Драгоценные свидетели [Владимир Андреевич Никонов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Драгоценные свидетели

В. А. Никонов

Историки русского языка горько сетуют: скуден материал. Письменные источники сохранили только малую часть всего богатства древнерусской речи. Еще хуже с историко-диалектными данными. Поэтому непростительно упустить каждый источник. А так редко привлекают имена собственные, которых не меньше, чем нарицательных. Они не возникали «из ничего», основа каждого — употребительное живое слово. Топоним и фамилия Осташков указывают, что бытовало имя Осташ в характерной для своего времени форме (из Евстафий).

Бесчисленны донесенные до нас фамилиями и топонимами утраченные и забытые слова. В названиях селений даже одной Тотемской волости (на р. Сухоне) по списку 1623 г. их десятки: Булахтино, Варлыгино, Доможирово, Запинкино, Засыскино, Колыгино, Копылово, Корепово, Кувакино, Лобаково, Лодыгинская, Обирково, Осовая, Пигилево, Скребехово, Слудка, Тарабукино, Унжалово, Хороброво, Цывилево, Черепаново, Чурилково… Они изобильны архаизмами и диалектизмами, многие из которых ускользнули от записи.

Таковы и фамилии. Взять наугад любой район, например, Пронский, Рязанской области: в с. Елшино — Балабошины, Дворниковы (значение противоположно современному — не ‛уборщик’, а ‛арендатор двора’), Колгановы, Хазовы, в Болотово — Алабины, Жамновы, в дер. Алютово — Бушевы, Веретенниковы, Евдокухины, Толстоушкины, в с. Красное — Жигалины, Камаевы, Шишеровы и т. д. Это не из архивов, это — сегодня, рядом с нами. Ясно, что вся масса существующих фамилий рождена не десятилетиями, а столетиями. Они сберегли слова и формы XVI—XVIII вв. Непосредственно вокруг нас разбросаны сокровища, которых мы не замечаем.

Следы множества старинных или диалектных слов уцелели только в фамилиях. Никем и нигде не записаны слова засора, жижики, а фамилии Засорин, Жижикин в Городищевском районе Пензенской обл. напоминают о них, как Шустановы, Буровкины в Вадинском районе той же области — о словах шустан, буровка. Лишь фамилии свидетельствуют о ряде исчезнувших профессий. Основы массы фамилий пока необъяснимы, например, северных — Бурмагины, Видякины, Водынины, Лихотуровы, Односторонних, Пересторонины.

Абсолютному большинству русских неясна этимология фамилии Шаньгин, да и сама фамилия мало где известна, зато на Севере она распространена и основа ее всем понятна — шаньга (‛лепешка со сметаной’), любимое кушанье северян. Не единичны случаи, когда фамилия часта на одной территории, а слово, раскрывающее значение ее основы, — на другой: Голдобины записаны в Шенкурском и Онежском уездах прошлого столетия, а слово голдоба ‛беднота’ отмечено В. В. Палагиной в словаре старожильческих говоров по среднему течению р. Оби. И обратно: фамилия Пластинины бытует в Сибири, слово пластина — давний производственный термин разделки рыбы на Северной Двине и Белом море, откуда и пришло в Сибирь. Собственные имена — своего рода «меченые атомы», указывающие на маршруты народных миграций.

Безгранично множество таких примеров, но еще чаще — архаизмы и диалектизмы не лексические, а фонетические (ведь, даже самое частое слово уступает по частоте самому редкому звуку языка). На русском Севере характерно превращение канонических имен Самуил, Эммануил в Самыл, Мамыл. Соответственно распространены там фамилии Самылов, Мамылов. Нередки вологодские и вятские топонимы Манылово, Маныловцы, Маныловский погост, Самылово, Самылково, Самылиха, южная граница их проходит через север Калининской области, Ярославскую и Костромскую. Но сама замена уи на ы произошла раньше прихода русских на Север: название с. Самылково в Дедовичском районе Псковской области не могло быть занесено с Севера.

На Севере топонимия сохранила и форму Патрак при повсеместном Патрикей (из лат. patricius[1]).

Там же не единичны топонимы, удерживающие древнерусское е, замененное вне ономастики на о: Елень, Езеро.

Прославленное еще былинами женское имя Олисава (каноническое — Елизавета) оставалось на Севере нередким еще и в XVIII в.; перепись 1717 г., содержащая рожденных на исходе XVII в., застала в дер. Дуброва (ныне Вельский район Архангельской обл.) даже четырех носительниц этого имени (одна записана в промежуточной форме Елисава). На Севере были распространены и фамилии Молоснов (из молосной ‛молочный’) и шире — Труфан (от Трифон — по древней колеблющейся передаче греческого ипсилона, как Кипр, но купорос).

Фамилии Евтипов, Евтишев (из канонических имен Евстигней, Евстафий) выдают свое происхождение — результат псковской утраты согласного с из сочетания ст, ср. в Тамбовской обл. — Евстюфейкины (Уметский р‑н), на других территориях и Астаховы, Остаповы, Осташковы, Астаповы, Останкины, Остафьевы, Стахеевы и во множестве прочих метаморфоз. Не только не изучены, но и не собраны превращения Аким — Еким — Яким (из Иоаким).

Фамилии Востров, Вострецов, Востропятов обязаны говорам с протетическим согласным (для датировки можно напомнить помещика Вострая Сабля при Петре I: его потомки стали Востросаблины). Так и Гостроверховы (в с. Решетовка, Тамбовской области). Напротив, Стрекопытовы (от петровского же дворянина Острое копыто) утратили оба первых о — острое превращено в стре. И мелкие фонетические изменения, сплетаясь с переосмыслением, когда основа стала непонятна, превращают фамилию в неузнаваемую: Локтивонов (из Галактион), Ларьков (из Илларион), Политов (из Ипполит) и т. п. В терминах теории информации это помехи в каналах связи. Для изучения диалектов и истории языка это неоценимые свидетели!

Еще дороже помощь собственных имен для самого запущенного раздела истории русского языка и его диалектов — словообразования, самостоятельность которого (наравне с лексикой, грамматикой, фонетикой) признана очень поздно, лишь в конце 50‑х гг. нашего столетия.

Достаточно обратиться к карте: как размещены формы названий населенных пунктов? Преобладающих форм — две: ‑ов (включая ‑ово, ‑ова, с их фонетическими вариантами ‑ев, ‑ево, ‑ева, присоединяемыми к основам на гласный или мягкий согласный), и ‑ка (включая ‑овка, ‑евка) — по данным середины прошлого века, в %:

Зона губерния уезд ‑ов ‑ка
северней Москвы Вологодская Тотемский 44 5
» Ярославская Пошехонский 40 10
южней Москвы Пензенская Городищенский 5 42
» Курская Белгородский 27 37
Ясно, что распределение десятков тысяч названий сложилось за несколько столетий. Полученное соотношение их — проекция времени на плоскость карты. Налицо резко выраженный поединок двух имяобразующих форм. Там, где вся масса русских названий возникла до середины XVI в., господствует суф. ‑ов. К этой дате его употребительность упала, а восторжествовал формант ‑ка, который и получил преобладание южней линии приблизительно Брянск—Тула—Арзамас, по которой пролегал рубеж Московского государства середины XVI в. (конечно, границу нельзя представлять в современном смысле слова).

Более широкую перспективу времени отражает «дуэль» ‑ица и ‑ка в русских названиях рек: чем северо-восточней, тем резче преобладает ‑ка. В этом же плане географичны и другие суффиксы топонимов. В ряде моих работ показана историческая суть выразительных ареалов ‑иха. Чрезвычайно частые в бывших Суздальских землях (в треугольнике между Волгой и нижним течением Оки каждый четвертый населенный пункт и сегодня носит название с ‑иха: Блошиха, Затеиха, Хвостиха), оттуда они хлынули за Вятку и Каму, узкой полосой пересекли Урал и широко разлились по Сибири; на юго-восток они продвинулись по Суре и Волге; на запад и юго-запад их разнесли старообрядцы, уходя от религиозных притеснений — на Западную Двину, на Десну, даже в Польшу. Совсем иначе размещены топонимы на ‑ичи. Колоритны «островки» с ‑ята (Дубята, Озерята, Ярята).

Для каждой территории характерен свой «спектр» формантов топонимии, могущий служить ее «топонимическим паспортом». Удивительна устойчивость ономастических форм. В XV—XVI вв. на территории бывшей Бежецкой пятины произошла широкая смена топонимов — большинство лексических основ заменено, а частотность формантов осталась прежней! Так и на наших глазах: из топонима Екатеринодар выброшена негодная основа, а второй компонент, утратив всякую связь с дарить, уцелел: Краснодар. Аналогично в переименованиях с ‑град. Формант «нейтральней» основы. У всего своя хронология.

Красноречива территория, — то есть история! — в изобильных топонимах и фамилиях, образованных формантом ‑хно. Максимально густы они на юго-западе. 52 населенных пункта Украины содержат ‑хно (из них 20 в Хмельницкой и Винницкой областях — Вахновка, Вахновцы, Дахновка, Ивахновцы), откуда они устремились к северо-востоку до верхнего течения Оки (Алехново в Орловской области, Вахново в Тульской, г. Юхнов в Смоленской). И на севере в б. Псковской губернии их было даже 93 (Дахново, Ивахново, Лехно), дальний отклик их единичен в Архангельской обл. Фамилии с ‑хно нередки у белорусов и украинцев, но преимущественно они дооформлены русским ‑ов.

Каждое личное имя употребляли преимущественно не в основной форме, а в многочисленных производных: от Василий — Вася, Васька, Васенька, Васяка, Васёк, Васюк, Василь, Василько, Васюта, Васютка, Васей, Васяй, Васюха, Васюша, Васяня, Васяха, Вака и т. д.; от самого частого у русских в прошлом имени Иоанн насчитано почти полтораста производных форм. Из них возникали топонимы и фамилии. У многих формантов свои ареалы на карте. Так, ‑ута чаще на Севере (мезенские Личутины и др.), вероятно, пройдя через Псков и Новгород из Польши и Белоруссии, а туда — из Литвы. В Верхнем Поочье наибольшее скопление фамилий с ‑очкин, от имен уменьшительно-ласкательных (может быть, ироничных? см. Ванюшечкин, Звездочкин, Ниточкин), а фамилии на ‑сков (Земсков, Донсков, Сотсков) преимущественны на юго-востоке России, характерны для русских пограничных зон XVII—XVIII вв.; много примеров их у яицких казаков собрал Н. М. Малеча, у донских — Л. М. Щетинин. Положенные на карту 20 фамилий на ‑итин (Костромитин, Пермитин, Веневитинов) с удивительной точностью очертили территорию Московского государства на исходе XV в.; их основы обозначали зачисленного на военную службу по определенному уезду, в котором зачисленный получал земельное поместье.

Очень выразительна география фамилий из формы родительного падежа множественного числа: Белых, Долгих, Молодых, Ивановских (они выражали принадлежность не главе семьи, как все другие фамилии, а семье в целом). В XVII в. эта форма именований господствовала в бассейне Северной Двины. По «переписи часовен» 1692 г. в Шенкурских волостях так именовали больше трети всех привлеченных. Позже образования на ‑их вытеснены, но и в 1897 г. они еще охватывали 6% всех крестьян Шенкурского уезда. С Севера они хлынули в центрально-черноземное междуречье (между Орлом—Курском—Воронежем), а на восток — за Вятку, Каму, Урал и настолько распространились в Сибирь, что нашим современникам фамилии ‑их, ‑ых кажутся сибирскими (хотя принесены туда они из обоих их массивов — северного и среднерусского).

Напротив, фамилии из уничижительных именований с ‑ка, обязательных в XVI—XIX в. для всей народной массы, о которых с болью и гневом писал В. Г. Белинский в бессмертном «Письме к Гоголю», повсеместны в России (Гришкин, Васькин, Кондрашкин), кроме Севера, куда не распространилось крепостное право.

Связям большинства формантов с территорией соответствуют и их связи с определенным временем. Эта картина пестра и сложна. Здесь приведены лишь немногие факты, все остальные еще ждут исследователей. Задача не из легких. Необходимо знать и законы русской исторической фонетики, историческую географию России, весь набор личных имен. Мало кто раскроет в фамилии Веденеев имя Бенедикт, а в Охромееве, Фоломине, Вахрушеве узнает Варфоломея. При этом еще надо учитывать и контаминацию, например, форма Ганя возможна и из Гавриил, и из Агафон, и из нескольких других имен.

* * *
Так территориально и диахронично характерны собственные имена на всех уровнях — фонетическом, лексическом, словообразовательном. Это относится не только к топонимии и антропонимии, затронутым здесь, а и ко всем остальным разделам ономастики, изученным слишком мало или не изученным совсем. Ономастика располагает транспортом, о каком не может и мечтать самая богатейшая экспедиция диалектная или историческая — фантастической «машиной времени» Г. Уэллса.

У каждого вида собственных имен свои преимущества и свои минусы, если рассматривать их как источники по истории языка и его диалектов. Топоним не монета, на которой высечена дата, зато он прикреплен к месту (хотя многие топонимы перенесены: например, русская топонимия Сибири — своего рода «повторительный курс» топонимии тех территорий, с которых шли переселенцы, но уже само это — замечательный исторический источник). Фамилии перелётны вместе со своими носителями, но ценно их преимущество — их основы не гадательны, строгая форма канонического имени известна точно, ее сопоставление с живой раскрывает процессы, обусловленные закономерностями истории русского языка и его диалектов.

Русская ономастика — огромный котел, который массу притяжательных прилагательных переплавляет в существительные (иваново село — гор. Иваново, кузнецов сын — фамилия Кузнецов). Еще существенней картина, обнаруженная подсчетами фамилий больше 3 миллионов русских: оказалось, что нет единой преобладающей фамилии. В Новгородской, Псковской и соседних областях решительно преобладали Ивановы, на Севере — Поповы, во всем Северном Поволжье — Смирновы, южней и восточней Москвы — Кузнецовы; всюду вне северо-запада Ивановых — в сельских местностях 2—3 десятка, как и Смирновых — вне своего массива. Случайность исключена объемом подсчетов. Налицо — состояние ко времени становления русских фамилий, протекавшего в основном с XVII по XIX век. Перед нами 4 массива, непосредственно предшествующие сложению всероссийского рынка.

Из всего приведенного видно, что ареалы собственных имен очень часто не соответствуют рубежам диалектов, установленным по апеллятивам. Ничего удивительного. Ведь и в нарицательных граница между г взрывным и фрикативным совершенно не совпадает ни с какими диалектными; так же наперекор установленным границам расположены многие другие явления. Тем более оправданно, что у ономастики — свои «диалекты». Подчиняясь многим диалектным чертам, акающие произносят Арлоф, Варонин. Но наряду с этим огромно количество ономастических примеров, независимых от диалектов апеллятивных. Внутренние, специфические закономерности ономастики, конечно, усложняют привлечение ее в помощь другим отраслям языкознания. Тем дороже каждая отрасль! Не нужно радоваться взаимным сходствам и огорчаться расхождениями. Взаимные иллюстрации подтверждают известное, а расхождения открывают неведомое.

Примечание от редакции

Статься покойного В. А. Никонова, известного советского специалиста в области ономастики, публикуется в том виде, в каком она осталась в рукописном наследии автора. Возможно, при редактировании работы автор устранил бы некоторые неточности в отношении конкретных случаев. Так, среди слов, упоминаемых в статье как неизвестные за пределами ономастики, есть и такие, которые зафиксированы современными региональными словарями (например, относительно засора см. Филин 11, с. 49).


Примечания

1

Через греческий, см. Фасмер² III, 217. — Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

  • Драгоценные свидетели
  •   Примечание от редакции
  • *** Примечания ***