Любовь зла [Василий Борисович Ливанов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Василий Борисович Ливанов Любовь зла
Конечно, хотелось, чтоб и мне, как тому старику, по ночам снились львы. Но львы не желали сниться. Лежа в темноте на сене, я подолгу слушал глухой перестук копыт и размеренное похрустывание жующих коней. Главной приманкой ночевок в конюшне была для меня возможность помогать Трофимычу выводить, чистить и запрягать Карата для утренней ездки. — Таких рысаков, как Карат, уже не выделывают, — любил повторять Трофимыч. Мне это должно было напоминать об ответственности. Моя помощь Трофимычу обязательно сопровождалась бесконечными мелкими унижениями. Я был в рабстве. Но я не был рабом Трофимыча. Трофимыч сам был рабом. Мы оба были рабами высокого гнедого коня с белой звездой во лбу. Мы сами пошли на это. Сознательно. Добровольно. И тайно. Трофимыч уже давно, я только с начала лета, и поэтому Трофимыч был придирчиво строг со мной. Он испытывал меня. Это было его право. Мне приснилась мама. Она шла ко мне, утопая в сене. Сеном была завалена вся наша московская квартира. Мама никак не могла до меня добраться. Она сердилась. «Васька! — кричала мама. — Васька! Васька! Кончай дрыхать! Кино приехало!» Я кубарем скатился со своего ложа. По конюшне метались заводские мальчишки, мои сверстники: «Кино приехало!» На залитой солнцем беговой дорожке стоял длинный и величественный Трофимыч в неизменных сапогах и поддевке. Румяный седой мужчина в толстых роговых очках что-то объяснял ему плавая по воздуху руками. Поодаль стоял молодой человек с толстой сумкой через плечо и улыбался. Никакого кино не было. Мы стали слушать человека в очках. — …чтоб получилось такое мощное ржание. Ну товарищ, вы сами знаете. — Знаем, — сказал Трофимыч и двинулся к конюшне. Мы стояли недоумевая. — А как же, — сказал Трофимыч, останавливаясь и глядя с сомнением на «очкастого», — а как же записывать-то будете? — А уж это наше дело, — сказал «очкастый». Молодой человек снял с плеча сумку и перестал улыбаться. Мальчишки немедленно бросились к сумке, а я поплелся вслед за Трофимычем, ловя удобный момент для расспросов. Оказалось, что приехали работники кино («Черт их носит», — сказал Трофимыч), чтоб записать на пленку ржание Карата. Им, дескать, очень нужно мощное конское ржание. — Добро бы фотографию снимать приехали, — сказал Трофимыч, — а то глупостями занимаются. Как выяснилось, жеребец просто так не заржет: его ничем не рассмешишь. — А чтоб получилось, что требуется, необходимо провести перед Каратом кобылу. И если Карату она понравится, будет как раз то самое «мощное» ржание, которое работникам кино «до завязки нужно», — сказал Трофимыч. Все это Трофимыч говорил не мне, а конюхам, которых полным-полно набилось в конюшне. Мне Трофимыч сказал только одно: «Отойди отсюда к чертовой матери!» Я снова в толпе у конюшни. Молодой человек уже открыл сумку, и у него тем целая радиостанция. А от сумки тянется провод с микрофоном. Микрофон держит «очкастый» прямо в руках. В толпе все уже все знают. Знают, что сейчас по дорожке перед конюшней проведут кобылу. Даже знают, какую — Гориславу. — Ведут! Ведут! Если напечатать портрет этой Гориславы, то его можно продавать вместе с портретами популярных киноартисток: так гордо посажена у нее голова, такая челка, такие лиловые продолговатые влажные глаза. Крак! — распахиваются двери конюшни, появляется Трофимыч. Лицо красное, взволнованное. Хочет, чтоб все хорошо получилось. — Выводи! Солнце ударяет в медную грудь Карата. Двое конюхов по бокам его с усилием сдерживают растянутые поводья. Горислава идет, покачивая крупом, метет хвостом по дорожке. — Тихо! — внезапно кричит «очкастый». Горислава шарахается в сторону от крика, взвизгивает под копытами гравий. Карат поворачивает к ней голову. Конюхи приседают, растягивая поводья. — Хгм-и! — выдыхает Карат в полной тишине. Растяжка ослабевает. Карат тянется к Трофимычу, ласково хватает его губами за плечо. — Это все? — спрашивает «очкастый» после паузы. — Все. А чего еще нужно? — говорит Трофимыч смущенно. — Ржание! — кричит «очкастый». — Я же вам объяснял: мощное ржание! Молодой человек снова улыбается. После шумного обсуждения решают вывести другую кобылу. — Эта ему не нравится, — говорит Трофимыч, ни на кого не глядя. — Горислава ему не нравится, сукиному сыну! Непонятно, кого Трофимыч имеет в виду: «очкастого» или Карата. Толпа у конюшни все прибывает. Картина повторяется сначала. Теперь на дорожке Вироза, вороная, поджарая. Профиль, как у лермонтовской Тамары. — Как идет, ноги не сменит, — с восторгом шепчут в толпе. — Тихо! — кричит «очкастый». Полная тишина. Напряженные спины конюхов. — Хгм-м!.. — и все. Все! Одна кобыла сменяет другую. Все напрасно. Наконец, запас кобыл истощен. Я ловлю взгляд- 1
- 2
Последние комментарии
5 минут 2 секунд назад
32 минут 5 секунд назад
37 минут 35 секунд назад
44 минут 38 секунд назад
2 часов 10 минут назад
8 часов 39 минут назад