Капкан (СИ) [Shiro Kohaku] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Гермиона бредет по мокрому после ливня тротуару, не спеша прогуливается. Глубоко втягивает в себя промерзший осенний воздух и медленно выдыхает его обратно, ощущая от этого расплывающуюся в груди волну спокойствия.

Сложно решиться.

Страх давит на сознание, щедро бурит себе дырку в ее ментальной защите, но она все же пытается с ним бороться. Нельзя поддаваться. Нельзя проигрывать.

Временами ей кажется, будто страх становится чем-то материальным, чем-то практически осязаемым и олицетворенным — она слышит его проникновенный шепот, ощущает ледяное дыхание на своей коже, и тело сразу же парализует от этого чувства. Ей не двинуться с места, она намертво скована его объятиями. Он хитер, не показывает своего лица, стоит сзади и крепко обнимает, продолжая нашептывать. Но она уверена, что у него лицо Рона. Страх упивается своей властью и не скрывает этого.

«Ты чувствуешь себя в безопасности?»

Она пытается сделать шаг, каждый чертов раз пытается, но он не отпускает и слишком по-собственнически заявляет на нее свои права.

«Тебе не страшно потому, что светло? Прямо сейчас, в этом месте, где монстры только прячутся?»

Гермиона не может больше этого слышать. Она зажмуривается до пятен перед глазами, сжимает кулаки и надеется, что пройдет. Что страх отпустит ее. Что это видение нереально, что он уйдет.

И он слушается, уходит. Но всегда возвращается.

Яркий свет неоновых вывесок слепит глаза. Несмотря на то, что уже поздний вечер, вокруг светло и оживленно — но она не чувствует себя здесь в безопасности.

Потому что монстры только прячутся.

Рон наверняка ждет ее дома. С привычной бутылкой огневиски, ехидцей в глазах и звериным оскалом на лице. Гермиона не сомневается в этом, потому что он встречает ее так каждый вечер. И с каждым вечером страх становится все более реальным.

Нужно бороться. Нельзя проигрывать, нельзя сдаваться.

Просто решись, Гермиона.

Она вновь глубоко вдыхает. Ей нужно в больницу. Она должна пойти в больницу, потому что с ней что-то не так.

Гермиона, решайся же!

Страх, который прятался в глубине сознания, вновь материализуется, медленно поднимает голову и ехидно скалится — он знает, что у нее ничего не получится. Никогда не получалось, потому что она принадлежит Ему.

«Монстры все еще прячутся, Гермиона. Они возле тебя, даже если ты их не видишь. Не иди в больницу, не заставляй их вылезать из своего укрытия. Они могут сделать больно».

И Гермиона вновь слушается, безвольно опуская руки. Она не хочет, чтобы ей было больно. Лучше уж так, чем больно.

*

Дома совсем тихо, пусто. А еще холодно и немного сыро — Драко опять не закрыл окно в прихожей, когда уходил на работу. Гермиона тихо крадется по темному коридору и одним глазком заглядывает в гостиную — Рона нет. Он не сидит в кресле с бутылкой огневиски и не ждет ее.

Она облегченно выдыхает и идет переодеваться. Возможно, хотя бы сегодня ее ждет спокойный вечер.

И действительно, вечер получается замечательным. Она с удовольствием принимает горячую ванну и вкусно ужинает фрикадельками с рисом, которые в обед не доел Драко — он опять всунул в себя для приличия всего пару ложек, полностью погрузившись в работу. Гермиона тяжко вздыхает, пока моет посуду после ужина — он когда-нибудь угробит себя своим трудоголизмом. Она вытирает руки вафельным полотенцем и, напевая себе под нос приставучую популярную песенку, которая сейчас звучит из каждого утюга, заваривает себе чай — Драко, скорее всего, опять придет поздно, а она скоротает вечер без него за просмотром какого-нибудь интересного сериала.

Она с умиротворенной улыбкой на губах берет в руки горячую чашку, но половина ее содержимого моментально выплескивается на кухонный кафель — Гермиона отчетливо слышит звон бутылок из гостиной.

Рон пришел.

Гермиона не хочет идти в гостиную и встречаться с ним, но знает, что если не пойдет — он явится за ней сам. И тогда все будет намного хуже — он не любит, когда она своевольничает и упирается.

Руки крупно дрожат, и она от греха подальше отставляет от себя наполовину опустевшую чашку. Ноги сами ведут ее в гостиную, где, вальяжно развалившись на кресле, ее ждет Рон.

— Привет, любимая. Как дела?

Он говорит ласково и сладко, но в глазах проглядывает только лед. Это пугает ее, и она до ужаса хочет сбежать, но, пересилив себя, отвечает. Потому что Рон ненавидит, когда его игнорируют.

— Все хорошо. Спасибо.

Рон смотрит на нее испытующе и крутит в пальцах волшебную палочку — Гермиона никогда не прикасалась к ней, но знает, что та способна творить невообразимые вещи. И в руках Рона — всегда страшные.

— Где твой лже-муженек?

— На работе…

Рон ненавидит Драко. Каждый раз при разговоре он упоминает ее мужа, клянет и оскорбляет. Потому что уверен — Драко опоил ее амортенцией и держит при себе, чтобы заставить ее ненавидеть его, Рона, чтобы отвратить ее от настоящего мужа. Коим является он сам.

Гермиона не знает, что такое амортенция, но Рон показывает ей маленький бутылек с прозрачной жидкостью и говорит, что это любовное зелье. Самое могущественное любовное зелье в мире.

Она на это только послушно кивает головой, но вслух не соглашается. Она знает, она уверена, что они с Драко уже давно вместе. Задолго до того, как в ее гостиной появился Рон.

Но Рон опять смотрит пронзительно, всезнающе — и Гермиона вздрагивает. Рон говорит, что Драко выкрал ее, спрятал от магического мира в маггловском. Что сделал из нее, уверенной в себе сильной волшебницы, маггловское безвольное нечто. Он смотрит уверенно, вертит в руках волшебную палочку, из которой то и дело вырывается сноп красноватых искр, и Гермиона вновь сомневается.

Страх с лицом Рона, который постоянно маячил на закорках сознания, больше не тревожит ее разум, нашептывая страшные вещи на ухо. Он сидит прямо перед ней, реальный, в кресле, с бутылкой огневиски и волшебной палочкой — знакомый звериный оскал вновь искажает его лицо, и она верит, что это ее реальность.

Не Драко, не работа журналиста, не должность профессора в университете — это все выдуманное. Она все это выдумала, чтобы хоть как-то выжить. Это ее мечты.

Но Рон громко смеется и, будто читая ее мысли, отвечает:

— Нет, милая. Все, что ты видишь вокруг себя — реальность. Я и магический мир, который ждет тебя. Магглы и похититель лже-муженек — тоже. Нет места, куда бы ты могла сбежать.

Гермиона сползает спиной по стене и обессилено падает на пол — ей нужно в больницу. Соседка Джинни, с которой они дружат, говорит, что она нездорова. Нужно решиться.

— Милая, — Рон смотрит пронзительно. Предупреждающе. — Ты же знаешь, монстры только прячутся. Не зли их.

Гермиону трясет, практически подбрасывает над полом. Она закрывает ладонями лицо и отчаянно всхлипывает.

Монстры только прячутся. Их нельзя злить. Она должна молчать.

Но губы едва слышно нашептывают имя мужа, моля ее спасти. Драко сильный, он сможет убить монстров. Только бы пришел. Только бы он пришел.

Но Драко не приходит.

========== Глава 1. Семья ==========

Драко тихо приоткрывает входные двери и просачивается в темную прихожую, стараясь не шуметь. Гермиона уже наверняка спит — все-таки второй час ночи — и он не хочет ее будить. Тело ломает от усталости и долгого сидения за компьютером, поэтому все, о чем мечтает сейчас Драко, — это принять расслабляющую ванну и завалиться спать. Он бесшумно пробирается по коридору с мечтами о долгожданной ванне, но тут же резко останавливается, завидев пробирающийся из-под двери гостиной свет. В два шага преодолев расстояние, он настороженно, держа наготове телефон для вызова полиции, входит в комнату и обнаруживает спящую на полу Гермиону, которая, дрожа от холода, кутается в тонкий халат, чтобы хоть как-то согреться.

— Гермиона, эй! Почему ты здесь спишь? — Драко мгновенно хмурится, приседает на корточки и осторожно теребит ее за плечо. — Ты простудишься так. Как же тебя угораздило?

Гермиона открывает глаза, разбуженная шумом, и расфокусированно смотрит на мужа.

— Я прячусь от монстров… — едва разборчиво бормочет она. — Они же не вылезли из своего укрытия? Ты их прогнал?

Драко сконфуженно смотрит на жену, пытаясь понять, о каких монстрах та говорит. Здесь же, кроме них двоих, никого нет. И все же для уверенности оглядывается вокруг, но монстров так и не замечает, поэтому скидывает бредни Гермионы на очередной кошмар, которые частенько ей снятся в последнее время. Все же она спала на холодном полу в одном тоненьком халате, конечно, от такого положения могут привидеться всякие ужасы.

— Здесь нет никого, кроме меня. Не переживай, — Драко подает ей руку, помогая подняться. Гермиону немножко шатает, когда она встает на ноги, поэтому, чтобы долго не возиться, он просто подхватывает ее на руки и относит в спальню. Она молча обхватывает его за шею, позволяя, но когда тот пытается положить ее на кровать, вцепляется всеми конечностями, отказываясь отпускать.

— Ну что такое? — Драко устало вздыхает, ложась на кровать вместе с ней, пока она не сломала ему хребет, навалившись на него всем весом. — Ты странно себя ведешь. Что бы тебе ни снилось — это всего лишь сон. Успокойся.

— Сон, это сон. Просто страшный сон… — Гермиона полминуты шепчет эти слова ему на ухо, а потом расслабляется и наконец-то отпускает болезненно пульсирующую шею. Но Драко, смотря на расслабившуюся жену, лишь сильнее хмурится — почему она выглядит так, будто уговаривает себя не верить во что-то? Неужели тот сон был настолько правдоподобным, что она не может отличить его от реальности? В конце концов, почему она спала на полу гостиной, а не в кровати? — Это всего лишь сон, так ведь?

Драко несколько секунд безотрывно смотрит на нее, пытается понять, но потом медленно выдыхает и успокаивается. Гермиона много работает и наверняка устает не меньше его, поэтому нет ничего странного в том, что она уснула в гостиной после горячей ванны, которая слишком разморила ее. И уснула она, скорее всего, на диване, с которого скатилась из-за метаний во сне. Все-таки переработки слишком плохо отражаются на ее состоянии — напряжение и усталость превращаются по ночам в кошмары и вымучивают до крайности.

Нужно попросить ее умерить свои «рабочие аппетиты». Так или иначе — она женщина, и ее слабое тело не выдерживает таких нагрузок.

— Да, это всего лишь сон. Ты каким-то образом уснула на холодном полу, вот и наснилось тебе всякого. Закутывайся в одеяло и грейся, а я в душ, — Драко сочувствующе улыбается и, наконец, быстро удирает в ванную, о которой мечтал целый день. У него нет сил сегодня разбираться со странностями жены — он тоже устает и перерабатывает. Он заслуживает хотя бы дома получить покой и отдых. А с Гермионой о ее работе он поговорит завтра. Все же о таких вещах лучше разговаривать на свежую выспавшуюся голову.

***

Гермиона просыпается рывком, резко подпрыгивает на кровати и несколько секунд растерянно оглядывает собственную спальню — комната залита мягким утренним светом, что стремится из-под наполовину задвинутых штор, а проникающий из открытого на проветривание окна свежий воздух приятно щекочет ноздри, заставляя вдыхать живительную свежесть полной грудью. На улице расцветает замечательное светлое утро — дождь прекратился еще ночью, оставляя после себя яркое солнце, которое щедро прогревает землю остатками тепла перед зимой.

Гермиона и сама не замечает, как начинает улыбаться. Солнечная погода пришла очень вовремя — у нее сегодня долгожданный выходной. Она замечательно выспалась и отдохнула, тело уже не ломит от усталости, как вчера. В этот день идеально посмотреть какой-нибудь фильм по телевизору или же прогуляться по парку возле дома — погода позволяет. Или же, как наиболее верный вариант, приготовить чего-нибудь вкусненького — давненько она не баловала Драко его любимым хаггисом и йоркширским пудингом с ростбифом.

Кстати, о Драко… Она со счастливой улыбкой оборачивается к той части кровати, где он спит, чтобы сообщить о сегодняшнем меню, но Драко там не обнаруживается. Улыбка тут же сползает с ее губ, и она вспоминает, что тот работает даже по выходным и, естественно, в такое время уже на работе.

Гермиона тяжело вздыхает, поднимается с кровати и все равно идет на кухню — Драко сможет съесть свои любимые блюда, когда вернется с работы. Но сама Гермиона, к сожалению, не сможет насладиться его довольным выражением лица, когда он будет есть обожаемую еду — она уверена, что будет уже спать в то время. Драко частенько возвращается домой за полночь.

Ей не нравится трудоголизм Драко. Да, она тоже много работает, но ей явно не сравниться в занятости с мужем — тот занят почти каждый день, с утра до позднего вечера, а то и ночи, и дома почти не появляется. Гермиона скучает. Очень.

Они уже достаточно давно в браке и понимает, что чувства успели остыть, приглушиться семейной рутиной. Она также понимает, что Драко работает, чтобы обеспечить им безбедную жизнь… но ей так не хватает той любви и заботы, того внимания, которыми раньше окутывал муж.

Когда они только поженились, она чувствовала себя диснеевской принцессой — объятия Драко были похожи на теплое-теплое пуховое одеяло, которое укрывало ее в коконе любви от всех проблем и забот, от всего остального мира. Поцелуи в то время еще обжигали страстью, а взгляды полнились калейдоскопом эмоций, которые сейчас, к сожалению, совершенно не проглядываются сквозь цифры в отчетах и планировках деловых встреч.

Когда Драко в последний раз добровольно обнимал ее? Не чтобы отнести в спальню, как вчера, а с любовью и трепетом? Когда в последний раз целовал ее?

Гермиона грустно улыбается, едва сдерживая слезы. Мама говорит, что это нормально — чувства просто улеглись, устаканились, что так происходит у всех. Что так было и у них с отцом. Но Гермионе от этого не легче. Чувства все еще бушуют внутри нее, упрямо просачиваются сквозь кожу, и все, что она хочет — это просто получить на них ответ. Почувствовать, что не одна такая. Что ее муж, ее любимый муж все еще рядом, все еще любит ее.

Но Драко больше похож на кусок льда, нежели на человека с ураганом чувств внутри.

Гермиона старается не отчаиваться. Даже если чувства Драко немного остыли, их все еще можно вернуть. Так или иначе, но он заботится о ней, переживает, успокаивает, как вчера, когда ей плохо. Их отношения еще живы, она уверена.

Не стоит слушать Рона, который говорит, что Драко не любит ее, а просто использует. Ведь Рона не существует, это всего лишь сон. Так сказал Драко, и она должна ему верить. Драко хороший, он не может ее обманывать. Он не может поить ее каким-то зельем, которого не существует, чтобы она чувствовала все это. Они любят друг друга взаимно, по собственной воле, что бы там ни говорил самозванец Рон.

Страх внутри сознания, будто чувствуя ее метания, поднимает лицо со знакомыми до миллиметра чертами и всезнающе скалится. Он молчит, просто прожигает ее взглядом — и Гермиона вспоминает о монстрах.

Драко сказал, что прогнал их. Монстры не должны внезапно напасть на нее, потому что их нет. Ее любимый сказал, что их нет.

Что это всего лишь сон. Он прогнал их. Что они нереальны. Он заставил их спрятаться глубже в свои укрытия. Что это переутомление. Он разозлил их, и они могут растерзать ее, когда Драко не рядом.

Внутри головы кричат какие-то голоса — некоторые она узнает, а некоторые слышит в первый раз. Их становится все больше и больше, с каждым часом, днем, месяцем. Голова раскалывается от шума — они почему-то редко говорят спокойно, обычно орут во все горло.

Гермиона ненавидит все происходящее. Она уверена, что это Рон изводит ее подобным образом — это все магия из той непонятной волшебной палочки. Он хочет ее переубедить подобными действиями (сломать). Он хочет вернуть ее домой, в волшебный мир (разрушить волю). Он просто хочет ее (забрать от Драко).

Она не должна поддаваться фантазиям. У нее стресс, ей нужно к врачу. Нельзя углубляться во все это. Она сильная, она должна решить свои проблемы во что бы то ни стало.

***

За окном уже темнеет. Давно остывшие хаггис и йоркширский пудинг с ростбифом стоят на столе нетронутыми — Драко все еще не вернулся с работы, а Гермионе кусок в горло не лезет. Пустой дом укрыт полумраком, так как свет никто не включал, а из открытого в прихожей окна тянет сквозняком. Сама же Гермиона сидит с полностью отсутствующим взглядом за столом на кухне и слушает голоса в своей голове.

Они говорят, что помогут ей вернуть прежнего Драко. Они просят довериться им.

Она думает.

========== Глава 2. Работа ==========

Гермиона неожиданно для себя путается в ногах и спотыкается на ровном месте, отчего стопка тестов в ее руках разлетается по забитому студентами университетскому коридору.

— Ай, профессор Малфой, с вами все в порядке? Как вы так умудрились?

Гермиона резко выпрямляется и виновато смотрит на профессора Макгонагалл, старшую коллегу и научную наставницу в одном лице. Ей ужасно стыдно за свою неловкость перед многоуважаемым профессором, которая возлагает на нее, еще совсем молодую, большие надежды и всячески помогает — входит в ее положение в особо сложных случаях, дает советы и поддерживает, когда нужно. Гермиона хочет быть достойной усилий в глазах этой именитой в мире науки и педагогики женщины, которая решилась взять ее под свое крыло, но пока, к сожалению, она лишь позорится.

В последнее время подобные происшествия случаются каждодневно, если вообще не ежечасно. Она постоянно роняет и теряет вещи, спотыкается или вовсе падает на ровном месте, и это еще не считая чудовищных ошибок в документах, которые она допускает. Гермиона понимает, что так дальше продолжаться не может, но все ее попытки исправить положение категорически проваливаются, и отчаяние понемногу захлестывает ее с головой.

Она теряет уважение и доверие своих университетских коллег, нечаянно подставляя их благодаря своей рассеянности и невнимательности. О ней нелестно отзываются студенты из-за того, что она постоянно путает слова и понятия при чтении лекций. В конце концов, на нее косятся даже уборщицы, которым приходится постоянно помогать ей собирать рассыпанные по всем университетским закоулкам документы. Она понемногу падает на дно и совершенно не представляет, как оттуда выбраться.

Профессор смотрит неодобрительно и устало, но не отчитывает, так как знает трудоспособность и ответственность своей младшей коллеги. Но уж след непонимания в своих глазах ей не удается скрыть, и Гермиона, заметив это, сникает еще сильнее.

— Профессор Малфой, соберите, пожалуйста, тесты — они нам еще нужны — и отправляйтесь с ними на кафедру. Так уж и быть, я помогу с проверкой, — Макгонагалл едва заметно улыбается, чтобы хотя бы немного сгладить свою резкость, и направляется в сторону кафедры, пока Гермиона судорожно сгребает ладонями бумагу, валяющуюся на полу.

Рон внутри ее сознания уже даже не скрывается. Он не прячется в уголках разума и не нашептывает на ухо страшные вещи, как делал раньше — его взгляд теперь постоянно направлен на нее, никуда не исчезает, — и ощущается полностью отдельной личностью. Будто еще один голос, еще одно существо внутри ее головы.

Гермиона каждую прожитую секунду чувствует чудовищное давление этого взгляда — он без жалости сплющивает ее тяжеленным титановым прессом, с ярко ощутимым превосходством давит с двух сторон, а Гермиона своими тоненькими ручками не может оказать совершенно никакого сопротивления. Она всеми силами упирается в ледяное железо, отталкивает от себя, но Рон колко смеется, и ей кажется, что все тело, до последней капли крови, намертво парализуется от этого звука.

В такие моменты она перестает ощущать собственное тело, и ей кажется, будто абсолютно все, что у нее есть, принадлежит Рону и его воле.

— Простите, профессор Малфой…

Гермиона легко бьет себя по щекам, пытаясь рассеять плотный туман, который застилает глаза и запирает ее внутри собственного сознания. Над ней возвышается один из ее студентов, в замешательстве прижимая к себе стопку собранных тестов.

— С вами все в порядке, профессор?

— Да-да. Конечно. Я просто задумалась, м-м… слишком мало спала прошлой ночью, — Гермиона резко подскакивает и выхватывает оставшиеся бумаги из рук растерянного студента. — Спасибо вам, мистер… эм.

— Стивенсон, профессор… — ко взгляду студента, вдобавок к растерянности, добавляется капля обескураженности. Они ведь разговаривали не так давно, и в тот раз она прекрасно помнила его имя.

— Говорю же, не выспалась. Всю ночь конкурсные работы проверяла, чтобы помочь факультету журналистики, — Гермиона, непонятно зачем, даже для себя, суетливо пытается оправдаться перед студентом, отходя в сторону кафедры. Все очень плохо.

Если студенты, исходя из ее поведения, посчитают, что она сходит с ума, то они, пожалуй, будут правы. По крайней мере, на их месте она бы подумала именно так.

***

— Гермиона… — профессор Макгонагалл снимает с переносицы очки и, аккуратно отложив их в сторону, переплетает пальцы в замок. Она на некоторое время замолкает, похоже, пытаясь подобрать верные слова.

Гермиона узнает этот тон и позу. Именно так выглядит профессор, когда хочет поговорить о чем-то личном. И она прекрасно понимает, о чем именно будет идти речь.

— Милая, — вновь начинает Макгонагалл, но уже более мягко. — Скажи мне, что происходит? Я не хочу лезть не в свое дело, но твое поведение меня очень тревожит. У тебя какие-то крупные проблемы?

— Нет, профессор! Проблем, спасибо Всевышнему, не имеется. Мне кажется, это просто усталость, — Гермиона смущенно улыбается, дописывая оценку на последнем листе тестов.

Макгонагалл понимающе кивает и легко склоняется вперед, будто пытаясь придать своим словам больше участливости:

— Я могу поговорить с ректором об отпуске, если хочешь. Мне больно смотреть, как ты страдаешь из-за перегрузок. У всех нас был такой период, я прекрасно тебя понимаю, поэтому хочу помочь.

— Я осознаю верность ваших слов, профессор. Но у меня все еще есть студенты, которые нуждаются в знаниях. Особенно выпускники, для которых этот год последний и перед их носом маячат экзамены. Как я могу их оставить?

— Ох, можешь не волноваться об этом. Ты ведь знаешь, преподаватели нашей кафедры всегда входят в положение своих коллег, когда это необходимо. Тем более, ты можешь положиться на меня — я уже старая женщина, и работа для меня является смыслом жизни и единственным развлечением. Я возьму на себя несколько твоих пар. Мне совсем не сложно, особенно если этим я смогу помочь своей преемнице.

Гермиона опускает глаза и пытается найти в себе слова, чтобы отказаться. Она слишком боится монстров, ожидающих в ее пустом доме — они прочно обосновались в закоулках ее комнат, сверкая устрашающим взглядом желтых одичалых глаз с вертикальным зрачком. Монстры все ближе и ближе, они подбираются к ней с каждым днем, с каждым часом. Из укрытий уже виднеются глаза и блестящие на свету огромные клыки, со стекающей с них омерзительно густой слюной.

Она боится идти домой. Там Рон. Там монстры. Там голоса в голове занимают все ее внимание, запирают ее внутри собственного сознания и не отпускают, пока она не начнет им отвечать. Они кричат на нее, клянут, уговаривают, обвиняют, заставляют. Она не может больше этого выносить.

В конце концов, дома нет Драко, который является единственным, кто может разогнать все эти страшные видения и подарить бесценные мгновения тишины и спокойствия. Но сам Драко, вместо того, чтобы помогать ей справляться с трудностями, предпочитает все свое время посвящать работе, отодвигая нуждающуюся в нем жену на второй план.

— Пойми, я возлагаю на тебя очень большие надежды… — Гермиона подпрыгивает на кресле, осознавая, что профессор все еще продолжает свой монолог, пытаясь ее уговорить. Она изо всех сил пытается сосредоточиться на словах наставницы, но туман в голове упрямо не хочет ее отпускать. Она должна постараться, так как Макгонагалл добра к ней, старается помочь. Гермиона должна проявить уважение.

— Ты невероятно умная и трудоспособная девушка, — Макгонагалл, видя растерянное выражение Гермионы, придвигается еще ближе и мягко берет ее руки в свои. — Я не хочу, чтобы такая многообещающая молодежь отдавала себя работе без остатка, не оставляя ничего себе и своей семье — это гиблый путь, Гермиона. Он скорее сломает тебя, нежели принесет пользу. Будь послушной девочкой — пойди отдохни вместе с мужем и семьей, а потом возвращайся в коллектив со свежей головой. Я обещаю, что позабочусь обо всем в твое отсутствие.

— Профессор… — Гермиона выдыхает, чувствуя, как под ласковыми поглаживаниями тревога и оцепенение понемногу отпускают тело. Рон уходит куда-то вглубь сознания, наконец, спустив с нее свой зловещий очеловеченный взгляд, а голоса в голове, которые начинали уже тихо гудеть и препираться между собой, окончательно затихают, оставляя после себя блаженную тишину. — Я думаю… хорошо. Вы правы, мне надо отдохнуть. Я, наверное, поеду к родителям в Йоркшир, так как давно их не навещала.

— Вот и умница, — Макгонагалл мягко улыбается и, перед тем как отпустить чужие руки из своего захвата, напоследок крепко сжимает их. — Знай, что ты не одна. Ты мне практически как дочь, поэтому я волнуюсь и переживаю за тебя. И всегда выручу, что бы ни случилось. Я не позволю загубить такой блестящий талант.

Гермиона благодарно кивает и начинает собирать все проверенные тесты в отдельную папку. Профессор Макгонагалл очень зациклена на талантливой молодежи и считает, что будущее науки нужно беречь и защищать. Гермиона знает, что умна и талантлива, и прекрасно понимает, почему получает от профессора особое расположение. Именно потому, что понимает — она очень боится его потерять. Профессор хочет гордиться своей преемницей. И другого варианта она не воспримет. Если Гермиона растеряет свои способности — наставница от нее отвернется, она в этом уверена.

Пока они с профессором проверяли тесты, на улице уже совсем стемнело — кажется, она давно так поздно не возвращалась домой. Снаружи университета мерзко и холодно — осень полноправно заправляет природой, отказываясь уступать свое место зиме, несмотря на самый конец ноября. Моросящий дождь сыпется ледяным градом на плотную ткань зонтов, издавая раздражающе звонкий звук, который заполняет забитые людьми улицы Лондона и придает чрезвычайную унылость атмосфере города.

На самом деле, Гермионе здесь уютнее, чем дома. Она стоит под облезлой вывеской какого-то магазина, слушает стук дождевых капель и рассматривает проходящих мимо людей. Ветер с силой задувает ледяную воду за шиворот и огревает незащищенные щеки острым болючим порывом — но ей все равно. Здесь она чувствует себя в безопасности, и это главное. Она не хочет домой, дома Рон и монстры.

Но, так или иначе, Гермиона понимает, что ей придется вернуться — она не может стоять здесь вечность.

«Еще немного. Еще совсем немного».

Сквозь густой поток зонтов в редких проплешинах человеческих тел она видит ярко-желтый отблеск звериных глаз, которые внимательно наблюдают за каждым ее движением.

Они ждут ее.

========== Глава 3. Любовь ==========

Гермиона запихивает последний свитер в небольшой чемодан и поднимается с ковра, разминая ноги после долгого сидения. Драко стоит возле окна в коридоре, ожидая, пока она закончит собираться, и задумчиво смотрит на то, как ледяной зимний дождь щедро омывает стены домов и потрескавшийся от времени уличный асфальт — Гермиона с трепетом наблюдает за тем, как сероватый от дождя солнечный свет ложится на ровную светлую кожу, отблескивает в светло-серых глазах и оттеняет платиновые волосы, создавая немного нереальный ореол волшебной красоты.

Гермиона знает, что утрирует. Драко, несомненно, хорош собой в глазах остальных, но для Гермионы он исключительно красив. Она смотрит на него внимательно, любуется, не отрывая глаз, и понимает, что несмотря на годы в браке, она все еще безумно любит. Так, как любила, будучи мелкой семнадцатилетней девочкой, познавшей незабываемый вкус первой любви. Так, как любила, будучи двадцатилетней невестой, связавшей свою жизнь с самым желанным ею человеком на Земле. Безудержно, всепоглощающе, немыслимо. И даже спустя десять лет после знакомства — эти чувства распирают ее изнутри, не дают дышать и требуют, требуют, требуют. Требуют Драко рядом.

А Драко, будто почувствовав эти мысли, поворачивает голову в ее сторону и мягко улыбается. Господи, как же она скучала по этой улыбке!

— Ты уже собралась? — он проходит из коридора в комнату, пробуя на вес чемодан. — Уверена, что тебе этого хватит? Ты же знаешь, у нас есть чемодан побольше.

— Да, уверена. Я же ненадолго еду, тем более, что некоторые мои вещи уже хранятся в доме родителей, — Гермиона не может себе отказать и подходит к мужу, чтобы урвать хотя бы мимолетное объятие. — Я бы так хотела, чтобы и ты со мной поехал.

— Прости, но ты же знаешь, что у меня сейчас аврал. Поступил огромный заказ — я должен быть там и все контролировать.

— Знаю, но… Драко, я так скучаю. Я тебя практически не вижу из-за работы, и это очень расстраивает меня, — Гермиона жмется ближе, с восторгом чувствуя, как крепкие, но прохладные руки обхватывают ее за талию. Перед глазами рябит, а руки неконтролируемо сжимают рубашку крепче — как бы она хотела никогда не отпускать его. Вечно прижимать к себе, обнимать, целовать и чувствовать крепкую родную хватку на своем теле.

— Я знаю, — Драко над ее ухом тяжело вздыхает и, к огромному разочарованию Гермионы, отстраняется, посматривая на часы. — Просто подожди немного, я должен закончить то, что начал. Я должен довести свою компанию до ума, привести ее к успеху и — что самое важное — к стабильности. Как только я это сделаю, я обещаю, что буду уделять тебе гораздо больше внимания, хорошо?

Драко смотрит убедительно, цепко. Но почему-то на Гермиону веет холодом от этого взгляда. Голоса в ее голове тихо, но настойчиво напоминают об амортенции — и Гермиона понимает, что понемногу начинает верить им.

Возможно, Драко никогда не любил ее. Возможно, он действительно поил ее тем самым загадочным зельем, чтобы все эти десять лет она была без ума от любви, чтобы слепо следовала за ним, верила каждому его слову, каждому взгляду. Возможно, Драко просто удобно пользоваться ею.

— Нам нужно выходить, если мы хотим успеть на поезд в Йоркшир, — Драко оставляет на лбу нежный поцелуй, но он почему-то не трогает Гермиону. Она чувствует холод по всему телу, который распространяется от места поцелуя — Драко целует ее, потому что должен. На самом деле он не хочет этого делать. Драко ненавидит ее. Он хочет уничтожить ее. Он травит ее!

— Гермиона! Эй, Гермиона, ты чего застыла? Мы ведь опаздываем на поезд, а по городу куча пробок, которые еще надо объехать, — Драко легко теребит ее плечо, привлекая к себе внимание. — Все хорошо?

— Д-да… — Гермиона выдыхает, пытаясь успокоиться. Она утрирует. Все не так. Драко рядом с ней, переживает за нее, силком натягивает на нее теплую куртку, чтобы она не замерзла. Все в порядке. Он любит ее.

Она уверяет себя в этом, когда садится в машину. Она уверяет себя в этом, когда Драко усаживает ее в поезд и клюет в губы мимолетным поцелуем на прощание. Она уверяет себя в этом, когда видит в окно спину удаляющегося с перрона мужа, который даже не дождался отправки, чтобы ей помахать.

У них все в порядке. Она себя просто накручивает.

«Ты уверена, милая?» — голос Рона прорезает сознание, и она хватается за голову, пытаясь приглушить его. Она уверена, да, она уверена. Рону не удастся ее сломить — он всего лишь выдумка. Выдумка, которая исчезнет, когда она обратится к врачу.

«Оу, да? Тогда почему я все еще здесь, а ты не у врача?» — голос становится все громче, издевается, поднимает на нее свой очеловеченный взгляд и давит с двойной силой. — «Ах, я знаю. Потому что в этом случае тебя съедят монстры! Ты глупая! Глупая! Я единственный, кто защищает тебя, а ты хочешь от меня избавиться!» — Рон орет в ее голове во весь голос, рычит яростно, дико, а темный ненавистный взгляд будто придавливает ее к земле тем самым титановым прессом. — «Это я — я! — защищаю тебя, спасаю, принимаю тебя любой, а ты все равно бежишь к этому чертову похитителю, который травит тебя амортенцией! Это из-за него ты чувствуешь все это! Он ненавидит тебя! Он травит тебя! Ты сдохнешь рядом с ним без меня!»

Гермиона запирается в туалете и рыдает. Рыдает громко, взахлеб, не в силах остановиться. Ей больно, ей ужасно больно. Голова раскалывается от криков Рона, а тело сводит резкой судорогой из-за неудобного положения. Она больше не может этого выносить.

Кто-то громко стучит в кабинку туалета, но у Гермионы нет сил ответить. К горлу подступает тошнота, и, под дикие крики Рона, ее выворачивает на пол. Тело крупно дрожит, живот до невыносимой боли стянут судорогой, а из глаз все еще продолжают литься слезы. Это невыносимо. Ей страшно. Ей так страшно!

Двери туалета резко распахиваются, и какие-то люди трясут ее за плечи, бьют по щекам, чтобы привести в сознание. Она чувствует все это, но глаза упорно не хотят раскрываться, а тело совершенно не реагирует на внешние раздражители — вся ее сущность сосредоточена на внутренней боли и взбешенных криках Рона, к которым постоянно примыкают и другие голоса из головы.

Гермиона чувствует, как кто-то поднимает ее и куда-то несет, как безвольную куклу, но она ничего не может с этим поделать. И не хочет, на самом деле. Голоса в голове понемногу затихают, глушатся непонятной темнотой, а тело, перенасыщенное болью, перестает ощущать что-либо.

Сознание ускользает от нее, капля за каплей, медленно и неспешно. И она рада этому. Она с удовольствием раскрывает свои объятия темноте и тишине, наконец, успокаиваясь.

Чтобы в следующий раз проснуться в больнице — обвешанной проводами и капельницей.

========== Глава 4. Мама ==========

Гермиона разлепляет веки, но тут же резко зажмуривается обратно — яркий дневной свет больно режет глаза, и она пытается спастись от этого чувства в привычно-мягкой темноте, но свет не отпускает, не сдается и настойчиво проникает сквозь ресницы, поэтому Гермиона, тяжело вздохнув, покоряется.

Когда глаза более-менее привыкают к яркости помещения, она поворачивает голову, чтобы осмотреться: белые пустые стены, из мебели только прикроватная тумба да кровать, а еще множество медицинской аппаратуры. Сомнений в том, где она сейчас находится, нет никаких. В голове глухо пульсирует, острая боль стреляет в висках, а тело ощущается совершенно чугунным, неподъемным. Она пытается пошевелить рукой, и это ей удается с трудом — конечность противится приказам мозга, слушается через силу, и Гермиона окончательно сдается, решая дать организму время, чтобы свыкнуться с пробуждением.

Гермиона поворачивает голову в другую сторону и замечает фигуру возле окна — та неподвижно стоит спиной к кровати, наблюдая за чем-то на улице сквозь стекло. Солнечный свет создает мистический ореол вокруг нее, просвечивает сквозь неплотную вязанную одежду и переламывается в глазах Гермионы тысячами солнечных зайчиков — она рассматривает их, искренне любуется зрелищем, пока к истощенному мозгу не приходит понимание.

Дыхание резко спирает, а неподъемные ранее конечности начинают дрожать. Гермиона тихо выдыхает и чувствует, как волна счастья тоннами затапливает ее грудную клетку, смывает туман перед глазами и будто вливает во все еще не опомнившееся тело новую жизнь.

Она так скучала, так скучала!

— М-мама… Мама…

Фигура возле окна резко оборачивается на голос и спустя секунду уже опускается на стул возле кровати, сжимая руку дочери в своей.

— Наконец ты проснулась, доченька, — миссис Грейнджер радостно улыбается и тепло смотрит на дочь, хотя все же не может скрыть вкраплений тревоги в своем взгляде. — Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — честно отвечает Гермиона и практически смеется — облегчение мягко вливается в нее капля за каплей, смешивается со счастьем, создавая невообразимый букет ощущений. — Но я так рада, что ты здесь.

— Конечно, милая, я здесь. Я пришла встретить тебя на вокзал, а тут из поезда выносят бездыханное тело, — миссис Грейнджер думала, что у нее сердце остановится, когда вместо живой и здоровой дочери она увидела бессознательное тело. — Я так распереживалась, что врачам пришлось давать мне успокоительное.

— Прости, — Гермиона моментально мрачнеет, и Джейн дает себе мысленную оплеуху за излишний напор. Нужно дать ей время прийти в себя сначала.

— Нет-нет, ничего, — она мягко оглаживает кончиками пальцев впалые щеки дочери, с беспокойством вглядываясь в усталые глаза. — Я не виню тебя ни в чем, просто переживаю, ты же знаешь. Дежурный врач осмотрел тебя и сказал, что твой обморок из-за сильного стресса и недоедания — организм истощился и в итоге дал сбой. Гермиона, милая, у тебя что-то случилось? Ты же знаешь, если бы ты сказала мне, я бы приехала в Лондон в любую минуту, чтобы тебе помочь.

— Я знаю, мама, — Гермиона изо всех сил пытается сглотнуть комок в горле, но тот упрямо остается на месте, мешая полноценно дышать и говорить. У нее есть шанс — она уже в больнице, нужно только рассказать маме о голосах, но комок в горле будто становится больше, больно давит на чувствительные стенки, и Гермиона молчит.

Ей очень страшно.

Голоса в голове бездействуют, не тревожат ее. Она не чувствует присутствия Рона, и даже монстры не показывают своих омерзительных морд, надежно дремля где-то в недрах своих укрытий. Она сейчас в безопасности. Она может попробовать.

Но комок в горле царапает стенки — мешает. Не позволяет. Они, даже не появляясь, контролируют ситуацию.

— Ну ладно, не сейчас, — миссис Грейнджер, так и не дождавшись полноценного ответа, решает пойти на попятную и сначала дать дочери прийти в себя. — Я приготовила тебе обед по рекомендации врача — поднимайся понемногу и поешь. Мне очень хочется, чтобы ты поскорее поправилась.

Гермиона благодарно улыбается и, разминая затекшие мышцы, привстает на кровати, упираясь спиной в подушку. Пока Рон не вернулся, притаскивая за собой остальных, она возьмет себя в руки и расскажет маме обо всем. Потому что мама поймет и поможет — это всегда было и есть неизменным.

Джейн распаковывает контейнеры с едой, аккуратно передает их дочери и садится рядом, чтобы, если что, помочь. Несмотря на слабость, Гермиона ест с огромным аппетитом — мама, наблюдая за этим, только мягко смеется и журит, чтобы она ела помедленнее, так как может подавиться.

Гермиона скучала по маминой еде. Скучала по маме и ее теплу. Наверное, нужно было сразу поехать к ней при первых сложностях и, может быть, она бы не довела себя до такого состояния.

Может быть, Рон не появился бы и не притащил за собой монстров.

— Я уже позвонила Драко — он сказал, что постарается поскорее приехать к нам, — услышав родное имя, Гермиона выныривает из собственных мыслей, осознавая, что пропустила мимо ушей большую часть монолога матери. Где-то внутри остро колет чувством вины, и она моментально сосредотачивается, чтобы больше ничего не упустить. Подумать о своих проблемах она успеет всегда, а с мамой побыть только ограниченное количество времени.

— Не нужно было звонить. Он сказал, что у него важный заказ — я бы не хотела его отвлекать.

— Да как «не отвлекать»? Он ведь твой муж, Гермиона, он обязан знать и быть рядом с тобой в такие моменты! — миссис Грейнджер неодобрительно смотрит на дочь, а та, в свою очередь, прячет взгляд в контейнерах с едой, сосредотачиваясь на пище. — У вас с Драко что-то произошло? Вы поссорились?

— Нет-нет, ничего такого, — Гермиона поспешно оправдывается, отдавая пустые контейнеры маме в руки. — Просто у него сейчас сложный период, он много работает, чтобы удержать компанию на плаву…

— Я все равно считаю, что нет ничего важнее семьи, — Джейн складывает контейнеры в сумку, а потом наливает в чашку чай из термоса. — Мне поговорить с ним?

— Мам, не нужно. И вообще, давай не сейчас, — устало стонет Гермиона, отпивая глоток горячего чая. — Сколько я уже здесь?

— Несколько часов, — по глазам миссис Грейнджер видно, что она не закончила и все еще хочет поговорить о Драко, но ради дочери сдерживается, решая отложить разговор до дома. — Тебя просто прокапают, и мы поедем домой.

— Хорошо. Я очень соскучилась по вам с отцом, — Гермиона мягко улыбается, отставляет чашку и тянется к маме за объятиями. Та с удовольствием отвечает, стискивая дочь до хруста.

Гермиона впервые за длительное время счастлива. В голове пусто, тихо, она вкусно пообедала маминой стряпней, а сама мама сидит рядышком и крепко ее обнимает. Разве может быть что-то лучше этого?

В голове кто-тонадменно хмыкает, и Гермиона мгновенно леденеет. Паника медленно просачивается сквозь кожу, наполняя собой вены, и расплывается по телу вместе с кровью.

Она должна рассказать матери обо всем. Потому что Рон не собирается отпускать ее просто так.

***

Гермиона сидит в уютной гостиной дома Грейнджеров, перекатывая в чашке остатки чая с молоком. Слишком сложно решиться. Комок в горле все еще давит на стенки, предупреждая о последствиях, но Гермиона готова наплевать на боль — какой-то необъяснимый, панический страх наполняет тело, полностью затмевая разум и любые другие чувства. Рон все еще не показывается, но она ощущает его присутствие каждой частицей, каждой клеткой. Он гнетет ее неизвестностью, специально прячется вместе с другими где-то в недрах сознания — доводит ее до срыва мнимой безопасностью, даже не скрывая своих намерений.

Гермиона чувствует, что если сейчас же не расскажет матери о своих проблемах, то просто-напросто исчезнет — Рон, устав мучить ее морально, взмахнет своей волшебной палочкой и заберет ее с собой в магический мир. А она не хочет в магический мир — она боится его.

— Гермиона, ты уже десять минут смотришь в одну точку. Все нормально? — миссис Грейнджер хмуро и с беспокойством поглядывает на дочь, откладывая на стол вышивку, которой занималась до этого. Она чувствует, что что-то не так. Состояние дочери ее немного пугает.

— Нет, мам… — Гермиона глубоко дышит, пытается сглотнуть непроходимый комок в горле и успокоиться. Несмотря на все ее усилия, тело не хочет отзываться — оно мешает, всячески препятствует, но Гермиона решается — это ее единственный шанс. — Мам… я слышу голоса. В моей голове постоянно шумно, кто-то разговаривает, кричит, и от этого я регулярно чувствую боль. А еще… а еще… — она закашливается, но упрямо продолжает выдавливать из себя слова. — Еще есть Рон. Он сказал, что я на самом деле часть волшебного мира, а он мой настоящий муж. А Драко… похитил меня, — с каждым словом дышать становится труднее, комок в горле, кажется, уже до крови расцарапал горло, но слова выплескиваются из Гермионы бурным потоком — она так долго держала это в себе, замыкала на сотни замков где-то глубоко внутри, никому не позволяя дотрагиваться до этого живого, больного, чувствительного. К этой позорной, нежелательной части ее сущности, доказывавшей ее слабость. — Мам, мне так страшно!.. Рон говорит, что он защищает меня от монстров, которые только и ждут момента, чтобы съесть меня, но я не верю ему. Он накричал на меня в поезде, но я слишком боюсь его… и-и… — Гермиона начинает рыдать, ощущая, как внутри нее закручивается необъяснимый водоворот — тот в ярости швыряет внутренности из стороны в сторону, тушит мощной волной всякую надежду и затягивает плотным послеогненным паром глаза.

Рон злится, она чувствует это. Он хочет ее уничтожить. Хочет разнести в щепки ее физическое тело, чтобы забрать душу с собой в неизвестный магический мир.

— Мама! Мама!

Джейн, которая до этого сидела на диване и шокированно выслушивала излияния дочери, мгновенно вскакивает на ноги, чтобы крепко ее обнять.

Ей еще никогда не было так страшно.

Гермиона громко кричит в ее руках, то вырывается, то притягивает обратно, прижимая к себе до хруста костей. У Джейн расцарапаны шея и предплечья от острых ногтей дочери, которая в паническом припадке размахивает руками во все стороны, но Джейн не отпускает — крепко обнимает и нашептывает успокаивающие слова на ухо.

Гермионе кажется, что она умирает. Перед глазами все размыто, только в углах гостиной сверкают устрашающие ярко-желтые глаза монстров, все тело выламывает в непонятные позы, которые она никак не может контролировать, а от презрительного смеха Рона, кажется, лопаются барабанные перепонки. Голоса в голове орут во все горло, поддерживая Рона, и нет никого, кто бы был на ее стороне — все они, все, кто ранее обещал ей помочь, кто уверял, что она может им доверять, теперь клянут ее последними словами, оскорбляют и гнобят.

«Ты не должна была рассказывать! Это только наше дело, это наш мир! Ты грязная предательница! Ты недостойна жить! Мы уничтожим тебя! Ты будешь валяться на полу и просить пощады, неблагодарная дрянь!».

Их много. Их слишком много. Гермиона утыкается носом в грудь матери и закрывает ладонями уши, пытаясь сбежать от этого ора — но это не помогает, и ей кажется, будто голова разлетается на миллионы крохотных кусочков. Она просто сосуд. Они все хотят выбраться из ее головы, хотят уничтожить всех, кто рядом с ней. Нельзя позволить. Нужно сопротивляться.

Она чувствует, как руки матери крепко обнимают неконтролируемое тело, она отдаленно слышит ее теплый голос, нашептывающий успокоительные вещи, но монстры стоят всего в метре от нее — вонь из их клыкастых пастей забивает ноздри, а громкий звериный рык, кажется, заставляет кровь в венах похолодеть на несколько градусов, разнося по телу леденящий страх.

Гермиона кричит, вырывается из объятий матери, пытаясь сбежать от монстров, но тело не слушается, игнорирует все ее попытки, и она просто сдается, позволяя темноте сомкнуться вокруг нее и укрыть ее своей непроницаемой периной.

Мама рядом. Мама здесь, обнимает и гладит ее по волосам. Она отгонит монстров. Маме можно верить.

***

Мистер Грейнджер аккуратно укладывает дочь на кровать в ее комнате, плотно укутывает в одеяло и садится рядом, чтобы мягко пригладить разлохматившиеся пряди. Он едва сдерживается, чтобы не заплакать. Его жена все еще сидит в гостиной с чашкой ромашкового чая в руках и крупно дрожит. Кровавые полосы от ногтей опоясывают все открытые участки ее тела, а на скуле расползается огромный синяк от локтя. Он не может поверить, что это все сделала его дочь.

Он продолжает мягко приглаживать пряди, всматриваясь в исхудавшее лицо с ярко выделяющимися синяками под глазами и серой, будто неживой кожей.

Когда их успешная и счастливая дочь начала сходить с ума? Когда начались все эти шизофренические припадки? И самое главное — почему они этого не заметили? Как они могли себе позволить выпустить из внимания предпосылки к болезни?

Он тяжело вздыхает и качает головой. Неважно. Все это уже не важно. Сейчас главное: обратиться за квалифицированной помощью и помочь дочери выздороветь, если это возможно. Он очень надеется, что еще не слишком поздно и лечение сможет избавить ее от этой болезни полностью, или хотя бы частично.

Так или иначе, его тестя удалось излечить от шизофрении. Значит, и с Гермионой все получится.

— Милый… — на пороге появляется встревоженная Джейн, и мистер Грейнджер поднимается с кровати, подходя к жене. Она все еще напугана и крупно дрожит от пережитых эмоций, но на дочь смотрит мягко, с любовью и с сильным отчаянием на дне зрачков. — Как она?

— Спит. Не переживай, она уже в порядке, — он ласково целует жену в лоб и под руку выводит из комнаты. Сейчас Гермионе нужно отоспаться, а им самим успокоиться. — Иди выпей еще чашечку ромашкового чая и постарайся уснуть, а я позвоню Драко.

— Не нужно. Я сама позвоню, — лицо Джейн моментально мрачнеет и полнится едва сдерживаемой злостью. — У меня к нему серьезный разговор.

— Милая…

— Не спорь со мной. Это моя единственная просьба.

— Ну ладно, — видя весьма серьезно настроенную жену, мистер Грейнджер идет на попятную, решая немножко позже осведомиться о причинах такого поведения. Сейчас для него самым важным является здоровье дочери — ему нужно найти хорошего психиатра, чтобы после ее пробуждения не терять времени зря.

Он усаживает жену на кровать в спальне, приносит ей ромашковый чай, а потом направляется к себе в кабинет — у него сегодня много срочной работы.

Джейн же некоторое время медленно потягивает горячий напиток, успокаивается, собирается с мыслями, а потом достает телефон из прикроватной тумбы и набирает знакомый номер — она настроена серьезно поговорить с мужем дочери.

Главное, постараться не сорваться раньше времени и не убить его с концами. Сначала информация, а потом убийство, Джейн.

========== Глава 5. Драко ==========

Миссис Грейнджер глубоко дышит, пытается успокоить себя, слушая протяжные гудки. Ярость плещется внутри, никак не хочет затихать, но она понимает, что нужно ее усмирить.

Если она сорвется и наорет на Драко — это ничем не поможет Гермионе.

Дочь сильно любит своего мужа, нуждается в нем больше всего на свете — если Драко уйдет, Гермиона просто-напросто развалится. Джейн не может этого допустить.

— Слушаю, — Драко все же отвечает за звонок. Голос у него слегка обеспокоенный, но ровный — видимо, он по уши в работе.

— Когда ты приедешь к своей жене? — Джейн старается. Видит бог, очень старается, никто не может упрекнуть ее в этом. Но сквозь напускной спокойный голос очень отчетливо прорезаются гневные нотки.

— Я уже купил билет на поезд, отправление через несколько часов. Опять что-то случилось? Вы же вроде говорили, что с Гермионой ничего серьезного — ее просто прокапают, и вы заберете ее домой, — переживает. Джейн слышит по голосу, что переживает. Возможно, не все так страшно, как она думала, и Драко просто нужно встряхнуть. Это ее немного успокаивает, но все же не стирает злость за безразличие к собственной жене.

— Да, случилось нечто очень серьезное, Драко. Но прежде я хочу тебя о кое-чем спросить, — она переводит дыхание, чтобы усмирить волнение, и сразу же продолжает, перебивая Драко, который заикнулся что-то сказать: — Ты замечал, что Гермиона в последнее время себя странно ведет?

— Что вы имеете в виду?

— Просто ответь на вопрос, Драко.

Драко подобные вопросы явно озадачивают, и он очень хочет выяснить природу их появления, но строгий тон матери Гермионы явно не терпит возражений, поэтому он старается ответить как можно точнее:

— Да, замечал. Она стала очень беспокойно спать, ей часто снятся всякие кошмары. М-м, еще, бывает, она застывает на некоторое время и не реагирует ни на что — стоит и смотрит в одну точку, — Драко задумывается на секунду, пытаясь вспомнить необходимые моменты. — А еще она временами в страхе жмется ко мне, бормоча о каких-то монстрах — один раз она мне даже сказала, что когда я рядом, они ее не трогают.

— Еще что-то? — тон миссис Грейнджер очень тревожит Драко. Желание узнать о причинах такого нетривиального опроса становится практически невыносимым — что могло случиться с Гермионой, чтобы ее мать была в такой ярости?

— Я как-то нашел ее спящей на полу гостиной, — голос Драко становится все тише и тише. Атмосфера у этого разговора настолько тяжелая и плотная, что, кажется, ее можно разрезать ножом на куски. — А еще она говорила, что ей снится какой-то Рон, и он очень ее пугает.

— И тебя все это ни капли не встревожило?

— Мне казалось, что это просто переутомление. Я попросил ее побольше есть и отдыхать, но она не хотела меня слушать. Я понадеялся, что уж вас-то она послушается, поэтому полностью поддержал ее намерение погостить у родителей…

— Вот значит как, да? — тон миссис Грейнджер настолько ледяной, что Драко мгновенно закрывает документ на компьютере, с которым работал в процессе разговора, полностью сосредотачиваясь на обсуждаемой теме. — Я скажу тебе, мой милый, что если бы ты больше уделял времени своей жене, ты бы заметил, что не все так просто.

— Что вы имеете в виду? — Драко хмурится, совершенно не понимая, почему его сейчас отчитывают. Их с Гермионой семейная жизнь касается только их самих, и никого больше.

— Драко, Гермиона серьезно больна. У нее, как и у моего отца в свое время, развилась шизофрения. Уж кто-кто, а ты должен был заметить первым признаки заболевания — все-таки ты ее муж и вы живете вместе, — голос Джейн звенит уже не сдерживаемой разочарованностью и злостью. — У нее сегодня был приступ. Ты знаешь, как она мучается?! Ты знаешь, что мне пришлось пережить, пока моя дочь кричала какие-то несуразные вещи, одновременно расцарапывая меня до крови?! Она звала тебя, черт подери, когда задыхалась от собственных криков и слез!

— Я-я…

— А ты думаешь только о себе и своей работе, даже не пытаясь ей помочь! Да что же ты за муж такой?! — миссис Грейнджер уже не сдерживается — кричит что есть сил, выплескивая из себя все то волнение и страх, которые копила глубоко внутри. Она ненавидит Драко за все то, что пришлось пережить Гермионе, но все же понимает, что Гермионе нужен именно он, и никто другой.

— Шизофрения? В-вы… я…

— Мне не важно, что ты скажешь. Ты должен быть здесь, рядом со своей женой, которая нуждается в тебе, так быстро, как только сможешь, — миссис Грейнджер жмет на кнопку сброса и с отвращением откидывает от себя телефон. Через мгновение в коридоре слышится громкий топот и в спальню залетает мистер Грейнджер.

— Джейн, что случилось? Почему ты кричала?

— Все нормально, дорогой. Все хорошо. Я просто слегка эмоционально переговорила с непутевым мужем своей дочери, — более-менее ровно отвечает та, поправляя разлохматившуюся прическу.

— Милая, я понимаю, что Драко виноват. Все же он первый должен был заметить. Но мы сейчас все в одинаковом положении, давай сосредоточимся сначала на здоровье Гермионы?

— Да, конечно, — Джейн тихо выдыхает, отпивает глоток уже остывшего чая и ложится в постель, пытаясь устроиться поудобнее. — Но, знаешь… Драко заслужил. Я не жалею, что высказала ему все. Я доверила ему свою единственную дочь, а он не уследил. Если бы Гермиона так сильно его не любила, я бы заставила ее подать на развод.

— Золотце, ну не надо. Все мы совершаем ошибки. Я думаю, что после твоего пинка Драко осознал всю полноту своей вины, — мистер Грейнджер с любовью подтыкает жене одеяло и целует в лоб.

— Очень на это надеюсь.

— Постарайся уснуть, тебе нужно отдохнуть после всего произошедшего.

Джейн слегка кивает и закрывает глаза. Муж прав. Это слишком тяжело для ее старого тела — только бы давление не скакануло.

Она слышит, как муж покидает комнату, и тяжело вздыхает — только бы у Гермионы все было хорошо. Она бы все отдала, чтобы ее девочка была счастлива.

***

Драко держит в руках погасший телефон и не мигая смотрит в одну точку. Он мало что знает о шизофрении, все-таки он не врач, но общих знаний хватает, чтобы определить ее значение — его жена, похоже, сходит с ума.

Руки резко сжимаются в кулаки, и пластик на телефоне жалобно трещит, не в силах сопротивляться недюжинной силе. Драко судорожно вздыхает, даже не пытаясь усмирить собственные эмоции, и изо всей силы швыряет телефон о стену, наблюдая, как тот разбивается в щепки, оставляя после себя большую рваную вмятину. На шум мгновенно прибегает секретарь, но Драко одним взмахом руки выгоняет его обратно — сейчас не до объяснений.

Он не может в это поверить. Гермиона не может сходить с ума — это же Гермиона. Это же его жена — человек, с которым они вместе десять лет. Это же… Гермиона.

Кресло с громким скрипом откатывается к стеллажу с документами, а сам Драко вытаскивает из недр мини-бара коллекционный виски. Сейчас ему глубоко наплевать на то, что он берег виски в подарок своему самому крупному спонсору — ему необходимо выпить.

Драко наливает немного в вычурный граненый стакан и залпом выпивает в попытке привести себя в чувство. В голове совершенно пусто. Руки у него дрожат, а взгляд отчаянно скользит по мебели, будто в поисках хоть какого-нибудь спасения.

Он не хочет верить словам миссис Грейнджер, но понимает, что вопреки всему — верит. Верит, потому что видел все собственными глазами.

Очередная порция виски опрокидывается на одном вздохе. Он не готов терять Гермиону.

За семь лет замужества Гермиона стала для него неотъемлемой частью жизни. Она всегда была рядом, всегда помогала и поддерживала, всегда была доступна. Он мог видеть ее, когда только пожелает, касаться ее, разговаривать. Гермиона стала настолько привычной частью его повседневного быта, что он просто-напросто перестал обращать на нее внимание.

Гермиона ведь рядом с ним практически половину сознательной жизни — навряд ли она куда-либо денется. Так он считал.

Граненый стакан со злостью швыряется в стену, повторяя судьбу смартфона. В искусно окрашенной дизайнером стене образовались уже две уродливые вмятины, но Драко плевать.

Именно Гермиона была той, кто надоумил его заняться собственным делом. Она была единственной, кто оставался на его стороне — родители забили на него после развода, а друзей толком и не было.

Все проблемы и сложности в своей жизни он разделял с Гермионой. Она всегда была человеком обходительным и заботливым, а еще любящим, и именно ее поддержка в свое время вытащила Драко из продолжительной депрессии.

А что дал ей он?

Драко давится виски прямо из бутылки. Глоток за глотком — взахлеб. Но чувство вины и собственной ничтожности никуда не исчезает. Наоборот, с каждой каплей виски оно неукротимо разрастается где-то внутри грудной клетки, и больно давит, мешая дышать.

Где он был, когда уже ей нужна была помощь? Правильно, полностью в своих проблемах. Дело привычки, что уж с него взять. Потому что практически всю их семейную жизнь именно Гермиона была той, кто поддерживал. Сначала в юности — они только начали встречаться, когда его родители начали громкий и отвратительный по своей сути бракоразводный процесс. Он длился целый чертов год, и Драко даже вспоминать не хочет, сколько грязи на него вылилось в этот период. Он тогда перенес все это только благодаря Гермионе. Потом было сложное поступление в университет, неудачные поиски работы и, в конце концов, опасная авантюра с собственным бизнесом — если бы затея провалилась, они бы погрязли по уши в долгах.

Все это время одна лишь Гермиона была рядом с ним. А теперь он узнает, что его жена, единственный близкий ему человек, сходит с ума. И он должен был знать это, заметить. Должен был помочь. Должен был быть рядом — как и обещал когда-то в день свадьбы.

Он не готов терять Гермиону. Кто он без нее? Что у него останется без нее?

Драко молниеносно собирается, скидывая в рабочую сумку только самое важное. Миссис Грейнджер права — ему сейчас нужно быть в совсем другом месте. Он очень надеется, что не слишком поздно одумался. Что Гермиона примет его обратно, примет его помощь и поддержку.

Он вылетает из полуразгромленного кабинета, и напуганный секретарь боязливо пятится назад.

— Уилсон, меня не будет некоторое время. Не могу сказать в точности, сколько, но когда узнаю — позвоню. Передай Мэтью, что вся ответственность за работу на нем, и если что-то пойдет не так — уволю.

Секретарь судорожно кивает, и Драко вываливается из осточертевшего офиса, направляясь к машине. Поезд у него только через несколько часов, спешить некуда, но он просто не может больше находиться в четырех стенах. Он по-быстрому заезжает домой за вещами — спешит очень, хватает первые попавшиеся, ибо задерживаться здесь не желает. Слишком больно. А потом просто едет на вокзал и садится на пустую скамейку, расположенную на перроне.

Его крупно колотит. Он уже и не помнит, когда в последний раз настолько сильно ненавидел себя — ощущения давно прошедшей запущенной депрессии кажутся детским лепетом по сравнению с этим.

Как он мог не заметить плачевного состояния Гермионы? Вспоминая это сейчас, ему кажется, что ничего очевиднее и быть не могло. Она ведь рассказывала ему о монстрах, преследующих ее. Рассказывала о страхе, о пугающих видениях, о каком-то Роне, о голосах, в конце концов. Она была совсем дезориентированной, потерянной, одинокой — он ведь знал это. Замечал. И просто игнорировал, найдя удобную причину.

Драко ведь любит Гермиону, действительно любит. Да, чувства немного остыли, затерлись повседневной рутиной и временем, но не исчезли. И он просто-напросто забыл, что их нужно показывать.

Что она чувствовала, все это время в полном одиночестве борясь с болезнью? Что она пережила, слыша непонятные голоса и видя страшные видения, от которых он отказывался ее спасать, так как был зациклен исключительно на себе?

Драко пытается держаться, но у него совершенно не получается. Он закрывает дрожащими ладонями глаза и, ощущая соленую влагу на коже, чувствует себя самым последним ничтожеством на Земле.

========== Глава 6. Рон ==========

В поезде совсем тихо, практически бесшумно — полупустой вагон звенит покоем и умиротворенностью, а приглушенная ненавязчивая музыка придает поездке особый уют. В любой другой день Драко обязательно бы порадовался, предвкушая максимально комфортную и легкую дорогу, но в этот раз он даже не замечает, что едет в идеальных условиях. Все его внимание занимает статья, которую он читает на своем компактном дорожном нетбуке.

Когда, после нескольких часов сидения на морозе в ожидании поезда, Драко все же немного успокаивается и усмиряет чрезвычайно мощную волну ненависти к себе, он наконец-то осознает в полной мере, что Гермиона больна. Что она больна шизофренией. Что она сходит с ума.

Что его ждет, когда он приедет к Грейнджерам? Узнает ли его Гермиона? Как она себя будет вести? Как к ней подступиться, чтобы та не прогнала его? Драко долго сидит, согнувшись практически пополам и обхватив голову руками — он понимает, что совершенно ничего не знает ни о текущем состоянии своей жены, ни о ее болезни.

Поэтому как только поезд трогается в сторону Йоркшира, Драко принимается мгновенно обшаривать интернет в поисках хоть какой-нибудь информации. Сидя в широком, но неудобном кресле с нетбуком на коленях, Драко совсем теряется во времени, даже не замечая, что за окнами уже ночь. Его шея и спина нещадно ноют от неудобной позы, а голова раскалывается от волнения и пережитых ранее эмоций. Но, по мнению Драко, это того стоит. Теперь, когда он больше знает о шизофрении, то немного успокаивается — все не так страшно. Все можно исправить, главное, найти хорошего психиатра и добросовестно принимать выписанные им психотропики.

Так или иначе, он уверен, что мистер Грейнджер уже начал поиски врача. Гермиона как-то рассказывала, что ее дедушка также болел шизофренией, поэтому их семья знает, как с этим бороться.

Драко глубоко дышит, пытаясь успокоить разошедшееся сердце. Прошлое не вернуть, он не может возвратиться в тот период, когда признаки шизофрении только начали проявляться. Он не может исправить свои ошибки, которые уже совершил, и забрать назад слова, которые уже сказал. Но у него есть будущее. У него есть живая, хотя и нездоровая Гермиона, которой можно помочь. У него все еще есть шанс на счастливую семейную жизнь — настоящую, с детьми и совместной старостью — с Гермионой. С женщиной, которую он любит.

Когда поезд прибывает на станцию Шеффилда, Драко чувствует сильнейший мандраж — даже сделка со своим первым партнером по бизнесу не вызывала у него таких эмоций. Он одновременно боится и радуется — радуется, потому что вскоре наконец-то увидит свою жену и сможет лично перед ней извиниться, а боится… А боится увидеть уже не Гермиону.

Всю дорогу до дома Грейнджеров Драко крупно трясет от волнения. Хоть он и пытается изо всех сил — успокоиться у него не получается. Ему все равно, что будут говорить теща с тестем, которые, наверняка, после всего произошедшего ненавидят его. Его волнует только то, что скажет Гермиона. Простит ли. Примет ли помощь и поддержку. Примет ли его обратно.

Когда такси довозит его до пункта назначения, Драко не спешит заходить внутрь. Несколько минут стоит на крыльце, глубоко наполняет легкие морозным воздухом и пытается очистить голову от всего лишнего — Гермиона не должна видеть его страданий. Теперь его очередь быть самоотверженным.

Когда он все же собирается с силами и нажимает на кнопку звонка, дверь ему открывает хмурый тесть, сухо кивая в приветствии и взмахом руки приглашая внутрь. Ну что ж, он и не рассчитывал на теплый прием. Внутри дома темно и пусто — ночь на дворе все-таки — но яркий свет в гостиной явно показывает, что в этом доме царит напряжение.

И правда, дышать практически невозможно. Воздух тяжелый и спертый, невероятно плотный — кажется, если вдохнешь его глубже, легкие просто-напросто разорвет на мелкие кусочки. Но Драко плевать. Он готов терпеть, только бы увидеть Гермиону.

— Доброй ночи, — он заходит в гостиную следом за тестем и тихо здоровается. Немного помявшись под напряженными взглядами родителей Гермионы, он беспокойно выдыхает и усаживается в свободное кресло возле двери.

— Доброй, Драко, — сухо здоровается в ответ миссис Грейнджер. — Хорошо добрался?

— Да. Спасибо, что спросили, — несмотря на то, что он был готов к презрению во взглядах Грейнджеров, в реальности это все равно колет слишком сильно. Он безвольно опускает голову, ощущая на шее огромный валун вины и стыда перед ними. — Как… как Гермиона?

— Спит, — миссис Грейнджер не спускает с него напряженного взгляда. — Хочешь ее увидеть?

— Да, пожалуйста! — Драко практически подскакивает на месте от неожиданности — он думал, что ему сначала устроят жесткую выволочку и только потом подпустят к Гермионе, но, видимо, он ошибался, к своему счастью. — Но вы… разве вы не…

— Если ты думаешь, что я опять буду на тебя кричать — ты ошибаешься. Я уже высказала тебе все, что думаю по этому поводу, и повторяться нет смысла. Сейчас для меня самое главное — это счастье дочери, а ее счастье — это ты, к моему огромному сожалению, — миссис Грейнджер тяжело вздыхает и качает головой. — Она тебя звала сквозь сон. Она сильно нуждается в тебе. Я не могу пойти против ее воли.

Миссис Грейнджер выглядит раздраженной — она то и дело потирает жуткие царапины на своей шее, кривясь от неприязненных ощущений. Драко ее искренне жаль, он понимает, что ей пришлось пережить, но все же не может сдержать радостного вздоха от ее слов.

Гермиона ждет его, зовет. Нуждается в нем, несмотря ни на что.

— Я… простите, — в поезде Драко наивно казалось, что извиняться перед Грейнджерами будет проще. Но вот когда дело дошло до реальных извинений, он понимает — ни черта. Слова предательски застревают в глотке и душат огромным слизким комком, мешая дышать, а валун вины все еще неподъемно давит сверху. Это так… сложно. — Я знаю, что виноват. Знаю, что сплоховал и это из-за меня Гермиона в таком состоянии, но… я осознал. Поверьте. Гермиона мне очень дорога, и я сделаю все, что угодно, только бы она выбралась из этого кошмара. Я обещаю, что больше не брошу ее. Я оплачу полностью все лечение и буду ей постоянной поддержкой, все время буду рядом с ней. Только бы она в этом нуждалась.

— Хорошо. Хорошо… я рада, что ты это понял, — голос миссис Грейнджер дрожит. Она крепко, до побеления пальцев, держит в руках чашку ромашкового чая и смотрит куда-то за спину Драко. — Ты любишь мою дочь?

— Да, люблю. Без какого-либо сомнения, — Драко действительно не сомневается, так как Гермиона — это вся его жизнь. Жаль, что понял он это только после того, как едва не потерял.

— Хорошо, — повторяет миссис Грейнджер, а потом тяжело вздыхает и слабо улыбается. — Ты слышала, Гермиона?

Драко резко оборачивается и, увидев позади себя едва стоящую на ногах Гермиону, чувствует, как в груди что-то болезненно обрывается. Гермиона смотрит на него широко раскрытыми глазами и не двигается, держась за дверной проем в качестве опоры.

— Гермиона…

— Но Рон кричал… он сказал, — она всхлипывает и крепче обхватывает деревянную балку, — что ты не придешь. Ты…

— Нет, Гермиона, я здесь. Я пришел, — Драко мгновенно бросается к жене, подхватывая ее за талию, не позволяя упасть из-за дрожащих конечностей. — Я дурак, прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя, действительно люблю, и не позволю какому-то Рону забрать тебя, — он судорожно шепчет на ухо все, что так хотел сказать целый день, одновременно утирая ей слезы тыльной стороной ладони. — Прошу, доверься мне вновь. Я обещаю, что больше не предам и буду рядом с тобой до самого конца.

Гермиона ничего не говорит, только плачет. Родители давно ушли на кухню, решая дать им время объясниться. В голове у Гермионы совершенно пусто, только одна вещь крутится на закорках сознания:

— Ты п-правда… ты правда любишь?

— Угу, — Драко крепко прижимает ее к себе, нежно гладит по голове и тоже плачет. Гермиона в его руках такая крохотная и худая, до невероятности хрупкая — как кто-то подобный может в одиночку справляться с огромным грузом проблем? Как она с этим боролась, будучи настолько слабой физически, а теперь еще и морально? — Очень люблю. Ты можешь на меня положиться. Я сделаю все, что угодно, ради тебя, и никакая болезнь меня не остановит.

Гермиону до боли душат эмоции. Слишком много. Невыносимо сложно для ее неокрепшего тела и помутневшего из-за болезни сознания. Она цепляется за мужа, как за последний оплот спасения, и впервые за долгое время чувствует себя в безопасности — Рон ненавидит Драко. Он не пойдет против него.

— Тихо, тихо, — Драко ласково обхватывает ее лицо руками и немного приподнимает, чтобы посмотреть в заплаканные глаза — Гермиона жадно всматривается в серую радужку, от которой всегда, все десять лет млела до крайности, и тянется к губам. Она просто невыносимо скучала по нежному и любящему Драко. Тот охотно отвечает на поцелуй, а потом, оторвавшись от губ, подхватывает на руки и несет в кровать, чтобы уложить ее отдыхать — в этот раз он будет добросовестно ухаживать за ней. Обнимать, целовать по первой же просьбе и приносить еду прямо в постель. Укутывать в одеяло и защищать от монстров, если они появятся. Охранять ее сон и говорить приятные вещи, которые развеют плохое настроение.

Сейчас его очередь быть для Гермионы. Единственное, чем он может искупить свою вину — это вновь сделать свою жену счастливой.

***

— Драко, может не надо? — Гермиона дрожит в его руках, с испугом посматривая на позолоченную табличку с именем психиатра. — Мне, вроде, уже лучше…

— Что, голоса опять тебе угрожали расправой? — Драко крепче обнимает ее со спины, успокаивающе поглаживая живот большим пальцем. — Не слушай их, они меняют свое мнение каждую секунду. А врач поможет тебе избавиться от них навсегда.

— Они так кричали на меня, Драко…

— Хочешь, я пойду с тобой? Если я буду рядом, они не посмеют на тебя кричать, — он мягко целует ее за ухом и крепче прижимает к себе, пытаясь придать жене больше уверенности.

— Ты правда можешь пойти?!

— Конечно. Кто меня от тебя оттащит? — фыркает Драко, улыбаясь Гермионе краешком губ. — Ну же, ты сможешь.

Гермиона судорожно вздыхает и хватается влажными от волнения ладонями за прохладную ручку. Она сможет. Угрозы Рона, голосов и монстров ее не остановят — Драко не даст ее в обиду.

— Я не позволю никому и пальцем к тебе прикоснуться. Ну же, решайся.

Гермиона сначала хмыкает, а потом смеется в голос — Драко будто мысли ее читает. Ей действительно не о чем переживать. Она верит своему мужу, как верила всегда.

Ручка легко поддается нажатию, и Гермиона входит в обширную светлую комнату, надеясь, что не зря выбрала этот путь. Она больше не одна.

Гермиона постарается.

***

И только через полгода, сидя в уютном кресле собственной гостиной в горячих объятиях мужа, она осознает, что Рон, скорее всего, был не просто рандомной личностью, возникшей в ее больном сознании. Он был чистым воплощением ее болезненных чувств к Драко. Она была измучена, одинока и, как ей казалось, уже безответно влюблена в собственного мужа по уши. Она хотела избавиться от этих тяжелых чувств, и они, с помощью шизофрении, обрели личность, чтобы напоминать ей о себе все время. А та самая амортенция, о которой все время твердил Рон, — просто еще один способ сбежать и уберечься.

Она поворачивает голову и мягко целует уснувшего Драко в уголок губ — как хорошо, что ей больше не нужно убегать от собственных чувств. Как хорошо чувствовать себя свободной и единственной хозяйкой собственного сознания.