Завидная наша судьба [Андрей Трофимович Стученко] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

К читателю

Сначала я собирался в своих воспоминаниях поведать только о Великой Отечественной войне. Но потом решил, что должен рассказать молодежи о жизни моего поколения, о моих сверстниках, которым довелось быть свидетелями крушения старого мира, участвовать в боях за молодую Советскую власть, поднимать страну из руин, укреплять Красную Армию и в ее рядах насмерть биться с фашизмом за свободу и счастье родного народа. Каждый из этих людей может сказать Родине словами песни:

Желанья свои и надежды 
Связал я навеки с тобой — 
С твоею суровой и ясной, 
С твоею завидной судьбой.
Нам выдалась нелегкая жизнь. Но никто из нас не согласился бы на другую. Поистине завидна наша судьба — руками своими отстоять и выходить Отчизну, чтобы ныне гордиться ее расцветом. В истории человечества не было поколения счастливее нашего!

Вторая часть книги написана в основном по материалам дневника, который я вел с первых дней войны. Осенью 1941 года, когда пришлось пробиваться из окружения, я, опасаясь, что в случае моей гибели дневник может попасть во вражеские руки, уничтожил его. Позже записи были восстановлены и велись до окончательного  разгрома фашистской Германии, до Парада Победы.

После выхода первого издания книги в 1964 году я получил сотни писем от читателей. Немало было среди них и писем от дорогих моих однополчан, с кем мне посчастливилось служить и вместе воевать в гражданскую и в Великую Отечественную. Это позволило во многом уточнить и дополнить книгу, которую я от души посвящаю моим детям и всему нашему славному молодому поколению.

Автор 

Суровая школа

Не сынки у маменек в помещичьем дому —
Выросли мы в пламени, в пороховом дыму..

За лучшую долю

Родина... С каким волнением произносим мы это слово!

Когда думаешь о Родине, перед глазами всегда встают картины города, где ты родился, улицы, где жил, учился, работал, переживал радости и горе, где впервые сознательно взглянул на окружающий мир. И позднее, когда приходит зрелость, великое, волнующее слово — Родина, за которое, не задумываясь, идешь на смерть, обязательно связываешь со своими родными местами, если даже ты испытал там больше горя, чем радости.

Это чувство, видимо, знакомо каждому. Оно не раз приводило меня в один из чудесных городов нашей великой Отчизны — Киев.

Изменился город, изменилась жизнь в нем, люди стали другими. Радуешься и гордишься, видя счастье земляков, слушая веселый гомон детворы. И невольно думаешь: не такими были детство и юность моего поколения. От волнения слезы выступают на глазах. Иначе мы жили, иначе.

* * *
В тот день отец пришел раньше обычного. По тому, как он нервно бросил картуз, а затем на ходу погладил по голове младшего брата, что делал редко, было ясно: случилось что-то неприятное.

— Что с тобой? — встревоженно спросила мать, сморщив лицо в страдальческой гримасе.

— Что... что... Гады они, вот что! Кровососы! Хотели выбросить больного человека на улицу, уволить с работы. А мы заступились... Ну... и нас коленкой под зад.

Громко заплакала, причитая, мать. Забившись в угол, мы с братишкой и сестренкой опять услышали о загубленной молодости матери, о вечной нужде, о том, что детей пора отдавать в школу, да не во что одеть,  и вообще о горькой доле семьи, которой приходится терпеть муку из-за беспокойного отцовского характера... Отец, как мог, утешал мать. Вроде бы ему обещали работу на чоколовском дрожжевом заводе. А я думал о своем: о школе...

* * *
Летом 1914 года разразилась германская война. Черносотенцы затевали в городе патриотические манифестации. Гремели оркестры. С утра до ночи раздавались крики «ура». А на вокзале в это время под горький плач жен, детей и матерей грузились в теплушки солдаты. Ехали на войну проливать кровь «за веру, царя и отечество». Навстречу им, с запада, уже шли эшелоны с ранеными.

Закрывались многие школы, помещения их занимали под госпитали. Возвращаясь с уроков, мы часами простаивали возле бывшей гимназии, смотрели, как выгружают прибывших с фронта раненых. С вокзала их подвозили в трамваях, специально приспособленных для этой цели. При виде калек в окровавленных бинтах женщины заливались слезами.

Уехал на фронт и мой отец. Жить стало совсем трудно. Мать выбивалась из сил. Чтобы хоть немного помочь семье, пришлось мне поступить «мальчиком» в галантерейный магазин Котлярского на Львовской улице, около Сенной площади (в этом помещении сейчас магазин «Одяг»). Плата — три рубля в месяц, на хозяйских харчах.

Вставал я чуть свет, бежал сначала на квартиру к хозяину, колол дрова и