Место преступления [Майкл Коннелли] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юз-Холл.

— Не могла же я отправить ее обратно, — Джеймс слышал, как мать сказала это отцу. (Мирабель была наверху: укладывала Оливера спать). — Она появилась на пороге с огромным чемоданом и вопящим во всю мочь младенцем. Бедный малютка! Да она и сама такая малюсенькая.

Отец Джеймса помрачнел, едва переступил порог:

— Мирабель из тех людей, что приезжают на уик-энд и остаются на десять лет, — сказал он.

— Ну кто захочет жить тут десять лет, если он может жить в Лондоне! — вмешалась Розамунда.

Так или иначе, на десять лет Мирабель не задержалась, но спустя десять недель все еще была на ферме. И чуть ли не каждый божий день пыталась предпринять что-нибудь, что помогло бы ей попасть в Синдон-Лодж, но тщетно. Кто бы ни оказался вечером в гостиной фермы Юз-Холл, а в разгар зимы там обычно собирались все обитатели дома, Мирабель щедро потчевала всех жалобами на жизнь и обвинениями в адрес ее обидчиков, а именно родителя Оливера и тети Джулии. Мать Джеймса порой сетовала на то, что Оливеру предстоит расти без отца, но поскольку Мирабель никогда не вспоминала его, не отметив при этом, какой это эгоистичный, предельно инфантильный, бессердечный, подлый, ленивый и самый жестокий человек в Лондоне, Джеймс подумал, что Оливеру будет без него лучше. Ну а тетя Джулия, говорила Мирабель, уже стара и, наверное, выжила из ума.

— Вы знаете кого-нибудь, кто придерживается таких же взглядов, Элизабет, в наше время, в нашем веке? Она в прямом смысле слова не хочет меня пускать в дом, потому что я родила Оливера, не выйдя замуж за Фрэнсиса. И слава Богу, что не вышла, вот и все, что я могу сказать. А вам не кажется, что от ее образа мыслей веет средневековьем?

— Она со временем одумается, — ответила мать Джеймса.

— Со временем! И сколько его потребуется? Я хочу сказать, достаточно ли времени у нее осталось для этого? А я между тем злоупотребляю вашим гостеприимством. Вы не представляете, какое у меня чувство вины, но мне и в самом деле больше некуда деться. Я и правда не могу себе позволить снять квартиру такую, как раньше, честно, не могу на нее заработать. Я уже не могу заключать договоры, как до рождения Оливера, и уж конечно не возьму и пенни у этого мерзкого, эгоистичного скота, а не человека.

Родители Джеймса очень уставали от всего этого, но не могли себе позволить просто повернуться и уйти из комнаты. Джеймс и Розамунда — уходили, но через некоторое время Мирабель завела привычку отправляться вслед за Джеймсом в его «пещеру», усаживаться там на кровать и множить свои бесконечные, нудные, однообразные жалобы, словно он был ее ровесником.

Сначала это его немного стесняло, но потом он привык. Мирабель было около тридцати, но и он, и его сестра воспринимали ее как ровесницу родителей — как человека среднего возраста: старую, как и все, кому перевалило, скажем, за двадцать два.

Она была маленького роста, Джеймс уже перерос ее. У нее было мелкое, остренькое личико с крупными, выпуклыми темными глазами, длинные волосы она носила распущенными, как Розамунда. Файфилды были ширококостной породы, светловолосые, румяные, а Мирабель была темноволосая, очень хрупкая, с тонкими, узкими запястьями, лодыжками, кистями, ступнями. Кровных связей между ними, конечно, не было: Мирабель была внучкой родной сестры тети Джулии.

При крещении ее назвали не Мирабель, а Бренда Маргарет, но было признано, что имя, которое она себе выбрала, подходит ей больше, больше подходит ее улыбчивости и печальной задумчивости, ее облегающим платьям и длинным, легко драпирующимся муслиновым шалям. В деревне она всегда появлялась в накидке или в плаще с капюшоном, и мать Джеймса сказала даже, что не уверена, есть ли у Мирабель пальто.

Джеймса всегда подспудно влекло к ней, он сам не знал почему. Но теперь, когда он повзрослел и виделся с ней ежедневно, до него дошло то, чего он не понимал раньше. Мирабель ему нравилась, и с этим ничего было не поделать, потому что, видимо, и он очень нравился ей и потому что она льстила ему. Забавно, он слушал ее лесть и понимал, что это лесть и ничто иное, но понимание ни на йоту не уменьшало удовольствия от услышанного.

— Для своего возраста ты совершенно невероятный мальчик, Джеймс, понимаешь? — говорила Мирабель. — Ты когда-нибудь станешь профессором. Получишь Нобелевскую премию.

Она просила учить ее разным вещам: пользоваться теоремой Пифагора, превращать температуру по Фаренгейту в градусы по Цельсию, переводить унции в граммы, чинить испорченный штепсель от ее фена для волос.

— Хочется надеяться, что у Оливера будут твои мозги, ну хотя бы наполовину, тогда я буду довольна и счастлива. Фрэнсис вообще-то умный, но такая незрелая личность, и ему лень что-нибудь с этим делать. Я в самом деле думаю, что ты взрослее его.

Тетя Джулия, наверное, давным-давно знала, что Мирабель живет у Файфилдов, ибо ничто нельзя было сохранить в тайне в такой маленькой деревне, как Грейт-Синдон, но стоял уже декабрь, когда она