Лики невезения [СИ] [Варвара Андреевна Клюева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Варвара Клюева ЛИКИ НЕВЕЗЕНИЯ

Девочка была хороша. Быть может, на чей-то вкус положенным выпуклостям не доставало объёма, но Дэну нравились такие фигурки — ладные, узкие, словно бы вытянутые по вертикали. И лицо красивое. Не из тех, что рисуются косметикой по шаблонам с журнальных обложек и исчезают, стоит провести по ним влажной губкой, а из тех, что служат моделью скульпторам. Красивой лепки лицо. Только слишком юное. Лет двадцать девчонке, не больше.

Дэн предпочитал зрелых женщин. Состоявшихся, успешных, умных, свободных от иллюзий. Дам с тонким вкусом, способных оценить и разделить вкусы неординарной личности и эстета. Знающих себе цену фемин, которые глазом не моргнут, когда придёт пора расставаться.

А юниц он не любил. Опыт научил его, что юные девушки бывают двух видов, и оба вида — пиявки. Одни высасывают из мужиков деньги, другие — душу. Первые отвратительны, но с ними проще. От одной из таких Дэну даже досталась в наследство комната. Хозяйка была наркоманкой со стажем, и Дэн женился на ней сразу, как только узнал, что родные после нескольких безуспешных попыток принудить дитятко к лечению выменяли ей комнату на задворках Питера и больше в жизнь заблудшего создания не вмешивались. В течение двух лет все доходы Дэна уходили на поддержание кайфа в быстро угасающем организме супруги, но он знал, на что шёл. В итоге комната — пускай паршивая, пускай на выселках — досталась безутешному вдовцу. В общем, с пиявками первого рода еще можно иметь дело. Да они и не особенно липли к Дэну — много ли возьмешь с бармена, прозябающего в убогой коммуналке?

А вот пиявицы второго рода опасны по-настоящему. В голове по младости лет одна дурь, как вопьется такая со своей неземной любовью — не вырвешься. А вырвешься, сиганет дура из окна восьмого этажа… И придется уносить ноги в северную Пальмиру, потому как в родном городе не станет житья.

Девочка, занявшая табурет перед его барной стойкой, вполне могла относиться к пиявкам второго рода. Она пялилась на Дэна уже минуты две — с открытым ртом. Дэн знал, что хорош собой. Клиентки часто пытались его кадрить. Но до сих пор ни на одну из них его красота не действовала так сокрушительно — до потери речи. И Дэну, чего там греха таить, такая реакция польстила. Девочка-то — высший сорт! Может, ему повезёт, и она окажется исключением из общего правила?

— Мадемуазель чего-нибудь желает? — интимно промурлыкал Дэн тоном прожжённого искусителя.

* * *
Как злился он на себя месяц спустя за эту мимолетную блажь! Какого он свалял дурака, Дэн понял сразу, как только вошел в роскошную четырёхкомнатную хату на Каменноостровском проспекте, куда притащила его девочка в первую же ночь. Надо было немедленно драпать, но Дэн проявил слабость, а потом дверца мышеловки захлопнулась. После бурного секса Уна (Дэн сам подарил девочке этот стильный вариант её глупейшего имени — Ульяна) доверчиво уснула у него на плече со словами: «Всё, ты мой! Никому не отдам».

Наутро выяснилось, что дела обстоят ещё хуже, чем он предполагал. Уна оказалась не дочкой богатых родителей, а женой богатого мужа. Мажорные родители наверняка воспротивились бы связи любимого дитяти с тридцатишестилетним барменом, и это давало бы Дэну неплохие шансы выбраться из ловушки с минимальными потерями. Муж, ясное дело, тоже воспротивится (если узнает), но чем обернётся его протест для Дэна? Набор вариантов, которые представлялись его живому воображению, совершенно не вдохновлял.

Простой выход — удрать, понадеявшись на благоразумие Уны, которой невыгодно оповещать супруга о своей неверности, — отпадал по причине полного отсутствия этого самого благоразумия. Коэффициент умственного развития девочки едва ли намного превышал показатели олигофрена в стадии дебильности. Прелестное, почти безупречное с точки зрения формы создание отличалось поразительной убогостью содержания. Уну интересовали только еда, выпивка, тупые телесериалы, секс и он, Дэн. Причем последний интерес был не более возвышенным, чем первые.

Сложная многогранная натура бармена-интеллектуала, знатока человеческих душ, любителя старого кино и латиноамериканской музыки, поклонника Генри Миллера и Жоржи Амаду, дурочку не прельщала. Уне требовалось, чтобы Дэн воплощал в жизнь ее эротические фантазии, восхищался её внешностью и сексуальностью, профессионально готовил и подавал в постель коктейли с легкой закуской, а также развлекал её байками из богатой событиями барменской жизни. Что произойдет, если он откажется удовлетворять её потребности, Дэн представлял себе слабо. Ещё хуже он представлял себе, какие отношения связывают Уну с супругом, и кто он, этот супруг, есть.

— Дениска, ты извращенец! — хихикала она, выпуская его ухо, которое игриво покусывала. — Что за странный интерес к моему мужу? Откуда я знаю, кем он работает? Каким-то крутым дядей в какой-то крутой компании. Ммм… Что это тут у нас такое?

Удовлетворив её интерес и продемонстрировав «такое» в действии, Дэн осторожно возвращался к волнующей его теме, но к разгадке «тайны супруга» не приближался.

— Ты не покажешь мне свои свадебные фотографии, сладкая? Должно быть, ты была умопомрачительно хороша в наряде невесты.

— Ну-у, не знаю, — тянула Уна и капризно надувала губки. — По-моему, я и без нарядов хороша. Платье, кстати, было не очень-то. И чего все с ума сходят по этой Альберте Феретти? Бабки дерёт немерянные, а сама на материале экономит. Прикинь, на свадебном платье — ни одной паршивой оборки!

— Говорят, ее стиль — элегантная простота, — подавляя раздражение, терпеливо объяснял Дэн. — Дай на фотку-то взглянуть. Чего тебе, жалко?

— Да нету у меня здесь этих фоток! Дома остались.

— Дома? — Дэн поднял бровь и обвел рукой гигантскую спальню. — А это что?

— Ты что, думал, эта халупа — наш дом? — Уна покатилась со смеху. — Дома у нас на Рублёвке, под Женевой и на Майорке. А это убожество мы сняли на год. У мужа какие-то дела в Питере и в Финляндии.

— Ты хочешь сказать, что твой муж — олигарх?

— Не, не олигарх, — с сожалением опровергла его предположение Уна. — Ты чего, был бы он олигарх, я бы знаешь как зажигала? Ксюша Собчак с Пугачихой свои парики на паклю бы изорвали! Все журналюги были бы мои…

— Дома на Рублёвке и в Европе — крутая статусная фишка. Олигарх или нет, но твой муж должен быть очень состоятельным человеком.

— А толку от его состоятельности? Ну, дарит брюлики и тряпки, а какая мне с этого радость, если их некуда надеть? Будь он олигархом, нас бы каждая собака знала и приглашала на светские тусовки. А у нас самое большое развлечение — выход в ресторан. Вдвоём.

— А как же всякие корпоративные пьянки, юбилейные торжества, пати с друзьями?

— Нету у нас друзей. Моих Тимурчик разогнал, а со своими не знакомит. И на корпоративы не водит. Говорит, никто не должен знать его слабых мест. Я в эти его заморочки не въезжаю. И особо не парюсь. Сто пудов, все эти его перцы — такие же скучные, как он. На фига они мне сдались? То ли дело — мой зайчик! — И ненасытная гурия снова принималась за свою беззащитную жертву.

В ходе очередного эротического раунда Дэн терял последние силы, но не сдавался.

— А как его фамилия?

— Чья?

— Твоего мужа.

— Дался тебе мой муж! Говорю же: скучный, никому не известный дядя. Зачем тебе его фамилия?

— Любопытно. У тебя ведь нет оснований ее скрывать?

— Вот привязался! Новожилов его фамилия. Полегчало? То-то же. Лучше сделай нам эту… ну, мою любимую… хай пиранью.

И Дэн послушно плёлся на кухню готовить кайпиринью, понимая, что дальнейшая его настойчивость может гурию разозлить.

Сочетание «Тимур Новожилов» ни о чём ему не говорило. Не охваченный всеобщей компьютерной манией, он не поленился сходить в интернет-кафе и задать (при содействии официанта) вопрос вездесущему Яндексу, но полученные ответы его не удовлетворили. Несколько прыщавых отроков, заявивших о себе миру в социальных сетях, бас-гитарист безвестной группы, а также руководитель фирмы по продаже оргтехники в городе Кашине вряд ли могли позволить себе снять квартиру в Питере за пятьдесят тысяч евро в год. Не говоря уже о покупке домов на Майорке и Рублёвке. Кем бы ни был богатенький муж Уны, в интернете он не засветился. И это обстоятельство, равно как и восточное имя рогоносца (Тимурами часто называют детей от смешанных браков), усугубляло и без того немалую тревогу Дэна. А непонятные отношения супругов превращали эту тревогу в ощущения человека, выставленного на минное поле с завязанными глазами.

С одной стороны, загадочный Тимур явно пренебрегал молодой женой. Не знакомил её с друзьями и коллегами, не выводил в свет, не заботился о её развлечениях, пропадал на работе, постоянно бросал одну, уезжая по делам в Финляндию. Мало того, у Дэна были основания подозревать его в самодурстве и неоправданной суровости по отношению к бедной девочке. Через пару недель после знакомства с Уной Дэн обратил внимание, что роскошная квартира потихоньку зарастает грязью. Пыль на мебели, разбросанные повсюду шмотки, немытые тарелки наводили на мысли о забастовке, объявленной домработницей.

— Этот козёл её уволил, — мрачно удовлетворила любопытство возлюбленного Уна. — Походу, его достало моё нытьё. Скучно, говорит, тебе от безделья. Вот займёшься домашним хозяйством, и сразу станет весело. Ага, три раза! Нашёл идиотку. Сам пускай так веселится.

С другой стороны, демонстративное наплевательство Уны на волю господина и повелителя никаких дисциплинарных мер за собой не повлекло. Засохшие объедки и прочий мусор покрыли ровным слоем всю квартиру, на полу можно было разглядеть торные тропы, проложенные к ванной, бару, холодильнику и телевизору, а Тимур Новожилов, похоже, и в ус не дул. И даже преподносил неряхе милые сувениры, которыми та с детской непосредственностью хвасталась перед «зайчиком». В бриллиантах Дэн, положим, не разбирался (хотя сумма на чеке впечатляла), но оплетённая бутыль с «фазендной» тростниковой водкой вызвала у него учащение пульса покруче, чем оргазм.

— Твой муж летал в Бразилию?

— Нет. С чего ты взял?

— Они экспортируют только фабричную кашасу, которую за настоящую не считают. А вот эту, — Дэн бережно приподнял бутыль, — делают на фазендах в штате Минас-Жерайс: выбраживают по три недели, гонят в дедовских медных кубах, выдерживают в бочках, сколько терпения хватит, и продают исключительно на внутреннем рынке. Туристы, конечно, могут купить, если знают места. Но как она попала к твоему мужу?

— Не знаю. — Уна пожала плечами. — Какая разница? С чего это тебя так заколбасило?

— С того, моя милая, что кайпиринью готовят на основе кашасы. Ты говорила мужу, что подсела на этот коктейль?

— Не помню. Кажется, да. И что с того?

— Вспомни, пожалуйста. Что он сказал, когда дарил тебе эту бутылку?

— Да ну, ерунду какую-то! «Раз уж ты предпочитаешь пить всякую гадость, пусть это будет хотя бы оригинал, а не подделка». Можно подумать, меня волнует, из чего эту «пиранью» делают. Вкусная, и ладно! Эй, Дениска, ты чего скис?

— Похоже, твой муж очень тебя любит…

— А ты ревнуешь? — Она кокетливо повела плечиком и потянулась к притихшему Дэну. — Иди ко мне, дурачок! Я тебя утешу.

У Дэна начались проблемы со сном. Стоило ему погрузиться в дрёму, как перед глазами возникало разъяренное лицо азиата, вернувшегося в неурочный час из командировки и обнаружившего, что его супружескую постель превратили в ложе разврата. Дэн начинал подыскивать слова, которые убедили бы Уну, что им лучше расстаться, но услужливое воображение подсовывало ему другое видение: Уна плачет, встревоженный батыр вытягивает из неё признание, отшвыривает дурочку в сторону, запрыгивает в свой джип «Чероки» («Вольво», «BMW», нужное подчеркнуть) и мчится в бар на Лиговку рубить Дэна на конину. Ни тот, ни другой сценарий Дэна решительно не устраивал, и он тянул с решением, надеясь, что придумает лучший выход. И доигрался.

В одно прекрасное утро Уна залучила его к себе, заверив, что муж на три дня уехал в Хельсинки. Покончив с первой порцией «развлечений», она скатилась с любовника и, по-идиотски хихикая, сообщила, что теперь будет звать его исключительно зайчиком, чтобы невзначай не назвать Дениской супруга. Измученный бессонницей и только что закончившейся скачкой, Дэн едва не пропустил «звоночек» мимо ушей.

— Умная девочка, — вяло одобрил он. — Только это нужно было делать с самого начала… — Тут до него дошёл смысл сказанного, и он подскочил. — Почему — теперь? Что случилось?

— Не кричи на меня! — Идиотка надула губы, но, видя, что Дэн на её обиженную мину не реагирует, снизошла до объяснения. — Тимурчик всегда называл меня Ульяшей, а вчера вдруг заявил, что это имя мне совсем не подходит. Стал дразниться всякими дурацкими Улями-Юлями-Янами, а потом додумался до Уны. На это я согласилась. А чего, красивое имя, да и привыкла я к нему. А потом представила: вот зовет он меня утречком, а я со сна думаю, что это ты… В общем, поняла, что от «Дениски» надо отвыкать. Эй, ты чего?

Дэн лихорадочно натягивал на себя одежду. Конечно, существовала какая-то вероятность, что на Тимурчика нашло озарение, и он вдруг — после двух лет брака — увидел, что жене, похожей на нимфу, бабье имя Ульяша идет как корове седло. Не исключено даже, что этот непонятный тип — поклонник чаплиновского таланта и знает имя последней любви великого актёра. Но Дэн в это не верил. Гораздо более вероятно, что дурочка проговорилась мужу о знакомом, который называет её Уной. Ляпнула что-нибудь этакое, «невинное», и тут же забыла. А Тимурчик не забыл. Тимурчик, как и положено коварному азиату, затаился и подстроил ловушку. Ох, не едет он сейчас в Хельсинки! Он где-то рядом — ждёт удобного момента, чтобы ворваться в квартиру и взять соперника «тёпленьким». И этот разговор про имя он вчера затеял с женой неспроста. Знал, что дурочка не удержится и поделится с любовником потрясающей новостью. Развлекается, гад! Но, может быть, ещё не поздно удрать — через чердак, крышу, соседнее парадное…

— Дениска, да что на тебя нашло?!

— Уна, я ухожу. Твой муж знает о нас с тобой. Он может оказаться здесь в любую минуту. Одевайся, застели постель. Если я не успею уйти, скажешь, что наняла меня, чтобы я научил тебя готовить коктейли. Всё отрицай, поняла?

— Дэн, ты спятил? Тимур уехал в Хельсинки! Он ничего не знает. Посмотри туда. Видишь того прикольного уродца? Тимур подарил мне его только вчера. Стал бы он дарить мне подарки, если бы знал, что я ему изменяю?

Дэн посмотрел на туалетный столик и покрылся холодным потом. Эшу, негритянский божок, дух зла. Если кашасу ещё можно было объяснить горячей любовью Тимура к жене, проболтавшейся, что она пристрастилась к бразильскому коктейлю, то фигурка Эшу (искусно вырезанная из черного дерева, отполированная до блеска) яснее всяких слов говорила, что объектом внимания любящего супруга был Дэн.

Он никогда не рассказывал Уне о своей страсти к Бразилии, к её истории и культуре, к фольклору, музыке, кухне и обычаям этой сумасшедшей феерической страны, где беспечно, как в Вавилоне до строительства башни, уживаются представители всех человеческих рас. (Делиться сокровенным с красивым зверьком, не имеющим понятия о материях, выходящих за рамки животных интересов? Увольте!) Она не могла проболтаться мужу о том, чего не знала. Возможно ли, что муж подарил ей почитаемого в Бразилии божка случайно? Сладкой дурочке, питающей к предметам искусства не больший интерес, чем к бактериям на Марсе? Невозможно. А это значит, что Тимурчик давно выследил Дэна и разузнал о нём всё, что можно было разузнать. А потом начал с ним играть — как кошка с мышью. Кашаса, Уна-Ульяша, Эшу… Бежать не имеет смысла. Тимурчик его найдёт — дома ли, на работе, или у знакомых, но найдёт обязательно. А что потом?

Дэн посмотрел на Уну. Дурочка набросила халат, но, кажется, уже и думать забыла о нависшей над ними угрозе. Вертела в руках статуэтку и развлекалась, как маленькая, пуская солнечных зайчиков. Дэн проследил за зайчиком бездумным взглядом и едва не выругался, заметив блик там, где блестеть ничему не полагалось — на картине, висящей на дальней стене спальни напротив кровати и изображающей какой-то венецианский канал. Камера? Этот извращенец провертел в картине дыру, сунул туда камеру и развлекался, подглядывая за собственной женой и её любовником? Может, он и сейчас смотрит, упиваясь испугом и растерянностью соперника? Так вот почему он уволил домработницу! Убирая комнату, та могла обнаружить его игрушку и испортить игру… Какова же, чёрт побери, цель этой игры?

Мелодичный звонок в дверь заставил преступную парочку подпрыгнуть.

— Это он!

— Не может быть! Зачем бы он стал звонить?

Звонок повторился. Они стояли, затаив дыхание, и ждали, сами не зная чего. Потом раздался безошибочно узнаваемый звук, с каким ключ входит в замок. Уна посмотрела на Дэна безумным взглядом и кивнула на окно.

— Там слева пожарная лестница. Быстрее!

Дэн бросился к окну, повернул ручку, рванул на себя раму, вспрыгнул на подоконник, высунулся. Лестница крепилась к стене в метре с лишим от оконного проёма, Дэн встал на цыпочки и на секунду замер, примериваясь, как бы ловчее до неё дотянуться. В эту секунду что-то толкнуло приподнятый каблук его туфли, нога повернулась, соскользнула с карниза, и асфальт старого питерского двора, ускоряясь, понёсся ему навстречу.

* * *
Девушка толкнула раму, отскочила от окна и выпрямилась. Дрожащие руки только-только справились с завязками халата, когда в дверном проёме спальни показался сутулый дядечка с обвислыми сивыми усами безнадёжно провинциального вида. На дядечке был бесформенный плащ цвета засохшей горчицы, в руках — портфель и небольшой потрёпанный чемодан.

— Юляша? — Удивился он. — Ты дома? А почему?..

Тут его оборвал пронзительный женский крик, донёсшийся со двора.

— Папа, ты только не волнуйся, — нервно сказала девушка, шагнув сивоусому навстречу. — Мне нужно позвонить в «скорую» и в полицию. Отсюда, — она мотнула подбородком в сторону окна, — только что выпал человек.

Дядечка выронил свою ношу.

— Что… Как… Какой человек?!

— Плохой. Тот, из-за кого Маришка… ну, ты понял…

— Но… Господи!.. Как же?..

— Случайно. Я встретила его совершенно случайно. Сначала хотела влюбить в себя до потери сознания и бросить. Пыталась отыскать его женщин, чтобы они рассказали мне, как его окрутить. И даже нашла одну… Она мне очень помогла — советами и не только… Объяснила мне, что влюбить в себя Нарцисса невозможно. Его сердце прочно занято — собой любимым и всякими изысками, которые приносят ему утончённое удовольствие. Ни на что другое там места нет. Зато Нарцисса легко напугать. Так, что душа уйдёт в пятки. А пятки у него слабые…

— Ты… Ты убила его?

— Нет, — твёрдо сказала девушка. — Это был несчастный случай. Только запомни: ты приехал неожиданно. Хотел сделать мне сюрприз.

* * *
— Что там у нас по «выпаданцу» на Каменноостровском, Орлов? — справился начальник отдела на утреннем совещании.

Опер отодвинул стул, но полковник махнул рукой: докладывай, мол, сидя.

— Нелепейшая история, Пётр Владимирович. Юлия Хохлова, двадцати одного года, три года назад приехала из Пскова, поступила в «Тряпку», устроилась подрабатывать горничной. Два месяца назад хозяева улетели на полгода в Штаты и попросили горничную пожить у них, присмотреть за квартирой на Каменноостровском. Девчонка, ясное дело, обрадовалась. Съездила в Псков, похвасталась родным, что у неё теперь есть жильё, оставила им запасные ключи — на всякий случай. Потом вернулась в Питер и закрутила любовь с местным барменом, Денисом Черкасовым тридцати шести лет. Вчера приблизительно в девять часов утра Черкасов приехал к Хохловой на Каменноостровский…

— Странное время для свидания, — перебил полковник. — Вам не кажется?

— Не кажется, Пётр Владимирович. Он же был барменом. График работы — вечер-ночь. На свидания оставались только утро и день. Так вот, парочка занялась сексом, а потом уснула. Тем временем в Питер автобусом из Пскова прибыл отец Хохловой. О своём приезде он дочь не предупредил. Говорит, хотел сделать сюрприз, но я бы поставил на внезапную родительскую проверку. В одиннадцать двадцать Хохлов добрался до квартиры на Каменноостровском и пару раз позвонил в дверь. Пока Хохлова и Черкасов спросонья соображали, что происходит, пока натягивали одежду, папа-Хохлов пришёл к выводу, что дочь на занятиях, и решил воспользоваться ключом. Тем самым, который Хохлова оставила ему «на всякий случай», о чём совершенно забыла. Услышав, что кто-то открывает замок своим ключом, любовники, естественно, подумали о хозяевах квартиры и перепугались. В общем-то, их можно понять: кто знает, какую форму примет ярость влиятельного чиновника и его супруги, обнаруживших в своей спальне бардак? Короче, Черкасов счёл за лучшее ретироваться по пожарной лестнице. И сорвался с карниза. Шестой этаж, двадцать метров, упал на асфальт. Погиб мгновенно.

— Значит, несчастный случай? Других версий нет?

— Нету, Пётр Владимирович. Погибший — бездетный вдовец, параллельных любовных связей не имел. Соседка из квартиры напротив подтвердила показания Хохловых. Она следила за девчонкой — собиралась наябедничать хозяевам квартиры, когда те вернутся. По её словам, Черкасов впервые появился в доме чуть больше месяца назад. Приезжал не реже двух раз в неделю, всегда по утрам. Хохлова встречала любовника, бросаясь ему на шею с «непристойным визгом». Вчера утром — тоже. Не похоже, что у неё был мотив для убийства. И за прибытием папы-Хохлова соседка наблюдала через «глазок». Она видела, как он вошёл в квартиру, а буквально через секунду услышала вопль: жиличка из соседнего подъезда наткнулась на труп Черкасова. Папа просто не успел бы выкинуть дочкиного любовника в окошко. Так что всё чисто. И следователь, по-моему, уверен, что события преступления нету. Парню просто не повезло.

* * *
По поводу следователя оперативник Орлов ошибался. Молодой, ещё не утративший профессионального энтузиазма и подозрительности служитель Фемиды Павел Олегович Рюмин сразу обратил внимание на графу «место рождения» в паспорте потерпевшего. Город Печоры, Псковская область. Памятуя, что Хохловы приехали из Пскова, следователь не постеснялся позвонить в Печоры начальнику городской полиции и попросить того о небольшой любезности. А узнав, что родители Черкасова вскоре после появления Дениса на свет перебрались в областной центр, Павел Олегович решил идти до конца и припряг ещё и полицию города Пскова. Ему предложили написать официальный запрос, но Рюмин, используя личное обаяние, убедил своего строгого собеседника, что информация нужна ему срочно. Пускай неофициальная, в форме дружеской телефонной беседы, но поскорее. А документами можно будет обменяться и потом.

В результате к середине дня, за полчаса до прихода Хохловой, он уже знал, что пути Хохловых и Черкасова пересеклись дважды, причём в первый раз — тоже самым трагическим образом. Пятнадцать лет назад старшая дочь Хохлова Марина выбросилась из окна (!) после объяснения с Денисом Черкасовым, который сказал девушке, что не любит её и не видит смысла продолжать их отношения. «Что б мне в цирке работать, если это случайное совпадение!» — решил Павел Олегович и принялся обдумывать тактику допроса.

Когда девушка — такая юная, такая хрупкая — вошла в его кабинет, первым чувством Рюмина была жалость. «У бедняжки нет ни единого шанса, — думал он, разглядывая нежное создание. — Небось, начиталась книжек и думает, что обвести следователя вокруг пальца — плёвое дело, только младенец не справится. А между тем, не проговориться на допросе — это целое искусство, которым владеют только рецидивисты, и то не все. Не повезло тебе, красавица. Влипла ты по самое не могу».

Выслушав с сочувствующим видом безыскусный рассказ Хохловой о знакомстве с Черкасовым и взаимном увлечении, которое скоро переросло в более сильное чувство, Павел Олегович самым сердечным тоном спросил, не встречала ли Юлия Дениса прежде. Может быть, несколько лет назад, ещё в Пскове?

По его расчётам, в этом месте девушка должна была насторожиться и «сбиться с шага», пытаясь прикинуть, что известно следователю, и одновременно поддерживая беседу. Хохлова ловушку проскочила без заминки — то ли от глупости, то ли, напротив, подготовилась к такому повороту разговора. Сказала: «Не думаю. Я бы его узнала». Рюмин попробовал надавить:

— У вас не было чувства «дежа-вю», когда вы увидели его впервые? Может быть, он напоминал вам кого-то внешне?

Она снова отрицала, и снова — без малейшей заминки. Тогда Рюмин решил вывести «тяжёлую артиллерию» и посмотреть, сильна ли девчонка в клоунаде. Сухим, подчёркнуто официальным тоном он сообщил Хохловой, что Денис Черкасов был тем самым молодым человеком, из-за которого её сестра Марина покончила с собой, выбросившись из окна. Он ожидал выступления «драмкружка на выезде», но реакция Юлии сделала бы честь и опытной актрисе. Она не округлила глаза, не закрыла лицо ладонями, не прижала их к груди, не издала ни единого восклицания, свидетельствующего о том, как она потрясена, сражена, разбита. Нет, напротив. Девушка согнала с лица всякое выражение, расфокусировала взгляд, словно устремив его в бесконечность, и взяла паузу.

На третьей минуте следователь Рюмин понял, что имеет дело с серьёзным противником, на пятой усомнился в успехе сегодняшнего допроса, на седьмой сдался и заговорил первым:

— Что же вы молчите, Юлия Сергеевна?

Она медленно перевела на него взгляд, потом «очнулась» и произнесла с усилием:

— Я… растерялась. Слишком много чувств и мыслей. Понимаю, вы думаете, что я нарочно познакомилась с Денисом, завлекла его, а потом хитростью вынудила бежать через окно и столкнула вниз. Чтобы отомстить за сестру. Это логично. Вы не должны мне верить, но я всё-таки скажу… Наверное, смерть Марины была для меня огромным потрясением, потому что я её забыла. Совсем, понимаете? Я знаю, что у меня была сестра, я много раз рассматривала её фотографии, но своих воспоминаний о ней у меня нет. А может быть, это нормально — в конце концов, мне было всего пять лет, когда она погибла. И взрослые наверняка избегали при мне разговаривать о ней. Так или иначе, но чувств, которые толкали бы меня отомстить за нее, я никогда не испытывала. И Дениса я не узнала. Это судьба. Она нас свела, и она же расставила всё по своим местам. Хотите верьте, хотите — нет.

И с такой искренностью прозвучал этот монолог, что Рюмин понял: он проиграл. Свидетели на стороне Хохловых, эксперты не нашли ни в квартире, ни под окном, ни на теле Черкасова ничего, что доказывало бы, что ему «помогли» упасть, а девочку голыми руками не возьмёшь. Большой талант у малышки. Жаль, что с криминальным уклоном. Войдёт ведь во вкус, дурочка. И погибнет. Судьба не любит, когда кто-то берёт на себя её функции. Не повезло нам с ней. Не повезло.