Венди Никел. Вопросы чужих
Когда мне исполняется двадцать, они приводят меня обратно на корабль.
«Теперь ты достиг взрослой стадии своей расы», – объясняют они, их ротовые отверстия трепещут от непонятного мне волнения.
Я не спрашиваю, откуда они так много знают о физиологическом развитии моей расы. В течение пятнадцати лет они изучающее разглядывали меня глазами, настолько непохожими на мои, что даже если бы у меня не сохранилось воспоминаний о крушении, я всё равно бы понял, что я не такой как они. Еженедельно они открывали дверь моего бункера и ждали, пока я последую за ними в стерильную белую лабораторию. Там они взвешивали и измеряли меня, сравнивая полученные результаты с записями в толстых гроссбухах, озаглавленных «Тело №1», «Тело №2» и далее по списку.
Эти номера – всё, что осталось от мамы, от моего народа, от всего, чем я жил до того, как наш корабль вошёл в атмосферу этой планеты. До ослепительной вспышки, жара, давления, взрыва, криков и клубов дыма. До их странной пищи и питья. И до бесконечных вопросов. (Почему так много вопросов?)
«Откуда вы?»
«Как назвался ваш дом?»
«Куда вы направлялись?»
«Вы знали, что эта планета обитаема?»
«Кто вы?»
Я не знаю. Не знаю. У меня нет ответов на их вопросы.
«Теперь, когда ты стал взрослым», – объясняют они, и их глазные яблоки светятся тем, что, как я полагаю, может означать волнение, – «
мы хотим, чтобы ты осмотрел обломки корабля. Чтобы помочь нам лучше узнать людей. Чтобы понять, кто вы и зачем пришли».
И вот я стою перед местом крушения, мои слишком широкие ботинки (изготовленные для ног с большим чем у меня количеством пальцев) тонут в грудах песка и пепла. Почерневший корпус корабля наполовину зарылся в дюну, словно ободранный труп огромного мёртвого зверя. Но массивные орудийные стволы на его корпусе всё ещё направлены на тёмные силуэты далекого города, и я впервые осознаю, откуда источник их тревоги, которую, будучи ребенком, я воспринимал как должное – наш корабль обладал смертоносной разрушительной силой.
«Почему вы пришли сюда?»
«В чём заключалась ваша миссия?»
«Вы собирались причинить нам вред?»
Я не знаю. Пожалуйста. Я был просто ребёнком. Я ничего не знаю.
Они не хотят понять, что в пять лет я не был знаком с масштабными планами человечества по исследованию галактического пространства. Что меня больше занимали уроки чтения и игра в классики на ячеистых палубах корабля. Теперь я благодарен за часы, потраченные на изучение букв; книги, которые они спасли вместе со мной, были моими лучшими друзьями все эти долгие годы – нить, которая связывала меня с моим прошлым и не давала мне потеряться.
Они ведут меня через покорёженный воздушный шлюз, где воздух пустыни свободно проносится сквозь щели корпуса, а свет от трёх солнц льётся перекрещивающимися потоками из трещин в потолке. Воздух пропитан зернистым, несвежим пеплом, который липнет к языку, зубам, забивает мне горло.
«Комната, в которой мы тебя обнаружили, была единственной нетронутой огнем», – объясняют они. –
«Мы надеемся, что теперь, когда ты вырос, ты сможешь помочь нам».
Я боюсь, что не смогу им помочь – и тогда они решат, что напрасно сохранили мне жизнь.
Я боюсь, что я... что их не устроят мои ответы.
Надпись «КАПИТАН» на двери каюты едва различима. Когда я захожу вовнутрь, воспоминания обрушиваются на меня. Хотя всё перевернуто вверх дном и утонуло в песке и пыли, я всё равно узнаю комнату моего детства: место тёплых объятий, мягких одеял и книг. Колыбельных, пожеланий спокойной ночи и маминых поцелуев перед тем, как ей приходилось возвращаться на мостик.
Мама.
Это слово из моего родного языка; у них нет для него эквивалента. Это концепция, которую они вообще не понимают. Я оглядываю комнату, пока мой взгляд не падает на мамин рабочий пульт. Там, в пульте, скрыт бортовой журнал, и я сразу понимаю, что, если и есть ответы, то искать их надо именно здесь.
– Могу я побыть один? – спрашиваю я. – Погоревать?
Их глазные яблоки пульсируют, как мне кажется, сочувствием, и они выходят, не сказав ни слова. (Они никогда не могли понять, когда я лгу.)
Я переступаю через перемешанные с песком осколки стекла и обрывки бумаги.
«Не трогай!» – я помню, как моя рука тянулась к клавиатуре. Но я был одиноким, упрямым рёбенком, поэтому после того, как мама целовала меня, желала спокойной ночи и уходила на мостик, я повторял набор комбинации пароля и смотрел на её лицо, пока засыпал. Ежедневной отчёт всегда заканчивался, компьютер отключался и я засыпал задолго до её возвращения.
Теперь мои пальцы уверенно нажимают на кнопки, как будто я проделывал это ещё вчера, и мамино лицо возникает на экране, живое и невредимое. У меня не было возможности посмотреть запись в журнале за этот день, и теперь, когда она говорит, я представляю, что она снова здесь, в последний раз.
– Прошла неделя после столкновения с метеоритом, из-за полученных повреждений мы потеряли связь с флотом, – голос мамы спокоен и решителен, но я чувствую срываемое беспокойство. Я помню напряжённую тишину, овладевшую кораблем в те последние дни, тревожный шёпот офицеров, который затихал, как только я входил в каюту.
– Я почти завершила ремонт устройства связи, – продолжает мама, – но мы продолжаем терять воду из-за протечки в резервуарах. Я приняла решение совершить посадку на ближайшей планете земного типа, чтобы произвести ремонт. Есть признаки жизни. Надеюсь, обитатели планеты миролюбивы. Если нет... – Её голос дрогнул, а затем вновь обрёл силу. – Если нет – мы сделаем то, что должны, чтобы выжить.
Я верчу устройство связи в руках, просеивая свои воспоминания, пытаясь отделить то, что я помню, от того, что говорили мне они. Они сказали, что корабль потерпел аварию в верхних слоях атмосферы, и что они ничего не могли сделать, кроме как наблюдать за его падением. У меня никогда не было причин сомневаться в этих рассказах. До сегодняшнего дня.
Ослепительная вспышка, жар, давление. Взрыв. Крики и клубы дыма.
Я перебираю в памяти события прошлых пятнадцати лет. Я, ещё совсем малыш, прячусь от взглядов их выпученных глаз, когда они приносят мне то, что, как я в конце концов разобрался, было едой. Я, немного постарше. Они разделяют непроизносимые слова своей речи на слоги, которые способен выговорить мой язык. Их нумерованные гроссбухи. Их наблюдающие глаза. И бесконечные, бесконечные вопросы.
«Кто вы?»
«Почему вы оказались здесь?»
«Вы собирались причинить нам вред?»
В течение многих лет они кормили меня. Одевали. Учили. Сохраняли живым и невредимым.
Но почему?
Когда они возвращаются в каюту, я передаю им разблокированный журнал и наблюдаю за ними. Изучаю их, так же как они долгое время изучали меня.
«Спасибо».
Дрожь их щупалец, как меня учили, является признаком облегчения, хотя, если так проявлялись какие-то другие эмоции – отвращение? горечь? ненависть? – откуда мне знать? Мне известно только то, что говорили мне они, и кто знает – может, я так же не ощущаю их ложь, как они не чувствуют мою?
Возможно, они ни в чём не виноваты. Возможно, они не стреляли по нашему кораблю. Или, может быть, как и мы, они просто пытались выжить в полной опасностей вселенной.
И всё же…
Они приводят меня с корабля обратно в подземный бункер, предназначенный для моей же собственной безопасности (это действительно так? тогда почему запоры на дверях снаружи?). Я поправляю устройство связи, спрятанное под одеждой; мамино руководство пользователя царапает мне бок. Мама сказала в журнале, что почти закончила ремонт, и, если повезёт, я смогу его завершить. Мама обучила меня посылать сигнал бедствия прежде чем научила писать своё собственное имя. Когда сюда прибудет наш флот, они смогут разобраться, что произошло и кто виноват.
Что касается меня, я воспользуюсь последним маминым советом. Я сделаю то, что должен, чтобы выжить.
Оглавление
Венди Никел. Вопросы чужих
Последние комментарии
19 минут 56 секунд назад
27 минут 45 секунд назад
37 минут 24 секунд назад
42 минут 56 секунд назад
2 часов 11 минут назад
2 часов 14 минут назад