Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт художественный трёп.
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
мужчина, до боли сжимая руку Веры.
— Садитесь, — неуверенно произнесла Вера. Ей стало тревожно, даже страшно. Почему Петя стоит опустив голову? Кто этот бурят? Она облизнула губы, пересиливая безотчетное волнение, и сказала Пете:
— Как у нас с ужином, родной?
Петя быстро глянул на нее. В глазах боль, но все же взгляд светел, чист.
— Что случилось, говорите! — не выдержала она.
Сампилов причмокнул, погладил свое согнутое колено, вздохнул и тихо сказал:
— Я привез вести о Сергее Ивановиче.
— Отец! Что с ним? Скорее же!
— Нет его, доченька, погиб… — и опустил голову.
Вера осторожно села на край постели. В голове какая-то звонкая пустота, ни одной мысли. Странно, точно со стороны, оглядела Петю. Стоит поникший, сжал небольшой свой рот, аж губы побелели. А рядом этот бурят. Щеки бороздят глубокие морщины, в жесткой челке клок седых волос. Лет под пятьдесят ему, наверное. И вдруг яркая, как молния, мысль: он сказал «погиб»!
— Погиб? — проговорила она онемевшими губами, едва слышно.
Петя сразу понял ее и с беспокойством обернулся к гостю.
— Мы с ним в партизанском отряде были вместе… да и раньше… Друг он мне… брат… потому приехал.
Он умолк. Петя протянул ему портсигар. Вера быстро, первая, взяла папиросу. Сампилов поднес зажигалку.
Затягивалась так, что, треща, летели искры.
— Давай соберем ужин, — сказала наконец и с трудом поднялась. Выложила на стол все запасы. Принесла с кухни поджаренную картошку, нарезала капусту и последний кусок сала. Петя поставил тарелку с яблоками. Сампилов достал банку тушенки, фляжку с водкой. Сели, молча разлили по стаканам водку.
— Вечная память дорогому нашему Сергею Ивановичу, — тихо сказал Сампилов, и все трое выпили.
Мужчины ели с аппетитом. Вера не могла. Надкусила яблоко и сидела без единой мысли. Ждала. Петя расспрашивал Сампилова о лесах Белоруссии, что-то говорил сам. Время шло невыносимо медленно. Но вот за окном совсем стемнело. Вера убрала со стола. Сходила к соседям за раскладушкой, устроили гостю постель. Улеглись. Петя сразу обнял ее, шепча в ухо:
— Верок, не надо так, подумай о малыше… — Положил руку на ее живот, где толкался сын. Она подняла голову, прислушалась настороженно. Сампилов дышал ровно. Слишком ровно. Вера высвободилась из рук Пети, накинула халат, прошла к раскладушке. Села в ногах Сампилова и шепотом попросила:
— Рассказывайте.
Он крякнул, задышал тяжело и медленно заговорил.
— Мы были с Сергеем Ивановичем в одной роте. Разведчики. В июле сорок второго года, как раз тридцатого, пошли в разведку. С нами был третий, Бородицкий по фамилии. Уже подошли к шоссе, это куда намечали, и наткнулись на немцев. Завязался бой. Сергея Ивановича тяжело ранило, и меня царапнуло. Послали Бородицкого за подмогой. Отряд-то у немцев невелик, и до наших недалеко. Нет и нет Бородицкого. Мы немцев держим, да они догадались гранату кинуть. Оглушило меня. Когда опомнился — вижу, сапоги перед самыми глазами… Э, да не в том дело. В плен нас взяли. Мотали по лагерям, аж в Белоруссию услали. Там Сергей Иванович уже стал на ноги. Ну и, конечно, сразу в бега. И так, понимаешь, удачно. Партизанили вместе, в сильный отряд попали. Вместе мы, как всегда. Мост подрывали. И не уберегся. Нога раненая, не успел отбежать подальше, накрыло. Похоронили с почестями. Он мне говорил все о тебе, дочка, о жене.
Долго-долго молчали, потом Вера спросила:
— А как же вы отыскали меня?
— У мачехи твоей побывал. Да и ее нашел не сразу, квартиру сменяла, страшно, говорит, было в той жить. Мачеха-то высохла, не то старушка, не то девочка. Сергей-то Иванович говорил, молодая она еще, а вот подкосило. Тебе письмо написать хотела, да побоялась.
— А вы как же? — шепнула Вера.
— Это ты насчет трибунала? Вместе нас закатали, заочно. В сорок втором какой указ вышел: в плен попал — предатель. Живым в руки не даваться. Может, если б гранатой не оглушило… А Бородицкий себя выгораживал. Небось в яме волчьей пересидел, примечали там эти ловушки. Разыщу и его, гляну ему в глаза, ох и гляну!
— В его собачьих глазах ничего не увидите, — вдруг сказал Петя. — Проморгается. Судить за клевету его надо.
— Судить его не станут, амнистия же была, — машинально заметила Вера.
— Верно, Петро. Не прощу я ему. Никогда. За себя, за Сергея. До смерти покоя не дам. Дети, внуки — все должны знать, что подлость даром не проходит.
Вера в темноте нашла руки Сампилова и, пряча лицо в теплые его ладони, заплакала.
— Поплачь, доченька, это ничего. Слезами душу облегчишь.
Последние комментарии
1 час 43 минут назад
2 часов 11 минут назад
2 часов 18 минут назад
3 часов 53 минут назад
5 часов 21 минут назад
7 часов 1 минута назад