Побег [Кэролайн Джессоп] (fb2) читать онлайн

ПОБЕГ

ОГЛАВЛЕНИЕ

Благодарности

Предисловие: выбор между свободой и страхом

Раннее детство

Детская игра

Школьные дни

Новая жена, новая мать

Полет Линды к свободе

Тельницы

Брак

Новобрачная

Трагедия

Кэтлин и Тэмми выходят замуж за Меррила

Медовый месяц

Авария

Возвращение домой Мое патриархальное благословение Гавайи: семь дней... и всего две ночи Роды в ФСПД Замуж в семью Джеффс Неудавшийся бунт Тэмми Оглушительные звуки музыки Путь Уоррена к власти

Сердечный приступ Меррила Нос Рут

Нападение на Патрика

Переломный момент

Я беру ответственность за свою жизнь

Рак Харрисона

Кэтлин возвращается домой

Последний ребенок

Новый катетер Харрисона

Уоррен становится Пророком

После побега

Начало новой жизни

Моя встреча с Генеральным Прокурором Приют

Наше первое Рождество Последний суд об опеке Брайан

Лучше и лучше

Финал

Я посвящаю эту книгу моим восьми детям: Артуру, Бетти, ЛуЭнн, Эндрю, Патрику, Меррили, Харрисону и Брайсону. Моя любовь к вам безгранична. Даже в самые суровые дни вы всегда давали мне смысл, в котором я нуждалась, чтобы двигаться вперед.

Эту книгу я также посвящаю женщинам и детям, которые, возможно, чувствуют то же отчаяние, запертые в ловушку полигамии, которое чувствовала я, и, возможно, задаются вопросом, а достойны ли они хотя бы мечты о свободе и безопасности. Да, вы этого достойны.

БЛАГОДАРНОСТИ

Я выросла в любви к чтению и высоко ценила книги. Когда мои книги у меня отобрали и уничтожили, это стало для меня очередным знаком зла, которое наступало на мой мир. Но если бы тогда кто-нибудь сказал мне, что однажды я сама напишу книгу, мне это показалось бы столь же невообразимым, сколь непостижимым. Никогда я бы не поверила, что мне доведется работать с командой талантливых профессионалов, которые будут направлять, поддерживать и вдохновлять меня на каждом шагу этого пути.

Несравненная Крис Даль из ICM верила в наш проект с самого начала. Советы моего литературного агента, ее энтузиазм и способность видеть суть вещей были незаменимы для воплощения этой книги в реальность.

Лора Палмер познакомилась со мной в качестве журналиста, но вскоре стала моей сотрудницей, а затем и другом. Она помогла мне обрести голос и воплотить его в книжный текст. Ее сочувствие было бесценным, когда я вспоминала самые болезненные моменты моей жизни.

Мой редактор, Стейси Кример, возглавила в издательстве Doubleday прекрасную команду, в которой работа высочайшего качества, казалось, изо дня в день делалась сама собой. Билл Томас, главный редактор, и Стивен Рубин, издатель, демонстрировали спокойную и непоколебимую веру в мою книгу, за что я глубоко им признательна. Адвокат Эмилия Залцман терпеливо и скрупулезно помогала нам ориентироваться в юридических вопросах. Дэвид Дрейк и Джоанна Пинскер с их преданностью рекламе были настоящим воплощением мечты любого писателя.

Крис Фортунато проделал потрясающую работу, координируя производство книги. Он привлек к этой работе великолепного редактора Сью Варга и талантливую Тину Хендерсон, которая сверстала текст.

Хочу я поблагодарить и Лору Свердлофф из Doubleday и Монтану Войчук из ICM, чьи способности как «ассистентов» далеко перекрывали их служебные обязанности. Их вклад в эту книгу неизмерим.

Но эта книга вообще не появилась бы на свет без спокойной и непоколебимой поддержки моих друзей, семьи и даже незнакомых мне прежде людей, вставших на мою сторону сразу после побега. Вот люди, которые дали мне убежище, понимание, поддержку и любовь: Аллина и Дэн Фишер, Джаллина и Нил Джессоп, Саралина и Луи Джессоп, Даника и Дэниел Лавридж, Тэмми и Дэвид Фишер. Приют и безопасность, которые они обеспечили моим детям и мне, сделали возможным все то, что происходило в нашей жизни потом. Не будет преувеличением сказать, что без них мы бы просто не выжили.

Джен Джонсон и Лори Аллен я обязана тем, что смогла начать обдумывать книгу, которую мечтала написать. Вера Джен в меня, ее проницательность, советы и уверенность стали той опорой, которая дала мне возможность начать работу. Я сердечно благодарна Джен, как и Лори, которая помогла мне дома, когда мне это было так необходимо, чтобы отвлечься на долгий процесс написания книги.

Члены моей семьи - Тельма и Артур Блэкмор, Кэтлин и Даррел Блэкмор, Линда и Тил Кук, Аннет и Роберт Джессоп, Карен и Джон Зиттинг, Джейн и Айзек Уайлер, как и мой друг Кевин Белт - стояли со мной плечом к плечу без тени сомнения. Надежда, которую они дали мне, укрепила меня, и были времена, когда только их поддержка давала мне силы двигаться дальше.

Моя свобода не значила ничего, пока я не оказалась в безопасности, выиграв право опеки моих детей. Марк Шартлефф, Генеральный Прокурор штата Юта, его пресс-секретарь Пол Мерфи и адвокат Лиза Джонс Ридинг сделали для этого все, что было в их силах, и даже больше того. У меня нет слов, чтобы выразить, как глубока моя благодарность этим людям.

Одри, дочь Меррила Джессопа, и ее муж, Мерлин Джонсон, стали единственными людьми из семьи моего бывшего мужа, кто был ко мне добр после моего побега. Спасибо вам.

Джон Кракауэр, Кристал Маггелет, Дороти и Брюс Соломон стали моими менторами, дали мне воодушевление и поддержку. Они тоже верили в меня больше, чем я сама. Новый неизведанный мир стал для меня менее загадочным благодаря щедрости их сердец.

Моим детям требовалась психологическая помощь еще до начала их попыток хотя бы разглядеть свое новое будущее, не говоря уже про то, чтобы успешно в нем существовать. Конни Кросби, Пэтти Уиттакер, Мици и Джон Маглби, Рода Томпсон, Лодин и Пол Питерсон, Ли Д.Берд, Хилл Далд, Гэри Энгельс, Джин Элпорт, Лара и Пол Кокс - вот люди, которые помогли моим детям успешно преодолеть переход в новую жизнь.

Лориэл Муссо вместе с остальными членами Американской Ассоциации Женского Университета в Уосаче, пригласили меня выступить там, а затем взяли меня под крыло, чтобы ободрить и поддержать меня. Они верили в эту книгу с самого начала, и их энтузиазм был для меня бесценен. Для меня очень много значили их слова, что моя история достойна того, чтобы ее услышали.

И напоследок я хотела бы поблагодарить тех людей, чья доброта и щедрость дарили нам Рождество четыре года подряд. Один раз нам помогла церковь; в другой раз подарки нам достались от книжного клуба. Эта помощь помогала мне снять напряжение, накопившееся за целый год. Был год когда мне пришлось так туго, что я копила мелочь на стиральное средство. Ни о каких подарках на Рождество нельзя было бы и мечтать, если бы не доброта людей, которых я даже не знала. Фундаменталистская Церковь Святых Последних Дней построена на подпорках из лжи. Все мы были индоктринированы в вере, что окружающий мир был греховен и порочен. Каждое Рождество, видя радость моих детей, разворачивающих подарки от незнакомцев, я понимала всю чудовищность лжи, в которую нас заставляли верить.

За все то добро, большое и малое, что пришло в нашу жизнь со всех сторон, я приношу свои благодарности снова и снова.

ПРЕДИСЛОВИЕ: ВЫБОР МЕЖДУ СВОБОДОЙ И СТРАХОМ

Побег. Момент настал. Я вела наблюдение и ждала многие месяцы. Время было подходящим. Я должна была действовать быстро и без страха. Я не могла себе позволить неудачную попытку. Девять жизней были на кону: жизни моих восьми детей и моя.

Понедельник, 21 апреля 2003 года. В десять вечера я узнала, что ранее этим вечером мой муж уехал в командировку. Все восемь моих детей были дома — включая Артура, пятнадцати лет, моего старшего, который постоянно был в разьездах, работая на строительстве. Две вещи, которые должны были случиться, чтобы я смогла убежать, только что случились: мой муж уехал и все мои дети дома. Я должна была действовать в течении нескольких часов.

Выбор был — свобода или страх. Мне было тридцать пять и я жаждала сбежать от полигамии, единственного мира, который я знала. Я произошла от шести поколений полигамистов и была частью секты, известной как Фундаменталистическая Церковь Святых Последних Дней (ФСПД). Нас было десять тысяч, живущих в маленьком поселении на границе между Ютой и Аризоной.

Когда мне было восемнадцать, меня принудили к договорному браку с Меррилом Джессопом, пятьдесятилетним мужчиной, которого я едва знала. Я стала его четвертой женой и родила от него восемь детей в течении пятнадцати лет. От Артура, моего старшего, до Брайсона, моего младшего, которому тогда было восемнадцать месяцев и он все еще был на грудном вскармливании. Шесть детей между ними включали моего сына Харрисона, которому было почти четыре и при этом он был тяжелым инвалидом, с нервной системой, пораженной агрессивным раком, известным как позвоночная нейробластома.

Первое, что я сделала, когда я поняла, что, возможно, смогу сбежать — отправилась в дом моей сестры Линды, чтобы позвонить по телефону. Я не могла позвонить из своего дома, потому что телефоны прослушивались. Шесть других жен моего мужа что-то подозревали. У меня была репутация независимой и себе на уме, так что другие жены держали со мной уши востро. Если кто- нибудь что-то заподозрит, одна из жен тут же позвонит Меррилу. Моя сестра была частью ФСПД общины, но они и ее муж не состояли в полигамном браке. Она знала из наших предыдущих разговоров как отчаянно я хотела сбежать. Мы обе чувствовали, что секта становится черезчур экстремистской и пугающей под руководством Пророка Уоррена Джеффса. Обычная наша телефонная шутка была "Не пей Кул-Эйд".

(Примечание переводчицы: в американском сленге "пить Кул-Эйд" — слепо верить, без критики и вопросов. Эта идиома берет начало в истории секты «Народный храм», 918 членов которой по приказу лидера секты Джима Джонса покончили с собой 18 ноября 1978 года, выпив прохладительный напиток Кул-Эйд с растворенным в нем цианистым калием).

С тех пор как Джеффе принял на себя руководство сектой, после смерти его отца, Рулона Джеффса, он проповедовал, что он является воплощением Иисуса Христа и что его отец был Богом. Он также начал говорить, используя апокалиптические термины о том, чтобы перевезти его последователей в "Центральное место". Мы боялись, что это означало огороженный лагерь, откуда невозможно сбежать. Джеффе не верил, что у людей есть право самим делать выбор. Мой муж был могущественным членом общины и очень близок с Джеффсом. С его семью женами и пятьдесят четырьмя детьми, шансы были таковы, что мой муж будет одним из первых, кого возьмут в "Центральное место". Это будет равносильно концлагерю для меня и моих детей — такому, в котором нас заставят стучать на других, тех отошел или не послушался слова Бога.

Когда я росла в общине ФСПД, наши жизни не были такими экстремальными, как при Уоррене Джеффсе. Дети общины ходили в общеобразовательную школу. Все это закончилось, когда к власти пришел Джефф. Он чувствовал, что учителя в общеобразовательной школе обучались у язычников и были "заражены". Джефф приказал всем детям ФСПД общины перейти в школы, которые организовали при церквях и назвали "Частные священнические школы". Джефф проповедовал, что наши дети были "избранным семенем от Бога" и что это была наша обязанность, как Божьего народа, защищать их от всего нечистого. В ФСПД школах детям промывали мозги, а не обучали наукам. Моих детей учили, что динозавры никогда не существовали, и что человек никогда не ступал на Луну. Я наблюдала, как быстро они начали отставать в образовании. Я была учительницей в общеобразовательной школе и обожала литературу. Я собрала более трехсот детских книг. Вскоре после того, как Джефф пришел к власти, он постановил, что все мирские материалы — включая книги — запрещены в общине. Мой муж приказал нам подчиниться. Наш дом был обыскан, вся литература была изьята и уничтожена, включая мои детские книги.

Мы все знали, что Джеффе женится на все более и более молодых девушках и берет себе все больше жен. (При последнем подсчете у него их было семьдесят). Однажды я приехала домой, после очередной госпитализации Харрисона и не смогла найти мою двенадцатилетнюю дочь Бетти. Мои вопросы игнорировали, когда я пыталась выяснить где она. Я была подавлена. Наконец кто-то сказал, что она "выполняет волю отца". Я наконец узнала, что она и несколько других молодых девочек были приглашены переночевать в дом Пророка.

* * *

Когда я приехала в дом сестры, первый звонок, который я сделала, был звонком в полицию. В такой час никто не ответил в Аризонской полицейской станции, меня перебросили на их голосовую почту. Но полиция Юты ответила. Я спросила хочет ли кто нибудь помочь женщине и ее детям оставить ФСПД общину. Полиция сказала, что у них нет здесь юрисдикции, несмотря на то, что мы были всего в миле или что-то вроде того от границы штата, но юридически мы были в Аризоне.

Приближалось 11 вечера, я попыталась позвонить в группу, которая помогала женщинам, сбегавшим от полигамии. Но никто не мог действовать незамедлительно. С приближением полночи я чувствовала как ловушка захлопывается. Моя сестра и я позвонили моему брату в Солт-Лейк-Сити. Артур покинул ФСПД четырьмя годами ранее, чтобы женится на женщине, которую он любил, и кто так же была его сводной сестрой. Когда третья жена нашего отца переехала жить к нам, они переехала с ее восемью детьми. Артур влюбился в Тельму, одну из ее дочерей. Им не разрешали жениться, даже несмотря на отсутствие биологического родства. Когда тогдашний Пророк, отец Уоррена Джеффса, приказал Тельме выйти замуж за кого-то, за кого она не хотела, она и Артур сбежали, вышли из секты, поженились и жили счастливо в Солт-Лейк-Сити.

Артур был дома, когда я позвонила. - "Артур, если я сделаю это этой ночью, я смогу вырваться. Ты можешь мне помочь?" "Кэролин" — сказал он, "Я сделаю все, чтобы помочь тебе, но даже если я выеду прямо сейчас, самое раннее когда я смогу быть там — пять утра".

"Ты это сделаешь?" — я пыталась, чтобы мой голос не выдавал того отчаяния, в котором я была. Между нами были три сотни миль. Ему придется вести машину всю ночь. - "Я приеду". — сказал он.

Мы условились встретиться у Углов Ханаана — ночного магазинчика в трех милях от города на стороне границы Юты. Артур сказал, что привезет трейлер, чтобы чтобы отвезти мою машину обратно в Солт-Лейк-Сити. Она была зарегистрирована на мое имя, но номерные знаки были просрочены. (Женщины в общине могли водить машину, но наши машины были или без номеров или с просроченными номерами, для того, чтобы мы не могли уехать без разрешения мужа, нас бы остановила полиция). Девятеро из нас могли поместиться в спортивную машину Артура, и он сказал, что он попросит нашего другого брата, Даррела тоже приехать.

Я сказала Артуру, что в моей машине почти закончился бензин, но я сделаю все, чтобы добраться туда. - "Если я не появлюсь, приезжай искать меня" — сказала я. - "Возможно я не смогу выбраться из города, но пожалуйста, не уезжай без меня".

Теперь мне нужно было придумать как заставить моих детей выйти из дома и сесть в машину. Они бы никогда не послушались, если бы знали, что мы сбегаем из общины.

Мои дети ужасно боялись мира вне общины. Нас учили, что каждый посторонний человек — зло. Надвигающийся ужас — неотьемлемая часть культуры ФСПД. Вместо того, чтобы играть в прятки детьми, мы играли в Апокалипсис. Мы верили, что когда Бог придет уничтожить проклятых, все люди вне общины будут убиты. Но те, кто доказали верность, будут вознесены в царство небесное и будут сохранены как богоизбранные люди.

Когда я была моложе, я помню как на меня смотрели с презрением и отвращением, когда мы приезжали в город в длинных пастельных платьях, которые мы носили поверх темных гамаш. Люди называли нас "многожены" и иногда бросали в нас камни. Их враждебность подтверждала, что все злые люди внешнего мира были готовы повредить нам или даже убить нас.

* * *

Было как раз после полуночи, когда я покинула дом моей сестры Линды. Когда я вернулась домой, было тихо. На кухне я взяла два черных мусорных пакета и потом тихо проскользнула в комнаты моих детей, чтобы собрать одежды — запас на два дня для каждого. Поскольку я часто была на ногах поздно ночью, занимаясь стиркой, никто бы ничего не заподозрил, если бы заметил как я ношу детскую одежду из комнаты в комнату.

Моя спальня в полуподвале выходила на террасу. Я могла входить и выходить через большую стеклянную дверь. Когда я вернулась от сестры, я припарковала машину перед своей спальней, чтобы было легче загружаться. Я тщательно уложила детскую одежду, семейные фотографии и медикаменты Харрисона в машину.

Я копила лекарства Харрисона в течении последних пяти месяцев, чтобы у меня было что давать ему, после того как мы убежим. Я не знала сколько времени пройдет перед тем, как я найду новых докторов. Поэтому я начала урезать его дневные дозы — миллиграм там, миллиграм тут, пока не собрала небольшой запас.

Харрисону было почти четыре, он не мог ни ходить, ни говорить и до сих пор носил подгузники. Он не мог принимать пищу через рот. У него была трубка, через которую вводились высококалорийные растворы прямо в желудок. Чтобы сделать его сильнее, я начала сцеживать мое грудное молоко — я все еще кормила своего младшего — и добавлять его в трубку Харрисона. Я делала так в течении шести месяцев и казалось, что это сработало. Перед тем, как я начала давать Харрисону грудное молоко, я отвозила его в больницу примерно раз в неделю. Но в тот шестимесячный период перед нашим побегом мне не пришлось отвозить его в больницу ни разу.

Но я должна была научить его принимать пищу через рот. Харрисон вопил и боролся со мной всякий раз, когда я клала ему еду в рот. Он ненавидел это. Но я знала, что я не смогу взять все его оборудование для кормления с нами, когда мы сбежим.

Нас спасла пицца. Харрисон полюбил ее. Я наконец-то научила его жевать и глотать кусочки пиццы. Это заняло почти четыре месяца, но я все таки убедила его есть маленькие кусочки и другой пищи.

Харрисон был глубоким инвалидом, но он помог спасти нас. Ему нужен был уход почти 24 часа семь дней в неделю. Я знала, что мой муж думал, что я никогда не смогу сбежать с Харрисоном. Как бы я смогла? Харрисону нужен был кислород, чтобы спать. Я держала кислородную машину возле его кроватки, чтобы он мог дышать. Я боялась прекращать давать ему кислород, но этот риск я вынуждена была принять.

В четыре утра я начала всех будить. Я была очень деловой и собранной, когда я разбудила каждого из моих детей. Я сказала, что Харрисону плохо и его нужно отвезти к доктору. Это было абсолютно правдоподобно — Харрисона нужно было постоянно возить к доктору. Младшие дети думали, что это будет отличным приключением. Они не часто уезжали за пределы общины. Я сказала старшим детям, что поскольку Артур сейчас дома, все должны поехать со мной, чтобы потом мы могли сделать семейные фотографии в "Sears".

Старшие дети были раздражены. Они не хотели ехать. Я настаивала.

Одна из других жен Меррила вошла как раз тогда, когда моя дочь Бетти одевалась. Она что- то заподозрила и начала расспрашивать Бетти. Было примерно 4.20 утра. Затем она очевидно позвонила моему мужу и доложила, что я не сплю и одеваю всех своих детей. Мой отец рассказал мне позже, что Меррил позвонил ему примерно в 4.25 и сказал: "Что за черт устроила Кэролин? Она не спит и одевает всех своих детей", Отец говорил ему правду, когда сказал, что понятия не имеет, что происходит. Я думаю, что Меррил был застигнут врасплох. Я была так осторожна эти последние недели, чтобы он ничего не заподозрил. У нас был секс двумя днями ранее.

Меррил снова позвонил домой, отчаянно пытаясь найти меня. Я слышала как мое имя произносилось по домовому интеркому. Я знала, что если поговорю с ним, то никогда не смогу сбежать. Было почти 4.30. У меня оставались только минуты.

Одного за другим я посадила своих детей в машину и сказала им пристегнуться. Я была как безумная. И у меня совсем не было времени. Харрисон был последним. Я вбежала в дом, выключила его кислород, и выхватила его из кроватки. Я пристегнула его в автокресле, включила зажигание и проверила всели дети были со мной. Бетти не было.

У меня были всего секунды для принятия решения. Оставить одну, чтобы спасти семерых? Нет. Или все, или никто. Я побежала в дом и нашла Бетти плачущей и взбешенной в ее комнате.

"Мать, то, что ты делаешь — неправильно! Почему Отец не знает, что ты делаешь?"

Я схватила ее руку. Она сопротивлялась, пытаясь вырваться. Я сильно потянула. - "Бетти, я не оставляю тебя. Ты едешь со мной".

Она продолжала вопить. Я запихнула ее в машину, захлопнула дверь и включала мотор. Один телефонный звонок от Меррила в местную полицию и мы будем в ловушке. Местные полицейские — все члены ФСПД общины и мужчины, на которых расчитывал бы Меррил, чтобы предотвратить мой побег. У общины была также дружина, которая патрулировала по округе по ночам. Если кто-то увидит, меня остановят и спросят, а знает ли мой муж что я делаю.

Ночь была очень темной. Мои глаза приросли к зеркалу заднего вида, выискивая другую машину. Если кто-то начнет догонять нас, я нажму на газ.

Примерно через две мили, мой мотор начал глохнуть. У меня почти что закончился бензин. Дети понимали, что-то не так и были напуганы. Я видела вдалеке "Углы Ханаана". Мое сердце выпрыгивало из груди. Я не могла дышать. Когда я почувствовала, что машина готова совсем умереть, я остановилась на краю дороги. Я сказала детям, что у нас кончился бензин, но я вижу людей впереди кто может нам помочь. Я оставила машину и побежала вперед, где ждали Артур и Даррел.

Я бросилась им в обьятья. Но не было времени для волнений и чувства облегчения. Я сказала моему брату, что дети еще ничего не знают, и что я не могу им сказать — правда будет черезчур большим ударом для них.

Когда мы вернулись к машине, я сказала детям, что эти два мужчины подбросят нас до заправки, чтобы купить бензина.

Мой сын посмотрел на моего брата, своего тезку, и спросил: "А это не дядя Артур?" Я ничего не ответила. Я не хотела лгать, но другие бы просто взорвались, если бы поняли, что в действительности происходит. А он сохранял молчание.

Первые двадцать минут поездка прошла гладко. Я не знала, где мы будем прятаться, когда доедем до Солт-Лейк-Сити. Я знала, что Меррил погонится за мной. Я не могла остановиться у брата, потому что это было бы первое место, где он стал бы искать. Я должна была найти кого-то, кого мой муж не будет подозревать в помощи нам. Но кого? Может быть я буду стучать в двери незнакомцев, пока не найду того, кто спрячет нас.

Все поменялось, когда мы доехали до выезда на скоростную трассу и направились к Солт- Лейк-Сити, вместо Святого Джорджа, где работал доктор Харрисона. Бетти взорвалась, как атомная бомба.

"Ты нас крадешь! Мать, ты нас крадешь! Дядя Уоррен приедет и заберет нас". У нее началась истерика.

"Бетти, я не могу украсть своих собственных детей".

"Мы не принадлежим тебе! Мы принадлежим Пророку! У тебя нет на нас никакого права!"

"Ну, посмотрим, что они скажут в суде". Я пыталась урезонить ее. - "В судах настоящие матери имеют право на их детей".

Эндрю, мой семилетний сын, обернулся и посмотрел на нас. - "А разве Мама не повезет нас фотографироваться после доктора?"

"Она везет нас не фотографироваться! Она везет нас в ад!" — Бетти дрожала от ярости.

"Зачем ты делаешь это?" Спросил маленький Эндрю. - "Зачем ты везешь нас в ад?"

Артур сохранял молчание, но был напряжен. Я подвергала всех нас риску и он знал это.

Наконец он начал орать на Бетти, чтобы она заткнулась.

"Ты ничем не можешь повлиять на эту ситуацию, Бетти. Успокойся. Просто молчи". Артур повторял это снова и снова. Бетти орала в ответ, что Пророк отправит меня в ад. Артур не сдавался. Обессиленная, Бетти наконец успокоилась.

Пятью часами позже мы приехали в Солт-Лейк-Сити и ушли в подполье. Впервые за тридцать пять лет моей жизни я была свободна. У меня было восемь детей и двадцать долларов на счету. Не прошло и нескольких часов, как Меррил начал выслеживать меня, словно дикого зверя.

РАННЕЕ ДЕТСТВО

Я была рождена холодным временем года, но в теплые и любящие руки. Тетя Лидия Джессоп была акушеркой, которая помогла мне появиться на свет первого января 1968 года, двумя часами после полуночи.

Тетя Лидия не верила, что я выживу. Она была акушеркой, которая помогала в родах женщинам двух поколений, включая мою мать. Когда она увидела плаценту, она поняла, что у моей матери была ее хроническая отслойка. У моей матери было кровотечение во время беременности и она думала, что у нее происходит выкидыш. Но когда кровотечение остановилось, она выбросила это из головы, считая, что она все еще беременна.

Тетя Лидия, акушерка, сказала, что ко времени моего рождения плацента была практически полностью отделена от матки. Моя мать могла бы умереть от кровотечения, а я могла бы родиться недоношенной или еще хуже — мертвой.

Но я пришла в этот мир кричащим семифунтовым младенцем, второй дочерью моей матери. Мой отец сказал, что меня следует назвать Кэролин или Аннет. Она посмотрела на значения обоих имен и выбрала Кэролин, потому что оно означало "мудрость". Моя мать всегда говорила, что даже младенцем я ей казалась ужасно мудрой.

Я была рождена от шести поколений полигамистов со стороны моей матери и начала жизнь в Хилдейле, Юта, в Фундаменталистской общине Мормонов, известной как ФСПД, или Фундаменталистская Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней. Полигамия была основой, которая определяла нас как группу, отделяя нас от главной Мормонской Церкви.

Мои детские воспоминания начинаются в Солт-Лейк-Сити. Мы переехали туда когда мне было примерно пять. Несмотря на то, что мои родители верили в полигамию, у моего отца была только одна жена. У него был небольшой риэлторский бизнес, который процветал, и он решил сделать Солт-Лейк-Сити центром своего бизнеса. У нас был хорошенький домик, с качелями на веранде и ухоженный дворик с деревьями. Это разительно отличалось от крошечного дома в Колорадо-Сити, с грязью и бурьянами во дворе и отцом, который редко бывал дома.

Но самая большая перемена, произошедшая после переезда в Солт-Лейк-Сити, была тем, что моя мать, Нурилон, была счастлива. Она любила город и радовалась, что отец приходит домой каждый вечер после работы. Мой отец хорошо зарабатывал и у матери было достаточно денег, чтобы покупать много продуктов, когда мы шли в магазин и нам даже хватало на игрушки.

Скоро нас стало четверо. У меня было две сестры, Линда и Аннет. Я была посередине — Линда была восемнадцатью месяцами старше меня, а Аннет двумя годами младше. Мой младший брат Артур родился через несколько лет после Аннет. Моя мать была счастлива наконец-то обзавестись сыном, потому что в нашей культуре мальчики имеют большую ценность, чем девочки. Линда и моя мать были очень близки. А вот я, казалось, постоянно ее раздражала, частично потому что, я думаю, я была любимицей отца. Я обожала своего отца, Артура Блэкмора. Он был высокий и стройный, ширококостный, с темными, вьющимися волосами. Я помню, что каждый раз, когда мы встречались с другими семьями я думала, что у меня самый красивый отец во всем мире. Я видела его своим личным защитником и чуствовала себя в безопастности рядом с ним. Его лицо прояснялось, когда я заходила в комнату. Я была всегда той дочерью, которую он хотел демонстрировать когда к нам приходили гости. Моя мать жаловалась, что он не дисциплинирует меня так же тщательно, как мою сестру Линду, но он игнорировал ее и, казалось, что ему все равно.

Мы прожили в Солт-Лейк-Сити всего год, но это был счастливый год. Мать водила нас в зоопарк и в парк, где мы играли на качелях и горках. Бизнес моего отца процветал и расширялся. Но он решил, что мы должны вернуться обратно в Колорадо-Сити, Аризона, крошечный, захудалый ФСПД анклав, примерно в 350 милях к югу от Солт-Лейк-Сити и совсем рядом с Хилдейлом, Юта, где я была рождена. Причина, по которой мы вернулись назад — он не хотел, чтобы моя сестра Линда посещала мирскую общеобразовательную школу. Несмотря на то, что технически, она бы посещала такую же общеобразовательную школу и в Колорадо-Сити, большинство учетелей там были члены ФСРД и очень консервативны. В теории, по крайней мене, религии не обучают в общеобразовательной школе, но фактически она была частью учебного плана.

Когда мы вернулись в Колорадо-Сити, мой отец сделал пристройку к нашему дому. Стало больше места для жизни, но сама жизнь становилась все более клаустрофобной. Мать изменилась. Когда мы вставали по утрам, она все еще спала. Теперь мой отец часто был в разьездах, а она сидела дома одна. Когда мы пытались разбудить ее, она говорила нам чтобы мы возвращались назад в постели.

Она наконец-то вставала поздним утром и шла на кухню приготовить нам завтрак и рассказать нам о том, как она хочет умереть. Пока она готовила нам горячую кукурузную кашу, тосты или оладьи, она жаловалась, что в ее жизни ничего нет, и как было бы лучше, если бы она умерла. Это были еще хорошие утра. В действительно ужасные утра она говорила о том, что собирается покончить с собой в этот день.

Я помню как страшно мне было думать о том, что станется с нами после того, как мать убьет себя. Кто позаботится о нас? Отец был в отлучке почти постоянно. Однажды утром я спросила мать: "Мама, а если мать умирает, что случается с ее детьми? Кто заботится о них?"

Я не думаю, что мать заметила мое волнение. Она понятия не имела какое влияние оказывают ее слова на меня. Я думаю, она решила что мой вопрос — простое любопытство о смерти. Мать очень деловито ответила мне: "О, с детьми будет все в порядке. Священники дадут их отцу новую жену. Новая жена позаботится о них".

К тому времени мне было почти шесть. Я посмотрела на нее и сказала: "Мама, я думаю отцу лучше поспешить и взять себе новую жену".

Я начала замечать и другие вещи в мире вокруг меня. Одна из этих вещей была тем, что некоторые женщины, которых мы видели в общине, когда шли за покупками, носили темные очки. Я была удивлена, когда одна из женщин сняла очки в магазине и я увидела, что оба ее глаза подбиты. Я спросила свою мать что случилось, но вопрос казалось смутил ее и она ничего не ответила. Но мое любопытство было задето и всякий раз, когда я видела женщину в темных очках, я таращилась на нее, пытаясь разглядеть, а не прикрывают ли они странные разноцветные синяки.

Что мне нравилось в моей матери — ее красота. В моих глазах она была изумительной. Она одевалась тщательно и со вкусом. Как и мой отец, она была высокой и стройной. Одежда, которую она шила для себя, моих сестер и меня была эксклюзивной. Она всегда выбирала лучшие ткани. Она знала как делать складки и оборки. Я помню, как лопалась от гордости, когда кто нибудь хвалил мою мать за то, какие у нее воспитанные и хорошо одетые дети. Все в общине думали, что она была великолепной матерью.

Но это был только публичный фасад. Вне публики, моя мать была депрессивной личностью с неустойчивой психикой. Она била нас почти каждый день. Амплитуда была от нескольких легких шлепков по попе, до продолжительной порки ремнем. Однажды избиение было настолько сильным, что у меня больше недели были синяки по всей спине и ногам. Когда она била нас, она обвиняла нас в том, что мы всегда стараемся причинить ей страдание.

Я боялась ее, но мой страх заставил меня начать изучать ее поведение. Я пристально наблюдала за ней и выяснила, что хотя она и шлепает нас в течении дня, она никогда не порет нас более чем раз в день. Утренняя порка никогда не была черезчур сильной и долгой. Настоящая опасность появлялась после обеда, когда она была в самом глубоком месте ее депрессии.

Я пришла к заключению, что если я получу свою порку ранним утром, и покончу с этим, то фактически, я буду безнаказанной остаток дня. Как только мама вставала, я пыталась приблизить порку. Линда и Аннет быстро сообразили, что я делаю, и тоже начали стараться получить свою порку ранним утром.

Было несколько раз, когда моя мать била меня и затем орала и орала на меня. - "Я собираюсь так тебя избить, что ты никогда не забудешь! Я собираюсь бить тебя, пока ты не заткнешься и не перестанешь плакать! Мы доводишь меня до ручки! Как ты можешь быть такой тупой!" Несмотря на то, что прошли десятилетия, ее крики все еще эхом звучат во мне, когда я думаю о ней.

Я помню, как подслушала свою мать, говорящую родственнице: "Я просто не понимаю, что нашло на моих троих дочерей! Как только я встаю по утрам, они так плохо себя ведут, несмотря на все мои предупреждения, они просто не прекращают, пока я их всех не высеку. А после того, как получат порку, они все успокаиваются и мы спокойно проводим остаток дня".

Когда моя мать била меня, она всегда говорила, что это потому что она любит меня. Поэтому я мечтала, чтобы она меня не любила. Я боялась ее, но я также была зла на нее, когда она ударяла меня. После избиения, она настаивала на том, чтобы обнять меня. Я ненавидела это. Обьятие не прекращало боль. Оно ничего не исправляло.

Я никогда не рассказывала отцу об избиениях, потому что это была общепринятая часть нашей культуры. То, что делала моя мать, считалось "хорошей дисциплиной". Моя мать видела себя растящей праведных детей и чувствовала, что учить нас повиновению было самой главной ее обязанностью. Битье своих детей было общепринятым методом достигнуть этой цели. Это не считалось насилием, это считалось хорошим воспитанием.

Самым счастливым временем для меня были лоскутные вечеринки у нас дома. Женщины из общины проводили с нами весь день, изготовляя лоскутное одеяло. Все делились историями и слухами, было много закусок и у детей был шанс поиграть всем вместе. Лоскутные вечеринки были единственным временим, когда мы могли свободно вздохнуть.

Однажды я играла со своей кузиной в куклы, когда я услышала как моя тетя Элейн сказала: "Я так напугалась вчера. Рей Ди играла во дворе со своими братьями и сестрами. Какие то чужие люди остановились перед нашим домом. Все другие дети с криком убежали в дом, но Рей Ди осталась снаружи и заговорила с незнакомцами".

Тетя Элейн была вне себя, что ее дочь заговорила с незнакомцами. Нас учили, что люди вне общины — "слуги дьявола", которые хотят похитить нас. Их представляли злыми людьми, желающими разрушить дела Бога. Если им дать приблизиться к детям Богоизбранного народа, они попытаются развратить и уничтожить нас.

Наша община была настолько изолирована, что было редкостью, если мы вообще видели чужаков. Большинство моих кузин покидали общину только для того, чтобы сьездить за покупками со своими матерями, и понятия не имели о мире снаружи. А у меня все еще были воспоминания о нашей счастливой жизни в Солт-Лейк-Сити, где у нас даже был телевизор. (А у моих родителей была еще и кофеварка, а кофе категорически запрещен в Церкви Мормонов.)

Депрессия моей матери ухудшалась и она проводила большую часть дня в постели. Она забрасывала домашнее хозяйство, но за день до возвращения моего отца она впадала в безумие уборки. Мой отец хотел, чтобы дом всегда сиял чистотой. Однажды вечером он пришел домой, а мы все были в наших пижамах, чистые и готовые отправиться в постель. В доме не было ни пылинки. Но мой отец направился к холодильнику и провел пальцем по верху. Палец был пыльным. Он налетел на мою мать и сказал что она должна лучше прибираться. Моя мать начала орать на отца, чтобы он сам убирался в ад. Она обвиняла его, что он не ценит, как тяжело она работает по дому и заботится о детях. Если ему не нравится, как она убирает, тогда, может, он сам будет это делать и сам будет растить детей.

Наш дом превратился в зону боевых действий, по крайней мере тогда, когда отец приходил домой. Он и мама начинали орать друг на друга в течении первых пяти минут после его прихода. В доме поселилось напряжение и атмосфера была ужасной. Но порки прекращались, когда наш отец был дома, что было облегчением. Тогда по большей части мать избегала бить нас, хотя она давала нам понять, что наше поведение должно быть безукоризненным.

Но иногда бывали дни, когда наша мама была счастлива и не хотела умирать. Она любила играть с нами, когда была в хорошем настроении. Одна из наших любимых игр была "Три поросенка". Линда, Аннет и я были поросятами, а мама была большим злым волком. Мы строили домики из прутиков и глины и она приходила и сдувала их все, пока мы не делали кирпичный домик, который она сдуть не могла. Мы также проводили счастливые часы, слушая, как мама читает нам сказки. Она редко читала нам религиозные цитаты и, к нашему удовольствию, предпочитала фантазийный мир сказок.

Моя мать была набожной, но у нее была и ребячливая черта. Однажды, когда отца не было дома, она поехала в город и вернулась домой с рождественнской елкой! Только представьте себе! Это было абсолютно запрещено в ФСПД. Мы украсили ее огнями и самодельными украшениями. Я знала, что это нехорошо принимать участие в такой мирской традиции, но мне было черезчур весело, чтобы обращать на это внимание. Мать сияла. Ей нравилась наша рождественская елка. Перед тем, как мы отправились спать тем вечером, мы повесили наши чулки и мама сказала, что следующим утром в каждом будет по сюрпризу. Никогда ничего подобного раньше в наших жизнях не происходило. Мысли о подарках просто взбудоражили нас.

На следующее утро мы нашли не только конфеты и фрукты в наших чулках, но и подарок под елкой. Наш отец разрешал нам есть конфеты раз в год — и не больше. Моя мать проявляла явное непослушание отцу давая нам сладости. И она разрешила нам сьесть их до завтрака!

Линда и я были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что мама дорого заплатит за свое непослушание, но нам так нравилось чувствовать себя такими испорченными. Мы сьели оладьи на завтрак и потом пошли в дом маминой подруги, которая тоже устроила своим детям Рождество. Эти дети сказали нам, что Санта Клаус принес им подарки, а мы сказали, что подарки нам достались от нашей мамы.

Отец вернулся домой следующим вечером. Мы заснули, слушая их ругань и крики. Следующим утром наша рождественская елка исчезла. Мама плакала, готовя наш завтрак. Когда мы закончили есть, Линда и я пошли гулять на улицу и увидели рождественскую елку лежащую под домом, с сорваннной мишурой и огоньками.

Моя мама была прекрасным человеком, когда была счастлива. Она вся сияла и смеялась тем вечером, когда мы устанавливали елку. В хорошие времена мама вела себя уравновешенно и утонченно, и понимала, что она женщина, заслуживающая любви. В Солт-Лейк-Сити мы были счастливы и мама была поглощена миром вокруг нее. В Колорадо-Сити ее заперли в мирок постоянных беременностей, брака без любви, сельской местности с грунтовыми дорогами.

Мой отец постоянно ее критиковал. Дом никогда не был достаточно чистым, ее дети никогда не вели себя достаточно благовоспитанно. Даже после рождения детей мать все еще была стройной, но мой отец говорил, что она стройная недостаточно.

Мать погрузилась в глубокую депрессию после нашего первого и последнего Рождества. Она оставалась в постели весь день и прекратила убирать дом и стирать одежду. Через несколько дней, подруга, которая была ее соучастником устройства Рождества, пришла к ней и сказала, чтобы та прекращала думать о себе плохо. Если ее муж не хотел, чтобы она и дети повеселились, это была его проблема. Матери полегчало, но она больше никогда не делала ничего, запрещенного нашей религией. Я заметила, что она стала более требовательной к нам и настаивала на большем совершенстве после эпизода с Рождеством. Я уверена, что она бы предпочла играть с нами, а не пороть, но ее собственное душевное рабство не давало ей быть собой.

Моя бабушка Дженни была одним из буферов между нами и психической неустойчивостью нашей матери. Еще ребенком я очень рано научилась быть барометром изменения настроений моей матери. Ее настроение менялось от часа к часу и я всегда должна была обращать внимание на ее состояние и соответственно адаптироваться. Но бабушка давала моей матери передышку, особенно когда маленькие дети доводили ее до ручки. Несмотря на психические проблемы моей матери, в целом она была намного лучшей матерью чем многие женщины общины. Бабушка приходила почти каждый день и помогала заботиться о нас. Если она приходила в наш дом достотаточно рано по утрам, то порка отменялась.

Моей бабушке было за шестьдесят. Я думаю, она всегда казалась мне ужасно старой из-за слабого здоровья. В ФСПД женщины стареют ужасно быстро. У большинства тяжелая жизнь и дюжина, а то и больше, детей. Женщины выглядят нормально в тридцать, а потом стремительно стареют после сорока. Моя мать была младшей из бабушкиных десяти детей и была рождена позже всех в бабушкиной жизни, поэтому моя бабушка была очень, очень старой, когда я знала ее. Она была грузной, морщинистой и дряхлой. Ее волосы были седыми, а глаза слабыми, но ее дух был силен и она умела рассказывать истории, как никто другой.

Я помню как сидела у нее на коленях и она часами рассказывала мне истории о Диком Западе и о Южных Штатах до гражданской войны. Бабушкин муж умер, когда моей маме было два года. Моя бабушка, которая произошла от поколений полигамистов, затем вышла замуж за приверженца ФСПД и стала частью полигамного брака в первый раз в своей жизни. Моя бабушка верила, что полигамный брак — это самый священной аспект нашей веры и рассказывала мне историю за историей о том, как Мормонская церковь была церковью Бога, пока не отбросила полигамию.

С гордостью она рассказывала, как ее пра-прадедушка Бенджамин Ф. Джонсон был одним из первых мужчин, кому Пророк Джозеф Смит рассказал о святых принципах небесного брака в девятнадцатом веке. (По слухам, у самого Смита было не то тридцать три, не то сорок восемь жен. Говорили, что его младшей жене было четырнадцать, когда они поженились.)

Принцип небесного брака — это то, что определяет ФСПД веру. У мужчины должно быть несколько жен, если он хочет процветать в раю, где со временем он сможет стать богом и управлять своей собственной планетой.

У мужчины будут духовные жены в раю, где он станет зачинать духовных детей. (Стать духовным ребенком — первый шаг для того, чтобы попасть на Землю.) Мы также были твердо убеждены, что наш отец однажды был духом, а затем пришел на Землю, обрел тело и теперь старается доказать, что он достоин быть богом. Бабушка сказала, что Пророк должен был быть очень осторожен с теми, с кем он делил эту информацию, потому что несколько мужчин обратились против него, когда он ознакомил их со святым заветом брака. С глубоким волнением она рассказала мне, как мой пра-прадедушка стал одним из первых мужчин, живших по принципам небесного брака, который дан только самым богоизбранным. Это было не для всех. Пророк Джозеф Смит сказал, что этот единственный принцип отвратит больше людей, чем спасет. Но это сработало для моего прапрадедушки, у которого было семь жен. У его сыновей тоже было много жен, исогласно бабушке, принцип небесного брака был благословением для всей нашей семьи, практиковавшей его.

Я чуствовала себя самой счастливой маленькой девочкой, потому что я была в Божественной элите, духом, самым богоизбранным из всех его духов перед приходом на Землю. Ведь доказательством этого было мое рождение в семье верных. Я была в королевском роду ФСПЛ. В нашей культуре действительно придают большое значение роду и родословной. Только сильного и достойного духа выбирают для рождения в королевских родовых линиях.

Поймите, нас учили верить, что мы лучше, чем остальные люди в целом мире, потому что у нас есть наша вера. Поскольку я была избрана, чтобы родиться в такой королевской родовой линии, моя бабушка сказала мне, что у меня есть шанс стать богиней, если я буду жить в полигамии и докажу, что я достойна. Это была наша собственная версия Золушки. Сама возможность жить в полигамном браке была подана мне как особое благословение, одно из лучших в моей жизни.

Бабушка обьяснила мне, что моя семья всегда твердо придерживалась принципов небесного брака, особенно после того, как Мормонская Церковь выпустила манифест против этого в 1890. Боясь преследований, ее семья сбежала в Мексику с другими мормонами, которые сохраняли верность полигамии и собирались практиковать ее и дальше. Когда ей исполнилось десять, ее семья вернулась в Штаты. Официальная политика Мормонской Церкви стала, и все еще продолжает быть — те, кто практикуют полигамию, не находятся в гармонии с Богом.

Но приверженцы, которые верили, что полигамия была условием их спасения, начали фундаменталистическое движение в начале двадцатого столетия. Небольшое местное движение медленно набирало силу и через несколько лет превратилось в настоящую организацию с собственным Пророком.

Первый фундаменталистский Пророк доказывал, что получил такую власть от Джона Тейлона, которого считали третьим лидером Церкви Мормонов, после Джозефа Смита и Бригема Янга. Верили, что пока Джон Тейлор был и изгнании, ему были переданы ключи от священства. Как рассказывали, однажды ночью ему явился Иисус Христос, который наказал ему, что принципы небесного брака должны быть сохранены любыми усилиями. Поскольку будет большое противление этому принципу, священство должно уйти в подполье. Христос разьяснил Тейлору, что ключи от священства были забраны из центральной Церкви Мормонов. Христос сказал Тейлору, что после его смерти ключи перейдут к другому человеку, а не к следующему в иерархии Мормонской Церкви. Они перейдут мужчине, который будет почитать священный завет небесного брака, и с этих пор Бог будет общаться только с Его самыми элитными детьми.

Даже после манифеста, Мормонская Церковь разрешала своим членам жить в полигамии, но только пока у мужчины было не больше двух жен. Любой, кто пытался жениться больше чем на двух, подвергал себя риску изгнания. Это изменилось в ранних 1920-х, когда мормоны попытались избавиться от полигамии полностью и начали изгонять всякого, кто практиковал полигамный брак.

Слушая рассказы своей бабушки, я чувствовала как будто бы меня обволакивает облако избранности. Бабушка заставляла меня чувствовать себя уникальной, но не в традиционном понимании этого слова. Она учила меня, что я была благословлена Богом возможностью родиться в семье, где поколения женщин приносили в жертву свои чувства и отвергали мирские вещи, чтобы сохранить работу Бога и доказать, что они достойны Царства Небесного.

Я в изумлении распахивала глаза, думая обо всех тех женщинах, которые уже были в раю, пожинающие награды за свои предудущие жертвования. Я была горда быть частью такой важной традиции. Как дочери Бога, мы были связаны договором, перед тем как прийти на Землю. Моя бабушка обьяснила, что мы поклялись Богу, что мы никогда не сделаем ничего, что разрушит его работу, и что мы родим много детей. Там были тысячи избранных духов, ждущих своей очереди, чтобы прийти на Землю. Мы были женщинами, которые могли родить их. Бабушка учила меня, что моя единственная миссия на Земле — это родить как можно больше детей. Бог откроет имя мужчины, за которого Он хочет, чтобы я вышла замуж, послав откровение Пророку.

Для маленькой девочки это звучало важным и волнующим. Это был единственный путь в жизни, следуя которомуэ я могла чувсвовать себя особенной. Ничего не обьясняло почему моя мать била меня или почему мои родители ссорились, когда отец приходил домой. Но бабушка заставляла меня почувствовать, как будто бы я была избрана для важной жизни. Я не задумывалась над поведением моих родителей, для меня это было просто частью жизни. Насилие в отношении детей было включено в систему наших верований и это было обычным делом в общине видеть мать, шлепающую одного из детей, иногда довольно сильно. Я знала, что мои родители не ладят, но вообще-то я видела не так уж много других родителей, которые бы ладили. Это было просто частью нашего мира, и у меня не было причины делать сравнения. Но что бы не происходило дома, глубоко в сердце я знала, что Бог считает меня особенной. Я знала, что Пророк скажет мне за кого выйти замуж, и затем я рожу столько много детей, сколько смогу. Из-за того, что я так сильно любила бабушку, и поскольку это было представлено мне как абсолютная правда, прошли годы перед тем, как я даже начала задумываться над теми основами, на которых была построена моя жизнь.

Самая драматическая история из рассказанных моей бабушкой была о рейде на Шорт Крик, в Аризоне, 26 июля 1953 года. По ее рассказу выходило, что женщины ФСПД сплотились, чтобы защитить работу Бога. Рейд — центральное событие в истории ФСПД. Бабушка рассказывала нам эту историю снова и снова, и она всегда начиналась с одного и того же — с ее сна.

За несколько месяцев до рейда, бабушке приснился сон, что она находится внутри очень старого фургона вместе с ее детьми. Пророк, дядя Рой, вел фургон через старый расшатанный мост, который под тяжестью фургона начал разваливаться. Бабушка видела, что далеко внизу ущелье с быстрой рекой. Она знала, что если мост упадет, они все пропадут.

Но фургон безопасно проехал на другую сторону. Она знала, в своем сне, что дядя Рой спас их, и что он был единственным человеком, кто мог сделать это.

Бабушка рассказывала, что ходили слухи о готовящемся рейде. Той ночью в июле она уложила мою мать и тетю в постель и отправилась в школьное здание, где проводилась молитва, просить Бога отвратить от них армии дьявола.

На единственной дороге, ведущей в городок, был выставлен дозор. Молодой человек должен был предупредить общину о приближающейся полиции, взорвав несколько шашек динамита. Взрыв прогремел. Штат Аризона организовал вторжение. Бабушка рассказывала, как дозорный вбежал в городок и упал у ног дяди Роя, крича: "Они идут, они идут, и их там сотни!"

Из темноты появились отряды Национальной Гвардии Аризоны вместе с полицией и местными чиновниками. Они вошли в Шорт Крик (который теперь переименован в Колорадо-Сити) и начали арестовывать мужчин и женщин за практикование полигамии.

Дядю Роя просили бежать, но он решил остаться. - "Мои ноги устали убегать и я намерен обратиться к Богу за защитой".

Дедушка Джессоп, свекр бабушки Дженни, вышел навстречу полиции и сказал: "Что вы хотите? Зачем вы пришли? Если вы хотите крови, возьмите мою, я готов". Он был старым человеком с длинной белой бородой. Фотографы запечатлели момент того, как он стоял перед полицией.

Бабушка описывала душераздирающую сцену, когда отряды вырывали младенцев из рук матерей. Дети вопили, матери кричали, и на фото в газете следующим утром появились ужасные изображения, которые повернули общественное мнение на сторону полигамистов.

К тому времени, когда рейд был окончен, 122 мужчины и женщины были арестованы и 263 ребенка подлежали изьятию из их полигамных семей на следующий день. Всех, кроме детей, собирались перевезти в Кингман, Аризона, что было в нескольких милях оттуда. Мужчин увезли в первый день, и автобусы пришли, чтобы забрать детей в Феникс на следующий день. Женщин вывели из домом, вынудив их оставить хлеб, пекущийся в печах, и белье висящим на веревках. Их загнали в школьное здание и не позволили взять даже подгузники для младенцев. Когда автобусы пришли, им сказали, что они будут отделены от их детей. Женщины взорвались. План был не только забрать детей, но и отдать их на попечительство штата, а затем отдать на усыновление в неполигамные семьи.

Но в конце концов штат Аризона отступил. Чиновники боялись портить себе репутацию и также они не ожидали такого большого количества детей в общине. У них не было достаточно взрослых, чтобы ухаживать за столькими детьми во время длительной поездки в Феникс, так что в конце концов матерям позволили сопровождать детей.

У бабушки был брат в Фениксе, кто убедил чиновников отпустить ее и трех ее детей под его опеку. Она рассказывала мне, что оставалась сильной, помня свой сон. Она верила, что дядя Рой найдет способ спасти их, и он нашел.

Дядя Рой приехал в Финикс и начал целенаправленно отслеживать всех детей и их матерей. Он запретил матерям рассказывать в суде об их браках, и подал встречный иск против действий штата Аризона. В манере, которая озадачила всех, кроме тех, кто верил, что дядя Рой получает откровения от Бога, дядя Рой приказал своим адвокатам найти закон, который говорит, что дети не могут быть забраны из семей без согласия их родителей. Его адвокаты насмехались над идеей, что такой закон вообще существует. Дядя Рой сказал, что такой закон есть. И конечно же, закон в книгах был именно такой и дело в суде закрыли.

Рейд на Шорт Крик фактически превратился во благо для ФСПД. Он вызвал огромную симпатию к культу. Как только дело в суде закрыли, все вернулись домой и практикование полигамии снова процветало.

Но секта стала более засекреченной. Люди боялись государства и стали намного более осторожны в своих действиях. Стиль одежды стал более консервативным. Никто не мог оставлять открытой любую часть тела ниже шеи. Женщинам запретили носить брюки.

Браки тоже изменились. До рейда на Шорт Крик женщинам разрешалось выбирать себе мужей. Проблема заключалась в том, что когда у женщин было право голоса при выборе мужей, они выбирали мужчин своего возраста. Молодые женщины хотели выходить замуж за молодых мужчин. Это было плохо для старых мужчин, ищущих молодых жен, чтобы усилить расположение Бога. Все могущественные ФСПД мужчины были старыми. Они понимали, что-то должно измениться, потому что когда их вынуждали соревноваться с молодыми мужчинами, то они постоянно проигрывали.

Также они боялись, что молодые люди из внешнего мира соблазнят молодых женщин покинуть общину, как только те влюбятся в них. Будущее полигамии было под угрозой еще до рейда на Шорт Крик. Несколько женщин подумывали об уходе. В те времена у многих женщин были семьи вне общины, так что уход не был чем то пугающим. У женщин был выбор. Мужчинам при власти это не нравилось.

Рейд на Шорт Крик погубил доверие женщин к внешнему миру. Теперь они чувствовали, что весь мир против них. Перед глазами все еще стояли их обьятые ужасом младенцы, вырываемые у них из рук. Дядя Рой противостоял штату Аризона и победил. Частично он разделил победу с верными женщинами, которые бы не отвернулись от системы. Тогдашние женщины поверили, что они должны быть еще более послушны Пророку в будущем. Они думали об ужасе потери своих детей, а не об отказе от прав человека, что вообще-то и происходило.

Но изменения происходили постепенно. Сначала женщинам приказали изменить стиль причесок и одежды. Через несколько лет после рейда началась практика брака по откровению Пророка. Дядя Рой обьяснил, что из-за того, что они были так верны Богу, теперь они готовы принять более возвышенную доктрину. Несмотря на то, что изменения все более и более ограничивали свободу, каждое преподносилось как благословение от Бога.

Послушание спасло их во время рейда. Дядя Рой будет продолжать защищать их и действовать на их стороне до тех пор, пока они будут полностью ему доверять. Свобода была променяна на безопастность.

Каждой молодой девушке было приказано молиться, чтобы Пророк получил откровение, какому мужчине она принадлежит. Нас учили, что мужчина и женщина заключают договор о браке еще до прихода на землю. Самостоятельно влюбиться в кого-то без откровения Пророка было строжайше запрещено, даже если этот кто-то принадлежал к ФСПД, потому что это будет нарушением договора пред Богом, заключенного до рождения.

Эти новые ограничения, управляющие повседневной жизнью пришли в ФСПД не без активного участия каждого человека в общине. После рейда на Шорт Крик, каждый еще более желал быть послушным Пророку во всех аспектах своей жизни. Люди были очень напуганы, потому что они знали, что полигамия была противозаконна, и в любое время Штат может выступить против них и снова арестовать. Из-за веры в то, что дядя Рой спас их от потери их детей, не было ни крошки сомнения в том, что он настоящий Пророк Бога. Именно тогда началась полная и безаговорочная власть Пророка.

Наша бабушка держала меня на своих коленях и рассказывала эти истории с любовью. Это было подобно тому, как если бы она вручала мне карту с предначертанным на ней моим будущим, которое, как она знала, было уготовано для меня.

ДЕТСКАЯ ИГРА

"Давайте играть в Апокалипсис!" — такой крик заставлял нас вскакивать и бежать через сад моего дяди Ли. Возбуждение от игры в Апокалипсис шестилетней девочкой незабываемо. Это было волшебно, наша версия пряток.

Мы росли, зная очень много о конце света. Нам вбивали в головы в воскресной школе, что мы богоизбранные люди. Когда придет конец света, мы будем спасены, проклятые убиты, а мир разрушен. Я была слишком маленькой, чтобы сомневаться в этих идеях. Они были моей духовной азбукой. В противоположность тому, что подумает большинство, нас не учили, что разрушение мира — это что-то плохое. Совсем нет. Это было хорошо, потому что после него наступят тысячи лет мира.

Там была одна оговорка: перед тем, как Бог уничтожит проклятых, он позволит им попытаться убить богоизбранных людей, (это вообще-то должно было бы вызвать у нас вопросы, но не вызвало). Нас учили, что правительство (а оно из проклятых) прийдет в нашу общину и попытается убить каждого мужчину, женщину и ребенка. Но поскольку мы были верны Богу и хранили его слово, он услышит наши молитвы и защитит нас.

Когда мы мчались через сад, чтобы поиграть в Апокалипсис, первое, что мы делали — бегали кругами, разыскивая хорошие места, чтобы прятаться. Проклятые шли с огромной армией и они собирались убить каждого из нас! Они даже собирались убить младенцев. Наши крики заставляли наших младших сестер и братьев паниковать. Они понятия не имели, что это была за игра. Для них все было шумно, страшно и хаотично.

Мы притворялись, что нас послали в сад наши родители, чтобы мы спрятались. Я чувствовала себя спокойно и безопасно в моем потаенном месте, пока моя кузина Джейн не вопила: "А я тебя вижу! Тебя сейчас убьют!" Другие дети вопили о том, что летят самолеты бомбить нас. Крики и прятание продолжались. Некоторые из самых младших начинали плакать.

В этот момент появлялись восставшие из мертвых индейцы, чтобы спасти нас.

Восставшие из мертвых индейцы — было уникальным для ФСПД верованием. Из того, что я смогла выяснить, эта вера зародилась с приходом дяди Роя или возможно с одним из его предшественников. Нас учили, что очень много хороших индейцев было убито, когда заселяли Америку. Бог уже воскресил их, потому что они были достойны и заслуживали этого, но он ждет последнего дня, чтобы позволить им отомстить за себя. В обмен на возможность мести, воскресшие индейцы взяли на себя обязательство по защите богоизбранного народа. Когда мы спасемся, мы станем семенами для тысячелетнего царства мира.

Но у дьявола тоже были замысли для конца игры. Он хотел стереть нас с лица земли, чтобы не осталось никого, кто бы продолжал дело Бога. Дьявол попытается нас уничтожить использую государство и других плохих людей. Чтобы весь мир мог погрузиться во тьму, а дьявол мог торжествовать.

"Вот летят бомбардировщики!" — кричали мы. Но затем мои кузены, которые изображали воскресших индейцев, возбужденно выскакивали и начинали сбивать бомбардировщики с небес целясь томагавками в головы пилотов. Пилот падал замертво и самолет разбивался о землю.

Когда один из проклятых убивается томагавком воскресшего индейца, то он падает на землю вроде как от сердечного приступа. Но самом деле это томагавк разрубил ему сердце пополам. И когда будут проводить вскрытие, доктора увидят разрезанное сердце, но не смогут понять как это произошло. Только немногие будут знать правду. Большинство будут думать, что человек, убитый томагавком умер просто от сердечного приступа. Никто не будет знать, что нашими защитниками являются восставшие из мертвых индейцы.

Как только самолеты были сбиты с неба, мои кузены начинали изображать федеральных агентов, марширующих в сад. И снова воскресшие индейцы приходили нам на помощь, без единого выстрела или броска томагавка. Нам было обещано в пророчестве, что в последние дни, любая армия, которая выступит против людей Бога, падет мертвой без всякой видимой причины, а армии Сиона будут великими и устрашающими.

В игре в Апокалипсис воскресшие индейцы защищали нас от правительства. Но этого было недостаточно. На нас нападали русские с востока и китайцы с запада. И снова народ Божий отбивался от нападающих с помощью круга молитвы.

Мы все выходили из наших укрытий с становились в круги, притворяясь, что мы слушаем новости по радио о нападении китайцев, которые уже дошли до Невады. Русские наступали на реку Миссиссипи. Женщин и детей эвакуировали из городов. Нам сообщали, что оставшиеся чтобы сражаться, мужчины, уже были мертвы.

Как Божий народ, мы должны были оставаться на святых местах и наблюдать, как армия Господа скажет свое слово. Итак, мы стояли в наших молитвенных кругах, веря, что действительно наступил последний день, и Господь будет вести за нас нашу битву.

Война заканчивалась, но наша игра — еще нет. Перед нами стояла угроза голода, потому что мы еще не завоевали достаточно земли, чтобы прокормить всех людей на ней. Мы возвращались в сад, делились на группы и прятались. Мы должны были убедиться, что пища, которую мы припрятали для конца света, не будет забрана у нас. Посланики перебегали туда и сюда, чтобы поддерживать связь между группами. Если нас ловили, когда мы доставляли послание, нас убивали на месте.

Эта часть игры заставляла мою сестру Аннет заливаться слезами. Игра была приятной, пока за нас сражались воскресшие индейцы, но сейчас, когда мы сами должны были передавать сообщения туда и сюда, она была черезчур напугана. А вот я наслаждалась каждой минутой. Это было огромным и волнующим приключением для меня. Я обожала быть в гуще событий. Но выходила моя двоюродная сестра и звала нас обедать.

Двадцать детей забегали в кухню, чтобы пообедать концервированными персиками и ломтем хлеба с маслом. Те, кто не помещались за столом, ели стоя. После мы пытались помочь с мытьем посуды, но возникал такой хаос, что нас отсылали на улицу.

Один из моих старших кузенов, Ли-младший был великолепным рассказчиком. Он разводил костер и мы все подсаживались поближе, чтобы послушать. Меня захватывали истории, которые он рассказывал о нашей религии. Он начинал с рассказа обо всем том золоте, которое было запрятано в горах вокруг нас. Только Бог знает, сколько там на самом деле того золота, которое Он будет прятать до последних дней, а потом он покажет его богоизбранным людям.

У Бога был замысел, говорил Ли, но не насчет делания ювелирных украшений. Бог припрятал все это золото, потому что он чувствовал, что золотом злоупотребляют. Когда мир будет очищен в последние дни, Бог принесет все то золото богоизбранным людям, чтобы они строили дороги и дома из золота.

Мои глаза изумленно распахивались, когда кузен рассказывал сагу о белых индейцах (не путать с воскрешенными индейцами). Один из самых первых фундаменталистских Пророков, говорил Ли, был отнесен в Юкатан, чтобы Бог мог показать ему армию белых индейцев, которых тренируют для Апокалипсиса.

Когда Бог отдаст приказ, армия из нескольких сот тысяч выступит из джунглей. Они будут решать, кого убить, а кому позволить жить, разврывая твою одежду. Если у человека будет благословенное исподнее под верхней одеждой, он спасется. Но тех, у кого не будет священного нижнего белья, убьют.

Мои кузены выглядели такими же испуганными снаружи, какой испуганной была я внутри. Только те, кто покрывает каждый дюйм своей кожи благословенным исподним спасутся и будут жить в тысячелетии мира. Это было душераздирающим — особенно для шестилетки — думать о том, что ты можешь пройти через все те беды и разрушения и все равно быть убитой, потому что на тебе нет правильного нижнего белья.

Мой кузен продолжал свои истории у костра. Я была поглощена ими. Это было как слушать сказки, за исключением того, что я верила каждому слову. Конец света звучал устрашающе, но я знала, что переживу разрушения, я даже буду жить в тысячелетии мира, где не будет смерти. Это было так, как будто бы сказочный ковер-самолет заберет меня от разочарований этой жизни в волшебный мир, где жизнь совершенна. Если бы я могла, я бы слушала всю ночь, но приходила мать, чтобы забрать меня и моих сестер домой.

Мы продолжали умолять мать позволить нам вернуться в дом наших двоюродных братьев и сестер. У нас там было намного больше свободы для игр и исследований. А в нашем собственном доме нам запрещали играть на улице если никто не присматривает за нами.

Мать наконец-то согласились отпустить нас в поход в горы с нашими двоюродными братьями и сестрами. Когда мы пришли к ним домой, они все еще готовили ланч. Моя кузина Шэннон делала бутерброды с жареной картошкой. Это выглядело как еда, которую мы называли "Фу, фу". Шэннон сказала, что такие бутерброды ее научила готовить ее мать, когда в доме больше нечего было есть.

Потом началось большое обсуждение, куда именно отправиться в поход. Никто не хотел идти в предсказуемые места. Мы все хотели идти в запрещенное место — на гору призраков, где по рассказам были похоронены Гадиантонские разбойники. В Книге Мормона рассказывается о проклятых разбойниках, которые вредили народу Божьему.

Нас учили, что у Бога есть власть изменить всю землю в одно мгновение. Дядя Рой использовал Великий Каньон как пример силы Бога. Он говорил, что Бог создал Каньон в один из дней, когда был особенно зол. Целый город, который населяли разбойники Гадиантона был погребен под горой в одно мгновение Божьего гнева. Бог просто взял гору из местности рядом с Сосновой Долиной и сбросил ее на город.

В общине было несколько человек, которые утверждали, что они знают, что гора заселена призраками, потому что несколько злых человек взяли одного очень хорошего человека из община на ту гору. Гора приоткрылась, чтобы он смог увидеть целый город внутри, усыпанный золотой и драгоценностями. Ему сказали, что если он убьет дядю Роя, Пророка Бога, тогда ему отдадут все золото и драгоценности, захороненные в горе. Он отказался и гора снова закрылась.

Мои двоюродные братья и сестры сказали, что их отец — Божий человек со множеством неоплаченных долгов. Если бы мы только могли найти золото, захороненное под горой, это бы ему сильно помогло. Мы решили взять лопаты и попытать удачу. Мы знали, что нам запрещено ходить на гору-призрак, но теперь, когда у нас была благородная отмазка, никто не чувствовал себя ужасно непослушным.

Десять из нас пошли на гору — банда сорванцов в возрасте от четырех до восьми. Но наши раскопки не принесли ничего. Мы быстро устали и было очень жарко. И никто не ел бутерброды с жареной картошкой, потому что на вкус они были такими же как и на вид — фу, фу. Но мы перебрасывались ими туда и сюда. Во время похода мы рассказывали историю за историей о духах Гадиантонских разбойников, то, что они совершали и как преследовали всех в общине, пока не были изгнанны экзорцизмом священников.

Даже злые духи должны слушаться священников. Священство — это то, как Бог действует через нас, но власть дается только мужчинам. Мальчиков посвящает в священство в возрасте двенадцати лет любой мужчина из ФСПД, который хранит священство и придерживается завета. Мы верили, что священство — это что-то вроде клея, который держит землю от разваливания. Без этой власти, земля бы распалась.

Поэтому один хороший человек из священства может изгнать тысячи злых духов, которые сделают все, что он им прикажет. Я не уверена, как это сочеталось со всем тем разрушением, которое должно было пасть на наши головы. Разве не могли хорошие люди просто приказать злым убираться? Но шестилетние дети не думают о таких вещах. Я приняла это как великий миф и фольклор, которым это и было.

Наша фундаменталистская вера очень влияла на наши игры, но в то же врямя многие вещи, которые мы делали, все наши проказы были довольно типичными для детей. Но вот последствия были намного более жестокими.

Однажды после обеда мы пошли к нашим двоюродным братьям и сестрам, потому что маме нужно было ехать за покупками. Это ощущалось как возвращение в сказку. Моя кузина Рей Ди возила семейного кота в маленькой кукольной коляске, с соской, прикрепленной к его рту липкой лентой. Кот был одет в платье с оборками. Беверли, наша другая кузина поздравляла ее с рождением младенца. Потом мы отвлеклись, кот выскочил из коляски и помчался, куда глаза глядят. Мы пошли его искать и вместо этого нашли нашу кузину Шэннон.

Шэннон сидела в траве, помешивая большой тазик пунша. У нее были чашки и она передавала их каждому из нас. Мы замечательно проводили время, наслаждаясь свободой и общаясь с двоюродными братьями и сестрами. Но все быстро закончилось. Один из младших мальчиков прибежал с новостью, что Шэннон украла пунш и что его мама, а наша тетя Шарлотта сейчас будет пороть всех, кто участвовал.

Шэннон была виновата. Она ходила к тете Шарлотте и просила упаковку Кул-Эйда для тети Элейн, что было неправдой. Кто-то донес на нее, когда нас заметили в саду, пьющих пунш. Теперь всякий, у кого губы были в пунше, будет выпорот.

Шэннон сказала, что ее не заботит, если тетя Шарлотта выпорет ее. - "Почему?" — спросила я. Ведь сама я ненавидела порки.

Шэннон была сама деловитость. - "Тетя Наоми порет черезчур сильно. Это так больно, что даже не смешно. А мамина порка такая легкая, что ты должна притворяться, что плачешь. Но вот порка у тети Шарлотты самая правильная".

Я не думала, что порка может вообще быть правильной. Поэтому я спросила Шэннон, что она имеет в виду. - "Смотри, — сказала она. - "Ты никогда не знаешь сколько ударов ты получишь от других мам, но тетя Шарлотта дает тебе два удара за каждый год твоей жизни. Если ты кричишь действительно громко, она думает, что причиняет тебе боль и бьет не так сильно".

Оптимизм Шэннон изменил настроение в саду. У нее была примерно дюжина братьев и сестер и она сказала им, что им нужно играть в ту игру, которую они всегда затевают, когда получают наказание от тети Шарлотты.

Она быстро провела репетицию. Сначала все должны были изображать ужасное раскаяние за то, что натворили. Затем все должны были обещать, что если тетя Шарлотта простит их, они больше никогда так не будут делать. А если тетя Шарлотта все еще будет настаивать на порке, все должны изображать ужас, начать плакать и умолять ее не бить их. Иногда это заставляло тетю Шарлотту чувствовать вину и она сокращала число ударов.

Когда настало время пороть тех, кто участвовал в краже пунша, мы все пошли внутрь. Мне повезло. Несмотря на то, что я пила немного пунша, меня оставили внизу с остальными, которых не наказывали. Я была удивлена громкостью крика доносящегося сверху. Я сказала своей кузине Джейн. - "Я думала, что тетя Шарлотта порет правильно. А звучит, как будто бы она убивает кого-то".

Джейн ответила: "Они просто пытаются заставить ее думать, будто она убивает их. Если все в комнате кричат достаточно громко, тогда тот, кого порят, может кричать не так уж и громко, и получать порку, которая не так уж и болит. Мы всегда делаем это с тетей Шарлоттой".

"А что насчет тети Элейн?" — спросила я. Джейн посмотрела на меня так, как будто бы я была сумасшедшей. - "Нет, мы даже не стараемся, потому что обычно ты вообще не чувствуешь ее порку. И мы не устраиваем это для нашей матери, потому что ее так просто не проведешь".

Я кивнула. В тот день тетя Шарлотта наверное думала, что она исправляет детей. Но для тех, кто был вовлечен, это была всего навсего еще одна игра. Но не смотря на то, что это была игра, мне совсем не хотелось играть в нее.

Через несколько минут после окончания порки все бросились вниз и через короткий промежуток времени мы все снова смеялись и улыбались. Казалось, что ничего страшного не случилось, и для нас так и было.

ШКОЛЬНЫЕ ДНИ

Я не начинала ходить в школу до шести с половиной лет. Наконец-то! Я видела, как Линда ходит в школу каждый день и мне так хотелось пойти туда с ней. Детские сады не существуют в ФСПД, потому что все верят, что для ребенка лучше провести лишний год дома. Но это не принесло мне никакой пользы. Я хотела в школу. Я хотела учиться.

Дома не было особых развлечений, кроме как слушать истории моей бабушки. Сказки в общине не одобряли, а у нас дома не было других детских книг. В городке не было библиотеки, и я не помню, чтобы мама когда-либо покупала нам наши собственные книги.

В 1974 году за несколько недель до начала школы, когда я подсчитывала оставшиеся дни, я встретила Лауру, которая впоследствии стала моей ближайшей подругой. Был жаркий июльский день, один из тех, когда воздух такой сухой и горячий, что тяжело дышать. Я играла бумажными куклами с Линдой, в то время как мама шила новые платья для нашего первого дня в школе.

Неожиданно погода поменялась, небо потемнело и затем разразилось грозой. Линда, Аннет и я стояли у кухонного окна и слушали как дождь стучит по крыше, вдыхая свежесть дождя через кондиционер.

После ливня мы начали умолять маму отпустить нас погулять на улицу, и она сказала что можно, но только если мы не измажемся в грязи

Грунтовая дорога перед нашим домом превратилась в поток грязевой воды. Я не могла думать ни о чем другом, как только о том, чтобы побегать и побрызгаться в этой воде. Линда прочитала мои мысли. - "Кэролин, даже и не думай об этом. Нас всех выпорят, если ты туда

полезешь!"

Когда мать сердилась на одну из нас за непослушание, обычно мы все расплачивались за это. Но, то что удерживало меня на крыльце, было не страхом порки. Это был страх того, что подумает Линда, если я подведу ее и Аннет под порку.

Мгновением позже, мы услышали детские голоса и неожиданно увидели детей из новой полигамной семьи, которые переехали в общину. Они прибыли из Айдахо, с тремя женами, и кажется, двумя дюжинами детей.

Рыжеволосая девочка, которая выглядела примерно одного со мной возраста, привлекла мое внимание. Она неслась сломя голову, затем высоко подпрыгнула и с плеском приземлилась прямо посреди грязевого потока. Все ее братья и сестры сделали то же самое. Они смеялись и брызгались и, кажется, отлично проводили время. Я умирала от желания присоединиться к ним, но мне было нельзя.

А Линда совершенно не завидовала грязевым забавам. Он выглядела шокированной, что они смеют так себя вести. Сметь или не сметь для меня не имело никакого значения. Я просто была расстроена, что им можно делать то, чего мне нельзя. Линда подошла, чтобы поговорить с ними, и рыжеволосая девочка, которая теперь вся была покрыта грязью, первой заговорила с ней. Она сказала, что ее зовут Лаура, и затем она перечислила имена своих маленьких братьев и сестер.

Лаура глянула на нас и спросила, "А почему вы, ребята, тоже не прыгаете в грязь?" Линда сказала ей, что наша мама рассердится, если мы замажемся. Лаура, казалось, была в замешательстве. Наши слова были ей непонятны.

Когда они наигрались в грязи, мы спросили ее, хочет ли она поиграть в куклы. Она сказала, что у нее нет никаких кукол. Я не могла в это поверить. - "У тебя нет кукол? Во что же ты играешь?"

Лаура пожала плечами. Ей не нужны были куклы, чтобы играть в куклы. Она подобрала маленькую изогнутую палочку с земли и пошла в цветник нашей мамы, чтобы сорвать цветок. - "Видите, это ее юбочка, а этот маленький бутон будет ее шляпкой". С этими словами он наколола бутон на палочку, затем нашла другой цветок для юбочки. Теперь у девочки-палочки были юбка с оборкой и шляпка. Я была впечатлена. Лаура взяла палочку и превратила ее в одну из самых красивых кукол. - "Все, что мне нужно сделать, чтобы поменять ее одежду — выбрать другой цветок". Определенно, я не могла бы так легко менять одежду с моими настоящими куклами, как она могла со своими палочками.

Линда, Аннет и я быстро нашли палочки и сделали наших собственных кукол. Мы провели остаток дня играя с Лаурой. За обедом в тот день мы болтали без умолку о нашей новой подруге. Со временем даже мама полюбила Лауру. Она говорила, что ее дочери не ссорятся так много, если рядом Лаура,

Наконец настал первый день школы. Моя мама отвела меня в класс и наблюдала, как я выбираю парту. Она сказала, что гордится, что я пошла в первый класс. Дверь в наш класс приоткрылась немного и я увидела, как одна из учениц высунула язык и показала его девочке в дверях, которую я не могла разглядеть. Затем я услышала, как она воскликнула: "О, она рыжая!" Вошла Лаура и села, и я видела, что она стесняется среди стольких новых людей.

Мы были не только одноклассницами, мы еще и ездили на одном школьном автобусе каждый день целый год. Я была счастлива! Вместе с ней в автобусе я чувствовала себя спокойнее.

Автобус пугал меня, потому что там происходили странные вещи. Однажды я сидела рядом с Линдой, когда Рэнди, старшая девочка на переднем сиденье, начала что то шептать своей подруге. Она закатала длинный рукав и я видела, что ее рука выглядит обоженной и красной. Ее подруга тихонько вскрикнула. Вид был шокирующим. Я вскочила, но Линда дернула меня назад и приказала сидеть тихонько, или водитель автобуса побьет меня. Это не было чем-то необычным для водителя автобуса остановить машину, когда дети плохо себя вели. Он шел в салон и бил ребенка так сильно, что его или ее лицо ударялось о стекло.

Когда мы сошли с автобуса, я спросила Линду, отчего рука Рэнди выглядела как обоженное сырое мясо. Она выглядела смущенной, но сказала, что ничего не знает. Позже мы услышали, как мама рассказывает это нашему отцу, а он отвечает, что нас нельзя подпускать на пушечный выстрел к отцу той девочки, потому что он слышал плохие истории о нем.

У девочки с обоженной рукой была самая длинная коса, которую я когда либо видела. Ее коса свисала намного ниже колен. Я никогда не видела никого с такими густыми и красивыми волосами. Все, кто ехал в автобусе, восхищались ее волосами. Но я заметила, что она никогда не выглядела счастливой. У нее не было друзей и она держалась особняком.

Однажды утром Рэнди вошла в автобус, истерично плача. Ее лицо было красным и залитым слезами. Она дрожала и с трудом ловила ртом воздух. Ее рыдания шли как огромные волны — одна за другой. Когда она обернулась, я поняла, что ее коса исчезла. Ее волосы были аккуратно причесаны, но коса обрезана под корень. Разговоры и шум в автобусе разом прекратились, когда все поняли, что произошло. Все мы были шокированы ужасным видом.

Водитель автобуса сидел там, жуя жвачку. Если он и заметил плачущего ребенка, садящегося в его автобус, он не подал никакого вида. Двери закрылись и автобус поехал вперед, будто бы ничего и не случилось. Я чувствовала себя так, как будто бы меня сейчас вырвет. В тот день я не могла даже играть. Все было как в тумане.

После школы я ждала на остановке автобуса, когда я увидела, что школьные двери резко распахнулись. Директор школы выбежал наружу, гонясь за своим умственно отсталым сыном Кэндаллом, которому было десять. Кэндалл кричал и пытался убежать от него. Его штаны были мокрыми от мочи. Мы все видели большое влажное пятно. Директор поравнялся с ним и схватил его. Он ударил его так сильно, что Кэндалл полетел на землю и мешком упал на тротуар. Он закричал на Кэндалла, чтобы тот поднимался. Кэндалл снова начал убегать. Директор снова погнался за ним, награждая ударами. Мне было настолько плохо от того, что случилось с Рэнди в тот день, что эта новая сцена была просто черезчур для меня. Я просто не могла больше переносить то, что я видела. В последующие недели и месяцы это все продолжало стоять у меня перед глазами снова и снова. Кэндалл мочил свои штаны и отец бил его. Дети на площадке дразнили Кэндалла за мокрые штаны. Другие стояли, застыв от шока, видя такую жестокость отца, и обьятые ужасом, потому что он был директором школы.

В тот день, когда подошел автобус, с тем же самым безучастным, жующим жвачку водителем, который пугал меня, я сказала своей сестре, что я не войду в автобус. Ни за что. Линда потянула меня за руку.

"Кэролин, мы должны садиться в автобус". Но она была недостаточно сильной, чтобы побороть мое упорство не ехать домой на школьном автобусе. Линда сдалась. Я сказала ей, что побегу домой.

До дома была примерно миля. Я думала, что если буду бежать достаточно быстро, я прибегу домой еще раньше автобуса и тогда, возможно, мама не выпорет меня. Я снова посмотрела на водителя автобуса. Я не поеду с ним, даже если это будет означать порку. Я бежала, до тех пор, пока хватило дыхания, а потом я шла, пока не отдышалась, а затем я побежала опять.

Я влетела в дом как раз в то время, как мои две сестры сходили с автобуса. Мама была на кухне. - "Я прибежала домой быстрее школьного автобуса, мама" — сказала я. Она ответила, что я глупая, и спросила почему я не поехала с Линдой и Аннет. Но я так никогда и не сказала ей.

К тому времени я была уже во втором классе и я шла пешком в школу и бежала домой до конца года. Однажды водитель автобуса со жвачкой побил маленькую сестру Лауры. Когда Лаура сошла с автобуса, она сказала, что ненавидит его и показала ему язык. После этого она перестала ездить на автобусе и мы ходили пешком вместе.

Первый класс был единственным годом, когда у нас не было злого учителя. И только в старших классах учителя перестали бить нас. А в младших классах это происходило все время, кроме первого класса. Большинство семей учило детей с помощью Священного писания и ремня. Этот принцип распространялся и на школу.

Я видела учителей, бьющих детей палками, пока эти палки не ломались. Во время школьных собраний не было чем то необычным для директора бить и давать пощечины ученикам на подиуме, перед глазами всей школы. Он делал это, чтобы запугать других учеников, чтобы все боялись попасть в кабинет к директору. Когда он выбирал ученика, он выбирал того, чьи родители не будут жаловаться. Это было обычной практикой — сделать одного козлом отпущения, чтобы остальные вели себя хорошо.

Каждый раз, когда мы шли колонной, был один взрослый, призванный контролировать нас с палкой. Каждый, кто вел себя плохо, получал по голове.

Дисциплина была более важна в классе, чем знания. Жестокость в отношении детей была нормой в общине, но в семьях были разные уровни толерантности к насилию. Но большинство семей никогда не судили друг друга. Даже если семьи знали, что где-то происходит серьезное насилие, никто не вмешивался. Это было частью религиозной доктрины, которая говорила, что ни один человек не имеет права вмешиваться в дела семьи другого человека.

Мы слышали истории о сексуальном и физическом насилии в других семьях, но ничего никогда не делалось, чтобы остановить это. В общине было всеобщее чувство, что внешний мир — наш враг. Их законы и традиции не имеют к нам никакого отношения. В общине никто даже помыслить не мог, чтобы рассказать властям о подозреваемом или явном насилии, чтобы начать расследование. Всякий, кто поступил бы так, превратился бы в предателя общины.

Большинство учителей не были злыми и никогда не били детей. Но хватало и злых, чтобы заставлять меня бояться школы. Тем не менее я любила учиться. Не важно, наколько я боялась того, что могло случиться, мой страх никогда не перевешивал жажду знаний.

Школа была общеобразовательной и финансировалась на деньги штата, но фактически она функционировала как частная школа. В реальности каждый ученик был членом ФСПД общины. В школе религию изучали открыто и если что-то противоречило нашему верованию, это опускали. Было обычным делом видеть учебники с отсутствующими главами, потому что их вырвали. Нас учили

заведомо ложным вещам — таким как "факт", что динозавры никогда не существовали. В некоторых классах учителя учили отрывкам из Книги Мормона. Школе сходило это с рук потому что все, кто там работал, были членами ФСПД. У штата не было причин расследовать, потому что никто не жаловался.

Я помню, как узнала о сексе на школьной площадке, когда я была в четвертом классе. Одна из соучениц обьявила всем остальным, что ее брат научил ее, как делать младенцев. Она говорила ему, что не хочет учиться, но он настоял. Он хотел показать ей, а не просто рассказать.

Она сказала, что он показал части своего тела и сказал ей что он собирается делать с ней с их помощью. А затем он это сделал. Когда все закончилось, он сказал, что вот так вот ее муж будет делать с ней младенцев. Она сказала, что ненавидит это и брата тоже ненавидит. Мы все были обьяты отвращением и сказали ей, что ее брат — большой врун. Мы знали, что наши родители никогда бы ничего такого не делали.

Но она сказала, что мы неправы. Это был секс. С-Е-К-С. Затем мы вернулись в класс, и она взяла словарь и швырнула его на парту. Она прочитала нам оттуда определение слова "секс" и мы все смутились. Но просто потому, что это было в словаре, это не значило, что это было правдой. Мы чувствавали, что ее брат был грешный, и мы разговаривали об этом месяцами. Старшие братья и сестры дали нам больше информации, так что в конце концов я вынуждена была признать, что это была правда.

Нас никогда не учили о том, что такое секс в ФСПД. Когда у нас была анатомия в пятом классе, главы о репродуктивных органах были вырезаны из учебников. Секс — это было тем, чему муж учил жену в брачную ночь. Были женщины, которые выходили замуж, веря, что младенцы зачинаются от поцелуя.

Однажды с Линдой случилась ужасная история в школе. У ее учителя была репутация человека, который не очень умеет поддерживать порядок в классе. Он пообещал классу Линды, что если они что-то там сделают хорошо, он им устроит развлечение с бумажными самолетиками. Что бы там не было, они справились хорошо и заслужили награду.

Тем днем, директор, Элвин Барлоу, услышал гам исходящий из за дверей шестого класса. Он не знал, что это было запланированное развлечение и ничего не спросил. Он ворвался в класс и начал раздаватьпощечины ученикам и сбивать их ударами на землю. Ученики в первом ряду возле дверей, стали первыми мишенями и получили всю полноту его гнева. Линда видела, как голова одной из девочек влетела прямо в парту.

Директор был на полпути во втором ряду парт, перед тем как он спросил учителя, кто дал ученикам разрешение так себя вести. Учитель солгал и сказал, что это не он. Он испугался, что директор сотворите ним, если узнает, что это была вообще-то его идея.

Это усилило гнев Барлоу. Линда была в таком ужасе, что она не могла сдвинуться с места. Директор схватил девочку, сидящую рядом с ней за волосы и так сильно стукнул ее головой об парту, что расквасил ей нос до крови. Каким-то чудом ей удалось выбежать за дверь к своей матери в комнату второклассников. Барлоу неожиданно остановился. Линда сказала, что если бы не это, она бы была следующей.

Затем всех учеников провели в его кабинет и заставили слушать его поучения в течении нескольких часов. Он вещал и вещал о рейде на Шорт Крик и как много жертв было принесено, чтобы эти ученики могли учиться работе Бога. Линда рассказывала, что ученики дрожали и плакали и не могли усидеть спокойно. Многие ученики из ее класса пришли домой с синяками и подбитыми глазами. Мою сестру так трясло, что она едва смогла обьяснить маме, что произошло.

Жестокость в отношении целого класса зашла слишком далеко даже для ФСПД. Позже днем офис директора был запружен разгневанными родителями. Один человек сказал, что если директор еще раз тронет его дочь, он побьет его. Совет школы собрал срочное собрание и директору поставили на вид, что если он учинит нечто подобное в будущем, его уволят.

Но никто не известил власти. Если бы кто-то это сделал, директора бы посадили в тюрьму за нападение с нанесением телесных повреждений. Но в нашем закрытом обществе, он только получил предупреждение. Он был не только членом ФСПД, он был еще и сыном бывшего Пророка и приемным сыном дяди Роя. Дядя Рой защитил его и сказал родителям в общине, что они должны поддерживать его в его отличной работе с их детьми. Статус директора был непоколебим из-за его родственной связи с Пророком. Любой, кто донес бы на него, попал бы в серьезную беду с ФСПД. (И он оставался на своем посту еще два года до пенсии.)

Детей рассматривали как собственность, и физическое насилие в отношении их было не только разрешено, но и было частью образа жизни. В церкви нас учили, что если не внушить страх Божий детям в начале их жизни, они вырастут и оставят работу Бога. Насилие было необходимым условием спасения души ребенка. Проблема с директором была, в глазах общины, в том, что он зашел слишком далеко. Но не достаточно далеко, чтобы быть уволенным.

Обычно, когда учеников избивали, родители предполагали, что они сделали что-то плохое. Ребенка затем заставляли извиниться за предполагаемый проступок. Учитель или другая авторитетная фигура всегда поддерживалась в его требованиях.

Моя мать была возмущена поведением директора и сказала, что если кто-то попытается побить нас в школе, чтобы мы сразу же шли домой. Она не видела никакой связи между своим жестоким поведением в отношении нас и тем избиением, которое произошло в школе. Мать умудрялась думать, что она бьет нас только потому, что любит нас, и пытается научить нас жить по- Божьему. Она не знала, что наши маленькие тела не могут уловить разницу между этими двумя видами насилия.

По большей части я научилась всему необходимому для ежедневного выживания. У меня выработались свои правила.

Я знала что цена за непослушание матери будет высокой. Что "нет" означает "нет" безо всяких исключений. Вопросы и возражения только навлекут на меня беду. Иногда мои сестры подбивали меня на шалости, и я ничего не могла поделать, кроме как злиться на них.

В школе я научилась ходить с чинно сложенными руками и никогда не нарушать порядок в коллоне, если я не хотела получить действительно очень сильный удар по голове палкой. В хоре в классе я знала, что если я не буду смотреть прямо перед собой со слегка задранным подбородком, я рискую получить подзатыльник.

Я выучила, что лучше никогда не ездить на школьном автобусе, если я не хочу видеть вещи, которые будут расстраивать меня.

Я ела всю еду на тарелке, даже если она мне не нравилась. Если я жаловалась, меня просто заставляли сьесть еще больше той еды, которую я ненавидела.

Я выучила, что нельзя дразнить или бить моего маленького брата, Артура, когда он надоедает мне, потому что он любимец матери. Я также научилась слушаться свою старшую сестру, Линду. Она же так старалась удержать меня от беды.

НОВАЯ ЖЕНА, НОВАЯ МАТЬ

Я прыгала на скакалке рядом с нашим домом со своей сестрой Аннет, когда пришла Линда и сказала нам, что наш отец едет в Солт-Лейк-Сити, чтобы привезти новую жену. Мы все были удивлены, но счастливы, потому что мы знали и любили женщину, на которой он собирался пожениться. Рози была нашей кузиной и любимой нянькой. Мама с Рози были хорошими друзьями в течении многих лет. Рози была нашей нянькой до того, как поехала учиться на медсестру в Солт-Лейк- Сити. Мы всегда с нетерпением ждали ее, потому что она была веселая и никогда не злилась на нас. Отец Рози был братом нашей матери, соответственно Рози была маминой племянницей.

В то время мне было примерно десять лет, и я побежала в дом как только услышала эти новости. Мама казалась подавленной.

Большинство мужчин в общине ждали примерно 10-15 лет перед тем как взять новую жену. Но для некоторых мужчин не было необычным вообще никогда не брать вторую жену. Но те мужчины, у кого было больше всех жен, имели наибольшую власть в ФСПД. Если у человека было больше чем три жены, это означало, что он был сыном какой-то очень крутой шишки. Не было чем-то необычным для сестер быть замужем за одним мужчиной и уж точно не было ничего необычного, если племянница делила мужа с тетей.

Рози была привлекательной и популярной в общине. Она хорошо готовила и была отличной хозяйкой, и у нее была репутация отличной работницы. С тех пор как она начала учиться на медсестру, мы не часто видели ее. Это было очень необычным для женщины в ФСПД иметь какое- либо образование помимо школьного, пока она еще не была замужем, и совсем большой редкостью после замужества. Рози повезло, потому что одна из жен ее отца хотела стать медсестрой и мой дядя решил, что Рози тоже может пойти, раз уж она будет под таким надежным присмотром.

Я не знаю, что в действительности чувствовала моя мать по поводу того, что отец берет вторую жену. Все, что я когда либо слышала от нее о такой возможности — это то, что она надеется, что ей понравится вторая жена. Я знала, что наши жизни изменятся, но понятия не имела насколько.

Мы остались дома, когда наши мать и отец поехали в Солт-Лейк-Сити на свадьбу. Страннее всего, они вернулись домой без Рози. Она осталась в Солт-Лейк-Сити закончить учебу и сдать экзамены. Мы думали, что после этого она переедет к нам, но отец купил ей дом в Солт-Лейк-Сити, чтобы она могла начать там работать.

Рози иногда приезжала в Колорадо-Сити навестить нас. Когда она приезжала, Линда должна была уступать ей свою спальню и спать со мной и Аннет. Казалось, что Линда относится к Рози наиболее подозрительно и переживает эту ситуацию больше всех. Она боялась, что Рози отберет отца у мамы. Линда превратилась в ревностного наблюдателя, подсчитывая вещи, которые отец делал для Рози и не делал для мамы. Он проводил много времени с Рози в спальне Линды, когда она навещала нас, и определенно выглядел более счастливым, когда она была рядом.

Мы все знали каким напряженным был брак моих родителей. Мама, казалось, стала намного незаметнее и тише, с тех пор как отец женился на Рози. За несколько лет до брака с Рози, отец купил матери телевизор, чтобы умаслить ее. Она всегда жаловалась, что больше не может смотреть телевизор, как могла раньше, в Солт Лейк. Иметь дома телевизор — полностью противоречило нашей религии, но отец проигнорировал это и просто купил его. Изображение было ужасным, и было только два канала, которые еще хоть как то удавалось смотреть. Но когда отец и Рози уходили в спальню Линды, мы все садились в гостинной и смотрели телевизор.

Я помню, как навещала Рози, когда ездила в Солт Лейк со своими родителями. Я была впечатлена тем, что у нее был свой собственный маленький дом и машина. У нее также была медсестринская карьера. Ее свобода и контроль над своей собственной жизнью потрясли меня. У Рози было больше независимости, чем у любой женщины, которую я знала.

Но ее свобода была скоротечной. Скоро после брака с моим отцом Рози забеременела и переехала в спальню Линды в нашем доме в Колорадо-Сити за месяц до рождения младенца. Шестой ребенок моей матери, мальчик, был рожден несколькими месяцами ранее дочери Рози.

Атмосфера в нашей семье изменилась. Рози и мама соревновались за внимание отца. Двое младенцев постоянно сравнивались друг с другом. Мы все пытались определить, какого из младенцев отец предпочитает больше, и с кем проводит больше времени. Моя мать видела, каким счастливым отец становился с Рози и прилагала все усилия, чтобы превзойти ее.

Если Рози готовила вкусный обед, мама затрачивала вдвое больше усилий, готовя обед в следующий раз. У мамы были свои правила о том, каким все должно быть в доме, и она настаивала, чтобы Рози подчинялась им. Иногда я слышала, как мама говорит подругам, что только она, а не Рози, понимает, чего именно хочет отец, и как сделать ему приятное. Иногда мама обвиняла Рози в эгоизме, и говорила, что та недостаточно старается, чтобы угодить отцу.

Дочь Рози была рождена в ее день рождения, и она назвала ее Роуз. Мы называли ее Маленькая Рози. Когда ей исполнилось несколько месяцев, Рози нашла работу неподалеку, в Кедар Сити, работая в одном из домов престарелых, принадлежащих ее отцу. Она часто брала одну из нас с собой приглядывать за младенцем, и чаще всего это была я. Я любила ходить на работу с Рози. Я никогда особо не ладила с матерью и для меня всегда было огромным облегчением вырваться из под ее власти.

Рози зарабатывала больше денег, чем почти любая женщина общины, потому что у нее было образование медсестры. Я видела, какой удачей это было для нее, особенно в сравнении с остальными ФСПД женщинами, которые обычно не могли расчитывать на большее, чем на работу на швейной фабрике в общине.

Я была шокирована, когда увидела швейный цех во время школьной экскурсии. Там были ряды и ряды и ряды согнувшихся над машинками женщин, с нескончаемыми грудами ткани перед ними. Они шили униформу для крупных компаний. Они выглядели и работали как рабыни на больших индустриальных швейных машинах, которые быстро шили. Никто из них не зарабатывал достаточно денег, и я знала, что у большинства из них более десятка детей дома. Они работали на минимальной ставке, примерно три доллара в час, плюс им приплачивали за каждый выполненный заказ. Любую женщину, которая не успевала выполнить норму, увольняли. Работа была в режиме аврала, напряжение непереносимое, и тех денег, что они зарабатывали не хватало даже на продукты для их больших семей, не говоря уже о чем то еще.

Тогда я поклялась себе, что никогда не закончу как они — за одной из этих швейных машинок. Не важно, каких усилий мне это будет стоить, я получу образование, как Рози. Я твердо решила попасть в колледж.

Время, которое я проводила с Рози, защищало меня от психической нестабильности моей матери. Рози хорошо ко мне относилась и ценила то, как много я помогала ей с младенцем. Я любила свою мать, но этой любви всегда противостоял страх, я боялась ее гнева и наказаний. Рози была другой. Ее уравновешенность позволила мне взрослеть. Рози была глубоко религиозной и верила в многоженство. Она чувствовала, что делиться моим отцом с моей матерью было ее единственным путем к Богу.

Тогда я тоже верила в многоженство. В девять лет я верила во все, во что верили остальные — что мужчина учится любить своих жен все больше и больше с каждой новой женой, которая ему достается. Моя мать и Рози старались минимизировать тот огромный конфликт, который рос между ними. Мы видели всего лишь небольшие признаки лежащего под поверностью напряжения, так что у меня не было причин не верить, что многоженство — это что-то великое. Мои подруги болтали о том, как их матери орали друг на друга и швырялись вещами. Я никогда не видела подобного у себя дома. Однажды я слышала как мама сказала, что отец стал относиться к ней намного лучше с тех пор, как женился на Рози.

Это заставляло меня чувствовать себя хорошо, несмотря на то, что я видела, что отец был намного счастливее с Рози, чем он когда либо был с мамой. Из-за того, что он был так влюблен в Рози, он и к матери относился лучше. Может быть, теперь он даже и ее любил больше. Точно я этого не знала, но все это чудесно укладывалось в то, во что я хотела верить.

Борьба за власть в нашей семье бледнела в сравнении с тем, что происходило в ФСПД. Борьба за власть, которая назревала в течение нескольких лет, открыто разразилась в 1978 году, когда я была в пятом классе. А к тому моменту, когда я пошла в седьмой, семьи выбирали стороны противостояния в общине и были так глубоко разделены, что нам не разрешали играть с друзьями, если их родители были в противоположном лагере.

"Вы на стороне дяди Роя или на стороне Братства?" Вот такой был вопрос, и на кону стояло ни много ни мало то, кто будет управлять общиной, когда дядя Рой умрет. Это была битва за власть, простая и без обиняков.

Мой отец был на стороне тех, кто верил, что окончательная власть должна быть у Пророка ФСПД. В целом это называлось "единовластие".

У дяди Роя было несколько приемных сыновей, которые были детьми предыдущего Пророка Джона Барлоу. Их власть поддерживалась тем, что они были племянниками дяди Фреда Джессопа, который, как епископ, отвечал за повседневную жизнь общины. Из-за родственной связи с двумя такими шишками при власти, приемные сыновья узурпировали часть власти и полномочия апостолов ФСПД.

Апостолы — это были мужчины, избранные Богом и посвященные в сан Пророком. В одно время в ФСПД, апостолы, наравне с Пророком, имели власть заключать брачные союзы. Они были глубоко вовлечены в формулирование общинной политики и считались достойными получать откровения от Бога, точно так же, как и Пророк. Пророк имел больше власти — фактически он был богом общины, но он делил некоторую власть с апостолами.

Если приемные сыновья смогут консолидировать всю власть у дяди Роя, тогда у апостолов не останется практически никакой власти в общине. Поскольку дядя Рой был болен и прикован к постели, посреди тех, кто хотели унаследовать его власть, происходили торги и свары.

Раскол в общине был нестолько серьезным, что моя мать прекратила разговаривать со своей сестрой, потому что та была замужем за одним из апостолов. Мне запретили общаться с друзьями, что огорчало меня. С другой стороны я верила, что Братство пытается уничтожить дядю Роя и забрать его власть.

Это было время ужасных подозрений и обвинений. Люди на стороне дяди Роя начали рассказывать истории про апостолов, обо всех тех ужасных вещах, которые они делали. Церковные службы превращались в такие споры, что мы начали с нетерпением ждать надвигающейся драки, чтобы поразвлечься. Разворачивающиеся сцены были намного более захватывающими, чем изучение Слова Божьего.

Это были странные времена. Несмотря на то, что со многими людьми нам запрещали разговаривать и дружить, на праздники все запреты отменялись. Мы всегда праздновали Четвертое Июля и Двадцать Четвертое Июля. Двадцать четвертое — это был день, когда Бригем Янг привел Святых Последних Дней в долину и сказал: "Вот это место!" Это был один из самых больших праздников, и у нас всегда были парады, угощения, танцы и фейерверки.

Моя семья увеличивалась бешеными темпами, потому что и у мамы и у Рози появлялись младенцы примерно каждые полтора года. Рози работала на полную ставку, поэтому моя мать занималась всеми детьми. Она расчитывала на Линду, Аннет и на меня, чтобы мы помогали ей ухаживать за нашими братьями и сестрами. Казалось, что мы только и делали, что нянчили младенцев.

Но однажды субботним вечером, когда Линде и мне было примерно тринадцать и четырнадцать, нам разрешили пойти на танцы в общине. Ни мама, ни Рози не могли пойти с нами, поэтому нас просто подбросили до школы. С восточной стороны зала была зона для молодых незамужних девушек. Мы всегда сидели там, потому что это было рядом с зоной неженатых юношей.

Мы с Линдой шли к заднему входу в школу, где было проще пробраться к девичьей зоне. Как только мы приблизились, двери распахнулись и оттуда галопом выскочили девочки. - "Бегите куда глаза глядят!" закричали они нам. Мне не нужно было повторять дважды и я побежала за ними, пока все не остановились у южного входа.

"Ой, фу!" — сказал кто-то. - "Он сцапал Лауру!"

Другой голос подхватил: "Она не заметила сигнала, и поэтому она осталась там одна, вот он до нее и добрался"

Лаура, моя рыжеволосая подруга детских лет! Мне было так жаль ее. Мы все еще были близкими друзьями. Ее отец не избирал сторон в расколе, поэтому не было причин по которым нам бы запрещали дружить.

Я слушала как другие девочки обьясняли, что старый человек, который искал себе еще одну жену, постоянно приходит в девичью зону на смотрины. Никто из молодых девочек никогда не хотел танцевать с тем стариком.

Девочке было запрещено танцевать больше, чем один танец, с молодым мальчиком. Она также имела право отказать мальчику, если он ее не интересовал. Но девочка никогда не должна была отказывать старшему или старому мужчине. Это считалось самым большим неуважением.

Были еще другие правила на танцах. Но не было никаких правил, запрещающих побег. Поэтому, когда одна из нас видела старика, направляющегося в нашу зону, она давала сигнал и все девочки убегали за дверь. Если одна из девочек отвлекалась или была рассеяной, она могла остаться позади. И это только что произошло с Лаурой. Нам всем было так ее жалко, но к счастью, она не вышла замуж за того старика.

Мы вернулись в танцевальный зал как только узнали, что опасность миновала. Молодые мальчики обычно ждали у дверей и нас тут же приглашали танцевать. Музыка, которую там играли, была то же самой музыкой, под которую танцевали Святые, когда впервые прибыли в Солт Лейк в девятнадцатом столетии. Мы танцевали вальсы и другие медленные танцы. Танцы были самым захватывающим временем в общине для нас. Это было единственным временем, когда нам позволяли общаться с мальчиками нашего возраста. За нами пристально наблюдали и мы бы попали в беду, если бы танцевали слишком часто с одним и тем же человеком. Мы должны были соответственно одеваться, что означало скромно и в простую одежду. Девочкам позволялось немного косметики и платья, но такие, которые были не слишком узкие и без глубоких вырезов на шее. Блестящие ткани и кричащие расцветки не допускались. Мальчики носили галстуки, строгие рубашки и брюки. Джинсы не разрешались.

Танцы были еще одной возможностью проигнорировать глубокий раскол общины. Мы могли танцевать с кем угодно. Я начала замечать мальчиков и поняла, что некоторые мне нравятся больше, чем другие. Мальчики тоже обращали на меня внимание. Линда всегда была очень популярна. Я тоже стала такой же популярной в восьмом классе, когда мне досталась большая роль в школьном спектакле.

Я думаю, танцы позволяли нам говорить о наших чувствах, что в другое время было невозможным. Однажды в восьмом классе несколько девочек говорили о той опасности, которая может подстерегать нас в будущем. Одна из моих ближайших подруг сказала: "Как только ты закончишь школу, тебя обручат со стариком и ты будушь вынуждена выйти за него замуж". Другая девочка сказала: "Все мы обречены! Нас всех заставят выйти замуж за стариков, таких древних, что мы вынуждены будем ухаживать за ними!"

Я думала об одном из домов престарелых, в котором работала Рози, и о тех стариках, которых я видела там, ездивших на инвалидных колясках, таращясь перед собой пустым взгядом. Я похолодела от ужаса.

"Одна только мысль о замужестве со стариком заставляет меня блевать" — сказала другая подруга. Впервые я задумалась о судьбе, которую мне совсем не хотелось иметь.

"Но подождите" — сказала я. - "Несколько девушек в общине вышли замуж за молодых парней".

Девочка, которая начала этот разговор, сказала что это произошло только потому, что и девушка и парень пошли к Пророку и настояли на своем браке. - 'Так что единственный способ избежать секса со стариком, это если в тебя влюбится молодой парень. Затем ты должна настаивать, что он — единственный, за кого ты хочешь выйти замуж. Это единственый шанс выйти замуж за кого- то, кто тебя любит".

"Как ты заставишь кого-то влюбиться в тебя?" спросила я. Мы все знали в какую беду можно попасть просто за разговор с мальчиком. Влюбленность становилась недоступнее.

Это вызвало на откровенность одну из девочек в группе. Ее сестре позволили выйти замуж за мальчика, в которого она была влюблена, потому что они сбегали с класса теологии вместе. Они делали это целый год и их так и не поймали.

Неожиданно перед нами начала прорисовываться стратегия. Мы решили начать ходить на классы теологии в воскресенье вечером, три раза в месяц. Это было еще одной вещью, которую мы могли разделять, не смотря на то, на какой стороне религиозного раскола мы находились. Мы записались на классы с учителем, который был на противоположной стороне раскола с нашими родителями, потому что нам был выгоден учитель, который с ними не разговаривает.

Мы начали ходить на классы по вечерам воскресенья чтобы наши родители свыклись с этой идеей. Через несколько недель некоторые из нас посвятили мальчиков в наш план. Они были в восторге от идеи использовать классы теологии, чтобы проскользнуть к пруду.

План сработал безупречно. Перед тем как нас разделяли на меньшие группы, проводилось общее собрание. Оно никогда не было слишком долгим. Кто-то произносил короткую речь и молитву.

К тому времени когда собрание заканчивалось, наши родители уже уезжали. Мы, девочки, направлялись в туалет.

Одна девочка стояла у двери на стреме, готовая подать сигнал если кто-то, не вовлеченный в наш план, подойдет к туалету. Когда горизонт был чист, мы выстраивались у окна, залазили на него и прыгали вниз. Как только все мы оказывались на улице, мы бежали к пруду, защищенные темнотой раннего вечера. Мальчики проделывали то же самое в их туалете.

Как только мы прибегали к пруду, мы были свободны. Это был впервые в нашей жизни, когда мы могли общаться с противоположным полом без надзора. Было так чудесно — просто возможность расслабиться и узнавать друг друга без давления извне. По большей части мы просто тусили группой и болтали. Никто не пытался завязать романтические отношения. Кто-то обязательно постоянно следил за временем. Мы знали, что когда класс должен закончится, нам нужно бежать на парковку и встать рядом с машиной человека, который привез нас сюда. Они всегда думали, что наш класс отпустили раньше их и ничего не подозревали.

Это так хорошо работало, что все больше и больше девочек хотело присоединиться к нашей бесстрашной группе. Мальчики тоже хотели. Линда и несколько ее друзей тоже были вовлечены в нашу новоприобретенную свободу. Мать начала что-то подозревать, потому что мы никогда не пропускали уроки теологии. Ей с трудом верилось в такую жажду Евангелия, потому что мы никогда не хотели идти в церковь слушать проповеди.

Мать сказала отцу что что-то здесь не так. Он отмахнулся от нее, потому что был так горд тем, как мы стараемся научиться походить на Господа.

После нескольких месяцев нашей своеобразной "теологии" у некоторых из нас появились мальчики, к которым мы были привязаны и которых мы хотели видеть больше чем три раза в месяц. В то время мне тоже нравился один, но он все еще в ФСПД, и чем меньше я о нем расскажу, тем лучше.

Но через год после начала наших махинаций один из школьных учителей был снаружи здания, когда он увидел наши прыжки из окон и сумасшедшие забеги к пруду, в то время как мы должны были быть в классе. Он пошел к моему отцу. Другой учитель заметил мальчиков, следующих за нами. Все были шокированы нашим поведением. Некоторых очень жестоко наказали дома. Мой отец был одновременно взбешен и убит.

К счастью для Линды, он так никогда и не узнал, что она тоже изучала "теологию". Он узнал имя мальчика, который мне нравился, и пошел к нему и запретил ему даже разговаривать со мной. Мне он сказал то же самое. Я не хотела, чтобы мальчик попал в еще большую беду, поэтому мы перестали видеться друг с другом. Я больше волновалась о том, что может случиться с ним, чем со мной.

Моя свобода была не единственной вещью, которая закончилась. Я боялась, что такая же судьба постигла и мое образование. Той весной я закончила восьмой класс. Единственная высшая средняя школа в общине была частной школой и ею управляли те, кто стояли на противоположной стороне религиозного раскола с моим отцом. Дядя Рой не разрешил бы нам посещать ту школу. Я была в отчаянии. Я обожала учиться и все мои ближайшие друзья собирались посещать старшие классы, потому что их семьи были на другой стороне раскола.

Поскольку мы были вместе с младших классов, наша дружба продолжалась ни смотря на религиозные распри. Но старшие классы были пограничной линией. Мне больше не разрешили с ними водиться. Я чувствовала себя так, как будто бы кто-то неожиданно высосал из меня все счастье. Без образования я была обречена. А мысли о потере друзей просто убивали меня.

Единственная альтернатива, которая у меня была — заочные корреспондентские классы. Я чувствовала себя лучше из-за того, что оставалась эта лазейка к спасению, но я все еще ненавидела то, что меня разделили с друзьями. Мне придавало немного надежды еще и то, что несколько девушек нашей общины, немного постарше меня, попали в профессионально-техническое училище после заочных классов. Я погрузилась в корреспондентскую учебу с головой.

Мой отец дал мне работу секретаршей на телефоне в его строительной компании. Мне это не нравилось, но я была рада вырваться из дома и от бесконечного ухода за младенцами. Когда я не работала, я оставалась в своей спальне и училась. Я закончила три курса моих заочных классов менее чем за год.

Затем произошло чудо: дядя Рой разрешил нескольким верным ученицам посещать частную школу, несмотря на раскол. Он хотел, чтобы мы доносили нашим родителям обо всех тех вещах, которые происходили в школе. Мой отец был шокирован, когда Пророк приказал ему послать Линду и меня в частную школу. Линда начала выпускной класс, а я — средний, потому что мне хотелось быть со своими друзьями.

Все встретили меня с распростертым обьятьями. Я вернулась к жизни, которую любила и прыгала от радости.

Но как меня и раньше вынуждали понять, счастье — это не то, что продолжается долго. Меня заставили бросить частную школу через год. Дядя Рой основал маленькую частную высшую школу для своих верных последователей, и меня заставили туда перейти. Еще раз я вынуждена была сказать "прощайте" своим друзьям и отделить себя оттого, что значило для меня больше жизни.

Я чувствовала себя так, как будто бы двигалась в неправильную сторону, и у меня не было никакой власти остановиться. А вот жизнь моей сестры Линды сделала совсем ужасный поворот.

ПОЛЕТ ЛИНДЫ К СВОБОДЕ

Линде казалось, что за ней кто-то следит. Это был старый человек из общины, примерно в три раза старше ее, семнадцатилетней. Мой отец приходил домой и начинал задавать ей вопросы. Почему на ней была такая короткая юбка? Почему она шла по улице на таких высоких каблуках? Почему у нее была не такая, как положено, прическа? Отец рассказал Линде кто видел ее в неподобающем виде.

Линда поняла, что этот человек шпионил за ней и доносил отцу. Когда об этом узнала наша мама, она очень расстроилась и сказала отцу, что она не доверяет этому человеку. Это было крайне непочтительно и мой отец просто проигнорировал ее. У женщин не было никакого права так говорить, даже если целью было защитить дочь. Линда и я обе видели, что даже когда мама хотела защитить нас, у нее совершенно не было никакой власти, чтобы это сделать. Мать боялась, что он задумал жениться на Линде.

Линда опасалась того же самого. Она знала, что он могущественный в общине человек, который, если обратится к Пророку, может заполучить любую женщину, которую захочет. Как только он положит свой глаз на Линду, спасения не будет. Линда также знала, что мама прекратит свои возражения, как только Пророк постановит, чтобы Линда стала пятой женой этого человека.

Эти браки были как ловушки для животных. Линда знала, что ее единственная надежда — успеть убежать до того, как капкан захлопнется и пути к отступлению больше не будет. Осенью ей исполнялось восемьнадцать, что давало ей право на юридическую защиту.

У Линды была подруга детства в общине, которая тоже жаждала убежать. Клодель была в ужасе, что ее заставят выйти замуж за отчима. Клодель жила со своей матерью в Солт-Лейк-Сити в течении нескольких лет. Ее мать, которая больше не была замужем за биологическим отцом Клодель, обращалась с ней как с наемной прислугой, заставляя ее делать всю уборку, приготовление еды и уход за детьми. Клодель боялась, что если ее заставят выйти замуж за отчима, то она на всю жизнь останется рабыней своей матери, влача горькую участь погребенной заживо.

Линда и Клодель начали строить планы побега после того как им исполнилось по восемнадцать. У Клодель была подруга в Солт-Лейк-Сити, которая не была членом ФСПД и которая знала о ее отчаянии. Один друг на свободе, телефонный номер, по которому можно позвонить, это было огромной помощью, особенно после того как Клодель вернулась в Колорадо-Сити.

Я работала в строительной фирме отца тем летом и зарабатывала доллар двадцать пять центов в час. Но я сохраняла каждую копейку. Мама уехала в командировку с отцом и Рози была за старшую в семье. Линда несколько дней вела себя странно, что озадачивало меня.

Элейн, одна из ближайших подруг Линды пришла в гости якобы помочь ей с уборкой ее комнаты. Линда раздавала множество своих вещей, что не удивляло меня до тех пор, пока до меня не дошло, что она распаковывает свой сундук с приданым. Большинство из нас начинали собирать наши сундуки с приданным едва мы становились подростками. Такие сундуки были статусным символом в общине. Мы заполняли их вещами, которые понадобятся нам в браке: кастрюлями, сковородками, постельным бельем и одеялами. Некоторые девочки делали лоскутные одеяла для своего приданого. Я не делала. Но часто на дни рождения мы дарили друг другу вещи для наших сундуков с приданым.

Я спросила Линду, зачем она раздает такие ценные вещи, которые она собирала для брака, и множество из своей одежды. - "Мне все надоело, я отдаю это Элейн. Я больше не хочу носить эту одежду. Я просто сошью новую".

Это было не слишком убедительно.

Ее поведение было похоже на кусочки головоломки, которую я никак не могла собрать.

В девять часов того вечера Линда постучалась в мою дверь. Я готовилась лечь спать и была удивлена увидеть ее полностью одетой. Ее лицо было бледным. Она сжимала большой пластиковый мешок вещей, которые она еще не раздала.

Шепотом она сказала мне: "Кэролин, я ухожу. Кое кто из моих друзей забирают меня в соседнюю общину. А оттуда я собираюсь исчезнуть. Кое кто собирается помочь мне сбежать".

Я застыла от шока. Никогда я даже и представить себе не могла, чтобы Линда сбегала с какими то чужаками. Я начала дрожать.

"Почему ты это делаешь? Как ты можешь доверять людям, которых ты даже не знаешь?"

Линда пожала плечами. - "Даже если они и плохие люди, мне нечего терять. Если я останусь здесь, моя жизнь будет кончена. Я этого не допущу. Кэролин, можно я займу у тебя двадцать долларов?"

Внутри меня все онемело. Я не хотела терять свою сестру. Я подошла к выдвижному ящику, где я держала деньги, заработанные за лето и вручила ей конверт. - "Забирай их все, Линда, тебе они понадобятся".

Линда колебалась. - "Мне нужно только двадцать долларов, этого будет достаточно. Я не могу забрать все твои деньги".

Я отказывалась принять конверт обратно. Я не смела взглянуть ей в глаза. - "Возьми их. Ты не знаешь куда идешь или даже с кем ты туда идешь. Возьми деньги. Пожалуйста. Я буду чувствовать себя спокойнее".

Линда схватила меня и обняла. - "Спасибо, Кэролин, спасибо". Она едва могла шептать.

Наши спальни были в полуподвале, рядом с выходом. Линда вернулась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Рози услышала, как она открыла входную дверь и пришла узнать, что происходит. Когда она увидела Линду с пластиковым пакетом, она спросила, куда та направляется.

Голос Линды был такой же твердый, как и ее несгибаемая воля. - "Рози, я ухожу, и ты ничего не можешь с этим поделать, потому что мне уже восемнадцать".

"А вот и смогу", — сказала Рози. - "Ты никуда не идешь".

Линда не дрогнула.

"С меня хватит этой религии! Я больше так не буду жить. Я ухожу и никто ничего с этим не поделает". Линда выскочила за дверь. Я смотрела ей вслед, как она бежит, пока ее не поглотила ночная тьма.

Рози вопила: "Линда, немедленно вернись! Тебе это так не пройдет. Я сейчас же звоню твоему отцу". Наконец Рози поняла, что чем больше она вопит, тем больше времени она дает Линде, чтобы убежать. Она заполчала и помчалась к телефону.

Рози взбежала по ступенькам и позвонила моему отцу в отель, где он остановился. Минутами позже к нашему дому начали сходиться мужчины. Они планировали задержать Линду пока мой отец не приедет домой. Но она уже сбежала.

Пришел старейшина общины и начал допрашивать меня. Линда защитила меня, не рассказав своих планов. Я сказала старейшине правду: Я не знала, что она планировала сбежать и я не знала куда она направилась.

Мои мама и папа ехали на машине всю ночь, чтобы попасть домой. Как только приехал отец, он созвонился с отчимом Клодель. Клодель и Линда сбежали вместе. Ее отчим взял с собой около двадцати мужчин, чтобы охотиться на девушек. Все они выглядели высокими и грозными.

Мой отец устал от того, что вел машину всю ночь, но я видела глубокую печаль за его измождением и стрессом. Побег Линды к свободе был полным позором для отца, матери и целой семьи. Мы потеряли наш статус в общине как добропорядочная верующая семья. Тот имидж, который мой отец возводил годами, был разбит вдребезги.

Я слышала, как он плачет в спальне матери. Только тогда я ощутила на своих плечах всю тяжесть его горя и разбитого сердца. Когда мой отец пришел в кухню на завтрак, он не мог есть. Он смотрел в свою тарелку пустым взглядом, затем поднял глаза на меня и спросил собираюсь ли я учинить нечто подобное и сделать ему так же больно.

"Никогда!" Моя судьба решилась.

Я любила своего отца, его любовь ко мне всегда была для меня спасательным кругом. Мне было тяжело видеть его, обьятого такой болью. Мои родители волновались о безопасности Линды. Они знали, какая она беззащитная, как она понятия не имеет о выживании во внешнем мире.

Моя мать была раздавлена тем, что ее имидж верующей добропорядочной матери лежал в руинах. Она знала, что никто в общине больше не похвалит ее за послушание ее детей. За одну ночь она превратилась в мать, которая вырастила отступницу — отвернувшуюся от Бога и Пророка. Ничего худшего с человеком и произойти не могло. Как отступница, Линда теперь была обречена провести загробную жизнь в самой глубине ада, месте, где мучения были превыше человеческого воображения.

Даже если Линду найдут, мы знали, что она будет выброшена из наших жизней навсегда. Нам никогда не позволят общаться с ней, потому что она оставила работу Бога. Мой отец не рискнет замарать других своих детей, разрешая им общаться с Линдой. Побег Линды был хуже смерти. Никогда на этой земле она не будет снова частью нашей жизни и мы не увидим ее и после смерти. Я ненавидела то, что отпустила ее, но когда я смотрела той ночью ей вслед, втайне я завидовала ей. Больше всего меня волновало то, что Линда понятия не имеет, как выживать. Но определенно я не думала, что это было правильным — заставлять ее выходить замуж за человека, за которого она не хотела. Как-то я сказала это Рози и та ответила, что никто бы и не заставлял Линду выходить замуж. Ей просто нужно было сказать "нет". Но это было как насмешка. Люди всегда так говорили, но давление на женщину, которая пыталась противостоять назначенному ей браку было сокрушающим.

Через несколько дней мой отец и несколько дядей подруги Линды напали на след девушек в городке неподалеку от Солт-Лейк-Сити. Поисковый отряд мужчин окружил дом и отказался уходить, пока девушки не поговорят с ними.

Линда и Клодель отказались.

Женщина, которая укрывала их, попросила мужчин уйти, но они не уходили и тогда она вызвала полицию. Когда приехали полицейские, женщина обьяснила, что она защищает двух беглянок из Колорадо-Сити. Когда полиция выяснила, что девушкам уже есть восемндадцать, она приказала мужчинам уйти. Полицейские сказали им, что у них нет власти заставить девушек вернуться. Ни Линда, ни Клодель не нарушили никаких законов.

Мой отец сказал, что уйдет, но сначала он хочет поговорить с Линдой. Он хотел знать, что она в порядке, и он попросил офицера передать ей, что он очень расстроен. Линда все равно не хотела говорить с ним. Тогда мой отец сказал, что если Линда поговорит с ним, он согласится оставить ее в покое и позволит ей делать все, что ей заблагорассудится.

Линда уступила.

Когда наконец отец увидел ее, он спросил, зачем она так поступила. Линда сказала, что она покончила с религией и он ничего не может поделать, чтобы она передумала. Отец пытался уговорить ее вернуться, но она отказалась. Наконец он и другие мужчины ушли.

Линда и ее подруга знали, что им нужно покинуть тот дом до того, как мужчины вернуться. Кто-то подбросил их в Солт-Лейк-Сити. Скоро охота на них превратилась в настоящее помешательство в общине. Через несколько недель Линду снова засекли.

Альма, мальчик, который был влюблен в Линду в школе, поехал в Солт-Лейк-Сити в надежде найти ее, потому что это было самым логичным для нее — прятаться там. Он был на противоположной стороне религиозного раскола и не было никакого шанса, чтобы им позволили пожениться. К тому времени раскол полностью разделил общину на две части. Все связи между двумя частями были разорваны. Дядя Рой выгнал трех апостолов из ФСПД, и они основали свою собственную церковь. Мы больше не ходили вместе на танцы и не праздновали вместе.

После побега Линды Альма тоже вышел из общины. У его отца был дом в Солт-Лейк-Сити и он переехал туда, чтобы найти ее. Однажды он увидел ее, работающей в Джей Би, одной из забегаловок, и он тоже устроился туда на работу. Альма помог ей почувствовать себя увереннее в Солт Лейк. Она не знала, как пользоваться городским транспортом, поэтому Альма научил ее как определять маршрут и купил ей проездной. Хотя Линда и не была влюблена в Альму и он ей даже и не нравился, они проводили вместе почти каждую минуту, потому что ей было так одиноко и страшно самой.

Каким-то образом до моего отца дошли слухи, что Линду нашли в Солт-Лейк-Сити. Отец связался с Альмой и затем появился в Джей Би, чтобы поговорить с Линдой. Она поняла, что ей придется иметь с ним дело. Никаким образом у нее не получалось провести остаток жизни, убегая от своего отца.

У отца было одно требование: он хотел, чтобы Линда поговорила с Пророком. Он обещал ей, что после того, как она поговорит с дядей Роем, он оставит ее в покое. Она согласилась.

Когда они встретились, дядя Рой сказал Линде, что хотя она и отпала, она может искупить свой грех, выйдя замуж за "хорошего человека".

Линда сказала: "Спасибо, не надо". Пророк взорвался и наорал на нее.

Поскольку у Линды не было ни малейшего желания быть искупленной, дядя Рой повернулся к моему отцу и спросил, есть ли у него какие-нибудь предложения.

Отец сказал, что в Солт Лейк есть молодой человек, который интересуется ею. Мой отец сказал, что он волнуется о ее безопасности в большом городе и что это будет хорошей идеей для Альмы — жениться на Линде.

В глазах Пророка Линда теперь была бесполезна для него. Но Альма был на другой стороне религиозного раскола. Если Линда выйдет замуж за этого юношу и убедит его перейти на сторону дяди Роя, это может быть полезным. Было уже несколько браков, когда женщин отдавали замуж по другую сторону баррикад, в надежде заполучить мужчин. В случае, если наоборот, переходила на другую сторону сама женщина, ее семья отрекалась от нее и считала мертвой. Но дверь всегда оставалась открытой для ее возвращения. Она могла отречься от своего брака и спасти свою душу, если она возвращалась домой и позволяла Пророку найти для нее другого мужчину.

Мальчик и его отец были впоследствии приглашены в офис дяди Роя. Пророк сказал Альме, что он хочет, чтобы тот женился на Линде. Отец мальчика отказался, потому что его сыну было всего семнадцать и он еще не закончил школу. Но Альма не хотел терять благословения Пророка. (Я думаю, он понял, что Линда может сама решить за себя, и тогда, если он будет ждать, он рискует потерять ее).

Линда сбежала из общины, чтобы избежать брака, а сейчас ее вынуждали на брак, чтобы оставаться свободной. Бедная Линда была истощена. На нее оказывалось монументальное давление, чтобы она вышла замуж за Альму. Не то, чтобы она хотела этого, но это бы положило конец кризису. Охота на нее закончилась бы. Она смогла бы поддерживать отношения с нашей семьей, и ей даже не пришлось бы переезжать обратно в Колорадо-Сити. Это выглядело лучшим из плохих решений.

Несмотря на то, что она выполняла то, что сказал Пророк, брак Линды все еще считался бунтовским. Она нарушила волю Пророка не выйдя замуж за "хорошего человека", которого он хотел избрать для нее. Линда и Альма должны были заключить гражданский союз, а затем через год они будут иметь право на церковный брак, заключенный дядей Роем.

Отец сказал мне что я могу поехать в Солт-Лейк-Сити на свадьбу Линды. Это было впервые, когда я видела ее со времени ее побега. Нам не удалось остаться наедине и поговорить. Линда выглядела так, как будто ее сбило машиной и она слишком устала, чтобы бороться. Я подумала, что она выглядит испуганной. Мне было тяжело видеть, что в ее побеге не оказалось ничего позитивного. Я не знала, как бы она выжила во внешнем мире.

Линда вышла замуж в здании суда. Присутствовали мои мать с отцом и мать Альмы. Его отец отказался приехать, поскольку он был против этого брака. На Линде было простое белое свадебное платье. Церемония больше походила на покрытие позором, чем на празднование. Линда выглядела такой несчастной. Отец едва мог скрывать отвращение к ней. Он ясно дал понять, что для него это было меньшее из двух зол.

Мать Альмы тоже не выглядела счастливой, а вот к чести Альмы, он умудрился добиться того, что было большой редкостью вобщине — жениться на той, кого он искренне любил.

Напряжение сгущалось на глазах во время церемонии. Но судья был слеп к тому, что происходило на самом деле. Он говорил о том, какая это честь для пары заключить брак на глазах у Бога. Своими словами он рассказывал им, как это важно найти способ сказать друг другу "Я тебя люблю" каждый день. Брак — это серьезная ответственность, говорил он, и никто не должен вступать в брак необдуманно. Если бы он только знал!

Никто не улыбался, когда пара сказала "Да". Они механически поцеловались, как парочка на свидании вслепую.

Когда мы вышли из суда, я снова попрощалась с Линдой. Никто из нас ничего не произнес. Я не могла подобрать слов, чтобы пробиться сквозь ее горе и облегчить боль. Она начинала жизнь осужденной женщины, зная, что она — позор и разочарование для своих матери и отца.

Прошло несколько лет перед тем как Линда и я снова увидели или поговорили друг с другом. Это разбило мое сердце. Из-за того, что она согласилась на брак, предписанный ей Пророком, ее больше не считали отступницей. Но она все еще считалась взбунтовавшейся против нашей веры. Это означало, что с того дня ее изгоняли и не включали в наши жизни.

Через несколько месяцев до нас дошли слухи, что Линда беременна. Несмотря на то, что она уступила отцу, его больше не заботило то, что с ней происходило. Он бы мог оказать огромную помощь для облегчения ее тяжелой участи в течении последующих пяти лет, но он никогда и палец о палец не ударил, чтобы помочь дочери, которую некогда говорил, что любил или чтобы увидеть своих двоих внуков.

Я выучила ужасный и сильный урок на примере Линды: побег не был ответом. Я знала, что если я попытаюсь, меня будут выслеживать, как беглянку, а затем загонят в такую ситуацию, которая будет гарантировать для меня страдания и несчастье.

ТЕЛЬНИЦЫ

Как только я их увидела, я поняла, что они предвещают беду. Длинная цепочка девочек, идущих парами, показалась из-за угла и запрудила коридор новой школы в первый день регистрации. Казалось, что им не будет конца — и они все были сестрами. Когда они шли, их платья колыхались несколькими слоями оборок. Их рукава, лифы платьев и воротники были отделаны ярдами кружев и воланов. Они выглядели как те вязанные пасторальные куколки, которыми накрывали заварочные чайники, за исключением того, что они все носили большие голубые мальчуковые кеды и ясно давали понять, что сотрут в порошок любого, кто попытается встать у них на пути.

Я подняла глаза на мою кузину с немым вопросом: кто это? Шэннон начала смеяться. - "Это дочери Меррила Джессопа и им принадлежит вся школа".

"Очевидно, что им принадлежит весь коридор" — сказала я.

Моя кузина Джейн добавила: "О, они не такие плохие, как выглядят. Они делают целую кучу забавных вещей, стараясь быть такими возвышенными и добродетельными".

"Более забавных, чем их платья?" — спросила я, думая о тех голубых кедах. - "Все в школе так одеваются?"

Джейн и Шэннон снова принялись хихикать. - "Нет", — сказала Шэннон. - "Не все так одеваются, а только Тельницы и те, кто хотят быть Тельницами",

Я опешила. Я понятия не имела, о чем это толкует Шэннон. - "Мы всех, кто так одевается, называем Тельницами" — пояснила она.

Джейн встряла: "Все началось с того, что мы называли их Добродетельницами. А людей, которые не одевались, как они и не хотели быть на них похожими, называли Простушками.

"Добродетельницы" было слишком длинно, поэтому мы сократили слово до Тельницы".

Я поняла, что Тельницы будут одним из самых странных элементов странной школы в 1984- 1985 годах.

День регистрации был огромным событием для меня, потому что я не посещала школу целый

год.

Шел седьмой год религиозного раскола общины. Одним из следствий этого было то, что многие семьи забрали своих детей из частной школы, чтобы они не общались с детьми тех, кто был на противоположной стороне с последователями дяди Роя. В результате множество мальчиков кончили тем, что работали на строительстве, вместо того, чтобы ходить в школу. Девочки, которым запретили посещать частную школу, превратились в затворниц у себя дома. Большинство девочек, которых не пускали в школу, были разочарованы, потому что они хотели получить образование и дипломы до того, как вступить в брак. Они знали, что их будущее было под угрозой.

Я работала в офисе отца в течении того года, что не посещала школу, что по крайней мере было лучше, чем застрять дома, занимаясь хозяйством и детьми. Я старательно проходила свои корреспондентские курсы, но жаждала снова попасть в класс. Когда открыли высшую среднюю школу Колорадо-Сити, я была в восторге.

Когда я стояла в очереди на регистрацию, я поняла у меня нет ни одного друга на стороне дяди Роя, которую поддерживали мои родители. Я шла против их воли, поддерживая дружбу с детьми тех родителей, которые поддерживали Братство, ту сторону, которая верила, что последователи должны помогать Пророку интерпретировать слова Бога.

Никто не выглядел и не одевался так, как Тельницы. Те из нас, кто был на стороне дяди Роя обычно носили юбки и блузки, точно такие же, какие носили сторонницы Братства. Иногда мы носили джемперы и очень редко — платья. Я все еще носила волосы заколотыми в высокий бабушкин пучок. Нам запрещали распускать их вниз в прежней школе. Даже косы были запрещены.

Когда я наконец-то села перед консультантом, я затаила дыхание. Я не знала зачтутся ли мне мои корреспондентские курсы. Я боялась, что если не зачтутся, то меня заставят снова проходить начальный класс, вместо промежуточного. Это бы означало, что мне исполнится восемнадцать еще до окончания школы. Если меня обручат сразу после восемнадцати, как происходило со многими девушками, то возможно, я даже не смогу получить диплом. (А к двадцати, если девушка оставалась не замужем, она считалась старой девой.)

Но все мои курсы приняли, и к моему удивлению, мне сказали, что я попадаю в выпускной класс. Я ликовала. Попасть в выпускной класс означало, что мне будет семнадцать, когда я закончу школу, так что я смогу отучиться целый год в колледже, пока не выйду замуж. Я начала мечтать о том, чтобы стать педиатром. В нашей общине было столько детей, у которых не было доступа к комплексному медицинскому обслуживанию. Тетя Лидия, медсестра-самоучка и акушерка имела обширный опыт работы, но она становилась все старше и скоро собиралась уйти на пенсию. Я подумала, что может быть мне позволят стать врачом, если я буду работать только с детьми. Но это были мечты о все еще далеком будущем. Я была возбуждена и горда тем, что попала в выпускной класс высшей средней школы. Медленно моя жизнь снова начала принадлежать мне.

Казалось, что этот год обещает быть интересным. Но будет одиноко в школе без многих моих друзей. А большинство моих одноклассниц собирались стать Тельницами. Действительно ли я так сильно хочу получить диплом, чтобы мириться с ними? Да, так сильно. Подкупало еще и то, что теперь я была на целый год впереди и у меня был шанс начать колледж.

В мой первый день в школе я заметила как Тельницы изо всех сил пытаются вести себя женственно. Они не ходили, они плыли на цыпочках. Они не разговаривали, они вещали нежными девичьими голосками. Когда они смеялись, они делали это приглушенно и скромно. - "О, небеса!" — был их всеобьемлющий рефрен, когда что-то шло не так, например, когда они роняли книги. Они так носились со своим благочестием, но по большому счету все это было фальшивкой.

Но некоторые из учителей любили Тельниц, потому что те владели великолепной каллиграфией и всегда получали только высшие оценки. Учителя, которые любили Тельниц, смотрели на меня так, как будто бы мне надоставало добродетельности.

К счастью моя кузина Ли Энн посещала несколько классов со мной, и некоторые из учителей помнили меня по старой частной школе, которую я посещала.

К концу первой недели, я впервые поняла, что мне стыдно быть женщиной. Меня тошнило от Тельниц. Я знала, что я живу в культуре, где младенец-девочка имеет меньшую ценность для ее родителей, чем младенец-мальчик, но я никогда не думала о себе как о "меньше, чем". Но когда я видела Тельниц плавно выступающих по школе, я чувствовала стыд и унижение. Разве они не видели, что ведут себя как полные идиотки?

Потом что-то щелкнуло у меня в голове. Тельницы не олицетворяют женщин, они олицетворяют дур. Тогда почему я должна чувствовать себя униженной? В глубине своего сердца я знала, что нет ничего плохого в том, чтобы быть женщиной. Я хотела бушевать и рычать, как женщина. Я знала, что мне никогда не позволят, но это не умаляло моей гордости собой. Я была женщиной, а не фальшивкой!

Я оттащила в сторонку Шэннон и Джейн и попросила их встретиться со мной в пятницу после школы. Я едва сдерживалась. - "Эти девочки сводят меня с ума. Почему они так себя ведут?"

Джейн и Шэннон начали смеяться. - "Хорошо, хорошо", — требовательно сказала я. - "Вы двое можете уже посвятить меня в свою шутку".

Шэннон прошептала два слова мне на ухо. - "Очарование женственности". Я оттолкнула Шэннон и громко переспросила: "Что?"

Джейн пояснила очень деловым голосом: "Это такая книга. Называется "Очарование женственности". Там все расписано о том, как манипулировать мужчинами".

(Примечание переводчицы signu: «Очарование женственности» написана верующей культа ФСПД Хелен Анделин в 1963 году как ответ на книгу феминистки Бетти Фридан «Загадка женственности». Прославляет женственность в традиционном смысле, девический стиль одежды, манерность и повиновение мужу. Получила неформальное название «Книга, которую так не любят феминистки». Курсы на ее основе действуют и сейчас).

"Но какое это имеет отношение к тому, чтобы быть идиоткой?" — спросила я.

"Прямое", — сказали они. - "Ты должна прочитать книгу. Это хит".

Я достала эту книгу и провела целые выходные, читая ее. Я была потрясена. Это была книжка из серии помоги-себе-сам о том, как женщина в моногамном браке может манипулировать и контролировать своего мужа. Первые несколько глав были полностью посвящены тому, почему мужчины любят тех женщин, которые позволяют им почувствовать себя мужественными. Мужчины не любят тех женщин, которые пугают их. Это я понимала — никто не любит чувствовать себя ниже другого.

Но чем дальше я читала книгу, тем больше я видела, что она была настоящей настольной книгой Тельниц. "Очарование женственности" была руководством, которому Тельницы следовали от первого и до последнего слова. Но это был такой сюрреализм, в нашей школе даже и мальчиков-то особо и не было. Чем только они думали?

Там были описания того, как нужно недовольно надувать губки, если муж отказывает тебе в чем-то. Книга обьясняла как стоять, как морщить от гнева брови, и как очаровательно и женственно топать ножкой.

Главы о манипулировании возмутили меня. К тому же они были написаны для женщин, которые были единственными женами у своих мужей. А что было делать жене в полигамном браке и как эти методы должны были работать на мужчине, которого по религиозному учению полагалось слушаться? Нас учили не манипулировать мужьями. Женщина должна была молиться, чтобы получить наставление и понимание того, как исполнять желания мужчины.

Что за комедия. В "Очаровании женственности" вести себя как дура было самым главным способом заставить мужчину чувствовать себя мужественным. Например, описание того, как вставить фильтр в кофеварку. Муж спрашивал жену, нужна ли ей помощь. Она отказывалась, говоря, что сама справится с такой ерундой. Она притворялась, что внимательно читает инструкцию, а затем вставляла фильтр вверх тормашками. Преисполненная гордости, она демонстрировала мужу свою работу. Когда ее муж обьяснял ей, что фильт расположен вверх тормашками, жена изображала шок и разочарование. В конце концов она умоляла его вставить фильтр правильно и превозносила до небес его таланты и мужскую силу.

"Черт возьми!" — заорала я сама себе, даже не пытаясь соблюдать приличия. Я не могла поверить, что кто-то может повестись на такую тупую книгу. Неужели мужчины такие идиоты, чтобы попадаться на такую уловку?

В понедельник я нашла Джейн и начала насмехаться над книгой. Она начала притворно журить меня за неуважение к Библии Тельниц. - "Они приняли каждую часть этой книги прямо в сердце и она поведет их к спасению душ. Тогда к ним будут относиться как к королевам и они смогут избежать участи своих матерей". Я думала, что упаду там от смеха. Оказалось, есть еще версия для молодежи "Очаровательная девушка", которая ходила по рукам у младших сестер Тельниц.

Мы начали изобретать шутки о Тельницах. Я придумала первую: "Вы слышали о Тельнице, которая была дурой по-настоящему? Она установила фильтр для кофе правильно!"

Затем была шутка о двух "простушках" и одной Тельнице, которые поехали в пустыню Невада. Их машина сломалась, стояла невыносимая жара, и три девушки поняли, что им придется идти пешком искать помощь. Одна из простушек взяла с собой галлон воды из машины, другая взяла бутерброды, которые они упаковали в дорогу. А Тельница прихватила с собой дверцу от машины, на случай, если ей станет жарко, и нужно будет открыть окно!

В школе было четкое социальное разделение между Тельницами и Простушками. Хотя мы находились в одной комнате, мы никогда не общались между собой. Если что-то происходило в школе, что вынуждало нас говорить друг с другом, мы были нарочно грубы. Мы поделились на два лагеря, но у нас было перемирие. Неписанное плавило гласило, что мы просто оставляем друг друга в покое.

Все это работало просто отлично до тех пор, пока Маргарет, одна из дочерей Джессопа Меррила не нарушила шаткое перемирие. Маргарет не посещала школу. Она работала на Меррила и ей почти сравнялось двадцать. Она переживала из-за того, что все еще не была обручена. Если ничего не произойдет в ближайшее время, она превратилась бы в самую старую старую деву в городке. Она решила устроить вечеринку и пригласить на нее всех незамужних девочек-подростков. Ее план был — пригласить только Тельниц и не приглашать Простушек. Нас это вполне устраивало. Мы вообще-то и не хотели идти на вечеринку Тельниц. Тельницы забавляли нас, но нам больше ничего от них не было нужно.

Отличным примером такого спектакля, который они устраивали, было наблюдать за Меррилин, самой красивой дочерью Меррила, флиртующей с учителем, в которого она была влюблена. Однажды в классе она стояла у карандашной электроточилки и наслаждалась каждым мгновением, заглядывая ему в глаза. Учитель был вежлив, но у него определенно была куча других дел, вто время как он готовился к следующему уроку.

Меррилин сунула свой карандаш в точилку и с обожанием уставилась на учителя своими огромными зелеными глазами. - "А вы не могли бы нажать на кнопочку?" Совершенно машинально учитель нажал на кнопку. Меррилин достала карандаш и осторожно подула на него. - "Спасибо", сказала она одним из своих самых сладких Тельных голосков.

Джейн видела всю сцену. Она подошла к Меррилин и сказала: "Итак, Меррилин, как это ощущалось, когда учитель нажимал на твою кнопочку?" Учитель выглядел довольно смущенно, когда он понял, во что его втянули.

Тельницы были настолько высокомерны, что это было совершенно невозможным для них понять, что остальные смеются над ними. Так они были поглощены своим превосходством.

Вечеринка старой девы превращалась в большое событие. Все девочки в школе говорили о ней. Одна из более серьезных дочерей Меррила, Одри, казалось была обеспокоена тем, что мы не были приглашены. Она подошла ко мне на уроке шитья и спросила не хочу ли и я прийти со своими друзьями. Она хотела, чтобы мы организовали небольшое выступление и участвовали в развлечении гостей. Другие девочки тоже собирались петь. Я пыталась отвертеться, у нас недостаточно времени на подготовку и так далее, но Одри настаивала, и я знала, что у нее были добрые намерения.

Джейн и Шэннон подумали, что это будет забавной шуткой. Им понравилась идея выступить перед аудиторией, которая обязана будет их слушать и выбрали песню из "Скрипача на крыше", которая была о договорном браке. Я была уверена, что Тельницы подумают, что мы издеваемся над Пророком, если мы споем эту песню, поэтому я отказалась принимать участие в выступлении, но мои кузины горели желанием. Они проделали великолепную работу, и я думала, что если им позволят выступить, они будут хитом вечеринки.

Перед вечеринкой была репетиция выступления и каждая группка девочек выходила на сцену и показывала свой номер. Но дочь Меррила, которая организовала вечеринку, возненавидела песню моих кузин. Песня о договорном браке каким-то образом усилила ее боль от того, что она была незамужем. Она сказала моим кузинам, что они могут прийти на вечеринку если только выберут другую песню. Конечно же, для этого не оставалось времени.

Вечеринка Старой Девы Тельниц была назначенна на эти же выходные. В день вечеринки, моему отцу позвонил Меррил Джессоп, который был, фактически, королем Тельниц. Меррил и мой отец много лет были партнерами по бизнесу. Он был видной фигурой в ФСПД и очень близок с дядей Роем. Меррил хотел, чтобы я и мои кузины пришли. Отец обьяснил, что нас не пригласили, и Меррил разразился целой речью о том, как это не важно. Отец не видел причины заставлять нас идти и спустил все на тормозах.

Затем Маргарет, та самая, которая не пустила нас на вечеринку, на следующей неделе подошла к нам, чтобы прояснить, как она говорила, недопонимание. Рози, Аннет и я тихонько сидели в гостинной и слушали ее видение случившегося. Она была на репетиции и ей понравилась песня. Она сказала, что проблема была в дяде Рое. Песня не понравилась ему, и он велел ей сказать моим кузинам, чтобы они выбрали другую.

Она чувствовала себя виноватой из-за того, что мы не попали на вечеринку. После того, как вечеринка закончилась, говорила она, дядя Фред обьявил, что каждая девушка, присутствующая на вечеринке, спасет свою душу и вознесется на самое высокое место в Божьем Царстве Небесном — в самый центр рая. У него не было власти, чтобы подтвердить это. Но дядя Фред был таким уважаемым Божьим человеком в общине, что его обьявление было принято почти как откровение от Бога.

Я не могла понять ее мотивов. Пыталась ли она сказать, что из-за нашего отказа выбрать другую песню мы были обречены и никогда не спасем наши души? Я думала, что она пришла на встречу с нами, чтобы извиниться. Но казалось, что единственное, что она пыталась доказать — это то, что она, и другие Тельницы попадут в рай, а мы — нет.

Учительница кройки и шитья, миссис Джонсон была одна из немногих, кто противостоял Тельницам. Она терпеть не могла то, что они считали, что к ним не относятся общие правила. Во время школьного собрания с родителями, когда жена Меррила Рут подошла к ней и спросила: "Как там наши девочки?" миссис Джонсон набросилась на нее и разразилась тирадой о Тельницах. Она сказала Рут, что ее дочери — грубы, ни одна из них не подчиняется правилам, и она уже устала напоминать им изо дня в день как вести себя в классе.

В конце концов правила класса кройки и шитья относились и к Тельницам. Но это был единственный класс, где это еще помнили. (Но у миссис Джонсон были серьезные неприятности из-за того, как она разговаривала с Рут.

В попытке помириться с семьей Меррила, она пригласила другую его жену, Барбару, оказать честь нашему классу и научить нас аэробике, что было тогда реальным хитом.)

Я была одной из учениц, которых учительница шитья любила. Она разрешала мне пользоваться своей личной швейной машинкой и она разрешала мне уходить с урока раньше, если я заканчивала работу.

Поскольку шитье было последним уроком, это было настоящим благословением, потому что Бригем начал провожать меня после школы.

Я совсем не знала Бригема. Мы никогда не учились вместе, плюс он был на год старше меня. Но в школе у нас по каким то причинам был совместный класс, и он решил, что я ему нравлюсь, поэтому он начал провожать меня домой.

В те дни, когда у меня получалось уйти с шитья пораньше, я что духу бежала домой. Как только я попадала в дом, я вбегала в свою спальню, запыхавшаяся, но в безопасности. Я всегда пыталась выучить уроки до того, как начать помогать маме готовить обед. Однажды я только пришла, когда в спальню ворвалась Аннет. Она так сильно смеялась, что едва могла стоять на ногах.

"Аннет, заткнись, это не смешно!" — сказала я. - "Я так бежала, что почти свалилась на землю, чтобы избавиться от него".

Аннет каталась по полу от хохота. - "Да, это смешно, и еще как! Ты бы видела его лицо, когда он вышел на улицу и не смог найти тебя. Это была самая смешная штука, которую я видела. Он так запаниковал, когда понял, что ты ушла. Он вскочил на свой велик и начал жать на педали так быстро, как только мог. Мы почти умерли со смеха!"

Но это было серьезно. Я сказала своей сестре, что у меня не получится обгонять его каждый день, и что если наш отец узнает, что меня со школы провожает мальчик, мне перепадет.

Но Аннет все равно считала, что это смешно. Она хлопала в ладоши на полу в спальне, все еще смеясь. До нее не доходили мои слова. Я схватила подушку и запустила в нее с воплем: "Аннет, заткнись! Я в ужасной беде. Из-за него я могу перестать ходить в школу. Я так сильно боролась, чтобы получить диплом об образовании, а теперь этот тупой мальчишка может все разрушить".

Следующие шесть недель он пытался следовать за мной до дома, и наконец кто-то доложил моему отцу, что мы ходим со школы до дома вместе.

Мой отец вызвал меня к себе и сказал что я была непослушна путям Господним. Я должна хранить свои симпатии для мужчины, который будет назначен мне в мужья.

Я умоляла моего отца и пыталась обьяснить ему, как я делала все, чтобы отвязаться от мальчика. Аннет пришла мне на помощь и подтвердила отцу, что я говорю правду. Это спасло меня. Мой отец поверил ей и сказал отцу Бригема, чтобы его сын оставил меня в покое. Я чувствовала огромное облегчение. Теперь я знала, что я точно закончу школу и надеюсь, попаду в колледж.

Я знала, что мои родители не разрешат мне идти в колледж сразу пошле школы. Моей целью было начать учиться в ПТУ, а затем продвигаться дальше. Я была на доске почета в своем выпускном классе и у меня было много высших отметок.

Когда наступил май, я была так взволнована предстоящим получением диплома. Это было величайшее завоевание моей жизни. Поскольку мы были первым классом, выпускающимся из высшей средней школы Колорадо-Сити, на праздник пришла почти вся община. Наши достижения были достижением всей общины. Снова, как раньше, дети ФСПД получали высшее среднее образование, после почти семилетнего перерыва.

Нам сказали прийти двумя часами ранее, чтобы сфотографироваться и попрощаться. Когда подошло время, мы все построились, чтобы промаршировать к сцене. Но ничего не происходило. Прошло еще немного времени. Все еще ничего. Я спросила кого-то почему. - "Мы ждем Одри".

После, казалось, нескончаемого ожидания учителя решили, что мы начнем без нее. Если Одри пропустит свой выпускной, это будет ее вина. Начала играть музыка и мы начали маршировать, но затем нам приказали остановиться и вернуться назад.

Мне казалось, что мы никогда так и не промаршируем через сцену, никогда не получим дипломы. Затем я заметила поворачивающиеся головы. Одри, которая оставалась дома, что успеть закончить свое выпускное платье, вошла в зал в одном из самых тщательно продуманных нарядов, какие я только видела. Ее волосы были уложены сложной прической и каждая прядь закреплена на нужном месте. Ее платье было пеной мягкой, блестящей голубой ткани, с ярдами дорогих кружев пришитых каскадами оборок, которые колыхались вокруг ее крохотных белых туфелек на каблуках — вместо синих голубых кед, которые она обычно носила. Ее рукава были пышными, а ее узкий лиф был весь отделан кружевом. Она улыбалась, как будто бы была королевой бала, несмотря на то, что это был не бал.

"Кэролин Блекмор". Когда прозвучало мое имя, я прошла на сцену, чтобы получить диплом. Он стоил той борьбы, которую я вела. Теперь я думала о колледже и о медицине. Я улыбалась, думая, что если я смогла пережить Тельниц, то смогу пережить что угодно. И ничего не знала о том, что через год меня заставят выйти замуж за их отца.

БРАК

После выпускного я работала в течении года помощницей учителя, в тоже время посещая еженедельный класс в училище. Это было изнуряюще, но я хотела создать лучшую академическую запись, какую только возможно, перед тем как подавать документы в колледж.

К тому времени, когда мне исполнилось восемнадцать, я все еще тайно мечтала стать педиатром. Я не знала ни одной женщины в ФСПД, которая бы добилась чего-либо настолько амбициозного, но я горела желанием попытаться.

Я знала, что первым шагом к этому будет поступление в четырехгодичный колледж на программу "введение в медицину". Я начала говорить отцу о том, как хочу попасть в колледж. Я умолчала о части с врачом.

Он сказал, что спросит у Пророка. Дядя Рой был относительно продвинутым человеком и понимал, что если небольшой процент из нас пойдет в колледж, а затем вернется домой, то это может помочь процветанию общины.

Однажды в два часа ночи меня неожиданно разбудили. Приближался конец семестра и я занималась учебой допоздна. Я не могла понять, почему моя мать будит меня, или почему мой отец хочет поговорить со мной в такое странное время. Никогда ранее ничего подобного не происходило.

Отец ожидал меня в спальне матери. Он вел себя так, как будто бы ничего странного не происходило. - "Я поговорил с дядей Роем насчет того, чтобы ты отправилась в колледж, и он мне сказал, что ты умная девочка и что ты можешь пойти в колледж и стать учительницей".

Мое сердце оборвалось. Учительницей? Я хотела пойти на "введение в медицину".

Но это было еще не самое худшее.

"Дядя Рой сказал, что перед тем, как ты отправишься учиться, ты должна выйти замуж. Он хочет, чтобы ты вышла замуж за Меррила Джессопа".

Я оцепенела. Мое будущее только что разбилось вдребезги. Даже если я буду продолжать образование, я буду вынуждена делать это беременной и обвешанной младенцами.

Я также знала, что несмотря на то, что дядя Рой дал мне разрешение посещать колледж, у моего мужа будет больше власти в этом вопросе, потому что он будет окончательной властью для меня.

Меррил Джессоп. Я знала это имя. Я ходила в школу с его дочерьми — они все были Тельницами. А теперь я буду одной из их матерей. Я достаточно знала Меррила Джессопа, чтобы мне не нравилось то, как он обращался со своей семьей. В общине у него была репутация полного мудака. А мне было восемнадцать. Непереносимо. Выйти замуж за мужчину, которому было пятьдесят — это как выйти замуж за своего дедушку. Я знала нескольких мальчиков, которые работали на Меррила в его так называемых "командах рабов". Они называли его задницей. Он не платил им и заставлял работать, как собак.

Я в ужасе посмотрела на своего отца. - "А что думает Меррил об этом браке? Каково это будет ему — жениться на ребенке?"

"О, он делал это и раньше".

Мой отец пустился в пространные обьяснения, что если такая директива исходит от самого Божьего Пророка, то мы не должны попусту терять время. Он был безжалостен. - "Это очень важно, чтобы ты приняла то, что дает тебе Пророк. Это огромное благословение. Ты не должна задаваться вопросами или позволять дьяволу вмешиваться и насылать на тебя ненужные чувства".

Я едва могла дышать.

Мой отец продолжал: "Я поговорил с Меррилом и назначил, что ты выйдешь за него замуж в эту субботу".

До субботы оставалось два дня.

Мою жизнь просто просто вырвали у меня из рук.

А что, если я убегу? Куда я могу пойти? Я видела, что случилось с моей сестрой Линдой после того, как она сбежала — за ней охотились, как за животным. Не было никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. Я никогда не знала во внешнем мире.

Мой отец даже не разрешил мне веруться в спальню, которую я делила с Аннет. Отец приказал, чтобы я спала с матерью, потому что утром мы поедем в Булфрог, встретиться с Меррилом за завтраком. Мои родители планировали не спускать с меня глаз до субботы и они устроили все так, чтобы у меня не было возможности сбежать от своей судьбы. Они были глубоко оскорблены побегом Линды к свободе. Если они увезут меня из города, то я не смогу рассказать своей сестре или кому- либо еще о том, что происходит.

Я сказала отцу, что волнуюсь о своих классах и выпускных экзаменах. Отец сказал, что это все неважно. Единственное, что важно — исполнять волю Пророка.

Рано утром мы поехали в Булфрог. По пути туда, мы проезжали через Пейдж, что в Аризоне. У Меррила была самая большая строительная компания в Пейдже и он проводил больше времени там, чем в Колорадо-Сити. Меррил опоздал на завтрак на час. Мы уже заканчивали есть. Меррил выпил с нами чашку кофе, но разговаривал только с моим отцом. Его рост был всего около 170 сантиметров, у него были темные вьющиеся волосы, обветренное и морщинистое лицо, голубые глаза и желтые зубы. Меррил рассказал несколько шуток, затем встал и ушел.

Он знал, что женится не на той девушке. Как я выяснила позже, после того, как он попросил Пророка обо мне, назвав мое имя, он пошел к моему отцу и тот показал ему мою фотографию. И только тогда он понял, что попросил о браке не с той дочерью. Он хотел жениться на моей шестнадцатилетней сестре Аннет, на самой красивой девочке в нашей семье. Она была высокая, стройная, с белокурыми волосами, которые достигали ей почти до колен. Но, разговаривая с Пророком, Меррил перепутал наши имена.

Очевидно, Меррил пошел к Пророку после того, как мой отец подал на него в суд за нарушение бизнесового контракта. Он сказал дяде Рою, что потеряет миллионы долларов, если проиграет суд. Он уболтал дядю Роя на то, чтобы жениться на одной из дочерей моего отца, и тогда семейный судебный иск отзовут. Раньше он видел Аннет и знал, какой красавицей она была, но он перепутал имена. Дядя Рой, в свою очередь, сказал моему отцу, что ему пришло откровение от Бога насчет этого брака. Как только он это произнес, дороги назад не было.

После того, как Меррил покинул ресторан тем утром, мы решили посмотреть на Булфрог. Мама и я пошли покупать свадебное платье. В культуре ФСПД женщина готовит свое платье задолго до брака, потому что иногда девушку предупреждают всего за пару часов до свадьбы, и единственный шанс надеть свадебное платье — пошить его заранее. Платье было очень скромным, белое, с длинными рукавами, высоким воротом и юбкой, которая оканчивалась четырьмя дюймами над лодыжками. Не было ни фаты, ни оборок.

Для моей матери было очень важно, чтобы у меня было свадебное платье. Когда мы вернулись домой вечером пятницы, она провела всю ночь, перешивая его. Я позвонила моим учителям в училище и сказала, что я не смогу сдать выпускные и сказала, что я не знаю, когда у меня будет время их сдать. Я была очень старательной ученицей и мои учителя поняли, что произошло что- то неожиданное и не задавали лишних вопросов.

Вскоре после того, как я закончила телефонный разговор, в мою комнату вошел отец и сказал, что за мной сейчас заедет Меррил. Он хотел отвезти меня в свой дом и представить своей семье, перед тем, как мы поедем в Солт-Лейк-Сити на свадьбу. Пророк жил в Солт-Лейк-Сити и мои родители не хотели откладывать брак. Я думаю, они все еще боялись, что я найду лазейку, чтобы отказаться выходить замуж или вообще сбегу, как Линда. Я уверена, что именно из за этого меня ни на минуту не оставляли саму, после того, как обьявили о браке. Мои родители не могли себе позволить еще одно унижение с еще одной бунтующей дочерью.

Когда Меррил прибыл к нашему дому, мои младшие братья и сестры открыли дверь и побежали за мной. Меррил будто бы меня и не замечал. Он прошел мимо прямо на кухню, где поздоровался со всеми остальными. Когда он вышел, было понятно, что он ожидает, что я пойду за ним, и я пошла. Его грузовичок был припаркован снаружи. Он даже не потрудился открыть для меня дверцу.

Я залезла в грузовичок, думая, что это определенно плохое начало. Никто из нас не произнес ни слова.

У меня не было никакого опыта с мужчинами. У меня никогда не было настоящего свидания с мальчиком. Подобные отношения были табу в нашей культуре. Теоретически, нам не разрешалось даже общаться с мальчиками, но были пути обойти запрет, например такие, какие мы использовали в классе теологии. Мой отец был единственным мужчиной, с которым я общалась. Я никогда вообще не разговаривала с Меррилом Джессопом. Я знала его, потому что иногда он приходил в наш дом обговорить бизнесовые дела с моим отцом.

Когда его грузовичок отьехал от дома, я чувствовала себя так, как будто бы я главная героиня в фильме ужасов, который разворачивался передо мной. За исключением того, что ужас был настоящим и от него не было спасения.

Я хотела сказать, "Меррил, ты же не хочешь жениться на мне, и я не хочу выходить за тебя замуж. Отвези меня домой". Но это не было выходом.

Он хранил молчание всю дорогу до своего дома. Как только мы приехали, он созвал всех познакомиться с новой матерью. Фаунита, первая жена Меррила, с радостью обняла меня. Она сказала, что просто счастлива, что Меррил берет еще одну жену, потому что семье явно нужна еще одна. Я не поняла, что она имеет в виду.

Мы вошли в гостинную и отовсюда начали подходить люди и обнимать меня. Меня обняло, по крайней мере, сорок человек. Я не привыкла, чтобы ко мне прикасались, и чувствовала себя очень неуютно. Меррил приказал своим двум другим женам — Барбаре и Рут, обнять меня. Рут старалась быть любезной, но Барбара смотрела на меня, как на врага. Боевые полки выстраивались для битвы. Я была на враждебной территории и это пугало меня.

За двадцать-четыре часа я перешла от волнений по поводу выпускных экзаменов к браку с мужчиной, которого я едва знала. Когда я снова вернулась домой, мама все еще усиленно работала над моим свадебным платьем. Я нужна была ей для окончательной примерки. Я была так напугана, что ощущала себя невестой-зомби.

Через несколько часов семья Меррила прибыла в наш дом. Он прихватил с собой трех жен и самых любимых дочерей — всех Тельниц. В школе я думала, что не смогу пережить учебный год в их компании, а выходя замуж за их отца, я была обречена провести с ними вечность.

Среди его дочек разгорелось настоящее соревнование, кто из них поедет на свадьбу. Проигравшие должны были остаться дома и нянчить детей. Меррил послал несколько девочек помочь моей матери закончить свадебное платье, потому что он больше не хотел ждать.

Мы поехали в Солт-Лейк-Сити небольшим караваном машин в субботу утром — менее чем через сорок восемь часов после того, как отец вытащил меня из постели, чтобы обьявить о свадьбе. Я ехала на заднем сиденье отцовской машины. В одну из остановок, Меррил залез в нашу машину и болтал о бизнесе с моим отцом в течении часа или двух. Он все еще не обращал на меня внимания.

Только через много времени я выяснила, что сама была частью бизнес-сделки, способом Меррила помириться с отцом, после того как тот подал на него в суд. Но в то время мой отец искренне верил, что Пророк, дядя Рой, получил откровение от Бога о том, что я назначена женой

Меррила. У моего отца были настолько промыты мозги, что он не видел очевидного, и только через много лет я сама смогла сложить два плюс два.

Мои мозги тоже были промыты. Но я знала, что не хочу, чтобы Меррил держал меня за руку или прикасался ко мне. Я даже не хотела, чтобы он открывал дверцу машины для меня.

Но я была достаточно выдрессирована, чтобы верить, что это какой-то тест от Бога, который Меррил и я должны пройти.

Меня вырастили в секте ФСПД и в восемнадцать лет я все еще верила, что дядя Рой — Божий Пророк. Для меня, отказаться от брака было тем же самым, что отказаться от Божьей воли в моей жизни. Я вообще не понимала, что означало это Божье откровение о моем браке. Но в меня всю жизнь вбивали, что Божьи пути — не пути человека, и что смысл открывается со временем.

Когда мы приехали в Солт-Лейк-Сити, мы заехали в отель Комфорт Инн. Мой отец привез с собой маму и Рози и зарезервировал две комнаты. Когда я поняла, что для меня комнаты нет, это было как удар по голове — от меня ожидали, что я буду спать с Меррилом.

Вплоть до этого момента я была слишком перегружена событиями, чтобы подумать о возможности секса. Мой мир разлетался на части. Я была не просто девственницей, но той, кого никто и никогда не касался интимным или романтическим способом. Я целовалась — один раз — с мальчиком, но мы оба попали из-за этого в большую беду, и нас ужасно стыдили за это. Идея сексуального или физического контакта с мужчиной, который был старше меня на тридцать два года была ужасающей.

Обе моих матери помогли мне подготовиться к брачной церемонии. Рози помогала причесать мои длинные волосы, которые опускались десятью дюймами ниже пояса. Я редко их стригла. Моя биологическая мать, Нурилон, надевала на меня платье, которое пошила. Обе они нервно хихикали, чтобы ослабить напряжение. Большинство девушек в моей ситуации соглашались на договорной брак, потому что защищали свои семьи от позора. Я чувствовала себя так, как будто бы меня готовят к ритуальному жертвоприношению — как того ягненка, наряженного и связанного веревками, готового к забою.

Обе мои матери вышли замуж по договору, и чувствовали, что это благословение — принять волю Пророка. Брак по договору был таким же естесственным для этих женщин, как восход солнца каждое утро. А я с трудом подавляла тошноту.

Когда я была готова, я села в машину к отцу. Мы поехали в дом Пророка в Солт-Лейк-Сити на церемонию.

После того, как мы приехали к дяде Рою, Меррил пошел поговорить с ним, в то время как мой отец, обе матери и я ждали в машине. Мой отец очень по-деловому сказал мне:

"Кэролин, Меррил — очень хороший человек, и я хочу, чтобы ты знала, что если ты хочешь, чтобы он любил тебя и любил твоих детей, ты должна всегда ставить его интересы превыше своих и полностью и во всем подчиняться ему".

Дети? Я все еще приспосабливалась к идее брака и секса, а теперь о говорит о детях?

Шок и ужас последних двух дней были отупляющими. Я чувствовала себя так, как будто бы провалилась под лед, и каждый раз, когда я выныривала, чтобы глотнуть воздуха, меня затягивало еще глубже. Прими это, прими то, и прими еще и вот это. Мне не хватало воздуха.

Брачную церемонию провели в офисе Пророка. Мне сказали встать рядом с Меррилом. Он взял меня за руку. Это было впервые, когда он коснулся меня. Пророк прочитал наши клятвы верности и мы оба согласились на договорной брак длящийся остаток вечности.

Я чувстовала, как из меня по капле уходит жизнь.

Мы закрепили наш брачный договор поцелуем. Дядя Рой проинструктировал нас о важности размножения и заполнения земли детьми, как о способе исполнить наш договор с Богом. Все было серьезным, ничего не ощущалось безопасным.

К концу церемонии Меррил выпустил мою руку и, не оглянувшись, вышел из комнаты. Его семья последовала за ним. Я не знала, что делать, поэтому я последовала за своими родителями в большую столовую, где кто-то праздновал день рождения.

Когда там появился Меррил со своей семьей, гости поняли, что у нас свадьба и все начали поздравлять Меррила. Я тихонько сидела в противоположном конце зала. Я была в свадебном платье, на чужом дне рождения, в то время как моего мужа поздравляли. Я понимала, что больше не принадлежу к своей семье. А семья Меррила напоминала мне чужую страну, в которую мне совсем не хотелось вьезжать. Я чувствовала себя изгнанной отовсюду.

Одна из более чем двадцати жен дяди Роя подошла ко мне с широкой улыбкой. Она сказала, как сильно меня любит Бог, раз благословил таким мужчиной, как Меррил. Она заставила меня подойти к его столу и взять немного именниного торта.

Жены Меррила Барбара и Рут сидели по обе стороны от него. Когда он увидел меня, он приказал Рут пересесть куда нибудь в другое место. Но там не было других свободных мест, поэтому она вышла из зала. После того, как мы поели, мой отец встал, чтобы уходить. Я последовала за ним и приехала назад в отель в его машине.

Через короткое время приехал Меррил и постучал в двери комнаты отца. Он болтал с отцом и собирал мои вещи. Он забрал мой чемодан и коробку с туфлями. Я была в полной панике. Когда он вышел из комнаты, я чувствовала, что все глаза были обращены на меня с вопросом: Разве она не идете ним?

В душе я вопила: нет!

Меррил обернулся и посмотрел на меня. - "Кэролин, ты идешь? Твои вещи вроде как тяжелые". Это были первые слова, которые он мне сказал.

Я должно быть выглядела, как жалкое привидение, стоя там в своем свадебном платье. Все, о чем я могла думать это то, что моя жизнь будет кончена, если я последую за ним в коридор.

Меррил забыл, где была наша комната. Я плелась за ним следом, когда он ходил вверх и вниз по отелю Комфорт Инн.

Наконец мы остановились перед дверью и когда Меррил сунул ключ в замок, дверь открылась.

Впервые мы оказались наедине. Он положил на пол мой чемодан и мою коробку, заполненную туфлями. Он сел на кровать и включил телевизор. Я забилась в угол комнаты, села у крохотного стола и молчала. Через двадцать минут он сказал, что пойдет проверит, как там его остальная семья, и вышел из комнаты.

Я залезла в кровать. Прошло два дня с тех пор, как мой отец обьявил мне о браке. Я едва спала за эти сорок восемь часов, поэтому я была обессилена. Когда несколькими часами позже Меррил вернулся, он включил телевизор и сделал звук погромче.

"Было бы хорошо, если бы мы поговорили немного друг с другом", сказал он.

Я ответила, что я ужасно устала и просто хочу спать.

"Отлично", сказал он.

Он выключил свет, снял одежду за исключением длинного исподнего и залез в кровать со мной. Он сидел на кровати и поедал меня глазами.

Я была парализована. Мы же даже не знаем друг друга! Ни за что на свете я не смогу выполнять супружеские обязанности. Но у меня не было выбора.

Он начал целовать меня. Я чувствовала отвращение. Ничего не могло быть хуже. Затем он положил руку спереди мне под ночнушку и начал мять грудь. Его руки были холодными и липкими. Я никогда не была так близко к мужчине, и уж точно не будучи одетой.

Я вела себя с той же неприязнью, какую чувствовала внутри, что, казалось, задело его. Он содрал с меня мою ночнушку и трусики залез на меня. Я чувствовала себя еще более бессильной, чем когда отец обьявил мне о браке.

Меррил раздвинул мои ноги, но не мог достичь эрекции. Я была зла, унижена и оскорблена. Должна ли я сопротивляться ему? Я начала пытаться освободиться, и после нескольких минут он ослабил свою хватку.

Я выскочила из постели, растерянная и дезориентированая, и нашла свою одежду на другом конце комнаты. Я так сильно дрожала, что не могла одеться. Я с трудом глотала воздух. Я села на пол у кровати, чувствуя себя беспомощной.

Меррил оделся и сел на край кровати, говоря, что он считает важным уважать чувства леди, но в реальности он просто оправдывал свое фиаско.

Я сказала, что устала и хочу спать. Казалось, ему всеравно. Он просто вытянулся на кровати и мгновением позже захрапел. Я снова залезла в постель и смотрела в потолок, пока не уснула.

Когда я проснулась утром, Меррил был в душе. Он оделся и вышел из комнаты, не сказав мне ни слова.

Как только он ушел, я приняла душ и оделась. Я как раз собиралась уходить и найти семью моего отца, когда вернулся Меррил.

"Пойдем со мной", сказал он. Я упаковала свои вещи и последовала за ним к его машине. Он передвинул несколько вещей, чтобы освободить место для моего чемодана. Я паниковала.

Мы поехали позавтракать в близлежащее кафе. Там Меррил представил меня нескольким мужчинам, как свою новую жену. Они были рады и счастливы за Меррила. Я чувствовала себя так, как будто бы я — это просто вещь. Один из мужчин рассказал сальную шутку, сравнивая новую жену с собакой. Меррил засмеялся и сказал, что собака лучше, потому что она верная. Он рассказал другую шутку, сравнивая женитьбу с ванной. - "Как только ты в нее залез, она уже не такая горячая". Другие мужчины рассмеялись. Я никогда не чувствовала себя такой униженной.

После завтрака мы все собрались на парковке. Мой отец начал разговаривать с Меррилом о том, чтобы поехать на аукцион в Орегон. Меррил отослал свою остальную семью домой. Не было никакой речи о медовом месяце. Мы сели в его машину и поехали в Орегон.

А я все думала о том, что пропустила выпускные экзамены...

НОВОБРАЧНАЯ

Поездка была облегчением, потому что мне не нужно было разговаривать с Меррилом. Мой отец, его жена Рози, и бизнес-партнер отца поехали вместе с нами на аукцион в Орегоне, куда мы попали двумя днями позже. Меррил не разговаривал со мной в машине. Для него это была обычная деловая поездка. А для меня все изменилось.

Шок от прошлой ночи все еще был слишком силен, чтобы иметь с ним дело. Я ничего не понимала в сексе и никогда не думала, что это будет так грубо и жестоко. Я думала, что мужчина должен обращать внимание на чувства женщины, и что у Меррила не было никакого права меня трогать, если я этого не хотела. Я была так наивна, что думала, что он должен был по крайней мере спросить у меня разрешения, прежде чем устраивать такое в нашу брачную ночь. Он знал, насколько неопытной я была в сексе, но, определенно, ему было плевать.

Мой отец и Рози были так счастливы, что я вышла замуж, что это делало все еще более сюрреалистичным. Если они любили меня, как они могли заставить меня проходить через что-то настолько отвратительное? Я знала, что они думают, что Меррил — Божий человек, и никогда не сделает ничего плохого или неправильного в Божьих глазах. Мои родители думали, что этот брак — благословение, пришедшее от Бога, потому что так было изречено Пророком. Мое счастье, в их глазах, зависело от моего желания исполнять волю Бога, не важно, насколько мне было больно.

По вечерам, когда мы оставались наедине в мотеле, Меррил проводил большую часть времени смотря телевизор или утешая по телефону Барбару

Она была расстроена из-за того, что ее оставили дома. Он продолжал убеждать ее, что любит. Я ничего не говорила и в постели старалась избегать любого контакта с ним. Как только он пытался ласкать мою грудь, я сжималась от ужаса и он сдавался.

На следующий день на аукционе Меррил купил кое-какое строительное оборудование. Я слушала, как делают ставки на аукционе и чувствовала, что я — это просто еще одна вещь, которой владеет Меррил.

Меррил звонил Барбаре несколько раз в день. Я не хотела, чтобы он трогал меня, но я думала, что он мог хотя бы заметить мое присутствие или разговаривать со мной в машине. Я привыкла, чтобы со мной обращались, как с человеком.

Весь следующий день мы провели, путешествуя через калефорнийские леса красных деревьев и делая покупки в китайском квартале Сан-Франциско. Мой отец занимался недвижимостью и часто брал нас с собой в поездки. Я была в Сан-Франциско и в красных лесах и ранее, когда была младше. Мне повезло, что я столько повидала до того, как вышла замуж за Меррила, потому что это открыло мне глаза и многому меня научило об окружающем мире. Но теперь это было странно — снова видеть эти места со странным человеком, который теперь был моим мужем.

Меррил устроил большое событие из покупки каких-то китайских вееров для своих дочерей и жен. Мы ехали большую часть ночи, чтобы попасть в Колорадо-Сити. Меррил оставался со мной час- два, перед тем как уйти в спальню Барбары.

Следующий утром дом произвел на меня впечатление безупречным порядком и отличной организацией. Скоро я выяснила, что впечатление было ошибочным.

Первым намеком на то, что что-то тут не так, была Рут, которая вышла из кухни, где она готовила завтрак, чтобы приветствовать Меррила, который вышел из комнаты Барбары свежеумытый и одетый. Он поцеловал ее и сказал: "Рад тебя видеть, Рути".

Рути зажато кивнула. - "Так хорошо, что ты снова здесь. Было тяжело не иметь возможности поговорить с тобой целую неделю".

Это казалось странным. Меррил постоянно висел на телефоне. Я думала, что когда он не говорит со своей женой Барбарой, то он разговаривает с другими женами, Рут или Фаунитой.

В ответ Меррил попросил Рут собрать его прекрасных дочерей и милых жен. Он взял меня за руку и завел в спальню. Целуя меня, он попросил прихватить веера, которые мы купили в китайском квартале.

Я достала веера из своего чемодана и пошла на кухню. Барбара уже была там, и я заметила, что ее глаза красные и опухшие. Казалось, она плакала всю ночь. Десять подростков-дочерей Меррила — все как одна Тельницы — окружили его толпой улыбающихся девочек. У него были еще четыре дочери, в возрасте от девяти до двенадцати и они тоже были частью обожающей толпы вокруг него. Все, казалось, были в восторге от вееров из китайского квартала. Мне они казались ненастоящими и фальшивыми, но они думали иначе.

После того, как женам и дочерям раздали веера, Меррил повернулся и вручил мне один со словами: "Этот веер для моей милой жены Кэролин в память о нашей первой совместной поездке". Затем он обьявил, что он и Барбара уезжают этим утром в Пейдж, в его строительную компанию. Меррил сказал мне, чтобы я помогала Рут на кухне и проводила больше времени, узнавая его семью поближе.

Как только Меррил вышел, я пошла в его офис и позвонила своим учителям в училище. Я в отчаянии хотела назначить новое время для сдачи моих выпускных и почувствовала облегчение, когда узнала, что все будет нормально, если я сдам экзамены на этой неделе, что было выполнимым — училище было прямо в городке и размещалось в том же здании, что и обычная школа.

К пятнице я сдала все экзамены, вернулась домой и рухнула от усталости. Последние две недели отделили меня от той единственной жизни, которую я знала. Я понимала, что Меррил никогда не позволит мне учиться на врача, и даже то, чтобы стать учительницей, все еще стояло под вопросом.

Я слышала, что ему нужна новая секретарша в Пейдже. Барбара была его секретаршей в командировках. Маргарет, старшая дочь Меррила, была другой секретаршей, которая работала в офисе, но она вышла замуж и теперь жила в Солт-Лейк-Сити. Меррилу нужна была помощница, и быстро. Я боялась, что он заставит меня выполнять ее работу и оставить учебу. Меррил что-то говорил насчет этого ранее на неделе, когда шел к двери с Барбарой.

Следующим утром я поехала на велосипедную прогулку с Одри, которой было двадцать и она была самой старшей незамужней дочерью Меррила — той самой принцессой Тельниц, из-за которой задержали выпускную церемонию. Одри была грациозной и довольно хорошенькой. Она мне всегда нравилась, несмотря на то, что была Тельницей, потому что она не задирала нос и не притворялась, что она лучше сестер.

Я спросила ее, думает ли она, что Меррил может заставить меня стать его секретаншей. - "Барбара всегда была его секретаршей в командировках. Но у нее есть девять детей, которых она никогда не видит. Для него это будет иметь смысл — использовать тебя, поскольку ты новая жена без детей" — сказала она. - "Это позволит Барбаре быть с ее детьми".

"Одри, ты действительно думаешь, что она захочет оставаться дома с детьми, в то время как я буду в поездке с Меррилом? Во время нашей поездки твой отец постоянно звонил ей и проводил в десять раз больше времени, успокаивая ее, чем делая что-то другое. Я не думаю, что она будет

счастлива, если я займу ее место".

Одри помолчала минутку, тщательно взвешивая свои следующие слова. - "Ну, может быть ей и следовало бы поучиться тому, каково это — быть той, которая вынуждена оставаться дома, чем той, которая получает все выгоды и наезжает на окружающих".

Я еще не знала многого об этой семье, но я не хотела, чтобы меня втянули в преподавание кому-то жестокого урока. Я думала, что если бы Барбара действительно хотела оставаться дома со своими детьми, она бы могла разделить время, проводимое в командировках, с другими женами Меррила.

"Кэролин, сразу же после того, как ты вышла замуж за отца, все дети Барбары говорили о том, что теперь ты будешь той, которая путешествует с ним. Они надеялись, что она останется дома с ними. Все, что они хотели — быть с матерью. Они все в предвкушении, потому что думают, что теперь у них появился такой шанс".

Я спросила Одри, какие именно были обязанности у Барбары, как у секретаря в командировке. - "Когда я работала в офисе, все, что я видела — ее, рисующую цветочки и звонящую отцу по радиотелефону каждые две минуты. Она носила ему напитки на работу, а затем они шли в ресторан пообедать каждый вечер".

Я сказала Одри, что последнее, что бы захотела Барбара в Пейдже — видеть еще одну жену Меррила. - "Я не получила от нее не одного теплого слова или взгляда" — сказала я. - "Я не думаю, что она счастлива, что я вышла замуж за ее мужа.

Одри тут же откликнулась: "Конечно же ей не нравится, что отец женился на тебе. Она была его единственной женой, с тех пор, как он женился на ней, и ты теперь можешь все поменять".

Я не могла поверить своим ушам и в шоке уставилась на Одри. - "Что ты имеешь в виду — была единственной женой твоего отца?"

Одри неожиданно смутилась. - "Я думаю, что и так уже слишком много сказала. Нам действительно пора возвращаться домой".

У меня кружилась голова. Почему Одри не хочет рассказать мне о том, что происходит в этой странной семье, в которую я попала? За восемнадцать лет своей жизни я всегда знала свое место и что от меня ожидают. Несмотря на то, что моя мать была агрессивной, я выросла в доме с четким порядком, а мой отец был очень организованным человеком. Но менее чем через две недели после того, как я попросила отца отпустить меня в колледж, мой мир полетел в тартарары.

Эти выходные проходили в напряжении. Меррил провел одну ночь в моей спальне. Он вообще не общался с остальной семьей. В субботу он с Барбарой поехали в город, а затем провели остаток дня в ее спальне, болтая. Он ни с кем не попрощался, когда уехал в Пейдж в понедельник утром. Нэнси, одна из дочерей Меррила, поехала с ним. Я надеялась, что это означает, что она возьмет на себя работу Маргарет. Больше всего в жизни я хотела в колледж. Это был единственный шанс для меня стать кем-то. Это был крохотный островок твердой почвы, на который я смогу расчитывать в будущем.

Следующие выходные были такими же напряженными. Меррил провел обе ночи в моей спальне и в понедельник утром попросил меня принести ему кофе в офис. Барбара сидела на стуле рядом с его рабочим столом. Ее длинные волнистые волосы были насыщенного золотисто- каштанового оттенка. Ее рост был всего около сто шестидесяти пяти сантиметров, но после рождения девяти детей она весила около девяноста килограмм. Меррил отхлебнул кофе, перед тем как заговорить. - "Барби, я решил взять Кэролин со мной в Пейдж на этой неделе".

Она выглядела так, как будто ее предали. Ее лицо менялось от гнева, когда она глядела на Меррила. - "Я думала, что мы это уже обсуждали, и оба решили, что Кэролин не едет в Пейдж".

Меррит тут же выстрелил в ответ: "Она не едет работать в Пейдж. Я беру ее в небольшое путешествие на этой неделе".

Барбару будто ударили под дых. Ее голос дрожал, когда она посмотрела на Меррила и сказала: "А когда ты собираешься взять меня в маленькое путешествие?" А затем она выскочила из комнаты в слезах.

Мне хотелось блевать. Меррил смеялся. Он сказал, что ему нужно проверить кое-какие бумаги в спальне Барбары и вышел из офиса. Он оставался в комнате Барбары довольно долго.

Я сидела в офисе Меррила и пыталась переварить то, что только что увидела. Мой отец постоянно прилагал усилия для того, чтобы обращаться со своими двумя женами одинаково. Между ними никогда не было такого взрывоопасного напряжения. Ремарка Одри о том, что Барбара была единственной женой Меррила, вселяла тревогу. Было ясно, что приезжая домой, Меррил никогда не проводит время ни с Фаунитой, ни с Рут. Когда он был в поездке и звонил домой, Барбара была единственной женой, с которой он разговаривал. Было понятно, что она видит во мне угрозу. Каждый раз, когда Меррил проводил со мной ночь, казалось, что весь следующий день он пытается помириться с Барбарой. Я терпеть не могла находиться прямо посреди конфликта — просто ненавидела это.

Я пошла в кухню, чтобы помочь Рут приготовить ланч для дошкольников. Рут носила свои черные волосы стянутыми в тугой пучок. Она выглядела болезненной, ее лицо было изможденным и пустым. Меррил вернулся примерно через час и сказал, что в конце концов я не поеду с ним. Он и Барбара решили, что я должна оставаться дома и помогать Рут с готовкой, уборкой и стиркой. Но было еще кое-что. - "Барбара решила, что Джексон (ее девятимесячный сын) достаточно большой, чтобы теперь оставаться дома. Мы оба думаем, что именно ты должна заботиться о нем, и делать все, что ему нужно, когда его матери нет дома".

Я никогда не заботилась о младенце дольше чем несколько часов. Мой шок перешел в ярость, когда я поняла, что была просто пешкой в их игре. Всем в этой семье заправляла Барбара. Меррил притворялся, что он глава семьи, но это было только фасадом. На самом деле он просто раболепствовал перед Барбарой. Если выйдет так, как хочет она, я никогда не попаду в колледж.

Они уехали, не попрощавшись и не дав мне никаких инструкций относительно Джексона. Я как раз его искала, когда поняла, что они уже уехали. Когда я нашла Джексона, он ковылял по дому в ходунке, одетый в насквозь промокший подгузник. Я села рядом с ним и схватилась за голову. Что мне с ним делать? Я ничего не знала о его расписании, сколько бутылочек в день ему давать, или сколько давать прикорма. Его сестра, которой еще не исполнилось шести, нянчила его. Я не могла поверить, что Барбара даже не попрощалась с ними и даже не потрудилась сменить ему подгузник.

Рут закатила Генеральную уборку. Она разносила дом по кирпичику, мыла стены, скребла углы и освобождала полки. Казалось, это было ее ответом тому, что Меррил взял меня четвертой женой. Я предположила, что она переносит все свои эмоции в уборочное помешательство, и заставляет своих дочек помогать ей. Рядом со мной она всегда была грустной, и часто, когда я видела ее, я думала, что она только что плакала.

В тот первый день Джексон почти не ел. Я начала волноваться. Его животик был твердым, как камень. Я попыталась уложить его спать, но он просто не мог перестать плакать. Я волновалась и позвонила в Пейдж Барбаре. Нэнси сказала мне, что они ушли в ресторан на ужин. Я сказала, что мне нужно поговорить с ней как только они вернуться, потому что я волнуюсь о Джексоне.

Барбара так и не перезвонила. Я не спала с Джексоном почти всю ночь. Он был такой несчастный и капризный. В шесть утра он наконец то выпил молоко и уснул. Меррил позвонил около восьми и спросил, как там Джексон. Я сказала, что он плакал почти всю ночь, но наконец то уснул ранее этим утром. - "Ну, кажется, мы оставили его в надежных руках", сказал Меррил.

Я проигнорировала комплимент и сказала: "Я не понимаю, почему Барбара не перезвонила мне прошлым вечером и не сказала, что делать с ее младенцем".

Меррил снисходительно поправил меня: "Кэролин, он НАШ младенец, и он такая же твоя ответственность, как и Барбары".

Я сказала Меррилу, что думала, что Барбара знает намного больше о потребностях ее сына, чем я. Меррил продолжал: "Это изменится. Мы с Барбарой решили прошлым вечером, что для тебя будет полезным узнать, как заботиться о Джексоне самостоятельно, без нашего участия".

Я рассердилась. Как они могут быть такими жестокими и ко мне и к Джексону? Затем Меррил сказал, что на следующий день я еду с ним в Пейдж, а затем в Феникс и в Калифорнию. Я была обескуражена. Барбара ясно дала понять, что не хочет, чтобы я путешествовала с Меррилом. А кто будет заботиться о Джексоне? "Это не будет проблемой" — сказал Меррил. - "Я позаботился о том, чтобы у него была нянька. Все, что должно тебя занимать — быть готовой к поездке со мной".

Я онемела от шока и у меня кружилась голова от постоянных перемен. Не было времени, чтобы успеть приспособиться хоть к чему-либо. Я не хотела быть наедине с Меррилом и ночью и днем. Джексон снова почти не спал во вторую ночь и мне тоже не удалось поспать. Когда я наконец- то задремала, я так и не услышала будильника. Я не попаду в Пейдж до середины дня, но это было не важно. Меррил сам встал поздно. Барбара обдавала меня ледяным холодом. Я была уверена, что она ненавидит то, что я еду с Меррилом.

Мы ехали на машине до Флэгстэфф, где мы должны были пообедать. Но у Меррила началась мигрень и он больше не мог вести машину. Мы заселились в отель и легли спать. Только поздним утром следующего дня Меррил почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы продолжать поездку. Но было уже слишком поздно. Дядя Рой и другие, которых мы должны были встретить, уже уехали в Калифорнию. Мы поехали в Феникс, где у Меррила были кое-какие дела. Но затем поздно следующим днем мы развернулись и поехали назад в Пейдж, а затем домой.

Мы с Меррилом не разговаривали в машине. Он казался слишком озабоченным бизнесом. Он постоянно делал какие-то пометки и останавливался, чтобы позвонить. Мы совершенно не знали друг друга и, казалось, ему совсем не интересно узнать меня поближе. Он рисковал тем, я думаю, что если бы я начала ему нравиться, это бы осложнило жизнь с Барбарой.

В доме всегда держалось ужасное напряжение по выходным, но особенно оно ощущалось после того, как я вернулась из поездки с Меррилом. Барбара дулась и отказывалась входить в дом. Меррил провел много времени, разговаривая с ней в ее машине. Через время он появился и приказал мне уложить ее четырех дочерей и сына Дэнни в постель. Меррил сказал, что он придет спать ко мне, после того, как покатает Барбару на машине.

У Барбары была маленькая детская рядом с ее комнатой — с двухьярусными кроватями для ее четырех дочерей. У Дэнни, которому было три, стояла собственная кроватка. Это заняло много времени — помыть всех детей и подготовить их к отходу ко сну. К тому времени Меррил и Барбара уже вернулись и сидели в ее комнате. Девочки увидели, что вернулась их мать, но это был Дэнни, кто вбежал в ее комнату до того, как я успела остановить его.

Минутой позже я услышала его плач: "Мама, за что ты бьешь меня? За что ты бьешь меня, мама?" Барбара не видела своих детей целую неделю и теперь, спустя всего несколько минут била своего сына за то, что он соскучился по ней.

Я чувствовала себя виноватой. Несмотря на то, что это была не моя идея, я чувствовала, что если бы Меррил не женился на мне, Барбара бы не хлестала своего сына. Я ненавидела все это напряжение и конфликт в семье Меррила. Каждый раз, когда он делал что-то для меня, казалось, что остальные члены семьи должны расплачиваться за это.

Я легла в постель и чувствовала себя больной от мысли, что, возможно, у меня никогда не будет никаких отношей с другим мужчиной, помимо Меррила. Нет ничего естественного в том, что восемнадцатилетняя выходит замуж за пятидесятилетнего мужчину, которого она совсем не знает, да и не хочет знать. Я ничего не знала об интимных отношениях, помимо того, что это супружеская обязанность и делание детей. Может быть, это может доставлять удовольствие, может быть, там есть еще что-то помимо страха, ужаса и паники. К счастью, Меррил так и не появился той ночью и я просто заснула.

Следующим утром я нашла Одри и спросила, не хочет ли она отправиться на еще одну велосипедную прогулку со мной. Через полчаса мы были на пути к пруду. Было так рано, что солнце еще не взошло. Мы сели на большой камень и смотрели на воду. Одри была единственной в семье, кто питал ко мне дружеские чувства. Я чувствовала, что она может рассказать мне о вещах, которые помогут мне выжить.

Одри была дочерью Фауниты. Она сказала, что после того, как Меррил женился на Барбаре, он перестал спать с Фаунитой. Барбара ясно дала ему понять, что она будет единственной женой, с которой у него будут сексуальные отношения.

Первые два брака Меррила были катастрофами, по словам Одри. Его брак с Фаунитой — его первый брак — был устроен Пророком, потому что в то время Меррил, которому было около двадцати, был влюблен в какую-то другую девушку, которая не была членом ФСПД. Ее родители были категорически против того, чтобы она вышла замуж в религиозный культ. Но Меррил настаивал. Он думал, что со временем ее родители сдадутся, если он будет продолжать встречаться с ней.

Пророк, дядя Рой, сказал Меррилу, что этого никогда не случиться, и что он должен жениться на Фауните. Меррил уперся рогом. Но несколькими месяцами спустя Пророк сделал ему выговор за непослушание договорному браку и сказал, что Бог недоволен его поведением.

Одри сказала, что Меррила заставили жениться на ее матери. Но он отказался заниматься с ней сексом. Каким то образом дядя Рой узнал правду об их браке и снова сделал Меррилу выговор. Он приказал ему быть Фауните настоящим мужем и выбросить из головы идею о другой женщине.

Меррил понял, что потерял свою настоящую любовь и обвинил во всем Фауниту. Это постоянно было источником самой жестокой агрессии к ней.

После нескольких ужасных лет с Фаунитой, сказала Одри, Меррила заставили жениться на Рут. Он сопротивлялся и этому браку тоже, пока Пророк не вынес ему новый выговор и не заставил жениться. Рут никогда не была эмоционально стабильной. Одри сказала, что у нее было два нервных срыва еще до того, как она вышла замуж за Меррила. Она была чрезвычайно чувствительной, а у Меррила был нулевой интерес к созданию настоящих отношений с ней.

Барбара, которая была сводной сестрой Рут, появилась на горизонте, когда Меррилу было тридцать восемь, а ей было восемнадцать. Одри сказала, что Барбара была сорвиголовой, и думала, что Меррил — это карикатура на мужчину. Но после двух несчастливых браков с женщинами, которые его не интересовали, Меррил был готов к чему-то новому. И Барбара и Меррил оба любили власть и доминирование и их не заботило, на кого они наступают на своем пути.

В начале Фаунита отстаивала свои права и отказывалась мириться с издевательствами Барбары. Барбара обвинила ее в ревности и бунтовстве. Барбара сказала, что если она хочет быть в гармонии с волей мужа, то она не должна возражать, если он отказывается заниматься с ней сексом.

Я все еще не могла понять, как у Барбары оказалось столько власти над Меррилом. Одри сказала, что Меррил был увлечен ею и его восхищало все, что она делала, даже если это включало издевательство над его другими женами и детьми. Это было какое-то извращенное влечение между ними.

Когда на сцене появилась Барбара, дом был полным хаосом. Она прибрала все к рукам и научилась тонко манипулировать им. В ранние годы их брака, когда Меррил уезжал в поездку с другой женой, Барбара просто взрывалась и вступала в физическую конфронтацию с другой оставшейся женой, если та не успевала исчезнуть.

Одри сказала, что Барбара уже присматривается и ко мне. - "Она так наезжает на него и делает это таким тяжелым для него, каждый раз, когда он приближается к тебе, что скоро он выбросит белый флаг и она снова будет его единственной женой".

За эти несколько коротких недель в семье я успела заметить, что Барбара никогда не выпускает Меррила из своего поля зрения. Она наблюдала за каждым его шагом.

"Он все еще спит с Рут, но только достаточно для того, чтобы держать ее постоянно беременной". — сказала Одри. - "У Рут рождаются его самые красивые дети, именно поэтому он все еще спит с ней". Одри рассказала также и о другой причине, по которой Меррил хотел, чтобы Рут была постоянно беременной. Это потому, что во время беременности она была более психически устойчива, чем в другое время. Затем Одри сделала паузу, прежде чем продолжить. - "Но Барбара использует Рут как свою личную рабыню. Она командует ею и злобно нападает на нее за малейшие ошибки. Рут находится в полном подчинении у Барбары, потому что она так прибита ее издевательствами. Барбара часто обвиняла Рут в ревности и в отсутствии гармонии с Меррилом.

Восход солнца окрасил воду разноцветными полосками. Слушая Одри, я чувствовала себя так, как будто бы меня отослали в самую глубину ада, чтобы провести там остаток моей жизни. Я не могла понять, как такое случилось со мной.

Одри рассказала мне о том времени, когда Фаунита попыталась противостоять издевательствам Меррила и Барбары. Меррил запер Фауниту наверху дома, а всю остальную семью — внизу. Одри и другие дети слышали, как Фаунита кричала, когда Меррил бил ее. На следующее утро Фаунита вся была покрыта синяками. Она сказала Одри: "Твой отец сделал это со мной. Он избил меня шваброй". Одри закричала: "Я его ненавижу! Я его ненавижу!" Фаунита схватила ее и сказала: "Никогда так не говори о своем отце. Он — хороший человек". Было много других раз, говорила Одри, когда Меррил бил ее мать, иногда так сильно, что Фаунита не могла ни видеть, ни слышать по три дня.

В культуре ФСПД жена является собственностью мужчины, и он может делать с ней все, что угодно. Если женщина жалуется на жестокое обращение или избиения, все нападают на нее. Все предполагают, что она непослушная. Это всегда ее вина. Это огромный позор, если муж бьет тебя. Поэтому женщины редко говорят об этом, стоит им это сделать, и их обвиняют в бунте.

Одри говорила, что Меррил начал применять физическое насилие к Фауните только после того, как женился на Барбаре. Барбара также подбивала Меррила на то, чтобы нападать на его детей. Одри сказала, что у Барбары было нечто, что она называла "доска для битья" и она набрасывалась на своих детей, когда ей заблагорассудится. Точно также она не стеснялась избивать детей Фауниты или Рут. Меррил никогда не ограничивал ее жестокость.

Барбаре потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы Меррил согласился перестать спать с Фаунитой, говорила Одри. Фауните было тридцать два. Барбара не возражала, чтобы Меррил продолжал отношения с Рут, потому что та была ее сводной сестрой и поэтому их дети были кровными родственниками. Это очень много значит в ФСПД, потому что если ты в большинстве — это выгодно. Большинством могут быть твои дети и дети твоей сводной сестры. В семье Меррила доминировали Стиды, потому что обе и Рут и Барбара были из семьи Стид.

Одри говорила, что каждый раз, когда ее мать притивостояла Меррилу, он бил ее физически или унижал эмоционально. Со временем он довел Фауниту до того, что она стала спать весь день и смотреть телевизор всю ночь. Это было единственным способом избежать доминирования Барбары. Ее старшие дети заботились о младших, некоторые из которых все еще были в начальной школе.

Одри рассказывала мне, что иногда она находила свою мать без сознания от передозировки медикаментов. Одри бежала к отцу, крича, что ее мать мертва, но он отказывался даже пойти и проверить. Это было очень травматично для Одри.

Тирания Барбары в семье продолжалась четырнадцать лет. Все в семье боялись ее и никто не смел ей возражать. Одри сказала, что единственной надеждой для семьи было то, что отец влюбится в другую женщину и эти новые отношения лишат Барбару ее абсолютной власти. Я спросила Одри: "А как твой отец вообще может влюбиться в новую жену если ему не разрешают даже приближаться к ней и если ее заставят подчиниться самодурству Барбары?"

Одри молчала. У нее не было ответа на этот вопрос. Но она была уверена в одном: "Ты должна найти способ заставить отца влюбиться в тебя. Если нет, то твоя жизнь будет не лучше, чем у Рут или моей матери".

Я была тронута готовностью Одри обьяснить мне внутрисемейные отношения. По крайней мере у меня была одна подруга в этой семье.

Но когда мы ехали домой от пруда, я понимала, что я не хочу, чтобы Меррил влюбился в меня. Меньше всего на свете мне хотелось навязываться мужчине почти втрое старше меня. С самой глубине сердца я просто хотела учиться. Но я не сказала этого Одри. Несмотря на все, что она рассказала мне, я знала, что она боготворит отца.

Я должна была начать учебу чем раньше, тем лучше. Я должна узнать, если ли классы, которые я смогу посещать этим летом в университете Седара. Если я буду ждать до осени, меня могут заставить начать работать на полную ставку на Меррила или Барбару, что было бы катастрофой. Моя единственная надежда была — построить себе такую карьеру, которая позволит мне разьединить мою жизнь с жизнями Барбары и Меррила.

Когда мы с Одри вернулись домой, Меррил был наверху, в своем офисе и пил кофе. Увидев меня, он сказал: "Привет, Кэролин, я искал тебя этим утром. Где ты была?"

Барбара, которая стояла рядом с ним, напряглась. Я могла видеть по ее лицу, как непереносима для нее идея того, что ее мужа интересуют мои передвижения в пространстве.

"А, Одри и я поехали кататься на велосипедах и немного погуляли возле пруда". Меррил

кивнул.

Я горела желанием поговорить с ним о колледже в эти выходные. Вечер воскресенье давал мне мой первый шанс. Он пришел в мою комнату и сказал, что проведет со мной эту ночь. Момент настал. Я сказала, что есть двухнедельные курсы в Университете Южной Юты. Я могла бы пожить у своего дяди и все было бы тип-топ.

Меррилу не понравилась идея. Он сказал, что у него так и не было шанса узнать меня по- настоящему и он не уверен, что я должна отправляться учиться так скоро. Фактически, он сказал, что не уверен, а нужно ли мне идти в колледж вообще.

У меня оборвалось сердце. Он видел разочарование, проступающее на моем лице. Я выглядела как пораженная громом, когда он сказал, что, может быть, для меня есть лучший способ войти в его жизнь, чем отправиться в колледж. Наш совместный секс был пустым и бессмысленным, как всегда.

Но к тому времени, когда Меррил был готов вернуться в Пейдж следующим утром, ситуация вдруг полностью поменялась. Я думаю, что возможно ревность Барбары сыграла мне на руку. Она хотела выкинуть меня из дома. Неожиданно Меррил решил, что отправиться в колледж — отличная идея. Он дал мне чек, чтобы я могла записаться на классы.

Когда Меррил приехал домой на следующие выходные, он вызвал нескольких из своих дочек в офис. Позже я узнала, что он сказал им, что боится, что я могу попасть в беду, если уеду одна. Несколько девочек вызвались поехать со мной и докладывать ему все, чем я буду заниматься.

Об этом следующим утром мне рассказала Одри. Я была в бешенстве. - "Как он смеет разговаривать со своими дочерьми о том, что мне следует, а чего не следует делать! Это их не касается!" Одри согласилась со мной. - "Но я не думаю, что мои сестры, которые вызвались следить за тобой в колледже, на самом деле хотят учавствовать в слежке за тобой. Они просто сами хотят попасть в колледж. Если они согласятся не спускать с тебя глаз, для них это будет пропуском к учебе".

Я не думала об этом с такой стороны. Одри продолжала: "Одри, мы все хотим попасть в колледж, но не было никакого шанса, что отец позволит какой-либо из своих дочерей учиться. А тут выпал такой шанс. Я слышала, что он подумывает о том, чтобы купить тебе машину и собирается позволить тебе зарегистрироваться на целый летний семестр".

"Он действительно так сказал?" — спросила я. Я просила Меррила только о двухнедельном курсе. Я была так счастлива! Но старалась скрыть свою радость. Я не была уверена, как Одри интерпретирует ее, так же как я и не знала, насколько все это было реалистичным. Одри сказала, что это ее сестры уговорили Меррила отпустить меня больше, чем на двухнедельные курсы, потому что они сами жаждали учиться.

Позже тем днем Меррил пришел домой и попросил меня зайти в спальню Барбары. Я заметила новую картинку у нее на стене с грустным щенком. Они попросили меня сесть на стул рядом с кроватью. Барбара заметила, что я рассматриваю картинку. - "Я купила эту картинку на той неделе, когда ты вышла замуж за Меррила. Когда вы двое уехали в путешествие, я чувствовала себя так, как этот щенок на картинке".

Я ничего не ответила.

Меррил начал говорить: "Кэролин, тебя наверное интересует, зачем я послал за тобой. Я все думал о том классе, о котором ты мне говорила на прошлых выходных. Когда я дал тебе разрешение посещать его, я не подумал, как ты будешь ездить. Стыдно признаться, у моей семьи нет приличной машины, кроме той, на которой езжу я сам".

Я слушала, затаив дыхание в предвкушении его следующих слов.

"Не имеет никакого смысла покупать машину для двухнедельных курсов. Поэтому, если ты хочешь, сейчас я куплю тебе машину и ты можешь записаться на тот курс и начать колледж осенью, или, если тебе нетерпится, ты также можешь начать учебу этим летом".

Я улыбалась, стараясь обуздать эмоции. Я была так взволнована! Только у немногих женщин ФСПД в то время были собственные машины, и еще меньшим разрешали жить независимо от их семей. Но очевидно, Меррил собирался позволить мне и это.

"Я думаю, мы должны подыскать тебе квартиру в Седаре. И подсчитав расходы, я понял, что это будет стоить мне примерно одинаково если я пошлю тебя в колледж и если я пошлю двух своих дочерей вместе с тобой. Поэтому я решил использовать такую возможности и дать двум своим дочерям образование".

Мы поехали в город и купили две машины — одну для меня и одну для дочери Меррила Нэнси, которая работала в Пейдже. Я должна была оставаться дома еще неделю до начала учебы.

Когда Меррил и Барбара уезжали в понедельник утром, четыре маленьких дочери Барбары спросили его, могут ли они спать со мной, в их отсутствие. Милли, четырехлетняя дочь Барбары уже так и делала. Девочки умоляли и Меррил уступил. Но у меня в комнате не было достаточно места, поэтому Мерорил попросил меня спать в кровати Барбары на этой неделе с ее дочерьми. Оставалось всего семь дней. Я согласилась.

Я испытывала такое облегчение, что спала намного лучше, чем это было с начала моего брака двумя месяцами ранее. Облегчение окутало меня и мое будущее больше не казалось мне таким ужасающим и клаустрофобным.

Несколькими днями позже, когда я глубоко спала, кто-то начал тормошить меня.

"Кэролин, проснись. Мне нужно поговорить с тобой", Я села на постели. Я узнала голос Одри, но не могла ее видеть, потому что в комнате было темно. Я включила настольную лампу у кровати. Одри казалась прибитой. Ее лицо выдавало напряжение, а ее тело окаменело.

"Одри, что произошло?" — прошептала я. - "Что-то случилось?"

"Да, что-то ужасное случилось. О, Кэролин, мне назначили брак с кем-то. Отец звонил мне раньше сегодня и сказал".

Это было шокирующей новостью. - "За кого они тебя выдают замуж?"

Одри глядела на меня с отчаянием в глазах. - "За кое-кого, когда я даже не сильно и знаю и он младше меня. Может быть, он и хороший парень. Но я влюблена в кое-кого другого. Я пыталась и пыталась уговорить отца отвезти меня к Пророку, чтобы я могла попросить его выдать меня замуж за человека, которого люблю".

Я не знала, как утешить Одри. Она произносила запрещенные слова. В ФСПД молодым девушкам было строжайше запрещено самим выбирать себе мужей. Иногда молодая девушка говорила Пророку, что ей кажется, что она любит определенного человека, но она всегда настаивала, что для нее важнее воля Всевышнего, говоря нечто вроде: "Я хочу быть женой этого человека, если я ему принадлежу".

Брак в ФСПД всегда давался по Божьему откровению. Пророк получал новости от Бога и передавал их счастливой парочке. Любовь Одри к мужчине, которому она не принадлежала, было тем, что могло навлечь на нее беду и покрыть семью Меррила позором.

Женщина могла повидать Пророка только в сопровождении мужа или отца. Было невозможным для женщины увидеть его наедине — даже для Одри, которой уже было двадцать. Меррил согласился отвезти ее к Пророку, но он никогда не был дома вовремя, чтобы это произошло и встречу все переносили и переносили.

"Я чувствую себя так, как будто бы моя жизнь окончена. Если бы у меня только была возможность поговорить с Пророком, я бы чувствовала себя по другому". Я определенно понимала ее чувства — мой мир тоже рухнул, когда меня заставили выйти замуж за Меррила, несмотря на то, что я не была влюблена в другого. - "Я должна это сделать. Теперь больше нет других вариантов". — Одри меряла шагами комнату. - "Если я откажу этому человеку, мне все равно не позволят выйти замуж за другого. Это только навлечет позор на семью отца".

Осложняло ситуацию еще и то, что у мужчины, в которого была влюблена Одри, уже была одна жена. Она могла выйти за него замуж, только если бы Пророк отдал ее ему, что теперь было нереально, потому что Пророк планировал выдать ее замуж за кого-то другого. Ее могли обвинить в бунте, если бы она сейчас озвучила свои желания.

Ее будущий муж приехал к нам домой через день или два и взял ее на прогулку. (Меррил ему разрешил.) Его звали Мерлин. Когда Одри вернулась домой, она нашла меня и мы пошли в мою спальню, где она расплакалась. - "Он был такой милый со мной, но каждый раз, когда я смотрела на него, я видела, что он — человек, который украл у меня будущее счастье". Я слушала ее, но мне вообще-то нечего было сказать. Ее ловушка тоже захлопывалась. Некогда сияющая принцесса Тельниц теперь ощущала, что обречена выйти замуж за незначительного человека.

В воскресенье я уехала в колледж. Одри выходила замуж на неделе. Меррил не собирался посещать гражданскую церемонию. Фаунита болела, поэтому она тоже пропустила свадьбу своей дочери. Рут поехала и сказала Одри, чтобы та приняла волю Пророка.

На следующий день была религиозная церемония, когда Одри и Мерлин сочетались перед Пророком. Были все ее родители, за исключением меня, (несмотря на то, что я была двумя годами младше Одри, я считалась ее матерью). Когда я увидела фотографии со свадьбы, то на них и Мерлин и Одри выглядели несчастными.

На праздновании вся община принесла подарки и сестры Одри пели песни. Большие вечеринки служили развлечением для всех, кроме самой пары, особенно невесты. Одри пыталась отменить празднование, потому что не думала, что выдержит такой наплыв народа, празднующий ее свадьбу. Она была травмирована, униженна и обьята отчаянием. Но Мерлин хотел праздновать свой брак и поэтому вечеринка прошла, как и планировалось.

Когда я вернулась домой теми выходными, Одри рассказала мне обо всем, когда мы поехали на нашу велосипедную прогулку. Она не думала, что когда-нибудь научится любить Мерлина. Когда мы приближались к пруду, она сказала: "Если я должна буду прожить всю свою жизнь с человеком, которого никогда не смогу полюбить, тогда почему я не могла выйти замуж по крайней мере за кого- нибудь могущественного, как ты? Почему я, дочь важного человека, вышла замуж за неудачника?"

"Одри", — сказала я. - "Я бы была рада выйти замуж за незначительного человека своего возраста или даже моложе. Я тебе завидую. По крайней мере Мерлин ведет себя так, как будто любит тебя. Ты можешь наладить с ним отношения, если захочешь. А у меня никогда не будет любви с мужчиной за всю мою целую жизнь и это никогда не изменится. Даже если бы я захотела, Барбара бы этого не позволила. По крайней мере, тебя никто не угнетает и не изображает из тебя плохого человека".

Одри не могла понять, что ее брак был лучше моего. По общине пошли слухи, что она плохо относится к мужу, потому что влюблена в другого. Слухи, казалось, не волнуют Одри, но они несли позор семье Меррила, и он не мог это так оставить. Он ясно дал ей понять, что она должна хоть в лепешку расшибиться, но остановить эти слухи.

Беременность казалась легким решением проблемы. Одри сказала мне, что если у нее родится младенец, это остановит слухи. Она сказала мне, что думает, если у нее родится младенец от Мерлина, может быть она научится любить его. Она так считала несмотря на то, что рождение ребенка от Мерлина означало, что она останется навечно его женой.

Но через несколько недель после начала давления на Одри с беременностью, Мерлин нашел работу в строительной компании в другом городе. Одри спросила меня, можно ли ей пойти вместе со мной осенью в колледж.

Школа позволяла мне сфокусироваться. Я закончила свой двухнедельный курс и собиралась начать летний семестр. Я сказала Одри, что думаю, что это отличная идея. Ее младшая сестра Ленор собиралась жить со мной, но больше в качестве шпионки. Идея совместного проживания с подругой казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой.

Одри сказала своему мужу, что учеба — это то, что она всегда хотела сделать, и двинулась вперед даже не спросив его разрешения. Он хотел, чтобы Одри была счастлива и не вставал у нее на пути.

Зато Меррил был другим. Он через кого-то узнал, что после замужества Одри писала письма мужчине, в которого была по настоящему влюблена и пришел в бешенство. Однажды он проезжал мимо дома того человека и увидел Одри, стоящую рядом с ее велосипедом и разговаривающую с этим мужчиной. Меррил сказал ей, что Бог избрал для нее хорошего человека, и она должна выбросить из головы идею сбежать в колледж.

Но Мерлин спас ее. Он сказал Меррилу, что не возражает, чтобы она поехала учиться, и что он думает, что если дать ей немного свободы, это может помочь.

Вообще-то Мерлин был очень хорошим человеком, который искренне заботился об Одри. Сопротивление Меррила было сломлено и Одри начала строить планы о том, как она пойдет в колледж вместе со мной в сентябре.

А мне все еще нужно было пережить лето. Ленор сильно затрудняла мне жизнь. Она следила за всем, что я делаю и докладывала отцу, надеясь, что он ее похвалит.

Мы жили примерно в пяти милях от коллежда, и одна из штук, которые изобрела Ленор, чтобы позлить меня — она "забывала" подвозить меня, несмотря на то, что мы делили одну машину на двоих. Первые несколько раз, когда это произошло, я была раздражена. Как только я поняла, что это входит в систему, я поняла, что это было умышленным издевательством. Я сказала Меррилу, что Ленор пытается снизить мои оценки. Он сказал, что эти подозрения несправедливы.

У нас с Меррилом было еще несколько жарких дискуссий по телефону по этому поводу. Конфликт между Меррилом и мной озарял Леной славой перед остальной семьей. Когда на выходных мы приезжали домой, Барбара награждала ее, беря ее прошвырнуться за покупками и обращаясь с Ленор как с лучшим другом. Теперь у Ленор был статус в семье. Он поднялась от аутсайдера до важной шишки.

Скоро Ленор начала хвастаться перед остальными своими сестрамитем, как она обращается со мной в колледже. Они завидовали тому, какое внимание от Меррила она в результате получает. Меррил, казалось, был поглощен идеей того, что я попаду в беду в колледже и навлеку позор на его репутацию в общине.

Через несколько недель я изменила стратегию. Жалобы на Ленор только ухудшали ситуацию. Это дарило Ленор всеобщее внимание, которого она так жаждала, и давало Меррилу повод орать на меня и говорить, что это я — плохая. Вместо этого я притворилась счастливой и когда разговаривала с Меррилом по телефону, я говорила, что все чудесно, просто чудесно.

Как только я перестала жаловаться на Ленор, ни у Меррила, ни у Барбары больше не было причин поощрять ее. Я вела себя так, как будто бы ее не существовало. Я нашла нескольких кузин, которые тоже посещали классы и они согласились подвозить меня домой. Я обьяснила, что у меня с Ленор разные расписания, и они были рады помочь.

Тем вечером Ленор доложила Меррилу, что я отказалась ехать с ней домой. Когда она закончила разговор, то гордо вошла в комнату и сказала, чтобы я подошла к телефону. Меррил потребовал обьяснений. Я сказала, что просто нашла другой выход, поскольку у Ленор не получалось подвозить меня. Это оказалось более легким и я думала, что все будут счастливы.

Меррил взорвался. - 'Ты единственная, кто счастлив по этому поводу! Это ужасно, так меня унижать! Я хочу, чтобы ты ездила домой с Ленор и больше ни с кем".

Я была само послушание. Я начала просить своих кузин высаживать меня за несколько блоков до квартиры, чтобы Ленор думала, что я хожу пешком. Мне было слишком стыдно рассказать кузинам о том, что происходит на самом деле. Я всегда ждала в условленном месте и иногда Ленор приезжала, чтобы забрать меня. Если ее не было, я знала, что мои кузины приедут и заберут меня в течении сорока пяти минут.

Меррил звонил каждый вечер. Я говорила ему, что все чудесно. Это доводило Ленор до помешательства. Как ей получить свои награды за издевательства надо мной, если я не жалуюсь?

Ее оценки поползли вниз. Я выкинула ее из своей жизни и нашла других друзей. Ленор была одинока и очень несчастлива. Однажды я слышала, как она звонит Барбаре в Пейдж. - "Кэролин считает, что она намного лучше меня. Она обращается со мной как с грязью и отказывается разговаривать со мной". Слушая стенания Ленор, мне почти стало ее жалко. Она была пешкой в игре Барбары и Меррила. Они использовали ее для своей грязной игры и тут же предавали ее в процессе.

Через некоторое время после слезного разговора с Барбарой, Меррил позвонил и говорил с Ленор в течении часов. На следующий день прибыли несколько ее сестер, чтобы провести с нами остаток недели. Мне это было выгодно, потому что Ленор взяла передышку от издевательств надо мной, чтобы насладиться общением с сестрами.

Но по большему счету, ничего не изменилось. Ленор жаловалась им, что я плохо с ней обращаюсь и она такая одинокая. Ее оценки плохие, потому что я — такая злая. Она ходила в колледж, только чтобы прислужиться отцу. Бедная Ленор.

Но в одном она добилась успеха — в изменении динамики дома. Другие девять дочерей Меррила тоже настроились против меня. Они были грубы со мной и требовали обьяснений всем моим действиям, на том основании, что они лучше знают своего отца и чего он хочет. Я напоминала им, что я была, фактически, одной из их матерей, и это они должны были подчиняться мне, а не наоборот. Им было плевать. Все, чего им хотелось — получить такие же привилегии, как у Ленор и заслужить одобрение Барбары.

Перед тем, как я вышла замуж за Меррила, они соревновались с Барбарой за внимание Меррила. Теперь, когда ставки поменялись, они превратились в союзников Барбары, а не конкуренток.

Но, вот что озадачивало их — когда Меррил приезжал домой на выходные, он все еще хотел проводить время со мной. Как только у меня начались классы в Седаре, он взял себе за привычку приезжать туда по понедельникам. Он приходил, когда Ленор была на уроках, чтобы мы могли заняться сексом, а затем он вел меня в ресторан. Ленор возвращалась и понимала, что мы ушли.

Скоро дочери Меррила поняли, что несмотря на всю их враждебность ко мне, их отец все еще хорошо ко мне относится. Тогда они поменяли тактику. Его дочери начали доносить на меня Барбаре. Она внимательно слушала, хвалила их и затем как-то награждала их или оказывала какую-нибудь услугу.

В моем поведение не было ничего особо неправильного, и я отказывалась вступать с ними в ссоры, поэтому они начали выдумывать и наговаривать на меня. Они также устроили разбойничий набег на мою комнату в доме и украли музыкальные записи, музыку кантри и вестерн и отнесли все это отцу.

Когда Меррил принес это доказательство моей вины, я начала рвать и метать. Я думаю, он был шокирован моим гневом. Я сказала ему, что позволять своим дочкам рыться в моих вещах — это уже черезчур и он должен положить этому конец.

"Это я решаю, кто может рыться в твоих вещах" — ответил он. - "Если там что-то предосудительное, мне должны доложить об этом".

Я сердито ответила: "Если это условия проживания в доме, тогда, может быть, мне следует покинуть этот дом. Я так не собираюсь жить".

Меррил не выказал никаких эмоций. Последнее, что он хотел бы сделать — показать, что я как-то могу влиять на него. - "Ты будешь делать то, что я скажу. Если бы ты поступала так, как хочу я, тогда бы не было никаких проблем с другими членами семьи, роющимися в твоих вещах, потому что тебе бы нечего было прятать".

Я развернулась и ушла в свою спальню. Я решила просмотреть свои вещи и раздать своим друзьям все, что могло бы послужить конфликтом с Меррилом. Он ненавидел свитера с высоким воротом, потому что они обтягивали и подчеркивали мою грудь, и я никогда не носила их в его присутствии, но хранила. Также у меня было несколько полупрозрачных блузок, которые я никогда не смела надевать при нем. Лучше, чем рисковать их конфискацией, я раздам их друзьям. Я также начала запирать дверь спальни.

Это только подлило масла в огонь. Скоро забушевало пламя. Меррил спросил меня, почему я запираю дверь в спальню.

"Твоим дочкам нужно научиться уважать меня достаточно, чтобы не влезать в мое личное пространство".

Меррил сказал, что он разрешил своим дочерям срезать замок с моей двери. - "Ни у одного человека в этой семье нет права прятать что-то от меня", сказал он.

Я ответила, что я ничего и не прячу в своей комнате. Но нарушать мое личное пространство — насилие. Меррил обвинил меня в том, что я не нахожусь с ним в гармонии. Ни в какой гармонии с ним я точно не была, но промолчала.

На следующие выходные, когда я вернулась из колледжа, я поняла, что некоторые мои личные вещи пропали из комнаты. Я нигде не могла их найти. Я пошла к Меррилу и сказала, что у меня украли вещи. - "Кэролин, говорить, что вещи были украдены — странное обвинение. Все, что у тебя есть, принадлежит мне. Если кому-то в моей семье что-то нужно, ты не должна жадничать".

Я не могла поверить своим ушам. Он давал своим дочерям полное разрешение грабить меня подчистую. В то утро я оставила дом Меррила и провела все выходные в доме моего отца. Я возвращалась к Меррилу переночевать, но и только. Я отказалась идти в церковь с семьей Меррила, и поздно в воскресенье сказала Ленор, что возвращаюсь назад в колледж. Она может ехать со мной этим вечером или делать, что хочет. Она сердито убежала.

Меррил позвонил мне тем вечером в Седар и спросил где я была все выходные. Он жаловался, что я не согласовала с ним свой отьезд. Я отмахнулась от его жалоб и сказала, что поехала пораньше, чтобы готовиться к экзаменам.

После тех первых выходных, я взяла за правило уезжать в воскресенье вечером в колледж. Я проводила как можно больше времени подальше от семьи Меррила. Я перестала заниматься готовкой на выходных. Я перестала пытаться помочь Рут с уборкой дома. Я продолжала запирать дверь спальни. Это моментально улучшило мою жизнь. Я вышла из под обстрела Барбары, что уменьшило давление на меня.

Если я делала что-то по дому, она всегда находила причину придраться ко мне. - "Отец хочет, чтобы стулья клали на стол, перед тем, как подметать", "Отец хочет, чтобы ты переделала то-то", "Отцу нравится, когда ты делаешь это по другому". Все это было насчет власти и доминирования. Я полностью уклонилась от работы, что в их глазах было полноценным бунтом.

Теперь Барбара могла пойти к Меррилу с еще одним доказательством того, что я — негодная жена. Для нее все оборачивалось победой, что бы я не делала. Когда я это поняла, я просто делала то, что было лучшим для меня.

То, что рассказала мне Одри на той первой нашей велосипедной прогулке к пруду, было правдой. Барбара сделала бы все, что угодно, чтобы навредить мне.

Однажды ко мне подошла Рут и спросила, почему я больше не помогаю ей с уборкой на выходных. Я ей ответила, потому что мне много нужно учить. Она сказала, что я должна заниматься этим на неделе, а по выходным помогать семье. Ее жалобы скоро подхватили дочери Меррила. А я специально не делала домашние задания на неделе в Седаре, чтобы избежать помощи по дому на выходных.

Дочери Меррила отомстили мне одним из немногих способов, которые у них еще оставались: временем стирки. Это может показаться неважным человеку из внешнего мира, но в большой семье время стирки было неприкосновенной ценностью. Когда я приходила, чтобы запустить стиральную машинку в отведенное мне расписанием время, я обнаруживала, что одна из дочерей Меррила занимается своей стиркой. У нее обычно было фальшивое обьяснение — она пропустила свое время и у нее не осталось чистой одежды. Я знала, что если пожалуюсь, Меррил встанет на сторону своей дочери, поэтому я молчала.

Одри пришла мне на помощь. Она приходила к нам домой, чтобы стирать свою одежду и делила свое время со мной. Вступившись и защищая меня, она настроила против себя других девочек. Они начали презрительно насмехаться над ней и говорить, что неудивительно, что ее проклял Бог. Она была непослушной дочерью и поэтому ей достался в мужья неудачник.

Одри никогда не принимала участие в издевательствах надо мной или в причинении вреда другим. Но когда она по-настоящему защитила меня, это восприняли как предательство.

Однажды субботним утром Меррил созвал всех на утренние молитвы. Когда я не пришла, он послал одну из дочерей найти меня. Моя постель была пуста, потому что я уехала ранним утром на велосипедную прогулку. Но она солгала, что я все еще в постели и отказываюсь вставать и присоединяться к молитвам.

Меррил сказал, что, очевидно, мне совсем не интересно исполнять то, что хочет мой муж, и что он выругает меня на глазах у остальной семьи.

После молитв, он вышел из дома, чтобы позавтракать с несколькими другими мужчинами и увидел, что я заезжаю во двор на велосипеде. Когда я убирала велосипед на место, он подошел ко мне и начал смеяться.

"Мне сказали этим утром, что ты спишь и отказываешься вставать. Я только что сказал всей семье, что ты — ленивая свинья, которой совсем не интересно выполнять то, что хочет муж".

Я не понимала, зачем он мне это говорит. Пытается запугать меня? Он собирался орать на меня на глазах у всей семьи, а теперь делает из всего этого большую шутку.

Я сказала: "Как жаль, что ты так обо мне думаешь" и пошла к дому не оборачиваясь.

Я испытывала больше, чем отвращение к Меррилу и его семье. Но я поняла для себя, что если хочу обыграть его, то должна начать это делать прямо от начала нашего брака. Мне никогда не сойдет с рук подобное, если я буду ждать и начну качать права позже.

Я знала, что когда Меррил нападает на меня, это как капать кровью в морскую воду, чтобы привлечь стаю акул. Но насколько все может стать хуже?

Я оставалась в спальне несколько минут, когда услышала стук в дверь. Это была одна из дочек Барбары, которая попросила меня пойти с ней на кухню. Я сказала ребенку, что буду там через минуту. Двумя минутами позже она вернулась. - "Мама приглашает тебя помочь ей и всем девочкам убирать кухню". Я сказала ей, что сначала мне нужно закончить несколько своих дел.

Я заперла дверь, вылезла из окна и пошла к дому моего отца, где и оставалась остаток дня. Я знала, что последуют репрессии за такое мое поведение, но это было лучше, чем превратиться в козла отпущения в той семье. Моя семья знала, насколько я была несчастлива в браке, но у них не было особых слов утешения. Моим родителям не нравилось видеть меня расстроенной, но они также верили, что этот брак был откровением от Бога.

Когда я вернулась в дом тем вечером, Меррил ворвался ко мне в комнату, когда я собиралась ложиться спать. Он начал орать на меня, почему я отказалась помочь Барбаре убирать на кухне.

Я сказала, что не отказывалась. Я же ей обьяснила, что мне нужно было закончить несколько вещей, перед тем как я смогу помочь. Меррил пытался провоцировать меня на ругань с ним. Но я держала в голове рассказы Одри о том, как он нападал на Фауниту, и отказывалась вступать с ним в открытую конфронтацию. Он наконец ушел, и я закрыла дверь спальни, испытывая облегчение от того, что он не ударил меня.

К счастью, он не оставался со мной и не навещал меня в Седаре после тех выходных. Я испытывала облегчение от отсутствия стресса. Следующими выходными он пришел и провел со мной ночь, но мы больше никогда не проводили вместе ночи и субботы и воскресенья, как бывало раньше. Иногда он прокрадывался ко мне в комнату посреди ночи, чтобы заняться сексом, пока спит Барбара, а потом сразу же возвращался в ее комнату и она ничего не знала.

Но, несмотря на то, что Меррил проводил со мной меньше времени, это не уменьшало давления на меня, или издевательств, направленных на меня ото всех в том доме, кроме детей.

ТРАГЕДИЯ

Через четыре месяца после замужества я заканчивала летние классы в Седаре и чувствовала под ногами твердую почву. В то время, как семья Меррила казалась темной, странной и запутанной, я знала, что если смогу продолжать учебу в колледже и найду свое место в жизни, то это компенсирует все те реалии, с которыми я сталкивалась в качестве жены номер четыре.

Посреди моей последней недели Ленор позвонили из дома и сообщили, что Пророк решил выдать ее сестру Ребекку замуж за Рулона, молодого человека общины, которому едва исполнилось двадцать.

Ребекке было девятнадцать, на год старше меня, и теперь, когда она была обручена, все остающиеся незамужними дочери Меррила были моего возраста или младше. Ленор получила разрешение от Меррила поехать домой на свадьбу Ребекки, которая должна была состояться на следующий день. Я оставалась в колледже, чтобы продолжать учебу, испытывая облегчение от того, что мне не придется откладывать выпускные экзамены опять, как тогда, когда я выходила замуж.

Несмотря на то, что меня там не было, до меня дошли истории о Рулоне и Ребекке. Он никогда раньше ее не встречал, перед тем как узнать, что она предназначена ему. Когда он впервые пришел в дом Меррила, все дочери Меррила ждали его в офисе. Рулон прибыл, не зная, которая из дочерей будет его невестой.

Рулон, который был застенчивым и, очевидно, почти заикался, сказал: "А Ребекка здесь?" Одна из девочек сказала: "Да, вот она, прямо здесь". А затем указала на самую младшую сестру в комнате. Та девочка быстро воскликнула: "Это не я, это она!" и указала на другую, которая тоже выглядела черезчур маленькой, чтобы выходить замуж, даже для ФСПД.

Рулон покраснел и выглядел униженным когда понял, какую игру затеяли за его счет. Наконец Ребекка выступила вперед, смеясь, и сказала: "Да, я здесь. Я — та, за которой ты пришел".

Ребекка была одной из самых красивых дочерей Меррила и Рут. У нее были длинные черные волосы и зеленые глаза, а еще живой и обаятельный характер. Но, как я позже выяснила, ее потряс этот договорной брак. Но она просто сказала Рулону, что ее сестры огорчены тем, что она покидает семью и поэтому не смогли удержаться, чтобы не подразнить его. И они поженились на следующий день.

Я приехала домой, желая просто отдохнуть в те несколько августовских дней, которые у меня остались. Когда у меня выдавалась свободная минутка, я старалась пойти в дом моего отца и помочь с детьми. С тех пор, как я вышла замуж, моей матери было тяжело приспособиться к тому, что теперь у нее было меньше помощи по дому. А там все еще оставались девять маленьких детей.

Одним долгим, знойным днем в августе моя шестнадцатилетняя сестра Аннет предложила детям поехать на пикник в место, которое мы называли Индейские Ванны. Это было примерно в пяти милях от города, где огромные камни с выемками собирали дождевую воду. Там было мирно и безопасно, идеально место для пикника с кучей маленьких детей. Моя кузина Бонни привела шесть своих братьев и сестер, а Аннет привела девять своих. Всех пятнадцать детей загрузили в кузов отцовского пикапа и отправились в путь.

Дети обожали ездить в маленьком грузовичке, несмотря на горячий, пыльный ветер, который дул из пустынного плато, на котором мы жили, бросал песок им в глаза и трепал их волосы. Аннет вела машину, а Бонни следила за детьми через открытое окно, повернувшись лицом к кузову.

Неожиданно грузовик наехал на неровность дороги и ударился об ухаб. Несмотря на то, что машина ехала не быстро, грузовик перевернулся, когда его вынесло на песочную насыпь и с жутким грохотом приземлился на нескольких детей.

Дети, застрявшие под грузовиком, были в панике, а те, кого выбросило ударом на дорогу, вопили от ужаса. Грузовик дымился. Аннет говорила мне позже, что была уверена, что он взорвется.

Они с Бонни подбежали к грузовику и приподняли его, чтобы другие дети помогли своим братьям и сестрам выбраться из под него. Некоторые из детей сами были серьезно ранены, но все равно пытались сделать все возможное, чтобы вытащить своих братьев и сестер из под обломков. Большинство детей были младше шести, и при этом прилагали все свои силы, чтобы помочь другим.

Аннет думала, что все уже выбрались из под грузовика, когда она увидела безжизненное тело Нурилон.

Нурилон была нашей двухлетней сестрой и тезкой нашей матери. Мы с ней выглядели, как близнецы, несмотря на то, что между нами была разница в шестнадцать лет. Аннет схватила Нурилон, отнесла ее на обочину дороги, подальше от грузовика, и судорожно начала делать ей искусственное дыхание, стараясь вдохнуть кислород и жизнь обратно в ее тело. Она слышала, как воздух булькает в ее легких, и думала, что может быть, это признак жизни, поэтому она еще старательнее выдыхала воздух в обмякшее тельце.

Грузовик взорвался. Дети закричали от ужаса. Жаром от взрыва обдало раненых. Четырнадцать малышей наблюдало, как пламя пожирает грузовик, а Аннет продолжает свои отчаянные попытки спасти Нурилон. Наконец, она сдалась, когда поняла, что это бессмысленно. Обмякшее тело Нурилон не подавало никаких признаков жизни.

Аннет и Бонни должны были найти помощь для четырнадцати выживших детей. Некоторые были серьезно ранены, хотя и дышали. Но что же делать? Ни у кого не было мобильного в те дни, и они были в стороне от центральной дороги. Помощь придет, только если кто-нибудь побежит за ней.

Кристофер, мой шестилетний брат, казалось, пострадал менее других. Одна его рука была сломана, но несмотря на это, он умудрялся вытаскивать своих братьев и сестер из под грузовика оставшейся рукой. Кристофер вызвался побежать в город за помощью. - "Я буду бежать так быстро, как только смогу, и расскажу кому-нибудь, что случилось!"

Аннет не хотела посылать шестилетку в пятимильный забег за помощью, но она с Бонни должны были оставаться с ранеными.

Кристофер был смышленным мальчуганом, но все-таки еще слишком маленьким. Аннет сказала ему глядеть в оба в поисках машин и остановить первую же, которую он увидит.

Кристофер бежал большую часть пути. У моего отца был бизнес на краю города, где он производил сборные дома, которые затем поставлялись в различные жилищные проекты. Мужчины там увидели Кристофера и выслушали его сбивчивую историю. Один из тамошних рабочих вызвал по рации помощь, и команды добровольной пожарной дружины и скорой помощи отправились в указанное место, не совсем уверенные, что они там найдут.

Кристофер сообщил им, что грузовик взорвался, а Нурилон умерла. По рации вызвали еще одну скорую помощь.

В ожидании помощи, Аннет наблюдала, как четырехлетний Джей Ар, у которого были сломаны рука и ключица, прижимается к телу своей мертвой сестры. Он дрожал от боли и шока, слезы стекали ручейками по его запыленным щекам. Он был родным братом Нурилон и по отцу и по матери — застенчивый и замкнутый мальчик, который, казалось, жил своей маленькой сестрой. Стой минуты, когда она была рождена, казалось, что она принадлежит ему. Каждое утро он вставал и не ел до тех пор, пока она не садилась с ним, и не засыпал, если ее не было рядом. Это он научил ее ходить, а затем и бегать.

Первая скорая, прибывшая с завываниями сирены, была из Урагана. Кто-то увидел вдалеке дым и позвонил им. Команда скорой была поражена тем, что она там увидела: четырнадцать раненых и обьятых ужасом детей, плюс тело маленькой девочки.

Парамедики сначала обследовали Нурилон. Когда они поняли, что ничего уже не могут поделать, они накрыли ее маленьким одеяльцем. Парамедики сказали, что ее повреждения были настолько значительны, что, скорее всего, она умерла мгновенно. Машина уехала с телом Нурилон и двумя наиболее серьезно ранеными детьми.

Скорая по рации связалась с госпиталем и сообщила о числе детей, которые прибудут. У госпиталя в Святом Джорже было крохотное отделение интенсивной терапии и недостаточно докторов, чтобы помочь четырнадцати детям, с различными травмами. Докторов вызывали из дома, чтобы помочь.

Мой отец прибыл в госпиталь раньше моей матери. Его отвели, чтобы посмотреть на тело Нурилон. Больница позвонила в морг. Мой отец не позволил никому забрать ее туда. Отец настоял, что сам это сделает. Работники больницы помогли донести ее до машины и он уложил ее на боковое сиденье, завернутую в одеяльце. Когда отец нес ее в морг, его лицо было залито слезами.

Моей матери рассказал о трагедии кто-то из добровольных пожарных. Она тут же отправилась в больницу.

Мать стойко держалась в больнице, но была в шоке. Ее дочь была мертва, восемь других детей ранены, некоторые из них — ее, некоторые — Рози. В то время, когда доктор работал с ногой Карен, мама прокомментировала, как должно быть, это тяжело, и доктор взорвался: "Подумайте лучше о том, как тяжело вам!"

Стресс от вида стольких раненых детей был черезчур сильным и вся эта трагедия произошла потому, что они ехали в открытом грузовике. К счастью, никого не нужно было оставлять на ночь в больнице. Были несколько сломанных костей, большие кровоподтеки и порезы, которые потребовали наложения швов, но ничего более серьезного, или угрожающего жизни.

Тем вечером Аннет мыла Джей Ара. Он все еще дрожал от шока. Он поднял на нее свои блестящие карие глаза и спросил: "А зачем ты это сделала? А зачем ты убила Нурилон?"

Аннет рухнула. Она умудрялась держать себя в руках весь тот адов день, делая одно дело за другим, потому что их нужно было делать. Вопрос Джей Ара окончательно уничтожил ее. Она начала рыдать и не смогла остановиться. Ее боль взорвалась виной, потому что она думала, что только она была во всем виноватой. Ее сестра умерла, ее братья и сестры — ранены, и она — уверенная, что именно она за это в ответе.

Никто и никогда так и не утешил ее, и не признал ее заслугу в том, какой она оставалась собранной, спасая детей из под грузовика. Никто и никогда так и не сказал Аннет и Бонни, что они спасли жизни, заставив детей отойти от грузовика до того, как он взорвался. Мужество и настойчивость Аннет, когда она пыталась спасти Нурилон, делая ей искусственное дыхание, так и не было признано. Никто и никогда не сказал, что это был несчастный случай — такая же случайность, как молния в вечернем небе.

Я была на одном из последних классов, когда увидела мою кузину Валери, стоящую у двери классной комнаты. Я понятия не имела, зачем она пришла. Ее сестра Ли Энн была со мной в классе и первая подошла к ней. Ли Энн отвернулась, когда увидела, что я подхожу. Валери просто посмотрела на меня и сказала: "Кэролин, там произошел несчастный случай и твоя маленькая сестра Нурилон погибла". Ли Энн плакала, когда снова обернулась ко мне. Шесть ее братьев и сестер пострадали в том несчастном случае.

Я окаменела от шока. Я не могла собрать слова в предложения. Мое лицо выражало вопрос, который не шел на язык.

Валери говорила очень спокойно. Она рассказала мне несколько деталей несчастного случая, и то, что все дети были в безопасности, за исключением Нурилон. - "Бог определенно был там, защищая их. Это чудо, что погибла одна Нурилон. Остальные должны полностью выздороветь".

Для меня смерть любимой сестры не ощущалась как чудо. Это было везение, что остальные дети выжили, но смерть Нурилон поразила меня прямо в сердце.

Между мной и Нурилон были годы разницы в возрасте, но мы были неописуемо близки. Все говорили, что она — моя вылитая копия. Для меня ее смерть была непостижимой. Никогда раньше настолько близкий мне человек не умирал. Ничего не казалось более жестоким, чем потеря ребенка.

Я вернулась в квартиру и собрала несколько вещей для поездки домой. Кто-то вызвался позвонить моим профессорам и обьяснить, что мне нужно будет перенести экзамены.

Когда я вошла в дом Меррила, никто мне ничего не сказал, хотя все уже знали о трагедии. Ребекка вышла замуж ранее тем днем и ее сестры были огорчены ее уходом. Я чувствовала себя такой одинокой. Я не принадлежала к этой семье, и эта семья не была частью моей жизни. Мое горе казалось еще больше расширило и углубило пропасть между нами.

Меррил и Барбара ушли в ресторан, праздновать свадьбу Ребекки. Рут, мать Ребекки, оставили дома, чтобы она готовила обед для остальной семьи. Я не предложила помочь ей с готовкой. Я просто хотела пойти в дом моего отца. Мне нужно было ощутить его силу и защиту.

Когда я вошла в дом, мои братья и сестры подошли, чтобы поприветствовать меня. У некоторых был гипс на руках, у других — на ногах, и все они были покрыты синяками разнообразных оттенков черного и синего.

Тем вечером к нам пришла семья, находящаяся по другую сторону религиозного раскола, и принесла нам буханки свежеиспеченного хлеба. Я пригласила их войти и они обняли мою мать и обратились к остальным со словами утешения. Боль всей нашей общины была выше религиозных распрей.

Река сочувствия омывала нас со всех сторон. На следующий день наш дворик был заполнен семьями, которые сгребали мусор, пропалывали сорняки и вычищали каждый уголок двора. Окна были вымыты — и снаружи и изнутри. Столы на кухне были заставлены едой. Люди приносили супы, запеченную говядину для бутербродов и замороженные пирожки. Я была тронута, увидев, сколько много людей разделяет наше горе и как они были щедры в попытке утешить мою семью.

Тем вечером я вернулась в дом Меррила. Он ни сказал мне ни слова о смерти моей сестры. Никогда.

Мы верили в принцип ФСПД о том, что смерть, как и все остальное — воля Божья. По воле Бога Нурилон погибла, а остальные дети выжили. Не существовало такой вещи, как преждевременная смерть. Нам разрешалось горевать сразу же после потери, но спорить с Богом — нет.

У Бога было право дать и право забрать. Мы верили, что Нурилон была слишком чиста для этого мира, и что Бог забрал ее обратно. Она знала, что будет с нами только на короткое время.

Для любого из нас, горевать дольше положеного времени, означало мешать ее вознесению к небесной славе. Мы верили, что мертвые попадают в мир духов, где и остаются, пока их не воскресят. Если наша семья будет упорствовать в нашем горе, наша привязанность к ее духу будет задерживать ее, потому что у нее будет слишком много ниточек, связывающих ее с землей. Меня взрастили в вере, что смерть члена семья была фактически благословением, потому что это давало нашей семье представителя в загробном мире, который будет стараться защитить нас. Так было, по крайней мере, в теории, но это совершенно не утешало меня. Я хотела вернуть назад свою маленькую сестру и мне не нужна была какая-та особая адвокатша в раю.

На похороны Нурилон пришли сотни людей. Их проводили в школьном зале, который мы использовали для церковных служб. После службы мы пошли на кладбище и, после того как могилу освятили, я увидела как маленький гробик Нурилон опускают в темную яму в земле. Мы прекратили говорить о ней примерно через неделю или две. Горевать дольше было неприличным.

Сломанные кости Джей Ара срослись и все синяки на его лице исчезли. Но он навсегда изменился. Он превратился в отшельника и больше никогда ни с кем не сближался в семье. Казалось, он больше никогда не дружил с другими его сестрами и братьями.

Через пару месяцев мы снова были на кладбище. Мой отец стоял рядом с еще одним крохотным гробиком, а его жена стояла с другой стороны. Мы хоронили Лехая, младенца Рози, рядом с Нурилон.

Лехай был доношенным младенцем, но родился мертвым несколькими днями ранее. Доктора сказали, что причина смерти — истощение. Я не знаю, подвела плацента или это травма от несчастного случая повлияла на беременность Рози. Но еще раз, мы были обьяты горем. Земля на могилке Нурилон все еще была свежей.

Моя мать потеряла дочь, которая никогда не увидит свой третий день рождения. Рози потеряла сына, которому так и не судилось сделать свой первый вдох. Осень медленно переходила в зиму. Никогда я не ощущала себя такой одинокой, как там, стоя под пронизывающим ветром на кладбище.

Лицо Аннет было безучасным, когда она стояла у могилы Лехая. Я смотрела на нее, когда благословляли гробик нашего брата. Я не понимала, как она смогла похоронить все свои эмоции после того несчастного случая.

Но в течении следующего года она сбежала из общины, чтобы стать завсегдатаем развлекательных вечеринок в Мевквите, Невада. Ее длинные белокурые волосы и изумительные голубые глаза делали ее королевой красоты, маскировали ее отчаяние и принесли огромную популярность среди тех, кто хотел просто развлекаться по жизни.

Она исчезла на несколько лет. Только таким способом она смогла выдержать непереносимое чувство вины. Со временем, Аннет сумела восстановить свою жизнь и стала любящей и замечательной матерью четырем прекрасным детям.

КЭТЛИН И ТЭММИ ВЫХОДЯТ ЗАМУЖ ЗА МЕРРИЛА

Мой семестр закончился в декабре и я приехала домой поздно вечером в пятницу. Я ужасно устала и обрадовалась, когда узнала, что Меррил не вернется из Пейджа до следующей субботы.

Но следующим утром я узнала, что Меррил и Барбара той ночью приехали домой.

Когда я увидела их в офисе Меррила, они пили кофе и разговаривали. Их чемоданы были уже упакованы. Они уезжали в Солт-Лейк-Сити.

Жена Меррила Рут ехала с ними. Это казалось странным, что Меррил берет с собой еще и Рут. Они с Барбарой были сестрами, но между ними происходило жесточайшее соперничество. Я что-то заподозрила, но не задавала вопросов.

Для меня было облегчением увидеть, как их машина выезжает за ворота, и знать, что все выходные принадлежат мне — или, точнее говоря, мне, и примерно четырнадцати детям.

У Меррила их было тридцать три, но другие были постарше или разьехались на выходные. Я одна несла за них ответственность, но все равно это было облегчением, потому что не будет никакого напряжения — по крайней мере не в форме конфронтации со взрослыми.

Я знала, что дочки Меррила воспользуются его отсутствием, чтобы забросить все свои обязанности по дому и тусоваться с мальчиками на волейбольной площадке. Они знали, что я их не выдам.

Фаунита, другая оставшаяся дома жена, была совершенной затворницей. У нее было десять детей, но пять из них уже выросли и разьехались. Она спала весь день и смотрела всю ночь телевизор или некоторые из сотен фильмов, которые она записывала на видео. Она любила фильмы Ширли Темпл и Джона Уэйна. Меррил давным-давно потерял к ней всяческий интерес. Он никогда не обращался с ней, как с женой, и они давно перестали заниматься сексом. Она открыто рассказывала об этом всем и каждому.

Я провела большую часть дня, занимаясь стиркой, что было долгим занятием, потому что у нас была огромная, устаревшая стиралка. Она не полоскала белье. Мне нужно было каждый раз доставать белье, полоскать его, а затем пропускать через центрифугу. Затем я развешивала его на веревках сушиться. Это было очень трудоемко. У нас была автоматическая стиралка и сушилка, но с таким количеством белья, которое нужно было постирать, это заняло бы слишком много времени — закладывать в них белье десятки раз.

Как только детское белье повисло на веревках, я пропылесосила дом, вымыла полы и вытерла пыль. Малыши ковыляли за мной повсюду. Я любила готовить и с нетерпением ждала возможности приготовить хороший обед и испечь печенье малышам.

В течении недели, когда еду готовили дочери Меррила, все ели то, что можно было приготовить за несколько минут — большие таралки макарон или риса с изюмом, корицей, сахаром и молоком. Мы ели совсем мало мяса. Обычно его использовали, чтобы придать вкус соусам и подливкам. Питание в семье было отвратительным. Я сказала детям, что после обеда мы приготовим попкорн. Мне хотелось лечь в постель пораньше.

Телефон зазвонил как раз перед тем, как я начала готовить обед. Меррил был напряжен и резок. Я обеспокоилась, потому что он никогда не говорил со мной таким тоном. Он рассказал мне, что как только приехал в город, новый Пророк, Рулон Джеффе послал его, чтобы забрать одну из жен бывшего Пророка — Кэтлин и жениться на ней.

Рулон Джеффе пришел на смену Пророку Лерою Джонсону, которого мы все звали "дядя Рой". Он умер тремя неделями раньше, 25 ноября, 1986 года. Его очень любили в общине ФСПД, которую он возглавлял с 1954 года.

У умершего Пророка было примерно четырнадцать жен, и Кэтлин была самой младшей. У нее были темные волосы и зеленые глаза и она была стройной и привлекательной. Я немедленно подумала, что Меррилу, наверное, захочется создать с ней отношения, что означало, что он будет игнорировать меня.

Несмотря на то, что я не хотела выходить за него замуж и не любила его, не говоря уже о том, чтобы он мне вообще нравился, но я все еще верила в доктрины ФСПД и хотела исполнять их. Я все еще верила, что брак с Меррилом был откровением от Бога для меня, полученным через Пророка. Моим предназначением было рожать его детей и любить и служить Меррилу Джессопу без всяких вопросов до самой его смерти.

Я знала, что единственный способ, которым я могу защитить себя в этом браке — оставаться ценной для Меррила. Как у всякой жены в полигамии, у меня не было права голоса в том, за кого выходить замуж и никакого права развестись с мужем, если мы не поладим. Секс был единственной валютой, которую я могла вкладывать в свой брак — каждая полигамная жена это знает. Как только наши мужья теряли к нам сексуальный интерес, мы были обречены.

Ценность женщины в браке назначается ей, а не заслуживается. Мы все знали, что та женщина, которую муж предпочитает сексуально, имеет большую ценность, чем другие жены. Это имело огромное значение, потому что женская сексуальная власть определяла, как к ней будут относится другие жены и насколько ее будут уважать приемные дети. По этой причине секс в наших жизнях не принадлежал нам. Люди знали, когда ты в фаворе, и каждая болтала о том, кто переспал, а кто не переспал с мужем.

Женщина с наивысшим сексуальным статусом у мужа имеет наивысшую власть среди жен. Это означает, что он будет прислушиваться к ее жалобам более серьезно и будет наказывать тех жен, на кого она рассердится. Знание того, что муж накажет неугодных ей — самое сильное оружие, которым может обладать женщина.

Сексуальная власть также часто освобождает женщину от тяжелой работы и других семейных обязанностей. Она может устроить так, что жены, которые ей не нравятся, или представляют угрозу в качестве сексуальных конкуренток, будут приставлены к самой грязной работе и будут работать больше всех остальных в семье.

Женщина, которая теряет физическую привлекательность для мужа попадает в зыбучий песок. Часто она превращается в рабыню для доминантной жены. У нее больше нет права голоса жаловаться на любую несправедливость или насилие в семье. Жены, сексуальные фаворитки, часто приманивают детей жен, лишенных власти, и награждают их за нападки на биологических матерей. Это ничто иное как безжалостная месть.

Каждый член полигамной семьи знает, какие жены обладают властью. Когда в семью приходит новая жена, для нее жизненно необходимо добыть сексуальную власть. В то время, как бывают исключения, но большинство мужчин обычно меняют своих любимых жен и не остаются верны какой либо женщине на длительный срок.

Женщине, лишенной сексуальной власти, довольно сложно завести детей. Это полностью губит ее будущее. Без детей — хотя бы нескольких — у женщины наименьшая ценность в глазах мужа и самый низкий статус в семье. Дети для женщины являются страховым полисом. Даже если ее муж возьмет новую и более молодую жену, женщина, которая родила кучу красивых детей от него, сохраняет уважение и статус в семье.

Новости о том, что Меррил женится на Кэтлин заставили меня бояться, что у меня никогда не будет детей. Меррил часто занимался со мной сексом в течении тех семи месяцев, как мы поженились, и я не забеременела.

Между нами не было никакого влечения. Наш совместный секс всегда был холодным и лишенным чувств. Меррил никогда не снимал свое длинное исподнее, когда мы занимались сексом. Я не снимала свое тоже. Спальня была полностью погружена во мрак. За семнадцать лет брака мой муж видел меня обнаженной всего несколько раз. А я никогда не видела его полностью раздетым.

Он приходил в мою комнату поздно ночью, когда я спала, и залазил на меня. Секс был формальным — без страсти или интимности. Я думала, что проблема в том, что Меррил не был увлечен мною. Новости о том, что он женится на Кэтлин так скоро после нашей свадьбы только подтвердили, что я ему не нужна.

Когда телефонный разговор с Меррилом закончился, я села на ступеньки и бессмысленно уставилась на стену. Я чувствовала такой же шок и беспомощность, как тогда, когда меня вытащили из постели в два ночи, чтобы мой отец сообщил мне, что я выхожу замуж за Меррила. Казалось, моя жизнь зашла в еще один тупик. Дети были единственным счастьем, на которое я могла расчитывать.

Я знала, что Меррил лгал, когда сказал, что не знал о браке, перед поездкой в Солт-Лейк- Сити. Он знал. Теперь я понимала, почему Барбара была такой нервной и расстроенной перед тем, как они уехали тем утром. Она, должно быть, знала, о предстоящей свадьбе, и ненавидела то, что ее муж снова женится.

Она имела огромную власть над Меррилом, но недостаточную, чтобы помешать ему выполнить его планы. А Рут была слишком психически нестабильна, чтобы что-то заподозрить или замечать, что происходит у нее под носом.

В ФСПД был обычай, по которому жены мужчины выступают свидетельницами на других его бракосочетаниях. Это называется "закон Сары", по имени жены Авраама, которая отдала свою рабыню Агарь своему мужу, после того, как у нее самой не получалось зачать. Присутствие других жен — способ продемонстрировать, или притвориться, что они все жаждут дать своему мужу еще одну женщину.

Это была огромная честь, жениться на жене бывшего Пророка. Это демонстрировало всей общине, что после своей смерти, Пророк послал божественное откровение, за кого должна выйти замуж его жена. Для Пророка Божьего, даже покойного, проявить столько доверия и любви к человеку, чтобы отдать ему одну из своих жен — означало, что этот человек действительно очень значительный.

Но то, что происходило в реальности, было битвой за власть между Меррилом и его кузеном Труманом Барлоу. Они оба знали, что могут увеличить свой престиж и статус в ФСПД, если быстренько женятся на нескольких женах дяди Роя после его смерти.

Дядя Рой возглавлял общину тридцать два года. Его приемные сыновья проповедовали, что он никогда не умрет. Согласно их словам, он будет присутствовать во время Второго Пришествия Христа, когда он отдаст ключи от священства. Дядя Рой имел более реалистичные взгляды и сказал моему отцу, что умрет, и все люди должны умереть, и это часть земного процесса. Оказалось, что дядя Рой был прав. После его смерти, Рулон Джеффе принял на себя руководство сектой. В то время он был единственным, кто мог это сделать. Он был единственным живущим апостолом, которого еще не изгнали. Мантия лидера могла перейти только ему.

Меррил и Труман не были дураками. Быстрый брак с несколькими вдовами дяди Роя мог катапультировать их на роли лидеров в иерархии ФСПД, потому что это бы показало, что они — мужчины, которых любил дядя Рой и доверял им больше всего. Если они будут действовать быстро, его жены все еще будут пребывать в шоке и у них не будет времени подумать, за кого им бы самим хотелось выйти замуж. Как будто бы их желания учитывались!

Обычно вдовам Пророка не разрешается выходить замуж за человека ниже по статусу, чем был их муж. Они обычно выходят замуж за нового Пророка. Эта традиция восходит к Джозефу Смиту, основателю Церкви Мормонов. Когда он умер, у него осталась куча молодых жен. Те, которые хотели исполнять волю Бога, вышли замуж за нового Пророка Бригема Янга.

Дядя Рой был категорически против того, чтобы его сын женился на одной из жен отца. Если бы его сын принял на себя лидерство секты, Меррил и Труман имели бы законное право на жен дяди Роя.

Но занявший пост главы общины, Рулон Джеффе, не имел родственной связи с дядей Роем. И Джеффе был таким новичком, что даже не обратил внимание на вдов его предшественника.

Меррил, который был племянником дяди Роя, и Труман, его приемный сын, нарушили традицию и практику ФСПД, когда затеяли свои дела.

Как я скоро узнала, когда Меррил и Труман прибыли в Солт-Лейк-Сити, где жил дядя Рой, они собрали вдов, на которых планировали жениться и отвели их к новому Пророку, дяде Рулону. Они сказали, что вдовы хотят выйти за них замуж, что было неправдой. Труман был правой рукой покойного Пророка, и настаивал, что он хочет, чтобы эти браки свершились. К Труману было очень много доверия, из за его близкой связи с дядей Роем, поэтому Рулон Джеффе освятил браки.

Меррил настаивал по телефону, чтобы я приехала в Солт-Лейк-Сити на следующий день. Он сказал, что уже договорился с моим отцом, чтобы он подвез меня. Я упиралась и сказала, что не хочу ехать.

Он взорвался и сказал, что у меня нет никакого права спорить с ним, мужчиной, который является моим священническим главой. - 'Ты хочешь поступать по своему, или хочешь быть в гармонии со своим мужем? Я подумал, что ты хочешь исполнять волю того, кому принадлежишь! Я не позволю тебе настаивать на чем-то еще. Тебе это дорого обойдется! Потерять мое расположение, это не то, чего тебе в действительности хочется".

Когда он успокоился, он притворился, что это был комплимент от моего любещего мужа, включить меня в празднованиеего нового бракосочетания. Он сказал, как послушная жена, я конечно же захочу приехать, чтобы сделать ему приятное.

Я чувствовала себя так, как будто бы он потуже затягивает мои цепи. Я поняла, что если не поеду в Солт-Лейк-Сити, это покажет, что я сердита на моего мужа за то, что он женится на еще одной женщине. Одним из самых худших грехов, который могла совершить женщина в ФСПД — сопротивление воле Пророка чтобы ее муж женился на еще одной женщине. Даже если у меня будет несчастливое лицо рядом с новой женой, это очень негативно скажется для меня.

После того, как Меррил наорал на меня по телефону, я больше не хотела иметь с ним никаких дел. Я бы и представить себе не могла, что у меня с ним будет восемь детей. Не тогда.

Мирное течение дня было нарушено. Расслабляющий вечер дома, которого я ждала, разлетелся вдребезги.

Дочери Меррила пришли домой как раз тогда, когда я усаживала малышей за стол обедать. Я приготовила им суп и пирожки. Противни с новыми сырыми пирожками были готовы отправиться в духовку. Они заметили, что дом сияет чистотой, а детская одежда и постельное белье развешаны на веревках. Несколько из них сказали, что меня должно быть вдохновил сам Бог и что-то замечательное должно произойти.

Когда они услышали, что их отец берет себе пятую жену, они запрыгали от восторга. Мир только что засиял для них всеми красками. Девочки давно надеялись, что их отец снова женится. Их угнетало доминирование Барбары и теперь ее террору может прийти конец. У нового брака был потенциал повернуть баланс силы в их сторону. А все, что сделала я — встряла между ними и их отцом.

Они ясно дали мне понять, что знают, что их отец не влюбился в меня. Я пришла из незначительной семьи. Они жалели, что их отцу пришлось жениться на такой некчемной женщине. Я встряла в их жизни и не помогла решить их проблему.

Вдова бывшего Пророка была женщиной с настоящим статусом. Конечно же, она все наладит, когда войдет в семью. Как они радовались, думая о том, как расстроена будет Барбара, когда ее заменят более молодой, более красивой и более могущественной, чем она! Девочки ненавидели Барбару не только за ее злобу, но также потому, что ее влияние на жизнь Меррила предало забвению их матерей — Рут и Фауниту. Кэтлин могла положить конец ее господству.

Когда я слушала болтовню дочек Меррила, я начала менять взгляд на свою ситуацию. Меррил был намного старше моего отца, и я всегда знала, что мои шансы иметь настоящие отношения были почти равны нулю. В глубине сердца я знала, что в моей жизни никогда не будет настоящей любви. Это было несчастьем, с которым я уже смирилась.

Но я была обьята отчаянием из за этой новой возможности никогда не заиметь детей — несмотря на то, что я не была уверена, что хочу создавать новые жизни в этом окружении без любви. Если Меррила захватит новый брак, я могу отходить ко сну каждую ночь, будучи уверенной, что меня больше никогда не разбудит его вялое, липкое тело на мне. Его издевательства будут менее унижающими, если у нас больше не будет секса. Я просто сконцентрируюсь на учебе и стану учительницей. Это было самое большее, на что я могла надеяться.

Дочери Меррила были в восторге от того, что для меня казалось моей кончиной. Теперь я считалась одной из жен, которые больше не являются фаворитками.

Мой отец и я совершили пятичасовую поездку в Солт-Лейк-Сити тем воскресным утром. Меррил сказал моему отцу не привозить меня в отель. Мы встретимся в другом месте за ланчем. Когда мы закончили есть, отец оставил меня и Меррила одних. Меррил посмотрел на меня и сказал, что женится на еще одной жене, помимо этой, в следующую субботу вечером.

Меррил сказал, что в отеле ему позвонил дядя Рулон и приказал ему жениться на Тэмми, еще одной вдове дяди Роя. Он рассказывал это так, будто бы это было для него как гром среди ясного неба.

Но через несколько дней я выяснила, что Меррил сам планировал жениться на Тэмми и Кэтлин одновременно. Но Тэмми заартачилась и отказалась приехать в Солт-Лейк-Сити. Он женился на Кэтлин в субботу утром и продолжал давить на Тэмми, чтобы она сдалась.

Тэмми, как я позже узнала, вскоре после смерти дяди Роя пошла к своему отцу и потребовала, чтобы ей разрешили выйти замуж за епископа ФСПД, который жил в Канаде. Канадская община ФСПД была намного меньше нашей общины в Колорадо-Сити. Там было меньше чем тысяча членов общины. Она началась с маленькой группки верующих, которые отделились от основной Мормонской Церкви, чтобы сохранить принцип многоженства.

Тэмми была влюблена в канадского эпископа. Когда он приезжал к дяде Рою из Канады, он проводил много времени по вечерам, беседуя с ней. Отцу Тэмми он совсем не нравился. Ее отец запретил ей даже думать о женитьбе с ним и сказал, что есть хороший человек в Колорадо-Сити, которому она принадлежит и с которым будет исполнять работу Бога.

Тэмми пришла в ярость. После десяти лет брака с дядей Роем, сейчас ей было двадцать восемь и у нее никогда не было секса, не говоря уже о детях. Если она была обречена провести загробную вечность с Пророком, то почему при жизни она не могла быть с мужчиной ее мечты?

В конце концов, Тэмми сломали, поднажав на нее, привезли в Солт-Лейк-Сити и выдали замуж за Меррила поздним вечером в субботу. Несмотря на то, что она закончила колледж и была учительницей, она так и не научилась отстаивать свои интересы. У нее иногда прорезывался голосок и она жаловалась на такое, о чем остальные не смели говорить, но в то же время Тэмми чувствовала, что ей нужно угождать людям.

Я была поражена этими новостями и почти ничего не сказала. Меррил отвез меня назад в отель. Барбара расхаживала с важным видом, притворяясь, что у нее все под контролем. У Рут был очередной нервный срыв. Она неконтролируемо моргала, и казалось, не могла сфокусировать взгляд, отчего ее глаза дергались во все стороны, когда она разговаривала. В ее словах было мало смысла. Ее челюсть дрожала и сводилась судорогами при разговоре. Когда я приехала, она обняла меня и невнятно произнесла: "То, что нашему мужу оказана честь жениться на двух новых женах, благословение для всех нас". Но было ясно, что она не верит ни одному из этих слов.

Кэтлин одиноко сидела на кровати, ее глаза были такими красными и опухшими от слез, что она с трудом могла открывать их. Напряжение в комнате можно было резать ножом.

Мне было восемнадцать, а Кэтлин было около двадцати. Я точно знала, как она себя чувствует.

Меррил обьявил, что у него есть дела, которые нужно решить, и они с Барбарой вместе ушли. Я осталась посреди хаоса, который сотворил его брак.

Я сказала несколько слов теплых слов Кэтлин и она моментально раскрылась. Она рассказала, что ее совершенно не предупредили о браке с Меррилом. Приказ поступил как гром среди ясного неба. Ей сказали, что все жены дяди Роя выйдут замуж за двоих мужчин. А бывший Пророк не хотел, чтобы его семья была разделена. Труман был ее дядей, поэтому она не могла выйти за него замуж. Соответственно оставался только Меррил.

Ей не разрешили позвонить отцу или рассмотреть другие варианты. Она рассказала мне, как говорила снова и снова, всякому, кто ее слышал, что она не хочет выходить замуж за Меррила Джессопа. Но ей сказали, что ее чувства не важны — только воля ее покойного мужа.

Кэтлин побежала в свою комнату и рыдала до тех пор, пока ее не посадили в машину Меррила, чтобы ехать на свадьбу.

Ее привезли прямо в дом Пророка, чтобы пред лицом Рулона Джеффса выдать замуж за Меррила. Кэтлин была раздавлена горем.

Скоро вернулись Меррил и Барбара и настояли, чтобы мы все шли на обед. После мы вернулись в отель и Меррил обьявил, что я иду в его комнату. Я подумала, что Кэтлин спала с ним в брачную ночь, и теперь он не хочет снова с ней спать, потому что она так расстроена. Позже я узнала, что он вообще с ней не спал. Барбара так огорчилась после его брака с Кэтлин, что Меррил спал с ней.

Я надеялась, что Кэтлин и я сможем стать друзьями. Нас обеих засосало в странный и сдвинутый мир. Я попытаюсь помочь ей, если смогу. Может быть, если мы станем близки, мы сможем найти пути помочь друг другу выжить под гнетом Меррила.

Вечером воскресенья Меррил настоял на сексе со мной. Как всегда, я подчинилась и притворилась, что мне это нравится.

Когда мы вернулись домой из Солт-Лейк-Сити, конфликт в нашей семье только возрос. В доме в Колорадо-Сити просто не хватало места для шести жен.

Тэмми и Кэтлин еще не спали со своим новым мужем. Это бесило Тэмми, но для Кэтлин это было ответом на ее молитвы. Она все молилась покойному Пророку и просила спасти ее от этого кошмара и возлагала надежду на то, что если ее брак физически не реализуется, то у нее будет шанс его аннулировать.

Когда мы приехали из Солт-Лейк-Сити, Тэмми направилась прямо в дом, где раньше жил дядя Рой. Я была в офисе Меррила с другими его женами, когда Тэмми позвонила и спросила, когда ей следует прийти, чтобы познакомиться со своей новой семьей. Меррил приказал ей подождать до следующего утра. Потом он повернулся ко мне и сказал: "Кэролин, я хочу, чтобы Кэтлин спала в твоей комнате с тобой, пока я не подготовлю другую комнату в доме для нее".

Это было ужасно странно — разделять мою постель с кем-то еще, не говоря уже о новой жене моего мужа. Кэтлин едва могла говорить, настолько она была подавлена и огорчена.

Это было совершенно необычно для нашей культуры, чтобы мужчина игнорировал своих новых жен. Обычно это первая жена была нелюбима, с ней плохо обращались и игнорировали. Большинство мужчин верило, что у них будет еще куча жен, поэтому они не прикладывали много усилий, чтобы наладить отношения в своем первом браке. Это последние жены, женщины, которые выходили за мужчин вдвое старше себя, это они ценились наиболее высоко и к ним лучше всего относились мужья.

Тэмми попыталась уговорить Меррила пойти спать с ней в доме дяди Роя. Он отказался. Наконец, через несколько дней, она она заявилась в наш дом и командным тоном потребовала выделить ей комнату. Меррил выделил Кэтлин комнату своих сыновей и отослал младших мальчиков делить комнату со своими старшими братьями. Тэмми забрала комнату одной из дочек Меррила, что означало, что теперь пять девочек будут вынуждены спать вместе.

Перед возвращением в колледж я помогла Кэтлин перевезти некоторую из ее мебели из дома дяди Роя. Как только она вошла в свой бывший дом, она разразилась громкими рыданиями. Другие жены обнимали ее и пытались утешить, но она была в таком смятении, что слова не доходили до нее. Ее жизнь рассыпалась в прах.

Ей пришлось отказаться от огромной и красивой спальни с личной ванной в доме дяди Роя. А комната в нашем доме едва умещала ее мебель и швейную машинку. Ей также теперь пришлось делить четыре ванные комнаты в доме с дюжинами детей и другими женами Меррила.

Кэтлин заставили выйти замуж за Меррила, даже не сообщив ее отцу. Когда он узнал о том, что случилось, то пришел в бешенство. Но он уже ничего не мог поделать. Как только брак заключен Пророком, его нельзя разрушить никакими средствами.

Кэтлин сказала мне, что она знала, что этот брак не был исполнением откровения от Бога. Его организовал, как часть битвы за власть, ее дядя Труман. Она пыталась молиться и оставаться исполненной веры, надеясь, что придет священное откровение с небес и избавит ее от этого брака.

Кэтлин вышла замуж за дядю Роя, когда ей было семнадцать, а ему — девяносто шесть. У них никогда не было секса, сказала она мне, но он много целовал ее и говорил о том, как хочет заниматься с ней любовью. Для нее это была честь — служить ему. Несмотря на то, что ей приходилось много заниматься уборкой по дому, как младшей жене, дом был в таком порядке, что это не ощущалось рабской работой, как в доме Меррила.

Из-за того, что Меррил и Барбара уехали в Пейдж, Кэтлин оставили как единственную, психически адекватную взрослую следить за двацатью восьми детьми. Я проводила неделю в колледже, Фаунита спала весь день, а Рут погружалась все глубже в свое безумие.

Нервные срывы Рут были катастрофическими и пугающими. Когда мы вернулись со свадьбы, Рут принялась поливать водой туфли в своем шкафу и обращаться с ними, как с растениями. Она надевала одежду наизнанку и танцевала с тарелками на кухне, в то время как дети наблюдали за ней и смеялись. У Рут был прекрасный голос, когда она была здорова, но она ужасно фальшивила, когда была психически больной. Мы всегда знали, что ее состояние ухудшается, когда она начинала попадать между нот. Она запиралась в своей комнате и пела песню за песней.

Кэтлин вставала каждое утро в пять. Когда она вышла замуж за дядю Роя, это он попросил ее вставать так рано, поэтому она чувствовала, что в этом есть какой-то религиозный смысл и это то, что она обязана делать до конца жизни. Поэтому в пять утра она начинала собирать детей в школу и готовить им завтрак. Потом она проводила весь день за уборкой дома, который был переполнен народом и обычно завален грязью. Когда Меррил звонил домой, его дочери подростки притворялись, что это они выполняют всю работу, и все идет просто чудесно.

В следующие выходные, когда я вернулась домой из колледжа, она рассказала мне, как схватила телефон и проговорила в трубку: "Меррил, этот дом находится в хаосе. Я не знаю, почему ты расспрашиваешь своих дочек о том, что здесь происходит. Никто из них не находился в этом доме с тех пор, как ты уехал".

Меррил мягко пожурил ее. - "Кэтлин, не нужно так волноваться. Мои дочери все держат под контролем. Поскольку ты самая новенькая здесь, ты должна научиться у них, как все здесь делается".

Она не полезла за словом в карман: "Я встаю в пять утра, отвожу детей в школу, готовлю всю еду, занимаюсь стиркой для всей семьи, и пытаюсь убирать дом, который просто отказывается быть чистым. Я никогда не работала так тяжело в моей жизни".

Меррил сказал ей, что может быть ей станет лучше, если она отдохнет немного, и что ей нужно быть очень осторожной, чтобы не перекручивать реальность перед ним. Кэтлин сказала, что Рут не способна даже позаботиться о своем младенце. Меррил сказал, что он знает о ее состоянии и он позаботится и об этом тоже.

Через два дня в нашем доме, Кэтлин была вне себя. Меррил должен был приехать домой следующим вечером, в пятницу. Это был день, когда Тэмми официально переезжала в наш дом. Все, о чем она могла болтать — это то, что теперь Меррил наконец-то переспит с ней.

Когда Меррил вернулся, Кэтлин пошла в его офис, чтобы найти его. Двое малышей ковыляли за ней. Когда она села, они плюхнулись к ней на колени. Рут тоже подошла, с блуждающим взглядом и дрожащей челюстью. Меррил не обращал на нее внимания. Она сняла туфли и начала нюхать свои ступни. Потом встала и одела на себя один из пиджаков Меррила, застегивая и расстегивая его.

Кэтлин еще больше расстроилась, когда увидела, как Меррил игнорирует Рут. Почему Божий человек позволяет своей жене так себя вести? В культуре ФСПД люди верят, что душевнобольные впустили в себя бесов. Кэтлин не понимала почему Меррил позволил, чтобы его женой завладели бесы, и теперь она бегает по дому и пугает детей своим странным поведением.

Бедная Кэтлин. Она была женщиной, достойной выйти замуж за Божьего Пророка. А теперь она вышла замуж за человека, который казался полным безбожником и который позволял зараженной бесами женщине контактировать с его детьми.

Становилось только хуже. Меррил продолжал игнорировать Рут, пока она совершенно не слетела с катушек. Она обьявила, что беременна. Меррил поздравил ее.

"Этот ребенок, которого я ношу, не твой ребенок". — сказала она. Наступило молчание.

Рут призналась в смертном грехе — супружеской неверности. Конечно же, подумала Кэтлин, это и есть корень зла, которое завладело ею.

Меррил посмотрел на нее и спокойно сказал: "Рут, если ты беременна, то ребенок от меня".

"Уверяю тебя, что ребенок, которого я ношу, не твой, потому что он — ребенок от Бога".

Меррил сказал ей, что все дети от Бога.

"Я доказала, что достойна того, что носить ребенка от Иисуса Христа. Он приходил ко мне, и теперь я беременна его ребенком" — сказала она странным голосом, будто в трансе.

Кэтлин больше не могла оставаться до офисе Меррила. Супружеская неверность, а теперь еще и Иисус Христос! Безумное безбожие. В тело Рут вселился сам дьявол. Кэтлин убежала.

Мать Рут была душевнобольной, и из-за этого ее отцу разрешили вступить в полигамный брак — это было его билетом в царствие небесное. Рут, когда она была достаточно стабильной, чтобы иметь подобие связных мыслей, считала душевные болезни жертвоприношением Богу. Болезнь ее матери помогла ее отцу найти тропинку к небесной славе.

У Рут всегда были фантазии о величии, во время обострений ее болезни. Если это был не ребенок Иисуса Христа, тогда это был ребенок Джозефа Смита или Бога.

Когда я вернулась домой с Тэмми, после того, как я помогала ей перевозить вещи от дяди Роя, я увидела Рут в кухне и поняла, что ее состояние намного хуже, чем когда либо раньше. Она рыдала, потому что один из детей оставил свои носки на полу. Что испугало меня больше всего, я почувствовала, что она на грани применения насилия.

Она убежала в свою спальню. Я последовала за ней и нашла ее на коленях, между рыданиями молящую Бога о милосердии.

"Рут, ты в порядке?"

"Нет" — она посмотрела на меня пустым взглядом. - "Я не могла спать всю неделю, и даже когда я ложусь, я не могу заснуть". Она говорила медленно и ее слова были невнятными.

Я опустилась на колени рядом с ней, обняла ее одной рукой и помогла подняться. Я довела ее до кресла, накрыла ее одеялом и предолжила принести ей горячего чаю. Я вернулась с чашкой мятного чая и поставила его рядом с ее большим креслом.

Потом я пошла искать Меррила. Меррил был в своем офисе, в окружении обожающих его дочек. Они смеялись и хихикали. Я стояла у двери, пока Меррил не заметил меня.

"А вот и моя Кэроли. Как себя чувствуешь?" Кэроли было ласкательным именем для меня у Меррила, которое мне никогда не нравилось. Но это было лучше, чем когда он нечаянно звал именем одной из своих дочерей.

Я посмотрела на него и ответила: "Я чувствую себя отлично, чего нельзя сказать обо всех твоих женах".

"Что беспокоит мою милую жену Кароли?"

"Меррил, ты заметил в каком состоянии Рут, с тех пор как вернулся?"

"Да, она приходила сюда и говорила со мной некоторое время назад".

"Тогда ты знаешь, что она ужасно больна и кто-то должен что-то сделать. Я нашла ее внизу, она рыдала и тряслась всем телом".

Он пренебрежительно кивнул. - "Я посмотрю, и спасибо тебе, Кароли, за беспокойство".

Я вернулась в ее комнату, но ее там не было. Мятный чай стоял нетронутым.

Затем я услышала пронзительные вопли и побежала на кухню. Рут швырялась вещами и била тарелки. - "Я изгоню из вас дьявола, даже если мне нужно будет разбить вас".

Несколько маленьких детей наблюдало за ней и смеялось.

Когда он остановилась на мгновение, я спокойно спросила: "Рут, как думаешь, ты изгнала дьявола из достаточного количества тарелок?"

Казалось, она немного пришла в себя. - "Да, думаю, и выгоню дьявола из остальных тарелок

позже".

Я напомнила ей, что она так и не выпила свой мятный чай. Она думала, что выпила. Я предложила вернуться в ее комнату, чтобы она могла попытаться выпить его через соломинку. Я сделала ей половинку бутерброда. Это было утомительным занятием — помогать ей есть и пить, но через два часа она закончила свой бутерброд и чай. Я массировала ей плечи, пока она не уснула.

Кэтлин и я обе встали в пять следующим утром. Она рассказала мне, какими ужасными были последние пять дней и как она расстроена реакцией Меррила на безумие Рут.

"То, как тут со мной обращаются, совершенно недопустимо" — говорила она. - "Я никак не могу с этим мириться. Дядя Рой и другие его жены всегда обращались со мной, как будто бы я — их маленькая принцесса. Я была принцессой для Пророка Бога, и я не позволю людям, которые сами ничем не являются, обращаться со мной, как с ничтожеством".

Я слушала, как она перечисляет все беды. - "У дошкольников в этом доме нет матери, которая бы хотела заботиться о них. Единственное, что интересует Барбару — следить за Меррилом каждую минуту. Рут не любит своих детей, потому что, если бы она их любила, она никогда бы не позволила злым духам завладеть собой. Фаунита выходит из комнаты только тогда, когда все спят".

Кэтлин понизила голос: "Одной ночью я проснулась и слышала, как Фаунита швыряется вещами. Я встала и слушала внизу лестницы. Я слышала, как он разговаривает сама с собой и жалуется на Меррила. Я думаю, она ненавидит его".

Я сказала, что знаю, что у Фауниты и Меррила много проблем в их отношениях.

Мы двое приготовили завтрак для всей семьи: горы гренок, восемь литров апельсинового сока и огромную сковородку взбитого омлета. Я отнесла тарелку в комнату Рут.

Там были Рут и дочь Меррила, Меррилин. Она была моего возраста — бывшая Тельница, которая застенчиво флиртовала с учителем у электроточилки для карандашей несколькими годами ранее. Теперь она выглядела изможденной. Ей поручили сидеть со своей матерью всю ночь и она нахмурилась, когда я вошла. Я попросила ее заставить свою мать поесть. Она огрызнулась: "Я сама знаю, как заботиться о своей матери. Я делала это всю свою жизнь". Когда я повернулась, чтобы уходить, то увидела, что она высунула язык мне вслед.

А тем временем на кухне Кэтлин собрала дошкольников за столом позавтракать. Она расчесывала их волосы в то время как они ели, при этом она сильно тянула и дергала их спутанные пряди. Это черезчур тяжело для ее, привыкшей к порядку и опрятности, подумала я.

Я увидела, что Милли, милая четырехлетняя девчушка была следующей на очереди. Я знала, что у нее чувствительная кожа головы, поэтому я отвела ее в мою спальню, которая была внизу рядом с кухней и осторожно расчесала ей волосы.

Когда мы вернулись в кухню, туда как раз стекались дочери-подростки Меррила. Они были раздражены тем, что им пришлось уступить одну из своих спален Тэмми и Кэтлин. Они так жаждали заполучить дополнительных матерей, чтобы уравновесить то, что они считали тиранией Барбары, но теперь они начинали видеть последствия. Тэмми постоянно соперничала за внимание их отца. Дом стал еще более переполненным. Но, хуже всего, Барбаре по прежнему доставалось все внимание Меррила. С дополнительными тремя женами, дочери еще не были так далеко отодвинуты на задворки, как теперь.

Меррил прошел мимо кухни, после того, как опять спал с Барбарой. Он послал одного из детей попросить меня принести ему кофе в офис. Когда я вернулась, Тэмми была на кухне, ее щеки пылали от ярости.

Я спросила у Кэтлин, что случилось. - "Она знает", последовал ответ.

"Знает что?"

"Она знает, что Меррил не спал и со мной тоже. Он ни с кем не спит, кроме Барбары и тебя".

Я была шокирована. Я сказала Кэтлин, что думала, что она переспала с ним в свою брачную

ночь.

Нет, я была за ним замужем уже целую неделю и он не оставался со мной вообще".

Тэмми не изводила Меррила так сильно в последние дни, потому что она думала, что он спит с Кэтлин. Теперь она узнала правду и рванула прямо в офис Меррила. Я последовала за ней, с любопытством ожидая, что последует дальше.

Барбара была с Меррилом. Тэмми вошла и сказала: "Я полагаю, что некоторые мужчины, когда берут новую жену, выключаются на новую и включаются на старую".

Меррил начал смеяться.

Барбара вступила в разговор. - "Отец, я думаю это будет хорошо, если ты возьмешь Тэмми и меня прокатиться на машине и посмотреть на субботние проекты на работе. Может быть, Тэмми будет интересно побольше узнать о своем муже, вместо того, чтобы заставлять тебя слушать о ее чувствах".

Я вышла из офиса как можно быстрее. Я не хотела, чтобы и меня тоже включили в эту поездку, длящуюся весь день, вместе с ними тремя, и заставили слушать разглагольствования Меррила обо всей той хорошей работе, которую он выполняет.

Когда они вернулись тем вечером, Барбара сказала, что они решили, что Рут нужно отвезти в Хилдейл, чтобы тетя Лидия сделала ей укол витамина Б12.

Это было смешно. Рут едва могла есть или спать в течении недели. Ей нужна была серьезная медицинская помощь, а не укол витамина. Барбара пошла искать свою сводную сестру и нашла ее за столом, плачущей.

"Рут, ты сейчас же едешь со мной. Мы с Меррилом достаточно натерпелись этой ерунды. Мы едем в Хилдейл, сделать укол Б12 и затем все эти рыдания прекратятся и ты сможешь взять себя в руки и приносить хоть какую-то пользу своему мужу".

Хилдейл — это была клиника, где мы рожали детей. Тетя Лидия была женой епископа и изображала из себя медсестру и акушерку. У нее не было диплома, но годы опыта сделали ее очень надежной. Она обеспечивала всю медицинскую помощь в общине.

Рут навалилась на Барбару. - "Убирайся от меня сейчас же. Я никуда с тобой не поеду. Ты вся раздулась от гордости и переполнилась дьяволом".

"Рут, ты бунтуешь против мужа, и ты прекратишь это сейчас же. Я приказываю тебе. Если ты бунтуешь против меня, ты бунтуешь против священнической главы, и Бог тебе не сможет помочь". Барбара вхватила Рут за руку.

Рут нашла в себе силы, о которых я не подозревала, и оттолкнула Барбару от себя. После этого она схватила ее за горло и принялась душить. Она толкала Барбару о плиту, пока та почти упала на конфорки. - "Я убью тебя. Ты заслуживаешь умереть за то, что сделала со мной". Рут была как бешеная.

Барбара умудрилась на мгновение освободиться и завопила: "Приведи сюда Меррила!" перед тем, как Рут снова ее придушила и придавила вниз.

Я выбежала на улицу к машине и забарабанила в окно. Меррил увидел, что случилось что-то действительно плохое и опустил стекло. - "Тебе нужно сейчас же идти на первый этаж". Страх в моем голосе заставил его побежать.

Когда я вернулась в дом, Рут вернулась в свою комнату и плакала. Барбара была в своей спальне. Испуганные дети забились кучкой в угол ванной, рядом с кухней, и плакали.

Меррил ворвался в комнату Рут и принялся орать на нее. Его слова заглушались ее громкими рыданиями. Неожиданно у меня так закружилась голова, что я едва смогла устоять на ногах. Прибежали несколько подростков, дочерей Меррила. Когда они увидели рыдающих малышей, они уставились на меня в шоке. - "Что случилось? Что произошло?"

Я безучасно глянула на них. Что я должна была сказать — я только что наблюдала, как ваша мать пытается убить вашу тетю? Я просто покачала головой и ушла. Пусть кто-нибудь другой просвещает их. Мои силы исчерпались.

Барбара и Меррил снова спали вместе той ночью. Кэтлин и Тэмми все еще были игнорируемы. Напряжение продолжало расти.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Спустя две недели после двух свадеб Меррила он решил, что пришло время медового месяца, и что в путешествие отправятся все шесть жен и тридцать четыре ребенка.

Годами Меррил обещал семье поездку в зоопарк Сан-Диего. Его строительная фирма работала над основным проектом в Юме, штат Аризона. В минуту безумной увлеченности многозадачностью он решил объединить медовый месяц, инспекцию стройплощадки и поход в зоопарк в пятидневное тяжелое испытание.

Меррил взял напрокат у друга, проживавшего в общине, автобус марки "Грейхаунд" . Машина была старая и снята со службы вот уже несколько лет. Вести автобус Меррил назначил своего двадцатилетнего сына. Пять жен должны были поехать с Меррилом в автофургоне. Фауниту определили в автобус с детьми.

Тэмми наконец-то провела ночь с Меррилом. Впоследствии она была так взволнована, что не могла разговаривать о чем-то другом. Она сказала Кэтлин, что чувствовала себя так, что готова считать каждый свой вдох до момента, пока он с ней снова не переспит. Но Кэтлин еще не спала с Меррилом. Фаунита оставалась изолированной в своей спальне. Она сердилась, что ее не пригласили на двойное бракосочетание, и теперь редко покидала комнату. Рут все еще была охвачена мучительным безумием. Тетушка Лидия убедила Меррила разрешить Рут принять сильнодействующее снотворное, так что, по крайней мере, теперь она спала несколько часов каждую ночь. Но прошли еще недели, прежде чем она смогла заботиться о ком-либо из своих четырнадцати детей.

Кэтлин принесла мне новость о поездке однажды утром, когда я вошла в кухню за кофе. Она мыла посуду, оставшуюся после завтрака, и подошла ко мне, чтобы присесть. - "Мы отправляемся в самое большое семейное путешествие за всю мою жизнь, и мы отправляемся менее чем через неделю". Она выглядела ошеломленной и пораженной. Для нее с каждым днем становился все очевиднее ужас нашей семейной жизни.

"Никто даже не заговаривал о том, как мы собираемся заботиться о детях в этой поездке. Если Барбара и Рут будут обращаться с ними так же, как дома, то все делать будем мы с тобой". Я знала, что она права. Она сказала, что мы можем не рассчитывать на помощь Тэмми, которая была совершенно разбалована и обласкана семьей дядюшки Роя.

Я сказала ей, что не вижу, почему мы должны быть ответственны за детей Барбары и Рут.

"Кэролин, дело не в том, что правильно, а что нет. Дело не в справедливости". — Ее голос был тверд. — "Ты и я единственные, кто в этой семье готовит еду, расчесывает детям волосы, моет посуду, меняет подгузники и прибирает. Поездка ничего не изменит. Мы можем провести следующие несколько дней, работая круглые сутки, чтобы попытаться подготовиться, или мы обнаружим, что ответственность свалили на нас в последний момент — без возможности принять меры, чтобы позаботиться о детях — грустное положение вещей для нас".

Меня пробила нервная дрожь. Никогда мне приходилось брать на себя такую ответственность. Кэтлин не казалась испуганной. Не употребила она и слов "медовый месяц". Я думаю, она все еще надеялась избежать брака с Меррилом.

Мы потихоньку начали приготовления. Сорок один человек — тридцать четыре из них дети — слишком большая группа, чтобы питаться в ресторанах. Мы должны были взять всю еду с собой. Кэтлин и я начали печь хлеб и печенье. Мы запаковали хлопья и много еды для перекусов, такую как изюм, кренделя, и гигантские пакеты чипсов, которые мы распределили по маленьким пакетам с защелкой.

У Меррила был кредит по открытому счету в местной бакалее, так что после того, как мы с Кэтлин спланировали меню на пять дней, мы много раз ходили за покупками.

Но еда это только половина дела. Мы должны были запаковать одежду, постели, и другие принадлежности для всех детей, четверо из которых все еще носили подгузники. Планирование и организация утомляли. Но худшее было еще впереди.

Спустя день или два, Кэтлин и я раскладывали дюжины ломтей домашнего хлеба в коробки и пластиковые пакеты для хлеба, когда Барбара вошла в кухню и произнесла в своей авторитарной манере: "Какие приготовления вы осуществляете насчет еды, девочки? Что спланировано по поводу детской одежды?" Никакие наши ответы ее не удовлетворили. - "Отец поручил мне посмотреть, чтобы вы все сделали таким образом, каким он хочет. Ясно, что ни одна из вас находится в гармонии в ним, иначе вы бы составляли опись со мной до того, как вы начали этот проект".

Барбара была тверда в том, что все, что мы уже сделали было неправильно. Но она не могла сказать нам, что делать,чтобы это исправить. Когда я спросила ее "Барбара, как ты думаешь, сколько мяса для бутербродов нам понадобится для одного ланча?" — она выглядела растерянно. Я сообщила ей, что сначала мы все испечем, а продукты для переносного холодильника купим в последнюю очередь. Она запиналась, когда говорила: "Я думаю, количество мяса не важно. Важно, чтобы вы, девочки, собирали такую еду, которую подобает есть детям Отца. Начиная с этого момента, я буду говорить вам, что делать".

Если выражение моего лица могло говорить, это было бы "я так не думаю". Вместо этого, я спокойно ответила "Барбара, может быть, Меррилу стоит прийти и поговорить с нами. Кэтлин и я с радостью объясним, что мы делаем. Мы выслушаем все, что ему есть нам сказать. Вместо того, чтобы жаловаться, может, ты могла бы прокомментировать то, что мы сделали правильно, чем выискивать недостатки и придираться ко всему, что мы уже сделали.

Барбара оцепенела. Я была удивлена своей прямотой. Обычно я не спорила с ней, но сейчас она действительно серьезно на меня наехала. Мне пришлось отстоять свои границы. Совершенно определенно, что я застала ее врасплох. - "Я поговорю с Отцом о том, как вы со мной обошлись, девочки. Я всего лишь хочу, чтобы поездка была подготовлена так, чтобы было удобно моему мужу. У вас обоих столько ревности и враждебности по отношению ко мне, что мы никогда не объединимся под началом нашего главы священства".

У Кэтлин теперь была еще одна причина для расстройства и потрясения. После ухода Барбары, она сказала: "Дядя Рой никогда не позволил бы одной из своих жен обращаться с другой так, как обращались с нами только что. Мне все равно, в чем она меня обвиняет, я не собираюсь прогибаться".

Барбара вернулась на кухню за день до поездки. Столы и столешницы были покрыты сдобными булочками, которые Кэтлин и я напекли накануне вечером. Мы изготовили больше сотни и оставили их остывать в течение ночи. Барбара отправилась в офис Меррила и донесла на нас. Тэмми всегда приходила к Кэтлин и мне и докладывала о том, что Барбара говорила Меррилу. Или Барбара ей сообщала, или Тэмми подслушивала у Меррилова офиса. - "Отец, я обеспокоена тем, что Кэролин и Кэтлин готовят слишком много еды. Я уже с ними говорила об этом несколько раз. Это громадные расходы и огромное количество еды отправится в отходы. Также они запаковали практически всю одежду из детских шкафов. Все это надо будет стирать, когда мы вернемся. Я также не понимаю, почему они запаковывают постельные принадлежности, если мы заселимся в отель. Кажется, все вышло из под контроля и их нужно проучить".

Меррил трезво смотрел на вещи и сказал, что наказание на этом этапе ничего не исправит, тем более, что еда была закуплена, запакована и испечена. Его подход заключался в том, что нам стоило оставить результаты наших действий как есть.

Барабара легко не сдавалась. - "Я не участвовала в том, что они приготовили для детей. Я бы гораздо больше предпочла, чтобы дети ели хлебные палочки вместо сдобных булочек, — сказала она. - "Эти девушки не заботятся о здоровье твоих детей".

На обеих вызвали в офис Меррила. Никто из нас не был удивлен, что Меррил нас допрашивает. Нам было ясно, что поскольку мы не приняли Барбару во внимание и не спрашивали ее разрешения на все, что мы делали для подготовки поездки, она уж обязательно добьется , чтобы у нас были неприятности с Меррилом. Ранее было много случаев, когда она жаловалась на нас Меррилу и Тэмми приходила к нам и все полностью нам докладывала.

Меррил начал допрос сразу же как мы сели на кушетку. - "Я получил сведения, что вы, девушки, не приготовили никакой здоровой пищи, чтобы перекусить детям в поездке. Я также обеспокен, что вы приготовили слишком много еды и много ее пропадет зря".

Кэтлин встряла в разговор. Она не боялась Меррила, но была еще не готова бросить ему вызов. - "Меррил, мы купили несколько ящиков яблок и апельсинов для детей покушать в дороге, — сказала она. — У нас есть пакеты с овощами и морковными палочками. Большая часть того, что мы приготовили — здоровая еда".

"Булочки не полезны для здоровья".

Я перебила Меррила: "Мы сделали всего лишь по две на каждого. Кроме этого, все остальные закуски полезные".

Меррил казалось, был уверен, что, что одержал верх. Он нервно засмеялся "Я думаю, что вам стоит потрудиться вместе с Барбарой над приготовлением чего-то полезного для здоровья. Барбара всегда была женой, которая заинтересована в том, чтобы делать то, чего хочет ее муж".

Я пала духом. Я не хотела готовить еще что-либо для этой ужасной поездки. Я знала, что Барбара что-то предпримет, чтобы навредить нам.

"Отец, я думаю, хорошо бы приготовить детям хлебные палочки. Вместо двух или трех на каждого, почему бы нам не дать задание девочкам приготовить каждому ребенку по десять?"

Хлебные палочки — это куча работы. Кэтлин и мне пришлось бы работать весь день и до глубокой ночи. Я взяла слово: "Меррил, если ты волнуешься, что еды слишком много, то десять хлебных палочек на каждого тем более излишни".

"Почему бы вам не сделать, сколько сможете. Мы всегда сможем привезти их обратно и съесть позже",— сказал Меррил как ни в чем не бывало. Я знала, что он никогда не переспорит Барбару, но чувствует потребность попытаться. Она улыбнулась, удовлетворенная полным превосходством над Кэтлин и мной.

Кэтлин и я провели остаток дня на кухне. Никто из нас особо не разговаривал. От напряжения мы были разгорячены, истощены и действовали механически.

Тэмми провела день перед нашим отъездом, прогуливаясь с Барбарой и восхваляя каждый ее шаг. Она догадалась, что ее успех как жены Меррила зависел от того, сумеет ли она завоевать симпатии Барбары. Мы с Кэтлин знали, что Барбара будет выслушивать лесть, но предаст Тэмми в любой момент, если ей будет выгодно. - "Ни разу в жизни не встречала такой эгоистичной и жестокой женщины", — сказала Кэтлин. Я согласно кивнула.

Следующим утром я проспала — не услышала будильник. Кэтлин растолкала меня в полшестого и сказала, что мой будильник разбудил всех в этом доме, кроме меня. Мы одели и накормили всех, затем прибрались на кухне.

Дети были полны энтузиазма. Поход в зоопарк для них был большим событием, просто невероятным. Подростки, дочки Меррила, улыбались и смеялись, были настроены оптимистично и полны нетерпения отправиться в поездку. Нейтан сказал, что механик проверил автобус, и тот не должен сломаться. Фаунита посадила детей в автобус. Двадцать два должны были путешествовать с нами, а двое самых младших — в автофургоне с другими женами. Сыну Барбары Джексону было около шестнадцати месяцев, а Рути, дочери Рут, была чуть младше года.

От города Колорадо до Сан-Диего почти пятьсот миль. Но с таким количеством детей нам приходилось останавливаться в каждом городке и в каждой придорожной зоне отдыха, чтобы кто-то из них сходил в туалет. Это была утомительная поездка. Приходилось ехать сорок пять минут, а потом останавливаться на пятнадцать или двадцать минут. Несколько детей выскакивали из автобуса и забегали внутрь. Никто не проводил перекличку перед тем как начать движение снова, и в Флагстаффе один ребенок остался на заправке.

Это был Труман — говорливый девятилетний сын Барбары, отстающий в школе на год. Когда он вернулся из туалета, большой автобус "Грейхаунд" уже уехал. Он не попытался привлечь чье-либо внимание и одиноко сидел на тротуаре. Немного погодя одна из кассиров заметила его и заинтересовалась, не из той ли он огромной компании детей в странной одежде, которую привез автобус, останавливавшийся ранее.

Труман сказал ей, что он из того автобуса. Кассирша завела его внутрь и вызвала полицию. Когда прибыли полицейские, они начали допрашивать его. (Труман пересказал нам все, когда освободился, и это стало историей, которая рассказывалась и пересказывалась не меньше пяти следующих лет). Как она нам сказал, когда его спросили, где он живет, он ответил: "у ручья". Он сказал офицерам полиции: "Моего папу зовут Отец, и иногда я слышал, как мою мать называют Барбарой". Полиция спросила, был ли он в школьной поездке с другими детьми. Труман сказал им "Конечно, нет. Это всего лишь семья моего отца. Мы не берем других семей с собой". Он сказал, что у него четырнадцать братьев, но он не знает, сколько именно сестер, разве что сестер больше, чем братьев.

В отделении полиции допрос продолжился. Как-то полицейские вычислили, что отец Трумана владеет строительной фирмой "General Rock and Sand" в Пейдж, штат Аризона. Отталкиваясь от этой информации, они смогли узнать номер машины Меррила. Когда офицер полиции спросил Трумана, почему его семья поехала в отпуск, он ответил: "Это потому, что отец только что женился на двух новых женах и поехал в ними в медовый месяц вместе со всей семьей".

Была объявлена тревога по номеру автофургона Меррила. Мы проехали несколько часов после Флагстона без Трумана. Я думала, какое же это будет облегчение — наконец-то добраться до Финикса и поспать, когда я услышала полицейскую сирену и увидела работающую мигалку. Автофургон Меррила остановился на обочине, и автобус тоже. Полицейские поговорили с Меррилом, который тогда пересел в автобус.

Когда он вернулся обратно в автофургон, он сказал: "Ну, я так понимаю, мы оставили Трумана на одной из последних остановок во Флагстаффе. Я направил автобус в отель и Нейтан всех уложит спать. Мы собираемся вернуться в во Флагстафф и забрать Трумана.

Даже несмотря на то, что нам не надо было останавливатья в каждой зоне отдыхе, это все равно заняло почти два часа. Когда мы туда добрались, мы все остались в автофургоне, тогда как Меррил отправился в полицейское отделение за Труманом. Барбара была раздосадована, что люди в автобусе не позаботилсь о нем как следует, и выглядела очень угрюмой раздраженной. Она совсем не утешала Трумана, когда тот к нам присоединился. Он вел себя так, будто ничего не случилось. Труман вышел из полицейского отделения следом за Меррилом. Меррил редко прикасался к своим детям или брал их за руку. Они забрались в автофургон, и мы поехали обратно в Финикс. Было около часа ночи, когда мы наконец туда приехали.

В отеле Меррил начал распределять комнаты женам. Он сказал, что Кэтлин останется с ним. Это была первая ночь, которую они провели вместе после свадьбы. У них было только пять часов, потому что мы вставали в шесть. Мне было жаль Кэтлин. Она надеялась, что это никогда не произойдет.

Когда я открыла дверь в мою комнату, я увидела, что обе кровати были заполнены спящими детьми. Я подняла одну из дочерей Барбары и расположила в кровать с ее младшими сестрами. С чувством облегчения и полностью обессиленная, я рухнула на другую кровать.

Следующим утром мы пытались организовать завтрак на парковке. Мы достали переносные холодильники и поставили их на землю. Без взрослых, отвечающих за все, начался хаос.

Всюду были рассыпаны хлопья. Дети выхватывали бумажные миски друг у друга и расплескали молоко по всей дороге. Младшие плакали, потому что оны были голодны и слишком малы, чтобы постоять за себя. Никто не следил за детьми. Все толкались и пихались. Я хотела налить молока в миску, и кто-то натолкнулся на меня. Я врезалась в дочку Меррила — Меррилин, и случайно пролила почти весь галлон молока на ее платье. Та закричала от внезапного шока из-за холодного молока. Она занесла руку и уже хотела ударить, но когда увидела, что ее облила ее новая мать, остановилась. Я извинилась. Другие ее сестры смеялись над ней. Она поплелась сменить одежду.

Прибыли Кэтлин и Меррил. Он приказал детям перестать хватать еду. Кэтлин временно стала главнокомандующей и начала заставлять детей сидеть на траве, пока не наступал их черед. Вскоре показались Барбара и Тэмми. Барбара сказала Меррилу : "Давай пойдем в ресторан и там закажем настоящий завтрак и выпьем кофе. Кэтлин и Кэролин здесь управятся". Кэтлин выглядела тихой и отстраненной. Она провела свою первую ночь с Меррилом, но, кажется, не хотелаэто обсуждать. Я заподозрила, что она была расстроена, потому что Меррил ее игнорировал и не обращался с ней как с женой. Она наконец-то переспала с ним, и наутро он очень хотел уйти с Барбарой и Тэмми позавтракать, оставив Кэтлин следить за детьми. Следующей показалась Фаунита. Она жаловалась, что ей пришлось самой укладывать спать тридцать детей и сказала, что им нужно больше номеров в отеле.

Рут спустилась к завтраке с женой Нейтана, которая пыталась позаботиться о ней. Рут не могла идти прямо. Она направилась к кусту с какими-то сиреневыми цветами и нарвала до нелепого огромный пучок, чтобы воткнуть в волосы. Мы убеждали ее позавтракать, но она отказалась. Потом она решила, что будет бегать вокруг парковочной площадки, чтобы поупражняться, пока мы не отправимся в Юму. Жена Нейтана пыталась отговорить ее, но безуспешно. Рут отчалила, наматывая круги. Мы могли проводить глазами большой букет сиреневых цветов, мотающийся по парковке.

Я чувствовала, что была частью чего-то настолько странного, что это принадлежало другой реальности. Мы представляли из себя странствующий цирк уродов с шумными детишками. До того, как я вышла замуж за Меррила, у меня была относительно нормальная жизнь с моментами странностей. Теперь это был полный сюр с одиночными вкраплениями реальности.

Меррил, Барбара и Тэмми вернулись с завтрака. Они смеялись и вели себя так добродетельно. Они сказали нам, что мы "не вели себя мило" — религиозная фраза, которую мы говорили друг другу, чтобы напомнить не реагировать на вещи, которые приводили нас в бешенство. Нас учили, что если гневаться в ответ, человек может лишиться Божьего духа.

Дети собрались обратно в автобус, чтобы ехать в Юму. Фаунита провела перекличку и удостоверилась, что все присутствуют. Меррил и пять остальных жен сели в автофургон. Он планировал осуществить проверку своей строительной работы — не слишком большое развлечение для всех остальных. Атмосфера в автофургоне была напряженной. Мы особо не разговаривали. На каждой остановке Рут выходила и начинала бегать кругами. Она перешла от бега к подпрыгиванию, потом пению, и наконец, танцам. Меррил заставил ее вынуть из волос огромный пук сиреневых цветов. Я была в таком ужасе от ее поведения, что оставалась в автофургоне.

Но ее проделки пугали меньше, чем то, что случилось внутри автофургона. Рути, дочери Рут, было около года. В какой-то момент она разнервничалась и стала плакать, проголодавшись. Рут решила, что покормит ее грудью. Молока у нее не было, потому что она перестала вскармливать дочь семь месяцев назад. Но это ее не обеспокоило.

Рут начала раздеваться в автофургоне и во мгновение была уже голой по пояс. Затем она попыталась снять остальную одежду, но Тэмми и Барбара старались надеть одежду обратно сразу же как она ее снимала. Когда Рут попросила, чтобы ей дали ее ребенка, Тэмми начала передавать его, но Меррил приказал ей остановиться. Наступил хаос. Бедняжка Рути была расстроена и плакала, а ее мать пыталась снять одежду, чтобы покормить ее грудью, в которой не было молока.

В этот раз Меррил не мог игнорировать поведение Рут. Он съехал с дороги и ужасно разозлился, кричал и ругал ее. Он настоял, чтобы она надела одежду, и она так и сделала.

Кэтлин готова была выскочить из автофургона. Тэмми, любимица послледнего Пророка, была тоже захвачена врасплох. Ни одна из них не видела таких странностей раньше. После семи месяцев брака, я была скорее оцепенелой, чем шокированной. О, ну да, Рут разделась догола и пыталась покормить грудью ребенка, которого она не вскармливала уже несколько месяцев. Неважно.

Мы остановились на стройплощадке в Юме. Для Меррила это был повод сфотографироваться. Мы сняли Меррила со всеми его женами на рабочем месте. Он проводил время, прохаживаясь и разговаривая с рабочими. Мы подождали его в автофургоне и повели машину в Калифорнию. Когда мы приехали, была уже поздняя ночь. Меррил объявил, что я буду спать с ним.

Он пожелал спокойной ночи Тэмми и Барбаре и зашел в нашу комнату в сопровождении пяти детей. В номере было всего две кровати, и пятеро детей не могла поместиться на одной. Он сказал мне постелить на полу и двое его детей спали там.

Я засыпала, думая о том, что эта странная ночь закончится утром. Когда я открою глаза, все будет позади. Посреди ночи я почувствовала, как Меррил задирает мою ночнушку и раздвигает мне ноги. Я поняла, что он пытается заняться со мной сексом, несмотря на то, что его дети спят на кровати и на полу рядом с нами. В комнате было темным-темно. Мне не нравилось, очень не нравилось заниматься сексом, когда дети рядом.

Когда все закончилось, Меррил отвернулся и заснул. Я смотрела в темноту, чувствуя себя изнасилованной в присутствии его спящих детей. Я не могла, не смогла заснуть до конца ночи. Я была шокирована. С тех самых пор, как я вышла замуж, одно шокирущее событие шло за другим. Раньше я чувствовала себя онемевшей. Теперь нет. Это было новое унижение. Я дрожала.

Яркий свет дня не смог прогнать омерзение и отвращение по отношению к Меррилу. Первый раз за время своего брака, я поняла, сколь многого я была лишена. Когда я увидела себя в зеркале, я чувствовала, что смотрю на пустую оболочку — моя смелость и достоинство были у меня украдены.

Меррил решил взять всех жен позавтракать и оставил своих дочерей в ответе за тридцатью четырьмя детьми. Барбара и Тэмми были явно раздражены тем, что Меррил провел первые две ночи поездки с Кэтлин и мной. Кэтлин все еще шатало от фиаско Рут с кормлением и обнажением. Фаунита использовала время нашего завтрака, чтобы просветить новых жен Меррила о тех оскорблениях, которым он ее подвергал.

Рут не отправляла пищу прямо в рот. Вместо этого она пыталась кидать еду вилкой и мотала головой из стороны в сторону, чтобы поймать ее — и конечно, каждый раз промахивалась. По ее мнению, это было страшно весело.

Фаунита продолжила бесконечный перечень ужасов своего брака, сообщив Кэтлин и Тэмми, что Меррил отправил ее в отставку десятью годами ранее. - "Отправить в отставку" — это обозначение в ФСПД для того, что происходит, когда мужчина перестает спать с одной из своих жен. Фаунита сказала, что он объявил, что не будет с ней больше спать, и с тех пор даже не поцеловал ее ни разу.

Я вообще-то не хотела слушать обличительную речь о том, с кем Меррил спал или имел отношения, а с кем нет. Я была так травмирована сексом прошлой ночью, что чувствовала себя отстраненной и оглушенной. Я не могла ни с кем общаться и не хотела ни в чем участвовать.

Когда мы вернулись в отель, мы обнаружили там неописаемый беспорядок. Дочки Меррила плохо присматривали за детьми, и все было заляпано едой. Молоко и сок разлиты на полу и на обивке. Мокрые хлопья всюду на постельных покрывалах. Это было отвратительно. Детям ни в коем случае нельзя было разрешать брать еду в комнаты. Когда Кэтлин и я дежурили днем ранее, мы заставили всех есть снаружи и убрать после. Мусора мы не оставляли.

Кэтлин отказалась ехать в автофургоне с Меррилом из-за поведения Рут накануне. Вместо этого она села в автобус, настроенная выносить крики и плач младших детей и споры и суету подростков.

Когда мы прибыли в Сан-Диего, мы остановились в отеле и затем вся семья побежала на пляж. Мы не переоделись в купальники потому что у нас их не было. Плаванье считалось непристойным. Дети были вне себя от радости — они видели океан впервые в жизни. Детишки прыгали и плескались в волнах в длинном белье и слоях закрытой фундаменталистской одежды. Чудо, что никто не утонул.

Меррил, охваченный романтическим порывом, решил пройтись от отеля по пляжу с каждой женой по очереди, и поцеловать ее на берегу океана. Это ему казалось вершиной романтичности, и он даже поцеловал Фауниту, что заставило детей запрыгать от радости, потому что большинство их сильно любило ее. Я была рада за Фауниту, но вообще, ритуал мне показался глупым.

Вернувшись в отель, мы были сражены большим количеством мокрой, полной песка одежды, оставшейся от нашей пляжной эскапады. Мы пытались найти способ высушить вещи, вместо того, чтобы закинуть их в мешки и привезти домой. Одежда висела на всех перилах снаружи номеров и на каждом стуле внутри.

Следующим утром намечался долгожданный поход в зоопарк Сан-Диего. Меррил купил билеты и все мы зашли в парк. Старшие дети отсоединились от нас, и никого не назначили приглядывать за младшими. Барбара и Тэмми ходили за Меррилом как привязанные; Рут двигалась по своей сумасшедшей траектории. Фаунита пыталась приглядывать за всеми, но с таким количеством детей это было невозможно. С тех пор как Трумана забыли, она сознательно пыталась быть в курсе местонахождения каждого. Мы с Кэтлин пытались помочь, взяв на себя нескольких девочек.

В какой-то момент, Меррил остановился у стойки с мороженым и начал покупать рожки. Дети кинулись к нему, как стайка утят. Мы с Кэтлин остановились и присели рядом с обезьяньей клеткой. Я обернулась ровно в тот момент, чтобы увидеть, как одна из обезьян поковыряла в носу и съела соплю. Я обратилась к Кэтлин: "О, какая гадость, зачем нам тут сидеть?" Кэтлин сказала, что это менее противно, чем сидеть в автобусе. Кэтлин не могла понять, как женщины вроде Барбары, у которой девятеро детей, или Рут, у которой было четырнадцать, не могли взять ответственность за них.

Мы сели на поезд, который совершал круг по зоопарку. Мы могли увидеть крупных животных в их естественной среде обитания. Потом мы увидели некоторые виды обезьян в клетках. Одна таскала маленького детеныша на ноге, и Меррил сказал, что так он себя чувствует с детьми. Дети стали обзывать друг друга обезьянами и бабуинами и в шутку колотить друг друга.

После целого дня в зоопарке, мы направили очень уставших, но, по большей части, счастливых детей обратно в отель. Наутро у нас была назначена двухдневная поездка обратно в Колорадо. Не было даже речи о том, чтобы остаться на второй день, хотя детям бы это понравилось. Один день выделен на зоопарк и четыре дня на дорогу — и все, хватит.

Завтрак упростился: еды не было. Она у нас закончилась. Меррил послал своего сына Нейтана купить народу фастфуда. Никто из детей не проявил ни малейшего желания питаться хлебными палочками, которых мы с Кэтлин напекли для поездки просто миллион.

Когда мы покидали Сан-Диего, мы отделились от автобуса. Меррил продолжал вести машину. Мобильных телефонов еще не было, так что Меррил несколько часов не имел представления, что автобус сломался прямо у Сан-Диего. Младшие дети устали и изголодались, потому ранее поели недостаточно. Подростки капризничали.

Нейтан оставил Кэтлин и Фауниту в автобусе и пошел искать магазин автодеталей. Все что он мог сделать, это позвонить в строительную фирму Меррила и оставить сообщениео том, что случилось. Прибыл механик, и спустя несколько часов автобус снова мог ехать.

Дети были вынуждены питаться хлебными палочками в обед и ужин. Те скромные количества воды и молока, что у нас оставались, мы поделили на порции.

Когда Меррил связался со своей строительной фирмой, он узнал, что случилось с автобусом. Он принял решение, что мы заселимся в отель и подождем их. Там, где мы уже останавливались во время поездки на запад, нас бы не приняли, потому что мы сильно загрязнили их номера, когда завтракали.

Меррил нашел другие апартменты, но там было недостаточно места для его тридцати четырых детей. Он постановил, что они будет спать в автобусе. Меррил оставил сообщение для Нейтана в строительной фирме, когда заселился, чтобы тот знал, где нас искать.

Посреди ночи Меррил привел Кэтлин в мой номер — автобус прибыл. Она перечислила ужасы этого дня и сказала, как хорошо, что мы сделали столько хлебных палочек.

Следующий день был изнурительным. Дети ели фастфуд, но в промежутках между приемами пищи было нечем перекусить. Мы вымотались физически и эмоционально.

Вот все, что я могу сказать о нашем медовом месяце. Кэтлин провела ночь с Меррилом, но я не знаю, был ли у них секс. Я задавалась вопросом, был ли ее первый опыт таким же грубым, как мой. Даже Тэмми, которая потратила столько времени и усилий, чтобы подладиться к Барбаре, выглядела обескураженнной.

Рут начали давать очень сильный транквилизатор сразу же, как мы добрались до дому. Через несколько недель она начала поправляться. Фаунита снова стала спать весь день и бодрствовать всю ночь.

Кэтлин и я провели несколько дней, стирая вещи из нашей поездки. Я возвратилась в колледж, благодарная как никогда за возможность учиться.

Я была так рада, что не забеременела. Я хотела иметь детей, но была настроена сначала закончить обучение. Может, семья станет более спокойной ко времени, когда я получу диплом. То, чему я подвергалась, выглядело, как отклонение от истинного пути. Я не подвергала сомнению свою веру, но сомневалась в Мерриле. Если бы люди знали, думала я, что на самом деле происходит в нашей семье, Меррила бы осудили. Мы не жили согласно ценностям ФСПД.

АВАРИЯ

Через одинадцать месяцев после свадьбы я забеременела первенцем и была ужасно больна все девять месяцев. Утренняя тошнота, на которую жалуются некоторые женщины, просто взяла меня в осаду. Я похудела, выглядела бледной и чувствовала себя более слабой, чем могла себе представить. Я знала, что выйдя замуж, я потеряла контроль над своей жизнью. С беременностью, я потеряла контроль еще и над своим телом. У меня практически не было никаких дородовых осмотров и медицинской помощи. И хуже всего, моя беременность создала еще больше проблем в семье Меррила.

В ФСПД любую личную проблему рассматривают как прямое следствие греха. Серьезные эмоциональные или физические проблемы считаются проклятием от Бога. Также для женщины было бы опасным упоминать о любых трудностях, связанных с беременностью, потому что ее семья посчитала бы это бунтовством — если только, конечно же, вы не были Барбарой — к которой применялись двойные стандарты, и все прыгали вокруг ее приступов слезливости во время беременности.

Другие жены обсуждали, правда ли мне так плохо, или я просто хочу всеобщего внимания. Меня обвиняли в том, что я ломаю комедию в попытке поднять свой статус. Производить на свет огромное количество верующих детей — вот путь для женщины приобрести расположение не только мужа, но и Бога. Для общины не было чем-то необычным, если у женщины было аж семнадцать детей, и у большинства было по крайней мере двенадцать.

Моими самыми худшими врагами в семье Меррила чаще всего выступали его жены. У них не было никакого снисхождения для женщины, которая не вписывалась в их маленький идеальный полигамный шаблон. Женщина, которая не смиряется со своей бесправностью и полным подчинением мужу, будет страдать от нападок других жен как нарушительница спокойствия. К ней относятся с презрением, часто вербально оскорбляют и заставляют выполнять самую грязную работу по дому.

Даже в глубоко ханжеской фундаменталистской культуре сексуальный статус определяет твой уровень и власть. На женщину, отказывающую мужчине в сексуальном обслуживании, смотрят как на бунтарку. Распространяются слухи и другие жены обращаются с ней, как с ничтожеством. Но это работает и наоборот. Если муж проводит много времени ночью с одной из жен, другие жены начинают ревновать, потому что у нее теперь больше власти. Беременность, это тоже статусный символ, потому что демонстрирует, что твой муж считает тебя достойной рожать его детей. Это является обычным в многоженстве, когда мужчина предпочитает некоторых жен, и игнорирует других. Отвергнутые женщины обречены на пустую жизнь, полную позора. Отвергнутые жены также становятся примером для других того, что может с ними случиться, если они впадут в немилость у мужей.

Несмотря на то, что я была очень больна из-за беременности, я упорно стремилась доучиться еще два года до диплома. У меня были хорошие оценки по педагогике и плохие в бизнесе и чтении. Я пропустила летний семестр и едва успела закончить осенний семестр перед родами.

Артур родился 20 декабря 1987 года, после всего шести часов схваток, что впечатлило других жен. Тетя Лидия, старая акушерка, которая приняла обеих и мою мать и меня, помогла Артуру появиться на свет.

Я влюбилась в него как только увидела. Он был красивым ребенком и придал моей жизни смысл, которого раньше не было. Я имела значение, потому что имел значение Артур. Мое будущее оказалось важным, потому что в нем был он. Я хотела дать ему все самое лучшее. После его рождения я больше никогда не была одинокой. Мой брак разделил меня с моими младшими братьями и сестрами, поселив в моем сердце одиночество и неутоляемую жажду. Казалось, что мне подрезали корни. Но с Артуром я ощутила новую связь с жизнью. Меррил приехал на машине из Солт-Лейк-Сити в день его рождения и был радостно взволнован, когда впервые увидел его.

Через три месяца после рождения Артура я запаниковала, когда у меня снова начались менструации. Я знала, что мое тело не выдержит новой беременности так скоро, но я также знала, что не посмею отказать мужу в сексе. Тогда мой мир определенно сконцентрировался вокруг Артура, и я видела, что Меррил ощущает угрозу. Меррил бы урезал мое содержание, если бы я перестала с ним спать. Деньги были главным средством контроля для Меррила, так же как и для некоторых мужчин в ФСПД. Женщин, которые работали, заставляли отдавать всю зарплату мужьям, так же как и любые социальные пособия.

У Меррила была куча денег, но это не означало, что у нас была куча еды. Меррил давал нам пятьсот долларов в неделю, чтобы накормить по крайней мере тридцать человек каждый вечер и более пятидесяти на выходных, когда родственники присоединялись к нашему воскресному обеду. Но Меррил позволял своим подросткам-дочерям делать все закупки. Они разбазаривали основную часть денег на другие вещи. Много раз, когда Меррил был в отьезде с Барбарой, оставшиеся дома довольствовались только тарелкой супа и горсткой бобов. Некоторыми вечерами мы готовили что-то вроде нескольких баночек консервированного куриного супа-пюре, смешанного с большой кастрюлей риса. (Одна из причин, почему мои дети легко рождались — они были очень тощими.)

Нельзя было даже подумать о том, чтобы жаловаться. Я еще могла пожаловаться матери, что я голодна и не получаю достаточно еды, но если я начинала критиковать Меррила, она отказывалась слушать еще хоть словечко. У мужчины было абсолютное право контролировать свой дом так, как он считал нужным.

После рождения Артура я вернулась в колледж и взяла его с собой. У меня была родственница, чей муж посещал тот же колледж, и она нянчила Артура когда я уходила на пары в тот первый год. Я не хотела еще детей так скоро, но слишком боялась спросить какую-нибудь женщину в колледже о предохранении. Среди них я не чувствовала себя в безопасности. Когда я входила в класс, все таращились на меня так, будто бы боялись, что я сяду рядом с ними. В моих длинных платьях, я казалась чужачкой, кем-то из другого столетия, если не с другой планеты. Никто не делал никаких усилий сблизиться со мной, и у меня не было уверенности в себе, чтобы попытаться сблизиться с

ними.

Когда Артуру было семь месяцев, Меррил начал настаивать на том, чтобы я снова забеременела. Мы куда-то ехали вместе на машине и он сказал, что Артур уже достаточно большой, чтобы завести еще одного ребенка и что мы должны начать пытаться это сделать. Меня вывернуло наизнанку от подобной мысли, потому что я все еще была чудовищно измучена. Но я знала, что большая часть других жен Меррила беременели снова через три месяца после родов. Я все еще кормила Артура грудью и была очень слабой, когда снова забеременела в октябре и меня накрыло новой волной болезненной тошноты. Я чувствовала себя так, как будто у моего тела была аллергия на беременность. Мой вес стремительно падал. Я похудела примерно на десять килограмов и выглядела анорексичкой.

Жены постоянно нападали друг на друга, но когда я была настолько больна, мне казалось что я — центральная мишень. Они делали нападки на мой характер и смеялись над моей болезнью. Они не понимали, почему я не покаялась после беременности с Артуром и у меня продолжаются те же самые проблемы. Меррил наконец-то понял, насколько мне было плохо и, к моему изумлению, купил витамины. Он купил их, потому что у меня не было достаточно моих собственных денег. Я могла приобретать вещи там, где у него был открытый счет, поэтому все, что я покупала, было из универсама, а там не всегда продавали витамины. Через несколько месяцев я начала чувствовать себя немножечко лучше. Но у меня все еще были сильные головные боли и иногда меня рвало почти каждый час. Было трудно удержать хоть что-то в желудке, но некоторая еда держалась лучше, чем другая, и на этой хорошей еде меня рвало только раза три.

Поскольку я не могла найти няню на полную неделю и не могла выносить разлуку с Артуром более чем на три дня, по средам я совершала часовую поездку из Седара назад в Колорадо-Сити, забирала его и привозила с собой в колледж. Если у меня не было договоренности с кем то няньчить его в колледже, я привозила одну из дочек Меррила с нами, чтобы она помогала.

Когда я садилась в машину, чтобы направиться в Колорадо-Сити, шел легкий снег. За три года, что я училась в колледже, я ездила много раз через непогоду безо всяких проблем. В тот день я не слушала радио, и в том снеге, который падал, не было ничего необычного. Но отьехав от Седара на пятнадцать миль, на Черном Перевале, я обнаружила, что нахожусь внутри снежного бурана. Даже с включенными фарами я едва могла разглядеть больше чем 30-60 сантиметров пространства перед машиной. Я замедлила езду до передвижения ползком, и прижималась к обочине дороги, где, как мне казалось, безопаснее. У машины не было зимней резины, потому что это большая редкость — такой снег в Южной Юте. Я думала, что это какое-то странное явление природы и скоро все уляжется.

Я добралась до вершины перевала, умудрившись не соскользнуть. А затем я наехала на чистый лед. Машина вышла из под контроля и завертелась волчком. Я чувствовала, что она движется по часовой стрелке. Потом она обо что-то ударилась и завертелась в противоположном направлении. Рулевое колесо тоже вращалось, и я схватила его, надеясь вернуть хоть какой-то контроль над машиной, но это было невозможным.

Через ветровое стекло я видела дорогу, несущуюся на меня и понимала, что машина сейчас перевернется. Я также знала, что там недостаточно крепкий бордюр, чтобы удержать мою машину от падения с утеса на северную скоростную трассу. "Ой", — думала я, как в замедленной сьемке. — "Я, наверное, не выживу. Не знала, что умру именно так". Но затем машина обо что-то ударилась и изменила направление движения, бесконтрольно вращаясь назад, пока не ударилась в противоположный край дороги — подножие горы. Задний бампер принял на себя большую часть удара.

Когда я открыла глаза, я увидела снег, скалы и грязь из окна на моей стороне машины. Все остальные окна машины были разбиты, кроме моего. Морозный воздух врывался внутрь. Мои зубы начали стучать. Я не умерла. Я замерзала до смерти. Смутная картинка вращающейся машины мелькнула у меня в мозгу. Я попыталась сфокусироваться. Машина лежала на боку. Моя сумка с учебниками раскрылась и они рассыпались повсюду. Я подумала, что мне нужно собрать книги и убедиться, что у меня есть все, что понадобится для занятий. Я ползала внутри машины, и собирала все книги. После того, как я аккуратно сложила сумку с учебниками, до меня дошло, что я застряла внутри машины. Я уперлась одной ногой в ремень безопасности на пассажирском сиденье, подтянулась вверх и смогла открыть дверь, просто толкнув ее вверх. Я прошлась вдоль обрыва, с которого почти свалилась, посмотрела на северную скоростную трассу внизу и поняла, что спаслась. Но что теперь? Машина была полностью разбита, каждая сторона раздавлена, за исключение той, что со стороны водителя. Я ехала на роскошном автофургоне Меррила, потому что остальные машины были в ремонте. Я боялась, Меррил сойдет с ума.

Но мне грозили большие беды, чем гнев Меррила. Я застряла в мире снега и жуткой тишины. На мне был только легкий жакет, а в машине было слишком много разбитых окон, чтобы в ней можно было согреться. Теперь я должна буду медленно замерзнуть до смерти. И если я умру, умрет и мой ребенок. Я подумала, что можно попробовать спуститься вниз на скоростную трассу, где стояли несколько столкнувшихся других машин, потому что погода совершенно вышла из под контроля, и посмотреть, может быть я смогу залезть в одну из разбитых машин и защититься от непогоды. Но насколько я могла разглядеть вдали, те машины были в таком же состоянии, как и моя. Не было никакого движения на трассе — очевидно официальные лица закрыли трассу из за плохой погоды, и я понятия не имела, когда ее снова откроют. Все, что я знала — я застряла на вершине горы, пока не откроют дорогу. Я прислонилась к тому боку машины, который был ближе к горе. По крайней мере с одной стороны я была защищена от ветра. Но я знала, что долго так не протяну. Мои ноги заледенели, и я не чувствовала кончиков своих пальцев. Я знала, что у меня нет сломанных костей, но что насчет внутренних повреждений? Я была поглощена горем. Я разбила машину Меррила, убила своего ребенка, а вот теперь замерзну до смерти еще до того, как прибудет помощь.

"Прекрати сейчас же". Я не могла себе позволить так думать. Пошли к черту Меррила. Я не собираюсь волноваться из-за машины. Я хочу выжить. Я начала прыгать вверх и вниз, чтобы немного согреться и разогнать кровь. Снег все валил. Тишина подавляла. Я прыгала вверх и вниз, останавливалась и начинала снова. Но я слишком устала. Я хотела снова залезть в салон со стороны водительского кресла и заснуть. Может быть, помощь прибудет утром. Я прислонилась к машине. Может быть, я не засну, если буду продолжать стоять. Я могу отдохнуть, оперевшись на машину, просто закрою глаза на секундочку...

"Нет!" Понимание ударило меня. Если я прекращу двигаться, я замерзну до смерти. Артур больше никогда меня не увидит. Я его больше никогда не увижу. Прыгай! Я должна заставить себя прыгать вверх и вниз, чтобы вырабатывать тепло. Пять минут прыжков, пять минут перерыв. Я повторяла снова и снова. По пять минут. Потом еще раз пять минут. И еще раз. Я потеряла счет времени. Казалось, с момента аварии прошел только час, но у меня не было возможности проверить.

Неожиданно в отдалении я услышала шум. Это должно быть снегоочистительная машина! Я видела, как машина взбирается на перевал, а перед ней снег рассыпается в разные стороны. Я выбежала на середину дороги, высоко подпрыгивая, чтобы привлечь внимание водителя. Я кричала и вопила, но меня заглушил рев снегоочистителя. Машина проехала мимо. Я побежала за ней, крича и размахивая руками. Но это было бесполезно. Я осталась в своем замороженном, скованном тишиной склепе.

Когда меня снова начало заволакивать отчаянием, я услышала что-то еще. Звук шел снизу, с северной скоростной трассы. Двое людей стояли у своей машины и махали мне. "Эй, вы в порядке?"

"Да!" — ответила я им и начала пробираться вниз, осторожно спускаясь с утеса по направлению к двум незнакомцам.

Оказалось, что эти двое — студенты из Калифорнии, которые ехали в Университет имени Бригема Янга в Прово. У одного из них перевернулась машина. Его девушка ехала прямо за ним и успела остановиться. Ее машина была заполнена тем, что казалось, было всеми вещами, которые у них только были, но место водителя оставалось свободным. Они двое по очереди грелись там. Когда они увидели, какой замерзшей я выгляжу, то оба сказали мне залезть внутрь и согреться. Я не возражала. В машине ощущался холод, но это было таким облегчением — прекратить сражаться с бурей.

Пока мы ждали, мы болтали о том, до какой степени мы разбили свои машины. Я не рассказала им, что умираю от страха, что я убила своего ребенка.

Когда следующий снегоочиститель появился на скоростном шоссе, мы все трое принялись прыгать, чтобы он остановился. У него была рация и он вызвал помощь. Я сказала ему, что моя машина на южном шоссе. Он позвонил в полицию и я встретила патрульных у своей машины.

Полицейский обошел вокруг искореженного автофургона. "Вы были внутри, когда произошла авария?" — спросил он. Я кивнула. "И вы все еще можете стоять на ногах? Наверное, до черта было жуткое крушение".

Я сидела в тепле полицейской машины и пыталась заполнить рапорт об аварии. Но мои пальцы все еще не сгибались, поэтому я надиктовала, а полицейский записал мои слова. Снегоочистители сделали дорогу проходимой, и когда я все еще сидела в полицейской машине, подьехал один из друзей Меррила и остановился возле автофургона. Полицейский сказал, что наверное, это кто-то из моих знакомых, потому что он одет в типичную одежду ФСПД. Я поняла, что это брат Меррила. Пока двое мужчин разговаривали, прибыл еще один человек из общины. Он тоже остановился. После короткого совещания, он решил отвезти меня домой, а мой свояк сообщил, что он будет ждать эвакуатор.

Меррил знал о буране в Пейдже и знал, что я выехала домой. Он позвонил в мою квартиру в Седаре, и поговорил со своей дочерью, которая сообщила, что я выехала несколькими часами ранее. Потом он позвонил моим родителям узнать, может быть, они что-то слышали обо мне. Никто ничего не слышал. Меррил сообщил моему отцу, что там произошла куча аварий на дороге. Отец решил ехать меня искать. Ему нужно было пробираться через буран, который все еще бушевал в том районе. Он вел машину по маршруту, которым, как он думал, я поехала, и увидел автофургон Меррила в Урагане, куда его доставляли эвакуатором. Он был поражен видом разбитой вдребезги машины. Он посигналил водителю эвакуатора, и спросил что случилось со мной. Но водитель понятия обо мне не имел. Ото всех сторон прибывали скорые.

Мой отец сел за руль и сказал моей матери, что они просто отправятся домой и будут ждать новостей по телефону. Когда мои родители вернулись домой в полночь, они выяснили, что я в безопасности и звонила домой около часа назад.

Первое, что я сделала, вернувшись домой — прижала к себе Артура. Ему уже было больше года и на всей земле не был ничего более драгоценного для меня, чем он. Теплота его маленького тела, прижавшегося к моему, начала понемногу разгонять сковавший меня страх. И у меня заняло двадцать четыре часа, чтобы согреться. Но я все еще ничего не знала о том, как там моя беременность. У меня не началось кровотечение, и я подумала, что это хороший знак. Может быть, всего лишь может быть, ребенок выжил. Когда я застряла посреди бурана, я молилась и молилась Богу, чтобы он спас моего ребенка.

Я вернулась в колледж и снова принялась учиться. Колледж позволял мне сфокусироваться. Днем все было чудесно, но по ночам меня начали мучать ужасные кошмары. Я видела бесконтрольно крутящееся рулевое колесо и ощущала, как автофургон выскальзывает из под меня. Ужас все еще оставался глубоко внутри меня.

Я прекратила водить машину, но никому об этом не сказала. Я придумывала отговорки, почему я не хочу сама водить. В больших семьях всегда есть кто-то, кто желает и жаждет водить машину. Я была слишком травмированной, но никто так и не заподозрил истинную причину. Я никогда не водила машину. Иногда мне приходилось самой водить машину между колледжем и домом Меррила, но это было всего несколько раз и очень редко. Как только я получила диплом, я больше никогда не хотела водить машину.

Никто не знал, сколько усилий я приложила, чтобы получить диплом и как много значил он для меня. Это был момент сияющей гордости. Меррил и мой отец пришли на мою выпускную церемонию, но опоздали и пропустили начало. Я улыбалась, когда шагала через сцену, чтобы получить мой диплом бакалавра наук. Брак с Меррилом похоронил мою мечту стать доктором — он бы никогда мне этого не позволил. Но я гордилась, что мой брак не поставил под угрозу этот момент, и в самой глубине сердца я была благодарна, что мою беременность не уничтожила та авария.

Я не была уверена, что мне готовит будущее. Теперь, когда у меня был диплом, мне нужно будет вернуться в Колорадо-Сити и, впервые со дня моего брака, проводить каждый день в качестве четвертой жены Джессопа Меррила.

Утренняя тошнота продолжала убивать меня. Она наконец-то остановилась за день до того, как родилась моя дочь. Меррил приехал посмотреть на ее рождение. К счастью, другие не приехали. Она была прекрасным ребенком, весила семь фунтов и у нее было отменное здоровье. Я чувствовала себя изнуренной и в то же время ощущала облегчение.

Малышка покорила Меррила с первого взгляда. Когда ей было три недели, он обьявил, что ее будут звать Бетти. Это было его любимое имя и он все ждал, чтобы дать его любимой дочери.

Меррил всегда выбирал любимчиков среди детей. Всегда было понятно, кто они. У любимого ребенка всегда был выше статус среди других детей. Их ставили в пример и хвалили перед всей семьей. Прошли годы, прежде чем я поняла, как высочайший статус Бетти отразился на нашей семье и как он повлиял на наши жизни.

Когда она родилась второго июля, 1989 года, я просто была благодарна, что она жива и здорова. Теперь у меня были сын и дочь. У Артура была младшая сестра. В моем хаотичном мире появился островок любви. Мне был двадцать один год.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Через неделю после того, как я окончательно переехала домой, закончив колледж, у нас с Тэмми состоялся долгий разговор.

Почти за четыре года брака я сблизилась с Тэмми больше, чем другие жены. Тэмми в семье играла в игру "и вашим, и нашим". Она подлизывалась к Барбаре и Меррилу, но часто пользовалась своей властью, чтобы защитить других. В ранние годы моего брака ее удары ножом в спину были еще минимальными.

Меррил всегда был обеспеченным человеком, но конфликт со штатом из-за земли, которую он сдал в аренду для добычи гравия, и который разрешился не в его пользу, загнал его в финансовый кризис. Ему назначили девяносто тысяч долларов штрафа, что поставило его на грань банкротства. Последствия для нашей семьи были ужасны.

Из-за финансовых проблем Меррила, мы больше не могли принимать участие в бартерной системе общины. Раньше мы обменивали кредит на цемент на нужные нам товары, но потеряли эту возможность, когда Меррил больше не смог поставлять цемент из-за проблем с его фирмой.

Мы начали платить за все наличкой. Но ее было недостаточно. Меррил давал нам только сто долларов в неделю на еду для семьи из шести жен и тридцати детей, которые питались дома. (К тому времени еще десять детей женились или вышли замуж и разьехались). Теперь большинство закупок для семьи делали Тэмми и я. Дочери Меррила были только рады сбагрить на нас эту обязанность. Каждый член семьи давал нам список нужных ему вещей, от шампуня до зубной пасты. Но у нас не было достаточно денег, даже чтобы прокормить семью, не говоря уже о дополнительных товарах.

Мы с Тэмми говорили о том хаосе, который поглотил все наше домашнее хозяйство. У нас всегда были проблемы, но теперь, когда мы были голодны, стало хуже всего. Подростки, дочки Меррила, легендарные Тельницы, не жили как в сказке. Вместо этого они превратились в Золушек, которых заставляли оставаться дома и готовить еду, убирать, нянчить детей.

Они были мрачными и обиженными. Их также назначили ответственными за приготовление еды, выпечку хлеба для всей семьи, стирку большинства из детской одежды и за мытье всей посуды. Что усиливало их враждебность — так это то, что когда Меррил возвращался домой, он забирал всех жен на обед со стейком. Он купался в нашем обожающем внимании, в то время как мы пили красное вино. Никто из нас никогда не пил больше двух рюмок, некоторые едва выпивали половинку, но все равно это было царское угощенье.

Употребление алкоголя — одно из расхождений между Церковью Мормонов и ФСПД. Есть принцип веры, называемый "слово мудрости", который запрещает все алкогольные и горячие напитки. Ребенком меня учили, что центральная Мормонская Церковь не придерживалась принципа "слово мудрости" до того, как отреклась от полигамии и небесного брака. Верующие ФСПД придерживались более старых догм и считали, что следовать "слову мудрости" можно чисто по желанию. Многие из нас, в фундаменталистской вере, пили кофе, чай, пиво и вино, при том, что все эти напитки строжайше запрещены в основном течении Мормонизма.

Единственным способом, которым дочери Меррила могли выразить свое возмущение тем, что с ними обращаются как со служанками, была та небрежность, с которой они выполняли работу. Дом убирался время от времени, по большей части он был грязным. Тарелки обычно мылись тогда, когда одну из жен все доставало, и она сама их мыла. У нас редко было достаточно хлеба, потому что они его мало пекли. С почти двадцатью младшеклассниками и еще более маленькими детьми было почти невозможно вовремя управиться со стиркой. Ее нужно было выполнять по расписанию. Но этого никогда не происходило. В детских спальнях царил бардак. Везде валялась грязная одежда. Дом выглядел, как помойка, и он ею и был.

Несмотря на все свои восхваления Меррила и Барбары, Тэмми ненавидела тот хаос, с которым мы имели дело каждый день. Мы решили сделать все возможное, чтобы привнести больше порядка в наши жизни. "Я люблю вставать рано утром" — сказала Тэмми. - "Обычно я встаю в пять, поэтому нет никакой причины, почему бы я не могла готовить завтрак каждый день. Я также могу испечь хлеб загодя, вечером. Когда в доме нет хлеба, чувствуется, будто бы вообще нечего есть. А пока хлеб будет печься, я смогу подмести пол в кухне".

"То, что добивает меня больше всего — обед". — сказала я. - "Младенцы плачут и я не могу их покормить, потому что кто-нибудь готовит обед на кухне и не разрешает кормить малышей, пока не закончит готовку. Мы никогда не садимся обедать ранее восьми вечера и иногда не раньше полночи, что вообще недопустимо". Я совсем не жаждала взвалить на себя еще одну обязанность, но сказала, что буду готовить обед каждый день.

У нас все еще была проблема денег. У нас просто не было достаточно налички. Мы с Тэмми решили рассортировать список покупок и выкинуть оттуда все личные запросы. Людям придется обходиться без них. У нас все еще были дети, которые носили памперсы, что забирало очень большой кусок нашего бюджета.

Тем летом я засадила огромный огород, и мы умудрялись питаться плодами урожая каждый день. Мы покупали муку для хлеба и у нас в погребе были бобы, овощи, закатанные в банки и фрукты. Но несмотря на все наши усилия, напряжение в доме росло из-за неудовлетворенных потребностей.

Вместо того, чтобы оценить наши усилия, Меррил и Барбара были возмущены. Меррил ясно дал понять Тэмми и мне, что мы должны были посоветоваться с Барбарой, перед тем как делать любые изменения в ежедневной работе по дому. Однажды Меррил отказался есть обед, потому что я не посоветовалась с Барбарой перед тем, как его готовить. Я не могла поверить, что у этого мужчины такое эго.

Я не думала о нем, как о моем муже, даре Господа. Я думала о нем как о "том человеке", эгоцентричном садисте, за которого меня заставили выйти замуж, и который имел власть над моей жизнью и моим телом. Я ненавидела зависеть от него финансово. Я все еще верила в свою религию, но я знала, что Меррил не следует ее догматам так, как должен. Я знала, что то, как он обращается со мной и другими женами — неправильно, и при этом он оставался могущественным членом ФСПД. Меня все это расстраивало и озадачивало.

Переломный момент наступил через несколько месяцев после начала финансовых трудностей. У нас неделями не было таких вещей как шампунь, зубная паста и мыло. Как только пришла зима и огород вымерз, единственной едой, оставшейся дома, были пшеничные хлопья, которые мы ели на завтрак, и еще мы делали бутерброды из помидоров и ели их на ланч и обед. Мы собрали зеленые помидоры как раз до мороза и теперь они дозревали в корзинах. Каждый день мы их просматривали и отбирали достаточно созревшие для еды. Я думала, что как только Меррил поймет, что мы больше не можем кормиться с огорода, потому что все замерзло, он начнет больше заботиться о семье. Я оказалась неправа.

Меррил с Барбарой все еще жили в Пейдже на широкую ногу. Все, что зарабатывал Меррил, тратилось на поддержание их образа жизни и на их увлечение ресторанами и вином. Барбаре никогда не приходилось экономить или считать копейки. Барбара была настолько эгоистичной, что я думаю, она наверное наслаждалась тем, что обедает в дорогих ресторанах, в то время как мы дома пытаемся удержаться на плаву.

Я кормила Бетти грудным молоком, но очень беспокоилась за Артура. Из-за недостатка еды он терял в весе. Также я волновалась, что если мне самой не будет хватать еды, у меня не будет достаточно молока для Бетти. Я знала, что у нас абсолютно нет денег на молочные смеси.

Когда тем ноябрем Меррил приехал домой, кризис становился все более глубоким уже два месяца, а наши запасы еды истощились. Меррил созвал всех своих шесть жен в кабинет. Он обьявил, что только Барбара может вносить изменения в семейные дела и назначать работы. Меррил с энтузиазмом обьяснял, что теперь Барбаре будет подчинена каждая деталь жизни семьи.

"У меня возник один вопрос", — сказала я, когда Меррил закончил. - "Каким образом мы будем просить разрешения Барбары на то, чтобы зашнуровать наши ботинки, если она практически не бывает дома? Мне нужно понять, как это будет работать на практике?"

Шея Меррила покраснела, а лицо окаменело. Он был в ярости и начал орать на меня за то, что я ставлю его решение под сомнение. Меррил ненавидел, когда ему перечили.

Никто из других жен ничего не сказал. Но я знала, что они тоже сыты по горло издевательствами и унижениями.

Когда Меррил закончил орать на меня, я взглянула на него и сказала: "Ну, поскольку в этом доме из еды есть только бутерброды с помидорами, я буду звонить Барбаре, в то время как вы вместе обедаете стейком, и спрашивать у нее разрешения приготовить помидорные бутерброды на обед. Таким образом все будет исполняться так, как хочет она".

Если бы в тот моменту Меррила был пистолет, он бы направил его на меня. Я боялась его, но меня довели до такой степени, что мне уже было наплевать.

Меррил закипел: "Не смей обвинять меня! Ты так говоришь, как будто бы бутерброд с помидором нехорош для еды!"

Я коснулась запретной темы и произнесла вслух табуированное. Они пировали, в то время как мы почти голодали.

Остальные в комнате сидели так тихо, что я подумала, что они затаили дыхание. А я потеряла весь страх. Я редко противостояла Меррилу или Барбаре, но когда меня доставали черезчур сильно, у меня пропадал страх конфликта с ними. Я была сыта под завязку их жестокостью и постоянными унижениями.

Другие жены Меррила изредка жаловались, но он всегда их так давил и делал это таким болезненным способом, что они зарекались на будущее повторять подобное. Я думаю, что то, что начало выбираться из скорлупы во мне — было моим подлинным "я". Я перешла в режим выживания. Вкульте у тебя есть две личности — твоя сектантская личность и твое настоящее "я". Большую часть времени я была сектантской личностью, податливой, уступчивой и послушной. Но когда меня доводили до такой степени, когда на кон ставилось само выживание, мое подлинное "я" выступало вперед. Чем хуже становилась жизнь в семье Меррила, тем больше уверенности я находила в своем настоящем "я".

Твердым и четким голосом я сказала Меррилу: "Если бутерброды с помидорами — такая замечательная еда, почему ты и Барбара не едите их на ланч и обед, как все остальные из нас?"

Это было последней каплей, которая вызвал лавину. Остальные жены дружно вступили в то, что позже называли "знаменитая битва из-за бутерброда с помидором". Моя смелость вдохновила остальных женщин отыскать свою собственную. Они начали говорить Меррилу как это несправедливо, что они отдают все заработанные деньги ему и ничего не получают взамен. Их дети голодны, и они тоже. Как он может заставлять нас жертвовать всем, в то время как сами Меррил и Барбара живут, как короли?

На лице Барбары проступали шок и отвращение от наших слов, но она предоставляла Меррилу отвечать.

Несколько жен жаловались на то, что большинство маленьких детей в доме были детьми Барбары, и она должна быть больше вовлечена в уход за ними. Короче говоря, она должна начать вести себя как их мать. Кэтлин сказала, что больше не собирается расчесывать длинные запутанные волосы дочерей Барбары перед школой каждое утро. Тэмми потребовала у Барбары обьяснений, почему та только раздает приказы и никогда ничего не делает сама, чтобы помочь другим. Мы ясно дали понять, что она не является хорошим примером для остальных жен.

Барбара начала рыдать, когда все мы набросились на нее, затем вскочила и убежала. Меррил пришел в ярость и начал орать на нас за то, что мы ее обидели.

Он ругался на нас еще некоторое время, пока мы все просто не прекратили говорить. Наконец от потребовал рассказать ему, каких ответов мы от него ожидаем, если не собираемся выполнять то, чего он от нас хочет. Мы сказали, что нам нужны деньги, чтобы кормить детей, и что мы больше не можем продолжать жить без возможности купить личные предметы первой необходимости. Меррил наконец согласился дать нам больше денег на еду, но ясно дал понять, что он еще расчитается с нами за то, что мы только что сделали. Однако его угроза была бессмысленной. Меррил знал, что он слишком сильно на нас нажал, и что нам действительно нужны были деньги, чтобы выжить.

Наш дух воспрянул, когда мы снова смогли покупать еду. Иногда мы получали деньги на личные нужды, но чаще всего — нет. Это стало у нас дежурной шуткой.

Я знала, что Меррил ужасно зол на меня из-за того, что я спровоцировала весь этот бунт. Я также знала, что он злопамятный, и когда наступит подходящий момент, он расквитается со мной. Я не гордилась тем, что сделала. Нас унизили до того, что мы вынуждены были сражаться за еду. Я думала, как это лицемерно со стороны Меррила позволять большой семье голодать, в то время как он и Барбара не отказывают себе ни в чем в Пейдже.

Я была учительницей на замене уже три месяца, когда открылась вакансия на постоянную работу учительницей шестого класса. На следующий год меня перебросили к второклассникам. Были другие, более квалифицированные учителя в списке на вакансию, но она досталась мне, из-за близких отношений Меррила с Пророком, которые возникли из-за высокого положения его отца. Его отец, которого знали под именем дядя Рич, был апостолом, следующим по иерархии за Пророком.

Я была рада оказаться наконец в собственной классной комнате. Это было одноединственное место в моей жизни, где я контролировала происходящее каждый день. Но я ненавидела оставлять своих детей дома на небрежное попечение. Подростки, дочери Меррила нянчили Артура и Бетти, но я знала, что их сердца не лежат к этому. Хуже всего, дочери Меррила обращались с моими детьми как с людьми второго сорта и это огорчало меня. Девочки всегда отвечали очень агрессивно, когда я спрашивала их что-то о Бетти и Артуре, что еще больше угнетало во всей этой ситуации.

У Меррила было несколько дочерей постарше — бывших Тельниц, которые были примерно моего возраста и все еще незамужем после двадцати лет. В общинах ФСПД в Колорадо-Сити, Хилдейле, Солт Лейк и Канаде нарастало напряжение, потому что очень много девушек становились все старше и не выходили замуж. Пророк обычно организовывал сотни браков для девушек каждый год. Но когда главой ФСПД стал дядя Рулон, он не справлялся и не успевал организовывать браки. Частично проблема состояла в том, что он всегда жил в Солт-Лейк-Сити и не знал большинства семей в Колорадо и Хилдейле.

Родители боялись, что если их дочерям не будет назначен брак, те начнут думать, что сами могут выбрать кого-нибудь. Когда жалобы дошли до дяди Рулона, он сказал отцам, чтобы те сами устроили браки своих дочерей. Мы все понимали, что происходит, но никто не смел произносить этого вслух, потому что это было нарушением принципов ФСПД. Мужчина мог получить откровение от Бога, касающееся его семьи, но только Пророк получал божественные откровения о браке.

Меррил взял нескольких из своих жен в Солт-Лейк-Сити, когда отправился на собрание священства, которое проводилось каждые третьи выходные месяца. Тэмми и я остановились в одном номере отеля. Вечером, когда проводилось собрание священства, она пришла в нашу комнату полностью обьятая шоком. Тэмми села на кровать и как в трансе уставилась на стену.

"Тэмми, что-то случилось?" — спросила я.

Она подошла к столу и обхватила голову руками, а спустя несколько мгновений стукнула кулаком по столу. - "Да! Что-то случилось, и я плохой человек из-за того, что я сейчас чувствую!"

Я растерялась и не могла себе представить, что такого могло произойти.

Тэмми обернулась ко мне, по ее лицу стекали слезы. Оказалось, дядя Рулон только что женился на Бонни, младшей сестре Барбары и Рут. Бонни было чуть-чуть за двадцать, дяде Рулону чуть-чуть за восемьдесят.

Тэмми схватила бумажную салфетку и вытерла слезы с лица.

"Кэролин, я этого не перенесу! Именно это произошло со мной и я ненавижу, что такое же происходит с другой девушкой. Я знаю, что это такое, когда тебя выдают замуж за человека, который намного старше тебя. У тебя больше ничего не остается в жизни, ради чего стоит жить". Ее грудь сотрясали рыдания. Все ее горе от того, что ее юной девушкой заставили выйти замуж за дядю Роя, сейчас прорвалось наружу. Жизнь Тэмми украли у нее так же, как сейчас забрали жизнь у Бонни.

Тэмми было восемнадцать, а дяде Рою восемьдесят восемь, когда ее назначили ему в жены. Она рассказала мне, что дядя Рой был так стар, что спал с ней всего только несколько раз в течении десяти лет как они были женаты. Большую часть их брака он был болен и прикован к постели. Тэмми никогда не чувствовала, что у них есть хоть какие то отношения.

Быть женой Божьего Пророка — это очень публичная позиция, и за каждый шагом такой женщины будут тщательно следить. Если ты самая младшая жена, то слежка дополняется тем, что все твои посестры-жены, которые по возрасту годятся тебе в матери, ведут себя по отношению к тебе высокомерно, если не сказать — презрительно.

Тэмми прекратила плакать и сказала: "Выглядит так, как будто ее родители отвели ее как овцу на закланье и принесли в жертву ее невинность, чтобы их дочь числилась женой Пророка Божьего". С этими словами она вышла из комнаты и сказала, что она пойдет на улицу подышать свежим воздухом.

Я видела Бонни на публике несколько раз, после того, как она вышла замуж за дядю Рулона. В ее глазах погасли огоньки. На ней была еще более строгая одежда и она выглядела подавленной, будто от нее осталась одна пустая оболочка. У меня закрутило живот и почти затошнило. Бонни была на год младше меня, и всегда была красивой и полной жизни девушкой. Теперь она выглядела такой одинокой и потерянной. Я знала, как это тяжело — выйти замуж за человека на тридцать лет старше тебя, но одна мысль о том, чтобы выйти замуж за кого-то кто старше тебя на шестьдесят лет, была пугающей и непостижимой.

По общине поползли слухи, что теперь большинство браков назначаются отцами. Пророк практически не вмешивался в то, куда или за кого выдавали замуж девушек. Наши жизни были разменной монетой для других людей.

Я помню, как удивилась однажды, примерно девятью месяцами спустя, когда услышала, что Лоретта, одна из дочерей Меррила, выходит замуж, потому что у нее были еще несколько незамужних сестер, старше ее. Когда я спросила Меррила, за кого она выходит замуж, он обернулся ко мне с улыбкой: "Ну, за дядю Рулона".

Я села, слишком шокированная, чтобы стоять. Я не хотела устраивать сцен, потому что браки, как преполагалось, устраиваются Богом, поэтому я быстренько попыталась стереть все эмоции с лица. Я не посмела показать Меррилу свои истинные чувства. Но в глубине души я знала, что это он сам договорился о браке. Высокая и стройная, с копной смоляно-черных волос, с изумительными чертами лица, Лоретта была одной из самых красивых дочерей Меррила.

Я впервые увидела ее в старших классах, где она была верной последовательницей клуба Тельниц. Она просто жила и дышала книгой "Очарование женственности" и досконально постигла искусство манипулирования мужчиной. А теперь ее выдают замуж за наиболее могущественного человека в ФСПД, который, в восемдесят два года, скорее всего даже не заметит как она установит фильтр в кофеварку — вверх тормашками или наоборот.

Лоретта, казалось, без энтузиазма смирилась со своей участью. Она начала готовить свое свадебное платье как только узнала о предстоящем браке, который должен был свершиться через несколько дней.

Меррил решил, что вся семья поедет в Солт-Лейк-Сити — все шесть жен и примерно тридцать детей. Тем вечером была назначена свадьба и мы выехали утром караваном из шести или семи машин и грузовиков. Меррил обещал своим детям экскурсию на рыбную ферму по пути в Солт-Лейк- Сити. Он решил, что у нас есть на это время.

Это было по-идиотски, потому что у нас было недостаточно старших детей, чтобы помогать младшим с лесками и удочками. Через несколько минут запутавшиеся лески были везде — и на суше и в воде. Крючки впивались в волосы и в одежду. Царил полный хаос. Ферма кишела рыбой, но мы поймали только две.

После того, как мы покинули рыбную ферму, одна из машин нашего каравана сломалась, что задержало нас еще больше. Лоретта была вне себя. Это же была не просто свадьба. Дядя Рулон был просто помешан на пунктуальности. Он терпеть не мог людей, которые опаздывали, а теперь Лоретта не успела на собственную свадьбу и чувствовала себя опозоренной.

Меррил провел церемонию брака следующим вечером в доме дяди Рулона. Как старейшина ФСПД, он имел такую власть. Это было событие огромного значения, на которое пришло примерно сто человек. Лоретта выглядела ошеломляюще в скромном белом подвенечном платье с изящной кружевной отделкой. У дяди Рулона было надостаточно сил, чтобы стоять во время церемонии. Он сидел в кресле. Лоретта села в кресло рядом с ним. Его высохшая стариковская рука сжала ее ладонь в особом рукопожатии патриарха, что символизировало, как он будет держать ее за руку, когда воскресит и поведет прямо в рай после ее смерти.

Меррил сиял. Теперь у него был прямой доступ к Пророку. Я всегда знала, что Меррил жаждет власти. Но я никогда не осознавала, насколько ненасытным был у него аппетит, и какое человеческое жертвоприношение будет принесено, чтобы его удовлетворить.

МОЕ ПАТРИАРХАЛЬНОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Судьбу женщины в ФСПД определяют двумя путями. Решение о ее браке принимает Пророк, которому Бог говорит, кому из мужчин она предназначена. Но еще раньше (обычно в раннем подростковом возрасте), женщине дают патриархальное благословение, в котором говорится о цели ее жизни.

Когда младшие дочери Меррила получали свое патриархальное благословение, я поняла, что, по какой-то причине, я такого благословения никогда не получала.

Я спросила Меррила, не мог бы он договориться о патриархальном благословении для меня. Он удивился, что я до сих пор без благословения и согласился попросить одного из трех патриархов общины принять меня. Патриарх занимает третье место в иерархии ФСПД после Пророка и его апостолов.

Пророк получает для отдельных людей или для всей общины откровения в общих чертах. Хотя Пророк и скажет человеку, кого Бог назначил ему/ей в супруги, он не занимается открытием будущего каждого из молодых людей общины. Ответственность за это разделена между патриархами. В нашей общине благословения раздавали три патриарха.

Женщины никогда особо не распространялись о своих благословениях. Предполагалось, что мы будем держать эту информацию при себе, так как если много болтать о своем благословении, то его можно и потерять. Из того, что я слышала, большинству молодых женщин говорили, что они станут верными женами и матерями в Сионе, которым предстоит вырастить верных детей для Бога.

Мое благословение было иным.

Его мне дал Джозеф Барлоу, сын предыдущего Пророка. Меррил привел меня к нему домой, и мы зашли в уединенную комнату. Я села на стул, а патриарх возложил руки мне на голову. И заговорил глубоким низким голосом: "Цель сего благословения - узнать волю Божью относительно его дочери Кэролин, дочери Артура и Нурилон Блэкмор".

Он сказал мне, что я являюсь прямым потомком Авраама, Исаака, Иакова и Иисуса Христа. "Чистая кровь Иисуса Христа течет в твоих жилах", — проговорил он серьезным тоном. Я удивилась и не знала, что и думать. Я слышала, что некоторым такое говорили в их благословениях. Мне это казалось своего рода привилегией, хотя я и не знала почему.

До моего рождения я была одним из избранных духов, хранимая для самых последних дней, чтобы принять участие в правлении во время тысячелетнего царства мира. Во время своей смертной жизни я увижу второе пришествие Христа на Землю. Патриарх сказал, что меня специально выбрали для этого дара, из-за моей жизни до появления на Земле, когда я оказывала огромное влияние на изгнание дьявола из рая. Перед приходом на Землю я была очень умным духом и мой ум сослужил добрую службу во время войны в рае против выступивших против Бога духов.

Я внимательно слушала. В основном я ожидала услышать о браке и детях. А это было нечто намного большее.

Из-за моего ума Бог выбрал меня, чтобы снова использовать на Земле. Оказалось, что еще один из моих даров — проницательность. Патриарх сказал мне, что я могу смотреть на людей и знать, добрые они или злые.

Из-за моих даров, в потустороннем мире было много духов, которые присматривали за мной. Эти духи дадут мне возможность увидеть признаки приближающейся опасности потому, что Бог намеревался использовать меня для защиты Своего народа в последние дни. Меня также собирались использовать для работы в храме и назначить ответственной за священническое обучение множества народа.

Это было еще не все. Он мне сказал, что я буду работать с десятью коленами Израилевыми, когда они вернутся на Землю и многих из них я буду обучать лично. Это было огромной честью — жить до возвращения десяти колен, а участвовать в их обучении было редкой привилегией.

И, как будто бы этих обязанностей было недостаточно, он мне сказал, что самые драгоценные потусторонние духи ожидали своей очереди, чтобы прийти на землю в виде моих детей.

Благословение продолжалось, и патриарх сказал мне, что ко мне придут еще и другие возможности получения образования, и что я превращусь в отважного члена Богоизбранного народа.

Эти благословения исполнятся, если я буду верной Богу до конца своей жизни. В обмен на это мне было обещано, что в последний день я вознесусь на небо и меня защитит Бог.

После окончания благословения я растерянно вышла. Не у многих женщин в ФСПД были жизни, оказывающие хоть какое-то влияние на судьбы других людей общины. А мое благословение звучало как великое предназначение, которого я вообще-то никогда не искала.

Меррил так и не спросил меня о моем благословении. Я уверена, он подумал, что там не было ничего особенного.

ГАВАЙИ: СЕМЬ ДНЕЙ... И ВСЕГО ДВЕ НОЧИ

Когда я узнала, что Меррил планирует путешествие на Гавайи, мне сразу же стало ясно, что нас ожидает кошмар в раю. Однако даже я не смогла предвидеть, какой колоссальной катастрофой обернется эта поездка.

Впервые я услышала о планирующейся поездке в доме своего отца - и была расстроена. Здесь надо сказать, что после моего замужества мой отец и Меррил вновь стали деловыми партнерами. Они работали вместе и до этого, но с одной сделкой что-то пошло не так, и мой отец принял решение не вести больше никаких совместных дел с Меррилом, однако после нашего брака их партнерство возобновилось. Объектами их инвестиций были мотели, дома отдыха, и один или два ресторана. Они часто ездили вместе посмотреть, как идут дела в этих заведениях. Шестью месяцами ранее они ездили в Вашингтон, и Меррил брал с собой Барбару. Он практически всегда путешествовал вместе с Барбарой - ведь она была любовью всей его жизни.

Но теперь у него были еще три жены, и от него требовалось, чтобы в свои поездки он брал не только Барбару. Меррилу нужно было защищать свое лицо. В культуре ФСПД мужчине положено относиться к своим женам одинаково. На практике у всех есть любимые жены, но в теории семья должна быть единством равных под началом мужа, которого называют священнической главой. Связь между женщиной и Богом возможна лишь через ее мужа. Нас растили в полном убеждении, что мы не в состоянии сами получить откровение от Господа. Если Ему угодно сообщить, открыть что- то женщине, он передает это знание ее супругу. В той культуре, в которой я родилась, так было всегда: сменялись поколения, а это воззрение оставалось неопровержимым.

Если у мужчины появляются фаворитки, если складывается впечатление, что он не может полностью контролировать свою семью, это разрушает его репутацию в общине и создает почву для разговоров о том, что на этом человеке не почиет Дух Божий. Отчасти поэтому Меррил старался, чтобы мы все постоянно были беременными - так создавалась иллюзия, будто бы он поддерживает отношения с каждой из нас. Но это был лишь миф. В реальности он любил только Барбару и никого больше. Меррил был полигамен телом - и моногамен в душе. Он наслаждался властью, которую давала ему полигамия, и, как всякий нарцисс, он жаждал внимания. Но в сердце его было место лишь для Барбары.

Услышав о поездке на Гавайи, я поняла, что так скоро после путешествия в Вашингтон он не сможет опять поехать вместе с Барбарой. У отца я узнала, что отец оплатил дополнительные билеты, так что Меррил может взять с собой трех жен. Я была в ярости. Никто никогда не путешествует с несколькими женами. Так просто не бывает. Было унизительно и больно думать, что Меррил собирается -даже просто собирается — взять с собой трех жен. Я сказала обоим моим матерям, что не хочу ехать. Мама обвинила меня в неблагодарности, и сказала, что я понятия не имею, на что отцу пришлось пойти, чтобы меня включили в план на эту поездку. Мне было все равно. Отец мой знал, что Меррил несправедлив к своим женам, но он понятия не имел, до какой степени, он чувствовал мое недовольство, но не мог оценить его глубину, и, кажется, он верил, что это путешествие подарит мне надежду на то, что жизнь моя наладится.

Мне было двадцать два года и я подумала, что, возможно, это будет единственное большое путешествие в моей жизни. Меррил никого в семье не награждал по заслугам, и Барбара столь явно была для него на первом плане, что для меня было очевидно: при первой же возможности он вновь начнет путешествовать только с ней. Как женщины, мы не имели права путешествовать одни. И я не хотела разделять свое, скорее всего, главное путешествие в жизни с двумя другими женами Меррила.

Тэмми узнала о планирующейся поездке через несколько дней и тут же пошла разговаривать с Меррилом в его офис. Как и я, она была возмущена тем, что он берете собой нас троих.

"Если за путевки платит отец Кэролин, тогда пусть она и едет. Любой другой в этой поездке будет лишним", — говорила Тэмми.

Меррил был равнодушен к ее доводам. "Это мое путешествие, и я решаю, кого брать, а кого нет. Если я решу взять мою прекрасную жену Тэмми, я смею надеяться, что она с радостью примет приглашение".

Тэмми, в порыве решимости, столь для нее редком, не сдавалась. 'Ты говоришь так, как будто это комплимент. Ты приглашаешь меня ехать с тобой, чтобы не дать Кэролин возможность поехать с тобой. По-твоему, это должно меня радовать?"

Меррил злился: "Эта поездка не принадлежит Кэролин. Ты, Тэмми, нарушаешь все правила приличия, указывая мне, что я могу и что не могу делать в своей семье. Мы поедем с Кэролин вдвоем только в том случае, если я сам этого захочу. У тебя есть обязанность подчиняться своему мужу, но нет права задавать вопросы!"

Кэтлин была недовольна не меньше других, когда обнаружила, что на ее имя оформлен один из билетов. Она позвонила Меррилу в его офис в Пейдж и сказала, что она и только она должна ехать с ним на Гавайи. При этом Кэтлин звонила с телефона в доме, которым пользовались очень многие, и говорила так громко, чтобы слышать могли мы все. Она считала, что вправе ехать вдвоем с Меррилом, потому что до сих пор только она одна хотя бы иногда ездила с ним в короткие поездки. В этом не было никакой логики - она просто пыталась выбить поездку для себя. Мы все были замужем за Меррилом около четырех лет. Если бы право поехать было завязано на старшинство, тогда ехать должна была бы я, так как я была женой Меррила на семь месяцев дольше других.

К концу разговора Кэтлин была уже в слезах, и, повесив трубку, опрометью бросилась в свою комнату.

Я злилась, но понимала, что из разговоров с Меррилом ничего не выйдет. У нас в браке уже было несколько серьезных стычек, и я поняла, что нет смысла спорить с ним или отвергать его пожелания. Я была на ранних сроках своей третьей беременности и токсикоз у меня был такой, что меня рвало несколько раз в день. Мысль о том, чтобы лететь в таком состоянии на самолете, или оставить на кого-то своих детей, Артура и Бетти, приводила меня в ужас. О том, кто и как о них будет заботиться, когда меня не будет рядом, и говорить было нечего. Я не могла попросить ни сестру, ни подругу последить за ними - мне приходилось бросить их на попечении остававшихся дома жен.

Тихая и отрешенная собиралась я в поездку. Я знала, что в школе мне нельзя покидать рабочее место больше чем на неделю, не подготовив перед этим материалы для учителя-сменщика, так что я начала писать планы уроков на будущее. Я купила ткань и стала шить себе несколько легких платьев в дорогу. Тэмми увидела, как я работаю над платьем, и почувствовала угрозу. У нее уже был полный шкаф красивых платьев, но тут ей понадобилось еще семь для поездки. Тэмми купила ткань и попросила своих сестер сшить ей платья.

Она вышла на тропу войны. Она стала рассказывать всем, у кого были уши, что ее вынуждают ехать на Гавайи вместе со мной. Она вдруг начала перевирать все, и выставляла меня злодейкой, даже зная, что я не особо хочу ехать. Она буквально сходила по мне с ума: если я покупала себе что- то в дорогу, ей сразу же нужно было то же самое, но в пять раз больше. Кэтлин, тоже в тот момент беременная, старалась держаться в тени и в конфликты не вступать.

Я пыталась поговорить с Тэмми, но она и слушать не хотела. Я говорила ей, что раз уж это путешествие свалилось на нас, как снег на голову, и мы ничего уже изменить не можем, что мешает нам всем просто получать удовольствие от происходящего? Если мы постараемся, мы все можем хорошо провести время, или уж, по крайней мере, не усугубить то положение, в котором находимся сейчас.

Тэмми отвергла мои слова с пренебрежением. У нее была новая цель: беременность. Тэмми была единственной из жен Меррила, у кого никогда не было детей. Это было для нее настоящим горем, особенно с учетом того, что ее мать родила двадцать детей и имела огромное влияние на всю семью своего мужа. Рядом с ней Тэмми была никем. Женщина без детей, без власти, без статуса. Никто из нас, в наших-то полигамных семьях, не имел отношений с мужчинами хотя бы похожих на нормальные, но Тэмми даже тут, даже в нашей безумной культуре, выделялась в худшую сторону.

Ее выдали замуж за дядюшку Роя, Пророка, когда ей было восемнадцать. Ему было восемьдесят восемь. За следующие десять лет они не занимались сексом ни разу - он был слишком стар и слишком слаб. Выходя замуж за Меррила спустя десятилетие, вскоре после смерти дядюшки Роя, она все еще была девственницей.

И она расстроилась, когда я родила, потому что у нее никак не получилось забеременеть. Незадолго до того, как у меня родился Артур, у нее была внематочная беременность. Тэмми принимала Кломид - лекарство для повышения фертильности. Когда Меррил узнал, что одним из побочных эффектов Кломида является внематочная беременность, он пришел в бешенство и потребовал от Тэмми прекратить прием этого средства. Она отказалась. Меррил, в качестве ответной меры, перестал заниматься с ней сексом (она сама нам об этом рассказывала. Еще в течение трех лет мы слышали, как она кричит на Меррила, доказывая, что сделать ее беременной - его обязанность как священника).

Ее нестерпимое желание иметь детей все нарастало. Перед отъездом она вновь побывала у доктора и начала принимать двойную дозу Кломида. Она была настроена зачать ребенка на Гавайях. Чем больше она жаждала беременности, тем меньшую угрозу видела во мне. Она перестала нападать на меня, и все с большим энтузиазмом говорила о предстоящей поездке на Гавайи.

Меррил так ни разу и не сел с нами, не сообщил, что мы все вместе едем на Гавайи, не рассказал о своих планах. Нет, наша жизнь никогда не была настолько логичной. Мы где-то слышали о поездке, потом узнавали, что уже куплены билеты на наши имена, и каждая из нас начинала свои, никак не связанные с чужими, приготовления.

В утро нашего отъезда Тэмми была из всех нас самой довольной, Кэтлин - тихой и подавленной, а я смирилась со всем происходящим и говорила себе, на Гавайях надо будет посмотреть красивые пейзажи. Если это и в самом деле будет единственное путешествие в моей жизни, то следует узнать и увидеть как можно больше.

Перед выездом в аэропорт мы сели позавтракать. Барбара сидела рядом с Меррилом и выглядела очень опечаленной, ведь им предстояла расстаться на целых семь дней. За те четыре года, что я была замужем за Меррилом, это было самое долгое их расставание. Меррил, казалось, был угнетен и напуган, но деваться ему было некуда. Если бы он взял только Барбару, его репутация в общине была бы порушена. Ему нужно было хотя бы изобразить привязанность к другим своим женам. На прощание он поцеловал Барбару-и она разрыдалась.

Мы набились в машину и направились в аэропорт Лас-Вегаса. Багажа было так много, что его пришлось впихивать на заднее сиденье между Кэтлин и мной. Тэмми, дабы быть поближе к Меррилу, заняла переднее сиденье, и непрерывно говорила. Тэмми была неиссякаемым источником сплетен, и всю дорогу этот источник широко разливался, в то время как Меррил за все три часа пути не проронил ни слова.

Когда в разговор пыталась включиться Кэтлин, Тэмми резко обрывала ее, обвиняя в грубости. По словам Тэмми, это было ее путешествие, и поддерживать разговор будет она. Она требовала, чтобы Кэтлин не перебивала ее. Лицо Кэтлин исказилось от обиды.

Меррил был опечален тем, что ему пришлось оставить Барбару одну. Я переживала за Бетти и Артура и все еще ощущала утреннюю тошноту и слабость. Кэтлин грустила и жалела себя. Тэмми же была похожа на маньяка, возбуждена от ударных доз Кломида и полностью погружена в мысли о возможной беременности.

Вместе с нами ехало еще шесть пар из ФСПД. Состоятельные члены общины частенько ездили, зачастую даже по нескольку раз в год, на отдых в места типа Канкуна или Калифорнии.

В своих длинных платьях и нижних юбках в аэропорту мы представляли собой странное зрелище. Я готова спорить на что угодно, что мы единственные ехали на Гавайи без бикини, шортов и открытых маечек. Мужчины были одеты просто, в свободные брюки и футболки, а мы были закутаны в свою многослойную одежду. На нас пялились вовсю, но нам было все равно.

Пристальные взгляды меня не смущали, потому что я все еще верила, что мы - народ избранный Богом. Мне было двадцать два и моя детская вера по-прежнему была неколебима. Хотя я и не хотела идти замуж за Меррила, мою систему ценностей это не изменило нисколько. Я никогда не подвергала сомнению основное положение нашей веры, согласно которому, чтобы прийти на землю, дух должен быть достоин воплотиться в священническом доме. Мы должны были доказать, что мы достойны, прежде чем вселиться в душу ребенка.

Сам факт нашего рождения означал, что мы - ценные духи - один на миллион - и что когда придут последние дни, мы будем взяты на небо живыми. Так что к моменту когда ты рождаешься в культуре ФСПД, ты уже выиграл своего рода лотерею. Ты — дух, избранный, чтобы делать на Земле Божью работу, что само по себе бесценно. Когда Господь дает кому-то из своих детей так много, это налагает и огромную ответственность. Снова и снова нам повторяли: "Кому много дано, с того много и спросится".

И хотя мне и было странновато и неприятно, что люди смотрят на меня, я не чувствовала себя смущенной. Я была одной из чистых и избранных. На людей, считавших, что я выгляжу странно, я смотрела свысока. Они были порочны и просто менее развиты.

Тэмми настояла, что во время перелета из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес будет сидеть рядом с Меррилом. Кэтлин и я сидели на два ряда дальше позади них. В Лос-Анджелесе у нас была пересадка. После этого у Меррила оказались рядом свободные места, слева и справа, и после того, как Тэмми заняла одно из них, я села на второе. Это разозлило Кэтлин и она села на свободное сиденье рядом с Тэмми. Но она все равно чувствовала себя лишней и начала хныкать и делать обиженное лицо. Меррил сделал ей замечание, довольно насмешливое и грубое, и она умчалась в хвост самолета, где были свободные места. Вскоре мы услышали, как она плачет.

Другие пассажиры смотрели на нас и пытались объяснить себе наше странное поведение. Другие несколько пар из Колорадо-Сити из уважения к Меррилу сделали вид, что ничего не заметили. Теперь, когда Кэтлин была доведена до слез и сослана в хвостовую часть самолета, Тэмми чувствовала себя победительницей.

Ее новой целью стала я. Как я могу бросить мою сестру-жену в таком состоянии? Как можно быть такой черствой и эгоистичной? Я сдерживалась, пока хватало сил, а потом выпалила, что у меня нет желания присматривать за Кэтлин как за младенцем. Тут Меррил засмеялся и за всю дорогу, с самого их с Барбарой слезного прощания, это было первое проявление хоть какого-то интереса к происходящему вокруг с его стороны.

Перелет был долгим, а страсти не прекращались ни на минуту. Я надела наушники и стала смотреть фильм. В те времена в ФСПД у многих были дома телевизоры и поход в кино или театр не был особенной редкостью. Хоть у меня и был определенный контакт с внешним миром - в основном через школу и колледж — пребывание на борту самолета было для меня совершенно новым опытом. Но когда мы наконец приземлились в Гонолулу, я чувствовала себя выжатой и измученной.

Мы с Меррилом вышли из самолета вместе, и кто-то подошел к нам и накинул нам на шеи знаменитый гавайские венки. Фотограф, снимающий туристов, щелкнул камерой. Тут, откуда ни возьмись, выскочила Тэмми и заявила, что она и Кэтлин тоже с нами. Она настояла, чтобы фотограф снял нас всех четверых вместе.

Мы сели в автобус-шаттл, который должен был отвезти нас в отель. Я села рядом с Меррилом, что окончательно взбесило Тэмми. Она продолжала поддевать его: "Отец, Кэтлин и я ведь тоже с вами, правда?".

Меррил не отвечал. Тэмми не отступала: "Отец, а с кем из нас ты собираешься сегодня спать?" Вопросы ее становились все более специфическими: "А почему ты снова сидишь с Кэролин? Сексом тоже будешь заниматься только с ней? А нам как же быть?"

Остальные туристы старались не смотреть на это выездное представление психиатрической больницы. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Даже другие пары из Колорадо-Сити были явно растеряны. Мой отец покраснел. Я понимала, что его смущают безумные речи Тэмми. Меррил делал вид, что его здесь нет. Тэмми доставала все наше грязное белье и швыряла ему в лицо, а он не выдавал ни малейшей реакции.

Когда мы прибыли в отель, Меррил сказал, что у него болит голова. Он отвел нас с Кэтлин в одну из наших двух комнат и поцеловал нас на сон грядущий. Тэмми ликовала так, как будто ее только что короновали.

Кэтлин была в ужасном настроении, она все еще сердилась из-за того, как с ней обошлись в самолете. Я пыталась поговорить с ней, но она говорить не хотела. Однако не прошло и нескольких часов, как к нам постучалась Тэмми. Теперь и она была крайне расстроена, и в то же время взвинчена. Оказалось, Меррил и ей сказал, что у него болит голова, и уснул. Он не стал заниматься с ней сексом. Ей нужно было, чтобы мы ее пожалели, так как мы были беременны, а она - нет.

И ничего она не получила. Она была злой, сходила с ума, пыталась манипулировать нами. Мы с Кэтлин заказали обед в номер, но она отказалась со мной разговаривать, и мы ели в полном молчании.

Добро пожаловать в рай.

На следующий день ранним утром Меррил постучал в нашу дверь и спросил, готовы ли мы идти на завтрак. Мы спустились в роскошный ресторан в саду с видом на океан. Меня словно обожгла обступившая нас красота. В воздухе пахло соленой морской водой, и утренним бризом, и душистыми шелками. Мне хотелось напиться допьяна яркими красками этого утра, но в воздухе уже повис смертельный вопрос - кто будет сидеть рядом с Меррилом?

Одно сиденье заняла Тэмми, второе я. Последовала перепалка, в результате которой Кэтлин вообще отказалась сидеть за нашим столом. Тэмми продолжала как заведенная: "Ты ведь сидел с ней в самолете, и в автобусе тоже сидел..." Подошла официантка принять наш заказ, и ей пришлось ждать, пока Тэмми замолчит.

В конце концов мы сделали заказ, поели, и отправились на нашу первую экскурсию. Другие пары брали напрокат юркие машинки с открытым верхом и разъезжали в них туда-сюда по Оаху. Но Меррил арендовал фургон. Похоже, он решил все сделать для того, чтобы ни одна из нас не получила ни малейшего удовольствия от этой поездки. Это была такая своеобразная месть за невозможность разделить поездку с Барбарой.

В открытой машине мне, наверное, было бы проще переносить мою изнуряющую утреннюю тошноту. Меня по-прежнему рвало по нескольку раз на дню. Извилистые и неровные дороги тоже не способствовали улучшению моего самочувствия. Мне пришлось просить Меррила съехать с дороги, чтобы я могла хотя бы блевать не в салон. Я чувствовала себя такой жалкой, униженной. К тому же, в моих длинных нижних юбках и платье в такую жару было невыносимо.

Меррил заметил, что мне уж слишком плохо, и остановился, чтобы раздобыть мне чего- нибудь перекусить. Это вывело из равновесия уже Кэтлин - она ведь тоже была беременна, но Меррил вообще не уделял ей внимания. Изобразить укачивание и тошноту она не могла, но стала жаловаться на головную боль. Меррил снова остановился, чтобы купить ей аспирин, и продолжил ухаживать за мной. Мне не нужно было его внимание - мне хотелось лишь, чтобы меня перестало выворачивать. Мы остановились и немного поели, что, надо сказать, немного ослабило тошноту.

После нескольких часов таких приключений Тэмми заявила, что не в состоянии больше терпеть такое мое поведение. Я, по ее словам, портила ей все путешествие. Если мне так плохо, почему я не осталась в отеле? Я

возразила ей, что заботиться о своей беременной жене - обязанность всякого хорошего мужа, а если ее это слишком беспокоит, то ей лучше присоединиться к какой-нибудь другой паре.

И все-таки мы вернулись в отель и пошли обедать. Я предпочла сесть с моим отцом и его женой Рози. Как же хорошо было просто поесть, не выслушивая чьих-то жалоб и возмущения! Но затишье продлилось недолго.

Когда я вернулась в отель, Меррил сказал мне взять вещи и идти ночевать в его комнату. Тэмми он сообщил, что проведет эту ночь с Кэтлин. Тэмми, понятное дело, была раздражена.

"Отец, когда ты остаешься со мной, ты только спишь. Ты уже заделал Кэролин ребенка. Нельзя тебе теперь с ней заниматься сексом". Отсутствие ответа только разозлило ее еще больше: "У тебя в прошлую ночь болела голова, поэтому мы не занимались сексом. Кэролин и Кэтлин уже беременны. А я — нет".

Меррил все молчал. Тэмми не сдавалась: "Я же знаю, что тебе сегодня уже лучше, и ты ведь будешь заниматься сексом стой, с кем останешься ночью, верно?Так вот, это должна быть я. Ты меня уже заставил поехать на эту экскурсию вместе со всеми ними. Весь день мне приходилось делить тебя с ними, но я не собираюсь делить тебя с кем-то еще и ночью". Я была обескуражена, но спорить с ней не решалась. Я взяла свой чемоданчик и пошла в комнату к Меррилу, радуясь, что мне не придется спать в одной комнате ни с Тэмми, ни с Кэтлин.

Меррил включил телевизор. Через несколько секунд зазвонил телефон - Тэмми продолжала наступать. Меррила только радовало, что вокруг него так носятся. Его нарциссизм на таких удобрениях цвел и вонял. Ему было приятно, что его жены готовы драться за право спать с ним, и его вовсе не интересовало, что Тэмми уже не вполне здорова психически. Он, кажется, вообще этого не замечал. За тот вечер она позвонила еще несколько раз. Позже я узнала, что свой монолог она повторяла еще и перед Кэтлин: суть его было в том, что Меррил занимается со мной сексом во время моей беременности, что по понятиям ФСПД является грехом.

Доктрина ФСПД гласит, в частности, что мужчина должен воздерживаться от секса со своей женой, пока она беременна. Но существует лазейка. Мужчина, получивший священство, считается носителем воли Божией. Его "озарения", как считается, передаются ему Богом. Если он получил "озарение" спать со своей беременной женой, в этом нет ничего плохого, так как тем самым совершается Божия воля.

И каким-то совершенно непонятным для меня и необъяснимым (со стороны Меррила) образом именно беременность заводила его в сексуальном плане. Мы никогда не говорили о сексе - ни до, ни после, ни во время него. За семнадцать лет замужества я ни разу не видела Меррила голым, потому что сексом мы занимались в полной темноте. Секс был отрывочным и завершался за пару секунд. Меррил не издавал ни звука. Потом он долго лежал на мне. Он сильно сдавливал меня и иногда мне казалось, что я вот-вот задохнусь. Наконец он, подобно туше какого-то крупного животного, сваливался с меня и засыпал.

Особенно необычным наш секс делало то, что мы занимались им исключительно одетыми в наше длинное нижнее белье - кроме той ночи на Гавайях, когда мы занимались сексом полностью обнаженными. Я была потрясена, когда он снял с меня все белье и начал касаться моей кожи. Это было какое-то особенное ощущение, и надо, сказать, гораздо более приятное. Но я постаралась не отзываться на его ласки, потому что была уверена, что этого больше в моей жизни не будет.

Всякая женщина в полигамном браке знает, что ее единственная сила в ее отношениях с мужем. Я не чувствовала симпатии к Меррилу. Яне хотела выходить за него замуж и тем более не хотела с ним спать. Но я понимала, что мое выживание и то качество жизни, которое я смогу обеспечить моим детям, зависят только от выстраивания отношений с Меррилом. Доставлять ему удовольствие - или, по крайней мере, не злить его - вот навык, который я собиралась оттачивать до совершенства, чего бы это мне не стоило. В мои двадцать два мне казалось совершенно естественным подстраиваться под его потребности. Я знала, что именно так выживали поколения женщин в моей семье.

Чтобы иметь власть в семье Меррила, мне следовало стать для него важной. Это дало бы мне статус выше, чем у других жен и защищало меня от их нападок. Человеку, который здесь не жил, невозможно объяснить, насколько эта среда наполнена соперничеством. Выживали только сильнейшие. Никто и никогда в нашей семьей не пытался щадить своих сестер-жен.

Кэтлин и Тэмми видели угрозу в моем сближении с Меррилом. Они чувствовали, что любое его внимание, оказанное мне, оказывалось за их счет. Обмен любезностями возобновился на следующий день за завтраком: спорили, кто сядет рядом с Меррилом. Иногда я задумывалась, как же так вышло, что мы соревнуемся за внимание человека, которого ни одна из нас не любит, не хочет и замуж за которого ни одна не желала идти.

После завтрака мы полетели на остров Кауаи - из всех виденных нами островов это был самый живописный. Он казался подражанием Эдемскому саду Библии. Я никогда не видела столько растительности. Остров был более зеленым, чем можно было вообразить. Даже из трещин в нахмуренных скалах рвались наружу зеленые стебли. Цветы, яркие, будто детские краски, не цвели - они пылали. Верхушки деревьев были усыпаны, как ожерельями, тропическими птицами. Синева Тихого океана, казалось, отражала небо и лишь добавляла жизни той прекрасной земле, которую окружала.

Наш домик в несколько номеров стоял на самом пляже. Я сняла туфли и пошла искать кого- нибудь, кто хотел бы погулять со мной по берегу. Тэмми и Кэтлин решили остаться в домике с Меррилом, который собирался подремать. Меррил дал понять, что будущую ночь он проведет с Кэтлин.

Рози, моя мать, вызвалась прогуляться вместе со мной. Вокруг царил покой. Рядом шумел теплый океан, мои ступни утопали во влажном песке и сверкающая вода омывала их. Дул мягкий бриз и воздух, казалось, был чистейшим. Но о том, чтобы поплавать, у меня не возникло и мысли. У меня не было купальника и, пока мы были на Гавайях, я никогда не думала о том, чтобы зайти в океан или хотя бы в бассейн. Членам ФСПД обычно не разрешается близко подходить к воде, так как это владение дьявола. Считается, что если ты окажешься в таком месте, которым безраздельно владеет дьявол, он может отнять твою жизнь. На практике этот запрет часто нарушался; члены ФСПД плавали, но лишь полностью одетыми. Если твое тело покрыто одеждой, плавание считается дерзостью, но не грехом и не злом.

На пляже было так хорошо, что мне не хотелось уходить. Среди всей этой красоты я вдруг почувствовала радость и такое всеобъемлющее чувство покоя, которое не с чем было сравнить. Впервые вокруг не было злости, соперничества, напряжения, и это чувство охватило, ошеломило меня. С Рози у меня были чуть покровительственные, но мирные отношения. Я никогда не рассказывала ей откровенно о своих

переживаниях, потому что знала, что она не поймет, что я пытаюсь сказать. Она была второй женой моего отца и его любимицей. С моей матерью они никогда не ладили. Если бы я честно поговорила с Рози о своей жизни, она ответила бы, чтобы я прекращала жаловаться и ныть. В ее глазах Меррил был человеком Божиим, и почитать его всю свою жизнь было моейпервейшей обязанностью.

На пути с пляжа мы нашли несколько кокосов, свалившихся с деревьев. Придя в наш номер, мы вскрыли их ножом и нарезали. Меррилу очень понравилось - настолько, что он тут же решил отправить по дюжине кокосов в подарок своим друзьям.

Вместо того, чтобы расслабляться или любоваться прекрасными видами Кауаи, Меррил организовал нас собирать кокосы и отправлять их его друзьям курьерской службой UPS. Теперь когда мы работали, а Меррил отдавал приказы, напряжение между нами спало. Труд был тем, что каждая из нас хорошо понимала и знала. За всю поездку это был самый мирный, не наполненный соперничеством момент.

Когда кокосы были отправлены, мы пошли ужинать в ресторан с гриль-баром, расположенный над океаном на огромной скале. Нас окружал звук бьющихся о камень волн.

На Кауаи волны казались больше и тяжелее, чем на других островах. Каждый раз, когда вода билась о скалу, я слышала плеск разлетающихся брызг. Я полюбила этот мерный, успокаивающий ритм волн, мощный, огромный, но совсем не пугающий. Я вдруг ощутила себя маленькой, но при этом защищенной, в безопасности, что нечасто бывало прежде, и этот было так непохоже на дешевую мыльную оперу, разыгрывавшуюся вокруг меня все эти годы.

Тэмми по-прежнему злилась, что Меррил собирается провезти ближайшую ночь с Кэтлин. Она опять визгливо кричала, что все это несправедливо, но Меррил ее не замечал. Я отказалась спать с ней в одной комнате и ночевала на диване в коридоре. После трех по-настоящему адских дней вместе, свой собственный диван был радостью и роскошью.

Следующим утром Кэтлин была веселой и довольной, что сразу сказалось на общей атмосфере. Моя утренняя тошнота отступила и я чувствовала себя лучше, чем в предыдущие дни. Мы провели день, осматривая Кауаи, поднялись на самую высокую точку острова, откуда открывался завораживающий вид на весь остров. Маяк на вершине как магнит притягивал к себе тысячи птиц, которые волнами то окружали скалу, то вновь улетали прочь. Спустившись пониже, мы побродили по тенистым, окруженным пальмами дорогам вдоль пляжа.

Тэмми знала, что теперь, в ближайшую ночь, ее очередь спать с Меррилом, так что она вела себя вполне разумно и на людей не бросалась. День экскурсий и прекрасных видов мы завершили ужином в одном из самых знаменитых ресторанов острова. И вот тут, когда я заказала креветки, с Меррилом случился настоящий припадок.

Меррил не ест креветки, а это означало, что и мне нельзя их есть. Это просто аморально с моей стороны - любить то, что не нравится моему мужу! В ФСПД женщина должна пребывать в полной гармонии со своим мужем. Верная жена никогда даже и подумать не сможет о том, чтобы есть что-то не нравится ее мужу. Из рыбы Меррилу нравился только палтус. В меню его не было. Я заказала мясной стейк.

Эту ночь с Меррилом должна была провести Тэмми, поэтому вечерних страстей у нас не было. На следующее утро мы поехали в Гонолулу с пересадкой в Мауи. Когда мы забирали багаж, выяснилось, что один из чемоданов Кэтлин - тот, в котором хранилось ее длинное белье - пропал.

Она тут же начала неконтролируемо, горько рыдать. Мне подумалось, что ей повезло - теперь она не обязана носить свои нижние юбки и прочее белье до конца поездки. Я в этом белье всегда ощущала себя неуклюжей, а в тропиках все было еще хуже, потому что помимо белья нам приходилось носить еще три пары чулок - сначала легкие поддерживающие чулки, на них плотные танцевальные носки, а потом еще более плотные поддерживающие чулки, чтобы все ниже надетое не свалилось.

И у меня, и у Тэмми было дополнительное белье, но делиться им было недопустимо. Кэтлин просто не повезло, и утешить ее было нечем. Меррил предлагал ей тысячу долларов на покупку одежды взамен потерянной, но ей не нужны были деньги - ей нужны были ее вещи.

Цирк с конями возобновился в отеле, когда Меррил объявил, что собирается ночевать со мной. Тэмми буквально взрывалась. Она провела с Меррилом две ночи и теперь ставила меня и Кэтлин в известность, что секса у них не было ни разу. Она вновь набрасывалась на Меррила, она кричала о его греховном поведении, называла его аморальным за то, что, что он не помогает ей забеременеть, а вместо этого занимается сексом со мной, когда я уже беременна.

Не успели мы толком войти нашу комнату, как Тэмми уже нам звонила. Оказывается, Кэтлин не пускала ее в их комнату, более того, Кэтлин забаррикадировалась внутри, подперев дверь мебелью. Она кричала изо всех сил: "С меня хватит! Я видеть тебя больше не могу!"

Меррил выслушал, как Тэмми по ролям пересказывает происходящее и сказал, что он со всем разберется. Он вызвал к себе Кэтлин и отчитал ее. Зачем она вообще поехала сюда, если не может вести себя нормально? Выслушав причитавшуюся ей порцию унизительных замечаний, Кэтлин отступила и впустила Тэмми в комнату. Меррил и я занялись сексом. Все застежки на нас были расстегнуты, но длинное нижнее белье мы так и не сняли.

За завтраком никто не разговаривал. После завтрака мы пошли в наш фургончик и вновь поехали по экскурсиям. Хотя срок беременности у Кэтлин был еще совсем маленький, она ходила с трудом и дрожала, как будто была уже в родах. Таким образом она пыталась показать, какую жертву она приносит ради Меррила - хоть он ее и унизил, а она все равно держится из последних сил и носит под сердцем его ребенка.

Странно, но этот день прошел относительно спокойно. Другие пары нам по пути не попадались. Тэмми, казалось, смирилась с поражением, Кэтлин не шумела, а я сидела у окна фургончика и старалась подавить позывы к рвоте.

В тот день по дороге, уже после обеда, я сделала то, что редко решалась сделать: сказала Меррилу, что его дочери-подростки дома постоянно ведут себя грубо по отношению ко мне и моим детям. Раньше, когда я жаловалась на это, я всегда выслушивала в ответ, что это-де моя вина. Меррил всегда ощущал полное взаимопонимание со своими дочерями, и утверждал, что, раз они меня поправляют, значит я делаю что-то неправильно. И теперь я обвинила его в том, что он использует своих дочерей, чтобы контролировать и наказывать меня, и предупредила, что я буду защищать себя и своих детей.

Тэмми и Кэтлин внимательно слушали. В сущности, им доставалось от дочерей Меррила еще больше, чем мне. Тэмми всегда старалась их задобрить, даже если для этого приходилось согласиться с их обвинениями. Кэтлин, всегда бескомпромиссная, срывалась, кричала, а потом убегала в свою комнату и плакала там.

Я старалась не говорить с Меррилом о своих чувствах, потому что он срывался на крик всякий раз, когда ему высказывали хоть какое-то недовольство. Но эта неделя на Гавайях выдалась настолько безумной, что я, кажется, потеряла всякий страх перед его вспышками гнева. Меррил попросил меня не шуметь. Я сказала, что ему меня не заткнуть.

Я вспомнила недавний случай, конфликт между мной и одной из его дочерей. Он прорычал: "Кэролин, если бы ты стремилась делать то, что угодно твоему мужу, то у моей дочери не было бы ни малейшего повода с тобой так обращаться! Если кто-то, кто выполняет мои указания, делает тебе замечание, не отвечай со злостью! Наоборот, поблагодари ее за внимание, за то, что она тебя поправляет, и повинись, что у тебя нет гармонии со мной. Я знаю, что ты неправа, потому что ты никогда не пытаешься говорить со мной об этих ситуациях".

Это взбесило меня: "Я никогда не говорю с тобой, потому что ты отказываешься слушать. Я всегда неправа, автоматически неправа, какие бы дикие поклепы на меня не возводились. Я уже давно поняла, что идти к тебе - это получить еще дополнительных оскорблений, а не справедливость".

Меррил пытался заставить меня замолчать. Он сказал: "Если меня нет дома, и кто-то из семьи узнает о чем-то, что идет против моей воли, то у тебя нет никакого права ей мешать".

Я настаивала: "Если они говорят что-то оскорбительное, у меня как у человека есть все права защищать себя и своих детей любыми средствами. Если твои дочери хотят объявить мне войну - тогда знай, что я безответно терпеть не собираюсь".

И тут, к моему удивлению, вклинилась Тэмми: "Меррил, это очень нехорошо, что ты настраиваешь своих дочерей против своих жен, и позволяешь им обижать нас и других детей. Если тебя не устраивает что-то, что мы делаем, почему не сказать об этом прямо? Зачем прятаться за своих детей?"

Ей удалось разозлить Меррила не меньше моего, а то и больше. Он нанес ответный удар: "Если бы хоть одна из вас слушалась меня, этого разговора бы не было. Вы с Кэролин сейчас говорите такие вещи, о которых, я вас уверяю, вы еще пожалеете".

Угрозы Меррила оторвали - впервые за все время - Кэтлин от ее молчаливого раздумья. "Я думаю",- сказала она - "что человек, который поощряет недопустимое поведение своих детей, грешит против Бога и Пророка. Мужчина должен учить своих детей, чтобы они с любовью относились ко всем своим матерям и были бы снисходительны к их промахам. Дети не вправе осуждать своих матерей или предпринимать какие-то действия против них. То, что ты делаешь, разрушает твою семью". Она завелась, и остановить ее было уже невозможно: "Может быть, Тэмми и Кэролин и правда заплатят за то, что они тебе сегодня сказали, но это не отменяет другого: ты поступаешь неправильно".

Я не верила своим ушам: мы все втроем единым фронтом выступали против Меррила. Ни одна не собиралась отступать. Он замолчал.

Что же случилось!? В течение пяти дней мы были готовы перегрызть друг друга, а сейчас мы вместе выступаем против нашего общего мужа. Но Меррил, если и был расстроен, виду не подавал. Он был загнан в угол и вынужден слушать. Ему явно не нравились наши обвинения в грубости. Хотя он и не пытался прекратить обвинения и оскорбления в наш адрес, но, по моему мнению, он все же осознавал, что происходит что-то плохое. Но знал он и то, что в конце концов наши протесты ни к чему не приведут.

После ужина, другие пары из нашей общины взяли нас с Тэмми с собой покататься в их взятой напрокат открытой машине. Мне нравилось чувствовать ветер на коже и волосах: я никогда прежде не ощущала такой свободы. Ветер растрепал мои волосы, покрытые толстым слоем спрея для укладки, и бросал пряди мне в лицо. Ничто не отделяло меня от внешнего мира. Это было древнее, дикое чувство, непривычное, но такое потрясающее для меня.

Мы остановились возле магазинчиков для туристов, и я стала выбирать подарки для моих детей и оставшихся дома жен. Тэмми увидела, как я выписываю чек на сто долларов и набросилась на меня - ей стало ясно, что Меррил дал мне дополнительные деньги. Меня добивали ее претензии. Она ходила за мной по пятам и жаловалась другим женщинам на меня, обсуждая каждую мою покупку и каждую трату. По возвращении в отель она бросилась к Меррилу со своими жалобами, но тот ответил полным равнодушием.

Последнюю ночь Меррил провел с Кэтлин. Когда Тэмми высказала Меррилу все, что думает обо мне и перестала ему названивать, я заметила, что ей, похоже, удалось сорвать этой парочке секс.

Она завизжала на меня, утверждая, что, мол, она надеется, что секс у них все-таки будет. 'Тэмми", — не удержалась я, — "это же так аморально! Ты что же, правда хочешь, чтобы твой супруг совершал такие дикие, языческие грехи?"

"Да, потому что он уже совершает такие грехи с тобой!"

"Ты понятия не имеешь, что он делает со мной", — парировала я, — "И вообще-то это совсем не твое дело".

"Но при этом ты беременна, а я нет. По-моему, уже все знают, что вы с ним совершаете страшные грехи".

Следующим утром за завтраком злость и напряженность витали в воздухе. Кэтлин все еще переживала из-за пропавшего белья. Тэмми начала упрекать ее, что она слишком трясется над своим тряпьем. Потом она доложила Меррилу о нашей с ней вчерашней стычке, и о том, как я ей нагрубила в ходе разговора о страшных грехах. Она была неотступна и беспощадна. Меррил мог приказать ей прекратить этот цирк раз и навсегда, но он молчал. Думается мне, что он для того пытался не замечать наших препирательств, чтобы для окружающих выглядеть страдальцем, которому столько приходится претерпевать от своих неразумных жен, - и гордиться этим.

Покинув ресторан, мы собрали весь свой багаж и поехали в аэропорт. Никто из нас не получил ни малейшего удовольствия от поездки. Эти шесть дней прошли в бесконечных конфликтах, прерываемых время от времени напряженной и злой тишиной.

На обратном пути в самолете Кэтлин села в сторонку, и поэтому спора о том, кто же сядет рядом с Меррилом, удалось счастливо избежать. В Лос-Анжелесе у нас была пересадка. Я чуть не опоздала на рейс, потому что Меррил умудрился сесть в самолет с моим посадочным талоном, пока я бегала купить себе бутылку воды. Когда я так и не появилась на борту, он понял, что произошло, и побежал обратно в аэропорт искать меня.

После короткого перелета до Лас-Вегаса, мы набились в фургон и поехали в Колорадо-Сити: ехать нам предстояло три часа. Кэтлин и я сидели на задних сиденьях и молчали. Тэмми села вперед, рядом с Меррилом, и пыталась поговорить с ним, но он не хотел ни слышать, ни видеть ее. Через какое-то время, Тэмми вызвалась сесть за руль, и Меррил согласился.

Он откинул спинку своего сиденья назад до упора и попросил меня растереть ему плечи.

Я растирала ему плечи. В машине было тихо. Я очень устала. Мне довелось пережить шесть дней в раю, и, к моей радости, всего две ночи с моим мужем.

РОДЫ В ФСПД

Когда я вернулась с Гавайских островов, я уже не паниковала так по поводу своей третьей беременности. Отчасти потому что я знала, что самым важным в моей жизни будут дети.

Ничто в моей жизни не могло сравниться с той безграничной нежностью и душевной близостью, которую я чувствовала, заботясь об Артуре и Бетти. Двое моих детей открыли мне глубины любви, о существовании которых я не знала прежде.

Вынашивать беременность и страдать от токсикоза, будучи студенткой колледжа - это просто цветочки по сравнению с беременностью и токсикозом, когда работаешь учителем начальной школы. Много раз в течение дня мне приходилось выбегать из класса и устремляться через холл в туалет, чтобы там порыгать. Иногда я не успевала добежать и меня рвало в ближайшее мусорное ведро. Остальные учителя беспокоились обо мне и настоятельно советовали пойти домой отдохнуть, но я была полна решимости не бросать свой второй класс.

Как и раньше, беременность, казалось, делала меня более привлекательной для Меррила, хотя я была такой исхудавшей, что не особо увеличилась в объемах. При том, что наша культура подразумевала запрет на секс во время беременности, Меррил продолжал этим со мной заниматься.

Теперь, когда у меня появились дети, они стали законной добычей для остальных жен на тот случай, если им захочется вступить со мной в конфликт. Артур был совсем еще малыш, и ему то и дело доставалось из-за того, что он был очень симпатичен и похож на Меррила. Прочие жены видели в этом угрозу: что если Меррил будет благосклонен к Артуру больше, чем к их детям? Артур и шагу не мог ступить без того, чтобы не подвергнуться наказанию за то, что он "плохой мальчик". Они настаивали на том, что Артур непослушен, а я плохая мать.

Давление не ослабевало. Любая из жен могла наказывать детей другой женщины. Когда какая-нибудь женщина в ФСПД хотела навредить жене-конкурентке, она нападала на ее детей, преувеличивая их шалости (или вовсе выдумывая), чтобы тех наказали.

Жены без конца плели интриги, чтоб занять место фаворитки и получить максимально возможную власть в семье. В нашей семье я была в какой-то мере защищена: остальные жены знали, что Меррилу нравится заниматься сексом со мной, поэтому они побаивались нападать на моих детей. Я думаю, они боялись, что Меррил мог встать на мою сторону, если бы я стала протестовать.

Они не осмеливались подымать руку на моих детей, когда я была дома. Если что-то такое происходило, то только когда меня не было дома или я была в школе. Узнав об этом, я всегда принимала ответные меры, выступая против той, которая это сделала. Она же говорила, что это дети Меррила, а не мои, и если я не желала воспитывать их правильно, то, значит, она обязана вмешаться.

Сексуальное ублажение Меррила было одним из немногих способов, которыми я могла защитить своих детей. Пока Меррил был ко мне благосклонен, другие женщины знали, что в случае конфронтации, он с большой вероятностью может стать на мою сторону. Поэтому, хоть я и не хотела никогда своего мужа, я научилась делать то, что приносило ему сексуальное удовлетворение. Я знала, что если перестану заниматься с ним сексом, с моими детьми будут обращаться все более жестоко. Я научилась защищать себя, изучая и анализируя поведение окружающих. Я знала, что у меня нет власти над ними. Но я также знала, что смогу в какой-то мере контролировать ситуацию, если выясню, кто здесь садист и хищник.

Находясь в положении "жены номер четыре", я пришла к выводу, что Меррил был человеком привычки. Я обращала самое пристальное внимание на то, что провоцировало насилие с его стороны. Он снова и снова нападал на одних и тех же. Со временем я поняла, как можно его перехитрить, читая его мимику и интонации. Этот навык выживания, был приобретен еще в детстве, под страхом наказания со стороны матери.

К маю 1991 года до рождения моего третьего ребенка оставалось два месяца. Учебный год подходил к концу, и все свободное от школы время я работала в саду (в огороде?), а Артур и Бетти следовали за мной по пятам. Сад был для меня спокойным местом, где можно побыть в тишине и укрыться от хаоса, царившего в доме Меррила. Часто я работала в саду до вечера и смотрела как заходящее солнце окрашивает небо в цвета пламени. Артуру было три с половиной года, а Бетти - почти два. Они весело играли возле меня, копаясь в земле и помогая мне выдергивать сорные и культурные растения.

Однажды вечером мы пришли из сада, а Меррил и Барбара неожиданно приехали домой из Пейджа. Я всегда старалась избегать Меррила сразу по приезде, так как обычно в это время он был в очень плохом настроении. Я схватила Бетти и Артура и утащила в свою комнату, чтобы искупать их, подготовить ко сну, и избежать конфронтации с Меррилом. Уложив детей, я поднялась на кухню, где нашла Кэтлин и Тэмми, которые что-то увлеченно обсуждали. Я налила себе стакан воды и села. Тэмми казалась рассерженной, а Кэтлин - очень огорченной. Я спросила у них что происходит.

Тэмми сказала: "Мы обе устали оттого, что Меррил и Барбара нас не допускают". Я выглядела озадаченной. - "К чему?"

Тэмми пояснила, что после того как Меррил и Барбара приехали, они тут же уехали, а у Барбары был с собой чемоданчик, который она брала в роддом. Барбара, Кэтлин и я были все беременны, и родить мы должны были с разницей в месяц. Барбаре был срок в мае, Кэтлин - в июне, а мне - в июле.

Тэмми и Кэтлин были расстроены, так как их не взяли с собой и они не могли присутствовать при рождении Самсона, двенадцатого ребенка Барбары. В ФСПД существовала прочно укоренившаяся традиция, согласно которой жены одного мужа присутствовали на родах друг друга. Считалось, что раз все жены будут участвовать в воспитании ребенка, им следует присутствовать при его рождении, чтобы сформировать связь с ребенком и поддержать свою сестру во браке. Это в теории, на практике же все было иначе.

Мне, как и Барбаре, была отвратительна сама мысль о том, чтобы превратить рождение моего ребенка в общественное мероприятие. Жены конкурировали друг с другом и были полны коварства. Эти сильные чувства и сложные взаимоотношения отнюдь не оставались за порогом родильного зала.

Когда я рожала Артура, из всех жен Меррила присутствовала только Рут. Меня это бесило. Это ощущалось как вторжение на мою личную территорию и, конечно же, она не стала относиться ко мне лучше после рождения Артура. Я родила сравнительно легко, и Рут впоследствии стала рассказывать всей семье, что в будущем незамужним дочерям Меррила хорошо бы посмотреть на мои роды.

Женщины в ФСПД рожали в местной клинике. Младенцев принимала тетушка Лидия, акушерка. Врача же не было никогда, как и обезболивающих лекарств. Женщины во время родов должны были вести себя тихо. Если женщина кричала или издавала громкие звуки, то ее осуждали за недостаток самообладания. Иногда муж женщины делал ей замечания во время родов.

То, что их не допустили присутствовать на родах Барбары, Тэмми и Кэтлин ощущали как предательство. По их мнению, всем шести женам следовало бы быть там; они критиковали меня за совершенно иную точку зрения, считая, что я взбунтовалась против наших традиций.

"Кэролин, ты не имеешь права на эгоизм, когда речь идет о твоем ребенке", — сказала Тэмми. - "Не допуская членов семьи к его рождению, ты будто пытаешься исключить их из его жизни".

Кэтлин сказала, что когда она рожала первенца, Барбара настояла на своем присутствии, и ей непонятно, почему в таком случае сама она предпочла рожать в уединении.

Тэмми подхватила, говоря что Барбара все еще на меня обижена за то, что я не позволила ей присутствовать при рождении Бетти и Артура.

"Я не запрещала ей приходить" — возразила я. - "Она просто не успела приехать в родзал, так что я не вижу с чего бы ей сердиться".

Когда родился Артур, все, кроме Рут и Барбары, были в отъезде. Рут пришла, а Барбара дулась из-за того, что когда начались схватки, я позвонила не ей, а своей матери. Поначалу она отказалась ехать в клинику, а к тому времени, когда она все же приехала, Артур уже родился. Бетти же родилась так быстро, что при родах присутствовал только Меррил.

"Мне совершенно неважно обижается ли на меня Барбара" — ответила я Тэмми. - "Если ей хочется рожать уединенно, она может позволить это и мне".

Я и подумать не могла, что таким образом положила начало войне. На следующее утро Тэмми пошла навестить Барбару в клинике. Она сообщила ей, что я не хотела присутствия своих сестер во браке при рождении моих детей и что, по моему мнению, ни у кого из них нет права лезть на мою личную территорию. Именно так.

Барбара была в ярости. По ее словам, она рожала без посторонних только потому, что Меррил посчитал это необходимым в ее ситуации, в отличие от всех остальных жен. Какое право я имела говорить кому приходить, а кому нет, на мои роды? Тэмми вернулась, намереваясь продолжить спор, начатый накануне вечером. Она сказала, что по мнению Барбары я открыто бунтовала и должна была подвергнуться наказанию. Барбара сказала, что раз уж мне было неприятно присутствие всего лишь нескольких человек в родзале, то она позаботится о том, чтобы там было много народу в следующий раз. Как только Меррил даст такое разрешение, у меня не будет права возражать.

Месяцем позже Тэмми позвонила мне по внутренней связи и сказала, что Кэтлин, которая должна была вот-вот родить, отправилась в клинику в Хилдейл. Меррил хотел, чтобы все жены пришли навестить ее, но Тэмми сказала, что она родит не раньше завтрашнего дня.

Когда я приехала в клинику, я удивилась, не найдя никого в комнате ожидания. Одна из сотрудниц клиники подошла ко мне и сказала "А вот и ты. Все интересовались когда же ты приедешь". Я сперва не поняла что она имела в виду. - "Они там, в родзале". И тут до меня дошло: меня обманули.

Она провела меня в небольшую комнату, заполненную людьми, которые пялились на Кэтлин, переживающую мучительные схватки. Меррил улыбнулся, увидев шок на моем лице. Он предложил мне свой стул непосредственно рядом с Кэтлин. Я села потому что у меня кружилась голова.

Я никогда не видела и не хотела бы видеть родов другой женщины. У меня было уже восемь месяцев беременности и я была в ужасе оттого, на что мне пришлось смотреть. Кэтлин извивалась от боли, кряхтела и стонала при каждой сильной схватке. Присутствующие же смотрели на нее с пренебрежением. В маленькой комнате столпились Меррил и шесть его жен, да еще пять или шесть его незамужних дочерей. Тетушке Лидии было непросто передвигаться в этой тесноте.

Невыносимо было видеть такое унижение Кэтлин. Это выглядело совершенно как шоу уродов. Наша традиция требовала, чтоб женщина на людях закрывала свое тело с головы до ног. И в то же время, в самый интимный момент жизни женщины, когда она наиболее уязвима, ее лишают достоинства и личного пространства. Кэтлин была в ночной сорочке и белых леггинсах, ее раздвинутые ноги упирались в стремена [родильного стола]. Более дюжины людей не только смотрели на нее, но и осуждали ее. Пот лил с нее ручьями, казалось, ее физические и душевные силы истощены. Меррил был тут же, но его совершенно не заботила драма, разыгрывающаяся вокруг него.

Ребенок Кэтлин наконец появился на свет - мокрый, скользкий и кричащий. Тетушка Лидия перерезала пуповину и вручила малыша Кэтлин, а та немедленно передала его Меррилу. Меррил не хотел держать ребенка и отдал его мне. Все хотели посмотреть на рождение этого ребенка, но никто не хотел держать его на руках! Джонсон был прекрасным малышом. Я была взволнована и расстроена, и боялась уронить его. Я несколько раз глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на это милое и невинное дитя. Через несколько минут подошла тетушка Лидия и сказала, что его нужно положить в инкубатор, пока он не замерз. И я постаралась выбраться оттуда как можно скорее.

Дома я все еще была слишком расстроена, чтобы заниматься тем, что мне нужно было делать. Я решила найти Меррила и высказать ему все. Я собиралась дать ему понять что то, что сделали с

Кэтлин, со мной не пройдет. Я нашла его за работой на одном из полей люцерны (выращивание люцерны было одним из его хобби).

"Привет, Кэроли, чем могу служить?" По моему лицу он понял, что я была расстроена.

"Мне нужно объясниться по поводу того, что произошло сегодня".

Меррил притворился, что не понял о чем я говорю. "Что ты хочешь, чтобы твой любящий муж

тебе объяснил?"

"Я думаю, тому, что произошло сегодня с Кэтлин, нет оправдания. Ты должен понять, что со мной это не пройдет. Ты отнесешься ко мне с уважением, когда я буду рожать этого ребенка".

"Что касается сегодняшних родов, Кэтлин и я были в полном согласии".

Мое молчание требовало продолжения и он понимал это.

"Конечно же, я отнесусь к тебе с уважением. Тебе нужно будет присутствие людей при родах, и я решу, кому следует там быть".

"Меррил, очнись. Ты заблуждаешься, если думаешь, что я собираюсь устраивать фрик-шоу из рождения собственного ребенка. Я не позволю тебе отнять у меня достоинство".

Меррил рассмеялся, как он делал всегда, когда хотел подчеркнуть свое превосходство. "И что же ты сделаешь, чтоб не допустить этого? Родишь ребенка в шкафу? Если ты будешь рожать в учреждении, пребывающем в согласии с Пророком, то будут присутствовать те члены семьи, кого я посчитаю необходимым пригласить".

Я посмотрела на него, чувствуя, что могла бы прожечь его взглядом. "Не льсти себе, ты не настолько могущественен. Мне необязательно рожать этого ребенка в Хилдейле, я могу выбрать более уединенное место, например, обочину шоссе общего пользования!"

Я повернулась и ушла. Я не хотела, чтобы он унижал меня.

До срока моих родов оставалось еще несколько недель. Я решила, что никому не скажу о начале схваток. Я знала, что Рози, вторая жена моего отца, была медсестрой и могла принять ребенка. Я спросила, будет ли она присутствовать при моих родах, но ничего не стала ей объяснять. Она согласилась прийти. Мой план заключался в том, чтобы позвонить ей, когда начнется вторая стадия родов: она должна будет приехать и забрать меня. Даже если я рожу ребенка у нее в машине, это все же будет лучше, чем выступать в главной роли организованного Меррилом фрик-шоу.

Меррил и я не говорили о моих родах с момента ссоры, последовавшей за родами Кэтлин. Поскольку день моих родов приближался, он не стал возвращаться в Пейдж после выходных, как он обычно делал. Я чувствовала, что роды уже очень близко, но усилием воли старалась их задержать на несколько дней, чтобы он вернулся в Пейдж. И это сработало.

В тот вечер, когда он уехал, я знала, что мне надо использовать эту возможность. Я прошла несколько миль после ужина, желая вызвать схватки. Они начались среди ночи: я почувствовала первые схватки, но они были слабыми и редкими. Было 24 июля, День Первопроходцев - наш самый большой мормонский праздник.

В этот день вся община выходила на парад (праздничное шествие?), который шел через весь город. Как только дом опустел, я позвонила Рози. Я отослала Бетти и Артура на парад в остальными членами семьи и сказала, что мне не хотелось идти.

Потом я позвонила Меррилу в Пейдж и попала на автоответчик. О чудо! Теперь у меня было время, чтобы родить ребенка в уединении. Рози приехала сразу же, предварительно уведомив тетушку Лидию, которая должна была встретить нас в клинике. Она и одна из ее помощниц ждали меня в родзале. Та женщина сказала: "Мы же должны быть на параде. Если мы будем принимать этого ребенка, мы все пропустим".

Тетушка Лидия приказала мне тужиться и повернулась к своей ноющей ассистентке: "Мы примем этого ребенка и еще успеем на парад".

"Не успеем, если она не родит в ближайшие десять минут" — ответила та.

"Этот ребенок родится через десять минут" — произнесла тетушка Лидия. Так и случилось.

ЛуЭнн была кричащим прекрасным младенцем с густой копной темных волос. Я улыбнулась, посмотрев на ее тонкие черты лица. Это был триумф, а ее рождение стало для меня маленькой победой над притеснениями со стороны Меррила.

ЗАМУЖ В СЕМЬЮ ДЖЕФФС

Лоретта была первой, но не последней из дочерей Меррила, которую выдали замуж за Пророка. Следующей была Пола. Она была так же красива, как и ее сестра, Лоретта. Они были похожи как близнецы. Свадебное платье у нее было как у принцессы, но свадьба была совсем не сказочной. Дядя Рулон был по крайней мере на шестьдесят лет старше нее. Ее застывшая улыбка едва скрывала ее отчаяние. Она была очень дисциплинированна и решила держать свои чувства в узде.

Я все вспоминала тот день в школе, когда мы шутили о вынужденном замужестве за старичком-пациентом дома престарелых. Рулон Джеффе сидел в кресле, потому что ему не хватало сил стоять. Он был парализован, так что когда патриарх пожимал ее ладонь, издалека видно было как трясется его рука. Этот брак казался мне гротескным. У Меррила, конечно же, не было причин скрывать свои чувства. Он гордился и безмерно радовался. Статус Меррила в общине вырос, когда он выдал Лоретту за Пророка. Но его стремление к власти скоро потребовало большего.

Меррил теперь считался одним из наиболее влиятельных мужчин в общине, поскольку он выдал двух своих дочерей за дядю Рулона. Я заметила, насколько иначе в общине относились к нам, как к женам Меррила. Нам редко приходилось стоять в очереди в магазине продуктов или в магазине тканей. Другие семьи почитали за честь сближение с нами. Никто не хотел обидеть Меррила или членов его семьи, поскольку теперь у него была прямая и прочная связь с Пророком.

Большинство людей общины обычно видели дядю Рулона только в церкви. Те, кому удавалось договориться о встрече с ним, обнаруживали, что времени на эти встречи отводилось совсем немного. Достаточно, чтобы успеть внести церковную десятину, и слишком мало, чтобы на что-то повлиять.

Но дядей Рулоном стремления Меррила породниться с семьей Джеффе не ограничились. Начались свадьбы сыновей Рулона с дочерьми Меррила. Больше всех дочерей взял в жены сын Рулона Уоррен Джеффе (из семидесяти своих детей Пророк любил его больше прочих). Влияние Уоррена в общине росло, он часто проповедовал в церкви вместо своего отца, когда тот был слишком слаб и не мог присутствовать. Он был близок к тому, чтобы стать восходящей звездой, и в перспективе - возглавить ФСПД после смерти отца. Я думаю, Меррил считал, что выдать как можно больше дочерей за Уоррена - это умный и расчетливый шаг. Уоррену было уже под сорок. Три его жены рожали детей одного за другим - на тот момент их было около пятнадцати. Мое мнение об Уоррене не изменилось, с тех пор как я увидела его впервые, вскоре после свадьбы с Меррилом. Как по мне, он выглядел полным ничтожеством, но было в нем и что-то жуткое.

Уоррен был, по крайней мере, шести футов ростом и казался еще выше из-за худобы. У него вообще не было харизмы, но он был вежлив, имел хорошие манеры и тщательно подбирал слова. Уоррен был директором частной школы, которая располагалась на земле, принадлежащей его отцу. Что меня больше всего беспокоило, так это рассказы о его жестокости.

Уоррен наслаждался жестокостью, по всей видимости, ему нравилось причинять людям боль. Практически каждый день он выдергивал из класса нескольких детей и бил их. Его мишенью были дети из неблагополучных семей, чьи родители не стали бы поднимать волну, даже если бы дети пожаловались им.

Уоррен также учил других быть жестокими. Однажды он привел одну из своих жен в аудиторию, где было полно мальчишек. У Аннет была длинная - ниже колен - коса. Уоррен схватил косу и стал наматывать ее на руку до тех пор, пока Аннет не оказалась стоящей на коленях, а он при этом выдирал ей волосы. Он сказал мальчикам, что их жены должны будут так же их слушаться.

Слух об этом инциденте разошелся по всей общине, поскольку многие мальчики пришли домой и рассказали об увиденном. Стало известно также, что, по словам дяди Рулона, единственное, чем Уоррен вызывал его неудовольствие - это изучение книг о Гитлере.

Подобные истории об Уоррене были широко распространены до того, как он возглавил ФСПД. Как только это произошло, хождение слухов прекратилось, поскольку люди боялись его гнева.

После того как Пола, дочь Меррила, вышла замуж за дядю Рулона, он отправил ее преподавать в своей школе. У Полы был диплом об окончании колледжа с правом преподавания в средних и старших классах. По ее словам, Уоррен считал, что она "заражена" мирским образованием, и настаивал на том, чтобы она принесла все свои университетские учебники в школу и выбросила их мусорный контейнер. "Если ты собираешься работать в этой школе, то даже и не думай о том, чтобы приносить в класс мирскую заразу". Пола повиновалась, у нее не было выбора.

Дочерей, которых Меррил выдал замуж за Пророка и Уоррена, он использовал для того, чтобы шпионить за своими женами и держать нас в узде. Они подслушивали под нашими дверьми и рассказывали отцу обо всем, что им удалось услышать. Даже после замужества они все еще считали нас угрозой. Они звонили домой и выкачивали информацию из младших братьев и сестер. Но теперь они рассказывали о том, что происходит в доме не Меррилу, а Пророку. В нескольких случаях Меррил попал из-за этого в очень неловкое положение, так как Пророк вызывал его к себе, чтобы отчитать за слабый контроль над семьей.

Мы регулярно ездили с Меррилом в Солт-Лейк-Сити на встречу священства, проводимую каждый третий уикэнд месяца. Меррил никогда не пропускал эти встречи, потому что они давали возможность лично пообщаться и выпить с дядей Рулоном.

По окончании встречи в доме Лероя, сына Рулона, должна была состояться вечеринка с пиццей. Мы считали, что Лерой с наибольшей вероятностью станет следующим Пророком после смерти дяди Рулона. От первой же вечеринки, которую я посетила, у меня голова пошла кругом.

Конечно же, там была пицца, но там еще были жареные куры и много фаст-фуда. Но люди налегали не на еду, а на алкоголь. Мужчины сели в столовой за большой стол, а женщины оставались в гостиной.

Фургоны с женщинами прибыли примерно на 45 минут раньше мужчин. Это были жены наиболее уважаемых в ФСПД мужчин, тех, что принадлежали к священству. Многие приехали с младенцами на руках, и тем не менее, с удовольствием "ударяли" по пиву - даже кормящие матери. Отвратительно было видеть, как женщины пьют пиво и тут же кормят своих детей. Они мало ели, потому что в семье Джеффсов был строгий запрет насчет лишнего веса.

Когда прибыли мужчины, они сели в столовой и стали ждать, когда им подадут еду. Я принимала заказы на пиццу или курицу и приносила им напитки. Я пошла в гостиную узнать, не захочет ли кто-нибудь из остальных жен помочь мне, но они были слишком пьяны. После нескольких бутылок пива они смеялись и проповедовали о том, что надо быть милыми и любить своих сестер во браке. Когда они только прибыли на вечеринку, они казались нервными и раздраженными, а теперь это прошло. Я подумала, что наверно по этой причине их мужья разрешают им пить.

После нескольких бокалов пива настроение мужчин тоже изменилось. Они стали жаловаться на своих жен, и даже дядя Рулон участвовал в этом. Он начал ворчать, что одна из его жен располнела после рождения шестнадцати детей и, по его мнению, это был признак самого настоящего бунта против него. Остальные мужчины подхватили и тоже ударились в критику и неистовство насчет своих толстых жен.

Я испытывала отвращение к тому, что видела. Это была элита ФСПД. Я была в шоке, видя, что все, кого так высоко ценили в общине, впали в те грехи, которые, как они знали, карались отлучением от церкви. Прибавился новый пункт в моем списке уродливых черт реальности в религии, которую я когда-то ценила.

НЕУДАВШИЙСЯ БУНТ ТЭММИ

"Кэролин, я беременна".

Тэмми и я были в кухне. Я собиралась по-быстрому выпить чашку кофе и бежать обратно в

школу.

Новость ввергла меня в шок. Неужели правда? Тэмми пыталась забеременеть в течение шести лет. Лекарства от бесплодия не помогали. Ее отчаяние дошло до того, что и дня не проходило, чтобы она не сказала мне что-нибудь об этом. Я знала, что она, наконец, прекратила принимать "Кломид", и течение нескольких последних месяцев принимала травяную настойку, которую ей порекомендовала подруга.

"Это правда", — сказала она. - "У меня действительно будет ребенок, и я надеюсь, это будет девочка".

Я думала, Тэмми будет вне себя от радости, но она казалась подавленной.

"Может, если в этот раз у тебя не будет девочки, то получится в следующий".

"Первой узнала Барбара, потом я сказала Меррилу. И я подождала несколько недель, прежде чем сказать мои сестрам во браке".

"Тэмми, я так рада за тебя", — сказала я.

Тэмми и я не были близки на тот момент, я не чувствовала, что могу доверять ей. Она вечно стучала Барбаре на своих сестер во браке. Мы с ней едва разговаривали, но эта новость растопила лед между нами.

Зачатие никогда не было для меня проблемой, из-за этого Тэмми завидовала мне. Но теперь мы были на равных. Через несколько месяцев я забеременела в четвертый раз, и меня ежедневно рвало от токсикоза.

Тэмми родила в январе. Она хотела, чтоб ее роды были масштабным мероприятием. Она не только пригласила шесть жен Меррила, но также хотела, чтобы присутствовали ее сестры по браку с покойным Пророком, дядей Роем. В родзале собралась по меньшей мере дюжина человек. К счастью, моя тошнота была слишком сильной, чтобы идти туда - это было едва ли не единственное преимущество моего токсикоза.

Но во время родов ребенок Тэмми застрял в родовых путях. Ей пришлось принимать разные неудобные и неловкие позы, чтобы попытаться освободить ребенка. Мне рассказывали потом, что обстановка в клинике была напряженной, потому что ребенок Тэмми подвергался опасности.

Меррил в тот момент вышел из родзала. Ситуация была ему неприятна и он нашел себе в клинике место чтобы вздремнуть. Барбара пошла с ним и массировала ему голову, шею и плечи, чтобы помочь ему расслабиться и уснуть.

Казалось, Тэмми покинули и предали в трудную минуту. Она была слепо предана Барбаре и Меррилу, и очень огорчилась, что они не остались рядом с ней во время травматичных родов. Сразу после рождения у ее сына начались судороги. Меррил не позволил ей отвезти его в больницу, но ей самой разрешил обратиться к врачу.

Меррил назвал сына Парлеем, не посоветовавшись с Тэмми. Она выбрала для сына другое имя и хотела, чтоб при наречении присутствовала ее семья, но, по каким-то своим причинам Меррил этого не допустил. В нашей гостиной проходило занятие семейной воскресной школы, и Тэмми была там вместе с Парлеем. По окончании занятия Меррил забрал у Тэмми Парлея и попросил своих сыновей помочь ему наречь ребенка.

У меня ни разу не было возможности выбрать имя для кого-либо из своих детей, или хотя бы обсудить это с Меррилом. Таков был обычай ФСПД и я к этому привыкла.

Когда Парлею исполнилось несколько месяцев, приступы судорог у него вроде бы прекратились. Я родила Патрика, моего четвертого ребенка и второго сына, 6 июля 1993 года. Обошлось без присутствия публики, так как все произошло очень быстро. При весе 7 фунтов 15 унций Патрик был моим самым крепеньким малышом - по сравнению с тремя первыми детьми он был очень крупным. Мне было двадцать пять лет.

Впервые за все время, что я ее знала, Тэмми не была раздосадована появлением у меня младенца - теперь ведь у нее тоже был ребенок. Тэмми была в восторге: она надеялась, что наши мальчики будут расти вместе и станут дружными братьями.

Но после рождения сына Тэмми все сильнее огорчали низкие и ранящие выходки со стороны Меррила и Барбары. Многие годы она пыталась подавить свои чувства, с неизменной улыбкой на лице. Но тут по фасаду пошла трещина. Не знаю, была ли это послеродовая депрессия, или же у нее просто не было сил играть в эти игры, но терпение ее лопнуло, и она взбунтовалась против Меррила, что было совсем не в ее характере.

Это случалось неоднократно. Иногда я была в офисе Меррила и все слышала, иногда Тэмми сама мне все подробно рассказывала.

В какой-то пиковый момент Тэмми сняла обручальное кольцо и сказала Меррилу, что он не ведет себя с ней как муж и она больше не собирается притворяться, что все в порядке. Это привело в ярость Барбару, и она обвинила Тэмми в разжигании конфликта внутри семьи. Барбара потребовала, чтобы Тэмми вела себя благоразумно и не раздувала в семье скандал.

Поведение Тэмми изменилось. Она перестала быть тенью Барбары и шпионом Меррила. Она больше не звонила каждый день Барбаре в Пейдж и не сообщала о каждом проступке любого из членов семьи за прошедшие 24 часа.

Тэмми сказала мне, что Меррил и Барбара вынесли ей предупреждение. Однажды утром мы пили вместе кофе перед школой (у Тэмми был тогда седьмой класс). "У меня большие проблемы с Барбарой и Меррилом", — сказала она. - "Я не побыла с Барбарой на этих выходных и не позвонила ей ни разу за всю прошлую неделю".

Это было настолько нехарактерно для Тэмми, что ввергло меня в шок.

"Разве это теперь твоя обязанность - докладывать Барбаре?"

"Я звонила Барбаре каждый день и рассказывала о делах в семье в течение нескольких лет. Меррил вынес мне предупреждение на этих выходных, и сказал, что если я прекращу это делать, то будут последствия".

Перемена в Тэмми была столь разительна, что я задалась вопросом - а надолго ли это? Оказалось, что нет. Тэмми вскоре сдалась под их напором. Если уж в течение предыдущих тридцати лет она не делала попыток постоять за себя, странно было бы ждать, что она внезапно переменится. Тэмми снова стала демонстрировать лояльность Барбаре. Я была уверена, что ее дух сломлен раз и навсегда.

Но я ошибалась.

Тэмми взорвалась несколько месяцев спустя и рассказала мне все в подробностях на следующее утро, когда мы пили кофе.

Тэмми не ложилась спать, ожидая Барбару иМеррила, которые возвращались из Пейджа по пятницам поздним вечером. Меррил зашел в ее комнату и попросил помассировать ему ступни. Он часто так делал и намекнул, что может быть проведет ночь с Тэмми, но потом решил идти спать к Барбаре.

Тэмми в течение часа массировала ноги Меррила, а потом он встал и сказал, что идет в комнату к Барбаре и, кроме того, собирается ехать с ней утром в Солт-Лейк-Сити.

У Тэмми лопнуло терпение.

Она обвинила Меррила в том, что он "настоящий моногамник" и никогда не практиковал многобрачия. Барбара была единственной женщиной, к которой он относился как к жене, и только ее дети были ему небезразличны. Тэмми сказала Меррилу, что ко всем остальным он относился как к своей собственности или к рабам.

Это была правда, о которой никто из нас не отваживался говорить.

Плохое обращение Меррила не было секретом ни для кого из его жен. Но ни у кого из нас не было смелости дать ему отпор - мы боялись последствий.

Меррил ничего не сказал, когда встал. Он помыл руки в ванной Тэмми и покинул ее комнату.

Следующим утром Тэмми вошла в кухню и попыталась извиниться перед Барбарой и Меррилом до их отъезда в Солт-Лейк-Сити. Никто из них не заговорил с ней. Она перешла все границы и настало время ей за это заплатить.

Меррил полностью прекратил с ней разговаривать. Тэмми умоляла его о милости и прощении. Но она стала изгоем. Через несколько недель Меррил сказал, что никогда, ни при каких условиях больше не будет заниматься с ней сексом. Во всем была виновата Тэмми. Из-за своего бунта Тэмми больше не сможет родить от него ребенка.

Это опустошило ее. Тэмми жила в воздержании на протяжении десяти лет брака с дядей Роем, так как ему было за восемьдесят (а ей не было и двадцати), когда она вышла за него замуж. Ей понадобилось шесть лет, чтобы забеременеть и родить Парлея. Тэмми хотела еще детей. У ее матери было двадцать детей, и хотя Тэмми понимала, что ей никогда не приблизиться к такому числу, она чувствовала смущение и стыд из-за того, что родила лишь одного ребенка. Количество детей показывало сексуальный статус женщины, отношение к ней мужа, а также определяло социальный статус в общине.

Тэмми пыталась помириться с Меррилом, но хотя он и спал в ее комнате, он никогда больше к ней не притрагивался.

Однажды Меррил взял Тэмми и меня в поездку в Солт-Лейк -Сити. В первую ночь нашей поездки он спал в комнате Тэмми. Наутро он позвонил мне и пригласил прийти в их комнату.

Я постучала в их двери и, когда Меррил открыл, он притянул меня к себе и поцеловал.

Тэмми разрыдалась. Меррил полностью игнорировал ее. Я спросила "Что случилось?"

"Он спал со мной всю ночь и ни разу не поцеловал меня, ни даже утром. А ты только зашла, он схватил тебя и давай целовать".

Тэмми была безутешна и ее боль была неподдельной, но я не знала что сказать. Тэмми унизила Меррила перед семьей и детьми, и он заставит ее заплатить за это своим будущим.

Я сказала Тэмми, что мне жаль, и я хотела бы ей как-то помочь, но мы обе знали, что помочь мне ей нечем.

Тэмми перестала разговаривать с Меррилом, но не оставляла попыток вернуть его. Она служила ему не за страх, а за совесть, и снова стала тенью Барбары. Я думаю, она считала, что если ей удастся вернуть расположение Барбары, то та могла бы убедить Меррила снова заняться с ней сексом. Но все осталось без изменений.

Меррил и Барбара знали, что она послужит примером того, что может случиться с тем, кто бросит вызов их власти. Тэмми ушла в утиль, став еще одним телом, выброшенным на свалку, где до нее оказались Рут и Фаунита.

Несколько лет спустя Тэмми пошла к Меррилу и сказала, что не может больше жить без телесной любви. Как он мог ожидать от нее, что она будет так жить всегда?

Пока она говорила, Меррил читал. Когда она закончила говорить, он повернулся к ней, снял очки для чтения, бросил взгляд через письменный стол и сказал: "Я всегда знал, что у тебя слабый характер!"

Тэмми поднялась и вышла из кабинета Меррила. Насколько я знаю, это был последний раз когда кто-либо касался этой темы.

ОГЛУШИТЕЛЬНЫЕ ЗВУКИ МУЗЫКИ

Моя сестра Линда вернулась вместе с мужем в общину ФСПД потому, что у них совсем не было денег. Она была беременна вторым ребенком и у нее в общем-то не было особого выбора. Кроме того, Линда ужасно скучала по семье.

У Линды не заладились отношения с мужем, что еще больше осложняло ее и без того нестабильную жизнь. Мой отец сказал, что поможет ей финансово, но при одном условии: Линда должна была бросить своего мужа, поскольку он отказался перейти на нашу сторону религиозного раскола. Она также должна была согласиться на то, чтобы Пророк назначил ей нового мужа.

У Линды не оставалось никакого другого выбора и она согласилась. Ей приказали выйти замуж за мужчину с тремя детьми. Линде сказали, что если она будет прибывать в гармонии со своим новым мужем, тогда каждый аспект ее жизни будет совершенен, и Господь восполнит все ее нужды.

Философия "совершенное послушание производит совершенную веру" как раз тогда начала проповедоваться в общине.

Уоррен прибирал к рукам все больше власти в ФСПД, утверждая, что он действует от имени своего отца.

И он начал вводить доктрину о совершенном послушании. Он проповедовал это, рассказывая о доктрине на видео записях и на ламинированных самодельных плакатах, требуя, чтобы их вешали в

каждом доме.

Нам говорили, что любая проблема, с которой сталкивается женщина — результат ее несовершенного послушания мужу. Женщинам обьясняли, что они должны прислушиваться к шепоту Господа и молиться о том, чтобы знать, что лежит на сердце их мужей. Цель жены — исполнять все потребности мужа, не ожидая его просьб.

Если она задает вопросы, когда ее муж что-то приказывает, это потому что у нее недостаточно чистое сердце. Если бы она была в гармонии с мужем, шепот Господа давал бы ей ясно понять, чего от нее хотят. Но даже если женщина сделает ИМЕННО ТО, что потребовал ее муж, ему это все равно может не понравится и он обвинит ее в том, что она не находится в гармонии с ним, иначе она бы поняла что именно он ИМЕЛ В ВИДУ.

Мы с Линдой снова сблизились после того, как она вернулась в общину. Мы почти не контактировали в течении примерно пяти лет. Теперь Линде было двадцать семь и у нее было пять детей — двое родных и трое детей ее нового мужа. Она смогла получить диплом медсестры, но вынуждена была бросить работу, чтобы заботиться о пяти дошкольниках.

Муж Линды часто был в разьездах и по утрам она начала приглашать женщин на чашечку кофе, чтобы избавиться от одиночества. Это превратилось в редкую возможность поговорить о том, что происходит в ФСПД. Если бы о наших встречах узнали, нас бы отругали за то, что мы не находимся в гармонии с тем, чему учат священники. Поэтому мы хранили наши кофейные встречи в секрете.

Для меня это было радикальным новшеством. Впервые у меня были подруги, не принадлежащие к моей семье. И в отличие от других жен Меррила, я часто бывала в обществе и сталкивалась с новыми взглядами и спорными идеями.

Все мы, включая меня, верили, что дядя Рулон является истинным Пророком Божьим, поэтому мы даже и не мечтали о том, чтобы критиковать хоть что-то, что он сказал или сделал. Но мы все еще могли пообсужадть, как люди интерпретируют его учение, и какую роль в жизни людей играют новые религиозные доктриры, исходящие от Уоррена Джеффса.

Эти женщины не боялись насмехаться над тем, что видели. "Совершенное послушание" было одной из самых обсуждаемых тем. Я помню, как однажды утром одна из женщин сказала: "Помните "Очарование женственности"? Нам больше не нужно быть очаровательными! Пророк дал нам новый ответ, как избегать плохого обращения. И этот ответ — послушание!"

Я встряла: "Так ты пытаешься сказать, что все, что нам нужно делать — слушаться, и тогда нас больше никогда не будут обижать?"

"Да, именно это", — сказала она. - "И у меня есть история для вас о послушании". Рассказанная история — которая была невыдуманной — заставила всех замереть от шока. Это была история о большой полигамной семье, которая поехала на пикник в маленькой машине и большом автофургоне.

С машиной начались проблемы и она не хотела заводиться. Отец семейства сказал одной из своих жен — учительнице первого класса, которую я знала — чтобы она помогла ему завести маленькую машину. Он обьяснил ей, что ей нужно залезть в автофургон и осторожно толкнуть маленькую машину вверх по холму. Он сказал, что как только скорость достигнет сорока миль в час, машина заведется.

Жена чего-то недопоняла, но не посмела задавать вопросов. Если она хотела, чтобы на нее снизошло благословение совершенной веры, она должна была быть совершенно послушной.

Итак, она села за руль большого автофургона, а ее муж сел за руль маленькой машины. Он ждал и ждал, но автофургон не толкал машину. Когда он обернулся посмотреть, автофургона нигде не было видно и он не мог понять, что произошло. Через несколько мгновений в зеркале заднего вида появился автофургон, несущийся на него со скоростью сорок миль в час. Он едва успел выскочить из маленькой машины, перед тем как жена размазала ее по дороге автофургоном.

Все, сидящие за чашками кофе, разразились хохотом.

"Да, ответ Пророка более действенный", сказала я. - "Убить наших мужей посредством совершенного послушания — намного практичнее, чем пытаться умаслить их своей очаровательностью". Женщины снова засмеялись.

Мы были опасно откровенны друг с другом и мы знали это. Я понимала, как много свободы я потеряла, выйдя замуж. Мне не было так весело с другими женщинами со школы, когда я с подругами шутила о Тельницах.

Я настороженно относилась ко множеству новых идей, которые появлялись в общине, но и понятия не имела, как быстро их могут внедрить. Несмотря на то, что у Уоррена Джеффса было несколько странных идей, дядя Рулон все еще был Пророком, и я полностью верила в него.

Меррил продолжал выдавать своих дочек замуж за дядю Рулона, чтобы усилить свое собственное влияние на стареющего Пророка. Жажда власти Меррила была просто неутолимой. Его дочь Меррилин тоже была назначена в жены дяде Рулону в 1992 году. Она протестовала, плакала и умоляла своего отца не делать этого. Меррилин говорила, что не может выйти замуж за дядю Рулона, потому что она не такая сильная, как Лоретта и Пола. Меррила это не заботило и он не понимал, что она говорит ему правду.

Меррилин была дочерью Рут и тоже была очень красивой. Она была худенькой и высокой, с длинными волосами, и как и мне, ей было чуть за двадцать. Когда ее заставляли делать что-то, чего ей не хотелось, Меррилин притворялась послушной, но затем находила способ увернуться. Меррил настоял, чтобы она исполнила волю Господа.

Меррилин хотела настоящую семейную жизнь с мужчиной. Она хотела любви и детей. Ее приводила в ужас идея замужества с мужчиной старше ее на шесть десятков лет. Меррилин знала, что у нее врядли будут дети от него, потому что он был старый и немощный.

Но выхода не было. Свадьба проходила в Солт-Лейк-Сити. Меррилин целый год шила свои свадебные платья, думая, что в один прекрасный день выйдет замуж. К тому времени, когда она вышла замуж за дядю Рулона, у нее их было три. То, которое она надела, было наименее нарядное из них.

Меррилин выглядела сногсшибательно. Молодые жены дяди Рулона рассказывали Меррилин, как они счастливы, что она присоединяется к семье, и как ей с ними понравится. Что касается Пророка, он снова был слишком болен, чтобы стоять, и его руки тряслись от дряхлости, когда он держал ее за руку.

Теперь у Меррила было одно из самых высоких положений в общине — поскольку он выдал троих своих дочерей — Лоретту, Полу, а теперь и Меррилин — замуж за дядю Рулона.

Меррил все еще плохо относился к собственным женам, но я научилась обходить с ним острые углы. Он не был настолько предсказуем, как моя мать, но я изучала его так тщательно и долго, что обычно я знала, когда он готов взорваться и придумывала повод, чтобы выйти из комнаты, что- нибудь такое, что не вызовет у него подозрений.

Когда он взрывался, он обвинял любых жен, которые оказывались поблизости, в бунтарстве и слабохарактерности — а это было ужасным оскорблением. Меррил назначал ценность каждой из жен. Барбара была богиней. Фаунита была жалким ничтожеством.

Я знала, что когда там начинали рыдать парочка жен, можно было безопасно возвращаться. Что отличало Меррила от моей матери — она утихомиривалась после того, как била нас. Меррил, в отличие от моей мамы, казалось, жаждал продолжения. Унизить только одну жену никогда не оказывалось достаточным.

Как ни странно это звучит, я адаптировалась к моему запутанному окружению и к 1993 году чувствовала себя намного увереннее, чем все годы раньше. Мой мир состоял из детей: моих второклассников в школе и моих собственных четырех дома. Артур, Бетти, ЛуЭнн и Патрик были смышленными и любящими.

Я черпала силы в вовлеченности в события общины. У нас был большой Фестиваль Урожая, к которому вся семья готовилась за несколько дней загодя. В один год мы сделали три сотни пирогов за неделю до трехдневного праздника. Праздник Урожая был нашим вариантом сельскохозяйственной ярмарки. Большим семьям поручали торговать в палатках. Наша палатка была заполнена пирогами. Были игры и другие развлечения для детей. Дети обожали все это, а я всегда была рада сфокусироваться на чем-то, помимо семьи Меррила.

Но несмотря на все мои усилия по созданию нормальной, стабильной жизни для меня и моих детей, реальность была такова, что я все еще шагала над пропастью по натянутому канату, и всегда была лишь в шаге от бездны.

Барбара все еще считала, что я — единственная из жен Меррила, кто не покорилась ей полностью, и это было правдой. Фаунита, побежденная и разбитая, оставалась в своей комнате и смотрела фильмы. Тэмми проводила все свое время подлизываясь к Барбаре и Меррилу. Кэтлин сдалась и выполняла все, что от нее требовали без жалоб. Когда Рут не была на пике безумия и не поливала свои туфли в шкафу, то всеми силами стремилась быть в совершенной гармонии с Меррилом и выполняла все приказы Барбары.

Моя стратегия заключалась в том, чтобы игнорировать Барбару и обходить ее стороной. Но к концу 1993 она и Меррил решили попытаться заставить меня сдаться на милость единовластия Барбары.

Они решили использовать против меня деньги.

Меррил закрыл все кредиты в городе и затем проинформировал нас, что если нам что-то потребуется, мы должны идти прямо к нему и просить. Я все еще учительствовала и отдавала ему всю зарплату, которая, после вычета налогов, составляла примерно пятьсот долларов за две недели. У меня не было собственных денег, но в прошлом это не было проблемой, потому что по всему городу у нас были открыты кредиты. Кажется, Меррил подумал, что если он перекроет мне доступ к самым необходимым для меня и моих детей вещам, я покорюсь правлению Барбары.

Меррил сказал мне, что у него снова финансовые проблемы. Вначале я ему поверила и пыталась не просить у него денег. Но потом я узнала, что остальная семья продолжает тратить примерно столько же, как и раньше. Когда остальные шли к Меррилу, он тут же выдавал им требуемую сумму.

Когда в первый раз я пришла к нему в офис, я сказала ему, что мне нужно несколько вещей. Он проигнорировал меня и даже не заговорил со мной. Я ушла, полная подозрений.

На следующей неделе я вошла в офис Меррила, чтобы отдать ему чек на мою зарплату. После этого я попросила у него пять долларов, чтобы купить Артуру пару ботинок. Он снова меня проигнорировал и ничего не ответил. Я села в его офисе. Я хотела получить ответ.

Вошла Барбара и попросила у Меррила денег, чтобы забрать в городе картины. Он выписал ей чек, который был почти такой же большой, как тот, который я только что вручила ему. Когда Барбара ушла, я сказала: "Кажется, у тебя куча денег, если ты можешь потратить на картины почти столько же, сколько я заработала за две недели. Тогда конечно же у тебя есть деньги на ботинки для твоего сына".

Лицо Меррила покраснело. - "Деньги только для тех, кто делает все, что я велю".

Я знала, что это открытое приглашение начать спор. Но я также знала, что у него на руках все козыри. Если я брошу ему вызов, он наорет на меня и унизит. Я вышла из его офиса, зарекшись еще когда-либо просить у него денег.

Но я поклялась себе, что никогда не сдамся ни Меррилу, ни Барбаре. Втихомолвку я начала разрабатывать стратегию выживания. Я заполнила бумаги на перерасчет и возвращение излишков налогов и ничего не сказала Меррилу. Я никогда так раньше не поступала. Я организовала небольшую подработку на стороне, чтобы заработать денег. Я начала продавать косметику NuSkin. Меррил знал о моей затее, но понятия не имел, насколько она была успешной.

В один из месяцев я продала косметики на сумму в пять тысяч долларов, в общине, где косметика была строго запрещена. Удачный месяц приносил мне до тысячи дохода. В общине была такая большая конкуренция между женами, что когда муж брал одну из них в путешествие, остальные приходили и тратили несколько сот долларов на косметику, чтобы оставаться конкуретноспособными. Я даже принимала оплату по кредитке посредством телефоных звонков в NuSkin .

Никто в семье и не подозревал, сколько я зарабатываю. Этот жизненный опыт вселил в меня новую уверенность в своих силах. У меня так хорошо ладилось, потому что я была замужем за Меррилом. Меррил выставлял меня перед всем городом, как свою молодую жену, которой он гордится. Конечно же, мужчины давали своим женам разрешение покупать у меня косметику.

Когда я сама подала документы на перерасчет налогов и прятала деньги, тогда я впервые пошла против учения Пророка. И мне было плевать. Я не чувствовала ни вины, ни стыда. Это было началом, хрупким, неуверенным началом ментального освобождения от контроля моей "религии". Я все еще верила в основы ФСПД, но думала, что Меррил извращает и искажает ее ценности ради своих эгоистичных и нарциссических целей.

Пока я тратила энергию на то, чтобы обыграть Меррила и Барбару в их грязных маленьких играх, остальная семья вознаМеррилась ублажить эго Меррила.

Каждый год в день рождения Меррила 27 декабря семья исполняла пьесу или организовывала концерт в его честь. Его дочери обычно брали на себя организацию и управляли всем. На день рождения Меррила в 1994 году его дочери исполнили новую версию "Звуков музыки".

В те до-Джеффсофские годы мы все еще смотрели фильмы и слушали радио. У некоторых семей были телевизоры и их дети смотрели видео. Мы все хорошо знали "Звуки музыки".

Наше представление в честь Меррила устраивали в зале собраний общины, который мог вместить тысячу человек. Версия мюзикла, которую разработала Маргарет, была основана на жизни нескольких полигамных семей. Она написала роль для каждого ребенка в семье Меррила, а в то время их было больше сорока. Маргарет назвала мюзикл "Оглушительные звуки музыки".

Я была беременна пятым ребенком и была слишком слаба от токсикоза, чтобы принимать участие в мюзикле.

В нашей версии, Мария была няней, которую послали из одной полигамной семьи в другую. Капитан Вон Трэпп был не вдовцом, а женатым человеком с большой семьей. Он недавно познакомился с принципом полигамного брака и размышлял о том, чтобы присоединиться к ФСПД. Он нанял на работу Марию, потому что он уважал ее отца и ему нужна была помощница, заботиться о его очень большой семье.

Эти две семьи задействовали очень большое количество детей на роли. Но затем Маргарет потребовались роли для зятей и невесток. Поэтому в сценарии были персонажи, которые вроде как появлялись ниоткуда и исчезали в никуда.

Маргарет жаждала заполучить настоящий оркестр, но в реальности у нее получилось найти только маленькую группу музыкантов ФСПД. Она одела на них парадную униформу, чтобы они выглядели как настоящий оркестр, но когда они начали играть мелодии из настоящего мюзикла "Звуки музыки" публика принялась смеяться, до того это непрофессионально звучало.

Замысел сценария был таковым, что все пытались сбежать от нацистов в Америку и присоединиться к Народу Божьему. Пьеса кончалась музыкальным "шоу талантов", с немецкими солдатами, стоящими шеренгой на страже. Зятья Меррила играли немцев. После каждого номера "шоу талантов" актеры притворялись, что убегают в горы. Когда шоу заканчивалось, все пробирались через горы в безопасное место. Но затем немецкие солдаты начинали судорожно их искать.

Сыновья дяди Рулона, Лерой и Уоррен Джеффсы, которые теперь тоже вошли в нашу семью, появлялись в полной фашистской униформе и последними маршировали по сцене.

Публика смеялась, не догадываясь о той тьме, которая надвигалась на общину. Это была тьма тоталитаризма, которая вскоре отдаст каждый аспект нашей жизни в полное распоряжение Уоррена Джеффса.

ПУТЬ УОРРЕНА К ВЛАСТИ

Все мои беременности были ужасны, но пятая стала первой, которая представляла угрозу для жизни. Беременность точно так же начиналась с тяжелого недомогания и рвот, только в этот раз у меня еще и продолжились менструации. Ширли, фельдшер, к которой я обратилась, сказала, что такое бывает: у забеременевшей женщины может произойти еще одна менструация. Она послушала сердцебиение ребенка, сказала, что оно в норме, и отправила меня домой.

На третью ночь после того, как Ширли сказала мне не беспокоиться о кровотечении, я проснулась вся мокрая. Я включила свет и увидела что я вся в крови. В кровати была лужа крови. Я истекала кровью. Я запаниковала, побежала в душ и кровотечение прекратилось.

На следующий день я проводила уроки у второклассников, думая, что у меня, вероятно, произошел выкидыш и беременности настал конец. Но тошнота по утрам никуда не делась. Я пошла к Ширли неделю спустя, и она назначила УЗИ.

Исследование показало, что ребенок здоров, но имеет место отслойка плаценты от матки. Плацента функционировала лишь на 50 процентов, а срок был 13 недель. Ширли проконсультировалась с другим фельдшером, работавшим в общине, и они пришли к выводу, что остаток беременности мне придется провести в постели. Отслоившаяся половина плаценты будет продолжать кровоточить, что вызовет сокращения матки, из-за которых отслойка плаценты может увеличиться. Фельдшеры предупредили меня, что с большой вероятностью, мой ребенок не выживет.

Кто позаботится о моих четырех детях, пока я буду прикована к постели? Патрик, мой младший, все еще носил памперсы, и я знала, что никто не станет менять ему их чаще одного раза в день. Я знала, что остальные жены не будут мне приносить еду в постель или следить, чтобы мои дети поели. Я также очень не хотела бросать свой второй класс - я очень привязалась к своим ученикам. Но речь шла о жизни и смерти.

Я спросила Меррила, что мне делать. Он обвинил меня в том, что я делаю из мухи слона, и сказал прекратить себя жалеть.

"Какая мать не отдала бы жизнь за своего ребенка?" Он приказал мне оставить работу и лечь в постель. С его точки зрения эта беременность была испытанием, которое послал Бог.

В течение следующих шести месяцев у меня с перерывами продолжались кровотечения. Я была так слаба, что едва могла стоять. Однажды утром, проснувшись снова в луже крови, я почувствовала, что умираю, и испугалась, что это может быть последний день, который я смогу провести со своими детьми.

Я позвала двух своих младших, ЛуЭнн и Патрика. Они не мылись в ванной уже несколько недель - я была слишком слаба и больна. Я долго купала их в ванне с пеной. Они весело играли вместе, пока я лежала на полу ванной. Я одела каждого ребенка в чистую одежду. В голове моей стучало так сильно, будто по мозгу били кувалдой. Я послала ЛуЭнн и Патрика найти старших брата и сестру. Я не видела смысла оставаться в постели, так как была уверена, что я и ребенок умираем.

Собрав всех четверых детей, я пошла с ними в парк недалеко от дома. Я сидела на скамейке и плакала, глядя, как мои дети играют и катаются на качелях. Я хотела быть их матерью. Я хотела видеть как они растут. Я злилась, представляя себе, сколько всего в их жизни я не увижу, из-за того что умру. Горе от мысли, что они останутся одни, без матери, пронзало меня, словно нож. Мне было больно и горько за себя. Я и мой нерожденный ребенок умирали и никого это не заботило. Мой муж не будет скучать без меня. Мои сестры во браке будут рады, что меня больше нет. Мою смерть посчитают волей Бога, никто не буде задавать вопросов или носить траур. Плакать обо мне буду лишь я сама. Мои дети были жизнерадостны, и смотреть на них было также невыносимо, как и отвернуться.

Ширли узнала от Тэмми что мне стало хуже. Тэмми и Ширли прежде были женами дяди Роя. Тэмми пила с Ширли кофе и всячески осуждала меня. Ширли поняла, насколько тяжелым было мое состояние и вышла из себя. Для Ширли это был вопрос лечения, а не религии. Она немедленно позвонила Меррилу и настаивала, чтобы он отвез меня в больницу. Он отнесся к этому несерьезно, и Ширли было ясно, что делать он ничего не собирается. На следующий день она увидела Меррила на общинном мероприятии и заговорила с ним в присутствии всех тех, на кого, как она знала, он хотел произвести впечатление. Она сказала, что меня срочно нужно отвезти в больницу, и если он этого не сделает, то у него на руках будет мертвая жена и мертвый ребенок.

Я не могла поехать в больницу сама. Мой муж сначала должен был дать разрешение. Волонтеры-водители "скорой" в Колорадо-Сити и в Хиллдейле все были членами ФСПД. Из-за этого им было строжайше запрещено вмешиваться в семейные дела другого мужчины. Поэтому они не повезли бы в больницу женщину (или ее ребенка) без предварительного разрешения на то ее мужа.

Ширли стыдила Меррила, пока не добилась своего, и час спустя я уже ехала в больницу. Врач не хотел вести речь о родах, так как ребенок был еще мал и его легкие недостаточно развиты: к тому времени у меня было тридцать три недели беременности. В больнице, с нормальным режимом питания и питья, мое состояние быстро стабилизировалось. Я пробыла там четыре недели, прежде чем при помощи кесарева сечения родился Эндрю, мой пятый ребенок и третий сын. Эндрю был крохотным, но он хорошо сосал грудь и быстро набирал вес. Он выжил просто чудом. Ширли сказала, что никогда не думала, что мне удастся доносить Эндрю до такого срока. К счастью, в родзале разрешили присутствовать только Меррилу.

Во время следующего посещения я рассказала Ширли, что боюсь снова забеременеть. Она сказала, что у меня нет факторов риска повторной отслойки плаценты, и заверила, что этого никогда больше не произойдет. Она ошиблась. У меня было еще три угрожающих жизни беременности.

Беременность моим сыном Эндрю изменила мое чувство безопасности мира. У меня было пятеро здоровых и красивых детей, которых я нежно любила, но я ужасно боялась забеременеть снова. Мне нужны были контрацептивы, но у меня не было к ним доступа. В ФСПД верили, что если женщина пользовалась средствами контрацепции, чтобы не дать новой жизни прийти в этот мир, то она заплатит за это в будущей жизни: целую вечность она будет бездетной служанкой остальных жен ее мужа.

Расшатанность моей личной жизни была словно отражением все более странных перемен, происходивших в общине. К 1995 году Уоррен Джеффе неявно, но все более ощутимо присутствовал в нашей повседневной жизни. Это казалось мне странным, поскольку в ФСПД было много других мужчин, более могущественных, чем он. Но он был любимым сыном дяди Рулона и Пророк часто повторял, что Уоррен говорит от его лица.

Уоррен говорил другими способами. Он начал вести в Солт-Лейк-Сити особые уроки по истории священства (он все еще работал там в должности директора частной школы ФСПД). Эти уроки записывали на пленку, и сестра Тэмми пришла однажды в наш дом, и стала с энтузиазмом рассказывать, как много в них содержится информации. Я удивилась про себя, почему бы вдруг кого- то интересовало то, что говорит Уоррен Джеффе. Сестра Тэмми сказала, что эти записи не продавали лишь бы кому - их могли приобрести лишь привилегированные.

Некоторые из прослушавших находили их отвратительными, говоря, что это всего лишь расистские разглагольствования Уоррена. Он заявлял, что черная раса появилась на земле для сохранения зла.

Я решила послушать эти записи. Речи Уоррена были основаны на основополагающей доктрине ФСПД. Он говорил странным голосом, будто бы в трансе, словно для того, чтобы загипнотизировать слушателя. В одной серии записей описывалось, как Бог уничтожит всех на северо- и южноамериканском континентах. Затем он зачитал длинный список того, что человеку нужно сделать, чтобы он (или она) мог вознестись на небеса.

Каждый, кто надеялся вознестись, должен был жить с горением в груди - каждую минуту! И это горение должно было быть духом Бога. Записи стали так популярны, что даже возник ажиотаж среди желавших их заполучить. Эксклюзивность записей делала их еще более желанными - каждый хотел заиметь комплект.

Уоррен проповедовал в церкви и подробно говорил о том, как горение в груди предрешит вознесение с земли. Не имевшие же горения будут уничтожены наравне с нечестивцами.

Примерно в это же время Уоррен наложил вето на красный цвет. Он объявил, что не подобает носить красное или иметь красные предметы в доме, поскольку этот цвет принадлежал только нашему Господу и Спасителю Иисусу Христу. Он проповедовал, что когда Иисус Христос возвратится, то будет в красных одеждах, а значит, богопротивно носить этот цвет до второго пришествия.

Он объявил об этом в воскресный день в церкви, и те, кто был в красном, немедленно отправились домой переодеваться. Иные семьи избавились от всего красного, что было в доме. Это было трудно для небогатых семей. Дети потеряли много одежды, пальто и ботинок. Женщинам пришлось выбросить платья, на которых было хоть что-то красное - и у некоторых это была немалая часть гардероба. Некоторые семьи избрали более умеренный подход: они выбрасывали красную одежду, игрушки или предметы обихода по мере того, как те приходили в негодность. Более радикально настроенные семьи выбросили все красное тотчас же.

Одна учительница сказала своим ученикам, что красный вовсе не плохой цвет, а очень даже красивый. Ученики рассказали об этих крамольных словах своим родителям. Родители стали жаловаться и просить, чтобы учительница, не являющаяся членом ФСПД, уважала их верования, да еще потребовали, чтобы все красное убрали из класса.

Меррилу всегда нравилось красное. Мы перебрали все шкафы нашего семейства и избавились от большей части красной одежды. В тот вечер я смотрела на закат - оранжево-красное зарево. Если Бог хотел сберечь красный только для Иисуса Христа, зачем же тогда он так щедро окрасил им небо?

Когда некоторые из нас несколько дней спустя собрались выпить кофе у Линды, снова всплыла тема горения в груди как доказательства праведности. Джейн, моя веселая и отважная кузина, с которой мы в детстве играли в Апокалипсис, дала старт обсуждению: "Дамы, у меня есть вопрос. К чему вообще все эти чертовы разговоры о горении в груди? Я всегда думала, что жжение в груди - это мастит". (Мастит - это инфекционное заболевание, нередкое у кормящих матерей.) Все засмеялись. Кто-то спросил Джейн, как она осмелилась усомниться в условиях, необходимых для вознесения. - "Ну, — сказала она, — если для вознесения мне нужно воспаление груди, то нет, спасибо! Я уж тогда лучше умру вместе с неправедными!"

Затем обсуждение стало более серьезным: мы говорили, что, похоже, новый экстремизм пустил корни в общине - более радикальный, чем что-либо известное нам ранее. Одна женщина поведала душераздирающую историю о неком офицере полиции в ФСПД. (Все полицейские в нашей общине были членами ФСПД, что усложняло дело, если женщина пыталась сбежать - ей не приходилось ждать от полиции ни помощи, ни защиты. По той же причине бесполезно было сообщать о домашнем насилии - полиция всегда принимала сторону мужа.)

Мне редко доводилось слышать истории столь муторные, как та, что я услышала в то утро. Офицер полиции ФСПД хотел отвезти свою жену на ранчо Стидз, чтобы преподать ей урок послушания. Он завел ее в загон к быку, а затем привязал к шее быка веревку. Он сказал своей беременной жене, что она должна управлять быком на веревке согласно приказаниям своей священнической главы. Она пыталась удерживать быка, но тот убежал, и тащил ее за собой, пока она не выпустила веревку.

Ее муж вошел в загон и снова дал веревку ей в руки, и приказал крепко ее держать. Но бык вырвался от нее, а ее муж пришел в ярость. На этот раз он взял конец веревки и обвязал его вокруг шеи быка и сказал, что лучше бы ей в этот раз постараться. Но это было невозможно. В третий раз он привязал конец веревки к ней, чтобы она не могла ее отпустить. Бык снова потащил ее по загону, она получила тяжелые травмы и потеряла ребенка, что опять-таки было ее виной, ибо она была непослушна.

Выслушав все это, я сказала группе, что у меня в груди горит огонь - я хотела убить этого мужика. Остальные согласились со мной и мы говорили о том, что сделали бы с ним, если бы он когда-либо нас остановил [на дороге]. Эта история широко разошлась по общине, потому что мачеха этого мужчины узнала о том, что он сделал со своей женой, и была так возмущена, что стала говорить об этом. Никто не обратился к властям, потому что мы знали, что его жена будет все отрицать. Мы все знали, что когда дело доходило до того, чтоб защитить себя, мы были бессильны. Я опасалась, что это был крайний случай проявления истерии. Этот полицейский довел понятие "совершенного послушания" до уголовщины.

Послушание, проповедуемое Уорреном, представляло собой полное подчинение женщины своему мужу. Он сказал, что женщинам не следует работать вне дома - им не следует даже покидать дом без разрешения мужа.

Мы всегда держали в секрете наши встречи за чашкой кофе, но тут мы поняли, что нам нужно быть еще более осторожными. Мы становились все более осмотрительными в своих действиях по мере того, как изменения захлестывали нашу общину. Поскольку, в соответствии с новыми учениями Джеффса, от женщин потребовали оставить работу, некоторым семьям стало труднее сводить концы с концами.

Переменам, которые приказным порядком ввел Уоррен Джеффе, подчинялись, так как считали его голосом Пророка, дяди Рулона. Люди не сопротивлялись все более репрессивным порядкам, за которые он ратовал. Более того, считалось, что нас призывают к более высокому уровню евангельской жизни. Это были не репрессии, это была благодать. Бог давал нам новый, лучший путь к истинной вере через Пророка и его спикера, Уоррена Джеффса.

Люди, которые подобно мне, боялись этих перемен и чувствовали опасность, хранили молчание. Говорить о том, что ты чувствуешь, стало небезопасно. Женщины теперь и подумать не могли поехать в город без сопровождения мужчины. Наш муж был нашим богом и верховным господином, вся власть над нашими жизнями была в его руках. Для женщины более не считалось приемлемым войти в комнату, где находится ее муж, не прочитав предварительно молитву с просьбой к Богу вложить в нее тот же дух, который довлеет над ее мужем.

Для меня этот выбор был непрост, так как большую часть времени Меррил был в крайне дурном настроении. Если бы на меня снизошел тот же настрой, кто-то из нас мог пострадать. Эту догму я решила игнорировать.

ЧАРТЕРНАЯ ШКОЛА

Примечание переводчицы: чартерная школа — школа, финансируемая на деньги штата, но оперируемая как частная школа.

В наших жизнях не осталось ни одного аспекта, на который бы не наложил руку Уоррен Джеффе. Образование было одной из первых областей, куда он направил свое карающее и злобное внимание.

Отец Уоррена положил конец высшему образованию после того, как стал Пророком. Единственное исключение сделали для тех, кому разрешение посещать колледж дал его предшественник — дядя Рой, перед тем, как умер. Итак, несколько человек продолжали посещать колледж, но большинство не могло этого делать. Это создало еще более изолированную популяцию, из-за отсутствия доступа к чтению, критическому мышлению или искусству. Это также означало, что у нас очень не хватало квалифицированных учителей.

Мы не могли нанять учителей со стороны, потому что никто не хотел работать за такую маленькую зарплату. Учителя зарабатывали, в основном, двадцать тысяч в год. Некоторые семьи обучали детей дома, потому что считали, что публичные школы слишком подвержены мирскому влиянию. Уровень домашнего образования был плачевным. Но количество детей, обучавшихся дома, никак не влияло на недостаток учителей. Классы были переполнены, учителя завалены работой по горло.

Несколько учителей второго класса завели разговор об этой проблеме на нашем ежемесячном собрании. Мы знали, что семьи все разрастаются, а не уменьшаются. Наши попытки найти решение ни к чему ни привели. Но на следующей неделе я услышала о чартерных школах, которые открывались в Аризоне.

Штат принимал заявки на открытие дополнительных школ в следующем году. Я начала собирать информацию, чтобы узнать, что может дать нам чартерная школа, и была заворожена.

Если штат профинансирует чартерную школу, то он это сделает, исходя из общего количества учеников. На одного ученика выделяли столько же денег, как в Фениксе. Это означало, что мы можем получить достаточно денег на чартерную школу, чтобы нанять квалифицированных учителей со стороны. Мне показалось что это будет выгодным для всех.

Я сказала руководителю школы, Элвину Барлоу, что если бы у нас были компьютеры, наша работа была бы более эффективной и таким образом мы смогли бы уменьшить количество учеников на один класс. Некоторые могут находиться в компьютерной лаборатории, а там мы можем задействовать ассистента, а не учителя. Это позволит учителям больше времени проводить в классе. Дети могут делать математику и чтение в компьютерной лаборатории и это будет помогать им в их классной работе.

Я закончила несколько курсов компьютерного программирования и кодирования HTML — ручной верстки веб-сайтов.

Я знала, что смогу разработать программы специально для наших учебных планов. Барлоу был впечатлен. Он от всего сердца поддержал мою идею чартерной школы.

Я была уважаемой учительницей, потому что у меня был талант обучения любого ученика чтению. Родители детей, у которых были проблемы с чтением, шли к Барлоу и просили перевести их ребенка в мой второй класс.

Меррил тоже прдумал, что план с чартерной школой был хорошей идеей и дал мне добро на ее внедрение. Я спросила у Меррила, перед тем как писать прошение, нужно ли нам сначала поговорить с дядей Рулоном. Он сказал, что поговорит с Пророком, но это не должно быть проблемой. Я не знаю, действительно ли Меррил разговаривал с Пророком, но несколько жен Пророка знали, что я подаю прошение на открытие частной школы, поэтому я думала, что он тоже в курсе.

Я работала над прошением день и ночь. Мои кузины, Джейн и Ли Энн, обе учительницы, тоже присоединились к работе.

Мы закончили наше прошение вечером перед самым окончанием приема заявок и затем затаили дыхание. Мы гордились тем, что затеяли и теперь должны были только ждать и смотреть, что из этого получится.

Через месяц нас пригласили в Феникс, чтобы представить на рассмотрение наш чартер. Там были сотни представителей школ. Большинство из них были администраторы или руководители с намного большим опытом работы, чем у нас. Мы с Джейн чувствовали себя как дети.

Из двадцати заявок, представленных перед нами, только одна получила добро. Ставки были высокие. Наконец подошла наша очередь. Нам задавали и задавали кучу вопросов.

Наконец одна из женщин в комиссии положила этому конец.

"Я хочу создать эту школу! У нее самый лучший детально разработанный план, какой я когда- либо видела". Один из ее коллег-мужчин согласился. Ему понравились инновационные идеи, которые были в нашем прошении и он хотел посмотреть, как они сработают на практике.

Комиссия сомневалась, сможем ли мы построить здание школы такого размера, как нам нужно, за лето. Я сказала, что с этим не будет проблем. Община обычно очень быстро строила здания.

Нас утвердили! Мы с Джейн ликовали! Я никогда не совершала ничего настолько значительного. Я гордилась собой и собиралась приложить все усилия, чтобы эта школа открылась. Когда Комиссия по образованию штата Аризона ознакомилась с нашим чартером, они сказали, что это один из самых лучших планов, который они только видели.

Меррил был впечатлен нашим достижением и сказал, что расскажет об этом дяде Рулону. Слухи о нашем триумфе распространились до Солт-Лейк-Сити и дошли до Уоррена Джеффса. Уоррен все еще возглавлял там частную школу ФСПД и при этом взял на себя большую часть управления ежедневной жизнью секты вместо своего больного отца. Учительский стиль Уоррена включал в себя битье учеников палкой. Только у двух учителей его школы были дипломы. Остальные, максимум, окончили полную среднюю школу. Их единственной квалификацией была верность ФСПД и Уоррену.

Уоррен узнал, что в наша заявка на чартерную школу содержала в себе большую компьютерную программу. В своей школе компьютеры он запретил.

Он знал, что я разрабатываю свои собственные книги по чтению, чтобы завершить разработанную мною программу по чтению, что также являлось для него угрозой. Хорошо образованные дети в один прекрасный день начнут думать своей головой.

Я думаю, Джеффе понимал, что в конце-концов это подорвет его авторитет. Поэтому, может быть, я должна была быть более готовой к тому, что произошло дальше.

Меррил пошел поговорить с дядей Рулоном о школе. Тот сказал Меррилу, что этой школы никогда не будет. Я понятия не имею, пытался ли Меррил переубедить его или нет.

Все, что мне сказали — Пророк против. Не будет никакой чартерной школы. Элвин Барлоу, директор школы, был расстроен. Меррил запретил мне продолжать заниматься чартерной школой. А ведь я была стержнем всей этой затеи.

Я была в ярости. Этот гнев дошел до самой глубины моей души, и она вспыхнула пламенем. Практически все в общине хотели открытия этой школы. Впервые в жизни я увидела, как религия может подавлять что-то настолько позитивное и жизненно необходимое. Запрет на обучение наших детей был бессовестным.

Что еще больше сводило меня с ума, так это то, что мне не разрешили представить свою идею дяде Рулону до того, как Уоррен настроил его против школы.

Частички мозаики начали складываться в картинку, но я все еще не могла сложить всю головоломку. Я была слишком расстроенна. Я прекратила есть на неделю.

Мы сказали штату Аризона, что мы не успели построить здание вовремя и что мы отменяем чартер. Это было ложью. (После этого штат звонил нам каждый год с вопросами, какая помощь нам требуется, чтобы построить школу. Джейн выкручивалась и придумывала отговорки, но утверждала, что рано или поздно она проговорится и скажет правду: Пророку не понравилась идея школы и он запретил ее.)

Я была слишком убита неудачей с чартерной школой, чтобы продолжатьучительствовать. Я уволилась после того, как закончился учебный год. Для меня не было никакого будущего в педагогике, по крайней мере пока Уоррен Джеффе был де факто Пророком. Я не думала о том, что может случится после того, как умрет его отец. Никто вообще-то не ожидал, что Уоррен станет следующим Пророком. Я точно не ожидала. Он был слишком уж незначителен.

СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП МЕРРИЛА

После кончины моей чартерной школы я знала, что больше никогда не смогу учительствовать. Одна только мысль о том, чтобы снова войти в класс разбивала мне сердце. Я хотела уйти до того, как закроют государственные школы в общине, а я была уверена что рано или поздно их закроют. Я сказала Меррилу, что смогу зарабатывать больше денег, занимаясь Веб-дизайном и он согласился позволить мне попробовать.

Меррил выделил мне немного пространства в офисе и я начала разрабатывать простенькие Веб-сайты для местных бизнесов и продавать пищевые добавки через Интернет. Через несколько месяцев — к осени 1996 я была беременной моим шестым ребенком и снова страдала от токсикоза.

Жизнь поменялась, и не в лучшую сторону, когда дядя Рулон начал захватывать все больше контроля над общиной. Он построил себе дом в Колорадо-Сити и теперь он и Уоррен проводили все больше и больше времени с нами. Наша свобода исчезала на глазах. Теперь мы были подчинены строгим правилам, которые запрещали нам ходить в кино. Телевидение и Интернет тоже были под строгим запретом, за исключением использования их для бизнеса.

Даже требования к нашей одежде поменялись. Теперь было запрещено носить ткани с крупным рисунком. В последующие месяцы и годы, когда требования становились все суровее, ткани в клетку тоже были запрещены и нас ограничили ношением одежды нескольких фасонов пастельных тонов.

Другое новое и совершенно дикое распоряжение Пророка провозглашало, что теперь мы все должны были носить длинное исподнее, включая всех детей, кто был достаточно большим, чтобы ходить на горшок. В общине это вызвало всеобщее помешательство, так как все одновременно в тот же миг попытались исполнить волю Пророка. До распоряжения Уоррена, носить или не носить длинное исподнее было делом добровольным. Только примерно двадцать процентов семей носили длинное исподнее — но они никогда не пытались надевать его на малышей. Я вынуждена была купить ткань и пошить белье для всех нас. Затем я должна была купить еще одежды, чтобы полностью прикрыть все то длинное белье, которое не должно было быть видно. Как при всех переменах, единственную причину, которую нам дали — теперь Бог решил, что его люди готовы жить по более высоким стандартам.

Однажды днем я пошла вместе с несколькими другими женами Меррила, чтобы вручить подарок для новорожденного малыша одной из жен Уоррена, которая только что родила сына. Я слышала, что роды происходили в доме дяди Рулона, и не могла понять, почему ее не отвезли в клинику. Я спросила у нее, что случилось.

"Уоррен не захотел, чтобы я ехала в Хилдейл" — сказала она. - "Он решил, что я рожу ребенка дома. Нам пришлось немного импровизировать, но в конце концов все благополучно закончилось".

Она выглядела так, как будто бы прошла через ад.

Что ты имеешь в виду — импровизировать?" — спросила я.

"Мне разрезали промежность ножницами для шитья, а затем зашили ниткой для чистки зубов". — сказала она слабым и бесстрастным голосом.

Я потеряла дар речи. Как только человек может подвергать свою жену и ребенка такому риску и обращаться с ней таким варварским способом?

Но я знала, что мне нельзя раскрывать свой рот. В комнате было множество жен Уоррена, и если я прореагирую, это может навредить этой жене — и мне тоже. Было очень трудно не показывать свой шок. Она и так уже черезчур много сказала.

Позже, я слышала, как те из дочерей Меррила, который вышли замуж за Уоррена, защищают его действия. Они думали, что она проявила непослушание даже просто упомянув о том, что с ней произошло. Никто не задавался вопросами о верованиях Уоррена.

Через несколько месяцев после рождения ребенка, распространились слухи, что Уоррен прекратил заниматься с этой женой сексом. Я уверена, это потому, что он был зол на нее за то, что она расказала правду о своем разрезе промежности и это негативно отразилось на мнении людей о нем. Но Уоррен был всегда жесток с этой девушкой и возможно, он отверг ее по другим причинам.

Что пугало меня больше всего — так это то, что когда по общине расспространились слухи о том, как Уоррен Джеффе обращается со своими женами, другие мужчины начали подражать его экстремальному поведению. На кофейных встречах Линды мы обсуждали то, как сильно увеличился уровень домашнего насилия после того, как появились новые магнитофонные записи проповедей Уоррена о еще большем послушании жен своим мужьям.

Все увеличивающееся влияние Уоррена на наши жизни дошло до спален. Он отобрал у общины секс своим декретом о том, что заниматься им можно исключительно в целях размножения. Нас заставили рассчитывать дни овуляции и секс позволялся только в эти дни. А затем мы должны были ждать месяц, чтобы посмотреть, а не забеременели ли мы, чтобы нам опять можно было заняться сексом.

Меррил просто проигнорировал этот новый декрет и продолжал заниматься со мной сексом не обращая внимания на то, беременна ли я или нет. Он занимал настолько высокую позицию в ФСПД, что и одна из его жен не могла донести на него за непослушание. Некоторые мужчины тоже не слушались этого нового правила о сексе, но они знали, что это было рискованным. Это новое правило дало Уоррену Джеффсу еще больше власти над ними. Если бы их жены пожаловались Джеффсу на то, что их мужья не подчиняются его декрету, мужей бы выперли из ФСПД.

Но там была одна ловушка: даже если женщина жаловалась на своего мужа, все равно это могло ударить по ней. Если Уоррену нравился ее муж, он мог встать на его сторону, используя лазейку, которую Джеффе называл "власть вдохновения". Сам Бог мог действовать в семье, через Божественное вдохновение мужа. Поэтому, если Бог вдохновлял мужа заняться сексом с женой, у которой на тот момент не было овуляции, то Уоррен говорил, что Бог знал, что так будет лучше для семьи того человека, а эта женщина находится в бунте и должна быть наказана. Основа всего этого была такова, что Уоррен прибирал к рукам полный контроль над нашими жизнями. Он мог устанавливать правила, и мог нарушать их, если видел в этом пользу.

Больше всего пострадали те женщины, с кем мужья не любили заниматься сексом. Их мужья могли сказать, что те жены недостойны, чтобы зачинать их детей и вообще прекращали заниматься с ними любовью. Это позволяло мужьям заниматься сексом только с самыми любимыми женами. Муж говорил другой жене, что если бы она была достойна, он бы дал ей ребенка. Вот до такой степени это было отвратительным.

Вскоре после появления этого декрета очень сильно увеличилось количество женщин общины, которые пытались достать себе антидепрессанты. Беременные женщины впали в безумство, потому что их мужья прекратили заниматься с ними сексом. (А поскольку женщины были беременны практически постоянно, они ожидали, что будут продолжать заниматься сексом во время беременности, иначе они бы почти вообще ничего не получали).

Женщины приходили в клинику — беременные и безумные. У двух фельдшериц было право выписывать антидепрессанты. Беременным давали Золофт, остальным — Прозак. Это не было тайной. Я слышала об этом и прямо и косвенно от Ширли, одной из фельдшериц, которая волновалась, что у некоторых беременных женщин без лекарств начнутся нервные срывы. Она говорила, что как минимум одна треть жен общины была на таблетках. (Через несколько лет Департамент Здравоохранения поднял тревогу, видя такое количество рецептов на антидепрессанты, проверил их записи и сказал, что нельзя женщинам принимать эти медикаменты в течении продолжительного времени, без осмотра врачом. Но если и были предприняты какие-то серьезные действия, то я никогда о них не слышала).

Секс был эквивалентом власти в ФСПД. Если мужчина прекращал спать со своей женой, ее опускали ниже плинтуса. В своей семье она теряла всю власть и статус. Мы всегда знали, какая из жен семьи была как Барбара — фавориткой. Женщина, с которой муж занимался сексом больше всего, выигрывала жестокое сексуальное соревнование, которое разыгрывалось в каждой полигамной семье. Ее муж обращался с ней как с королевой, а она использовала эту власть, чтобы командовать другими женами.

Но под перекрестный огонь этих сексуальных войн попадали дети. Мужья обычно более жестоко относились к тем женам, с которыми больше не спали. И они плохо обращались с детьми этих жен.

Барбара была типичной женщиной, помешавшейся на своем высоком статусе любимой жены. Она искренне верила, что она выше и лучше остальных из нас. Из-за ее статуса, и она и ее дети были неприкасаемы. Ее дети смотрели свысока на других братьев и сестер, как на недочеловеков, что тоже было очень обычным в больших полигамных семьях.

Кастовая система в семье Меррила установилась еще до моего появления. Но в этом наша семья была исключением. Новый декрет Уоррена означал, что теперь и другие семьи станут подобны нашей. Множество мужчин ФСПД пытались быть справедливыми ко всем своим женам. Они считали, что это их религиозная обязанность — не выделять фавориток. Они занимались сексом по очереди, чтобы никто не чувствовал себя обиженной или брошенной. Если у человека было три жены, каждая женщина знала, что согласно расписанию, она будет спать со своим мужем каждую третью ночь.

Но это новая сексуальная политика дала мужчинам такую свободу, которой у них никогда не было. Больше не было обязанности спать с женщиной, если только ты не хотел зачать с ней ребенка. О справедливости речь больше не шла. Как только их освободили от обязанности спать с женами, большинство мужчин назначили себе фавориток и установили кастовую систему в семье. А кастовая система в семьях — как унавоженная земля, на которой растет желание причинить вред друг другу. В течении последующих месяцев и лет Уоррен постоянно акцентировал этот закон, проповедуя, что у мужчины есть право обращаться с одной женой лучше, чем с другой, если она более достойна любви.

Секс был единственной надеждой, данной женщине в этой жизни. Если она удовлетворит своего мужа сексуально, он будет защищать ее и ее детей. Поскольку в его руках была ее судьба и в загробной жизни, она не рисковала вызвать его недовольство сексом. Вот почему это вызвало такую эмоциональную дестабилизацию у женщин, когда мужья начали заниматься с ними сексом раз в месяц или вообще переставали, когда они беременели. Их шансы соблазнить, впечатлить или удовлетворить своих мужей были настолько радикально ограничены, что это угрожало самому их существованию.

И, как и все остальное, этот новый декрет был установлен именем Бога. Уоррен проповедовал, что Христос придет в нашу общину, потому что мы — чистые и воздерживаемся от секса за исключением случаев, когда нужно зачать ребенка. Он проповедовал, что теперь мы живем по более высоким духовным стандартам, но как по мне, так это ощущалось, как будто бы мы переступили через новый и опасный порог.

Однажды утром, когда меня рвало в ванной, прибежала Тэмми и принялась ломиться в дверь. - "Кэролин, у Меррила этим утром случился сердечный приступ. Приехала скорая и забирает его в больницу. Барбара едет с ним, а остальные из нас поедут следом за ними в интенсивную терапию".

Тэмми вела маленькую семейную машинку, я сидела позади, расстроенная и настолько больная, что просто не могла прекратить блевать. А что если Меррил умер? Я была в ужасе. Женщины общины, которых, как я знала, заставили выйти замуж за других, после смерти их мужей, оказались в намного худшей ситуации, чем до этого. Я, правда не знала, как я смогу выжить в семье, если со мной будут обращаться еще хуже.

Не все — но многие — большие полигамные семьи были подобны прайдам львов. Когда власть захватывает новый лев, он убивает всех детенышей своего предшественника. Я видела ситуации, когда новый муж выгонял всех сыновей своей новой жены, а затем женился на ее дочерях или выдавал их замуж за своих сыновей. Девочки могли оставаться в новой семье в качестве товара потребления, но мальчики всегда становились изгнанниками.

Если Меррил умрет, меня заставят снова выйти замуж. Не было никакого способа избежать этого. Я страстно молилась, чтобы Меррил выжил. Мои дети были еще такими маленькими, а я — беременна еще одним. Мы будем полностью уязвимы, если нам придется переехать в другую семью.

Барбара стала информатором семьи. Она постоянно находилась с Меррилом, но была очень скрытной — по крайней мере с другими женами. Большую часть информации она открывала дочерям Меррила. Его состояние было тяжелым. Сердце получило серьезные повреждения из-за массивного инфаркта.

Несколько дней его жизнь висела на волоске. Когда его состояние так и не улучшилось, его перевели в Университетский Госпиталь в Солт-Лейк-Сити, чтобы провести операцию коронарного шунтирования. Его отправили самолетом санавиации. Мы совершили пятичасовую поездку караваном машин на следующий день.

Во время операции состояние Меррила ухудшилось. Врачи беспокоились, что он не переживет ночь.

Что за странное зрелище мы из себя представляли. Все шесть жен, женатые и замужние дети Меррила и несколько его друзей сидели под дверью реанимации в хирургии. Многие были в слезах. Главный хирург вернулся в госпиталь примерно в три утра. Он провел несколько часов у его постели, а потом сказал, что состояние Меррила стабилизировалось и мы можем пойти и немного поспать.

Следующая неделя превратилась в кошмарный сон. Меррил подцепил стафиллококк и у него началось заражение крови. Его почки начали отказывать и его подключили к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Я была уверена, что он умрет. Разлука с детьми была непереносима, но у нас не было другого выбора. Все шесть жен должны были дежурить возле него, пока он был в больнице. Когда я пошла повидать его, я убедилась, что он умрет. Машины поддерживали в нем жизнь.

Люди таращились на нас в больнице. Я чувствовала себя инопланетянкой, когда я пошла в столовую. По больнице распространялись слухи, что в реанимации лежит полигамист. Я слышала, как два уборщика разговаривали в коридоре: "Шесть жен — что он с ними делает?"

Рут была на грани срыва. Она хотела поехать домой. Кэтлин в один из дней просто ушла и отправилась на работу. Барбара настаивала, что мы все должны оставаться в больнице. Тэмми ей активно поддакивала, а я отчаянно хотела домой. Конфликт между Рут и Барбарой нарастал. Несколько из дочерей Меррила донесли об этом дяде Рулону, и он назначил другого мужчину, отвечать за семью Меррила, пока тот не выздоровеет.

У этого мужчины было больше власти, чем даже у Барбары, а она ненавидела, когда кто-то узурпировал ее власть. Он забрал нас всех пообедать, но открытая враждебность Барбары к нему превратила обед в напряженное испытание. Я не принимала во всем этом участия. Мне просто нужно было вернуться домой, к детям. К тому времени я была в разлуке с ними почти три недели.

Одна из дочерей Меррила привозила Артура и Бетти, чтобы они оставались со мной одну неделю. Это помогло, но оставались еще трое, по которым я тосковала. Я разговаривала с ними по телефону каждый день, но этого было мало.

ЛуЭнн послала подарок отцу. Он был красиво упакован и я подумала, что кто-то водил ее за покупками. Когда Меррил открыл подарок, там был увядший цветок и несколько лоскутков. Все в комнате разразились хохотом. Мне было так больно за ЛуЭнн. Я знала, что то, что она послала отцу, было сокровищем в ее глазах пятилетнего ребенка. Меррил был так болен, что я не уверена, что он вообще понимал, что происходит, но я ненавидела, что все остальные смеются над моей милой маленькой девочкой.

Через месяц состояние Меррила улучшилось настолько, что его выписали домой. Мы улетели обратно в Колорадо-Сити на частном самолете дяди Рулона. Когда мы совершали посадку, я увидела толпу людей, которая собралась рядом со взлетной полосой, чтобы приветствовать нас.

Я шарила глазами по толпе в поисках своих детей. Наконец я увидела маленькую рыжеволосую головку, рассекающую толпу. Меррил протянул к ней руки. - "Ну, как поживает моя малышка Бетти?"

Несколькими мгновениями позже я обнимала остальных моих детей.

НОС РУТ

Проповеди Уоррена затрагивали каждую область нашей жизни. Мы уже привыкли к предостережениям дяди Рулона. Детям больше не делали прививок, потому что он запретил их. У Артура и Бетти прививки были, но больше никому их не делали. Дядя Рулон сказал, что прививки сделают наших детей бесплодными. За этим стоит правительство, заявил он.

Но мы все еще продолжали возить наших детей к врачу, если им было необходимо лечение. Мне казалось, что взгляды Уоррена были всегда гораздо более радикальны, чем у его отца. Он начал проповедовать, что у любого, кто нуждается в медицинской помощи, недостаточно веры. Человек, который находится в гармонии с Богом, может исцелить себя сам с помощью поста и молитвы. Прежде чем я увидела это действие у себя дома, я знала людей, которые чуть не умерли и нескольких детей, которые пришли в тяжелое состояние прежде, чем были доставлены в больницу в качестве последнего средства.

В 1997 году у Рут диагностировали рак кожи. Это было пятно на ее носу. Меррил отправил ее в нашу местную клинику, потому что оно болело. В клинике ей назначили прием у дерматолога, который и распознал у нее рак кожи. Но он сказал, что хорошая новость заключается в том, что рак был замечен на ранней стадии и его можно было устранить за несколько процедур.

Рут хотела попробовать способ Уоррена и начала поститься и молиться. Я пыталась убедить ее, что Бог посылает ответы многими путями и, возможно, этот дерматолог и был одним из них. Однако она чувствовала, что если продолжит наблюдаться у врача, то это будет означать, что у нее мало веры.

Рут наведалась в магазин здоровой пищи и спросила об альтернативных способах лечения рака. Ей дали всяких трав с химикатами, которые должны были выжечь из нее рак. Однажды я вернулась из офиса и нашла Рут, которая смешивала большую партию трав и химикатов для ее носа. Она сказала, что Бог ответил на ее молитвы и открыл ей новый способ исцелиться от рака кожи. Когда я увидела, с каким энтузиазмом она стряпает свое ведьминское зелье, то закрыла рот.

Когда Рут сказала мне, что ей нужно нанести на нос маленькую каплю размером с булавочную головку, я спросила, зачем она сделал такую большую дозу.

   -  О, я думаю, что была немного слишком взбудоражена.

Я подумала, что ее энтузиазм по поводу бурды в миске утихнет сам собой, как только она заметит его неэффективность. Я понимала, что с ней бессмысленно разговаривать с помощью доводов здравого смысла и не думала, что это зелье может повредить.

Но когда я увидела ее в ту ночь позже, весь кончик ее носа был зеленым. Я спросила ее о той маленькой капле, которую она упоминала ранее.

   -  Я начала наносить крошечную капельку на пятно, а потом решила добавить больше. Я действительно думаю, что очень важно избавиться от него. После того, как я нанесла большую дозу на мой рак, я обратила внимание на другую сторону носа и увидела еще язвочку и подумала, что это тоже может быть рак.

   -  Рут, врач предупредил бы тебя, если бы он увидел больше, чем одно раковое пятно.

   -  Кэролин, доктора не знают всего, и я постилась и молилась Богу о том, как избавиться от рака. Бог может дать мне знание о том, как вылечить то, что случилось с моим телом.

   -  Но почему ты намазала весь нос между двумя этими пятнами? — спросила я.

   -  Я подумала, что там могут быть другие воспаления, которых пока не видно, — ответила Рут прежде, чем скрылась в спальне, убежденная, что вылечила рак с помощью каких-то зеленых приправ.

Я проснулась рано утром и пошла на кухню сделать кофе. Рут сидела там, в слезах, ее нос все еще оставался очень зеленым.

   -  Рут, что случилось?

   -  Мне было так больно прошлой ночью, что я не могла заснуть. Казалось, большие огненные шары горели на моем носу. Мне было так плохо, что я преклонила колени и молила Бога о милосердии.

   -  Но, Рут, почему ты не смыла это?

   -  Я не буду смывать. Если Бог хочет, чтобы я прошла через это для исцеления от рака, я сделаю это со смиренным сердцем.

   -  Рут, послушай меня. Если это так больно, то это может навредить твоему носу. Ты должна смыть это.

Потребовалось немного поспорить, прежде чем она согласилась.

Но когда я вернулась пришла домой из офиса после обеда, нос Рут все еще оставался зеленым и она сказала, что ей все еще больно. Она пыталась смыть травы, но ее нос по-прежнему был зеленым и беспокоил ее.

Я сказала Рут, что это чрезвычайная ситуация. Она должна была вызвать врача. Это было равносильно тому, чтобы признать поражение и она отказалась.

На следующее утро я снова обнаружила ее на кухне, рыдающей от боли. Я даже не стала пытаться переубеждать ее. Раз она отказывается обратиться к врачу, то я беру телефон и вызываю 911. Или Национальную гвардию, если это потребуется для получения медицинской помощи.

Рут сказала, что другие люди могут оказаться в беде, если она обратится за помощью. Я не понимала, о чем речь и попросила ее объяснить. Она пошла в свою комнату и принесла большую банку из-под химикалий. Я думала, что банка будет пустой, ведь она сделала такую большую партию зелья, но Рут сказала, что использовала лишь небольшое количество. Банка была такой полной, что я осознала, насколько токсичным было вещество.

   -  Рут, у тебя тут столько химикалий, что их хватит сжечь нос статуи Свободы!

Я пообещала Рут, что если она ничего не сделает к тому моменту, когда я приду на ланч, то мне придется действовать самой. Когда я вернулась, Рут рассказала, что позвонила в клинику в Хилдэйле, но ей велели обратиться в отделение неотложной помощи. Я сказала, что провожу ее в отделение неотложки Сайт Джорджа. Я знала, что она пойдет только с согласия Меррила и позвонила ему в Пейдж.

Меррил сказал, что не видит причин спешить с выводами.

   -  Ты только предполагаешь, что она повредила нос.

   -  Меррил, это не предположения. Я забрала банку с химикалиями, которые она использовала. Кроме того, ее нос начинает издавать неприятный запах.

Меррил заявил, что нет повода так напрягаться. Он вернется домой вечером и разберется

сам.

Что я могла поделать, если все настаивали на том, что нет никаких проблем? Ничего. Я вернулась в офис. Когда тем вечером Меррил пришел домой, он велел Рут назначить встречу с дерматологом, хотя часть ее носа была оторвана у места ожога.

Когда Рут, наконец, вернулась домой, она была чрезвычайно расстроена. Дерматолог объяснил, что она сожгла нос химикалиями и они будут продолжать реакцию, пока их не удасться нейтрализовать с помощью уксуса. Доктор потребовал, чтобы она сказала, кто дал ей это вещество. Рут отказалась. Врач сказал, что она могла достать его только незаконным путем, и он уже видел несколько случаев тяжелых химических ожогов у людей, пытавшихся вылечить рак кожи.

Однако дерматолог сообщил, что вместе с остальным она также выжгла рак. Он назначил срочную встречу с пластическим хирургом в Солт-Лейк-Сити, чтобы приступить к реконструкции ее носа. Это была дешевая работа и выглядела она ужасно. Обгоревшая сторона носа была деформирована. Я сочувствовала Рут.

Ее нос выглядел странно. Но я была уверена, что никогда не сделаю чего-то настолько бессмысленного. И я продолжала отвозить своих детей к доктору при первых же признаках серьезной болезни, и черт с ним, с Меррилом. Я ощущала, что в этой части жизни была застрахована от экстремизма Уоррена.

Но я была напугана, когда поняла, как всеобъемлющ был этот экстремизм, и как он проникал туда, где его невозможно было предвидеть.

Я была на кухне, готовя обед, когда услышала слова дочери Меррила. Меррилин говорила: "Когда Ди вытащил сердце из свиньи, она визжала так громко, что ее можно было услышать за квартал".

Я вздрогнула и вышла из кухни, чтобы выяснить, о чем шла речь. Информация давала мне власть. Если я знала, что происходит, то чувствовала определенную уверенность, что смогу продумать стратегию выживания. Меррилин говорила о занятиях по выживанию, которые проходили в его частной школе Уоррена в Солт-Лейк-Сити. Ди Джессоп был племянником Рут и Барбары, всего на несколько лет старше меня. Он регулярно ездил в в Солт-Лейк-Сити из Колорадо, и убивал животных на глазах у учеников. Он делал это, чтобы продемонстрировать ученикам, что существует много способов убить животное. Лишь немногие рассказывали о том, что видели. Думаю, дети были слишком травмированы. Те родители, которые знали, что происходит, тоже держали язык за зубами. Никто не противостоял Уоррену, даже тогда.

Все это происходило по приказу Уоррена. Я достаточно хорошо знала его и понимала, что у этих действий была причина. Он никогда не делал ничего ради прихоти. Но было непонятно, каким образом пытки животных вписываются в картину.

Власть Уоррена стала упрочняться, когда дядя Рулон получил свой первый инсульт в 1996 году. Общине сообщили, что он доставлен в больницу и все были глубоко обеспокоены. После выписки нам сказали, что он полностью сохранил умственные способности, но все еще очень болен. Он должен был быть в здравом уме, чтобы оставаться Пророком. Но так как к нему никого не пускали после инсульта, я начала думать, что что-то не так. Теперь я уверена, что его держали подальше от всех, потому что он был не в состоянии продолжать исполнять обязанности лидера.

В течение 1997 года Уоррен продолжал укреплять свою власть в общине. Он ясно дал понять, что говорит от имени своего отца. Люди приняли это, потому что перед тем, как заболеть, дядя Рулон явно допускал Уоррена говорить за него.

На одном из собраний священства, вскоре после того, как он перевез отца в Колорадо-Сити, Уоррен заявил, что его отец постановил, что не будет больше безнравственности среди его народа. Любому, кто будет замечен в безнравственности, придется покинуть свою семью и общину.

Людям раздали брошюры, в которых были записаны новые правила морального кодекса. В браке запрещался любой секс, кроме того, который вел к продолжению рода. Также были указаны аморальные поступки, за которые не может быть прощения. Любой человек, совершивший такие грехи, как блуд и прелюбодеяние, должен был заплатить с помощью "искупления кровью".

Прежде я никогда не слышала об искуплении кровью. Искупление кровью было убийством. Уоррен утверждал, что поставление об искуплении кровью датируется самым началом Мормонской церкви. Но он объяснил, что искупление кровью может проводиться только в храме, который мы начнем строить в ближайшем будущем.

Ди Джессоп стал преподавателем "уроков выживания" в Колорадо-Сити. Но он повысил ставки. Было объявлено, что демонстрация выживания пройдет в Коттонвуд Парке. Это занятие было открытым для всех, включая детей. Никто не ожидал ничего шокирующего, потому что были приглашены дети и мероприятие было одобрено Дядей Фредом, епископом ФСДП, отвечавшим за Колорадо-Сити. Я не пошла, так как была занята и слышала рассказы Меррилин о том, что Ди делал с животными в Солт-Лейк-Сити. Никоим образом я не могла допустить своих детей туда, где затевалось что-либо под его руководством.

Ди решил продемонстрировать, что женщина, у которой нет мужа, тоже может позаботиться о себе. С тех пор, как я была ребенком, нас учили, что придет время среди людей Бога, когда все мужчины уйдут. Не было никаких объяснений того, почему такое может произойти. Но я помню, как нам говорили, что мужчин будет так мало, что если кого-то из них увидит ребенок, то помчится с криком домой, напуганный необычным созданием. Возможно, Ди пытался показать именно такую ситуацию.

Занятие Ди привлекло большое количество родителей и детей. Никто ничего не подозревал, когда они оказались в парке. Жена Ди связала корову веревками. Как только корова оказалась связана, жена Ди достала ручную пилу и принялась отпиливать ей голову.

Мычание коровы звучало как крики женщины. Дети в ужасе завопили. Тех, кто находился близко, обрызгало кровью.Ошеломленные родители подхватили своих детей и кинулись бежать. Некоторые остались, не в силах сдвинуться с места от шока.

Люди были в ярости. Все обсуждали случившееся. Люди чувствовали отвращение к тому, что сделал Ди и обвиняли его. Никто не смел критиковать Уоррена Джеффса или дядю Фреда. Община объединилась против одного Ди и хотела наказать его.

Это произошло только несколько месяцев спустя и таким образом, которого никто не ожидал.

У Рут был нервный срыв. Она перестала спать и была близка к тому, чтобы полностью потерять контроль. Ее старшая дочь, Ребекка, приехала на выходные, чтобы ухаживать за ней. Меррил, как обычно, игнорировал ее состояние.

Утром понедельника Рут беспрерывно бормотала о том, что опаздывает. Она сказала, что должна играть на аккордеоне во время церковного собрания в понедельник. Она была в кабинете Меррила, ожидая его. Он пришел, надел ботинки, окинул взглядом Рут и сказал, что она недостаточно хорошо себя чувствует для представления.

Рут сказала, что не может пренебречь своими обязанностями.

Успокойся, Рути. Ты знаешь твои обязанности к твоему мужу", — сказал Меррил.

Рут подождала, пока Меррил покинул кабинет вместе с Тэмми и несколькими его детьми. Тогда она схватила аккордеон и выбежала.

Я волновалась, так как она была очень нестабильна и отправилась искать Меррила. Я сказала ему, что Рут сбежала.

"О, не волнуйся. Она направилась в дом собраний и мы заберем ее на обратном пути".

Ди Джессоп был племянником Рут. Он увидел ее, в безумии мчавшуюся по дороге, и остановил свой грузовик. Он велел Рут сесть и он отвезет ее домой. Рут не хотела иметь ничего с ним общего.

Он сделал то, чего, как мы знали, делать было ни в коем случае нельзя — прикоснулся к Рут, когда она была не в себе.

Рут набросилась на него, разбив ему лицо аккордеоном. Она пинала его всюду, куда только могла достать ногами. Автомобили, ехавшие по дороге, останавливались, водители глазели на драку.

Но никто не вмешался. Большинство из нас чувствовали, что Рут не могла выбрать более подходящего объекта для своей нападения. Когда Ди удалось вырваться, он влез в свой грузовик и отправился домой. Все мы чувствовали, что справедливость была восстановлена.

Но Рут погружалась все глубже. Известия о том, что она потеряла контроль, добрались до дяди Рулона и он отправил Меррилин помочь ухаживать за ней.

Однако Меррилин ненавидела отвечать за свою мать. Однажды утром Тэмми спустилась к завтраку и услышала Рут, кричавшую, как ребенок. Она вошла в кабинет Меррила и увидела, что Меррилин бьет свою мать. Наконец Рут съежилась в углу кабинета, всхлипывая и обхватив себя руками.

Тэмми была в шоке.

"Почему ты так бьешь свою мать?"

Меррилин пожала плечами.

"Отец обходится с ней так с тех пор, как я была ребенком. Когда она выходит из-под контроля, он бьет ее, пока она не придет в себя".

Через две недели Рут была, наконец, госпитализирована.

НАПАДЕНИЕ НА ПАТРИКА

Момент, который я изменила бы в своей жизни, если бы могла: Патрик, мой четырехлетний сын, попытался разбудить меня в 10.31 вечера уикенда. Меррил созвал семейное молитвенное бдение и все мы должны были собраться наверху в гостиной. Один из его старших сыновей пытался меня разбудить. Когда это не удалось, он отправил Патрика.

"Мама, отец зовет тебя к молитве", — сказал Патрик. Я обернулась и объяснила, что чувствую себя слишком уставшей. Меррили было всего несколько недель и я до сих пор не оправилась от родов. Я была такой истощенной и опустошенной, что укрыла детей и рухнула на кровать. Но разумеется, что раз Меррил призвал всех к молитве, то моих спящих детей вытаскивали из их кроваток. Я чувствовала себя измотанной и сказала Патрику, что не могу встать с кровати чтобы помолиться.

После того, как Меррил перенес сердечный приступ, в доме установилась относительная стабильность. Барбара продолжала создавать проблемы для остальных пяти жен, но мы прилагали значительные усилия, стараясь не вовлекаться в них — в надежде уменьшить стресс на период выздоровления Меррила. Через несколько недель эта стратегия, казалось, вывела Барбару из себя. Она расцветала только в обстановке напряжения и при доносах Меррилу о наших недостатках.

Барбара мутила воду, подзуживая детей плохо себя вести и провоцируя нас на суровые меры. Однажды я сорвалась на нескольких дочерей Меррила. Они, как могли, делали мою жизнь несчастной, споря и сопротивляясь. Когда я услышала, как они притворялись потрясенными, обсуждая, как одной запуганной девушке послали корм для собак в символ того, чего она достойна, я загорелась.

"Вы, девочки, просто лицемерки после того, как каждая вас обращается с матерями в этой семье. Если бы любая из вас оказала мне столько же уважения, сколько собачьему корму, я была бы вне себя от счастья".

После сказанного, я пересекла комнату и добавила:

"Меня тошнит от вас. Вы все самодовольные отвратительные маленькие лицемерки".

Комната наполнилась гневом. Я говорила правду и они это знали. Но сопротивляться жестокому обращению в семье Меррила угрожало разрушить структуру власти и было неприемлемо для Барбары. Я знала, что должна подчиняться дисциплине. Но мне было все равно.

Я не знала, что она нацелилась на Патрика.

Я не знала, что случилось в ту ночь, до тех пор, пока не прошло три с половиной года после нашего побега. Я везла Патрика домой с занятий карате, когда эта история вырвалась из него и он рассказал мне о ночи, в которую пытался разбудить меня для молитвы.

Когда Патрик вернулся в гостиную, то сообщил Меррилу, что я слишком устала, чтобы идти молиться. Барбара пришла в ярость. Вся семья стояла на коленях в гостиной. Мой отказ прийти вызвал волнение. Старший брат Патрика начал расспрашивать его о моем отсутствии.

Патрик помнил, что Меррил сказал что-то Барбаре, после чего она повернулась и велела ему следовать за ней. Он думал, что они пойдут ко мне, но она привела его в комнату через зал и закрыла дверь.

Барбара начала задавать Патрику вопрос за вопросом обо мне. Он пытался отвечать, но она все равно ударила его. Он заплакал, чем разъярил ее еще сильнее. Она подняла его и протащила несколько футов по полу. Он заметно дрожал, когда Барбара схватила его и швырнула прямо на металлические прутья в ногах кровати. Первый удар вышиб из него воздух и он сказал, что ему тяжело дышать. Она швыряла его на кровать снова и снова. Он сжался в комок. Когда он попытался встать, Барбара, весившая почти две сотни фунтов (около 90 кг), пнула его в живот. Патрик не потерял сознания, но не мог вздохнуть в течение нескольких пугающих мгновений.

Патрик продолжал дрожать. Барбара сказала:

"Патрик, угомонись. Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что я сделала, в следующий раз будет гораздо хуже".

Патрик неудержимо рыдал. Барбара схватила его за лицо.

"Патрик, посмотри на меня. Я не хочу, чтобы ты рассказывал об этом Меррилу или твоей

маме. Ты понимаешь?"

Барбара снова начала трясти его. В конце концов Патрик пообещал, что никому не расскажет.

Барбара осталась в комнате, протянула ему салфетку и велела вытереть нос. Она не прикасалась к нему. Патрик боялся, что если он продолжит плакать, она снова начнет бить его. Он унял слезы, но не мог перестать дрожать. Барбара приказала ему вернуться с ней вместе к молитве.

Молитва уже закончилась. Но Меррил и несколько жен и детей все еще оставались в гостиной. Кто-то из детей спросил:

"Патрик, что она сделала с тобой?"

Меррил немедленно вмешался и велел Патрику идти спать.

Патрик пришел в мою комнату. Свет был потушен и я спала. Раньше я показывала ему, как разложить кресло-кровать. Он свернулся в нем и плакал, пока не заснул.

Патрик был слишком напуган, чтобы разбудить меня или рассказать о нападении на следующее утро. Потребовалось девять лет, прежде чем он смог говорить о случившемся — девять

лет.

На следующее утро я помогала Патрику принять ванну. Я увидела синяки по всей его спине, ягодицах и ногах.

"Патрик, что с тобой произошло? Кто сделал это с тобой?"

Лицо Патрика побелело от страха.

"Ничего, мама, ничего со мной не случилось".

"Патрик, кто-то причинил тебе боль и я хочу знать, кто это был".

"Мама, клянусь, никто не обижал меня. Я играл с Парли и Джонсоном и мы боролись. Никто ничего плохого не хотел".

Я знала, что он врет. Я видела его травмы, но не хотела давить на него с целью узнать правду. Я подумала, что кто-то мог ушибить его, пока я была на работе.

Было несколько вариантов и все они были плохие. Если я пожалуюсь Меррилу, он выбранит меня и скажет, что ничего не было. Я не хотела попадать в ловушку и стать частью чьей-то нездоровой игры — мой ребенок пострадал, и если я скажу Меррилу и он не поверит, мой сын мог пострадать снова, возможно, даже больше в ответ на мой протест. Кто бы не причинил Патрику боль, он мог сделать это снова и сильнее.

Я не могла пойти в полицию. Все полицейские состояли в ФСПД. Они бы никогда не стали разбираться. Они сказали бы мне идти домой и повиноваться мужу. Меррил был слишком могущественен в ФСПД. Никто из местных полицейских не стал бы связываться с ним.

Я могла бы сообщить о насилии в государственную службу защиты детей в штатах Юта или Аризона, но они не могли похвастаться хорошей репутацией в делах защиты детей или женщин в Колорадо-Сити. Обычно жертву отправляли обратно к нарушителю.

Я решила, что мои дети-дошкольники никогда не останутся снова дома без меня. Хотя дети видели, как я была расстроена этим утром, я сказала им, что это особенный день. Мы позавтракаем и затем навестим их бабушку. Я куплю им несколько книг и тетрадей, потому что с этого момента они будут ходить на работу вместе со мной.

В следующие несколько месяцев я не выпускала детей из моего поля зрения. Я перестала брать их на семейные обеды и кормила их в моей спальне. Я сказала своей матери, что нашла синяки на теле Патрика и чувствую, что детям небезопасно в семье Меррила. Она стала давать мне еду с собой и я могла хранить ее в своей спальне.

Уоррен Джеффе жил в доме его отца в Хилдейле, вместе с его семьей. Он решил открыть религиозную школу и выбрал для участия в этом несколько "привилегированных" семей. Наша семья была одной из них, и это означало, что Бетти и Артура выдернут из четвертого и пятого класса посреди учебного года.

Я была огорчена и взволнована, потому что они хорошо учились и получали хорошее образование в государственной школе. Я знала, что в частной школе, которую Уоррен открыл в Солт Лейке, не преподавали науку, здравоохранение и социальные дисциплины. Я вздрогнула, подумав, как далеко отстанут в конце концов Бетти и Артут.

Барбара начала замечать, что теряет власть надо мной и моими детьми. Она изредка видела нас в выходные, когда приезжала домой с Меррилом. Я сознательно не делала ничего, что могло бы спровоцировать конфликт. Потеря контроля надо мной была для нее невыносимой.

Так что я не удивилась, когда она потребовала показать ей записи о моем бизнесе. Меррил настаивал, что я должна отчитаться перед Барбарой и объяснить, как идут дела с тем маленьком бизнесе по веб-дизайну сайтов, который я начала. Барбара была искусным манипулятором, но она была крайне невежественна, когда речь шла о делах. Я сказала Меррилу, что буду счастлива скопировать мои файлы на диск и принести домой, чтобы перенести их на другой компьютер.

Я знала, что Барбара была не способна даже включить компьютер, не говоря уже о том, чтобы загрузить что-то на жесткий диск или разобраться в финансовых программах. Меррил сказал, что я должна предоставить рукописные записи. Я сказала, что это невозможно и предложила показать Барбаре, как управляться с компьютером, зная, что она совершенно к этому неспособна.

Мои продажи через интернет не покрывали даже мои операционные расходы. Я думала, что смогу выручить больше, если у меня будет какая-то помощь и попросила моего кузена Джереми присоединиться. Меррил предложил платить ему, рассчитывая использовать Джереми для слежки за тем, что я делаю.

Джереми и я стали проводить долгие часы вместе. Через несколько недель Меррил захотел получить больше пользы от вложенных денег и решил, что мы должны отправиться в Калиенте, штат Невада, и управлять принадлежащим ему мотелем. Он сказал, мы можем работать над сайтами по ночам, когда не надо убираться в комнатах или заниматься делами мотеля.

Мотель Меррила находился в трудном финансовом положении, и он боялся, что потеряет его, если не предпримет решительных мер. Я не была уверена, что Джереми поедет в Калиенте; это было не то, о чем мы договаривались, когда он согласился работать с сайтами. Я рассказала ему, чего именно хотел Меррил и, к моему удивлению, Джереми согласился работать со мной в мотеле.

У меня был свой скрытый мотив: если я начну управлять мотелем в Калиенте, то мы с детьми будем отсутствовать в доме значительные промежутки времени. Я знала, что Меррил и Барбара считали, что мой отъезд подразумевает разлуку с детьми. Но я никогда не согласилась бы на это. Они думали, что я никогда не возьму детей с собой. Но они ошибались.

В первую же неделю я собрала все необходимое для моих четырех младших. Бетти отказалась поехать, но я знала, что никто не осмелится и пальцем ее тронуть, пока меня нет, потому что она была признанной отцовской любимицей. Артур работал на ферме в лето 1998-го, так что я была уверена в его безопасности. Я уехала вместе с Патриком, Эндрю, ЛуЭнн и Меррили.

Через два часа после нашего отъезда позвонил Меррил и выбранил меня за то, что я забрала детей без его одобрения.

"Не было необходимости брать детей", — заявил он. - "Если ты заинтересована в выполнении желаний твоего мужа, то не станешь этого делать".

Я не стала ни спорить с ним, не соглашаться. Разговор был окончен.

Три недели спустя он приехал, чтобы оценить прогресс, которого мы добились в мотеле. Он взял с собой нескольких других детей и трех жён. На следующее утро он объявил, что забирает моих детей домой. Я сказала Меррилу, что не могу отослать грудную дочь и мне требуется помощь ЛуЭнн, чтобы приглядывать за ней, когда я работаю. Эндрю был одним из любимчиков Меррила и был в безопасности. Я волновалась о Патрике.

Я должна была сообразить, как снова перехитрить Меррила. Если бы он приказал детям ехать с ним, то они стали бы мятежниками, оставшись со мной. Я отпустила мальчиков. Как только Меррил уехал, я сказала Джереми, что он много работал и ему нужно взять выходной.

Семья Джереми была в Колорадо-Сити и он был рад подчиниться. Я сказала, что он может остаться там до вторника. Я знала, что к этому времени Меррил будет в Пейдже. Я попросила Джеремивзять с собой Патрика и Эндрю, когда он поедет обратно и он согласился.

Меррил был в ярости, когда узнал об этом, и накричал на меня по телефону. Он вернулся в Калиенте десять дней спустя и велел детям ехать домой. И снова, мне разрешили оставить малышку Меррили. ЛуЭнн скучала и хотела домой. Так что я оставила с собой Патрика, и отпустила ЛуЭнн и Эндрю.

У меня было не так много карт, которые можно было разыграть. Я не могла снова попросить Джереми привезти двух моих малышей домой, это могло сработать только однажды. Я начала звонить своим друзьям в попытке найти кого-то, кто согласился бы проделать трехчасовой путь с ЛуЭнн и Эндрю. Я предлагала остановиться на ночь в мотеле и говорила, что мы могли бы также посетить минеральные источники. Двумя днями позже ЛуЭнн и Эндрю вернулись.

Меррил был очень зол. Он предупредил, что у моего поведения будут последствия.

"Кэролин, если ты будешь настаивать и делать все по-своему, то доверять тебе я не смогу. Ты пренебрегаешь своим будущим ради удовлетворения своих капризов".

Я старалась быть спокойной и сказала Меррилу, что сожалею и что я не думала, что он так расстроится. Но в глубине души я была довольна, потому что сумела перехитрить его и обеспечить детям безопасность.

Мы с Джереми работали день и ночь, прибираясь в мотеле, полном тараканов и скорпионов. Постельное белье было грязным, и комнаты нуждались в окрашивании, но мне было все равно. Мы были в безопасности, находясь вдали от Колорадо-Сити.

Думаю, месяца через два Меррил заметил, что я не умоляю его дать мне свободное время и вовсе не скучаю по дому. Меррил приказал мне приезжать домой каждый второй уикенд и я подчинилась.

Бетти скучала по нам и, с одобрения Меррила и Барбары, приехала на выходные в мотель. Я считала, что они подговорили ее докладывать им обо всем. Это было ужасное время. Бетти было девять лет и она приехала вместе с двумя своими сводными сестрами. Все три они были умышленно грубы и отказывались убирать за собой любой беспорядок.

У меня не было контроля над Бетти, потому что всякий раз, когда мы спорили, она бежала к отцу и использовала его, чтобы саботировать меня. Уоррен Джеффе строго запретил телевидение и кинофильмы, как только стал главным. Бетти рассказала Меррилу, что я позволяю младшим детям смотреть телевизор, что было правдой. Только с помощью этого способа я могла оставлять их одних на то время, пока убирала номера. Я включила его, и когда Бетти вошла в комнату она тут же его выключила, и дети могли попасть в беду, потому что им было нечем больше заняться. Это было безумием. Она саботировала меня каждый раз, когда у нее была возможность.

Артур, которому было 11 лет, приехал навестить нас в середине лета. Он загорел и стал выше. Я гордилась тем, каким он становится. Артур был классическим отличником, который всегда хорошо учился и гордился тем, что он труженик. Как многие из первенцев, он обладал высокой мотивацией и был решительно настроен сделать все необходимое, чтобы добиться своей цели. Он был тихим, но стойким и способным проявить настойчивость. Меня всегда поражало, что даже малышом он знал, чего хотел.

Но у Артура возникли неприятности с отцом, потому что, пока он был у нас, он смотрел Скуби- Ду по телевизору. Меня не покидало напряжение каждый раз, когда Меррил приезжал повидать нас, я боялась, что кто-то из детей может проболтаться про то, как они смотрели кино или мультики. Я предупреждала детей об этом, но всегда нервничала, пока Меррил и Барбара не уезжали.

Меррил и Барбара зачастили к нам. Они связывали меня по рукам и ногам. Дела в мотеле шли хорошо. Мы с Джереми по-настоящему тяжело работали и достигли финансовой стабильности. Барбара ненавидела наш успех — никто не должен был быть счастливым вне их орбиты, а я построила независимую жизнь вдали от них.

Моя новообретенная свобода придавала мне энергию и спокойствие. Я не была так счастлива с тех пор, как вышла замуж за Меррила. Я была одна, с моими детьми — или, по крайней мере, четырьмя из них — и мы добились этого. Несмотря на измотанность, мы были вдали от Меррила и Барбары, от их доминирования и контроля.

Они оба делали вещи, которые усложняли мою работу. Барбара прекратила оплачивать телефонные счета мотеля. Потом она перестала платить по коммунальным счетам и нам отключили газ. Мы с Джереми наскребли денег на оплату долгов. Это взбесило Меррила. Почему мы не попросили Барбару решить проблему?

Я не собиралась говорить Меррилу реальную причину. Мы с Джереми продолжали преодолевать препятствия, которые они ставили на нашем пути. Мы занимались делами и они шли хорошо. Меррил пытался настроить Джереми против меня. Но получилось все наоборот. Джереми разгадал его намерения и Меррилу не удалось его запугать.

Мы оба знали, кто был нашим врагом — Меррил Джессоп.

ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ

Нам с Джереми удалось добиться исключительных успехов на поприще управления мотелем. Мы приступили к работе в апреле 1998-го, а уже концу осени наша чистая прибыль составила шестьдесят тысяч долларов, что позволило Меррилу расплатиться с некоторыми долгами. Гостиница сияла чистотой, постояльцы были довольны, и было ясно, что бизнес теперь уже стабильно идет в гору.

Теперь каждое утро я просыпалась с радостью. Я знала, что мои дети теперь в безопасности, и мои повседневные заботы теперь принадлежали только мне. Выведя мотель на хороший уровень доходности, мы с Джереми рассчитывали сосредоточиться на нашем сайте в Интернете. Это была та сфера деятельности, где Меррил с Барбарой не могли бы нам навредить; этот бизнес был бы наш, и только наш.

Лето подходило к концу, и Джереми взял две недели отпуска, а ко мне приехали погостить мои сестры. Перед осенне-зимним снижением активности туристов мы собирались выдраить гостиницу от подвала до чердака.

Я убиралась в западном здании, когда ко мне подошел человек. Джейсон мне не понравился с первого взгляда; в нем было что-то зловещее. Он сказал, что ему нужно жилье на длительный срок. Я ответила, что нам нечего ему предложить.

Он рассказал, что его выгнала девушка и ему некуда податься. Он был высокий, мускулистый и готов был делать любую работу, лишь бы взамен ему предоставили крышу над головой. Мне пришлось отослать его ни с чем.

На следующий день он появился вновь и заявил, что хочет поговорить с хозяином; глаза у него бегали, голос был резкий, грубый. Я сказала, что хозяина нет в городе. Но он продолжал появляться рядом, проезжая туда-сюда мимо мотеля. Казалось, будто он обдумывает какой-то план. Доверия он не вызывал ни малейшего.

Через три дня, заметив у гостиницы машину Меррила и увидев, как Меррил разговаривает со мной, он сделал несложные сопоставления и понял, что Меррил и есть хозяин. Он напросился на разговор.

История у Джейсона была и впрямь печальнее некуда. Он рассказал Меррилу, что ночует в городе на скамейке, и что от обезвоживания он недавно попал в больницу. Он готов сделать все, что угодно, лишь бы Меррил дал ему работу, да просто шанс проявить себя. Меррил нашел сломанную газонокосилку и поручил Джейсону починить ее.

Она была починена, а потом Джейсон постриг траву вокруг гостиницы. Меррил был доволен, принял его на работу, и потребовал, чтобы я выделила Джейсону комнату. Я была против. Я сказала Меррилу, что мне не нравится его вид, и мне не хочется оставаться с ним наедине в мотеле. И это была ошибка. Подобные ошибки я раз за разом допускала, общаясь с Меррилом; таким образом он вычислял мои слабые места и бил в них упорно и безжалостно.

Теперь в руках у Меррила было нечто, что существенно осложняло мне жизнь. Он упивался этим. Он настоял, чтобы Джейсон звонил ему каждый день и обсуждал с ним задачи на предстоящий день.

Я была беременна седьмым ребенком, и снова по утрам меня изматывающе тошнило. Я давно знала, что Меррилу плевать на меня, но, похоже, ему было также плевать на своего еще не рожденного ребенка.

В день, когда Джейсон был официально принят на работу, в мотель приехал офицер полиции и подозвал к себе Меррила. В его голосе были тревожные нотки. Он уже видел Джейсона в мотеле и теперь уверял меня, что ему крайне необходимо поговорить с Меррилом. Они беседовали несколько часов.

Когда беседа их завершилась, я спросила Меррила, о чем они говорили. Он отозвался беззаботно: "А, ему не понравилось, что Джейсон к нам устроился, потому что Джейсон, видите ли, вроде как преступник и вообще нехороший человек". Мои догадки на его счет подтверждались. Этот человек был опасен.

Но это никого не волновало. На следующее утро Меррил преспокойно расхаживал по нашей территории, а Джейсон подбегал к нему и обсуждал с ним свои текущие поручения.

Джейсон стал вести себя как охотник. Он всюду выслеживал меня, ему непременно надо было ужинать вместе со мной и моими сестрами. Я отказалась и выносила ему еду отдельно, на улицу. У него каждый раз находился предлог, чтобы зайти в домик, где мы жили. Я отстраняла его, как могла.

Когда из отпуска вернулся Джереми, я уехала на выходные домой. За это время Джереми пустил Джейсона в нашу прачечную стирать свое белье. Что было плохо, так как для этого Джейсон заходил в наш домик. Потом у нас начали пропадать вещи, в первую очередь полотенца. Я приложила столько усилий, чтобы гостиница всегда была полностью укомплектована полотенцами, и когда они стали исчезать в пугающих количествах, это очень разозлило меня. Пришлось позвонить Меррилу и рассказать о своих подозрениях.

Меррил ответил, что я зря обвиняю ни в чем не повинного человека. Он предположил, что нехватка полотенец - прямое следствие моей лени, и обвинил меня в том, что я использую Джейсона как прикрытие для себя. Я бросила трубку.

А Джейсон между тем начал требовать моего внимания. Он каждые десять минут приходил в мотель с вопросами или жалобами на свою работу. У него всегда находились причины не начинать работу, или не заканчивать очередную задачу, пока не возвращался Меррил.

Я в очередной раз обратилась к Меррилу, спрашивая, что мне делать с Джейсоном. Меррил посмеялся надо мной, но пообещал поговорить с ним.

Но ничего не изменилось - не считая того, что Джейсон стал еще наглее. Однажды, зайдя под каким-то предлогом в холл нашей гостиницы, он схватил меня за руку, воспользовавшись тем, что я протянула ему какой-то предмет.

"Я не знаю, что мне делать с моей девушкой", — сказал он. - "Она ревнует меня, потому что я все время вместе с тобой"

"Так проводи побольше времени с ней, в чем проблема?" — спросила я, и тут же пожалела о своих словах.

"Я не хочу с ней проводить время, потому что она не такая хорошая, как ты", — ответил он.

На следующие выходные ситуация обострилась настолько, что я снова позвонила Меррилу. Джейсон лез ко мне на каждом шагу. Отмывая ванну, я могла выпрямиться и обнаружить, что за моей спиной стоит Джейсон и неотрывно смотрит на меня. Он мог пройти за мной в прачечную и наблюдать, как я перекладываю белье из стиральной машины в сушилку. Я сообщила Меррилу, что эта моя беременность - самая тяжелая из всех, что я и так держусь из последних сил, а Джейсон еще добавляет мне проблем.

Меррил ответил, что Джейсон ходит за мной лишь постольку, поскольку я сама ему позволяю. Если он домогается меня, то только потому, что я сама внутренне этого желаю. Заодно меня снова обвинили в том, что я прикрываюсь беременностью, лишь бы не работать.

Меня затрясло от злости, от обиды. Меррил впустил к нам преступника, поставил под угрозу наши жизни, наше дело. В очередной раз я прочувствовала то, что ощущала всегда: от Меррила нельзя ждать помощи и защиты. Мне самой придется защищать себя и своих детей.

Я объяснила Джейсону, что разговаривать со мной он может только раз в день, в шесть часов утра. Мы будем обсуждать, какие средства ему понадобятся для выполнения его многочисленных задач. После этого я закрылась в холле гостиницы и заперла все двери в наш дом. Он вставал снаружи и непрерывно жал на кнопку звонка. Я отключила звонок.

Тут как раз вернулся из отпуска Джереми, и я рассказала ему, что происходит, и попросила фиксировать на бумаге все подозрительные поступки Джейсона. Я попросила Джереми записывать каждый раз, когда Джейсон стучит в окно или ломится в дверь. Если звонил телефон и на том конце провода был Джейсон, я кивала Джереми и он делал очередную пометку в тетради.

За три часа Джереми зафиксировал тридцать попыток Джейсона вмешаться в нашу работу.

Когда Меррил снова приехал в Калиенте, Джереми рассказал ему, что ситуация становится опасной, и что контролировать Джейсона уже невозможно. Он продемонстрировал Меррилу запись действий Джейсона, которую мы с ним вели. Меррил бегло просмотрел бумаги, и, подняв на нас глаза, сказал: "Ну, надо же все-таки понимать, что Джейсон посидел на наркоте и теперь малость не в себе".

Я не верила своим ушам. Я-то уже считала, что Меррилу нечем меня удивить, но тут он превзошел сам себя. Он не просто знал о криминальном прошлом Джейсона, он знал и том, что Джейсон "посидел на наркоте".

Джейсон ошивался у нас уже порядка шести недель, когда вдруг к нам заявился его подозрительного вида приятель. Было уже довольно холодно, а на нем из одежды были только рваные коричневые шорты, цепь на шее, да сережки в носу и ушах. Исходившая от него вонь сразу же наполняла помещение, где бы он ни находился.

Он попросил позвать Джейсона и сМеррил меня жутковатым взглядом. Джейсон вышел к нему, и они тут же вдвоем удалились. Когда я в следующий раз увидела Джейсона, от него разило той же мерзостью, что и от его дружка.

Я сообщила Меррилу, что не могу находиться в мотеле рядом с Джейсоном и с человеком, который больше всего похож на наркодилера. Тот в ответ высмеял меня: "Кэролин, я только-только нашел нам мужика рукастого, а ты требуешь, чтобы я его выгнал? Ну-ну".

А тем временем по маленькому городку уже поползли слухи, что в мотеле поселился Джейсон. У него была репутация маргинала, опасного психа, и то тут, то там мы стали слышать, что люди не хотят к нам приезжать. Никто не верил, что Джейсону можно доверять, а меньше всего верил Джеймс.

Джеймс жил в трейлере на земле гостиницы; предыдущие управляющие наняли его в качестве сторожа. Ему было уже за семьдесят; он рассказывал, будто в молодости имел связи с мафией, и даже якобы убивал людей и прятал трупы в пустыне.

После сделки со следствием о признании вины Джеймс отсидел в тюрьме двадцать лет. Он держал у себя в трейлере гремучих змей и держался всегда обособленно, не ища компании или друзей.

А мне нравился Джеймс, и нравилось то, что если нажать тревожную кнопку на стойке в холле, он появлялся через несколько минут. Джеймс умел обращаться с ружьем. Люди боялись ссориться с ним.

Джеймс никогда и ни на что не жаловался. Но через несколько недель он пришел ко мне, потому что Джейсон лез уже и к нему. Он строго наказывал мне держаться от Джейсона подальше, потому что, как рассказывали Джеймсу полицейские, Джейсон изнасиловал несколько женщин в округе. Ни одно из дел не дошло до суда, потому что женщины были слишком запуганы и не решились выступать с обвинениями.

Никто в моей жизни так не беспокоился обо мне, как Джеймс тогда. - "Я уже не раз разговаривал об этом с Меррилом, и просил его не оставлять тебя с ним в гостинице одну". Я кивнула. Он был более чем прав.

"Почему мужики из Колорадо-Сити так относятся к своим женщинам?" — спросил меня Джеймс, и лицо его вдруг налилось злостью, и речь ускорилась: "Ты в опасности, и твой муж прекрасно это знает. Полиция ему об этом сказала, и я ему об этом сказал".

Уголовник, которого мы называли между собой "гремучим человеком", тронул меня тогда до глубины души. Он был странным, диким, но он так беспокоился обо мне и был так добр, как Меррил Джессоп не был никогда.

Джейсону скоро стало мало одной его комнаты - он занял соседнюю. Я сказала ему, что это недопустимо, потому что все комнаты забронированы на предстоящий сезон. Он разозлился на меня, и вскоре проговорился Джимми, сыну Джеймса, что хочет отравить воду в нашей скважине, залив туда кислоты. Я поручила Джимми сменить все замки на всех дверях, которые вели к сараю, где внутри находилась наша скважина.

Тут Джейсон позвонил в полицию с какими-то дикими и несуразными обвинениями в адрес Меррила. Когда полицейские связались с Меррилом, чтобы выслушать его версию событий, он наконец перестал во всем оправдывать Джейсона и примчался в мотель, дабы его уволить. Нападок на себя Меррил не терпел никогда.

Приехали и полицейские, и произошла перепалка с участием Джейсона, весьма ожесточенная. Джейсон обвинял меня в оскорбительном и грубом поведении, извергая на ходу претензии одна другой нелепее. Но никто на это не купился. Дейл, офицер полиции, потребовал, чтобы Джейсон покинул территорию гостиницы.

Потом он повернулся к Меррилу и настоятельно попросил перевезти меня куда-нибудь в другое место. Находиться в Калиенте было уже небезопасно, потому что весь свой гнев Джейсон готов был излить на меня. Джеймс, который тоже присутствовал при разговоре, повернулся к Меррилу и сказал: "Нужно забрать отсюда Кэролин сегодня же! Оставишь ее тут - и он может ее убить!"

Меррил снова перевел все в шутку. Мой мир сходил с ума настолько, что в нем человек, отсидевший двадцать лет за убийство, заботился обо мне больше, чем мой собственный муж.

Увидев легкомысленную, веселенькую реакцию Меррила, Джеймс буквально взорвался: "Черт тебя побери, Меррил! Ты же понятия не имеешь, о чем говоришь. Этот человек опасен. Я его лучше убью к чертям собачим, но твою беременную жену в обиду не дам!"

Тут вмешался Дейл и сказал, что уважает благородные порывы Джеймса, однако же обращает его внимание на то обстоятельство, что в случае убийства ему придется провести остаток жизни в тюрьме.

Джеймс был слишком зол, чтобы обратить на него внимание: "Меррил, мать твою, да проснись же уже! Не вынуждай меня руки марать!"

"Я в упор не вижу здесь никакой проблемы", — ответил Меррил в той странной, напыщенной манере, которая у него иногда появлялась.

Джеймс не сдавался: "Если ты сегодня не заберешь ее домой, значит ты остаешься с ней здесь, правильно?"

Меррил ответил, что да, останется.

"У тебя хоть пистолет-то есть?" — спросил Джеймс.

"Нет, конечно!"

"Если нет пушки, так хоть молоток под подушку положи. Ты же не знаешь, что это за человек! Это такой человек, который в бутылку тряпок напихает, бензина туда нальет, подожжет, и тебе в окно кинет".

Меррил заверил Джеймса, что волноваться тут не о чем.

Наконец Джеймс и полицейские ушли. А через пару минут ушел Меррил. Он взял ключи от комнаты, в которую Джейсон попасть не мог, и там они с Барбарой заночевали.

Я боялась пошевелиться, но нужно было что-то делать. Спать в моей комнате было нельзя, ибо Джейсон хорошо знал, которая из комнат моя. Моя сестра, малышка Рози, ночевала в служебном помещении, бывшем у нас офисом, и я решила переждать ночь с ней. Когда я зашла в комнату, она спала. Я не хотела ее пугать, поэтому не стала ее будить и рассказывать, что произошло. Дети мои были отправлены обратно в Колорадо-Сити через три недели после появления Джейсона в гостинице, потому что уже тогда я чувствовала, что от него исходит какая-то угроза. Возможно, это и была одна из причин, почему Меррил нанял Джейсона и не хотел выгонять: он знал, что если я почувствую опасность, я оставлю детей дома, под его контролем, и не буду забирать их в Калиенте.

Я заперла все двери, но оставила открытой дверь в ванную, через окно которой были видны фонари на дверях нашего сарая со скважиной. Это были сенсорные фонари, реагировавшие на движение. Следующие два часа я лежала на кровати, наблюдая, как они включаются и выключаются. Там явно кто-то был.

В час ночи в гостинице зазвонил телефон. Незнакомый голос попросил перевести звонок в комнату Джейсона - я ответила, что ночью мы не переключаем звонки в номера. Страх парализовал меня. Я до сих пор уверена, что звонивший проверял, сплю ли я.

Я была уже так измотана, что вскоре провалилась в сон. Но в два ночи меня разбудили царапающие звуки, доносившиеся с крыши. Я различила что-то, похожее на звуки шагов, и еще какой- то предмет волокли по крыше мотеля. Потом донеслись еще шаги. Там был не один человек, их было несколько. Я попыталась разбудить Рози, но тут шаги затихли.

Я набрала номер Джеймса и через минуту они с сыном Джимми уже стояли у хода в мотель с фонарями и ружьями. Они позвонили мне, и сообщили, что никого не видели. Но Джеймс был уверен: "Если мы никого не видели, это еще не значит, что все в порядке. Не засыпай. Если он решил что-то сделать, скорее всего, он вот-вот это сделает".

Я поблагодарила Джеймса и села в кровати неподвижно. Тут телефон зазвонил снова. Звонил Джеймс: "Кэролин, у меня плохое предчувствие. Мы прибудем и останемся у тебя. То, что ты слышала на крыше - возможно, только начало чего-то, какого-то плана. Если мы простоим здесь несколько часов, то ближе к утру Джейсон уже не решится ничего предпринять".

Следующие несколько часов Джеймс и Джимми и впрямь провели перед самым входом в гостиницу. Через равные промежутки времени они обходили вокруг здания с фонарями и ружьями наготове. Возможно, они спасли мне жизнь. Совершенно определенно, они спасли мне рассудок.

Наутро я рассказала Меррилу обо всем: и про подозрительные шаги на крыше, и про то, что Джеймс всю ночь обходил дозором нашу территорию, чтобы предотвратить беду. Это вывело Меррила из себя; он кричал, что я раздуваю из мухи слона. Джеймса он обвинил в том, что тот-де подыгрывает моему параноидальному страху. Задав мне обстоятельную головомойку, он отбыл домой с Барбарой. Я сказала им, что перед отъездом в Колорадо-Сити хочу прибраться в прачечной. Меньше всего мне хотелось ехать вместе с ними.

Когда я добралась в Колорадо-Сити, Меррил с Барбарой уже куда-то уехали. А я была развалиной, обессиленной, издерганной, больной. Хуже того, меня по-прежнему тошнило и рвало из- за беременности. Добравшись домой, я наконец смогла осознать, через что мне пришлось пройти; я начала рыдать и не могла остановиться. На следующий день я была жутко разбита, меня всю обсыпало какой-то крапивницей, зудящей сыпью. Мне было так плохо, что я стояла уже с трудом.

Никогда еще в моей жизни мне не было так плохо. Я с трудом доползала до ванной, чтобы поблевать. Мое тело было все в сыпи, целиком.

Позвонил Меррил, изъявил желание поговорить со мной. Я сказала ему, что я жутко заболела, что я вся в сыпи. "Вот и хорошо", - сказал Меррил.

Я подумала, что он шутит. - "Хорошо?"

Его злость ощущалась даже в телефонной трубке: "Ну, с учетом того, как ты себя вела - хорошо".

Я попрощалась и положила трубку.

Мне нужна была помощь, я не могла вернуться в Калиенте беззащитной. Моя сестра Аннетт была замужем за Бобом, сводным братом Меррила. Когда-то они управляли этим же мотелем в течение более чем четырех лет. Я была готова спорить, что они знают Джейсона.

Спустя недельку, когда мне стало уже получше и крапивница прошла, я поехала к Бобу и Аннетт. Не сказав никому о своих планах, я села в свой фургон и поехала в Сент-Джордж, что в сока пяти минутах езды от нас. Хозяев не видела уже несколько лет, но была уверена, что живут они по прежнему адресу.

Они встретили меня радушно, и после недолгого обсуждения наших новостей я задала Бобу вопрос, знает ли он Джейсона. Он ответил, что да, имел знакомство, и поинтересовался, в связи с чем я спрашиваю.

Когда он услышал, что Джейсон прожил несколько месяцев в мотеле, реакция меня поразила: Боб вскочил с места, и, тыкая трясущимся пальцем мне чуть ли не в самое лицо, выкрикнул: "Выгони его оттуда! Он причастен к убийству, он торговал наркотиками в Лас-Вегасе, сидел в тюрьме, но полиция не нашла достаточных улик, чтобы обвинить его в серьезных преступлениях".

Аннетт выглядела потрясенной не меньше своего мужа. - "Я поверить не могу, что он все еще там", — сказала она. - "Когда мы уезжали, у полиции было все готово, чтобы его посадить".

Я пыталась их успокоить, объясняя, что Джейсон вот-вот уедет; Меррил собирался получить в полиции ордера, воспрещающие ему появляться на территории мотеля и приближаться ко мне.

Аннетт только головой покачала. Первым заговорил Боб: "Кэролин, никакие запретительные ордера тебя не защитят. Этот парень больной на всю голову и место ему в психушке. Самое страшное, что у него в друзьях масса людей, которые способны на все, настоящие звери. Он-то сам трус. Я не думаю, что он сам за тобой придет, но он знает кучу людей, которые с удовольствием расправятся с тобой".

Я сказала, что в ближайшие несколько недель туда не вернусь, — и что не вижу никакого выхода из сложившейся ситуации. Аннетт не могла и не хотела верить, что Меррил вынуждает меня возвращаться в Калиенте сейчас, когда там настолько опасно находиться. - "Он утверждает, что я параноик и боюсь там, где бояться нечего", — пояснила я.

Боб разозлился: "Я скажу твоему козлу муженьку, во что он тебя втягивает с этим Джейсоном! Я знаю это место, я знаю тамошний народ".

"А я знаю Меррила", — ответила я. - "От того, что ты с ним поговоришь, ничего не изменится".

"Ты не вернешься туда без пистолета", — вмешалась Аннетт. - "Возьмешь мой. Мы с Бобом научим тебя им пользоваться".

Я не стала спорить с сестрой. Когда неделей позже я вернулась в Калиенте, она поехала со мной и убедилась, что я умею стрелять. Я держала пистолет под подушкой. Но Джейсон был не единственной проблемой в моей жизни на тот момент.

Меня очень беспокоили преждевременные схватки. Каждое схватка, малейшее сокращение, пугало меня до крайности, потому что я боялась, что плацента опять разорвется. Я принимала лекарства, чтобы подавить схватки, но они никак не помогали уменьшить стресс, который совершенно точно не приносил пользы ни мне, ни малышу.

Я раз за разом доносила до Меррила, что мне необходимо находиться поближе к больнице, потому что беременность у меня осложненная. Он огрызался, говоря, что я якобы использую беременность в качестве оправдания, чтобы не работать.

Уже и Джереми, видя, что со мной творится, настоял, чтобы я не мыла больше комнаты. Я засела в офисе, работая за компьютером. Потом в течение нескольких дней Джереми, взявший на себя мытье номеров, стал жаловаться на преследующее его подозрительное чувство. В конце концов он заметил красную машину Джейсона. Еще через несколько дней Джейсон зашел в холл гостиницы и заявил, что хочет со мной поговорить. Джереми не впустил его и вызвал полицию, которая ехала к нам сорок пять минут. К моменту ее приезда Джейсон уже ушел, но полицейским удалось выследить его и выдать предупреждение.

В выходные через несколько недель, когда ко мне приехала моя двоюродная сестра Ли Энн, в девять часов вечера у нас пропало электричество. Это автоматически означало, что и телефоны не работают, и я не могла позвать Джеймса на помощь. Я заперла все двери и схватила перцовый баллончик. Потом мы с Ли Энн вышли искать Джеймса. Меня охватывало то самое жуткое чувство, о котором говорил Джереми; казалось, что Джейсон наблюдает за нами и ждет, но я не знала, где он. Джеймс и Джимми проводили нас обратно к дому.

Джеймс проверил все тумблеры и сообщил, что все системы гостиницы исправны. Он быстро восстановил электроснабжение в главном здании, но кое что его смутило. Он сказал, что обычно, когда переключатель срабатывает при перегрузке сети, он отходит лишь частично, а тут он был сорван полностью, что наводило на мысль, что его рвали намеренно. Уходя, Джеймс установил замок на дверь помещения, где находились электросчетчики, и сказал, что в эту ночь снова будет вместе с сыном патрулировать здание с фонарями и оружием.

И через несколько дней Джеймс действительно поймал Джейсона на нашем участке. Он приставил Джейсону пушку к голове, и пообещал высадить ему мозги. Джейсон упал на колени и умолял о пощади. Джеймс приказал ему убираться с нашей земли к чертям собачьим, и добавил, что если он еще хоть раз увидит Джейсона здесь, то не откажет себе в удовольствии его пристрелить.

Но я узнала об этом только через две недели, когда зашла навестить Джеймса в его трейлер. Джеймс был уверен, что напугал Джейсона раз и навсегда: "Он знает от копов, что я много раз убивал, и что если уж я решил убить его, то меня ничто не остановит". У Джеймса в одной руке была бутылка пива, в другой - сигарета. Он предложил мне выпить - я ответила, что не пью во время беременности. Он сказал: "При таком муже, как у тебя, есть отчего напиться". Я не могла отвести глаз от гремучих змей в клетках над его кроватью.

А он продолжал: "Хорошая моя, ты же знаешь сама, что по сравнению с тем уродом, за которого тебе повезло выйти замуж, Джейсон для тебя не проблема. Ты для него - кусок мяса, и не больше того. Ты должна сделать все, что можешь, чтобы убраться от него". Джеймс замолчал, выключил телевизор, и откинулся назад на стуле.

Я понимала, что он прав. Но как много мне еще предстояло осознать!

"Джеймс, и ты знаешь, что я не могу уйти от Меррила. Мне некуда идти и неоткуда ждать помощи. А уж с шестью детьми и седьмым на подходе куда мне деваться?"

Смутить Джеймса была невозможно. "Ты умница. Я знаю, ты училась в колледже. Но есть одна вещь, которой тебя не обучили, а стоило бы".

Я переставала его понимать. О чем он?

"Тебе стоило узнать, что такое домашнее насилие. Ты по уши увязла как раз в нем, да не по уши, а выше головы.

Вот тут он уже говорил что-то совсем не то. Я возразила ему, что Меррил ни разу меня не

ударил.

"А это не важно. Насилие — не обязательно побои. Есть еще эмоциональное насилие, и оно ничем не лучше. А я никогда не видел человека, который бы так умел давить эмоционально, как твой муж. С ним опасно быть рядом".

Все это было очень ново для меня и не особо поддавалось осмыслению.

"Вы с в своем Колорадо-Сити - я имею в виду, женщины - верите, что вы не попадете в рай, если вас не впустит туда ваш муж. Но ведь это не так! Нет такого человека, который может не впустить кого-то другого в рай".

С самой первой нашей с Меррилом встречи я понимала, что он опасен. Но до этой встречи с Джеймсом я не могла найти слов, которые выражали бы мои ощущения от Меррила столь ясно.

На секунду мне показалось, что вокруг меня вдруг перестала действовать сила земного притяжения и меня может вдруг унести неведомо куда малейший порыв ветра. То, что говорил Джеймс, подрывало фундаментальные, глубочайшие основы моей веры: что только мой супруг может решить, достойна я или нет войти в наполненные радостью и светом обители Господни. Нет, Джеймс не понимал, не чувствовал того, что я знала с рождения.

А он все не умолкал: "Я знаю таких, как твой муж, уж сколько я таких видел. Если ты не проснешься, не уберешься от него подальше, в один прекрасный день тебя найдут мертвую".

Я не знала, что и отвечать на это.

"Такие начинают со слов, с унижения, а кончают тем, что убивают".

Мне вспомнилось, как Меррил избивал и обижал Фауниту. Я знала, что Меррил боится моего отца, но это определенно не помешало ему подстроить ситуацию, где мне мог причинить вред кто-то другой. Джеймс избавил меня от Джейсона, но где гарантия, что через месяц, два, через год Меррил не найдет еще одного отморозка и не пристроит его работать к нам в гостиницу?

Я шагала обратно в гостиницу, вверх по склону холма. Слова Джеймса горели в моей голове.

Жить с Меррилом всегда было неприятно, мне не нравилась эта жизнь. Это я видела ясно. Но теперь появлялся еще один момент: опасность. Я никогда прежде не думала о себе, как о жертве, даже потенциальной, домашнего насилия. Неужели жертва - я?

Я жила в таком замкнутом, изолированном мире, который - с тех пор, как до власти дорвался Уоррен Джеффе, а он это сделал буквально за прошедший год - обходился уже без телевидения, газет и журналов.

Джеймс, который жил в одном доме с гремучими змеями, который спал весь день, а из дома выходил только ночью, заботился обо мне больше, чем кто-либо в моем мире. Никто другой не видел мое положение с той же ясностью. Никто больше не решался предлагать мне уйти от Меррила. Мои родители понимали, что я несчастлива в браке, но оба все еще верили, что этот брак основан на

Божественном откровении.

Еще через пару дней после нашего с Джеймсом разговора позвонил Меррил и пригласил меня приехать домой, на свадьбу. Оказывается, он собирался взять себе седьмую жену, Лоррейн Стид. Отказаться от приглашения я не могла. Но также я не могла понять, к чему такая срочность. Подготовка к его предыдущим двум свадьбам проходила в обстановке строжайшей секретности.

Когда же я добралась до дома, то услышала от Тэмми, что организовали эту свадьбу дочери Меррила - те, которых он выдал в свое время замуж за дядюшку Рулона, — потому что им хотелось, чтобы отец женился на ком-то для них приятном.

Меня передернуло. Дочери Меррила не имели никаких прав организовывать браки. Мне стало страшно за своих дочерей. Каково мне будет сказать своей дочери, что ее брак заключается по воле Пророка, если на самом деле брак заключен по воле ее старших сестер?

Мои мама и бабушка учили меня видеть красоту полигамии. Мне говорили, что это не только более естественный образ жизни, это еще и более достойный, ниспосланный нам Богом, а поэтому дающий людям больше счастья порядок вещей. Сестры-жены для женщины - ее лучшие друзья, которые всегда поддержат и помогут в болезни и в здравии. Их общая любовь к одному человеку окружает коконом любви всех в семье, и проливается на детей других жен. Я росла, веря во все это: моя жизнь показала, что это ложь.

Я поняла, что не хочу обречь своих дочек на жизнь в полигамии. Но если я этого не хочу, то зачем я вообще здесь?

Свадьба Меррила прошла с шумом и помпезностью. Меррилу было около шестидесяти пяти; Лоррейн было двадцать. Она проходила все церемонии также механически, как и я когда-то: напряженная, напуганная, отстраненная.

После свадьбы я взяла четверых своих детей и поехала обратно в мотель. Джейсон пропал из виду и я была уверена, что он уже не вернется. Я не собиралась больше разлучаться со своими детьми. С нами поехали моя двоюродная сестра Джейн со своими детьми.

Вскоре из очередного отпуска вернулся Джереми и рассказал мне, что в мое отсутствие Барбара пыталась навести справки обо мне. Она буквально извела Джереми расспросами о моих предполагаемых нехороших поступках. Почему ежедневные отчеты такие короткие? Сколько я трачу на моющие средства? Беру ли я плату с каждого, кто пользуется банями-помывочными, или же кого- то я пропускала бесплатно? Отводила ли я бесплатные комнаты своим родственникам? Занижала ли я в своих отчетах реальное количество занятых комнат, удерживая себе соответствующие денежные суммы?

Джереми кипел от злости: "Я все это время думал, что работаю на Меррила, спасаю его бизнес. А в этой семье правит Барбара! Я не ради этой тетки здесь сортиры чистил и чужие кровати заправлял!" По его словам, он уже сообщил своей жене, что ищет новую работу. Через четыре недели он и в самом деле уволился.

Перед его отъездом мне довелось провести одни выходные дома. Мы ехали из церкви на машине вместе с Тэмми и другими женами Меррила, и Тэмми вознаМеррилась рассказать какую-то байку со слов ее знакомого, школьного учителя. Он, этот учитель, отмечал юбилей свадьбы с женой у нас в Калиенте. Как раз в это время я управлялась с мотелем одна, беременная и заваленная работой.

Когда чуть позже он встретил в школе Тэмми, он задал ей вопрос: "Как может Меррил посылать свою жену одну далеко от дома в такое странное место?" (Мы частенько употребляли слово "странный", когда имели в виду что-то плохое.)

По словам Тэмми, Меррил на это ответил: "Передай ему, что я хочу от Кэролин избавиться, вот и послал ее в Калиенте". Вся машина закатилась хохотом.

Меррил похвалялся тем, что отправил меня туда, где меня могли убить. Мне не хотелось в это

верить.

Тэмми нарадоваться не могла этой истории. Когда после церкви к нам к обеду приехали гости, она рассказала ее снова. Меррил и его жены смеялись так, как будто слышат это в первый раз.

Мне показалось тогда, будто меня ударили. Гости не знали, как на это реагировать и были явно смущены.

Это был переломный момент. Джеймс показал мне выход; теперь я была готова им

воспользоваться.

Я отнесла свою тарелку на кухню и пошла в спальню, чтобы сбежать подальше от Меррила и его отвратительных женушек. Я стала складывать сумку чтобы снова ехать в Калиенте.

Одна мысль тянула за собой другую. Если сейчас Меррил хочет избавиться от меня, то с какой стати ему брать меня с собой в царство Божие, в вечную жизнь? Я осознала, что могу промучиться под его властью всю свою жизнь, лишь бы только он не послал меня в ад - и в итоге все равно там оказаться после смерти, по его же воле.

Поняв, что так и так я буду в аду, я решила, что я, по меньшей мере, могу избежать адских мучений рядом с Меррилом в своей земной жизни. Да даже если я не попаду в ад; все равно мне не хотелось провести вечность рядом с настолько ненавистным мне человеком.

Я не отвергла свою религию. Но я поняла, что все, что она может предложить мне - это ад и на земле, и в вечности.

Я не стала даже прощаться. Я посадила детей в фургон, и поехали мы в Калиенте. В следующие недели я попросила своих сестер приехать и помочь мне. Каждый раз, когда у меня появлялась возможность поехать в Колорадо-Сити, я перевозила домой часть своих вещей. Мне не хотелось, чтобы кто-то понял, что я сбегаю из Калиенте. Но из моей спальни вела отдельная дверь на улицу, и я целенаправленно выносила вещи после наступления темноты.

Наконец я была готова окончательно уехать из Калиенте. Я пошла попрощаться с Джеймсом в его трейлер. И снова он сказал мне, что надо уходить от Меррила, и снова я ответила, что понимаю его беспокойство, но не представляю, как это сделать.

Мой седьмой ребенок должен был родиться в ближайшие недели. Я сообщила Меррилу, что больше в мотель не вернусь. Он отправил туда Барбару, что завершилось полнейшим провалом, и затем Тэмми. Вся семья считала, что я зря приехала, и что от меня теперь нет никакой пользы. Но мне было плевать. Моя жизнь с Меррилом закончилась. Я была сыта по горло этой семьей и их дурными играми. Я не знала, как я убегу и куда. Бежать было невозможно, но и оставаться - тоже не выход.

Мой акушер не хотел пускать меня в естественные роды, слишком уж высок был риск осложнений. Он принял решение простимулировать роды и принять ребенка в момент, когда он будет рядом и сможет все контролировать. Единственным подходящим днем в его расписании оказалась тринадцатая годовщина нашей с Меррилом свадьбы, 17 мая 1999 года. Меня это не тронуло. Наша свадьба была не из тех событий, годовщину которых хочется праздновать.

Но когда Меррил услышал о дате, он настоял на том, чтобы присутствовать при родах. Меня это огорчило - я предпочла бы видеть рядом кого-то из своих друзей. Но тут я не имела права отказать Меррилу. Он ехал ко мне из Солт-Лейк-Сити. Мы договорились встретиться вечером накануне родов в отеле в Сент-Джордже, потому что уже следующим утром в шесть часов мне нужно было прибыть в больницу.

Как только мы оказались в комнате одни, он начал целовать меня. Мне стало противно. Все в Мерриле вызывало у меня отвращение. Тут у него зазвонил сотовый. Звонила Барбара. Он перестал целовать меня и начал говорить с ней. Но стоило разговору закончиться, как он снова навалился на меня. Еще через тридцать секунд Барбара позвонила снова и на этот раз они проговорили двадцать минут. Я забралась в кровать, тихо приветствуя последний день такой тяжелой беременности.

Меррил полез ко мне, и снова начались поцелуи. Но через пару минут Барбара позвонила в третий раз, и у меня все же появилась возможность заснуть.

К шести утра следующего дня мы были в больнице. Меня провели в родовую и поставили капельницу, чтобы стимулировать роды. Меррил продержался возле меня час и уехал. Он сказал, что Барбара сейчас отвезет его машину домой из Сент-Джорджа, и что он хочет встретиться с ней в отеле и немного отдохнуть.

Через шесть часов активные роды закончились, и начался переходный период. Я понимала, что ребенок вот-вот родится. Медсестра начала спрашивать, как ей связаться с моим мужем: она волновалась, не пропустит ли он рождение своего сына (а о том, что это мальчик, говорили все УЗИ).

Я солгала ей, сказав, что Меррил вот-вот позвонит. Правда заключалась в том, что он действительно позвонил чуть раньше, и я сказала ему, что ничего не происходит и приезжать пока еще рано. Я не хотела рожать одна, но еще меньше мне хотелось рожать рядом с Меррилом.

Тут потуга охватила все мое тело. Медсестра сказала мне не тужиться и стала диким голосом звать врача. Врач вбежал в палату бегом и через несколько минут родился Харрисон.

Доктор передал мне моего замечательного маленького сынишку. Он весил пять фунтов тридцать унций (примерно 2 кг 630 г) и был поразительно здоровым. Доктор Картер поздравлял меня, а я сияла от радости.

Меррил позвонил через пять минут после рождения сына, и наверняка мог слышать в трубке плач Харрисона. Он был явно недоволен тем, что пропустил роды. Они с Барбарой тут же приехали ко мне в больницу. Барбара, похоже, была в восторге от того, что Меррил был с ней как раз в тот момент, когда у меня с Меррилом в годовщину нашей же свадьбы родился общий ребенок.

Мне было не до чувств Меррила Джессопа. Я смотрела, как он уходит вместе с Барбарой, и понимала, что нашего с ним брака больше нет.

Я только что родила ему его тридцать пятого ребенка.

Я БЕРУ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ

После рождения Харрисона я впервые за долгое время могла находиться дома и не работать.

Прошло больше года с тех пор, как я снова постоянно жила с семьей Меррила. Я видела что Уоррен Джеффе все явственнее прибирает ФСПД к рукам.

У меня была коллекция из трех сотен детских книг, которые я хранила в детской спальне. Я дорожила ими. Книги были единственным настоящим окном в другой мир, помимо моего собственного, которое у меня было. Я любила читать истории моим детям. Это было драгоценное время, время близости и нежности, которые не существовали ни в одной другой области нашей жизни.

В 1998 году Уоррен постановил, что все мирские материалы для чтения должны быть ликвидированы. Пока меня не было, семья забрала и уничтожила мою библиотеку. Мои полки стояли пустыми. Я была убита горем, видя, что мои лучшие книги пропали — такие, как "Паутинка Шарлотты", "Маленький домик в прериях", и "Индеец в шкафу". Книги, удостоенные премии Ньюбери, которые я ставила себе задачей собирать, все они исчезли. Единственными оствшимися книгами были большие иллюстрированные книги про животных.

Я чувствовала себя изнасилованной.

Год, проведенный мною в Калиенте, избаловал меня в одном: я могла заниматься стиркой тогда, когда хотела. Многим это не покажется роскошью, но для меня это был рай.

Стирка в доме Меррила была тяжелой пыткой. Три автоматические стиральные машины, которые у нас были, постоянно ломались. У нас была большая, промышленных размеров стиральная машина,использование которой отнимало очень много времени. Рут, по непонятным причинам, часто спускалась, вынимала мое белье из машины и сваливала его на пол.

Я решила, что не буду бороться за прачечную. В доме моего отца была гораздо лучшая машинка, и он не возражал, чтобы я там стирала. За три часа я могла постирать для всех нас восьмерых.

Жены Меррила жаловались. Меррил позвал меня в свой офис и потребовал объяснений. Я сказала ему, что это было проще, чем пытаться стирать в его доме и что мой отец не возражает. Меррил ответил, что, если бы я действительно была заинтересована в том, чтобы поступать так, как хочет, то нашла бы способ стирать в его доме. Я согласилась. Но я знала, что не буду менять способ стирки. Это был совсем маленький шаг в сторону от его тирании и угнетения, но это был шаг.

Спустя девять лет мы все еще собирались у Линды за чашкой кофе. Я ходила к ней всякий раз, когда могла. Это было одно из немногих мест, где каждая из нас могла честно говорить о происходящем в нашей общине. На одной из ранних встреч Линда спросила, слышали ли мы, что случилось с одной из новых жен Уоррена, когда она родила своего первого ребенка.

Я ответила, что, если это очередная история про швейные ножницы и зубную нить, я не уверена, что хочу слышать ее. "Хуже", — сказала Линда. — "в этот раз ребенок умер". Жена Уоррена была в Солт-Лейк-Сити, когда у нее начались роды. Уоррен был в Колорадо-Сити. Роды продолжались много часов, но ребенок не появлялся. Акушерка многократно звонила Уоррену и спрашивала, можно ли отправить его жену в больницу. Он отказывал. Линда сказала, что роды длились больше суток и младенец в конце концов умер. Когда акушерка позвонила Уоррену, она сказала, что его жена, если не попадет в больницу, умрет в течение часа. Он уступил, но сказал жене, что ее ребенок умер по воле Божьей.

Все, находившиеся у Линды, замолчали. Кто-то наконец заговорил. "Если лидер этой общины является человеком настолько эгоистичным, что может убить своего нерожденного ребенка, тогда каждая из нас в большой беде". Мы все собрали свои вещи на начали уходить. Что еще мы могли сказать? Если кто-нибудь слышал, как мы говорим такое об Уоррене, мы были бы в реальной опасности.

Я сделала крюк по пути домой и остановилась в парке. Я села на траву, качая Харрисона на руках. Вспомнила, как поехала к маме незадолго после того, как вышла замуж за Меррила тринадцать лет назад, и рассказывала ей, как несчастна я была. Мой брак был таким ужасным, что я не могла его терпеть. Она сказала мне быть преданной женой и что я смогу научиться любить своего мужа. Я ей поверила. В течение тринадцати лет я подавляла каждую свою эмоцию. Я пыталась оставаться миролюбивой, даже когда знала, что все вокруг меня разлеталось на куски.

В ФСПД нас учили, что иногда брак между мужчиной и женщиной бывает неудачным на Земле. Однако он успешен небесах, потому что в следующей жизни супруги могут видеть друг в друге действительно замечательных людей. Иногда в этой жизни мужчина может не оценить жертвы, на которые идет его жена. Но в следующей он оценит все, что она сделала, и полюбит ее. Женщина признает в своем муже бога. Как только она увидит его величие, все обиды, которые она хранила, исчезнут. Она упадет перед ним в поклонении и восхитится его великолепием.

Когда я вспоминала, что раньше верила в это, меня начинало тошнить. Все тринадцать лет я делала все, что могла придумать, чтобы сделать мой брак удачным, несмотря на то, что мой муж был монстром. Я верила, что, если бы я работала усерднее и делала свое дело, отношения бы улучшились и мы с Меррилом могли бы любить друг друга.

Я верила, что была бы обречена, если бы Меррил не хотел, чтоб я была его женой в следующей жизни. Если бы я не угодила ему в этой жизни, он мог приговорить меня навечно быть слугой для его души и душ его жен. Это бы привело меня к тому, чего мы действительно страшились в ФСПД: вторая смерть. Вторая смерть — это когда дух должен был быть убит на оставшуюся вечность. Такой дух изгнан вместе со всеми остальными нечестивыми духами дожидаться второй смерти. Душа может быть вынуждена терпеть тысячелетние пытки, прежде чем произойдет вторая смерть.

Сидя в парке со своим спящим сыном, я думала о Джеймсе — сумасшедшем, жутком Джеймсе, любителе гремучих змей, который патрулировал территорию мотеля всю ночь, чтоб убедиться, что Джейсон не причинит мне вред. Я знала, что предпочла бы прожить десять вечностей с таким мужчиной, как он, чем одну с Меррилом.

Я родила Меррилу семь детей за тринадцать лет. Мои последние три беременности были опасными для жизни. Но он все еще вставал и унижал меня перед гостями, смеялся, когда Тэмми рассказывала историю, как он хотел избавиться от меня.

Я отдавала ему все свои зарплаты. Я готовила ему еду и убирала его дом. Я занималась с ним сексом каждую неделю. Какова моя награда? ненависть и унижение. Я не могла представить себе худшей участи, чем вечная жизнь с ним и с моими сестрами во браке.

Уоррен Джеффе тоже не был тем, с кем я бы хотела прожить вечность. Ад был лучшим вариантом для меня, чем то, что былов моей жизни. С меня было довольно — я перестаю жертвовать собой и своей душой ради Меррила Джессопа. Вне зависимости от последствий, я не собиралась больше жить в условиях его тирании.

Этим вечером в парке Коттонвуд было спокойно. Харрисон сладко спал. Но я изменилась. Я посмотрела на Эль-Капитан, пик, возвышавшийся над нашей общиной ФСПД. Будучи маленькой девочкой, я всегда смотрела на пик как на красный песчанниковый занавес, защищавший нас от зол неизвестного и страшного мира.

Я все еще боялась посторонних людей и мира, которого я не знала. Но теперь Эль-Капитан был тюремной стеной, которая держала меня в мире пыток и страданий.

Я никогда раньше не думала о том, чтоб покинуть мою религию, мою семью, мои обычаи и все мои верования. Они были всем, что я когда-либо знала. Стоит ли бросать все это? У меня не было никакой возможности узнать. Было страшно даже размышлять о жизни за пределами общины.

Но я больше не верила, что Меррил захочет, чтоб я была с ним в его загробной жизни. Если я не буду с ним, у меня не будет вечности. Я могу иметь самую лучшую жизнь из возможных в мире.

Когда я добралась домой, я пошла прямиком в свою комнату. Меррил пришел той ночью ко мне и хотел заниматься сексом. Мы не были близки в течение семи месяцев из-за моей крайне тяжелой беременности Харрисоном. Я не хотела в очередной раз спать с ним. Когда я пошла в постель, я положила Харрисона между нами.

"Если ты хочешь, чтоб я был ближе к тебе, тогда тебе придется переложить этого ребенка".

Голос Меррила звучал твердо. Я повернулась к нему спиной, делая вид, что не слышу его, и стала засыпать.

Меррил был разъярен, когда покидал мою спальню следующим утром. Я была рада, что он ушел. Я не хотела, чтоб он меня еще хоть раз тронул. Никогда больше. Если я отправляюсь в ад, больше нет никаких оснований беспокоиться, пытаясь угодить Меррилу.

Я вошла в душ и начала трястись. В течение тринадцати лет я ни разу не отказывала Меррилу в сексе. Этим утром, очищая каждый сантиметр моего тела, я поняла, что оно было моим. Я вернула свое тело. Ни один мужчина больше никогда не изнасилует меня и не будет обращаться со мной, как с грязью. Будет проще терпеть плохое обращение, если мне не придется заниматься с ним сексом.

Я вышла из душа и вытерла себя насухо. Я никогда не чувствовала себя более свободной.

Меррил игнорировал меня несколько месяцев, и это было блаженством, потому что остальные жены тоже не обращали внимания на меня. Тэмми всегда говорила: "Пусть лучше со мной плохо обращаются, чем игнорируют". Мне казалось это сумасшествием. Когда меня игнорировали, я чувствовала, что я в безопасности и счастлива. Когда я смотрела на алые скалы Эль-Капитана, я улыбалась от мысли, что моя тюрьма может быть все-таки не такой уж плохой. Никто не был более удивленным, чем я, когда поняла, что моя новообретенная свобода была куплена за отказ от вечности и довольствие адом.

Но через несколько месяцев ночью Меррил вернулся в мою комнату. Я проигнорировала его домогательства, и он сдался до конца лета.

Для Меррила было обычным делом, когда он был дома, собрать всю семью на молитву, даже если все дети уже легли спать. Это могло случиться между десятью часами и половиной двенадцатого. Меррилу не было никакого дела до расписания его семьи или до потребностеей или привычек маленьких детей. Спящие дети должны были быть вытащены из постели, и ни один член семьи не имел права не прийти, когда Меррил зовет.

Молитва была временем, когда Меррил терроризировал свою семью.

Начиналось с того, что он устраивался на кресле с женами подле себя. Остальные члены семьи должны были стоять на коленях. Меррил давал проповедь. Затем он приглашал семью рассказать ему то, что ему нужно было знать. Барбара вскакивала и рассказывала о поступках ребенка или жены, которые, как она была уверена, Меррил расценит как неповиновение.

Затем Меррил публично унижал и стыдил человека, о котором говорила Барбара. В этот день досталось младшим дочерям Меррила. Меррил ругал их, не слушая их варианта истории. Перепало всем, кроме Бетти. Бетти была маленькой принцессой Меррила. Он всегда оправдывал ее, так она была для него прекрасна.

Рути, она из дочерей Меррила, отметила, что Бетти была так же виновна, как и остальные. Меррил обвинил Рути в попытках скрыть свои грехи, втягивая Бетти. Бетти была неприкасаемой.

Семья Меррила стояла на коленях в течение двух часов, слушая тирады Барбары о том, насколько ужасны его дети. Он мог ругать ребенка, пока он или она не заливался слезами. После того, как Барбара закончила с детьми, она перешла к своим сестрам в браке и начала разглагольствовать, как медленно мы убирали после ужина. Мы приняли эти выговоры, не поднимая голоса в свою защиту.

Наконец, когда все было закончено, я собрала своих сонных детей и вернула их обратно в кровати. Когда я повернула за угол в гостинной, то увидела, как Рути яростно схватила Бетти. Выглядело, будто она хотела убить ее. Я закричала, чтоб та остановилась. Рути отбросила руку Бетти и сделала безупречно невинное выражение лица.

Я сказала Рути никогда больше не трогать Бетти. С тех пор Рути встала на тропу войны против меня. Она знала, что я не позволю ей обижать ни одного из моих детей, и она начала бегать к Барбаре с множеством историй обо мне.

К осени семья начала на меня давить, чтобы я вернулась в Калиенте управлять мотелем. Тэмми хотела оставить мотель и вернуться к преподаванию. Я игнорировала предложения. У Меррила больше не было никого, кто бы мог управлять мотелем, если я откажусь ехать.

Не было ни малейшего шанса, что я соглашусь вернуться туда.

Меррил знал, что я выскочила из его петли. Он стал приходить в мою комнату по меньшей мере раз в неделю. Теперь он мог лежать в моей постели, но не пытался трогать меня. Думаю, он фантазировал, что я инициирую что-нибудь. Конечно, я никогда не делала этого. К утру он всегда был в ярости.

Я наблюдала, как он выходит из моей спальни и думала о наставлении Джеймса: "Милая, ты лишь кусок мяса для этого мужчины".

Давление, чтобы я вернулась в Калиенте, стало исходить и от детей Меррила. Его дочери- подростки начали выговаривать мне, что я не слушаюсь их отца. Одна из них сказала, что я не имею права быть матерью в их доме, если продолжу бунтовать против Меррила.

"Надо же", — сказала я ей. — "я и не знала, что когда-либо была матерью в это доме. Безусловно тут не было никакого уважения".

Несколькими днями спустя я направлялась на кухню и нечаянно услышала, как Рут говорила нескольким дочерям Меррила: "Отец собирается дать Матери Каролин время, чтоб она собралась, но, если она не возьмет себя в руки, он положит конец ее бунту".

Я взглянула на Рут и сказала: "Интересные новости. Очень мило узнать о собственном бунте. Мне стоит больше слушать, что ты говоришь девочкам".

Рут покраснела и в гневе покинула кухню.

Меррил ни разу не поодшел прямо и не попросил меня вернуться в Калиенте. В конце концов он отправил Трумэна, второго сына Барбары, вместо меня. Тэмми вернулась в Колорадо-Сити и пыталась снискать мое расположение сплетнями.

Она была близка с несколькими дочерями Меррила, которые были замужем за дядей Рулоном, и они поставляли ей информацию, на которую она была так падка. - "Ты слышала, что одна из старших жен дяди Рулона прелюбодействовала?" — спросила она меня однажды вечером.

"Это не новость, — сказала я. — Все знают о ней".

"Нет, он говорил не о той измене", — сказала Тэмми. — "Она совершала прелюбодеяние три раза. Дважды со своим учителем музыки и один раз она отказала дяде Рулону". В ФСПД отказ заниматься сексом с мужем считался адюльтером — как и ублажение себя.

Разговор, казалось, движется в другом направлении. Я беспоможно посмотрела на нее, не понимая до конца, что она подразумевает.

"Дядя Рулон сказал, что, если женщина отказывает мужу в сексе, она совершает грех отчуждения. Она совершает прелюбодеяние в сердце своем, а это смертный грех — такой же, как иметь роман с другим мужчиной".

Теперь я поняла. Тэмми знала, что я не занимаюсь сексом с Меррилом. Если она знала, то и все дочери Меррила, которые были замужем за дядей Рулоном, знали тоже.

Виновна по всем пунктам. В соответствии с ФСПД, отказывая Меррилу в сексе, я совершила смертный грех. Прощение было невозможно. Не понятно было только, зачем Тэмми говорила мне это.

Несколькими неделями спустя я проходила мимо кухни, где Барбара разговаривала с Тэмми. Я услышала, как Барбара назвала мое имя и увидела, как она трясет головой. - "Женщине нужно отказаться от мыслей о том, что она нуждается во взаимоотношениях с мужем — это мирские традиции". Думаю, они предположили, что я перестала заниматься сексом с Меррилом потому, что у нас не было никаких других связей. Он никогда не вел себя со мной, как с женой. Они думали, что что-то чувствовать по отношению к мужу, с которым спишь — одна из этих "мирских традиций", которые должны быть забыты.

Меррил позвонил мне из своего офиса через несколько дней после этого.

"Кэроли, как твои дела?"

Я ответила, что все хорошо. Затем он сказал, что школа отчаянно нуждается в учителях, и было бы здорово, если бы я вернулась. Он пообещал им, что я приеду и встречусь с ними в тот же день.

"Что ты думаешь об этом?"

Я сказала "нет". Я не хотела преподавать.

"Нет" не было тем словом, которое я когда-либо говорила Меррилу Джессопу. Я отказывала в сексе и делала все по-своему, но никогда не произносила это односложное слово. Сколько бунта было в этих двух согласных и одной гласной?

На другом конце была тишина.

Я думала, если Меррил хочет, чтоб я преподавала, может, он должен был защитить мою чартерную школу.

"Ты хочешь, чтоб я поставил тебя в неловкое положение, сказав Элвину, что ты отказываешься делать то, что просит твой муж?"

Я не ответила. Элвин был директором, он так упорно трудился со мной, чтобы воплотить чартерную школу в реальность. Мне было все равно, что думал Элвин или кто-то еще. С Меррилом и его глупыми играми устрашения было покончено.

Мы больше не говорили о преподавании. Меррил продолжал приходить в мою спальню. Я отказывала. Он взял меня в поездку и сделал усилие, чтоб вести себя как попугай неразлучник, когда мы были на глазах у других пар. Он знал, что я не отвергну его ухаживания на публике.

Но как только мы вернулись домой, его тактика изменилась. Меррил стал хуже обращаться с моими детьми. Он мог выгнать их из-за обеденного стола и запретить есть. Предлогом были незначительные нарушения, которые случались в течение дня. Остальные его жены также начали нападать на моих детей. Они говорили, что мои дети будут наказаны, если будут меня слушаться, потому что я отказывалась подчиняться их отцу.

Теперь мне приходилось прятать еду для собственных детей. Я старалась держать их настолько близко к себе, насколько это возможно, но были времена, когда я не могла защитить их. Иногда они играли с детьми Барбары и она искала любой повод, чтобы сделать что-нибудь вредное для них. Жестокость возрастала, и мне нужно было найти способ остановить ее.

Секс. Что еще я могла предпринять? Я решила, что, когда в следующий раз Меррил зайдет в мою спальню, я пересплю с ним и посмотрю, не остановит ли это издевательства. Если нет, я убегу.

Когда Меррил зашел в мою комнату в следующий раз, я оставила Харрисона в его кроватке. Я не сопротивлялась, когда он положил свои липкие руки на меня. Я терпеть не могла его дыхания на своей коже. Я принесла свое тело в жертву ради детей, и это сработало.

Следующим утром Меррил сиял. Через несколько минут, как он покинул комнату, Меррил позвонил мне из офиса и пригласил на кофе с остальными женами.

Тэмми и Барбара сидели в креслах за столом. Они бодро потягивали кофе. Барбара протянула мне кружку. Я чувствовала, будто снова заперта в тюремной камере. Меррил начал шутить, и мы все смеялись. Рути, дочь Рут, пришла в офис и сказала, что мой сын Патрик не подчиняется ей. Она вела себя так, будто делала нам одолжение, когда оскорбляла его.

Меррил нервно засмеялся и заступился за маленького Патрика. Я села в кресло и улыбнулась ему. Не говоря ни слова, мы с Меррилом заключили соглашение. Я занимаюсь с ним сексом в обмен на защиту моих детей.

В этот момент, хотя я отказалась от изменений к лучшему, мне все еще казалось, что моим детям будет лучше расти со своими единокровными братьями и сестрами, чем уехать со мной в абсолютно чужой мир. Я полагала, что нам лучше жить в мире с известными опасностями, чем в таком, где все будет странным, пугающим и новым.

Но секс с Меррилом был наибольшей жертвой для меня. Я не собиралась позволять ему обращаться со мной, как с рабом. Он подтолкнул меня на крайние меры и, я думаю, знал об этом.

Мои действия с тех пор, как я вернулась в Калиенте, повлияли на Катлин. Меррил отправил ее в Пейдж работать на его фирме днем и управлять мотелем ночью. Она приезжала домой только на выходные в течение семи лет и терпеть не могла расставаться со своими пятью детьми.

Сначала мне казалось, она думала, что я отвергаю Меррила по глупости. Но потом она поняла, что у меня есть то, что она хочет. Я находилась дома со своими детьми и не работала. Катлин умоляла Меррила годами позволить ей вернуться домой. Она была поражена, что мне удалось вернуться из Калиенте всего через год. Может, она думала, что мне просто повезло.

Невероятно, но Катлин начала бунтовать.

Однажды она вернулась домой в середине недели. Когда я ее увидела, то спросила ее, почему.

"Я устала от нападок Меррила и его бухгалтера. Я была в ловушке между ними с тех пор, как уехала в Пейдж. Теперь я уволилась и вернулась домой".

Она сказала, что планирует поговорить с Меррилом вечером.

Когда я увидела ее на следующее утро, ее глаза были красными и опухшими. - "Ты говорила с Меррилом?" — спросила я.

"Да. Но разговор был таким, каким он обычно бывает. Я не могу говорить без слез, и это злит его. Он ругал меня, пока я не умолкла".

"И что он сказал?"

"Он обвинил меня, что я использую детей как оправдание, и сказал, что я никогда не работала в Пейдж так, как он хочет, чтоб я работала. Вот почему у нас с ним всегда проблемы".

На моем лице была ухмылка.

"Не важно, что ты делаешь, ты никогда не сделаешь это достаточно хорошо для него".

"Я сказала, что все еще собираюсь остаться дома". — Катлин выглядела побитой. — "Меррил ответил, что я пожалею об этом. Я сказала ему, что хочу поговорить с дядей Рулоном. Он ответил, что я могу это сделать, но пожалею об этом больше, чем когда-либо о чем-либо жалела".

"Катлин, послушай меня. Что может быть хуже, чем то, как он всегда обращается с тобой?"

В тот день Меррил взял Катлин с собой в Калиенте. Тэмми управляла мотелем. У них обеих был длинный разговор с Меррилом. Они спросили, почему некоторые жены в семье должны были тяжело работать, не получая никаких наград, когда другие жены имели граздо меньше обязанностей и могли ездить в путешествия.

Меррил ответил, что это странно. Он сказал, что никогда не понимал, почему некоторые жены жили в ладу со своим мужем, в то время, как другие — нет. Он говорил об этом с дядей Рулоном. Стареющий Пророк сказал, что некоторые жены упорно работали, чтоб стать благословением для своего мужа, тогда как были не более, чем рабочие лошадки. По словам Меррила, дядя Рулон сказал, что они страдают только в этой жизни, но, после их смерти, боль, которую они перенесли, будет вылечена, потому что Господь даст женам признательность их мужей, которой не было при жизни.

Катлин восприняла это как прекрасные новости. Когда она сказала это мне на следующий день, я ответила, что мне это кажется нелепым. Как женщина может терпеть страдания при жизни, имея лишь такое дешевое обещание признания после смерти?

Но Катлин покорно вернулась в Пейдж к работе, которую ненавидела и которая держала ее вдали от любимых детей. Однажды ночью я услышала, как ее старшая дочь плачет. Я поднялась наверх в столовую и увидела ребенка, рыдающего на полу. Моя восьмилетняя дочь, ЛуЭнн, подбежала ко мне с большими злыми глазами.

"Ты знаешь, что случилось? Мать Барбара подошла к одной из дочерей матери Катлин и начала бить ее по голове большим крючком для вязания".

Я схватила ЛуЭнн и вытащила ее оттуда. Если кто-нибудь услышит, как она доносит на Барбару, ЛуЭнн грозит опасность. Меррил вошел в столовую и встал над плачущим ребенком. Он хлопнул в ладоши.

"Прекрати это безумие!"

То, что я видела её дрожащей и плачущей на полу несколько часов назад, заставило меня понять, что, хотя я могу защитить своих детей от Меррила, занимаясь сексом с ним, я не могу сделать так, чтоб они не видели насилия над их братьями и сестрами. Я также переживала из-за своей неспособности защитить остальных детей. Я удостоверилась еще раз, что мои дети спят в моей комнате. Никто не сможет войти в мою комнату и тронуть их, не разбудив меня.

Я была так расстроена, что позвонила Катлин в Пейдж и рассказала ей все, что видела и

слышала.

"Катлин, ты, может, и получишь награду от Меррила в следующей жизни, но что насчет унижений, которые терпят твои дети сейчас?"

Разговор остановился. Катлин замолчала на долге время, а затем попрощалась со мной. Я знала, что она была ужасно расстроена. Она не знала, что делать, чтоб защитить своих детей.

РАК ХАРРИСОНА

Однажды ранней весной я шла в магазин, когда увидела вереницу машин, медленно выезжающих с кладбища. Только что похоронили четырехмесячного ребенка. Я знала его мать. Это был ее второй сын, и он родился совершенно здоровым. Неделей раньше он начал безостановочно кричать. Сутки спустя в больнице Лас-Вегаса ему диагностировали опухоль мозга в терминальной стадии. Опухоль выросла в области мозга, которая контролирует дыхание. Его подключили к аппарату жизнеобеспечения, но надежды не было. Его родители подписали бумаги, позволяя ему умереть.

Я не могла, да и не стала бы даже начинать представлять, как его мать может совладать с болью от такой катастрофической и неожиданной потери. Когда я вернулась из магазина, я нашла Харрисона и крепко его обняла.

С его длинными, как будто завитыми ресницами, которые касались краешка его бровей, Харрисон был настолько миловиден, что его можно было принять за девочку. Он был проказником, любил играть в ку-ку, обниматься и еще любил когда его носили на руках. ЛуЭнн, которой было восемь, когда Харрисон родился, тяготела к нему и считала его своим ребенком, нянчась с ним в любую свободную минуту. Он был щекастый и прекрасно ел. Харрисон практически цвел. Он соответствовал всем нормам развития или даже опережал их.

Его первый день рождения был 17 мая 2000 года в мою четырнадцатую годовщину свадьбы. Я удивлялась насколько он здоров. Он восстанавливался после болезни быстрее чем любой из остальных шестерых моих детей. Без сомнения он был ребенком, о котором только можно мечтать.

Неделю спустя я мыла полы. Харрисон сидел неподалеку и улыбался мне. Я улыбнулась в ответ, но его улыбка вдруг погасла. Правую половину его тела скрутило в судороге, которая продолжалась около тридцати секунд. Прямо по мокрому полу я подбежала и схватила его. Но спазм уже кончился, и другая улыбка осветила его лицо.

Я разволновалась. Я позвонила в ночную клинику и назначила экстренный прием. В клинике его проверили, и все выглядело абсолютно нормальным. Но я не могла успокоиться. Я никогда раньше не видела такого внезапного и жуткого приступа у ребенка.

Через два дня судорога повторилась. Я начала работать в продуктовом магазине, чтобы отложить деньги на побег. Барбара рассказала мне о приступе, когда я вернулась с работы. Она сказала, что это произошло когда она кормила его. И опять судорога закончилась очень быстро, а Харрисон выглядел хорошо.

Я назначила прием для Харрисона в клинике в Сент-Джордже. Но на выходных перед запланированным приемом у него снова была судорога, и на этот раз она не прекращалась, распространившись по всему телу. Я тогда была у отца, стирала. Мы позвонили в скорую.

В больнице провели несколько исследований, но причину судороги так и не нашли. Харрисона госпитализировали, и педиатр провела еще несколько исследований на следующий день.

В какой-то момент доктор сказала, что у Харрисона икота, и даже издала звук похожий на икоту. Но я знала, что она ошибается.

Мы остались в больнице на несколько дней для исследования и анализов. Это был кромешный ад для меня. Я никогда раньше не испытывала такого бессильного ужаса. Анализ за анализом возвращались с отрицательным результатом. Один раз нас навестил Меррил, который приехал в Сент-Джордж по делам. Он выглядел обеспокоенным, но был убежден, что Харрисон поправится. Через несколько дней Харрисону поставили диагноз: осложение после инфекции. Педиатр сказала, что это может продолжаться около трех недель.

Я не знала что делать. Харрисону становилось все хуже. Он постоянно кричал и мог спать только после серьезной дозы лекарств. Дома стало еще хуже. Из-за судорог у Харрисона началась рвота. Я постоянно кормила его, но перестала давать ему грудь. Он сильно кусался, когда начинались судороги. Харрисон выглядел изголодавшим - судороги отнимали много сил. Но чем больше он ел, тем больше его рвало. И крик. Он безостановочно кричал от ужасной, невыносимой боли.

Педиатр прописала противорвотные лекарства, но ничто не давало ему облегчения. Она сказала мне, что это может длиться три месяца. Я не знала, как мы с этим справимся. Я не спала. Страдания Харрисона не ослабевали. Когда он смотрел на меня своими большими, красивыми, зелеными глазами, полными муки, я чувствовала себя абсолютно беспомощной, пораженной невозможностью сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь.

Мне посоветовали специалиста по альтернативной медицине в Лас-Вегасе. Линда пообещала отвезти нас. Возможно он нашел бы ответ, который ускользал от традиционной медицины.

Я пошла искать Меррила. Все это время он игнорировал Харрисона и не выказывал никакой обеспокоенности. Мне было очевидно, что он считает сына исключительно моей проблемой. Я даже не подумала, что он будет против поездки в Лас-Вегас на прием.

Но когда я рассказала что собираюсь делать, он решил свести со мной счеты. Меррил начал ругать меня за эту идею. Я была измучена тремя бессонными неделями. Мне было абсолютно все равно, что он думает и я смотрела на него так, как и думала о нем - как на невероятного идиота.

Он схватил меня за руку и швырнул на несколько шагов в поле люцерны. Я споткнулась о кучку грязи, но удержалась на ногах, не дав себе упасть лицом вниз. Не хотела доставлять ему такое удовольствие. Я восстановила равновесие и продолжала настаивать на своем. Он схватил меня снова и швырнул со всей силы. Я приземлилась на ноги на некотором расстоянии от него. Я смотрела на него с отвращением и вызовом.

"Харрисон умрет из-за твоего бунта. Это из-за тебя он заболел. Бог заберет его, потому что ты восстала против своего духового главы. Ты можешь показать его любому проклятому доктору, которого сможешь найти, но никто не сможет вылечить его. Бог уничтожит его жизнь за грехи его матери".

Он тяжело дышал, а его лицо покраснело от гнева.

В моих глазах плескалась ярость, но слова были сдержаны.

"Я уже назначила прием. Ты хочешь чтобы я отменила его?"

Он взревел как бык, уколотый копьем матадора.

"Ты знаешь чего я хочу! Я уже сказал тебе, Харрисону не поможет ни один доктор, пока ты так ко мне относишься!"

Я развернулась и ушла в дом. Его нападение поразило меня. Меррил никогда раньше не поднимал на меня руку. Я больше не была в безопасности в его доме. Я также знала: Меррил хочет, чтобы Харрисон умер, чтобы доказать, что я восстала против Бога. Он презирал собственного сына. По-настоящему его беспокоило, что Харрисон выживет, но не будет нормальным.

Когда я зашла в дом, я собрала Харрисона и других своих детей. Мы должны были исчезнуть до того как вернется Меррил. Я знала, что если он снова накинется на меня - будет гораздо хуже.

Я поехала к отцу. Я знала, что там я в безопасности. Я рассказала матери обо всем, что произошло на поле. Она была возмущена и сказала, что я должна бросить Меррила - чрезвычайный поворот для такой истинно верующей, как моя мать.

Я сказала маме, что не вижу способа уйти с настолько больным ребенком на руках. Я также знала, что не буду в безопасности в доме Меррила, особенно учитывая его историю насилия. Я сказала ей, что покончила с ФСПД и что лучше быть приговоренной к вечности в преисподней, чем жить в том аду, который мне предстоит терпеть еще как минимум лет пятьдесят. Но я не могла бежать, пока Харрисону не станет лучше.

Мы с мамой составили план. Днем я буду укрываться в доме отца, а по ночам возвращаться к Меррилу. Я не могла подвергать риску отца. В ФСПД очень строгие правила, что отцу нельзя вмешиваться в семейную жизнь дочери, даже если он чувствует, что она повергается физическому или эмоциональному насилию. Рассказывать о насилии - это грех для женщины. Если ее обижают и притесняют, значит она не находится в гармонии с мужем. В ФСПД моих родителей посчитали бы грешниками только за то, что они слушали мой рассказ о насилии. Их обязанностью было посоветовать мне стать более покорной воле мужа.

Некоторое время спустя, когда я была у отца, он пришел из церкви и рассказал, что Уоррен закрыл государственную школу. Всем в общине было приказано обучать детей в частных религиозных школах. Это затронуло около двух тысяч детей.

Как учитель, я видела что происходит с академической успеваемостью, когда детей в нашей культуре переводят на домашнее обучение. Это превращалось в отсутствие обучения вообще. Семьи объединялись в небольшие группы и создавали маленькие религиозные школы. У них не было единого учебного плана. Уоррен давал указания каждой школе чему учить. Уоррен не хотел, чтобы детей учили аккредитованные учителя. Он считал что мы заражены мирским знанием. Любой образованный человек рассматривался как угроза, потому что мы были слишком вовлечены в мирское.

Ни для кого не было тайной, что Уоррен закрыл государственную школу; об этом напечатали репортаж в местной газете и в Солт-Лейк-Сити трибун. Но неожиданно не было ни общественного протеста ни действий властей по этому поводу.

Образование, которое я высоко ценила, не имело никакой ценности в ФСПД Уоррена Джеффса. Изменения были разительными, но происходили постепенно. Сначала запретили учиться в колледже. Потом закрыли государственные школы, и те из нас, кто гордился работать там, рассматривались как угроза.

Я продолжала оставаться у родителей каждый день допоздна. И только после того как все засыпали в доме Меррила мы возвращались туда. Я закрывала детей в своей спальне. Харрисон спал около двух часов и рано утром мы опять ехали к моим родителям. Меррил поймал меня в комнате для шитья однажды после обеда, когда я собирала ткань и выкройки, чтобы взять с собой к родителям и сшить школьные платья для Бетти и ЛуЭнн, которым было одиннадцать и девять соответственно. Он настаивал что хочет поговорить. Все, что я ответила: "Я не хочу".

Думаю, впервые раз за всю семейную жизнь мне удалось испугать Меррила.

Он пошел к моему отцу и настоятельно посоветовал ему призвать меня к порядку. Меррил приуменьшил ситуацию и сказал что наш конфликт был относительно незначительным. Мой отец сказал, что он слышал о физическом насилии. Меррил отмахнулся от этого. Отец напомнил, что я была замужем уже много лет и что у него нет на меня никакого влияния, к тому же он совершенно не представляет, чем он может помочь в этой ситуации.

Я поняла что наш кризис обострился, когда услышала, что Меррил разговаривал с отцом. И что визит Меррила к его приятелю Уоррену Джеффсу всего лишь вопрос времени. И что у меня будут неприятности гораздо хуже, когда это случится. Я начала писать письмо Уоррену, где описывала ситуацию со своей стороны. Я хотела, чтобы он позволил мне жить в общине отдельно от Меррила.

Я писала в те редкие моменты, когда кто-нибудь брал на себя Харрисона. Это заняло несколько недель, но в конце концов я дописала семнадцатистраничное письмо, где в подробностях описывала жуткую историю жестокого обращения Меррила с его женами и детьми. Я описывала свой случай, чтобы объяснить Уоррену почему мне небезопасно в доме мужа.

Несколько моих друзей и сестер позвонили мне сообщить, что видели как Меррил разъезжает по общине с Уорреном. Я знала, что ситуация на грани взрыва. Он произошел в следующее воскресенье в церкви. Уоррен прочитал обличительную проповедь об отцах, которые вмешиваются в семейную жизнь других мужчин, чтобы защитить дочерей. Я знала, что отец может подвергнуться исключению из ФСПД, если он и дальше будет разрешать мне прятаться в его доме.

Отец позвонил Уоррену, как только вернулся домой. Он объяснил, что у этой истории есть и другая сторона, которую Уоррену пока не рассказали. Он рассказал о письме, которое объясняет, почему я не хочу возвращаться к Меррилу. Уоррен согласился встретиться со мной и отцом ближе к вечеру и взять письмо. Он сказал держать встречу в тайне и дождаться темноты перед тем как ехать к дому дяди Рулона. Тогда мы должны припарковаться подальше и постучать в дверь в определенное время.

Мы выполнили все в точности. Один из братьев Уоррена встретил нас и провел в комнату, где ждал Уоррен. Он выглядел раздраженным, что ему приходится разбираться с этой ситуацией и вел себя как будто она была полной чепухой. Он сидел в кресле в том же костюме, в котором был в церкви, положив ладони на колени. В основном он смотрел в пол, поднимая глаза только когда говорил.

Беседу вел мой отец. Я отдала Уоррену письмо. Он сказал что прочитает, обсудит его с дядей Рулоном и позвонит мне завтра. Он не хотел, чтобы семья Меррила знала о нашей встрече. Уоррен спросил меня хочу ли я освободиться от брака. Я сказала что нет, потому что я знала, что рискую угодить в ситуацию еще хуже этой. Уоррен замолчал и посуровел, но я не собиралась становится шахматной фигурой на его доске, чтобы меня двигали из одного брака в другой.

Мой отец попросил Уоррена поговорить наедине. Позже он рассказал, что сказал Уоррену, что хорошо меня знает и знает на что я способна. Сказал, что если загнать меня в угол я могу причинить много неприятностей.

Уоррен воспринял это как угрозу, но мой отец не угрожал. Он сказал правду. Он знал, что если принудить меня вернуться в жестокий домашний круг Меррила, я не буду просить о помощи второй раз. Я сбегу.

Уоррен позвонил на следующий день и сказал, что прочитал письмо. Он сказал, что там написано только о грехах Меррила и ни слова о моих. Из-за этого Уоррен сомневается в моей полной правдивости. Он хотел, чтобы я пришла и встретилась с ним и Меррилом. Он хотел отдать мое письмо Меррилу. Я знала, что в таком случае его прочитают все жены и дети. Я попросила Уоррена оставить письмо себе. Уоррен согласился, что Меррил может прочитать письмо, когда мы встретимся.

Меррил забрал меня в полдень следующего дня. В машине мы оба молчали. Когда мы приехали, Уоррен изложил основные правила. Он сказал, что определит, кто из нас неправ по тому, кто потеряет контроль. Я знала, что мне не трудно будет оставаться спокойной. Но для Меррила это будет огромной проблемой.

Меррил прочитал письмо и практически перестал дышать. Я думаю, впервые за всю его жизнь кто-то высказался о его дерьмовых поступках. После чтения он несколько раз глубоко вдохнул и положил письмо на пол.

Уоррен повернулся ко мне и сказал, что я созналась в грехах Меррила и теперь пора сознаться в своих. Я не была настолько глупой. Я знала, что все, в чем я сознаюсь, будет обращено против меня.

Я призналась в парочке мелких проступков. - "Ну, иногда я прохожу мимо чего-то на полу и не поднимаю это. Несколько раз после воскресного обеда я не мыла кастрюли, которые использовала. Однажды я сожгла булочки для воскресного обеда..." Я переходила от одного микропроступка к другому.

Лицо Уоррена было бесстрастно и я не знала как он это воспринимает. В конце концов Меррил не выдержал и перебил: "Кэролин точно нельзя обвинить в невнимательности или небрежности. Она гладит все и готовит почти лучше всех в моей семье. Она прекрасная хозяйка и всегда такой была".

Уоррен начал проявлять нетерпение. - "Я не просил тебя о признаниях такого рода. Письмо просто вопиёт о безнравственности. Меррил, проявляла ли твоя жена безнравственность?" Меррил пожал плечами и посмотрел на меня.

Я смотрела на них обоих как на сумасшедших. Я не занималась сексом ни с кем кроме Меррила. Жаловаться на насилие не было безнравственно. Ровно наоборот.

"До того как ты вышла замуж за этого доброго человека, встречалась ли ты с мальчиками?" Вопрос Уоррена поразил меня своей нелепостью. Я не собиралась играть в эти игры.

Когда я была подростком я целовалась с мальчиком когда мы прогуливали уроки теологии. Сейчас он стал честным членом общины, и я не собиралась его сдавать.

Я написала семнадцатистраничное письмо Уоррену Джеффсу о насилии со стороны Меррила. Это было серьезное письмо, и оно заслуживало серьезного ответа. Но от вопросов Уоррена мне стало предельно ясно, что поднятая мной волна обратилась против меня.

Он принял мое молчание за признание вины. Я чувствовала себя молодой девушкой из Салема, Массачусетс, которую, даже если она не признает себя ведьмой, все равно сочтут таковой и приговорят к смерти. Так же и я проигрывала в любом случае.

Уоррен снял с полки книгу проповедей дяди Рулона и дал мне. Он сказал, что одна из самых верных жен дяди Рулона однажды хотела уйти от него.

"Я хочу чтобы ты пошла домой, прочитала несколько проповедей, покорилась мужу и покаялась", — сказал мне Джеффе.

Я промолчала. Если он собирается игнорировать проблему мои слова ничего не поменяют,

если не сделают хуже.

Когда мы собрались уходить Уоррен сказал Меррилу, что хочет поговорить со мной наедине. Он сказал что убежден, что в доме Меррила я буду в полной безопасности и что не похоже, что Меррил будет жестоко обращаться после того как я подняла столько вони. Уоррен почти признался, что Меррил говорил ему, что ему жаль, что он причинил мне боль.

Я была вне себя, когда покинула его офис. Джеффе знал, что я говорила правду. Но победил Меррил. На меня навесили ярлык безнравственной женщины и лгуньи.

Моя жизнь в ФСПД была окончена. Я больше никогда не сообщу о жестокости Меррила и не буду искать помощи ни у кого в общине. Но Харрисон был слишком болен, чтобы я даже думать могла о побеге. Я буду выжидать пока не найду выход.

Меррил пришел ко мне в спальню этой ночью и мы занимались сексом впервые за три месяца. Я знала, что должна спать с Меррилом, когда Харрисон так болен. Я не должна никоим образом провоцировать его злость против меня и моих детей.

Харрисону становилось все хуже. Мы с моей матерью разделили ночные дежурства, чтобы я могла поспать. Никто из семьи Меррила мне не помогал.

Однажды ночью мама позвонила мне и сказала немедленно бежать к ней. Когда я добралась туда, Харрисон едва мог дышать. Отец сказал, что отвезет нас в Сент-Джордж. Он сказал не звонить в местную скорую так как они будут настаивать на звонке Меррилу, чтобы получить разрешение на госпитализацию.

"Это будет на тебе и твоей матери. Я буду отрицать, что я вообще что-либо знал об этом. Вы обе должны будете держать удар. Но если вы не отвезете Харрисона в больницу этим вечером, он может умереть".

Отец сказал нам сверить детали истории, чтобы не было расхождений. Мама смотрела за Харрисоном когда начался приступ. Она отвезла его в больницу самостоятельно. Отец не мог позволить себе попасть под обвинение во вмешательстве в чужую семью. У меня могли быть неприятности из-за того, что я отвезла своего сына в больницу без разрешения Меррила. Но нам всем было все равно.

Мама ехала так быстро, как могла. Харрисон сражался за каждый глоток воздуха. Он был настолько изнурен, что я боялась, что он умирает. Я вбежала в приемный покой с ним на руках. Медсестре хватило одного взгляда, чтобы она начала звонить врачам, не задавая вопросов. Доктора и медсестры забегали с пугающей активностью. Харрисона стабилизировали за несколько часов, но он все равно был в критическом состоянии. Мне сказали, что он слишком плох для каких-либо исследований.

На следующее утро педиатр сказала мне, что Харрисона и меня отправят в Феникс санавиацией через несколько часов. Докторов предупредили, и они поднимают его медицинскую историю. Это было что-то гораздо серьезнее, чем осложнения после инфекции.

Я рассказала новости матери. Они с отцом и так уже накликали на себя беду помогая мне, поэтому она не могла больше оставаться со мной в больнице. Она уехала, пообещав привезти мне немного одежды.

Отец позвонил Меррилу утром, притворившись, что только узнал, что я в больнице. Он сказал Меррилу, что нас увезли в Феникс. Меррил позвонил мне в больницу. Он едва сдерживал ярость. Харрисону оказывали помощь, и Меррил никак не мог это остановить.

В Сент-Джордже медсестры посменно дежурили у постели Харрисона. Я наконец-то чувствовала себя в безопасности. Это был один из немногих перерывов за последние три месяца непрерывного кризиса с Харрисоном.

Когда мы приземлились в Фениксе нас уже ждала скорая. Мы поехали в детский госпиталь Феникса, где ждали пятнадцать специалистов. Они проводили исследование за исследованием чтобы поставить диагноз. Каждый раз когда очередной анализ возвращался отрицательным один из специалистов выбывал из дела. Спустя два дня круг сузился до генетического отклонения или рака. На третий день Харрисону диагностировали нейробластому, смертельный рак.

На следующий день провели исследование, чтобы определить месторасположение опухоли. Опухоль Харрисона росла возле спинного мозга, но к счастью еще не затронула его. Мне сказали, что это очень редкий рак и что большинство детей с таким диагнозом не выживают. Врачи объяснили, что Харрисон был рожден снейробластомой, но симптомы не проявлялись пока опухоль не начала расти.

Меррил звонил от случая к случаю и задавал пару вопросов без особого интереса. Он считал, что смерть Харрисона смирит меня и научит почитать мужа должным образом.

В первую ночь в Фениксе в палату Харрисона пришел врач провести исследование. Я была одна и неудержимо рыдала в кресле. Он посмотрел на меня с сочувствием и сказал:

"Хотел бы я, чтобы у меня были ответы, которые вы хотите услышать, что с вашим сыном все будет хорошо. Но я не могу этого сказать. Я понимаю, что вы проходите через ад, наблюдая как ваш ребенок терпит то, что никто выносить не должен".

Я кивнула. Я не могла говорить. Когда он ушел я подумала насколько добрее ко мне был этот доктор, чем Меррил или любой другой из его семьи. Почему я в больнице одна, когда все остальные сидят дома без забот и осуждают меня как грешницу? В их глазах рак моего сына — это доказательство того, что я осуждена Богом.

Тридцать два года я верила, что все люди за пределами общины злые. Но почему-то единственные люди, которые сражались за жизнь Харрисона и помогали ему выжить — были посторонними.

Врачи и медсестры не были единственными, кто был добр ко мне. Социальный работник госпиталя пришла удостовериться, что у меня есть деньги на питание и достаточно одежды. Меррил не спрашивал, есть ли у меня деньги, когда я была в Фениксе. Я уверена, он думал, что пока я бунтую, я должна выкручиваться сама.

В ночь, когда Харрисону поставили диагноз, я была в отчаянии. После того как ушел добрый доктор я не могла престать плакать. Был ужасный ливень и я смотрела в окно на дождь. Я видела самолеты взлетающие и приземляющиеся вдали. Свобода приходить и уходить. У меня не было свободы уже четырнадцать лет. Последние несколько месяцев крики моего страдающего сына были пыткой. Я плакала, пока слезы совсем не закончились.

Мои рыдания наконец утихли. Харрисон спал под успокоительным. Я продолжала смотреть в окно. Это был умиротворяющий момент. Я была уставшей, слабой и обессиленной. Но я знала, что я не сломлена. Я буду сражаться за жизнь Харрисона, и ничто не сможет остановить меня. В конце концов в детском госпитале Феникса я не буду в этой битве одна.

Врачи хотели действовать настолько быстро, насколько это было возможно. На следующее утро я подписала разрешение на лечение Харрисона. Если бы Меррил приехал в Феникс с нами, я уверена, он постарался бы запретить операцию.

Харрисона забрали в операционную на пятый день. Его опухоль была расположена между двумя большими артериями и частично вросла в одну из вен, которые питают нервы спинного мозга. Хирург объяснил, что один из рисков операции в том, что Харрисона парализует на всю жизнь.

Операция была настолько опасна, что Харрисона разрезали почти надвое, чтобы получить достаточно доступа. Ему удалили ребро. Операция длилась несколько часов, меня держал в курсе дела врач.

Ожидание было мучительным. Приехал Меррил и привез Барбару, несколько ее сыновей, Бетти, нескольких моих мальчиков и несколько других. Только Меррилу разрешили сидеть со мной в комнате ожидания. Он сказал Барбаре присмотреть за остальными, но у нее случился припадок, так что ее даже положили в госпиталь Добрый Самаритянин. Когда Меррил услышал, что случилось, он сразу пошел к ней.

Когда операция закончилась, хирург сказал мне, что они удалили всю опухоль. Он был доволен и считал, что операция прошла успешно.

После биопсии опухоли мы получили хорошие новости: Харрисону не надо было проводить ни химиотерапию ни радиационную терапию. Из-за судорог опухоль поймали на очень ранней стадии. Судороги спасли ему жизнь. Без них рак прогрессировал бы незамеченным до неоперабельной стадии. Но его иммунная система, атакуя рак, также атаковала его нервную ткань. Судороги провоцировала иммунная система, которая идентифицировала нервную ткань как врага и развернула полномасштабную атаку. Врачи считали, что сейчас иммунную систему Харрисона надо подавить.

Харрисон стабилизировался через несколько дней после операции и ему начали имунноподавляющую терапию. Было чрезвычайно важно остановить судороги, потому что они угрожали ему больше всего.

Его ужасающая потеря веса была еще одной проблемой, потенциально угрожающей жизни. Ему вставили трубку в пищевод, чтобы кормить. Нам не разрешали покинуть госпиталь, пока я не научусь обращаться с трубкой. Я училась ее вставлять и чистить, чтобы предупредить инфекцию. Все в детском госпитале Феникса были дружелюбными и поддерживали меня, несмотря на мою странную сектантскую одежду. Их искренняя забота очень тронула меня. Я не могла объяснить им, каким странным и полным насилия был мой мир на самом деле. Страх, с которым я жила, стал моей второй натурой. Прошли уже годы с тех пор, как я чувствовала доброту и поддержку три недели подряд. Это было чудом для меня.

Когда мы, наконец, были готовы возвращаться домой, приехал Меррил забрать нас. Это была ужасная поездка. Мы почти не говорили. Харрисону тяжело давалась дорога. Он орал, а я управлялась с его приспособлениями для кормления, что было нелегко.

Когда мы наконец доехали, я была невыразимо рада видеть остальных своих шестерых детей. Я никогда не разлучалась с ними так надолго. Я была счастлива, что они так хорошо выглядят, после трех недель в госпитале, в котором дети выглядели один болезненнее другого.

Для меня стало сюрпризом, что моя спальня убрана и вся одежда моих детей постирана. Это не сходилось с тем, что никто из моей семьи со мной не разговаривал. Со мной обращались, как с испорченной женщиной. Другие жены отвечали, если я что-то спрашивала, но в основном избегали меня. Бог сказал свое слово через рак Харрисона.

На выходных, когда Кэтлин вернулась домой, она принесла кофе мне в спальню до того, как я встала и оделась. Я узнала, что это она убрала мою комнату и поблагодарила ее за доброту.

Позже я заметила, что семья враждебна и к ней тоже. Она тоже не была в гармонии с Меррилом, потому что помогала мне. Но она не перестала. Впервые за долгое время у меня был друг в моей семье.

Поначалу с Харрисоном все было хорошо. Когда мы приехали домой он мог с помощью лекарств спать шесть часов подряд. Он не переставал кричать, но я не чувствовала, что ему хуже пока не прошло две недели дома. Вдруг все стало ужасно плохо.

Мы вернулись в Сент-Джордж. В первые несколько недель после операции мы кажется постоянно ездили в больницу. Харрисон нуждался в болеутоляющем и иногда в иммуносупрессорах.

Через шесть недель после операции он однажды начал синеть. Я позвонила его доктору и повезла его в больницу. Ему сделали рентген и немедленно госпитализировали. Мне казалось, что ему стало хуже, а не лучше после операции. Теперь мы узнали почему. Его легкие заполнила лимфатическая жидкость. Все доли легкого кроме одной схлопнулись, и он не получал достаточно кислорода.

Вызвали хирурга, чтобы откачать жидкость. Как только это сделали, нас снова отправили в Феникс. Харрисона подключили к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Его накачали лекарствами и он надолго заснул. Я была ужасно напугана, что он может умереть. Я почти не отходила от его кровати. Я чувствовала себя виноватой за все те страдания, что он перенес за последние три недели.

Харрисону делали рентген каждый день следующие две недели. Чтобы удостоверится, что жидкость не заполняет легкие снова. Так мы с удивлением увидели, что удаленное ребро начало регенерировать. Я видела на снимках, как оно росло. Я спросила доктора, видел ли он что-то подобное раньше и он сказал, что нет. И тут же добавил, что случается очень много удивительных вещей, когда лечишь детей.

Через две недели мы с Харрисоном вернулись домой. У него был невероятный прогресс. Когда мы приехали мне сказали что нам придется полежать шесть недель, как минимум три, но он поправлялся быстрее, чем кто-либо мог ожидать.

Моя радость не знала границ.

КЭТЛИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ

Мы с Харрисоном снова вернулись домой из детской больницы Феникса. Для меня это стало громадным облегчением, но тут же начались еще более тяжелые испытания: Харрисон перенёс сложную операцию, но схема обезболивания, назначенная ему, не работала.

Он кричал почти постоянно. Когда у него начинался очередной приступ, кусал себя за руки. Нужно было постоянно следить, чтобы он ничего себе не повредил. Врачи назначили ему большую дозу верседа — сильного миорелаксанта и противосудорожного, которое используется при лечении судорог и в качестве обезболивающего при операциях. Оно очень быстро действует и так же быстро начинает выводиться из организма.

Я могла дать Харрисону три дозы верседа за час, но после этого мне нужно было ждать два часа перед тем, как дать еще. Обычно после второй дозы лекарства он успокаивался, но не всегда, иногда — только после третьей. Капельницы, которую использовали для его лечения, наконец закончились, потому что врачи решили, что они не очень эффективны. Катетер, который установили под кожей для этих капельниц, убрали. Я вздохнула с облегчением - так уменьшалась возможность подцепить инфекцию.

Харрисон с трудом мог спать по ночам. Я давала ему хлоралгидрат, сильное успокоительное, но и оно не всегда действовало. Вместо капельниц врачи прописали малышу препарат, который должен был приглушить невропатию, но он же вызывал повышенную тревожность. Несколько недель подряд я не переставала звонить врачам Харрисона. Мы обсуждали, как бы так схитрить с лекарствами - тут прибавить, там дать чуть меньше - чтобы, наконец, нащупать сочетание, которое убрало бы судороги и крики.

День шел за днем. Хоть ему и установили трубку, по которой круглые сутки поступало питание, Харрисон с трудом удерживал вес. Его перевели с высококалорийного питания на более низкокалорийное, потому что в организме начала накапливаться лимфатическая жидкость. Жир участвует в её образовании, так что, когда его стало меньше, количество жидкости тоже убавилось. Пока он не выздоровеет, нам надо было строго контролировать, сколько жиров он получает с едой. Но с таким питанием он терял вес. Я должна была убрать помпу, подающую питание, и попробовать самой его кормить - ведь так он мог съесть больше. Но когда, наконец, я это сделала, Харрисон заболел и ничего не вышло.

У меня не было времени думать обо всем этом. Мне чудовищно не хватало сна, я чувствовала себя совершенно выжатой из-за непрекращающегося стресса. Мой мальчик, перед болезнью уже начинавший ходить, теперь постоянно кричал и дергался в судорогах. Видеть это было совершенно невыносимо. Вдобавок из-за рвоты началась аспирационная пневмония.

Вызывать ли сегодня скорую? — постоянная мысль на протяжении многих месяцев. Когда стало видно, что ему сложно дышать, я позвонила за помощью. Местная неотложная помощь должна была приехать (даже без одобрения Меррила), потому что за ситуацией с Харрисоном уже наблюдали. Я была на постоянной связи по телефону с его лечащим врачом, и если бы нас отказались везти в больницу, поднялся бы шум.

Потом педиатр из клиники в Сент-Джордже решила, что нужно снова прибегнуть к капельницам, потому что состояние Харрисона не улучшилось и судороги не проходили. После двух курсов терапии в неделю судороги стали реже. Сначала педиатр считала, что терапия помогает не настолько, чтобы и дальше ее продолжать, но в итоге она поняла, что любое облегчение состояния очень важно для нас обоих. Для курсов терапии мы постоянно ездили в Сент-Джордж, и часто консультировались с онкологом в Фениксе. Кэтлин вызвалась отвозить меня туда, и это было огромной помощью, потому что Феникс был в восьми часах езды от нас.

Я очень беспокоилась, когда мне приходилось оставлять остальных детей дома и везти Харрисона по врачам. Впервые с того, как я вышла замуж, у меня не было работы на полный рабочий день, и я проводила дома куда больше времени, но все оно было занято уходом за Харрисоном.

Когда получалось, я брала кого-то из детей в Феникс. При детской клинике была прекрасная игровая комната, с самыми разными занятиями, в которых можно было поучаствовать, и воспитателями, действительно делающими свою работу.

Семья Меррила никогда не обижала моих детей, если я была дома, и никто из них не знал даже приблизительно, когда мне нужно будет уйти. В этом было мое преимущество - дети были куда лучше защищены, чем раньше. Думаю, что Меррил тоже опасался чересчур расстраивать меня, и пошел на попятную, в надежде, что я перестану создавать ему проблемы.

Кэтлин была позарез сыта своей работой в мотеле в Пейдже. Она уехала оттуда, вернулась домой и устроилась в продуктовый магазин, не спрашивая разрешения у Меррила. Не видеть своих детей семь лет, кроме выходных, для нее было больше, чем достаточно. История моего отъезда из Калиенте произвела на нее огромное впечатление.

Вдобавок к тому, что она вернулась домой, мы еще и начали общаться. Мы сблизились куда сильнее, чем за прошлые годы - ведь раньше мы практически не разговаривали. Для меня это многое означало, но ее сделало более уязвимой. Так что теперь мы вдвоем участвовали в конкурсе на звание "самой нечестивой жены Меррила".

Война между женами Меррила достигла новых, небывалых высот той осенью, когда Кэтлин совершила немыслимое: купила себе отдельную стиральную машину.

Это восприняли, как акт откровенной агрессии. Кэтлин заплатила за нее из собственного кошелька. В отличие от Тэмми, которая каждый десятицентовик из своей учительской зарплаты отдавала Меррилу, Кэтлин большую часть дохода оставляла себе.

Она и не пыталась скрыть тот факт, что машина полностью принадлежит ей. Сверху Кэтлин повесила расписание, в котором указывалось, когда она или я будем стирать — и никто, кроме нас.

Рут была в ярости, Барбара - предельно возмущена. Как Кэтлин вообще посмела решить, что для нас с ней будет отдельная стиральная машина?

Меррил приказал ей придти к нему в офис. Как она вообще посмела заказывать доставку машины домой, не спросив вначале его позволения? Какое у нее право было указывать, кто может ей пользоваться, а кто - нет? Но Кэтлин продолжала стоять на своем.

- В доме есть еще три стиральные и сушильные машины для всей семьи. Весь год Кэролин не могла ими пользоваться. У нас с ней больше всех маленьких детей. Я не могу понять, почему для тебя это такая проблема.

Но это действительно было проблемой потому, что наш мир не подчинялся законам логики или здравого смысла.

С Кэтлин на пару, у нас было двенадцать детей - семеро моих и пять её. Самым старшим был мой двенадцатилетний сын Артур. За Харрисоном нужно было круглосуточно ухаживать, а какую-то поддержку во всей семье я ощущала только от Кэтлин.

Барбара и Тэмми вели долгие ежеутренние беседы за кофе. Для них было очевидным, что мы отдаляемся из сферы их влияния. Мы отказывались участвовать в борьбе и, вместо того, чтобы принимать участие в гонках за власть, организованных Барбарой, мы сконцентрировались на улучшении жизни наших детей.

Как-то вечером, когда мы обе заснули, Меррил решил, что пришло время помолиться. Наших детей вытащили из кроватей и велели отправляться наверх для молитвы. Венделлу, сыну Кэтлин, на тот момент не было еще и двух, он спал в своей кроватке. После того, как его разбудили, он стал капризничать и беспокоиться. Меррил приказал Барбаре вывести его и наказать.

Барбара отвела его в комнату, где била Патрика, и повторила то же самое с ним. Обычно она порола ребенка до тех пор, пока его лицо не синело от криков и плача. После этого она останавливалась, приказывала ребенку замолчать, и била его дальше, потому что ребенок продолжал орать в полной истерике. Наконец, ребенок падал в полном изнеможении, когда у него уже не оставалось сил даже плакать.

Умоляющие крики Венделла разносились в ночи. Всем, кто собрался на молитву, было велено не начинать без Барбары, но когда стало понятно, что это затягивается, остальных детей Кэтлин отправили спать. Никто из них не разбудил ее, чтобы рассказать о происходящем с Венделлом.

Барбара принесла его в спальню Кэтлин и положила в кровать к ней. Кэтлин пронулась и услышала голос Барбары: "Венделл вырастет и будет делать то, что говорит ему отец. Когда-нибудь он станет хорошим человеком". Вскочив с кровати, Кэтлин спросила, что происходит. Барбара, продолжая гладить Венделла, произнесла: "Доброй ночи, Венделл, когда-нибудь ты поймешь урок о том, как быть хорошим", и вышла.

Взглянув на сына, Кэтлин увидела, что он был весь избит и в синяках. Его одежда была все еще мокрой от слез и пота. Она разбудила остальных детей и велела им рассказать, что произошло. Сначала они боялись говорить, но она настаивала, и в конце концов узнала всё о призыве к молитве и атаке на Венделла. Дети рассказали, как Барбара отвела Венделла в соседнюю комнату, и они слушали его крики после того, как она захлопнула дверь.

Кэтлин отправилась в спальню Барбары, где та как раз отдыхала.

   -  Только посмей хотя бы тронуть кого-то из моих детей еще! — сказала она.

Барбара села в кровати и отбила выпад:

   -  Кэтлин, ты вне закона и сама это знаешь. Я только выполняю волю священника, возглавляющего нашу семью, и это у тебя надо спросить, почему ты взбунтовалась.

   -  Барбара, нам нечего обсуждать. Я тебя предупредила, чтобы ты даже не пробовала тронуть кого-то из моих детей хоть пальцем.

Она ушла и закрылась у себя в спальне. Ее комната соединялась с детской, и она заперла и ту дверь, что вела туда.

Не медля ни секунды, Барбара отправилась в офис Меррила и, передав ему слова Кэтлин, вернулась к себе. Меррил тут же стал колотить в дверь спальни Кэтлин, но она не отзывалась.

Меррил начал орать под дверью:

   -  У тебя серьезные проблемы, и, если ты способна понять, что лучше для тебя, то открывай дверь, не то я её выбью.

-Делай, что хочешь, я с тобой разговаривать не собираюсь, — ответила Кэтлин.

Меррил перешел к двери в детскую и стал ломиться туда. Дети были слишком напуганы, чтобы ослушаться приказаний отца, и открыли дверь. Он ворвался в комнату Кэтлин и приказал ей идти в офис:

   -  Кэтлин, если ты собираешься мешать Барбаре, когда она выполняет мои распоряжения, ты рискуешь навлечь последствия.

Кэтлин отказалась даже вставать с кровати.

   -  Меррил, я с тобой никуда идти не собираюсь. Лучше уйди.

Он схватил ее и бросил на пол. Ее сын Джонсон, спавший на раскладном кресле, проснулся и

заплакал.

- Меррил, уходи. Убирайся отсюда.

Меррил снова швырнул ее на пол, на этот раз еще сильнее.

Дети кричали из своей комнаты: "Пожалуйста, пойди с Папой, пожалуйста, пожалуйста!"..

Меррил сгрёб Джонсона с кресла и зашвырнул в детскую, заперев дверь (Джонсон был робким ребенком и всегда до ужаса боялся Меррила). Потом он принялся ругать Кэтлин за то, что она расстраивает его детей. Дочери Кэтлин плакали и кричали в детской. Венделл, уже засыпавший, снова захныкал.

Кэтлин понимала, что особого выбора у нее нет.

   -  Меррил, если ты дашь мне отвести Венделла к Саре, я пойду с тобой. - Сара была ее старшей дочерью.

Меррил орал на нее несколько часов. Он заявил, что она никогда, не при каких условиях, не может пререкаться с Барбарой. Следующим утром, когда Кэтлин разбудила меня перед кофе, ее глаза были красными и воспаленными. Она рассказала мне то, что узнала от детей о произошедшем накануне с Венделлом.

   -  Кэролин, Меррил может ругать и избивать меня. Но я не позволю Барбаре делать что-то с моими детьми. Я собираюсь к Уоррену.

Я сказала ей, чтобы она и думать об этом не смела. Я рассказала про семнадцатистраничное письмо о насилии со стороны Меррила, которое я отдала Уоррену Джеффсу. Я объяснила, как Уоррен отбросил мои обвинения только потому, что я не смогла назвать ему примеры моих собственных грехов, которые бы свидетельствовали о моей распущенности.

Я ожидала чего угодно, но не того, что Кэтлин решит, что ей нужно признать свои грехи перед Пророком - мол, тогда он ей поможет. Мне стало нехорошо.

"Кэтлин, это же только повод. Уоррену нужен был повод отказать мне в помощи. На самом деле он и не собирался этим заниматься. Он все сделает для того, чтобы и дальше покрывать жестокое обращение со стороны Меррила".

Но она была совершенно непоколебима в убеждении, что если она расскажет Уоррену всю правду о своих грехах, то в награду за честность получит от него помощь и защиту.

"Я собираюсь попросить Уоррена помочь мне. Я такая грешная", — и она рассказывала и рассказывала мне про все то неправильное, что она совершала.

Я умоляла не рассказывать всего этого Уоррену Джеффсу:

"Кэтлин, не стоит. Он тебя за всё это съест и не подавится. Если ты действительно хочешь покаяться - расскажи о чем-то вроде того, что ты не поднимала упавшие бумажки с пола. Не надо давать ему ничего, что можно использовать против тебя".

Но Кэтлин по-прежнему была истинной верующей:

"Если я хочу помощи от него, я должна быть честной".

Я понимала, что она обречена, и Уоррен Джеффе никак ей не поможет. Такое признание в грехах поможет ему упечь Кэтлин прямиком в ад.

Она договорилась о встрече с Уорреном. Он выслушал еще одну жену Меррила Джессопа, которая также говорила про насилие с его стороны. Когда Кэтлин вернулась со встречи, она практически ничего не рассказывала, и выглядела совершенно выжатой. Она стала более покорна Барбаре. Меррил сказал ей, что ее бунтарство непростительно, и велел вернуть ему небольшой желтый грузовичок, которым та пользовалась. Отныне ей было запрещено иметь собственную машину (у некоторых из нас были автомобили и микроавтобусы, но большинству было запрещено их регистрировать и на машинах не было номеров. Поэтому, если мы куда-то выбирались за пределы общины, было практически невозможно уехать далеко без того, чтобы не быть остановленными полицией. Кэтлин нужна была машина для поездок в Пейдж, так что у нее был один из немногих автомобилей с номерами).

Меррил также велел ей отдавать всю зарплату ему, но позже она сказала мне, что вовсе не намерена этого делать:

"Я ни за что не соглашусь финансово зависеть от его милости".

Но я знала, что, по настоянию Барбары, Кэтлин рано или поздно согласится и на это.

Она рассказала мне о планах извиниться перед Барбарой, когда они будут участвовать в общем деле, убирать офис Меррила. Таким образом, они снова научатся любить друг друга как жены- сестры. Я заметила, что это немного странно:

"Ты собираешься быть рабыней Барбары и стать ей ближе потому, что она избила твоего

ребенка?"

Кэтлин развернулась и ушла, не говоря ни слова. На следующий день я увидела, как она оттирает офис, а Барбара в это время восседает в кресле и командует.

"Кэтлин, я хочу, чтобы ты сейчас занялась окном. Наш Отец любит, чтобы они были вымыты особенным образом, а не так, как ты обычно это делаешь".

Кэтлин трудилась над тем, чтобы стать идеально послушной Барбаре, но за свои деньги она все еще старалась держаться. Отвозить меня и Харрисона к педиатру в Сент-Джордж ей тоже запретили - Меррил сказал, что теперь это будет делать он, что означало, что и во время поездки я буду подвергаться насилию от него. Его жестокость была поистине безграничной. Однажды у меня на губе выскочил герес, и он сказал, что это все потому, что я лгала. Всевышний наслал герпес на мое лицо, и теперь все смогут видеть мою нечестность.

Как-то раз по пути домой мы сильно поспорили о чем-то, что сделал Артур. Проступок был незначительный, но Меррил настаивал, что за этим должно последовать что-то серьезное. (В общине ФСПД, "последствие" использовалось как синоним для слова "наказание"). Я сказала, что то, что он задумал - это насилие и я этого не допущу.

"Ты не можешь контролировать то, что я решу сделать с моим сыном. Если ты это не поддерживаешь, значит, проблем у тебя станет еще больше", — ответил Меррил.

"Если ты не перестанешь мучить Артура, я заберу детей и уйду. Я знаю, ты уверен, что я не всерьез, но это не так".

Меррил заметил, что мы с Кэтлин уже лишили себя благодати с помощью этой чуши, и если мне нужно вернуться к Уоррену и получить выговор снова, то это легко можно устроить.

"Я не собираюсь идти у Уоррену", — ответила я. - "У него уже была возможность сделать то, что он обязан сделать для прекращения насилия. Одной попытки достаточно, а в следующий раз я беру детей и иду к властям".

Меррил взорвался:

"Если ты задумала что-то подобное, то детей тебе больше не видать! Власти никогда не помогут кому-то вроде тебя. И дети захотят остаться с отцом".

"Важно не то, чего захотят дети", — ответила я. - "Штат отдаст их мне. В суде дети достанутся мне, а не тебе".

Молчал он недолго:

"Кэролин, лучше и не начинай. Если ты попробуешь устроить что-то подобное, то последствия будут такие, что тебе и не снилось".

Я понимала, что не стоит еще больше провоцировать Меррила. Если я собираюсь сбежать, то не стоит демонстрировать это намерение. Я и так его открыто предупредила. Если насилие не прекратится, я уйду от него в тот момент, когда он меньше всего будет этого ожидать.

Меррил доложил о происходящем Уоррену, и тот приказал ему привести всех семерых жен на встречу, чтобы он прекратил бунт в семье Меррила. Седьмая жена брала машину Меррила без спроса, и совершала дальние поездки до Харрикейна. Домой она возвращалась только на следующее утро. Когда ей были нужны деньги, она брала чековую книжку Меррила, выписывала чек на необходимую сумму, затем подписывалась его именем и обналичивала. В обычные времена ее бы сурово наказали, но сейчас Меррил и Барбара чувствовали, что мы с Кэтлин представляем собой куда более серьезную угрозу

Встреча состоялась на следующей неделе в доме дяди Рулона в Хилдейле. Мы собрались в его гостиной со сводчатым потолком высотой в двенадцать футов и ждали, пока нас позовут в офис Джеффса. Дом не был как-то особенно украшен: у дяди Рулона были довольно-таки простые вкусы. Обои были неплохи, и часть мебели украшена резьбой по дереву, а в целом все стремилось к функциональности и простоте.

Уоррен начал с сообщения, что все мы замужем за хорошим человеком. Если мы заинтересованы в спасении, то мы должны проявлять абсолютную покорность Меррилу. Барбара уточнила:

"Если мы видим, что одна из наших сестер бунтует против необходимости слушаться мужа, каким образом мы можем поддержать ее праведность?" - так своим самым сладким голоском Барбара уточняла, есть ли у нее право наказывать остальных жен.

Уоррен, нахмурившись, смотрел себе под ноги.

"Ты вправе молиться за неё".

Это было сверх-поражение Барбары, которая была крайне удивлена, что Уоррен не дал ей еще больше власти над нами. Затем Меррил и Уоррен обсуждали что-то наедине, за закрытыми дверями. Когда Меррил, наконец, открыл дверь, он велел мне войти и сесть с ним рядом.

Уоррен сосредоточенно взглянул на меня. Он выглядел искренним и действовал так, будто старался меня не задеть, но я знала — на самом деле, серьезно он меня не воспринимает. Он сказал, что, по сообщениям Меррила, я угрожала ему обратиться к властям, и спросил, так ли это.

"Нет, я не угрожала мужу. Это было обещание, а не угроза. Я возьму детей, всех до единого, и сделаю все, чтобы они были защищены, если Меррил не прекратит их мучить. А что он хочет делать - это его дело".

Уоррен Джеффе был в полном шоке. Не думаю, что хоть какая-то женщина когда-нибудь говорила с ним настольно прямолинейно. Он стал говорить о том, что у меня нет никакого права оскорблять Меррила, ведь он настолько хороший мужчина.

"Меня не волнует, насколько он хороший, и насколько я плохая", — сказала я. - "Выбор у него есть. Если ему хочется, чтобы я осталась жить в его доме и была ему женой, то он должен прекратить насилие. Если же он не может или не хочет этого, то я забираю детей и ухожу. Это совсем не угроза - это обещание. И оно не имеет ничего общего с тем, какие мы люди".

Уоррен стал бледным, как смерть. До этого никто не мог сопротивляться его запугиваниям. Меррил сказал, что уж теперь-то Джеффсу должно стать полностью понятно, насколько я стала неконтролируемой, и с чем именно ему приходится ежедневно иметь дело.

Чувствовалось, что Уоррен закипал:

"У тебя есть возможность стать богиней в доме этого доброго человека, если он решил взять тебя с собой в царствие небесное. Если же ты будешь упорствовать в выбрасывании своей жизни на ветер, в оскорблениях, которые ты наносишь мужу своему, то надо будет признать, что ты ни на что не годна - и ни один, ни один мужчина не захочет даже видеть тебя в своем царстве. Покаяние - вот то, что тебе нужно; покаяние и абсолютная покорность, и молись, чтобы Меррил нашел в своем сердце силы и простил бы тебя. Но если ты продолжишь тратить драгоценнейшее время на то, чтобы бунтовать против него - ты не будешь удостоена загробной жизни".

Перед тем, как ответить ему, я выдержала паузу. Потом посмотрела прямо в глаза и сказала:

"Если награда в жизни после смерти - это по-прежнему быть вместе с Меррилом Джессопом, то я уже не уверена, что ад настолько плох. Там, наверное, я буду испытывать куда меньше насилия, чем на небесах рядом с Меррилом".

Уоррен лишился слов. Он велел Меррилу молиться за меня, и приказал Кэтлин войти. Говорил он с ней в том же ехидном тоне.

"Ты вообще понимаешь, что никогда снова не увидишь дядю Роя и не окажешься в царстве его, если продолжишь оскорблять Меррила? Ведь это он может порекомендовать дяде Рою, чтобы ты стала женой в доме его небесном".

Джеффе явно замечал, какой эффект его слова производят на Кэтлин. Он стращал ее всем, чем только мог - по сравнению с этим, то, что слышала от него я, было просто детским лепетом. На неё же он обрушился всей своей мощью.

Обернувшись ко мне, он спросил, были ли мы с Кэтлин соучастницами в бунте против Меррила. Я снова посмотрела на него и сказала: "Да". Мы обе бунтовали против насилия с его стороны.

Джеффе приказал Кэтлин прекратить все связи со мной. Мы могли и дальше жить в общем доме, но нам было запрещено перекинуться хоть словом.

Мы с Кэтлин вышли из комнаты и присоединились к остальным женам, ждущим, пока Меррил закончит обсуждать дела с Уорреном. Жены смотрели на нас, как на полных идиоток, и источали неприкрытое злорадство, что у нас проблемы, а вот у них-то - всё в порядке.

По дороге домой Барбара вдруг захотела, чтобы Меррил выдал нам наставления.

"Отец, я думаю, что всем твоим женам будет очень интересно услышать, что для тебя означает повиновение. Почему, на твой взгляд, так важна полная покорность? И почему ты не сможешь доверять той женщине, что не будет послушна тебе?"

Сжавшись на сидении, я смотрела в окно.

Вернувшись домой, я сразу же спустилась вниз и занялась стиркой. Веревки для белья были натянуты неподалеку от спальни Кэтлин, и, развешивая белье, я слышала, что она плачет. Тихонько, через детскую своих детей, а оттуда - через ванную и детскую для ее детей, я проскользнула к ней. Так меня никто не заметил. Мне совсем не хотелось создавать Кэтлин еще больше проблем, чем у нее было сейчас. В глазах ее было отчаяние, но то было агрессивное отчаяние дикого зверя, который предпочтет отгрызть себе лапу, чтобы только выбраться из капкана.

Шепотом я произнесла:

"Кэтлин, прости, что создала тебе проблем. Я всегда буду твоей подругой, даже если мы не сможем говорить друг с другом".

Плача, она кивнула. Я попрощалась и тем же путем выскользнула из ее комнаты.

Началась зима. Я развешивала белье, оно хлопало на ледяном ветру, обжигавшим мою кожу.

Я понимала, что борьба за жизнь в этом сообществе бессмысленна.

Но Харрисон все еще был очень слабеньким и постоянно кричал, и я не могла сбежать. Не реже одного раза каждые пару дней я говорила с педиатром. Еженедельно в Сент-Джордже малыш проходил очередной курс лечения капельницами, вес он по-прежнему не набирал, и обезболивающие не всегда могли снять его боль. Так что убежать я не могла - по крайней мере, до того момента, пока он хотя бы не начнет поправляться.

Мне нужно было все тщательно спланировать. Я буду спать с Меррилом, чтобы усыпить его подозрения. Буду изображать раскаяние, а Харрисон станет моим невольным помощником - ведь Меррил никогда не поверит, что я решусь сбежать с настолько больным ребенком. Я смогу перехитрить его. Я буду ждать и наблюдать за происходящим.

Но я не могла позволить себе забеременеть еще раз. Значит, нужно было найти способ контролировать это. Еще одна рискованная беременность может стоить жизни Харрисону, если я буду настолько плоха, что не смогу круглосуточно заботиться о нем. Противозачаточные таблетки я пить не смогла бы - ведь жены и дочери Меррила продолжали периодически обыскивать мои вещи.

Значит, нужно было получить укол депо-проверы. Но как?

ПОСЛЕДНИЙ РЕБЕНОК

Я знала, что мне нужно сделать контрацептивный укол, но это оказалось невозможным, потому что состояние Хариссона продолжало ухудшаться. Я была слишком вымотана уходом за ним, чтобы заниматься чем-то ещё. Инфузионная терапия, которую он получал, слегка облегчала его судороги, но никак не предотвращала тошноту. Иногда его рвало несколько раз за день, и в результате у него началась хроническая аспирационная пневмония. За зиму 2001 года я вызывала скорую намного чаще, чем звонила его лечащим врачам.

Я также начала отслеживать его кислород пульсоксиметром. Когда у него были жуткие приступы крика, я давала ему мидазолам. По ночам ему был нужен золпидем и хлоралгидрат, чтобы спать, но иногда они действовали всего пару часов. В 20 месяцев он больше не мог поднять голову. Я была в отчаянии. Вымотанная, истощенная и разбитая, я больше не располагала ресурсами, из которых могла бы черпать силы. Я должна была продолжать. Но каждый день был всё хуже, сливаясь со следующим. Я не смела представить будущее. Настоящее было и так страшным. Раз за разом из госпиталя в Сент-Джордже спешила скорая с кричащими сиренами. Тамошние врачи и медсестры боролись за жизнь Харрисона. Их решительность и храбрость заставили меня осознать, насколько больше сострадания для меня было во внешнем мире, чем в моём собственном доме.

Я знала, что моё будущее в ФСПД было кончено. Из-за моего "бунта" я произвела на свет больного ребёнка, обесчестила своего мужа и опозорила свою семью. Никто в семье Меррилла не интересовался моим благополучием, кроме Кейтлин.

Кейтлин стала моей опорой. Несмотря на запрет Уоррена на то, чтобы мы говорили с друг другом — или благодаря нему — наша дружба укрепилась так, что придавала мне силы и храбрости. Мы каждое утро вместе пили кофе и говорили о предстоящем дне. Если я неслась в госпиталь с Харрисоном, она присматривала за моими детьми и следила, чтобы они были обстираны, их комнаты прибраны, а они сами накормлены.

Барбару и Тэмми это бесило. Они пытались подставить Кейтлин перед Меррилом при любом удобном случае. Но Кейтлин старалась не давать этому её задеть. У неё была работа на полный день в продуктовом магазине в общине. Она не отдавала Меррилу свою зарплату. Кейтлин создала для себя нишу одновременного подчинения и неповиновения.

Врач Харрисона, доктор Смит, решила, что ему требуется больше вмешательства. Она считала, что его судороги могут продлиться долго и ему нужны гастростома и процедура, называемая фундопликацией (*операция Ниссена — подшивание желудка к диафрагме вокруг пищеводного отверстия).

Гастростома проходила бы прямо в желудок Харрисона, вместо временного назогастрического зонда, вставленного ему через нос. Фундопликация предотвращала бы рвоту, потому что верхняя часть желудка, обернутая вокруг пищевода, закрепляется таким образом, что действует как клапан, который мешает пище из желудка выходить наружу через пищевод. Это очень помогло Харрисону, потому что у него перестала возникать пневмония от рвоты и ему больше не требовалась назогастрическая трубка каждый день.

Врачи в детской клинике в Фениксе видели только одного пациента с таким же случаем, как у Харрисона. У этого ребёнка всё ещё были судороги три года спустя. У некоторых детей с позвоночной нейробластомой прекращались судороги сразу после того, как удалили опухоль. У некоторых судороги продолжались годами, пока не прекращались. Я не могла вынести мысль о том, что так будете ним.

Меня пугало, что ему нужно больше операций, но ему нужно было отдохнуть от постоянной рвоты. Он все время был на грани истощения, потому что не мог усвоить достаточно питательных веществ, чтобы расти. Поездки на скорой в Сент-Джордж становились всё более частыми.

Харрисон несколько раз чуть не умер, и я не могла больше полагаться на удачу. Он должен был есть, его должно было перестать рвать, ему необходима была возможность дышать. Было страшно представить, что ему станет хуже. Операция стала нашим единственным выходом. Я начала готовиться к его операции весной 2001 года.

Харрисону было почти два года и у него уже почти год были судороги. В апреле, когда меня начало тошнить, я сначала думала, что это грипп. Но у меня не было никаких других симптомов, и через пару дней я купила тест на беременность. Я уже знала результат. Я пропустила свой последний гормональный укол, потому что была так поглощена уходом за Харрисоном. Мы все могли умереть: я, мой нерождённый ребёнок, и мой больной сын.

Дочь Меррилла, Одри, переехала обратно в нашу общину год назад. Дорогая, милая Одри, которая брала меня на длинные велосипедные прогулки у водохранилища, когда я только вышла замуж за Меррила, и пыталась научить меня семейной жизни, теперь стала настоящим союзником. Одри работала в неотложной помощи в Университетском госпитале в Солт-Лейк-Сити. У неё было много опыта по уходу за критическими больными и она знала, что состояние Харрисона — медицинская проблема, а не наказание за мои грехи. Одри сама заболела, когда жила в Солт-Лейк- Сити. Как только ей поставили диагноз и начали лечить, её состояние стабилизировалось. Одри хорошо это перенесла.

Но семья Меррилла отвернулась от неё после того, как она заболела. Ее болезнь видели как знак, что она опозорила отца, потому что не была в гармонии с мужем, за которого не хотела выходить замуж. Несмотря на то, что она в итоге вышла замуж за человека, на котором ей приказал жениться Пророк, её видели как кого-то, кто противился воле дяди Роя. Одри также никогда не подчинялась Барбаре, за что она тоже поплатилась.

Харрисону ставили капельницы во время домашних визитов врача. Это всегда было сложно из-за его судорог. Я спросила Одри, не могла бы она делать это. Он и так ужасно кричал и без дополнительной травмы оттого, что его тыкали, как подушечку для иголок.

Когда Одри осмотрела его в первый раз, она покачала головой. - "Кэролин, его вены почти совсем исколоты. Это потому, что ему требовалось много капельниц, но ещё потому, что они так часто промахивались мимо его вен. Не позволяй никому колоть его несколько раз. У него совсем не останется живого места для иглы".

Одри, в ее спокойной и решительной манере, удалось поставить капельницу с первой попытки. С тех пор каждый раз, когда Харрисону требовалась неотложная помощь или капельница, Одри была тем человеком, кого я звала. Она была первой, кто узнал о моей беременности. - "Я не знаю, что мне делать", сказала я. - "Если и эта беременность будет с осложнениями, мы обречены". Одри попыталась приободрить меня и пообещала, что сделает всё возможное, чтобы Харрисон остался жив. Она сказала, что будет с нами круглые сутки, если понадобится, и я знала, что она говорит правду.

Операцию Харрисона назначили на июнь. Мне надо было организовать поездку и найти способ её оплатить. Меррилл заставил меня получать Medicaid (*государственная программа льготной медицинской помощи малоимущим в США) и не помогал мне сверх того. Кейтлин согласилась подвезти меня. Она сказала, что может оплатить поездку своими деньгами. Барбару эта идея привела в бешенство, но Меррил не возражал.

Меррил чувствовал облегчение, потому что я больше не угрожала от него уйти. Я подчинялась ему в сексе, даже когда я была полностью измождена от криков, судорог и рвоты Харрисона. Когда Меррил приходил в мою комнату посреди ночи и бросался на меня, у меня не было ни воли, ни сил, чтобы ему отказывать. Секс был ценой, которую я должна была платить за то, чтобы он думал, что я отказалась от идеи побега.

Операция Харрисона была успешной — по крайней мере, сначала. Его восстановление после операции проходило тяжелее, чем мы ожидали. Кейтлин осталась со мной в Фениксе, что было облегчением. Меррил не побеспокоился приехать. Его не интересовал Харрисон. Мы были дома всего пару дней, когда состояние Харрисона резко ухудшилось. У него поднялась температура и ему требовались большие дозы мидазопама, чтобы контролировать боль и судороги. Кожа вокруг его гастростомы выглядела нехорошо. Я решила помыть его на третий день после нашего возвращения из больницы, надеясь, что это его успокоит перед тем, как Кейтлин придёт попить со мной утренний кофе.

Когда я расстегнула пижаму Харрисона, я чуть не потеряла сознание. Рядом с его гастростомой была зияющая дыра, уходившая глубоко в живот. Я сползла на пол от этого зрелища и прикрыла рот рукой, чтобы не стошнило. Комната закружилась. Я чувствовала, что не могу дышать. Но я не могла себе позволить отключиться. Я взяла себя в руки, ведь передо мной был Харрисон, так мило и пристально смотревший на меня своими огромными изумленными глазами. Он был таким красивым мальчиком. Но он был в большой опасности.

Его снова госпитализировали в Сент-Джордже. Хирург в Фениксе наложил микрошвы, которые разошлись из-за судорог Харрисона. Рана заразилась и теперь должна была заживать изнутри. Её требовалось обрабатывать тампоном и очищать дважды в день. Но он так хорошо заживал, что ему не нужна была восстановительная операция. Харрисон принимал огромное количество антибиотиков, чтобы вылечить его инфекцию и предотвратить её распространение.

Мы вернулись домой через пару дней и наняли сиделку, чтобы помогала менять перевязки. Она научила меня, как ей помогать. Трудность с Харрисоном была в его судорогах. Приходилось держать его вдвоем, чтобы можно было сделать перевязывание, чтобы держать рану в чистоте. Но меня слишком часто тошнило для того, чтобы постоянно помогать. У меня была утренняя, дневная и ночная тошнота и эта беременность переносилась так же тяжело, как все остальные.

Харрисон постепенно восстанавливался после операции. Его уровень кислорода начал стабилизироваться, но он все ещё питался через трубку и всё ещё кричал большую часть времени, если я ничего не делала, чтобы его успокоить. Я почувствовала проблеск оптимизма. Может, худшее было позади. Состояние его лёгких улучшилось теперь, когда у него не было пневмонии. Может быть, он сможет снова начать расти и развиваться. Я пыталась накормить его через рот. Это была борьба, но я добилась небольшого успеха. Прошёл почти год с тех пор, как он заболел, и это был, без сомнения, самый тяжёлый год в моей жизни.

В один из вечеров я готовила на кухне еду для Харрисона и пыталась сама сдержать рвоту, когдавнезапно пришла Наоми — дочь Меррила и Рут, которую выдали за дядю Рулона, когда она была подростком, а ему было за восемьдесят. Наоми, в отличие от своих сестер-жен, не могла держать язык за зубами о происходившем в доме дяди Рулона. Секреты не были её сильной стороной. В какой-то момент она начала говорить о том, как ее беспокоит гигантский счёт за контрацептивы, который набегал у жён Пророка. Я не могла поверить в то, что слышала. Я была в таком шоке, что уронила в раковину блендер, который мыла. Я повернулась к Наоми и спросила "гигантский счет за ЧТО?" Наоми вздохнула, раздраженная тем, что я её не расслышала в первый раз. "Гигантский счет за контрацептивы", - сказала она. - "Он каждый месяц вынужден столько тратить на контрацепцию, представить невозможно". Я не могла в это поверить. - "Почему дядя Рулон покупает контрацептивы для своих жён?"

"Ему приходится, потому что у нас всех эндометриоз и его приходится лечить гормонами". Наоми звучала самодовольно.

У дяди Рулона теперь было шестьдесят жен. Если хоть доля из них была на гормонах, счёт был бы огромным. Но я знала, что маловероятно, чтобы у них всех был эндометриоз. Он не так уж распространен. Уоррен Джеффе был единственным, кто давал разрешение на все траты, которые производились в семье дяди Рулона. Я слышала, что его жёнам, у которых был эндометриоз, говорили поститься и молиться. Наоми явно что-то недоговаривала.

Я подозревала, что Уоррен платил за прикрытие. Не было секретом, что как минимум одна из жён дяди Рулона крутит роман с одним из его сыновей. Возможно, многим другим женам надоело быть замужем за мужчиной как минимум на 50 лет старше их самих, и они начали крутить интрижки с мужчинами помоложе — хотя они теоретически были их пасынками.

Меня злило в этой ситуации то, что Уоррен всегда выставлял семью своего отца образцом целомудрия — идеалом, который мы все должны были копировать. Мысль о том, что у всех этих шестидесяти жен был доступ к контрацепции, когда у меня такого выбора не было, усилила мою тошноту ещё больше.

У меня было три опасных для жизни беременности, это была четвертая. Считалось, что девушки, которые выходили замуж за Пророка, вели целомудренную жизнь, поскольку Пророк был девяностолетним инвалидом. Но теперь Уоррен Джеффе оплачивал их контрацепцию? Что-то было не так. Секс в ФСПД никогда не был для удовольствия, только для продолжения рода, а раз дядя Рулон никак не мог стать отцом для детей, его жены не должны были с ним спать — по крайней мере, если он следовал собственным проповедям.

На 24 неделе моей беременности у меня начались осложнения. Начались кровотечения из-за предлежания плаценты. (Предлежание плаценты (состояние, известное также как низкая плацентация) - одно из осложнений беременности, когда плацента находится в нижней части матки и при этом целиком или частично перекрывает канал шейки матки. Кровотечение может быть симптомом предлежания плаценты. В результате растяжения, которому подвергается нижняя часть матки во второй половине беременности, может произойти отслойка плаценты, которая сопровождается сильным кровотечением. Если плацента полностью перекроет выход из матки, вагинальные роды становятся невозможными.)

Сперва с кровотечением можно было справиться, но оно стало сильнее по ходу течения беременности, и я знала, что это могло бы быть опасным для жизни, если шейка матки раскрылась достаточно для того, чтобы порвать плаценту. Я могла истечь кровью до смерти за пару минут. Муж Одри дал согласие на то, чтобы она помогала мне столько, сколько могла в течение дня. Мне нужно было отдыхать как можно больше. Кейтлин помогала мне с другими детьми, когда была дома, стирая вещи и помогая мне содержать их спальни в чистоте. Я смогла пережить ещё четыре недели, пока меня, наконец, не госпитализировали на 28-й неделе.

Когда моё состояние стабилизировалось, меня послали в Джубили Хаус напротив госпиталя. Это был дом для онкобольных, которым нужно было амбулаторное лечение, но которые жили за городом. Туда не часто поселяли пациенток с рискованной беременностью, но мой врач хотел, чтобы я была рядом с госпиталем, и за мной могли присматривать и отправить за неотложной помощью при первом признаке критической ситуации. Я уже один раз была в Джубили Хаус и смогла снова туда попасть.

Я сосредоточилась на том, чтобы родить здорового ребёнка. Это было лучшим, что я могла сделать для всех нас. Недоношенный младенец нуждался бы в постоянном уходе и имел большой риск инвалидности. Я не смогла бы следить за двумя больными детьми сама.

Мне вкололи две инъекции лекарства, чтобы помочь развитию лёгких плода. Отдых был долгожданным. У меня больше года не было на одной ночи непрерывного сна. В больнице у меня было достаточно еды и напитков, и я чувствовала, что становлюсь сильнее. Но силы было трудно поддерживать, потому что я чаще истекала кровью и каждый раз теряла крови всё больше. Иногда из меня выходили огромные сгустки крови. Кровотечения начинались примерно раз в три дня, и я чувствовала себя всё ослабленнее, не смотря на отдых и еду.

Одри привела на встречу со мной Харрисона вместе с ещё парочкой моих детей, чему я была очень рада. Харрисону стало лучше. Одри была абсолютно предана ему. Остальные мои дети залезли в кровать обняться со мной. Это было так трогательно, но мне было так страшно. Я не знала, когда снова смогу стать им матерью, потому что меня так подавляла мысль о заботе о ещё одном младенце и Харрисоне. Я была эмоционально неустойчивой, потому что так ослабла от кровопотерь. Большую часть времени мне хотелось плакать. Три недели в госпитале казались мне вечностью. Это была такая резкая перемена, лежать в постели. Забота о Харрисоне так долго занимала все мои ночи и дни. Я себя чувствовала слишком слабой даже для чтения и спала большую часть дня. Я не могла смотреть телевизор больше 40 минут — приходилось выключать его, потому что шум слишком выматывал.

Я шила детские одеяла перед тем, как приехала в госпиталь, но была слишком слаба, чтобы шевелить пальцами и шить. Сильные головные боли — видимо, от кровопотери — были ежедневной проблемой.

Однажды утром у меня зазвонил телефон. Это была Кейтлин. - "Ты слышала новости?" Я сказала ей, что спала. - "Включи телевизор. Только что был теракт. Они напали на Всемирный торговый центр в Нью Йорке". - "Кто атаковал Всемирный торговый центр?" спросила я.

"Никто пока не знает. Всё, что мы знаем, это что башни обрушились и тысячи людей погибли". Я не думаю, что она видела фотографии, ни у кого в Колорадо-Сити не было телевизора. Кейтлин услышала об этом на работе от людей, которые слушали радио. Последователи Уоррена Джеффса были теми немногими людьми в мире, которые никогда не видели репортажей о теракте 11 сентября. Я включила телевизор и увидела повтор записи падения башен. Это было за гранью понимания. Зрелище было тошнотворным. Было трудно смотреть и ещё труднее не смотреть. Картины прожгли насквозь мою душу. Я, как многие другие, думала, что Америка неуязвима.

Было ужасно видеть арабов, танцующих на улицах из-за атак 11 сентября. Мне было трудно смотреть на людей, радовавшихся убийству и смерти, хотя я и знала, что они ненавидят нас. Ещё хуже была реакция людей в Колорадо-Сити.

Тэмми приехала навестить меня с несколькими дочерями Меррила после 11 сентября. Она не могла перестать болтать о том, как она и все праведные люди, которых она знала, видели руку Господа в терактах. Люди Бога наконец доказали, что они достойны того, чтобы Бог ответил на их молитвы. Разрушение башен-близнецов было только началом. Уоррен Джеффе проповедовал, что скоро вся земля будет охвачена войной, и только достойные из избранных будут подняты с земли и защищены, пока Бог уничтожает грешников.

Фанатизм Тэмми для меня выглядел так же по-идиотски, как исламский экстремизм людей, которые врезались на самолетах в башни-близнецы. В детстве меня учили, что только грешники будут уничтожены перед началом тысячелетнего мира. Тысячи обычных граждан были убиты в терактах 11 сентября, и я не могла себе представить как кто-то — даже Уоррен Джеффе, мог это представить делом Божьим.

Дядя Рулон поощрал нас молиться за уничтожение грешников. Я никогда не могла молиться за то, чтобы кому-то причинить вред.

Когда я смотрела на дымящиеся руины на точке взрыва и слушала последние испуганные звонки тех, кто не мог выбраться из башен, это заставило меня осознать в глубине души, что только очень плохие люди могли радоваться такой трагедии — что нелестно характеризовало мою общину.

Мой доктор был доволен, что я выносила беременность до 31 недели — на 9 недель меньше нормального срока. Он думал, что у плода все хорошо, и что он сделает кесарево сечение, как только плацента наконец порвется и начнется кровотечение. С каждым днем продолжения беременности мой ребёнок становился всё более здоровым и крепким.

Меррил часто приезжал в Сент Джордж. Он был страшно доволен, что наконец оплодотворил одну из своих жён. Он несколько раз в неделю приезжал в Джубили Хаус и водил меня пообедать стейком, а потом планировал остаться со мной на ночь, но когда Барбара звонила в слезах, разворачивался и уезжал.

Я так боялась быть одна, когда была больна, что для меня присутствие Меррила было утешительным. Он приехал, как только я начала свою 31 неделю. Я проснулась среди ночи оттого, что начались роды. Я чувствовала, что схватки начинаются. Я не шевелилась, надеясь, что смогу остановить их. Но два часа спустя у меня началось обильное кровотечение. Я сидела в луже крови. Меррил позвонил в скорую.

Одна из врачей скорой помощи была женщина. Когда она увидела, сколько крови из меня течет, она начала выкрикивать приказы. - "Нужно поставить ей капельницу, пока мы все еще можем!" Через пару минут она воткнула две иглы мне в обе руки. Она не подключила капельницу, просто открыла их. Я чувствовала, как под фасадом профессионального спокойствия она в панике. Она позвонила в госпиталь и сказала, что везет меня сразу в операционную.

Меня так мутило, что я чувствовала, что потеряю сознание. Было трудно дышать. Последнее, что я помню, был доктор в приемной, пытавшийся придерживать кислородную маску у моего лица. Каждый раз, как маску клали мне на лицо, я паниковала и пыталась её оттолкнуть.

Я не приходила в сознание, пока не оказалась в послеоперационной. Я спросила медсестру, в порядке ли мой ребёнок. Она сказала, что его состояние стабилизировалось. Я почувствовала облегчение. У меня уже было два кесарева, но до этого я не чувствовала такой пронзительной боли. Я попросила у медсестры ещё обезболивающего. Она сказала, что уже дала мне столько, сколько могла, и я уже не должна чувствовать боль.

Но я чувствовала. Мне было слишком больно для того, чтобы все было в порядке. Меррил пришёл и выглядел очень счастливым, потому что наш ребенок был крохотный и милый. Я сказала

Меррилу, что что-то не так. Я чувствовала слишком сильную боль. Его это не волновало. Когда он вышел, я потеряла сознание. Медсестра попыталась померить моё давление и не могла его найти. Я очнулась и помнила, как мою кровать толкали по коридору и люди бежали по обеим сторонам от неё. Врач интенсивной терапии, бежавший рядом со мной, пытался воткнуть мне в шею венозный катетер. У меня всё ещё было две иглы в обеих руках. Дверь распахнулась и комната заполнилась людьми. К катетеру присоединили капельницу с кровью. Доктор кричал приказы и люди быстро бегали. Я никогда не чувствовала столько боли. Я чувствовала, как каждая клетка моего тела кричит, требуя кислорода. Я чувствовала такую жажду, которую никакое количество воды не могло утолить. Если худшая боль во время рождения ребенка, которую я чувствовала, по шкале интенсивности была 10, боль, которую я чувствовала сейчас, была все 100. Боль, шум и хаос — все это было уже слишком. Я решила сдаться.

Я слышала, как доктор где-то далеко от меня кричит "Мы теряем ее, мы теряем ее!" Я тонула под волнами боли и хаоса. Голос врача звучал всё дальше и дальше. Потом он стал громче.

"Кэролин! Мы знаем, что у тебя 8 детей. Мы не дадим тебе умереть! Ты не умрешь у нас на руках!" В этот момент я снова начала сопротивляться.

Я чувствовала, как будто молотки стучали по мне со всех сторон. Моя жажда была невыносимой. Я начала просить воды. Мне сказали, что не могут дать мне воды, потому что мне снова будут делать операцию. Когда я снова очнулась, я увидела прекрасный закат через окно. Я глубоко вздохнула. Солнце садилось, а я была всё ещё жива.

Боль уже почти прошла. У меня всё ещё были четыре иглы и я получала кровь через центральный катетер. Все мое тело распухло. Я чувствовала себя китом, выбросившимся из океана. Пришел врач и заговорил со мной. Он сказал, что они почти потеряли меня. Пришла медсестра, принесла ещё крови, и я спросила, сколько пинт мне уже перелили. Она проверила. 16. (Пинта — почти поллитра)

На следующее утро пришел хирург и сказал мне, что пошло не так. Когда он достал ребенка,

то заметил, что плацента проросла через рубцовую ткань от предыдущего кесарева. Он сделал надрез вокруг нее и попытался восстановить матку. Он не сделал мне гистерэктомию (полное удаление матки), потому что знал о наших религиозных верованиях. Он был уверен, что смог восстановить матку. Но плацента, кажется, вросла дальше рубцовой ткани и в саму матку. Когда плацента отделилась, у меня началось кровотечение, и доктор сделал экстренную гистерэктомию, чтобы спасти мою жизнь.

Я не могла поверить, что после 4 беременностей повышенного риска причиной, почему я чуть не умерла, была попытка спасти мою матку! Да я была рада, что ее больше не было!

Медсестра спросила меня, не хочу ли я поговорить с психологом после гистерэктомии, чтобы справиться с горем. Я на нее посмотрела, как на сумасшедшую. Я любила каждого из своих детей и никогда бы не отказалась ни от одного из них. Но моя гистеректомия была как карточка в монополии "Бесплатно освободитесь из тюрьмы". Я улыбнулась ей и покачала головой. - "Восемь — достаточно. Поверьте, нет никакого горя". Брайсон весил один килограмм шестьсот грамм и был здоров. Он должен был пробыть в госпитале пару недель, но педиатр не думал, что у него будут проблемы.

До рождения Брайсона, трудности с уходом за Харрисоном заставляли меня думать, что моя жизнь не могла сделаться хуже. После того, как я побывала на грани смерти, я знала, что может. Медсестра принесла Брайсона из интенсивной терапии, чтобы я могла его подержать. Он был самым маленьким человечком, которого я когда-либо видела. Совершенный, но миниатюрный — и рожденный в мире, из которого я собиралась сбежать.

Я продолжала думать о том, что должна была сделать перед тем, как мы сбежим.

Харрисон был в госпитале почти каждый месяц, а Брайсону потребуется много ухода. Я должна была сделать обоих мальчиков крепче. Тогда я возьму своих детей и убегу на свободу. Моя религия всегда казалась непотопляемым кораблем. Но Уоррен Джеффе и его экстремизм нависали угрозой, как айсберг, который мог всё разрушить.

Я покинула госпиталь через пять дней и переехала обратно в Джубили Хаус, чтобы быть поближе к Брайсону. Мы не ехали домой ещё две недели. Я так скучала по Харрисону. Он был моим дружочком. Я страшно хотела вернуться к нему. Я пять недель не видела своих детей. Брайсон весил почти два килограмма, когда мы наконец вернулись домой, и был очень энергичным малышом. Его легко было кормить, но сперва мне можно было кормить его грудью только один раз в день. Кормление грудью для недоношенного очень трудно. Бутылочка проще. Я нацеживала грудное молоко, чтобы его можно было кормить из бутылочки. Я удивлялась способности своего истощённого и уставшего тела создавать еду для этого крохотного мальчика. Мне понадобились месяцы, чтобы почувствовать, что мои силы восстанавливаются.

В семье Меррила против меня теперь было ещё две галочки. Моя гистерэктомия и близость к смерти были дополнительным доказательством для остальных жён Меррила, что Бог всё ещё осуждает меня за мой бунт. Мне было 33 и я не могла больше рожать. Для меня это было скорее благословением, чем проклятием. Они удивлялись, почему я отказываюсь быть в гармонии со своим мужем. Я должна знать, говорили они, что не важно, сколько раз я отвезу Харрисона в госпиталь. До тех пор, пока я бунтую, ему будет становиться все хуже, пока он не умрет. Я чуть не лишилась жизни, и всё равно отказывалась покаяться. Что ещё мог сделать Бог, чтобы наконец пробудить меня?

Но они не понимали, что я уже пробудилась, а теперь набиралась силы и планировала стратегию.

Кейтлин все еще была моим единственным другом среди семи жён Меррила. Она встретила меня дома из больницы, помогала мне со стиркой, и продолжала каждое утро пить со мной кофе. Она мне купила пару вещей для Брайсона и Харрисона, которые мне были нужны, потому что, когда я вернулась из больницы, я некоторое время всё ещё была прикована к спальне.

Остальные жёны обращались с Кейтлин, как будто она радиоактивна и избегали её. Одри приходила почти каждый день проверить, как у Харрисона дела и как себя чувствует Брайсон, что меня очень поддерживало. Если бы что-то изменилось, мы могли бы сразу отреагировать на это.

Одри все так же преданно ходила в церковь каждое воскресенье. Экстремизм Уоррена пугал её так же сильно, как меня.

НОВЫЙ КАТЕТЕР ХАРРИСОНА

Несмотря на почти два года лечения под капельницами, у Харрисона все еще были ежедневные судороги. В конце 2001 года наступил момент, когда доктор Смит решил, что ему нужно установить порт (долговременный подкожный катетер), так как все его вены спрятались. Я опасалась. После каждой перенесенной операции у Харрисона происходило серьезное осложнение, но я знала, что у нас нет выбора. Операция была сделана за неделю до Рождества в Санкт-Джордж и прошла хорошо.

Но в течение нескольких дней, температура Харрисона подскочила до 40 градусов — у него была стафилококковая инфекция. Когда я не смогла сбить температуру, доктор Смит сказал, что Харрисон должен вернуться в больницу. Я вызвала скорую помощь и мы поехали. Скорые стали рутиной.

Но проблемы были не только с Харрисоном. Брайсону было всего три месяца, и у него все еще был недостаточный вес. Куда бы я не шла, мне приходилось брать его с собой, потому что у него был строгий график кормления. Я кормила его каждые два часа. Когда мы были в больнице Санкт- Джордж, Брайсон подхватил инфекцию, которая переросла в пневмонию. Поэтому, когда мы, наконец, попали домой, я ухаживала уже за двумя больными детьми.

Чтобы Брайсон мог дышать, он нуждался в ингаляторной терапии. Харрисон тоже должен был быть на кислороде, чтобы сохранять стабильное состояние организма.

После того, как я вернулась домой и удобно разместила обоих мальчиков, я пошла искать остальных моих детей, чтобы убедиться, что все они в порядке. Бетти пропала. Никто в семье не говорил мне, где она. Я спрашивала, но меня полностью игнорировали.

На следующий день она приехала домой. Я узнала, что она оставалась в доме Уоррена Джеффа. Ночевать в доме Уоррена регулярно стало обычной практикой для незамужних дочерей Меррила. Это было дико популярно, как большие ночевки. Секс был не причем, но Уоррен получил возможность общаться с этими молодыми несовершеннолетними девочками и думать о тех, с кем он, возможно, захочет вступить в брак, когда они станут на несколько лет старше.

Бетти было всего двенадцать лет. Я не могла представить себе, как одна из моих дочерей выходит замуж. Но я должна была спросить себя, сколько еще она будет в безопасности. Она была любимой дочерью Меррила, и он будет только рад выдать ее замуж за Уоррена Джеффса.

Влияние Уоррена на ФСПД росло пропорционально тому, как влияние его отца снижалось. Дядя Рулон теперь редко появлялся на публике, и никого не допускали на встречи с ним. Дочери Меррила говорили, что ни одну из его жен не пускали к нему, если Уоррен не давал на это разрешение. Девушки также распространяли истории, как дядя Рулон жаловался, что Уоррен забрал его работу, и он хочет ее обратно. В тех редких случаях, когда дядя Рулон появлялся на публике, никто не имел права говорить с ним, и только несколько избранных могли пожать ему руку.

Одним из наиболее заметных изменений было то, что девушки, которых назначали в браки, были все моложе и моложе. Когда дядя Рулон только пришел к власти, девочки не выходили замуж, пока им не было около 20ти. После его первого инсульта возраст упал до поздне-подросткового. Чем более больным он становился, тем моложе становились невесты общины. Я помню, как дядя Рулон выдал четырнадцатилетнюю девушку замуж за ее отчима. Уоррен разлучил биологического отца девушки с ее матерью и отлучил его от церкви. Затем он назначил ее мать другому человеку. Несколько месяцев спустя, 14ти-летняя девушка была замужем за тем же человеком, что и ее мать.

Я была полна решимости защитить Бетти. Но я также знала, что не смогу сделать это, оставаясь в общине. Харрисон был еще слишком болен, чтобы пытаться убежать. Брайсон тоже был еще очень слаб, но шел на поправку. Моей основной целью было помочь им окрепнуть и стабилизировать их состояние. Все наши жизни зависели от этого.

Харрисон излечился от инфекции, но через неделю он заработал другую. Это продолжалось в течении месяца. Его клали в больницу, выписывали, но это занимало неделю или две. Доктор Смит считал, что Харрисону нужно удалить порт, потому что он подхватил инфекции из-за него. Хирург же посчитала, что мы должны дать ему еще немного времени и посмотреть, сможет ли он справится сам.

Тогда же Люк попал в аварию.

Люк был семнадцатилетним сыном Меррила и Рут. Он работал на строительстве в Пейдже и у него был велосипед, что обычно не одобряется в нашей культуре, из-за того, что они небезопасны. Мальчики, которые ездят на них, считаются непокорными. Поэтому, никто из членов семьи не знал об этом.

Полицейский нашел Люка без сознания на обочине дороги. Его переправили на самолете из местной больницы в Пейдже в другую в Санкт-Джордж. Офис Меррила был уведомлен, что родители должны быть в госпитале вскоре после прилета Люка, чтоб подписать документы, на случай, если ему будет нужна срочная операция. Люк был в критическом состоянии. У него кровоточила селезенка и операция могла оказаться единственным способом остановить это.

Меррил и Барбара были в дороге на пути к мотелю в Кэтелин когда они узнали эту новость. Меррил не хотел проделывать весь путь обратно в Санкт-Джорж, потому он позвонил Лерою и сказал ему ехать в больницу, проверить как там Люк и перезвонить ему.

Лерой, которому было тогда около двадцати, нашел своего брата, который сказал ему, что он в порядке, и что это не больше чем шишка на голове. Когда об этом доложили Меррилу, он удивлялся, почему ему сказали, что Люк в критическом состоянии. Шишка на голове не была большим делом.

В тот вечер Лерой зашел к нам домой по пути с работы. Рут приготовила еду тем вечером и подавала на стол суп и горячий хлеб, когда он приехал.

"Я только остановился в больнице, чтоб проверить как там Люк, по просьбе Отца," — сказал Лерой. "Он, кажется, в порядке".

Рут выглядела потрясенной. "Что? Почему Люк в больнице?"

"Отец не говорил тебе, что Люк попал в ДТП на велосипеде сегодня?"

Она помотала головой. "Нет, я не разговаривал с отцом сегодня. Когда Люк завел велосипед?"

"Я думаю, что отец позволил ему купить его довольно давно. Но он в порядке. Я уверен, Отец сказал бы тебе, если бы было о чем беспокоиться" сказал Лерой.

Рут очень заботилась о своих детях, когда была стабильной. Она взяла на кухне телефон и немедленно позвонила Меррилу.

"Отец, Лерой сказал мне, что Люк в больнице, и что он попал в аварию на велосипеде. "

Затем было молчиние пока Рут поглощала то, что говорил Меррил. Она продолжала. "Но отец, я думаю, что мне лучше поехать в больницу сегодня и проверить как там Люк. Я хочу убедиться, что он действительно в порядке".

Рут послушала еще немного и затем повесила трубку. Мне было видно, что у нее дрожат руки. Она закончила блюда и сказала нам, что она очень волнуется о Люке. "Но Отец думает, что если я поеду, мне в любом случае будет там нечего делать. Он думает, что для меня важно остаться дома и заботится о семье".

Рут, казалось, изо всех сил старалась убедить себя, что это было то, что она хотела делать, даже учитывая, что дома были четыре другие жены.

Она была явно расстроена и жаловалась на следующее утро, что она так и не смогла уснуть.

Меррил и Барбара решили поехать на следующий день в Лас-Вегас по делам. Меррил думал, что он сможет заехать в больницу в тот же день, но позже.

Между тем, в больнице, хирург, которая наблюдала Люка, не могла понять, почему ни один из родителей все еще не появился. Она не смогла бы оперировать, пока документы не подписаны. В случае чрезвычайной ситуации, жизнь Люка может оказаться под угрозой из-за халатности его родителей.

Хирург позвонила Рут и объяснила, что его состояние очень серьезно. Хотя жизненно важные функции были в норме, он все еще не был стабилен. Рут позвонила Меррилу и спросила, может ли она поехать в больницу. Она хотела поступить так, как было правильно для Люка. Меррил наорал на нее и сказал, что у него все под контролем. Он подчеркнул, что ее единственной заботой должно быть исполнение воли ее мужа.

После звонка Рут, Меррил набрал своего старшего сына Фреда. Вторая жена Фреда, Жозетта, была в той же больнице с больным ребенком. Она пошла проверить как там Люк и спросить как его дела. Он сказал, что чувствует себя лучше. Пока они болтали пришла хирург и приняла Жозетту за мать Люка. "Я так рада, что вы, наконец, нашли способ добраться до больницы" сказала она. "Я делала все, чтобы заполучить вас".

"Как вы думаете, как он?" — спросила Жозетта с неподдельным любопытством.

Хирург пустилась в детальные описания состояния Люка, объяснив, что, хотя он держал себя в руках, все еще была возможность, что у него разрыв селезенки,из-за которого ему может потребоваться срочная операция.

После того как она закончила объяснять состояние Люка, хирург сказала Жозетте, что та выглядит слишком молодо для матери семнадцатилетнего парня.

"О, мне слишком мало лет, чтобы быть его матерью. Я не его мать".

Хирург выглядела пораженной. "Тогда кто вы?"

Жозетта не хотела говорить, что она вторая жена брата Люка по отцу. Так что она сказала, что она просто подруга из Колорадо, которая в больнице с больным ребенком, и просто зашла поздороваться.

Хирург вышла из себя в этот момент. Она была зла и разочарована из-за того, что не могла связаться с кем-то из родителей Люка. Это ставило под сомнение ее возможность гарантировать, что он получит наилучший уход. Она смотрела на это как на вопрос жизни и смерти.

Люк не был так обеспокоен. Он проголодался. Из-за того, что ему могла понадобиться операция, он получал только жидкости через капельницу.

В конце дня в Лас-Вегасе, Меррил и Барбара решили, что они слишком устали, чтобы ехать к Люку и отложили это на следующий день. Меррил позвонил Лерою и сказал ему еще раз сходить в больницу.

Когда он пришел, он обнаружил, что его брат смотрит телевизор. "Я так голоден, что могу умереть ", сказал Люк. "Ну, человек не может жить без еды. Пойдем, найдем тебе что-то поесть" Лерой помог Люку встать и отключить систему. Он выудил одежду из пластикового пакета в шкафу и мальчики прошли мимо сестринской из больницы.

На ужин Лерой купил один большой стейк на двоих. Медсестра вошла в палату Люка и обнаружила, что система отключена, и кровать Люка пуста. В больнице началась паника. Пациент похищен? Хирург бросилась обратно в больницу. Кто-то позвонил к нам домой и попросил к телефону миссис Джессоп. В этот момент дома было пятеро из отзывающихся на это имя. Ребенок, ответивший на звонок спросил доктора, с какой именно миссис Джессоп она хочет поговорить.

Люк вернулся с обеда, одел свой больничный халат и лег обратно в кровать. Медсестра увидела его и побежала в сестринскую, сказать что он вернулся. Хирург вернулась в больницу как раз в этот момент. Она хотела знать, как вышло, что пациент в критическом состоянии исчез у них из под носа. Потом она пошла в палату Люка. Он сказал ей, что очень проголодался, и пошел со своим братом, что-нибудь поесть.

Она сказала: "Люк, у тебя травма селезенки, и хотя, возможно, ты и не чувствуешь себя больным, ты можешь истечь кровью в любую минуту. Мы не можем кормить тебя потому, что если тебе понадобиться срочно сделать операцию и анестезию у тебя должен быть пустой желудок. Ты не имеешь права покидать госпиталь без одного из родителей. Никогда больше так не делай!"

Люк согласился никуда не ходить.

Работники больницы дозвонились до Рут и настаивали, чтоб она пришла проконсультироваться с хирургом. Я слышала как она звонила Меррилу.

"Отец, я действительно думаю мне лучше поехать в больницу. Это второй звонок за сегодня. Они настаивают, чтоб я приехала".

Меррил ругал ее по телефону. — "Рут, я уже дал тебе инструкции, что я хочу, чтобы ты делала. Ты будешь слушать своего мужа или настаивать на том, чтоб сделать по-своему? Ты знаешь, что с тобой случится, если ты начнешь требовать сделать как хочешь ты, вместо того, чтоб делать то, что твой муж считает правильным".

Рут практически плакала. "Извини, что я опять спросила, но я так волнуюсь за Люка. Мне сказали, что он в критическом состоянии и может умереть, если мы не подпишем бумаги для операции".

Мне было слышно как Меррил орет в трубку. "Рут, у меня все под контролем. Ты предпочитаешь слушать других, вместо вдохновенного мужа? Я отправил кучу людей проверить, что он в порядке. У тебя нет никаких причин ехать в больницу. Я буду там проездом и позабочусь обо всем. Ты должна успокоится. У тебя не никаких причин перечить мужу. Ты приближаешься к такому положению со мной, о котором будешь жалеть".

Рут повесила трубку и убежала плакать в свою комнату.

Меррил и Барбара попали в больницу на следующий день и повели Люка на еще один ужин со стейком. Люк, видимо, сказал своему отцу, что ему, возможно, придется сделать операцию, но Меррила это не волновало. Люк чувствовал, что его отец авторитетней хирурга, ведь он вдохновлен Богом.

Когда работники больницы увидели, что Люк снова пропал, они опять позвонили к нам домой, где ни одна из миссис Джессоп понятия не имела, где он. Это означало еще одну поездку обратно в больницу для одного очень злого хирурга.

Она опять столкнулась с Люком. Он сказал, что обещал не уходить ни с кем кроме родителей, но приехал его отец. "Отец сказал мне, что все будет в порядке, если я поем" — сказал Люк.

Хирург не могла поверить, что Меррил не попытался поговорить с кем-то из тех, кто ухаживает за Люком. Она два дня безрезультатно пыталась поговорить с кем-то из родителей.

Меррил и Барбара радовались, что им удалось сводить Люка на ужин. Они подумали, что ему может быть одиноко в госпитале, так что они решили сказать Лерою привести их двенадцатилетнего сына Тоби на ночь в больницу.

Когда медсестра увидела, что Люк смотрит телевизор со своим двенадцатилетним братом по отцу, она была в замешательстве, потому что часы посещения уже закончились. Люк сказал ей, что его отец не хотел, чтоб он оставался один в больнице и потому оставил Тоби тут на ночь. Когда она объяснила, что это против правил больницы, Люк сказал, что Лерой уже час как уехал, и теперь Тоби никак не попасть домой.

Из госпиталя позвонили Меррилу, и он согласился забрать Тоби. Но он ничего не сделал и просто ушел спать.

На следующий день хирург сказала Люку, что он сможет пойти домой, если следующие двадцать четыре часа пройдут спокойно. Больница уведомила Меррила, который затем послал за Рут.

"Ну, Рут, только что звонили из больницы и сказали, что завтра Люк будет дома. У него все хорошо. Все что ты должна делать — слушать мужа и все будет в порядке. Надеюсь, это послужит тебе уроком. Ты названивала мне без какой-либо необходимости. Бог сохранил твоего сына несмотря на твое неповиновение и лишние вопросы. Ты должна быть благодарна, что у тебя есть муж, которого Бог любит, и защищает нашего сына, несмотря на твои восстания.

Рут дрожала от волнения. "Отец, я извиняюсь за просьбы сделать не так, как ты сказал. Я благодарна, что вышла за тебя замуж. Я благодарна, что Бог защитил Люка, несмотря на мое восстание. Пожалуйста, прости меня и имей терпение к миом проступкам".

Меррил самодовольно рассмеялся. "Конечно, Рути. Я прощу тебя, если увижу, что ты усвоила урок и больше такое никогда не повторится"

Рут говорила тихо. "Да, Отец, я научилась никогда больше не задавать вопросов тебе. Спасибо тебе за прощение".

Я слышала это в офисе Меррила, потому что он послал за мной. Меррил дал мне шанс "исправиться". Если бы я была послушна его воле, как Рут, Бог бы исцелил Харрисона.

Что давало Меррилу возможность манипулировать — как будто он нуждался в поводе — так это то, что не было никакой очевидной медицинской причины, врачи не могли предложить никакого пояснения, почему у Харрисона не прекращаются судороги. Врачи говорили, что вполне возможно, что судороги прекратятся и Харрисон снова будет абсолютно здоров. Это давало Меррилу повод, обвинять меня, что эта ситуация — результат моего бунта.

Люк ушел из больницы на следующий день. Его братья забрали его и он вышел из больницы не подписав никаких документов. Это вызвало еще один скандал.

Позвонили из больницы и настаивали, чтоб Рут приехала подписать документы и поговорила с доктором о дальнейшем уходе за Люком.

Рут объяснила ситуацию Меррилу. Он стал ругать ее за дерзость и угрожал, что может быть не так снисходителен к ее поведению, если он не научилась не беспокоить его.

Рут трясло, когда она вышла из офиса Меррила. Я была свидетелем множества таких сцен. Он ругал ее ни за что, как и остальных из нас. Но Рут не могла перехитрить его и защищаться.

Через несколько дней опять позвонили из больницы, на этот раз на счет оплаты. Рут сказала им говорить с Меррилом. Но он сообщил ей, что счет Люка был ее ответственностью. Он сказал "Я вижу ситуацию так — ты одинокая мать с шестнадцатью детьми и я не буду давать тебе никаких денег. Так что, я думаю больница будет работать с тобой и поможеттебе".

Несколько недель спустя, служба защиты детей сообщила Меррилу, что он под следствием из-за госпитализации Люка. Меррил был предупрежден, что он может потерять своих детей, если окажется, что он плохо обращается с ними. Меррил кричал на следователя по телефону: "Кто вы такие, чтоб учить меня как воспитывать моих детей? Какой я родитель, вас не касается" Он сказал работнику СЗД убираться в ад.

Но на следующий день следователь появился в нашем доме. Это было редким явлением. Служба защиты детей редко приходила в общину и практически никогда не забирала детей от недобросовестных родителей. Жертв так часто отправляли обратно, что люди перестали жаловаться. По моему мнению, служба защиты детей закрывала глаза на регулярные случаи плохого обращения, происходившие в нашей общине потому, что это было легче, чем исследовать большие семьи полигамистов.

Меррил с минуту посмотрел на работника службы и начал кричать на него и требовать, чтобы он убирался. Мужчина настаивал на разговоре с Люком. Меррил отказался звать его. Люк услышал все эти крики и вышел наружу. Он убедил Меррила позволить ему поговорить с этим человеком и все трое условились встретиться в офисе Меррила. После этого инспектор поговорил с Люком наедине.

Люк сказал, что его родители не поняли правила больницы и что с их стороны не было никакого злого умысла. Следователь обещал написать полный отчет. Но мы никогда больше не слышали об этом снова. Я не удивилась.

Что меня удивило, так это то, что хирург Люка, которая была также и хирургом Харрисона, совершенно поменяла отношение к Харрисону, когда она увидела нас снова. Педиатр был уверен, что порт Харрисона нужно достать, так как инфекция не уходила. Хирург была не согласна и отказывалась сделать это. Ее беспокоило, что если достать этот порт, не будет возможности поставить другой. Потому что есть только несколько вен, достаточно больших, чтобы вставить его и когда они заканчиваются, никаких других вариантов больше нет. В конце концов она согласилась вынуть порт, но дала мне понять, что она больше никогда не будет делать никаких операций Харрисону, и что она единственный хирург в округе, способная делать такие процедуры, как эта. Если нам когда-нибудь опять понадобиться помощь, придется везти Харрисона в Феникс.

Ее отношение ко мне выглядело слишком суровым. Я подозревала, что она поняла, что у Харрисона и Люка один и тот же отец. Она всегда относилась доброжелательно ко мне. Теперь она действовала так, как будто не хотела иметь с нами ничего общего. Я была так расстроена, что Меррил был халатен к своему ребенку и подверг его риску. Я ненавидела мысль, что хирург думает, будто я пренебрегаю своими детьми, как Рут и Меррил. Ни она, ни моя педиатр ничего не знали о полигамном образе жизни, которым я жила. Мы никогда не говорили о многоженстве с посторонними. Мы боялись людей из внешнего мира. Даже когда у меня были длительные взаимоотношения с врачами, как например, с докторами Харрисона, у меня не было никакого способа узнать, могу ли я им доверять. Я не могла так рисковать потому, что если бы Меррил когда- нибудь узнал, что я рассказала правду о моей жизни человеку из внешнего мира, я бы была приговорена к аду в загробной жизни и стала бы изгоем в моей общине в жизни теперешней.

УОРРЕН СТАНОВИТСЯ ПРОРОКОМ

Ближе к весне 2002 года мне показалось, что я получила передышку. Инфекция стафилококка у Харрисона прекратилась, как только его порт удалили, а Брайсон после своих первых наиболее уязвимых месяцев жизни стал крепким и здоровым ребенком. Он сосал настолько уверенно, что у меня был переизбыток молока. Так у меня возникла идея.

Я решила дать излишек своего молока Харрисону. Я читала, что грудное молоко было лучшим питанием для того, чтобы сбалансировать иммунную систему. Я так же прочитала, что жир в грудном молоке может помочь в восстановлении миелиновых оболочек, которые являются защитной оболочкой нервов. Иммунная система Харрисона разрушала миелиновые оболочки его нервов, что способствовало его сильным нервным болям. Я подумала, что мое грудное молоко может компенсировать часть ущерба. Я стала сцеживать молоко каждую ночь и давать его Харрисону через трубку для кормления. Наблюдая, как молоко проходило в трубку, а затем поступало в него, я надеялась хотя бы на крохотное чудо. Харрисон и я прошли вместе через столько, что обрели бессловесную, глубокую связь. Я любила его безмерно.

Мое грудное молоко стало возможным спасательным кругом для всех нас, ведь как только оба моих мальчика достаточно окрепнут, я смогу взять всех своих детей и убежать. Брайсон расцветал. Настоящей проблемой был Харрисон. Я должна была сделать его сильнее. Мы ездили к врачу, по крайней мере, раз в неделю, и мы постоянно были с ним на связи по телефону. Если бы только мое грудное молоко могло укрепить Харрисона и сбалансировать его иммунную систему! Если бы.

Но я также должна была научить Харрисона глотать. Он делал это на первом году своей жизни, но как только он заболел и стал питаться через трубку, он перестал. Моей целью было заставить его проглотить что-нибудь каждый день. Первые недели были адом. Я клала еду ему в рот, он кричал и выплевывал ее обратно. Он был борцом. Он боролся со мной посредством еды.

Пицца стала моим спасением. Она была когда-то любимой едой Харрисона. Через три недели он проглотил маленький кусочек пиццы. Я была в восторге. Какая надежда! Если бы он ел и стал крепче, он мог бы спасти нас всех.

Это заняло четыре месяца, но Харрисон наконец стал есть различную еду и стал ненасытным. Я так обрадовалась, ведь он был так истощен своим раком, инфекциями и судорогами. Харрисон казался более счастливым и более стабильным. Были дни, когда я была переполнена радостью, но я скрывала это. Никто не должен был узнать, что я задумала.

Однажды ночью, когда Брайсону было шесть месяцев я очнулась от глубокого тяжелого сна. Что-то было не так. Я знала это. Я была приучена вскакивать с кровати, когда тревожный сигнал раздавался от одного из устройств Харрисона. Я неслась в его комнату, чтобы выключить его, пока он не проснулся. Но в этот раз, когда я вошла туда, все было спокойно. Все устройства работали, но было слишком тихо. Должно быть Харрисон перестал дышать! Но я посмотрела на оксиметр на его кроватке и увидела, что уровень его кислорода был нормальным. Дыхательный насос работал, и маленькая грудь Харрисона поднималась вверх и вниз в естественном режиме.

И вдруг я поняла, что было не так. Громкое спазмирующее дыхание Харрисона стало стабильным. Он дышал нормально. Когда он принимал успокоительное на ночь, судороги отпускали его тело. Он не чувствовал их. Но судороги переходили на легкие, и его дыхание становилось похожим на икоту.

Икота прошла. Я села на пол возле кроватки Харрисона. Я вся дрожала. К тому времени он был на грудном молоке уже шесть месяцев, и что-то произошло. Впервые за два года я почувствовала нутром, что Харрисон пошел на поправку. Это было чудо. Мое секретное чудо.

Харрисон стал спать более продолжительные периоды времени. Даже с максимальной дозой успокоительного он никогда не спал более шести часов. Я знала, что нам понадобятся лекарства, когда мы сбежим, и поэтому я понемногу стала уменьшать дозы его лекарств, в крошечных, но возрастающих количествах, и сделала маленький запас. Даже когда я уменьшила дозу успокоительного на ночь, Харрисон стал спать по восемь часов.

Харрисон так окреп, что я водила его к врачу раз в месяц. Он все еще нуждался в Верседе, но намного меньше, чем раньше. Его тревожные приступы значительно уменьшились через три месяца после того, как улучшилось его дыхание. Возможно, всего лишь возможно, он сможет преодолеть эти ужасные и изнуряющие судороги. О, как я желала опять вернуть моего маленького мальчика. Его врач не казалась так впечатлена его маленькими улучшениями, она ожидала значительного изменения, такого, как прекращение судорог. Но каждое маленькое изменение наполняло мой источник надежды. На горизонте замаячил побег.

Как-то днем, ранней весной, я попросила Кэтлин помочь мне вынести Харрисона на прогулку, когда она вернулась домой с работы. Это был еще один день постоянных криков из-за его судорог. Кэтлин рассказала мне то, о чем люди говорили целый день на работе - Уоррен Джеффе выдворил около ста мальчиков-подростков из общины за последний месяц.

"Это такой стыд, что столько матерей производят на свет столько недостойных сыновей", — сказала она. - "Эти дети выбирают непослушание вместо того, чтобы трудиться во имя Бога и поддерживать нашего Пророка"

Я потеряла дар речи. Я была так поглощена заботами о Харрисоне, что даже не представляла, что мальчики-подростки были выдворены из ФСПД в таком значительномколичестве. Одри как-то говорила мне о четырнадцатилетием мальчике и его брате, которым было велено покинуть общину, так как их обвинили в гомосексуализме. Гомосексуальность рассматривалась как нечто омерзительное, и ни о какой толерантности не могло быть и речи. Я спросила у Одри, как чувствовала себя мать тех мальчиков, когда ее сыновья были выброшены на шоссе, и им сказали никогда больше не возвращаться. Одри сказала, что женщине было стыдно, и она была убита горем оттого, что она вырастила пару пресмыкающихся гадов. Она была смущена и старалась не думать о том, кем стали ее сыновья. Но я думала, что это единственный случай. Я и предположить не могла, что мальчики выдворялись в таких значительных количествах.

Если хоть какая-то наивность и оставалась во мне, она была уничтожена в тот день во время моей прогулки с Кэтлин.

Это было и так достаточно ужасно, что женщины не могли оплакивать потерю ребенка дольше чем неделю или две после похорон. Но как могла какая-нибудь мать перенести знание того, что ее сын выброшен в мир, которого он боялся и не имел навыков выживания в нем? С рождения этих мальчиков учили, что внешний мир — это зло. Теперь, потому что Уоррен Джеффе так сказал, их выгнали из ФСПД и велели никогда не возвращаться.

Женщины не могли показывать эмоции, связанные с этими потерянными мальчиками, которые были выдворены за то, что они слушали CD диски, смотрели кино или целовались с девочками. Матерям было велено возносить молитвы Богу, чтобы он указал им на допущенные ошибки при их воспитании, которые привели к появлению таких детей, и чтобы они не допустили этих ошибок при воспитании других детей

Когда эти юноши выдворялись из общины, их семьи не говорили об этом и даже не признавали того, что это случилось, так как это было слишком позорно. Женщины пытались держать это в секрете. Ни одна мать никогда не протестовала против решения Пророка, потому что верила, что это было откровение от Бога, так же как и ее замужество.

Так как женщины были так скрытны в отношении происходящего, мало кто из нас знал реальные цифры. Другим детям было велено никогда не упоминать имени своего брата впредь, после того как его прогнали. Брат изгой был предан дьяволу, который преследовал его до конца оставшихся дней и завладевал его душой в момент смерти.

Никто не протестовал против того, как сотни мальчиков-подростков были отлучены от ФСПД Уорреном Джеффсом.

Как-то вечером я занималась стиркой, когда услышала, что кто-то меня вызывает по внутренней связи. - "Мать Керолайн, вас просят к телефону". Я подняла трубку и услышала голос своей сестры Линды. - "Я просто проезжала мимо твоего дома. Твои дети танцуют на столах! Я могла видеть, как они делают сальто от стола к столу и танцуют по комнате"

Я не могла поверить в это. - "Не может быть, чтобы они отважились на такое!"

"Отважились или нет, но они делают это. Поднимись и посмотри!"

Я оставила нескончаемую кучу стирки и поднялась наверх. Это было шоу всей моей жизни!

Двадцать детей танцевали. Все огни в столовой горели. Три длинных стола были придвинуты друг к другу в форме подковы и дети прыгали и перелетали с одного стола на другой. Пианист вовсю распевал что-то в ритме джаза. Старшие дети держали малышей, а дети помладше танцевали у их ног. Они были беззаботны и радостны. Я была заворожена от восторга. Я никогда не видела такого спонтанного счастья в нашей семье. Меня поразило, что эти маленькие люди все еще знали, как быть беззаботными и веселыми.

Веселье началось, когда Меррил и Барбара уехали на ночь. Пара ребят стали играть в футбол, и они начали гонять мяч по комнате. Люстры качались, а дети визжали.

Явная радость в любом виде была сведена к минимуму в нашей жизни. Уоррен Джеффе взял нашу общину в удушающий захват. Я заметила, что лица людей казались лишенными выражения. Выглядело так, будто они боятся выглядеть мыслящими. Казалось, что жизнь сошла с их лиц. Они вели себя так, как будто эмоции были объявлены вне закона. Люди были полны решимости оставаться "милыми", даже если это могло их убить. Не было ни споров, ни вопросов. И на то, чтобы быть "милыми" мы тратили всю нашу энергию.

Я никогда не знала, что произойдет дальше. В один из дней согнали всех собак и убили. Это произвело ужасающий эффект на детей, которые были привязаны к своим питомцам. Орео был нашим домашним псом, сообразительная черно-белая собачка, которую обожала ЛуЭнн. Когда Меррил узнал, что вышел приказ конфисковать всех собак и убить их, он велел одному из своих сыновей забрать Орео в Пейдж и посадить его в вольер. Это было невыносимо для моих детей, хотя Орео и не погиб. У ЛуЭнн было разбито сердце. Меррил сказал детям, что не потерпит никаких слез. Они должны были быть озабочены только тем, чтобы выполнять волю Пророка.

Собаки были уничтожены после ужасного инцидента, в котором четырехлетний мальчик был убит питбулем своего отчима. Решение Уоррена убить всех собак, казалось бы, было абсолютно иррациональным, как и многое другое в нашем мире.

Одним из самых жестоких инцидентов в моем детстве было видеть Рэнди, девочку в моем школьном автобусе, как я позже поняла, с синяками на руках, которой отрезали ее длинную косу. Ее абсолютная мука разбила мне сердце и страх на ее лице, когда она вошла в автобус в тот день, никогда не покидал меня.

Рэнди вынудили выйти замуж в раннем возрасте и к тому моменту как у меня появился восьмой ребенок у нее уже было десять детей. Однажды Уоррен сказал ей, что она предназначена в жены другому мужчине.

Такого рода истории становились обычным делом в общине. Уоррен мог однажды сказать женщине, что в дальнейшем она будет принадлежать кому-то другому. Ее дети должны были последовать за ней и также принадлежать другому мужчине. Они должны были принять фамилию своего отчима. Единственным способом увидеть своего биологического отца был его поход в суд. Но едва ли нашлась хотя бы горстка мужчин, которые сделали это. Большинство верили в ложь Уоррена, что если они сделают то, что им было велено, появится шанс на спасение. К тому времени как я сбежала, я знала около пятнадцати женщин, которые были переназначены в жены другим мужьям. В последующие годы эта цифра выросла почти до сотни.

Уоррен мог сказать женам, что их мужья не могут предложить им спасения после жизни, и что он передает их тем, кто сможет. Мы верили, что как женщины мы могли стать небесными богинями, только если были замужем за человеком в этой жизни, который был достоин стать господом после смерти. Для тех, кто все еще истинно верил, насильственное разрушение семей Уорреном казалось актом божественного вдохновения.

Женщины были не единственными, кого отрывали от семьи. Мужчин отрывали также. Казалось, что я слышала о подобных происшествиях каждую неделю. Уоррен мог позвать мужчину в свой офис и сказать ему, что он больше не должен быть частью своей семьи, и, что он должен покинуть свою жену и детей, свою работу и свою общину, чтобы раскаяться вдалеке.

Иногда приводились причины, но чаще нет. Мужчине, которого я знала, Полу Массеру, было сказано Уорреном, что он не подходит для того, чтобы возвести свою жену на небеса. Пол, который не состоял в полигамном браке и был предан своей жене и своим тринадцати детям, верил, что приказы Уоррена — это откровения от Бога.

Он пошел домой и сказал семье, что Пророк сказал ему, что он не достоин быть их отцом. Следующим утром, плача и рыдая, семья попрощалась со своим отцом, а он с ними. Пол и понятия не имел, что он сделал, чтобы впасть в немилость у Господа. Но он верил, что Уоррен знает. Жена и дети Пола были отданы другому мужчине вскоре после того как он ушел. (В конечном счете, Пол смог осознать, что у него были промыты мозги, и то, что с ним сделал Уоррен Джеффсф было грубым нарушением его прав.)

Почти через два года после того, как он был выдворен, жена Пола была предписана в жены уже другому мужчине и его дети обрели своего третьего отца менее чем за три года.

Одним из способов, которым я могла оценить изменения в общине, были чаепития у Линды. Я была слишком погружена в заботы о Харрисоне последний год, чтобы посещать их. Я была взволнована возвращением и была полна страстного желания послушать, о чем говорят другие женщины.

Одна женщина сказала, что она думает, что все сотовые телефоны в городе прослушиваются. Это побудило кого-то сказать: "Что бы вы не делали, никогда не пейте пунш", это был намек на массовый суицид в 1978 в Гуяна когда девятьсот последователей Джима Джонса выпили виноградный пунш с цианистым калием.

Одна из женщин расстроилась, когда услышала это. Она стала обвинять нас в том, что мы не следуем воле Пророка. Незаконным стало говорить слово весело. Уоррен Джеффсфс вывел это слово из употребления в любом контексте. Итак, если бы мы были глупыми или беспечными в любом случае на нас бы настучали как на находящихся в неповиновении у Пророка. Такая напряженность была для меня вновинку. Я никогда не была ранее на встрече за чашкой кофе у Линды, где бы женщины занимались самоцензурой или критикой того, что сказала другая женщина. Эти тайные сборища были единственным местом, где мы могли быть действительно собой и говорить открыто.

Я была очень смущена. Когда я сказала что-то негативное про Уоррена, моя кузина Джейни толкнула меня под столом. Я посмотрела на нее так, как будто хотела сказать "А в чем дело?". Джейни только приложила палец к губам. Я была в полной растерянности. Женщина, которая была расстроена намеком на Джимми Джонса, ушла. Мы все решили, что те, кто были расстроены намеком про "питье пунша" уже сами сделали несколько глотков.

После того как она ушла, разговор стал более откровенным. Я узнала о секретных записях и о прослушках, которые продолжались. Мужчин могли вызвать в кабинет Уоррена, и он выспрашивал их мнение по религиозной теме или вопросу. Затем он включал ранее записанный разговор, в котором они говорили об этом, обычно это был телефонный разговор по сотовому. И если было несоответствие между тем, что говорил мужчина и тем, что Джеффе проповедовал верующим, мужчине указывалось, что он должен быть в гармонии с Пророком. (Мужчины также начали доносить друг на друга Уоррену, чтобы получить его благосклонность, чтобы их не выгнали из общины)

Я также узнала, что Уоррен прослушивал молитвенный дом своего конкурента по ФСПД, епископа из Канады. Никто из нас не чувствовал себя комфортно в этих условиях, но мы не собирались поднимать эти вопросы с нашими мужьями, потому что это могло навлечь на нас неприятности, если бы вокруг узнали, что мы недовольны Уорреном.

Кто-то еще рассказал о женщине, которую мы все знали, которая была уличена в связи с молодым парнем, после того, как ее мужу дали новую жену. Из-за этой истории, ей было сказано, что она совершила смертельный грех. Несмотря на то, что ее муж был отобран у нее, она все еще рассматривалась как его собственность, и он мог управлять ее судьбой в загробной жизни. Из-за ее нарушения супружеской верности она была приговорена быть служанкой его и его жен на небесах на вечность.

Уоррен отправил ее в дом ее дяди, где она жила фактически под домашним арестом. Ей запретили быть матерью своих детей, и она могла их видеть только ненадолго под присмотром во время визитов, если разрешал ее муж. Не могло быть никакой речи о прощении в этой жизни. Она была приговорена умереть второй раз и ее душа должна была быть уничтожена навеки.

Лишь женщины не должны были нарушать супружескую верность, чтобы не быть отлученными от своих семей. Другая женщина, о которой мы слышали, была приведена на встречу с Уорреном ее мужем, который чувствовал, что она несчастлива в своей семье и не знал как ей помочь. Он жаловался, что она отдалялась от него.

Уоррен вынес ей приговор, что она находится в неповиновении, и удалил ее от мужа. Муж плакал неудержимо, это было не то, что он хотел бы, чтобы случилось. Она была вынуждена съехать из дома своего мужа в маленькую квартирку в общине, служа примером того, что может случиться с женщиной, если она не будет "милой".

Когда мы говорили об этом за чашкой чая, мы все понимали что она должна была взять своих детей и уйти из общины. Но женщины так сильно рисковали, если пытались постоять за себя. Если бы Даян постояла за себя перед Уорреном, ее муж никогда бы не позволил ей вернуться назад в его дом.

Он любил ее и очень не хотел ее терять, но Пророка он любил намного больше. Тяжело со стороны вникнуть в это, но мужчины могли бы умереть во имя Уоррена Джеффса. Джеффе также давал уклончивые ответы, часто намекая на возможность прощения, если они будут делать, то, что он хочет.

Что было самым тревожащим — семьи могли быть разрушены без причин - или по причинам, которые Уоррен никогда не озвучивал. Мы знали, что он мог заинтересоваться любой из нас, так как он делал это с другими. Мужчина, который хотел избавиться от жены, знал, что теперь он мог прийти в офис Уоррена с простейшей жалобой или обвинением и скорее всего начать жизнь с чистого листа с другой женщиной.

Кэтлин и я все еще пили кофе по утрам вместе, когда произошел эпизод с канадским епископом. Кэтлин была настроена критично по отношению к тем канадцам, которые бросали вызов Уоррену Джеффсу и отказывались следовать за только что рукоположенным епископом. Я не могла поверить в ее безоговорочную поддержку Уоррена Джеффса.

"Кэтлин, Уоррен не может расстраивать лидерство в Канаде просто потому, что однажды у него было дурное настроение и он подумал, что не будет никаких последствий". Она посмотрела на меня не веря своим ушам. Кэтлин все еще думала, что Уоррен — бог, несмотря на то, что он сделал с ней. Она встала и ушла. Мы никогда больше не пили кофе вместе, и она редко разговаривала со мной.

Посвящение в сан нового Канадского епископа было одним из тех редких случаев, когда действия Уоррена Джеффса ударили по нему самому. Дядя Рулон стал таким недееспособным, что больше не имел реальной власти. Вся власть была передана Уоррену, но все-таки у старика оставалось несколько припрятнанных в рукаве тузов. И мы увидели, чем обернулась вражда Уоррена Джеффса к канадскому епископу, который всегда был его другом.

Уоррен понимал, что тот становится угрозой для его собственной власти и попытался отлучить его от церкви ФСПД. У епископа было тридцать жен и более сотни детей. Он предупредил свою семью о том, что может случиться и сказал, что они могут уйти, если хотят, но все решили остаться.

Уоррен осознавал, что епископ абсолютно неподконтролен ему, и назначил сводного брата епископа его приемником. Сводный брат отказался принять пост. Уоррен запугивал его до тех пор, пока он не передумал и не явился для посвящения в сан.

История, которую рассказывали в общине, была такова, что когда пришло время для его посвящения, дядя Рулон, который уже был настолько слабоумным, что даже не узнал этого человека, положил руки на его голову и сделал больше, чем требовалось для назначения его епископом. Он назначил его верховным священником, апостолом, патриархом, первым советником и, наконец, епископом. Затем он завершил, дав ему власть над духовенством и напоследок благословил, делая его Пророком Господа Бога.

Это сделало его более могущественным, чем Уоррен, чего тот, естественно, не мог допустить. Он сказал новому епископу забыть обо всем, что было сказано ему, кроме епископства. Новый епископ ответил Уоррену, что тот -настоящий мошенник.

Как -то я разговаривала с кем - то по телефону о физиотерапии Харрисона, когда Меррилин зашла в кухню, рыдая. Я спросила Кэтлин, знает ли она, что случилось.

"Уоррен отправил ее обратно к Меррилу, потому что дядя Рулон не хочет ее больше никогда видеть. Теперь она проблема Меррила"

Меррилин и мне было обеим по тридцать четыре. Девять лет она была замужем за человеком, который был старше ее на шестьдесят лет. Я не хотела выходить замуж за Меррила, но я очень любила своих восьмерых детей. У Меррилин не было детей. Мою милую, невинную одноклассницу, которая когда-то пыталась соблазнить нашего преподавателя точилкой для карандашей, заставили провести лучшие годы ее жизни в гареме старика. Теперь ее оттуда изгнали.

Меррил выслал ее в свой мотель в Калиенте. После нескольких недель уборок в комнатах, она решила бросить своего отца и свою религию и побороться за жизнь, которой у нее никогда не было.

Меррилин нашла с кем доехать в Ст. Джорджа и затусила там на вечеринке целые сутки. На следующей неделе она приехала в Седар и попробовала снять себе квартиру. Парень, который все еще состоял в ФСПД, помогал ей в попытке обустроиться. Через три дня у Меррилин была работа.

Но затем приехал Меррил и потребовал, чтобы она вернулась домой. На следующий день он отвел ее на встречу с Уорреном Джеффсом.

Я смотрела в окно, когда они вернулись домой. Меррил был полон отвращения к ней. Меррилин плакала и прошла прямо в сад. Я пошла в заднюю часть дома и наблюдала за ней. Она сидела на пеньке в саду и рыдала. Через несколько минут пришла ее сестра Пола. Пола была тоже выдана замуж за Дядю Рулона. Должно быть, она тайком ушла из дому, чтобы прийти и повидать Меррилин. Она обхватила руками Меррилин, которая вся была в слезах, и прижала ее к себе.

На следующий день я услышала, как Тэмми говорила кому-то по телефону о наказании Меррилин. Парень, который пытался ей помогать в Седаре, был изгнан из общины. Тэмми сказала, что Уоррен сообщил Меррилин, что она проведет остаток своей жизни как рабыня. Ей никогда не позволят иметь детей или что-нибудь ценное в жизни. Дьявол будет ждать ее, как только она умрет и немедленно уничтожит ее.

Уоррен сказал ей, что единственный путь, который позволит ей избежать такой участи — это благословение на искупление кровью. Если духовенство даст ей свое благословение, возможно, она сможет быть слугой дяди Рулона в вечности.

Искупление кровью означало, что горло Меррилин должно было быть перерезано от уха к уху.

Уоррен уже начал проповедовать об искуплении кровью. На своих проповедях он говорил, что Иисус Христос умер на кресте во имя искупления грехов, которые мы делали в неведении. Грехи, которые человек совершал осознано, могут быть искуплены только через искупление кровью, но это не тот обет, который человек сам может принять на себя. Искупление кровью может быть назначено только духовенством.

За все годы, которые я провела в ФСПД, я никогда не слышала, чтобы Пророк проповедовал об искуплении грехов кровью. Я хорошо осознавала, что Уоррен Джеффе выбрал для общины новые направления. Я никогда не думала, что убийство будет одним из них.

Несколько месяцев спустя я узнала, что Уоррен заранее поговорил с Меррилин и предупредил ее, что если она не исправится, ей придется платить за грехи искуплением кровью.

Спустя три недели Меррилин выгнали из дома дяди Рулона, и наконец, старый Пророк умер в восьмого сентября 2002 года. Ему было девяносто четыре и у него было более шестидесяти жен и более семидесяти детей.

Уоррен провозгласил себя сразу же Пророком и женился на всех его женах. Теперь у него был абсолютный контроль над нашими жизнями.

Никто вслух не усомнился в его праве быть преемником своего отца как Пророка. В ФСПД не было других апостолов, и Уоррен эффективно управлял общиной почти шесть лет до смерти дяди Рулона. Он подавил всех недовольных или соперников в наших рядах. Несмотря на это по общине ходили слухи, что Уоррен составил "черный" список из более чем ста человек, которых он намеревался выкинуть из общины, чтобы гарантировать, что любая оппозиция ликвидирована.

На похоронах дяди Рулона я слышала, как Уоррен Джеффе проповедовал о том, что на молитвы общины был дан ответ. Нам было велено молиться последний год, чтобы больной Пророк был вознесен и обновлен, как мы думали, это подразумевалось в этой жизни. Теперь Уоррен говорил, что наши молитвы были услышаны, он был обновлен, но после телесной смерти. Уоррен также проповедовал, что самые верные из нас могли рассчитывать на то же самое.

Это было пугающе. Мы были следующие, кто должен будет умереть? Я уже слышала что-то, что указывало в направлении массового суицида. Уоррен был достаточно сумасшедшим, чтобы попробовать что-то вроде этого, и я знала, что многие в общине, те, которые верили в это, посчитали бы за честь умереть ради Уоррена Джеффса.

Через несколько недель после смерти своего отца, Уоррен начал проповедовать, что Дядя Рулон был Богом, и что он пришел, чтобы возвестить тысячелетний мир. Уоррен начал делать тонкие намеки, что сам он, как сын Бога, является Иисусом Христом.

Его слова были достаточно пугающими, но слепая покорность людей, которых я знала всю жизнь, беспокоила меня даже больше. Они потеряли любую способность мыслить самостоятельно.

Уоррен становился безумным, делая пророчества. Никто в общине не имел доступа к информации извне, таким образом, он даже начал предсказывать погоду. Я все еще имела доступ к компьютеру из-за своего маленького интернет бизнеса, который затеяла. Я часто выходила в интернет, посмотреть насколько близко предсказания Джеффса совпадали с теми, что я находила в сети. Они были идентичны.

Уоррен также начал проповедовать о том, как мировые войска собирались на ближнем востоке и что третья мировая война уже началась. У меня все еще было радио в моей спальне, и я могла слушать его, когда знала, что меня не могут поймать за этим. Радио было строго запрещено. Я слышала про войну в Ираке и знала достаточно о том, что происходило на ближнем востоке, чтобы понять, что Уоррен Джеффе лгал.

Уоррен продолжал проповедовать о том, что пришел срок, назначенный Богом, чтобы построить храм для того, чтобы сделать работу, которую Бог предназначил для нас. Это пугало меня, так как нас всегда учили, что мы не должны начинать строить храм до тех пор, пока Бог не очистит землю от грешников, и мы будем жить тысячи лет в мире. Разговоры Уоррена о храме напугали меня. Нас учили, что каждое благословение необходимое нам для нашего спасения, мы можем получить без храма, кроме благословения на искупление кровью. Я боялась того, куда нас мог привести Уоррен Джеффе.

Меррилин была изолирована в мотеле в Калиенте. Ее сводный брат Трумен, маленький мальчик, который был забыт на заправке во время нашего безумного путешествия в Сан Диего во время медового месяца, был приставлен присматривать за ней. Насколько я знаю, Меррилин больше не пыталась бежать.

Лоретта, которая первой из дочерей Меррила была выдана замуж за дядю Рулона, вернулась в дом Меррила. Она отказалась выйти замуж за Уорена Джеффса и была отправлена домой до тех пор, пока не раскается. Вся остальная семья, за одним исключением, осуждали Лоретту за ее неповиновение также сурово как они осуждали Меррилин за ее нарушение супружеской верности.

Как ни странно, это была Рут, та, кто встала на сторону Лоретты. Она сказала мне, что чувствует, что Лоретта является жертвой. Это было странно, многие дочери Рут были выданы замуж за Уоррена, и она всегда была истинной верующей. Я чувствовала отвращение к тому, как жестоко осуждали Лоретту, но знала, что должна держать рот на замке.

Одри и я все еще разговаривали практически каждый день. Она приезжала под предлогом проверки Харрисона. Оба и Одри, и ее муж были озабочены язвительностью и экстремизмом исходящим от Уоррена Джеффса. Я избегала посещений церкви, но Одри ходила туда регулярно и рассказывала мне все, о чем проповедовал Уоррен. Он продолжал упоминать "Центральное место" и то, как он будет посылать людей в Сион. Но прикол был в том, что Сионов могло быть несколько. Куда бы нас ни посылал Пророк, это был предполагаемый Сион.

Я сказала Одри, что, кажется, Уоррен планирует изолировать нас где-нибудь в отдаленном месте как в концентрационном лагере. Ему был необходим полный контроль, и он не мог рисковать, позволяя нам жить свободно в общине. Будучи однажды отрезанными, мы никогда не смогли бы сбежать, потому что нас, несомненно, отделили бы от наших детей.

Я понимала, что мне надо быстрее убираться отсюда. Но я не могла рисковать и бежать, когда Меррил был дома. Я должна была дождаться момента, когда он уедет из города, а все мои дети будут дома. Артур работал на стройке и часто был в отъезде. Мне нужно было, чтобы приоткрылось окно в удачный момент, и в ту же секунду как оно приоткрылось, я бы выскочила в него.

Моя мать опередила меня. Она была в таком бешенстве от Уоррена Джеффса, что сказала моему отцу, что она уходит со своими двумя младшими детьми. Она была расстроена не только Джеффсом, но также обществом верующих, которые слепо поддерживали его. Мать считала, что они были совершено нечестивы.

Я не была удивлена тем, что она решила уйти. Я знала, что несколько лет она надеялась, что жизнь изменится, но она видела, что жизнь только ухудшается.

Мама стала моей защитницей. Она была шокирована тем, что Уоррен осудил меня после того, как я описала жестокость Меррила. Она сказала моему отцу, что если он не избавит меня от моего замужества, она бросит его.

Я думаю, что моя мать, в конце концов осознала, как обманута она была своей религией. Она знала, мой отец не любил ее. Она похоронила одну дочь, и ей казалось, что она потеряла еще двух других, которые сбежали из ФСПД. Она видела, как я трачу жизнь, унижаемая и деградирующая. Как может религия, приносящая так много вреда, быть от Бога? Это был очевидный вопрос, которым мало кто задавался.

Мама так годилась нашей верой и культурой. Видя, во что это вылилось, побег стал единственным выбором. Мой отец и не пытался ее остановить. В отличии от почти всех остальных мужчин в ФСПД, он чувствовал, что моя мать имеет право выбирать, как она хочет прожить свою жизнь. Он сказал собрать все, что она хочет взять с собой, и что у него есть грузовик, который он привезет как-нибудь рано утром и вывезет ее.

Моя мать, моя младшая сестра Дженифер шестнадцати лет и мой младший брат Уинстон девяти лет, уехали 19 апреля 2003 года. Она оставила тот образ жизни, который вела 50 лет. Как только она оказалась вне общины, она подала на развод и завершила свой тридцативосьмилетний брак.

Когда моя мать уехала, я чувствовала себя невыносимо одиноко. Мы стали гораздо ближе с годами, и она так сильно мне помогала, особенно с Харрисоном. Я знала, что в тот день, когда она привезла нас в отделение скорой помощи, ее сердце было разбито, так как она не могла остаться и быть с нами до конца в период кризиса. Но это было слишком рискованно, так как она забрала нас в больницу без разрешения Меррила. Эти моменты задели ее за живое.

Я держала при себе свои планы о побеге, но и другие люди в общине рассматривали этот вариант для себя. Одри и ее муж планировали оставить все и переехать в северный Айдахо. Я теряла людей с которыми была так близка и боялась довериться тем, которые все еще оставались. Я никогда не знала, какой мой неосторожный намек мог быть донесен до Уоррена Джеффса, что создало бы мне проблемы. Я была полна решимости сохранять видимость нормальности.

Я никогда не подавала и намека кому-либо из моих детей о своих планах. Но, как я узнала позже, ЛуЭнн начала видеть сны о том, что мы сбежали. В своих снах она видела нас вместе в доме за пределами Колорадо-Сити. Все ее братья и сестры плакали и говорили, что они хотят обратно к отцу и к своим сводным братьям и сестрам. Бетти умоляла меня забрать всех домой. Ужас ЛуЭнн во сне был в том, что мы все отправляемся в ад, и она пугалась и плакала. И позже она объясняла, каким это было облегчением, когда она просыпалась и обнаруживала, что она все еще с семьей своего отца. Но ее сны повторялись. Бетти была единственным человеком, которому она доверилась, и та сказала ЛуЭнн, что причиной этих снов является то, что она не произносит своих молитв перед сном.

Я не доставляла никаких волнений семье. Брайсон и Харрисон были моим укрытием, так как они все еще требовали много внимания. Я дежурно занималась сексом с Меррилом, чтобы поддерживать видимость нормальности.

Это было тяжелое и непредсказуемое время. В любой момент что-то могло случиться.

Через три дня после отъезда моей матери настал и мой момент.

ПОСЛЕ ПОБЕГА

Дорога до Солт-Лейк-Сити была настоящим адом. Бетти просто колотила меня в машине и кричала: "Дядя Уоррен узнает, что ты натворила! Ты будешь по уши в неприятностях! Он никогда тебе этого не спустит!"

Даррелу пришлось запереть все двери в машине. Остальным детям поездка и приключения могли бы и понравиться, если бы Бетти не впала в такую истерику. Она вела себя так, как будто я собираюсь их всех убить.

"Мать, ты увозишь нас в проклятый мир, который будет уничтожен! Отец никогда этого не позволит". Бетти была вне себя не просто так. Из-за Зимней Олимпиады Уоррен Джеффе проклял Солт-Лейк-Сити как один из самых порочных городов на Земле. На самом деле ему требовалось заставить тех членов ФСПД, кто жил в Солт-Лейк-Сити, перебраться в Колорадо-Сити, чтобы консолидировать свою власть. Но для моей дочери Бетти все выглядело иначе: если мы будем в Солт Лейк, когда Бог сотрет грешников с лица земли - а это, как проповедовал Джеффе, могло случиться в любой момент, — она и все ее братья и сестры будут немедленно уничтожены. Остальные дети в испуге молчали.

Артур безуспешно попытался ее успокоить. Даррел в конце концов гаркнул, чтобы она заткнулась. Но она ничего не слышала и не останавливалась. Пять часов непрерывного ада. Харрисон тоже кричал, потому что езда в машине плохо на нем сказывалась.

Пока мы ехали, Даррелу на мобильный позвонила моя мать. Теперь у нас было, где остановиться. Мать - она сбежала за три дня до нас - связалась с Дэном Фишером, известным зубным врачом и бывшим членом ФСПД, и он согласился приютить нас у себя под Солт-Лейк-Сити.

Дэн родился в общине ФСПД. В свое время у него было три жены. Но он расстался с церковью, когда к власти пришел Рулон Джеффе, и начал новую жизнь с одной женой. Дэн изобрел одну из лучших систем отбеливания зубов и стал очень успешен. У него по сей день было много родственников в ФСПД, и он знал, что дела там идут все хуже и хуже. Много лет Дэн помогал людям, которые пытались выбраться из-под власти культа. Его готовность помочь мне спасла наши жизни.

Добравшись до Солт-Лейк-Сити, мы ненадолго остановились у моего брата, чтобы дать детям воспользоваться туалетом. Как только мы оттуда уехали, дом Артура был окружен пикапами из ФСПД. Охота началась. Мастерская брата была окружена отрядом Меррила еще до того, как мы добрались до города. Они нас опередили.

Пока мы ехали к Дэну Фишеру, я заметила, что мой сын Артур внимательно следит за дорогой. Мне показалось, он собирается сбежать, как только получит такую возможность. Он не стал выходить из себя, как Бетти, но по нему было видно, что он в ярости.

В имении Дэна было пять гостевых домов. Его жена, Лини, приветствовала нас с энтузиазмом и большим тактом. Она не ждала, что к ней с утра заявится женщина с восемью детьми, но была, похоже, искренне нам рада.

Лини отвела нас в самый большой из гостевых домов. Четыре спальни, большая гостиная и столовая - мне казалось, что мы попали на небеса. Я задумалась о том, как бы покормить детей и не дать Артуру сбежать. Появилась дочь Лини, Сара, и сказала, что покормит детей, пока Дэн поговорит со мной в главном доме.

Дэн ждал меня в столовой с бокалом вина в руке. Он задал мне несколько вопросов, чтобы оценить ситуацию, в которой я оказалась. Его впечатлило то, что у меня была степень бакалавра, и что я семь лет преподавала в школе. Но когда я упомянула, что замужем за Меррилом Джессопом, он прекратил мерить шагами комнату, оставил бокал, посмотрел на меня и сказал: "Подожди-подожди. Твоего мужа зовут Меррил Джессоп?Тот самый Меррил Джессоп?"

Я ответила на его взгляд, слегка удивившись его реакции. - "Да, Меррил - мой муж".

"Ты хочешь сказать, в моем доме сейчас дети Меррила Джессопа?"

"Ну да. Целых восемь".

Дэн побелел.

"Кэролин, когда люди просят меня о помощи, я обычно к властям не обращаюсь. И не рекомендую этого никому. Но если твой муж - Меррил Джессоп, у тебя нет ни малейшего шанса выбраться, если только ты не получишь помощи с самого верха. Мне кажется, к этому делу надо привлечь офис Генерального Прокурора как можно быстрее, прямо сегодня".

"Чтобы защитить моих детей, я сделаю все".

Дэн тут же уехал. Ни я, ни он, похоже, не понимали, в какой мы были опасности.

Голова у меня шла кругом. Я не спала уже двадцать восемь часов, держалась только на адреналине из-за стресса и напряжения, и периодически готова была потерять сознание. Все происходило слишком быстро. Вернувшись в гостевой дом, я пересчитала детей и обнаружила, что Артур отсутствует. Я решила, что он, следя за дорогой, искал ближайший телефон-автомат, чтобы позвонить Меррилу.

Денег у Артура не было, но ребята, работавшие на стройке, всегда имели телефонные карточки на случай, если возникнут проблемы. Я побежала обратно к Лини и рассказала ей, что случилось. Ее дочьДжолин появилась как раз вовремя, чтобы помочь.

Лини позвонила Дэну, и он сказал, что для нас слишком опасно оставаться у него. Он решил, что менее опасно будет у Джолин. Я принялась собирать черные пластиковые мешки с одеждой, готовить детей к тому, чтобы снова бежать.

Бетти опять ударилась в крик. - "Я с тобой не поеду! Что ты делаешь? Куда ты нас тащишь?'

Потом я выяснила, что Артур, перед тем, как бежать, рассказал Бетти о том, что собирается звонить Меррилу, и что Бетти должна будет загнать детей в грузовик, как только он появится. Я затащила ее в машину, хотя она сопротивлялась и брыкалась изо всех сил.

К счастью для нас, Джолин только что закончила зубоврачебную школу, и мало кто в ФСПД знал, что она уже вернулась в город. У нее был прекрасный дом недалеко от дома ее отца. Джолин тщательно объяснила детям, что в доме есть система сигнализации, и если кто-нибудь попытается открыть дверь или окно изнутри, поднимется тревога и приедет полиция.

Не успели мы устроится, приехала Сара с Артуром. Она нашла его в нескольких милях от дома

Дэна.

Артур, сам того не подозревая, спас нам всем жизнь. Когда он сбежал, я поняла, что мы сейчас будем найдены и что нам надо немедленно уезжать от Дэна. Как потом выяснилось, Меррил объявился у Дэна через пять минут после того, как мы уехали к Джолин. Он узнал, где мы, еще до звонка Артура: как я потом обнаружила, нас выдала моя сводная сестра. Если бы он нашел настам до того, как я получила защитный ордер из суда, у меня не было бы законного способа не дать ему забрать детей. Мне пришлось бы добиваться права опеки через суд. Это заняло бы годы.

Пятимильная прогулка Артура оказалась даром свыше.

Кроме того, после этой истории я научилась никого не посвящать в свои планы. Меррил выследил нас потому, что Даррел рассказал жене, куда он нас отвез. Она упомянула об этом в разговоре с моей сводной сестрой, та позвонила своей матери, а мать тут же позвонила Меррилу.

Джолин настояла, чтобы я несколько часов поспала. Она заказала пиццу для детей и отправила меня наверх с двумя младшими. Я укачала Брайсона, а Харрисона уложила вместе с собой.

Через несколько часов Джолин меня разбудила. Из офиса Генерального Прокурора прибыл человек для разговора со мной, чтобы у них была возможность получить срочный защитный ордер от судьи. Он попросил у меня имя кого-нибудь в общине, чтобы позвонить туда и дать знать, что делом теперь занимается Генеральная Прокуратура. Я назвала ему Сэма Барлоу. Барлоу был близким соратником Уоррена, и я знала, что он донесет эту новость для всех. Я была уверена, что Меррил не прекратит за нами охотиться, но если мы получим защитный ордер, он хотя бы будет отвечать по закону.

Когда человек из Прокуратуры ушел, я вернулась посмотреть, как дела у детей. Бетти и ЛуЭнн сидели на диване. - "Пока я не вернусть к отцу, не съем ни крошки", объявила Бетти. ЛуЭнн сказала, что присоединяется к голодовке.

Джолин сказала, что отказ от еды ничего им не даст. Чуть погодя появился ее муж и включил кино про Шрека. Это был первый фильм, который моим детям довелось посмотреть после того, как

Уоррен Джеффе запретил в общине кино. Они были очарованы. Я унесла Брайсона обратно наверх, чтобы положить его спать. Артур последовал за мной.

"Мать, я знаю, как тяжело тебе пришлось", негромко сказал он. - "Но я не могу тебя в этом поддержать. Я не хочу жить в СолтЛейк. Я хочу быть в Колорадо-Сити с моими братьями и сестрами".

Я слушала. Я знала - он должен понимать, что может сказать мне все.

"Я никогда не жил в большом городе, и я этого не хочу. Я хочу жить в городе поменьше".

"Артур", начала я осторожно, "тебе пятнадцать лет. Через несколько лет ты сможешь жить, где захочешь. Но пока тебе не исполнится восемнадцать, ты должен жить вместе со мной".

Артур не из тех ребят, которые открыто демонстрируют свои чувства. Но тут он внезапно стал дрожать. - "Мать, это был худший день в моей жизни. Я следил за дорогой по пути к Дэну. Как только мы туда добрались, я узнал адрес и побежал звонить отцу. Когда отец ответил, я и говорить толком не мог, так я запыхался. Я рассказал ему, где вы. Я собирался вернуться и встретить его там, но тут меня перехватила Сара".

К этому времени Артур уже всхлипывал. - "Мать, я дал отцу слово. Я сказал ему, что встречу его там, и не встретил! Я всегда держу слово, которое даю отцу".

Очень тяжело было смотреть, как мой сын страдает.

"Артур, я не жду, что ты поймешь, что я делаю. Но твой отец никогда не дал бы мне жить спокойно. Кроме побега, мне ничего не оставалось".

"Я не хочу, чтобы меня втягивали в эту войну между тобой и отцом. Я не хочу, чтобы меня заставляли выбирать, на чью сторону встать. То, что ты сделала сегодня утром, кажется безумием. Но я сделаю все, что смогу, чтобы защитить моих братьев и сестер. Не рассчитывай, что сможешь меня отговорить".

Я гордилась Артуром, он был таким ответственным сыном. Он был полностью под влиянием ФСПД, и я не ждала, что все это будет для него легко. Мы всегда были с ним близки. Меррила он видел не так уж часто. Но он был воспитан в страхе и уважении к нему.

Теперь он был в совершенно невозможной ситуации. Он не хотел выступать против меня, и он хотел сдержать данное Меррилу слово. Я видела, что это рвет его на части, но в этот момент я не могла ничего сделать.

Когда мы закончили разговор и я уложила Брайсона, я вернулась к остальным детям.

Все, кроме Бетти и ЛуЭнн, уже помылись и были готовы ко сну. Джолин их приготовила. Это был один из самых странных моментов в моей жизни. За семнадцать лет никто ни разу не помог мне укладывать моих детей спать. Никогда - даже тогда, когда я была больна и нуждалась в постельном режиме во время моих сложных беременностей.

В спальню ворвалась Меррили. - "Мама, посмотри на меня!" Ее глаза горели. В первый раз в жизни она была одета в одежду маленькой девочки. - "Посмотри, мама!" Она задрала подол ночной рубашки, чтобы показать мне трусики. - "Видишь, розы!" Трусики были отделаны розочками, Меррили никогда в жизни не видела таких чудес.

Она приняла ванну с пеной, волосы были вымыты и благоухали шампунем. У Джолин была дочь , ровесница Меррили, и ее одежда как раз подошла моей дочери. Меррили и не подозревала, что на свете бывает такая красивая одежда. Раньше она носила длинное исподнее круглые сутки круглый год, и теперь ощущала себя совершенно по-новому.

Все мои дети пребывали в эйфории. Даже Бетти была в хорошем настроении. Это было немыслимое приключение. Они могли есть, сколько захочется, пить газировку, смотреть телевизор. В первый раз в жизни они чувствовали себя в центре внимания, им не надо было конкурировать с десятками сестер и братьев.

Артур спросил, нельзя ли ему поработать у моего брата на следующий день, и я согласилась. Я чувствовала, что могу ему доверять, и я знала, что брат за ним присмотрит. Когда брат заехал за ним на следующее утро, он отвел меня в сторону.

"Кэролин, ты, кажется, не понимаешь, какие неприятности себе устроила. Город кишит людьми из ФСПД. Они рыщут в каждом месте, где ты можешь прятаться. Я и сюда-то боялся приехать, я был уверен, что за мной будут следить. Все как с цепи сорвались. Я знаю, что ты связалась с Генеральной Прокуратурой, но Меррилу плевать на закон, в этих-то обстоятельствах. Я за тебя боюсь. Выбраться из этого культа может оказаться просто невозможно".

Я посмотрела ему в глаза. - "Дело в том, что мне нечего терять. Лучше умереть, чем хоть минуту продолжать жить так, как я жила. Я собираюсь защищать своих детей и делать все, чтобы от меня отстали".

Артур рассмеялся. - "Ну еще бы. Не знаю больше никого, кто осмелился бы выкинуть такую штуку. Бак твоего фургона был так пуст, что мы его даже с тягача не могли сгрузить. Ты взяла машину с почти пустым баком, загрузила в нее детей, которые никуда не хотели ехать, и только посмотри, что у тебя получилось! Собственно говоря, ты добралась дальше, чем любая другая добралась бы на твоем месте".

Тут он снова стал серьезным. - "Кэролин, ты увезла детей одного из самых влиятельных людей в ФСПД. Они не оставят тебя в покое, они будут охотиться на тебя и растопчут любого, кто встанет на их пути. ФСПД никогда не даст тебе уйти с детьми Меррила Джессопа. В этой войне тебе не победить".

НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

На следующее к Джолин приехал Дэн Фишер и сказал мне, что готов срочный защитный ордер. Теперь, если Меррил каким-то образом выкрадет у меня детей, он будет сильно рисковать. Дэн сказал, что если я не чувствую себя в безопасности, можно перебраться в шелтер для женщин, подвергавшихся семейному насилию, в Вест-Джордан.Но еще он добавил, что он и Лини будут рады, если мы вернемся к ним в дом.

Здесь мне не о чем было и думать. Мои дети были слишком потрясены нашим побегом, все еще переживали случившееся и явно не были готовы к попаданию в систему приютов-шелтеров. У Дэна, как мне казалось, мы будем вполне в безопасности. Дэн решил остановиться и выпить вместе со мной кофе. Мы сели за стол вместе с Джолин и ее мужем, Нейлом Джессопом, родственником Меррила - не слишком, впрочем, близким родственником. Дэн стал рассказывать о преступлениях в ФСПД, о которых ему довелось узнать за последнее время, и заметил, что я как раз вовремя забрала оттуда своих детей.

"Пока я не ушел из ФСПД, я не понимал, за что боролись отцы-основатели нашей страны", — добавил он тихо. - "Даже больше того: только через несколько лет я осознал, что это на самом деле значит, и насколько это важно".

"У тебя впереди война", — продолжал Дэн. - "Возможно, тебе придется давать показания против Меррила и Уоррена. Ни тот, ни другой тебе без боя детей не отдадут".

Я понимала, что все это правда, но мне стало нечеловечески страшно. Я была готова бороться за свою свободу, но не предполагала до сих пор, что дело может дойти до столкновения с Уорреном в суде. Я слишком много о нем знала; у меня были основания бояться, что он не даст мне уйти просто так. На моих глазах он взял в жены несовершеннолетнюю - мою приемную дочь Милли, которой было на момент свадьбы семнадцать лет.

Я помню, как механически, словно неживая,двигалась Милли на собственной свадьбе. Я знала, что она не хотела этого брака, потому что, когда Меррил сообщил ей, что ее выдают замуж за Уоррена, с ней случилась истерика с дикими, неконтролируемыми рыданиями. В тот момент я заходила в дом по каким-то делам, и заглянула в офис Меррила, чтобы узнать, что случилось - и тут Милли буквально упала мне в руки, вся в слезах, и плечи у нее ходили ходуном. Меррил шел за ней и повторял: "Держись. Будь посмелей". Редко когда еще мне случалось чувствовать себя такой беспомощной. Тогда штат Юта еще не принял закон, запрещающий несовершеннолетним женщинам вступать в полигамные браки. Впоследствии Милли стала одной из любимых жен Уоррена. А я позднее узнала, что Уоррен, оказывается, почему-то считал, что Милли - моя старшая дочь. У меня тогда открылись глаза; я решила сделать все, чтобы оградить Бетти от подобной судьбы. Дэн сказал, что самое лучшее, что я могу сделать, чтобы защитить себя и детей - это пойти непосредственно к Генеральному Прокурору штата и изложить все, что мне известно об Уоррене Джеффсе. Тут как раз заворочался Брайсон, а я все пыталась осмыслить то, что Дэн только что произнес, и мне пришлось успокаивать малыша, а сама я в это время вся дрожала. - "Я понимаю, что все это, что Вы говорите, верно. Я все ему расскажу. Но уйти из ФСПД - не единственная наша проблема. Как мне прокормить и поддержать детей, на что нам жить? За Харрисоном нужно следить двадцать четыре часа в сутки, а остальные семеро детей у меня напуганы, травмированы, они боятся внешнего мира. На прежнюю работу, которая дома была, мне не вернуться, а мне надо как-то нас кормить".

"Кэролин, послушай меня. Из всех женщин, которым я помогал, ты - в самой лучшей форме".

Я не понимала, о чем он говорит. Какая лучшая форма? В это невозможно было поверить. - "Да, сразу у тебя ничего не получится", — продолжал Дэн, "но, по крайней мере, ты училась в колледже, и у тебя есть голова на плечах. Большинство женщин, с которыми я работал, имели семь классов образования и никаких жизненных навыков. Ты — совсем другого типа человек". В то утро мы с Дэном проговорили почти час. Он пообещал, что постарается пригласить к нам следователя из офиса Генерального Прокурора, чтобы он выслушал все, что я знаю о преступлениях Меррила и Уоррена. Дэн просил меня действовать не спеша, шаг за шагом, чтобы не перегореть. Еще он напомнил мне, что я теперь попала в мир, где верят доказательствам и документам. Судья, в моем случае, будет заслушивать свидетелей, а не объявлять меня безнравственной. Я теперь могу рассказать о деяниях Меррила Джессопа суду, а не беседовать с Уорреном Джеффсом, который и сам был преступник. Дожив до тридцати пяти лет, я ни разу не была перед справедливым судом и не имела никого, кто готов был бы выступать на моей стороне. К этому мне предстояло еще привыкнуть. Но отступать я не собиралась. Это была одна из немногих вещей, которые были тогда для меня очевидны: я не отступлю.

Дэн ушел, а я пошла наверх, и стала собирать наши вещи, чтобы переезжать обратно к нему. Приехала моя сестра Аннетт и стала помогать мне со сборами. Когда-то Аннетт сама покинула ФСПД; через несколько лет она встретила Роберта, сводного брата Меррила, который тоже ушел из общины. Они встречались несколько лет, затем поженились, и стали родителями четверых детей. Пожив в нескольких городах, они в конце концов осели в Солт-Лейк-Сити, чтобы быть поближе к другим своим родственникам, также покинувшим ФСПД. Мы с Аннетт пошутили насчет черных мешков для мусора, которые и мне, и ей заменили чемоданы: она когда-то бежала с одним таким мешком, я же - с кучей мешков.

Вернувшись в гостевой домик у Дэна, я сразу же почувствовала облегчение. Я тут же занялась стиркой, поскольку одежды у нас не хватало. Дети побежали во двор поиграть, и я поймала себя на мысли, что никогда не видела их такими увлеченными и счастливыми. Для них происходящее было удивительным приключением. Осознавали ли они, что назад никогда не вернутся? Во второй раз подряд вечером я уложила спать восемь счастливых детей. Это было чудо какое-то! Напуганная Бетти продолжала голодать и заявляла, что не притронется к еде ни за что, однако ночами я приносила ей в комнату еду, а приходя к ней утром, обнаруживала пустую тарелку. Артур был молчалив и сосредоточен. Кажется, он понимал, что я делаю, и ради чего, но он не был уверен, что мне эта задача по плечу.

На рассвете я проснулась от плача Харрисона. Я искупала его и посадила в тележку, чтобы покатать вокруг пруда в имении Дэна. Было тихое, но сверкающее утро. Солнце уже поднималось над землей; на траве лежала роса. Два канадских гуся пролетели низко-низко над водой, проскользнули над самой поверхностью пруда, и неспешно опустились.

Мир казался таким новым, будто был создан вчера. Я снова начинала видеть его краски. Семнадцать лет я жила в мороке страха; этот морок отнимал все мои силы, оставляя ровно столько, сколько было нужно, чтобы выжить. То там, то тут мне случалось видеть закат или рассвет; но я не могла удивиться ему, насладиться им.

И тут меня словно ударило этим новым, невиданным чувством. Я вдруг видела красоту в обычных вещах: вот сочная зеленая трава, вот сосны с иголками изумрудного цвета, вот алые, алые розы на высаженных Дэном кустах. Запретный цвет для моих благодарных глаз был ярче всего. Я вынула Харрисона из тележки и усадила рядом с собой в траву. Подняв глаза, я увидела, что ворота в усадьбу Дэна заперты, и снаружи за ними стоит охранник. Я уже и не помнила, когда я в последний раз чувствовала себя в такой полной безопасности. По телу Харрисона прошла судорога, и, чтобы успокоить его, я прижалась к нему покрепче.

Когда я вновь посмотрела вверх, на холме над усадьбой стоял черный автомобиль. Это был фургон ФСПД. За мной наблюдали. Моя нежданная радость погасла. Я снова усадила Харрисона в тачку и направилась обратно в гостевой домик. Только внутри я поняла, что мне, в сущности, ничего не угрожает. Единственная власть, которая была у человека в черной машине - это власть смотреть на меня. И ничего больше.

На следующий день я вместе с адвокатом ездила готовить бумаги для постоянного ордера на защиту. Еще мне позвонил мой отец: он уговаривал меня не связываться с судами. Он сказал, что наверняка с Меррилом можно договориться, не поднимая такого большого шума. - "У них с Уорреном уже был шанс со мной договориться, и они этот шанс упустили", — ответила я. - "Если бы Меррил хотел договориться со мной, он бы это сделал уже три года тому назад". - "Но, Кэролин, он ведь не понимал тогда, что у тебя все настолько серьёзно", — продолжал папа. - "Он не хочет, чтобы его дети жили вне общины, и он хочет, чтобы ты вернулась. Он готов выделить тебе отдельный дом, чтобы ты там жила".

"Папа. Меррил не сдержал ни одного обещания, данного мне. С чего бы ему сейчас меняться?"

Отец начал уверять меня, что мне не нужен юрист. Они с Меррилом найдут мне другого, получше, если я все же хочу идти в суд. У меня глаза вылезли на лоб.

"Пап, ты что же думаешь, я настолько тупая? Я буду работать со своим адвокатом", — не сдержалась я. - "Я не собираюсь больше жить с Меррилом и его оскорблениями. У меня есть все права на моих детей, и я буду бороться за опеку". Я никогда раньше не выступала против отца. Почему-то мне это понравилось.

Отец по-прежнему был искренно верующим человеком, и в его глазах я не имела никакого права уезжать куда-то, забрав с собой детей. Он помогал Меррилу из принципа: в его картине мира Меррил владел мною так же, как владеют люди своей машиной. Папа был согласен, что Меррил поступает плохо, когда унижает меня, и всегда верил мне, когда я рассказывала ему, что творилось в нашем доме. Но теперь папе казалось, что сейчас, когда Меррил понял, насколько все дело серьёзно, он станет ко мне подобрее.

По мнению отца, на карту было поставлено мое спасение. Если я нарушу заветы, заключенные между мною и Богом, я потеряю всякую возможность войти в вечную жизнь. Он мыслил глобально, и, со своих позиций, был уверен, что поступает правильно, упрашивая меня вернуться. Когда Меррил понял, что продавить меня посредством моего отца не вышло, он переключился на моего сына Артура. Он намекал Артуру, что неплохо бы упросить меня поговорить с ним, Меррилом. Меня не было в общине всего неделю, но Линда уже сообщила мне, что Меррил начал говорить обо мне гадости прямо в церкви во время службы.

Меррил сказал, что я - худший из предателей, и что, обратившись за помощью к властям, я предала дело Господне. Он говорил, что я хочу погубить своих детей, и даже заявил, что я опозорила память своей бабушки, которая осталась среди верных во время облавы на Коротком Ручье в 1953 году. Тогда было сказано, что если хоть одна женщина предаст Божье дело, то все женщины лишатся своих детей, а мужчины попадут в тюрьму. Меррил объявил, что я и есть та самая женщина, которая в последние времена разрушит дело Господне и предаст Пророка.

Я рассказала Артуру, что я в курсе, что его отец говорил обо мне за моей спиной, так что теперь я точно не стану с ним разговаривать. Артур передал отцу, что я знаю, что он сказал обо мне в храме. Меррил был в бешенстве, что кто-то его выдал.

Две недели спустя, 17 мая 2003 года, исполнялось семнадцать лет со дня моего замужества. Чтобы как-то отметить эту дату, я наняла няню и пошла в салон красоты - сделать стрижку и укладку. До этого меня никогда не стригли в парикмахерской. Со мной поехала Аннетт, и мы вместе просмотрели все книжки и журналы в салоне, чтобы выбрать мне прическу. Было странно и непривычно смотреть на все эти запретные для нас прически и знать, что любая из них может оказаться у меня на голове.

Я всегда зачесывала волосы так, как было принято в ФСПД: надо лбом была объемная волна, а сзади волосы были туго закреплены. Иногда мы обвивали длинные пряди вокруг головы. Распускать волосы женщине было недопустимо. Иногда я зачесывала волосы назад, в некое подобие конского хвоста, и сверху надевала фиксирующую волосы сетку. Теперь я была растеряна: приходилось выбирать из огромного количества вариантов, а я понятия не имела, что мне идет, а что нет. Потребность быть красивой оказалась чем-то из другого мира. В конце концов мне помогла Аннетт, найдя прическу, которую было проще всего поддерживать и укладывать. Мне сделали профессиональную завивку, — что я уже однажды делала во время моей жизни в ФСПД из чистого протеста - и мастер научила меня, как расчесывать волосы, чтобы было "как на картинке". Опять- таки, было очень непривычно ходить с свободно ниспадающими волосами, без объемной волны над лицом, которую мы, помнится, "ставили" намертво спреем для волос.

По возвращении домой, когда я была занята приготовлением ужина для детей, нам вдруг принесли огромный букет из гвоздик и других цветов — от Меррила. К букету прилагалась открыточка, гласившая: "Желаю тебе много радости в этот приятный день". - "Приятный" было любимым словечком Барбары, и мне стало ясно, что на самом деле цветы от нее. Мои дети были в таком восторге от цветов, что у меня рука не поднялась выкинуть их сразу же. Я просто оставила букет на столе и продолжила готовить. Харрисон родился в нашу годовщину, так что в тот вечер мы праздновали его четвертый день рождения. Я купила для него торт и свечи, что было в новинку для всех нас; в ФСПД дни рождения праздновали редко. На следующий день ранним утром, пока все еще спали, я оттащила всю вазу с цветами к мусорному контейнеру и вышвырнула их. Послышался треск бьющегося стекла. Это было освобождение. Годы угнетения остались позади. Моя жизнь принадлежала только мне, и уже никто не в силах был отнять у меня эту свободу.

Был еще один страх, который мне предстояло побороть: страх вождения. После аварии на Черном Хребте я старалась, насколько это возможно, никогда не водить машину. Накладывалось еще и то, что я не привыкла ездить по большому городу. Но мне нужно было как-то покупать продукты и возить ЛуЭнн и Бетти на занятия. ЛуЭнн пошла в школу, а вот Бетти и Артур были еще не готовы к учебе (еще трое моих детей школьного возраста учились в общественных школах и Дэн как-то сумел устроить, чтобы их отвозили на учебу и забирали после уроков).

Если я не могу водить машину, это ограничивает мою свободу. И все же, мне страшно было просто сесть за руль - сердце начинало бешено колотиться, во рту пересыхало. Но я не могла допустить, чтобы девочки увидели, как мне страшно, так что я делала глубокий вдох и включала зажигание. Мне понадобился год, чтобы я смогла спокойно ездить на машине. Но крупнейшей моей проблемой совершенно предсказуемо оказалась финансовая. На то, что Меррил будет помогать мне деньгами, рассчитывать не приходилось. Ведь он отказался даже оплачивать лечение Харрисона до моего отъезда, полагая, что его болезнь дана мне в наказание за грехи.

Но до побега мне удалось сделать один действительно мудрый шаг. Обдумывая побег, я размышляла, где мне брать деньги, и мне стало ясно, что единственный вариант для меня - это получение выплат от Службы Социальной Защиты на детей. На Харрисона нам платили сто долларов в месяц, но это никоим образом не покрывало расходы на его лечение. Уйдя на пенсию, Меррил оформил пособия от соцзащиты на двух своих детей из числа самых младших: на Харрисона и Венделла, сына Кэтлин, того самого, которого Барбара избила однажды ночью во время молитвы. Это было не слишком этично; Меррил утверждал в своем заявлении, что матери мальчиков не в состоянии о них позаботиться, что было ложью. Однако доить родное государство на предмет пособий и социальных выплат, талонов на продукты и прочее, было в ФСПД стандартной практикой, чем-то в духе поговорки "с паршивой овцы хоть шерсти клок". Меррилу хватило ума не оформлять пособия на других детей: он понимал, что если соцслужбы узнают, что он воспитывает десятки детей от пяти женщин, это привлечет к нему совершенно ненужное ему внимание. Чтобы он мог получить деньги, нужно было, чтобы дети проживали с ним. А то, что он воспитывает детей от двух женщин, ни у кого подозрений не вызывало.

А я тем временем рассчитала, что если донести до Службы Социальной Защиты информацию о других моих детях, то выплаты Харрисона поднимутся до 400 долларов в месяц. И я подала заявление на получение пособий.

И мне отказали, потому что Меррил заявил, что другие мои семь детей не от него, и что мы с ним вообще никогда не были женаты. Я тогда только-только родила Брайсона, и меня такое отношение привело в бешенство. Но в официальном отказе на мое заявление Служба Социальной защиты привела список документов, приложив которые, я могла бы тем самым доказать, что Меррил все-таки является отцом моих детей, так что теперь я знала, что мне нужно, чтобы получить пособия Я нянчила Брайсона, ухаживала за Харрисоном, пытаясь при этом как-то восстановить свое здоровье и спокойствие, и мне совершенно не хотелось ввязываться в бесконечную бюрократию, но какой у меня был выбор? Я старалась мыслить глобально: мне нужен был пусть маленький, но стабильный доход. А еще мне нужно было найти способ подтвердить, что отцом моих детей является Меррил, да так, чтобы он об этом не узнал.

Я знала, что свои документы Меррил хранит в своем офисе: там лежали свидетельства о рождении и документы для оформления налоговых вычетов. Вопрос был в том, как до них добраться. Когда Меррила не было в офисе, офис был под охраной. Никто из семьи не имел права заходить туда без разрешения, но дверь туда не запиралась. И я решила улучить момент, когда Меррила не будет в городе, и проскользнуть в офис ночью, пока весь дом спит. Я поставила свой будильник на два часа ночи.

Я никогда не просматривала больше одной папки за раз - слишком велик был риск, что меня поймают. С собой я всегда брала что-нибудь из вещей Харрисона - например, тарелочки, из которых я его кормила, чтобы все выглядело так, будто я возвращаю их в кухню, и что я проснулась из-за него. Я вооружалась карманным фонариком и запиралась в офисе Меррила. Но я занималась этим только в те дни, когда знала, что Меррила не будет как минимум две ночи, потому что если я брала какой-то документ, мне нужно было его откопировать на следующий день и вернуть обратно в офис Меррила на следующую ночь. И тем не менее, мне удалось найти бесценные свидетельства. Тут были документы на возврат налогов, в котором в качестве оснований для возврата фигурировали мои дети; было письмо Генеральному Прокурору, где Меррил утверждал, что не может оплатить лечение своего сердечного приступа, потому что ему приходится кормить большую семью. Потом он перечислял всех своих несовершеннолетних детей. За два месяца я совершила восемь ночных рейдов в его офис, и собрала копии всех документов, которые мне могли понадобиться. Когда я предоставила соцзащите все документы, все мои дети стали получать пособия. Меррил знал об этом, но не знал, как мне удалось это устроить. Я старательно отдавала ему получаемые мною 700 долларов каждый месяц. Он и понятия не имел, как я ловко его провела.

В первый же день после побега я созвонилась со службой Социальной Защиты и сообщила, что у меня теперь новый адрес и деньги нужно переводить туда, так что деньги начали поступать ко мне, а не к Меррилу.

Еще я подала документы на получение пособия от штат Юта, но оформление его оказалось процессом небыстрым; оно заняло несколько месяцев и препятствия возникали одно за другим. Чиновники признали состояние здоровья Харрисона критическим, но даже это никак не помогло ускорить процесс, который угнетающе затягивался.

Каждое утро после купания мы с Харрисоном отправлялись на прогулку к пруду. Черная машина пугающей тенью по-прежнему стояла на холме. Мне казалось тогда, что я заперта между миром свободы и миром рабства. Грузовик не уезжал несколько недель. Через несколько дней Дэн Фишер, вернувшись из очередной деловой поездки, захотел поговорить со мной. Возникла проблема: Меррил скрывался от полиции и полицейские не могли ознакомить его с защитным ордером. Вообще-то, сказал мне Дэн, меня ничто не защищает, пока Меррила не ознакомят с ордером. Полицейские хотели, чтобы я заманила его в ловушку. За те три недели, что прошли с момента побега, мне пришлось сталкиваться лицом к лицу с каждым из моих давних страхов. Казалось, это какой-то бесконечный вызов мне от каких-то высших сил. Здесь я была уверена, что не справлюсь. Одна мысль о том, чтобы снова увидеть Меррила, заставляла меня опустить руки.

Но Дэн сказал, что раз уж Меррил по-прежнему намекает Артуру, что неплохо бы организовать встречу со мной, этим нужно воспользоваться. Дэн убеждал меня, что надо только начать, а там уже как дело пойдет. Я доверилась ему, и в конце концов согласилась. Мы тщательно обсудили наш план. Ключевой идеей стало то, что я смогу встретиться с Меррилом только в общественном месте. Там будут полицейские под прикрытием, так что я смогу чувствовать себя более или менее в безопасности, но меня это не успокаивало. Я прожила при тирании Меррила семнадцать лет и слишком хорошо знала, что он делает с женами, которые осмелятся идти против него.

А я унизила его перед всей общиной. Теперь все видели, что он не в состоянии контролировать свою семью. Я была приучена бояться его до дурноты и физической боли, и для меня было невыносимо выступать против него лицом к лицу, не говоря уж о том, чтобы разрабатывать какие-то планы и выманивать его. Но я знала, что в глубине души Меррил - трус. Женщинам уже удавалось убегать из ФСПД до меня, но я не знала никого, кому бы удалось сбежать со всеми своими детьми. И никому не удавалось уйти от человека столь влиятельного в ФСПД, как Меррил Джессоп. Я знала, что война против Меррила Джессопа - это война против всего культа.

Большинство убежавших женщин оставляли своих детей в общине, или же брали с собой самых маленьких, оставляя остальных и зная, что бороться за них нет смысла. Я знала одну женщину, убежавшую со всеми детьми, но и она, когда за ней пришли из ФСПД, отдала детей и отказалась от опеки. Еще одна женщина также покинула общину, забрав всех своих детей, и добилась временного права на опеку, нокогда спустя какое-то время она скоропостижно скончалась в магазине от мозговой аневризмы, всех ее детей отправили обратно. А нам тогда сказали, что ее смерть - это наказание от Бога за ее поступок.

Я уже зашла дальше, чем все женщины на моей памяти, предпринимавшие что-то подобное. И если следующим шагом к свободе должна стать встреча с Меррилом, то пусть будет так. Я сказала Артуру, что готова встретиться с его отцом в продуктовом отделе магазина Smith's завтрашним же утром. Артур все организовал и вместе со мной поехал на встречу. Когда мы вошли в большой торговый центр, один из полицейских под прикрытием подошел ко мне и попросил не волноваться, сказав, что я в полной безопасности. Тут в меня впился Артур:

"Мама, что ты делаешь? Ты устроила для отца засаду!"

Артур, твой отец не оставил мне иного выбора".

"Я не позволю тебе сделать это с отцом!" — произнес он, и направился ко входу в магазин, чтобы предупредить Меррила.

Напряжение пронзило меня, словно ток пробежал по все моим нервам. Когда в торговый центр вошел Меррил, к нему подошел Артур, и лишь затем - полицейские. Его ознакомили с защитным ордером. Он настоял, чтобы ему дозволили поговорить со мной. Полицейские согласились, при условии, что они будут стоять рядом. Меррил говорил тяжелым, низким голосом и глаза его пылали от ярости. - "То, что ты сделала, непростительно", — сказал он. - "Тебе это с рук не сойдет - никогда, никогда! Если у тебя есть хоть остатки ума, то ты сейчас остановишься".

Я знала, что лучше с ним не спорить. Пускай выступает. Он уверял меня, что дело об опеке, которое я инициировала в штате Юта, либо развалится, либо будет переведено в суды штата Аризона. - "Тебе не выиграть, потому что дети не хотят быть с тобой - они все хотят быть со мной. Ты сама поставила себя в такое положение, что детей своих ты больше не увидишь". Я слушала его злые речи и чувствовала себя поразительно спокойной. Я знала, что больше всего на свете он хочет ощутить мой страх. Нет, думала я, не доставлю я тебе такого удовольствия. - "Меррил, я думаю, что судья рассмотрит доводы обеих сторон, а не только твои". Это его еще больше разозлило. - "Кэролин, самое твое существование теперь под большим вопросом - при том, как ты себя ведешь". - "А я, Меррил, лучше умру, чем еще день проживу так, как жила с тобой последние семнадцать лет" . Его лицо на глазах замирало, превращаясь в напряженную маску. Он обвинял меня в том, что я заманила его в ловушку: "Неразумно с твоей стороны играть в такие игры. Я-то, когда ехал сюда, надеялся, что тебе хватит ума не устраивать подобных вещей". Мне было абсолютно безразлично, сколько он будет говорить, хоть два часа, хоть всю жизнь, но бполицейские смотрели на нас все это время, и в конце концов оповестили Меррила, что его время истекло.

"Она же все раздувает до немыслимых размеров. Вот зачем нам защитный ордер?!" — ответил он им.

"Вы можете заявить об этом суду через две недели. Если ордер действительно не нужен, его отменят", — сказал офицер полиции.

Тут Меррил снова бросился на меня: "Посмотри, что ты натворила! Мы в ближайшие две недели даже поговорить с тобой не сможем!"

Мне вообще не хотелось с ним говорить. Но меня обеспокоило то обстоятельство, что он может добиться перевода дела в суды штата Аризона.

Через две недели мы с Меррилом вновь столкнулись в зале суда в Солт-Лейк-Сити. Интересы Меррила представлял Родни Паркер, адвокат, сделавший состояние на защите членов ФСПД в многочисленных судах. Паркер держался и вел себя так, будто весь этот процесс - огромное смешное недоразумение, и наверняка он и сам в это верил.

Но мне, кажется, удалось застать его врасплох, когда он в первый раз посмотрел на меня. Я отнюдь не была похожа на городскую сумасшедшую. Женщин, сбежавших из ФСПД, было принято представлять, как психически больных и подверженных демоническому влиянию, а тут Паркер хоть и почувствовал мой страх, но все-таки не мог не отметить, что я вполне в здравом уме. Судья зачитала жалобу. Ей, наверное, показалось в тот момент, что к ним в суд приехал бродячий цирк и прямо перед самым ее носом разворачивает свои яркие шатры. Родни Паркер настоял, что дело должно слушаться в суде штата Аризона. Судья поправила его, сказав, что Аризона вправе передать это дело в юрисдикцию Юты, и она будет делать запрос об этом. Паркер, похоже, оказался не готов к такому повороту событий. Он тут же сменил тему и начал высказывать свои возражения по поводу ордера на защиту.

Мой представитель обратился к судье. Он сообщил суду, что Меррил угрожал мне, сказав "самое твое существование теперь под большим вопросом" в присутствии троих стоявших рядом полицейских. Паркер был явно поражен сказанным; он повернулся к Меррилу и начал что-то активно говорить. Ему как профессионалу было крайне неприятно оказаться в суде неготовым, а вот Меррил, похоже, не был с ним достаточно честен, чем его и подвел.

Через несколько дней мне сообщили, что мое дело будет слушаться в суде штата Юта. Это была, вне всякого сомнения, большая победа.

Дэн Фишер помог мне устроить некоторых из моих детей в общественные школы (Брайсон был слишком мал для школы, а Артур и Бетти - явно не готовы психологически.) Мы оба надеялись, что даже если они проучатся в этих школах всего несколько недель, все равно общение с другими детьми и возможность носить обычную одежду пойдут им на пользу. Кроме того, это позволит мне понять, каков на данный момент их уровень академических знаний, и в какой класс каждому из них нужно будет пойти, если все у меня получится.

Бетти и Артур отказались снимать одежду ФСПД. Бетти буквально бесило то, что ее братья и сестры носят светскую одежду и учатся в светских школах. Она вмешивалась в мои дела при каждой возможности; она стала заядлой спорщицей, вечно недовольной и безжалостной ко мне. Я не выдержала: я попросила мою сестру Карен взять Бетти к себе. С тем напряжением, которое Бетти начала создавать для всей семьи, я уже не справлялась. Карен была на десять лет младше меня и приходилась мне родной сестрой, единокровной и единоутробной. Ее тоже выдали замуж не по ее воле, но позднее они с мужем, приняв совместное решение, покинули ФСПД. Я уже начинала чувствовать, что крепко стою на ногах, но тут мой адвокат сообщил мне, что мне следует позволить Меррилу встречаться с моими детьми, на что он имеет полное право как их отец. Мне это совершенно не понравилось, но Даг сказал мне, что если я не буду допускать его к детям, это может сыграть против меня в суде. Это может быть, и было бы понятно и логично в другом случае, в более нормальной семье, но в данной ситуации Меррил представлял опасность для моих детей. Нужно было сопротивляться сильнее, подумалось мне.

Адвоката Дага Уайта мне порекомендовала группа под названием "Рукоделие против полигамии". Даг на общественных началах представлял в судах интересы женщин из полигамных семей, но никогда еще в его практике не было столь сложного и рискованного дела. Большинство женщин, с которыми он работал до меня, были из небольших полигамных общин, которые боялись властей и не хотели проблем с законом. Часто, когда женщины бежали из общин, на этом все и заканчивалось. Никто их не искал, не приходил за ними. Те, кто решался довести дело до суда, частенько с удивлением обнаруживали, что их мужья просто не являются на заседания. Большинство выигранных Дугласом Уайтом дел были выиграны по умолчанию, без боя. В моем случае все было иначе, и с подобными ситуациями он никогда не имел дела.

Уже позднее я узнала, что Даг исходит из убеждения, что мужчина всегда имеет право видеться со своими детьми, что бы он ни совершил. Если бы я знала об этом заранее, я бы нашла себе другого юриста.

Решено было устроить встречу Меррила с детьми продолжительностью на один час, в ближайшем парке. Муж моей сестры Роберт вызвался присутствовать при встрече в качестве наблюдателя.

К тому моменту мы уже шесть недель как покинули ФСПД. Казалось бы, человек, так отчаянно бившийся за право опеки над своими детьми, будет очень рад провести с ними время. Но у нас был совсем другой случай. Меррилу всегда было плевать на наших детей. Ему важно было сделать из меня пример того, как не нужно жить, чтобы другие женщины боялись поступить так же. В парк он прибыл вместе с Барбарой. Барбара с важным видом расхаживала вокруг заранее накрытого нами стола для пикника, и выглядела очень довольной. Меррил потратил целый час на то, чтобы отчитать Роберта за его участие в моей новой жизни. - "Если бы ты был умен, ты бы сразу же отправил ее домой и не участвовал бы в этих глупостях", — говорил Меррил. Я в это время ходила кругами по парку с Харрисоном в коляске и моей сестрой Аннетт.

"Барбара все пытается выдумать, как бы ей тебя получше проучить, когда ты снова окажешься в ее лапах", — заметила Аннетт.

"Вот только зря старается", — ответила я. - "К этой сучке в ручки я уже никогда не вернусь". Барбара видела, как мы гуляем по парку. Кажется, тогда она окончательно поняла, что власти надо мной у нее уже нет. Аннетт сказала: "Она все никак не смирится с тем, что у тебя сейчас все хорошо, и что она больше не может навредить твоим детям".

Она была права. Барбара не могла навредить ни моим детям, ни мне, ни тогда, ни когда-либо в будущем.

Когда Меррил прощался с детьми, он пожелал им "твердо стоять в вере". Не обнял, не поцеловал. Впрочем, он никогда этого не делал.

Через пару дней к Дэну по каким-то делам заехал один из его друзей: он увидел играющих во дворе моих детей, остановился, окликнул десятилетнего Патрика и спросил, как у него дела. Тут личико Патрика просияло, и он, улыбаясь во все зубы, ответил: "Мы живем в аду!" Его слова говорили одно, лицо - другое. Патрик, как и другие мои дети, такой полной жизнью еще не жил никогда. У Лини был полный шкаф сладостей и разных закусок, а морозильная камера в холодильнике была

забита мороженым. В день нашего приезда Лини сказала моим детям, что они могут брать оттуда все, что захотят и когда захотят. Еще она добавила, что когда они заходят к ней за очередным перекусом, они могут ее обнять.

Это был самый прекрасный, щедрый подарок и для детей, и для меня. После побега мне приходилось заново учиться обнимать детей; в семье Меррила Джессопа это было попранием всех правил, и никто из нас не обнимал, и не целовал своих деток. Когда Артур был совсем маленький, я старалась обнимать и целовать его почаще, но старшие сводные братья и сестры высмеивали его за это до слез. Мои ласки стали причинять ему столько боли, что мне пришлось остановиться. Маленькая Бетти сама не давала себя обнимать и целовать, потому что она знала, что за это над ней будут издеваться братья и сестры.

Как расскажешь человеку извне, насколько привычными и естественными могут стать самые безумные порядки? Со временем я перестала ласкать своих детей. Из восьмерых моих детей, пожалуй, только Харрисона я подолгу держала на руках, потому что во время судорог это было одним из тех немногих вещей, которые облегчали его состояние. Я держала детей на руках, кормя их грудью, и остро чувствовала всю нежность и всю мистику этой связи, но стоило им поползти, как наша близость обрывалась. Сначала это ранило меня, но потом столько бед и испытаний свалилось на мою голову, что эта потеря была погребена под завалами памяти и только теперь Лини донесла до меня, как это важно - выражать детям свою привязанность. Объятия с детьми нежно и крепко возвращали меня к жизни.

Дэн и Лини пригласили нас съездить с ними на недельку в Сан Диего, где у них был домик на берегу моря. Мои дети никогда не видели океана, и самая мысль о поездке привела их в восторг. Бетти отказалась ехать, называя нас грешниками и скверными людьми; к тому же, мы дали ей понять, что на пляже нельзя будет носить одежду в стиле ФСПД. И она осталась у Карен, что, кажется, было к лучшему - Бетти становилась спокойнее. Она прежде чувствовала себя ответственной за то, чтобы ее младшие братья и сестры не нарушали правил ФСПД: теперь эта ноша была снята с ее плеч. Дэн договорился, чтобы его друзья и родственники, ехавшие вместе с нами, по очереди везли нашу семью, что сильно упростило мне жизнь. Дэн даже уговорил кого-то помогать мне с Харрисоном. Его постоянная, неотступная забота обо мне потрясала меня. Когда мы добрались в Сан Диего, нам отвели две комнаты в гостинице недалеко от домика Дэна. Кухонька была забита едой, так что мне не нужно было ходить за покупками. В одной из комнат была стеклянная дверь, выходившая прямо к морю.

Просыпаясь, мы тут же надевали купальники, и дети неслись к морю по мокрому песку, играть и плескаться у самого края волны. Меррили и Брайсон бегали по пляжу за чайками. Они все еще были в том прекрасном возрасте, когда верится, что стоит бежать еще чуточку быстрее - и ты взлетишь и обхватишь руками большую белую птицу.

Брайсону было почти два года. Он не очень хорошо говорил, но одним из слов его скромного лексикона было "ути". Он ковылял по пляжу на пухленьких ножках, размахивал ручонками и кричал: "Ути, ути, ути!" А Меррили строила из песка замки для принцесс. Ей вот-вот должно было исполниться шесть лет и принцессы стали для нее главным открытием последнего времени. В ту неделю, когда мы покинули ФСПД, она впервые в жизни посмотрела "Золушку" : ей так понравилось, что она смотрела фильм раз за разом, и в конце концов кассета просто сломалась. Теперь всё в жизни Меррили вращалось вокруг принцесс, все разговоры были только о них. Патрик и Эндрю строили из песка самые невероятные крепости и играли на пляже. Они все еще боялись воды, поскольку в ФСПД было запрещено даже подходить к ней. Из моих детей ни один не умел плавать, так что они лишь заходили в воду по колено.

Три замечательных дня я провела с детьми на пляже и в гостинице. Вечерами я приходила в домик Дэна и Лини, и мы, взрослые, ели, пили вино, спорили и смеялись. Это было удивительно: я никогда еще не общалась ни с кем вот так запросто. Дэн и Лини пригласили в поездку своих взрослых детей с семьями, так что в их домике всегда было шумно, людно и весело. Пятнадцати летний Артур и ЛуЭнн, которой было одиннадцать, все время проводили вместе со старшими детьми других гостей. Это были самые беззаботные дни их детства.

Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой.

МОЯ ВСТРЕЧА С ГЕНЕРАЛЬНЫМ ПРОКУРОРОМ

Вскоре после того, как мы вернулись из Сан-Диего, Меррили исполнилось шесть и мы устроили праздник для принцессы на ее день рождения. Это было первое празднование дня рождения в ее жизни.

Хотя отмечать дни рождения было практически табу в ФДПС, на протяжении этих лет я потихоньку делала моим детям маленькие подарки. Когда старшие — Артур, Бетти и ЛуЭнн — были маленькими, я исхитрялась незаметно приготовить им праздничный торт. Но ни у одного моего ребенка никогда не было подлинной встречи дня рождения, когда они могли бы отпраздновать то, кем они являются. Культ становился все более экстремистским и все, что могло хотя бы намекнуть на то, что кто-то может почувствовать себя особенным в ее или его день рождения, было строго запрещено.

Даже комплименты были под запретом. Уоррен Джеффе учил, что принимать комплименты недопустимо. Человек должен был возражать в ответ на похвалу или говорить что-то вроде "это все благодаря моему духовному отцу".

У Лини, жены Дэна, был день рождения в один день с Меррили, так что праздник был еще более шумным, ведь он был для двоих. Дом украсили воздушными шарами и плакатами. Здесь были столы, полные еды и груды подарков. Джоун отыскала платье принцессы среди костюмов, которые ее дети надевали на Хэллоуин. Меррили была в восторге. Это была невообразимая радость как для нее, так и для других моих детей.

Прежде чем зажглись свечи, мы все спели "С днем рожденья тебя!". На одной стороне белого торта с розовой глазурью были свечи для Лини, на другой — для Меррили. Моя дочь сияла и в изумлении открывала подарки. Мои дети никогда не были в магазине игрушек. Младшие были настолько лишены мирских вещей вроде кукол и мягких игрушек, что эти подарки были невероятны не просто по факту их присутствия, но и потому, что Меррили знала — все они специально для нее. Для меня это был незабываемый момент. Моя дочь была счастлива. Каждый взрослый человек в этой комнате заботился о ней. У меня раньше никогда не было возможности испытать то, что для большинства семей считалось бы обычной радостью: празднование шестилетия с семьей и друзьями. Смех, пение и глупые шутки окутали меня потоком любви. Я наслаждалась тем, что моя самая дорогая девочка была сказочной принцессой. Я была открыта для счастья. Я могла делать для моих детей и вместе с ними все то, что мне никогда не разрешали сделать для них раньше.

Меррил был в ярости, когда услышал от Бетти о празднике Меррили. Он был недоволен, потому что не смог запретить мне брать детей в Сан-Диего. Это было потрясающе, я ощущала, как много во мне открытого пространства теперь, когда я не должна больше страшиться наказаний Меррила. Я была так приучена бояться, что не могла раньше даже понять, как много страха испытываю.

Впервые в моей жизни я могла оставить детей в кроватках на ночь и знать, что с ними все будет в порядке. Никто больше не мог растолкать их и заставить подняться для молитвы, а затем наказать. Я могла кормить их завтраком по утрам и не волноваться, что позже, стоит лишь отвернуться, кто-нибудь накажет их за еду.

Праздник в честь дня рождения Меррили открыл мне глаза на то, что меня учили не делать: веселиться вместе с моими детьми. Каждый раз, когда в семье Меррила я радовалась чему-либо вместе с детьми, меня за это критиковали или говорили, что это создает проблемы. Так продолжалось в течение 17 лет, что бы я не делала — брала детей в парк, пекла печенье или играла с ними возле дома. Меня приучили верить, что если я делаю для них что-то веселое, то потом за это придется расплачиваться, расплачиваться и расплачиваться. Шли годы и я перестала делать то, что могло вызвать неприятности.

Но теперь я была свободна. Я училась заниматься чем-то вместе с моими детьми — так я могла понять, как вырваться из того замкнутого круга страха, в котором была зацементирована моя душа.

Кто-то отдал нам купоны из Макдональдса, и, как бы обычно это не звучало, для меня это был вызов. Я знала, что имею право пойти туда, никто не мог наказать меня за это, но мне все еще было страшно. Я продолжала уговаривать себя: "Кэролин, все в порядке, все в порядке, ты можешь это сделать".

И мы сделали это. Мы пошли в МакДональде. Но когда я вернулась домой, у меня случился нервный срыв. Моя реакция потрясла меня. Я уложила детей спать и залезла под горячий душ, чтобы успокоиться. Мое тело, мои рефлексы, мои инстинкты — все было запрограммировано бояться. Одна ночь не могла излечить весь ущерб, причиненный психике за долгие годы. Надо было выдержать, это был единственный — я знала — путь, но он был изнурительным и напряженным. Все, что я могла сделать — повернуться лицом к страхам и продолжать идти вперед.

Но страх все еще окружал меня. Моя семья должна была заплатить за мою свободу. Моя сестра Линда чуть было не поплатилась своей жизнью. Кто-то в общине, должно быть, узнал, что я посетила ее дом ночью перед побегом и предположил, что она каким-то образом была причастна. Несколько недель спустя после моего побега она с семьей поехала в грузовике в отдаленное место на пешеходную экскурсию. В пути машина потеряла управление. Это было странно, потому что скорость была низкой и дорога — пустой. К счастью, Линда смогла свернуть с дороги и никто из ее пяти детей не пострадал. Когда приехал механик, то сказал, что кто-то повредил рулевое управление.

Я должна была противостоять Меррилу снова в июне, на заседании суда. На этот раз его адвокат подготовился лучше и сумел обернуть дело против меня, причем с помощью юриста, который, как я думала, должен защищать нас. Вопрос был в опеке над детьми. Адвокат Меррила представил его как хорошего и надежного типичного американского парня, как отца-который-знает- лучше. Да, у него много детей, но он заботится обо всех. Наши адвокаты попросили судью разрешить им провести встречу, где они могли бы выработать соглашение. Судья выделил им ограниченное время, а все мы просто сидели и ждали. Когда мой адвокат, Дуг Уайт, вернулся, он сообщил, что они достигли соглашения. Я получала временную опеку, но у Меррила было неограниченное право на визиты. Защитный ордер оставался в силе. Меррил согласился оплачивать психологические консультации для своих дочерей — против чего раньше протестовал, — но только в случае, если терапевт будет нейтрален по отношению к полигамии. Другими словами, терапевт должен был защищать полигамию, и на сессиях не должно было упоминаться о тех чувствах, которые она вызывала у детей.

Я чувствовала себя преданной. Мой адвокат сменил сторону и выдал Меррилу практически все, что тот потребовал. Я сказала Дугу, что не нуждаюсь в такой защите, какую получила для своих детей. Он ответил, что у меня нет никаких оснований, которые доказали бы, что Меррилу нельзя видеть своих детей без присмотра.

"Я был в таких битвах и прежде", — сказал он. — "Мужчины очень стараются получить право на посещения, но, как только они его получают, оно становится им уже не нужно и они никогда не посещают своих детей. Это не проблема, не стоит слишком сильно этому сопротивляться". Но для меня это было проблемой — я чувствовала, что меня продали за 30 сребреников. Я тогда не знала, что имею право отклонить сделку, которую заключил адвокат. В течение долгого времени я жила, не имея никаких прав и теперь не понимала, в чем они заключаются. Адвокаты представили соглашение судье. Она спросила, согласна ли я с ним. Я была в таком шоке, что стояла перед ней онемевшая и потрясенная. Я не представляла, что имею право заговорить с судьей, так что просто ответила, что согласна. Только потом я узнала, что судья смягчила мои обвинения в жестоком обращении против Меррила, так как в суде я согласилась разрешить ему посещать детей без присутствия наблюдателя. Это выставило меня плохой матерью — или вруньей. Доверие ко мне было утеряно. Юридически теперь я могла потерять своих детей.

По делу был назначен опекун, но это работало против меня, так как мои дети повторяли, что хотят вернуться к Меррилу. Они верили, что если встанут на мою сторону, то на них обрушатся ужасные последствия. Они знали, что в общине ФСДП вся власть принадлежала их отцу, и в их глазах я выглядела бессильной.

Когда я жила с Меррилом, то мне не разрешали любить и воспитывать их так, как это делают обычные родители. Они, конечно, знали, что я их мать — но у них были и другие матери. Через несколько дней после встречи с опекуном, Меррил приступил к хитростям. Две из его старших дочерей, Эстер и Меррилин, сумели проникнуть на территорию, принадлежащую Дэну Фишеру и нашли Бетти и ЛуЭнн. Они увели их с собой на прогулку вниз по дороге и показалидевочкам, как наносить самим себе синяки на руках. Двумя днями позже, когда они встретили опекуна, девочки сказали, что синяки появились, когда я била их. Опекун знал, что это было ложью. Я узнала об этом, когда Патрик и Эндрю показали мне, как Бетти научила их наносить синяки самим себе. Она сказала, что этому ее научила Эстер по приказу Меррила. Он хотел, чтобы все дети причинили себе повреждения и затем сказали опекуну, что это я их бью.

Пролетали недели, и я сходила с ума от того, что происходило с делом об опеке. Я знала, что Меррил может позволить себе тратить неограниченные суммы денег, чтобы разрушить доверие ко мне на слушаниях и убедить судью, что я негодная мать — только так он мог получить единоличную опеку над детьми в штате Юта.

Дэн Фишер был расстроен тем, что мое дело шло так плохо. Он понимал, что если я не получу первоклассного адвоката, то потеряю опеку над моими детьми. Мы рассматривали возможность обратиться в одну из главных семейных юридических компаний в городе. Адвокат, с которым мы говорили, высказался прямо: компания не хотела связываться с культом. "Эти ребята из культа могут вышвырнуть миллион долларов на дело, прежде чем отступятся", — пояснил адвокат. — "Кэролин для них как дыра в плотине, и нет ни малейшего шанса на то, что когда-нибудь они позволят ей оставить детей себе".

Дэн сказал, что оплатит мои счета за юридические услуги. Но тут мы получили большую передышку. Марк Шартлеф, генеральный прокурор штата Юта, согласился встретиться со мной. До этого я регулярно встречалась со следователем из офиса Шартлеффа по поводу экстремизма и жестокого обращения, которые постоянно происходили в ФДСП. Но и Дэн и я чувствовали, что необходимо более активное участие генерального прокурора. Теперь у нас появился шанс. Со мной пошли Дэн и его брат Шем. Я подготовила список на двух страницах, в котором перечислялись случаи жестокого обращения, происходящие в ФДСП по воле Уоррена Джеффса. Я мысленно сосредоточилась и взяла себя в руки. Мне не хотелось, чтобы Марк Шартлефф принял меня за безумную женщину, которая схватила детей и умчалась в ночную тьму. Во время нашего рукопожатия я посмотрела ему прямо в глаза и спросила, сколько у меня есть времени. "Тридцать минут", — ответил он.

Мы сели вокруг стола в конференц-зале. Дэн сказал, что все мы собрались здесь в связи с нарушениями прав человека, имевшими место в общине ФДСП. Он добавил, что чувствует необходимость вмешательства офиса генерального прокурора.

Я начала с того, что раздала каждому присутствующему за столом копию моего двухстраничного списка со случаями жестокого обращения. Там было рассказано о многочисленных случаях бракосочетаний с несовершеннолетними девочками, свидетелем которых я была и какое эмоциональное опустошение это вызывало. Я говорила, как женщин забирали от их мужей и отдавали другим мужчинам. Я рассказывала, что маленьких мальчиков учили шпионить в домах участников ФДСП и затем доносить Уоррену. Я объяснила, как Уоррен запугивал детей, у которых были домашние животные, как он угрожал мучить их любимцев до смерти прямо у них на глазах. Я поведала им о том дне, когда все собаки были уничтожены и Уоррен объявил, что общество, в котором гуманно обращаются с животными, является развратным и отвернувшимся от Бога. Было страшно перечислять то, что в моей жизни давно уже стало обыденностью. Я говорила о мальчиках-подростках, которых вышвыривали из культа, выбрасывали на обочинах дорог и приказывали никогда не возвращаться. В полигамной культуре мальчики являются расходным материалом, сказала я генеральному прокурору. Иногда их выгоняли по выдуманным обвинениям — таким, как просмотр кино, слушание музыки или поцелуи с девушкой. Чаще всего им просто говорили, что на следующее утро они должны будут уйти. (В Фонде Дэна Фишера, который работает с этими мальчиками, есть имена четырехсот из тех, кто был таким образом изгнан).

Генеральный прокурор был весь внимание. Он задавал мне вопрос за вопросом, выясняя все больше деталей и подробностей. Мы оставались у него гораздо дольше 30 минут; он несколько раз просил своего помощника отменить его следующие встречи. Я объяснила, что в течение 17 лет была замужем за одним из самых влиятельных мужчин в общине ФДСП. Я знала Уоррена Джеффса и знала его характер. Он был последовательным, предсказуемым и, на мой взгляд, очень опасным. Наша встреча закончилась через два с половиной часа, и за это время отстраненное профессиональное поведение Марка сменилось явным негодованием. Он встал и обратился ко всем, сидевшим за столом: "Ситуация действительно очень серьезная и она может закончиться массовым суицидом. Мы должны немедленно оказать всю посильную помощь, которую только сможем предоставить. Нам необходимо сотрудничество штата Аризона и помощь федеральных органов". Встреча заканчивалась, а мы даже не упомянули о моем деле об опеке. Дэн настаивал, что мы обязаны сосредоточиться именно на нем. Я была первой женщиной, которая подала в суд на ФДСП, отстаивая право опеки над своими детьми. В большинстве случаев, если женщина покидала общину, она сознавала, что может и не получить всех своих детей. Неизбежная потеря нескольких детей была ценой, которую женщина должна была быть готова заплатить за свою свободу.

Дэн сказал Шартлеффу, что Меррил нанял одного из самых высокооплачиваемых адвокатов для битвы со мной. Дэн и я знали, что если Меррил выиграет дело против меня,то больше ни одна женщина даже не станет пытаться. Представитель службы Защиты детей, присутствовавший на встрече, был полностью с этим согласен. Шартлефф в неверии покачал головой. Затем он сказал, что мое дело привлечет много внимания и он найдет адвоката, умного достаточно, чтобы защитить моих детей. Он был верен своему слову и действовал быстро. Несколько дней спустя он помог нам встретиться с бывшей судьей, Лизой Джонс, которая специализировалась на делах об опеке в течение многих лет и знала семейное право со всех сторон. Она работала в крупной юридической фирме и согласилась заняться моим делом pro bono, без гонорара.

Марк Шартлефф был мормоном, но не имел никаких связей с фундаментализмом. Позже он рассказал мне, что в течение многих лет к нему в офис приходили люди с жалобами на полигамию. Но власти штата официально предупредили его, что если он будет против полигамистов, то его карьере придет конец. Его действия будут расценены как преследование религии, несмотря на то, что полигамия является преступлением. Марк сказал, что после нашей встречи не мог уснуть всю ночь, понимая, что назад уже не повернуть. Он знал, что ему придется вступить в битву с полигамией. Теперь, когда мы выступаем вместе, он говорит: "После беседы с Кэролин я осонал, что это именно та работа, для которой я был избран, и я не мог больше игнорировать свои обязанности, даже если это означало крах моей карьеры". Его вмешательство было поворотной точке в деле об опеке. Марк привлек к сотрудничеству Генерального Прокурора Аризоны. Я встречалась со следователем его офиса.

Я увидела Лизу Джонс через несколько недель. Она была маленькой женщиной с большим напором. Ее рыжие короткие волосы делали ее похожей на фейерверк. На самом деле она гораздо больше напоминала самонаводящуюся ракету, которая следует прямо к цели и крайне редко промахивается. Несмотря на ее твердость, с ней было легко сотрудничать, она стала мне опорой. Во время нашей первой встречи Лиза сказала, что не верит в совпадения. Она как раз планировала заняться писательством и обратилась к своей фирме с просьбой уменьшить ее нагрузку. Ей только что удалось освободить свой график, когда Марк Шартлефф позвонил и рассказал обо мне. После разговора с ним Лиза поняла, что освободила себя не для того, чтобы писать, а для того, чтобы взять мое дело.

Адвокат Меррила, Род Паркер, понял, что теперь, когда к делу привлекли Лизу Джонс, ему придется играть жестко. Она не была легким противником. Когда Лиза позвонила Паркеру и сообщила об очередном случае жестокого обращения со стороны Меррила, Паркер сказал Меррилу прекратить такое поведение — он не мог больше его вытаскивать. Паркер знал, что с компетентной юридической поддержкой я выиграю дело. Меррил и его приспешники стали отступать. Было ощущение, что события оборачиваются в мою пользу.

ПРИЮТ

Теперь, когда у Меррила было право на посещение моих детей, для него было легче, чем когда-либо, заполнять их головы ложью. Он начал им говорить, что Дэн Фишер — аморальный человек, который хотел меня трахать, пока ему не надоест, а потом выгонит меня на улицу. Это приводило их в ужас, потому что они думали, что если это произойдёт, я вернусь к их отцу.

К этому моменту моим детям нравилось быть со мной, но они все еще боялись жить во внешнем мире. Они не думали, что я могу позаботиться о них. Я обратилась к Лизе, и мы согласились, что моим детям нужно знать, что наша новая жизнь — взаправду, и ее можно сохранить. Ключом к этому было найти наше собственное жилье. Самым быстрым способом достичь этого было пройти через систему приютов.

Приют для переживших насилие женщин в Уэст-Джордане был моей отправной точкой. Соцработники там знали все варианты помощи и помогли мне найти постоянное субсидированное жилье. Я вписала свое имя в список очередников и мне сказали, что заселения придется подождать примерно месяц. Дэн полностью поддерживал меня.

Я отправила своих младших детей и Бетти в летнюю школу, чтобы помочь им подтянуться. Они серьезно отставали от школьной программы. Мои надежды на нормальную жизнь подрывали визиты Меррила. Ему разрешалось раз в две недели забирать детей на выходные. Он их забирал в пятичасовую поездку в Колорадо-Сити в пятницу вечером.

У моих детей, кажется, уходило две недели, чтобы отойти после поездок в Колорадо-Сити. Они становились напряженными и часто спорили, когда возвращались домой. В воскресенье, когда они вернулись, они сели за стол к гигантскому ужину, который я приготовила — ростбиф, картошка, соус, горячие булочки, овощи и десерт. Но никто и не притрагивался к еде. Я знала, что Меррил их не очень хорошо кормил и не могла представить, что не так. Я положила еду в холодильник.

Меррили наконец сказала мне, что происходит: Меррил приказал им в воскресенье весь день поститься и молиться, чтобы их вернули отцу. Я позвонила своему адвокату и пожаловалась. По правилам посещения детей нельзя было впутывать в дело об опеке. Меррил даже не должен был говорить с ними о нашем деле. На следующий день Бетти и ЛуЭнн набросились на меня.

Они обвиняли меня в том, что у меня враждебно настроена по отношению к моим сестрам- женам и что мне нужно научиться прощать. Мне говорили, что я лгала, чтобы затащить их в ад и увидеть, как их души будут уничтожены, просто чтобы удовлетворить собственные эгоистичные эмоции.

Обе они обвинили меня в том, что это я их мучитель, и утверждали, что это я всегда издевалась над ними, а не их отец. Они сказали, что я сказала в суде, что Меррил их морил голодом несколько месяцев. Это было для меня новостью, потому что это была неправда. Хватало настоящих примеров жестого обращения с детьми, чтобы рассказывать о нем в суде, мне не надо было ничего выдумывать. "Ты отступница, твоей душой владеет дьявол!", сказала Бетти. "Он хочет твою душу и наши тоже". "Ты не можешь быть нашей мамой, потому что ты подчинилась власти дьявола", ревела ЛуЭнн. "Никто из нас не хочет жить с тобой!"

Ужасно было слушать их нападки. Я снова позвонила Лизе и подала ещё одну жалобу. Она сказала записать всё, что они говорили. Она также позвонила Роду Паркеру, адвокату Меррила, и пожаловалась ему на пост. Паркера уведомили, что если Меррил не перестанет мучить детей, его снова вызовут в суд. Паркер в ответ сказал, что Меррил был бы рад видеть и Брайсона во время посещений. Брайсону было почти два года. Я не пускала Меррила к Брайсону, и Паркер сказал, что я могу ожидать вызова в суд. Я все еще кормила Брайсона грудью и планировала это делать до его второго дня рождения. Я обычно кормила своих малышей по 18 месяцев, но Брайсон был такой недоношенный, что мне хотелось дать ему дополнительную поддержку. Поскольку я все еще кормила его, я не могла его отправлять на эти выходные с Меррилом. Меррила это приводило в ярость.

Мы были в приюте пять недель. Прорыв произошел, когда женщина, которая знала, чему мы противостоим, Рода Томсон, собрала денег, чтобы помочь мне дать нам крышу над головой: два трейлера, которые вместе давали пять спален и четыре ванных. У нас были прекрасный сад и двор за домом, где дети могли гулять и играть. Когда Меррил услышал о нашем новом жилье, он пришел в бешенство. Кажется, он надеялся, что меня из приюта выселят на улицу, а потом обратно к нему. Он не мог сильнее ошибаться.

НАШЕ ПЕРВОЕ РОЖДЕСТВО

Сводить концы с концами было трудно. Мой ежемесячный доход от социального страхования и добавочной страховки SSI (Supplemental Security Income) был 1,5 тысячи долларов, от чего после платы за аренду оставалось 150 долларов на бензин. Координатор бездомных, который помогал мне, давал мне 60 долларов в месяц на бензин ваучерами. Талонов на еду на 700 долларов в месяц на нас девятерых. 80 долларов финансовой помощи от штата на все остальное. Я экономила, как могла, но нам часто не хватало. Несмотря на стресс и трудности, я все-таки наконец-то жила в своем собственном доме.

Мой брат, Артур, платил страховку на мою машину и за мой мобильный. Я носила пожертвованную одежду, и Ротари Интернейшнл потратил 100 долларов на одежду моим детям- младшеклассникам. Я все еще ждала субсидии от государства на оплату жилья; мне сказали, что это может занять до шести месяцев.

Приближалось Рождество, и мы никогда раньше не праздновали его как семья. Я вспомнила, как моя мать однажды устроила отступническое Рождество, которое разрушил мой отец, когда пришел домой. Я не планировала делать ничего особенного, пока одна из невесток Дэна, Тэмми, не сказала, что хочет нам помочь с нашим первым Рождеством.

Сама идея тратить деньги на то, чтобы украсить дерево, казалась мне странной, но я точно хотела это попробовать. Несколько знакомых Тэмми, которые собирались помочь с подарками детям, пришли и собрали список имен, возрастов, размеров и идей для подарков моим детям.

Знаю, звучит странно, но я понятия не имела, что мои дети хотели в подарок. Мои дети почти никогда ничего не просили. В Колорадо-Сити мне не разрешали ничего им не давать сверх необходимого. Женщин удивляло, что я настолько без понятия о том, что они хотят. Они предложили мне пару идей.

За несколько недель до рождественских каникул мои дети съездили в Колорадо-Сити на три дня. Когда они вернулись, я сразу поняла, что что-то изменилось. Они казались более взволнованными и расстроенными. Они много сердились и ругались между собой, а это всегда знак, что что-то не в порядке. Бетти держалась надменно и самодовольно. Меррили наконец сказала: "Мама, нам ничего не разрешали есть все то время, что мы были у отца". Я замерла. "Почему?", спросила я.

"Мы должны были поститься и молиться три дня. Мы хотим, чтобы ты умерла, чтобы мы смогли вернуться к отцу". Меррили и Эндрю позволили съесть пару крекеров и одно яблоко во время трехдневного поста, но старшим позволяли только воду.

В то время остальные мои дети не хотели ничего говорить о молитвах о моей смерти, но потом признались и сейчас могут говорить об этом в открытую. Тогда же они обвинили Меррили во лжи. Бедная Меррили сказала мне, что она была очень напугана, потому что знала, что Бетти на нее наябедничает Меррилу. Мы с Бетти сильно поругались из-за этого. Я позвонила в Службу защиты детей и сообщила об издевательствах Меррила. К нам в дом пришел соцработник и допросил детей об их визите. Я не присутствовала. Они все согласились говорить, кроме Меррили, которая боялась соцработника. Но никто не сказал ему правду. Бетти настояла, что это я бью их всех, а не их отец. Она утверждала, что они были в безопасности только с отцом и что он никогда не стал бы их морить голодом.

Соцработник потом присел поговорить со мной. Он сказал, что уверен, что я говорю правду, и что моим детям отказывали в еде, но что они слишком боялись, чтобы признаться в этом. Он не верил, что я издеваюсь над ними. Но ему было можно писать его отчеты только основываясь на том, что он слышал и видел, а не на том, во что он верил. Так что он посчитал, что в моих интересах, если он не будет ничего писать об интервью. Он сказал, что если бы у детей были видны признаки истощения, было бы другое дело, но они все выглядели здоровыми и сытыми, так что он ничего не мог поделать.

Когда мои дети отправились с очередным визитом к Меррилу, я пошла взять в буфете что-то покормить Харрисона. Я открыла небольшую кладовку, которая служила нам буфетом, и обнаружила, что она пуста. Она была забита закусками и пожертвованными банками консервов. Вся еда — крекеры, соленые крендельки и чипсы — исчезла. Еда уехала в чемоданах моих детей. Я сползла на пол, рыдая. Тоска выходила из меня волнами. Я била кулаками по полу. У меня не было никакого способа защитить моих детей. Меррил мог забрать их, заморить голодом, причинять им боль. Я стольким рискнула, чтобы выиграть нашу свободу, и наши дети все еще были отданы на милость чудовища. Это был худший момент в моей жизни.

Я никак не могла свести концы с концами. Я покинула друзей и семью, которые никогда больше не будут говорить со мной. Я чувствовала, что ничего не добилась после всего, что пережила. Я себя чувствовала совершенно бессильной. Одно дело, когда Меррил терроризировал меня, пока у меня не было помощи извне. Но теперь у меня был законный представитель. Я была в суде, и я все еще была бессильна защитить детей, которых любила больше жизни. Они были всем, что у меня было и что для меня что-то значило. Несмотря на все, что я сделала, Меррил все еще мог разрушить их жизни, уверенность и надежды. Мой гнев дошел до стратосферы.

Когда мои дети вернулись домой прямо перед Рождеством, Меррили сказала, что их снова заставили поститься. Ничего из еды, которую они взяли с собой, не вернулось в их чемоданах. Оно все пропало. Я позвонила своей адвокату, но она сказала, что она ничего не могла поделать, если дети настаивали, что этого не было, когда опекун назначенный судом спрашивал их об этом. Прошло всего пару часов с возвращения детей, когда позвонила семья, которая занималась нашим Рождеством. Когда они могут принести подарки и положить поддерево? Мои дети были на взводе, и я думала, что подарки могут отвлечь их, так что мы сделали это сразу. В ФСПД мы никогда не праздновали Рождество, так что для них и это будет в первый раз.

Когда позвонили в дверь, вошли Санта Клаус в полном наряде вместе с одним из своих эльфов. Он вошел в нашу маленькую гостиную, звеня бубенчиками. "Хо-хо-хо", сказал он. "Я все эти годы искал вас восьмерых и вот наконец нашел!" Мои восемь детей были загипнотизированы. Даже Харрисон был в трансе. Бетти отошла в сторонку, но она явно внимательно наблюдала за всем.

Младшие были в восторге и просто сияли. Сайте было что еще сказать: "Вы все были очень послушными детьми, так что я принес вам подарков, чтобы хватило на все те Рождества, когда вы ничего не получили, потому что я не мог вас найти!"

Санта пригласил детей помладше посидеть у себя на коленках и рассказать ему, что они хотят на Рождество. Они не имели понятия, что сказать. Никто из нас раньше не был частью мира, где желания принимались во внимание и мечты иногда сбывались. Мы не привыкли к такой любви и заботе.

Санта объяснил, что он принес столько подарков, что ему хватило места только чтобы взять с собой одного эльфа и миссис Клаус, чтобы помочь ему. А оленям пришлось остаться в стойлах, потому что ему пришлось приехать к нам домой на двух машинах вместо только санок. Миссис Клаус начала тащить мешки подарков из машины. Санта сказал моим детям, что они могут помочь положить подарки под дерево. У Меррили глаза из орбит лезли от волнения.

Патрик и Эндрю были зачарованы и глазам своим не верили. Даже Бетти начала интересоваться подарками, когда увидела, сколько их несут. Она начала помогать Сайте освобождать под них место. Когда Патрик подумал, что никто не видит, он схватил большую тарелку сахарного печенья, которую принес Санта, и съел его. Я заметила, что Патрик поглядывал на Бетти, беспокоясь, что она поймает его за едой. Меррил проинструктировал детей поститься до следующего дня. Но Бетти была поглощена Сантой, и Патрик доел печенье.

Как только Санта ушел, мои дети начали просить дать им открыть подарки. Я сказала им, что Санта пришел в наш дом так рано, потому что у него столько подарков для нас, но что мы подождем еще три дня до Рождества перед тем, как их открыть. У меня была простая стратегия: я хотела растянуть их восторг и ожидание так долго, как только могла, чтобы помочь им справиться с травмой от визита. Ёлка страшно оскорбила Бетти. У нас бы никогда не было ничего подобного в Колорадо- Сити. Каждый раз, как она заходила в комнату, она выключала на ней гирлянду. "Рождество — ложь. Ты выдумала это все, чтобы мы хотели быть с тобой, а не нашим отцом". Потом она сказала своим братьям и сестрам, что я пытаюсь подкупить их, и что они должны открыть свои подарки.

Я была очень строга. Любой подарок, открытый преждевременно, отправился бы обратно к Сайте. Я не спорила с Бетти, я просто установила правила. Я знала, что если я не буду ей сопротивляться, она будет продолжать саботировать меня, как Меррил. Со временем стало проще, и Рождество тут помогло, потому что остальные дети были в нетерпении и радовались своим подаркам. Это подорвало авторитет Бетти.

В тот вечер я уложила восемь очень счастливых и взолнованных детей в постель. Хотя она никогда бы в этом не призналась, Бетти была так же рада рождественским подаркам, как все остальные. Поделкой лежала гора подарков. Наш дом был праздничным и теплым.

Три дня перед Рождеством были полны ожидания. Мои дети проводили каждую минуту, сидя вокруг елки, глядя на подарки, тряся коробки и пытаясь представить, что же там внутри. "Ну хотя бы один подарок, можем мы открыть хотя бы один?" Я улыбалась, но осталась непоколебимой. Никаких подарков до рождественского утра.

25 декабря в 6 утра мы распаковали первый подарок. Но это звучит более обыденно, чем то, что произошло на самом деле. Рождественское утро было самым счастливым хаосом в нашей жизни. Когда я вошла в гостиную, дети рвали обертки на своих подарках. Я не знала, что в жизни могло быть столько счастья. Наша маленькая семья никогда не разделяла такой безграничной радости. Улыбки, вопли и смех и возгласы "Ух ты, вот это да!"

Бетти очень радовалась подаркам и была в шоке, что получила их так много. Меррили получила еще принцессиных подарков и была в восторге. Для Харрисона тоже было много подарков, которые он не мог открыть сам, так что все дети по очереди помогали ему их открыть. Это было чудо. Надежда снова ожила во мне и победила отчаяние, которое я чувствовала, когда билась в рыданиях на полу, думая, сможем ли мы когда-то жить лучше, чем раньше. Да, мы сможем. Я рискнула нашими жизнями ради свободы. Моим подарком в то утро было знание, что я не ошиблась.

ПОСЛЕДНИЙ СУД ОБ ОПЕКЕ

Рождественские каникулы закончились, дети снова пошли в школу, а я заболела. Я чувствовала, что этот грипп по приступам тошноты переплюнет все, что было у меня до того. Я так ослабла и дезориентировалась, что еле передвигалась по комнате. Меня рвало и лихорадило. Было почти невозможно собраться с силами достаточно, чтоб приготовить еды для семьи.

Бетти приказала своим братьям и сестрам не помогать мне. Она настаивала на том, что раз я забрала их у отца, то вся работа должна быть моей обязанностью. Для нее моя болезнь была доказательством, что Бог отвечает на молитвы Меррила. Я думаю, это она выбрала такую стратегию — усложнить все до такой степени, чтобы у меня не осталось других вариантов, кроме как уступить и вернуться к Меррилу.

Я болела уже месяц. Справиться со стиркой было невозможно. Я все еще готовила несложные блюда для Харрисона, но остальных кормила готовой едой. Посещение шести разнопрофильных врачей с детьми в дополнение к врачу Харрисона плюс психологической терапии заставило меня побегать. Заботы о документах, необходимых, чтоб нам продолжали приходить чеки, практически стали работой на полный рабочий день.

Я тонула. Жить во внешнем мире было очень тяжело.

Я тоже начала ходить к психотерапевту, после того как покинула приют: к Ларри Билу, который работал с жертвами домашнего насилия. Мы поговорили немного о моей истории. Я сказала ему, что все было бы намного лучше, если бы я избавилась от этого гриппа.

Ларри посмотрел на меня. "Каролин, это не грипп. У вас пост-травматическое стрессовое расстройство".

Я никогда раньше не слышала о ПТСР. Он объяснил мне, что это такое. Физические и психические симптомы могут развиваться годами. Это распространено среди боевых ветеранов, среди переживших сексуальное насилие и насилие в семье, среди людей, длительное время находившихся в ситуации стресса или прошедших через природные катастрофы, такие как ураганы, землетрясения или наводнения.

Ларри спросил меня, сняться ли мне кошмары. Я сказала, что они начались на третий день после побега, и с тех пор не прекращаются. Часто они были о Мерриле и Барбаре, или ком-то еще из семьи, нападающим на моих детей. В другие разы мне снилось, что я была вынуждена делать в культе что-нибудь такое, чего я делать не хотела. Кошмары — классический компонент ПТСР. Ларри сказал, что это хроническое заболевание, которое может быть управляемым и залечиваться, но никогда не исчезнет полностью.

Я была ошеломлена. ПТСР в добавок ко всему? Как я могу заботится об остальных, если я больна. Я спросила его, что мне делать, чтоб справиться с этим.

Он сказал мне, сохранять "рабочее состояние", насколько это возможно. Он не мог сказать, когда мне станет лучше, так как в каждом случае это очень индивидуально. Но он подчеркнул, что чем глубже ПТСР, тем сложнее будет выздороветь. Я должна буду бороться с этим, и мне будет нелегко, но он дал мне понять, что он на моей стороне.

В течении шести недель мне приходилось доползать до ванной, чтоб поблевать. Мне очень помогала мысль, что через пару недель мне полегчает. Но теперь мне говорили, что это состояние у меня надолго, и конца этому не видно.

У меня кружилась голова, когда я шла на автостоянку. Я пыталась вставить ключ в замок зажигания и дрожала так сильно, что ключи упали на пол. Я была готова сдаться. Больше всего я боялась, что Меррил узнает, что у меня психическое расстройство и я потеряю опеку над детьми. Это было возможно даже когда я была в порядке. А теперь еще и это. Без здоровья я могла потерять все. Если я потеряю моих детей, я потеряю смысл жить на этой земле.

Затем перед моими глазами всплыла картина. Я вспомнила, как во время аварии на Блек Ридж, я чувствовала, что я замерзла и умираю. Я вспомнила, как устала так сильно, что хотела лечь в сугроб и спать вечно. Меня заставило продолжать идти то, что я знала — если я сдамся, я никогда больше не увижу Артура.

Если я смогла найти силы тогда, смогу и сейчас. Несмотря ни на что, я все еще хотела жить.

Я должна была взять себя в руки. Я буду заниматься делами по пять минут за раз, или еще меньше, если будет нужно. Общая картина пугала. Но минуты были не так плохи.

Я поклялась никому не рассказывать про ПТСР. Никому. Все, что я скажу окружающим, узнает Меррил. Я не могла рисковать, чтобы он узнал о моем ПТСР. Я составила план.

Я буду отвозить детей в школу и по всем делам. Если мы будем на виду, подозрений не возникнет. Я могу готовить и убирать в пятиминутные интервалы, потом отдыхать.

Я подняла ключи с земли и вставила в зажигание. Потребовалось несколько попыток. Я сделала еще несколько вдохов и завела машину.

Вернувшись домой я начала осуществлять свой план про "пятиминутки". Готовлю пять минут. Отдыхаю. Убираю пять минут. Стоп. Это было медленно, но когда я шла спать той ночью, я чувствовала, что хотя бы попыталась.

ПТСР был реальностью, с которой я могла сталкиваться по пять минут за раз. Но другая реальность настигала меня жестко и быстро: у меня закончились деньги. Я узнала, что выплаты субсидии, нужные мне для отплаты аренды жилья, приостановлены на восемнадцать месяцев из-за ограниченного финансирования. У меня не было денег. Средства, которые я скопила, когда жила у Дена быстро закончились. Я знала, что если обратиться к нему, он поможет, но я ненавидела просить его обо всем и я не хотела идти к нему за помощью каждый месяц. Я была полна решимости самой сделать все возможное, прежде чем идти к нему. Но я не могла оплатить счета за коммуналку и не знала что с этим делать.

Однажды утром, после того как я отправила детей в школу, Патрик и Эндрю вернулись и сказали, что в офисе есть что-то для меня. Мальчики остались с Харрисоном, пока меня не было.

Патти, женщина из офиса, которая всегда много тискала Меррили, дала мне карточку и сказала, что учителя детей хотели сделать что-то особенное для меня. Я поблагодарила ее и попросила поблагодарить учителей от меня. Я пошла к фургону с картой в руках. На ней было около двухсот долларов и записка от учителей, что они все восхищаются моим мужеством. Дрожа от радости, я пошла прямо на почту, чтоб отплатить коммунальные услуги.

Следующим препятствием было уведомление от социальной службы, что мое дело будет закрыто на следующий день, если я не привезу им несколько документов в течении двадцати четырех часов. Все документы должны быть подписаны и датированы каждой из школ где учатся мои дети — а их было пять.

В долине началась буря, в горах уже шел снег, и у нас уже лежало немного снега. Я позвонила в отдел социального обеспечения и сказала, что у меня ребенок-инвалид, и младенец, и я не могу сделать все за двадцать четыре часа сама. Я просила продлить срок. Мне сказали, что это невозможно. Если я не поспею к сроку, мое дело закроют. Тогда мне придется начинать все заново. Я понимала, что процедура займет несколько месяцев, прежде чем я начну получать пособие снова.

На следующий день я отменила все планы и поехала вместе с Брайсоном, Харрисоном и креслом-каталкой Харрисона, через метель, чтобы успеть все сделать. Я по прежнему боролась с ПТСР. Мой план с "пятиминутками" в дни вроде этого ни на что не годился.

Иммунная система Харрисона была под угрозой из-за гормонотерапии. Я беспокоилась, что он заболеет. Было пронизывающе холодно. В каждой школе мне пришлось доставать коляску Харрисона, раскладывать ее, усаживать его туда, и потом доставать Брайсона из его детского автомобильного сиденья.

Добравшись, наконец, до факса моего брата, я дрожала так сильно, что у меня не прекращали стучать зубы.

Когда я проснулась на следующее утро, мне было трудно дышать. У меня была температура и было ясно, что у меня воспаление легких. ЛуЭнн взяла на себя уход за Харрисоном, когда поняла, как серьезно я больна. Бетти даже начала готовить еду и мыть посуду.

Впервые мои дети забеспокоились. К утру понедельника, у меня все еще был жар. Я была слишком больна, чтоб позвонить кому-либо и слишком боялась, что если я это сделаю, кто-нибудь может догадаться о моем ПТСР. Меррил уже обвинял меня, что я психически больна. Я знала о женщинах, пытавшихся сбежать из полигамной семьи, которых запирали в психиатрических лечебницах, отобрав у них детей. Я бы рискнула всем, чтоб избежать такой судьбы.

Я сказала детям, что слишком больна, чтоб отвезти их в школу. У меня даже не хватило сил позвонить и отменить назначенную мне встречу. Удивительно, Бетти и ЛуЭнн начали приносить мне чай. Я была в состоянии выпить чаю, но не могла есть. Во вторник утром ничего не изменилось. Но Бетти не хотела больше пропускать школу. Она беспокоилась об оценках и позвонила Мици, возглавляющей родительский комитет при школе, которая взяла Меррили, Патрика, и Эндрю под свое крыло. Она отвезла детей в школу и сказала, что может делать это столько, сколько понадобится. Затем она сделала мне много куриного бульона. Я старалась делать пару глотков бульона каждые два часа. Еще Мици купила мне лекарства и увлажнитель воздуха, и все это помогло. К выходным я уже достаточно окрепла, чтобы опять отвозить детей в школу.

После очередного визита Меррил не вернул детей обратно. Я позвонила своему адвокату в ночь на воскресенье, и она набрала Рода Паркера. Он сказал, что Меррил слишком болен, чтобы вести машину. Я знала, что это игра. Мне сказали, что мой отец тоже слишком занят. Когда он мне позвонил, он сказал, что не может привезти детей обратно на этой неделе, и что ему очень жаль. Я ему не поверила, но не подала виду. На следующий день я позвонила в школу и объяснила, почему мои дети отсутствуют. Мой фургон был в слишком плохом состоянии для поездки. Мици сказала, что они с мужем поедут в Колорадо-Сити. Я не знала, как ее благодарить.

Меррил впал в ярость, когда узнал, что Мици повезет его детей обратно в Солт-Лейк-Сити. Его обман был раскрыт. В следующий момент мне уже звонил отец. Он сказал, что все бросит и сам отвезет детей назад. Я сказала ему забыть об этом. Меррил уже нарушил постановление суда, не вернув детей в воскресенье, так что я приняла меры для их безопасного возвращения.

Семья Меррила взорвалась. Никто не знал Мици, и они пытались утверждать, что у них нет способа узнать, будут ли дети с ней в безопасности. В результате детей привез мой отец. Мици и ее муж проехали шестьсот миль туда и обратно впустую. Но Меррил больше никогда не пытался повторить этот трюк.

До меня дошла информация, что Меррил взял еще пять жен с тех пор, как я уехала. Каждая была замужем за кем-то другим, до того как Уоррен Джеффе приказал ей выйти замуж за Меррила Джессопа. Я знала, что некоторые семьи, которые присоединились к семье Меррила, имели историю физического и сексуального насилия по отношению к детям.

Я сказала адвокату, что не верю в безопасность для Меррили в этой среде. Она была слишком маленькой и уязвимой. Я боялась, что к ней будет приставать кто-то из старших мальчиков, которые были теперь частью ее "семьи".

Мы подали прошение, чтобы наше дело попало обратно в суд как можно скорее. Лиза согласилась со мной, что ситуация была слишком опасной для Меррили.

Психотерапевты моих детей были расстроены из-за поведения Меррила. Они пытались помочь им, но после каждого посещения Колорадо-Сити дети возвращались травмированными психологически, и почва снова была выбита у них из-под ног. О жестоком обращении всегда сообщали адвокату Меррила. Родни Паркер оттягивал день суда и получил три отсрочки. Когда он попытался отсрочить дело в четвертый раз, моя адвокат возразила против этого и настояла на своем. Дата была установлена. Паркер сослался на конфликт в расписании, была запланирована очередная телефонная конференция между судьей и адвокатами. Но Паркера на месте не оказалось, и в результате судья оставила дату прежней: 24 июня 2004 года.

Без надежды на получение субсидии на жилье по крайней мере в следующие полтора года, я знала, что все мои доходы будут уходить на аренду. В начале каждого месяца я знала, что у меня нет денег на оплату коммунальных счетов и покупку чего-либо, кроме еды. Патрик играл в школьной пьесе и ему нужен был меч. Я пообещала ему, что постараюсь изо всех сил что-нибудь придумать. Но это было сложно выполнить.

С каждым днем Патрик беспокоился все больше. Как-то меня отвела в сторону его воспитательница и сказала, что меч — важный эмоциональный вопрос для него. Она сказала, что меч даст ему почувствовать себя более безопасно и утвердиться в моей способности позаботится о нем. Я сказала, что не знаю где взять меч, и что у меня нет денег. Она ответила, что я могу купить его в Wal- Mart за пять долларов.

У меня было шесть долларов. Я их сохранила на хозяйственное мыло, но теперь поняла, что меч важнее. Мы зашли в Wal-Mart по дороге домой. Мы купили меч. Патрик вел себя так, будто это затмило ему весь мир. Для меня было большим удовольствием сделать ему этот подарок. Но чем я теперь буду стирать?

На следующий день, Конни, координатор помощи бездомным, которая помогала мне зарегистрировать детей в школу, пришла проведать нас. Она принесла коробку с образцами мыла, которые она взяла в приюте. "Я знала, что вам со всеми вашими детьми это может пригодиться". Еще она дала мне немного талонов на бензин. Какое облегчение.

Я могла стирать, но все еще не знала, что мне делать через месяц. Тут Лини позвонила мне и сказала, что директор по костюмам с телеканала НВО приехала в наш город и ищет кого-то, кто мог бы помочь сшить костюмы для сериала "Большая любовь", (популярный сериал о мормонах) Лини подумала, я могу заработать каких-то денег на дому. Я ухватилась за эту возможность и меня наняли сшить несколько пар длинного нижнего белья. Я шила как сумасшедшая и закончила заказ за несколько недель. Это дало мне достаточно денег, чтобы оплатить коммунальные услуги за все лето.

В назначенный день, я была у здания суда в 9 утра. Я боялась, но в то же время была полна надежды. Род Паркер не пришел, но принял меры, чтоб его заменил другой адвокат. Попечителя тоже не было. Но моя адвокат пришла и весь маленький зал был заполнен моими сторонниками. Было видно, что Меррил немного опешил. Впервые он перестал делать вид, будто у него на руках все козыри.

Лиза настаивала, что Меррил может продолжать встречаться с нашими детьми, но в Солт- Лейк-Сити. Она предоставила убедительные доводы, почему для детей было плохо ездить в Колорадо каждые две недели. Заместитель судебного попечителя призналась, что она мало знала о деле, но не понимает, почему дети не могут ездить туда и обратно.

Лиза была блестяще подготовлена. Она рассказала в мельчайших подробностях о произошедшем инциденте, сколько стресса и гнева вызвало то посещение, и почему это плохо для детей.

Когда судья начала, наконец, выносить решение, зал затих. Наши жизни были на весах. "Хотя я считаю, что для этих детей важно иметь отношения с их отцом, я вижу достаточно аргументов в пользу необходимости ограничить территорию встреч городом Солт-Лейк-Сити".

Мое сердце остановилось. Я выиграла. Мы были в безопасности. Я знала, Меррил никогда не станет прилагать усилия и ездить в Солт-Лейк-Сити. Бой был окончен.

Это была огромная победа. Я доказала, что ездить в Колорадо-Сити было не в интересах моих детей. Мы были, наконец, по-настоящему свободны. Это дело было значительным на многих уровнях. Если я смогла забрать своих детей из культа, любая женщина, набравшись решимости, могла тоже.

Абсолютная власть ФСПД над женщинами дала трещину. Я доказала, что женщина не только может бежать и жить одна, но и выиграть опеку над детьми.

Это был день гордости.

БРАЙАН

Выиграв дело об опеке, я отправилась домой, чтобы собрать всех своих детей и пойти с ними в зоопарк. Это надо было отпраздновать! Бетти отказалась идти с нами, а Артур был очень расстроен. Младшие были в замешательстве: им вроде бы следовало сердиться, но они были слишком взволнованы походом в зоопарк, и злиться не получалось. Мы все прекрасно провели время, а приехав домой, ели пиццу и пили газировку, и у меня было чувство, будто всю тяжесть мира сняли с моих плеч.

Начался новый учебный год, жизнь стала входить в нормальное русло. Я чувствовала себя сильнее, меньше страдала от ПТСР. Уже не было такой мукой собирать и отправлять детей по утрам. Во мне было больше сил и оптимизма, чем когда-либо со времени побега. Как-то вечером Меррил был проездом в Солт-Лейк-Сити и повел детей поужинать в ресторан. Он направлялся домой из Канады с новой женой. Меррил женился на молодой девушке, Бонни Блекмор, гражданке Канады. Он представил ее моим детям как их новую мать. Бонни была едва ли старше Бетти. Две недели спустя он женился на еще одной молодой девушке. Следующей в его свадебном марафоне стала Элли Барлоу из Хиллдейла, что в штате Юта. Менее чем за год он взял семь новых жен. Ему исполнилось на тот момент 68 лет, и у него было тринадцать жен и более сотни детей, включая множество пасынков и падчериц. Я думаю, ему хотелось доказать, что он может получить любую женщину, если только пожелает. В перерывах между свадьбами Меррил реализовывал активы и строил жилье в Техасе на земле Уоррена Джеффса в Эльдорадо (участок был величиной около двух тысяч акров). Через несколько месяцев после женитьбы на несовершеннолетних девушках он перевез их в Техас и уничтожил все следы их пребывания в Колорадо-Сити - вероятно, для того, чтобы не оставлять доказательств, которые могли бы быть использованы против него.

Я знала, что мне нужно найти работу, чтобы оплачивать счета за коммунальные услуги в ту зиму. С Харрисоном и Брайсоном на руках я не могла бы работать в офисе с 9 до 5. В конце концов, я стала работать в небольшой слесарной фирме под руководством супружеской пары, с которой я познакомилась летом — они состояли когда-то в другом полигамном сообществе, не связанном с ФСПД. У Пола и Лодин было четырнадцать детей, и им нужна была помощь с бухгалтерским учетом. Пол разрешил мне брать с собой на работу Харрисона и Брайсона: у них была комната внизу, где Харрисон мог спать, а Брайсон - смотреть мультики. Я с радостью взялась за эту работу. У меня хорошо получается работать с цифрами, и я стала заниматься просроченными задолженностями. Лодин дала мне большую стопку счетов, некоторые из которых были аж двухлетней давности. Я находила в базе данных номера телефонов и звонила по ним без конца. Стали поступать платежи. Я зарабатывала достаточно, чтобы оплачивать счета. Денег оставалось немного, но это была та высота, которую я смогла взять. Отправив детей утром в школу, я шла с мальчиками на работу, а во второй половине дня я развозила детей по специалистам. Однажды, после того, как я отвезла Харрисона на прием к специалисту, в моем фургоне замерзло зажигание. Я не могла повернуть ключ и завести его. Я позвонила Лодин узнать нет ли кого в магазине, кто мог бы мне помочь. На помощь пришел Пол.

Пол и я были в приятельских отношениях: у нас было много общего, т.к. оба мы в прошлом принадлежали к полигамным общинам. В тот день он сказал мне, что не оставил надежды создать полигамную семью, но не видел подходящей кандидатуры, пока не встретил меня. Я была ошеломлена. Он сказал, что вряд ли я когда-нибудь найду мужчину, который захочет взять женщину с восемью детьми. С его точки зрения полигамия способствует решению этой проблемы. Он и Лодин на славу потрудились, и их материальное положение позволяло им помочь мне. Почему я должна жить в одиночестве из-за того, что мне пришла не та карта?

Я ответила Полу, что одиночество для меня не проблема и я ни при каких условиях не собираюсь снова вступать в полигамные отношения. Мне тяжело досталась моя свобода - возможно, мне придется биться за нее всю оставшуюся жизнь, но я ни за что не вернусь к полигамии. Пол пыталсяобратить мое внимание на позитивные стороны, но, честно говоря, я не считаю, что они там были.

Я сказала Полу, что ценю все, что он сделал для меня. Лодин и он предложили мне работу вместо милостыни, и я была за это благодарна. Но и только. Я не была заинтересована в более близких отношениях.

Впервые за всю мою жизнь мужчина с уважением воспринял мое "нет". Пол сказал, что ему все равно нужна моя помощь в бизнесе - если я, конечно, захочу с ним дальше работать. Мне не особенно хотелось работать на человека, который хотел на мне жениться, но что мне оставалось делать? Моя работа позволяла мне выживать. Я продолжала работать, и он ни словом больше не обмолвился о женитьбе.

Дела шли хорошо — мне удалось вернуть им тридцать тысяч долларов просроченных задолженностей, и я поняла, что мои способности не пострадали от травмы прошлого года или ПТСР. Понятно, что мне была нужна возможность работать из дома - я не смогла бы прокормить семью на учительскую зарплату. Я решила стать бухгалтером - эту работу можно выполнять дома и по удобному мне графику. Я обратилась в учебный центр университета штата Юта и узнала, что для поступления мне нужно сдать тест GMAT. Я записалась на подготовительный курс и стала ходить туда утром по субботам. Было непросто найти время для учебы, но я была очень рада возможности поработать головой и сделать что-то для себя.

Однажды в субботу я стала одеваться на занятия, но без особого энтузиазма. Мне было все равно. Я посмотрела на себя в зеркало и подумала, что выгляжу ужасно. На мне были черные джинсы и большой тяжелый свитер. Волосы были кудрявыми от недавней завивки. Ну и что? И тогда меня охватило странное и незнакомое чувство: сегодня я встречу любовь всей своей жизни. Но я же не искала никакой любви! Это сбивало меня с толку - я ведь уже знала всех в своем классе. Я уже опаздывала, поэтому просто отбросила эту мысль как несуразную.

В тот день нашего преподавателя не было, его заменял другой. Он сказал, что его зовут Брайан и у него гарвардская степень MBA. Это привлекло мое внимание - у меня никогда не было знакомых, окончивших университет Лиги Плюща. Он был привлекателен и явно в хорошей физической форме.

Во время занятия я заметила, что он то и дело обращал на меня внимание. Почему он смотрел на меня? Или мне это показалось? Нет, не показалось. Он задавал вопрос классу и смотрел на меня. Он сказал, что мы будем по очереди отвечать на вопросы из учебника, я должна была отвечать второй. Я прочла вопрос, ответила на него и подняла глаза. Брайан пристально смотрел на меня, не говоря ни слова. Я неправильно поняла вопрос? Я, должно быть, выглядела озадаченной, потому что он резко вышел из задумчивости, отметил, что мой ответ верен и перешел к следующему студенту. По ходу занятия Брайан поощрял меня к участию. Меня смущало его внимание, поэтому я сидела молча.

Во время перерыва Брайан сказал некоторым из нас, что он пришлет нам составленное им учебное пособие по GMAT, если мы дадим ему свои адреса электронной почты и номера телефонов. И мы все написали ему эти данные. Во время следующего перерыва я услышала, как Брайан говорил кому-то неподалеку, что он разведен. После занятий несколько студентов подошли к нему пообщаться. Я робела, но не хотела упускать возможность поговорить с человеком, окончившим Гарвард. Я вышла вперед вместе со всеми, а Брайан поглядывал на меня. Но тут пришел декан и пригласил Брайана на ланч. Было понятно, что нет смысла ждать, чтобы с ним поговорить, поэтому я ушла не оглядываясь.

Оказалось, Брайан всем сказал, что ему нужно уходить. Извинившись перед деканом, он прыгнул в свою машину. Брайан видел, что я пошла по тротуару направо. Если он собирался уезжать, то ему нужно было поворачивать налево. Но тогда бы он не познакомился со мной. Он устроился на новую работу в Сан-Франциско и уже работал там. Поворот налево был безопасным решением. Но он и так принимал безопасные решения всю свою жизнь. Он повернул направо. Брайан притормозил возле меня на своем БМВ и опустил окно: "Кэролин, я знаю, что ты меня не знаешь, и это может показаться тебе неожиданным, но... не согласилась бы ты со мной пообедать? Можешь поехать со мной или на своей машине - как тебе удобнее. Но я бы очень хотел с тобой познакомиться".

Мое сердце чуть не остановилось - вот так сюрприз. Какая счастливая неожиданность. Но что мне теперь делать? Сказать "да" и пойти обедать с совершенно незнакомым человеком? Безопаснее всего было бы сказать "нет". Но я не сделала этого. Я сказала "С удовольствием пообедала бы с тобой" и села в его машину.

И что теперь? Вот, сижу я в машине наедине с чужим мужчиной. Какое странное чувство. Я никогда не чувствовала такой робости за всю мою жизнь. Никогда. Мне было тридцать шесть и это было мое третье свидание (два первых свидания были неловкими и неудачными). Это было первое свидание с человеком, который мне действительно нравился. Брайан сказал что-то о своем сыне. Я посмотрела на него и сказала: "О, так у тебя есть сын?"

"Да, есть. Вообще-то у меня их двое. А у тебя есть дети?"

"Да, у меня их восемь".

Брайан рассмеялся - он решил, что я пошутила.

Я посмотрела на него недоуменно: что тут смешного? Теперь была его очередь удивляться: "У тебя восемь детей?" Я кивнула. У Брайана было такое лицо, будто он поперхнулся. "Нет, правда, по тебе не скажешь, что у тебя вообще есть дети. Я думал, ты шутишь. Обед в спортивном баре тебя устроит?"

Я никогда раньше не была в спортивном баре. Я сказала, что это звучит здорово. Упоминание о моих восьми детях сломало лед - Брайан вырос в семье, где было шестеро детей. Он сказал, что его мать была очень красивой. "Как ты. Ты во многом напоминаешь мне мою мать". Ну что ж, по-моему, это не плохо.

Брайан признался, что он еле отпросился с обеда у декана, чтобы успеть догнать меня после занятий. Он сказал, что если бы ему это не удалось, то он позвонил бы мне по номеру, указанному в списке для получения учебного пособия. "Ты придумал эту историю с учебным пособием только чтоб получить мой номер телефона?" — я была шокирована. "Не совсем. Я отправляю всем учебное пособие по электронной почте, но вот номера телефонов мне не нужны". Он улыбнулся.

За обедом я рассказала Брайану, как вышло, что я оказалась в таком положении с восемью детьми, о моем побеге и о бесконечной судебной тяжбе по делу об опеке, которую я, наконец, выиграла. Неожиданно для меня самой разговаривать с ним было так же легко и естественно, как дышать и моргать. Ни один мужчина не слушал меня так внимательно, как он. Брайан только недавно развелся, и по ходу разговора выяснилось, что мы оба состояли в браке по семнадцать лет, с точностью чуть ли не до дня - он женился на три недели раньше, чем я вышла замуж за Меррила, и развелся за две недели до моего побега. Мы оба вот уже полтора года были в разводе и ни с кем с тех пор всерьез не встречались.

Брайан сказал позже, что за обедом он понял, что хочет более близких отношений со мной, даже если это перевернет всю его жизнь с ног на голову. Хоть такая перспектива его и пугала, это не помешало ему сказать: "Хочешь сходить в кино сегодня вечером?" "Конечно" — ответила я. "Я работаю в Сан-Франциско, но я приезжаю в Солт-Лейк-Сити каждые две недели к сыновьям. Я хотел бы видеться с тобой в свободное от встреч с моими мальчишками время". Я улыбнулась: "Мне нравится твое предложение".

Он отвез меня к моей машине и поцеловал на прощание. По-настоящему поцеловал. Мы так и не дошли до кинотеатра тем вечером - Брайан хотел познакомить меня со своими друзьями. Все они были выпускниками престижных учебных заведений, у некоторых даже были ученые степени - я никогда прежде не общалась с такими образованными людьми. Разница была очень заметна. Пребывание среди таких жизненно активных людей очень бодрило. На следующий день я познакомилась за завтраком и обедом с еще несколькими его друзьями. К тому времени как Брайан уехал обратно в Сан-Франциско, я познакомилась почти со всеми его друзьями в городе - и я была впервые в жизни влюблена.

Брайан стал звонить мне из Сан-Франциско каждый день. После двух уикэндов, в которые мы встречались в Солт-Лейк-Сити, Брайан стал умолять меня полететь с ним в Сан-Франциско. Я приложила все усилия, чтобы найти няню, и полетела с ним.

В течение многих лет моя жизнь была кошмаром, и вот она стала мечтой. Я не могла поверить, что такой человек, как Брайан, неравнодушен ко мне и хочет представить меня своей семье. Его отец был кадровым военным, а у самого Брайана было армейское звание капитана. Отчасти меня привлекало в нем то, что всего в жизни он добился своим трудом, и, вместе с тем, со всей силой и естественностью оставался открытым и любящим. Он давал мне надежду, что я смогу выбраться из того неважного положения, в котором оказалась. С ним было так легко - и мне не верилось, что это по-настоящему. Какая радость - смеяться вместе с мужчиной. Я была раньше в Сан-Франциско несколько раз вместе с моим отцом, но я не видела, насколько красивы некоторые его окрестности. Мы остановились у сестры Брайана, которая жила в доме на утесе, выходящем в океан.

Я помню, как стояла с Брайаном на краю этого утеса и чувствовала глубочайшее умиротворение в своей жизни. Я подумала, что мой побег стал моментом, когда я перешла границу - границу всего, что мне когда-либо было известно. Свободу я всегда могла себе представить - это была противоположность угнетения, рабства и деградации. Но любовь? Я никогда не знала каково это - быть любимой мужчиной. Той любовью, которая говорит "ты важна для меня, я обожаю тебя, я верю в тебя и хочу, чтоб ты была рядом со мной". Любовь была территорией новой и неизведанной. И весь трепет был в том, что Брайан тоже был нужен мне.

ЛУЧШЕ И ЛУЧШЕ

Моим детям с каждым месяцем становилось лучше. Бетти же оставалась самой непредсказуемой в семье и часто сбегала. Звонки в местное отделение полиции стали неотъемлемой частью нашей жизни.

Я думала, что со мной все более-менее в порядке, пока снова не свалилась с ног из-за ПТСР. У меня была лихорадка с ознобом, и я чувствовала себя совершенно обессиленной. Вот тогда-то я и узнала, что такое настоящая забота. Брайан звонил мне по телефону несколько раз в день. До этого меня никогда не защищали, я не знала, каково это — быть важной для кого-то. Для Меррила я была вещью, и ничем больше. Теперь я была не только личностью, но — лелеемой личностью. Я чувствовала, что эмоции, которые однажды безжалостно отрезали и прижгли, оживают. Даже во время болезни, я была более живой духом, по сравнению с тем состоянием, в котором я прожила все семнадцать лет брака.

Той зимой жар и озноб перешли в пневмонию. Однажды в субботу мне стало трудно дышать и я решила отсидеться дома, в надежде, что станет лучше. Я пошла искать ЛуЭнн, чтобы она помогла с Харрисоном, и обнаружила, что ни ее, ни Бетти нет дома. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Бетти в последний раз увозили, потому что, я полагаю, они с Меррилом знали, что это работало против них. И это был первый случай, когда Мерил забрал более одного ребенка за раз.

Первое, что сделала, это позвонила Брайану. Я сказала ему, что слишком больна, чтоб звонить в полицию. Я была уверена, что девочки в Колорадо-Сити. Брайан убедил меня в необходимости сделать должные звонки властям, и обсудил со мной шаг за шагом последовательность необходимых действий.

Я пообещала, что позвоню. Затем я вспомнила, что в соответствии с законом правоохранительные органы Аризоны в 2004 году привлекли в общину следователя со стороны, чтоб помочь таким людям, как я. Гэри Энгельс работал в трейлере, который он делил с работниками службы защиты детей. Идея заключалась в том, чтоб дать женщинам реальную возможность обратиться за помощью, но очень немногие воспользовались ею. Это был первый раз, когда в общине появились настоящие правоохранительные органы: все остальные полицейские были членами ФСПД со всеми вытекающими последствиями. Местная полиция таскалась по пятам за Гэри с оружием всякий раз, куда бы он ни направился.

"Нигде в Америке нет ничего подобного", — сообщил Энгельс южному центру правовой защиты бедных, который отслеживал преступления на почве ненависти в Америке. — "Это похоже на феодализм. Жизнь и смерть каждого - в руке Уоррена Джеффса. Он может забрать твою семью, твой бизнес, твой дом. Обладал ли такой властью хоть один король в мире?"

В 2005 году южный центр правовой защиты бедноты внёс ФСПД в список радикальных групп, наряду с такими, как "Ку-клус-клан" и "Арийская нация". В качестве обоснования Центр процитировал такие утверждения Джеффса о расе: "Черная раса — это люди, через которых дьявол всегда может приносить зло на землю". Полные ненависти речи Джеффса не ограничивались расой. Гомосексуалы тоже часто были мишенью: "Люди стали такими порочными, что мужчины начали вступать в брак с мужчинами, а женщины — с женщинами. После убийства, это самое худшее, что человек может сотворить. Это как убийство". Заявление Джеффса насчет насилия: "Хочу напомнить вам, что Пророки учили нас: всякий раз, как человеку Божьему велено убить другого человека, это не является проявлением кровожадности".

Когда я позвонила Гэри и сообщила, что мои дочери пропали, он сказал, что займется этим немедленно. Полиция Западной Иордании, штат Юта, послала по факсу приказ в офис округа Мохэйв, штат Аризона, поехать и забрать Бетти и ЛуЭнн. Никто из местных офицеров не хотел ехать в Колорадо-Сити поздно вечером в субботу, но Гэри настоял на выполнении отданного приказа; полицейские обязаны были его выполнять. Для их сопровождения из Аризоны были вызваны дополнительные силы.

В доме Меррила двери были заперты. Маленькая девочка приоткрыла на стук Гэри и захлопнула дверь перед самым его носом. Бэтти и ЛуЭнн находились в доме всего пятнадцать минут.

Офицеры окружили дом. В окна они могли видеть большую группу людей, собравшихся в круг и разговаривающих. Полицейские были обеспокоены возможным сопротивлением. Вскоре полицейские ФСПД сообщили Гэри, что это не дом Меррила. Это было ложью. Они сказали Гэри, что он должен прекратить преследовать невинных людей и уйти.

Гэри сказал, что в приказе утверждается, что Бэтти и ЛуЭнн в этом доме. Если их там нет, сказал он, то почему люди внутри отказываются говорить с ним? Ордер на обыск находился в процессе оформления и Гэри сказал, что в ту же секунду, когда он получит его, он зайдет в дом.

Немного погодя, Меррил позвонил Гэри и обрушился на него. Он настаивал, что это не его дом, и что Гэри не имел никакого права в нем находиться. Меррил сказал, что понятия не имеет, где находятся Бетти и ЛуЭнн.

"Это всего лишь попытки Кэролин создать проблемы невинным людям, потому что она сама не способна контролировать своих дочерей".

Это была ложь и Гэри знал это.

Гэри не отступил. Меррил позвонил ему снова, угрожая еще больше. Гэри ответил, что, как только он получит ордер на обыск, он войдет. Девочки будут взяты под стражу, а Меррилу будут предъявлены обвинения.

Тогда Меррил начал торговаться. Он признал, что Бетти и ЛуЭнн внутри, и сказал, что если они смогут остаться на ночь, то на следующий же день они вернутся ко мне домой.

Гэри позвонил мне и сказал, что все зависит от меня. Он будет действовать, как я скажу. Я хотела вернуть дочерей настолько мирно, насколько это возможно, так что мы согласились на это предложение. Я не могла подвергать людей риску ранения, что было возможно в случае силового штурма дома или в процессе обыска.

Бетти и ЛуЭнн вернулись домой на следующий день, и Бетти больше не исчезала из дому. Думаю, Меррил понял, какие могут быть последствия, если он попытается снова похитить любого из своих детей.

Меррил продолжал избавляться от имущества. Он продал мотель "Великие Воды", в котором было шестьдесят номеров, и еще один мотель, поменьше. Он продал свою арену для родео, которая была самой большой в северной Аризоне, и большую часть оборудования его строительных и транспортных компаний. Его цементная компания была закрыта, как и тот мотель в Калиенте, которым я раньше управляла. Меррил получил от продажи имущества сотни тысяч долларов, но ни один цент из этих денег не пошел на алименты.

Мы не могли прийти к мировому соглашению, потому что я получала немного денег для оплаты страховки, но алименты платить он отказывался. Он соглашался выплачивать только медстраховку. Мой адвокат отклонил это предложение, потому что мы знали, что Меррил скрывает свои доходы. По закону, он должен был платить алименты на основе своих доходов и имущества. Но мне нужно было доказать, что у него есть такие активы, не внесенные в декларацию, и что он получает от них прибыль. Расходы на расследование обещали вылиться в чудовищные цифры, и даже если бы я доказала, что у Меррила есть незадекларированное имущество, не было гарантии, что он когда-либо выплатит то, что должен. (Прим, пер - Кэролин оказалась права; в 2009 году она выиграла суд, по которому Меррил должен был выплатить ей задолженность по алиментам за 2003-2009 гг, составившую 148 тыс. долл., это примерно 25 тыс. за год, но по состоянию на февраль 2010 г. он так и не выплатил ни гроша.)

Мой отец был владельцем одной трети мотеля в Кальенте. Меррил хотел, чтобы мой отец отдал эти деньги Уоррену Джеффсу. Отец отказался, сказав, что деньги пойдут моей матери, чтобы помочь ей купить дом после их развода. Меррил разъярился и сказал отцу, что у него нет никаких обязательств по отношению к матери. Однако после тридцати девяти лет брака мой отец думал иначе. Меррил настаивал, что Бог позаботится об отце, если он будет исполнять Божью волю. Отец не купился. Уоррен Джеффе исключил его из ФСПД. Также отец должен был вернуть Джеффсу двух своих жен и более десяти детей , которые все еще жили дома.

Гэри Энгельс подсчитал, что более трех сотен мужчин были выкинуты Уорреном Джеффсом из семей и были отлучены от общины. Мужчинам велено было каяться, отправив Джеффсу длинное письмо с подробным изложением их грехов. Если этот перечень их грехов совпадет с тем перечнем, который Уоррен Джеффе якобы получит от Бога, им будет позволено вернуться в ФСПД. Этого, конечно, никогда не случалось, но Джеффе использовал такую тактику для сбора подробной информации о самых худших деяниях и о самых постыдных секретах мужчин, отчаянно хотевших воссоединиться со своими семьями.

Джеффе послал нескольких своих головорезов в дом моего отца, чтобы сказать ему, что он изгнан из промысла Божия. Он больше не может управлять местным продуктовым магазином, который он возглавлял больше восемнадцати лет. Его дом должен был быть передан в ФСПД.

Эмиссары Джеффса велели отцу изложить свои грехи в письме Пророку, покинуть общину и покаяться. Ему наказали постоянно молить Бога о прощении и благодарить Бога и Пророка за оказанную милость — за возможность покаяния.

Мой отец спросил мужчин, могут ли они передать Уоррену сообщение. Когда они согласились, отец сказал: "Передайте разлюбезному Уоррену Джеффсу, чтобы он убирался в ад!"

Головорезы выглядели испуганными. Как мой отец посмел говорить так о Божьем Пророке! Разве он не осознает риска вечного проклятия? Его абсолютное неуважение к Джеффсу было шоком для них.

Вскоре Меррил сообщил отцу по телефону о том, что он перенимает управление магазином. Отец не возражал, но сказал Меррилу, что заберет свои пенсионные сбережения. За годы работы в магазине на пенсионном счету моего отца скопилась существенная сумма. Меррил ответил, что эти деньги должны пойти Уоррену Джеффсу.

Мой отец, разумеется, не согласился и сказал, что Джеффсу придется оспаривать это в суде.

Двум оставшимся женам отца, Рози и Мюриэл, Уоррен приказал подготовиться к переназначению к другим мужчинам. Отец сказал, что они вольны делать все, что хотят. Он сказал, что они никогда не были его собственностью; он стал их мужем через договор с Богом, который он все еще был готов соблюдать. Выбор был за ними.

Мой отец за свою жизнь вырастил тридцать шесть детей, восемь из которых были приемными. В отличие от Меррила, дети имели значение для него. Как и их матери.

Рози решила, что останется при моем отце и не будет пешкой в больных играх Уоррена.

Мюриэл же решила, что не будет рисковать своим вечным спасением, и подчинилась "воле Божьей". Она с четырьмя детьми отдалась на милость Уоррена Джеффса. Не знаю, была ли она переназначена в другой брак. Я только знаю, что женщинам, попавшим в сети Джеффса, жилось несладко. Несколько женщин, которых я знала, были переведены как жены больше, чем один раз, некоторые переводились пять раз, к разным мужчинам. Одна женщина сказала, что чувствовала, как будто она стала "проституткой от духовенства".

Сердце моего отца было разбито. Он плакал днями напролет. Его семья была разорвана на части. Уоррен Джеффе сделал посмешищем и веру и общину, которые любил мой отец.

В общине были лидеры, которые пытались препятствовать Уоррену Джеффсу и защитить наши ценности. Главным из них был дядя Фред Джессоп, который был ведущим епископом ФСПД на протяжении всей моей жизни. Дядю Фреда любили и восхищались им. Он занимался мошенничествами Уоррена. Сейчас, будучи за девяносто, он беспокоился, что после своей смерти оставит у кормила власти мошенника и преступника. В связи с этим проводились секретные собрания с другими мужчинами, одним из них был пасынок Уоррена, Уильям Тимпсон Джессоп. Уильям оказался предателем, пошел к Уоррену и рассказал ему все, что планировал дядя Фред.

Уоррен выслал дядю Фреда в другое общинное поселение и заявил людям, что Господь удалил его как епископа и назначил Уильяма взамен. Другие мужчины, которые участвовали в тайных собраниях, были выгнаны из секты. Вот как была ликвидирована оппозиция Джеффса — быстро и уверенно. Все же Уоррен слишком любил дядю Фреда, чтобы полностью отлучить его от церкви. Его умысел был — представить дело таким образом, будто дядя Фред был слишком стар и заслужил отставку.

Дядя Фред исчез из общины в конце декабря 2003 года. Пару недель спустя, в январе 2004, Уоррен Джеффе провел свое последнее публичное выступление; на городском собрании он выгнал из ФСПД двадцать одного мужчину, которых обозвал "искусными обманщиками" и переназначил их жен и детей другим мужчинам. Мужчинам сказали продолжать посылать деньги Джеффсу и работать над покаянием удаленно.

Джеффе всегда был скрытным, замкнутым и несколько паранояльным. После смерти его отца он никогда не появлялся в общине без охранников. Во время того городского собрания, никто не знал, что он собирается скрыться. Но проходили месяцы, и оказалось, что то собрание стало последним разом, когда люди могли припомнить его на публике. Он продолжал отсылать в общину магнитофонные записи и проводить проповеди по телефону.

В июле 2004 года в штате Юта племянник Уоррена Брент Джеффе подал гражданский иск против Уоррена Джеффса и двух его братьев. Брент обвинял Джеффса в изнасиловании: Уоррен надругался над ним во время его обучения в Академии Альта, частной школе в Солт-Лейк, которой заправлял Уоррен.

На иск Брента побудило самоубийство его брата Клайна в 2002 году. Клайн выстрелил себе в голову после того, как рассказал, что его насиловал Уоррен Джеффе. Брент никогда никому не говорил о том, чему подвергся сам, до того, как его брат застрелился.

В своем иске Брент Джеффе сообщил, что Уоррен сказал, что делает "Божье дело", когда набросился на него, и что, если он проболтается про изнасилование, "на него обрушится боль вечного проклятия". Брент Джеффе сказал, что его регулярно насиловали с тех пор, как ему было пять или шесть лет.

Джеффе отказался появляться на суде, чтоб отвечать на эти обвинения. Ему были предъявлены федеральные обвинения за попытку избежать судебного преследования. С вооруженными фанатиками, охраняющими его, кучей денег, сетью безопасных домов, принадлежащих ФСПД по Соединенным Штатам и Канаде, Уоррену Джеффсу удалось скрыть свое местонахождение. Федеральные и местные власти боялись повтора истории с Вако и опасались чрезмерно давить на Джеффса в ситуации, когда на карту могли быть поставлены жизни многих людей.

Тем не менее, даже будучи в бегах и скрываясь от закона, Джеффе по-прежнему властвовал через магнитофонные записи, телефонные звонки и сообщения, которые он передавал в общину.

Время от времени он появлялся, чтобы заключить брак. Это были редкие и секретные церемонии, о которых люди узнавали уже после того, как они происходили.

Но к тому времени, как Джеффе исчез, образно говоря, с экранов радаров, он эффективно уничтожил всю оппозицию своего царствования. Те мужчины, которых он оставил — такие, как Меррил — были его абсолютными последователями. Преданность Меррила Уоррену Джеффсу никогда не колебалась на протяжении многих лет, даже когда община рухнула в еще более глубокий экстремизм.

Зимой 2005 года, в снежный день, я ехала домой с Бетти и Меррили. Машина на встречной полосе вильнула в мою сторону. Я повернула фургон к обочине, чтоб избежать столкновения, но машина все-таки врезалась в заднюю часть моего фургона.

Дети не пострадали, но у меня в результате жутко болела спина и плечо. Я пошла к хиропрактору, который сказал, что эта область слишком зажата, чтобы работать с ней и приводить в порядок. Он послал меня к массажисту, по имени Ли Берд, который оказался настоящем сокровищем.

Ли изучал массаж по Фельденкрайзу, который основывался на теории, что между мозгом и телом могут образовываться новые связи, которые могут "переучить" нервную систему. В ходе лечения я поделилась с Ли проблемами Харрисона и тем, как мне трудно поднимать его. Чувствуя, что фельденкрайзовский массаж может помочь Харрисону, Ли предложил пролечить его бесплатно. Я отчаянно искала помощи для Харрисона. Его состояние значительно улучшилось в течение наших первых двух лет в Солт-Лейк, но сейчас динамика улучшения остановилась, перейдя в фазу плато.

Харрисон начал посещать Ли трижды в неделю, и в течение нескольких месяцев он начал правильно ползать. Еще несколько месяцев спустя Ли поставил Харрисона на ноги. Он не мог сам ходить, но с хорошей поддержкой он мог сделать несколько шагов. Это было чудом. Раньше Харрисон всегда начинал кричать, если его ставили на ноги. Сейчас он мог не только ползать, но и подниматься. Его новообретенная мобильность сделала его веселее и проще в обращении.

Присутствие Брайана оставалось постоянной и радостной частью моей жизни. Я испытывала своего рода близость и нежность, которых никогда не знала. Брайан научил меня танцевать, брал меня на баскетбольные матчи Юта Джаз, и ввел меня в жизнь, которой, по его словам, я могла бы жить, если бы не была рождена в полигамии.

Иногда мы просто гуляли и смотрели фильмы. Я никогда не видела столько классических фильмов, которые мы теперь смотрели вместе. Брайан еврей, он взял меня с собой в синагогу и научил некоторым своим традициям и убеждениям. Это было интересно, но в тот момент я не искала другого Бога.

Брайан глубоко уважал женщин, и с трудом слушал о некоторых моментах моей прошлой жизни. О многом я умалчивала, потому что знала, что ему будет слишком больно слышать правду.

Мы вместе ходили на длинные прогулки в парк и он заинтересовал меня бегом. Брайан пробежал Бостонский марафон пять раз и Нью-Йоркский марафон — один раз.

Когда началось лето, Брайан дал нашей семье сезонный билет в Лагуну, парк развлечений для детей, похожий на маленький Диснейлэнд. В лагуне был также лучший аквапарк в долине. Брайан сказал, что я всегда делаю что-то для детей, но мне редко удается делать что-то с ними вместе.

Бетти пришла в ярость, когда узнала, что мы собирались кататься на американских горках, проезжающих через дом с привидениями, и стукаться бамперами на маленьких машинках. Она изо всех сил старалась помешать нам, убеждая младших детей не ходить туда. По верованиям ФСДП вода считается стихией дьявола, и Бетти пыталась убедить братьев и сестер, что я толкаю их прямиком в логово сатаны.

У каждого из детей по отдельности дела шли неплохо, но как семья, мы страдали от менталитета секты, который все ещё довлел над нами. Мы вместе отправились на консультирование. После нескольких сеансов психолог сказала, что хочет поработать один-на-один с Бетти. Я была так счастлива, когда Бетти сказала, что она согласна на это. Я вернулась на терапию с Ларри Биллом. Он сказал, что я вредила Бетти, позволяя ей терроризировать семью, и что я ставила под угрозу всех остальных. Мне было трудно это принять, но я знала, что сказанное Ларри — правда. Нам нужен был тайм-аут.

Я поговорила с моим братом, Артуром, и он согласился принять Бетти на несколько недель. Бетти была в ярости и обвинила меня, что я пытаюсь избавиться от нее. Я ответила, что двух лет борьбы вполне достаточно. Она могла вернуться, как только пожелает вести себя нормально.

Так Бетти переехала к Артуру. На самом деле она, казалось, сама с облегчением приняла этот перерыв в череде скандалов. Ее отец больше не мог использовать ее в качестве оружия, а пребывание в этом качестве было для нее тяжелым бременем - чего я не осознавала ранее. Она по- прежнему общалась с Меррилом, но она не шпионила за нами для него.

Узнав про переезд Бетти, Меррил взорвался. Он настаивал на том, что если Бетти не живет со мной, она должна быть с ним. Я доходчиво объяснила, что переезд Бетти был только временной мерой и что ей просто нужно немного времени и пространства, чтобы разобраться в себе.

Патрику и Эндрю хорошо помогло это консультирование. Они сказали, что хотят заниматься каратэ. Я подумала, что это прекрасная идея и нашла неподалеку шестинедельную программу. Я попросила и получила скидку за обучение с 20 до 10 долларов за ребенка за все шесть недель обучения, потому что я по-прежнему была ограничена в средствах. Моя работа с Полом закончилась, и я пока не придумала, что делать дальше.

Хилл Дэлд, тренер по каратэ, был обладателем черного пояса четвертой степени. В первый же день он сказал мне, что у Патрика и Эндрю есть все задатки, чтобы стать лучшими учениками. Я думала, что он имеет в виду свой шестинедельный курс. Однако, оказалось, он имел в виду долгосрочные перспективы: он распознал большой потенциал в обоих моих мальчиках.

Мы изыскали возможность продолжить занятия каратэ, которые оказались еще одним даром свыше. Патрик и Эндрю успешно продвигались вперед, в первый же год поднялись на четыре пояса вверх. Это была область их жизни, где они наслаждались силой своих тел и своим окружением. Хилл выработал наставнические отношения с моими мальчиками и водил их в кино, когда они достигали новых вершин

Патрик и Эндрю в жизни не встречали такого положительного образца для подражания. Брайан уже встречался с моими детьми, но мы впускали его в нашу жизнь с уважением ко всем, очень, очень медленно.

После первого года каратэ, Хилл согласился учить Бетти, ЛуЭнн, и маленькую принцессу Меррили. У Бетти всё пошло очень хорошо, потому что она очень дисциплинированная. ЛуЭнн — спортивная, и хотя она не так мотивирована, как мальчики, она неплохо успевает. Меррили непреклонна и настойчива, что сильно помогает ей в каратэ. Она тоже прирожденная спортсменка и неуклонно продвигается вверх, пояс за поясом.

Несмотря на всю помощь, которую я получала, мне всё еще трудно было просить о помощи в случае нужды. Я привыкла выполнять то, что мне сказали, и никогда не просить о помощи. Дэн Фишер полагал, что его фонд оплачивал мою квартиру, когда я покинула его приют для пострадавших женщин, и был расстроен, когда он узнал, что это не так. Он не мог поверить, сколько мне пришлось вынести, не заикнувшись о дополнительной поддержке.

Так как с течением времени мои дети чувствовали себя всё более защищенными, они начали делиться рассказами о том, что они перенесли от рук Меррила и Барбары. Одна из моих дочерей сказала мне о том, как к ней приставал ее сводный брат. Патрик рассказал мне о той ночи, когда Барбара избила его так сильно, что он думал, что умрет. Он продолжал боялся даже после того, как рассказал мне о происшедним , потому что не хотел, чтобы его сводные братья возненавидели его за этот рассказ. Это были рассказы об одном злодеянии за другим. Дети продолжали делиться пережитыми страданиями около года. Мне было больно это слушать, но я знала, что психическое здоровье моих детей зависит от моей способности выслушать и поддержать их, после всего того, что им пришлось перенести.

После двух с половиной лет ожидания, ваучер из восьмой программы (предоставляющий право на аренду жилья за символическую цену для малообеспеченных семей - прим, переводчицы Olivia Burton.) пришел в ноябре 2005 года. Я поехала на информационную встречу узнать подробности, и когда всё закончилось, села в машину и разрыдалась от облегчения. Оплата квартиры должна была составить всего лишь 70 долларов в месяц. Впервые в моей жизни я получила передышку. Отныне я не буду отдавать все имеющиеся деньги за жилье. Осознание, что после оплаты жилья, коммунальных услуг и прочих расходов у меня останется еще около 500 долларов, наполняло меня невероятным облегчением.

К Рождеству я узнала, что Меррил со всей семьей переехал в поселение Уоррена Джеффса в Техасе. На этот момент у него было четырнадцать жен и около сорока детей, которые были еще слишком юны, чтобы покинуть дом. Единственным человеком, которого они не взяли, была его жена

Фаунита, которую засунули в психиатрическую больницу в городе Флагстафф, Аризона. Ей сказали, что она недостойна быть частью Царства Божия.

Весной 2005 года, штат Юта конфисковал активы ФСПД , стоимость которых составляла около 110 миллионов долларов. Активы — все в недвижимости — были частью треста, называемого "План объединенных усилий", или ПОУ. Он был создан ФСПД как благотворительный фонд. ПОУ принадлежали все дома в общине.

Уоррен Джеффе использовал траст в своих интересах, записав всю недвижимость на имена своих дружков, которые затем продавали её, а деньги отдавали Джеффсу. Поскольку за этим никогда не было никакого надзора, пока государство наконец не взялось за это, ПОУ был по сути личным банкоматом Уоррена Джеффса.

Джеффе, который на тот момент находился в розыске более года, даже не пытался себя защитить, когда штат Юта обратился в суд, чтобы получить контроль над ПОУ. Он знал, что как только он появился, он будет арестован и ему будут предъявлены обвинения как от штата, так и от федералов.

Передача судом траста в распоряжение властей Юты перебила финансовый хребет Уоррену Джеффсу. Его преследовали одновременно штаты Юта и Аризона, а также ФБР, а его активы стали ему недоступны.

Но тысячи верующих с промытыми мозгами все еще цеплялись за него как за Пророка и лидера. Для них происходящее было попросту ещё одним доказательством того, во что они привыкли верить: что злые безбожники всегда атакуют и преследуют тех, кто делает дело Божье.

Таким образом, Джеффе все ещё продолжал править. Он приказал своим последователям не выплачивать больше государству налоги за дома, принадлежащие ПОУ. Это была изрядная сумма денег, около миллиона долларов в год. И ни один из последователей Джеффса не заплатил налоги. Новый администратор траста в ответ атаковал брата Уоррена, Лайла — уведомлением о выселении за неуплату. После того как он, загнанный в угол, был вынужден всё выплатить, другим членам ФСПД пришлось сделать то же самое.

В сообществе ходили слухи, что Бог дал Джеффсу дар телепортации и что теперь он может мгновенно перемещаться с места на место. Он якобы появляется в мгновение ока и исчезает так же волшебно. Фанатики Джеффса были убеждены, что это и было причиной почему власти до сих пор его не схватили. Джеффе усердно поддерживал подобные бредни и распространял все более и более странные заявления. Он взял на себя полную ответственность за цунами в Таиланде, которое погубило сотни тысяч людей в декабре 2004 года и сказал, что ещё большие бедствия обрушатся тех, кто попытается помешать работе Божьей .

Это всё выглядело, как начало конца Уоррена Джеффса. Ответ Уоррена на это был таков: женитьба, женитьба и опять женитьба. Ходили слухи, что у него 180 жен. Он женился на все более и более молодых девушках, одной из которых была моя бывшая ученица второго класса Дженнет Джессоп, который на тот момент было четырнадцать.

Также тревожным фактом было количество исчезнувших людей. Целые семьи исчезали из общины в течение одной ночи. По сей день никто не знает, где они находятся. Уинстон Блэкмор и его первая жена, Джейн, потеряли свою дочь, которая исчезла вместе со своим мужем.

С момента, как Брент Джеффе подал гражданский иск в 2004 году, уже более ста юношей и девушек были дали показания генеральной прокуратуре штата Юта по поводу сексуального и физического насилия со стороны Уоррена Джеффса.

Средства массовой информации стали более осведомлены о Уоррене Джеффсе, по мере того, как охота на него продолжалась. Были написаны истории о мужчинах, отлученных от церкви и о сотнях "потерянных" мальчиков, которых по произволу Джеффса выгнали из ФСПД. (Об историях, написанных про женщин, упоминания нет - прим. пер. Olivia Burton)

Джонни Джессоп, один из "потерянных мальчиков", кому Дэн Фишер оказывал поддержку, не мог найти свою мать, Сью, и подал иск против Джеффса с требованием раскрыть ее местонахождение. Также ходили слухи, что детей забирали от матерей и отправляли в лагерь ФСПД в Техасе под названием "Ранчо ТПС", что расшифровывается как 'Тоска По Сиону". Это были дети мужчин, которых Уоррен изгнал из секты. Мы слышали, что их отправляли туда для того, чтобы там их воспитывали в соответствиями с требованиями Уоррена.

Я начала понимать, что мы сбежали как раз вовремя. Но меня тошнило оттого, что я слышала о людях, которые были частью моей жизни.

Когда Фауниту наконец выпустили из психиатрической больницы в городе Флагстафф, она автостопом добралась до Колорадо-Сити и в одиночестве объявилась на пороге нашего старого дома. Она попыталась открыть дверь, но та была заперта. Когда Меррил переехал в Техас, он отдал дом Натану, сыну Фауниты. Но поскольку Фаунита была отлучена от церкви, семья Натана не впустила её. Фаунита стояла под дождем, а её внуки таращились на неё из окон. Наконец, пришли Рут и сын Меррила Уоллес и забрали её. Уоллес сказал, что она не может остаться в общине, отвез ее в какой-то мотель в Хуррикейне, и там бросил.

В конце концов, один из внуков Фауниты, Меррил Третий , который был также выгнан из ФСДП и был "потерянным мальчиком ", пришел и спас ее. Он арендовал ей крохотную квартирку и купил продукты. Но он сам был подростком, который пытался выжить, подрабатывая на стройках, и зарабатывал он мало. Без образования он едва мог обеспечить себя сам. Фаунита страдала диабетом, так что ее здоровье было неважным. Однажды ее нашли бродящей по Волмарту в состоянии делирия. После сорока лет жизни под издевательствами Меррила, Фаунита был сильно травмирована и очень больна. Пара-тройка женщин, которые также оказались на другую сторону религиозного раскола, разделившего ФСДП, начали помогать ей с продуктами. Её ситуация была особенно душераздирающей для меня.

Но через год, совершенно неожиданно, Фаунита, ее дочь Одри, и зять Мерлин приехали повидаться. Я была и рада, и ошеломлена. Я никак не ожидала, что кто-то из семьи Меррила захочет видеть меня снова.

Фаунита выглядела счастливее, чем когда-либо. Она обняла меня и радостно засмеялась. Она сказала, что хотела бы извиниться за то, что мало помогала мне, когда Харрисон был так болен. Фаунита чуть не расплакалась, когда рассказывала мне, как она переживала за меня в то время тогда. Но она сказала, что была сама слишком больна, и не могла добраться до меня.

Я никогда не ожидала, что судьба Фауниты сделает такой поворот. Пусть даже сейчас она и проводит большую часть времени одна; но по крайней мере, она избавлена от постоянной жестокости и издевательств, которым она подвергалась на протяжении десятилетий, будучи одной из жен Меррила.

Брайан вернулся в Юту весной 2005 года. Он хотел быть ближе к своим двум сыновьям- подросткам и ко мне. Одна из вещей, которые я люблю в Брайане, это то, что он преданный отец. Его сыновья привязывают его к жизни.

Некоторые из друзей Брайана попрекнули его свиданиями со скромной мормонской школьной учительницей с восемью детьми. Он возразил им, что я — самая восхитительная женщина, которую он когда-либо встречал, и он представлял меня с гордостью, когда мы посещали вечеринки. Было такое чувство, сюрреалистическое - в хорошем смысле, когда встречаешься с исполнительным директором корпорации. Но больше всего меня радовало то, что в первый раз в моей жизни вхожу в мир, где идеи, культура и образование уважаются.

Когда траст "ПОУ" перешел к властям Юты, был создан консультативный совет, чтобы обсудить, каким образом использовать его активы для помощи тем, кто еще оставался в общине и нуждался в помощи. Тридцать человек подали заявки на членство в этом совете и шесть были избраны. Я была одной из избранных. Это было больше, чем честь, это было оправдание. После многолетних попыток защитить себя от зла, творимого ФСПД, я теперь стала одной из тех, кто боролся, чтобы возместить убытки, причиненные детям и семьям. Уоррен Джеффе был в бегах, и его власть постепенно сворачивалась.

Артуру исполнилось восемнадцать лет 20 декабря 2005 года. Меррил приказал ему оставить все, что он имел и вернуться в лоно ФСДП. Артур отказался и сказал отцу, что религия переродилось в нечто странное. Меррил отрицал это, но Артур стоял на своем . Его жизнь уже шла по другому пути. Меррил был вне себя. Ни один его сын не осмеливался перечить ему ранее.

Артур окончил Западно-Иорданскую школу 6 июня 2006 года. Это был один из тех дней в моей жизни, которыми я горжусь превыше всего. Артур был на доске почета в течение трех лет. На последнем году обучения он посещал максимальное количество классов, в том числе те, что он должен был сдать за пропущенный год. Он также брал уроки пилотирования и подрабатывал у моего брата.

На торжественном ужине на церемонии присуждения стипендий Артур был удостоен специальной награды и 500-долларовой стипендии за преодоление трудностей. Директор перечислил не всё, что Артур перенес, но и то, что он упомянул, вызвало рукоплескания слушателей.

Через два дня Артур получил еще одну 500-долларовую стипендию для обучения в колледже по своему выбору от Торгово-промышленной палаты.

Когда пришел выпускной день и Артур пошел на сцену, чтобы получить диплом, я вскочила на ноги в тот момент, когда произнесли его имя, и аплодировала, и кричала ему поздравления.

Счастье изливалось из моего сердца бурным потоком.

ФИНАЛ

В начале мая 2006 имя Уоррена Джеффса внесли в список 10 особо разыскиваемых ФБР. Он обвинялся в соучастии в изнасиловании в Юте, двух случаях сексуального контакта с несовершеннолетними в Аризоне, и незаконном бегстве с целью избегнуть судебного преследования. ФБР полагало, что национальная огласкапоможет вернуть его обратно, и за его поимку была назначена награда в 100 тысяч долларов. "У меня в штате есть район, [в котором жить] хуже, чем [под режимом] Талибан" — сказал генеральный прокурор Марк Шартлефф, после того как Уоррен Джеффе стал одним из ФБРовской десятки особо разыскиваемых. Уоррен, уже два года в бегах, долго проповедовал, что он будет взят как Христос и его распнут. Но закончилось все, 28 августа 2006 года, совсем не так впечатляюще. Машину, на которой он перемещался, остановили для обычной проверки, потому что она не была зарегистрирована как надо. Внутри нашли парики, десятки сотовых телефонов и 50 тысяч долларов наличными.

Уоррен Джеффе, пятидесяти лет, был взят под арест.

Моя прелестная падчерица Наоми, одна из дочек Рут, была с ним. Ее тоже арестовали той ночью, вместе с Уорреном и его младшим братом Айзеком, но обвинения им не предъявляли. Я была ошеломлена, взволнована, потрясена и удивлена тем, как быстро его поймали после внесения в список десяти самых разыскиваемых преступников. Меня позабавил тот факт, что его поймали, когда он вел машину красного цвета — цвета, который он запретил. Уоррен всегда был ужасным лицемером. Он заставлял коммуну жить по правилам, которые сам не соблюдал. Я только добралась домой после того, как отвезла детей в школу, как объявили эту сенсационную новость. Телефон звонил, не переставая. Я целый день говорила с друзьями и родственниками. Мы были так рады, что он наконец-то за решеткой. Когда я впервые увидела его по телевидению, у меня аж сердце заколотилось, и стало трудно дышать. Я не осознавала раньше, какую власть он надо мной имел, и что даже один его вид может снова вызвать у меня страх. Трудно было поверить, что мужчина, такой мягкий внешне, мог наводить ужас на столь многих. Увидеть, как он входит в зал суда под арестом, было для меня невероятно важным событием.

Хотя заключение Уоррена в тюрьму принесло огромное облегчение, оставалось еще множество вопросов. Кто возглавит ФСПД, если Уоррен за решеткой? Что станет с семьями, которые были разделены по приказу Уоррена? Разрешат ли мужьям возвратиться к своим женам? Могут ли вернуться домой "потерянные мальчики"? Может, люди поймут, насколько же их вводили в заблуждение, и потребуют правосудия и перемен? Было ли это началом конца ФСПД?

Арест Уоррена не означал конец его власти. После его поимки он все еще считался Пророком, хоть и подвергнутым гонениям. Послание, которое он выдал, гласило, что это Бог так хотел, чтобы его взяли в плен. Для членов ФСПД, почти не контактировавших с окружающим миром, такое объяснение могло быть вполне правдоподобным. Они не собирались вдруг отказываться от верности Пророку только потому, что он был в руках нечестивцев. В ФСПД ходили разговоры, что у властей на него ничего нет, и это только вопрос времени, когда им придется его выпустить. Он всегда находил способ подбросить дровишек в костер фанатизма коммуны верующих с промытыми мозгами, продолжающих веровать в него. Они верили, что его отравляют в тюрьме.

Трудно разобраться, чему верить о Уоррене Джеффсе. Он откровенно признался своему брату Нефи Джеффсу в том, что он самый порочный человек на свете, и продвигался в иерархии ФСПД только потому, что хотел власти. Джеффе сказал, что он не придерживался принципов священства с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Он попросил брата передать его признание сообществу. Потом он передумал, и сказал не делать этого.

Каким-то образом он передал своим последователям приказ, чтобы те закрыли все частные религиозные школы. Дети должны были оставаться дома и не посещать никаких школ. Это правило действует и сейчас.

Вначале психическое здоровье Джеффса было под вопросом, но судья нашел его достаточно вменяемым для того, чтобы предстать перед судом.

Суд планируется начать осенью 2007 по обвинению штат Юта против Уоррена Джеффса за соучастие в изнасиловании. Есть и другие иски против Джеффса в Юте и Аризоне. Правительство обвиняет его в уклонении от судебного преследования. Мне сообщили, что за ним дополнительно наблюдают, чтобы он не совершил самоубийство, и что он носит бумажную одежду. Уоррен Джеффе — это одновременно и проблема и ее симптом. ФСПД создала множество таких Уорренов — мужчин, опьяненных собственной властью, которые верили, что им нужно по меньшей мере три жены для входа в рай, и желающих власти над женщинами и детьми. Поколение за поколением верующих учили приравнивать послушание к духовному спасению. Люди, которых никогда не учили думать самостоятельно, и не позволяли этого, сразу не меняются. Перемены слишком пугающи. В отличии от других последователей культов, которые раньше жили вне общин и были знакомы с другими ценностями, последователи Джеффса знали исключительно жизнь в ФСПД. В настоящее время нет никаких местных государственных программ для помощи "потерянным мальчикам", изгнанным из культа. Дэн Фишер до сих пор делает все, что может, но эти мальчики нуждаются в существенной поддержке, образовании и обучении. Одна из судебных тяжб против Уоррена Джефффса была зарегистрирована от имени "потерянных мальчиков". Надеемся, что сумма возмещения от Джеффса будет использована для основания фонда, чтобы оказывать им продолжительную помощь и поддержку, в которой они нуждаются, чтобы успешно адаптироваться к новой жизни.

Сейчас существует спонсируемая государством программа "Safe Passage" ("Безопасный Переход"), которая помогает женщинам, желающим избегнуть полигамии. Но она удовлетворяет лишь некоторые нужды таких женщин, а нужна всесторонняя поддержка. Ее субсидирование истекает в 2007 году, и если грант не обновят, программа прекратит свое существование. Должностные лица Юты и Аризоны вели разговоры о решительных усилиях , направленных на то, чтобы поставить в Колорадо-Сити и Хилдейле стражей порядка, не связанных с ФСПД. Проблема в том, что полицейские не хотят покидать свои посты и они будут утверждать, что подвергаются дискриминации из-за своей веры. Но, как я полагаю, есть доказательства, что некоторые из офицеров полиции переводили деньги Уоррену, когда он был в бегах, и это может выставить их заявления о дискриминации в другом свете. Пока эта ситуация не разрешится, отъезд женщин сопряжен со страхом и риском, потому что они не может рассчитывать на помощь местных правоохранителей. Я часто получаю свежие новости о семье Меррила. У Барбары случился нервный срыв в Техасе, и ее отослали в Колорадо-Сити на покаяние. Тэмми также выбралась из Техаса — благодаря своему сыну Парли. Ребенка, которого Тэмми так отчаянно желала зачать, в возрасте двенадцати лет отправили работать в строительную бригаду, и запретили видеться с матерью с тех пор, как она переехала в Техас. Мальчику не разрешали ходить в школу, и у него не было денег на жизнь. Он начал воровать у старших братьев по отцу и у него начались неприятности с законом. Тут-то заработала система. С тех пор, как его арестовали как малолетнего, сеансы психологического консультирования показали, что его проблема была проста — Парли скучал по матери. Судья сообщил Тэмми, что она должна покинуть Техас и позаботиться о сыне, или потеряет опеку над ним. Тэмми выбрала материнство и, как я слышала, у них с Парли все хорошо.

Бетти закончила старшие классы с отличием; второго июля 2007 года ей исполнилось восемнадцать, и она сказала мне, что планирует вернуться в ФСПД. Спустя два дня после ее дня рождения, 4-го Июля, Бетти покинула наш дом после душераздирающего прощания. Он обняла всех братьев и сестер, и говорила всем, как любит их. Но когда она подошла ко мне, она обхватила меня и беспрестанно всхлипывала. Она поблагодарила меня за все, что я для нее сделала, и сказала, что любит меня. Я ответила Бетти, что я тоже ее люблю, что всегда буду рада видеть и приму ее обратно. Не могу передать, как у меня разрывалось сердце, я и представить этого не могла. Я знала, что этот день может наступить, и когда он настал, опустошение разрушило меня. Все мои дети ужасно расстроились, что Бетти нас покидает. Они все говорили ей, что не могут понять, почему в тот день, когда вся Америка празднует обретение свободы, она от своей свободы отказывается.

Я чувствовала, что у Бетти в душе глубокий конфликт из-за возвращения в ФСПД. Ее решение означает, что у нее больше не будет доступа к нам, и мне кажется, это будет для нее ужасно. Когда она уезжала, она пообещала звонить, но со времени ее отъезда никто из нас не смог связаться с ней по телефону.

Я удивлюсь, если Бетти — упрямая, независимая и вполне способная к самостоятельному мышлению — сможет оставаться в ФСПД. Одной из причин, почему я оставалась так долго в ФСПД, это то, что мне было не с чем сравнивать. Я не имела понятия о том, что значит быть свободной и иметь возможность принимать решения касательно своей жизни. У Бетти есть друзья, которые любят ее, и она смело встает на сторону побежденных. Такого рода прямота и откровенность высказываний никогда не будет позволительна, когда она вернется в культ.

Кроме того, Бетти вряд ли понравится, что религиозные нормы могут применить против нее. Я уверена, что ее будут рассматривать как зараженную мирскими путями и образованием. У меня большие опасения насчет ее возвращения в культуру насилия и деградации. Я не думаю, что ей там будет хорошо. Если она решит уйти оттуда, я всегда приму ее. У нас с Бетти есть свои сложности, но она моя дочь, и я всегда буду любить и защищать ее.

Артур получил лицензию пилота и учится на очном факультете Техникума Солт-Лейк. Он первый из сыновей Меррила Джессопа, поступивший в колледж. Он мечтает стать пилотом частной авиакомпании.

ЛуЭнн получила зеленый пояс по карате и заканчивает 10 класс старшей школы. Она уравновешенная и красивая девушка, и намерена поступать в колледж.

Патрик и Эндрю до сих пор увлекаются карате, и уже получили коричневые пояса. Они хотят брать пример с Артура. Оба они хотят поступать в колледж. На недавнем соревновании по карате, с жестким конкурсом, оба мальчика получили медали.

Меррили в конце концов решила, что станет в жизни чем-то большим, чем принцессой. Она герлскаут и так же любит уроки карате, как и ее братья и сестры. Она мечтает стать ветеринаром.

Харрисон, которому почти исполнилось восемь, все еще занимается с Ли и вот-вот начнет

ходить.

Брайсон осенью пойдет в детский сад. Он умный и уравновешенный, и у него солнечный характер. Его преподаватель говорит, что в школе он всегда улыбается, и что у него отличные социальные навыки. Брайсон очень спортивный и хочет играть в футбол. Брайсону был год, когда мы убежали, и он единственный из моих детей, кого я смогла вырастить единолично, вне окружения полигамистов.

Мне никогда не избавиться от ужасных напоминаний о том кошмарном мире, из которого мы бежали. В апреле 2007 года восемнадцатилетний Парли Датсон, один из "потерянных мальчиков", которого выгнали двумя годами ранее, предположительно на вечеринке приставил пистолет к голове своей пятнадцатилетней подружки, Кары Хопкинс, спустил курок, и затем изнасиловал ее. Он обвиняется в убийстве. Полиция сообщает, что не обошлось без наркотиков. Отчаянные люди совершают отчаянные поступки. Его крик о помощи — выстрел. До этого не должно доходить.

Спустя две недели наступила четвертая годовщина побега нашей семьи, с двадцать второго апреля 2003 года. Брайан сводил меня в ресторан вечером, за день до этого. Когда я бежала в панике с детьми, я и представить себе не могла, что четыре года спустя буду обедать в шикарном ресторане с любовью всей моей жизни.

Следующий день мы праздновали всей семьей — кроме Бетти, которая сказала, что ей слишком много задали на дом. Мы пошли на фильм "В гости к Робертсонам" (По видимому, имелся в виду мультик-комедия "В гости к Робинсонам" — прим, переводчицы), и пообедали в китайском ресторане. Это был самый обычный вечер. Но не для меня.

Мои дети и я теперь знаем, что это такое — быть в безопасности. И что свобода — необыкновенна, а любовь — чудесна.

Этот перевод выполнен по инициативе и трудами canadiantania и опубликован в ЖЖ- сообществе realistki. Помогли с переводом signu, ekramarenko, afa-lina, odi-et-amo-nsk, mrs-nObody, fire-in-silence, sami-s-ushami, novembris, pikip, mirakiev, olivia-burton и chasovschik.