Подарок из Египта [Владимир Юрьевич Птах] (fb2) читать постранично

Владимир Птах Подарок из Египта

Ты, что привыкла лизать укротителя смелую руку

И средь гирканских тигриц редкостным зверем была,

Дикого льва, разъярясь, растерзала бешеной пастью:

Случай, какого никто в прежнее время не знал.

В дебрях лесов у нее не бывало подобной отваги:

Лишь очутившись средь нас, так озверела она.

Марциал. Книга зрелищ.

1-ая глава

В двенадцать часов дня Квинт Серпроний проснулся от мучительной голов-ной боли. Рабы уже толпились у дверей в спальню, дожидаясь пробуждения хозяина. Лишь только до них донесся его жалобный стон, рабы поспешили к своему владыке. Они обступили Квинта со всех сторон и помогли ему сесть в кровати.

Рабы суетились возле хозяина молча. Они знали, что когда у того болит голова, то нельзя произносить ни единого слова. Любой звук раздражал Квинта.

Первым делом Квинту дали вина. Он посмотрел на чашу мутными глазами и поморщился. Но уже после третьего глотка глаза у Квинта заблестели, и, осу-шив чашу до дна, он потребовал еще. Ему тут же поднесли вторую, и после нее следы недавней попойки почти полностью исчезли с лица Квинта. Головная боль стала не такой мучительной и вскоре прошла вовсе. Квинт повеселел. Это сразу заметили рабы и сначала вполголоса, а потом и в полный голос засыпали его привычной утренней лестью.

Квинт пожелал узнать, как прошел вчерашний ужин. Сам он смутно помнил подробности минувшей пьянки. Рабы наперебой стали рассказывать ему, как проходила пирушка, кто из гостей что говорил, и как все закончилось. А закончи-лось все тем, что бесчувственное тело Квинта с трудом приволокли в спальню шесть рабов. Они, конечно, умолчали об этом, Квинт узнал лишь то, что, поскольку под конец ужина он был изрядно утомлен гостями, ему помогли подняться наверх в спальню, где и уложили в кровать.

Больше всего рабы рассказывали о безобразиях гостей. Поэт Баселид до того напился, что, изображая из себя льва, стал гоняться на четвереньках за флейтистками. Они прятались от него за колоннами, а он с раззинутой пастью наскакивал на них, пока не опрокинул бронзового Гермеса, служившего подсвечником. Горящие фитили упали Баселиду на тунику, и она стала тлеть. Обожженный поэт орал и катался по полу, пока рабы не облили его вином.

Гости хохотали и требовали подать поэта к столу, выкрикивая сочиненный тут же кем-то стишок:

— Это я придумал, — гордо сказал Квинт, и рабы наперебой стали восхвалять остроту хозяина.

Квинт осведомился о своем двоюродном брате Луции. Тот гостил у него вот уже три дня и был вчера распорядителем пира. Последнее, что всплывало в па-мяти Квинта, это толстая морда Луция, вся в жиру и креме от пирожных, которая лезла к нему целоваться.

Рабы сообщили Квинту, что Луция с трудом удалось угомонить. Он отобрал у музыканта тамбурин и, гремя им над головой, стал горланить какую-то портовую песню о рыбосолах, случайно засоливших в бочке с рыбой двух влюбленных. Квинт, усмехаясь, смаковал все эти подробности, а тем временем двое массажи-стов проворно разминали его обрюзгшее тело.

Тут до слуха Квинта донеслось бряцанье кастаньет и цимбал.

— Что это еще там за шум? — спросил Квинт слуг, прислушиваясь к странным зву-кам.

— К госпоже пришли корибанты, — пояснил один из рабов по имени Метродор,? они сейчас гадают в ее комнате.

— Опять эти кастраты приперлись! — сказал Квинт недовольно.? Сколько их?

— Двое. Плешивый, что приходил в прошлый раз, и молодой с корзиной.

— На кухню их не пускать, — строго приказал Квинт, — не хватало мне еще откармливать этих ублюдков.

— Хорошо, хозяин, — покорно сказал Метродор и добавил: — я проходил мимо комнаты госпожи, эти корибанты гремят там цимбалами, воют песни и дымят какой-то дрянью. Воняет хуже, чем от дурмана.

Квинт усмехнулся.

— А ее, дуру, и дурманом окуривать не нужно. Она и так верит всему, что ей скажут.

Квинт презирал корибантов. Все их предсказания он считал ерундой и выдумкой: чтобы дурачить глупых баб и выманивать у них кур да обноски. Но, несмотря на это, служители богини Кибелы, или как ее еще называют — Великой Матери богов, иногда бывали в доме Квинта. Их приглашала жена Квинта Юлия. Она сумела убедить мужа в том, что очень нуждается в их прорицаниях. Квинт хоть и смеялся над корибантами, но не запрещал им посещать свой дом.

Корибанты уединялись в комнате Юлии и там, приплясывая и ударяя в цимбалы, нараспев произносили непонятные молитвы на сирийском языке.

В Риме к тому времени это была единственная восточная религия, не запрещенная властями. Десять лет назад император Тиберий, пытаясь возродить добрые нравы римлян, запретил все иноземные культы. Храмы чужих богов были закрыты, а все накопленные ими богатства пошли в императорскую казну. И только лишь храм Кибелы оказался