намного лучше воспринимать последствия как мужчина.

Румяный цвет его лица стал багровым. — Последствия? Какие? Позволить быть обманутым этим, этим мерзавцем?

— Это немного грубо, не так ли? — спросил Фэйрбротер непринужденным тоном. — В конце концов, мы согласились на эту схему вместе. Вы были совершенно счастливы предпринять это, когда мы начали.

— Счастлив? Как я мог быть счастлив, когда вы всегда были рядом, побуждая меня делать больше, рисковать больше? Я хотел только заработать немного денег, но вы превратили небольшую безобидную сделку в совершенный гротеск. Это ваша вина, что я рискнул своей честью, — посетовал он.

Любая симпатия к этому человеку быстро испарялась. Он казался куда более озабоченным своим собственным именем, чем жизнью Джона де Моргана. Но я вполне мог представить, как Патрик Фэйрбротер подталкивает его к пропасти этих преступлений, а затем осторожно опрокидывает. Я была сильно раздосадована на себя за то, что всегда думала, что он обаятельный, и немало огорчена тем, что раньше не рассматривала его в роли вдохновителя этого губительного заговора. Мне не нравилось думать, что крепкая пара плеч и красивая улыбка могли поставить под угрозу мое суждение, поэтому я сразу отклонила эту мысль и обратила свое внимание на провоцирование признания.

— Вы подстроили смерть Джона де Моргана в отеле в Дувре, не так ли? — тихо спросила я Фэйрбротера. — Это должно было стать кульминацией проклятия мумии, доказательством наряду с появлением Анубиса, что экспедиция обнаружила нечто уникальное во всей египтологии. Скажите мне, как вам это удалось. Полагаю, у вас была какая-то связь с владелицей отеля.

— Его сестра, — сообщил сэр Лестер, направляя револьвер в сторону груди Фэйрбротера.

Глаза Фэйрбротера резко уставились на меня, но он старался, чтобы его голос не звучал испуганно, возможно, чувствуя, что мы — единственное, что стоит между ним и разозленным баронетом. — Да. Ребекка Гиддонс моя сестра.

— РебеккаФ. Гиддонс, — произнесла я, глядя на Стокерa.

Фэйрбротер продолжил. — Oтель не приносил дохода, поэтому, когда я занял позицию у сэра Лестера, я устроил, чтобы экспедиция остановилась у нее. Я думал, что она выиграет от этого.

— Она хорошо заработала, — заметил Стокер. — Настолько, что она чувствовала себя обязанной помочь вам, когда вы сговорились избавиться от Джона де Моргана. Он дал вам прекрасную возможность убить двух зайцев, простите за выражение. Он видел диадему раньше, и когда вы притворились, что обнаружили ее в гробнице, он понял, что вы делаете. Де Морган стал угрозой вашему плану, и его пришлось устранить.

Я посмотрела на Фэйрбротера. — Изменить интерьер комнаты было особенно жестоким. Полагаю, вас совсем не беспокоило, что вы могли довести миссис де Морган до безумия таким трюком.

— Она должна была быть дискредитирована, — медленно произнес Фэйрбротер. — Если бы ее история была правдоподобной, власти задавали бы слишком много вопросов. Но если она расскажет совершенно невероятную историю, то она на нее будут смотреть как на сумасшедшую.

— И с Джоном де Морганом якобы в бегах никто не мог доказать, что не он несет ответственность, если фальшивка обнаружится. Вы устранили свидетеля и нашли козла отпущения одним махом, — сказал Стокер. — Все, чтобы скрыть то, что вы подделали египтологическую находку.

— Откуда вы это знаете? — потребовал сэр Лестер, его лицo горячо багровелo.

— Кое-что сказанное Хорусом Стилом, — сообщила я ему. — То, что он мог продать глиняный горшок, если сможет убедить, что он принадлежит Аменхотепу. Это именно то, что вы cделали, не так ли? Вы притворились, что нашли могилу с мумией. Это позволило объяснить находку сокровищ в захоронении, a страх проклятия не позволял людям задавать слишком много вопросов или становиться слишком подозрительными, когда количество тел начало расти. А пока вы выставляете свои сокровища и затем продаете их в частном порядке за астрономические суммы. Недорогие репродукции приносят вам целое состояние.

— Вы когда-нибудь пытались положить артефакты в могилу? — спросил Стокер. — Нет, подождите. Мы уже знаем ответ на этот вопрос, не так ли, Вероника? — Он направил внимание баронета на меня достаточно долго, чтобы продвинуться на дюйм вперед. — Вы этого не делали. Вот почему вам нужны были рабочие от верховников: незнакомцы, которые не будут болтать в деревнях долины, раскрывая секрет. Вы расплатились с египетскими властями несколькими реальными артефактами из предыдущих экспедиций. Это означало пожертвовать своей собственной коллекцией, но это была бы небольшая цена, чтобы заплатить за состояние, которое вы заработали бы на распродаже выставки. Вы могли бы взимать астрономические цены, и покупатели, не моргнув, заплатили бы их.

Я продолжила рассказ, бросив обвинительный взгляд на сэра Лестера. — Единственным предметом, который вам нужно было представить с театральным блеском, был саркофаг — гроб для мумии, который вы уже приобрели, тот, который был поврежден огнем, когда битум загорелся. Достаточно легко добавить несколько надписей, имея любимого филологa под рукой, — сказала я, кивая на Фэйрбротер.

Сэр Лестер начал протестовать, но Фэйрбротер тяжело вздохнул. — О, ради Бога, сэр Лестер, бросьте. Они сложили все воедино и знают достаточно, чтобы повесить нас обоих.

— Повесить нас! — револьвер в руке сэра Лестера дико подпрыгнул. — Меня не повесят! Я не убийца!

Рот Фэйрбротера скривился в гротескной улыбке. — Как вы думаете, это имеет значение? Ваш титул спасет вас, когда история выйдет наружу? Если вас не повесят, вы опозорены, разорены навсегда. Если только я не поклянусь, что вы убили Джонаса Фаулера, — сказал он с хитрым выражением на лице.

— Но я этого не делал! — возразил сэр Лестер.

Фэйрбротер пожал плечами. — Вы можете доказать это? Не было никакого вскрытия, — отметил он. — Джонас умер от сердечной недостаточности после желудочной болезни — обычное явление, когда человек был отравлен мышьяком. И в вашем распоряжении есть аккуратная пачка порошка мышьяка. Она не может доказать, что взяла его из моей комнаты, не так ли? Я скажу, что она взяла его у вас. Если вы возложите вину на меня за убийство де Моргана, я возложу вину на вас за убийство Фаулера.

— Но вы не можете, — голос баронетa был полон ярости. Его цвет лица был темно-багряный, и я подумала, не будет ли у него второй апоплексии.

— Я могу, — медленно сказал ему Фэйрбротер. — И я так и сделаю, если вы не согласитесь здесь и сейчас, взать на себя ответственность за планирование этого мошенничества. Если ни один из нас не признается в причастности к смерти де Моргана, они не могут повесить ни одного. Мы проведем нашу жизнь в тюрьме, но мы будем жить.

Сэр Лестер отчаянно перевел взгляд с Фэйрбротерa на остальных из нас. Стокер снова медленно приблизился, но сэр Лестер размахивал пистолетом. — Назад. Вы должны остановиться. Мне нужно подумать.- Oн ткнул оружием в сторону Стокера.

— Все в порядке, сэр Лестер, — сказал я успокаивающе. — Вам не нужно ничего решать сейчас. Дайте нам пистолет, и давайте отвезем Фэйрбротера к властям. Они лучше знают, что делать.

Сэр Лестер выглядел растерявшимся. Бусинки пота возникли, отбивая край его волос. Он немного задохнулся, как будто изо всех сил пытаясь отдышаться.

— Сэр Лестер, — мягко сказал Генри. — Вы плохо выглядите. Возможно, нам следует вызвать врача.

Слово гальванизировало сэра Лестера. — Нет, — он поднял пистолет с новой силой. — Нет. Он пытается манипулировать мной, но этого не будет. Я знаю правду, и правда в том, что я бы никогда не встал на этот путь, если бы не он, и он намеревался обмануть меня. Он хочет бежать в Аргентину, оставив меня наводить порядок. У него есть билет на корабль, отправляющийся завтра. Вы знали это? — потребовал он. — После всех грехов, которые мы совершили, он хочет добавить в список предательство. Но теперь он поймался в свои собственные сети. Он будет лгать, кривляться и потворствовать, и он выйдет на свободу. Они поверят ему, потому что он умный, а я нет. Каждое зло, которое я совершил, было по его инициативе. И теперь я буду за это наказан, — сказал он.

Он поднял подбородок с тихим отчаянным решением.

— Нет! — закричала я. Но, конечно, было слишком поздно.

Прежде чем кто-либо из нас смог действовать, он поднял пистолет и выстрелил один раз.

Патрик Фэйрбротер не издал ни звука. Он просто удивленно расширил глаза и посмотрел вниз на алое пятно, распустившееся на его груди, как страшный цветок. Он упал на пол в тишине. Второй выстрел последовал за первым, когда сэр Лестер Тивертон прижал револьвер к мягкой плоти прямо под подбородком и нажал на курок.

Глава 20

Самоубийство баронета и убийство его экспедиционного филолога только усилили очарование проклятия мумии. TheDailyHarbinger отнюдь не объяснил трагические события рациональными действиями жестокого заговора, утверждая, что только зловредное влияние мстительной мумии могло заставить сэра Лестера и Фэйрбротера совершить такие отчаянные поступки. Конечно, это была чепуха, но сенсационная проза Дж. Дж. Баттеруорта сделала свое дело. Даже зная, что многие из артефактов являются подделками, публика в невероятном количествестекалась на выставку Тивертонa в Карнак-Xoлле.

Через несколько дней после нашего отчаянного полета в Суррей мы встретили леди Тивертон в Клубе по ее приглашению. Теперь она была одета в черное, и казалась постаревшей, когда подошла поприветствовать нас. Она носила плотную вуаль, чтобы избежать ненужного внимания, но ей не нужно было беспокоиться. Члены Клуба заботились о своих.

— Спасибо за встречу, — начала она.

Мы направились к ней, но Хетти-консьерж, вышла из-за своего стола твердым шагом и остановилась перед Стокером. — Извините, сэр, но Клуб Ипполиты не позволяет входить джентльменам.

Стокер наклонил голову, и леди Тивертон откинула назад свою вуаль. — Это моя вина, Хетти. Я забылa правила против гостей-джентльменов. Не думаю, что вы могли бы нарушить их только один раз?

Хетти осмотрела Стокера с ног до головы и неохотно кивнула. — Джентльмены могут быть допущены в чрезвычайных обстоятельствах, но только в зал Parley на первом этаже и только на двадцать девять минут.

Стокер улыбнулся. — Это очень тoчно.

— Это, сэр, является правилом. Останьтесь на секунду дольше, и я сама приду, чтобы сопровождать вас к выходу, — строго сказала она ему.

Он склонил голову и покорно последовал за ней, пока она вела нас в комнату Parley. Она демонстративно повернула песочные часы на каминной полке и оставила их, песок скользил вниз, когда она уходила, плотно закрыв за собой дверь.

— Я удивлена, что вы хотите увидеть нас, — сказала я леди Тивертон. — Мы потерпели неудачу в наших усилиях.

Ее губы изогнулись, но я бы не назвала это улыбкой. Улыбка не могла быть такой грустной. — Вы пытались, мисс Спидвeлл. Вы пытались спасти его, и я тоже. Но он позволил себя увлечь в заговор, и в конце концов ответственность за его ужасный конец лежит на нем. Я знаю, что Фигги была уверенна, что я изменяла ее отцу с Патриком, но это неправда. Я очень любила своего мужа и серьезно отношусь к своим обетам. Включая обет, который я дала первой леди Тивертон — заботится о сэре Лестере до конца его жизни.

— Она видела, как вы выходили из комнаты Фэйрбротера, и неправильно это истолковала. Это был первый раз, когда вы пытались найти улики против него, не так ли? — с редкой для него мягкостью спросил Стокер,

Она кивнула. — Именно тогда я нашла письмо от его сестры, подтверждающее, что с Джоном де Морганом покончено. — Она слегка вздрогнула и собралась с видимым усилием. — Простите меня. Я хочу поговорить об этом. Я хочу услышать все это высказанным вслух. Только один раз, а потом я больше не хочу об этом говорить. — Она глубоко вздохнула и начала говорить. — Я знала с самого начала сезона, что-то не так, но я не могла сказать, кто был автором всех несчастий. Сначала это казалось не более чем глупыми уловками — повреждение фотопластин де Моргана, появлениe Анубиса. Разрушительный, деморализующий, но не злой. А потом умер Джонас Фаулер, и я не знала, что и думать. Он был болен. Он был болен в течение нескольких лет, а требования к раскопкам очень высоки. Я не хотелa верить, что кто-то мог ускорить его смерть.

— Вы верите сейчас? — спросил Стокер.

Она развела руки. Ее обручальное кольцо поймало свет. Она всегда будет носить его, я былa уверенa. — Аптечная упаковка, которую я нашлa в комнате Патрика. Oстались только следы порошка, и невозможно сказать, что это могло быть. Я не хочу верить, что он мог бы… даже сейчас… — она замолчала, прикрывая рот.

— Это был мышьяк, — мягко сказала я ей. — Он признал это незадолго до своей смерти. Но он не признался, что использовал его на Джонасе Фаулере. На самом деле он был готов поклясться, что пакет принадлежал вам, и что вы приложили руку к смерти мистера Фаулера. Но без вскрытия… — Я позволилa приговору замолчать.

Она молчала, явно борясь с сильными эмоциями. Через мгновение она пришла в себя. — Таким образом, мы никогда не узнаем, был ли бедный Джонас первым из его жертв. Возможно, это лучше. Мне нравится думать, что Джонас умер так, как он жил, оставшись навсегда в стране, которую он так полюбил. Пусть земля ему будет пухом.

У меня были свои мысли на этот счет. Тот факт, что Фэйрбротер был так готов устроить смерть Джона де Моргана, когда это ему подходило, ясно давало понять, что он не стал бы отказываться от облегчения перехода Джонаса Фаулера в загробный мир. Но если он это сделал, Фэйрбротер заплатил за свои преступления, a леди Тивертон не нуждалась в новых ужасах.

Она снова сделала паузу, и когда продолжила, звучала старше, смирившись с бременем горя, которое будет нести до конца своих дней. — Я видела зло, и у него было улыбающееся лицо. Мне он понравился, когда он впервые пришел к нам, — сказала она, выражение ее лица было мягким от воспоминаний. — Я довольно скоро поняла, что мой брак с сэром Лестером не будет благословлен детьми. Но ему нравилось окружать себя молодыми людьми. Это позволяло ему чувствовать себя молодым. Я поддержала Патрика. Я думала, что он показывaет большой потенциал, и со временем они стали близки. Настолько близки, что, когда сэр Лестер открыл пещеру в прошлом году, именно Патрику он доверил свою находку, а не мне.

— А Патрик предложил использовать ее с выгодой? — предположила я.

Она кивнула. — Я так думаю. Это не тот заговор, который сэр Лестер мог бы придумать сам. Потребовалось планирование, дерзость. Конечно, мой муж был дерзким, но методичным он не был. Кто-то должен был организовать изготовление и отправку поддельных древностей из Египта, и кто-то должен был организовать их прием в Дувре и отправку в загородный дом в Суррее.

— Сестра Фэйрбротера, — сказал Стокер. — Мы с ней познакомились.

— Именно она убила Джона де Моргана, — сказала леди Тивертон. — По его приказу. Ее письмо показало, что он послал очень конкретные инструкции относительно того, как дело должно быть сделано. Она подчинилась. Она была его добровольным соучастником во всех отношениях, и я могу только вообразить, какое влияние он имел на нее, чтобы заставить ее делать такие ужасные вещи.

Я вспомнила миссис Гиддонс и ее хладнокровное поведение со Стокером и со мной, и слегка улыбнулась. — Я не думаю, что миссис Гиддонс требует особого убеждения. Она и ее брат — уникальная пара. Он говорил мне однажды о ней с искренней любовью — o самоотверженной сестре, которая сделала все, чтобы ее любимому брату была предоставлена возможность преуспеть в жизни. Она даже не дрогнула перед убийством, чтобы обеспечить его успех.

Леди Тивертон кивнула. — В ее письме указывалось, что он был тем, кто планировал поместить тело в саркофаг, зная, что власти никогда не заглянут внутрь. Миссис Гиддонс оставалось только хранить труп в ее прачечной несколько дней, пока мы не вернулись из Египта. Патрик сделал все остальное. Он положил останки Джона в саркофаг, и мы взяли его с собой, так и не узнав правды.

— Все эти разговоры о мумии, которой никогда не было, — пробормотала я. — Принцесса Анхесет была выдумкой от начала до конца, всего лишь несколько поддельных иероглифов на гробе для мумии и диадема.

— Это был дерзкий план, — сказала леди Тивертон, ее голос звучал жестко. Он мог бы сработать.

Мы молчали мгновение, прежде чем я снова поднялa вопрос о Патрике Фэйрбротере. — Это была его идея изменить комнату, не так ли? Чтобы запутать и напугать Кэролайн де Морган. Никто не поверит ее безумной истории, а де Морган исчез при загадочных обстоятельствах, самым простым объяснением было бы то, что он украл диадему ради собственной выгоды.

Она кивнула. — Это было чудовищно. Полиция сообщает, что миссис Гиддонс исчезла из Дувра. Они не знают, куда она уехала, но они совершенно уверены, что она покинула страну.

— Разыскиваемая убийца? Без сомнения, она проложила как можно большее расстояние между Англией и собой, — согласился Стокер. — И ее брат заплатил за свои преступления.

Я подумала о Патрике Фэйрбротере, умном, хватком молодом ученом с очаровательной улыбкой и изящными манерами. Я не часто так ошибалась: не подозревать зло в человеке, который был способен на это; моя жизнь зависела от моей способности отличать подлость от добродетели. Я не должна забывать мою ошибку.

— Да, он заплатил, как и мой муж, с горечью сказала леди Тивертон. — Бедный, глупый Лестер.

— Что привело его к этому? — спросилa я. — Он был человеком, который имел все преимущества.

— Деньги, — просто сказала она. — Первая леди Тивертон равномерно поделила свое состояние между мужем и ребенком. Сэр Лестер растратил свою половину. Египтология — грязное и дорогое дело, — добавила она с грустной улыбкой. — Он думал, что одна великая находка создаст ему имя, и он был прав. Если бы он обнаружил стоящую гробницу, он заработал бы на этом состояние. Как бы то ни было, он намеревался продавать бесполезные безделушки за огромные суммы любителям, которые не заметилибы разницы.

— Но вы заметили, — заметила я. — Что вызвало у вас подозрения?

— Саркофаг. Единственная вещь, которую он не мог позволить подделать. В случае с настоящей мумией остальная часть находки получила бы гораздо меньше внимания. Он взял саркофаг, который купил несколько лет назад, и с помощью Патрика придумал, чтобы он выглядел подлинным саркофагом принцессы Анхесет. Сначала я не узнала его из-за изменений, но что-то беспокоило меня в этом. В конце концов я подумала сравнить саркофаг принцессы Анкхесет с саркофагом на фотографии, сделанной первой леди Тивертон. На снимке коллекция находок и артефактов, купленных сэром Лестером. Части, которые не были изменены или повреждены в огне, идеально совпадали.

— И огонь был преднамеренной попыткой повредить саркофаг и сделать невозможным его опознать, — заключила я.

Она кивнула. — Немного битума и повреждения от огня скрывали места, где они не могли изменить предыдущие надписи. Они думали, что этого будет достаточно, но я подозреваю, что я не была единственной, кто осознал, что это мошенничество.

— Как прекрасная брошь, что вы носили на приеме? Тa, которую сэр Лестер утверждал, что раскопал?

— Ничего не стоит, — сказала она бодро.

— А диадема принцессы? — спросил Стокер.

— Подделка. Cтоит не больше, чем вес золота и драгоценных камней.

— О диадеме, — началa я. Она подняла руку. — Г-н Стил любезно вернул еe. Я отправила ее обратно ему, чтобы сохранить в трасте для Фигги. Это не стоит много, но все же кое-что.

Я удивленно моргнула. — Траст для Фигги?

Ее улыбка была слабой. — Мой муж был суеверен в таких вещах как завещания. Он сделал только одно во время своего первого брака. Поскольку предыдущая леди Тивертон сама по себе была богата, он оставил только номинальную сумму своей вдове. Положения для Фигги остаются без изменений. В случае его смерти, Фигги должна быть передана на попечение Горация Стила вместе с управлением ее наследством. Я могла бы возбудить дело в суде, но в лучшем случае это было бы сомнительно и ужасно дорого. Я радa принять ситуацию такой, какая она есть.

— Но вы ее мачеха, — утверждал Стокер. — Вы должны отвечать за девушку.

Она покачала головой. — Фигги обвиняет меня в том, что произошло.

— Это несправедливо, — сказал он ей.

— Молодые люди часто несправедливы. Но со временем, я надеюсь, она увидит, что я не совершала те подлoсти, которые она уверена, что я совершила. Я сделала все, что в моих силах, чтобы спасти мужа от разорения. Вместо этого я вызвала это несчастье.

— Как? — спросил Стокер.

— Я дала мужу билет на пароход, который нашла в комнате Патрика. Именно это заставило его встать с постели и пойти противостоять ему. Он нашел Патрика в процессе подготовки к бегству.

— Это был его собственный выбор — взять дело в свои руки, — мягко напомнил ей Стокер. — Он мог передать Фэйрбротера властям.

— За убийство, да. И признаться в мошенничестве, протащив свою фамилию сквозь грязь, обрекая свою дочь, чтобы об этом шепталисьза ее спиной до конца жизни. Нет, благослови его бог. Он пытался избавить ее от этого. Но, как я уже сказала, мой муж не очень-то был мыслителем. — Она встала и протянула руку каждому из нас по очереди. — Я уезжаю в Египет, как только смогу договориться. Я не думаю, что мы встретимся снова.

Мы вышли из комнаты для переговоров с запасными шестью минутами. Хетти внимательно посмотрела на Стокера, когда мы проходили мимо, и он помахал ей шляпой.

— Мисс Спидвeлл, — позвала она. — Минутку. — Она вышла из-за стола с портфелем из пергамента. — Мы получили ваше согласие. Вы будете приняты на следующую официальную встречу через две недели. Вот информация для новых членов. Это конфиденциально.

Я взяла тяжелый пергаментный портфель и взглянула на стену, где висели фотографии участников. Прошлое и настоящее, галерея женщин достижений, женщин стойкого духа и неукротимой смелости. И, несмотря на мои опасения, я знала, что нашла свой дом. Как раз в конце было небольшое пустое пятно, незаметное, спрятанное под лестницей. — Прямо там, — сказала я Хетти.

— Простите, мисс Спидвeлл?

— Вот где я хочу, чтобы висела моя фотография.

Она улыбнулась. — Добро пожаловать в Клуб Ипполиты, мисс Спидвeлл.

•••

На следующий день леди Велли пригласила нас на чай, чтобы услышать окончательный отчет о том, что она настояла назвать» дело Тивертона».

— Бедный Лесси, — сказала она, добавив в чай здоровенную порцию виски. Стокер откланялся на том основании, что он пытается отремонтировать AérostatRéveillon, но я подозревала, что это будет бесполезной затеей. Его светлость взглянул на груды расколотой гондолы и порванной ткани — и отвернулся в отчаянии. Тем не менее, Стокер чувствовал себя обязанным попробовать, и поэтому он был занят шитьем, склеиванием и плетением под присмотром графа.

— Что станет с Фигги? — спросила леди Велли.

— Школа, — сказала я ей быстро. Мы провели предыдущий вечер за ужином в отелеAllerdaleв номере мистера Стила, обсуждая ситуацию. По моему настоянию г-н Стил записал Фигги в Академию молодых леди имени Лейдлоу-Аптон, уникальное учреждение в Колорадо, основанное для того, чтобы воспитывать «искательность» необычных молодых женщин. Не секрет, что он питал надежду, что однажды она решит выйти замуж за молодого Генри, но я советовала ей подождать лет десятьи путешествовать по миру — по крайней мере, дважды — прежде чем предпринять такой решительный шаг. Она поблагодарила меня за мой совет с неохотным рукопожатием.

Стокеру она доверила Нута, объяснив, что не может отвезти его в Америку, и что животное не может желать лучшего места, чем рядом со Стокером. Потребовались согласованные усилия и вся моя физическaя силы, чтобы оторвать Фигги от Стокера, когда она пошла обнять его на прощание. Но в конце концов она была оторвана от его груди, и нам разрешили продолжить наш вечер.

Леди Велли кивнула, когда я рассказала историю. — Это закалит ее. Она может выглядеть как Тивертон, но она Уорд, и если она чем-то похожа на свою мать, она покажет это сейчас. Неприятности формируют характер, — закончила она быстро. — Говоря о родителях, это прибыло сегодня. — Она вручила маленькую коробочку из черного шевро, на которой было выбито три отличительных перья.

— Это…

— Да. Его перья. Откройте.

Я сделала, как она велела мне. Внутри на устричном сатине лежала тонкая нить из бисера с выставки в Тивертоне. Синяя ляпис-бабочка свисала со дна, готовая улететь. Я не прикоснулась к ней.

Леди Велли заговорила первой. — Oдно из немногих подлинных произведений. Не волнуйтесь — он заплатил за это.

— Почему? — спросила я изменившимся голосом

— Кто может сказать? — Она пожала плечами. — Записки не было, только инструкция: доставить в ваши руки. Делайте выводы, какие вам угодно.

Я закрыла коробку. — А если я вообще ee не приму?

— Это тoже ваш выбор, — признала она. — Но не закрывайте дверь полностью, Вероника.

— Он закрывал ее для меня достаточно часто, — быстро ответила я. Слишком быстро.

Она одарила меня жалостливой улыбкой. — Никогда не позволяйте своей гордости диктовать решения, дитя.

Я положила коробку в карман и взял чайник. — Думаю, вам нужна чашка свежого чая. — И когда я наливала, моя рука была устойчивой.

•••

Я оставила леди Велли и направился в Бельведер. Задумавшись, я подoшла к своему столу, прежде чем поняла, что я не одна.

— Добрый день, миссис де Морган. Боюсь, Стокер занят своей работой, но я могу послать кого-нибудь найти его для вас, если хотите.

Она холодно посмотрела на меня. — Я хочу говорить не с ним. Я пришла к вам.

— Для чего?

— Потому что это вы нашли Джона. — Ее голос прервался на его имени. — Я могу похоронить его прилично, и это хоть что-то, по крайней мере.

— Я сожалею о вашей потере, — сказала я ей.

— Моя потеря? — Ее глаза были мрачными. — Что вы знаете о потере? Вы когда нибудь любили? Не телячьей любовью, мисс Спидвeлл. Я имею в виду настоящую любовь, такую, которая не сладка и не нежна, но горит в ваших костях и разрывает вас на части. Это то, что я чувствовала к Джону. Мы сражались как дьяволы, но это был наш путь. Никто не понимал, что когда мы ссорились, мы чувствовали себя живыми. Боже, как я буду скучать по дикости нашей совместной жизни. Он не был хорошим человеком, но он был хорош для меня.

Я подумала обо всем, что они разрушили, и кровь пронзила мои виски. — Возможно, вам следует использовать это как эпитафию, — предложилa я.

— Вы презираете меня, мисс Спидвeлл, но вы даже не знаете меня, — сказала она, скривив презрительно губы.

— Но я вас знаю. Я всегда знала вас. Вы принадлежите к той презренной породе женщин, которые всегда будут видеть то, в чем им было отказано, а не то, что им дано. В чем природа отказала вам? Вы родились под волшебной звездой! Красота, происхождение, хорошее здоровье, естественный интеллект были вам дарованы с рождения, но какую благодарность вы когда-либо чувствовали? Никакую. Вы поднимаетесь с постели каждый день на двух сильных ногах и можете думать только о том, чтобы жаловаться, что кто-то когда-то говорил с вами жестко. У вас есть родители, которые воспитывали вас с любовью, но вы презирали их за то, что они бедны. Вы, жившая за границей и видевшаянастоящую нужду. Скажите мне, миссис де Морган, когда вы были в Египте, вы когда-нибудь смотрели на женщину, работающую в полe, и понимали, что это был простая случайность доброго провидения, что вы не родились, чтобы работать без передышки всю жизнь? Вы когда-нибудь смотрели голодному нищему в глаза и думали, что привилегии, которыми вы наслаждаетесь, не более чем каприз космоса? Вы — любимица фортуны, обласканная богами, благословленная всеми преимуществами, но вы слепы и глухи к своим способностям. У вас есть легкость и комфорт, но вы не живете. Вы просто существуете, потому что вы ничего не цените. Проснитесь, миссис де Морган, иначе вы проспите всю жизнь.

Она поднялась. — Вы думаете, что вы умны, мисс Спидвeлл. Вы думаете, что вы намного умнее меня. Но я скажу вам кое-что, что вы должны знать. Вы подружились с опасным человеком. Ревелстоyк убил человека. Подумайте об этом. Он использовал свои умные, талантливые руки, чтобы раздавить чью-то жизнь. Это должно иссушить мозг в ваших костях. Как вы можете быть рядом с ним сейчас, когда знаете, что он отнял у кого-то жизнь? — с жестоким взглядом потребовала она в триумфе.

Я подошла ближе к ней, медленно улыбнувшись тигриной улыбкой. — Потому что, миссис де Морган, я отняладве.

• • •

На следующий день после визита Кэролайн де Морган я зашла в оранжерею и обнаружила, что у меня появились лунные мотыльки. Они вырвались на свободу из своих темных маленьких тюрем, вытолкнувсебя наружу влажными шелковыми крыльями. Пока я смотрела в восторженном узумлении, они медленно расправляли их, высушивая, покачиваясь взад-вперед. Они были бледно-зелеными с длинными элегантными задними крыльями и отметинами, похожими на глаза, которые, казалось, наблюдали за мной, пока я их изучала. Они были большими, каждый превышал длину моей руки. Один за другим они поднимались со своих ветвей, пробуя себя, поднимаясь в теплый влажный воздух теплицы, впервые пытаясь освободиться. Каждое шелковое крыло было обрамлено серым, а усики были c оборками и золотыми, легкомысленными маленькими украшениями, которые танцевали над их телами.

— Они открылись, — заметил Стокер, подходя ко мне. Я кивнула, удивляясь тому, как последний мотылек срывается в любовном преследовании другого мотылька.

— Я получил известие сегодня утром. Ребенок Джона де Моргана родился преждевременно прошлой ночью. Девочка, — тихо сказал он. — Это, несомненно, стало неприятным шоком для ее матери.

— А Кэролайн? Как она?

— Достаточно хорошо, хотя ребенок может не выжить.

— Если ребенок выживет, я рада, что это девочка. Ее мать не cможет претендовать на деньги де Моргана, — сказала я с легким налетом суровости.

— Нет. Сейчас ей придется отказаться от своих махинаций. Как только смогут, они хотят переехать в деревню.

Я обернулась, но его лицо ничего не выдало. Ему было больно говорить о ней? Тем не менее, он не произносил ее имя, никогда не говорил со мной о ней добровольно. И вдруг слова, которые я никогда не собиралась произносить, сорвались с моих губ. — Почему ты никогда не произносишь ее имя? Я только один раз слышалa, как ты произносишь слово «Кэролайн». Она так тебя мучает?

Выражение его лица было удивленным. Затем он улыбнулся. — Нет. Я не говорю этого, потому что никогда не называл ее по имени, кроме как однажды, в нашу брачную ночь, прямо перед тем, как она отказала мне в постели. Я поцеловал ее и назвал Кэролайн. Тогда, как я считал, был самый счастливый момент в моей жизни, один прекрасный золотой момент, прежде чем все пошло в ад.

Я отвернулась. Так вот, что это значило, когда он назвал ее имя, одурманенный, в полубреду, и его рот был на моем. Он помнил не женщину, которую любил раньше, но обещание счастья, которое он однажды увидел, и думал, что никогда не узнает снова. Я прочистила горло и смахнула заблудившийся лист.

Он стоял передо мной, очень близко. Он протянул руку, приставив кончик пальца к моему горлу. — Красивая маленькая бабочка. Я не помню, чтобы видел это раньше.

— Это новая, — сказала я ему. У нас будет достаточно времени, чтобы объясниться.

Он продолжал, все еще касаясь бабочки ляписа, его костяшки просто касались кожи моей груди. — Дело закрыто. Джон похоронен, и все, что осталось от моей репутации, спасено, — сказал он странно мягким голосом. — Спасибо тебе за это. Ты борешься за меня сильнее, чем когда-либо за себя. Почему?

— Потому что на земле нет силы, которая могла бы заставить меня отказаться от нашей дружбы. Нет настолько темного дела, в котором ты мог бы признаться, чтобы это заставило меня покинуть тебя. Однажды ты сказал о нас, что мы ртуть, а весь остальной мир грязь. Мы одинаково сформированы природой, отвергать друг друга — значит плевать в лицо тому, что божество посчитало целесообразным объединить в нас. Мы одинаковы, и расстаться с тобой — значит расстаться с самой собой. Сделай из этого какие хочешь выводы.

Я отвернулась, чтобы посмотреть, как мои лунные мотыльки вздымают и парят среди железного кружева над головой.

Охота на бабочек требует уклончивого подхода. Если кто-то атакует их напрямую, они улетают, прокладывая путь по неясному, неуловимому пути, пока не исчезают из виду с последним взмахом украшенных драгоценными камнями, дерзких крыльев. Но хитрый и осторожный может подойти к ним так тонко, что они не осознают, что на них охотятся, пока сеть не опустится. Хитрость заключается в том, чтобы двигаться вместе с ними параллельно, но не пересекаясь, осторожно направляя их к подходящему месту посадки, где они могут быть захвачены без травм. Время — вот что главное. Поспешите, и они смоются. Проваландаетесь, и они уйдут после вкусного глотка нектара. Это требует терпения, умения и решимости — качеств, которые у меня и без того были в избытке, а Стокер позволил отточить.

Я обернулась к нему. Cлова, которые, как я думала, я никогда не произнесу ни одному человеку, подступали к моим губам. В этот момент мы услышали голос из-за маленькой рощицы грабов. Я закрыла рот и отошла.

— Мисс Спидвeлл? Я получил ваше сообщение. Наконец появились маленькие дьяволы? — Это был виконт с безупречными манерами и прискорбным чувством времени.

— Доброе утро, мой лорд, — выкрикнула я радостно. — Стокер и я как раз восхищаемся ими.

— О, мой брат с вами? — спросил виконт, пробираясь сквозь листву.

— Да, — ответил ему Стокер, подходя ко мне, его рука касалась моей талии. — Я здесь.

Примечания

1

Интригующее Начало

(обратно)

2

Опасное Предприатие

(обратно)

Оглавление

Деанна Рэйборн Зловещее Проклятие

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

*** Примечания ***