За тех, кого греет костер [Юрий Владимирович Вознюк] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


В тот год я проводил свой отпуск на озере Ханке. Лодка моя была оборудована тентом, в ней лежали спальный мешок, примус, объемистый рюкзак с продуктами, ружье, патроны и все прочие атрибуты охотника. Не испытывая ни в чем нужды, я ловил жирных ленивых сазанов, стрелял уток и с чувством первооткрывателя колесил по запутанному лабиринту проток и озер южного берега Ханки.

Стояла теплая приморская осень. Как всегда, было в ней что-то торжественно-грустное, что-то печальное, но близкое и дорогое сердцу. Иногда вечерами, от полноты чувств, я пел камышам и сидящим в них ондатрам свои любимые песни, благодаря судьбу за дарование мне счастья тишины и одиночества.

Однажды, после вечерней зорьки, на тихом, заросшем кувшинками плесе, в самый разгар моих вокальных упражнений, послышался плеск воды и человеческий говор. Я замолк.

—    Скончался, наверное, — раздалось совсем близко.

—    Эй, человек! Ты жив?

На фоне слабого отблеска зари рядом неожиданно возникла дюралевая лодка, двое толкали ее шестами. Я зажег свет, мы сдержанно поздоровались, и вскоре выяснилось, зачем пожаловали эти люди. У них лопнула пружина стартера, и они, прослышав от кого-то, что поблизости шатается охотник на лодке с таким же, как у них, мотором, рассчитывали на мою помощь. Я спросил, как же они меня нашли на озере в девяносто без малого километров длиной и шестьдесят пять шириной.

—    А нам рыбаки посоветовали: как, говорят, услышите бурый медведь заревел в камышах, так туда и двигайте, — засмеялся один из них — плотный, русоволосый, не то чтобы с грубыми, но резко обозначенными чертами лица. Он сидел, положив руки на колени. На вид ему было лет двадцать шесть — двадцать семь, и во всем его облике чувствовалась скрытая упругая сила. Продолговатое лицо второго — высокого и худощавого — хранило задумчиво-усталое выражение. Он молча курил, откинувшись на подвесной мотор. На вид это был человек спокойный и даже флегматичный.

—    Ну что, давайте знакомиться, — первый поднялся на ноги, — Пикунов.

—    Абрамов, — представился его спутник.

«Так вот что за птицы ко мне пожаловали!» — подумал я, с любопытством всматриваясь в пришельцев. Об этих двоих мне приходилось слышать много и самого противоречивого.

Однажды на краевой охотничьей конференции Пикунова склоняли за притеснения, якобы чинимые им местным охотникам. Второй раз мне довелось услышать его имя в управлении охотничье-промыслового хозяйства, где обсуждались его рекомендации по учету диких животных в Приморье. Отнеслись к ним весьма прохладно и даже, как мне показалось, иронично. Слишком дерзкой представилась попытка никому не известного охотоведа изменить давно сложившуюся практику работы. Только один из присутствующих сказал о Пикунове:

—    Я с ним учился в институте. Он был лучшим из нас...

Об Абрамове я знал меньше, но уже одно то, что тот частенько составлял компанию Пикунову, и настораживало, и возбуждало любопытство. Будучи по образованию охотоведами-биологами, оба они работали научными сотрудниками лаборатории охраны природы Дальневосточного филиала Академии наук. Их деятельность сводилась к выработке научных рекомендаций по разумному использованию фауны Приморья. Предложения эти поступали в комиссию по охране природы при крайисполкоме, где их рассматривали и увязывали со всем комплексом экологических проблем.

Ничем не выдав своего отношения к новым знакомым и покуривая сигарету, я молча наблюдал, как она принялись готовить ужин. Рядом с примусом Пику нон пристроил паяльную лампу, и камыши озарились сполохами от грядущего пламени.

—    Володя, сотвори хо, — командовал он, бросая Абрамову небольшую щуку, — А ты чего сидишь, как на именинах? Доставай свою керосинку и сообрази чайку, — повернулся он ко мне, — Только завари как следует — по-охотничьи!

Сам ом колдовал над кастрюлей, и через двадцать минут ужин был готов. Я не мог не отметить про себя, что у меня это заняло бы гораздо больше времени.

—    Выдадим тебе аванс за пружину, — сказал Пикунов, когда мы уселись вокруг расставленной посуды.

Он достал фляжку и налил из нее, судя но запаху, разведенного спирта. Я выпил и объявил им, что запасной пружины у меня пет.

—    Прохвост! — явно оторопев, воскликнул Пикунов, — Сейчас будем вытряхивать из тебя наше добро обратно!

—    Ты закусывай, закусывай, —сказал Абрамов, подвигая мне какое-то диковинное на вид блюдо, которое Пикунов называл «хо».

Заметив мою нерешительность, он улыбнулся.

—    Да ты никак не пробовал еще эту штуку?

—    Он из тех, кто на охоте трескает консервы, — буркнул Пикунов.

Хо оказалась сырой, мелко нарезанной щукой, обработанной уксусной