Попытка родословной [Борис Суслович] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Борис Суслович ПОПЫТКА РОДОСЛОВНОЙ (Отрывки)
Памяти родителей
От автора. На оборотной стороне брачного свидетельства, выданного моим родителям 8 декабря 1946 года, два исправления: «отчество жениха — Израилевич, отчество невесты — Абрамовна». С именами проблем не возникло: Залман, сын Исроела и Леи, уже был Зиновием, а Голда, дочь Аврума и Брайны — Галиной.
Племянник (1903)
— Не отдам! Ни за что не отдам! — Фейга впервые в жизни кричала на мужа. — У него ещё одиннадцать детей. Пусть едет с ними, куда хочет. — Да что с тобой? Успокойся. — Мойше-Лейб раскраснелся и был совсем не похож на солидного школьного учителя. — Твой брат разрешил Авруму учиться у меня. Но он не собирался дарить нам сына. — А почему я не смогла родить? Хоть одного? Ты учёный человек, Мойше-Лейб. Скажи, в чём я виновата? — Я тебя никогда не винил. Что ты надумала? Ицхок уезжает в Америку. Аврум должен быть со всеми. — Мальчик останется. — Ладно, Фейга, поговорим вечером. Мойше-Лейб пошел в хедер. У входа его встретил Аврумчик — рослый, ладный. Поздоровавшись с другими учениками, он ещё раз посмотрел на племянника. Ну, как с ним расстаться? Как?Махновцы (1919)
В дверь постучали. Громко и настойчиво. Братья переглянулись: придётся ответить. Исаак подошёл к двери: — Вер из дорт?[1] — Видчыняй! Негайно![2] — Кто вы? — Повторюю останний раз: видчыняй! Бо зломаемо двэри![3] Пришлось снять задвижку. Вошли двое: высокий и низенький. За спинами у них были винтовки. Говорил высокий: он был старше. — Батькы дома? Хтось дорослый?[4] — Нихт. Нет. — Тобто нэмае. Як тэбэ зовуть? — Ицхок-Лейбуш. — Якый з тэбэ Ицхок-Лейбуш? Скилькы тоби рокив? — Одиннадцать. — Ты Ицка. Зрозумив? Колы батькы повэрнуться? — Не знаю. — Ясненько. Дывы, Мыколо, що можна взяты: одяг чы щось инше.[5] — Бачу, Петре. Ничого цикавого. Злыдни, хоч и жыды.[6] Низенький Мыкола зашёл в другую комнату и вскоре вернулся. — Ось, добрячий кожух. Як раз на мэнэ.[7] Исаак неожиданно для самого себя произнёс: — Дядьку, виддай кожух. Гиб мир уп. Тате титун, ас из калт. Битэ! Будь ласка![8] — Що? Ах ты, жыденя! Ты мэни будэш вказуваты? — Мыкола схватил Исаака за загривок и потряс. — Будь ласка — чуть слышным голосом повторил мальчик. — Я тоби дам «ласку» — Мыкола влепил Исааку чувствительную затрещину. — Ще хочешь? Чы досыть? — Стий, Мыкола. У батька тилькы ций кожух? — вмешался Пётр. — Тилькы ций. Бэнэ мунэс.[9] — А ты смилывый хлопчик, Ицка. Залыш кожух, Мыкола. Пишлы.[10] Коротыш швырнул кожух на пол и пошёл к выходу. Уже в дверях он погрозил «хлопчику» кулаком. Задвижка была водворена на место. Братья смотрели на Исаака с обожанием. Давидка, самый маленький, тихо сказал: «Дайн нумен из нит Ицка. Дайн нумен из Ицхок-Лейбуш».[11] И засмеялся.Женитьба (1926)
— А гутэ нахт![12] — А гутэ нахт, Рива! Дверь закрылась. Стало совсем тихо. — Что скажешь, Фейга? — Что тут говорить? Милая, добрая. Руки золотые. К маленькому прикипела вся, будто он ей родной. Конечно, простая совсем, с ней не поговоришь, как с нашей Брайной. Да где же Брайна… Сам знаешь. А тебе хозяйка нужна. На меня какая надежда? Ещё год, ещё два — и пойду за Брайной. — Да сам вижу. Когда Рива приходит, вроде и дом не пустой. Но ты пойми: тяжело мне. Ещё и года не прошло. — А самому с двумя малютками — легко? Эх, Аврэмеле… Завтра позову Хану, пусть она с тобой говорит. — Уже поздно, тётя. Пошли спать… Аврум зашёл в свою комнату. В детской кровати посапывал полуторагодовалый Ицхок, которого только что убаюкала Рива. Он присел на стул и закрыл глаза. — Аврум, подойди ко мне…Нет, ближе не надо, а то вдруг закашляюсь… — Что ты, Брайночка, я же совсем здоров. Если бы я мог поделиться с тобой… — Не гневи Бога. Тебе надо быть здоровым, жениться, вырастить наших детей. А я уже не жилица. — Не говори так, родная. — Но это же правда. — Какая правда? Проклятый Финкель! Как у него только язык повернулся! — Не ругай Финкеля. Он был прав: с чахоткой не рожают. — Но кто его просил устанавливать сроки? Он что, Бог? — Он очень хотел мне помочь. Но я не могла отнять жизнь у нашего сына. Лучше самой умереть… Аврум, я хочу тебя попросить… — О чём? — Нужно дать Голде образование. Пусть будет врачом. Как Финкель. И чтобы ты любил её за нас двоих. — А Ицхока? — Маленького полюбит твоя новая жена. Женись скорей, Аврумчик. Чтобы у моих детей была мама. И пусть они живут долго-долго. За меня… — Аврум, вставай! Уже семь. — Хана, шабес.[13] — Ну, так что? Мало дел? Со мной говорила Фейга. — Майн гот![14] Когда она успела? — Неважно…Чем тебе плоха Рива? — А кто говорит, что она плоха? О чём ты? Брайна умерла восемь месяцев назад. — Скоро девять. Аврум, если бы моя Брайна выбирала тебе новую жену, она бы выбрала Риву. Она не хочет, чтобы ваши дети оставались сиротами. Ты слышишь меня? — Слышу… — Я ухожу, Аврум. — Погоди, Хана. Погоди…Первая внучка (1929)
— Как он, мама? — Плохо, Либа, совсем плохо. Еле дышит. — Может, зря я Ханочку принесла? Чтоб хуже не было… — Хуже некуда. Ты хорошо сделала. Сейчас… Лея зашла в комнату, где лежал умирающий, и наклонилась к нему: — Либа пришла, Исроел. Либа хочет показать тебе внучку. — Где она? — Исроел осмысленно посмотрел на жену. — Здесь, за дверью. — Чего же ты ждёшь? Пока я умру? Лея открыла дверь и кивнула дочери. Либа бросилась к отцу. — Либонька, — Исроел удивлённо посмотрел на свою любимицу — где твой живот? — Я же родила. Разве мама не говорила тебе? — Твоя мама всё время что-то говорит. Скажи сама. — Смотри, папочка — это Хана. Она похожа на тебя. — Вижу. А почему у неё глаза закрыты? — Она спит. Ей же всего неделя. — Могла бы и посмотреть на деда. Положи её сюда. — Тебе не будет тяжело? — Будет. Умирать тяжело, дочка. — Папа, тебе что-то принести? — Ё. Абисэлэ лэбн…[15]«Гой» Арончик (1933)
— Голденю, иди сюда! Помоги мне… — Что, бабушка? — Голда закрыла тетрадку и встала из-за комодика, где готовила уроки. — Ты же умеешь читать по-русски? Вот письмо нашей Бейлки. Из Москвы. Почитай мне… Голда взяла лист, исписанный быстрым, размашистым почерком: «Мамочка! Как ты? Как справляешься одна? Береги себя, родная. Бедный папа!» Хана слушала и не слышала. Ей всё время было холодно, как будто, лёжа ночью в одинокой постели, она успевала намёрзнуться на целый день вперёд. Муж давно болел, но умер так быстро, что Хана забывала об этом и звала, как живого. Внучка пугалась, но бабушка спохватывалась и успокаивала её. — Голденю, ты ничего не перепутала? Какой «русский парень»? — Я не путала — девочка читала медленно, боясь ошибиться: «Мамочка, спасибо за чудный отрез. Уже начала кроить. Только удивил твой посыльный. Скажи, что этот русский парень делает возле нашей Баси?» — Бабушка, — Голда остановилась — тут по-нашему написано. — Покажи, — Хана поднесла письмо к глазам. — Ты права: «а русише бухер». И вдруг начала смеяться. Безудержно, взахлёб, как не смеялась уже много месяцев. Смеялись глаза, брови, ресницы, каждая морщинка её прекрасного высохшего лица. Голда, глядя на бабушку, начала сама потихоньку посмеиваться. — Ой, не могу, — Хана с трудом перевела дух. — Мэйдэле[16], ты поняла? У них был Арончик. Они решили, что Арончик — гой… Светловолосый, голубоглазый крепыш Арон был женихом младшей дочери — Баси. — Ой, не могу! Сейчас напишем им, что у нас скоро свадьба…Пусть приезжают. Посмеёмся вместе.Пейсах (1937)
— Голденю! Солнышко моё! Как ты выросла! Невеста уже. — Бабуля, ты меня задушишь, — Голда тоже была удивлена. Она смотрела на бабушку и не узнавала её. Как будто они не виделись лет десять. — Какое-там задушишь… Сил совсем нет. Ну, рассказывай. Мэйдэле, тебе же скоро… — Шестнадцать… — Только подумать… Мне было шестнадцать, когда замуж выходила. А Зусе, земля ему пухом, двадцать два. Старичок. Ну что это я сама говорю? — Бабуль, ты же всё знаешь. Мы учимся, папа работает, мама шьёт. Я думаю поступать на иняз. Хочу знать много языков: немецкий, английский, может, ещё испанский. — Голденю, зачем столько? — Мне легко даются языки. Особенно немецкий, он почти как наш. — А мама мечтала, что ты будешь врачом. Помнишь маму? Хоть чуточку? — Хана чувствовала, что её голос дрожит. Она так давно не говорила о старшей дочери… — Мне же три года было… — А ей двадцать восемь. Или двадцать девять… Так и стоит перед глазами. Ну что это я всё говорю и говорю? Ты же голодная… — Бабуля, а у тебя хлеб есть? — Какой хлеб? Вычистила всё, как могла. — У нас же в городе мацы нет. Вот мы и ходим к соседям: они нам хлеб дают. — Как? Аврум и Рива… в Пейсах? — Нет, папа с мамой не едят. А нам разрешают. — Понятно. Хана налила большую миску прозрачного, ароматного супа. И поставила рядом золотистый пирог. — Вот тебе бульон с кнейделах. А вот сладкая бабка. Посмотрим, захочешь ли ты ещё хлеб. Голда не заметила, как миска оказалась пуста. — Ну и вкуснятина! У тебя добавка есть? — А хлеба не хочешь? Может, мне сходить к соседям? — Что ты… Какие соседи…День рождения (1941, май)
Проходя мимо зеркала, Фрума почти машинально поправила причёску: на неё взглянула изящная брюнетка. Двадцать семь. Давно пора замуж. Но Зяма не спешит. Они встречаются третий год. Может быть, сегодня? Не самой же себе делать предложение… В дверь постучали. Конечно, Тоська. С какой-то подружкой. Кузина, студентка-медичка, только вчера сообщила, что придёт не одна. Фрума открыла. Так и есть: нарядная полненькая Тося прикрывала собой скромно одетую девушку с лёгким, нежным лицом. «Мазал-тов!» — дружно прокричали обе. — Привет, родственница, — Фрума чмокнула Тосю в щёку. — А кто это с тобой? — Галя. — Галя? — Фрума выразительно посмотрела на незнакомку. — Ну, Голда, — девушка на мгновение смутилась. — Меня все Галей зовут. — Ну и я буду тебя так называть. А теперь быстро к столу. — Нет, разве это правильно: большая часть станков — ещё бельгийские, с дореволюционных времён. Да они старше нас… А когда я попытался поднять вопрос, меня тут же поставили на место: мол, ты здесь без году неделя, а уже предлагаешь какие-то изменения. — А ты давно там работаешь? — Голда уже не жалела, что согласилась сопровождать подругу. Этот смуглый красивый парень ей сразу понравился. Совсем взрослый. Сколько ему? Двадцать пять? Или ещё больше? — Зяма работает уже год. Он инженер. Галя, а ты почему ничего не ешь? Возьми печёнку. Или холодец, — Фрума не собиралась скрывать от новой знакомой, что Залман — её парень. Без пяти минут жених. Она привыкла вести себя по-хозяйски. Тем более — у себя дома. В такой день. — Спасибо, — Голда потянулась к тарелке с холодцом и неожиданно задела чью-то руку. — Извини, Галочка, это я виноват. — Залман улыбался совсем не огорчённо. — Хотел тебе помочь. — Зачем? Я сама. Тебе положить, Тося? Вечер продолжался. Но Залману казалось, что ест и говорит кто-то другой. Глаза неотрывно следили за девочкой, которая оказалась рядом. Когда их руки соприкоснулись, он почувствовал настоящий ожог. Будто перескочил из своих тридцати в её двадцать… Или ей и двадцати нет?Доброволец (1941, июль)
— Гита знает, что ты написал заявление? — Ещё нет. Завтра скажу. — Почему не сегодня? — Хочу прожить ещё один день без слёз. — Изя, но ведь это ничего не значило? — Не скажи. Пусть бы призвали вместе со всеми. Зачем было устраивать спектакль? Делать из нас добровольцев? — Но это, может быть, ненадолго. — Зяма, мы не на партсобрании. Кто знает, сколько продлится эта война? Как будет, так будет. — Слушай, но какой смысл грызть себя? Что это даёт? — Гурништ[17]. Ты молодец, что закончил институт. И бронь получил. — Не знаю. Я же штурман. А бронь сегодня есть, завтра нет. У тебя тоже была. — Какой ты «штурман»? Сколько у тебя полётов? Не смеши. Если будет возможность — работай. На войну всегда успеешь. — Изя, я тебя не узнаю. Ты же всегда был самый решительный из нас. — Я не вернусь. Да помолчи ты, дай договорить! Ты знаешь, что я не трус. Только умирать не хочется. Совсем не хочется. А придётся… — Успокойся. Пошли, я тебя провожу. Ты обязательно вернёшься. Гита тебя дождётся. — Гитка у меня хорошая. Дочку жалко: кроха совсем. Братья вышли из дома и медленно пошли по вечерним улицам. Говорить не хотелось. Они молча курили. Младшему — Залману — предстояла целая жизнь: сорок с лишним лет. А старшему — Исааку — оставалось встретить всего один, тридцать третий день рождения.2010–2011
Последние комментарии
1 день 6 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 22 часов назад
3 дней 9 часов назад