Макс [Алексей Анатольевич Макушинский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Алексей Макушинский «Макс»

ThankYou.ru: Алексей Макушинский «Макс»

1

— Я поворачиваю обратно, — мне часто вспоминается теперь эта фраза, сказанная когда-то Максом. Он сказал ее совсем просто, как что-то обыкновенное и не имеющее значения, — и тем более странно прозвучала она в окружавшей нас тишине.

Он достал сигареты и закурил. Потом очень медленно, как будто все еще раздумывая и сомневаясь, повернулся и пошел обратно, туда, откуда мы пришли. Я смотрел ему вслед, ничего не понимая, не в силах справиться с изумлением. Было очень холодно, я мерз без перчаток. Лес стоял огромный, притихший, заваленный снегом. В морозном воздухе уже угадывались сумерки.

Макс шел не оборачиваясь; я догнал его.

— Но послушай, — сказал я, — ведь нас ждут…

— Кто же? — так он ответил. Можно было подумать, что он и в самом деле не знает, кто нас ждет, куда мы шли, где мы находимся. Во всяком случае, разговаривать он не желал. Окурок он бросил в снег. Где-то высоко пролетел самолет, звук его был слаб и нерешителен, он как будто боялся спугнуть тишину этих январских — нет, еще декабрьских сумерек.

Вот так это вспоминается мне сегодня: заметенный снегом лес, где темнота уже притаилась между сосен, дымок Максовой сигареты — и этот на секунду образовавшийся зазор между событием и возможностью поверить в него, эта вдруг приоткрывшаяся и потом плавно, по мере того как он удалялся в сумерках, закрывавшаяся и наконец, когда я очнулся и пошел за ним вдогонку, окончательно захлопнувшаяся дверь.

Я поворачиваю обратно.

Под стук колес повторял я эту фразу, в душном купе, бессонной железнодорожной ночью. Я уехал из Москвы, самого странного на свете города, и вот теперь здесь, в маленькой и никому не ведомой деревушке на берегу Балтийского моря — поворачиваю обратно.

Мы здесь жили когда-то вдвоем; я живу здесь теперь — один. Сейчас ранняя весна, уже тепло, позавчера в ночь растаяли последние льдины, еще лежавшие у самого берега, когда я приехал. Я подолгу гуляю, сначала вдоль моря, потом захожу в дюны, и там, перебираясь с холма на холм, можно подглядеть самые неожиданные пейзажи. Ты идешь по мягкому, обволакивающему сапоги настилу из мха и красновато-бурого вереска и вдруг, поднявшись на очередной холм, видишь, за отпрянувшими соснами — море, и это подобно Бог знает откуда зазвучавшей музыке. И только возвращаясь обратно, я понимаю, что невольно и в точности повторил маршрут наших с Максом, когда-то, прогулок.

Время течет медленно. Один день похож на другой, я не считаю их. И эта неторопливость меня радует, она сродни моим теперешним занятиям. Прошлое, в которое я хочу вернуться, прошлое, которое я хочу вернуть, подается с трудом и уступает понемногу.

— Я поворачиваю обратно, — сказал Макс. Он и в самом деле остановился, закурил сигарету, посмотрел на горящую, потом погасшую спичку, потом медленно, как будто все еще раздумывая, сомневаясь, повернулся — и пошел обратно, туда, откуда мы пришли. Становилось все темнее, все тише. Макс бросил окурок в снег.

Темнота уводит куда-то в сторону, смешивает предметы, превращает лес в замок, изгиб дороги делает деревом. Мы шли, уже почти не разбирая тропинки, проваливаясь в снег, молча, — и вышли, наконец, к станции с тускло горевшими фонарями. Старые, круглые, с грустно прыгавшей минутною стрелкой часы показывали: половину шестого.

Макс постучал в окошечко кассы, и рука невидимой кассирши протянула нам билеты.

Дул холодный и злой ветер, заметал рельсы, рвал в клочья облака, выхваченные из мрака ко всему безразличной зеленоватой зимней луной.

Уже в поезде я что-то сказал ему, и он мне что-то ответил, что — я не помню, какие-то, вполне случайные фразы. В окне была ночь, далекие огни, внезапная станция, отражения наших лиц.

На другое утро он пришел ко мне.

— Я отказываюсь, я не иду дальше, — сказал он.

По ночам, прислушиваясь к шорохам и скрипам в чужом доме, где я снял комнату, я чувствую окружающее меня пространство, со всеми его деревьями, дорогами и домами, — чувствую, как оно растягивается, разбегается в разные стороны, стремится вдаль, вширь, ощущаю, в самом себе, его растяжение, — напряжение, — пафос дистанций и расстояний, и уже засыпая, я провожу в нем линии, вычерчиваю узоры, соединяя далекое и близкое, уже бывшее и еще только имеющее быть. Две фигуры идут навстречу друг другу; они идут странно медленно, все сближаясь и сближаясь, и кажется, им так никогда и не встретиться — и вдруг одна из них сворачивает куда-то влево и исчезает в тени неразличимых отсюда деревьев.

Вот так я впервые увидел Макса.

Холодным утром в начале августа мы шли навстречу друг другу по безлюдной улице еще спавшего дачного поселка, шли странно медленно, все сближаясь и сближаясь, и казалось, мы так никогда и не встретимся, и вдруг он свернул куда-то влево, в одну из дач, и калитка с ржавым скрипом пружины захлопнулась за ним, и имен мы еще не знали, и так вот шли,