Пять мужчин Долорес (СИ) [Мэй] (fb2) читать онлайн

========== 0. ==========

Марк Кейн ненавидел этот день.

Он не мог припомнить ни одного человека, кто бы в принципе спокойно относился к похоронам. Когда же при этом с утра льет дождь, то настроение падает совершенно.

А может, это из-за того, что сегодня утром Марк впервые собирался в пустом и тихом доме и понял, что больше никогда не будет, как раньше. Пыль продолжит ложиться на корзинку с вязанием Долорес, но ее руки не подхватят разноцветные нитки, чтобы снова связать еще один неуклюжий плед. Они уже и так заполняли весь дом, но Долорес не умела вязать ничего кроме полотен, и это занятие очень ее успокаивало.

Как искренне считал Марк, больше, чем любые таблетки. Так что он молча смотрел на очередного цветастого монстра в руках жены и просто прикидывал, куда его постелить — или просто убрать в гараж.

Этим утром он замер, рассматривая оставленную корзинку с вязанием. Потом тряхнул головой и вернулся к зеркалу, чтобы надеть черный пиджак и идеально уложить волосы.

На кладбище их тут же растрепали ветер и дождь. Горсть земли, которую положено бросить на крышку опущенного в могилу гроба, оказалась влажной и грязной — в руки Марку кто-то тут же сунул салфетку. Кажется, одна из тётушек Долорес, которую Марк видел впервые в жизни.

Его жена не очень-то общалась с родными. Плачущие родственники, затянутые в похоронный черный, сливались в единое пятно, в котором Марк различал только их общих с Долорес друзей да ее родителей. Мать тихонько плакала, прижимая к глазам платок, суровый супруг одной рукой обнимал ее, другой держал зонт.

Черный ручеек торопливо двинулся в сторону ожидавших машин, чтобы отправиться в дом родителей Долорес на поминки. Марк позволил им организовать всё, не очень представляя, кто все эти люди.

Он задержался около могилы дольше всего, отрешенно наблюдая, как могильщики деловито забрасывают в яму мокрую землю, аккуратно лежавшую рядом на целлофане. Марк и Колин — старший брат Долорес тоже задержался здесь.

Она пошла в мать, он больше в отца, но в то же время в их чертах лица, в их порой слишком резких, нервных жестах сквозило что-то общее. Темные волосы Колина намокли, пальто оставалось небрежно распахнуто, а в руках тлела неведомо какая по счету сигарета. Курильщик со стажем, как знал Марк, не выносивший запаха табака.

— Думаешь, она такой и была?

Марк вздрогнул и посмотрел на Колина. Тот с небрежной улыбкой кивнул в сторону лежавшего рядом надгробного камня. Его поставят позже, когда земля осядет.

«Долорес Кейн, возлюбленная жена и дочь, чей дух теперь навеки с ангелами».

— Какой? — решил осторожно уточнить Марк.

Ему не нравился Колин, никогда не нравился. Слишком резкий, грубый, занимающийся какими-то сомнительными делами, кажется, незаконным ввозом. Взгляд его темных глаз напоминал хищную птицу, а под правым угадывался тонкий белесый шрам.

— Кроткой, — бросил Колин. — Думаешь, она была ангелом?

Марк вспомнил, как жена опускала глаза, как вязала пледы и салфетки, которые выходили у нее не в пример лучше, но дико нервировали. Долорес молилась каждый вечер, рассеянно перебирая черные стеклянные четки, и помогала в церкви с каким-то сиротским приютом — Марк никогда не вникал, занятый делами адвокатской конторы.

Долорес любила рассказывать об этом вечерами. Или о том, как написала новую главу романа. У них на полке в гостиной стояло пять книг, корешок к корешку, фэнтези о похождениях отважной принцессы и ее верного рыцаря. Марку нравилось представлять себя на месте этого рыцаря, хотя тот не походил на него.

— Она не была ангелом, — ответил Марк. — Но была прекрасна.

— Ты совсем ее не знаешь. За два года женитьбы ты увидел только то, что Долли решила тебе показать. Ты понятия не имеешь о ней настоящей.

— Иди к черту, Колин.

Развернувшись, Марк зашагал к машинам. Он, конечно, тут же укорил себя за непозволительную вспышку, но не знал, что его задело больше. То ли то, что Колин может быть прав, то ли «Долли» — жена не позволяла так себя называть.

Но по тому, как произнес имя ее брат, Марк понял, тот именно так и звал.

Оказавшись вечером в тишине дома, Марк скинул пиджак и галстук, закатал рукава рубашки и включил ненавязчивую музыку.

Уже слегка пьяный после поминок, он взял бутылку вина, не озаботившись бокалом, и уселся на диване, закинув на него ноги. Взял толстую тетрадь в кожаной обложке, которую нашел вчера вечером, когда искал что-то в вещах Долорес. Тогда он мельком глянул на исписанные страницы и даты, с удивлением поняв, что это не черновик рукописи — это дневник.

Он не собирался читать, правда не собирался. Но теперь Долорес мертва, так какое ей дело?

«Дневник Долли О’Лири» значилось на обложке.

Марка раздражало короткое имя. Раздражала девичья фамилия, которую жена поставила на почти новый дневник.

Он сделал хороший глоток из горла и начал читать.

========== Бен ==========

Мою жизнь можно расчертить на аккуратные периоды, такие тонкие поначалу и ставшие куда шире после. И каждый отрезок будет иметь мужское имя — того, кто был главным, кому я покорялась, и кто покорял.

Или просто оказался рядом, слишком влияя на мою жизнь. Может, я всегда была зависима от мужчин, и в этом моя ошибка.

И первым, несомненно, стоит Бенджамин Уоррен, золотой мальчик школы Хай хиллс. Не было ни одной девицы, которая не была бы в него влюблена. В смысле, если у вас начали отрастать сиськи, а гормоны играют, заставляя фантазировать, представлять мускулистое мужское тело, это точно Бенджамин Уоррен.

Лучший спортсмен школы, звезда команды американского футбола, светловолосый, как ангел, с сияющей улыбкой.

Перед тем, как я начала писать дневник, то покопалась в соц. сетях. Бен так и не сделал спортивную карьеру, теперь это обрюзгший мужчина с намечающимся пузом, ребенком на руках и прыщавой женой за плечом.

Но тогда Бенджамин Уоррен ходил по школе Хай хиллс так, будто он ее король. Так и было на самом-то деле. Любая девчонка мечтала раздвинуть перед ним ноги, а он успел отыметь половину школы и явно не собирался останавливаться на достигнутом.

Я была маловата для него и слишком нескладной, чтобы привлечь внимание. Всего четырнадцать, и все мои достоинства — это внезапно округлившаяся грудь и жидкие волосы цвета темной меди. Мне оставалось только сжимать крепче учебники, когда в мутных школьных коридорах Бен проходил мимо. И мечтать о нем, неловко запуская руку себе в трусы дома.

Это было однажды в мае, жарким днем, когда стремительно близилось лето.

Мы с подругами говорили о Бене, развалившись на пустых спортивных лавках. Мечтали о нем вслух и совсем забывшись, когда к нам подошел мой брат.

У Колина не было проблем с девушками: высокий, хотя нескладный, он уже тогда курил, что считалось очень крутым. Криво усмехался, чем очаровывал девчонок, а его волосы, вроде бы такие же, как у меня, были густыми и растрепанными, от чего девицы млели.

Я считала крайне несправедливым, что у моего долговязого старшего брата такие шикарные волосы, а у меня нет. Но в остальном он был тем еще придурком.

— Вы сейчас из трусов выскочите, — заявил он, подходя к лавкам. — Но, если соберетесь дрочить на своего Бена, я готов посмотреть.

Одна из моих подруг фыркнула:

— Да он так хорош, что ты сам бы его отымел.

— Ой, нет, не вижу кайфа в членах. Но если хочешь, покажу, как люблю девушек.

Подруга только задрала нос и отвернулась (потом она всё равно дала ему, прямо там за лавками, год спустя). Я же с раздражением уставилась на брата:

— Ты чего пришел?

— Не кипешись, мелкая. Ты ключи забыла, а я буду дома поздно. Держи.

Я понятия не имела, где пропадает мой старший брат, да и не очень это интересовало. Родителям он втирал что-то о друзьях, я не выясняла подробностей. Зато вечером крайне удивилась, когда он постучал в дверь моей комнаты.

Внутрь заходить не стал, замер на пороге, небрежно прислонившись к косяку. От него пахло табаком и чем-то сладковатым.

— Мелкая, хочешь в группу поддержки?

Я уставилась на Колина во все глаза. Первым делом в голову пришла мысль, что все девушки-чирлидерши прошли через Бена, это прям гарантия успеха, счастливый билет. Второй пришла мысль, что злобная тварь Эмили, которая сейчас руководит девицами, ни за что бы меня не взяла, такую неказистую. Она и сама обжималась с Беном, все это знали, хотя сейчас встречалась с Джессикой.

И новых девочек не принимали.

Я прищурилась:

— Поиздеваться решил? Проваливай.

Колин криво усмехнулся, но с места не сдвинулся:

— Я могу устроить так, что Эмили возьмет тебя в команду. Она мне за травку должна. Много. У нее столько нет.

Я во все глаза уставилась на брата. А я-то думала, это шутки, школьные байки, что у Колина всегда отменная травка. Но куда больше меня заботила возможность, задорно помахивающая помпонами:

— Да. Хочу.

Колин не обманул. Уже на следующий день ко мне подошла Эмили, а еще через неделю я пришла на первую тренировку.

Мы переспали с Беном через две.

Это было… быстро. И больно. Мой первый раз не запомнился ни умопомрачительным торсом Бена, ни волшебными ощущениями. Я хорошо помню, как в меня торопливо ткнулся член из расстегнутых джинсов Бена. Как я думала, что у меня на колготках стрелка, и вот позор, если Бен заметит.

Будто бы он мог что-то увидеть в полутемной спортивной раздевалке. А лавка, на которую он меня уложил, наверняка сделала еще пару зацепок.

По крайней мере, он предохранялся и нацепил презерватив — после я поняла, что мне повезло, сама-то я знала, что нужно, но постеснялась сказать.

Боль, от которой на глаза наворачивались слезы, а потом всё закончилось. Бен сказал, какая я хорошая девочка, натянул штаны и ушел, оставив меня вытирать слезы и натягивать трусы.

Он снова пытался затащить меня туда же. «Эй, детка, позволь еще разок пощупать твои сиськи». Я отказалась.

Зато чирлидерство мне и правда понравилось.

========== Алекс ==========

Алекс появился в моей жизни в тот год, когда из нее исчез Колин.

Мне было пятнадцать, когда старший брат уехал из нашего городка, чем страшно удивил всех, включая меня и родителей. Никто не думал, что он поступит в колледж.

— Вернусь, когда закончу, — равнодушно сказал он.

Я догадывалась, что он серьезно относится к семейному делу и наверняка планирует расширить небольшую аптеку: чутьем на бизнес Колин обладал всегда. Но я сомневалась, что брат всё-таки вернется в наше захолустье.

Тогда, правда, не думала об этом. В моей жизни появился Алекс, старшеклассник, который казался таким взрослым, разумным и не предлагал заняться сексом в раздевалке.

Меня познакомила с ним Эмили, наша неизменная капитанша чирлидерш, на одной из вечеринок, где оказалось слишком много пунша и слишком мало друзей.

Алекс цитировал стихи, скручивая косяки и запивая их пивом. У него были тонкие пальцы пианиста — или взломщика. Как я потом узнала, он действительно не брезговал влезать в чужие вещи.

Зато говорил, что обожает меня, дарил мягкие игрушки, которые то ли выигрывал, то ли крал, и любил заниматься сексом, когда я в костюме чирлидерши.

Это всегда было быстро и чаще всего в его комнате. Я смотрела на прилепленные к потолку светящиеся звёзды и плакаты рок-групп, развешенные по стенам. Особого удовольствия не получала, но это казалось нормальным и очень взрослым.

Я даже познакомила Алекса с родителями. Он расстарался, надел рубашку с галстуком, хоть и криво повязанным. Папа приподнял брови, но мама оказалась очарована, особенно когда Алекс неумело отвесил ей пару комплиментов и процитировал стихи.

На тот момент я уже знала, это единственные стихи, которые он знает. Увы, обсуждать с ним книги, которые так любила я сама, не получилось. Но маме он понравился, что можно считать достижением.

Маме вообще мало кто нравился из тех, кто не ходит в церковь по воскресеньям. Зато я хорошо помню, как в детстве на мои слезы она всегда говорила: если бог тебя наказывает, значит, это для твоего же блага.

Я вспоминала эти слова, когда Алекс впервые меня ударил. Если он так поступает, наверное, я сама что-то сделала не так? Заслужила это?

Я думала об этом, когда на лето вернулся Колин, внезапно выросший и похожий на молодого мужчину, а не на нескладного подростка. Думала, когда собиралась на вечеринку, устроенную в начале лета в доме Алекса.

Это была единственная мысль, которая крутилась в голове, когда я смотрела на прилепленные к потолку комнаты звезды и ждала, когда же Алекс быстренько кончит, вбивая меня в постель.

Мы все тогда дико напились и накурились какой-то гадости, так что вечер я помню смутно. Яркой вспышкой только момент, когда совершенно невменяемый Алекс бьет меня, а я кричу и прошу помощи, но никто не хочет с ним связываться.

Я сбежала и шагала по нашему темному городку, пытаясь сориентироваться, где дом, пытаясь понять хоть что-то. Меня мутило от алкоголя, тело болело от побоев. Достав телефон, я попыталась набрать номер Эмили, чтобы она забрала меня, но вместо этого промахнулась и набрала Колина — ему последнему звонила, чтобы передать просьбу мамы купить овощей в магазине, куда он пошел.

Он явно спал, ответил сонно и недовольно, а я не могла ничего толком сказать, только рыдала в трубку.

От дома Алекса я ушла недалеко, а Колин знал, где это, так что быстро меня нашел. Усадил в машину, сказал ждать и ушел. Тогда я не очень соображала, куда он делся, но потом видела Алекса со сломанным носом и подбитым глазом. В тот же день Колин привез меня домой и поддерживал, пока я блевала в туалете, а потом уложил спать.

К вечеру следующего дня мы сидели с ним на крыльце, и Колин закурил очередную сигарету. Мама дико ругалась на него, даже перешла к аргументам, что дымить — не богоугодное дело.

— Богу насрать, — ответил Колин и достал новую пачку.

Тогда он стоял на крыльце, и лампочка оставляла странные тени, превращая его лицо в череп.

— Почему ты позволяешь творить с собой такое, Долли?

Я нахохлилась и хотела огрызнуться, но ничего толкового в голову не приходило. Поэтому просто ляпнула:

— Может, я заслужила.

Никогда не забуду тот взгляд, которым наградил меня Колин. В тенях он казался особо зловещим.

Алексу я позвонила тогда же:

— Нам стоит расстаться.

— А? ОК.

И он повесил трубку. А я никак не могла в это поверить, думала, он будет дорожить мной, извиняться. Но то ли его убедил кулак Колина накануне, то ли сиськи Бетси Ричардс, с которой он разгуливал через неделю.

А я провела лето с Колином, помогая отцу в аптеке. Тогда я узнала об этом деле больше, чем за всю предыдущую жизнь, хотя частенько помогала папе. Но тут всем живо интересовался Колин, а его энтузиазм передался и мне.

Именно с ним я обсуждала тем летом книги и даже дала прочитать собственный рассказ. Ужасно смущалась, но Колин серьезно заявил, что у меня неплохо получается. Потом пепел и искры с его сигареты упали на листок, брат зашипел ругательства, стряхивая. А я так и оставила тот лист с темными следами.

========== Джейк ==========

Вряд ли с возрастом у меня прибавилось мозгов, но я стала куда решительнее. Или слишком опостылел этот городок. Я рванула в мегаполис к брату, попросила его помочь на первых порах с жильем.

Он учился, где-то подрабатывал, чтобы снимать небольшую квартирку. Почти каморку, но он выделил угол, расстелил матрас. Я устроилась официанткой в забегаловку, а через пару месяцев сняла собственное жилье. И начала писать.

Я легко соврала родителям, что поступила в тот же колледж, что и брат. Они не волновались, а я решила, что расскажу правду позже. Порой голос совести, подозрительно похожий на мамин, заявлял в моей голове: ложь — это грех. Но я легко отмахивалась.

С Колином мы встречались раз в неделю, в четверг вечером, в каком-нибудь баре. Сначала были близки, но со временем отдалились, а встречи стали формальными. Не знаю, почему Колин всё еще настаивал на них, может, чувствовал за меня ответственность. Я же просто не решалась отказываться, в конце концов, он действительно очень помог на первых порах.

Я быстро влилась в местную богемную тусовку, там случайно и познакомилась с Джейком. Он сам не был уличным художником или музыкантом, он держал картинную галерею.

Я была очарована. Умный, спокойный, он разительно отличался от Алекса, а мне едва исполнилось восемнадцать. Правда, не ему, а брату я звонила, когда нас с друзьями в очередной раз ловили за незаконным граффити. Колин приезжал и вытаскивал меня — он-то привык, а показывать Джейку, что нужна помощь, мне не хотелось.

Летом я не захотела ехать домой, вместо этого отправилась с парочкой таких же психов автостопом. Пыльные дороги, ночевки под открытым небом, потому что не было денег даже на мотель.

Я вернулась осенью, но даже не стала встречаться с Колином: мне казалось, долг перед ним исчерпан, а сам брат только осведомился по телефону, как я, и тоже не жаждал встречи.

Зато Джейк рассказал, как скучал. Джейк устроил свидание в дорогущем ресторане. Он любил меня на полу собственной пустой галереи после ее закрытия. Через неделю предложил переехать к нему.

Большой светлый дом на два этажа и то ли шесть, то ли семь комнат. Одна из них стала моим рабочим кабинетом: я уволилась и стала писать книги.

Джейк боготворил меня — как я думала. Сам выбирал платья и указывал парикмахеру, какую прическу сделать. Выводил в свет и знакомил со своими друзьями, такими же умными и спокойными. Называл «своей свободной птичкой».

В нашей спальне я повесила на потолок светящиеся звезды — единственная вольность, которую Джейк позволил с дизайном его прекрасного дома. А я смотрела на них и размышляла, что стоит приготовить на обед, пока Джейк монотонно пыхтел на мне. Не такая уж большая плата за идеальную жизнь, думала я. Невозможно ведь иметь всё сразу.

Он не запрещал мне видеться с друзьями. Просто недовольно хмурился и поджимал губы. Так не хотелось его расстраивать! И я только слушала рассказы о том, как Рэйчел купила байк, а Майки пошел в кругосветку.

— У тебя есть всё, что пожелаешь, — говорил Джейк. И я не находила, что возразить.

Мы были на каком-то важном для Джейка приеме, где собрались владельцы галерей и подобных заведений. Я блистала новым платьем, которое он для меня выбрал, и перьями в прическе, «моя райская птичка».

Телефон зазвонил неожиданно, и я заслужила укоризненный взгляд Джейка: следовало отключить звук. Думала, это Рэйчел, но номер оказался незнакомым: во мне проснулось былое любопытство, так что вместо сброса, я извинилась и отошла, чтобы нажать «прием».

— Долорес О’Лири?

Официальный голос, который мгновенно заставил насторожиться.

— Да, это я.

— Колин О’Лири ваш брат? Номер указан как экстренный. Мистер О’Лири попал в аварию.

Я приехала в больницу прямо в вечернем платье, сопровождаемая крайне недовольным Джейком. И когда увидела неподвижного бледного брата на больничной койке, что-то во мне дрогнуло.

— …провели операцию, он сейчас спит. Жизни ничего не угрожает.

Они спрашивали, живет ли он один или надо позвонить еще кому-то. Есть ли у него страховка. А я даже не знала, что он теперь ездит на мотоцикле — с тех пор как поселилась у Джейка, почти не общалась с братом.

Джейк не стал вытирать мои слезы. Он сказал, что это не наше дело. И согласился помочь, только когда я пригрозила, что уйду.

— Хорошо, — сухо сказал Джейк. — Но больше не хочу слышать о брате. Никогда. Ты поняла? Мне нужна ты, а не твои родственники.

Я была готова пообещать что угодно. Джейк уладил все формальности, оплатил счета и одноместную палату. Я приходила к брату и читала ему книги, а потом мы долго разговаривали. Он жаловался, что хочет курить, а я строго отвечала, что врачи еще не разрешили.

Не знала, как сказать, что Джейк не позволит мне общаться с Колином. Я догадывалась, что скажет брат, снова криво усмехнется:

— Почему ты позволяешь ему, Долли?

Он не поймет рассказов о хорошей жизни, о светлом доме и собственном ноутбуке, на котором я печатаю книги — пусть пока все мои потуги встречают только неодобрительное качание головой Джейка: «ты можешь лучше, Долорес, постарайся».

Брату нравилось то, что я пишу. Но в тот день, когда его выписывали из больницы, я наврала, что мне с Джейком придется срочно уехать. На мое беспокойство Колин криво улыбнулся:

— Я справлюсь, мелкая. Только не пропадай.

Я пообещала звонить. И тайком от Джейка исполняла это обещание — пока он не упрятал меня в психушку.

========== Колин ==========

Смутно помню то время.

Я действительно всегда была нервной, легко начинала плакать, волновалась. В доме Джейка всё стало только хуже, особенно после аварии брата, когда я поняла, что это не милый дом, это золотая клетка, а я и вправду райская птичка.

Я уговаривала себя, что у меня всё хорошо. Но когда однажды Джейк застал меня сидящей на полу кухни и рыдающей, то повел ко врачу. Он всегда считал меня очень эмоциональной, и я сменила несколько докторов, пока не нашелся тот, кто согласился с ним.

Помню, как случайно услышала сухой сдержанный голос Джейка:

— Выпишите ей что-нибудь, чтобы она стала спокойной. Я должен быть уверен, что моя спутница покорна, прежде чем жениться на ней.

Тогда я услышала только последнюю фразу. И возликовала: этот шикарный мужчина хочет жениться на мне! Он никогда об этом не говорил, но тут я даже пообещала себе, что стану такой, какой он хочет меня видеть. Джейк достоин идеала!

Я упорно пила таблетки, а в вязком вакууме, который меня охватил, даже мысли текли вяло. Так вяло, что однажды я забыла, что уже принимала таблетки и выпила еще и еще.

После скорой и врачей Джейк сказал:

— Ты почти идеальна, Долорес, но тебя нужно еще немного подлечить.

Ему нравилось укрощать меня. Нравилось, когда я глупо улыбалась после таблеток, а он водил меня под руку на приемах и рассказывал:

— Настоящая дикая кошечка, которая стала домашней рядом со мной.

Я почти не помню больницу, только одну яркую мысль: черт возьми, это же психушка! Но потом и она исчезла в таблетках и мягкой вязкости белого. Зато я хорошо помню, как вернулась в дом Джейка и поняла, что ничего больше не хочу, просто двигаться, как он говорит (ведь самой так сложно).

Джейк заговорил о свадьбе. Я подумала, что хочу умереть.

Кажется, именно это случайно и ляпнула, когда позвонил Колин. Я не помню точно, а он потом всегда уклончиво отвечал, что же я рассказала.

Достаточно, чтобы Колин заявился в наш дом почти ночью — даже не знаю, откуда узнал адрес. Но я сидела в углу кухни, сжавшись в комок, и просто ждала, когда они прекратят ругаться. Никогда не слышала, чтобы Джейк кричал, но тут он не позволял брату забрать меня.

— Ирландские выродки! Она должна быть благодарна, что я ношусь с ее дерьмом! Благодарна за то, что я дал.

Не помню, как конкретно произошло то, что случилось.

Помню только лужу крови, растекающуюся по плиткам пола, и свои мысли о том, как много придется вытирать. Остекленевший взгляд Джейка и кровавую вмятину у него на лбу. Я пыталась понять, чем его ударили, но потом увидела Колина.

Даже со своего места я заметила, как его бьет дрожь, он тяжело дышал и смотрел на мертвое тело.

— Колин? — тихонько позвала я, но он не реагировал.

В тот момент потерять брата показалось мне куда страшнее потери Джейка. Я переступила через мертвое тело и обняла Колина, он вздрогнул, но будто пришел в себя. Потащил меня прочь, позвонил кому-то по дороге.

— Мои друзья помогут.

Я никогда не спрашивала, кто они. Как и не уточняла, чем занимается Колин, куда уходит каждый день, почему у него теперь шикарная большая квартира.

Но в первые дни он оставался рядом, когда я осознала, что произошло. Когда эффект от таблеток начал отпускать. Колин не давал мне новые, чтобы успокоить, просто обнимал и приговаривал, что теперь всё будет хорошо.

Он не целовал меня первым. Это была я.

Единственный мужчина, который защищал и никогда ничего не требовал. Его губы — горький табак и осевшая в уголках ночь. Я скользнула между ними языком, мне хотелось проникнуть глубже, впитать в себя больше Колина. Я ощущала его возбуждение, но он отстранился. Твердо посмотрел на меня:

— Я не стану ничего делать, если не хочешь.

— Но я хочу.

Сильный, сжатый, будто пружина, он любил меня нежно и трепетно. Если Джейк раздевал так, будто я доставшийся ему на Рождество подарок, то Колин — как цветок с хрупкими лепестками, чтобы добраться до сердцевины.

Его пальцы оказались шершавыми, язык — горячим. Он пах табаком, а его волосы казались совсем темными в полумраке комнаты.

Он ласкал и выводил большими пальцами круги вокруг моих сосков. Пересчитывал пальцами ребра и проводил носом вдоль ключиц.

Я зарывалась в его волосы, которые теперь совсем не казались похожими на мои собственные. Касалась заживающего шрама под глазом — кажется, его оставил Джейк. Других отметин на его теле после аварии и драк. Я раскрывала тело и душу.

Он стянул трусики, но не полез сразу впечатывать меня в кровать. Его пальцы осторожно провели у меня между ног, коснулись клитора, нажимая, лаская, то ускоряя, то замедляя движения. Я ждала, что он войдет в меня, но Колин продолжал, пока я извивалась и стонала, умоляя остановиться — и молясь, чтобы он не сделал этого.

Он дошел до конца — до моего конца, когда я до крови вцепилась ногтями в его плечи, исступленно шепча «боже» и «блядь».

В тот день он не сделал ничего больше. И это снова была я, когда следующим утром подскочила к нему сзади. Он стоял в одних джинсах у плиты и готовил завтрак, косые лучи солнца падали на его торс и взлохмаченную голову. В одной руке он сжимал неизменную сигарету.

Скинув платье, я подошла к нему сзади, обняла обеими руками, чувствуя, как он замер.

— Долли. Что ты делаешь?

Его голос был хрипловат, и я только убедилась, что хочу именно его, сейчас. Поэтому расстегнула молнию, скользнула руками внутрь, сжимая его член.

— Долли… пожалуйста, не надо.

Но его слова звучали так же, как накануне мои собственные. Как мольба продолжать.

Недокуренная сигарета полетела в раковину, Колин уперся руками в кухонный столик и опустил голову, пока я продолжала ласкать руками его член. Когда он простонал сквозь зубы, я поняла, что скоро он будет готов.

Колин развернулся, легко подхватил меня и усадил на стол, смахнув с него солонку, салфетки и еще какую-то ерунду. Он сам походил на лесного зверя, пахнущий табаком и нагретой солнцем кожей, возбужденный. Но даже надевая презерватив, даже разводя мои ноги в сторону, он замирал, смотря мне в глаза.

Он уточнял, хочу ли я этого. Готова ли.

Я сама притянула его, обхватила ногами и выдохнула стон ему в рот, когда он вошел в меня. Колин держал меня крепко и умело, а у меня темнело в глазах от удовольствия — оказывается, можно не смотреть на нарисованные звезды, когда они скачут у тебя перед глазами.

Когда я кончила, прильнув к вспотевшему Колину, сливаясь с ним воедино, то ощущала его движение, а потом наконец-то и он отпустил себя, и его стон казался хрупким, ломким, как будто он еще неказистый подросток, а не взрослый мужчина.

Завтрак в тот день, конечно же, подгорел.

Я осталась жить у него. Вновь восстановила контакты с друзьями, рассказывая легенду, придуманную Колином: мы с Джейком расстались, он собирался куда-то уехать.

Ни разу я не спрашивала, что случилось с телом. Мне было плевать.

Я снова встречалась с друзьями, постепенно прошлое становилось дурным сном.

А пару дней спустя Колин принес стол и ноутбук. Коротко сказал:

— Пиши.

Не знаю, было ли то вдохновением или чем-то еще, но первую книгу я написала меньше, чем за месяц. Приключения уставшей принцессы, которую ее верный рыцарь вырвал из лап злобного колдуна. Местами наивно, кое-где блекло, но я хотела говорить о своей боли и отпускать ее.

У Колина были какие-то друзья… не знаю, как они это устроили, но, когда я заканчивала вторую книгу, у меня на руках был договор об издании первой.

Это было счастливое время. Те несколько лет стоят всей моей предыдущей жизни. Или последующей. Потому что потом появился Марк и всё разрушил.

========== Марк ==========

Я знала Марка, один из давних коллег Джейка. Такой же аккуратный, деловой, только далекий от жизни богемы. Он работал в юридической фирме и встретил меня в магазине, где я выбирала апельсины.

Я крутила в руках один, думая, сделать апельсиновый сок на завтрак или лучше пустить в начинку пирога, который так любил Колин.

— Долорес? Долорес О’Лири?

Я подняла голову и увидела Марка. Такого же строгого и явно удивленного встречей.

— Как Джейк? Очень давно его не видел.

У меня было ощущение, как будто кто-то дал под дых. В горле тут же встал противный комок, и я попыталась соврать так же легко, как врала когда-то родителям о колледже:

— Не видела его несколько лет. Мы расстались.

Тогда я бросила апельсины и позорно сбежала, надеясь, что больше никогда не увижу Марка. Но он подкараулил меня через две недели, и я подумала, что стоит ходить в магазин в разное время — но было уже поздно.

— Я тут навел кое-какие справки о Джейке. Не хочешь поговорить, Долорес?

Мы сидели в кафе, где пахло пережаренным кофе, я мешала и мешала свой в маленькой чашечке, слушая спокойный голос Марка. Оказывается, Джейк исчез, его так и не нашли.

— Но до тебя у него была любовница. А потом она ушла ко мне и многое рассказала. Ты знала, что Джейк был тем еще параноиком? У него по всему дому скрытые камеры. Там сейчас живет какая-то его дальняя родственница, она ничего не трогала. Камеры всё еще оказались там. Последняя запись очень любопытна.

— Что тебе нужно?

— Я подумаю.

Эти были самые долгие несколько дней в моей жизни. Колин хмурился и курил больше обычного, видя, что со мной что-то не так. Но я не хотела говорить. Колин и так многое сделал для меня — и я знала, как ночами он просыпался от кошмаров. Однажды рассказал, что видит во сне то убийство.

Я не хотела напоминать. Думала, решу сама. Брат не заслуживал снова во всё это возвращаться.

— Я хочу тебя, — сказал Марк при встрече.

— Что?

— Ты сейчас успешная писательница, а мне надоели любовницы, в моем возрасте пора остепениться.

— Я-то здесь при чем?

— Ты ничем не хуже и не лучше других, но у меня нет желания искать, а на тебя я могу воздействовать.

Потом я узнала, что Джейк многое рассказывал Марку. О том, какая я покладистая, как много позволяю. Еще позже я узнала, что Джейк и Марк соперничали еще с колледжа.

Я стала трофеем. И заложницей.

Колину так ничего и не сказала. Он бы точно не позволил, но я не сомневалась, в тот же момент Марк бы отдал пленки в полицию, и я бы точно потеряла брата. Или, что еще хуже, он пошел разбираться сам.

А я видела в глазах Марка, что он жесток. И опыт Джейка его кое-чему научил.

Я заявила Колину, что у наших отношений нет будущего, что это грех, а я хочу строить свою жизнь сама. Я выбирала самые обидные слова и жала по всем болевым точкам без разбора.

Самая болезненная картина в моей памяти — это растерянный Колин, впервые я видела брата таким. Сигарета догорела до фильтра и обжигает пальцы, а он смотрит на меня, и у него взгляд собаки, которую приручили, забрали домой, а перед Рождеством выкинули на улицу.

Я ушла пройтись. Прогуляться по парку, выплеснуть свою горечь в слезах. А когда вернулась, вещей Колина уже не было в квартире. Только короткая записка: «Не буду тебе мешать».

Оставаться в этой квартире я не смогла ни дня, так что Марк быстро получил желаемое. На нашей свадьбе были только его друзья, а когда мы приехали познакомиться с моими родителями, Колин тоже оказался там. Вежливо пожал руку Марку и сказал мне:

— Могла предупредить, что ты влюбилась.

Больше он не сказал ни слова, и я знала, он решил, я бросила его ради Марка.

Он так и не знает правды, до сих пор. С виду мы образцовая пара, Марк работает, я пишу книги. Только слаба здоровьем да нервная, но в этом помогут успокоительные.

Марк не зря соревновался с Джейком в колледже. Они похожи.

Вот только Джейк упивался властью, птичкой, которую приручил, а Марку плевать на это. Он оказался садистом: ему нравится связывать меня, истязать, он кончает, когда я рыдаю. А потом велит молчать и прикрывать синяки одеждой.

Никто не стал бы его терпеть. Но у меня нет выбора.

Я должна была сказать Колину всю правду, но теперь мне просто стыдно это сделать. Вдруг я и правда заслуживаю то, что происходит? Я, но точно не мой брат.

Пленки где-то в доме Марка. Может, однажды я решусь и спалю здесь всё дотла, надеясь, что у него нет копии. А потом сбегу к Колину и знаю, он, как и всегда, поймет меня, обнимет и защитит. Я смогу развестись и снова быть свободной.

Если раньше муж не придушит меня слишком сильно, не ударит крепче обычного. А потом сбросит тело с лестницы и расскажет, что это нелепый несчастный случай. Он даже поплачет вместе с остальными.

Однажды я решусь.

Но, может, я всё-таки заслужила то, что происходит?

========== 0. ==========

Марк захлопнул последние страницы и резко поднялся с дивана, оставляя пустую бутылку. Его повело от выпитого, но он решительно подошел к миске на кухне, кинул в нее дневник. Больше времени ушло на то, чтобы найти зажигалку.

Когда страницы вспыхнули, Марка затошнило, но он стойко остался наблюдать, как горит признание Долорес. Единственное доказательство, что сам Марк — не настолько безупречный, каким всегда хотел казаться.

Грязная сучка! Стерва! Да как она посмела!

Он позволял ее почеркушки, но точно не подозревал, что она изливает в дневник воспоминания. Чертова стерва Долорес!

Марк пожалел, что она мертва. Найди он этот дневник раньше, она бы не отделалась парой царапин и ожогов! Он бы намотал на кулак ее волосы и протащил по всему дому, пока она извивалась. Пришлось бы сунуть кляп, чтобы не кричала. Потом он бы привязал ее за руки к столбику лестницы, пару раз ударил по лицу (ничего, посидит дома, пока синяки не сойдут), а потом бы душил, пока не кончил.

Горящий дневник полыхал всё сильнее, а Марк уже не особо наблюдал, представляя Долорес, воображая свою силу. Он поглаживал рукой член, но тот и не думал вставать.

Она вообще-то мертва. Закопана на центральном кладбище и уже начинает гнить.

Воображение тут же подсунуло картинку мертвого лица Долорес, тронутого разложением. Согнувшись, Марк ухватился за стол, и его стошнило.

Языки пламени от горящего дневника уже опустились, и Марк, пошатываясь, направился в ванную. Надо привести себя в порядок.

Холодная вода немного взбодрила, но выключив кран, Марк нахмурился: в дверь звонили и, кажется, давно. Он вышел из ванной, мельком глянув, что дневник на кухне полностью прогорел. Распахнул дверь и с удивлением посмотрел на Колина.

— Наконец-то.

Брат Долорес спокойно затушил сигарету о косяк и выкинул, шагнул вперед, по-хозяйски захлопывая за собой дверь.

— Надо поговорить.

Затуманенный алкоголем мозг еще не мог адекватно оценивать обстановку, и Марк поплелся за Колином в гостиную.

— Она написала мне, — сказал Колин.

— Кто?

— Долли. Получил письмо только пару часов назад. Она написала, но было слишком поздно.

Когда он повернулся, Марк с возрастающей паникой увидел в руках Колина нож.

— Говоришь, несчастный случай? Упала с лестницы?

— Ты не убьешь меня, — в панике прошептал Марк.

— А что меня остановит? Убью тебя и спалю этот чертов дом.

Марк пытался придумать хоть что-то, но невольно вспомнил дневник Долорес. Сейчас Колин тоже походил на лесного зверя: собранный, опасный, ему нечего терять. С ужасом Марк думал, что это действительно так. Долорес мертва. После смерти Марка и сгоревшего дома не останется никаких пленок или того, кто может что-то рассказать.

Но когда Марк смотрел в глаза Колина, то видел в них только холодную ярость. Он не избавлялся от свидетеля. Он мстил за сестру.

Ему могут помочь только отчаянные действия. И Марк выпалил:

— Понравилось ее трахать?

На лице Колина отразилось удивление, и Марк метнулся в сторону. Ему не хватило пары мгновений. Возможно, будь он трезвым, то успел бы. Но Колин его перехватил, а нож мягко ткнулся в живот, а потом еще пару раз, взрывая мир, принося боль и тьму.

И мертвое улыбающееся лицо Долорес.