День мёртвых [Вероника Волынская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Вероника Волынская «День мёртвых»
У нас давно никто не умирает; ну, почти. Случаются, бывает, всякие досадные происшествия, когда медицина просто бессильна, но так, чтобы по своей воле или от старости — такого сто лет как нет. А всё благодаря нанороботам, что денно и нощно чинят наши организмы. Сделал себе инъекцию — и живи, наслаждайся. Правда, со временем проявился побочный эффект: оказалось, нанороботы работают и после смерти, так что, если человек по каким-то причинам всё-таки умрёт, это ещё не конец. Разумеется, его хоронят, но так, дабы он смог беспрепятственно восстать из могилы, когда наберётся сил. Обычно нанороботов хватает, чтобы поднять мертвеца раз в полгода, и тогда он наведывается в гости к родным (раньше к кому угодно ходили, но это быстро пресекли). С некоторых пор Дни посещений установлены законодательно, что позволяет разграничить мир живых и мёртвых и избежать неприятных сюрпризов и прочей неразберихи. Закон надо соблюдать, ничего не поделаешь, поэтому тем мертвецам, которые пробудились не вовремя, приходится коротать время в гробу. Это не так ужасно, как кажется, гробы у них комфортабельные, с вайфаем и виртуальной реальностью, а когда наступает очередной День посещения, они выбираются наружу в курсе всех последних новостей и событий. Сегодня как раз такой день, поэтому мама с папой с утра малёхо чокнутые: суетятся, убирают, накрывают на стол. Я всю ночь с друзьями висел, так что, порядком уморённый, завалился в кресло и со стороны, как кот, наблюдаю. Меня не трогают, и хорошо. Мне немного смешно — и зачем они так стараются, скатерти таскают, никак выбрать не могут, сервиз ставят, бокалы протирают — никто ведь кушать не будет, кроме живых, ясное дело. Да и они не будут, в рот не полезет, я же знаю, хотя мать под конец напьётся, она так каждый раз. Ровно в девять позвонили в дверь. Родители выразительно взглянули на меня — пришлось подняться и пойти открывать. На пороге стоял первый гость: мамин папа, мой дед Эммануил. Он ушёл восемь лет назад, причём нелепейшим образом — в него ударила молния прямо посреди двора. Что он там делал во время грозы — это отдельный вопрос, на который он, кстати, до сих пор не ответил. С того времени дед ходит наполовину обугленный: нанороботы так и не смогли это безобразие исправить. Поначалу я пугался дедова вида, но потом привык или смирился, не знаю. — Здравствуй, Марлен! Марлен — это в честь Марли и Леннона, великих музыкантов прошлого. Мы с дедом крепко обнялись (никакого запаха я не почувствовал), а затем прошли в гостиную. Мама ойкнула, бросилась к деду, морщась, быстро чмокнула его в щёку и усадила на диван: — Как ты? — Да нормально, Юна, только вчера проснулся. — Это хорошо… Отец включил телевизор, чтобы тесть посмотрел свежий выпуск новостей. Дед тут же прилип к экрану, а родители продолжили свою возню. К половине одиннадцатого прибыла моя тётя Париж, или Пэрис на американский лад (папина сестра, младшая и непутёвая). Похоже, она успела с утра в парикмахерскую и в бутик и теперь сияла, как живая. Умерла она по глупости три года назад во время БДСМ-вечеринки (сама виновата). От её парфюма всем стало дурно, и я незаметно приоткрыл окно. Через пять минут на такси приехала бабуля Олимпия (папина мать). С ней тоже приключилась нелепейшая история — кажется, она перепутала таблетки, но это было давно, я тогда был ребёнком, поэтому плохо помнил её уход. Бабуля была в летах, но выглядела подтянуто и стильно и вела себя величаво, словно царственная особа. На ней был бежевый брючный костюм, кремовая блузка с жабо и неизменное каре. — Ах, все уже собрались! — обрадовалась она. — Ну, здравствуйте, дорогие! Она нежно всех обняла, и мы уселись за стол. Наступила та неловкая пауза, которую я терпеть не мог. Мама замерла, мигом превратившись в статую. Отец нервно теребил кончик скатерти. Париж то и дело поправляла белокурые локоны. Олимпия пристально разглядывала собравшихся, словно вознамерилась писать семейный портрет. Похоже, никто не знал, с чего начать разговор, и я вжался в кресло, потому что опасался, что снова начнут с меня: как учится, куда собирается поступать и так далее. Я этих разговоров страшно не любил, поскольку учился неважно и с будущей профессией не определился. Но, вопреки ожидаемому, напряжённое молчание затянулось — вместо родичей тарахтел телевизор. Хотя вряд ли кто-то проявлял к нему интерес, кроме деда, естественно. — И когда уже эта реформа?! — в итоге воскликнул он. — Какая реформа? — оживилась родня. — Как, вы не в курсе? По телику говорят, что для нас разработали новых нанороботов, и скоро мы заживём, как прежде. Поселят нас, конечно, отдельно — выстроят целые города. Разве не здорово, Марленчик? — Офигенски, деда! — закивал я. — Быстрее бы! — вскричала Париж, мигом осмыслив грядущие перспективы. Определённо же, возьмётся за старое. — Сегодня, кстати, митинг в поддержку реформы, — сообщил дедуля. — Давайте сходим? Отец покачал головой: — Не думаю, что это хорошая идея. На митингах всегда что-то случается: потасовки там, стычки всякие, хулиганство. Вдруг ещё разгонять начнут? Небезопасно это. — Тогда мы сами, а ты, Виктор, дома сиди, — презрительно фыркнула Париж. — Вам без сопровождения нельзя, забыла, что ли? — подала голос мама. — Спасибо, что напомнила, — помрачнела тётя. — Если подумать, нам вообще ничего нельзя: лежи себе в гробу и помалкивай без статуса и гражданских прав. Разве это справедливо? И мёртвые стали спорить с живыми. «А ведь правда, — мысленно согласился я, — они никто. Условно мёртвые, условно живые. Всё их имущество отошло родственникам, за вычетом суммы на захоронение. Беззаконие какое-то». Оживлённую дискуссию прервал долгий звонок в дверь. — Кто это? — встрепенулась мама. Действительно, мы никого больше не ждали, но я побежал открывать. На пороге стоял странный субъект. Если наши мертвецы выглядели пристойно, то этот был настоящим бомжом. Видок у него был такой, будто он долго лежал в могиле, подтопленной грунтовыми водами, отчего одежда пропиталась грязью и превратилась в лохмотья, да и запах незнакомец имел соответствующий. — Вы, собственно, кем будете? — поинтересовался я, ощущая, что за спиной в одно мгновение столпилась вся родня. После долгих разбирательств выяснилось, что это таки наш родственник, хоть и седьмая вода на киселе — бывший муж маминой троюродной сестры Агаты, которая повторно вышла замуж и улетела жить за океан, так что теперь мы оказались единственной роднёй, проживающей в пределах, доступных для посещения. Назвался он Зигмундом. В общем, по правилам, мы не могли отказать ему в приглашении, но приглашать его никто не хотел, и эта дилемма вызвала новые споры. — Надобно его вымыть и переодеть, — наконец решил отец. — Но кто этим займётся? — Сам помоюсь, — заявил Зигмунд, — покажите где. После протяжных маминых вздохов отец повёл незваного гостя в ванную, а мама таки отправилась за чистой одеждой. Пока он мылся, мы сидели тихо; дед продолжал смотреть телевизор. Помывшись и переодевшись, Зигмунд оказался вполне ничего, хотя у него не было уха и примерно трети скальпа. Судя по всему, он лишился их уже в загробной жизни (возможно, из-за проблем на кладбище). Париж предложила скрыть недостаток шляпой, и папа принёс из кладовки старый дедов «поркпай». После вынужденного камуфляжа незваный гость присел в уголочке, отчаянно стараясь быть незаметным, но его присутствие сильно напрягало. — А давайте пойдём на прогулку, — неожиданно предложила мама. — Куда? — спросил отец. — В ТРЦ, например. Так многие семьи делают. — Прекрасно! — одобрила Париж, предвкушая выход в люди. Ей-то что, она выглядит как живая. Может, парня ещё подцепит. — С удовольствием, — согласилась бабуля и вдруг вспомнила: — Где мой Адик? Адольф — это бабушкин пудель, премерзкая зверюга, хорошо, что издохла, а нанороботы животным не положены. — Увы, он умер, — сочувственно вздохнула мама, — но мы сделали из него чучело. Принести? — Изволь, дорогая, — попросила бабуля. Пудель тоже хранился в кладовке, в специальном футляре, потому что никто ни при каком раскладе не поставил бы его в квартире. Когда Адика распаковали, бабуля нежно прижала его к груди, и алебастровые пальцы вонзились в грязно-белые кудри. «Окей, — подумал я, — если спросит, кем я собираюсь стать, скажу, что таксидермистом». Кажется, идея семейного променада пришлась всем по душе, но решающее слово было, конечно, за отцом. — Ладно, — наконец сдался он. — Только без выходок, ясно? Я побежал к себе. — Ты куда? — спросила вдогонку мама. — Переодеться. — Не задерживайся! — Хорошо, мамуль, — крикнул я, закрывая дверь. В комнате было прибрано. Я не любил, когда мама убирает мои вещи, после я ничего не мог найти. И почему ей не сидится спокойно, когда я куда-нибудь ухожу? В итоге я нарыл в шкафу рваные черные джинсы и толстовку с готичным принтом — почти хеллоуиновский прикид получился. Погляделся в зеркало: видок, конечно, не очень, в смысле уж больно помятый я после вчерашнего, но сегодня этого никто не заметит. Теперь можно идти, но куда я дел свой айфон? — Ну, ты готов? — позвала мама. — Иду-иду! Ты не видела мой телефон? — Нет. Поторопись! Я ещё раз впустую обшарил всю комнату. Пришлось идти без гаджета. На улице было празднично: на фасадах многоэтажек и над проспектом накануне развесили баннеры с надписью «Добро пожаловать!», а в тумбах-клумбах высадили свежие цветы, но я не особо смотрел по сторонам, поскольку сильно расстроился из-за пропажи айфона и теперь пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах его потерял. Вероятно, это случилось вчера, на вечеринке у Кекса. Она, конечно, была улётная, но не стоило угощаться всем подряд. Эх, не стоило — меня до сих пор накрывало. Шли мы в «Галактику». По дороге к ТРЦ нам встречались компании, подобные нашей; в одной такой я неожиданно заприметил Кекса и уже собирался к нему подойти, но мама так сурово сдвинула брови, что пришлось просто помахать приятелю рукой. Впрочем, родичи Кекса также держали путь в ТРЦ, поэтому я надеялся поговорить с ним позже. На площади возле «Галактики» проходил многолюдный митинг. Многотысячную толпу охранял неплотный кордон скучающих полицейских, а со сцены неоднократно звучало слово «реформа». Всё было прилично и мирно, так что, несмотря на возражения отца, наша семья присоединилась к митингующим. — Реформа — это хорошо, господа! — возбуждённо говорил оратор. — Наконец-то мы сможем жить полноценно и снова станем полезны обществу. Но в связи с этим следует поднять вопрос о нашем статусе. Очевидно, что грядут большие перемены… К примеру, если здравствующих граждан можно отнести к категории А, мы согласны на категорию Б, только дайте нам права! Верните наши права!!! Толпа мертвецов одобрительно загудела, послышались аплодисменты. Микрофон перешёл к депутату Цинку (на экране, по которому транслировался митинг, ненадолго загорелась его фамилия и должность). Цинк был дородным, пышущим здоровьем мужчиной среднего возраста в красивом темно-сером костюме. Принимая эстафету, он театрально прижал правую руку к груди и заявил: — Обязуюсь донести ваши призывы до членов правительства. Господин Куцка абсолютно прав: структура общества требует незамедлительного пересмотра, однако стоит запастись терпением. Не забывайте, что на каждую реформу нужно время, а это, я бы сказал, сверхреформа! В первую очередь мы обязаны поблагодарить наших выдающихся учёных, которые создали нанороботов нового поколения. Благодаря их труду большинство из вас скоро вернётся к совершенно нормальной жизни! И депутат указал на трио ботанов в коротких белых халатах, смущённо мнущихся в углу сцены. Казалось, они хотели быть где угодно, но только не здесь. — Браво, господа! Раздались дружные аплодисменты. — Они проделали нелёгкий путь, спотыкаясь о многие ошибки и неудачи, но их путеводной звездой была любовь к своим ближним. А что может быть важнее и сильнее этой любви? Да, они сталкивались с различными трудностями, а потом смело и решительно брали барьер за барьером, и наконец новые нанороботы были успешно протестированы на первой сотне добровольцев. Результаты превзошли все ожидания: нанороботы не только улучшили качество жизни, но и полностью восстановили внешность. Это настоящий прорыв! Знайте, мы любим вас, помним о вас, а потому реформа не за горами! В завершение мы разыграем пять инъекций новой нановакцины. Прошу вас, не суетитесь! Сейчас мы выпустим дронов-пчёл, и они сами выберут пятёрку счастливчиков. Так что не бойтесь, если вас вдруг ужалит пчела! Депутат хохотнул и расплылся в улыбке. Заиграла торжественная музыка (что-то из классики, но я в ней не силён), и в толпе началось волнение. Париж тоже заволновалась и подалась вперёд, хотя это ничего не решало. Какое-то время крошечные дроны кружили над нами, непонятно как выбирая будущие цели, а потом почти одновременно вонзили свои жало-иголки в мёртвую плоть. Зигмунд вскрикнул. — Просто возмутительно! — в сердцах воскликнула Париж и, разозлившись, стала пробираться наружу. Мама поспешила за ней. Музыка смолкла. — Поздравляю! — радостно прокричал депутат. — Учёные говорят, что инъекция подействует в течение двух часов, и вы ничего не почувствуете. Однако если вы вдруг всё-таки ощутите себя как-то не так, пожалуйста, обратитесь за помощью в ближайший медпункт. И да, господа, теперь вам не нужно возвращаться на кладбище — отныне вы будете проживать у своих ближайших родственников, а как долго — покажет время. «Вот блин!» — подумал я, косясь на Зигмунда. Хорошее пополнение в семье, ничего не скажешь. Лучше бы инъекцию получил деда! Между тем митинг подошёл к концу, и на сцену выпрыгнула музыкальная группа «Мертвопляс». Мы догнали маму с Париж и направились в ТРЦ. В «Галактике» оказалось особенно многолюдно. Впрочем, мы всё равно не планировали ходить по бутикам и сразу поехали наверх, к аквариуму. Посмотрев на рыбок и немного успокоившись, Париж направилась к ювелирным рядам, потащив за собой всё семейство. — Надо же как-то компенсировать неудачу, — хитро улыбнулась она, присматривая себе украшение. Бабушка, крепко сжимая Адика, тоже заинтересовалась бриллиантами. — Купишь? — наконец спросила Париж у брата, прикладывая к шее сверкающее колье. Папа посмотрел на цену, округлил глаза и покачал головой: — Выбери что-нибудь поскромнее. Париж опять улыбнулась и подозрительно быстро выбрала кулон в виде капельки. Думаю, она продумала свой манёвр заранее и теперь радовалась, как легко его провернула. Хотя что тут поделаешь, ведь все её сбережения с момента смерти принадлежали папе… Теперь расстроился я, ведь мне позарез нужен был новый айфон, но я знал, что папа чёрта с два раскошелится. Впрочем, если получится как-то умыкнуть бриллиантик Париж, я отнесу его в ближайший ломбард, и айфон мне обеспечен. После мы решили сходить в кино. Шёл очередной «Чужой» — даже я успел запутаться во всех этих сиквелах и приквелах. Обычно я ходил в кино, когда прогуливал уроки; брал себе ведро попкорна и пивко, а что? Но сейчас ни есть, ни пить не хотелось — я никак не мог отойти после вчерашнего, и в кишках подозрительно урчало. Места мы взяли посередине — очередное компромиссное решение. В кинозале, кстати, было полно мертвецов, и среди них оказалось немало подростков, что сильно меня смутило. Я никогда не был чувствительным, но видимо, день сегодня такой… Наконец свет погас, и началась реклама. Париж смотрела её через новенький брюлик. Деда ворчал. Бабуля Олимпия доверительно общалась с чучелом Адика. Мама протяжно вздохнула и обняла отца. Зигмунд уселся с самого края и зачем-то надвинул шляпу на глаза. Собрался поспать? Неужели он уже превратился в живого? Скажу сразу, кино я не смотрел — всё моё внимание было сосредоточено на драгоценной подвеске, и у меня почти получилось, но блин! В таком деле «почти» не считается. А потом меня запалили, и Париж, проведав о моих намерениях, поменялась местами с бабулей, и в меня уткнулась гадкая морда мёртвого пуделя. Я невольно посмотрел на неё, и в этот миг в стеклянных глазах Адольфа отразился чужой. На секунду показалось, что жуткий ксеноморф, раздвоившись, застыл, изучая меня. Я аж подпрыгнул. Фу! Эта омерзительная случайность вернула меня на какое-то время к экрану, а потом в зале раздались чьи-то крики. Сперва на них не обращали внимания — сцена была действительно страшная, не грех испугаться, но затем, когда началось бредово-романтическое отступление, крики почему-то усилились, и к ним добавился истошный вопль. Наконец смотритель включил в зале свет, и моим глазам открылась ужасающая картина: тихоня Зигмунд, рыча и чавкая, пожирал сидящего в переднем ряду зрителя. Тот сидел смирно, не шевелясь, и, по всей видимости, уже скончался. Но не только треклятый Зигмунд неожиданно предался каннибализму — слева целая группа застигнутых врасплох киноманов отбивалась от настойчивой в своём желании пышногрудой дамы с перекошенным окровавленным ртом. Кажется, она успела укусить двоих, а то и троих соседей по ряду, и алые слюни, пузырящиеся как у бешеной собаки, непроизвольно стекали на нарядную кружевную блузу. Бабушка охнула и крепко сдавила Адольфа. Париж приближалась к обмороку, а дед вскочил. Отец вскочил следом и крикнул: — Бежим! Мы кинулись к ближайшему выходу. В фойе царила паника. Народ бежал во все стороны и вопил на все лады: внезапно взбесившиеся мертвецы, возжелавшие крови и плоти, гнались за своими жертвами, попутно впиваясь в плечи и прокусывая ляжки: число поражённых необъяснимым недугом росло в геометрической прогрессии. Лишь чудом мы прорвались к эскалатору, и это дало нам целую минуту передышки. Теперь все с ужасом смотрели вниз, на зону фастфуда, где творилось чёрт-те что. Там, где раньше мирно попивали колу и закидывались пиццей, ныне разыгралось пиршество совсем иного рода: кровожадные мертвецы пожирали всех без разбора; перевёрнутые столы превратились в баррикады, а стулья в оружие. Пахло горелым маслом и кровью. Я не сдержался и крикнул: — Галактика в опасности! «Галактика» действительно была в опасности, и мы вместе с ней. — Вперёд, на выход! — завопил отец. Затем он схватил большой барный стул и стал расчищать нам дорогу. За отцом бежала перепуганная до смерти мама, успевшая вооружиться бутылкой вина. За ней нёсся дед, сорвавший со стены огнетушитель. Бил он метко и крепко. Париж визжала как сумасшедшая, толку от неё не было никакого. Я же прятался за бабулей, которая отбивалась от свихнувшихся мертвецов любимым пуделем. Под конец грязно-белые кудри Адольфа так густо окрасились кровью, что пуделёк стал выглядеть просто адски — всё-таки имя предвосхищает судьбу. — Ну вот, он испортился, — горестно вздохнула бабушка, бросая Адика в толпу новоявленных зомби. Каким-то чудом мы оказались на улице, причём одни из первых! Вертушку на входе заклинило, но мы выбрались через боковую дверь. К ней тут же подскочили полицейские. Ну, не знаю, как долго они смогут сдерживать обезумевших мертвяков. Удивительно, но на площади по-прежнему было спокойно. — Все целы? — дрожащим голосом спросила мать. — Да! — непривычно дружно ответили мы. — Готов поспорить, это всё новые нанороботы, — заявил дед. — Точно! — согласился я, вспоминая Зигмунда. — Наверное, они вступили в какую-то реакцию со старыми, и началось, — предположил отец. — Вопрос: это было сделано намеренно или случайно получилось? — Ты всегда во всём видишь заговор, — заметила мама. — Разве? — Надо убираться отсюда, — сказал я, поглядывая на стеклянный фасад. — Скоро это затишье кончится. Толстые стёкла, густо залитые кровью, начинали трещать от ударов; полицейские готовились к обороне. — Каков план? — поинтересовался дед. — Идём домой, — решил отец. — Запрёмся в квартире и будем ждать оповещения. А там видно будет. План был не ахти, так как близость ТРЦ сильно смущала, тем не менее мы последовали за отцом. — Я вот что думаю, Виктор, — негромко заговорил дед, поравнявшись с папой, — если это намеренная провокация, значит, никакой реформы не будет. Кто-то этого сильно не хочет, наверное… — Может, и так. — Скверно… — А что, если их не сдержат?! — внезапно завопила Париж. — Что, если они придут за нами?! — Так, без паники! — приказал отец. — И давайте поторопимся! Очутившись дома, мы первым делом забаррикадировали дверь шкафами. Папа пошёл мастерить оружие, а дед бросился к телевизору, но по нему шли сплошные развлекательные программы и кино. Не зная, что и думать, мы уселись за стол и стали напряжённо прислушиваться к звукам извне, но на улице пока было тихо. Ровно в семь по всем каналам передали обращение мэра. Он назвал инцидент в ТРЦ исчерпанным и заверил, что были предприняты беспрецедентные меры безопасности и впредь такое не повторится. Виноваты в ТРЦ-апокалипсисе были, разумеется, новейшие нанороботы, но всех заражённых быстро отловили и изолировали для дальнейшего изучения. Также мэр заявил, что посетители могут спокойно возвращаться в места своего упокоения и что порядок на кладбищах будут круглосуточно охранять вооружённые патрули и дроны. О реформе он и словом не обмолвился, но было ясно, что она отложена на неопределённое время. — Что ж, это был долгий день, — сказала бабуля. — Вызови-ка нам, сынок, такси повместительней — поодиночке ехать не стоит. Папа снова расщедрился, и спустя четверть часа к подъезду подкатил белый лимузин. — Жаль, что с Адиком так получилось, — посетовала Олимпия, усаживаясь на кожаный диванчик, — не то забрала бы его с собой. Что ж, до свидания, детки! Увидимся в ноябре. За ней, попрощавшись, последовала Париж, а потом в машину забрался кряхтящий дедуля. Я закрыл за ним дверь и стал ждать, когда лимузин отъедет, но водитель почему-то мешкал. — Тебе тоже пора, Марлен, — негромко сказал папа. — Что?! Я резко обернулся — родители стояли притихшие, ссутулившиеся, а мамины щёки блестели от слёз. — Конечно, ты не помнишь… — прошептала мама, обнимая меня и поглаживая по спине. — Нанороботы стёрли все болезненные воспоминания. — Не помню что? — хрипло спросил я. — Своё смертельное селфи, — еле слышно пояснила она. Так вот почему я не мог найти свой айфон! Вот блин…Май 2017
Последние комментарии
1 час 16 секунд назад
1 час 33 минут назад
2 часов 30 минут назад
17 часов 31 минут назад
20 часов 4 минут назад
20 часов 33 минут назад