Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
этого оставались только незначимые и тоже, разумеется, голые бедра.
Он вернулся к члену и как мог тщательно изучил его. Что должно было быть в паху, он не имел понятия, по ощущениям же все оставалось на нужных местах. И он вернулся к шее — он должен был осмотреть эту странную комнату, а для этого он должен был любой ценой повернуть голову.
Справиться с трубой на шее одной рукой не удавалось, и каждая попытка повернуть голову причиняла такую боль, что он едва не терял сознание. Как ни странно, это открытие его даже обрадовало — вряд ли умершие продолжают чувствовать боль — и придало силы. Он выдохнул, стиснув зубы, и начал осторожно подтягивать ноги, помогая себе правой рукой. Они тоже не слушались, и пришлось сначала шевелить пальцами, возвращая им чувствительность и подвижность, потом — ступнями, потом — пытаться согнуть ноги в коленях.
Эти немудреные упражнения отвлекли его на довольно долгое время. Где-то вдалеке он слышал постоянно сменяющиеся звуки — неразборчивые крики, плач, женские крики, куриный скандал, какой-то металлический звон, детские крики… Но двигался он под размеренный стук: стук — движение, стук — движение. Так было легче не терять концентрацию и не впадать в истерику от постоянно накатывающих приступов паники.
Он остановился. Правая нога так и замерла, полусогнутая, а воспоминание прошло перед глазами отчетливо, как будто увиденное со стороны. Он даже услышал голоса.
— Сука! Говорил я тебе так не делать? Не делать? — Орущий мужчина был сильно пьян, выговаривал слова четко, словно сам боялся в них запутаться. — Сколько раз тебе говорить? Ты, блядская ведьма?
Женщина плакала и, судя по всему, пыталась оправдываться. Она бормотала что-то бессвязно, и слов ее было не разобрать.
Он закрыл глаза и увидел тесноту пыльного шкафа, почувствовал, как пахнет заношенная одежда — уличной грязью и нафталином. Дверь шкафа оставили приоткрытой, и через щель было видно, как нетрезвый, почти не держащийся на ногах человек медленно таскает по полу за волосы женщину.
— Дрянь! Тупая никчемная дрянь! Руки никуда не годятся! Все твои блядские шуточки!
Эта женщина делала что-то не так — или так, но мужчине это не нравилось. И она не сопротивлялась.
Эта женщина была его матерью.
Он попытался вспомнить ее имя. Элен? Айрини? Эйлин? Эвилин? Ненавистный стук колотил в уши, и внезапно он сообразил, что это просто часы. Обычные часы, точно такие же, наверное, как и те, что висели в доме его родителей. И точно так же они должны были колотиться в вечность по ночам в доме Элен (а быть может, Эйлин или Эвилин) и этого мужчины, пьяного и ненавистного.
Воспоминание было детским, обидным и ярким, и ему показалось странным, что он видит как наяву то, что было давным-давно, и не может вспомнить ни одного имени, ни одного события из недавнего прошлого. А быть может, этого прошлого у него и не было?
Где он оказался, как он здесь оказался, зачем? На мгновение выдержка ему изменила, и ей на смену пришел одуряющий, холодный страх, сильнее, чем все прежние накаты паники, и противостоять ему, справиться с ним на этот раз не получилось. Он рванулся, шею обожгло как пламенем, и на фоне этой вспыхнувшей боли он почти не заметил, как засаднила левая рука.
Немного придя в себя, он поднял левую руку. Она была в крови, но не сказать, чтобы слишком серьезно поранена, и не так уж сильно болела. После адова пламени в шее эту боль вполне по силам было терпеть и даже не замечать.
С двумя руками дело пошло быстрее. Он подхватывал обессиленные ноги под колени и заставлял их сгибаться и разгибаться. Время шло, и он замечал это, поглядывая на пятна на потолке — они двигались, и он понял, что это движется солнце, наверное, уже к закату.
Он опять остановился. Было лето. Возможно, не очень позднее, но все-таки лето — длинный день, звуки со двора. Весной и осенью звуки иные. Это тоже было не воспоминание — знание. Он вздохнул. Все его усилия могли оказаться тщетными. Не потому, что кто-то запер его в этой темной комнате, а потому, что он лечится здесь — от чего-то, ему неизвестного. Но если это была больница, подумал он, больница, а не тюрьма.
Было ли что-то в его потерянной жизни такое, за что он мог угодить в тюрьму?
Он вспомнил про детские голоса. Раздражающие и провоцирующие на крик его самого. Он ударил ребенка? Избил? Убил, намеренно или нет? А быть может, убил того человека, которого видел в воспоминаниях, — своего отца? Или тот человек вовсе не был его отцом? За что вообще могут отправить в тюрьму? А быть может, он оклеветан?
Он поморщился, через зубы выпустил воздух, расслабился на подушках. Тело, непривычное к движениям, болело, словно по нему от души колотили чем-то, ныла левая рука, горела шея.
Он закрыл глаза и увидел свет. Свет тянул вперед, звал куда-то в немеркнущее счастье, а к ногам как будто подвесили камень, и нельзя было к свету ни полететь, ни пойти. И что-то давило на шею, как удавка, или резало, как острый нож. И
Последние комментарии
4 минут 31 секунд назад
15 минут 34 секунд назад
3 часов 8 минут назад
3 часов 25 минут назад
6 часов 53 минут назад
7 часов 26 минут назад