Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в
подробнее ...
полуфинале на кону стояло 5000, то финалист выиграл 20 000, а в банке воры взяли чуть больше 7 тысяч. А где деньги? При этом игрок заявил, что его денег, которые надо вернуть 4000, а не на порядок меньше. Сравните с сумой полуфинала. Да уж если ГГ присутствовал на игре, то не мог знать сумму фишек для участия. ГГ полный лох.Тем более его как лоха разводят за чужие грехи, типо играл один, а отвечают свидетели. Тащить на ограбление женщину с открытым лицом? Сравним с дебилизмом террористов крокуса, которым спланировали идеально время нападения,но их заставили приехать на своей машине, стрелять с открытыми лицами, записывать на видео своих преступлений для следователя, уезжать на засвеченной машине по дальнему маршруту до границы, обеспечивая полную базу доказательств своих преступлений и все условия для поимки. Даже группу Игил организовали, взявшую на себя данное преступление. Я понимаю, что у нас народ поглупел, но не на столько же!? Если кто-то считает, что интернет не отслеживает трафик прохождения сообщения, то пусть ознакомится с протоколами данной связи. Если кто-то передаёт через чужой прокси сервер, то сравнить исходящящйю с чужого адреса с входящим на чужой адрес с вашего реального адреса технически не сложно для специалистов. Все официальные анонимные серверы и сайты "террористов" давно под контролем спецслужб, а скорей всего ими и организованы, как оффшорные зоны для лохов, поревевших в банковские тайны. А то что аффшорные зоны как правило своёй твёрдой валюты в золоте не имеют и мировой банковской сети связи - тоже. Украл, вывел рубли в доллары в оффшорную зону и ты на крючке у хозяев фантиков МВФ. Хочешь ими попользоваться - служи хозяевам МВФ. И так любой воришка или взяточник превращаеится агента МВФ. Как сейчас любят клеить ярлыки -иноогенты, а такими являются все банки в России и все, кто переводит рубли в иную валюту (вывоз капиталов и превращение фантиков МВФ в реальные деньги). Дебилизм в нашей стране зашкаливает! Например - Биткоины, являются деньгами, пока лохи готовы отдавать за них реальные деньги! Все равно, что я завтра начну в интернете толкать свои фантики, но кто мне даст без "крыши". Книги о том как отжимать деньги мне интересны с начала 90х лишь как опыт не быть жертвой. Потому я сравнительно легко отличаю схему реально рабочего развода мошенников, от выдуманного авторами. Мне конечно попадались дебилы по разводам в жизни, но они как правило сами становились жертвами своих разводов. Мошенничество = это актерское искусство на 99%, большая часть которого относится к пониманию психологии жертвы и контроля поведения. Нет универсальных способов разводов, действующих на всех. Меня как то пытались развести на деньги за вход с товаром на Казанский вокзал, а вместо этого я их с ходу огорошил, всучил им в руки груз и они добровольно бежали и грузили в пассажирский поезд за спасибо. При отходе поезда, они разве что не ржали в голос над собой с ответом на вопрос, а что это было. Всего то надо было срисовать их психопрофиль,выругаться матом, всучить им в руки сумки и крикнуть бежать за мной, не пытаясь их слушать и не давать им думать, подбадривая командами быстрей, опоздаем. А я действительно опаздывал и садился в двигающийся вагон с двумя системными блоками с мониторами. Браткам спасибо за помощь. И таких приключений у меня в Москве были почти раз в неделю до 1995 года. И не разу я никому ничего не платил и взяток не давал. Имея мозги и 2 годичный опыт нештаного КРСника, на улице всегда можно найти выход из любой ситуации. КРС - это проверка билетов и посажирского автотранспорта. Через год по реакции пассажира на вас, вы чувствуете не только безбилетника, но и примерно сколько денег у того в карманах. Вы представьте какой опыт приобретает продавец, мент или вор? При этом получив такой опыт, вы можете своей мимикой стать не видимым для опыта подобных лиц. Контролёры вас не замечают, кассиры по 3 раза пытаются вам сдать сдачу. Менты к вам не подходят, а воры не видят в вас жертву и т.д. Важен опыт работы с людьми и вы всегда увидите в толпе прохожих тех, кто ищет себе жертву. Как правило хищники друг друга не едят, если не требуется делить добычу. Строите рожу по ситуации и вас не трогают или не видят, а бывает и прогибаются под вас - опыт КРС по отъёму денег у не желающих платить разной категории людей - хороший опыт, если сумеешь вовремя бросить это адреналиновое занятие, так как развитие этой работы приводит часто к мошенничеству. Опыт хищника в меру полезен. Без меры - вас просто уничтожают конкуренты. Может по этому многие рассуждения и примеры авторов мне представляются глупостью и по жизни не работают даже на беглый взгляд на ситуацию, а это очень портит впечатление о книге. Вроде получил созвучие души читателя с ГГ, а тут ляп автора опускающий ГГ на два уровня ниже плинтуса вашего восприятия ГГ и пипец всем впечатлениям и все шишки автору.
Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))
С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...
В начале
подробнее ...
(терпеливого читателя) ждет некая интрига в стиле фильма «Обратная сторона Луны» (битый жизнью опер и кровавый маньяк, случайная раборка и раз!!! и ты уже в прошлом)). Далее... ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ (и местами яб таки сказал немного нудная) инфильтрация героя (который с большим для себя удивлением узнает, что стать рядовым бойцом милиции ему просто не светит — при том что «опыта у него как у дурака махорки»))
Далее начинается (ох как) не простая инфильтрация и поиски выхода «на нужное решение». Параллельно с этим — появляется некий «криминальный Дон» местного разлива (с которым у ГГ разумеется сразу начинаются «терки»))
Вообще-то сразу хочу предупредить — если Вы ищете чего-то «светлого» в стиле «Квинт Лециний» (Королюка) или «Спортсменки, комсомолки» (Арсеньева), то «это Вам не здесь»)) Нет... определенная атмосфера того времени разумеется «имеет место быть», однако (матерая) личность ГГ мгновенно перевешивает все эти «розовые нюни в стиле — снова в школу, УРА товариСчи!!!)) ГГ же «сходу» начинает путь вверх (что впрочем все же не влечет молниеносного взлета как в Поселягинском «Дитё»)), да и описание криминального мира (того времени) преподнесено явно на уровне.
С другой же стороны, именно «данная отмороженность» позволит понравиться именно «настоящим знатокам» милицейской тематики — ее то автор раскрыл почти на отлично)) Правда меня (как и героя данной книги) немного удивила сложность выбора данной профессии (в то время) и все требуемые (к этому) «ингридиенты» (прям конкурс не на должность рядового ПэПса или опера, а вдумчивый отбор на космонавта покорителя Луны)) Впрочем — автору вероятно виднее...
В остальном — каждая новая часть напоминает «дело №» - в котором ГГ (в очередной раз) проявляет себя (приобретая авторитет и статус) решая ту или иную «задачу на повестке дня»
P.S Да и если есть выбор между аудиоверсией и книгой, советую именно аудиоверсию)) Книгу то я прочел дня за 2, а аудиоверсию слушал недели две)) А так и восприятие лучше и плотность изложения... А то прочитал так часть третью (в отсутсвии аудиоверсии на тот момент), а теперь хочу прослушать заново (уже по ней)) Но это все же - субьективно)) Как говорится — кому как))
Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))
Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай
подробнее ...
политизированная) тема, а просто экскурс по (давным давно напрочь, забытой мной) истории... а чисто исторические книги (у автора) получались всегда отменно. Так что я окончательно решил сделать исключение и купить данную книгу (о чем я впоследствии не пожалел). И да... поначалу мне (конечно) было несколько трудновато различать все эти "Бургундии" (и прочие давным-давно забытые лимитрофы), но потом "процесс все же пошел" и книга затянула не на шутку...
Вообще - пересказывать историю можно по разному. Можно сыпать сухими фактами и заставить читателя дремать (уже) на второй странице... А можно (как автор) излагать все вмолне доступно и весьма интересно. По стилю данных хроник мне это все сдорово напомнило Гумилева, с его "от Руси, до России" (хотя это сравнение все же весьма весьма субьективно)) В общем "окончательный вердикт" таков - если Вы все же "продеретесь сквозь начало и втянетесь", книга обязательно должна Вас порадовать...
И конечно (кто-то здесь) обязательно начнет "нудный бубнеж" про: "жонглирование фактами" и почти детективный стиль подачи материала... Но на то и нужна такая подача - ибо как еще заинтересовать "в подобных веСчах", не "узколобую профессуру" (сыпящую датами и ссылками на научные труды очередного "заслуженного и всепризнанного..."), а простого и нескушенного читателя (по типу меня) который что-то документальное читает от раз к разу, да и то "по большим праздникам"?)) За сим и откланиваюсь (блин вот же прицепилось))
P.s самое забавное что читая "походу пьесы" (параллельно) совсем другую веСчь (уже художественного плана, а именно цикл "Аз есмь Софья") как ни странно - смог разобраться в данной (географии) эпохи, как раз с помощью книги тов.Старикова))
Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))
В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)
подробнее ...
клянувшемуся (в частях предыдущих) "учиться и учиться" (по заветам тов.Ленина) приходится по факту проходить совсем другое обучение (в стиле "...приветствую тебя мой юный падаван")) и срочно "шхериться" в иной реальности - ибо количество внеземных интересантов ("внезапно понаехавших" на планету) превысило все разумные пределы))
В финале же (терпеливого читателя) ждет очередная локация и новая трактовка (старой) задачи "выжить любой ценой")).
P.s к некоторым минусам (как я уже выше писал) можно отнести некоторую нестандартность сюжета (по сравнению с типовыми шаблонами жанра) и весь этот "экзотеричный" (почти Головачевский) экзорцизм))
Плюс, "к минусам" пожалуй стоит отнести так же и некоторую тормознутость героя (истерящего по поводу и без), что порой начинает несколько раздражать... Как (субьективный) итог - часть следующую я отложил (пока в голове не уляжется предыдущая)) и пошел "за'ценить" кое-что другое ...
В принципе хорошая РПГ. Читается хорошо.Есть много нелогичности в механике условий, заданных самим же автором. Ну например: Зачем наделять мечи с поглощением душ и забыть об этом. Как у игрока вообще можно отнять душу, если после перерождении он снова с душой в своём теле игрока. Я так и не понял как ГГ не набирал опыта занимаясь ремеслом, особенно когда служба якобы только за репутацию закончилась и групповое перераспределение опыта
подробнее ...
уже не работает. Во всех РПГ распределяется опыт за убийство, но не личный опыт от других действий.ГГ автора видимо имеет выключатель набора опыта. Таких минусов много, как и детских глупостей ГГ. Имя Земную богиню мог бы и не брать с потолка. Да и богине Землян явно наплевать на захват планеты чужими игроками. В общем минусов много. Если автор поправит своё произведение, оно бы было бы намного лучше.
Все читатели «Мира приключений», конечно, любят фантастику, иначе не читали бы «Мир приключений». Но любить — это еще не означает понимать. К сожалению, однако, этот вид литературы не проходят в школах, даже в институтах изучают редко, а между тем фантастика непроста, многообразна, некоторые ее разделы противостоят друг другу, друг друга опровергают. И сколько же чернил было пролито теоретиками, сколько бумаги исписано, сколько крови испорчено в яростных спорах о том, что такое самая настоящая фантастика, настоящая научная фантастика, и допустима ли ненаучная, или же, наоборот, ненаучная и есть самая высокохудожественная литература, тогда как научная — не литература, жалкое подобие литературы, не искусство вообще.
Дело в том, что людям, писателям и литературоведам в частности, свойственно уважать свой труд, свою личную деятельность считать важной и даже самой важной. Мог бы сослаться на Катюшу Маслову из «Воскресения» Льва Толстого, но лучше ограничиться цитатой из Чехова: «Ты, Каштанка, насекомое существо… Супротив человека ты все равно, что плотник против столяра…» И литературные столяры в фантастике, возможно, даже умелые мастера-краснодеревщики, утверждали, что их труд, их специальность, их любимая тематика и есть настоящая научная фантастика, все же остальное, что в их направление не укладывается, все, что пишут литературные плотники, каменщики, штукатуры, землекопы и прочие строители дворца фантастической литературы, — ненастоящая, нехудожественная, не наша фантастика, следует ее осуждать, не допускать, не издавать вообще.
Как же характеризовали, как определяли научную фантастику различные краснодеревщики (или каменщики, штукатуры, плотники от литературы)? «Это литература крылатой мечты», — говорили одни. «Нет, литература художественного предвидения». «Нет, литература занимательного изложения науки». «Приключения с элементами фантазии». «Разновидность гротеска». «Круг тем, никакой не жанр». «Один из приемов художественного человековедения». «Литература новых идей». «Литература научной романтики». «Изображение человека и общества будущего».
Все было верно, и все неверно, потому что узко. Было правильно для одной группы произведений, неправильно для другой группы.
Где же лежала истина?
Не посредине, не на одном краю и даже не в синтезе. Истина была в сумме. Чтобы удовлетворить требования всяких читателей, нужны все разновидности фантастики и самое широкое ее определение. А именно: фантастика — это вид художественной литературы, в котором важную роль играет необыкновенное, невероятное, небывалое или несуществующее. Так просторно для любого варианта.
Определения в искусстве условны. Их не докажешь вычислениями, не проверишь лабораторными опытами. Доказывать приходится прецедентами: дескать, бывал такой пример в литературе. К сожалению, у научной фантастики, у фантастики всякой много недоброжелателей, некоторые из числа непонимающих или невоспринимающих, другие — из «краснодеревщиков». Напоминаю, краснодеревщиками я назвал мастеров-специалистов, приверженцев одного узкого направления. Поэтому нельзя ссылаться на практику современной фантастики. Недоброжелатели скажут: «Так нельзя писать, так не надо писать, нельзя фантазировать в литературе». Вот и приходится напоминать, что «Мастер и Маргарита» Булгакова — это типичная фантастика («Ах, что вы, это же высокая литература!»). Фантастика «Клоп» и «Баня» Маяковского, «Трест Д. Е.» Эренбурга, не говорю уж об «Аэлите» А. Толстого. Фантастики не гнушались Достоевский, Тургенев, Куприн, Брюсов. «Демон» Лермонтова и «Русалка» Пушкина — тоже фантастика, а также «Нос» и «Шинель» Гоголя. Добавим еще «Шагреневую кожу» Бальзака, «Фауста» Гёте, Сирано де Бержерака, Лесажа, Рабле… Список можно продолжать и дальше, в глубь веков, вплоть до «Истинного путешествия на Луну» Лукиана и «Золотого осла» Апулея…
На подобных примерах и приходится вести рассуждение о свойствах фантастики. Против классиков не поспоришь. Никто не скажет, что так не полагается писать.
Всего удобнее для подробного разбора брать «Путешествия Гулливера» Свифта. Почему именно эту книгу? Потому что это не просто фантастика, а научная и очень характерная именно для научной фантастики.
«Разве научная? Это же высокая литература!» — сомневаются противники научного в литературе.
Теперь приходится заниматься определением научной фантастики. Вот уж где гремели самые яростные теоретические битвы.
Сложность в том, что в искусстве, как в жизни, как в природе вообще, сначала появляются объекты, а потом им дают названия, а после всего, иногда не сразу, выясняется, что название было приблизительным, не слишком точным, но менять уже поздно. Так, например, крайне неудачное слово «атом», по смыслу — «неделимый». Делим атом, состоит из ядра и оболочки, а те, в свою очередь, — из элементарных частиц. И слово «элементарные» неудачно; как выясняется, совсем не элементарны эти частицы, тоже достаточно сложны, но название уже не поменяешь. Так и в литературе. В XIX веке сформировалась, в XX веке выделилась разновидность литературы, которую в России назвали научной фантастикой, а на английском языке научным вымыслом. Потом выяснилось, что термин этот ведет к кривотолкам. Ведь слово «научный» имеет разные оттенки: основанный на науке, ссылающийся на науку, говорящий о науке, подтвержденный наукой, не противоречащий науке, признанный или общепринятый в науке, правильный, серьезный, доказанный и даже безукоризненно точный. В каком же смысле научна научная фантастика, литература, изображающая необыкновенное, невероятное, небывалое, несуществующее, а иной раз и нежелательное? Как же невозможное или нежелательное может быть безукоризненно точным?
Казалось бы, снова спор об условности. Хочешь — условься определять так, хочешь — условься иначе. Но недаром «определение» происходит от слова «предел». Определив по-своему научность, представители той или иной школы старались вытолкнуть за пределы литературы иначе пишущих, иначе понимающих научность. Ведь противовес научной фантастике — ненаучная, а в наше серьезное время «ненаучная» звучит как ругательство.
Позже представители ненаучной фантастики назвали свой раздел чистой фантастикой, намекая, что научная — нечистая, вся в мазуте и машинном масле, к бумаге ее нельзя допускать. Иначе говоря, впали в противоположную крайность. Поэтому я предложил в свое время и поныне отстаиваю самое широкое определение.
Назовем ненаучной фантастикой или чистой фантазией («фэнтези» — в западном литературоведении) ту литературу, где фантастическое создается сверхъестественными силами.
Научной будем считать ту, где фантастическое создается естественным путем — природой или человеком с помощью техники.
И, примирившись с тем, что сверхъестественное вводится в литературу как заведомая условность, предоставим выбор приема автору, а сами будем разбираться, как у него получилось (или не получилось).
Можно было бы, конечно, разделить и научную фантастику на природную и техническую. Так оно и было исторически: сначала люди верили только в чудеса природы, потом поверили и в чудесные возможности техники. Но ведь в тех же «Путешествиях Гулливера» лилипуты и великаны — чудо природы, а летающий остров Лапута — чудо техники. Нет смысла резать произведение на части во имя жесткой классификации.
Кстати, давно ли вы читали «Путешествие Гулливера»? Перечитайте. Ведь это не детская сказочка, на самом деле — вполне «взрослое», сложное, сатирическое и даже горестное произведение.
Но зачем же Свифт выдумал своих лилипутиков и великанов? Зачем выдумывать вообще? «Надо было и описывать все, как есть», — говорят иные читатели.
А разве литература обходится без вымысла? Разве жил на Псковщине дворянин Евгений Онегин, разве он дрался на дуэли с Ленским, разве в Петербурге, судили сто лет назад студента Раскольникова за убийство старухи-процентщицы?
Для чего писателю вымысел? Для того, чтобы выразить свое обобщенное мнение о жизни и людях. А ради обобщенного мнения сортируется материал, обобщается, отсеивается, выбирается то, что автор считает характерным, самые типичные поступки, самые типичные слова. И даже если есть прототип, не все же его поступки типичны, не все слова выразительны. Приходится менять речь, не сказанное вслух пересказывать, соединять действия, что-то добавлять, заимствуя у других людей. Иначе будет не рассказ, а хроника — и прескучнейшая. И в хронике той утонет то, что именно хотел сказать автор.
«Ну, допустим, — нехотя соглашаются противники фантастики. Допустим, без вымысла не обойдешься. Но зачем же непомерный вымысел, невероятное, несуществующее, невозможное, да еще и нежелательное?»
Спросим у классиков.
«Фауст» Гёте. Зачем там Мефистофель, черт с рогами и копытами? Говорят, был у Гёте некий друг, язвительный молодой человек, насмешник и отрицатель, этакий нигилист XVIII века. Но почему понадобилось превращать его в черта? Что приобретает сюжет с приходом в него фантастического существа и фантастических событий?
Три качества знаю я: исключительность, наглядное обобщение и значительность вывода.
Интерес к исключительному вообще характерная черта человеческой натуры: обыкновенное мы легче воспринимаем через чрезвычайное. Тысячи детей играют на дороге: неразумно, но привычно примелькалось. Но вот заигравшийся мальчик попал под машину; для очевидцев потрясение на всю жизнь. Смертью кончилось дело, нельзя не задуматься.
В данном случае в истории Фауста: не вор, не судья, не ростовщик дьявол самолично явился в гости. Не сад, не дом, не мебель — бессмертная душа продается на вечные муки. Исключительность вносит черт в историю разочарованного ученого.
Второе достоинство фантастического — в наглядном и простом обобщении, как ни странно. Счастливое мгновение остановит доктор Фауст, и автор должен ответить, в чем же счастье. Но чтобы выяснить это, герою надо перепробовать ВСЕ. Однако в реальной жизни ВСЕ получить нельзя. У короля возможности ограничены границами его владений, у миллионера — тем, что покупается на миллионы. ВСЕ может дать только сверхъестественное существо. Мефистофель — это Допустим, Ваша Мечта Выполнена. Если бы его не было, автору пришлось бы долго рассказывать, как именно выполнялась мечта, что удалось получить, а что не удалось получить доктору Фаусту, на каком уровне он вынужден был остановиться. И осталось бы сомнение: а может быть, счастье как раз и начиналось на следующей ступени?
Со всемогущим помощником — чертом — путь к мечте проще.
А в итоге глобальный обобщенный вывод: даже и черт не может предложить ничего, кроме…
Та же глобальная, даже вселенская гиперболизация и в научной фантастике. «Аэлита» А. Толстого кончается апофеозом любви. Слово «любовь» несется через космические просторы от Марса к Земле. Нет для любви преград, десятки миллионов километров — ничто.
Если место действия отнесено в космос, автор как бы убеждает: «Так будет везде-везде-везде!»
Если время действия отнесено в будущее, автор как бы уверяет: «Так будет всегда-всегда-всегда!»
Итак, три достоинства. А недостатки? Конечно, есть и недостатки, оборотная сторона этих достоинств. Самые заметные: деконкретизация и недостоверность.
Если описывается чудовище, которое на самом деле не существует, если действие происходит на Марсе, где автор, конечно, не был, или же в будущем, до которого он не дожил, само собой разумеется, нельзя ожидать тонких наблюдений, конкретных деталей. Исчезают они на широком полотне, смазываются. То же относится и к тонкостям людской психологии. Нередко в фантастике речь идет о глобальных проблемах, общепланетных, общечеловеческих. И действуют не лица, а народы, армии, толпы, государства, ученый мир, человечество вообще…
Недостоверность же — оборотная сторона исключительности. Черт привлекает внимание… но чертей-то не существует! И когда на страницах современного произведения появляется дьявол или хотя бы зеленый человечек из космоса, приходится долго уговаривать читателя, чтобы он принял этот образ всерьез, если не всерьез, то как условность хотя бы, согласился бы вступить в литературную игру.
Впрочем, и условность и правила игры есть во всяком искусстве.
Классический пример — театральная сцена: комната без передней стены, в которой артисты, «не замечая» сотен зрителей-свидетелей, ведут откровенную интимную беседу.
Есть достоинства у фантастики, есть и недостатки. Как же быть?
Каждый автор решает по-своему, в зависимости от литературной задачи. Что важнее для него в данном случае: обобщение или конкретные детали, глобальная проблема или тончайшие оттенки чувств?
Если глобальный масштаб и обобщение важнее деталей, стоит выбрать фантастику. Если оттенки чувств важнее, зачем же вплетать еще и космические приключения?
А читателям (разным) нужно и то и другое.
Сложная и противоречивая проблема недостоверности доставляет фантастике много хлопот. Но, в сущности, она присутствует в литературе всегда. Автор излагает свой вымысел, но хочет, чтобы к нему относились серьезно, чтобы воспринимали его как подлинную историю, нечто достойное внимания, обсуждения и сочувствия.
Для этого вымысел обставляется правдоподобными деталями: называется подлинно существующее и вполне вероятное место действия, подробно описывается обстановка, выбирается внушающая доверие форма повествования. Рассказ от первого лица: дескать, я сам был очевидцем, — или же ссылка на первоисточник: мне так говорили. Так Платон, повествуя об Атлантиде, ссылается на сведения, полученные от египетских жрецов, а Томас Мор будто бы узнал об Утопии от побывавшего там спутника Америго Веспуччи, того самого, в честь которого Америка названа Америкой.
С веками читатель привык к условностям литературы, хотя и доныне встречаются наивные, которые пишут письма с просьбой сообщить им адрес полюбившегося героя. Общеизвестно, что в Англии по сей день идет почта на имя Шерлока Холмса.
Проблема правдоподобия присутствует в литературе всегда, но в фантастике, с ее режущей глаза выдумкой, она встает особенно остро. Описывается некое чудо, откровенное чудо, и серьезное отношение читателя надо завоевывать усиленным правдоподобием всего окружения: правдоподобным местом действия, правдоподобными героями, правдоподобными деталями, убедительным стилем и формой.
«Путешествия Гулливера» очень показательны для иллюстрации всех этих свойств фантастики.
Правдоподобия ради имитируется стиль морских мемуаров того времени: «Когда буря стихла, поставили грот и фок и легли в дрейф. Затем подняли бизань, большой и малый марсели… Мы укрепили швартовы к штирборту, ослабили брасы у рей за ветром, обрасопили под ветер и крепко притянули булиня…»
Профессиональный морской жаргон. Как же не поверить автору, что он бывалый моряк, как не поверить Гулливеру, что он на самом деле плавал в дальние страны и видел там всякие чудеса? А ведь Свифт пересекал только Ирландское море, и то в качестве пассажира.
Фантастика всегда имитирует стиль современной литературы. Своей собственной моды у нее нет… и не требуется. И так содержание фантастическое, зачем же подчеркивать его еще и необычной формой?
Правдоподобен стиль, и правдоподобен герой. В духе XVIII века роман начинается с генеалогии: «Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире; я был третьим из пяти его сыновей (то есть одним из младших, кому не полагалось наследовать землю, полагалось искать самостоятельный заработок)… Хотя я получал весьма скудное содержание, но и оно ложилось тяжким бременем на моего отца…» Очень правдоподобное начало. И когда же все это происходило? «16 июня 1703 года стоящий на брам-стеньге юнга увидел землю. 17-го мы подошли к острову или континенту…» Книга вышла в свет в 1726 году. Дата событий опять-таки убедительная. В молодости герой-рассказчик странствовал, в преклонном возрасте пишет воспоминания.
А где находится новооткрытая земля, упомянутый остров или континент?
Свифт помещает государство великанов в Тихий океан, где-то между Японией и Америкой, к северу от экватора; в тех широтах никто еще не плавал в те времена. Эту часть океана обследовали и нанесли на карту только полвека спустя. Могли быть там неведомые острова? Могли быть, конечно, и даже были найдены. Гавайские, например. Все очень правдоподобно. Читатель вполне мог поверить, что Гулливер встретил там неведомый народ, даже великанов.
Правдоподобный герой, правдоподобное время и место действия. Подобную борьбу за правдоподобие можно проследить еще с дописьменных времен, со сказки начиная. Ведь фантастика, как и вся литература, произошла от сказки. Стала литературой, когда письменная речь потеснила устное творчество. Литера-тура! От слова «литера», то есть буквенное искусство.
В сказках события обычно происходят в далеком прошлом. Ведь рассказывают чаще старики, рассказывают слышанное от своих дедов… А старикам всегда кажется, что в годы их молодости все было гораздо лучше. Как же великолепно, как же чудесно жилось при дедах дедов! Золотой век!
Место действия в сказке? Чаще это отдаленные страны: за тридевять земель, в тридесятом государстве, где-то на краю света. Но где находится край света? Можно проследить, как он удаляется от рассказчика по мере расширения географических знаний. У древних греков край света — это Кавказ, Сицилия, Геркулесовы Столбы (Гибралтарский пролив). У арабов в эпоху «Тысячи и одной ночи» край света проходит уже через Китай и Западную Африку.
Чудеса в сказке творят колдуны или же сверхъестественные существа: лешие, водяные, русалки, оборотни. И в фантастике вплоть до XIX века чудеса совершают существа сверхъестественные: бесы, вампиры, демоны, привидения. События обычно происходят в настоящем времени и где-то рядом на родине автора. Научная же фантастика, утвердившаяся в середине XIX века (появилась-то она раньше), поручает чудеса ученым и изобретателям. После распространения паровых машин, пароходов, железных дорог, телеграфа, фотографии читатель уже легко мог поверить в любые чудеса, созданные техникой. Естественно, для изображения технических чудес прошлое не очень подходит — если были чудеса, куда же они девались? Самое подходящее время — близкое или отдаленное будущее, смотря по масштабу чуда. А место действия? Все чаще и чаще — космос. Ведь на Земле все значительное уже открыто и описано, материки и государства нанесены на карту. Что-нибудь крупное, неведомую страну например, поместить некуда. А на небе просторно, выбирай любую звезду в любом созвездии, описывай ее планеты. Все равно, в телескопы не различишь, есть там планеты или нет.
Но здесь, в научной фантастике, только в научной, произошел поворот, для донаучной или ненаучной невозможный.
Ведь космос существует на самом деле, и будущее на самом деле наступит, и ученые на самом деле трудятся, задумывая осуществимые чудеса. Нельзя написать популярное сочинение о фауне и флоре тридесятого государства, но о природе Марса и Юпитера можно. Нельзя написать трактат о блаженном Золотом веке, его не было никогда, но о будущем можно, будущее наступит. И можно, побывав в лабораториях ученых, писать об их планах и о них самих, современных волшебниках. С наукой нечто подлинное вошло в фантастику. Литературный прием, введенный ради правдоподобия, стал самоценной темой.
Тема эта не вытеснила прежние. Произошло дополнение. В результате удвоился список вариантов внутри фантастики.
1. Существовавшая и прежде фантастика — прием для популяризации, для фантастических приключений, для человековедения (хотя бы «Шагреневая кожа» Бальзака), для сатиры («Клоп», «Баня» Маяковского), для политической сатиры («Война с саламандрами» К. Чапека).
2. И рядом с ней утвердилась фантастика как тема: мечты о человеке и обществе будущего (утопия), о достижениях науки и техники будущего, романы об ученых, занятых фантастическими проблемами, романы о фантастических стройках («Тоннель» Келлермана), рассказы о фантастических идеях — и противовес всем этим мечтам, планам и идеям — антиутопия, сомневающаяся в наивных мечтах утопистов и наивных планах фантазеров.
Как видите, целый список. Можно свести его в таблицу или же, как я сделал в своей книге «Карта Страны Фантазий», изобразить на карте-схеме, располагая близкие разделы фантастики по соседству, а противоположные разделяя горными хребтами. Впрочем, дело не в таблице и не в карте. Суть в том, что под единым именем фантастики объединены разнообразные и даже противостоящие друг другу разновидности литературы с различными задачами, разной системой условностей и требований.
И сколько же лишних переживаний доставили нам критики, не признающие этого разнообразия, требующие мечту в сатире и ищущие сатиру в мечте! Сколько лишних трудностей внесло буквальное понимание прилагательного «научная» в названии научной фантастики! Ведь даже крупнейшего ученого академика Обручева — осуждали за ненаучность его романов. В «Плутонии» одном из самых известных романов, постоянно переиздающемся по сей день, Обручев задался целью занимательно рассказать о доисторических животных, изобразив встречу современных людей с вымершими мамонтами, саблезубыми тиграми, бронтозаврами. Но где могла бы произойти такая встреча? Обручев припоминает устаревшую, отвергнутую наукой гипотезу о том, что Земля наша пустотелая. Во внутренней пустоте могли бы сохраниться ящеры и всякие индрикотерии. Пустота эта — условность, более или менее правдоподобное место действия. Ведь никакая чужая планета не могла бы заменить Землю в данной теме. На других планетах едва ли могут быть именно такие животные, как на Земле.
Условное место действия! Однако нашлись возмущенные любители точности, которые принялись объяснять академику, что никакой пустоты в земном шаре нет.
Голубая мечта любого автора: «Поймите мой замысел, оцените, как я его выполнил, удалось ли мне главное? Не навязывайте мне своих добавочных требований, имеющих боковое отношение к моему замыслу!»
Фантастика особенно чувствительна к такому уважительно-внимательному подходу, потому что вся она переполнена условностями, и то, что условно в одной разновидности, в другой — не условность, а основное содержание.
Разбору разновидностей фантастики я посвятил целую книгу, упоминавшуюся «Карту Страны Фантазий». В каждой разновидности есть свое главное, свои характерные герои, свои типичные сюжеты, свои достоинства и свои — приходится мириться — натяжки. Но в этой статье разобрать десяток разновидностей нет возможности. Важно, чтобы читатель запомнил: фантастика разнообразна, ее нельзя оценивать по единому стандарту. Прочтя вещь, надлежит задуматься, какого сорта эта фантазия, к чему ведет автор, что для него главное, что второстепенное, что правдиво, а что только условно и правдоподобно.
Фантастика в целом существует испокон веков, с той поры, когда письменная литература заменила фольклор. Разновидности же нередко историчны. Главный фарватер фантастики как бы извивается, приближаясь то к одному берегу, то к другому. Можно пояснить это, называя имена видных авторов.
Историческая последовательность их такова: Томас Мор — Свифт — Эдгар По — Жюль Верн — Уэллс — Грин и Беляев — Карел Чапек — Ефремов. Пожалуй, и не так много заметных имен можно добавить к этому списку корифеев фантастики. Но можно ли сказать, что в названной цепочке каждое очередное звено — продолжение предыдущего? Да ничего похожего! Верящий в силу науки Жюль Верн каждой своей строкой опровергает и печального Эдгара По, и свифтовскую Лапуту — карикатуру на ученый мир. Уэллс — никак не продолжатель Жюля Верна, он тяготеет к скептическому Свифту. Беляев — явно единомышленник французского фантаста. А Грин, его современник, почти ровесник? Вероятно, из всех названных Эдгар По ближе всех ему духовно. Чапек — сатирик, он продолжатель линии Уэллса и Свифта в фантастике. А Иван Ефремов? В нем все слилось. Главное же произведение — «Туманность Андромеды» — утопия; стало быть, к Томасу Мору тянется нить.
Выше названы только большие писатели. Конечно, каждый из них самобытен, почти все были основателями нового направления, по меньшей мере — крупнейшими представителями. Как и полагается крупным писателям, все они находились на гребне волны своего времени; следовательно, волны поднимались не на одной прямой линии: то на одном направлении, то на другом. И изменения эти были связаны с велением эпохи. Бывало время строить, бывало время разрушать. И строительные и разрушительные настроения проявлялись, естественно, в искусстве и в литературе, даже в такой, казалось бы, далекой от реальности области литературы, как фантастика.
Эту четкую связь фантастики с эпохой легче всего проследить на советской фантастике. Легко проследить и потому, что время у нас бурное, развитие идет быстро, каждое десятилетие приносит большие перемены. Нетрудно проследить и потому, что фантастика немногочисленна. Полная библиография всех книг советских авторов-фантастов, составленная свердловчанином В. Бугровым, занимает около тридцати страничек. В ней примерно пятьсот названий (переиздания и переводы не в счет).
И вот если раскидать по годам эти названия, картина получается волнообразная: волна двадцатых годов, волна тридцатых, сороковых, пятидесятых, шестидесятых… И самое интересное: волны не только количественные, но и качественные. Фантастика меняет свое направление в каждой новой волне. До революции самостоятельной русской фантастики почти не было. Были отдельные произведения у видных авторов, но ни одного значительного фантаста, представителя этого рода литературы. В двадцатых годах выделяются книги А. Грина и А. Беляева: фантастика чистой мечты и фантастика научной мечты. Фантазия крылатая, но не всегда серьезно обоснованная. Фантастика же тридцатых годов, наоборот, основательна, технична, склонна к популяризации, переполнена научными сведениями и техническими деталями, нередко близка к производственному роману. Вполне понятный сдвиг. Ведь между этими периодами первая пятилетка. За пять лет крестьянская страна становится индустриальной. Массовый читатель приобщается к технике, в том числе и читатель научной фантастики. В двадцатых годах техники было не так много в стране и среди читателей очень мало технически грамотных. В тридцатых годах знакомых с техникой уже значительное большинство. В 1928 году Беляев мог выпустить свой роман «Продавец воздуха» — о злокозненном капиталисте, который тайком в Якутии выстроил подземный город, чтобы высосать всю атмосферу и потом торговать воздухом для дыхания. Читатель двадцатых годов мог поверить в такое, читатель тридцатых с сомнением отнесся бы к возможности выстроить тайком в Якутии подземный город. Этот новый читатель хорошо понимал, как достаются новые города — Магнитогорск или Кузнецк.
Послевоенная фантастика опять выглядит по-новому. Ее девиз был: «Ближе к жизни! Фантазировать надо на грани возможного!» Теоретики призывали писать о самом близком будущем, о том, что уже испытывается в лабораториях. Возможно, такие настроения были связаны с послевоенным восстановлением хозяйства; казалось, что забегать далеко вперед несвоевременно. Но тенденция эта несколько затянулась. Да и сама фантастика, сдерживаемая в своем полете, начала выдыхаться. Оживил ее выход в космос… После подлинных космических полетов неудобно уже было фантазировать только о прокладке труб или же о шоссе с литым покрытием.
Лидером новой отважной фантастики послекосмического периода стал И. Ефремов, выпустивший в те годы грандиозный роман-утопию «Туманность Андромеды», а вслед за тем приключенческо-психологический роман «Лезвие бритвы» — о новых возможностях человека. Затем к Ефремову присоединилось новое поколение советских фантастов, работающих в разных направлениях. Среди них был А. Днепров, видевший главную задачу фантастики в популяризации новейших идей науки, а также Г. Альтов и В. Журавлева, предпочитавшие выдвигать оригинальные идеи, С. Снегов — продолжатель линии утопии, выпустивший большой роман «Люди как боги», а также представители линии «фантастика как прием» — С. Гансовский, А. Громова, М. Емцев и Е. Парнов и братья Стругацкие, чуткие, широкого охвата писатели, заметно меняющиеся от волны к волне. В шестидесятых годах вышли самые значительные их вещи — «Понедельник начинается в субботу» — веселая «сказка для младших научных работников», роман с выразительным названием «Трудно быть богом», а также «Хищные вещи века» — о бездумности и вещелюбии.
Пожалуй, рановато характеризовать фантастику семидесятых годов, этот период еще не кончился, поскольку «волны» связаны с настроениями эпохи, а не с круглыми датами. Но заметна тяга к психологичности, к изображению семьи, тесных групп людей. Самым популярным, самым характерным для этих лет оказался писатель Кир Булычев с его мягким юмором и интересом к семейным событиям, к переживаниям детей, родителей, бабушек, влюбленных. Один из его сборников носит программное название — «Люди как люди». Смысл его: фантастика фантастикой, космос космосом, а люди всюду остаются людьми, всюду любовь, дружба, семья, дети, воспитание, спорт…
В связи с возрастающей психологичностью наметился и приход в фантастику представителей главного потока литературы. Такое бывало уже в двадцатых годах, когда фантастики не гнушались А. Толстой, И. Эренбург, В. Катаев, В. Каверин, М. Булгаков. А недавно мы читали новые фантастические (или полуфантастические) произведения М. Анчарова, В. Орлова — «Альтист Данилов», Ч. Айтматова — «И дольше века длится день».
В последнее время литературоведы не раз заводили разговор о кризисе в фантастике, будто бы она идет на убыль, скоро растворится, исчезнет. Рассказанное выше опровергает эти опасения. Фантастика развивается неровно, волнами, за подъемом действительно следует спад, но за спадом очередной подъем. Общего кризиса не было никогда, частичные бывали всегда. Всегда жизнь менялась, менялись настроения, надежды и опасения читателей, все это отражается в литературе. Какие-то темы исчерпывались, надоедали, какие-то теряли значение, зато всплывали новые темы, новые направления или оживали основательно забытые старые.
Фантастика и в будущем не исчезнет, но повернет. Куда именно? Я мог бы ответить, если бы мне подсказали, что именно будет волновать читателя через десять и через двадцать лет.
Между прочим, проблема не праздная, имеющая значение для любого прозаика. Если автор сегодня вынашивает роман, несколько лет будет его писать, да не один год издавать, стало быть, сегодняшний замысел писателя дойдет до читателя к концу восьмидесятых. Придется ли книга в резонанс с настроениями того времени? И сохранит ли интерес для читателя двухтысячного года?
Говорить с читателем о его заботах можно и в стихах и в прозе, на языке фантастики и нефантастики. Одни понимают лучше такой язык, другие иной.
Последние комментарии
5 часов 22 минут назад
9 часов 38 минут назад
9 часов 47 минут назад
9 часов 53 минут назад
10 часов 13 минут назад
10 часов 22 минут назад