Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945 [Герд Кёнен] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Герд Кёнен МЕЖДУ СТРАХОМ И ВОСХИЩЕНИЕМ: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

Памяти Льва Зиновьевича Копелева (1912—1997), страстного человека своего времени и мужественного человека не от времени сего

Рим или Москва Введение

«Рим или Москва» — эту многозначную формулу в 1920 г. подбросил в костер политических и идейных дебатов в молодой Веймарской республике франкфуртский писатель Альфонс Паке, один из первых наблюдателей, следивших за событиями в большевистской России.

Формула эта затрагивала не только внешнеполитический выбор между ориентацией на Восток или привязанностью к Западу, но и вопрос о культурной и духовной ориентации Германии — на «старый» Запад или на «новый» Восток. Сам Паке, не колеблясь, отвечал на этот вопрос однозначно: «Рим», христианский Запад, «уже не должен нести духовное послание миру». Его техническая цивилизация, по мнению Паке, породила мировую войну. Российская[1] же революция — его историческая антитеза: «Выстраивая национальную жизнь на фундаменте Рима, европейские народы дошли до крайностей во вражде и раздоре, тогда как под духовным влиянием просыпающегося Востока… формируется новая нравственность»{1}.

Вот и Томас Манн цитирует в декабре 1921 г. «известную формулу Паке "Рим или Москва?"», а также его фразу: «Воздвигнутые на римском фундаменте столпы романо-германской цивилизации зашатались, а славяно-германская постройка продолжает расти». Далее эмоциональная приписка: «Нет ничего психологически более верного»{2}. Манн ссылается при этом на марбургского специалиста по романской словесности Эрнста Роберта Курциуса, упомянувшего незадолго до того формулу Паке в статье «Проблемы культуры в германо-французских отношениях». В ней Курциус констатировал распространение безразличного отношения немецкой молодежи к Западу, в частности к Франции, что гораздо серьезней всякой враждебности, и повальный поворот духовных устремлений немецкой молодежи к Востоку{3}.


«Российский комплекс» у немцев

Подобные высказывания современников все же не вписываются в картину, которая сложилась после эпохи смертоносной гитлеровской политики завоевания «жизненного пространства» и после десятилетий «холодной войны» в сфере германо-российских отношений. Согласно общему мнению, именно для периода после 1917 г. характерны ожесточенные аффекты и фобии, ставшие обычным явлением в среде немецкой буржуазной общественности, настроенной против насильственных переворотов в России и их распространения на Центральную Европу.

В результате история германо-российских отношений предстает в довольно мрачном освещении. Так, Дитрих Гайер, авторитетный специалист по истории Восточной Европы из ФРГ (еще не объединившейся с ГДР), в докладе «Восточная политика и историческое сознание в Германии» (1986) еще раз категорически подчеркнул наличие «сильнейшей вражды к России, стимулирующей солидарность» и заметно превосходящей противоположные тенденции. По его словам, уже в XIX в. в Германии, в отличие от Франции и Англии (хотя Германия и не настаивает тут на своем первенстве), русофобские тенденции превратились в конститутивный элемент формирования буржуазных классов и образования нации. Традиционные представления о культурной миссии на Востоке, считает он, разрослись во времена кайзеровского рейха уже до масштабов гипертрофированных имперских планов насчет восточного пространства, максималистские варианты которых учитывались в диктаторском Брест-Литовском мирном договоре 1918 года.

Веймарская республика прервала эту преемственность лишь на короткое время. Особая политика после заключения Рапалльского договора, направленная в первую очередь против поддерживаемых Антантой Польши и стран «промежуточной Европы», по мнению Дитриха Гайера, вскоре снова пропиталась старыми комплексами угрозы, в которых представления о «российской опасности» слились с представлениями о «красной опасности». «Нет надобности говорить, — продолжает он, — что взлет национал-социализма был бы немыслим без манипулирования этими страхами». Гитлеру в Генеральном плане «Ост» на 1941 — 1942 гг. нужно было лишь усилить в расово-идеологическом отношении планы, составлявшие основу политики восточного пространства, проводившейся Людендорфом. Вот почему этот «российский комплекс», полагает Гайер, даже если отвлечься от временных конъюнктурных «восторгов перед естественностью и душевностью русских», расточаемых многими, от Рильке до Шпенглера, все же всегда составлял «часть истории немецкого сознания»{4}.

Доклад Гайера примыкал к более ранней статье Фрица Эпштейна о «комплексе "русской опасности"»,