Дань кровью [Виктор Васильевич Юнак] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Виктор Юнак ДАНЬ КРОВЬЮ Роман


Часть первая КОНЕЦ ИМПЕРИИ

То не росы землю окропили,
то не буря полдень омрачила,
беспросветной мглой покрыв державу;
то не мать по смерти сына плачет —
то страна хоронит государя,
то по нем народы горько плачут,
чувствуя недобрую судьбину.
Пойте, гусли, песню злой печали
о народе, о царе, властеле;
пойте песню о раздорах горьких,
о войне-усобице жестокой;
проклинайте, гусли, феодалов,
губящих земное благоденство.
Мне ль подвластно вознести корону
на главу достойнейшего мужа?
Да и мужа этого не видно,
что достоин был бы государя.
Нет руки пока еще на свете,
чтоб в кулак мою страну зажала,
чтобы братьев кровь не проливалась,
чтобы слезы матери просохли.
Пойте песню черную о жизни
и о немощном царе-владыке,
лишь для смеха влезшего в корону,
лишь обличьем схожего с Душаном.
Плачьте, гусли! Правьте панихиду
по распаду Сербии могучей,
по несбывшейся мечте царьградской,
по угрозе полного развала.
Проклинайте, гусли, дух измены,
дух наживы, лжи и разрушенья.
Прославляйте, гусли, сильных духом,
прославляйте, гусли, единенье
и спасенье душ в миру небесном.
Жив еще в народе дух Душана,
не погибли Немани потомки —
ратуют они не за богатство,
за единство родины воюют,
и во славу смерть себе приемлют.
Огромный, седой как лунь, весь высохший старец сидел на вершине невысокой горы, держа на коленях гусли, и, не замечая собравшихся вокруг него людей, смотрел вдаль, будто вглядывался в глубь истории, провидел будущие судьбы народные. Крупная слеза выкатилась из его единственного глаза, да так и застыла на переносице, вбирая в себя всю горечь мук и страданий человечества, всю его боль.

1
Златан проснулся от неожиданного перезвона колоколов в местной церквушке. Он открыл глаза, и косые лучи раннего солнца на мгновение ослепили его. Зажмурившись, Златан сладко потянулся.

— Златко, что это? — встревоженно подняла голову жена Милица. Ничего не понимающими глазами она смотрела то в окно, то на мужа.

— Не знаю. До Рождества еще целая неделя… Что-то, видно, случилось.

Златан отбросил одеяло и встал.

— Боже, рань-то какая. — Он посмотрел в угол на образа и перекрестился.

Однако колокола не унимались. Златан открыл окно. В дом ворвался свежий морозный воздух. На чистом прозрачно-голубом небе не было ни облачка и только молодой диск солнца, весело посмеиваясь и щекоча землю своими холодными, даже для этих мест, декабрьскими лучами, поднимался все выше и выше, чтобы к полудню основательно разместиться на своем небесно-безграничном троне и, расслабившись, беспечно наблюдать за жизнью своей младшей сестры, такой еще юной красавицы Земли.

— Спасибо Тебе, Боже, за такое чудесное утро.

— Эй, Златко, чего задумался? — Прямо против окна, в которое выглядывал Златан, остановился Драган, сосед. — Не слышишь, что ли, колокола звонят?

— Как не слыхать! Да вот не знаю, о чем они звонят. Ни праздника, ни службы в такую рань сегодня не должно быть.

— Умер кто-то, — уже на ходу ответил Драган. — На заупокойную зовут.

— Умер?! — Златан повернулся к Милице, уже поднявшейся и причесывавшейся деревянным гребнем. — Слышишь, жена? Говорят, умер кто-то.

Милица перекрестилась на образа. Посмотрев на нее, Златан тоже сделал рукою крест и закрыл окно, затянутое бычьим пузырем. Немного помолчав, он добавил:

— В такое утро умереть может только любимый Богом человек.

— А по-моему, для смерти любое время одинаково.

— Много ты понимаешь, баба. Одевайся лучше, не то в церковь опоздаем.

Златан немного сердился на Милицу, а потому частенько ее поругивал, а порою и бивал. Вот уже семь лет, как они живут вместе, а детей у них все нет. Он был старше ее на пять лет, и, когда брал замуж, ей было всего шестнадцать. Отец ее рад был сбыть с рук хоть одного члена своего многочисленного, вечно полуголодного семейства. А Златан очень любил Милицу, и, если бы не такая беда, он готов был каждый день носить ее на руках. Они ходили уже и к бабкам-знахаркам, обращались даже к чернокнижнику-колдуну, те давали Милице какие-то зелья, что-то зашептывали, заставляли есть петуший гребень. Ей даже уже предрекали ребенка, но они по-прежнему оставались бездетными, вызывая холодные, ядовитые усмешки и намеки соседей.

Выйдя на улицу, Златан и Милица сразу же окунулись в толпу спешащих на отпевание людей. Неожиданно рядом с ними оказался Вук, двоюродный брат Милицы.

— О, родственнички! В добром здравии?

— С