Гарри Поттер и Узник Нурменгарда (СИ) [Dolokhov] (fb2) читать онлайн

========== Коттедж “Ракушка” ==========

Коттедж Билла и Флер стоял на отшибе, на самом краю прибрежных утесов. Белые оштукатуренные стены были украшены морскими раковинами. Безлюдное место и очень красивое. И в доме, и в саду постоянно был слышен шум моря, точно сонное дыхание какого-то огромного существа. За несколько дней, проведенных здесь, Гарри то и дело под разными предлогами удирал из перенаселенного домика и смотрел с утесов на просторное небо и огромное пустынное море, подставив лицо холодному соленому ветру.

Гарри до сих пор пугала огромность собственного решения — временно отказаться от поисков крестражей ради борьбы с Волдемортом за Бузинную палочку. Никогда еще он так категорично не шел против воли Дамблдора.

Гарри переполняли сомнения, а Гермиона не упускала случая выразить эти сомнения вслух.

— А что, если он узнает, что мы уничтожаем крестражи, раньше, чем мы найдем Бузинную палочку? И сделает новые? Или постоянно начнет держать их при себе?

Ответа у Гарри не было. Временами он начинал думать, что просто подвинулся умом, отказавшись от миссии, завещанной ему директором. Он даже толком не мог объяснить, почему так решил. Каждый раз, когда Гарри пытался восстановить цепь рассуждений, которые привели его к этому выбору, они казались все слабее.

Ну, пусть Палочка действительно так важна для исхода битвы, разве не упомянул бы о ней Дамблдор раньше? Не оставил бы более существенные подсказки к тому, где ее найти? Вот только Гарри не мог быть уверен в том, что это не снова часть какой-то сложной схемы, одного из бесконечных испытаний, приготовленных для него Дамблдором. В конце концов, три крестража уже уничтожены, Чаша надежно спрятана в Гринготтсе, осталось только придумать, как ее оттуда забрать. Да и сложно ли это будет для Повелителя Смерти? С Мантией-невидимкой и непобедимым оружием? А Воскрешающий камень? Ведь он сможет вернуть самого Дамблдора назад и задать ему все эти бесконечные, сводящие с ума вопросы!

Гарри не знал, правильное ли решение он принимает. Знал только, что первый раз в жизни он делает это самостоятельно.

— Гарри, послушай, — должно быть в сотый раз начала Гермиона, все еще не теряя надежды его переубедить. — Даже в книге Риты Скитер упоминается, что Дамблдор оставил Поиски Даров…

Она хотела показать ему что-то в книге, но та распахнулась на странице с фотографией молодого Дамблдора и его друга, которого Гарри раньше принял за Элфиаса Дожа. Друга, чью фотографию он забрал из дома Батильды Бэгшот, понимая теперь, каким важным был тот мимолетный порыв. Если бы эта фотография попала в руки к Волдеморту, возможно, тот уже стал бы хозяином Бузинной палочки.

На него, смеясь все той же старой шутке, смотрел Вор с золотыми волосами. Вор, укравший Палочку у Григоровича.

— Это он! Я точно знаю — это он! Гриндельвальд украл у Григоровича палочку! Я видел его глазами Сами-Знаете-Кого, — Рон выхватил книгу из рук Гарри, и даже Гермиона, казалось, поддалась его волнению. — Мы должны найти его!

— Гарри, нам не нужно его искать. Я же говорила тебе, помнишь? Он заключен в собственную тюрьму: Нурменгард. В Австрии. И поговорить мы с ним не сможем. Может, это знак, что нам стоит вернуться к поискам крестражей?

— Это если он вообще уже не помер, — прибавил погрустневший в одно мгновение Рон.

Но Гарри их не слушал. Они сбежали из поместья Малфоев, прямо из-под носа Пожирателей Смерти, он сотню раз сбегал из ловушек Волдеморта, Сириус сбежал из Азкабана, в конце концов. Какая-то старая крепость не может стать большей проблемой, чем все, с чем они сталкивались до этого. Разве не в планах у них ограбление Гринготтса? А что до Австрии… Что ж, в Ордене Феникса должен быть кто-то, кто организует им интернациональный портключ. Идет война, магглорожденные волшебники десятками бегут из страны. Значит, смогут и они.

Билл казался ошарашенным, когда Гарри сказал ему о своей просьбе. Видимо, сомневался, а точно ли не решил мальчик, который выжил, просто сбежать куда подальше от Волдеморта. Но в помощи не отказал.

Три дня мучительного ожидания, споров с Гермионой, собственных сомнений — и вот они уже стояли на пустынном пляже, а перед ними на земле лежал старый сломанный зонт.

— Никогда не думал, что поиски занесут нас так далеко, — Рон с недоверием и какой-то странной тоской смотрел на портключ. — Как-то не по себе оставлять тут все, да?

Гарри коротко кивнул. Он чувствовал себя беглецом и трусом, но все еще надеялся, что принимает правильное решение.

— Надеюсь, Гарри, ты знаешь, что делаешь, — добавила Гермиона.

— Давайте просто побыстрее покончим с этим и вернемся в Англию, к крестражам, — он сделал решительный шаг вперед. — Ну, на счет три?

Раз.

Два.

Три!

***

Влажный прибрежный воздух сменился пронизывающими порывами горного ветра. Скалы поднимались к небу и стремительно обрывались в бездну. Гарри, пораженный, смотрел по сторонам, окончательно теряя уверенность в принятом решении. Он оглянулся на друзей.

— Вон там, смотрите, — Рон указал рукой куда-то вперед. — Я думаю, это она, его тюрьма.

И он был прав. Черная, мрачная крепость возвышалась над одним из обрывов.

— Гермиона, думаешь, мы сможем туда аппарировать? — с надеждой спросил Гарри.

— Я… Нет, не думаю. Мы недостаточно хорошо сможем себе представить, куда именно будем перемещаться, — она как раз убирала зонт в свою расшитую бисером сумочку, — а если в этих горах мы промахнемся… — она покачала головой.

Портключ активировался на обратное путешествие через двадцать четыре часа, что ж, у них было не так много времени:

— Тогда пойдемте быстрее, — поторопил Гарри друзей.

Путь через ущелья, вверх по заледеневшим склонам, оказался сложным и изматывающим, но странным образом приободрил Гарри. Действие, любое, всегда давалось ему лучше, чем его бездействие. И когда, наконец, они подошли к замку совсем близко, так, что уже могли различить впереди вход, он был полон решимости.

— Даже представить не могу, сколько защитных чар наложено на эту крепость… Я все еще не верю, что мы сможем туда попасть, прости, Гарри, — сказала Гермиона, поджимая губы.

Их план был простым до дерзости: наложить на одного из охранников Империо и заставить его провести их в камеру к Гриндельвальду под Мантией-невидимкой. Гермиона не раз указывала ему на многочисленные изъяны этой идеи, но Гарри почему-то был уверен: один Дар приведет их ко второму. Иначе и быть не могло.

— И все же это будет не сложнее, чем обокрасть Гринготтс, разве нет? Уж точно сокровища стерегут лучше, чем какого-то злодея, которому уже сто лет в обед, — резонно заметил Рон.

Они подошли еще ближе, и, к удивлению троицы, их никто не попытался остановить. Более того, они не почувствовали никаких магических щитов или охраняющих заклинаний.

Гермиона подняла палочку:

— Praesidium revelio! — а потом, нахмурившись, добавила. — Homenum revelio!

Ничего не произошло. Она повернулась к Гарри:

— Гарри, на замке практически нет защиты. Я, я думаю, что по крайней мере войти мы сможем без проблем. Но это даже не самое странное: охрана, ее нет. В замке всего один человек, он в башне, на самом верху.

— Да это наверняка не Гриндельвальд. Если на замке нет защиты, он точно уже сбежал, — Рон с недоверием всматривался в маленькое окошко под самой крышей.

— Но почему он не защищен? Вам не кажется это по меньшей мере странным?

— Гермиона, ты говорила, что его победил Дамблдор? Что только он смог остановить Гриндельвальда? — Она кивнула, и Гарри продолжил. — Должно быть, он же и накладывал защиту на замок. А теперь, когда он умер, действие заклинаний прекратилось.

— И никто не вспомнил про старого Темного Лорда, раз уж у нас появился новый. Прекрасно! — Рон поежился. — Пойдемте уже. То еще местечко.

Ни чар, ни охранников. Только старый волшебник в черной мраморной гробнице. Гарри отчего-то вспомнил белоснежный камень на могиле Дамблдора. И уверенность, что Гриндельвальд все еще в своей камере, вернулась к нему.

Двери поддались простому Alohomora. Просторные каменные залы, когда-то торжественные, величественные, теперь разрушались под слоем пыли и времени. Гниющая мебель, оборванные знамена, опустевшие шкафы с книгами… Повсюду ощущался запах плесени, старости и смерти.

Троица миновала парадную часть замка. Они оказались у камер. Перед ними протянулись бесконечные ряды узких дверей с крошечными окошками, камер с решетками вместо стен, и повсюду виднелся знак Даров Смерти.

— Здесь Гриндельвальд держал врагов своего режима, — объяснила Гермиона, осматриваясь.

— Сколько камер… — С ужасом произнес Рон. — И в двух шагах отсюда все эти роскошные залы! А я-то думал, что Малфои с их подземельем — психи.

— Гарри, что ты собираешься делать, если он не захочет нам помогать? — Гермиона, как и всегда, задавала самые правильные вопросы. — Что, если он поддерживает Сам-Знаешь-Кого?

— Не знаю. Я не знаю. Давай просто надеяться, что это не так, хорошо? — Гарри покрепче сжал палочку. — Вон лестница, идемте.

Поднимались они в напряженном молчании. Наконец, бесконечные ступени закончились. Над тяжелой металлической дверью был выбит знак Даров. Гарри наудачу толкнул ее, и, к его удивлению, дверь поддалась. Друзья переглянулись и вошли в камеру.

Крошечная, плохо освещенная комнатка казалась такой же заброшенной, как и остальной замок. У узкого окна Гарри заметил старый деревянный столик, на нем лежали исписанные листы пергамента, перо и стояла баночка с подсохшими чернилами. Рядом высились аккуратные стопки потертых, зачитанных книг. Камера казалась необитаемой. И, когда Гарри уже хотел было признать свое поражение, раздался скрипучий голос:

— Что вы здесь делаете?

Они резко повернулись. Теперь Гарри разглядел на узкой кровати под одеялом костлявую фигуру. Человек под одеялом пошевелился, повернулся набок. На его лице, напоминающем череп, открылись глаза. Еле живой узник приподнялся и сел. Ввалившиеся глаза были обращены на троицу.

— Я… — неуверенно начал Гарри.

— Я знаю, кто ты. Ты — Гарри Поттер. Альбус писал о тебе, — слова давались ему с явным трудом.

— Дамблдор писал?..

— Где он? — перебил его Гриндельвальд, а это, безусловно, был именно он. — Где Альбус?

И по его глазам Гарри понял, что ответ тот и так уже знает.

— Он умер. Около года назад.

На лице старика не отразилось никаких эмоций:

— Пошли вон, — спокойно сказал он.

Гарри опешил, но Гермиона опередила его:

— Почему Вы не уходите отсюда? Вы же не можете не знать, что Вас здесь больше ничего не держит.

— Не Ваше дело. Убирайтесь и не мешайте мне.

— А то у Вас наверняка очень много дел, — буркнул Рон.

— Да, — услышал его Гриндельвальд, — я очень занят. У меня важная встреча.

— С кем?

— Со смертью, — огрызнулся узник.

— Она, я уверен, подождет. А мы не можем ждать. Мы хотим попросить Вас о помощи, — раздраженно начал Гарри.

— Я тоже много чего хотел в жизни. Помогать я вам не намерен, говорю же: идите прочь.

— Послушайте, — мягко сказала Гермиона, — нам очень, очень нужно, чтобы Вы нам кое-что рассказали. Вы знаете о Том-Кого-Нельзя-Называть?

— О “Том-Кого-Нельзя-Называть” — передразнил Гриндельвальд. — Ну знаю я о мальчишке Томе. И что с того?

— Он захватил британское министерство магии и контролирует всю страну. А теперь еще и охотится за Бузинной палочкой, — начал выходить из себя Гарри.

Узник неприятно улыбнулся.

— Желаю ему всяческих удач в его поисках. Так при чем здесь я?

— Вы должны знать, где она! — вскипел Гарри.

— Да. Но при чем здесь я и ваши маленькие разборки?

— Люди умирают!

— Они всегда умирают, это в порядке вещей. Альбус наверняка тебе помогал, пытался остановить Тома, и где он сейчас?

— Почему Вы не уходите, мистер Гриндельвальд? — С нажимом спросила Гермиона.

— Может, мне просто некуда?

— А я думаю, что Вы не ушли, потому что знаете, что заслуживаете своего наказания, — тихо сказала Гермиона, — я думаю, что Вы раскаиваетесь в том, что сделали.

— Я думаю, что ты лезешь не в свое дело, — отрезал старик.

— Если Вы действительно хотите искупить свою вину, Вы должны нам помочь! — Не успокаивалась она.

Гриндельвальд отвернулся от нее. А потом сказал:

— Как он умер? Вы были там?

— Я был, — ответил Гарри.

— Покажи мне его смерть.

— Нет, — Гарри почувствовал на себе удивленные взгляды друзей. — Нет. — Повторил он жестко.

— И почему же “Нет”, скажи мне на милость?

— Я не знаю, чего Вы хотите от этого воспоминания, хотите ли испытать запоздалый триумф от смерти своего врага или еще что, но нет. Я Вам не доставлю такого удовольствия.

Гриндельвальд захохотал. А потом с какой-то дикой усталостью произнес:

— Идиот.

Гарри пропустил оскорбление мимо ушей:

— Где палочка? Ну не хотите помогать нам в Поисках, хотя бы просто ответьте на вопрос. Подскажите, где искать ее.

— Гарри, сделай одолжение нам обоим — оставь палочку в покое, — сказал старик, а потом с горечью добавил, — войны не выигрывают, они просто заканчиваются. Альбус возложил на тебя какую-то миссию, и ты ее выполняешь? Что ж, похвально. Но это твое желание. И люди вокруг не обязаны бросаться тебе на помощь лишь из-за того, что ты решил быть жертвой и героем. Твоя война — это твоя война. И не втягивай в нее других.

— Не обязаны, и все же мы ему помогаем, — вступился Рон, — потому что это правильно, потому что хотим помочь. А от Вас даже не требуется ничего — просто сказать, где эта чертова Палочка.

— Покажи мне, как он умер, — снова потребовал Гриндельвальд.

— Нет! Я уже сказал, что не покажу. Но я могу показать Вам кое-что другое, — Гарри выхватил у Гермионы сумочку и, покопавшись там, вытащил Мантию.

— Вы знаете, что это? — Он протянул ее узнику.

В поблекших старческих глазах вдруг промелькнул призрак старого, давно скончавшегося интереса.

— Мантия-невидимка? Альбус все же нашел ее…

— Она принадлежала моему отцу. А незадолго до смерти Альбус нашел Воскрешающий камень. Если Вы поможете нам, как только мы победим Того-Кого-Нельзя-Называть, я отдам Дары Вам.

Гарри ждал азарта, Гарри ждал интерес, хоть какой-то реакции. Но Гриндельвальд только покачал головой и отвернулся к окну.

— Ведь палочка принадлежала Вам, да? А потом Дамблдор Вас победил, — не сдавался Гарри.

— Покажи мне, как он умер, — снова сказал старик.

— Да что Вы заладили!..

— Гарри. Я думаю, он не просто так хочет увидеть смерть профессора Дамблдора, — остановила его Гермиона.

— Умная девочка, — похвалил ее Гриндельвальд, оборачиваясь.

— Чего Вы хотите? Мою палочку? Как я могу Вам “показать”?

— Мне не нужна палочка, — усмехнулся с каким-то поблекшим самодовольством старик. — Просто посмотри на меня, вспомни, как это было, и не сопротивляйся.

Гарри, сжав кулаки, посмотрел ему в глаза. И мысленно вернулся в тот страшный день.

— Legilimens, — прошептал узник.

Дамблдор, еле живой, отправляет его за помощью, кто-то идет, палочка профессора вылетает из его рук, он беззащитен, а Гарри не может даже пошевелиться, чтобы помочь ему, Пожиратели и бесконечно долгий разговор. “Северус, пожалуйста…”, зеленая вспышка, и безжизненное тело Дамблдора, падающее с башни.

Когда Гарри распахнул глаза, он почувствовал на своих щеках слезы. Гриндельвальд смотрел куда-то сквозь него. Казалось, что смерть подобралась к нему еще ближе.

— Палочка, которую он выронил, Ее нашли? Его похоронили вместе с Ней? — спросил он безжизненно.

Гарри кивнул.

— Вот и ответ на твой вопрос. Бузинная палочка в могиле Альбуса, — он помедлил, а потом спросил. — А кто этот человек? Как зовут его убийцу?

— Северус Снейп, Пожиратель Смерти, слуга Риддла. Профессор доверял ему, считал своим другом. А он оказался предателем, — при мысли о Снейпе у Гарри закружилась голова от гнева и злости. — Сейчас он стал директором Хогвартса, — выплюнул он напоследок. — Спасибо за помощь, надеюсь, Ваша со смертью встреча не заставит себя ждать.

Он кивнул друзьям, давая понять, что они уходят. У самой двери он услышал вдруг твердый, наполненный злобой и решимостью голос:

— Я помогу вам. Но только при одном условии. Я убью Северуса Снейпа.

Комментарий к Коттедж “Ракушка”

Начало и описания Гриндельвальда позаимствованы у Роулинг.

========== Белая гробница ==========

Возвращаться в коттедж к Биллу и Флер с беглым преступником было, конечно, нельзя. Отправляться с едва живым стариком в леса — тоже. В конце концов, было решено провести несколько ночей в дешевом мотеле в маггловском захолустье.

Гриндельвальд не спорил, молча следовал за троицей, спрятанный, на всякий случай, Мантией-невидимкой. По крайней мере до тех пор, пока они не оказались в номере.

— Поттер, — начал он, как только за ними закрылась дверь, — дай мне свою палочку.

Гарри инстинктивно сжал палочку Драко в кармане джинсов:

— Зачем она Вам?

— Как, по-твоему, я себя чувствую после половины века, проведенного за решеткой, мальчик? — прищурился Гриндельвальд. — Если Вы не хотите обнаружить со дня на день мой труп, мне нужно привести это тело в порядок.

— Гермиона прекрасно справляется с исцеляющими чарами, — возразил Гарри.

— Если ты думаешь, что я доверю ребенку что-то подобное, то ты еще больший дурак, чем я думал. Прекрати, Поттер. Если бы я хотел напасть на вас, сделал бы это еще давно. Не будь идиотом: дай мне палочку.

— Гарри, — неуверенно сказала Гермиона, — я думаю, мистер Гриндельвальд прав. Если он захочет причинить нам вред, то все равно сможет с нами справиться. С палочкой или без.

— Гермиона, ты с ума сошла? Это же первый Сам-Знаешь-Кто! — Возмутился Рон, не обращая внимания на то, что Геллерт, вообще-то, прекрасно его слышал.

— Может быть. Но все же он не сбежал из тюрьмы, когда у него была такая возможность. С чего бы ему сбегать сейчас? — Резонно возразила она.

Гриндельвальд наблюдал за этой перепалкой без малейшего интереса.

— Ладно, — согласился, наконец, Гарри. — Будет Вам палочка.

Палочку Драко Гарри ему отдавать не стал. Он взял у Гермионы ее сумочку и, покопавшись, нашел там палочку Беллатрикс. Он еще не успел и рта раскрыть, как она выскользнула из его пальцев и оказалась в руках старика.

— Жестковата, конечно, но ничего. Подойдет, — взвесил он ее оценивающе на ладони. — Надеюсь, вы меня извините. — Гриндельвальд скрылся в ванной, и через какое-то время троица услышала шум воды.

— Мы совершаем огромную ошибку, вот что я вам скажу, — Рон недовольно покачал головой.

— Это ты, между прочим, громче всех поддерживал идею поиска Палочки, — возмутилась Гермиона.

— Слушайте, он сказал, что с ним переписывался Дамблдор. Не просто переписывался: он рассказывал ему обо мне. Если профессор доверял этому человеку, значит, и мы можем.

— Доверял, но из тюрьмы не выпустил, — продолжал спорить Рон.

— Я согласна с Гарри. Кроме того, вы видели, как он призвал палочку? Невербальное, и даже пальцем не пошевелил. А ведь он еле стоит на ногах! Такой волшебник на нашей стороне точно будет не лишним.

— Именно. Не знаю, как вы, а я рад любой помощи, — Гарри так устал вечно решать проблемы самостоятельно, а этот неприятный старик своей уверенной мудростью едва уловимо напоминал ему Дамблдора.

Пока они препирались, принесли заказанный в номер ужин. Уставшие и голодные, они набросились на еду, не дожидаясь, пока Гриндельвальд к ним присоединится.

Он вышел из ванной как раз, когда они уже расправились со своими порциями. Волшебник не выглядел моложе и казался все таким же усталым. Но теперь он не создавал впечатления кого-то, кто со дня на день может встретить свою кончину. Грязную робу он превратил в простую темную мантию, кажется, сделал что-то с поредевшими седыми волосами.

Когда он заговорил, Гарри заметил полный ряд белых зубов.

— Как видите, я все еще здесь и никуда не сбежал. Надеюсь, никто здесь не осудит мое желание выглядеть более цивилизованно.

— Нет, но в этой мантии Вам на улицу выходить не стоит. Мы, вообще-то, среди магглов, — Рон с опаской поглядывал на палочку в старческих руках.

Гриндельвальд его замечание проигнорировал.

— Мы заказали еду. Угощайтесь, — сказала Гермиона.

Старик ел жадно, торопливо. Гарри, вспомнив, как тяжело им дались всего лишь несколько месяцев без нормальной пищи, постарался представить, каково это, голодать больше пятидесяти лет.

Быстро справившись со своим ужином, он движением руки заставил остатки еды исчезнуть и тщательно вытер руки салфеткой, а затем сказал:

— Что ж, сейчас самое время посвятить меня в свой план.

— Вы и так его знаете: нам надо забрать Бузинную палочку из гробницы Дамблдора, — нетерпеливо ответил Гарри.

— А похоронен он?..

— В Хогвартсе. В оккупированном Волдемортом Хогвартсе, — мрачно ответил Рон.

— Чего еще было ожидать от Альбуса. В конце концов, навечно остаться во Впадине он бы точно не захотел, — задумчиво заметил Геллерт. А потом уже громче добавил: — Но я спрашиваю не об этом. Чем вы в принципе занимаетесь? Что поручил вам Альбус?

Его “Альбус” резало слух. Гарри не слышал, чтобы имя профессора произносили так просто, без трепета, без благоговения, так, как будто он просто был чьим-то другом, а не величайшим магом современности.

— Нет, этого я рассказать не могу, — твердо сказал Гарри.

Геллерт устало вздохнул и тем же небрежным жестом, которым он только что убрал объедки, повел рукой. В тот же момент Гарри почувствовал, как в его голове бесцеремонно копаются.

— Да как Вы смеете? — Он выхватил палочку.

— Кто учил тебя окклюменции? Уж не Альбус, я думаю, иначе ты не был бы так смехотворно плох.

— Снейп меня обучал!

— Это многое объясняет. Ему-то уж точно не нужно было защищать твой мозг от Тома. Альбус всегда был слишком доверчив.

— Вы не можете просто так залезать в чужое сознание, — вспылила Гермиона. — Это возмутительно!

— Не могу? А мне кажется, я только что это сделал, — с улыбкой сказал старик. — В любом случае, я и так подозревал, что вы ищете крестражи. Альбус спрашивал меня о них несколько лет назад, догадаться почему было не сложно.

— Почему он вообще с вами переписывался? — Все еще не выпуская палочку из рук, спросил Гарри.

— А твое какое дело?

— Ну не знаю, если бы Ваш школьный директор вел переписку с пожизненно заключенным темным магом, Вам не было бы интересно?

— Мой школьный директор учил четверокурсников накладывать Круцио. И был автором очень занимательного труда о некромантии. Мне не было бы интересно.

— Но Дамблдор был совсем не таким!

— Думаешь? Может и так. А может и нет, — снова неприятно улыбнулся Гриндельвальд.

— И все же. С чего бы ему Вам писать? — Не унимался Гарри.

— А почему бы и нет?

— Он посадил Вас в тюрьму, — заметил Рон.

— Вот именно. Думаешь, он не был должен мне хотя бы несколько писем?

Тот не нашелся с ответом и снова погрузился в угрюмое молчание.

— Итак, вы ищете крестражи. И всего их, как я понял, шесть. Как продвигаются поиски?

Ненадолго повисла напряженная пауза, Гарри, обеспокоено посматривая на друзей, пытался понять, стоит раскрывать оставшиеся карты или нет.

Решение за него приняла Гермиона:

— Уничтожено уже три. Мы думаем, что знаем, где спрятано еще два.

— Как интересно. Уверен, у вас за плечами захватывающие приключения. И впереди их еще не мало.

— Стоп. У нас? То есть Вы нам с этим не поможете? — резко спросил Гарри.

— Я сказал, что помогу достать Палочку. Это будет совсем не сложно: у вас есть Мантия, волшебные палочки, а заклинание Империо изобрели два века назад. Пробраться в Хогвартс будет проще простого.

— Нельзя аппарировать в Хогвартс, — возразила Гермиона.

— Аппарируем рядом. Как-то же дети в школу попадают. Да и учителя, которые там не живут. Кроме того, вряд ли кто-то будет охранять могилу старого директора.

— Вот так просто? — Гарри с недоверием смотрел на Гриндельвальда.

— Большинство вещей сложны ровно настолько, насколько ты этого хочешь.

— И все же помогать с крестражами Вы не будете?

— Уговор наш заключался не в этом.

— Зачем тогда вообще о них спросили?

— Захотелось узнать, на какую именно невыполнимую миссию тебя отправил Альбус. Ты, кстати, знаешь, что ты у него не первый спаситель мира на побегушках?

— Вам что, действительно плевать?

— Так, похожий разговор у нас уже был. Я не люблю повторяться. Завтра мы отправимся в Хогвартс с тобой, Гарри, вдвоем. Нечего там делать всей толпой.

Идея всем явно не понравилась, но спорить никто не стал.

Геллерт занял одну из кроватей, наложил какие-то чары, видимо, чтобы ему не мешали спать, и затих.

Гарри, предчувствуя, что сейчас его начнут отговаривать, тоже поспешил сказаться уставшим. Правда, уснуть ему удалось далеко не сразу. Он думал о том, как окажется завтра в Хогвартсе. Что снова увидит скорбную белую гробницу. Думал о том, как близко он окажется к Джинни. И как далеко от нее на самом деле будет.

***

Гриндельвальд разбудил его рано утром, когда Рон и Гермиона еще спали.

— Пойдем, пока они не начали тебя отговаривать.

Гарри молча кивнул. Он быстро собрался, прихватил Мантию, и вскоре они уже аппарировали из пустого коридора гостиницы на железнодорожную станцию Хогсмида.

Гарри предложил Гриндельвальду воспользоваться с ним вместе Мантией-невидимкой, но старик над ним только неприятно посмеялся и наложил на себя чары исчезновения, сделав для Гарри исключение: он волшебника все так же прекрасно видел.

Станция находилась в отдалении от деревни и от самого замка, так что шансов нарваться на охрану тут было гораздо меньше. Путь их ждал долгий, и Гарри был намерен с толком использовать это время.

— Значит, все же не будете нам помогать?

— Да что же ты заладил, — Гриндельвальд повернул в его сторону голову. Казалось, что старик смотрит прямо ему в глаза. Гарри вспомнил, что точно так же он чувствовал себя, прячась под Мантией в присутствии Дамблдора. — Я уже навоевался на свой век. Поборолся уже за “общее благо”. Спасибо, с меня хватит.

— Но тут же совсем другое дело! Мы не за власть боремся, а только хотим остановить убийцу.

— Знаешь, в чем разница между “общим благом”, придуманным Альбусом, и “pro bono publico” Аристотеля, — вдруг спросил Гриндельвальд. — Нет? Ни в чем, Поттер, это одно и то же. Как ты эту дрянь не назови. — Он покачал головой. — Ты же абсолютно ничего не понимаешь, а он даже не потрудился тебе объяснить. Что и понятно, ему так было куда проще…

— Так объясните Вы! — Потребовал Гарри.

К его удивлению, Гриндельвальд ответил:

— Ты ведешь войну, мальчик, так, как будто есть люди хорошие и плохие. А это не так.

Дело не в этом. Каждый человек думает, что он хороший, что он прав. Просто то, что тебе во благо, другому во вред. И наоборот. Поэтому общего блага и не существует, понимаешь? Нет мира, справедливости. Не за что тут бороться.

— Но есть люди, которые ради своего счастья готовы причинить вред другому человеку. Они злые. Это и ребенку понятно, — ответил Гарри раздраженно.

— Так ты этот ребенок и есть. Ребенок на взрослой войне. Сколько тебе?

— Шестнадцать.

— Что ж, в шестнадцать и я мечтал перестроить мир.

— Да уж, только видение мира у нас с Вами немного отличается.

— Кто знает, может, когда тебе перевалит за сто лет, ты тоже начнешь переосмысливать свои ценности. Что до злых людей и добрых… Думаешь, Том считает себя злодеем? Он считает себя героем. Думаешь, он понимает, что вершит зло? Он, как и ты, считает, что спасает волшебный мир. А знаешь, кто считал себя злодеем? Альбус. Злодеи, Поттер, настоящие злодеи, обычно очень и очень несчастные люди. А все остальные — просто заблуждающиеся дураки.

Гарри начинало казаться, что все это Гриндельвальд говорит скорее для самого себя. Разговаривать со стариком вообще было сложно. Казалось, что они с ним из двух совершенно разных миров. Они оба, кажется, привыкли, что в их имени люди изначально чувствовали какой-то вес, не держали их за обычных людей. Вот только Гарри и этот столетний старик не знали историй друг друга.

— Ты ненавидишь Тома, считаешь, что он достоин смерти, но все же говоришь со мной и просишь моей помощи. А чем же, скажи на милость, я лучше убийцы твоих родителей? Я бы тоже их убил на его месте. Неужели я лучше просто потому, что обо мне ты ничего не знаешь? А Альбус, которым ты так восхищаешься, всю твою жизнь манипулировал тобой: ты говоришь, и я слышу его голос. Он столько вложил в тебя, чтобы ты мог биться на этой войне, что ты настоящий даже не получил право на жизнь. Это геройство?

Гарри не хотел говорить об этом, о том, что и так терзало его последние месяцы. Поэтому спросил невпопад:

— Вы действительно были друзьями?

— Были, очень давно. — Устало ответил Гриндельвальд. — Хотя все еще не понимаю, какое тебе до этого дело. Как ты вообще об этом узнал?

— Про профессора написали книгу: “Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора”. Там про Вас есть целая глава.

— Вот оно что. Кто-то разрушил образ твоего идеального наставника. Ты поэтому донимаешь меня вопросами? Хочешь, чтобы я все опроверг?

— Я даже не знал, что у него есть брат, — с какой-то детской обидой, за которую ему тут же стало стыдно, сказал Гарри.

— Тут тебе повезло, — ответил старик почти весело.

— И что мы оба похоронили родных на кладбище во Впадине.

После этих слов на лице Гриндельвальда от веселости не осталось и следа.

— Уверен, он ни с кем не обсуждал это. О своей семье Альбус никогда говорить не любил, — жестко сказал он.

— Потому что стеснялся своей сестры-сквиба! Я в курсе.

— Сквиба? Ариа… Его сестра не была сквибом. — резко сказал старик. — И, кроме того, я повторю: это не твое дело. В конце концов, может у человека быть прошлое, которое он хочет забыть? Уверен, если ты переживешь эту войну — оно появится и у тебя. Ты знал ту версию Альбуса, которую он бы хотел, чтобы ты видел. Он любил избирательно показываться перед людьми. Но мы все так делаем, разве нет? С тобой он был одним, со мной — другим. Все люди такие.

— Нет, честный человек не будет так делать, — упрямился Гарри.

— А ты, значит, перед всеми распахиваешь душу? Все до конца говоришь о своей боли, о своих страхах, своих слабостях? Тогда ты, во-первых, дурак. А во-вторых, заботишься об окружающих куда меньше, чем это делал Альбус. Да и, кроме того, ему было нужно, чтобы ты в него верил безоговорочно, чтобы согласился выполнять эту миссию. Черные пятна на его прошлом едва ли бы этому способствовали… Стой! — Вдруг сказал Гриндельвальд, схватив Гарри за невидимое плечо.

Он остановился, замер, стал произносить какие-то неизвестные Гарри заклинания. Гарри вспомнил, как колдовал Дамблдор той ужасной ночью в пещере. Его магия казалась тогда еще более волшебной, сложной, таинственной, похожей на искусство.

— Думаю, теперь, если перед Хогвартсом будут какие-то следящие чары, мы сможем мимо них проскользнуть. — С удовлетворением пояснил Гриндельвальд. А потом спросил: — Снейп там? В замке?

Внутри у Гарри все похолодело от ужаса:

— Я понимаю, что обещал, что не буду мешать Вам убить Снейпа. Но… Если вы отправитесь к нему сейчас, Тот-Кого-Нельзя-Называть обязательно узнает, что Палочка у нас. Уж как-нибудь он догадается. И тогда все, что мы сделали за эти месяцы, пойдет прахом. Пожалуйста, дайте нам еще немного времени!

Гриндельвальд отмахнулся от него:

— Прости, мальчик, это уже не мои проблемы.

Пока Гарри, сжав зубы от злости, пытался придумать, как именно ему остановить Гриндельвальда, проклиная себя за то, что вообще доверился этому человеку, впереди показалось Черное озеро, а над ним, вдалеке, замок. Ощущение дома, безопасности опустилось на Гарри — обманчивое и недостижимое.

Гриндельвальд же смотрел только на белую мраморную гробницу у кромки воды.

Когда они подошли к ней, он протянул дрожащую старческую руку и коснулся белого камня. Гарри думал о том, как сам он стоял не так давно у могилы родителей. И ему показалось, что на лице Гриндельвальда проступает что-то столь же невыразимое.

Он стоял так, полуприкрыв глаза, а потом, словно недовольный проявленной им слабостью, коснулся камня палочкой. По мраморной плите прошла уродливая трещина.

И по жесткой решимости на лице Гриндельвальда, Гарри вдруг понял, что его оставили в дураках. Сейчас старик заберет Палочку, а потом убьет его, убьет Снейпа, и все: война будет кончена. Вернее, начнется новая, не менее ужасная: война двух Темных Лордов за величие. Но в этот момент они оба увидели, что было скрыто внутри гробницы.

Гарри осознавал, что это только морок, иллюзия, но в гробнице лежал Дамблдор. Он лежал там, хоть его и кремировали, и Гарри сам видел горящее тело. У Дамблдора было умиротворенное лицо спящего спокойным сном человека. Обе его руки были здоровы, лежали сложенные на его груди.

Гриндельвальд отвел взгляд, сделав шаг назад.

— Палочка, вот она. Бери. Бери сам, или она не станет тебя слушаться, — нервно сказал он.

Но Гарри понял, что дело было не в верности палочки. Гриндельвальд просто не мог прикоснуться к Дамблдору, не хотел почувствовать под своими пальцами бесплотную иллюзию. Это и Гарри далось непросто. И все же он закрыл глаза и быстро забрал Палочку из могилы. На мгновение ему показалось, что она отозвалась теплой магией в его ладони. Словно она рада была снова оказаться в живой руке.

— Я подожду со своей местью, — спокойно сказал наблюдавший за ним Гриндельвальд. — Я дам тебе время.

Он поднял палочку Беллатрикс, скрывая следы вторжения в могилу. И каким-то блеклым, обессиленным голосом добавил:

— Пойдем, не стоит здесь задерживаться.

***

И все это так мелочно, и так давно ему чуждо. Но чего бы хотел сам Альбус? Отмщения? Не хотел бы он ни мести, ни новой крови. Он бы хотел, чтобы Геллерт помог этим глупым детишкам, которых сам благородный Дамблдор обрек на верную смерть. Чертов лицемер, чертов дурак!

Но простил бы его Альбус, если он ввязался бы в эту бессмысленную борьбу? Смог бы он простить его?

Смог бы или нет, какая разница. Альбус мертв.

И все же.

И все же.

========== Гринготтс ==========

— Вот уж не думал, что когда-нибудь ее увижу! — Рон с благоговением рассматривал Старшую Палочку. — Каждый раз говорю себе: все, больше меня ничего не удивит, и тут — на тебе.

Он отдал Палочку Гарри, бросив на нее последний восхищенный взгляд:

— А что, Фонтан Фортуны — это тоже правда? — спросил он у Гриндельвальда.

Тот не ответил. Только смерил Рона долгим, многозначительным взглядом. После их с Гарри возвращения он вообще практически не разговаривал, сидел в стороне, мрачный и задумчивый.

— И все же я не верю, что это подарок Смерти, — сказала Гермиона. — Думаю, братья были просто очень талантливыми волшебниками. И сами изобрели эти “Дары”. Вот только я все еще не могу понять, как может работать Воскрешающий камень. Если, конечно, он вообще существует, — добавила она сухо.

— Да какая разница, откуда они появились, — отмахнулся Гарри. — Главное, что Палочка не у Того-Кого-Нельзя-Называть. И что он ничего не знает про Камень. По крайней мере, пока.

— Как ты думаешь, мог профессор оставить его где-то в кабинете? — спросила задумчиво Гермиона.

— Надеюсь, что нет. Снейп наверняка там все перерыл и уже нашел бы его.

— Вопрос в том, что именно рассказывал ему Дамблдор о кольце. Может, Снейп и не знает, что оно настолько ценное.

— Да что вы заладили: “Кольцо! Кольцо!”, — вдруг подал голос Гриндельвальд. — Зачем оно сейчас вам? С Альбусом советоваться? Сколько он с вами носился? А с миром до того? Оставьте его хотя бы в смерти в покое! — огрызнулся старик.

— Если бы он нормально объяснил, что от нас требуется, делать бы этого не пришлось, — отрезал Гарри.

— Я уверен, что он оставил вам достаточно подсказок. Просто вы не можете с ними справиться. Ему было свойственно переоценивать людей.

— Как Вы думаете, если бы профессор сообщил нам все необходимое, стали бы мы обращаться к Вам? — спросил с вызовом Рон.

— А что привело вас ко мне? С чего вы вообще решили искать Дары? — ответил Геллерт вопросом на вопрос. — Уж не Альбус ли вам о них рассказал?

— Рассказал — это сильно сказано. Он оставил Гермионе старую книжку сказок, и нам пришлось гадать, что к чему, — буркнул Рон.

— Какую книжку сказок? — оживился неожиданно старик. — Барда Бидля? Покажите.

Он, не отрываясь, следил за Гермионой, пока она искала книгу в своей сумочке. Разноцветные глаза смотрели нетерпеливо и жадно.

— Вот она, — Гермиона достала потрепанный томик и показала старику.

Гарри казалось, что Гриндельвальд увидел призрака. Он побледнел, сжал губы в тонкую, бескровную линию. Казалось, что он пытается стерпеть какую-то очень сильную боль — и не справляется.

— Дай ее сюда,— хрипло потребовал старик.

Он выхватил книгу дрожащими руками, с каким-то полным нежности трепетом погладил обложку. Он прикрыл глаза на мгновение, а когда открыл — они влажно блестели. Быстрым, очевидно знакомым движением он раскрыл нужную страницу: сказку о трех братьях. Провел сухим пальцем по нарисованному в уголке страницы знаку Даров. Вздохнул как-то судорожно, коротко и сказал:

— Он не имел права завещать тебе эту книгу. Видишь ли, девочка, она моя. Я забыл ее у Альбуса много лет назад. Удивительно, что он хранил ее все эти годы…

— Не вижу в этом ничего удивительного, — Гермиона как-то странно улыбнулась. — Значит, страницу пометили Вы? — Гриндельвальд коротко кивнул, не поднимая взгляда от книги. — Если она Ваша — забирайте. Думаю, профессор Дамблдор хотел бы этого.

— Хотел — нашел бы способ отдать, — огрызнулся старик. Но его взгляд утратил привычную жесткость.

Он еще какое-то время просидел с открытой книгой на коленях, и Гарри мерещилось что-то далекое и летнее на его холодном лице.

— Дамблдор очевидно не хотел, чтобы Том получил Палочку. Камень же ему не нужен: без двух других даров он для него бесполезен. Сказали вам добыть чашу — добывайте чашу, раз уж вы решили выполнить завещанную вам миссию до конца, — сказал Гриндельвальд наконец.

— Вы, кажется, отказались нам помогать. Так что Вас совершенно не касается, чем мы займемся дальше, — раздраженно ответил Гарри.

— Для кого-то, кому очень нужна помощь, ты не слишком-то пытаешься быть приятным. Учись нравиться людям, Поттер. Пригодится. — Старик усмехнулся.

Гарри скрестил руки на груди:

— Вы ясно дали понять, что помогать не намерены.

— Ну, я человек эксцентричный, мог и передумать. Вы говорили, что нашли крестраж. Где он?

— В банке Гринготтс, знаете такой?

— Устраивал бы ты когда-нибудь революцию, знал бы, что счетов и банков много не бывает. И в чьей ячейке? — почему-то казалось, что обращается он в основном к Гермионе.

— Пожирательницы Смерти Беллатрикс Лестрейндж. Вы, кстати, пользуетесь ее палочкой. Она одна из самых преданных сторонниц Того-Кого-Нельзя-Называть.

Гриндельвальд как-то тяжело и устало вздохнул, и Гарри отчетливо почувствовал, какими идиотами он их считает.

— И почему Вы все еще ее оттуда не забрали?

— Да как-то так вышло, что нам никогда не приходилось раньше грабить банки, — не выдержал Рон.

— Как удачно, что вы встретили меня, — сказал старик с насмешливой улыбкой.

— Если честно, мы думали попросить помочь нам одного гоблина, который раньше работал в Гринготтсе, — объяснил Гарри.

— Гоблина? Ты с ума сошел? Ты еще попроси саму Лестрейндж сходить с тобой вместе в банк!

— Не обижайтесь, — едко заметил Гарри, — но Вы, кажется,не самых открытых взглядов человек. И Ваши суждения о представителях других видов…

— Мы сейчас не будем трогать мои взгляды на мир, Поттер, но это не ксенофобия, а здравый смысл. Кроме того, у тебя есть Мантия-невидимка, Бузинная палочка, палочка хозяйки ячейки и я. Зачем тебе помощь какого-то гоблина, который наверняка не станет помогать бесплатно?

Спорить с этим было сложно. Да и Билл предупреждал их, что с гоблинами сложно вести дела. Гарри с недоверием посмотрел старику в глаза и спросил:

— Другими словами, Вы собираетесь помочь нам попытаться ограбить банк?

— О нет. Я собираюсь ограбить для вас банк, пока вы попытаетесь не путаться под ногами, — сказал Гриндельвальд с неприятным самодовольством в голосе.

Позже, когда они уже собирались ложиться спать, Рон наклонился к Гарри и сказал еле слышно:

— Знаешь, не скажу, что этот старик начал мне нравиться. Но что-то в нем определенно есть.

***

Через несколько дней Беллатрикс Лестрейндж в сопровождении рыжего бородатого Пожирателя Смерти уверенно поднималась по мраморным ступеням банка Гринготтс.

За ними, невидимые, шли еще двое, скрытые Мантией и маскирующими чарами.

Оборотное зелье им не потребовалось. Гриндельвальд объяснил жадно внимающей каждому его слову Гермионе, как изменить внешность с помощью трансфигурации.

Несмотря на спокойную уверенность старика, через которую временами даже пробивался какой-то нездоровый азарт, Гарри все равно не мог успокоиться. Он нервно оглядывался по сторонам, высматривая в опустевшем Косом переулке знакомые лица, отчаянно пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.

Как они и ожидали, вместо гоблинов по бокам от дверей стояли теперь двое волшебников, и каждый держал наготове длинный тонкий золотой стержень — Детекторы лжи. Гарри знал, что Детекторы распознают любые маскирующие заклинания и скрытые магические предметы. Гриндельвальд заставил их разузнать все, что только можно, об охране банка перед ограблением и составил четкий, подробный план.

Беллатрикс со спутником остановились перед охраной. От волнения Гарри начало подташнивать. Он нацелил Бузинную палочку, теплом отозвавшуюся на его прикосновение, на каждого из охранников по очереди и два раза прошептал:

— Конфундо!

Охранники вздрогнули, настигнутые заклинанием.

— Ну, и чего же вы ждете? Мне целый день здесь стоять? Или я могу, наконец, пройти? — надменно спросила Беллатрикс. — Вы меня уже проверили.

Охранники казались совершенно сбитыми с толку. Один из них сказал немного невнятно:

— Да, Мариус, ты только что их проверил.

Беллатрикс, не желая больше терять ни минуты, уверенно вошла в двери, Рон не отставал от нее, их невидимые спутники спешили следом.

Перед следующей, серебряной, дверью стояли два гоблина, а наверху были начертаны стихи — предостережение для возможных воров. Гарри вдруг пронзило воспоминание: он стоит на этом самом месте в день, когда ему исполнилось одиннадцать, свой самый чудесный день рождения. Тогда Гринготтс казался ему какой-то пещерой чудес. Ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь он вернется сюда грабителем… Но они уже вошли в просторный мраморный зал.

За длинным прилавком сидели на высоких табуретках гоблины, обслуживая ранних посетителей. Как только за ними закрылась дверь, волнение Гарри еще больше усилилось. В ту же секунду он почувствовал сильную, бьющую под дых волну горячей магии, заполнившей воздух. Все присутствующие в зале вздрогнули и застыли, недвижимые. Повисла абсолютная, неестественная тишина.

Беллатрикс довольно улыбнулась, взяла своего рыжего спутника под локоть и направилась к одному из гоблинов за стойкой. Как только они подошли, тот, повинуясь беззвучному заклинанию, отмер, удивленно моргая.

— Я хочу посетить свой сейф, — властно сказала Беллатрикс, словно не замечая окружавшие ее застывшие фигуры. А потом чуть более приветливым тоном добавила: — Империо.

Недоумение во взгляде гоблина сменилось белесой пустотой. Он кивнул, глуповато улыбнулся и пояснил:

— Мне понадобятся Звякалки.

Беллатрикс ответила ему терпеливой улыбкой.

Он спрыгнул с табурета, исчезая за высоким прилавком. Послышались шаркающие шаги, гоблин показался сбоку, а в его руке был большой кожаный мешок, в котором лязгало что-то металлическое.

— Следуйте за мной, мадам Лестрейндж! Я провожу вас к вашему сейфу.

Он подвел их к одной из выходивших в зал дверей, за которой оказался грубо выдолбленный в скале проход, освещенный факелами. Прямо перед тем, как дверь за ними закрылась, Гарри почувствовал еще одну волну магии, и зал за их спинами ожил. Послышались голоса, оживленные разговоры. Гоблины и посетители вернулись к своим делам, как ни в чем не бывало.

Гоблин свистнул, и тут же из темноты, громыхая по рельсам, подкатила тележка. Они сели в нее и отправились вперед сквозь лабиринт запутанных ходов, которые вели все время вниз. Ветер трепал волосы Гарри, мимо пролетали сталактиты, они мчались куда-то вглубь земли.

Тележка, не сбавляя хода, завернула за угол, и перед ними возник водопад, обрушивающийся прямо на рельсы. Прежде чем Гарри успел запаниковать, над ними возник щит из концентрированной магии, защищающий их от воды.

“Гибель воров” — догадался Гарри. Смыла бы все чары и маскировки. Видимо, Гриндельвальд успел использовать Протего.

Наконец, тележка остановилась перед длинным коридором. Гоблин ступил на землю, все так же отсутствующе улыбаясь, помог выбраться Беллатрикс. Теперь, когда вокруг не было свидетелей, ее походка изменилась: шаг стал шире, а плечи опустились. Резким движением она подобрала юбки повыше, так, чтобы не мешались при ходьбе, и теперь стало заметно, как неуверенно волшебница стоит на невысоких каблуках ее сапожек. Следуя за гоблином, они свернули за угол и, потрясенные увиденным, резко остановились.

Дорогу к четырем или пяти сейфам загораживал огромный дракон. От долгого пребывания под землей чешуя чудовища стала бледной и шелушилась, глаза были молочно-розового цвета. К тяжелым железным браслетам на задних лапах дракона крепились цепи, приделанные к вбитым в камень кольям. Дракон повернул к пришедшим безобразную голову и разинул пасть, но прежде, чем из нее вырвалась струя огня, гоблин затряс приготовленным заранее металлическим инструментом, издавшим громкий звон. Отражаясь от стен, шум усиливался, в голове у Гарри все гудело. Дракон же забился в самый дальний угол: его сотрясала мелкая дрожь.

— Твари. — Услышал Гарри полный отвращения голос Беллатрикс. — Очевидно, дракона приучили, что за звуком следует боль. Посмотрите на его морду: вся в шрамах от ожогов. Гуманистическое, Вотан их раздери, общество.

Они подошли к двери хранилища, и гоблин приложил руку к расположенной на ней деревянной панели. Дверь сейфа растаяла в воздухе, пропуская их в заставленное ценностями хранилище.

— Кажется, все прошло не так плохо, — услышал Гарри тихий, напряженный голос Гермионы рядом с собой.

Вспыхнули четыре огонька на кончиках их волшебных палочек, отражаясь от золота и драгоценных камней. Они медленно вошли внутрь, осматриваясь в поисках Чаши.

Гриндельвальд, все еще слегка покачиваясь при каждом шаге и придерживая раздражающие его юбки, осторожно продвигался вглубь хранилища. Сделав короткий пас палочкой, он предупредил:

— Здесь на все наложены заклятия Умножения и Пылающей руки. Все, до чего вы дотронетесь, будет обжигать вас и умножаться. Так что держите свои руки при себе, — предупредил их Гриндельвальд голосом Беллатрикс.

В тот же самый момент Рон вскрикнул, прижав к себе обожженную руку, а по полу рассыпались копии золотых браслетов.

— Я же сказал: ничего не трогать! — прошипел Гриндельвальд.

— Я случайно, — огрызнулся Рон в ответ.

Гарри, не обращая на них внимания, поднимал палочку все выше, пытаясь найти Чашу. Вдруг луч выхватил из темноты предмет, при виде которого у Гарри замерло сердце, и рука задрожала.

— Вон она — там, наверху!

Почти под самым потолком, на груде золотых монет, стояла маленькая золотая чаша с двумя ручками, украшенная выгравированным барсуком.

— Ну и как мы ее достанем? — снова подал голос Рон.

Глаза Беллатрикс сузились — Геллерт думал.

— Мисс Грейнджер,— сказал он после небольшой паузы, — Меч Гриффиндора у Вас с собой?

— Да, он здесь, — Гермиона еще не совсем привыкла к недавно возникшему у Гриндельвальда к ней уважению. Но ей, очевидно, оно льстило. Она вытащила меч и передала его вперед.

Друзья с интересом ждали, что волшебник станет делать дальше. “Беллатрикс” убрала палочку в рукав за ненадобностью, а потом ювелирно точным движением руки левитировала меч на верхнюю полку, подцепив Чашу за ручку, и осторожно опустила ее прямо в руки Гермионе. Та спрятала ее в сумочку.

Гарри поверить не мог в то, насколько просто все получилось. Он не мог вспомнить ни одного раза за все долгие годы их приключений, когда план удавалось выполнить настолько безукоризненно.

— Я хочу немного отступиться от своего изначального плана, — словно услышав его мысли, сказал Гриндельвальд.

У Гарри внутри все оборвалось.

— Что не так? — нервно спросил он.

— О, все так. Просто я хочу кое-кому помочь. Давайте-давайте, поторопитесь. А то нашего проводника могут хватиться. А лишние свидетели нам ни к чему.

Они вышли из хранилища, все еще не понимая, о каких изменениях в плане говорил Гриндельвальд.

Дожидавшийся их гоблин хотел было пропустить четверку вперед, но “Беллатрикс” его остановила:

— Отправляйся обратно наверх. И не говори никому, что мы здесь были.

Гоблин кивнул и, потрясая Звякалками, направился к тележке:

— Вы с ума сошли? Как мы теперь выберемся? Как пройдем мимо дракона? — вскипел Гарри.

Ему начало казаться, что все это часть какого-то грандиозного обмана, спланированного стариком, а Гарри просто не мог разгадать, в чем его суть.

Гриндельвальд же его не слушал. Он стоял, направив на дракона палочку. К удивлению Гарри, он не нападал, а, напротив, казалось, успокаивал напуганное создание.

— Залезайте ему на спину, — резко сказал Гриндельвальд чужим голосом. — Долго я его усмирять не смогу.

— Что сделать? — Рон смотрел на него, как на психа, Гарри был ошарашен не меньше друга.

Гермиона же, хоть и казалась напуганной, решительно пошла к дракону:

— Он прав, нельзя его здесь оставлять! Кроме того, наверху нас вполне уже могут поджидать Пожиратели, — она помедлила пару мгновений и забралась на чешуйчатую спину.

— Ну же, вы двое! — прорычал Гриндельвальд, — еще минута — и я просто брошу вас здесь!

Гарри решился первым и потащил за собой Рона.

— Вы чокнутый на всю голову, ясно Вам? — бросил тот волшебнику.

Гриндельвальд опустил палочку, быстро подошел к дракону и забрался на него вслед за троицей, бормоча что-то про проклятые юбки. Зверь под ними начинал нервничать, спадало действие заклинания. Не теряя больше ни минуты, Гриндельвальд уничтожил кандалы, удерживающие дракона, а затем бросил в противоположную стену взрывающее заклятие.

Разозленный шумом дракон взревел, поднимаясь на задние лапы — и наконец понял, что он свободен. Гарри изо всех сил держался за дракона коленями, цепляясь за неровную чешую. Развернулись потрепанные крылья, зверь метнулся к выходу из туннеля, а Гриндельвальд заклинаниями расширял для него проход, разбивая каменные своды на куски. Гарри, Рон и Гермиона подняли свои палочки, помогая.

Дракон рвался вверх, к свежему воздуху, прочь от вопящих и лязгающих гоблинов. Они миновали подземное озеро, и громадный рычащий зверь словно почуял впереди свободу. Он замолотил шипастым хвостом, сзади рушились гигантские сталактиты. Дракон расчищал себе дорогу огнем. Объединенными усилиями заклинаний и драконьей мощи, они проломились из туннеля в мраморный зал. Люди и гоблины шарахнулись в разные стороны. Здесь дракон смог как следует расправить крылья. Он повернул рогатую голову ко входу, на запах свежего воздуха, и взлетел. Он сорвал с петель металлические двери, вывалился в Косой переулок и поднялся в небо.

Дракон взлетал все выше. Лондон расстилался внизу, словно серо-зеленая карта. Гарри припал к шее зверя, цепляясь за твердые, как металл, чешуи. Рон ругался во все горло, то ли от восторга, то ли от страха, Гермиона тихонько всхлипывала, а на лице “Беллатрикс” Гарри увидел незнакомое выражение спокойной радости. Гриндельвальд поглаживал чешуйчатый бок, всматриваясь куда-то вдаль.

Когда они отлетели на безопасное расстояние от города, он снова взялся за палочку, беззвучно произнося какое-то сложное заклинание. Наконец, ему удалось усмирить дракона, и тот медленно опустился на землю. Гриндельвальд спрыгнул первым, дождался, пока троица слезет, и последним плавным взмахом отпустил дракона на свободу.

========== Последний тайник ==========

На этот раз крестраж уничтожила Гермиона.

— Будет справедливо, если это сделаешь ты, — сказал ей Рон.

Чаша сдалась быстрее медальона. С глухим звуком, похожим на стон, она раскололась от удара и сразу же утратила свой зловещий, хищный блеск. Гермиона стояла возле останков крестража, обеими руками сжимая рукоятку меча. На ее лице в отсветах костра читалось спокойное торжество победы. Рон смотрел на нее с таким плохо скрываемым восхищением, что Гарри не смог сдержать улыбку. Сегодня они уничтожили еще один крестраж, сегодня они победили.

— Какая же чушь, считать подобное бессмертием, — презрительно сказал наблюдавший за ними Гриндельвальд. Он небрежно пнул мыском сапога половинки чаши, лежавшие на земле. — Альбус всегда считал крестражи чем-то невообразимо ужасным, на мой же взгляд единственное действительно невообразимое в желании запереть кусок своей души в какую-то рухлядь — это глубина идиотизма решившегося на это волшебника.

— Ну, Тот-Кого-Нельзя-Называть все же вернулся, — развел руками Рон, — вы не подумайте, я его не защищаю, ничего такого. Просто справедливости ради приходится признать, что прикончить его не так уж просто.

— Я бы не стал называть его нынешнее существование жизнью, — возразил Гриндельвальд, — и уж поверь: жить он перестал где-то на втором крестраже. По-настоящему темная магия делает это с людьми.

В гостиницу они не вернулись: разбили лагерь недалеко от места, где отпустили дракона.

— Решено! После войны — отправляюсь к Чарли в Румынию. Буду тоже работать с драконами, — заявил Рон, наблюдая за тем, как Гриндельвальд возится с несколькими рыбинами, пойманными в озере неподалеку. Под его заклинаниями тощие рыбешки обросли мясом и теперь поджаривались на костре.

— Почему вы спасли дракона? — вдруг раздраженно спросил молчавший до этого Гарри. Радость победы постепенно рассеивалась, а на ее место приходило смутное ощущение тревоги.

Он понимал, что животное мучили в Гринготтсе, но если бы Гриндельвальд оставил дракона в банке, Волдеморт бы еще долго не узнал о пропаже Чаши.

— А что же, надо было им пожертвовать? — неприятно улыбнулся старик. — Ради, так сказать, общего блага?

— Теперь Тот-Кого-Нельзя-Называть узнает, что мы охотимся за крестражами!

— Он бы и так узнал, — возразил Гриндельвальд, не поднимая взгляда от костра. — Ты лучше меня знаешь, что Альбус всегда старался спасти абсолютно всех. Считал, что нельзя пожертвовать одним, чтобы спасти многих. “Не нам решать, кто умрет, а кто будет жить”, и прочая чушь. Я всегда с этим спорил, считал, что это своего рода эгоизм, его желание сохранить руки чистыми, но теперь… — он посмотрел на Гарри, осознавая, что зря так разоткровенничался. Старик отвернулся и объявил, что рыба готова.

Все с удовольствием уняли разыгравшийся после ограбления банка и полета на драконе аппетит. Управившись со своей порцией, Гриндельвальд взял флягу с водой, коснулся ее палочкой и, после того как из горлышка вырвался багровый сноп искр, с удовольствием отпил.

— Что вы сделали? — спросила с любопытством Гермиона.

— Превратил воду в вино, — Гриндельвальд не пил уже половину столетия, и раз уж он застрял с тремя детьми посреди леса, стоило хотя бы попытаться сделать эту ночь приятнее. — Хотите присоединиться?

К явному неудовольствию Гермионы, Рон согласился, и Гриндельвальд поколдовал над его фляжкой. Поколебавшись, к ним присоединился и Гарри. Вино на вкус оказалось кисловатым и терпким, зато приятно согревало.

— А если что-то случится? — возмутилась Гермиона.

— То я спасу вас всех, каким бы пьяным я ни был, — отрезал старик.

Какое-то время они сидели молча, наслаждаясь теплом костра и короткой передышкой в своих бесконечных поисках. Лес медленно окутывали сумерки. Гриндельвальд смотрел куда-то в стремительно темнеющее небо. Первый раз за пятьдесят лет он наслаждался закатом.

Гарри, осмелев от вина, нарушил молчание:

— Дамблдор рассказывал вам обо мне, говорил о крестражах, о Томе. Несмотря на ваше прошлое, он доверял вам больше, чем мне. Почему?

— Альбус знал меня с семнадцати лет. Конечно, он доверял мне, — старик сделал основательный глоток.

— Он посадил вас в тюрьму, — резонно заметил Гарри.

— Люди меняются. Я изменился, он тоже. И когда мы оба стали теми, кем стали, оказалось, что мы снова начали друг другу доверять. И не забывай — я был могилой, — он невесело, совсем невесело усмехнулся.

— Он часто писал вам? — не успокаивался Гарри. Да и Гриндельвальд, казалось, не возражал сегодня против расспросов. Правда отвечал он как будто не Гарри, а самому себе.

— Не слишком, он постоянно был занят. Мы и в письмах иногда умудрялись поссориться, а потом молчали годами.

— Но несмотря ни на что продолжали общаться? — удивился Гарри.

— Может, однажды тебе не повезет узнать, почему.

Снова ненадолго воцарилось молчание. Гарри угрюмо продолжил пить, чувствуя, как вино постепенно начинало давать в голову.

— Я был диктатором, всегда верил, что управлять можно только силой, страхом. А Альбус всегда оставался учителем. Он ничего тебе не рассказал, потому что не хотел лишать тебя свободы. Расскажи он тебе раньше, объясни все в мельчайших подробностях — и ты бы просто следовал по написанному им сценарию. Он же просто подталкивал тебя в нужном направлении. И, надо заметить, довольно удачно. Я рад за Альбуса. С четвертой попытки он смог вырастить того, кого хотел.

— С четвертой?

— Его брат, я и Риддл, — объяснил Гриндельвальд. Даже в неясном свете костра был виден непривычный блеск в его глазах.

— Аберфорт. Мы читали о нем в книге Риты Скитер. Каким он был? — спросила Гермиона.

— Почему был? Он и сейчас, должно быть, жив-здоров. В молодости чем-то был похож на вашего рыжего друга. Только вот завистливее и глупее. Впрочем, может, пока что мы просто плохо с тобой знакомы, — Рон обиженно нахмурился. — Да и Вотан с ним, — старик раздраженно махнул рукой, — злобный был мальчишка. И сейчас, надо думать, не лучше.

— Только из-за того, что хотел, чтобы профессор Дамблдор уделял внимание младшей сестре? — огрызнулся Гарри.

— Скажи, мальчик, а ты бы хотел жить в могиле своих родителей? В доме, где все говорит об их смерти? Хотел бы оставить свои попытки победить Риддла и засесть дома охранять полубезумную сестру? Не думаю. Вот и Альбус не хотел, — Гриндельвальд залпом допил остатки вина и поднялся. — Он, кажется, любил тебя. Ответь ему тем же.

Старик направился к палатке, но, проходя мимо Гермионы неожиданно остановился и добавил:

— Мисс Грейнджер, Вы кажетесь мне весьма умной волшебницей. Так будьте умной до конца. Может, Вы не заметили, но вокруг вас идет война. Не упустите свою возможность признаться во всем, в чем Вы бы хотели, пока не стало слишком поздно. И если я хоть что-то понимаю в рыжих англичанах, так это то, что они никогда не сделают первый шаг.

Гермиона вспыхнула, но Гриндельвальд уже скрылся в палатке.

Вскоре, разморенный вином и едва справляясь с накопившейся за последние месяцы усталостью, Гарри и сам отправился спать. Едва его голова коснулась подушки, он провалился в темноту сновидений.

Он стоял в слабо освещенной комнате, напротив застыли полукругом волшебники, а на полу у ног скорчилась жалкая, дрожащая фигурка.

— Что ты сказал? — Голос был высокий и холодный, а внутри бушевали ярость и страх. То единственное, чего он боялся… Да может ли это быть? Он не понимал, как такое могло случиться. Гоблин трясся, не в силах посмотреть в его багровые глаза.

— Повтори! — прошептал Волдеморт. — Повтори!

— М-мой господин, — залепетал гоблин, запинаясь и тараща черные глаза, полные ужаса. — М-мой господин… мы сттарались осттановить обобманщиков… они… огграбили… сейф… Лестрейнджей…

— Обманщики? Какие обманщики? Я полагал, что в Гринготтсе умеют разоблачить любой обман! Кто это был?

— М-мы не з-знаем…

— И что они взяли? — Голос сделался пронзительным. Его охватил ледяной страх. — Что они взяли?! Говори!

— М-маленькую… золотую ч-чашу… м-мой господин… — Он словно со стороны услышал свой бешеный крик — крик неверия и ярости.

Дневник уничтожен, Чаша украдена. Уж не кроется ли за этим Дамблдор? Дамблдор, который всегда его подозревал, который умер по его приказу, чья палочка была теперь его, все-таки дотянулся из забвения — через мальчишку… Но если бы мальчишка уничтожил один из крестражей, он, лорд Волдеморт, несомненно, узнал бы об этом! Нет, остальные крестражи в безопасности… И все же он должен проверить, должен убедиться… В его воспаленном мозгу роились образы: озеро, лачуга, Хогвартс… Ярость его немного поутихла… К тому же есть еще Нагини. Теперь она всегда должна быть при нем. Хогвартс…

Гарри резко проснулся и сел на кровати, он судорожно шарил рукой в поисках очков и пытался отдышаться. В палатке было темно и тихо, было слышно как тихо похрапывает Рон.

— Просыпайтесь, — прохрипел Гарри, откашлялся и повторил еще раз, громче, — просыпайтесь! Он знает.

Первым проснулся Гриндельвальд, он сел, мгновенно сбрасывая с себя остатки сна.

— Что ты сказал? Повтори.

— Он знает и решил проверить остальные крестражи, а последний из них, — Гарри был уже на ногах, — находится в Хогвартсе. Я знал, я так и знал!

— Что? — послышался сонный голос Рона.

— Что ты видел? Откуда ты знаешь? — Гермиона тоже проснулась.

— Я видел, как он узнал про Чашу. Я… я был в его голове, а он здорово разозлился и струсил к тому же, он не может понять, откуда мы узнали, даже не уверен, связано ли это со мной. Теперь он собрался проверить, целы ли другие крестражи. Он думает, что хогвартский тайник — самый надежный… Я думаю, его он проверит последним, но все равно он может туда явиться уже через несколько часов…

— А ты видел, где этот хогвартский тайник? — спросил Рон, тоже вскакивая на ноги.

— Нет, он сосредоточился на том, чтобы предупредить Снейпа, и не думал, в каком точно месте…

— Стойте, стойте! — вскрикнула Гермиона, увидев, что Гарри вытащил Мантию-невидимку. — Нельзя же вот так сразу, нужно составить план…

— Нужно туда попасть как можно скорее, — твердо сказал Гарри. — Вдруг он захочет перепрятать хогвартский крестраж? Решит, что там все-таки недостаточно безопасно!

— Мальчишка прав, — согласился Гриндельвальд, — нам нужно спешить.

— И как мы туда попадем?

— Сначала переместимся в Хогсмид, — ответил Гарри, — а там что-нибудь придумаем. Гриндельвальд смог провести нас к могиле профессора Дамблдора, — он повернулся к старику, — сможете провести нас в замок?

— Смогу, конечно, — в голове Гриндельвальда послышалось злое торжество. Гарри понял, что тот уже предвкушает встречу со Снейпом. — Поттер, бери Мантию. Вы двое, идите сюда, я наложу на вас чары невидимости.

Еще несколько минут приготовлений, и они трансгрессировали, проваливаясь в давящую тьму.

Ноги Гарри коснулись дороги. Он увидел до боли знакомую Главную улицу в Хогсмиде: темные витрины магазинов, черные силуэты гор за деревней, а впереди — поворот дороги, ведущей в Хогвартс. Из окон «Трех метел» пробивался свет. И… Воздух разорвал вопль, похожий на тот, что издал Волдеморт, когда понял, что Чаша похищена. И в ту же минуту дверь «Трех метел» распахнулась, выплеснув на улицу с десяток Пожирателей Смерти в плащах с капюшонами и с волшебными палочками наготове.

— Опусти палочку, парень, — услышал Гарри тихий голос Гриндельвальда за спиной.

Один из Пожирателей Смерти взмахнул своей палочкой, и вопль прекратился. Лишь эхо продолжало отзываться в дальних горах. Вспышка света, ярко-алого, отразилась от свежевыпавшего снега. Она прошла сквозь Гарри, сорвав с него капюшон Мантии-невидимки. Он почувствовал дрожь во всем теле от ее концентрированной силы, и… Пожиратели разом упали на землю, не издав больше ни единого звука. “Они мертвы”, — с каким-то трепетом и ужасом понял Гарри. В наступившей тишине было слышно, как тяжело дышит Гриндельвальд.

Вдруг позади громыхнул засов, и грубый голос сказал:

— Поттер, сюда, скорее!

В дверях стоял незнакомый ему высокий мужчина, на мгновение он выглянул на улицу и неясное мерцание фонаря осветило его лицо. Гарри помедлил, обернувшись к своим невидимым спутникам. Гриндельвальд почему-то ругнулся, а потом прошептал ему на ухо:

— Идем. Скоро Пожирателей хватятся, а на второй такой фокус у меня сил уже нет. По крайней мере, пока.

— Я не один, — ответил тогда незнакомцу Гарри. Тот открыл дверь пошире, и они прошли внутрь.

— Идите наверх, тихо! — проговорил человек, проходя мимо них на улицу и захлопывая за собой дверь. Гарри не сразу сообразил, куда они попали, но сейчас, в тусклом свете единственной свечи, разглядел неопрятный, засыпанный опилками зал в «Кабаньей голове».

Комментарий к Последний тайник

Пропадает почти на полгода, бросает четыре новые страницы и убегает обратно.

========== Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора ==========

Он сразу узнал его. С первого взгляда, даже при неясном свете фонаря, поэтому и позволил мальчишке принять помощь «незнакомца». Хотелось истерически рассмеяться. Что это, злая ирония судьбы? Или же Альбус протягивает своим детишкам руку помощи из могилы? Геллерт достаточно знал о смерти, чтобы не сомневаться, что это возможно. И все же он надеялся, что тот сейчас наслаждается спокойным забвением. Он это заслужил.

Аберфорт безобразно постарел, в его грубом простом лице не было и намека на ту тонкую мудрость, которой отличалось лицо его брата. Но Геллерт посмотрел в его глаза и… Еще десятилетие назад он нашел бы тысячу различий между двумя оттенками голубого, еще десятилетие назад он бы оскорбился, если бы кто-то сказал, что братья Дамблдоры хоть в чем-то похожи. Но сейчас, когда он так истосковался по Альбусу, когда единственным образом, возникающим при мысли о нем, была иллюзия древнего старика в белоснежной гробнице, Геллерт не мог отвести взгляд от этих глаз. Он благодарил Вотана за чары невидимости, мог себе представить, как жалко выглядел в эту минуту, выискивая с больным отчаянием на презираемом лице знакомые черты, но у него не было сил остановиться.

Аберфорт что-то сказал детям и отправился на улицу, замести их следы и в случае необходимости сбить с толку Пожирателей, солгать. Семейный талант, единственный, пожалуй, которым Дамблдоры владели поровну.

— Мы же в «Кабаньей голове», вы поняли? — спросила Гермиона у мальчишек. — Помните, кто обычно здесь собирался? С чего вы взяли, что мы в безопасности.

Она напряженно вслушивалась в то, что происходило на улице, пытаясь понять, не собираются ли их выдать.

— Вы в безопасности, — тихо ответил Геллерт. — Я знаю, кто это.

— Думаю, я тоже, — Поттер стянул мантию. — В любом случае, надо будет уходить отсюда как можно быстрее, нельзя терять время!

— Поттер, — сказал Геллерт, — будет лучше…

— Если он о вас не узнает, я тоже так думаю. Так что, — он замешкался, — простите мне мою прямоту, но постарайтесь держать себя в руках.

Геллерт хотел огрызнуться в ответ, но на лестнице послышались тяжелые шаги Аберфорта. Он взмахнул палочкой, снимая с Гермионы и Рона заклинания невидимости, и отошел в дальний угол комнаты, чтобы наверняка остаться незамеченным, как раз в тот момент, когда брат Альбуса зашел в комнату.

— Идиоты безмозглые! — сказал Аберфорт сердито, переводя взгляд с одного на другого. — Зачем вас сюда принесло?

— Мы здесь по поручению профессора Дамблдора, — ответил Поттер, и добавил, — вы ведь его брат, верно? Аберфорт.

Тот удивленно посмотрел на парня.

— Откуда ты знаешь? Уж не рассказывал же он тебе обо мне? Альбус редко упоминал о моем существовании.

— Нет, мы прочитали о вас в его биографии, — объяснила Гермиона.

— Захватывающая, должно быть, книжонка.

Геллерт сжал кулаки, удивляясь тому, как мало изменился за все эти годы завистливый грубый мальчишка, которого он знал. Стараясь справиться с поднимавшимся в нем гневом, он отвернулся от говоривших, рассматривая нехитрую обстановку комнаты.

Его взгляд быстро скользил по стенам, когда он увидел ее . Геллерт вздрогнул, решив на мгновение, что перед ним призрак. Ариана на портрете казалась живой, куда живее, чем когда он видел ее в последний раз. Она выглядела спокойной и умиротворенной, улыбалась каким-то своим мыслям. Геллерт редко видел ее такой тем летом, но в те редкие моменты просветления, он почти способен был разглядеть за мороком ее болезни волшебницу, которой она могла бы стать.

— Ну что ж, — услышал он Аберфорта, — теперь надо подумать, как вам лучше выбраться отсюда.

— Мы не собираемся уходить, — отрезал Поттер.

Разумеется, Аберфорт отговаривал их. Геллерт вспомнил свой первый разговор с мальчишкой. И вынужден был признать, что их аргументы звучали до отвращения похоже. Но Геллерт, Геллерт тогда был измучен одиночеством, был зол на Альбуса за то, что тот умер раньше него, хотя и давно предвидел это. И все же пророчества, как часто говорил его друг, наука весьма туманная. Геллерт даже испытал некоторое истеричное злорадство, когда узнал, как близки к истине были его видения. Он мог позволить себе немного яда в сторону старого друга и его идеалистических целей. Аберфорт же все эти годы был так близок к Альбусу, жил рядом с его обожаемой школой, и что, все еще злился на брата? Даже сейчас, посмертно, не собирался уважать его желания? Не видел важность его планов, не видел общей картины, даже когда Пожиратели смерти оккупировали его проклятую деревню?

Идиот, упрямый идиот, которым всегда и был. Наверняка у него на заднем дворе все так же живут проклятые козы, над которыми он все так же и трясется.

— Мой брат много чего хотел, — сказал Аберфорт, — и, как правило, люди страдали ради исполнения его великих задач.

Поттер попытался что-то возразить, но Аберфорт не слушал.

— Ты думаешь, я не понимал родного брата? Думаешь, ты знал Альбуса лучше, чем я? Я хорошо знал его, Поттер. Он научился скрывать и утаивать еще на руках нашей матери. Утайки и ложь — мы выросли на этом, и Альбус… у него был природный талант.

Геллерт неосознанно сделал шаг в сторону Аберфорта, но остановился.

«Природный талант»! Которому Аберфорт был так рад, когда его обожаемая сестренка убила их мать.

Альбус рассказывал Геллерту о том дне. Аберфорт отправил ему сову, без всяких объяснений требуя, чтобы тот срочно отправился во Впадину.

Когда Альбус оказался дома, Аберфорт стоял в прихожей, белый как мел. Видимо, так и не пошевелился с того момента, как написал письмо. Не попытался хоть что-нибудь предпринять, позвать на помощь, да просто сесть хотя бы. Он так и не смог ничего толком объяснить, просто трясущейся рукой показывал в сторону кухни. Альбус, конечно, предполагал, что что-то случилось с Арианой. Они всегда предполагали именно это. Но представить, что именно его там ждет, он не мог.

Его мать лежала на полу, и она без всяких сомнений была мертва. Убита собственной дочерью. У старшего из братьев не было времени горевать, ему некого было позвать на помощь. Альбус рассказывал о самой страшной ночи в своей жизни, слепо глядя в стену, и когда Геллерт сжал его руку, отчаянно дрожащую, он сжал его пальцы в ответ так сильно, словно хотел их сломать. Альбус одурманил Ариану, которая уже и не помнила, что именно она сделала, весело играла в своей комнате. Затем, стараясь не смотреть на труп, на Кендру, расставил на кухонном столе ингредиенты для одного сложного зелья. Все они были правильными, кроме одного. Он поднял мать с пола, с помощью нехитрых заклинаний расположил ее у стола. И, защитив себя магическим щитом, бросил тот самый лишний ингредиент в котел. Взрыв обезобразил тело. Альбус смотрел на жуткие ожоги, на развороченную до кости руку, на изуродованное лицо. Знал, что это он сделал с ней, он. Даже Геллерта, который уже успел познакомиться с некромантией, ужаснул рассказ друга. Альбус признался, что к тому моменту, как прибыли вызванные им колдомедики, он настолько онемел, что ему пришлось разыгрывать скорбь: настоящая боль осталась внутри. И первый раз Альбус искренне оплакал мать лишь после своей исповеди, на плече у Геллерта. Брат, разумеется, так его и не поблагодарил.

Аберфорт тем временем рассказывал дальше.

— Но месяц-другой он справлялся… пока не появился тот. — Геллерт улыбнулся, увидев, как исказилось лицо Аберфорта. — Гриндельвальд.

Поттер бросил на него короткий взгляд. Гермиона заметно напряглась. Но поглощенный своими воспоминаниями Аберфорт этого не заметил.

— Наконец-то мой брат встретил равного собеседника, такого же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошел на второй план, пока они строили планы нового мироустройства для магглов и волшебников, искали Дары Смерти и занимались прочими интересными вещами. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага? Спустя несколько недель мне это надоело.

Геллерт слушал, как тот описал их дуэль. Не забыл, конечно же, не забыл упомянуть про Круцио. Геллерта с четырнадцати лет учили применять непростительные в этой стране заклинания, его воспитали в других порядках, но кого это интересовало?. И эта мелочность Аберфорта… он рассказывает о смерти сестры, но считает нужным объяснить, каким хорошим и смелым был он сам, какими ужасными — Геллерт и Альбус. Удивительно, что он не стал рассказывать детям, как его злили отношения брата, которых ни Геллерт, ни сам Альбус не стеснялись и не пытались скрыть, как его передергивало, когда он видел их держащимися за руки, как злился, когда Альбус не ночевал дома.

Аберфорт продолжал говорить, а Геллерт мечтал или впиться ему в горло, задушить, разодрать голыми руками, только чтобы он перестал говорить, не заставлял вновь переживать тот день, не заставлял думать обо всем, что случилось дальше, или хотя бы выйти вон из этой комнаты, из этой войны. И никогда больше не вспоминать о Дамблдора.

—…И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — она вдруг упала мертвой.

Он не знал. Никто из них не знал, да и какая разница? Аберфорт начал эту ссору, Геллерт был слишком жесток, а Альбус оказался предателем. Геллерта исключили из школы, Батильда познакомила его с Альбусом. Кендра не сдала Ариану в Мунго, не стала защищать своих сыновей от безумия дочери. А магглы искалечили невинного ребенка, потому что никто не указал им на их место. Кто виноват?

Голос Аберфорта оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул.

— Мне так… так жаль, — тихо сказала Гермиона.

— Ее не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда. — Он утер нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Гриндельвальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой-какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили еще Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всем…

Не было за ним никакого следа, как бы Аберфорт не пытался убедить Альбуса в обратном, не было. И он ушел не из трусости, плевать ему было на английское правосудие, да его бы и виновным никогда не признали, если бы он рассказал про Ариану правду. Тетка бы все подтвердила, да и некоторые другие соседи. Но это было не важно, ведь Альбус предал его. Весь его мир тогда разрушился точно так же, как разрушился мир Аберфорта, когда умерла его сестра.

Рука сама потянулась к волшебной палочке, он больше не мог выносить эту смердящую ложь. Но прежде, чем Геллерт успел хоть что-нибудь сделать, Поттер произнес:

— Он никогда уже не получил свободы.

— Как ты сказал? — переспросил Аберфорт.

— Никогда, — продолжал Гарри. — В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, лишающее разума. И стал стонать, споря с кем-то, кого не было рядом. «Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня». Ему казалось, что он снова там с вами и Гриндельвальдом. я знаю. Ему казалось, что перед ним Гриндельвальд, разящий вас и Ариану… Это была для него пытка. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили бы, что он освободился.

Геллерт замер. После всех этих лет. После всех их разговоров, писем, он все еще думал, что Геллерт на это способен? Неужели он так и не понял, так и не понял до конца, что Геллерт не использовал его? Что если и было в нем хоть-то хорошее все те жуткие годы черного террора, это проклятый Альбус? Что он пытался убить его не из страха перед поражением, а чтобы избавиться от соблазна все бросить. Пытался, но так и не смог. Эта пропасть невысказанного разверзлась перед Геллертом ужасающей пустотой. Был ли он для Альбуса только болью и страхом? И ничем большим? О чем он думал, умирая? О том дне, когда погибла Ариана? Винил его? Желал, чтобы они никогда не встречались? Все еще был в плену видений, умер в страхе перед человеком, который всю свою жизнь… Геллерт дрожащей рукой провел по лицу. Он снова был благодарен за то, что никто не видел его в эту страшную минуту. Один раз он уже пережил такое же сокрушительное поражение, в 1945-м, когда безоружный упал на колени перед Альбусом, не решаясь поднять взгляд от земли и посмотреть на победителя. Потому что смотреть на Альбуса всегда было слишком больно.

Аберфорт после долгой паузы произнес:

— Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестренкой?

И тут Геллерт не выдержал. Он сбросил чары и в секунду оказался у Аберфорта, прижимая палочку к его горлу. Геллерт дрожал, но рука его оставалась твердой.

— Потому что он никогда не пренебрегал твоей чёртовой сестрой! Это ты, одержимый завистью к нему и собственной беспомощностью не позволял ему сделать единственно правильной вещи: закрыть ее в лечебнице. Ты, шестнадцатилетний сопляк, не мог за ней уследить. И пострадать мог кто угодно. Так же, как пострадала ваша мать!

— Ты? Ты! Откуда?.. Да как ты смеешь быть в моем доме? — Аберфорт хотел встать, но Геллерт сильнее прижал палочку к его горлу, вынуждая оставаться на месте.

— Не вздумай… Если не хочешь, чтобы я закончил то, что мы начали в тот день, не вздумай двигаться.

— - Гриндельвальд! — услышал он голос Поттера.

— Подожди, мальчик, не советую тебе мне мешать. Я не собираюсь убивать его, по крайней мере пока. Но пусть он меня выслушает, а ты потерпи.

Поттер сделал шаг назад, но палочку не опустил. Геллерт снова повернулся к Аберфорту.

— Твой брат всю свою жизнь посвятил тому, чтобы бороться с «общим благом», несчастный ты идиот. Ты думаешь, легко ему было сделать со мной то, что он сделал? — а сам подумал: а было ли это так сложно, как сам он надеялся? — Думаешь, легко было трястись над вашим миром, что бы вы все тут продолжали вести свои бессмысленно жалкие жизни?

— А кто назначил его защитником? Кто дал ему право рисковать чужими жизнями ради воплощения его великих замыслов?

— Да никто больше не мог занять его место! Альбус был велик, он стоил вас всех. А ты, как ты можешь судить его, когда и сам пытался управлять чужими жизнями. Решил припомнить старые обиды? Ты прятал мои письма к нему! — Аберфорт на этих словах ядовито усмехнулся. — Хотел спасти его, не так ли? Хотя никто тебя спасителем не назначал. Мы узнали об этом много лет спустя, уже после дуэли. Ты знаешь, что тогда стоило для меня одно письмо от него? Одно, Аберфорт? Я променял бы его на целый мир. Буквально. Но ты спрятал их, а когда он наконец стал их получать, было слишком поздно: я уже стал тем, кем стал. Я выбрал мир, а не его. Ты вспыльчивый, самодовольный ребенок, ты царил в вашем доме и держал его там, потомучто только там мог превзойти его. За пределами вашего дома он всегда был лучше, чем ты. Это не Альбус пытался показать тебе какой он исключительный, это ты пытался втоптать его в грязь. У тебя умерла сестра, но остался живой брат. А ты, ты так его и не простил. Как ты помог ему, когда он пошёл на дуэль ко мне? Ты хотя бы налил ему своего дрянного виски? Ты представляешь, через что он прошёл, сколько сделал, пока ты душил его своей виной! Потому что ты нашел, да? Снова нашел способ быть сильнее, обозначить над ним свою власть. Великий Альбус, которому ты так завидовал, пресмыкается у твоих ног ради прощения, которое ты все равно ему не дашь. И не важно, что весь остальной мир преклоняется перед ним, — у Геллерта кружилась голова от азарта и злобы, Аберфорт тяжело дышал, сжав губы, не сводя с него ненавидящего взгляда.

— Я знаю, сколько горя я ему принес, — тихо продолжил Геллерт, — Но ты — ты причинил ему боли не меньше. И если бы ты любил Альбуса хотя бы на долю так же, как ее, хотя бы на одну долю так же, как любил его я, все было бы иначе.

Он опустил палочку.

— И не забывай, Аберфорт. Это ты начал ту ссору. А он, он только пытался нас разнять.

Если Геллерт надеялся, что его речь произведёт на Аберфорта хоть какое-то впечатление, он ошибся. Как только Гриндельвальд опустил руку, тот выхватил собственную палочку.

— Думаешь, я стану тебя слушать? Думаешь, ты первый, кто рассказывает мне сказки о замечательном Альбусе? Он обвел тебя вокруг пальца так же, как и всех остальных. Вы стоите друг друга, Гриндельвальд. Может, когда-то я и думал, что это ты использовал моего брата, но теперь… Нет! Это он тебя дурачил, а ты и не видел. Любил он его, как же! Думаешь, наверное, что он тебе взаимностью отвечал? А что же тогда он не попытался найти тебя? Поговорить с тобой, пока не стало слишком поздно? Что, молчишь? Нечего тебе сказать?

Геллерт действительно молчал. Слова Аберфорта не стали для него откровением. Он и сам задавался раньше этими вопросами. Но ранили они его от этого ничуть не меньше.

— Опусти палочку, Аберфорт. Или ты хочешь, чтобы дети снова пострадали из-за твоего скверного характера?

— Трус! Прикрываешься ими? Потому что боишься со мной драться?

— Не смеши меня. Это не составляло труда, когда мне было шестнадцать, и сейчас будет так же просто. Я не хочу с тобой драться, потому что Альбус бы этого не хотел.

— Вот только не надо играть в благородство! Мы все знаем, что ты из себя представляешь.

— Люди меняются, Аберфорт. Со времени моей войны прошло много лет.

— Да плевать мне, что ты делал на войне. Для меня ты навсегда останешься убийцей моей сестры, и никем больше.

— Я не убивал её, — сказал вдруг Геллерт. Теперь, когда Альбус умер, он мог это сказать, когда больше не боялся, что тот узнает правду. — Я не знаю, твоё это было заклинание или Альбуса, но оно не было моим. Вот только значения это не имеет. Мы все виноваты, и ты тоже. Перестань делать вид, что это не так.

Лицо Аберфорта стало багровым от злости. Он переводил взгляд от лица Гриндельвальда на его палочку, понимая, что не выстоит против него и минуты. Костяшки Геллерта побелели, так сильно он сжимал их, не давая себе напасть.

— Хватит, остановитесь! — услышал он голос Гермионы.

— Ты обвиняешь Альбуса в эгоизме, но хочешь убить меня. Я могу помочь этим детям. Убей меня — и лишишь их помощи, вынудишь сражаться в одиночестве. Или, может, ты сам хочешь занять моё место? Прошу, я не жадный. Присоединишься к ним, действительно сделаешь что-нибудь полезное — и можешь убить меня. Только пока будешь в Хогвартсе, не забудь отомстить за брата. Я понимаю, для тебя это мелочь, и все же его убийца — директор в школе, которая стала Альбусу домом. Думаю, он бы хотел, чтобы кто-то это исправил.

— Да плевать мне на его желания! Ты убил мою сестру! — сорвался Аберфорт, но не успел произнести ни единого заклинания: Геллерт с абсурдной лёгкостью выбил палочку у него из рук и поймал её.

— Я бы сломал твою палочку, видит Вотан, человеку твоих талантов она не слишком нужна. Но у вас здесь война, жестоко оставлять тебя безоружным.

Мгновение Геллерт был уверен, что тот просто бросится на него с кулаками. Вдруг он услышал удивленный возглас Рона и повернулся к нему. Парень смотрел на портрет Арианы, который распахнулся, словно дверца в стене, а за ней открылся длинный туннель. Оттуда выбрался обросший, израненный и оборванный мальчишка и с воплем восторга бросился к Гарри:

— Я знал, что ты придешь! Я знал, Гарри!

========== История Принца ==========

Комментарий к История Принца

Внимательно смотрим на предупреждения!

А еще, кстати, это глава предпоследняя, и следующая выходит совсем небольшой, не обессудьте уж. И, как всегда, приношу свои извинения за столь долгое ожидание: очень уж автору хотелось стать победителем в NaNoWriMO.

Хогвартс, казалось, был обратным отражением Нурменгарда — там повсюду царила смерть, здесь же, здесь все дышало жизнью. Геллерт слышал, как мальчик, появившийся в Кабаньей голове, Невилл, рассказывал, что Пожиратели сделали со школой Альбуса, и ожидал увидеть жуткое, мрачное место. Но выйдя из тайного хода, они оказались в огромном светлом зале.

Разноцветные гамаки свисали с потолка и навесной галереи, вившейся вдоль сплошных, без окон, стен, обшитых темными деревянными панелями и украшенных яркими гобеленами. Здесь были битком набитые книжные полки, несколько метел, прислоненных к стене, а в углу — большой радиоприемник в деревянном корпусе. И дети, собравшиеся здесь, несмотря на то, что многие из них являли собой довольно печальное зрелище, увидев Поттера и его друзей взорвались такими радостью и воодушевлением, которых Геллерт от них никак не ожидал, учитывая сложившиеся обстоятельства. Он понял, что что бы не происходило за стенами этого зала, настоящий Хогвартс был прямо перед ним. Ученики, смелые, готовые сражаться за то, что считали правильным и замок, помогавший им. Геллерту казалось, что он чувствовал вес жизней этих детей, осознавал значимость их выбора: бороться за добро и правду. И такое присутствие судьбы наполняло это место особенной магией. Замок действительно был, как это ни абсурдно, волшебным. Ничего удивительного, что Альбус обрел в этом месте дом. Геллерт не смог сдержать грустной улыбки. Он словно оказался рядом со старым другом. И за этой искренней теплой улыбкой последовала такая волна боли, что у него перехватило дыхание. Это место было наполнено надеждами на счастливое будущее, он же свое упустил. Геллерт надеялся, что Альбус был здесь счастлив.

В последние годы он оглядывался на свое прошлое, как и все сентиментальные старики. И думая о прошедших годах, большая часть из которых была замурована в серый камень, он не понимал, как смог сохранить рассудок. Как смог выжить в беспросветной безнадежности? Теперь он начинал понимать. Однообразность его дней, существование внутри собственного разума притупили его способность чувствовать. Он жил в полусне, и теперь он начинал просыпаться. И с каждым новым вздохом все его естество протестовало против этого пробуждения. Альбус всегда говорил, что страдать — значит быть человеком. Геллерт не хотел быть человеком. Он был слишком древним, слишком уставшим для этого мира, для любви и тоски. Он хотел забыться, но упрямо шел вперед. К чему? К искуплению? К прощению? Это было нелепо, он не заслужил их и, конечно же, не получит. Да и прощать-то уже некому. Знал ли Альбус, что дети придут к нему за помощью? Было ли это частью общего плана? Геллерт не признался бы себе в этом, но отчаянно надеялся, что это так. Тогда у всего, что он делал был какой-то тайный смысл, смысл пока еще ему непонятен.

Люди все продолжали прибывать, а Поттер, тем временем, рассказывал собравшимся о том, что они ищут какой-то предмет, связанный, с Ровеной Равенкло. Одна из девочек, светловолосая, с каким-то странным, мечтательным выражением лица сказала:

— Ну, есть ведь ее потерянная диадема. Я рассказывала тебе о ней, Гарри, помнишь? Исчезнувшая диадема Ровены Рейвенкло. Мой отец пытался создать ее копию.

Услышав это, Геллерт застонал от собственной глупости и забывчивости. Ну конечно же, легендарная диадема, якобы озарявшая носивших ее бесконечной мудростью. Специалист по древним артефактам, как же. Хорошо еще, что он не впал в окончательный маразм и помнит, сколько всего было Даров Смерти.

— Поттер, — прервал он общий галдеж, — на пару слов.

Дети с удивлением посмотрели на него, как будто только теперь заметили сопровождавшего Гарри странного старика. Поттер, казалось, был рад выйти из под обстрела вопросов и быстро подошел к Геллерту.

— У вас есть призраки в замке, так? — парень кивнул. — Призрак какой-нибудь печальной дамы здесь обитает ?— тот кивнул еще раз. — Если нам повезет, то в Хогвартсе осталась душа дочери Ровены Рейвенкло, Елены. Есть легенда, хотя все считают ее просто страшной сказкой, но именно такие обычно и оказываются правдивыми, что она украла диадему матери и спрятала ее где-то. Деталей я не помню. Надо найти ее и разговорить. Поттер, думаю, это твой лучший шанс.

Тот серьезно кивнул.

— Я думаю, речь о Серой даме, приведении факультета Рейвенкло, — сказала Гермиона, которая слышала их разговор. — Наверное, надо начать с их башни.

— Ты права, — Поттер повернулся к остальным. — Нам надо проверить кое-что в гостиной Рейвенкло. Кто может провести нас внутрь?

***

Вскоре они уже поднимались по витой лестнице, вслед за меланхоличного вида девочкой, которую, как выяснилось, звали Луна. Геллерт, несмотря на спешку, успел рассмотреть длинные коридоры, украшенные картинами и гобеленами, и оценить движущиеся лестницы. А когда увидел статую каменного ворона, требующего ответить на философский вопрос, просто , чтобы войти в гостиную, окончательно убедился в своем первом впечатлении от замка. Здесь все напоминало об Альбусе в своем торжественном сумасбродстве.

Они вошли в гостиную, осматриваясь. Привидения там не оказалось, зато оказался кое-кто другой. Из темноты им навстречу вышла женщина. Она прижимала палец к выжженной на запястье черной метке. Геллерт никогда не видел знак, которым Волдеморт клеймил своих последователей, и в очередной раз поразился тому, что хоть кто-то видел в этом безумце достойного лидера.

Геллерт выхватил палочку, но к его большому удивлению, Луна поразила пожирательницу первой. Та упала на пол, оглушенная ее заклятьем.

— Молодец, девочка. Отличная реакция, — отметил он.

Рядом с ним Поттер прижал руку к шраму, зажмурившись, словно от головной боли.

— Слишком поздно, — сказал он тихо. — Он знает, где я.

В этот момент, на шум стали спускаться ученики. Вскоре Геллерт услышал голоса:

— Он сказал, что Поттер, возможно, попытается пролезть в башню Рейвенкло, и велел вызвать его, если мы поймаем мальчишку! — хрипел кто-то за дверью.

— Зачем Поттеру проникать в башню Рейвенкло? Он на моем факультете! — отвечал ему раздраженный женский голос.

— Нам сказано, может такое быть, что он сюда припрется! — ответил тот. — Я почем знаю!

Геллерт многозначительно посмотрел на Поттера. И парень кивнул. Волдеморт рассчитывал,что они начнут свои поиски именно отсюда. Значит, они были на правильном пути.

Дверь распахнулась. В гостиную ворвался крайне неприятного вида мужчина,

в компании высокой, строгой дамы, возмущенно пытавшейся его задержать. Геллерт догадался, что это была Минерва МакГонагалл. И был почти уверен, что она будет очень не рада их встрече. Мужчина увидел лежащую на полу пожирательницу, потянулся было за палочкой, но Геллерт успел его оглушить.

Пораженная Минерва переводила взгляд с Поттера на Геллерта, пытаясь понять, что же, собственно, происходило в ее школе. Наконец, она направилась к Поттеру, решив, видимо, что старик ее пока интересует гораздо меньше.

Тот успел быстро ввести ее в курс дела, рассказал про диадему. После недолгого разговора с мальчиком, во время которого Минерва хоть и успела отчитать своего ученика за безрассудство, но так и не смогла скрыть искреннюю радость от его появления, она повернулась к Геллерту.

— Я прошу прощения, но кто вы такой? Не думаю, что мы с вами раньше встречались.

— Не встречались, профессор, но я много о вас слышал. Как, полагаю, и вы обо мне, — он неловко усмехнулся, — я Геллерт Гриндельвальд. И я помогаю Поттеру выполнить миссию, возложенную на него Альбусом.

Минерва сделала шаг назад, он успел заметить ужас и отвращение, проступившие на ее лице.

— Поттер, это правда? Но это же безумие!

— Гриндельвальд очень помог нам, профессор. И он, простите, что я говорю это, — сказал мальчик, бросив быстрый взгляд на Геллерта, — он предан профессору Дамблдору. И не предаст его.

— Я действительно много слышала о вас и, будьте уверены, абсолютно не доверяю вам, герр Гриндевальд, — Геллерт едва удержался от того, чтобы не закатить глаза, — но если вы действительно помогли и собираетесь помочь мальчику, то я благодарна вам. Как, уверена, был бы благодарен и Альбус.

— Я разделяю ваши опасения, но, надеюсь, они не оправдаются.

— Итак, вы действуете по приказу Дамблдора? — повторила Минерва. — Мы не допустим в школу Того-Кого-Нельзя-Называть, пока вы ищете эту диадему.

— Разве это в ваших силах? — удивился Поттер.

— Думаю, что да, — сухо ответила профессор Макгонагалл. — Видите ли, ваши преподаватели неплохо владеют волшебством. Я думаю, что, если все мы очень постараемся, наших соединенных усилий хватит, чтобы задержать его на некоторое время. Конечно, нужно что-то сделать с профессором Снейпом.

На этих словах Геллерт улыбнулся широко и недобро.

— О, за Снейпа можете не переживать. С ним я разберусь лично.

Минерва посмотрела на него долгим взглядом, в котором внезапно отразилось понимание. Геллерт понял, что Альбус был с ней куда откровеннее, чем он предполагал. И что эта женщина знает об их отношениях очень и очень многое.

***

Минерва отправила нескольких патронусов, чтобы оповестить остальных деканов о произошедшем и начать эвакуацию учеников, а сама направились с ними в выручай комнату. Они были уже совсем близко, когда Геллерт услышал спокойные шаги в коридоре. Он сразу понял, кто это был, почувствовал всем своим сердцем. А интуиция подводила его крайне редко.

Он остановился. Минерва, очевидно, тоже заметила, что они не одни.

— Кто здесь? — спросила она.

— Я, — ответил высокий, мрачный мужчина, выходя из темноты коридора. — Так значит, это правда. Мы действительно поймали Поттера. Прошу, вас Минерва, будьте благоразумны…

Геллерт смотрел на убийцу Альбуса, и не мог поверить, что этот жалкий, худой мужчина, с этими отвратительно грязными волосами, с этим изможденным лицом, смог убить Альбуса. Он не успел разглядеть его в воспоминаниях Поттера и надеялся, что Альбус хотя бы встретил смерть от руки кого-то достойного. Геллерт был разочарован.

— Минерва, отдайте мне мальчишку.

Гарри и МакГонагалл одновременно выхватили палочки, но Геллерт встал перед ними, и мягко сказал:

— Не стоит тратить на него свое время. Я с этим разберусь.

Снейп перевел на него удивлённый, презрительный взгляд.

— И кто вы такой, чтобы вмешиваться?

— Гриндельвальд, друг Альбуса Дамблдора, — он достал палочку, Снейп выхватил свою. — Другими словами — твоя смерть.

Почему-то волшебник не выглядел ни испуганным, ни разгневанным. Он казался усталым. Он словно через силу встал в боевую стойку, как будто надеялся, что сражения не будет.

— Это вызов на дуэль? Слышал, вы в них исключительно хороши? — сказал Снейп и насмешливо поклонился, не сводя, впрочем с Геллерта своих мёртвых глаз.

Геллерт сделал едва заметное движение палочкой, и пол под ногами у Снейпа содрогнулся. Он пошатнулся, в последний момент все же удержавшись на ногах.

— Не будет никого вызова, ты умрешь, как собака, — сказал он.

Каменные плиты вздыбились, поднялись в воздух, но в этот раз Снейп был готов: защитные чары направили их на Геллерта. Тот же легким движением разбил их в пыль. Он вышел из серого облака, разрезая воздух палочкой. Вслед за его движениями мечи стоявших рядом доспехов поднялись в воздух. Снейп снова парировал удар, но они не успели коснуться пола: Геллерт превратил их в огненные стрелы. Снейп отбился и от них, направив на Гриндельвальда огненную волну, разбившуюся на тысячи алых брызг о его невидимый щит. Геллерт слышал шум у себя за спиной — там собирались зрители.

Снейп сдерживал его атаки и медленно отступал назад — в бесконечных коридорах замка, незнакомых Геллерту, у него было явное преимущество. Понимая это, Геллерт сделал молниеносный выпад палочкой, и горло Снейпа сдавила невидимая верёвка. Он инстинктивно потянулся к ней руками, теряя драгоценные секунды. Гриндельвальд, словно дернув за невидимый поводок, потянул его на себя, а затем толкнул к одной из многочисленных дверей. Она распахнулась. Снейп упал, тяжело ударившись о пол классной комнаты. Пока он избавлялся от душившего его заклинания, Геллерт спокойно прошёл вслед за ним, бросив короткий взгляд на Поттера. Он был поглощен своей местью, кровь стучала в ушах, давно забытый азарт наполнял сердце злобой и радостью, и все же он успел заметить рядом с мальчиком полупрозрачный силуэт скорбного вида дамы, перед тем, как захлопнуть дверь.

— Это было бы слишком лёгкая смерть, ты заслуживаешь много худшего, — сказал он, увидев, что Снейп избавился от веревки и спокойно дышал.

— Ты ничего не знаешь о той ночи, Гриндельвальд.

— Я знаю достаточно, — одна из парт, обернувшись мантикорой, бросилась на успевшего встать на ноги Снейпа. Он остановил ее, но не раньше, чем острые зубы впились ему в ногу.

— Ты не нападаешь? Почему? Надеешься, что я остановлюсь? — осколки витража стаей хищных птиц взвились в воздух, готовые вонзиться в тело его врага. Холодный утренний воздух ворвался в комнату.

— Я пытаюсь объясниться! — Снейп нетерпеливо отмахнулся от них, почти небрежно направляя их обратно на противника.

— А я не желаю слушать! — осколки стекла вонзились Геллерту плечо. Он почувствовал, как намокает от крови рукав мантии.

Он взмахнул палочкой, заставляя ее вытянуться, удлиниться, превращаясь в толстый, тяжелый кнут. От одного удара Снейп увернулся, второй задел его по руке, рассекая кожу предплечья.

Тот застонал, но тут же ответил грязным, темным заклинанием. Геллерт физически почувствовал, как воздух вокруг них сгустился, пропитываясь этой тьмой. Заклинание подняло его в воздух, впилось в мясо, в кости, разъедая кожу, мешая сосредоточиться, но, несмотря на парализующую боль, он смог сделать короткий пас палочкой, вырываясь из этих магических пут. Он упал на пол, чувствуя, как пьянит его играющий в крови гнев.

— Хочешь играть грязно? Прекрасно! — прорычал Геллерт, поднимаясь.

Хлопок — и пять черных, скользкий змей поползли к Снейпу. Геллерт чувствовал каждое их движение, как свое собственное, чувствовал как скользят их гладкие животы по грубому полу, как они жаждут крови, как мечтают впиться в чужую плоть, уничтожить, сожрать убить. Они — он — уворачивались от контрзаклятий Снейпа, петляя между вспышками. Когда они подползли совсем близко, надвигаясь неумолимо, дразняще медленно, он смог все же зацепить одну, и она растворилась в облаке черного дыма ровно в тот момент, когда остальные жадно бросились вперед. Они обвили его ноги, забираясь все выше, пытаясь добраться до горла. Геллерт чувствовал, что они уже вонзили в тело Снейпа свои острые клыки, и что его яд уже несется по венам Снейпа, стремится к его сердцу, а змеи все продолжали кусать и рвать, и душить.

Геллерт упивался ощущением ядовитой горечи и теплого куса крови на языке. Он и забыл, как прекрасно, как мучительно великолепно бывает позволить этой глубокой тьме внутри него брать верх, подниматься, вырываясь наружу убийственным могуществом. Снейп застонал, пытаясь дотянуться до горла, освободиться, сделать вдох, обессиленно опустился на колени.

Геллерт подошел к убийце Дамблдора, посмотрел в его посеревшее лицо. А потому случилось то, чего он не ожидал, к чему не был готов. Снейп поднял на него взгляд, посмотрел ему прямо в сердце и сказал:

— Он сам сказал, сам сказал — он хрипел, едва выговаривая слова, — убить его… Так… Было нужно…

Геллерт увидел как из кровоточащего горла вместе с кровью струится что-то еще, серебристой, чистое — воспоминания.

— Собери, — сказал Снейп. — собери.. Ты увидишь…

И в этих глазах, в этом голосе Геллерт вдруг почувствовал правду. Это осознание пришло неожиданно и неотвратимо. Он понял, что убил невиновного. Снейп умирал, от этого заклинания никто еще не выживал, Геллерт знал это, потому что придумал его сам.

— Позови, позови… Гарри… — и Геллерт понял, почему вдруг поверил Снейпу. Потому что он знал этот взгляд , взгляд, заполненный задушенной, мучительной, невыраженной любовью. — Позови его.. прошу…

Геллерт быстро подошел к двери, распахнул ее. Гарри все еще стоял в коридоре, сжимая палочку, готовясь броситься в бой, если Геллерт проиграл бы.

— Поттер, быстро иди сюда, — Геллерт взял его за плечо и едва ли не волоком втащил в кабинет. — Слушая меня. Снейп не виновен, я не знаю, как это возможно, но уверен, что это так. Я понял это слишком поздно. Он не виновен, но он умирает. И он захотел тебя увидеть. Не откажи ему в этом.

— Вы с ума сошли, он!..

— Поттер, заткнись и иди к нему. Нам редко в жизни выпадает шанс быть по-настоящему милосердными. Тебе выпал. Так иди и воспользуйся им. А потом мы все выясним.

— Гарри, — услышали они голос Снейпа, — подойди.

Гарри пошел к Снейпу, опустился рядом с ним на пол. Геллерт видел, как сильно тот не хочет находиться рядом с умирающим. Может, не верил в его невиновность, или же просто изувеченное тело вызывало в нем трепет. так или иначе, он мужественно сел рядом, и Геллерт уважал его за это.

— Я здесь, профессор, я здесь, — сказал он тихо.

— Собери их, — сказал Снейп. — Собери.

Снейп едва заметно повел рукой, и Геллерт понял, что он говорит про воспоминания. Геллерт быстро сотворил из воздуха сосуд и передал его Гарри. Тот, бережно, забыв о брезгливости, собрал замаранные в крови воспоминания.

Снейп кивнул. Геллерт знал, что жизнь покидает его, он достаточное количество раз видел подобное, чтобы безошибочно распознать этот момент. И прямо перед тем, как раствориться в вечности, Снейп смог произнести:

— Посмотри на меня. Посмотри, на меня.

Гарри взглянул на него. Снейп хрипло вздохнул в последний раз, и его глаза опустели. Он умер.

Несколько минут они провели в тишине. Затем Геллерт спросил:

— Где нам найти думосбор? Мы должны посмотреть его воспоминания, чтобы понять, что произошло той ночью.

— В кабинете профессора Дамблдора должен быть один,— сказал Гарри, потом добавил: — пока вы были здесь, я поговорил с Серой Дамой. Она действительно сказала Волдеморту, где найти диадему. Гермиона предположила, что он спрятал ее в замке, когда приходил просить должность преподавателя. Скорее всего, диадема в тайной комнате. Они уже отправились за ней. Так что мы можем заняться воспоминаниями.

Геллерт промолчал. Оказаться в кабинете Альбуса было мучительно страшно.

— Ну же, идемте! — поторопил его Поттер. Геллерт нехотя кивнул.

Когда они вышли из кабинета, Гарри крикнул МакГонагалл:

— Не пускайте туда детей, там тело! — и прежде, чем она успела что-либо сказать, добавил: — Простите, но мы очень спешим!

Они шли, не останавливаясь. Поттер сжимал хрустальный флакон с последними мыслями Снегга, в пальцах. Замедлили шаг они только у каменной горгульи, охранявшей вход в кабинет директора.

— Пароль? — спросила она.

— Дамблдор, — сказали они одновременно,наверное, просто потому, что стремились увидеть именно его. К изумлению Геллерта, горгулья отодвинулась, и за ней открылась винтовая лестница.

Присутствия Альбуса в кабинете Геллерт не почувствовал. Он страшился, что не сможет там находиться, что окажется к нему, куда ближе, чем все эти годы, но теперь был разочарован. Его как будто лишили последней встречи со старым другом, со старой не заживающей любовью.

Думосбор стоял в нише возле одного из многочисленных книжных шкафов.

— Вот, сюда, — дрожащими руками Поттер вылил содержимое флакона в думосбор, и, переглянувшись, они опустились в чужие воспоминания.

Сначала Геллерт вообще не понимал, что происходит, и почему они видят именно эти воспоминания: Снейп, еще совсем ребенок, общается с двумя девчонками; какие-то его тяжелые школьные будни; разборки с другими детьми; ссоры с отцом Гарри (его Геллерт сразу узнал: сходство было невероятное); Снейп увлекается темными искусствами; переходит на сторону Волдеморта… Может, для Поттера это имело какой-то смысл, Геллерт же терял интерес. Вдруг, в воздухе мелькнула ослепительная вспышка белого света. Геллерт подумал, что это молния, но Снейп упал на колени, и палочка вылетела у него из рук.

— Не убивайте меня!

— Я и не собирался.

Перед Снейпом стоял Альбус. Его лицо было освещено снизу светом волшебной палочки, дорожная мантия развевалась на ветру. Он выглядел моложе, чем на портретах, которые Геллерт видел после освобождения из Нурменгарда, но гораздо старше, чем в их с Геллертом последнюю встречу. Здесь, в его изрезанном морщинами лице еще можно было узнать мужчину, который победил его на той проклятой дуэли, того юношу, что так бесстыдно сжег его сердце тем летом. От звука его голоса сердце тоскливо завыло в груди.

— Вы мне отвратительны, — сказал Альбус.

Геллерт никогда не слышал такого презрения в его голосе. Альбус никогда не говорил так с ним. Даже те несколько коротких фраз, тщательно отмеренные им перед дуэлью, были безжизненно сухими. А здесь каждое слово было переполнено эмоциями.

— Спасите ее… их. Прошу вас, — прохрипел Снейп.

Ответ поразил Геллерта.

— А что я получу взамен, Северус?

Что с ним стало? Что сделала с Альбусом эта война? Что смог сотворить Риддл, чтобы взрастить в нем эту жестокую расчетливость? Геллерт смотрел на Альбуса и видел себя. Когда-то ему казалось, что именно таким он бы и хотел видеть друга. Решительным, готовым на все, ради победы. Способным задушить в себе человечность, ради цели. Так он думал до тех пор, пока не понял, как сильно ненавидит себя самого.

— Взамен? — Снегг ошеломленно смотрел на Альбуса и после недолгого молчания сказал: — Все что угодно.

Видение стало растворяться на их глазах, Геллерт, забывшись сделал шаг к Альбусу, как будто хотел его удержать, побыть с ним еще пару мгновений. Но воспоминание исчезло, сменившись новым. И Альбус снова был там.

— Вас мучает совесть, Северус? — снова эта ледяная жестокость в голосе.

— Лучше бы… лучше бы я умер…

— И какая от этого была бы польза? — холодно спросил Альбус. — Если вы любили Лили Эванс, если вы действительно любили ее, то ваш дальнейший путь ясен.

Геллерт упивался каждым словом, каждым его жестом. Он чувствовал, что дрожит, едва улавливал суть их разговора, завороженный собственной тоской и любовью. Пытаясь узнать этого нового, незнакомого ему Альбуса.

Сцена снова сменилась. По лицам Снейпа и Альбуса было очевидно, что прошел не один год. Альбус казался старше и как будто бы мягче. Словно война и его вечная борьба, наконец, отпустили его. Или же он просто научился прятать их где-то глубоко в себе, не пускать на поверхность.

— Каркаров собирается бежать, если почувствует жжение в Метке.

— Вот как? — мягко сказал Альбус. — А вам не хочется к нему присоединиться?

— Нет, — ответил Снейп. — Я не такой трус.

— Нет, — согласился Дамблдор. — Вы несравненно храбрее. Вы знаете, я иногда думаю, что мы проводим распределение слишком рано…

Геллерт впился в эти слова с жадностью одержимого. В них было прощение, в них была доброта. В них было все то, чего Геллерт так и не услышал от Альбуса. Он видел в чужих воспоминаниях, как Альбус взял загубленную, погибающую душу и вернул ее к свету. Кто знает, может, тот жестокий тон, так удививший его, был нужен лишь для того, что Снейп почувствовал себя наказанным, осужденным, а значит — кем-то, кто может спастись. Снейп знал, что заслуживает жестокости, он хотел ее. Геллерт так и не дождался от Альбуса наказания. Даже дуэль была всего лишь необходимостью. Он не хотел ни заключения для Геллерта, ни смерти. Он всего лишь хотел защитить мир от него, не больше. Ведь за наказанием всегда следует прощение. А Геллерт его не заслужил. Альбус не в силах был дать его ему.

Новое воспоминание. Геллерт и Поттер снова стояли в директорском кабинете. Альбус в своем высоком кресле за письменным столом завалился на бок. Похоже, он был в полубессознательном состоянии. Его правая рука, почерневшая и обугленная, бессильно повисла. Снейп бормотал заклинания, направляя палочку на запястье Альбуса, а левой рукой вливал ему в горло густой золотой напиток. Спустя несколько мгновений веки Альбуса дрогнули и приоткрылись.

— Зачем? — сказал Снейп. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать?

Геллерт смотрел на покалеченную руку и не мог, поверить в то, что Альбус действительно был так неосторожен. И в то же время прекрасно понимал, почему он мог так поступить.

Кольцо Марволо Гонта лежало на столе перед Альбусом. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора.

Альбус поморщился:

— Я… сделал глупость. Не устоял перед искушением…

— Каким искушением?

Альбус не ответил. Ответ всегда был один и тот же: Арианна.

И обоих убили Дары. Геллерта просто немного раньше. И они оба всю жизнь отчаянно пытались найти прощение. Прощение у мертвецов. Несчастный, глупый Альбус. Измученный, уставший. После все этих лет сохранившей в себе способность к безрассудным безумствам, которые когда-то роднили его с Геллертом. Конечно, он так спокойно принял новости о скорой смерти, конечно, он с таким спокойствием попросил Снейпа убить его. Он ждал смерть уже очень давно, он встретит ее как старого друга.

Кабинет исчез. Теперь Снейп и Альбус прогуливались в сумерках по опустевшей территории замка.

Снейп жаловался, что тот ему недостаточно доверяет, и в этой жадной борьбе за внимание человека, который единственный во всем мире способен был избавить его от страданий, Геллерт узнал собственную застарелую ревность к Ньюту Скаммандеру. Тем временем тема разговора переменилась. Геллерт прислушался.

— Настанет время, когда лорд Волдеморт перестанет посылать змею выполнять свои приказы, а станет держать в безопасности рядом с собой, окружив магической защитой. Вот тогда, — я думаю, можно будет сказать Гарри.

— Сказать Гарри что?

Альбус набрал в грудь воздуха, закрыл глаза и начал говорить.

Геллерт не мог поверить в то, что он слышал. Он посмотрел на Поттера, тот стоял рядом, замерев, затаив дыхание.

— Значит, мальчик… мальчик должен умереть? — спросил Снейп, когда Альбус закончил свою речь.

— И убить его должен сам Волан-де-Морт, Северус. Это самое важное.

Дамблдор открыл глаза.

Снейп смотрел на него с ужасом:

— Так вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?

— Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?

Что с ним стало, что он говорил о смерти так? Не о собственной смерти, о смерти ребенка? Что стало с восторженным идеалистом, что стало с человеком, готовым бороться за каждую спасенную жизнь? Геллерт не решался посмотреть на Поттера.

В следующей сцене Снейп был один, и Геллерт даже испытал от этого некоторое облегчение. Он не был готов снова посмотреть Альбусу в лицо.

Снейп, стоя на коленях на полу и читал какое-то письмо. На его щеках блестели слезы. Геллерт разобрал всего несколько слов, острым лезвием резанувших по сердцу: “…мог дружить с Геллертом Гриндевальдом. Я лично думаю, что Батильда просто помешалась! С любовью, Лили”

Они выслушали еще один его разговор с Альбуса, на этот раз Снейп говорил с портретом в кабинете директора. Тот поручил ему передать Поттеру меч Гриффиндора. Когда Снейп вышел, надев дорожную мантию, они вынырнули из Омута памяти и оказались в том же кабинете: казалось, Снейп только что прикрыл за собой дверь.

Геллерт с надеждой посмотрел на висевший на стене портрет. Тот был пуст.

Поттер, казалось, забыл о том, что был здесь не один. Он слепо смотрел перед собой, оглушенный. Геллерт не знал, что сказать ему. Он не мог поверить, что Альбус, святой Альбус принял это решение, так похожее на его собственные. С другой стороны, что удивительного? “Ради общего блага” — ведь это Альбус придумал эти слова. Геллерт, конечно же, не осуждал его, жалел только, что тот так долго, в одиночестве нес на своих плечах это бремя. Страшно было представить, как выстрадала его душа, пока он жил с этим знанием.

Поттера тоже было жаль.

— Послушай, — Геллерт понимал, что ни в его силах облегчить участь парня, что, может, лучше и вовсе было бы промолчать, но ему было важно сказать ему кое-что, — это все, конечно, ужасно. Но, знай, Альбус был очень хорошим человеком. И я уверен, что он очень тебя любил.

Тот кивнул отстраненно. Поднял на Геллерта пустой взгляд:

— Я знаю, только это сейчас уже не важно, — потом, помолчав немного, он вдруг спросил: — Вы хотите с ним увидеться?

— Что? — не понял его Геллерт.

— Я знаю, где воскрешающий камень, — просто ответил тот. — Я могу дать его вам.

Даже сейчас этот проклятый ребенок думал о других, а не о себе. Альбус-Альбус, как хорошо ты его воспитал.

Геллерт покачал головой. Хватит с него Даров, хватит пытаться обмануть смерть.

— Нет.

Тот еще раз кивнул.

— Спасибо вам за помощь. Думаю, он бы тоже был вам благодарен.

Геллерт слабо улыбнулся. Хотелось помочь, хотелось сделать хоть что-нибудь. Но это было не в его силах. В семнадцать лет нельзя не бояться смерти, нет таких слов у старика, чтобы помочь такому юному сердцу спокойно пойти на убой. Кажется, раньше, Геллерт умел вдохновлять восторженных мальчишек умирать за идею. Эти времена давно прошли. Он положил руку Гарри на плечо, слегка сжал.

— Я был рад познакомиться с тобой, Поттер.

— Взаимно, сэр, — тот посмотрел на дверь и спокойно сказал: — Я, наверно, пойду. Думаю, он ждет меня.

И мальчик ушел. Геллерт провел еще немного времени в кабинете Альбуса, глядя на его пустой портрет. А потом взял свою палочку и отправился делать то, что удавалось ему лучше всего: убивать, ради общего блага

========== Изъян в плане ==========

— Он мертв! — услышал Гарри голос Нарциссы.

— Дайте мне его палочку, — сказал Волдеморт. — Он разрушил мою, я забираю его. И теперь все на своих местах.

В его голосе звучало мрачное торжество. Сердце Гарри бешено стучало в груди. Волдеморт, может, и не смог убить его, но все же получил Бузинную палочку. Вот только… Гарри ведь все еще был жив, не так ли? Он добровольно пришел сюда, позволил Волдеморту забрать ее. Признает ли Палочка нового хозяина, получившего ее без боя? Гарри сомневался. И возможность убедиться в этом, Гарри знал, должна была очень скоро появиться.

Произошедшее казалось странным, полубредовым сном. Разговор с родителями и Сириусом в лесу, так и не наступившая смерть, разговор с Дамблдором на призрачном вокзале, Хагрид, который нес его в замок, убивший змею Невилл. Короткая битва, последовавшая за этим. Дуэль. Пожалуй, только ее Гарри запомнил до рези в глазах остро. Волдеморт стоял прямо перед ним, готовый атаковать, а Гарри все еще был безоружен.

— Гарри, — услышал он вдруг голос Джинни. — Лови!

Двум ловцам, так долго игравшим бок о бок, легко было почувствовать друг друга. Гарри ловко поймал ее палочку и направил ее на Волдеморта.

— Пусть никто не пытается мне помочь, — громко сказал он. В мертвом молчании его слова раскатились по Залу, как трубный глас. — Так нужно. Нужно, чтобы это сделал я.

— Поттер, конечно, шутит. Это ведь совсем не в его стиле. Кто сегодня послужит тебе щитом, а, Поттер?

Он бы хотел, чтобы все закончилось быстро, в ту же секунду. Но они все продолжали говорить, ожидание до предела натянуло его нервы, он все еще не знал, как поведет себя Бузинная палочка, все еще не знал, как закончится их поединок. Но она не подвела его. Гарри видел, как зеленая вспышка Волдеморта слилась с его собственной и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать.

Все было кончено. На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волдеморт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага. Он шел к этому моменту всю свою жизнь, и все закончилось одной ослепительной вспышкой.

Победа. Победа была оглушительной, громкой, общей. Битва завершилась, так и не успев толком начаться. Гарри смотрел по сторонам, на обступивших его людей, и не мог даже представить себе, скольких они могли бы потерять, если бы он пошел к Волдеморту каким-нибудь часом позже.

Гарри так устал, что едва понимал, что происходит. Все хотели поговорить с героем, все хотели его поздравить, убедиться, лишний раз, что все закончилось. Наконец совершенно измученный, выжатый как лимон, Гарри оказался на скамье рядом с Полумной.

— На твоем месте я бы мечтала сейчас о тишине и покое, — заметила она.

— Я и мечтаю, — ответил Гарри.

— Я их отвлеку, — сказала Полумна.

— А ты надевай свою мантию.

И не успел он и слова сказать, она уже кричала, показывая в окно:

— Ой, смотрите, морщерогий кизляк!

Все сидевшие поблизости оглянулись, а Гарри набросил мантию-невидимку и поднялся со скамьи, чтобы отыскал тех двоих, что были так нужны ему сейчас.

— Это я, — тихо сказал он, наклонившись к Рону с Гермионой. — Пойдемте со мной?

Они тут же поднялись и вместе с ним вышли из Большого зала.

«Сейчас я почувствую счастье», — думал Гарри. Однако усталость затмевала другие чувства. Сильнее же всего он чувствовал колоссальное облегчение и желание спать. Но прежде нужно было объяснить все Рону и Гермионе — они так долго были его верными соратниками и заслужили полную правду. Он подробно рассказал им все, что они с Геллертом видели в Омуте памяти и что случилось в Запретном лесу. Рон и Гермиона еще не успели выразить свое потрясение и изумление, как они уже дошли до места, куда, не сговариваясь, дружно направлялись. Горгулья, охранявшая вход в директорский кабинет, была теперь сдвинута в сторону; она стояла, скривившись набок, и вид у нее был оглушенный. Рядом облокотившись на стену, стоял Гриндельвальд.

— Я видел твою победу. Рад, что она тебя не подвела, — он взглядом указал на бузинную палочку. — И рад, что ты выжил.

Гриндельвальд тоже казался смертельно уставшим, по его потрепанному виду было заметно, что он участвовал не в одной схватке: мантия была изодрана, испачкана кровью. На лице виднелось несколько глубоких порезов. И, самое удивительное, казалось, что он действительно искренне был рад видеть Гарри.

— Почему вы не со всеми в зале? — спросил Рон.

— Не многие захотят праздновать рядом со мной, — усмехнувшись сказал Гриндельвальд. — Да это и не моя победа.

— Ваша тоже, — твердо сказала Гермиона, — вы очень нам помогли. И в поисках, и сегодня, во время сражения.

Гриндельвальд не ответил ей.

Тогда Гарри сказал друзьям:

— Идите вперед, я вас сейчас догоню.

Рон хотел было начать спорить, но Гермиона утащила его за собой.

— Мальчик, — сказал старик, — забудь сейчас обо мне. Наслаждайся победой. И покоем.

— Обязательно, но сначала я хочу сказать вам несколько вещей. Во-первых, мне тоже очень жаль, что Снейп погиб. Он не заслужил такой кончины. Но это моя вина такая же, как ваша. Мы оба верили, что он виновен. Я лично вас убедил. И, на самом деле, все это страшная, трагическая случайность.

— Поттер, это лишнее, — отмахнулся Гриндельвальд.

— Нет, — остановил его Гарри, — не перебивайте. Это не лишнее, и я не хочу, чтобы вы терзали себя из-за того, в чем главную роль сыграл случай.

Когда Гриндельвальд не стал снова спорить, Гарри продолжил.

— Во-вторых, когда Волдеморт убил меня, я… Я не знаю, что случилось, но я оказался в очень,очень странном месте. И там был профессор Дамблдор. — Гриндельвальд снова промолчал и на его лице Гарри увидел понимание. — Мы с ним немного поговорили, я рассказал ему о вас. И он просил кое-что передать вам. Он просил сказать, что там скоро наступит июль.

Гриндельвальд вздохнул как-то судорожно, коротко, и отвел взгляд в сторону. Но Гарри невольно успел заметить выступившие у того на глазах слезы. Он не мог точно сказать, когда он все понял, когда осознал, что именно связывало профессора с этим странным человеком, но теперь убедился в своих подозрениях окончательно. Это объясняло очень и очень многое.

— Ну, и в третьих, думаю, профессор уже вернулся в свой портрет. И, может, вы захотите сами с ним поговорить.

Геллерт посмотрел на него как-то потерянно, а потом кивнул.

Они поднялись по винтовой лестнице, Гарри толкнул входную дверь и вскрикнул от внезапного оглушительного грохота, мгновенно вообразив заклятия, возвращение Пожирателей смерти, возрождение Волдеморта… Но это были аплодисменты. Директора и директрисы Хогвартса, глядевшие со стен, приветствовали его дружной овацией. Но Гарри глядел лишь на того, кто стоял в самой большой раме прямо над директорским креслом. Слезы текли из-под очков-половинок на длинную седую бороду. Гордость и благодарность, выраженные в них, проливались бальзамом в душу Гарри, как песня феникса.

Гарри хотел бы просто насладиться этим моментом, но, сначала, ему нужно было закончить еще одно дело. Он посмотрел на Гриндельвальда, потом повернулся с Дамблдору, и, подбирая слова с величайшей тщательностью, обратился к ним обоим.

— То, что было спрятано в снитче, — начал он, — я выронил в Запретном лесу. Я не запомнил места и не собираюсь отправляться на поиски. Вы согласны со мной?

Он понимал, что это правильное решение, и все же, он не имел права принять его в одиночестве. Дамблдор научил его много лет назад, что нельзя подменять реальность фантазиями, Волдеморт научил его, что нельзя пытаться обмануть смерть, но что если не обманывать ее? А только скрасить последние дни перед уходом? Может, для Гриндельвальда и Дамблдора это была единственная возможность снова быть вместе? Кто он был такой, чтобы лишать их этого шанса?

Но Гриндельвальд только кивнул, соглашаясь, как будто не решался заговорить в присутствии портрета Дамблдора, а может просто был не уверен, что голос не выдаст его отчаянное желание вернуться за камнем.

Дамблдор же сказал:

— Согласен, мой мальчик. Это мудрое и мужественное решение, но иного я от тебя и не ожидал. Знает ли кто-нибудь, где ты его выронил?

— Никто, — ответил Гарри, и Дамблдор удовлетворенно кивнул.

— Но я сохраню дар Игнотуса, — сказал Гарри.

Дамблдор просиял:

— Конечно, Гарри, он навсегда принадлежит тебе, пока ты не передашь его своим потомкам.

— Остается вот это.

Гарри поднял Бузинную палочку. Рон и Гермиона глядели на нее с благоговением. Даже сквозь дурманящую усталость Гарри заметил этот взгляд, и он ему не понравился. Гриндельвальд же даже не взглянул на нее, все так же не поднимал взгляда.

— Мне она не нужна, — сказал Гарри.

— Что? — громко произнес Рон.

— Ты с ума сошел?

— Я знаю, она многое может, — устало сказал Гарри, — но мне больше нравилась моя. Так что…

Он порылся в мешочке, висевшем у него на шее, и достал оттуда две половинки остролистовой палочки, все еще соединенные пером феникса.

Он положил обломки на директорский стол, коснулся их кончиком Бузинной палочки и произнес:

— Репаро!

И его палочка срослась, из ее кончика полетели красные искры.

— Я положу Бузинную палочку, — сказал он Дамблдору, наблюдавшему за ним с безграничной любовью и восхищением, — туда, откуда она была взята. Пусть она остается там. И ее могуществу придет конец.

Дамблдор кивнул. Они улыбнулись друг другу.

Три Дара, три брата, три хозяина Бузинной палочки вместе решали ее судьбу. Даже сквозь усталость Гарри вдруг подумал о том, как правильно и важно, что сейчас, когда решалась судьба палочки, судьба Даров, здесь присутствуют и Гриндельвальд и, пусть и всего лишь отчасти, Дамблдор. Ведь эта история началась не с него, Гарри, не с Волдеморта, она началась с них двоих. С их Поисков, с их войны, и побед, и поражений. Это был конец и их истории тоже. И Гарри надеялся, что он был хотя бы немного был счастливым.

— Ты уверен? — спросил Рон.

— От этой палочки больше тревог, чем толку, — сказал Гарри. — А я, честно говоря, сыт тревогами до конца жизни.

Он, может, еще многое хотел бы обсудить с Дамблдором, но едва стоял на ногах. Гарри отвернулся от портретов и думал сейчас только о кровати с пологом, ждавшей его в башне Гриффиндора, и о том, сможет ли Кикимер принести ему туда бутербродов. Да и кое-кто другой ждал этого разговора гораздо дольше.

— Мы вас оставим, — тихо сказал он Гриндельвальду и, поманив Рона и Гермиону, вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.

***

Они остались наедине. И даже портреты, верно прочитав внимательный взгляд Альбуса, покинули свои рамы. Было тихо и спокойно.

— Этот портрет — всего лишь воспоминания об умершем. Я даже не уверен, что ты помнишь меня. Что человек, который писал тебя, знал о том, что было между нами.

Геллерт бы так не хотел быть реалистом, и все же не мог врать самому себе. Улыбка Альбуса мягкая, сочувствующая, подтвердила его опасения.

— Директора Хогвартса общаются со своими портретами, учат их быть похожими на себя, чтобы те потом могли делиться опытом и мыслями со своими приемниками. Со своих слов я знаю, кто ты, я знаю нашу историю. Но на этом все. Мне жаль, Геллерт.

Услышать, как Альбус произносит его имя — что ж, это уже стоило всего путешествия.

— Я все же задам тебе один вопрос, если ты не возражаешь. Вдруг, у тебя есть на него ответы.

Тот кивнул.

— Ты знал, что мальчик обратится ко мне?

Альбус вздохнул.

— Я мог бы обмануть тебя, но буду честен: нет, этого не было в моих планах. Я даже не знал, что он узнает о тебе или, если уж на то пошло, что о тебе узнает Рита Скиттер. Слишком долго все это было тайной.

Что ж, это было ожидаемо, но оттого ответ отозвался в груди не меньшей болью. Геллерт так надеялся, что Альбус подумал о нем перед смертью. Что нарочно вплел его в своей сложный план. Что поверил в него, что дал ему этот шанс.

— Я так понимаю, что Батильда мертва? — спросил Альбус. — Мне очень жаль, мой друг.

— Мне тоже, — спокойно ответил Геллерт.

Они немного помолчали.

— Спасибо что помог ему, Геллерт. Я могу не помнить всего о нас, но уже этого мне достаточно, чтобы быть тебе благодарным.

Геллерт не нашелся, что сказать. Эта доброта душила его. Пусть это была всего лишь иллюзия, пусть это был всего лишь обман, но для его одинокой, измученной души, пробужденной после стольких лет мучительного покоя, плавилась под этим ласковым знакомым взглядом.

— Альбус, я так скучал… Я так скучаю, — не выдержал он.

Он подошел к портрету, протянул руку и коснулся щеки Альбуса. Под пальцами была всего лишь краска, но улыбка, которую тот подарил Геллерту, была по-настоящему живой.

***

Девятнадцать часов спустя

На следующее утро МакГонагалл пригласила Геллерта на чашку чая. Они сидели в ее кабинете, и волшебница рассматривала его со строгим вниманием.

— Я хотела бы поблагодарить вас помощь Гарри, мистер Гриндельвальд, — Геллерт с удовольствием заметил, что она отказалась от издевательского “герр”.

— Мальчик и без меня бы прекрасно справился.

— И все же это хорошо, что дети были не в одиночестве на этой ужасной миссии.

Геллерт в ответ только пожал плечами.

— Да в самом деле, можете вы просто принять мою благодарность? — возмущенно спросила Минерва. — Вы ровно такой, как Альбус о вас и рассказывал!

— Он рассказывал вам обо мне?

— Альбус был очень скрытным, — она поставил чашку обратно на блюдце, подыскивая правильные слова, — и несмотря на наши близкие отношения, я думаю, что не знала его настоящего. Никто не знал, кроме, может быть, вас. Но однажды, я тогда только начала преподавать в Хогвартсе, он застал меня в очень смятенных чувствах, и я была так расстроена, что решилась рассказать ему о своей печали.

— Разбитое сердце? — спросил Геллерт.

Минерва замерла, потрясенная его бестактностью, но потом осторожно кивнула.

— Я повторю, что была еще совсем молода. Альбус выслушал меня, утешил, а потом рассказал о своей семье, о том, что случилось тем летом, о вас. Я до сих пор не знаю, был ли он откровенен, потому что понимал, что это поможет мне почувствовать себя не одинокой в своем горе, или же ему действительно хотелось облегчить душу. Видите ли, — она сделала небольшую паузу, — это было в самом начале первой магической войны.

Другими словами, когда Альбус ежедневно следил за зверствами Геллерта и не мог решиться его остановить.

— Представляю, что именно он рассказал…

— И вы ошибетесь, если попытаетесь угадать. Он говорил только о хорошем, о том, как дорогие вы для него были, как тяжело ему было справиться с новообретенным одиночеством. Он не винил вас в том, что случилось с его сестрой. И, я даже не знаю, вправе ли говорить это, но случай, как мне кажется, исключительный, поэтому я все же скажу: даже тогда он любил вас. И продолжал любить. Мне хотелось, чтобы вы знали об этом. Эта самая меньшая благодарность, что я могу вам предложить.

Геллерт сидел, как громом пораженный, не зная, что делать с этим откровением. Повисла долгая, тяжелая пауза. Нарушила ее сама Минерва, спасая его от необходимости отвечать:

— На самом деле, я еще хотела бы обсудить с вами вопросы вашего досрочного освобождения…

Геллерт перебил ее:

— Я вернусь в Нурменгард.

До войны его отсутствия никто, ожидаемо, не замечал. Надежды на то, что он и дальше сможет спокойно разгуливать на свободе у него не было, да, собственно, ему это и не хотелось. Его мир все равно был слишком далеко, он был древним, уставшим и не хотел догонять умчавшееся вперед время.

— Я не собираюсь торчать в камере до самой смерти, само собой. Но совсем не против уединенной жизни в замке.

— Если вы уверены, я, разумеется, не стану настаивать, но замечу только, что учитывая сложившиеся обстоятельства, мы могли бы добиться вашего полного освобождения.

— Профессор, я признателен, но нет. Мне это не нужно. Я старый человек. Я хочу только покоя.

***

Перед ним был международный портключ, Геллерт был готов покинуть замок Альбуса и отправиться в собственный. С собой у него были обещания Поттера писать, томик сказок Бидля, подаренный Гермионой, и небольшой портрет Альбуса от Минервы. Рон же на прощание протянул ему шоколадную лягушку:

— Вдруг повезет с карточкой, — сказал он и подмигнул.

У Геллерта были серьезные основания полагать, что Гермиона прислушалась к его совету по поводу рыжих волшебников, и теперь парень был ему за это крайне признателен.

Геллерт Гриндельвальд провел свои последние годы в спокойном уединении (нарушаемом, впрочем, приветами от его юных друзей, в том числе приглашением на свадьбу мистера Рональда Уизли и мисс Гермионы Грейнджер, которое он вежливо отклонил) в собственном замке в Альпах. Он жил тихо. Пописывал научные статьи, (все до единой были опубликованы) и обменивался злобными письмами с Ритой Скиттер, оспаривая факты в каждой из написанных ею книг. Особенно внимание он уделял небезызвестному бестселлеру “Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора”. Подаренный Минервой портрет всегда был при нем, и упомянутый выше Альбус часто помогал придумывать особенно колкие ответы своему биографу.

Умер он также тихо. Работая однажды над очередной статьей, Геллерт взглянул на часы и понял, что этот день, наконец, настал. Он поставил точку в конце своего последнего предложения, улыбнулся стоящему на столе портрету и позволил Смерти, своему старому другу, забрать себя.

***

А в конце пути его ждали знакомые пронзительно-голубые глаза, и отчаянно пахло июлем.

Все было хорошо.